Аннотация: С самого утра небо от края и до края затянули хмурящиеся облака, как и положено на Ильин день...
ОШИБКА ГАЛЕЕВА
(Окончание)
3 Вопросы и ответы
С самого утра небо от края и до края затянули хмурящиеся облака, как и положено на Ильин день. Но дождик синоптики обещали только к вечеру и, похоже, не ошиблись - очень уж медленно и нехотя одевались небеса в дождевые одежды, игриво закрываясь до времени кудрявыми низкими тучками, словно никак не могли решить, нужно поливать землю водой или нет. Жаривший всю неделю воздух неспешно напитывался влажной свежестью и еле шевелился на слабеющем ветру, окутывая шагающих вдоль реки людей комфортным теплом с толикой прохлады. Песчаный берег без голых тел и купальщиков был непривычно пуст и скушен; взрыхлённый многими следами и примятый многими лежбищами коричневый, матово белый и грязно-жёлтый песок казался без солнечного света отрешённо холодным и отталкивал, добавляя отстранённости в общее покойное и умиротворяющее состояние.
Борцов с удовольствием отметил, что первый раз за две недели спина и подмышки при ходьбе не потели. Прогуливаясь вместо обеда, он совершенно разделял состояние присмиревшей природы, наслаждался цветом и запахом тёплых речных вод и внимал установившейся вокруг тишине.
Саша хорошо выспался, успокоился и подыскивал, куда бы ему сложить окружённый обидами и эмоциями образ Галеева, решив, что виденного, обговоренного и уже написанного хватит им с Кузнецовым для новых ответов на следующие кляузы, если они последуют.
Накануне Борцов с Кузнецовым съездили в Москву, на заседание коллегии по патентным спорам, где лицезрели Галеева. А сегодня освободились от ответа на очередную жалобу старика, по другому изобретению. Их ответ руководство института мурыжило, не подписывая, две недели, и подписало, только узнав про отклоненное в патентном институте возражение по изобретению с цилиндром.
Очередным ответом Галееву был институтский отзыв на возражение по изобретению со сферой. У "Неведова и компании" были три одинаково именуемых и похожих изобретения со сферой, права на одно из которых когда-то они взаимовыгодно продали своему предприятию. По одному из авторских изобретений со сферой Борцов уже отвечал, с месяц назад, поэтому быстренько набросал по готовому черновику институтский отзыв, который они с Кузнецовым наивно поспешили скинуть с плеч в тот же день. Скинуть быстро не получилось. Потому что вместе с патентным запросом на предприятие пришёл вопросник из военной прокуратуры, где чего только не спрашивали Галеевскими словами: и про все "ложные" изобретения, и про служебный подлог с мошенничеством. А каким начальникам понравятся вопросы из прокуратуры, пусть самые нелепые и по самому пустому поводу, вроде бы не затрагивающему финансовых интересов? Вот руководство и взяло паузу, остерегаясь, на всякий случай, подписывать всё, что связано с Галеевым, - две недели готовая бумага ходила по кругу, выжидая, чья же рука поднимется её подписать.
Галеев снова писал, что титулованные авторы обманывают государство, борются с тем, чего нет - отражениями от сферы во все стороны. Борцов отвечал, что товарищ возводит на авторов напраслину, не разобравшись в давно установленном научном факте. Но чтобы больше не возвращаться к этому вопросу и не вспоминать всё по новой, когда придёт время отвечать на возражение по следующему изобретению, Саша Борцов оставил в отзыве ключевые технические детали. Текст поэтому развернулся, украсившись несколькими формулами, рисунком из книги Кобака и графиками из книги Кинга и У Тай-Цзуня. В распухший до шести листов отзыв нужно было вчитываться, если стараться выверить каждое слово и каждую букву, - беда для руководителей, у которых на это никогда нет времени.
А начиналось-то со смешков.
- Одну бумагу сдал, следующую принял, - положил Кузнецов перед Борцовым запрос из патентного ведомства. - Теперь только Галееву и будем отвечать. И откуда такие берутся? Может, это происки врагов? Хотят закидать нас обращениями, заставить оправдываться, чтобы некогда было работать? Посмотри, почитай. Ай да дедушка! Третьего заслуженного учёного запачкал!
Кузнецов говорил про расплодившихся в институте заслуженных деятелей науки. Первым, на кого пожаловался Галеев, был Неведов. Вторым следовало считать бывшего начальника управления, попросившего перед защитой докторской записать его соавтором пары изобретений. Кто же стал третьим? Неужели попался сам начальник института?
"Он, голубчик!" - усмехнулся Саша, прочитав указанное Кузнецовым место: "Авторы изобретения обнаглели до такой степени, что свои антинаучные убеждения публикуют в научно-технической литературе, например, на стр. 282, 283 (см. копии в приложении) книги под редакцией руководителя предприятия-заявителя изобретения. Сговор лжеученых!"
- Чувствуется, многих лишит Галеев учёных степеней и званий, - заулыбался краснеющий Кузнецов. - Нам-то с тобой легче всех. Положим на стол кандидатские корочки - и свободны. А уважаемым что делать? Неужели от всех регалий отказываться?
Борцов с Кузнецовым посмеялись.
- Прочитай про "законопослушного разоблачителя лжеизобретателей"? - попросил Кузнецов.
