Зима сражалась за Ринию с упорством бастарда, захватившего власть. Ей удалось проглотить солнце, набросив сумрачный покров на верхушки городских стен и затянуть морозным туманом паутину дорог, стекавшихся к столице Империи. Днем прорвавшиеся с побережья ветра заставляли ее отступать, оставляя на холмах тающие клочья снежных знамен, но верная ледяной присяге ночь упрямо скребла коготками поземки остывшую землю. Наконец, обессилев от бесконечных схваток, зима сдалась и, хотя воронье еще кружило над предместьями, хриплым карканьем предрекая снег, с низкого нахмуренного неба уже срывались первые капли дождя.
Слушая его всхлипы, Джулия сидела подле окна, выводя пальчиком на запотевшем стекле путаные узоры. Безмолвное свидетельство безнадежной борьбы.
Несколько дней назад Марк приветствовал нарушившую недвусмысленный приказ супругу угрюмым молчанием, и только оставшись с ней наедине, хмуро спросил:
- Зачем ты приехала? Неужели действительно хочешь увидеть старого знакомого на арене цирка?
Он взял ее за подбородок, поворачивая к свету.
- Пойми, твоя малейшая слабость будет истолкована мне во вред. Столица и так полна сплетен и домыслов, а если ты еще разрыдаешься, ломая руки, я буду выглядеть, как полный идиот.
Джулия выдержала его взгляд.
- Будь уверен, рыдать я не стану.
Марк помедлил и вдруг поцеловал ее властно и жестко, будто скрепляя печатью оброненные слова.
- Если так, добро пожаловать домой, милая женушка.
Домой? Она никогда не любила этот дом, будто вобравший в свои стены давящую мощь Империи. Возведенное на холме фамильное гнездо презрительно нависало над вечно бурлящим потоком городских улиц Урбиса. И столичный шум почтительно стихал у порога помпезных залов, украшенных трофеями покоренных земель. Время не стерло безмятежности с чела мраморных исполинов, подпиравших свод, но та, чье имя было начертано на камне, знала истинную цену кажущейся незыблемости и силы. Джулия помнила, как, потеряв в бесконечных войнах всех своих сыновей, ее отец в кровь разбил кулаки о подножие колоны, символизировавшей ствол родового древа. Согласно преданию, под мраморным основанием покоился прах цесаря, некогда правившего Ринией, и зодчий, строивший дворец, придал ей сходство с дубом, ветви которого осеняли зал. В тот роковой день уже стоявший одной ногой в могиле Корнелий Вета совершил неслыханное, по его мнению, кощунство, приказав вырезать имя женщины на дубовом листе.
- Завтра ты выйдешь замуж, - коротко бросил он и, взглянув в расширенные от страха глаза дочери, захохотал.
- Не бойся, он будет молод и хорош собой. Мне нужны красивые внуки.
Джулия обернулась. Марк лежал на кушетке, закинув руки за голову и скрестив в лодыжках длинные мускулистые ноги. У них могли быть красивые дети. Золотоволосые и голубоглазые, с чувственным изгибом губ и упрямым очертанием подбородка. Могли быть. Но, увы, судьба распорядилась иначе. Женщина вздохнула, борясь с удушливым ощущением вины. В ее душе не было ненависти к мужу, скорее жалость. Горькая жалость к человеку, загубившему свои и чужие надежды.
Ветер стегнул плетью дождя по стеклу, и Марк беспокойно шевельнулся, сбросив на пол подушки, потом сел, обхватив голову руками.
- Проклятье! Если ливень затянется, игры пойдут псу под хвост. Кому охота мокнуть на трибунах, лязгая зубами от холода?
- Зачем ты вообще их затеял? - тихо спросила Джулия.
- Чтобы отпраздновать свое возвращение, милая женушка. Или я, по-твоему, не заслужил немного славы и восхищения толпы? - он пнул ногой подушку и та, пролетев через комнату, глухо ударила в стену.
- Кроме того, приятно наблюдать, как Флавий кусает себе локти. Ты бы видела, как он брызгал слюной, отдавая доходы с моих земель. Сволочь умудрился за полгода выжать из поместий все соки, и даже кое-что успел продать. Так что, за игры плачу не я, а он и это вдвойне приятно.
Злорадная улыбка, вспыхнувшая было на губах мужчины, превратилась в гримасу раздражения.
- Но дождь! Будь он проклят! Я сейчас готов принести любую жертву, лишь бы разогнать тучи.
- Разве нельзя все отменить? - осторожно, как ребенку, которого следует пожурить, не вызвав ответных слез, произнесла Джулия. - Отложи до весны, ведь зимние дожди могут затянуться.
- До весны еще нужно дожить, - пробормотал Марк, опуская голову, так что светлые пряди закрыли лицо.
- Мне придется выступить на Сарвену немедля, иначе император придумает себе новую игрушку.
Его голос звучал устало и мрачно.
- Тогда все потеряет смысл, а я снова стану одним из многих. Я, Марк Друз, сумевший пленить Сарвенского Волка.
Марк с такой злостью ударил по кушетке кулаком, что обивка лопнула по шву.
- Оборотень?! Глупцы! Он всего лишь человек. Такой же, как ты или я. Его можно заставить выть и корчиться от боли, можно утопить в сточной канаве Урбиса. Но именно его имя сейчас у всех на устах. Они ждут этих игр, чтобы посмотреть на него. Забывая, кто приволок этого зверя им на потеху.
- Ты завидуешь славе обреченного? - не сдержавшись, Джулия тут же пожалела о сказанном, но было поздно. Черты мужа исказились до неузнаваемости, утратив свою классическую, почти скульптурную красоту.
- Я завидую?! Пусть завидуют мне! Пусть сдохнут от зависти, видя, чего я добился. Я, Марк Друз!
Опрокинув стол и швырнув в камин попавшую под руку вазу, он выскочил из комнаты, с треском захлопнув за собой дверь. Джулия инстинктивно поднялась, чтобы последовать за мужем. Она знала, как быстро угаснет пламя ярости, порожденной болезненным самолюбием. Знала, что за жестокой бравадой прятался страх. Не дотянуться, не осилить, не совладать. И стоит прийти, Марк обнимет ее, находя успокоение в молчаливой покорности жены. Увы, она не могла его ненавидеть. Лишь пожалеть...
...
