Аннотация: Это история про парня, который всеми силами старается выжить и стать тем кем он никогда прежде не был.
2
Вчера здесь не было ни души, сейчас же по этой неширокой улице и не протолкнуться. Проснувшись от топота и разговоров людей, снующих по всей улице, Дол прикрыл глаза в надежде укрыться от солнца, но это оказалось не так легко. А на обочине, под тенью домов, стояли маленькие прилавки и торговцы за ними, продавая разную утварь, начиная от перчаток и заканчивая колесами от телег. Проспав до полудня, он очутился в новом мире, шумном и суетливом.
Долу всегда нравилось приезжать сюда со своим отцом, когда они открывали пару раз в месяц свою овощную лавку. А Дол иногда отправлялся в свободное путешествие по городу и часто терялся, из-за своего любопытства.
Вдалеке виднелась белая башня, она была где-то в центре города. Ясный белый цвет ее шпиля, который устремлялся высоко вверх, настолько, что не было видно, где он кончается, отсвечивал солнце яркими лучами со всех сторон. Сам же шпиль мог служить отличным ориентиром. Квартал, в котором заснул Дол, он не забыл и мог вспомнить прилегающие к нему, другие улочки.
Как и обещал капитан, он приставил к Долу стража, ведущего его на нужный адрес, к другу дяди.
Дол не сразу, но сообразил, что этого человека он знал, но был у него всего несколько раз, давно и по истечению времени он все позабыл. Тогда Дол относил некоторые вещи, данные ему для передачи кузнецу, и мало чего мог узнать о кузнеце.
Дядя не часто о нем упоминал, но всякий раз, когда тема касалась его боевых товарищей, то утверждал что кузнец, всегда славился своей честностью и добротой.
Но отчего-то в памяти стоял четкий образ, окутанный дымкой заслоняющей очертания лица и подробности в одежде, образ человека высокого, вечно сердитого и угрюмого. Дол не любил к нему наведываться, и поэтому каждый раз отдав посылку, старался быстрее отправиться обратно. Крайне не общительный человек, живший в своей же кузнице-доме, в, тихом и скучном районе.
Идя по дороге, где постоянно проезжают кареты, вечно норовившие тебя сбить, он вскоре заметил столб дыма за крышами домов. Темный дым, валивший из-за крыши, пробудил в Доле приятные нотки надежды на то, что кузнец все же там есть. Но хоть и был виден дым, все же был он еще далеко.
Страж молча, шел впереди, наверняка недовольный таким поручением, но отчетливо исполняя приказ, он без лишних слов вел Дола в нужное место. Немного пройдя, он увидел источник дыма, это была огромная жаровня, возле нее стоял маленький одноэтажный дом, а во дворе перед его фасадом наковальня и мужик рядом, держа в руке молот. Это было нужное место.
Страж указав на дом, поспешно ретировался, оставив Дола стоять в раздумьях.
Дол подошел к нему и встал за спиной в пару метрах. Он не знал что сказать, как оповестить кузнеца о том, что теперь тот будет жить с соседом и как это сделать, не нарвавшись на грубость. Кузнец молотил по железке на наковальне, так уныло, что казалось, он сейчас уснет на месте.
Спустя минуту он остановился и, протерев лоб фартуком, отложил железную заготовку и уселся на стул рядом. Тут он и увидел Дола, смирно стоящего неподалеку. К несчастью для Дола, тот никак не обратил на него внимания, отметив его лишь острым взглядом продержавшийся на Доле не больше пяти секунд.
"Ты кто?" - спросил кузнец, подозрительно прищурив глаза, когда незваный гость продолжал стоять радом и если бы не тот факт что этот гость не находился бы одной ногой на территории кузнеца, то тот простоял бы весь день.
"Я..." - Дол замешкал, он не находил слов, сжимая в руках смятый клочок бумаги, смотрел себе под ноги и с трудом шевелил языком.
Он только и смог что выставить вперед руку и выронить записку на землю. Подбирая слова, он вспомнил про деревню, представляя все, что пережил в голове и, подкосившись, словно от стрелы повалился вниз. Упал на колени и заплакал.
