Из больницы Стас вышел выжатый, как лимон. В ушах звенели слова "я сама занимаюсь воспитанием внучек", а перед глазами маячил целый отряд женщин разных возрастов в строгих костюмах или белых халатах или кухонных фартуках, но с неизменными тугими клубками волос на гоове и таким выражением лица, будто вот-вот огреет сковородой, степлером, грелкой (нужное подчеркнуть).
Виталина Олеговна целый час проводила сканирование внутренних органов, затем осмотрела все собственными глазами (то, что можно было осмотреть без вскрытия). После чего заставила раздеться и стала расспрашивать о провалах в памяти. Стас давно привык рассказывать все начистоту, а тем более, что и поведать -то было не о чем. Последний провал в памяти приключился неделю назад, да и то, всего на час. Пришел в себя посреди парка имени А.С. Пушкина.
Данное обстоятельство по всем законам логики должно было обрадовать докторшу, поскольку интервалы между провалами постепенно увеличивались, а и их длительность за последний год неуклонно сокращалась. Однако старуха лишь сильнее призадумалась. А после и вообще раздела до гола и долго смотрела-щупала, бормоча себе что-то под нос.
Закончив тыкать сухоньким пальчиком в трицепс, она вдруг поинтересовалась на счет сна. Мол, не страдает ли в последнее время Стас от недосыпа?
- Нет - удивленно ответил парень, который никогда недостатком сил и энергии не страдал - А с чего Вы взяли?
- Мышечный тонус у тебя неестественный, как будто отдыхаешь совсем мало. Да и венищи вон гляди, как повылазили - озадаченно ответила старушка.
Собственно на том все и закончилось. Бабка, молча зарылась в какой-то древний талмуд по медицине. Настолько затертый, что его названия и не прочитать. А после жестом морщинистой ладошки выдворила парня, как назойливое насекомое. Оставив после себя лишь сплошную озадаченность и смутное чувство тревоги.
Раздумывая над странным поведением доктора, Стас прошёл весь проспект Нанификации, свернул на первом же перекрестке неправо, затем еще раз направо и зашел в крохотный сквер, притаившийся на изгибе улицы Жуковского. Он сел на кованую скамью, обитую деревянными рейками блестящего красного цвета и откинулся на закругленную кверху спинку.
Осеннее солнышко баловалось в желтых листьях каштанов. Птички радостно щебетали в ветвях, а воробьи купались в пыли обочины. Люди, накинувшие все легкое, но уже осеннее и запасшиеся зонтиками всевозможного калибра, щурились да шли мимо едва не вприпрыжку.
- А я тебя нашла! - раздался детский голос настолько странный, насколько может только быть странным детский голос. Он был... Как бы объяснить... Он был безжизненным. Нет. Конечно в нем прозвучали нотки радости, торжества и надменности. Но все это было каким-то наносным, бутафорским, наигранным. Будто щебень присыпали тонким слоем чернозема. Сколько ни старайся, а ничего путного на такой почве не вырастет.
- Извини? - спросил Стас, оборачиваясь на голос.
- Хм? Похоже ты не совсем он? - спросила девочка, более известная миру, как СОН91.
В обществе 2128 года касательно образа Сони Родиминой, ставшей олицетворением сонной болезни сложилось двоякое мнение. С одной стороны этот персонаж нещадно эксплуатировался творцами всех мастей и рангов. Причем настолько, что количество фильмов, книг и сериалов с участием этого образа зашкаливало. Что не могло не породить некоторые тенденции в моде, особенно среди так называемых "косплееров", любителей перевоплощаться в понравившихся персонажей.
С другой стороны все слухи о реальном существовании Сони, все легенды, фотографии, видео и свидетельства очевидцев, как и сам ужас пандемии длинною более, чем в столетие... Все это выступало мощнейшим сдерживающим фактором для всех желавших надеть скромное беленькое платьице и взять в руки вычурный черный зонт.