- "За 20 лет (в 1994 г. авторы получили патент на первое ложное изобретение) антинаучной и противоправной деятельности лжеучёных никто их не разоблачил, т.к. для законопослушных разоблачителей лжеизобретателей законом поставлен "шлагбаум" в виде ст. 1398 (2) ГК РФ и п. 1.16.3. Положения о пошлинах", - прочитал вслух Борцов.
- Дальше читай. Последний пункт приложения.
- "Копия квитанции на оплату пошлины (способ преодоление законопослушными разоблачителями лжеизобретателей "шлагбаума" в виде ст. 1398 (2) ГК РФ и п. 1.16.3 Положения о пошлинах)", - дочитал Борцов.
- Скажем спасибо мудрости государственных мужей, - сказал Кузнецов. - Если бы не пошлина, засыпал бы нас Галеев возражениями.
Борцов с Кузнецовым опять посмеялись.
А потом Борцов поскучнел. Смешки-смешочками, а дедушка копает и копает. И смешки потихоньку превращаются в фарс. И в головную боль.
- Не нравится мне эта бумага, - сказал он. - Дедушка на эмоциях, откинул последние приличия. Дудит и дудит в свою дуду. Его не останавливают, и он дудит всё громче и уверенней. Смотри, пишет: "Закон сохранения материи изучают в школе, поэтому научные сотрудники, авторы изобретения, должны знать этот закон и понимать, что их изобретение противоречит этому закону. Следовательно, они умышленно вводят в заблуждение Государственную патентную экспертизу наглым обманом (ст. 159 УК РФ - мошенничество)."
- Про мошенничество ничего нового, - сказал Кузнецов. - Мы на это отвечали.
- Отвечали, - согласился Борцов. - Но забирает-то он всё глубже. Почему он с институтом решил пободаться? Почему пошлины платит, хотя жаба душит? Потому что обвинить нас в мошенничестве ему мало. Посмотри, как заворачивает: "Для доказательства достижения технического результата изобретения авторы фальсифицируют экспериментальные результаты. Не существует всенаправленного отражателя, не существует и переотражениймежду землёй, металлической сферой и системой её подвески, поэтому приведённые экспериментальные результаты - ложь. Чтобы убедить Государственную патентную экспертизу в достижении технического результата, в официальном документе предприятия-заявителя приведены ложные результаты экспериментов (преступление против интересов государственной службы, ст. 292 УК РФ - служебный подлог)."
- В общем, нехороший Галеев человек, - резюмировал Борцов. - Мечтает если не посадить, то разогнать всю нашу гоп-компанию.
- Он исключительно Неведова мечтает уволить, - возразил Кузнецов.
- Но бьёт по всем. И для неспециалистов бьёт убедительно. А Неведов что? Он хорошо устроился, наблюдая со стороны; его достать тяжело. Зато нам с тобой предстоит и к патентоведам ездить на разборки, и прокурорам показания давать.
Услышав про неспециалистов и прокуроров, Кузнецов тоже загрустил. Он ещё не говорил Борцову про вопросник из военной прокуратуры. И решил пока не говорить, обождать. Потому что первым вопросом юристов было: почему три запатентованные устройства со сферами имеют одинаковые названия? И того же уровня другие вопросы, на которые сам не знаешь, как отвечать. Сашу такими глупостями злить не стоило.
Готовый отзыв Кузнецов забрал у Борцова к концу рабочего дня, побежал подписывать и так и проносил бумагу между кабинетами две недели. Начальники говорили: "Пусть полежит", - обещая внимательно почитать на досуге, чтобы исключить слова, могущие задеть и обидеть критика. "Я не Галеев, за мной институт, - одинаково объясняли они свои намерения. - Это официальный документ, в котором эмоции недопустимы."
- А почему я подписываю? - спросил Кузнецова заместитель начальника центра, в очередной раз недовольно смотря на свою напечатанную фамилию.
- Запрос сделан на институт, - объяснил Кузнецов. - Балакин считает, что отзыв должен быть от института, а не от его структурного подразделения. Начальнику института подписывать отзыв некрасиво, так как он упоминается в возражении. А вы сегодня за его зама. Шеф с Балакиным решили, что правильно будет поставить вашу подпись.
- Опять Балакин соскочил, - выругал заместитель за глаза своего гражданского начальника.
Заместителем начальника центра был относительно молодой, не доросший до юбилея полковник, прорвавшийся в руководство благодаря появлению с очередной реорганизацией дублирующей начальственной горизонтали. Это был крупный мужчина, похожий на борца овалом и формой широкой спины, с внимательным взглядом чёрных глаз, прячущихся среди одинаково правильных и невыразительных черт круглого полного лица. По уверенным позе, жестам, речи - по всему казалось, что он всю жизнь на командных позициях, хотя буквально два года назад был трудовой лошадкой, неотличимой от Кузнецова.
Похожая метаморфоза произошла и с начальником центра Балакиным, но тот больше стремился и хотел стать одним из первых, дольше и сложнее к этому шёл, за что и дороже теперь платил: потерял стройность, обзавёлся животом и мешками под глазами, характерными спутниками привычной русской болезни.
- Надо переделывать, - сказал полковник Кузнецову. - Зачем цеплять старого человека? Чтобы он дальше огрызался? Борцов пишет, что думает. Так нельзя.
