Того Алекс : другие произведения.

Человек с тысячей сердец

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


Пролог

  
   Альварес из Волчьего леса родился с мертвым сердцем. Ему повезло, что мимо хижины, где стонала в родовых муках жена бедного крестьянина, проходил старый Хиллард. Запах смерти, витавший в воздухе, привлек его внимание. Старик остановился и недовольно прищурился, пытаясь нащупать порвавшуюся линию будущего. Небытие почти поглотило ее, в эфире оставался лишь бледный след, но то немногое, что смог рассмотреть Хиллард, заставило его призадуматься. Из этого ребенка мог получиться отличный ученик, лучший из тех, что у него были. Несложным заклинанием колдун спугнул маленького ангела, поджидавшего душу ребенка, и зашел в хижину. Повивальная бабка, державшая мертвого младенца, с ужасом уставилась на нежданного гостя. Хилларда боялась вся округа, так как в Волчьем лесу не было равных ему в колдовских умениях. Старик требовательно протянул огромную ладонь, и женщина робко положила на нее сморщенное тельце.
   Где-то в другом мире пискнул, умирая, маленький безымянный зверек. В этот же миг ребенок, лежавший без признаков жизни у колдуна на ладони, открыл глаза, судорожно вдохнул и изо всех сил заорал. Хиллард вернул мальчика бледной от страха повивальной бабке и вышел из хижины, не сказав ни слова. Так началась жизнь Альвареса из Волчьего леса.
   В следующий раз Хиллард появился в хижине ровно через год. Альварес к тому времени превратился в любопытного упитанного малыша, доставлявшего немало хлопот матери. Однако в последнюю неделю перед своим первым днем рожденья он заболел -- начал быстро уставать, отказывался есть, иногда безо всяких причин терял сознание. Обеспокоенная Марсилея позвала деревенскую знахарку. Старуха долго осматривала мальчика, сгибала ему руки, заглядывала в глаза, но, как ни старалась, не могла докопаться до причины недуга.
   - Не пойму, -- качала знахарка головой у порога, собираясь уже покинуть дом Марсилеи. -- И горячки в нем нет, и червь его изнутри не грызет. Может, проклял кто?
   - Проклятия на нем тоже нет, -- раздался в хижине тихий голос.
   Мать со знахаркой испуганно обернулись. В дверном проеме стоял старый Хиллард. Марсилея почувствовала, как холод окутывает ее сердце. Вся деревня знала про обстоятельства рождения Хилларда, и Марсилея каждый раз вздрагивала, вспоминая путаный рассказ повивальной бабки. Разные слухи ходили про колдунов, делавших людям одолжения, но все они сводились к одной мысли: за все блага рано или поздно приходилось платить, и плата никогда не была легкой.
   - Нет, я не собираюсь его забирать, -- тут же ответил Хиллард, словно прочитав ее мысли. -- Однако ты рассуждаешь правильно. Когда-то я сделал судьбе большое одолжение. Это ей год назад пришлось вернуть свой долг, так что не беспокойся за судьбу сына.
   - Что же его мучает? -- спросила женщина, преодолев страх перед колдуном.
   - Сердце, -- коротко ответил Хиллард. -- Он родился с мертвым сердцем, и я попросил малого гнолла расстаться со своим, чтобы дать твоему сыну жизнь. Но ребенок растет, и ему нужно новое сердце. За этим я и пришел.
   Женщины переглянулись, и Марсилея закусила губу.
   - Сколько сердец потребуется моему мальчику?
   - Каждый год до наступления шестнадцати лет придется ему отказываться от старого и получать новое, -- Хиллард говорил тихо, но каждое слово громом отдавалось в ушах матери.
   - И когда-нибудь ему придется платить за все взятые сердца? -- испуганно спросила она.
   Хиллард покачал головой.
   - Мир живет по более сложным законам. Не все сводится к купле, продаже или обмену.
   - Разве можно получить такой ценный подарок просто так? -- Марсилея удивленно взглянула на колдуна. Весь ее жизненный опыт протестовал против этой мысли. -- Кто-то рано или поздно попросит за него расплатиться.
   Знахарка кивала в такт ее словам.
   - Что же, будущее покажет, -- спокойно ответил Хиллард. -- А пока разбуди, Марсилея, ребенка.
  

* * *

  
   К тридцати годам Альварес стал лучшим инквизитором на землях, населенных людьми. Он вернул надежду светлым силам, безнадежно проигрывавшим вечную битву между добром и злом. Темные колдуны, чувствовавшие себя в безопасности в мрачных замках, один за другим падали под ударами его странных латинских заклинаний. В лесах, куда он заходил, снова начинали петь птицы и оборотни больше не беспокоили измученные страхом деревни. Ни один маг не мог сражаться с Альваресом на равных. Людская молва прозвала его "человеком с тысячей сердец" -- именем, которое никто не мог объяснить -- и уже от самой вести, что он идет, люди становились сильнее духом.
   Но в каждой силе рано или поздно можно найти изъян. Однажды черный маг Глумурулос заинтересовался прозвищем Альвареса. После долгих поисков он узнал тайну его рождения и понял, в чем его слабое место. На составление заклинания ушло несколько месяцев, в течение которых Глумурулос дважды перезаложил душу, вызвал бесчисленное количество демонов и постарел на пять лет. В безлунную ночь он, наконец, вышел из своего замка и выпустил в воздух стаю летучих мышей, чтобы узнать, где находится Альварес. Ждать ответа пришлось недолго. Через час один из нетопырей вернулся и доложил, что Альварес остановился в соседней деревушке. Глумурулос не мог поверить в свою удачу -- инквизитор как раз пришел по его душу.
   - Ну что ж, человек с тысячей сердец, -- мрачно рассмеялся колдун. -- Пришло время и тебе узнать горечь поражения.
   Они встретились на следующий день у стен замка Глумурулоса -- высокий плотный мужчина, небрежно накинувший на плечи светлый плащ с изображением креста, и черный старик с неестественно раздувшимся животом. Они не сказали друг другу не слова -- в вечной битве между добром и злом все слова были давно сказаны за них. Альварес знал, что его противник был одним из самых могущественных темных колдунов, но столь велика была его сила, что он совершенно не беспокоился об исходе поединка. Вокруг него не раз пылал адский огонь, бесновались чудовищные создания из самых отдаленных уголков мироздания -- он лишь с улыбкой читал заклинания, изгонявшие и демонов, и внеземной пламень, и всегда одерживал победу. Однако сейчас его противник не проявлял никаких признаков беспокойства. Инквизитор был удивлен -- колдуны, подобные Глумурулосу, всегда сопротивлялись так, что земля, обожженная схваткой, на многие мили покрывалась проплешинами. Этот же колдун лишь с интересом прислушивался к длинным латинским фразам. Шло время, заклинания Альвареса уже сплетали вокруг Глумурулоса сеть, которая должна была выкинуть его из мира живых, как вдруг колдун спросил:
   - Не хочет ли знаменитый инквизитор узнать судьбу своего учителя?
   Альварес вздрогнул, в голове взорвались тысячи мыслей, и лишь огромным усилием воли он смог продолжить длинное предложение, на котором его поймал внезапный вопрос колдуна. Стоило прерваться хоть на секунду, как сила заклинаний утекала в эфир, и приходилось все начинать сначала. Он действительно очень давно ничего не слышал о старом Хилларде.
   - Странно, -- Глумурулос нарочито зевнул. -- Я-то думал, что этот старик многое сделал для тебя и тебе будет интересно узнать, как он провел последние мгновения своей жизни, -- колдун посмотрел на Альвареса, надеясь увидеть на лице инквизитора хоть какие-то эмоции. -- И что он выкрикивал, умирая в страшных мучениях.
   Если бы не опыт, превративший чтение заклинаний в почти неосознанный процесс, Альварес бы давно сбился. Его мысли метались, словно бестолковые духи ветра, но голос продолжал выкрикивать привычные фразы, крошившие темные колдовские силы. Колдун с усмешкой наблюдал за молодым инквизитором. И только когда Альваресу оставалось произнести последнее слово, Глумурулос щелкнул пальцами и что-то быстро пробормотал. Мир вспыхнул перед глазами Альвареса. Инквизитор попытался закончить заклинание, которое должно было швырнуть Глумурулоса в адское пекло к тому, которому он давно продал свою душу, но голос куда-то пропал. Пропало и тело, и Альварес вдруг обнаружил, что его дух неподвижно висит в пустоте эфира, вне времени и пространства.
   Издалека донесся издевательский голос колдуна.
   - Извини за дешевый трюк. Не смог удержаться. Не ожидал такого, человек с семнадцатью сердцами?
   Альварес почувствовал страх -- чувство, которое он не испытывал уже очень давно.
   - Посмотри, Альварес! -- продолжил тем временем колдун. -- Посмотри, что ты видишь?
   Альварес вдруг узрел -- именно узрел, ведь бесплотный дух, лишенный глаз, не может видеть -- лежащего в колыбели младенца.
   - Это ты, Альварес, тридцать лет назад. Забавно, не правда ли? Тебя может раздавить любая тварь, но, к сожалению, ты защищен почти самой могущественной силой в нашей вселенной -- силой времени. Но ты не ослышался, я сказал "почти", ибо есть сила еще могущественнее. Это сила справедливости. Твой учитель украл чужое сердце и дал его тебе, и это было несправедливо. У тебя семнадцать чужих сердец, и если дух хотя бы одного из их прежних владельцев пожелает тебе смерти, ты умрешь. Таков закон справедливости. Можешь начинать молиться своему богу. Я вызываю первого духа.
  

* * *

  
   Маленький зверек отчаянно несся по лесу, понимая, что уже не успеет отвлечь ящера, крадущегося к его гнезду. В гнезде сидела его любовь и три детеныша, и малый гнолл знал, что через мгновение их не станет. Ах, если бы он не ушел в поисках желудей так далеко, можно было бы отвлечь ящера, увести его в сторону, к болотам, пусть ради этого пришлось бы пожертвовать собственной жизнью.
   В голове вдруг раздался голос: "Ты действительно готов?" -- "Готов", как можно быстрее подумал зверек, боясь упустить эту возможность. В ту же секунду он ощутил пустоту в груди, но перед смертью успел увидеть, как ящер, замерший перед прыжком на гнездо, вдруг разворачивается и уходит обратно, в чащу леса. И малый гнолл знал, что больше он никогда не придет к гнезду с его любовью и тремя детенышами.
  

* * *

  
   Духи сменяли друг друга, и вскоре Глумурулос был вынужден отпустить девятого по счету, когда-то бывшего небольшим оленем в далеком безымянном мире.
   - Чертов знахарь, -- раздосадовано прошипел колдун. -- Ну что ж, инквизитор, девять сердец тебя не подвели. Но вот пришел твой десятый день рожденья, и сердца животных больше тебе не подходят. А с людьми так просто не договориться. Знаешь ли ты, Альварес, что твое десятое сердце было вырвано из груди маленькой девочки? Вся жизнь была перед ней, но нет -- твой учитель решил иначе, и жить продолжил ты, а не она.
  

* * *

  
   Маринка в ужасе наблюдала, как турки скачут к деревне. Их было немного, человек десять, но все мужчины уже неделю как ушли с ополчением к Шипке, и Златица, маленькая деревушка в самом центре Болгарии, была совершенно беззащитна. Маринке было всего десять лет, но она прекрасно знала, что делают турки с болгарскими женщинами... и даже такими же девочками, как она. Где-то неподалеку спешили к Шипке русские части, но разве бывает так, чтобы справедливость поспела вовремя?
   Между тем кто-то из турок заметил среди овец, пасшихся на горе, маленькую фигурку, и отряд тут же помчался в ее сторону. От ужаса Маринка окаменела. В этот миг в ушах девочки раздался тихий голос. "Ты знаешь, что сейчас будет?" -- "Да, -- ответила Маринка. -- Кто ты?" -- "Это неважно. Ты можешь спасти всю деревню". -- "И маму, и братика?" -- "Всех жителей". -- "Как? Я согласна. То, что они сейчас сделают, хуже смерти". -- "Мне нужно твое сердце".
   Маринка молча кивнула. Турки уже спускались вниз по холму к ее стаду. Девочка ощутила странную пустоту в груди и почувствовала, как проваливается в небытие. В последнее мгновение перед ее глазами мелькнул взрослый черноволосый мужчина, сидевший с женой и детьми за праздничным столом, за которым они поминали давно умершую девочку. Это был ее трехлетний брат -- через много-много лет. "Спасибо", -- успела прошептать Маринка, падая на траву.
   Когда янычары соскочили с лошадей, похотливо переглядываясь, девочка была мертва. Кто-то из турок начал бить ее по щекам, думая, что она притворяется. Увлеченные этим зрелищем, янычары не сразу заметили, как из-за холма за их спинами выскочил большой отряд русской кавалерии.
  

* * *

   - Что ж, должен признаться, я ошибался, -- в голосе колдуна уже не чувствовалось прежней уверенности. -- Твой учитель исключительно удачно подбирал жертвы. Однако есть еще последнее сердце, и тут все сложится для тебя гораздо печальнее... Первые шестнадцать сердец нужны были тебе на год, и старик мог забирать их у тех, кто был обречен на гибель. Но с последним сердцем так бы не получилось. Сердце знает линию жизни человека, и если старый хозяин должен был умереть, то в каком бы молодом теле оно ни оказалось, сердце скоро перестанет биться. Нет, -- Глумурулос как будто уговаривал сам себя, -- последнее сердце он точно взял силой.

* * *

  
   Даниил Швыдко сидел в маленьком домике посреди бушующего города и рассматривал барабан револьвера. Как глупо. Впереди была вся жизнь, а ему приходилось выбирать между двумя смертями. В порту Одессы еще стояли пароходы, и большевики, опасаясь орудий британских линкоров, выжидали за дальними пригородами. На этих пароходах он, один из самых талантливых деникинских офицеров, мог с легкостью найти место, за которое другие убивали друг друга. Но Даниил всегда презирал саму мысль об эмиграции. "Лучше смерть", -- говорил, соглашаясь, его друг, Митя Покровский. И вот Митя лежит в соседней комнате с простреленной головой. Даниил опустошенно уставился в стену. Самоубийство было слабостью. Так какая из двух смертей лучше?
   "Есть выход", -- вдруг раздался голос. Даниил оглянулся, но в комнате было пусто. "Ты еще можешь прожить ту жизнь, о которой мечтал". -- "Расскажи!" -- потребовал Даниил. -- "Ты будешь бороться со злом, как пытался делать это в своем мире". -- "Что за чушь". -- "Твое сердце. Мне нужно твое сердце. Твое тело умрет, но дух продолжит жить. Ты борец, и от твоей смерти мир потеряет очень много". Даниил усмехнулся. Он не верил в мистические истории, столь популярные в дворянском обществе, но... Сердце? Что ж, если требуется всего лишь сказать "да"...
  

* * *

  
   Эфир рассеялся, и Альварес обнаружил, что он по-прежнему стоит на поляне перед замком темного колдуна. В этом мире прошло лишь мгновение, и в воздухе еще висела огненная нить латинского заклинания, последнее слово которого он не успел дочитать. Стоявший напротив старик с ужасом в глазах бросился к Альваресу, но тот уже успел выдохнуть:
   - Аминь.
   Вокруг колдуна встала стена огня. Глумурулос заорал, когда пламя начало пожирать его тело, а из огня уже показались огромные когтистые руки, которые подхватили душу колдуна и утащили ее под землю. Альварес устало опустился на траву -- этот бой совершенно опустошил его. За его спиной в эфире медленно растворялись семнадцать призраков, чьи сердца бились в груди инквизитора.

Часть 1. Круг замкнулся

Глава 1

   Сбор Великой армии Святого престола был назначен у города Оррланда, где стоял замок епископа Анскария. Войска раскинули лагерь за крепостной стеной, на полмили выше Оррланда по реке -- к большому неудовольствию горожан, мимо которых теперь текли нечистоты из лагеря. Анскарий целую неделю ожидал, что инквизиторы, прибывающие с папскими войсками, будут приходить к нему за благословением. Однако наступила суббота, и никто так и не почтил визитом епископский замок. Между тем, в поход Великая армия должна была выступить в понедельник, сразу после утрени. Епископ к своим девяноста годам отличался скверным и вспыльчивым характером, чему виной были постоянные болезни и грехи паствы. Высокомерие инквизиторов приводило его в ярость, и в эти дни прислуга старалась не попадаться ему на глаза без надобности. В субботу, проснувшись рано утром, Анскарий долго лежал в постели, шевеля губами и пристально всматриваясь в пустоту комнаты. Затем он приказал слугам одеть его и спустился из своей башни в нижнюю залу замка. Здесь он кликнул Гийома, своего помощника, который, несмотря на вполне христианское имя, был евреем. Много лет назад, когда папа повелел всем евреям покинуть пределы католических земель, Анскарий спас его с семьей от изгнания, взяв в услужение при условии, что он примет христианскую веру. Теперь же епископ даже не помнил имени Гийома до крещения, хотя и не стал бы ручаться, что тот в тайне не продолжает поклоняться своему иудейскому богу. По крайней мере, по недовольному выражению лица, с которым Гийом появился в зале, было видно, что он до сих пор считает субботу не тем днем, в который уместно работать, пусть даже выполняя поручения своего благодетеля.
   В потоке брани, с которым епископ обрушился на своего слугу, Гийом не сразу разобрал, что от него требуется, а когда, наконец, понял, то очень удивился. Епископ собирался в лагерь Великой армии -- неслыханное дело, ведь для этого Анскарию нужно было переступить через всю свою спесь и высокомерие. Очевидно, от инквизиторов ему нужно было что-то очень важное. Проигнорировав епископа, они нанесли ему серьезное оскорбление -- он же, несмотря на это, собирался лично идти к ним. Пока Гийом помогал епископу спуститься во внутренний двор замка, он выяснил и причину, толкнувшую его на это унижение. Анскарий хотел, чтобы кто-нибудь из инквизиторов отказался от участия в походе Великой армии и вместо этого уничтожил демона, поселившегося несколько лет назад на севере епархии. Переубеждать старика было бессмысленно, но сам Гийом был уверен, что ни один инквизитор не пожертвует ради просьбы епископа походом на Архавик и связанной с ним славой.
   Архавик был необычным городом. Он стоял на островке в самом центре Гиблых болот, тянувшихся на многие мили, и оставался единственным местом в Священной Римской Империи, где церковь не могла уничтожить силы тьмы. Благодаря своей естественной защите город был практически неприступен. Гиблые болота кишели кровожадными призраками. Армии, которые Рим посылал на усмирение Архавика, были разбиты или обескровлены еще на подступах к непокорному городу. После нескольких неудач Святой престол решил сменить тактику. В Гиблые болота пошли монахи и инквизиторы, не боящиеся призраков, но слишком велика была сила колдунов Архавика, и ни один сын церкви не вернулся, чтобы рассказать о смертных грехах, творившихся на этой земле.
   И вот сейчас к Архавику была отправлена огромная армия, с помощью которой церковь надеялась раздавить последний оплот тьмы. Во главе армии были поставлены лучшие римские инквизиторы, и Папа лично благословил каждого из простых воинов трех элитных легионов Святого престола. Оррланд был выбран местом сбора, так как его отделял от Архавика трехдневный переход, и уже через день Великая армия выступала в поход, который -- как предполагала церковь -- должен был положить конец тысячелетнему присутствию сил тьмы в мире людей.
   Во внутреннем дворе замка епископа уже ждала коляска. В нее была запряжена самая спокойная кобыла, которую смогли найти в епархии. Анскарий взял вожжи, жестом отпустил слуг, и кобыла без понукания побрела из замка. Гийом пошел рядом с коляской, которую флегматичная лошадка тащила как раз со скоростью пешехода.
   Несмотря на то, что до выступления в поход оставалось всего два дня, в лагере Великой армии царила ленивая тишина. По периметру прогуливались часовые, у костров негромко переговаривались повара, солдаты сидели у своих палаток, наслаждаясь апрельским солнцем, и даже не бранились, как обычно, друг с другом. Епископ недовольно нахмурился, услышав из ближайшей палатки женский смех, но не стал останавливаться.
   - Сначала спасем жизни, а души будем спасать потом, -- объяснил он Гийому и, немного помолчав, добавил. -- Хороший принцип, не правда ли? Правда, сколько себя помню, времени на спасение людских жизней уходит столько, что на души уже ничего не остается.
   Гийом, как обычно, ничего не ответил. Именно молчаливость и ценил в нем епископ. Перед ними уже виднелись ярко-красные палатки инквизиторов. Подъехав к первой из них, Анскарий вздохнул и перекрестился. Гийом помог ему спуститься с коляски.
   - Жди меня снаружи, -- приказал епископ помощнику и, осторожно приподняв полог, зашел внутрь.
   Гийом прислонился к коляске и приготовился к долгому ожиданию. Однако Анскарий вышел наружу неожиданно быстро. Мрачное выражение его лица говорило само за себя. Гийом помог старику вновь подняться в коляску. У следующей палатки процедура повторилась. К концу дня они обошли все палатки инквизиторов, и везде епископ получал твердый, хоть и вежливый отказ. Когда флегматичная лошадка потащила коляску с епископом обратно в замок, старик с такой силой сжимал губы и так грозно смотрел на все окружающее, что Гийом начал всерьез раздумывать, под каким бы предлогом исчезнуть из замка на день-другой. Его прошлый опыт подсказывал, что епископ начнет вымещать злость на всех окружающих, едва они окажутся вдали от посторонних глаз и ушей.
   Когда они уже подъезжали к замковым воротам, епископ вдруг шикнул на кобылку, и та, специально приученная подчиняться таким командам, послушно замерла. Поначалу Гийом не понял, что привлекло внимание Анскария, но потом увидел, что по дороге, ведущей мимо замка в сторону лагеря Великой армии, идет необычный путник. Это был человек огромного роста и явно недюжинной силы, небрежно накинувший на плечи белый инквизиторский плащ. Лицо выдавало в нем молодость и решимость, и Гийом сразу догадался, что это -- инквизитор Альварес, про которого в последние годы ходило много рассказов и слухов. По крайней мере, один из них оказался правдивым: инквизитор действительно был настолько велик, что едва ли можно было найти лошадь, которая бы выдержала его вес. Вот почему путешествовал он пешком. Поравнявшись с коляской, молодой человек остановился и поклонился епископу.
   - Инквизитор Альварес? -- спросил Анскарий голосом, в котором Гийом уловил едва сдерживаемый гнев, адресованный всем инквизиторам без разбору.
   - Ваше преосвященство? -- Альварес склонил голову для благословения.
   Даже жест, которым Анскарий благословил инквизитора, был грозным -- старика все еще трясло от негодования. Это не укрылось от глаз Альвареса, но от расспросов он удержался. Епископ тоже долго не нарушал молчания -- в тишине слышалось лишь его свистящее дыхание. Наконец, Анскарий свирепо сверкнул глазами и спросил у инквизитора:
   - Вам не довелось бывать на последнем Соборе, молодой человек?
   - Мне тогда не было и десяти лет, Ваше преосвященство, -- подчеркнуто вежливо ответил Альварес.
   - Епископы всегда были связующим звеном между Папой и инквизиторами, и лишь во время последнего Собора папа подчинил инквизицию непосредственно себе. Это значит, что я не могу приказывать вам, инквизитор Альварес, хотя мне бы этого очень хотелось.
   - Я и без этого к вашим услугам, Ваше преосвященство, -- поклонился инквизитор.
   Анскарий фыркнул.
   - Сегодня я слышал это уже не раз, однако все эти красивые слова так и остались словами, когда я переходил к делу. Боюсь, вы не станете исключением.
   Инквизитор промолчал. Он был наслышан про скверный характер Анскария и сейчас не собирался вступать с ним в спор.
   - И все же я готов еще раз претерпеть унижение, -- постепенно распаляясь, продолжил епископ, -- так как на кону стоят жизни моей паствы. Я прошу вас, инквизитор, отказаться от похода на Архавик, чтобы спасти несколько сот простых душ.
   Альварес вздрогнул. Поход на Архавик был последним и самым славным деянием, которое могло встретиться на его жизненном пути -- все верили, что после падения Архавика в мире людей не останется сил тьмы, а раз так, то и бороться Святой инквизиции будет больше не с кем. Как мог он согласиться вырвать самую главную страницу из летописи своей жизни?
   - Приказ участвовать в походе дал сама Папа, -- уклончиво ответил он, избегая встречаться глазами со стариком. -- Я не имею права ослушаться его.
   Отказы и унижения сегодняшнего дня взяли верх над епископом, и Анскарий, державший себя в руках, когда ему отказывали в гораздо более резких выражениях, сейчас окончательно вышел из себя:
   - Вы слушаетесь не его, юный идиот! Вас ослепил блеск славы, и за ней вы идете, а приказ Папы для вас -- лишь удобная отговорка. Знайте же, когда будете стоять под стенами прСклятого города, что в это время Князь мух будет опустошать мои деревни, и страшная смерть сотен моих прихожан будет лежать на вашей совести! Если вы не смогли пожертвовать своей славой, то знайте, инквизитор, что вы пустой человек, и все ваши подвиги -- лишь грязь на лице земли!
   Под конец речи Анскарий распалился настолько, что замахнулся на инквизитора посохом, и Гийом вне себя от ужаса и страха бросился между ними. Инквизитор вспыхнул от ярости -- таких оскорбительных речей он не слышал никогда в своей жизни. Самое обидное, что ему нечего было ответить старику. Епископ, впрочем, уже не смотрел на Альвареса. Опираясь на слугу, он тяжело сел обратно в коляску, и та медленно скрылась за воротами замка.
   Пока Альварес дошел до лагеря, его гнев немного поостыл. Епископ упомянул Князя мух, и это был действительно страшный демон, состоявший из огромного роя плотоядных мух. В Аравийской пустыне Альварес видел ржавые доспехи, оставшиеся от больших отрядов крестоносцев. Они пытались уничтожить Князя мух, которого призвали на помощь магометане для борьбы за Святую землю, однако вышло наоборот. Против этого демона оружие было бессильно: взмахом меча не убить тысячи мух. Альваресу удалось уничтожить демона чарами святого огня, но до сих пор он с неприятным чувством вспоминал огромный черный рой, несущийся на него над желтыми аравийскими песками. Однако откуда мог появиться Князь мух здесь, на севере с его суровой зимой?
   В лагере Альваресу выделили палатку и двух солдат, которых он тут же отпустил обратно в их легион. У него было немного вещей, и помощь слуг ему не требовалась. Слова епископа все не выходили у него из головы, и вечером ему с трудом удалось уснуть, несмотря на то, что он за прошедший день прошел четыре дюжины миль. Выспаться не удалось: всю ночь инквизитора преследовали кошмары о людях, заживо пожираемых полчищами огромных черных мух. В ржавых доспехах виднелись белые кости, и даже во сне Альварес ощущал смрад гниения, который оставлял на своем пути демон. Под утро, едва начало светать, он окончательно проснулся и проклял свое излишне живое воображение, а больше всего совесть, которая лишила его чести участвовать в величайшем походе, организованном когда-либо Святой церковью.
   Когда Анскарий вернулся после утренний службы к себе в замок, Гийом опасливо доложил, что в замковой зале его дожидается инквизитор. Епископ, услышав известие, побагровел, но вопреки ожиданиям Гийома не стал отсылать гостя, а лично вышел к нему. Они застали Альвареса увлеченно рассматривающим гобелены, которыми были покрыты стены залы.
   - Эти гобелены заинтриговали меня. Я и не слышал, что вы, Ваше преосвященство, проповедовали слово Божье лесному и водяному народу, -- сказал инквизитор после обмена приветствиями. -- Ведь догма гласит, что у него нет души, и легионы Святого престола разговаривают с ними куда более убедительно, чем миссионеры.
   Епископ негодующе фыркнул.
   - К сожалению, иногда догма управляет церковью, а не наоборот. Я не буду вводить вас в соблазн, инквизитор, и озвучивать свое мнение по этому поводу. Могу ли я узнать, что привело вас ко мне всего за день до отправления армии Святого престола в великий поход, куда вы столь упорно стремились вчера?
   - Я думаю, что нам не стоит соревноваться в иронии, Ваше преосвященство, -- примирительно ответил Альварес. -- Вчера вы говорили про несколько сот душ, которым нужна помощь. Я далек от сомнений, что вы пытались ввести меня в заблуждение, но все же мне бы хотелось знать больше о вашей просьбе, прежде чем я соглашусь ее выполнить.
   Анскарий долго жевал губы, словно пытаясь осознать смысл слов инквизитора.
   - Гийом, -- сказал он, -- Вели слугам накрыть здесь стол. И принеси из погреба фалернское вино. Я не знаток вин, -- объяснил он удивленному от подобной смены настроения инквизитору, -- но храню фалернское вино для своих гостей. Естественно, лишь для избранных, -- добавил он, окончательно добив Альвареса.
   Вскоре они сидели за столом, накрытым в промозглой зале. От холода, веявшего от сырых каменных стен, не спасали ни гобелены, ни ковры, ни ярко пылавший камин. Однако вино было действительно великолепным, и повар епископа избежал модного соблазна сдобрить от души все блюда восточными специями. Птица, поданная к столу, имела вкус птицы, а мясо -- вкус мяса. За обедом епископ и рассказал Альваресу суть своей просьбы:
   - Несколько лет назад в наших краях, примерно в сорока милях к северо-западу, поселился демон. Простые люди зовут его Князем мух. Вам приходилось сталкиваться с ним?
   Инквизитор кивнул:
   - Однажды в Аравийской пустыне. Я думал, что холод ему противопоказан.
   - В наших краях демон на зиму засыпает. Я до сих пор не тревожил Святую инквизицию, потому что против Князя мух есть верное средство, не требующее никакой магии.
   Альварес удивленно покачал головой:
   - Оружием его не взять, и я никогда не слышал, чтобы демона убили чем-либо иным, кроме магии святых чар.
   - Оружие должно быть таким же маленьким, как сами мухи, из которых состоит демон. Не догадываетесь? Пчелы, -- улыбнулся епископ. Гийом, допущенный к столу, был готов поклясться, что это была его первая улыбка за последние несколько лет. -- Пчелы ненавидят Князя мух, -- и Анскарий торжествующе потряс указательным пальцем. -- Одна пчела убьет одну муху. Тысячи пчел могут уничтожить всего демона. В тех местах, где поселился Князь мух, я приказал, чтобы крестьяне выставляли на окраинах деревень ульи.
   - Так в чем же проблема? -- заинтересованно спросил Альварес.
   - Зима в этом году была на редкость суровой. Сейчас отовсюду ко мне идут гонцы. Почти все ульи погибли от мороза. Вскоре весеннее тепло разбудит демона, а деревни остались беззащитными.
   После непродолжительного молчания Альварес сказал:
   - Хорошо, я уничтожу Князя мух.
   - Спасибо, -- тихо ответил старик и, чтобы скрыть смущение, принялся за фазана, фаршированного изюмом и черносливом. Через какое-то время он добавил, -- Это будет большой крюк на пути к Архавику, но если город не будет взят приступом в первые два дня, вы успеете к главной битве. Я дам вам карту -- придется идти по заброшенной тропе через Гиблые болота, так вы значительно сократите путь до Архавика. Правда, по этой тропе всаднику не пройти. Однако слухи донесли до меня, что вы и так путешествуете пешком.
   - Это правда, -- усмехнулся инквизитор. -- Ни одна лошадь не может выдержать мой вес.
   Гийом представил, как эта огромная фигура взгромождается на коня, и мысленно пожалел бедное животное.
   - Значит, решено, инквизитор, -- тем временем сказал Анскарий. -- Спасибо за вашу смелость. Я приглашаю вас провести эту ночь в моем замке. В гостевой комнате спать намного приятнее, чем в палатке. Завтра я прикажу слугам собрать вам в дорогу все необходимы припасы. А пока расскажите мне лично о ваших приключениях. Людская молва, знаете ли, столь же красноречива, сколь и обманчива.
  

* * *

  
   Весь следующий день Альварес шел на северо-запад по дороге, ведущей к землям, где поселился демон. В деревнях, которые попадались ему на пути, инквизитору рассказали не одну страшную историю о купцах и простых путниках, пропавших в тех краях. На ночь Альварес остановился в очередной деревне у местного старосты. Хозяйкой в доме была девушка моложе старосты лет на тридцать. На неодобрительный взгляд инквизитора староста смущенно ответил, что его первую жену убил два года назад все тот же демон, а без женщины в доме он не сможет вырастить трех детей. Или четырех, подумал инквизитор, глядя на округлый живот юной девушки.
   На следующее утро Альварес шагал вдоль узкой безымянной речки по тропе, заросшей высокой травой. Выходя из деревни, он наложил на себя чары невидимости -- заклинание против такого сильного демона, каким был Князь мух, требовало много времени, за которое тот вполне мог убить самого заклинающего. Местность, через которую сейчас шел Альварес, еще носила на себе следы человеческой деятельности, но все они были подернуты покровом запустения. Колодцы обрушились, изгороди упали, загоны для скота еще кое-где стояли, но стали настолько ветхими, что вряд ли пережили бы очередной, нередкий для этих мест ураган. Поля и пастбища, когда-то кормившие Оррланд, заросли сорной травой. В другом месте их в изобилии бы заселили зайцы, косули, птицы -- здесь же все было мертво. Лишь высоко в небе кружились вороны, но и те избегали садиться на землю, где хозяйничал Князь мух.
   Размышляя над тем, как выманить демона, Альварес забирался все глубже и глубже на его земли. Местность вокруг была все так же пустынна, и инквизитор не сразу сообразил, что в воздухе вдруг запахло дымом, причем дымом мирным, словно неподалеку кто-то устроил привал и развел костер. Тропа в этом месте делала поворот, и инквизитор заметил, что по сравнению с теми местами, где он только что шел, она была утоптанной, словно по ней постоянно ходили. Все намекало на присутствие человека -- но как человек мог оказаться в центре владений Князя мух? Удивление его возросло, когда за поворотом он увидел небольшую хижину, перед входом в которую горел костер. Кто-то здесь жил, причем жил достаточно долго -- об этом говорила и куча дров, сваленная рядом с хижиной, и хлам, разбросанный вокруг, который, судя по виду, пережил зиму, а то и не одну. Над костром был установлен вертел, и на нем поджаривался свиной окорок. Едва Альварес подумал, что сейчас хозяин должен откуда-нибудь выйти -- окорок не оставишь над костром без присмотра, -- как вдруг вертел повернулся, словно его вращала чья-то невидимая рука. Вслед за этим в воздух всплыла огромная деревянная кружка, резко наклонилась -- но ее содержимое не оказалось на земле, а исчезло в воздухе, словно оказалось в чьем-то невидимом рту. Не каждый день Альваресу приходилось наблюдать такую необычную сцену, поэтому он не сразу вспомнил, что тоже был невидим. Чтобы сообщить о своем присутствии, он громко откашлялся. Кружка вздрогнула, и затем раздался голос:
   - Неужели Святая инквизиция соизволила посетить это Богом проклятое место?
   Голос был неприятным: приторным и в то же время скрипучим. Альварес решил, что его хозяин, должно быть, тучный и невысокий человек. Кроме того, в голосе слышалась скрытая угроза, и Альварес решил пока не отвечать, а подойти поближе -- благо, треск горящих сучьев заглушал звук его шагов.
   - Не очень-то вежливо молчать, когда с тобой разговаривают, инквизитор, -- голос стал жестче.
   Альварес удивился. Нужно было обладать огромной уверенностью в своих силах, чтобы таким тоном обращаться к представителю Святой инквизиции.
   - Впрочем, сейчас ты не просто заговоришь -- запоешь! -- уже с открытой угрозой прошипел невидимый голос.
   Инквизитор замер, приготовившись отразить нападение. Со стороны костра послышалось шелест, и все тот же голос запел слова на непонятном языке. Альварес почувствовал, как неведомая сила срывает с него заклинание невидимости. Он попытался удержать чары, но слишком сильным было заклинание, направленное против него -- прошло всего мгновенье, и он увидел, как на траве появляется его собственная тень.
   - Вот удача! -- тем временем расхохотался человек, сотворивший заклинание. -- Поправь меня, если я ошибаюсь -- ты Альварес из Волчьего леса! Не ждал я, что мне в руки попадется такая знатная добыча. Постой немного на месте, -- и с последними словами он вдруг появился из воздуха рядом с костром. -- Вглядись в мое лицо, инквизитор! Знакомо ли оно тебе?
   Как и предполагал Альварес, его противник оказался тучным человеком. Лицо у него было обрюзгшим, глаза -- узкими и заплывшими жиром, но в чертах действительно проступало что-то очень знакомое. Что самое удивительное, в эфире этот человек не оставлял никакого следа, словно он не был колдуном. Но тогда как он мог наложить заклинание, срывающее покров невидимости? Более того, инквизитор внезапно понял, что противник не мог его видеть, и, стало быть, заклинание не было направлено конкретно на него, а, напротив, уничтожало все чары невидимости вокруг. В этом случае оно должно было лишить невидимости и самого колдуна, однако этого не произошло. Здесь скрывалась загадка, которую ему нужно было разгадать до появления демона. Чтобы потянуть время, он ответил:
   - Я не знаком с тобой, не знаю, к счастью или к сожалению, но, надеюсь, долго наше знакомство не продлится.
   - Можешь быть уверенным, -- хохотнул толстяк. -- Мой зверек скоро тобой займется. Мое имя -- Паранций, хоть это ничего тебе не говорит. А вот если немного по-другому? Паранций, сын Хилларда.
   Инквизитор качнулся, как от сильного удара. Сын его учителя! Вот почему его лицо выглядело знакомым -- в этом обрюзгшем, подернутом развратом лице проступали черты старого колдуна. Но как так могло получиться?
   - Хиллард никогда не упоминал о своем ребенке, -- инквизитор осторожно, шаг за шагом начал приближаться к Паранцию.
   - Этот мерзавец не знал обо мне, -- с неожиданной злостью сказал толстяк. -- Когда-то он был гроссмейстером Ордена Чаши. Ты знал об этом?
   - Он не рассказывал мне, -- признался Альварес, -- но уже после его смерти до меня доходили слухи об этом.
   - Его изгнали из ордена, -- Паранций сделал большой глоток из кружки, которую до сих пор сжимал в руке. -- Потому-то он и стал бродячим колдуном в Волчьем лесу. За что изгнали? Ему как-то приглянулась монашка из ближайшего монастыря. Представь себе, глава уважаемого ордена вдруг почувствовал плотскую похоть к женщине, посвятившей себя Богу. Что же делает этот святоша? Он встречается с ней, шепчет нежные слова, что-то обещает -- и добивается своего. В нужное время у монашки не идет кровь, и она в ужасе бежит к настоятельнице. Та -- женщина крутого характера, идет к своему епископу. Епископ доносит кардиналу, тот все передает папе. В это время как раз собирается Вселенский собор, на соборе папа обвиняет Хилларда в разврате и изгоняет его из ордена. В другой ситуации он, может быть, разобрался бы с этим по-тихому, но в тот момент папе отчаянно нужны деньги на очередной священный поход. Раз гроссмейстер так опозорил себя, сам орден должен быть распущен, а его богатства -- поступить в папскую казну. Отличный ход! Хиллард уходит в Волчий лес, монашку с позором изгоняют из монастыря. Куда ей податься? Работать она не умеет, семьи у нее нет. Меня она рожает в канаве, и до десяти лет я расту в таверне, где ее держат шлюхой. Когда она уже не может зарабатывать, ее снова выгоняют, и она умирает от голода у стен церкви, у входа в которую просила милостыню. Я слышал ее последние слова -- она прокляла мужчину, который обесчестил и погубил ее.
   Этот яростный монолог оглушил Альвареса. Какое-то время он стоял, переваривая услышанное, не в силах что-либо сказать в ответ.
   - Хиллард умел любить. Разврат был не в его характере. Я уверен, что он всю жизнь жалел об этом, -- наконец, тихо сказал Альварес. Сейчас от противника его отделяло не более двух дюжин локтей. -- Если бы он знал о своем ребенке, то никогда не бросил бы вас с матерью.
   - Будь уверен, жалел! -- мерзко хохотнул Паранций. -- Только когда он начал свою жизнь заново, он почему-то забыл о женщине, которую совратил. Даже не зная о ребенке, из одного чувства сопереживания он должен был помочь ей -- но не стал. Не хотел вспоминать старые ошибки, наверно. Но он сполна поплатился за свое предательство. Ты слышал про такого колдуна Глумурулоса? Говорят, ты его и убил. Тоже своего рода месть. Ведь это он добрался до старика. Хочешь знать как? Давай, расскажу тебе, только не пробуй подойти ко мне еще ближе, а не то тебе не поздоровится.
   Альварес остановился. Он был в смятении -- то, что он только что услышал о Хилларде, никак не вязалось с его собственным опытом. Должно быть, произошла жуткая несправедливость, которую его старый учитель не желал, но которой, как был вынужден признать Альварес, он был причиной.
   - Так и стой, -- презрительно скривился толстяк. -- Знаешь, почему я еще не вызвал демона? Кстати, его и вызвать не нужно, он только что проснулся после зимы и сейчас голоден, как сама смерть. Скоро он почует тебя и тут же окажется здесь. Так это действительно ты убил Глумурулоса? Я не очень-то жалею, страшный был колдун. Он разыскал меня однажды и предложил сделку. Я в то время то нищенствовал, то промышлял грабежом -- занятия неприятные и довольно-таки опасные. Колдун взял мой палец, чтобы сделать голема -- точную копию меня, -- Паранций выставил левую руку, на которой действительно не хватало мизинца. -- Потом он отправил голема к старику. Тот был потрясен, увидев перед собой того, кого принял за сына, и потерял бдительность -- и в этот момент голем убил его. Ну а я взамен получил плащ невидимости, власть над демоном и несколько свитков с заклинаниями, которые помогают мне разделываться с неприятными гостями вроде тебя. И знаешь что? Я рад, что сюда попал именно ты. Ведь это для тебя старик был как отец. Ты смотришь на меня, и осуждаешь, и не в силах понять, каково это, сидеть в лохмотьях у тела матери, умершей от голода, и проклинать человека, который тебя зачал.
   - Я не осуждаю тебя. Трудно не озлобиться, оказавшись в такой ситуации. -- сказал Альварес.
   Он понял, почему Паранций мог оставаться невидимым, вызвав заклинание, которое уничтожало все чары невидимости. Артефакты, у которых магия была в природе, действовали даже там, где не могли существовать магические чары. Однако сейчас близилась развязка, и ему нужно было усыпить бдительность противника. Ему показалось, или вдали уже слышалось жужжание? Похоже, что это же услышал и Паранцией, так как он сбросил с костра вертел -- мясо к этому времени безнадежно сгорело -- и сделал движение, словно накидывая на плечи плащ. В то же мгновение он исчез, успев произнести:
   - Прощай, инквизитор.
   Альварес молнией бросился к тому месту, где только что стоял Паранций. Перепрыгнув через костер, он выбросил наугад кулак, который утонул в чем-то мягком. Раздался сдавленный выдох. Невидимые руки сдавили горло инквизитора, однако Альваерс, с легкостью гнувший подковы, без труда оторвал их и повалил толстяка на землю. После этого инквизитор несколькими движениями сорвал с него плащ и отпрыгнул в сторону. На траве появилась неуклюжая фигура, которая несколько мгновений не двигалась. За это время Альварес накинул поверх мантии инквизитора плащ-невидимку. Паранций с изумлением уставился на свою ставшую видимой руку, резко вскочил и с ужасом в голосе заорал:
   - Мой плащ! Проклятье! Верни его, вор!
   Альварес молчал. Теперь он знал, что Князь мух не заставит себя ждать. Паранций начал всхлипывать. Без плаща он оставался в полной власти демона, и от этого его душу охватывал леденящий ужас. Внезапно что-то укололо его в левое плечо. Паранций стукнул по нему кулаком и заорал от страха и отвращения, услышав хруст и почувствовав рукой что-то жесткое и холодное. На траву упала жирная муха. Обернувшись, он увидел, что небо за его спиной почернело от огромной черной тучи, приближавшейся к нему с огромной скоростью. Князь мух летел за своей добычей. Ноги подкосились, и Паранций со стоном опустился на траву. Страх был настолько сильным, что его руки и ноги стали ватными, и он мог лишь смотреть, как тысячи черных точек превращаются в огромных, как шмели, мух. Паранция обуял уже животный страх, кровь хлынула в голову, он изо всех сил зажмурился и заорал, словно раненый зверь. Прошло немало времени, прежде чем толстяк осознал, что он все еще жив, и замолчал. Только тогда он услышал, что пронзительное жужжание сменилось странным хрустом. Он открыл глаза. На расстоянии десяти локтей от него на земле копошилась куча мух. На них замертво все сыпались и сыпались другие, с огромной скоростью врезаясь в невидимую стену, отделившую его от Князя мух. Паранций сжался в комок и начал молить небеса о том, чтобы волшебная преграда выдержала яростный натиск демона. Это была его первая молитва за многие годы.
   Внезапно дождь из мертвых насекомых прекратился -- Князь мух был не настолько глуп, чтобы убиться об стену, даже если она и была невидимой. Черная туча выплюнула из себя два рукава, которые начали окружать Паранция со всех сторон. Он попятился, но это было бесполезно -- за его спиной тоже собирался рой мух. Толстяк вновь задрожал всем телом, но на этот раз не от страха, а от странного ощущения холода, возникшего от пронизывающего ветра. Потом порыв ветра швырнул ему в лицо пыль и прошлогодние листья. Пока Паранций судорожно протирал глаза, ветер усилился, и мухи, уже почти впившиеся в свою добычу, едва держались в воздухе. Затем вокруг Паранция образовался вихрь, затягивающий в себя насекомых. Те отчаянно пытались выбраться из воронки, но ветер швырял их о землю, сталкивал друг с другом, ломал крылышки и хитиновые панцири. Он же бросил несколько уже мух в лицо Паранцию. Толстяк каждый раз вскрикивал, судорожно отмахиваясь, но все мухи были уже мертвыми.
   И все же рукотворный смерч был лишь отсрочкой. Постепенно ветер ослаб, и Князь мух снова собрался воедино. Он был все еще огромен -- и, как показалось Паранцию, демон не на шутку разозлился. По крайней мере, жужжание стало громче, назойливее и, казалось, доносилось уже со всей округи. Когда черная туча в очередной раз бросилась на него, Паранций с каким-то равнодушием -- он уже устал бояться -- стал ждать неминуемой смерти. Но, не пролетев и полпути, демон вдруг остановился, замер -- и вдруг в единый миг рассыпался, когда составлявшие его мухи устремились в разные стороны. Монах обернулся и испуганно вскрикнул. Сзади к нему приближалась еще одна туча насекомых. Тут же ужас сменился удивлением -- это были не мухи, а пчелы.
   В следующее мгновение на поляне развернулась самая грандиозная битва в истории этой части мира. Еще никогда на малонаселенном севере не сходились друг против друга армии численностью десятки тысяч бойцов. И пусть каждый из них был всего лишь крошечным насекомым -- масштабы сражения все равно завораживали. Альварес уже давно сотворил заклинание, вызывавшее пчел со всей округи. В каждой из окрестных деревень после суровой зимы осталось лишь по несколько ульев, однако их пчелы, объединившись в огромный рой, сейчас превышали по численности Князя мух. Демон понял, что ускользнуть ему не удастся, и попытался принять бой -- но силы были слишком неравными. Несколько мух, набрасываясь на пчелу, убивали ее, но тут же падали на землю, пронзенные жалами других пчел. Паранций, обезумев, схватил из костра головню и, когда видел, что демон пытается собраться в кучу, бросался туда и жег тех самых насекомых, которые еще были его надеждой на долгое беспечное существование. Князь мух уже не обращал на него внимания -- собственно, его уже почти и не было. Пчелы догоняли оставшихся мух и убивали их так безжалостно, словно мстили за бесчисленные жизни, загубленные демоном.
   Бой закончился, и Паранций устало опустился на траву. Сейчас появится инквизитор и, конечно же, убьет его, думал он. Впрочем, после боя с Князем мух смерти он уже не боялся. Уж лучше погибнуть от какого-нибудь заклинания, чем быть заживо сожранным тысячами мух. После смерти он, возможно, встретит отца -- ведь после того, что отец сделал с ним и с его матерью, он вряд ли попадет в место лучшее, чем уготовано Паранцию. Мать он увидеть не надеялся -- в конце концов, она пожертвовала своей жизнью и своей честью, чтобы дать ему шанс -- шанс, которым он так и не воспользовался. Мать, как надеялся Паранций, будет где-то повыше, чем он и старый Хиллард.
   Шло время, а смерть все не приходила. Паранций поднял глаза и огляделся. Неподалеку от него стоял инквизитор -- он уже подобрал с земли свой белый плащ с вышитым золотом крестом, и сейчас безмолвно смотрел на землю, ставшую черной от усеявших ее трупов насекомых. Потом, так и не посмотрев на лежащего на земле толстяка, Анскарий повернулся и зашагал по тропинке в сторону Гиблых болот -- откуда, как было известно Паранцию, еще никто не возвращался живым.

