Эля никогда особенно не верила в бога. Ну да, ее крестили младенцем. Смутные воспоминания подсказывали что-то про невероятно холодную воду - туда ее окунали с головой; про болевший живот. Очень хотелось есть. Да, и ей запомнился бородатый дядя в очень нарядном платье, расшитом золотом и камешками. Наверное, именно из-за этих ярких впечатлений Эля хорошо помнила свое младенчество. Он что-то бормотал, и звучало это очень таинственно. И было что-то еще, значительное и странное, но что - Эля не могла вспомнить, как ни старалась.
После этого Эля ни разу даже не заходила в церковь. Ну, какая же это верующая? Хотя крестик, подаренный мамой, носила. Тот был серебряный и к тому же старинный, ему явно исполнилось больше века. Знающие люди говорили, что форма у него католическая, а не православная, хотя Эле было все равно. Раньше его носил какой-то предок по маминой линии. Семейные легенды говорили, что он - или она - был странствующим менестрелем, и исходил почти всю Европу. Предок давно исчез, а крестик, тщательно сберегаемый семьей, остался и перешел к Эле.
Но сегодня должен был состояться концерт!
В подвальчике Школы Искусств, битком набитом инструментами, оставался свободным лишь пятачок шагов в пять, и вот по нему-то и металась Эля. Ребята сидели на корточках у стены, наблюдая за нервничающей солисткой. Пальцы у девушки хрустели, беспощадно заламываемые от волнения. Рыжие волосы ее развевались за спиной, и казалось, перед музыкантами пляшет живой огонь.
--
Господи Боже, помилуй нас, пусть все будет хорошо, - принялась вдруг шептать Эля, хватаясь за нагрудный крестик. Ребята вытаращились на девушку.
--
Эля, ты же неверующая? - осторожно сказал Мик.
--
Какая разница! - огрызнулась Эля.
Парни переглянулись и синхронно вздохнули. Эле показалось, что они покрутили пальцами у виска. В отличие от солистки, Роб и Мик вели себя спокойно. Мик вообще впал в меланхоличную депрессию еще вчера, а барабанщику Робу, похоже, все было по барабану.
--
На выход! Сейчас вас объявят! - крикнули сверху.
--
Полетели, - выдохнула Эля и первая вышла из подвальчика.
Ребята потянулись за ней.
Холл перед Элей светился, пронизываемый солнечными лучами. Девушка сделала шаг, другой. Ей казалось, что она смотрит в бинокль с другого конца окуляров. Время будто остановилось. Бесконечный парадный зал полнился золотистой пылью, плясавшей в лучах света. На псевдомраморных полах змеистый рисунок выводил руны. "Провал! Провал!" - виделось Эле.
Она не замечала, что на лавочках в холле полно музыкантов, обменивавшихся впечатлениями. Эля не видела, что юноши наигрывают аккорды на своих гитарах, споря о том, как надо было, а поклонницы выпрашивают автографы у таких же, как они, девчонок. В зале стоял шум и гам, веселый смех и яростные ссоры. В углах жадно пили минералку измотанные выступлением музыканты. В раздевалках творился бедлам. Кто-то не мог найти свой футляр от скрипки, и раздраженно вопил по этому поводу - а кто-то вопил без повода, просто потому, что фестиваль. Но ничего этого Эля не видела.
Холл казался ей белым провалом, наполненным солнечным туманом. Светящаяся взвесь дрожала вокруг музыкантов. "Провал", - складывались пыльные буквы перед ее глазами. Карнавальный смех плавал вокруг, безличный, издевательский. По коже пошли мурашки.
За дверьми холла, на импровизированной сцене фестиваля, заканчивала беситься другая группа. Эля с ребятами были последними из выступавших на "Джампе".
Нагревшийся в ладони крестик вдруг сильно заколол кожу.
Эля отпустила крестик, вскинула голову и ступила в холл. Мальчики топали по следам, и звук их тяжелых берцов, грумкающих прямо по издевательским змейкам, внезапно придал Эле сил. Она не одна. С ней ее ребята.