И принялся перечёркивать то, что ему не понравилось: "показана ничтожность "доказательств" гражданина В.Г. Галеева", "собственную безграмотность гражданин В.Г. Галеев пытается прикрыть авторитетом признанного учёного", "странно, что этот факт неизвестен гражданину В.Г. Галееву, называющему себя радиофизиком", "так называемый "расчёт" исходит из заранее закладываемого ошибочного ответа и, вдобавок, столь же небрежен арифметически, как небрежно правописание текста возражения", "тезис о фальсификации приводимых в описании изобретения экспериментальных результатах - легко опровергаемая на практике ложь".
- Ну куда это годится? - перекинул полковник листочки Кузнецову, несколько раз жирно зачеркнув слово "ложь". - Переделывайте.
На следующий день полковник отбыл в командировку, а переделанный отзыв вернулся к Балакину, который продолжил учёбу сотрудников на свой манер:
- Не надо писать "выдуманное", это обидное слово.
- Но как же писать, если Галеев приписывает другим то, чего они не утверждали? - попробовал сопротивляться Кузнецов, вспомнив, как Борцов вчера говорил, что если бояться называть ложь ложью, то лучше и проще им будет вообще не отвечать.
- Галеев придумал взаимную компенсацию зеркальных отражений от сферы и сослался на учебник, в котором такого утверждения нет, - сказал Кузнецов. - Слова о том, что "отражение от металлической сферы формируется первой зоной Френеля", в учебнике есть. А вот продолжения "и только в обратном направлении, отражения в других направлениях взаимно компенсируются" - нет! В том месте, на которое он ссылается, ничего нет про отражения в зеркальных направлениях. Там рассматривают расчёт отражения только в одном, обратном направлении. Поэтому мы и пишем "гражданин В.Г. Галеев приписывает авторитету собственное выдуманное утверждение".
- Ещё раз говорю: не надо слова "выдуманное", вычеркни, - озлился Балакин. - Про то, чего нет в учебнике, оставь, а про выдуманное выброси. Это слово обидное.
Объясняя Борцову трусость начальства, исполнительный Кузнецов понимающе посмеивался и краснел, но и ему к концу второй недели надоело скакать по кабинетам, выслушивая одно и то же. Борцову же фарс с поиском неправильных слов и перепечатыванием под отзывом фамилий начальников надоел гораздо раньше. Но делать было нечего, приходилось скакать и перепечатывать.
И вот свершилось. Бумаги наконец-то подписаны. И можно Саше спокойно доразмыслить, что же за люди эти кляузники, да и отправить одного из них на задворки памяти, ибо надоел.
Сдав документ и копию для Галеева на отправку, Борцов улизнул из института, предупредив, что с обеда вернётся попозже. И теперь шагал вдоль реки, дыша полной грудью, а в его глазах вместо виденного накануне упрямого седого старичка, подошедшего к выступающему Саше почти вплотную и повернувшего к нему ухо, чтобы лучше слышать, маячил бодрый Галеев в белой футболке со Сталиным, нашедшей себе место над стариковской кроватью вместо иконы. Такой Галеев в представлении Александра очень походил на изученного им вдоль и поперёк Неведова, чему Саша сразу не придал значения, хотя определённо что-то такое почувствовал и отметил. Первый сближающий этих людей маркер - бабья психическая составляющая в борьбе с миром, проявляющаяся в специфических интуитивных прозрениях и эмоциях вместо доказательств, - был ему понятен сразу. Одинаковое отношение к Сталину получалось для обоих вторым соприкосновением. Неведов ведь в присутствии Борцова давно проповедовал необходимость спасения родины, представляя в роли спасителя нового Ивана Грозного или Иосифа Сталина, в полном соответствии с формирующимся общественным трендом. Да и представление о требуемых для спасения неотложных делах обоими этими как бы сталинистами полностью укладывалось в поверхностное понимание фраз на футболке с ликом генералиссимуса...
Плывущие над головой тёмные тучки под нависшими слоями играющих ими серо-белых облаков словно помогали Борцову представить скрытую мощь коллективного бессознательного, настраивающегося на цивилизационное спасение и исподволь готовящего возможные варианты необходимых общественных перемен. Но ему активно не нравился вырисовывающийся вариант, вестниками которого выступали Неведов и Галеев. В варианте, допускающем обман ради достижения полезных целей, он не видел спасения себе и таким, как он. То, с чем ему до сих пор приходилось мириться, чтобы жить, Саша относил как раз на неправедное, но допускаемое обществом поведение людей. Чем, как не обманом, можно быстро добиться желаемого? И как те же Неведов с Галеевым добиваются нужного, как не обманом, под флагом пользы для родины? Согласиться с ними - значит, ничего не поменять.
С другой стороны, Борцову было понятно и близко обращение общества к последнему русскому управленцу-спасителю, победные дела которого пока не забылись. Разве одним русским свойственны надежды на богом посланного героя, предназначенного спасти мир? Разве отличаются эти наши мечты и надежды от, например, американских, рождающих заполонившие кино героические голливудские драмы? Потому как ни отставляй в сторону наивные народные надежды, они есть и всё сильнее с каждым годом обращаются к свету, в котором Сталин. Но к какому вождю зовут и кем мечтают прикрыться Неведов с Галеевым? У Борцова получалось, что не тем Сталиным, который был, а тем, которого они придумали. У него получалось, что оба они, справедливо грешащие на нынешних управленцев, сами большие путаники и грешники, замазанные неправдой в борьбе за свои интересы. Оба они - вестники того же якобы нового и образованного слоя русских людей, развращённого западным мастерством упаковывать неправду в честные на словах намерения и модную тему патриотизма. Им трудно понять, что в основе успехов и побед, на которые мы заглядываемся, была правда не на словах, а на деле. И не понять, что сами они должны соответствовать правде не словами, а делами, раз мечтают о праведном вожде.
