Волшебство этого дня никак не хотело заканчиваться. Бруха зашла в дом и стала собирать флакончики с табуретки, как вдруг заметила, что солнце (опять это солнце!), играет на их хрустальных гранях такими же радужными искрами. И она захотела оставить радугу в своём доме. Она привязала флакончики на разной высоте к выступающему с потолка корню, и когда домик приглашал солнце ненадолго зайти внутрь, они начинали светиться, казалось, собственным светом и дарили этот свет и стенам и потолку, на которых весело скакали разноцветные блики. А желудёвый паркет мягко лучился мёдом.
Дар, всякий раз забывая о своей взрослости, становился на задние лапы и пытался поймать эти огоньки. И когда ему удавалось сорвать какой-нибудь флакончик, зацепившись за него когтем, он с удовольствием гонял его по всему домику, так что его трудно было потом отыскать.
А Бруха, когда её никто не видел, танцевала под ними, подставляя ладони падающим драгоценным звёздам. И они леденцово позвякивали, подхватываемые ветром, в такт её движениям.
Ночью звёзды тоже опускались к ней. И чем темнее становилось, тем ниже и ниже устремлялись они, чтобы получше рассмотреть её, а, может быть,
чтобы она рассмотрела их.
Она и смотрела, пока глаза не начинали болеть, а потом закрывала их и в них тоже стояли звёзды такие же загадочные и молчаливые, как и небесные. Как-то ей приснился сон, будто созвездие опустилось совсем низко и окутало её, словно бальное платье, а потом завертелось, и она полетела вверх в этом звёздном коконе, не смея пошевелиться или вскрикнуть.
И они летели в эту чёрную непроглядную высь, где был слышен каждый шорох души, а потом она вдруг она закончилась и вспыхнула полоса нестерпимо-яркого света, которая была хуже тьмы, потому что невозможно было открыть глаза, чтобы не ослепнуть.
И она не открывала, а только ощупывала вокруг себя звёзды, холодные как и прежде, отчего понимала, что и свет этот тоже холодный, и эта мысль успокаивала её. "И всё же, можно узнать город, постукивая палкой по камням", - шептались по сторонам.
Пока Бруха внизу наслаждалась солнцем, дождём и всем-всем-всем, Голос наверху постепенно уходил в депрессию. Он давно уже задумывался о бренности бытия, но последнее время эта мысль всё чаще навещала его.
Он думал о том, что его дряхлое тело, изъеденное жучками, пришло в негодность, и что уже нет смысла вызывать дятлов-хирургов, а пора звонить лесорубам. И у него нет внуков,(и детей!), потому что раскидистая крона закрывает свет, а мощные корни высасывают вокруг всю влагу, не позволяя прорастать желудям.
И пейзаж вокруг него уже сто (да что там!) двести лет почти не меняется, а наблюдать одну и ту же картинку, пусть и самую прекрасную (хотя это не так, не так! - упрямо думал Голос) наскучило.
И ещё это солнце, от которого не спасёшься даже шляпой, потому что, когда оно в зените, между головой и шляпным донышком сгущается душная атмосфера, и она давит и давит не переставая.
И этот дождь, от которого шляпа намокает и стекает на уши, противно холодя их, а когда высыхает, то становится ещё хуже, потому что сдавливает уши так, что они перестают слышать.
А облака? Через них плохо видно небо! А когда не видно неба, депрессия накрывает с головой. И уже ничего хочется видеть даже того, что ещё немного хочется.
Недавний дождь тоже принёс ему массу разочарований, окончившись радугой, которая слепила ему прямо в немощные глаза всеми своими семью (семью!) цветами. И эта девчонка внизу, кричала отчего-то громче обычного и даже пела, шлёпая по лужам, и потому его уши, и так стиснутые шляпой, заболели ещё сильнее.
Так думал Голос, ворочаясь в своём гнезде, пока дубовый сучок не впился ему в...., во что-то там, и ему не пришлось- таки открыть глаза.
