Малышев Александр : другие произведения.

Ппп-2. Будь проклят 43-й год!..

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
  • Аннотация:
    Продолжение "Попаданца против попаданца"...
  Вместо тайм-лайна:
  
  
  Примерная оценка ВЭП (военно-экономического потенциала):
  1. Реальный СССР образца 1943 года примем за 100%.
  Тогда США = 200; Германия ~70; Англия = 50.
  2. Мой АИ СССР-43 = 70. Минус больше потерь, больше территорий потеряно/не возвращено, трудности с немцами, погиб Сталин...
  Третий Рейх - примерно 75-80 (меньше потерь). Англосаксы остаются при своем.
  
  Т.о. в 43-м немцы вступают сильнейшей стороной. Но победа на Восточном фронте им не гарантирована.
  Причина намбе ван. Все-таки фактор западных союзников (стратобомбежки, Сицилия и др.) действует.
  Причина 2. "Выживаемость" стран во 2МВ просто удивительная. Япония, потеряв флот, под ударами напалма и атомных бомб с американских "суперкрепостей", дравшаяся против почти всего мира продержалась полтора года. Германия, оставшись без румынской нефти и воюя на два фронта - год.
  
  'Времена не выбирают,
  
  В них живут и умирают,
  
  Большей пошлости на свете
  
  Нет, чем клянчить и пенять.
  
  Будто можно те на эти,
  
  Как на рынке, поменять.
  (Александр Семёнович Кушнер)
  
  Я читал лежа в кровати новости с кристалла памяти, когда стены комнаты начали сужаться. Что, опять?.. Я же только пару недель как вернулся. Вскочил, но сделать шаг к двери уже не смог. Свинцовая тяжесть в ногах и руках парализовали, буквально нагнули к полу. И через секунду меня выбросило в гигантскую пыльную воронку абсолютно черного цвета.
  - Что-то новенькое, раньше был кори...
  А потом всё исчезло.
  
  ***
  Это тело я узнал сразу. Почувствовал, как люди ощущают привычный им постоянный наряд. Я снова стал Василевским. Лежу на кровати, белый потолок, белые, крашенные известью стены.
  Пижама. Ощупал лицо, рывком сел. Под кроватью нащупал тапочки. Больница. Точнее госпиталь. Угадал я интуитивно, на рефлексах. Запах больничных покоев ни с чем не перепутаешь.
  Тут пахнет лекарствами, гноем, кровью и человеческой болью.
  
  Встал. Покачнулся. Но быстро вернул равновесие и пошел прямо к двери. Палата на одного, а судя по высоким потолкам старинного особняка - это главный госпиталь Красной Армии.
  Дверь со скрипом распахнулась.
  
  Охранник, полузаспаный, в форме НКВД (почему?) вскочил со стула.
  - Това...
  Я лишь махнул рукой. Замолчал, глаз не сводит. Ждет.
  На погонах две звездочки - лейтенант. Хотя... прошли чекисты переаттестацию или... Да нет, прошли.
  Автоматически скосил глаза на свое правое плечо, но вместо погона увидел кусок красно-белой полосатой пижамы. Ах да.
  
  - Лейтенант, где тут главврач, - тоном, не терпящем возражений, спросил начальник Генерального штаба. Да, я буквально снова чувствовал себя им.
  По коридору, направо. Отлично. Пошёл.
  
  Шаркающей походкой... ну а что вы хотите, попробуйте врубить строевой шаг в тапочках на пару размеров больше, которые того и гляди слетят с ноги, я потащился в указанном направление. И буквально через десяток шагов оказался в большом холле. Посмотрел налево...
  
  Огромный портрет Сталина на стене перечеркнут широкой черной лентой по уголку. Вот оно! Я прислонился к стене, пытаясь связать все факты.
  
  Верховный Главнокомандующий Иосиф Виссарионович Сталин погиб. Именно погиб, я точно это знал, хотя откуда?.. Естественно, столь глобальное изменение известной Объективной Реальности из-за вмешательство немецкого попаданца (и в этом я был уверен без всяких фактов и приборов - Высшее Знание если угодно) привело к рождению сильнейшей Хроноволны. И меня в нее втянуло и забросило обратно.
  
  Я дошаркал до кабинета главврача. Медсестра, выполняющая роль секретарши хотела что-то сказать, привстав с кушетки, но я так глянул, что она села обратно не проронив ни звука.
  Седой человек в белом халате сидел за огромным письменным столом, примостившись как-то сбоку, спиной ко мне
  - Да, да, сейчас, я уже зак... - услышав шаги за спиной он явно принял меня за кого-то из персонала, зашедшего по неотложному делу. Выписки, дела перед человеком разъехались, когда он обернулся и увидел кто зашел.
  - Кто мой лечащий врач? - тоном пациента произнес я. Все-таки все мужчины в мире, какими бы крутыми и смелыми они не были, какими чинами и высокими должностями не обладали немного побаиваются людей в белых халатах.
  - Я.
  Логично. Главный врач лечит главного больного.
  Напрашиваешься вопрос "доктор, что со мной?" я пропустил.
  - Отличненько, - улыбаясь произнес я - Выпишите меня отсюда.
  
  - Товарищ генерал-полковник... - начал было возражать медик, но я почти тут же его перебил:
  - Можно посмотреть свою историю болезни.
  Надо все-таки выяснить, что случилось с реципиентом в эти 12 дней (на перекидном календаре 19 марта, а Служба отозвала меня 7-го). Доктор опять хотел возразить, но потом махнул рукой и протянул тоненькую папочку.
  Ага... сквозь вязь латыни и трудноразбираемый почерк я пробивался с трудом, но суть понял. Переутомление, нервный срыв. Ага, ага... подозрения на раздвоение личности (шизофрению). По всему - крыша у настоящего Василевского слегка поехала.
  - Кризис наступил два дня назад, - как-то поверх очков произнес айболит. И продолжил пояснения - Вы кричали от боли, бредили, ругались... Пришлось вколоть двойную дозу морфия.
  Я закатал рукав на левой руке и увидел несколько характерных точек. Нормально меня обдол... обкололи.
  А два дня назад - это наверно момент Возвращения. Переход сопровождается колоссальной, непереносимой болью. Но милостивая память стерла эти жуткие воспоминания. А вот тело Александра Михайловича отреагировало.
  
  - Сейчас я в полном порядке, - захлопнув дело я внимательно посмотрел на врача, но тот спрятал глаза за стекла очков. Мистика прям какая-то. - Да ладно вам, доктор. Могу таблицу умножения пересказать. Или законы Ньютона. Или стихи почитать.
  Я пустил в ход все свое обаяние, мне не хотелось давить на этого усталого и, судя по всему, действительно хорошего доктора.
  Взгляд скользнул на небольшой столик, за спиной собеседника. Фотография Сталина в скромной рамке и стакан водки, накрытой хлебом.
  - Как... когда... - не смог договорить от волнения. Доктор сочувственно посмотрел на меня,
  - 15 марта, ночью. Большая немецкая бомба упала на Кремль... Погибли многие. Товарищи Ворошилов и Каганович, - врач махнул рукой.
  - Водка есть?..
  - Спирт... - как-то автоматически произнес он, но тут же спохватился - Я категорически...
  - И закурить. Сто лет не курил, - я уже на своей волне. Со мной сложно спорить.
  Доктор протянул пачку "Казбека", отрицательно помахал на мое молчаливое предложение присоединиться, пояснив- "держу для коллег" - "работа у вас НЕРВНАЯ" - с пониманием кивнул я...
  Доктор протянул стакан, достав мензурку с уже разведенным спиртом. Знакомый запах коснулся ноздрей. Я не большой любитель выпить, но сейчас мне нужен был допинг. Устаканить мысли.
  - Помянем.
  Не чокаясь выпили. Доктор запил из еще одного стакана водой, я лишь затянулся глубоко папиросой.
  
  - Вас как зовут?
  - Петр Михайлович, - несколько церемонно представился доктор, и опять как-то странно - печально, мудро и при этом цепко - посмотрел поверх очков.
  - Александр Михайлович, - я представился абсолютно автоматически, ни на секунду не задумавшись. Быстро я адаптировался. В прошлое попадание на обретение всех навыков чужого тела мне понадобилось несколько часов.
  Видимо, когда валялся в беспамятстве, мое подсознание восстановило связь с телом, овладело вновь моторикой, речью и прочими функциями реципиента. Вот и не верь в силу бессознательного. Дедушка Зигмунд мне улыбается.
  Раз Слияние произошло я могу действовать свободно, как человек, выучивший в детстве иностранный язык в совершенстве - он говорит бегло, без ошибок и не задумываясь... не надо переводить фразы в голове, нужные слова сами находят место.
  
  - Вы Михалыч, и я Михалыч, - весело сказал я - Может перейдем на "ты"?
  Про себя я прикинул возраст врача, он явно моложе Василевского лет на десять. А седина - это скорее следствие тяжелейшей работы с перегрузками нервной системы. У самого Александра Михайловича, то есть МЕНЯ, вон виски тож поседели...
   -Да, да...
   - Выпишешь? - прямо спросил я разливая по второй. Я уже полностью овладел инициативой разговора, также как и перехватил мензурку,источник "воды жизни".
  - Надо бы еще недельку понаблюдаться...
  Я досадливо махнул рукой - "такие дела творятся!".
  - Если что, готов лечиться амбулаторно! - ломаю я последний рубеж обороны медицины.
  Мы выпили еще, под "за ваше здоровье" - опять церемонно и как-то печально глядя на меня поверх очков - что за привычка такая у этого доктора, произнес тост Михалыч.
  - Моя форма?..
  
  В ГенШтабе.
  
  Штирлиц идет по коридору... Фраза из старинного советского телесериала вертелась у меня в голове, пока я шел по знакомым коврам, уложенных на генштабовские полы.
  На меня смотрели как на вернувшегося с того света, хотя и не забывали козырять. Но взгляды... испуганные. И подойти никто не решился.
  Еще когда я надевал свой новенький - после введения погонов в феврале только пошил - китель в госпитале, я взглянул в зеркало... Еще при первом попадании я плотно взялся за плотную, склонную к полноте фигуру генерал-полковника. Физические нагрузки, медитации. Все-таки психика воздействует на организм. Раз у нас разный метаболизм, то изменения не могли не произойти. И я заметно похудел. А тут еще две недели валяния на больничной койки. И стресс с Возвращением.
  В зеркало на меня смотрел, конечно, не Кащей Бессмертный, но человек больше походивший на мой реальный облик, чем на тучноватого реципиента. Китель болтался, в него можно запихнуть если не второго Василевского, то его половину. И цвет кожи бледноват, с уклоном в серое. Дракула одобрил бы.
  
  Но все-таки причина, что от меня многие отшатывались, как от зачумленного не в резко изменившемся облике. И не в болезни.
  
  Я подошел к знакомой приемной. Своей приемной. Четверка ожидавших вскочила как по команде, а потом, странно засуетившись - у всех нашлись неотложные дела? - испарилась.
  Адъютант, он же секретарь незнаком. А вот за дверью вполне ожидаемый и.о. - Антонов. Откуда я знаю, ведь таблички с ФИО на наших кабинетах не вешают, только должность или название отделов, и то не всегда. А я услышал краем уха, но профессионально (профессионально как резидент Хронослужбы, а не генерал) зафиксировл шепоток за спиной "к Антонову пошел".
  
  Антонов. Все правильно. Рановато, чем в Реальности моего мира, да и в этой (хотя я его и специально натаскивал), но лучше кандидата просто нет.
  
  - Можно? - я кивнул на дверь и не дожидаясь ответа распахнул одну дверь прошел тамбур и оказался в своем кабинете. Кабинет не изменился и изменился. Нет, все вещи - несгораемый шкаф с картами и документами, стол, карта на стене, даже мещанская герань на подоконнике (кто ее туда вообще впёр?) - остались на месте.
  
  Но при этом вид, и даже запах кабинета изменился. Антонов при моем появление встал, вышел из-за стола и радостно протянул руку. Ну и отлично. Хоть здесь все сошлось.
  
  ***
  Мы беседовали часа полтора, я прихлебывал крепчайший чай и подкреплялся заботливо принесенными бутербродами, Антонов же вел себя как радушный хозяин (да!), развлекая гостя более высокого ранга (так!) разговорами.
  
  Из этого потока, или скорее - водопада информации, я выделял главное.
  
  ... что тело товарища Сталина не было найдено. Там клочки по закоулочкам полетели. Несколько фрагментов тела - неизвестно кого; возможно нескольких людей - были сожжены, а прах замурован в Кремлевскую Стену (она сильно пострадала, но аллея героев сохранилась). Сталин похоронен как Неизвестный солдат. Солдат этой войны...
  
  ... что лидером страны - Генсеком и ПредСовНаркома - объявили Молотова. Но он отказался от должности Верховного Главнокомандующего и наркома обороны. Наркомом стал Тимошенко. Логичный ход со стороны Вячеслава Михайловича отметил я про себя. Тимошенко ему знаком, они работали вместе. И в тоже время дистанцирован от старой гвардии и нового племени, молодых и дерзких генералов-маршалов.
  ... что руководство войной решено возложить на коллективный разум Ставки. А вот это плохо , - отметил я на полях своей памяти. Лучше один плохой командующий, чем два хороших...
  Война требует единоначалия!
  
  ... что немцы 10-11 марта начали мощное контрнаступление в полосе Юго-Западного фронта, и буквально нашинковали фронт на несколько котлов. Это неожиданность. Я четко помню оперативную обстановку на момент своего Отзыва (7 марта). Юго-Западный и Воронежский фронт развивали наступление на юг и запад соответственно, вступая на территорию Украины. Наступление шло медленно, мешала погода, отрыв тылов, большие потери, но в целом (на фоне обстановки зимы 42/43) его можно признать успешным.
  ... что, в свою очередь, контрнаступление немцев развивается медленно. По тем же причинам - погода, потери; но есть еще важный фактор. Советские войска потерпели серьезную неудачу, оказались в тяжелом положение, но не утратили боеспособности и управляемости. Где заняв круговую оборону, где пойдя на прорыв, где-то яростно контратакуя они тормозили движение фрицов. Чтобы пройти 50 километров для смыкания клещей ударным группировкам (ориентировочно - это 4-я танковая армия Гота и неизвестный танковый корпус из резерва немецкого командования -?) противнику понадобилась неделя. Неделя!
  Это не стремительный блицкриг, а скорее забег одноногих спортсменов на Паралимпиаде.
  
  А Юго-Западный фронт надо РАСФОРМИРОВАТЬ. Или переименовать. У этого фронта плохая карма! Сколько можно! 1941 - Киевская трагедия. 1942 - Харьковское окружение. 1943 только начался - и опять...
  ... что контрнаступление на Кавказе застопорилось. Нашим войскам удалось отжать немецкие клинья от Грозного и Орджоникидзе, отбить все потерянные перевалы Большого Кавказского хребта, но выбить оккупантов с Северного Кавказа не удалось. Без разгрома сталинградской группировки пути снабжения группы армий "А" надежно обеспечены, Ростов в глубоком тылу и сил у фрицев достаточно, чтобы удержать два советских фронта (Приморский - Петров, и Северо-Кавказский - Масленников) в изолированной позиции.
  
  ... что появление "тигров" произвело впечатление на советскую Ставку, но наш предварявший их ход - развитие самоходок - тоже сыграл. Поэтому надо наращивать производство СУ-152 на базе КВ и СУ-85 на базе Т-34. Новый начальник АБТУ генерал-лейтенант Баданов с этим согласен.
  Баданов? Неожиданно. Помнится я высоко оценил действия 24-го танкового корпуса, прошедшего самые тяжелые бои в Воронежской мясорубки, но кавалер Ордена Суворова II степени номер один и в моей, и в этой Реальности взлетел уж очень неожиданно высоко.
  
  ... что в наступающих советских войсках сложное положение с боеприпасами (0,5-0,7 боекомплектов) и горючим (1-2 заправки автобензина, и не больше полторы дизтоплива для Т-34 и КВ в танковых корпусах и армиях), а снабжение продовольствием в критическом состоянии - кухни безнадежно отстали.
  
