Аннотация: Никогда не знаешь, к чему может привести такая невинная вещь, как прогулка на роликовых коньках. Приключения не надо искать, они найдут тебя сами...
Алексей Каменев
Все по правилам
Глава первая
К концу второго часа ожидания Антон окончательно понял, что она не придет.
Собственно, это было ясно уже давно, но Антон все никак не мог заставить себя махнуть рукой, и забыть про несостоявшееся свидание. Первые полчаса он сидел на скамейке, у фонтана на Поклонке, где они договорились встретиться, и все смотрел в сторону Кутузовского, откуда она должна была появиться. Потом надел ролики, и начал кататься по площади, стараясь описывать круги таким образом, чтобы не терять из виду скамейку, боясь, что она все же вдруг появится, и, не увидя его, уйдет. Но обычное удовольствие от катания все никак не приходило. За это время его настроение упало с высшей точки, на которой оно держалось со вчерашнего вечера, до арктической температуры, и продолжало падать, стремясь, похоже, к абсолютному нулю.
Дело в том, что вчера Лена, наконец-то, согласилась встретиться с ним, чтобы вместе покататься на роликах на Поклонной горе. Он уже несколько раз приглашал ее пойти с ним куда-нибудь, но она всякий раз отказывала под каким-то предлогом. И вот вчера вечером, когда они болтали по телефону, она вдруг сказала:
Послушай-ка, Антон, ты ведь хорошо катаешься на роликах? Давай завтра днем встретимся где-нибудь, поучишь меня. Мне тут ролики подарили какие-то навороченные, а я на них в жизни не стояла. Хочу попробовать. Сможешь завтра?
В ее голосе не было особого сомнения, в том, что Антон сможет. У него же вмиг смешались в голове все мысли, он глупо и радостно улыбнулся в трубку и, стараясь не выдать своего восторга, сказал:
Конечно, давай! Погода в самый раз для роликов. Давай на Поклонке - ты во сколько сможешь?
Договорились встретиться в два. Антон выбрал место встречи - он хорошо знал Поклонную гору, катался там летом на роликах, один или в компании, по два-три раза в неделю - если, конечно, позволяла погода. Заставил Лену дважды повторить указания, как найти выбранную им скамейку, пока она не сказала, тоном чрезмерно ласковым, и оттого насмешливым:
Антуанчик, ты меня совсем за идиотку считаешь? Найду я твою скамейку, ну что ты в самом деле?
И Антон понял, что ему лучше заткнуться, пока Лена не передумала.
Они познакомились прошлой зимой, у кого-то на вечеринке. То есть, он ее и раньше видел, еще в школе, она училась в параллельном классе, но у них были разные компании, и пути их не пересекались. Надо сказать, не заметить ее было трудно. Натуральная пепельная блондинка, с длинными волосами, с живыми выразительными глазами на удивительно красивом лице, и с фигурой, какую нечасто встретишь по эту сторону от Голливуда, - она давно, лет с четырнадцати, привыкла к тому, что на нее оборачиваются на улице прохожие. Антон, разумеется, тоже бросил свою долю взглядов на выдающиеся детали ее фигуры, но никаких попыток познакомиться не делал, по причине явной безнадежности мероприятия. Она была вечно окружена толпами самых красивых, спортивных, богатых и хулиганистых соучеников. Часто в одном лице. Никому, впрочем, не отдавая явного предпочтения. Она всегда очень хорошо и со вкусом одевалась, даже на фоне окружающих, большинство из которых были из вполне обеспеченных семей. Школа была частная, с английским уклоном, и обучение в ней стоило даже по московским меркам недешево. При этом было известно, что ее родители небогаты - жили они где-то в новостройках, и никто не видел, чтобы ее привозили в школу хоть на каком-нибудь автомобиле. Такое положение порождало кривотолки и разные нелестные предположения, которые Антон, впрочем, объяснял завистью менее красивых подруг и досадой парней, для которых виноград был безнадежно зелен. Непохожа она была ни поведением, ни общим обликом, на девицу, зарабатывающую себе на тряпки древним и малопочетным трудом.
Потом они закончили школу, и она исчезла из его поля зрения. И вот, почти два года спустя, он пришел на вечеринку, куда его притащил кто-то из знакомых, и сразу увидел ее. Она мало изменилась со школьных времен, точнее, совсем не изменилась. И то ли ей в тот вечер наскучил очередной поклонник, с которым она пришла - Антон вообще-то никого с ней тогда не заметил, но ведь не ходят же такие девушки веселиться без сопровождающих? - то ли еще по какой причине, но она сама подошла к Антону с бокалом в руке и сказала:
Мы с тобой вместе в школе учились. Я тебя очень хорошо помню. Я даже помню, что тебя зовут Антон, хотя мы с тобой никогда не разговаривали.
Это для Антона было полной неожиданностью. "Все-таки девчонки знают про нас гораздо больше, чем мы думаем, - промелькнула мысль. - Знают, и интересуются. Зачем бы ей помнить мое имя"? А вслух сказал:
Я тоже знаю, что вас... что тебя зовут Лена, - все-таки она была невероятно красива, поэтому Антон немного смущался, - Лена Гасилова. Да что я говорю, тебя вся школа знала. Все были уверены, что ты будешь или актрисой, или моделью.
Лена засмеялась. Ее смех был веселым и искренним, но почему-то Антон почувствовал, что от этого смеха у него слегка закружилась голова. "Это от вина, - сказал он себе, - надо сбавить темп. Не хватало напиться в такой момент...". А Лена в это время говорила:
В актрисы меня вообще-то, правда, звали. Без экзаменов в Щукинское, и еще в Петербург, в Театральный. Да и другого всякого бесплатного сыра предлагали, в том числе карьеру супермодели. Но я в себе ни актерского таланта, ни желания лицедействовать, никогда не находила, поэтому не видела смысла жертвовать своей относительной добродетелью непонятно чего ради. А для модельного бизнеса я тоже не гожусь - а это действительно бизнес, там на одной внешности далеко не уедешь, там, чтобы на самый верх попасть, надо ни себя, никого вокруг, не жалеть ни секунды. В общем, учусь я в Художественном, на художника по тканям. Ну, и живописью занимаюсь, рисунком. За два года не надоело, скорее, наоборот...
Лена, видимо, уже выпила бокала два-три вина, поэтому говорила много и охотно. А Антон чувствовал, что всякое сопротивление решительно бесполезно, что он стремительно влюбляется в эту девушку, которую видел в последний раз два года назад, и ни разу за это время не вспомнил даже мимолетно. "Любовь с триста первого взгляда, - подумал он. - Катастрофа. Древний ужас, летящий на крыльях ночи. Сейчас предложу ей руку и сердце".
Они проболтали весь остаток вялой вечеринки. К великому сожалению Антона, Лена отказалась с ним танцевать, когда кто-то включил музыку. Правда, не стала она танцевать и ни с кем из других многочисленных желающих, а осталась сидеть рядом с ним на диване. Было еще совсем не поздно, когда вечеринка сама собой распалась, и гости парами и группами начали расходиться - кто продолжать в более веселых местах, кто по домам. Как бы само собой разумелось, что Антон пойдет провожать Лену, и они вышли вместе.
Антон жил буквально в двух шагах, и ему очень хотелось предложить Лене зайти к нему. Было жаль расставаться, и он видел, что Лена с удовольствием с ним общается. Но при этом, а такие вещи он чувствовал очень хорошо, в этой их дружеской близости не было ничего интимного, никаких он не замечал этих маленьких, но отчетливых жестов, движений и прикосновений, которыми девушки, сами того порой не сознавая, посылают сигналы о возможности сближения.