Глава 2

  
   Взятие Архавика должно было стать последним действием в битве светлых и темных сил -- ведь кроме колдунов, укрывшихся в темном городе, не оставалось силы, способной противостоять Святом престолу. Понимая, что поражение в вечной битве близко как никогда, темные силы впустили в мир людей новое зло, чтобы вновь склонить чашу весов на свою сторону. Однако этому злу требовалось время, чтобы созреть, а времени силам тьмы катастрофически не хватало: несмотря на ожесточенное сопротивление, было ясно, что Архавик падет задолго до того, как новые слуги тьмы возмужают и бросят вызов инквизиции и Святой церкви. Именно от безысходности колдуны Архавика решились на то, что никто не осмеливался и не мог сделать прежде. Силой самого Князя тьмы они оторвали от течения времени ручеек и пустили его по замкнутому кругу. Разрывая пространство, поток времени обнажил эфир и оградил Архавик от всего мира самой надежной стеной -- стеной времени. Земля содрогнулась от мощи вызванного заклинания, зеленеющие поля на сотни миль вокруг покрылись снегом, и обезумевшие духи стихий бросались на все живое. Случайно или нет, но поток времени прошел через то место, где отдыхала после ночного перехода армия Святого престола, и никто из великих инквизиторов и простых воинов не остался в живых.
   В тот момент, когда сотворилось это заклинание, Альварес пробирался по едва заметной тропе через самый центр Гиблых болот. Кровожадных духов он не опасался -- все они испуганно отлетали в сторону, чувствуя его силу. В самом начале пути несколько самых изголодавшихся призраков осмелились приблизиться к инквизитору, но тут же были сожжены чарами святого огня. И когда ничего не предвещало неприятностей, горизонт за спиной Альвареса вдруг скрылся в бесцветной, леденящей душу тьме. Удивлению инквизитора не было предела, ибо один раз, во время боя с темным колдуном Глумурулосом, он уже видел эту картину. Так выглядит эфир, когда с него сдернуто покрывало реальности. Альварес тут же почувствовал, как вместе с внешним миром исчезли источники магической силы, из которых он черпал свое могущество. Отрезанный от них стеной времени, он внезапно оказался совершенно беспомощным.
   Перемена в окружающем мире не ускользнула от внимания призраков. В самом сердце их царства вдруг появилась беспомощная линия жизни, не защищенная больше магическими заклинаниями. Жадно завывая, они бросились на неосторожного путника, и колдуны Архавика мерзко смеялись, предвкушая кровавый пир, где главным блюдом станет их смертельный враг.
   Видя, как сонм духов слетается к нему со всех уголков Гиблых болот, Альварес беспомощно искал в замкнутом пространстве эфира хоть какой-нибудь источник силы и не находил ничего. Призраки подбирались все ближе, уже можно было различить их бездушные красные глаза -- и тогда инквизитор вспомнил о плаще, который он отобрал в недавней схватке. В тот день он сложил плащ на дно сумки и потом, блуждая по лесам, совершенно забыл о нем. До ближайших призраков оставалось не более полусотни шагов. Инквизитор в спешке раскрыл сумку и судорожно стал выбрасывать из нее ставшие вдруг бессмысленными книги, сменную одежду и еду. Когти, сплетенные из черного тумана, уже жадно ощупывали его линию жизни, когда Альварес, наконец, достал плащ, закутался в него с головой и, скатившись с тропы, замер среди порослей багульника.
   Стон удивления и разочарования пронесся по Гиблым болотам. В зловещем замке Архавика не верили своим глазам и темные колдуны, наблюдавшие за Альваресом с помощью магических шаров. Инквизитор вдруг исчез, и никакая магия не могла обнаружить его. Призраки бесцельно заметались по тому месту, где только что стояла их беспомощная добыча. Несколько раз их бесплотные тела проходили сквозь инквизитора, но плащ надежно охранял его, и, покружив вокруг, духи начали возвращаться в топи, подвывая от голода и разочарования. Когда последний из них исчез в болотном тумане, Альварес, не осмеливавшийся до этого и пошевелиться, со стоном выпрямился. Голова кружилась от дурманящего запаха багульника, которым пришлось дышать все это время. Он поднялся на тропу и с огорчением увидел, что в спешке бросил все свои вещи в болотную жижу. Еда размокла, чернила, которыми были написаны книги, потекли, а одежда была до того грязной, что едва ли нашлась прачка, которая взялась бы ее отстирывать.
   - Что ж, легче будет добраться до Архавика, -- без особых сожалений заключил Альварес.
   Кутаясь в плащ, он побрел дальше по тропе. Возвращаться назад не было никакого смысла -- окружающий мир в данной момент просто не существовал, по крайней мере, для Альвареса. Ни одно живое существо не было способно преодолеть обнаженный эфир, а становиться раньше времени духом у инквизитора не было никакого желания.
   До конца дня Альварес так и не смог выбраться из болота. Когда солнце начало садиться в бесцветной пелене за его спиной, он остановился, чтобы передохнуть и решить, что делать дальше. Идти в темноте было опасно, оставаться в болоте тоже. В конце концов, он решил добраться до суши -- благо, впереди уже виднелась синяя полоска леса -- и уже там остановиться на ночлег. Тропа становилась все выше и уже не пропадала среди зловонных болотных луж. Все же в наступившей темноте он несколько раз проваливался, один раз почти по пояс, но каждый раз под ногами оказывалась не бездонная топь, а твердая поверхность, и, ругаясь и шипя от отвращения, Альварес вновь выбирался на тропу.
   Добравшись до леса, он сошел с дороги и обессилено рухнул среди жестких ивовых кустов. Ноги гудели, в легких бушевал пожар, и довольно долго Альварес просто лежал на спине, глядя в безоблачное ночное небо и слушая, как среди вековых елей завывает северный ветер. Теперь, обдумывая, что произошло на болоте, он понял, какие силы призвали колдуны Архавика. В этом маленьком мире, окруженном потоком времени, они также потеряли свое привычное могущество, основанное на источниках силы, которые в избытке разбросаны во Вселенной -- но обрели власть над временем, и это делало их практически непобедимыми. Правда, намерения колдунов оставались для Альвареса неясными -- за пределами кольца времени они бы вновь стали обычными темными колдунами. Неужели они собирались весь остаток жизни провести в этом маленьком мире, управляя одним несчастным городом?
   Размышляя над этим, Альварес незаметно для себя заснул. Сон его был беспокойным, он вздрагивал от каждого шороха и все кутался в плащ, пытаясь укрыться от снившихся ему призраков и реальной ночной прохлады. Ближе к утру он проснулся от резкого треска ломающегося кустарника. Стараясь не шуметь, Альварес приподнялся и начал оглядываться. Долго искать источник шума не пришлось. По гребню холма, у подножья которого спал Альварес, передвигалась темная фигура, издалека похожая на волка. На фоне яркого звездного неба инквизитору было хорошо видно, как время от времени зверь встает на задние лапы и начинает долго принюхиваться к сырому ночному воздуху. Это был оборотень, извечный спутник и слуга темных колдунов. Альварес тихо выругался: оборотни ориентировались по запаху, и плащ давал инквизитору лишь небольшое преимущество. Существо тем временем начало спускаться вниз по холму, принюхиваясь все чаще и чаще. Это был верный знак того, что оборотень напал на след. Альварес начал шарить вокруг себя руками в надежде найти то, что сгодилось бы как оружие. Попалось несколько мелких камней, потом кончиками пальцев он нащупал толстую еловую ветку. При желании она сгодилась бы в качестве дубинки, нужно было лишь отломать чересчур длинный и тонкий конец. Перекрестившись, Альварес наступил на ветку в том месте, где нужно было ее сломать, и резко потянул на себя.
   Ветка переломилась с треском, который в тихом ночном лесу разнесся ударом грома. Оборотень тремя огромными прыжками слетел к подножью холма, туда, где только что спал Альварес. В этом месте запах человека был очень резким, но сам человек отсюда уже ушел. Зверь стал осторожно спускаться вниз, к болоту -- ему показалось, что жертва побежала в ту сторону. У края болота запах, однако, стал слабее, и оборотень понял, что ошибся -- человек прятался где-то в лесу. Разворачиваясь обратно, он краем глаза успел заметить, как к его голове с огромной скоростью приближается сучковатая еловая палка. Взвизгнув, он попытался подставить лапу, но времени на это уже не хватило.
   Альварес вложил в удар всю свою недюжинную силу, понимая, что второго шанса ему может не представиться. Его импровизированная дубинка тут же сломалась, но и оборотень рухнул как подкошенный. Альварес облегченно выдохнул. Безоружный, он стал бы легкой добычей этого существа, если бы не плащ. Расслабляться, впрочем, не следовало -- инквизитор знал, что существо вскоре придет в себя, и даже если не сможет преследовать его, то, по крайней мере, наведет на его след своих собратьев. Можно было забить оборотня до смерти камнями, но было в таком поступке что-то чрезвычайно дикое и мерзкое, и инквизитору стало плохо при самой мысли об этом. Впрочем, тут же он нашел другой, гораздо более чистоплотный выход. В этом месте каменный остров, в середине которого стоял Архавик, вырастал из болота на высоту полувековой ели, образуя гладкую отвесную стену. Соответственно, и тропа, по которой пришел Альварес, последние две мили поднималась над черной топью так, что залезть на нее из болота не представлялось возможным -- нужно было возвращаться назад, где тропа шла на одном уровне с болотом. На всякий случай инквизитор еще раз ударил оборотня обломком ветки по голове, после чего схватил его за заднюю лапу и поволок к обрыву. Волчья голова безвольно волочилась по земле, оставляя капли черной крови на ковре из еловой хвои. До края обрыва не было и двадцати шагов, и Альварес без особого труда дотащил туда бесчувственное тело. Сморщившись от отвращения -- запах мокрой шкуры был невыносим -- он приподнял оборотня над землей и одним резким движением сбросил его вниз, в Гиблые болота. Не услышав, как он на это рассчитывал, всплеска, Альварес нагнулся над обрывом и выругался, рассмотрев, что существо упало не в трясину, а на небольшую кочку. Впрочем, кровожадные болотные призраки все равно не оставляли ему шансов на спасение. Задерживаться здесь не было никакого смысла -- наверняка в лесу рыскали другие оборотни, и, закутавшись в волшебный плащ, инквизитор побрел в сторону Архавика.
  

* * *

  
   Сознание возвращалось, и вместе с ним возвращалась боль. Какое-то время она переполняла всё тело, и Териос проклял момент, когда пришёл в себя. Потом боль начала отступать и вскоре сосредоточилась в одном месте -- в задней левой лапе. Тогда Териос услышал невеселое завывание ветра и уловил резкий запах багульника.
   Болото. Он на болоте. Териос сморщился и, привстав на трех лапах, стряхнул с шерсти вонючую, отдававшую гнилью воду. Не сразу, но он вспомнил огромный еловый сук, которым управляла невидимая сила. Какой сильный был удар... Оглядевшись, он понял, что произошло. Пока он был без сознания, его сбросили с края острова в Гиблые болота, и при падении он сломал себе лапу. Беглого взгляда на отвесную гранитную стену было достаточно, чтобы понять: здесь ему не забраться. А что же тропа? Териос с тоской уставился на единственный путь к спасению. В том месте, куда его сбросил подлый враг, тропа вливалась в остров слишком высоко. Нужно было идти далеко вглубь болота, чтобы взобраться на нее. Что ж, идти так идти. Териос знал о призраках, но оборотни были слишком хладнокровной расой, чтобы он позволил страху лишить себя этого маленького шанса на спасение. То, что шансов практически не было, он прекрасно понимал. От природы оборотни наделены способностью маскировать свою линию жизни -- только благодаря этому к нему еще не слетелись все призраки Гиблых болот, но если его увидят, то остается уповать лишь на лапы -- а их на данный момент у него оставалось всего три. Раны у оборотней заживают очень быстро, но ждать было нельзя. Ночью черная шкура еще могла скрыть его от жадных глаз призраков, но при первых же лучах солнца он стал бы самым заметным объектом на болоте. В горле ужасно пересохло, но пить вонючую болотную воду было выше его сил. Стараясь не шевелить больной лапой, Териос осторожно побрел вдоль каменной гряды, по вершине которой бежала спасительная тропа.
   Идти оказалось гораздо труднее, чем он рассчитывал. Лапы постоянно проваливались в мох, пару раз он падал, однако упрямо вставал и продолжал двигаться вперед, к тому месту, где гряда тонула в болоте и где он смог бы выбраться на тропу. Все это время он проклинал колдунов, заставивших его охотиться за этим проклятым человеком. Нет, выберусь -- и пусть они проваливаются вместе со своими обещаниями, пообещал себе Териос. У его волчат уже раскрылись глаза, и они начали выходить из пещеры, и кто будет их воспитывать? Кто научит их перевоплощаться? Кто покажет, как охотиться за добычей? В глубине души он понимал, что никуда не уйдет с острова, но злость придавала ему силы, и он все ругал и ругал своих хозяев, пока не услышал за спиной тихий угрожающий свист. К этому времени он прошел почти две трети пути, и уже всерьез надеялся добраться до тропы незамеченным. Оглянувшись, он понял, что надежда была напрасной -- прямо из трясины метрах в ста позади него поднимался белый туман, который быстро принимал форму, отдаленно напоминавшую фигуру человека. Это был призрак. Все это время Териос осторожно ковылял на трех лапах, но сейчас речь шла о его шкуре, и он помчался изо всех сил, не обращая внимания на дикую боль, пронзившую сломанную лапу.
   Ему повезло, что призрак оказался жадным и не стал сразу взывать к другим духам. Он молча заскользил вслед за Териосом, уже предвкушая, как вопьется в беззащитную линию жизни и выпьет всю кровь. Такого пира у него не было никогда за те долгие тысячелетия, что он провел в Гиблых болотах. Оборотень, тихо поскуливая, прыгал с кочки на кочку, призрак мчался за ним, и прошло довольно много времени, прежде чем прСклятый дух понял, что расстояние между ним и добычей не сокращается. Уже совсем немного оставалось до того места, где тропа сливалась с поверхностью болота, и лишь тогда призрак понял, что добыча вот-вот уйдет, и взвыл, призывая своих собратьев. Даже у оборотня, не отличавшегося особой чувствительностью, от этого воя шерсть вдоль позвоночника встала дыбом. В нем слышалась смертельная тоска души, обреченной скитаться до скончания времен, не ведая покоя, и вечный голод, который лишь на миг можно было удовлетворить живой кровью.
   В ответ на этот зов со всех сторон послышался тихий свист, и Териос с замершим сердцем увидел, как над озерцами черной болотной воды поднимаются белые облачка призраков. Не разбирая дороги, оборотень ринулся к тропе. На перехват ему неслись десятки призраков, один почти вцепился в него острыми когтями, но Териос каким-то немыслимым движением увернулся от него. До заветной цели оставался десяток прыжков, как вдруг на пути оборотня из ниоткуда появился очередной болотный дух. Это был конец. Териос остановился, и духи обрадовано засвистели. Оборотень устало опустился на брюхо, и сырой мох приятно охладил разгоряченную от бешеного темпа шкуру. Призраки зловеще хохотали, приближаясь к нему. Теперь, когда они загнали добычу в угол, можно было не торопиться.
   И вдруг где-то совсем рядом раздался до боли знакомый вой. Териос приподнял морду и, не веря своим глазам, увидел, что на такой близкой и такой недоступной тропе стоят пять его товарищей -- остальные оборотни, посланные колдунами на поиск человека из-за пределов Черных болот. Призраки были опаснее и сильнее его собратьев, но здоровому оборотню нет равных в ловкости и скорости. Болотные духи замерли, пытаясь решить, напасть ли им на новую добычу или ограничиться уже загнанной, и тогда все пять оборотней спрыгнули с тропы на болото и, с легкостью ускользнув от неуклюжих когтистых лап, оказались рядом с Териосом. В следующее мгновение он оказался на спине Атрокса, самого мощного оборотня из стаи. Призраки бросились к ним, но Атрокс одним махом перепрыгнул ближайшего духа и вновь оказался на тропе. Другие оборотни тут же последовали за ними, и все они помчались обратно к острову, поднимаясь все выше и выше над проклятым болотом.
   Жизнь полна парадоксов. Только что вы -- беспомощная жертва, не вызывающая ничего, кроме сочувствия, но в один миг все может перемениться. Слабость, проявленная Альваресом на Гиблых болотах, обернулась бедой уже на следующий день, когда на окраину Архавика, прихрамывая, ворвался оборотень и утащил двух игравших на улице детей, чтобы отметить свое чудесное спасение.

Глава 3

  
   Альварес знал, что дорога из болота вела прямо к Архавику, но именно поэтому идти по ней опасался. Слишком велика была вероятность засады, и неизвестно, выручил бы его плащ в третий раз. Он свернул на первую же тропинку, бегущую вглубь леса, и вскоре продирался сквозь глухую чащу, окружавшую город со всех сторон. Ели цеплялись лапами за одежду, инквизитор нервно дергался, спотыкался о корни -- в общем, производил немало шума. К его счастью, это никого не интересовало: оборотни, посланные за ним, как раз выручали своего товарища, застрявшего в болоте. Потом взошло солнце, и идти стало легче. Оживились птицы, и вскоре после восхода произошел курьезный случай: небольшая синичка, разглядев на дороге неосторожно выползшего червяка, пыталась спланировать на него прямо сквозь невидимого Альвареса. Врезавшись в его плечо, она потеряла ориентацию и рухнула бы на землю, не успей инквизитор подставить ладонь. Какое-то время она сидела спокойно, приходя в себя, потом вдруг обнаружила, что висит в воздухе, и с паническим свистом взлетела на ближайшую ветку. Инквизитор расхохотался -- настолько уморительным был вид птицы, полностью потерявшей ориентацию в пространстве.
   Тропинка изрядно петляла, но Альварес был уверен, что на небольшом острове посреди болота она рано или поздно выведет его к городу. Так и получилось. Чаща вокруг постепенно сменилась светлым ореховым лесом, вскоре и он уступил место пастбищам и огородам. Тропинка превратилась в дорогу, еще через полмили вдоль нее начали появляться загоны для скота, сараи, и, наконец, показались первые дома -- невысокие деревянные строения с черными от времени крышами.
   Несмотря на раннее утро, во дворах уже кипела жизнь. Дети выгоняли из сараев овец, мужчины возились с нехитрым деревенским инструментом, готовясь идти на поля. Альварес прошел мимо одного двора, мимо второго, третьего -- в каждом из них как будто чего-то не хватало, но довольно долго он не мог понять, чего именно. В очередном дворе через открытую дверь сарая он разглядел, как бородатый, несвежего вида старик неуклюже доит корову. Не успел он удивиться этой картине, как вдруг понял, что еще не видел ни одной хозяйки, хлопочущей по своим утренним делам. Он заглянул в следующий двор -- в нем мальчик лет восьми, шмыгая носом, пытался загнать в сарай свинью едва ли не больше его ростом. По валяющемуся на земле корыту и разлитому пойлу Альварес догадался, что малыш неудачно пытался ее накормить. Еще через двор двое маленьких детей, очевидно, брат с сестрой, развешивали на распорках выстиранное белье. Он шел мимо все новых домов, и ни в одном дворе не видел женщин -- одних старух да маленьких девочек.
   Если все женщины действительно пропали, размышлял Альварес, то только из-за местных колдунов. Поначалу он решил, что все дело в плотских утехах. Силы тьмы отличались пристрастием к красивым девушкам. Иногда, убив колдуна, в его замке Альварес находил огромные гаремы бедных пленниц, собранных со всех краев света. Но для гарема нужны не все, а лишь самые красивые женщины -- а чем дальше шел Альварес, тем больше он убеждался, что во всем городе остались только мужчины, дети да старики.
   Постепенно поля становились все меньше, дома жались друг к другу все теснее и, неспособные расти вширь, тянулись вверх. Камень сменил дерево, черная дранка на крышах уступила место красно-коричневой черепице. Многие дома превосходили по роскоши и пышности иные римские виллы. Народа на улице становилось все больше -- похоже, Альварес приближался к городскому центру. Здесь уже можно было рассмотреть огромный замок, в котором жили колдуны Архавика. С такого расстояния нельзя было разглядеть никаких деталей, но инквизитору показалось, что верхушка замка скрывалась в холодном фиолетовом тумане. Прищурившись, Альварес увидел, что туман беспокойно движется, словно внутри него билась какая-то сила. Он закрыл глаза и прошептал несколько строк, с помощью которых можно было заглянуть в пространство эфира. Заклинание было простым, не требовавшим внешних сил, и поэтому сработало. Альварес открыл глаза. Увиденное потрясло его -- фиолетовый туман над замком оказался брызгами времени. Можно было не сомневаться -- внутри, в этом тумане из брызг, бежал по кругу поток времени, оторванный колдунами от реки Хроноса. Здесь же, в эфире, Альварес вдруг увидел множество следов, ведущих из всех концов города к замку. Его сердце охватила тоска. След живого человека не отпечатывается на нежной материи эфира. Всех женщин действительно согнали из города в замок колдунов, и все они были уже мертвы. Но почему -- понять этого инквизитор не мог.
   - Я уничтожу вас, -- пообещал он шепотом, пристально вглядываясь в замок, -- даже если потребуется задушить всех вас голыми руками.
   Чтобы понять и разрушить планы колдунов, ему нужно было добраться до замка и, по возможности, пробраться внутрь. На миг Альварес задумался, идти ли через центр города или пробираться по окраинам. Путь через центр был короче, но ему пришлось бы пересечь центральную площадь. Она же, как во всех городах, была главным городским рынком. В толчее его могли заметить даже с волшебным плащом на плечах. На окраинах было спокойнее, но идти через них пришлось бы гораздо дольше. К тому же в крестьянских дворах было много собак, которые могли его почуять, в то время как на рынке в столь ранний час вряд ли было много народу. В конце концов, Альварес решил идти напрямик.
   Как и во всех крупных городах, центральная площадь Архавика славилась своим собором. Здесь хранились мощи святого Антуана, который покровительствовал всем умершим людям, преданным несправедливому забвению. Когда много лет назад Архавик попал под власть темных сил, все священники в городе погибли мученической смертью, и с тех пор никаких служб в соборе не велось. Еще несколько дней назад, пробираясь к Гиблым болотам, Альварес очень рассчитывал, что именно ему выпадет честь вновь открыть собор для богослужения. Сейчас думать об этом казалось ему как минимум преждевременным.
   В подавленном настроении Альварес подошел к центральной площади Архавика. Он ничего не ел уже со вчерашнего утра, и даже несмотря на гнев, запахи, доносившиеся с продуктовых рядов, казались инквизитору необычайно аппетитными. Но едва он оказался на площади, как все мысли о еде пропали. Знаменитого собора больше не существовало. Что-то сдавило горло, и Альварес с трудом не раскашлялся над ухом у городского стражника. Тело стало вялым и непослушным, как будто на него одним разом обрушилась усталость последних двух дней. Разозлившись на себя, Альварес стиснул зубы и побежал через площадь, не обращая внимания на торговцев и редких покупателей. Те удивленно оглядывались друг на друга, пытаясь понять, какая невидимая сила толкнула их на пустой, казалось бы, площади.
   В центре площади, где раньше стоял собор, сейчас ничего не было. Серая пыльная земля заросла крапивой и репейником, среди них в изобилии валялись большие обшарпанные камни, которые вполне быть остатками фундамента. Альварес коснулся ладонью одного из камней и вздрогнул, почувствовав толстый слой пыли, словно эти камни пролежали здесь нетронутыми в течение тысячелетий. И тогда ему стало ясно, как местные колдуны разрушили собор. Обладая властью над временем, они заставили его течь над храмом в бешеном темпе. Пока часы на городской ратуше отсчитывали минуты, для храма проходили столетия. Деревянные перекрытия прогнивали и падали, по стенам ползли трещины, один за другим рухнули готические шпили. Пыль на пальцах Альвареса когда-то была прекрасными фресками, изящными статуями, мощами святого Антуана. Инквизитор потрясенно качал головой. Сначала женщины, теперь храм... Этот город был помечен печатью самого Князя тьмы.
   На площади тем временем началось оживленное движение. Альварес оглянулся. Недалеко от того места, где когда-то стоял собор, местные власти установили помост, наскоро сколоченный из грубых досок. Сейчас на него взбирался невысокий мужчина лет пятидесяти. Черный плащ до пят выдавал в нем слугу колдунов, в руках он держал небольшую трубу, как у глашатая. Позади него стояли два огромных стражника, у одного из них за спиной висел мешок, в который при желании можно было поместить не одну лавку со всем товаром. Альварес едва подумал, что на площади слишком мало народа, как слуга поднес трубу к губам и дунул. Раздался оглушительный гром, как если бы над городом бушевала страшная гроза. Вряд ли в городе был уголок, где не был бы слышен этот звук. Мужчина опустил горн и, сложив руки за спиной, стал нетерпеливо расхаживать по помосту. По всем улицам, ведущим на площадь, сразу потекли ручейки народа: дети, мужчины, несколько старух. Предстояло какое-то важное объявление, но для того, чтобы на площади собрался весь город, требовалось некоторое время.
   Между тем, инквизитору снова захотелось есть. Время для поисков еды было неподходящее, но из-за своего веса и роста Альварес с юных лет очень плохо переносил голод. Неподалеку от него стоял торговец рыбой. Альварес осторожно пробрался к нему и, выждав момент, пока тот отвлекся, вытащил из-под прилавка огромного копченого леща и спрятал его под плащ. Торговец ничего не заметил, и Альварес ретировался обратно к развалинам храма. Рыбу пришлось разложить на коленях под прикрытием все того же волшебного плаща. К концу скромной трапезы одежда инквизитора, и без того изрядно пострадавшая за время его приключений, окончательно утратила приличный вид. К тому же теперь она издавала стойкий запах копченой рыбы. Однако чувство голода поутихло. Он стал раздумывать, как раздобыть воду, потому что после рыбы ужасно хотелось пить, но в этот момент слуга колдунов, уставший мерить шагами длину помоста, остановился и прокричал неожиданно громким голосом:
   - Граждане Архавика! Вчера в ваш город пробрался инквизитор из-за Гиблых болот. Это высокий и очень сильный мужчина, волосы темные и прямые, на лице несколько шрамов. Любой, кто увидит его и не донесет, будет жестоко наказан. Тот, кто осмелиться помочь ему, умрет страшной смертью. Мои хозяева ценят преданность, но не потерпят ни малейшего ослушания.
   Глашатай полуобернулся к стражнику с мешком и сделал какой-то знак. Тот подошел к краю помоста и начал развязывать веревку, скрывавшую содержимое мешка. Слуга колдунов тем временем продолжил:
   - За прошедшую неделю мы получили две дюжины доносов на тех, кто выражал недовольство моими хозяевами. Под пытками все обвиняемые признали свою вину.
   Стражник к этому времени развязал мешок. Еще не видя его содержимое, Альварес почувствовал, как к горлу подступает тошнота. Он догадывался, что будет в этом мешке. Кажется, знала об этом и толпа, потому что ближайшие к помосту ряды начали пятиться назад. Слуга колдунов махнул рукой, и стражник изо всех сил швырнул мешок в толпу. В воздухе ткань разорвалась, и все его содержимое -- две дюжины окровавленных голов -- разлетелось по толпе. Раздались крики ужаса, пронзительный детский плач. Головы падали в пыль, катились по земле, попадали под ноги суетящихся людей. В нескольких метрах от Альвареса белокурая девочка-подросток билась в истерике, вытирая платьицем кровь с бородатой головы того, кто, очевидно, приходился ей отцом. Слуга колдунов вдруг заинтересовался этой картиной и даже наклонился, чтобы пристальнее рассмотреть девочку. Под ее грубой холщовой рубахой угадывалась грудь, платье нелепо задралось, обнажив начинающие полнеть бедра. Альварес почувствовал, как глаза застилает кровавая пелена ярости. Уже не контролируя себя, он сделал несколько шагов к помосту, чтобы задушить глашатая голыми руками -- и вдруг заметил, что в глазах слуги нет похоти. Он рассматривал ребенка, как фермер рассматривал бы молодую овцу -- готова ли она к случке или нужно выждать еще месяц-другой. Этот взгляд окатил душу инквизитора холодом, словно ушат колодезной воды. Внезапно пришло осознание, что в сумасшедшем мире Архавика он был единственным человеком, способным спасти и эту несчастную девочку, и других детей, и тех немногих нормальных людей, что, возможно, еще оставались в городе. Это было гораздо важнее, чем сиюминутная вспышка гнева, и инквизитор снова застыл.
   Слуга тем временем потерял интерес к ребенку и начал спускаться с помоста. Толпа тут же хлынула прочь с площади. Альварес проследил взглядом за удаляющейся троицей -- те шли к замку колдунов -- и, отпустив их на квартал вперед, решительным шагом направился вслед. Однако планы Альвареса едва не были разрушены совершенно неожиданным затруднением. Запах рыбы, которым пропиталась его одежда, привлек внимание отощавшего рыжего кота. Он семенил по обочине, замирал, внимательно нюхал воздух, издавал хриплое мяуканье и бежал дальше. Несколько раз слуга подозрительно оглядывался на звук кошачьего голоса, но не видел ничего подозрительного и шел дальше. Рыжий кот не отставал и мяукал все громче. Инквизитор пожалел, что выбросил рыбьи кости, едва ушел с площади. Они, возможно, отвлекли бы животное от него самого. С такой громогласной компанией преследовать врага было просто опасно, и он решил свернуть в ближайшем переулке.
   Вдруг откуда-то сбоку раздался женский голос, тихонько позвавший кота. Тот тут же бросился, отчаянно мяукая, к покосившейся деревянной двери, над которой висела вывеска с названием "Перекресток". За ней, судя по всему, находился трактир. Альварес едва сдержался, чтобы не побежать за котом. Если женщина была молода -- а именно так ему показалось по ее голосу, -- то нужно было вернуться и узнать, почему колдуны не забрали и ее. Однако неизвестно, когда бы ему представился следующий шанс попасть в замок Архавика. Альварес огляделся, запоминая место с вывеской "Перекресток", и торопливо зашагал за слугой и его телохранителями.
   Троица, которую преследовал Альварес, уже вышла на пустырь перед замком колдунов и теперь чего-то ждала. Инквизитор остановился в тени последнего на этой улице дома. Замок поражал даже его воображение. Альварес побывал во всех крупнейших городах, но еще ни разу не видел такое высокое строение. Замок не выглядел рукотворным. Казалось, что земля, стремясь пронзить небо, исторгла из себя огромную скалу. На ее вершине виднелись три башни -- каждая из них принадлежала одному из колдунов Архавика. Башни были погружены в холодный фиолетовый туман, а вокруг них -- теперь инквизитор мог как следует приглядеться -- искрами ежесекундных взрывов билось огромное кольцо. Это и было кольцо времени, которое местные колдуны оторвали от реки времени и которое служило им неисчерпаемым источником силы и могущества.
   Только сейчас Альварес ощутил, насколько невыполнима стоящая перед ним задача. Даже со своей обычной силой он едва ли одолел бы колдуна, к которому благосклонны духи Хроноса. В этом же мире, где жизнь определялась исключительно течением времени, бороться против его хозяев было просто невозможно. Альварес все качал головой, пытаясь придумать хоть какой-нибудь выход из этой ситуации -- и чувствовал полную беспомощность.
   Огромный валун у основания замка-скалы бесшумно съехал в сторону, обнажив черное отверстие. Слуга нетерпеливо зашел внутрь. За ним последовали телохранители. Альварес, боясь опоздать, кинулся к входу в замок. Камень медленно катился назад, закрывая отверстие в скале, но инквизитор все-таки успел проскользнуть внутрь. На какой-то момент он очутился в кромешной тьме. Потом впереди раздалось тихое бормотание, и стены вокруг него замерцали бледно-зеленым свечением. Альварес увидел, что в нескольких десятках метрах от него стоят все та же троица, которую он преследовал в городе. Они все смотрели вверх. Альварес тоже поднял голову.
   Он стоял в огромной зале, которая занимала всю площадь замка. Потолок угадывался, но где-то очень высоко, и внутри не было лестницы, по которой можно было бы подняться наверх, в покои хозяев замка. Альварес испытывал потрясение и разочарование. Колдуны Архавика не только построили неприступную крепость -- даже если бы их враги попали внутрь крепости, здесь, в помещении с голыми стенами, пути дальше у них отсюда не было. Потом он заметил, что замок не только рос вверх. В центре помещения находилось небольшое строение, похожее на склеп. Судя по его размерам, за массивной дверью, испещренной черными рунами, не было ничего, кроме лестницы, ведущей в подвалы под замком. Альваресу было достаточно одного взгляда на дверь, чтобы понять -- кроме хозяев замка, вряд ли во Вселенной нашлась бы сила, способная открыть склеп снаружи, столь мощные заклинания были наложены на него. Оставалось лишь гадать, что скрывалось глубоко под землей в подвалах замка.
   Сверху раздался оглушительных хлопот, словно несколько десятков торговцев с Востока одновременно начали выбивать свои знаменитые ковры. В воздух поднялись клубы пыли, и Альварес зажал нос, чтобы случайно не чихнуть. Теперь он понял, почему так пристально слуга и телохранители смотрели вверх. Оттуда спускались три крылатых демона, одни из самых мерзких созданий, выпущенных Князем тьмы в мир людей. Их набеги на людские деревни были жестоки и бессмысленны, и никогда нельзя было угадать, где они появятся в следующий раз. Их клыки были остры и ядовиты: те, кто выживал в схватке с ними, умирали через сутки или двое в страшных мучениях. Они не стали спускаться на землю и повисли над слугой и его телохранителями, часто взмахивая своими мерзкими кожистыми крыльями. Те осторожно взялись за когти на задних лапах тварей, и демоны, пронзительно крича, начали поднимать их в воздух, чтобы доставить людей на верхние этажи башни. Высоко над головой Альвареса раздался хриплый голос слуги, и мерцание тут же погасло. Инквизитор вновь остался в кромешной тьме.
   Когда звуки крыльев стихли, Альварес осторожно попятился к стене, через которую проник в замок. Где-то здесь была дверь наружу. Он знал, что не сможет ее открыть, но хотел остаться как можно ближе к выходу. Когда кто-нибудь зайдет сюда в следующий раз, можно будет быстро выскочить из замка. Бродить в темноте по зале он не собирался -- того, что он увидел, было достаточно, чтобы понять: ничего интересного здесь нет. Что-то определенно скрывалось за дверью в центре залы. Альварес прошептал заклинание и заглянул в пространство эфира. Он не увидел ничего нового: на двери лежали такие мощные заклинания, что к ней опасно было даже приближаться, не говоря уже о том, чтобы пытаться открыть. Он также увидел ярко-красную тропу, ведущую от входа в замок к склепу. Здесь прошло столько людей, что их следы слились воедино -- и все эти люди погибли за этой дверью. Альварес вздохнул, присел у стены и вытянул ноги. Сейчас он был абсолютно бессилен. Горло пересохло, страшно хотелось пить, но усталость оказалась сильнее. Не прошло и нескольких минут, как он дремал, уронив голову на выступ в скалистой стене замка Архавика.

Глава 4

  
   Проснулся инквизитор от хриплых ругательств и стонов. Тело ломило от долгого лежания на холодных камнях, и он с трудом повернул голову, чтобы посмотреть в сторону дверного проема. Сквозь него виднелось ночное темно-синее небо, и на этом фоне, словно в театре теней, мелькали фигуры. Кто-то широкоплечий заталкивал внутрь башни трясущихся, сгорбленных людей, дальше они пропадали в кромешной тьме, и только по сдавленным крикам Альварес мог понять, что их сгоняют в кучу в центре залы. Прижимаясь к стене, инквизитор прокрался к самой двери. Широкоплечий стражник затолкнул внутрь последнего пленника, зашел сам и щелкнул пальцами. Камень, закрывавший вход, бесшумно покатился на свое место, но Альваресу хватило нескольких секунд, чтобы выпрыгнуть наружу.
   Звезды мерцали так же ярко, как и в прошлую ночь, и снова на небе не было ни облачка. Такая же погода была и в тот день, когда сотворилось заклинание, закрывшее город от внешнего мира. Чувство жажды было невыносимым, и инквизитор быстрым шагом направился обратно в город. Найти трактир с вывеской "Перекресток" не составило никакого труда. Вывеска была совсем новой, и художник написал название трактира такой ослепительно белой краской, что она, казалось, светилась в темноте. Инквизитор задержался перед деревянной дверью, раздумывая, как незаметно войти в трактир. Из окон лился уютный желтый свет, инквизитор заглянул через одно из них внутрь и не увидел ни одного посетителя. Это придало ему решимости, и он осторожно начал толкать дверь. Несколько раз железные петли издавали едва слышный скрип, и Альварес замирал, прислушиваясь к собственному дыханию. Наконец, между дверью и косяком образовалась щель, куда он вполне мог протиснуться. Перекрестившись, инквизитор боком пробрался внутрь трактира и так же аккуратно закрыл дверь. Теперь можно было оглядеться.
   Трактир представлял собой странное зрелище. Столы были необычайно низкими, не более полутора локтей от пола. Вместо скамеек вокруг них были расстелены мягкие ковры из овечьих шкур. В дальнем углу находился огромный камин, в котором полыхал жаркий огонь. Во всех трактирах в подобных каминах жарилось мясо, привлекая посетителей ароматным запахом. Здесь огонь горел впустую. Пол был земляным, что уже было необычно для городского трактира. Более того, он был посыпан толстым слоем опилок, как в хлеву. Опилки были совсем свежие. Скорее всего, их насыпали только сегодня. Вдоль стен не стояло ни бутылок с вином, ни бочек с элем -- спиртного в этой таверне, похоже, не было вообще. Неудивительно, подумал про себя Альварес, что в таверне нет ни одного посетителя. Здесь даже нечем промочить горло.
   Слева раздался громкий женский голос:
   - Лучше здесь не задерживаться. Скоро придут посетители. Если они почуют тебя, нас обоих разорвут. Спрячься на кухне, там безопасно.
   Альварес испуганно оглянулся. Голос доносился из-за двери, ведущей, очевидно, на кухню. Женщина между тем продолжила:
   - Когда постоянно работаешь с сырым мясом и за один несвежий кусок тебя могут съесть самого, начинаешь чувствовать запахи гораздо острее.
   После этих слов в помещении показалась сама хозяйка. Альварес невольно сделал шаг назад, в сторону двери. Ростом она не уступала Альваресу, и явно была тяжелее. В ее руках угадывалась огромная сила, и Альварес невольно подумал, что даже он вряд ли справился бы с этой женщиной. Что удивительно, при таком росте и даже с руками, испачканными по локоть в крови, она выглядела стройной и даже привлекательной.
   - Я -- Кларена, -- продолжила женщина. Ее глаза бегали по помещению -- без страха, скорее, с любопытством -- пока она старалась понять, где стоит инквизитор. -- Тебя ищет весь город. Люди напуганы и хотят выслужиться.
   - Ты тоже? -- подозрительно спросил инквизитор. -- Почему тебя не забрали колдуны? В городе больше нет ни одной женщины!
   - Почему же, -- хозяйка трактира теперь смотрела в то место, откуда раздался голос ее невидимого посетителя. Альварес на всякий случай бесшумно отошел на шаг в сторону. -- Ты неправ. Кое-кто остался. В наших краях считается постыдным родить ребенка без мужа. Такие девушки идут к знахарям, и те убивают жизнь внутри них. Многие после этого не могут иметь детей. Восемь лун назад колдуны забрали из города всех женщин, но они не тронули тех, кто не способен зачать ребенка.
   Альварес прикусил до крови нижнюю губу. Что-то такое он и подозревал. Страшное колдовство затеяли силы зла.
   - Почему я тогда не видел ни одной женщины? -- продолжил он уже более спокойным голосом. -- Я был на рыночной площади во время городского собрания. Из женщин там были только дряхлые старухи и маленькие девочки.
   Кларена ненадолго замолчала, теребя край платья.
   -Мужчины не способны долго сдерживать страсть, -- наконец, ответила она. -- На весь город осталось всего несколько женщин. Кто-то работает в притонах, и хозяева не отпускают их на улицу -- это их самый дорогой товар. Некоторые попытались жить по чести. Мужчины, которым они отказали, при встрече со слугами колдунов что-то им нашептывали. Если ты был сегодня на площади, то можешь догадаться, что случилось с теми женщинами. Их отцы и мужья похоронили их головы на кладбище. С тех пор прошло уже много времени.
   - Проклятый город, -- в сердцах выругался Альварес.
   - Тихо! -- вдруг насторожилась Кларена. -- Прячься на кухне!
   С улицы слышались странные и жутковатые звуки, как будто к трактиру подошла шумная толпа ряженых. Жуткий хохот, волчий вой, перебранка пронзительными голосами -- все это не предвещало инквизитору ничего хорошего. Он бросился к двери, из которой вышла хозяйка "Перекрестка". Едва Альварес успел закрыть за собой дверь, как голоса ворвались в трактир. Через щель, оставшуюся в дверях, инквизитор успел увидеть ворох обросших шерстью тел, кожистые складки на уродливых крыльях, когти, торчащие из самых неожиданных мест. В трактир пришла армия Тьмы.
   Комнату, в которой оказался инквизитор, мог назвать кухней лишь человек с очень большой фантазией. Это место скорее напоминало скотобойню или мясницкую. В центре стоял грубый деревянный стол, весь в пятнах от крови. На нем лежало несколько огромных ножей. В стены комнаты были вбиты железные крючья, на которые были подвешены туши овец и поросят и просто куски мяса -- очевидно, говядина и свинина. Под ними вдоль стен стояли ведра, наполненные темной кровью. Удивительно, но в комнате не было характерного несвежего запаха -- видимо, Кларена очень трепетно относилась к чистоте. В одном из углов стоял еще один столик, в несколько раз меньше первого. На нем стоял небольшой деревянный бочонок -- такой, в которые крестьяне обычно разливают эль. Альварес осторожно заглянул сверху. Тот был полон до краев. Инквизитор принюхался -- напиток пах кислым элем. Набравшись смелости, он взял стоявшую рядом кружку, зачерпнул из бочонка и осторожно попробовал. Вне всяких сомнений, это был эль. Альварес тут же осушил кружку до дна. Эль был самый обычный, но в тот момент ему казалось, что ничего вкуснее он в жизни не пил.
   Теперь, утолив жажду, он мог бы, в принципе, и бежать. В кухне была вторая дверь, напротив той, через которую он попал на кухню. Альварес приоткрыл ее -- за ней находилось еще одно небольшое темное помещение с окном, выходящим на внутренний двор. Через него можно было вылезти наружу. Правда, снова бежать ему совершенно не хотелось -- за последние дни, что он провел на ногах, он смертельно устал, да и спать приходилось лишь урывками. Альварес вдруг вспомнил название трактира -- "Перекресток". Обычно хозяева городских трактиров любят пышные названия, "Королевский дуб", например. Приспешник колдунов вряд ли дал бы своему трактиру название, в котором есть слово "крест". К тому же интуиция подсказывала ему, что Кларене можно было доверять. Призвание Альвареса научило его хорошо разбираться в людях, и он чувствовал, что она не предаст его слугам колдуна. Оглянувшись вокруг и не увидев ничего, хотя бы отдаленно напоминающего стул, он вздохнул. Хоть постоянные странствия и приучили его не придираться к условиям, сидеть на полу он все-таки так и не привык.
   В этот момент в кухню вбежала хозяйка трактира. Ее рубаха была задрана почти до груди, обнажив стройную фигуру. Поправив одежду, она с легкостью сдернула с крюка на стене тушу огромного барана и, глядя в потолок, прошептала:
   - В моей комнате есть ведро с водой и мыло. Возьми отсюда свечу и можешь помыться, только обязательно прикрой чем-нибудь окно. Соседи, бывает, подсматривают. Будет беда, если они тебя увидят.
   Схватив в другую руку ведро с кровью, Кларена снова исчезла за дверью, ведущей в трактир. Выходя, она неплотно прикрыла дверь, и инквизитор осторожно подошел к ней и заглянул в щель. На шкурах, расстеленных вокруг низких столов, лежали оборотни, вурдалаки, живые мертвецы и крылатые демоны. Туша барана, принесенная Клареной, мигом была разорвана на части, и нечисть жадно пожирала свежую плоть. Отблески пламени, пылающего в камине, плясали на уродливых мордах, твари без умолку сквернословили, ругались, вырывали друг у друга куски мяса. Крылатые демоны, самые похотливые из порождений тьмы, ублажали свою страсть друг с другом в таких непристойных позах, каких инквизитор не видел за свою жизнь. Среди этой вакханалии Кларена скользила, словно ангел, и когда один из крылатых демонов привлек ее к себе, просовывая когтистую лапу под вырез ее рубахи, инквизитор почувствовал, как ярость снова захлестывает его разум. Хозяйка трактира, однако, отвесила демону такой смачный подзатыльник, что тварь кубарем покатилась по полу. Трактир взорвался злорадным хохотом. Вурдалак, у чьих ног оказался незадачливый ухажер, от души пнул того прямо в искаженную злобой морду. Крылатый демон вскочил и в ярости набросился на обидчика. В следующее мгновение таверна превратилась в клубок тел, рвущих друг друга на части. Кларена бросилась обратно на кухню, и Альварес едва успел отскочить, чтобы женщина не пришибла его тяжелой дубовой дверью. Оказавшись внутри, хозяйка трактира набросила на дверь огромный засов, и вовремя -- тут же в нее со всего размаха ударилось что-то тяжелое.
   - Тебе опасно там оставаться, -- негромко сказал инквизитор. Кларена от неожиданности вздрогнула. -- Если бы у меня была вся моя сила, я раздавил бы эту нечисть одним заклинанием. Но сейчас я бессилен.
   - Ты удивишься, -- фыркнула женщина, поправляя одежду, -- но это моя единственная защита. Если бы не эта братия, моя голова давно бы покоилась на городском кладбище. Такие драки здесь каждую ночь, я уже давно не обращаю на них внимания. Главное -- это вовремя выбраться оттуда.
   - Тебя спасает то, что ты кормишь этих существ? -- спросил Альварес.
   - Да, -- кивнула женщина. -- Больше никто не осмеливается к ним приблизиться.
   Они ненадолго замолчали, прислушиваясь к звукам потасовки, доносившимся из-за двери. Потом Кларена продолжила:
   - Нашим городом правит страх. Все боятся за свою жизнь. Здесь предают братьев и сестер, детей и родителей, а соседей сдают колдунам целыми семьями. Это, собственно, за подлость уже и не считается. Меня боятся тронуть только потому, что я так близко связана с этой нечистью. У города с ней что-то вроде договора: город дает им все это мясо и кровь, а взамен они не убивают жителей ради еды. Договор, разумеется, не работает, когда они уносят человека по приказу своих хозяев.
   - Как получилось, что люди так быстро утратили человеческое достоинство?
   - Когда-то в Архавике было много достойных людей, живших по законам совести и церкви, -- вздохнула Кларена. -- Потом город захватили колдуны. Знаешь, что они сделали в первую очередь? Собрали всех на городской площади и объявили, что тот, кто выдаст им любого человека, недовольного властью колдунов, получит в награду все его имущество. Землю, дом, скот... Это было вскоре после того, как они забрали из города женщин. Можешь представить, что началось... Первые ночи после этого указа те твари, что кормятся у меня за стенкой, каждую ночь уносили по три-четыре дюжины людей. В то время городская площадь была завалена отрубленными головами.
   - Сейчас это поутихло? -- с отвращением спросил Альварес.
   - Да. Сейчас принято во весь голос восхвалять колдунов, поэтому забирают уже тех, кто делает это недостаточно громко. Масштабы не те, конечно, но в иные ночи забирают и по полдюжины, и по дюжине людей.
   Альварес тут же вспомнил ночную картину в замке колдунов.
   - Сколько людей погибло?
   - Я думаю, каждый третий -- это если не считать женщин.
   Инквизитор прищурился:
   - Откуда ты знаешь, что погибли все женщины?
   - Как-то один из вурдалаков проговорился. Это случилось несколько дней назад. Эти твари пришли очень поздно и все в земле. Измазали мне все, что можно было. Когда они налакались крови -- в ту ночь они пили очень много -- я спросила у одного из вурдалаков, в чем дело. Есть среди них один болтливый. Он сказал, что они с кладбища, полночи закапывали человеческие головы. Почему-то они не выкинули их на площади. Не нужно много ума, чтобы догадаться, чьи это были головы, чтобы такой ораве пришлось столько трудиться.
   Альварес опустошенно качал головой. Он видел следы в эфире, ведущие в жуткий склеп под замком колдунов, но где-то в глубине души еще теплилась надежда, что такое злодеяние просто невозможно в этом мире.
   - Я задушу их голыми руками, -- в который раз пообещал он, сжимая кулаки.
   Кларена вздохнула и прильнула к дверной щели.
   - Кажется, все успокоилось, -- сказала она безжизненным голосом. -- Я пойду. Когда ты помоешься, старую одежду оставь на полу, а с кровати возьми новую Я приготовила ее для тебя. Почему-то я знала, что ты придешь именно сюда.
   - Откуда у тебя мужская одежда? -- удивленно спросил Альварес.
   - Мой брат был священником в нашей церкви, пока его не убили колдуны, -- печально ответила Кларены. -- Сегодня на площади говорили, что ты велик ростом? Его одежда должна подойти тебе. Мы с ним были похожи, недаром мать родила нас в один день.
   Она сняла с двери засов, подхватила с пола два ведра с кровью и выскользнула в трактир. Альварес опустошенно стоял на кухне, не в силах пошевелиться. Его сердце разрывалось от горя и ненависти. Пусть он не знал ни одного из тех людей, что погибли в этом городе -- он слишком хорошо знал, насколько ценна каждая человеческая жизнь. Пусть душа бессмертна, но все равно никто не вправе прерывать ее земное существование. Он снова заглянул в эфир -- и вновь не увидел там ни одного источника силы, который помог бы ему уничтожить колдунов Архавика. Вздохнув, он снял со стены свечу и пошел в комнату Кларены.
   Комната была небольшой, к тому же треть ее занимала огромная грубо сколоченная кровать. В доме Кларены все вещи были похожи на хозяйку: огромные и на вид неказистые, но добротные. На кровати были аккуратно сложены холщовые штаны и рубаха, в центре стояло два ведра с водой и большое деревянное корыто. Альварес долго стоял, не решаясь снять волшебный плащ, который так долго спасал его в этом городе. Наконец, набравшись решимости, он скинул с себя одежду.
   Помывшись, он надел чистые вещи, приготовленные хозяйкой трактира. Вещи ее брата действительно подошли, даже, пожалуй, были чуть велики.
   - Ты примерно такой, каким я тебя и представляла, -- вдруг услышал он голос Кларены.
   - Господи! -- от неожиданности Альварес чуть не споткнулся о корыто. -- Где ты научилась так бесшумно передвигаться?!
   Хозяйка трактира впервые за их встречу улыбнулась. Альварес с удивлением обнаружил, что улыбка ее полностью преображает: даже в грубой одежде, запачканной кровью, с растрепанной прической она показалась ему очень привлекательной. Инквизитор почувствовал легкий цветочный аромат, пробивавшийся сквозь запах свежей крови.
   - Оставь свои вещи в углу, -- сказала Кларена. -- Я завтра их постираю.
   - После этих тварей, наверно, приходится каждый день стирать и убирать? -- спросил Альварес.
   Женщина вздохнула и развела руками:
   - А что делать? Ты можешь пока поспать, все равно отсюда до утра не выйти, разве что через окно. Все хотела сделать вторую дверь, да руки никак не доходят.
   - Посетители не скоро уйдут? -- Альварес брезгливо кивнул в сторону трактира.
   - До первых петухов. Уже не так долго, -- Кларена улыбнулась еще раз и вышла, прикрыв за собой дверь.
   Альварес нащупал волшебный плащ -- он предусмотрительно запомнил место, куда его положил, иначе поиски невидимой одежды могли бы затянуться надолго -- и прополоскал его в мыльной воде. Поскольку на нем все равно не было видно, грязный он или нет, Альварес рассудил, что в более тщательной стирке он не нуждается и, чтобы не потерять его, обвязал вокруг одной из ножек кровати. После этого он отодвинул ведра к дальней стене и присел на кровать. Матрас был на удивление мягкий, и инквизитор с удовольствием растянулся на нем. Наконец-то после стольких дней странствий он мог расслабиться. Когда через некоторое время Кларена вновь заглянула в комнату, Альварес уже спал. Она бережно накрыла его одеялом. Потом хозяйка трактира увидела, что инквизитор ничем не занавесил окно, и, неодобрительно покачав головой, накинула на него старое покрывало. Потушив свечу, она еще раз полюбовалась спящим мужчиной и побежала обратно в трактир.
  