  И все-таки некоторая недоговоренность в кабинете висела. Антонов вежливо предложил поехать с ним в Ставку (обязательное вечернее заседание, как и при Хозяине).
  Совещались не в полуразрушенном Кремле, к тому же навевавшие тяжелые мысли, а в НКИДе. Молотов перенес центр управления страны в подвальный бункер по месту своей основной работы. и снова логично.
  
  Машина ехала по улицам замирающий на комендантский час Москвы, а внутри ЗИСа висела тяжелая пауза. И здесь я вспомнил про всегда спасавший меня маневр - поспать. Эти когда десяток минут, когда полчаса полудрёмы всегда помогали мне справится с хроническим недосыпом и усталостью от страшного напряжения в своей работе.
  И все-таки Иннокентич не удержался. Он что-то буркнул шоферу и тот завернул к тротуару несколько раньше. Распахнув дверцу Антонов глазами предложил мне выйти.
  Мы выбрались наружу за пару кварталов от здания НКИД. Я сразу хватил еще морозного мартовского воздуха и закашлялся. Достал папиросы и закурил. Полегчало.
  - Пройдемся?.. - полу предложил, полу приказал Антонов.
  Хочет поговорить тет-а-тет. Но почему не в кабинете? Охранники шли в десяти шагах позади, и можно перекинутся парой фраз.
  Как-то странно пожевав губами, Антонов все-таки решился:
  - Товарищ Берия... он ОЧЕНЬ интересовался вами...
  Неожиданно. А чего?..
  - Вы так странно заболели, а тут это... - мотнул головой в сторону Кремля собеседник.
  И тут я просто рассмеялся. Настолько дикое предположение. Однако, чего только в головы наших доблестных чекистов не приходило. Вплоть до подземного тоннеля в Бомбей...
  - Лаврентий Павлович всех подозревает. Работа у него такая. Ну наверное подзабыл, что после, не значит в следствии...
  
  Произнес столь резко, что Антонов непроизвольно вздрогнул; и я решил не обострять и концовку фразы "при случае надо напомнить" благоразумно проглотил.
  
  Я шел на совещание Ставки и прикидывал варианты. Мне предстоял серьезный поединок. Даже не единоборство, а сеанс одновременной игры. И не с новичками-любителями, а гроссмейстерами тайных комбинаций и византийских интриг.
  Как бы не силен был Фишер в 72-м, а в одиночку на 10 досках он матч сборной СССР проиграл бы... Значит надо найти союзников. Проще всего "вербануться" лично к Молотову. Но вот потянет ли Вячеслав Михайлович? Ох не нравится мне все это.
  Тимошенко. Хороший вариант как нарком обороны, но ни разу не Верховный полководец. Но этот служака скорее мне в плюс. Также не любит кремлевские (теперь НКИДовские) игры. И на НКВД у армии зуб даже не вспоминая репрессии 37-го...
  Кто еще?
  
  Нас встретили на подходе, потом еще охрана у дверей. А рмейские и вежливые ребята в штатском. но не чекисты.
  Логично. У НКИДа есть своя охрана, дипкурьеры всякие. В общем на Олимпе попахивает большими разборками. И все друг другу не доверяют. В свете только что узнанного наверняка многих волнует вопрос - кто наводчик?..
  Но у меня-то алиби! Железное!
  
  Третья проверка внутри, при спуске в бункер. Удивленный взгляд подполковника, при виде обоих(!) Начальников ГенШтаба. Молоденький лейтенант переводит взгляд с моего фото на удостоверение на лицо и от растерянности шевелит губами. Лицо человека на фото в два раза толще, и румяней, и белее... Насчет последнего не уверен, в зеркале доктора Михалыча на меня смотрел смертельно бледный человек с заострившимися чертами лица, так, что кожа на скулах натянулась. Как бумага на остро отточенную опасную бритву. Говорю же - готовый Кащей без грима.
  
  Меня пропустили. Видимо после случившегося новых указаний не поступило, а я (как член Ставки) имел право прибыть на ее заседание. Все правильно. Хороший знак. Только на четвертом этапе проверки - секретарь в приемной - мы забуксовали.
  - Я сейчас уточню... - и скрылся за дверью.
  - Поскребышев погиб? - внезапно озадачился судьбой сталинского порученца.
  - Да. Там всех на куски...
  антонов явно волнуется, вон как кадык ходит. Притащил на заседание генерал-полковника, и сомнения взяли - а можно ли.
  Ну-ну...
  - Кабы чаво не вышло, - передразнил я его мысленно, повторяя интонации знакомые Василевскому по его деревенской жизни.
  
  Секретарь распахнул дверь:
  - Можно... - одними губами, я и не расслышал, скорее догадался.
  
  Девять человек сидели в кабинете за длинным столом, покрытым зеленым сукном. Точно такой же как и у Сталина. Только помещеньице поменьше. Раза в два. И поперечного стола нет.
  
  Молотов, Тимошенко, Кузнецов (нарком ВМФ), Жданов... выдернули из Ленинграда... вот как все серьезно! А вот этих двоих не знаю, покопался в памяти самого Александра Михайловича, но там теперь такой завал, что мысленно махнул рукой. Ага, Маленков вроде вон тот.
  Я смотрел и не верил глазам.
  Передо мной сидели старые (да-да) и смертельно усталые люди. Совсем не такие, какими я их помнил 20 дней и 20 килограммов назад.
  Как-будто могильная плита не прах Ворошилова, Кагановича и Сталина закрыла, а еще и придавила плечи кремлевских лидеров.
  Мое появление не произвело эффект взорвавшейся бомбы. Оно даже шевеления в рядах не вызвало. Оно вообще не привело к каким-нибудь реакциям, только Тимошенко ограничился парой фраз:
   - Выздоровел? Это хорошо, что вернулся...
  Я четко, насколько мог - краем глаза я увидел как дрожали пальцы у виска - козырнул и попросил разрешения ПРИСУТСТВОВАТЬ. Приоритеты точные - я здесь пока никто и звать никак. Смена руководства страны ведет к массовому изменению положения фигур на шахматной доске. Вчера Василевский - любимейший генерал Сталина, его правая рука в военных вопросах. А сегодня?.. Посмотрим.
  Обращался я при этом не столько к Тимошенко, а как бы глядя через его плечо на Молотова. Как он себя поведет? Повел точно: указал на стул с левой стороны стола. Ни удивления, ни страха, ни любопытства, ни тени неодобрения. Железная маска. Не человек - "каменная стена".
  С другой стороны: я как военный для Молотова лишь "технический персонал", у него сейчас главным образом политика - внутренняя и внешняя - на уме. Трюк с переводом управления из Кремля в НКИД, и охрана из "местных", а не чекистов. Что-то тут есть темное, предгрозовое чувствуется. Намечается...
  
  ***
  Докладывал Антонов. Его слегка монотонный голос прорывался сквозь накатившую на меня дрёму. Действие алкогольного допинга и адреналинового вброса прекратились, и на меня навалилась свинцовая тяжесть, веки сжимались. Впрочем слова "смертельная усталость" знакома для всех присутствующих.
  Поэтому даже для меня собственная вспышка ярости оказалась внезапной.
  Обсуждали ситуацию на юге, предлагались различные планы и варианты... и тут я не выдержал. Вскочил, и тут же пожалел, что не догадался выпросить у доктора Михалыча палку для ходьбы... импозантно... и нужно. Но резко махнув рукой, я прервал Антонова и почти закричал:
  - Немцы блефуют! Неделя-две и дороги развезет окончательно. Переброска сил, новый фронт - это хорошо. Но надо бить сейчас, пока они скованы в маневре.
  - Что делает авиация? Где Новиков?..
  Судя по наступившей тишине, последняя фраза "что-то не то". Тень на лицах.
  
  Антонов чуть ли не одними губами произнес мне на ухо:
  - Новиков отстранен и находится под следствием...
  Видимо по причине страшной гибели Сталина. "Кто виноват!" - это первая реакция. Простой ответ "Противник!" - жесткий, сильный, умный противник - нашим любителям поиска черных кошек в голову не приходит. Вот же...
  
  Я иронично поглядел на взволнованных дядечек и про себя отметил "Боятся!". Боятся даже говорит о судьбе Маршала Авиации и любимца Сталина.
  А вот эту самую судьбу не объедешь на кривой козе. В моем мире Новиков сел, но после войны. В этом... только что пораньше попал в жернова Саныч.
  - Кто исполняет обязанности Главкома ВВС?
  Ого, в моем голосе прорезались стальные нотки. Сам не ожидал. Но этихзаседателей надо встряхнуть.
  - Голованов, - подсказывает со своего места по правую руку Молотова Тимошенко. И смотрит снизу верх. О как внезапно открывшаяся ХАРИЗМА Начальника ГенШтаба действует на вполне так себе сильных и мужественных людей. Лидерские качества и повадки вожака - относительные вещи.
  Кому-то инициатива генерал-полковника покажется вызовом, а кто-то облегченно вздохнет, скинув непосильную ношу на плечи подвернувшегося добровольца. Вот Семен К. видать решил скинуть тяжкий груз.
  
  Молотов? Каменное лицо, минимум эмоций. Но ему тяжело. В футболе говорят, что второй тренер может быть главным в любой другой команде. Кроме той, где был вторым. Потому что его и воспринимают как второго. Есть в спорте масса прекрасных исключений из этого сурового правила, но вот насчет Вячеслав Михайловича не уверен. Он с оглядкой руководит. Вот и сейчас... молчит.
  
  Голованов, значит - вернулся я мыслями к военным делам.
  - И где он?
  - Руководит вылетами АДД. Как раз в том районе наша авиация действует, - это уже Антонов. Скорость прихода на помощь товарищу Василевскому увеличивается. Реагирует почти мгновенно, паузы на двадцать секунд не затягиваются. И как аккуратно берет под защиту. Косвенную. Наверное Голованов и сам вылеты совершает. Герой. Без вопросов. Только вот не его это теперь дело. Ему в штабе надо быть и командовать по телефону. Толку будет больше!
  - Здесь есть его заместитель, генерал-майор Тищенко.
  Кто такой, почему не знаю. Ога. Это один из двух незнакомцев.
  - Мы делаем все возможное...
  Я смотрел на Тищенко - и его лицо расплывалось. И голос слышу как издалека. Плохо. Я явно нездоров. Генерал докладывал, но если раньше я сразу схватил бы суть, разложил факты по полочкам, а данные сбил бы в плотные колонки чисел - почти автоматически, на интуиции и опыте - то теперь картина представляла абстракционистский ужастик.
  
  "... произвели сто... семь вылетов... перевезено... -й авиакорпус отчитался о сбитии десяти новейших истребителей... Лейтенант-штурмовик... совершил огненный таран... осталось по одной-две заправки... зенитчики бам-бам-бам зап докладывают о..."
  Не спрашивая разрешения сел. Достал пачку "Казбека". И с наслаждением закурил.
  Мне просто плохо... Совещание продолжалось, я слышал сквозь туман в голове обрывки фраз и отдельные реплики, но всё так смутно. А потом посторонний шум в ушах (или извилинах?) исчез, картина перед глазами обрела четкость, а мозг заработал чётко и ясно. И даже ощущение тяжкого похмелья (или недопития) исчезло. Всё встало на свои места.
  
  Совещание уже подошло к концу. Антонов и Тимошенко положили перед Молотовым несколько документов на подпись, пара человек торопливо тронулись к выходу, видать получили срочное задание...
  Я поймал сея на ощущение - как перемена в школе. При Сталине такого не припомню. У него тоже люди сновали туда-сюда, но обычно этот процесс носил динамичный характер. Закончилось совещание Ставки - мгновенно начинается Политбюро, плавно перетекающие в заседание ГКО.
  А тут... кончилось заседание и пошли все.
  - Формалист! - где-то даже с досадой обозвал я про себя Молотова.
  Хотя... моё второе "я" - подсознание? - стало искать объяснение и тут же нашло массу зацепок в качестве адвоката ВМ... он на новом посту еще не уверен в себе, ему надо готовиться к каждому собранию-обсуждению, "прорабатывать вопрос", знакомиться с документами. В чем-то он в своей неторопливой манере ведения дел может и прав. Боязнь наделать ошибок, осторожность - это такие же качества государственного деятеля (настоящего), как смелость или интеллект.
  
  При выходе я вроде случайно замешкался и у дверей остался последними... ах да, мы, суеверы, говорим "крайним".
  - А вас, Штирлиц, я попрошу... - конечно Молотов так не скажет, наоборот, он сейчас испытывает облегчение. Наверняка.. Вот даже оторвал от стула свою... ммм... пятую точку. Готовится рвануть в комнату отдыха, аж запыхтел (мысленно).
  Я разворачиваюсь и громко , при этом прямо глядя в глаза ПредСовНаркома, спрашиваю:
  - Разрешите обратится с личным вопросом. Секунда-две растерянности, дверь в этот момент уже закрывается. Бам-с! Капкан захлопнулся - мы один на один.
  
  ***
  В эту секунду я вспомнил лето 19... г. Пионерлагерь. Наша футбольная команда, возглавляемая капитаном и правым крайним Витей Толкачевым (само собой разумеется по прозвищу "Толкач") выигрывала матчи у всех соседних лагерей. И даже у "Маяка" выиграли, хотя они ДЮСШ, у них даже форма была, а мы кто?.. Белый верх, черный низ - и айда!
  С минимальным перевесом 4:3, но выиграли! И я в той игре участвовал, играя "насмерть перед воротами" - центральным беком.
  А потом Витю забрали в середины смены; родители уезжали в отпуск и взяли его с собой в деревню. Надо ли говорить, что все остальные матчи мы продули? А матч-реванш с маяковцами на их поле - с немыслимым счетом 2:16!!!
  
  Особенно жалко в тех матчей нашего вратаря Жорика. Я сам в своем классе вратарствовал, но Жора сильнее меня был на голову как воротчик - в прямом и переносном смысле слова. Он так бился в первой игре с "Маяком" (даже пенальти взял!), став вторым краеугольным камнем сенсационной победы, а вот тут поделать ничего не смог.
  
  Почему-то при взгляде на Молотова мне вспомнилась эта картина - ослепительное солнце, зеленое-зеленое футбольное поле, растерянный Жора стоит в воротах и просит замену?.. Понятно, что без Иосифа Виссарионовича многие растерялись.
  
  - Товарищ Молотов, - а ведь чуть не по имени-отчеству обратился поймал себя на мысли, но так же твердо продолжил - я бы хотел обсудить свою дальнейшую...
  Пауза.
   ...работу.
  
  Десперадо.
  
  Я действительно не узнавал себя. Воинственное настроение переполняло душу. Хотелось рвать и метать, хотелось взять Молотова за плечи и потрясти, оря в лицо "очнитесь!".
  
  Разговор шел уже полчаса и начинал напоминать хождение по кругу.
  - Может кофе?.. - вежливо предложил я. Мне надо срочно допинга закинуть, резервы тела явно не перекрывают столь мощные потери энергии.
  Он соглашался, как человек, столкнувшийся с полупомешанным, соглашается на всё, в надежде и тоске оглядываясь по сторонам "когда же прибудут санитары"?
  Секретарь по сигналу кнопки принес кофе, удивленно посмотрел на двух собеседников - генерал, раскрасневшийся, вдобавок расстегнул мундир на пару пуговиц, и судорожно сжимающий в руке большой белый платок (ну чем не флаг капитуляции?) и прямо сидящий Молотов.
  
  - В таком состоянии я не могу полноценно выполнять, - пауза, чтобы подобрать синоним слова "функции"... мозг в бешеном теме перебирает варианты и.. - обязанности начальника Генерального Штаба...
  Вижу тень облегчения на лице собеседника. Да, наверно неприятно иметь дело с таким типом.
  - ...но я могу помочь как консультант. Теперь, когда нет Бориса Михайловича...
  - Да-да, - как-то поспешно соглашается Молотов. Он явно растерян под моим напором. И хочет побыстрее закончить разговор. Избавиться от "пациента", хотя бы сейчас, а потом придумать как и совсем его не допускать к телу... Но я еще не закончил.
  
