Аннотация: Это начало главы, окончание - чуть позже.
Глава 7. Знаменный взвод
Самое удивительное меня ждало после того, как я вышел после разговора с Лукашевичем из сельсовета на улицу. Деревенская улица конечно не городская из двадцать первого века. Но, тем
не менее, она бурлила. Обсуждение судьбы немецкого фельдфебеля, занимало в этом бурлении совсем небольшое место.
- Товарищ замполитрука! В селе есть наши, окруженцы! - огорошил меня старшина Плотников.
- Сколько, где в каком состоянии?
Старшина подтолкнул ко мне красноармейца с малиновыми петлицами. Парень был небрит, форма грязная, но ремень висевшей на плече винтовки держал крепко, хотя видно, что хлебнул мурцаловки.
- Товарищ замполитрука! Сегодня утром, мы пришли в село. Только перекусили, раненного майора определили к знахарке, а тут немцы. Спрятались в дровяном сарае на окраине села.
- Сколько вас?
- Командир сто тридцать второго полка майор Лавров Андрей Афиногенович*, младший лейтенант Парфенов, шесть красноармейцев и младший командир.
- Раненые есть?
- Майор плох, прострелена грудь. В селе медработнков нет, одна бабулька согласилась помочь. Она в империалистическую операционной сестрой была. У лейтенанта обе руки осколками поранены и голова тоже. Младшего сержанта Ховрина тоже зацепило, но он держится.
- Значит вами младший командир командует?
- Да.
- Почему же он сам не пришел и не доложил?
- Ему отдых нужен, раненный он. Шел сюда через силу.
Темнит красноармеец. Наверняка его Ховрин послал на разведку, кто пришел, зачем пришел? Немцы село не обыскивали, иначе за укрывательство, здесь не тремя убиенными бы обошлось.
- Тебя-то как звать-величать?
- Красноармеец Мартынов.
- Часть?
- Сто тридцать второй стрелковый полк.
- Конкретнее.
- Мы все из комендантского взвода, а лейтенант из дивизии.
Очень хорошо! Мои "полчане". Подтвердят мой статус.
- Понятно. У нас есть тридцать минут, чтобы убраться отсюда. Веди, познакомимся со старшим, средним и младшим ...командирами. - Слава Богу, удержался от слова офицеры. Вот так и горят Штирлицы!
* Имя майора изменено. Настоящий командир сто тридцать второго стрелкового полка майор М.А.Медведев пропал без вести, и судьба его неизвестна. Что касается командира взвода роты связи, он полностью вымышленные персонаж.
* * *
Майор был плох. Из обезболивающего бабка, которая оказалась женщиной средних лет, смогла предоставить при зондаже пули, прошедшей через тело и застрявшей в мышцах спины только стакан водки. Лихо пришлось раненному! Он был в сознании, но очень слаб. А ведь это мой майор! Мой командир полка! Рана, наспех перевязанная, да и личность "хирурга", не внушали мне оптимизма. Но вот он, командир "моего полка", послужит мне пропуском в эту реальность. Его необходимо сберечь до прорыва к нашим. Хорошо еще и то, что красноармейцы из "моего" полка тоже имелись. Остались мелочи узнать, как звали командира роты и командира батальона в которых "я служил". Дурацкая ситуация, я свой, но надо доказать, что я свой!
Лейтенант, раненый в обе руки, с перевязанной головой, с виду был истинным "ботаником". Очкастый, с большим "рулем", с руками, подвешенными на перевязях. Но при всем этом, оказался очень бдительным товарищем. После моего доклада, о том, что я являюсь замполитрука седьмой роты сто тридцать второго полка, сразу потребовал документы.
Принадлежность мою к означенному полку доказать было нечем. Но кандидатская карточка, с разорванной и слегка замаранная кровью Колинича фотографией, вкупе со штопанной гимнастеркой, его вполне удовлетворила.
- Свои! Свои!
Чужие так не ходят. Чего так радоваться? После столь эмоционального всплеска, мамлей представился:
- Командир взвода роты связи двадцать седьмой стрелковой дивизии, младший лейтенант Парфенов Ефим Иосифович. Как думаете выходить из окружения, товарищ Колинич?
- Пешком, товарищ младший лейтенант.
- Ценю, Ваше остроумие! А все-таки как?
- Сейчас отправимся на восток, а дальше видно будет.
Мамлей испытующе посмотрел на меня и неожиданно спросил:
- Мы выйдем из окружения?
- У нас другого выхода нет, товарищ младший лейтенант. Выйдем обязательно.
- Я хочу Вас попросить замполтрука, если создастся обстановка, что нас могут взять в плен, застрелите меня. Красноармейцев об этом не просил, чтобы не вносить неверие в удачу. Но Вас прошу. Не хочу служить посмешищем фашистам.