* * *

  
   Альварес проснулся от того, что Кларена скользнула под одеяло и крепко прижалась спиной к его животу. В комнате было темно, и от ее волос пахло так соблазнительно, что у Альвареса закружилась голова. Он положил руку ей на бедро. Под рубашкой у женщины ничего не было. Когда он вошел в нее, она тихо вскрикнула от наслаждения, но тут же прикусила губу. Они наслаждались друг другом до утра, и хотя у Альвареса никогда не было более страстной любовницы, но не было и более молчаливой. Страх, овладевший всем городом, и в любви диктовал свои законы.
   Когда рассвело, Альварес снова задремал. Кларена тихо оделась, подобрала его одежду, и, сладко улыбаясь, вышла из комнаты. На этот раз инквизитор спал долго и проснулся только после полудня свежим и полным сил. Реальность уже не казалась такой мрачной, ему казалось, что совсем немного -- и он найдет способ покончить с ужасами, царившими в Архавике. Одеваясь, он вспоминал о том, как сладко отдалась ему Кларена, и пообещал себе, что вскоре у нее не будет причин все время сдерживать свою страсть. Волшебный плащ пришлось долго отвязывать от ножки кровати -- он никак не мог найти края невидимой ткани. Наконец, накинув его на себя, он прошел через кухню в трактир -- и остолбенел от увиденной внутри картины.
   Все помещение, еще вчера изгаженное нечистью, была аккуратно прибрано, и на свежевыстиранных, еще мокрых шкурах сидели дети. Их было так много, что они едва помещались за столами. Были здесь и совсем маленькие ребятишки, которые только недавно научились ходить, и подростки. Но самое удивительное, вся эта толпа детей -- Альварес решил, что их здесь сотни две, не меньше, -- вела себя удивительно тихо. Не было смеха, ни даже громкого голоса. Все сидели молча, как-то обреченно. Тишина нарушалась лишь хныканьем одного малыша, сидевшего на руках почти взрослой девочки. Альварес вдруг узнал ее -- это она вчера рыдала в пыли городской площади над головой казненного отца.
   Дети не обратили внимания на открывшуюся саму по себе дверь в кухню, но Кларена тут же повернулась к своему невидимому любовнику и махнула ему головой, показывая, чтобы тот оставался на кухне.
   - Сидите все здесь, я ненадолго отлучусь, -- громко объявила она детям и пошла на кухню.
   Когда она закрыла за собой дверь, Альварес снял плащ и спросил, указывая на дверь:
   - Чьи это дети?
   - Ничьи, -- Кларена пожала плечами. -- Их родителей забрали колдуны, их дома забрали те, кто оговорил их родителей. Им негде жить, нечего есть. Живут они в сараях за городом, а я кормлю их днем и вечером, за это они помогают мне убирать и стирать за нечистью.
   - Тогда это -- твои дети, -- мягко сказал Альварес и привлек женщину к себе.
   Кларена от наслаждения зажмурила глаза, но тут же вздохнула и мягко отодвинулась от Альвареса.
   - У меня плохие новости, -- сказала она, прикусив губу. -- Очень плохие. Вчера утром оборотни утащили и сожрали двух ребятишек. Ночью, когда нечисть напилась крови, я осторожно расспросила их, почему они нарушили договор. Крылатый демон -- они всегда напиваются больше других -- проговорился, что договор уже не имеет значения. Он сказал, что через несколько дней весь этот город перестанет существовать. Понимаешь?
   Женщина отчаянно смотрела на инквизитора. Альварес хмуро покачал головой. Кларена всплеснула руками.
   - Я не стала рассказывать тебе это вчера ночью, это все испортило бы. Боже ты мой, они же не просто так забрали всех женщин, которые могли родить ребенка. Я не знаю, что за существа зародились в них -- но через несколько дней они выйдут на улицы Архавика! Нечисть знает об этом, поэтому им уже плевать на договор. Сегодня утром оборотни утащили еще пятерых ребятишек! -- и она разрыдалась, положив голову на плечо Альвареса.
   Инквизитор остолбенел. Мысли завертелись с ужасающей скоростью. Мало того, что время в этом мире подчинялось колдунам, теперь сам его ход против инквизитора. Что мог он сделать за эти несколько дней, если вся Святая Церковь не могла сокрушить непокорный Архавик вот уже сколько лет!
   - Я обязательно что-нибудь придумаю, -- пообещал он, гладя женщину по голове.
   Кларена немного расслабилась и начала что-то говорить в ответ, но в этот момент в трактире раздался оглушительный треск, и тут же дети, сидящие внутри, завизжали изо всех сил. Пока Альварес надевал волшебный плащ, Кларена уже выскочила из кухни. Инквизитор побежал за ней, но, едва оказавшись внутри трактира, резко остановился. В трактир вернулась вся нечисть, бывшая здесь этой ночью -- но на этот раз не ради бесплатного обеда.
   - Вон отсюда! -- кричала Кларена, отмахиваясь от оборотней, лезших внутрь трактира.
   Твари раскидывали в стороны визжавших от ужаса детей. Два огромных оборотня схватили хозяйку трактира и тут же утащили ее на улицу. Альварес беспомощно проводил ее взглядом. Бежать через задний двор? Но из комнаты Кларены уже слышался треск ломаемого окна. Если нечисть пришла за ним, то она наверняка перекрыла все пути к отступлению. В трактир врывались все новые и новые вурдалаки, живые мертвецы и оборотни, с улицы слышался шум крыльев -- там дежурили крылатые демоны.
   Дети все визжали, и тогда слуги тьмы начали выгонять их на улицу. Альварес попытался выскользнуть, но твари, посланные охотиться за ним, стояли слишком близко друг к другу, чтобы он мог выскользнуть незамеченным. Трактир тем временем пустел прямо на глазах, и тогда Альварес решился на самоубийственный шаг. Прижавшись к стене, он подобрался к одному из окон. Снаружи его поджидало с дюжину оборотней, но другого выхода у него не было. Дождавшись, пока из трактира выбежит последний ребенок, он схватил тяжелый дубовый стол и швырнул его в вурдалака, стоявшего рядом с окном. Тот рухнул, путь освободился, и Альварес, выбив плечом деревянные ставни, выскочил на улицу. Оборотни не сразу сообразили, что произошло, и инквизитор, проскользнув между ними, бросился в ближайший переулок в сторону городских окраин.
   Замешательство преследователей длилось недолго. Альварес не пробежал и квартала, как за ним мчалась вся армия местных колдунов. В узких городских переулках шансов на спасение у него почти не было. Можно было принять бой -- возможно, сколько-нибудь он бы да продержался, но никаких иллюзий на исход поединка он не питал. Как только когти оборотней порвут волшебный плащ, ему придет конец. Поначалу расстояние между ним и преследователями почти не сокращалось -- инквизитор хорошо отдохнул этой ночью, но он все же был человеком, а его преследователи -- нечистью, не знавшей усталости. Еще не закончились каменные дома, как Альварес был вынужден замедлить бег, и слуги колдунов сразу начали догонять его.
   Когда Альварес уже совсем потерял надежду, он вдруг почувствовал дуновение ветерка. Еще не веря своим ощущениям, Альварес замер и начал отчаянно озираться. Мир колдунов был слишком маленьким, чтобы здесь мог появиться ветер. Оборотни стремительно приближались, но инквизитор, заглянув в эфир, уже нашел то, что искал. Вокруг дома, рядом с которым он остановился, бесцельно летал небольшой дух ветра. Заклинание колдунов Архавика заперло и его в этом проклятом городе. Альварес решительно скинул на руку плащ и изо всех сил свистнул.
   Когда-то очень давно, когда Альварес только стал учеником старого Хилларда, его учитель взял его с собой в гости к Эолу, хозяину всех ветров. Хиллард с Эолом были хорошими приятелями -- конечно, настолько, насколько могли быть приятелями человек и дух стихий. Смешливый черноглазый мальчуган так приглянулся хозяину ветров, что тот не удержался и на прощанье поцеловал Альвареса в лоб. С тех пор все духи ветра отличали Альвареса от прочих смертных и с удовольствием выполняли его просьбы. Не оказался исключением и этот. Знак на лбу инквизитора, видимый лишь его собратьям, привлек внимание духа ветра, и он тут же подлетел к Альваресу.
   - Помоги мне, задержи преследователей, -- попросил инквизитор.
   За его спиной нечисть обрадовано взревела, увидев, что их добыча вдруг стала видимой.
   - Я очень голоден, -- беззвучно прошептал дух ветра. -- Ты накормишь меня?
   - У меня сейчас нет силы. Как только я верну ее, ты будешь первым, о ком я вспомню, -- пообещал Альварес.
   Ближайший оборотень был всего в паре дюжин шагов, когда инквизитор вновь надел плащ и пропал. Оборотень остановился и принюхался -- человек все еще был впереди. Что-то тревожное было в его поведении -- он должен был изо всех сил мчаться, спасаясь от погони, а не появляться вот так, на виду у всей стаи, и рассматривать стену самого обыкновенного здания. Но тут оборотня догнали его более медленные товарищи, и он, забыв о своих опасениях, бросился вместе с ними дальше по переулку, чтобы разорвать надоедливого врага. Озорной дух ветра, уже успевший попробовать на устойчивость несколько деревьев, росших вдоль улицы, только этого и ждал. От его мощного толчка тополь, чей ствол давно изъели личинки, рухнул на переулок, придавив несколько вурдалаков и оборотней. Другие, ошеломленные внезапным нападением, остановились и не решались двигаться дальше. Расхохотавшись, дух ветра понесся вдоль по улице и прокричал в пустоту, где, как он знал, бежит невидимый человек:
   - Я был рад помочь, но у меня больше нет сил!
   Альварес благодарно посмотрел ему вслед. Теперь он мог оторваться от погони и скрыться в переулках сельских окраин Архавика, где запах скотных дворов и отхожих ям должен был сбить его преследователей со следа.
   Через четверть часа он осторожно обходил многочисленные лужи, которыми были покрыты дороги на окраинах Архавика, когда воздух над городом сотрясся от оглушительного грохота. Альварес вздрогнул -- именно этим звуком слуга колдунов созывал вчера жителей на главную городскую площадь. Сердце сжалось от нехорошего предчувствия. Он огляделся -- никого из преследователей поблизости не было. Вздохнув, он стряхнул с сапог грязь и быстро зашагал обратно, к центру Архавика.

Глава 5

  
   Пока Альварес скрывался от преследователей на окраинах Архавика, главная площадь наполнялась народом. Каждый раз, когда горожане слышали пронзительный звук, созывавший их на собрание, их сердца охватывал ужас. Они не хотели идти на площадь и присутствовать при очередной казни, но ни у кого не хватало смелости ослушаться хозяев. Горожане робко высовывали головы из дверей домов, переглядывались, пожимали плечами и выходили на улицу. В одиночку идти никто не хотел. Стараясь держаться по двое или трое, а лучше большой толпой, они брели на площадь. По дороге тихо, но очень бурно обсуждались последние слухи. Если римский инквизитор пробрался в город, то, может быть, власть колдунов не вечна? Зачем же они тогда проливали чужую кровь? Доставшийся даром скот уже не радовал горожан, и в просторных домах, которые они когда-то отняли у зажиточных соседей, им было не так уютно, как еще несколько дней назад.
   На самой площади царило напряженное молчание. Молчали торговцы и покупатели, дети и взрослые, и даже домашние животные -- и было отчего. В центре площади, рядом с тем местом, где когда-то возвышался городской собор, на деревянном помосте стояли три черных колдуна Архавика. За ними замерла огромная свита -- и люди, и нечисть. СердцА горожан замирали от леденящего ужаса. Еще никогда хозяева города не представали перед своими подданными втроем. Все говорило о том, что они собирались сообщить что-то необычайно важное. Жители Архавика не привыкли ждать хороших новостей от своих хозяев, и вряд ли в толпе, собравшейся на площади, можно было найти хоть одного человека, чье сердце билось бы спокойно.
   Когда весь город собрался на площади, колдун, отличавшийся от двух других необыкновенно длинной и почти белоснежной бородой, сделал шаг вперед и поднял руку, привлекая внимание. Этот жест был, впрочем, лишним -- вся площадь и без того не отрывала глаза от помоста.
   - Граждане Архавика! Только вчера мы объявили вам о том, что в наш славный город украдкой пробрался римский инквизитор. Сегодня на заре к нам в замок принесли о нем правдивые вести. Мы благодарны за вашу бдительность. Этот человек почти пойман, к тому же в наших руках оказалась его сообщница.
   Он подал знак оборотню, и тот вытолкнул на помост Кларену. Пока оборотни тащили ее из трактира, они изорвали ее одежду, и женщина предстала перед глазами горожан почти нагой. Толпа вокруг помоста жадно зашевелилась. Старший колдун презрительно усмехнулся, вспоминая, как в дни его молодости римская чернь осаждала виллы консулов, требуя хлеба и зрелищ. С тех пор прошла тысяча лет, но человеческая природа за это время ничуть не изменилась.
   - Этой женщине недоставало мужского внимания, -- громогласно продолжил он. -- В первую же ночь она отдалась инквизитору. Я усматриваю здесь вашу вину -- почему столь достойные мужчины не могли помочь ей избавиться от желаний плоти? Впрочем, сейчас у вас есть шанс лишить ее этих желаний навсегда.
   Оборотень, ожидавший этих слов, подтолкнул женщину к краю помоста. Делал он это без злорадства. Ему впервые в жизни было жаль человека. Он даже украдкой вздохнул, вспоминая, как душевно было в трактире у женщины. Всех остальных людей он презирал и с нетерпением ожидал, когда его хозяева выпустят на свободу тех, кого они держат в склепе под замком. В мире без людей ему будет спокойнее -- хотя, нужно признать, скучнее. И, конечно, где он теперь найдет такое уютное место, как "Перекресток"?
   Хозяин махнул рукой. Оборотень осторожно, почти нежно столкнул женщину в толпу, тянувшуюся к помосту сотнями рук, и отвернулся, чтобы не видеть, что будут делать с ней эти звери внизу.
  

* * *

  
   До самого вечера Альварес не мог пробраться к городской площади. Оборотни и прочая нечисть искали его по всему городу. Несколько раз они брали его след, но поблизости всегда оказывался хлев или сарай, где Альварес мог спрятаться от преследователей, да и запахи крестьянских дворов маскировали его не хуже плаща-невидимки. Солнце уже начало клониться к горизонту, когда вся нечисть вдруг исчезла с городских улиц. Альварес прошел вдоль одного переулка, нерешительно заглянул на мощеную улицу, ведущую к центру -- все вокруг было пустынно. Идти сейчас на центральную площадь было рискованно -- но, с другой стороны, все его пребывание в этом проклятом городе было одним сплошным риском. А на площади он, возможно, узнает о судьбе Кларены...
   По дороге в центр города он встретил лишь пару человек. Горожане казались испуганными и довольными одновременно -- странное сочетание. Альварес осторожно обходил их, стараясь не поднимать пыли. Сама площадь была абсолютно пуста. В любом другом городе в этом время жизнь здесь била ключом. У колонн центрального собора юристы встречались с клиентами, в рыночных рядах шла бойкая торговля, заезжие артисты давали незатейливое представление, на котором толпа хохотала -- или рыдала, в зависимости от жанра, -- от всей души. Здесь же жизнь словно вымерла. Тщетно озирался Альварес, пытаясь понять, что произошло во время городского собрания. На площади не было ни души. Инквизитор медленно обошел ее, надеясь найти хоть какой-нибудь знак, который рассказал бы ему о судьбе Кларены. Перед помостом, с которого вещал вчера слуга колдунов, Альварес задержался. Заглянув в эфир, он отчетливо увидел цепочку следов, ведущую на помост. Если это была Кларена, значит, она мертва. Он огляделся вокруг -- больше следов не было. Неужели ее казнили прямо на помосте? Инквизитор забрался наверх, но следов крови здесь он не обнаружил. Конечно, человека можно убить, не пролив ни капли крови, но это не столь зрелищно. Он хорошо знал, как любят театральные жесты люди, дорвавшиеся до власти. Альварес оглядел площадь еще раз. Ему показалось, что поверхность перед помостом была более неровной, словно по ней прошелся маршем отряд крестоносцев. Он долго вглядывался в утоптанную землю, но тщетно. Земля была безмолвна. Она всегда оставалась равнодушной к людской боли, какие бы преступления на ней ни творились. Альварес устало присел на ступеньку помоста и обхватил голову руками.
   В таком опустошенном состоянии духа инквизитор просидел довольно долго. Солнце уже начало скрываться за крышами домов, когда он поднялся на ноги. Если Кларену уже казнили, решил Альварес, он найдет ее могилу на кладбище. Если они жива и находится в замке колдунов -- что ж, он попытается пробраться туда, хоть это, скорее всего, будет стоить ему жизни. Выхода из этой ситуации он больше не видел. Его противник одержал полную победу.
   Глубоко вздохнув, Альварес поднялся и спрыгнул с помоста. Нужно было найти городское кладбище. Северяне предпочитали хоронить своих мертвых на западе, и вряд ли Архавик был исключением. Инквизитор посмотрел в сторону заходящего солнца, потом оглянулся на развалины храма. По остаткам фундамента еще можно было определить, что алтарь когда-то находился в стороне, противоположной от той, где сейчас садилось за горизонт солнце. Убедившись, что в этом сумасшедшем мире, по крайней мере, солнце все еще заходит в правильном направлении, Альварес зашагал по мостовой. Усталость и разочарование взяли свое: он шел, опустив голову и почти не оглядываясь по сторонам, и поэтому не обратил внимания, что дома вдоль улицы закончились на удивление быстро. Крестьянских дворов здесь не было, и дорогу с обеих сторон сразу обступила густая ивовая поросль. Альваресу постоянно приходилось обходить огромные лужи, а в некоторых местах даже перелезать через деревья, поваленные сильным ветром. Это не было похоже на дорогу, ведущую к кладбищу -- все известные Альваресу народы относились к своим мертвым с почтением, и дороги, по которым людей везли в их последний путь, поддерживались в идеальном состоянии. На какой-то момент инквизитор даже засомневался, в нужном ли направлении он идет. Однако тут дорога сделала резкий поворот, ивовые кусты закончились, и взору Альвареса открылось городское кладбище.
   Кладбище было огромным, слишком большим для такого городка как Архавик. Дорога разрезала его на две половины. С правой стороны дороги находилось старое кладбище, которое ничем не отличалось от любого другого кладбища в мире людей. Кресты и памятники, аккуратно насыпанные могилы, небольшие красивые склепы -- все говорило о том, что еще лет десять назад люди в этом городе чтили память о своих мертвых родственниках и согражданах. Конечно, было заметно, что сюда никто не ходил уже много лет. Могилы заросли сорной травой, и кресты кое-где можно было едва разглядеть сквозь заросли молодых ивовых кустов. Однако время еще не взяло свое, и старое кладбище, хоть и было запущенным, смотрелось вполне прилично.
   Новое же кладбище было похоже на помойку. Альварес потрясенно рассматривал груды костей, валявшихся на черной, кишащей жирными червями земле. В некоторых местах, где дождь размыл землю, валялись почерневшие черепа и целые скелеты. Из черепа, лежавшего в нескольких метрах от Альвареса, неторопливо выползла крыса и уставилась на незваного пришельца. Чуть поодаль два ворона что-то жадно клевали, хрипло каркая друг на друга. В чумных городах кладбища и то приличней, с тоской подумал инквизитор. Здесь мертвые не могли найти последний покой, а их души были обречены на забвение. Потрясение от увиденного было столь велико, что Альварес не сразу заметил большую группу детей в дальнем уголке кладбища. Впрочем, заметить их было не так-то легко -- все они носили серые, мешковатые, сшитые из тряпок одежды, которые почти сливались с безрадостным пейзажем вокруг. Увидев их, Альварес сразу понял, что это могли быть только дети из "Перекрестка", и судьба Кларены стала ему ясна. Глотая слезы, он побежал через кладбище. Из-под ног иногда раздавался треск костей и писк крыс, но инквизитор ни на что уже не обращал внимания.
   Бежал он довольно шумно -- до детей оставалось еще шагов сто, как они испуганно обернулись в его сторону. Сообразив, что может перепугать их до смерти, Альварес скинул плащ и крикнул:
   - Не бойтесь, я из внешнего мира.
   Несколько старших девочек подхватили на руки малышей, готовясь бежать от этой страшной фигуры. Альварес пожалел, что костюм инквизитора остался в доме Кларены -- обычно белый плащ с крестом оказывал на людей успокаивающее действие. Впрочем, другие дети уже что-то шептали тем, кто порывался бежать.
   - Я -- инквизитор из Рима, -- прокричал Альварес, замедляя шаг. -- Не бойтесь меня.
   Дети испуганно сгрудились, когда Альварес, наконец, дошел до них. За их спинами он увидел свежий холмик. Перед ним на земле лежал неуклюже сколоченный деревянный крест, на котором, к своему удивлению, Альварес смог прочитать:
   "Кларена Саар, ушла в мир иной в году тысяча двести пятидесятом от Рождества Христова".
   - Мы не стали зарывать ее глубоко, -- глухо сказал подросток, выглядевший здесь старше всех. -- Ночью придут вурдалаки и все равно выроют ее тело. А нас никто не будет больше кормить, и нам нужно экономить силы.
   Альварес быстро кивал. Во рту ощущался солоноватый привкус. Он прикоснулся рукой к губам и понял, что, пока бежал, искусал их до крови.
   - Я не знал ее полного имени, -- едва слышно сказал он.
   - Сегодня ночью вурдалаки сломают этот крест, -- ответил кто-то из девочек. -- Но если мы переживем эту ночь, мы придем сюда завтра и снова ее похороним.
   Инквизитор нагнулся, чтобы рассмотреть крест. Буквы были неровными, видимо, дети вырезали их в спешке, да и сам крест был сделан очень неумело, однако для Альвареса он был более ценен, чем все самые дорогие могильные надгробья в мире. Инквизитор поднял его в воздух.
   - Где ее голова? -- спросил он.
   В ответ протянулись десятки детских рук, показывая, как они похоронили женщину. Альварес изо всех сил воткнул крест в жирную землю. С глухим чмокающим звуком тот ушел вглубь. Инквизитор попробовал его рукой -- крест сидел крепко. Нечисти придется потрудиться этой ночью, чтобы вытащить и сломать его. Малыши горько заплакали, дети постарше хмуро переступали с ноги на ногу.
   Внезапно на могилу легла длинная уродливая тень. Инквизитор поднял голову. На фоне солнца, которое уже почти скрылось за горизонтом, чернела скрюченная фигура с необычайно длинными руками.
   - Вурдалак, -- прошептал подросток, казавшийся главным в этой группе.
   Малыши заплакали, дети постарше снова подхватили их за руки и медленно начали отходить за инквизитора. Альварес выпрямился во весь свой огромный рост.
   - Убегайте отсюда, -- приказал он детям.
   Уговаривать их не пришлось -- они тут же рассыпались по полю, чтобы скрыться в густых кустах, окружавших кладбище. Тем временем вурдалак огромными прыжками приближался к Альваресу. Как и вся нечисть, вурдалаки обладали нечеловеческой силой, и без оружия одолеть одного из них человеку было невозможно. Однако это существо можно было задержать, чтобы дать детям шанс спастись.
   - Как удачно я вышел на охоту, -- прошипел упырь, оказавшись перед инквизитором. -- Много мяса.
   Альварес быстро оглянулся. Дети не проделали и полпути до края леса. Если надеть сейчас плащ, вурдалак потеряет его, но бросится в погоню за детьми. Скольких из них он убьет? Что ж, Альварес знал, что в какой-то момент плащ не сможет его спасти. Похоже, этот момент пришел. Вурдалак присел -- инквизитор, убивший не одну дюжину этих существ, знал, что сейчас последует прыжок, которым тот постарается покончить с очередной жертвой. Именно в этот момент упыри были особенно уязвимы для заклинаний или удара копьем, но сейчас у Альвареса не было ни магической силы, ни оружия.
   Прыжок вурдалака был резким и неуловимым, как выстрел катапульты. В следующее мгновение он всем своим весом врезался в инквизитора. Падая, Альварес отчаянно схватил существо за голову и всей своей гигантской силой скрутил ее по часовой стрелке. Раздался хруст, и голова вурдалака повисла под неестественным углом. Тут же инквизитор почувствовал страшную боль, пронзившую живот. Сбросив с себя мертвого противника, он наклонил голову и разрыдался от злобы и бессилия. Огромные когти вурдалака сделали свое дело -- вместо живота у него была огромная рваная рана, и лохмотья, оставшиеся от одежды, быстро пропитывались темной, почти черной кровью. "Вот и смерть", мелькнуло в голове. Он видел такие раны на поле боя -- без заклинаний исцеления люди умирали от них очень быстро.
   Альварес не помнил, сколько времени пролежал он в сырой грязи на кладбище в полузабытье. Сначала боль в животе была острой, но постепенно она становилась все глуше и глуше. Вскоре она исчезла совсем -- это означало, что из его тела вытекла вся жизненная сила. На пути от жизни к небытию оставался последний шаг -- смерть. Инквизитор закрыл глаза. Сердце билось все медленнее и медленнее.
   Проваливаясь в бездонную темноту, Альварес в последний раз заглянул в пространство эфира -- и охнул от потрясения и вернувшейся боли. Из того места, где в реальном пространстве находилась могила Кларены, тек ручеек силы. Эта сила была странная -- в отличие от холодных природных сил, которыми Альварес обычно питал свои заклинания, она была теплая и почти живая. В любом случае, это была сила, которой он мог воспользоваться. Заклинание исцеления само легло на язык. Все тело тут же охватило неистовое жжение, и Альварес стиснул зубы, чтобы не закричать от боли. Рана на животе затягивалась на глазах. Вскоре инквизитор уже стоял на ногах, пошатываясь от слабости, и удивленно рассматривал ручеек силы, возникший в самом, казалось бы, неподходящем месте. Могила среди тысяч таких же могил. Он оглядел кладбище -- больше ничего подобного в этом месте не было. Природная аномалия? Но Архавик был отрезан от всей Вселенной, и природа здесь могла родить, в лучшем случае, уродство, но не источник силы. Альварес посмотрел на могилу женщины обычным зрением. Что-то важное находилось прямо у него перед глазами. Возможно, дело было в кресте? Он оглянулся на старое кладбище, где крест стоял на каждой могиле, но в эфире оно казалось пустыней. Альварес присел на корточки у могилы и задумался. Сила колдунов питалась от реки времени. Время всегда было беспощадно к человечеству, насылая на него свое проклятие -- забвение. Человеческая цивилизация появилась лишь тогда, когда люди научились бороться с забвением. Альварес потрясенно покачал головой, пытаясь понять, как же он не догадался до этого раньше. Месть колдунов была жестокой -- они не просто убивали своих противников, они обрекали их на забвение. Они боялись того единственного оружия, которое могло уничтожить их в этом мире, где всем правила сила времени. Этим оружием была человеческая память.
   - Спасибо тебе, Кларена Саар, -- прошептал Альварес. -- Кажется, мы все-таки победим.
   Инквизитор улыбался и плакал одновременно. Он знал, как уничтожить колдунов -- но для того, чтобы он нашел это оружие, Кларене пришлось умереть. И если бы не дети, соорудившие этот грубый крест с надписью из неровно вырезанных букв, его растерзанным телом сейчас бы лакомилась нечисть. Альварес глубоко вздохнул и впервые за три дня начал колдовать, призывая астральных духов. Те мгновенно откликнулись на его зов, предлагая свои услуги в обмен на силу, которой он мог их накормить.
   - Слушайте голоса мертвых, -- приказал инквизитор, -- и принесите мне их имена.
   Не прошло и получаса, как один из духов вернулся и нетерпеливо закружился вокруг Альвареса, требуя свою плату. Отдав ему частицу силы, инквизитор нашел на кладбище место, о котором прошептал ему дух.
   - Сейчас твоя душа упокоится с миром, Агнесса Майерс, -- сказал он торчавшему из земли черепу.
   Альварес оглядел ночное небо и изо всех сил свистнул. На этот свист, который не услышала бы ни одна живая душа, тут же примчался одинокий дух ветра, спасший инквизитора от погони.
   - Я готов накормить тебя, -- сказал Альварес духу. Тот обрадовано расхохотался и хлопнул инквизитора по плечу, чуть не сбив того с ног. -- Потом мне снова будет нужна твоя помощь. Возможно, мы выберемся из этого проклятого места.
   - Все, что угодно, -- прошелестел дух ветра.
   Альварес вложил в него столько силы, сколько тот мог проглотить.
   - Теперь принеси мне из города доски и гвозди, -- приказал инквизитор.
   К этому времени вокруг Альвареса суетилась уже дюжина астральных духов, выполнивших его просьбу. Они верещали, требуя, чтобы инквизитор накормил и их.
   - Подождите немного, -- рявкнул тот. -- Я не могу запомнить столько имен одновременно.
   Астральные духи обиженно отлетели от инквизитора, но уже через пару мгновений снова осаждали его, требуя свою плату. Инквизитор прикрикнул на них еще раз, но тут с неба, едва не придавив его, упала груда досок самых разных размеров. Вслед за этим порыв ветра бросил к его ногам мешок, набитый гвоздями.
   Всю ночь Альварес сколачивал кресты, огнем чертил на них имена и ставил их на безымянные могилы. У астральных духов давно не было такого пиршества. К утру, обессилев, инквизитор вернулся на окраину Архавика и заснул в заброшенном сарае. Спал он, впрочем, недолго -- солнце не прошло и половину своего дневного пути, как Альварес снова был на кладбище, где еще оставались безымянные могилы. Ему потребовалась оставшаяся часть дня, чтобы закончить работу. К этому времени ткань эфира совершенно изменилась. Еще вчера она была абсолютно пустынной, но сейчас многочисленные ручейки силы струились из вырванных из забвения могил и сливались в бурную реку.
   У последнего креста Альварес сел на землю и долго смотрел на кольцо времени, бившееся далеко вдали над замком колдунов. Похоже, его противник пока ни о чем не догадывался. Видимо, черпая силу из такого мощного источника, как сила времени, колдуны Архавика утратили чувствительность. Что ж, оставалось надеяться, что это станет их смертельной ошибкой. Напади они этой ночью, когда инквизитор чертил имена на первых крестах, и он вряд ли спасся бы. Сейчас же он был не просто готов дать бой -- он был абсолютно уверен в своей победе. Правда, перед схваткой оставалось сделать еще один, самый последний шаг. Альварес встал, отряхнул волшебный плащ от земли и, немного подумав, снял его и убрал в карман.
   - Господи, помоги мне, -- прошептал он и зашагал обратно к окраинам Архавика.

Глава 6

  
   Тауно Керот сидел в своем доме в полном одиночестве. Раньше это его раздражало. Он заставлял детей оставаться дома, а не шляться по улице, но только окончательно разругался с ними. Дети винили его в том, что колдуны забрали их мать -- его жену -- из дома. А что он мог сделать? Драться с их слугами, как пытался делать кое-кто из его соседей? Их смерть была храброй, но глупой. Зато теперь он жил в новом доме с добротными хозяйственными постройками, и столько скота в прежней жизни у него не было бы никогда. Но зачем ему все это? Тауно заерзал в кресле перед камином. Что за глупый вопрос? Он всегда хотел быть лучше своих соседей.
   В памяти тут же всплыла картинка мрачной осенней ночи, когда он в нерешительности стоял перед замком колдунов и озирался, страшась, что его кто-нибудь увидит. В ответ на нерешительный стук из замка вышел огромный уродливый человек... хотя, возможно, и не человек вовсе. На следующую ночь один из зажиточных соседей исчез, и он переселился в его дом. Правда, дети оставались ночевать в старом доме, вместе с детьми того соседа. Какие неприятные мысли лезут в голову, подумал Тауно и подбросил в камин дрова. Огонь заплясал быстрее, но тепло от пылающих дров не могло согреть его. Он вспомнил, как прятался в погребе, когда, разбив окна, к нему в дом ворвалась пара летающих демонов. Жена почему-то не кричала -- наверно, сразу упала в обморок. Тауно вжался в кресло и зажмурился. Все это время он старался выкинуть эти воспоминания, словно мусор, из памяти, но сейчас картинки из прошлого одна за другой всплывали в его голове, и он не мог с этим ничего поделать.
   Перед глазами вдруг возник образ миловидной девушки с длинной, ниже пояса, косой. Тауно побледнел и, странно всхлипнув, сполз с кресла на ковер. До того, как пришли колдуны, он встречался с этой молоденькой прачкой. Ни жена, ни дети не знали об этом -- церковь все равно не дала бы ему развода. Его любовницу забрали одной из первых -- Тауно смутно помнил, что за женой пришли только через неделю. Когда оборотень тащил прачку мимо его дома, она, увидев сквозь неплотно прикрытые ставни глаза своего возлюбленного, вдруг закричала, умоляя его о помощи. В тот момент Тауно молил небо только об одном -- чтобы ни семья, ни соседи не разобрали его имени в бессвязных криках девушки. Он облегченно выдохнул, когда оборотень ударил девушку по голове, и та обмякла на его мощном, покрытом черной шерстью плече.
   А потом все воспоминания разом заполонили его больную голову. Перед его глазами стояли все, кого он предал или не защитил. Жена, возлюбленная, соседи... Тесный мирок, который Тауно тщательно сооружал вокруг себя все это время, рухнул. Закричав от боли, мужчина бросился в подвал, к бутылкам выдержанного вина, которые когда-то его сосед приберегал к свадьбе дочери, тоже сгинувшей в замке колдунов. Боль была столь невыносимой, что он схватил первую попавшуюся бутылку, разбил глиняное горлышко и одним залпом осушил ее до дна вместе с осколками.
  

* * *

  
   Альварес неспешно обошел весь Архавик, рассылая вокруг себя астральных духов. Его колдовство действовало просто. Духи скользили вдоль линии судьбы человека и, срывая с нее покров забвения, заставляли кровоточить старые раны. Раны были почти в каждой душе. Перед кем-то мелькали лица людей, которых они предали. Кто-то видел своих бывших возлюбленных, от которых отказался из-за страха или жесткости. Мелькали лица детей и стариков, Альварес отправлял новых духов, кто-то из горожан сразу падал в обморок, те, кто был покрепче, бежали к спрятанной бутылке, чтобы напиться до бесчувствия. Сила, которую приносили духи, была темно, почти злой, и время от времени Альварес морщился от боли в груди. Он знал, что будет больно и ему, и особенно тем людям, чьими воспоминаниями он сейчас питался. Однако после того, что они сделали с Клареной, сожаления к ним он не испытывал. Некоторые из астральных духов не выдерживали боли, которую они несли из человеческих душ, и прятались в пустоте эфира. Инквизитор призывал других, и поток силы не ослабевал. Убийства, предательства, собственная слабость -- сейчас он питался памятью грехов, вносящих в жизнь разлад и смятение.
   Он обошел почти весь город, когда колдуны все-таки спохватились и выслали против него своих слуг. Свернув на очередную улицу, Альварес зло ухмыльнулся, увидев толпу нечисти, несущуюся к нему со стороны замка. Он небрежно щелкнул пальцами, превращая твердую землю под их ногами и лапами в вязкую липкую массу. В следующей миг на него обрушился гром брани. Инквизитор расхохотался. Оборотни, вурдалаки, демоны, люди -- все они беспомощно застыли, пытаясь выбраться из трясины, которая вдруг возникла вместо улицы, вымощенной булыжником. Можно было раздавить этих тварей, как насекомых, но Альварес решил не расходовать понапрасну силу, которая доставалась ему с таким трудом и болью. Они проторчат на этой улице до завтрашнего дня. Если он справится с колдунами, он решит и судьбу их слуг, если же нет... Об этом инквизитор решил не думать. Сверху раздался хлопот крыльев и негодующие вопли. Альварес поднял голову и довольно улыбнулся. Его помощник, дух ветра, гонял между черепичными крышами и высокими трубами дюжину крылатых демонов. Твари никак не могли понять, что за сила ломает им крылья и швыряет на острые шпили, увенчивающие большинство домов в центре Архавика.
   - Не впечатляет, -- негромко сказал он, повернувшись в сторону замка.
   Провожая взглядом последнего крылатого демона, изо всех сил улепетывающего от духа ветра, Альварес увидел открытую дверь, над которой красовалась витиеватая вывеска. Это был трактир. Инквизитор внезапно почувствовал, как у него от голода сводит живот. Подумав, что пустой желудок -- плохой помощник даже в магических битвах, Альварес зашел внутрь. В трактире лежали два горожанина, напившиеся до беспамятства. Бочонки вина, стоявшие вдоль стен, были разбиты -- эти люди так хотели добраться до спасительного вина, что у них не хватило сил даже открыть его. Однако бочка с элем, стоявшая в углу трактира, была нетронута -- эль, видимо, был слишком слабым напитком, чтобы им можно было залить пожар в душе. Рядом с очагом стоял черный от копоти вертел с нанизанными на него большими, еще почти сырыми кусками мяса. Инквизитор сунул вертел в очаг и прошептал нехитрое заклинание. Внутри тут же запылал огонь. Пока мясо дожаривалось, он неторопливо попивал эль из большой деревянной кружки. Спешить было некуда -- пусть пока колдуны сходят с ума от неизвестности и ломают голову, откуда он взял такое могущество в этом замкнутом мирке. Когда противник теряет веру в собственные силы, он проигрывает сражение.
   Поев, инквизитор вышел на площадь и удовлетворенно отметил, что ни одна тварь не смогла хоть немного подобраться к твердой земле, чтобы выбраться из его ловушки. Не обращая внимания на угрозы и оскорбления, которые заорала нечисть при его виде, инквизитор обошел созданную им трясину и быстро зашагал к замку колдунов Архавика.
   Вскоре он стоял у основания скалы, которая несла на себе замок, и, задрав голову, рассматривал кольцо времени, неспокойно бьющееся вокруг его вершины. Вновь ощутив мощь, заключенную в кольце, он вдруг понял, насколько безрассудной была его попытка бросить вызов колдунам, управляющим самим временем. Эта мысль, впрочем, не вызвала у него беспокойства. Неужели все эти события сделали меня фаталистом, с интересом подумал Альварес и выкрикнул заклинание, призывающее духа ветра.
   - Ты сможешь поднять меня на вершину этой башни? -- спросил он.
   Вместо ответа дух ветра закружился вокруг него, и инквизитор с замиранием сердца почувствовал, как поднимается в воздух. Полет принес ощущение необыкновенной свободы, словно Альварес порвал путы, связывающие его с землей. С той высоты, куда занес его дух ветра, город казался игрушечным. Когда дух ветра поставил его на каменную площадку на самой вершине замка, Альварес почувствовал разочарование, что их полет закончился. Надо будет обязательно повторить, подумал он. Потом очарование полета прошло, он поднял голову и увидел, что кольцо времени бьется так близко над его головой, что его достал бы стрелой даже самый неопытный лучник. Биение времени было неспокойным. Ему не нравилось течь по кругу, но, влекомое своей же силой, оно не могло ничего изменить. От кольца в башни замка тонкими завихрениями уходили три ручейка силы, питавшие колдунов. Альварес еще раз пригляделся к кольцу времени и неожиданно почувствовал, что оттуда его тоже кто-то рассматривает. Недобрым был этот взгляд, словно из потока на него смотрел тот, кто знал, что крошечное существо несет в себе силу, способную противостоять неумолимому течению времени. Инквизитор ощутил, как там, в таинственном синем водовороте рождается нечто, призванное его сокрушить. Тогда он бросил в сторону кольца несколько выбранных наугад воспоминаний, как бросают перчатку, вызывая противника на поединок.
   - С тобой пришлось провозиться дольше, чем мы ожидали, -- вдруг раздался тихий голос. Альварес резко обернулся -- за его спиной стоял старик в серой одежде, чем-то напоминавшей монашескую рясу. Необычайно длинная и молочно-белая борода выдавала его возраст. Этот колдун прожил не одно столетие. -- Я слышал, что тебе подчиняются духи воздуха, но не думал, что этих сил хватит так надолго.
   В кольце времени появились странные завихрения, которые быстро начали менять форму. Альварес почувствовал, как меняется ткань эфира. Мощное заклинание готовилось сотвориться в этом месте -- но с колдуном оно было никак не связано. Что удивительно, старик даже, казалось, не замечал этих изменений.
   - Странно, что ты прожил столько веков, если искусство учиться на собственных ошибках тебе так и не далось, -- спокойно ответил Альварес. -- Вы гонялись за мной все эти дни и не приблизились к успеху ни на дюйм. А сейчас ты думаешь, что стоит тебе щелкнуть пальцами, и я превращусь в горстку золы и пепла?
   - Ты молод и глуп, -- холодно сказал колдун, поднимая руку для заклинания. -- Какая бы сила ни стояла за тобой -- она ничто по сравнению с той, что питает меня.
   Он пропел заклинание, и Альварес сосредоточился, готовый противостоять ему. Однако на поверхности эфира не отразилось ни единой волны. Колдун растерянно поднял голову, пытаясь понять, почему кольцо времени больше не дает ему силу. Тут же удивление на его лице сменилось ликованием.
   - Ты разбудил демонов Хроноса, инквизитор! -- колдун мерзко расхохотался. -- Демонов забвения, тления и разрушения! Тебя ждет смерть, страшнее которой даже я ничего не видел!
   Альварес посмотрел наверх, и сердце его замерло. Из кольца времени одна за другой выпрыгивали четыре фигуры. Крыша сотряслась, когда на нее приземлились огромные существа. Изменчивые, как и породившая их сила, демоны постоянно меняли свой облик, отчего их фигуры казались обтекаемыми, словно слепленными из ртути. Лишь одно было постоянно: каждый из демонов держал огромную косу -- оружие, по ошибке приписываемое Смерти. У Смерти другой подход. Имея власть только над живыми существами, она орудует ядами и болезнями. Косить же и людские жизни, и судьбы целых народов -- удел демонов Хроноса. Подняв свое страшное оружие, эти существа кинулись на Альвареса, и инквизитор бросил им навстречу все свои силы, струившиеся в эфире. На маленькой каменной площадке, парившей между облаками и звездами, столкнулись извечные враги -- время и человеческая память. Закипела битва более древняя, чем борьба добра со злом.
   Первыми Альварес выпустил воспоминания, которые он собирал непосредственно перед боем. Их темная сила давила на инквизитора, и он с радостью швырнул образы предательства, лжи и слабости под косы демонов. Больная память оказалась нелегким противником для времени. Уродливые фигуры, в которых воплотились темные образы, облепили демонов со всех сторон, впились в них своими когтями, и Альварес с радостью увидел, как от тел демонов отлетают и растворяются в эфире блестящие капли. Противник терял силу. Воины Альвареса падали один за другим, но и косы демонов плясали в воздухе все медленнее. Один из них во время очередного взмаха косы сломал свое оружие и остановился. Тени тут же облепили его, другие демоны бросились на помощь своему товарищу, но было поздно: время не должно останавливаться ни на мгновенье. Только что тело демона было похоже на ртуть -- теперь оно застыло на крыше замка каменным изваянием.
   Оставшиеся демоны в ярости устремились к инквизитору, и Альварес бросил навстречу им вторую армию воспоминаний. Именно с ними были связаны все его надежды: эта была та сила, которую он обрел, освободив из забвения души погибших горожан. Призрачные тени бросились наперерез демонам. Колдуны Архавика когда-то обрекли этих людей на участь худшую, чем смерть. Сейчас они увидели врага в лицо. Человеческая память бросилась под косы бесстрастных демонов Хроноса. Предыдущая схватка не прошла для тех бесследно -- их оружие затупилось, и светлые духи, бросившиеся навстречу, тут же обезоружили одного из противников. На крыше застыла вторая фигура. Альварес на мгновение отвлекся от боя и увидел, что к старшему колдуну присоединились двое других. На их лицах был написан ужас. Только что им казалось, что они -- властители всего мира, и вдруг их сила рушилась на глазах. Два оставшихся демона рубили, не останавливаясь, но на место падавших духов вставали новые, бросались под косы, и снова падали, разрубленные безжалостным движением времени. Альварес с тревогой наблюдал, как уменьшается число его воинов, но вдруг рухнул, превратившись в камень, третий демон. Победа была близка -- и все же инквизитор видел, что его сил не хватает. Последний демон Хроноса уже разрушал оставшиеся воспоминания из армии Альвареса, и инквизитор отступил к самому краю крыши. Можно было спрыгнуть вниз -- дух ветра, наверно, смог бы подхватить его в воздухе и опустить на землю, но стоило ли? Он больше не соберет столько сил, чтобы сразиться с колдунами Архавика и духами Хроноса. Не проще ли окончить все здесь, на крыше проклятого замка? Ночной воздух был удивительно свеж. Альварес вдохнул его полной грудью и расправил плечи. Он не побежит. Легкий ветерок шевелил его одежду, снизу доносилась едва слышная песня...
   Но откуда здесь могло взяться пение? Рискуя упасть, Альварес заглянул вниз, где в сумерках едва можно было разобрать силуэты домов. Для такой тихой песни расстояние было слишком большим. Он заглянул в эфир. Тогда он увидел маленькие детские фигурки, которые стояли под стенами замка, взявшись за руки, и пели неизвестную ему песню. От ее звуков замирало сердце -- столько любви, нежности и печали было в этой песне. Дети каким-то образом поняли, что сейчас, в битве высоко над их головами, решается их собственная судьба и пришли поддержать его. Это была та сила, которой ему как раз не хватало.
   Альварес резко обернулся. Демон Хроноса уже навис над ним, и его коса была поднята высоко в небо. Ее лезвие уже не блестело так, как в начале боя, и в двух или трех местах оно было сильно погнуто. Но человеческую плоть эта коса все еще перерубила бы с легкостью. Демон оскалился, и его оружие скользнуло вниз. Инквизитор невольно сжался. Лезвие, мелькнув, оказалось у его головы и резко остановилось, словно наткнувшись на камень. Колдуны, уже праздновавшие победу, закричали от ужаса. Для них, лишенных сейчас магических сил, дух ветра был невидимым. Именно в него Альварес вложил всю силу, поднимавшуюся с земли вместе с песнями детей, и тот, схватив оружие демона Хроноса, сначала остановил его, а потом вырвал из когтистых лап и с веселым хохотом взлетел высоко в звездное небо. Инквизитор увидел, как, размахнувшись, дух швырнул косу куда-то далеко в сторону Гиблых болот. Альварес перевел взгляд на демона Хроноса. Тело демона, еще секунду назад напоминавшее водную гладь, на глазах превращалось в камень. Едва завершилось превращение, как пространство вздрогнуло и по небу пробежала легкая рябь. Альварес поднял глаза на кольцо времени. Его биение стало более спокойным, и оно медленно, едва заметно, стало разворачиваться в спираль. Колдуны испустили истошный крик и, сгрудившись, с ужасом смотрели на инквизитора, который отошел от края крыши и медленно приближался к ним.
   - Я победил, -- сообщил им Альварес с удивившим его самого диким восторгом. -- Все было против меня, но я все равно победил.
   Колдуны переглянулись.
   - Ты рано обрадовался, -- прошипел старший из колдунов. -- Сейчас, пока кольцо времени окончательно не развернулось, и ты, и мы остались без сил. Но ты пришел сюда без оружия.
   И колдуны достали мечи, спрятанные под длинными одеяниями. Альварес расхохотался. Лица колдунов вытянулись от удивления -- им показалось, что от напряжения битвы их противник сошел с ума. Альварес прекратил смеяться так же внезапно, как и начал, и лицо его стало жестоким.
   - В тот день, когда я попал в этот проклятый город, -- сказал он, приближаясь к колдунам, -- я дал зарок, что убью вас, даже если придется сделать это голыми руками. Судьба полна иронии, не правда ли? Не думал, что она заставит меня буквально выполнить мое обещание.
   Вскоре три бездыханных тела лежали в неестественных позах под стенами замка. Рядом валялись мечи, оказавшиеся бесполезными против огромной силы инквизитора. Альварес свистнул, призывая духа ветра.
   - Спусти меня вниз, -- попросил он.
   Поездка на землю прошла гораздо быстрее, чем подъем наверх. Какое-то время инквизитор летел, не ощущая собственного веса, и лишь у самой поверхности дух ветра подхватил его и осторожно поставил на мостовую.
   Битва на крыше замка не осталась незамеченной горожанами. Весь город собрался у подножья скалы. Сотни мужчин в одинаковой серой одежде, несколько старух... Как ни вглядывался Альварес, в этой охваченной страхом толпе он не мог разглядеть ни одного ребенка. На всех лицах был написан вопрос: "Что же дальше?" Однако задать его никто не осмеливался, все лишь жадно рассматривали этого странного -- и страшного -- человека, спустившегося по воздуху с самой вершины замка.
   - Я слышал песню, -- негромко сказал Альварес, направляясь к толпе. -- Где дети?
   Люди безмолвно попятились назад, но инквизитор не останавливался, и они начали расходиться в стороны. Некоторые не успевали отойти с его пути, и Альварес брезгливо отстранял их в сторону. Ощущение страха было почти осязаемым. Жители Архавика боялись инквизитора больше, чем колдунов. Наказание за те грехи, в которых они погрязли за эти годы, казалось им неминуемым -- а ведь с колдунами они научились хоть как-то сосуществовать.
   Протиснувшись сквозь толпу, Альварес увидел то, что горожане пытались спрятать за своими спинами. На земле лежал без сознания подросток, с которым он разговаривал на кладбище. Грязь под его головой была перемешана с кровью -- его, казалось, били ногами. Инквизитор поднял глаза -- рядом с подростком стояло несколько крупных широкоплечих мужчин с тупыми лицами. Сейчас эти лица выражали лишь страх, но Альваресу нетрудно было представить, с каким звериным оскалом они избивали подростка.
   - Они пели... -- бессвязно, заикаясь, забормотал кто-то из них. -- Дети пели... Мы думали, что нельзя... Нельзя петь, когда такое... Все другие убежали, а этот...
   Инквизитор опустился на колени рядом с пареньком. Тот еще дышал, но жизнь уже покидала его искалеченное тело. Альварес заглянул в эфир. В битве он истратил всю накопленную силу, однако кольцо времени уже раскрылось достаточно широко, чтобы из внешнего мира в Архавик начали проникать потоки магической силы, которыми пропитана вся Вселенная. Значит, все было в порядке -- лечебные заклинания давались Альваресу едва ли не лучше, чем любые другие.
   - Все прочь отсюда, -- брезгливо приказал инквизитор и склонился над подростком.
   Когда они вдвоем поднялись с земли, вокруг них не было ни души.
  
