Аннотация: Рассказик. Пишется. Обновление от 20.10.2014.
Аксюта
ЛИШНИЕ 90
- А знаете, батенька, а ведь вы правы оказались, - доктор методично, торжественно и как-то даже нарочито намыливал руки. Хотя, если учесть что только что ему пришлось иметь дело с не самым свежим покойником... Всё равно Юргер Хольс недовольно дёрнул кадыком: это его "аканте" и манера обращаться ко всем подряд "батенька" раздражала неимоверно.
- По поводу чего? - тем не менее, вопрос свой он постарался задать как можно более вежливым тоном. Ботин - городок маленький, толковый доктор, готовый к тому же приезжать по вызову полицейской управы только один, так что не след с ним ссориться.
- А это действительно, как это не удивительно, Папаша Пимо. Ума не приложу, что могло довести его до такого состояния? - сполоснув руки, он теперь так же медленно и тщательно вытирал их полотенцем - каждый палец по отдельности.
Взгляд Юргера невольно скользнул в сторону прозекторского стола. Лежавшее там тело мало напоминало городскую достопримечательность: рыночного побирушку, тратившего весь свой скудный заработок на дешёвую выпивку и не менее дешёвые объедки. Ботин, как уже выше упоминалось, городок маленький и благопристойный, это же вам не большой город, где такие встречаются сплошь и рядом и на них обращают не больше внимания, чем на бродячих шавок. Нет, хорошо пьющих мужичков и здесь было предостаточно, что уж там говорить, и сам он, Юрген, бывало... Да не о том речь. Не смотря на крайне нездоровый образ жизни, Папаша Пимо всё же не напоминал обтянутый кожей скелет, ныне занимавший почётное место в мертвецкой городской полицейской управы. Его и опознать-то можно было по свалявшейся пегой шерсти, которая заменяла Папаше волосы, да золотому зубу. Левому, глазному, которым Папаша очень гордился и который сохранился много лучше своих, природных.
- Голодом морили? - выдвинул банальное предположение Юрген. Банальное-то банальное, но предположить, кому могло понадобиться так издеваться над безобидным, в общем-то, побирушкой он не мог. Как и представить, что тот добровольно сам решил отказаться от пищи.
- А! Так не за три же дня! К тому же я с уверенностью могу заявить, что оставшейся на этом теле мышечной массы совершенно недостаточно, чтобы хотя бы сдвинуть его с места.
- Почему три дня? - на последнем замечании доктора, возможно весьма ценном, а возможно и нет, Юрген решил внимания не заострять. - Помнится, вы утверждали, что с момента смерти прошло не более шести часов.
- Ах, ну что вы, батенька, конечно. Утверждал. И от слов своих отказываться не собираюсь. Четвёртого дня видел его возле рынка, не сказать, чтобы в здоровом, с его образом жизни это в принципе невозможно, но, по крайней мере, в обычно его виде.
Доктор наконец-то закончил свой послеосмотровый туалет и неспешно, явно ожидая, что Юрген составит ему компанию, пошёл к выходу. Тот решил его не разочаровывать, тем более что вопросы ещё не закончились. Открывающаяся дверь пронзительно взвизгнула и глухо шлёпнула, закрываясь за их спинами. Служивый, подпиравший стенку прозекторской, нервно вздрогнул и, невольно встал ровнее.
- Господин Хольс, этого... куда?
- На ледник отправьте, - бросил он и пристроился справа от доктора.
- Думаете, он вам ещё за чем-то понадобиться может? Зря, батенька, зря. Всё, что можно было сказать по этому покойничку, я вам уже дал, - в голосе доктора промелькнули недовольные нотки и Юрген поспешил пролить елей на его больное самолюбие:
- Что вы, уважаемый, что вы! Это больше на всякий случай. Знаете ли, проще задержать похороны на несколько дней, чем потом, если откроются неожиданные обстоятельства дела, проводить эксгумацию, - последнее слово Юрген произнёс с особенным смаком. Не часто ему удавалось ввернуть в собственную речь что-нибудь эдакое. - Так, когда вы говорите видели Папашу?
- Четвёртого дня, на рынке, как я уже упоминал, - раздражённо ответил доктор. - У лавочки Матушки Фанниры отирался.