  - Со стратегической точки зрения война вошла в кризисную фазу, - продолжаю я разговор, больше похожий на монолог параноика, еще и с манией величия в анамнезе, - Немцы и мы взаимно ЗАВЯЗЛИ, и эта попытка тянуть бегемота из болота...
  Обреченный взмах рукой. Но левой, не в той где белый платок. Удивительно тонкая психологическая деталь! Но совершенно непроизвольная, моё подсознание противится мысли о поражение на интуитивном уровне, на уровне двигательных рефлексов!!!
  
  Можно поискать возможности политического регулирования. Но это неприемлемо с точки зрения внутренней политики. "Народ не поймет!". Ненависть к немцам велика, и второй Брест сильно подорвет авторитет Советской власти и лично нового вождя. Сталин бы мог...
  И плавно перехожу к г л а в н о м у:
  - Меня больше беспокоит то, что тут, в (... опять ищу замену слова "Кремль", вспоминая где я)... что тут в Москве творится! Вы понимаете, что без Иосифа Виссарионовича некому держать Берию в узде?
  Вот!!!
   Наконец-то ледяная броня Молотова... нет, не растаяла... скорее дала трещину. Его проняло!
  - Мы доверяем...
  Я даже не дал договорить, по глазам поняв, что Вячеслав Михайлович не верит в произносимые слова. Мысль изреченная... н-дя.
  И Молотов понял, что я понял. И кивнул. Просто кивнул. Молчаливый союз состоялся!
  
  Теперь надо закрепить на бумаге. Понятно, что кровью подписывать договор друг с другом мы не будем, но я хотел бы иметь г а р а н т и и. И постоянный доступ к вождю, для консультаций.
  Когда я изложил это свое пожелание, перешли к обсуждению деталей. Договорились, что я остаюсь членом Ставки - министр без портфеля, поскольку Антонов остается выполнять должность начальника ГенШтаба,- и становлюсь членом ГКО.
  - Я поставлю вопрос на очередном заседание. Мне... Нам, - быстро поправился премьер, - нужны такие преданные и знающие люди.
  - Мне нужен телефон для прямой связи с вами... - я не успел закончить, а Молотов уже записывает на бумаге номер. Деловой подход. Сразу видно, что человек много и тесно в последнее время общался с американцами (про тяжелые переговоры по ленд-лизу и открытию Второго Фронта с срочно прилетевшим Гарриманом меня проинформировал Антонов). Ловит на лету!
  - Маленкову вы доверяете? - задал я давно волновавший меня вопрос. Человек "сидит на кадрах". С этой позиции начинал свой путь к вершине сам Сталин.
  - Нет, - качание головы. Молотов хотел что-то добавить, но я просто угадал его мысль:
  - Трусоват.
  С Вознесенским и Микояном нас все равно больше.
  Лаврентий Павлович остается в оглушающей пустоте. Не любят обер-палачей, хоть и боятся-уважают. Извини, брат-товарищ, но не я эту войну начал!
  
  Крепкое рукопожатие (настоящее мужское, у меня даже кости хрустнули!) закрепило договор. И это хороший знак. Все-таки Молотов еще не вошел в образ Кремлевского Небожителя. Сталин такого панибратства не допускал. Но думаю - этому-то Вячеслав Михайлович научится...
  
  ***
  Антонов ждал меня в приемной. Выглядел он слегка встревоженным и выйдя за дверь мне захотелось ему подмигнуть - дескать "Прорвемся!". Но это уже слишком. Хулиганство тоже должно иметь меру! Свою я выполнил на пару месяцев вперед.
  - Поедем в ГенШтаб, - просто чтобы прервать вопросительное молчание говорю я.
  
  По прибытии нас... правильней, конечно, Антонова, вызвали к телеграфу.
  - Вы хотите присутствовать? - спросил он, я лишь кивнул.
  Эти переговоры могли сказать о ситуации больше, чем десятки сводок и донесений. Снова почувствовать нерв Большой войны. Мне это необходимо.
  
  - У аппарата Рыбалко. Здравия желаю.
  
  - Здравствуйте. У аппарата Антонов, Василевский.
  
  Интересно, какую бурю эмоций и у так нервничающего командарма вызовет сообщение о моем возвращении.
  - Армия сосредоточена в районе... - .. - ... и ведет ожесточенные бои. Большие потери, недостаточно горючего.
  - Сколько в строю танков и личного состава?
  
  - Утром было около сотни. Численность армии 16 тысяч человек.
  
  - Что значит утром?
  - В течение всего дня шел ожесточенный бой. 12-й танковый корпус оттеснен к большаку у ... и понес большие потери. В ... бригаде осталось два танка, в ... бригаде танков нет. 5-й гвардейский ТК используется как танки поддержки пехоты. Резервов нет.
  
  - У Рыбалко три стрелковые дивизии в подчинение, - быстро проинформировал меня Антонов, когда я ткнул в эту строчку. Так, что-то помню, но смутно...
  
  - Хорошо. Доложите о противнике, - продиктовал я телеграфисту. Антонов поджал губу, видимо сам хотел вести диалог, но вежливо промолчал.
  - Противник силами не менее трех дивизий и 80 танков атакует армию с восточного направления, пытаясь отсечь танкистов от основных сил фронта. С запада наступают моторизированная и пехотная дивизия. На севере окружения завеса, но слабая. Прошу приказ на прорыв в северном направлении, пока еще есть горючее и боеприпасы.
  
  - Какие силы действуют с юга?..
  
  - Силы небольшие, до бригады. Главное - на флангах.
  
  - Ясно. Продолжайте удерживать большак и Пролетарское, - это уже Антонов. В его голосе чувствовалось непреклонное "не паникуйте".
  Я же отлично понимал командарма-три. Его армия прошла с боями от Ржева до Украины, только вот не вперед, а вдоль фронта. Каждый раз армию перебрасывали на новое направление, и каждый раз все попытки прорваться вглубь немцами блокировались. И даже продвинувшись на 20-30 километров вперед, танкисты останавливались "подождать пехоту". Скованность! Скованность в мышлении танковых командиров вместо жажды прорыва! Скованность из-за проблем снабжения. Не хватало автомашин, дороги разбиты, а в небе хозяйничают немецкие штурмовики и пикировщики...
  
  Поэтому Рыбалко и нервничал, оказавшись в полу-котле. У советских танкистов просто не было опыта успешных оперативных прорывов, в ситуации где надо действовать в глубоком отрыве от основных сил и при перехваченных тыловых коммуникаций. Зато много негативного опыта, когда такие прорывы осуществляли немцы.
  
  - Как мы можем помочь? - тихо спросил я у Антонова, выходя в коридор.
  - На правом фланге создана деблокирующая группа вокруг кавкорпуса Соколова. Добавили им стрелковую дивизию, пару танковых полков и лыжбаты. На левый перебрасываем две стрелковые дивизии и танковую бригаду из Резерва Верховного...
  В тоне Антонова отсутствовал тон "докладчика", шел разговор не снизу вверх, а как равных. И это мне понравилось!
  
  - А силы собственно Юго-Западного?
  - Общевойсковые армии, кроме 5-й Ударной, сами бьются в оперативном окружении западнее и восточнее. Пятая прикрывает важнейшее направление на Воронеж с юга. Ее танковые корпуса имеют единицы танков в строю.
  - А если Рыбалко пойдет на соединение не на север, а на восток, с 6-й армией? Объединившись, они смогут прорваться.
  - По такой погоде, по снегу и грязи, с недостатком горючего... если войска и выйдут, то без техники. И попадут из котла в котел.
  - Авиация?
  - Нелетная погода. Недостаток горючего. Аэродромы далеко...
  - АДД?
  - Задействовано. Работает по немцам днем и ночью. Еще - по ночам перебрасываем горючее и боеприпасы. ТБ-3 сбрасывают на парашютах, У-2 посадочным способом. Делаем все возможное...
  Впервые в голосе Антонова прозвучали извиняющиеся нотки.
  
  - Какие силы мы можем перебросить немедленно?
  - Перенацеливаем 21-ю армию Чистякова от Рокоссовского и 70-ю из Резерва Ставки. Перебрасываем 1-ю танковую. Но коммуникации...
  Ясно. Коммуникации растянуты, же де забиты или разрушены, полевые дороги - каша. Теперь пошла гонка на опережение. Успеют наши перебросить силы и деблокировать котлы, или немцы по одиночки передавят окруженные войска... но в любом случае борьба здесь перешла в эндшпиль. Распутица скоро положит конец наступательным действиям обеих сторон.
  - Семидесятая из войск НКВД? - уточнил я.
  - Да, - несколько удивленно уточняет Антонов.
   Точно. Я сам подписывал и приказ на формирование, и директиву на переброску на Юго-Западное направление. Но память Василевского работает через раз.
  
  Дойдя до кабинета, я склонился над картой. И настолько погрузился в размышления, что не заметил ни наступивших сумерек, ни чувствовал голода, что забыл о присутствии Антонова, пока тот деликатно не покашлял.
  - Разрешите отправится домой? - все-таки Антонов испытывает явное неудобство от двусмысленной ситуации.
  - Да. Я побуду здесь, - объяснился на вопросительный взгляд "а вы?".
  - Конечно, конечно. Кабинет в вашем полном распоряжении. Сейчас предупрежу адъютанта...
  Ага. А вот и бутербродик, оставшийся от предыдущей трапезы.
  - Сейчас распоряжусь насчет чая, - в голосе скорее не стремление угодить большому начальству от подчиненного, а забота родственника, привыкшего долгое время опекать своего сумасшедшего брата-ученого. Видимо мой полубезумный вид и горящие бредом глаза, скользящие по карте, навеяли такое сравнение. Я лишь благодарно кивнул и снова впал в транс.
  
  В распаленном мозгу проплывали страшные картины - разрушенные и сожженные деревни, разбитая техника, замерзшие трупы... я видел даже как лениво отбегал от недавно убитого бездомный пес, с окровавленной пастью. Под моим взглядом оживали тонкие линии дорог, превращаясь в месиво снега и грязи, в которых беспомощно барахтались мощные танки, застревали орудия и полевые кухни.
  Голубые изломанные линии символизирующие десятки рек и речушек превращались в серо-белые с вкраплением черного - цвета тающего льда. Эти речки, готовые вот-вот вскрыться и перекрыть окончательно все пути-дороги, пересекали линию фронта (или она их) под самыми причудливыми углами, и грозили неминуемой бедой отрезанным скорым разливом на крохотных плацдармах частям, или обещали перспективные удары по оторванным от тылов соединениям противника...
  
  Чем больше я смотрел оперативную карту Юго-Западного и соседних фронтов, с пометками об изменениях обстановки за последние три дня, тем больше убеждался, что немцы не использовали и половину своих возможностей.
  Дело не в нехватки тактического умения. Они не видят вроде бы очевидных ходов - вот здесь они могли без труда уничтожить две стрелковые дивизии, оставшиеся без боеприпасов - а потому что не на высоте их разведка. Или не хватает сил. Ведь и немецкие дивизии ориентировочно или точно установленные нашими "глазами и ушами", по-видимому также превратились в жалкие огрызки прежних 15-тысячных богатырей; и также сидят в грязи без снарядов, горячего питания и снаряжения. Или просто потому, что бесконечные марши заставляют солдат валиться без сил, а машины фрицев точно также буксуют где-то за десятки верст от фронта.
  А значит битва не проиграна.
  
  ***
  
  "Як" шел плавно, слишком даже. Я начал инстинктивно поигрывать элеронами и рулями. Делается это для того, чтобы самолет шел по "кривой" траектории, на случай внезапной атаки немецких охотников - сбивается прицел.
  Бомбардировщики впереди уже подходили к цели, и я стал энергично вертеть головой, ожидая истребителей фрицев. Они и появились. Первая пара упала на бомберы откуда-то сверху, но их встретили первая наша пара.
  И почти одновременно - боковым зрением я их увидел или шестое чувство подсказало? - я увидел четверку заходящих в хвост Борису и Олегу. Энергично переложив самолет в разворот я выскочил им наперерез и, еще не завершив доворот, открыл огонь. Черт, рано. Далековато. Пушистые трассы снарядов прошли ниже и раньше. Но сбили немцев с атаки, они резко ушли вверх.
  А где мой ведомый? Чувство одиночества, неприкрытой спины холодило позвоночник.
  Он явно не успел среагировать на столь резкий маневр, и слетел с хвоста. Один против четырех...
  Я резко пошел в следующий боевой разворот, стараясь одновременно забраться повыше - косой петлёй. Облегченный до предела "Як" разворачивался явно быстрее мессеров. Немцы потихоньку приближались. Вот сейчас, сейчас. Сейчас... лишь бы хватило ополовиненного еще на земле боекомплекта.
  Перегрузка вдавливает в спинку кресла так, что ребра трещат... И я просыпаюсь.
  Ребра у меня действительно трещат, потому что, заснув, я навалился на стол. Вот же...
  Странный сон. Я никогда (если не считать симуляторов - этот спецкурс входит в стандартный набор умений полевого агента ХроноСлужбы) не воевал на боевых самолетах, да и не-пассажиром летал только пару раз на легкомоторных машинах.
  Что же мне хотело сказать мое подсознание? Опасность внезапного нападения?! А оторвавшейся ведомый и чувство одиночества? Намек, что спина у меня не прикрыта? Но Молотов не тянет на ведомого в нашем тандеме, он - Главный. Я это признаю, сознательно и бессознательно, склонив выю так сказать. Скорее всего он сидел в одном из тех бомбардировщиков, которые мы прикрывали. Мы?
  Я четко представлял во сне своих однополчан(?), даже знал их по именам и позывным, но сейчас мне это ничего не говорило.
  - Странный, очень странный сон. Очень реальный, с такими тонкостями, с такими подробностями - размышлял я, пытаясь дышать через раз, пока ребра не отойдут от жесткого соприкосновения со столом.
  
  ***
  
  Я ехал на фронт. Попытка вырваться из "душных кабинетов", из липкой паутины доносов и интриг. Но мне хотелось не только перезарядить моральные аккумуляторы, но и самому почувствовать ситуацию на войне.
  
  Это очень сложно объяснить. Настроение упадка или оптимизма в войсках, веры в победу или неуверенность в своих силах генералов - это материя эфемерная. Ее нельзя понять и прочувствовать сквозь сухие строчки докладов или строгие столбцы цифр потерь и трофеев. Только лично. Только вдохнув воздух передовой.
  В штабе Западного фронта/направления Жукова мы не застали. Мы - это группа офицеров ГенШтаба, шоферов и автоматчиков, которых мне выделил Антонов. Ехали на двух машинах, дабы не привлекать излишнего внимания.
  А Георгий Константинович уехал в штаб Пятой Армии ведущий тяжелые бои "местного значения" (так передавали в сводках Совинформбюро) за плацдармы для будущего наступления. Поговорив с его заместителем, Соколовским, я выбрал другое направление. 176 стрелковая дивизия 45-го стрелкового корпуса 33-й Армии штурмовала колхоз "Октябрь". Соколовский захотел меня сопроводить.
  Поехали уже тремя машинами, но я попросил адъютанта пересесть в машину зама Жукова, а его попросил следовать со мной.
  
  Командовал дивизией генерал-майор Вычегин. На его НП, всего-то в двух километрах от идущего боя, мы встретились. Не сказать, что появление высокого начальства в момент тяжелой обстановки - бой складывался неудачно и уже две атаки немцы отбили - и (если говорить напрямки) в любой момент, не самое лучшее для подъема настроения подчиненных.
  
  Мы спустились в длинную траншею, ведущая к НП комдива. В нескольких метрах от блиндажа стоял часовой. Косоглазый и какой-то пугливый - при виде большого начальства растерялся... то ли честь отдавать, то ли "Стой! Кто идет!" кричать. Наконец решившись он вскинул руку под козырек
   - Где комдив? - как можно мягче (а незачем пугать своих же) спросил я. Солдат неопределенно мотнул головой куда-то себе за спину, отчего его глаза чуть ли не сошлись у переносицы.
  Ноги скользили по грязи на дне окопа. "Немцы бы сделали мостки или хотя бы лапника нарубили" - почему-то подумал я. Наконец мы пришли. Комдив в кожаном пальто - не по уставу - с новенькими генеральскими погонами на плечах. Он хотел представится по форме, но я просто протянул руку. Надоели мне все эти формальности.
  Прошли в блиндаж; с облегчением сняв фуражку, я присел у стола, застеленный картой. Вычегин быстро и четко доложил обстановку. Дивизия с трех сторон зажала немцев в населенном пункте, но выбить их из укреплений не смогла. Комдив, тянущийся в струнку, хотел продолжить докладывать, рассказать о принимаемых им мерах, но я вежливо прервал и пригласил присесть.
  Мне хотелось просто поговорить по душам. Достал пачку "казбека", предложил всем присутствующим и сам с наслаждением затянулся.
  