Он все же сделал попытку спасти вечер, и предложил ей пойти куда-нибудь, выпить кофе и поболтать. Она отказалась, легко, и как-то мимоходом, без всяких "извини, сейчас не могу, как-нибудь в другой раз". От этого у Антона сжалось сердце, но он не подал вида и предложил проводить ее домой. На это она согласилась с такой же точно легкостью, и они пошли к проспекту ловить такси. Тротуары и тропинки между домами обледенели, и Лена взяла его под руку, но опять ни на секунду дольше, чем необходимо - как только они вышли на чистый тротуар, она сняла руку с его локтя. Антон не успел еще начать голосовать, как к ним с готовностью подлетел какой-то частник: прилично одетые молодые парень с девушкой - это лучшие пассажиры; платят, не торгуясь, и хлопот от них никаких. Оказалась, что Лена уже не живет в том дальнем районе, откуда она ездила в школу, - адрес, названный водителю, был в переулках Красной Пресни, и дом, к которому они подъехали, был явно свежеотремонтированный, с тщательно вычищенным тротуаром перед подъездом. Лена пресекла его попытку выйти вслед за ней из машины, и сразу исчезла за дверью с кодовым замком. Антон попросил водителя подвезти его на Пушкинскую - сам он жил неподалеку от Садового кольца и Тверской, но домой идти не хотелось, и он решил посидеть немного в "Последней капле" - уютном кафе в подвале, в котором по приемлемым ценам наливали сносное красное вино и, конечно, пиво - самый московский напиток, выбор нового поколения. Крепких напитков Антон не любил. Уже сев за столик, он заметил, что все еще сжимает в руке клочок бумаги с телефоном Лены, который она дала ему в машине.
* * *
С того вечера в жизни Антона появился постоянный и неотвязный горько-сладкий привкус. Вернее, не с того вечера, а чуть позже, когда он со всей обреченностью осознал, что на его долю выпал классический случай безответной любви. Он позвонил Лене на второй день, они мило потрепались о том, о сем, после чего Лена сказала, что ей пора бежать, и попрощалась. Потом он позвонил снова, на этот раз у нее совсем не было времени, и она пообещала перезвонить ему сама, записав телефон. Он выдержал неделю, потом позвонил сам. Она как будто обрадовалась звонку, сказала, что потеряла его телефон, и они проговорили больше двух часов, закончив разговор за полночь. Однако, когда в конце разговора он предложил ей встретиться как-нибудь на днях, она ответила, что очень занята в училище, много занятий, да еще этюды, выставки, и вообще работы выше головы. И так продолжалось все последние полгода. Иногда она звонила сама, всегда радовалась, когда звонил он, и они подолгу говорили обо всем, о ерунде и о серьезном, об общих знакомых, о планах на лето и на жизнь. Антон с удивлением обнаружил, что Лена очень много знает, и не только об искусстве, что как бы само собой разумелось для студентки художественного вуза, но и о литературе, музыке, разбиралась даже в экономике и политике. Она никогда не выставляла напоказ свои знания, и не принимала снисходительного тона, когда Антон не знал чего-то, что знала она (что, к стыду его, случалось довольно часто).
Еще она имела привычку намеренно коверкать его имя. Вернее, называть его разными именами, настоящими и придуманными, которые начинались на "Ант". Он уже побывал у нее Антиноем, Антипом, Антеем, некоторое время был Антуаном. Вообще-то он этого не терпел, но ей позволял безропотно. И даже сам смеялся вместе с ней, когда она изобретала что-нибудь неожиданное. Например, Антрекот. Однажды она даже назвала его почему-то Антверпеном, покрутила так и сяк, но в итоге имя не прижилось.
Но все эти разговоры не сдвигали дела с мертвой точки: она не собиралась с ним встречаться. За полгода они виделись всего два раза. Однажды столкнулись случайно в клубе, где она веселилась в обществе молодых людей безошибочно богемного вида, а он отмечал в компании день рожденья приятеля. Они только помахали друг другу издалека.
Вторая встреча была не случайной.
* * *
Лучший друг Алик, одноклассник, отчаянный врун, весельчак и циник, говорил ему:
Антон, у тебя нет ни одного шанса. Посмотри на нее, и посмотри на себя. Зачем ей тратить на тебя время? Что ты можешь ей предложить? Свое блестящее будущее? Которое тебя, несомненно, ждет, если ты, наконец, решишь, чем ты хочешь заниматься в этой жизни. Зачем ей ждать, когда она может иметь все сразу и прямо сейчас? Больше того, именно сейчас, а не позже, потому что товар у нее ходовой, но очень скоропортящийся. После двадцати лет цена падает с каждым днем. А с покупателем тут тоже ошибиться непозволительно.
Алик смотрел на друга сочувственно.
Ты, Антон, конечно, парень симпатичный, но не роковой красавец, чтобы она забыла все и бросилась в твои объятия, ради одной незабываемой ночи. Да и потом, она хорошо понимает, что ты на одну ночь не согласен, от тебя же потом не отвяжешься. У тебя же любовь. На фиг она ей нужна, твоя любовь? Говорю тебе, у нее другие планы.
И вообще, она тебе не пара, - пускал Алик в ход другие аргументы. - Во-первых, она выше тебя ростом. И потом, у нее, конечно, кто-то уже есть. Ты сам говоришь, с деньгами у нее все в порядке. Живет отдельно от родителей, в хорошем доме. На стипендию, что ли? Короче, забудь и успокойся. Ты бы с ней все равно намучился. Посмотри, у нее верхняя губа тонкая. Это значит, злая она, недобрая. - Алик был на четверть азербайджанцем, и на этом основании считал себя большим знатоком женщин. - И тебя она держит при себе просто так, от скуки. Попомни мое слово, года не пройдет, как она выйдет замуж за миллионера, и уедет в какую-нибудь Америку. И поминай, как звали.
Антон защищался, как мог:
Дурак ты, Алик, дурак и болтун. Ты даже сам не знаешь, что ты говоришь. С чего, кстати, ты взял, что она выше меня? Ты нас рядом видел когда-нибудь? Ну, на каблуках, может, и выше немного, но что с того? И губа у нее нормальная. А про то, что она мужа богатого ищет, вообще даже слышать от тебя не хочу. Ты ее совсем не знаешь, у нее в голове мозгов побольше, чем у нас с тобой вместе взятых. И быть замужем за каким-нибудь богатым козлом ради его денег - это последнее, чего она хочет. Вот ты бы, например, женился на богатой тетке, которую ты не любишь, только ради ее денег? Чтобы она тебя таскала по своим таким же богатым подругам и хвасталась, какой у нее красивый мальчик в мужьях? Ну, то есть, конечно, если бы ты не был так похож на жирную обезьяну.
В ответ на такой персональный выпад Алик задыхался от гнева, смертельно обижался, - сам он считал себя совершенно неотразимым мужчиной, - но быстро отходил, и начинал эти разговоры сначала. Похоже, он не хуже Антона понимал безнадежность его попыток завоевать Ленино сердце, и отчаянно сочувствовал другу, пытаясь уберечь его от дальнейших разочарований.
