Клёва не ожидалось. Дул ветер со стороны ОАО "Биотрон". Пахло уксусным ангидридом и перегорелыми антибиотиками. С противоположного берега доносился мощный тарахтящий звук. Бил по ушам не буксир и не катер — тарахтела насосная станция. Палило солнце. Рыбаки расселись в тени высокой ветлы. Несмотря на жару, аппетит у всех оказался волчий. Трехдневный запас закусок и напитков мог иссякнуть за несколько часов. Это и случилось.
Рыбаков собралось четверо. Из них выделялся мужчина неясного возраста, темноволосый, без признаков седины. Экипировка этого рыбака не кидалась в глаза, но вызывала зависть. Его звали Владимиром Андреевичем. Около двадцати лет он прожил в Южной Америке. Участвуя в большой ботанической экспедиции, отстал от группы, а потом на полгода застрял в туземном племени, не пытаясь каким-то образом сообщить о себе. Из-за такой провинности ему пришлось надолго оставить мысли о возвращении.
Среди рыбаков был молодой журналист из Пскова, Юра. Он спросил Владимира:
- Многое о нравах южноамериканцев, природе, городах Аргентины, Бразилии мы от тебя уже слышали. Край для нас необычный, но не в курсе ли ты о тамошних легендах, невероятных историях?
- Легендами не увлекался, — ответил Владимир. — Они и без того есть в книгах. А разных историй знаю немало. Некоторые неизвестны эрудитам.
- Вот и рассказал бы нам одну из них! По прогнозу из приемника, ветер до завтрашнего дня не переменится. Времени у нас — пропасть!
- Удивительное касается не дебрей Амазонки, а морского побережья, — проговорил Владимир Андреевич, — отрезанных бездорожьем селений. Эти местечки почти вне остальной цивилизации. Например, есть на Атлантическом побережье, в устье реки Карасуо, поселок óмолок. Карасуо несудоходна, по ее берегам — болота. До Омолока — только пеший путь. Пилоты вертолетов, искушенные капитаны южноамериканских морских судов никогда не решатся и за десять миль подсунуться к поселку. А в XVIII веке в Омолоке был порт, фрегаты, каравеллы останавливались там для ремонта и пополнения провианта. Могу поведать вам о событиях, приключившихся в поселке; но смысл? Ни шанса, что их сочтете истинными!
- Не набивай цену, Владимир! — заметил самый старый рыбак — бывший боцман океанского сухогруза Афанасий. — Поверим — не поверим, зато послушаем. Чем чуднее притча, тем интереснее. Я трижды проплывал в двух кабельтовых от несуществующих островов с несуществующими городами. Что они? Миражи или другие измерения? Не определить! Пусть даже бухнет невообразимым.
- Ловлю на слове! — объявил Владимир Андреевич. — Кто усомнится, тот отдает пойманное. Согласны?
— Согласны! — в разнобой отозвались скучающие рыбаки.
— Ну так и быть, — продолжил Владимир Андреевич. — Расскажу вам об экзотическом происшествии именно в Омолоке.
Семнадцать лет назад Омолок сильно отличался от иных поселков. Сиеста в нем начиналась позже, а после нее не работали. По слухам, достигающим прочего мира, чрезвычайным почетом пользовалась в Омолоке девушка, которая быстро плавала под водой и жила с дельфином. По стране гуляла опровергаемая властями молва: жители посёлка нацеливают иноземные корабли на скалы, а затем их грабят и для чего-то похищают лучших матросов.
Каждую ночь с четверга на пятницу в посёлке не спали: все поднимались, зажигали свечи, свет обычно бездействующих маяков направляли на центральную улицу и площадь — расцветал праздник муража.
Мураж — частый термин в поселке. Муражом называли всякое: и прибаутку, и шутку, и любое веселье, а также горе и печаль. Но главным муражом был п праздник.
Гость из Эквадора, по имени Род, остановился в доме Хунама. Перед сумерками Хунам взял с собой Рода и стал обходить расположенные там и сям кучки усатых мужчин, представляя своего протеже. При этом муж-чины подмигивали Роду, тормошили его, отпускали насмешливые реплики.