Таким образом шанс столкнуться со случайным человеком в образе Сони равнялся примерно шансу добыть золотую руду, ковыряясь в носу. Ну а шанс встретить семилетнюю девочку в таком же облачении наверное мог бы равняться вероятности того, что выпав с девятого этажа, вы успеете отрастить крылья.
А потому стоявшая перед Стасом фигура в белом простом сарафане по самые щиколотки, на мгновение сбила с толку. Еще и этот голос...
Но Станислав Данилов был жизнерадостным и энергичным. А потому тут же расплылся в улыбке, из-за дыры походившей на симпатичный домик дятла.
- Не он? - переспросил улыбец - Да. Наверное, я - не он.
Он облегченно вздохнул, когда обратил внимание, что у малышки, стоявшей на газоне за скамейкой нет черного зонта. Однако белоснежное платье казалось неестественно белым и аккуратным. Почти незаметная белая вышивка змеилась по нему так, как это делают только вены под кожей. Каждая складочка на ткани была будто специально. Словно смотришь не на что-то реальное, а на мастерски написанную картину. А еще белоснежная вуаль на лице, контрастирующая с черными волосами до плеч, красная шляпка с широкими полями и красные же лаковые туфельки с закругленными носами и пряжками-бантиками.
Стаса вдруг прошибла мелкая дрожь, отчего улыбка на его лице сделалась фарфоровой или фаянсовой (как раковина в уборной).
- Дядя Артем обещал мне подарок, а сам спрятался.
- Дядя Артем... - проговорил он - Это не тот ли, что из пятого дома по Ярославской улице? Он еще в мясном павильоне работает оператором разделочного комбайна? Ну, голосина у него еще такой, как будто в унитаз тромбон спустили.
Девочка никак не отреагировала на шутку и отрицательно покачала головой. Движения тоже были странными, будто ее быстро-быстро перерисовывали. И не всю сразу, а постепенно. Сначала верхнюю часть лица, закрытого вуалью, затем среднюю и лишь потом нижнюю. Но настолько быстро, что успеваешь лишь ощутить эту странность. И только хорошенько задумавшись, понимаешь, в чем дело.
- Нет - твердо ответила вуальерка - Дядя Артем - почти ты. А ты - это ты. И не можешь быть тем, кто рубит мясо - витиевато пояснила она.
- Только меня-то зовут Стас... - добродушно начал парень, но девчонка его перебила.
- Я знаю.
- Знаешь? - удивился улыбец - А я тебя что-то не припомню. Как тебя зовут?
Она приблизилась еще на шажок.
- Там меня никак не зовут - нелепо махнув рукой за спину, на непонятное "Там", сказала она - А здесь я сама прихожу. Но ты должен знать меня, как Соню...
Еще шажок.
- Соню Родимину, или вернее, как Си Оу Эйч девяносто один... - произнес голос, сквозь который проступал едва различимый скрежет - Хи-хи - игриво добавила она и подняла над головой черный зонтик-трость.
Оказывается он все это время висел на спинке скамьи рядом со Стасом. Но тот ничего не смог увидеть ни когда входил в скверик, ни когда садился на лавку, ни когда разговаривал с девочкой. До тех самых пор, пока она не подошла вплотную и не взяла зонтик тоненькой ладошкой.
Парень скользнул взглядом по руке. Длинный белоснежный рукав с кружевной манжетой немного внахлест на белоснежную перчатку с тонкой вышивкой. Нет. Дети так точно не одеваются. Он напрягся, чтобы встать, однако в этот миг зонтик с громким хлопком раскрыл купол, похожий на сверхчерную медузу.
Все вокруг мгновенно выцвело и посерело.
Всю дорогу до дома Стаса девочка не опускала зонтик и цепко держалась за крепкую ладонь. И хоть работа менеджером по продажам (как и юристом на частном предприятии, и охранником на складе, и плюшевой куклой в цирке и бог весть кем еще) не оставили каменные трудовые мозоли, но ладонь у него от природы была что у бульдога пасть. Вцепится - только топором рубить. Тут помогали еще периодические отжимания да занятия на турнике с брусьями.
