Ночь, улица, фонарь, аптека... Бухой в дрезину ангел смерти с трудом продирался сквозь темноту. Перед глазами даже не плыло - закручивалось причудливыми зигзагами и вилось невероятными пируэтами. В голове, казалось, вместо мозга была вата, плотно забитая туда улыбающимся врачом-садистом после вскрытия черепной коробки. Цепляясь за стену, ангел шел, немыслимым усилием воли переставляя деревянные ноги. "Последняя бутылка определенно была лишней," - пронеслась мысль в его голове, и следом - "Менделеев, твою дивизию..." - однако эту мысль он уже закончить не смог. Внезапно стена кончилась и ангел застыл в замешательстве, покачиваясь на полусогнутых ногах, будто находился на палубе утлого фрегатика во время тихоокеанского шторма. "Неужели, конец?.." - подумалось ему. Синигами мотнул головой, прогоняя бредовую мысль. Впереди, метров через 20-30 начинался новый дом и, соответственно, была новая точка опоры в лице стены оного дома. Однако, преодоление этих десятков метров было бы для чернокрылого великим подвигом. Ангел попытался (не без некоторого успеха) сфокусировать зрение и осмотрелся: ничто в обозримом пространстве не могло помочь в совершении подвига. "И ему бы гордо идти вперед, только мертвый, увы, не может ходить..." - вспомнились ему слова старой, так и не законченной им песни. Ангел смерти нащупал в кармане пачку, непослушными пальцами кое-как выцарапал оттуда сигарету, присел на корточки, прислонившись спиной к той самой стене, что закончилась так внезапно, и закурил. Дым тонкой струйкой пробирался по густому стылому воздуху, поднимаясь к спрятавшейся за облаками луне. Ангел направил свой мутный взор на чахлое городское деревце, в природе носящее гордое звание "тополь", но уже явно имеющее мало общего со своим диким собратом. На деревце будто кто-то включил лампочку: на почти голой по-осеннему ветке находилось нечто, излучающее мягкий ровный свет. "Допился до зеленых чертей" - мрачно констатировал синигами. Однако, приглядевшись, он понял, что перед ним отнюдь не белый конь. "Привет, хранитель" - чернокрылый был сегодня на редкость учтив. "Все пьешь..." - ласковый, нежный голос хранителя звучал печально. "Приглуши бортовые огни, и так смотреть тяжко" - вежливость ангела смерти исчезла туда же, откуда появилась: то есть, непонятно куда. Свет ослаб, и теперь можно было разглядеть лицо хранителя: оно было каким-то неуловимым, абсолютно не запоминающимся, но от него было невозможно отвести взгляд, оно завораживало своим внутренним светом и теплом глаз с огромными черными зрачками. Но синигами нельзя было подкупить подобными фокусами. "Ты, я погляжу, не особо сейчас напрягаешься по поводу работы" - ответствовал заплетающимся языком он. "Когда ангел смерти спит, десять хранителей танцуют в облаках" - парировала гостья поговоркой. "Зачем ты пришла, белокрылая?" - чернокрылый будто не заметил колкости. "Мне больно видеть, как ты идешь по этому пути в никуда..." - опустив глаза, тихо проговорила хранитель.
"Да не уж-то?" - ангел смерти попытался изобразить картинное удивление, но вместо этого у него вышла кривая гримаса: "Что-то по-моему мы никогда не были в особо дружественных отношениях." "Жалость можно проявлять не только к близким и друзьям" - еще тише ответила гостья. "А, брось все эти высоконравственные заморочки!" - синигами начал медленно, но неуклонно подниматься: "не в жисть не поверю, что после веков противостояния хранители вдруг начнут жалеть ангелов смерти. Это же глупо" - он наконец принял вертикальное положение: "какая, в самом деле, тебе печаль от того, что один из чернокрылых сопьется? Как ты там говорила? Когда ангел смерти спит, десять хранителей танцуют в облаках?" - язык отчаянно сопротивлялся столь сложным синтаксическим конструкциям, но синигами все же закончил свою речь. Хранитель молчала, потупив взор. Внутри ангела зашевелилось что-то на-вроде сочувствия... "Это все спирт. Огромное количество спирта в крови..." - он посмотрел на соседний дом и решительно шагнул к спасительной стене. Земля под ногами ходила ходуном, дом так и норовил скрыться в неизвестном направлении, но все же, по прошествии времени, показавшемся ангелу вечностью, 20 метров были преодолены. Чернокрылый оперся о стену и продолжил свое шествие через ночной город. Он не оборачивался, а потому не знал, льется ли еще с темных скрюченных ветвей "тополя" мягкий ровный свет. Думать на эту тему он решительно отказывался...
...Минуло уже несколько домов, так что ангел более-менее навострился лавировать в "бесстенном" пространстве. Впереди огромной пастью чернела подворотня, из подворотни слышались голоса, сдабриваемые изрядной долей мата. Ангел приближался к ней... Из подворотни материализовалось тело с короткой стрижкой и идиотской улыбкой до ушей. "Мужик, закурить есть?"...
...Синигами открыл глаза. Голова болит, тело болит, в горле разгорается Везувий. Он потрогал лицо... и тут же отдернул руку, шипя от боли. Наверное, под левым глазом уже расплылся великолепный фонарь... Ангел сел (что стоило ему немалых усилий и острого толчка боли в голове) и огляделся: утро, уже довольно позднее; всю ночь он, по-видимому, провалялся между двумя мусорными контейнерами. Чернокрылый ухватился за верхний край контейнера и с трудом поднялся. Прохлопал себя по карманам, усмехнулся - не нашли. Из внутреннего потайного кармана куртки вытащил початую пачку. "Как там?.. Но если есть в кармане пачка сигарет, значит все не так уж плохо на сегодняшний день..." Зажег, затянулся, закрыв глаза. Медленно выпустил густую струю серого дыма. "Сейчас бы попить..." - но денег, понятно, у него уже не было. Ангел смерти отряхнул одежду, постоял над местом вынужденного ночлега, развернулся и пошел, держа руки в карманах и, почти не разжимая губ, напевая: