Уит Алексей Владиславович : другие произведения.

Трансоанализ

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В настоящее время появилось много техник с помощью которых можно впасть в измененное состояние сознание, прежде всего это: гипноз, медитация, холотропное дыхание и т. д. Я же предлагаю совершенно новый метод: "трансоанализ", который прежде всего анализирует подсознательные процессы психики. В настоящее время появилось огромное количество научно - популярной литературы посвященной подсознанию, типа "Подсознание может все", которая совершенно далека от реальности.

  

УИТ АЛЕКСЕЙ

ТРАНСОАНАЛИЗ.

МОСКВА

2009

СОДЕРЖАНИЕ.

  
   Раздел 1. Введение в трансоанализ.
   Часть 1. Трансоанализ. Методы исследования.
   Что такое трансоанализ?
   Становление трансоанализа.
   Методы исследования в трансоанализе.
   Исследование мистической личности.
   Метод "Свободное фантазирование".
   Часть 2. Подсознательное.
   Положение о подсознательном.
   О правильном употреблении понятия подсознательное.
   Структура подсознательного.
   Из чего состоит подсознание.
   Спиритипы.
   Раздел 2. Теории личности
   Часть 3. Мистическая личность.
   Что такое мистическая личность?
   Становление мистической личности.
   Классификация мистической личности.
   Особенности мистической личности.
   Трансоанализ: Психологические типы.
   Личностно значимые компоненты мистической личности: мистическая вера, мистический опыт, мистическое поведение.
   Мистическая личность: влияние мистичности на поведение.
   Представители конкретных наук о "мистическом опыте".
   Психология обывателя.
   Часть 4. Мистическая личность и общество.
   Семья - важный канал формирования мистической личности.
   Воздействие мистической общины на индивида.
   Психологические последствия вовлечение индивида в мистическую общину.
   Психология мистического "обращения".
   Социально - психологические особенности мистической личности.
   Часть 5. Мистическая личность и психопатология.
   Клинические концепции.
   Нейропсихологический контекст. Феноменология мистического переживания.
   Мистический опыт и психоз.
   Религиозно - мистический симптомкомплекс в клинической картиненепрогредиентных эндогенных заболеваний.
   Депрессия с религиозной фабулой бреда.
   Клинические варианты депрессии с религиозной фабулой бреда.
   Культовая травма.
   Тоталитарный культ.
   Риск возникновения психологического расстройства в результате культовой травмы.
   Проблема оказания психиатрической помощи адептам деструктивных культов.
   Часть 6. "Я" - концепция.
   Понятие "Я" - концепции.
   Проблема "Я".
   "Я" и личность.
   "Я" и Эгос.
   Абсолютное "Я".
   Проявление абсолютного "Я" в составе эмпирической личности.
   Мистическое "Я".
   Раздел 3. Мистические состояния сознания.
   Часть 7. Особенности мистических переживаний
   Мистические переживания.
   Мифологема шизофренического и мистического переживания.
   История возникновения.
   Дуализм и отрешенность.
   Функциональная суть просветления.
   Мистические переживания и высшие переживания по А. Маслоу.
   Часть 8. Проблема мистического опыта.
   Что такое мистический опыт.
   Возникновение мистического опыта.
   Типология мистического опыта.
   Мистическое как опыт.
   Анализ мистического опыта.
   Природа мистического опыта.
   Трансперсональный (мистический) опыт в раннем христианстве.
   Природа трансперсонального мистического опыта по С. Грофу.
   Литература.
  
  

РАЗДЕЛ 1. ВВЕДЕНИЕ В ТРАНСОАНАЛИЗ.

ЧАСТЬ 1. ТРАНСОАНАЛИЗ. МЕТОДЫ ИССЛЕДОВАНИЯ.

ЧТО ТАКОЕ ТРАНСОАНАЛИЗ?

   В настоящее время появилось много техник с помощью которых можно впасть в измененное состояние сознание, прежде всего это: гипноз, медитация, холотропное дыхание и т. д. Я же предлагаю совершенно новый метод: "трансоанализ", который прежде всего анализирует подсознательные процессы психики. В настоящее время появилось огромное количество научно - популярной литературы посвященной подсознанию, типа "Подсознание может все", которая совершенно далека от реальности.
   Подсознание как раз не может все. Для того что бы достать из глубин нашей психики какую - то информацию приходится прибегать к различным сложным техникам, при этом они могут не помочь.
   Трансоанализ - это научное направление изучающее глубинные процессы нашей психики. Огромную роль в этом играет исследование подсознательного. Многие исследователи как З. Фрейд, К. Юнг, изучали сознание и бессознательное, но очень мало страниц уделяли подсознательному. Я решил закрыть этот пробел создав трансоанализ.
   Хочется обратить внимание читателей на то, что трансоанализ не только изучает подсознательное, но и мистические состояния сознания: мистический опыт, мистические переживания, мистическую личность, шаманизм, измененные состояния сознания, трансовые состояния. Анализ этих состояний просто необходим для продвижения психологии в перед.
   Можно поставит такую проблему, почему у некоторых есть предрасположенность (трансферность) к мистическому опыту, а у других нет. Ведь есть же люди у которые одарены в музыке, математике, литературе, в творчестве, тогда почему они например не могут быть трансферность к шаманизму или к получению мистического опыта. Многие ответы может дать изучение подсознательного.
   Сущность теоретических представлений здесь такова: источники, детерминанты человеческого поведения и источники психологических проблем находятся за пределами индивидуального, прижизненного опыта.
   Человек, с его прижизненно сформированной психикой, опытом, качествами, по традиции обозначается как "persona". Этим "нечто" является по концепции мистиков - несотворенная частица человека, единосущная Богу; в философии веданты - атман; у К. Юнга - архетипы (первообразы) коллективного бессознательного, которое является отражением опыта прежних поколений (центральное место среди архетипов Юнг отводил архетипу "самости" как потенциальному центру личности).
   Российская психологическая наука придерживается диалектико-материалистического взгляда на происхождение психики. В разное время она по-разному развивалась. В советский период ее исследования носили неоднозначный характер. В них активно участвовали П.П. Блонский, Л.С. Выготский, К.Н. Корнилов, С.Л. Рубинштейн, Д.Н. Узнадзе и др. Однако с началом массовых сталинских репрессий в 30-е годы XX в. эти исследования прекратились на тридцать лет. В 60-80-е годы началось возрождение отечественной психологии. Значительный вклад в разработку ее проблем внесли Б.Г. Ананьев, А.В. Брушлинский, А.А. Бодалев, Е.С. Кузьмин, А.Н. Леонтьев, Б.Ф. Ломов, В.Н. Мясищев, Б.Д. Небылицын, А.В. Петровский, К.К. Платонов, Б.М. Теплов и др.
   В настоящее время, отвечая потребностям практики, отечественная психология уделяет особое внимание современным проблемам: деловому общению, менеджменту, профессиональной деятельности, консультированию, различным тренингам и т.д.
   Теория трансоанализа возникла уже давно. Хотелось создать концепцию, которая каким то образом укладывалась наша действительность. Это оказалось не совсем просто. После развала СССР жизнь изменилась, началась гласность, демократия. Наружу вышли различные мистические учения. На это все обратила внимание еще трансперсональная психология, которая исследуя трансперсональный опыт и трансперсональные переживания, измененные состояния сознание и элементы религии.
   Трансоанализ в отличие от трансперсональной психологии смотрит на это более широко. Например, если сравнивать трансоанализ и психоанализ З. Фрейда, психоанализ был создан под влиянием начало двадцатого века. Все помнят, что его тоже не сразу признали. Однако это не помешало стать Фрейду всемирно известным психоаналитиком и психиатром.
   Все же вернемся к современности. Под влиянием СМИ мировоззрение начало резко манятся начали появляться передачи различного характера, резко увеличилось число порнографии как в интернете так и на телевидение.
   Одна из особенностей современного СМИ - это увеличении числа публикаций мистического характера. С увеличением числа таких публикаций началось увеличение числа мистических заболеваний связанные с психосоматикой. Сейчас в различных мистических обществах по России насчитывается порядком 10 тысяч человек и под влиянием телевидения эта цифра постоянно увеличивается. При этом народ всячески призывают к участию к различным рода квазинаучным исследованиям.
   Давайте попробуем разобраться почему людей так привлекает все мистическое и не понятное. Начиная с советского союза, когда запрещалось занимается различными рода аномалиями. Поощрялось так называемое "обывательское" мировоззрения - делай как все, выскочек и вольнодумцев не любили старались привлечь их к порядку. Хороший пример как мне кажется можно взять из фильма Леонид Гайдай "Иван Васильевич меняет профессию". В фильме хорошо показано как Шурик пытаясь изобрести Машину времени вызывает раздражение соседей по дому. Возникает вопрос почему он не такой как все? В СССР философия была простая "Если он не такой как все он должен стать таким как все".
   После ослабление советской власти начали появляется различные мистические общества, стала возможность говорить то что думаешь и не боятся, что кто то позвонит в милицию как в фильме Гайдая. Нет психика человека не изменилось, появилась возможность реализовать свои скрытые потребности, каким то образом разнообразить свою жизнь вырваться из ежовых рукавиц советской действительности.
   Почему человека тянет ко всему необычному? Начнем с того, что одно из целей человека это развитие, познавание нового, не известного. И кода простой обыватель узнает, что перед ним окрылись новые возможности в познании чего либо и что либо. Человек бессознательно (автоматически) стремится к этому. Это объясняется почему в начале 90 - х обрушился просто шквал всякой разной мистической литературы. От куда то появились огромное число контактеров, уфологов, вся кого рода целителей и т.д. Все это побочный эффект развала СССР. Когда Внутреннее Я человека не дают реализоваться держа его в рамках, которое поставило ему общество. После того как эти рамки спали Внутреннее Я вышло наружу и начала осуществлять свои потребности. Со все не обязательно, что эти потребности изучения обязательно в исследовании обязательно чего то мистического, любые потребности который человек не мог реализовать. Например во время СССР очень сложно было выехать в Европу. После развала Советского союза путь в Европу стал доступен. Съездить во Францию, Англию, Италию, Испанию перестало быть проблемой и чем то не возможным. Второй пример можно привести с автомобилями. При СССР что бы получить автомобиль нужно было простоять долго в очереди. Сейчас автомобиль можно получить буквально в один день. Трансоанализ не только решает проблемы связанные с мистикой, данная концепция имеет широкое значение, данный метод может применятся в решение семейных проблем, личных, межличностных и т.д. С помощью фантазий у человека открывается путь Скрытому Я в котором и лежат ответы на многие вопросы.
   Мировоззрение очень важно для трансоанализа оно имеет огромное значение для все терапевтической и консультативной работы. Мировоззрение человека - это его понимание смысла в жизни, какое место он занимает в мире, какие у него возможности и перспективы.
   Иногда встречаются люди с особым мировоззрением не таким как у всех - такое мировоззрение я назвал "Мистическим" отсюда и термин мистическая личность. Благодаря современной ситуации и тяга ко всему не обычному сверхъестественному и мистическому, мне кажется нужно каким то образом проанализировать такое "особое мировоззрение" понять почему у него возникло, как оно проявляется какие личностные проблемы несет. Одно из важных личностных проблем которое возникает у мистических личностей - это проблема не понимания и ни принимания обществом - проблема адаптации в обществе такого человека, он особенный и не такой как все. Это основная проблема, который должен заниматься трансоанализ. Помочь человеку проанализировать себя, разобраться в себе, понять свои положительные и отрицательные стороны обстроится в личной жизни и т.д. вот основная задача трансоанализа.

Становление трансоанализа.

   Трансоанализ новое направление в глубинной психологии изучающий специфические возможности человека. Однако для того, чтобы обосновать трансоаналитическую концепцию, и что бы она стало на ровне с психоанализом, трансперсональной психологией, я не побоюсь этого слова работоспособной как новая терапевтическая система.
   При этом каждая система проходит ряд становлений, прорабатываются возможные ошибки и т.д.
   В этой статье я постараюсь обосновать философскую методологию трансоанализа, для чего создавалась эта концепция её возможности и перспективы.
   Еще раз хочется напомнить, что основная цель - этой статьи доказать работоспособность трансоанализа в изучении глубинных структур личности человека и специфических особенностей личности. Особую роль в трансоанализе уделяется психотерапевтической работе, какой она должна быть её основные методы.

Философия и методология трансоанализа.

   Вот Станислав Гроф в одной из своих статей писал: "...наличие трансперсональных переживаний и их динамика, требующая неотложного коренного пересмотра модели мира, созданной классической наукой - дальше Гроф продолжает - существование и характер трансперсональных переживаний разрушают некоторые основные утверждения механической науки". Огромный вклад в исследовании измененных состояний сознания С. Грофа в психологию и психиатрию получил признание по всему миру, в том числе и в России. Гроф является одним из создателей трансперсональной психологии, его исследования особых состояний сознания, создание новой картографии бессознательного и классификации трансперсональных переживаний имеет огромное значение для трансоанализа.
   Одна из основных направлений в трансоанализе исследование мистической личности опирается на концепции Аналитической психологии К. Г. Юнга и Трансперсональную психологию. В частности концепцию Эрика Нойманна "Человек мистический" так и классификацию трансперсональных переживаний по С. Грофу.
   Эрих Нойманн в своей статье "Человек мистический" пишет: "Нашу проблему можно сформировать следующим образом: в какой мере мистическое представляет собой свойственное человеку явление, а в какой мере сам человек является человеком мистическим (homo mysticus)? Моя концепция мистической личности продолжает работу Э. Нойманна. В тоже время для мистической личности имеет огромное значение трансперсональные/мистические переживания и мистический опыт. За начальную основу я взял классификацию трансперсональных переживаний по С. Грофу. Мне она показалось наиболее пригодной для концепции трансоанализа и исследования мистической личности.
   Еще одно важное значение в трансоанализе - это изучение глубинных структур психики человека, главный термин в нем подсознание. Я подчеркиваю не бессознательное и не глубинное бессознательное - это с моей точки зрения является серьезной ошибкой. Сам термин бессознательное обозначает какие - то бессознательные действия или автоматические действия, которые не несут за собой ни каких глубинных слоев психики о которых писали Зигмуд Фрейд, Карл Юнг, а за тем и Станислав Гроф, включил её в свою новую картографию бессознательного.
   Вероятней всего бессознательное - это автоматические действия, которые человек в данный момент времени не осознает в результате научения и выработанного действия. Хорошим примером может послужить наша походка. Мы не осознаем как мы ходим, какую ногу ставим в перед то есть действуем бессознательно - автоматически.

Философское обоснование трансоанализа.

   Философию трансоанализа хорошо можно обосновать с помощью концепции Эпистологического анархизма Пола Фейерабенда. Согласно его представлениям требуется изобретать (размножать) и разрабатывать теории и концепции, не совместимые с существующими и признанными теориями. Это означает, что каждый ученый - вообще говоря, каждый человек - может (и должен) изобретать свою собственную концепцию и разрабатывать ее, сколь бы абсурдной и дикой она ни казалась окружающим. Принцип несоизмеримости, гласящий, что теории невозможно сравнивать друг с другом, защищает любую концепцию от внешней критики со стороны других концепций. Так, если кто-то изобрел совершенно фантастическую концепцию и не желает с ней расставаться, то с этим нельзя ничего сделать: нет фактов, которые можно было бы ей противопоставить, так как она формирует свои собственные факты; не действуют указания на несовместимость этой фантазии с фундаментальными законами естествознания или с современными научными теориями, так как автору этой фантазии данные законы и теории могут казаться просто бессмысленными; невозможно упрекнуть его даже в нарушении законов логики, ибо он может пользоваться своей особой логикой.
   Однако трансоанализ опирается на Аналитическую психологию К. Г. Юнга и трансперсональную психологию, совершенно не противоречит эти направлениям. Обоснование этого проводилось в начале этой статьи.
   Если кому то все таки кажется, что трансоанализ и все что к нему прилагается просто фантазия его автора, то тогда я могу вас отправить к чтению книг Пола Фейерабенда и его концепции Эпистологический анорхизм.
   Вот еще один аргумент в пользу Фейерабенда: не существует ни одного методологического правила или нормы, которые не нарушались бы в то или иное время тем или иным ученым. Более того, история показывает, что ученые часто действовали и вынуждены были действовать в прямом противоречии с существующими методологическими правилами. Отсюда следует, что вместо существующих и признанных методологических правил мы можем принять прямо им противоположные. Но и первые, и вторые не будут универсальными. Поэтому философия науки вообще не должна стремиться к установлению каких-либо правил научного исследования.
   И так если следовать логике П. Фейерабенда, то таким образом, формируется методологическая основа анархизма: каждый волен изобретать свою собственную концепцию; ее невозможно сравнить с другими концепциями, ибо нет никакой основы для такого сравнения; следовательно, все допустимо и все оправданно.
   К этому я еще раз хочу добавит, что концепция трансоанализа не противоречит не Глубинной психологии, не Аналитической психологии К. К. Юнга, не Трансперсональной психологии, следовательно, имеет право на существование.
  

Методы исследования в трансоанализе.

  
   Как в любом научном направлении очень важно какими методами пользуется исследователь, особенно тот кто пытаются разработать новую концепцию. И так для исследования в трансоанализе я использую три метода:
   1. Методом наблюдения, он очень удобен особенно когда нужно изучать поведение в естественных условиях.
   2. Фэнтезитерапия - служат для исследования подсознательного и глубинных структур психики. В настоящее время метод фэнтезитерапии еще до конца не разработан и в настоящий момент дорабатывается.
   3. Метод беседы - позволяет выявлять индивидуально-психологические особенности мистической личности: склонности, интересы, вкусы, отношения к жизненным фактам и явлениям, другим людям, себе.
   4. Психологические тесты, но я их использовал мало. Основном я использую два теста: TCI-125 и SPQ-74.
   Сейчас поговорим об этих методах более подробно.

1. Метод наблюдения.

   Задачей метода наблюдения является познание качественных особенностей изучаемых психических процессов и раскрытие закономерных связей и отношений между ними. Его основу составляет непосредственное восприятие исследователем объективных проявлений изучаемых психических процессов в соответствующих видах деятельности.
   Наиболее характерной чертой метода наблюдения является то, что он позволяет изучить исследуемое явление непосредственно в его естественных условиях, так, как это явление протекает в действительной жизни. Метод наблюдения исключает использование каких-либо приемов, которые могли бы внести изменения или нарушения в естественный ход изучаемых явлений. Благодаря этому метод наблюдения позволяет познать изучаемое явление во всей полноте и жизненной правдивости его качественных особенностей. Этот метод незаменим при решении задачи описания явлений; когда же он используется в целях объяснения или истолкования явлений, он решает эти задачи путем сопоставления и анализа непосредственно наблюдаемых жизненных фактов.
   Предметом объективного наблюдения в психологии являются не непосредственные субъективные психические переживания, а их проявления в поступках и в поведении человека, в его речи и деятельности.
   Между объективно наблюдаемой деятельностью человека и его субъективными психическими переживаниями имеется закономерная связь, благодаря чему, наблюдая поведение, можно делать вполне обоснованные заключения о соответствующих психических процессах.
   Основные особенности метода наблюдения могут быть поняты из рассмотрения следующего примера. При исследовании психологических особенностей мышления в процессе участи испытуемого различных общественных мероприятий (конференции, семинары, мистические общества), исследователь посещает различные конференции, семинары, мистические общества, то есть там где могут собираться мистические личности, проводит на них систематические наблюдения и собирает материал, который позволил бы ответить на поставленный в исследовании вопрос.
   При наблюдении за действиями и движениями людей фиксируется характер этих движений, их быстрота, ловкость, сила, при одновременной записи обстоятельств, сопровождающих или вызывающих эти особенности движений. Такого рода наблюдения позволяют судить о характере, богатстве, точности мышечно-двигательных представлений у наблюдаемых лиц. Например, можно наблюдать известное расстройство координации движений даже у опытного гимнаста, если ему приходится выполнять упражнение в новой обстановке, значительно отличающейся от привычных условий.
   Правильно организованный метод объективного наблюдения в психологии характеризуется следующими особенностями:
   1. Подлежащие изучению явления наблюдаются в обычных для них условиях, без внесения каких-либо изменений в их естественное течение. Сам факт наблюдения не должен нарушать изучаемое явление.
   2. Наблюдение проводится в условиях, наиболее характерных для изучаемого явления. Например, особенности эмоционально-волевых процессов в связи со спортивной деятельностью лучше наблюдать во время соревнований, чем на обычных уроках физической культуры.
   3. Собирание материала путем наблюдений проводится по предварительно составленному плану (программе) в соответствии с задачей исследования. Это облегчает отбор объективных материалов, характерных для изучаемого явления.
   4. Наблюдение проводится не однократно, а систематически; количество наблюдений и число наблюдаемых лиц должно быть достаточным для получения значимых результатов.
   5. При проведении наблюдений необходимо учитывать достаточно широкий круг обстоятельств, сопутствующих основному явлению. Например, при изучении структуры двигательных навыков в том или другом виде спорта учету подлежат не только особенности самих движений (например, их координированность, быстрота), но и внешние условия, в которых протекало спортивное занятие (помещение, открытая площадка, метеорологические условия), состав испытуемых (их пол, возраст, степень спортивной подготовленности), особенности методики преподавания (квалификация преподавателя, применяемые им методы обучения) и т. д. Сопоставление полученных путем такого широкого наблюдения данных позволяет не только описать, но и объяснить данное явление -- указать на его обусловленность теми или другими сопутствующими обстоятельствами.
   6. Изучаемое явление должно наблюдаться при разных, закономерно меняющихся условиях. Например, факты, характеризующие умственную утомляемость учащихся, необходимо наблюдать как на первых, так и на последних уроках в расписании учебного дня.
   7. Результаты наблюдений подлежат точной регистрации: ведется протокол наблюдения, в который с достаточной полнотой заносятся объективные показатели, характеризующие как основные, так и сопутствующие факты. Наблюдаемые факты регистрируются без какого-либо произвольного отбора или исключения;протокол должен быть точной фотографией наблюдаемого явления.
   8. В большинстве случаев применяются точные приемы фиксации наблюдаемых явлений с использованием для этой цели иногда очень сложных приборов: хронометраж, фото- и киносъемки, магнитофонные записи, стенографирование и т. д. Нов трансоанализе я ими пользуюсь редко.
  

2. Фэнтезитерапия.

  
   Метод ФЭНТЕЗИТЕРАПИИ основан на сказкотерапии. Фэнтезитерапия - метод, использующийся в трансоанализе мистическую и фантастическую форму для интеграции личности, развития творческих способностей, расширение сознания, совершенствования взаимодействий с окружающим миром.
   Фэнтезитерапия - направление практической психологии, которое, используя метафорические ресурсы фантастического мистического, сверхъестественного , позволяет людям развить самосознание, стать самими собой, и построить особые доверительные, близкие отношения с окружающими...
   Во-первых, истории о мистическом или сверхъестественном всегда служила средством встречи ее слушателя или читателя с самим собой, потому что метафора, лежащая в основе мистического выступала не только "волшебным зеркалом" реального мира, но - в первую очередь - его собственного, скрытого, еще не осознанного внутреннего мира...
   Во-вторых, нацеленность фэнтезитерапии на развитие самосознания человека, определяемая сущностью мистического, обеспечивает как контакт с самим собой, так и контакт с другими. Сверхъестественная метафора в силу присущих ей особых свойств оказывается способом построения взаимопонимания между людьми.
   В-третьих, в история о фантастическом отсутствуют прямо выраженные нравоучения или рекомендации, усвоение необходимых моделей поведения и реагирования, новых знаний о себе и мире происходит незаметно, исподволь.
   Фентезитерапия как психологический метод трансоанализа накладывает свои возрастные ограничения при работе с детьми: ребенок должен иметь четкое представление о том, что существует сверхъестественная действительность, отличная от реально существующей. Обычно навык такого различения формируется у ребенка к 3,5-4 годам, хотя, безусловно, в каждом конкретном случае необходимо учитывать индивидуальные особенности развития ребенка.
   Фентезитерапия обычно выполняет три функции: аналитическую, терапевтическую (коррекционная) и прогностическую. Аналитическая предполагает выявление уже имеющихся жизненных сценариев и стратегий поведения ребенка. Инструкции, которые предъявляются ребенку в данном случае такие: "Сочини фантастическую историю о мальчике пяти лет", "Сочини любую фантастическую историю". Затем психолог проводит анализ этой истории. Таким образом, может быть выявлен базовый жизненный сценарий, либо ставшие привычными способами реагирования поведенческие стереотипы ребенка. Также аналитическая фантастическая история может способствовать выявлению отношения или состояния ребенка, о которых он не хочет или не может говорить вслух. Эта фантастическая история - зеркало, отражающее реальный мир через призму личного восприятия. И ее возможности безграничны: в фантастической истории случается все, что не может происходить в реальности, там есть сверхъестественные существа, волшебные палочки, чудесные мельницы... И, заметьте, всегда счастливый конец - она оптимистична, добра и надежна! А слушатель всегда сопричастен с событийным рядом и сущностью происходящего. Он может вообразить себя любым из персонажей, он непременно ощущает и проживает перипетии сюжета, отзывается на них своей душой, оценивает, сравнивает... и обретает возможность понять и принять себя и свое творчество, повысить самооценку и измениться в желаемом направлении. Причем происходит все легко и просто, без видимых усилий, сопротивления ума - играючи!
   Трансоаналитическая работа с клиентом может быть проведена различными способами:
   1)Для работы может использоваться существующая авторская или другие фантастические истории
   2)Терапевт и клиент могут сочинять фантастическую историю вместе, одновременно драматизируя ее всю либо отдельные элементы.
   3) Клиент может сочинять фантастическую историю самостоятельно.
   Фэнтезитерапию можно применять как и детям так и взрослым. Через восприятие фантастическую историй мы воспитываем, развиваем его внутренний мир, лечим душу, даем знания о законах жизни и способах проявления творческой силы и смекалки, а также помогаем ему лучше узнать и понять самого себя.
   Однако существуют рекомендации к применению фэнтезитерапии, которые могут быть сформулированы следующим образом:
   1) Сеанс фэнтезитерапии необходимо проводить некоторое время спустя после предположительно травмирующей ситуации, когда клиент успокоился и способен взглянуть на происшедшее со стороны, в нашем случае через призму сверхъестественной реальности. Наиболее подходит для такого общения время перед дневным или ночным сном.
   2) Фантастическая история может начинаться так: "Был такой случай. Время было позднее..." Клиенту нужно дать понять, что такая история могла произойти где угодно: может быть, за тридевять земель, а может быть, и совсем рядом. Это будет зависеть от того, насколько близко к себе захочется принять фантастическую историю. Определенное место действия психологически отделяет клиента от событий, происходящих в мистической истории. Иногда клиенту сложно перенести себя в конкретное место, особенно если он там никогда не был.
   3) Для того чтобы клиент лучше воспринимал то, что с ним происходит в мистической истории, можно придумать ритуал перехода в Волшебную страну. Одним из элементов такого ритуала может стать "превращение" клиента в любого героя из мистической истории (по его выбору)..
   4) Способ подачи материала и привлечения клиента к творческому процессу можно выбрать самостоятельно. Например, рассказывать фантастическую историю, задавая включающие вопросы клиенту в пиковых ситуациях: например, как ты думаешь, почему герой поступил так, тебе понравился его поступок, как бы ты поступил на его месте?
   Условия, которые необходимо соблюдать при применении метода фэнтезитерапии.
   1. Клиент может рассказать фантастическую историю из своей жизни, возможно именно из - за нее он к вам пришел.
   2. Трансоаналитик должен настаивать на фантастической истории, а не на сказке, иначе можно свести опять же к сказкотерапии, не смотря на то, что данный метод много чего взял из сказкотерапии.
   3. Главную роль могут играть сверхъестественные герои, с которыми клиент может перенести своё "Я". Сверхъестественных героев, можно брать из различных художественных фильмов например фентази, из фольклора народов России.
   4. Не рекомендуется брать героев из сказок Баба- яга, Кощей-бесмертный, Иван Дурак, Василиса прекрасная и т.д.
   Можно предложить клиенту сочинить фантастическую историю вместе, рассказывая ее небольшие фрагменты по очереди. Также возможен вариант, когда аналитик предлагает клиенту сочинить фантастическую историю на заданную тему. Еще одним вариантом трансоаналитической работы может стать рассказывание известной фантастической истории от лица различных персонажей.
   Таким образом, комбинируя различные приемы фэнтезитерапии, можно помочь каждому клиенту прожить многие ситуации, с аналогами которых он столкнется в дальнейшей жизни. И значительно расширить его мировосприятие и способы взаимодействия с миром и другими людьми.
   Фэнтезитерапия хороша тем, что умещает в себе всю технологическую "кухню", от анализа до коррекции, включая профилактику и развитие индивидуальности. К тому же она органично синтезируется со всеми известными методами психотерапии, применима как в индивидуальной работе, так и в групповой, подходит для любого возраста. Образно говоря, это полифонический метод.
   Фэнтезитерапия - это непринужденная обстановка, задушевный настрой, доброта и радость - все, что способствует личностному росту. Особенно заметно это в групповой работе, на тренингах. Все с удовольствием слушают и обсуждают, сочиняют и разыгрывают сказки, фантастические истории, рисуют, лепят, играют, придумывают и получают сюрпризы. Группа помогает каждому, создавая необходимый энергетический заряд и эмоциональный фон, вовлекающий в действие. Время летит незаметно, расставаться потом не хочется, в душе бродят новые ощущения, глаза светятся радостью и добротой.
   К функциям психотерапевтической фэнтези можно отнести следующие::
    • Фантастическая истории восполняет пробелы индивидуальной истории клиента и дополняет ее общечеловеческой информацией.
   • Фантастическая истории позволяет актуализировать вытесняемые клиентом моменты личной истории.
   • Фантастические истории позволяет сформировать новый взгляд на ситуацию и перейти на новый уровень ее осознания, моделируя более конструктивное отношение и поведение.
   • Фантастические истории отображает внутренний конфликт клиента и дает возможность размышлять над ним.
   • Фантастические истории является символическим "буфером" между клиентом и трансоаналитиком. Благодаря этому сопротивление клиента сглаживается и энергия направляется на размышление.
   • Фантастические истории служит альтернативной концепцией восприятия неоднозначных жизненных ситуаций.
   • Фантастическая истории формирует Веру в позитивное разрешение проблемы (правда, для того чтобы это увидеть, часто требуется отойти от стереотипов обыденного сознания).
   При использовании психотерапевтических фантастических историй важно помнить о трех вещах:
   • уместность:
   • искренность:
   • дозированность
   Фантастические истории, их использование должно быть уместным. В противном случае можно исказить всю идею. Первую психотерапевтическую фантастическую историю уместно использовать лишь тогда, когда она наиболее ярко и образно иллюстрирует основную мысль психолога при формулировании "обратной связи" клиенту.
   Рассказывание психотерапевтической фантастической истории -- это всегда сокращение "дистанции" с клиентом. Следовательно, от трансоаналитика требуется проявление открытости и искренности.
   Психотерапевтические фантастические истории побуждают к размышлению. Часто это процесс длительный. Поэтому нельзя "перегружать" клиента фантастическими историями, чтобы он не утратил к ним чувствительность.
   Тексты фантастических историй вызывают интенсивный эмоциональный резонанс как у детей, так и у взрослых. Образы фантастических историй обращаются одновременно к двум психическим уровням: к уровню сознания и подсознания, что дает особые возможности при коммуникации. Особенно это важно для коррекционной работы, когда необходимо в сложной эмоциональной обстановке создавать эффективную ситуацию общения.
   Выделяют следующие аналитические и коррекционные функции фантастической истории:
   1. психологическую подготовку к напряженным эмоциональным ситуациям;
   2. символическое отреагирование физиологических и эмоциональных стрессов;
   3. принятие в символической форме своей физической активности.
  

3. Метод беседы.

   Иногда в своих исследованиях я использую метод беседы, он хорошо помогает когда нужно получить дополнительную информацию.
   Беседа, которая также реализуется на основе вербальных взаимоотношений между людьми, ориентирована, прежде всего, на личность другого человека. В ней важны не столько универсальные свойства, наличествующие у всех, сколько индивидуально-психологические особенности человека.
   Метод беседы, как исследовательская процедура, основан на сборе и анализе словесных высказываний испытуемых. При адекватном его использовании он позволяет выявлять индивидуально-психологические особенности мистической личности: склонности, интересы, вкусы, отношения к жизненным фактам и явлениям, другим людям, себе.
   Беседа как психологический метод предусматривает прямое или косвенное, устное или письменное получение от изучаемого сведений о его деятельности, в которых объективируются свойственные ему психологические особенности. Чаще всего проводится в вопросно-ответной форме, когда психолог в относительно свободной манере задает вопросы, которые и определяют ход беседы, задавая ее ключевые точки. Особенно важную роль при организации беседы играют невербальные сообщения (интонации, жесты, мимика и пр.). В силу этого в ряде психотерапевтических процедурах беседа специально разворачивается вокруг подобных сообщений, чаще всего неосознаваемых самим индивидом, который их проявляет.
   Существует ряд требований к беседе как методу.
   Первое - непринужденность. Нельзя превращать беседу в опрос. Наибольший результат приносит беседа в случае установления личного контакта исследователя с обследуемым человеком. Важно при этом тщательно продумать беседу, представить ее в форме конкретного плана, задач, проблем, подлежащих выяснению. Метод беседы предполагает наряду с ответами и постановку вопросов самими обследуемыми. Такая двусторонняя беседа дает больше информации по исследуемой проблеме, чем только ответы испытуемых на поставленные вопросы.
   В беседе задаваемые вопросы должны быть четкими, ясными, понятными, не должны внушать тот или иной ответ.
   Содержание и форма вопросов определяются, во-первых, задачами исследования и, во-вторых, возрастом испытуемых.
   Ответы исследуемого тщательно, точно записывают. При этом может использоваться магнитофон. Одновременно исследователь наблюдает за характером его речевых высказываний (степенью уверенности ответов, заинтересованностью или равнодушием, характером выражений), а также поведением, выражением лица, мимикой.
   Материал бесед должен быть подкреплен другими методами, в частности наблюдением.
  
  

4. Психологические тесты.

   Психологические тесты - это инструменты или, употребляя более широкий термин, орудия. Чтобы получить положительные результаты от применения тестов мы должны учитывать этот важный факт. Любой инструмент может быть орудием, приносящим пользу или наносящим вред, - в зависимости от того, как его используют. Тестирование развивалось и продолжает развиваться нарастающими темпами, оказывая эффективное содействие в решении все более широкого круга вопросов в различных сферах повседневной жизни. Однако его развитие сопровождалось нереалистичными ожиданиями и неправильным применением некоторых тестов. Пользователям нужно знать, как оценить тот или иной тест; насколько подходит этот тест для той конкретной цели, ради достижения которой он используется; какую информацию он может дать о человеке, который его выполняет; как результаты этого теста можно включить в цепочку данных, приводящую к выбору линии действия.
   В настоящее время просто необходимо обладать определенной базой знаний о тестах, причем это касается не только тех, кто конструирует тесты или проводит тестирование, но всех и каждого, кто использует результаты тестов в качестве главного источника данных при принятии решений в отношении себя или других людей.
  

Определение понятия психологического теста

  
   В отечественной и зарубежной литературе представлено огромное разнообразие определений понятия психологического теста. Ниже приведены некоторые из них.
   "Психологический тест в сущности есть объективное и стандартизованное измерение выборки поведения". "Тест - стандартизованное, часто ограниченное во времени испытание, предназначенное для установления количественных и качественных индивидуально психологических различий". "Под тестом понимается специфический инструмент для оценивания психологических качеств личности. Он состоит из совокупности заданий или вопросов, предлагаемых в стандартных условиях и предназначенных для выявления частичных типов поведения". Все определения содержат следующие общие моменты:
   во-первых, тест - один из методов измерения в психодиагностике наряду с такими, как проективные методы, стандартизованные самоотчеты, интервью, аппаратурные методы и др.;
   во-вторых, это метод измерения свойств личности и особенностей интеллекта;
   в-третьих, это метод измерения, который характеризуется высокой степенью
   объективности, надежности и валидности.
   Объективность, валидность и надежность - требования, которым должен
   удовлетворять каждый тест.
  

Психологический тест как объективное измерение.

  
   Объективность психологического теста означает, что первичные показатели, их оценка и интерпретация не зависят от поведения и субъективных суждений экспериментатора. Первичными называют показатели, полученные после обработки данных выполнения респондентом тестовых заданий. Выражаются первичные показатели в так называемых "сырых баллах".
   Разработка заданий, процедура проведения, обработка результатов теста осуществляется согласно определенным стандартным правилам.
   Добиться объективности психологического теста можно при выполнении следующих условий:
   единообразие процедуры проведения теста для получения сравнимых с нормой результатов;
   единообразие оценки выполнения теста;
   определение нормы выполнения теста для сопоставления с ними показателей,
   полученных в результате обработки данных тестирования.
   Эти три условия называют этапами стандартизации психологического теста.
   В трансоанализе я обычно использую два теста SPQ-74 (Выраженность шизотипических черт) и TCI-125 (Структура характера и темперамента). По всей видимости придется разрабатывать специальный тес для исследования мистических личностей.
  
  

ДИАГНОСТИЧЕСКАЯ МЕТОДИКА SPQ-74

ВЫРАЖЕННОСТЬ ШИЗОТИПИЧЕСКИХ ЧЕРТ

(SCHIZOTYPAL PERSONALITY QUESTIONS)

  
   ИСПОЛЬЗОВАНИЕ МЕТОДИКИ SPQ-74
   Диагностическая методика SPQ-74 предназначена для выявления и количественной оценки черт личности, характерных для шизотипического расстройства (F21 - по МКБ-10). Методика разработана группой американских ученых под руководством Адриана Рейна (Adrian Raine).
   ОПИСАНИЕ МЕТОДИКИ SPQ-74
   В тест SPQ-74 включены вопросы, с помощью которых можно оценить степень выраженности всех перечисленных ниже девяти диагностических признаков, в принципе присущих шизотипическому расстройству (F21).
   Эпизодические транзиторные квазипсихотические проявления, галлюцинаторного, бредоподобного характера - (идеи отношения). (9 вопросов).
   Повышенная социальная тревожность (8 вопросов).
   Определяющие поведение странности во взглядах, магическое мышление, не соответствующее культурным нормам (7 вопросов).
   Иллюзорное восприятие, дереализация, деперсонализация (9 вопросов).
   Чудаковатое эксцентричное поведение и внешний вид (7 вопросов).
   Малочисленность контактов с окружающими, самоизоляция - отсутствие близких (9 вопросов).
   Мышление аморфное, обстоятельное, метафорическое, излишне детализированное, стереотипное, проявляющееся вычурностью речи, но без выраженной разорванности (9 вопросов).
   Неадекватный и/или уплощенный аффект (8 вопросов).
   Подозрительность, параноидные идеи (8 вопросов).
   Окончательный вариант насчитывает 74 вопроса и занимает в среднем 5 - 10 минут для заполнения.
   Факторный анализ 9 шкал сгруппировал их в три фактора, наилучшим образом представляющих шизотипическую личность.
   Фактор когнитивно-перцептивного дефицита (включает в себя шкалы: идеи отношения, магическое мышление, необычность восприятия, подозрительность);
   фактор интерперсональных отношений (в его составе шкалы: социальная тревожность, отсутствие близких друзей, ограниченный аффект, подозрительность);
   фактор дезорганизации (со шкалами странное поведение и странная речь).
   Такая трехфакторная модель, по мнению авторов методики, наилучшим образом представляет возможную картину заболевания, соотносясь с тремя соответствующими факторами, отвечающими шизотипической симптоматике.
   Если исходить из того, что шизотипическая личность имеет генетическую предрасположенностью к шизофрении, то, очевидно, тест SPQ-74 должен нести значительную генетическую нагрузку. Исследование авторов методики 90 пар моно- и дизиготных близнецов продемонстрировало такую генетическую связь на уровне 0.4 как для общего показателя по тесту, так и по отдельным шкалам.
   Совместное нейропсихологическое обследование и тестирование по SPQ-74 показало, что более высокие показатели по шкалам с так называемой продуктивной симптоматикой продемонстрировали испытуемые с левой темпоро-париетальной дисфункцией, в то время, как негативную симптоматику - испытуемые с правой дисфункцией (Gruzelier J.H., Burgess А., Stygall J., Irving G, Raine A.; 1992).
   Тестирование SPQ-74 и STA с последующим нейропсихологическим обследованием выявило характерные различия у лиц с мозговой асимметрией. Предварительные результаты говорят о значительном преобладании левосторонней мозговой асимметрии у шизотипических личностей (Kidd R.T.; 1992).
   Авторы методики отмечают также некоторые особенности конструктной валидности теста SPQ-74. В частности, интересны гендерные различия в показателях тестирования. Женщины имеют тенденцию завышать показатели продуктивных шкал: идеи отношений, странные верования и магическое мышление, а значит, в итоговом результате у них происходит общее завышение показателей по фактору "когнитивно-перцептивный дефицит" (Raine А.; 1991. Р.556-564). Мужчины более выраженно демонстрировали негативную симптоматику, т.е. давали повышенные, по сравнению с женщинами, результаты по шкалам отсутствие близких друзей и ограниченный аффект. По мнению авторов, такое же межполовое соотношение ответов наблюдается и у больных шизофренией. Однако эффект гендерного различия не столь велик (0.31) и нуждается в дополнительной проверке, не исключено, что этот эффект преувеличен.
   Зависимость от ведущей руки. Смешанные типы имеют более высокие показатели когнитивно-перцептивного фактора, в частности по его шкале необычность восприятия, параноидные идеи, а также по шкалам странное поведение и странная речь, составляющих фактор дезорганизации (Kim D., Raine A., Tryphon N., Green M.F.; 1992. P.133-135).
   Больные с биполярным расстройством занимают промежуточное положение по своим показателям в методике SPQ-74 между шизофрениками и нормой.
   Эти краткие примеры показывают, почему методика SPQ-74 может быть полезна в применении не только в клинических условиях, но и в рамках широкого использования среди нормы.
  

ДИАГНОСТИЧЕСКАЯ МЕТОДИКА TCI-125

СТРУКТУРА ХАРАКТЕРА И ТЕМПЕРАМЕНТА

(THE TEMPERAMENT AND CHARACTER INVENTORY)

  
   ИСПОЛЬЗОВАНИЕ МЕТОДИКИ TCI-125
   Диагностический инструмент TCI-125 предназначен для описания как генетически заданных черт темперамента, так и социально обусловленных черт характера. Методика TCI-125 пригодна и при диагностики больных, и при исследованиях вариативности личностных особенностей человека в норме, во всем многообразии их сочетаний.
   ОПИСАНИЕ МЕТОДИКИ TCI-125
   ОПИСАНИЕ ГЕНЕТИЧЕСКИ ОБУСЛОВЛЕННЫХ ШКАЛ
   1. ПОИСК НОВИЗНЫ
   Первый из наследуемых факторов темперамента - это готовность к активизации исследовательского поведения в ответ на новизну стимулов (Cloninger C.R.; 1987. P.581-582). Ниже приведены диагностические критерии полюсов для этой шкалы, которые можно наблюдать в поведении.
   Испытуемые с низким поиском новизны не желают смены неспешного рутинного течения своей жизни и всячески сопротивляются этому. В организации своей деятельности предпочитают жесткий режим, дисциплину и строгий порядок. Довольно ригидны и медленно отходчивы. Их привязанности очень медленно формируются и также медленно исчезают, не соотносясь при этом с какой-либо личной выгодой. В большинстве случаев такие люди действуют медленно, только после длительных и обстоятельный раздумий, тщательно размышляя о мельчайших деталях предстоящего действия. В общении с другими они больше любят слушать, чем говорить. Весьма ограничены в своем умении играть и драматизировать. Их бережливость и экономность доходит до того, что они с трудом тратятся на удовольствия для себя.
   Низкий поиск - одна из характеристик обсессивных, пассивно-зависимых, циклотимических и шизоидных личностей.
   Испытуемые с высоким поиском новизны нетерпимы к рутине и постоянно затевают какие-либо начинания. Однако их действия неупорядочены и не имеют четко выраженной целенаправленности. В общении с другими они легко возбудимы, часто конфликтуют, легко обижаются, но также быстро отходят от обиды. Изменчивы: привязанности устанавливаются очень легко, но также легко исчезают. По своим мимолетным прихотям совершают сиюминутные действия, вплоть до безумств. Впечатление об увиденном или услышанном формируется быстро, поверхностно и интуитивно. Любят чрезмерно драматизировать ситуацию. Общаясь, предпочитают говорить, а не слушать собеседника. Свободное время проводят в экстравагантных приключениях, часто с криминальным уклоном и с риском для собственной жизни. И поскольку они неспособны сдерживать своих желаний, то часто и необоснованно тратятся, потакая своим прихотям.
   Высокий поиск новизны наряду с другими показателями входит в характеристики антисоциального (F60.2), гистрионного, пассивно-агрессивного (F60.8) и эксплозивного расстройств (F60.30) личности (Чуркин А.А. , Мартюшов А.Н.; 2000. С.90-97).
  
   2. ИЗБЕГАНИЕ ВРЕДА
   Второй фактор темперамента представляет собой унаследованное стремление к угнетению или полному прекращению ведущей деятельности.
   С точки зрения психологических характеристик высокий показатель избегания вреда говорит о наличии следующих поведенческих черт в деятельности. Такие люди, как правило, заранее сильно беспокоятся и тормозят свою деятельность завышенными, часто необоснованными опасениями даже в самых обыденных обстоятельствах. В общении с чужими незнакомыми людьми испытывают повышенное излишнее беспокойство. Это проявляется у них в таких чертах, как робость и застенчивость, что в итоге тормозит социальную активность, заставляя замыкаться на себе и своем внутреннем мире. Избегая новых впечатлений, поскольку те могут нести в себе риск физического или психологического ущерба, такие люди предпочитают тишину и покой, а не возбуждение и активность. Настрой их большей частью пессимистичен и с негативными ожиданиями. Повышенная утомляемость приводит к тому, что они долго восстанавливают тонус, а плохая приспособляемость к изменениям и новшествам не способствует быстрому восстановлению из болезненного состояния и стресса.
   Высокое избегание вреда - входит в состав обсессивного, пассивно-зависимого, пассивно-агрессивного и эксплозивного расстройств личности.
   Низкий показатель избегания вреда характеризуется в первую очередь беззаботностью, причем даже перед лицом вполне реальной опасности для здоровья или жизни таких людей. Чрезмерная самоуверенность не позволяет им уделять достаточного внимания при общении с другими людьми. Такие пациенты все время поглощены жаждой новых впечатлений, что приводит к отсутствию необходимой осторожности в общении с незнакомцами. Они всегда предпочитают повышенную активность, не избегая рискованных мероприятий. Ожидания их положительны и оптимистичны. Обладают избытком энергии, и даже растеряв ее, быстро восстанавливают. Должны хорошо адаптироваться к новым ситуациям и быстро приходить в себя после болезней и стрессов.
   Низкий показатель по избеганию вреда характерен для антисоциальных, гистрионных, шизоидных и циклотимических личностей.
  
      -- ЗАВИСИМОСТЬ ОТ ВОЗНАГРАЖДЕНИЯ
   Третий генетически обусловленный фактор - сохранение и дальнейшее поддержание избранного стиля поведения - обнаруживает такие черты, как сентиментальность, открытость людям и зависимость от похвалы со стороны других.
   Психологически низкая зависимость от вознаграждения говорит о социальной обособленности с повышенной тенденцией к личностной отгороженности. Такие люди достаточно независимы от мнения окружающих и при давлении извне оказывают сопротивление. Из-за своей нечувствительности к общественному мнению, в случае неодобрения их действий, они быстро вырабатывают безразличное отношение к окружению, что приводит к еще большему усилению социальной отчужденности и к желанию побыть одному. Закрыты для сантиментов. Их не интересует, что будет потом, они безразличны к отсроченному вознаграждению. В вещах и событиях предпочитают практическую значимость.
   Низкая зависимость от вознаграждения характерная для антисоциальных, эксплозивных, обсессивных и шизоидных личностей.
   Высокий показатель зависимости от вознаграждения характеризует людей личностно открытых и по этой причине социально уязвимых. Повышенная потребность в похвале и одобрении со стороны окружающих ведет к чрезмерной тенденции соглашаться под давлением извне. Если возможный результат своего поведения видится им как социально одобряемый, то они способны на повышенную и длительную активность. Высокая эмпатия соседствует у них с легкостью общения. Сильно переживают недостаток похвалы. Из-за повышенной чувствительности к общественному мнению, в случае отказа или негативной оценки своих действий, у таких людей развивается интенсивное и настойчивое поведение с целью во что бы то ни стало достичь одобрения со стороны окружающих. Подобное поведение может выражаться в чрезмерной работоспособности, повышенной сексуальной активности, а также в совершении покупок, излишних и не нужных для собственного использования.
   Высокая зависимость от вознаграждения присуща пассивно-зависимым, циклотимикам, гистрионным и пассивно-агрессивным личностям.
  
   4. НАСТОЙЧИВОСТЬ
   Изначально настойчивость была компонентом зависимости от вознаграждения и оценивала упорство в достижении цели, несмотря на фрустрацию и усталость. Однако этот признак плохо соотносился с другими признаками зависимости от вознаграждения (сентиментальностью, социальной открытостью и зависимостью от похвалы), поэтому и был выделен в самостоятельную шкалу (см. таб1).

Таблица 1

Высокая настойчивость

Низкая настойчивость

      -- Интенсивная деятельность, часто вплоть до самоистощения.
   Недостаток инициативы и конструктивизма, нежелание прилагать максимальные усилия в деятельности.
      -- Несмотря на препятствия, настойчивы в поведении.
   Быстро прекращают не приносящую быстрого удовлетворения деятельность. Недостаточно настойчивы в достижении действия, сулящего вознаграждение потом.
  
   Каждый из перечисленных четырех компонентов темперамента является наследуемым на 50% - 60%, оставаясь при этом генетически независимым от других. Индивидуальные различия в показателях по факторам темперамента наблюдаются уже в раннем возрасте и хорошо заметны в юношеском и взрослом поведении. Поэтому эти аспекты личности и обозначают черты, которые обычно считаются факторами темперамента, т.к. они наследственны, рано проявляются в жизни и, очевидно, охватывают досимволические неосознаваемые влияния в научении.
   Структура темперамента в этой модели была выявлена в значительной степени из генетических и нейробиологических исследований функциональной организации мозговых связей при классическом и оперантном обусловливании.
   Как система комплексная, эта структура иерархизирована и растворена последовательно в более фундаментальных подсистемах нейрофизиологии. В этологических исследованиях Клониджер установил, что филогенетически у животного темперамент начал свое формирование с системы угнетения или полного прекращения поведения (избегания вреда). Эта особенность прослеживается у всех видов животных. Затем добавился активный компонент (поиск новизны) у более совершенных видов, и только после этого, начиная с рептилий, добавилась система поддержки и продолжения подкрепляемого поведения (зависимость от вознаграждения) (Cloninger CR., Gilligan SB.; 1987. P.457-472).
  
   В отличие от перечисленных шкал темперамента, три оставшиеся шкалы, основанные на понятиях символьной системы, базируются на различиях в Я-концепциях и содержательно определены через особенности характера.
  
   ОПИСАНИЕ СОЦИАЛЬНО ОБУСЛОВЛЕННЫХ ШКАЛ
   Формирование черт характера создатели биосоциальной теории описывают через становление Я-концепции. Для этого они вводят свое понимание термина "инсайт", что применительно к их теории заключает в себе общую организацию восприятия мира, а также осознавание взаимных связей внутри этого восприятия. Инсайтное научение состоит в появлении новых поведенческих адаптивных ответов как итога внезапной общей реорганизации индивидуального опыта. Инсайтное научение состоит в приобретении установок и обобщений на символическом уровне, влияющих в конечном итоге на ожидания и цели поведения. Далее, следуя букве бихевиоризма, создатели теории определяют Я-концепцию как паттерн характерных для конкретной личности ответных установок. Существование человека в обществе преобразует его восприятие (перцепты) в абстрактные символы (концепты). Характеристики связки "стимул - реакция" зависят от осознания общей важности и значительности входящих стимулов. Следовательно, становление характера человека может быть определено через анализ взаимосвязанных с различными Я-концептами ответных реакций. Наиболее важные концепты при исследовании характера человека - это "кто такой я?" , "почему я именно такой?" и т.п.
   Неосознаваемые автоматические ответные реакции человека по инициированию, поддержанию или прекращению своего поведения первоначально обусловлены генетически заданными особенностями темперамента. Однако затем в процессе воспитания под воздействием понимания своей идентичности поведенческие ответы модифицируются и могут быть представлены уже как результат осознанной переработки стимульной информации. С этой точки зрения развитие личности видится как некий повторяющийся эпигенетический процесс, в котором генетически обусловленные факторы темперамента изначально служат базой инсайтного формирования Я-концепции, а та, в свою очередь, видоизменяет воспринятые стимулы, в ответ на которые потом и проявляется индивидуальность конкретной личности. Так, темперамент и характер влияют друг на друга, мотивируя в конечном итоге через поведение внешнее проявление индивидуальности.
   В биосоциальной теории для анализа Я-концепции наиболее важны признаки, с помощью которых человек определяет себя, во-первых, как автономную индивидуальность, во-вторых, как часть общества, и, в-третьих, как часть мира вообще, где все люди, вещи и явления взаимосвязаны между собой. Каждый из этих аспектов Я-концепции нашел свое отражение в одной из трех шкал TCI-125, которые авторы, назвали соответственно "самонаправленность", "сотрудничество" и "самотрансцендентность".
  
   5. САМОНАПРАВЛЕННОСТЬ
   Перед тем, как приступить к описанию шкалы самонаправленности, стоит заранее отметить тот факт, что, согласно и американским, и нашим экспериментальным данным по методике TCI-125, самонаправленность - главный индикатор наличия или отсутствия личностного расстройства. Поэтому эта шкала диагностически наиболее важна с клинической точки зрения.
   Главное в самонаправленности - это самопределение и сила воли, другими словами, дифференцирование себя как автономного субъекта и наличие способности к самоконтролю, саморегуляции своего поведения сообразно ситуации, в согласии с самостоятельно выбранными целями и ценностями. Обычное понимание "силы воли" может вводить в смущение, так как воля представляется не как нечто реально существующее, а как некий метафорический абстрактный термин, при описании которого человек рассматривает себя скорее как наполненную определенным значением целостную индивидуальность, чем как неорганизованную систему реагирующих импульсами установок. Учитывая это, авторы предлагают применить более нейтральный, но в тоже время более информативный, чем "сила воли" термин - усилие, которое человек прикладывает для утверждения или принятия обязательств на себя при исполнении различных намерений. Вслед за гуманистическими психологами, можно было бы сказать, что человек тем и отличается в своем существовании от животного, что "способен делать выбор между взаимно исключающими друг друга ответами и говорить неправду. Поэтому человек и может оценивать свою ответственность за содеянное" (Leach ER.; 1987. P.317).
   На позитивной стороне самонаправленности - зрелая личность, эффективный и хорошо организованный лидер, с достаточным самоуважением, не боящийся промахов и принимающий их. Он чувствует, а главное, - понимает, что жизнь его имеет цель и значение. Для этого он способен задерживать достижение своих сиюминутных намерений и проявлять инициативу в преодолении препятствий.
   На другом полюсе шкалы "самонаправленность" - индивиды с низким самоуважением, обвиняющие всех и вся в своих проблемах, неуверенные в своей идентичности, с неясными жизненными намерениями, часто противоречивые, неизобретательные и зависимые от других людей и обстоятельств. Низкая самооценка и чувство неполноценности выдают в них инфантильную личность.
   Психологическое содержание шкалы самонаправленности обосновано, в частности, исследованиями локус контроля. Так, например, Дж. Роттер, изучая группы с разным локус контролем, установил следующее (Rotter J.B.; 1966. P80). Внутренний локус контроль характерен для тех людей, которые, самостоятельно контролируя усилия, уверены в своей успешности. Внешний локус присущ тем, кто считает свою успешность следствием стечения внешних обстоятельств, а не своих собственных усилий. Испытуемые с внутренним локус контролем более ответственны и находчивы при решении жизненных проблем, в то время как представители противоположной группы более апатичны и отчуждены с тенденцией обвинять в своих неуспехах окружение и случайные обстоятельства, но не самих себя. Некоторые уровни локус контроля связаны с определенными аспектами темперамента (повышенным избеганием опасности, зависимостью от одобрения и настойчивостью), но двуполюсный фактор "ответственность ? осуждение других" по своей структуре отличен от факторов темперамента и связан с общим понятием "самонаправленность".
   В. Франкл придавал особое значение целенаправленности и многозначительности целей, рассматривая их как составляющие мотивационной силы зрелой личности (Франкл В.; 1990. С.284-306). Он убежден, что в жизни зрелой личности ведущее значение принадлежит скорее полноте смысловой нагрузки, чем удовлетворению импульсов и стремлению избегать конфликтов. Показатель целенаправленности достаточно широко варьирует, поэтому может быть принят как существенный показатель при анализе личностных качеств (Crumbaugh JC.; 1968. P.74-81).
   К. Роджерс (Rogers CR., Kirschenbaum H., Henderson Vl.; 1989) и С. Кови (Covey SR.; 1989) независимо друг от друга пришли к одному выводу: характерная для школьных заводил инициативность и находчивость при решении возникающих проблем - важное качество будущего зрелого характера.
   А. Бандура в своих работах (Bandura А.; 1982. P.122-147), и в совместных с Д. Сервоун (Bandura A., Cervone D.; 1983. P.1017-1028) описал самоэффективность (self-efficacy) в ее взаимосвязи с инициативой целенаправленного поведения.
   Другими словами, зрелая личность формирует у себя и поддерживает способность не только быстро реагировать на стимулы среды, но и адекватно соотносить ответы со своими целями и ценностями. Такие люди позволяют себе определенную спонтанность в ответах, не испытывая при этом ограничивающих поведение конфликтных переживаний. Самоуважение и способность реально воспринимать жизненные ограничения без фантазирования о своих безграничных возможностях по их преодолению - это условия формирования и развития зрелого самонаправленного поведения. Начиная с детских лет, люди с недостатком саморегуляции и избытком чувства собственной неполноценности, подкрепленным к тому же несоразмерными жизненными требованиями, часто неактивны в поведении. Они часто отрицают, подавляют или игнорируют свои промахи, желая быть лучшими во всем и всегда. Напротив, люди с хорошей саморегуляцией деятельности реально соотносят результаты, принимая свои промахи. Подобное позитивное самопринятие и возможность реально воспринимать жизненные ограничения имеют значимую связь с ответственностью и целенаправленностью (Taylor C., Combs AW.; 1953. P.89-91).
   В общем виде самонаправленность может быть определена как динамически развивающийся процесс, состоящий из нескольких стадий. (1) Принятие ответственности за свой выбор взамен осуждения внешних обстоятельств или окружения. (2) Самостоятельное определение индивидуально значимых целей в противовес недостатку целеустремленности. (3) Развитие навыков и формирование уверенности в преодолении препятствий, т.е. целенаправленность, а не бездействие. (4) Принятие себя во всех проявлениях, а не борьба с собой. Наконец, (5) разрешение себе свободных душевных переживаний, т.е. доверие своему эмоциональному миру.
   Итак, как уже было отмечено, показатель самонаправленности является критическим параметром при диагностике. Авторы методики утверждают, что заниженный уровень самонаправленности характерен при всех категориях расстройств личности, не зависимо от нозологических подробностей. Как будет показано далее, это утверждение найдет свое экспериментальное подтверждение и в нашей работе. Несмотря на другие личностные черты или сопутствующие обстоятельства, расстройство личности тем более вероятно, чем ниже показатель самонаправленности. И наоборот, индивид с высоким уровнем по этой шкале имеет наименьший риск расстройства личности.
  
   6. СОТРУДНИЧЕСТВО
   Следующий социально обусловленный фактор - сотрудничество - предназначен для рассмотрения человека как части общества. На высоком полюсе этот фактор характеризует личность, которая хорошо уживается с другими, а на низком - эгоцентричную, агрессивную и враждебно настроенную по отношению к другим. Авторы представляемой здесь методики считают, что невысокая склонность к сотрудничеству, по всей вероятности, существенно способствует возникновению и дальнейшему развитию расстройства личности (Svrakic DM., Whitehood C., Przybeck TR., Cloninger CR.; 1993. P.991-999). Так, например, среди тех, кто имел средний или умеренно сниженный показатель по самонаправленности вероятность расстройства личности была тем выше, чем ниже был показатель сотрудничества.
   Склонность к сотрудничеству описывается, как социальная терпимость, эмпатия, желание быть полезным другим и способность выражать сострадание. Наряду с этим, непринятие сотрудничества видится в социальной нетерпимости, отсутствии искреннего интереса к другим, мстительности и нежелании бескорыстно помогать другим.
   К. Роджерс подробно описал личностные особенности людей, имеющих высокие показатели сотрудничества. Это люди с безусловным принятием других, с пониманием относящиеся к чувствам окружающих, готовые оказать помощь другим в достижении их целей, не имея при этом какого-либо своего эгоистичного доминирования (Rogers CR., Kirschenbaum H., Henderson Vl.; 1989). Принятие других, желание быть полезным и забота о правах других людей, по мнению Э. Бергера, напрямую соотносится с самоуважением (Berger EM.; 1952. P.778-782). Эмпатия определяется как сопричастность чувствам другого человека. В психологии развития, например в работах Э. Эриксона, такие черты, как сострадание и желание быть полезным другим расцениваются как отличительные признаки зрелости (Эриксон Э.; 1996). Сострадание включает и искреннее желание простить другого, несмотря на его поведение, а не искать случая для отмщения, наслаждаясь затруднениями оппонента. Все это также подразумевает и наличие общих чувств братства и любви. С. Кови, исследуя когнитивные стили и методы управления персоналом у менеджеров высокого уровня, установил, что успешный руководитель скорее сочетает в себе качества полезности для других, т.е. искусство нахождения взаимовыгодных решений, чем односторонний взгляд на личную выгоду (Covey SR.; 1989). Л. Колберг убежден, что утверждение таких естественных принципов общественного устройства, как добросердечность и добрососедство в противоположность стремлению к непременной самовыгоде представляет собой более высокий уровень морального развития личности (Kohlberg L; 1963. P.11-33).
   Следовательно, в нашей работе фактор сотрудничества может быть определен как постепенно формирующийся в процессе развития человека многоуровневый процесс. На высоком полюсе сотрудничества 1) социальная терпимость, 2) эмпатия, 3) желание быть полезным другим, 4) сострадание и 5) добросердечие. На низком - 1) отсутствие терпимости, 2) отсутствие интереса к делам других людей, 3) нежелание участвовать в делах других, 4) мстительность и 5) одностороннее стремление к самовыгоде.
   Сниженный показатель сотрудничества заметен в стремлении видеть лишь враждебность в окружающем мире и отчуждаться от него. Высокое сотрудничество характеризует личность, тонко чувствующую другого человека и стремящуюся к обоюдному содружеству, взаимной поддержке и полезности другим людям, что в итоге усиливает в них взаимные положительные чувства.
  
