"...И все-таки я добрый. Право слово, это никому не нужно - но я добрый. Это уже что-то, не правда ли?" - Стабс
I
Я живу в Касиополисе. Дождь здесь никогда не прекращается.
Меня зовут Стабс. Я тружусь в Главнейшей Правительственной Корпорации уже двенадцатый год. Моя фамилия давно стерлась с таблички у старого металлического шкафа, виднелось только две последних буквы. Но я не предавал этому большого значения. Я не требовал замены - таблички меняются, люди остаются.
В архиве числюсь как младший клерк третьего канцелярского класса Отдела внутренних запросов, секция девятая, сектор второй.
Получаю сущие гроши. Это даже зарплатой назвать смешно. Я не могу позволить себе питаться хотя бы дважды в день. Хотя, если бы я меньше кормил бездомных животных... может быть тогда.... Да, бездомные собаки и кошки - моя слабость. Я их кормлю, потому что кто-то должен. Иначе они погибнут. А этого я никак не могу допустить. Если уж никто в Касиополисе не может делать добро, то пусть хоть никчемный я попробую.
Я не поднимаю голову, когда проходит начальник. Я не задаю лишних вопросов. Я знаю только одно: следует печатать, переносить, согласовывать, складывать, шить папки. Вовремя. Всегда вовремя. Без ошибок. Без просьб.
Я ем по графику, сплю по таймеру и улыбаюсь на требуемый процент искренности - 37.6%.
Я живу в комнате, которой и комнатой назвать сложно. Скорее чулан, где места хватило только на кровать. Унитаз течет, горячая вода бывает только по праздникам. Снаружи постоянно доносятся крики выпивох и ругань бомжей.
Родители... Они звонят. Преимущественно, чтобы напомнить, что я не тот, кем должен был стать.
"Ты живешь неправильно. Когда ты уже возьмешься за голову?", - говорит мать.
"Ты никогда не умел ставить правильные цели", - добавляет отец.
Цели... А я даже утром не всегда способен поставить чайник. Какие уж тут цели?
II
С девушками... Ах, ну что тут говорить. Когда я вижу женщину, у меня язык превращается в старую бумажную ленту с бухгалтерского автомата. Я пытаюсь говорить, но изо рта вываливаются лишь какие-то булькающие звуки. Даже если кто-то смотрит на меня с интересом (а это было всего дважды в жизни), я все равно начинаю подозревать, что это насмешка. Никто не воспринимает меня всерьез.
Начальник мой - человек без имени. Мы все его зовём "Гражданин Заместитель". И все, что он декларирует, сводится к тому, что работы много, а я - последняя скотина, неспособная выполнить даже первую часть приказа No302-Б.
III
Город назывался "Касиополис" - каменная метрополия, воздвигнутая прямо на поверхности черного океана, как безумный вызов самой природе. Он не знал света: его отбросили, словно ненужную прихоть Верхнего мира. Здесь царствовали не день и ночь, а постоянное неоновое сумеречье, мигающее, трепещущее, искажающее реальность.
Когда-то это место задумывалось как убежище для избранных умов человечества: архитекторов, философов, художников, ученых. Они сошли сюда в великом исходе, покинув коррумпированную поверхность, чтобы построить новый мир - мир чистого разума, амбиций и свободы. Но свобода, лишенная этики, стала ловушкой.
По улицам Касиополиса теперь бродят те, кого когда-то звали гражданами. Они облачены в черные лабораторные халаты, длинные, заляпанные краской или кровью, и носят на лицах маски - одни для защиты, другие - чтобы скрыть то, что осталось под ними. Их тела изменены: кто-то с четырьмя руками, кто-то с глазами, светящимися, как лампы. Кто-то - лишь тень от человека, существующий лишь благодаря сыворотке, разлитой по венам.
В одной из галерей я увидел их - черные фигуры, вытянутые, молчаливые. Они разглядывали картины, но не двигались. Я понял, что это не люди. Это были голограммы. Или тени. Или воспоминания. Город, похоже, пытался сохранить своих обитателей, как экспонаты в музее - вечно живыми, вечно застывшими.
IV
И вот однажды вечером - темно, как в ящике моего стола - я возвращался домой. Шел медленно. Я думал о том, что, быть может, завтра я покормлю не только собак и кошек, но и бездомного, которого видел на углу улицы Безымянной.
И вдруг - крик. Женский. Рваный. Как из старой пленки.
Три человека окружили ее. Она отбивалась, как могла. Но все было бесполезно. Я не мешкал. Просто бросился на выручку. Мои очки слетели, разбились об асфальт. Все стало размытым, словно сон.
Затем я почувствовал, как моя рука потянулась во внутренний карман пальто. И... раздался крик. Один из них упал. Остальные убежали. В руке у меня оказался нож. Не знаю, откуда он там взялся. Я никогда не носил с собой оружие.
Девушка не сказала ни слова. Даже не поблагодарила. Казалось, она смотрела на меня с еще большей ненавистью, чем на своих обидчиков. Не мешкая ни секунды, она плюнула мне под ноги, и убежала прочь.
Зачем же я спас ее?
Сраженный мной незнакомец лежал.
И не дышал.
А я стоял. Мокрый.
И ужасно одинокий.
V
С этого дня началось... нечто.
Необычное.
Необъяснимое.
На следующее утро я проснулся до сигнала пробуждения. Мои руки дрожали. Во сне я видел девушку - но она была мной. Она смотрела моими глазами на меня, привязанного к стулу, в комнате без стен. Там были только зеркала, свет, и голос, говорящий на языке, которого я не знал, но понимал.
Я взглянул в зеркало. Лицо отражения казалось мне чужим.
***
На работе не оказалось моего письменного стола. В буквальном смысле. Пространство, где он стоял, стало просто белым пятном. Гражданин Заместитель посмотрел на меня:
- Простите, вы кто?
- Я... Стабс.
- Не припоминаю.
Коллеги отводили глаза. Собаки, которым я носил еду, не подходили. Начали исчезать вещи. Сначала чайник. Потом книги. Потом зеркало.
А потом... Появился второй я. Он приходил по вечерам. Сидел в кресле и читал газету, которой у меня не было. Он смеялся. Он говорил, что он - настоящий Стабс, а я - черновик, неудачный набросок.
Он стал ходить за мной. Спать в моей кровати. И однажды сказал:
- Успокойся. Ты уже умер. Просто ещё не понял этого.
VI
Вот я и пишу это. В записной книжке, которую сам себе и оставил, чтобы не забыть самого себя. Знать, что я действительно существовал. Пишу, что хотел быть добрым, просто хотел помогать людям. Даже когда все отводили глаза, я был тем, кто помогал. Даже когда всё рушилось, я спасал. Пусть это было ужасно. Пусть я убил человека. Но я хотел сделать добро.
А теперь я исчезаю.
Но, если ты, читатель, все-таки читаешь это - значит, я был. Пусть даже только в этой тетрадке. Пусть даже только в твоем воображении.