Джулия уже шагнула через порог, когда убиравшая беспорядок служанка задала невинный вопрос:
- Госпожа, прикажете тотчас зажечь светильники на лестнице или подождать, пока съедутся гости? День-то пасмурный, а скоро и вовсе стемнеет.
- Гости? - Джулия с трудом подавила вспыхнувшее раздражение. Занятая собственными переживаниями, она совершенно забыла о приглашенных. Еще год назад это событие доставило бы массу удовольствия, разнообразив монотонное течение домашней жизни. Но сейчас ей меньше всего хотелось стать объектом алчного любопытства ринийской знати. Возможно, Марк был в чем-то прав, спрятав жену в уединении провинции? Джулия упрямо вскинула подбородок.
- Пусть зажгут все до единого светильники, чтобы даже слепой смог разглядеть каждую мелочь.
Рабыня, выбиравшая из ворсистого ковра осколки фарфора, бросила на хозяйку косой взгляд, решив про себя, что и муж и жена сильно изменились, вернувшись из дальних странствий, и эти перемены вряд ли сулили добро.
А Джулия, быстро отдав еще несколько распоряжений, прошла на свою половину, чувствуя непреодолимое желание забиться в темную нору, или на худой конец по примеру мужа вдребезги расколотить все, до чего сможет дотянуться. К сожалению, ринийской матроне не подобало открытое проявление эмоций и потому все, что она смогла себе позволить - это спускаясь по залитой ярким светом лестнице, чуть слышно пробормотать изогнутыми в приветливой улыбке губами.
- Приветствую вас, жаждущие хлеба и зрелищ!
Мужчины и женщины. Успевшие расположиться на мягких кушетках, лениво прогуливавшиеся по мраморной мозаике и пестрым коврам. Все, как один повернулись в ее сторону. Даже разговоры стихли, и стало слышно, как музыканты настраивают инструменты, готовясь услаждать искушенный слух прирожденных хозяев жизни. Джулия намеренно замедлила шаг, чувствуя себя диковинным зверем, приговоренным к смерти на арене цирка. Внезапное сравнение с тем, о ком она не хотела сейчас думать, пронзило сердце болью и улыбка, затмившая сиянием блеск аметистовой диадемы, на долю мгновения напомнила волчий оскал.
- Моя жена! - вскинув руку, Марк расплескал по ковру вино. - Прекраснейшая из женщин!
Успев овладеть собой, Джулия послала ему воздушный поцелуй. Послушное эхо вздрогнуло от гула приветствий, а в воздухе так ощутимо запахло завистью, что Джулия чуть было не расхохоталась. Но тут ее взгляд упал на грузную фигуру, позади которой маячили темные тени, и желание смеяться пропало. Вольготно развалившись на шелковых подушках, Гай Флавий пристально следил за Джулией Друз. Как паук, который, затаившись, проверяет крепость раскинутой паутины.
...
- Варвары, дикари, да что мы собственно знаем о них? - Один из гостей, розовощекий весельчак, тративший баснословные суммы на породистых лошадей и охотничьих собак, ткнул золотой вилкой в ледяного дракона, охранявшего горку устричных раковин. - Был у меня один сарвен. Хороший кузнец и жуткий пройдоха. Когда я его продал, оказалось, что мерзавец умудрялся обворовывать меня на каждой второй подкове.
- А их женщины? - с готовностью подхватила супруга престарелого мецената, занятого разглядыванием аппетитной фигурки юной рабыни, разливавшей вино. - Несносные распутные грубиянки.
Джулия презрительно усмехнулась. Весь вечер старательно уклоняясь от разговора, она добилась того, что ее оставили в покое, сосредоточив внимание на хозяине дома. Вино и лесть излечили раненое самолюбие, и Марк, расслабившись, любовался красавицей женой, изредка с видом счастливого собственника проводя рукой по ее обнаженным плечам. Джулия улыбалась, считая перемены блюд и надеясь, что кто-нибудь, в конце концов подавится, доставив ей маленькую радость выйти из-за стола, чтобы проявить подобающее участие. Каждое прикосновение мужа вызывало упрямое сопротивление и желание сбежать. Наконец, зал наполнился сладкими ароматами десертов, а музыканты заиграли медленные, тягучие мелодии, от которых клонило в сон. Оставалось потерпеть совсем немного, но именно в этот момент прозвучал воркующий голос Флавия.
- Думаю, о сарвенах лучше спросить нашу бесстрашную путешественницу. Ведь то, что укрылось от глаз воина, не могло утаиться от несравненной монны Друз.
Джулия скрипнула зубами. Хитрый глава совета все-таки сумел застигнуть ее врасплох.
- Ну что вы, Гай. - Она небрежно взяла с тарелки виноградную гроздь. - Я пробежала через Сарвену, закрыв глаза и вздрагивая от ужаса.
- Не верю! - громко и грубо отрезал Флавий. Этот открытый выпад не остался незамеченным даже для тех, кто уже мирно дремал, убаюканный сытостью. Джулия почувствовала, как напрягся Марк. Ее муж упрямо обходил молчанием все, что касалось подробностей авантюрного приключения супруги. И если раньше она объясняла это стремлением отгородиться от порочащих честь подозрений, то теперь впервые задумалась о более мелочных причинах такого поведения. Марк ни разу не упомянул имя Каста, не вспомнил, как ему в руки попала та проклятая карта, и, пожалуй, никто из сидящих за столом не догадывался, какую роль довелось сыграть слабой женщине в жестокой мужской игре. Никто, кроме Гая Флавия, бросившего пробный камень и нетерпеливо ждущего ответной реакции. Джулия не дала Марку вспылить. Капризно поджав губы, она заговорила обиженным тоном.
- Не хотите - не верьте, но я пережила такие лишения, что от одного воспоминания пробирает дрожь. Сарвена - это край дремучих лесов. Там нет дорог, только протоптанные зверьем тропы, а так как охота на волков запрещена, то люди вынуждены защищать свои жилища частоколом, спасаясь от хищников. Да и жилища эти, с крошечными окошками и низкими потолками, производят тягостное впечатление.
Джулия оторвала от грозди виноградинку и раскусила ее, так что во все стороны брызнул сок.
- Они питаются мясом. Жареным, вареным, иногда полусырым. Никаких овощей или фруктов. И понятия не имеют о зубочистках.
