- Войдите, - услышала я хорошо поставленный низкий голос. Толкнула дверь.
- Присаживайтесь, - следователь поднял на меня узкие карие глаза, - я старший следователь прокуратуры Чой Игорь Гынович.
Я еле сдержалась, чтобы не хмыкнуть. Коротко стриженные черные волосы дознавателя, тонкая кость вкупе со скуластым характерным лицом явственно говорили об онницевских корнях. Интересно, имеет ли отношение к выбору следователя моя анкета в социальной сети под названием "вместе", единственной, где я формально присутствую. Благодаря Маринке, разумеется. Именно ей с год назад пришла в голову оригинальная идея представить меня, так сказать, сетевому сообществу. По велению ее левой пятки в поле "интересы" у меня значатся "горячие онницевские парни", а также "онницевские сериалы". Ни к тем ни к другим я ж интереса не испытывала, но Маринка таким образом надеялась привить мне эти модные нынче в женской среде интересы.
- Прошу, - следователь кивнул на небольшую коробочку сканера ауры. Я вздрогнула, заметив лежащий рядом стам-подчинитель. Послушно положив правую ладонь на гладкую поверхность сканера, я почувствовала, как каретка считывателя зашевелилась под пальцами, обдав кожу теплом. Дознаватель тут же повернулся к монитору компьютера.
- Катерина Стрижанова, - медленно прочитал он, - двадцать один год, студентка МФТИ пятого курса. Проживаете по адресу проспект Левифанова, дом тридцать три, квартира четыре. Подрабатываете маг-программистом в компании "Леприкон".
- Уже не подрабатываю, - уточнила я со вздохом, - меня уволили.
Чой оторвал взгляд от монитора, и я поспешила отвести глаза, едва заметила легкую пульсацию зрачков следователя. Тот, как и ожидалось, оказался менталистом.
- У вас неэкранированный синдром Цефеиды, - цокнул языком дознаватель после непродолжительного молчания. Я напряглась, ожидая расспросов на предмет почему, мол, этого нет в базе. Внятного ответа на вопросы, мол, откуда у меня столь внезапно и столь вовремя взялся врожденный синдром Цефеиды, почему его не обнаружили двадцать лет назад при моем рождении (как это обычно происходит) и как он за все это время ни разу себя не проявил, у меня не было. Но по счастью, Чой решился отделаться лишь констатацией факта. Отодвинув монитор в сторону, он достал из стола лист бумаги, перьевую чернильную ручку и принялся писать, по всей видимости, протокол допроса.
- Вы были знакомы с этой девушкой? - на стол передо мной легла цветная глянцевая фотография.
Я взяла симок в руки, пригляделась и вздрогнула. На фотографии была запечатлена Инга. Мертвая, распластанная, с закатившимися глазами и спекшимися от высыхающей пузырчатой слюны губами. Длинные белесые волосы взбитой соломой рассыпались по пыльному ковролину. Осыпавшаяся тушь залегла под веками, жутко обрисовав контуры глазниц черепа. Боги, вот уж и правда, до чего же смерть способна изуродовать!
- Да, - голос враз просел и осип, - это Инга Кузина. Секретарша из деканата.
- Вы хорошо ее знали? - голос следователя был ровный и спокойный как у автоответчика в банке.
- Совсем не знала. Я видела ее только раз, когда на той неделе в деканат зашла за допуском на лекцию.
И вот тут вопросы посыпались из следователя как макароны из дырявого пакета. И что это была за лекция, зачем на нее мне понадобился допуск и почему Кузина не хотела мне его давать. И как же я его умудрилась из нее все-таки выбить. И где теперь та запись на телефоне, которой я шантажировала Кузину. Пришлось рассказать про чашку кофе, выплеснутую на Вельса и как я стала свидетельницей амурной отставки, выданной Инге по телефону.
Тут Чой поставил на бумагу чернильную кляксу, и принялся колдовать над ней с листом промокашки. На пару минут в комнате повисла тишина. Я украдкой из-под длинной челки (так, чтобы не встретиться глазами) продолжала рассматривать своего дознавателя. Казалось, на вид ему было лет тридцать. Худой, жилистый. Запястья тонкие, но не слабые. Руки ухоженные, ногти подпилены. А вот костяшки на руках сбиты - видимо господин Чой блюдет интересы предков и в свободное от работы время занимается каким-нибудь нетривиальным этническим мордобоем.