   7. САМОТРАНСЦЕНДЕНТНОСТЬ
   Формируя шкалу трансцендентности, авторы методики исходили из положения, что достаточное число людей практически ежедневно так или иначе совершают религиозные обряды и молитвы, размышляют об этом и постоянно призывают на помощь так называемые высшие силы, именуемые в разных культурах по-разному, но имеющие, с точки зрения проводимого исследования, много общего. К сожалению, самотрансцендентность как черта характера, связанная с общей духовной жизнью человека, обычно не рассматривается как предмет систематических исследований и исключается из личностных черт, что свидетельствует о чрезвычайной сложности рассмотрения этой области.
   Установлено, что регулярные религиозные упражнения часто приводят, особенно у взрослых, к большему удовлетворению своей жизнью и к повышению общей эффективности жизнедеятельности (Koenig HG., Kvale JN., Ferrgi C.; 1988. P.18-28). Множество фактов, например, в исследованиях А. Маслоу, описывает основанное на мистической жизни трансцендентное поведение, которое ведет к реализации высшей потребности в самоактуализации человека (Маслоу A.; 1999). Кроме того, раздел психологии, занимающийся измененными состояниями сознания, описывает многочисленные субъективные опыты по изменению поведения людей, достигших так называемого трансцендентного состояния нирваны с помощью медитативной техники.
   Самотрансцендентность человека в общем соотносится с его чувством неотъемлемости от всеобщего мироздания. Это понятие заключает в себе положение о "едином сознании", в котором человеческая индивидуальность есть только часть чего-то более общего. Здесь нет отдельного Я, поскольку нет различия между Я и Другим. Человек осознает свое существование как составную часть всеобщей эволюции мира. Такое отношение может быть описано, как принятие человеком себя духовно единым с природным первоисточником.
   Стойкое трансцендентное самозабвение описывает А. Маслоу (Маслоу A.; 1999) в преходящих опытных состояниях, когда человек всецело поглощен, сконцентрирован в сильном напряжении или зачарован происходящим. Пребывая в точке такой концентрации, человек может забыть, где он находится в действительности и даже способен на время потерять чувствительность. Подобная поглощенность часто ведет к трансперсональной идентификации с объектами за пределами границ индивидуального Я. В такие моменты человек может чувствовать свое единство с кем угодно или даже с чем угодно. Он способен воспринять себя проводником замечательных и исключительных по своему содержанию умственных способностей, сверхъестественный источник которых и есть начало всех необыкновенных явлений. В крайнем случае, это может привести к окончательной потере идентичности, к спутанности в различении Я - Другой.
   Подобная трансперсональная идентификация ведет к своеобразному духовному восприятию и к особым взаимоотношениям с миром, которые, как правило, не выставлены на всеобщее обозрение и не демонстрируются другим. Духовность понимается как некое страстное внутреннее стремление к бессмертию, которое ведет к единению с природным источником, как с некой непреходящей целостностью. Далее авторы методики справедливо отмечают, что им довольно трудно подобрать точные слова для описания содержания понятия "трансцендентность", ибо оно скорее интуитивно в своем понимании, чем аналитично или дедуктивно (Cloninger CR. , Dragan M., Svrakic DM., Przybek TR.; 1993. P.982).
   В итоге, как и предыдущие социально обусловленные факторы, самотрансцендентность - процесс, имеющий развитие и проходящий множество характерных стадий. Их можно более упрощенно сгруппировать в несколько опытных и поведенческих паттернов, описанных в большинстве культур. На высоком полюсе будут присутствовать (1) опыт самозабвения; (2) трансперсональная идентификация как единение с миром вообще; (3) принятие духовной практики как важного фактора существования человека. На низком полюсе - (1) упрощенное осознание себя в строго очерченных телесных границах; (2) ригидные границы Я; (3) главенство рационального материализма.
   Духовность и другие параметры, измеряемые по шкале самотрансцендентности могут представлять существенный интерес при анализе удовлетворенности жизнью взрослых людей, особенно тех, кому минуло 35 лет.
   Авторы методики полагают, что показатели трансцендентности значительно ниже среди психиатрических пациентов, чем среди взрослой нормы. Правда, по этому показателю их исследования не выявили какого-либо значимого различия среди пациентов с расстройствами личности от других заболевших (Svrakic DM., Whitehood C., Przybeck TR., Cloninger CR.; 1993. P.991-999).
   Социально обусловленные шкалы помогут прояснить характер текущих концептов пациента в свете того, как они мешают ему в адаптации к жизни в обществе, или как они могут помочь ему в преодолении расстройства. Тем более значима роль шкал характера при диагностике людей с экстремальными показателями по шкалам темперамента, которые тем не менее хорошо социализировались. Именно социально обусловленные шкалы помогут объяснить, как таким людям удалось достаточно хорошо адаптироваться к жизни в обществе, опираясь на сформированные особенности своего характера и на окружающие обстоятельства. При этом следует учитывать, что те, кто имеет низкие показатели по самонаправленности и сотрудничеству, наиболее подвержены риску расстройства личности. Самонаправленность важна уже с ранних лет жизни, но особенно значима перед лицом смерти или в опасных для жизни обстоятельствах.
   Изучение черт характера при диагностике личности с учетом наследственных черт темперамента облегчило бы оценку и классификацию личности, а также прогноз ее возможного расстройства, но уже с точки зрения особенностей становления личности в когнитивной, социальной, моральной и духовной сферах.
   В отличие от эпигенетического развития Я-концепции, представленной в характере, факторы темперамента тесно связаны с генетическими и нейробиологическими детерминантами поведения. К тому же факторы темперамента демонстрируют более тесную связь с чувствительностью человека к различным невротическим синдромам (тревожность и соматоформное расстройство), чем с личностными расстройствами и психозами (Cloninger CR.; 1986. P.167-228).
   Сочетание генетических и социально обусловленных факторов весьма важно и для объяснения особенностей темперамента, и для описания развития характера. Это помогает понять почему некоторые индивиды сохраняют неизменность своего болезненного поведения, в то время как другие с похожим темпераментом способны избегать этого. Как показывают близнецовые исследования, культурное научение и социальная перспектива важны в генезисе Я-концепции. Поэтому окружающие средовые эффекты, связанные с внутрисемейными и культурными особенностями, становятся более значимыми в развитии характера, чем генетические особенности темперамента.
   Сравнения в наследуемости черт темперамента и характера были бы полезны при изучении гипотез социокультурального научения.
   Исследования Э. Эриксона и других показывают, что существует определенная последовательность шагов, при которой развитие одних личностных факторов необходимо предшествуют развитию следующих (Эриксон Э.; 1996). Дж. Боулби считает, что личностное развитие в каждом человеке может протекать вдоль одной из возможных линий, в зависимости от генетической заданности темперамента и первоначально полученного социального опыта (Bowlby J.; 1973). Согласно его эпигенетической модели, каждый последующий шаг в развитии обусловлен определенным мотивационным усилием по адаптации к текущим обстоятельствам. Однако, если бы это были действительно строго фиксированные шаги генетически заданных черт характера вдоль определенной линии развития, то для описания взрослого человека было бы достаточно одной шкалы. Обзор трех основополагающих шкал характера, выделенных в биосоциальной методике (самонаправленность, сотрудничество и трансцендентность Я), говорит, все-таки о множественности путей развития характера. Каждый человек уникален, и общая картина развития личности во взаимодействии всех его множественных составляющих еще мало изучена, в частности, как раз потому, что не учтены всесторонние уровни мульти-факторов темперамента и характера. Некоторые составляющие в развитии характера, с точки зрения социализации человека, могут формироваться более оптимально, соотносясь, как с другими чертами характера, так и со шкалами темперамента.

Исследование мистической личности.

   Сейчас я немного расскажу об исследовании мистической личности. Для изучение использовалось мой любимый метод наблюдение и метод беседы со специальными вопросами, называть я их пока небу.
   Основном был применен наблюдение, он хорош, когда приходится наблюдать за человеком в естественных условиях. Основном приходилось ходить на различные сборища, где собираются уфологи, аномальщики парапсихологи, экстрасенсы иногда шаманы и т.д.
   Я наблюдал за их поведением, в некоторых случаях сравнивал их с другими людьми и все же обнаружил, что их поведение все же отличается от поведения обывателей, однако особых различий нет. Однако заметил одну интересную деталь выражение лица мистической личности другое, чем у обывателя. У обывателя лицо как - то менее выразительное, даже как то немного отстраненное, выражает "проблемы сегодняшнего дня". У мистической личности выражение лица более одухотворенное, более выразительное, в некоторых случаях видно какие то необычные выражения которых нет у обычных людей. Можно привести обычный пример: практически каждый человек, может увидеть в другом, что он необычный и не похожий на других, особенно на него, так называемый феномен "Белой вороны", конечно совсем не обязательно, что такой человек является мистической личностью. Нужно заметить, что, как правило, люди занимающихся уфологией, парапсихологией, экстросенсорикой очень часто с трудом уживаются в коллективе их не принимают и стараются избегать.
   На последок, хочется сказать, что исследования в области трансоанализа только начинаются, поэтому еще рано делать какие - то выводы работы еще очень много.
  

Исследование мистической личности.

   Сейчас я немного расскажу об исследовании мистической личности. Для изучение использовалось мой любимый метод наблюдение и метод беседы со специальными вопросами, называть я их пока небу.
   Основном был применен наблюдение, он хорош, когда приходится наблюдать за человеком в естественных условиях. Основном приходилось ходить на различные сборища, где собираются уфологи, аномальщики парапсихологи, экстрасенсы иногда шаманы и т.д.
   Я наблюдал за их поведением, в некоторых случаях сравнивал их с другими людьми и все же обнаружил, что их поведение все же отличается от поведения обывателей, однако особых различий нет. Однако заметил одну интересную деталь выражение лица мистической личности другое, чем у обывателя. У обывателя лицо как - то менее выразительное, даже как то немного отстраненное, выражает "проблемы сегодняшнего дня". У мистической личности выражение лица более одухотворенное, более выразительное, в некоторых случаях видно какие то необычные выражения которых нет у обычных людей. Можно привести обычный пример: практически каждый человек, может увидеть в другом, что он необычный и не похожий на других, особенно на него, так называемый феномен "Белой вороны", конечно совсем не обязательно, что такой человек является мистической личностью. Нужно заметить, что, как правило, люди занимающихся уфологией, парапсихологией, экстросенсорикой очень часто с трудом уживаются в коллективе их не принимают и стараются избегать.
   Еще один метод который нужно упоминать - это биографический метод хорош для изучении биографии мистической личности. В том числе мистических личностей в истории как Е. П. Блаватская, Е. И. Рерих, и В. Г. Ажажа. Но сейчас более подробно о биографическом методе.


Биографический метод.

   Способы изучения личной истории в психологии или как их еще называют биографические методы -- способы исследования, диагностики, коррекции и проектирования жизненного пути личности. Биографические методы начали разрабатываться в первой четверти XX в. (Н. А. Рыбников, Ш.Бюлер). Первоначально они ограничивались ретроспективным описанием прошедших этапов жизни человека или всего жизненного пути исторических персонажей прошлого. В дальнейшем биографические методы стали включать анализ актуальных и предполагаемых в будущем событий (будущая автобиография, управляемая фантазия, графики жизни, каузометрия), а также исследования круга общения (дополнительные биографии, линии отношений субъекта). Современное изучение личной истории, основанные на изучении личности в контексте истории и перспектив развития ее индивидуального бытия и взаимоотношений со значимыми другими, направлены на реконструкцию жизненных программ и сценариев развития личности, пространственно-временной организации ее деловой, семейной, духовной жизни, природной и социальной среды. Использование биографических методов в данной работе было использован метод анкетирования и биография уфологов.
Современные биографические методы основаны на изучении личности в контексте истории и перспектив развития ее индивидуального бытия.
В психологии пока нет устоявшегося мнения относительно целей, задач и способов применения биографического метода. Доказательство тому -- наличие как минимум трех различных значений, в которых употребляется само понятие "личной истории". При этом сами авторы зачастую не осознают того, что одним и тем же термином в психологической литературе обозначаются совершенно разные реальности.
В своем наиболее широком значении биографический метод в психологии -- это особый концептуальный подход к изучению личности, основанный на представлении о том, что личность является "продуктом" собственной биографии или истории своей жизни. Его можно кратко выразить формулой "личность -- это жизненный путь человека". В этом качестве биографический метод представляет собой нечто значительно большее, чем инструмент для изучения отдельных функций или свойств личности.


Специфические черты биографического метода.

  
Во-первых, он является историческим по происхождению, так как мигрировал в психологию из исторических наук. Связь с ними прослеживается в таких его особенностях, как значительная ретроспективность, опосредованность источниками, стремление к полноте реконструкции прошлого, близость к искусству. Психологическое биографирование заимствует некоторые конкретные приемы из источниковедения. Главное, что сам объект биографического метода -- жизненный путь -- историчен по своей природе. Как в исторических науках, так и в психологической биографике основной единицей анализа является событие.
Во-вторых, биографический метод несомненно относится к генетическим. В этом отношении он аналогичен экспериментальному лонгитюдному исследованию. В силу своей ретроспективности биографический метод отчасти может заменить лонгитюд, когда нет возможности изучать развитие непосредственно год за годом на длительном отрезке времени.
В-третьих, факты жизненного пути, как правило, нельзя воспроизвести в лабораторных условиях -- их можно только реконструировать. Биографический метод, направленный на реальный процесс жизнедеятельности личности, отличается "естественностью". Биограф, как и наблюдатель, не вмешивается в ход событий. Биографические факты могут рассматриваться в качестве жизненных показателей личностных структур.
В-четвертых, биографический метод, оперирующий молярными единицами -- событиями, поступками, обстоятельствами и т. д., нацеленный на открытие "закона" индивидуальности изучаемого человека, является синтетическим, а вместе с тем в значительной мере описательным. Однако в биографическом методе есть свои приемы анализа и вполне возможны измерения.
Наконец, биографический метод освещает не только объективную сторону жизни, но и переживания во внутреннем мире, в котором тоже есть события. В своем монографическом варианте метод отличается интимностью, если можно так назвать эту особенность. Нередко воспоминания, письма, дневники носят характер исповеди, и тогда особенно мощно работают субъективные факторы -- защитные механизмы, влияние мотивов, реакция на исследователя, искажения памяти. Здесь высок уровень субъективности, поэтому остра проблема валидности, надежности, точности биографического метода.
В плане преодоления недостатков метода (впрочем, относительных: трудоемкость, описательность, субъективные искажения) имеют значение исследования по психологии воспоминаний, самосознания, психогнозиса.
Преодолению субъективизма в биографических исследованиях служит комплексность процедуры, т. е. использование различных биографических источников, конкретных методик. Полезно сопоставление биографических данных с нормами и типами, полученными статистически на больших выборках. Объективность биографического метода повышается, когда материалы обсуждаются в кругу специалистов на своего рода клинических конференциях, когда параллельно одни и те же лица изучаются разными исследователями. Весьма необходимы для дальнейшего развития биографического метода специальные методические эксперименты, в которых бы сравнивались познавательные возможности разных биографических методик.
При этом многосторонние связи структуры личности, представленной талантом и характером, и жизненного пути определяют место этих интегральных образований в кругу биографических проблем: они результат жизненного пути и его регуляторы, более того -- основа жизнетворчества.
Изучение биографических явлений имеет не только теоретическое, но и практическое значение. Уясняя закономерности жизнедеятельности и жизненного пути, человек может лучше представить себе оптимальный вариант собственного развития, определить свой жизненный путь. Понимание роли личности в планировании и осуществлении жизненного пути способствует более ответственному отношению к нему, стремлению ставить серьезные жизненные цели и достигать их осуществления. Биографический метод в трансоанализе основном используется для выяснение почему человек перешол к мистическому учению, что с ним случилось. Вот например, человек после контакта с НЛО начинал заниматься уфологией и так далее. Сдесь я приведу три примера актера и режиссера Сергея Дружко, В.Г. Ажажи, Вячеслава Климова все эти три человека мне представляются мистической личностью.

Примеры.

Сергей Дружко

  
   Ведущий проекта "Необъяснимо, но факт" - актёр, режиссёр и певец Сергей Дружко, который  сам однажды столкнулся  с необъяснимым.
   Несколько лет назад на съёмках в Приэльбрусье Сергей попал под лавину. Все видели, как Дружко погибает под снежным завалом. Поиски спасателей не увенчались успехом. Сергея не могли найти несколько дней. И лишь спустя неделю его обнаружили целым и невредимым у подножия Эльбруса.
   Сергей помнит, как какие-то люди вынесли его из-под лавины и некоторое время лечили. Но они не были похожи на обычных людей.
   После этого С. Дружко стал интересоваться аномальными явлениями. Кстати по другому источнику этот рассказ выглядит немного по другому. Вот как в одном из интервью об этом рассказывает сам Сергей Дружко: 
   "В 2001 году я путешествовал с друзьями по Приэльбрусью, -- рассказывает Сергей Дружко, автор и ведущий телепрограммы "Необъяснимо, но факт". -- До сих пор с содроганием вспоминаю эти дни. Мы чудом остались живы. Ночью на нас сошла лавина. Я оказался заваленным снегом и перенес клиническую смерть. Я совершенно не удивился, когда через два месяца после моего возвращения руководство канала "ТНТ" сделало мне предложение вести программу, посвященную необъяснимым явлениям. В жизни ничего не бывает случайно. Видимо, и мне нужно было пережить ЭТО, для того чтобы по-настоящему захотеть разобраться: что за гранью нашего разума? Конечно же, одной из первых тем мы сделали клиническую смерть. Я очень удивился, когда обнаружил, что другие люди, побывавшие по "ту сторону", увидели то же самое, что и я. Это ни с чем не сравнимое чувство. Теперь я точно знаю, что ТАМ ничего не заканчивается".
  

Вячеслав Климов.

   Вячеслав Климов - москвич; образование высшее; инженер связи Министерства нефти и газа. Известен в уфологической среде под прозвищем Оракул за свои интересы и способности, время от времени применяемые на практике. Предполагается, что он обладает необычными, экстрасенсорными способностями. Несмотря на свой сорокалетний возраст, выглядит как молодой человек чуть более 20 лет. Разведен, имеет двоих детей.
   Климов рассказывает:
   - Родился я 4 июня 1963 года. Мне сейчас 41 год. Люди, когда меня видят, не верят. Наверно, я себя и не ощущаю на этот возраст. Большинство моих друзей и знакомых намного младше меня. Я до сих пор хожу на всякие вечеринки. Скорее всего, мое мироощущение где-то в районе 25--26 лет. На встречах одноклассников учителя узнают только меня, поскольку лишь я один с юности практически не изменился. Возможно, всему причиной клиническая смерть. Лет пятнадцать назад мы отмечали день рождения одного из друзей на подмосковной даче. Было весело и жарко, как это обычно бывает на молодежной вечеринке. Приятель - профессиональный гонщик, решил покататься на машине. Стоит ли говорить, что он был хорошо "подогрет" к этому моменту. Не знаю зачем и почему, что вполне объяснимо в той ситуации, я без раздумий решил составить ему компанию. И вот мы мчались с огромной скоростью по Щелковскому шоссе в сторону Москвы. В один момент я почувствовал, что именно сейчас может случиться что-то непоправимое. И... машина задергалась, а мой приятель не справился с управлением. Нас вынесло с дороги на обочину. Удар. Взрыв. Огонь. Водитель погиб сразу. У него не было шансов. Да и у меня, по идее, их не должно было быть. Далее я как будто ощущал себя со стороны. Было некое двойное переживание: созерцание себя немножко сверху, что делает это тело в горящей машине, и как бы одновременно наблюдение, что происходит в реальности. Дальше я все плохо помню. Врачи рассказывали, что мое сердце тогда останавливалось на четыре минуты. А дальше было хуже. Все это было лишь прелюдией к настоящим проблемам. Большим проблемам. У меня был ожог 70% тела. При таком повреждении не выживают. Началось заражение крови - сепсис, пневмония, почки отказывали. И через шесть месяцев после аварии я снова был у порога смерти, дверь через который все это время была открытой.
   Тогда Климов оказался во второй раз в состоянии клинической смерти, что случается весьма редко. На этот раз ситуация была еще хуже. К первичным травмам прибавились их последствия. Наряду с отсутствием улучшения, все вместе, при своей удвоенной силе это едва ли могло оставить шансы на жизнь. Задокументировано: его сердце не билось почти 7 минут - максимально критическое время. По ощущению, Климов оказался в неком темном пространстве, уносимый, словно пылинка, в неизвестность. Потом появился свет. Тот самый свет в конце туннеля. Также там было очень много людей. Его окружала огромная толпа.
   Кстати, как трактует переживание туннеля в предсмертном состоянии наука? Она совершенно четко говорит, что это последствия торможения коры головного мозга, или затухающей электрической активности, во время чего исчезает восприятие реального тела и появляются необычно реалистичные видения. Против этого часто выдвигается тезис, что человек продолжает все слышать и может потом точно описать увиденное сверху. Однако на слух общественности выносятся далеко не все случаи и их нюансы. К примеру, часто человек в такой ситуации описывает совсем иную обстановку и ее детали, чем все было на самом деле.
   Климов продолжает:
   - Я находился будто в чреве кита, в теле огромного-огромного разумного существа. Затем испытал резкий толчок, удар тока, и я ощутил себя в теле. Оно было тяжелое и малоподвижное.
   Вероятно, именно в этот момент Климов и обрел свою "вечную" молодость. А вот как он объясняет произошедшее:
   - Если человек переживает клиническую смерть, то, во-первых, организм и сердце как бы отдыхают. Может быть, каким-то образом изменяются биохимические реакции в организме. Я читал, как некоторые ученые пишут, что минута в клинической смерти продлевает жизнь на 10 лет.
   Стоит отметить, что он не только выглядит практически в два раза моложе своего возраста, но и по всем зафиксированным учеными физиологическим признакам соответствует своему внешнему виду. Он вынослив и подвижен, как молодой. Ему ничего не стоит пробежать большой кросс. Одно из объяснений такой ситуации дает теория, гласящая, что после клинической смерти отвечающие за старение гены начинают медленно работать. Это звучит весьма правдоподобно, но, к сожалению, о генах мы пока знаем не так много, чтобы точно это утверждать.
   Кроме того, можно резонно предположить, что клиническая смерть не имеет отношения к молодому состоянию Вячеслава Климова! Ведь его организму пришлось бороться со страшными последствиями, мобилизовать все свои усилия, чтобы выжить и вылечиться. Обоснованно допускается, что его организм до сих пор находится в этом "боевом" состоянии и отражает не только оставшиеся последствия катастрофы, но и успешно противостоит процессам старения, напрямую влияющим на скорость восстановления.
   Напряженная борьба организма за выживание создала побочное явление борьбы со старением. Кто знает, не это ли секрет вечной молодости? Так или иначе, это пока просто теория.
   Однако Климова могут ждать компенсационные явления. Вот что говорит Михаил Виноградов:
    Михаил Виноградов - доктор медицинских наук, судебный психиатр, криминалист, президент Международной службы психологической адаптации. В прошлом начальник специализированного Центра психофизических исследований МВД.
   - Возможно, он в одну секунду может постареть и из цветущего мужчины, как Дориан Грей, превратится в дряхлого старика. Вообще фантасты провидцы. Они предвидели то, что не знали и не могли знать с научной точки зрения. Предсказывали и "Наутилус", и полет на Луну, вечную молодость и внезапное старение за мгновение.
   Однако так ли эта теория должна заботить Климова? Кстати, ему часто приходится слышать подобные заявления. Не исключено, что их природа может лежать не только в логическом направлении, но и в простой человеческой зависти. Многие могут подумать, что именно они заслуживают этого, а не какой-то там человек. Но согласились бы они пережить то, что пережил этот самый человек, чтобы прийти к такому состоянию? Вряд ли: чуть ли не год на койке, как мумия перебинтованный, два раза на грани смерти, постоянные муки и боли.
   Вячеслав уверяет, что, кроме молодости, обрел и некоторые другие уникальные способности, о которых нельзя умолчать. Одна из них проявилась во время поисков Витимского метеорита в составе группы "Космопоиска".

В. Г. Ажажа.

   Как стал уфологом Владимир Ажажа, вот что пишет по этому поводу в своей книге "Иная жизнь":
   "Тяга к необычному была у меня, видимо, врожденной и нередко оборачивалась
   драматически. Меня, например, всегда интересовала вода...
   ...Упомянув "Северянку", не могу не рассказать о том, что и по сей день не дает
   мне покоя. Я и мои коллеги в глубинах Атлантики увидели неизвестное
   существо.
   Около четырех часов утра опершись лбом о кожаную подушечку, укрепленную над
   стеклом иллюминатора, я, неся научную вахту, вглядывался в освещенное
   бортовыми прожекторами водное пространство. На соседнем посту находился
   Борис Соловьев. Тишина нарушалась четкими ударами самописцев эхолота и
   шумным дыханием спящих. В этот момент я увидел "лиру". Иначе и нельзя было
   назвать медленно проплывшее перед глазами незнакомое животное.
   Представьте себе часто изображаемую легендарную лиру - эмблему поэзии,
   высотой сантиметров в тридцать, перевернутую основанием вверх. Собственно
   "лира" - это две симметрично согнутые тонкие лапы - щупальца, отливающие
   изумрудом и покрытые поперечными полосами наподобие железнодорожного
   шлагбаума. Лапы беспомощно свисали из небольшого, напоминающего цветок
   лилии, прозрачного студенистого тела с оранжевыми и ярко-красными точками.
   "Лира" была наполнена каким-то пульсирующим светом, пробегающим от тела по
   щупальцам. Почти одновременно со мной обнаружил двух "лир" и Борис.
   Бесполезно щелкнув пару раз фотоаппаратом, заранее зная, что из-за низкой
   освещенности снимки не получатся,- так, для очистки совести,- мы взяли "лир"
   на карандаш и сделали несколько зарисовок. Всего до начала дня нам
   встретилось девять экземпляров. Ни в море, ни впоследствии на берегу в
   Мурманске и в Москве нам не удалось установить, что же это было. В
   определителях и справочниках сведения об этом подводном жителе тогда
   отсутствовали...
   ...Каким же образом поселилась во мне неистребимая тяга к неизведанному, за
   которую не раз приходилось расплачиваться по-крупному? Истоки этого
   проследить трудно.
   Знаю только одно, что читать научился очень рано, и перед учебой в школе уже
   перечитал немало взрослых книг. О классическом воспитании в семье "врага
   народа" не могло быть и речи. Семья (мама, младший брат, бабушка) едва
   сводила концы с концами. В принципе, я воспитывался сам, посещая, кроме
   школы, различные кружки в Московском доме пионеров - поэтический,
   хореографический, изобразительного искусства, и читал, читал все подряд.
   Но когда же все-таки в меня вселилось нечто, заставившее бороздить глубины
   на исследовательской подлодке, нырять в акваланге с заводским номером один,
   цепляться с кинокамерой за движущийся рыболовный трал, погружаться на остов
   затонувшего фрегата "Паллада", искать, где в действительности покоится
   сердце фельдмаршала Кутузова, вторгнуться в необъятную целину проблемы
   "летающих тарелок"?
   Где-то в середине восьмидесятых годов Алла пригласила меня на автобусную
   экскурсию по булгаковским местам. Тогда вся Москва зачитывалась "Мастером и
   Маргаритой", рожденным заново журналом "Юность". Место старта - на Неглинной
   улице, на задворках Малого театра. А первая остановка, как объявила
   экскурсовод,- у места, где Михаил Афанасьевич Булгаков устроился на свою
   первую московскую службу. И автобус не спеша выруливает через Сретенский
   бульвар в Бобров переулок к подъезду No6 огромного старинного дома,
   известного москвичам как "дом России". Я заволновался. И повод для этого был
   основательный. В доме, у которого остановился автобус, я родился. И как раз
   в подъезде No6. Мне стало совсем не по себе, когда услышал, что литературная
   контора, приютившая писателя, размещалась на четвертом этаже. На том же
   этаже произрастал и я. "Скажите, пожалуйста, а какой был номер у квартиры,
   где размещался офис Булгакова?" - спросил я и не узнал своего голоса. "Номер
   шестьдесят четыре". Напряжение пошло на убыль. Я проживал в квартире
   шестьдесят шесть. Но все равно. Этаж был тот же. Лифт и лестница - те же. То
   есть можно говорить об общем жизненном пространстве, которое, как полагают
   некоторые психоаналитики, способно вырабатывать общность психического
   склада. Именно здесь еще несмышленым мальчишкой я поневоле впитывал
   неистребимую булгаковскую ауру.
   А может быть, приобщение к Тайне произошло иначе? Я не забуду ту белую ночь
   на Белом же море. Теплым летом 1951-го краснознаменная подводная лодка
   "С-51", где я состоял штурманом, миновав пролив, именуемый на Севере горлом,
   ходко шла в надводном положении на Архангельск. Мы достаточно удалились от
   своей базы в Кольском заливе и с удовольствием направлялись отрабатывать
   совместные задачи с Беломорской флотилией. Здесь стояло нормальное
   российское лето и вольготней дышалось, чему немало способствовало и
   отсутствие глаз начальства. Я нес вахту на ходовом мостике и заметил нечто в
   воздухе. Сигнальщик завопил: "Самолет слева десять, угол места..." -
   "Отставить доклад" - прервал я, потому что в бинокль видел не самолет, а
   самый что ни на есть пароход с трубой посередине и шапкой дыма. Да, да, в
   небе плыл стандартный лесовоз класса "Либерти". Мы сближались с фантомом, с
   изображением судна, которое на самом деле находилось где-то за горизонтом
   вне пределов видимости. Это было одно из редких явлений природы - мираж. Все
   выглядело красиво и величественно. Появившийся оранжевый зонт солнца,
   белесая гладь моря, разрезанная кильватерным следом подлодки, и "летучий
   голландец", а точнее "летучий норвежец", рожденный оптическим эффектом
   преломления лучей. Недоставало только мажорной музыки. Но она возникала
   внутри каждого, кто благоговейно взирал на эту композицию. Помните, как в
   романсе: "И мы, как путники, обмануты миражем..." И верхние вахтенные, и
   вышедшие покурить перед сменой матросы - всего человек семь - завороженно
   воспринимали этот естественный обман, очищали увиденным свои прокуренные и
   закомплексованные души и растворялись в огромности и непознаваемости мира.
   ....Единственное, что попало в поле зрения, так это популярная брошюра Чарльза Берлица "Бермудский треугольник", где я впервые встретился с термином "УФО". До этого, как и большинство советских людей, я подхихикивал, читая в газетах о том, что за рубежом сходят с ума, занимаясь "летающими тарелками". Но мне почему-то показалось,
   что Берлиц говорит об УФО серьезно. В душе поселилось беспокойство. А вдруг
   Берлиц прав, а не правы газеты? Тогда я верил им (и не только им)
   несравненно больше, чем позже. В попытках вывести себя из состояния
   мировоззренческой невесомости я пришел за правдой в Главный штаб
   ВоенноМорского Флота. Его величество случай продолжал править бал, сведя
   меня с Ю.В.Ивановым. У него я ознакомился с документами флотской разведки о
   НЛО. Все смешалось. Мой здравый смысл переходил на другую орбиту. Я
   перерождался в уфолога, убедившись в том, что НЛО - неосознанная реальность.
   Это было время большого познавательного накала. Оказалось, что я, как
   канатоходец, ступил на проволоку, где с одной стороны - непредсказуемые
   проявления и экзерсисы НЛО, с другой - непредсказуемая реакция официальной
   науки, аппаратчиков, общественности. Можно, конечно, вспомнить черные
   списки, переданные партократами в общество "Знание", где я согласно алфавиту
   открывал плеяду запрещенных лекторов. А что стоили состряпанные
   "Литературной газетой", "Трудом" и даже "Известиями" компроматы по поводу
   моей персоны. Помню перекошенные лица секретарей парткомов, райкомов,
   горкома, инструктора ЦК КПСС, требующих замолчать, не возникать и в итоге
   добивающихся уволить. Да, свершалось и такое. Но больше вспоминается другое:
   мои первые научные шаги - отчет по НИР "Гидросферный аспект проблемы НЛО" и
   проект "Методических указаний".
   Тогда, в годы моей уфологической юности, я и не предполагал масштабности
   проблемы, ее величественности и многообразия. Она засасывала меня все глубже
   и глубже. Я считал, что "тарелки" - это аналогия нашим космическим
   аппаратам, что они и их пилоты продуцированы на других планетах. Я тогда и
   не представлял другого подхода. Но позже все оказалось и сложнее, и
   увлекательнее".
  
  
  
  

***

   Если подводить некоторые итоги этих трех случаях, то в первых двух решающею роль сыграла так называемая клиническая смерть пока плохо изученная наукой в том числе какие после нее могут быть последствия. В последнем же место имело встреча с неопознанным объектом, которая перевернуло всю жизнь В. Ажажи в следтвии чего он и стал уфологом. В данных трех случаях подтвердилась моя теория о "мистерии", которая перевернула жизнь этих людей. В этой стать я проанализировал биографию (биографический метод) этих людей (Дружко, Ажажи, Климова) и как читатель смог убедится в их жизни, случилось что то мистическое, непонятное, что и перевернуло их жизнь.
   Конечно автор этой статьи понимает, что не все люди пришли к различным мистическим учениям после какого то мистического инцидента, однако стоит заметить, что то ведь повлияло на них если они решили выбрать такой сложный путь разве не так. Вот именно это я ставлю своей главной целью в исследовании мистической личности
  

Метод "Свободное фантазирование".

   Внекоторых случаях допустимо и полезно позволить клиенту свободно фантазировать на заданную тему, не задавая определенной цели преобразования образов. Отталкиваясь от первично созданного образа, клиенты (особенно творческого склада) могут просмотреть целый фильм в своем воображении, который порой неожиданно заканчивается вполне счастливо, что ведет не только к изменению эмоционального состояния, но и к некоторой трансформации личности.

Трансоанализ.

   I. Включив подходящую спокойную и гармоничную музыку, Вы ложитесь закрываете глаза и расслабляетесь, отключаясь от всего мира, который находится вокруг вас. Цель заключается в том, чтобы улавливать мысли, чувства и образы, которые проходят через ваше сознание (образы мысли , чувства могут быть любыми. Попытайтесь не создавать специально образы и не думайте ни о чем, важно, чтобы, мысли и образы приходить спонтанно (сами собой). Ваше подсознание само определит и покажет проблемы, которые вас волнуют. Данную технику можно проделывать несколько раз за сеанс примерно по 15-20 минут. После окончания поделится с психологом о полученном опыте.
   II. Попытайтесь сконцентрироваться на проблеме. Если проблема ни одна, то выберите наиболее важную и сконцентрируйтесь на ней. Снова закройте глаза и расслабьтесь. Попробуйте воссоздать в сознании "картину проблемы". И дальше отдайте на попечение вашего подсознания, которое само подскажет выход из сложной ситуации.
   1. В начале попробуйте понаблюдать за картиной которая возникла у вас в сознании как бы со стороны, не пытаясь вмешиваться. Пусть события, которые разворачиваются в вашем сознании идут сами собой, а вы как бы наблюдаете за этим со стороны.
   2. Следующий этап. Вы как бы прыгаете в вашу "картину" и учувствуете в происходящем, которое рисует ваше подсознание.
   III. Полученный ответ, которое дало ваше подсознание тщательно и как можно подробнее проработать с трансоаналитиком. При необходимости еще раз повторить методику. Данную методику можно проводить только под наблюдением трансоаналитика.

"Расширение осознавания"

   Этот метод предполагает использование образов для работы над более полным пониманием проблемы клиента, обычно он включается как составная часть целостного процесса терапии, но может приводить к решению проблемы и при использовании в качестве ведущего метода. Он предполагает умение терапевта задавать вопросы, проявляющие скрытый смысл, содержащийся в образе.
   Вопросы могут быть примерно такие:
   ? Этот образ напоминает что-нибудь или кого-нибудь из вашей жизни?
   ? Какую функцию (работу) для вас выполняет этот образ?
   ? В каких жизненных ситуациях этот образ проявляется?
   ? К какой стороне или черте личности этот образ обращается?
   ? Как вы относитесь к этому образу?
   ? Как давно этот образ с вами?
   ? Какое положительное качество вашей личности подменяет этот негативный образ?

Трансформация образов.

   Этот метод предполагает различные варианты трансформацией образов по желанию клиента, под воздействием терапевта, по воле "высших сил", покровительствующих клиенту, и т.д. Он применяется в тех случаях, когда клиент не находит способа изменить образ. Тогда ему можно предложить представить, что образ как-то сам изменился в нужном направлении, попросить его описать, какой он теперь стал, после этого можно интегрировать его с личностью клиента, а о прежнем образе можно забыть, или клиент сам признает, что старый образ теперь не нужен. То же самое можно делать "по воле" терапевта (для этого вовсе не надо быть гипнотизером или экстрасенсом) или обратившись к высшим силам. Например, если некоторый образ накрепко соединен с телом клиента и "не хочет" диссоциироваться от него, можно искать мотив, по которому клиент держит этот образ, а можно предложить ему представить волшебный бальзам, с помощью которого можно извлечь образ или залечить "рану", образовавшуюся при его извлечении. Вообще хорошо заполнять "пустоты" в личности тем, что должно там быть на самом деле, после того как негативный образ энтропировал. Трансформация образов может помочь клиенту в управлении неуправляемыми образами.
   Этот прием нужен в случаях, когда клиент не чувствует в себе силы справиться с тем или иным образом, хотя мы понимаем, что это его "заморочки". Можно обратиться за помощью к высшим силам или просто представить, что необходимое изменение произошло. Чаще оно играет вспомогательную роль.
   К трансформации образов можно отнести и прием извлечения энергии из негативных образований.
   Конечно, начиная работу, можно столкнуться с непредвиденными обстоятельствами, но при сохранении внутреннего спокойствия и трезвости вы всегда справитесь с трудностями. Если вы не уверены в себе, то следует договориться с самим собой, что в случае неудачи вы отменяете все свои воздействия и возвращаетесь в исходную точку. Помните, что этот метод может быть неэффективен, если головная боль вызвана чисто соматическими причинами или связана с невротическим заболеванием.
  

ЧАСТЬ 2. ПОДСОЗНАТЕЛЬНОЕ.

  

Положение о подсознательном.

   Подсознательное начало так или иначе представлено практически во всех психических процессах, свойствах и состояниях человека. Есть подсознательные ощущения, к которым относятся ощущения равновесия, проприоцептивные (мышечные) ощущения. Есть неосознаваемые зрительные и слуховые ощущения, которые вызывают непроизвольные рефлексивные реакции в зрительной и слуховой центральных системах.
   В глубинных структурах психики подсознание играет огромную роль. К сожалению я не нашел вменяемых книг посвященных подсознательному, в основном научно-популярная литература, которая не внушает доверия. В последнее время подсознание стало объектом популяризации, а не как научной теорией. Поэтому в этой статье я постараюсь дать научное толкование подсознательному исходя из трансоаналитической концепции.
  

Определение подсознательного.

   В психологическом словаре Шапарь В. Б. я нашел такое определение: подсознание - понятие, обозначающее различные неосознаваемые системы психики. Первое определение в принципе верное, однако хотелось бы дать более широкое обоснованию подсознанию исходя из той же трансоаналитической концепции. И так подсознание - это психологическая система, которая находится в глубинных слоях психики человека и проявляется только в экстраординарных случаях и с помощью специальных техник.
   Любая информация, которая вы получаете из окружающего мира откладывается в нашем сознание и подсознание. Проблема которая может возникнуть как извлечь из глубин нашей психики информацию. Например у вас случалось так, что после долгого размышления вы вспоминали да же то, что по вашей мнению не знали (пример может быть не очень хорош но все же). Информация, которая сплывает спонтанно, или даже взять сновидения, в которых как раз прекрасный пример проявления вашего подсознательного - это гипнотические состояния и сновидения - прекрасное возможность получить информацию из глубин психики.
   В сновидении же переработка действия, которые совершил человек в бодрствующем состоянии, при этом элементы особо значимых событий запечатлеются как сновидения.
   Можно сделать вывод, что в подсознании запечатляется особо значимые события жизни человека, которые при экстренных или сновидений и гипноза личность получает к ним доступ.
  

Понятие подсознательного.

   Наряду с сознательными формами отражения и деятельности для человека характерны и такие, которые находятся как бы за порогом сознания, не достигают надлежащей степени интенсивности или напряженности, чтобы обратить на себя внимание. Термины "бессознательное", "подсознательное", "неосознанное" часто встречаются в научной и художественной литературе, а также в обыденной жизни.
   Понятие психического значительно шире понятия сознания, которое обладает не поддающимися практическому учету градациями уровней, начиная от высшей ступени ясности, доходящей до удивительной силы прозорливости и глубины понимания сути вещей, и кончая полусознательным состоянием.
   Сознание отнюдь не исчерпывает всей психики. Существуют также неосознаваемые психические феномены, определенный класс которых представлен понятием подсознательного.
   Психическая деятельность может находиться в фокусе сознания, иногда не достигает уровня сознания (досознательное или предсознательное состояние) или опускается ниже порога сознания (подсознательное).
   Совокупность психических явлений, состояний и действий, не представленных в сознании человека, лежащих вне сферы его разума, безотчетных и не поддающихся, по крайней мере в данный момент, контролю, охватывается понятием бессознательного.
   Зона максимально ясного сознания в психической деятельности сравнительно невелика. За ней идет полоса просто явного сознания, а потом - минимального сознания, за которой следует уже неосознанное. Последнее выступает то как установка (инстинкт, влечение), то как ощущение (восприятие, представление и мышление), то как сомнамбулизм, то как интуиция, то как гипнотическое состояние или сновидение, состояние аффекта или невменяемости.
   К подсознательным явлениях относят и подражание, и творческое вдохновение, сопровождающееся внезапным "озарением", новой идеей, рождающейся как бы от какого-то толчка изнутри (случаи мгновенного решения задач, долго не поддававшихся сознательным усилиям, непроизвольные воспоминания о том, что казалось прочно забытым и прочее).
   Подсознательное - не мистика, а реальность духовной жизни. С физической точки зрения подсознательные процессы выполняют своего рода охранительную функцию: они разгружают мозг от постоянного напряжения сознания там, где в этом нет необходимости.
   Для более четкого выявления места проблемы подсознательного в структуре знания важно соотнести феномены подсознательного с такими реальностями, которые обозначаются категориями "деятельность", "отражение", "общение", "личность", "отношение".
   Абстрактная схема строения деятельности, согласно которой выделяют собственно деятельность, действия и реализующие их операции, может служить одним из оснований классификации феноменов неосознаваемой психической жизни человека, выделяющей место неосознаваемых психических явлений в структуре деятельности. Конституирующим признаком деятельности является мотив, т.е. некоторый объект, в котором опредмечивается потребность.
   Хорошо известно, что мотив может быть неосознанным, также неосознанным может быть психическое отражение самого потребностного состояния. Основным признаком действия является наличие сознательного предвосхищения будущих результатов, т.е. цели. Однако кроме такого осознанного предвосхищения можно выделить и неосознанные предвосхищения, к их числу относятся некоторые виды установок. Таким образом, наряду с осознанными и неосознанными мотивами следует выделять осознанные и неосознанные предвосхищения будущих результатов, т.е. цели и установки. Операции в человеческой деятельности также имеют двоякую природу: одни являются продуктом трансформации сознательных действий и, в случае затруднений, могут вновь возвращаться в сознание, другие формируются по типу "прилаживания" к ситуации и вообще никогда не попадают в сознание, они функционируют как неосознаваемые автоматизмы.
   Существование качественно разнородных феноменов подсознательного исключают возможность распространения выводов, полученных при исследовании одного из феноменов подсознательного на всю область подсознательного. Осознанные и неосознанные психические явления образуют две формы отражения внешнего мира и соответственно две формы управления, психического регулирования деятельности (осознанная и неосознанная регуляция).
   При исследовании частных форм психического отражения реальности мы сталкиваемся с необходимостью дифференциации ощущений, в которых человек отдает себе отчет, и ощущений, в которых он не отдает себе отчета.
   Аналогичную дифференциацию можно провести и применительно к восприятию достаточно сложных объектов.
   В области психологии научного творчества давно были описаны факты, показывающие, что многие феномены творческой деятельности не носят осознанного характера. При исследовании эмоциональных процессов выделяются феномены, когда человек может констатировать самый факт появления эмоционального переживания, но не может указать объект, вызывающий эти переживания, и случаи, когда даже самый факт переживания остается скрытых от субъекта (аффективные следы, или "комплексы") и выделяются лишь в условиях специально организованного эксперимента (например, ассоциативного).
   При анализе общения, которое сегодня "модно" противопоставлять деятельности, также возникает необходимость изучения неосознаваемых психических явлений. Достаточно вспомнить классические исследования достоверности свидетельских показаний, в речевой коммуникации всегда присутствуют неосознанные компоненты.
   Собственно психологическое изучение личности в системе общественных отношений не может, естественно, игнорировать тот факт, что объективно складывающиеся общественные отношения между людьми не обязательно отражаются ими на уровне сознания. Этот факт был выявлен К. Марксом при анализе товарного фетишизма, при анализе личностей как персонифицированных выражений социально значимых черт. Сущность человека, понимаемая как совокупность общественных отношений, от него самого может быть скрыта. Если мы используем широкое определение личности, данное в свое время С.Л. Рубинштейном, то в содержание понятия "внутренние условия" мы должны включить и неосознаваемые психические явления.
   Применительно к категории "отношение" нужно дифференцировать "отношение" и "сознательное отношение". "Человек есть личность, - писал С.Л. Рубинштейн, - в силу того, что он сознательно определяет свое отношение к окружающему". Очевидно, что важно учитывать различия между сознательно определенными отношениями и отношениями, которые сознательно ещё не определены.
   Таким образом, система знаний о личности не может развиваться без интенсивного изучения и неосознаваемых явлений, и этим прежде всего определяется значение их исследований.
   В литературе мы находим следующие два принципиально различных толкования термина "подсознательное". Принадлежат они Г. Рорахеру, известному австрийскому философу и психологу, и Л.С. Выготскому.
   Г. Рорахер: "Не существует неосознаваемой психической деятельности как промежуточного звена между мозговыми процессами и активностью сознания. Существуют только разные степени ясности сознания... В мозгу... непрерывно разыгрываются процессы возбуждения, которых мы совершенно не замечаем. Эти процессы неосознаваемые в точном смысле этого слова, но это не неосознаваемые психические процессы (неосознаваемые мысли, стремления и т.п.), а неосознаваемые процессы нервного возбуждения, т.е. органические электрохимические проявления. Необходимо ясно понимать это развитие, чтобы избежать недоразумений".
  

О правильном употреблении понятия подсознательное.

  
   На данный момент в психоанализе Фрейда и в современной психологии принято употреблять понятие бессознательное. На сколько верен этот термин?
   Трансоанализ как новый метод анализа глубинных структур психики, в нем следует употреблять термин подсознательное. Еще З. Фрейд когда создавал свою психоаналитическую концепцию не проводил устойчивой параллели между бессознательным и подсознательным, употребляя их как синонимы, из за возникла путаница и от понятия подсознательное, как я считаю ошибочно пришлось отказаться.
   Теперь попробуем определится с терминами:
   Бессознательное- совокупность психических процессов возникающих при автоматизме, в результате научения. В моем понимание бессознательные действия возникают под влиянием инстинкта и заученных действий. Например когда мы ходим мы практически не замечаем этого, не доставляет это ни какого труда у нас это получается бессознательно (автоматически). Автоматизм - действие, реализуемые без непосредственного участия сознания, происходящее как бы "сами собой", без сознательного контроля. В трансоанализе я употребляю автоматизм как синоним к бессознательному.
   Подсознание - это психологическая система, которая находится в глубинных слоях психики человека и проявляется только в экстраординарных случаях и с помощью специальных техник. Хочется еще раз повторится если мы говорим об трансоанализе и глубинных структурах психики нужно говорить не об бессознательном т.к. это автоматизмы, а об подсознательном как психологической системе находящейся в глубинных слоях психики человека. Под глубинными слоями психики я подразумеваю то что находится "под" сознанием, то есть находится в глубине психики непосредственно за сознанием. Это то, что мы в данный момент не известно но имеется где то в глубинах нашей психики.
   Вот мы определились со структурой психики согласно трансоаналитической концепции. Огромная ошибка, которая была совершена Фрейдом за тем Юнгом, которые подсознательные процессы заменили термином "Бессознательное", который совершенно не отвечал концепция не психоанализа не уж точно трансоанализа. В данной статье у меня нет цели разбирать ошибки который допустил З. Фрейд. В этой работе я постарался разобраться в определениях бессознательного и подсознательного. Было выяснено, что бессознательное - это своего рода автоматизмы неосознаваемые человеком, вызванные вероятнее всего научением.
   Бессознательное не играет большой роли в трансоанализе и практически употребляется не будет.
  
  

Структура подсознательного.

  
   Подсознательное не аморфно, оно имеет структуру, обладает свойством целостности.
   1. Ощущения. Мы ощущаем все, что воздействует на нас. Но далеко не все становится при этом фактом сознания. Возможно образование условных рефлексов на различные раздражения внутренних органов, которые доходят до коры головного мозга, но не превращаются в ощущение как таковое, оказывая, однако, влияние на поведение организма. Существуют подсознательные ощущения. Получая одновременно множество впечатлений, люди легко упускают из виду некоторые из них Передвигаясь по улице, мы видим огромное число событий, слышим множество звуков, которые ориентируют нас в потоке уличного движения. Но мы фиксируем на них внимание лишь в случае какого-то затруднения или необычности. Бесчисленное множество явлений, свойств и отношений, существуя объективно и постоянно "мозоля" нам глаза, не осознаются нами. Если бы на каждое воздействие человек должен был реагировать осознанно, он не справился бы с подобной задачей, т.к. был бы не в состоянии мгновенно переключаться с одного воздействия на другое или держать в фокусе своего внимания практически бесчисленные раздражители. К счастью мы обладаем способностью отключаться от одних воздействий и сосредоточиваться на других, вовсе не замечая третьих.
   2. Автоматизм. Деятельность человека в обычных условиях является сознательной. Вместе с тем отдельные ее элементы осуществляются подсознательно, автоматизированно. Просыпаясь утром, мы машинально производим длинный ряд действий - одеваемся, умываемся, едим, пьем чай и др. В жизни у человека формируются сложные привычки навыки и умения, в которых сознание одновременно и присутствует и отсутствует, оставаясь как бы нейтральным. Любое автоматизированное действие носит неосознанный характер, хотя не всякое неосознанное действие является автоматизированным.
   Сознательная деятельность индивида возможна лишь при условии, когда максимальное число ее элементов осуществляется автоматически. Полностью сосредоточить внимание на содержании, например, в устной речи может лишь тот, у которого выработался автоматизм самого процесса произнесения речи. Для того, чтобы творчески исполнять музыку, надо иметь хорошие навыки игры на музыкальных .инструментах. Изучение различных видов автоматизма показало, что он далек от простой машинообразности, поскольку ему присуща способность перестраиваться "на ходу". Вместе с тем в психической деятельности имеются уровни непереводимые в область автоматизма. Например, нельзя свести к автоматизму весь процесс игры на каком-либо музыкальном инструменте.
   Автоматизация различных функций составляет существенную и необходимую особенность многих психических процессов (процесс мышления, восприятия, речи; запоминания, практических операций и пр.).
   Механизмы психической автоматизации избавляют сознание от постоянного наблюдения и ненужного контроля над каждым фрагментом действия.
   В подсознательных действиях наше сознание присутствует, но оно не проявляет пристальности своего внимания за всеми деталями действия, а следит лишь за общей картиной.
   Вместе с тем сознание осуществляя как бы суммарное наблюдение, в любое мгновение может взять под контроль автоматизированное действие (остановить его, ускорить или замедлить).
   3. Импульс. Подсознательное проявляется в так называемых импульсивных действиях когда человек не дает себе отчета в последствиях своих поступков.
   4. Информация. Подсознательное находит свое проявление и в информации. Она накапливается в течение всей жизни в качестве опыта и оседает в памяти.
   Из всей суммы имеющихся знаний, в данный момент в фокусе сознания светится лишь небольшая их доля. О некоторых хранящихся в мозгу сведениях люди даже и не подозревают.
   5. Установка. Кардинальной формой проявления подсознательного является установка - психический феномен, направляющий течение мыслей и чувств личности. Установка представляет собой целостное состояние человека, выражающее определенность психической жизни, направленность в каком-либо виде деятельности, общее предрасположение к действию, устойчивую ориентацию по отношению к определенным объектам.
   Устойчивая ориентация к объекту сохраняется, поскольку ожидания оправдываются.
   а) человек, очевидно, перестал бы остерегаться волка, если бы при каждой встрече с ним, волк, ласково вилял хвостом у его ног.
   б) если у человека плохая репутация, то даже самые невинные его поступки вызывают подозрение.
   Иногда установка принимает негибкий, чрезвычайно устойчивый, болезненно навязчивый характер, именуемый фиксацией (человек может испытывать непреодолимый страх перед мышью, осознавая всю нелепость этого чувства).
   6. Воображение: психическая деятельность, состоящая в создании представлений и мысленных ситуаций, никогда в целом не воспринимавшихся человеком в действительности. Воображение основано на оперировании конкретными чувственными образами или наглядными моделями действительности, но при этом имеет черты опосредованного, обобщенного познания, объединяющего его с мышлением. Характерный для воображения отход от реальности позволяет определить его как процесс преобразующего отражения действительности.
   Главная Функция воображения состоит в идеальном представлении результата деятельности до того, как он будет достигнут реально, предвосхищении того, чего еще не существует. С этим связана способность делать открытия, находить новые пути, способы решения возникающих перед человеком задач. Догадка, интуиция, ведущая к открытию, невозможна без воображения.
   Различают воссоздающее и творческое воображение. Воссоздающее воображение заключается в создании образов объектов, ранее не воспринимавшихся в соответствии с их описанием или изображением.
   Творческое воображение состоит в самостоятельном создании новых образов, воплощаемых в оригинальные продукта научной, технической и художественной деятельности. Оно является одним из психологических факторов, объединяющих науку и искусство, теоретическое и эстетическое познание.
   Особый вид творческого воображения - мечта - создание образов желаемого будущего, не воплощаемых непосредственно в те или иные продукты деятельности.
   Деятельность воображения может иметь различную степень произвольности, от спонтанных детских фантазий до длительных целеустремленных поисков изобретателя.
   К непроизвольной деятельности воображения относятся сновидения. Однако, они могут детерминироваться заданной в состоянии бодрствования целью; таковы известные примеры решения научннх задач во сне.
   Богатейшей сферой подсознательной душевной жизни является иллюзорный мир сновидений. В нем картины реальности, как правило, разорваны, не сцеплены звеньями логики, с философско-психологической точки зрения сон выступает как временная потеря человеком чувства своего собственного бытия и мире. Психологической целью сна является отдых. Некоторое люди обладают способностью обучаться во сне. Причем такую способность можно развивать путем самовнушения и внушения в состоянии бодрствования, а также с помощью гипнотического внушения. Это явление именуется гипнопедией. С ее помощью неоднократно пытались обучать людей, например, иностранным языкам.
   7. Интуиция: способность постижения истины путем прямого ее усмотрения без основания с помощью доказательства. Процесс научного познания, а также различные формы художественного освоения мира не всегда осуществляется в развернутом, логически и фактически доказательном виде. Нередко человек схватывает мыслью сложную ситуацию (например, во время восприятия сражения, при определении диагноза, при установлении виновности или невиновности обвиняемого и т.п.).
   Роль интуиции особенно велика там, где необходим выход за пределы приемов познания для проникновения в неведомое.
   Но интуиция не есть нечто неразумное или сверхразумное, в процессе интуитивного познания не осознаются все те признаки, по которым осуществляется вывод и те приемы, с помощью которых он делается.
   Интуиция не составляет особого пути познания, ведущего в обход ощущений, представлений и мышления. Она представляет собой своеобразный тип мышления когда отдельные звенья процесса мышления проносятся в сознании более или менее бессознательно, а предельно ясно осознается именно итог мысли - истина.
   Интуиции бывает достаточно для усмотрения истины, но ее недостаточно, чтобы убедить в этой истине других и самого себя. Для этого необходимо доказательство. Это как бы свернутая логика мысли. Интуиция также относится к логике, как внешняя речь к внутренней, где очень много опущено и фрагментарно.
   Одним из важных условии творчества является целенаправленная умственная деятельность. Максимальное и продолжительное "погружение" в проблему" страстное увлечение ею. Когда Ч.Дарвина спросили, как он пришел к своему открытию закона естественного отбора, он ответил: "Я все время думал об этом". Если пассивно ждать, пока решение само придет в голову, то оно может не прийти никогда. Уловить важность случайного наблюдения может лишь тот исследователь, который много и сознательно думает о проблеме.
   Таким образом, подсознательное - не просто нечто "закрытое" для самосознания субъекта. Оно свободно от устоявшихся шаблонов, более гибко в направлениях своего движения, в способах образования ассоциативных связей. В этом и заключается его эвристическая сила.
   Структурные элементы подсознательного связаны как между собой, так и с сознанием и действием. Они оказывают влияние на них и в свою очередь испытывают их влияние на себе.
   Характернейшей особенностью неосознаваемой психической деятельности является то, что на ее основе может быть достигнуто то, что не может быть достигнуто при опоре на рациональный, логический, вербализуемый и поэтому осознаваемый опыт.
   Это "опережение" подсознательного хаотичности сознания возникает с особой отчетливостью, когда мы сталкиваемся с необходимостью осмысливания наиболее сложных сторон действительности, явлений, событий, которые настолько многогранны, настолько многокомпонентны и полидетерминированы, воплощаются в запутанном переплетении, в сетях настолько разнородных взаимосвязей и отношений, что попытки выявления их природы на основе аналитического и рационального подхода, на основе расчленения "глобального", целостных "континиумов" на их дискретные составляющие отступают в бессилии. И тогда может при наличии определенных психологических условий проявиться никогда не перестающая нас поражать мощь "нерасчленяющего" познания.
   "Нерасчленяющее, интуитивное, опирающееся на неосознаваемую психическую деятельность, представлено в нашей душевной жизни исключительно широко. Оно дает о себе знать даже при наиболее рационализированных аналитических и логических дифференцированных формах мыслительной деятельности (достаточно напомнить классические споры о роли интуиции в математике). Но особое "привилегированное" место ему отведено, конечно, в творчестве художественном.
   Процесс формирования того, что не осознается, зависит от активности не в меньшей степени, чем возможности и функции последнего от скрытых особенностей бессознательного.
   Подводя итоги и делая выводы можно определить основные общие положения для дальнейшего развития теории подсознательное:
   подсознательное есть реальный психологический феномен;
   психологическую структуру поведения человека нельзя понять , отвлекаясь от фактов подсознательного;
   при построении научной теории подсозательного необходимо использовать данные концепции психологический установки.
  