А Антон после этих разговоров подходил к зеркалу и разглядывал себя. Ну, насчет рокового красавца, Алик, наверное, прав. Но не так уж все запущено. Роста, пожалуй, не мешало бы прибавить, но это важно только в таких исключительных случаях, как присутствие рядом Лены на каблуках. Пока это настолько далеко от реальности, что беспокоиться не стоит. Смотрим дальше. Темные, почти черные волосы, волнистые, он носит их довольно длинными, но не настолько, чтобы мешали и лезли в глаза. Хорошая фигура, ни грамма лишнего жира. Крепкие мышцы - не как у качка, но выглядят вполне убедительно. Очки на носу - это сознательный выбор. То есть, зрение у него и в самом деле было неважным, и он пробовал носить контактные линзы, а в девятом классе даже записался было на лазерную коррекцию зрения, но тут вдруг с удивлением обнаружил, что всем знакомым девочкам он больше нравится именно в очках. После этого он перестал комплексовать, и начал носить очки постоянно. Оказалось, что очки могут служить украшением, и даже, в какой-то степени, рекомендацией владельца. Дорогие очки в хорошей оправе также отличаются от дешевых, как одежда или обувь. Поэтому он никогда не жалел денег на очки, и носил их с удовольствием. За легкими стеклами темные глаза, с длинными черными ресницами. Ресницы были предметом постоянной зависти подружек, и он помнил, как еще в детстве много раз слышал от мамы:
--
Ну зачем мальчику такие ресницы? Отдал бы их мне.
Однажды в классе, на спор, ему положили на ресницы тридцать спичек, и он удерживал их, не моргая, в течение целой минуты по часам. Кто с кем спорил, и на что, забыл, а воспоминание осталось.
В общем, внешность вполне адекватная, и его опыт отношений с девушками это подтверждал. В свои неполные двадцать лет Антон пережил свою долю влюбленностей разной степени тяжести, с взаимностью и без, но всегда без особых душевных волнений, - потому, наверное, что никогда не ждал слишком многого от этих отношений, но при этом всегда относился к девушкам, в том числе к мимолетным подружкам, с нежностью и уважением. Даже когда они этого не вполне заслуживали.
Что касается случайного, ни к чему не обязывающего секса, то его на долю Антона выпадало, пожалуй, даже больше, чем большинству сверстников. По одной простой причине: он уже третий год жил один в отличной большой квартире, в центре Москвы, поэтому подавляющее большинство веселых вечеринок по случаю дней рождений, поступлений в институты и окончаний сессий, проводилось у него. А зачем куда-то ехать на ночь глядя беззаботной девчонке, после всего этого выпитого и выкуренного, когда можно замечательно заночевать у симпатичного, гостеприимного и одинокого хозяина, у которого всегда найдется лишняя чистая рубашка, полотенце и зубная щетка, а утром хороший кофе и, если намекнуть, деньги на такси до дому? Некоторые из таких случайных подружек были бы не прочь задержаться подольше, но Антон давно уже научился несложному искусству дипломатии полов, вследствие чего стороны неизбежно расходились, без обид, сохраняя хорошие отношения, и при полном отсутствии взаимных обязательств.
Квартира была действительна неплохая, на восьмом этаже бывшего цековского дома на 2-й Тверской-Ямской. Трехкомнатная, с большим холлом и двумя отдельными санузлами, с окнами в тихий двор. Он жил там с родителями с самого детства, за исключением тех нескольких лет, которые их семья провела в Германии, тогда еще ГДР. Подъезд, где они жили, был знаменит тем, что в одной из его квартир жил какое-то время злосчастный чилийский коммунист Луис Корвалан, когда спасался от хунты в дружественном Советском Союзе, после военного переворота в Чили. Антон тогда был совсем маленьким, но он помнил мрачных охранников, круглосуточно дежуривших рядом с корвалановой квартирой, и подозрительно оглядывавших всех, кто по той или иной надобности попадал на этот этаж. Самого Корвалана Антон видел только раз, тот садился в сопровождении охранников в черный правительственный автомобиль. Антон запомнил маленькую фигуру в черном пальто, с желтым сухим лицом, и огромным, торчащим из глубин поднятого воротника, носом.
Отец Антона был дипломатом, с молодости уверенно делал карьеру, и, несмотря на то, что попал последовательно под смену ряда правителей и пережил крушение целой государственной системы, сумел удержаться на плаву во все времена. Когда Антон заканчивал школу, отец получил назначение, к которому стремился все последние двадцать лет. Его отправили в миссию ООН, в Женеву, на длительный срок. Антон был уверен, что этот срок окажется пожизненным, независимо от того, сколько времени отец будет занимать свой пост. К тому времени у него было уже все подготовлено к покупке скромного, но достойного дома на Женевском озере, где в соседях были все больше добропорядочные буржуа российского и советского происхождения, чуть более раннего "призыва".
Это обстоятельство до предела усугубило семейный кризис, возникший, когда выяснилось, что шестнадцатилетний Антон ни под каким видом не собирается покидать Москву ради Женевы, или, если на то пошло, ради любых других городов и стран мира. Это было кошмарное время, в течение которого на Антона оказывалось непрестанное давление со всех мыслимых сторон. Слезы, угрозы оставить без жилья и средств к существованию, отцовские проклятия, упоминания разбитого материнского сердца - все шло в ход. Антон проявлял понимание, говорил по душам с отцом, плакал с матерью, но твердо отстаивал свое право на самоопределение. Никакие описания страшных перспектив вероятного фашистского переворота или реставрации победившего развитого социализма не могли поколебать его простой уверенности в том, что он не хочет покидать свою страну. И в конце концов родители сдались. Вскоре после того, как он сдал выпускные экзамены, они уехали в Швейцарию, забрав с собой младшего братишку Даньку, и оставив Антона жить в прекрасной цековской квартире, определив ему не роскошное, но вполне достаточное ежемесячное содержание, которое он получал, по мере надобности, со своего счета по пластиковой карточке. В качестве бонуса ему досталась очень приличная папина "Тойота-Кэмри", ключи от которой были ему торжественно вручены давним семейным другом в день восемнадцатилетия.
* * *
Телефонный звонок раздался за полночь, когда Антон уже собирался ложиться спать. Кто бы это ни звонил, он твердо решил не поддаваться на возможные уговоры пойти куда-либо, и ни под каким видом не принимать сегодня гостей у себя. А зачем еще мог кто-то звонить ему поздно вечером в пятницу?
--
Антончик, как хорошо, что ты дома, - услышал он голос Лены. - Я никого не хочу больше просить, а ты меня спасешь, я знаю. Меня надо спасти. Я, видишь ли, Антончик, пьяная в жопу, без копейки денег на улице. Я домой хочу!
Антон даже оторопел, услышав такой текст. Лена никогда, во всяком случае в разговоре с ним, не употребляла даже самых невинных ругательств. И, судя по тому, как старательно она выговаривала слова, она была действительно пьяна.
--
Что с тобой случилось? Где ты? Я сейчас приеду!
--
Да, да, приезжай скорей, а то что-нибудь правда случится. Я на... забыла, как эта улица называется. От Арбатской площади идет... туда... ну, к этому... Кремлю, и вообще. Короче, подъезжай к Роз-зи О'Гр... Грэди. Если меня сразу не увидишь, позвони на мобильный.
Пока они разговаривали, Антон уже прыгал на одной ноге, натягивая джинсы. Так, ключи от "Тойоты", документы, что еще? Все, кажется. Пара бутылок пива выпита совсем недавно, но, авось, не остановят.
Лену он увидел, не доезжая метров ста до перекрестка где стоит всем в Москве известный ирландский бар.