***
Кузнец взял Дола себе в помощники. Как новичку ему доверили разве что подавать огонь в жаровню, раздувая внушительные меха и таскать изготовленные клинки на склад, заворачивая их в ткань и откладывая в дальний угол в доме, где и лежало все оружие. Долу хватало и этих ежедневных хоть и скучных заданий, он не хотел отлынивать от работы, был рад заняться чем-то, тем более с пользой для дела.
Между делом вспоминая, что единственное, чем он занимался в деревне, это помогал своей матери с посадкой в огороде, что никак не нравилось ему самому и нынешнее положение вещей нравилось ему куда больше. Не трудное занятие, а главное как он думал, это помощь кузнецу. Ведь то, что он помогал кому-то делать, по мнению Дола "настоящую" работу, и было одним из главных смыслов его жизни. Он хотел быть полезным. Хотел помогать в чем-то, пускай хоть и столь ничтожным способом.
Тем более что самой большой и наверно единственной страстью Дола были клинки, а точнее их изготовление. Раньше он мог только строгать деревянные палки, отдаленно напоминающие стальной меч, которые ломались после нескольких ударов. И давно хотел научиться ковать настоящие. Теперь же ему выпал шанс приблизиться к своему увлечению. Поэтому в свободные минуты, он украдкой подглядывал за кузнецом во время его работы. Запоминал каждое действие, которое тот проделывал словно ритуал.
Дом, как казалось, Долу был обставлен весьма скудо. Посреди кухни, так же это была и гостиная, в которую любой попадал сразу, войдя в дом, находился обеденный стол, два стула за ним, и большое с несколькими заплатками багровое кресло у камина, неподалеку от входа, и, судя по количеству золы в нем, его давно не разжигали. Слева от входа находилась небольшая комнатка, предназначенная для сна, где стояла широкая кровать кузнеца.
Главное что в доме было уютно и невероятно светло, что никак не могло, не нравится Долу. Он был благодарен и этому.
В первый же день, ближе к вечеру, Кузнец, покопавшись в хламе позади своего дома, нашел старую раскладную кровать, выполненную из дерева, которое в некоторых местах начинало гнить, и крепленную железными прутьями, большинство из которых проржавело напрочь, и каждый раз двигаясь, они, скрипели, разнося неприятный шум по всему дому, отчего Дол всегда старался не шуметь, чтобы не разбудить кузнеца.
Будучи занятым весь день, он не находил и минуты для раздумий. Но ложась вечером, его же мысли порой не давали уснуть. Этот маленький дом казался для него крепостью, а кузнец ее защитником. За четырьмя стенами, словно за каменными и огромными как у замка, он чувствовал себя в безопасности от всего остального мира. А выйти за их пределы было равноценно смерти.
Засыпая, недавние воспоминания, появлялись в голове, крича, подвергая Дола в бессонницу. Огонь, стоящий перед глазами и существующий только у него в голове, обжигал его кожу словно настоящий. Дым заволакивал его разум, отрезая пути к отступлению - ко сну, попадал в глаза, разъедая их, единственная защитная мера которых в такие случаи были бесполезные слезы.
Через крики и ругань, слышался хруст ломающегося дерева, чавкающие звуки сопровождающие удар лезвия о плоть. Толпы великанов, съедающие все, до чего доходили их ладони. Другой же великан, исходивший ослепляющим свечением, гордо смотрящий вперед, вел за собой дрожащую толпу с вилами, словно острие меча рубившего темные пятна, они, разрезая, шли вперед. Но не без конца.
Воодушевленные крики стихали, уступая место ночной тишине. Шелест леса, раскачивающегося в такт ветру, сопровождал слух, пока ноги из последних сил выводили в нужную сторону. В абсолютной тьме доносилось лишь прерывистое дыхание.
Лица людей появлялись лишь в самом конце, столь знакомые и любимые, но столь же ранящие и причиняющие боль при первом упоминании о них. Убегая от эпицентра ужаса, подальше насколько это возможно в попытке спрятаться, за стенами, от воспоминаний, ровно так же для того чтобы забыть и те лица.