ИЗ ЧЕГО СОСТОИТ ПОДСОЗНАНИЕ

   Подсознательные можно разделить на группы, относящиеся к Сверх-Я, Внутреннее Я, Высшее -Я, Скрытое Я Что индивид действительно делает и насколько он себя выражает, представляет собой компромисс между этими группами напряжений, происходящих под контролем Я. Эти расщепления не должны вызывать замешательства. Надо только помнить, что у взрослых Оно расщеплено, а у маленьких детей не расщеплено.)
   Напряжения Сверх-Я в нормальных случаях стремятся принести счастье другим людям. Они способствуют развитию великодушия и внимательности. Основу нашей цивилизации в значительной степени составляет победа Сверх-Я над Оно, и эта победа должна быть упрочена, чтобы цивилизация могла продлиться. Сила развития, или физис, проявления которой мы видим в личности и в обществе, при надлежащем ее воспитании в детстве действует вместе с Сверх-Я, так что индивид испытывает потребность расти и вести себя "лучше", то есть в соответствии с принципами, свойственными зрелому этапу полового развития, принимающему во внимание счастье других. И Сверх-Я, и физис в нормальных случаях противятся грубому и несдержанному выражению желаний Оно. Они начинают с того, что побуждают индивида не пачкать свои пеленки, и приводят в конечном счете к идеалам Объединенных Наций.
   Если развитие Сверх-Я наталкивается на помехи или происходит необычным путем, то, как мы увидим дальше, могут возникнуть неприятности. Точно так же под действием сил подавления могут расстроиться хранимые в подсознании чувства и представления, что может привести к нежелательным последствиям.. Рассмотрим их более подробно.
   Одна из четырех гипотических систем глубинной структуры психики является Сверх -Я -обеспечивает и поддерживает сложный конгломерант идеалов, ценностей запретов и приказаний. Сверх - Я осуществляет функцию "Слежения" за самостью и сопоставления его идеалами, оно или трактует и наказывает, что сопровождается различными болезненными аффектами или вознаграждает и тем самым повышает самооценку.
   Хотя Сверх - Я рассматривается, как некие абстракции, обладающие относительно стабильными функциями и более или менее связной конфигурацией, его дериваты можно легко обнаружить в феноменах, метоформических описываемых как внутренний голос, внутренний авторитет или внутренний судья. Эти персонифицирование внутренних образований привели к появлению таких знакомых терминов, как внутренние объекты эти обозначения во многом объясняются чувствующимся разделением существующим между Сверх -Я и остальной личностью.
   Такое разделение по - видимому является следствием конфликта между Сверх -Я и Я сопровождающимися болезненными чувствами неполноценности стыда и вины. Сегодня, однако, многие проводят различия между мужским и женским Сверх _Я на основе их содержания (идеалов и запретов), но не на основе превосходства или полноценности структуры.

Сверх - Я.

   Одна из четырех гипотических систем глубинной структуры психики является Сверх -Я -обеспечивает и поддерживает сложный конгломерант идеалов, ценностей запретов и приказаний. Сверх - Я осуществляет функцию "Слежения" за самостью и сопоставления его идеалами, оно или трактует и наказывает, что сопровождается различными болезненными аффектами или вознаграждает и тем самым повышает самооценку.
   Хотя Сверх - Я рассматривается, как некие абстракции, обладающие относительно стабильными функциями и более или менее связной конфигурацией, его дериваты можно легко обнаружить в феноменах, метоформических описываемых как внутренний голос, внутренний авторитет или внутренний судья. Эти персонифицирование внутренних образований привели к появлению таких знакомых терминов, как внутренние объекты эти обозначения во многом объясняются чувствующимся разделением существующим между Сверх -Я и остальной личностью.
   Такое разделение по - видимому является следствием конфликта между Сверх -Я и Я сопровождающимися болезненными чувствами неполноценности стыда и вины. Сегодня, однако, многие проводят различия между мужским и женским Сверх _Я на основе их содержания (идеалов и запретов), но не на основе превосходства или полноценности структуры.
  

Внутреннее -Я.

  
  
   Внутреннее Я взаимообусловлены и внутренне взаимосвязаны, но они не могут, конечна, считаться тождественными, так как "внешнее Я" -- эмпирический наблюдаемый индивид, а "внутреннее Я "--всегда остается чисто психологическим феноменом.
   Если видеть во "внутреннем Я" интегральную ось всех форм самовосприятия, личностное (персонифицирующее) единство самоотношения и самоотражения, то оно оказываетсяочень близким, а в некоторых отношениях тождественным самосознанию.
   Уникальным свойством самосознания является то, что оно может выступать в роли субъекта по отношению к самому себе, оставаясь одновременно в системном планеидентичным данному "субъекту" объектом- Опираясь на это сройство, и следует решать вопрос о соотношении "внутреннего Я" и самосознания.
   Самосознание, выступая в роли субъекта своего к себе отношения, в роли объекта этого же отношения может рассматриваться как "внутреннее Я", то есть они оказываются лишь различными динамическими состояниями одной системы.
   Когда мы определяем ее как самосознание, то видим в ней, прежде всего, отношение; говоря же о ней как о "внутреннем Я", подчеркиваем ее интегративные функции, выделяем элементы соматической детерминированности, статичности, определенности, законченности, наличие своей собственной информации.
   Нельзя, конечно, понимать внутреннее, субъектно-объектное отношение самосознания как нечто голое, реляцию психики к себе самой, своего рода, causa cut, отношение, не имеющее своего предмета вне самого себя. Это отношение, во-первых, существует как внутренняя сторона субъективной реальности, отражающей объективную; во-вторых, его субстанциональной основой является сам человек как психосоматическое единство. Наконец, оно объективировано языковой формой, в которой наше "Я" только и способно оперировать собственной информацией на когнитивном уровне, и, следовательно, опосредованно детерминировано формами социальных коммуникаций.
   Самоотображекие свойственно всем уровням человеческой психики: ощущению соответствует самоощущение, восприятию самовосприятие и т.д. Причем, первичные формы самоотображения психики вместе с централизованной системой самоданности человеческого организма, синестезией, генетически образуют комплекс органических предпосылок самосознания и функционально остаются его постоянными компонентами1N.
   Это и позволяет рассматривать индивидуальное самосознание как целостную, действительную на всех уровнях психики структуру, включающую в себя множество элементов: от чувственной конкретности самоощущения до отвлеченной дискуреивности еаморефлексии. В психике максимум всегда развивает то, что было в какой-то степени заложено в минимуме.
   Из системного единства нашего самосознания вытекает и внутренняя двойственность каждого его акта, всегда одновременно, но в разной мере включающего в себя элементы самопознания и самопереживания. И хотя удельный вес последнего может снижаться по мере становления высших функций самосознания, полностью непосредственно-чувственные компоненты никогда не элиминируются. Аффективное начало не вытесняется в процессе социализации, а качественно преобразуется, дифференцируется, вступая в новые отношения с интеллектом.
   С помощью нашего "внутреннего Я" и осуществляются тематическая изоляция и последующая актуализация содержания процессов нашей психики, благодаря чему мы оказываемся способными знать о себе, анализировать и переживать себя как живое неповторимое целое. Определенная целостность органического и социального бытия индивида выступает в рамках субъективности как ее относительно устойчивый внутренний полюс, через который отражаются вторично и тем осознаются как свои все стороны, уровни и элементы мира психики. Подобная широта диапазона самосознания вытекает из интегративной природы его механизма, то есть из вовлеченности и в каждый его акт не только отдельных психических процессов или их комбинаций, но и всей личности, всей системы ее психологических свойств, особенностей мотивации, различных типов опыта и эмоциональных состояний.
   Поскольку самоотражаются все процессы сознания, в том числе имеющие рефлексивную направленность, становится понятным, почему человек может не только осознавать, оценивать и регулировать собственную психическую деятельность, но и может осознавать себя сознающим, самооценивающим. В этом случае самоотражаются акты и формы деятельности самосознания, образуя вторичную цепь интро-субъективных отношений.
   Таким образом, мы приходим к пониманию сущности психологического Механизма индивидуального самосознания как интегрированной в целостный персонифицирующий центр системы самоданности основных психических процессов личности, пониманию того, что самосознание и есть то качество человеческой природы, благодаря которому каждый из нас из "субъекта в себе" превращается в "субъект для себя".
   При анализе самосознания первым встает вопрос об осознании как многоуровневой системе, имеющей свою собственную содержательную и функциональную структуру. Если видеть в самосознании высший тип сознания -- выделение отдельных уровней первого превращается, по сути дела, в содержательную классификацию перерабатываемой информации. Такого типа классификации, конечно, полезны при изучении самосознания социально-политическими науками, но они мало помогают определению его внутренней структуры.
   Если же самосознание -- универсальный фактор человеческой психики, то тогда каждый ее уровень (от чувственной ступени до теоретического мышления) должен предполагать и включать соответствующий уровень самоданности. Несмотря на очевидную логичность, данный вывод еще практически i тнорируется очень многими, особенно когда дело доходит до конкретно, о выделения основных составных частей в структуре самосознания. 1 .^адиция рассматривать самосознание как нечто "высшее" приводит тому, что в его структуру включают преимущественно соответствуь тдие "высшие" элементы сознания, пренебрегая всеми остальными, oi обенно теми, которые характерны для "низших" уровней психики.
   Наиболее известная в соврем иной науке модель структуры самосознания предложена К.Г. Юнгои. и основана на противопоставлении осознаваемых и неосознаваемы" элементов человеческой психики. К. Юнг выделял два уровня ее сам( отображения. Первый субъект всей человеческой психики -- "самость", которая персонифицирует как сознательные, так и бессознательные процессы. Самость есть величина, относящаяся к сознательному "Я", -- писал К. Юнг, -- как целое к части. Она охватывает не только сознательное, но и бессознательное и поэтому есть как бы тотальная личность, которая и есть мы. Второй уровень -- форма проявления "самости." на поверхности сознания, осознаваемый субъект, сознательное "Я", вторичный продукт тотальной суммы сознательного и бессознательного существования.
   Похожей схемой при определении внутренней структуры субъективности пользуются и "гуманистические психологи" (А. Маслоу, Ш. Бюлер, Р. Мей и другие), влиятельное направление современной психологии, стремящееся преодолеть крайности поведенческого и психоаналитического методов изучения внутреннего мира личности. Разница только в том, что в "гуманистической психологии" по сравнению С неофрейдизмом происходит смещение акцента на функциональное значение "самости" как личностного фактора в процессе целепо-лагания субъекта. Она (самость) выражает интенциональность или целенаправленность всей личности на осуществление максимума потенциальных возможностей индивида.
   Самосознание в обоих случаях оказывается внутренне подчиненным, предопределенным или "тотальностью", или совокупностью органических "потенциальных возможностей" глубинных слоев психики индивида. "Самость" означает, следовательно, не подлежащий сомнению факт тождественности формирующейся психики самой себе как определенному целому. Каждый иэ нас способен осознать любое отчетливое представление в качестве своего, то есть добавить к любой Мысли, скажем кто-то "идет". Это особенно интересно по отношению к моим мыслям о себе самом, например, "Я чувствую, что я устал", поскольку в этом случае я одновременно являюсь и субъектом и объектом. Эта рефлексивная способность "я" может относиться не только к единичным моментам, например, к моему состоянию усталости, но и ко всему человеку (хорошим примером является мысль "Я знаю себя").
   Самые верные проявления рефлексивных способностей нашего "Я" связаны с отрицательным отношением-человека к самому себе, когда, например, он может сказать: "Я ненавижу себя". Ведь ненависть является отношением противостояния, а между тем ненавидящее и ненавидимое "Я" совпадают в одном и том же человеке. Вероятно, именно поэтому ненависть столь неумолима и непреклонна. Несмотря на идентичность "я" -- субъекта и "я" <-- объекта, все же необходимо их различать. Как мы уже указали, принято называть первую сторону личности "Я", а вторую"-- "самостью".
   Понять, что дает исходные импульсы индивидуальному самосознанию (нашей индивидуации)<-- "Я" или "самость", -- весьма нелегко. С одной стороны, именно наше "Я" приписывает самость себе, а не другому "Я"; в этом смысле "Я" является исключающим принципом. С другой стороны, эта формальная функция свойственна всем "я", и их различие определяется различием между самостями, которые, следовательно, могут определять также способы, какими единичные "Я" выполняют свою функцию.
   Чрезвычайно важно понять, что различие между "я" и самостью относительна "Я" является наблюдающим началом, самость--наблюдаемым; "Я" современного человека научилось наблюдать за его самостью и чувствами, как если бы те были чем-то отличным от него. Однако "Я" может наблюдать за своей склонностью наблюдать, -- ив этом случае то, что сначала было "Я" становится самостью. И "Я" может также отождествиться с самостью =-- то, что сначала было самостью, становится "Я".
   Совершенно очевидно, что не все структуры самости равно важны для "Я", стремящегося к идентификации: влюбленность захватывает "Я" значительно сильнее, чем зубная боль. Возможна следующая классификация чувства самости: во-первых, чувства, затрагивающие отдельные части тела. Конечно, эти физические чувства на самом деле не являются физическими и не локализованы в каком-то определенном органе, даже если и создают воображаемое пространство. Неправильно было бы сказать: "моя нога испытывает боль" (возможна иллюзорная боль даже в отнятой ноге); всегда правильно сказать: " У меня болит нога". Во-вторых, существуют чувства, относящиеся к телу в целом, например, общее нарушение здоровья. В-третьих, есть чувства, захватывающие душу, например, влюбленность; даже если их последствием являются физические чувства, все же сами по себе они.не являются^физическими. В-четвертых., особую группу составляют интеллектуальные чувства, такие как радость познания, наслаждение свой правотой и т. п.Больше в генезисе самосознания прежде всего становление качественно новых человеческих возможностей, то следует выделить четыре его основных уроашг. непосредственно чувственный, целостно-яичноетяый (персонифицирующий), интеллектуально-аналитический, целенаправленно-деятельный.
   На первом уровне индивид отражает себя как телесно существующее, реально-жизненное начало, здесь обрадуется чувственная степень самосознания, то есть способность ощущать, чувствовать свой организм как единое целое ", получать информацию о его процессах ("физическое, телесное самосознание").
   На втором -- развивается механизм отражения психикой своего личностного начала, собственных эмоциональных состояний, восприятие себя как активного, внутренне единого существа ("Я -- переживание"). Третий уровень -- интеллектуально-аналитический (рефлексивный) -- характеризуется способностью к осознанию собственных когнитивных процесс ,теоретических форм и способов своей деятельности. При этом субъект отражает себя, как мыслящего, познающего и даже самосознаю-щегои тем самым оказывается способными осознаваемой саморегуляции и сознательному самовыражению -- возможностям, характеризующим четвертый уровень самосознания, где оно выступает как система осмыс-леннойсажздетерминации субъекта.
   Поскольку на каждом уровне происходит становление одного иа постоянных компонентов и способов функционирования самосознания, в его структуре можно выделить четыре соответствующих стороны, четыре типа специфических для него форм психической активности.  
   Для обозначения данного субъекта как трансперсональной (т. е. за- и внеличностной и, следовательно, за- и внесоциальной) психической реальности мы, вслед за Г. И. Гурджиевым и его последователям, используем термин "сущность" ("essence"). Этот термин, восходящий к латинскому слову "essere" -- бытие, в аналогичном значении (сущность в себе -- Ин-се) используется также в концептуальном аппарате онтопсихологии. В рамках гуманистической психологии данную инстанцию обычно обозначают термином "Внутреннее Я". Так, например, М. Боуэн, используя термины "сущность" и "Внутреннее Я" как синонимы, пишет: 
   "Изменение личности в процессе психотерапии является результатом нашего контакта с нашей собственной сущностью, следствием успокоения и укрепления неконтролируемого рассудка (mind), посредством чего мы можем почувствовать наше Внутреннее Я (Inner Self) и действовать с опорой на этот источник силы и мудрости".
   Личность возникает и формируется в области предметного содержания, сущность локализована на субъектном полюсе субъект-объектного взаимодействия. Если главная характеристика личности -- ее атрибутивность, то главная "особенность" сущности -- отсутствие каких-либо атрибутов. Сущность -- источник всех и всяких атрибутов. Личность живет (рождается, развивается, умирает) в плане феноменов, существования; сущность неизменно пребывает в плане ноуменов, бытия.
   Столь характерное для отечественной психологии отождествление личности и сущности (Внутреннего Я) человека, одновременно означающее утрату, тотальное отчуждение личности от ее сущности, лаконично выражено в известном высказывании А. Н. Леонтьева: "Личность (. . . ), ее коперниканское понимание: я нахожу/ имею свое "я" не в самом себе (его во мне видят другие), а во вне меня существующем -- в собеседнике, в любимом, в природе, а также в компьютере, в Системе".
   Происходящее в настоящее время постепенное осознание внеличностной или, точнее, трансперсональной природы сущности, или Внутреннего Я человека подчас приобретает в отечественной психологической науке довольно эксцентричные формы. "В реальной жизни, -- пишет, например, А. Г. Асмолов, -- в каждой личности обитает трикстер, или культурный герой, существование которого проявляется в ситуациях, требующих выбора и постановки сверхцелей, разрешения противоречий с социальной группой и самим собой, поиска нестандартных путей развития". Подобная концептуализация сводит подлинную сущность человека до роли... трикстера, шута.
   Различение личности и сущности, внешнего и Внутреннего Я человека означает одновременно постановку проблемы взаимодействия между этими психическими инстанциями. Как уже отмечалось, данное взаимодействие можно описать в общем виде как совокупность двух разнонаправленных процессов -- опредмечивания и вытеснения, формирующих внутреннюю (субъектную) границу личности. Данные процессы можно описать также в терминах "самопринятие" и "самонепринятие". При этом речь будет идти о принятии или непринятии себя уже не как личности, но как подлинного субъекта жизни, существующего независимо и вне всяких социальных норм, стереотипов, ценностных систем и т. п.
   Важные психологические феномены, характеризующие динамику содержания на границе между личностью и сущностью, -- это так называемые феномены ложного и подлинного самоотождествления.
   Ложное самоотождествление мы имеем всякий раз, когда человек отождествляет себя с тем или иным личностным образованием, с той или иной социальной по своему происхождению и функции ролью, маской, личиной. Он как бы забывает о подлинном субъекте, игнорирует его, ставит знак тождества между собой и своей личностью (или, точнее, субличностью). Подлинное самоотождествление, напротив, всегда связано с отказом от каких бы то ни было личностных самоопределений и самоотождествлений, с постоянным осознанием того обстоятельства, что моя сущность может иметь любые роли и личины, но никогда не сводится к ним, всегда остается за ними, так или иначе проявляя себя в них. Подлинное самоотождествление означает также постоянный поиск ответа на вопрос "Кто я?", внутреннюю работу по самоисследованию, стремление разобраться в разноголосице субличностей и расслышать сквозь нее наиболее чистые, неискаженные послания сущности. Внутреннего Я. Ложное самоотождествление (обычно это самоотождествление человека с той или иной его субперсоной) опасно тем, что оно депроблематизирует внутренний мир, создает иллюзию его самоочевидности (я есть я, мое эго), закрывает человеку доступ к его сущности.  
   Согласно Г. И. Гурджиеву, основными препятствиями, стоящими на пути действительного развития человека, являются его собственные качества, важнейшее из которых -- способность к идентификации (т. е. полное отождествление себя с происходящим, самоутрата в сочетании с направленностью процессов внимания и осознания исключительно вовне). Разновидностью идентификации является "предупредительность" (concidering) -- самоотождествление с ожиданиями других людей. Г. И. Гурджиев различал два типа такой предупредительности. Внутренняя предупредительность обнаруживает себя в постоянном ощущении дефицита, нехватки внимания и расположения со стороны других людей и в постоянном стремлении восполнить этот дефицит идентификацией с ожиданиями других. Внешняя предупредительность, напротив, связана с развитым самосознанием и представляет собой внутреннемотивированную практику эмпатии, не обусловленную действиями, переживаниями и ожиданиями других людей.
   Второе препятствие -- способность лгать, т. е. говорить о том, что в действительности неизвестно. Ложь есть проявление частичного (неистинного) знания, знания без подлинного понимания. Ложь обнаруживает себя как механическое мышление, репродуктивное воображение, постоянный внешний и внутренний диалог, излишние движения и мышечные напряжения, поглощающие время и энергию человека.
   Третье препятствие -- неспособность любить. Это качество теснейшим образом связано со способностью к идентификации в форме внутренней предупредительности и с множественностью "я" каждого человека, с его дезинтегрированностью. Неспособность любить проявляется в постоянных метаморфозах "любви" в ненависть и другие негативные эмоциональные состояния (гнев, депрессию, скуку, раздражение, подозрительность, пессимизм и т. д. ), которые наполняют буквально всю эмоциональную жизнь человека, тщательно скрываемую, как правило, под маской благополучия или индифферентности.
   Все эти внутренние препятствия на пути самоисследования и самосовершенствования человека являются следствиями процесса формирования личности, следствиями того обстоятельства, что изначальная человеческая потенциальность (сущность) оказывается в плену своей личностной "оболочки", в своего рода "психической ловушке".
   Г. И. Гурджиев писал об этой психологической несвободе и, следовательно, обусловленности человека так: "Человек -- машина. Все его стремления, действия, слова, мысли, чувства, убеждения и привычки -- результаты внешних влияний. Из себя самого человек не может произвести ни единой мысли, ни единого действия. Все что он говорит, делает, думает, чувствует -- все это с ним случается... Человек рождается, живет, умирает, строит дом, пишет книги не так как он того хочет, но как все это случается. Все случается. Человек не любит, не ненавидит, не желает -- все это с ним случается".
   К. Спит отмечает также, что согласно Г. И. Гурджиеву: "... у каждого взрослого есть несколько "я" (selves), каждое из которых пользуется словом "я" для самоописания. В один момент присутствует одно "я", а в другом другое, которое может испытывать, а может и не испытывать симпатию к предыдущему "я".  
   Это "я" может даже не знать, что другое "я" существует, поскольку между различными "я" существуют относительно непроницаемые защиты, называемые буферами. Кластеры "я" образуют субличности, связанные ассоциативными связями -- одни для работы, другие для семьи, иные для церкви или синагоги. Эти кластеры могут не знать о других кластерах "я", если они не связаны с ними ассоциативными связями. Одно "я" может пообещать, а другое "я" ничего не будет знать об этом обещании из-за буферов и поэтому у него не возникнет намерения выполнить это обещание. . . . "Я", которое контролирует поведение человека в данный момент, детерминировано не его или ее личностным выбором, но реакцией на окружение, которое вызывает к жизни одно или другое "я". Человек не может выбрать, каким "я" ему быть, так же как он не может выбрать, каким "я" он хотел бы быть: выбирает ситуация. . . . У нас нет способности что-либо сделать, у нас нет "свободной воли"...".
   В одной из своих работ Г. И. Гурджиев так охарактеризовал реальную ситуацию человеческого существования: "Если бы человек мог понять весь ужас жизни обычных людей, которые вращаются в кругу незначимых интересов и незначимых целей, если бы он мог понять, что они теряют, то он бы понял, что для него может быть серьезным только одно -- спастись от общего закона, быть свободным. Что может быть серьезным для заключенного, осужденного на смерть? Только одно: как спастись, как совершить побег: ничто другое не является серьезным".
   Как бы развивая эту метафору, Г. И. Гурджиев указывал также: "Вы не понимаете вашу собственную жизненную ситуацию, -- вы в тюрьме. Все, что вы можете желать, если вы не бесчувственны, -- как сбежать. Но как сбежать? Необходим туннель под тюремной стеной. Один человек ничего не может сделать. Но давайте предположим, что есть десять или двадцать человек; если они работают сообща и если один сменяет другого, они могут прорыть туннель и сбежать.
   Более того, никто не может сбежать из тюрьмы без помощи тех, кто сбежал раньше. Только они могут сказать, каким способом возможен побег, или же могут послать инструменты, карты или же что-либо другое из того, что необходимо. Но один заключенный в одиночку не может найти этих людей или же как-то связаться с ними. Необходима организация. Без организации ничего достичь нельзя".
   Итак, каждый из нас (как личность) является тюремщиком собственной сущности, но не знает, не осознает этого.
   Важным проявлением (симптомом) утраты контакта, взаимодействия личности и сущности в случае ложного самоотождествления является неспособность человека видеть сны и создавать в своей фантазии динамические творческие образные ряды.
   Стереотипное и фиксированное ложное самоотождествление связано с самонепринятием и, следовательно, с непринятием других людей, оно приводит к стагнации личностного развития, резкой поляризации "персоны" и "тени" в личности человека. И напротив, кризисы личностного развития (возрастные и экзистенциальные) обусловлены, как правило, отказом человека от устоявшихся ложных самоотождествлений.
   В случае ложного самоотождествления личность господствует над сущностью, постепенно оформляет человека в соответствии с законами и нормами интерперсонального и персонализирующего общения, использует сущность как источник энергии в целях собственного развития. Однако, чем успешнее такое развитие, чем дальше уходит "эмпирическая" личность в этом развитии от универсальной аутентичности своего детства, тем сокрушительнее ее финал.
   Можно ли предположить, что существует иной тип развития, иной исход отношений между личностью и сущностью человека? "В наилучшем из миров, -- отмечает К. Спит, -- приобретенные привычки личности должны были бы быть полезными сущностной природе человека и должны были бы помогать ей адекватно функционировать в социальном контексте, в котором живет человек, и для реализованного человека это несомненно так оно и есть. К сожалению, обычный человек лишен способности использовать личность для удовлетворения своих сущностных желаний. Сущностное может проявиться только в простейшем инстинктивном поведении или же в примитивных эмоциях. Все остальное поведение контролируется, как мы видели, случайными последовательностями "я", которые составляют личность. А личность может как соответствовать, так и не соответствовать сущности. . . . В большинстве из нас личность активна, а сущность пассивна: личность определяет наши ценности и убеждения, профессиональные занятия, религиозные верования и философию жизни. . . . Сущность -- это мое. Личность -- это не мое, это то, что может быть изменено за счет изменения условий или же искусственно удалено с помощью гипноза, наркотиков или специальных упражнений".
   Подлинное самоотождествление, в отличие от ложного, представляет собой скорее процесс, нежели состояние. В ходе этого процесса сущность человека постепенно освобождается от господства личности, выходит из-под ее контроля. В результате человек, соподчинивший личность своей сущности, входит в контекст трансперсонального общения и начинает использовать свою личность в качестве средства, инструмента своей сущности. Из "господина" личность становится "слугой" сущности.
   Согласно Г. И. Гурджиеву, реализация и освобождение человека предполагает обращение традиционного отношения между личностью и сущностью: личность должна стать пассивной в ее отношении к сущности. Только так может возникнуть постоянное и интегрированное "Я". Основной путь такой работы по самореализации лежит через ". . . активизацию борьбы между сущностью и личностью. И сущность, и личность необходимы для этой работы. . . . Это сражение ислам называет священной войной (джихадом), и в этой войне чем более беспристрастно обозначены противоположные стороны, чем больше интенсивность противоборства, тем более полным является разрушение и последующее обновление".
   Выход человека из интерперсонального плана действительности в трансперсональный план реальности существеннейшим образом преобразует всю его психологическую структуру. Личность гармонизируется, освобождается от "персоны" и "тени", опрощается в "лик", ее объектная и субъектная границы исчезают.  
   Объектный полюс предстает перед человеком уже не в качестве того или иного каждый раз отдельного "знания", но как сознание, т. е. целостное, интегрированное мироощущение. Субъектный полюс обнаруживает себя не как та или иная также каждый раз отдельная "весть", идущая из глубин бессознательного, но как совесть, т. е. целостное, интегрированное самоощущение. Человек перестает ощущать себя личностью, своего рода ареной столкновения "добра" и "зла", преисполненным противоречивых знаний и чувств моральным существом, противостоящим другим людям в их отдельности, одиноким эго, он начинает воспринимать себя одновременно и в качестве источника, и в качестве посредника, проводника радостной любви (особого опыта трансперсонального общения, опыта сущностной тождественности с другими людьми). Наиболее яркие примеры таких полностью персонифицированных личностей -- личности-лики Будды, Христа, Магомета.
   Драма взаимоотношений личности и сущности в жизни человека представляет собой, на наш взгляд, предмет подлинной гуманистической психологии. Ее важнейшими положениями являются, во-первых, признание, констатация двойственности человека (внешний и внутренний человек, внешнее и внутреннее Я, личность и сущность); во-вторых, особое, настороженно-критическое отношение к социально-центрированным и социально-обусловленным процессам формирования личности, в-третьих, отрицание традиционных форм образования как дисгармоничного взаимодействия между взрослыми и детьми, между миром взрослости и миром детства и, наконец, в-четвертых, идея культивирования трансперсональных отношений, персонифицирующего общения в межличностных взаимодействиях самого разного типа -- терапевтических, педагогических, семейных.

Высшее -Я.

   Третий механизм из четырех гипотетических систем глубинной структуры психики - это Высшее -Я.
   Высшее -Я означает некие определенные духовные возможности человеческой психики, которые проявляются только в некоторых случаях. Как правило это люди обладающие сверхвозможностями, например телепатией, экстрасенсорикой и т. д. Именно эти паранормальные способности способствуют возникновению "Высшего -Я".
   Паранормальные способности в рожденные или приобретенные в результате различных техник могут проявится согласно трансоаналитической концепции только трансферности к Высшему -Я, т. е. высших систем, которые находятся в подсознательном. По- видимому эти высшие системы заложенные практически во всех людях, однако тяжело их извлечь из глубин нашей психики. Человек по своей природе согласно теориям трансперсональной психологии имеет информацию обо всем сущем: о мироздании, космосе и т. д. Только с помощью различных техник можно извлечь эти знания.

Скрытое - Я.

   Четвертым механизмом из четырех гипотетических систем глубинной структуры психики - это Скрытое - Я.
   Скрытое -Я - это скрытые системы психики человека, например те же возможности к ясновидению, телепатии и к экстрасенсорики, т. е это структуры нашей психики, которые не проявляются и могут спать на протяжении всей жизни человека. О Скрытом - Я известно очень мало, исследование этого феномена практически не проводилось. Эти скрытые системы могут проявляться и проявляются только тогда, когда человек попадает в экстренные жизненные ситуации, когда нужно действовать быстро. Создать для человека экстренную ситуацию в лабораторных условиях достаточно проблематично, хотя бы с точки зрения подбора испытуемых.

Значение для психологии.

   Подсознание имеет огромное значение для психологического. Любая информация, которая человек получает на протяжении жизни отражается в глубинах психики и пройти мимо и не исследовать подсознательное академическая психология просто не может.
   На протяжении всей психологической науки начиная с психоанализа З. Фрейда и кончая современными разработками огромное количество страниц было уделено сознанию и бессознательному. Казалось, что бессознательное наиболее близка к глубинным структурам психики, однако бессознательное это только те действия которые человек не осознает в данный промежуток времени, а подсознательное же это то что находится или изначально заложено в глубине психики человека, а ни как не бессознательные действия.
   Не возможно исследовать глубинные структуры психики не уделяя вниманию подсознательному. Подсознательное - это важнейшая часть психики, оно не менее важно чем сознание и бессознательное.
   Я уже писал, что человека по своей природе имеет знание о всей вселенной, которая закрыта в глубинах его психики, достоверных доказательств у меня этому пока нет, но в последующем возможно с у четом правильного построения эксперимента и подбором методик можно это проверить. С Гроф, например пробовал исследовать глубинные структуры психики, именно он в первые выдвинул теорию о огромных возможностях нашего подсознания.
   Трансоаналитическая концепция - это вовсе не анализ гипнотических и трансовых состояний как можно было в начале подумать, прежде всего трансоанализ изучает глубинные структуры психики человека. Очень важно понять, что "транс" и "трансо" два разных понятия "трансо" в моем толковании означает "глубинный" "глубоко" то есть трансоанализ переводится как глубинный анализ или глубинный психоанализ. Именно глубинный анализ поможет окончательно понять структуру психики человека, исследовать то, что до этого ни кто не делал.
   Психоанализ З. Фрейда ограничился исследованиями в области сексуальности, сознания и некоторых элементов бессознательного.
   Аналитическая психология К. Г. Юнга ушла достаточно далеко в исследованиях бессознательного, подарила психологической науке концепцию об архетипах (в отличие от К. Г. Юнга, я расширил его концепцию об архетипах и назвал их "Спиритипы"), коллективном бессознательном. С моей точки зрения вклад Юнга огромен, как в психологию так и в трансоанализ.
   Трансперсональная психология, которая образовалась в 60 годы основателями были А. Маслоу, С Гроф, имела право на жизнь. Однако слишком специфическая аргументация построенная в основе своем на исследованиях психодеалектиков 60 - 80 году под руководством С Грофа, в дальнейшем с разработкой техники холотропного дыхания, которая сейчас довольно широко распространилась, еще эта разработка имеет тяжелые побочные эффекты.
   Трансоанализ, как я уже не раз писал разрабатывается мной для исследования глубинных структур психики. Над методом идет активная работа и думаю в скором времени будет уж точно не хуже С Грофа или даже З. Фрейда.
  

Спиритипы.

   К. Г. Юнг ввел понятие архетип обозначающий некий принцип обеспечивающий психологическую реальность с специфическим психологическим содержанием, в целом же под архетипом понимается определенное образование архаического, включающий мифологический мотив. Я же расширил теорию Юнга о архетипах и назвал их "Спиритипы".

1. Определение.

   Спиритипы - это духовные образы включающие мифологические и эзотерические символические образования.
   В концепции К. Г. Юнга основное внимание уделено мифологическим образам я добавил еще эзотерические. В современном мире, когда огромный интерес общественности к НЛО, инопланетянам, сверчеловеческим существам. Появляется вопрос как их рассматривать, поэтому как представить психологической науки определение их в качестве мистических существ или образов, в концепции трансоанализа буду называть спиритипами.
   Юнг уже начал рассматривать мистические образы в своей книге НЛО: Современный миф о вещах наблюдаемых в небе" и "О психологии и патологии так называемых оккультных явление". Юнг говорит, что эти явления можно называть оккультными, но зачастую они выступают как демонстрация патологических или истерических психологических состояний. Что касается НЛО то работ аналитиков - юнгеанцев на тему исследования символического знания НЛО до сих пор нет, думаю было бы правильным если этот пробел на себя взяла трансоаналитическая концепция.
   Теперь поговорим о классификации спиритипов.
  
  
      -- Классификация спиритипов.
      -- Мистические образы.
      -- Сверхчеловеческие существа.
      -- Духовный учитель.
      -- Инопланетные существа.
      -- Астральные сущности.
      -- Неопознанный летающий объект.
   Теперь обсудим мистические образы более подробно.
        -- Сверхчеловеческие существа.
   В трансоанализе сверх человеческие существа - это существа, которые обладают различными паранормальными способностями. Возможно обитающие в паралельных мирах.
   Этот мистический образ по вереям некоторых людей обладают огромными возможностями: могут воздействовать на людей и даже их похищать.
   Обратимся к двум религиям Индии - буддизму и джайнизму. Изучая их тексты, мы с удивлением убедимся в том, что признаваемые ими божества и демоны всего только определенные типы живых существ (наряду с людьми и животными), что они так же рождаются и умирают, хотя срок их жизни может быть измерен только астрономическими числами. Достижение их состояния отнюдь не является религиозной целью двух названных учений, и значительной роли признание их существования не играет. Более того, в основах доктрины буддизма и джайнизма не произошло бы никаких существенных изменений, если бы их последователи вдруг решили отказаться от веры в богов и демонов, - просто двумя классами страдающих живых существ стало бы меньше. Таким образом, в буддизме и джайнизме, во-первых, существа, наделенные божественным статусом, рассматриваются как вполне посюсторонние, то есть, строго говоря, не сверхъестественные, а во-вторых, их роль в данных учениях вполне ничтожна.
   Религии Китая обнаруживают еще меньше склонности к вере в сверхъестественное; не совсем даже понятно, как можно было бы перевести само слово "сверхъестественный" на древнекитайский язык. Вполне показательно, что идеалом даосской религии является не что иное, как естественность, естественное. Как гласит "Дао дэ цзин" (§16): "Человек берет за образец Землю, Земля берет за образец Небо, Небо берет за образец Дао (Путь, первопринцип. - Е.Т.), Дао берет за образец самоестественность (цзы жань). Идеал даосизма в конечном итоге сводится к следованию своей изначальной природе и к единению с природой как таковой. По справедливому замечанию синолога и миссионера-иезуита Л.Вигера, в религиозном даосизме мы встречаемся с описанием самых невероятных и фантастических событий и превращений, но все они объясняются естественным образом, что свидетельствует от том, что представление о чуде как некоем событии, принципиально нарушающем законы и нормы природы, было не только неизвестно даосизму, но и абсолютно чуждо ему. Да и все бессмертные, божества и гении даосской религии пребывают в пространстве Неба и Земли, в пределах сакрализованного, но вполне чувственно-конкретного космоса.
   Даже в политеистических религиях Ближнего Востока древности, а также античных Греции и Рима идея сверхъестественного отсутствует. Древние египтяне были последовательными "монофизитами", пребывая в убеждении, что боги, люди, животные и другие существа обладают одной и той же природой.* Поэтому, в частности, и животные обожествлялись ими не за сверхъестественные, а как раз за самые естественные свои качества и свойства, что вызывало одобрение Джордано Бруно, видевшего в египетском культе животных лучшее выражение понимания всеприсутствия божественной природы.** Для греков и римлян также было вполне чуждо представление о богах как о трансцендентных сущностях.
   По существу, только религии библейского корня (иудаизм, христианство и ислам) полностью удовлетворяют рассматриваемому критерию. Им присуще представление о трансцендентности Бога, о тварности и принципиальной иноприродности космоса и населяющих его живых существ, о чуде как божественном вмешательстве, нарушающем Богом же установленные законы природы.
   В заключение следует с сожалением констатировать, что слово "сверхъестественное" зачастую употребляется в религиеведении не как однозначный термин и вообще не как понятие, а как слово обыденного языка, передающее интуитивное и внерефлексивное понимание чего-то как фантастического, не имеющего места в действительности и т.п. Помимо нетерминологичности такого словоупотребления оно опасно еще и потому, что нечто, представляющееся фантастикой и небывальщиной сегодня, может оказаться вполне реальным завтра (достаточно вспомнить о современной теоретической физике с ее теорией искривления пространства-времени или о генной инженерии; более спорные примеры, связанные, например, с парапсихологией, можно не приводить).
   Вместе с тем существуют нерелигиозные формы духовной культуры (формы общественного сознания в марксистской терминологии), предполагающие если не веру в сверхъестественное, то по крайней мере признание его существования. Любая форма философии, обосновывающая или декларирующая существование некоей трансцендентной (в онтологическом смысле) реальности, как раз и является таковой. Достаточно вспомнить о мире парадигматических платоновских идей, чтобы убедиться в справедливости высказанного тезиса. Конечно, вопрос об отношении религии к философии весьма сложен, и рассмотрение его выходит за пределы настоящего исследования, однако автономность от религиозных представлений многих существовавших в истории философии концепций трансцендентного вполне очевидна.
   Таким образом, можно констатировать, что ни само понятие сверхъестественного не является адекватным для характеристики религии, ни наличие веры в сверхъестественное не является достаточным критерием для отнесения того или иного феномена духовной жизни к религии.
  
  
        -- Духовный учитель.
   Духовный учитель или духовный наставник в принципе одно и тоже. По поверьям он может сопровождать человека в трудную для него жизненные отрезки или на протяжения всей его жизни.
   В некоторых культурах духовный учитель называют ангелом хранителем, который может спасти человека от неминуемой гибели. Значение образа духовного учителя имеет огромное значение для восточной культуры.
   Сама практика истинной опоры на духовного учителя разделяется на две части: опора в мыслях и опора в действиях.
Сначала следует визуализировать своего духовного наставника у себя над головой, сидящего в окружении всех будд. Из его сердца исходят лучи, а напротив него находятся все учителя, от которых вы когда-либо получали учение непосредственно. Представляйте их себе в их нормальном виде, даже со всеми физическими недостатками, если таковые имеются. Последнее очень важно для данной практики, поскольку вам предстоит особая медитация почитания гуру, которая включает в себя в значительной степени средства преодоления видения в них любых недостатков.
Затем поразмышляйте немного о благих последствиях правильной опоры на духовного учителя. В Ламриме перечислено восемь таких последствий: это, например, приближение к достижению состояния будды. Вспоминая то, что сказано в писаниях, применяя все доступные вам рассуждения, вспоминая примеры из жизни учителей прошлого, то есть используя все имеющиеся в вашем распоряжении средства, вы должны усмотреть великое благо от опоры на духовного учителя. Это принесёт вам огромную пользу.
. Вы не должны полагать, что понятие "духовный учитель" имеет отношение только к высшим ламам, которые дают учение, сидя на высоких тронах. Напротив, это относится к тому духовному наставнику, с которым вы непосредственно связаны в своей повседневной жизни и который шаг за шагом ведёт вас по духовному пути. Именно в нём вы сможете найти величайшую доброту.
В буддийской практике необходима вера, поддерживаемая мудростью, точно так же, как мудростью поддерживается сострадание, тогда как вера и сострадание, взятые сами по себе, есть часть большинства других религий.
Хотя практика истинной опоры на духовного учителя по своей природе является созерцательной.

3. Инопланетные существа.

   Стали очень популярны сравнительно не давно. Существует огромное количество якобы контактов между инопланетянами и человеком. Самый известный из них случился в 60 -х годах XX века с супругами Барни и Бетти Хилл. "В ночь с 19 на 20 сентября 1961 г. после короткого отдыха в Канаде супруги Хилл возвращались домой в Портсмут (Нью-Гэмпшир, США) по дороге N3. Когда они проезжали Ланкастер, Бетти заметила в небе летящую светлую точку и показала ее своему мужу. Объект можно было принять за звезду или спутник, лети он по прямой траектории (относительно двигающегося автомобиля). Но странное поведение точки вызвало интерес у супругов, и они стали останавливаться время от времени для наблюдения за точкой. Вскоре можно было говорить не о точке, а об объекте, который постепенно снижался. Барни, рассматривавший его в бинокль, удивлялся необычной форме, не похожей на самолет.
   Теперь дорога шла через ущелье Уайт Маунтин и была очень извилистой. Иногда деревья или горы скрывали объект из виду, но в те моменты, когда он наблюдался, он был уже большим и, казалось, следовал по курсу машины. Вскоре объект оказался впереди по ходу машины на небольшой высоте, и Бетти четко различала контуры с красными огоньками по сторонам. По просьбе жены Барни остановил машину, вышел, не выключая двигателя, и стал рассматривать странный летающий корабль в бинокль. Ему были видны два ряда освещенных иллюминаторов. И тут неожиданным образом Барни пошел в сторону висящего в воздухе объекта, не слыша криков Бетти, требовавшей вернуться в машину. Барни увидел в иллюминаторах силуэты, напоминавшие человеческие, испугался, бросился к машине и нажал на акселератор. Когда они поворачивали, объект исчез из поля зрения Бетти, но Барни был уверен, что он летел над ними. Вдруг они услышали идущий как будто со стороны багажника сигнал типа "бип-бип"...
   Позднее они услышали шум работающего мотора и стали отдавать себе отчет в том, что едут по дороге и уже находятся в Эшленде, расположенном в 56 километрах от Индиэн Хэд, места последнего наблюдения летевшего объекта. Они вернулись домой на два часа позже, чем должны были, учитывая, что от Индиэн Хэд до Портсмута было уже недалеко".
   После этого случая появилось огромное количество похожих случаев. В настоящее время существует огромное количество уфологических организаций по всему миру, которые изучают этот феномен.
   Что еще более интересно есть много людей, которые уверяют, что вступали в контакт с существами из другой галактики , но к сожалению нет пока доказательств, как в пользу этого феномена так и против него.
   Этот феномен имеет огромное психологическое значение, поэтому я и включил его в свою классификацию.

4. Астральные сущности.

   Считается, что астральные сущности - это низшие существа из других миров, которые как правило негативно влияют на человека, строят ему различные пакости, шумят бъют посуду и т. д.
   В некоторых их называет домовые, полтергейст. Некоторые очевидцы рассказывают, что в их квартирах поселился домовой или полтергейс, но феномен пока еще до конца не изучен, имеет огромное духовно - психологическое значение.

5. Неопознанный летающий объект.

   На протяжении 60 лет человечество наблюдало в небе непознанные летающие объекты (НЛО). История с НЛО началась с Розуэлла 1947 году, когда неопознанный объект якобы потерпел крушение в США. Тогда все документы о этой катастрофе были засекречены военными спецслужбами. Для многих людей это история осталось мифом. И началось. Люди видели на небе тарелки. Им хотелось посмотреть на них еще раз. Прекрасно! И вот шутники начинают сбрасывать с крыши самых высоких зданий всевозможные дискообразные предметы. Их деятельность увенчалась полным успехом. С неба дождем посыпались колеса. Колеса из картона и колеса из фанеры. Колеса, украшенные деталями старых электронных вентиляторов, и колеса с эмблемой серпа и молота и большими красными буквами СССр. Летали даже колеса с фейерверком, и, пока они падали с крыши на улицу, во все стороны сыпались снопы искр. Появилось в печати огромное число случаев связанных с наблюдением НЛО. Так зарождался самый масштабный миф XX века.
   В современной уфологии, доказательства существования инопланетян, ели можно их так назвать, прилетающих с других планет, или из других галактик, или из параллельных миров, так до сих пор не найдено ни каких доказательств, существования НЛО вообще. Не у одного человека, занимающегося уфологией, нет остатков инопланетного корабля ВБС ( внеземного биологического существа). Многие сообщения якобы об НЛО, когда их начинаешь проверять, оказывались или мистификацией, или их не было вовсе. Существует много мифов, кстати придуманные самими уфологами Зона -51, Капустин Яр, и многие другие. Стоит только почитать "Черные страницы уфологии" Бориса Шуринова, в которых он пишет, что практически все ведущие уфологи страны являются мошенниками и жуликами. Можно в помнить, сколько было беготни, сколько истратили сил, времени, пока поныли, что из себя представляет Кыштымский карлик, и кто из уфологов якобы исследователей все это начал.
   Вот, как объясняется происхождение инопланетян в учебнике по обществознанию за 1994 год "Мифологическое сознание устремляется в космос не только из страха, но и с надеждой на мировой разум на контакты с ним. И вот появляются мифология о космических пришельцах, о вмешательстве сверхчеловеческих сил в мир, который оказывался непригодным для человека и перед которым сам человек бессилен. Однако все может изменится в одно мгновение и открыть путь к признанию восприятия мистических, таинственных путостороних сил". На до сказать очень интересная фраза и на редкость точная. Я долго думал о пришельцах , НЛО, пришел к выводу, что меня или просто обманывают, или кому то очень хочется все свалить на пришельцев из космоса. Появилось огромное число книг, проблему НЛО очень часто освещают в печати показывают по телевидению - это стало настолько часто, что вошло в нашу культуру. Но вот вопрос стоит ли за всем этим что то настоящее инопланетное? Уфологи говорят, что из всех объектов наблюдаемых в небе только 5% процентов можно причислить к Феномену НЛО, да и того меньше. Не смотря на это 1000 людей занимаются феноменом НЛО, как выяснилось, по большей части эти люди далеки от настоящей науки, ведь занятие уфологией очень доступно, что стоит купить книгу по уфологии в магазине, или записаться в общественную организацию уфологов не составляет ни какого труда. Да же в Москве существует школа юных исследователей аномальных явлений.
   Я пришел к выводу, что НЛО, это хорошо спланированная мистификация, а так называемые контакты с НЛО, к НЛО не имеет ни какого от ношения, об это м я уже рассказывал на страницах этой книги. Пока не появятся неопровержимые доказательства неопознанных летающих объектов, пока не докажут, что эти объекты не секретные самолеты спецслужб, говорить о гипотезах инопланетных или параллельных миров на мой взгляд рановато, вот такому выводу я пришел, про работав восемь лет в области уфологии, из них четыре различных уфологических объединениях и организациях. Много вопросов которые необходимо задать ведущим уфологам страны, очень много нестыковок, огромное число непознанных пока явлений, которых надо познать, а потом уже говорить об о кораблях прилетающих к нам из других галактик. Если НЛО и в самом деле существует, то им должны заниматься профессионалы, а не любители. Но пока феномен НЛО так и остался мифом XX века.
   В прагматическом ХХ веке идея потустороннего мира оригинальным образом трансформировалась в миф о существовании иного (иных) измерений, получивший широкое хождение в фантастической литературе и кинопродукции. А идея дьявола, соответственно, обрела выражение в мифе об инопланетянах, зачастую обладающих неведомой или же явно демонической сущностью (и, следовательно, целями). Сама вера в существование иного мира, параллельного (или перпендикулярного) нашему - та же вера в мир потусторонний, наполненный дьяволическими существами и имеющий смысл в страдании.
   Загадочная фигура ИНОПЛАНЕТЯНИНА как некоего высшего всеведущего и магического существа, нигде явно себя не обнаруживающего, свободно кочующего по времени и обладающего даром предсказания и вселения (физического или же психического) в людей, - заставляет пересматривать историю человечества как направляемого извне процесса. Под эту характеристику подходят все, кто отличается от земной "нормы", начиная от обладающих таинственными и засекреченными познаниями египетских жрецов до великих пророков, а впоследствии - средневековых ведьм-вещуний вкупе с самим Нострадамусом. Борьба с ними - это борьба со всем неизвестным и оттого пугающим, борьба с иррациональным и необъяснимым - тем самым ИНЫМ, которое всегда пугало и одновременно влекло к себе человека.
   Если в этом плане пересмотреть многочисленные рассказы "похищенных инопланетянами" людей с подробным описанием их пребывания в ИНОМ мире, - то они представятся прямой трансформацией средневековых "видений" о посещениях потустороннего царства.
   Человек ищет утешения в расширении временных и пространственных границ своего существования - и находит его. Потерявшие веру в Бога обретают ее в инопланетянах (рациональной замене иррационального), а сакральное пространство вырождается в понятие ИНОГО измерения, чуждого и враждебного, но реального и рационального. Демоничность ИНОГО мира заключена именно в его чужести, возвращающей нас к первобытным истокам восприятия зла. Свое, родное, человеческое зло не демонично, оно естественно (такова человеческая природа!), и даже, как уверяют нас, необходимо и гармонично. Демонично же все нечеловеческое, над (анти)человеческое, поскольку таит в себе ту истину, которой человечеству знать не положено.
   Сообщения о НЛО воспринимаются, прежде всего, как некое повествование, многократно пересказываемое и повторяемое в самых разных регионах земного шара. Повествование это, однако, существенно отличается от обычных слухов тем, что по степени своей выразительности приближается к видениям; возможно даже, что оно целиком состоит из видений и поддерживается ими. Практически все рассказы о НЛО отличаются не только неправдоподобностью, но и явным несоответствием законам физики. Поэтому многие люди имеют право полагать, что речь идет не более чем о миражах, выдумке, лжи. Более того, первоначально рассказы эти приходили из Америки, страны "неограниченных возможностей" и научной фантастики*.
   Слухи о видениях возникают из ситуации коллективного отчаяния, связанного либо с опасностью для общества (неотвратимость мировой войны в 30-х годах, угроза ядерной войны, угроза экологической катастрофы в настоящее время), либо с жизненной потребностью души. Современная культура не несет в себе некоего единого "большого стиля". Суеверия, видения, иллюзии и другие проявления подобного рода свойственны культуре в случае, если она утрачивает единство, если в ней обнаруживается некая разорванность.. Ситуация в мире, неустойчивость которого люди ощущают повсеместно, такова, что мифологическое сознание минует земные организации и власти и устремляется в небо - к космическому пространству, где среди планет некогда обитали боги, вершители судеб. Мечта о том, чтобы люди забыли о противостояниях и объединились в мире и согласии, много раз обыгрывается, в том числе и в связи с НЛО - государства объединяются перед лицом нашествия из космоса.
   Безусловно, весьма интересным представляется то, как все эти составляющие мифа отразились в искусстве. Современное искусство, провозгласив новую концепцию красоты, находит удовлетворение, прежде всего, в отрицании любого смысла и чувства (абстракционизм, поп-арт, ирония, бесконечное цитирование ранее созданного в постмодернизме). Оно целиком состоит из осколков, бессвязных фрагментов, беспорядка. Красота современного искусства - красота хаоса. Это одна сторона популярности мифа о НЛО. Другая сторона скрыта в мироощущении.
   Человек нашего времени проникнут скептицизмом, идеи, направленные на улучшение мира, не особо привлекательны для него. Старым рецептам не доверяют или доверяют лишь частично. Отсутствие идей глобального масштаба, способных принести пользу или хотя бы заслуживающих доверия, порождает "ситуацию чистого листа", на котором может возникнуть все что угодно. Феномен НЛО, по всей видимости, относится именно к таким явлениям.
   Вокруг НЛО уже сложился целый круг устойчивых легенд. Сегодня в нашем распоряжении есть обширная библиотека на данную тему, состоящая из работ "за" и "против", лживых и серьезных, - и это не считая тысяч газетных статей. Наблюдения показывают, что на самом феномене это не отразилось. Как бы то ни было, ясно одно: в мрачную эпоху развития человечества возник современный гигантский миф, фантастическое повествование о попытке вторжения или, по меньшей мере, о приближении внеземных сил.
   Безусловно, нельзя говорить, что феномен НЛО проявился только в наши дни. НЛО были известны и в прошлом, но тогда представляли собой редкое явление и, в лучшем случае, вызывали пересуды в сравнительно узком кругу. Лишь в нашу просвещенную эпоху этому феномену довелось стать мифом в коллективном, всеобщем масштабе. Фантазии на тему конца света, игравшие важную роль и получившие широчайшее распространение в конце первого тысячелетия, не нуждались в привлечении НЛО для дополнительного обоснования. Вмешательство со стороны неба соответствовало философии и мировоззрению того времени. И не зря именно конец XIX и весь ХХ век стали временем "бума" летающих тарелок.
   Вообще весь ХХ век - век грандиознейших мифов: от коммунизма, гитлеризма-национализма и сталинизма до: космогонических религиозно-эзотерических мифов типа учения агни-йоги Рериха, Блаватской, Федорова и т.п., до: бесконечных мифов о райском обществе всеобщего благоденствия (информационном, элитном, постиндустриальном и т.д.), основанном - священного не трогать! - на экономическом рабстве, прикрытом новомодными рыночными словообразованиями; до: мифа о гуманизме, являющемся по сути вывернутым демонизмом; до: мифа о правах человека, становящегося все более бесправным по мере отстаивания его прав; до: мифа о возможно полной свободе (свободе от жизни) и, наконец, мифа о НЛО.
   Интересно то, что в современном мире образы НЛО часто наполняются некоей религиозной символикой. Но если апокалиптические настроения конца 1-го тысячелетия не выходили за пределы традиционных религиозных воззрений, то в наше время они начинают выполнять квазирелигиозную роль. Есть множество людей, которые не верят в Бога, но верят в НЛО, в то, что земная раса людей произошла от инопланетян и так далее. НЛО в большинстве случаев описываются круглыми. Во все времена символы округлой формы играли существенную роль. Круг - символ целостности, вечности, Бога... Форма НЛО является символом, компенсирующим беспорядочность современной жизни.
   Здесь я попытался подробно разобрать классификацию спиритипов, не могу сказать, что она окончательно закончена, она требует уточнений и добавлений.
  
  
  
        -- Значение для психологии.
   Значение спиритипов может быть очень велико для психологии. Классификацию, которую я привел имеет огромное значение в современной культуре. Стоит обратить внимание на тот факт сколько говорят в последнее время об НЛО и инопланетянах, астральных сущностях, полтергейст, приведений и т. д. по телевидению, радио, сколько написано книг статей, выпускают специализированные журналы: "Аномалия", "Коледоскоп НЛО". Думаю наконец то стоит обратить внимание на это психологической науке. Ведь нужно ли объяснять тот факт, что какое влияние СМИ имеет на сознание и подсознание человека. В последнее время телевизионные передачи просто кишат рассказами о разного рода аномалиями, а книжные магазины просто завалены сообщениями о том, что где то в Волгоградской области местные жители опять наблюдали НЛО. Стоит задуматься, какое вырастит новое поколение, воспитываемое около экранов телевизоров. Такая тенденция информирования населения об оккультных явлениях стало давать свои плоды, вот например в психиатрии появился новый диагноз, в кругу психиатров его называют "Космическим диагнозом", когда человек сообщает, что вступал в контакт с инопланетянами или с другими спиритипами, разве не стоит ли на это обратить особое внимание медицинской и психологической науке. На конец стоит избавится от старых стереотипов и посмотреть, что происходит вокруг.
  

РАЗДЕЛ 2. ТЕОРИЯ ЛИЧНОСТИ

ЧАСТЬ 3. МИСТИЧЕСКАЯ ЛИЧНОСТЬ.

ЧТО ТОКОЕ МИСТИЧЕСКАЯ ЛИЧНОСТЬ?

   Личность человека разнообразна разнопланова, невозможность найти людей с одинаковым характером и взглядами на жизнь. Личность (personality; от латинского persona - маска актера: роль положение лицо) - особое качество человека приобретаемое им в социокультурной среде в процессе совместной деятельности и общения.
   Мистическая личность - это та личность, которая по особому развивается, по другому мыслит, даже можно сказать, у них мистические взгляды на жизнь. Они по другому относятся к окружающему, чем обычные люди с обычным мышлением.

РАЗВИТИЕ МИСТИЧЕСКОЙ ЛИЧНОСТИ.

  
Человек уже рождается мистиком, а не он становится таковым в процессе взаимодействия с социальной средой. В социологии и социальной психологии различают макросреду личности, т.е. существующую в данный момент систему социальных отношений, в рамках которых данная личность живет и действует, и ее микросреду, т.е. непосредственное социальное окружение, включающее семью, друзей, родственников, членов контактных групп (на работе, в процессе отдыха, занятий спортом и т.п.), с которыми данная личность систематически общается. Для объяснения причин формирования религиозности того или иного индивида в социалистическом обществе важнейшее значение имеет изучение его микросреды, и в частности влияния на него мистической семьи, а также мистической общины в лице ее активистов и служителей культа. Следует заметить, что специального рассмотрения требует и проблема мистического "обращения".
   Не менее важно изучить социально-психологические особенности уже сформировавшейся мистической личности. Речь идет о специфических для верующих потребностях, мотивах поведения, ценностных ориентациях, стереотипах в их сознании и поведении. Кроме того, следует учитывать, что верующие неоднородны с точки зрения их социально-психологических характеристик. Существуют разнообразные социально-психологические типы верующих, отличающиеся и по их отношению к мистике, и по их ценностным ориентациям и социальным установкам.
   Все эти вопросы не могут рассматриваться только на теоретическом уровне. Они требуют привлечения конкретного материала, в частности данных социологических и социально-психологических исследований. Естественно, что при этом в центре внимания должны быть особенности формирования мистической личности в социалистическом обществе, равно как и специфика верующих, живущих в условиях социализма.

   а) Младенцы (Рентальная стадия 0-1).
   Характеризуется самым началом становления личности, в том числе преддосположенности или непредосположености к мистицизму или мистическим переживаниям.
 Психологи считают, что это не верно. Они утверждают, что уже во втором полугодии можно четко увидеть мистериальное поведение. Младенцы переживают два этапа: 1) аремистическую фазу; 2) фазу квазимистического поведения. Во второй фазе, благодаря способности различать цвета, звуки, формы и действия, ребенок может переживать мистический опыт. На первом этапе жизни для человека существенным является чувствовать от окружающих его тепло и ласку, заботу и любовь, особенно от матери. Это сеет в ребенке прадоверие, что помогает преодолевать страх, несет выразительную радость и открытость к другим, и тем самым закладывает психологический фундамент для развития возможных мистических переживаний.

б) Период раннего детства (1- 3).
   Характеризуется становлением особого развития, в котором начинает формироваться предоспаложенность к мистицизму. В этот период от 1 до 3 начинается сформировываться мышление и другие психологические процессы. Ребенок переживает довольно тяжелые время, когда на его психику, сознания начинает влиять, что не понятное, мистическое, начинают сниться сны мистического содержания, (эти сны могут сопровождать человека на всем протяжении его жизни). У каждого человека это происходит по разному в зависимости от его психического состояния и предосположенности к мистическому опыту.
Мистический опыт охватывает второй год жизни ребенка. В конце этого периода ребенок может переживать видения мистического содержания, видеть будущее а также может понимать отличие мистического явления от другой, в которую он попадает. Иногда во время тематических игр дети этого возраста могут разыгрывать простые сцены с мистическим содержанием. Развитие чувств помогает ребенку выражать некоторые мистические переживания.
В этом возрасте ребенок может назвать некоторые места и символы, связанные с мистическим опытом. Но и дальше возможно только кратковременная концентрация ребенка, когда он может молиться в конкретных намерениях. Имеет одновременно чувство исключительности и интимности связанной с ними атмосферы. Следует отметить, что кроме игрового подхода к зачаткам предосположенности к мистицизму граница между игровыми и чисто мистическим явлениями становиться полностью выразительной даже для самого ребенка. В этом возрасте возникает много вопросов метафизического характера. Эти вопросы очень просты и адресованы конкретным и ближайшим людям. Идея мистических существ вызывает явное уважение, а иногда и страх. Здесь ребенок склонен также и к антропоморфизации мистических существ и в восприятии их как сказочных героев.

В) Дошкольный период (4-7).
   Характеризуется развитием зачатков мистической личности. Каким - то образом на ребенка начинают влиять особые факторы, которые он не может контролировать, могут начаться развиваться различные фобии, или психические заболевания.
Бурное развитие воображения, образное восприятие мира, полного неожиданностей и тайн, оказывает большое влияние на ребенка и склоняет его к восприятию высшей реальности. Наблюдается сильное влияние на детей мистицизма и возможного мистического опыта. Представления о мистицизме имеет чувственно-представленческий характер. Поскольку ребенок более всего пользуется зрением и слухом, то аналогически приписывает это и мистическим переживаниям. Считается, что антропоморфическое восприятие мистицизма и мистических переживаний уменьшается после четырех лет. Под конец этого периода дети уже воспринимают мистических существ как нематериальное существо, немного похожее на человека и которое может все. Конкретных представлений о мистических существах становиться все меньше, преобладают рефлексионные.

