Аннотация: Фанфик на многим полюбившееся в детстве произведение Стивенсона.
"Джим Хокинс на острове с сокровищами"
История старого Джима Хокинса - рассказанная им самим собутыльнику на кухне, в замке герцога Моррисвилля и выписанная тем без утайки - лишь с небольшим добавлением прикрас, для удобства чтения и развлечения тех, кто полюбопытствует узнать об огромном богатстве, некогда свалившемся на многим хорошо известного эсквайра Трелони, странных смертях самого эсквайра и его многолетнего друга, доктора Ливси, и ужасающих событиях, связанных с командой старого грешника, капитана пиратов, Флинта - который в своё время командовал ватагой морских разбойников на корабле "Морже", грабя всех кто ему подвернётся в плавании, в южных морях.
С Джимом Хокинсом, тогда уже сильно потрёпанным жизнью стариком калекой, меня свела судьба как раз накануне похода в Италию "лягушатников", с их, на ту пору почти что и не известным, разве что по Тулону и обстрелу из пушек собственных мятежников, в Париже, генералом Буонапарте.
Старый, седой, всклокоченный и постоянно по стариковски тихо смеющийся Джим - был чем то вроде помеси слуги и шута, в замке герцога Моррисвилля и справлялся с этими своими "службами" весьма неплохо: днём он старался помочь, где и как мог, ибо ему уже было чуток за семьдесят и нередко он не слышал что именно ему говорили или же наоборот, приняв неверное решение - портил чужую работу, искренне потом извиняясь и церемонно забавно раскланиваясь перед всеми присутствующими.
Как слуга он был крайне плох, чего уж там врать, но зато как рассказчик - затмевал многих говорунов, которые пробивались этим промыслом по тавернам, получая кусок хлеба с сыром и кружку крепкого тёмного пива!
Джим, отчаянно забавно, показывал то как подростки бегут, почти что в полной темноте, по нижней палубе большого военного судна - что бы донести сумки и пакеты полные пороха до орудийных команд, которые ждут их появления с нетерпением для произведения очередного залпа по противнику.
В подробностях описывал и кривлялся, изображая туземных царьков на северо западе Африки или Дагомеи, и разводя руки, объяснял что именно такие, невероятные по размерам, задницы у многих негритянок, которых продают рабынями на плантации Нового Света.
Пояснял, как "береговые пираты" приманивают к мелям или скалам, с помощью "Света Иуды", именно так Джим именовал подобную ловушку - несчастные суда с товарами и потом, подождав когда те затонут, натолкнувшись на препятствие и большая часть их экипажа и пассажиров либо погибнут в море, либо же, обессиленные плаванием в водах к спасительному берегу, не смогут оказывать сопротивление внезапно напавшим на них людям - "береговые братии" начинали обирать несчастных, или, на скоростных барках и лодках - плыть скорее к судну, потерпевшему аварию у берега и в спешке, пока есть время до появления стражи или чиновников, его старались как обобрать.
Как адмиралы британского флота устраивают облавы на пьяных пиратов, гулявших недели напролёт на островках на Карибах, после очередного успешного похода и карательные экспедиции из десанта британского флота зачищают целые острова, от этих упившихся вусмерть скотов, забирая себе их добычу и насчитывая, в рапортах командованию - втрое, а то и пятеро более отрубленных пиратских голов, чем было на самом деле.
Но самым интересным рассказом Джима, тем, в который он вкладывал всю свою душу: скрипел зубами, неистово ругался и размахивал руками, даже однажды попал в челюсть какого то приблизившегося к нему глуховатого старого баронета, который в те времена гостил в замке герцога - было красочное описание того, как много лет назад, ещё в середине нашего заканчивающегося века, когда Джим был подростком и только познал плоть своих первых женщин, он чуть было сказочно не разбогател...
Глава первая: "Семья"
Отец Джима Хокинса был в меру оборотистым человеком, старавшимся не терять своей прибыли нигде.
Точнее, по рассказам самого Джима, так ему описывала отца мать, желавшая что бы у мальчика были хоть какие положительные воспоминания о родителе.
Сам Джим, помнил папашу своего лишь постоянно бывшим навеселе и не скупящегося на тумаки и пинки, раздаваемые как слугам в таверне, так и сыну с супругой - по любому, даже самому незначительному, поводу.
Дед Джима, по отцу - был приличным человеком, негоциантом средней руки и обладал в меру большим состоянием.
Однако после смерти оного купчины, сын его, то бишь отец Джима, слишком увлёкся азартными играми и весёлой вольной жизнью в Лондоне, и за пару лет спустил всё родительское состояние, до нитки.
Женитьба на дочери старого компаньона отца, лишь на время помогла умерить потребности подобного игрока и мота, и уже вскоре после рождения своего единственного отпрыска и наследника, Джима - отец вовсю измывался над супругой: он бранил её что принесла слишком малое приданное, что не желает просить у своего отца новых денег, для них, что мало помогает в ведении дел и прочее, тому подобное.
Старший Хокинс вскоре стал активнейшим образом заливать свои обиды виски и ромом, добавляя в этот список и редкую водку, и через некоторое время превратился в мрачного пузатого забияку, который искал лишь малейшего повода что бы распустить свои руки - как на улице, так и дома, или в принадлежайшей его семье, таверне.
Хокинсы в то время владели лишь небольшой прибрежной таверной "Адмирал Бенбоу". Это было всё, что осталось от денег полученных главой фамилии в наследство и приданное.
Но таверна и ранее приносила крайне скромный доход, а в те годы с которых Джим обычно начинал описание своей случайной встречи с "невиданным богатством", и вовсе - почти полностью была разорена.
Старший Хокинс однако никак не желал её продавать, по причине того, что именно данное ремесло было легальным и помогало хоть как то скрыть от властей прочие его делишки: участие в шайке "береговых пиратов", контрабанду товаров из Нидерландов, а проще говоря - провоз кружев и прочих дамских глупостей из Голландии и Фландрии, что в меру ловкому человеку, в те времена, приносило немалые барыши.
Также при "Адмирале Бенбоу" находилось трое неказистых нетребовательных шлюх, которые за крайне умеренную плату обслуживали непритязательных морячков, околачивающихся возле таверны.
Денег за аренду койки с них отец Джима не брал, по причине того что данные "дамы" должны были стараться разузнать у морячков с какого те корабля и что данное судно, или его сосед в ближайшем грузовом порту, везёт на своём борту и когда отплывает.
Подобное дознание нередко помогало шайке "береговых пиратов", куда, как я писал ранее и входил Хокинс старший, получать хорошую добычу от направленных их трудами на скалы кораблей, с разговорчивыми матросами на них.
Благодаря этим трём "труженницам койки", старший Хокинс также нередко продавал полученные им во время дележа добычи, вещи - толкая их за полцены кому из моряков, клиентов данных фей "старых тюфяков и матрасов с клопами" и имел дополнительный доход с этого.
Первое время разбойничание на берегу и активные попытки заставить торговые суда напарываться на скалы у побережья - приносили хороший доход и отец Джима даже пару раз, с пьяных слёз, обещал жене и сыну что вскоре они разбогатеют и вместе вернутся в Лондон, где ему прежде так нравилось жить. Ещё чуток, ещё немного подождать и он им покажет иную, чудесную жизнь: жену отведёт на балы знакомой знати и в салоны писательниц, сына устроит в колледж...
Однако вскоре почти полностью оказалась перекрыта контрабанда брабантскии кружевами: постарались как таможенные группы на лошадях и лодках, что объезжали побережье и высматривали подозрительных им людей, так и конкуренты, которые объединились в несколько крупных ватаг, с которыми отец Джима совершенно не собирался связываться, боясь быть за это немедленно зарезанным ими или утопленным, как котёнок.
Тогда основной доход стало приносить, прежде побочное, ограбление судов, что "адмиральская команда", как называли сами себя её участники за частые совещания перед выходами на дело в таверне "Адмирал Бенбоу", стала совершать с завидной регулярностью.
"Адмиральская команда" состояла из двух десятков людей, из ближайших к побережью поселений, которые вначале просто случайно встречались на побережье при сборе хоть чего, что могло вынести море. Потом стали регулярно собираться вместе, так было легче отбиться от каких напастей и не так скучно, и вот однажды, когда на скалах вблизи них разбился небольшой бриг, перевозивший шотландский виски и из всей его команды добрался к берегу живым лишь шкипер, тогда и оформилась воедино, именно как береговые пираты, данная группа людей, прежде бывших лишь собирателями прибрежного хлама.
--Чего тянуть? - спросил один из пяти мужчин, что никогда не брились и носили неопрятные бороды. Их все побаивались и считали опасными людьми. Вся пятёрка частенько вместе напивалась до невменяемого состояния и гонялась за полисменами, с ножами в руках. Потом их скручивали или они сами засыпали прямо на улице, а наутро, скромно просили прощения и после очередного штрафа их отпускали, - Кому нужен свидетель? - Никому!
Говоривший тут же присел на корточки и уверенными движениями поднял голову захлёбывавшегося рвотой, только минуту назад выбравшегося на спасительный берег, шкипера потерпевшего крушение корабля.
Потом данный "бородач" достал нож и спокойно вонзил его в живот спасшегося от морских волн, человека. Когда несчастный дёрнулся и что то захрипел, то убийца ловко закрыл ему рот ладонью и вытащив нож, ещё дважды ударил шкипера в горло.
"Бородачи" подождали пока жертва не перестанет дёргаться и деловито стали объяснять остальным, собравшимся вокруг них людям, из которых никто даже и не думал прекратить данное преступление, что следует делать им всем, далее: "Пока что - молчок! Ждём когда непогода чуть отойдёт и отгоняем от этого места всех чужаков! Если кто из таможеников или стражи появится, пускай бабы своими ужимками уводят их подальше от этого места! В город! Потом, без спешки разгрузим корабль и толкнём за половину цены всё пойло каким торговцам в Лондоне или Ньюкасле, там есть надёжные покупатели у нас... Все в доле, так что не хлопайте глазами и поддувалами, давайте, помогайте кто чем может!"
Погода успокоилась уже скоро и на лодках начали перевозить захваченный груз, с частично затонувшего брига, на берег.
"Бородачи" обнаружили на судне спасшегося восьмилетнего пацанёнка и также его зарезали, как ранее шкипера, объяснив всем что свидетель был совершенно лишним и так всем будет спокойнее.
Отец Джима узнал по их разговорам меж собой, что ранее все пятеро промышляли пиратством, трое - где в Индии, или где то около тех мест, ещё пара - близ Ямайки, в Новом Свете.
Люди они были скорые на поступки и решительные, и никто из остальных собирателей прибрежного хлама не решился как спорить с их предложениями, так и потерять долю в грядущей немалой добыче, от продажи дармовой выпивки.
Частично ящики с виски спрятали в "Адмирале Бенбоу" и продавали не сразу, и за пол цены, как предлагали ранее бывшие пираты, а небольшими партиями в разные города и почти что по полной стоимости.
Отец Джима, за то что имел место для встреч и помещения где можно было хранить товар полученный от берегового пиратствования - сразу же стал пользоваться определённым авторитетом в шайке и его всегда выслушивали на советах новосозданной банды, проводившихся во всё той же, ставшей так внезапно полезной, таверне.
Мужчина загордился и нередко вечерами рассказывал жене, что возможно вскоре его изберут "сухопутным капитаном" и имя его станет не менее знаменитым, чем всем известного Моргана, а в дальнейшем он сможет также стать вице-губернатором! Наверное...
Мать Джима в такие минуты плакала и прижимая сына к себе умоляла мужа бросить это гиблое дело, пока его не схватили и не повесили: как пирата и контрабандиста, убийцу и вора.
"Адмиральская команда" состояла из пяти "бородачей", бывших пиратов, которые по полученным увечиям в боях были вынуждены вернуться на родину и перебивались милостыней и воровством, собиранием добычи, выброшенной морем на берег или налётами на одинокие лавчонки, на окраинах небольших городков.
Бывшие пираты запросто могли убить любого и отец Джима это хорошо помнил, всё время общения с ними.
Для них это было возвращение во времена молодости и лихачества, когда они были со всеми пальцами или кистями рук и надеялись, в заморских дальних землях, своей силой и удачей сколотить себе приличное состояние... Не удалось ни одному из них! Сейчас эта пятёрка старалась выжать по максимуму предоставленный им судьбою шанс и возглавила новую группу грабителей побережий.
"Бородачи" были немногословны в трезвом виде и лишь напившись до чертей начинали говорить без умолку, словно сорвавшись с цепи: нередко из за них - то виски, что должно было быть проданно торговцам, оказывалось в наличии лишь половиной бутылок, от ранее заявленного к продаже их количества.
Бывшие пираты были предприимчивы, агрессивны и имели выходы на покупателей "серого" товара, что они тем или иным способом могли добыть на берегу.
По их рассказам в таверне, выходило, что они неоднократно брались и за убийства, но как то особо денег им это занятие не приносило, а риска становилось с каждым годом всё больше и бывшие пираты предпочитали околачиваться на берегу, ожидая очередного подношения бури и прочей непогоды, их вечно дырявым карманам и кошелям.