После этих слов седой легат, судя по украшавшим лицо шрамам переживший не одно кровопролитное сражение, виновато вынул изо рта палец и украдкой вытер его о скатерть.
- А еще, - продолжала щебетать Джулия, - они не любят мыться. Причем, как простолюдины, так и знать, которая, кстати, пытается неуклюже копировать наши обычаи. Вас, Гермия, очень насмешили бы наряды богатых сарвенок. Представьте, поверх платья они носят что-то наподобие широкого пояса на шнуровке. Нелепо, конечно, но талия от этого кажется тонкой, а спина прямой.
Ледок скованности таял на глазах, и притихшие было в ожидании скандала гости, успокоились, слушая болтовню хозяйки. Женщины ахали, мужчины снисходительно улыбались, а на щеках Гая Флавия медленно проступали сквозь румяна багровые пятна злости. Какое-то время он буравил Джулию мрачным взглядом и вдруг, подняв унизанные перстнями руки, несколько раз демонстративно хлопнул в ладоши.
- Браво, несравненная! Приятно сознавать, что я в вас не ошибся.
От его томной ухмылки женщину бросило в жар. На фоне пустых откровений, приправленных кокетливыми взмахами ресниц, грубость Главы Совета теперь выглядела, по меньшей мере, смешно, а Гай Флавий не прощал насмешек. Он мстил за них, и мстил жестоко. Вот и сейчас, откинувшись на подушки, так что рыхлое тело расплылось по кушетке, Флавий нанес ответный удар.
- Но вы не сказали ни слова о главном? Поведайте нам о кровожадном чудовище. О серебряном волке, который скоро выйдет на арену Урбиса.
Пригубив бокал, советник чуть повысил голос.
- Я слышал, что один из тех, с кем ему предстоит сразиться - ваш проводник и верный слуга? Неужели вам не жаль беднягу? Смерть от клыков оборотня под вой и улюлюканье толпы - что может быть ужасней?
Джулия молчала всего мгновение, собираясь с силами, чтобы небрежно пожать плечами, но время было упущено. Краем глаза она увидела, как Марк залпом осушил бокал и, швырнув его через весь зал, взвился на ноги.
- Оборотень! Ну что ж, я покажу вам этого зверя! Лошадей и носилки, немедля! Вы все поедете со мной взглянуть на легендарного волка и послушать его вой.
Гости зашумели, растеряно и возбужденно. Кто-то поднялся, готовый последовать за хозяином дома. В притворном страхе взвизгнула девица, лицо которой просто сияло от предвкушения зрелища. Джулия взглянула на Флавия. Глава Совета обескуражено следил за суматохой. Он ждал иного. Краски стыда, ревнивого гнева, но не этой сумасшедшей вспышки, и чувствовал себя обманутым и осмеянным. Снова. А Джулия, задыхаясь от жгучей боли, хотела только одного - выцарапать ему глаза. Она даже протянула руки со сведенными судорогой пальцами, но тут Марк потащил ее за собой. Джулия попыталась остановить мужа. Тщетно. Вино и желание утвердиться в своей правоте сделали Марка глухим. Он, словно пушинку, подбросил ее в воздух, усадив в седло, потом вскочил на коня сам. Странная кавалькада пронеслась по темным, перечеркнутым ледяными струями дождя улицам столицы. Рабы, вцепившись в жерди носилок, сбились с ног, стараясь не отстать от всадников. Еще на что-то надеясь, Джулия обвила шею мужа дрожащими руками. Сама мысль о том, что она увидит человека, чей образ преследовал ее в ночных кошмарах, была невыносима. Она не хотела, не могла это выдержать.
- Марк! Если ты хочешь сохранить то, что у нас осталось, одумайся. Остановись! Не заставляй меня...
Его волосы потемнели от влаги, а голубые глаза были пустыми, как осколки фарфора. Джулия разжала объятья.
- Зачем?
Он ничего не ответил. Как и тот, кто безмолвно смотрел ей в душу на хрустальной тропе перевала. Тогда ей показалось, что она знает ответ. Глупая, слабая, наивная. Всего лишь женщина, у которой одно сердце и одна жизнь.
...
Сверкая драгоценностями и подметая подолами грязь, они шли по освещенным дымными факелами коридорам. Смрад зверинца смешивался с вонью человеческих нечистот, а рычание льва с тоскливой перекличкой стражи. Джулия старалась не смотреть по сторонам, боясь за одной из решеток увидеть лицо Галарта. Странно, но она была уверена, что он где-то рядом. Возможно, ей стало бы легче, встреться они лицом к лицу. Он бы нашел что сказать. Какую-то дерзкую колкость с привкусом грубоватой ласки. Что-то, от чего в ней проснулось бы желание жить. Сейчас, в окружении возбужденно переговаривавшихся и пугливо вздрагивавших соплеменников, ей хотелось одного - умереть. Рука мужа, словно тисками, сжимала запястье, не давая вырваться. Остановившись перед окованной железом дверью, Мрак приказал:
- Откройте.
Стражник зазвенел связкой ключей, не забывая бросать похотливые взгляды на укутанные шелком и мехами тела знатных матрон. Сбившись в щебечущую стайку, они с нескрываемым любопытством изучали подземелье арены. Даже пронизывающий холод не смог погасить их нетерпения. Слишком уж монотонной и обыденной была жизнь бедняжек, чтобы не откликнуться на столь волнующее приключение. Мужчины, более сдержанные, брезгливо морщились, подбирая края плащей. Вряд ли кто-то из них хоть раз забредал так глубоко в лабиринт и некоторые уже явно жалели о своем участии в жуткой прогулке.
У двери, за которой держали плененного волка, дежурила вооруженная стража. Четверо здоровенных, мускулистых парней, закованных в латы. Джулия посмотрела на них с такой ненавистью, что сама испугалась глубины и силы своих чувств. Когда дверь, наконец, отворили, оказалось, что внутри пленника стерегут еще двое. Удобно устроившись за колченогим столом, они играли в кости и теперь, прервав игру, удивленно уставились на столпившихся в коридоре господ. Джулия, нервы которой были натянуты, словно звенящие струны, презрительно усмехнулась. Страх. Вот с чем сражался и что не мог одолеть ее муж.
