Александр Кинский
ВОТ ЧЕЛОВЕК.


Вот человек. Он прожил свою жизнь. Теперь он сидит на  берегу  моря  и
волны ласкают его ноги. Он смотрит вдаль, там  где  небо  сливается  с
водой и думает о чем-то своем. О чем может думать человек, сидящий  на
берегу моря на закате своей жизни?

- Дедушка,- это внук. Зовут его Николай. Колька по нашему, Колян - это
в детском саду. Для своего возраста он смекалистый и шустрый.  Слишком
шустрый. Иногда я не поспеваю за ним.

- Да, внучек,-  говорю  я,  просыпаясь  окончательно.  Пока  снова  не
разболелась нога, нужно принять лекарство,- что такое?

- Ты поиграешь со мной? - клянчит он, дергая меня за рукав халата.

- Опять родители сбежали? - подмигиваю я ему.

- Ага,- задорно отвечает тот,- а я знаю куда!

- Тсс...- шепотом говорю я,-  тсс,  пусть  это  будет  наша  маленькая
тайна. ты ведь умеешь хранить тайны?

Внук кивает головой, смотря на меня и сново принимается за свое.

- Ну ты все же  поиграешь со мной, а? - полуутвердительно-полувопроси-
тельно говорит-спрашивает он.

- Ох,- встаю я с кресла,- конечно, но попозже.  Дедушкина  нога  опять
разболелась.

- Когда я буду взрослым,- заявляет внук, смотря как я медлено ползу на
кухню,- когда я буду взрослым, я сделаю лекарство, чтобы у тебя  ниче-
го не болело.

- Когда ты будешь взрослым,- говорю я и замолкаю.

- И что? - живо интересуется внук.

- Тогда и посмотрим,- я подмигиваю,- Посмотрим.

- Ага,- тут же соглашается он и тоже подмигивает,- можно я сам  доста-
ну твою лечилку?

- Доставай,- соглашаюсь я и медленно опускаюсь на стул. Нога болит  не
сильно. Пока не сильно.

- На,- говорит внук и подает мне пузырек с пилюлями.

- Спасибо,- говорю я и вытряхиваю на ладонь одну капсулу и немного по-
думав, еще одну.

- Сильно болит?- тут же спрашивает тот, смотря как запиваю капсулы во-
дой из графина.

- Нет, не очень,- честно вру я.

- Ага,- заключает он, глядя на меня и тут же все понимая по моему  ви-
ду,- значит мы не поиграем, так?

Я смотрю на него и пытаюсь дотронуться до его головы, но он ловко уво-
рачивается в сторону.

- Пожалуй нет,- говорю  я,-  сейчас дедушка  немного отдохнет  и поиг-
раем,- иди пока посмотри мультики.

- Да ну их,- говорит тот недовольным голосом,- я их все видел. И  мно-
го-много раз.

- Все? - удивляюсь я как бы по-всерьез.- Все-все?

- Ага,- отвечает внук,- я их все помню вот здесь и стучит  по  голове.
Любимый папин жест.

- Очень хорошо,- говорю я,- а если ты помнишь все, скажи - сколько раз
Тому падал на левую лапу утюг, а?

- Сколько?...- задумывается тот на мнгновение,- много! Восемь!

Я качаю головой.

- Посмотри внимательно и потом скажешь мне,- отвечаю я вкрадчивым  го-
лосом.- Потом получишь кое-что.

- Вкусное? - тут же спрашивает внук и преданно смотрит мне в глаза.  Я
знаю его патологическую любовь к мятным леденцам и  иногда  подкармли-
ваю его, за что бываю руган часто мамой за перебив аппетита  у  внука.
Как и я, она любит его по-своему. Мне нравится, когда он весел и шкод-
лив, то, чего не хватило мне в детстве, маме наоборот - пытается приу-
чить его к порядку и строгости.

- Конечно,- отвечаю я,- иди.

Он весело убегает и через некоторое время из другой  комнаты  я  слышу
звуки чередной стычки Джерри и Тома. Иногда мне кажется, что они приз-
ваны вот так вечно для череды поколений колотить друг друга.

Постепенно боль уходит и я медленно перебираюсь из кухни  в  кресло  и
укрывшись пледом, снова падаю в мир снов, которые все чаще и чаще  за-
меняют мне реальную жизнь. Что еще остается делать старому человеку? Я
слишком ленив, чтобы гулять хотя бы дважды в неделю на свежем воздухе,
да и больная нога дает о себе знать. Иногда, все же,  на  меня  что-то
находит, что-то, что гонит меня на улицу и я выхожу, иду  куда-нибудь,
наслаждаясь открытым пространством, совершенно забывая о больной  ноге
и болях в спине, и порой, мне действительно хочется  уйти  куда-нибудь
далеко. Очень далеко. Где нет никого и никто не будет мне мешать.  Ме-
шать зачем?

Вот человек, проживший свою жизнь. Он сидит на берегу  моря  и  теплые
волны омывают ему ноги. Он смотрит вдаль, туда где небо и  волны  сли-
ваются в одно. Лицо его спокойно и расслаблено. Он слишком устал.  Ру-
ки его, в синих вздувшихся от старости венах, лежат на коленях. Только
глаза его живут. Старик смотрит туда, где небо и море сходятся в  одну
расплывчатую линию. Линию его грез и мечтаний. Он всегда хотел  знать,
что там, за краем горизонта. Когда-нибудь, когда он вот так  же  будет
сидеть на мягком песке и солнце будет заходить за край горизонта,  ма-
ня его вслед за собой, он встанет и пойдет вперед. К  заходящему  сол-
нцу. Пока теплые и мягкие волны не скроют его целиком. Но будет это не
сейчас. Потом. Позже. Человек встает, снова смотрит вдаль, где на краю
горизонта парят белые точки - морские птицы, и уходит  прочь.  В  свою
хижину из глины и рассохшегося дерева, неизвестно  кем  и  когда  пос-
троенную здесь. Там он ляжет на жесткую плетенку из соломы  и  трав  и
постарается заснуть, не думая о набегающих волнах на  песчанный  берег
белого цвета. День пройден. И их еще осталось у него не так уж много.

Я вываливаюсь из дремы и качаю головой сам себе. Я знаю  этот  сон.  Я
видел его много раз. Каждый раз немного по-разному. Первый раз это бы-
ло... лет десять назад. Тогда я упал и сломал ногу.  Кость  срасталась
долго. Очень долго. И причиняла большие боли.
Я видел, что испытывает сын и его жена, поэтому сам попросил об  успо-
кавающем. Сильном успокаивающем. Они долго о чем-то говорили  наедине.
Слух у меня стал портиться еще  раньше.  Потом  приходил  врач.  Моло-
денькая девочка. Лет двадцати пяти или старше. Она смотрела  меня,  по
большей части спрашивала о болях.
Потом говорила с сыном в другой комнате. Прописала лекарство, что  да-
ло мне успокоение. Хотя по-большей части я его принимал, чтобы не дер-
гались они, я не мог смотреть как страдает  сын,  точно  он  взял  мою
боль. Хорошо, когда есть такой сын. Заботливый. Как я перебрался к не-
му, он и стал таким. Что-то в нем переменилось тогда.Наверное,  где-то
он чувствует, что рано или поздно, когда-то он станет таким же как  я.
Мы все рано или поздно станем такими как я. Ведь это грустно, как  фи-
лософски к этому вопросу не подходи. Все рано или поздно имеет обыкно-
вение кончаться. Почти все.

- Деда,- внук уже здесь и дергает меня за  рукав,-  иди  кушать.  Мама
пришла.

- А где папа?- спрашиваю я, окончательно просыпаясь.

- Задерживается, у Виктора Нико-ла-евича,- выговаривает внук,- так ма-
ма говорит.

И убегает на кухню - его зовет мать.

Я поднимаюсь тоже - осторожно и медленно, нога пока не болит и это хо-
рошо. В дверях появляется Света, но я опережаю ее намерения.

- Я сам,- говорю я ей,- сам.

Она кивает головой и уходит, чтобы не смотреть на мои  мучения.  Я  ее
понимаю. Они бы давно купили бы мне кресло-каталку, но я оказался  ус-
тойчивее, меня не переспорили. Идея была - пока я жив, буду ходить  на
своих двоих, чего бы это мне стоило.

- Что будешь? - спросила она меня. Мы давно на "ты", и приучали к это-
му Светку дружно всей семьей.

- То же, что и все,- отвечаю я, садясь на стул.

Мы сели ужинать и тут пришел сын. Внук выскочил  и  побежал  встречать
отца. Света укоризненно качает головой, глядя на меня. "Совсем никако-
го воспитания", думает она про себя и это видно в ее глазах, "Я же ему
столько раз объясняла как вести себя за столом..."
По мне - мне больше нравиться этот шаловливый малый. Именно такой, ка-
кой он есть. В нем есть что-то такое, чего мне не доставало с детства.
Иногда, когда мы с ним играем на улице, а такое случается  нечасто,  я
ловлю себя на мысли, что когда-то, через  много-много  лет,  может  он
сдвинется с места и увидит то, что я так и не увидел.

Я с сожелением качаю головой, а Светка принимает это на счет внука.  И
молча кивает.

- Деда,- тормошит меня внук и снова вваливаюсь в окружаюший  мир,-  ты
спишь? Папа пришел.

- Привет, отче,- говорит сын, и хлопает меня по сгорбленной спине. По-
рой я очень сильно ненавижу мое дряхлое тело.

- Как дела? - спрашиваю я в ответ и он мне рассказывает что делал, чем
занимался, поедая между делом ужин. Внук сидит рядом и не  отстоет  от
отца. Она оба отличаются отменным апетитом. И "слон-на-двоих", как го-
ворит Светка, вполне хорошая закуска для них.

Я его спрашиваю и он мне отвечает, мы говорим о его работе и планах на
будущее, Света сидит напротив и кивает головой. На столе пустые тарел-
ки и чашки с горячим чаем. Внук уже давно убежал смотреть телевизор.
Я прощаюсь, ибо здесь мне уже делать  нечего.  Дальше  будут  семейные
разговоры, и я уже давно знаю, что свои проблемы они не обсуждают  при
мне. Берегут мои нервы. Последние из оставшихся. Закрыв дверь и  оста-
вив их наедине, краем уха поймав обрывок "...ну ты все не думаешь, что
она такая стерва", я ползу к компьютеру. Мир, где нет времени  и  гра-
ниц, где можно забыть об окружающем мире. Иногда я играю в простые иг-
рушки, для сложных - уже не та реакция, хотя с внуком вдвоем мы осили-
ваем и их, иногда я записываю свои мысли и прячу их глубоко в  компью-
терные недра. Впрочем, не забывая делать запасной копии. Иногда я  чи-
таю свою писанину и порой мне хочется все стереть, что я и  делаю,  но
обычно на следующий день все проходит и  запасная  копия  записывается
обратно. Так проходят дни за днями, я пишу свои мысли, читаю,  стираю,
восстанавливаю копию, пишу снова. Иногда действительно хочется,  чтобы
их кто-то прочел, но я не спешу. Насколько известно, пока еще никто не
видел моих записей. Компьютер стоит в углу комнаты и  я  успеваю  зак-
рыть редактор, прежде чем кто-то доходит до меня и интересуется чем  я
занимаюсь. Простенькая игрушка висит на мониторе. И всем все  ясно.  Я
играю в Штирлица и мне это нравиться. Что еще делать старику на  скло-
не своих лет?