  

* * *

  
   Пока они с Арне выбирались из Архавика, Альварес сделал из веточки осины маленькую дудочку. Арне еще прихрамывал, но инквизитор знал, что уже через пару дней от его переломов не останется и следа. Они остановились над обрывом, за которым начинались Гиблые болота, и Альварес вспомнил, как еще несколько дней назад он, усталый и мокрый, вышел из топей в этом месте. Здесь же ему пришлось безоружным встретиться с оборотнем. Интересно, удалось ли тому выбраться? Инквизитор заглянул за край обрыва. Никаких костей внизу не было -- впрочем, это еще ни о чем не говорило, оборотень мог проползти довольно долго, прежде чем призраки настигли его. Справа от него уже вставало солнце, и в утренних лучах бескрайние топи, покрытые плотным туманом, казались загадочно-красивыми. Немного полюбовавшись этой картиной, Альварес повернулся обратно к своему спутнику.
   - Что теперь? -- спросил Арне.
   - Дождемся всех детей и уйдем из города. Я отведу вас в Рим и устрою при каком-нибудь монашеском ордене.
   - А как все узнают, что нужно идти сюда?
   Вместо ответа Альварес приставил дудочку к губам и сыграл несложную мелодию. Арне начал удивленно оглядываться.
   - Откуда этот голос? -- испуганно спросил он. -- Это дудочка, да?
   - Это светлая магия, не бойся.
   - Я не боюсь, -- сказал паренек, незаметно отодвигаясь от инквизитора. -- Просто это... как-то неожиданно.
   Альварес пожал плечами.
   - Теперь все дети будут знать, где нас искать.
   Мальчик потрясенно качал головой:
   - Никогда не думал, что можно вот так... А что ты будешь делать с замком? А с остальными жителями?
   - Замок нужно разрушить, но сначала я дождусь, чтобы туда вернулась вся нечисть. Хотя, если оставить ее в этом городе наедине с его жителями, еще неизвестно, кого пришлось бы спасать... -- заметив, как вытянулось лицо паренька, Альварес быстро добавил. -- Шучу, конечно. Ну, а что делать с горожанами...
   Инквизитор вспомнил, что перед тем, как он покинул Оррланд, епископ Анскарий поделился с ним предчувствиями о приходе в мир людей нового зла. Если бы он оказался в Архавике и заглянул в души местных жителей, то понял бы, что зло уже давно пришло в этот мир -- и не в виде слуг тьмы, а в душах простых людей, паствы Святой церкви. Такой тьмы и мерзости Альварес не видел никогда.
   - Пожалуй, нас всех стоит уберечь от этой напасти, -- задумчиво сказал Альварес.
   Арне рядом уже не было, он что-то радостно кричал назад, в сторону города. По тропе шла группа малышей во главе со знакомой инквизитору девочкой. Ее он видел на городской площади в свой первый день в Архавике. Потом группы детей начали подходить одна за другой. Когда на них набросились горожане, они испугались и разбежались в разные стороны. Без волшебной дудочки их пришлось бы собирать целый день.
   - Теперь здесь все, -- сообщил инквизитору Арне после того, как на полянке появилась очередная группа малышей.
   - Нужно подождать еще немного, -- сказал Альварес, -- чтобы закончить одно дело. Надеюсь, все успели поесть. Нам целый день придется идти через болото, и только потом я смогу чем-нибудь вас накормить.
   - Мы привыкли голодать, -- просто ответил мальчик.
   Альварес покачал головой. Что ж, это одна из тех привычек, от которых избавляешься легко и без жалости.
   Его размышления прервал странный звук, словно в кустах кто-то жалобно скулил. Дети испуганно сгрудились за его спиной. Инквизитор приготовил заклинание против нечисти. Впрочем, все тут же облегченно выдохнули -- на поляну из кустов выползали крупные, но еще почти слепые щенки. Кто-то из девочек даже охнул от восторга, настолько милыми были эти комочки.
   - Они, наверно, тоже услышали дудочку, -- предположил Арне. -- Мы возьмем их с собой? Это ведь тоже дети.
   - Это щенки оборотня, -- предупредил инквизитор.
   Малыши, уже готовые бежать к щенкам, испуганно отпрянули назад.
   - Но ты прав, Арне, -- согласился Альварес, -- они тоже дети.
   Он подошел к щенкам, нагнулся и взял одного из них на руки. Тот радостно завилял хвостом. Альварес задумался. Он никогда не верил в то, что зло, как и добро, свойственны человеку или любому другому живому существу от рождения. Недавнее знакомство с сыном его старого учителя Хилларда еще больше укрепило в нем это убеждение. И пусть даже у оборотней нет души, но если посеять в их сердцах семена добра, они принесут свои плоды.
   - Они пока не умеют творить зло, и мы возьмем их с собой. Арне, -- обратился Альварес к подростку, -- договоритесь между собой, кто поможет идти через болото этим созданиям и самым маленьким детям. Я ненадолго исчезну, но не бойтесь, здесь вы в полной безопасности.
   - Хорошо, -- кивнул паренек.
   Альварес прошептал заклинание, и в следующее мгновенье мир вокруг него изменился. Инквизитор погрузился в пространство эфира. Здесь было хорошо видно, что скала, на которой стоял замок, была когда-то вырвана из земли черными заклинаниями. С тех пор эта скала нарывала поверхность земли, подобно фурункулу. Как известно, все то, что построено против природы, недолговечно. Чтобы разрушить замок колдунов, Альваресу нужно было лишь помочь земле избавиться от этой противоестественной скалы. Инквизитор заглянул вглубь земли в надежде найти где-нибудь поблизости одного из ее духов. Таких оказалось сразу двое. Над духами земли у него не было никакой власти -- но с ними всегда можно было договориться.
   "Есть дело", -- обратился к ним Альварес. Те лениво посмотрели на него и переглянулись. "Ты не стоишь затраченного на тебя времени", -- важно проговорил один из них. "Я -- Альварес, инквизитор Святой церкви". Духи переглянулись еще раз. "Что ты хочешь предложить?" -- "Вам досаждает эта скала?" Первый принцип торговли -- не просить, а предлагать. "Немного, -- схитрили духи земли. -- Не то, чтобы она мешала нам жить". "Я могу показать, как ее разрушить". Духи приблизились к инквизитору. "То есть черновую работу все-таки выполнять нам?" -- хитро спросил один из них. "А вы попробуйте разрушить ее без меня", -- предложил Альварес. Очевидно, духи земли не раз пробовали уничтожить скалу, потому что после недолгого молчания второй дух земли пошел на уступки: "Здесь есть несколько кладов. Если твой секрет поможет нам, мы откроем тебе один из них". "Я -- инквизитор, и не гонюсь за богатством", -- ответил Альварес. "Тогда что тебе нужно?" -- "Услуга за услугу. Я покажу вам, как разрушить скалу. Услуга останется за мной. Когда будет нужда в помощи духов земли, вы окажете ее". Молчание было более долгим, но потом духи неохотно буркнули: "Идет". Альварес усмехнулся. Если бы они не увлеклись торговлей, а пристальнее рассмотрели замок, то поняли бы, что на нем не оставалось ни одного охранного заклинания. Впрочем, в его интересах было сохранить это в тайне. "Я сниму их заклинания", -- Альварес подумал, что он почти не кривит душой -- ведь именно это он и сделал, убив хозяев замка. "Не теряйте времени. Если ударите в основание скалы, она рухнет".
   Духи земли исчезли, чтобы созвать своих товарищей. Вскоре земля вокруг замка бурлила от движений десятков подземных существ. Нечисть, потерянно собравшаяся в главной зале замка, вдруг ощутила мощные толчки. Началась суматоха -- оборотни, вурдалаки, демоны рвались наружу, но было поздно. С оглушительным треском скала, которую снизу трясли духи земли, начала проседать в землю. Огромные куски откалывались от ее вершины и неслись вниз, разрушая все стены и перекрытия замка. В воздух поднялось облако черной пыли, а когда пыль осела на землю, то от прежде грозного замка осталась лишь огромная груда камней. Что бы за существа ни скрывались в склепе за дверью, к которой вели следы сотен замученных женщин, -- они никогда не выберутся наружу.
   С одной проблемой было покончено, но Альварес не спешил возвращаться в реальный мир. Все еще оставаясь в эфире, он вгляделся в кольцо времени. Ночью, во время боя на крыше замка, оно разомкнулось, превратившись в спираль. Однако этот ручеек времени, который колдуны когда-то оторвали от основного потока Хроноса, еще не вернулся обратно в его лоно. Альварес глубоко вздохнул. Следующий шаг почему-то давался ему очень легко. Ни угрызений совести, ни моральных терзаний. Неужели месть может настолько затуманить разум? Или он все-таки прав? Альварес вновь начал вспоминать события последних дней. Толпа на площади, Кларена, потом эта же толпа возле замка... Он поймал себя на мысли, что не воспринимает этих людей по отдельности -- только как толпу. Можно испытывать сострадание к человеку, даже к самому закоренелому злодею -- но только не к толпе.
   - Так будет справедливо, -- сказал он, словно уговаривая сам себя.
   И, боясь передумать, Альварес лихорадочно начертил в эфире несколько заклинаний. Ручей времени лихорадочно забился, и края, разорванные во время ночной битвы, медленно потянулись друг к другу. Пройдет день, и кольцо времени снова отгородит город от внешнего мира -- на этот раз до скончания веков.
   Дети испуганно вскрикнули, когда он появился из ниоткуда на их поляне.
   - Теперь нам нельзя задерживаться! -- крикнул им Альварес. -- До конца дня мы должны выйти из Гиблых болот.

Часть 2. Смерть инквизитора

  

Отступление

  
   Князь тьмы стоял в месте, находившемся за пределами осязаемого мира, там, где переплетались линии судьбы, творя историю мироздания. За его спиной тянулась бесконечная линия прошлого, которая была старше самой Вселенной. Прошлое изменить невозможно -- ткань судьбы в нем тверже любого камня, и даже власти Князя тьмы оно было неподвластно. Зато будущее представляло собой бесконечно расширяющийся поток из миллионов и миллиардов нитей судьбы. Время от времени, выбирая из будущего те или иные нити, Князь тьмы старался склонить чашу весов вечного противостояния на сторону сил зла. Несмотря на все свое могущество, он не был силен в понимании их хитросплетений. Не раз случалось, что он выбирал нить, которая, казалось бы, неминуемо должна была привести его торжеству, и жестоко ошибался. Не раз по его воле менялась история. В мире людей появлялись свирепые существа из других миров, магия, неведомые болезни, но никогда ему не удавалось одержать верх над противником, казавшимся столь слабым и уязвимым. Однажды он был абсолютно уверен в своей победе, когда в Римскую империю вторглась армия мертвецов, чтобы разрушить вечный город и задушить святую церковь в зародыше. Но Рим в то время был еще далек от упадка, и легионы, призванные в срочном порядке из Галлии и Британии, сокрушили орды мертвецов с помощью безупречной дисциплины и гения полководца, чьим именем после этого называли императоров мира людей.
   Сейчас, впрочем, выбора у него не было. К торжеству тьмы -- по крайней мере, в ближайшей перспективе -- вела одна-единственная нить судьбы. После падения Архавика влияние Князя тьмы в мире людей ослабло настолько, что его воцарению могла помочь лишь тщательно выстроенная цепь событий. Все опять вертелось вокруг прСклятого города Архавика и инквизитора, который разрушил его самый смелый план. Князь тьмы бережно вытащил эту нить и, подойдя к потоку судьбы, начал вплетать ее в ткань реальности.

Глава 7

  
   Великие озера издавна были северо-восточной границей мира людей. Дальше жили только лесные, речные и болотные народы. Людскую расу они недолюбливали, и даже самые отважные путешественники не рисковали заходить на их земли глубже, чем на несколько миль. Возможно, были и те, кто добирался до дальних безымянных гор, из-за которых по утрам вставало солнце, но никто не вернулся, чтобы рассказать об этом.
   На Великих озерах было лишь одно поселение людей -- старинное село Карнеш. Оно жило торговлей с водяным народом, чьи племена населяли бесчисленные озерные бухты и островки. Раньше таких сел было несколько, но из-за постоянных нападений водяных люди оставили их все, за исключением Карнеша. Его жителям удалось договориться с неспокойными соседями. Много лет подряд каждое новолуние они выходили на переговоры с водяными на песчаный берег рядом с селом. Сначала озерный народ был непреклонен, требуя, чтобы люди ушли с его земель. Богатыми подарками удалось задобрить нескольких могущественных вождей, но большинство водяных все еще были настроены против людей. Постоянные стычки уносили новые и новые жизни, и, казалось, что жителям Карнеша все-таки придется покинуть Великие озера.
   Но однажды деревенскому колдуну пришло видение. Он узрел девушку из Карнеша, уже много лет сидевшую в девках и потерявшую всякую надежду выйти замуж. Во сне ее вели к жениху, и этим женихом был водяной. Когда колдун рассказал об этом на деревенском сходе, отец девушки попытался сломать ему шею. Но через месяц в Карнеше играли свадьбу, и невесту вели к песчаному берегу озера -- тому берегу, на котором столько лет пытались договориться люди и озерный народ. После свадьбы стороны подписали договор -- пожалуй, единственный в истории документ, на котором оставила свой след рука водяного:
  
   "Мы, люди Карнеша и народ Великих озер, подписали этот договор в шестое новолуние года, когда от морозов потрескалась скала у Громового ручья.
   Люди Карнеша дают клятву, скрепленную своей кровью, что они не будут нарушать покой народа Великих озер, плавая по озеру или заходя в воду дальше глубины стопы.
   Люди Карнеша каждую дюжину лет отдают в жены девушку за вождя одного из племен, скрепивших своей кровью этот договор. За эту девушку племя дает выкуп в сто песцовых шкур, сто соболиных шкур и сто лисьих шкур.
   Люди Карнеша не нападают на народ Великих озер, если не было нанесено оскорбление их чести. Народ Великих озер не нападает на людей Карнеша, пока они держатся данных ими обещаний или пока не будет нанесено оскорбление их чести".
  
   Договор был не в пользу людей -- но зато Карнеш остался на Великих озерах и, стало быть, вся торговля с водяным народом теперь шла через его жителей. За то богатство, что несла эта торговля, они без особых сожалений жертвовали одну девушку раз в дюжину лет, тем более что ее судьба казалась не такой плохой. У водяных она пользовалась определенным почетом, ей не нужно было заниматься домашними делами, супруг осыпал ее подарками. Такие мелочи, как ожерелье из отборного речного жемчуга, появлялись в ее сундуке едва ли не каждый месяц. На ярмарках, которые проводились три-четыре раза в год, она виделась со своими родителями. Жизнь замужем за водяным могла быть вполне сносной, и, хотя многих девушек выдавали замуж насильно, были и такие, кто шел на этот брак по своей воле.
   Много лет был в силе этот договор, пока одно из племен озерного народа не нарушило его.
  

* * *

  
   В тот год на сельском сходе Карнеша решили отдать замуж за водяного Маришку, дочь Турре -- того, что жил рядом с общественным колодцем. Пятый год ждала она сватов. На всякий случай Урсус, деревенский староста, долго выспрашивал у односельчан, не собирается ли кто свататься в дом Турре. Все только разводили руками. Урсус спросил у Турре о сватах. Мужчина в сердцах сплюнул. Он знал, что замуж вышли не только все девушки, родившиеся с его дочерью в один год, но и все те, что были на год и на два ее младше. Дочь в этот момент казалась ему позором семьи.
   - Не может найти жениха, так пусть хоть достаток в дом принесет, -- сердито сказал он.
   Маришка, узнав о назначенной ей участи, кричала во все горло, угрожала, что лучше отдастся прокаженному, обещала утопиться. Но топиться не пошла, прокаженных в округе не видели уже много лет, и село начало готовиться к ее свадьбе.
   За неделю до назначенного дня, поздно вечером Маришка тихонько стучалась в двери соседнего дома. Открыл ей заспанный мальчишка лет пяти.
   - Позови сестру, -- шепнула девушка.
   Мальчик молча закрыл двери. Маришка услышала, как по деревянному полу зашлепали босые ноги, когда он побежал в женскую половину избы. Вскоре появилась Анники. Она уже собиралась спать -- ее волосы были распущены, и перед тем, как выйти, девушка осторожно выглянула из дома. Парней на улице не было, и Анники выскользнула на крыльцо.
   - Не спится? -- сочувственно спросила она.
   Не было на селе более непохожих подружек. У Анники были волосы цвета пшеницы, доходившие ей почти до пояса, и о такой косе, как у нее, мечтали все деревенские девушки. Маришка почти не выходила на улицу без платка, настолько она стеснялась своих волос мышиного цвета, которые, заплетенные в косу, напоминали мышиный же хвост. Анники ростом не уступала доброй половине парней в Карнаше, а Маришка на всех смотрела снизу вверх. Отец Анники был побогаче многих на селе и не жалел денег, чтобы баловать любимую дочь. Со всех ярмарок он привозил ей наряды и украшения. Маришкин отец был скуповат, и свои платья Маришка носила по несколько лет. Наконец, за Анники, хоть она была на три года младше Маришки, сватались все неженатые парни из Карнеша и ближайших деревень, и даже -- невероятный случай! -- один раз приезжали сваты из Тильзунда, большого города в двух дюжинах миль к югу. Маришку же отправляли замуж за водяного. Но даже это было не все: Анники отказала все женихам, а мнения Маришки никто не спрашивал.
   - Я хочу попросить тебя, -- закусывая губы, начала Маришка. -- Кто-то должен проводить меня на берег в день свадьбы...
   Анники знала, что Маришка придет к ней с этой просьбой. У той просто не было других подружек, которые могли бы проводить ее к водяным. По традиции люди и озерный народ играли свадьбу отдельно: люди -- с невестой, водяные -- с женихом. Потом, ближе к ночи, невеста должна была идти на берег озера. Провожать ее могла лишь одна подружка. Любого другого человека, появившегося в это время на берегу, водяные разорвали бы на части.
   - Я знаю, тебе совсем не хочется, -- продолжила Маришка, -- но с тобой мне не будет так страшно. Пожалуйста! Я боюсь, что умру прямо там, на берегу, когда он коснется меня своей лапой. Мне каждую ночь снится вода, бородавки на их руках, а когда просыпаюсь, я чувствую запах тины. Я, наверно, схожу с ума.
   Маришка разрыдалась. Анники стояла, опустив голову. Ее воображение уже рисовало, как темной ночью ей придется брести по узкой тропинке к озеру, держа за руку Маришку. Та еще упрется где-нибудь, с досадой подумала девушка. Что тогда, силой ее тащить? И толпа водяных на берегу...
   - Я провожу тебя, -- со вздохом ответила Анники. Разве могла она отказать?
   Какое-то время девушки стояли молча. Потом Маришка всхлипнула:
   - Помнишь, как мы на святки гадали в риге? Я ведь знала, что в этом году будут невесту водяному искать, а кроме меня выбрать вроде некого. Страсть как боялась на гадание идти. И ведь обманул меня ригачник. Я тогда, как вышла, соврала, что мохнатой рукой погладил. Он ко мне и пальцем не притронулся, уже который год подряд!
   Гадание в риге было популярно в местных краях. На святки девушки выбирали день и после захода солнца шли к риге, где, как считалось, живет добрый дух, ригачник, который может предсказать суженного. Нужно было встать в дверях риги, повернуться спиной, нагнуться и задрать юбку до пояса. Погладит ригачник по голым ягодицам мохнатой рукой -- будет жених богатый, погладит голой и гладкой -- будет бедный, если костлявой -- идти замуж за старика, шлепнет от души -- битой быть замужем.
   Анники, выслушав Маришку, попыталась ее успокоить:
   - Парни это шалят, а не ригачник. Спрячутся в темноте, а потом шутят. Я еще ростом с аршин была, а уже в эти гадания не верила.
   Маришка только горько вздохнула.
   - Пойду я домой. Мать заставляет приданое шить. Спасибо тебе, Анники. Доброе у тебя сердце.
   И, махнув рукой, девушка спустилась с крыльца и побрела домой. Анники смотрела ей вслед без особой благодарности. После того гадания она не побоялась и заглянула в ригу со свечкой. Никаких шутников внутри она не обнаружила. Кто же тогда погладил ее по попе влажной и холодной рукой?
  

* * *

  
   Этот разговор случайно подслушал Сантер, подмастерье в местной кузнице. Он нес отцу Анники топоры, которые тот заказал два дня назад. Топоры получились на загляденье. Мастерством Сантер давно превзошел самого кузнеца, старого Рилто, и будь его семья побогаче, уже построил бы свою собственную кузницу. Но отец погиб, когда он был еще ребенком, и мать с тремя детьми едва сводила концы с концами. В возрасте восьми лет Сантер пошел работать к деревенскому кузнецу, сначала в услужение, потом учиться ремеслу. У Рилто не было сына, только дочь, и в смышленом черноглазом мальчугане он увидел того, кому со временем мог передать свое дело. Для этого, правда, Сантеру нужно было жениться на его дочери. Кузнец уже один раз намекал, чтобы подмастерье засылал сватов, но юноша давно был одержим только одной девушкой -- Анники.
   Узнав, что в день Маришкиной свадьбы она пойдет на берег водяных вместе с невестой, Сантер почувствовал, как сердце заныло от недоброго предчувствия. Когда-то давно одна из его прабабок загуляла на ярмарке с цыганом и домой вернулась только через два года, да не одна, а с ребенком. От того цыгана Сантеру достались жесткие курчавые волосы, черные глаза и дар предчувствовать будущее. Этот дар нечасто беспокоил Сантера, но сейчас подмастерье был уверен, что провожать Маришку для Анники будет опасно. Едва дождавшись, пока девушки разойдутся, он поднялся на крыльцо и постучал в дверь.
   - Кого там опять черт носит! -- раздался хриплый мужской голос.
   Дверь распахнулась, и в темном проеме показалась сухопарая фигура Арто, отца Анники.
   - Так это ты, подмастерье, -- чуть спокойнее сказал старик, разглядев в руках Сантера два топора. -- Покажи работу.
   Сантер протянул ему топоры и предупредил:
   - Я их от души наточил.
   - Лучше меня никто во всем селе не наточит, -- презрительно фыркнул Арто, пытаясь рассмотреть лезвие. В сенях было темно, и, ничего не разглядев, он потрогал его пальцем и тут же выругался. -- Вот черт! Порезался. Знатная работа, -- немного помолчав, он добавил, -- Ну все, в дом не пущу, время позднее по гостям ходить. С кузнецом я уже расплатился.
   - Я знаю, -- ответил Сантер и, увидев, что старик закрывает дверь, быстро добавил, -- Есть у Маришки другие подружки, кроме Анники?
   Арто опешил:
   - К чему это?
   - После свадьбы кто-то должен проводить ее к жениху.
   - Твое-то какое дело? -- недовольно спросил Арто.
   - Пусть лучше Анники не идет с ней.
   Старик внимательно посмотрел на подмастерье.
   - Если моя дочь захочет проводить подругу к жениху в день ее свадьбы, я препятствовать не буду. Много сватов мой мед пило, а все ушли восвояси. Пусть теперь смотрит, что бывает с теми, кто засиживается в девках.
   Договорив, Арто в сердцах хлопнул дверью так, что в сенях загремела вся посуда. Сантер разочарованно побрел домой. Он был уверен, что предчувствие не обманывает его, но изменить что-либо было не в его силах.
  

* * *

  
   В доме Турре столы ломились от богатого угощения, и не один бочонок меда выпили мужики Карнеша, пока бабы, причитая, собирали заплаканную Маришку на берег озера. Там шел второй пир: водяной народ вместе со своим вождем гулял, ожидая невесту. Люди и водяные никогда не садились вместе за один стол. Выкуп за Маришку -- три сотни шкурок -- уже лежал в кладовых в доме ее семьи, и отец девушки довольно подсчитывал ту прибыль, которую он получит на зимней ярмарке. Шло время, еды на столах становилось все меньше, мед почти закончился, и тогда поднялся староста и громогласно объявил:
   - Пора!
   Невеста заголосила, этот крик подхватили все остальные женщины. Мужчины стали хмурыми и серьезными. В глубине души все чувствовали, насколько мерзок этот обычай, но от него зависела вся жизнь и благополучие села. Отец протянул Маришке мешок, куда были уложены все ее вещи. Мать судорожно обняла дочь. Теперь они встретятся только на следующей ярмарке, когда водяной народ привезет в село свой товар -- а до этого еще три луны! У выхода из избы застыла Анники. Весь день моросил дождь, и ей не хотелось идти в темноте по сырой траве к водяным, один вид которых внушал ей отвращение, не говоря уж о запахе тины и протухшей рыбы. Не позавидуешь Маришке, подумала девушка. Всхлипывая, невеста закинула мешок за плечо. Анники взяла ее за руку, и они вместе с родителями Маришки вышли из избы.
   Когда хлопнула тяжелая осиновая дверь, скрывая невесту, ее родителей и Анники, Сантер дремал в углу избы. На празднике он выпил слишком много меда. От меда ему всегда хотелось спать -- он не понимал, как другие могут петь, плясать, играть, когда после второй кружки веки становятся такими тяжелыми, что просто невозможно не заснуть. Обычно на праздниках он ограничивался одной кружкой. Сегодня же он выпил четыре или пять. Как не пить много меда, если Анники опять отказала ему в свидании. Даже во сне ему было обидно. Вот уже год он пытался добиться благосклонности этой веселой девчонки, но она только смеялась над ним своими белыми, как жемчуг, зубами. А он так хотел обладать ей, что иногда ни о чем другом думать не мог.
   Вернулись родители Маришки, проводившие дочь до калитки. Сантер заснул крепче, и его сон стал беспокойным. Перед ним мелькали оскаленные лица водяных, зеленые, покрытые бородавками тела, лапы с крючковатыми пальцами и огромными когтями. Этими лапами они тянулись к хрупкой девичьей фигурке. От страха Сантер проснулся. Подняв голову, он понял, что все еще находится в избе Маришки. Мужики разливали по кружкам последнюю бочку меда, женщины ушли в свою половину и там вели негромкую беседу. Сантер встал и, покачиваясь, побрел к выходу из избы. Традиция гласила, что никому, кроме одной подружки, нельзя провожать невесту к жениху -- но почему бы не встретить подружку невесты, когда она будет возвращаться с берега? Проходя мимо печи, подмастерье нагнулся и подобрал кочергу. Ни хозяева, ни гости не обратили на это внимания, и Сантер беспрепятственно выскользнул из избы.
   Оказавшись во дворе, Сантер приободрился. Влажный ночной воздух немного развеял хмель в его голове. На мгновенье подмастерье задумался, не будет ли он выглядеть дураком в глазах Анники, если подкрадется к берегу озера с этой глупой кочергой. Но потом Сантер вспомнил сон и решительно пошел из Маришкиного двора.
   - Ты куда? -- негромко окликнул его кто-то, едва Сантер оказался за калиткой.
   Юноша оглянулся и увидел отца Анники. Арто сидел на бревне рядом с оградой, и на его лице было написано беспокойство за дочь.
   - Ее уже давно нет, -- смутившись, ответил Сантер.
   - Нельзя идти на берег, -- выдохнул старик. -- К тому же это дело не быстрое. Маришка не хочет идти за водяного. Наверняка устроила по дороге истерику. Анники или уговаривает ее, или тащит силком.
   - Я хочу проверить, -- твердо сказал Сантер. -- Если идти по тропинке и перед самым берегом отойти в сторону, то выйдешь к большой скале, на которую можно забраться. Оттуда виден весь берег, а сама скала с озера не видна.
   Арто задумчиво поднялся с бревна.
   - И вправду, чего тут сидеть, -- пробормотал он. -- Я-то на скалу не полезу, ты оттуда шепни, что да как.
   Пока они пробрались сквозь кусты, отделявшие тропинку от скалы, их одежда промокла насквозь. Потом Сантер долго нащупывал выступы на скале. Залезть на нее было тяжелой задачей и днем, сейчас же было темно, а сам камень от дождя стал таким скользким, что юноша несколько раз едва не упал. Наконец, зацепившись кончиками пальцев за край скалы, Сантер подтянулся и смог рассмотреть берег.
   - Что там видно? -- зашептал снизу Арто.
   - Там никого нет, -- недоуменно ответил Сантер. -- Водяные с невестой уже ушли. Хотя... Кто-то лежит на берегу у самой воды.
   - Черт, -- выругался Арто и начал продираться обратно к тропинке. -- Что они сделали с Анники?
   Сантер, рискуя переломать ноги, спрыгнул с камня, подобрал брошенную на землю кочергу и бросился за стариком. Колючие ветви били его по лицу, но он не чувствовал боли. Анники сегодня была в темно-синем, как цвет вечернего неба, платье. Он просто не смог бы разглядеть ее на темном берегу. В светлом платье из некрашеного лена была невеста, Маришка.
   - Анники! -- раздался с берега дикий крик.
   Сантер выбежал на берег и увидел, как Арто, поднимая высокие брызги, кинулся в озеро. Подмастерье подбежал к лежащей в песке девушке. Это действительно была Маришка. Сантер опустился рядом с ней на колени и осторожно потряс за плечи. Вскрикнув, девушка очнулась. Широко распахнув глаза, она завизжала, как свинья, которую неумелый мясник не смог зарезать одним ударом ножа, и подмастерье, прикрыв ладонью ее рот, судорожно зашептал:
   - Тише, тише. Это я, Сантер. Что случилось?
   Маришка в панике озиралась вокруг.
   - Я не знаю. Их было так много на берегу. Где они все? Мы подошли к жениху. Он смотрел на меня. Такие дикие глаза. Потом он оттолкнул меня, и все. Я ничего не помню. Где Анники?
   Со стороны озера вдруг послышались звуки борьбы, плеск воды и невнятная ругань Арто. Маришка снова завизжала. Сантер схватил кочергу и оглянулся. Невидимая сила тащила отца Анники в озеро. Старик отчаянно сопротивлялся, но в схватке с водяным у него не было шансов. Он уже захлебывался, когда Сантер прыгнул в озеро и, словно острогой, ткнул острым концом кочерги в воду рядом со стариком. Кочерга провалилась во что-то мягкое, и в следующее мгновенье две руки, покрытые озерной тиной, вцепились в грудь Сантера. Юноша бросил кочергу, обхватил своими руками руки водяного и, поднатужившись, резким движением выдернул его из воды. От тяжести в спине что-то хрустнуло, но кузнецы -- крепкий народ, и подмастерье, сжав зубы, начал выходить обратно на берег. Оказавшись в воздухе, водяной судорожно завертелся, но Сантер держал его мертвой хваткой. Уже на берегу юноша оглянулся. Арто, наглотавшийся воды, из последних сил выползал из озера. Сантер бросил водяного на песок и прижал его коленом. Только сейчас, глядя на скрюченное зеленое тело, он почувствовал страх. Водяной отчаянно бился, пытаясь вырваться, но на воздухе его сила была уже не той, что в родной для него стихии.
   За спиной раздались громкие голоса. Пока Сантер и Арто бились с водяным, Маришка убежала домой, и теперь гости со свадьбы, похватав по дороге колья и камни, спешили на подмогу. Сантер облегченно выдохнул, когда десятки рук схватили водяного. Послышался треск ломаемых костей и предсмертный хрип, вырывающийся из пробитой груди. Вскоре все было кончено. Сантер с трудом выпрямился и ощутил ноющую боль в спине. Арто обессиленно лежал на песке, даже не пытаясь встать. Вокруг растерянно топтались сельчане, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть в ночной воде. Однако лишь волны равнодушно накатывали на песок.
   Найдя среди стоящих на берегу фигур старосту, Сантер подошел к нему и спросил:
   - Что же теперь?
   Сколько помнил себя Сантер, Урсус всегда был старостой на селе, и ни разу не было проблемы, которую он не мог бы решить. Но сейчас он стоял, потерянно разглядывая темную поверхность озера, и качал головой:
   - Мы ничего не сможем сделать. Из-за договора у нас даже нет лодок.
   - Неужели ее никак не выручить?! -- в отчаянии воскликнул Сантер.
   Староста отвернулся от озера. Он словно не слышал юношу.
   - Нелюди скоро поймут, что мы не можем ответить даже на такое страшное оскорбление, и тогда нам можно разбирать дома, собирать вещи и уходить отсюда, -- едва слышно пробормотал он. -- Постарайся что-нибудь придумать. Я знаю, что ты мечтаешь о ней. Если сможешь вызволить Анники, она будет твоей.
   И, отмахнувшись от Сантера, староста медленно пошел обратно в деревню. Вслед за ним начали расходиться и все остальные. Увели рыдающую старуху -- мать Анники, безмолвно ушел вслед за женой Арто. Оставшись один, Сантер какое-то время смотрел на темную воду. Потом внутри него проснулась ярость, он заорал, схватил попавшийся под руку булыжник и изо всех сил швырнул его в озеро. Раздался негромкий всплеск -- и снова лишь шелест волн нарушал ночную тишину. Подмастерье опустил голову и побрел домой.
  

Глава 8

  
   На следующий день, отработав в кузнице, Сантер пробирался по едва заметной тропинке вглубь леса. Тропинка вела к дому Кирсы, местной колдуньи. Сантер ни разу здесь не был -- деревенские ее побаивались. Женщины говорили, будто она имела порочную связь с лесным народом, оттого те и не трогали ее дом, стоявший далеко за селом в непроходимой чаще. Мужчины посмеивались: они знали, что не леший, а староста похаживает по ночам к Кирсе. Они побаивались и уважали колдунью по другой причине. Урсус, чей возраст давно перевалил за сто лет, выглядел и чувствовал себя в два раза моложе -- все благодаря снадобьям, которыми поила его колдунья. Иногда мужчины постарше ходили к Кирсе за этими снадобьями, но докучать ей никто не решался -- все знали, что колдунья может отобрать мужскую силу точно так же, как и одарить ей.
   Тропинка привела Сантера на небольшую поляну, со всех сторон, словно стеной, окруженную вековыми елями. На самой поляне ровными рядами выстроились грядки, на которых росли самые разные травы. Некоторые Сантер узнавал -- зверобой с яркими желтыми цветами, малиновые зонтики душицы, медвежий лук, -- но большинство видел в первый раз. Солнце уже опустилось за вершины деревьев, но на поляне до сих пор стоял сильный пряный запах, как на сенокосе в полдень. Сантер, испугавшись, что запахи незнакомых трав одурманят его, задержал дыхание, быстро забежал на крыльцо и громко постучал.
   - Заходи, подмастерье, -- раздался из-за дверей низкий женский голос.
   Сантер вздрогнул и нерешительно потянул на себя ручку, вырезанную из можжевелового корня. Скрипнули петли. Помедлив, он вошел в темные прохладные сени.
   - Не пугайся, проходи, -- рассмеялась колдунья. -- Я таких красавчиков не ем. Разве что по-другому могу употребить, а от этого еще никто не умирал.
   Подмастерье рассердился -- все его мысли были об Анники, и намеки колдуньи вызвали у него отвращение. Впрочем, оказавшись внутри и увидев хозяйку, Сантер сразу осознал, насколько велика была ее женская сила. Страстное желание добиться ее расположения помимо своей воли захлестнуло молодого человека. На лицо колдунья была очень красива, хоть морщины и выдавали возраст, в фигуре же не было ни единого изъяна. Больше всего одурманивали волосы, которые женщина не прикрывала платком -- черные, почти с синим отливом, как крылья ворона. Сразу видно, что колдунья, подумал Сантер. Появись она вот так, с распущенными волосами, в Карнеше, и деревенские женщины забросали бы ее камнями.
   - Что я забыла в вашем селе, -- фыркнула колдунья.
   Сантер побледнел. Страсть тут же испарилась. Неужели она могла слышать его мысли?
   - Ой, как хотела бы! -- хохотнула женщина. -- Но не умею -- не знаю, к сожалению это или к счастью. У тебя на лице написано, о чем ты думаешь, тут никакого колдовского таланта не требуется.
   Юноша покраснел.
   - Ты, наверно, знаешь, зачем я пришел? -- спросил он.
   Колдунья вздохнула, и морщин на ее лице сразу прибавилось.
   - Урсус приходил утром и рассказал про эту девушку. Сразу скажу тебе, что помочь ничем не смогу. Я знаю травы, вот и вся моя сила. Чтобы справиться с водяными, нужна магия стихий. Ее знали лишь великие колдуны -- те, которых после Великого похода на Архавик не осталось в нашем мире.
   Что-то вроде этого Сантер и ожидал услышать. Раз колдунья была вынуждена ютиться в избушке в глухом лесу, она вряд ли обладала достаточным могуществом, чтобы усмирить водяной народ. Чтобы готовить отвар из лекарственных трав, не нужно владеть колдовским умением. Нужно лишь знание наподобие того, что требуется, например, кузнецу для изготовления топора или скорняку для выделки шкур.
   - Ты знаешь, я весь день думал, как можно выручить Анники, -- сказал подмастерье, становясь напротив хозяйки. -- Но все мои замыслы спотыкаются на первом же шаге.
   - Ты не сможешь добраться до острова этого племени, -- кивнула Кирса.
   - И мне так казалось, -- продолжил Сантер, -- пока шальная мысль не пришла мне в голову. Знаешь, я чем угодно готов пожертвовать ради этой девушки. Готов сделать любую глупость. Мне бы оказаться на острове, а там я голыми руками задушу всех, кто встанет на моем пути.
   - От такой страсти мало проку, -- фыркнула колдунья.
   Сантер ее словно не услышал.
   - Поэтому не удивляйся моим словам, -- продолжил он. -- Я не смогу добраться до острова по воде. Почему бы мне не сделать это по воздуху?
   Кирса поперхнулась и долго кашляла, свирепо поглядывая на подмастерье.
   - Вот уж истину говорят люди, что страсть лишает людей разума, -- колдунья вскочила и начала расхаживать по комнате. -- Ты собираешься взлететь, как птица? Или у тебя есть на примете великий колдун, который способен уговорить духов ветра отнести тебя на остров?
   - Я не знаю, -- честно признался подмастерье. -- Но я надеюсь, что ты сможешь мне помочь. Ты не обладаешь силой, которая подняла бы меня в воздух. Однако люди рассказывают, что у тебя есть зелье, выпив которое, можно увидеть другие миры.
   Колдунья остановилась и долго рассматривала юношу. Сантеру стало не по себе, но неожиданно Кирса развернулась и, не говоря ни слова, вышла в соседнюю комнату. Вскоре он почувствовал сладкий дурманящий запах, и тут же хозяйка вернулась обратно, сжимая в руках глиняный кувшин.
   - Держи, -- она протянула кувшин Сантеру. -- Постарайся выпить до дна.
   Подмастерье заглянул в сосуд. Он был до краев полон черной маслянистой жидкостью. Зелье было странным даже на вид -- на его поверхности ничего не отражалось, оно словно поглощало свет, и Сантер на мгновенье засомневался. Колдунья тут же увидела испуг в его глазах.
   - Если боишься, лучше не пей, -- предупредила она. -- Тебе могут привидеться такие кошмарные сны, что ты не очнешься. И это еще не худшее, что может случиться. Я знала людей, которые в таких снах теряли душу или разум. Если ты любишь эту девушку, любовь оградит тебя от всех опасностей. Однако если тобой руководит лишь страсть, то лучше откажись сразу и не испытывай судьбу -- она будет к тебе жестока.
   - Давай сюда, -- тут же ответил Сантер.
   Он все еще испытывал страх, и этот страх был вызван тем самым даром, который позволял ему предчувствовать будущее. Однако, вспомнив золотые волосы Анники, Сантер без колебаний поднес кувшин ко рту и начал пить колдовское зелье. Оно было горьким, но терпимым -- Сантеру доводилось пить эль, который на вкус был еще более отвратительным. Осушив кувшин, он с вопросом посмотрел на колдунью.
   - Ложись, -- коротко ответила она, кивая на лавку у стены.
   Сантер поднялся со стула -- и чуть не упал. Ноги стали словно ватными. Добравшись до лавки, он рухнул на жесткие деревянные доски. Тут же он почувствовал, как тяжелеют и увеличиваются в размерах руки. Сантер попытался поднять их, чтобы рассмотреть, но руки стали такими тяжелыми, что он едва смог пошевелить кончиками пальцев. Потом Сантеру стало жарко, словно в горячо натопленной бане. Пот заливал глаза, а он не мог смахнуть его. Подмастерье расстроился, но тут же почувствовал облегчение, когда колдунья протерла ему лицо полотенцем. Очертания предметов начали расплываться, Сантер попытался что-то спросить у колдуньи, но губы уже не слушались. Затем он провалился в черноту.
   Очнулся Сантер полным сил, словно не было только что дурмана, от которого он потерял контроль над собственным телом. Однако он был уже не в избе Кирсы. Подмастерье стоял на открытом воздухе посередине огромной равнины, тянувшейся во все стороны до самого горизонта. Перед ним возвышалась огромная металлическая башня. Земля под ногами едва заметно дрожала. Не успел Сантер удивиться увиденному, как под башней вспыхнуло пламя, и тут же на подмастерье хлынула стена огня. Юноша вскрикнул, но огонь прошел сквозь его тело, не причинив ни малейшего вреда, а когда он схлынул, Сантер увидел, что башня оторвалась от земли и поднимается ввысь на столбе пламени. Всего за несколько биений сердца она превратилась в яркую точку на небосводе. Сантер ощутил благоговение -- если в этой башне сидят люди, то сейчас они попадут на небесную сферу и смогут воочию наблюдать, как в нескончаемой погоне бегут друг за другом колесницы солнца и луны.
   Перед глазами мелькнули радужные огни, Сантер на мгновенье потерял сознание и очнулся в совершенно ином месте. Сейчас вокруг него были скалы, и на вершине самой высокой из них возвышался неприступный на вид замок. Впрочем, у кого-то было другое мнение: из-за скал поднимались огромные крылатые змеи, на спинах которых сидели свирепого вида мужчины, закованные в броню. Раздался свист -- из замка в нападавших полетели камни и стрелы. Однако змеи с легкостью уворачивались от огромных глыб, а стрелы отлетали от брони их всадников, не оставляя даже царапин. Похоже, участь замка была предрешена. Одна змея ударила хвостом по башенке замка, и оттуда вместе с обломками стены посыпались маленькие человеческие фигурки.
   Снова вспыхнула радуга, и Сантер очутился на площади, окруженной невысокими каменными зданиями. На площади толпился народ, в самом центре горел большой дымный костер, рядом с которым бесформенной грудой лежала новая холщовая материя. Одежда на людях была простого покроя, платья на женщинах и вовсе ничем не отличались от тех, что носили в Карнеше по праздникам. Потом из толпы вышло несколько человек. Они схватили веревки, привязанные к материи, и начали растягивать ее над костром. Удивлению Сантера не было предела -- холст зашевелился, словно живое существо, и начал на глазах расти, превращаясь в огромный шар. Прошло немного времени, и люди уже с трудом удерживали рвущееся к небу сооружение размером с двухэтажный дом. К веревкам спешно привязывали большую корзину, куда с легкостью мог усесться человек. Так и произошло -- у костра вдруг появился нарядно одетый мужчина. Обратившись к толпе на незнакомом Сантеру языке, он долго о чем-то говорил, и, закончив речь, полез в корзину. Его помощники отпустили веревки, и шар резко взмыл в небо, унося вместе с собой смелого человека в нарядных одеждах. Сантер зачарованно смотрел ему вслед. Он мог бы найти столько материи и сделать похожий шар, но какая магия подняла бы его в воздух?
   Яркая вспышка -- и Сантер обнаружил, что стоит в очередном мире. Он никогда не видел моря, но сейчас по лазурному цвету воды и бескрайнему простору догадался, что стоит именно на морском берегу. Позади него возвышались ярко-желтые песчаные скалы, от которых к морю вела извилистая тропинка. По тропинке шел немолодой человек в легкой светлой одежде, похожей на обернутую вокруг тела простыню. Иногда с криком радости он сбегал с тропинки в сторону и что-то подбирал с земли. Когда он приблизился, Сантер увидел в его руках мешок, из которого торчали длинные птичьи перья. Пройдя сквозь Сантера, мужчина начал подниматься дальше по тропинке, которая исчезала за невысокими деревьями. Подмастерье последовал за ним. Деревья скрывали здание, в котором он безошибочно узнал кузницу. Инструменты немного отличались от тех, которыми пользовался он, но все основное -- горн, меха, щипцы, молот -- было на месте. В кузнице мужчину радостно встретил юноша, почти мальчик. Черты лица выдавали в нем сына кузнеца. Зайдя внутрь, Сантер увидел в одном из углов огромную кучу перьев. Кузнец раздул огонь и начал греть над очагом воск. Сантер весь превратился во внимание. Ловкими движениями кузнец связывал между собой перья и скреплял их воском, что-то при этом нашептывая. Язык был незнакомым, но слова подмастерье слышал достаточно отчетливо и начал повторять их, надеясь, что в реальном мире колдунья услышит и поймет заклинание -- если это было, конечно, заклинание. Слова, впрочем, повторялись регулярно, и вряд ли кузнец стал бы проговаривать одну и ту же фразу каждый раз, когда сплетал очередной ворох перьев и скреплял его воском, если бы это фраза не была магической.
   Вскоре перья в руках кузнеца начали обретать узнаваемые очертания крыльев -- но крыльев огромных, длиной в десять локтей. Не один час длилась эта работа, но когда кузнец распрямился и с облегчением задул огонь, на столе лежали четыре великолепных крыла. Юноша восторженно схватил свою пару крыльев и выбежал наружу. Кузнец что-то крикнул ему вслед и долго перебирал свои инструменты, словно собираясь с ними расстаться навсегда. Наконец, завязав в узел самые необходимые и забрав оставшиеся два крыла, он вышел наружу и запер дверь. Сантер тут же проскользнул сквозь стену. Отец с сыном подошли к берегу моря и привязали крылья к рукам. Несколько взмахов -- и вот они воспарили над невысокими волнами, удаляясь от берега. Отец летел низко, почти над самыми волнами, сын же сразу стал мощными взмахами набирать высоту. Прошло немного времени, и они превратились в две едва видимые точки -- одна почти сливалась с волнами, вторая стремилась к солнцу, время от времени исчезая в редких облаках. Сантер пожелал им доброго пути, крепко зажмурился и крикнул:
   - Забери меня отсюда!
   Тут же мир вокруг начал растворяться, и подмастерье заскользил в темноте -- колдунья призывала его дух обратно в свою хижину. В какой-то миг Сантера вдруг обуял нечеловеческий страх, словно его душу начало затягивать в чужой мир, насквозь пропитанный злом. На голову обрушилась такая тяжесть, что подмастерье невольно застонал. Тут же перед глазами вспыхнул свет, и он понял, что все-таки вернулся в свое тело.
   - Тише, тише, сейчас тебе станет легче, -- раздался знакомый голос.
   Холодная рука приподняла его голову, и сквозь пелену, застилавшую глаза, Сантер увидел, как колдунья подносит ему ко рту чашу с зеленой жидкостью. Он сделал несколько глотков и тут же почувствовал, как боль и тяжесть уходят, оставляя за собой лишь усталость и опустошенность.
   - Это всегда так, -- улыбнулась ему колдунья. -- Правда, не все спят по два дня, как ты.
   - Прошло два дня? -- ужаснулся подмастерье. -- Мне казалось, что всего несколько часов.
   - Так часто бывает, -- ответила Кирса. -- Если выпьешь это зелье в одиночестве и никто не придет разбудить тебя, то можно умереть во сне. Ты нашел то, что искал?
   - Не знаю, -- ответил Сантер. Он медленно приподнялся с кровати и поставил ноги на пол, но тут же понял, что встать пока не может. -- Я посетил странные миры. Ты слышала слова, которые я повторял во сне?
   Вместо ответа колдунья кивком указала на потолок. Сантер поднял голову. Там, у почерневших от времени бревен, плавало в воздухе несколько птичьих перьев.
   - Расскажи, что ты видел, -- потребовала Кирса.
   Сантер описал ей миры, в которые его забросило волшебное зелье. Слушая про столб огня, на котором взлетала в небо огромная башня, колдунья лишь ошеломленно качала головой. Летающие змеи вызвали у нее большее оживление:
   - Это драконы. Не поздоровится тем, против кого обращен их гнев, -- объяснила она Сантеру.
   Полет шара, наполненного дымом от костра, колдунья не смогла объяснить, хотя это видение очень ее заинтересовало -- снова и снова она просила Сантера повторить всё вплоть до мельчайших подробностей. Наконец подмастерье дошел до рассказа о четвертом мире. Внимательно его выслушав, Кирса задумалась.
   - Я запомнила это заклинание, -- сказала она. -- В нем не понятно ни слова, оно на чужом языке, но оно работает. Я думаю, мы сможем изготовить такие же крылья, как привиделись тебе.
   Про ужас, обуявший его на обратном пути, когда его душа едва не осталась в каком-то чужом мире, Сантер рассказывать не стал.
   На следующий день он решительно порвал со своей жизнью примерного подмастерье. Он сходил в Карнеш, чтобы забрать из кузницы свои инструменты. Старый Рилто был недоволен и громко высказал Сантеру все, что он думает о его неблагодарности. Сантер не слушал его -- выйдя из кузницы, он понял, что даже не запомнил ни слова из всего того, что говорил Рилто. Старик, конечно, расстроился. Его дочери придется искать другого жениха, да и брать нового подмастерье в таком возрасте было тяжело. Однако сейчас Сантеру было не до того, чтобы горевать над чужими разрушившимися мечтами.
   Староста в эти дни выходил по ночам на берег и долго разговаривал с водяными из других племен Великих озер. Те признавали, что договор был нарушен, и обещали не вмешиваться, если жители Карнеша решат наказать племя, укравшее невесту. Это обещание было сродни издевательству -- водяные прекрасно знали, что у людей не было возможности отомстить за оскорбление. Из-за этого их отношение к людям становилось все презрительнее, и Урсус стал всерьез опасаться, как бы во время очередной встречи они не утопили его в озере, хотя бы из озорства. В этот момент и пришла в его дом Кирса, осторожно пробравшаяся из леса задними дворами и огородами. Староста был потрясен: еще никогда колдунья не выбиралась в деревню, которую искренне недолюбливала.
   - Забыл ты меня, полюбовничек, -- с упреком бросила ему Кирса, оказавшись в доме. -- А как горячо обещал, что каждый день будешь захаживать.
   Староста начал оправдываться, но колдунья, не слушая его, сбросила с головы платок и страстно поцеловала Урсуса. Его жена умерла много лет назад, дети жили своими семьями, и в доме не было ни лишних ушей, ни лишних глаз. Прошло немало времени, прежде чем они смогли продолжить разговор.
   - Что говорят водяные? -- спросила Кирса, прижавшись к щеке любимого.
   Урсус выругался.
   - Договор нарушен, а мы беспомощны. Скоро нам придется уйти отсюда. Водяные не станут торговать с теми, кого они презирают. Даже жить здесь будет опасно. Нелегко на старости лет загрузить все имущество в телегу и отправиться по свету искать счастья, -- староста тяжело вздохнул. -- И тебе тоже придется уйти. Ты ведь не сможешь жить без села. Знаешь, почему я не приходил все эти дни? Собирался с духом. Мне одному тяжело будет скитаться по дорогам, как цыгану, а тебе еще тяжелее. Выходи за меня замуж, Кирса.
   Колдунья громко всхлипнула. Урсус с беспокойством обернулся и опешил, увидев, что колдунья беззвучно, сквозь слезы, хохочет, словно молодая девчонка.
   - Ну, староста, ну, болтун! -- отсмеявшись, поцеловала его Кирса. -- Послушал бы сначала меня, не пришлось бы давать такое обещание. А теперь поздно, на попятный не пойдешь. Как давно я мечтала, чтобы ты мне это сказал. Теперь уж дал слово -- держись. Скоро играть нам свадьбу, да не скоро отсюда уезжать.
   И колдунья рассказала Урсусу про то, как к ней пришел Сантер, как она дала ему зелье, отпускающее душу в иные миры, и как подмастерье нашел там способ добраться до острова водяных и вызволить оттуда Анники.
   - Его крылья уже готовы, -- закончила свой рассказ Кирса. -- Потому-то я и пришла. Пусть все мужчины берут оружие и выходят завтра на берег. Если он сможет выкрасть с острова девушку, вождь поведет своих водяных на Карнеш. Что с другими племенами?
   - Они презирают слабость и уважают силу, -- ответил староста. -- Если мы выстоим, они не будут вмешиваться.
   - Я помогу вам, -- пообещала колдунья. -- У меня есть зелье, которые увеличивает силу человека в три раза. Впрочем, кому знать, как не тебе.
   - Это то самое зелье? -- широко улыбнулся Урсус и снова прижался к горячему женскому телу.
   Ближе к вечеру, когда они лежали, усталые, рядом друг с другом, Урсус задумчиво сказал:
   - А ведь нам играть не одну, а две свадьбы. Юнец влюблен в Анники до безумия. Если он спасет ее из царства водяных, девушка просто не сможет ему отказать.
   - Я бы не назвала это любовью, -- помрачнела Кирса. -- Он ни о чем другом не думает, кроме того, как будет обладать ей. Это страсть нездоровая. Впрочем, если он выручит Анники, то ее родня уже не отвертится. Будет у них свадьба. Только вот увидишь, ничего путного из этого не выйдет. У нее глупая, нелепая судьба. Лишь с королем будет ей счастье. А откуда в наших краях короли? Маяться ей всю жизнь за кузнецом, а то и того хуже...
  

