Аннотация: Оливье слушает разговор Рауля и гасконца.
Глава 20. В которой Оливье проклинает свое честное слово.
Все, о чем Рауль говорил с капитаном мушкетеров, барон де Невиль слышал так ясно, как если бы находился в одной комнате с собеседниками. Оливье удивился, как это Д'Артаньян забыл о его присутствии в смежной комнате и не увел Бражелона в противоположный конец кабинета, не понизил голос. Очевидно, капитан забыл о нем. Да что там его дуэлька с маркизом по сравнению с теми делами, в которые оказался, замешан его друг!
"Д'Артаньян с утра был не в духе, уже мы с Жан-Полем попались ему под горячую руку. И, словно мало своих забот у нашего капитана, приходится разбираться еще и в этой любовной истории. Но, как ни хитер мой капитан, Бражелон лезет напролом. И, пожалуй, капитану не увильнуть от прямого ответа. Да почему же, черт побери, он не скажет Раулю всю правду!"
Тут Оливье подскочил на месте, услышав спокойный голос гасконца: "Я не вмешиваюсь в дела подобного рода, и ты это хорошо знаешь"*
*Здесь и далее красным цветом выделены фразы, принадлежащие героям романа А. Дюма "Виконт де Бражелон", том 3, глава XI "Бражелон продолжает расспрашивать".
"Ну, зато я вмешаюсь! - сказал себе Оливье, - Я знаю все, и я расскажу!" Оливье готов был вмешаться в беседу мушкетера и Рауля. Когда виконт чуть ли не со слезами в голосе воскликнул: "Даже для друга! Для сына!" Но, вспомнив, что дал капитану слово дворянина не высовывать носа из оружейной комнаты, опустился на испанское знамя.
"Что он делает? - с негодованием думал барон, впервые усомнившись в своем капитане, - Как он может так говорить? И я-то не могу вмешаться, я дал слово! О, если бы я знал, черт возьми!"
"Сударь! - закричал Бражелон, - Во имя дружбы, которую вы обещали моему отцу!"
Де Невиль презрительно фыркнул и покачал головой. "Если мушкетеры не такие верные друзья, как мы считали, если это еще одна иллюзия, если Д'Артаньян не хочет помочь сыну Атоса, то уж мне и подавно рассчитывать не на что. Да, но с Бражелоном совсем другое дело! Я и не подозревал, что он так любит малютку Лавальер. Кто бы мог подумать! Бедняга! Увы!" - вздохнул де Невиль.
"Когда-то и я сходил с ума от любви и отчаяния. Но, Бог мой, как давно это было!"
"Ты бы никогда не простил мне, - говорил Д'Артаньян, - что я разрушил твою иллюзию, как говорится в любовных делах".
Оливье нахмурился. "А ведь у меня тоже были эти любовные иллюзии... Правда, мои любовные иллюзии так тесно сплелись с иллюзиями политическими. И я пережил крушение около семи лет назад, когда при взятии восставшего Города погибла моя невеста Жанна, пытавшаяся остановить солдат графа де Фуа.... Если бы Генрих Д'Орвиль не втащил меня в укрытие, я погиб бы вместе с Жанной, вместе с моей первой любовью, внучкой городского старшины. Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Невиле и Жаннете.... Иллюзии, расстрелянные пушками.... Да, и вот новая катастрофа. Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Рауле и Луизетте."
Вспомнив Жанну, Оливье почувствовал, что у него слезы наворачиваются на глаза. Об убитой невесте он старался не думать, искал забвения в объятиях прелестной маркизы. Но память о той, прежней, глупые слова, глупые поцелуи, выбитые ворота Города, солдатня графа де Фуа, пушки и лошади, пожары и баррикады. И бегущая к солдатам девочка, почти ребенок, его невеста Жанна...