По тону их речи Род улавливал: его подзадоривают, подтрунивают над ним и чуть ему завидуют. Уяснить, в чем закавыка, не удавалось. Хунам имел с мужчинами непонятные беседы, называл неизвестных Роду людей, заканчивал ранее прерванные разговоры. Мужчины вели себя соответственно. А их подначки выглядели случайным причастием к разговорам, кои Рода не касались. Мужчины не пили, не курили, не дробили человечество на своих и чужих, не интересовались матчами — догадаться о вещах, их сплачивающих, было невозможно.
В каждой группе двое или трое мужчин обязательно выделялись пузатостью и здорово смахивали на бере-менных женщин.
Хунам и Род приблизились к маяку — башне длинного двухэтажного здания. Недалеко под массивным балконом с иллюминацией стояла группа священников. Обликом они не походили на жителей поселка. Не походили и на людей, которых Род знал до прибытия в Омолок. В душе священников будто скрывалось среди многих тайн особенное чувство, непостижно-извечное и чуждое одновременно.
Из группы вышел один из них, очевидно, руководитель:
- Ро — од! — подбодрил он.
Роду показалось, что от голоса главного священника небо над горизонтом медленно завращалось. В морском канале заиграли дельфины. Выстрелили из пушек — и в вышине развернулись фейерверочные спирали. Вереницами потянулись ряженые, окутанные бумажными водорослями, кусками сетей, связками из раковин. Началась мистерия.
Род почти не воспринимал суть творящегося, но чувствовал атмосферу праздника. И ощутил ее еще больше, после того, как ему подобно остальным, поднесли асну — напиток, приготовленный из специальным образом обработанных грибов. Доносилась еле слышимая музыка и сливалась с бессловесным пением невидимых исполнителей. Глубинно-подспудно Род уже схватывал сокровенный смысл таинства.
В канале опять заиграли дельфины, а над толпой взвились знамена и "хоругви" с сияющим изображением рыбы. Ее оскал и плавники напоминали дельфиньи, но различались жабры и чешуя. Музыка, пение стали громче, хоругви опустились. Вокруг Рода возникло кольцо из священников. Теснее сомкнулись тела празднующих.
По мановению главного священника с Рода совлекли одежду и надели на него карнавальный плащ, а сзади нахлобучили на голову что-то тяжелое, металлическое, какой-то холодящий обруч. Зазвучал гимн, движение возобновилось. На противоположном берегу узкого канала в ярком свете маяка выстроились двадцать восемь девушек с длинными, распу-щенными волосами. Груди девушек были обнажены, слабо выражены, соски не выпячивались. Маленькие ласты на высоких каблуках служили обувью. Под коленными чашечками блестели браслеты с обращенными наружу шпорами-щеточками.
Род глянул на необычные набедренные одеяния девушек, имитирующие листья трилистника. Средний лист выдавался и был очень длинным, закрывал пупок.
К Роду наклонился священник:
- Перед тобой будущая Царица праздника и двадцать семь девушек. Ты можешь определить, кто Царица?
- Не-ет! — удивился Род.
Гимн смолк. В канале засуетились дельфины, девушки расставили ноги, направили шпоры-щеточки внутрь и прыгнули в воду.
Вскоре Род увидел ряды дельфинов с девушками на спинах. Когда дельфины доплыли до места, где канал расширялся, старый священник принялся вертеть ручку громадного барабана со струнами, вызывая тем самым пронизывающий скребуще-тенькающий звук. Дельфины начали метаться по водоему и сбрасывать девушек.
Звук оборвался, дельфины успокоились, но в канале остались шесть дельфинов с девушками на спинах.
Народ закричал. Крики заглушила водяная флейта. Священник, крутивший ручку барабана, с большим усилием, чуть не разрывая пальцы, перетягивал колками его кожу и струны. Вращение ручки продолжилось, и раздались такие мощные звуки, что дельфины забились в агонии, норовя перевернуться вверх брюхом. Барабан затих — на дельфине ос-талась одна девушка.
Дрожащий дельфин доставил ее к главному священнику.
— Царица муража, Ола! — представил священник.
— Царица муража, Ола! — вторил народ. — Асну! Асну!
Принесли бокалы с асной, замигал фонарь маяка, взмыли в небо цветки салюта, вспрянули знамена и хоругви со страшной рыбой, похожей на дельфина.
Род приблизился к победительнице и увидел у нее ниже подмышек розовые полоски, сходные с отверстиями жабр. Его подтолкнули ближе.