* * *

  
   Утром следующего дня Сантер стоял на берегу озера, всматриваясь в туман. Где-то за этим туманом скрывался остров, на котором томилась Анники. Крылья были крепко привязаны к рукам, на поясе болтался острый, как бритва, нож и крепкая веревка, с помощью которой подмастерье и должен был выкрасть Анники. Вчера они с колдуньей закончили работу над крыльями. Они почти не отличались от тех, которые Сантер видел во сне, разве что были на локоть длиннее -- если ему удастся найти девушку, то обратно крыльям придется нести уже двух человек. Сантеру очень хотелось сначала испытать их, но это было невозможно. Как объяснила колдунья, заклинание действовало лишь один раз -- как только он снимет крылья, они снова превратятся в груду перьев, которые уже никогда больше не полетят.
   - Ты готов? -- спросила его колдунья.
   Чуть поодаль за их спинами стояли мужчины Карнеша, вооруженные дубинками, ножами и кольями. Все были настроены решительно: именно сейчас решалась судьба села.
   - Мы зашли так далеко, что этот вопрос не имеет значения, -- ответил подмастерье. Кирса изумленно подняла на него глаза: голос Сантера вдруг показался ей чужим. -- Да, я готов.
   Колдунья долго молчала, глядя на водную гладь. Эта она нагнала туман и попросила духов ветра не рассеивать его хотя бы до полудня. Те, к ее удивлению, согласились -- духи ветра недолюбливали водяных, и их проняла история об украденной девушке, которую рассказала им Кирса. За ее спиной Урсус громогласно объяснял односельчанам, что и как они должны делать при нападении водяных, но для Сантера и Кирсы его слова превратились в такой же бессмысленный шум, как плеск рыбы в озере или крики чаек над головами.
   - Тогда удачи, -- пожала плечами колдунья.
   Вместо ответа Сантер повернулся к ней спиной и взмахнул крыльями, над которыми они трудились пять дней и ночей. Мужчины, молча стоявшие сзади, выдохнули, как один, когда он взмыл в воздух. Они до последнего мгновенья сомневались, что затея с полетом окажется успешной, и сейчас, раскрыв рты, смотрели, как человеческая фигурка, сразу ставшая маленькой и хрупкой на фоне величественного пейзажа Великих Озер, скрывается в тумане над гладью воды.
   Ощущение полета сразу же захватило все чувства молодого человека. Крылья казались невесомыми, и каждый их взмах уносил Сантера все дальше и дальше от берега. Чайки в панике срывались с водной глади, завидев на фоне неба его громоздкий силуэт. Подмастерье быстро почувствовал, что может контролировать высоту и скорость полета, и какое-то время просто наслаждался, наблюдая, как под ногами проплывают островки и поля камышей, с которых каждую осень водяные снимали свой урожай. Отсюда, сверху, он видел их безобразные, но по-своему изящные фигуры, скользящие в толще воды, и мог лишь жалеть, что обе руки были заняты крыльями. Во время нереста лосося он целыми днями пропадал на речке, орудуя острогой, и приносил домой не одну дюжину сверкающих радугой рыб. Сейчас это умение могло бы принести горе не в одну семью водяных.
   Сквозь туман показался остров, где жило племя, похитившее Анники. Об этом острове Кирсе рассказали ласточки, которые строили гнезда в его высоких песчаных берегах. Они же поведали, что девушка живет в самом центре острова, в пещере, стены которой вождь водяных покрыл роскошными мехами. Таким образом он, очевидно, пытался проявить заботу к своей новой жене. Для этого же он дал ей в услужении двух женщин из своего племени -- они должны были повиноваться всем ее желаниям, но, самое главное, следить за тем, чтобы Анники не наложила на себя руки. Других жилищ водяных поблизости не было, они предпочитали селиться у самого берега, поближе к воде. Утром, когда водяные уходили на свои камышовые поля или пасли стада форели, у Сантера были хорошие шансы выкрасть девушку без сопротивления. Так, по крайней мере, планировали они с Кирсой -- но никто не мог сказать с уверенностью, что будет в действительности ждать его на острове. Поэтому с каждым взмахом крыльев, приближавшим его к острову, Сантер ощущал все большее и большее волнение.
   Под ногами остался высокий песчаный берег, изрытый ласточками. Птицы радостно носились над водой, хватая незадачливых насекомых, и тащили их своим прожорливым птенцам. Время внезапно ускорилось. Вот уже за спиной осталась тонкая полоска леса, отделявшая песчаный берег от скал, сгрудившихся в центре острова. Где-то среди гранитных скал и находилась пещера, где под неусыпным взором двух женщин-водяных томилась Анники. Сантер спустился ниже, скользнул над длинной гранитной плитой, которую ветер и дождь отполировали почти до зеркального блеска, и за очередной вершиной увидел красивую, почти идиллическую полянку. Где-то треть поляны занимало озерцо, из которого, журча, вытекал ручей с прозрачной водой. Сама поляна была покрыта ярко-зеленой травой, которую скосила чья-то старательная, но неопытная рука. Была там и пещера. Ее чернеющее отверстие было трудно не заметить на фоне коричнево-красных скал. Перед пещерой на траве безвольно лежала та, которой так сильно бредил Сантер.
   - Анники! -- крикнул он, взмахнув крыльями.
   Девушка вздрогнула, подняла голову и начала недоуменно смотреть по сторонам. Из пещеры тут же показались две уродливые фигуры.
   - Анники, вставай! -- Сантер едва не вывихнул суставы, выворачивая крылья так, чтобы они быстрее несли его к девушке. -- Посмотри на небо!
   Анники подняла голову, и апатия на ее лице тут же сменилась ужасом. Здесь, среди скал, тумана не было, и на фоне утреннего солнца она увидела черную фигуру с огромными крыльями, которая стремительно приближалась к ней. Неужели ее страданий недостаточно, и по ее душу пришла другая нечисть?
   - Это я, Сантер, подмастерье, -- донесся до девушки голос. -- Кирса, колдунья, помогла мне сделать эти крылья. Где водяные?
   Анники невольно отпрянула назад, и тут же одна из служанок тут же заслонила ее от крылатого демона. Другая крепко схватила ее за руку своей холодной когтистой рукой и начала тянуть ко входу в пещеру.
   - Не давай им увести себя в пещеру! -- закричал подмастерье, приземляясь на траву. -- Я не могу снять крылья.
   Только сейчас девушка разглядела, что странная крылатая фигура -- это действительно подмастерье из ее деревни, который последний год так странно на нее смотрел и несколько раз звал гулять, но так ни разу и не сказал о своих чувствах. В той, прошлой жизни она была этому рада. Оставался в Карнеше, по крайней мере, один парень, которому ей не приходилось отказывать. И сейчас он спустился за ней с неба, чтобы унести из этого кошмара. Стиснув зубы, Анники вырвала руку из крепкой хватки одной водяной и оттолкнула другую. Служанки не старались ее удержать. Человек с крыльями внушал им панический ужас, и когда жена их хозяина побежала к нему, они, неуклюже переваливаясь, подползли к ручью и тут же скрылись в его водах.
   - Возьми с пояса веревку, -- приказал девушке Сантер, -- и привяжись ко мне. Ручей уходит в озеро, и они скоро приведут подмогу.
   От спешки веревка выпадала из рук и путалась, и несколько раз Анники пришлось резать ее ножом. После кошмарных ночей, проведенных с водяным, ей было противно прикасаться к мужскому телу, и она встала спиной к спине Сантера. Подмастерье промолчал -- он хотел видеть и ощущать девушку, но в данный момент его гораздо больше занимала мысль о водяных, которые вот-вот должны были показаться на поляне.
   - Я готова, -- прошептала Анники.
   Сейчас подниматься в воздух было гораздо тяжелее. Сантер на мгновенье даже испугался, что крылья не смогут унести двух человек, однако после нескольких судорожных взмахов все-таки почувствовал, как земля уходит из-под ног. Ручей забурлил от темно-зеленых тел, но было уже поздно. Водяные едва успели увидеть, как огромная крылатая фигура с ношей на спине скрывается за краем высокой скалы. Страшный крик ярости разорвал тишину утра, когда вождь племени водяных проклял человека, укравшего у него красавицу-жену.
   - Удалось, -- выдохнул с облегчением Сантер, когда остров остался позади и они медленно поплыли над поверхность озера, снова пугая чаек.
   Тут же он почувствовал, что девушка дрожит всем телом, и смущенно замолчал. Слова не шли на язык, не проявляла желания разговаривать и Анники.
   - Тяжело пришлось? -- наконец, спросил он.
   Анники заплакала. Жить с водяными было ужасно, но возвращаться домой после всего, что с ней произошло, она боялась еще больше. Уж лучше бы ей умереть вот так, в полете. Зачем она повесила нож обратно ему на пояс? Так легко было бы перерезать эту тонкую веревку, скреплявшую ее с юношей.
   Сантер больше не пытался с ней заговорить. Дар предчувствия, который последнее время не оставлял его в покое, опять вселял в его душу странную тревогу. Анники плакала в течение всего пути до Карнеша, и Сантер угрюмо молчал, размышляя над тем, каким же неблагодарным может быть этот мир.
   Показался берег и сгрудившиеся на берегу мужчины Карнеша, напряженно вглядывающиеся в даль горизонта. Машущая крыльями фигура вызвала среди них волнение, когда же Сантер с Анники подлетели ближе и мужчины увидели, что подмастерье несет на спине девушку, над озером разнеслись радостные крики, причем многие выражения едва ли были подходящими для девичьего слуха.
   - Смотри, Анники, вот твой отец, -- Сантер указал на Арто, чья нескладная фигура стояла несколько поодаль.
   Анники тем временем размышляла, как бы объяснить подмастерье, что она совсем не хочет возвращаться в родное село. Может быть, попросить, чтобы он оставил ее где-нибудь в лесу?
   - Ах, черт! -- вдруг выругался Сантер, посмотрев под ноги, на поверхность озера, и тут же закричал, обращаясь к мужчинам на берегу. -- Водяные!
   Давно наступил полдень, духам ветра надоело терпеть, выполняя обещание, данное Кирсе, и они носились над поверхностью озера, радостно поднимая волны. Среди этих волн мелькали спины водяных. Вождь, укравший Анники, вел своих воинов, чтобы вернуть ту, которую уже считал своей. Урсус что-то скомандовал трем мужчинам, стоявшим рядом с большой дубовой бочкой, и те одним махом опрокинули ее на землю и покатили вдоль берега. Вслед за ними на песке растекалась вязкая смола, которая, как надеялся староста, замедлит движения водяных. Сантер, преодолевая усталость, летел к берегу, надеясь добраться до берега и встать рядом с защитниками Карнеша, чтобы отразить нападение. Анники снова безвольно поникла у него на спине.
   Ему все-таки не удалось опередить водяных. Когда он опускался на землю, подальше от берега, те уже выползали из воды, угрожающе выставив перед собой ржавые, но от этого не менее опасные трезубцы. Арто тут же бросился к нему и начал руками рвать веревки, связавшие Сантера с Анники.
   - Дочка, дочка, -- повторял, всхлипывая, он.
   Веревки упали на землю, и Сантер тут же почувствовал, как девушка отстранилась от него. Сняв с пояса нож, он с досадой начал резать ремни, которыми крепились к рукам крылья. Едва они упали на землю, как рассыпались, превратившись в кучу перьев. Порыв ветра тут же развеял их по песку.
   Так и не посмотрев Сантеру в глаза, Анники прошептала:
   - Спасибо.
   Арто взял ее за руку и повел ее по тропинке в село. Сантер стоял и смотрел им вслед, надеясь, что Анники все-таки оглянется на него. Потом отец с дочерью скрылись за поворотом, и только после этого до слуха Сантера донеслись звуки битвы, развернувшейся за его спиной. Он схватил острогу, которую бросил Арто, и, ощутив в душе бушующую ярость, бросился на берег.
   Его появление пришлось как нельзя кстати. Несколько карнешцев уже отползали от берега со страшными рваными ранами, которые наносили трезубцы водяных. Кирса бегала от одного к другому вместе с корзинкой, набитой лечебными мазями и настоями. Несколько капель ее снадобий останавливали кровотечение и снимали боль, но вернуться в битву эти люди уже не могли, и водяные мало-помалу напирали, постепенно окружая защитников Карнеша.
   Сантер, у которого от ярости перед глазами стояла красная пелена, ворвался в ряды водяных, словно вихрь. Пронзив острогой одного из них, он схватился со вторым, отобрал у него трезубец и этим же трезубцем поднял его над головой, как разъяренный бык поднимает на рога неосторожного волка, после чего бросил в толпу других водяных. Урсус воспользовался замешательством в войске водяных, вызванным появлением Сантера, чтобы перейти в контратаку. Над поверхностью озера разнеслось сразу несколько предсмертных криков, когда карнешцы дружно метнули свои остроги в противника. От неожиданности натиска озерный народ отпрянул назад, оставив в одиночестве крупного, покрытого шрамами водяного -- своего вождя. Урсус понял, что настал решающий момент битвы. У него, в отличии от других мужчин Карнеша, был военный опыт. Давно, задолго до того, как осесть у Великих озер, Урсус зарабатывал себе на хлеб службой наемником. С тех давних пор у него сохранилась тяжелая гельветская алебарда, которую он и взял на сегодняшнюю битву. Выставив ее перед собой, староста выскочил вперед.
   - Разрешим наш спор вдвоем? -- крикнул он водяному.
   Тот презрительно сплюнул на песок и поднял трезубец. По ржавым лезвиям стекала чья-то кровь.
   - Сегодня каждый из моих воинов получит женщину твоего племени, -- прохрипел водяной.
   Медленно, внимательно наблюдая за каждым движением противника, человек и водяной начали сближаться. Водяной время от времени поигрывал трезубцем и, когда он в очередной раз стал крутить свое оружие между когтистых пальцев, Урсус стремительным ударом попытался выбить трезубец из его рук. Водяной ловко увернулся от удара и, в свою очередь, ткнул трезубцем в руку старосты. Острые лезвия оцарапали кожу, и Урсус выругался. Вождь водяного племени был хорош в бою -- настолько хорош, что Урсус всерьез засомневался, сможет ли он справиться с ним. Они снова начали кружить по песку. Поняв, что водяной терпеливо ожидает от него неловкого движения или оплошности, староста сделал вид, что оступился. Водяной тут же бросился в атаку. Староста не без труда отбил мощный удар, направленный ему в грудь, и рубанул, что было сил, стараясь попасть противнику в правую, рабочую руку. Удар достиг цели -- на плече у водяного появился глубокий порез, откуда тут же закапала озерная вода. Запахло тиной. Теперь преимущество было у Урсуса -- водяной с каждой секундой терял силы. Понимая это, вождь озерного племени бросился в безрассудную атаку, и староста едва не поймал его на лезвие алебарды. Однако силы еще не окончательно покинули водяного. В последний момент он увернулся, и староста почувствовал, как его бок пронзила острая боль. Мужчины, сгрудившиеся за его спиной, выдохнули в ужасе -- вождь водяных одерживал верх в этой схватке. Алебарда выпала из ставших внезапно ватными рук старосты, и он, падая на песок, увидел, как перекосилось от ужаса лицо Кирсы.
   - Умри, -- прошипел водяной, занося трезубец над грудью Урсуса.
   - Постой, -- раздался рядом голос, в котором староста лишь с трудом узнал голос Сантера.
   Рядом с ним выросла фигура юноши, и Урсус с изумлением увидел, как лицо водяного, на котором в течение всего боя было написано лишь нескрываемое презрение к людям, вдруг исказилось в гримасе страха. Выставив перед собой трезубец, он обреченно попятился назад. Подмастерье подобрал алебарду и, угрожающе замахнувшись ей, сделал шаг к вождю водяных. Тяжелое оружие, с которым и сам Урсус управлялся с немалым трудом, в руках юноши казалось невесомым. Староста никогда не замечал за Сантером такой силы.
   - Для тебя все кончено, -- низко, едва слышно для человеческого слуха, сказал подмастерье, поднимая алебарду для сокрушительного удара.
   Вместо ответа вождь озерного народа вдруг опустил трезубец и начал громко, нараспев произносить фразы на своем языке. Сантер замер, не понимая, почему его противник не пытается защищаться. Водяной тем временем пел все громче и громче. Казалось, что он словно взывает к кому-то, но к кому?
   - Убей его немедленно! -- раздался вдруг истошный крик Кирсы.
   Сантер стряхнул оцепенение и во всю мощь страшной, неведомо откуда обретенной силы опустил алебарду на беззащитное зеленое тело. Широкое лезвие остановилось, лишь погрузившись в песок. И водяные, и люди потрясенно наблюдали, как вождь озерного племени -- причина их раздора -- растекается лужей воды по песку, разрубленный напополам страшным оружием швейцарских наемников. Люди неуверенно начали приближаться к водяным, потрясая кольями и острогами, но те уже потеряли всякие интерес к битве и один за другим с плеском исчезали в озере. Битва была закончена, и выиграли ее жители Карнеша. Все беды казались позади.
   Когда мужчины вернулись в село, их ждали невеселые новости. В тот миг, когда пал вождь водяных, Анники потеряла сознание. Теперь она лежала в странном забытьи, почти не дыша, в доме своих родителей, которые вновь потеряли дочь, едва вернув ее обратно.
  

Глава 9

  
   В доме Арто пахло лесными травами и таинственными южными благовониями. Кирса, чье присутствие в Карнеше еще недавно вызвало бы бурю негодования, сейчас была здесь желанным гостем. Колдунья два дня не отходила от кровати, на которой лежала бесчувственная Анники, пытаясь понять, какое заклинание наложил на девушку вождь водяных перед смертью. Сантер эти дни мрачно ходил по селу, не в силах заниматься никакими делами. Иногда его звали в дом Арто, но он зашел только однажды, взглянул на бесчувственную Анники и тут же вышел. Мать Сантера заметила, как изменился взгляд сына, и несколько раз пыталась заговорить с ним, чтобы понять, в чем дело, но все ее слова разбивались о молчание Сантера, который словно не слышал ее. На третий день Кирса принесла из своего дома кувшин с жидкостью, в которой Сантер признал зелье для путешествия по другим мирам. Вместе с ней пришел Урсус, но в дом Арто не зашел, оставшись за калиткой. Скоро из дома вышел и сам хозяин, постаревший от всех последних событий на несколько лет, и два его сына, малолетних брата Анники. В доме остались одни женщины, и это означало, что готовится большое колдовство.
   Ждать им пришлось до самого вечера. Лишь когда солнце скрылось в водах Великого озера и ночные птицы вылетели на охоту, скрипнула дверь дома и Кирса, пошатываясь от усталости, вышла на улицу. Арто тут же подошел к ней, заглядывая в глаза. Женщина покачала головой:
   - Она в безопасности, но еще какое-то время будет лежать вот так, в беспамятстве.
   - Скоро все будет в порядке? -- с надеждой спросил старик.
   - Думаю, да, -- ответила Кирса.
   Урсус, хорошо знавший колдунью, по ее глазам понял, что та говорит Арто неправду.
   - Хозяйка тебя зовет, -- продолжила Кирса. -- Много дел за день накопилось.
   - Спасибо тебе, Кирса, -- вздохнул Арто. -- Расклеилось все у меня в жизни. Дай-то Бог, ты поможешь собрать все обратно.
   Шаркая ногами, он побрел к себе в дом. Кирса вышла за калитку, где поджидали ее Сантер и Урсус.
   - Все плохо, -- сразу же сказала она. Теперь, когда Арто ушел, было видно, насколько сильно она расстроена. -- Все очень плохо, и никто не сможет здесь нам помочь. Девушка проживет еще два месяца и потом тихо угаснет. Водяной наложил на нее проклятье. Перед смертью он натравил на ее линию жизни паразитов, которые сейчас грызут ее, как бобры грызут деревья. Оттого она лежит в беспамятстве. Они обитают в эфире, и спугнуть их может только очень мощное заклинание. В нашем мире нет человека, способного его сотворить.
   Подмастерье покачнулся и пристально посмотрел на колдунью. Кирса почувствовала недоброе -- в последние дни она, когда отвлекалась от многочисленных хлопот, иногда замечала в глазах юноши зловещий огонь. Этого огня не было в его глазах в тот день, когда он впервые постучался в ее избушку.
   - До меня доходили слухи, что в ганзейских городах есть торговцы, в чьих лавках не найти обычных товаров, -- тихо сказал Сантер. -- Они могут выполнить любое желание, но их услуги стоят очень дорого. Правда, расплатиться с ними может любой бедняк. Например, своей душой.
   Колдунья вздрогнула и отступила на шаг.
   - Ты не понимаешь, чем это чревато, иначе не стал говорить так смело, -- тихо сказала она. -- Дьявол не купит у тебя душу за благое дело. Он не умеет совершать благодеяния.
   - Ты сама призналась, что здесь бессильна, так какое мне дело до твоих слов! -- вспылил подмастерье.
   Урсус угрожающе поднял руку, но колдунья жестом остановила его. Если Сантер был одержим -- а именно так он себя и вел -- то староста, еще только начавший оправляться от страшной раны в боку, был ему не противник.
   - От горя люди ведут себя странно, -- сказала она. -- Иди домой и постарайся заснуть. Завтра я попробую тебе помочь.
   - Зачем мне твоя помощь! Пусть я продам душу, но она станет моей женой! -- закричал, уже не контролируя себя, подмастерье. -- Если проклятие будет снято, то мы проживем вместе и без моей души.
   - Я гадала на вас еще до того, как ты полетел спасать ее, -- уже тише сказала колдунья. -- Ваш брак будет несчастным. Анники достойна только того, чтобы ее любили, а ты всегда хотел лишь обладать ей. Поэтому она никогда не полюбит тебя, чтобы ты ни делал.
   Сантер, впрочем, уже ее не слушал. Он принял решение, и остановить его сейчас не смогла бы и вся нечисть Великих озер. Отвернувшись от колдуньи и старосты, он последний раз посмотрел на дом, где лежала в беспамятстве, умирая, Анники. Он спасет ее, чего бы это ему ни стоило, а потом возьмет в жены -- и ему все равно, что думает об этом колдунья.
   На следующий день Урсус узнал от матери Сантера, что ночью юноша ушел из села, взяв с собой все деньги, которые скопил за время работы в кузнице. Кирса, услышав о его уходе, побледнела и потребовала, чтобы за ним бросились в погоню и привели обратно в деревню, хотя бы и силой. Однако мужчины Карнеша отказались. У каждого в хозяйстве было слишком много неотложных дел. Кирса в отчаянии ломала руки. Ночное колдовство открыло ей, что Сантер не контролировал свои поступки. Его разум, как она и подозревала, попал под чье-то влияние, и произошло это тогда, когда душа Сантера под действием волшебного зелья путешествовала по другим мирам и была особенно уязвима. Это влияние было настолько могущественным, что она не могла понять даже его происхождение. Однако видения недвусмысленно сказали ей, что своим безрассудным уходом Сантер ставил под угрозу не только свою судьбу -- а, возможно, и не только судьбу Карнеша. К разочарованию Кирсы, ей не поверил даже Урсус, и колдунье оставалось лишь ждать и надеяться, что ее мрачные предчувствия так и не сбудутся.
  

* * *

  
   До Тильзунда, ближайшего к Карнешу города, Сантер добрался без особых приключений. Здесь он планировал сесть на одно из торговых ганзейских судов, которые привозили из балтийских городов вино и сельдь, а в Тильзунде грузили в свои трюмы меха и мед. В порту как раз стоял потрепанный когг, капитан которого только что привез из Любека богатый груз, и к нему первым делом пошел Сантер, едва миновав городские ворота. Узнав, сколько денег у юноши, капитан расхохотался и приказал ему убираться обратно на сушу, пока он не приказал матросам вышвырнуть его за борт. Однако вечером, когда были вскрыты бочки с лофотенской треской, веселье капитана сменилось мрачным унынием. Рыба кишела жирными белыми червями, и даже моряков, привычных ко многому, замутило от ее вида. Продажа фламандских тканей отчасти окупила рейс, однако капитан все равно оставался в убытке, и в отчаянии он послал своего сына в порт, чтобы тот нашел неуклюжего деревенского парня с инструментами кузнеца. За золотой -- все, что оставалось у Сантера, -- ему предложили место на палубе рядом с четырьмя арбалетчиками, которых любекская контора отправила на корабле, чтобы охранять груз от пиратов.
   Арбалетчики поначалу посмеивались над смешным видом своего попутчика, пока один из них не посмотрел ему в глаза. После этого они долго перешептывались, испуганно оглядываясь на Сантера. Они были из лужских земель, где предания о колдунах и людях, одержимых злыми духами, еще не превратились в сказки, и в юноше они увидели персонажа этих преданий. Сантер, встав утром в день отправления на носу когга, до самого обеда глядел, не отрываясь, на берег, вдоль которого шел корабль. В полдень он быстро съел отвратительную прогорклую селедку, которой капитан кормил свой экипаж и единственного пассажира, и вернулся на свой наблюдательный пост. Когда наступил вечер и когг остановился у берега, арбалетчики долго не могли заснуть -- темная фигура, неподвижно лежавшая рядом с ними, наводила на них беспричинный и оттого еще более леденящий душу ужас. В конце концов, они договорились дежурить по очереди. Пока трое беспокойно ворочались, пытаясь заснуть, четвертый следил за страшным попутчиком. Потом он будил сменщика -- и так всю ночь до рассвета. На второй день все повторилось, потом и на третий -- и тогда арбалетчики во время очередной стоянки просто сбежали с корабля, даже не потребовав у капитана платы. Тот довольно потирал руки: до ближайшего ганзейского города, где он мог нанять новых арбалетчиков, оставался лишь день пути, а он, между тем, экономил немало денег. Но уже утром следующего дня он сильно пожалел о бегстве своей охраны, когда за его коггом погналась пиратская лодка, выскользнувшая из безобидной на первый взгляд рыбацкой деревушки. Однако когда пираты, скалясь, уже размахивали абордажными баграми и ржавыми топорами, произошло что-то необъяснимое. Восточный ветер, который вот уже четвертый день без перерыва влек когг на запад, внезапно стих, и тут же с юга налетел шквал, принесший плотный, как молоко, туман. На палубе когга нельзя было разглядеть даже пальцев вытянутой перед собой руки. Потом из тумана со стороны пиратской лодки донеслись нечеловеческие крики. Моряки неистово крестились, умоляя Богородицу уберечь их от морских демонов. Святая Дева, очевидно, услышала их молитвы. Туман рассеялся, и люди на борту когга с ужасом увидели, что от пиратской лодки остались лишь обломки досок, разбросанные на милю вокруг, и ни одного выжившего.
   Несмотря на жадность, капитану нельзя было отказать в здравом смысле. Когда они пришвартовались в порту одного из вольных ганзейских городов и странный пассажир сошел на берег, капитан тем же вечером взял полученный от него золотой и пошел в церковь, чтобы пожертвовать его на строительство нового городского собора. Когда капитан покинул корабль, тот заметно приподнялся над водой, словно из его трюмов выгрузили не один десяток мешков с зерном. Всю дорогу до церкви капитан ощущал странную тяжесть в кошельке. Люди беспокойно провожали его взглядами, по соседним переулкам скользили мрачные тени, которые приближались к нему тем ближе, чем ниже опускалось вечернее солнце. Капитан уже начал беспокоиться за свою жизнь, но, к его счастью, ганзейские купцы не жалели денег на строительство церквей, и в ближайшую из них -- церковь Святого Анскария, епископа Севера, -- капитан буквально вбежал, спасаясь от тьмы, тянувшейся к нему со всех сторон. Здесь он спешно опустил золотой в урну для пожертвования и долго беседовал со священником, которого весьма заинтересовал рассказ капитана о странном пассажире и не менее странном путешествии.
   Тем временем Сантер, оказавшись на суше, целеустремленно пошел вглубь городских кварталов. По дороге его окликали уличные торговцы и проститутки, которыми кишат все портовые города, однако молодого человека не интересовали ни экзотические товары, ни обнаженные тела под платьями, состоявшими из одних разрезов. Неведомая сила влекла его по мощеным булыжником улицам, мимо каменных домов с кирпично-красными крышами, все дальше и дальше от городского центра с его многочисленными соборами и колокольнями, возвышающимся над городскими зданиями. Вскоре он стоял на окраине города, перед массивным зданием с тяжелой дубовой дверью. Здесь с юношей произошла внезапная перемена. Странный взгляд, пугавший его попутчиков, вдруг потух, тело обмякло, и, лишь схватившись за дверное кольцо, Сантер удержался на ногах. От его невольного движения кольцо со всего размаха ударило в дверь, и внутри дома раздался гулкий звук. Сантер между тем ошеломленно озирался вокруг. Он оказался в ганзейском городе, он стремился в него, но как он очутился здесь? Как ни старался Сантер, события последних дней он вспомнить не мог. Ужасно болела голова, он потряс ей, и резкая боль отозвалась в висках. Господи, неужели он сошел с ума?
   За дверью послышались шаркающие шаги, заскрипели старые петли, и в следующее мгновенье на пороге показался самый странный человек, которого Сантер когда-либо видел в жизни. Это был старик необычайно преклонного возраста -- от старости его кожа стала молочно-бледной и настолько тонкой, что сквозь нее просвечивали кровеносные сосуды. На голове еще оставалось несколько волос, таких же молочно-бледных, и единственным цветным пятном на лице были глаза -- темно-синие, словно Великие озера в ветреную погоду. Старик пристально изучил лицо Сантера и внезапно спросил:
   - По своей воле пришел?
   Юноша растерялся. Он хотел попасть сюда, и вот он здесь. Кажется, он поссорился с колдуньей и пообещал спасти Анники, чего бы это ему ни стоило... Или это ему приснилось?
   - Да, -- наконец ответил он.
   - Неуверенно, -- прищурился старик. -- Обычно людей ко мне толкает отчаяние, когда они готовы на все. Вчера, например, приходил отец. У него за долги хотели забрать малолетнюю дочь. Еще раньше была женщина, которая вот уже пять лет замужем, а до сих пор не понесла. В них чувствовалась решительность. А ты? Быть может, ты ошибся дверью?
   - Не думаю, -- набравшись смелости, ответил Сантер. -- Моя невеста умирает.
   - Вот это причина! -- неожиданно обрадовался старик и жестом пригласил Сантера внутрь. -- Проходи за мной, юноша, и мы посмотрим, что можно сделать для бедной девушки.
   За дверью оказалась небольшая комната, в которой кроме двух старых скамеек и стола, сколоченного из грубых досок, ничего не было. Сантер, почувствовав, что слабость еще не отпустила его тело, присел на ближнюю к входу скамейку. Старик, тяжело дыша, уселся напротив.
   - Дай руку, -- приказал он Сантеру.
   Подмастерье неуверенно протянул руку, и старик резким движением вцепился в его ладонь. На его правой руке блеснуло серебряное кольцо в виде молнии, обвившей безымянный палец. Руки оказались неожиданно сильными, в них не было ни следа старческой слабости -- более того, хватка была столь крепкой, что Сантер не на шутку испугался, как бы старик не сломал ему запястье. Колдун тем временем уже что-то шептал и водил крючковатым пальцем вдоль линий на ладони юноши.
   - Совсем не невеста она тебе, -- проворчал старик. -- И даже не суженная. Мог бы меня и не обманывать. Нечистая сила потащила тебя в такую даль. Сам-то ты готов пойти на жертву, цену которой представить себе не можешь?
   Сантер непонимающе помотал головой.
   - Я хочу, чтобы она стала моей, -- слова казались чужими, и подмастерье откашлялся, стараясь избавиться от привкуса желчи во рту. -- Без нее мне не хочется жить.
   - Зато ей с тобой жить не сможется, -- мрачно ответил старик. -- Впрочем, я в чужие дела не лезу. Хочешь спасти ее? В третий раз спрашиваю -- по своей воле хочешь? Если на третий раз не откажешься, слово крепче любого договора будет.
   - И на третий раз не откажусь, -- поторопился сказать Сантер.
   Колдун вздохнул и долго смотрел в окошко, которое никто не мыл вот уже несколько десятков лет -- настолько толстым слоем пыли оно покрылось за это время.
   - Ко мне приходило много людей. Ты бы очень удивился, узнав, когда я принял первого посетителя в этой лавке. Из всех этих людей почему-то лишь единицы чувствуют ответственность за свои поступки. Другие, подобно тебе, торопятся выкрикнуть свои желания, чтобы не передумать. А потом они вдруг понимают, что результат не стоит той непомерной цены, которую они заплатили. Тот крестьянин, который приходил вчера -- он продал душу, чтобы расплатиться с кредиторами и сохранить свою дочь. Он еще не знает, что в следующем году его снова ждет неурожай, и тогда землевладелец все равно продаст его дитя. Он останется без ребенка -- и без души.
   - Это ужасно, -- прошептал Сантер. -- Почему судьба может быть такой жестокой?
   - Чтобы переломить судьбу, нужно долго и упорно трудиться, -- усмехнулся старик. -- Люди, к сожалению, наивно думают, что их душа -- предмет необычайно ценный, и то, что они купят за нее, будет обязательно иметь соответствующую ценность. Но продают ее обычно за гроши -- за сиюминутные желания, за похоть, за страсть, которая лишает их разума.
   - Ты говоришь это только после того, как сделка совершена? -- прищурился подмастерье.
   - Разумеется. Ты такой же, как и все остальные, -- задумался, когда тебе уже поздно что-либо исправить. Дай еще раз свою руку.
   Сантер зажмурился, когда старик снова вцепился своей чудовищно сильной ладонью в его запястье.
   - Страшное проклятье наложено на эту девушку, -- отпустил его руку колдун. -- Даже во времена Святой Инквизиции не всякий инквизитор смог бы справиться с той нечистью, которая грызет ее линию жизни. А сейчас ни один колдун не годится тем инквизиторам и в подмастерья. Ты знаешь, как сгинули все эти инквизиторы?
   - Во время Великого похода на Архавик? -- спросил Сантер. В их краях ходило много легенд про этот поход, которым закончилась эра великих черных и белых колдунов прошлого.
   - Люди еще не скоро забудут этот поход, -- сказал старик. -- Последние черные колдуны и все инквизиторы пали во время Великого похода. Все, да не все. Один инквизитор -- самый сильный из них -- остался жив.
   Сантер встрепенулся.
   - Но почему же про него ничего не слышно?
   - Он расправился с колдунами Архавика и вывел из города всех детей, -- медленно начал рассказывать колдун. -- Потом он проклял город и всех оставшихся жителей. Детей нужно было куда-то пристроить, и он повел их в Рим. По дороге его догнала весть, что Великая армия полегла. Вплоть до последнего солдата. И тогда Альварес -- так звали этого инквизитора -- понял, что он остался в этом мире единственным по-настоящему сильным колдуном. Он оставил детей у своего друга, епископа Анскария, и ушел. Больше о нем ничего не слышали.
   - И куда же он подевался?
   - Перед смертью Анскарий сказал, что однажды, когда для нашего мира наступят трудные времена, инквизитор вернется. Так уже бывало раньше. В древности великие герои, когда для них не оставалось достойных дел, засыпали волшебным сном в тайных местах -- в горах или в глухих лесах. Бывало, что голоса потомков прерывали их сон, и они возвращались. Так же поступил и Альварес. В то время силы зла были сокрушены, и в нашем мире для него не оставалось достойных дел. Он заснул волшебным сном, чтобы вернуться позже, когда он будет по-настоящему нужен.
   - И он -- моя единственная надежда? -- с подозрением спросил Сантер.
   - Да, -- жестко сказал старик.
   - И ты думаешь, что ради моего дела он проснется?
   - Он проснется, потому что пришло время, -- помолчав, ответил колдун. -- Ты не чувствуешь ткань эфира, а я уже давно знаю, что скоро все в нашем мире изменится. Я не знаю, в какую сторону, к хорошему или к плохому, но Альварес проснется, потому что грядут великие перемены.
   Сантер задумался. Выбора у него, как заметил старик, не было, свою душу он уже потерял. Хотя где пресловутый договор и подписи кровью?
   - Хорошо, -- сказал он и встал со лавки. -- Тогда разбуди этого своего Альвареса, и пусть он спасет мою невесту.
   Колдун какое-то время недоуменно рассматривал своего посетителя, покачивая головой, словно сомневаясь в его здравом рассудке.
   - По-моему, я говорил про тайные места, -- наконец, вымолвил он. -- Неужели ты думаешь, что я, словно мальчик на побегушках, помчусь куда-то, чтобы разбудить великого Альвареса, потом приведу его к тебе и при этом всю дорогу буду уговаривать исполнить твою просьбу?
   - Постой, старик, -- поднял руку подмастерье. -- Я продал тебе свою душу. За это ты должен спасти мою невесту. И если для этого тебе нужно будет проделать длинное путешествие -- значит, ты и должен отправиться в путь. А если хочешь, чтобы я сам нашел инквизитора, то тогда извини, наша сделка не состоялась, так как ты не выполнил своих обязательств.
   - Ты удивительно глуп, -- разозлился старик. -- Твоя душа ценна лишь для тебя одного, а в этой лавке человеческие души -- самый бросовый товар. Их продают за мешок зерна и бочку сельди. Я предупреждал тебя -- обратно ходу нет. За свою душу ты получишь шанс спасти девушку, и уже от тебя самого зависит, воспользуешься ты им или нет.
   Сантер покачал головой и решительно повернулся в сторону выхода. Однако не успел он сделать и двух шагов, как колдун хлопнул в ладони и пробормотал несколько фраз на незнакомом юноше языке. В комнате тут же стало темно, словно за окном внезапно наступила ночь, единственным источником освещения остались лишь две свечи, горевшие на столе. В их неверном свете Сантер вдруг заметил, что в комнате они уже не одни -- справа и слева от него стояли две темные нечеловеческие фигуры. Он рванулся к выходу, но его тут же схватили цепкие, необычайно сильные руки существ, на которых ему было страшно даже оглянуться.
   - Ты не первый, кто пытается отсюда удрать, -- усмехнулся старик, взяв что-то со стола, -- правда, это никому так и не удалось. Дайте мне его правую руку, только не оторвите, она ему еще понадобится.
   Сантер попытался удержать руку, но легче было, наверно, остановить жернова ветряной мельницы во время урагана. Колдун подошел ближе, и Сантер увидел в его руках большую блестящую иглу.
   - Это не очень больно, -- успокоил его старик. -- В твоем случае, к сожалению.
   - Я все равно ничего не подпишу, -- сквозь зубы выдавил Сантер. -- А без моей подписи договор не имеет силы.
   - И эта проблема возникала раньше, -- улыбнулся старик. -- И тоже всегда решалась.
   Размахнувшись, он всадил иголку юноше в ладонь. Сантер невольно вскрикнул. Колдун подставил под рану сосуд в форме пирамиды и начал сжимать ладонь Сантера, чтобы кровь быстрее стекала в него. Когда в сосуде набралось на палец крови, колдун дунул на ладонь юноши, и кровотечение тут же остановилось. Потом колдун прошептал еще несколько заклинаний, и на столе вдруг вспыхнуло ярко-фиолетовое пламя, дававшее черный дым. На это пламя он поставил сосуд с кровью Сантера и снова начал напевать свои заклинания, изредка поворачивая сосуд против часовой стрелки. Подмастерье стоял, не пытаясь пошевелиться -- внушавшие ему страх существа все так же крепко держали его с двух сторон. Тем временем внутри сосуда происходили удивительные изменения. Кровь закипела и начала менять цвет с красного на темно-коричневый. Более того, с каждой секундой она становилась все более вязкой, и вскоре Сантер с ужасом увидел, что она принимает форму миниатюрного человечка.
   - Знакомься, юноша, -- оскалился старик. -- Это твой гомункул.
   Он снял сосуд с огня и наклонил его, чтобы человечек мог вылезти на стол. Сантер, не отрываясь, смотрел, как миниатюрное существо медленно пошевелило сначала одной рукой, потом другой, осторожно приподнялось, ухватилось миниатюрными ладонями за край сосуда, подтянулось и, перекувырнувшись через голову, вывалилось на стол. Старик торжествующе протянул гомункулу бумагу и приказал:
   - Подпиши.
   У Сантера появилась слабая надежда, когда гомункул начал внимательно рассматривать текст документа, однако тот, дочитав до конца, кивнул и требовательно протянул к старику руку. Старик дал гомункулу маленькое перо, очевидно, специально изготовленное для таких существ. Гомункул забрался на документ и начал старательно выводить подпись. Когда он закончил, старик несколько раз хлопнул в ладоши, и гомункул полез обратно в сосуд. Едва он оказался там, как тут же начал терять форму и скоро вновь плескался в сосуде грязно-коричневой жидкостью. Существа, на которых Сантер так и не осмелился посмотреть, отпустили его руки, отступили в тень и тут же растворились в ней. Юноша бросился к столу, но колдун уже прятал подписанную бумагу за пазуху.
   - Обратного пути нет, глупец, -- презрительно фыркнул он. -- После того, как договор подписан, твоя душа тебе уже не принадлежит. Теперь, если ты все еще хочешь спасти эту девушку, ищи инквизитора.
   - Но как! -- выкрикнул в отчаянии Сантер.
   Он еще никогда не чувствовал себя так плохо. Его унизили и растоптали, словно бродягу с большой дороги. Но что самое ужасное -- сейчас он не ощущал и малой доли тех чувств к Анники, которые испытывал раньше. Только усталость и злость на то, что она заставила его проделать такую долгую дорогу, поставить на кон свою душу и свое будущее, и все для того, чтобы в конце пути ощутить в груди вместо пламени одну пустоту. Старик заглянул в его глаза и ехидная ухмылка сошла с его лица.
   - Ах, вот что произошло. Ты играл в опасную игру, юноша, и проиграл. За такую девушку не жалко умереть, но ты испытывал к ней не любовь, а желание сделать ее своей и доказать людям, что ты можешь обладать той, которая отвергла всех других. Вот почему сейчас, когда твои чувства подвергаются настоящему испытанию, ты пытаешься найти в них силу, а они лишь делают тебя слабее.
   - Что ты понимаешь в моих чувствах! -- внезапно вспылил Сантер и тут же осекся, вспомнив, каким могуществом обладает колдун.
   - Я очень многое повидал на своем веку, -- усмехнулся старик -- он, казалось, даже не заметил этой вспышки гнева. -- И я едва ли встречу в этой жизни то, что сможет меня удивить. По крайней мере, молодых людей, подобных тебе, я перевидал не одну сотню. Но у нас нет времени на долгие разговоры. В конце концов, ты -- не единственный мой клиент. Карта у тебя в кармане. Я не очень-то верю, что ты доберешься до инквизитора, но нечистая сила к тебе благоволит, хоть ты об этом и не догадываешься. Приведи его сюда, а дальше мы посмотрим, как с тобой быть.
   После этих слов старик отвернулся от Сантера и махнул рукой. Дверь бесшумно распахнулась, и юношу буквально вышвырнула на улицу неведомая сила. Едва оказавшись на свежем воздухе, он почувствовал неодолимый приступ тошноты и долго стоял, нагнувшись, над канавой, расставаясь с остатками корабельного завтрака и последними иллюзиями по поводу своего будущего.

Глава 10

  
   Купеческий караван вот уже третий день лениво шел на юг. В караван Сантер устроился стражником. Это было большой удачей -- гильдия стражников очень трепетно относилась к своим исключительным правам на охрану караванов, однако купец был не из местных, в ганзейских землях он оказался случайно и дальнейшие отношения с руководством гильдии его не волновали. Решив сэкономить, он набрал на городском рынке несколько мужчин крепкого телосложения, в том числе и Сантера, который забрел на рынок случайно, размышляя, идти ли ему на юг или махнуть рукой на свое неудавшееся приключение и вернуться в Карнеш. Сейчас, во время очередной остановки, он с отвращением ел водянистую похлебку и пытался разобраться в карте, которая неведомо как оказалась у него в кармане. За день до этого караван прошел широкую реку, которую Сантер легко нашел на карте, однако сейчас, когда они шли по полузаросшей дороге через мрачный южный лес, он опасался, что пропустит то место, где ему нужно будет свернуть и идти через густые заросли к морскому побережью.
   Лес Сантеру совершенно не нравился. У Великих озер даже самый дремучий лес просматривался вглубь хотя бы на три или четыре дюжины шагов. Здесь же деревья были увиты плющом, который рос сплошным ковром и скрывал от глаз путников все, что происходило за пределами тропы. Сантер подумал, что ему придется буквально продираться через эти заросли, когда он покинет караван. В качестве оружия купец дал Сантеру алебарду. Металл был никудышным, и Сантер, разрубив для проверки несколько лиан, с разочарованием увидел, насколько быстро тупится лезвие. Однако водоворот событий нес его настолько быстро, что времени и возможности что-либо изменить уже не оставалось.
   На третью ночь путешествия Сантер решил, что идет уже достаточно долго и ему пора сворачивать с тропы. Когда наступило его дежурство и стражник, которого он сменил, заснул, он осторожно вытащил из повозки, где хранились продукты, несколько кусков сушеного мяса, сложил их в свой мешок и, подняв брошенную у костра алебарду, нырнул вглубь леса. За спиной послышались испуганные крики -- караванщики, скорее всего, решили, что его утащил в кусты какой-нибудь зверь. Едва ли хоть один из них мог подумать, что человек в здравом уме уйдет посреди ночи из лагеря в лес, про который Сантер за последние дни наслушался немало леденящих душу историй.
   Пройдя совсем немного, он остановился. Таких темных ночей у них в Карнеше не было: здесь Сантер не видел ничего дальше вытянутой руки. Он уже успел несколько раз оцарапаться, и теперь решил дождаться рассвета. Диких зверей и нечисти он не боялся -- судя по тому, что с ним приключилось за последнее время, это они должны обходить его стороной, с невеселой усмешкой подумал он.
   Удивительно, но до рассвета ему удалось даже вздремнуть. Когда взошло солнце, в лесу стало немного светлее, хотя лианы забирали львиную долю солнечных лучей. Сантер с трудом отгрыз кусок от вяленой ноги ягненка, запил водой из ручья, текущего у него под ногами, и начал высматривать сквозь переплетение стволов и ветвей солнце, чтобы хотя бы примерно определить направление, в котором ему нужно было идти. Это заняло довольно много времени, но когда подмастерье, наконец, определил, в какой стороне находится восток, то тут же в замешательстве остановился, беспомощно озираясь вокруг. Все деревья вокруг него казались абсолютно одинаковыми. В этом было что-то не так: Сантер был готов поклясться, что еще минуту назад лес выглядел гораздо разнообразнее. Он как следует зажмурился, сосчитал до дюжины и раскрыл глаза. Каждое дерево снова было непохожим на другое. Выбрав старый уродливый ствол, выделявшийся среди других деревьев в нужном ему направлении, юноша осторожно, не спуская с него глаз, побрел вперед. Однако долго идти таким образом у него не получилось. Под ногу словно сам собой попал корень, Сантер не удержал равновесия и упал в податливый зеленый мох. Злобно ругаясь, он поднялся и увидел, что его дерево никуда не исчезло. Видимо хозяин леса все-таки решил оставить его в покое.
   Осторожно выбирая ориентиры, сверяясь с положением солнца, постоянно спотыкаясь и ныряя в мягкий мох, Сантер шел примерно до полудня. Решив, что для первой трети дня он проделал хороший путь, юноша присел на очередном корне и перекусил все тем же вяленым мясом и водой. Отдохнув, он поднялся и уже собирался продолжить свой путь, как вдруг заметил на мхе неподалеку чьи-то следы. Неприятная догадка, словно молния, мелькнула в голове. Сантер обернулся и увидел, что следы, которые он оставил за собой только что, были такими же. Сомнений не оставалось: это леший водил его по кругу. Едва он выбирал ориентир, как хозяин леса заставлял его споткнуться, а когда он поднимался, то видел уже другое дерево, замаскированное под его прежний ориентир, и, естественно, сворачивал с нужного пути.
   - Ну что же, -- выдавил Сантер, почувствовав, как внутри закипает непривычная злость. -- Для начала неплохо. Однако лучше ты, шутник, не попадайся у меня на пути.
   Кто-то зловеще захохотал в ответ, и с деревьев тут же заголосили испуганные птицы. Окружающий мир подернулся красной пеленой, и Сантер внезапно ощутил, как теряет сознание. Находясь на грани беспамятства, он все-таки сумел удержаться и не впасть в забытье, и вдруг с удивлением осознал, что больше не может управлять своим телом. С губ сорвались слова на незнакомом языке, и деревья зашелестели, как во время сильного ветра. Сантер почувствовал, как его тело против воли начало шагать в направлении, откуда он только что пришел. Юноша хотел закричать, что это неправильный путь, но губы его, естественно, не слушались, да и разве мог он в лесу, где на него ополчился сам леший, сказать, какой путь правильный, а какой снова поведет его по кругу.
   Похоже, что он все-таки двигался в нужном направлении, потому что скоро леший начал строить ему другие козни. Ветви деревьев начали хлестать его по лицу, корни норовили заплести ноги, а колючий кустарник так и лез под одежду, чтобы расцарапать все его тело. Сейчас Сантер не ощущал боли, однако когда очередная ветка хлестнула его чуть выше глаза и из рассеченной брови потекла кровь, он не на шутку перепугался. Похоже, вселившейся в него силе было явно безразлично, в каком виде оно вернет тело хозяину, пусть даже без глаз и без пальцев на руках. По крайней мере, ноги Сантера все так же упрямо вышагивали вперед, хотя сам юноша уже в который раз безуспешно пытался силой воли вернуть себе контроль над собственным телом.
   От серьезного увечья Сантера спасло то, что леший, очевидно, понял: так просто его не остановить. Какое-то время ничего не происходило, но когда Сантер уже начал надеяться, что его доведут до пещеры инквизитора без каких-либо новых испытаний, под ногами разверзлась яма. В самый последний момент тот, кто управлял действиями Сантера, сумел остановиться, и юноша несколько мгновений балансировал на краю, удерживая равновесие. Он бы не упал -- но кто-то, подкравшийся сзади, толкнул его изо всех сил, и Сантер, подняв тучу брызг, очутился в огромной луже на дне ямы. Невидимый кукловод тут же поднял его на ноги, однако даже беглого взгляда на стены было достаточно, чтобы понять: без посторонней помощи отсюда не выбраться.
   Сверху снова послышался зловещий смех, и над краем ямы показалась голова лешего. Сантер -- тот Сантер, что был сейчас заперт внутри своего тела, -- вздрогнул от испуга, настолько сильно леший был похож на вождя племени водяных, которого он убил на берегу Карнеша. Лишь вместо тины с его тела свисал мох, на этом все различия и заканчивались.
   - Добегался, бесовское отродье! -- забулькал, скаля желтые зубы, леший. -- Лес не для таких, как ты!
   - Я предупреждал тебя, что ты пожалеешь о своих шутках, -- ответил низкий хриплый голос, вырвавшийся из его груди Сантера. -- Разве может твоя магия тягаться с силой моего хозяина.
   - А ты попробуй, выберись, -- хихикая, предложил леший. -- Тогда и обсудим.
   Сантер начал пятиться и вскоре уперся спиной в земляную стену ямы. Хозяин леса заинтересовано наблюдал за его действиями, облокотившись на землю, покрытую опавшей хвоей. Юноша присел на корточки, обнял колени руками и начал распевать заунывную песню на непонятном языке. Тут же земля под его ногами зашевелилась, и леший испуганно подскочил, когда его, казалось бы, беспомощная добыча вдруг начала подниматься в воздух на чем-то огромном и живом, выползшем из земли и напоминающем гигантского дождевого червя. Через мгновение человек уже стоял рядом с ним. Леший обрушился на него всей своей недюжинной силой -- и тут же замер, ощутив на своем горле каменную хватку, из которой, как он знал, выбраться не хватит никаких сил.
   - Ты будешь и дальше мешать моему слуге выполнять мои приказы!? -- теперь голос, шедший из груди Сантера, напоминал шипение.
   - Я не хочу твоего возвращения, -- задыхаясь, ответил хозяин леса. -- Ты несешь смерть и разрушение. Не приходи в пределы нашего мира.
   - Твоя сила ничтожна, но ты мешаешь слуге идти к его цели. Сними охранные заклятия, или я заберу твою жизнь!
   Леший ничего не ответил, и тогда тот, кто управлял Сантером, начал сжимать его горло. Хозяин леса захрипел, задергался, но на лице его была все та же упрямая решимость не уступать, пусть даже ценой своей жизни. На руке Сантера вздулись вены, и кожа покрылась красной сеточкой лопнувших сосудов. "Уступи!" -- безмолвно крикнул он лешему, и тот, словно услышав, вдруг посмотрел прямо в его глаза.
   - Бедняга, -- выдавил хозяин леса из последних сил, и его голос, обращенный к настоящему Сантеру, звучал совершенно беззлобно. -- Не повезло тебе.
   Он пытался сказать что-то еще, но вместо членораздельных слов послышался лишь хрип. Сантер с ужасом увидел, что его рука раздавила горло лешего, словно сухое осиное гнездо. Он непроизвольно разжал ладонь -- и когда леший упал на землю, Сантер понял, что к нему вернулся контроль над его телом. Тут же он заорал на весь лес: руку, которая убила хозяина леса, неимоверно жгло, словно ее ошпарило кипятком. Вслед за этим Сантер почувствовал всю боль сегодняшнего дня -- удары ветвей по лицу, синяки на ногах, царапины на животе и боках. Катаясь по земле и сжимая от боли глаза, он не заметил, как корни деревьев бережно подхватили бездыханное тело хозяина леса и, передавая его от ствола к стволу, скрыли в глубине лесной чащи.
  