  - Как немцы дерутся, много пленных... - поинтересовался я у свежеиспеченного генерала (звание присвоено только неделю назад, как мне поведал Соколовский в пути), и потому я специально подчеркнул звание, - товарищ генерал-майор?
  - Дерутся отчаянно, - с каким-то злобным одобрением ответил генерал.
  Оглядев любопытствующего начальника, видимо решил говорить начистоту:
  - В плен - последовала заковыристая матерная тирада - почти не сдаются.
  
  Я решил поинтересоваться об косом охраннике, тем более, что недалеко от входа заметил еще парочку бойцов комендантского взвода - низеньких, и, по первому впечатлению, староватых, не призывного возраста. Лесовички-боровички такие, ТИПИЧНЫЕ БЕЛОБИЛЕТНИКИ. Инвалидная команда, вспоминая Пушкина, подумал я.
  - Да, в комендантском у нас полно, - комдив подбирал слова - людей с физическими недостатками. Даже однорукий есть, бывший сапер. Хотели его списать, но ему на гражданке некуда идти - деревня его под немцами... Вот и приписали к кухне. Работает.
  
  ***
  
  На обратном пути опять заехали на КП фронта. В отличие от боле-менее постоянного расположения штаба либо в маленьких деревнях, либо вообще в чистом поле, Георгий Константинович выбрал для своего "мозга фронта" в качестве резиденции Вязьму. Далековато от фронта, зато можно четко контролировать поток резервов и снаряжения из Москвы и ее округи, и держать связь со Ставкой удобно. Помимо ВЧ, телеграфа или телефона прекрасный аэродром - с бетонными взлетными полосами, доставшийся от немцев - по соседству. С этого аэродрома я и собирался вернуться в Москву самолетом.
  Но сначала все-таки надо пообщаться с Главкомзапом. Сравнить впечатления о ходе боевых действий, а заодно посовещаться насчет дел в Москве.
  Жуков встретил меня в столовой. Его генерал-адъютант никаких возражений не принимал; (я бы хотел поговорить с глазу на глаз где-нибудь в кабинете или даже на прогулке по окружавшему резиденцию - бывший городской Дом Пионеров - парку.
  
  Обед, совмещенный с ужином (на пороге ночь стояла), получился роскошным. И многолюдным. За столом не меньше десятка человек, плюс целый штат официантов и поваров. Гм. Раньше наши полководцы себе таких вольностей старались не допускать. Дойдут слухи про барство до Сталина. Неужели так быстро уловили перемены?..
  Но Жуков оставался Жуковым. Человек войны, он даже во время трапезы с (небольшим) возлиянием алкоголя думал о войне. Он нашел время, выбрав удачный момент пока обслуга вытаскивала огромный самовар, подмигнул мне, дескать "покурим", и мы смогли уединится в библиотеки, рядом с кабинетом. Ушли в самый дальний конец, где оказалась маленькая каморка (раньше здесь жил библиотекарь). Поговорили.
  Я, как бы между прочим поздравил его с очередным званием, кивнув на маршальские погоны. Жуков не скрывал, что считает присвоение звания заслуженным (хотя и затянулось это до конца марта - Молотов на время отложил все назначения и повышения, завернув уже готовые документы Ставки)
  - Бюрократ, - опять подумал я. Примерно такие же слова вертелись на языке свежеиспеченного Маршала.
  По этой же - чиновничье-бюрократической традиции проволочек и "как бы чего не вышло" - причине, как выяснилось в разговоре, Вычегин, который произвел на меня впечатление грамотного и смелого командира, не получил повышения. Жуков хотел его сделать комкором и представить к ордену. Но ни того, ни другого Ставка (читай: опять Молотов) не утвердила.
  
  Обсудили мы с Георгием Константинович и перспективы весенне-летней кампании. Оба пришли к однозначному выводу - лето нам придется провести в обороне. Но готовясь к стратегической обороне я предложил, чтобы каждый фронт (или группа фронтов) подготовил частную (отвлекающую) операцию. Как только немцы начнут генеральное наступление - а они начнут, тут сомнений никаких у нас обоих не было; наверняка, что обсуждая будущие действия противника Жуков, как и я про себя, подумал "я бы поступил так!" - запустить серию наступлений от Балтийского до Черного моря, и оттянуть ресурсы от места главного удара.
  
  Следующий вопрос - ГДЕ?
  
  Я предположил - в центре, на Москву.
  
  Жуков назвал два варианта. Центральный участок советско-германского фронта и место прошлогодних прорывов "Блау" - вдоль Дона от Сталинграда до Воронежа. С возможным поворотом в этот раз не на юг, а опять же на Москву.
  
  Столица - главная цель кампании. А ближайшая - перемолоть массу советских войск в очередном Вердене или (оптимистический вариант для нибелунгов) Харьковском окружении.
  
  Напряжение нарастало. В детстве я как-то проиграл пять партий в шахматы Мишке Петрову. На щелбаны. Игрок он так себе, но старше почти на два года - ловил меня на ошибках. Я помню ощущение от ожидания расплаты. Хотелось сильно-сильно зажмуриться и наморщить лоб, еще и втянув голову в плечи... Вот примерно тоже самое хотелось мне проделать сейчас. Не пугайте страусов, пол бетонный... н-да. А в бой надо идти с ясной головой и открытыми глазами.
  - Нервы, нервы... - пытался я взять себя в руки, опять затянувшись папиросой. Это давление одновременно внутренних и внешних проблем заставляли дергаться.
  
  Но мешал мне успокоиться еще один момент. Я чувствовал себя откровенно плохо, здоровье явно пошаливало. Меня то знобило от холода, то кидало в жар. Вот они, последствия несанкционированного перехода! Обычно агент при матричном переносе сознания благодаря самовнушению и самоконтролю (который достигается не только усиленными тренировками, но и специальными техническими устройствами, на которые так богата Хронослужба) чувствует себя в чужом теле весьма неплохо.
  А тут... сознание, главное оружие агента, могло в любой момент ускользнуть. Мне снились странные, какие-то объемные, почти реальные, но при этом и фантасмагорические, сны. Словно мой разум переносился в тела других людей (новые реципиенты?), словно скользя по краю безумия. Или по тонкому льду, а под ногами черная бездна НИЧТО. Представьте, что у наркомана вместо кайфа от дозы началась ломка. Это очень неожиданно.
   Последнюю фразу я произнес вслух. Оглянулся... вокруг никого, а я сижу в разобранной постели. Жарко натопленная комната в усадьбе-штабе. Подробности разговора с Жуковым, продолжение ужина, и то, как я завалился в эту кровать - все отрезало. какие-то смутные образы. Ну вот. Здравствуй, белочка.... или это шизофрения?
  ***
  Машина шуршала шинами по разбитому шоссе. Возвращение домой всегда радостно, но сегодня мне угнетали негативные мысли. Прилив оптимизма, который я почти всегда испытывал, побывав на фронте, в этот раз не случился. Тревожило и то, что меня ждало в столице.
  Может подсознательное желание отложить возвращение к интригам, тайным сделкам и борьбе амбиций в верхах и послужило мне поводом не лететь на самолете, а вернутся в Москву на автомашине. Я поглядывал за окно, и видел бесконечную картину разрушений. Сожженные деревни, искореженный бомбежками и артобстрелами лес, сменялись местами недавних боев - разбитая техника, неубранные трупы лошадей (погибших людей все-таки похоронили). А вот и разбитый каменный мост, где на уцелевшие быки постелили бревна. Дальше дорога пошла мимо черных полей - снег уже сошел, а трава еще не пробилась.
  И воронки, воронки...
  Тяжелая картина. Разорение и упадок. Едем через деревню - только печи. Из них дымится от силы три - люди готовят еду. Жительница стоит на пороге землянки, выкопанной рядом с родным домом. Сколько ей лет? Судя по мальчишки-сыну лет пяти, крутящемуся рядом ей где-то тридцать. А выглядит на пятьдесят, вон и волосы поседели... Бабушка? Нет, все-таки мать.
  
  Навстречу попался обоз (именно выглядел как обоз, а не колонна) каких-то тыловиков. Изнуренные лошади тащили телеги, пожилые ездовые шагали рядом - хоть так облегчить задачу коняшкам. Везут боеприпасы к фронту, скользнув уже профессиональным взглядом по ящикам определил я. Это сколько же километров им надо проехать, мы уже в верстах 50-ти от передовой.
  Вспомнил сетование Жукова на полностью разрушенные железнодорожные пути. Восстановить успели только пару веток, и то однопутных. По ним полноценно снабжать целый фронт - полмиллиона ртов! Сотни танков и самолетов, тысячи стволов артиллерии - практически невозможно.
  Немцы свое дело знают. Тактика выжженной земли, разрушение путей-дорог, всяческой инфраструктуры, домов и мостов у них отработаны.
  
  ***
  Справа по дороге воинская часть. Землянки, маскировочные сети, шлагбаум - трудно обманутся. Судя по количеству боевой техники, и ее разномастной окраске (такое быявает, когда часть долга находилась в боях) - это выведенная с фронта часть или соединение.
  - Заедем? - повернулся я к спутникам.
  Они видимо уже мыслями находились в Москве, но мне явно не хватало впечатлений и разговоров с непосредственными участниками боев.
  Поворчав, больше для виду, мой коллега, прикомандированный от ГенШтаба генерал Макаров согласился. И мы свернули с шоссе, чтобы по накатанной дороге подъехать к КПП. Это оказалась артиллерийская бригада РВГК, действительно выведенная в тыл после нескольких месяцев боев.
  
  Поговорили в штабе минометного полка с его командиром и начштаба, а также срочно вызванного замполита бригады (комбриг и его зам отсутствовали, уехали в Москву за пополнением личным составом и матчастью - охотно объяснил комиссар в звании майора.
   - Как настроение товарищи офицеры? - подчеркивая новое слово - офицеры - во фразе.
  Сколько людей, столько и мнений.
  Комиссар (а вот в отношение к политработникам я по старинке придерживался революционной терминологии) бригады мгновенно заявил, что бригада готова хоть сейчас идти в бой, настроение у людей бодрое.
  Начштаба минометного полка спокойно подчеркнул, что потерь в бойцах бригада счастливо избежала, но вот минометов маловато, а те что остались сильно изношены. Не хватает мин, ни боевых, ни тем более учебных - для тренировок и стрельб.
  Комполка майор Некрасов на фоне столь радужных докладов слегка помрачнел, и когда я вопросительно глянул на него резанул правду-матку:
  ... пополнение сопливое (набрано из местных, в освобожденных районах).
  ... да и старый состав по сути новички, выход был первым для бригады. Их еще учить и учить. В ходе боев бригада оказалась внезапно у немецкого аэродрома, и могла накрыть с десяток вражеских самолетов огнем. Но из-за ошибок наблюдателей и сбоя в связи не смогли этого сделать. Немцы взлетели и ушли на запасные точки. Обидно, да.
  ... потери незначительны, но погибли оба комдива (командиры дивизионов), самые опытные после майора в полку. Их заменить нельзя.
  - А третий? - почти автоматически поинтересовался я. - Ранен. Его дивизион расформировали еще на передовой, осталось два.
  ... не хватает не только стволов и боеприпасов, не только инструментов для разведки и связи, но и элементарного - лопат, кирок, овса лошадям, хлеба. Здешний "поселок" - заслуга немцев, они тут до нас "квартировались" - объяснил Некрасов.
  - Можно посмотреть занятия, - вежливо, понимая всю деликатность ситуации - "незваный гость хуже сами понимаете кого" - попросил я.
  Майор на меня глянул удивленно, наверно редко попадается начальство, которое не приказывает и р не разносит, а лишь слушает, записывает (этим занимался толстячок Макаров) и проситт разрешения. Интересуется, а для чего, почему?
  
  Майор охотно разрешил, но потом не раз наверное пожалел что не стал грудью на нашем пути. Он махнул начштаба, тот достал тетрадку (как в школе, - почему-то подумал я) с расписанием "уроков".
  Первый заход и картина маслом: бойцы 4-го взвода неохотно протирают тряпками минометы. Хотя по расписанию у них должны быть занятия по изучению этих самых минометов.
  5-й взвод, вернее его половина, вместо стрельб оттирался на кухне.
  И только 7-й действительно носился вокруг минометов. Старлей, новый комдив-2, гонял подчиненных тренируя разворачивание боевого оружия на позиции, прицелы, дальности, заряжение деревянными минами, свертывание...
  
  ***
  
  Меня, конечно, волновала судьба "Меркурия" и всех последующих операций вокруг Ленинграда. Прорыв блокады осенью 42-го по сути единственный существенный, СТРАТЕГИЧЕСКИЙ плюс в здешней Реальности по сравнению с известным мне сценарием.
  Последней попыткой хоть как-то двинуть вперед войска двух - Ленинградского и Волховского - фронтов, завязших в позиционных боях, стала "командировка" с южного фланга советско-германского фронта 23-го танкового корпуса. Если быть точным, перебрасывались только штаб-управление, некоторые спецчасти и подразделения, и одна танковая бригада. Две танковые бригады корпусное начальство должно было принять на Волховском фронте, благо танковых бригад , полков и батальонов, да богато оснащенных КВ на Северо-Западном ТВД хватало.
  Ставка же расщедрилась, выдав из своего резерва комкору-23 полк самоходок - по десятку СУ-152 и новейших СУ-85. Не лишняя мера, поскольку "тигры" уже объявились почти на всем Восточном фронте.
  
  Бросать танковый корпус в лесисто-болотистую местность - весьма сомнительное решение, поскольку и характер обороны противника - многополосная, плотная, с массой инженерных сооружений - не могли привести к оперативному прорыву. Но какая-то особая вера в самостоятельные подвижные соединения толкнула меня на авантюра.
  Теперь, перебирая отчеты я испытывал муки совести. Двухмесячные бои не дали ничего. В лучшем случае продвижение исчислялось километром-полтора. Чаще - метрами. Иногда - стоянием на месте. И потери, потери... Танковый корпус несколько раз менял место ударов, передавался из фронта в фронт, но пробить фронт не смог ни разу.
  Ленинградскому фронту даже не удалось пробиться к плацдарму в районе Ораниенбаума. Хотя на это направление удара было брошено до двухсот танков КВ... Хорошо хоть, что почти все подбитые машины оставались на нашей территории, и (благодаря мощной промбазе города-героя) их смогли восстановить. Но не менее 70 машин потеряны безвозвратно. Безнадежность в который раз за столь короткий срок схватила ледяной рукой за сердце...
  
  ***
  
  Я дожидался встречи с Молотовым в тесной приемной. Такие бывают в старых больницах, коридорчик метра два шириной. Хорошо хоть несколько стульев стояло. Секретарь появился, когда я с ожесточением затянулся уже второй папиросой.
  
  И при Сталине приходилось мне дожидаться разрешения зайти в кабинет, но там система работала безостановочно - совещания и заседания сменялись личными беседами и встречами. Молотов же принимал людей редко, и по расписанию заранее.
  Я записался утром, по телефону и ради меня - поделился со мной по секрету порученец нового лидера - даже сдвинули расписание на полчаса. На 12-30 (время обеда).
  Я прибыл вовремя, но пришлось ждать 15 минут, пока Молотов заканчивал беседу с предыдущим посетителем или завершал трапезу.
  Из приемной шел узкий коридор, несколько ступеней вниз, две двери, образовавшие тамбур занятый двумя охранниками, снова коридор - уже пошире - снова дверь и только потом кабинет.
  
  Вячеслав Михайлович принял меня радушно, но и настороженно.
  Я решил не говорить о внутренних проблемах, только о делах на фронте. Заговорит сам - отвечу. Все эти тайны мне поперек горла если честно.
  