Случай с бригом, перевозившим виски, крайне возбудил аппетиты данных людей и вскоре они стали предлагать своим сотоварищам не ждать случайностей, а начать самим регулярно промышлять подобными делами: дать комнатушку с койками, для безотказных девочек работающих в порту, что бы те могли немного подзаработать и заодно, в виде ответной любезности, подруги могли бы разговорить морячков о том что за грузы везут их суда и какими маршрутами, в какой день, они отправляются.
В случае правильного подхода, уверяли бывшие пираты, можно будет специально уводить корабли на скалы, приманивая их "Иудиным светом".
"Иудин свет", как выяснил впоследствии отец Джима, был большой костёр расположенный возле настоящего маяка или на берегу, во время непогоды.
На плохо охраняемые маяки совершали нападения пираты "бородачи", одевшие на лица свои нашейные платки, что бы их не узнавали.
Скрутив тамошнего сторожа и смотрителя, они гасили огонь маяка. Потом женщины из "адмиральской команды" разжигали заранее ими собранный сушняк нередко приносимый из дом рядом с маяком, но на берегу, желательно возле опасных отмелей или скал, и по команде кого из "бородачей" разжигали посильнее кострище оставаясь при нём несколько часов, в ожидании заманить на скалы какое судно.
За год активной деятельности, новоявленной команды береговых пиратов, удалось подобным манером трижды поживиться: один раз захватили судно что перевозило из Шотландии груз свежепойманной рыбы, что было крайне огорчительно, так как особо данный товар продать было некому.
Зато команду несчастного корабля, капитана и пятерых матросов - пришлось убивать всей оравой, ибо пираты "бородачи" с ними сами не справлялись и тогда старший Хокинс и остальные мужчины и женщины, бывшие с ними, схватив камни и поленья, начали швырять ими в головы раненных моряков, пока "бородачи" кромсали спасшихся с тонушего судна людей, в темноте, своими широкими короткими тесаками.
Было много крови и шума, но почти что совершенно отсутствовала выгода от подобной акции: рыба просто сгнила, так как покупателей на нёе и главное, перевозчиков, сего специфического груза, бывшие пираты не смогли вовремя найти.
Во второй раз, с помощью девочек из "Адмирала Бенбоу", удалось узнать что ночью выйдет в море какое срочное почтовое судно, что бы везти почту и скорый груз куда на север, в Шотландию.
Болтливый матрос в подробностях расписывал всю сложность службы на подобном "почтовике" и его внимательная и ласковая подруга, не забывая подливать кавалеру пойла в стакан, смогла более менее чётко уяснить когда и как пойдёт вскоре на Север Альбиона, данный корабль.
Один из пиратов сговорился с местным лоцманом и тот предложил свои услуги капитану почтового корабля: лоцман имел проблемы с местными контрабандистами, которые хотели его, в качестве ликвидации банды конкурентов - банально прирезать и посему был не прочь свалить куда подальше, а тут его старый знакомец по Ямайке, предложил выгодное дело и добычу для успешного бегства...
Лоцман смог навести почтовое судно прямо на мель в полумили от берега, а в дальнейшем, имея при себе пару пистолетов и порох, ещё и застрелить капитана корабля и одного из четырёх матросов, которые было попытались самостоятельно снять судно с мели.
Вскоре прибыли на шлюпках "бородачи", отец Джима, несколько женщин и мужчин, и общими усилиями меркантильного лоцмана и бывших пиратов - удалось полностью перебить оставшуюся команду "почтовика" и осмотреть груз.
Оказалось что там, кроме совершенно никому не интересных бумажек писем, есть ещё около четырёхсот фунтов золотом и серебром, в качестве выплат какой то банкирской конторе, два десятка ящиков рома высочайшего качества, для тамошнего графа получателя, брабантские дамские кружева и много чего подобного, по мелочи.
Груз был оценён, не считая захваченных денег - примерно в тысячу двести фунтов и вся "адмиральская команда" принялась с воодушевлением его перевозить на сушу, пока никто их не заметил и не начал расспросы что случилось.
Кроме оборотистых, траченных жизнью, пятерых бывших пиратов и отца Джима - в банде были четверо жриц любви, из соседнего небольшого городка, возле которого и располагалась таверна Хокинсов.
Женщины днём подрабатывали в порту или самом городке, а ночью, обшаривали побережье в поисках хоть какой поживы или вместе с "адмиральцами" совершали нападения на суда, что сами и заманивали на мели.
Девахи были здоровые, ширококостные и любили выпить наравне с мужчинами, после чего затянуть какую заунывную песню или же наоборот, весело похихикать, привычно флиртуя с "бородачами".
Они таскали тяжести наравне с мужчинами и дрались, вместе со всеми, если приходилось перебить команду какого корабля, что не отдали Богу душу ещё в море.
Все четверо бабищ были регулярно беременны и избавлялись от плодов, кто как мог. Они считали что драки на берегу и работы с тяжестями - это хороший способ стравить нежелательную беременность и сами просили их как следует "нагрузить", что бы ещё в процессе ограбления севшего на мель судна, избавиться от ребёнка, вечно ими нежеланного.
Была в "адмиральской команде" и постоянно рассказывающая о своих болячках старая карга, с прозвищем "Бууу!", за то что вечно пугала всех возможной виселицей и любила криком "Буу!", отпугивать дразнивших её мальчишек или лающих собак.
Отец Джима искренне дивился смелости юных сорванцов, кидавших в женщину коровьими лепёшками или собачьим калом, где возле города, лишь забавы ради - так как сам был несколько раз свидетелем того, как "Буу!", вцепилась зубами в горло одному из моряков корабля что перевозил рыбу и буквально выгрызла тому кадык, в прямом смысле слова.
Старуха неоднократно отрубала собственным коротким тесаком пальцы жертв, видя на них любые, самые жалкие, даже медные, колечки и пару раз она проделала это с ещё живыми людьми, добивая их, по совету "бородачей", перерезанием горла...
"Буу!" несколько раз отвозила на тележках расчленённые тела жертв стихии и её банды к себе в пруд, что был возле её дома: "для прикорма раков", как она сама утвержала.
Однако живший рядом с ней бывший пират "бородач", утверждал что и свиней своих, карга также кормила человечиной и совершенно без смеха рассказывал, что ранее "Буу" считалась неплохой знахаркой в их местах, но когда её на чём то подловили и судили - возненавидела всех и по этой причине умерло к ряду четыре роженицы которые к ней обратились, и ей пару раз поджигали дом, в отместку за те случаи. С тех пор она предпочитает возню на берегу и собственное хозяйство, всем прочим занятиям.
Была в группе и тройка беглых рабов негров, что давно оказались в Британии и несмотря на своё явное отличие от местных, смогли кое как здесь устроиться: вначале они были слугами при какой то знатной даме, но после скандала с рождением чёрного ребёнка ею - еле сбежали от погони прочих слуг, бывшей нанимательницы, за ними. Потом нищенствовали, прибились к бродячим артистам и исколесили весь Альбион.