- Снимите с него колодки и добавьте света, - распорядился Марк, привычно наклоняясь, чтобы не задеть дверную притолоку. Джулия шагнула следом, словно на привязи. Она услышала металлический лязг, и что-то тяжелое ударило о каменный пол.
- Ну же, не бойтесь, - с издевкой окликнул замешкавшихся спутников Марк, - он не укусит.
Джулия заставила себя поднять голову. Сырая тьма шарахнулась от принесенных факелов и по низкому, давящему своду заплясали влажные отблески, а на дальней стене мерцающей паутиной проступила изморозь. Он выпрямился, вставая с колен. Устало и неохотно. Ни гордо вскинутой головы, ни дерзко расправленных плеч. Босой, грязный, заросший. В лохмотьях, едва прикрывавших дрожащее от озноба тело. Как же ему холодно! И больно! До тошноты и головокружения, до крика. Она закусила губу, ощущая мерзкий солоноватый вкус крови. Чуть прищурив воспаленные глаза, он обвел взглядом камеру. Равнодушно и спокойно, и вдруг опустил веки, переводя дыхание. Потом медленно, осторожно, узнавая и не веря, посмотрел на нее. Так смотрят на солнце, обжигаясь и впитывая слепящий свет. Благодарная и виноватая улыбка скользнула по его губам. 'Прости!' Джулия пошатнулась, теряя контроль. Свернувшийся под грудью тугой узел отзывался на каждый удар сердца. Его сердца. На каждую ссадину, рану, горевшую под коркой спекшейся крови. Нужно подойти, прикоснуться, взять на себя хоть каплю этой боли. Она уже шагнула вперед, не замечая, что Марк так же крепко сжимает ее запястье. Стайлз вскинул руку, натянувшаяся цепь оборвала жест, но Джулия остановилась, пристыженная. Ему не нужна была ее жалость. Ему нужно было нечто большее. То, что можно отдать только в обмен на право жить или умирать. Тот стержень силы, на котором вращается мир. И она, бледная и дрожащая провела ладонью по лицу, стирая гримасу страдания.
- Полюбуйтесь на оборотня! - Отпустив руку жены, Марк приблизился к пленнику. - Как считаете, похож он на волка? Или на бродячего пса, скулящего и поджавшего хвост?
Взяв у стражника факел, он махнул им перед лицом Стайлза. Тот не отпрянул, не зажмурился, и Джулия улыбнулась, увидев, как вспыхнули усталым презрением зеленые волчьи глаза. Можно было бросить его на колени, избить до полусмерти, но сломать - никогда. Марк осознал это лучше других и потому отчаянно пытался убедить остальных в обратном.
Джулия оглянулась на пришедших с ней ринийцев, жалея, что королю Сарвены не присуща склонность к театральным эффектам. Окажись сейчас на его месте Галарт, уж он бы не упустил случая. Ведь эта полупьяная компания подсознательно ждала звериного рыка, рывка, угрозы, готовая отшатнуться или заорать от страха. Шальная мысль, вызвавшая на губах улыбку, вдруг сменилась горечью. Никто, кроме нее, не видел перед собой измученного ослабшего человека. Они хотели и видели волка. Варвара, способного, обнажив клыки, вцепиться им в горло. Марк тоже почувствовал это, и бешенство ударило ему в голову, затмив остатки рассудка.
- Ждете чуда? Ну что ж, я покажу вам кое-что занятное. Раскалите прут!
Джулия дернулась так, что диадема слетела на пол, и выпавший из оправы крупный аметист откатился к ногам мужа. Марк инстинктивно нагнулся подобрать драгоценность, и не увидел, как изменилась в лице его сдержанная и покорная жена. Истинная ринийка, правнучка цесаря обезумела от ужаса и горя. Вот она точно могла сейчас вцепиться ему в горло, лишь бы не дать сделать то, что он задумал. Но другой мужчина рванулся к ней, так что хрустнули цепи. И Джулия будто очнулась. Присев на корточки она подняла диадему, раздраженно упрекая стоявшую позади женщину:
- Зачем же толкаться, Гермия?
Гермия, очень вовремя взвизгнувшая и истерично вцепившаяся в престарелого супруга, таращилась на сарвенского волка. Стайлз действительно был страшен. Стражники натянули цепи так, что он не мог даже шевельнуться, только глаза и побелевшие губы беззвучно кричали. 'Убирайся! Отвернись! Не смотри!' Джулия качнула головой. Ее голос звучал мягко и странно спокойно.
- Марк, неужели, по-твоему, запах паленой плоти именно то, что нужно гостям после сытного ужина?
Расчет оказался настолько точен, что она не удивилась, заметив, как одна из матрон выскочила из камеры, зажимая себе рот, а стоявший в сторонке юноша позеленел и сморщился, явно собираясь свалиться в обморок. Марк немного сник и растерялся. Джулия подошла к нему вплотную.
- Дорогой, ты, правда, хочешь искалечить несчастного, а потом заставить драться на арене? Он же человек. Всего лишь человек, слабый и сломленный поражением.
Она взмахнула рукой, почти коснувшись лица пленника, и Стайлз застонал с такой мукой и болью, что даже стражники переглянулись.
- Это будет жалкое зрелище. Достойное разве что насмешки. Впрочем, вам, мужчинам, виднее.
Забрав у мужа камешек, Джулия взяла под руку все еще находящуюся в нервном ступоре Гермию и демонстративно повела ее прочь.
- Надеюсь, ты не ждешь, что женщины будут присутствовать на экзекуции?
Почти все гости, толкаясь и спеша, двинулись следом, но Джулия, у которой от напряжения мелко дрожало все тело, замерла, не в силах сделать следующий шаг. Стражник вытащил из багровой россыпи углей раскаленный до белесого отсвета прут. Как завороженная, она следила за каждым движением палача, потом обернулась и взглянула в отчаянные, яростные волчьи глаза. Стайлз уже не требовал, он умолял. 'Уходи!'
- Потерпи, - чуть слышно шепнула она мужчине, которого не смогла спасти.
- Только не это! - прохрипел Стайлз, голову которого словно тисками сжал стражник.
Кто-то толкнул ее, пробираясь к выходу, Гермия вырвалась и исчезла, Джулия стояла, не замечая как ее тонкие нежные пальцы в тугой узел вяжут золотые прутья диадемы, а драгоценные камешки с тихим стуком сыплются на каменный пол. Ей было уже все равно, что прочтут на ее лице, что увидят в широко распахнутых глазах, украденных благородной ринийкой у непокорной перелетной птицы.