* * *

  
   После смерти лешего Сантеру не составило труда найти дорогу к пещере, где лежал, погрузившись в колдовской сон, инквизитор Альварес. На оставшийся путь у него ушло три дня -- день, чтобы добраться до реки, берущей своей начало в заснеженных вершинах Туманных гор, еще день -- чтобы добраться до вершин этих гор и, наконец, последний день, чтобы отыскать в хитросплетении горных проходов и ущелий вход в пещеру. На исходе третьего дня, Сантер стоял у чернеющего проема, внутри которого, как он знал, находится его судьба. За эти дни нечистая сила не беспокоила его, и у юноши было время обдумать все те события, что привели его в это место. Теперь он мог признать правоту колдуна -- то, что на безрассудные поступки его толкнула не любовь, а желание обладать женщиной, отказавшей всем другим. Он не видел в этом ничего дурного. В конце концов, Анники должна была выйти замуж и рожать детей, а иначе для чего она родилась женщиной? Однако теперь он понимал, что его путешествие в иные миры было безрассудством. Без той защиты, которую могла дать настоящая любовь, он оказался беззащитным, когда зло овладевало его душой и телом в пустоте среди миров.
   Солнце уже почти скрылось за вершинами гор, когда Сантер набрался смелости и шагнул в пещеру. Дневного света было еще достаточно, чтобы разглядеть ее изнутри. Собственно говоря, изучать там было нечего -- она была абсолютно пуста, лишь на полу прямо посередине пещеры лежал огромный, размером с доброго быка, камень. Сантеру не потребовалось много времени, чтобы догадаться: если где-нибудь в этой пещере и находился спящий волшебным слом человек, то только под этим гигантским камнем. Уныло оглянувшись на заходящее солнце, которое уже на две трети спряталось за соседней горой, Сантер отошел от входа и встал рядом с камнем, оценивая его вес. Одному человеку не под силу сдвинуть такую махину, сразу же понял он, разве что нечисть опять одолжит ему свою силу.
   Однако здесь, в пещере, он чувствовал себя удивительно легко и невинно, и отчего-то был уверен, что злу не овладеть им, пока он не покинет ее. Казалось, что все грехи остались снаружи, за пределами пещеры, а внутри царит благодатный дух, отпугивающий любое зло. Значит, на какое-то время он снова стал хозяином самому себе. С этими мыслями, широко улыбнувшись, Сантер оперся спиной на камень -- и не поверил своим ощущениям, когда тот едва заметно шелохнулся.
   Развернувшись, Сантер попробовал снова толкнуть камень, на этот раз целенаправленно. Камень покачнулся уже более заметно, и тогда Сантер начал раскачивать его, то наваливаясь всем своим весом, то стараясь тянуть на себя. Грохот, которой он поднял, эхом отражался от стен пещеры и дальше от окружающих скал, но юношу уже совершенно не волновало, услышит ли его кто-нибудь или нет. Камень замер в самой верхней точке амплитуды, Сантер уперся, толкая его дальше -- и тот, не выдержав столь яростного натиска, откатился в сторону.
   Юноша зачарованно уставился на нишу, обнаружившуюся под камнем. В ней, словно на королевском ложе, лежал огромный мужчина. Руки его, хоть и не знали грубой работы -- это было сразу видно по гладкой коже на ладонях, -- выглядели настолько сильными, что Сантер не удивился бы, если бы этот человек справился с водяным или лешим без оружия. На инквизиторе был плащ из некрашеного льна с вышитым золотом крестом на груди. В пещеру ворвался теплый ветерок, приподнял полы плаща, и крест затрепетал, словно был живым.
   - Который сейчас год? -- раздался вдруг тихий голос.
   От испуга Сантер едва не бросился прочь из пещеры. Только он сейчас понял, что глаза инквизитора открыты и смотрят, не отрываясь, на него. Взгляд был холодным, хотя и не угрожающим, и юноша заставил себя остаться на месте.
   - Тысяча шестьсот тридцать второй от Рождества Христова, -- запинаясь, ответил он. Память уже услужливо подсовывала все легенды, которые он слышал об инквизиторах и тех пытках, которым они подвергали перед смертью еретиков.
   "Интересно, он уже понял, что я -- не хозяин сам себе?" -- подумал Сантер, не отрываясь от бесстрастного лица инквизитора.
   - А кто сейчас Папа?
   Сантер обратил внимание, что речь инквизитора звучала необычно. Они оба говорили на латыни, которая в христианском мире вытеснила все прочие языки, однако четыре века разницы все-таки чувствовались. Впрочем, разница была незначительной -- по крайней мере, Сантеру казалось, что он вполне отчетливо понимает речь инквизитора.
   - Папы больше нет, -- ответил он, отходя на всякий случай на шаг назад.
   Альварес приподнялся в своем каменном ложе, но вставать пока не спешил.
   - Как такое может быть? -- спросил он, не отрывая глаза от лица юноши.
   Сантер очень смутно представлял себе, что такое Реформация и почему Папа вдруг оказался ненужным церкви. Однако инквизитор ждал ответа, и он в течение нескольких минут очень косноязычно и совершенно неправильно излагал основные события прошлого века.
   - Как случилось, что Лютера не сожгли на костре как еретика? -- возмутился Альварес, наконец, вставая на ноги.
   Века волшебного сна не прошли даром -- инквизитор едва не падал, однако, сжав зубы, все-таки дошел до входа в пещеру. Он успел как раз, чтобы увидеть последний луч заходящего солнца.
   - Не так я себе это представлял, -- негромко сказал Альварес, глядя на оранжево-красный закат, пылающий над горами. -- Ждал процессию с крестами на белых полотнищах. Такую, чтобы во главе был епископ, а то и кардинал. А меня разбудил еретик, продавший свою душу и одержимый нечистой силой. Воистину никогда не разгадать твоих замыслов, Господи.
   Сантер чувствовал себя ужасно.
   - Вы очень расстроены? -- осторожно спросил он.
   К его удивлению, инквизитор рассмеялся.
   - Бред. Я бы удивился гораздо больше, если бы за эти века в мире ничего не изменилось. Воспринимай это как иронию.
   - Иронию? -- это слово поставило Сантера в тупик.
   - Это значит, не воспринимай всерьез, -- тут инквизитор резко переменил тему. -- Давно ты одержим?
   В груди Сантера что-то оборвалось, и он поспешно, словно боясь куда-то опоздать, начал излагать Альваресу историю своих злоключений. Инквизитор слушал его, не перебивая. К концу рассказа окончательно стемнело, и Альварес предложил переночевать в пещере, а утром тронуться в путь.
   - Я совсем конченый человек? -- спросил Сантер после того, как они устроились в пещере у костра, который Альварес сотворил из воздуха одним коротким заклинанием.
   - Твоя линия судьбы запутана до предела, -- задумчиво ответил Альварес. -- В ней сейчас не разобрался бы и профессиональный предсказатель, я же не обладаю и десятой долей их умений. Одно могу сказать с уверенностью: на твоей линии судьбы стоит печать дьявола, и избавиться от нее будет очень трудно.
   Подмастерье поник.
   - А что же демон, овладевший моей душой? -- спросил он через какое-то время.
   - Сейчас он скрылся в пустоте пространства между мирами, однако может вернуться в любой момент, -- ответил инквизитор. -- Подожди, я постараюсь узнать больше.
   Он закрыл глаза и наклонился к огню. В этой позе, совершенно не шевелясь, он сидел так долго, что Сантер задумался, не лечь ли ему спать -- усталость, накопившаяся за последние дни, была сильнее всех его переживаний. Однако тут инквизитор открыл глаза, сморщился и медленно поднялся на ноги, чтобы размять затекшие мышцы.
   - Слишком мощное заклятье, -- пробормотал он, качая головой. -- Его мог наложить только сам враг рода человеческого. В определенной степени, ты должен быть польщен. Князь Тьмы не каждого удостаивает своим личным вниманием.
   У Сантера вырвался стон. Он был готов пожертвовать чем угодно, чтобы отказаться о подобной чести. Вот бы повернуть время вспять, снова оказаться в Карнеше и вести спокойную жизнь подмастерья на берегу Великих озер! Он бы сделал предложение дочке старого кузнеца Рилто, унаследовал бы его кузницу и прожил бы свой век, как все другие люди. Впрочем, своей душой он уже пожертвовал, и теперь чувствовал, что должен быть осторожнее в своих желаниях. Инквизитор тем временем продолжил:
   - Заклятие такой силы не снять, не уничтожив того, на кого оно наложено. Но не беспокойся, -- поспешил добавить Альварес, увидев выражение лица Сантера, -- я не сторонник крайних форм экзорцизма. Когда-то мне часто приходилось иметь дело с такими заклинаниями. Мы не будем разрушать чары, а вместе с ними и твое тело -- мы привяжем к тебе другого демона, не слугу Князя Тьмы, а нейтральное создание.
   - Разве такие бывают? -- поспешил спросить Сантер.
   - Мудрость Господа настолько велика, -- укоризненно ответил инквизитор, -- что не стоит отрицать существование чего-либо только на том основании, что ты не видел этого своими глазами. Хотя, -- добавил он после короткой паузы, -- не стоит и слепо верить в то, что ты не видел. Почему-то сегодня меня тянет философствовать. В любом случае, это нужно сделать, и чем раньше, тем лучше. Закрой глаза.
   - Что вы собираетесь сделать? -- подозрительно спросил подмастерье, отодвигаясь на всякий случай от костра и своего опасного компаньона.
   - Ничего хуже того, что ты сделал себе сам, -- все тем же спокойным тоном ответил Альварес. -- Сейчас я отправлю твой дух в мир демонов. Они не станут с тобой разговаривать, но этого и не нужно. Схвати любого из них и считай до дюжины. Если сможешь удержать, сила заклятия привяжет его к тебе. Тогда слуга Князя Тьмы покинет тебя.
   - Как долго тот демон будет, -- Сантер задумался, пытаясь подобрать нужное слово, -- будет привязан ко мне?
   - До того, пока кто-нибудь из вас не умрет. Зная, сколько живут демоны, я бы поставил на него.
   Сантер вздохнул, пытаясь собрать все свое мужество.
   - А хуже не будет? -- наконец, спросил он.
   - Ты продал свою душу, -- Альварес был очень серьезен. -- По поводу более мелких грехов пока можешь не беспокоиться.
   - Хуже этого ничего нет? -- окончательно поник Сантер.
   - Почему же, есть, -- инквизитор прищурился, очевидно, что-то припоминая. -- Мне встречались люди, которые отдавали душу Князю Тьмы совершенно добровольно и даже испытывали от этого радость. Это -- самый большой грех, который может совершить человек. Однако случалось, что даже они спасали свои души под конец жизни. Господь милосерден. Нет ничего банальнее этой истины, но почему-то люди часто про нее забывают, предаваясь греху уныния.
   - Как им удалось спастись? -- Сантер широко раскрыл глаза и наклонился к костру.
   - Если ты хочешь узнать рецепт, последовательность действий, то ничего такого нет, -- ответил Альварес. -- Все гораздо сложнее. Человек должен изменить свое отношение к миру -- не желать себе благ, будь это сокровища, или власть, или женщины, а жить и действовать честно, как ему подсказывает сердце и вера. И тогда Господь даст тебе шанс. Но мы отвлеклись. Я хочу, чтобы ты отправился в другой мир прямо сейчас. Князь Тьмы в любой момент может овладеть тобой, а я еще недостаточно окреп, чтобы усмирить тебя силой.
   Сантер кивнул. Слова инквизитора вселили в него надежду.
   - Что от меня потребуется?
   - Я уже сказал, -- усмехнулся Альварес. -- Закрой глаза.
   Подмастерье изо всех сил зажмурился и услышал, как инквизитор начал нараспев читать то ли молитву, то ли заклинание. Потом наступило молчание, и через какое-то время Сантер осторожно открыл глаза и убедился, что каким-то образом покинул пещеру. Более того, оглянувшись, Сантер убедился, что находится не в своем мире и даже не в одном из тех миров, где он побывал, отведав напиток Кирсы. Здесь под ногами не было твердой земли, а над головой -- неба. Вместо этого он парил в субстанции, похожей на густой грязно-серый туман. Из-за этого он ничего не видел дальше вытянутой руки, хотя иногда ему казалось, что отдельные участки серой пелены вокруг колышутся, словно рядом проходило -- или проплывало -- что-то достаточно большое.
   "Попытайся идти", -- донесся издалека голос. Сантер послушно начал перебирать ногами и почувствовал, что движется, хотя зрительно ничего не менялось. Все происходящее напоминало сон. Это ощущение усилилось еще больше, когда он наткнулся на первого обитателя этого мира. Демон, похожий на сгусток черного дыма человекоподобной формы, выскочил на него из тумана так неожиданно, что Сантер растерялся. "Хватай его", -- вновь послышался голос. Сантер подался вперед, но демона уже не было -- он исчез так же внезапно, как и появился.
   "Постарайся не упустить следующего", -- сказал ему инквизитор из пещеры, затерявшейся среди чужих миров. "Иначе скоро все будут знать о твоем появлении и организуют охоту, и мне придется переместить тебя еще в один мир. А там поймать демона будет труднее, чем в этом".
   Сантер сжал зубы и вновь побрел сквозь туман. Теперь он был готов к любой неожиданности, и как только в поле зрения появился следующий демон, подмастерье вцепился в него мертвой хваткой. Существо отчаянно сопротивлялось, пытаясь сбросить с себя юношу, но годы, проведенные в кузнице, наделили его недюжинной силой, а последние дни под властью нечисти -- отчаянием, и как ни пытался демон освободиться от его хватки, ему это не удалось. Про себя подмастерье вел счет до двенадцати, как и велел инквизитор. Едва он закончил, как туман вокруг почернел и юноша с испугом увидел сотни существ, спешащих на помощь своему собрату. В следующее мгновение свет вокруг исчез, и прошло немало времени, прежде чем Сантер сообразил, что он снова сидит в пещере, крепко зажмурив глаза.
   - Поздравляю, -- сказал Альварес. -- Вот ты и обзавелся собственным демоном. Теперь можно ложиться спать.
   Пламя погасло, словно кто-то вылил на него ушат воды. Подмастерье мимоходом удивился -- казалось бы, за эти столетия инквизитор должен был выспаться так, чтобы обходиться без сна хотя бы несколько месяцев. Однако сейчас его мысли занимал совсем другой вопрос.
   - Что может этот демон? Он не будет управлять моими мыслями и телом?
   - Он не из тех демонов, кто может хоть чем-то управлять, -- усмехнулся в темноте Альварес. -- Это так называемый охранный демон. По мере своих сил будет помогать тебе, когда ты попадешь в неприятности. Без особого энтузиазма, конечно, но уж лучше, чем ничего.
   - А чем я буду с ним расплачиваться за эти услуги? -- подозрительно спросил Сантер.
   Альварес коротко рассмеялся.
   - Тебе повезло -- лично на тебя этот демон будет работать совершенно бесплатно. Ты приковал его к себе силой заклинания Князя Тьмы, а эта сила такова, что у демона нет другого выхода -- только подчиниться своему предназначению. В данном случае это означает охранять тебя. А сейчас спи. Разве ты не чувствуешь, как тебе хочется спать?
   И действительно, спать Сантеру хотелось неимоверно. Не прошло и мгновения, как он провалился в глубокий сон, и лишь его громкое дыхание нарушало тишину пещеры.
   Тем временем Альварес, наложив на подмастерье сонные чары, начал творить гораздо более тонкое волшебство. Сначала нужно было согнать паразитов судьбы с линии девушки, ради которой его новый знакомый наделал столько глупостей. Затем его ждала гораздо более сложная работа -- попытаться понять, чего же все-таки добивался Князь Тьмы своими хитроумными маневрами. И если первое было для него вполне заурядной задачей, то со вторым, как он слишком хорошо понимал, шансов справиться практически не было.

Глава 11

  
   Когда наутро инквизитор сообщил, что снял с Анники проклятье, Сантер с ужасом осознал, что сам он совершенно забыл рассказать Альваресу о своей просьбе. То, о чем твердила ему Кирса, о чем говорил колдун, о чем он сам догадывался последние дни, сейчас обрушилось совершенно ясно и отчетливо: Анники была для него потеряна навсегда, прежде всего, в его собственном сердце.
   Им потребовалось пять дней пути, чтобы добраться до лавки колдуна в ганзейском городе. По дороге они разговаривали совсем немного. Сантер все еще побаивался инквизитора, а Альварес был слишком занят своими мыслями, чтобы поддерживать беседу на нейтральные темы. Поэтому, прощаясь у двери в лавку колдуна, они довольно долго молчали, не зная, что сказать друг другу.
   - Насколько я понимаю, ты не собираешься возвращаться в свое село? -- спросил, наконец, Альварес.
   - Нет, -- покачал головой Сантер. -- Останусь здесь. Ганзейский союз растет, ему нужны корабли и товары, а мастеров не хватает. Стало быть, для меня и тут найдется работа.
   - Хорошо, -- кивнул инквизитор. -- Помни о том, что для тебя еще ничего не потеряно. Если не отчаешься, то судьба даст тебе шанс все исправить.
   Подмастерье снял шапку, чтобы поклониться на прощание.
   - Нам суждено встретиться в будущем? -- спросил он, уже собираясь уходить.
   - Наши линии судьбы переплетутся еще раз, -- задумчиво сказал Альварес, вглядываясь куда-то вдаль. -- Но каким-то странным образом, который я не могу понять.
   - Хорошо. Прощайте, инквизитор.
   - Прощай, Сантер.
   Кивнув друг другу, они разошлись. Подмастерье отправился в центр города, где в конторе цеха кузнецов он надеялся найти себе работу. Альварес же, помедлив минуту, подошел к двери, за которой жил колдун, пославший юношу на его поиски. Зачем колдун хотел разбудить его? Судя по тому, как Сантер описывал свой визит к нему, тот исповедовал черную магию, а для любого черного мага встреча с Альваресом была последним, что он мог пожелать. Ловушка? Но Альварес знал, что сейчас ничто в этом мире не могло сравниться с его силой. За всем этим чувствовалась рука Князя Тьмы, но инквизитор так и не смог понять его замысел. В любом случае, визит к колдуну мог многое прояснить, и Альварес, сняв с дверного кольца неуклюжее заклинание предупреждения, три раза стукнул им в дверь. Стук гулко отразился в доме, и Сантер уловил внутри движение слабой и неумелой силы. Его удивило, что эта сила не была злой -- как не была она, впрочем, и доброй. Послышались шаркающие шаги, скрип петель -- и в дверном проеме появился необычайно старый человек с кожей, побледневшей от бесчисленных прожитых лет до молочного цвета. Увидев Альвареса, старик испуганно отпрянул назад.
   - Инквизитор, -- благоговейно прошептал он.
   Альварес шагнул внутрь, не дожидаясь приглашения, и огляделся. Магический ореол здания не показывал ничего, кроме несколько простых защитных заклинаний, которые не были связаны ни с черной, ни с белой магией. Внутри здания он почувствовал присутствие странных существ -- не злых, но и не добрых, не людей, но и не демонов. Это они, очевидно, удерживали Сантера во время изготовления гомункула. В их ауре чувствовалось что-то звериное и в то же время человеческое, и это поставило Альвареса в тупик. Впрочем, непосредственной угрозы от этих существ не исходило, и инквизитор переключил внимание на хозяина дома. Здесь его удивлению не было предела -- аура хозяина не просто не была темной, как у всех черных колдунов, она была чиста, словно у праведника. Альварес был готов поклясться, что этот колдун не мог быть слугой Князя Тьмы. И хотя в этом месте определенно творилось колдовство, оно было каким угодно, только не черным.
   - Ты послал за мной этого несчастного юношу? -- спросил Альварес.
   - Я, -- поспешно кивнул колдун и тут же добавил почти жалостливым тоном. -- Разве вы не узнаете меня, инквизитор Альварес?
   Инквизитор удивленно уставился на старика. Почему тот считал, что он должен знать его? Прошло почти четыреста лет с тех пор, как он заснул волшебным сном в Альпийских горах. Лишь черные колдуны были способны жить столь долго, но этот человек не был одним из них. Или он ошибался?
   - Я не припоминаю тебя, -- медленно ответил Альварес, и это было правдой.
   - Трудно вспомнить человека в глубокой старости, если видел его только пятилетним ребенком, -- улыбнулся старик. Альварес был готов поклясться, что черному колдуну никогда бы не далась такая радостная и светлая улыбка. -- Меня зовут Айоль, но это имя вам ничего не скажет. И все же вы видели меня ребенком -- я был одним из тех, кого вы вывели из прСклятого города Архавика.
   Альварес отступил на шаг и начал пристально рассматривать колдуна. Если он не лгал -- а интуиция подсказывала Альваресу, что старик говорил правду, -- то за эти годы колдун слишком изменился, чтобы инквизитор мог признать в нем одного ребенка из той толпы, которая шла за ним от Архавика до замка епископа Анскария.
   - Кроме меня, в этом доме есть еще и потомки тех, кого вы, инквизитор, также вывели из Архавика четыре века назад, -- продолжил, неуверенно улыбаясь, Айоль. -- Вы ощущаете их присутствие?
   - У них странная аура, -- пробормотал инквизитор. -- Кто они?
   - Это оборотни, потомки тех щенков, которых вы на руках несли через Гиблые болота. Епископ Анскарий не разрешил их убить, и они выросли вместе с нами. После смерти епископа им пришлось бежать в леса, потому что местные жители все равно боялись их и хотели их уничтожить. Однако они не озлобились, и сохранили в своих сердцах огонь любви, который зажег епископ Анскарий. Те два оборотня, что живут в моем доме -- это третье поколение оборотней, которое не погубило ни одной христианской души. Они последние из своего рода, но сейчас они ждут щенков, и, быть может, мир не потеряет этих удивительных существ.
   Слова колдуна многое объясняли, однако Альварес не забывал и о рассказе Сантера.
   - В твоем доме люди лишаются души, -- холодно сказал он. -- Раньше за это сжигали на костре, и хотя Святая инквизиция перестала существовать, я не вижу причин не осуществить возмездие -- хотя бы ради тех, кто по твоей вине обрек себя на вечные муки после смерти.
   Старик испуганно отпрянул на шаг назад и поднял руку, словно защищаясь от инквизитора.
   - Побойтесь Бога, инквизитор Альварес. В моем доме ни одна душа не попала в лапы Князю тьмы.
   Альварес недоуменно наморщил брови, и Айоль поспешно продолжил:
   - Да, я покупал у людей души, но делал это ради их же блага. Ведь в этом городе есть и другие колдуны, которые покупают души действительно для Князя тьмы. И если я откажусь покупать души, люди пойдут к этим колдунам и потеряют их по-настоящему.
   - А что же делаешь ты? -- искренне удивился Альварес.
   - Я никому их не отдаю. Все они привязаны ко мне. Если хозяин души умирает, то я отпускаю его душу на волю. Если же умру я -- это может произойти в любой момент, -- то все купленные души освободятся и вернутся к хозяевам. Я лишь надеюсь, что они этого не поймут и не побегут продавать их во второй раз.
   Это было удивительно, но Альварес сразу поверил старику: это объясняло и отсутствие черного колдовства в его доме, и его совершенно чистую ауру.
   - Покупка душ -- не дешевое удовольствие, -- заметил он.
   - Я предлагаю и другие услуги, -- объяснил Айоль, -- и за многие из них мне хорошо платят. Когда-то дела шли плохо: я не занимаюсь черной магией, а именно она была в почете. Но потом сюда пришли ганзейские купцы. Они готовы платить за то, чтобы их судам благоприятствовала погода, чтобы хорошо лежало зерно и сельдь не портилась в бочках, -- немного помолчав, старик добавил. -- Надеюсь, я развеял ваши подозрения, инквизитор? Хотя бы отчасти?
   - Хотя бы отчасти -- да, -- усмехнулся Альварес.
   - Тогда я хочу пригласить вас к столу. Я долго мечтал о том моменте, когда вы переступите порог моего дома, -- засуетился Айоль.
   Сейчас он действительно ничуть не походил на того страшного колдуна, о котором рассказывал Сантер. Да и дом оказался вполне приличным и совсем не похожим на мрачный притон, каким он показался бедному подмастерье. Два оборотня явно чувствовали себя не в своей тарелке в присутствии инквизитора, да и Альварес, для которого события в Архавике произошли совсем недавно, с опаской поглядывал на них во время еды. Айоль представил их как Адама и Еву, и прошло немало времени, прежде чем инквизитор поверил, что это не дурная шутка, а их настоящие имена. После обеда оборотни исчезли, и инквизитор задал колдуну вопрос, который мучил его всю дорогу от самой пещеры:
   - Я рад, что мои подозрения оказались неверными, но одно остается для меня непонятным. Зачем вам понадобилось разбудить меня?
   Айоль задумался и ответил не сразу.
   - Правильно ли я понимаю, инквизитор Альварес, -- наконец, сказал он, -- что вы проснулись оттого, что пришло время для вашего возвращения? Иначе тот несчастный юноша просто не смог бы сдвинуть скалу над вашим ложем?
   - Возможно, -- ответил Альварес, -- но без внешней силы мне никогда этого бы не удалось сделать. Заклинание волшебного сна таково, что самому не разбить его чары, даже если мир будет падать в преисподнюю.
   - Я так и думал, -- задумчиво кивнул Айоль. -- Как я и говорил этому юноше, грядут великие перемены. Я не знаю, с чем они будут связаны, но решил воспользоваться этим моментом, чтобы вы помогли мне исправить несправедливость, сотворенную много веков назад.
   Пламя свечи, стоявшей в центре комнаты, заплясало от порыва ветра, проникшего в дом с улицы, и по стенам скользнули причудливые тени. Альварес, щелкнув пальцами, остановил их танец и подозрительно прищурился:
   - Я сгораю от нетерпения, колдун.
   - Несколько лет назад я совершил путешествие к тому месту, где когда-то стоял город Архавик, -- ответил Айоль. -- Я знал, что мои знания и силы никогда не приблизятся к вашим, но все же лелеял надежду, что смогу каким-то чудом снять проклятье с города.
   - Его жители понесли справедливое наказание, -- жестко сказал Альварес. -- Как слуга церкви, облеченный ее властью, я покарал жителей Архавика за страшные грехи, которые они пустили в свои души.
   Старик вновь надолго замолчал, а когда он все же ответил, его голос был необыкновенно тих и в то же время тверд:
   - Наказание, возможно, и было справедливым, но справедливости я в этом не вижу. Вы обрекли этих людей на страшную жизнь -- жизнь без шанса на раскаяние и спасение души.
   - Эти люди сами обрекли себя на эту жизнь в тот момент, когда предали своих любимых и подчинились темным колдунам Архавика, -- отрезал Альварес. -- Иногда справедливость должна быть жестокой, но это не значит, что ее не нужно добиваться.
   - У каждого человека должен оставаться шанс на прощение, -- настаивал Айоль. -- Истинная справедливость, в первую очередь, милосердна. Око за око -- это не то, о чем говорит нам Священное Писание.
   - Ты осмеливаешься поучать инквизитора, колдун? -- вспылил Альварес. -- Инквизиция сама решает, что ей делать с теми, кто пошел против Святой Церкви!
   - Не поэтому ли инквизиции больше не существует, как не существует и Папы Римского, и самого Вечного города? -- сжав зубы, ответил старик. -- Возможно, Святому престолу следовало быть более милосердным, и тогда бы он не пал под натиском Лютера и его последователей!
   Альварес поднялся резким движением. Этот жест не сулил колдуну ничего хорошего, и Айоль сжался в своем кресле, жалея, что поднял этот разговор и не смог объяснить инквизитору то, что ему самому казалось таким простым и ясным. В комнату влетел оборотень, Адам, готовый броситься на инквизитора, чтобы защитить своего хозяина. Его не останавливало даже знание того, что огромный человек может превратить его в пепел несколькими словами. Однако гроза так и не разразилась. Сверкнув глазами, Альварес молча вышел из комнаты. Хлопнула входная дверь. Инквизитор исчез также внезапно, как и появился.
  

* * *

  
   Альварес бесцельно бродил по городу до наступления сумерек. Его белый плащ с крестом привлекал слишком много внимания, и он пришел на городской рынок, чтобы купить себе менее заметную одежду. Рыночный меняла без каких-либо расспросов взял у него несколько золотых монет, которые пролежали с ним в пещере четыре столетия, и взамен дал ему целый кошелек мелких медных денег, на которые Альварес купил и одежду, и нехитрый ужин в каком-то городском трактире. Во время прогулки по городу инквизитор зашел в несколько церквей и везде был поражен простотой, почти убожеством внутреннего убранства. От пышности римской церкви не осталось практически ничего -- и это несмотря на то, что церкви не бедствовали: в каждой из них стоял ящик для пожертвований, куда прихожане щедро бросали все те же медные монетки, какие теперь звенели у Альвареса на поясе. Из очередной церкви Альварес вышел уже поздним вечером и долго стоял у тяжелой дубовой двери, закрывшейся за его спиной, не зная, куда ему идти и что делать дальше.
   - Не обижайтесь на моего хозяина, -- услышал он вдруг глухой низкий голос.
   - Я редко обижаюсь на людей. И уж тем более не обижаюсь на тех, кто не боится говорить, во что искренне верит, -- не оборачиваясь, ответил Альварес.
   - Он хороший человек, -- помолчав, добавил голос.
   - Я знаю, Адам.
   - По городу ходят разговоры, что днем горели лавки колдунов, -- оборотень, наконец, вышел из тени. Сейчас, в человеческом обличии, он не уступал ростом инквизитору, но был при этом гораздо мощнее. -- Все, кроме лавки моего хозяина. Вы не поторопились? Инквизиции уже давно нет, а теперь люди говорят недоброе.
   - Пока есть я, существует и инквизиция, -- холодно возразил Альварес. -- Эти колдуны получили по заслугам. Что же до твоего хозяина, думаю, ему нечего опасаться. Если люди действительно поверят в его вину, они все равно никогда не осмелятся разгромить дом колдуна, который одним махом уничтожил всех своих конкурентов.
   - Наверно, действительно так, -- согласился оборотень. -- Однако Айоль расстроен не из-за пересудов толпы. Он всю свою жизнь мечтал снять заклятие с Архавика, а сейчас, когда стена времени вокруг города вот-вот падет, он умирает от старости. Ему не хватит совсем немного времени, чтобы дождаться освобождения города. Возможно, всего лишь года или двух. Вот почему он так надеялся на вас, инквизитор.
   Оборотень искоса посмотрел на Альвареса, чтобы увидеть его реакцию на известие о скором разрушении стены времени. Ему ожидало разочарование -- ни один мускул не шевельнулся на лице инквизитора, когда он услышал эту неожиданную новость.
   - Архавик отделен от этого мира стеной времени, -- с видимым равнодушием сказал он. -- Ничто не в силах разрушить ее.
   - И, тем не менее, скоро она падет, -- повторил оборотень. -- Мой хозяин собирался рассказать вам об этом, но вы ушли слишком быстро.
   - Ему стоило выбирать слова более осмотрительно, -- проворчал Альварес. -- Твой хозяин лично видел это?
   - Я и сам видел это, -- ответил Адам. -- Во время нашего с ним и Евой путешествия к Архавику. Стена уже почти прозрачна, и сквозь нее можно разглядеть Гиблые болота. Вскоре ее не будет -- это лишь вопрос времени.
   Значит, прСклятый город скоро вернется в этот мир, подумал Альварес. Не из-за этого ли он проснулся от волшебного сна? Но ведь он уничтожил и черных колдунов, и их слуг, и все то зло, которое таилось в подземельях их мрачного замка...
   - Мне не очень-то верится, что твой хозяин преследует исключительно бескорыстные цели, -- обратился он к оборотню. -- Для этого он чересчур настойчив.
   - Мой хозяин вырос без отца, -- тихо сказал оборотень. -- Его отец остался в Архавике без того шанса на прощение, из-за которого вы так горячо с ним поспорили.
   - Если его отец еще был жив в то время, когда я пришел в Архавик, значит, он был мерзавцем, -- жестко ответил Альварес.
   - Возможно, но это был его отец, -- голос Адама был все таким же тихим. -- В конце концов, родителей не выбирают, как не выбирают и детей.
   Альварес вдруг вспомнил старого Хилларда. Ему Хиллард заменил отца, однако был у него и собственный сын, толстяк Паранций, весьма мерзкий тип, который натравливал на купцов и случайных прохожих демона, привязанного к нему черными заклинаниями. Отказался бы Хиллард от своего сына, если бы знал, каким негодным человеком тот вырос? Едва ли, ведь и погиб Хиллард от рук голема, сотворенного из плоти его сына -- голема, которого он, собственно, и принял за своего сына.
   - Он не сможет найти даже праха своего отца, -- Альварес развел руками. -- За четыре века в городе не осталось ни одной живой души.
   - Архавик окружен стеной времени. За ней и само время течет по-другому. Разве вы забыли, инквизитор? Вы провели в городе всего несколько дней, но за это время в окружающем мире прошло больше месяца. За последние четыре века в Архавике не прошло и двух десятилетий. В этом случае его отец жив, пусть даже он и сильно состарился.
   Неужели это действительно так, растерянно подумал инквизитор. После возвращения из Архавика он был настолько потрясен вестью о полном уничтожении Великой армии, что, очевидно, просто не заметил этой разницы во времени. Когда он внезапно осознал, что остался единственным человеком, владеющим действительно сильными магическими чарами, перед ним встал трудный выбор. Если бы он вернулся в Рим, то Папа не преминул бы воспользоваться им как оружием против всех своих противников -- непокорных епископов и королей, еретиков и монашеских орденов. Альваресу же глубоко претила мысль обратить святой огонь против собратьев-христиан, пусть даже их мнение и отличалось от мнения Святого престола. Однако если бы он в своем нынешнем положении оказал Папе неповиновение, это точно так же вызвало бы религиозную войну, которая бы бесповоротно расколола церковь на множество фракций и принесла не меньше страданий, чем только что закончившаяся борьба с темными силами. Альваресу неоднократно приходилось убеждаться, что больше всего жестокости по отношению к людям проявляла не нечисть, а точно такие же люди. Епископ Анскарий подсказал ему выход из этой ситуации: заклинание волшебного сна должно было унести Альвареса в будущее, где его сила снова обратится во благо, а не во вред человечества. Ну а если бы про него все забыли и он уже никогда не проснулся -- что ж, его забвение было все равно лучше, чем тысячи загубленных жизней в религиозных конфликтах, которые могли развернуться за обладание его могуществом.
   - Это многое меняет, -- задумчиво пробормотал Альварес. -- Если это правда.
   - Все это правда, -- тихо ответил Адам. -- Прошу вас, помогите моему хозяину. Вы все равно чужой в нашем мире и времени. Вы словно странник из далекой страны -- проделав такой долгий путь в четыре столетия, неужели вы не сможете пропутешествовать еще немного и отвести моего хозяина в город его детства?
   - Города его детства все равно нет, -- инквизитор пожал плечами, -- но почему бы и нет. В конце концов, сейчас мне действительно все равно куда идти. Можно и исполнить мечту старого человека.
   Сквозь витражи старой церкви сверкнул последний луч солнца. Оборотень поежился.
   - Тьма последнее время принимает почти осязаемую форму, -- пожаловался он инквизитору. -- Даже мне не по себе, когда приходится выходить ночью из дома. К тому же ночная стража рассказывает разное... Пойдемте обратно, инквизитор, мой хозяин будет беспокоиться.
   - Со мной ты можешь не бояться тьмы, -- усмехнулся Альварес. -- Однако завтра нам предстоит долгий путь в Архавик, и эту ночь стоит провести без приключений. Показывай дорогу в свой дом, мой необычный друг. Этот город все еще слишком запутан для меня, хоть я и успел устроить здесь пару пожаров.
  

* * *

  
   В течение тех двух дней, что Альварес и его новые товарищи провели в пути к Архавику, инквизитор и колдун почти не разговаривали друг с другом -- сказывалась ссора первого дня знакомства, после которой они теперь чувствовали взаимную неловкость и смущение. Ева также не отличалась разговорчивостью -- беременность давалась ей нелегко. Адаму пришлось взять на себя нелегкую работу: чтобы снять напряжение, бСльшую часть пути он говорил в пустоту, обращаясь ко всем одновременно и ни к кому конкретно. И колдун, и инквизитор были ему за это благодарны.
   Первую ночь путешественники провели в придорожном трактире в тех землях, которые когда-то опустели из страха перед Князем мух. Сейчас ничто не напоминало о давнишнем всевластии демона, и Альварес чувствовал невольную гордость, глядя, как свободно, без опаски местные жители, от едва научившихся ходить ребятишек до столетних старух, заходят в лес, к которому когда-то люди не отваживались даже приближаться. На следующий день они проделали почти весь остаток пути до стены времени, отделивший Архавик от всего остального мира. И чем ближе они подходили к этой невидимой черте, тем все реже и реже попадались им поселения людей. Местные жители знали, что когда-то в этих местах стоял греховный город, который покарала Святая церковь, и избегали селиться рядом с тем местом, где реальный мир исчезал в невидимой мгле. На вторую ночь они остановились на хуторе, хозяин которого предупредил их, что дальше человеческого жилья нет. Хозяин мог предложить им только две тесные комнаты, и Альварес предпочел спать на улице. Влажный ночной воздух напомнил ему о первой ночи в Архавике, когда он только выбрался из Гиблых болот и упал, обессиленный, на ковер из прошлогодней хвои, кутаясь в плащ-невидимку. Как странно, усмехнулся он, проваливаясь в сон. Завтра меня вновь разбудит оборотень, и я снова пойду в прСклятый город.
   Путешественники продолжили свой путь утром, позавтракав похлебкой, которую сварила им хозяйка -- щедрое вознаграждение подняло ее на ноги гораздо раньше, чем обычно. Им действительно больше не встретилось ни одного жилища, и даже птичье пение постепенно умолкало, пока они приближались к стене времени. Еще не увидев ее, Альварес почувствовал, что старый колдун был прав: стоять ей оставалось совсем недолго. Эфир бурлил, приводимый в беспокойство волнами времени, которые бежали и бежали по замкнутому кругу, и в этом бурлении инквизитор без труда прочитал скорое высвобождение потока времени. Его сила была такова, что сейчас никакими заклинаниями Альваресу не удалось бы продлить его существование. Архавик возвращался в реальный мир, и это возвращение было неминуемым. Он не мог его отсрочить, только ускорить, сняв свои старые заклинания, которыми когда-то затворил город. Именно это он и сделал -- откладывать неизбежное было не в его характере. Едва они дошли до места, где начинались Гиблые болота, как Айоль изумленно выдохнул:
   - Стены больше нет! Она исчезла! Как это могло случиться так быстро?!
   - Я уничтожил свои старые заклинания, -- коротко ответил Альварес. -- Это было несложно. Они и так едва держались.
   Колдун с опаской покосился на него.
   - Я все время забываю, инквизитор, какой могучей силой вы обладаете, -- признался он. -- Вот так, мимоходом, не отвлекаясь, снять заклинание, сила которого четыре века держала в подчинении поток времени, пусть и небольшой -- в этом есть что-то невероятное.
   - К вашему счастью, вы не застали -- точнее, почти не застали, -- время, когда подобное заклинание могли совершить десятки колдунов, -- проворчал Альварес. -- Должен признаться, ничего хорошего в этом не было.
   - Да, я понимаю, и все же в такой силе есть какая-то притягательность, -- вздохнул Айоль.
   - В такой силе есть, в первую очередь, страшная ответственность, -- резко ответил инквизитор. -- Ответственность за судьбы других людей. Ты вынужден проводить всю свою жизнь в вечном споре между своими желаниями -- законными желаниями, которые Бог дает каждому человеку, -- и долгом, из-за которого нет времени не выспаться, ни отдохнуть, потому что нужно тащиться в какие-нибудь отдаленные края и в очередной раз спасать людские души и жизни.
   Колдун виновато замолчал. Он очень расстраивался, что любой диалог с инквизитором перерастал в спор, но ничего не мог с этим поделать. Альварес почему-то всегда очень бурно реагировал на любые его высказывания. Неужели за четыреста лет все ценности и взгляды на жизнь так изменились, что им не суждено найти общих точек соприкосновения? Однако сейчас времени на решение этой проблемы уже не оставалось. Во время их краткого диалога они подошли к самой границе Гиблых болот -- к той самой тропе, по которой пробирался Альварес, когда колдуны Архавика отрезали свой город от внешнего мира. Инквизитор, не раздумывая, вступил на каменистую гряду, поднимавшуюся из болота. Айоль последовал за ним и, оказавшись на тропе, повернулся к Адаму и Еве:
   - Ждите здесь.
   Адам коротко кивнул в ответ. Ева беспокойно прижалась к мужу -- ее мучила непонятная тревога, и она была рада, что хозяин не попросил их идти в Архавик вместе с ним. Болотные призраки, жадно завывая, поднялись из топей, однако Альварес щелкнул пальцами, и они тут же рассыпались в стороны, испугавшись обжигающего святого огня. После этого Айоль сократил дистанцию между собой и инквизитором до минимально приличного расстояния -- он подозревал, что его чар не хватило бы и на одного из этих призраков.
   - В тот раз я шел с вами целый день, -- вдруг сказал Альварес. -- Надеюсь, сегодня мы управимся быстрее.
   - Я помню этот день, -- ответил Айоль. -- Меня почти всю дорогу несли на руках. Я был очень маленький и слишком быстро устал. Вы тоже несли меня, инквизитор. А сейчас я так стар, как только может быть стар смертный человек, но я хочу заверить вас, инквизитор, что в этот раз, по крайней мере, нести меня не придется.
   - Хотелось бы надеяться, -- усмехнулся инквизитор.
   Айоль действительно шагал довольно бодро, и они вышли из болота, когда солнце только начало опускаться за вершины деревьев. Лишь тогда колдун попросил остановиться и немного передохнуть. Во время отдыха он жевал сыр, купленный в дорогу на хуторе, и пытался собраться с силами и с духом. Мечта, которую он вынашивал в течение столетий, наконец, претворялась в реальность. Что он скажет отцу, когда увидит его? Айоль внезапно испугался. Что он действительно скажет ему? Как он спросит про мать? До сих пор эти вопросы были сугубо умозрительными. Но вскоре ему предстояло взглянуть в глаза человеку, который был его отцом и которого вместе с другими жителями Архавика инквизитор обвинял в ужасных грехах. Если все это окажется правдой -- а интуиция подсказывала Айолю, что инквизитор говорит правду, -- сможет ли он когда-нибудь примириться с этим знанием и простить отцу то, что он не пытался защитить мать и что, спасая свою жизнь, он губил жизни других людей?
   - Почему ты не взял с собой оборотней? -- внезапно спросил инквизитор, когда они продолжили путь.
   - Предчувствие, -- Айоль развел руками. -- Почему-то я решил, что им лучше остаться. Я сделал что-нибудь не так?
   - Не знаю, -- пробурчал в ответ Альварес. -- Мы идем в пустой город, я это чувствую. При этом время здесь текло действительно гораздо медленнее, чем в нашем мире. В городе должны были оставаться жители, но я не ощущаю присутствия хотя бы одной живой души. На полях нет скота, а ведь когда я покидал Архавик, коровы и козы паслись повсюду. Они не могли исчезнуть так бесследно -- в эфире нет даже намеков на их следы. Какая-то неведомая сила уничтожила все живое в Архавике.
   Айоль почувствовал, как все внутри его сжимается, словно от страшного холода.
   - Этого не может быть, -- прошептал он. -- Что могло погубить их?
   - Боюсь, скоро мы это выясним, -- мрачно ответил инквизитор.
   Показались первые дома, и Айоль сразу же увидел признаки многолетнего запустения -- сорняки, которыми заросли поля и огороды, рухнувшие заборы и дворовые постройки, потрескавшаяся черепица.
   - Я не верю в это, -- все повторял колдун, пока они проходили мимо заброшенных дворов и полуразрушенных домов. -- Как это могло произойти?
   Мечта, которую он вынашивал всю свою жизнь, была разрушена самым безжалостным образом. Колдун что-то бессмысленно бормотал себе под нос, но инквизитор его уже не слушал. В эфире появилось неприятное волнение, обозначавшее чье-то злое присутствие, и он начал готовить всю свою силу для схватки, ради которой их заманили в Архавик. Он уже не сомневался, что вся цепь происходящих с ним событий, начиная с его пробуждения, была направлена именно на это. Однако сейчас он уже не был столь беспомощен, как в первый раз, когда оказался в прСклятом городе. В мире, лишенном магии вот уже четыре столетия, вряд ли могла найтись сила, способная противостоять ему на равных. Они дошли почти до центра города, когда Айоль вдруг прошептал:
   - Я сожалею, что завлек вас сюда, инквизитор. Нам не выбраться отсюда.
   Альварес удивленно оглянулся на своего попутчика и испуганно вздрогнул. Колдуна била мелкая дрожь, его лицо было молочно-белым, а глаза, всегда невозмутимые и проницательные, сейчас выражали смертельный ужас. Мгновением позже инквизитор понял, что так напугало старика. Из-за домов, мимо которых они шли, вдруг показались призрачные фигуры. Их было много -- десятки, если не сотни, и от каждой из них веяло могильным холодом. Альварес вздрогнул. Он вспомнил это ощущение холода. Именно его он почувствовал в замке колдунов, когда стоял перед огромной запечатанной дверью, куда вели следы сгинувших женщин Архавика.
   - Посмотрим, что вы за существа, -- мрачно сказал Альварес, вызывая чары святого огня и направляя его движением руки на призраков, преградивших им дорогу к центральной городской площади.
   Вспыхнуло ослепительно яркое пламя, и на стенах домов, которые оно затронуло, остались черные пятна сажи. Святой огонь был эффективным оружием против призраков, но сейчас противники Альвареса даже не шелохнулись. Инквизитор оглянулся -- обратный путь был уже отрезан. Тогда Альварес выбрал в качестве цели одного из призраков и добавил силы в свое заклинание. Никто и ничто не могло выдержать ярости пламени, объявшего призрачную фигуру -- но когда оно спало, инквизитор увидел, что призрак, хоть и потрясенный и оглушенный обращенной против него мощью, никуда не исчез и все так же стоит на его пути.
   - Мне нужно время, -- пробормотал Альварес. -- Айоль, подойди ближе!
   Старик, не отрывавший взгляд от призраков, не услышал его, и Альваресу пришлось силой привлечь к себе колдуна. Призраки начали неспешно приближаться. Альварес начертил на дорожной пыли вокруг себя круг, вобрал в себя со вздохом всю силу, струившуюся из доступных ему источников, и влил ее в этот круг. Воздух вокруг них заискрился золотыми каплями -- Альварес с Айолем сейчас были под защитой самого могущественного из известных инквизитору охранных заклинаний. Призраки тут же оказались у круга, но дальше него, как ни пытались, пройти не могли. Однако торжество Альвареса было недолгим -- он тут же почувствовал, что каждый раз, когда призрак касается его круга, мощь заклинания становится меньше. Он попытался влить в охранный круг дополнительную силу, но призраки высасывали ее быстрее, чем он мог ее пополнить.
   - Я знаю, кто это, -- прошептал вдруг Айоль, схватив Альвареса за плечо. -- Посмотрите, инквизитор. Это -- отродья демонов Хроноса, которых вы когда-то уничтожили. Помните, колдуны Архавика увели из города всех женщин? Демоны Хроноса насильно вступили с ними в связь, и от этой связи родились призраки -- призраки времени. Вот почему они так боялись пришествия Великой армии Святого престола. Этим призракам нужно было созреть, и это их колдуны Архавика прятали в подземельях своего замка.
   - Но я обрушил на дверь в подземелье весь замок, -- потрясенно сказал Альварес. -- Они бы никогда не выбрались из-под его руин.
   - Разве вы не чувствуете их силу? -- обреченно спросил колдун. -- Камни не могли стать им преградой. На них не будут действовать обычные заклинания. Их не возьмет оружие. Сейчас они вырвутся из Архавика, и тогда еще один мир -- наш мир -- падет к ногам Князя тьмы.
   Альварес бросил свои бесплотные попытки укрепить охранный круг. Сколько-то еще он продержится, а потом... Он внимательно рассмотрел ближайшего к нему призрака. Его родство с демонами Хроноса, которых он победил на крыше замка Архавика, не вызывало никаких сомнений. Как и у тех демонов, его тело постоянно изменяло форму и переливалось всеми цветами радуги. Однако общими очертаниями призрак был похож на человека, и у него было даже что-то вроде лица, которое досталось ему в наследство от матери, принужденной к порочному контакту с демоном Хроноса.
   - Я очень жалею, что привел вас сюда, инквизитор, -- вдруг повторил свои слова Айоль. -- Ведь вы один в нашем мире способны справиться с этой напастью. Меня использовали, как инструмент, чтобы завлечь вас сюда, где духи времени сомнут вашу силу своим количеством. Как я, старый глупец, не понял этого?
   - О чем ты говоришь? -- Альварес недоуменно уставился на колдуна. -- И как я могу их уничтожить, если на них не действует самое могущественное из моих заклинаний?
   - Сейчас я покажу вам, как уничтожить духа времени, -- голос Айоля снова опустился до шепота. -- Но нам это уже не поможет, -- и с этими словами колдун внезапно переступил черту, отделяющую их от сгрудившихся вокруг призраков.
   - Айоль, вернись! -- испуганно закричал инквизитор.
   Колдун, словно не слыша его, повернулся к одному из призраков, и неожиданно громким голосом обратился к нему:
   - Отродье Князя тьмы! Именем твоей матери я лишаю тебя защиты твоей безымянности. Ты -- порождение духа Хроноса и Аделаиды Моррскар! Сгинь и больше не беспокой наш мир своим присутствием!
   Потрясенный инквизитор увидел, как призрак вдруг становится осязаемым. Беспокойное биение его тела пропало, и он потерянно остановился, оглядываясь на своих собратьев. Те уже тянулись к старику, но Айоль успел выкрикнуть несколько фраз, которые сложились в слабое и неуклюжее заклинание, изгонявшее демонов. В нем не было и сотой доли той силы, которую вкладывал в свои чары Альварес. И все же оно сделало то, что незадолго до этого не сумело сделать гораздо более могущественное заклинание святого огня. Дух времени застыл каменным изваянием, как застыли когда-то на крыше замка Архавика демоны Хроноса. Айоль успел обернуться к Альваресу, но тут другие духи облепили старика. Его плоть, превращенная в пыль, мгновенно развеялась по ветру, и на землю рухнули черные кости.
   "Именем твоей матери", сказал Айоль. Инквизитору не стоило больших усилий догадаться, как колдун узнал имя породившей этого духа женщины. Застывшее лицо духа времени было у него перед глазами, и в нем виднелись черты, в которых Альварес без труда признал черты Айоля. У них была одна мать.
   Только человеческая память может одолеть время -- после своего прошлого визита в Архавик инквизитор знал это, как никто другой. Сила призраков, порожденных временем, была в безымянности и безвестности их существования. Если хотя бы один человек вспоминал и произносил вслух имя женщины, из чрева которой они вышли, призраки сразу теряли свою неуязвимость. Старый колдун действительно подсказал ему способ одолеть духов времени, вот только это знание едва ли могло помочь Альваресу. Заклинание охранного круга слабело на глазах, еще немного -- и Альвареса постигнет судьба старика. Вот почему Князь тьмы так стремился заманить его в Архавик. Ведь не окажись Альварес в западне, он бы с легкостью ускользнул от неуклюжих призраков времени. Потом бы он нашел имена женщин, загубленных для изготовления этих существ. В конце концов, однажды ему уже приходилось выполнять подобную работу. Произнеся эти имена, он бы снова лишил время самого мощного оружия против людей -- забвения. После этого справиться с призраками было бы делом техники. Сейчас же Князь тьмы и его слуги не дадут ему ни единого шанса спастись. Альварес с тоской огляделся. Духов ветра, способных унести его по воздуху, поблизости не было. Видимо, и об этом позаботился враг рода человеческого. Лишь несколько духов земли лениво копошились глубоко под ногами.
   Внезапно у Альвареса родился совершенно безумный план. Он бросил последние силы на поддержание охранного круга, чтобы обдумать его хотя бы в самых общих чертах. Шансов было один на миллион, но ничего лучше Альварес сейчас придумать не мог. Для его успеха духи земли должны были вспомнить об обещании, данном четыреста лет назад, а старое заклинание, которое он из любопытства прочитал когда-то в замке убитого им черного колдуна Глумурулоса, должен был произнести человеку с магическими способностями, давно утраченными в этом мире. Наконец, ему нужно было так отпустить свою душу, чтобы она не ускользнула в пространство между мирами, а дожидалась того момента, когда снова сможет вернуться обратно в его тело. И все же это безумие -- а никак иначе свою идею Альварес назвать не мог -- было сейчас единственным, что могло спасти мир людей от объятий Князя тьмы.
   Он опустился на колени, чтобы его тело не упало и не выпало из охранного круга, пока он будет находиться в пространстве эфира. Круг еще держался, но счет шел уже на секунды. Альварес быстро прошептал заклинание, дававшее ему возможность перемещать своего астрального двойника в эфире. Не теряя времени, он нырнул вглубь земли и тут же оказался рядом с двумя духами, которые пытались утихомирить другого жителя земли -- огромное животное, похожее на слона, только все обросшее шерстью и с бивнями в три раза больше, чем у наземных собратьев. Животное, очевидно, пыталось прорыть свой ход сквозь один из многочисленных нервов земли, и духи земли, ее дети и слуги, пытались развернуть чудовище в другую сторону. К счастью, эта работа была уже закончена, когда инквизитор оказался перед духами земли, и он тут же выпалил:
   - Когда-то вы задолжали мне услугу. Сейчас я пришел за этим долгом.
   Духи земли переглянулись. К удивлению инквизитора, они не стали увиливать или торговаться.
   - Мы помним тебя, -- сказал один из них. -- Ты долго ждал, но если готов, то говори.
   - Там, где кончается тропа, ведущая через Гиблые болота, меня ждут два оборотня. Вы должны дословно передать им то, что я сейчас вам скажу. Если вы это сделаете, мы квиты.
   - Идет, -- кивнул дух земли.
   Инквизитор рассказал им то, что они должны были передать оборотням, и вернулся в свое тело. Охранный круг доживал последние мгновения. Однако свою роль он выполнил, и если духи земли смогут пересказать оборотням его указания, то, по крайней мере, первый пункт плана можно считать выполненным. Дальше все будет зависеть от Адама и Евы. Ну а для того, чтобы их труды оказались не напрасными и он смог вернуться обратно в этот мир, Альваресу нужно было освободить свою душу от тела и наложить на нее -- на свою собственную душу -- заклятие, которые заставило бы ее парить под небесной твердью, не покидая пределов этого мира. Всего лишь одно короткое заклинание... Инквизитор глубоко вздохнул, собирая всю свою смелость. Если оборотням не удастся достать все необходимое для заклинания, найти того, кто сможет его прочитать, и потом призвать его душу обратно в тело, его поступок станет самоубийством. Альварес прекрасно осознавал, насколько мизерны шансы на успех. Все добрые дела, которые он совершил за свою жизнь, не перевесят на Страшном суде смертный грех самоубийства. Но слишком много невинных жизней стояло на кону, и рискнуть стоило, пусть даже ради самого призрачного шанса. Альварес прошептал заклинание и тут же почувствовал, как проваливается в небытие. Его душа будет парить под небесным сводом, однако его земное существование прекращалось. Надолго ли -- и не навсегда ли?
   Заклинание охранного круга рухнуло, и духи времени жадно облепили тело инквизитора. Их ждало разочарование -- линия жизни была уже оборвана, и поживиться здесь было нечем. Впрочем, стена вокруг Архавика пала, и теперь весь мир был их пиршественным столом. В гробовом молчании духи времени начали расползаться в разные стороны, чтобы сеять повсюду смерть и разрушение. Над миром людей поднималась заря новой, страшной эры -- эры торжества Князя тьмы.

