КАК КОЛЬКА С АРТИСТОМ МИХАЙЛОВЫМ И С ПАПОЙ РИМСКИМ ПОЗНАКОМИЛСЯ
После окончания института довелось мне поработать в одной конторке. После того, как развалился Советский Союз, много таковых, как грибов, повырастало, а особенно много их наплодилось в Москве. Чем они занимались и на что жили - никто не знал, часто даже сами трудящиеся этих заведений. Люд там работал все больше престарелый, заслуженный, часто обремененный орденами и заслугами перед прошлой властью. В общем - болото. Но это болото, к слову сказать, дало старт многим московским бизнесам. Внешторговские старики научили кое-чему бывших челноков и черкизовских торговцев и передали будущее страны в надежные, до денег охочие руках.
В одной такой конторе трудился и я, на должности менеджера. Как я туда попал - это отдельная история, можно сказать - эпопея, и я обязательно ее когда-нибудь расскажу.
Ввиду неповоротливости и преклонного возраста коллег, работать мне приходилось за троих, и круг моих обязанностей был необычайно широк. Мне приходилось и программировать что-то простенькое на допотопных 286-х писишках (если кто-то помнит такие машинки), и заниматься учетом, и делать переводы с немецкого и английского языков, и бог знает, что еще. Кроме того, я работал экспедитором. Это значит, что пару раз в неделю все оборудование, блестяще проданное мной накануне, я должен был в целости и сохранности доставить клиентам. Дело это несложное, но хлопотное. Надо было утром, вяло поругавшись с ленивыми грузчиками, загрузиться на складе, затем часа три по жаре или по холоду развести все это дело по городу, и, отпустив водилу, на метро добираться до офиса, чтобы успеть ответить на утренние письма. А потом, допоздна - опять продавать и готовить железяки к отгрузке. В общем, день сурка, нормальная такая менеджерская работа.
Машин у нас в конторе было немного, а здоровущих КАМАЗов, которыми только и можно было возить наше оборудование - всего два, так что водители каждый раз были у меня одни и те же. Сначала, когда это дело завертелось, они на меня поглядывали с опаской - обычное недоверие российского работяги к трезвому человеку, одетому в костюм и в очки, но со временем, когда нам вместе пришлось разгрузить несколько десятков тонн оборудования и ребята осознали, что я, хоть и выгляжу, как начальник, в принципе, нормальный парень, социальные границы размылись, а потом и совсем исчезли. Поняв, что стучать - это не про меня, мужики, не стесняясь, материли при мне начальство, рассказывали страшные конторские тайны из серии 'сколько украл бухгалтер', 'кто с кем спит' и 'кто-где купил новую квартиру или машину'. Водителей у нас постоянно не хватало, и ребятам время от времени приходилось пересаживаться на Волги и Вольвы, чтобы развозить начальство по домам и по любовницам, поэтому сведения о жизни конторы у них были самые жареные и актуальные.
Самым занятным персонажем среди наших водил был Колька. Трудяга, безотказный и трудолюбивый мужик, всегда в хорошем настроении, почти не пьющий. Балабол. Золото, а не мужик.
Как-то раз мы должны были с ним сделать небольшую ездку (да, в русском языке есть такое слово). Дело было в пятницу, и мы договорились с Колей встретиться в два часа дня, чтобы часам к четырем уже освободиться и не попасть в пятничную дачную пробку. В условленное время Колька не приехал, чем очень меня удивил. Он был очень пунктуальный, и с какой-то маниакальной точностью всегда приезжал в запланированное время. В этот раз опоздал он на полчаса. Когда Коля на своем красном КАМАЗе подъехал, я сразу по его виду понял, что случилось нечто необычное, и его прямо-таки распирает чем-то поделиться.
А дело оказалось вот в чем. Наша конторка на какие-то неведомые мне доходы построила себе новое здание, прямо в самом центре Москвы, и в ближайшее время мы должны были туда переехать. Ремонт сделали хороший, мебелью обставили качественной, но чего-то в интерьере не хватало. И вот что придумало начальство. Как известно, у каждого художника всегда есть пара десятков, а то и пара сотен непроданных картин, которые ему надо где-то хранить. Картина - штука громоздкая и капризная, и проблема с хранением часто стоит очень остро. Вот наше номенклатурное начальство и договорилось с одним ну оооочень известным художником, галерея которого, скажем так, находится в районе метро Кропоткинская, взять у него штук пятьдесят работ и развесить их по стенам в новом офисе. И служитель муз свои закрома разгрузит, и нам тоже типа сделает красиво. Да и шанс продаться у работ возрастает. Люди к нам в контору заглядывали всякие, часто денежные, а картины в наших свежих коридорах смотрелись очень прилично. В общем, договорились обо всем, а за картинами, мимо графика, ввиду срочности, послали Кольку на КАМАЗе. Без охраны и без сопровождения, кстати. Простые были времена!
Потому Колька и опоздал. Дальше рассказывает он сам.
'Приезжаю я за картинами. Меня встретили, провели в комнату, подождать, пока картины грузят. А там этот сидит...как его...ну, этот... Папа Римский. И артист Михайлов. И чай пьют'.
