Через два дня состоялись похороны. Военный лагерь был свернут, так что ничто не мешало похоронной процессии. Моросил мелкий противный дождик, небо покрылось кляксами фиолетово-серых туч. Над городом повис траур.
Провожать королевского бастарда в последний путь, невзирая на дождь, вызвались едва ли не все жители Таунда. За мрачным катафалком - повозкой с впряженной шестеркой - унылой вереницей тянулись горожане, раскрыв над головами одинаковые черные зонты. Пэйны, как привилегированные особы, шли ближе всех к повозке. Сомнительная привилегия, но тем не менее. Чарли остался под присмотром Логана в часовне, так как был еще слишком слаб, а Астри шаркала по мокрой мощёной улице и втайне завидовала ему: присутствовать на похоронах ей совсем не хотелось. Льелл шел по правую руку от нее, галантно, но несколько небрежно держа над головой Астриэн зонтик. Рядом, казалось, не на шутку опечаленный произошедшим, вышагивал Эспен. Остальные пэйны выстроились чуть поодаль. Грэйс ван Дир счёл за лучшее на кладбище не приходить.
Оркестр в хвосте процессии исполнял возвышенный, чрезмерно торжественный и удручающе тяжеловесный марш Федельера. Исполняемый в только особенных случаях, он нагонял тоску даже на усопших. Создавалось впечатление, что погибший вот-вот встанет, извинится и уйдет, преисполненный чувства вины за то, что присутствующим пришлось слушать это.
На кладбище было еще более уныло. Место, которое должно нагонять ужас или по крайней мере трепет, не вызывало ничего, кроме угнетающей тоски. Влажная рыжая глина чавкала под подошвами, ветер срывал листья с чахлых деревьев, заброшенные и в большинстве своём заросшие сорняками могилы укоризненными холмиками косились на прибывших, в надежде, что смогут подвигнуть тех на визит к пристанищу усопших предков. К несчастью, народ был больше занят повседневными проблемами, коих и так хватало.
Гроб аккуратно выгрузили и поставили у заблаговременно выкопанной могилы. Женщины-плакальщицы, не сговариваясь, зашлись в рыданиях. Льелл неодобрительно покосился на них и прошептал, наклонившись к уху Астриэн:
- Интересно, сколько им заплатили? Судя по искренности их скорби - мало.
Астри хмыкнула и решила сменить тему.
- Даэрт приедет?
- О, ну что ты как ребенок, честное слово. Его королевское величество не снизойдет до этого.
- На кого ты нас покиии-нууу-ыыыл! Да что ж мы будем де-е-ла-ать...- вдохновенно тянула волынку плакальщица у самого уха. - Да как же таа-а-ак...
- Да замолчи ты...- раздраженно отмахнулся Льелл.
Над кладбищем повисла тишина. Рыдающие женщины замолкли. Даже мальчишки, отковыривавшие гипсовые лепестки у гипсовых роз в руках гипсового же ангела, затихли. Льелл продолжал невозмутимо что-то рассказывать Астри. Положение спас священник, очень кстати вспомнивший о своих обязанностях:
- И пусть боги помилуют и судят его по всей справедливости Высшего суда, и да будет суд тот милосерден...
Всё постепенно вернулось на круги своя. Гроб аккуратно опустили в яму и каждый из присутствующих, имевший к погибшему хоть какое-то отношение, бросил горсть земли сверху. Сюда приехали еще несколько дней назад его близкие друзья и даже, по слухам, мать - но, будучи никому неизвестной, она осталась инкогнито.
В момент, когда на крышку гроба упала первая пригоршня глины, раздалось хриплое конское ржание. Три лошади - уставшие, загнанные, в мыле,- резко затормозили. И, как и тогда, у линии обороны, по толпе прокатилась волна шепота, плавно перераставшая в возгласы: "Даэрт! Да здравствует король!" Вот только здесь, на кладбище, среди тоски и безмолвия, эти выкрики звучали жутким, карикатурным фарсом. Плакальщицы не упускали шанса.
- Да на ко-го ж ты на-а-а-ас..
- Замолчи, женщина. - раздраженно рыкнул Даэрт. Плакальщица утерла подолом платья нос, напоследок шмыгнула им и гордо удалилась, окончательно разочаровавшись в человечестве.
Столпившиеся у могилы скорбящие почтительно расступились, уступив дорогу королю. Он спешился и приблизился к краешку ямы. Взял горстку земли и бросил на крышку гроба. Немногие, стоявшие достаточно близко к королю, смогли расслышать, как он проговорил негромко:
- Прости меня, Тьен. Так будет лучше.
