Аннотация: Часть 3, гл 10-14. Люк Куртуа рассказывает о себе. Выясняется, что он выполнял работу "негра" на портрете Луизы де Лавальер.Шарль-Анри де Суайекур вспоминает свою стычку с братом Луизы, Жаном де Лавальером. Пирушка продолжается...
ЭПИЗОД 10. СВОБОДНЫЙ ХУДОЖНИК.
10. Люк и Луизетта.
11. Люк и Луиза.
12. Роза и крест.
13. Возвращение Короля.
14. В которой Пираты Короля-Солнца загадывают желания.
10.ЛЮК И ЛУИЗЕТТА.
Вскоре после ухода Рауля и Гримо Люк и Гугенот присоединились к пирующим Пиратам. Вице-Король Серж, взгромоздившись на бочку, восседал там по-турецки.
-О недостойные! - заявил Серж, - Вы оскорбили мое августейшее земное величество своим опозданием на наш пир! Вы оскорбили и Небеса - самого Бога вина и веселья, сиречь Бахуса!
-Или Диониса, - сказал де Невиль, - то есть, Дионисия.
-То есть святого Дениса! - грозно нахмурил брови Серж, - Отвечайте, что вы можете сказать в свое оправдание?
-Мы и не думали оскорбить ни святейшего пьянейшего Бахуса, ни Дионисия, ни - Боже упаси от такого кощунства! - Святого Дениса! - кротко сказал Люк, - Мы их уважаем.
-Мы их боготворим, - добавил Гугенот.
-Господа Пираты! - обратился Серж к присутствующим, - Виновны ли эти люди в оскорблении Небесного величества?
-Не виновны! - хором ответили желторотые.
-А что вы скажете в ответ на мое первое обвинение? - тоном деспота продолжал Серж.
-То же, что и насчет Небесного величества - мы тебя уважаем, Серж, - сказал Гугенот, - Но, правда, чуть поменьше, чем Святого Дениса.
-Подождите, это еще не все! Как вы оправдаетесь на мое обвинение в дезертирстве? С поля боя, вернее, с мессы Бахуса?
Принимая правила игры, Люк и Гугенот бухнулись на колени перед бочкой, пали ниц и возопили:
-Помилования, государь!
-Вы знаете, нечестивцы, что оскорбление небесного и земного величества карается смертью?
Жюль и Шарль-Анри, уже знакомые с агуардьенте, хихикнули, заметив, как исказились лица "преступников'' и поспешно пододвинули к ним блюдо с ветчиной.
-Вы просто тиран, сир! - сказал Люк, - Это слишком даже для Пиратов.
Серж восседал на бочке и посмеивался.
-И вообще, сир, вы очень напоминаете короля Тюнов, бродяг со Двора Чудес, - продолжал слегка опъяневший Люк, - Его так и рисуют - на бочке.
-Потерпите немного, - сказал Оливье, - Власть этого тирана недолговечна.
-Мы его свергнем. Устроим революцию.
-Нет-нет, обойдемся без революций. Просто этот жестокий временщик - не настоящий король.
-Самозванец! Долой!
-Вице-король, и всего лишь.
-А куда вы дели настоящего Короля, Пираты?
-Его Величество сейчас пожалует. Правление нашего прежнего Короля было более... мягким. Мы утоляли жажду добрым вином. А что мы пили?
-Малагу мы пили, - сказал Оливье, - Это сначала. А потом, что придется. Но я, как министр,... вернее, магистр...не рассчитал аппетиты этих господ. Мы пьяные...
-В хлам! - важно кивнул вице-король и соскочил с бочки, - Буду ближе к народу. А вы тверезые. Непорядок!
-Уже не тверезые, - заявил Люк, - Уже хмельные. Я слышу пение сирен в морских глубинах!
-Мы тебя привяжем к мачте, как Одиссея! - пригрозил вице-король.
-Сразу видно, деспот! И министр у вас под стать. Одна надежда на Гвардию.
-Мое дело следить, чтобы у всех была выпивка, - сказал Оливье, - Продолжим?
-Только не агуардьенте, - поморщился Люк.
-Неженка, - усмехнулся Серж, - К счастью, есть еще вино. Я знал, что вам мало будет. Агуардьенте пока побережем. А чтобы нам не скучно было пить, наш художник расскажет о себе. А мы послушаем.
-Что вам рассказать? - спросил Люк, - Я много путешествовал, лет с двенадцати, а то и раньше. Сначала по Италии, потом по всей Европе.
-Ваш отец тоже художник? - спросил Серж.