Он обвёл усталым взглядом поляну и неожиданно увидел какие-то прутья, торчащие из травы. Он вытянулся из гнезда, чтобы рассмотреть получше, но это совсем не помогло, и он решил дожидаться Бруху. Когда она, наконец, вышла на улицу, Голос, сделав несколько мимических упражнений и тихонько покашляв, приятным бодрым тоном произнёс:
- Доброе утро, Бруха! Начинаем утре...,- тут он опомнился, кашлянул, и спросил:
- А что это у нас там выросло за ночь?
- Привет!- откликнулась ведьмица. - Где?
- Да вон там! В траве! Видишь, какие-то прутья?
Бруха посмотрела вокруг и действительно увидела - раз, два, три...двадцать и шесть - двадцать шесть прутиков, появившихся неизвестно откуда и зачем. Она попробовала вытащить один из них, но он крепко держался за землю и не хотел вытаскивался.
- А что это? - в свою очередь спросила она Голос.
- Я первый спросил, - сказал Голос.
- Не знаю, - пожала плечами Бруха, - может быть дождь что-то с собой принёс. Вчера-то был волшебный дождь! Ты видел?
- Видел, видел, - буркнул он, поводя своими несчастными ушами.
- А давай Нома разбудим, он-то в дровах разбирается, - предложила Бруха.
Напоминание о дровах немного покоробило Голос, но потом он подумал, что дрова для Брухи, это просто дрова, да и любопытство разбирало его.
- Давай! - согласился он.
Бруха подошла к пню и начала царапать кору, подражая Дару.
- Якуня-ваня, - недовольно завертелся пень, - хто там? Опять коты повылазили или хто?
Ном открыл глаза и увидел Бруху.
- Пошто поспать старику не даешь? Чаво стряслось-то? - он сурово посмотрел на неё.
- Прости, пожалуйста, нам срочно нужно, - она притворно потупилась, а потом не выдержала и засмеялась. - У нас тут что-то выросло! А мы не знаем что!
Ном поиграл сучковатыми бровями и окончательно проснулся.
- Ладно, пойдём, глянем. Покоя от вас нет, - ворчал он, подходя к прутикам. - Ого, да тут цельный лес взошёл,- всплеснул он руками.
Ном сжал пальцами снизу один стебелёк, скользнув ими до верху, потом сорвал тонкий листочек, понюхал, попробовал на вкус и поднял указательный палец вверх:
- Сливовое дерево! Точно, оно!
"Откуда здесь взяться сливе?" - подумала было Бруха, но в её памяти тут же всплыла картинка, как они с Микрой, под дубом ели...
- Да! - закричала она, - Я поняла! Это мы с Микрой посеяли!
- Не посеяли, а посадили, - поправил Ном, - и неправильно посадили-то, часто. Нужно лишние выполоть.
- Я пробовала полоть. У меня такие длинные руки, что я могу полоть стоя, - затараторила Бруха, - Но они не полются.
- Так я же тебе толкую: неправильно пробовала! - проворчал Ном, - Садовница...
Он загнул руку за спину и вытащил лопатку.
- Вот чем нужно деревья-то выпалывать, - пояснил он,- а то она руками взялась. Эх, молодёжь!
Голос взялся помогать отыскивать лишние сливы, потому что с высоты ему было виднее, и Ном споро справился со своей задачей, образовав вокруг поляны аккуратный сливовый бордюр.
- А как зацветут-то! Красотишша-то будет! - весело сказал Ном, убирая за спину лопату, - Ну ладноть, не галдите тут шибко, - и пошёл досыпать.
Голос подумал, что с высоты особой красы не наблюдается, но он уже был согласен подождать цветения. "Интересно, какого цвета будут цветы? А вдруг голубыми? - глядя в небо, думал он, - Ведь голубой - мой любимый цвет! Голубые цветы на фоне голубого неба, что может быть прекраснее!" Голос радостно заворочался в гнезде и замечтал.