Не выходя из машины, он открыл для нее дверь, и она села на переднее сиденье рядом с ним. "Боже, как она все-таки красива, - подумал он. - Я так давно ее не видел".
На Лене было очень облегающее открытое платье, из какой-то легкой серебристой ткани, и черные туфли на невысоком каблуке. Никаких украшений, кроме цепочки и кулона из белого металла на шее. Больше ничего, не было даже сумочки в руках.
--
Здравствуй, Антон, как хорошо, что ты приехал. Ко мне тут уже пытались пристать. Ох, как мне плохо... И холодно.
Она действительно дрожала от холода. Погода стояла необычайно теплая для конца апреля, но ночью температура падала чуть не до нуля. Какие бы планы у нее ни были на сегодняшний вечер, Лена явно не рассчитывала на ожидание на улице. И она была бесспорно пьяна.
--
Сейчас будет тепло, - он включил печку на полную мощность. - А дома обязательно залезь в горячую ванну, слышишь?
Она огляделась вокруг. Потом вдруг икнула, и сказала:
--
У тебя хорошая машина, Антоний... - она хихикнула. - Святой... Антоний... Счас я тебя искушу. Ой, как-то я не так ск... азала. Подвергну искушению, в общем.
После этого заявления она закрыла глаза, и через секунду уже крепко спала, склонив голову на плечо.
Антон ехал по ночному городу, глядя сбоку на спящую Лену, думая о том, что готов так ехать вечно. Все-таки не мог он быть ей совсем уж безразличен, если она обращается к нему за помощью. Во сне прядь светлых волос упала ей на лицо, и попадала при дыхании в полуоткрытый рот. Антон осторожно отвел ее с Лениного лица, сам удивившись тому приливу нежности к ней, который при этом испытал.
Поездка закончилась слишком быстро - ехать-то было всего ничего. Антон предвидел, что разбудить Лену будет делом чрезвычайно сложным - он на собственном опыте знал, как трудно прийти в себя, если заснуть в таком состоянии. Однако, против ожидания, стоило ему тронуть Лену за плечо, как она тут же открыла глаза. Посмотрела на Антона, огляделась вокруг, почему-то посмотрела назад, и сказала утвердительно:
--
Мы уже приехали. - Голос ее был немного хриплым со сна. - Антон, ты не представляешь, как я тебе благодарна...
--
Какие счеты между друзьями? - улыбнулся он. - Когда-нибудь ты отплатишь мне тем же.
Он вышел из машины и открыл дверь с Лениной стороны. Она оперлась на поданную им руку и встала рядом. Без каблуков она была ростом с него, пожалуй, даже чуть ниже.
--
Я так глупо себя чувствую, Антон. Со мной такое обычно не случается, правда. Я бы хотела позвонить тебе завтра, и рассказать про свои приключения, можно? - Ее голос был уже совсем трезвым, только очень усталым.
--
Конечно, если ты хочешь. Но это не обязательно, рассказывать. Только если ты правда, хочешь. Тебе помочь подняться наверх?
--
Спасибо, Антон, но я уже в порядке. Спокойной ночи.
Она вдруг обняла его за шею и поцеловала куда-то в уголок рта. Сигнал об этом потрясающем событии еще был где-то на полпути к его мозгу, когда дверь за Леной уже захлопнулась, и она исчезла, оставив за собой ощущение теплоты ее губ и легкий запах духов.
* * *
После той ночи все вернулось к прежнему порядку. Лена действительно позвонила на другой день, еще раз извинилась, и сказала, что была в тот вечер в ресторане "Прага", где разругалась вдребезги с человеком, который ее пригласил. Она сказала, что пила тогда, в общем, немного, не больше обычного, но как-то очень быстро опьянела. И ее знакомый, по ее словам, начал позволять себе лишнее. Лене это не понравилась, поэтому она высказала чрезмерно активному поклоннику все, что о нем думает, и ушла из ресторана. Когда она сообразила, что ее сумочка осталась в машине несостоявшегося кавалера, возвращаться было поздно и глупо.
Но, если Антон втайне надеялся, что после того маленького приключения лед между ними будет сломан, и они начнут встречаться, хотя бы для начала просто так, по-дружески, то его ждало разочарование. Не изменилось ровным счетом ничего. Они также разговаривали по телефону раз-два в неделю, порой обменивались смс-ками и сообщениями по электронной почте, но этим все и ограничивалось.
* * *
Пришло лето, друзья и подруги погрузились в учебники, наверстывая упущенное, и расплачиваясь за проведенные в развлечениях дни и ночи с окончания прошлой сессии. Антон в который раз подумал о том, как хорошо, что родителей нет рядом, и некому капать ему ежедневно на мозг по поводу того, что он так никуда и не поступил. Эта тема как-то отошла на второй план в дни, когда решался вопрос с их отъездом в Швейцарию, но снова встала со всей остротой после того, как все более или менее уладилось. Дело в том, что Антон все еще не определился с тем, чем он хочет заниматься в жизни. Больше того, он пребывал в глубокой уверенности, что человек в семнадцать, да и в двадцать лет, просто не может сделать осознанный выбор профессии раз, и на всю жизнь. Бывают, видимо, исключения, особенно когда речь идет о гениальных музыкантах, художниках, изобретателях, наконец. Но это все к нему не относилось. Очевидный выбор - МГИМО, где у отца были связи на всех без исключения уровнях, Антон отверг сразу. К отцу он относился с уважением, но идти по его стопам и делать дипломатическую карьеру его не привлекало ни в малейшей степени. Поступление в какие-то другие московские или зарубежные учебные заведения не исключалось, но не раньше, чем он определится с выбором профессии - иначе это пустая трата денег и времени на приобретение бесполезных знаний. Грозный для большинства сверстников призрак армии также его не пугал - связи отца были достаточно обширны для того, чтобы имя Антона раз и навсегда исчезло из всех военкоматовских списков.
Не пошел он и ни на какую постоянную работу. Вполне хватало выделяемых родителями денег, а кроме того, у него был свой собственный дополнительный источник доходов. Знакомые отца часто направляли к нему многочисленных приезжающих западных бизнесменов, дипломатов, и просто состоятельных туристов, которым нужен был гид и переводчик. Чем их не устраивали профессиональные гиды из "Интуриста"? Те экскурсии, которые их интересовали, не были представлены в прейскуранте уважаемой организации. Этих гостей - чаще всего это были мужчины средних лет - интересовала ночная жизнь Москвы. Они хотели приключений, доступного секса вдали от их добропорядочных семей, ночных развлечений, которыми так прославилась Москва после падения коммунистического режима. Но для этого им нужен был сопровождающий, которому они могли бы доверять, который помогал бы им найти нужные места, вступить в контакт, помочь объясниться и при случае уберечь от подстерегающих опасностей. Антон был идеальным гидом. Он отлично говорил по-английски - все-таки школа дала очень хорошую подготовку, не зря деньги платили, - а частое общение с многочисленными англоязычными друзьями отца и их детьми помогло закрепить полученные знания. С немецким вообще не было проблем - он его выучил за те четыре года, что в детстве провел с родителями в ГДР, а московская школа, где немецкий был вторым иностранным языком, не позволила его забыть.