- Мы товарищ младший лейтенант еще в Берлине выпьем в честь Победы, а если что, умирать будем вместе. Вы еврей, я комиссар, удовольствия фашистам не доставим, но последнюю пулю- врагам. Согласны?
- Согласен! Спасибо! Как вы думаете дальше действовать?
- Майора осмотрю, его, придется нести, Вы, кажется, вполне можете двигаться сами, младший сержант, с его железной волей, не смотря на ранение, сам идти сможет. Придется нести только майора. Что касается выхода из окружения, есть некоторые мыслишки. Надеюсь, прорвемся.
- Я надеюсь на Вас, замполитрука.
* * *
Пуля, прошившая грудь командиру "моего" полка прошла по касательной слева направо. Перебито ребро, но левое легкое не задето. Крови в слюне нет. Но вот сам вид раны мне не нравится. Видимо в раневой канал попали посторонние включения. В селе, оказалась операционная медсестра госпиталя императрицы Марии Федоровны осевшая в селе после бурных двадцатых годов. Бабкой ее мог назвать только юный красноармеец Мартынов. Не боявшаяся крови и располосованной человеческой плоти она решила вспомнить молодость и оперировать раненного майора. Орудовала Агафья Тихоновна инструментами, больше напоминавшими пыточные, но тем не менее пулю извлекла и раневой канал вычистила. Резала человеческую плоть не дрогнувшей рукой. Железные люди! Что "хирург", что майор!
Вколол майору лошадиную дозу антибиотиков. От сепсиса он не умрет. Есть у меня запасец лекарств.
После операции, задержавшей роту на двадцать минут в селе, скомандовав построение, я повел людей, к которым присоединились коммунисты, оставившие свои семьи и двенадцать парней призывного возраста, на восток. Ущла с нами и Аглая Тихоновна, не смотря на все мои уговоры. К деревне Золотеево, идти на Новогрудок, где оказалась в котле вся третья ария, не хотелось категорически, но у Деричей немцы уничтожили всю группировку наших войск. Через Щару, переправились только головные подразделения, остальные погибли под бомбами и артобстрелом.
Демонстрация с сожженными машинами, выглядит вполне достоверно, если не глядеть на следы. Второй взвод, сняв запаски с полуторок, накатал на расстоянии метров в триста следы на пыльной грунтовке, но все это шито "белыми нитками". Пошлют немцы ГФП (Гехайме Фельд Полицай), сразу все раскусят. Одна надежда, что в начале вторжения, до такого они не додумаются. Чуть позже тайная полевая полиция начнет заниматься пропажей фуражиров. Высыпят собранные гильзы деревенские пацаны на месте "расстрела колонны", глядишь и минует горькая судьба Малую Рогознцу. Фельдфебеля Гюнтера Гросса, пристрелили у грузовика на смотря на его вопли о Женевской конвенции.
Выглядело все вполне натурально. Если Лукашевич направит пацанов собрать рассыпать гильзы в нужном месте, вообще все будет правдоподобно. Вот только уверенности у меня не было никакой, что немцы будут на все это смотреть. Приедут в село расстреляют половину жителей. Это они могут! Но мы все сделали для безопасности жителей села.
Майора несут на носилках, сделанных за то время, пока мы находились в селе, младший сержант
Ховрин, Макар Антипович, тоже помещается на носилках. Благо людей для переноски носилок достаточно. Младший лейтенант Парфенов, идет сам.
Опять гудение вражеских бомбардировщиков. Опять рота рассыпается в поле. Идут они стройными девятками, ну где же наши?!! Хреново себя чувствовать подопытной мышкой! Бомбят, уничтожают, штурмуют, как им заблагорассудится.
Не так все должно быть. Я вырос в Империи, которую никто не рисковал обидеть. Несмотря на потери множества территорий Россией, никогда, никто не вел себя никто так, как эти придурки "юберменши". Ну, погодите "друзья"! Придем в Кенигсберг и Берлин. Там стопятьсот миллионов изнасилованных немок покажется вам цветочным полем.
Да! Наверняка были изнасилования, но вот то, что это имело массовый характер, не верю нисколько. Самый главный эксперт в этом вопросе мой собственный дед. Воевал он с самого начала, в том самом Белостокском выступе. Был в окружении, вырвался в самый момент Смоленского сражения, ранен. Вывезен в тыл, на его и на наше семейное счастье. Участвовал в Сталинградской битве, опять был ранен, оправлен за Волгу. Вылечили, попал на Первый Белорусский фронт (лечился долго), прошел по тем самым местам, где встретил войну. Польша, Германия. Не было массового изнасилования немок. В полку у деда, был единственный случай насилия и рядового Исрапилова приговорили к штрафной роте. И все об этом знали.
Но вот сейчас, мне страстно хотелось довести до знания немцев не судьбу Исрапилова, а именно то, за что он угодил в штрафную роту. Погодите "друзья"! Мы к вам придем!