Г) Младший школьный возраст (7-12).
Одновременно с началом обучения в школе формируется новое отношение к миру. Ребенок проявляет заинтересованность к познанию естественной и человеческой среды. В связи с этим возрастает круг личностей и организаций, имеющих значение для ребенка. Сюда входят не только родители и дом, но и учителя и школа, церковь и люди в ней (пастора, учителя воскресных школ, дьякона, регента и др.)
К 9 годам жизни исчезает наивный образ мистических существ и мистических переживаний и возникает в понимание ребенка как особой миссии в его жизни, (феномен детей Индиго) имеющего ряд особенных черт, таких как вездесущность, доброта, справедливость. В восприятии нового смысла жизни преобладает исключительность и наивысшая ценность. Мистические видения еще не сравнивают с источником и целью моральной жизни.
   Д) Средний школьный возраст (12 -14)
Этот возраст связан с приобретением новых психических возможностей, среди которых большое значение имеет развитие абстрактного мышления и гипотетически-дедукционного анализа. Бурное развитие чувств и возникновение понимания своего пола создает различные проблемы и чувство растерянности. Возрастает также обеспокоенность в мировоззрении, возникают критические оценки некоторых проявлений мистических переживаний. На смену авторитарно-моральной религиозности приходят тенденции навязывания более личного контакта с мистическими существами. Моральный авторитет старших уже не имеет предыдущего значения. Большую ценность приобретает собственный выбор и влияние окружения.
К концу этого периода встречается явление персонификации идеи мистицизма - Его понимание как Кого-то, высших существ, которые, возможно контактирует сам ребенок . С персонификацией связана интериоризация. Это означает, что концепция мистицизма окрашивается субъективными и чувственными элементами. Личность в этом возрасте доверяется мистическим проявлениям как источнику морального выбора. Поэтому в чертах человека проявляется мистическая личность, которая становиться основной. Этот возраст полон опасности для мистического развития. Прежде всего подросток входит в различные группы сверстников, имеющих иногда не конструктивное влияние. Отбрасывание авторитетов, половое созревание, некоторый скептицизм и чрезмерная обидчивость иногда могут приводить к легализму (внешнему соблюдению морали) и утилитаризму (практицизму, корыстолюбию).
   Е) Старший школьный возраст (14 - 17)
Это время называют "временем бурь и давления", когда более-менее конечно формируется отношение к мистицизму. Это иногда приобретает вид невыразительных высказываний о мистицизме и некоторого ожидания, что связано с общим чувством амбивалентности и поиска. Очень быстро растет потребность в познании и заинтересованность философией. Также идет борьба за личное мировоззрение, так как имеют сильное действие противоположные мнения. Очень часто могут возникать различные кризисы собственной идентичности. Кроме конфликтов со взрослыми, у молодых людей возникают беспокойства, связанные с первым сексуальным опытом, что противоречит нормам.
Тяга к знаниям и понимание мира, связанные с определенными достижениями в этой области иногда приводит к восприятию мистицизма как таких, которые противоречат разуму. В ранней молодости мистических существ воспринимают как кого-то таинственного и одновременно близкого. Психологи обращают внимание, что этот период характеризуется, в какой-то степени, бунтом против мистицизма, когда приходится переживать неудачи, а особенно невинно терпеть. Молодые люди, испытавшие некоторую горечь, начинают сомневаться в действительности к мистическим переживаниям в человеческой жизни. Мистические переживания преобладают больше с прошениями но мало еще спонтанности и доверия в контактах с мистическими сущностями. 
Но это время не только конфликтов и кризисов, иногда и естественных. Случается и ряд парадоксов мистической жизни. Хотя в этот период встречается больше обращений, возникает одновременно и больше сомнений и пренебрежения религиозных обязанностей. Это объясняется тем, что в этот период человек принимает много решений относительно жизненных ценностей, собственной идентичности, а также мистических убеждений. Проблему собственной идентичности молодежь иногда пытается решить через нервозные и незрелые контакты с лидером группы, друзьями или сексуальными партнерами. Помочь в этот период можно через партнерское поведение.
   Ж) Период молодости (17 - 25)
Сложность психических и религиозных чувств в этот период возникает из целого ряда причин, но прежде всего - с новой социальной роли, которую молодежи приходится исполнять после окончания школы. Одни из них идут работать, другие продолжают учебу. Такое разделение социальных ролей отображается и на характере религиозных отношений в самом человеке. Например, у студентов технических и естественно-научных вузов концепция мистицизма достаточно ортодоксальна, а в гуманитарных она более натуралистическая, благодаря чему у них возникает больше проблем. 
Но не смотря на эти различия, можно утверждать, что период университетского образования или профессиональной деятельности связан с некоторой стабильностью, попыткой синтегрировать различный опыт и знание о человеке и мире, чтобы сформировать свое личное мировоззрение. В сравнении со школьным, этот период характеризуется меньшей эмоциональной поспешностью и неустойчивостью, а большим размышлением и уважением в отношении к духовной действительности. Но это не связано с пассивностью, а наоборот - толкает к динамичности и идеализму. Об этой стадии религиозного развития можно говорить как о периоде мистической аутентичности. Здесь у молодых людей появляется стремление к чистому мистицизму, которая открывала бы смысл жизни. Возникает желание самоусовершенствования через полное доверие мистическим существам как фундаменту жизни. Мистицизм становиться источником силы, бескомпромисности, вдохновляет на социальные и патриотические идеи. Время молодости есть временем, определяющим судьбу человека, поэтому некоторые люди могут отходить от веры в результате примитивных мистических взглядов и срабатывания защитных механизмов в ответ на сверхсильные раздражители для данного человека. 
   З) Ранняя зрелость (25 - 35).
   Характеризуется полным становлением личности. Психические и физические состояния уже полностью сформировались. В некоторых случаях ему кажется, что его похищали инопланетяне, или он владеет паранормальными способностями или занимается аномальными явлениями.
   Примерно в этом возрасте от 25 до 35 лет происходят якобы контакты с инопланетянами или с архитипическими существами.
Этот период связан с большой и малой жизненной стабилизацией. Семья, профессиональная деятельность, и другие мелкие и большие заботы настолько захватывают человека, что если его религиозность поверхностна, у него нет времени на мистическую жизнь. Очень мало таких ситуаций и личных переживаний, которые направляли бы мысли к мистицизму. В это время люди нередко переживают смерть близких, но благодаря жизненной силе и активности быстро забывают. Иногда это время называют временем мистической стабилизации. Во время кризиса, который завершает этот период, человек начинает осознавать свою ограниченность, а это создает возможность для фундаментальной религиозной ориентации, то есть для доверия себя Богу. Это может быть основным итогом этого периода жизни человека.

И) Средняя зрелость (35 - 50)_
В этом возрасте возникает проблема пересмотра и углубления в мистицизм и мистические переживания. Но не только этот период является этапом формирования зрелого мистицизма, поскольку и на предыдущих этапах жизни у человека есть такая возможность. Некоторые люди, идя по пути наименьшего сопротивления, демонстрируют приспособленчество и мистической безразличие. Их мистичность не личная, а социологическая. Другая категория - люди, все больше посвящающие свою жизнь мистицизму.
   К) Поздняя зрелость. Стадия завершения (50 - 85).
   Характеризуется завершением развития личности, а в некоторых случаях пропадания таковых способностей, но иногда паранормальные способности проявляются до конца жизни человека.
   В 60 - 65 лет человек начинает стареть, многие процессы организма ослабевают в том числе и паранормальные способности. В 70 , 80 - 85 лет может наступить полное или частичное отмирание таковых способностей. Начинается старость, которая с каждым годом прогрессирует.
Психологическое определение этого периода связано с личной переоценкой жизни как целостности. Эти оценки двойственны: жизнь определяется как та, которая имела смысл или абсурдная. В старости должно произойти утверждение собственного жизненного цикла - что должно было произойти и чего нельзя изменить любым способом. Плодом этого становиться мудрость, которая заключается в восприятии неизбежности смерти. Поддержкой здесь является понимание того, что смерть не победит, а будет побеждена. 
Люди, заботившиеся раньше о вере, теперь делают окончательный выбор в пользу религиозных ценностей. В зрелой религиозности старых людей наблюдается как будто объединение со всей вселенной, толерантность, уравновешенность, поскольку они уже не зависят от страстей и не полагаются на земные надежды.
Если же человек не приобрел в предыдущих периодах выразительной и глубокой веры, то в старости у него наблюдается ряд ритуальных поступков; часто это только внешняя религиозность, в которой человек стремится преодолеть страх перед будущим и показать себя как личность, исполняющую религиозные обязательства, но не происходит наложение религии на жизненный опыт. Иногда может появляться зависть к молодым и агрессивность относительно них или паническое ожидание близкой смерти.
Существует распространенное мнение о том, что люди в старости больше обращаются к религии. Усиление религиозных проявлений мотивируется переживанием своей недостаточности и диспропорции между реальностью и нуждами, стремлением полноценной жизни и страхом смерти, волнением совести. Но чаще всего это связано с проблемой смерти и загробной жизни, так как религия играет ключевую роль в приготовлении к смерти, разрешая в процессе умирания избежать депрессии, связанной с чувством вины, помогает безболезненно принять приближение отхода и одновременно единение с вечностью. 

Становление мистической личности.

   Теорию становления мистической личности я начал разрабатывать давно. По моему мнению этой проблемой нужно было заняться серьезно. Ведь исследование мистической личности одно из самых важных трансоаналитической концепции. Развитие мистической личности было разделено на три стадии Развитие, Становление, Завершение. С помощью автобиографического метода были подобраны примеры в частности из биографии мистика Ошо Раджниш.
   Конечно он пока еще не идеален требует доработок и новых исследований. Сейчас я представляю план становления мистической личности:
  
   I. Развитие.
   1. Влияние "мистерии".
   Духовно - мистический кризис.
   II. Становление.
   1. Изменения в психике.
   А. Поведение.
   Б. Мышление.
   В. Изменения в сознании.
   Г. Новая мотивация.
   Д. Интуиция.
   2. Я концепция.
   3. Изменения в личной жизни.
   А. Изменения внутреннего осознания себя.
   Б. Пересмотр жизненных позиций. Поиск наставника.
   В. В сексуальной жизни.
   Г. Становление мистического мировоззрения.
   4. Дальнейший мистический опыт.
   А. Проявление "мистерии"
   Б. Применение различных психотехник.
   В. Чтение мистической литературы.
   Г. Вступление в мистическую школу.
   Духовно - мистический кризис.
   III. Завершение.
   1. Укрепление мистического мировоззрения.
   2. Достижение состояния просветления ( в некоторых случаях).
  
   Теперь давайте рассмотрим эти стадии более подробно:
  

I. Развитие.

1. Влияние "мистерии".

   Становление мистической личности начинается с влияние "мистерии" т.е. того, что смогло изменить жизнь человека в другую сторону и заставило стать его мистиком. Такой мистерией может быть например влияние другого человека (мистика), или близкий контакт с неопознанными летающими объектами. Такое влияние может изменить полностью жизнь человека он может пересмотреть многие свои жизненный позиции, отказать от многих своих старых привычек. Вследствие это может возникнуть духовно - мистический кризис о не мы поговорим ниже. Особенность этого кризиса заключается в том, что он возникает в конце каждой стадии становление мистической личности. Вот как Ошо описывает свое столкновение с "мистерией":
   "Я медитировал обычно на задворках университета, на прекрасном холме с тремя высокими деревьями. Там было очень тихо, никто туда не ходил. Я забирался на одно из деревьев и медитировал. Однажды я вдруг понял, что продолжаю сидеть на ветке, а тело мое упало и лежит под деревом. Я оставался наверху и соображал, как вернуться в тело. На счастье, мимо шла женщина из соседней деревни, она несла продавать молоко и заметила лежащего неподвижно человека. Она, должно быть, слышала, что в тех случаях, когда внутреннее тело отделяется от внешнего, нужно потереть человеку межбровье - точку "третьего глаза", врата входа. Покидая тело, дух оставляет эти воротца открытыми.
   И она потерла мне лоб. Я видел, как она подносит руку к моей голове, а в следующий миг уже открыл глаза, поблагодарил крестьянку и спросил, как ей это удалось.
   Она сказала, что просто слышала где-то об этом. Она была из глухой деревушки, но и туда доносились распространенные слухи о том, что именно через "третий глаз" дух покидает тело и возвращается назад".
   Или как Ошо вспоминает свое детство:
   "Должно быть, эта мечта осталась у меня от прошлых жизней, потому что не было ни дня, когда бы я не занимался этими поисками. Конечно, все вокруг считали меня чудаковатым. Я никогда не играл с другими детьми. Я даже не заговаривал со своими ровесниками. Мне они казались туповатыми. Они и в самом деле занимались поразительными глупостями. Я никогда не хотел играть в футбол, волейбол или хоккей. Естественно, все считали меня странным. Что до меня, то я тоже пришел к такому выводу. Повзрослев, я понял, что на самом деле странный не я, а весь наш мир".
  

Кризис.

   Как мы уже сказали духовно - мистический кризис возникает в конце каждой стадии становления мистической личности. В начальной стадии он может проходить особо тяжело у человека переустанавливается психика начинают появляться изменения в поведении, мышлении, сознании. Человек начинает искать ответы на свои вопросы и из недостатка знаний, и не в состоянии разобраться в себе возникает депрессия. После прохождения это кризиса человек приходит ко второй стадии которую я назвал стадией "Становления". В некоторых случаях духовно - мистический кризис может протекать очень остро. Например, состояние одержимости можно отнести особо острым кризисным состояниям я отношу состояние одержимости мистической болезни и не в коем случае не проявлениям становления мистической личности. Во вторых иногда духовно - мистические кризисы особенно на первом этапе могут перейти мистическую болезнь, которую человек уже не может сам справится и ему нужна помощь специалиста. Вот как Ошо описывает свое прохождение духовно- мистического кризиса:
   "Последний год жизни дома, когда мне исполнился двадцать один год, стал периодом душевных срывов и духовных прорывов. Разумеется, все те, кто меня любил - родители, друзья и преподаватели, - отчасти понимали, что со мной происходит. Но почему я так отличался от остальных детей? Почему часами сидел с закрытыми глазами? Зачем усаживался на берегу реки по ночам и смотрел в звездное небо? Естественно, те, кто не понимает подобных вещей - а мне и не очень-то нужно, чтобы их понимали, - считали меня сумасшедшим.
   Меня почти не замечали даже дома. Меня постепенно перестали о чем-то спрашивать. Все вели себя так, будто меня здесь нет. И это мне нравилось - так я превращался в ничто, в пустоту, в полное отсутствие чего-либо.
   Тот год выдался примечательным. Я окутал себя пустотой. Я утратил какую-либо связь с внешним миром. Если мне напоминали, что пора искупаться, я шел купаться и сидел в воде часами. Им приходилось стучать в двери и кричать: "Эй, выходи! Ты там уже столько сидишь, что на месяц хватит!" Я ел, когда мне говорили, что пора поесть. Если никто об этом не напоминал, я мог не есть несколько дней кряду. Нет, я не постился, я и не думал соблюдать посты и гонения. Мне хотелось одного: как можно глубже уйти в себя. Врата тянули меня магнитом, эта сила была непреодолимой. Меня всасывало, как в "черную дыру".
   Ученые говорят, что во Вселенной есть "черные дыры". Если рядом окажется звезда, "дыра" втянет ее в себя. Сила притяжения такова, что ее невозможно превозмочь, и звезда гибнет, целиком пропадая в "черней дыре". Никто не знает, что творится по другую сторону. Я думаю - и какой-то физик, вроде бы, уже нашел тому подтверждение, - что по другую сторону находится "белая дыра". У дыры не может быть одного конца, она всегда сквозная. Я познал это на своем опыте. Возможно, так устроена и вся Вселенная. Звезда гибнет. Когда она попадает в "черную дыру", мы видим, что звезда исчезает. Но в то же время в Космосе рождаются новые звезды. Откуда они берутся? В каких утробах созревают? Простой арифметики достаточно, чтобы понять: этими утробами являются "черные дыры" - в них гибнет старое и рождается новое.
   И я сам пережил это, хотя я и не физик. В тот год невероятная сила тянула меня прочь, все дальше от людей. Я настолько отрешился от мира, что не узнавал порой родных отца и мать. Подчас я забывал даже, как меня зовут. Я изо всех сил старался припомнить свое имя, но ничего не получалось. Естественно, в тот год все окончательно убедились, что я сошел с ума. Но для меня это безумие было медитацией, а на самом пике сумасшествия врата наконец-то отворились..."
   "Целый год я пребывал в таком состоянии, что никто не мог бы предсказать, чем это обернется. Целый год я жил так, что с большим трудом поддерживал в себе жизнь. Даже такие простые вещи давались с огромным трудом, потому что у меня напрочь пропал аппетит. Шли дни, а есть мне совсем не хотелось. Шли дни, а я забывал даже попить воды. Я заставлял себя есть и пить. Тело стало таким нечувствительным, что я щипал себя, чтобы убедиться, что я еще тут. Я бился головой об стену, пытаясь понять, есть ли у меня еще голова. Только боль могла ненадолго вернуть мне ощущение тела.
   По утрам и вечерам я бегал. Я пробегал пять-восемь миль подряд. Все думали, что я свихнулся. Зачем столько бегать? Шестнадцать миль в день! Но я делал это лишь для того, чтобы ощутить себя, чтобы почувствовать, что я все еще существую, чтобы не лишиться связи с самим собой - я просто ждал, пока глаза привыкнут к тому новому, что во мне зарождалось.
   Мне приходилось очень стараться. Я ни с кем не говорил: мысли стали такими непоследовательными, что мне было невероятно трудно даже построить фразу. Я мог замолчать на полуслове, потому что забывал, о чем говорил. Я мог застыть посреди дороги, потому что забывал, куда шел. Я мог сидеть с книгой, прочесть полсотни страниц, а потом вдруг спросить себя: "О чем я читал? Ничего не помню". Мое состояние было очень странным..."
   "Мне было трудно даже закончить фразу. Я сидел взаперти в своей комнате. Я молчал, не произносил ни слова, поскольку сказать что-либо означало бы признаться в своем безумии. Так прошел целый год. Я просто лежал на полу, глядел в потолок и считал сначала до ста, а потом в обратном порядке, от ста до единицы. Хоть что-то у меня оставалось - например, эта способность считать по порядку. Все остальное я позабыл. Чтобы снова прийти в себя, найти какую-то точку отсчета, мне понадобился целый год.
   Но это случилось. Это было настоящее чудо. Однако это стоило мне большого труда. Никто мне не помогал, никто не подсказывал, куда идти и что со мной происходит. Больше того, мне мешали, против меня были все - преподаватели, друзья и прочие доброжелатели. Все были против меня. Но они ничего не могли поделать, разве что стыдить меня или расспрашивать, что же это я делаю.
   В том-то и дело, что я не делал ничего! Это было сильнее меня. Это просто происходило. Конечно, кое-что я все-таки сделал: сам о том не подозревая, я постучал в дверь - и она открылась. Я много лет медитировал, просто сидел молча и ничего не делал. И шаг за шагом я перенесся в то пространство, где ты просто есть, но ничего не делаешь. Ты просто есть - чистое присутствие, бездеятельный наблюдатель.
   Нет, я ничего не делал. Я просто лежал, сидел, ходил - но там, в глубине, не было никого, кто что-то делает. Я утратил все честолюбивые мечты. У меня пропало желание к чему-то стремиться, чего-то достигать. Я просто погрузился в себя. Это была пустота, а пустота сводит с ума. И все же это единственный путь к Богу. Бога достигает только тот, кто готов сойти с ума".
  
  

II. Становление.

1.Изменение в психики.

   Стадия становления характеризуется изменением в психики человека в том числе его психических процессов: поведение, мышление, воображение, восприятие, сознание, мотивация, интуиция. Многие психологические процессы еще требуют дополнительного изучения и могут быть представлены не полностью.
   А. Поведение.
   После влияние "мистерии" начинается изменятся поведение человека, он начинает искать ответы на свои вопросы. Начинают появляться навыки которых раньше не было. На начальных этапах поведения может характеризоваться отрешенностью от внешнего мира. уход в себя и т.д. Пример такого поведения мы рассмотрим на примере мистика Ошо:
   "Я окутал себя пустотой. Я утратил какую-либо связь с внешним миром. Если мне напоминали, что пора искупаться, я шел купаться и сидел в воде часами. Им приходилось стучать в двери и кричать: "Эй, выходи! Ты там уже столько сидишь, что на месяц хватит!" Я ел, когда мне говорили, что пора поесть. Если никто об этом не напоминал, я мог не есть несколько дней кряду. Нет, я не постился, я и не думал соблюдать посты и гонения. Мне хотелось одного: как можно глубже уйти в себя. Врата тянули меня магнитом, эта сила была непреодолимой. Меня всасывало, как в "черную дыру"".
   Б. Мышление.
   Мышление особенно важно при становление мистической личности, оно меняется одно из первых Они склонны к мышлению, основанному на интуиции, эмоциях и иррационализме. По мнению мистиков, реальность недоступна разуму и постигается лишь иррациональным способом. Что касается интуиции мы о ней поговорим более подробно ниже.
   В. Изменения в сознании.
   Огромную роль в изменении играет сознание, оно начинает меняться одно из первых, человек начинает осознавать себя по другому сознание расширяется становится доступно то, что раньше было невозможно. Особенно изменения происходят после применения различных психотехник направленных на духовность.
   Г. Новая мотивация.
   Мотивация человека, тоже изменяется, но все же главную роль играет то какой мистической школе человек мистический себя относит, мотивация меняется в зависимости от мистического мышления, и от силы первоначального воздействия "мистерии". В том числе мотив может зависеть от того, чего человек хочет достигнуть в результате своего духовно- мистического развития. Например если человека было похищения НЛО, то он хочет узнать что с ним случилось. Если у человека есть духовный наставник, новый мотив может быть полностью построен на нем.
   Д. Интуиция.
   Особую роль играет интуиция, у всех мистиков она очень хорошо развита. Мистики говорят, что интуиция проходит три различные состояния -- чувство, воображение и фразу - для того, чтобы стать достаточно ясной, чтобы быть различимой. Один человек слышит голос интуиции даже тогда, когда она находится на первой стадии процесса развития; он лучше способен воспринимать интуицию, его Эго можно назвать интуитивным. Другой человек различает ее, когда она выражает себя в царстве мысли. А третий может различать свою интуицию только тогда, когда она проявляется в форме фразы.

2. Я - концепция.

   Я концепция тоже играет огромную роль в становлении мистической личности. После влияния "мистерии" начальные представления "личности о себе" начинает манятся. В зависимости, что именно повлияло на человека, например если это так называемые контакты с НЛО. Изменения могут быть очень различны, Я начинает трансформироваться по воздействием "мистерии" и спиритипа инопланетян, которые могут сказать, что даный человек является избранным и он должен навести порядок на Земле, что он "мессия", у него есть важная задача, которую он должен выполнить. Огромную роль играет духовное Я и трансцендентное Я Изменение Я концепции у Ошо:
   "Когда исчезли усилия, исчез и я сам, ведь человек не может существовать без усилий, без желаний, без устремления. Эго, личность, "я" - это не устойчивое явление, а процесс. Это не какая-то внутренняя субстанция, потому что мы вынуждены каждый миг воссоздавать ее заново. Все равно что кататься на велосипеде: ты едешь, пока жмешь на педали. Если же перестать давить на педали, велосипед остановится. Конечно, он еще может проехать немножко по инерции, но, как только перестаешь жать на педали, велосипед начинает останавливаться. Он лишается энергии, толкающей вперед силы. А потом он просто падает набок.
   Эго существует, потому что мы продолжаем давить на педали желания, продолжаем к чему-то стремиться, стараемся прыгнуть выше головы. Вот в этом кроется сама сущность эго - в желании подпрыгнуть выше себя, ворваться в будущее, перемахнуть в завтрашний день. Эго возникает при прыжке в то, чего еще нет. Оно рождается из того, чего нет, и потому похоже на мираж. В нем есть только желание - и ничего больше. В нем есть только порыв, стремление.
   Эго живет не настоящим, а будущим. Когда живешь будущим, эго кажется чем-то вполне ощутимым. Но если задерживаешься в настоящем, оно остается миражом и начинает постепенно растворяться.
   В тот день, когда я перестал стремиться... Это тоже неудачное выражение, правильнее сказать: "в тот день, когда исчезло стремление". Так будет намного вернее, потому что слова "я перестал стремиться" означают, будто еще оставался "я". Это значит, что я нацелил свои усилия на желание остановиться - и, следовательно, некое утонченное желание еще сохранялось".
  

3. Изменения в личной жизни.

   А. Изменения внутреннего осознания себя.
   Внутренний мир человека тоже претерпевает изменения. Человек начинает по другому себя ощущать, чувствовать, осознавать окружающее пространство, и людей находящихся вокруг себя. Вот как рассказывает в своей книге Ошо:
   "Я настолько отрешился от мира, что не узнавал порой родных отца и мать. Подчас я забывал даже, как меня зовут. Я изо всех сил старался припомнить свое имя, но ничего не получалось. Естественно, в тот год все окончательно убедились, что я сошел с ума. Но для меня это безумие было медитацией, а на самом пике сумасшествия врата наконец-то отворились..."
   Б. Пересмотр жизненных позиций. Поиск наставника.
   Как правило после влиянии "мистерии" человек начинает вести новую жизнь, пересматривать многие свои старые ценности, увлечения. Семья, друзья начинают замечать большие изменения в жизни человека перенесшего влияние "мистерии". В некоторых случиях начинающий мистик пробует найти учителя который обучал бы его смотреть на мир по другому. Вот, что по этому поводу пишет Ошо:
   "У меня самого Учителя не было. Я искал, но так и не смог его найти. Дело не в том, что я не пытался, - поверьте, я искал очень долго, но так и не нашел. Найти Учителя трудно. Очень трудно найти существо, прекратившее существование. Трудно ощутить присутствие того, кто почти отсутствует. Искатели редко находят того, кто представляет собой просто дверь к Божественному - открытую дверь, через которую легко пройти. Это очень, очень трудно".
  
   В. В сексуальной жизни.
   В настоящий момент точно неизвестно есть ли изменения в сексуальной жизни. По логике стоит предположить, что они тоже претерпевают значительные изменения, как правило не в лучшую сторону. Представление Ошо о сексуальной жизни:
   "Лично для меня, секс - простое, прекрасное и естественное явление. Если двое хотят поделиться друг с другом энергией, это никого больше не касается. А выражение "свободный секс" подразумевает, что многие предпочли бы видеть в нем платную услугу, покупать секс - то ли у проститутки, на одну ночь, то ли у жены на всю жизнь, - но, так или иначе, покупать.
   Да, я верю в свободный секс. Я верю, что каждый от рождения имеет право делиться энергией, наслаждаться сексом. Это приятно. В сексе нет ничего серьезного. Но те, кто утверждает, будто я учу "свободному сексу", - жалкие, сексуально неполноценные люди".
   Г. Становление мистического мировоззрения.
   Под влиянием "мистерии человек начинает понимать, что мир, в котором он живет на много сложнее чем ему раньше казалось. Существует некая другая реальность, которую он раньше не замечал. Становление мистического мировоззрение у Ошо:
   "...работал над собой, боролся, делал все, что только можно было сделать, но все напрасно. Теперь-то я понимаю, почему ничего не получалось. Сами усилия становились преградой, сама лестница мешала подняться, само желание достичь было помехой. Это не значит, что добиться этого можно без поисков - нет, поиски необходимы, но рано или поздно наступает миг, когда их следует прекратить. Чтобы пересечь реку, нужна лодка, но рано или поздно приходит время вылезать из лодки, забыть о реке и оставить ее за спиной. Усилия нужны, без усилий вообще ничего не выйдет. Но и одни лишь усилия не приносят плодов.
   Перед самым двадцать первым марта 1953 года, буквально за неделю до этого дня я перестал работать над собой. Настал тот момент, когда ты ясно видишь всю тщетность своих усилий. Ты уже сделал все, что можно, но ничто не принесло успеха. Ты сделал все, что в человеческих силах. Что еще остается? В этой полной безнадежности ты бросаешь все попытки. И в тот день, когда я прекратил поиски, когда перестал к чему-то стремиться и вообще на что-то надеяться, - в тот самый день это и началось. Из ниоткуда пришла новая энергия. У нее не было источника. Она пришла из ниоткуда и распространялась повсюду. Она была в деревьях, камнях, небе, солнце и воздухе - везде. Я так долго искал, я считал, что цель где-то далеко - а все было так близко, совсем рядом! Я направлял свой взор в даль, за горизонт, и глаза перестали замечать то, что было вблизи".
  
  

4. Дальнейший мистический опыт.

   А. Проявлении "мистерии".
   В некоторых случаях "мистерия" может проявляться снова. Например во многих историях о влиянии "мистерии" спиритипы духовных учителей, инопланетян, духов приходили к человеку ежедневно давали ему различные наставления, задания и т.п.
   Б. Чтение мистической литературы.
   Чтение специальной литературы, которые сейчас в огромном количестве стоят в магазинах. Человек интересующийся мистикой с может выбрать на свой вкус в зависимости от мистической школы который он принадлежит, в том числе от его личного опыта. Чтение мистической литературы на примере Ошо:
   "Я читал самые неожиданные книги. Я перечитал самые странные священные писания со всех уголков планеты. И все же я оставался наблюдателем, потому что уже нашел свою родину. Мне нечего было искать в этих книгах, нечему было там учиться. Читал я совсем в иных целях. Я хотел сделать свое провозвестие всеобщим, свободным от любых локальных ограничений. И я очень рад, что мне это удалось".
   В. Начала применение различных психотехник.
   В зависимости от школы человек начинает применять различные психотехники, медитацию, йога и другие мистические практике, которые он считает нужными для себя и для своего духовного развития.
   Г. Вступление в мистическую школу.
   Во многих случаях человек переживший влиянии "мистерии" вступает в мистическую школу, так же в зависимости от того, что с ним произошло, какой мистический опыт он перенес. Например если человек перенес контакт с НЛО, то он может попасть в различные уфологические организации, котором в огромном количестве есть по всей России. В некоторых случаях человек мистический сам создает свою мистическую школу например как сделал Ошо, возгласив себя учителем. Как правило такие мистические школы создают в зависимости от своих взглядов и мистического мировоззрения.

Кризис.

   На второй стадии духовно - мистический кризис уже не так опасен, как на первой. Основные переживания были на первой стадии если они прошли без осложнений и не началась мистическая болезнь, сопровождавшаяся психическим расстройством. То человек на второй стадии проходя становление мистической личности перенесет ее без вреда для себя. Переживания кризиса становления у Ошо:
   "В тот день, когда я перестал стремиться... Это тоже неудачное выражение, правильнее сказать: "в тот день, когда исчезло стремление". Так будет намного вернее, потому что слова "я перестал стремиться" означают, будто еще оставался "я". Это значит, что я нацелил свои усилия на желание остановиться - и, следовательно, некое утонченное желание еще сохранялось.
   Но желание невозможно остановить, его можно только постичь. Само постижение желания означает его исчезновение. Запомните, никто не в силах прекратить желать, а подлинная реальность проявляется лишь после того, как исчезает желание.
   Вот такая дилемма... Что же делать? Желания существуют, а будды продолжают повторять, что нужно избавляться от желаний, - и следом заявляют, что нельзя прекратить желать. Что делать? Человек сталкивается с дилеммой. Он постоянно чего-то хочет. И ему вначале говорят, что это нужно прекратить, а потом - что это невозможно прекратить. Что же, собственно, делать?
   Желание нужно постичь. И его можно постичь, для этого достаточно понять его тщетность. Нужно прямое восприятие, непосредственное проникновение в суть вещей.
   В тот день, когда исчезли желания, я чувствовал себя беспомощным и утратившим надежду. Надежда пропала, потому что пропало будущее. Надеяться было не на что, ведь уже ясно было, что все надежды тщетны, они не сбываются. Ты бегаешь по кругу. Мечта манит за собой, оставаясь за пределами досягаемости. Она создает все новые миражи и искушает: "Давай, беги быстрее - и ты дотянешься". Но сколько ни беги, мечта все так же далека, она отдаляется, как линия горизонта. Горизонт виден, но до него никогда не дойти. Стоит сделать шаг вперед, как он отдаляется ровно на шаг. Чем быстрее бежишь, тем быстрее уходит в даль он. Если замедлишь шаг, он тоже приостановится. Очевидно одно - расстояние между ним и тобой всегда остается одинаковым. Оно не сокращается ни на метр.
   Мы не в силах сократить расстояние между собой и мечтой. Надежда - это горизонт. Мы пытаемся дотянуться до горизонта, до надежды, до переброшенного в будущее желания. Желание - это мост, но мост воображаемый, потому что сам горизонт - тоже мираж. Туда нельзя протянуть настоящий мост, его можно только вообразить. Человек не может коснуться того, чего нет.
   В тот день, когда исчезли желания, когда я заглянул в их сущность и понял, что они всегда тщетны, я почувствовал себя беспомощным и лишившимся надежд. Но в тот же миг что-то начало происходить. Началось то самое, к чему я стремился на протяжении многих жизней и чего никак не мог достичь. Единственная надежда - в ощущении безнадежности, единственное исполнение желаний - в отсутствии желаний. И когда ты ощущаешь непостижимо глубокую беспомощность, весь мир вдруг начинает тебе помогать.
   Вселенная ждет. Она видит, что ты работаешь над собой, и до поры ни во что не вмешивается, просто ждет. Она может ждать бесконечно долго, потому что не терпит суеты. Это сама Вечность. Но в тот миг, когда ты оставляешь попытки и исчезаешь, вся Вселенная мчится к тебе, наполняет тебя. Именно тогда все и начинается.
   Семь дней я пребывал в полной безнадежности, но, несмотря на беспомощность, я чувствовал, как что-то происходит. Говоря о безнадежности, я употребляю это слово не в привычном вам смысле. Я просто имею в виду, что у меня не было никаких надежд. Печали это не вызывало. Напротив, я был счастлив - мне было спокойно, я был тих, собран и внимателен. Отсутствие всяких надежд, но в совершенно новом смысле. Для меня перестало существовать само понятие надежды - а следовательно, и ее отсутствия. Исчезло и то, и другое.
   Отсутствие надежд было полным. Исчезла надежда, а вместе с ней - и ее противоположность, безнадежность. Это было совершенно новое ощущение - жизнь без каких-либо надежд. В нем не было ничего плохого. Мне просто приходится употреблять привычные слова, но ничего неприятного в этом состоянии не было. Наоборот, оно было радостным. Это было ощущение не утраты, а появления чего-то нового. Меня переполняло, окутывало нечто незнакомое.
   И когда я говорю о беспомощности, это слово тоже следует понимать не в обычном смысле. Это попросту означает, что я лишился себя. Я просто признавал, что меня нет и, значит, я уже не могу полагаться на свои силы, существовать самостоятельно. Земля ушла из-под ног, подо мной раскрылась бездна... бездонная пропасть. Но страха не было, ведь мне нечего было оберегать. Страха не было - некому было бояться.
   За ту неделю произошло невероятное и полное преображение. А в последний день ощущение присутствия совершенно новой энергии, нового света и новой радости стало очень мощным, почти нестерпимым - словно я вот-вот взорвусь, сойду с ума от блаженства. Западная молодежь называет это "кайфовать", "дуреть от счастья".
   Невозможно было понять смысл происходящего. Я попал в мир вне смысла - его трудно постичь, трудно разложить на части, трудно объяснить словами, языком. Любые священные писания бессильны, все слова, которыми можно было бы описать это переживание, кажутся блеклыми, выцветшими. Слишком живыми и яркими были эти ощущения, это был неиссякаемый прилив блаженства.
   Весь тот день выдался каким-то странным, ошеломляющим, оглушительным. Прошлое исчезало, будто его никогда у меня и не было, будто я просто где-то все это вычитал. Оно становилось похожим на давний сон, на услышанный когда-то рассказ о чужой жизни. Я расставался с прошлым, рвал связи со своей историей. Я забывал автобиографию, становился кем-то несуществующим, кого Будда называет анатта. Исчезали границы, пропадали все различия.
   Сам разум исчезал; он отдалился на тысячи миль. Собраться с мыслями было трудно, разум уносился все дальше и дальше, но цепляться за него не было никакой нужды. Он меня попросту не интересовал. Все шло как надо. Не было нужды сберегать воспоминания. К вечеру это стало нестерпимо болезненным. Я чувствовал себя словно женщина, которая вот-вот родит. Начались родовые схватки, и они причиняли острые мучения.
   Всю неделю я ложился спать в двенадцать-час ночи, но в тот день просто не мог высидеть так долго. Глаза слипались, я открывал их с огромным трудом. Что-то надвигалось, что-то непременно должно было случиться. Трудно сказать, что именно, - возможно, я просто умирал - но страха не было. Я был готов ко всему. Минувшие семь дней были такими прекрасными, что я готов был даже умереть. Мне уже ничего не хотелось. Целую неделю я провел в полном блаженстве. Я был так счастлив, что с радостью принял бы даже смерть.
   Что-то неотвратимо приближалось - что-то сравнимое с гибелью, некий решительный поворот, который мог закончиться смертью или новым рождением, распятием или воскресением. Прямо за углом меня поджидало нечто невероятно важное. Но я не мог заставить себя раскрыть глаза, я был будто одурманен.
   Уснул я часов около восьми, но это было мало похоже на сон. Теперь я понимаю, что имеет в виду Патанджали, когда говорит, что самадхи напоминает сон. Разница только в одном: в самадхи ты одновременно спишь и бодрствуешь, спишь и не спишь. Тело расслаблено, каждая клеточка организма спит, но в тебе пылает огонек осознанности... ясный, не дающий копоти. Ты начеку, но расслаблен, не напряжен, но в полном сознании. Тело покоится в глубоком сне, а сознание возносится на пик активности. Так соединяются вершина сознания и впадина телесного покоя.
   Я уснул. Странный это был сон: тело спит, а я бодрствую. Это было так странно... Тебя будто разорвали на две части, растянули в двух направлениях, разнесли по двум измерениям, но два полюса при этом были так обострены, словно я одновременно оказался обоими... Положительное и отрицательное, сон и бодрствование, жизнь и смерть слились в одно. Это был тот миг, когда сливаются творец и сотворенное.
   Состояние было сверхъестественным. В первый раз оно потрясает до самых глубин души. После этого переживания тебе уже никогда не стать прежним. Оно приносит совершенно новые взгляды на жизнь, делает тебя совсем другим.
   Около полуночи мои глаза открылись вдруг сами собой... во всяком случае, я не прилагал к этому никаких усилий. Что-то нарушило мой сон. Я ощутил рядом с собой, в своей комнате, чье-то присутствие. Моя комнатка была совсем крошечной, но я чувствовал повсюду вокруг биение жизни, мощные вибрации. Я словно попал в глаз тайфуна и захлебывался в величественной буре света, радости и блаженства.
   Это было так реально, что нереальным стало все остальное: стены комнаты, весь дом, само мое тело. Все стало нереальным, ведь лишь теперь я впервые видел подлинную действительность.
   Вот почему нам так трудно понять, когда Будда и Шанкара говорят, что мир - это майя, иллюзия. Мы знаем только этот, наш мир, нам не с чем его сравнить. Нам известна только одна действительность. О чем говорят эти люди? Какая-то майя, иллюзия... Есть лишь одна реальность. Их слова не поймешь, пока не постигнешь подлинную реальность. До той поры их слова остаются теориями, хитроумными гипотезами. Может, это просто заумная философия такая: "Весь мир - иллюзия"?
   На Западе было так. Беркли заявил, что мир нереален, когда прогуливался со своим приятелем, человеком весьма логичным. Этот его приятель был почти скептиком. После этих слов он молча поднял камень и больно стукнул Беркли по голове. Беркли завопил, кровь сочилась из царапины, а его друг-скептик сказал: "Так что, мир по-прежнему нереален? Ты ведь сам так сказал, верно? Почему же ты кричишь, ведь этот камень нереален. Чего хвататься за голову и корчиться от боли? Все вокруг нереально!"
   Такие люди не в состоянии понять, что имеет в виду Будда, когда говорит, что Вселенная - мираж. Он не утверждает, что можно ходить сквозь стены. Он не говорит, что мы можем питаться камнями и нет никакой разницы, что ты ешь - хлеб или камни. Нет, дело совсем не в этом.
   Он говорит о том, что есть иная действительность, и стоит ее постичь, как эта так называемая реальность просто блекнет, становится нереальной. Сравнение возможно только после пробуждения к высшей реальности, а не до того.
   Во сне реально сновидение. Каждую ночь мы видим сны, но каждое утро говорим, что они были нереальны, но на следующую ночь, когда мы спим, сновидения снова становятся явью. Во сне очень трудно понять, что это сон. А утром это очень легко. В чем же причина? Ты остаешься собой. Во сне есть только одна действительность. С чем ее сравнить? Кто возьмется утверждать, что реально? По сравнению с чем? Реальность только одна. Все точно так же нереально, как и все прочее, и потому сравнение невозможно. Утром, когда ты открываешь глаза, перед тобой уже другая реальность, и теперь ты можешь говорить, что сновидение было нереальным. Сновидение становится нереальным при сравнении с явью.
   Но есть и пробуждение... И по сравнению с реальностью этого пробуждения нереальной становится привычная действительность.
   Той ночью я впервые постиг смысл понятия майя. Конечно, я и раньше знал это слово, но совершенно не сознавал его смысла. Я воспринимал его так же, как и вы сейчас, но никогда прежде не понимал по-настоящему. Разве можно понять, не пережив? Той ночью распахнулись двери новой действительности, незнакомого измерения. И там была она - иная реальность, особая реальность, настоящая реальность, как угодно будет называть. Называйте ее Богом, истиной, дхармой, дао - как угодно. Она не имеет названия. Но она была там - прозрачная, но в то же время столь осязаемая... Она чуть не задушила меня. Ее было слишком много, я еще не мог вобрать в себя столько всего...
   У меня возникло сильное желание выскочить из комнаты, выбежать под открытое небо. Я задыхался. Слишком много всего! Я погибал! Мне казалось, что, если задержусь тут хоть на секунду, эта реальность меня задушит. И я выскочил из дому, помчался во двор. Мне хотелось просто оказаться под открытым небом, увидеть звезды, деревья и землю... быть на воле. Стоило мне выйти - и удушье тут же прошло. Моя комнатушка была слишком мала для такого величественного события. Для такого события даже звездное небо - слишком тесная крыша. Оно больше неба. Даже небо - не предел. Но так мне все равно стало легче.
   Я направился к ближайшему саду. Даже походка моя стала иной. Я шел так, будто сила тяготения исчезла. Шел я, бежал или просто парил - трудно сказать. Тяготения не было, я ничего не весил, меня словно влекла какая-то сила. Я оказался в объятиях какой-то неведомой энергии.
   Запомните, с того дня я никогда уже не был по-настоящему в своем теле. Меня с телом соединяет лишь тончайшая нить. И меня все время удивляет, что Целое почему-то хочет, чтобы я оставался тут - а я тут уже не сам по себе, не по своей воле. Воля Целого держит меня здесь, она позволяет мне еще немного побыть на этом берегу. Возможно, через меня Целое хочет с вами чем-то поделиться.
   С того дня мир стал нереальным. Передо мной открылся другой мир. Но когда я называю этот мир нереальным, я не имею в виду, что эти деревья не настоящие. Они совершенно реальны; нереально то, какими вы их видите. Сами по себе они самые настоящие - они существуют в Боге, они есть в абсолютной реальности, - но то, какими вы их видите... Вы не видите их по-настоящему. Вы видите нечто другое - мираж.
   Вы окружили себя собственными снами, и это сновидение будет тянуться, пока вы не проснетесь. Мир нереален, потому что известный вам мир - это мир ваших снов. А когда просыпаешься, перед тобой возникает новый мир, настоящий.
   Нельзя говорить: есть Бог, а есть мир. Бог и есть мир, но это понимаешь, только когда твои глаза ясны, не запорошены сном, не затянуты дымкой сновидений. Когда взор ясен, когда обострена чувствительность, становится очевидно, что есть только Бог.
   Иногда Бог - это зеленое дерево, иногда - яркая звезда, иногда - кукушка, а иногда цветок. Бог - порой ребенок, порой река, но всё, что есть, - это Бог. Как только начинаешь по-настоящему видеть, вокруг - только Бог.
   Но сейчас всё, что вы видите, - не истина, а ложь. Что такое мираж? Лживая проекция. Но, как только увидишь... Хоть на долю секунды... нужно лишь позволить себе это! Повсюду перед тобой предстает невероятное благословение - в облаках, на солнце и на земле.
   Мир прекрасен. Но я говорю сейчас не о вашем мире, я говорю о своем мире. Ваш мир уродлив, он создан вашим "я", это мир проекций. Вы используете подлинную действительность как экран, на котором отражаются ваши собственные представления о мире.
   Когда я говорю, что мир реален, это невероятный, чудесный мир - лучащийся бесконечностью, наполненный светом и радостью. Это вечный праздник - я говорю о своем мире. Он может стать и вашим, нужно лишь проснуться.
   Той ночью я стал пустым, а потом наполнился. Я прекратил быть и стал самим бытием. Той ночью я погиб и родился заново. Но тот, кто родился, не имел ничего общего с тем, кто умер. Не было никакой связи. На вид я не изменился, но между мной прежним и мной новым не было ничего общего. Гибнущий гибнет до конца, от него ничего не остается.
   Я пережил много смертей, но с этой ни одна не сравнится. Все минувшие смерти были неполными.
   Иногда умирает тело, иногда - часть разума, иногда - часть эго, но личность остается. Многократно обновленная, многократно перекрашенная - что-то меняется тут, что-то здесь, - но сама личность остается, сохраняется некая непрерывность.
   Но той ночью смерть была полной и окончательной. Это день моей смерти и день моего единения с Богом".
  

III. Завершение.

1. Укрепление мистического мировоззрение.

   Третья завершающая стадия характеризуется укреплением мистического мировоззрения. Основные установки мистической личности уже определены, мистическая школа выбрана, внутренний мир уже закончил перестраиваться. Основные мистические представления человека о самом себе и о мире уже завершены. Человек попадает в состояние которое можно назвать "Установка мистического Я". В дальнейшем человек может достичь так называемого "просветления".

2. Достижение состояния просветления (в некоторых случаях).

   В некоторых случаях после прохождения "Установки мистического Я", которая является завершающей в становлении мистической личности человек может достичь состояния "просветления" - высшего состояния духовности и осознания себя. Не все мистики могли достичь этого состояния. Однако будущему человеку мистическому есть к чему стремится. Достижение просветления у Ошо:
   "Я смеялся. Я хохотал от души, потому что постиг всю бессмысленность жажды просветления. Это действительно смешно, потому что все мы рождаемся просветленными, а желать того, что уже есть, совершенно бессмысленно. Если у тебя что-то есть, это уже нельзя обрести. Обрести можно только то, чего нет у тебя или в тебе. Но просветление - в нашей природе.
   Я боролся за него на протяжении многих жизней, потому что за одну жизнь этой цели не достичь. За этот срок я делал все, что только возможно, но неизменно терпел неудачу. Я был обречен на провал, потому что просветления нельзя достичь. Как можно его обрести, если оно уже в твоей природе? То, что у тебя уже есть, не сделаешь с помощью честолюбивой мечты.
   Разум честолюбив, он тянется к деньгам, власти и престижу. Но в один прекрасный день, когда он уже по горло сыт внешней деятельностью, его начинает манить просветление, освобождение, нирвана, Бог. Но это все то же честолюбие, изменилась только цель. Прежде цель была извне, теперь она внутри. Но твое отношение, сам твой подход ничуть не меняется - ты остаешься прежним человеком с прежними привычками.
   Слова "день, когда я достиг просветления" означают только одно: в тот день я понял, что нечего достигать, некуда идти, не нужно ничего делать. Мы уже божественны, мы уже совершенны - вот и все. Не нужно никакого совершенствования. Бог всех нас создает совершенными. Даже если нам встречаются люди несовершенные, легко заметить, насколько совершенно их несовершенство. Бог никогда не создает чего-то несовершенного.
   Я слышал историю об учителе дзэн по имени Бокудзю. Он объяснял своим ученикам, что все в нашем мире совершенно, и тут поднялся один человек, старый горбун. "А как же я? - спросил он. - Я горбун! Разве это совершенство?" А Бокудзю ответил: "Честно скажу, я никогда прежде не видел такого совершенного горба".
   Говоря о дне, когда я достиг просветления, я говорю неправильно, потому что других слов в нашем языке не подобрать, ведь этот язык придуман человеком. В нем есть такие слова, как "достижение", "обретение", "цель", "совершенствование", "развитие", "прогресс". Язык придуман не просветленными. Честно говоря, они и не смогли бы придумать какой-нибудь язык, даже если бы захотели, потому что просветление приходит в тишине. Как выразить молчание словами? Как ни пытайся, но любые слова непременно нарушают безмолвие.
   Лао-цзы говорит: "Изреченная истина есть ложь". Истину невозможно выразить словами. Но нам приходится говорить на каком-то языке, другого выхода нет. И потому мы всегда подчеркиваем одно условие: язык не может точно отражать переживания. Поэтому я и говорю: "в тот день, когда я достиг просветления". Но это было не достижение, и то был не я.
   В тот день я смеялся над своими глупыми, смехотворными попытками обрести просветление. Я смеялся над самим собой и над человечеством, потому что все люди стараются чего-то достичь, что-то обрести, что-то улучшить.
   Все произошло в состоянии полной расслабленности. Так оно всегда и бывает. Я испробовал все, что можно, а потом, увидев тщетность любых усилий, отказался от попыток. Я забыл о своей мечте. Целую неделю я жил совершенно обычной жизнью.
   Люди, у которых я жил, очень удивились потому что я впервые начал вести нормальный образ жизни. До того вся моя жизнь была подчинена суровой дисциплине.
   Я жил в той семье два года, и они знали, что я встаю в три часа утра, потом совершаю четырех-пяти мильную прогулку или пробежку, потом иду купаться в реке. Таким был мой режим. Простуда или другое недомогание - все это не имело значения, я все равно следовал своему распорядку дня.
   Они знали, что я провожу долгие часы в медитации. Вплоть до того дня я много чего не ел. Я не пил ни чая, ни кофе. У меня были жесткие правила насчет того, что мне можно есть, а чего нельзя. И вдруг я на целую неделю забрасываю все это. Однажды утром я сплю до девяти часов, а потом выпиваю чашку чаю. Хозяева дома были озадачены. Они спрашивали: "Что случилось? Ты заболел?" Они всегда считали меня великим йогом.
   Вот одна мелочь, которая показывает, как это было. У меня на все случаи жизни был один-единственный лоскут ткани. Днем я ходил, завернувшись в него, а по ночам укрывался им как одеялом. Спал я на бамбуковой циновке. Вот и все удобства - одеяло и бамбуковая циновка. Больше у меня ничего не было, никаких вещей. В то утро, когда я встал в девять утра, хозяева очень удивились. Они сказали: "Тут что-то не так. Ты, должно быть, сильно заболел?"
   "Нет, я не болен, - ответил я. - Болен я был все эти годы, а теперь я, наоборот, выздоровел. Отныне я буду просыпаться, когда захочу, и спать ложиться буду, когда начнет клонить в сон. Я перестал быть рабом времени. А еще я буду есть и пить то, чего захочется моему организму. С меня хватит". За ту неделю я начисто позабыл про свою мечту о просветлении. Я забыл о ней навсегда.
   А на седьмой день случилось это. Само по себе, безо всякой причины. Я расхохотался, и этот смех услышал садовник. Он и раньше полагал, что я немного не в себе, но такого смеха никогда прежде не слышал. Он прибежал ко мне и спросил: "Что случилось?"
   "Не волнуйся, - ответил я. - Ты же знаешь, я всегда был слегка тронутым, а теперь просто окончательно с ума сошел. Я смеюсь над самим собой. Не обижайся и не сердись. Можешь спокойно спать дальше"".
  
  
  
  
  

КЛАССИФИКАЦИЯ МИСТИЧЕСКОЙ ЛИЧНОСТИ.

  
   Мистическая личность считает, что наша жизнь на много разнообразнее более многополярнее. Вы спросите, можно ли разделить людей на мистиков и обычных личностей. Я считаю, что можно, разделение которое наиболее правильным представляю таким.
   I. Мистическая личность.
   II. Обыватели.
   Обыватели - это люди с обычным склалом мышления, которые далеки от мистического мировозрения.
   Классификация, корую я сейчас превиду, кажется мне наиболее удачной:
   1. Шаманы.
   2. Йоги.
   3. Мистики.
   4. Эзотерики.
   5. Дети Индиго.
   6. Аномальщики.
   7. Парапсихологи.
   8. Контактанты.
   9. Телепаты.
   10. Ясновидцы.
   11. Экстрасенсы.
   Давайте рассмотрим некоторые из них:

Шаманы.

  
   Шаманство (шаманизм) - одна из наиболее ранних форм религии, возникшая по всей вероятности еще в каменном веке в безгосударственных обществах, хозяйство которых базировалось на охоте. Шаманство сохранилось у многих народов мира - в Африке, Северной и Восточной Азии, у индейцев Америки и др. Но оно находится у них на разных стадиях развития. Так, в Сибири, шаманство еще в середине XX века существовало в ярких сложившихся формах; в культурах некоторых европейских народов, например у венгров, выявлены лишь его пережитки, а у аборигенов Австралии удалось обнаружить даже его зачатки.
   Название этой формы религии происходит из эвенкийского языка, где "шаман", "саман" означает возбужденный, исступленный человек.
   Для мировоззрения шаманистов характерен анимизм - одухотворения всего, что окружает человека - предметов, растений, животных; вера в многочисленных злых и добрых духов, способных влиять на жизнь и смерть человека, вызывать у него болезни, обеспечивать удачу и обрекать на несчастья. Приверженцы этой формы религии убеждены, что влиять на духов, быть посредником между ними и людьми может главным образом шаман, который, находясь в состоянии экстаза, совершает особый обряд общения с духами, получивший название камлания.
   Охарактеризуем шаманство на примере наиболее развитых его форм, сохранившихся до наших дней у ряда народов Сибири (нганасан - жителей самого северного региона Евразии - полуострова Таймыр; кетов, населяющих бассейн Среднего Енисея; эвенков - обитателей сибирской тайги; тувинцев, кочевавших в горных степях Центра Азии и других). Для их мировоззрения характерно представление о том, что Вселенная состоит из трех миров: Верхнего, где обитают только духи, Среднего, где наряду с духами живут люди, животные, растения, а также Нижнего, куда уходят души умерших.
   Каждый шаман имеет духов-помощников и духов-покровителей, к которым он обращается во время камлания. Духи-помощники выступают в образе преимущественно диких зверей, рыб и птиц, а духи-покровители, как правило, духи умерших предков шамана. Каждый шаман имел их изображения - вместилища.
   Большинство шаманов используют во время камлания бубен, который после особого обряда оживления считается ездовым животным - конем или оленем. На нем шаман совершает путешествие в Верхний мир, погоняя "животное" колотушкой, которая осмысляется как плеть. У некоторых шаманов нет бубна, - его заменяет специальный жезл, варган (специфический музыкальный инструмент), лук. Шаманы, как правило, имеют специальный ритуальный костюм, включающий особым образом изготовленные головной убор, плащ и обувь.
   Во время камлания, которое совершается обычно для лечебных целей в присутствии больного и его родственников, шаман, войдя в состояние транса, созывает духов-помощников и бьет в бубен, совершая на нем - своем "ездовом животном"- путешествие в мир духов, с тем, чтобы заставить злых духов покинуть больного и тем самым вылечить его. Духи-помощники и духи-покровители помогают ему в этом. О перипетиях своего путешествия и борьбы со злыми духами шаман сообщает окружающим, эмоционально изображая схватки со злыми духами, произнося нараспев заклинания, нередко очень поэтичные.
   Шаманство, как правило, наследственное. Считается, что после смерти шамана его дух переходит к потомкам, причем духи сами выбирают людей, в которых они переселяются, -из родственников умершего шамана.
   Начало шаманской деятельности связано с загадочным психическим заболеванием, проявляющимся в период полового созревания будущего шамана. Человек неожиданно для окружающих начинает прятаться от людей, нередко убегая в тайгу. В это время он почти ничего не ест и даже может забыть свое имя. Другой шаман, приглашаемый родственниками больного, устанавливает причину болезни, приходя к выводу, что в его пациента вселился дух умершего предка-шамана. В таких случаях больной, даже не желая того, становится шаманом. Родственники делают ему облачение и бубен. Получив их, шаман начинает свою ритуальную деятельность. Самое удивительное, что, начав камлать, в процессе лечения своих пациентов, восстанавливается и психическое здоровье шамана, исчезают все явные проявления тяжелого психического заболевания, столь очевидные в недавнем прошлом.
   Еще в XIX веке ученые и путешественники, наблюдавшие шаманов, пришли к единодушному выводу, что это нервнобольные люди с особым складом психики. Такая точка зрения впоследствии получила широкое распространение среди исследователей этой формы религии. Однако в последние десятилетия ряд ученых, изучавших феномен шаманизма, утверждают, что так называемая шаманская болезнь - это лишь своеобразная инициация, в которой будущий шаман сознательно исполняет предписываемые ему обряды, играя заданную традицией роль.
   В связи с этим мною были проведены специальные исследования с участием психиатров, которые подтвердили справедливость прежнего взгляда на шаманов, как на людей с особым складом психики. Результаты моих исследований опубликованы в научных изданиях и получили поддержку у ряда видных специалистов.
   Теперь можно утверждать, что наследственная природа шаманизма - результат процесса многопоколенного отбора родовым коллективом людей с определенными особенностями психики
   и, прежде всего способностью вызывать регулируемое состояние транса, сопровождаемое глубокими галлюцинациями. Именно это привело к наследованию шаманами некоторых необходимых особенностей психики, позволяющих совершать действия, рассматриваемые сородичами как возможность общения с духами в интересах коллектива и отдельных его членов.
   Хотя шаманы иногда пользуются средствами народной медицины, они не являются знахарями и целителями. Последние существовали в родовых коллективах наряду с шаманами и независимо от них.
   За пределами Сибири шаманство имеет несколько другие формы. Так, например, на Северном Борнео существуют шаманы, именуемые дайонг. У них нет бубна, а во время своих ритуальных действий они используют устрашающие маски. Но, совершая свой ритуал, также как и сибирские шаманы впадают в состояние транса, призывают духов, которые помогают им найти похищенную душу больного и излечить его.

Йоги.