Мы жаждем праведного вождя, не понимая, что такого лидера был достоин народ пусть неграмотный и необразованный, но сердцем и неутраченной связью с делами предков понимающий всепобеждающую силу правды. Мы, не в пример предкам лучше образованные и много знающие, многое потеряли в простодушии и честности, а ещё приспособились ловчить и отличать свою пользу от общей - достойны ли того, кого жаждем? А вождь другой, достойный Неведова с Галеевым, - зачем он Борцову и таким, как Борцов? - честнее будет спасаться собственными силами.
Ведь ни Неведов, ни Галеев не видят большой беды в своих обманах и не собираются в борьбе за народную правду начинать с себя. И ничего им не докажешь. Как доказать, если не слушают? Если упираются рогом и стоят на своём, искренне веря в то, что выгодное им выгодно всем. Так, как стоял на своём вчера Галеев.
Борцов вспомнил, каким белым одуванчиком, пока молчал, казался ему маленький седой Галеев, сиротливо расположившийся со своими бумагами и белой папкой с завязками за широкой конторкой истца, по левую сторону от восседающей за судейским столом на помосте тройки патентоведов. В окна за ним, сквозь белые кружевные шторы, пыталось пробиться знойное летнее солнце. Шторы казались легки и несерьёзны, но с жгучим солнцем справлялись, пропуская в просторное помещение только умиротворяющий поток ровного белого света.
Опоздавшие на семь минут Кузнецов и Борцов устроились против Галеева, за такой-же светло-жёлтой конторкой и массивным деревянным столом ответчиков.
Половину светлого помещения занимали пустые ряды мягких кресел весёлого синего цвета. Окружённые светом и оттого не мёртвые, они, словно скучая, безразлично поглядывали на людей.
Ответственный за рассмотрение возражения, мужчина около сорока, единственный из судей при пиджаке и галстуке, поставленным голосом поочерёдно вызвал к себе истца и ответчиков, чтобы проверить документы и наделить недостающими бумагами: заявителя - отзывом авторов изобретения, ответчиков - дополнением к возражению.
Ближний к окну заседатель, широкогрудый пухлый малый, обтянутый серой водолазкой, привстал и бодро крутился между старшим, приятельски называя того Константином, и гостями, подсказывая, где расписываться и писать, что вторые экземпляры получены. Третий заседатель сидел за широким монитором на дальнем от окна конце судейского стола, молчал и гостям не помогал - так и просидел молчком всё заседание, отложившись в памяти Борцова ироничной улыбкой, которую только и можно было углядеть с места ответчиков, если пытаться заглянуть за экран.
Галеев быстро, точно сканируя, пролистал отзыв на возражение, комментируя вслух: "Отписка. Ерунда. Ничего нового. Глупости", - и поднялся, готовый озвучить свой доклад.
Текст выступления он передал в президиум, извинившись за нечёткую дикцию, но говорил внятно, повторяя уже знакомые Борцову с Кузнецовым обвинения:
- Название изобретения авторов повторяет название прототипа, которое имеет другое функциональное назначение - нарушение требований Регламента. Цель изобретения недостижима: соединённый с трубами цилиндр с жидкостью нельзя использовать как калибровочный эталон, так как в рабочем измерительном объёме находятся посторонние предметы, уровни отражений от которых больше отражений от цилиндра. Авторы пишут, что скроют всё лишнее под полом. Это пустая отговорка. Всего не скроешь. Авторы предлагают использовать в качестве жидкости ртуть. Ртуть очень тяжела. Цилиндр её не выдержит. Хитрые авторы пишут про тонкостенную трубу, но и она не выдержит нужного количества ртути.
Поток прошедшего шторы мягкого белого света словно чуть поддавливал, приземлял и делал меньше ростом стоящего под ним маленького седого человечка, старательно жалующегося на сидящих ответчиков, которые для него в эту минуту олицетворяли мешающую жить несправедливость.
- На фигуре 4 в описании, - перешёл Галеев к дополнению, - указаны максимальные размеры радиопрозрачной оболочки, заполненной ртутью: длина 1 м, диаметр 1 м. В этом случае ртуть будет весить 11 тонн. Для подъёма эталона такого веса на 30 метров потребуется подъёмный кран, какого в нашей стране нет. Если поверить авторам, которые говорят, что разработали эталон для помещения, то всё равно не понятно, как с таким монстром работать и в помещении. Поэтому изобретение противоречит цели - упрощению процесса калибровки- и промышленно не пригодно. Такое устройство, если его использовать, разорит институт, который кормит авторов и остепеняет их десятки лет.