Пытались даже наниматься в команды приватиров с патентом или на военный флот, но там им быстро надоедала дисциплина и они сбегали прочь, что бы вновь начать попрошайничать и ходить где им заблагорассудится.
Часто эти люди отрезали головы убитым "бородачами" людям и проводили какие то свои, как они утверждали, очень могучие, колдовские обряды.
Старший Хокинс правда так ничего особо и не заметил, и по его словам: кроме отвращения, к подобным, измазавшимся в крови и потрохах убитых матросов "грязным рабам" - он ничего никогда не испытывал.
Себя, вся данная ватага из "адмиральской команды", в шутку называла луноненавистниками: так как в лунные ночи было почти невозможно им работать и они лишались заработка.
Все они ненавидели хорошую погоду, что также была им помехой и искренне радовались тёмным ночам, в которые бывали сильные бури с молниями, что позволяли определить разбойникам где находится судно жертва, но не спастись, последнему.
Джима также заставляли помогать при переноске грузов, вместе с женщинами. Он был соглядатаем или стоял на берегу вдалеке и предупреждал об опасности. Пару раз подросток дрался с выжившими жертвами кораблекрушения, но неумело и лишь наблюдал как "бородачи" приканчивают его соперников, ловко орудуя своими тесаками.
"Адмиральская команда", довольно неожиданно появившись для местных властей в виде организованной банды, смогла за год стать головной болью большинства чиновников отвечавших за сухоходство в данной местности и вскоре, в соседних городах, начали появляться объявления о вознаграждении для тех кто сможет указать на них.
Бывшие пираты предупредили "коллег" о том, что собственноручно выпотрошат их как куропаток, если те хоть кому пискнут о своих делишках на берегу, но... Судьба! Именно так Джим описывал то, что далее произошло.
После ограбления судна почтовика и разделения прибыли от добычи, старший Хокинс посчитал что он недополучил весьма много и в пьяном виде начал требовать от "бородачей" увеличить его долю и немедленно! Его слегка прибили и стали угрожать что засолят в бочках с солониной, для поставок на флот.
Отец Джима искренне испугался данной угрозы, особенно после того как карга "Буу!" гарантировала пятёрке пиратов что сможет быстро разделать плотную тушку этого "говорливого дурака", а негры, бывшие в банде, громко расхохотавшись, потребовали себе его гениталии и уши, для проведения какого то дикого обряда и последующего пиршества, после него.
Неделю, после инцидента, владелец "Адмирала Бенбоу" ходил боясь смотреть бывшим сотоварищам по банде в глаза. Зато когда появились объявления с требованием сообщить о том кто захватывал маяк и ставил подложные сигналы для судов на берегу, когда прибыли агенты чиновника из Шотландии, которые расследовали пропажу почтового судна с деньгами для жалования всем им, когда наконец сами "бородачи", хамски объедая "Адмирал Бенбоу", с ухмылочками сообщили отцу Джима что скоро отберут у него таверну, вместе с "титькастой жонкой" - старший Хокинс не выдержал и через старых знакомых своего отца, тайно обратился к таможенным офицерам.
Через три дня, во время большой облавы, были схвачены почти что все из банды"адмиральской команды": "бородачей" пиратов перестреляли во время облавы или повесили сразу после скорого суда. Старуха "Буу!" отделалась какими то настойками, повышающих мужское долголетие для таможенных офицеров и главы суда и его секретаря, после чего её выпустили за недоказанностью преступлений и пожилым возрастом... Девахи, портовые проститутки, втроём отправились в тюрьму. Четвёртая же, толстуха Молли, в связи с тем что была на шестом месяце беременности и умоляла всех сохранить "её деточке мамулю", хотя до этого старалась избавиться от плода как могла - получила в виде наказания штраф и отправилась на отработки в дом судьи, который ей и выносил приговор. Троих негров решено было объявить беглыми рабами и включить в партию, что везла этих самых рабов на ямайские плантации.
Отец Джима оказался свободен и избежал опасностей, но его таверна пришла в упадок: многие бывшие знакомые, узнав чем он промышлял последнее время - старались теперь обходить стороной питейное заведение и самого его владельца в упор не замечали, на улицах городов.
Через месяц безудержного пьянства, то ли от того что избежал опасности быть расчленённым, от бывших пиратов, то ли от того что не сел в тюрьму - отец Джима начал косо поглядывать на сына и говорить матери и самому своему чаду, что тот слишком дорого обходится в прокорме, и от него нет никакой пользы.
Все клятвенные горячие заверения женщины, что сыночек отлично помогает по хозяйству в таверне, прерывались старшим Хокинсом отборнейшей руганью и вскоре добрая матушка стала бояться лишний раз вступаться за ребёнка, предпочитая вечерами просто угощать Джима чем вкусным, что смогла приготовить.
Ещё через короткое время, отец начал регулярно избивать Джима, да не случайно, как бывало и прежде не так уж что бы редко, а целенаправленно и с завидным постоянством - отец пинал тринадцатилетнего подростка, хватал его за каштановые волосы и швырял о стены таверны, отвешивал подзатыльники, дополняя их полноценными ударами кулаком.
По происшествии десяти дней подобной "науки", старший Хокинс заорал что хватит и он более не намерен держать на своей шее двоих дармоедов, и если жена ему на что ещё сгодится, то сыну пора бы уже и самому начать оплачивать себе жратву, постель и одежду, а не грабить несчастного старика ежегодными требованиями или просьбами.
Схватив Джима за шиворот, отец затолкал мальчика в двуколку и отправился с ним в Лондон.
Пробродив пару часов по различным припортовым тамошним питейным заведениям и увидев кого то знакомого, старший Хокинс вошёл наконец внутрь грязно серого, из череды проносившихся перед носом Джима, таверен и кабаков, и пробравшись к столу, за которым мрачно ухмылялся, глядя себе в стакан, какой то громила, несколько скомканно произнёс: "Вот. Товар... Сколько...?" - При этом отец держал Джима за шиворот и не давал мальчику улизнуть или спрятаться где в самом заведении.
--За этого крысёныша? - хохотнул громила. - Могу предложить пару пенсов, не более!
--Да вы что?! Холили, лелеяли, берегли как зеницу ока - смотрите: парень жилист и здоров, хотя и невысок. Но отличный трудяга, помогал мне в работах на берегу и в принципе, легко освоится на корабле! - возмущался отец Джима, всячески нахваливая свой "товар".