'Однажды король попросил меня остаться. Я остаюсь!'
- Знаешь Марк, - Седой легат осторожно отстранился от палача с его страшной ношей. - В словах женщин и детей всегда была истина. Калека не станет драться, защищая свою жизнь. Я бы не стал.
Он взял Джулию за плечи и практически вытолкнул из камеры, сердито проворчав, ни к кому не обращаясь:
- Что ж это творится, а?
Сдавленный стон отозвался в лабиринте воющим эхом.
- Волк.
Джулия стряхнула с плеч чужие руки, замерла на мгновение, а потом медленно побрела к выходу из подземелья, осторожно, будто слепая, касаясь кончиками пальцев холодных влажных стен.
- Зря! Ох, зря он это сделал, - мрачно проворчал легат, глядя ей вслед.
Глава 28
- Свободу и жизнь в обмен на честь!
- Не слишком ли много вы хотите, моя несравненная монна Джулия? - Флавий наклонился, лаская взглядом впадинку меж высоких упругих грудей. Понимая, что старый развратник мысленно уже снимает с нее платье, женщина презрительно засмеялась.
- А вы, мой дорогой, думали, что я отдамся вам просто так? Из злости и обиды на этот несовершенный мир?
Она подалась к мужчине, так близко, что он кожей ощутил волнующее тепло ее тела, и доверительно прошептала:
- Если бы я хотела лишь отомстить мужу, то завела бы любовника. Одного из тех восторженных, мускулистых мальчиков, что вьются вокруг меня, словно мотыльки, летящие на огонь. Не вы ли натолкнули меня на мысль, что жизнь солдата полна тревог и долгих походов, далеких от уютного супружеского ложа? Возможно, я бы даже рискнула родить сына. Светловолосого и голубоглазого, как Марк. Ведь мужчины так доверчивы и самонадеянны. Они готовы поверить в чудо, только бы не признавать свою слабость. Как вам такая идея, советник?
Флавий фыркнул, но прорезавшиеся в уголках глаз глубокие морщины выдали овладевшее им нервное раздражение. Джулия усмехнулась, лениво накручивая на пальчик золотистый локон.
- Десять лет безупречной супружеской жизни настолько упрочили мою репутацию, что даже одинокое путешествие в дальние края не смогло пробить в ней заметную брешь. Мои безумства прощены. И чванливой знатью и склонным к злословию народом. Я, Джулия Друз, отважная и преданная своему красавцу-мужу ринийка. Истинная ринийка, как любит он говорить. Несравненная, как любите говорить вы.
Вдыхая тонкий аромат лаванды, и следя, как в такт каждому движению раскачиваются в розовых ушках бриллиантовые подвески, Флавий облизнулся.
- Но то, что вы требуете, невозможно.
Женщина гневно сверкнула глазами.
- А то, что хотите вы, это смерть! Крах всей моей жизни! И ради чего? Чтобы выставить любимца императора, красавца и храбреца рогоносцем? О, да, вы посмеетесь! А я? Я останусь нищей и опозоренной.
Она умолкла, будто озаренная внезапной мыслью.
- Да и поверят ли в то, что я вдруг ни с того ни с сего предпочла...?
Флавий издал странный булькающий звук, явно задохнувшись от злости. А Джулия вдруг порывисто схватила его за руки и стиснула так, что перстни впились в толстые пальцы советника, причинив довольно ощутимую боль.
- Хотите уничтожить Марка? Дайте волку сбежать!
- Но как!? - взвыл Глава Совета, стараясь высвободить онемевшие пальцы. - Взять штурмом казематы арены и за руку вывести его из Урбиса?
- А мне плевать, - с небрежной холодностью парировала женщина. - Я хочу, чтобы плата за предательство была равноценной. Он отнял у меня будущее, я отниму любимую игрушку.
- Зачем же вам сдался еще и галат?
Джулия пожала плечами.
- Для ровного счета. Марк будет взбешен. Глупец вбил себе в голову... - взмах руки завершил недосказанную фразу.
- Кроме того, Галарт верно служил мне, а я умею быть благодарной. - Она вздохнула, и тонкая ткань обрисовала каждую линию изящного стройного тела.
- Решайте. Все или ничего.
Не дав Флавию времени для ответа, Джулия развернулась и вышла. Прекрасная, желанная, недоступная. Но если бы она оглянулась, то увидела бы, как вожделение сменилось на одутловатом лице советника жгучей неутолимой злобой, а пальцы задрожали, будто стягивая края липкой пропитанной ядом сети.
Прошло несколько дней, и Джулия поняла, что тело способно жить, даже если опустошенная душа умерла. Она утоляла голод и жажду. Выходя из носилок, куталась в отороченный лисьим мехом плащ и блаженно расслаблялась, окунаясь в наполненную горячей водой ванну. Она даже смеялась над шутками знакомых и друзей, зачастивших с визитами и порой засиживавшихся за хозяйским столом до глубокой ночи. Служанки расчесывали ей волосы, портниха снимала мерки для нового платья, а муж целовал с прежним пылом, вот только она ничего не чувствовала, будто стоя в сторонке, равнодушно наблюдала за незнакомкой, живущей ее жизнью. Терпеливо дожидаясь часа, когда сможет покинуть ее навсегда.
Как-то оставшись наедине со старым учителем, Джулия задумчиво произнесла, глядя на пляшущий в камине огонь.
- Когда все закончится, я бы хотела уехать к морю. Тот домик в лазоревой бухте, все еще твой?
Лертес встрепенулся.
- Конечно. Ведь это подарок твоего отца.
Джулия улыбнулась, ласково погладив его по морщинистой руке.
- Позволь мне пожить там. Недолго.
Старик чуть не расплакался.
- Дитя... да разве я могу...
- Отказать мне в чем-то? - с тенью прежнего лукавства спросила Джулия. - Я помню, над входом вилась лоза с янтарным, сладким, как мед, виноградом. А в гроте, на самом краю бухты, жили серые крабы и маленькие летучие мыши.
- Не спрашивай. Я все равно не отвечу, - тихо остановила его женщина. Она встала и вынула из шкатулки тяжелый кошелек.