Руки сами нажимают нужные кнопки и я читаю свои записи. Место, где мне
снятся сны. Сны про старика и горизонт, где все существующее  сходится
в одну сплошную линию. Небо и волны. Порой я начинаю  понимать  тайный
смысл этих снов, но раз, что то меняется - и смысл ускользает. "Думал-
ка села" - говорит в таких случаях внук, когда не в  силах  сообразить
требуемое. Я сижу задумавшись, глядя в окно. За окном идет жизнь.  Лю-
ди. Машины. А над ними небо. Полное звезд и тишины. И  ведь  никто  не
смотрит вверх. Я слышу шаги. Я закрываю свои записи. Это идет  сын.  Я
знаю, ему надо набивать свои отчеты.

"Отец,- обычно говорит он, обнаруживая меня за компьютером,-  пора  на
процедуры". Лет десять назад, когда я сломал ногу, после того, как ме-
ня выписали из больницы, мне приходилось бегать в поликлинику на  про-
цедуры. Благо она рядом. Собственно с этого  все  и  началось.  Теперь
"процедурным кабинетом" у нас числится туалет.

"На горшок и в люльку" - говорил я своему сыну, когда тот был  возрас-
том как внук.

- Отец,- заходит сын и я на него не обижаюсь. У  меня,  в  отличие  от
всех, всегда есть свободное время.

Я киваю и медленно встаю. Чертова нога снова разболелась.

- На горшок и в люльку, Вовка,- говорю я и он улыбается, вспоминая то-
же. Иногда есть приятные моменты в семейном прошлом.

Я ползу на процедуры и после в свое кресло. Нет, прежде чем  удобно  в
нем устроиться, я подтаскиваю его к окну. И выключаю свет. "Шпиен  фи-
гов", усмехаясь говорит сын, когда застает меня в таком виде  -  сидя-
щем в полной темноте и в кресле у окна.
Сейчас около восьми вечера. И уже достаточно стемнело. Все думают, что
мне со скуки нечего делать и я смотрю что делается на улице.
На людей, на машины, дома и на прочую ерунду. Иногда  я  действительно
опускаю голову, рассматривая с высоты нашего этажа, что происходит там
внизу. Но по-большей части я смотрю вверх.  На  небо.  Полное  далеких
мерцающих звезд. Порой мне кажется, что достаточно встать и шагнуть по
направлению к ним. Но, все романтическое заканчивается около  подокон-
ника. Я еще умею читать газеты и книги. И статистику самоубийств знаю.
Хотя не это главное. Я еще пока в достаточном рассудке.
"Сварлив, заносчив и в полном рассудке" - думаю я про себя  и  смеюсь.
Мой смех похож на кудахтанье старой курицы. Собственно я  ничем  и  не
отличаюсь от.

А потом я медленно засыпаю. Странно, что я осознаю этот факт -  как  я
проваливаюсь внутрь себя и окружающий мир куда-то уходит. Все  суетное
остается там, позади. И реальность теперь заменяется на мои сны.  Вре-
менами они бывают очень странные и если проснувшись их не записать, то
сны забываются быстро, не оставляя никаких следов. Порой кажется,  что
и не снилось вовсе ничего.
Я вижу себя. Со стороны. Я удивляюсь, почему я так странно выгляжу. То
что это я - нет сомнений. Такое выражение глаз присуще только мне. По-
том до меня медленно доходит - мне от силы лет двадцать пять, плюс-ми-
нус пара годов. Вот так-то, я совершенно выжил из ума и уже  не  помню
себя молодым. Пока я размышляю над самим собой, идет череда образов. Я
пытаюсь уловить их суть.
Вот я, я молод и еще полон сил и стремлений. Я ничем и ни кем не  свя-
зан и ничто не держит меня. У меня есть планы и амбиции, я  меня  есть
что-то, что движет мной... ох-хохо - это я смотрю на себя тогдашнего и
мне становиться немного смешно... потом я вижу другое - тот я идет  по
жизни, совершая разные поступки, делая очевидные глупости  и  несураз-
ности, он идет легко, не сожалея о содеянном - жизнь проста и мир дос-
тупен и понятен. Я помню те времена и мне действительно сейчас  хочет-
ся туда попасть. Что бы не делать глупостей. Но время течет и  я  вижу
себя, уже более позврослевшего, стоящего у  распутья.  Тот  я  думает.
Странно видеть себя самого и параллельно вспоминать  былое  и  сравни-
вать ощущения. Что-то поднимается из глубины моих ощущений  и  я  чув-
ствую как дрожат мои руки. Странно, но факт - я чувствую  как  у  меня
реального дрожат руки. Что-то есть очень странно-знакомое, скорее бла-
гополучно забытое и положенное глубоко на дно сознание в этом  сне.  Я
вижу себя самого, стоящего у двух дорог...дорог куда? Я не помню...  я
не знаю. Я не хочу вспоминать о этом. И тот я, делает  свой  выбор.  Я
просыпаюсь и ощущаю, что мне страшно. Но это не тот страх - не от  бо-
ли, обиды или несчастья. Мне просто страшно перед  таинственным  неиз-
вестным. Я оглядываюсь. Часы показывают пол-второго.  Все  спят.  Окно
передо мной черно и пусто. Только где-то внизу отблески уличной рекла-
мы и фонарей. Звезды? Звезды на месте. Я успокаиваюсь и долго сижу не-
подвижно, глядя вверх. Сон не выходит у меня из головы. Как  бы  я  не
старался его оттуда изгнать. Что-то в нем есть особенное. Почему я ис-
пугался? Мысли мои мешаются и я снова засыпаю. Без сновидений. До утра.