-Был, - поправил Люк, - Он умер три года назад. Отец был очень хорошим художником. Мне далеко до моего родителя. Но, кажется, все-таки период моего ученичества окончился, и я выбираюсь на самостоятельную дорогу. Раньше я больше копировал. И помогал отцу писать картины, делать витражи, гравюры, ксилографии.
-Так ваш родитель специалист широкого профиля, - заметил Серж.
-О да! - сказал Люк, - В юности отец был учеником самого Рубенса. И потом они не раз встречались.
-А когда именно? - спросил вице-король.
-Еще при Генрихе IV. Когда Рубенс писал Марию Медичи для Люксембургского дворца.
-Куртуа - это фамилия или псевдоним? - опять спросил Серж.
-Молодой граф де Фуа полагает, что человек без ''де" перед фамилией недостоин общества Пиратов Короля-Солнца? - гордо спросил Люк.
-Нет. Ваш талант, Люк, уравнивает вас с нами, - сказал вице-король.
-И даже ставит выше нас,- заметил Гугенот.
-А спросил я вас вот почему....В нашей семье был такой - Бертран де Фуа. Но как раз в те времена, о которых вы говорите, он куда-то исчез - как в воду канул. Я интересовался этим загадочным Бертраном, но так ничего и не узнал.
Гугенот пристально посмотрел на Люка. Люк остался спокойным.
-А почему вас так интересует судьба Бертрана де Фуа? - спросил Люк.
-Потому что мой дядюшка, мазаринский прихвостень, подлейшим образом отнял у меня наследство. Бертран был старший, он мог заявить о своих правах. Если не он сам, то его дети. Правда, имея на руках мое заявление и деньги, дядюшка провел дело через всяких стряпчих, людей Мазарини, конечно, и тем кое-что перепало - и парламент утвердил его в правах. Но я не сдался. У меня есть толковый малый - адвокат Фрике, он начнет контр-процесс. После войны, разумеется.
-Я только не понял, зачем вы подписали заявление, которое требовал ваш алчный дядюшка?
-Я был пленник, точнее, мятежник, еще точнее, фрондер. А дядюшка - роялист, точнее, мазаринист. Это было время борьбы Конде с Мазарини. Мне угрожала смертная казнь. Правда, я надеялся, что заявление, подписанное под угрозой виселицы, сочтут недействительным, но парламентарии поступили так, как хотел кардинал. Там, кажется, и Фуке был замешан. Вот почему я хотел найти своих родственников. Уж лучше пусть им досталось бы наследство графов де Фуа, чем этому мародеру!
-Это точно! - закивал де Линьет, - У нас тоже зуб на вашего дядюшку. Господин де Фуа, моя сестра-близняшка - графиня де Фуа, представляете?
-То-то мне ваше лицо показалось знакомым, - заметил Серж, - Но у очаровательной графини нет усов, как у вас, виконт. Она, наверно, очень несчастна с таким монстром?
-Перестаньте! - сказал Оливье, - Я избавлю молодую графиню от мужа-монстра. Тогда и разберетесь со своими родственными связями. Серж, больше не пей агуардьенте. Разговор о генерале де Фуа заведет нас очень далеко. Мы допьемся до того, что последуют пьяные исповеди. Как магистр пьянки, я требую изменить тему. Пусть лучше Люк, господин Люк, если угодно, рассказывает о своем творчестве. Вы не умеете руководить подобной беседой, Ваше Пиратское вице-величество! Вот Рауль, я хочу сказать, Король Пиратов, очень ловко направлял беседу на нужные темы.
-А о чем вы говорили, пока нас не было?
-О пиратах мы говорили, - сказал де Линьет.
-И очень мрачно острил Пиратский Король, - заметил Серж, - Но я с тобой согласен. Итак, господа Пираты, джин-тльмены удачи, задавайте вопросы господину Люку.
-Можно я? - спросил де Линьет, - Скажите, господин Люк, вы писали женщин... обнаженных? - добавил он, покраснев.
-Наивный вопрос! - сказал Люк, - Впервые обнаженную модель я писал в возрасте нашего барабанщика.
-Так рано? - удивился де Линьет, - И она была вашей любовницей?
-Да нет же, - искренне сказал Люк, - Я даже не испытывал к ней вожделение. Меня больше интересовали рефлексы, светотени... пластическая анатомия.
-Так выпьем же за рефлексы и светотени! - предложил Оливье, - И, конечно, за обнаженных женщин! Представляете, какие рефлексы и светотени у пылких магометанок!
-Не искушайте меня, - сказал Люк, - Говорят, Коран запрещает изображение людей вообще, а обнаженных женщин тем более.