На этом расспросы Юрген прекратил, решив про себя, что всё остальное, что мог заметить проходивший мимо доктор, он вызнает у Матушки Фанниры, та слыла неисправимой сплетницей и от разговора, на любую тему, практически никогда не отказывалась. Зато доктора он проводил до самого крыльца и долго и многословно уверял в своём непреходящем уважении. Продолжительность этого обязательного ритуала сегодня пришлось даже несколько увеличить, дабы не сомневаться в том, что и в следующий раз, когда полицейской управе понадобятся его услуги, доктор не откажет.
Августовский полдень - не лучшее время для прогулок. По правде говоря, Югрен с большим удовольствием остался бы до вечера в стенах своего кабинета, где даже в самую жару царила блаженная прохлада (правда в зимние месяцы и трёх жаровен не хватало, чтобы его прогреть, ну да до этого времени ещё нужно было дожить). И хоть Юрген пытался перемещаться по редкой тени городских тополей, ему это не слишком помогло - к тому времени как дознаватель добрался до рыночной площади, форменная рубаха начала мерзко липнуть к телу, а горло драть изрядная часть осевшей там городской пыли.
Цветочный ларёк, как и многое другое единственный на весь Ботин, располагался у края третьего ряда северной стороны площади и был окружён столь же непритязательными сооружениями, в которых торговали относительно свежими булочками (а по выходным и пирожными) и мелкой галантереей.
- ... оранжерейные лилии? С каких это пор жёны начали стоить так дорого? Наверняка у него любовница завелась, - этот комментарий Юрген услышал задолго до того, как приблизился к немудрёному дощатому ларьку.
Мамаша Фаннира как всегда в своём репертуаре: вся в догадках и предположениях. Хотя, нужно отдать ей должное, ошибалась она редко. Видимо сказывался более чем двадцатилетний опыт цветочной торговки и второй городской сплетницы. За титул первой соперничало не менее пяти дам, но роль второй Матушке отдавали единодушно.
- Любовницы - не тараканы, сами по себе не заводятся, - раздался скрипучий голос Старой Берты. Та ничем не торговала, но на рынок являлась каждый день, чтобы долго и придирчиво выбрать какой-нибудь пучок молодой моркови или петрушки.
- Ваша правда, дорогая, - легко и охотно согласилась Матушка Фаннира, но тут в зоне видимости сплетниц показался Юрген и свою беседу они прервали. - А-а, господин Хольс! Цветочков?
И пробежалась взглядом по своему ассортименты: маргаритки и астры для жён, жёлтые шарики сланечников для сестёр и матерей, лилии и гиацинты для любовниц, розы для всех провинившихся без разбора. Что выберет?
- Я к вам скорее с разговором, чем с коммерческим интересом, - Юргену стоило больших трудов не скривиться пренебрежительно. Не дождёшься, карга старая!
- Поговорить - это мы завсегда, - важно сообщила Мамаша и, высунувшись из ларька, уложила весьма внушительную грудь на прилавок. - Что пожелаете узнать?
И Юрген завёл длинный, пространный разговор о превратностях торговли и обстоятельствах ей препятствующих. Постепенно и незаметно вывел к шатавшейся четвёртого дня в окрестностях её будочки нетрезвой компании.
- Бесь проклятущая, - Мамаша Фаннира к тому времени уже так разошлась, что не следила ни за громкостью, ни за благозвучием речей своих. - Рази ж кто пойдёт цветы покупать, когда эти кучи смердящие поблизи ошиваются?!
- Да, Папаша Пимо... - подкинул Юрген нужное имя в разговор.
- А шо он? Он мужчина одинокий, не пристроенный, а вот Ганька за своим Цапеком точно не следит, до и Пашута могла бы Ханелю окорот дать, - припечата она и победно выпятила бюст.
Некоторое время ушло на то, чтобы вызнать, кто такие Цапек и Ханель и какое отношение к ним имеют Ганька и Пашута. И ещё большее на то, чтобы отвязаться от раздухарившейся вдовицы, бывшей на добрую дюжину лет старше единственного городского дознавателя, но считавшей себя бабой вполне в теле и в деле.