Утром я бодр и весел. И совершенно ничего не помню. Вернее помню  ощу-
щения. Но сейчас утро и вокруг шныряет внук - у них  карантин  в  дет-
ском саду, посему он весел, можно сидеть дома, делать что угодно и как
угодно и никто не будет ругать, можно играть с дедом на компьютере,  а
потом жевать конфеты, припасенные в дальнем углу буфета. И быть  счас-
тливым от всего этого. Отличное детство.

- Деда,- говорит он, завидев меня на ногах,- будем сегодня играть?

- А то,- наконец-то я ловолю его за ухо, но он  выскальзывает  и  убе-
гает на кухню. Когда-нибудь я его поймаю по-настоящему  и  откручу  за
шаловливость все уши. На все мои подобные попытки он смеется и  носит-
ся по квартире от меня со смехом. Это у нас такая игра. "Открути-ухо".

Пора завтракать. И я плетусь на кухню, сделав перед этим утренние про-
цедуры и омовение конечностей. Стараюсь не смотреть в зеркало. Оно ви-
сит над раковиной, точно на уровне моего лица. Я просто не  хочу  пор-
тить себе настроение. Самый лучший способ иметь хорошее настроение це-
лый день - это не смотреться в зеркало. Хотя бы потому, что ничего ин-
тересного я там и так не увижу, а на что похоже мое лицо я и  прекрас-
но знаю на ощупь, каждый день умываясь холодной водой.

- Бу-бу-бу,- голос внука из кухни,- мы разгромим всех врагов!

Я киваю головой. Сегодня у нас по плану очень сложный уровень  в  этой
чертовой игрушке. Третий день осилить не можем.

На кухне вся семья в сборе. Вовка сидит молча и пьет горячий кофе  без
сахара. Вредная привычка, унаследованная от матери, я вообще не  пере-
ношу запах сваренного кофе. По виду видно, что он  лег  спать  поздно,
опять печатал свои отчеты. К нему сейчас не лезть. Он неразговорчив  и
замкнут. Если его о чем-то спросить, он скорее всего не ответит.  Весь
в своих мыслях. Я его хорошо понимаю, ибо  это  моя  вредная  утренняя
привычка.
И Светка знает, потому и подает молча завтрак. Они едят  бутерброды  с
жаренной колбасой, сыром, сосисками, я - овсянную  кашу.  На  воде,  с
двумя ложками сахара. Разделение труда. Потом они идут работать, а я -
спать.
Я понимаю всю неободимость поедания по  утрам  овсяной  каши,  поэтому
просто давно-давно приучил себя к столь необходимой утренней пытке.  И
еще - я давно заметил, что они стараются не смотреть  в  мою  сторону,
когда я ем кашу. Я догадываюсь, что это жутко отвратительное зрелище.
Для начала я размазываю кашу по тарелке, давая  ей  остыть.  Слушая  в
пол-уха, как говорит внук о своих компьютерных подвигах, начинаю  мед-
ленно заглатывать содержимое  тарелки.  При  этом  стараясь  думать  о
чем-то отвлеченном.
На этот раз на ум вдруг приходит старая-старая история. Она  поднимает
во мне странные чувства, я чувствую как история  пересекается  с  моим
ночным сном. Каким-то краем. И я прокручиваю ее перед собой,  стараясь
понять где именно и как.


Это было еще тогда, когда Вовке было двадцать восемь  лет.  Или  трид-
цать четыре? Странная штука память. Иногда не знаешь, что она  выкинет
в следующий момент. Мы сидели на крыше дачи.  Той,  старой  дачи.  Там
один край крыши пологий и зимой, когда наметет много снега, можно  ка-
таться как с горки, уезжая почти до самой реки.
Был поздний летний вечер, выходной день. Я не помню точной даты, да  и
не хочется вспоминать. Суть не в этом. В том, что было там, на  крыше.
Между мной и Вовкой. Я помню как внизу его жена готовила мясо-гриль на
решетке и его запах простирался вокруг, пропитывая  своим  вкусом  все
содержимое дачи.
Было тепло. И на небе мерцали все те же зведы. Мы сидели и пили  пиво.
Я тогда уже начал по немногу отращивать пивное брюшко, но  как-то  все
откладывал на потом физические занятия и бег по  утрам,  чтобы  сохра-
нить форму, больше спал и много ел и тому подобная ерунда.
Вовка был в форме. И я еще тогда завидовал ему. У  него  была  хорошая
конституция и он мог выпить три литра пива и на следущий день  с  лег-
костью встать и бежать по делам.
Вот так, мы сидели на крыше и пили холодное темное пиво молча.

- Знаешь, - вдруг сказал он, продолжая смотреть  на  небо.  Он  сделал
паузу и влил в себя еще пиво.