"Что она кричала тогда? Не стреляйте! Не проливайте кровь, господа! Не убивайте своих братьев!" Оливье бросился за ней, но было уже поздно.... На лице Жанны застыло удивленное выражение. Умирая, она сказала Оливье: "Я была уверена, что они не будут стрелять, милый! Как же так?" У Оливье потемнело в глазах. Красное пятно на белом платье Жанны становилось все больше, эта краснота расползалась, Жанна тянулась к Оливье. Поцеловав умирающую Жанну, он был готов в одиночку броситься на всех головорезов де Фуа. Он заорал не своим голосом: "Жанна-а-а!!! Я отомщу за тебя этим подлым убийцам!" Оливье успел только подняться и выхватить шпагу. Роковая пуля из мушкета - и темнота... Граф Генрих у пролома в стене с письмом для аббатисы, в котором руководитель восстания просил укрыть в Монастыре Святой Агнессы его раненых товарищей.... "Все это совпало - крушение Фронды и смерть Жанны. Но, хотя я выжил, разве я живу, так, как жил в те дни, в восставшем Городе! Я никому не рассказывал о Жанне. Неужели я до сих пор люблю ее, а связь с маркизой - ошибка? Меня бы не поняли. Меня бы подняли на смех.... А Бражелон бы меня понял. Но, черт возьми, неужели у него зашло так далеко. И я буду тут сидеть, и слушать, не в силах ничего сделать?"
"Господин Д'Артаньян, вы знаете решительно все, и оставляете меня в замешательстве, в полном отчаянии, в агонии, это ужасно!"
Оливье скрипнул зубами. Рука барона уже лежала на ручке двери. Оливье повторял фразу, с которой он хотел обратиться к Раулю: "Дорогой виконт, то, что не хочет вам сообщить капитан мушкетеров, вам скажет ваш друг, барон де Невиль, если вам угодно еще верить в мою дружбу!"
"А дальше? И у меня повернется язык рассказать все, что я знаю о короле и Луизе де Лавальер? Повернется! Потому что лучше знать правду, какой бы она ни была!"
Но Оливье трусил и отступал, прикрываясь как щитом словом дворянина. "Нет, Д'Артаньян, право, не в себе! Как это он позволяет Бражелону говорить такие вещи, зная, что я рядом! Или наш капитан стареет и начинает кое-что забывать? Да и от Бражелона я не ожидал таких диких слов. Мой рассудок отказывается поверить, что Рауль способен произнести такие слова: "Но так как Бог и мой отец никогда не простили бы мне, если бы я пустил себе пулю в лоб, то я сейчас уйду от вас, и заставлю первого встречного рассказать мне то, что вы не желаете мне сообщить, я обвиню его в том, что он лжет...."
"Ага! Он хочет драться! Вот тут-то и пригодится моя шпага! Увы! - вспомнил Оливье, - Там моя шпага, там, у Д'Артаньяна. И ничего я не могу поделать. Даже навязаться в секунданты не могу, пока не пройдет три дня".
Де Невиль выслушал разговор до конца и, верный своему слову, не показал нос из оружейной комнаты. Но разговор его очень озадачил. Потом он разобрался, что Д'Артаньян как всегда хитрит и водит Рауля за нос, пытаясь скрыть если не всю правду, то значительную ее часть.... И то, что де Невилю было ясно из намеков Д'Артаньяна, бедный виконт совершенно не понимал. Де Невиль не знал, на что решиться - оставить все как есть или все-таки вмешаться и рассказать Раулю все, что он знает.
"О! Только этой стервы тут не хватало!" - подумал барон, услышав голос фрейлины Монтале, которая утащила с собой Рауля.
Обдумав еще раз всю ситуацию, Оливье решил: "Три дня - не так уж много! Не сожжет же Рауль за три дня Лувр и не убьет короля! А через три дня, когда слово, данное гасконцу, перестанет действовать, я что-нибудь придумаю. Хоть бы этот бездельник Жан-Поль появился или Гугенот! Хороши друзья! Где они шляются? Именно сейчас они мне чертовски нужны!"
Оливье влез на барабан и выглянул в окно. Ни Жан-Поля, ни Гугенота во дворе Лувра не было.
Барон выругался и, соскочив с барабана, приблизился к двери в кабинет Д'Артаньяна. Кажется, капитан был один. Оливье осторожно приоткрыл дверь и позвал шепотом: