Аннотация: Людям свойственно мечтать. Кто-то хочет изменить себя, кто-то хотел бы изменить весь мир, а кто-то хотел бы просто другую жизнь. Некоторым мечтам лучше никогда не исполняться, ведь исполняют наши мечты отнюдь не добрые волшебники...
Она стояла у окна. На прозрачном стекле оставался влажный след от ее дыхания, злой мороз уже пытался рисовать свои узоры на этих теплых следах, то и дело украшая их завитками и россыпями удивительной красоты. Это зрелище завораживало, но ее внимание было приковано к тому, что происходило по ту сторону стекла. На улице в белоснежном снегу возились дети. Они хватали холодный снег голыми ладошками и бросались друг в друга снежками, с визгом убегали, оставляя глубокие следы, прятались за огромными комьями снега и стряхивали белую пыль друг другу на головы с низко склонившихся под навалившейся на них тяжестью веток. Непроизвольно она улыбнулась, но в то же время по щекам катились слезы. Оторвавшись от веселой возни, она окинула комнату затуманенным слезами взглядом. На камине, украшенном дорогими изразцами сидела старая фарфоровая кукла. Женщина с ненавистью посмотрела на игрушку. Сжав зубы, она подошла к камину, схватила куколку и швырнула в огонь. Давно надо было это сделать, проклятая игрушка, с нее все и началось.
В витрине дорогого магазина игрушек стояла красивая фарфоровая кукла. Белое личико с яркими голубыми широко раскрытыми глазами, румяные щечки, длинные черные реснички и красивое розовое платьице с рюшами и тонким кружевом. Ничего особенного в ней не было, на взгляд взрослого человека, но в глазах маленькой девочки - это была мечта. Несбыточная. Недосягаемая. Кукла стоила баснословных денег, но она была так хороша!
Каждый раз пробегая мимо этого магазина белокурая девчушка останавливалась, чтобы полюбоваться куколкой. Улыбалась ей, здоровалась, рассказывала свои детские тайны, стоя у витрины. Но, как и положено детской мечте, она была разбита. Осенним вечером, девочка стояла у витрины, разговаривая со "своей" куклой. На ее глазах, владелец магазина достал куклу с витрины и передал в руки незнакомого мужчины. Тот лишь мельком взглянул на покупку и отдал ее девочке, стоящей рядом. Та была бледной, темные тоненькие волосики едва виднелись из-под глубоко надвинутой шапки, под глазами - синяки, выглядела она очень плохо. Но для маленькой наблюдательницы это не имело значения. Дети бывают очень жестоки, особенно, когда у них отнимают мечту. Глядя, как ее куклу прижимает к себе другая девочка, она впервые по-настоящему разозлилась.
- Это моя кукла! Моя! Ты не будешь с ней играть! Никогда! Ненавижу тебя!
Девочка развернулась спиной к опустевшей витрине и утирая колючие слезы обиды, катящиеся из зеленых глаз, убежала прочь от магазинчика. Тогда ее звали Линой.
Эта боль долго терзала ее, но шло время, она становилась взрослой, и уже на все смотрела другими глазами. Но не изменялось одно - она все также считала себя изгоем, не могла найти своего места. Проходя мимо дорогих витрин, теперь уже не с игрушками, а с красивыми платьями и костюмами, мимо блестящих вывесок и неоновых реклам, она понимала, что все это не для нее. Это для других людей. Более успешных, богатых, знаменитых. Других, не простых смертных, как она. Ей приходилось вырывать с боем все, что было необходимо, учебу, работу, а теперь ей приходилось выбивать свою зарплату. Она едва сводила концы с концами, и не представляла, что может быть другая жизнь, в которой не нужно бороться за каждый вдох, где все делается по твоему первому требованию. Мать воспитывала ее одна, да и воспитанием это было сложно назвать. Нежеланный ребенок от случайной связи был предоставлен сам себе, ее отдали в приют, когда мать нашла мужчину, готового жениться на ней. Ей тогда было чуть больше семи лет, она уже все понимала. В приюте были свои правила, ей пришлось приспосабливаться, терпеть побои и унижения, и оберегать свое нехитрое имущество, свой жалкий скарб, но более прочего, свою душу, свой внутренний мир. Уже тогда она понимала, что этим не стоит делиться ни с кем. Первое время, прячась ночью под одеялом от недругов, она представляла себе ту самую куклу, вспоминала ее личико и наряд и сожалела, что игрушка досталась не ей, ведь если бы у нее была кукла, все было бы по-другому. И, сожалея о своей никчемности и никомуненужности, она все больше замыкалась, отгораживалась от такого несправедливого и жестокого мира и все больше его ненавидела.