Я тоже смотрел на небо и ждал что он скажет.

- Знаешь,- повторил он, более утвердительным тоном, как бы извинясь за
сказанное, - хоть и был большим засранцем в своей никчемной и  дерьмо-
вой жизни, но я любил и люблю тебя.

Я все еще смотрел на небо. Иногда наступает момент, когда надо выгово-
рить потаенное, что храниться глубоко внутри. И пожалуй  он  наступил.
Может слишком поздно, может слишком рано. Не суть, главное то, что это
случилось.

- Ты совершал ошибки,- сказал Вовка и вздохнул,- ты делал многие  вещи
неправильно. Я смотрел на тебя и понимал, как надо поступать и как  не
надо. Хоть ты и был большим засранцем, но я любили и люблю  тебя,-  он
усмехнулся и посмотрел на меня, стараясь увидеть мою реакцию,-  я  по-
нял как надо жить и не соврешать глупых ошибок и  как  надо  правильно
выбирать.

- Ну и хорошо,- сказал я ему на это. Я по-прежнему смотрел  вверх.  На
мерцающие далекие звезды.

- Все же ты большой застранец,- он хлопнул меня по плечу,- но  ты  мой
отец и ты научил меня многому. И я благодарен тебе за то, что  ты  мне
дал и чему научил.

Я кивнул. И посмотрел на пустую бутылку. Взял новую и открыл ее.

- Вот так,- Вовка продолжал говорить. Теперь он смотрел куда-то  перед
собой.- Я все думал, для чего живешь ты на этом говенном белом  свете?
Вся твоя жизнь - почти сплошное дерьмо, состоящая из кучи ошибок.

Он отхлебнул немного пива.

- А потом понял - ты своим примером просто  показываешь  как  не  надо
жить,- он усмехнулся и покачал головой.- Все вот так просто. И я  тебе
никогда не говорил, как мне было жалко мать. Своим характером  ты  до-
вел ее до могилы. А я ведь иногда до сих  пор  вспоминаю  нашу  летнюю
поездку в Анапу. Ты помнишь тот удивительный вечер?

Я кивнул. Я все помнил. Всегда  и все. Но никому об  этом не рассказы-
вал.

- Порой мне кажется,- что по-настоящему ты именно такой,  каким  тогда
был. А то, что в жизни - это твое кривое отражение. Настоящий  ты  ос-
тался там, в романтическом видении. И все закончилось после  того  как
мы приехали домой.

Потом я снова выпил пиво и Вовка сделал то же самое. Мы сидели и  мол-
чали. Каждый думал о чем-то своеем. Хотя по большой части, у  меня  не
было никаких мыслей. Какие-то обрывки на грани восприятия.  Я  смотрел
на звезды. И ждал продолжения. Но его не было. Все  закончилось  столь
быстро, как и началось.

- Отлично,- тогда сказал я и хотел что-нибудь сказать,  но  тут  снизу
Светка позвала нас на грилль и мы пошли вниз. Играла музыка и на  сто-
ле стояла бутылка красного вина. Мы сели за стол и тут я посмотрел  на
сына. Он просто покачал головой, разливая вино.
С того момента прошло чертовски много времени. Но не он и не я не  за-
были про тот вечер. Иногда, когда я делал свою очередную глупость  или
смотрел не туда, куда в итоге надо было, я ловил на себе взгляд  сына,
когда  он был рядом и выражение его глаз было именно таким, как тогда.
Но вот почему-то из всего сказанного тогда, мне  сильнее  всех  вреза-
лось в память именно мои ощущения о старом забытом романтическом вече-
ре. Том вечере в летней Анапе. То что было там, было потеряно  навсег-
да. И я всегда сожалел о случившемся потом. Но никто об этом не знал.

А потом я очнулся. Скорее всего задремал в кресле. На  кухне  не  было
никого. Пустая тарелка и пустой стакан стояли передо  мной.  Негласный
закон - "мой посуду за собой сам" успешно распростронялся и  на  меня.
Нога болела, но не сильно. Я выпил  пилюлю  и  отправился  вздремнуть.
Внук сидел перед телевизором, и я пошел отдыхать в  соседнюю  комнату.
Но не спалось. В голову лезли разные мысли и  было  какое-то  чувство,
что не давало мне сосредоточится и  заснуть.  Заснуть,  чтобы  увидеть
сон. Мне всегда снились утренние сны. Странно, но такое вот происходи-
ло. Я ложился, засыпал, просыпался и шел за компьютер, записывать оче-
редные свои бредни. Вот забавно, думаю - я помню все свои  дни  рожде-
ния, начиная с пяти лет, но совершенно не помню, что было в эту  ночь.
Мне почему казалось, что я увижу ночной сон, то что  напугал  меня,  а
потом улетучилось, так и не оставив никаких воспоминаний.

За стенкой бубнит телевизор, а я лежу на  мягкой  перине,  прикрывшись
пледом. И смотрю в потолок. Он белого чистого цвета  -  недавно...год,
месяц назад?.. здесь делали ремонт. Вот так и я хотел бы быть белым  и
чистым. Но в жизни все иначе. Кто-то белый и чистый, а кто-то  зеленый
и противный... это я такой, потому что болею. Мысли текли сами  собой,
неторопливо, медленно, и уходили куда-то далеко-далеко...