— Сегодняшние жених и невеста! — ни с того ни с сего возгласил один из ряженых. Глас хором повторили. Роду почудились в нем и уважение, и насмешка.
На плечи Олы накинули пелерину из морских трав, на ее шею надели ожерелье из крупных, наверное, фальшивых жемчужин. По знаку священников смеющиеся жители потянулись к столам. Праздник пошел по-иному. Появился колдовавший барабаном, а с ним — раскрашенные индейцы. Они посадили Рода и Олу спиной друг к другу на огромную зубастую деревянную рыбу, похожую на дельфина, и рыба, поднятая четырьмя индейцами, стала двигаться к зданию под маяком. Царица праздника сидела, конечно, первой. "А не сойти ли на землю?" — подумал Род, но вовремя заметил острый взгляд верховного священника.
Так Род и Ола остались в закрытом зале с бассейном. Зал освещали коптящие лампы у стен. Неожиданные новобрачные выбрали себе уголок почти у самого края бассейна. Стояла тишина, изредка нарушаемая потрескиваниями ламп. Шумы праздника сюда не проникали.
Род опьянел от странного напитка. Стены зала виделись ему не слишком прочными. Они будто бы падали, а вода в бассейне приподнималась. Смотреть дальше чем на десять шагов вообще опасался. Боялся: его завертит и засосет таящаяся где-то в глубине стихия. Её он явственно чувствовал, но и способности трезво мыслить не потерял.
— Кто твои родители? — задал Оле вопрос Род.
— Ро — ди — тэ — лы? — переспросила Ола, предполагая, что у Рода неладно с речью. — Ты хотел сказать "во-ди-те-ли"? У меня были разные водители, я всех не запомнила. Одни — в эвии, другие — в арии, третьи — в увии... Каждый обучал и воспитывал по-своему.
Одурманенный асной, Род не желал спрашивать о значении местных слов, да и много на него свалилось неведомого.
- А пила ли ты днем асну?
Ола засмеялась:
— Ты хотел сказать "масну"?! Масну пьют маленькие девочки.
— Я говорю про асну, о которой кричали на празднике.
— Я не вслушивалась в крики. Не счесть, о чем там кричат.
— А какую такую масну пьют девочки? — заинтересовался Род.
Ола опять засмеялась:
— Масну делают из молока диких коз.
Здесь на лицо Владимира Юрьевича легла тень:
— Да клюет же, клюет!! — ударило по ушам удивление прохожего.
Первым очнулся Юра и бросился к удочкам. Юра дернул удилище... Снасть от поплавка до грузила окутывала увесистая масса водяного папоротника. Из путаницы высунулась клешня, а затем морда чрезвычайно большого желтовато-серого рака.
— Омары у нас раньше не водились, — хитро щурясь, изрек Афанасий.
— Зато всякие мутанты, вроде гибрида тушканчика и ондатры, повадились вышныривать, — донесся притворно-равнодушный голос прохожего.
Рак напрягся и соскользнул вниз. Оживление закончилось. Рыбаки вновь повернулись к рассказчику.
— Род сохранил в памяти не всё, что было у него с Олой, — продолжил Владимир Андреевич, — но потом мог ярко представить необычное, загадочное и жуткое. Он понимал: происшедшее с ним связано не со священным напитком и не в асне причина, но в самой ночи, в начавшемся после того, как они с Олой освободились от одежд.
А у Олы оказался под набедренной повязкой-трилистником <..... .......>, заканчивающийся широкой <......>, сходной с муфтой торцового гаечного ключа. Муфта Олы пульсировала, сжималась и разжималась, а весь <...> девушки виделся не <.......>, но полупрозрачным водяным растением, кубком Нептуна или коралловым полипом, растущим там, где надо, и как надо.
Стольким ошарашенный, Род не озадачился — он интуитивно постиг почти всё, когда удостоился зрелища на другой стороне канала! — и стал трогать подобные жабрам розовые полоски, расположенные у Олы ниже подмышек. Филигранную татуировку.