Краснеющий Кузнецов, нацепивший на нос плюсовые очки, раскрыл описание изобретения на фигуре 6 и тихонько рассказывал Борцову, что специально привёл графики зависимостей сигнала от длины и диаметра цилиндра - хотел показать, что обеспечить нужный диапазон измерений можно с помощью увеличения как длины, так и диаметра трубы, а Галеев это вывернул нечестным образом - будто предлагается цилиндр длиной и диаметром в 1 метр, да ещё наполненный жидкостью не только в межстеночном пространстве трубы, а во всём объёме цилиндра. Борцов слушал Кузнецовские объяснения вполуха, думая, что будет тому наука объясняться в следующий раз коротко, по существу, загадывая про возможных недоброжелателей. Интереснее было ждать, озвучит или нет Галеев пафосное заключение своего дополнения: "Авторы рекомендуют свое "детище" другим НИИ, работающим по той же тематике. Последовать их примеру - цинизм. Действия авторов сродни действию "Пятой колонны", т.к. разорить, ликвидировать НИИ, функция которых измерение отражающей поверхности целей, с помощью чего обеспечивается идентификация боеголовок и ложных целей, означает ослабление нашей ПРО на радость американским ястребам-генералам. Изобретение, в основе которого лежит невежество, ложь и подлог, абсурдно по содержанию. Авторы либо душевно больные люди, тогда их место в "Палате N 6", либо мошенники, преступно сфабриковавшие ложное описание изобретения. У остепененных авторов нет нравственных устоев, поэтому они существа, говоря устами Аристотеля, самые нечестивые, дикие и низменные, и их место за решеткой."
Плотно заполнивший помещение белый солнечный свет поддавливал, смягчал и умиротворял противников. Ничем другим было не объяснить того, что выстраданные требования отправить авторов изобретения в "Палату N6" или за решётку Галеев не высказал. Закончил просьбой аннулировать патент.
- Кто будет выступать от авторов изобретения? - спросил Константин, глядя на ближе к нему сидевшего Борцова.
Саша оглянулся на согласно кивнувшего Кузнецова и встал, взяв в руки отзыв.
Уже усевшийся на своё место Галеев выбрался из-за стола, сделал два шага в направлении Александра и, скорчив гримасу сосредоточенности, повернул голову правым ухом к докладчику.
- Если откинуть эмоции и спокойно рассмотреть аргументы гражданина Галеева, - сказал Борцов, стараясь говорить громко, почти крича, - то легко увидеть, что все они несостоятельны.
- Устройства по изобретению и прототипу имеют близкое функциональное назначение: в прототипе задаётся модуляция отражённого сигнала путём периодического изменения уровня жидкости в радиопрозрачном сосуде произвольной формы, в изобретении - изменение уровня отражённого сигнала путём плавного изменения уровня жидкости в цилиндре.
- Далее. Устройство позволяет упростить процесс калибровки и сократить время на её проведение, так как вместо последовательных измерений нескольких металлических цилиндров разной длины измеряется один объект, длина которого меняется соответственно изменению уровня жидкости. Сокращение времени калибровки подтверждают представленные в описании изобретения сравнительные результаты. Следовательно, цель изобретения достигнута.
- Наконец, тонкостенному радиопрозрачному цилиндру не требуется выдерживать тонны ртути. Вес ртути, заполняющей трубу длиной 1м, диаметром 20см и расстоянием между стенками порядка 5 мм не превышает 40 кг. Труба может быть изготовлена из прочного стекла. Ртуть циркулирует в устройстве по замкнутому контуру. Утечки токсичной жидкости отсутствуют. Необходимо также отметить, что изготовить трубу из стекла и использовать в качестве электропроводящей жидкости ртуть предлагается в описании изобретений только как пример, иллюстрация возможности изготовления такого устройства.
- Все придирки критика, включая самые мелкие, подробно рассмотрены в представленном отзыве. Все они являются, по нашему мнению, необоснованными и несостоятельными. Изобретение осуществимо. Его описание не противоречит фундаментальным законам. Считаем, что возражение должно быть отклонено, - завершил выступление Борцов.
- Хорошо, - сказал Константин. - Переходим к обсуждению. Предупреждаю, что дискуссия между сторонами не допускается. Каждая из сторон обращается ко мне. Я задам вопрос, если сочту нужным, или попрошу разъяснить то, что мне непонятно. У заявителя есть вопросы?
- Есть, - готовно отозвался Галеев, подойдя к судейскому постаменту, скрывающему его от заседателей по шею. - Отзыв авторов изобретения - пустые отговорки, чепуха. Он никак не опровергает того, что описание изобретения лживо и невежественно, а само изобретение неосуществимо.
- Допустим, - согласился Константин. - Какой признак изобретения конкретно вас не устраивает?
- Я критикую всё! - заволновался Галеев. - Изобретение совершенно бесполезно. Предложенное устройство нельзя использовать в качестве эталона. Это глупость. Там не цилиндр будет отражать, а трубы, которые к нему подходят.
- Подождите, - остановил старика Константин. - Мы не будем оценивать пользу предложенного устройства. Послушайте внимательно вопрос: какой признак изобретения вы считаете неверным и почему?
- Неверно всё устройство! Оно ложное!
- Хорошо, - сказал Константин, которому это слово, видимо, нравилось. - Устройство по изобретению можно изготовить? Оно будет выполнять функцию изменения уровня отражённой мощности?
- Изготовить устройство, конечно, можно! И оно, конечно, будет менять уровни отражения. Но измерять с его помощью нельзя! Глупо и бесполезно, - развёл руками Галеев.
- Вакиль Галиуллович, я вас понял, - сказал Константин. - Вы апеллируете к старым советским временам, где полагалось доказывать полезность изобретения. Законодательство изменилось. Мы руководствуемся требованиями закона 2003-го года, по которому полезность изобретений доказывать не требуется.
- То есть сегодня можно патентовать любую безделицу? - спросил ошарашенный старик.