--
Гр-руппа "Элико-он"! Наш дебют! Пр-рошу любить и жаловать!
Эля распахнула двери.
**
Ведьма горела страшно. Раззявленный в крике рот, корчащееся тело под сплошным столбом пламени, смрадный запах паленого мяса и крови, а вокруг - беснующиеся от восторга крестьяне и ремесленники, а поодаль на конях - местная аристократия с довольными улыбками и задранными подбородками. И старичок иезуит возле них мелко бормочет что-то - подсчитывает барыши от очередного доноса. Обычная картина в наши-то времена.
Эля смотрела не мигая, дергая цепочку с крестиком. Она всегда так делала, когда нервничала. Рядом топтался, вздыхая, Робер-Медведь - ему прискучили казни, навидался их поболее спутницы.
--
Зачем они это делают? - прошептала Эля. - Ведь она ни в чем не виновата.
--
Значит, кто-то захотел себе ее корову, - проворчал Робер. - Пошли, нам где-то ночевать надо.
--
Денег-то нет, - ответила Эля, отворачиваясь от аутодафе.
--
Заработаем, впервой, что ли? - фыркнул парень.
--
Ладно. Ты место приметил?
--
Приметил, - оживился Робер. - Двор приличный.
--
Приличный, - передразнила Эля. - Как обычно, найдешь, где самая пьянь и рвань. Ну, веди.
Медведь буркнул что-то в ответ, но Эля сделала вид, что не расслышала.
--
Вот он, гляди, - Робер указал на замызганный трактир.
Эля с сомнением погладила свой старый крестик. Так она и знала. Ничего не поделать, только в таких грязных во всех смыслах кабаках можно заночевать без платы, за одну лишь песню. Голос у Эли был красивый, мощный, за счет его и кормились дочка знахарки с блудным оруженосцем.
--
Медведь, мы здесь уже бывали, - Эля прищурилась на рассохшуюся дверь. - Флейта с собой?
--
Ну, дак, - проворчал тот.
--
Полетели.
Эля откинула рыжие косы за спину, вдохнула полной грудью и заорала:
Веселиться средь друзей
Я буду до скончанья дней.
Мне никто не запретит,
И Богу то не претит.
Медведь засвистел флейтой в такт, и так, с шумом, они вошли в кабак. Народ встретил их дружным ревом. Элю подхватили, в шесть рук поставили на бочку, Робер пристроился рядом, и пошло веселье:
Безделье - мать
(Как то не знать),
Пороков всех.
Хорош ли день,
Где правит лень,
Где нет потех?
Пела Эля от души, в полный голос, лихо ведя песню. Мужики топали ногами, кто-то уже плясал, хозяин одобрительно косился. Местный трактирщик знал Медведя с Элей. Как-то раз приютил этих двоих, и не пожалел - в ту неделю выручка скакнула, слава Марии, едва ли не до небес. К тому же при музыкантах почти не было битой посуды и сломанных стульев. Медведь одним своим видом внушал почтение. Косая сажень в плечах, перебитый нос, стертые костяшки - кто ж полезет?
Эля, правда, до сих пор не знала, за что его, прекрасного бойца, каких днем с огнем поискать, выгнали из оруженосцев. И то дивно, что явный воин мог играть на флейте. Толстыми пальцами Робера сподручно за топорище секиры или рукоять палаша хвататься, а не на флейте дудеть. А играл Робер отлично. И вообще, за каким-таким он не идет в дружину чью-нибудь или стражу городскую, ведь с руками оторвут? Воин при деле живет получше бродячего менестреля. Но Медведь на все расспросы Эли молчал, или опять же, отделывался шутками. В конце концов, Эля плюнула и решила - охранник у нее надежный, и ладно. А лучшее враг хорошего.
--
Еще! - орали в кабаке. - Еще давай! Жги!
--
Народ! - крикнул хозяин. - Дайте ребятам глотки промочить! Сколько уж играют без передыху!
Мужики поворчали, но настроение у всех после отличной музыки было благодушное, и менестрелям разрешили отдохнуть часок.