- Екатерина Алексеевна, - Чой вдруг резко поднял голову, застав меня в врасплох, - Я вынужден задать вам личный вопрос, который может показаться вам неприятным. Однако, это необходимо для следствия. Скажите, вы вступили в близкие отношениях с Филиппом Вельсом?
Вопрос был ожидаем и вполне логичен. Но я все равно оказалась не готова.
- Ну же, - подбодрил следователь, - не бойтесь. Это не войдет в протокол.
Металлический корпус ручки ударился об столешницу с тихим стуком, отозвавшимся у меня в ушах гулким многоярусным эхом. Снова больно кольнуло в затылке. И в тот же миг узкие глаза сидевшего передо мной Чоя, вдруг поменяли форму, став миндалевидными. Радужка выцвела, сделавшись серой. Вытянулось лицо. Короткие волосы отросли и упали на высокий гладкий лоб Филиппа Вельса. Я опешила, отпрянула назад и наткнулась лопатками на шершавое дерево стены. Испуганно оглядевшись, я поняла, что кабинет следователя исчез, и опять нахожусь в уже знакомой мне комнате. Гран-маг шагнул ближе, и почувствовала, как властные сильные руки подхватывают меня под бедра, приподнимают над землей, еще сильнее вжимают в стену. В носу защекотал знакомый приятный запах. Я выставила вперед руки в попытке оттолкнуть Филиппа, вырваться, но едва пальцы только коснулись горячей кожи груди, как под кожей вспыхнул жар. Сердце бешено забилось. Перед глазами все поплыло. Помимо воли, мои ладони заскользили вверх по груди Филиппа, и уже через секунду я страстно обнимала гран-мага за шею.
Очнулась я уже на улице, ступеньках прокуратуры. В онемевших пальцах мерз телефон, мигавший последней палкой аккумуляторе. Судя по тому, как заиндевели уши, стояла я тут уже порядочно. Вон и недавние курящие полицейские, все также куковавшие у урны, начали поглядывать на меня с интересом. Не желая и дальше привлекать их внимание, я быстро слетела по скользким ступенькам и поспешила завернуть за угол.
Оказалась я во дворе жилого дома. Обычном дворе, с цветными скамейками на пестрой детской площадке. Укутанные в платки и яркие шарфики детки под пристальным надзором бабушек с восторженными визгами скатывались с жестяной горки. Две пухленьких девочки лет пяти в одинаковых розовых шапочках с помпонами деловито лепили снежную бабу.
Я неспешно подошла к одной из скамеек и тяжело опустилась на нее, схватившись за голову. Странно, я совсем не помнила, чем завершился наш с Чоем разговор. Что за странные провалы в памяти? Не могла же я на допросе уснуть!
Закрыв глаза, я сосредоточилась и попыталась все-таки эту самую память напрячь. Но увы, как я ни морщила лоб, ни терла виски - та напрочь отказывалась сотрудничать. Четкие воспоминания обрывались именно в тот момент, когда Чой поинтересовался степенью близости наших с Филиппом отношений. Потом, кажется, снова привиделся полуголый Вельс и все! Пустота! Я не помнила, ни что после этого говорила, ни что подписывала. Да что подписывала, я не помнила даже, как я из здания вышла!
Мне стало страшно! Вдруг следователь выбил из меня признательные показания?
- Нет-нет! Стоп, паранойя! - успокоила я саму себя, - Не на скамейке на детской площадке я бы сейчас себе зад морозила, а пребывала бы в месте куда менее радостном. С перелопаченным мозгом и пожжённой мастерами исправительного центра аурой.
Может, потеря памяти - это так у менталистов выглядит подписка о неразглашении? Или же я имею дело с побочным эффект вмешательства Вельса в мои воспоминания? А может, я за секунду до этого я просто полетела с лестницы и приложилась головой о ступеньки?
В голову мне врезался шальной снежок. Детвора у горки разбушевалась, и пока я безуспешно пыталась наладить контакт со своей памятью, успела соорудить из снега крепость, и теперь во дворе шла самая настоящая снежная войнушка.