- Нет, не любую, - терпеливо втолковывал патентовед. - У изобретения должен быть прототип. Должны быть отличия от прототипа. Изобретение должно быть промышленно применимо. То есть должно быть показано, что устройство можно изготовить известными технологическими приёмами. Что оно сможет работать. И что его работа не противоречит фундаментальным физическим принципам.
- Исходя из известных на сегодня технологий и материалов, можно изготовить предложенное работающее устройство? - подключился помогать Константину пухлый малый в водолазке.
- Изготовить можно. И работать оно будет, но это бесполезный труд, - повторил слегка ошарашенный старик.
- Работоспособность устройства противоречит законам сохранения, другим фундаментальным принципам? - продолжил малый.
- Нет, фундаментальным не противоречит.
Галеев обиженно отвернулся от толстяка и по-свойски подпёр грудью судейский стол ближе к Константину:
- Я двадцать лет был патентоведом у себя в институте, старый закон знаю на зубок. И у вас был долго членом контрольного совета. Не знал, что в новом законе не сказано про пользу. К сожалению, не знал.
- Про пользу изобретений должны думать предприниматели, - ответил старику Константин, никак не выказав, принимает он его за своего или нет. - А нам требуется установить промышленную применимость. Хочу вам пояснить, что поданное возражение заявитель может отозвать на любом этапе рассмотрения. Вакиль Галиуллович, не хотите отозвать своё возражение?
- Нет, - насупился старик. - Отзывать я ничего не буду. Пусть остаётся в деле.
- Хорошо, - ввернул любимое словцо Константин. - У авторов вопросов нет? Тогда обсуждение прекращаем. Прерываемся для принятия решения.
Медленно по началу раскручивавшееся заседание стремительно завершалось. Необходимые формальности были соблюдены, а решение у патентоведов было готово заранее.
Удалившаяся за перегородку тройка через минуту вышла, и Константин объявил:
- Возражение по патенту на изобретение отклонено. Патент на изобретение признан действующим. Заседание коллегии объявляю закрытым.
- Эмоции. Одни эмоции, - присутствующие услышали разговаривающего с собой расстроенного старика. - По другим будет то же самое. Всё бесполезно.
- Гостям предлагаю сдать мне пропуска для отметки и подняться за ними на пятый этаж, - объявил Константин.
Поднимаясь, Борцов с Кузнецовым слышали за спиной продолжающего бормотать Галеева, который не поехал на лифте, а тянулся по лестнице вслед за ними...
Речные пейзажи, которые даже в городе хороши, мешали Саше завершить заочную разборку с Галеевым. Естественные красоты прерывали поток мыслей, словно убеждали, что они важнее людской суеты, да ещё по такому вроде бы искусственному недоразумению, выросшему на дрожжах стариковских обид.
Рассыпав вчерашнюю картинку, Борцов всё-таки заставил себя сосредоточиться на той мысли, что называющий себя радиофизиком и создателем измерительных полигонов старичок создавал эти самые полигоны больше на бумаге, чем на практике. Галеев в Сашином представлении оказывался ближе к людям, не наученным, не способным и не умеющим работать руками самостоятельно, зато умеющим ловко изворачиваться и устраиваться в жизни, пряча за искусной и агрессивной неправдой свою никчёмность. Такие люди, вооружённые голым книжным знанием, со многими практическими вопросами обращаются как с "чёрным ящиком", не до конца разбираясь в его содержимом, не умея собрать и наладить его работу, а зная только входящие и выходящие из работающего ящика ниточки, за которые можно дёргать и смотреть, что получается, чтобы понять, за что дергать нельзя, а за что можно, - и считают себя по этой последней причине вправе руководить и поучать других.
Правды-истины от таких людей не добиться. Всё, чему могут они научить, - лгать, прикрываясь фальшивой общественной пользой, и выпутываться за счёт правдивых недотёп из жизненных ловушек, в которые попадают, карабкаясь к благам и привилегиям.
Ещё Саша подумал о том, как эти любители обмануть цепляются за свои выдумки. Ни от какой своей мысли они не хотят отказываться. Пересмотр собственных идей для них сродни отказу от кусочка частной собственности. А собственность свою, в силу взращённой жадности, они блюдут свято.
Тут перед Сашей нарисовалась в воздухе странная фигура без спины, одна сторона которой была Галеевым, а обратная - Неведовым. Фигура была как живая и чуть ли не собиралась заговорить на два голоса. Борцов так загляделся на это чудо, что споткнулся и почти упал.
Устояв и мгновенно очнувшись от наваждения, Саша вспомнил, как когда-то, в очередной раз наткнувшись на людское несовершенство, придумал податься от безумного мира к монахам, чтобы молиться во спасение погибающего рода людского. И не просто на послушание податься, не в обслугу многолюдных монастырских парадных, а в пустыни, в лес, в недоступный скит, где правят тишь, покой и вера в соединение с близкой томительно звенящей бесконечностью.