По толпе прокатилась новая волна перешептываний, однако Даэрт ничего не заметил, или, вернее, счел за лучшее ничего не заметить. Молния ударила в бубен грома, и тот отозвался низким трескучим грохотом. Небожители с воскресшим энтузиазмом принялись лить на землю дождь вёдрами.
- Нам здесь больше делать нечего. Пойдем отсюда. - Льелл, пользуясь моментом, подхватил под руки Астриэн и брата и направился в сторону часовни.
- Но Льелл... - пытался, было, возражать Эспен, но его никто не слушал, а Астриэн и сама была рада возможности покинуть эту затянувшуюся и в крайней степени печальную церемонию. Остальные пэйны последовали их примеру.
До часовни они добрались меньше, чем за четверть часа, однако у входа в священное место остановились в нерешительности. Отношение пэйнов к религии можно было бы описать очень многими интересными словами, но, к несчастью, ни одно из них не принято употреблять в приличном обществе. По сути своей, пэйны сами являлись предметом поклонения, и, как всякие "власть имущие", недолюбливали конкурентов. Удивительное дело - сами боги, кажется, благоволили к самоуверенным выскочкам. Однако чародеи предпочитали не рисковать.
- Ну что, зайдем? - неуверенно предложил Эспен.
Пэйны - а из них, как выяснилось, остались только Гильта и Льелл с Астри, остальные как-то сами по себе отсеялись по дороге - не проявили должной решительности.
- Вперед, Эспен! - воодушевленно воскликнула Гильта. - Я в тебя верю.
- Да, Эспен, вперёд, - поддержал её Льелл.
- Ну уж нет. Святотатство - это по твоей части.
- Да хватит уже, в самом деле! - не выдержала Астриэн и первой переступила порог часовни. - Вы идете?
Увидев, что чародейка не спешит рассыпаться в прах или покрываться гнойными язвами, маги осмелели.
Льелл последовал за ней. Остальные, чуть помедлив, пошли следом.
В часовне было сумрачно - лучи солнца, скрытого за завесой туч, не проникали сюда. Помещение тускло освещалось мерцающим светом дрожащего пламени свечей. Высокий, сводчатый потолок был расписан изображениями восьми богов и девятого, безликого. Девятый традиционно обозначался темным силуэтом человека в капюшоне, и, по преданию, являлся противовесным богом, уравновешивавшим всех остальных. Пол был покрыт квадратиками мрамора, на каждом из которых изображалась какая-нибудь сцена из Летописи Вечно Живых. Астриэн никогда не видела ни подобных рисунков, ни самой летописи. Зато Эспен, проведя немало часов за изучением науки (то есть её зачатков), религии (то есть её останков), искусства ( то есть того, что за него выдавали), и прочих блюд в меню духовной пищи Анканора, сразу узнал рисунки. Летопись Вечно Живых была огромным, внушительным многотомником мифов о богах и их жертвах. Вероятно, сами демиурги пребывали от сего творения в замешательстве, граничащем с кромешным ужасом. Астри принялась с любопытством разглядывать плиты на полу и фрески на стенах, а Эспен изредка давал какие-то пояснения. Льелл и Гильта, являвшиеся убежденными атеистами, только посмеивались, глядя на своих спутников.
- Кто здесь? - раздался вдруг срывающийся голос монастырского послушника, осторожно выглянувшего из-за небольшой дверцы.
Льелл резко повернулся на звук и рефлекторно положил ладонь на рукоять меча.
- А, это ты, Край... Скажи Логану, что мы пришли за Чарли.
- Мы пришли за Чарли? - удивилась Астриэн.
- Нет, за благословением. - ядовито процедил Льелл. - Конечно, за Чарли!
Послушник, названный Краем (на самом деле - Райвэ, но кого это волнует?), взял на себя смелость разрядить обстановку.
- Так вы к отцу Логану? Замечательно! Я отведу вас к нему.
Как с удивлением выяснила спустя полчаса Астри, из часовни можно было попасть в любую точку города и даже за его пределы. Благодаря многолетнему труду городских властей, с часовни начинался огромный, запутанный лабиринт подземных коридоров - на случай, если город осаждают, и жители вынуждены покинуть Таунд. Не составило никакого труда пробраться через подземелья и к храму, практически к двери самой кельи Логана Бригеля. Райвэ вытолкнул наружу аккуратно вырезанную в полу дверцу, и, затушив взятый по пути факел, первым выбрался на поверхность, затем подал руку Гильте и Астриэн и терпеливо подождал остальных.