  
   Слово йога можно перевести как "единение", "союз" или "подчинение". В первом значении оно близко слову "запрягание", от санскритского корня юг, которому соответствует русское "иго". Одно из значений слова "йога" - "правильное действие". Следовать йоге - значит подчинить контролю одной из систем йоги свои мысли, чувства, внутренние и внешние движения и т.п. - То есть те функции, которые в большинстве своем работают без всякого контроля.
   "Йогины" - имя тех, кто живет и действует в соответствии с "йогой". Это люди, которые проходят или прошли определенную школу и живут согласно правилам, известным только им и непостижимым для непосвященных, согласно знанию, которое бесконечно увеличивает их силы по сравнению с силой обычных людей.
   Существует множество легенд и басен о "йогинах"; иногда говорят, что это мистики, ведущие созерцательную жизнь и безразличные к питанию и одежде; иногда их считают людьми, которые обладают чудесными силами и способны видеть и слышать на огромном расстоянии, людьми, которым повинуются дикие звери и природные стихии. Эти силы и способности, приобретаемые при помощи особых методов и упражнений, которые составляют тайну йоги, позволяют йогинам понимать людей, действовать правильно и разумно во всех случаях и обстоятельствах.
   Йогины не имеют ничего общего с "факирами", т.е. с людьми, пытающимися подчинить физическое тело воле посредством страданий; факиры нередко бывают невежественными фанатиками, истязающими себя для достижения небесного блаженства, или фокусниками, показывающими за плату чудеса, которые основаны на ловкости и на приучении тела принимать самые невероятные положения и выполнять функции ненормальным образом.
   Эти фокусники и факиры часто называют себя йогинами; но истинного йогина узнать нетрудно: в нем нет фанатизма и безумного сектантства факиров; он не станет ничего показывать за плату; а главное, он обладает знанием, намного превосходящим знание обычного человека.
   "Наука йоги", т.е. методы, которые йогины используют для развития у себя необыкновенных сил и способностей, идет из глубокой древности. Тысячи лет назад мудрецы древней Индии путем опыта пришли к заключению, что силы человека во всех сферах его деятельности могут быть бесконечно увеличены путем правильной тренировки и приучения человека управлять своим телом, умом, вниманием, волей, чувствами и желаниями.
   В связи с этим, наука о человеке в древней Индии находилась на совершенно непостижимом для нас уровне. Это можно объяснить только тем, что существовавшие в то время философские школы были непосредственно связаны с эзотерическими школами. Эти школы считали человека незавершенным существом, которое наделено множеством скрытых сил.
   Идея заключалась в том, что в обычной жизни у обычного человека эти силы спят; но их можно пробудить и развить при помощи особого рода жизни, определенных упражнений, специальной работы над собой. Это и называется йогой.
   Знакомство с идеями йоги позволяет человеку, во-первых, лучше узнать себя, понять свои скрытые способности и склонности, найти и определить, в каком направлении их следует развивать; во-вторых, пробуждать скрытые способности и использовать их на всех путях жизни.
   "Наука йоги" долгое время сохранялась в Индии в тайне; те методы, которые почти чудесным образом увеличивают силу человека, были привилегией ученых брахманов самой высокой касты или подвижников и отшельников, совершенно отрекшихся от мира. В индийских храмах существовали школы, где ученики - челы, прошедшие долгий путь испытаний и подготовительного обучения, посвящались в науку йоги особыми учителями - гуру.
   Европейцы не могли получить никаких сведений о йоге, и все, что обычно рассказывали об этом путешественники, носило совершенно фантастический характер.
   Первые достоверные сведения о йоге начали появляться только во второй половине XIX столетия, хотя в мистических обществах многие методы йоги были известны гораздо раньше.
   Но европейцы, очень много заимствуя у йогинов, все-таки не могли понять и охватить всего смысла "науки йоги" в ее совокупности.
   В действительности, йога - это ключ ко всей древней мудрости Востока. Древние книги Индии, полные глубокой мудрости, до сих пор непонятны западным ученым.
   Это объясняется тем, что все они писались йогинами, т.е. людьми, обладавшими силами и способностями, которые превышают силы и способности обычного человека. Но силы, которые дает йога, не ограничиваются способностью понимания.
   Йога бесконечно увеличивает силы человека, во-первых, в борьбе с жизнью, т.е. со всеми физическими условиями, в которых человек родится и которые враждебны ему; во-вторых, в борьбе с природой, всегда стремящейся использовать человека для своих целей; и в третьих, в борьбе с иллюзиями его собственного сознания, которое, находясь в зависимости от ограниченного психического аппарата, создает бесконечное множество миражей и обманов.
   Йога помогает человеку бороться с обманов слов, ясно показывая ему, что мысль, выраженная словами, не может быть истинной, что в словах истины нет, что, в лучшем случае, они могут лишь намекнуть на истину, показать ее на мгновение и тут же скрыть.
   Йога учит, как находить истину, скрытую в вещах, в делах людей, в писаниях великих мудрецов всех времен и народов.
   Пять йог - это пять путей, ведущих к одной цели - совершенству, к переходу на высшие ступени познания и жизни.
   Деление на пять йог зависит от деления людей на типы, от способностей людей, их подготовки и т.п. Один человек может начать с созерцания, с изучения своего "я"; другому необходимо объективное изучение природы; третий должен прежде всего понять правила поведения в повседневной жизни; четвертый более всего нуждается в приобретении контроля над физическим телом; пятому необходимо "научиться молиться", понять свои религиозные чувства и уметь управлять ими.
   Йога учит тому, как делать правильно все, что делает человек. Только изучив йогу, человек обнаруживает, до какой степени неправильно действовал он во всех случаях прежде, сколько сил тратил напрасно, добиваясь ничтожных результатов при огромной затрате сил.
   Йога учит человека принципам правильной экономии сил. Она учит его делать сознательно все, что бы он ни делал, когда это необходимо.
   Изучение йоги прежде всего показывает человеку, как сильно он заблуждался на свой собственный счет. Человек убеждается, что он гораздо сильнее и могущественнее, чем считал себя, что он может стать сильнее самого сильного человека, какого он только в состоянии себе представить.
   Он видит не только то, что он есть, но и то, кем он может стать. Его взгляды на жизнь, на роль и цели человека в жизни претерпевают полнейшую перемену. Он избавляется от чувства своего одиночества, от ощущения бессмысленности и хаотической природы жизни. Он начинает понимать свою цель, видеть, что преследование этой цели приведет его в соприкосновение с другими людьми, движущимися в том же направлении.
   Йога не ставит своей целью направлять человека. Она только увеличивает его силы в любых аспектах его деятельности. Вместе с тем, используя силы, которые дает йога, человек может идти только в одном направлении. Если он пойдет по другому пути, сама же йога обратится против него, остановит его, лишит всех сил и, возможно, даже уничтожит его. В йоге заключена огромная сила, но эта сила может быть использована только в определенном направлении. Это закон, который становится очевидным каждому изучающему йогу.
   Во всем, что касается йоги, она учит отличать реальное от ложного, и эта способность правильного различения помогает человеку находить скрытые истины там, где он раньше не видел и даже не подозревал ничего сокрытого.
   Человек, вступающий на путь йоги, чтобы достичь ее вершин, должен отдать йоге всего себя, все свое время, все свои силы, все мысли, чувства и побуждения. Он должен стремиться гармонизировать себя, привести к единству, выработать постоянное "я", оградить себя от порывов настроений и желаний, уносящих его то в одну, то в другую сторону, заставить все свои силы служить одной цели. Йога требует этого, и она же этому помогает, указывая лучшие способы, как этого добиться.
   В основе всех йог лежит один принцип, а именно: человек, каким он рожден и живет, есть незаконченное и несовершенное существо, которое, однако, можно изменить и развить при помощи соответствующего обучения и тренировки.
   С точки зрения йоги, человек - материал, над которым можно и нужно работать. Это относится, главным образом, к внутреннему миру человека, к его сознанию, психике, умственным способностям, знанию, которые, согласно учению йоги, можно совершенно изменить, освободить от обычных ограничений и усилить до степени, превосходящей всякое воображение. Благодаря этому человек получает новые возможности познания истины и новые силы для преодоления препятствий на своем пути, откуда бы они не появлялись. Далее, это относится и к физическому телу человека, которое изучается и постепенно ставится под контроль ума и сознания в тех своих функциях, которые обычно человек даже не сознает. Раскрытие высшего сознания есть цель всех йог. Продвигаясь путем йоги, человек достигнет состояния самадхи, т.е. экстаза, или просветления, в котором единственно можно постичь истину.

Мистики.

        Предметом данной статьи является не мистицизм, а мистический человек. Здесь нас интересует не общий характер мистицизма или какие-либо конкретные формы его проявления, а сам носитель мистических явлений -- человек. Понимание мистики, крайних проявлений (экспонентов) мистических процессов, вне всякого сомнения, выступает как одна из принципиальных задач, но в еще большей степени мы хотим определить здесь роль мистического для человека как такового. Нашу проблему можно сформулировать следующим образом: в какой мере мистическое представляет собой свойственное человеку явление, а в какой мере сам человек является человеком мистическим ( homo mysticus)? Такое разъяснение приводится для того, чтобы читатель избежал разочарования, если он ожидает, что я буду воспроизводить известные или малознакомые мистические тексты или их истолковывать. Здесь я, возможно, вновь разочарую вас, не пытаясь добавить новое определение к уже известным дефинициям мистицизма, однако я надеюсь, что дочитав до конца предлагаемую статью, вы поймете, что в данном контексте подразумевается под словом "мистический". Наложив на себя двойное ограничение, мы рассматриваем здесь не мистическую теологию, а мистическую антропологию. Во-первых, ограничение общего характера: понимание современным человеком относительности его положения и своей системы координат не позволяет ему в принципе делать такие абсолютные заявления, какие допускала наивность прошлых времен. Второе, специфическое, ограничение заключается в следующем: опыт психолога включает то, что свойственно      человеку ( the human), не меньше, но и не больше, и он не может выйти за пределы своего опыта. Однако это двойное ограничение полностью компенсируется тем обстоятельством, что психологическая сфера человеческого, сфера Антропоса, стала столь обширной и представляется столь непостижимой для нашего пытливого сознания, что нами почти утрачена надежда на установление ее пределов, хотя мы и пытаемся достичь этого всеми возможными путями. Это ли не пример того, насколько глубоко залегают основы психического . Рискуя повторить слишком известные сведения, я должен в этой связи сослаться на многие веши, которые ранее воспринимались человеком как относящиеся к внешнему миру, которые, однако, современный человек считает принадлежащими его внутреннему миру.
        В основе этого процесса лежат взаимоотношения между эго, сознанием и бессознательным, иными словами, тот факт, что личность, благодаря спонтанным действиям творческого бессознательного, непрерывно изменяется в направлении от внутреннего центра к внешней периферии. Таким образом, причина преобразований, происходящих внутри антропоцентрической системы, заключается в самой человеческой психике. Изначальный творческий импульс, изменяющий человека и, вместе с ним, его окружающий мир, означает непостоянство мира и человека, что воспринимается как ненадежность существования последнего.
        Проблема творческого бессознательного, центральная проблема глубинной психологии, одновременно выступает и как центральная проблема мистицизма и человека мистического. Поскольку творческий процесс происходит вне пределов сознательного и должен поэтому рассматриваться как граничное переживание эго, любая попытка приблизиться к этому первичному центральному вихрю связана с огромной опасностью. Вследствие самой природы такого предприятия оно не может привести к цели посредством прямого включения сознания; попытаться приблизиться к рассматриваемому центру можно, описывая своего рода ритуальные круги, осуществляя подход с разных сторон.
        Любой попытке охватить явление мистицизма сопутствуют аналогичные трудности. Здесь человек как субъект мистического опыта неразделим и парадоксально связан со своим объектом, в какой бы форме тот ни проявлялся.
        Мы находим мистический элемент в уроборической стадии, ранней психологической стадии первоначального единства, когда еще отсутствует систематизированное сознание, стадии, которую Леви-Брюль определил как мистическое участие ( participation mystique). В ситуации, когда человек и мир, человек и группа, эго и бессознательное переплетены, мистический элемент проявляется в том обстоятельстве, что эго еше не отделилось от не-эго.
        При первоначальном осознании мира то, что мы называем внешним миром и то, что мы называем внутренним психическим, слито воедино. Звезды, деревья и животные психологически столь же близки к расплывчатому эго, как его родственники, дети, родители; и существует мистическая связь, соединяющая то, что ближе, с тем, что дальше всего,-- богом, животным, человеком. Эта связь крайне текуча, поскольку эго все еше везде можно спутать с не-эго.
        Неполное отделение эго от не-эго характерно для первоначального уроборического* состояния, живущего в психике человечества в виде архетипа райской целостности. Этот образ утраченного детства является символом невосполнимой утраты для эго, которое страдает от одиночества и от необходимости проходить этапы развития. Данный образ постоянно проецируется обратно на время, предшествующее рождению эго, являющегося по своей природе носителем страдания и несовершенства. Соответственно, состояние совершенства, с филогенетической точки зрения, является раем, относимым к началу истории развития человечества, тогда как онтогенетически оно проецируется на начало жизни индивида как блаженное состояние детства. Но так же, как нам известно, что первоначальное состояние человечества вовсе не похоже на нарисованную Руссо картину, а первобытные люди, отнюдь, не обитали на "блаженных островах", нам известно и то. что детство -- это не райское счастье, что оно полно опасностей и нерешенных проблем.
        И тем не менее в этом образе совершенной изначальной ситуации продолжает сохраняться вечная истина, даже и при условии, что мы понимаем проекцию, и что наш внутренний взгляд ( insight) позволяет нам увидеть обманчивый характер теологической доктрины падения человека и мира.
        Однако развитие по направлению к эго, к индивидуальности и сознанию находится в неумолимом конфликте с бессознательным. Формирование сознания, подтверждение существования эго возможны только в битве с поглощающими силами бессознательного, а это означает -- в отделении от уроборической стадии, от блаженного состояния целостности и совершенства. Таким образом, героическим путем человечества (ибо путь этот, действительно, полон героизма, несмотря на несовершенство) является движение к ясности, дифференциации и ответственному осознанию существования эго. Путь к эго, несомненно, является движением к сознанию, однако уже изначально он не являлся осознанным ( a road in consciousness). "Данностью" всегда является отношение эго человека к бессознательному и к миру, изменяющемуся под воздействием проекций бессознательных образов. Сознание возникает благодаря процессу, в котором эго вплотную подходит к бессознательному: вначале терпит поражение, а затем одерживает победу Эго должно мужественно встречать силы не-эго, устанавливая и укрепляя свое положение. Частично битва осуществляется мужественными действиями эго, не уступающего своих позиций в сознании, усваивающего содержания, вовлекающего последние в область сознания и развивающего их; это означает, что эго делает такие содержания доступными для концептуального понимания, подвергает их анализу и систематически использует для построения осознанной картины мира.
        Развитие эго и сознания (в той мере, в какой оно оказывается прогрессивным) связано с творчеством, то есть, зависит от стихийного характера не-эго, проявляющегося в процессе творчества и являющегося по своей природе нуминозным явлением. Встреча с нуминозным составляет "обратную сторону" развития сознания и является явлением "мистическим". В основе происхождения и эволюции человеческой личности, а также формирования и развития сознания лежат процессы, которые в нашем понимании являются мистическими и которые разыгрываются между эго как носителем личностного и нуминозным трансличностным началом. Только современный западный человек, со всей жесткостью (негибкостью) своего эго, со своей верой в сознание может не увидеть экзистенциальную зависимость человека от того, что мистически изменяет его, от того, благодаря чему он живет и что живет в нем в качестве его творческой Самости.
        Для процесса творчества характерно, что в нем эго не может опираться исключительно на сознание, эго просто обязано выйти на встречу с не-эго. В этом случае эго отвергает осознанную реальность, в которой мир воспринимается как противоречие, и тогда происходит встреча между эго и не-эго, во время которой временно прекращают действовать противоречия между миром, эго и Самостью. Такую встречу, где бы она ни происходила, мы называем мистической. Чтобы пережить (испытать) парадоксальную реальность до, вне или за поляризацией мира и Самости, личность должна (по крайней мере временно) преобразовать себя и занять позицию, оставляющую открытой возможность союза между эго и не-эго.
        Любое нуминозное переживание, какую бы форму оно ни принимало, носит мистический характер. Нуминозное содержание обладает очарованием, способностью предчувствовать и организовывать, выходящей за рамки возможностей сознания, обладает зарядом энергии запредельным сознательной сфере. Поэтому встрече с нуминозным всегда сопутствует полный переворот всего личностного начала, а не только одного сознания. При каждом столкновении эго с нуминозным возникает ситуация, когда эго оказывается "вне себя"; оно падает или выпадает из оболочки своего сознания и может "прийти в себя" ("вернуться к себе") только в измененной форме.
        Встреча с нуминозным прокладывает путь к проявлению творческого небытия человека ( nothingness), "небытия", которое представляет собой состояние вне пределов сознательного. Такое проявление может принимать характер эпифании (божественного явления) и противостоять человеку извне в виде божества; продукт его творчества называется тогда откровением. В этом смысле откровение выходит далеко за пределы истории религии, поскольку для первобытного человека, серьезно воспринимающего психологическую реальность, все явления, которые мы называем "идеей","вдохновением", "понятием",приходят к нему в виде "откровения". Не только религия, культы и ритуалы, но также искусство и мораль явились результатом встречи с нуминозным.
        Хотя современному человеку известен мистический характер религиозного откровения, он часто не может понять, что то же самое явление имеет место ( operates) в каждом творческом процессе, определяя таким образом все существование человечества.
        Не будем забывать о следующем: человека мистического можно определять как человека религиозного, поскольку всю свою жизнь он сознательно или бессознательно сталкивается с нуминозным; однако ему при этом не обязательно верить в Бога. Наше знакомство с объемом и повсеместностью мистического показывает, что существуют теистические и атеистические, пантеистические и па-нентеистические ( panentheistic)*, а также материалистические и идеалистические, личностные и надличностные формы переживания мистического опыта. Переживание встречи с Богом как священного события представляет собой только одну конкретную разновидность мистицизма; причем далеко не самую обычную и, возможно даже не самую значимую. Однако всем разновидностям мистицизма свойственны интенсивность переживаний, а также революционный динамический импульс, характерный для психологического события, извлекающего эго из структуры составляющего его сознания: и во всех случаях нуминозное является полюсом, противоположным сознанию.
        Для каждого сознания и эго нуминозное представляет собой нечто "полностью иное"; оно свободно и не поддается определению. Психологическая категория автономии, которую теория комплексов приписывает бессознательному, связана с тем поразительно реальным фактом, что нуминозное не имеет определения, а это, в свою очередь, служит для эго доказательством его полной зависимости от непреодолимой силы, которую невозможно предвидеть. Божество или нумен ( numen) всегда появляется как нечто, противостоящее сознанию, демонстрируя тем самым свою неуловимость, что обусловливает неопределенность позиции эго, но в то же время делает возможной творческую революцию человеческой личности. Ибо рядом с откровением и творческими достижениями, которые в качестве культурного феномена характерны для человека, расположена третья и решающая разновидность мистической встречи между эго и не-эго: метаморфоза.
        В процессе встречи с божеством происходит превращение ( transformation); оно происходит в человеке, которому является божество, но оно включает и само божество. Оба полюса, которые мы обозначаем как мистические, эго равно как и не-эго, преобразуются в процессе, при котором разделяющая их линия уничтожается с обеих сторон.
        И наоборот, сознание человека зависит от спонтанного характера нуминозного. Такая взаимосвязь существует внутри того, что мы называем человеческой личностью. В этом смысле внеличностное нуминозное размешается в человеке и только в человеке, ибо человек является местом мистической встречи это и не-эго. Реальность такой встречи представляет собой один из основополагающих фактов человеческого существования, и если мы назовем подобную встречу и метаморфозу эго и не-эго мистической, то категория мистического является основополагающей категорией переживаний человека вообще.
        Изменение личности под влиянием появления божества отрывает эго от старой системы сознания, а также от его прежнего отношения к миру; однако ценой за связь с неизвестным божеством, включающей в себя возможность творчества, является отказ от безопасности, которая обеспечивается сознательной ориентацией, а также вовлечение в основополагающий парадокс мистического. Для эго такая мистическая встреча с не-эго всегда является пограничным переживанием, ибо при этом эго всегда движется в направлении чего-то, расположенного вне сознания, вне его рационального мира. Область, лежащая за пределами сознания, представляет собой, с точки зрения всей личности, область творчества par excellence (по преимуществу), однако с точки зрения сознания это область небытия. Творческая область небытия в человеке является храмом и теменосом, источником и раем; как утверждается в ханаанской мифологии, это центральная точка, в которой Эль, Великий Бог, восседает "там, где поднимаются потоки, у источника двух морей". Однако, это одновременно центр мандалы со всеми ее символами, место нахождения божественного как Антропоса; это область, в которой мистическая теология совпадает с исследованием мистицизма в человеке, которое я буду называть "мистической антропологией". Переживание человеком творческой пустоты ( creative void) является исходным переживанием, которое привело его к проецированию образа сотворения мира из небытия, что имело место не только в иудео-христианской теологии, но и во всем мистическом и творческом опыте человечества. Творческая пустота находится в центре мистической антропологии как часть глубинной психологии, занимающейся природой творческого процесса; одновременно она пребывает в центре всех мистических переживаний, которые сосредоточены вокруг проблемы скрытости божественного. Именно благодаря этому процессу в центре, который, хотя и располагается вне пределов прямого постижения человеком, является для последнего глубочайшим источником творческой жизни, человек ощущает себя человеком мистическим ( homo mysticus). Аналитическая психология называет этот центр Самостью, вступая тем самым в самую сердцевину парадоксальной истины, согласно которой Бог и человек представляют собой единый образ, ибо эго не является Самостью; в стадии индивидуации личность не ощущает себя более как эго или не только как эго, она ощущает себя и как не-эго, как эго-Самость. Мистик страдает и находится в смятении, отчаянно пытаясь выразить этот скрытый момент, психологическое ядро Самости, которое остается недостижимым, даже когда эго погружается в него, и которое парадоксально расположено вне времени, хотя представляется, что оно-то и составляет время, которое, будучи внеличностным, является центром личности, и которое составляет нуминозную сущность человека. Там, где этот парадокс (воспринимаемый как таковой эго-сознани-ем),-- хотя он и не является парадоксом для живой личности -- проявляется, человек попадает ( falls into) в еще один -- опасный -- парадокс собственной глубины. Он сталкивается с бесконечной проблемой идентичности, составляющей самую сущность глубинной психологии. "Кто есть кто?" становится центральным вопросом, часто вопросом жизни или смерти, здравого рассудка или безумия. Вечному ответу Востока: "Это ты", противостоит столь же вечный вопрос Запада. Где бы ни происходила встреча с нуминозным, вокруг эго располагается не-эго, иными словами происходит изменение личности; такое изменение может длиться мгновение или представлять собой долговременное преобразование; оно может происходить в виде упорядоченного или кажущегося хаотическим и ненаправленным процесса, преобразующего личность или разрушающего ее в единой вспышке; оно может проявляться в виде любовного или религиозного переживания, через художественное творчество, великую идею или великое заблуждение. Но как бы мистический элемент ни проявлялся, принятая "данность" и надежность окружавшего эго мира оказывается разрушенной, и за ними открывается новый, динамически изменившийся мир. Является ли такое откровение проявлением божественной, космической или человеческой тайны, представляет собой вопрос второго порядка. Так, например, одно и то же дерево может почитаться как место пребывания божества, или оно может, в качестве мирового древа, символизировать тайну психологии; как явление природы это дерево может служить материалом для научных изысканий или отражать через произведения искусства или поэзии то божество, которым оно является. Все вышесказанное служит всего лишь примером различных сторон нуминозного, вмещающего мир "древа", которое мы называем архетипом, ибо встретить его во всей полноте означает быть втянутым в мистический транс и метаморфозу. При таком восприятии весь мир нуминозен -- каждое место, каждая ситуация, каждый предмет и каждое живое существо,-- ибо все перечисленные элементы являются потенциальными носителями "искр", как о том говорили хасиды, способных зажечь и осветить человеческую личность. Мир и его содержание нуминозны, однако это справедливо только потому, что по своей природе человек является человеком мистическим.
        В этом месте может показаться, что хотя мы кое-что сказали о человеке мистическом, мы почти ничего не сказали о тех людях, которых принято называть "мистиками". Но мы предполагаем исправить это упущение во втором разделе данной статьи, а здесь мы должны повторить все то, о чем говорили вначале. Только понимание мистической природы человека может позволить нам понять конкретного "мистика", и только через понимание диалектики взаимоотношений человека и нуминозного сможем мы надлежащим образом определить область мистических переживаний. Крайне высокое напряжение, возникающее в человеческой психике при отделении сознания от бессознательного. то напряжение, на котором базируется человеческая культура, может быть сведено к основному напряжению между эго и Самостью. Самость связана с архети-пическим совершенством уроборической ситуации, исходной ситуации, предшествующей существованию изолированного эго, когда эго ассоциируется с сознанием как органом дифференцирования и изолированного опыта.
        Как говорилось ранее, развитие человека происходит в направлении расширения сознания и усиления эго; но, с другой стороны, необходим мистический элемент, творческий процесс, характерный для преобразующей встречи между эго и не-эго. Развитие сознания связано двойным синтезом с развитием форм нуминозного.
        Отделяя эго от центра сознания, каждое переживание нуминозного ведет к аппроксимации начальной ситуации и, следовательно, к более или менее ограниченной форме переживания Самости. Этот факт лежит в основе первобытных религий. То, что человек может переживать нуминозные явления и, -- на более высоком уровне,-- присутствие божества или самого Бога везде и во всем, находит свое отражение в почитании животных, демонов, в политеистической форме религии. Когда мы говорим об этом как о переживании Самости (пусть и в ограниченном объеме), мы имеем в виду, что хотя эго переживает здесь встречу с не-эго в ограниченной форме, нуминозное воздействует на него тем не менее с полным вовлечением психики.
        Ограниченной форме не-эго здесь соответствует столь же ограниченная форма эго. Это малое эго, однако, оказывается столь же пораженным нуминозным переживанием при, скажем, встрече с деревом, заговорившим голосом демона (а вся психика оказывается в таком же волнении), как и в том случае, когда сознание большего объема и более сильное это повержено эпифанией божества.
        Здесь мы, разумеется, не можем входить в детали психологических симптомов переживаний нуминозной Самости. Они всегда влекут за собой возбуждение или упоение ( intoxication), которые вызываются изменившимся и повысившимся уровнем ощущения Самости, изменениями в позиции это и в сознании, что означает также и изменение отношения к миру и коллективному.
        Ввиду того, что переживание нуминозного всегда является переживанием Самости и "голоса", несущего откровение, эго, на которое оказано воздействие, вступает в конфликт с доминирующей догмой сознания и элементами его воздействия. Мистическое и творческое переживание по своей природе противостоит доминирующей религии и доминирующему в сознании содержанию культурного канона: иными словами, оно в принципе имеет революционный и еретический характер. Можно сказать, что там, где поклоняются "данному", признанному божеству, разрушено характерное отношение между эго и не-эго, определяющее мистическое явление. Следовательно, все мистические направления стремятся к растворению традиционных религий и ритуалов, хотя часто это стремление прикрывается словами об "обновлении" старых религиозных форм. Подлинное основополагающее переживание нуминозного обязательно должно быть направлено против обычного, коллективного, догматического, ибо оно всегда переживается наново.
        Таким образом, любой мистицизм, заключающийся в переживании догматически определенного или догматически определимого содержания, представляет собой либо мистицизм низкого уровня, либо замаскированный мистицизм. К случаю мистицизма низкого уровня относится такой вариант, когда личность, не владеющая культурным каноном и не усвоившая религиозную догму, захвачена одним из архетипических содержаний этого канона и мистически переживает его: примером здесь может служить мистическое переживание архетипического содержания какого-либо христианского культурного канона находящимися на низкой ступени развития обитателями африканской страны. В таком случае мистическое переживание обнаруживает все симптомы первобытного мистицизма. Это тоже "подлинный" мистицизм, однако его следует называть мистицизмом низшего порядка, ибо феноменология мистического переживания регрессивна относительно архетипического культурного канона. Однако такой мистицизм, который нередко встречается, когда культурный канон высшего порядка предлагается группе людей с менее развитым сознанием, менее значим по сравнению с явлением замаскированного мистицизма.
        История знает много мистиков, которые, не желая подвергаться опасному обвинению в ереси, выбирали компромиссное решение и то ли сознательно, то ли бессознательно, пересматривали свои подлинные мистические переживания, иными словами, приспосабливали их к требованиям, налагаемым господствующими догмами. Поскольку мистические переживания в значительной степени основаны на архетипах, следовало бы ожидать соответствия высказываний различных мистиков. Действительно, такое соответствие мы обнаруживаем в психологических влияниях мистических переживаний, в вызванных ими изменениях личности, однако что касается содержания самого переживания, оно в большинстве случаев имеет сходство с господствующими догмами. Редко, например, встречается подлинный восточно-индийский символизм среди мистиков-католиков или наоборот. Примеры подобного пересмотра догм приводятся К. Г. Юнгом при обсуждении высказываний Брата Клауса и Игнатия Лойолы.

Эзотерики.

   Эзотериков можно рассматривать с нескольких сторон:
      -- Люди которые занимаются аномальными явлениями, к ним относятся уфологи, аномальщики, парапсихологи.
      -- Вторая группа более сложная к ним относятся люди обладающие каким - то скрытым знанием о мироздании, но лично я с такими людьми не встречался.
   Эзотерики первой группы причисляют себя к исследователям аномальных явлений, хоть надо заметить, что основном это те которые верят в эти аномальные феномены, НЛО, полтергейст и д.р. Более подробно я рассмотрю их в других работах специально посвященные этой теме.
   Что происходит с человеком, который начинает задаваться вопросами поиска "божественных откровений", всякой неопределенной духовностью, эзотерикой.
   Почему же человек начинает заниматься эзотерикой?
   По моим наблюдениям есть только три основные вещи, запускающие процесс поиска:
   1) Разочарование в жизни
   2) Страх смерти
   3) Зов, тайна, какая-либо присутствующая уже в человеке "паранормальщина" - осознанная, либо нет.
   Дальше "хочет человек или нет" - происходит набор: книг, знакомых, каких-то новых знаний и т.п., так называемый "вход". Вход может быть осуществлен с разных сторон. Кто-то через наркотики, начитавшись Дона Хуана, кто-то через тренинги, кто-то через книжки по личному росту выходит на новые грани и т.д. тут все зависит от того, что запустило изначально процесс, какова подлинная мотивация таких поисков и, важно, те страхи, которыми он движим.
   Потом наступают различные "критические точки" - у каждого свои. Кто-то решает, что "нефиг чепухой страдать - надо деньги делать", кто-то, что решение его психологических проблем лежит в религии, духовности или эзотерике и нужно применять "новое понимание жизни" и учиться эзотерическим знаниям для материального, кто-то отлетает от жизни - повозглашая тело греховным, напрочь становясь полностью ассоциальным типом, кто-то форточку взглядом двигать пытается и даже двигает :), стрелять потоками и огненными шарами из глаз или "вылететь в астрал" - это провозглашается основной целью, кто-то находит сладкоголосых "гуру" - некое эмоциональное болото, чтобы тихо и мирно встречаться и время от времени пиздеть про духовность, кто-то совсем погружается в свои внутренние галлюцинации и рассуждения и живут в них абсолютно, нарисовав там все "божественное".
   И это не значит, что не нужно искать, или что это все легко, или что я лучше знаю, кому и что в данный момент нужно делать, или, упаси боже, я лучше других
   однако, продолжим... скоро ход моих мыслей станет вам понятен
   Если попытаться как-то сгруппировать, а в дальнейшем смоделировать эти наиболее активно представленные группы (т.е. возможные будущие результаты людей, входящих в одну из них) мы получим некие модели-векторы движения:
   1) Группа людей, стреляющая шарами энергии по прохожим, вылетающий в форточку через "астрал", проходящие, сквозь стены, такие маги, а по факту таки люди нуждаются в немедленной и скорейшей психологической помощи :) Где-то и что-то в своем психо-становлении они пропустили, какую-то стадию и, в итоге, это выразилось в психических и психологических отклонениях. Т.е. - это ни что иное, как невозможность самовыразиться и самоутвердиться через обычные социальные ценности: семью, работу и т.п., попытка, но каким-то странными способами через наращивание гордыни и сползания в "эзотеризм" за могуществом. Такие люди любят очень, чтобы у них наглухо сорвало крышу от очередной эзодеи, и все это приводит к еще более печальным последствиям.
   2) Вторя группа, Это - все такие спокойные, медленно ходящие с чуть прикрытыми глазами "просветленные", рассуждающая о эзотеризме, сакральных знаниях, внутренних энергиях. "Люди пустоты" от Ошо :) Такие люди, абсолютно безобидные и, часто, без типа эмоций.. такие "отрешенные от всего". Люди нирваны и дети дзен. По факту же - это плод, который никогда не прорастет ибо это пни с глазами- там уже ничего нет
   3) Третья группа. Это фанаты и адепты. У них есть свой гуру, который рассказывает им всякие сказки (часто этот гуру из 2 группы) через книги или напрямую, а они все это с удовольствием или без поглощают. Но, по правде сказать, разные гуры бывают. В общем третий тип - это люди, порождающие эгрегоры и/или висящие на них же, очень любящие кучковаться, часто с полной кучей психологических особенностей. Сюда же входит и основная масса религиозных людей. По факту - это такая удобная форма духовности.
   4) Четвертая группа - на имение многочисленная, ибо это состоявшиеся люди, полные энергии и здоровья. Такие счастливчики или часто мы их называем "селф мейд мэн". Они страдали, да, они терпели неудачи, да, они закалялись и работали над собой - поэтому они и выстрадали, сделали себя. Они уже понимают, что жизнь - это не только пустота, что мы все живем в большой системе, что есть структура опыта человека, есть иерархия систем. Но хоть они полностью и готовы к настоящему постижению, только единицы из них готовы пожертвовать всем этим, что они выстрадали ради "непонятно чего".
   Есть еще и пятая группа - это люди предназначения. Их настолько мало, что для исследования мы их не берем
   Значит не все просто так, а даже совсем не просто. Недостаточно простых формул вроде "отбрось свою эго и просветлей". Ведь как только появляются понятия абсолюта, которые человеческий интеллект не в силах объять - они вытесняют все остальное, тем самым обесценивая последнее. Но кто вам сказал, что самая обычная жизнь не божественна?)
   Такими понятиями являются, например: просветление, осознание, самоосознование, бог, сознание и другой круговорот "непонятных слов". И происходит спор, борьба, доказательства истинности и т.п. Но как интеллекту объять необъятное, то, что ему никак даже не принадлежит? А выход есть :) Выход - это "подготовка почвы" самого интеллекта, чтобы семя проросло и никак иначе. Это умение наблюдать, видеть и описывать происходящие процессы, а не сами слова и постоянная в этом тренировка.
   Благодаря наблюдению и опытам великих людей, мы получили не только науку и внешние соц. атрибуты, но и внутреннее описание процессов. Так появилась библия, Коран, тексты Патанджали и прочее и прочее. Библия и Коран, например, - это закодированная книга, пригодная к раскодированию сейчас единицами. Почему? Все потому же.. люди не признают иерархию, которая объективно существует. А второй момент: меняется время - меняется и подача знаний, их форма подачи.
   Если мы посмотрим на различные описания разных духовных школ, учителей древности и т.п. - всегда существовала эта иерархия постепенности, где невозможно или практически невозможно перепрыгнуть с низу наверх.
   В древнекитайских школах, Бодхитхарма пошел через тело, через физ. совершенствование (боевые единоборства) и только когда тело становилось как кремень и дурные мысли "улетали" там брались за что-то более сложное, вроде постижения тонкого мира энергий, медитацию созерцания.
   В Индии была карма-йога, в православии - трутники, которые должны были трудиться, созревать к постижению души и духа. Но возможен, а скорее реален ли такой путь сейчас, в нашем веке безумной постиндустриализации и мегатонн информации? Едва ли. Этот век диктует человеку другие пути, а люди пытаются это произвести сейчас и, разумеется, вступают в жесткий конфликт с обществом, с самим собой.
   Вне зависимости от той школы, в которой человек занимается без самосознания он далеко не уйдет.
   Человек родился, попал в соц. круг, и, если, он не научился в нем жить и грамотно взаимодействовать как психологически здоровое существо, если не выросло его самосознание как моделирование и понимание основных моделей и принципов в описания себя, если он не научился находясь в своем самом гармоничном состоянии "спускаться" на уровни других людей, играть с ними в их игры, то в случаях "духовного интереса", он выбрасывается в первые три "духовные" группы, а не идёт дальше личности - за неё. Видите как просто?)
   Поэтому сейчас такое время, когда личность невозможно просто отбросить большинству как это делали раньше, ну, кроме единиц, которые в силу каких-то неведомых нам причин, то ли в силу очень старой души, то ли еще чего, отрабатывают с рождения сразу свой Дух, но и им не избежать соц. давления и становления. И именно через работу с собой, над своей адаптацией и интеграцией, мы сейчас получаем максимальные уроки для своей души. Таково время.
   Если рассмотреть людей по степени самосознания, можно взять Гурджиевскую модель человека. От 1 д о7. Первые три и составляют этот основной пласт всяких непонятных духовных групп. Если очень быстро, кто они?
   Человек N1 - это человек соблюдающий ритуалы, поклоны, крещение. Динамический тип - в общем обезьяна. Таких людей мы можем видеть на митингах, обливающих святой водой голубых и прочую "нечестью" Имеет наименьшее самосознание.
   Человек N2 - это эмоционально-чувственные люди, которые все переживают и быстро создают эмоциональную связь со своим учением и идеями, кучкуются, создают кружки, секты и уходят в монастыри. Это зависшие компьютеры. Они не хозяева своим чувствам и чувства их имеют, как и их учения, ибо они не хозяева своим чувствам, уму и телу.
   Человек N3 - это мозг.. знает все писания наизусть, все духовные концепции, все притчи, басни.. для которых самоценны только их высшие идеи. Глубочайшие знатоки философии, вед, библии, Корана, знающие все о молитве, медитации, учениях, парапсихологии, астралогии, все о просветленных и какими они должны быть, но совершенно не имеющие в этом ни опыта, ни духовных плодов.
   Вот эти люди и составляют 95% всех духовных искателей.
   Человек начинается только с N4. Это человек отличается от первых трех тем, что он начинает себя описывать. Не описывает как глупый биоробот слова, описывающие слова, а начинает описывать себя. Он уже осознал, что есть человек номер 1, 2 , 3 и понял что на самом деле не важно то чему ты следуешь, а важно то, как ты умеешь это делать.
   Растет его самосознание. Это человек, которые начинает видеть основополагающие Модели и Принципы, моделирует работающие модели внутри систем, делает, практикует и получает результат. Первые же три типа занимаются всяким барахлом и белебердой, никто их них не хочет учиться контролировать свой ум - все хотят играть в игры. Кто-то зависает на каких-то нелепых идеях, кто-то на своих же эмоциях, кто-то ищет мастера. В общем никто не занимается своей осознанностью(метаописанием систем) до человека N4, никто не моделирует свои внутренние состояния.
   Человек номер четыре это человек стратегии. Он видит эффективные стратегии, и не обращает внимание на форму. Если говорить грубо, то человек номер четыре мыслит в рамке цель-стратегия-эффект.
   Человек 4 учится управлять собой, а не быть управляемым. Вот тут и различие и для этого и нужны описания систем, а так же внутренняя калибровка состояний. Так посепенно человек N4 двигается в человеку N5.
   Дальше идет Элита людей Знания. И чтобы ее описывать, нужно как минимум что-то знать о них. Я мало знаю ибо чем дальше - тем их меньше, но тем больше их божественное самосознание.
   Человек N5 - это человек-кристалл, человек полной ясности своего внутреннего мира, человек-источник. Это безусловный лидер для первых 4ёх, обладающий неимоверной волей и неподвижным внутрненним центром..покоем, любовью, миром в душе и т.п., сформироанным в своих практиках. Человеком N5 стать безумно сложно ибо обычно для этого нужна настоящая школа или же Мастер, чего в наше время практически нереально. Значит все придется делать самому. Одной целенаправленной мысли такого человека хватит, чтобы запустить такое дело, о котором лучше никак уж не говорить. Это очень ценные и, безусловно, очень харизматичные люди на планете Земля)
   6, 7 - Судя по всему, где-то обитают, поддерживая общеземной и космический баланс, транслируя высшие духовные энергии на землю через "себя"
  

Дети Индиго.

   В своем профессиональном опыте я часто сталкиваюсь с вопросами родителей, о том как воспитывать детей. Те приемы воспитания, которые они знают, не работают. Это связано с глобальными изменениями в мире, с изменением запросов общества к взрослеющей личности. В связи с этим я расскажу о так называемых детях Индиго, детях которые приходят в этот мир с особой миссией.
Дети Индиго приходят в этот мир со своими намерениями и талантами, которые отчетливо проявляются с момента рождения. Они могут впитывать знания, как губка, особенно если им нравиться предмет, изучение которого обеспечивает им более высокий уровень развития в области их интересов. Они реагируют наилучшим образом, если вы ведете себя с ними как с уважаемыми взрослыми.
Дети Индиго несут в себе небесные послания, которые пока недоступны нашему пониманию. Они помогают нам в поисках истины, смысла жизни, мира. Детей Индиго можно отличить по глазам. В них скрывается глубокая мудрость и осознанность.
Ребенок Индиго это такой ребенок, который обладает новыми необычными психологическими характеристиками и моделями поведения. Это предполагает, что люди, взаимодействующие с подобными детьми (особенно родители), чтобы достичь успеха, должны изменить свой подход к ним, методы воспитания. 90% детей младше 10 лет принадлежат к группе Индиго.

Наиболее распространенные качества детей Индиго:

1. Они приходят в этот мир с ощущением своей царственности (и часто ведут себя соответствующим образом).
2. Они чувствуют, что "заслужили быть здесь", и бывают весьма удивлены тем, что другие не всегда разделяют их мнение.
3. Они не сомневаются в своей значимости. Нередко они сообщают родителям, "кто они есть".
4. У них нет абсолютных авторитетов, они не считают нужным объяснять свои поступки и признают свободу выбора.
5. Они теряются, соприкасаясь с консервативными системами, где вместо проявления творческой мысли, строго соблюдаются традиции.
6. Они часто видят более рациональный способ сделать что-то в школе или дома, однако окружающие воспринимают это как "нарушение правил" и их нежелание приспосабливаться существующей системе.
7. Они кажутся некоммуникабельными, если находятся в компании себе подобных. Если рядом нет никого, обладающего подобным же менталитетом, они часто замыкаются в себе, чувствуя, что никто в этом мире их не понимает. Поэтому установление социальных связей в период обучения для них представляет немалую сложность.
8. Они никак не отзываются на обвинения в нарушении дисциплины. К заявлениям типа "вот подожди, придет отец, узнает, что ты натворил, тогда увидишь..." они остаются глухи.
9. Они не стесняются, давать вам понять, в чем испытывают нужду.

Контактеры.

   Прежде всего хочется начать с того, что нужно очень внимательно отнестись к человеку, который называет себя контактантом. Попасть в впросак очень легко, достаточное обратить внимание некоторые психические особенности.
   Психологический портрет составляется при участие психических данных о характере, темпераменте, восприятие, о душевном здоровье, воображение.
   Для психотерапевта и для психолога консультанта очень важно отметить мистическое мировоззрение клиента. Например как он относится к феномену НЛО определить его адекватность к себе и другим людям. Расспросить об его семье (не которые из его также могут быть подвержены контактам), работе, его взгляде на данную проблему.
   Психологический портрет контактанта может быть очень широк. Человек, который вступил якобы в контакт с НЛО может быть и творческий личностью таковым и не являются.
   Иногда контакт начинается в раннем возрасте с трех лет. Человек может считать, что в прошлой жизни он был инопланетянином. Ни каких видимых доказательств у него нет.
   Человек перенесший возможный контакт эмоциональный ранимый тяжело вспоминает контактную ситуацию, поэтому регрессивный гипноз, который часто используется для исследования контакта может вызвать психологическую травму. Использовать гипноз надо очень аккуратно и только в экстренных случаях, иногда сам контактант может вспомнить свое похищение НЛО без гипноза.
   Человек, который пережил контакт может считать себе мессией, который должен выполнить некое свое предназначение. В таких случаях надо быть очень осторожным. Так же как и уверенность человек в том, что он является "инопланетянином". В этом я нахожу некую психотрансформативную основу, которое может быть выделено, как синдром "контактерства".
   Можно рассматривать проблему с точки зрения положительного или отрицательного влияния контакта на человека-контактанта, на ход событий его жизни, или более глобально - влияние контакта на человеческое сообщество, на его развитие.
   Не имея возможности рассмотреть проблему во всем ее многообразии и целостности, коснемся лишь некоторых ее аспектов.
   Прежде всего, обратим внимание на решающий момент: результирующее влияние контакта во многом зависит от того, как сам контактант осознает, понимает и оценивает создавшуюся контактную ситуацию. От этого, в свою очередь, будет зависеть и его отношение к контакту, и стиль взаимодействия с предполагаемым объектом связи и даже информация, поступающая к человеку через контакт.
   Если углубиться в этот вопрос дальше и обобщить наблюдения, имеющиеся на сегодняшний день в нашем распоряжении, то станет ясно, что осознание и понимание контакта, его сути, во многом определяется степенью развития интеллекта контактанта, его накопленными знаниями, багажом его жизненного опыта и, наконец, его нравственностью. Не последнюю роль в этом играют психическое здоровье человека, его психофизиологические особенности и его характер.

Особенности мистической личности.