Надо упомянуть, что Колька, несмотря на свой длинный язык, никогда не врал. Он мог немного прихвастнуть, чуток приукрасить, но не более. Фактура у него была всегда честная и выверенная, так что сомневаться в Колькиных словах у меня оснований не было.
Ну, начали разбираться. Папу этого Римского, я вчера по телику видел и был он где-то с пастырским визитом ни то на острове Пасха, ни то - в Малайзии, и именно сегодня к известному московскому художнику он мог попасть только вот прямо по очень большой необходимости. А в необходимости таковой я очень сомневался, потому что, скажем так, бывал в музеях, всяких Луврах и Прадах, и могу в общих чертах отличить хорошую работу от проходной живописи, которую извергали, эксплуатируя свое давно увядшее чувство прекрасного все эти околокропоткинские живописцы.
Начали мы разбор ситуации с простого. Артист Михайлов оказался вполне живым, здравствующим персонажем, и был Колькой легко опознан. Читатели постарше знают его хорошо, а тем, кто не вспомнит редкую фамилию - фильм 'Любовь и голуби' вам в помощь. В общем, вполне достойная и адекватная фигура для испития цейлонского чая в гостиной именитого художника.
А вот Папа Римский.... Колька подумал немного, с удовольствием отбибикал чайника, который норовил подлезть под колеса его КАМАЗа и объяснил, что это тот самый поп, который главный, который все время в крестных ходах ходит. В общем, после пары наводящих вопросов, оказалось, что это был наш родной Патриарх Всея Руси Алексий, а никакой не Папа Римский. Кажется, Редигер была его фамилия или как-то так.
- И что дальше?
- А дальше они позвали меня чай пить. Ну, я руки помыл и пил чай, пока меня грузили.
- А поговорить получилось? Нормальные мужики?
- Да, нормальные. Этот все молчал, а артист Михайлов просил что-нибудь рассказать. Как живу и все такое.
- И чего ты рассказал? Как бензин казенный сливаешь, рассказал?
Колька покосился на меня. Про бензин я узнал случайно, и вышло это очень кстати. Люблю такие маленькие, ни к чему не обязывающие провокации.
-Не, - помолчав, ответил Колька, - я им рассказал, как я у тещи аджику делал.
Тут я не выдержал и начал ржать. Я знал этот эпизод и знал Колькину манеру рассказывать сию поучительную историю и еще я представил себе лицо его Святейшества, когда история эта достигла его ушей.
А дело было так.
Вскоре после армии Колька женился. Бабу он взял добрую, крупную и хорошую, родом откуда-то с Черноземья. Поэтому Кольке раз в год приходилось ездить в эту самую Черноземью помогать теще с огородом. Огороды там ого-го, ни чета нашим захудалым подмосковным наделам. Там все пышет укропом и помидорами, и Кольку припахивали по полной программе. Да он и не сопротивлялся. Теща была с понятиями, и вечерами обязательно выставляла уработавшемуся зятю пол-литра роскошного домашнего первача.
В один из вечеров, когда урожаи были уже сняты, а все, что надо, прополото и полито, Кольку приладили делать аджику. Ну, дело-то нехитрое. Ему объяснили, что куда и сколько класть, он и начал резать и ложить. А аджичка у тещи была знатнющая, забористая, и с перцами трех сортов и с чесноком и еще бог знает с чем, от чего горло драло и на глазах выступали огромные честные слезы.
Сделал Колька, сколько ему было велено, выпил стакан самогонки и - дело уже позднее - собрался спать.
Дальше лучше передать словами Кольки. Попробую передать.
'Ну, мы это...легли с женой-то, а я это...того, хвать ее...'. Тут Колька показывал свою ладошку, уютно сложенную лодочкой, и показывал в первом приближении, что он прихватывал этой самой ладошкой и слушатель сразу понимал, как и за какое место он прихватывал свою законную супругу. 'И чувствую я, это...что чего-то не то. Баба моя что-то вертится, чего-то ерзает, потом вырываться начинает и вдруг как заорет и - бежать в ванную. Включила воду на полную и оттуда опять как заорет. Слов вроде на разобрать, но чувствую только, что она сильно ругается. А я ничего не пойму. Я же - как всегда, без глупостей...' В общем, дело объяснилось просто. Колька поленился как следует помыть перед сном руки, просто сполоснул их водичкой и всю перцово-чесночную аджичную остроту доставил прямиком в нежное женино естество. В общем, дня три после этого жена Кольку к себе близко не подпускала, а, наоборот, ругала его дураком и другими словами. А потом - ничего, подобрела и подпустила, и жизнь у них опять пошла прежним порядком, в любви и согласии. А Колька после этого случая руки перед сном всегда моет с мылом и вытирает махровым полотенцем.
Вот такую историю рассказал Колька двум новым знакомым. Поп посмеялся по-стариковски и покачал головой, а артист Михайлов обещал рассказать эту историю знакомому режиссеру. Так что, если где-то на подмостках театров встретите мужичка, натирающего аджику и поглядывающего на аппетитную жинку, знайте и помните, что это образ Кольки, простого русского шоферюги, подаренный им саморучно хорошему артисту.
Да, есть одна просьба. Если кто-то возьмется снимать фильм по мотивам моих рассказов, имейте в виду: Колька был невысокого роста, жилистый, на голове - старенькая кепка. Черты лица некрупные, зубы свои, улыбка хорошая.