Хозяин отжалел Эле с Робером по тарелке картошки с мясом и по кружке пива. Ребята с поклоном удалились в дальний угол. Вечер определенно удался.
--
На помощь!
С истошным воплем дверь кабака распахнулась, едва не прибив служанку. Кричала не дверь, а вбежавший юноша. Хиляк с зажмуренными глазами пропрыгал через весь трактир и нырнул в ноги менестрелям. Там и затих. Эля заглянула под стол - юноша уткнулся лицом в ее юбку, дрожа от страха.
Следом внеслись трое стражников, видно, не разобрав, куда бегут. Притормозив посредине, они опомнились и огляделись - народ молчал и смотрел. На них. В упор. Здесь городскую охрану очень не любили.
--
Вон он! - завопил один из стражников. Беглец пискнул и еще крепче вцепился в юбку Эли.
Блюстители порядка, роняя лавки, метнулись к менестрелям.
--
А ну встать! - заорал один на Робера, в то время как двое других полезли под стол.
Медведь жевал, ухом не ведя. Стражник, бледнея от ярости, замахнулся алебардой, но тут массивный дубовый стол заойкал, задергался и с грохотом упал на пол. Робер взвился со скамьи, подхватив тарелку. Крикун оказался на полу, так же, как Эля - ту клещом держал юноша, и впервые девушка была заодно со стражниками, пытаясь оторвать юношу от юбки.
Медведь счел свою задачу выполненной и прислонился к бревенчатой стене, продолжая жевать мясо. Народ ржал.
--
Помогите-е! - верещал юноша, лягаясь изо всех сил, и руками держась за Элин подол.
Эля решила, что проще отделаться сначала от стражников и принялась кидать в них черепками с пола. Те, прикрывая свободными руками голову, вдвоем тащили юношу. Эля поехала вместе с ними по полу, поскольку хиляк так и не отцепился. Мужики в трактире держались за животы от смеха.
--
Робер! - заорала Эля. Тут очнулся крикун и с бранью кинулся на Медведя.
--
Дадите вы поесть спокойно?! - взревел Робер, с досадой отмахиваясь.
Крикун мухой полетел в другой угол, упав там на чей-то стол. Медведь цапнул Элю, пнул юношу, тот хекнул и оторвался. Стражники с хиляком повалились в центре трактира.
- Бей меднозадых! - завопили фальцетом, и народ поднялся. На троих бедняг насели всем скопом, и на пинках вынесли на улицу. В трактире остались лишь самые спокойные, то есть, совсем уже пьяные. Забытый юнец вдруг оказался рядом с Робером, догрызавшим последние куриные косточки, и уселся на корточки, нянча свою сумку. Видимо, рядом с медвежистым громилой ему казалось спокойнее.
--
Вот какого черта ты вцепился в меня? - спросила Эля, отряхиваясь. - Все платье испоганил, урод!
--
Не знаю, - тихо проговорил юноша. - Прости, пожалуйста.
Выглядел он смешно - тонкая шея, робкая щербатая улыбка, большие карие глаза, и походил на лопоухого щенка. Эля прыснула в кулак. Сердиться на такого было невозможно.
--
Чего ты смеешься? - обиделся лопоухий.
--
Потому что ты смешной, - объяснила Эля. - Как тебя зовут? Что ты украл?
--
Мик меня зовут. Украл? - не понял юноша.
--
Стражники, наверное, не просто так за тобой гнались? - ответила вопросом Эля.
--
Ничего я не крал! - Мик покраснел от возмущения. - Просто...
Он тут же осекся и вцепился в свой мешок. В сумке у него, похоже, было нечто ценное. Эля присмотрелась - что-то угловатое и небольшое. Возможно, то были книги. Значит, Мик студент, подумала Эля. Скорее всего, ученик-богослов. Что же натворил школяр? Одет тот был неплохо. Наверное, Мик был сынком какого-то большого чина.
--
Ладно, потом скажешь, - махнула Эля. - Пошли за другой стол. Робер! Я пойду возьму пива, да за тарелки битые заплачу.