Однако сейчас не парень держал ребёнка мертвой хваткой, а она сжимала его руку. И совсем даже не сильно. Вроде дернись легонько - и пальцы тут же выскользнут из девичьего кулачка. Только вот желания вырываться совсем не было. Как будто из мыслей вытерли даже саму возможность подобного, как нечто немыслимое и нереальное.
- Мы идем ко мне домой - констатировал парень, продолжая нелепо лыбиться.
- Да. - ответила девочка с нотами бутафорской радости - Пятый подъезд. Восьмой этаж. Квартира двести шестьдесят семь. Две комнаты. Спальня...
Она продолжала перечислять и перечислять детали интерьера квартиры, пока приближалась к полукруглому зданию жилого девятиэтажного дома. Затем принялась перечислять предметы гардероба, пока заходили в подъезд и поднимались на восьмой этаж (лифт почему-то проигнорировала). Вобщем, к тому моменту, когда перед ними оказалась коричневая входная дверь с цифрами два, шесть и семь, Соня уже рассказывала о количестве зубочисток на кухне и вот-вот добралась бы до круп, соли и сахара.
- А зачем мы здесь? - спросил Стас и удивился, почему это раньше не сделал этого?
- Здесь твое тело будет в безопасности - ответила Соня с картонным раздражением в голосе. Стас готов был поклясться, что если бы не вуаль, то на ее лице нашлась бы такая же картонная улыбка, а на лобике была бы нарисованная фломастером морщинка.
- А зачем моему телу безопасность? Я не собираюсь иметь дело с опасностями, а потому и безрпасностью запасаться мне тоже не к чему.
- Какой ты глупый - рассердилась девочка и топнула красной туфелькой. - Дядя Артем все бы сразу понял. Гротескум. Ты же собирался туда отправиться?
Она отпустила руку и легонько толкнула дверь. Та совершенно беспрепятственно распахнулась, как в тех фильмах, где пожилая соседка находит труп богатого бизнесмена в перевернутой вверх дном квартире.
- Вот вам и немецкая надежность - улыбнулся Стас, проходя мимо далеко не самых дешевых дверей.
Вопреки предпосылкам, квартира пребывала в том состоянии, а котором ее оставили (если конечно отбросить процессы, постоянно происходящие на субатомном уровне). Однако мысли Стаса сейчас крутились вокруг последней фразы. Зачем она хочет затащит в Гроескум? Зачем ей тот, кто похож на некоего дядю Артема?
- Звони - скомандовала Соня, которая уже стояла в прихожей с обычным радиотелефоном в руках.
- Ух ты, а я думал он не работает. Все выбросить забывал.
- Звони - повторила она.
- А через ВОС не проще?
- Не получится. Я парализовала пепельников. Звони. - она протянула трубку.
"Парализовала пепельников? Это она про наниты?" - подумал парень - "Это как вообще? Такое просто не возможно. Если сыворотка вводится в организм, то раз и навсегда. Обратной дороги нет. Это все знают. Это основа современной жизни."
Он попробовал мысленно связаться с полицейским управлением, но ставшие привычными ощущения всепроникающей сети ВОС бесследно пропали.
- И кому я должен звонить? - нервная улыбочка вскочила на губах, как поганка после дождя.
Девочка вздохнула.
Сначала пришлось поговорить с родителями. Затем с начальством и друзьями. И под конец пришлось обзвонить тех подруг, что могли заявиться в гости, если вдруг не смогут связаться. Всем пришлось говорить разное.
Родителям сказал, что уезжает в командировку на неделю, а может и больше. Начальнику - что едет на похороны бабушки (мысленно попросив у нее прощения и пожелав богатырского здоровья). Друзьям - что едет к деду в пригород помогать заливать фундамент. Ну а девушкам - что женился и свой медовый месяц собирается провести на море безо всякой связи.