Ни разу ни одна приемная семья не обратила внимания на Лину. Симпатичная белокурая девчушка смотрела на людей исподлобья, в зеленых глазах не было мольбы, не было нежности, только пустота и отрешенность. Ее считали "волчонком". Шло время и с каждым днем в ней крепла уверенность, что лучше быть просто куклой, такой красивой, такой желанной, такой бесчувственной, безучастной, не знать ни боли, ни радости, не реагировать на обиды, смотреть на все с другой стороны, без эмоций и терзаний. Эта мысль стала ее наваждением, именно эта мысль помогала ей спасаться. Глядя на мир, она отгораживалась от него незримой стеклянной витриной, представляла себя куклой, училась быть манекеном, чем-то неживым и отстраненным, чем-то, что не могло испытывать никаких эмоций, чем-то, что не принимало участие в жизни, лишь наблюдало за ее, как тогда казалось, едва ощутимым течением. И зачитывая до дыр волшебные сказки по ночам под одеялом, освещая слова случайно найденным фонариком, она хотела верить, что однажды, появится кто-то, кто сможет подарить ей жизнь, настоящую жизнь, такую, какой она никогда не знала, а все остальное происходит не с ней, она не человек, лишь его точная копия, бесчувственная и бездушная.
После выпуска из приюта ей дали маленькую комнатку в квартире где жили еще трое выпускников приюта, таких же, как и она сама. Общая кухня, общий санузел, и общее на всех нежелание встречаться с кем-то глазами, разговаривать, что-то обсуждать. "Стая" - так она называла своих навязанных соседей. Каждый из них жил в своем ритме, и старался как можно меньше времени проводить в их "логове". Вот и Лина тоже, устроилась на две работы. Утром и днем работала на кухне в одном из ресторанов, а по вечерам убирала офисы. Уставала за день так, что вечерами засыпала, лишь оказавшись в своей постели. Так и тянулись ее дни. Убирая в офисах, она заглядывала за двери шикарных кабинетов, представляла себя сидящей в этих мягких креслах, раздающей распоряжения, а после "изнурительного" трудового дня, она спешила в "спа-салон" или на йогу, или в дорогой клуб, чтобы снять накопившееся за день напряжение, повеселиться с друзьями и найти новых знакомых. Да, она должна была жить такой жизнью: развлекаться, дарить высокомерные улыбки, сорить деньгами, смеяться над глупыми шутками, отдыхать на лучших курортах, принимать дорогие подарки, привлекать всеобщее внимание и поклонение. Осталось лишь найти того, кто подарит ей это все, кто даст ей жизнь, ведь пока она не чувствовала себя человеком, лишь куклой, манекеном, бездушной и пустой. Ей казалось, что лишь деньги, успех, власть - могут наполнить жизнь, придать ей смысл.
Обжигая руки горячей водой, она продолжала смывать остатки царских угощений с тарелок. Она готова была вылизывать эти тарелки, но однажды ее застукали за этим, пригрозили увольнением и вот теперь, превозмогая боль в пустом желудке, девушка отправляла в измельчитель отходов недоеденных омаров, остатки фуагра, королевские креветки, мраморное мясо и перепелов на вертеле. Домыв последнюю тарелку, она тайком выглянула в кухню. Огромное окно открывало вид на зал ресторана. Мужчины в дорогих костюмах, женщины в вечерних платьях, вездесущие официанты подливали им вино и шампанское оставаясь незамеченными, растворяясь в интерьере, снующие повсюду тени, готовые выполнить любое пожелание гостя. Она представляла себя на месте этих дам. Так же морщила носик, выказывая недовольство, так же небрежно прикладывала ко рту накрахмаленную салфетку, вытирая остатки неимоверно дорогой пищи, так же небрежно поправляла локоны, пока ее не заметил сушеф, жестким толчком в плечи он вернул ее в реальный мир.