Медведь, кивнув, отклеился от стены. Мик остался сидеть у стенки, гладя мешок.
В трактире снова набилось людей, как сельдей в бочке, и Эля с Робером принялись зарабатывать деньги. Эля пела, Медведь играл, а Мик решил подружиться с менестрелями, и теперь сидел за их столом, сторожа места.
Вдруг, посреди длинной саги о Сиде, открылась дверь, и в кабак протопал отряд стражников. Все хорошо одетые, с новым оружием. Народ притих, оценивая силы - примерно равные. Назревала новая драка. Робер аккуратно завернул флейту и засунул за пазуху. Эля, стоя на бочке, подоткнула юбку и уставила руки в боки.
В гробовой тишине дверь снова скрипнула. Стражники расступились, и вперед шагнул роскошно одетый господин, зажимая нос надушенным платком. Эля оценила длинную шпагу с рубинами на гарде. Мужики в кабаке так же быстро рассмотрели толстый кошель на поясе, богатую одежду и перстни на руках. Но стража... Явно бойцы неплохие. Придется повозиться.
Дворянин брезгливо оглядел менестрелей, мужиков, хозяина за стойкой, и тут его взгляд наткнулся на Мика. Школяр сжался комочком на лавке и что-то шептал, вроде: "Только бы не увидел, только бы не увидел".
--
Не глупи, - резко ответил господин. - Ты не Тристан, а она не Изольда.
--
Отец, я ее люблю! - Мик поднялся со скамьи, исподлобья глядя на дворянина.
Ух ты, семейные разборки. Эля села на бочке, уперев подбородок в руки, и смотрела, гадая, что же будет дальше. Сейчас богатый отец скажет стражникам: "Взять!", и дело будет решено...
Ан нет. Мик вдруг сунул руку в мешок. Дворянин крикнул: "Взять!", стражники шагнули, и тут густой дым повалил с пола - Мик что-то бросил себе под ноги. Клубы белого дыма заполнили трактир. Народ, кашляя и чихая, побежал прочь. Эля, зажимая нос, потянула Робера за собой, на улицу.
--
Колдун, колдун! - орали мужики, разбегаясь из трактира.
Желтая луна печально глядела на переполох. Аромат цветущего жасмина пробивался сквозь миазмы нечистот. Хозяин, такой же унылый и желтый, как луна, вынесся вместе со всеми, и теперь смотрел на свой трактир, слушая причитания служанок.
--
Китайские шашки.
--
Что? - переспросила Эля.
--
Дымовые шашки из Китая, - повторил Робер. - Хорошая завеса, при случае. Никакой он не колдун.
--
А-а. И что нам с того? - протянула Эля, рассматривая чей-то кошелек, что уцепила у кого-то, пока бежала к выходу. Кошелек был приятно тяжелым.
Тут из белого дыма, кашляя, прямо на Робера вывалился Мик. Медведь схватил его за шкирку.
--
Не бейте меня, не бейте! - заверещал Мик, раскрыл глаза, увидел Робера и тут же сменил тему. - Спасите меня, спасите!
--
Нет уж, с папенькой разбирайся сам, - отрезала Эля. - Отпусти его, Медведь.
--
Я хочу узнать, откуда у него китайские шашки, - ответил Робер.
--
Сам смастерил! - гордо ответил Мик. - Я вам сделаю таких же, сколько угодно, только возьмите меня с собой!
--
Ох, - вздохнула Эля. - На что ты нам сдался?
--
Взять их! - послышался грозный вопль. - Это его пособники!
Менестрели рванули с места, не глядя, Мик за ними. Страх прибавил сил, ребята бежали, как никогда, не разбирая дороги, по переулкам, чьим-то огородам, перемахивая через заборчики, вляпываясь в теплое и вонючее, - а сзади топали стражники, все ближе и ближе.
Тут Робер прыгнул куда-то вниз, Эля за ним, следом Мик. Троица ссыпалась по дряхлой лестнице и затихла, зажатая в крошечной деревянной клети.
Стражники топтались сверху.
--
Давай, иди, - отдуваясь, подталкивал один.