--Хм... - задумался его собеседник, приглядываясь внимательнее к пареньку, которого держали прямо перед ним. - Разве что судовой "пороховой обезьянкой"? На большее он точно не сгодится, даже не пытайся мне плавником скользить по ушам, понял?
Далее, в течении десяти минут, ещё о чём то спорил отец Джима с его потенциальным покупателем и наконец они пришли к соглашению: за Джима уплатили двенадцать шиллингов и мальчика тут же передали на руки нового, вызванного громиллой, высокого долговязого матроса.
--Веди Это на "Саффолк" - он в команду "пороховых обезьян" прикуплен, там у них, после последних разборок с пиратами и французиками, близ африканского побережья, потери среди них большие. Пускай примут очередное пополнение...
Моряк флегматично кивнул и схватив Джима потащил того прочь из таверны. Отец, стыдливо отвернулся в сторону и не смотрел в глаза визжащего и плачущего своего ребёнка, а остальным не было дела до происходящего: мало ли людей, в том числе и подростков, таким образом набирают на королевский военный флот?
Глава вторая: "Пороховая обезьяна"
Джим слабо помнил как именно его доставили на корабль, место, где ему теперь предстояло обживаться среди новых, совершенно ему незнакомых, людей.
Когда он попытался было вырваться из рук долговязого моряка, который тащил его к пристани что бы усадить вместе с собой в шлюпку и отвезти на судно, мальчик рискнул и укусив своего конвоира за руку - совершил попытку сбежать, но был тут же остановлен сильнейшим подзатыльником, от которого закружилась голова у Джима, и тут же парой ударов кулаками по спине направлен в шлюпку, что покачиваясь на воде уже ждала их.
После подобного обращения с собой, резко контрастирующего даже с часто пьяным и драчливым отцом, бежать или хотя бы делать попытку к побегу, Джиму совершенно перехотелось. Особенно после клятвенного, многословного, вычурного обещания долговязого матроса: что он "кишки сопляку через глотку выймет и засунет ему же в задницу!"
Теперь, сидя в шлюпке между гребущей парой и своим конвоиром, Джим, лишь тихо подвывая, постоянно плакал.
В этот момент он буквально ничего не видел перед собой: ни того куда именно, к какому кораблю его везут, ни кто это делает - ничего.
Подросток был в состоянии близкому к обмороку и лишь надеялся что если его и будут убивать, то сделают это всё быстро и без каких особых мучений.
Волею отца, вся его прежняя жизнь перевернулся с ног на голову и теперь он уже и не надеялся когда либо увидеться с милой, доброй матушкой, странным, жестоким, но всё же родным и таким знакомым отцом и привычной ему таверной "Адмирал Бенбоу", в которой он и прожил почти все свои предыдущие годы жизни.
Сейчас его тащил странный, незнакомый и весьма скорый на расправу моряк, на какое то огромное судно, где он, Джим Хокинс - должен был стать скорее всего юнгой. В лучшем случае.
Именно так тогда думалось подростку, когда его пинками подгоняли по переносному трапу на верхнюю палубу корабля, а потом, в свете масляных ламп и факелов, уже ночью, определяли на постой в малопонятный "кубрик мартышек" и далее, после всех этих учётно распределительных процедур, всё теми же пинками и подзатыльниками, гнали вприпрыжку на новое место пребывания.
Корабля, в первое время по прибытию на него, мальчик так и не опознал, так как ночью, при мерцающем свете пары факелов, совершенно не мог отличить своими глазами, полными слёз, одно судно от другого. Куда именно на судне его гнали на запуганную зверушку и потом определяли на ночное пребывание, он также сперва не смог определить.
Странное большое помещение в нижних уровнях корабля. Вонь мочи и съеденной недавно пищи, вместе с частыми "подпусканиями ветра" местными обитателями. Множество скалящихся на новичка мальчишек вокруг.
Сперва Джиму показалось что их не менее сотни, но когда сопровождающий его долговязый моряк ушёл, то новичок смог определить подсчётом что соседей у него теперь чуть более трёх десятков.
В основном, более половины, это были подростки тринадцати-четырнадцати лет. Все долговязые и худые, словно бы плеть. Морды лиц у всех загорелые, глаза блестят, как у стаи голодных волков в лесу - при виде домашнего поросёнка забредшего в лес, на поляну с желудями под развесистым дубом.
Остальная орава отличалась разнокалиберностью: был один совсем "малой", на вид ему было лишь около семи лет. Пятеро, примерно, десятилетних и остальные, одиннадцати-двенадцати лет мальчуганы, чуть старше или младше самого Джима, в точности сейчас было не определить.
--Так! - заорали старшие, наступая на вжавшегося в переборку новенького, который в страхе ожидал от них любого поступка: от принятия его в коллектив, до банального грабежа прибывшего или его избиения всей оравой. - Новенький, пока не пройдёт нашего посвящения и не станет полноценным "картузником", после обучения - будет спать на полу, вместе с Клопом и прочими из "мелюзги"! Свой собственный гамак ещё надо заслужить! -нравоучительно объявил Джиму один из троих старших лидеров группы, показывая рукой на собственные и товарищей ложа, что по причине отбоя на корабле уже были развешены вдоль всего кубрика.
Остальные все закивали головами. Старшие, по причине того что считали что это справедливо, а младшие, как понял из их затравленных взглядов и скорых коротких нервических смешков Джим - потому, что видимо "старшаки" их регулярно нещадно избивали, и проще было поддакивать им всегда, пока не вырастешь и не займёшь место своих мучителей или не сдохнешь где на службе, мало ли возможностей для этого на военном корабле...
--Теперь... - продолжил тот из старших, который и ранее указывал новичку что именно ему предстоит. - Теперь обязанности! Во время боя всё ясно - мы все "пороховые обезьяны", тут нет вопросов! Таскаем порох на орудийные палубы, помогаем с пушками, если что попросят поправить или перенести, подтащить, потом, когда возможен захват вражеского судна - лазим всюду по захваченному кораблю врага и обыскиваем его, не забывая и нам самим, старшим кубрика, что принести из каждой такой ходки - ты понял меня? - наставительно спросил говоривший у Джима и когда тот испуганно закивал головой, довольно усмехнулся и продолжал. - Но это в бою... В обычное же время - мы делимся на "старшаков", вроде меня и этих, за мной которые стоят: мы занимаемся игрой на флейтах и барабанах, и прислуживаем офицерам, как денщики. Тебе, тварь, такое пока даже в мечтах не светит, усёк?! Завтра определимся что с тобой будет: то ли станешь чистить гальюны, вместе с Клопом, то ли пойдёшь прислугой к матросне... Они тоже иногда себе требуют кого, на разные нужды!
Гогот прервал высказывание старшего из юнг и все начали вновь размещаться на своих местах.