Часть 3

  

Отступление

  
   Словно чума, призраки времени заполонили мир людей. Неуязвимые ни для оружия, ни для магии, они опустошали целые города и селения, не щадя ни детей, ни стариков. Ничто не могло остановить их безжалостное нашествие. Люди бросали все, что их предки наживали в течение столетий -- дома и мастерские, наделы и поместья, -- и превращались в кочевников, готовых сорваться с места при первых слухах о приближавшемся ужасе. Вместе с призраками пришли голод и болезни, вечные спутники любой человеческой беды. Ходили слухи, что призраки не трогают лишь тех, кто продал душу Князю тьмы, и многие начали всерьез задумываться, не променять ли им отдаленное и малопонятное спасение в мире после смерти на вполне реальную безопасность в мире земном.
   Из безвестного и безымянного замка вечно молодой колдун по имени Акселис с беспокойством наблюдал, как призраки времени приближаются к его владениям. Акселис был необычным колдуном. И четыре века назад, и сейчас Альварес ошибался, когда считал, что в мире людей он один владеет могуществом, сравнимым с могуществом прежних колдунов. Акселис вполне мог бы бросить ему вызов и даже надеяться на победу -- вот только сражаться ни с инквизицией, ни с кем-либо еще он не имел никакого желания. Он был гораздо старше и Альвареса, и даже самой Святой церкви. Когда-то юношей он покинул Рим, бывший тогда маленькой деревушкой на Палатинском холме, чтобы учиться магии у черных колдунов. Освоив их мастерство, он должен был пройти обряд инициации, во время которого ему предстояло продать дьяволу душу. Акселис запросил за свою душу вечную молодость и поставил условие: если в течение трех тысяч лет он не умрет, то контракт считается разорванным. Его несколько насторожило то, как легко слуга Князя тьмы, покупавший его душу, согласился на эту цену. Старые же колдуны, узнав после обряда об условиях сделки, рассмеялись ему в лицо. Ни один колдун -- ни черный, ни тем более белый -- еще не прожил и тысячи лет, что уж тут говорить о трех. И вечная молодость не поможет -- она спасает от старения, но не от заклинания другого колдуна или от оружия простых людей. А если он вдруг переживет многочисленные покушения на свою жизнь и переступит хотя бы рубеж двух тысяч лет, то сам Князь тьмы пошлет к нему своих слуг и заберет то, что принадлежит ему по праву.
   Однако у Акселиса были свои соображения. Нужно сказать, что никакого стремления к темным силам он по своей природе не испытывал. Любопытство и тяга к знаниям -- вот, что толкнуло его в ученичество у темных колдунов и привело, в конце концов, в лавку, где он променял душу на вечную молодость. Вечная молодость была нужна ему не сама по себе, а как инструмент, чтобы раскрыть загадки мироздания. Продав душу, он ушел в глухие леса далеко на востоке, где никогда не селились люди, построил себе безымянный замок, о котором знал лишь лесной народ, и вскоре стерся из людской памяти. По правде говоря, люди его почти и не узнали -- меньше всего на свете ему хотелось творить зло, и осталось бы его краткое ученичество у темных колдунов простым недоразумением, ошибкой юности, если бы не проданная душа.
   Впрочем, Аксалис не потерял связи с внешним миром, в который он иногда возвращался, чтобы купить или обменять старинные книги и свитки. Четыре столетия назад из обрывков разговоров он узнал, что Святая инквизиция покончила с силами тьмы -- правда, ценой жизни всех своих инквизиторов. Это вселило в него надежду на то, что в мире, где больше нет слуг Князя тьмы и Святой церкви, он проживет срок, установленный в его сделке, и вернет свою душу. Следующие четыре века прошли в безмятежности и спокойствии. В уединении своего замка, не беспокоя окружающих и сам не тревожимый никем, он занимался тем, к чему больше всего стремился -- познавал тайны мироздания. И вдруг в мире людей появились новые силы зла, гораздо более могущественные, чем прежде. Все его знания, накопленные за два тысячелетия жизни, оказались бесполезными: он не знал, как справиться с новой угрозой. Более того, лесной народ предупредил его, что призраки времени подходят к его замку со всех сторон. Князь тьмы желал как можно скорее получить свою собственность -- его душу.
   Когда призраки, наконец, вышли из окрестных лесов и без каких-либо затруднений преодолели и огромный ров, и гигантскую крепостную стену, Акселис находился в самой верхней комнате своего замка, задумчиво вдыхая сладкий запах яда, маслянистый настой которого плескался в его чаше. На коленях у него сидела Малика, его любовница, и ее обычно холодные зеленые глаза сейчас с тревогой и тоской глядели на колдуна.
   - Не беспокойся обо мне, -- мягко сказал Акселис. -- Я вернусь.
   - Когда? -- пожала плечами Малика.
   - Скоро, -- прошептал колдун. -- Возможно, гораздо быстрее, чем мы с тобой рассчитывали.
   Снизу послышался треск рушившейся стены.
   - Они уже внутри, -- вздрогнула женщина.
   - Слушай внимательно ветер, -- напомнил ей Акселис. -- В нем ты услышишь мой голос.
   Малика кивнула. Колдун поцеловал ее и сделал шаг назад. Первое из сегодняшних заклинаний он сотворит ради своей любимой. Напевая вполголоса старую мелодичную песню, Акселис начал плести вокруг женщины невидимый узор из запахов и звуков леса.
   - Лети, -- шепнул он и дунул напоследок в ее сторону.
   Горестно свистнув, из комнаты через окно выпорхнул большой неуклюжий нетопырь. Если его замысел не удастся, Малике суждено остаток жизни провести в этом уродливом обличии. Впрочем, уже через год она забудет о том, что когда-то была человеком. Если миром будет править Князь тьмы, то это будет далеко не самой худшей судьбой. Акселис вздохнул, и в этот момент в комнате появились призраки времени. Людская молва не обманывала -- беспокойное биение их тел ни с чем нельзя было спутать. Колдун поднял чашу в приветственном жесте:
   - За вашу гибель!
   Призраки ринулись к нему, но опоздали -- тело колдуна безвольно осело на холодный пол, и в нем не было ни капли жизни. Акселис не стал задерживаться, чтобы позлорадствовать над их неудачей. У него было совсем немного времени, прежде чем Князь тьмы протянет свои руки через пространство тысяч миров и заберет его душу. Он скользнул в мир, приходившийся двойником его собственному миру. Именно его любил посещать старый колдун Хиллард, от которого Акселис и научился умению перемещаться между мирами. В этом мире ему был нужен человек, обреченный на гибель. Акселис собирался перетащить его душу в собственный мир и спрятаться внутри нее, словно орех в скорлупе. Только так он мог избежать когтей Князя тьмы. Обманув своего врага, он собирался вернуть себе тело -- только не то, что лежало, отправленное ядом, в верхней комнате его замка, а другое, ничуть не худшее, дожидавшееся его в безопасном месте в самой отдаленной чаще в землях лесного народа. И еще одно тело было приготовлено в качестве вознаграждения для человека, за чьей душой он и собирался спрятаться от Князя тьмы. По его разумению, это была вполне выгодная сделка для обеих сторон.
   Мир, куда он попал, раздирала страшная война. Земли были опустошены, города и села подверглись разорению -- одни христиане убивали других христиан. Внимание Акселиса привлекла жаркая битва, в которой только что пал полководец одной из армий. Он с любопытством приблизился к этому человеку. Вокруг него сгрудились люди, на лице которых было написано отчаяние. Сам полководец умирал от бесчисленных рубленых и колотых ран. Это был король, причем доблестный король, снискавший славу и в государственных делах, и на поле брани, и колдун сразу понял, что лучшей кандидатуры для своего замысла он не найдет. И тогда он спросил, как спрашивал когда-то семнадцать раз Хиллард:
   - Ты согласен?
   Шел тысяча шестьсот тридцать второй год от Рождества Христова.

Глава 12

  
   Две фигуры прятались в тени полуразрушенного дома в когда-то пышном и могущественном ганзейском городе Люмбурге. Сейчас от прежнего величия оставались лишь воспоминания да церкви, пол внутри которых был усыпан человеческими костями. В них горожане пытались найти убежище, когда призраки времени прошли сквозь крепостные стены. Иногда вдоль стен мелькали испуганные фигуры -- те жители, которые успели покинуть город, сейчас опасливо пробирались в свои дома, чтобы забрать забытое в спешке имущество и тут же вернуться в более безопасные леса. Над городом стоял стойкий запах гари: с тех пор, как его покинули люди, здесь произошел не один пожар. Женщина недовольно морщилась. По ее фигуре можно было легко заметить, что до родов ей оставалось совсем немного времени. Ее мутило от запаха гари, и ей хотелось как можно быстрее покинуть это место, похожее на ловушку. Ее спутник виновато вздыхал, но поделать ничего не мог: человек, которым был им нужен, назначил встречу именно здесь, пообещав, что призраков времени в городе в это время не будет. Теперь они, спрятавшись в тени, ожидали его прихода, а пока женщина тихо проклинала судьбу, из-за которой ее потомству предстояло появиться на свет в самое ужасное для этого мира время.
   - Вот он, -- шепнул Адам.
   Человек, с которым они договорились о встрече, был их единственной надеждой. Адам три раза пытался прорваться к Архавику и забрать оттуда останки инквизитора Альвареса, и каждый раз на его пути вырастали призраки времени, которые словно охраняли прСклятый город. Он было отчаялся, но потом до него дошли слухи о человеке, который за деньги выполнял для других опасные поручения в тех землях, где хозяйничали призраки времени, словно игнорируя само их существование. Собрав все, что оставил после себя Айоль, они с Евой пришли на встречу с ним. Оборотни надеялись, что хотя бы он поможет выполнить указания инквизитора, которые передали им духи земли в тот злополучный день.
   Осеннее солнце уже скрывалось за крышами домов, когда они увидели фигуру, шедшую в их сторону по самому центру улицы, -- поступок, который любой другой человек счел бы чистым сумасшествием. Рассматривая приближавшегося человека, Адам благодарил провидение за то, что Айоль когда-то обязал их являться перед его строптивым клиентами в облике оборотней. В противном случае этот человек мог бы вполне узнать их в тех существах, которые удерживали его, пока старый колдун делал из его крови гомункула. Этот был юноша, который привел в дом Айоля инквизитора -- а вместе с ним и все беды, обрушившиеся на их мир. Каким же колдовством овладел этот человек, когда-то умиравший от страха в доме Айоля, если теперь он не боялся самих призраков времени? Ева инстинктивно положила руки на живот, и Адам приобнял ее за плечи.
   - Я пришел, -- констатировал Сантер, остановившись перед замершими в тени фигурами.
   Адам сделал шаг ему навстречу и протянул небольшой холщовый мешок.
   - Вот плата. Это все, что у нас есть.
   Сантер заглянул внутрь и холодно сказал:
   - Этого недостаточно.
   - Раньше на это можно было купить не одну деревню, -- возразил оборотень.
   - Сейчас вообще мало что можно купить за деньги, -- развел руками юноша. -- Что вам нужно?
   - Чтобы ты проник в один город, -- ответил Адам, -- и принес оттуда останки одного человека. Мне нужны его кости.
   - Что за чушь! -- фыркнул Сантер. -- Сейчас вся земля усеяна костями. Зайдите в любую церковь в этом городе.
   - Я хочу, чтобы ты проник в город, из которого пришли призраки времени. В Архавик.
   Юноша вздрогнул, и самоуверенное выражение слетело с его лица.
   - Идти туда -- безумие, -- сказал он. -- Тем более за такие деньги.
   - А кости, которые ты должен будешь принести, принадлежат инквизитору Альваресу, -- словно не слыша его, продолжил Адам.
   - Что за чертовщина! -- выругался Сантер. -- Этого не может быть! Как они там оказались?
   - Его заманили в ловушку, потому что он знает, как уничтожить призраков времени.
   - Знал, -- поправил оборотня Сантер.
   - Знает, -- повторил Адам.
   Какое-то время они оба молчали. Ева тяжело дышала и время от времени беспокойно оглядывалась, не доверяя обещаниям этого странного человека.
   - Что за история с останками инквизитора Альвареса? -- наконец, спросил юноша.
   - Перед смертью инквизитор передал нам заклинание, которое поможет оживить его тело, и указания, что нужно сделать, чтобы его душа вновь вселилась в него. Для заклинания нужна часть его тела. Подойдет даже одна кость.
   - И где мне их найти?
   - У меня есть карта, -- оборотень протянул Сантеру сверток, на котором он начертил последний путь Альвареса в Архавик. Духи земли подробно рассказали ему, как найти место, где инквизитор расстался с жизнью. -- Если ты сможешь принести мне останки инквизитора, у нашего мира появится шанс.
   - Я выполню твою просьбу, -- тихо сказал Альварес. -- Мы встретимся с тобой через неделю у северных ворот Люмбурга.
   - Я рад, -- так же тихо ответил Адам. -- Возьми свою плату.
   - Ну что ты, -- широко улыбнулся юноша. -- Это будет мое самое главное в жизни доброе дело. Не могу же я испортить его с самого начала.
  

* * *

  
   Всю дорогу до Гиблых болот охранный демон ворчал, предупреждая Сантера, что не сможет помочь юноше, если тот заберется в самое логово призраков времени. Сантер упрямо молчал. Он вспоминал тот разговор с инквизитором, когда Альварес рассказал ему про шанс спасти душу. За полгода, прошедшие с появления призраков времени, он стал свидетелем тысяч смертей и сам несколько раз избегал подобной участи только благодаря охранному демону, которого приобрел в первый день знакомства с инквизитором. Все это наводило его на безрадостные мысли -- смерть стала гораздо ближе, и он отчаянно страшился того, что будет после нее. От греха уныния его спасала его лишь надежда, которую дал ему Альварес. Едва Сантер узнал, что инквизитор может вернуться, как решил, что это, возможно, именно тот шанс, который давал ему надежду на спасение души. Вот почему он игнорировал все предупреждения своего охранного демона и упрямо шел к Гиблым болотам, за которыми стоял прСклятый город Архавик.
   Стояла поздняя осень, и многие деревья уже сбросили листву. В последний день пути, уже подходя к Гиблым болотам, Сантер вдруг заметил сквозь голые стволы, что параллельно ему по лесу пробирается темная фигура. От страха юноша замер. Это не могли быть призраки времени, иначе охранный демон давно заставил бы его поменять путь. Но кто тогда? Вместе с ним остановилась и фигура, и Сантер, испуганно оглянувшись, заметил, что такая же фигура замерла за голыми осинами и березами и с другой стороны от его тропы.
   - Кто вы? -- крикнул он.
   "Не пугайся", -- раздался в голове голос охранного демона. "Я не знаю, как вы их называете, но они живут в лесу. Они не собираются нападать на тебя, даже наоборот, они будут помогать тебе". "Это лесной народ!", мысленно ответил Сантер. "Один раз они уже пытались меня убить". "Не тебя, а другого, который тогда управлял тобой", флегматично объяснил охранный демон. "А вообще я бы на твоем месте шел дальше. Пока призраков времени поблизости нет, но едва они почуют в своих владениях человека, как мигом окажутся здесь".
   Испуганно оглядываясь, Сантер продолжил путь. Лешии -- а это были именно они -- двинулись вслед за ним. Постепенно к первым двум присоединялись все новые и новые существа, и к тому времени, как юноша достиг края Гиблых болот, его окружала почти дюжина хозяев леса.
   Утреннее солнце окрашивало болото в яркие красные и розовые цвета, и в его свете Сантер увидел облачка пара, появляющиеся то тут, то там над бескрайней топью. Это были призраки Гиблых болот. Тропа несколько миль шла вровень с болотом и лишь потом начинала подниматься к гранитному острову, на котором стоял Архавик. Сантер не имел ни малейшего представления, как он пройдет эти несколько миль и при этом сможет избежать встречи с ними. И тут, словно отвечая на его вопрос, лешии один за другим начали заходить в болото.
   "Быстро на тропу!" прошипел охранный демон. "Они отвлекут призраков, и если ты будешь порасторопней, никто из них даже не погибнет". Сантер глубоко вздохнул и изо всех сил побежал. Ноги несколько раз проваливались в мох, во рту очень быстро появился металлический привкус, однако юноша не останавливался, пока тропа не начала подниматься над Гиблыми болотами. Только тогда он обессилено рухнул на влажную траву, не в состоянии даже оглянуться.
   "Одного они все-таки достали", с сожалением сказал демон. "Не лежи долго. Призраки времени охраняют свой город, и они уже знают о том, что кто-то вторгся на болота".
   Сантер поднялся на ноги, преодолевая усталость и боль. "Когда дойдешь до леса, не иди дальше по тропе", прошептал охранный демон. "Сразу сверни направо". "Они помогут мне пробраться обратно сквозь Гиблые болота?", спросил Сантер, продолжив свой путь. "Я бы на твоем месте надеялся на это", иронично ответил демон. "Они ушли?", юноша почувствовал тревогу, и демон, выдержав паузу, успокоил его: "Стоят у края леса".
   Уже почти стемнело, когда Сантер, наконец, добрался до леса, за которым стоял Архавик. Демон еще раз напомнил ему, что нужно свернуть, и юноша начал пробираться сквозь жесткий кустарник, которым заросла опушка леса.
   "Замри", вдруг шепнул демон. "А лучше слейся с землей". Сантер поспешил исполнить это указание, растянувшись на колючих ветках. По тропе, с которой он только что свернул, проплывал призрак времени. Сейчас, в темноте леса, биение его тела было почти красивым, переливаясь всеми цветами радуги. Однако этот свет не давал тени, что сразу делало эту красоту демонической и опасной.
   Поравнявшись с Сантером, призрак остановился и начал вращать подобием головы, которая единственная в его теле не изменялась ежесекундно и даже сохраняла некое подобие лица. Похоже, он почувствовал постороннее присутствие, потому что его взгляд задержался на том месте, где прятался за упавшим деревом Сантер. Юноша уже приготовился бежать изо всех сил, как вдруг в тишине ночного леса раздался оглушительный треск, и вслед за этим заунывно завыл ветер, сотрясая кроны деревьев.
   "Лежи тихо", приказал ему охранный демон. "Это дух ветра бушует в лесу. Сегодня у тебя много помощников".
   Призрак времени быстро заскользил в ту сторону, где озорничал дух ветра, и Сантер, выждав паузу, начал пробираться дальше в сторону города. На тропе, которую он оставил далеко слева от себя, замелькали разноцветные огни -- другие призраки времени спешили уничтожить незваного гостя. Треск деревьев и шум ветра, впрочем, не утихал, да и сложно было понять, как неуклюжие призраки могли поймать ловкого и стремительного духа ветра. Ему же эта суматоха давала прекрасный шанс проникнуть в Архавик незамеченным.
   Когда Сантер добрался до первых полуразрушенных дворов, на небе поднялась полная луна, прекрасно освещавшая ему дорогу. Юноша старался не оглядываться по сторонам -- вуаль тлена и запустения, подернувшая город, производила на него удручающее впечатление. Если инквизитор не вернется, вскоре весь их мир будет похож на Архавик.
   "Несколько призраков возвращается в город", предупредил его охранный демон. "Поспеши".
   К счастью, все средневековые города были похожи друг на друга -- их улицы всегда шли к центральной площади, куда и нужно было добраться Сантеру. Вскоре он уже стоял у здания, где, согласно данной ему карте, нашел свою -- хотелось бы верить, временную -- смерть инквизитор. В лунном свете блеснули кости. Сантер обрадовано подбежал к ним и тут же замер в недоумении -- здесь погибло два человека, один в нескольких локтях от другого. Кто из них был инквизитором?
   "Быстрее", заторопил его демон.
   Сантер упал на колени и начал вглядываться в кости. Они выглядели почти одинаково. Демон его предупредил, что призраки времени появятся на площади с минуты на минуту, и Сантер уже был готов бросить в мешок и тех, и других, как вдруг в неверном лунном свете блеснуло кольцо. Юноша вздрогнул. Он хорошо помнил это кольцо в форме молнии, обвивавшей палец. Оно принадлежало колдуну, которому он продал душу и который отправил его искать инквизитора. Стало быть, останки инквизитора покоились рядом. Сантер трясущимися руками начал собирать их в мешок.
   "Беги!" завопил демон.
   Сантер вскочил и увидел, как из-за ближайшего дома выплывает призрак времени. Забросив мешок на спину, юноша бросился за другой угол этого же здания.
   "Он заметил меня?" судорожно спросил он у охранного демона. "Он, кажется, заметил, что пропали кости", мрачно ответил демон. "Сюда уже мчатся его собратья. Уходи отсюда тем же путем, каким ты пришел".
   Где ползком, где в три погибели, где, наоборот, мчась во весь дух, Сантер выбрался из Архавика. В лесу у городской окраины он остановился, чтобы немного передохнуть, но скоро демон снова погнал его в путь. Несмотря на то, что призраки времени так и не заметили его, они безошибочно шли по его следу.
   Сантер добрался до тропы, ведущей через Гиблые болота, и после недолгой передышки побрел по ней, надеясь, что хозяева леса все еще ждут его в конце тропы. Он прошел чуть больше мили, когда, обернувшись в очередной раз на гранитный остров за спиной, увидел на его чернеющем фоне яркие точки, постоянно меняющие свой цвет. Призраки времени продолжали погоню за ним. Сантер сжал зубы и побрел дальше. Он не спал, не ел и не отдыхал уже вторые сутки. Еще немного, и он просто не сможет идти. Несколько раз он спотыкался и падал. Холодный мох приводил его в чувство, и он снова шагал, кусая губы и мечтая о том моменте, когда он доберется до леса и поспит хотя бы час или два.
   Когда он приблизился к тому месту, где тропа сливалась с Гиблыми болотами, охранный демон заставил его остановиться. "Считай пять раз до дюжины", приказал он юноше. "Как только досчитаешь, беги вперед". У Сантера даже не было сил на вопрос, зачем это нужно. Он начал механически считать от одного до двенадцати, и так пять раз. Досчитав, он оглянулся назад, увидел, что призраки времени довольно сильно отстали от него, и, в очередной раз забросив на плечи мешок с костями, побежал по тропе. Бежать было трудно, как никогда, глаза застилал кровавый туман, и Сантер не видел ничего, кроме узкой тропы под ногами. И справа, и слева от него раздавался зловещий свист, но охранный демон молчал и начинал ругаться, только если юноша переходил с бега на шаг.
   Начинался очередной день, когда смертельно уставший Сантер вышел из Гиблых болот и, не веря в свое спасение, рухнул на яркий красно-желтый ковер из опавшей листвы. "Пройди еще немного", тут же пробурчал демон. "Не могу", тяжело дыша, ответил Сантер. "Я умру, если не посплю хотя бы час". "Ты умрешь, если заснешь здесь", мрачно предсказал демон. "Отойди еще на милю, и у тебя будет несколько часов на отдых". "Отстань!" вспылил Сантер. Демон тут же разозлился в ответ: "Отстань? Десять этих лесных существ погибли, пока отвлекали от тебя болотных духов! Если ты сейчас останешься здесь, то, значит, они погибли зря".
   Плача от усталости и боли, Сантер поднялся и пошел в направлении, которое указал ему демон. Засыпая на ходу, он не замечал, что деревья расступаются перед ним и убирают корни, о которые он иначе бы непременно споткнулся. Так он дошел до живописной поляны, окруженной соснами. Через поляну протекала небольшая речка, которую Сантер перешел по сваленному только что дереву. Только после этого демон разрешил ему остановиться. Под мирное журчание воды Сантер мгновенно провалился в сон, больше похожий на беспамятство, и не увидел, как две сильные руки, заросшие лесным мхом, столкнули бревно в речку.
   Проснулся он от громкого голоса в голове. Очевидно, охранный демон уже давно пытался разбудить его, и едва юноша очнулся от сна, он с яростью набросился на него: "Ты что, оглох? Хватай мешок и удирай отсюда!"
   Сантеру не понадобилось много времени, чтобы понять причину, из-за которой так паниковал демон. Несколько призраков времени медленно переходили через речку, шипя от отвращения, а один уже был на его берегу. Сантер вскочил на ноги и нащупал мешок. Призрак времени накинулся на него, вытянув длинные руки, оканчивающиеся страшными изогнутыми когтями. Юноша едва увернулся от его смертельных объятий и бросился в лес. За спиной послышалось разочарованное шипение.
   Лишь пробежав милю, Сантер успокоился и перешел на быстрый шаг. На поляне его охватил смертельный ужас, когда он понял, что призрак времени все-таки успел задеть его руку своими когтями. Однако рубашка осталась целой, и, задрав рукав, он не нашел никакой раны. Да сам удар он не столько почувствовал, сколько увидел. Возможно, все обошлось?
   Сон на поляне освежил его. Усталость прошла, и боль в суставах и мышцах была вполне терпимой, однако сейчас, после сна, он ощутил, насколько голоден. Однако лесной народ был все еще благосклонен к нему. У очередного дерева он с удивлением остановился -- на нижнюю ветку был насажен каравай. Сантер с наслаждением впился в него зубами. Хлеб был старый и черствый, но юноше он казался необычайно вкусным. Съев хлеб и напившись из протекавшего неподалеку ручейка, Сантер продолжил путь обратно в Люмбург.
   "Как ты себя чувствуешь?", вдруг спросил охранный демон. "А в чем дело?", насторожился Сантер. "Призрак успел коснуться тебя", мрачно сказал демон. "Он, наверно, промахнулся. На руке нет даже царапины". "Из-за его прикосновения ты стремительно стареешь. За час ты становишься старше на год. Тебе лучше поспешить в Люмбург, иначе ты умрешь от старости".
   Это известие оглушило Сантера. Долгое время он молча пробирался сквозь чащу, пока не вышел на тропинку, где идти стало гораздо легче. "Это значит, что мне осталось жить дня три?" спросил он у демона. "Ты оптимистично смотришь на свою продолжительность жизни", буркнул демон в ответ. "К тому времени, как ты дойдешь до города, ты уже будешь глубоким стариком". "Ты рад, что освободишься?" спросил Сантер. "Я был бы рад освободиться другим способом", уклончиво ответил демон и добавил: "Ты вызываешь симпатию, причем не только у меня. Тут кое-кто из моей родни болеет за тебя. Народ здесь ставит, в основном, на призраков, но мои, очевидно, тебе симпатизируют. Особенно почему-то отец с братьями. Не ожидал от них такого. Когда ты ползал по Архавику, они мне помогали, следили за теми призраками, за которыми я не успевал". Сантер ошеломленно молчал, не зная, как реагировать на эту информацию. "Передай спасибо своей родне", наконец, сказал он. "Сделано", лаконично ответил демон.
   Ближе к вечеру Сантер начал ощущать первые признаки своего стремительного старения. Он был вынужден чаще останавливаться на отдых и уже не мог идти так быстро, как в предыдущие дни. Пару раз ему удавалось вздремнуть, и лесной народ оставлял ему на дороге еду, чтобы он мог подкрепиться. Когда стемнело, демон разрешил ему устроить более долгий привал, однако в середине ночи разбудил и заставил идти дальше.
   Утром, переходя вброд очередной ручей, Сантер посмотрел на свое отражение. Он больше не был юношей, и даже зрелость стремительно близилась к своему завершению. С поверхности воды на него смотрел мужчина, к которому приближалась старость. Лоб был изрезан морщинами, длинные и когда-то темные волосы приобрели серебристый оттенок седины. До Люмбурга оставались еще сутки пути, и Сантер начал по-настоящему беспокоиться, успеет ли он дойти или действительно умрет от старости в самом конце пути.
   Этот день прошел так же, как предыдущий, разве что останавливаться Сантеру пришлось гораздо чаще. Отдых помогал только отчасти: одышка начинала мучить его уже через час после очередного привала. Вскоре после полудня демон предупредил его, что наперерез движутся несколько призраков, терроризировавших деревушки в Альпийских горах, и Сантеру пришлось свернуть с удобной тропы и снова брести по лесу. К вечеру у него начали дрожать руки, и Сантер не мог с уверенностью сказать, было ли это вызвано усталостью, или возраст начинал брать свое. Ему удалось поспать два раза по часу, и это спасло его ночью, потому что охранный демон заставил его вернуться на тропу и продолжить путь до Люмбурга, останавливаясь только на короткий отдых.
   Утром Сантеру пришлось подобрать в лесу палку, которую он мог использовать как посох, так как ноги уже с трудом держали его. Еще вчера он рассчитывал, что доберется до северных ворот Люмбурга с рассветом, однако даже с посохом каждый шаг давался ему с трудом. Сейчас он был бы рад оказаться в городе к полудню. Охранный демон прожужжал ему все уши про то, что призраки времени догоняют его -- а ведь еще два дня назад он мог идти гораздо быстрее, чем они. Когда Сантер, наконец, миновал городские поля, окружавшие Люмбург, демон мрачно предупредил его, что призраки стягиваются со всех сторон, и уйти из города ему, скорее всего, не удастся. Сантера это не беспокоило. Он знал, что не то, что дни -- часы его сочтены, и хотел лишь передать останки Альвареса тем двум странным людям, которые, возможно, смогут оживить инквизитора и тем самым покончить со злом, пришедшим в мир людей.
   Перед последним поворотом, за которым, как он знал, будут северные ворота Люмберга, он оглянулся. Призраки были совсем близко -- их тела, переливающиеся радужными цветами, можно было отчетливо различить даже с его старческим зрением. Сантер выругался и, как мог, прибавил шагу. Неизвестно, смог бы он дойти до ворот, но на полпути к нему подскочили две фигуры -- мужчина, предложивший ему эту сделку, и беременная женщина. Ужас исказил их лица, когда они разглядели изрезанное морщинами лицо Сантера.
   - Что произошло? -- выдохнули они хором.
   - Меня коснулся призрак времени, -- просипел в ответ Сантер и сам испугался своего голоса. -- В этом мешке то, что вы просили. А теперь бегите! Призраки уже за поворотом.
   - А ты? -- спросил мужчина.
   - Со мной все кончено, -- Сантер выдавил улыбку.
   В этот момент из-за поворота выплыли призраки и угрожающе зашипели при виде людей. Женщина вскрикнула, и тут Сантер с ужасом увидел, что призраки надвигаются на них со всех сторон -- и из северных ворот Люмбурга, и вдоль дороги, по которой он только что пришел, и с окрестных полей. Выбраться не было никакой возможности. Оглянувшись, он снова вздрогнул от страха. Вместо людей на дороге стояла пара огромных волков, имевших, впрочем, и явные человеческие черты. Он помог оборотням? Неужели темные силы перехитрили его? Однако оборотни зловеще рычали на призраков. Едва ли они были заодно.
   - Бегите! -- отчаянно крикнул он.
   Однако призраки окружили их кольцом, слишком плотным даже для оборотней с их нечеловеческой силой и ловкостью. И тогда Сантер, собрав последние оставшиеся у него силы, взревел совсем не старческим голосом:
   - Демон! Помоги им!
   Сила, заключенная в этом крике, пронзила пространство между мирами и достигла того мира, где жил его бестелесный спутник. Какое-то время ничего не происходило, и Сантер с упавшим сердцем опустился на дорогу. Все, что он сделал, оказалось напрасным, и в своей смерти он больше не видел утешения. А потом дорожная пыль поднялась клубами, заслонив холодное осеннее солнце, и человек и два оборотня с удивлением уставились на четыре фигуры, которые появились перед ними из ниоткуда.
   - Вообще-то это не входит в условия контракта, -- послышался такой знакомый голос, который Сантер впервые слышал вживую, а не внутри своей головы. -- Но моя родня настояла, и... это должно быть весело!
   Со всех сторон раздалось шипение -- призраки времени изучали нового, еще неизвестного врага, который встал между ними и их беспомощной добычей. Сантер догадался, что один из пришельцев был его охранным демоном, а остальные трое, очевидно, отцом и братьями, о которых тот упомянул вчера.
   - Мы не сможем их сдерживать долго, -- сказал, зловеще ухмыляясь, демон. -- Они гораздо сильнее, а героическая смерть не входит в наши планы. Однако вы двое, -- повернулся он к оборотням, -- успеете проскользнуть. После этого идите в Карнеш и найдите колдунью Кирсу. Запомнили? В Карнеш к колдунье по имени Кирса!
   Ближайшие призраки времени бросились на демонов, которые выстроились полукругом, прикрывая Сантера и двух оборотней. Демоны -- они и сейчас, как и в своем туманном мире, были похожи на сгустки черного дыма человекоподобной формы -- вцепились в них, словно борцы на арене амфитеатра. Они были неподвластны времени этого мира, поэтому их тела не рассыпались в прах от одного прикосновения призраков времени. Однако отродья Хроноса были порождены первобытной силой, которая сотворила и продолжала творить весь этот мир, и демоны в любом случае не могли сражаться с ними на равных. Тем не менее, в плотном ряду призраков всего на несколько секунд образовался проход: демоны намеренно тянули призраков в разные стороны, освобождая свободное место. Этого было достаточно, чтобы оборотни несколькими огромными прыжками прорвались сквозь смертельное кольцо и устремились в сторону леса, где призракам их было уже не догнать. Демоны тут же начали исчезать, оставляя за собой лишь клубы черного дыма и дорожной пыли. Дольше всех задержался демон Сантера. Напоследок он оглянулся на сгорбившегося старика. "Прощай, друг", прозвучал голос в голове Сантера. "Я не забуду тебя". Через мгновение исчез и он.
   Призраки тотчас окружили оставшуюся в одиночестве человеческую фигуру и жадно потянулись к ней когтями. Пока тело Сантера осыпалось прахом на дорожную пыль, три вопроса успели мелькнуть в его голове. Воспользовался ли он тем шансом, о котором ему говорил инквизитор? Почему охранный демон направил этих двух незнакомцев в его родное село Карнеш? И, наконец, смогут ли они добраться до него?
   Когда его душа покинула тело, он узнал ответ на первый вопрос.

Глава 13

  
   Когда все в доме улеглись спать, Анники тихо поднялась со своей кровати. Вечером она припрятала под лавкой чистую белую рубаху, которую еще ни разу не надевала. Эту рубаху привез ей отец с тильзундской ярмарки незадолго до той злополучной ночи. Когда она вспомнила об этом, слезы навернулись на ее глаза. Какой беспечной была ее жизнь до маришкиной свадьбы! Как любил ее отец! Сейчас же он ни слова не смел сказать ни матери, которая проклинала родную дочь каждый Божий день, ни соседям, которые в глаза называли ее шлюхой водяного царя. Бесшумно переодевшись, Анники на цыпочках начала пробираться к выходу. Она с детства помнила, какие доски издают скрип, если на них наступить, и поэтому добралась до сеней, не разбудив никого из своей большой семьи. Завтра она уже не будет порочить честное имя своей семьи. Именно это желание читала она в глазах своей матери. Что ж, сегодня ночью оно исполнится.
   На улице было темно и сыро. Анники поежилась. Веревку она тоже приготовила заранее -- та лежала на земле у самой калитки, спрятанная за конурой их старого пса Абакуса. Мимо Абакуса пройти незамеченной ей не удалось. Старый мастиф, черный как смоль, поднял голову, и Анники вытянула руку, чтобы пес мог обнюхать ее. Из всей семьи он единственный не изменил к ней своего отношения, когда она очнулась от смертельного сна, последовавшего за освобождением из плена водяных, и за это девушка была ему благодарна. Однако привязанность одной собаки не могла удержать ее на этом свете. Достав веревку из-за конуры, она поцеловала мастифа в лоб и прошептала:
   - Прощай, Абакус, мой милый.
   Пес высунул язык и тяжело задышал. За последний год он почти ослеп и с трудом мог ходить, однако старый Арто не позволил убить состарившегося мастифа. Он и сам постарел так, что забросил почти все домашние дела, и упрямо качал головой всякий раз, когда дети предлагали ему взять в дом нового пса. "Не дело, чтобы один старик убивал другого", мрачно говорил он, и Абакус продолжал лежать целыми днями в своей конуре, лишь иногда вылезая наружу, чтобы справить нужду или опустошить очередную миску с отвратительной баландой, которой его кормили.
   Приоткрыв калитку, Анники выскользнула на улицу. В окрестных домах не горел ни один огонек, и она надеялась, что доберется до леса незамеченной. Возможно, были среди соседей те, кто глядел в окно, надеясь найти предмет для завтрашних сплетен, но никто не вышел остановить ее. Анники миновала последний двор, за которым почти сразу же начинался лес. Здесь она ненадолго остановилась, сжимая в руках веревку. Ночной воздух был так свеж, что она вспомнила свое раннее детство. Во время гроз, которые часто приходили в Карнеш, она любила сидеть на крыльце, следить за потоками воды, струившимися с крыши, и дышать точно таким же влажным и ароматным воздух. Мелькнула мысль -- не возвратиться ли? Но тут же она вспомнила мать, которая в бешенстве замахивалась на нее кочергой, соседей, при каждой встрече норовивших ощупать ее и предлагавших провести с ними ночь, соседок, презрительно плюющих в ее сторону. Из всех жителей только колдунья Кирса, новая жена старосты, осмеливалась встать на ее сторону, да сам староста иногда осаживал односельчан, но они редко приходили к ним в дом, а ненависть матери и соседей Анники чувствовала не то, что каждый день, -- каждое мгновенье. Один раз Кирса рассказала ей про ее судьбу, что ее счастье -- лишь в замужестве за королем. Обе женщины прекрасно понимали, насколько смешной была эта судьба. Она заставила вождя водяных нарушить договор, когда он похитил Анники вместо девушки, назначенной ему в жены, а сейчас толкала ее в могилу пересудами соседей и ненавистью собственной матери. Раз уж ей досталась такая нелепая судьба, есть ли смысл ценить собственную жизнь?
   За спиной раздалось тяжелое дыхание, и Анники резко обернулась. Абакус, высунув язык, лежал на дороге и печально смотрел на нее. Очевидно, старый пес почуял недоброе и поплелся вслед за девушкой, которую вместе с Арто любил и привечал больше всех других из их семьи.
   - Иди домой, -- зашептала Анники. -- Домой!
   Мастиф, однако, не стал даже подниматься и лишь отвернулся от девушки, словно та попрекала его за какой-то проступок. Анники задумалась. Если вести пса обратно во двор, то тогда уж точно кто-нибудь из соседей или собственной семьи заметит ее. А так наутро старый пес приведет людей к ее телу. Возможно, вСроны даже не успеют выклевать ей глаза. Идти нужно недалеко, она уже присмотрела раскидистый старый дуб в миле от Карнеша. Если Абакус действительно хочет проводить ее в последний путь, то такая дорога ему вполне под силу.
   - Ну что, если ты идешь, то вставай, -- тихо сказала он мастифу.
   Пес, казалось, понял ее слова и осторожно, по-стариковски, поднялся, готовый следовать за девушкой в страшный ночной лес. Анники пошла медленнее, чтобы Абакус мог без усилий поспевать за ней. Когда они проходили небольшое болотце, расположенное сразу за Карнешем, в поднимавшемся тумане ей почудились очертания человеческой фигуры и сверкнувшие глаза. Она с похолодевшим сердцем начала всматриваться в туман -- новости о новом зле и несчастьях, творившихся в людских землях, давно достигли Карнеша, и многие ожидали появления призраков времени со дня на день. Испарения, поднимавшиеся с болота, действительно отдаленно походили на человеческую фигуру, но в них не было ничего общего с пляской разноцветных красок, которые описывала людская молва. Анники успокоила себя тем, что все это -- лишь игра ее собственного воображения, и пошла дальше, не оглядываясь. Мастиф, ковылявший за ней следом, не удостоил странные болотные испарения даже мимолетным взглядом. Однако едва очередной поворот тропинки скрыл девушку и ее пса, как туман выполз из болота и медленно заструился вслед за ними.
   Когда Анники с Абакусом вышли на поляну с дубом, который она выбрала для расставания с жизнью, старый пес неожиданно зарычал. Девушка в страхе обернулась. Пес смотрел куда-то в сторону, шерсть на загривке у него стояла дыбом, и рычание было низким и угрожающим. Страшная догадка кольнула ее душу. Тут же, подтверждая ее, в кустах раздался короткий вой, сорвавшийся на ответное рычание, и на поляну вышла стая из шести волков во главе с огромным косматым вожаком. Не теряя времени, звери начали окружать свою добычу. Анники попятилась к дубу, вслед за ней, грозно рыча, начал отступать и Абакус. В свои лучшие годы он мог задавить одного волка и, возможно, даже отбиться от пары, но с целой стаей ни тогда, ни тем более сейчас он, разумеется, справиться не мог. Пятеро волков образовали полукруг вокруг девушки, прижавшейся спиной к дереву, и огромного мастифа, вставшего перед ней, а вожак вышел вперед и пристально уставился на пса, ожидая, когда тот дрогнет, чтобы в одном броске перегрызть ему глотку. Анники в голову лезли многочисленные жуткие истории про неосторожных путников, задранных в лесу, и она прошептала сквозь слезы:
   - Абакус, милый.
   Вся ее решимость покончить с жизнью испарилась в один миг при виде волчьей стаи. Она вдруг поняла, как страстно ей хочется жить -- жить, несмотря на ненависть матери и презрение односельчан. Пес дернул ухом, как часто делал, когда слышал свою хозяйку и понимал, чего она от него просит. Он прекрасно осознавал, что не сможет защитить ее, но был готов драться за нее до тех пор, пока последняя капля жизни не покинет его тело. Откуда-то вернулись силы, казалось бы, безвозвратно исчезнувшие вместе с приходом старости, и в его рычании вожак волчьей стаи услышал такую угрозу, что замер, не решаясь напасть первым.
   - На помощь! -- закричала девушка, прекрасно осознавая, что в ночном лесу никто ее не услышит.
   Туман, струившийся за Анники всю дорогу от болота, заискрился холодным серебряным светом, и на поляне появилась призрачная фигура. От страха Анники еще больше вжалась в дерево, и даже волки испуганно шарахнулись в разные стороны. Лишь старый Абакус не сдвинулся с места, продолжая грозно рычать. Призрак оказался мужчиной тридцати с небольшим лет на вид, с рыжей бородой и усами и в очень странной, необыкновенно пышной одежде. Наряд дополняла шпага и два пистолета, свисавших с пояса. Для призрака у него было удивительно живое лицо, и на этом лице Анники разглядела безмерное удивление.
   - Я услышал голос, -- пробормотал мужчина, ошарашено оглядываясь. -- Голос после долгой тьмы. Где я?
   Волки нервно рычали на призрачную фигуру. Последнее время они привыкли охотиться, не встречая сопротивления. Люди, покинувшие свои безопасные города из страха перед призраками времени, становились в лесу их легкой добычей, и стая уже привыкла, что они не сопротивляются, а лишь бестолково визжат и потом умирают в их зубах. Волков нервировал огромный злой пес и непонятно откуда появившийся человек, сквозь которого просвечивали кусты и деревья. Не выдержав напряжения, один из волков бросился на призрака. В воздухе щелкнули зубы, и зверь, пролетевший сквозь бесплотную фигуру, неуклюже упал на бок, взвыл от боли и вскочил уже только на три лапы, болезненно прижав четвертую к брюху.
   Все это время Абакус внимательно наблюдал за вожаком волчьей стаи. Тот, очевидно, решил, что призрак -- более опасный противник, и на мгновенье неосторожно повернулся к старому псу боком. Мастиф тут же бросился на волка. Он был крупнее своего противника, и вожак, не успевший увернуться от этого стремительного броска, упал под его весом на землю. Абакус вцепился ему в горло. Вожак отчаянно сопротивлялся, другие волки из его стаи замерли, то оглядываясь на призрака, то наблюдая за схваткой в центре поляны. При прочих равных условиях у старого пса, ослабшего от старости и дурной кормежки, едва ли были бы шансы одолеть взрослого матерого волка, но сейчас на его стороне была инициатива, и он яростно рвал серую шкуру на шее своего противника, не обращая внимание на боль в лапе, которую пытался отгрызть вожак. Один волк из его стаи начал медленно приближаться к дерущимся, и тогда призрак достал пистолет, вложил в ствол пулю, насыпал на полку порох, направил пистолет на волка и спустил курок. Раздался оглушительный грохот. Призрачная пуля прошла сквозь зверя, не причинив тому никакого вреда, но волки, знавшие звук выстрела, тут же скрылись в темном лесу. Лишь вожак стаи остался на поляне, пытаясь подняться на лапы и тут же падая обратно на траву. Вся земля вокруг него было залита кровью из страшной раны на шее. Мастиф, прихрамывая и поскуливая от боли, подошел обратно к хозяйке, лег рядом с ней и уткнулся горячим носом в голые ноги.
   - Храбрый пес, -- сказал призрак, убирая пистолет. Анники стояла ни жива, ни мертва, боясь даже подумать, что может быть дальше. -- Однако ты, юная дева, выбрала неудачное время для путешествия. Если не возражаешь, я провожу тебя до того места, куда ты направляешься. Надеюсь, это твой дом.
   - Да, -- непослушными губами ответила Анники. -- Мой дом.
   Она наклонилась к Абакусу, чтобы осмотреть лапу. Рана была глубокой, но кость, насколько она могла видеть, осталась целой.
   - Пошли домой, Абакус, -- прошептала она ему.
   Пес, вылизывавший рану, недовольно поднялся и похромал вслед за девушкой. Призрак поплыл рядом с ней. Постепенно испуг начал уступать место любопытству, и Анники начала украдкой бросать на него взгляды, стараясь подробнее рассмотреть своего странного попутчика. Тот держался необыкновенно прямо, с осанкой, которую она никогда не видела в деревенских мужчинах. Лицо его было холеным, руки не знали физического труда, и даже черты лица -- тонкие и ироничные -- выдавали в нем аристократа.
   - Как твое имя? -- прервал молчание призрак.
   - Анники, -- ответила девушка и робко спросила. -- А твое?
   - Не помню, -- мрачно признался призрак. -- Я сейчас пытаюсь вспомнить свое прошлое, но ни один образ не всплывает в моей памяти. Я помню лишь одно имя, Оксеншерна, но оно не мое. Знакомо ли оно тебе?
   Анники покачала головой.
   - Так я и думал, -- вздохнул призрак. -- Мне кажется, что я даже не в своем мире.
   - А как ты стал призраком? -- осторожно спросила девушка.
   - Очевидно, умер, -- пожал плечами тот.
   "Действительно, -- подумала Анники, -- как еще становятся призраками?" Удивительно, но сейчас она даже представить не могла, что еще совсем недавно твердо намеревалась оборвать свою жизнь. Шок от близости ужасной смерти -- умереть, задранной волками, -- подействовал на нее, как лекарство. Чтобы ни случилось с ней дальше, сейчас Анники твердо знала одно: никаких мыслей о самоубийстве у нее больше не будет. Она еще раз покосилась на призрака и вздрогнула, осознав, что он тоже ее рассматривает.
   - Ты красива, -- без какого-либо смущения сказал он. -- У тебя есть муж или жених?
   Анники вспыхнула.
   - Нет.
   - Отчего? -- удивился призрак.
   - Я не хочу об этом говорить.
   Призрак хотел спросить что-то еще, но тут тропинка, по которой они шли, сделала резкий поворот, и Анники резко остановилась, увидев идущую навстречу женскую фигуру.
   - Кирса? -- воскликнула она.
   Колдунья, одетая в темный плащ и, как всегда, с распущенными волосами, без видимого удивления оглядела чистую белую рубаху девушки, неодобрительно покачала головой и затем перевела взгляд на призрака.
   - Что ты забыл здесь, беспокойный дух? -- спросила Кирса, и в голосе ее слышался металл. -- Если ты пришел за душой этой девушки, то лучше сгинь сам, иначе у меня хватит колдовства, чтобы сделать твое исчезновение мучительно болезненным для тебя.
   - Не очень дружелюбная встреча, -- пробормотал призрак, -- особенно для того, кто только что спас эту девушку от стаи волков.
   В этот момент их, наконец, нагнал Абакус, и колдунья увидела рану на лапе старого пса. Выражение ее лица смягчилось, она подошла к мастифу, нагнулась над ним и что-то прошептала ему в ухо. Пес покорно уселся и протянул ей лапу. Колдунья достала из узелка, который был у нее с собой, мешочек, высыпала часть его содержимого на ладонь и втерла ее в рану. Абакус терпеливо ждал, пока Кирса закончит эту процедуру.
   - Завтра от его раны не останется и следа, -- колдунья выпрямилась и снова начала рассматривать призрака. -- Зачем ты появился здесь?
   - Я не знаю, -- спокойно ответил призрак. -- Я не помню, кто я или кем я был. Я не имею ни малейшего представления, как я оказался здесь. Первое, что я помню -- это ее голос, зовущий на помощь. Где я оказался?
   - Ты пришел в село Карнеш, -- Кирса ненадолго задумалась и продолжила. -- Здесь проходит граница между миром людей и владениями лесного и водяного народа. А меня зовут Кирса.
   - Ты похожа на колдунью, -- заметил призрак. -- Нормальная женщина не пошла бы в ночью в лес, да еще с такой прической, как у тебя.
   Женщина фыркнула.
   - Ты прав, бесплотный дух. Тебя это смущает?
   - Люди не любят колдуний, -- сухо ответил призрак и, немного помолчав, добавил. -- Но, боюсь, что призраков они любят еще меньше.
   - Здесь я в безопасности, -- с уверенностью в голосе сказала Кирса. -- Правда, Карнеш -- единственное место, о котором я могу сказать это с уверенностью.
   Анники промолчала. Последнее время она не раз слышала, как отзывались о колдунье женщины Карнеша. Эти разговоры доходили до откровенных угроз в ее адрес, хоть еще никто не решился высказать эти угрозы в лицо колдунье, ведь случись у кого беда -- заболела ли корова или член семьи, -- все бежали к ней и ее просили о помощи. Побаивались Кирсу местные жители, и именно этот страх вместе с наводящими ужас слухами о гуляющих по земле призраках времени ожесточал сердца людей. Анники давно хотела сказать Кирсе про эти разговоры, но подходящий случай никак не подворачивался.
   Между тем на другом конце улицы послышались голоса и какой-то глухой шум. Потом появились пляшущие огни -- шли люди с факелами. Огней становилось все больше и больше, и на сердце у Анники появилось нехорошее предчувствие.
   - Что-то случилось, -- пробормотала удивленно Кирса. - Неужели пожар?
   Анники начала оглядываться, подыскивая пути к отступлению. Хотя куда им бежать? В ночной лес, на поживу волкам? Хотя даже те, возможно, отнесутся к ним добрее. После того, как она внезапно очнулась от колдовского сна, девушка слишком хорошо узнала темную сторону душ своих односельчан. Пощады и жалости от них ждать не приходилось. Наверняка кто-то из жителей подглядел, как Кирса собралась среди ночи в лес за травами, из которых она готовила свои лечебные зелья. Эти травы нельзя было собирать иначе, как ночью, когда они прятали в себе свои жизненные силы, а не отдавали их солнцу, воздуху и насекомым. Однако жители Карнеша продолжали верить, что по ночам Кирса ходила на игрища к лешим, опаивая мужа сонным зельем, и сейчас они собрались вершить то, что считали правосудием.
   - Кирса, боюсь, ты ошибаешься, -- чтобы привлечь внимание, она потянула колдунью за рукав. -- Последние месяцы люди говорят про тебя плохое. Нам лучше бежать в лес.
   - Что за ерунда, -- отмахнулась Кирса, но в голосе ее уже не было прежней уверенности. Как и любая колдунья, она хорошо знала про обычай сжигать ведьм на костре. Сейчас он был не так распространен, как несколько столетий назад, однако время от времени до нее доходили новости о несчастных женщинах, девушках и даже маленьких девочках, которых заживо сжигали истеричные деревенские жители.
   Между тем толпа -- а сейчас не оставалось сомнений в том, что как минимум половина жителей Карнеша высыпала на улицу, -- быстро приближалась к небольшой группе, застывшей у опушки леса. Впереди шли женщины, и выражения именно их лиц были наиболее суровы и решительны. Мужчины оказались позади, они-то помнили, что Кирса была законной женой их старосты, которого они уважали или хотя бы боялись. Лишь несколько наиболее беспутных и бестолковых бесновались и кричали в первых рядах. Колдунья вздрогнула, увидев, что большинство жителей несет в руках камни или колья.
   - Вот ты где, бесовское отродье! -- заголосила одна из старух, едва толпа приблизилась к Кирсе.
   - И посмотрите, эта шлюха тоже с ней. Вдвоем порчу на нас наводят! -- присоединилась к ней соседка Анники, жившая напротив ее дома.
   Дальше отдельные голоса утонули в гуле негодования, в котором ошеломленная Кирса едва могла уловить обвинения в прелюбодеянии с лесным и озерным народом, порче скота и имущества, а также прочих кознях против Карнеша. Толпу не остановило даже присутствие призрака, который в любой другой ситуации до полусмерти напугал бы деревенских жителей. В такие моменты в толпе умирает человеческое начало и просыпаются звериные инстинкты, и этими инстинктами жители Карнеша почувствовали, что бесплотный дух не представляет для них никакой опасности. Абакус, прихрамывая, встал у ног Анники и начал глухо лаять, однако сейчас напротив него были не волки, а люди, и в лае старого пса не было той злости и ненависти, которая могла бы испугать разъяренных односельчан девушки.
   Брошенный неуклюжей рукой, в сторону Кирсы полетел первый камень. Колдунья, все еще потрясенная предательством людей, в которых она искренне поверила, даже не пыталась увернуться и лишь глухо застонала, когда камень ударил ее в плечо. В воздух взлетели и другие камни, некоторые из которых предназначались Анники. Девушка испуганно сжалась, но ни один камень, к счастью, в нее не попал. Однако колдунья с воплем упала на землю, после того как один булыжник угодил ей в грудь, еще один -- в живот и, наконец, третий -- в лицо.
   - На костер ее! -- взревела толпа.
   Однако этому замыслу не суждено было осуществиться. Словно вихрь, сзади в толпу ворвался Урсус, в этот миг как никогда похожий на медведя. Мужчины неохотно попытались преградить ему путь, но он, не церемонясь, схватил одного из них за руку и резко ее скрутил. Раздался хруст, и местный шорник, еще недавно бившийся вместе с Урсусом против водяного народа на берегу Великого озера, заорал от боли, когда его рука повисла под неестественным углом. Люди начали расступаться, провожая его взглядами, в которых читалась нескрываемая ненависть. Добравшись до конца толпы, Урсус на мгновенье остановился, потрясенный тем, что он увидел. Даже призрак не привлек его внимания, когда он осознал, что его любимая лежит на земле, побитая камнями. С ревом, не сулившим ничего хорошего его собственным односельчанам, Урсус подошел к жене, поднял ее на руки и обернулся к толпе.
   - Я убью того, кто сделал это! -- пообещал он, свирепо разглядывая сгрудившихся напротив его людей.
   - Ты связался с ведьмой, -- сдавленным от ненависти голосом ответила старуха, первая кинувшая в Кирсу камень. -- Отдай ее нам, раз уж ты не в состоянии сам выбить из своей жены всю эту колдовскую дурь.
   - Ты не доживешь до завтрашнего дня, Айга, -- стиснув зубы, сказал Урсус.
   - Мы знаем, где твой дом, -- старуха, теряя последние капли рассудка, подняла с земли палку и замахнулась на старосту. -- Этой ночью огонь пожрет его!
   Толпа за ее спиной зашумела, и неизвестно, как бы закончилось это противостояние, если бы из леса вдруг не выскочили два огромных волка, один из которых тут же обернулся огромным широкоплечим мужчиной. Их появление, наконец, проняло жителей Карнеша, которые решили, что оборотни спешат на помощь Кирсе. Некоторые сразу побежали прочь, другие, более смелые, начали пятиться, угрожающе выставив перед собой колья, которые похватали, когда бежали ловить колдунью. Между тем оборотень, оглядев безумными глазами собравшуюся перед ним толпу и вдруг громким низким голосом прорычал:
   - Мне нужна колдунья Кирса! В вашу деревню идут призраки времени, и лишь она может спасти вас от гибели! Они будут здесь уже к концу следующего дня.
   Люди в полной тишине переводили взгляд с оборотня на колдунью, лежавшую в беспамятстве на руках Урсуса, и обратно. За последние полгода они неоднократно слышали, что от призраков времени нет спасения, и хотя пока Карнеш оставался в стороне от их путей, его жители знали, что рано или поздно наступит и их очередь, и тогда им придется бросить все и превратиться в скитальцев без роду и племени. Только что они услышали, что Кирса могла бы спасти их от гибели, но еще несколько минут назад жители Карнеша были готовы сжечь ее на костре, и они понимали, что после этого никакой милости от нее ждать не следует. Поэтому очень скоро на улице остались лишь два оборотня, призрак, Урсус с Кирсой на руках и Анники, обнявшая Абакуса, который нервно рычал на странных, но, похоже, неопасных существ.
  