--
Иди сам, я в проклятый дом не пойду, - отнекивался другой. - Я с ума не сошел. Даже за деньги графа.
Остальные тревожно переговаривались, смысл был тот же.
--
Ладно, - решил первый. - Ждем до утра. Сядем рядом, будем сторожить. Все равно выскочат на нас.
Тяжелые сапоги стражников протопали дальше, и над лестницей воцарилась тишина. Эля пошевелилась. Мик ойкнул - острый локоть воткнулся ему поддых.
--
Ну, и куда мы попали? - осведомилась Эля.
--
Не знаю, - буркнул Робер. - Но лучше уж тут, чем биться с отрядом стражников.
--
Не, не лучше, - возразил Мик. - Вы знаете, где мы?
--
Ну, говори, ученый.
--
Мы в проклятом доме, - ответил Мик.
--
Напугал, - усмехнулась Эля. - Все эти проклятия выдуманы, чтоб девок пугать. Сколько раз мы с Робером в таких ночевали, и хоть бы хны. Давай, Робер, ищи. Здесь должна быть дверь внутрь.
Медведь не стал разворачиваться, а просто резко наклонился и выбил задом трухлявую дверь. Так, спиной вперед, и провалился во тьму. Мик ойкнул снова, а Эля последовала за Робером.
--
Давай факел, - произнесла Эля, обращаясь к Роберу.
В кромешной тьме звук раздался эхом. Через забитые окна не пробивался ни единый лунный лучик, но было ясно, что ребята находятся в большом и пустом зале.
Робер ткнул в руку Эли деревом. Она щелкнула пальцами, и факел вспыхнул. Действительно, комната была довольно большой. Рассохшийся пол скрипел под ногами, по углам порскнули крысы. Мик сдавленно охнул.
--
Совершенно верно. Отчего, собственно, и не живу дома в спокойствии и уюте, - в голосе Эли слышался горький сарказм. - Давайте на ночь, что ли, устраиваться.
Ребята устроились рядом с дверью, постелив куртки и сумки на пол, а факел воткнули в ржавый держатель на стене, оставшийся от былых времен. Мик продолжал таращиться на Элю.
--
Чего? - нахмурилась девушка.
--
Э, ну...Я хотел попросить о помощи, - промямлил юноша. - Ты вот зажгла огонь волшебством, и я подумал, ты можешь что-то еще...
--
Я много чего могу, - кивнула Эля. - И что мне за это будет?
--
У меня есть редкие книги, - замялся Мик. - Могу дать только это.
--
Да ладно, - буркнул Робер. - Ты же папенькин сынок.
--
И что? - возмутился юноша. - Я ушел из дому. Ничего с собой не взял, кроме редких книг, я же не вор какой-нибудь. Как и вы тоже, думаю...
Эля промолчала об украденном в суматохе кошеле. Робер только хмыкнул.
Мик принялся рассказывать, отчего он сбежал. Студент влюбился в местную красавицу, в роду у которой, поговаривали, были ведьмы с колдунами. Естественно, отец-граф не пожелал такого сомнительного родства, из-за которого могли возникнуть большие проблемы, и посадил сына под домашний арест. Тот сбежал. Дальнейшее менестрелям было известно, и Мик принялся расписывать прелести своей возлюбленной.
Пока школяр говорил, Элю не покидало ощущение, что на них кто-то смотрит. К затылку словно прицепилась ниточка; куда она тянулась, разглядеть не получалось. Боли от паутинки не чувствовалось, просто ощущалось пристальное и недоброе внимание. Эля попыталась стряхнуть ниточку, но не вышло. Крестик противно колол грудь. "Ой, плохо дело, раз мамин крестик ноет", - подумалось ей.
--
Вот, а этот дом принадлежит моей невесте, - сказал Мик. - И она попросила меня помочь. Я зарылся в книги, и выяснил, что...
Тут кто-то шумно вздохнул. На Элю словно навалился медведь. Она моргнула и увидела, что Медведь в самом деле лежит на ней.
--
Робер! - шепнула Эля.