-Не только Коран, господин Люк, а и святейшая инквизиция запрещает писать обнаженных женщин.
-И те и те, по-моему, варвары и не понимают красоту, - заметил свободный художник.
-Да он еретик, - сказал вице-король.
-Не надо так шутить, господин де Фуа. Я художник. Я уважаю вашу профессию, извольте уважать мою!
-Продолжайте - и не обижайтесь. Я пошутил. Тема беседы очень приятная.
-Еще я копировал картину великого Веччелио Тициана ''Любовь Земная и Небесная''. Вы видели эту картину? Я ее обожаю. Любовь Земная изображена в образе прекрасной обнаженной девушки, а Небесная - ее символизирует дама в платье Эпохи Возрождения. Но моделью служила одна и та же натурщица.
-Помню, помню! - сказал Шарль-Анри, - Я видел литографию по этой картине Тициана у герцогини де Шеврез.
-Литографию делал мой отец, он был знаком с герцогиней, - заметил Люк, - А я сам сохранил только маленькую копию знаменитой картины. И то не в цвете, а сангиной. Если интересно, могу потом показать.
-Это весь ваш опыт изображения обнаженной натуры?
-Нас не очень-то приветливо встретил Париж. Отец был очень гордый и ни за что не снижал цену за свои картины. А унижаться перед богатыми заказчиками отец не мог. Такой уж человек был Бертран Куртуа по прозвищу Маэстро. Ниша оказалась занятой пробивными бездарями. Если я буду продолжать на эту тему, я разревусь как девчонка. Барон де Невиль прав - пьяная исповедь никому не нужна. Я пропускаю годы нищеты и одиночества и перехожу к тому дню, когда мне удалось спихнуть один заказ богатенькому буржуа. На радостях я устроил себе пир, а потом решил нанять натурщицу. Но я был гордец и дикарь, и знать не знал, где мои собратья находят натурщиц. Дальше уже забавно. Я очень хорошо знал, где гуляют ''веселые девицы''. Чувствуя себя в состоянии купить любую из них, я, однако, искал модель помоложе и помиловидней. Возле Ратуши я приметил смазливенькую девчонку, весьма изящную, с длинными светлыми волосами.
-Я знаю, о ком ты говоришь, - сказал Серж, - Это малютка Луизетта.
-Она самая, - ответил Люк.
-Девчонка в постели просто чертенок, - пробормотал Оливье, - Такие штуки выделывает!
Желторотые насторожились и, похоже, заинтересовались.
-Но когда этот чертенок понял, что я от нее хочу, она заломила такую цену, что я потерял дар речи.
-Маленькая хищница! - засмеялся Серж, - Как же она это объяснила?
-У моей модели в голове такая каша! Позировать художнику обнаженной она считает грехом, а отдаваться мужчине за деньги - работой. Представляете? Кроме того, пояснила девица, любовная игра не занимает столько времени, сколько сеанс живописи. Но все-таки я ее уговорил. Мне эти деньги достались тяжким трудом, но, хотя Луизетта меня бессовестно обобрала, и ей не повезло. Ее сожитель отобрал почти весь заработок бедной моей натурщицы. Потом я как-то бродил возле церкви на Гревской площади и опять встретил мою натурщицу. Она была на мели, я тоже. Но девушка оказалась великодушной и позировала мне бесплатно. У этих падших созданий иногда бывают порывы бескорыстия. И...что, может, не следовало говорить ...если после первого сеанса у меня ничего с ней не было, то, что должно было случиться ранее... свершилось.
-Я думал... художники и натурщицы... всегда... это самое...
-Не всегда, господин де Линьет, не всегда, - сказал Люк, - Живопись так затягивает, что уже не до женщин. А в тот вечер я как раз что-то разленился, и работать не очень хотелось. Освещение было не то, я сделал рисунок углем, но до масла не дошло.
-У вас было мало белил!
-Вы правы, господин Гугенот. У меня их тогда вообще не было. А писать обнаженку без белил просто немыслимо. Как стрелять невозможно, не имея пороха. Кажется, у бедной девушки были неприятности с ее сожителем из-за меня. Тогда я ничего не знал об этом. Она рассказала позже. Я считал, что малютка раскаялась в том, что обобрала бедного художника и решила со мной рассчитаться по-честному. Эх, малютка Луизетта! Как-то она там?
-Так выпьем же за Луизетту! - предложил Серж.
Желторотые переглянулись, но все-таки присоединились к тосту Пиратов.
11. ЛЮК И ЛУИЗА.