- Лертес, я знаю, что ты будешь верен мне, несмотря ни на что, но пообещай ни о чем не спрашивать. Просто сделать то, что я велю. Купи двух верховых лошадей, сильных и выносливых. Седла, все что потребуется. - Она задумалась. - И повозку. Неприметную крытую повозку, чтоб выдержала дальнюю дорогу. Еще одежду. Крестьянскую. Нет, постой, лучше такую, что носят солдаты, наемники.
Старик испуганно зажал себе рот. Джулия предостерегающе покачала головой.
- Пусть все это ждет в последней харчевне за северной заставой. Пока кто-нибудь не отдаст хозяину такую же монетку. - На раскрытой ладони лежал испещренный вязью овальный кусочек нефрита.
- Не помню, откуда они у меня взялись, - почти весело пробормотала она, - но надеюсь, что никому в Урбисе не придет в голову расплачиваться за вино зелеными камешками.
Лертес не усмехнулся шутке, наоборот еще сильнее занервничал, но женщина обняла его с такой подкупающей нежностью и мольбой, что он сдался.
- Я сделаю все, как ты просишь. Завтра же. А потом мы уедем. Не дожидаясь этих проклятых игр. Марк не станет препятствовать. Уверен - не станет.
- Нет, Лертес, - Джулия печально вздохнула - Не сейчас. Я только пригубила чашу, которую предстоит выпить до дна. А ты поезжай. Сделай то, о чем прошу и уезжай. Мне будет спокойней.
Он хотел возразить, сказать, что передумал и не станет потакать ее безумствам, и не смог. Не смог решиться погасить ту слабую, хрупкую и возможно последнюю искру, что еще озаряла ее взгляд.
Лезвие дрогнуло, и по шее тоненькой струйкой потекла кровь.
- Болван, если ты зарежешь его раньше срока, то сам выйдешь на арену!
Обострившийся слух позволял Стайлзу угадывать каждое движение окружающих. Вот цирюльник, трясясь и всхлипывая, сполоснул в тазу бритву. Наблюдавший за ним стражник переступил с ноги на ногу, угрожающе хрустнув сжатыми в кулак пальцами. Его товарищи, столпившись в углу, звенели монетами. Один из них подойдя к пленнику, дохнул перегаром.
- Говорят, император подарит жизнь тому, кто тебя прикончит.
Стайлз молчал, прислушиваясь к проникавшему сквозь каменную толщу рокочущему гулу. Казалось, морской прибой разбивает свои волны о стены арены или далекая гроза медленно подползает к столице Ринии. Изредка в глухой рев толпы вплетался визгливый голос труб, резкий и пронзительный, как удар молнии. Сегодня он умрет. Неважно, как и от чьей руки. Все будет кончено. Уйдет горечь поражения, давящий груз вины и ответственности за тысячи чужих судеб. Он был королем и предал свой народ, проиграв сражение еще до его начала. Он, забывший о долге, заслужил проклятье и смерть.
И все же, в уголках сурово сжатых губ мужчины блуждала тень улыбки.
- Заканчивай. Хватит возиться.
Освободив стянутые за спиной руки пленника, стражник ткнул ему рубаху. Прикосновение к телу сухой чистой ткани было настолько приятным, что Стайлз невольно усмехнулся, удивляясь своей живучести. Кто-то швырнул к его ногам пояс и пустые ножны. А цирюльник, от которого исходили пульсирующие волны паники, осторожно одел на шею волка серебряный медальон. И вдруг почти беззвучно шепнул:
- Госпожа просит, чтобы галат...
Стайлз вздрогнул. Мгновение и вечность поменялись местами. Слепой глупец! Рука взмыла к тугой повязке, но бывшая начеку стража тут же скрутила его, бросив на колени.
- Хочешь подохнуть здесь? Не выйдет.
Пленник поднял голову и... захохотал. Мрачно и страшно, будто разрывая на части что-то внутри себя.
- Значит, ваш император посулил жизнь тому, кто прикончит волка?
Он выпрямился, с неожиданной силой стряхнув державших его солдат.
- Жаль, но я не намерен сегодня умирать.
Галарт разжал кулак, растерянно изучая покрытый витиеватым орнаментом камешек. Даже потер пальцем, словно пытаясь прочесть ответ на мучившие его вопросы. Гулкое эхо, разносившее по коридорам суетливую перебранку стражи, мешало сосредоточиться, а скрип отворяемой двери заставил торопливо сунуть камень за голенище сапога.
- Выходи.
Он подчинился с такой покорностью, что стражник настороженно прищурился, поднимая клинок.
- Не вздумай артачиться.
Галарт не огрызнулся, а просто плюнул ему под ноги, заработав удар по ребрам.
- Сволочь, - пробормотал галат. - Знать бы, что с тобой на арене встречусь, вприпрыжку побежал бы.
Следующий удар пришелся по спине и Галарт предпочел умолкнуть, чтобы сохранить силы для предстоящего поединка.
Солнце, ослепительное и холодное, поднялось над городом, безжалостно проникая в каждую щель. Даже сквозь веки Джулия видела сияющий клинок, разрезавший на две половники ее комнату.
- Проклятье, ты еще не готова? - Марк решительно распахнул ставни, с упреком глядя на сжавшуюся в уголке постели женщину. - Я не могу больше ждать.
- Послушай, - он наклонился, взяв ее руку и целуя кончики ледяных пальцев. - Теперь поздно отказываться.
Джулия открыла глаза. Неужели он ничего не чувствует? Не понимает, насколько точны и жестоки эти простые слова?
Марк поднялся, привычным жестом откинул со лба льняные волосы. Высокий, сильный, уверенный. Слепой глупец!
- Прости меня!
Десять лет верности и любви сжались в одно мгновение.
- Ты хочешь меня опозорить?!
Она засмеялась. Звонко, отчаянно, страшно.
Муж отшатнулся, а потом ударил ее по щеке. Впервые. И испугался, увидев презрение и жалость в устремленных на него глазах жены.
- Дорогая... Мне жаль...
- Мне тоже.
Он ушел, бормоча проклятья и ощущая вокруг странную непривычную пустоту, а она, спустившись по лестнице, долго стояла, запрокинув голову под мраморным дубом. Так долго, что, в конце концов, увидела как золотой лист, беззвучно кружась, падает к ее ногам.