  Рассказал про поездку на фронт, про настроение генералов и солдат, про свои (и Жукова) предположения о будущих действиях немцев.
  Обсудили мы и план контрдействий, но несколько поверхностно. Чувствовалось, что во многих военных вопросах Молотов откровенно "плавал", а ему не хотелось выглядеть уязвимым.
  
  Наши с Георгием Константиновичем предложения он одобрил без замечаний.
  Условное наименование нового плана - "Фейерверк" - предложил я. Идея с серией ударов на всех фронтах как только немцы начнут свое генеральное наступление понравилась Молотову и таким образом я получил карт-бланш.
  Молотов снял очки и покрутив их произнес:
  - Поручаю вам, товарищ Василевский, подготовить конкретный план к... - он взглянул на календарь, где на листке стояло "20 марта" - ... 27 марта. Соберем товарищей на Военный Совет и обсудим.
  Времени категорически мало, надо работать.
  Я встал, попросил разрешения идти, но Молотов взмахом руки предложил снова сесть.
  Вот оно, сейчас разговор зайдет о Берии, - подумал я.
  Но Нет, Молотов совершенно неожиданно спросил о здоровье. Видно, что он интересуется искренне, а не для проформы. Это меня тронуло.
  Поэтому я не буркнул "нормально", не соврал "я здоров, готов к труду и обороне", а только лишь неопределенно мотнул головой.
  - Тяжело. Но работать могу! - наконец выдавил из себя.
  - Хорошо. А то мне пришла докладная записка от Догорева, - начал Молотов неторопливый разговор "за жизнь".
  ...Кто это? А лечащий врач... мысли закрутились, заскакав с одного на другое...
  - Он жалуется, что вы ни разу не заехали в госпиталь, - также неторопливо продолжил Молотов. - Надо беречь себя.
  Что-то человеческое проснулось во мне, и вместо сухого "так точно" я выпалил с улыбкой:
  - Обязательно заеду к Михалычу.
  Разве что не подмигнул...
  Молотов встал, протянул руку, без лишних слов показав, что аудиенция закончена. Крепкое рукопожатие, снова отметил я по себя. И ведет себя Молотов все уверенней. Только вот цвет лица какой-то сероватый. Наверное от постоянного сидения в бункере - предположил я. Еще неизвестно, кому доктор нужнее.
  Я никогда не понимал, почему Сталин в конце рабочего дня - а это обычно было под утро - почти всегда выезжал на дачу. Как-будто в Кремле нельзя устроить квартиру или спальню.
  Сам я мог спать в любом положении, даже стоя. В машине, в кабинете - сидя за столом, или в комнате отдыха на раскладной кровати.
  А Сталин уезжал.
  Ему, наверное, необходима эта разрядка. Прежде всего эмоциональная. Подышать свежим воздухом. Посмотреть на дома или людей - редкие патрули, спешащие на смену рабочие - хотя бы через бронированные стекла своего лимузина. Побыть подальше от места, где в воздухе словно висела тяжелейшая ответственность, где принимались решения, влияющие на жизнь и судьбу миллионов людей, судьбу всего советского народа, а может и всех народов мира...
  А вот посмотрел на МИДовского затворника и проникся сочувствием.
  Н-да. Богатые тоже плачут, а вождей ждут тяжелые минуты.
  
  Вышел я из кабинета Молотова, и повернул направо. Другой коридор вел на выход из МИДовского подземелья. Выходящие таком образом не сталкивались с входящими. Не думаю, что это сделано из соображений секретности, но я все равно подумал о паранойи.
  
  Вышел я на улицу, глотнул еще морозный, мартовский воздух и с наслаждением закурил.
  Машина уже ждала, ее перегнали сюда. Шофер с адъютантом ожидали меня снаружи. Не хотелось ехать в ГенШтаб, нее хотелось заниматься делами. И я решил посветить время личным вопросам.
  - Едем в госпиталь. Приказ, - я возвел очи горе, - Но сначала заедем на кладбище, надо попрощаться с Борисом Михайловичем...
  Я уже несколько раз собирался заехать поклонится праху учителя, но откладывал и откладывал. Слишком сильные негативные эмоции могли порушить окончательно мою еще не вполне устоявшуюся психику. По завещанию Шапошникова в этой реальности его не стали кремировать, а похоронили на Новодевичьем кладбище.
  И все-таки я решился. Где бы еще взять пару гвоздик - мысль совсем уж идиотская - пришла мне в голову. Не удержался и задал вопрос адъютанту, но он только головой мотнул... И вправду интересно, где в военной Москве можно достать цветы?.. Ладно, поедем так.
  
  Охранник при въезде, пожилой дедок в ношенной военной форме, охотно согласился меня проводить. Пока мы шли, он успел рассказать, что на похороны маршала много народа пришло, несколько "важных чинов" - так и сказал, но, конечно, это не сравнить со столпотворением на Красной площади при прощании со Сталиным...
  Судьба этого альтернативного мира опять отклонилась, и снова - в худшую сторону. В моем мире Шапошников умер в 45-м... Я ни мог не видеть в этом дурной знак, жуткое предостережение.
  
  Дошли до могильного холмика, огражденного деревянной еще загородкой. Не успели поставить железную оградку, или просто забыли в текучке дел. Кашлянув, старичок деликатно удалился. Я долго стоял глубоко задумавшись, а потом тяжело опустился на скамейку. И даже пожалел, что запретил адъютанту сопровождать себя. Так можно и не встать.
  
  - Вот такие дела, Борис Михайлович, - разговаривать с мертвыми - это как общаться самим с собой. Не самый добрый признак, опять же. Но при должном уровне рефлексии и воображения...
  Глубокое уважение к Шапошникову, которое питал Василевский получило полное подтверждения за те несколько месяцев, что я провел в "шкуре" начальника ГенШтаба. Шапошников рассуждал глубоко и всесторонне, а его советы шли на вес золота. Но помимо высочайшего профессионализма - качества, перед которым я преклоняюсь в каждом человеке - мне нравились беседы с БМ, они несли с собой заряд и какой-то человеческой мудрости. Прям не верится, что в ГенШтабе он имел славу сухаря и педанта. И вот его нет.
  ***
  В госпиталь я поехал с тяжелым сердцем. Уже на подъезде я окинул сероваптое здание и вспомнил, что навещал здесь же больного Шапошникова в сво первый пренос. Вот как закольцовывается история.
  Адъютанта я в этот раз прихватил с собой. Нелепо было бы рухнуть в обморок где-нибудь на лестнице. Одолев с одышкой, но без остановок четыре маршевых пролета и длинный коридор я добрался до цели своего визита - кабинет главврача, приемная, вечная медсестра тире секретарша. Михалыч отсутствовал в кабинете, как объяснила, излишне торопливо-извиняющийся:
  - Он на операции.
  Вот как. Оказывается мой лечащий врач - хирург. Ну так-то логично, хирурги на войне - самые востребованные из медиков люди... режем, пилим, зашиваем. Но зачем он тогда взял мой случай, тут скорее дело невропатолога.
  - Или психиатра, - едко хихикнуло подсознание. Я даже рукой помахал, чтобы отогнать очередной кошмар наяву.
  Отпустив лейтенанта ("подождите у машины"), я походил по тесной приемной, не выдержал и пошел по коридорам. Завернул за очередной поворот и оказался в курилке, устроенной на лестничной площадке. Пятеро раненых словно остолбенели при виде цельного генерала, который выскочил на них. Двое попытались встать по стойке смирно, что выглядело как-то нелепо, ибо у одного нога была закована в гипс, а второй мог стоять прямо, только держась за стену или перила. Ранение в живот, определил я.
  - Продолжайте, - махнул я рукой. И добавил с некоторой горечью - Я здесь не командую, а всего лишь пациент.
  Достал свои папиросы, выбил ударом о ладонь несколько штук, увидел, что молоденький - судя по ожогам - танкист, не сводит глаз с цигарки соседа слева, ждет когда можно будит докурить и протянул ему пачку.
  Тот с явным удовольствием вытащил одну папиросу, помял, повертел у носа, вдыхая запах табака. Стоящий напротив однорукий боец щелкнул "катюшей". Я прикурил от протянутой самопальной зажигалки (гильза, кресало, трут) и в ответ широким жестом - тут же протянул пачку ему. Ловко зажав зажигалку между мизинцем и безымянным солдат (я почему-то уверен, что передо мной рядовой, хотя на пижаме знаков различия нет) тремя другими пальцами достал казбекину.
  
  Некоторое стеснение от присутствия важного начальства раненые испытывали, но и повода убегать вроде не находилось. Поэтому повисло странное молчание, все сосредоточенно погрузились в процесс табакокурения. Мне же хотелось поговорить, просто поговорить с людьми "за жизнь". Не найдя ничего более остроумного, я просто спросил у танкиста:
  - Где так тебя?
  - Под Воронежем. Третий месяц по госпиталям, - охотно откликнулся паренек.
  Люди почему-то любят рассказывать о своих болезнях, тем более ранениях, тем более незнакомым.
  Постепенно разговорились все кроме старика, с перемотанной головой сидевшего на ступеньках. Но и он ловил каждое слово.
  Немудреные эти рассказы, простые слова, короткие фразы ... "ранило при бомбежке...", "атаковали село, попали под минометный огонь...", "из пулемета зацепило...", "снаряд словили в борт, хорошо болванка, успели выскочить из горящей машины..." без всякого героического пафоса, но и без трагического "ай-я-яй, бяяяяяяяяяяда какая", действовали на меня успокаивающе.
  Русский солдат терпелив, и переносит тяжесть войны стоически. Вон, даже однорукий (как выяснилось до войны работал токарем) и то не унывает.
  - Поеду домой, к жене и дочке, отъемся на тыловых харчах, - с явной усмешкой "знаем мы, как в тылу кормят" произнес он - устроюсь... Работать? Работу я себе найду...
   И ведь найдет. Чувствовалась в нем такая уверенность, основательность. Не говоря уж о том, что сейчас мужики в тылу - на вес золота...
  Вот люди! А я себе позволил раскиснуть. Нет, так нельзя.
  Лед в общение сломался. Как всегда бывает в импровизированных группах беседа перескакивала с темы на тему, и совершенно причудливым путем зашла о Втором фронте.
   - Ничего не слышно? - спросил "животник" у меня, по давней солдатской и не только традиции пользоваться любой возможностью поинтересоваться у начальников делами "наверху". Тема Второго фронта набрала колоссальную популярность в 1942-м, этому фактору многие приписывали неудачи наших войск летом и осенью.
   - Союзники... - я чуть не выматерился, но резко прервал фразу. Выдохнул дым, и жестко - я не буду врать ЭТИМ людям! - произнес:
   -... как всегда готовы воевать с врагом. До последнего русского солдата.
   Слова мои встретили... с пониманием. По лицам собеседников явно читалось неудовольствие от новости, но вот же в чем непобедимость нашего народа - вызвала она не уныние, а какую-то серьезную сосредоточенность и злую иронию.
  - Второй фронт у нас на ужин, - намекая на банки американской тушенки произнес обожженный танкист, - будет. С пюре.
  - Повоевал я на их "валентайне", - переждав вспышку смеха добавил он. - Хорошая машина, но далеко ей до тридцатьчетверки.
  Трудно сказать, где тут заканчивалась объективная оценка, а где начинался неуемный русский патриотизм "наше завсегда лучше". Но по крайне мере он "англичанина" не обложил последними словами, но характеристику парой фраз - "сложен, капризен, зимой - не то, пушка - только по воробьям палить..." - дал точную характеристику. Уважаю таких людей. Учтем.
  Глянул на часы - мать честная - мне показалось, что разговаривали пять минут, а прошло уже почти полчаса. И народа вокруг добавилось, и пачка моя явно "похудела". Улыбнулся своим мыслям, пожал руку соседям, произнес дежурную, но при этом абсолютно искренне, фразу - "выздоравливайте товарищи, на фронте свидимся", я вышел в коридор и пошагал в сторону кабинета своего доктора.
  
   ***
   Михалыч устало плюхнулся на стул. От него пахло йодом, еще каими-то лекарствамии, хозяйственным мылом и... неудачей. Тяжелая операция, но пациент умер прямо на столе.
  - Надо выпить, - предложил он, доставая шкалик.
   Я отрицательно покачал головой. Слишком часто стал прибегать к "народному средству", пора сказать водки... "иногда".
   - Тогда и я не буду, убирая в стол, произнес с какой-то обреченностью в голосе врач, и, спустя пол-минуты тягостного молчания, добавил - у меня вечером еще одна операция.
   Пытается сам себя убедить, что все в порядке, но явно не получается. Почти как у меня.
   Как любой сильный человек Михалыч быстро взял себя в руки, а лучшее средство не раскисать - по себе опять же знаю - уйти в работу.
   - Давай-ка я тебя осмотрю... - уже дружелюбно произнес он.
   Померил давление, посчитало пульс, послушал хрипы в легких. Вроде нормально.
   - Как сон?
   - Засыпаю в любом положении. Хоть вверх ногами, - честно признался я. Измотался-то я сильно. Сейчас бы махнуть куда-нибудь на природу, с удочкой посидеть у лунки что ли, пусть я и не большой любитель зимней рыбалки. В баньку деревенскую сходить, распарить косточки...
   - В общем дело идет на поправку, организм берет свое, - утешил меня врач, и, оглядев мою тощую фигуру, пожевал губами папиросу, и добавил:
   - Выпишу я вам одно лекарство, это что-то вроде витаминов, - потянув пачку обычных листов с края стола, выбрал почему-то из середины один, и быстро накарябал на нем пару строк, расписался и поставил свою личную печать. - Получить можно в нашей медсанчасти, в аптеках такого нет.
   Разговор явно не клеился, я прекрасно понял, что Михалычу лучше побыть одному, может даже остаканиться, чего он не мог сделать по этическим причинам в моем присутствии. Поэтому я засобирался, но и уходить просто так не хотелось, поэтому абсолютно неожиданно я спросил:
   - Док, а книжки какой-нибудь художественной у тебя нет?
   Михалыч удивился необычной просьбе, а потом потянулся к телефону. С гордостью объяснил:
   - У меня целая библиотека. Для раненых. Сейчас Ольга Никифоровна принесет...
   - Может лучше я сам...
   - Не-не...
   Мне показалось, или мой железный хирург смутился? Через пару минут причина сама явилась перед глазами, и стало понятно смущение моего врача. Ольга, медсестра лет тридцати, оказалась эффектной блондинкой с роскошным бюстом в ослепительно белом халате и в красивых туфлях на высоких каблуках. Тяжеловато на таких весь день бегать, но красота требует жертв.
  Она принесла кипу книг и журналов, аккуратно положила их на стол, оценивающим взглядом окинула пациента, но мой негероический профиль явно ей не глянулся, а потом защебетала с начальством о каких-то больничных делах.
   Я понял, что явно тут лишний, быстро выбрал пару потрепанных (а значит интересных книжек, даже несмотря на название и прихватил один журнальчик. И еще быстрее раскланялся.
   Жизнь - удивительная сценаристка. Вот ведь война, боль, кровь, смерть. А рядом живет любовь. Люди ходят в библиотеки и театры, назначают свидания и отмечают дни рождения... на последнее натолкнула фраза Ольги, про "именины" у какой-то Веры Николаевны, у которой Михалыч обязан быть.
  Жизнь... ее невозможно победить.
  
   Глава 3.
  
  Неуверенность. Наверно этим словом можно охарактеризовать общее настроение в военных верхах СССР в последний день марта. Витала она в воздухе или гнездилась в головах, но она чувствовалась. Неуверенность в исходе предстоящей летней кампании.
  В принятии решений. В моих собственных мыслях.
  