-А теперь поведайте нам, господин художник, как вас угораздило затесаться в нашу пиратскую компанию, - сказал вице-король.
-Господин де Фуа, Ваше Пиратское вице-величество! Не было бы счастья, да несчастье помогло! - улыбнулся Люк, - Я познакомился с вашим Пиратским Королем, то есть, с господином де Бражелоном и впился в него как клещ, умоляя представить меня господину де Бофору. И получил заказ. Очень интересный!
-От герцога? - спросил де Линьет, - Может, вы писали мадемуазель де Бофор? Но, конечно, в платье.
-Дочь Бофора я не писал. И не так быстро, сударь. Заказ я получил от виконта.
-Что же он заказал вам, Люк? - насторожился Оливье.
-Портрет.
-Чей?
-Молодой особы.
-Мадемуазель де Лавальер в обнаженном виде, - хмыкнул Оливье.
-Твое счастье, что Рауль этого не слышит, - сказал Серж, - От таких версий барона де Невиля я начинаю трезветь.
-Простите, - сказал Люк, - О м-ль Лавальер и речи не было. Я писал совсем другую девушку, и вовсе не в обнаженном виде.
-Я только предположил, - сказал Оливье.
-Что же до Лавальер, то я видел ее изображение у виконта. Пастель, небольшого формата, примерно 22 на 30. Довольно милый рисунок для молодой девицы. Но я раскритиковал автопортрет мадемуазель, после чего владелец сего произведения предал его сожжению. Как когда-то мрачный Савонаролла сжигал произведения искусства во Флоренции.
-Отлично! - сказал Оливье, потирая руки, - Не оправдываю Савонароллу, но полагаю, что это прогресс!
-Что прогресс, не понял? Аутодафе, устроенное Савонароллой?
-Аутодафе, устроенное Раулем.
-А кто модель вашего портрета? - спросил Серж, - Новая возлюбленная нашего Пиратского Короля? Дай-то Бог!
-Близко даже нет. Молоденькая гризетка, продавщица цветов. Юная Розочка, подружка его слуги Оливена.
-Портрет гризетки для слуги - маслом на холсте?! - пожал плечами Серж, - Что Рауль, совсем сбрендил?
-У господ свои причуды, - усмехнулся Люк.
Он не собирался говорить своим собутыльникам о том, что лукавую миловидную мордашку Розы обрамлял фон ''королевского'' портрета Лавальер. Но Пираты слово за слово выпытали у Люка тайну портрета и встревожились.
-Но позвольте, - сказал Оливье, - Значит, вы причастны к созданию того таинственного ''королевского'' портрета м-ль де Лавальер, который заперт в ''святая святых'' квартиры де Сент-Эньяна, и о котором ходило столько слухов при Дворе?
-Я выполнял работу негра, - скромно сказал Люк, - Меня держали в какой-то комнатенке во дворце, приходил какой-то ушлый молодой человек по имени Маликорн, меня проводили с завязанными глазами в аппартаменты де Сент-Эньяна, и я писал фон. А художник, автор картины, работал с живой натурой, то бишь с Луизой де Лавальер.
-С обнаженной натурой, - проворчал Оливье.
-Вовсе нет, с чего вы взяли, барон? На портрете Луиза де Лавальер была в серебристом платье, а вовсе не в обнаженном виде! Я готов присягнуть, что это так! Я готов на Евангелии поклясться. Впрочем, я и платье писал: для меня они манекен приносили, а на манекене точь в точь такое же платье. Это чтобы не утомлять натуру. А сам Миньяр, придворная знаменитость, писал только лицо и руки Луизы. Работать приходилось порой и по ночам, то, что можно писать при искусственном освещении - Сент-Эньян торопил меня, а его торопил король. Подарок на день рождения мадемуазель.
-В таком случае, если вы по ночам работали над портретом, выходит, они отсутствовали в квартире Сент-Эньяна. Алиби, господа! И вот свидетель - Люк Куртуа.
-Разве вы не знали, что на портрете Луиза в красивом серебристом платье и вокруг цветы?
-Да никто из нас не видел королевский портрет.
-А кто видел-то? Сама Лавальер, король и де Сент-Эньян. А потом Рауль и принцесса Генриетта.
-Вы всех перечислили, господа Пираты: модель, заказчика, наперстника, соперника заказчика и соперницу модели, но забыли художника и негра, - заметил Люк.
-Черт возьми, простите, господин Люк. Не обижайтесь и поймите, что мы этой историей интересуемся не из простого любопытства. Наши юные друзья понимают и не проболтаются, не так ли?