Пока желания удалиться от мира были абстрактны, питаясь одним воображением, очень ложились на сердце Борцову слова "братья и сёстры" и "братья во Христе" - была в них волнующая прелесть и связь с неведомым родным истоком, притягивающим душу. Но когда религиозные желания перешли к конкретике, у Саши словно открылись глаза на то, что братия, составленная разными людьми, неизбежно несёт в себе мирские грехи, и кто-то из братьев может не оправдать ожидаемой им святости. А ведь Борцов собирался всем стать братом. Идти туда, где все между собой братья без исключения. Как ему тогда, и сможет ли он жить, если разочаруется в мечте? Вероятное разочарование и непременная душевная болезнь в этом случае, которую Александр почти предвидел, избавили его от желаний удалиться от мира. А последнюю точку в прозрении поставил знаток церковных писаний и обычаев долговязый Серёга, строго державшийся в просвещении рабов божьих православных рамок. Точнее, случившийся в бане разговор, который разогрел воцерковленный Серёга.
Когда Саша парился, рано приходивший и успевавший напариться и отдать дань дружеским возлияниям Серёга обычно дремал, сидя на лавке, свесив голову на грудь и касаясь седеющей узкой бородой пухлого деревянного креста на бечёвке. Проснувшись, Серёга либо с удовольствием разговаривал на церковные темы, если было ему кого просвещать, либо, когда никто его не слушал, шёл, поджав губы, мыться под душ, но не столько мылся, сколько странным образом, туда-сюда, словно ни на что не мог решиться, ходил по моечной и заходил в парилку. Удивительно было наблюдать, как голый Серёга то наступит на ступеньку в парилке, то сойдёт с неё, то поднимется на полок, то спустится. Или в моечной он то заскочит под душ, то выскочит обратно, то двинется к своему тазику, то отойдёт от него, то решительно сделает несколько шагов в каком-нибудь направлении и вдруг остановится, словно забудет, куда шёл.
Вещал Серёга горячо и сумбурно, как двигался, и мог говорить бесконечно, особенно когда отвечал на вопросы, раскладывая церковные сказки на самые простые и понятные всем основы.
Разговор, отвративший Борцова от монашеских устремлений, начался с вопроса, равны ли синагога и православная церковь в плане связи с богом. Этот вопрос разволновал и разгорячил Серёгу, долго и многократно, с разных сторон возвращавшегося к той мысли, что сравнивать церковь с синагогой, сиречь молитвенным домом, никак невозможно и кощунственно, потому что первая стоит и ставится на святых, намоленных местах и молитвами оберегается, а вторую в любом доме можно устроить, как часто и устраивают.
Уже и задавшие вопрос пожалели, что спросили, и прочие все сбежали от Серёги дышать свежим воздухом, а он всё ходил по предбаннику, дожидаясь выхода из парилки новой жертвы своих разъяснений, пока не сообразил, что дожидаться тут ему больше некого, и тоже вышел на улицу.
Здесь же вовсю шёл разговор про Таиланд, ездить куда стало, во-первых, накладно и, во-вторых, опасно из-за комаров, разносящих какую-то новую страшную заразу.
"Это за блуд нам в наказание комары насланы. Чтобы мы в это блядское место не ездили", - встрял в общий разговор Серёга.
"За какой блуд, откуда знаешь?" - спросили его.
"Чего же не знать, когда я там был?"
"Как так был, когда? Ты же у нас церковник!"
"Давно был. В девяностых годах. Когда все туда поехали."
"Ну ка, Серёга, колись давай! - оживлённо налетели на мужика с трёх сторон. - Тоже небось к проституткам ходил?"
"Чего же не ходить? Ходил, - развеселил публику Серёга, сбитый с толку общим вниманием. - Слаб человек. Да и от церкви я тогда был на расстоянии. Но крест всегда с себя снимал, если было дело. С крестом на шее не грешил, нет."
То, что он снимал крест во спасение, вызвало новые бурные эмоции.
"А скажи, Серёга, хороши там девчонки?"
"Всякие."
"А мальчиков, Серёга, тебе не предлагали?"
"Не нужно мне мальчиков! - загорячился успокоившийся было Сергей. - Мне говорят: двух девушек бери за двадцать долларов. Зачем мне двух? Давай, говорю, мне одну, за десять долларов. Нет и всё, бери двух за двадцать! Тоже, черти, обманывают."
"А ты крест снимал, говоришь... Ха-ха-ха!" - новый взрыв веселья.
"Крест я всегда снимал, на тумбочку клал. И что тут смешного? Я молодой был. В глупости жизнь видел. Это потом я в церковь пришёл. И мог священником стать. Отец Никодим в девяносто девятом году предлагал рукоположить. Я отказался. У каждого свой путь к богу. Как кто выберет. Я свой выбрал", - Серёгу уже не слушали, а он всё что-то пояснял, не в силах остановиться...
Оставив Серёгу и монастырские устремления, Борцов вернулся к Галееву, перебирая новые, закружившие отдохнувшую голову картинки. Теперь это были картинки-предвидения череды новых заседаний коллегии. Странным образом из людей на них был один Галеев. На первой картинке старик, дожидаясь заседателей, сидел у дверей светлой комнаты, смирно сложив руки на коленки. На второй он стоял перед пустым судейским столом, подсовывая отсутствующим патентоведам свои новые дополнения. На третьей называл авторов изобретения мошенниками, выкладывая в пустоту слова жившего в третьем веке до нашей эры Аристотеля: "Человек без нравственных устоев оказывается существом самым нечестивым, диким и низменным". На четвёртой - подходил к пустому месту ответчиков и поворачивался к нему правым ухом, пытаясь расслышать невысказанное. А на пятой картинке и Галеева не осталось, а было одно открытое место, вроде того берега, откуда приплыл Борцов, только совершенно безлюдное и со словно застигнутыми нежданно ранними морозами деревьями. Обрезанные голые тополя. Высокие белые берёзы с неуспевшими опасть маленькими жёлтыми-прежёлтыми листочками. И ничего не понимающий в местной природе дикий южный финик, скрутивший свои листики в мятые грязно-зелёные трубочки...