Пэйны с интересом огляделись. Они оказались на первом этаже Таундского монастыря, посреди тускло освещенного коридора. Вдоль стен были развешаны канделябры со свечами, на деревянном темном полу, у входа в келью - маленький желтый коврик. Льелл постучал в дверцу, и она тут же отворилась.
- Заходите, - произнес Логан, не поворачиваясь.
Он сидел к ним спиной, на краю простенький деревянной кроватки, склонившись над лежащим - по всей видимости, Чарли. В углу, подобрав ноги под себя, расположился Грэйс Ван Дир.
Пэйны вошли внутрь. Гильта категорически отказалась заходить, аргументировав это тем, что "Там и без меня тесно". В келье, и правда, яблоку негде было упасть. Крошечно окошко, кровать, тумбочка, ковер на полу, девять икон - вот и вся обстановка.
- Как вы здесь живете? - не выдержала Астри.
- Поодиночке, - отозвался Логан.
Эспен, не тратя зря времени, принялся осматривать Чарли. Пульс, самочувствие, температура тела - кажется, все было в норме.
- Поразительное везение.
- Это не везение, Эспен. Грэйс Ван Дир принес какую-то чудодейственную мазь, и рана почти сразу затянулась, - возразил Логан.
Астриэн принялась тормошить лежащего, пытаясь привести его в чувства. Чарли проснулся и увидел склонившуюся над собой рыжую макушку.
- Это становится доброй традицией,- он невесело хмыкнул.
- Как ты чувствуешь себя, Чарли?
- Хорошо, Астриэн. Как будто я как следует выспался в выходной. Можно мне уже уйти отсюда?
Грэйс, до этого молчавший, вдруг подал голос.
- Насколько я знаком с действием лекарства, сейчас ты способен выдержать двадцатимильную пробежку, по пути оседлать на скаку коня и сжечь пару деревень.
Льелл заинтересованно повертел в руках баночку с зеленовато-белой мазью, стоявшей на прикроватном столике. У мази оказался приятный пряно-имбирный запах.
- Скажи-ка мне, эльф, если это вещество такое чудотворное, отчего вы его не продаете?
- То, что продается, всегда обесценивается. Лесной народ не торгует знаниями, - гордо вскинув голову, ответствовал Грэйс Ван Дир.
- Ну-ну. Зато торгует эльфками. - ухмыльнулся Льелл
- Да как ты...- вскинулся эльф, выхватывая клинок из ножен. Это существо, будь оно хоть трижды благородным и сильным, перешло все границы допустимого.
- Хочешь поспорить со мной? - маг сверкнул глазами и криво улыбнулся.- Вперед, листоухий. Нападай.
И эльф напал. Льелл играючи блокировал выпад, затем нанес несильный, практически дружеский удар рукоятью по затылку. Выпад-блок. Неудачный выпад. Противники ходили по кругу, примериваясь друг к другу, обменивались хищными взглядами, готовые каждую минуту накинуться на оппонента. На стенах прыгали их заострившиеся тени. Окружающие, казалось, замерли, невольно залюбовавшись этой сценой. Льелл, несомненно, был более силен, но уступал эльфу в маневренности. И, кроме того, Грэйс был взбешён, а его оппонент скорее принимал происходящее за забавную игру. Так что в конечном итоге маг оказался прижатым к стене и нервно сглатывал, глядя на несколько сантиметров превосходной анканорской стали у его горла.
- Проси прощения, маг! - прошипел Грэйс Ван Дир. В сине-зеленых глазах плескалась ярость.
- И не подумаю, - несмотря на сбившееся дыхание, Льелл умудрялся выглядеть насмешливым.
- Ты хоть во что-то ставишь собственную жизнь?! - он задохнулся от возмущения, смешанного с восторгом.
- С чего бы это?
Маг улыбался криво и печально. Эльф бессильно опустил оружие. Пэйны и Логан, словно по невидимому жесту режиссера, хором выдохнули с облегчением. Первым обрел дар речи Эспен:
- Да что вы, из ума выжили оба? Нашли место и время выяснять отношения!
- Успокойся, братишка, - подмигнул Льелл. - Всё в порядке.
Чарли, до этого молчавший, неожиданно приподнялся на локтях и достал из-под подушки некий светло-коричневый, цвета заварки, конверт со сломанной печатью и протянул его Льеллу.
- Посол из Варгарда отбыл несколько часов назад. Просил передать.
Некромант распечатал конверт и принялся читать, то и дело щурясь - освещение в келье было ни к гэйлу.
- Что это? - полюбопытствовала Астриэн.