Вот человек. Проживший свою жизнь. Он сидит на берегу  моря  и  теплые
волны омывают ему ноги. Он смотрит вдаль, туда где небо и  волны  сли-
ваются в одно. Но только я вижу себя. Я намного старее  и  дряхлее.  Я
слишком устал. Руки мои в синих вздувшихся от старости  венах,  покры-
тые дряблой отвисшей кожей, лежат на коленях. Я - это тот старик  и  я
тоже смотрю туда, где небо и море сходятся в одну расплывчатую  неуло-
вимую линию. Линию моих грез и моих несбывшихся мечтаний.  И  я  знаю,
что там, за горизонтом. Странно, но факт. Там то... то, что я  некогда
мог выбрать, но не выбрал.
Вот так все просто. И конечно, когда-нибудь, когда я вот точно так  же
буду сидеть на мягком песке и солнце все так же будет заходить за край
горизонта, я попробую встать и пойти к заходящему солнцу.
Пока теплые и мягкие волны, набегающие на берег, не скроют меня  цели-
ком. Но конечно это будет не сейчас. Не завтра. Потом. Позже. А  потом
вместо того, чтобы встать и уйти в старую, такую же ветхую как я хижи-
ну и лечь на все ту же подстилку из трав и сухой солому,  просто  сижу
на берегу. Смотрю как солнце скрывается за горизонтом. Я  вижу  закат.
Последние его отблески. А потом становиться темно и на небе  появляют-
ся первые звезды. И среди них я вижу самого себя, идущего  куда-то.  Я
хочу проснуться, но ничего не получается. Сон ухватил меня. И мне сно-
ва становиться страшно.

- Деда,- внук тормошит меня,- деда, пошли играть. Хватит спать.

- Раз хватит, так хватит,- говорю я кряхтя, просыпаясь окончательно  и
мы идем играть за компьютер.

- Ухоо! - кричит внук бежа впереди меня. Когда я доползаю  до  кресла,
игрушка заведена и на экране уже видны первые враги.

Мы играем долго. Мы делаем еще два уровня и нам весело. Нога не болит,
зато ломит спину и устали руки от нажимания на кнопки. А потом обнару-
живается, что уже четыре часа и все же пора обедать.

- А то будет ругаться мама,- говорю я строго внуку,  но  не  добавляю,
что ругаться будет на меня, потому что я не накормил его, а не на это-
го вертихвоста.

И мы идем обедать. Внук рассказывает весело о прошедших стражениях,  я
молча его слушаю, погруженный в свои мысли. Начинает понемногу  болеть
нога. Так и но доев все, этот киндер-сюрприз убегает смотреть  телеви-
зор - ему есть чем занятся, а иду к себе в комнату  и  пытаюсь  читать
книгу, которую я уже не могу дочитать неделю.  Книга  интересная  -  о
приключениях, пусть и слишком заумных и вычурных, одного героя,  кото-
рый в очередной раз спасает мир... и где-то после десятой  страницы  я
засыпаю. Без сновидений.

Снова вечер. Вот так быстро бежит для меня время. Утро-день-вечер. Все
сплошной линией, без каких-либо сдвигов. Я люблю вечер. Я люблю  смот-
реть на предзакатное небо и ждать пока все стемнеет.  Интересно  смот-
реть, как за окном понемногу затихает жизнь.

Потом мы смотрим телевизор и ждем, пока придет мама и принесет что-ни-
будь вкусное. "Что старый, что малый",- говорит обычно  Светка,  глядя
на нас, когда мы встречаем ее и спрашиваем, что она принесла.
Так оно и есть. С небольшими отличиями. Я все же хочу, чтобы внук про-
жил хорошую жизнь. Полную впечатлений. Я надеюсь.
По телевизору идут новости и мы приобщаемся к  мировым  событиям.  Все
по-преждему - мир не изменился. Где-то воюют, где-то делают деньги не-
честным путем, где-то вновь ураганы и землетрясения. Все как было, так
и продолжается. Конца света не предвидется.

Приходит домой Светка. Она всегда приходит вперед сына.  Приносит  нам
большое мороженное и мы садимся его есть. Болтаем о том о сем, я спра-
шиваю Светку о делах, о проблемах, даю ей совет. Впрочем я  ей  всегда
даю советы и некоторые из них бывают дельными. Так проходит время.  За
окном зима и холодно. Делать нечего и все ждут пока  придет  Вовка.  И
тогда мы сядем ужинать. На ужин у нас сегодня будет печеная  курица  и
сын просто обязян прийти рано, и нигде не задериживаясь.
И он приходит. Внук бежит его встречать, рассказывая ему о  своих  се-
годняшних подвигах. Потом очередь доходит до Светки и меня.

- Как отче спалось? - спрашивает он меня.

- Как спалось, так и...- замолкаю я и он ухмыляется.

- Отлично,- говорит он и мы садимся ужинать.

Ужин проходит весело. У Вовки есть большие сдвиги в его  работе  и  он
делиться своими впечатлениями. Внук уже давно убежал к телевизору.  На
столе появляется бутылка коньяка.

- К случаю,- говорит сын, наливая всем.- Надо немного  поправить  здо-
ровье и разогнать стылую кровь, - это он мне.

Мы разговариваем долго, обсуждая дела, новости  -  как  всегда,  после
ужина, за рюмкой чая. Я уже клюю носом и потому встаю из-за стола, ос-
тавляя их одних.

- Ладно, дети,- говорю я напоследок.- Я пошел спать и советую долго не
засиживаться.

- Не забудь про процедуры,- напоминает мне кстати Вовка и я киваю.

- А ты смени простынки в люлке,- говорю я вслед и  мы  расстаемся  под
смех Светки.