- Хватит пялиться на гостей, золушка. Тебя ждут грязные котлы! - он противно хихикнул. - Займись лучше ими и не смей пугать гостей! Еще раз увижу - вылетишь, как пробка из бутылки шампанского. Тебе и так дали шанс, работа в таком заведении, как наше, уже честь. Честь, замарашка, которой ты не достойна.
Он швырнул ей в лицо белоснежное полотенце и кивнул на гору сохнущей посуды. Она хотела ответить, хотела обозвать его, хотела бросить ему в лицо это полотенце, хотела запустить ему в голову фарфоровой тарелкой, но не смогла, лишь покорно опустила глаза и, прошептав извинения, принялась за натирание посуды. Она ненавидела себя, свою жизнь, свою слабость, но жизнь все продолжалась и ей нужны были деньги, и она продолжала работать, чтобы завтра наступил очередной день, хмурый, безрадостный, но еще один день. Еще один шанс, шанс все изменить.
В тот вечер она выходила с работы позже обычного. Гостей было много, а в офисе убирать сегодня было не нужно, и она осталась почти до утра. На дворе стояла непроглядная ночь, когда за ней погасли неоновые огни закрывшегося ресторана. Закурив сигарету, она медленно брела вдоль проезжей части, спешить было некуда и незачем. В тот момент она не думала о том, как может измениться ее жизнь, не могла даже представить, что эта задержка на работе, ради лишней копейки, так радикально перевернет ее мир. Задумавшись о бренности своего существования, она не заметила, как сзади ее фигуру осветили фары автомобиля. Она не почувствовала удара, не успела перед ее глазами промелькнуть вся жизнь, не было даже последней мысли в духе: "вот и все, это конец". Ее просто подбросило в воздух, Лина даже не услышала, как захрустели кости, как судорожно вздрогнуло, не успевшее среагировать на удар, сердце. Когда тело падало на асфальт, она была уже без сознания. Только вырвалась из рук и упала в нескольких метрах от нее так и недокуренная сигарета, продолжая медленно тлеть, отдавая свое тепло летней ночи.
Веки вздрогнули и открылись серые глаза. У ее кровати склонился седовласый мужчина. Она закрыла глаза, пытаясь вспомнить произошедшее, но ее память была чиста, словно лист бумаги. Она не знала кто это, не знала, кто она, не могла понять где она находится, только тяжесть растяжек и однотонные стены намекали на больничную палату.
- Ты очнулась? - с надеждой заглядывая в ее лицо, мужчина прикоснулся губами к пальцам на ее руке. - Девочка моя, доченька. Скажи что-нибудь, милая!
- Кто вы? Кто я? Где я? Что случилось? - она едва могла шевелить потрескавшимися губами.
- Тэм, милая, девочка моя! Ты моя дочь - Тамара. Доченька, как я рад, что все обошлось! Я искал тебя по всему городу, и не успел справиться с автомобилем. Это я наехал на тебя, дорогая, прости меня! Я просто не успел свернуть. Ты в больнице, дорогая! Но все будет хорошо, просто несколько переломов, доченька. Я так рад, милая, что ты пришла в себя, все остальное не важно. Я заплачу лучшим врачам, скоро тебя поставят на ноги, скоро ты все вспомнишь, доченька моя любимая!
Так она стала Тамарой. Ее быстро поставили на ноги, но память вернулась лишь спустя несколько лет, после очередного сеанса у гипнолога.
Вспомнив все, она открыла глаза и взглянула на себя. Она лежала в кресле натуральной кожи в кабинете у врача-гипнолога. Она быстро пробежала глазами по своей одежде и не ответила на очередной вопрос врача, стоящего к ней спиной у огромного витражного окна. Она несколько секунд осознавала произошедшее. На ней был дорогой костюм, на столике стояла ее сумка из крокодиловой кожи. Быстро взглянув на свои руки, она увидела не привычно обгрызенные ногти, а ухоженные ручки с дорогим маникюром. На ногах ее красовались модные туфли на высоком каблуке. Она зажмурилась, а потом пришло осознание, и пухлые губы сложились в кокетливую улыбку. Мечты сбываются, теперь она просто куколка. Жизнь налаживается.