  В этот день проводилось совещание по танковым войскам. Пригласили всех боле-менее причастных, чего при Сталине старались не делать - как из соображений секретности, так и по чисто деловым соображениям. Присутствовали: ГКО в полном составе. Я впервые с момента возвращения увидел Берию. В маршальском мундире, и вроде располнел. Конструкторы и наркомы-промышленники. Танкистов представляли новый начальник АБТУ Баданов (Федоренко так и не оправился от ран, и продолжал курс лечения) и его зам - мой давний недруг Сергеев, командующие танковыми армиями и несколько командующих БТМВ фронтов. Собралось больше тридцати человек, из-за чего совещание перенесли в Подмосковье, в неприметный санаторий.
  Молотову пришлось вылезти из бункера, но надо прямо сказать - поездка и свежий воздух пошли ему на пользу. Поздоровел, посвежел, румянец появился на бледных щеках.
  Пять танковых командармов - Катуков (1-я), Родин(2-я), Рыбалко (3-я гвардейская), Москаленко (4-я) и Ротмистров (5-я)- были наиболее интересны для меня в плане получения информации.
   С Москаленко у нас сложился не скажу дружба - неплохой личный контакт осенью 42-го, поэтому он охотно поговорил со мной до начала заседания.
  За эти месяцы ему пришлось тяжело, о чем он немногословно, но ярко и четко поведал - бои за Сталинград и в междуречье, внезапное назначение на 4-ю танковую - ей роковым образом не везло с командующими, бои за Доном, снова междуречье, где танкистов бросили на почти неприступный "северный вал" Сталинграда.
  Невеселая повесть касалась и объединения. Армия фактически перестала являться танковой. До ужаса реальной "четырехтанковой" она не опустилась, но де-факто в последних боях представляла из себя собрание жиденьких стрелковых дивизий с вкраплениями танков НПП.
  Н-да. Именно танковые армии по моему замыслу должны стать тузами в рукаве Красной Армии в новой кампании. Все равно мы не угадаем все места прорывов немцев, и тогда контрудары полноценными механизированными соединениями станут решающим фактором. А их нет. Судя по информации ГенШтаба, которая у меня на руках - остальные армии выглядели не лучше. Хорошо, что у нас есть месяц-два для пополнения, но этого мало для полноценной учебы и подготовки.
  ***
  
   В актовом зале санатория, на сцене, под тремя портретами - Ленина, Сталина и Молотова расселся президиум - члены ГКО. Мы сидели в маленьком зале на стульях и бессовестно пользовались привилегией курить. И это своеобразная примета новых времен.
  Совещание открыл маршал Тимошенко. Выйдя на трибуну, он закашлялся. Явно волновался, хотя с чего бы это?.. Наверное тоже почувствовал на себе весь груз ответственности за всю армию, за всю страну, за результат войны...
  
  Выступление Сергеева мне понравилось. Я по-прежнему негативно относился к нему, но эта предвзятость не распространялась на объективные реалии. Доклад АБТУ явно готовила неплохая группа экспертов, доки в своем деле, поэтому я со многими рекомендациями и выводами экспертов согласился.
  
  Ключевые моменты по изучению опыта прошедших боев и готовящихся новых операций выделю следующие:
  - немцы качественно усиливают свою бронетехнику. К "кошачьим" можно добавить и глубокую модернизацию "троек" и "четверок" и наращивание количества штурмовых орудий и САУ в составе немецких войск.
  - опыт применения танковых, механизированных корпусов, а также танковых армий, несмотря на массу недостатков в их применении, а также малоуспешность в целом контрнаступления, показали свою нужность и полезность.
  - на повестки дня стоит создание полностью подвижных объединений и соединений, без включения в состав ТА стрелковых дивизий. Каквкорпуса также предлагалось вывести из состава ТА; их предполагалось объединять с мехкорпусами в КМГ или действовать самостоятельно, но при насыщении танками НПП.
  - качественная модернизация собственной бронетехники. К лету мы должны иметь КВ-85 и СУ с пушками от 85 до 152 миллиметров на базе КВ и Т-34. Подтвержден отказ от выпуска легких танков в пользу СУ-76 на их базе.
  - к лету предусматривалось пополнить и приготовить пять танковых армий, не менее двух десятков отдельных танковых и механизированных корпусов.
  Пока цифра в графе "танковые и механизированные корпуса РККА" достигла 34. К 32-м корпусам добавились два:
  
  - 5-й гвардейский механизированный корпус на базе 2 гвардейской мотострелковой дивизии.
  - 30-й Уральский добровольческий танковый корпус. Он сформирован из добровольцев, а технику для него рабочие Урала построили на собранные населением денежные взносы и сверх плана.
  Страна продолжала бороться!
  
  Кроме того, произошла некоторая перешивка танковых корпусов в механизированные (более крупные и многочисленные соединения по штату). Соотношение 28 к 4, сменилось на 25 к 9.
  Кроме того, я планировал создание 6-й танковой армии нового штата. Она должна полностью состоять из подвижных соединений - двух танковых и одно механизированного корпуса, отбр, армейских зенитных, артиллерийских и самоходно-артиллерийских частей.
  
  
  
  После выступления Сергеева председательствующий Тимошенко предложил прерваться на обед, а после него - развернуть прения.
  
  ***
  Центром шумной кампании в одном из углов столовой выступал генерал-майор со звездой Героя на груди.
  - Арман, - представил мне его заочно Москаленко. Я решил подойти и поговорить с "испанцем", первым нашим "Героем на гусеницах".
  При упоминание имени-фамилии мне почему-то представлялся этакий французский гусар, лихой красавец-брюнет, с сияющим лицом и гордым взором. На деле мне встретился слегка сутуловатый и лысеющий человек с усталыми глазами.
  В операциях зимы 42/43-го годов 6 танковый корпус Армана отличился. Он дальше всех прорвался при эвакуации немцами Ржевского выступа, захватив по пути большие трофеи*. Сам комкор получил орден Ленина, а его соединение - гвардейское знамя (став 5-м гв.ТК).
  Корпус рвался вперед, не обращая внимания на то, что творилось на ФЛАНГАХ И ОТСТАЮЩИЕ ТЫЛЫ. И такой, МЯГКО СКАЖЕМ, авантюризм МОГ ДОРОГО ОБОЙТИСЬ, но немец уже настроился на отступление, поэтому дерзкое продвижение "на весь запас хода" танкистам Армана сошло с рук.
  Послушать мнение отличного танкиста стоило хотя бы по личным причинам - из чисто человеческого любопытства. Я представился, хотя в этом и не было наверно необходимости, и протянул руку. Рукопожатие крепкое, недаром танкист и, говорят, неплохой спортсмен.
  
  - Немцы вам как? Хуже стали держать удар?..
  - Немцы воюют заметно слабее. Это, видимо, связано с потерей их лучших кадров. При обходах гарнизоны стараются побыстрее уйти назад, немецкие танки редко ходят в контратаки, предпочитая бой из засад на дистанции.
  
  - С новыми танками фрицев встречались в бою?
  - Лично нет.
  Мой вопрос требует пояснений. Как мне рассказал Москаленко, пока мы подходили к привлекшей моё внимание группе, Арман, по своей привычки, неоднократно лично возглавлял атаки своих танкистов.
  
  - Бить новые танки можно, - подал реплику один из стоявших рядом полковников. Он видимо прибыл с ЮЗФ или Воронежского, где немецкая сторона массово и применила "тигры".
  - Но нашим конструкторам стоит призадуматься, - тут же добавил Поль.
  
  - А есть какие-то тактические нюансы, на которые стоит обратить особое внимание? - задал я волновавший меня вопрос уже всей кампании. Разросшейся, как я заметил краем глаза, - в первую очередь...
  
  - Авиация... - люди заговорили, иногда перебивая друг друга, зашумели.
  Коллективный разум выдал массу рекомендаций с иллюстративным показом на руках и сводился к следующему:
  - Желательно, чтобы авиация действовала непрерывно над полем боя. Висела зонтом над танковыми корпусами. Штурмовики и бомбардировщики должны расчищать путь танкистам, а истребители - надежно прикрывать от вражеских налетов. И побольше зенитных средств в танковые соединения.
  
  Жалобы на регулярное и мощное давление немецких люфтов - "житья просто нету!" - мне уже привычны с прошлого лета. Жестокая правда войны. Как и справедливые упреки в адрес собственных ВВС.
  Но здесь я ничем присутствующих порадовать не мог, да и сам представлял картину летних боев в воздухе весьма печальной. Недостаток горючего скажется. Волга перерезана, фактически страна ведет войну на двух изолированных театрах войны, при том что бакинской нефти категорически не хватает в центре. Оставалось уповать на спасительный ленд-лиз, тем более что американское высокооктановый бензин лучше нашего авиационного. Но хватит ли его, путь не близкий?..
  Вкупе с очевидными слабостями как в управлении всей массой авиации, так и подготовкой сталинских соколов в частности сулило нам серьезные проблемы. Летнее наступление пройдет под завывание сирен пикирующих "штук" и рев идущих в атаку на наземные цели штурмовых "фоккеров". Но вслух этого не сказал, предложив паллиатив:
  - А если установить на танки и сушки зенитные пулеметы.
  Последовал новый виток горячего обсуждения, общий тон которого свелся - это временная и ненадежная мера. Да и не на каждую модель впихнешь ДШК. Зенитки и подвижные многоствольные зенитные автоматы - вот правильный путь... Где бы их еще взять.
  Но в который уже раз я почувствовал после такой беседы, что настроения у меня повышается от мерзкого до нормально-плохого. Все-таки наши люди, научившиеся за два года войны многому, верят в свои силы. Это походило на профессионалов, чья работа - воевать. А не мучиться рефлексиями.
  -------
  * в реальном "Марсе" 6ТК понес большие потери и задачи не выполнил. Арман был снят, убыл на Волховский фронт и погиб, командуя танковой бригадой.
  
  ***
  Прения проходили бурно. Получив возможность высказаться по делу без давящего авторитета Самого (попробуй угадать что Сталину придется по душе?), люди как-будто сбросили напряжение, и начали активно спорить, высказываться и предлагать. Одобрительный гул в зале, неодобрительные возгласы с мест. Процесс идет творчески и активно.
  
  Но я слушал вполуха. Как когда-то на лекциях. Тогда я надеялся чисто подсознательно запомнить самое важное, надеясь на силу своей памяти и кристальную логику мышления. А сам в это время предавался романтическим мечтаниям или планированием очередной вечеринки.
  
  Сейчас же я просто не мог сосредоточиться. Я понимал, что речь идет о судьбе новой кампании, а значит об исходе войны. Но сосредоточиться все равно не мог. Мозг медленно плавился, застилая сознание мутными образами. Единственное, что мне хотелось - это снова стать маленьким, забраться на полати русской печки в доме бабушки, накрыться толстым дедовским тулупом, пахнувшим рыбой, табаком и еще чем-то вкусным, и заснуть. Это яркое воспоминание детства словно спасительный якорь удерживал меня от окончательного помешательства.
  
  В какой-то момент, воспользовавшись заминкой в речах при смене очередного оратора на трибуне, я тихонько выскользнул из зала. Меня никто не остановил, хотя охраны в фойе, на лестницах и у дверей хватало. И я вышел на улицу. Вдохнул свежий весенний воздух. Прошелся по аллеям, где еще чернел не до конца стаявший снег.
  Мое поведение сбежавшего с урока школьника, какая-то детская попытка, мало красит военного человека, несущего колоссальную ответственность за войну. Но я себе нашел спасительное оправдание - эти люди там, в зале, прекрасно знают о чем идет речь, они найдут массу вариантов усиления наших сил и противодействия Вермахту... Уже первый опыт попадания сюда поднял мое мнение о предках на недостижимую высоту, почему я не могу доверить им судьбу страны и армии сейчас?
  
  Мне остается плыть по воле событий, хотя бы изредка пытаясь провернуть колесо Фортуны в лучшую сторону своими слабыми усилиями. Слабыми в сравнение с гигантскими силами задействованными в событиях.
  
  Совещание предполагалось провести за два дня, поэтому народ ночевал в номерах санатория. Кому-то достались кровати или диваны, в моей же комнатушке на двух человек - только новенькие матрасы на брусках. Хорошо, что соседа не подселили, проявили должный пиетет.
  Представил себе, как какой-нибудь немецкий генерал-оберст ночует можно сказать на полу, а не на раскладной походной кровати хотя бы, я улыбнулся, лег, только стянув сапоги и аккуратно повесив китель на спинку расшатанного стула... и мгновенно провалился в очередной безумный кошмар.
  
  
  1 апреля совещание продолжилось. Я слушал выступления опять вполуха, размышляя о своем. Но не мог не отметить как выросли наши командиры за два года войны. Уровень понимания проблем, оперативно-стратегическое мышление выросло в разы.
  Если в 41-м наши командиры на своем горьком опыте учились как не надо воевать. Если в 42-м они учились воевать как надо... то к 43-му большинство из них подходили уже бывалыми ветеранами, с разнообразным опытом боевых действий.
  
  Отсюда и логичные предложения встречать немцев в засадах, завязывать бой на коротких дистанциях. И настойчивое желание иметь побольше САУ, от которых довоенные танкисты открещивались двумя руками, как от "плохих танков".
  
  Я слушал дельные предложения по налаживанию взаимодействия с авиацией ("иметь при каждой бригаде авианаводчика с рацией"), пехотой и артиллерией, и радовался. Эти люди покажут себя. Панцерваффе получат достойных противников в грядущих сражениях.
  Судьбу войны решает не только оружие. Решают люди. А выросли наши генералы качественно, пусть в чем-то еще и уступали немецким коллегам в мастерстве.
  Бои не обещали быть легкими для обеих сторон...
  
  ***
  Апрель 1943 года будущий историк (а я почему-то уверен, что он будет, этот хроникер) наверняка охарактеризует словами "В советских Вооруженных Силах начал складываться Большой Генеральный Штаб (нем. Großer Generalstab). Орган, который не только руководил боевыми действиями армии и всей ее жизнью, но и оказывал прямое влияние на политику страны и прямо либо косвенно осуществлял управление экономикой".
  
  На самом деле это не совсем так. Но большая доля правды в этих словах тоже присутствует. Поскольку в отсутствие сильного политического лидера, каким являлся Сталин, и в условиях войны не на жизнь, а на смерть военные играли колоссальную роль в высших эшелонах власти; поэтому автоматически к ним стали переходить многие гражданские функции. В обход наркоматов, ГКО, Политбюро и тем более Верховного Совета и прочих органов советского и партийного руководства военные стали давать директивы заводам и фабрикам, взяли под контроль транспорт и целый ряд стратегических производств.
  Одним из факторов формирования сплоченной группы высших военных чинов стала задача противостоять Берии и НКВД.
  
  В Большой Штаб (который к слову никогда так не назывался, это я его про себя так именовал) входили:
  
  - нарком обороны и Главком Тимошенко.
  - его первый заместитель Г.К.Жуков.
  - начальник Генерального Штаба (настоящего Генерального Штаба) - Антонов А.И.
  - в качестве консультанта, этакого министра без портфеля" - ваш покорный слуга.
  - Начальник ГУКР "Смерш" генерал Абакумов. Особые отделы в армии выведены из-под контроля Берии в первую очередь, а их руководители из "комиссаров госбезопасности" переаттестованы, получив воинские звания генералов.
  - Начальник ГРУ Ильичев. Формальный подчинённый Антонова он получил привилегию докладывать прямо Тимошенко и Молотову.
  Обер-квартийместером слыл Начальник Оперативного Управления ГенШтаба Штеменко (хотя я бы предпочел видеть своего неизменного помощника времен первого попадания Долинского)
  Особую роль при БШ выполнял Буденный. Помимо формальной должности инспектора (командующего) кавалерии РККА/СА, он использовался в качестве связующего звена между героическими ветеранами Гражданской и новой генерацией полководцев. Каждой группе нужен свой живой символ...
  
  
  Кроме того, в качестве "кандидатов в члены" или "временно полезных евреев участников " работали Голованов (как командующий ВВС), новый Начальник АБТУ Баданов, некоторые наиболее авторитетные комфронта (Рокоссовский, Ватутин, Голиков и Конев), руководители ряда управлений ГенШтаба и наркомата обороны; а также наркомы близкого к военному ведомству профиля - вооружения, боеприпасов (Ванников, Устинов).
  
  В Большой Штаб НЕ ВХОДИЛИ моряки. Сделано это было по многим причинам. Одну, чисто субъективную, я могу назвать. Жуков и ряд других коллег органично не переваривали флотских товарищей, особенно наркома ВМФ Кузнецова. Флот в глазах сухопутчиков - дорогая игрушка, не дающая результата адекватного затратам. У меня самого существовало не прямо противоположное, а скорее боковое мнение о достоинствах нашего флота и значение наших адмиралов, но я не стал настаивать.
  