Дойдя наконец-то до кровати, я ложусь  и  тут  же  заспаю.  Проснушись
только однажды ночью. Что-то меня разбудило. Болит голова  и  нога.  Я
иду на кухню ищу в темноте лекарства. Все спят, и я стараюсь не разбу-
дить их. Где что лежит - знаю на ощупь. Потом снова спать. Чтобы прос-
нуться утром, без всяких случившихся сновидений.
Вот так проходит неделя, затем другая. Внук давно уже ходит в  детский
сад. Я предоставлен целыми днями самому себе. Вечером приходит  Светка
и приводит этого шныренка домой. Мы играем в компьютер, смотрим  теле-
визор, ужинаем, иногда я читаю книги и газеты. Скучно и обыденно.
Иногда правда снятся сны. Я их записываю. Просто забавные сны.

Но сегодня я ходил гулять. Просто возникло желание. Оделся, потом пос-
мотрел на улицу и вместо ветхого пальто одел куртку на меху.  И  повя-
зал шарф. Гулял недолго - полчаса-час. Ходил около дома, потом пошел в
парк. Он тут недалеко, за двумя  домами.  Зимний  парк  встретил  меня
своей пустотой. Я сидел за скамейке и смотрел на проходивших мимо  лю-
дей. Я пытался искать в лицах что-то особенное, но они все были одина-
ковы - вся та же будничная маска, глаза смотрят  перед  собой,  голова
забита повседневными мыслями. Они все похожи друг на друга. А я  прос-
то старый дряхлый старик, снмидесяти лет от роду. Ничуть не лучше.

Я встаю и иду домой. Жду когда придут все остальные,  развлекаюсь  как
умею - читаю, смотрю телевизор, пишу свои записки - сегодня есть  чего
написать. О бессмысленности прожитой жизни. Вообще, в целом, не только
моей. Потом темнеет и я не замечаю этого. Приходит Светка с  внуком  и
мы играем в игрушку, пока готовится ужин. Потом как всегда, ждем  Вов-
ку и ужинаем. Все возвращается на круги своя. Я засыпаю около  полуно-
чи в кресле, стоящем у окна и мне снится сон.

Я вижу самого себя. Я вижу, как я делаю выбор. Выбор между непределен-
ностью и плытием по течению жизни. И тут я вспоминаю те дни.  Вот  так
оно случается. Раз - и забыл. Раз - и вспомнил. Я помню  те  дни...  я
помню себя. И я помню, что я сделал... я все  помню.  Все  заполняется
белым светом и тот я куда-то проваливается. Выбор сделан.

Я просыпаюсь от того, что солнце светит мне в глаза. Дома уже  никого.
Все разошлись. И снова я предоставлен самому себе. Я ем  эту  ненавис-
тную освяную кашу, размазывая ее по тарелке и думаю  о  том,  что  мне
снилось. Скорее о том, что я выбрал. Я вспоминаю былые дни. Был  глуп,
наивен и самодоволен и полон тех же амбиций. Почти  таким  и  остался.
Только пожалуй сейчас некуда проявлять свою амбициозность. Выставят за
дверь в два счета. Шучу. Никуда не выставят, просто поставят в угол  и
лишат сладкого на неделю. И ничего не поделаешь. Я свое уже  откомман-
довал. Потом перебираюсь за компьютер и пишу  свои  ощущения.  Стираю,
пишу заново. Читаю. Вот так нравиться больше. Записываю  и  иду  смот-
реть телевизор. Как всегда засыпаю. И вижу сон. О старике и море.  Хе-
мингуэй, блин. Все так же и там же.

Вот человек. Он прожил свою нелегкую и полную жизнь. он получил  спол-
на с нее. И ему этого хватило с лихвой. Теперь он сидит на берегу  мо-
ря, теплого и таинственного необъятного моря. И волны ласкают его  но-
ги. Он смотрит вдаль, там где небо сливается с водой в призрачную, ма-
нящую линию, и думает о чем-то своем. О чем может думать человек,  си-
дящий на берегу моря на закате своей жизни?
О прожитом, о сделанном. О том что успел и что не успел. О том что бы-
ло и что могло. Я завидую ему, ему есть о чем вспомнить  и  что  пере-
жить. Я же пуст, как бочка. Что-то плавает на дне -  это  и  есть  моя
прожитая жизнь. Пустая бочка. Пустая жизнь. Вот так-то.
Я снова вижу этого человека. И тут понимаю. Понимаю все. Словно что-то
вошло в меня и озарило. Этим человеком - стариком с  дряблой,  темной,
от палящего солнца, кожей и устремленным вперед взглядом - мог бы быть
я. В том-то и дело. Это тот же я, но проживший другую  жизнь.  У  меня
был выбор. И тот я сделал его. А я нет, я просто плыл  по  течению.  И
теперь мы смотрим в снах друг на друга. Правда что-то хорошее было и у
меня в жизни, но не надо тешить себя. Я всего лишь пустая  бочка.  Мне
почти нечего вспомнить и нечего пережить. Ему - есть что. Старик,  си-
дящий на задворках своего жизненного пути, счастлив. Ему хватило  все-
го сполна. Ему не страшно, он не боится однажды лечь спать и не  прос-
нуться. Я то же, но причина другая. Причина в том, что мне нечего  те-
рять, ему - есть что оставить после себя. Все просто и понятно. И  на-
бегающие волны оставляют полоску белой пены на таком же белом песке.