-Понимаем, - сказал Шарль-Анри, - Но, как и ваш Двор, мы, услышав эту историю, решили, что портрет был какой-то неприличный...Словом, как заметил господин де Невиль, натура была обнаженной. Иначе с чего бы тогда виконту вызывать на дуэль г-на де Сент-Эньяна?
-И я по простоте душевной решил, было, что юная дева Лавальер была изображена
в... естественном виде, - сказал Оливье, - Вроде как Диана де Пуатье в замке Фонтенбло или, там же
две красотки в ванне - Габриэль Д'Эстре с сестрицей.* А, если она в серебристом платье - из-за чего с ума сходить?
* Картина под названием " Диана на охоте" является портретом Дианы де Пуатье, герцогини де Валантинуа и любовницы Генриха II. Король, безумно влюбленный, беспрестанно требовал от своих
художников картин с изображением богини охоты Дианы и... желательно, в обнаженном виде.
Создатель картины - Антуан Карон / 1521-1599/. " Габиэлла Д'Эстре и ее сестра" - популярнейший сюжет эпохи - туалет дамы. Придавал портрету оттенок легкой эротики. Самым модным портретистом того времени был Франсуа Клуэ. Картины из королевской резиденции в Фонтенбло.
-Обычно пираты лишали девиц невинности, мы же, напротив, восстанавливаем невинность этой молодой особы. Я, впрочем, и раньше был уверен в этом, - заметил Гугенот.
-Замолчите лучше и никогда не произносите ее имя при Рауле, - сказал Серж, - Король никому ее не отдаст. И сейчас уже не имеет значения, спит Людовик с Лавальер или нет. Не имеет значения, в каком виде была изображена Лавальер на том портрете. Проехали, ясно?
-Не совсем, - сказал Шарль-Анри, - Утверждая столь категорично, что мадемуазель де Лавальер особа добродетельная / а я, признаться, узнав известную вам историю, считал ее самой обыкновенной придворной шлюхой / вы, господин де Монваллан, вносите сумятицу в мою доселе спокойную душу.
-Как так? - спросил Гугенот, - Вы-то тут при чем?
-Вот при чем, - сказал Шарль-Анри, - Я дрался с ее братом, Жаном де Лавальером. Правда, нас разняли. Преподаватели.
-Где? - спросил Гугенот, - Вот, Пираты, у нас растет достойная смена. Кто кого вызвал?
-Жан меня вызвал. Дело было так. Граф Д'Аржантейль, наш полковник, с Бофором и пышной свитой заявился в Блуа, где ваш покорный слуга учился в коллеже. Герцог куда-то смылся по своим делам, а я, проведав, что начинается такая интересная заваруха, решил сбежать на войну. Сказано - сделано. Графу я приглянулся. Короче, меня записали. Я и давай хвастаться перед Жаном. Жан тоже решил на войну податься. Граф сначала проникся, но, узнав его имя, отказал. Жан заявил, что будет ждать Бофора. Вскоре и Бофор явился. Помнится, был вечер, уже почти ночь. Бофор спросил, что мы хотим. Я-то свое дело уже уладил, и только сопровождал Жана. Вместе удобнее перелезать через стену коллежа. Мы часто удирали от святых отцов, но это между прочим. А Бофор сначала тоже склонился к тому, чтобы взять Жана на войну. Как только Жан назвал свою фамилию, герцог переглянулся с полковником. ''Лавальер?" - "Лавальер!'' Я-то понимал их переглядки, но ребята в коллеже скрывали от маркиза всю эту историю. Кому приятно узнать, что твоя сестра - шлюха, что она нарушила клятву, данную жениху и вовсю трахается с Его Величеством? Прошу прощения, благородные господа, но именно в такой форме до воспитанников католического коллежа в Блуа дошли придворные слухи. Мы боялись за Жана, понимаете? Он в состоянии аффекта мог и сестру заколоть, и на короля поднять руку, и с моста в Сену кинуться.
-У вас же там Луара.
-Черт возьми! Но в Париже-то Сена!
-Не перебивайте! Пусть говорит!
-Словом, от Жана все тщательно скрывали. А Жанчик не знал, в чем дело и начал наседать на Бофора, точь в точь как твой Ролан. "На каком основании, - говорил Жан, - Вы мне отказываете, господин де Бофор? Вы что, сомневаетесь в моем происхождении? Я не какой-нибудь самозванец, я маркиз де Лавальер!"
-Вы еще очень молоды, маркиз, - сказал Бофор мягко.
-Но Шарль-Анри моложе меня на два месяца! - завопил Жан, - А его записали!
-Вы единственный сын, - промолвил полковник.