Антон не видел ничего зазорного в том, чтобы зарабатывать деньги трудом чичероне. Условия обычно были просты - клиент принимал на себя все расходы, и дополнительно оплачивал услуги в размере от пятидесяти до ста долларов в день. Это Антона вполне устраивало. Он неплохо знал ночную Москву, знал практически все клубы, рестораны и казино; места, куда идти безопасно, и от каких мест следует держаться подальше. Обычно они встречались с клиентом в гостинице, вместе ужинали, выбирая ресторан по рекомендации Антона, и согласно вкусам гостя, и за ужином составляли программу развлечений. После этого отправлялись в поход по клубам и барам. Антон никогда не злоупотреблял "открытым счетом" на еду и напитки, но и не особенно стеснялся - работа есть работа. Когда подходило время, помогал клиентам договориться с девушками, предлагающими иностранным гостям услуги соответствующего характера.
Не все клиенты искали профессионального секса. Некоторые предпочитали просто проводить время в московских барах и ресторанах, пить, знакомиться, - короче, делать все то, за чем большинство людей ходят в такие места. Тут Антон тоже был незаменим - он сразу понял, что иностранные гости не в состоянии сами отличить обычных девушек от проституток, и это чревато двусмысленными ситуациями. Поэтому он старался сразу прояснить с гостем этот вопрос, и строил программу соответственно. Так порой завязывались интересные знакомства, которые у Антона часто продолжались и после отъезда гостя. А у одного из таких искателей приключений возник серьезный роман, который закончился браком и отъездом счастливой молодой жены в Германию.
Иной раз случались казусы. Один бизнесмен, лет под шестьдесят, долго мялся, обсуждая программу, а потом, наконец, признался, что его интересуют исключительно гей-клубы и бары, но что вообще-то Антон ему тоже очень нравится, и не согласится ли он расширить круг своих услуг, с соответствующей, более чем щедрой, компенсацией. Антон от чести отказался, но взамен тут же позвонил своему приятелю соответствующей ориентации, которому и сплавил пожилого плейбоя.
И еще нередко случалось, что деловые американцы и европейцы, на которых производил глубокое впечатление воспитанный молодой русский, свободно говоривший на двух самых востребованных языках, с хорошей реакцией и задатками для умелого ведения переговоров, предлагали ему стать разного рода "представителем", "контактным лицом" или даже "директором московского представительства". Антон благодарил за доверие, но от принятия предложений пока отказывался, не будучи уверенным, что это то самое, чем он хотел бы заниматься. Пока он мог себе позволить не спешить.
* * *
Антон сделал крутой вираж, затормозил, сорвал с головы наушники плейера. "Хватит здесь раскатываться, она все равно не придет. Над тобой просто прикололись, Антон. Прав Алик, она просто надо мной издевается. Нет, конечно вряд ли она все это нарочно подстроила... Может, подвернулось что-нибудь поинтереснее, чем катание на роликах по Поклонной горе. А Антон? - Ну что ж Антуанчик, не вышло. Поменялись планы. Как-нибудь в другой раз".
На душе было пусто и хотелось плакать. "Позвонить? Сказать ей все, что я о ней думаю? Не буду. Вообще ей больше звонить не буду никогда".
Он присел на скамейку и начал снимать ролики. Снял, надел кроссовки, положил ролики в рюкзак. В который уже раз проверил мобильный телефон - никаких сообщений, никаких пропущенных звонков. "Позвонить Алику, напиться вместе сегодня вечером? Нет, у него завтра экзамен".
Он дошел до машины, бросил рюкзак в багажник.
"Господи, почему мне так плохо"?
* * *
Тени на стене, они беззвучно дергаются, меняются, исчезают и появляются снова. Сизый сигаретный дым, какой-то тоскливый блюз, от которого хочется выть, тусклый свет, гул голосов, обрывки разговоров.
--
... на фиг тебе это надо, ты че?
--
Да я и сам знаю, но что делать? Вот ты бы что сделал на моем месте?
--
Девушка, а вы одна? А что это вы такая строгая? Хотите, я сейчас угадаю ваше имя? Ну, зачем же так...
--
А он, кретин, сидит в наушниках, и выстрелов не слышит!
--
... and then it got to me like this! Boom! Are you kidding me, or what? You're in the middle of fucking Russia, you better watch your fucking ass here!...
--
...Толик, Толик! Погоди, не слышу, але, Толян! Ты подъезжай... ну, так бери ее с собой... Прям счас, а хули...
Это не тени, это экран телевизора. Кто-то весь в блестках, с микрофоном, лицо крупным планом с капельками пота на лбу... Кто-то усталый принимает кубок, целует его... Поливает из огромной бутылки шампанского... Снова блестящий беззвучно поет что-то, некрасиво кривя рот...
Мне хорошо здесь, меня как будто нет. Это то, что мне сейчас надо, я устал, я хочу сидеть в углу за своим столиком, и не хочу ни с кем разговаривать. Вот если бы только не проклятый блюз, который все норовит натолкать этой дряни в душу... Я не хочу слышать, как женский голос врет, что у нее все хорошо в жизни, что у нее есть хорошая работа, и муж, и дом, что наступает Рождество, и что будущим летом она обязательно приедет навестить своих родных... Никуда она не приедет, я знаю, и муж ее сидит в тюрьме, и нет у нее никакого дома, и не будет никогда, а сама она просто дешевая проститутка в Детройте...
--
...какая она все-таки подлая, эта Марина. Ну скажи, ну как она может так делать?
--
Саш, возьми мне еще "Гиннеса", ладно. И, может, этих крылышек еще возьмем?
--
Ты там только скажи, что ты от Тимура, питерского. Меня там все знают, в натуре... Так прямо и скажи...
--
...на вашем месте я бы не стал делать столь опрометчивых заявлений. И потом, что бы вы ни говорили, авторитет такого выдающегося религиозного деятеля...
--
No fucking way! When shit hits the fan, and it's gonna happen very soon...
--
Да мудак он, ваш Починок. Я с ним в одной делегации был как-то, в Хьюстоне, так он там...
--
Чье-то лицо, совсем близко. "Молодой человек, у вас тут свободно? Можно мы с подружкой сядем"? Очень хочется сказать "нет", но я молча киваю. Может быть, мне все же удастся сделать вид, что меня здесь нет, и они просто будут сидеть тут, и перестанут меня замечать, и мне не надо будет никуда уходить...
Они что-то спрашивают. Да, я бываю здесь довольно часто. Нет, я не учусь нигде. Я не грустный, я просто немного устал. Да, москвич. Да нет, я никого не жду.
Для девчонок тут явно дорого, перед ними стоит по маленькой кружке пива, и они пьют его не спеша, растягивая время. Им уже ясно, что я не ищу знакомства, и они оглядываются по сторонам. Но все остальные столики заняты, и положение у них не слишком выгодное - пока я здесь сижу, к ним, скорее всего, никто не подойдет знакомиться. Черт, неужели придется уходить. И блюз этот надрывный как раз кончился, теперь уже звучит какая-то веселая музыка, которую можно не замечать...
Придется уйти.
Глава вторая
Дома его ждало сообщение на автоответчике. Вернее, на дисплее мерцала цифра 9 - девять сообщений, но Антон по опыту знал, что настоящих сообщений будет не более половины, остальные будут представлять собой междометия типа "Э-э..." и тексты вроде "Это кто?...", и затем отбой. Несмотря на обилие мобильных телефонов, на которых можно оставлять сообщения, прогресс в виде "отвечальных машин" медленно пробивал себе дорогу в древней столице, и многие никак не могли заставить себя связно говорить в отсутствие живого собеседника.