Медведь не подавал признаков жизни, тяжело давя на Элю. Девушка с усилием толкнула его, и он с закрытыми глазами отвалился к стене.
Эля пощупала пульс Робера - тот был редок, но был. И то хорошо.
Факел затрещал и погас. Мик пискнул. Девушка прищурилась, и рассмотрела, как в полной тьме в углах проявились безглазые маски-черепа, сиявшие, как золото на бархате в свете многих свечей. Выражение лиц не обещало ничего хорошего.
Эля единым духом скакнула в центр зала, и выплюнула по заклинанию в каждый угол. Золотые маски зашипели, и уменьшились в размерах. Эля кинулась обратно к Роберу, принимаясь трясти его. Сейчас он бы ой как пригодился. Но Медведь не просыпался.
Маски переползли на потолок и собрались в одну, которая теперь смотрела прямо на знахарку. Мик взвизгнул в ухо девушке. Крестик ожег грудь так, что Эля ойкнула. Череп раззявил пасть, бросился на знахарку и впился ей в шею. Медленно наползла тьма...
***
Тьма перед глазами Эли замерцала красными узорами.
Вначале в уши ударил дружный рев: "Ма-ла-ццы! Ма-ла-ццы!" Потом Эля ощутила, что ей что-то жжет грудь. Пальцы ее невольно схватились за крестик - и тут же отдернулись. Серебро будто побывало в костре, так сильно оно накалилось. Эля скосила глаза - старинная вещица явственно светилась!
Зрители хлопали в ладоши, свистели и визжали в полном восторге. Эля обернулась и увидела полубезумные, донельзя счастливые глаза своих ребят. Музыкантов будто кто-то выжал - майки напрочь промокли от пота, и вроде бы даже они похудели.
Мик подскочил к ней и кинулся обниматься.
--
Эля! Эля-я! - орал Мик.
Роб вытащил себя из-за барабанной установки и, обхватив лапищами, приподнял их обоих в могучем объятии.
--
Медведь! Задушишь! - захрипела Эля.
--
У нас получилось! - радовался Мик. - Получилось!
Эля шла по холлу. Какие-то юноши пожимали музыкантам руки, поздравляли Элю с успехом. "Ты зашибись пела!" - кричали откуда-то знакомые голоса, она не видела, кто именно. Перед глазами все плыло, и она не могла сказать, отчего. От усталости, или от того, что привиделось ей? Что случилось, когда она распахнула двери? Что это было - сон? Галлюцинации?
Роб заботливо придерживал ее под локоть, а улыбающийся Мик раздавал за всех автографы.
--
Так у нас получилось? - спросила Эля, когда они спускались в подвальчик.
Мик споткнулся и чуть не полетел кубарем по ступеням.
--
Ну вы даете оба! - воскликнул Серега-Медведь Робичев. - Миша по лестницам летает, Эля ни черта не помнит. Вроде ж ничего не курили...
--
Да ладно тебе, - отмахнулся гитарист. - Первый концерт, все понятно. Но, Эля, я тебе скажу! Вот это ты спела! Вот это ты дала! Ты никогда так не голосила.
--
Да, Элька, даже я не ожидал, - пробасил Роб. - Даже я. А уж я-то знаю, какой у тебя вокал...
--
Правда? - робко промямлила Эля.
--
Ты нам не веришь, ну так хоть зрителям поверь! - Мик замахал от возбуждения руками, ушиб локоть об стену и зашипел. - В общем, ты у нас новая Пелагия.
--
Ну, прям уж, - буркнула польщенная Эля. - Ладно, ребята, все переодеваться, и - за пивом!
--
Так точно, королева! - рявкнули ребята.
Натянув сухую майку, Эля задумчиво принялась вертеть крестик. В зеркале отражалась старинная вещь, совсем уже не светившаяся.
Надо все-таки выяснить, что за странный предок в роду был...
Перевод здесь и далее Александра Лукьянова. Песня Генриха VIII Тюдора (1491-1547) "Pastime with good company". Для желающих ссылка: http://www.poezia.ru/article.php?sid=45875