   Так как именно эти люди по моему теории имеют особое или мистическое развитие личности. Они совершенно не похожи на обывателей с их повседневными проблемами и деятельностью. Например, что скажет обыватель если его спросить почему затонула подводная лодка "Курск", вероятней всего он скажет, что повлиял человеческий фактор. А мистик или эзотерик выдвинет гипотезу, повлияли, какие- то потусторонние силы, которые как ему кажется играют огромную роль в нашей жизни.
   Но классификацию, которую я дал в начале - это люди у которых мистические особенности стали проявляются еще в раннем детстве и развивались практически на всем протяжение жизни индивида. Самые высокоразвитые ветви человеческого рода имеют одну общую характерную черту - тенденцию производить (правда, спорадически и часто вопреки неблагоприятным внешним обстоятельствам) странный, но совершенно определенный тип личности; такая личность не может довольствоваться тем, что другие люди называют жизненным опытом, и склонна, как утверждают ее недоброжелатели, "отрицать мир ради поиска реальности". Мы встречаем таких людей на Востоке и на Западе, в древнем, средневековом и современном мире. Их единственная страсть - преследование некоей неосязаемой, духовной цели: поиск "выхода" или "возврата" в то желанное состояние, в котором они могут удовлетворить свою жажду абсолютной истины. Этот поиск составляет смысл всей их жизни. Ради него они с легкостью идут на такие жертвы, которые другим людям кажутся чудовищными. И косвенным подтверждением объективной актуальности такого поиска есть то, что где бы и когда бы ни появлялись эти люди, их цели, доктрины и методы были по сути своей одинаковы. Их опыт, в итоге, образует мощный корпус свидетельств, удивительно последовательных и нередко объясняющих друг друга; его нельзя не принимать во внимание, если мы хотим оценить энергию и потенциальные силы человеческого духа или же осмыслить его отношение к неведомому миру, который лежит за пределами ощущений.
   Во всяком человеке рано или поздно просыпается любовь к скрытой за покрывалом тайны Исидой, которую он называет Истиной. У большинства это проходит. Они видят безнадежность своей страсти и возвращаются к практическим делам. Но другие на всю жизнь остаются преданными поклонниками Истины, они любят ее и представляют себе любимый предмет совершенно по-разному. Некоторые видят Истину, как Данте видел Беатриче, - обожаемой, но непостижимой, встреченной в этом мире, но зовущей в мир иной. Другим она скорее кажется злой, но неотразимой колдуньей, соблазняющей, требующей платы и, в конце концов, предающей своего любовника. Кому-то она мерещится в лабораторной пробирке, кому-то - в поэтической мечте; одним - перед алтарем, другим - в грязи. Крайние прагматики готовы искать ее даже на кухне, заявляя, что лучше всего распознавать ее по полезным результатам. И наконец, после безуспешных ухаживаний, скептик-философ успокаивает себя тем, что его дамы вообще не существует.
   Какими бы символами они ни обозначали свой поиск, никто из этих искателей никогда не мог убедить мир в том, что нашел там, за завесой, Реальность, встретился с ней лицом к лицу. Но если мы можем доверять свидетельствам мистиков - а в их описаниях собственных переживаний чувствуется удивительная убедительность и благая вера, - то им удалось то, что у других не получилось: они установили непосредственную связь человеческого духа, блуждающего, как они говорят, среди вещей материального мира, с той "единственной Реальностью", тем нематериальным и предельным Бытием, которое часть философов называют Абсолютом, а большинство теологов - Богом. Здесь, говорят мистики (и многие, отнюдь не будучи мистиками, согласны с ними), находится скрытая Истина, объект страстного желания человека, единственная приемлемая для него цель поиска. Поэтому они с полным правом требуют от нас такого же внимания, какое мы оказываем первооткрывателям новых земель, куда сами мы не рискнули бы углубиться без нужного оснащения. Мистики - это пионеры духовного мира, и мы не имеем права отвергать ценность их открытий просто потому, что у нас нет возможности или мужества, необходимых для собственных исследований.
   Такая критика реальности есть, конечно, дело философии. Я не могу сказать, что эта книга написана философом или адресована исследователям этой великой науки. Однако, хотя мы всего лишь любители, мы не сможем найти отправную точку, не использовав в какой-то мере основания философии. Эти основания охватывают целую область первоначал, и именно к первоначалам мы должны обратиться, если хотим понять истинное значение мистического типа личности.
   Поэтому начнем с начала и вспомним несколько банальных и элементарных фактов, которые принято игнорировать среди людей практичных. Таким началом для человеческой мысли является, конечно, Я, Эго, самосознание субъекта, который пишет эту книгу, или самосознание другого субъекта, который ее читает и вопреки всем аргументам заявляет: "Я ЕСТЬ". Это та точка отсчета, относительно которой мы вполне уверены. Никто из метафизиков еще не поколебал уверенности обычной личности в ее собственном существовании. Неуверенность для большинства из нас начинается только тогда, когда мы спрашиваем, что еще существует.
   К этому Я, этому самосознанию, заключенному в "оболочке, которую мы теперь называем телом и которую не можем сбросить, как улитка - свой домик", приходит, как мы знаем, постоянный поток сообщений и переживаний. Главные среди них - возбуждение тактильных нервов, результатом чего является то, что мы называем осязанием; колебания, воспринимаемые оптическим нервом, - это мы называем "светом", а также колебания, воспринимаемые ухом как звук.
   Что означают эти переживания? Первый ответ неискушенного Я - что они указывают на сущность внешнего мира; когда его спрашивают, каков этот мир, оно обращается к "свидетельствам своих чувств". Из сообщений, которые получает это Я через органы чувств, из сообщений, которые обрушиваются на него, стучатся к нему со всех сторон, хочет оно этого или нет, оно строит свой "чувственный мир", который и является "реальным и надежным миром" всякого нормального человека. Когда поступают впечатления - или, скорее, те интерпретации подлинных впечатлений, которые дает его нервная система, - оно использует их, как играющий в ребусы использует отдельные буквы, из которых составляются слова. Я сортирует, принимает, отвергает, комбинирует, а затем победоносно производит из них "понятие", которое, по мнению Я, и есть внешний мир. С завидной и восхитительной простотой Я приписывает собственные ощущения неведомой вселенной. Звезды, утверждает Я, есть яркие, трава есть зеленая. Для него, как и для философа Юма, "реальность состоит из идей и впечатлений".
   Однако совершенно очевидно, что этот чувственный мир, эта кажущаяся реальной внешняя вселенная, хотя и может быть полезной и ценной во многих отношениях, не может быть собственно внешним миром, а только отраженной этим Я картиной внешнего мира. Эта картина - произведение искусства, но не научный факт, и поскольку она может обладать глубоким смыслом как великий шедевр, то относиться к ней как к предмету анализа опасно. Даже поверхностное исследование показывает, что эта картина имеет самое приблизительное и символическое отношение к реальности и не будет ничего означать для других Я, чьи чувства или каналы общения устроены иначе. Поэтому свидетельства чувств не могут быть приняты как свидетельства сущности предельной реальности - полезные слуги дома, они могут оказаться опасными проводниками в пути. Не могут их показания поколебать тех искателей Реальности, которые обнаруживают в них противоречие описаниям своего мистического опыта.
   Воспринимающее Я сидит, так сказать, на приемном конце телеграфной линии. Согласно любой другой теории, кроме мистицизма, это его односторонняя связь с предположительным "внешним миром". Приемный аппарат регистрирует отдельные послания. Я не знает и, до тех пор пока оно зависит от этого аппарата, никогда не узнает объекта - реальности на другом конце провода, по которому идут послания; оно не может по-настоящему раскрыть сущность этого объекта. Но у него есть все основания принимать их как свидетельства, потому что что-то существует выше него и его приемного аппарата. Ясно, что конструктивные детали телеграфного аппарата видоизменяют послание. То, что передается как точка и тире, цвет и объем, может быть принято совсем в другом виде. Поэтому такое послание, хотя и может в некотором смысле иметь отношение к предполагаемой реальности на другом конце линии, никогда не может быть адекватно ей. Всегда будут присутствовать неуловимые колебания, которые оно не сможет воспринять или будет путать. Поэтому часть послания всегда теряется, или, другими словами, существуют такие аспекты мира, которых мы никогда не познаем.
   Таким образом, сфера нашего возможного интеллектуального знания строго ограничена нашей индивидуальностью. Не край земли, а внешние окончания наших сенсорных нервов являются границами наших исследований, и "знать себя" означает знать вселенную в себе. Мы ограничены нашим приемным аппаратом, мы не можем встать и пойти посмотреть, куда ведут "телеграфные провода". Слова Экхарта по-прежнему имеют предельное значение для нас: "Душа не может приблизиться к творениям иначе, чем через сознательное восприятие образов". Если бы какой-то шалун-Демиург включил наш приемный аппарат по-другому, мы бы имели новую вселенную.
   Уильям Джеймс однажды предложил полезное упражнение для молодых идеалистов - поразмыслить о переменах, которые могли бы произойти в нашем обыденном мире, если бы различные ответвления нашего приемного устройства изменили свои функции, например, мы "слушали" бы цвета и "видели" звуки. Такое замечание проливает неожиданный свет на странное, с точки зрения очевидности безумное, утверждение визионера Сен-Мартена: "Я слышал цветы, которые звучали, и видел звуки, которые сияли", а также на описания других мистиков о тех редких моментах сознания, когда чувства сливались в единый и невыразимый акт восприятия, в котором цвета и звуки были одним целым.
   Поскольку музыка - это интерпретация определенных колебаний, воспринимаемых ухом, а цвет - это интерпретация колебаний другого вида, воспринимаемых глазом, то все это не так безумно, как оно звучит, и может быть представлено в рамках физической науки. Если бы такое превращение наших органов чувств действительно произошло, мир все равно посылал бы нам те же послания, - этот чуждый, непостижимый мир, от которого, согласно этой гипотезе, мы изолированы герметически, - однако мы воспринимали бы их по-другому. Мы бы все равно воспринимали красоту этого мира, но она говорила бы другим языком. Пение птицы поражало бы сетчатую оболочку наших глаз великолепием красок; мы бы видели волшебные тона ветра, слушали бы как великую фугу повторяемость и гармонию зелени лесов и каденции штормовых небес. Если бы мы сознавали, что при самом малейшем изменении наших органов чувств мы бы могли попасть в такой мир, мы, может быть, не так высокомерно относились бы к тем мистикам, которые говорят, что воспринимают Абсолют как "музыку небес" или "Несотворенный Свет", равно как были бы и менее фанатичны в нашем намерении сделать надежный "мир здравого смысла" единственным образцом реальности. Этот "мир здравого смысла" является концептуальным миром. Он может представлять внешнюю вселенную; но деятельность человеческого мозга он безусловно представляет. В пределах этого мозга строится вселенная, и большинство из нас согласны там и "пребывать в покое во веки веков" подобно душе в Храме Искусств.
   Таким образом, непосредственная встреча с абсолютной истиной кажется невозможной для нормального немистического сознания. Мы не можем знать реальности и даже не можем доказать существование самых простых предметов, хотя это ограничение остро осознают лишь немногие люди, а большинство из них стали бы его отрицать. Но в роде человеческом упорно существует тип личности, который ясно осознает это ограничение и не может смириться с теми мнимыми реалиями, которыми "обставлена" вселенная всякого нормального человека. Таким людям, чтобы не чувствовать себя неуютно, необходимо создать для себя некий образ Нечто или Ничто, находящегося на том конце их "телеграфной линии", - некую "концепцию бытия", "теорию знания". Их мучает Непознаваемое, они страстно желают знать первоначала, требуют какого-то объяснения темным сторонам вещей. Коль скоро человек обладает таким темпераментом, он испытывает голод по реальности и удовлетворяет его как умеет, умудряясь лишь отстранить голодную смерть, но никогда не насыщаясь.
   Сомнительно, чтобы два Я представляли себе один и тот же образ истины вне своих пределов, так как живая метафизика, как и живая религия, по сути своей есть сугубо личное дело - это вопрос скорее видения, чем аргумента, как напоминает нам Уильям Джеймс. Несмотря на это, такая метафизика может (и делает это, если говорить в общем) избежать обвинения в субъективизме, примкнув хотя бы внешне, к традиционной школе, как индивидуальная религия может и должна внешне примкнуть к традиционной церкви. Поэтому мы теперь кратко рассмотрим, к чему пришли наши традиционные школы - великие классические теории, трактующие природу реальности. В них мы видим в кристаллизованном виде все то лучшее, чего смог достичь человеческий интеллект, будучи предоставлен самому себе.
   1. Наиболее очевидным и общепринятым объяснением мира является, конечно, Натурализм, или наивный Реализм - точка зрения обыкновенного человека. Натурализм просто утверждает, что мы видим реальный мир, хотя видим его, быть может, не очень хорошо. То, что, как представляется нормальным здоровым людям, где-то находится, приблизительно там и находится. Натурализм вменяет себе в заслугу то, что он опирается на конкретное; материальные вещи он воспринимает как реальные. Другими словами, наши выверенные и соотнесенные впечатления, возведенные до высшей степени их действенности, составляют для человека единственно ценный материал для познания; само же познание является результатом точного наблюдения, подвергнутым классификации.
   Такое отношение к миру, быть может, подсказано благоразумием, ввиду нашего неведения всего, что находится по ту сторону, но оно никогда не утолит наш голод по реальности. В сущности, наше благоразумие говорит: "Комната, в которой мы находимся, вполне удобна. Давайте задернем занавески, так как ночь темна, и посвятим себя описанию мебели". Но, к сожалению, даже мебель не поддается натуралистическому описанию. Как только мы начинаем рассматривать ее повнимательней, мы обнаруживаем, что здесь множество намеков на чудеса и тайны, что даже стулья и столы - это не то, чем они кажутся.
   Мы видим, что мало-мальски критичного взгляда на любой обычный объект восприятия достаточно, чтоб свести на нет такое столь простое и удобное кредо "здравого смысла"; что разуму нужна не просто вера, но слепая доверчивость, чтобы принимать очевидное за реальное. Я, например, говорю, что "вижу" дом. Это значит, что часть моего воспринимающего аппарата, которая исполняет функцию, называемую зрением, рождает в моем мозгу идею "дома". Идея "дома" трактуется мной как реальный дом, и мои дальнейшие наблюдения будут разворачивать, обогащать и уточнять этот образ. Но какова есть на самом деле та внешняя реальность, которая пробудила этот образ, я не знаю и никогда не узнаю. Это настолько же таинственно, запредельно моему пониманию, как состав хора ангелов. Сознание содрогается от ужаса, соприкасаясь с могущественным словом "быть". Я могу, конечно, призвать на помощь другие органы чувств, могу подойти к дому и потрогать его. Тогда нервы моей руки передадут мне ощущение, которое я трактую как твердость и прочность; глаза воспримут особенное и непостижимое ощущение, называемое краснота. И из этих чисто индивидуальных восприятий мой мозг сконструирует и экстернализирует идею красного кирпича. Сама Наука, однако, если бы ее попросили подтвердить реальность этих восприятий, сразу же заявила бы, что, хотя материальный мир и реален, идеи прочности и цвета не что иное, как галлюцинации. Они принадлежат человеку, а не физической вселенной, относятся к неровности поверхности, а не к сущности объекта, как сказал бы философ-схоласт.
   "Красный кирпич, - утверждает Наука, - просто условность. В реальности эта частица, как и все другие частицы вселенной, состоит, насколько мы сейчас знаем, из неисчислимого количества атомов, которые носятся и сталкиваются друг с другом. Это не более твердая вещь, чем снежная буря. Если бы Вы съели гриб Алисы в стране чудес и уменьшились до размеров микромира, каждый атом с его электронами казался бы Вам солнечной системой, а сам красный кирпич - вселенной. Более того, сами эти атомы ускользают от меня, когда я пытаюсь схватить их. Они только проявление еще чего-то. Если бы я могла проследить материю до самой сердцевины, я могла бы, возможно, открыть, что она безгранична, и стала бы идеалистом против своей воли. А что касается красного, как Вы его называете, цвета кирпича, то это вопрос взаимосвязи между Вашим оптическим нервом и световыми волнами. Сегодня вечером на заходе солнца кирпич может быть пурпурным, а при легком отклонении Вашего зрения от нормы он может стать зеленым. Даже то чувство, что объект восприятия находится вне Вас, может быть ложным: ведь Вы так же легко приписываете качества внешних объектов образам, появляющимся во сне и в галлюцинациях, как и объектам, о которых вы безапелляционно твердите, что они действительно существуют". Далее, не существует заслуживающих доверия стандартов, по которым мы можем отличать "реальное" от "нереального" в явлениях. Те же, что существуют, условны и соответствуют соглашению, но не истине. Отнюдь не аргумент утверждать, что большинство людей видят мир во многом одинаково и что "такое" видение и есть достоверный критерий реальности, хотя для практических целей мы пришли к согласию, что здравомыслие состоит в том, чтобы разделять галлюцинации своих ближних. Те, кто честен с самим собой, знают, что и это "разделять" в лучшем случае неполно. Сознательно принимая новую концепцию вселенной, приспосабливая новый алфавит к старой азбуке Морзе - работа, которую мы называем обретением знаний, - мы можем изменить, и изменяем в определенной мере, наш способ видения вещей: строим новый мир из старых чувственных впечатлений и преобразуем вещи не хуже любого мага. "Глаза и уши, - говорит Гераклит, - плохие свидетели для тех, у кого варварская душа"; и даже те, у кого душа цивилизованная, видят и слышат в зависимости от своего темперамента. В одном и том же небе поэт может обнаружить обиталище ангелов, а моряк увидит только предвестие плохой погоды. Таким образом, художник и хирург, христианин и рационалист, пессимист и оптимист фактически и воистину живут в разных и взаимоисключающих мирах, не только по образу мыслей, но и по восприятию. Только то счастливое обстоятельство, что наша обычная речь условна, а не реалистична, позволяет нам скрывать друг от друга всю уникальность и одиночество того мира, в котором каждый из нас живет. То здесь, то там появляется художник, говорящий на странном языке, до глупости правдивый, и настаивает на том, что "он говорит так, как видит". Затем другие люди, тепло укутанные в свою искусственную вселенную, сходятся на том, что он сумасшедший или, в лучшем случае, "чрезвычайно впечатлительный парень".
   Более того, даже этот уникальный мир индивида лишен постоянства. Каждый из нас, взрослея и изменяясь, непрестанно и непроизвольно переделывает свою сенсуальную вселенную. Мы воспринимаем в каждый конкретный момент не то, что есть, а то, что есть мы; личность претерпевает большие переделки на пути своего следования от рождения через зрелость к смерти. Поэтому разум, ищущий Реальное, в этом переменчивом и субъективном "природном" мире неизбежно обращается назад в себя, в образы и понятия, обязанные своим появлением больше "видящему", чем "видимому". Но Реальность, если уж она обнаружена, должна быть реальной для всех: она должна существовать "в себе", в той плоскости бытия, которая не обусловлена воспринимающим разумом. Только тогда может она удовлетворить самую священную страсть, самый насущный человеческий инстинкт - "инстинкт Абсолютного", страсть к истине.
   Вам вовсе не предлагают на основании этих старых как мир и элементарных соображений очистить свой нормальный человеческий опыт от груза давних заблуждений и замкнуться в интеллектуальном нигилизме. Вам только предлагают признать, что ваша жизнь - это грифельная доска и что белые царапины на ней, которые обычный человек называет фактами, а ученый-реалист - знанием, являются самыми относительными и условными символами тех аспектов непознаваемой реальности, на которые они намекают. Таким образом, хотя мы и должны сами рисовать свои картины на наших грифельных досках и действовать в соответствии с их содержанием, мы не можем отрицать достоверность - хотя можем отрицать пользу - тех картин, которые получаются у других людей, сколь бы ненормальными и невероятными эти картины ни казались, поскольку это эскизы тех аспектов реальности, которые не вписались в наше сенсуальное поле и поэтому не стали и не могут стать частью нашего мира. И все же как, согласно утверждениям теолога, Троица таит или раскрывает нам не Троих, а Одного, так и разнообразные аспекты, в которых вселенная является воспринимающему сознанию, скрывают предельную Реальность, или, говоря языком Канта, Трансцендентальный Объект, который не может быть каким-либо одним, но лишь всеми ее проявлениями; который превосходит, но все же включает в себя неисчислимые фрагментарные миры индивидуального постижения. Таким образом, мы приходим к вопросу: какова сущность этого Одного? И отсюда проистекает тот упорный инстинкт, который, не получая никакого подкрепления от чувственного опыта, ищет и желает этого непостижимого союза, этого всеобъемлющего Абсолюта как единственного возможного удовлетворения своей жажды истины.
   2. Вторая великая концепция Бытия - Идеализм - возникла в процессе отбора попыток ответить на этот вопрос. Идеализм уносит нас далеко от материального мира с его интересной системой "вещей", с его механизмами и законами, в чистый, предельно разреженный воздух метафизического мира. Если мир Натуралиста строится из материала, полученного в процессе созерцания реальности с помощью органов чувств, то мир Идеалиста образуется из созерцания процессов мышления. Идеалист, в сущности, говорит, что есть только две вещи, в которых мы уверены: мыслящий субъект, или сознательное Я, и объект - Идея, с которой имеет дело этот субъект. Мы знаем, можно сказать, Разум и Мысль. То, что мы называем вселенной, есть скопление таких мыслей, причем они - здесь мы вполне согласны - более или менее искажены субъектом - индивидуальным мыслителем - в процессе усвоения. Мы, очевидно, не мыслим все то, что можно помыслить, не постигаем все, что могли бы постичь, так же как не обязательно сочетаем в правильном порядке и пропорции те идеи, которые способны воспринять. Реальность, утверждает Объективный Идеализм, это полный, неискаженный Объект, одна большая мысль, относительно которой мы собираем фрагментарные намеки. Мир явлений, к которому мы относимся как к реальному, есть просто призрачная видимость Объекта или его "проявление в пространстве и времени".
   Согласно той форме Объективного Идеализма, которая выбрана здесь в качестве типичной среди многих других - поскольку почти каждый идеалист имеет собственную схему метафизического спасения, - мы живем во вселенной, которая является, говоря популярным языком, Идеей или Мечтой ее Создателя. Мы, как объяснял Алисе Твидлдум в самой философской из всех сказок, "просто часть сна". Вся жизнь, все явления - это бесконечные видоизменения и выражения одного трансцендентного Объекта, исполненной силы и мощи Мысли одного Абсолютного Мыслителя, в которой мы купаемся. Этот Объект или некоторые аспекты его - а место каждого индивидуального сознания в пределах Космической Мысли, или, как мы говорим, наша позиция в жизни, во многом определяет, каковы эти аспекты, - интерпретируются чувствами и постигаются сознанием в пределах, заданных тем, что принято называть материей, пространством и временем. Но у нас нет причин предполагать, что эта материя, пространство и время обязательно являются частями реальности, первичной Идеи. Может быть, это просто карандаш и бумага, с помощью которых мы рисуем ее. Если наше видение, наше представление о вещах приближается все больше к Вечной Идее, значит, мы все ближе и ближе подходим к реальности, так как реальность идеалиста - это просто Идея или Мысль Бога. Это, говорит идеалист, тот высший союз, на который все иллюзорные проявления, образующие столь разные миры "здравого смысла", науки, метафизики, искусства, смутно намекают. В этом смысле можно действительно сказать, что только сверхъестественное обладает реальностью, так как тот мир явлений, который мы называем естественным, конечно, во многом создан из предположений и иллюзий, из намеков, исходящих от внешнего реального мира Идеи по ту сторону нашего восприятия, и причудливых концепций, которые мы создаем при помощи наших приемных устройств.
   В крайнем случае, в защиту идеализма можно сказать, что судьбами человечества неизменно управляют не конкретные "факты" чувственного мира, но понятия, которые, как признано всеми, существуют только на ментальном уровне. В великие моменты бытия, когда человек поднимается до духовной свободы, это то, что он чувствует как реальное. Именно ради этого человек хочет жить, работать, страдать и умирать. Любовь, патриотизм, религия, альтруизм, слава - все принадлежит трансцендентальному миру. Следовательно, они больше причастны реальности, чем любые "факты", и человек, смутно осознавая это, преклоняется перед ними как перед бессмертными центрами энергии. Религии, как правило, пропитаны идеализмом: христианство, в частности, - это призыв к идеалистической концепции жизни, буддизм - тоже, хотя и в меньшей степени. Снова и снова их священные писания говорят нам, что только материалисты будут прокляты.
   В форме Идеализма мы имеем, наверное, самую величественную теорию Бытия, которая когда-либо была создана человеческим интеллектом, теорию настолько возвышенную, что она вряд ли была создана только одним "чистым разумом", но должна рассматриваться также как проявление того естественного мистицизма, того инстинкта Абсолюта, которые скрыты в человеке. Но когда мы спрашиваем идеалиста, как достичь союза с реальностью, которую он описывает нам как "несомненно пребывающую", его система вдруг рушится и раскрывается как схема небес, но не лестница к звездам. Причину этой неудачи Идеализма - практически найти реальность, о которой он так много рассуждает, - по мнению мистиков, можно найти в афоризме св. Иеронима, где блестяще подмечено различие между религией и философией: "Платон поместил душу человека в голове; Христос поместил ее в сердце". То есть, хотя идеализм и справедлив в своих предпосылках и часто смел и честен в их применениях, он сводится на нет исключительным интеллектуализмом своих методов, своей фатальной верой в настойчивую работу мозга, сравнимую лишь с усердием белки в колесе; и все это вместо того, чтобы поверить в проницательное видение жаждущего сердца. Идеализм интересует человека, но не вовлекает его в свой процесс, не захватывает его всего новой и более реальной жизнью, которую он описывает. Поэтому та истина, которая только и имеет значение, живая истина, каким-то образом ускользнула от него; его наблюдения имеют такое же отношение к реальности, как искусство анатома к тайне рождения.
   3. Но есть еще одна Теория Бытия, которую следует рассмотреть; в широком смысле ее можно определить как Философский Скептицизм. Это позиция тех, кто отказывается принимать как реалистический, так и идеалистический ответ на вечный вопрос; философы-скептики, в свою очередь, столкнувшись с загадкой реальности, отвечают, что нет никакой загадки, которую следовало бы разгадать. Мы, конечно, предполагаем применительно к обыденным жизненным задачам, что каждой последовательности a : b в нашем сознании соответствует ментальная или материальная последовательность А : В во внешнем мире и что первая последовательность является строго соотносимым, хотя, быть может, и не полностью адекватным выражением второй последовательности. Совокупность, например, зрительных и слуховых ощущений, которую я привыкла называть миссис Смит, соответствует чему-то, что существует как в актуальном, так и в моем феноменальном мире. За моей миссис Смит, за совсем другой миссис Смит, которую могут обнаружить рентгеновские лучи, существует, утверждает Объективный Идеалист, трансцендентальная, или, в платоновском смысле, идеальная миссис Смит, свойства которой я даже не могу представить, но существование которой совершенно независимо от ее постижения мною. Но, хотя мы действуем и должны действовать исходя из этой гипотезы, она остается только гипотезой, и эту гипотезу философский скептицизм никогда не упустит из виду.
   Внешний мир, утверждают разные школы скептицизма, это - насколько я знаю - понятие, присутствующее в моем сознании. Когда мой разум прекращает свое существование, понятие, которое я называю внешним миром, также прекращает свое существование. Единственное, что для меня несомненно существует, это собственное самосознание, Я. Вне этого круга сознания у меня нет полномочий погружаться в догадки относительно того, что может быть или чего не может быть. Отсюда для меня Абсолют - это бессмысленная схема, излишнее усложнение мысли, так как мозг, полностью отрезанный от соприкосновения с внешней реальностью, не имеет никаких оснований предполагать, что такая реальность существует где бы то ни было, кроме как в его собственных идеях. Любое усилие, прилагаемое философией в поисках ее, является просто метафизической белкой в концептуальном колесе. В полном и точном раскрытии набора идей, которыми "меблировано" наше сознание, и заключается та единственная реальность, которую мы можем надеяться познать. Гораздо лучше оставаться здесь и чувствовать себя дома; только это для нас действительно существует.
   Такая сугубо субъективная концепция Бытия нашла представителей во всех школах мысли, даже - любопытный парадокс - в мистической философии, которая является одним из сильнейших антагонистов скептицизма. Так, Делакруа после придирчивого, но все же сочувственного анализа пути св. Терезы к единению с Абсолютом приходит к предположению, что Бог, с которым она соединилась, был содержанием ее подсознательного разума. Такой мистицизм напоминает котенка, гоняющегося за своим хвостом. Это действительно не тот путь, которым следуют великие искатели реальности. Reductio ad absurdum этой доктрины обнаруживается в так называемой "философии" Новой Мысли, которая предлагает своим приверженцам "попытаться спокойно осознать, что Бесконечность - это Вы". [8] Своим полным отрицанием не просто знания, но логически постигаемого Трансцендентального он в конце концов приводит нас к заключению крайне прагматистского толка: что Истина для нас не некая неизъяснимая реальность, а просто идея, которая является верной и полезной в каждом конкретном эксперименте. Не существует никакой реальности за явлениями, поэтому все веры, все вымыслы, которыми мы населяем это ничто, одинаково истинны, если они удобны и применимы в жизни.
   Если придерживаться логики, то данная концепция Бытия позволяет каждому человеку воспринимать других людей как не существующих нигде - кроме его сознания: это то единственное место, где строгий скептицизм допускает существование чего-либо. Даже разум, несущий в себе сознание, существует для нас только в созданном нами понятии разума. Мы знаем о том, кто мы есть, не больше, чем о том, кем мы будем. Человек остается сознательным Нечто среди - насколько ему известно - Ничто; остается без каких-либо средств, кроме возможности изучать собственное сознание.
   Философский скептицизм особенно интересен для нашего настоящего исследования, потому что он показывает нам позицию, в которой "чистый разум", будучи предоставлен себе самому, сам же себя исчерпывает. Это совершенно логично; и хотя мы чувствуем, как это абсурдно, мы никогда не сможем этого доказать. Те, кто по своему темпераменту склонен к легковерию, могут стать натуралистами и убеждать себя, что они живут в реальности чувственного мира. Те, кто имеет определенный инстинкт Абсолюта, могут принять более благоразумную веру в идеализм. Но истинный интеллектуал, который не признает никаких инстинктов или эмоций, вынужден в конце концов принять ту или иную форму скептической философии. Ужасов нигилизма можно избежать, в сущности, только придерживаясь веры, доверяя своему внутреннему, но совершенно иррациональному инстинкту Реальности "превыше всякого рассуждения, всякой мысли": к этой Реальности наш дух стремится в свои лучшие мгновения. Если бы метафизик был верен собственным постулатам, то в итоге ему пришлось бы признать, что мы все вынуждены жить, думать и, наконец, умирать в неведомом и непостижимом мире, где нас усердно и деспотично пичкают, непонятно кто и как, идеями и предположениями, достоверность которых мы не можем проверить, но и сопротивляться их давлению не в наших силах. Не очевидностью, но верой - верой в предполагаемый внешний порядок, существование которого нельзя доказать, и в приблизительную истинность и постоянство тех туманных посланий, которые мы получаем от него, - приходится руководствоваться простому человеку в жизни. Мы должны доверяться "законам природы", которые были придуманы человеческим разумом как удобный конспект его собственных наблюдений за явлениями; мы должны, ради целей нашей повседневной жизни, принимать эти явления по их внешним признакам. Это - акт веры, с которым вряд ли могут сравниться самые грубые суеверия неаполитанского крестьянина.
   Интеллектуальные поиски Реальности, таким образом, заводят нас в один из тупиков: 1) к принятию символического мира явлений в качестве реального; 2) к разработке теории - также по необходимости символической; прекрасная сама по себе, она не может помочь нам обрести Абсолют, который описывает; 3) к безнадежному, но логически строгому скептицизму.
   В ответ на все "почему" вечно допытывающегося ребенка в каждом из нас философия вынуждена повторять лишь: "Nescio! Nescio!" ("He знаю! Не знаю!") Несмотря на всю ее деятельную картографию, она не может достичь цели, которую указывает нам; не может объяснить те непонятные условия, при которых мы думаем, что мы знаем; не может даже отделить суверенностью субъект от объекта мысли. Наука, предмет изучения которой суть явления и наши знания о них, хотя она втайне столь же идеалистична, обычно объясняет, что все наши идеи и инстинкты, отображенный мир, который мы воспринимаем так серьезно, странно ограниченная и иллюзорная природа нашего опыта - все это, оказывается, служит одной великой цели - сохранению жизни и последующему осуществлению на практике совершенно мистической гипотезы - Космической Идеи. Всякий акт восприятия, убеждает она нас, служит полезной цели в этой эволюционной схеме - схеме, которую, между прочим, изобрел (почему - мы не знаем) человеческий ум и навязал послушной вселенной.
   Благодаря зрению, слуху, обонянию и осязанию, говорит Наука, мы передвигаемся, узнаем об опасности, приобретаем пищу. Мужские особи воспринимают красоту женских особей, чтобы размножались виды. Верно, что этот примитивный инстинкт дал жизнь более высоким и чистым эмоциям, но они также служат социальным целям и не столь бесполезны, как это может показаться. Человек должен есть, чтобы жить, поэтому еда дает нам приятные ощущения. Если человек переедает, он может умереть, поэтому несварение вызывает неприятные ощущения. Определенные факты, слишком острое восприятие которых подрывало бы жизненные силы большинства людей, недоступны им или не осознаются ими: это незащищенность жизни, распад тела, бренность всего сущего под солнцем. Когда мы здоровы, нас не покидает чувство реальности, прочности и постоянства, и это самая смешная из всех наших иллюзий - и вместе с тем самая полезная для жизнеутверждения и сохранения человечества.
   При ближайшем рассмотрении мы видим, что это краткое обобщение отнюдь не полно - оно не исчерпывает даже той малости, от которой нам дают свободу наши чувства; что в действительности оно более примечательно своими упущениями, чем содержанием. Ресежак хорошо сказал, что "с того момента, когда человека перестало удовлетворять изобретение полезных для его существования вещей исключительно под давлением воли к жизни, принцип (физической) эволюции нарушился". Нельзя сказать ничего более определенного, чем то, что этот человек отнюдь не удовлетворен. Философы-утилитаристы назвали его животным, создающим орудия труда, - самая высокая похвала, которой они удостоили человека. Правильнее будет сказать, что это - животное, создающее зрительные образы, это существо, имеющее превратные и непрактичные идеалы, в которых мечты господствуют не меньше, чем аппетиты, - мечты, которые можно оправдать лишь той теорией, что человек движется к какой-то иной цели, чем физическое совершенство и интеллектуальное превосходство, подчиняется какой-то высшей и более жизненно важной, чем детерминистская, реальности. Мы приходим к заключению, что если теория эволюции должна включать или объяснять факты эстетического и духовного переживания, - а ни один серьезный мыслитель не согласится с тем, чтобы эти важные сферы сознания выпали из ее поля зрения, - то ее следует построить заново на ментальной, а не на физическое основе.
   Даже самая обыденная человеческая жизнь включает в себя фундаментальный опыт - сильные и незабываемые ощущения, которые были навязаны нам против нашей воли и которые наука считает вряд ли объяснимыми. Эти переживания и ощущения, а также сопровождающие их возвышенные эмоции мы нередко осознаем как величайшие, наиболее знаменательные часы нашей жизни, но они не имеют никакого отношения к трепетно лелеемым наукой жизненно важным "функциям питания и воспроизводства". Эти переживания оказывают глубочайшее влияние на личность человека, но они мало помогают или совсем не помогают ему в борьбе за физическое существование. На непредвзятый взгляд, многие из этих переживаний кажутся безнадежно неуместными в мире, построенном на чисто физико-химических началах, - словно природа, предоставленная самой себе, противоречит собственным прекрасным логическим законам. Их появление, более того, большое место, которое они занимают в человеческом мире видимостей, составляет загадку для философов-детерминистов, которым, чтобы избежать встающей перед ними дилеммы, не остается ничего иного, как называть эти явления иллюзиями, а свои собственные, более поддающиеся манипуляциям иллюзии - фактами.
   Среди самых необъяснимых из такого рода восприятий и переживаний отметим те, которые мы связываем с религией, страданием и красотой. Все три для тех Я, которые могут принимать их послания, обладают таинственной властью, намного превышающей все чувства, аргументы или очевидности, способные противоречить им. Все три были бы абсурдными, если бы вселенная натуралистов была достоверной; но ко всем трем, в силу весьма важных причин, лучшие умы человечества всегда относились с почтением.
   А. Мне нет нужды указывать на безнадежно иррациональный характер великих религий, которые основываются все до единой на первичном предположении, которое никогда не может быть рационально выражено и, более того, доказано: что сверхвосприятие есть нечто важное и реальное, внутренне связанное с жизнью человека. Этот факт постоянно находится в поле зрения критиков и заставляет наиболее разумных приверженцев сверхъестественного проявлять даже излишнюю изобретательность. И все же религия - всячески подчеркивая и доводя до крайностей ту общую зависимость от веры, которая, как мы видим, является неизбежным условием нашей жизни, - есть одна из самых универсальных и неискоренимых функций человека, при всем том, что она постоянно противоречит интересам его чисто физического существования и противостоит "исключительному воздействию воли к жизни", разве что эта воля стремится к вечной жизни. Строго утилитарная, почти логичная в своих первобытных формах, религия становится все более и более трансцендентальной с прогрессом человечества. Она начинается как черная магия, заканчивается как Чистая Любовь. Почему же тогда Космическая Идея выработала религиозный инстинкт, если строение, возведенное детерминистами на ее намерениях, истинно?
   Б. Рассмотрим теперь целую группу явлений, известных как "проблема страданий" душевных мук и физической боли, которые оказываются неизбежным результатом постоянного действия "закона природы" и его добровольных помощников - жестокости, жадности и несправедливости человека. Действительно, здесь натуралисты, как кажется на первый взгляд, немного преуспели и могут указать на некоторые грубые формы страданий, явно полезные человечеству - как наказание за прошлые безрассудства, побуждение к новым усилиям, предупреждение против будущих нарушений "закона". Однако они забывают о многом другом, что не укладывается в эту простую формулу; забывают объяснить, почему Космическая Идея не исключает и долгие муки неизлечимо больных, и страдания невинных, и всю глубину горя невосполнимых утрат, и существование множества неоправданно мучительных форм смерти. Забывают они и о том странном факте, что с развитием культуры и цивилизации человек страдает все глубже и все острее; они игнорируют и еще более таинственное и, может быть, самое значимое обстоятельство - что высшие типы личности принимают Боль со страстным желанием и готовностью, находят в ней не могилу, а доброго учителя бессмертных секретов, дарителя свободы, даже источник восхитительных радостей.
   Те, кто "объясняют" страдания как результат невероятной плодовитости природы, побочный результат перенаселения и стресса, в котором выжить могут лишь самые приспособленные, забывают, что, если бы даже это наглядное объяснение было справедливым и исчерпывающим, реальная проблема так и осталась бы незатронутой. Вопрос не в том, как возникают условия, при которых Я переживает горе, тревогу, боль, а почему эти условия задевают Я. Боль ментальна: немного хлороформа - и, хотя условия продолжают оставаться прежними, страдания уходят. Почему быть в полном сознании всегда означает непостижимую способность человека к страданию - так же как и к счастью, - способность, которая, на первый взгляд, обесценивает любую концепцию Абсолюта как Красоты и Добра? Почему эволюция, по мере нашего подъема по лестнице жизни, усиливает, вместо того чтобы ослаблять, способность к бесполезному душевному страданию, к долгим беспросветным мукам, горькой печали? Почему так много остается вне наших ограниченных возможностей восприятия, почему так много из наших собственных, жизненно важных функций не воспринимается сознанием, и в то же время любое страдание составляет неотъемлемую часть переживаний человека? Для утилитарных целей было бы вполне достаточно сильного дискомфорта. Космической Идее, как объясняют детерминисты, в принципе не нужен механизм, чувствующий мучительные боли от рака, ужасы неврастении, родовые муки. Еще меньше ей нужны муки сострадания к чужой неисцелимой боли, муки бессильной нашей любви к ним, острое чувство мировой скорби. Мы безнадежно чувствительны для той роли, которую призывает нас играть наука.
   Боль, как бы мы ее ни оценивали, указывает на глубокую дисгармонию между чувственным миром и человеческим Я. Если она преодолима, то либо дисгармонию следует устранить посредством осознанного и осторожного приспособления Я к чувственному миру, либо это Я должно отвернуться от мира чувств к какому-то другому миру, с которым оно будет созвучно. Здесь пессимист и оптимист жмут друг другу руки. Но в то время как пессимист видит в явлениях только "кровожадную природу", дающую мало надежды на спасение, оптимист считает, что боль и страдание, в низших формах выполняющие миссию суровых проводников жизни по пути физической эволюции, в своих высших и кажущихся "бесполезными" проявлениях оказываются ее лидерами и учителями в высшей школе Сверхчувственной Реальности. Оптимист полагает, что они подталкивают Я к другому, хотя тоже "естественному" для него миру (но "сверхъестественному" для его антагониста), где он скорее будет чувствовать себя как дома. Наблюдая жизнь, он видит в Боли дополнение Любви и склонен называть их крыльями, способными поднять человеческий дух к Абсолюту. Поэтому он может сказать вместе с Фомой Кемпийским "Gloriari in tribulatione non est grave amanti" и не станет говорить о безумии, когда видит, как христианские святые идут, исполненные страстного желания и радости, на распятие.
   Он называет страдания "гимнастикой вечности", "посвящением испытующей лаской Бога", признавая в ней то качество, для которого не имеет значения неудачное расположение нервных молекул. Иногда в избытке своего оптимизма он проверяет эту теорию со всеми ее приложениями на практике. Отказываясь обманываться удовольствиями чувственного мира, он принимает боль, вместо того чтобы избегать ее, и становится аскетом - непостижимый тип для убежденных натуралистов, которые, впадая в презрение (излюбленное утешение сбитого с толку рассудка), могут относиться к нему только как к больному.
   Таким образом, боль, подобно мечу рассекающая творение, оставляя униженных и деградировавших животных по одну сторону, героев и святых - по другую, является одним из тех фактов универсального опыта, которые совершенно невозможно объяснить с точки зрения сугубо материалистической философии.
   В. Столь же трудно объяснить с этой точки зрения музыку и поэзию, ритм и красоту и вызываемые ими чувства благоговения и восторга. Вопрос почему складки поверхности земли, покрытые замороженной водой и воспринимаемые нами как снежные вершины (ради удобства мы называем их Альпами), могут вызывать у некоторых натур острое чувство экстаза и восхищения, почему песня жаворонка возносит нас до небес, а чудо и тайна говорят с нами и в маленькой голубой незабудке, и в каденциях ветра, - вопрос этот кажется просто абсурдным, и в сущности на него нет ответа. Здесь молчат г-жа Каким Образом и леди Почему. При всех наших деятельных поисках мы так и не нашли того сортировочного устройства, в котором красота отделяется от потока вещей. Мы не знаем, почему "великая" поэзия рождает в нас невыразимые эмоции, почему ноты, расположенные в определенной последовательности, поднимают нас к высшим уровням энергии; бесполезно гадать, каким образом страстное восхищение тем, что мы называем "вершинами" искусства или литературы, может влиять на физическую эволюцию человечества. Несмотря на многие обстоятельные исследования по эстетике, секрет Красоты все еще остается при ней. Призрачная попутчица, отчасти узреваемая, отчасти угадываемая, она идет в ногу с жизнью, и мы получаем ее послания, и отвечаем - но не потому, что понимаем их, а потому, что должны.
   Здесь мы приближаемся к той установке Я, той точке зрения, которая может быть неточно и в общем смысле названа мистической. Здесь, вместо тех проторенных тупиковых путей, которые показала нам философия, определенный тип разума всегда усматривает три нехоженые тропинки, ведущие прямо к Абсолюту. В религии, страдании и красоте, и не только в этом, но и во многих других по видимости бесполезных явлениях эмпирического мира и воспринимающего сознания такие люди, как они утверждают, соприкасаются по крайней мере с внешними границами Реального. Они полагают, что этими тропинками, равно как и многими другими скрытыми путями, идут к Я сообщения от тех уровней реальности, которые недоступны чувствам, от тех удивительных и бессмертных миров, существование которых не подвластно влиянию "данного" мира, доступного вашим чувствам. "Красота, - говорил Гегель, который, хотя и не был мистиком, обладал той мистической интуицией, без которой не может быть философом ни один человек, - это то Божественное, которое познается через чувственное восприятие". "В добре, красоте, правде, истине, - утверждает Рудольф Эйкен, - мы видим Реальность, раскрывающую свой индивидуальный характер. Они являются частями единого и субстанционального духовного мира". Здесь приоткрывается завеса этого субстанционального мира: мелькнет Реальность - и Я из своего заточения, смутно или отчетливо, распознает ее.
   Ресежак только развивает эту идею, когда говорит: "Глубоко проникая в эстетические явления, разум все больше и больше убеждается, что эти явления основаны на идеальной идентичности самого разума и вещей. В определенной точке гармония становится такой полной, а завершенность такой близкой, что у нас возникает подлинная эмоция. И тогда Прекрасное становится Возвышенным; быстротечное видение охватывает душу, переносит ее в подлинно мистическое состояние, и она соприкасается с Абсолютом. Вряд ли можем мы удерживаться в таком эстетическом восприятии, не ощущая его возвышенности над вещами и над нами самими в онтологическом видении, столь схожем с мистическим Абсолютом". Это та основополагающая реальность, та истина сущего, о которой воскликнул св. Августин в момент озарения: "Поздно я возлюбил Тебя, красота Столь древняя и столь новая!" Именно в этом смысле говорят также: "Красота - это истина, истина - это красота"; и что касается знания высочайших истин, доступных обычному человеку, то, видимо, красота - "вот все, что знаешь на земле, и все, что нужно знать".
   Большинство людей в своей жизни испытывали подобные платоновские часы посвящения, когда ощущение красоты поднимается от приятного чувства до страсти, и удивление и ужас смешиваются с радостью. В такие часы мир, кажется, заряжается новой жизненной силой, великолепием, которое не принадлежит ему, но которое пронизывает его, как свет пронизывает витраж, - милость через таинство. Мир заряжается от той Совершенной Красоты, которая "сияет средь небесных тел" над бледными призраками мира являемого. При таких состояниях возвышенного сознания каждая травинка кажется наполненной смыслом и становится источником чудесного света, "маленьким изумрудом в Граде Божием". Видящее Я - это действительно новопосвященный, очутившийся в святилище тайн и чувствующий врожденный "древний благоговейный трепет и восхищение", которые охватывают человека при соприкосновении с Реальностью. В таких опытах появляется новый коэффициент исчисления бесконечных величин, фактор, игнорировать который не может ни один честный искатель истины; ибо если опасно утверждать, что любые две системы знаний являются взаимоисключающими, еще более опасно некритично отдать преимущество любой из этих систем. Поэтому мы обязаны рассмотреть этот путь к реальности так же тщательно и серьезно, как обследовали бы лестницу, искусно изготовленную из крепкого ясеня и предлагающую нам salita alle stelle.
   Зачем же, в конце концов, в качестве образца брать наш материальный мир, существование которого не подтверждено ничем более заслуживающими доверия, чем чувственные впечатления "нормальных людей", этих несовершенных и обманчивых каналов связи? Мистики, те искатели неведомого, о которых мы говорили на первых страницах книги, всегда заявляли, завуалировано или откровенно, о своем недоверии к этим каналам общения. Их никогда не вводили в заблуждение феномены, как и точная логика старательного интеллекта. Один за другим, с необычайным единодушием, они отвергали обращение к нереальному миру явлений - критерию здравомыслящих людей, - утверждая, что есть другой путь, другой секрет, раскрыв который сознательное Я может приблизиться к реальности, которую оно ищет. Более полно усваивая переживаемый опыт, чем приверженцы интеллекта или здравого смысла, они признают главными в жизни те духовные послания, которые передаются через религию, красоту, страдание. Более благоразумные, чем рационалисты, они находят в той самой жажде реальности, которая является матерью всех метафизиков, неявное доказательство того, что такая реальность существует, что есть еще что-то, некое предельное удовлетворение, стоящее выше бесконечного потока восприятий, осаждающих сознание. "Тем, что ты искал меня, ты уже нашел меня", - говорит им голос Абсолютной Истины. Это первая доктрина мистицизма. Следующая заключается в том, что только реальное Я может надеяться познать Реальность: Cor ad cor loquitur. На утверждениях, вытекающих из этих двух законов, основаны все цели и вся практика мистической жизни.
   Далее, в этом поиске мы не так уж зависимы от инстинкта дома. Для тех, кто взобрался на вершину, этот город достижим для зрения. Мистики видят его и сообщают нам о нем. Наука и метафизика могут делать все возможное и невозможное; но эти следопыты духа никогда не ошибаются в своих утверждениях о мире, который является единственной целью "пилигрима". Они говорят, что из этого духовного мира, из этой совершенной реальности, которую мы называем Абсолютом, приходят послания; в конце концов, мы не закрыты от нее герметически. Каждому, кто хочет получать эти сообщения, они поступают из мира Абсолютной Жизни, Абсолютной Красоты, Абсолютной Истины вне границ времени и пространства, - сообщения, которые большинство из нас переводит (неизбежно искажая) на язык религии, красоты, любви или страдания.
   Из всех форм жизни и мысли, которыми человечество утоляло свое стремление к истине, только мистицизм постулирует, а в лице своих великих посвященных доказывает не только существование Абсолюта, но также существование связи с ним, возможности сначала познания, а в конечном итоге обретения его. Мистицизм отрицает, что это возможное знание должно быть сведено: а) к впечатлениям органов чувств; б) к какому бы то ни было умственному процессу; в) к раскрытию содержания нормального сознания. Такие схемы переживания, утверждает он, безнадежно ущербны. Мистики находят основу своего метода не в логике, но в жизни, в существовании познаваемого "реального", искры истинного бытия в ищущем субъекте, который может в том невыразимом переживании, которое они называют "актом единения", слиться с Объектом исканий и, таким образом, познать его реальность. Говоря языком теологии, их теория познания заключается в том, что дух человека, по сути своей божественный, способен к непосредственному общению с Богом, с Единственной Реальностью.
   Мы переходим теперь к рассмотрению ментального аппарата, находящегося в распоряжении Я, к выяснению методов, посредством которых оно может вырваться за пределы мира ощущений, подняться над его ритмами и познать сверхчувственную Реальность или хотя бы достичь сознательного контакта с ней. Мы уже видели, что обычное сознание заперто в тюрьме и, с помощью науки и философии, обозревает свою камеру и находящуюся в ней мебель, исследует толщину стенок и рассуждает, могут ли достоверные новости извне проникнуть внутрь. Две силы, запертые в этой же камере, - желание больше знать и желание больше любить - находятся в нескончаемой работе. Преобладание первого из этих стремлений мы называем философским или научным темпераментом. Там же, где восприятие вещей переполнено страстью неудовлетворенной любви, мы называем реакцию человека поэтической, художественной и в целом - хотя это не всегда явно проявляется - религиозной.
   Далее, мы видели, что некоторые люди утверждают, будто они убежали из тюрьмы. Сделать они могли это только для того, чтобы удовлетворить два своих страстных желания, - ибо они и только они превращают в тюрьму то, что Е других условиях было бы комфортабельным отелем. Поскольку в той или иной степени эти желания присутствуют в каждом из нас - в активной или скрытой форме, - то несомненно имеет смысл найти, если мы сможем, слабое место в стене и достичь одного из возможных путей освобождения.
   Прежде чем мы попытаемся описать на языке психологии тот метод, с помощью которого мистик освобождается от оков ощущений и ступает на путь ведущий домой, нам представляется разумным исследовать механизмы, находящиеся в распоряжении нормального осознающего Я - творения, или части творения, осознаваемого нами как "мы сами". Психологи прошлых времен привыкли говорить, что сигналы из внешнего мира пробуждают в этом Я три основные формы деятельности. Во-первых, они вызывают движение влечения или отталкивания, желания или отвращения, которые варьируются в широких пределах от полусознательного плача голодного ребенка до страсти любовника, художника или фанатика. Во-вторых, они стимулируют некий процесс усвоения, во время которого Я комбинирует и обдумывает предоставленный ему материал, поглощая в конце концов некоторые из получившихся концепций и делая их частью себя или своего мира. В-третьих, движения желания или воздействие рассудка (или разнообразные комбинации того и другого) рождают в Я намерение, благодаря которому восприятие и понятие выливаются в действие - телесное, ментальное или духовное. Таким образом, основные аспекты Я классифицировались как Эмоции, Интеллект и Воля, а темперамент личности рассматривался как эмоциональный, интеллектуальный или волевой в зависимости от того, что главенствует в человеке: чувства, мысли или волевые побуждения.
   Современные психологи уходят от этой схематичной концепции и все больше делают упор на единстве души [psyche] - того гипотетического Я, которого никто никогда не видел, - и на некоем аспекте ее энергичного желания, ее либидо или "гормонального побуждения" как управляющего фактора ее жизни. Подобные понятия полезны для изучающих мистицизм, хотя и не могут приниматься без критики или рассматриваться как завершенные.
   Как уже сказано, неудовлетворенная душа в своем эмоциональном аспекте желает больше любить, а ее любопытствующий интеллект желает больше знать. Пробужденное человеческое сознание начинает подозревать, что оба эти желания содержатся на голодном пайке, что в действительности где-то в таинственном мире вовне еще есть что любить и что знать. Более того, оно также подозревает, что его способности к привязанности и пониманию достойны более значительных и долговременных целей, чем те, которые предоставляют нам иллюзии чувств. Сознание, побуждаемое таким образом стремлениями чувства или мысли, всегда стремится броситься навстречу Абсолюту и всегда оказывается вынужденным вернуться назад.
   Оно по очереди опробует утонченные философские системы и научные схемы. Искусство и жизнь, сопутствующие человечеству невзгоды могут до определенного момента поощрять эмоциональное мировосприятие; но отброшенный было интеллект возникает вновь и заявляет, что подобный подход не имеет под собой основания. С другой стороны, иногда кажется, что метафизика и наука открывают интеллекту окно с видом на истину, но, когда в это окно выглядывает сердце, оно говорит, что перед ним - холодная пустыня, в которой оно не может найти себе пищу. Для того чтобы удовлетвориться во всей своей целостности, Я должно либо сплавить воедино все эти разнообразные стороны вещей, либо подняться над ними, ибо реальность, которую оно ищет, должна сполна удовлетворять обоим требованиям.
   Когда Дионисий Ареопагит разделил наиболее приближенных к Богу ангелов на серафимов, пылающих совершенной любовью, и херувимов, наполненных совершенным знанием, он только отразил два наиболее интенсивных стремления человеческой души и образно описал двойственное состояние Блаженного Видения, которое составляет ее цель.
   С другой стороны, ни в каком смысле нельзя сказать, что желание любви есть всего лишь часть стремления к совершенному знанию, ибо такого рода чисто интеллектуальное честолюбие не подразумевает ни обожания, ни самоотдачи, ни взаимности чувств между Познающим и Познаваемым. Чистое знание само по себе есть предмет восприятия, но не действия, занятие глаз, но не крыльев, в лучшем случае - занятие живого мертвеца. Таким образом, необходимо четко разделить два великих выражения жизни - энергичную любовь и пассивное знание. Одно связано с активной, стремящейся вовне деятельностью, с динамическим импульсом совершать какое-то действие - физическое, ментальное или духовное, - который присущ всему живому и который психологи называют "велением" [conation], способностью к волевому движению. Другое связано с непреходящим сознанием, пассивным знанием чего-то, и названо психологами "познанием", или способностью к познанию [cognition].
   "Способность к волевому движению" - это почти полностью дело воли, но воли стимулируемой эмоциями, ибо волевое действие любого рода, каким бы разумным оно ни казалось, всегда является результатом интереса, а интерес предполагает чувства. Мы действуем потому, что ощущаем желание действовать, чувствуем, что мы должны что-то делать. Является ли побуждающая сила предпочтением или насущной необходимостью - наш импульс "делать" есть синтез решимости и желания. Все достижения человека являются результатом волевого движения, и никогда - одной лишь мысли. "Интеллект сам по себе не совершает ничего", - сказал Аристотель, и современная психология всего лишь подтвердила этот закон. И хотя поиск Реальности может в большой степени поддерживаться интеллектуальной стороной сознания, он все же никогда не обусловлен каким-либо "сознательным решением", поскольку сила рассуждения как таковая обладает незначительной инициативой. Сфера ее деятельности скорее анализ, а не исследование: она сидит на месте, изучая и комбинируя то, что попадает ей в руки, и не пытается затронуть того, что лежит за пределами доступной ей области. Мысль не проникает глубоко в объект, к которому Я не испытывает интереса - то есть не ощущает притяжения или желания, порождающего волевое движение, - ибо интерес есть единственный известный нам метод пробудить волю и обеспечить фиксацию внимания, необходимую для любого интеллектуального процесса. Никто не думает долго о том, что его не заботит или, другими словами, не затрагивает каких-то сторон его эмоциональной жизни. Человек может что-то ненавидеть или любить, чего-то бояться или хотеть; но в любом случае он должен испытывать к этому какое-то чувство. Чувства - это щупальца, которые мы протягиваем в мир вещей.
   Здесь психология говорит нам то же самое, о чем узнал за время своего паломничества Данте - о крайней важности и созвучном ритме il desiro и il velle. Si comme rota ch'egualmente e mossa, они движутся вместе, чтобы выполнить Космический план. Согласно Данте, всякая человеческая жизнь, в той мере, в которой она превосходит состояние лишь пассивного "осознания", подчиняется закону, в неявном виде присущему всей вселенной, - закону индивидуального разума. Не логика, не "здравый смысл", но l'amor che move il sole e le altre stelle - вот движущая сила человеческого духа, источник, вдохновляющий изобретателей, философов и художников не в меньшей степени, чем героев и святых.
   Признание важности чувств в нашей жизни и, особенно, их главенства над рассудком во всем, что касается контактов человека с миром трансцендентного, - одно из величайших достижений современной психологии. В сфере религии она признает, что фраза "Бог, знаемый сердцем" дает лучшее представление о характере нашего духовного опыта, чем "Бог, о котором догадался наш разум", что интуиция любящего более плодотворна и достоверна, чем диалектические доказательства. Таким образом, общие места мистицизма одно за другим открываются заново официальной наукой и находят свое место в психологии духовной жизни. Поэтому, например, такой известный скептик в этих вопросах, как Лойба, соглашается с четвертым евангелистом в том, что "жизнь, большая жизнь, гораздо более обширная, богатая и насыщенная жизнь, - вот, в конце концов, завершение всякой религии", и мы видели, что эта жизнь носит характер целенаправленного стремления, более явно зависящего от воли и чувств, чем от мысли. Действительно, мысль есть всего лишь слуга силы и побудительного мотива - слуга искусный, но высокомерный, постоянно стремящийся узурпировать права своих господ. С другой стороны, некоторые формы чувств - интерес, желание, страх, голод - должны обеспечивать мотивацию, в противном случае воля бы бездействовала, а интеллект скатился бы до уровня вычислительной машины.
   Далее, "у сердца есть свои доводы, о которых рассудок не имеет понятия". Как показывает опыт, в моменты сильного эмоционального возбуждения - сколь ни скоротечны они - мы гораздо глубже погружаемся в реальность вещей, чем в часы наиболее блистательных рассуждений. Прикосновение страсти распахивает настежь двери, в которые тщетно ломится логика, ибо страсть пробуждает к деятельности не только разум, но все жизненные силы человека. Именно любящий, поэт, скорбящий, новообращенный разделяют на мгновение привилегию мистиков - приподнимать Покрывало Изиды, с которым беспомощно возится наука, оставляя на нем лишь грязные следы своих пальцев. Сердце страстно и беспрестанно устремляется в неизвестное и приносит домой, в прямом и переносном смысле, "свежую пищу для размышлений". Поэтому тот, кто "чувствует, что думает", вероятно, обладает более богатым, более реальным, хотя, может быть, и менее упорядоченным опытом, чем тот, кто "думает, что чувствует".
   Этот психологический закон, легко проверяемый по отношению к земным делам, также достаточно хорошо выполняется и по отношению к сверхчувственному. Это раз и навсегда выразил анонимный автор "Облака неведения", сказав о Боге: "Его можно приобрести и удержать любовью, но никогда - пониманием". Только это возвышенное чувство, "давление тайной слепой любви", а не искусные построения логики и "доказательства" существования Абсолюта, приводимые апологетами, открывает глаза на вещи, которые не были видны до сих пор. "Поэтому, - говорит далее тот же автор, - в тот момент, когда ты пытаешься достичь Бога и ощущаешь в себе милосердие Его, подними к Нему свое сердце в покорном порыве любви, думай о Боге, Который создал тебя, Который владеет тобой, Который милосердно вознес тебя до того, что ты есть, и не допускай никакой другой мысли о Нем. И даже всего этого не нужно, ибо для тебя достаточно непосредственно направить свое сердце к Богу, без какой-либо причины, кроме как Он сам". Здесь мы видим работу эмоций в чистом виде - движение желания, переходящее непосредственно в акт концентрации, и приведение всех сил Я в состояние сосредоточенного внимания, являющееся основой для действий Воли. "Подобную силу и побуждение, - говорит Рейсбрук, - мы чувствуем в сердце, в единстве всех наших телесных сил и особенно в наших желаниях". Такой акт совершенной концентрации, страстного фокусирования всего Я в одной точке, "непосредственно направленный" на реальные или трансцендентные вещи, представляет собой, говоря техническим языком мистиков, состояние "воспоминания", являющееся характерной особенностью мистического сознания и с необходимостью предшествующее чистому созерцанию - состоянию, в котором мистик достигает общения с Реальностью.
   Таким образом, мы подошли к описанию психологических механизмов мистика. Поскольку он, как и все остальные люди, обладает чувствами, мышлением и волей, очень важно, чтобы его любовь и его решимость, даже в большей степени, чем его мысли, были направлены на Трансцендентную Реальность. Он должен ощущать сильное эмоциональное притяжение к сверхчувственному объекту своих поисков - ту любовь, которую философы-схоласты определяли как силу или власть, заставляющую каждое творение следовать собственной природе. Отсюда должна рождаться воля к достижению единения с Абсолютным объектом. В свою очередь, воля - активное, сжигающее желание - должна кристаллизоваться и выразиться в виде той определенной и сознательной концентрации всего Я на Объекте, которая предшествует состоянию созерцания. Здесь мы уже видим, насколько заблуждаются те, кто относит мистический темперамент к пассивному типу.
   Теперь перейдем к рассмотрению самого состояния созерцания - в чем оно заключается и к чему ведет; каково его психологическое объяснение, и почему оно имеет значение для опыта. Здесь, как, впрочем, и в случае других редких состояний сознания, мы пытаемся описать извне то, что может быть адекватно описано только изнутри, говоря другими словами - только мистики действительно могут писать о мистицизме. К счастью, многие мистики так и делали, и мы, основываясь на их опыте и исследованиях психологии, можем попытаться сделать некоторые элементарные выводы.
   В целом складывается впечатление, что акт созерцания представляет для мистика некие "психологические ворота" - метод перехода с одного уровня сознания на другой. Говоря техническим языком, в этом состоянии он смещает свое "поле восприятия" и обретает характерный для него взгляд на вселенную. Существование такого характерного взгляда, не зависящего от вероучения или расы, доказывается историей мистицизма, достаточно ясно демонстрирующей, что в некоторых людях может пробуждаться иной вид сознания, иное "ощущение", отличное от тех обычных проявлений, которые мы обсуждали. Это ощущение обязательно затрагивает и эмоции, и волю, и интеллект. Оно может проявляться в любом из этих аспектов души. Тем не менее оно отличается от всех эмоциональных, интеллектуальных и волевых сторон жизни обыкновенного человека и превосходит их. Платон говорил о нем как о сознании, которое могло бы понять реальный мир Идей. Развитие этого ощущения есть конечная цель системы образования, предложенной в его "Государстве". Плотин называл этот вид сознания "иным умом, отличным от того, который рассуждает и именуется рациональным". Его задача, говорит далее Плотин, заключается в восприятии сверхчувственного - или, на языке неоплатоников, умного - мира.
   Говоря словами "Германской теологии", этот тип сознания обладает "способностью заглядывать в вечность", оно - тот "таинственный глаз души", которым святой Августин видел "никогда не изменяющийся свет". Это, говорит аль-Газали, персидский мистик одиннадцатого века, "похоже на непосредственное восприятие, как если бы кто-нибудь коснулся объекта своей рукой". Его великий христианский преемник, святой Бернард, продолжает: "Оно может быть определено как истинное и непогрешимое предощущение души, неколеблющееся восприятие истины"; "Простое видение истины, - добавляет Фома Аквинский, - которое завершает движение желания".
   Возникающее ощущение пронизано сжигающей любовью - ибо оно кажется его обладателю прежде всего движением его сердца; тонкостью ума - ибо обожание целиком направлено на наиболее возвышенный предмет мысли; непреклонной волей - ибо на пути к нему нужно преодолеть естественные сомнения, предубеждения, апатию и снисхождение человека к самому себе. Этот путь, кажущийся тем, кто "остался дома", воплощением "Высшей Праздности", на самом деле есть последнее и самое трудное предназначение человеческого духа. Он представляет собой единственный известный метод, позволяющий нам обрести сознательную власть над всеми нашими способностями и, поднимаясь на все более высокие уровни сознания, познать огромную жизнь, в которую мы все погружены, - достичь единения с Трансцендентной Личностью, в Которой возобновляется эта жизнь.
   Мария в известной евангельской истории избрала лучшую, а не бесполезную участь, ибо ее взгляд направлен на те первопринципы, без которых вся деятельность Марфы не имела бы вообще никакого смысла. Напрасно сардонический здравый смысл, сталкиваясь с созерцательным типом личности, повторяет насмешку Муция: "Вдобавок они счастливы еще и тем, что бедная Марфа тем временем хлопочет на кухне". Парадокс мистиков заключается в том, что пассивность, которую, как кажется, они проявляют, есть в действительности состояние самой напряженной деятельности - более того, там, где пассивность полностью отсутствует, невозможно никакое значительное творческое действие. Поверхностное сознание принуждает себя к покою для того, чтобы освободить другую, гораздо более глубоко запрятанную силу, которая в момент экстаза созерцающего гения возносится до высочайшей степени эффективности.
   Если те, кто развил в себе эту скрытую силу, истинны в своих утверждениях, то Я заблуждается, предполагая, что оно полностью отделено от истинной внешней вселенной. По-видимому, у Я все же есть нечто вроде щупалец, способных - если оно научится разворачивать их - протянуть чувствительные кончики далеко за пределы той ограниченной оболочки, в которой находится наше сознание, и принести знание о реальности более высокой, чем та, что может быть выведена из сообщений наших чувств. Развившаяся до совершенства и полноты сознания человеческая душа, раскрывшись подобно анемону, может открыть и познать океан, в котором она плавает. Этот акт - это состояние сознания, когда отбрасываются все барьеры, Абсолют втекает в нас и мы, бросаясь в его объятия, "находим и чувствуем Бесконечность, которая превыше всех причин и всех знаний", - и есть истинное "мистическое состояние". Ценность созерцания заключается в том, что оно стремится создать подобное состояние, высвободить это трансцендентальное ощущение и тем самым превратить "низшее рабство", в котором естественный человек пребывает под влиянием своего окружения, в "высшее рабство" полностью осознаваемой зависимости от Реальности, "в Которой мы живем, движемся и существуем". В чем же тогда, вопрошаем мы, состоит природа этого особого ощущения - трансцендентального сознания - и каким образом созерцание высвобождает его?
   Любые попытки ответить на этот вопрос выводят на сцену еще один аспект психической жизни человека - аспект, имеющий первостепенное значение для тех, кто изучает мистицизм. Мы уже обозрели основные способы, которыми реагирует на опыт наше поверхностное сознание - сознание, которое на протяжении веков училось иметь дело с миром ощущений. Мы знаем, однако, что личность человека гораздо глубже и гораздо более загадочна, чем сумма его сознательных чувств, мыслей и воли; что поверхностное Я - Эго, которое мы все осознаем, - не идет ни в какое сравнение с теми глубинами сущности, которые оно скрывает внутри себя. "В тебе есть некий корень, скрытая глубина, - говорит Лоу, - из которой все способности произрастают, как линии из центра, как ветви из ствола дерева. Эта глубина называется центром, основанием или дном души. Она - единство, Вечность и - я даже сказал бы - бесконечность твоей души, ибо она настолько бесконечна, что ничто не может удовлетворить ее или дать ей покой, но лишь бесконечность Бога".
   Поскольку обыкновенный человек абсолютно не способен установить связь с духовной реальностью посредством своих чувств, мыслей или воли, то становится очевидным, что именно в этой глубине нашего существа, в этих неизмеримых уровнях личности должны мы искать, если хотим найти, орган, способность, посредством которой человек может достичь цели мистиков. Изменение сознания, происходящее во время созерцания, означает лишь то, что с "основания или дна души" всплывает некая способность, которая "скрывается в глубине" повседневной жизни.
   Современная психология в своей доктрине бессознательной или подсознательной личности признает существование психической жизни, лежащей за пределами поля сознания. Более того, она настолько углубилась в эту призрачную область - где даже само название "область" есть не более чем удобное обозначение, что иногда кажется, будто она имеет лучшее представление о бессознательной, чем о сознательной жизни человека. Здесь психология шаг за шагом обнаруживает источники самых животных инстинктов, наименее объяснимых способностей и духовной интуиции - "обезьяну и тигра", а также "душу". Гениальность и пророческий дар, бессонница и одержимость, ясновидение, гипноз, истерия - все объясняется "бессознательным разумом". В своем разрушительном стремлении психологи не встречают очевидных трудностей в сведении основных явлений религиозного и мистического опыта к деятельности "бессознательного", направленной на косвенное удовлетворение подавленных желаний. Если их все же прижимают к стенке, они объясняют упомянутые явления сентенциями типа "Бог говорит с человеком в подсознании", под чем они подразумевают лишь то, что наше восприятие вечного имеет скорее характер интуиции, чем мысли. В конце концов, "бессознательное" - всего лишь удобное название для суммы тех способностей, частей или качеств цельного Я, которые не являются сознательными в данный момент или которые не сознает Эго. В бессознательную область среднего здорового человека включаются все те виды автоматической деятельности, благодаря которым поддерживается жизнь тела, а также все те "нецивилизованные" инстинкты и пороки, унаследованные от родовой дикости, которые образование выбросило из потока сознания и которые теперь только посылают на поверхность тщательно зашифрованные сигналы. Там же располагаются все страстные желания, которым не оставляет места суетная жизнь мира, и там же расположен тот глубокий бассейн, сердце личности, сообщения из которого могут достигать сознания в моменты наибольшей ясности. Получается, что у нормального человека самое лучшее и самое худшее, самая дикая и самая духовная части характера загнаны "за барьер". Об этом частенько забывают упомянуть сторонники теории "бессознательного".
   Следовательно, если мы считаем удобным и действительно необходимым пользоваться символами и схемами психологии в попытке проследить мистический путь, мы не должны забывать о тех разнообразных и смутных значениях, которые несут эти символы, а также о гипотетическом характере многих сущностей, которые они представляют. Мы также не можем допустить использования термина "бессознательное" в качестве эквивалента трансцендентального восприятия.
   Здесь мистики, несомненно, проявили больше научного духа и более утонченную способность к анализу, чем психологи. Они также знали о том, что духовное восприятие в нормальном человеке лежит за порогом сознания. Хотя в их распоряжении не было пространственных метафор современной школы и они не умели описать стремление человека к Богу в тех живописных терминах уровней и скачков, границ и полей, проекции, подавления и сублимации, которые кажутся сегодня исследователям духовной жизни столь естественными, они все же не оставляют в нас никакого сомнения относительно их взгляда на вещи. Духовная история человека означала для них, как и для нас сейчас, в первую очередь, возникновение трансцендентного ощущения, захват им поля сознания и открытие тех путей, через которые втекает более обширная духовная жизнь и становится возможным восприятие более высокой реальности. Рассматриваемый как изолированный акт, этот процесс назывался "созерцанием". В том же случае, когда он составлял часть общего процесса жизни и приносил постоянный результат, мистики называли его "Новым Рождением", "дающим жизнь".
   Мистики всегда четко различали личность, связанную с Новым Рождением, - "человека духа", способного к духовному зрению и жизни и отделенного от "земного человека", который приспособлен только к естественной жизни, - и цельную личность, сознательную или бессознательную. У них не вызывало сомнений то, что частица человека, принадлежащая не Времени, но Вечности, представляет собой нечто совершенно отличное от всей остальной человеческой природы, целиком направленной на то, чтобы удовлетворить требованиям чисто естественного мира. С точки зрения специалистов прошлого задача мистиков заключалась в том, чтобы переделать, преобразовать всю свою личность, подчинив ее требованиям духовного Я, высвободить его из укрытия и объединиться вокруг него как вокруг центра, тем самым становясь "божественным человечеством".
   В процессе развития доктрины мистицизма божественное ядро - точка контакта между жизнью человека и божественной жизнью, в которую он погружен и в которой укоренен, - имело много названий. Все они, очевидно, обозначают одно и то же, хотя и подчеркивают разные стороны жизни. Иногда его называют синтерезисом, хранителем человеческого бытия, иногда - Искрой души, Funklein в учении немецких мистиков, иногда - вершиной, точкой, в которой душа касается небес. С другой стороны, перескакивая на противоположный конец шкалы символов и подчеркивая участие этого ядра в чистом Бытии, а не его отличие от природы, его называли Основанием души, первоосновой, в которой пребывает Бог и откуда проистекает вся духовная жизнь. Понятно, что все эти догадки и предположения имели одну и ту же цель и что все они должны пониматься в символическом смысле; как заметил Малаваль в ответ на настойчивые расспросы своих учеников, "поскольку душа человека относится к явлениям духовным и не может быть разделена на части, она не может иметь высоты или глубины, вершины или поверхности. Но поскольку мы судим о духовных явлениях, опираясь на явления материальные - ибо последние мы знаем лучше и больше привыкли к ним, - то называем самую высшую из всех концепций вершиной понимания, а более легкий путь постижения - поверхностью понимания".
   В любом случае, какое бы мы ни давали этому имя, речь идет об органе духовного сознания человека - месте, где он встречается с Абсолютом, о зародыше его реальной жизни. Здесь находится то глубокое "Трансцендентальное Чувство", "начало и конец метафизики", которое, как говорит профессор Стюарт, "есть и торжественное ощущение Вневременного Бытия - осеняющего нас "нечто, что было, есть и всегда будет", - и убеждение в том, что Жизнь прекрасна". "Я полагаю, - говорит далее этот автор, - что именно посредством Трансцендентального восприятия, проявляющегося в нормальной ситуации как вера в ценность жизни, а в состоянии экстаза как ощущение Вневременного Бытия, - а не посредством Мышления, идущего по пути спекулятивных построений, - сознание наиболее близко подходит к объекту метафизики - Высшей Реальности".
   Существование подобного "восприятия", составной части или функции цельного человеческого существа, подтверждалось и изучалось не только мистиками, но провидцами и учителями всех времен и религий - египтянами, греками, индийцами, поэтами, факирами, философами и святыми. Вера в его реальность - это основной стержень христианства, как, впрочем, и любой другой религии, достойной так называться. Оно оправдывает, в свою очередь, существование мистицизма, аскезы и всего механизма самоотречения. Все заявления мистиков о возможности единения с Богом должны основываться на существовании некоей крайней точки, в которой природа человека соприкасается с Абсолютом, на том, что сущность человека, его истинное бытие пронизано Божественной Жизнью, составляющей основу реальности вещей. Здесь, говорят мистики, возникает наша связь с реальностью и только в этом месте можно сыграть "свадьбу, от которой приходит Господь".
   Используя другую схему, можно сказать, что человек неявным образом является "сыном бесконечности" именно благодаря существованию внутри него бессмертной искры центрального огня. Поэтому мистический путь есть жизнь и дисциплина, направленные на то, чтобы изменить составные части ментальной жизни человека, включить эту искру в поле сознания - вырвать ее из тайника, из тех глубочайших уровней, где она поддерживается и существует в обычном состоянии, - и сделать ее главенствующим элементом, вокруг которого должна строиться вся личность.
   Очевидно, что в обычных условиях поверхностное Я, не подвергающееся воздействию внезапных порывов "Трансцендентального Чувства [Feeling]", порожденных спасительным безумием религии, искусства или любви, не имеет никакого представления ни об отношении этого молчаливого наблюдателя - "обитателя глубин" - к сигналам, приходящим из внешнего мира, ни о деятельности, которую эти сигналы в нем пробуждают. Сконцентрированное на мире ощущений и на сообщениях, из него приходящих, поверхностное сознание не подозревает о связях между спрятанным в глубине субъектом и недостижимым объектом всех мыслей. Однако с помощью намеренного невнимания к сигналам органов чувств, подобно тому как это происходит при созерцании, мистик может перенести основание души, престол "Трансцендентального Чувства", в область сознательного, сделав его доступным воздействию воли. Таким образом, забывая о своем обычном и по большей части фиктивном "внешнем мире", человек поднимает на поверхность иное, более значительное множество восприятий, которые в нормальных условиях не имели бы никакой возможности проявить себя. Иногда они объединяются с обычной способностью к рассуждению, но гораздо чаще они вытесняют ее. Некоторые из этих изменений, "потерь ради того, чтобы найти", по-видимому, необходимы для того, чтобы трансцендентальные способности человека смогли открыться в полную силу.
   Внутри нас скрыта способность к восприятию, к получению сигналов извне, но только малая часть сознания откликается на эти сигналы. Это похоже на то, как если бы одного телеграфиста посадили у множества линий - все они могут что-то передавать, но внимание телеграфиста в каждый момент сосредоточено только на одной из них. Говоря упрощенно, сознания не хватает, чтобы смотреть во все стороны. Даже в области чувственных восприятий никто не может осознавать больше нескольких вещей одновременно. Эти вещи заполняют центр нашего поля сознания, так же как объект, на котором мы фокусируем наше зрение, господствует в нашем поле зрения. Все остальные предметы отодвигаются к границам поля сознания. Мы смутно знаем, что они где-то там, однако не обращаем на них внимания и вряд ли заметим их исчезновение.
   Для большинства из нас трансцендентное всегда находится за границами этого поля, поскольку мы отдаем все наше сознание на откуп чувственным ощущениям и позволяем им создать вселенную, в которой нам нравится оставаться. Только в определенных состояниях - при воспоминаниях, созерцании, в экстазе и прочих сходных обстоятельствах - сознание умудряется изгнать обычных жильцов, затворить "врата плоти" и впустить "в дом" до тех пор глубоко спрятанные способности к восприятию сигналов из другой плоскости бытия. Теперь уже мир ощущений оказывается за границами поля сознания, а внутрь врывается совершенно другой ландшафт. Наконец, мы начинаем видеть нечто, к чему подготавливает нас созерцание.
   Перед нами - еще одно метафорическое описание цепочки процессов, имеющих своей целью смещение ментального равновесия - усыпление "нормального Я", которое обычно бодрствует, и пробуждение "трансцендентального Я", которое обычно спит. Уникальная способность изменять свою вселенную дана человеку - "точке, где встречаются различные сферы реальности", - хотя он редко задумывается об этом.
   Явление, известное как раздвоение или разделение личности, может, вероятно, дать нам некоторое представление о природе изменений, к которым приводит созерцание. При подобном психическом заболевании вся личность пациента расщеплена на две части - определенная группа качеств абстрагируется от поверхностного сознания и оказывается настолько связной, что способна сформировать новый цельный "характер" или "личность", являющий собой полную противоположность "характеру", который Я обычно проявляет миру, поскольку состоит исключительно из элементов, отсутствующих в этом обычном характере. Так, в классической истории болезни мисс Бошан исследователь - доктор Мортон Принс - выделил три основные личности, которые он назвал, в соответствии с главными управляющими чертами, "Святая", "Женщина" и "Дьявол". Цельный характер, составлявший "реальную мисс Бошан", расщепился на три контрастирующих типа, каждый из которых был агрессивно самодостаточен, поскольку совершенно не контролировался двумя остальными. Когда - добровольно или непроизвольно - личность, господствовавшая в области сознания, временно "засыпала", ее место немедленно занимала одна из двух оставшихся. Гипноз наиболее легко вызывал подобные изменения.
   В личности гениальных мистиков качества, которые давление обычной жизни стремится удержать за барьером сознания, обладают ненормальной силой. У этих естественных исследователей Вечности "трансцендентальная способность", "глаз души", не только присутствует в зародыше, но развита в очень большой степени и сопровождается огромной эмоциональной и волевой силой. Подобные качества загоняются "за барьер" для того, чтобы избежать трения между ними и уравновешенными чертами поверхностного сознания, с которыми они могли бы войти в противоречие. Они, как сказал бы Якоб Бёме, "пребывают в потаенном". Там они бесконтрольно развиваются до тех пор, пока не достигают точки, в которой их сила становится настолько велика, что они прорываются через ограничения и возникают в поле сознания - либо временно захватывая господство над Я, как в состоянии экстаза, либо навсегда преобразуя старое Я, как при "объединяющей жизни". Достижение этой точки может быть ускорено с помощью процессов, которые всегда были известны мистикам и высоко ценились ими и которые нередко порождают состояние, обычно классифицируемое психологами как сны, мечты или гипноз. Во всех подобных случаях нормальное поверхностное сознание намеренно или непроизвольно засыпает, образы и идеи, связанные с нормальной жизнью, исключаются, и их место могут занять образы или способности "из-за барьера".
   Несомненно, эти образы или способности могут быть как более, так и менее ценны, чем те, которые уже присутствуют в поверхностном сознании. Довольно часто в обыкновенном субъекте они представляют собой лишь разрозненные обрывки, которым поверхностное сознание не может найти применения. Однако у мистика эти качества носят совершенно иной характер, и это оправдывает средства, которыми он инстинктивно пользуется для того, чтобы высвободить их. Так, индийские мистики почти полностью построили свою внешнюю систему на двух принципах - аскетизме, господстве над чувствами, и преднамеренной практике самогипноза, использующей либо фиксацию взгляда на близлежащем объекте, либо ритмичное повторение мантр - священных текстов. Благодаря этим дополнительным формам дисциплины притяжение мира явлений ослабевает и разум отдается в распоряжение подсознательных сил.
   Танцы, музыка и другие систематически культивируемые производные естественного ритма использовались греками при посвящении в Дионисийских мистериях, а также гностиками и множеством других мистических школ. Опыт показывает, что подобные процедуры действительно заметно воздействуют на человеческое сознание, хотя до сих пор мало кто понимает, как и почему это происходит. Такое искусственное, форсированное достижение состояния экстаза полностью противоречит традиции христианских созерцателей, однако и у них мы то и дело обнаруживаем моменты, когда экстатический транс или ясновидение, т.е. высвобождение "трансцендентального восприятия", вызывались спонтанно, с помощью чисто физических средств. Так Якоб Бёме, "тевтонский теософ", находясь однажды в своей комнате и "пристально вглядываясь в полированное оловянное блюдо, отражавшее яркий солнечный луч", впал в экстатическое состояние, в котором ему открылись первопричины и глубочайшие основы всех вещей. Такой же эффект оказало на Игнатия Лойолу созерцание текущих вод. Как-то раз, когда он сидел на берегу реки и смотрел на глубокий поток, "глаза его разума раскрылись, и хотя он не узрел видений, но понял и постиг духовные вещи... и благодаря этой ясности всё предстало перед ним в новом свете". Метод достижения ясности ума посредством сужения и очищения поля сознания походит на практику Иммануила Канта, который "нашел, что ему гораздо лучше думается о философских материях, когда он пристально смотрит на колокольню ближайшей церкви".
   Стоит ли удивляться тому, что рационалисты, игнорируя схожие явления у художников или философов, постоянно подвергали критике свидетельства, полученные в подобные мгновения явного моноидеизма и самогипноза в жизни мистиков, а также благодаря психическим отклонениям, сопровождающим состояние экстаза. Все проявления анормального восприятия в гениальных мистиках они поспешили приписать истерии или другим болезням, без колебаний назвав святого Павла эпилептиком, святую Терезу - "покровительницей всех истериков" и разместив большую часть их духовных родственников по разным залам музея психопатологии. В этом увлекательном занятии они всячески орудовали тем общеизвестным фактом, что великие созерцатели, хотя и были почти всегда людьми незаурядных умственных и практических способностей - примером тому могут служить Плотин, святой Бернард, свв. Катерина Генуэзская и Катерина Сиенская, святая Тереза, св. Иоанн Креста, а также суфийские поэты Джами и Джалаладдин, - никак не отличались психическим здоровьем. Более того, их все более активное вовлечение в мистическую жизнь, как правило, оборачивалось особым и совершенно определенным воздействием на тело, вызывая в некоторых случаях те или иные болезни или физические недуги, сопровождаемые болью и функциональными расстройствами, для которых не было никакой органической причины. Причиной могло быть разве лишь то внутреннее напряжение, которое под влиянием воспылавшего духа естественно возникает в теле, когда оно вынуждено приспосабливаться к новому, совершенно для него непривычному образу жизни.
   Нет ничего странного в том, что анормальный и высокочувствительный тип разума, который мы называем мистическим, действительно нередко, хотя и не всегда, сопровождается необычными, необъяснимыми изменениями физического организма, с которым он тесно связан. "Сверхъестественное" происхождение этих явлений вполне очевидно, - если только мы не обозначаем этим термином некие явления, которые, конечно, весьма необычны, но сами по себе вполне естественны, только мы их не можем понять. Такие проявления психофизического параллелизма, как стигматы у святых, - равно как и у других легко поддающихся внушению субъектов, к которым трудно отнести святых, - могут возникнуть у кого угодно. Здесь я сошлюсь на еще один сравнительно малоизвестный, но особенно любопытный и поучительный пример преобразующего воздействия духа на предполагаемые "законы" телесной жизни.
   Несмотря на исследования Мюризье, Жане, Рибо и других психологов, настойчиво пытавшихся найти объяснение всем мистическим фактам с точки зрения патологии, особенности, сопровождающие мистическое сознание, до сих пор остаются неразрешимой загадкой. Их следует отнести не к категории чудес или категории болезней - как это делают слишком ярые их друзья и противники, - но к области чистой психологии и исследовать беспристрастно по крайней мере с тем вниманием, которое мы с готовностью уделяем гораздо менее его заслуживающим чудачествам, явно свидетельствующим о порочных наклонностях или вырождении. Существование подобных явлений не более дискредитирует здравость ума мистицизма или достоверность его результатов, чем неустойчивое нервное состояние художника, который до некоторой степени разделяет мистическое понимание Реального, дискредитирует искусство. "Тот, кто собрался бы классифицировать человечество только в соответствии с психофизическими явлениями, - справедливо замечает фон Хюгель, - не колеблясь поместил бы таких личностей, как Кант и Бетховен, среди отъявленных и безнадежных ипохондриков".
   Что касается мистиков, то для объяснения наблюдаемых в их жизни необычных явлений, естественно, наиболее часто привлекалась истерия, благодаря поразительному обилию сопровождающих ее ментальных синдромов вроде странной способности расщепления, перестановки и усиления элементов сознания, явно выраженной тенденции к медиумизму и экстазу. Однако в целом это похоже на попытки искать объяснение гениальности Тальони в симптомах пляски святого Витта. И болезнь, и искусство связаны с телесными явлениями. Точно так же и мистицизм, и истерия связаны с преобладанием в сознании одной фиксированной и напряженной идеи - предчувствия, которое управляет жизнью и может привести к поразительным психическим и физическим результатам. У истерика эта идея, как правило, поначалу попросту тривиальна [trivial] или болезненна, однако вследствие неустойчивого ментального состояния она становится навязчивой. В душе же мистика господствует не просто идея, а именно великая идея - настолько великая, что, проявляясь в человеческом сознании во всей своей полноте, она почти неизбежно вытесняет оттуда все остальное, поскольку она не что иное, как восприятие трансцендентальной реальности и присутствия Бога. Поэтому если моноидеизм больного истерией неизменно носит иррациональный характер, то у мистика, напротив, его моноидеизм вполне рационален.
   Таким образом, пока психофизические взаимосвязи столь плохо изучены, было бы, по-видимому, более благоразумным и во всяком случае более научным воздержаться от суждений относительно значений психофизических явлений, сопровождающих мистическую жизнь, вместо того чтобы набрасываться с деструктивной критикой на таинственные факты, которые, по меньшей мере, допускают более чем одну интерпретацию. Пытаться определить природу смеси по химическим характеристикам отдельных ее составляющих - затея сомнительная.
   Наши тела - тела животных, созданные для биологической деятельности. Когда дух с необычайным рвением настаивает на использовании нервных клеток для выполнения иной деятельности, тело сопротивляется давлению и порождает, как признают сами мистики, "мистическую немощь". "Поверьте мне, дети, - говорит Таулер, - тот, кто узнал бы слишком много об этих вещах, часто проводил бы время в постели, ибо его бренная оболочка не могла бы выдержать этого". "Я причиню тебе страшную телесную боль, - говорит голос Любви Мехтильде Магдебургской, - если ты будешь погружаться в меня так часто, как того желаешь. Я должен лишать себя того сладостного приюта, который нахожу в тебе в этом мире, ибо даже тысячи тел не смогут оградить любящую душу от ее желания. Посему чем выше любовь, тем сильнее боль".
   С другой стороны, возвышенная личность мистика - его самодисциплина, его героическое принятие труда и страдания, его гибкая воля - поднимает до крайнего предела ту обычную власть разума над телом, которой все мы обладаем. Состояние созерцания - так же как и гипноз по отношению к здоровому человеку, - по-видимому, также увеличивает жизненную силу, раскрывая более глубокие уровни личности: Я пьет из фонтана, питаемого Вселенской Жизнью. Как уже говорилось выше, истинный экстаз также пополняет жизненные силы человека, ибо в этом состоянии, по-видимому, он находится в контакте с реальностью и оттого сам становится более реальным. "Часто, - говорит святая Тереза, - даже больной выходит из состояния экстаза здоровым, ибо оно дает душе нечто великое". В экстазе достигается контакт с уровнями человеческой сущности, которые остаются незатронутыми в процессе повседневного существования, - отсюда и столь часто проявляемые необычайная выносливость и независимость от внешних условий.
   Если мы по стопам некоторых посмотрим на мистиков как на проявление спорадических зачатков некоторой способности - высшего сознания, - к которой медленно стремится человеческий род, то вполне вероятно, что при появлении этой способности нервы и органы будут испытывать нагрузки, к которым они еще не привыкли, и что дух более организованный, чем его телесная оболочка, должен будет уметь навязать чуждые условия своей плоти. Когда первый человек встал на две ноги, тело, в течение долгого времени привыкшее ходить на четырех, и сами ноги, настроенные на то, чтобы нести только половину веса, должны были взбунтоваться против этого неестественного состояния, доставляя автору изобретения страшную боль и неудобство. Вполне возможно, что странное "психофизическое состояние", общее для всех мистиков, можно рассматривать как бунт со стороны нормальных нервной и сосудистой систем против крайностей способа жизни, к которому они еще не приспособились.
   Несмотря на подобные бунты и мучения, вызываемые ими, мистики - как ни странно это звучит - это раса долгожителей (крайне неудобный факт для критиков из физиологической школы). В качестве нескольких примеров упомянем наиболее заметные фигуры: святая Хильдегарда дожила до восьмидесяти одного года, Мехтильда Магдебургская - до восьмидесяти семи, Рейсбрук - до восьмидесяти восьми, Сузо - до семидесяти, святая Тереза - до шестидесяти восьми, святая Катерина Генуэзская и святой Петр из Алькантара - до шестидесяти трех. Складывается впечатление, что обогащенная жизнь - награда за мистическое отречение - позволила им одержать победу над телесными недугами; жить и выполнять свои обязанности в условиях, которые не смог бы вынести обыкновенный человек.
   Подобные победы, занимающие почетное положение в истории человеческого разума, достигались, как правило, одним и тем же образом. Мистики - как и все интуитивные личности, все гении, все потенциальные художники (у всех у них есть много общего), - говоря языком психологов, имеют "крайне подвижные барьеры". Другими словами, незначительное усилие, легкое отклонение от нормального состояния позволяют скрытым или "подсознательным" силам высвободиться и захватить поле сознания. "Подвижный барьер" может сделать человека гением, лунатиком или святым. Все зависит от характера высвобождающихся сил. У великих мистиков эти силы, эти черты личности, лежащие глубоко под уровнем обыкновенного сознания, обладают необычайным богатством - их нельзя объяснить в терминах патологии. "Даже если великие мистики, - говорит Делакруа, - не избегли полностью тех недостатков, которые присущи всем исключительным личностям, в них все же есть творящая жизненная сила, конструктивная логика, способность к разносторонней реализации, одним словом - одаренность, которая в действительности представляет собой их существенное качество... Великие мистики, творцы и изобретатели, нашедшие и оправдавшие новые формы жизни... на высочайших вершинах человеческого духа достигли великого упрощения мира".
   Истина, насколько мы знаем к настоящему времени, заключается, по-видимому, в том, что силы, находящиеся в контакте с Трансцендентальным порядком и составляющие, по самой скромной оценке, половину Я, дремлют в обыкновенном человеке, чьи время и интересы целиком заняты ответами на стимулы мира ощущений. Вместе с этими скрытыми силами спит целый мир, который только они и могут воспринять. В мистиках никакая часть Я не находится постоянно в состоянии сна. Они пробудили своего "обитателя глубин" и объединили вокруг него свою жизнь. Здесь Сердце, Разум, Воля работают в полную силу, побуждаемые не призрачным спектаклем ощущений, но глубинами истинного Бытия - здесь горит свет и бодрствует сознание, о котором не подозревает сонная толпа. Кто говорит, что мистик - лишь наполовину человек, тот утверждает прямо противоположное истинному положению вещей. Только мистика можно назвать цельным человеком, поскольку во всех остальных людях дремлет половина способностей Я. Мистики особенно настаивают на целостности их опыта. Так, Божественный голос говорил святой Катерине Сиенской: "Я также показывал тебе Мост и три основные ступени для трех сил души, и я говорил тебе, что никто не сможет достичь жизни в благодати, если не поднимется по всем трем ступеням, то есть соберет воедино все три силы души во Имя Мое".
   В анормальном типе личности, называемом гениальным, мы, по-видимому, обнаруживаем намеки на взаимосвязи, которые могут существовать между глубинными уровнями человеческой сущности и поверхностной оболочкой сознания. У поэтов, музыкантов, великих математиков или изобретателей силы, скрывающиеся за барьером и вряд ли контролируемые сознательной волей их обладателей, вносят, очевидно, значительный вклад в восприятие и понимание. Во всех творческих актах большая часть работы проделывается на подсознательном уровне, причем это, в некотором смысле, происходит автоматически. Подобное в равной степени относится к мистикам, художникам, философам, изобретателям и правителям. Великие религии, изобретения, произведения искусства всегда вдохновляются внезапным всплеском интуиции или идеи, которую не может объяснить поверхностное сознание, и приводятся в исполнение силами, настолько не поддающимися контролю этого сознания, что кажется, будто они - как иногда говорят - "исходят извне". В этом заключается "вдохновение", открытие шлюзов, позволяющее водам истины, в которых купается вся жизнь, подняться до уровня сознательного.
   Великий учитель, поэт, художник, изобретатель никогда не пытается намеренно достичь того или иного эффекта. Он не знает, каким образом так получается - возможно, благодаря неосознаваемому контакту с той творческой стороной человеческой сущности, которую суфии называют "Дух Созидания", а каббалисты - "Иесод", но и те и другие помещают вне мира чувств. "Иногда, - говорил великий Филон, иудей из Александрии, - когда я приступал к работе совершенно опустошенный, я вдруг внезапно наполнялся идеями, которые невидимым дождем проливались на меня и внушались мне свыше. Под влиянием божественного вдохновения я приходил в необычайное возбуждение и терял представление о том, где я нахожусь, кто окружает меня, кто я сам, что я говорю и что пишу. В тот момент я овладевал богатством интерпретаций, радостью света, глубокой проницательностью по отношению ко всему, что я должен быть делать. Это воздействовало на мой разум, как очевидная оптическая демонстрация действует на глаза". Это - истинно творческий экстаз, полностью соответствующий тому состоянию, в котором свершают свой могущественный труд мистики.
   Отпустить себя на свободу, находиться в покое и быть восприимчивым - вот, по-видимому, условия, в которых можно достичь подобного контакта с Космической жизнью. "Я замечал, что, когда рисуешь, надо не думать ни о чем; тогда все получается гораздо лучше", - говорил Леонардо юный Рафаэль. Поверхностное Я должно признать здесь свою недостаточность и стать покорным слугой более основательного и жизненного сознания. Такое же мнение высказывают и мистики. "Пусть воля, - говорит святая Тереза, - утвердится в мудром и спокойном понимании того, что именно без какого-либо усилия с нашей стороны мы можем беседовать с Богом о чем угодно". "Самый лучший и благородный способ, которым ты можешь прийти к этой Жизни, - говорит Экхарт, - заключается в том, чтобы молчать, позволив Богу действовать и говорить. Где все силы отвлечены от своей работы и образов, там произносится это слово... чем больше тебе удается отвлечь все свои силы и забыть о сотворенном мире, тем ближе ты к этому состоянию и тем более восприимчив".
   Таким образом, "пассивность" созерцания - необходимая прелюдия духовной энергии, в некотором смысле расчистка площадки. Она останавливает приливы сознания на берега чувств, останавливает "колесо воображения". "Душа, - вновь говорит Экхарт, - сотворена между Временем и Вечностью, самыми высшими своими силами она достигает Вечности, самыми низшими - касается Времени". Вечность и Время, мир Бытия и мир Становления - вот два из "состояний реальности", которые встречаются в человеческом духе. Вырывая из уровня преходящего - реальности низшего сорта, - созерцание поднимает нас на уровень вечного и дает нам силы, благодаря которым мы можем общаться на этом уровне. У того, кто рожден мистиком, силы эти велики и лежат почти возле самого барьера сознания. Ему дан трансцендентальный или, как сказал бы он сам, божественный дар, подобно тому, как его собратьям, прирожденным музыкантам или поэтам, дан музыкальный или поэтический дар. Во всех трех случаях внезапное появление высших способностей является таинством даже для тех, с кем это происходит. Психологи с одной стороны и теологи - с другой могут предложить нам схемы и теории, описывающие этот процесс - странные колебания развивающегося сознания, внезапное появление ясности и творческих способностей, которые либо слабо контролируются, либо вообще не поддаются контролю со стороны Я, сменяющие друг друга восторг и печаль по поводу увиденного; однако секрет гениальности так же ускользает от нас, как и секрет жизни - от биологов.
   Самое большее, что мы можем сказать об одаренных людях, это то, что реальность представляется им при анормальных условиях и в анормальных терминах, и, столкнувшись с подобными условиями и терминами, эти люди вынуждены работать с ними. Благодаря их особому складу ума один из аспектов вселенной сфокусирован для них настолько резко, что все остальные образы в сравнении с ним предстают смутными, неясными и нереальными. Поэтому жертвоприношение, которое совершают гении - мистики, художники, изобретатели, - посвящая всю свою жизнь одному Объекту, единому видению истины, вовсе не есть самоотрицание, но скорее самонаполнение. Они вырывают себя из нереального, для того чтобы сконцентрироваться на реальном. Затем цельная личность впитывает определенные ритмы и гармонию, которые существуют во вселенной, но которые не могут воспринять приемные аппараты прочих Я. "Здесь - указующий перст Бога, вспышка Воли, которая Может", - восклицает аббат Фоглер, когда звуки рождаются из-под его рук. "Стихи пришли", - говорит поэт. Он не знает как, однако явно не благодаря преднамеренным усилиям интеллекта.
   Точно то же происходит и с мистиками. Г-жа Гийон утверждает в автобиографии, что, когда она писала свои труды, она ощущала внезапное и непреодолимое стремление взяться за перо, хотя чувствовала себя совершенно неспособной к литературным построениям и не имела никакого представления о том, что она собирается написать. Если она сопротивлялась этому порыву, она испытывала сильный дискомфорт. А затем она начинала писать с необычайной быстротой - слова, тщательно построенные аргументы, подходящие цитаты приходили к ней без всякого размышления и настолько быстро, что одна из самых длинных ее книг была написана за полтора дня. "Я замечала, что пишу о вещах, которых никогда не видела, и в подобные мгновения я ощущала себя обладательницей сокровищницы знания и понимания, о которой никогда и не подозревала".
   Все вышеперечисленные случаи, конечно, представляют крайние формы той странной "автоматической" способности сочинять - следы которой заметны у большинства поэтов и писателей, - когда слова и символы возникают и выстраиваются сами по себе, пренебрегая волей автора. Нечто похожее, вероятно, происходит с "медиумами" и другими экстрасенсами, в беспорядочных и несвязных записях которых находит выражение подсознательный разум. Однако подсознательный разум великих мистиков отнюдь не беспорядочен. Он анормально чувствителен, богато одарен, крайне наблюдателен - скорее казначейство, чем склад древесины, - и в процессе развития становится дисциплинированным и умелым инструментом познания. Поэтому его проявления в нормальном сознании в виде озарений, "голосов", видений, /медиумического/ автоматического письма и в любых иных "переводах" сверхчувственного в термины чувственного восприятия не могут быть дискредитированы тем, что точно таким же образом иногда проявляется бесполезная подсознательная область более слабых натур. Идиоты нередко весьма разговорчивы, однако многие ораторы здоровы вполне.
   Итак, подведем итоги: какие же основные характеристики мы обнаружили в нашем наброске ментальной жизни человека?
      -- Мы разделили эту жизнь (достаточно произвольным образом) некоей перемещающейся линией, которую психологи называют "барьером сознания", на поверхностную жизнь и подсознательные глубины.
      -- В поверхностной жизни - хотя мы и осознаем ее существенную целостность - мы выделили три основные и постоянно присутствующие стороны: триединство чувств, мышления и воли. Первенство мы были вынуждены отдать чувствам, как силе, приводящей в работу механизмы воли и мышления.
      -- Мы видели, что поверхностная жизнь выражается в двух взаимодополняющих формах - в виде способности к волевому движению (действие, направленное наружу) и в виде способности к познанию (внутреннее знание). Первое - динамическое по типу - обусловлено, в основном, волей, стимулированной эмоциями; второе - пассивное - есть занятие интеллекта. Они соответствуют двум главным аспектам, которые человек различает во вселенской жизни, - Бытию и Становлению.
      -- Ни способность к волевому движению, ни способность к познанию, другими словами, ни действие, ни мысль поверхностного сознания, связанного с естественным существованием и находящегося под влиянием пространственных понятий, не могут установить связь с Абсолютом, миром трансцендентного. Подобные действия и мысли имеют дело только с материалом, полученным, прямо или косвенно, из мира ощущений. Тем не менее свидетельства мистиков и других личностей, обладающих "инстинктом к Абсолютному", указывают на существование у человека еще одной способности - по существу, более глубокого Я, которое обстоятельства обыкновенной жизни обычно удерживают "за барьером" сознания и которое, таким образом, является одним из факторов "подсознательной жизни". Это скрытое Я - основное действующее лицо мистицизма, живущее "значимой" жизнью, соприкасаясь с реальным или трансцендентным миром. [57]
      -- Определенные процессы, такие, как созерцание, могут настолько изменить состояние сознания, что позволяют высвободить глубинное Я, которое, проникая в большей или меньшей степени в сознательную жизнь, делает человека в большей или меньшей степени мистиком.
   Таким образом, мистическая жизнь подразумевает высвобождение трансцендентального Я из глубин человеческой личности, захват поля сознания этим Я и "преобразование" или перестройку чувств, мыслей и воли - характера человека - вокруг нового центра жизни.
   Мы попытались описать снаружи объект поиска мистиков, который видится изнутри, как понимание или непосредственное общение с трансцендентной Реальностью. Здесь, так же как и в самой высокой земной любви, познание и общение есть одно и то же, и если мы хотим осознать, то должны "объединиться с блаженством". Та сторона нашего существа, посредством которой мы можем достичь единения, - "сущность души", как называл ее Рейсбрук, - обычно лежит за барьером нашего сознания, однако при благоприятных условиях она может быть освобождена у определенных натур, анормально одаренных и полных жизненных сил, при помощи определенных действий, таких, как созерцание. Если же эта сущность проявляется, она призывает себе на помощь все аспекты Осознающего Я. Поверхностное сознание должно сотрудничать с глубинным, и, в конце концов слившись вместе, они порождают то единение сознания на более высоком уровне, которое только и может положить конец беспокойству человека. Сердце, жаждущее Всего, разум, мыслящий о Нем, воля, концентрирующая на Нем все Я, - все должно быть вовлечено в игру. Я должно быть отвергнуто, однако оно не должно быть уничтожено, как предлагают некоторые квиетисты. Оно умирает лишь для того, чтобы иметь возможность ожить вновь. Высший успех - постоянная уверенность мистика в том, что "мы скорее находимся на небесах, чем на земле", - "проистекает, - как говорит Юлиана Норвичская в отрывке, предвосхищающем классификацию современных психологов, - из естественной Любви нашей души, из ясного света нашего разума и непоколебимости нашей воли".
   Однако в каком же порядке должны располагаться эти три составляющие в работе, которая есть единое? Как мы уже видели, каждая из них должна выполнять свою роль, ибо мы имеем дело с откликом человека во всей его целостности на неудержимое притяжение Бога. Но что же будет преобладать? Окончательная природа опыта Я относительно реальности будет зависеть от ответа, которое оно само даст на этот вопрос. Каковы здесь относительные ценности Разума и Сердца? Кто из них принесет Я ближе к Мысли Бога, к реальной жизни, в которую оно погружено? Кто из них, получив главенствующую роль, с большей вероятностью приведет Я в гармонию с Абсолютом? Любовь к Богу, которая всегда присутствует в сердцах, а иногда и на устах святых, - это страстное желание, жажда такой гармонии; "Болезнь разума" - его интеллектуальный эквивалент. Хотя нам кажется, что мы можем избавиться от Бога, нам никогда не удастся избавиться от той или иной формы этой жажды, кроме как ценой полного закоснения.
   Таким образом, мы вернулись к тому утверждению, с которого началась эта глава, - о двух главенствующих желаниях, разделяющих тюрьму Я. Теперь мы видим, что они представляют стремление интеллекта и эмоций к единственному концу всех поисков. Тренированная воля - "способность к волевому движению" - со всеми спящими способностями, которые она может пробудить и использовать, может прийти на помощь какой-то из остальных двух сил. Какой? Этот вопрос крайне важен, поскольку судьба Я зависит от партнера, которого выберет воля.
   Духовная история человечества демонстрирует две различные фундаментальные позиции по отношению к невидимому и, соответственно, два способа, которыми человек пытается прикоснуться к нему. Мы будем называть здесь эти способы "магическим" и "мистическим". Однако сказав так, мы должны тут же добавить, что, хотя в крайних своих проявлениях эти два способа резко контрастируют, граница между ними определена не столь четко; исходя из одних и тех же положений, они часто вводят исследователя в заблуждение, так как используют один и тот же язык, инструменты и подходы. Поэтому многое из того, что в действительности является магией, совершенно необоснованно приписывают мистицизму. На самом деле они представляют собой два противоположных полюса одного и того же - трансцендентального сознания человечества. Между ними лежат все великие религии, которые можно описать в рамках нашей метафоры как области обычного обитания этого сознания. Таким образом, на одном конце шкалы чистый мистицизм "плавно переходит" в религию или, с другой точки зрения, произрастает из нее. Никакой глубоко религиозный человек не лишен налета мистицизма, и никакой мистик не может не быть религиозным, если не в теологическом, то по крайней мере в психологическом смысле этого слова. На другом конце шкалы, как мы увидим позже, религия столь же очевидно перетекает в магию.
   Фундаментальное различие между магией и мистицизмом заключается в том, что магия хочет получать, а мистицизм хочет давать - бессмертные и антагонистические позиции, всплывающие в том или ином обличье во все времена. И магия, и мистицизм в своем полном развитии используют весь ментальный механизм, сознательный и бессознательный, для того чтобы добиться своей цели, - и оба утверждают, что дают посвященным способности, не известные обыкновенному человеку. Однако центры, вокруг которых группируются все эти механизмы, побудительные мотивы и результаты, к которым приводят эти способности, различаются в том и другом случае просто поразительно.
   В мистицизме воля объединяется с эмоциями в страстном желании подняться над миром ощущений, для того чтобы Я могло достичь единения в любви с единственным, вечным и окончательным Объектом, чье существование мы интуитивно воспринимаем тем, что обычно называлось душой, а теперь чаще именуется "космическим", или "трансцендентальным" чувством. Это поэтический и религиозный темперамент, воздействующий на реальные уровни бытия.
   В магии воля объединяется с интеллектом в страстном желании сверхчувственного знания. Здесь интеллектуальный, агрессивный научный темперамент стремится расширить поле сознания, чтобы включить в него сверхчувственный мир, - несомненная противоположность мистицизму, хотя часто использующая его название и стиль.
   Позже мы еще рассмотрим подробно характерные черты и значение магии, сейчас же достаточно сказать, что в широком смысле мы можем охарактеризовать как магические все формы своекорыстного трансцендентализма. При этом не имеет значения, какие методы применяются - идет ли речь о заклинаниях древних магов, всеобщем молебне о даровании дождя в православии или о сознательных методах самогипноза последователей "Нового образа мысли" - и какой ожидается эффект, будь то появление ангелов, возможность преодолеть внешние обстоятельства или излечение болезни. Цель всегда заключается в одном и том же - намеренном экзальтировании воли до тех пор, пока она не преодолеет обычные ограничения и не принесет Я или группе что-то, чем они до тех пор не обладали. Магия - это индивидуалистская, или "стяжательская" наука; во всех формах она представляет собой деятельность интеллекта, ищущего Реальность либо для своих собственных целей, либо для целей всего человечества.
   Мистицизм, чье великое имя слишком часто используют для обозначения подобной сверхчувственной деятельности, не имеет с ней ничего общего. В действительности он предполагает отказ от индивидуальности - жесткой отделенности от тех "Я, Мне, Меня", которые делают человека ограниченным и изолированным существом. Это в большой степени - движение сердца, пытающегося преодолеть ограничения индивидуальной точки зрения и отказаться от самого себя в окончательной Реальности не ради личного выигрыша, не ради удовлетворения трансцендентального любопытства, не ради того, чтобы вкусить радостей иного мира, но ради одной лишь потребности любить. Под словом сердце мы, естественно, понимаем не только "источник привязанности", "орган нежных чувств" и тому подобное, но скорее внутреннее святилище личности, глубокий корень его любви и воли, единственный источник его энергии и жизни. У мистика "любовь к Абсолюту" - не бесполезные и сентиментальные переживания, но жизненное чувство, которое любой ценой и через любые опасности стремится к единению с объектом любви. Поэтому, в то время как практика магии - так же как и научная практика - не влечет с необходимостью страстные эмоции, хотя, несомненно, и вызывает определенный интерес, мистицизм, как и искусство, не может без них существовать. Мы должны чувствовать, и чувствовать остро, если мы хотим подняться по этому трудному и героическому пути.
   Таким образом, мы видим, что два рода деятельности - мистицизм и магия - соответствуют двум вечным страстям Я, желанию любви и желанию знания, отражая по отдельности стремление сердца и интеллекта к окончательной истине. Третья позиция по отношению к сверхчувственному миру - позиция трансцендентальной философии - вряд ли входит в круг тем, затрагиваемых нашим исследованием, поскольку это подход чисто академический, в то время как магия и мистицизм основываются на практике и опыте. Подобную философию часто ошибочно называют мистицизмом, потому что она пытается начертить карты земель, которые исследуют мистики. Ее достижения полезны - насколько вообще полезны все схемы - до тех пор, пока не претендуют на завершенность, ибо здесь единственный окончательный критерий - это личный опыт, личное исследование возвышенной и любящей истину души.
   Что же тогда мы в действительности понимаем под мистицизмом? Слово, в равной мере употребляемое по отношению к действиям медиумов и экстазу святых, "культуре интеллекта" и волшебству, мечтательной поэзии и средневековому искусству, молитве и гаданию по руке, крайностям доктрины гностицизма и прохладным рассуждениям кембриджских платоников и даже - как это делает Уильям Джеймс - к высшим стадиям опьянения, очень скоро перестает иметь какой бы то ни было смысл. Его использование только вводит в заблуждение несведущих людей, которые приходят к смутному представлению о том, что любая сверхчувственная теория или практика отчасти "мистическая". Поэтому необходимо, насколько это возможно, зафиксировать истинные черты этого явления и напомнить, что мистицизм в своей чистой форме есть наука об окончательном, наука о единении с Абсолютом и ничего более, а мистик - это тот, кто достиг такого единения, но вовсе не тот, кто об этом рассуждает. Не знать о, но быть - вот отличительная черта истинного посвященного.
   Трудность заключается в том, чтобы определить точку, в которой сверхчувственный опыт перестает быть только практическим и интересным продолжением чувственного опыта - так сказать, расширением границ существования - и вступает в ту безграничную жизнь, где Субъект и Объект, желающий и желаемое есть одно. Два состояния разделяет не четкая линия, но бесконечный ряд градаций. Посему мы должны внимательно вглядеться во всех пилигримов на этой дороге, узнать, если сможем, причины, побудившие их отправиться в путешествие, карты, которые они используют, багаж, который несут с собой, и конец, которого они достигают.
   Мы уже говорили, что конец, который предстает воочию взору мистика, - это сознательное единение с живым Абсолютом. Иногда он говорит о цели своих поисков как о "Божественной Тьме" или "Бездне Божества", но это все тот же Абсолют, Несотворенный Свет, омывающий Вселенную, и мистик - превосходя, как обычно, все человеческие способности выражения - может описать его только как темный. Однако существует - должен существовать - контакт "в различимом где" между каждым индивидуальным Я и этим Высшим Я, этой Окончательностью. У мистика подобное единение носит сознательный, личностный и законченный характер. "Он ощущает, - говорит св. Иоанн Креста, - определенный контакт души с Божественным и таким образом чувствует и ощущает Самого Бога". В большей или меньшей степени он прикасается к основному Бытию Божества - или, скорее, Оно прикасается к мистику, - а не только к его проявлениям в жизни. Именно это наиболее сильно и ярко отличает его от остальных людей и делает его науку, говоря словами Пэтмора, "наукой о самоочевидной Реальности". Вглядевшись вместе с мистиком в неисследованную основу, из которой проистекает Мир Становления, "вечно порождаемый в вечном Сейчас", мы сможем увидеть только леденящую тьму вечных отрицаний; но он за совпадением противоположностей узрит лик Совершенной Любви.
   Точно так же, как гений в искусстве является предельным воплощением способностей, присутствующих в зачаточном состоянии в каждом человеке, мистика можно назвать предельным воплощением, активным выражением способности, скрытой в каждом представителе человеческого рода, - способности к восприятию трансцендентной реальности. Многие люди за всю жизнь так и не ощущают хотя бы прикосновения этого мистического чувства. Тот, кто влюблялся в женщину и ощущал - как действительно должен ощущать каждый влюбленный, - что за вуалью общего термина "девушка" скрывается чудесная и невыразимая словами реальность; тот, кто влюблялся в природу и видел "ландшафт, озаренный божественным светом", - чарующая фраза для того, кто этого не видел на самом деле, но всего лишь научное утверждение для остальных; тот, кто влюблялся в Святость или, как мы говорим, "испытал преображение", - все они в какой-то момент действительно познали один из секретов этого мира.
   В такие моменты "Трансцендентальное Чувство, нахлынувшее из другой "части души", шепчет Пониманию и Ощущениям, что они что-то упустили. Что? Ни много ни мало - тайный план Вселенной. А что это за тайный план? Другая "часть души" понимает его в тишине, таким, как он есть на самом деле, однако может рассказать о нем Пониманию только на символическом языке переводчика - Воображения, другими словами, - только с помощью Видения".
   Здесь, в этой искре "части души", где дух, как говорит религия, "покоится в Боге, Который сотворил его", скрыт тот родник, который в равной степени питает творческое воображение и мистическую жизнь. Вновь и вновь что-то жалит сознание, и человек оказывается на духовном уровне, ухватывает мимолетные проблески "тайного плана". И тогда намеки удивительной истины, единства, дышащего невыразимым покоем, светятся во всех творениях, пробуждая в Я чувство любви, обожания и благоговения. Жизнь человека обогащается, ломаются барьеры личности, человек ускользает из мира ощущений, поднимается до вершин духа - и на краткий миг входит в необъятную жизнь Всего.
   Подобное предощущение Реального, лежащее в корне видимого мира и поддерживающее его жизнь, присутствует в измененной форме во всяком искусстве - вероятно, точнее бы было сказать "должно присутствовать", если это искусство достойно оправдания как возвышенная форма опыта. Именно это предощущение придает произведениям искусства присущую им жизненную силу, странную власть вызывать острые эмоции, наполовину мучительные, наполовину радостные, которые сбивают с толку более рациональных интерпретаторов. Мы знаем, что нас не могут удовлетворить ни картина, нарисованная с "фотографической точностью", ни здание, которое одновременно и красиво, и удобно, ни новелла, совершенно точно отражающая жизнь. Трудно сказать, почему это так, если только не предположить, что эти вещи пренебрегли своей обязанностью, заключающейся не в том, чтобы воспроизводить иллюзии обыкновенных людей, но в том, чтобы ухватить и передать нам нечто из "тайного плана", из той реальности, которую до некоторой степени способно воспринять сознание художника. "Живопись, так же как музыка и поэзия, существует и торжествует в бессмертных мыслях", - говорит Блейк. "Сила, обогащающая жизнь", которая признается высшим качеством хорошей живописи, берет свое начало из контакта разума художника с миром архетипов - или, если угодно, трансцендентным миром, истиной, лежащей в основе вещей.
   Критик, в котором поэтическая одаренность создала необычный союз интуиции и учености, свидетельствует о той же истине, когда говорит об идеалах, влиявших на раннюю китайскую живопись: "В этой теории каждое произведение искусства понимается как воплощение гения ритма, проявляющего живой дух вещей с более ясной красотой и интенсивностью, чем громоздкие формы сложной материи могут быть донесены до наших чувств видимым миром вокруг нас. Картина мыслится как некий призрак из более реального мира существенной жизни".
   "Более реальный мир существенной жизни" - это как раз тот мир, где обитает "свободная душа" великого мистика, парящая как шестикрылый серафим пред ликом Абсолюта. Художник также может пересечь границы этого мира в краткий миг творения, однако он не может оставаться там долго. Он возвращается к нам, принося известия с восклицанием Данте на устах:
   Мистик может - и даже вынужден - сказать вместе со святым Бернардом: "Мои тайны - для меня". Как бы он ни старался, его запинающийся благоговейный лепет вряд ли поймет кто-нибудь, кроме тех, кто уже находится в пути. Однако художник не может позволить себе такого. На него возложена обязанность выражать хотя бы часть того, что он воспринимает. Он вынужден говорить о своей любви. В его культе Совершенной красоты вера должна уравновешиваться работой. С помощью холста и символов он должен донести свое свободное видение, мимолетный образ неопалимой купины, до остальных людей. Художник служит посредником между своими собратьями и Божественным, ибо искусство - это ниточка, связывающая видимость с реальностью.
   Однако мы не называем мистиком каждого, кто способен к частичному или художественному предощущению реальности, точно так же, как мы не называем музыкантом каждого, кто учится играть на рояле. Истинный мистик - это человек, у которого подобная способность превосходит чисто художественное состояние или состояние видений и поднимается до уровня гениальности; его трансцендентальное сознание способно доминировать над обычным, а сам он решительно бросается в объятия Реальности. Как художник состоит в определенных отношениях с миром явлений, воспринимая ритмы и открывая истину и красоту, скрытые от остальных людей, точно так же истинный мистик состоит в определенных отношениях с трансцендентным миром, где он ощущает совершенно реальные напряженность и восторг, которые мы, однако, не можем себе представить. Его сознание трансформируется определенным образом, он живет на совершенно другом уровне восприятия по сравнению с остальными людьми, и это, конечно же, означает, что он видит иной мир, ибо тот мир, который мы знаем, есть воздействие отдельных сторон реальности на нормальное неизмененное сознание. Поэтому мистицизм - это не изолированное видение, не мимолетный отблеск реальности, но законченная система жизни с собственными правами и обязанностями. И как остальные люди погружены в естественную или интеллектуальную жизнь и реагируют на нее, точно так же мистик погружен в духовную жизнь и реагирует на нее. Он стремится к тому окончательному отождествлению с интересами этой жизни, которое он называет "Единение с Богом". Мистиков называли одинокими душами, однако более правильно их можно было бы назвать одинокими телами, ибо их крайне общительные души посылают и принимают сигналы со всех сторон.
   Поскольку восприятие порождает обостренную жажду выражения, художник пытается донести до нас в цвете, звуке или словах какой-нибудь намек на увиденный им отблеск истины. Однако тот, кто пробовал сделать это, знает, какую ничтожно малую долю видения удается передать даже при самых благоприятных обстоятельствах. Точно так же и мистики упорно пытаются открыть свою тайну миру, который совсем к этому не расположен. Но задача здесь осложняется неимоверно. Во-первых, существует огромная несоразмерность между невыразимым опытом и теми средствами языка, которые позволяют максимально близко выразить его. Во-вторых, между разумом мистика и разумом мира лежит огромная пропасть. Он должен околдовать своих слушателей, хотя бы частично захватить их в свое состояние, прежде чем они смогут что-то понять.
   Если бы мистик был музыкантом, вероятно, он смог бы передать послание другим музыкантам через свое искусство, причем гораздо более точно, чем это позволил бы ему сделать язык, ибо следует помнить, что только из соображений удобства мы предпочитаем слова всем иным формам выражения. Они настолько хорошо соответствуют явлениям и предметам физической реальности, что мы забываем об их весьма слабой связи с вещами трансцендентными. Даже художник, прежде чем пользоваться словами, переставляет их в порядке, диктуемом законами ритма, бессознательно подчиняясь правилу, согласно которому все искусства "стремятся достичь состояния музыки".
   Это же относится и к мистикам. Мистицизм, самое романтическое приключение, с некоторой точки зрения, - искусство искусств, их источник, но также их завершение, - вполне естественно обнаруживает теснейшие соответствия в самых чисто художественных и наиболее глубоко значимых формах выражения. Таинство музыки редко осознается теми, кто с легкостью принимают ее дары. Тем не менее из всех искусств только музыка наряду с великой мистической литературой обладает способностью пробуждать в нас отклик на движение жизни вселенной, доносить до нас - мы сами не знаем как - ее торжествующую страсть и несравнимый покой. Бетховен слышал всю песнь Реальности, и отдельные ее куплеты выскользнули в мир, когда он попытался донести услышанное до наших ушей.
   Средневековый ум - по природе своей гораздо более мистический, чем наш, а потому намного острее осознававший ту роль, которую гармония ритмов играет в мирах природы и милосердия, - придавал музыке космическое значение, распознавая ее влияние во многих явлениях, которые мы сейчас приписываем действию мрачной фикции - Закона. "Существует три рода музыки, - говорил Гуго Сен-Викторский, - музыка миров, музыка человечества и музыка инструментов. Музыка миров состоит из музыки элементов, планет и времени. Музыка элементов состоит из музыки чисел, весов и мер. Музыка планет состоит и; музыки мест, движения и природы. Музыку времени составляют музыка дней или превратностей света и тьмы, музыка месяцев или роста и убывания луны и музыка лет или смены весны, лета, осени и зимы. Музыка человечества - это музыка тела души и их соединения". Таким образом, жизнь видимой и невидимой вселенной включена в Божественную фугу.
   По крайней мере один из созерцателей, Ричард Ролл из Хэмпола, "отец английского мистицизма", остро осознавал музыку души, усматривая в ней соответствие со взвешенной гармонией духовной вселенной. В его чарующих описаниях внутреннего опыта, относящихся к жемчужинам мистической литературы, больше всего обращает на себя внимание постоянное и намеренное использование музыкальных образов. Кажется, что только они могут охватить и передать его восприятие Реальности. Состояние радостной пробудившейся любви, которого Ролл достигает в конце очищения, - это прежде всего состояние Песни. Он не "видит" духовный мир, но "слышит" его. Для него, так же как и для Франциска Ассизского, это - "небесная мелодия, нестерпимо сладостная".
   Подобный символизм - живой символизм опыта, действия и утверждений - по-видимому, почти неизбежен в мистическом выражении. Разум должен использовать соответствующие способы для того, чтобы его трансцендентальное восприятие - совершенно не связанное по своей сути с теми явлениями, с которыми умеет работать интеллект, - хоть каким-нибудь образом могло быть донесено до поверхностного сознания. Бывает так, что символ и то, что он представляет, сплавляются в этом сознании, и тогда мистик воспринимает свой опыт как "видения" или "голоса": это - одеяние, покров, окутывающий Реальность, в которой не способен жить и на которую не способен смотреть ни один человек. Природа этого покрова в большой степени обусловлена характером человека - упомянем явный уклон Ролла в сторону музыки и пристрастие святой Катерины Генуэзской к абстрактным понятиям огня и света, - а также теологическим образованием и окружающей средой. В качестве примеров можно привести крайне догматические видения святой Гертруды, Сузо, святой Катерины Сиенской, блаженной Анжелы из Фолиньо и, в первую очередь, святой Терезы, чей удивительный самоанализ оказался классическим отчетом о попытках разума перевести трансцендентальное ощущение в понятия, с которыми он может работать.
   Тем не менее величайшие мистики - Рейсбрук, св. Иоанн Креста и та же святая Тереза на более поздней стадии - четко различали невыразимую Реальность, которую они воспринимают, и образ, которым они ее описывают. Вновь и вновь повторяют они вместе с Дионисием и Экхартом, что объект их созерцания "не имеет образа"; или вместе с св. Иоанном Креста - что "душа никогда не сможет достичь высот божественного единения, насколько это вообще возможно в этой жизни, с помощью каких бы то ни было форм или фигур". Поэтому предпринимаемые иногда попытки отождествить мистицизм с подобными формами и фигурами - с видениями, голосами, "нисхождениями благодати" и прочими анормальными явлениями - явно порочны.
   "Наивысшее и самое божественное из того, что дано нам знать и видеть, - смиренно говорит Дионисий Ареопагит, - это всего лишь символический язык вещей, подчиненных Тому, Кто превосходит их все. Посредством этих вещей человеческий разум воспринимает Его непостижимое Присутствие в высотах Его Святого Царства".
   Мистик, как правило, не может обойтись вовсе без символов и образов, как ни мало они адекватны его видениям, ибо для того, чтобы передать опыт, его необходимо выразить, а сделать это возможно только окольными путями, с помощью намеков или параллелей, которые смогут стимулировать спящую интуицию читателя и донести - как это делает всякий поэтический язык - нечто из области, лежащей за пределами поверхностного сознания. Именно поэтому большую роль в мистических сочинениях играют символизм и образное представление, а также тот ритмичный и возвышенный язык, который пробуждает в чувствительных натурах томительный экстаз мечты. Тесная связь между ритмом и возвышенным состоянием сознания слабо понимается до сих пор. Ее дальнейшее исследование, возможно, прольет больше света на онтологические и психологические проблемы.
   Мистическое восприятие - в не меньшей степени, чем музыкальное или поэтическое, - естественным образом стремится (хотя мы не знаем почему) выразиться в ритмической форме - черта, которая явно заметна в сочинениях, написанных в автоматическом состоянии. Этот закон настолько устойчиво проявляется у отдельных личностей, что барон фон Хюгель использовал наличие или отсутствие ритма в качестве теста - для того чтобы отличить гениальные высказывания святой Катерины Сиенской от тех, которые ей приписали последующие пересказчики легенды.
   Мистик, который часто бывает еще и художником слова, совершенно естественно использует всевозможные типы символического языка, иногда просто забывая объяснить, что его высказывания - всего лишь символы, безнадежная попытка перевести истину того мира на язык красоты этого. Именно здесь мистицизм объединяется с поэзией и музыкой, и если бы этот факт всегда осознавался его критиками, они избежали бы множества нелепых и достойных сожаления заблуждений. Символ - одеяние, которое духовное заимствует из материальной плоскости, - есть форма художественного выражения. Говоря другими словами, его надо воспринимать не буквально, а как средство внушения, хотя художник, использующий его, может иногда терять из виду это различие. Поэтому тот, кто думает, что за "Духовным Бракосочетанием" св. Катерины и св. Терезы скрывается извращенная форма сексуальности, что видение Священного Сердца подразумевает невероятное анатомическое ощущение, а божественное опьянение в практике суфиев представляет собой апофеоз пьянства, тот всего лишь выставляет напоказ собственное непонимание механизмов искусства, подобно даме, которая считала, что Блейк просто должен был быть сумасшедшим, ибо говорил, будто касался неба кончиками пальцев.
   Изучение трудов мистиков, скромная попытка "идти в ногу" с их разумом вызывает - точно так же как музыка и поэзия, но в гораздо большей степени - странное оживление, как если бы мы оказались рядом с могущественным источником Бытия, на грани открытия секрета, который все ищут. Анализируя использованные символы или слова, мы видим, что сами по себе они не могут вызвать подобного эффекта. Дело скорее в том, что эти послания пробужденного трансцендентального Я другого человека оживляют наше собственное Я, дремлющее в глубине каждого из нас. В сущности, мистические сочинения, представляющие полученное из первых рук описание истинного опыта, можно расценивать в зависимости от их способности пробудить в читателе ощущение возвышенной или более обширной жизни. "Все мистики, - утверждает Сен-Мартен, - говорят на одном языке, ибо все они происходят из одной страны". Глубокая неумирающая жизнь внутри нас тоже происходит из этой страны, и она узнает голос родины, хотя и не всегда может понять смысл сказанного.
   Возвращаясь к нашему первоначальному намерению - определению, насколько это возможно, характерных черт истинного мистицизма, - я полагаю, что мы достигли точки, в которой знаменитые "четыре признака" мистического состояния по Уильяму Джеймсу - Невыразимость, Духовность, Преходящесть и Пассивность - уже не могут удовлетворить нас. Вместо них я предлагаю сформулировать, проиллюстрировать и, я надеюсь, обосновать четыре других правила, или замечания, которые можно использовать как тест по отношению к каждому, кто претендует на звание мистика.
      -- Истинный мистицизм носит активный и практический характер, а не пассивный и теоретический. Это - органичный жизненный процесс, нечто такое, чем действительно занято все Я, а не то, о чем его интеллект имеет мнение.
      -- Цели мистика - полностью трансцендентальные и духовные. Он ни в коей мере не имеет намерения добавлять, исследовать или улучшать что бы то ни было в видимой вселенной. Мистик отбрасывает прочь эту вселенную даже в ее сверхнормальных проявлениях. Хотя он и не пренебрегает, как утверждают его враги, обязанностями перед многими, его сердце всегда направлено к неизменному Одному.
      -- Это Одно для мистика представляет не только Реальность всего, что есть, но живой и личностный Объект Любви, и никогда - объект исследования. Мистик всем своим существом стремится домой, но его всегда ведет сердце.
      -- Живое единение с Одним - конечная цель мистика - есть определенное состояние, или форма, улучшенной жизни. Его нельзя достигнуть ни путем интеллектуального осознания его благ, ни путем острейшего эмоционального стремления. Хотя и то и другое может присутствовать, этого не достаточно. Необходим трудный психологический и духовный процесс - так называемый Мистический Путь, - влекущий за собой полную перестройку личности и освобождение новой или, скорее, скрытой формы сознания, приводящей Я в состояние, иногда неточно называемое "экстазом", но которое лучше именовать Состоянием Единения.
   Таким образом, мистицизм - это не мнение и не философия. Он не имеет ничего общего с поисками оккультных знаний. С одной стороны, это - не только способность созерцать Вечность; с другой стороны, его нельзя отождествлять с какими-либо проявлениями религиозной эксцентричности. Мистицизм - это название органичного процесса, который подразумевает совершенное воплощение Любви к Богу, получение бессмертного наследия человека здесь и сейчас, или если угодно - ибо это означает в точности то же самое, - искусства установления сознательной связи с Абсолютом.
   Движение мистического сознания к этому свершению представляет собой не просто внезапно открытый доступ к ошеломляющему видению истины, хотя душа и может удостаиваться таких ослепительных мгновений. Это, скорее, упорядоченное движение ко все более высоким уровням реальности, ко все более тесному отождествлению с Бесконечным. "Мистический опыт, - говорит Ресежак, - завершается словами "Я жив, но не Я, а Бог во мне". Подобное ощущение тождественности, естественное завершение мистической активности, имеет очень важное значение. На ранних стадиях мистическое сознание ощущает Абсолют в противопоставлении Я... По мере того как деятельность мистика продолжается, оно [сознание] стремится отбросить это противопоставление... В конце концов мистическое сознание становится обладателем ощущения Сущности одновременно большей, чем Я, и тождественной с ним - достаточно великой для того, чтобы быть Богом, и достаточно личной для того, чтобы быть мною".
   Это именно то мистическое единение, которое может быть единственным воплощением мистической любви, ибо
   История мистицизма - это история проявлений этого закона на уровне реальности.
   Теперь посмотрим, насколько наши утверждения соответствуют практике великих мистиков и разнообразным формам деятельности, которые в то или иное время назывались мистическими.