- Тамара, - спокойно обратился к ней врач. - сейчас вы проснетесь. Что-нибудь вспомнили сегодня?
- Нет, доктор, - приоткрывая глаза виновато произнесла девушка. - Совсем ничего.
- Ничего, Тамара, не огорчайтесь. Мы попробуем еще раз, через неделю.
- Да, доктор, спасибо!
У подъезда ее ожидала машина, шофер распахнул перед ней дверь.
- Ну, как сегодня, хозяйка? Что-нибудь вспомнили?
- Нет, Мартин, ничего.
- Мне очень жаль, - молодой шофер аккуратно закрыл за ней дверцу. - Домой?
- Да, Мартин. Устала что-то.
- Конечно, эти сеансы всегда так утомительны для вас.
"Отец" ждал ее в библиотеке. Обменявшись с ним теплыми поцелуями, она отпросилась в свою комнату. Старик кивнул, погладил ее по волосам и пожелал доброй ночи.
Закрыв за собой дверь, она схватила подушку с кровати и закричала, прикрывая себе рот, чтобы не побеспокоить обитателей огромного коттеджа. Она закружилась по большой комнате, сдерживая нервное хихиканье. Ее радость продолжалась, пока в полумраке комнаты она не выхватила один силуэт: на изящной этажерке в самом центре сидела фарфоровая кукла. Она вздрогнула, почувствовав, как за ее движениями следят бездушные глаза, приблизившись к игрушке, она всматривалась в белое лицо. Закрыв рот, она отпрыгнула от зловещей детской вещицы. Попыталась убедить себя, что это был лишь игра света и тени, но лишь миг назад она видела, как пухлые фарфоровые губки скривились в надменной усмешке. Она быстро забилась в угол огромной кровати, укрылась пушистым одеялом, но скрипучий голос все еще звучал в ее голове: "Хотела быть мной? Мечтала об этом? Пусть будет так! Живи моей жизнью, своей у тебя больше нет! У тебя была лишь одна стеклянная преграда, выдуманная тобой, даже не реальная, ну, а теперь, теперь... Теперь ты - кукла. Ожившая кукла, с человеческим лицом. Ты дура, променяла свою жизнь, жизнь с тысячами возможностей, на мою. На мою золотую клетку, на тысячи других преград, на сей раз действительно непреодолимых."
Тамара забыла об этом. Забыла до поры до времени. Теперь девушка понимала, что ее сбил отец той самой девочки, которой купили эту чертову куклу. Она хотела узнать, что произошло с девочкой, но никто из прислуги не говорил с ней, все признавали в ней хозяйку, никто не смел противоречить ее богатому и властному "отцу". В поисках материалов, она нашла статью о трагической гибели той девочки, место которой, она заняла. Через три месяца после смерти дочери, ее мать тоже умерла. Поговаривали о психическом заболевании ее "отца". Но время все залечило, слухи затихли, все забыли об этой истории. И теперь пресса пестрела заголовками о том, что один из самых могущественных людей, нашел и признал свою внебрачную дочь, никого даже не смутило, что имена обеих девушек и погибшей, и вновь обретенной, совпадают. Это была громкая новость и ее разнесли так же быстро, как моровое поветрие.
Она получила то, о чем мечтала. Безбедную, легкомысленную, однодневную жизнь. Она гуляла по дорогим клубам, сыпала наличностью, покупала дороги украшения, машины, одежду, обувь, аксессуары. Летала на показы мод в Париж, покупала обувь в Италии, отдыхала на лучших курортах. Разгульная жизнь привела ее в клинику для наркозависимых. Ее вылечили, но стоило ей переступить порог "отцовского" дома, как встретили ее не нежным поцелуем в макушку, а строгим тоном приказали присесть.