Глава 14

  
   Адам нервно расхаживал по мужской половине избы Урсуса. Несколько раз, когда из женской половины доносились стоны Евы, он порывался зайти туда, но каждый раз останавливался, опасаясь, что его присутствие лишь усложнит роды. Ева не перенесла бешеного темпа, который им пришлось выдерживать, чтобы оторваться от призраков, и в Карнеше у нее начались схватки -- за два месяца до положенного срока. Это давало мало шансов на выживание его щенкам, но Адам предпочитал не думать об этом. Вместе с Евой в женской половине была Кирса, быстро оправившаяся от своих ран, но не от потрясения, вызванного предательством жителей Карнеша, и Анники, которая боялась идти домой, пока не рассветет. Кроме Адама в мужской половине оставался лишь призрак. Урсус, мрачный как туча, ушел во двор, сославшись на то, что ему нужно приготовить самое необходимое к бегству из Карнеша. То же самое, несмотря на ночное время, происходило сейчас во всех других дворах -- люди спешно собирали имущество, ссорясь и ругаясь из-за каждой вещи. Лишь лес давал относительное укрытие от призраков времени, а в лес не возьмешь то, что накопилось в хозяйстве за многие годы.
   В мужской половине избы появилась Анники. Адам тревожно уставился на девушку, чье лицо выдавало усталость и волнение долгой бессонной ночи.
   - Они хорошенькие, -- улыбнулась Анники. -- Колдунья сказала, что это мальчик и девочка. С ними все будет в порядке.
   Шумно выдохнув, Адам исчез за пологом, отделявшим женскую половину от мужской. Вслед за Анники появилась и Кирса. Колдунья казалась смертельно уставшей. Левая половина ее лица, куда попал камень, пылала синевой. Ей больше всего хотелось лечь спать и забыть кошмар, из которого ей удалось спастись только чудом, но сейчас она не могла позволить себе ни минуты сна. Адам в двух словах успел рассказать ей о том, как погиб инквизитор Альварес, единственный человек, который мог уничтожить заразу, охватившую мир людей. Кирса испытала настоящее потрясение, когда узнала, что инквизитора можно оживить, однако осознание того, что сейчас весь хитроумный замысел инквизитора упирается в ее силы и способности, подавляло ее. Через духов земли инквизитор Альварес передал оборотням заклинание, которое могло создать из его останков голема -- точную копию его живого тела. Созданного голема нужно было каким-то образом вознести к небесной тверди, чтобы душа Альвареса, привязанная им к этому миру, почувствовала свое тело и вернулась в него. И вот оборотни пришли к ней вместе с костями инквизитора, текстом заклинания и верой в ее колдовские способности -- которыми, как прекрасно знала Кирса, она не обладала.
   Останки инквизитора лежали в мешке у окна, куда в спешке бросил их Адам. Колдунья протерла глаза и, морщась от боли в разбитой груди, подошла к мешку и, не глядя, достала оттуда одну кость.
   - Великий инквизитор Альварес, -- прошептала она. -- Даже ты, самый могущественный из людей, живущих на земле, в одночасье обратился в прах, столкнувшись с призраками времени. Почему же оборотни, эти несчастные создания, думают, что я за один отпущенный мне день смогу вернуть тебя к жизни?
   Призрак, неподвижно стоявший до этого в углу избы, беспокойно зашевелился. Анники бросила на него странный взгляд и тут же исчезла в женской половине избы. Кирса тем временем положила кость инквизитора в центр комнаты, присыпала ее пеплом, как велело заклинание, добавила несколько капель лампадного масла и начала нараспев произносить слова на незнакомом языке. В комнате мгновенно стемнело, когда появившийся из ниоткуда порыв ветра задул лучину, горевшую на обеденном столе. На том месте, где колдунья разложила ингредиенты для колдовства, вспыхнуло малиновое пламя, и в нем на мгновенье показалась поднявшаяся во весь рост огромная человеческая фигура. Потом фигура начала расплываться, стекая на пол, словно расплавленная свеча, и пламя тут же погасло. Вслед за этим комнату заволокло прогорклым черным дымом, и Кирса, закашлявшись, распахнула ставни и начала махать руками, выгоняя дым наружу. Урсус, наблюдавший за этим из двора, в панике ворвался в дом, решив, что начался обещанный соседями пожар, но Кирса тут же одним жестом успокоила его, а вторым выгнала из избы обратно во двор. Ей хотелось в одиночестве пережить свое поражение и оплакать рухнувшие надежды всего человечества. Заклинание не удалось. Оборотни зря проделали долгий и опасный путь, поверив в ее способности, которых у нее оказалось слишком мало.
   - Твоя проблема не в том, что у тебя недостаточно сил, -- внезапно раздался голос из угла избы.
   Кирса вздрогнула. Наводя заклинание, она совсем забыла про призрака, оставшегося в комнате, к тому же в черном дыму, который заволок все помещение, он стал по-настоящему невидимым. Сейчас же он подплыл к ней почти вплотную, и тут Кирса испугалась по-настоящему. Это был кто-то другой, не тот, чей облик она запоминал на окраине Карнеша у края леса. Из зрелого мужчины в странном пышном костюме призрак превратился в угрюмого юношу с необычайно пронзительными глазами и в простой даже по меркам Карнеша одежде.
   - Не пугайся, -- тихо сказал юноша. -- Эта призрачная оболочка скрывает две души. Я не могу долго разговаривать с тобой и тем более не могу помочь тебе с заклинанием, хотя оно довольно простое. За моей душой охотится Князь тьмы. Чтобы обмануть его, я прячусь за душой того человека, чей облик ты запомнила этой ночью.
   - Кто ты? -- прошептала Кирса.
   - Я был колдуном, который неосторожно продал душу Князю тьмы в обмен на вечную молодость. Он послал призраков времени за тем, что считает своим, и мне пришлось оставить свое старое тело и спрятаться за другой душой. Сейчас я хочу вернуться в этот мир, в тело, которое я заново создал для себя, но это невозможно, пока здесь господствуют призраки времени. Именно поэтому я и хочу помочь тебе.
   - Боюсь, тебе так и не удастся вернуться, -- колдунья опустилась на лавку и начала массировать виски, пытаясь избавиться от тупой ноющей боли в голове. -- Мне не удалось это заклинание, но даже если бы у меня хватило способностей воплотить его в жизнь, я не знаю, как поднять голема под небесный свод. Единственное, что могли предложить оборотни -- это отвести его в горные вершины, но призраки времени не дадут нам даже приблизиться к ним.
   - Ты зря сомневаешься в своих способностях, -- мягко ответил призрак. -- Ты знаешь, от кого ведешь свой род?
   - Я не знаю даже своей матери, -- горько улыбнулась колдунья. -- Я выросла подкидышем.
   - В твоем роду был учитель самого инквизитора Альвареса, которого ты сейчас пытаешься оживить. Это был великий колдун, а до этого гроссмейстер ордена Чаши по имени Хиллард. Знаешь, Князю тьмы еще никогда не удавалось сплести нити в потоке судьбы таким образом, чтобы воцариться в нашем мире. Все потому, что он не умеет обращать внимание на мелочи. Сын Хилларда был страшным убийцей и разбойником, когда его повстречал инквизитор Альварес. По всем правилам инквизитор должен был убить его, но он послушал свое сердце и пощадил сына своего учителя. И тот раскаялся, нашел себе жену, у них народились дети, и так продолжился род Хилларда. Для Князя тьмы эта линия судьбы настолько тонка, что он не замечает ее в общем потоке. Однако именно она может сорвать его план, потому что способности к колдовству передаются по наследству. Сейчас в роду Хилларда именно ты -- наследник его могущества.
   - Что же помешало мне претворить силу заклинания в жизнь? -- растерянно спросила Кирса.
   - Ты разочаровалась в людях, -- покачал головой призрак. -- Сегодня человеческая ненависть едва не убила тебя. Когда ты читала заклинание, подспудно ты помнила об этом и не хотела, чтобы оно сработало. В своей душе ты хочешь обречь на погибель тех, кто сегодня бросал в тебя камни, вот почему заклинание не удалось. Однако не забывай: люди сами по себе не бывает хорошими или плохими. Все мы носим в себе зачатки и зла, и добра. Просто сейчас наступает эра торжества Князя тьмы, и в людях обостряется ночная сторона, все самое темное. В том числе и в тебе.
   - Во мне? -- негодующе вскочила Кирса.
   - Конечно, -- спокойно ответил колдун. -- Не обманывай себя: только что ты позволила своей темной половине взять верх в своей душе, и из-за этого, а не из-за отсутствия колдовских способностей, твое заклинание было безуспешным. Заклинание, которое должно спасти мир, нельзя читать с ненавистью к людям в душе.
   Колдунья потрясенно молчала, пытаясь разобраться в своих чувствах. Она вспомнила, с каким гневом, вспоминая о сегодняшнем унижении, читала она заклинание. Слова призрака, как ни горьки они были, оказались правдой.
   - Неужели власть Князя тьмы над душами так велика? -- наконец, тихо спросила она. -- Неужели и я, и жители Карнеша, и все люди в нашем мире становятся марионетками своих темных желаний по одному мановению его руки?
   - Власть Князя тьмы над душами действительно велика, -- кивнул призрак. -- Но в то же время светлое начало в нас не менее могущественно. Просто низменным инстинктам -- страху, ненависти, гневу -- очень легко потакать, а вот разбудить в людях сострадание и доброту гораздо труднее. Помни об этом, когда будешь повторять заклинание, и тогда у тебя все получится. А сейчас прости меня -- еще немного, и Князь тьмы обнаружит меня, и тогда моему существованию придет конец. Удачи! Я буду рядом.
   Тут же черты призрака начали неуловимо меняться, и вскоре в комнате рядом с Кирсой вновь стоял элегантный, пышно одетый мужчина из другого мира.
   - Можешь ничего не объяснять, -- галантно поклонился призрак мужчины. -- Я видел и слышал все, что говорила несчастная душа, прячущаяся за мной от когтей Сатаны.
   Колдунья нахмурилась, услышав незнакомое имя, но потом решила, что так в мире призрака -- этого, первого призрака -- называют Князя тьмы, и не стала задавать никаких вопросов. За окном уже рассвело, и это означало, что времени у нее оставалось совсем немного. Подойдя к мешку с останками инквизитора, она достала еще несколько костей и продела всю ту же процедуру, что и несколькими минутами раньше. На этот раз все ее движения отличались сосредоточенностью и мрачной уверенностью. Снова в центре вспыхнуло малиновое пламя, и в нем показалась огромная широкоплечая фигура. Однако на этот раз колдовство сработало на славу. Колдовской огонь то гас, то снова появлялся, и с каждым новым языком пламени фигура обретала все более и более человеческие черты. Потом комнату снова заволокло дымом, но на сей раз дым был молочно-белым и пах не гарью, а сладковатым, почти цветочным запахом. Когда он развеялся, то Кирса увидела лежащего ничком на полу голого мужчину. Его грудь равномерно поднималась и опускалась. Голем дышал, и, значит, все было сделано правильно. Из дверного проема за этим колдовством, разинув рот, наблюдал Урсус.
   - Надень на него что-нибудь из своей одежды, -- бессильно выдохнула Кирса, с трудом добравшись до лавки.
   Урсус спешно достал холщовую рубаху и штаны из огромного сундука, стоявшего в углу комнаты, и начал неуклюже надевать их на голема. Тот не шевелился и лишь беспомощно хлопал глазами, озираясь по сторонам невидящим взглядом.
   - И что мы будем с ним делать? -- спросил Урсус, закончив облачение голема.
   - Не знаю, -- призналась Кирса. -- Оборотень сказал, что нужно поднять его к небесному своду. Даже не представляю, как это можно сделать.
   - Я знаю, -- ответил Урсус настолько будничным, повседневным тоном, что Кирса не сразу осознала смысл его слов.
   - Как!? -- воскликнула она, забывая об усталости и вскакивая на ноги.
   - Помнишь, ты пересказывала мне сны, которые видел несчастный юноша Сантер в твоей избушке, когда ты дала ему волшебное зелье?
   - Разумеется, -- вздохнула колдунья. -- Я тоже думала про волшебные крылья, но они здесь не помогут. Голем не сможет подняться на них в воздух, и ни у одного человека в мире -- даже у тебя -- на хватит сил, чтобы поднять его на своей спине.
   - При чем тут крылья, -- с досадой ответил Урсус. Он тоже устал и хотел спать, но, как и Кирса, прекрасно понимал, что ни отдохнуть, ни выспаться в ближайшее время ему не удастся. -- В одном из миров Сантер подглядел, как люди ловят дым в шар из ткани, после чего этот шар воспаряет в небеса.
   - Я помню его рассказ, но я не знаю такого колдовства, которое бы подняло шар из ткани и дыма в воздух.
   - Здесь не нужно никакого колдовства! -- торжествующе сказал староста. -- Дым поднимается вверх сам по себе, это в его природе -- подниматься вверх, и если ткань будет достаточно плотной, то шар, заполненный дымом, поднимется вместе с ним!
   Кирса недоверчиво покачала головой. Весь ее опыт восставал против подобной идеи.
   - Мы только зря потеряем время, -- упрямо ответила она. -- Дым никогда не поднимет шар к небесной сфере, и уж тем более он не сможет поднять вместе с собой еще и человека.
   Вместо ответа староста взял жену за руку и потащил во двор. Кирса злилась на его настойчивость -- ей казалось, что им нужно как можно быстрее покинуть село, только в этом случае у них был хотя бы мизерный шанс проскользнуть вместе с големом инквизитора мимо призраков времени. Правда, даже в случае удачного бегства она слабо представляла себе, как они смогут добраться до гор и тем более забраться на их вершину с огромной и беспомощной куклой на руках.
   Оказавшись во дворе, женщина ахнула от потрясения. Весь хозяйственный инвентарь был раскидан по сторонам, чтобы освободить место для огромного костра, над которым была растянуто неимоверное количество плотной просмоленной ткани. Дым от костра заползал в отверстие, проделанное в ткани, и та то вздымалась, то опадала, как будто дышало огромное чудовище, лишенное сил неведомым колдовством.
   - Когда дым наполнит его целиком, -- объяснил староста, -- он поднимется к небу. Нужно будет лишь отвязать веревки, которые удерживают шар у земли.
   - Откуда все это?! -- удивилась колдунья.
   - Я скупал материю в течение последних месяцев, -- признался Урсус. -- Извини, что пришлось это делать втайне от тебя.
   - Не нужно было скрываться. Мне бы даже не пришло в голову отговаривать тебя, -- недовольно сказала Кирса.
   - Вообще-то я скрывал это по другой причине, -- ответил староста. -- Я хотел сделать тебе сюрприз, а что может быть лучше возможности подняться в небо? Даже для такой великой колдуньи это будет достойным подарком!
   - Я не великая колдунья, -- только и смогла вымолвить Кирса, смущенная и тронутая тем, что сейчас услышала.
   - Рассказывай кому-нибудь другому, -- хмыкнул Урсус, -- особенно после того, что произошло сегодня в нашем доме.
   Кирса призналась себе, что ее муж прав. После сегодняшнего заклинания, а особенно разговора с призраком она понимала: больше ей уже никогда не быть всего лишь деревенской колдуньей, чье мастерство ограничивается лесными травами и простыми заговорами.
   - Ты точно уверен, что он полетит? -- спросила она.
   - Смотри, даже сейчас он уже поднимается в воздух, -- Урсус махнул рукой в сторону воздушного шара.
   И действительно, ткань затрепетала на ветру, когда шар, заполненный дымом едва ли наполовину, медленно воспарил над костром.
   - Мы привяжем голема к этим веревкам, -- сказал староста, -- и потом отрежем их. А там дух инквизитора найдет свое тело.
   - Хотелось бы верить, -- вздохнула Кирса и тут же насторожилась. В воздухе вдруг появился здесь запах тины и гнилых водорослей, которому здесь, вдали от озера, просто неоткуда было взяться. -- Ты чувствуешь это? -- спросила она у мужа и, оглянувшись на него, вздрогнула, когда поняла, что Урсус застыл в напряженной позе и не отводит настороженный взгляда от чего-то за ее спиной. Резко обернувшись, колдунья вскрикнула. У ворот, ведущих с улицы в их двор, застыл водяной, причем, судя по украшениями, это был не простой воин, а один из вождей, правивших Великими озерами.
   - Я пришел без злого умысла, -- мрачно заявил водяной, не выказывая ни тени удивления по поводу огромного шара, наполнявшегося дымом от костра. -- Призраки времени уже почти добрались до Карнеша. Водяной народ готов укрыть вас на острове, где вы будете в безопасности.
   - Все село? -- потрясенно спросил староста. Даже в самых безумных мечтах он не мог представить себе, что водяные когда-нибудь пустят людей плавать по водам, которые они считали своими.
   - Только вас, -- отрезал водяной. -- Остальные пусть спасаются сами.
   - Понятно, -- скривился Урсус. -- Но как мы воспользуемся вашим предложением? В селе нет ни одной лодки.
   - Мы пригнали на берег торговый плот. Вас будут ждать пять самых сильных воинов, которые отгонят плот к острову.
   И не дожидаясь ответа, водяной выскользнул на улицу. Передвигался он удивительно проворно для существа, у которого вместо ступней на ногах были ласты. Впрочем, их ловкость я уже ощутил на своей шкуре, мрачно подумал Урсус, ощупывая шрам на левом боку. В тот день, когда водяной проткнул его своим трезубцем, Урсус был как никогда близок к смерти, и лишь снадобья Кирсы вытащили его с того света. А сейчас водяные предлагают им спастись и для этого сами пригласили их в свои владения. Почему?
   - Они ненавидят Князя тьмы, -- ответила Кирса, с легкостью догадавшаяся, о чем думает ее муж. -- Его враги сразу становятся их друзьями.
   - Черт! -- выругался Урсус -- он никак не мог привыкнуть к проницательности своей жены.
   Колдунья улыбнулась и поцеловала его в щеку. Ее настроение, наконец-то, улучшилось. Все, казалось, складывалось как нельзя лучше.
   И в этот момент сквозь дверь избы выплыл призрак, на лице которого читалась явная обеспокоенность. Словно не заметив огромный шар из ткани, который все больше и больше наполнялся дымом от костра, он подлетел к Кирсе с Урсусом и выпалил:
   - Анники ушла.
  

* * *

  
   По словам оборотней, девушка покинула дом еще утром, едва только рассвело. Занятые щенками, они не обратили на это внимание и уж тем более не стали удерживать Анники. Урсус высказал предположение, что Анники решила вернуться домой и вместе с семьей уйти в лес. В конце концов, она была членом семьи Арто, пусть и опороченной нечистой связью с водяным. Кирса, услышав это, вспыхнула, и старосте пришлось оправдываться и убеждать ее, что сам он не видит в этом ни вины девушки, ни тем более ее греха, но так думают все остальные жители Карнеша, и с этим приходится считаться. Призрак потребовал, чтобы ему рассказали эту историю, и Кирса, собирая в узелки свои снадобья, травы и настойки, поведала ему о том, как Анники выкрал вождь водяных вместо девушки, назначенной ему в жены, как она жила с ним несколько недель, пока кузнец-подмастерье не смастерил волшебные крылья и не выкрал ее обратно, про ее колдовской сон и про то, как после пробуждения она превратилась в парию, отвергнутую всей деревней и даже собственной семьей.
   - Жестокое наказание за преступление, которое она не совершала, -- заметил призрак, когда Кирса окончила свой рассказ.
   - Местные жители думали иначе, -- угрюмо ответила колдунья. -- Однако нам пора. Уже далеко за полдень, и призраки времени вот-вот появятся здесь. Урсус! Помоги мне вывести голема к твоему шару. И моли Господа, чтобы он действительно полетел!
   Слова Кирсы оказались пророческими. Едва они вышли во двор, ведя под руки бессмысленно улыбающегося голема, как со стороны дороги, ведущей из Карнеша в Тильзунд, раздался истошный крик. Звучал в нем такой смертельный ужас, что невозможно было сказать, кричит ли мужчина или женщина. Потом он перешел в хрип и оборвался. Однако этот крик тут же подхватили другие голоса, и Кирса в панике обернулась к Урсусу и закричала:
   - Они уже здесь! Мы не успеем!
   Вместо ответа староста заключил голема в объятия и потащил его к шару, по пути приказав колдунье:
   - Веди сюда всех остальных.
   Кирса скрылась в доме. Урсус дотащил голема до костра, который к этому времени почти погас, и бросил его на землю рядом с ним.
   - Сейчас не до нежностей, -- буркнул он, словно извиняясь перед бессловесным существом.
   Шар рвался к небу, и лишь веревки, привязанные к дому и сараю, удерживали его. Еще одной веревкой Урсус стянул края отверстия, через которое он наполнил шар дымом, чтобы тот не уходил наружу. Теперь, решил он, шар готов к полету. Он оглянулся на голема. Как привязать его к шару? Если бы у него было немного времени, он мог бы сделать что-нибудь вроде корзины, в которую голема можно было бы просто посадить. Сейчас же придется ограничиться одними веревками. Подняв голема, он набросил ему одну веревку на грудь, затянул ее под мышками, вторую обвязал вокруг пояса и еще по одной привязал к запястьям рук. Две последние веревки он ослабил, чтобы голем не повис в полете на руках. Кирса тем временем уже выходила на улицу, за ней появился Адам и измученная Ева, сейчас принявшая человеческое обличие и бережно прижимавшая к груди два серых пушистых комочка. Увидев потрясенные выражения их лиц, Урсус мимоходом подумал, что хотя бы оборотни искреннее удивились его творению. Сняв с пояса нож, он подошел к последней веревке, удерживающей шар у земли. Она была натянута так сильно, что казалась сделанной из стали. Урсус перерубил ее превосходно наточенным лезвием, и шар устремился вверх. Все, словно зачарованные, смотрели, как он медленно уменьшается, поднимаясь в небесную высь. Скоро он должен оказаться под небесной сферой, где душа инквизитора, наконец, сможет вернуться в свое тело.
   - Чтобы мы могли насладиться местью инквизитора, -- прервала благоговейное молчание Кирса, -- я предлагаю как можно быстрее оказаться на берегу.
   - А где призрак? -- вдруг спросил Урсус.
   - Он ушел в Карнеш. Сказал, что проверит, действительно ли Анники бежала из села вместе со своей семьей, -- ответила колдунья.
   - Он не знает, где ее дом, -- заметил староста.
   - Я объяснила ему, -- вздохнула Кирса. -- Уговаривать его было бессмысленно. Анники уже живет в его сердце.
   - Вольному воля, -- рассудил Урсус. -- Быстрее на берег!
   Крики вокруг стихли -- то ли призраки времени уже добрались до всех тех, кто не успел покинуть Карнеш, то ли люди молчанием надеялись обмануть своих палачей и все-таки выбраться из села, превратившегося в смертельную ловушку. По дороге к берегу им пришлось обойти несколько кучек костей, припорошенных серой пылью, напоминавшей пепел. Кирса с ужасом осознала, что еще несколько минут назад это были живые люди, тщетно пытавшиеся скрыться от призраков времени. Им самим повезло куда больше -- призраки не попались на их пути вплоть до самого озера. Лишь когда они вступили на прибрежный песок и увидели плот, на котором четыре раза в год люди и водяные сходились на торг и обменивались своими товарами, за их спинами послышался зловещий свист. Кусты, растущие вдоль полоски берега, раскрасились во все цвета радуги, когда из-за них на прибрежный песок выплыли призраки времени. Люди и оборотни в несколько гигантских прыжков оказались на плоту, и вода рядом с ним тут же забурлила, когда водяные потащили плот прочь от берега. Их преследователи даже не стали приближаться к воде. Они могли пересечь ручей или небольшую речку, но озера и тем более моря были для них непреодолимым препятствием. Разочаровано шипя, призраки времени заскользили обратно в Архавик, чтобы поглотить последнюю оставшуюся в нем живую душу.
  

* * *

  
   Покинув дом Урсуса, призрак поспешил по маршруту, который описала колдунья. На пути ему не встретилось ни единой живой души. Все жители либо покинули Карнеш, либо лежали в дорожной пыли кучками костей и праха. Он не видел и не слышал ни коров, ни овец, ни даже собак. Все животные в панике бежали прочь из села, инстинктивно чуя абсолютное зло, которое пришло вместе с призраками времени.
   В доме, где жила Анники, царил полный беспорядок. Кухонная утварь, инструменты, одежда -- все было разбросано по полу и скамьям вперемешку с дешевыми украшениями, детскими игрушками и сотней других вещей, неизменно присутствующие в деревенских домах. Из этого беспорядка нельзя было понять, действительно ли Анники покинула Карнеш вместе со своей семьей. Призрак нашел сундук с одеждой, которая явно принадлежала девушке. Внутри были сарафаны, рубашки, платки, и все лежало нетронутым, но это ни о чем не говорило: Анники, скорее всего, ушла без них, ведь в бегах не будешь наряжаться и красоваться перед мужчинами. Тем более что людская злоба и жестокость судьбы давно отняли у нее это невинное девичье развлечение.
   Вернувшись во двор, он задумался. Кирса предупредила его, что водяной народ, обещавший укрыть их от призраков времени, будет ждать на берегу озера. Раз уж Анники действительно ушла из Карнеша, ему тоже больше не было смысла оставаться здесь, и он решил пойти к озеру, надеясь успеть до того, как колдунья и все остальные отплывут от берега. Однако едва призрак вышел со двора, как услышал глухой собачий лай и резко остановился. Этот лай был ему знаком, а ведь в этом мире он успел познакомиться только с одним псом. Он ринулся напролом сквозь чьи-то дворы и дома, благо ни заборы, ни стены не были для него препятствием. Пройдя сквозь очередной забор, он обнаружил, что вернулся к дому Урсуса и Кирсы. Лай старого мастифа Анники слышался теперь совсем неподалеку, чуть выше по улице, и призрак устремился туда.
   То, что он увидел, свернув за очередной поворот улицы, потрясло его своей нечеловеческой жестокостью. Кто-то из жителей Карнеша, уходя в лес, встретил спешившую домой девушку и решил отыграться на ней за то чувство бессилия и унижения, которое он испытал, когда этой ночью ему не позволили сжечь на костре колдунью Кирсу. Он не пожалел драгоценного времени, чтобы скрутить девушку и крепкой веревкой привязать ее к ближайшему забору. Его односельчане, шедшие следом, радовались этой бессмысленной жестокости, и никто не подошел и не освободил ее. Анники в кровь изрезала руки, пытаясь освободиться, но все было тщетно. Когда вокруг начали раздаваться крики людей, умирающих в объятиях призраков времени, девушка упала на сырую от росы траву и тихо заплакала. Крики стихли, призраки времени так и не появились, от усталости и нервного напряжения Анники провалилась в полузабытье и очнулась лишь тогда, когда рядом послышалось столь знакомое ей тяжелое дыхание. Девушка подняла голову и увидела, что рядом с ней, вытянув передние лапы и положив на них морду, лежит ее старый пес и глядит на нее печальными и умными глазами.
   - Абакус, уходи, -- попыталась уговорить она мастифа. -- На этот раз мне уже не спастись. Уходи, пожалуйста!
   Но, как и этой ночью, пес лишь отвернул морду, не сдвинувшись с места. Анники снова заплакала. Ей было жалко и себя, и бедного Абакуса, который пришел умирать вместе с ней. Прошло еще немного времени, и вдруг мастиф вскочил и зарычал с яростью и злостью, как рычал он ночью на волков, окруживших их на поляне в лесу. Анники вскочила и увидела, что со стороны озера к ней плывут три призрака времени. Абакус сорвался на лай и начал пятиться, пока не уперся в ее ноги. Девушка почувствовала, что мастиф дрожит от первобытного ужаса, и это потрясло ее больше, чем осознание неизбежной смерти. На ее памяти старый пес никогда не проявлял ни малейшего признака страха.
   - Абакус, ты еще успеешь! -- крикнула ему Анники. -- Беги!
   Голос девушки вызвал обратную реакцию. К мастифу вернулась прежняя злость, он сделал несколько шагов вперед и снова зарычал, стыдясь своей минутной слабости. От призраков времени их отделяло не более двух дюжин локтей, когда на улице между ними вдруг возник еще один призрак -- тот, кого она встретила этой ночью.
   - Отродья Сатаны! -- прошипел мужчина, срывая с пояса пистолет.
   Призраки времени остановились, удивленные его неожиданным появлением. Они чувствовали, что вставшая перед ними фигура пришла из другого мира и была не так беззащитна, как люди из плоти и крови. Чтобы не оставить своему новому противнику никаких шансов, призраки начали окружать его. Мужчина тем временем забил в пистолет первый заряд, навел его на призрака, который во время своих маневров оказался ближе всех к привязанной девушке, и выстрелил.
   Оружие, пришедшее из другого мира и ставшее таким же призрачным, как и его хозяин, не причинило бы ни малейшего вреда живому существу, однако сейчас его эффект превзошел все ожидания. Призрака отшвырнуло на несколько локтей назад, когда огромная свинцовая пуля прошила его насквозь, оставив за собой две рваные раны. Беспокойное биение его тела тут же замедлилось, яркие радужные краски побледнели и вскоре превратились в один тускло-серый цвет. Еще мгновение, и призрак времени застыл каменным изваянием посреди пустынной улицы. Двое оставшихся отчаянно бросились на своего противника, но тут раздался второй выстрел, и еще один призрак времени замер, когда его краски увяли вместе с угасшим биением его тела. Однако третий был слишком близко, чтобы перезарядить пистолет еще раз. Мужчина сунул его обратно за пояс и вытащил из ножен шпагу.
   - Я надеюсь, это оружие окажется таким же смертельным для тебя, -- сказал он сквозь зубы.
   Последний призрак времени зашипел в ответ и бросился на него. Мужчина рубанул наотмашь и отскочил с радостным воплем. Призрачное лезвие рассекло призрачную же оболочку его противника с такой легкостью, словно она была сделана из пергамента. Из огромной раны заструились искры, тут же бесследно растворяясь в воздухе. Несколько мгновений -- и третий призрак времени, как и два других, превратился в каменное изваяние, торчавшее посередине улицы.
   - Берегись, еще один сзади! -- раздался отчаянный девичий крик, но было слишком поздно. Боковым зрением мужчина успел заметить тянущиеся к его голове когти. В последний момент он попытался отмахнуться шпагой, она провалилась во что-то мягкое, но тут же он почувствовал, как страшная боль раскалывает левое плечо, и понял, что лежит на дороге, сваленный страшным по силе ударом. Спасло его последнее судорожное движение шпагой -- призрак времени сейчас пятился назад, сжимая руками рану в груди, сквозь которую утекала в эфир драгоценная жизненная сила. Мужчина поднялся на ноги и вдруг пошатнулся, когда его память взорвалась тысячами образов, имен, событий. Все воспоминания, забытые при путешествии между мирами, возвращались сейчас к нему под действием силы Хроноса.
   - Ты едва не убил меня, но зато твое прикосновение вернуло мне память, отродье! -- взревел мужчина. Внезапное возвращение памяти наполнило его яростью. -- Не дело королю Густаву Адольфу умирать от рук проклятого Господом создания!
   Анники с испугом и восторгом смотрела на молниеносные и отточенные движения, которыми он заряжал пистолет. Призрак времени снова бросился к своему противнику. Его рана оказалась не смертельной, и сейчас он был твердо намерен разделаться с надоедливым существом, уже убившим трех из его собратьев. Он успел приблизиться к мужчине на расстояние вытянутой руки.
   - Аминь, -- сказал Густав Адольф и выстрелил в упор.
   Этим оружием он вооружил свою кавалерию перед вступлением в Тридцатилетнюю войну, и оно не раз выручало его войска на полях сражений с Католической лигой. Выручило оно его и сейчас, когда четвертый призрак превратился в каменную статью, в груди которой зияла огромная дыра с рваными краями. И тут же, лишая Густава хотя бы мгновенья торжества, на другом конце улицы появилась темная масса, сиявшая всеми цветами радуги. До Карнеша, наконец, добрались основные силы призраков времени.
   - Нам нужно бежать! -- крикнул он, подплывая к Анники.
   - Я не могу освободиться! -- плача, ответила она. -- Веревка привязана слишком крепко.
   Густав беспомощно оглянулся. Он не мог оставить девушку на страшную смерть в когтях призраков времени, слишком тесно переплелись их судьбы за тот неполный день, что он провел в этом мире. Если уж ей суждено сегодня погибнуть, он найдет забвение -- ведь смерть он уже встретил -- вместе с ней.
   В небе мелькнула черная тень, и на забор, к которому была привязана Анники, неуклюже опустился огромный нетопырь. Девушка шикнула на него, но нетопырь, не обращая на нее никакого внимания, вдруг набросился на веревку и начал ее грызть и рвать когтями. Не прошло и минуты, как Анники была свободна. Нетопырь пискнул, поднялся в воздух и завертелся над ними, словно ожидая, куда они пойдут.
   - К озеру! -- скомандовал Густав, указывая шпагой туда, где, по его мнению находился берег.
   К его удивлению, Анники побежала в другую сторону. Абакус захромал вслед за ней. Рассудив, что девушка знает Карнеш гораздо лучше его, Густав поплыл вслед за ними. Над их головами неуклюжими зигзагами летел нетопырь и беспокойно пищал. Они миновали несколько дворов, когда Анники резко остановилась. Со стороны берега на них надвигалась еще одна толпа призраков времени. Они попытались уйти в сторону, но и там их поджидали переливающиеся радужными цветами призраки. Отродья демонов Хроноса шли в Карнеш со всех краев этого мира, чтобы не позволить воскреснуть тому единственному человеку, который мог покончить с ними. Разочарованные неудачей, они были твердо настроены не упускать хотя бы ту добычу, которую успели загнать в угол.
   Девушка, призрачный король и старый мастиф стояли, окруженные многотысячной толпой призраков времени, у деревенской часовни. Именно здесь закончились их тщетные попытки сбежать из Карнеша. Разноцветное море окружало их, постепенно стягивая кольцо. Густав заряжал свои пистолеты. По древней воинской традиции он хотел, чтобы враг сполна заплатил за свой успех. Анники же, как ни странно, чувствовала умиротворение. Судьба все-таки свела ее с королем, пусть и призрачным, и теперь ей было не так страшно расстаться с жизнью.
   Густав выбирал из толпы призраков тех, кому достанутся две его пули, когда на пыльную землю у их ног упала конец веревки. Сама веревка уходила вверх, к небу, и когда Анники и Густав с удивлением подняли глаза, они увидели, что над сельской часовней висит воздушный шар, который унес с собой голема инквизитора. Темная фигура все еще висела на веревках под шаром, и на какое-то мгновение люди испытали острое разочарование, когда подумали, что шар упал на землю, так и не доставив инквизитору Альваресу его тело. А потом их оглушил голос, раздавшийся над головами:
   - Пусть девушка обвяжет себя веревкой по поясу и груди.
   Девушка благоговейно перекрестилась и потянулась к веревке, но тут же снова подняла голову и прокричала:
   - А как же Абакус!?
   С неба упала вторая веревка. Анники трясущимися руками пропустила его под грудью мастифа и начала для верности обматывать его ноги, чтобы пес не рухнул на землю во время полета.
   - Не торопись, -- снова послышался голос. -- Я окружил вас охранным заклинанием. Оно будет действовать недолго, но его хватит для того, чтобы мы смогли улететь отсюда на этом волшебном шаре.
   Густав присмотрелся -- призраки действительно образовали вокруг них идеальный круг, словно часовня была окружена невидимой, но от этого не менее прочной стеной.
   - Я не смогу уцепиться за веревку, -- сказал он, снова поднимая голову вверх.
   Где-то в вышине раздался смех.
   - Призрак, все это время ты мог в любой момент воспарить в воздух. Ты все еще неподвластен законам этого мира, и пришло время этим воспользоваться!
   - Все еще? -- удивился Густав.
   - Разумеется. Разве тебе не говорил об этом тот, кто прячется за твоей душой?
   Густав порылся в своих недавно обретенных воспоминаниях. Перед смертью в своем мире он получил самое странное предложение, которое ему когда-либо доводилось выслушивать. Он согласился, и наградой за это действительно должно было стать новое смертное тело. Густав оглянулся на Анники. Девушка уже привязала к шару и себя, и храброго пса, дважды заслонявшего ее от смертельной опасности. Когда они станут жить вместе, он выкупит мастифа у ее отца. Пусть старый пес заснет последним сном рядом с той, ради которой он сегодня так смело жертвовал своей жизнью.
   - Поднимаемся! -- воскликнул инквизитор.
   Шар осветился изнутри, когда Альварес зажег в нем огонь. После того, как его душа вернулась в тело, он поначалу испугался, обнаружив, что висит над облаками, привязанный веревками к огромному шару из ткани. Испуг продолжался недолго. Альварес почти сразу вспомнил, как призраки времени заманили его в ловушку в Архавике, как ему в голову пришел сумасшеший план и как он отпустил свою душу, чтобы ее не поглотили призраки времени вместе с его смертным телом. И вот он снова жив. Альварес быстро разобрался, что именно огонь управляет воздушным шаром. Если он загорался внутри, шар поднимался вверх, если же инквизитор с помощью несложного заклинания остужал шар, тот стремительно несся вниз. Опустившись к земле, Альварес подозвал нескольких духов ветра и заставил их нести шар обратно в Карнеш. Он успел вовремя.
   - Куда мы летим? -- робко спросила Анники.
   Абакус жалобно скулил, наблюдая, как под его лапами медленно плывут дома и деревья. За одну из веревок уцепился и нетопырь, чья помощь так помогла им в Карнеше. Призрачный король скользил рядом с ними. У него полет вызывал ощущение восторга. В своей прошлой жизни, глядя на морских птиц, он не раз мечтал о том, чтобы оторваться от земли, и вот его мечта сбылась. Лишь Анники было немного не по себе -- у нее полет ассоциировался с дурными воспоминаниями. Это ощущение усилилось еще больше, когда она поняла, что шар покинул Карнеш и полетел над бескрайней гладью Великих озер.
   - Не пугайся, водяные и пальцем не тронут тебя, -- успокоил ее инквизитор. -- С сегодняшнего дня они будут считать за честь жить рядом с людьми. Никаких свадеб с водяными тоже больше не будет.
   - Разве обязательно лететь именно туда? -- жалобно спросила девушка.
   - Сейчас там -- единственное безопасное место, где я могу оставить вас, не опасаясь появления призраков времени, -- ответил Альварес. -- Предстоит еще много работы, и мне придется отлучиться самому и ненадолго забрать твоего ангела-хранителя и суженого.
   Анники оглянулась на призрака, наслаждавшегося полетом, и покраснела. Неужели она действительно встретила мужчину, который нашел место у нее в сердце? Однако поразмышлять над этим ей не удалось. Под ногами у них показался желтый песчаный пляж, и воздушный шар начал медленно опускаться. К ним навстречу бежали четыре фигуры -- две мужских и две женских. Это были те, кому Альварес был обязан своим воскрешением, и по ошеломленным лицам людей и оборотней инквизитор понял, что, прежде чем приступить к очищению этого мира от слуг Князя тьмы, ему придется поведать им длинный и невероятный рассказ.

Эпилог

  
   Три человека стояли на поляне в самом центре владений лесного народа. За деревьями, окружавшими поляну, радостно ухали лешии и иногда от переизбытка чувств кидались в них шишками. Люди на них не обижались. Еще недавно все они были бесплотными духами и сейчас радовались каждому мгновению своего существования, даже попаданию шишки в спину или шею. Акселис и Густав Адольф с необычайной остротой ощущали все свои движения, вплоть до дыхания, насколько необычным казалось им пребывание в новом теле. Альварес испытывал несколько меньший восторг. В конце концов, он вернулся в собственное тело, да и времени свыкнуться с ним у него было больше, чем у Акселиса и Густава, которые обрели свои тела только что. К тому же мысли, в которые он был погружен, не способствовали чрезмерному энтузиазму.
   - Если вам, инквизитор, потребуется моя помощь в уничтожении призраков времени, -- наконец, обратился к нему Акселис, -- то я с удовольствием прерву свое уединение. Настало время применить знания, которые я копил две тысячи лет.
   - У меня большой военный опыт, -- поддержал его Густав. -- Под моим началом была лучшая армия моего мира. Вместе с вами, инквизитор, мы бы могли организовать величайший крестовый поход из тех, что когда-либо знало человечество.
   Альварес усмехнулся, представив себе эту картину.
   - Спасибо за ваши предложения, -- задумчиво ответил он после недолгого молчания, -- возможно, в какой-то момент ваша помощь действительно потребуется. Однако никакого крестового похода не будет, потому что я не собираюсь лично сражаться с призраками времени.
   Если бы в этот миг разверзлась небесная твердь и труба архангела Михаила возвестила о начале Судного дня, Акселис с Густавом и то были бы потрясены меньше, чем услышав эти слова инквизитора. Чтобы предупредить их бессвязные вопросы, Альварес продолжил:
   - Мы втроем действительно могли бы стереть с лица земли всех призраков времени. Однако пройдет какое-то время, и Князь тьмы придумает очередной зловещий план, и наш мир снова погрузится в хаос и разрушение. Души людей слишком открыты злу. Вспомните, как быстро они теряли человеческий облик, едва тьма начинала брать верх над добром. Люди привыкли, что над ними всегда есть что-то, являющееся мерой их поступков. Если это церковь, то они волей-неволей подчиняются ее заповедям, но если торжествуют силы зла, то те же люди в своих поступках забывают о морали, а помнят лишь о вседозволенности и безнаказанности.
   - Вы правы, инквизитор, -- печально согласился Густав, вспомнив привязанную к забору Анники, -- но что с этим можно сделать?
   - Нужно, чтобы каждый из них встал лицом к тьме и почувствовал свою личную ответственность за будущее нашего мира. Сегодня я произнесу имена всех жителей Архавика, чья кровь течет в жилах призраков времени. Тогда могущество призраков ослабнет настолько, что люди смогут справиться с ними. Для этого им придется найти в своих сердцах волю и мужество, но когда они поймут, что в их силах остановить нашествие тьмы, они изменятся навсегда, и в следующий раз Князь тьмы не найдет дорогу в их души и в наш мир.
   - У людей все равно должен быть лидер, -- возразил Акселис. -- Кто-то должен вести их за собой, иначе они падут духом и отчаются.
   - Каким бы ни был лидер, люди за его спиной превращаются в толпу, -- ответил Альварес. -- Сейчас настал тот момент, когда каждый человек должен лично взглянуть тьме в глаза и сделать свой выбор. Не мой и не ваш -- свой собственный. Это не время для толпы.
   Акселис и Густав долго молчали, осмысливая слова инквизитора.
   - Простым людям не под силу такое деяние, -- вздохнув, вымолвил колдун. -- Но даже если они найдут в себе то мужество, на которое вы надеетесь, пройдет несколько поколений, и время сотрет память о том, как люди вставали, и бросали вызов тьме, и побеждали ее. Потомки забудут о том, какой ценой был куплен мир, в котором нет темных сил. Они поддадутся страстям, впустят в свои души Князя тьмы, и все вернется на круги своя. Так стСит ли это жизней тех тысяч людей, которые падут в боях с призраками времени, прежде чем будет одержана победа? Мы сделаем то же самое быстрее, легче и без жертв, которые в итоге окажутся бесполезными.
   - Я многое повидал за последнее время, -- усмехнулся Альварес. -- И проклятый город Архавик научил меня тому, что человеческая память может быть сильнее времени. Если у людей хватит сил на этот подвиг, он останется в веках. Сколько бы ни сменилось поколений, каждое из них будет соизмерять свои поступки с событиями этих лет.
   - Тогда, инквизитор, я хотел бы попросить вас, чтобы вы оживили этот волшебный шар и отправили меня обратно на остров, откуда мы прилетели, -- сказал Густав. -- Возможно, моя помощь и не требуется этому миру, но есть как минимум одна юная дева, которая нуждается в моей поддержке и, -- он на мгновение замялся, -- любви.
   - Разумеется, король! -- воскликнул Альварес. -- Уважаемый Акселис, вы, как я понимаю, также возвращаетесь на Великие озера?
   - Да, моя любимая тоже ждет меня, -- кивнул колдун. -- К тому же призраки времени еще наверняка бродят вокруг Карнеша. Когда вы произнесете свое заклинание, я не откажу себе в удовольствии уничтожить нескольких из них. В этом деле нельзя тянуть, -- улыбнулся, наконец, и он, -- а то вдруг люди проявят излишнюю резвость и перебьют их всех, прежде чем я раскачаюсь и осмелюсь сам встретиться с ними лицом к лицу.
   Альварес рассмеялся и щелкнул пальцами, вызывая заклинание святого огня. Воздушный шар, давно опавший и лежавший на поляне грудой тряпок, затрепетал, когда горячий воздух начал вновь наполнять его. Когда Акселис и Густав привязали себя к шару, инквизитор вызвал духов ветра и приказал им отнести шар обратно на Великие озера, на остров, где с нетерпением ожидали их возвращения. Вечно юный колдун и король из другого мира махали ему рукой, пока шар медленно скрывался за верхушками вековых елей, но Альварес их уже не видел. Взор его был устремлен в пространство эфира, где суетились астральные духи, принося ему имена давно забытых жителей Архавика.

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"