***
Вскоре, однажды после прибытия Дола, кузнец точил старый кухонный нож, завалявшийся и затупившийся со временем и, не особо утруждаясь в тонкостях, делал все, как показалось тогда Долу, лениво и медленно, не торопясь, дожидаясь вечера. Не доточив как следует лезвие, он отложил нож в сторону и допив из кружки молоко, пошел на склад, находившийся в глубине дома, на прямую от входа. Этот склад представлял собой старинный комод для одежды, никак не был предназначенный для хранения оружия. Клинки, подвешенные за гарду, болтались на перекладины для вешалок, полочки для обуви занимали кортики вместе с кинжалами, а крючки на стенке для мелких деталей гардероба, предназначались для эфесов и ножен.
Порывшись там, спустя несколько минут, он, взвалив на спину дюжину замотанных в ткань и связанных веревкой, мечей, положил перед камином, а сам сел рядом на кресло, которое подвинул поближе.
Тогда вечером он и не ужинал вовсе, а только рассматривал лезвия, их остроту и чистоту стали, которая отражала пламя в камине, как и глаза Кузнеца, отражавшие свет. Один за другим он исследовал железки на предмет неисправностей, которые он мог допустить при изготовке. Откладывал проверенные в одну кучку правее, а другие держал слева от себя.
Дол уселся за стол, начав, есть свежую похлёбку и, увлекшись трапезой, не сразу заметил необычное поведение кузнеца. Тот заворожено смотрел на плоды своей работы, как настоящий мастер он подходил к проверке со всей строгостью, и огорчался, увидев очередную царапину или другой дефект на оружии.
Откладывая очередной меч, кузнец краем глаза заметил, что Дол смотрит на него, явно заинтересовавшись. Подозвав его к себе, кузнец показал клинок, который держал в руке. Вертел его и крутил в разные стороны, рассказывая в подробностях, как его создавал. Словно гордился перед Долом, каждым сантиметром холодной стали вышедшей из-под его молота. А Дол только и делал что слушал, впитывая и стараясь запомнить каждое слово. С горящими глазами, будто чем-то живо заинтересовавшийся ребенок, кузнец взахлёб, не успевая подбирать слова и часто запинаясь, ведал Долу каждый этап создания своих детищ.
Но когда взял предпоследний, то его лицо вдруг окрасилось недовольством. Глубоко вдохнув и нарочито выдохнув, он еще с минуту крутил его, а потом сказал что не так с этим с виду достойным клинком. Тыкая пальцем на трещинки в стали и зазубрины на лезвии. Для Дола это показалось смешным обращать внимание на столь мелкий недочет, но когда кузнец грозно посмотрел на него, после слов Дола, то тот и не смел, говорить что-либо дальше.
"От этого клинка будет зависеть чья-то жизнь!" - грозно, но с малой долей гордости и величия сказал кузнец.
Только тогда Дол понял, что кузнец не такой простак, каким он себе его представлял. Он знал свое дело и подходил к нему со всей ответственностью. И при малейшей оплошности проделывал всю работу заново, стремясь к лучшему результату. Он любил свое дело и был полностью увлечен им, и главное что заметил Дол, так это то, что кузнец гордился тем, чем занимается. И как настоящий профессионал в своем деле не терпел вольностей.
Он взмахнул мечом, так быстро, что Дол и не заметил поначалу, что мимо его носа пронеслось острое лезвие, и ударил со всей силы по камину, выложенному из прочного камня. От чего железо окончательно потрескалось, ссыпая искрами, оно распалось на крошечные блестящие частички, словно снег, зимой падающий с неба, они попадали на пол. И после второго точного удара ребром, клинок разломился надвое.
На Дола это произвело впечатление. Не только из-за небывалой силы кузнеца, с быстротой размахивающим мечом, но и его преданности делу. Он вложил ручку клинка, в которой еще оставалось немного стали, Долу в руку и сказал, что он может оставить это себе.
Он завернул оставшиеся и отложил их у входа, бережно перевязав толстой веревкой. Пока однажды, в очередной день, не предвещавший ничего нового с утра, Дол стоял за жаровней, то и дело, зевая от монотонности действий. И ближе к полудню появился человек, из ниоткуда явившийся, и, встав на дорожке, простоял там некоторое время.
Он был сгорблен и укрыт коротким плащом, который не доходил и до пояса, а голова - плотно замотана в тряпку, так усердно, что казалось он, спасается от холода в этот жаркий день. Он держал на спине мешок, еле удерживая его, так как тот скатывался в разные стороны и, встав неподалеку, уставился на Дола. Вид этого человека не обещал ничего хорошего. Всякий, глянув на него, мог бы предположить, что он наверняка не чист душой. Его худоба просматривалась сквозь ткань одежды, а глаза, смотрящие через крохотную щель капюшона, не вселяли радостного настроения.