Пульсирующая <.....> принялась там и сям теребить Рода. Временами Ола бессловесно пела, и пение ее проясняло Роду песни праздника. Постепенно Род и Ола переплелись ногами и руками, несколько раз муфта куснула Рода за нос и губы. Род внезапно уразумел: так и должно идти, это было на заре земного существования... Тогда человек еще не превратился в помесь свиньи с обезьяной. В мозгу Рода прозвучала мелодия утра жизни, он разглядел в ней блеск первобытных озер, ветви арековых пальм, усеянное бледными устрицами дно водоема. Муфта на <....> девушки обхватила его <.....>, и Род узрел зелёные звёзды и те просторы, из которых прилетел на планету Дух. Затем он увидел мир бестелесный, лежащий в основании всего.
Движения Рода и Олы утихли, посреди бассейна раздался плеск, появилась голова огромной рыбы, похожей на дельфина. Ола отстранилась от Рода, муфта ее <....> плотно сжалась. Послышался мощный хлопок. Покрытая слизью рыбина на миг показалась над водой. Ола ткнулась Роду в живот, грудь, в подмышку:
— Да сними, сними с меня волосы! — закричала она.
Род стиснул в кулаке концы ее волос и неожиданно для себя быстро и грубо дернул. Прическа Олы повисла у него на пальцах.
Лысая Ола прыгнула в воду, уцепилась за жабры рыбины и села на нее. Рыбина яростно закидалась по водоему, но, привыкнув к Оле, нашла подтопленный уступ, легла на него и вдруг забилась в судорогах. Тут у Олы взметнулась икра из <......-.....>клада. Икра била из Олы фонтаном и прилипала к слизи на спине рыбы. Икра выходила и выходила. Как бы вся утроба девушки была набита икрой и вся девушка состояла из икры.
Едва икра иссякла, рыбина сбросила обессилевшую Олу, потом поймала пастью, подкинула, и рыбьи челюсти сдавили грудную клетку Олы. Вода и слизь с икрой на спине рыбы покраснели. Из глотки Олы успел вырваться лишь предсмертный хрип. В несколько наскоков рыба разделала и поглотила Олу. От девушки ничего не осталось, кроме волос на руках у Рода. В эти минуты Род словно погрузился в оцепенение, почти не мог пошевелиться.
К Роду шагнул главный священник:
- Если у тебя перестанут нормально расти усы, изготовишь из влас Царицы новые, — произнес он.
— Это рыба мад, — указал священник, на бассейн. — Через четыре дня икринки с девочками созреют. Фрагменты рыбы с лучшими икринками прикрепят к брюшине самых достойных мужчин Омолока. Рыбьи ткани уникальны, они привьются и дадут требующиеся для беременности вещества. И почти каждая родившаяся девочка будет в нужный срок Царицей муража.
Род посмотрел на лицо священника и ощутил: изредка из икринок вылупляются и мальчики.
Подошли два индейца и взяли Рода за предплечья. Священник достал из кармана ножницы, протянул их к стене и подержал в свистящем пламени горелки. Ножницы раскалились добела. Индейцы приподняли Рода, а священник раздвинул ему ноги и мгновенно отрезал ядра, после чего наложил на место, где они были, дымящий ледяной пластырь.
На ошалевшего от боли Рода надели плащ, но обруч на макушку водрузили наоборот: верхом вниз... О нет! Это не его обруч, а перевернутая корона умершей Олы! Кресло с Родом вынесли к толпе.
Сделав мученическое усилие, Род оглянулся на стену здания, прежде украшенную иллюминацией, и увидел зал с бассейном — театральную сцену за прозрачным стеклом.
Появились служители с асной. Роду подали бокал. Напиток имел немного иной вкус, чем раньше, Род почувствовал себя гораздо бодрее и сумел подняться с кресла.
Ему уже казалось: он прожил в поселке всю жизнь и ее остаток проведет здесь.
— Такую историю я узнал, — закончил Владимир Андреевич.
— Ultra vires...- начал было Юра.
— Стой, Владимир! — не вытерпел Афанасий. — Я от кого-то слышал, в Южной Америке тебя звали Родд, то есть, получается, Род перед нами! Как подобное осмыслить? У тебя — молодая жена и вылитый ты сыновья-близнецы от нее. Веревочка не связывается!
— Связывается! Потому и близнецы! — заметил Владимир Андреевич. — Любовных наук — много, а медицина доросла не только до клонирования, но и до многого другого.
![[]](/img/a/akulow_a_s/wunder/2wund.jpg)