  Молотов в перетягивания одеяла участие принимал. Формально оставаясь главой партии и страны, как председатель ГКО, он имел свой "контрольный пакет акций". Но в военные дела старался не лезть. В принципе, похожий опыт у советских руководителей имелся. Ленин регулярно вмешивался в чисто военные дела, имел на это полное юридическое право как председатель СТО, но всегда доверял профессионалам.
  
  
  Я все время пытался проникнуть в мысли моего визави по ту сторону фронта. Разумеется, выводы из послезнания давили на меня. Но и на него тоже. Поэтому я и хотел понять, что можно изменить "за немцев" относительно известного мне развития сюжета лета 43-го.
  
  Первая ошибка фюрера и всего верховного командования Рейха - предсказуемость направления ударов "Цитадели". Заманчивое срезание выступа а-ля Барвенково в 42-м оказалась прыжком в западню. Мой таинственный оппонент в новой ситуации таких проблем лишен. Линия фронта изломана, и в отличие от реального Курска, у немцев множество вариантов для нанесения ударов.
  
  Второй косяк - это затяжка наступления до полного сосредоточения новейших танков. Наоборот, первый попаданец должен ускорить наступление. Перенеся его на начало июня или даже май.
  Я бы поступил так.
  Выгод сразу не счесть.
  
  Во-1-х, Красная Армия лишалась дополнительного времени на восстановление боеспособности после тяжелейших зимних боев. Чуть ли не впервые за всю войну (вероятно, кроме тяжелых осенне-зимних месяцев 41-го) по сводкам с фронта немцы имели больше танков в строю, чем у нашей Действующей Армии. Даже прошлое лето мы начинали с 4-мя тысячами танками в ДА - и еще около десяти(?) тысяч числились в резерве, на Дальнем Востоке и прочих местах - против немецких 3-х.
  Во-2-х, отказ от колоссального одного удара в пользу нескольких "частных" операций на небольшую оперативную глубину больше соответствовало состоянию собственно вражеских сил. Немцы тоже истощены. Им не хватает горючего. Особенно пострадали пехотные части. 7-батальонные дивизии и 3-х орудийные батареи стали общим местом и суровой правдой для Восточного фронта. Кроме того, "тигры" - сомнительны стайеры, а значит прорывы на большую глубину сомнительны. А вот повторение прошлогоднего "каскада" с постепенным обрушением советского фронта на 200-300 км в глубину... Для таких операций запаса хода у "кошачьих" может и хватит.
  
  В-3-х, несколько операций, перекрывающихся по времени, проще замаскировать. Разведка не всесильна. (прим: Немцы вскрыли "Марс", но прозевали "Уран").
  
  В 4-х, если операции окажутся успешными - будет на один-два месяца больше для реализации полученного преимущества.
  
  Третья и ГЛАВНАЯ ошибка фюрера в "Цитадели" - очередная недооценка противника вкупе со ставкой на супероружие. Попаданец его разубедит, а значит немцы должны начинать сражение с полным осознанием, что они - слабейшая сторона. А значит надо биться изо всех сил. Забавно, что я в свою очередь расценивал СССР и Советскую армию в Текущей реальности как андердога, или как равного противника Вермахта, но не более. Но никак не записного фаворита с огромным перевесом в силах и средствах.
  И это больше соответствовало сложившейся ситуации.
  
  
  КРАСНАЯ ДОРОГА.
  
  Ситуация с горючим оставалась тревожной. Продвижение немцев на Кавказе и безуспешные попытки их вытеснить - вот оно, отсутствие победы под Сталинградом, опрокинувшее группу Армий "А" как костяшки домино в моей истории - привели как к затруднению с добычей (Баку находилось под регулярным воздействием вражеской авиации, потеряны Майкоп и большая часть месторождений Чечни), так и с транспортировкой.
  
  
  
   В этой ситуации в очередной раз проявилась колоссальная изворотливость как всей советской системы, так и особое хитрованство русского народа. Вдоль восточного берега Каспия и далее на северо-запад (в обход Сталинграда) и с последующим поворотом в центр прошла так называемая "красная дорога". Название свое она по легенде получила от красного карандаша, которым Сталин провел жирную линию на карте и приказал построить обходной путь в кратчайший срок. Ряд веток связали в единый транспортный путь.
  Теперь нефть везли из Баку морем до городков и населенных пунктов восточного Каспия - Гурьевск и др. - перегружали в цистерны и экстренно - эшелоны тащили по два паровоза - перебрасывали на нефтеперегонные заводы и базы-хранилища в центре, Башкирии и Урала.
  Даже на рыбачьи баркасы грузились бочки сырой нефти. Страна в очередной раз показала высокую живучесть. Впрочем, я помнил про опыт Германии 45-го или Японии 44-го, которые продолжали сражаться, даже лишившись основных источников нефти.
  Запасы, ленд-лиз, резкое сокращение потребления бензина в тылу, замена на спирт или газогенераторы (перегонка из дров)... Все это позволяло надеяться провести летнюю кампанию.
  
  По-настоящему серьезными оставались еще две проблемы.
  Снабжение продовольствием, после потери богатых хлебом Кубани, Северного Кавказа и Волжско-Донского района. Вместе с давно потерянной Украиной, это были главные житницы СССР. Компенсация в виде расширения посевов в Сибири, Казахстане и в центре лишь в малой степени компенсировало потери. Правда и население уменьшилось до 110-120 миллионов. Опять, в который раз, спасать страну предстояло картошке, "второй хлеб" стал первым.
  
  И проблема проблем - личный состав армии.
  Большие потери не могли быть компенсированы призывом в освобожденных районах, поскольку продвижение в этом варианте реальности сильно уступало планируемому. Но опять же, исхитрились и смогли поставить в строй более 10 миллионов человек к началу весенне-летней кампании.
  
  За счет добровольцев (особое место занимал 30-й танковый корпус уральских добровольцев), снятие брони и замена мужчин у станков детьми и женщинами, дополнительный призыв контингентов из Средней Азии, с Кавказа и других нацменьшинств.
  
  Расширялся призыв женщин, особенно замена ими сотрудников центрального аппарата - связисты, регулировщики, тыловые части; девушки служили оружейницами и техниками в авиации, продолжалось формирование боевых частей - зенитчицы и саперы; девушками-пилотами и штурманами, прошедшими довоенную подготовку в Осовиахиме, активно комплектовалась авиация (отдельная женская авиаэскадрилья появилась в ВТА) , развернулась масштабная подготовка женщин-снайперов, ими насыщались школы партизанских (зафронтовых разведчиков) кадров.
  
  Но все равно, окно возможностей СССР все время сокращалось, а вот у немцев появлялись новые варианты победного окончания войны на Востоке в этом или следующем году.
  По моим прикидкам СССР мог выставить порядка 830 соединений дивизионного состава (что больше, чем в тяжелейшем 41-м - 821 /Гланц/, но меньше, чем в 42-м). Правда надо признать, что "дивизии" эти были чуть ли не в два раза слабее немецких, а про бригады и говорить нечего: стрелковые представляли усиленные стрелковые полки, т.е. даже в теории не выдерживали стандарта "две бригады равны одной дивизии", а танковые представляли из себя разве что аналоги танковых батальонов немцев, и то лишь уже ослабленных в боях.
  Половина этих, прости Господи, соединений входило в Действующую Армию, процентов 10 охраняло (по-прежнему!) Дальний Восток, четверть числилась за Резервом Ставки, но представляло из себя разной степени готовности - одни только формировались, другие переформирование/пополнение проходили, третьи должны быть расформированы (в ходе зимнего контрнаступления десятки дивизий и бригад потеряли собственные знамена, что не укладывалось у меня в голове от слова совсем).
  Остальные дивизии использовались как запасные полки или учебные части по всей стране, часть сил сохранялись в Иране и прикрывали всю границу в тылу.
  Тем не менее, даже считая по две наши дивизии за одну немецкую мы могли рассчитывать на численное превосходство.
  
  - Да и немцы уже не те, - твердил я про себя, уповая на 7-батальонные пехотные "огрызки" фрицев и с тремя орудиями в батареях, вместо четырех.
  
  
  Что касается грядущей генеральной битвы весны 43-го, то я, положа руку на сердце, честно предполагал, что она закончится вничью. Ни у кого не просматривалось решающего превосходства; больший запас Германии по времени компенсировался гигантскими резервами СССР сейчас. Решат все нюансы.
  
  
  Вихри враждебные веют над Кавказом.
  
  В конце апреля-начале мая развернулась воздушная битва над Кавказом. Как и Кубанское воздушное сражение эта схватка за господство в небе явный пролог к грядущему летнему наступлению немцев.
  Нельзя сказать что мой визави просто пошел на повторение партии, дабы использовать шанс послезнания и изменить исход известного ему события. Тем более, что основные бои развернулись не над кубанскими плавнями, а над горами и ущельями Кавказского хребта. Где есть своя специфика.
  
  Скорее для обеих сторон это сражение стало вынужденным, самопрограммируемым.
  К нему привел целый ряд объективных условий, а не просто желание посмотреть "а что если..."
  
  Наращивание ударов немецкой авиации по нефтеносным районам Баку и по Красной дороге заставило советскую сторону в свою очередь наращивать группировку ВВС. А раз есть силы, и нет проблем с их снабжением горючем - почему не воспользоваться ситуацией?..
  
  В свою очередь наша дерзкая попытка отобрать воздух у орлов Геринга натолкнулась на резкое наращивание сил противника в этом районе. Началась эскалация.
  
  Воздушные карусели днем и постоянные удары ночников и АДД по авиабазам гитлеровцев последовавшие в мае резко снизили действия немецкой авиации по тылам. Сильно потрепали наши асы и истребителей врага.
  
  Пожалуй впервые с 22 июня советские летчики встретили врага на адекватной техники и с сопоставимой тактикой. Да и мастерство пилотов за два года выросло.
  Я само собой внимательно следил по сводкам, но все там не напишут. Макроцифры, сухие строчки отчетов уровня штаба воздушной армии. Поэтому я впервые наткнулся на фамилию Покрышкина в газетах. Доселе мало кому известный летчик прославился в боях и получил звание Героя.
  Но вот же парадокс Хроноволны - главным героем кавказских схваток стал не он, а Фадеев, по прозвищу "Борода". Ему просто сказочно везло, а вот Покрышкина в одном из боев подбили. Пришлось сажать аэрокобру на брюхо, и уже на земле он попал под атаку двух мессеров-охотников. Раненный в руку "Сотый" выбыл на три месяца из горячки боев на самом их пике.
  Фадеев же наращивал счет, и вскоре в "Красной звезде" я прочитал Указ о награждении Фадеева второй Звездой Героя Советского Союза.
  
  
  Отличились в боях и братья Глинки, но старшему не повезло. Заходя на посадку он угодил шасси в промоину и разбился. Посмертно ему также присвоили звание Героя... Судьбы отдельных людей меняются в каждом мире, я к этому мог и привыкнуть уже, но одно дело знать что-то в теории, а другое - переживать это все в реальном времени.
  
  Спойлер:
  Советские данные. Наши заявили 800 побед ценой потери 700 самолетов.
  Немцы признали потерю 300 машин и "сбили" (т.е. записали в свои счета) 2,5 тысячи краснозвездных аэропланов.
  
  Я оценивал итоги сражения в нашу пользу.
  
  Во-1-х, едва ли не впервые за два года войны наши противостояли экспертам Геринга на равных, на сопоставимых машинах, с равной тактикой и при приблизительно сравнимом мастерстве пилотов.
  Во-2-х, это сражение объективно снижало боеспособность люфтваффе. Потеря пусть даже 300 машин и пропорциональным количеством летчиков (пусть даже погибший-раненый-пленный пилот или экипаж приходились на три-четыре уничтоженных вражеских самолета) тяжелее для стороны с 3-мя тысячами самолетов, чем для группировки Действующей Армии советских ВВС с 7-8 тысячами самолетов в строю и десятком тысяч в резерве по всей стране.
  
  В-3-х, значительные силы немецкой авиации и ресурсы отвлекались на относительно второстепенный ТВД, дальше от места (предполагаемых) главных боев лета 43-го. Конечно, немцы лихо сманеврируют авиацией, и очень быстро асы Кавказа могут оказаться в московском небе. Но все равно, это потребует времени. А выигрыш времени для нас - опять задача номер один, как и в два предыдущих лета.
  
  В тоже время, Кавказ оставался для меня проблемной точкой. Там развернута миллионная(!) группировка. С учетом двух воздушных армий - Северной и Черноморских групп, - а также морской авиации Черноморского флота и истребителей-перехватчиков Бакинской армии ПВО советские ВВС на Кавказе превышали 2 тысячи боеспособных самолетов. Пятая часть армии и четверть самолетного парка находились вдали от места будущих главных сражений на (практически) изолированном ТВД. И вывести их оттуда проблематично, может за исключением нескольких авиационных частей, и ослаблять прикрытия Баку и Грозного нельзя. И так, и так - вилы.
  
  Жалкая пародия на действия немцев в 45-м, когда 6-я ТА СС отправилась воевать в Венгрию - защищать последние источники нефти, а не на направление главного удара Красной Армии по оси Варшава-Берлин. Я понимал, почему все так сложно устроено, и "дорога ложка к обеду", но тот же южный фланг вынужден обходиться мизерным подвозом боеприпасов, в то время как под Москвой и Ленинградом войска испытывали бы жесточайший дефицит горючего, если бы не ленд-лиз.
  
  В целом, ситуация опять вошла в клинч, когда два измотанных и уставших боксера не могут нокаутировать соперника, и вынуждены крутиться на месте, надеясь разве что на один шальной удар, или на Госпожу Удачу.
  
  СОН РАЗУМА.
  
  Осознание опасности и страх - пограничные состояния. Первое не делает тебя трусом, это качество свойственное храбрым людям. Лучшие полководцы всегда имели чувство опасности, четко понимая угрозы они принимали оправданные решения, вроде отступления Кутузова из Москвы без боя.
  
  Страх также свойственен всем людям. Просто смельчаки его подавляют.
  Меня же в мае преследовал навязчивый страх, переходящий в ужас. Сама по себе опасность немецкого наступления сквозила и у других. Но у меня это наложилось на плохое физическое состояние. Не знаю насколько справедлива латинская мудрость "в здоровом теле - здоровый дух", но вот в нездоровом теле заводятся душевные хвори - это точно.
  Беспокойство, охватывающее меня с приближением лета порождала в памяти целую серии неприятных ассоциаций.
  Самая сильная аналогия, которая терзала меня по ночам, это развал страны и армии после Февраля 1917-го. Я помнил про этот развал не только по сухим строчкам учебника, но и памятью молодого прапорщика Василевского. Ситуация хаоса и неопределенности, ощущение безнадежности...
  
  И действительно, как и отречение царя в 17-м, гибель Сталина нанесла мощнейший удар по психики многих...
  
  Вторым примером, постоянно приходившим в голову стала Крымская война.
  
  Однажды я не выдержал, и спросил Антонова в небольшом перерыве дел генштабского конвейера. Затягиваясь папиросой, я произнес:
  - Как вы думаете, Алексей Иннокентьевич, как бы закончилась Крымская война, если бы союзники после Севастополя начали наступление в глубь России. На Киев, или даже на Москву?.. Или попробовали повторить свой крымский трюк - с высадкой экспедиционного корпуса - под Санкт-Петербургом, - я так и сказал "Санкт-Петербург", что вызвало удивление у Антонова не меньшее, чем исторический вопрос.
  После затянувшейся паузы коллега ответил, тщательно подбирая слова:
  - Союзники бы потерпели поражение. Растянутые коммуникации, огромные силы русской армии в глубине территории... Техническое превосходство в конце-концов нивелируется. Десант под Ленинградом, - Антонов произнес название города на современный манер - был бы сброшен в море.
  - Полное фиаско, - подтвердил я основные тезисы Антонова.
  Затянулся поглубже, и задумчиво глядя на клубы дыма - горим на работе в прямом смысле слова - словно хотел разглядеть в контурах нечто про грядущее:
  - Немцы могут выиграть у нас сражение. Они могут взять любой город, как уже взяли Киев, Севастополь, Сталинград. Но выиграть войну у нашего народа, покорить целый континент?.. Вряд ли.
  