Дол какое-то время смотрел на него, а потом, отвернувшись, сделал вид, что занят своим делом. Но дальше к нему подошел кузнец, и внимание Дола всецело было направленно на их разговор, хоть и, продолжая таскать заготовки, Дол старался подслушать. Но ни одно слово он не мог разобрать, только из-за плеча поглядывая на встречу, увидел тонкие пальцы незнакомца, которые отчерчивали в воздухе какие-то жестикуляции, словно колдовали заклинание.
Не прошло и минуты как они разошлись каждый по своим делам. Кузнец занял привычное место за наковальней, а визитер, последний раз посмотрев на Дола, так проникновенно, что показалось, что тот старается запомнить Дола и, развернувшись, не спеша пошел вверх по улице. Шоркая подошвами, вскоре скрылся за поворотом.
На следующий день, после очередной дневной работы, Дол и кузнец, как и всегда, ужинали вместе. Усевшись за столом, напротив друг друга, жадно глотали пищу и отдыхали. На этот раз на столе лежала жареная курица - очень не дешевое развлечение. С хлебом, запивая сладкой медовухой, взятой только что из погреба. На улице к вечеру, когда стемнело, уже стояла тишина, такая же мертвая, как и в доме. Только чавканье кузнеца раздавалось на всю комнату.
"Принеси-ка молока" - попросил кузнец, не переставая разделывать мясо.
Дол поставил глиняный кувшин со сломанной ручкой на стол, где плескалось до краев наполненное молоко и сел обратно на свое место. Кузнец, отвлекшись от трапезы и не собираясь наливать себе в кружку молоко, снова заговорил.
"Ко мне приходили вчера, ты же видел, - не посмотрев на Дола, продолжал, есть, - этот человек хотел узнать, готова ли дюжина клинков, которые я должен ему и поскольку они готовы, - он почти незаметно кивнул в сторону двери, - надо их отнести в одно место"
Кузнец никогда не отличался разговорчивостью, как и Дол, напористостью и желанием узнавать все подробности, поэтому, не сказав ни слова в ответ, он молча согласился, как и Кузнец не промолвил дальше ни слова, решил, что Дол не возражает. Дол без вопросов понял, что отнести должен будет он, и никто другой. С уверенностью принял это задание, словно вызов, который он должен был преодолеть, для себя и для Кузнеца. Он должен был отнестись к этому, как и кузнец, со всей ответственностью и сделать все как надо. Дол пошел навстречу этому, решив не убегать и пройти до конца, желая не упасть в глазах своего опекуна.
Мелкие отголоски мыслей, возникающие в глубине мозга, все же говорили, что сделать это будет нелегко. Пойти по незнакомому городу, а точнее по неизведанным улочкам, до которых любопытство Дола еще не добиралось, в места, где он еще не был. Думая об опасностях подстерегающих его на незнакомых ему улицах, он все больше погружал себя в страх, так как всегда сторонился всего нового и с трудом привыкал к смене мест и вообще привычек. Вот и сейчас ему придется идти вглубь этого огромного города, и только Боги знают, что с ним произойдет.
Раньше когда он приезжал с отцом, то ничего не боялся, даже однажды заблудившись на весь день до вечера, он просидел на лавке в центре города. Пока его не нашли. Тогда он, мирно развалившись на лавке, играючи раскачивался из стороны в сторону и насвистывал мелодию. Выглядел беззаботным и веселым, даже и, не подозревая, что его отец уже долгое время не может его найти.
Но это было в совсем юном возрасте. Когда его еще не заботили проблемы семьи и раздумья о будущем. Позже когда в его жизни наступили перемены, он и сам изменился. Его голову посещали мысли, о которых и не задумывался ранее. Или можно сказать, что стал он думать о новом. Словно позабыв напрочь о себе прежним, он перестал радоваться многим мелочам. Вместо интереса, вызываемого лесом близ деревни и желанием его изведать, появились другие мыли: а не опасно ли там?
Проживая день за днем в раздумьях, он все больше копил страх.