- Письмо из дружественного клана, что же еще. Смотри-ка, они просят помощи. Беспорядок в стране не выгоден никакому из орденов. Просят найти настоящего наследника престола Варгарда, раз уж Тьен обречен. Якобы он, наследник, скрывается где-то в Анканоре. Обещают деньги, благодарность, несколько ценных фолиантов из закрытого раздела их библиотеки и прочие радости жизни. Добавляют несколько версий того, где он может находиться. Замечательно, мы согласны.
Эспен нахмурился.
- А нашего мнения ты спросить не хочешь?
- И не подумаю. Вы просто пойдете со мной, и не будете доставлять мне неприятностей, так ведь?
Льелл был из числа тех людей, которые даже с секирой наперевес способны производить хорошее впечатление и манипулировать людьми. Впрочем, с секирой это у всех получается.
- А у нас есть выбор? - Чарли слез с кровати и попробовал размяться. Приятно хрустнули суставы. Ролевик чувствовал себя готовым встретиться с воображаемой опасностью лицом к лицу. Или лицом к морде, смотря чем эта самая опасность окажется.
- Надеюсь, это риторический вопрос. Мы отправляемся завтра утром. Есть в этом городе приличная ночлежка?
Астриэн прокашлялась.
- Ну, я знаю одну...
- Отлично!
Интермедия Љ2. Льелл Таэльский, некромант, магистр ордена пэйнов
Я никогда не думаю о смерти.
Пусть это звучит, как девиз юноши-оруженосца, одержимого завышенным самомнением и жаждой подвигов, мне, в общем-то, всё равно. Логан, этот многоумный пастырь, говорит, что мы просто не верим в смерть. Ложь. Мы верим в смерть чувств, веры в лучшее, в смерть разума, в конце концов. В смерть тела - когда оно несколько раз конвульсивно вздрагивает после удара твоего клинка, а потом забавно съеживается и замирает. Навсегда замирает, и ты понимаешь, что ничего особенного не произошло: ты всего-навсего убил человека. Не во имя какой-то великой цели или долга, а просто потому, что так было нужно. Вот он выкрикивает что-то в твой адрес, может быть, смеется или угрожает, это неважно, а вот - его уже нет.
И это не так страшно, как хотелось бы.
Временами я действительно ищу страх, пытаюсь найти что-то, что вызвало бы во мне ужас или отторжение, но... не нахожу. Я лезу в самую гущу событий, стараясь быть везде и всюду, где только возможно существование страха человеческого, ищу что-то сильнее, ужаснее, могущественнее, отвратительнее меня - и не нахожу. Пряха-судьба, словно в насмешку, словно нарочно благоволит мне, и я целым выбираюсь из мест настолько жутких, что поговаривают, будто я подписал договор с самим Безликим... Наглая ложь - полагаю, и сам Безликий не настолько везуч.
Война с Варгардом. Да нет же, не война, а так - стычка, трактирная перебранка, базарная ругань, и только. Но, с удивлением вынужден заметить, она всколыхнула во мне какое-то давно покрывшееся коркой чувство. Этот мальчик, Тьен, пытавшийся заслужить одобрение отца... Есть у нас с ним что-то общее. Вот только мои родители давно отбыли в покои Слепого. И, подумайте только, я жалею об этом.
О том, что не увидел их вовремя.
О тысяче вещей, которых я им не сказал.
Но какое это имеет значение?
Для меня - никакого, а значит, и для остальных тоже. Я видел лица солдат, гибнувших на этой короткой и бессмысленной войне - даже самые слабые мальчишки-самоучки шли в бой с огнем в глазах, казалось, они действительно верили, что защищают свой дом. И я завидовал солдатам.
Им было, что терять.
Мне нечего терять, кроме брата, а Эспен способен позаботиться о себе сам. Нам предстоит долгое путешествие, и, кто знает, возможно - совершенно бессмысленное. Маленькая рыжая девица и её друг-иномирец - не самые лучшие попутчики, но я не слишком-то рассчитываю на их помощь.
Драка с эльфом была секундным импульсом, прихотью, забавой, призванной судьбой с одной целью - еще раз убедить в том, что страха мне испытать не дано. Счастливый, счастливый, бесконечно счастливый остроухий глупец - ему есть, что терять, есть, чего бояться. Он боялся меня, и это было прекрасно. Мне безразличен он, как и любой другой мой противник, и безразлично, встретимся ли мы еще раз. Я завидую ему, как и любому другому существу, привязанному хоть к чему-то.
Я иду вперед, сквозь туман времен, ища что-то, что было бы страшно терять.