-Шарль-Анри тоже. А у меня еще сестра есть!
-Вот именно, сестра, - вздохнул герцог, - Короче - нет, я сказал.
-Вы относитесь ко мне предвзято, я же вижу! - опять закричал Жан, - Мне нет дела до того, какие у вас были разногласия с моим отцом в прошлом, но сейчас вы не имеете права мне отказывать! Что вам моя сестра? Луиза вот-вот выйдет замуж! Даже если со мною что-то и случится, мое имя может по личному указу Его Величества перейти к ее будущему ребенку. Я слышал, так делают в чрезвычайных случаях.
-Ваша сестра не выйдет замуж, - проговорил Бофор.
-Выйдет! - крикнул Жан, - Очень скоро! За виконта де Бражелона!
Бофор закатил глаза, а полковник выругался.
-Не морочьте мне голову, молодой человек, и возвращайтесь в свой коллеж.
-Я дойду до Его Величества Короля, - пригрозил Жан, - И добьюсь своего.
-Вот вам добрый совет напоследок - поезжайте лучше ко Двору Его Величества, - сказал полковник, - Пока Фортуна... - он закашлялся, -... благосклонна к представителям семейства Лавальер.
Бедный Жан так ничего и не понял. Мы вернулись в коллеж, перебрались через стену и, поскольку сумасшедший Жан собирался в Париж, я рассказал ему все, как мне передавали. И тогда Жан заявил: "Либо ты откажешься от своей клеветы, либо мы будем драться". Мы стали драться. Сбежались святые отцы. Меня выгнали из коллежа. Без треска. Я уже был не школяр, а гвардеец! А Жану ничего не было. Лавальер! Наши преподаватели тоже были в курсе. Тогда же Жан получил письмо из Парижа от сестры. Но в письме Луиза сообщала брату только о своем разрыве с виконтом, причем, по ее словам, именно он был инициатором разрыва. О короле она ничего не писала. А дальше я не знаю, что у них там было. Остался ли Жан доучиваться или поехал в Париж выяснять кто прав, кто виноват - мы, бывшие друзья, расстались очень холодно. Не скажу враждебно, но и не так тепло, как встречались обычно после летних каникул.
-А ты ему напиши, - посоветовал де Линьет.
-У меня и без Жана уйма корреспонденции, - заявил Шарль-Анри.
-Виконт прав, - заметил Гугенот, - Мальчишки упорствуют в заблуждениях, мужчины признают ошибки.
-А ведь пирушка организовывалась с тем, чтобы расслабиться и забыть о проблемах, - проговорил де Невиль, - Что-то мы затихли и носы повесили.
-Потому что давно не пили! - заметил Серж,- Как хотите, господа, но после откровений господина художника и нашего молодого волонтера не обойтись без агуардьенте. Опрокиньте - и сразу налегайте на ветчину. По полной - и вперед!
12. РОЗА И КРЕСТ.
Серж де Фуа хотел придать беседе легкий, непринужденный характер и не затрагивать тем опасных и печальных, но он внимательно посмотрел на напряженные лица собравшихся, и то ли он все-таки плохо контролировал себя, то ли поэт, влюбленный в прелестную и отважную дочь трусливого и вероломного Гастона Орлеанского взял верх над бесшабашным гулякой, но
вице-король сказал вполголоса:
-А знаете, мой юный друг, во всей этой истории самый несчастный не кто иной, как Жан де Лавальер. Если, конечно, он такой как мы, а не как они ...титулованные лакеи.
-Жан такой как мы, - горячо воскликнул Шарль-Анри, - И поверьте мне, господа, Жан был бы нам добрым товарищем! Жаль, очень жаль, что Жан не с нами. Он с детства мечтал о морских приключениях. Жан мне много чего рассказывал о тех временах!
-Тогда мне вдвойне жаль юного маркиза,- все так же меланхолически продолжал Серж, - Если он дорожит своей честью, если у него представление о чести рыцарское, в наше время архаичное, а не придворное, то титул ''брат фаворитки'' - этим все сказано. Потому ваш полковник и посоветовал Жану искать счастья не в опасных походах, а при Дворе Его Величества.
-Я, кажется, тебя понял, - сказал Оливье.
-А я не понял. Объясните провинциалу, - вызывающе сказал де Линьет, - Что вы хотите сказать, называя нашу честь, рыцарскую честь, архаичным - то есть устарелым понятием?
-Вы жили при Дворе? - спросил Оливье.
-Нет, сударь. Не выпало такой чести.
Оливье взвыл, а Серж мрачно усмехнулся.