--
Антон, это я... Прости, Антон, я не смогу прийти. У меня беда стряслась. Я уже к тебе ехала, и тут мне позвонили... - было слышно, как Лена всхлипнула на том конце трубки, - У меня нет с собой номера твоего мобильного. Я тебе вечером позвоню...
Отбой.
--
Привет, это Вика! У тебя мобильный отключен - забыл заплатить, или скрываешься? У меня к тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться. - Смешок в трубке. - Интимного характера. Короче, перезвони, пока не поздно.
Отбой.
Пьяноватый голос, куда-то в сторону от трубки: "Серег, там какая-то машина, что ль отвечает? Номер-то правильный"?
Отбой.
Щелчок соединения.
Отбой.
--
Антон, это Лена. Сейчас десять часов, тебя все нет. Пожалуйста, как только получишь это сообщение, позвони мне на мобильный - сто шестнадцать, одиннадцать, десять. Домой не звони, меня там не будет. А твой мобильный у меня дома записан, на память не помню... Пожалуйста, позвони, когда бы ты ни пришел домой, хоть в пять утра...
Антон выключил автоответчик и начал набирать номер Лены. Был второй час ночи, голова была тяжелой от выпитого и от прокуренной атмосферы тех пяти или шести кабаков, между которыми он перемещался с раннего вечера, в тщетной попытке заглушить алкоголем глухую тоску, поселившуюся в душе.
Она взяла трубку после пятого звонка, когда он уже отчаялся дождаться ответа. Голос ее был слышен в трубке ясно, но говорила она как будто с трудом, словно преодолевая опутавшую ее плотную завесу:
--
Антон, это ты? Прости, я никак не проснусь... Я приняла снотворное...
--
Лена, ты где? Что с тобой случилось? Я вот только что пришел домой, меня не было весь вечер...
--
Антон, ты можешь сейчас приехать ко мне? Я ночую в "Мариотте" на Тверской. Номер... сейчас... шестьсот восемнадцать. Ты приезжай, если можешь, я позвоню вниз, чтобы тебя пропустили. Ты мне так нужен, Антон... У меня такое слу-у-у-чии-и-и-лось... - было слышно как она заплакала взахлеб, как маленький ребенок.
--
Ленка, не плачь, Лена, я еду. Все, я кладу трубку и еду. Жди.
Всю дорогу до "Мариотта" в голове стучало: "Что-случилось-что-случилось-что-случилось. Я, гордый идиот, не мог позвонить ей сам, когда понял, что она не придет... И вместо того, чтобы пойти домой, сидел и размазывал сопли в кабаках... Почему в гостинице? Что случилось"?
Антон расплатился с водителем и вбежал мимо швейцара в холл гостиницы. В этот поздний час вестибюль был пуст, только за стойкой администратора сидели, скучая, два человека. Никто не попытался остановить Антона, когда он подошел к лифтам и нажал кнопку вызова.
"Шестой этаж... Хоть бы ничего страшного... Господи, пусть все обойдется, и все станет хорошо". Антону уже было ясно, что дело серьезное, не стала бы Лена звонить по пустякам. Телефонные разговоры - не самый плохой способ узнать человека поближе, и Антон чувствовал, что ни одна из тех очевидных женских проблем, которые первыми приходят на ум в таких случаях - бросил любимый человек, нежелательная беременность, даже какая-нибудь ужасная болезнь, - не заставили бы ее звонить Антону среди ночи. "Изнасиловали? - бросило его в холодный пот. - Задушу гада... или гадов... Скорее бы шестой этаж... Да нет, она же мне еще днем звонила, а это уже тогда случилось..."
--
Кто там? - услышал он Ленин голос, как ему показалось, немного настороженный.
--
Это я, Лена, открой, пожалуйста.
Послышался звук снимаемой цепочки, потом дверь открылась. На пороге стояла Лена, в махровом халате, с распущенными по плечам волосами.
--
Здравствуй, Антон. Не смотри на меня, я ужасно выгляжу... - она потрогала волосы. - Проходи, скорее. Я чуть со стула не свалилась, пока тебя ждала - сидела, боялась лечь и заснуть, ты бы тогда меня не добудился. Я себя совсем оглушила снотворным.
На взгляд Антона, она выглядела привлекательнее, чем когда либо в жизни. И то, что на ней совсем не было косметики, и даже припухшие от слез глаза, делали ее лицо в глазах Антона уже не просто красивым, а каким-то неземным. Сердце Антона сжалось от нежности.
--
Что случилось, Лена, - спросил он мягко. Он так и стоял посреди комнаты, решительно не зная, что делать и как себя вести. - Тебя обидел кто-нибудь?
--
Антон, я, наверное, ужасная эгоистка, и думаю только о себе, а о тебе совсем не думаю, но... Антон, я тебе все расскажу. Мне уже стало так хорошо, когда ты пришел, я уже знаю, что... у меня есть силы жить. Ты меня пока ни о чем не спрашивай, просто побудь со мной, а я расскажу, как только смогу, - она опустила голову и глухо проговорила куда-то в пол. - У меня, Антон, сегодня очень близкий человек... погиб. - Она снова подняла на него взгляд и сказала очень серьезно: - Его убили. И я теперь боюсь, что и меня тоже... ищут. Поэтому со мной опасно... То есть сейчас здесь не опасно, - заторопилась она, - никто не знает, что я здесь, я даже домой не заезжала, даже за вещами, а завтра мы все решим. Просто я не могу сегодня быть одна, и не хочу никого больше видеть, у меня никого нет теперь, кроме тебя...
Она сделала шаг вперед и уткнулась лицом ему в грудь. Он бережно прижал ее к себе, погладил по волосам и забормотал растерянно:
--
Ленка, Ленка... Не бойся, я с тобой. Все будет хорошо...
Она покивала, не отнимая головы от его груди, еще раз всхлипнула и сказала:
--
Где-то тут должен быть платок, - она огляделась. - Вот он.
Она вытерла слезы, высморкалась и села на край кровати.
--
Знаешь, Антон, у меня сейчас голова ничего не соображает. Ты можешь сегодня со мной остаться? - она жалобно посмотрела на него снизу вверх. - Я завтра утром приду в себя и решу, что делать дальше. Если ты сейчас уйдешь, я с ума сойду, или умру от страха.
--
Никуда я не уйду, ты что, Ленка? Даже если гнать будешь, не уйду. Я тут вот в кресле буду сидеть, а ты спи.
--
Нет, Антон, ты ложись со мной и обними меня, пожалуйста. Обними и тоже спи. Я сейчас свет выключу, я в халате лягу, а ты разденься, а то так тебе неудобно, в джинсах.
Она легла в расправленную широкую кровать, накрылась одеялом и протянула руку к выключателю рядом с тумбочкой.
--
Ты с краю ложись, ладно?
Антон быстро разделся в темноте, оставшись в трусах и футболке. На ощупь положил очки на тумбочку и лег рядом с Леной. Она лежала к нему спиной. Он бережно обнял ее, задохнувшись от нежного запаха ее волос и сказал:
--
Спокойной ночи, Ленка. Спи.
Лена ответила, уже совсем сонным голосом:
--
Ты только не думай, это не мафия какая-нибудь, не бандюки... Я ни в чем не виновата, честное слово.