ТРАНСОАНАЛИЗ: ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ТИПЫ.

   Несмотря на многие общие черты и особенности сознания и поведения мистических людей, между ними существуют и определенные различия, которые отнюдь не исчерпываются принадлежностью к разным конфессиям, т.е. особенностями мистическим верований и культовых действий с точки зрения их содержания. Даже в рамках одной и той же конфессии обнаруживаются существенные различия между верующими в сверхъестественное, касающиеся, например, степени мистичности личности. Можно выделить различные типы мистических личностей в зависимости от глубины и интенсивности их веры в сверхъестественное, степени культовой активности (частота посещения мистических обществ, соблюдение норм мистического поведения в домашней обстановке и т.п.).
   Психологию мистики, в отличие от социологии, интересуют не только эти различия между мистическими личностями. Ведь даже при наличии приблизительно одинаковой степени мистической среды последователей одной и той же конфессии можно обнаружить существенные различия в мистичности, определяемые, если употреблять термин, личностным смыслом мистики для каждого из них.
   Психология мистики уже давно пыталась создать социально-психологическую типологию мистических личностей.
   Не следует, естественно, переоценивать научного значения данного исследования. Это был первый опыт изучения социально-психологических типов мистической личности, живущих в социалистическом обществе. Многие вопросы в нем скорее поставлены, чем решены. Ясно одно -- эта проблема требует дальнейшей научной разработки.
   Разрабатывая трансоаналитическую концепцию я решил, что просто невозможно обойтись без разговора о психологических типах. В трансоанализе выделяется 12 типов личности:
   1. Гипертимический тип (ГП).
   2. Циклотемический тип (ЦТ).
   3. Экзальтимированный тип (ЭК).
   4. Эмотивный тип (ЭМ).
   5. Тревожный тип (ТР).
   6. Педантичный тип (ПД).
   7. Возбудимый тип (ВЗ).
   8. Демонстративный тип (ДМ).
   9. Застревающий тип (ЗС).
   10. Дистимический тип (ДТ).
   11. Шизоидный тип (ШТ).
   12. Мистический тип (МТ)
   Поговорим о них более подробно.

1. Гипертимический тип (ГП)

   Заметной особенностью этого типа является постоянное (или частое) пребывание в приподнятом настроении. Оно может сочетаться с высокой активностью, жаждой деятельности. Характерны общительность, повышенная словоохотливость. На жизнь смотрят оптимистически, не теряя оптимизма и при возникновении трудностей.

2. Циклотимический тип (ЦТ)

   Важнейшей особенностью этого типа является смена гипертимических и дистимических состояний. При этом такие перемены являются и не редкими, и не случайными. В гипертимической фазе поведение типичное - радостные события вызывают не только радостные эмоции, но также и жажду деятельности, активность. Печальные события вызывают не только огорчение, но и подавленность. В этом состоянии характерны замедленность реакций и мышления, замедление и снижение эмоционального отклика.
  

3. Экзальтированный тип (ЭК)

   Главной особенностью экзальтированной личности является бурная, экзальтированная реакция. Они легко приходят в восторг от радостных событий и в отчаяние по поводу печальных событий и фактов. При этом внутренняя впечатлительность и переживание сочетаются с ярким их внешним выражением.

4. Эмотивный тип (ЭМ)

   Характерны высокая чувствительность и глубокие реакции в области тонких эмоций. Эти люди мягкосердечны, добры, задушевны, эмоционально отзывчивы, высоко развита эмпатия. Все эти особенности, как правило, хорошо видны и постоянно проявляются во внешних реакциях.

5. Тревожный тип (ТР)

   Главной особенностью этого типа является повышенная тревожность, беспокойство по поводу возможных неудач, беспокойство за свою судьбу и судьбу близких. При этом объективных поводов к такому беспокойству, как правило, нет. Отличаются робостью, иногда с проявлением покорности. Постоянная настороженность перед внешними обстоятельствами сочетается с неуверенностью в собственных силах.

6. Педантичный тип (ПД)

   Хорошо заметным внешним проявлением этого типа являются повышенная аккуратность, тяга к порядку, нерешительность и осторожность. Очевидно, за внешней педантичностью стоит нежелание и неспособность к быстрым переменам, к принятию ответственности.

7. Возбудимый тип (ВЗ)

   Особенностью возбудимой личности является выраженная импульсивность поведения. Вся манера общения и поведения в значительной мере зависят не от логики, не от рационального оценивания своих поступков, а обусловлена импульсом, влечением, инстинктом или неконтролируемыми побуждениями. В области социального взаимодействия, общения для них характерна крайне низкая терпимость, что часто может характеризоваться как отсутствие терпимости вообще.

8. Демонстративный тип (ДМ)

   Центральной особенностью этого типа является потребность и постоянное стремление произвести впечатление, привлечь к себе внимание, быть в центре внимания. Это проявляется в тщеславном поведении, часто нарочито демонстративном. Элементом этого поведения является самовосхваление, рассказы о себе или событиях, в которых эта личность занимает центральное место.

9. Застревающий тип (ЗС)

   Застревающий тип личности характеризуется высокой устойчивостью аффекта, длительностью эмоционального отклика, переживаний. Оскорбление личных интересов и достоинства, как правило, долго не забывается и никогда просто не прощается. В связи с этим, окружающие часто характеризуют их как злопамятных и мстительных людей. К этому есть основания: переживания аффекта часто сочетаются с фантазированием, вынашиванием плана ответа обидчику, мести. Болезненная обидчивость этих людей, как правило, хорошо заметна. Их также можно назвать чувствительными и легкоуязвимыми, но в сочетании и в контексте вышесказанного.

10. Дистимический тип (ДТ)

   Дистимическая личность есть противоположность гипертима. Дистимики обычно сконцентрированы на мрачных, печальных сторонах жизни. Это проявляется во всем: и в поведении, и в общении, и в особенностях восприятия жизни, событий и других людей (социально-перцептивные особенности). Обычно эти люди по натуре серьезны. Активность, а тем более гиперактивность им совершенно не свойственны.

11. Шизоидный тип (ШТ).

   Главные черты: замкнутость и недостаток интуиции в общении. Трудны неформальные эмоциональные контакты. Недостаток сопереживания. Внутренний мир закрыт, заполнен увлечениями и фантазиями "для себя", которые служат утешению самолюбия, либо носят эротический характер. Увлечения отличаются силой, постоянством и нередко необычной изысканностью. Алкоголизация и делинквентность встречаются редко. Самооценка обычно неполная, часто подчеркивается нонконформизм в самооценке.

12. Мистический тип (МТ).

   Главная черта этого типа влечение ко всему мистическому и не понятному. Внутренний мир, как и у шизоидного типа может быть закрыт, заполнен увлечениями и фантазиями, как правило мистического характера. Как правило у таких людей бывают трудности в адаптации в обществе. Люди которые находятся рядом с ними просто их не понимают, считая их странными. Однако как правило у таких людей очень богатый внутренний мир иногда такие люди наделены паранормальными способностями.
   Можно выдвинуть концепцию, согласно которой существует два основных типа мистических личностей. К первому типу он относит людей, для которых мистика лишь способ для достижения жизненных целей, внешних по отношению к самой мистики. Посещение мистических обществ, участие в деятельности этих обществ, внешнее благочестие являются для них средствами доказать свою социальную респектабельность, лояльность по отношению к общепринятому образу жизни. Для некоторых мистических личностей этого типа мистика является ценностью, поскольку дает утешение, обеспечивает душевный комфорт, способствует преодолению отрицательных переживаний. Такой тип мистических людей можно назвать extrinsic, что можно приблизительно перевести как "внешний", "органически не присущий".
   Для мистических личностей второго типа мистика представляет самостоятельную и конечную ценность. Они мотивируют свою деятельность в разных социальных сферах мистической верой. Немистические потребности и интересы имеют для них второстепенное значение, все свое поведение они стараются подчинить мистическим нормам и предписаниям. Такой тип мистической личностей можно назвать intrinsic ("внутренний", "имманентно присущий").
   Также можно выделить еще, третью мистическую ориентацию, которую назвали quest orientation -- "ориентация поиска", которую обосновывается наличием мистической ориентации, которая "лишена всякого догматизма", способствует духовному развитию личности, "творческой эволюции человеческого интеллекта" и т.п., она включает "ориентация поиска" открытую готовность к разрешению высших, экзистенциальных вопросов, соединенную со скептицизмом по отношению к определенным ответам на эти вопросы.
   В русской литературе проблеме психологических типов мистической личностей пока уделено мало внимания.
   Также можно выделить еще два типа мистических личностей: интровертированных (т.е. обращенных в себя) и экстравертированных (обращенных вовне). При этом мы опирались на выделение указанных психологических типов людей К.-Г.Юнгом.
   Для мистических людей первого типа мистика -- это средство ухода от окружающего мира, бегства в мир иллюзорный, фантастический. История мистики дает множество примеров, подтверждающих наличие мистических людей этого типа. К их числу можно отнести (как крайнее проявление этого типа) многих представителей мистических аскетизма, уфологов, аномальщиков и мистиков.
   Другой психологический тип мистических людей представляют верующие в сверхъестественное и мистические деятели, для которых мистика является специфическим способом самоутверждения личности, способом проявления своего Я в мистической группе и в системе отношений. К представителям этого типа относились и относятся многие мистические иерархи, из них можно назвать В. Ажажу, В. Черноброва, В. Мельникова, которые возглавляют мистические общины или играют важную роль в мистических организациях. Нередко у людей такого типа мистичности носит в значительной мере внешний характер, ибо мистика важна для них лишь как средство обеспечения благосостояния, власти, карьеры, социального влияния, авторитета. По многим параметрам этот тип близок к типу extrinsic-ориентации.
   Конечно, в реальной жизни оба эти типа далеко не всегда проявляются в "чистом виде", нередко формируется смешанный тип мистического человека, соединяющий черты и мистика-созерцателя и социального деятеля.
   Возможно выделить психологических типов верующих в сверхъестественное на основе иных признаков с точки зрения их социальных ориентации, а с другой -- изучения специфики различных типов мистических личностей в зависимости от условий формирования их мистичности.
   Представители первого типа относятся к мистике как к чему-то привычному, устоявшемуся. Многие из них не задумываются над содержанием и социальной ролью мистической веры, а значительная часть -- не имеет твердых убеждений по поводу истинности мистических догматов.
   "Обращенные", т.е. верующие в сверхъестественное, выросшие в безмистической среде, пришли к мистике в юности или в зрелом возрасте, как правило, в результате жизненного кризиса, в поисках выхода из него. Среди "обращенных" преобладают люди одинокие, с неудавшейся личной жизнью. Около двух третей этой группы составляют вдовые, разведенные и не состоявшие в браке.