Глава 29
Урбис опустел и прилетевший с холмов ветер, словно потерявший хозяина пес, носился по кривым узким улочкам, хлопая ставнями безлюдных домов, и тоскливо выл, блуждая в лабиринтах храмовых колоннад. Еще с рассветом тысячные толпы потекли к цирку, спеша и волнуясь в предвкушении зрелища. Богатые и нищие, свободные и рабы, забыв повседневные дела, со смехом и бранью толкались, занимая места на скамьях амфитеатра. Цвета, звуки, запахи смешивались, будоража кровь зевак. Один разворачивал принесенную с собой снедь, и аромат копченой грудинки заставлял другого тянуться к торговцу пирожками с рвением умирающего от голода. Степенные отцы семейств покрикивали на расшалившихся чад, не замечая, как проворные пальцы срезают висящие на их поясах кошели. Девицы хихикали, вспыхивая стыдливым румянцем от взглядов и шуток молодых людей, а мамаши заботливо расстилали на скамьях старые плащи и циновки, оберегая зад от укусов холода. Под звон труб над ареной пронесся крик:
- Слава Марку Друзу! Устроителю игр!
И почти тотчас насмешливым эхом.
- Приветствуйте Гая Флавия!
Марк замер, обводя бешеным взглядом рукоплещущую толпу. На счастье в этот момент амфитеатр всколыхнулся, встречая императора.
- Где же ваша жена? - Марк сжал кулаки, но не обернулся к наглецу. - Неужели недуг помешал прекрасной Джулии насладиться триумфом супруга?
Император лениво кивнул и Друз хриплым рыком дал сигнал к началу. Под рев тысяч глоток на арену выпустили волков. Травля. Вот чем хотел разогреть воображение зрителей победитель сарвенского зверя.
Увидев, как рухнул опутанный сетью вожак, Джулия побледнела настолько заметно, что телохранитель Флавия невольно шагнул, собираясь подхватить слабонервную матрону. Но хозяин остановил его сердитым движением.
- Вы заставили меня волноваться, несравненная, - проскрипел он, буравя женщину горячим, жадным взглядом. - И этот траурный наряд отнюдь не способствует успокоению.
Откинув затенявший черты широкий капюшон, Джулия расстегнула застежку, и черный плащ упал на пол. Советник даже удовлетворенно мурлыкнул, любуясь медовым каскадом распущенных волос, увенчанных бриллиантовой диадемой и платьем, не оставлявшим малейшего намека на целомудрие или стыдливость.
- Прекрасно. Просто прекрасно. Но вы продрогнете, да и не время пока.
Флавий кивнул телохранителю, и молчаливый гигант набросил на плечи женщины траурный покров.
Она не двигалась, не видя и не слыша ничего вокруг, кроме человека, медленно и неуверенно идущего по белому песку арены. Это сон! И крики беснующихся трибун, и стражник, бросивший к его ногам обнаженный клинок, и снег вдруг серебристой пылью начавший падать с безоблачного пронзительно-голубого неба. Только сон! Мужчина, опустившись на одно колено, сомкнул пальцы на рукояти меча. Сейчас он поднимет голову...
Галарт попятился, прикрывая глаза от яркого света. Ему, оглушенному и растерянному, показалось, что солнце висит над самой ареной, а его лучи искрами сыплются вниз на такую же нереально слепящую землю. Наконец, привыкнув к свету и бьющему по нервам шуму, он с интересом огляделся по сторонам. Пестрое море голов и рук колыхалось на трибунах. Откуда-то сверху, надрываясь, выли трубы. Рядом стояли трое. Незнакомые угрюмые лица. Галарт почесал отросшую бороду, решив, что выглядит не менее устрашающе, и почему-то успокоился. Трубы смолкли, а толпа на трибунах притихла, чтобы спустя мгновение взорваться неистовым ревом. С противоположного конца арены навстречу галату шел серебряный волк. Осторожно, неторопливо, как зверь, не вполне уверенный в правильности выбранной тропы. Галарт взглянул ему в лицо и судорожно проглотил подкативший к горлу комок. Глаза Стайлза были завязаны скрученным куском полотна, а из-под повязки через всю щеку протянулся багровый след ожога. Дойдя до центра арены, и, видимо, повинуясь окрику сопровождавшей его стражи, Стайлз остановился. Трибуны снова затихли, слушая зычный, с металлическим оттенком голос.
- Только тот, кто убьет волка, покинет арену живым! Четверо! Один за другим испытают удачу!
Галат немного отвлекся, наблюдая, как стражник привязывает к его запястьям колокольчики. Такие же звенящие побрякушки уже болтались у него на ногах.
- Пойдешь последним, - буркнул страж, стукнув галата по плечу.
- Ага, - согласился Галарт, ловко вырывая из висящих на поясе стражника ножен клинок.
Его попытались остановить но, увернувшись, он вылетел на арену и встал, не зная, что делать дальше. Ведь следом, топая и звеня, уже неслись трое так называемых товарищей по несчастью, почему-то не пожелавших мириться с таким поворотом судьбы. Зрители свистом и улюлюканьем приветствовали нарушение программы. Галарт в панике увидел, как отступает окружавшая Стайлза стража. Больше он не раздумывал, одним ударом отправив к пращурам самого ретивого из соперников. Однако разорваться надвое, увы, не мог и потому в отчаянии заорал, срывая голос.
- Ваше величество! Берегитесь! Справа!
Стайлз легко вскинул оружие, будто очерчивая острием клинка границу своего мира. А оглохший от звона Галарт вдруг вспомнил лунную ночь и заповедную поляну в далеком родном лесу.
- Помоги, и я отведу тебя к тому, кого ты ищешь! - крикнул он, отступая. Возможно, она услышала, а может, просто противник, торопясь прикончить галата, сделал ошибку, стоившую ему головы. Галарт обернулся, надеясь, что еще не поздно и облегченно вздохнул. Стайлз стоял, опустив оружие, а его соперник хрипел и корчился в агонии у ног волчьего короля. Появившиеся из ворот смерти служители длинными крюками поволокли с арены тела проигравших, засыпая белым песком жуткие следы. Стараясь подавить новый приступ паники, галат глубоко вдохнул морозный воздух, прежде чем шагнуть к королю.
- Ваше величество...
- Что происходит? - тихо спросил Стайлз, подставляя открытую ладонь кружащимся в воздухе снежинкам.