- Тэм, дорогая, ты уже большая девочка. Не перебивай меня, дорогая. Ты совсем отбилась от рук, - отец отвернулся к окну, избегая ее взгляда. - Я не могу тебя контролировать, и я принял решение. Ты выходишь замуж. Свадьба через пять месяцев. С женихом я уже договорился. Не смей мне перечить, дорогая. Ты меня не слушаешь, видимо отцовский авторитет для тебя больше ничего не значит, но я не могу тебе позволить измазать нашу честь в грязи. Я выбрал достойного мужчину. Надеюсь, он сможет с тобой справиться, ведь у меня это уже не выходит!
- Пап?! - попыталась возразить она.
Но "отец" предупреждающе поднял руку.
- Папочка! - заныла она.
В следующий миг ее "отец" склонился над ней, крепко сжимая руками подлокотники кресла, в котором она расположилась.
- Лучше помолчи, замарашка! Мне надоел этот спектакль! Ты мне надоела! Ты думаешь, я действительно принял тебя за свою дочь? Думаешь я не знаю, что ты все вспомнила? Ты меня использовала, так вот теперь я буду использовать тебя! Ты получила все, о чем мечтала, теперь пришло время платить по счетам. Моя дочь, должна была стать женой моего партнера, но какая жалость, она умерла от лихорадки! Он не снял с меня обязательств! Урод, хочет наложить лапу на наш совместный бизнес, после моей смерти, а для этого ему нужна моя дочь, как единственная наследница. И я нашел тебя, - его глаза злобно сверкнули. - Ты попила немало моей крови, не думал я, что скромная судомойка, имеет такие запросы. Но я все терпел, терпел ради этого дня. Дня, когда я отдам тебя замуж, отдам, как карточный долг, отдам, как откуп. Он женится на тебе, а потом, я сделаю анализ ДНК, откажусь от тебя, он останется с носом. И с тобой! Но долг уже будет списан, и я смогу спокойно жить дальше, освободившись от него и от тебя! Ты под арестом до дня свадьбы. Из своей комнаты, ты будешь выходить только под присмотром охраны, и только по согласованному графику. Финита ля комедиа, девочка! Ты не моя дочь, ты - лишь способ расплатиться с очень опасным, безжалостным кредитором. После свадьбы - ты забудешь дорогу в мой дом! А он, поверь, он найдет способ тебя приручить, сомневаюсь, что тебе это понравится, но выбора у тебя нет! Макс, проводи ее в комнату.
Он резко разогнулся, отдавая распоряжение охраннику.
Когда за ней заперли дверь, она без сил упала на кровать и уставилась в изящные завитушки лепнины на потолке. Когда в комнате зазвучал тихий, холодный смех, она вздрогнула и взгляд ее упал на стеллаж со старыми вещами.
Свадьба была шикарной. Белоснежные лимузины, арендованный дворец, роскошное платье, белее первого снега, уйма гостей, подарков, лживых уверений и пожеланий, пустая болтовня... Лукавый прищур уже немолодого мужа, липкие, наглые взгляды его друзей и приятелей... Внутри нее все сжималось, когда она встречалась с кем-то из них глазами. Все было четко и понятно. Она ему не жена, совсем не жена... наложница, приз, подарок, как угодно, но не жена. В этом она не сомневалась и была права. Разгульная жизнь закончилась. В первую же браную ночь, она была поставлена перед фактом, что теперь она не человек, а его собственность. Не было нежности и романтики, ее просто повалили на постель, разорвав дорогое платье.
Так и повелось. На людях она должна была играть роль примерной жены, поддерживать беседу, смеяться над шутками, правильно отвечать на вопросы. А после начинался кошмар. Он избивал ее за каждое неверное, по его мнению, слово, он "ревновал" ее, и наказывал за эти "муки", а после бросал истекать кровью, возвращаясь в свою спальню. Ей оказывали помощь, латали и гипсовали переломы, до следующего раза. Однажды она сказала ему, что беременна. Она надеялась, что это смягчит его, сделает добрее, но она ошибалась. Он избивал ее до тех пор, пока она не потеряла сознание. Очнулась она в больничной палате. У ее кровати сидел "безутешный" муж, но стоило репортерам выйти за дверь, как он схватил ее за волосы и резко дернув голову впечатал ее в подушку.