Старшаки залезли в свои гамаки и иногда, шутки ради, плевали на головы тех кто располагался на крохотных дырявых циновках под ними, под всеобщее одобрение остальных своих товарищей, по более презентабельным местам.
Клопом, как и догадывался ранее Джим, оказался самый маленький из мальчишек, семилетний, невероятно серьёзный пацанёнок со спутанными светло рыжими волосёнками, отчего то уже начинающими чуть седеть и зеленоватыми, словно бы выцветшими, глазами.
Именно Клоп доверительно сообщил новичку что завтра, возможно кто из моряков вытребует себе Джима как прислугу, а на самом деле "душечку", в отстутствии женщин на судне. Ребёнок рассказывал это с такой дрожью, от охватившего его ужаса, в голосе, что Джим не выдержал и спросил его откуда у него эта информация.
--Он сам, любимец нижних палуб! - гоготнул в очередной раз висящий в гамаке старший из группы юнг и весело и ловко плюнул Клопу прямо на макушку.
Самый маленький из юнг утёрся и тут же отвернувшись лицом к переборке стал тихо плакать, постоянно нервно вздрагивая плечиками и шепча слова: "Мама... мамочка! Зачем ты меня сюда привела?! Я бы всё делал: полы мыл, стирал, готовил, побирался на улицах - но зачем ты со мной так... мамулечка!"
Когда старшаки начали, видимо это было привычным их вечерним развлечением, рассказывать кто как и когда уже "пользовал" Клопа и что ему предстоит ещё долго, несмотря на все неудачные попытки мальчика пару раз уже залезть в петлю, Джима внезапно захлестнула какая то ранее невиданная и никогда не испытываемая им злость, агрессия, злоба.
Злоба на себя и своих родителей, что его, также как униженного многими, совсем крохотного Клопа - выбросили прочь из дому, чёрти куда, в какую жизненную пропасть! Ярость на то, что он не смог ничего сделать что бы спастись, в том числе до того как попал на судно. Страх, огромный и всепоглощающий, оттого что может и сам завтра подвергнуться насилию матросни, с загадочных "нижних палуб", которые ранее уже насиловали совсем "малого" кроху Клопа, который сейчас лишь постоянно что то шептал себе под нос, словно бы весь остальной мир перестал для него существовать и не замечал плевков на свои спутавшиеся волосы.
Вскочив, словно пружина, со своего места - Джим бросился к гамаку где возлежал рассказывающий очередную любимую байку о Клопе, старший из мальчишек юнг, который ранее и объяснял новенькому его положение в группе корабельной прислуги.
Джим, ещё когда размещался на новом месте, на циновке на полу, узнал от таких же как он "младших" - что примерно треть мальчиков, среди "пороховых мартышек" - это беспризорные побродяжки или малолетние преступники, которых продают как их родители, так и судебные чиновники, что бы продолжать получать на них довольствие из казны и немного монет, от флота, за очередного малолетнего раба доставленного флоту для службы.
Все нынешние "старшаки" были из Лондона и ранее грабили пьяниц у трактиров или попрошайничали.
Они довольно быстро сдружились и по слухам, впрочем ими самими и распространяемыми, просто однажды ночью завалили всех прежних старшаков, перерезав их как свиней.
Теперь они были главными среди мальчишек и на своей территории, в кубрике юнг, отрывались по полной.
Как можно было незаметно и безнаказанно перебить хотя бы пару юнг - оставалось загадкой для новичка, но именно подобные байки ему рассказывали самые младшие из "пороховых обезьян".
Однако и у Джима, благодаря береговым пиратам из "адмиральской команды", были кое какие навыки выживания.
"Бородачи", бывшие пираты, советовали ему всегда стараться атаковать первым, особенно если врагов много или они больше его по габаритам: первый удар даёт возможность сравнять силы сторон.
Если постоянно унижают, есть шанс что так будет и далее, а то и хуже: лучше дерись, получишь возможность почётной смерти, в драке - вечному унижению и отношению к себе как к собаке.
И ещё: многие кто любят насиловать или избивать слабых - большие трусы, и их самих можно хорошим резким ударом быстро запугать. Главное это обязательно попытаться сделать!
Крови, после виденных им боен на берегу, когда "бородачи" добивали моряков спасшихся от бури из затонувших кораблей - Джим совершенно не боялся, а всякие странные культы, с отрезанием голов и их последующей варкой в котлах, что он успел понаблюдать в исполнении тройки сбежавших негров рабов из шайки своего отца - сделали Джима гораздо более крепким духом, чем он даже сам ранее думал, и нечувствительным к рискованным поступкам.
Если полчаса назад, когда его лишь привели на корабль и кинули в грязный вонючий кубрик юнг, он готов был расплакаться и отдать всё, лишь бы его не били, то сейчас, буквально немного обвыкнув в новой обстановке и приглядевшись к людям вокруг, новичёк понял что единственный шанс для него спастись, особенно среди ровесников, это завоевание авторитета дракой и случай с оскорблением крохи Клопа, как нельзя хорошо этому способствовал.
--Ты чего, тварь?! - заорали на новичка все старшаки в гамаках. - Лежать вонючка! Место! Знай своё...
Джим схватил уже не горевший переносной фонарь и держа его в руке, подскочил к еле выпрыгнувшему со своего гамака, самому разговорчивому из старшаков и с размаху ударил того по голове фонарём, так что стекло лопнуло в лампе и добавило к огромной шишке и синяку, ещё и порез, на голове жертвы внезапной атаки Джима.
--Что?! Почему?! Да какого... - орали в панике старшаки, в полутьме спрыгивая в истерической спешке со своих гамаков. Далее началась драка.
Проблема "местных" оказалась в том, что Джим не был тихоней с берега, которого "лихие юнги" могли запросто запугать своими рассказами.
Он видел резню, в исполнении бывших пиратов "бордачей", получал ежедневные тумаки от отца, таскал тяжеленные лари и ящики с потерпевших крушение судов до таверны "адмирал Бенбоу". Может мальчик и не был очень атлетичным, но и слабаком он совершенно точно не считался.
Спрыгнувшие на пол старшаки получали немедленно удары потухнувшей лампой по голове и плечам, и с воплями, в основном от ран от порезов лопнувшим толстым стеклом, падали на пол.
Вначале их никто не трогал, но потом Клоп, а вслед ему и остальные там ранее располагавшиеся "нижние юнги", с воем начали сами щипать и кусать своих прежних мучителей, бить их и всячески руками и ногами, мешали встать им на ноги - пока Джим продолжал избиение старшаков почти что в полной темноте, полагаясь скорее на память, где кого он ранее видел прежде чем началась катавасия, чем на остроту зрения.