Стремительные думы в голове Борцова нанизывались одна к другой, словно чётки, и все их он старательно перебирал, со всё увеличивающейся скоростью, пока у него не перехватило дыхание. Сладкая горечь осознания того, что любезная его сердцу правда-истина совсем близко, вот-вот раскроет свои крылья, разогревала кровь, заставляла часто биться сердце, гнала мурашки по коже - всё, как в моменты озарения, которыми Александр отсчитывал свою жизнь. Тело его полнилось энергией от рождавшихся созвучий с окружающим миром, звало в неведомую даль.
С противоположного зелёного берега, правее нарядной белой часовни, смотревшей в сумрачное небо позолоченным куполом-луковицей, и правее грунтовой дороги, плавным изгибом поднимающейся от воды на высокий берег, из-за раскидистых деревьев, закрывающих школьный стадион, раздались звуки громкоговорителя. Людей приглашали на праздничный концерт под открытым небом.
Десантников на том берегу собралось маловато; Борцов бы даже сказал - неприлично мало для дня Воздушно-десантных войск сравнительно с прошлыми годами.
Не видно было и привычно больших в этот праздник шумных компаний. По аллее от часовни до стадиона и обратно, мимо белых берёзок и скамеечек, прогуливались по двое, по трое, вчетвером. В самой большой компании, разбавленной женщинами, он насчитал семь человек. И всё равно, сравнительно с пустынным песчаным берегом, на котором стоял Борцов, там было людно, а его теперь потянуло к людям.
Развернувшаяся на стадионе полупрофессиональная музыкальная группа отрабатывала лирически-героический репертуар. Ведущий концерта общался с публикой и кого-то пытался завести, что ему, похоже, плохо удавалось - значит, и там, за деревьями, людей было не много.
Вот уже для разогрева в ход пошла известная "Синева", но и она, видимо, не завела публику - зато подстегнула Борцова, внутренний жар и желание двигаться которого ещё не прошли.
Саша спустился к реке, разделся, зашёл в воду, оказавшуюся тёплой, как и подсказывал её цвет и запах, и поплыл к людям, подгребая под себя руками и энергично отталкиваясь ногами. Пока плыл через реку, смотрел по приближающимся деревьям, как его сносит течением, и слушал, как сменившая группу певичка выводит уже звучавшее на свой манер: "Расплескалась синева, расплескалась, По тельняшкам разлилась, по беретам, Даже в сердце синева затерялась, Разлилась своим заманчивым цветом."
Выйдя на берег, Борцов минутку постоял, с удовольствием ощущая напрягшиеся мышцы своего тела и упругость продышавшейся в воде кожи, и показался самому себе крепким мужчиной, не хуже гулявших десантников. Чтобы посмотреть на них поближе, он поднялся по грунтовой дороге до деревьев, откуда была видна и ведущая к часовне прогулочная аллея со скамеечками - слева, и гремящий музыкой стадион - справа.
Ближнюю к нему скамейку занимали два добротно одетых "по гражданке" сорокалетних мужика, устроившихся возле начатой пузатой бутылки виски, гранёных стеклянных стаканчиков и пластиковой тарелки с нарезанным жёлтым лимоном. Они серьёзно разговаривали, смотря в сторону реки, мимо Борцова, не обращая никакого внимания на одинокого мужика в плавках.
Из проследовавшей аллеей весёлой компании ребят с двумя разудалыми женщинами в голубых беретах, одна из которых была на сносях и держала за руку девочку с синим воздушным шариком, только девочка и заметила Сашу, долго оглядываясь на голого дядю, - для остальных его тоже словно не существовало.
На стадионе у сцены весьма пристойно топталась под музыку небольшая и сильно разреженная толпа, в которой мелькали береты, тельняшки и пара голых торсов. Подтанцовывающие зрители умещались на площади, меньшей занятой аппаратурой, сценой и белой артистической палаткой, - концерт с минимумом публики вырисовывался довольно грустным.
И всё-таки, несмотря ни на что, на берегу витал ощутимый дух единства, который не впускал в себя чужака. Не то, чтобы Саша почувствовал себя лишним на чужой свадьбе, но что-то вроде этого - делать ему тут было нечего.
Остывший Борцов повернул обратно и скоро снова поплыл, возвращаясь на свой берег. Вода бережно поддерживала его тело и укрепляла чувство единения со сложным миром, составленным из бесконечно разных и совершенно простых по сути вещей.
В сильно потемневшем небе ещё оставались лакуны бледной пелены, одну из которых, прямо над одиноким пловцом, подсветило солнце. Если бы в этот момент Саша перевернулся на спину, он бы увидел над головой красивое небесное окошко с плотным серо-жёлтым диском за серой облачной занавеской и непременно порадовался. Но Борцов не повернулся на спину, а продолжал размеренно подгребать руками и толкать ногами ласковую воду, посматривая на свою приближающуюся одежду и гадая, выплывет он прямо к вещам или нет.
Чем ближе был берег, тем вернее казалась ему сделанная поправка на течение, и тем увереннее и покойнее устраивалась его душа.