- Если ты думаешь, что мне нужен от тебя ублюдок, то ты ошибаешься. Ты и сама-то мне не очень нужна. Я лишь хочу причинить как можно больше боли твоему отцу, а через тебя - это сделать очень просто. Пусть он умывается кровавыми слезами оплакивая потерю своего так и не рожденного внука! Запомни, ты - лишь возможность насолить моему тестю, ничего больше!
Она хотела возразить, что она никак не связана с тем человеком, которому он пытается "насолить", но слова застряли у нее в глотке, когда он схватил ее за горло, все крепче сжимая пальцы. Угасающее сознание, пришло к выводу, что если он узнает правду, ее просто убьют, а ведь жить так хотелось! Внезапно она вспомнила свою убогую комнату в коммуналке, две тяжелые работы и мечты о богатой и сытой жизни, где все падает с неба. Слезы катились по щекам, раздирали воспоминания о спокойной, бедной, но свободной жизни. В голове билась лишь одна мысль - нужно выжить! И она промолчала, теряя сознание.
Она едва заметно улыбнулась, разбитыми губами, боясь рассердить сидящего рядом мужа, когда увидела среди его охранников Мартина. Того самого Мартина, который когда-то служил ее "отцу" водителем. Он едва заметно кивнул ей.
А потом он забирал ее из "пыточной", выносил ее истерзанное нездоровыми желаниями мужа, тело, отвозил к семейному врачу. Помогал ей восстанавливаться, прогуливался с ней по парку, поддерживая за руку. Разговаривал, как с человеком, а не как с хозяйкой. Мартин заглядывал в ее зеленые глаза и говорил, что не может от них оторваться. Смеялся и шутил, рассказывал байки, делился мыслями. Он помогал ей надевать пальто и задерживал руки на хрупких плечах, шептал что-то ей на ухо, вдыхая запах волос. Впервые в своей жизни, она позволила себе почувствовать что-то. Что-то изменилось в ней и женщина с трудом, но отбросила надетую еще в детстве маску, раскрыла ему свою душу. С ним она перестала быть куклой, решившись испробовать жизнь обычного человека, наполненную страхом, болью, но и любовью. Она стремительно привязывалась к молодому мужчине, и когда он попытался ее поцеловать, не стала противиться. Она впервые почувствовала на губах страстный поцелуй влюбленного. В момент, когда слились их губы, она уже знала, что на этом все не закончится. Впервые она была объята страстью и наслаждалась этим. И в ту ночь, когда он украдкой проник к ней в спальню, она не боялась гнева своего мужа, ей было все равно, она хотела ощутить его нежность, познать его любовь, она хотела стать человеком.
Их роман развивался стремительно. Тамара потеряла голову, поверила в уверения возлюбленного, что он сможет ее защитить. Она доверилась ему и решилась бежать.
Ночью Тэм вылезла в окно своей спальни на втором этаже, спрыгнула на землю и оказалась в объятьях Мартина. Он горячо поцеловал ее в губы и, подхватив ее сумку, увлек за собой к ожидающему автомобилю.
Поезд уже стоял под парами, до отхода оставалось всего десять минут, она облегченно вздохнула и опустила голову на плечо любимого. Они будут свободны, они смогут начать все с самого начала, проклятье куклы разрушены. Она свободна.
Женщина не заметила, как задремала. Очнулась она от резкого удара по лицу.
- Сбежать вздумала, - выплевывал слова ей в лицо муж. - Нет, со мной это не пройдет!
Их вытащили из поезда на ближайшем полустанке, запихали в машину и вернули в поместье.
Остальное она помнила плохо. Несколько недель беспрерывных побоев, издевательств и возвращение в комнату, где по ночам холодно смеялась проклятая кукла.
Она не знала сколько прошло времени, но ей сказали, что Мартина забили до смерти, чтобы неповадно было на хозяйское добро заглядываться. А для нее начался новый период.
- Других мужиков захотелось? - раскуривая кубинскую сигару тихо произнес ее муж. - Сказала бы, в этом я всегда "за". Вот только не в тихую, а на моих глазах. Устрою я тебе разнообразие!