Ну что же, если не могу вспомнить, попробую предугадать. Ведь именно предугадывать, мне придётся на работе в качестве банковского маг-аналитика. Ну. Если доживу, конечно.
Порывшись в сумке, я достала блокнот и ручку. Нет, конечно, свою судьбу на годы вперед просчитывать я не собиралась. Тем паче, что это и не возможно. На протяжении жизни человека на него влияет слишком большое число непредсказуемых факторов, и ни у одного мага, даже самого мощного, не хватит интуиции их всех предугадать. Но расчет на конкретную ситуацию и на небольшой срок можно попытаться сделать. Именно в этом и заключается работа рядового банковского маг-аналитика: вычислить, сможет ли клиент вернуть долг или нет, используя свою интуицию и некоторые данные. Аналитики позубастее и со связями точно также изучают уже не людей, а целые компании на международных рынках ценных бумаг.
Открыв пустую страницу, я набросала по памяти систему маг-вероятностных уравнений второго рода. Задала временной предел в три дня (для простоты вычислений) и заполнила параметры исходя из ощущений собственной интуиции касательно недавних событий, а также знаний собственной биографии. Вывела транспонированную вероятностную матрицу. Принялась считать детерминант. Получится большой и положительный - будет мне счастье и избавление от всех проблем. Если же насчитаю большой отрицательный, то прямо отсюда пойду заказывать себе место на кладбище. А вот если величина будет маленькая, то знак не столь важен. Приложив усилия, можно ситуацию как улучшить, так и ухудшить. В этом случае, конечно, будут нужны совсем другие расчеты...
Увы, реальность так и не прекратила измываться надо мной. Тщательно посокращав пять строчек слагаемых я получила, на свою досаду - ноль! Может, я где-то ошиблась в вычислениях? Мне, правда, не свойственно косячить в таких вещах, но никто же не совершенен. Чертыхнувшись, я вырвала лист и проделала процедуру расчета заново, но уже не за три последующих дня, а за неделю и снова получила прежнюю дырку от бублика.
В растерянности я убрала блокнот обратно в сумку. Нулевой детерминант считался вырожденным случаем и практически никогда не встречался в расчетах так как банально не имел смысла. Говоря сухим математическим языком, он означал, что как минимум один из судьбообразующих векторов выражается через другие. Если перевести страшную математику на человеческий язык, то судьбообразющий вектор - это воля и действия человека, способные повлиять на ситуацию. Словом, у меня получилась полнейшая абракадабра -один участник событий по сути являлся другим участником событий или же, простите боги, целой их совокупностью. Бред какой! Может, просто моя интуиция как-то не так работает из-за этого внезапно обретенного синдрома Цефеиды?
Внезапно у меня заурчало в животе, да так громко, что бабушка на соседней скамейке сочувственно покачала головой и сунула мне под нос охапку ирисок. Вежливо отказавшись (не хорошо объедать сердобольных старушек ) и клятвенно пообещав бабушке съесть дома суп, я ретировалась к замеченной мною на углу хлебной палатке.
У палатки было безлюдно. Реликтовые батоны в запревших пакетах уныло выстроились вряд на засиженных тараканами полках. Усердно покопавшись в карманах, я наскребла немного мелочи.
- Булочку с маком, - я протянула монетки тощей продавщице с злым неприветливым лицом.
-На паперти что ли стояла, - зло буркнула та, протянула мне замусоленный полиэтиленовый сверток и с силой захлопнула мутное окошечко, едва не прищемив мне пальцы.
Я со вздохом развернула липкую пленку. Охристая глазурь сухими хлопьями посыпалась мне под ноги. Я вздохнула, булочка была возрастом с неделю, а то и две.
- Решила отравиться? - внезапно раздался у меня за спиной знакомый голос, и я вздрогнула от неожиданности, уронив несчастную булку прямо в желтый, описанный собаками, снег. Я устало обернулась. Филипп Вельс стоял от меня в двух шагах, небрежно сложив на груди руки. Редкие витающие в воздухе снежинки падали ему на открытую шею и таили, каплями стекая за ворот. Видать, Минерва Вельс так и не удосужилась за всю его жизнь рассказать про верхнюю одежду. Впрочем, может, так действует "вампирья регенерация"?
- Садись в машину, - гран-маг кивнул на рычащий за его спиной "орфель".