--Суки, твари - сокрушу! На части резать буду! Сожгу живьём! Кишки через горло... - орал подросток как невменяемый услышанные им от взрослых ругательства и угрозы.
Джим впал в некое бешенство, и готов был бить и убивать, от страха впрочем, что если он сейчас остановится, всё это будут проделывать уже с ним самим.
--Всё, всё! - раздалось откуда то снизу. - Они готовы! Всё!
Это самый маленький из юнг, Клоп, сейчас вскочил на ноги и отбежав подальше в угол, что бы не попасть под раздачу лампой, предлагал Джиму прекратить избиение.
Оказалось что старшаки сильно избиты и их сдерживают внизу на полу прочие, к их группировке не относящиеся, мальчишки бывшие в кубрике.
--Запомните! - громким шёпотом проговорил Джим, когда с помощью Клопа ему удалось всё же зажечь лампу, предварительно вновь налив в неё остатки масла бывшие в крохотном глиняном кувшинчике. - Запомните скоты - никто больше не тронет малого! Ни вы, ни кто из матросов - кишки выпущу! Гальюны сами начнёте чистить и как все, по очерёдности! Я, на берегу, людей резал десятками, с меня станется! Рыпнетесь, я вас, как прошлых старшаков вы сами - на части разделаю, а потом в котёл к кашеварам на камбузе кину. Ам!!! И никто вас и не найдёт! Пропали куда то - сбежали!
--Да не трогали мы их! - сорвался на визг один из старших юнг, сейчас лежащий между троих мальчишек младше себя, что его держали за руки и за ноги и не давали встать. - Там, возле Ла-Коруньи, просто нам настоящую бойню рейдеры берберийцы устроили и все прежние старшие были ими перебиты, кого на нижних палубах ядром, кого потом, при попытках абордажа... Это мы так говорили, что бы нас уважали и боялись!
Новичёк, уже немного отошедший от своей внезапной вспышки ярости, тяжело навалившись неумело занял гамак бывшего лидера юнг, и улыбнулся в полумрак: "Верю. Но Я - не вы! Если обещал скормить команде частями, скормлю!"
Джим вдруг понял что вполне сможет верховодить здесь и его, пускай и совсем крохотный, но всё же опыт помощника при береговых пиратах, сейчас оказывал свою службу.
Внезапная, никем не ожидаемая короткая яростная атака новичка, применение тем оружия - в виде переносного фонаря в железном корпусе, невиданная ярость ночной драки, чего ранее никогда не бывало с ними - всё это шокировало старшаков кубрика и сейчас они просто боялись полной расправы над собой, как со стороны бешенного новичка, так и тех, кого ранее регулярно мучали и над кем измывались, просто в качестве замены иным развлечениям, в своём убогом мире самых бесправных существ судна.
До утра уже никто не спал и если старшаков и отпустили, то лишь для того что бы они, как и их младшие товарищи по кубрику, собравшись вместе сидели на полу и смотрели на раскачивающегося в гамаке Джима, который периодически травил невероятные байки о своей "лихости на берегу и дружбе с пиратами", то, иногда не выдерживая напряжения последних суток, начинал всё же подрёмывать и его осторожным вопросом будил маленький Клоп, ставший при его гамаке словно бы адъютант при адмирале.
Утром юнг вывели на общее построение и когда начали выдавать наряды на чистку гальюна. Избитый Джимом ночью лидер старшаков, было попытался и новичка, вместе с Клопом и парой совсем малых ребятишек, чуть старше Клопа, поставить на эту работу.
Но увидев знак лучника времён Столетней войны, исполняемый Джимом пальцами, но при этом приставленный к горлу - посчитал за лучшее отказаться от своей затеи и назначить иного мальчугана, последним, в группе на чистку.
Судно, на которое Джима Хокинса продал собственный отец, называлось "Саффолк" - какой то там корабль третьей линии.
Сам Джим этого не понял, сколько ему не объясняли его новые товарищи и лишь с удивлением таращился на длиннющие ряды моряков, что располагались сейчас на палубе.
Пушек на корабле было около шестидесяти и по словам Клопа, что со вздохом готовился привычно ему начинать чистку корабельных гальюнов: выходило что юнг постоянно не хватало на работы, особенно во время боёв, когда приходилось из "порохового погреба", условного помещения под постоянной охраной пары стрелков, выносить и нести вприпрыжку пакеты с порохом, на заранее выделенные каждому юнге орудийные места.
Большое количество орудий на "Саффолке" и относительная малочисленность юнг, что подносили заряды для выстрела, уже были причиной пары, не очень удачных для корабля, сражений. Даже с явно слабейшим противником.
Клоп вскоре ушёл вместе с остальными "чистильщиками". Часть избитых старшаков отправились в офицерские каюты на уборку и прочие работы там. Новичка, вместе с ещё десятком юнг, забрал к себе какой то вахтенный бомбардир.
Выяснилось, что сейчас проведут небольшие учения о том, как действовать юнгам в бою, что бы они знали более-менее хорошо все проходы судна и могли, даже в полной темноте и задымлённости боя, или если часть помещений будет снесена вражеским залпом - всё же легко ориентироваться и доносить полученный порох до им указанных номеров орудий, которые станут за ними регулярно закреплёнными.
Вначале, все двенадцать юнг стали ходить с верхней палубы до пороховой комнаты и от неё разбредаться по нижним уровням: Джиму, как одному из старших, досталась самая нижняя из орудийных палуб.
Потом бомбардир начал слегка присыпать песком палубу. Как объяснили новичку шёпотом товарищи, что бы не скользили ноги, когда придётся бегать по палубам вприпрыжку, при любом, даже почти полностью отсутствующем освещении и бомбардир инструктор приказал начать пробный "занос".
"Пороховым обезьянам" выдали каждому по кожаной сумке. В них, согласно регламенту, положили по четыре шёлковых пакета наполненных мукой и заставили разнести всё по своим местам, им указанным ранее, на данной подготовке.
Когда после семи к ряду попыток все более менее справились и перестали получать от бомбардиров проклятия и тумаки, было решено заменить условный "мучной порох" простыми булыжниками, подобными по весу и заставить юнг повторить свой манёвр на время, что бы было очень сильно похоже на перемещения в хаосе и спешке боя, когда каждая минута дорога.
В подобном маневрировании с грузом на трапах между палубами, пару раз Джим был уверен что всё же свернёт себе шею и сваливался со ступенек, прямо на влажное холодное дерево пола нижних уровней.
Но ничего серьёзнее ушиба и шишек на голове с ним не случилось и к обеду, когда "учение" было завершено и юнг отпустили на получение "жратвы в тошниловке" - он уже был даже горд что сможет, как он надеялся, если будет большое сражение, не хуже остальных подавать порох для команд бомбардиров или передавать сообщения офицеров друг другу.