  Вдохновляла меня пассивная позиция Турции и Японии. Несмотря на все успехи Вермахта летом 42-го, они так и не вступили в войну!
  Здесь возможно сработало мое самооправдывающееся пророчество. Я был настолько уверен, что японцы не захотят открывать новый, третий(!) для себя фронт, что щедро забирал с Дальнего Востока стрелковые дивизии и бригады целыми пачками, сотнями тысяч приходило маршевое пополнение, целых три авиакорпуса РВГК сформировано из авиачастей с дальневосточных рубежей.
  В свою очередь на восток отправилась целая плеяда боевых генералов - Власов, Пуркаев, Хозин - которые получили серьезный опыт современной войны. Замена неравноценная, но некоторое психологическое воздействие на самураев могло оказать. Тот же Власов широко разрекламирован, как героический участник битвы под Москвой, а Хозин известен как защитник Невской твердыни.
  Почти также "раскулачен" Закавказский округ (там осталось буквально несколько стрелковых батальонов*, пара кавполков, УРы и пограничники) и сильно усеченная группировка в Иране - для усиления Северо-Кавказского Фронта. Переброшенные резервы помогли сохранить устойчивость советско-германского фронта, а затем перейти нашим войскам в контрнаступление.
  Что в свою очередь охладило пыл Стамбула и Токио.
  В 43-м шансы нападения азиатских соседей на нас явно упали. Колоссальная мощь США (СПОЙЛЕР: если принять американский военно-экономический потенциал за 100%, то вся Ось вряд ли дотянет до половины его силы; скорее - треть?!) стала серьезным стратегическим и политическим фактором. Тем более для японцев, потерпевших очередную серию морских поражений зимой 42/43 гг.
  Не самоубийцы же они...
  
  21 мая, когда напряженное ожидание немецкого удара уже висело в воздухе у меня состоялся примечательный разговор с Тимошенко и Молотовым в Ставке (все том же бункере под НКИДом, который Вячеслав Михайлович практически не покидал).
  
  Тимошенко докладывал о предполагаемых действиях немцев, к этому времени всеми средствами разведки мы уже вскрыли три приблизительных района концентрации немецких войск - на Среднем Дону, в районе Орла-Брянска и против центра Западного фронта.
  Я размышлял над ситуацией, и почему-то навязчиво вспоминал события Ватерлоо. Почему эта битва, а не Бородино? Не знаю, шутки подсознания бывают странными. Основной вывод моих сложных размышлений: а если бы Груши пришел на шум битвы... или Блюхер опоздал, решив дать отдохнуть своим людям... если бы не тот овраг... то Наполеон эту битву выиграл. А толку? Дальше ему хода все равно не было!
  Истощенная армия, большие потери, израсходованный боезапас. И Блюхер никуда не делся, и Веллингтон отступил бы, переформировал свои поредевшие полки. А дальше - подошли бы многотысячные рати Австрии и России. Всё.
  Когда Молотов молчаливо посмотрел на меня, предлагая поделиться своим мнением, я перевел свои отвлеченные рассуждения в четкие формулировки сегодняшнего дня.
  
  - Вермахт имеет только один шанс - победив нас в "генеральной битве" совершить авантюрный бросок на Москву. На большее им просто не хватит сил. Тимошенко бросил взгляд на мою ручку, которая как указка уперлась в столицу на огромной карте занимавшей большую часть стола, и нервно покрутил шеей.
  - Мы же можем варьировать свою стратегию, - продолжил я накачку начальства оптимизмом (хотя сам не был столь уверен, но блеф никто не отменял) - Помимо "Фейерверка" мы можем использовать еще минимум два туза.
  
  1. Вокруг Москвы на случай всяких неожиданностей формировался фронт резервов. Несколько общевойсковых армий, минимум одна танковая (я хотел две, но "съист то он съист, но хто ж ему даст"), несколько отдельных танковых, стрелковых и кавалерийский корпус, авиационные корпуса РВГК (разной степени готовности).
  Де-факто это новый Резервный фронт, аналогичный Степному в реальном 43-м моей истории. Но фронтовое управление ГенШтаб пока не создал. При необходимости штабом станет управление МВО, которое можно укрепить офицерами ГенШтаба или взяв проверенные кадры с Дальнего Востока.
  2. Вторым фактором, который позволит нам вырвать инициативу из рук Гитлера станет крупное наступление фронтов Западного направления на Смоленск под руководством Жукова (Западный и Калининский фронтыпри содействие соседей - Северо-Западного и Брянского). Жуков активно поработал и подготовка крупной операции завершалась.
  
  Молотов пожевал губами, и поделился секретной информацией - некой выжимкой из переговоров с нашими союзниками. Бесконечный поток НКИДовских телеграмм и личных посланий Молотова руководителям союзных держав Черчиллю и Рузвельту произвел впечатление на англосаксов.
  - Появился шанс, что союзники высадятся в Норвегии.
  Для меня это сообщение стало новостью, а вот Тимошенко об этом явно знал, и расписал мероприятия наших войск для поддержки действий западных партнеров.
  - Предусматривается наступление на Крайнем Севере и под Мурманском, чтобы сковать 20-ю армию немцев... готовим сильный удар по финнам... можем задействовать два флота и силы АДД...
  
  Формированием 6-й гвардейской танковой армией я занялся сам. У каждого человека должно быть хобби! Таким увлечением у меня стала новая танковая армия.
  Первым, головным вопросом лично для меня стал выбор командующего. Назначения из послезнания себя не оправдали. Люди оказались неготовы, просто не имели опыта и навыков. Но и выбора среди выдвинутых самой войной особого не виделось. Поэтому я остановился на самом верном кандидате с личной колокольни - каждый начальник тянет за собой лично знакомых, - моего "крестника" А.И.Лизюкова. Переживший массу неприятных минут летом-осенью 42-го, он вроде бы вновь обрел себя, и активно участвовал в зимнем контрнаступлении со своим 2-м танковым корпусом. Штаб корпуса я предложил для развертывания армейского управления - точно тот же механизм вытягивания знакомых, сработанных с командиром людей.
  
  Состав предварительный армии - мехкорпус и танковый корпус, отдельная танковая бригада (резерв командарма), полки САУ, артбригада или полк гаубиц, полк "катюш" и другие армейские части усиления.
  От своих щедрот я "отсыпал" моторизованную дивизию. Состав танковых армий еще не отошел от смешанного типа комплектования предыдущего года, поэтому включение стрелковых дивизий или кавкорпусов сохранялось. Но для своего любимого шедевра я установил строгую норму - только подвижные мотомеханизированные соединения и части.
  158-я стрелковая дивизия, выведенная из боев в начале зимы пополнялась и насыщалась ленд-лизовскими автомашинами, БТРами и получила дополнительно танковый полк - т.е. переводилась в моторизованную.
  
  С Александром Ильичем после его назначения у меня состоялся серьезный разговор, в присутствии Антонова.
  Поздравив новоиспеченного генерал-лейтенанта с заслуженным повышением (или возвращением) я спросил напрямик:
  
  - Ну, новый-старый командарм. Как воевать будем?
  - Смело и решительно, - бодро ответил тезка.
  Закуривая очередную, наверно пятнадцатую папиросу, я внимательно оглядел ладную фигуру Лизюкова и начал сыпать соль на раны.
  - Проанализировали причины неудач Пятой под Воронежем.
  Глубоко затянувшись в ответ своей сигаретой ("Американская" - отметил я), Лизюков максимально честно ответил:
   - Я очень много думал. Не хватило мне опыта командовать столь большим количеством людей и техники. Хромало взаимодействие, разведку не наладил - воевали вслепую.
  - Если бы все упиралось в наши с вами ошибки... Заменили бы другими. Или научились в конце-концов. За одного битого - двух небитых дают. Но ведь и у других не вытанцовывается, - решил я ограничить самокритический настрой и попробовать откопать глобальные объективные причины наших неудач.
  
  - Немцы слишком быстро прорвались - у нас просто не было времени подготовить ответные действия. Кроме того, их авиация, - здесь я непроизвольно поморщился, больно знакомый мотив зазвучал в очередной раз, но и Лизюков оказался крепким орешком, продолжил гнуть свою линию - Считаю надо существенно усилить армию зенитками. И строго-настрого приказать летчикам прикрывать танкистов на рубежах развертывания.
  
  - Что думаете о новейших немецких танках? - прервал я молчание.
  - Сильный зверь, - это Александр Ильич про "тигр" выразился.
  - И как собираетесь его брать? - тоном заядлого охотника поддел я.
  - Наши КВ с 85-кой не хуже, - бодро, но чересчур оптимистично, начал Лизюков.
  КВ-85 в моем представлении должны хотя бы сравняться с "пантерой".
  - Нужны самоходки, - тут же добавил очевидное командарм-6.
  Обсуждение приняло конкретный характер, я даже вытащил коробок спичек, чтобы для наглядности наметить тактические планы противодействия "зверинцу".
  
  
  - Не жалейте моточасов для подготовки механиков-водителей, - напутствовал я командарма, - на слаживание экипажей. Готовьтесь, лето будет жаркое, горячее. Как и год назад.
  
  *одним из способов скрыть переброски - оставлять на месте снимаемых дивизий и бригад по одному батальону этих соединений; туда сбрасывались все "сливки общества".
  
  
  ОРГАНИЗАЦИЯ ТАНКОВЫХ АРМИЙ РККА В МИРЕ ППП-43.
  
  По инерции из 42-го в новый год танковые армии перешли со смешанной комлектацией.
  Стандартная структура - танковый и механизированный корпус (или два танковых корпуса) плюс отдельная танковая бригада армейского подчинения с соответсвующими частями усиления как правило дополнял кавкорпус (3-я и 5-я танковые армии), три-четыре, иногда пять-шесть стрелковых дивизий.
  Такое распределение ролей оправдывало себя, армии оказались устойчивее в обороне и дольше "жили" в наступлении.
  Но даже несмотря на общий нерадостный фон, большинство танковых командиров и руководство Генерального Штаба и Ставка отлично понимали, что нам нужны полностью моторизованные объединения. Если уж добавлять пехоту, то "мото-".
  Первой ласточкой традиционно стала 1-я танковая армия Катукова (получившая звание гвардейской) 1-й гв.ТК и 4-й гв.МК, отдельная танковая и отдельная мотострелковая (на американских ленд-лизовских машинах) бригады, и соответствующие части усиления - артполки, самоходки, инженерно-саперные части.
  Второй - формируемая с нуля 6-я: - два танковых корпуса, мотострелковая дивизия, отд. тбр, гвардейские тяжелые танковый и самоходный (СУ-152) полки ориентировочно.
   Она также получила авансом звание "гвардейской", что стало синонимом "полностью моторизованной". Никакой кавалерии. Никаких стрелковых дивизий, если надо - мотострелковую дадим!
  В случае необходимости пусть танковый командиры получают от фронтов пехоту или артиллерию в свое подчинение, но костяк должен оставаться подвижным!
  Таким образом, к лету 43-го мы подходили с двумя типами танковых объединений. Двумя гвардейскими, полностью моторизованными - 1-я и 6-я, и четырьмя "смешанными".
  В отличие от реального 43-го мне пришлось пойти на такое "совместительство".
  
  Майское авиационное наступление.
  
  Чтобы хоть как-то ослабить готовящийся немецкий удар, я настоял на проведении авиационного наступления. Идеологически эта операция воспроизводила Кубанское сражение - попытку навязать немцам битву на истощение, "собачью свалку" на ограниченном участке Восточного фронта. Но поскольку мы лишь догадывались "где" немцы готовят удар - в полосе от Сталинграда на юге до Витебска на севере, то и выбор точки должен произойти случайно, приходилось полагаться на судьбу.
  
  В наступление должны участвовать все воздушные армии действующих фронтов, АДД, морская авиация, часть авиационных резервов Ставки и часть сил ПВО страны. Теоретически - до семи тысяч самолетов. Удары по аэродромам и войскам противника, "свободная охота" плюс попытка затянуть асов Геринга в молотилку массовых боев.
  
  Датой начала я назвал 9 мая. Весь символизм чисел 9 и 5, конечно, был недоступен участникам операции и даже членам Большого Штаба, я надеялся на магию цифр и думал хоть как-то придать бодрости самому себе.
  
  Первый удар нанесли под Ленинградом. Два дня массированным налетам подвергались передние рубежи, транспортные пути и аэродромы (те, которые удалось вскрыть, благо фронт там по большей части статичен с 41-го). Немцы пытались отвечать, но быстро стухли, положившись на зенитную артиллерию. Венцом пятидневной операции стал удар АДД по финнам. При том, что досталось не только горячим парням на фронте Капперешейка, но и по Хельсинки ударили - до 200 дальних бомберов в ночь с 14-го на 15-е отбомбились по территории Суоми.
  
  Ночью 12-го мая, не дожидаясь окончания операции на северном фланге, атаку начали ВВС Западного и Калининского фронта.
  
  ЧАСТЬ ВТОРАЯ. Гора двинулась!
  
  Как не готовься, как не ожидай удар врага, но на войне чаще всего вражеское наступление начнется внезапно. В реальном 43-м советским войскам сильно повезло, они вскрыли и места сосредоточения немецких ударных группировок, и дату начала "Цитадели", благодаря захваченным "языкам". Нам же так не повезло.
  28 мая, не дожидаясь прибытия массы новейших танков, германские войска перешли в наступление тремя ударными группировками на широком фронте от Дона до Брянска.
  
  
  
  
  
  
  
  ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
  
  Тюремная камера - хорошее место, чтобы думать. Заняться больше нечем, вот и остается пялиться в стену и анализировать причины, почему ты оказался здесь.
  - Кто бы мог подумать, что Меркулов окажется такой гнидой - закипало во мне бешенство. И то, что где-то по соседству парился на нарах Лаврентий Павлович мало меня утешало.
  Провести такую многоходовую комбинацию, ловко и постепенно отодвинув Берию от всех рычагов власти... чтобы разделить его участь? Обидно.
  
  - Но главная причина не в этом, - сам себя убеждал я. - Если бы фронт выдержал удар немцев...
  Казалось бы, созданный мной Большой Штаб сделал все возможное и невозможное для подготовки армии к новым боям.
  Насытили войска самоходными установками, противотанковыми минами, развернули производство ПТАБов для "Илов" и прочими средствами борьбы с танками врага. Создали мощные бронетанковые резервы - гвардейские танковые армии нового (однородного) типа, подготовили полтора десятка отдельных танковых и механизированных корпусов. Накопили, несмотря на гигантские трудности, необходимое горючее для авиации. Даже разведка расстаралась - и вскрыла места сосредоточения немецких группировок.
  
  Однако, весенне-летнее наступление немцев, к которому мы готовились, закончилось очередным погром для трех советских фронтов. И хотя в этот раз продвижение немцев оказалось еще меньшим, чем летом 41-го и летом-42-го, для страны это испытание могло оказаться чрезмерным.
  Снова был оставлен Воронеж. Ставший символом перелома в войне - как казалось в 42-м году - город снова оставлен в июле. Опять июль. Годом ранее я в тех же местах дебютировал и как попаданец и в качестве Начальника ГенШтаба.
  
  Провалом закончились все попытки перехватить господство в воздухе. Советская авиация просто не смогла противостоять интенсивным действиям люфтваффе на направлениях главных ударов. Несмотря на то, что к действиям по аэродромам привлекались АДД и ВВС соседних фронтов, подавить вражескую активность не удалось.
  В воздушных боях успехов было больше, "собачьи свалки" истощали обе стороны, но и тут у нас ресурсы закончились быстрее, хотя немцам и пришлось задействовать румын, венгров и итальянцев. Да, недоразгромив в 42-м союзников Гитлера, мы упустили свой шанс.
  
  Словно в подтверждении моих опасений завыла очередная сирена воздушной тревоги. Немцы повторяли попытки 41-го атаками с неба нарушить психологическую устойчивость руководства страны и жителей столицы.
  Налеты крайне нерегулярные, в основном ночью и малыми силами, но продолжались уже второй месяц.
  Да уж, вот и подумаешь "а не лучше ли сидеть в этих пресловутых "подвалах Лубянки", чем прятаться по бомбоубежищам и метро почти каждую ночь.
  
  
  
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"