-Не жили при Дворе, так и не поймете. Поговорите на эти темы с вашим младшим братом - он уже, похоже, понял разницу.
-Ролан еще ребенок, - сказал де Линьет, - Он грезит наяву, мечтая о славе.
-И герой его грез - доблестный рыцарь Жоффруа де Линьет. Не хмурьтесь, дорогой виконт, я не вышучиваю нашего барабанщика. В трудный момент Жоффруа, незримый и невидимый, придет на помощь и вам и Ролану. Это ваша сила. Вы можете совершать подвиги, мечтая быть достойными своего предка Жоффруа. А Жан, что бы он ни сделал, за его спиной останется шепот завистников и сплетников: ''брат фаворитки''. Даже если бы Жан совершил какой-нибудь блистательный подвиг, нашлась бы сволочь и сказала бы, что орден или звание, да любую награду, какую ни возьмите, Луиза заработала братцу в королевской постели. Вот что значит быть братом фаворитки, господа Пираты.
-Жан еще себя покажет, - сказал Шарль-Анри, - Вот увидите!
-Может, увидим, может, нет, - пожал плечами Серж, - Скорее всего, не увидим. Скорее всего, король не сегодня-завтра вызовет Жана ко Двору, а Двор, скорее всего, его обломает. И вы, вернувшись во Францию, чего я от всей души вам желаю, Шарль-Анри, не узнаете в придворном надушенном маркизе, или, быть может, герцоге, своего приятеля по коллежу, мечтавшего в детстве о морских путешествиях. Да какой мальчишка не мечтал об этом в детстве!
Оливье встал, вонзил свою шпагу в мачту на уровне полутора метров и выкопал из букета самую большую и пышную розу.
-Что это делает наш магистр? - спросил Люк.
-Sillence!* - прижал палец к губам Оливье,- Вы очень много болтаете, и очень много лишнего. Потом сами будете жалеть.
-Это у них еще Франция из головы не выветрилась. И Двор Короля, - усмехнулся Гугенот.
-Франция не должна выветриваться из головы! - закричал де Линьет, - Никогда!
-Да я не о том, уважаемый виконт, - сказал Гугенот, - Но Двор должен выветриться. Чем скорее, тем лучше для всех нас. Впрочем, чем дальше мы будем от Франции, тем больше наши разговоры будут приобретать восточный колорит.
-А розу эту,- сказал Оливье, - Я прикреплю к гарде моей шпаги. Вспоминайте древних римлян. Эти ребята умели пить! Взглянув на висящую над пиршественным столом розу, благородные патриции говорили себе: ''Стоп!'' и, как бы ни бухали, но прикусывали себе язык во время самых разнузданных оргий.
-Кыф! - сказал Гугенот, - Это я по-арабски.
-Кыф!!! - со смехом закричала компания.
-А еще, - сказал де Невиль, - Тут, на гарде шпаги, моя роза. Роза Невилей. На гербе. Мы пируем под розой Прованса, которая настоящая и розой Невилей, которая металлическая. О, я уже очень хороший, если заговорил о розе моих предков.
-Ты уже говорил это. Мы все видим, какой ты хороший, - пробормотал Гугенот, - Люк, как вам нравится эта композиция? Шпага, вонзенная в грот-мачту и роза в крестообразной гарде.
-Роза и крест, - сказал Люк, - Поэтично. Художественно. Но все-таки в роли Пиратов вы более оригинальны. Римлянами нынче никого не удивишь. Вернее, псевдоримлянами.
-Посмотрите не розу и не болтайте лишнего, - заявил де Невиль и уселся под своей шпагой.
-Ай, де ми, - сказал Люк, качая головой, - Что твой дамоклов меч. Не будь темно, сделал бы набросок, может, пригодился бы когда. Но я вас запомню, господин де Невиль. Вы не боитесь сидеть под такой острой шпагой? Судя по блеску, она у вас очень остро отточена. Что бритва или мой резец.
-Свое оружие не ранит, - смеясь, сказал де Невиль, - Но вы так и не рассказали нам, как вас встретил герцог де Бофор.
-Отлично встретил, - сказал Люк, - Я пришел в резиденцию герцога как есть, в своей перекрашенной одежде и стоптанных башмаках. Хотя Рауль мне заплатил за картину, я очень торопился и решил приодеться потом, когда улажу вопрос с герцогом. Правда, сначала мой внешний вид эпатировал бофоровскую свиту, но я сказал: ''Я художник, и у меня записка от графа де Ла Фера''. Тогда меня сразу пропустили. И я предъявил Бофору свои бумаги вместе с атосовой запиской.