Бредущие с ним юнги объясняли новичку, что основная работа в бою будет всё же у старшаков: именно они уже имеют определённый опыт и должны обслуживать основные орудия судна, Джиму, как по возрасту подходящему в старшаки, потому и дали на отработку нижнюю палубу, что бы скорее учился - так как именно там самая высокая смертность среди юнг.
--К тому же, если что заварится в схватке, - проговорил один из новых знакомцев Джима, - есть шанс что старшаки захотят тебя пырнуть ножом во время боя. Это нормально! Многие сводят личные счёты, как среди матросов, так и юнг или офицеров... Время боя этому всячески способствует и особо, если нет свидетелей, никто выяснять не станет: как имено в убитом человеке дырки провертели...
Джим призадумался и решил быть внимательнее, в случае новых учений или настоящего сражения.
Ему также казалось вероятным что старшаки ещё попытаются вернуть свою власть над юнгами и отойдя от ночного шока, от устроенного им новичком внезапного избиения, попытаются непременно с ним расправиться.
Еду юнгам выдали прямо на верхней палубе: вначале "чистым" из них и лишь в самую последнюю очередь, уборщикам гальюнов.
Клоп привычно тихо плакал, так как в силу возраста сильнее всех устал и очень проголодался, остальных мальчишек это сильно забавляло и они даже привычно выдали ему пару пинков, в качестве поощрения.
Джим на них прикрикнули и прочие юнги, помня о ночном инциденте, не решились оспорить его покровительсво над малышом.
Старшаки вполголоса спорили о том, что Джим скорее всего себе решил Клопа взять в качестве "душечки". Другие, помладше, предполагали что новичок просто найденный брат Клопа и теперь его защищает, о подобном они читали в книгах или слышали от старших сестёр, которые эти книги читали.
После обеда были какие то хозяйственные заботы по переноске и чистке котлов, и прочего на камбузе, и ничего интересного, после тренировок на нижних палубах и сбеганию на скорость с сумками с шёлковыми пакетами "пороха", даже и не предвиделось.
Юнги рассказали Джиму что подобное тренировкам или учениям у них скорее за развлечение, и на самом деле их проводят не так уж и часто. Большая часть работы для юнг - это труд раба при судне: чистка и уборка, присмотр за чем либо и тому подобные грязные унизительные работы.
Вечером, после отбоя, всех юнг под присмотром моряка отправили в их кубрик и тщательно заперли помещение соседней комнатушки, через двери которого можно было попасть на верхнюю палубу.
Старшаки стали натягивать на верёвках свои гамаки, недобро поглядывая на Джима и всем видом показывая что не собираются снова его терпеть лежащим вместе с ними на гамаках.
Ещё по пути в их общий кубрик, Клоп шепнул Джиму что слышал как старшаки сейчас сговаривались и взяв на кухне заточки или просто украв какие из малых ножей, собираются уже этой ночью поквитаться с новичком за всё, а потом, устроить "воспитание" и прочим, кто его поддержал.
Однако опыт прошедших суток и то, чему его учити "бородачи" на берегу, когда Джим вместе с ними перетаскивал грузы с затонувших суден в "Адмирал Бенбоу", не прошли для подростка даром: на кухне он смог напихать себе в закатанные рукава рубахи достаточно соли и захватить деревяшку с железным наконечником, совсем крохотную , как чайная ложка - и предназначенную непойми для каких камбузных нужд.
Джим решил не ждать пока все заснут, так как общая атака старшаков на него, в этом случае, гарантированно была бы успешной и постарался первым вновь напасть, считая это единственным способом остаться живым до утра.
Новичок вновь протянул палец в сторону главного из старшаков, которого вчерашней ночью первым начал избивать и в чьём гамаке провёл свою первую ночь на судне и громким голосом объявил тому, нарочито оскорбительно: "Пшёл вон, вонючка! Теперь - это мой гамак!"
--Ты оборзел, тварь малохольная?! - тут же вышел из себя тот, к кому Хокинс обращался и под всеобщие вздохи и нервные взгляды, немедля ни секунды бросился на новичка.
Джим тут же слегка раскатал свой рукав, с солью в нём и махнул им в сторону лица бегущего на него разъярённого старшака.
Чуть соли попало и в глаза Джиму, но основное порошковое облако приняли "иллюминаторы " атакующего и тот, с воплем, присел на пол, визжа и крича что есть силы.
Его противник тут же нанёс сильнейший удар ногой в голову сидящего на корточках старшака и ещё пару, по рёбрам и ноге, когда тот свалился на бок на пол.
Остальные старшие юнги было вскочили на ноги, что бы с помощью захваченного ранее на камбузе судна самодельного оружия поквитаться с оборзевшим совершенно новичком, но тот их предупредил грозным окриком: "Сидеть твари! У меня "пиратская школа", я вас тварей вертеть буду - как хочу!"
То ли внезапное, уже второе к ряду, за сутки, поражение их лидера, то ли напоминание Джимом о том что он многое чего видел в жизни и их не боится - но старшаки немного посопев и поугрожав, всё же согласились: теперь гамаки будут делить поровну между группировками Джима и его противниками, и поочерёдно все будут спать и на полу, без оскорблений или отказов от своего времени там.
Немного пришедший в себя лидер старшаков лишь подскуливал и всё время грозился Джиму отомстить, но его особо уже не слушали.
Все были заняты распределением новых ролей в коллективе: старшаки боялись расправы над собой со стороны "пиратского юнги", как они про себя начали называть Джима, а его сторонники - уже деловито отнимали какие получше гамаки, сговаривались кому в какой очереди их занимать, ночами.
--Это какая то "сорвавшаяся пушка"! - недовольно буркнул кто из старшаков, устраиваясь на ночь на полу.
И тут же получил бросок деревяшкой себе в голову, от младшего из юнг, Клопа, который теперь буквально боготворил Джима, позволившего ему, первый его раз на судне, спать в собственном гамаке.
--Молчи! За такое тебя на части можно рвать! - распсиховался не на шутку малыш и Джиму даже пришлось его утихомиривать.
Оказалось что "сорвавшейся пушкой" - на корабле называют человека неуправляемого, отмороженного, готового на любой, самый дураций или безумный, дикий поступок.
--Как орудие, когда сорвётся со своих креплений и при крене судна ездит по палубе, в темноте давя попавшихся на пути людей или убивая, и калеча их. Если такое случится, по недосмотру бомбардиров, то всё, считай в том месте далее служить нереально - к чёртовой матери лишишься конечности, или тебе кишки, ударом о переборки, выпустит данная махина! - тихо говорил, уже сквозь дремоту, Клоп, поясняя Джиму некоторые аспекты службы, ранее тому неизвестные.