Лена спала, а Антон лежал рядом, без сна. Он все еще боялся в это поверить, но в душе уже знал, что после сегодняшней ночи их с Леной отношения уже не будут прежними. Он видел, что она действительно находится в отчаянном положении, и этот "близкий" погибший сегодня человек был, скорее всего, ее - любовником? бойфрендом? - но то, что она, не раздумывая, обратилась именно к нему в такую минуту, было, без сомнения, актом доверия, который яснее всяких слов говорил ему, что он, Антон, Лене небезразличен. И это каким-то странным образом, несмотря на всю невероятность ситуации, ставило все на свои места, исправляя то тянущееся уже чуть не полгода странное положение, заставлявшее ее избегать встреч с ним. "Может быть, это ничего пока не значит, - подумал он, - но это уже совсем другие отношения. Не будем торопить события. Если я по своей глупости что-нибудь испорчу, я себе в жизни не прощу... А неприятности? Разберемся как-нибудь с неприятностями. В конце концов милиция есть... - тут его одолели некоторые сомнения. - Ну, в крайнем случае, к отцу придется обратиться. Что-то мне подсказывает, что у него есть связи понадежнее, чем милиция".
У него совсем затекла рука, поэтому он осторожно пошевелился, стараясь не потревожить Ленин сон. В ответ на это движение она, не просыпаясь, повернулась на правый бок, и ее лицо оказалось совсем близко он лица Антона. За окном уже светало, и номер был освещен слабым утренним светом. Антон лежал, не сводя с нее глаз, и чувствуя на своем лице ее ровное дыхание. "Какой же он все-таки дурак, этот Алик", - вдруг ни с того ни с сего подумал он, уже проваливаясь в сон.
* * *
Он полулежал в лодке, откинувшись назад, и подставив лицо горячим солнечным лучам. Сквозь ресницы полузакрытых глаз он видел Алика, который ритмично греб веслами и пел в такт движениям какую-то веселую песню. Лодку приятно качало, в синей воде отражалось разбитое на тысячи брызг солнце, и было лень пошевелить рукой. По внушительному Аликову животу стекали струйки пота, и уже основательно вымочили резинку его ярких плавок. "Пора его сменить на веслах, - в ленивой полудреме подумал Антон. - Только пусть сначала допоет песню".
Вдруг он почувствовал, что что-то изменилось, стало не так, неправильно. Глаза Алика под шапкой черных кудрявых волос смотрели на него холодно и внимательно, и никак не вязался этот тяжелый взгляд с его веселым голосом и беззаботными словами песни. "Куда мы плывем?" - хотел, но не мог спросить Антон, чувствуя, что за спиной Алика встает что-то жуткое, чему нет названия, и с каждым взмахом весел эта жуть стремительно приближается, и лодку уже не остановить, и можно только зажмурить глаза, потому что стоит только понять, разрешить себе понять, что там такое впереди, возврата уже не будет...
Он открыл глаза и увидел прямо перед собой обеспокоенное лицо Лены, которая осторожно трясла его за плечо.
--
Нет, приснится же такое... - облегченно и жалобно сказал Антон. - Лен, к чему снятся омерзительно потные толстые друзья в лодке на веслах?
--
К дальней дороге, - ответила Лена. - Хотела еще тебе дать поспать, но ты так стонал, что я решила тебя разбудить. Что с тобой такое делали во сне толстые потные друзья?
--
Ох, не спрашивай, - Антона передернуло. - Доброе утро.
Лена была все в том же махровом халате, только теперь на голове ее было повязанное тюрбаном полотенце, а лицо светилось розовым после только что принятого душа.
--
Доброе утро, Антон. Ванная свободна.
Лена тактично отвернулась, давая Антону возможность встать с постели. Он подхватил свои джинсы и прошел в ванную.
--
Извини, нет ни щетки, ни пасты. Позже что-нибудь придумаем.
Антон с удовольствием принял душ, смывая с себя остатки сна. Голова была на удивление ясная. "Лучшее средство от похмелья - это сильное потрясение перед сном", - подумал он.
Надевать на чистое тело пропахшие табачным дымом после вчерашнего вечера джинсы не хотелось, не говоря уже о белье и футболке, в которых он к тому же проспал ночь, но выхода не было.
Когда он вышел из ванны, Лена уже была одета. На ней была надета цветная майка из плотной эластичной ткани, с высоким вырезом под горло, легкая спортивная куртка и обтягивающие фигуру джинсы. Довершали спортивный наряд кроссовки. Волосы убраны сзади в хвост.
По лицу Лены было видно, что она готова к разговору. Оно опять было собранным и напряженным - на него вернулись озабоченность и печаль, но вчерашней растерянности Антон не увидел.
--
Антон, спасибо тебе еще раз, - она остановила жестом готового перебить ее Антона. - Я знаю, что ты скажешь, но я тебе действительно благодарна, и хочу, чтобы ты об этом знал.
Она села на край кровати и жестом показала Антону на место рядом с ней. Он молча сел, ожидая продолжения.
--
Антон, мне нужно немного времени. Мне надо в себе пережить то, что случилось. У меня нет времени на то, чтобы сделать это по-настоящему, ты скоро узнаешь почему. Но мне нужен день или два для... как бы это сказать... для траура. Это ведь не зря придуман обычай, людям нужно время, чтобы научиться снова жить в мире, где теперь нет кого-то, кто был частью жизни. У меня нет времени учиться, но хотя бы день мне нужен... - Лена остановилась. Антон боялся, что она снова заплачет, как вчера, но она только сглотнула и продолжала. - Я еще хотела сказать, что это не совсем то, что ты, наверное, подумал.
--
Я могу что-нибудь для тебя сделать? - спросил он.
--
Будь рядом со мной. Потом, когда ты все узнаешь, ты решишь. Я не буду больше плакать, ты только потерпи чуть-чуть, если я буду резка, или буду молчать, или говорить невпопад. Мне с тобой спокойно.
Она повернулась к нему лицом и серьезно посмотрела в его глаза.
--
Только давай уедем в Питер. В Москве мне сейчас нельзя оставаться.
Антон кивнул головой. Ему было все равно, хоть в Ташкент, лишь бы с ней. Он вдруг подумал о том, что она сказала ему вчера, что ее жизнь в опасности, и сказал:
--
Давай уедем дальше. У тебя паспорт заграничный есть? Давай уедем, пока все не уляжется. Хочешь, у меня есть к кому обратиться, здесь с кем угодно разберутся. Ты только скажешь, в чем дело, и все будет в порядке. - Ему вдруг стало радостно, что все так легко решается. - Давай на море поедем, куда там визы не надо, Кипр какой-нибудь!
Лена с сожалением покачала головой.
--
Нет, Антон, без меня тут ничего не решить... А уехать... да нет, это скрываться потом всю жизнь. Ты пойми, я ничего такого не натворила, просто все вышло из-под контроля, и... короче, нельзя уехать. И в Питер я хочу поехать, только чтобы взять тайм-аут и прийти в себя... Должен быть выход, только надо его найти.
Она решительно встала.
--
Никто не знает, что я здесь. Сейчас мы выйдем из гостиницы, и поедем прямо на Ленинградский вокзал, моя машина тут, в гараже, запаркована. Оставим ее на вокзальной стоянке. Дневной поезд идет, - она посмотрела на часы, - через полтора часа. В шестом часу будем в Питере.
--
О, черт, - простонал Антон. - Я же свою машину бросил вчера на Кузнецком. Я вчера... - он бросил смущенный взгляд на Лену, - В общем, у меня был рейд по всяким злачным местам, и после второго я решил, что так спокойнее, - он на секунду задумался. - Знаю, что делать. Только по пути на вокзал надо проехать мимо моей машины, окей?