И начались приватные встречи с друзьями. А ее муж сидел в углу, смотрел на это и курил сигару, наслаждаясь зрелищем. После того, как его довольные друзья уходили, он избивал ее, приговаривая, что это плата за оскорбление, что она ему нанесла своей изменой. Такой стала ее жизнь. Нежные ласки Мартина уже казались сладким сном. Этого не могло быть с ней, ведь она была лишь куклой, бездушной и пустой игрушкой.
- Ваш муж звонил, он с друзьями прибудет через час, просил вас подготовиться, - бесстрастно произнесла служанка.
- Хорошо, - покорно ответила она, отступая к окну.
За окном была зима. Бегали во дворе соседские дети. Сколько бы у нее было детей, если бы не муж? Пять, семь? Старшему было бы уже лет десять, наверное. Дни, недели, месяцы и годы, слились в сплошную череду кошмаров. По ногам пробежал уже такой привычный холодок. Холодный голос сидящей на камине куклы произнес: "Ты кукла, просто кукла". Тамара поежилась и взглянула в окно.
Она стояла у окна. На прозрачном стекле оставался влажный след от ее дыхания, злой мороз уже пытался рисовать свои узоры на этих теплых следах, то и дело украшая их завитками и россыпями удивительной красоты. Это зрелище завораживало, но ее внимание было приковано к тому, что происходило по ту сторону стекла. На улице в белоснежном снегу возились дети. Они хватали холодный снег голыми ладошками и бросались друг в друга снежками, с визгом убегали, оставляя глубокие следы, прятались за огромными комьями снега и стряхивали белую пыль друг другу на головы с, низко склонившихся под навалившейся на них тяжестью, веток. Непроизвольно она улыбалась, но в то же время по щекам катились слезы. Оторвавшись от веселой возни, она окинула комнату затуманенным слезами взглядом. На камине, украшенном дорогими изразцами сидела старая фарфоровая кукла. Женщина с ненавистью посмотрела на игрушку. Сжав зубы, она подошла к камину, схватила куколку и швырнула в огонь. Давно надо было это сделать, проклятая игрушка, с нее все и началось.
Склонив голову, она наблюдала, как тлеет в огне старое платье. Как трескается и рассыпается ненавистный фарфор. Резко повернувшись спиной к камину, она вскинула голову и улыбнулась. Быстро покинув каминный зал, Тамара поднялась по лестнице на четвертый этаж особняка, влезла на чердак и открыла люк на крышу. Холодный ветер пронизывал ее до самых костей и, стоя на краю крыши, она понимала, что давно уже не чувствовала себя такой живой. Она стояла на той стороне крыши, которая не была видна детям, не стоит травмировать их психику, пусть они растут здоровыми и крепкими, такими какими могли бы быть ее дети. Взмахнув руками, она посмотрела на небо и сделала уверенный шаг вперед. Больше она не будет куклой. Больше ее вообще не будет!
Так умерла Тамара. Ее нашла прислуга и, опасаясь гнева хозяина, поспешили вызвать семейного врача. Он увез ее тело, до возвращения мужа. Выдал свидетельство о смерти, присутствовал на похоронах, выражал соболезнования и тихонько улыбался в густую бороду.
- Мартин, дорогой! - суетясь у плиты прихрамывала светловолосая женщина.
- Да, Лина, - обнял ее за плечи мужчина с лицом изуродованным множеством шрамов.
- Положи детям обеды в рюкзаки, пожалуйста, а я пока что тебе соберу.
- Хорошо, дорогая, - он поцеловал ее в плечо, и поспешил собирать ссобойки троим сорванцам.
Отправив мужа и детей, она тяжело опустилась на колченогий стул у окна в маленькой кухне и улыбнулась. Да их жизнь была трудной. Денег почти всегда не хватало, они едва умудрялись выживать, но они были вместе. Их дети уже ходили в школу и пусть никогда не пройдет ее хромота, пусть его лицо и тело обезображено следами жестоких побоев, но они счастливы. Они живы! И теперь она понимала, что им не нужны для этого большие деньги, не нужна слава, дорогие клубы, курорты и модная одежда. Она была свободна. Свободна и счастлива. Она жила наслаждаясь каждым мигом своей новой жизни, в которой она больше не была куклой, не было золотой клетки, не было стеклянной неволи.
И сожалела она лишь о том, что когда-то она решилась променять это... на жизнь манекена.