Я просыпаюсь и я плачу. Слезы текут у меня по щекам. И я рад. Рад, что
никто не видит этого. И рад,  потому  что,  я  осознал  свою  прожитую
жизнь. Я лежу и смотрю в потолок. Слезы стекают на подушку и высыхают.
Проходит еще много времени, когда я встаю и иду. Иду  куда?  Не  знаю.
Стою в дверях и думаю что делать? Потом отбросив все глупые мысли, иду
к компьютеру и начинаю стучать по кнопкам. Сначала трудно написать то,
что сидит во мне, потом все реальное уходит на задний  план  и  стано-
виться легче.

Проходит три или четыре дня. Я уже очень давно не смотрю на календарь.
Да и не зачем он мне. Потому что мне незачем спешить. Выходные. Вечер.
В доме пусто и темно. Я выключил весь свет. Иногда приятно побыть  од-
ному в полной темноте. Вовка и компания свалила в  гости  к  знакомым.
Повеселиться и попразновать день рождения. Я остаюсь в доме за старше-
го. Я брожу по квартире, разбирая в полумраке где что стоит  и  лежит.
На ощупь. В голову лезут мысли о смысле жизни и о людях. Почему  я  не
психолог? Мог же им стать. Мог, но не стал. Вот  еще  один  поворот  в
моей жизни. Я хожу по комнатам и вспоминаю все свои повороты в  жизни.
Их было немного, но достаточно. У меня вполне  могла  бы  быть  другая
жизнь. Правда Вовки и всего прочего скорее бы  не  было.  В  том-то  и
суть. Теряя одно, приобретаешь другое.
Потом  я ложусь спать и  старые сны приходят ко мне снова. Я их жду, я
их встречаю.

Я иду по дороге. По дороге своей жизни. Я выбрал другой путь.  Неопре-
деленность. Я отказался от заманчивых перспектив. У меня когда-то дав-
но была цель. Цель в жизни. В моей дерьмовой жизни. И я иду  по  пути,
который возможно меня туда выведет. А возможно и нет. Я  боюсь,  но  я
иду. И в тоже время я сплю. Я вижу самого себя, в другой ветке  жизни.
Я вижу как я прохожу ту свою жизнь. И оказываюсь на берегу  моря.  Где
ожидаю окончания своих дней. Я видел все. Я видел как я умирал в  один
горах, как любил и страдал от одиночества, как исполнялись мои  завет-
ные мечтания. Как я путешествовал.  Бесчисленное  количество  городов,
стран, мест - там где я был и то, что я видел,  пролистывалось  передо
мной. Я видел свои удачи и падения. Я видел свою смерть, которая  была
рядом, я видел свое счастье, но не поймал его. Я  видел...  видел  все
что было с мной, если бы я пошел другой дорогой. Может быть всего это-
го и не было.
Может мне суждено было окончить свою жизнь как-то иначе. И  совершенно
по-другому. Но это было бы куда интереснее, чем мое сегодняшнее сущес-
твование. И теперь, я сижу около моря и  предаюсь  воспоминаниям.  Что
было, что прошло, что случалось, что могло бы быть. У меня есть  стой-
кость духа и я счастлив. Вот человек. Он прожил свою жизнь сполна...

Я просыпаюсь и не чувствую себя. Мои руки и ноги куда-то пропали. Сле-
зы давно высохли, я чувствую соль на губах. Я плакал во сне.  А  может
это и не был сон? Может вся моя жизнь - это сон? На самом деле, я  си-
жу на берегу моря и смотрю на заходящее солнце. А по ночам мне  снится
старый, больной ворчливый старик, сидящий в кресле-качалке  у  окна  в
большом доме. Смотрящий на звезды.Вверху лишь потолок. Я смотрю сквозь
потолок. Я хочу идти. Туда, где перед моим взором чистое голубое небо,
поддернутое оранжевым цветом заходящего солнца, встречается  с  морем.
Большим, спокойным синим морем. Его волны накатывают неспеша на берег.
Берег из белого песка. Если встать и пойти навстречу солнцу,  оставляя
следы, которые исчезают постепенно под набегающими волнами. Вся  жизнь
- это следы, оставленные на берегу. Если встать и пойти  к  горизонту.
Чтобы узнать, что там за ним. Вода на удивление теплая и  приветливая.
Она поднимается выше, забирая боль и унося печаль. Я хочу  быть  самим
собой. Я буду сами собой. Потом. А сейчас я всего лишь просто дойду до
горизонта. Туда, где все сходится в одну расплывчатую линию.
Меня зовут. Я оборачиваюсь и вижу их. Они стоят на берегу  и  смотрят.
На меня, на море. Вовка сосредоточен и лицо его ничего не выражает.  Я
думаю, он знает про все. Светка машет мне рукой, может хочет, чтобы  я
вернулся. Внука она держит за руку. Он хочет вырваться и побегать  бо-
сиком по берегу. Я его понимаю. Я хочу повернуться и идти дальше. Там,
за их спинами стоит еще кто-то. Кто-то, в тени почти развалившейся хи-
жины. Я знаю, кто это. Я хочу просить у нее прощения за все, что  было
и что могло быть. Я хочу сказать... Но волны вдруг  накатывают,  унося
меня прочь. На мнгновение все пропадает. Потом я встаю - лицом к гори-
зонту и иду. Не оглядываясь. Мысли мои путаются, но я спокоен. Я иду и
иду, и не замечаю, как море поглощает меня.
В следующий раз. Когда придет время выбирать. Выбери другой путь.

1998-99.