Все это пришлось проделать в силу двух причин. Первая заключалась в том, что сама Соня каким-то образом блокировала саму идею неповиновения. Вторая же состояла в необходимости, чтобы кто-нибудь да хватился запропавшего сына, работника, друга или...хм...партнера (нужное подчеркнуть). Главную ставку Стас делал именно на последний вариант, поскольку подруги однозначно воспримут новость о свадьбе сначала как шутку. Через день-другой попытаются связаться и не смогут. Поверят. Обидятся. А через еще несколько дней додумаются разузнать через общих знакомых. Тут-то и должен сработать тревожный звоночек.
Это все на тот случай, если выбраться самостоятельно вдруг не выйдет.
"Я все равно хотел попробовать этот Гротескум" - успокаивал себя Стас - "И какая разница, как я туда попаду? Самостоятельно или под надзором легендарной девочки-убившей-миллиарды. А ведь это именно она. Копчиком чую."
- Ура-ура - движениями мастерски сделанной куклы захлопала в ладошки Соня! Так. Теперь ложись, закрывай глазки и слушай колыбельную. Только не подглядывай, иначе будет бо-бо.
Она погрозила тоненьким шелковым пальчиком. Стас покорно закрыл глаза.
- Надо мнооою темный пееепел
Подо мноооою белый дым
Дотянииись, коснись рукооою
Серых скааазок мир незрим...
Она продолжала петь своим неестественным но чистым голосом, будто заведенная шарманка.
Что де касается Стаса, то он как был жизнерадостным негодяем, то и сейчас каяться не собирался. Слегка приоткрыв один глаз, тот, что был невнятного голубого цвета, почти бирюзового. (Да, кстати, глаза у него были гетерохромные: голубой и карий. Карий цвет проявился только в возрасте семи лет, после того как мальчика чудом удалось спасти)
Так вот, приоткрыв один глаз, он увидел, как Соня стоит на одной ножке, кокетливо задрав вторую, крутит над головой зонтик и самозабвенно любуется вращением черных бантиков по окружности купола.
Голос ее продолжал звучать чересчур мелодично для настоящего а поза оставалась чересчур неподвижной для человеческой анатомии. Не говоря уж о том, что зонтик вращался будто сам собой без видимых движений пальцев. Однако не это было самым удивительным.
Самым удивительным было то, что все вокруг, вся посеревшая реальность стиралась черточка за черточкой, точно картина карандашом, рисуемая задом наперед. Так сначала стерлись мелкие черты и детали. Затем с размытого грубого наброска пропали все плавные четкие линии, оставив лишь первоначальный скелет, который впрочем тоже растаял спустя пару мгновений. Сгинул во всепоглощающей межцветной серости.
Стас хотел было открыть рот, но вдруг услышал отвратительный звук, как будто стекло треснуло, а в следующий миг уже провалился в бредовый сон, сплошь состоявший из серой мглы. Ему снилась девочка Соня, что подобно Мэри Поппинс летела на зонтике. И он летел вместе с ней, держа за руку. А потом подул сильный ветер и рука стала выскальзывать из детских пальчиков... Что-то скрежетало, трещало и рвалось. Девочка ругалась и грозилась. А он все выскальзывал, пока не ощутил музыку свободного падения в своих ушах. Последним, что снилось Стасу, было долгое падение в густую вязкую серость.
А в двух часах пешего ходу от того места, где располагалась квартира Стаса, в своем уютном кабинете, по большей части занятом стеллажом с книгами, Виталина Олеговна дочитала главу "Сводный перечень форм и симптомов психического расстройства с проявлением множественности личностей" и захлопнула раритетный трактат с давно вытершимся названием и именем автора. Однако сама она твердо помнила (не без помощи титульного листа сразу под обложкой), что труд сей назывался "Особый взгляд на психиатрию, как искусство врачевания души". А автором его был ни кто иной, как доктор медицинских наук и одиозный специалист в области психиатрии Симон Трокианни, чья фамилия не просто так носила сходство с фамилией самого известного инквизитора древности.