-Дворянскую грамоту? - спросил Гугенот.
-Нет. Я же говорил вам, шевалье, Бофор не знает. Я предъявил свое свидетельство ''витражных дел мастера'', единственный документ, который мог подтвердить мою профессию.
-Но, молодой человек, мне не нужны витражисты. Какие к черту витражи на войне с арабами? - фыркнул герцог.
-Разве, герцог, завоевав эту страну, вы не будете строить храмы? Тогда и витражист сгодится.
Какие-то важные вояки смотрели на меня как на безумца, а герцог усмехнулся и покачал головой.
-Я, - сказал герцог, - Нарвался еще на одного романтика. И откуда вы беретесь на мою голову?
-У меня к вам записка от вашего друга, графа де Ла Фера.
-Это другое дело, - сказал герцог, - Из-под земли, что ли, милейший Атос выкапывает этих романтиков? Ну, посмотрим, на что вы способны. По записке Атоса я не понял, знаком ли мой любезный друг с вашим творчеством.
-Нет, герцог, не знаком, - честно ответил я, ибо портрет гризетки был для меня обычной работой. Я был способен на большее!
Герцог хлопнул в ладоши. Вошел известный вам милашка-паж Анри де Вандом.
-Что вам угодно, монсеньор? - спросил паж.
-Дай твою акварель и кисти этому господину, - велел герцог, - И поживее, у меня много дел собралось напоследок.
-Слушаю, монсеньор,- ответил паж и вскоре пригласил меня в соседнюю комнату, где стоял маленький мольберт, предназначенный для акварели. Рядом с мольбертом, на столике - стакан с водой и акварельные краски. Все это было... школярское какое-то, несерьезное. Но я не знал, что герцог устроит мне экзамен и свои краски не взял. Я предположил, что сейчас герцог велит мне изобразить этого очаровашку-пажа. Но герцог выбрал не пажа. Он подошел к окну, выглянул во двор. Там было полно народу, в основном солдаты. Какая-то веселая компания под самым окном играла в кости. Парень, которому особо везло в игре, привлек внимание герцога. Это был здоровый рыжий великан, по комплекции не уступавший громиле Портосу.
-Викинг! - позвал его Бофор.
Парень вскочил.
-Поднимись суда!
Детина явился и предстал перед нами. В куртке из буйволовой кожи, с рыжими кручеными усами, с длинной бородой, этот малый сразу заполнил пол - комнаты. Даже Бофор рядом с ним казался юношей. Генералы его сразу как бы стали меньше ростом.
-Изобразите мне этого парня. Но не в куртке, а в гвардейском мундире. Вот, как на господине Д'Аржантейле, полковнике Королевского Полка. И без бороды! Сможете?
-Запросто. Садитесь, сударь.
Я взял карандаши - дело пошло. Через полчаса портрет был готов. За моей спиной то и дело останавливались люди - и начальство, и слуги, и гонцы, и всякий народ.
-Они вас не отвлекают? - спросил герцог.
Все эти бездельники ужасно мне докучали. Но я решил терпеть.
-Отнюдь, - сказал я, - Наш брат художник ко всему привык.
-Похож? - спрашивал всех рыжий.
Все говорили, что похож. Только паж нашел, что в разрезе глаз что-то не то, и в форме носа. Очень дотошный мальчишка, между прочим. Но, справедливости ради, скажу, что замечания были по существу.
-Герцог, этот портрет может быть рекламой нашей экспедиции, - заметил какой-то важный господин. Шишка из морских.
-Д'Эстре, наверно, командующий флотом, - сказал де Невиль, - Простите, что перебил. Продолжайте.
-А что продолжать? Я написал сверху красной акварелью текст, предложенный господином...как вы сказали? Д'Эстре? Господином Д'Эстре: ''Солдат! Хочешь разбогатеть? Вступай в армию Бофора!" - шрифт сделать не проблема. Генералы - или кто там, я не очень-то различал, все казались на одно лицо. Они были зрители, я меня интересовала моя модель с рыжими усами - так вот, зрители дивились, что я этот шрифт сделал а-ля - прима, без линейки и карнадаша. А потом начали наперебой предлагать:
-Господин Люк, нарисуйте сундук с сокровищами.
-Господин Люк, изобразите якорь.
Господин Люк то, господин Люк се - я рисовал что велели. Шпаги, пушечные ядра, мушкеты.
-Отлично! - сказал герцог, - Я вас беру, господин Люк. И мою работу сразу отправили в типографию - и краски не успели просохнуть, а мой красавец к вечеру был растиражирован в тысячах экземпляров.