Ещё не успел петух Ираклия возвестить миру об очередной победе сил света над силами тьмы, как Бадри открыл глаза, потихоньку, чтобы не разбудить жену сел и спустил ноги, намереваясь встать. За спиной, как будто и не спала, недовольно заворочалась Манана:
- И когда ты уже угомонишься, старый? Ни себе покоя, ни людям...
- Не ворчи, женщина. Спи.
- Как же, уснешь тут. И чего ему не хватает? Шарахается... Шарахается... Дети помогают. На всё хватает. Чего шарахаться?.. Что за нужда такая?..
Не обращая внимания на ворчание жены - "Ревнует..." - Бадри поднялся со скрипучей кровати и прошел в ванную. Принял душ, почистил зубы, побрился, надел всё чистое и спустился вниз. В пекарню.
Затопил заправленное с вечера тонэ и занялся тестом.
Тесто во всех десяти кастрюлях, каждая на восемь лавашей, подошло: дышало, ждало рук.
Бадри выложил содержимое первой кастрюли на стол, обвалял руки в муке и принялся за работу. Тесто, поначалу расплывшееся, под ласковыми движениями сильных, умелых рук собиралось, крепло, становилось податливо-упругим, благодарно льнуло к ладоням.
Доведя тесто до кондиции, Бадри слепил его в большой шар, аккуратно разделил руками шар пополам, слепил два поменьше и положил рядом: "Вот такая грудь была у..." Снова разделил шары: "А вот такая..." Стоп! Никогда уважающий себя кавказский мужчина не падет так низко, чтобы сказать вслух имя женщины, которой дарил любовь и ласку!
Поцокав языком, Бадри опять разделил шары; и вот они лежали перед ним, восемь "мячиков", все как один, - и об этом можно сказать вслух! - в точности такие, как были грудки у Мананы, когда они согрешили в первый раз на дедовском сеновале. Ему тогда было четырнадцать, а ей - шестнадцать. Вах, какие это были "мячики"... Точно под его руку! И это были первые "мячики", которые легли в его ладони... Тайная любовь продлилась почти два года, пока не стала слишком явной; и тогда их перевозбужденные родственники, едва не перерезав друг друга, обвенчали преступников в деревенской церкви. "Ах, Манана-Манана, ну почему ты стала такой ворчуньей?.." Нежно погладив "мячики", Бадри мечтательно вздохнул, расплылся в улыбке и перешёл к следующей кастрюле...
Снаружи, за дверью, шумели, устанавливая очередь: покупатели приходили за лавашами сюда, на окраину Цхинвала иногда даже с вечера, чтобы быть первыми - лаваши Бадри считались лучшими в городе. Но лавашей на всех не хватало; и люди разочаровано уходили, чтобы вернуться завтра. И послезавтра. И...
Видя такое дело, жена соседа Ираклия выела мужу плешь; и тот, плюнув, тоже открыл пекарню. Но скоро закрыл: никто не хотел покупать его лепешки.
- Слушай, батоно Бадар, - пытал Ираклий приятеля за стаканчиком "саперави", - открой секрет: почему твои лаваши хотят все, а мои - никто? А?.. Какой такой твой секрет?..
Но Бадри только загадочно посмеивался в усы
- Эээ, батоно Ираклий, это нельзя говорить вслух. Это - нова хава. Слышал про такое?.. Ничего я тебе сказать не могу. Не имею права. Давай лучше говорить о политике.
И действительно, что он мог рассказать о тесте человеку, прожившему всю жизнь со вздорной, постылой женщиной? Да к тому же ещё и плоской, как сухумская камбала...