--
Хорошо, Антон. Только вот еще что, - она снова села рядом с ним. - В Петербург мы едем не просто отдыхать. Считай, что это подготовка, перегруппировка сил. Даже если ты решишь выйти из игры... - она сделала нетерпеливый жест, не давая ему возразить, - решать будешь после того, как все узнаешь, там будет о чем подумать. Так вот, или даже если игра вообще не состоится, сейчас мы с тобой в одной лодке. И подготовка требует расходов. Поскольку проблема касается меня, то и расходы оплачиваю я, - она взяла его за руку, опять останавливая готовые у него вырваться возражения. - Антон, честное слово, если бы мне понадобились деньги, я знаю, что ты бы мне отдал все, что у тебя есть. И я бы взяла. И то же сделала бы для тебя, и ты будешь свиньей, если скажешь, что это несправедливо. Но сегодня у меня есть деньги. Считай, что мы находимся в командировке, с полностью оплаченными расходами, - она усмехнулась. - По высшему разряду.
Антон подумал, покрутил головой.
--
Аргумент сильный. Принимается.
--
Тогда освободи меня от лишнего груза. А то я девушка слабая, еще отнимет кто-нибудь.
Она открыла сумочку, которая лежала тут же, на кровати, и достала из нее две внушительные зеленые пачки. У Антона округлились глаза.
--
Ну, ты даешь, мать...
Лена засмеялась.
--
Выраженьица. Никогда не знаешь, на что понадобятся деньги. Лучше перестраховаться. А может, еще и не хватит. Но ты не волнуйся, там, - она махнула рукой куда-то в сторону, - кое-что осталось. И еще скажу, хотя, может, это и не обязательно, но чтобы у тебя сомнений не было: деньги это мои, я их никому не должна, и ничего постыдного, или преступного, с ними не связано.
--
Так чего же мы тогда здесь рассиживаемся? - проворчал Антон, вставая, и засовывая пачки в карманы джинсов. - На поезд опоздаем.
* * *
На этот раз внизу, в холле, было довольно много народу: в основном были заполнены столики кафе; было много делового вида мужчин и женщин с чашками кофе перед ними, часто с серьезного вида бумагами, и за обсуждением каких-то, очевидно очень важных, вопросов.
Лена подошла к стойке администратора и сказала, что освобождает номер. Девушка за стойкой набрала что-то на компьютере и сказала:
--
Телефонных звонков из номера не было, вы больше ничего не должны. Пожалуйста, вот ваш счет. Можете отдать ключи вон тому молодому человеку, и вам выведут вашу машину через минуту. Спасибо, что вы остановились в "Мариотте", - сказала она с улыбкой.
Антон с Леной вышли из гостиницы и остановились в ожидании. Ждать пришлось действительно недолго. Почти сразу к ним подъехала огромная, сверкающая чистотой черная "тойота-лэндкрузер" с тонированными стеклами, из которой вышел молодой человек в униформе "Мариотта". Пока Антон пытался осознать происходящее, Лена уже сунула парню какие-то деньги, и садилась за руль. Антон вышел из оцепенения достаточно, чтобы открыть другую дверь и сесть на пассажирское сиденье. Когда Лена выворачивала монстра на Тверскую, Антон оглядел салон и с горечью произнес:
--
Кожа. А я, как дурак, гордился, когда ты похвалила мою машину. Когда я тебя, пьяную, вез домой от "Рози". Кстати, за тот случай ты мне тоже должна объяснение. Не думай, что я купился на твою историю.
Лена взглянула на него искоса.
--
Все узнаешь, Антон. А твоя машина мне действительно намного больше нравится. Я вот эту громадину не люблю. Это самозащита, или маскировка, называй, как хочешь. Самая наглая и безликая машина на улицах Москвы. Люди автоматом считают, что за рулем браток какой-нибудь крутой, за темными стеклами меня не очень-то увидишь. А если увидят, так тоже вывод очевидный - или жена какого-то крутого бандита, или бизнесмена, что, в общем, разницы не составляет, или любовница, ну, может, дочь. В любом случае, со мной лучше не связываться. А я, еще раз говорю, ни то, ни другое, ни третье. И машину эту купила исключительно из соображений безопасности.
--
Купила... - эхом повторил за ней Антон.
Лена жалобно посмотрела на него.
--
Антон, я знаю, что у тебя сейчас в голове миллион вариантов, откуда у меня деньги. И ни одного правильного. Ты скоро все узнаешь, я обещаю, все очень просто объясняется. Ну, или почти просто... Ой, куда же я еду-то? - вдруг воскликнула она.
Антон мгновенно вышел из ступора:
--
Черт, я тоже торможу! Нам нужно на Кузнецкий мост, в тот конец, что ближе к Лубянке. - Он достал мобильный телефон, включил его и начал набирать номер.
--
Алло, Алик! Привет... Алик, я пока не знаю, как к этому относиться, но я засыпаю и просыпаюсь с твоим именем на устах. Но я не за этим звоню, мне помощь нужна... - Он замолк, не сумев договорить до конца. Лене было слышно, как из трубки доносится невнятная, но горячая речь.
Некоторое время Антон слушал, потом, наконец, ему удалось вставить слово:
--
Погоди, Алик, у меня совсем времени нет. Отключен он у меня вчера был, а сообщения дома я до конца не дослушал, очень срочное дело возникло. Потом расскажу. А пока выручи меня: моя машина стоит на Кузнецком мосту, напротив кабака этого, мы там как-то были с тобой, черт его, "Папа" какой-то, что ли... Ну, да, точно. Так вот, я должен уехать срочно, а машину оставлять там не хочу. Она и так ночь там простояла. Ты подъехать все равно не успеешь, так я ключи оставлю, где обычно. Только ты сразу подъезжай, а то не один я такой умный... В салоне, под сиденье положу... В Питер, на пару дней, - он вопросительно посмотрел на Лену, та в ответ кивнула. - Да катайся, конечно, о чем речь. Нет, даже пятнадцать ждать не могу, честное слово... Ничего не случилось, нет. Экзамен сдал уже?... Ну, поздравляю. Все, пока.
"Тойота" стояла на прежнем месте. Лена припарковалась рядом. Антон попросил ее выйти вместе с ним и подойти к его машине. Открыл водительскую дверь, повозился там под сиденьем. Потом закрыл дверь и включил сигнализацию, нажав на кнопку на ключах.
Обойдя машину сзади, он остановил Лену и сказал:
--
Постой так, я тебе шнурок завязывать буду. - Лена послушно остановилась. - Антон встал на одно колено и, делая вид, что возится со шнурками на ее кроссовках, незаметным для окружающих движением положил ключи на заднее колесо, где их можно было увидеть, разве только специально присев. Потом распрямился и сказал Лене:
--
Это ненадолго, он сейчас подъедет. Техпаспорт под сиденьем. Ну, дело сделано. Поехали на вокзал.
--
А я всегда техпаспорт в машине держу, - сказала Лена. - В очень потайном месте. Потому что я его вечно забываю, а знаешь, сколько стоит на этом чудовище от ментов откупаться? - она осмотрелась вокруг, читая вывески соседних магазинов. - Хорошо бы одежды купить какой-никакой. Я чувствую себя грязной, как хрюшка. - Лена оглядела Антона, и наморщила нос. - У тебя тоже вид не очень свежий. Ну, да ладно, этим займемся в Питере, обстоятельно. Вперед, мой генерал! Только давай сначала денег поменяем.