- Мы остались одни.
- Это я уже понял, - усмехнулся Стайлз, осторожно сжимая пальцы. - Идет снег?
- Да, солнце и снег, красиво до жути, - проворчал галат, с ненавистью оглядывая вопящие трибуны. Сострадание, злость и сомнение сдавили горло, и голос стал похож на скрежет ржавых цепей.
- Вам придется драться со мной, ваше величество.
Стайлз склонил голову, так, что стала заметна выбившаяся из-под повязки седая прядь.
- Иначе нельзя, - торопливо оправдывался Галарт, щеки которого пылали от стыда. - Они хотят видеть кровь. Зрелище. Прошу, доверьтесь мне.
Губы короля дрогнули.
- Я доверяю тебе... - и уже беззвучно добавил, - самое ценное, что у меня осталось.
Клинок, прочертив вспыхнувшую на солнце дугу, срезал колокольчик с запястья галата.
- Защищайся! Или ты передумал?
- Нет. - Галарт едва успел уклониться от следующего удара. - Я буду очень осторожен, ваше величество.
- Мудрое решение, - одобрительно хмыкнул Стайлз, распоров ему рукав.
Галарт сначала просто прыгал из стороны в сторону, не решаясь перейти к видимости атаки, но потом удивленно осознал, что не сможет этого сделать. Угадывая каждое движение, Стайлз теснил его, как мальчишку, впервые взявшего в руки меч. Несколько раз клинок короля легко касался тела галата. Бедро, предплечье, щека. Но в последнее мгновение, будто играя, Стайлз давал возможность отбить незавершенный удар.
- Так нечестно, - в конце концов, взвыл Галарт - Я ведь дерусь левой.
- Прости, не учел. - Серебряный волк перебросил оружие в левую руку. - Теперь мы на равных.
'На равных?!' Галарт не произнес это вслух, но Стайлз, мрачно скривившись, сменил тактику. Он больше не играл, а дрался, жестко и всерьез. Доводя противника до изнеможения и отчаянья. Ломая барьеры долга, чести, дружбы в угоду древнего, как сама жизнь инстинкта выживания. И когда галат забыл обо всем, кроме летящего в сердце клинка, вдруг спокойно сказал:
- Довольно. Надеюсь, что не зацепил тебя.
- Да так, слегка, - задыхаясь, пробормотал Галарт, с локтя которого капала кровь.
- Заканчивай, я устал.
Он действительно смертельно устал от борьбы, в которой нельзя победить. Устал чувствовать на себе ее взгляд. 'Госпожа просит, чтобы галат...'
Движения короля стали чуть замедленными, а лицо посерело так, словно он вот-вот потеряет сознание, и Галарт решился. Собрав все свое мастерство, и для пущей храбрости испустив пронзительный клич, он одним резким ударом наискось рассек грудь волка и замер, упираясь острием.
- Падайте! Доверьтесь мне! Падайте и не двигайтесь, что бы ни случилось.
Стайлз усмехнулся.
- Она просила, чтобы ты остался жить. - И шагнул вперед во тьму, милосердно стершую боль от пронзившей тело стали.
Джулия следила за поединком, вцепившись в каменный барьер ложи и почти не дыша. Соль непролитых слез жгла огнем, туманя взгляд и размывая силуэты двух мужчин, ради которых билось сейчас ее сердце. Пусть все быстрее закончится! Пусть они перестанут платить своей кровью за завесу невидимости, скрывавшую ее от толпы. Обернитесь, охрипшие от крика, одурманенные зрелищем чужих страданий, взгляните на ту, что, поправ законы, бросает вам вызов! У нее еще хватит сил для улыбки и дерзкого смеха. Джулия вскинула голову и вдруг пошатнулась, а сердце заныло в груди, пропуская удар.
Волк упал на колени и медленно, будто сопротивляясь смерти, стал заваливаться на бок. Отпрянувший было галат, выронив дымящийся от крови меч, рванулся подхватить своего короля. А на трибуне, Марк до хруста сцепил зубы, испытывая жгучее разочарование и злость. Он видел слишком много поединков, чтобы не понять что произошло. Его обвели вокруг пальца, выставив на посмешище. Скоро, очень скоро эйфория толпы схлынет, обнажив истину, и тогда... Он отвел взгляд от арены, невольно зажмурившись от резанувшего по глазам света. Солнечный луч вспыхнул на диадеме в золотисто-медовых волосах распутной красавицы. Марк сморгнул и обмер, осознав, что смотрит на свою жену. Джулия Друз, с непокрытой головой и обнаженными плечами, стояла, опираясь о барьер ложи Гая Флавия, а сам ненавистный советник багровой тенью маячил у нее за спиной. Вот он шагнул на свет. Пурпурная тога пылала, притягивая взгляды зевак. А Джулия, его Джулия, повернувшись к Флавию, поправила свисавшую с дряблой шеи советника золотую цепь. Кто-то из толпившихся в ложе гостей захохотал, обрушив последнюю преграду на пути звериного бешенства, и Марк Друз, забыв обо всем, с ревом вырвал из ножен кинжал. Ни испуганный всхлип сбитой им с ног матроны, ни удивленный жест императора, заметившего странную суматоху, ни тем более происходящее на арене уже не имели значения для одержимого жаждой мести.
Пытаясь ладонями остановить бьющую из раны кровь, Галарт то склонялся над королем, то, запрокинув голову, кричал что-то холодному зимнему солнцу, проклиная или моля о помощи. Когда же увидел выходящих на арену стервятников с острыми крючьями, затрясся и зарычал, а потом, не дав им приблизиться, поднял тело волка на руки и, шатаясь, сам побрел к распахнутым настежь воротам смерти. Ему не стали препятствовать, наоборот, притаившиеся было, трибуны всколыхнулись новой волной злорадного торжества, приветствуя безумца, добровольно перешагнувшего роковой порог.
Джулия медленно обернулась, и Флавий вздрогнул, потому что расширенные зрачки превратили глаза женщины в бездонные черные омуты.
- Если вы обманули меня, убейте сейчас, - тихо прошипела она, и советник почувствовал, как сжимаются на горле змеиные кольца страха.
- Сейчас, пока еще можете остановить.
Флавий глотнул вязкую слюну, борясь с навязчивым желанием убедиться, насколько близко от них стоят его верные стражи.