К Владу я приехал около десяти часов вечера. Было воскресенье, но это, похоже никого не смущало. В квартире был Влад (мой друг и хозяин квартиры), Answer (друг Влада и мой друг) и Саня (когда-то мы вместе учились в ВУЗе, а теперь вместе пьём и едим галюцинагенные грибы).
- Привет, как жизнь? - спросили меня три пьяных парня.
- Лучше всех, - отвечает им один пьяный парень, - я, типа, кассеты принёс, только я вам их не отдам!
- Почему?
- А, у вас водки нет. И не говорите, что есть, всё ровно не поверю.
- Есть водка. Проходи на кухню - увидишь.
Водка действительно есть. И не просто есть, её столько, сколько нужно и ещё пол-литра.
Мы оказываемся в большой кухне нового дома. Кроме нас четверых там находится ещё стол на котором стоит уже наполовину пустой литр "Охты" скорее всего, второй), стеклянная банка для бычков, большая тарелка с пельменями (одна на всех) и банка солёных огурцов. Кухня выглядит так, как она всегда выглядела по вечерам.
Квартира Влада была не просто квартирой. Это был наш флэт. Новый кирпичный дом на Старой деревне, пятый этаж, две большие комнаты, кухня. Одна из комнат "красная". Стены без обоев покрашены красной краской, под толком, на куске провода висит красная лампочка. Из мебели только пять надувных кроватей и зимняя резина для "девятки" Влада. Вторая комната вполне обычная, за исключением того, что вместо люстры её освещает зелёный фонарь светофора, который мы украли на прошлый Новый год. Эту комнату мы называем "зелёной".
Мы садимся за стол. Влад наполняет четыре рюмки, которые мы незамедлительно опорожняем "за встречу". Между первой и второй я успеваю съесть пельмень и закурить сигарету.
- За жизнь, -поднимает кто-то тост, после которого мне становится смешно; но выпил я за неё почти так же, как за встречу. Разница состояла в том, что пельмень я для разнообразия заменил огурцом.
- Саня, - начанаю я застольно-филосовский разговор, - а, что ты думаешь о жизни? В смысле, не о своей, а о жизни вообще, как она тебе?
Вопрос глупейший, но для начала пьяной беседы подходит идеально, так как предполагает бесчисленное множество трактовок и ответов.
- Жизнь, это способ существования белковых тел.
- И всё, - я развиваю тему, - а как же там любовь, искусство и прочая хрень?
- Ну, я думаю, что это остаток. То есть на девяносто процентов это способ существования белковых тел, а остальные два это - любовь, искусство, прочая хрень и бытовуха. Причём, у некоторых бытовуха занимает два процента ровно, а у некоторых её вообще нет.
- То есть ты думаешь, что вся разница именно в этих двух процентах?
- Конечно. Ведь все ходят на работу, все перед этим учатся, все рожают и воспитывают детей и у каждого на руках по пять пальцев. То есть сходств огромное множество. Просто армия. А вот различий, раз-два и хорош. В смысле принципиальных. Не тех, что кто-то техник, а кто-то мотальщица. А, в смысле, что кто-то ходит в музеи и театры, а кто-то бухает.
Последняя фраза заставляет меня задуматься.. Что я видел, кроме этого стола, и ещё пары-тройки других, где предметы быта были расставлены по другому?
Хотя... Я жил в нескольких городах, пробовал разные профессии, учился в двух ВУЗах, у меня было много девчонок и т.д. Но всё это помню только я и всё это интересно только мне. Дело в том, что если меня сейчас, вдруг не станет, то это будет трагедия только для моих родителей и всё. ВСЁ! Друзья же (очень близкие друзья) точно так же соберутся и будут пить, только первый тост будет не "за встречу", а "помянем Монаха".в остальном же ничего не измениться.
- Сань, а ты не думал, что поход в театр можно прировнять к нормальной пьянке? Ведь и то, и другое нужно для того, что бы расширить свой кругозор. Я имею в виду не просто пьянку, как употребление водки. Я говорю о пьянке, как о беседе, как об обмене мнениями, как о споре.
- Может, что-то в этом и есть, но ты не путай Божий дар с яичницей.
- Да я и не путаю. Не знаю, может быть я сумасшедший и алкоголик. Но для меня пьянка, это некое священное действо. Знаешь, если бы был культ алкоголя, я бы стал жрецом.
- Интересно, а какими качествами должен обладать алкожрец?
- Наверно, у него не должна болеть с утра голова. Или наоборот. Короче, мне кажется, что дело в голове. Наливай! - мы чокаемся, и я насаживаю на вилку ещё тёплый, немного липкий пельмень.
По-моему, природа ошиблась, создав пельмени не живыми. Была б моя воля, я бы сделал так, что бы пельмени ползали и пищали, а есть их надо было бы прямо живём, чтобы они извивались на вилке. Это была бы пища настоящих мачо.
Первый литр благополучно канул в янтарную Лету. Как по волшебству, на столе. появляется второй. Егор Летов из магнитофона поёт что-то про винтовку и коня, что не как ни идёт к моему умиротворённому настроению. Я ставлю диск Моррисона, который сразу затянул что-то меланхолично- потустороннее. Возможно, он тоже поёт про винтовку и коня. Возможно, даже про военный склад и табун коней. Но я не понимаю слов и мне всё ровно. В куче дисков лежит Земфира. Я прекрасно знаю, что магнитофон её не берёт.
- Всегда хотел сделать это, - на диске осталась глубокая царапина от ножа.
- CD-ROM её нормально крутил, - невозмутимо говорит Влад. Похоже, он находится где-то очень далеко и гораздо выше всего, что хоть отдалённо напоминает диски.
- Извини, я тебе новый принесу, - отвечаю я непонятно кому.