  

ЛИЧНОСТНО ЗНАЧИМЫЕ КОМПОНЕНТЫ МИСТИЧЕСКОЙ ЛИЧНОСТИ:

МИСТИЧЕСКАЯ ВЕРА,

МИСТИЧЕСКИЙ ОПЫТ,

МИСТИЧЕСКОЕ ПОВЕДЕНИЕ.

   Мистическая вера , в отличие от суждений науки, не требует обоснования, доказательства, проверки и подтверждения посредством соотнесения с реальной действительностью. Она поддерживается не доводами разума и не фактами, подтверждающими ее. Она поддерживается силой традиции и "социальным соглашением". В отличие от философии, которая рассматривает веру в рамках процесса познания, соотнося ее с понятиями истины, знания, разума, в психологии вера рассматривается "операционально" -- как выражение доверия индивида к тем или иным фактам и высказываниям. Верующий убежден в том, что источником его верований является божественное откровение.
   Вера в самом широком смысле слова, вне связи с мистичностью, является субъективно-психологической основой человеческой деятельности. Деятельность всегда сопряжена с необходимостью выбора определенной линии поведения, всегда или почти всегда существует не одна, но несколько возможностей действия.
   Выбор сопряжен с оценкой ситуации, и такая оценка нередко затрудняется отсутствием достаточно веских данных, неполнотой знания. В таких случаях приходится принимать решение, признав истинным какое-то суждение, не имея для того достаточно веских оснований. И. Кант, например, различал объективные основания от субъективных. Субъективным основанием принятия какого-то суждения в качестве истинного является вера, т. е. субъективная убежденность личности в истинности этого высказывания.
   В русском языке существует одно слово "вера" для обозначения двух различающихся между собой "актов". В одном случае речь идет о том, что человек сознает недостаточную убедительность, недостаточную обоснованность своего суждения. Когда человек говорит больному, которому предстоит сложная операция, "я верю, что все будет хорошо", то он говорит так не случайно. И если это человек, который отвечает за свои слова, то по-другому он сказать не может.
   Он не может сказать: "Я знаю, что все будет хорошо", -- потому что на самом-то деле он не знает и знать не может, и отдает себе в этом отчет. "Верю" здесь означает -- я только верю, но определенно не знаю. Надеюсь и хочу, чтобы было так, но не знаю, как будет. Он может сказать: "Я знаю, что будет сделано все необходимое", -- потому что это он как раз может знать (квалификацию врача, обеспеченность медикаментами и т. п.). Правда, и в этом случае он может не располагать необходимой информацией, и тогда он должен также сказать: "Я верю, будет сделано все необходимое".
   Это -- ситуация, когда речь идет о "предмете", который в принципе можно знать, и если эта возможность знать реализована или человек убежден, что она реализована, он говорит: "Я знаю". Если же она не реализована, если человек не обладает знаниями или убежден, что не обладает ими, он говорит: "Я верю". Вера в данном случае означает менее сильную убежденность, чем та, которая опирается на знание. Вера в данном случае -- выражение субъективного убеждения: "Я не знаю, почему это так, но я верю, что это так"; "Я хотел бы знать, что будет со мной, но я не знаю и все же верю, что все будет хорошо"; "Конечно, было бы лучше знать точно, но все же что-то мне подсказывает, что действовать нужно так-то и так-то". Это вера-предположение. Человек, обладающий убеждением, покоящимся на такой вере, хотел бы, чтобы оно по возможности было подкреплено знанием, чтобы его вера перерастала в знание.
   Иная ситуация, когда человек убежден, верит, что он знает, как обстоит дело, какое надо принять решение, каким должен быть следующий ход. Вера и в этом случае -- субъективное убеждение, но убеждение на основе внутренней уверенности в адекватности основания для такой уверенности. Эта вера -- больше, чем то знание, которое требует еще подтверждения и проверки, это -- вера, покоящаяся на очевидности. Эта ситуация усугубляется тогда, когда речь идет о "предмете", в принципе недоступном для познания в обычном смысле слова. В таком случае вера становится "верованием -- принятием в качестве истинного суждения на основании единственно лишь внутренней субъективной убежденности в его истинности. Такую веру Гегель в свое время считал принадлежностью "наивного образа мышления", которое еще не умеет отличать истину от того, что воспринимается как истина, от субъективного ощущения достоверности. Мы все хорошо знаем, замечал по этому поводу Гегель, что люди самым "достоверным образом знали" и "знают" много такого, что от этого еще не делается истинным: когда критерием истины считается очевидность, когда она сводится к внутренней уверенности и только, то очень часто и легко суеверие предстает в качестве истины.
   Вернемся теперь к приведенному выше примеру. Если человек говорит в той первой ситуации "я верю -- все будет хорошо", то именно потому, что он говорит "я верю", т. е. психологически, "операционально" этот акт не есть акт религиозной веры, не есть выражение религиозности данного человека. Это суждение не есть мистическое верование. Если же человек находит все же возможным в этой ситуации сказать "я знаю -- все будет хорошо" только потому, что он решается претендовать на совсем особое знание -- знание того, чего знать нельзя, невозможно, знание, которое подразумевает, что человеку дан дар провидения будущего, или же оно ему открыто кем-то всеведущим, то такое суждение и есть суждение-верование, в котором выражается психологический механизм мистичности: вера получает специфически мистическую форму выражения, становится верованием. Благодаря этому механизму "верующий" человек получает возможность испытывать доверие к тому, к чему он отнесся бы крайне недоверчиво, руководствуясь здравым смыслом или критериями научного мышления.
   Мистическая вера как психологический феномен, как проявление мистичности существует в виде мистических верований, которые не обязательно связаны с "мистическим знанием", но обязательно -- с внутренней уверенностью в приобщении к "тайне"; переживанием того, что невозможное стало возможным. Такая вера является переживанием, для которого, в отличие от интеллектуального акта, логика и доказательства не нужны.
   Задача психологии заключается в исследовании того, как, при каких условиях возникают в переживающем их субъекте подобные переживания, к каким последствиям они ведут. Психологически верования отличаются от знаний тем, что они "сопротивляются" ясному и четкому отделению объективной реальности от субъективного воображения. Они основываются как раз на том, что воображаемое представляется чем-то наиболее реальным, обладающим безусловной реальностью. Здесь, в таком контексте, познать -- это значит пережить что-либо. Мы это имеем в виду, когда говорим: "Я знаю, что это такое, -- я сам это пережил".
   В психологии восприятия известен тот факт, что восприятие и прямое наблюдение не просто пассивно регистрируют наблюдаемые предметы и ситуации, но одновременно помещают их в определенную смысловую рамку, частично данную от рождения, частично приобретенную, т. е, в самом процессе восприятия происходит активное истолкование и установление смысла. Это установление смысла присуще верованию как его психологический механизм и как выполнение роли, способ поведения, соответствующие ценностям и образцам, которые общество предписывает каждому субъекту. Переживания, связанные с верой в бога, основываются на этой слитности факта и смысла в переживании. В этот психологический процесс включена, таким образом, мистическая традиция как культурное "снаряжение" процесса восприятия. С чисто функциональной точки зрения переживание сверхъестественного выглядит, следовательно, столь же естественным процессом, как и переживание любой "вещи". "Сверхъестественные существа", "духовные существа" могут быть поэтому для человека и той группы, в которой он живет, столь же действительны, как и реальные предметы. Человек живет в мире, который не равнозначен миру "как он есть" безотносительно к человеку, в мире, который является также и продуктом его воображения.
   Присоединение индивида к мистической традиции означает наличие готовности у него к восприятию мира, каким он в этой традиции представляется (в виде готовых верований), и готовности к действию, поступкам, прообразы которых мистик, например, видит и в тех житейских ситуациях, которые также изображены в мистической литературе. Таким образом, одновременно с верованием, с понятием он получает образец поведения (норму) -- в контексте, в котором его поведение связано с поведением высших существ, Воспринимая мистические повествования, мистик воспринимает общественные действия и события собственной жизни может воспринимать в связи с действиями высших существ. Таково психологическое объяснение характера мистических переживаний. Объяснение, полностью оставляющее за кадром вопрос об "истинности" мистической веры -- как и вопрос о существовании сверхъестественного -- за пределами человеческого переживания.
   Устойчивость мистической веры во многом связана с ее способностью сопротивляться противоречащей ей информации, Отчасти она объясняется психологической природой всякого переживания, т. е. тем фактом, что доводы разума чаще всего, или достаточно часто, бессильны перед эмоциями и желаниями. Но большую роль в устойчивости веры играют и социокультурные обстоятельства: если многие люди верят в сверхъестественное, то не может же это быть "просто так", не может быть, чтобы за этим ничего не стояло, -- вот один из типичных мотивов. Наряду с этим важна социальная поддержка со стороны членов семьи, мистической общины, своего рода социальное давление на каждого верующего, включающее соображения сохранения престижа, демонстрации национальной приверженности и т. д. Правда, это имеет второстепенное значение для 219 глубоко верующего человека, для которого сверхъестественное существо представляется более важной реальностью, чем весь окружающий его мир.
   Особенность мистические верований состоит, таким образом, в том, что они представляют собой психологическое образование, обладающее внутренней целостностью и самостоятельностью. Отсюда понятны данные опросов, которые свидетельствуют (как о типичном явлении) о массовой неосведомленности верующих в важнейших теоретических и фактических вопросах, составляющих основу их собственных вероисповеданий: вера не может быть интерпретирована как "продолжение" мистического знания. Верования большинства людей являются "примитивными" в том смысле, что вопрос об их обоснованности, как правило, они не ставят.
   Данные свидетельствуют, что мистические познания верующих крайне ограничены, хотя почти половина населения посещает церковь и почти все считают себя людьми "мистическим" и причаслют себя к различным мистическим школам.
   Между мистическим учением, "мистическим знанием" как институциональным предписанием мистической веры и непосредственной мистическим, переживанием (или отрицанием) чувства соприкосновения со сверхъестественным, стоит мистический опыт: медитация, экстаз, мистические видения.
   В какой мере они являются элементами и свидетельствами внутренней духовной жизни? Трудности изучения мистического опыта связаны с невозможностью полноценного перевода внутренних переживаний личности на язык научных понятий или даже обыденного общения. Долгое время всю информацию исследователи черпали из письменных и устных свидетельств субъектов мистического опыта (у Джемса -- это наиболее религиозно одаренные люди). Но эти свидетельства чаще всего облекаются в формы, предписанные мистических традицией. Вместо уникального личностного опыта исследователь имеет дело с неким стандартноусредненным. Однако данные массовых опросов или попытки экспериментального физиологического исследования экстатических и тому подобных состояний дают также достаточно бедные сведения.
   Так, большое внимание в 60-е годы привлекли запрещенные позднее опыты с псилобицином -- вызывание мистических переживаний с помощью токсических средств. Собственно, давно известен тот факт, что с помощью наркотиков можно вызвать состояния и ощущения, которые могут быть выражены в понятиях религиозно-мистических. Этот факт решено было экспериментально проверить. Опыт был точно описан. В интервью выявлялись переживания специально отобранной группы студентов-теологов, получивших определенную порцию псилобицина. Было подтверждено, что с помощью наркотических средств можно получить мистические переживания, аналогичные тем, которые достигаются обычной, принятой в мистической "техникой" достижения экстаза, Эти данные вызвали бурную дискуссию на тему "мистика и наркотики" -- относительно того, можно ли считать "настоящими" мистические и религиозные переживания, вызванные наркотиками.
   Следует отметить, что в современной психологии мистики нередко мистический опыт интерпретируется как следствие внушения, депривации, эмоционального шока, как интеллектуальная игра или признак инфантильной зависимости. Психологические исследования мистического опыта при всей их ограниченности позволили провести различие между объяснением и простым описанием религиозной жизни как внутреннего контакта с сверхъестественным, первичной формой которого в такого рода описаниях, в том числе и с теологических позиций, считается мистические переживание.
   Основной его формой считается видение -- прозрение, озарение, постижение, связанные часто с "явлениями" особого рода, например паранормальные явления . К мистическим формам переживания, встречи с сверхъестественным относится также экстаз, вызываемый нередко внешними средствами (опьянение, шаманские камлания), обозначающий состояние, в котором человек частично или полностью перестает контролировать свои поступки и им полностью овладевают "сверхъестественные силы", т. е. он становится инструментом в их руках. В пророческой религиозности это также вера как обозначение состояния человека, полностью вручающего себя богу, переживание полной покорности и отдачи ему. Такого рода описания мистического опыта, свидетельства ощущений тех, кто его пережил, психология мистики рассматривает не как объяснение, а как то, что подлежит объяснению, т. е. этот внутренний опыт субъекта мистического переживания не может быть интерпретирован простым его воспроизведением в тех или иных понятиях на языке теологии или психологии как воспоминание "увиденного", как результат "встречи", когда вместо объяснения того, что происходит в переживании этой "встречи", она принимается просто за некую данность.
   При изучении мистического поведения имеют в виду и такие внешние проявления, как частота посещения мистических обществ, регулярность соблюдения мистических ритуалов, следование моральным предписаниям, чтение специальных книг. Речь идет здесь именно о поведенческих аспектах религиозности, а не вообще о влиянии мистики на деятельность человека в различных сферах его жизни.
   Мистичность человека внешне выражается прежде всего в его специфически мистических действиях. Однако трудность заключается в том, что посещение мистических обществ, например, нельзя автоматически, само по себе, интерпретировать как свидетельство мистичности индивида. И все же так поступают многие социологи, которые безоговорочно считают посещаемость мистических обществ важнейшим "измерением" состояния, уровня мистичности. Между тем посещаемость мистических обществ может быть продиктована не психологическими мотивами, мистических переживаниями и потребностями, а внемистическими, например социальными, причинами. То же самое относится к другим параметрам и количественным показателям мистического поведения; поддающееся измерению "внешнее" благочестие не является само по себе надежным свидетельством мистичности, оно может быть весьма поверхностным. Картина мистической активности, конечно, важна, но она требует серьезного анализа и глубокой интерпретации с учетом дополнительных данных.

МИСТИЧЕСКАЯ ЛИЧНОСТЬ:

ВЛИЯНИЕ МИСТИЧНОСТИ НА ПОВЕДЕНИЕ.

   На ранних этапах психологического анализа мистики бытовали представления о мистической личности как догматической, нетерпимой, ограниченной, социально пассивной, склонной к конформизму. Занимаясь исследованиями, социальной психологией мистики, я пришол к выводам о связи между мистичностью и политической консервативностью, зараженностью расовыми предрассудками, нетерпимостью и фанатизмом.
   При такой постановке вопроса влияние мистики на личность усматривают в том, что мистика прививает человеку систему ценностных ориентации, которая ставит на первое место пропагандируемые мистикой иллюзорные, вытекающие из веры в сверхъестественное, ценности, такие, как изучение мифических НЛО, инопланетян, априведений и т. д. Это означает, что в глазах человека земная жизнь лишается значения и главной целью своей жизни он считает изучение НЛО.
   Другим вариантом той же самой постановки вопроса -- мистика прививает человеку систему ценностных ориентации -- являются исследования, в которых предпринимаются попытки доказать, что мистичность способствует альтруистическому, просоциальному поведению.
   Существуют также исследования, преимущественно психоаналитического направления, в которых источником глубокой мистичности объявляется психопатология.
   В последнее время утверждается мнение, что попытки подтвердить гипотезу о влиянии мистики как самостоятельного, отдельного фактора на поведение не дали содержательных результатов. Оказалось, что общее наименование "мистик","верующий в сверхъестественное" прилагается к множеству разных, подчас взаимно исключающих друг друга видов поведения, идей, идеалов и пр. Этот вывод подтверждается тем доводом, что большинство людей не выбирает себе мистику сознательно, а усваивает ее в процессе воспитания, следуя тому, что внушалось им в детстве, прежде всего в семье. Для тех, кто 223 избрал свою мистику сознательно, совершая действительно мистический выбор, чаще всего первостепенное значение имело созвучие избираемой веры сложившимся общим мировоззренческим и социальным установкам. В таких случаях воспринятые личностью мистические доктрины или привлекательные для нее особенности культа оказывают большее влияние на мистический выбор, чем лежащие в основе психологии личности внутренние процессы мотивации.
   Можно констатировать, что попытки доказать существование прямых связей, линейной зависимости между мистикой и личностью, ее характеристиками, адаптивностью или душевным здоровьем закончились неудачей. Иначе они закончиться не могли потому, что влияние любой мистики на личность в нормальных, обычных условиях жизни опосредовано многочисленными социальными влияниями. Мистика всегда существует в конкретном социальном контексте, питаясь культурой и исторической традицией. К тому же мистическая личность немыслима вне определенных, достаточно тесных контактов с другими членами мистической общины.
   В психологии мистики произошло смещение интересов в сторону исследования социокультурных условий формирования и реализации мистических веровании и норм поведения. Прежняя, традиционная психология мистики ориентировалась на диспозиционную теорию личности, согласно которой собственные устойчивые внутренние предрасположения индивида оказывают решающее воздействие на его поступки и оценки, перевешивая социально обусловленные требования ситуации, Поэтому психология мистики в традиционных теориях мистики уделяла первостепенное внимание индивидуальным психологическим характеристикам и различиям между верующими, опираясь на них в психологическом объяснении мистики, и такой путь, казалось бы, подсказывал просто "здравый смысл".
   И все же основная тенденция современного развития психологии мистики связана с признанием первостепенного значения социальных процессов, на фоне которых разыгрывается то или иное "мистическое действие". Иными словами, если прежняя психология мистики времен У. Джемса преимущественно опиралась на психологию личности, то нынешняя отдает предпочтение психологии социальной. С этих позиций решающим моментом всякого анализа религии является взаимодействие личностных и социальных факторов.
   Соответственно изменились подходы и в разработке такой проблемы, как типология мистичности. В качестве примера рассмотрим социально-психологическую типологию мистических личностей. Несмотря на многие общие черты и особенности сознания и поведения мистических людей, между ними существуют и определенные различия. Эти различия не исчерпываются только теми, которые связаны с принадлежностью к разным конфессиям, т. е. особенностями мистических верований и культовых действий с точки зрения их содержания. Психологию мистики интересуют те различия в мистичности, которые касаются личностного смысла мистика для того или иного верующего, мистического человека. Я предлагаю социально-психологическую типологию мистической личностей, выделив два основных типа. К первому он отнес людей, для которых мистика -- лишь способ достижения жизненных целей, внешних по отношению к самой мистики. Посещение специальных организаций, участие в деятельности мистических общин, внешнее благочестие -- все это для них средство продемонстрировать свою социальную респектабельность, лояльность по отношению к общепринятому образу жизни. Для некоторых людей этого типа мистика является ценностью по другим соображениям: дает утешение, обеспечивает душевный комфорт, способствует преодолению отрицательных переживаний.
   Второй тип представляют мистической личности, для которых мистика -- самостоятельная и конечная ценность. Немистические интересы, потребности имеют для них второстепенное значение.
   Субъективно такой тип мистичности избавляет личность от тревог, страхов, забот, дает ощущение свободы и радости, они живут в мире, где все люди братья, и им самим ничто не мешает любить и сострадать всем людям, хотя именно этот тип объективно наиболее жестко связан рамками вероучения, догматизирующими мышление, лишающими его критической способности. "Внешняя" же ориентация может отрицательно влиять на душевное здоровье личности, способствуя возникновению неврозов. Однако попытки использовать эту типологию для установления корреляций между типами мистической ориентации и нравственными установками и социальным поведением не дали результатов.
   Отсюда -- новое направление в психологии мистики, которое отказывается от поисков самостоятельных психологических корней мистики и направляет внимание на ее социально-психологические механизмы и последствия. Это направление, сегодня весьма влиятельное, по-новому ставит саму проблему критериев общественной ценности мистики в современном мире и вносит определенные коррективы в разработку проблемы формирования мистичности, не выделяя этот процесс в специальный предмет исследования, но рассматривая его как один из аспектов эмоционального, нравственного и интеллектуального созревания ребенка. Это изменение в подходах к пониманию формирования мистичности подтверждает традиционное представление о решающей роли семьи в мистическом (или безмистическом) воспитании ребенка.
   Подтверждает потому, что семья как раз и представляет собой такой социальный организм, в котором ребенок не просто подвергается тому или иному "влиянию" -- мистичности, эстетическому и прочему, но живет всей полнотой жизни, в которой воедино связаны ее эмоциональные, нравственные, физические, интеллектуальные, эстетические аспекты. Этот подход, рассматривающий мистику в контексте социокультурных процессов, а не как некую самостоятельную психологическую данность, вообще способствует стиранию былого резкого разграничения людей по признаку мистичности, когда наличие или отсутствие веры в бот рассматривалось как решающий критерий человеческих качеств личности.
   То, что одинаково присуще людям как мистичным, так и немистичным, гораздо более существенно, чем то, что их различает. И это относится к конфессиональным различиям.
   Важнейшим каналом социокультурной детерминации мистичности является нравственность. В становлении мистики решающим этапом является появление обязующего требования "ты должен" как "этического фактора". Мистическя вера так или иначе включает в себя "этос": наряду с чисто ритуальными она приводит в движение этические регуляторы поведения. Мистическое влияние на поведение человека -- это влияние, в решающей степени опосредованное этикой. Соединение воззрения на мир с вытекающим из него пониманием смысла и нравственных обязательств жизни человеческой дает возможность мистики выполнять педагогическую функцию, удовлетворять психологические потребности людей, оказывать психотерапевтическое воздействие.
   Социально-психологическая интерпретация мистики дает возможность выявить важный аспект мистичности, связанный с тем, что поведение человека определяется влиянием культурных "образцов". Эта возможность появляется благодаря тому, что современная психология мистики преодолевает как традиционный подход -- редукцию, сведение мистичности к чисто психологическому феномену, проявлению индивидуальной психологии, -- так и сведение религии к социальной механике, игнорирующей в мистике ее собственно психологическую компоненту.
   Такой подход все же и сегодня достаточно распространен. Его наиболее наглядно демонстрирует трактовка мистики в "поведенческой психологии" Б. Ф. Скиннера. Основываясь на опытах с животными, Скиннер разработал теорию "управляемого поведения". Поведением можно управлять, каким-либо образом поощряя нужный образ действий и тем самым формируя весь репертуар человеческого поведения. В работе "По ту сторону свободы" по Скиннеру можно определить мистику как "социальную систему усиления", которая управляет человеческим поведением с помощью "вербальных" усилителей. Эффективность мистического управления поведением держится на воображаемом, мнимом контакте со сверхъестественным, от которого зависит вечное блаженство или вечное мучение, в будущем ожидающее человека в зависимости от избираемой им линии поведения. Техника управления поведением заключается в определении того, что нужно делать и чего не нужно делать.
   Социальная группа делает это с помощью различения того, что "хорошо" и что "плохо"; государство -- устанавливая, что "законно" и что "незаконно"; нужное поведение в мистике обозначается как "богоугодное" в отличие от "греховного"; традиционное описание "неба" и "преисподней", рая и ада и есть, по Скиннеру, используемые мистикой "усилители" -- позитивный и негативный.
   Отличие мистики от других социальных "усилителей" (экономических стимулов, системы воспитания и др.) в том, что она вводит в качестве стимула представление о том, что наступит только после смерти. Власть мистических инстанций зависит от того, насколько эффективно действуют соответствующие вербальные "усилители".
   На поддержание их действенности направлены мистическая проповедь, воспитание, в которых "усилители", выраженные в словах "рай", "ад", "благочестие", "грех", сочетаются с другими.в особенности относящимися к таким важнейшим сферам, как мораль и государство. Мистического управление, по мнению Скиннера, может осуществляться одним человеком, например в первобытнородовом обществе, если он доказывает с помощью магических обрядов свою способность приносить счастье или несчастье другим, или же жреческим сословием, церковной иерархией, если они представляют достаточно убедительные доказательства своей способности оказывать нужное им влияние на существующий порядок вещей и ход событий.
   Скиннер утверждает, что в эксперименте можно показать наличие у животных аналогов человеческих суеверий, что человеческое поведение управляется с помощью социальной технологии, в основе которой лежит механизм, одинаковый у животных и у людей. Психологическое оформление этого механизма у человека, в том числе и в мистике, имеет второстепенный характер.
   В психологии мистике в качестве основного и наиболее плодотворного направления изучения мистике утвердился сегодня ее социально-психологический анализ, преодолевающий обе крайности -- сведение мистике к индивидуальной психологии, как это было у У. Джемса, и бихевиористский подход в духе Скиннера. На смену им приходит анализ мистики в рамках решения проблемы осмысленности человеческой жизни как проблемы социокулътурной.
   Психологический аспект этой проблемы разработан австрийским психологом В. Франклом в учении о смысле жизни, в контексте которого предлагается и соответствующая интерпретация мистике.
   Франкл занимался не просто теоретической разработкой проблемы смысла, но и тем, что он назвал логотерапией, т. е. оказанием практической помощи людям, страдающим "смыслоутратой".
   Франкл полагает, что в недавнем прошлом, во временя Фрейда, человек страдал главным образом от комплекса неполноценности, от скрытых, непонятных ему желаний и тревог. Психоаналитик, проникая сквозь сны, фантазии, ассоциации в эти желания и тревоги, помогает пациенту справиться с ними, связывая их с моральными проблемами, выступая в качестве врачевателя души.
   В наше время ситуация изменилась: самая серьезная угроза сегодня -- утрата многими людьми ощущения осмысленности жизни. Логотерапевт тоже врачеватель души, но его задача несколько иная, чем у психоаналитиков, -- помочь человеку найти смысл жизни.
   Проблема в том, полагает Франкл, что никто не может дать нам единственный смысл, который мы можем найти в нашей жизни, в нашей ситуации. Мы сами, каждый из нас в отдельности должен отыскать тот единственный смысл, который кроется в жизни каждого как в уникальной, неповторимой ситуации. Личностью делает человека стремление к реализации уникального смысла своей жизни. Нахождение смысла -- вопрос не познания, а призвания. Не человек ставит вопрос о смысле своей жизни, а жизнь ставит перед нами этот вопрос, и человеку приходится отвечать на него ежедневно, ежечасно, отвечать не словами, а действиями.
   Искать готовый и годный на все случаи жизни ответ -- это все равно, что спрашивать у чемпиона мира по шахматам, какой ход в шахматах он считает лучшим. В каждой позиции -- это свой ход.
   Каждая ситуация несет в себе свой смысл, разный для разных людей, и для каждого он является единственным. Смысл не задан нам, мы не можем выбрать себе смысл, мы можем выбрать себе лишь призвание, деятельность, в которой мы обретаем смысл.
   Это не значит, что в поисках смысла человек лишен всяких ориентиров. Такими ориентирами являются ценности -- смысловые универсалии, как их называет Франкл. Ценности -- понятия, в которых кристаллизовался опыт, обобщающий типичные ситуации, с которыми человечеству пришлось сталкиваться в своей истории. Смысл жизни человеческой личности всегда связан с обществом, в нем человек вырабатывает и обретает ценностные ориентации -- то, что обобщает возможные пути, посредством которых человек может сделать свою жизнь осмысленной. Существуют три группы ценностей: то, что мы даем обществу (ценности творчества); то, что мы берем от мира (переживание ценностей); и, наконец, позиция, которую мы занимаем по отношению к судьбе, к тому, что выпадает на долю каждого и что он уже не может изменить, но как-то должен принять. Франкл уверен, что человек способен бросить вызов самым тяжелым условиям. Он видит цель человеческой жизни не в том, чтобы реализовать заложенные в человеке потенции, реализовать себя, а в том, чтобы сделать то, что нужно в данной ситуации, в данный момент. Иными словами, задача заключается в том, чтобы каждый раз стремиться не к возможному, а к должному. Поэтому истинной проблемой для человека остается проблема ценностей; ему необходимо решить, какая из существующих, открытых перед ним возможностей достойна реализации. Это проблема нашей свободы и нашей ответственности.
   Фрейд полагал, что если поставить некоторое количество самых разных людей в одинаковые условия голода, то с возрастанием голода все индивидуальные различия сотрутся и вместо них появится однообразное выражение неукротимого побуждения: инстинкт -- общий знаменатель для самых разных людей. В противоположность Фрейду истинным, как обнаружил в своем опыте Франкл, было другое. В концентрационных лагерях -- а еврей Франкл в 40-х годах был узником нацистских концлагерей -- люди стали более различными: маски были сорваны -- с "животных" и со "святых". Голод был одним и тем же, но люди были различны.
   Сознательно или бессознательно, но каждый человек решает за себя сам, делая свой выбор: будет он противостоять или сдастся.
   Вещи детерминируют одна другую, человек же определяет себя сам, в нем самом -- причина, он -- свободен. Свобода человека по отношению к внешним обстоятельствам занять по отношению к ним ту или иную позицию. Человек свободен благодаря тому, что его поведение определяется ценностями и смыслами, локализованными в "поэтическом измерении" -- так Франкл называет совесть.
   Совесть -- вот что помогает нам искать и находить смысл жизни.
   Этой проблеме посвящена одна из книг Франкла с примечательным названием -- "Подсознательный бог". Человека направляет в поисках смысла его совесть, она является "органом смысла".
   Совесть принадлежит к числу специфически человеческих проявлений, она неотъемлемое условие человеческого существования. Только с ее помощью человек может обрести осмысленную жизнь, но она может и дезориентировать человека. Никто не может дать нам тот единственный смысл, который мы можем найти (или не увидеть) в нашей ситуации, в нашей жизни. Эта ситуация предоставляет разные возможности, таит в себе разные "смыслы".
   Нужно выбрать один, который -- насколько нам позволяет судить наше ограниченное знание -- мы считаем истинным в данной ситуации. Ошибка не исключена, гарантии нет. Осуществляя смысл своей жизни, человек так и не знает никогда, до самого последнего мгновения, удалось ли ему действительно реализовать себя. Ценностям мы не можем научиться, ценности мы должны пережить.
   Фундаментальное положение теории Франкла: совесть и ответственность присущи и мистическим, и немистическим людям.
   Различие между ними только в том, что немистический человек не задается вопросом о "высшей инстанции", помимо совести, перед которой он несет ответственность за реализацию смысла своей жизни. Для человека же мистического этой инстанцией является сверхъестественное. Сверхъестественное для Франкла -- это тот собеседник во внутреннем диалоге, к которому обращены наши самые сокровенные мысли. Тем самым бог как "психологическая величина" -- это персонализированная совесть, совесть, представляемая в качестве особой личности. Это и есть "подсознательный бог", таящийся в каждом человеке. В каждом -- поскольку у каждого человека существует глубинное стремление к общению с таким "собеседником", как совесть, хотя у некоторых оно может быть отнесено далеко на периферию его жизненных интересов. Психология имеет дело с этим сверхъестественным. Она оставляет открытым вопрос о существовании трансцендентного сверхъестественного институализированной мистикой. Это все тот же "методологический атеизм", грань, отделяющая научный подход к мистики от теологического. Концепция мистики у Франкла -- отражение результатов его научных исследований, а не выражение его личного отношения к мистики, которое может быть в принципе различным в широком диапазоне -- от глубокой конфессиональной приверженности до полностью светского гуманизма.
   Мистичность, на том уровне рассмотрения, который избирает Франкл, означает поиск человеком смысла жизни, обращение к голосу высшего Я. В этом смысле все люди мистичны, только мистичность одних проявляется на осознанном уровне, у других -- на бессознательном. Но это мистичность, в рамках которой "сверхъестественное" воплощен в человеческой высшего Я, а искомый смысл -- ценность заключена в том мире, в котором мы живем.
   Существует ли иное сверхъестественное, о котором говорит институализированная мистики? С точки зрения Франкла, ответ на вопрос, существует ли "сверхсмысл" -- высший смысл некоего целого, в свете которого приобретает смысл и отдельная человеческая жизнь, т. е. смысл вселенной или смысл истории, -- дать невозможно. Он лежит за пределами человеческого существования, "трансцендентен" ему. Франкл подчеркивает, что из этого не следует делать вывод о бессмысленности или абсурдности бытия. Человеку приходится мириться с тем, что невозможно охватить бытие как целое, невозможно познать его сверхсмысл, во всяком случае с помощью научного мышления. Если сверхсмысл существует, то он осуществляется независимо от жизни отдельных индивидов. Человек может считать, что история, в которой осуществляется сверхсмысл, происходит либо через посредство его действий, либо наперекор его бездействию, как бы не существуя "для меня" и от "меня" никоим образом не будучи зависимой. Связи нет, человек существует так, как если бы бога не было.
   Так же как в первом случае можно говорить о том, что все люди, обладающие совестью и живущие по совести, в этом смысле одинаково мистичны и различаются только тем, как они называют свою совесть -- совестью человеческой или богом, так во втором случае -- когда речь идет о сверхсмысле -- все люди одинаково безмистичны, т. е. на самом деле и всегда человек определяет себя сам. Попытка дать человеку смысл извне "в готовом виде" свелась бы, по мнению Франкла, к морализированию, к "морали в старом смысле слова", которая отжила уже свой век. В наше время, когда десять заповедей для многих потеряли уже свою силу, констатирует Франкл, человек должен быть приготовлен к тому, чтобы воспринять "десять тысяч заповедей, заключенных в десяти тысячах ситуаций", с которыми его сталкивает жизнь. Только тогда эта жизнь будет восприниматься им как осмысленная, а значит, заполненная делами, и только тогда он приобретет иммунитет по отношению к "экзистенциальному вакууму" и таких двух его следствий, как конформизм и тоталитаризм.
   Воспитание должно быть в наш век направлено к тому, чтобы не только передавать знания, но и оттачивать совесть, чтобы хватило чуткости расслышать требование, содержащееся в каждой ситуации.
   Воспитание -- это прежде всего воспитание ответственности, способности разбираться в том, что существенно и имеет смысл, а что -- нет, за что отвечать и за что не брать на себя ответственность.
   Это воспитание также того, что Франкл называет "смирением", которое можно назвать еще терпимостью к другим, толерантностью. Даже на смертном одре мы не узнаем, не вела ли нас наша совесть по ложному пути. А ведь тот путь, по которому ведет нас наша совесть, -- это единственный путь, который мы знаем, который нам дан. Другого пути, того, который предлагает мистика в традиционном смысле слова (путь, гарантированный как единственный путь, потому что он указан Высшем Я и опирается на то полное знание, которое на самом деле никогда не дано человеку), Франкл не видит. И потому человеку не дано знать, был ли он прав, а другой не прав, поступая по совести, Истина может быть только одна, однако никто не может похвастать знанием того, что этой истиной обладает именно он и никто другой. Смирение предполагает терпимость, однако терпимость не тождественна безразличию; чтобы уважать чужие верования, не обязательно принимать их.
   Таким образом, Франкл видит в мистике психологический феномен, который может выражаться либо в институализированной мистике -- ее он обозначает понятием "теизм", -- либо вне ее.
   С этой точки зрения, понятие о сверхъестественном не обязательно должно быть теистичным. Психология дает ему операциональное определение: сверхъестественное -- это партнер в наших самых интимных разговорах с самими собой. Франкл полагает, что такое определение позволяет избежать дихотомии "теизм -- атеизм". На уровне психологически рассматриваемой мистичности снимается противопоставление теистического и атеистического мировоззрения. Различие появится только тогда, когда один человек начинает настаивать, что его разговоры с собой -- это только разговоры с собой, а другой мистический человек интерпретирует их как реальный диалог с кем-то еще.
   Представление о совести и даже метасмысле, т. е. о боге, полагает Франкл, не обязательно теистично. Это больше вопрос наименования.
   По существу же, совесть коренится в дологическом познании бытия, она коренится в глубинах бессознательного. Подобно этому существует и доморальное постижение ценности, которое предшествует любой разрабатываемой на сознательном уровне системе морали. Совесть интуитивно постигает то, что задним числом уже потом рационализируется. (Так же, как совесть, дологична и любовь.) Совесть -- вот та инстанция, перед которой мы несем ответственность.
   Вопрос о мистики для психологии -- это вопрос: каким образом совесть начинает рассматриваться не как последняя, а как предпоследняя инстанция? Как "нечто" превращается в "некто"? Франкл полагает, что человеку свойственна потребность в символах. В повседневной жизни мы часто прибегаем к символическим действиям и жестам (приветствия, пожелания и т. д.), которые с рационалистической точки зрения совершенно лишены смысла, бесполезны сами по себе. И тем не менее они имеют смысл в качестве символов, т. е. образов, которые делают непостижимое доступным и понятным, выражают то, что невозможно выразить с помощью слов, на языке понятий. Мистика -- язык символов.
   Для логотерапии, заключает Франкл, мистика может быть лишь предметом, но не почвой, на которой она стоит. Она рассматривает веру в сверхъестественное как более широкую веру в смысл. В ее понимании задаваться вопросом о смысле жизни -- это и значит быть мистичным.
   Такое понимание мистичности можно считать характерным для современных исследований в этой области в рамках психоанализа.
   Психоаналитик обязан изучать человеческую реальность, которая скрывается и за мистикой, и за немистикой символическими системами. Он понимает, что весь вопрос не в том, возвратится ли человек к религии и вере в сверхъестественное, но в том, живет ли он в любви и мыслит ли он по истине. Если это так, то употребляемые им символические системы второстепенны.
   Если же нет, то они вообще не имеют значения". На психологическом уровне работают одни и те же механизмы, обеспечивающие решение соответствующих потребностей.
   Но это не снимает вопроса о психологическом воздействии на личность со стороны институциональной мистики и тех средствах, которые она использует.
   Так, мистическое утешение не ограничивается воздействием на сознание (идея "посмертного воздаяния"). Оно реализуется и на уровне функционально-психологическом. У человека существует потребность в психологической "разрядке", катарсисе (греч. katharsis -- очищение). Это понятие употребил Аристотель, анализируя воздействие античной трагедии на зрителя. На сцене происходят события, вызывающие тяжелые, подчас просто мучительные переживания, но в результате возникает эмоциональная разрядка, чувство освобождения, "очищения". Динамический стереотип протекания эмоциональных процессов свойствен катарсису, чем бы он ни вызывался. Он лежит в основе мистического убеждения, которые могут способствовать трансформации отрицательных переживаний в положительные, освобождению от "душевного страдания", просветлению, утешению.
   Мистика использует многочисленные "психотехнические" приемы: внушение, подражание, эмоциональное заражение, ритмические повторы, и другие способы, вызывающие экстаз.
   Наряду с упомянутыми средствами психологического утешения и преодоления отрицательных эмоций важную роль играет медитация (от лат. meditatio -- размышление). Цель медитации -- достижение глубокой сосредоточенности, состояния отрешенности от внешних обстоятельств и собственных переживаний, повседневных забот. Приемы и способы медитации были разработаны прежде всего в восточных мистических текстах (в индуизме, буддизме) и использовались в качестве составной части культовых действий. Сегодня она используется в медицине, в педагогической деятельности.
   Таким образом, на психологическом уровне мистика сводится к функционированию систем, которые сами по себе не являются специфически мистическим (катарсис, медитация), но обеспечивают возможность психотерапевтического воздействия и для мистики.
  

Представители конкретных наук о

"мистическом опыте".

   Феномен "мистического опыта" привлекал внимание не только философов, но и представителей таких наук как медицина и психология. Благодаря исследованиям этих специалистов были обнаружены и объяснены психофизиологические основы "мистического опыта". Ученые медики и психофизиологи обратили внимание на тот момент, что "мистический опыт" имеет чрезвычайное сходство с такими состояниями сознания как утомление, гипноз, синдромы помрачения сознания и т.д.
   Для естественного объяснения "мистического опыта" интересно мнение Л.П. Гримака, который представлял состояние бодрствования в виде шкалы: "..Исходной нижней точкой является реакция пробуждения, а далее каждому приросту процессов возбуждения в центральной нервной системе соответствует новый уровень повышения интенсивности бодрствования вплоть до высших степеней эмоционального всплеска - экстаза, блаженства и т.п." Однако Гримак утверждает, что "представление о постепенном нарастании интенсивности бодрствования не предполагает, однако, что при этом пропорционально возрастают и продуктивные возможности организма. На шкале уровней бодрствования имеется лишь какой-то определенный диапазон активности организма, соответствующий наибольшей продуктивности поведения (деятельности). Возбуждение, превышающее этот диапазон, приводит уже к снижению возможностей организма". Феномен мистицизма характеризуется тем, что поощряет воспроизведение таких состояний у человека, при которых снижается продуктивность деятельности и в целом, возможности организма.
   Интересно психотерапевтическое описание состояния "утомления", которое фактически объясняет причины возникновения "мистического опыта": "Утомление - состояние, вызванное интеллектуальной или физической перегрузкой, вынужденной бессонницей. Для него характерны снижение уровня бодрствования, четкости и чувственной живости восприятия окружающего (контуры теряют свою четкость, появляются иллюзорные восприятия), ослабление внимания (привлекаемости, концентрации и устойчивости), ухудшение запоминания и воспроизведения, снижение силы и дифференцированности эмоциональных реакций, темпа мышления".
   С психологической точки зрения интересна трактовка мистицизма и религии Вильгельма Райха, основанная на теории З. Фрейда. Религиозный опыт по Райху "...проистекает из патриархального подавления сексуальности". Термин мистицизм Райх использует в своей работе как синоним религии, без выявления специфики первого. Райх считал, что в основе экстаза мистиков лежит неудовлетворенное половое влечение. "Поэтому его (верующего, мистика - А.Т.) страстное стремление к богу - пишет Райх - в действительности является стремлением, которое возникает благодаря возбуждению, вызванному предчувствием сексуального удовольствия, и требует своего освобождения. Освобождение является и не может быть не чем иным, как избавлением от невыносимых физических напряжений, которые могут быть приятными лишь до тех пор, пока они растворяются в воображаемом единении с богом, т.е. при наличии удовлетворения и освобождения". "Состояние религиозного экстаза представляют собой не что иное - пишет Райх, как состояния полового возбуждения вегетативной нервной системы, которые не поддаются разрядке".
   Эта упрощенная редукция (сведение) "мистического опыта" только к неудовлетворенным сексуальным потребностям является необоснованной. Выше мы уже показали действительные истоки "экстаза" мистиков. Подавление сексуальности только один из многих субъективных моментов, но не более, не говоря уже об объективных факторах при возникновении "мистического опыта".
   Психофизиологи, стоящие на материалистических позициях, обратили внимание на схожесть "мистического опыта" с гипнотическими состояниями. В 20 веке в российской науке наибольшее распространение получили идеи И.П. Павлова, который сущность гипнотических явлений связывал с процессами условного внутреннего торможения в центральной нервной системе. И.П. Павлов считал, что сон и гипноз практически одно и то же, основное отличие между этими состояниями заключалось лишь в некоторых частностях. В этом контексте гипноз представлялся как медленно наступающий сон, неполное состояние сна. Исследователь-атеист В. И. Лебедев, в небольшой работе "Как рождаются духи" применил для объяснения "мистических состояний" концепцию гипноза И.П. Павлова. Лебедев заключал фактически тождество между "мистическим опытом" и гипнотическими состояниями. Человек, по Лебедеву, при "мистическом опыте" проходит те же фазы, что и при гипнозе. Интересным являлось его объяснение появления у человека ощущений присутствия рядом или непосредственно внутри человека некоей невидимой силы, которую можно было описать только через отрицательные понятия "не то, не это". Верующие такое незримое присутствие интуитивно относили на счет Святого Духа, Бога и т.д. Однако если быть точнее, то "ощущение незримого" происходит здесь не интуитивно, как настаивают на этом философы-идеалисты и богословы, но через проекцию на эти ощущения, имеющихся у человека религиозных представлений.
   Спецификой этого ощущения незримого присутствия являлось то, что последнее не было воплощено ни в каких образах.
   На основании данных об ассиметричном функционировании полушарий мозга, Лебедев приходит к заключению, что ощущаемое "незримое присутствие" формируется в левом полушарии (при его доминировании), которое отвечает за логическое, абстрактное мышление: "..Эти иллюзорные переживания в результате эмоционального напряжения и развития гипнотических фаз формируются в левом полушарии. Понятие "человек", как абстракция, не имеет конкретно-чувственных атрибутов, поскольку их нет во второй сигнальной системе. Это обстоятельство и не позволяет оформиться представлению "другого", "постороннего" в четко воспринимаемый галлюцинаторный образ, а только дает возможность абстрактно и эмоционально переживать присутствие кого-то. В то же время сохранность логического мышления и отсутствие чувственно воспринимаемых образов создает двойную ориентировку". Другими словами, в этом состоянии нет никаких чувственно воспринимаемых объектов органами слуха, осязания, зрения, даже в виде галлюцинаций, однако присутствует ощущение, что нечто невидимое и сверхъестественное все же находится рядом или внутри человека. Последнее ощущение и вызвано доминирующим воздействием левого полушария мозга у человека во время гипнотических состояний. В качестве примера рассмотрим переживания Рамакришны, который поклонялся личностному Богу, который был для него всегда видим и осязаем. Однако на определенном этапе, у него стали возникать очень необычные для него ощущения. Вот как пишет об этом его биограф: "Уже давно Рамакришна не без тревоги чувствовал возле себя присутствие лишенного формы и непостижимого бога и сверхчеловеческое безразличие его missi Dominici... Легко вообразить, чего это должно было стоить одержимому любовным безумием, прирожденному любовнику...художнику, который чувствует потребность видеть, трогать, есть то, что он любит, не может обойтись без живого образа, который он должен обнять, с которым должен слиться подобно ручью, заполняя собою божественные формы его прекрасных членов. И ему придется покинуть это гнездышко сердца, раствориться душой и телом в горниле, полном бесформенного и абстрактного...Такая попытка должна была казаться ему более тягостной и чуждой, чем любому ученому нашего Запада". Весьма показательно, что доминирование левого полушария в один из моментов, ощущается Рамакришной как нечто нежелательное и отчасти, враждебное ему. Однако, впоследствии, Рамакришна выскажет заключение, что оба "опыта" (образный, личностный Бог) и безобразный (Брахман адвайта веданты) являются путями к одному Богу. Или пример другого индийского мистика, религиозные представления которого находятся под доминирующим воздействием левого полушария мозга: "Бесконечный Дух, которого не видел ни один глаз, не слышало ни одно ухо - вот ваш бог, и другого бога у вас нет... Не поклоняйтесь ни мертвой материи, ни мертвому человеку, ни мертвой абстракции. А поклоняйтесь живому духу, видящему без глаз... Аналогичный пример левополушарного мистицизма мы также находим в книге "Внутренний замок" Терезы Авильской. Она называет такой "опыт" "духовным видением": "Бывает, душа совсем и не думает получить дары свыше, и не считает, что достойна их, но вдруг понимает, что Господь наш - тут, хотя не видит Его ни духовными, ни телесными очами. Такое видение называется "умным", не знаю уж, почему. Я знала одну особу, которая получила от Бога эту милость...Сперва она очень смутилась, не понимая что бы это значило, ибо не видела Бога, а все-таки не сомневалась, что это Он. ...Каждый раз, как она хотела побеседовать с Ним в молитве и даже без молитвы, она чувствовала, что Он - рядом, и была уверена, что Он ее слышит. А слышит ли Его она, от нее не зависело, слова Его звучали нежданно, когда она ощущала, что Он - справа, но не так, как бывает, если кто стоит рядом, а по-другому, как-то иначе".
   По нашему мнению, если далее следовать логике Лебедева, то мистицизм можно условно разделить на два вида. Первый вид, это когда во время гипнотических состояний доминирует правое полушарие мозга. Этот вид мистицизма характеризуется преобладанием наглядных, галлюцинаторных образов. Например, в виде диалогического общения с Богом, другими духовными сущностями и т.д.
   Второй вид мистицизма - это когда доминирует левое полушарие мозга при гипнотических состояниях. Здесь мистик может лишь интуитивно догадываться, с чем он имеет дело, т.к. никаких галлюцинаторно-зримых образов он не получает. Цитируемый выше случай с Рамакришной, типичный этому пример. Мы можем сделать предположение, что теистические формы мистицизма, имеют начало в доминировании правого полушария мозга. В этих формах мистицизма Бог понимается как личностный Бог, с которым возможно непосредственное диалогическое общение, в большинстве случаев он предстает в виде каких-либо конкретных образов, голосов и проч.
   Имперсоналистские формы мистицизма порождены левым полушарием мозга. В этом случае, диалогического общения с Богом не происходит, а мистик сам становится Богом, полностью сливается с ним. Никаких галлюцинаторных образов не возникает и сама сущность божества описывается негативными терминами, Бог... - это не то, не это... и т.д. Однако таких чистых форм мистицизма, где бы доминировало только одно из полушарий мозга не существует. Выдвигаемое нами предположение относится скорее к истокам возникновения тех или иных форм мистицизма. Так, например, в развитых религиозных традициях, христианстве - Бог, это и безобразный Дух и в тоже время историческая личность - Иисус, которого можно визуально представлять. Аналогичен и "мистический опыт" Рамакришны, где есть место взаимодействию двух полушарий мозга. Другое дело, что в какой-то конкретный период, при определенном понимании религиозных представлений может доминировать одно из них.
   Сравнение "мистического опыта" и гипнотических состояний имеет под собой веские основания. Так в исследовании психофизиолога Л.П. Гримака рассматриваются условия, при которых возникают гипнотические состояния. Описываемые им условия возникновения гипнотических состояний практически совпадают с условием возникновения "мистического опыта".
   Так одним из важных условий является: "Деактивирующее действие монотонных раздражителей. Монотонность воздействий, свидетельствующая об однообразии, неизменности обстановки, даже у животных приводит к угасанию реакции настораживания и исследовательских рефлексов. Физиологически действие монотонных раздражителей вызывает утомление соответствующих органов чувств и развитие процессов торможения в связанных с ними зонах коры головного мозга, которое затем распространяется на остальные ее участки. Эта закономерность широко используется в приемах гипнотизирования: фиксация взора, монотонность речи гипнотизирующего, пассы, ритмичные тепловые воздействия и другие слабые повторяющиеся раздражения приводят к снижению уровня бодрствования, а затем и к развитию разлитого торможения". "Монотонность воздействий" является также одним из значимых факторов при возникновении "мистического опыта". Это и приемы фиксации взгляда на одном из религиозных образов, например, янтры - графические изображения, храмовые идолы - мурти, изображения гуру в индуизме и буддизме, иконы и крест в христианстве и т.д. Далее, это и монотонность при повторении "неустанной молитвы" в христианстве, зикров в исламе, джапа-йоги в индуизме и т.д. Различные дыхательные упражнения, повторяющиеся движения телом, уединение в скитах - все это способствует ослаблению бодрствующего сознания и возникновению ощущений, которые верующие затем будут понимать как свидетельство, якобы спонтанно возникающего "откровения". Хотя очевидно, что "спонтанное откровение" было вызвано долгим и продолжительным (монотонным) воздействием на организм.
   Другим фактором при возникновении гипнотических состояний является релаксация, полное расслабление мышц. Для возникновения "мистического опыта" последнее, не всегда является значимым. Так в исихазме, расслабление, покой, играет значимую роль, в то время как у хлыстов "мистический опыт" возникает посредством чрезвычайного напряжения и эмоционально - телесной нагрузки на организм. Возникновение стигматов (открывшихся ран на теле) во время "мистического опыта" у католических святых и мистиков, также вызвано очень продолжительным и болезненным напряжением мышц в определенных местах тела.
   Еще одним фактором, наиболее сближающим мистицизм с гипнозом по условиям своего возникновения, является "охранительная роль внушаемости". В отношении гипноза Л.П. Гримак писал: "В этой роли внушаемость чаще всего выступает в тех случаях, когда нервная система человека оказывается ослабленной какими-либо чрезвычайными воздействиями: болезнью, глубоким горем, страхом перед угрозой опасности, трудностью выбора в сложной ситуации, сильным физическим утомлением и т.п. Эти состояния, снижая уровень бодрствования, часто приводят к развитию так называемой парадоксальной фазы ("фазы внушения", по И.П. Павлову), в которой сильные раздражения реального мира воспринимаются хуже, чем слабые словесные воздействия".
   В религии, сам принцип веры основан на внушении. В мистицизме значимую роль играет фигура наставника - старца в православии, пира и шейха у суфиев, цаддика у хасидов, гуру и ачарьи в Индии, Тибете, Непале. Голос наставника для мистика, чем - то сравним с голосом гипнотерапевта во время сеанса гипноза, в обоих случаях, отношения основаны на доверии. Однако в отличие от обычного гипнотизируемого, "сеанс гипноза" для мистика длится всю жизнь. То, что говорит наставник, в мистицизме является непоколебимым авторитетом, по принципу: "устами старца глаголет Сам Бог". При таком подходе - мистицизм также как и гипноз, рассматривается одной из форм частичного торможения коры головного мозга. Спецификой мистицизма, в отличие от гипноза, является то, что значимую роль здесь играет воображение и самовнушение. Однако необходимо помнить, что сходство это еще не тождество, и мистицизм, включает в себя очень разные практики воздействия на организм, и это делает его более широким, по применяемым методам и возникающим переживаниям, нежели гипноз. Тем не менее, очевидно, что сам механизм возникновения "мистического опыта" и гипнотических состояний фактически одинаков.
   Для сравнения, рассмотрим другие теории гипноза (идеалистические) и вытекающую из них связь гипноза и "мистического опыта". С. Гиллиген, один из последователей и учеников М. Эриксона, предложил рассматривать гипноз как "последовательность взаимодействий, приводящая к поглощенности внутренними ощущениями и вызывающая измененное состояние сознания, когда "я" человека начинает проявляться автоматически, т.е. без участия сознания". Павловскую теорию гипноза, этот автор полностью отрицал. Для обозначения "измененных состояний сознания" Гиллиген использовал термин "транс". По его мнению, транс это "естественное и кроссконтекстуальное явление", которое способно проявлять себя в различных жизненных ситуациях, от сеанса гипнотерапевта, до состояний транса у спортсменов во время соревнований, у артистов во время выступлений, у верующих во время религиозных ритуалов или даже просто при чтении книги. Спецификой трансовых состояний, по Гиллигену, являлось отсутствие сознательного контроля и управления ими со стороны человека. Как мы видим, уже эта особенность транса может объясняться верующими людьми как вмешательство неких сверхъестественных сил. Другой важной спецификой транса, которую отметил этот автор, была так названная им "логика "оба/и"", согласно которой человек мог воспринимать себя во время транса одновременно как субъект и объект, изменялось восприятие пространственно-временных рамок. Так в состоянии транса, переживающий, мог находиться одновременно в нескольких местах и в разные периоды времени. Гиллиген считал, что это было ощущением целостности и единства. Якобы во время транса человек раздвигает пространственно - временные рамки и находится в некоем "расширенном состоянии сознания". Выше, мы уже показали, насколько это "расширение" является расширением. Гиллиген утверждал, что транс это биологическая необходимость: "мы нуждаемся в том, чтобы периодически отключать регуляцию, направленную на сознательное достижение цели и исправление ошибок, и вновь испытать неискаженное ощущение целостности".
   Другими словами, в трансе Гиллиген заключал кратковременную, но не обусловленную никакими ограничениями, возможность для человека "побывать" в состоянии наиболее полного бытия. Функции транса заключались для него в регуляции биологических и психологических систем, и способствовали "сохранению и расширению целостности автономного (саморегулирующего) самосознания"
   Феноменология гипнотических трансовых переживаний у Гиллигена чрезвычайно напоминает описания "мистического опыта". Так для состояний гипнотического транса характерна полная поглощенность внутренними переживаниями, которые вытесняют бодрствующее сознание. Трансовые переживания появляются независимо от воли человека, без каких-либо усилий, при этом возможны изменения при восприятии пространственно-временных рамок, включая полное исчезновение времени и т.п. Также как и "мистический опыт", транс имеет несколько уровней глубины или уровней вовлеченности в гипнотический транс. В состоянии транса, по Гиллигену, человек способен постигать сущность вещей, минуя рациональное мышление, "...повышается способность непосредственно ощущать "вещи как они есть" и обычно почти не возникает потребность логически осмыслять или концептуально анализировать свои ощущения. Мыслительные процессы, как правило, становятся менее критичными, менее оценочными, менее словесными и менее абстрактными; в то же время они становятся более описательными и образными, более сенсорными и более конкретными". Указанная специфика переживаний сближает гипнотические трансы с "мистическим опытом", который выше мы определили как порожденный правым полушарием мозга. Т.е. такое состояние, когда человеку являются какие-либо образы, субъективно очень яркие и часто неожиданные. Люди, имеющие религиозные представления будут говорить об этих видениях, как открытии ими неких духовных сфер, в то время как материалист будет видеть в них игру психики, порожденную объективными причинами. Верующий необоснованно будет придавать этим видениям глобальный теоретико-познавательный смысл, в то время как материалист будет видеть в них интересные психические явления, которые при понимании порождающих их условий можно воспроизводить. Последний никакого теоретико-познавательного смысла в таком "опыте" заключать не будет. Также как нет никакого опыта в его диалектико-материалистическом смысле у тех, кто пробовал те или иные виды наркотиков, стимуляторов и т.п. Они, как и мистики имеют лишь необычные психические переживания и ощущения, но не более того.
   Таким образом, становится очевидным, что как условия возникновения гипнотических состояний, так и характер самих переживаний (гипнотических состояний, "мистического опыта") является во многих отношениях схожим.
   Необходимо отметить ту существенную разницу, которая наблюдается между гипнозом и "мистическим опытом". Гримак писал: "...психофизиологические механизмы гипнотических явлений включают те естественные сложившиеся функциональные системы, которые связаны с процессом нормальной повседневной жизнедеятельности человека. Это означает, что психические явления, составляющие сущность гипноза, основываются не на каких-то чрезвычайных, специфических и необычных для организма воздействиях и условиях, а на привычных, естественных и потому совершенно безвредных для здоровья". В противоположность этому, "мистический опыт" основан на неестественных, а в некоторых случаях и опасных для жизнедеятельности организма методиках, которые способны разрушать организм (продолжительные посты, полный отказ от пищи и воды, постоянное прерывание сна, затворничество и т.д.)
   Наглядным примером служит случай с Рамакришной. Рамакришне долгое время не удавалось сконцентрироваться на Брахмане, как не имеющим никаких атрибутов и форм (правое полушарие сильно доминировало у него), руководивший им в тот момент, адвайта-ведантистский аскет, чтобы стимулировать искомое состояние, со слов Рамакришны, сделал следующее: "Оглядевшись вокруг себя, он нашел кусок стекла, взял его, вонзил кончик мне в переносицу и сказал: "Сосредоточь свой ум на этом острие". Я напряг все свои мыслительные способности, и лишь только передо мной возник прелестный образ божественной Матери, я воспользовался способностью размышления и, действуя, как мечом, рассек этот образ надвое. Тогда исчезло последнее препятствие, и мой ум тотчас же вознесся за пределы "условных" вещей. Я растворился в самадхи". Биограф Рамакришны, предвидя сомнение у людей запада в божественном источнике этих "ощущений слияния" специально оговорил, что это ощущение не было вызвано гипнозом или самогипнозом. "Умственная операция, описанная Рамакришной - пишет он - это строгая сосредоточенность, не исключающая, а наоборот, предписывающая беспощадный критический анализ".
   Правда, совсем непонятно, что имел в виду автор, говоря о "беспощадном критическом анализе" возникающих ощущений ("мистического опыта") у Рамакришны.
   Несмотря на то, что богословы и мистики настаивают на сверхъестественном характере этих переживаний, естественные причины этих состояний настолько очевидны и не подлежат сомнению, что становится удивительным, как при всех этих, большей степенью, достоверных и объективно фиксируемых естественных причинах, до настоящего времени, мистицизм у идеалистически настроенных философов окружен ореолом таинственности и якобы, своей непостижимостью. В случае описания мистических переживаний мистиками разных традиций, в большинстве случаев, отчетливо прослеживаются естественные причины, в то время как неких неестественных воздействий вообще не прослеживается. "Мистический опыт" не происходит спонтанно и независимо от человека, но человек всегда определенным образом готовится к таковому, даже если и не сознательно, то принятием религиозных представлений, которые всегда содержат намеки о неких необычных состояниях человека, будь то райское или адское существование. В принципе, такие религиозные представления, уже фактом своего существования настраивают верующих на понимание некоторых ощущений и переживаний, как религиозных, даже у тех, кто не ориентирован на мистицизм. Любая религиозная доктрина, пусть даже и в скрытой форме, контекстуально, но содержит мысль о неких особых состояниях существования человека. В ходе исторического развития, у определенных людей, эта психологическая сторона религии может выходить на первый план и гипостазироваться. Так появляются мистические течения, либо в рамках традиции, как исихазм в православии, либо в виде отдельных сект и ересей.
   Интересен тот факт, что исследователи-материалисты, помимо сходных с "мистическим опытом" гипнотических состояний, предметом своего исследования сделали то, что суммарно обозначают термином "медитация". Так Л.П. Гримак определял медитацию как состояние: "..в котором достигается высшая степень концентрации внимания на определенном объекте или же, наоборот, полное "рассредоточение" внимания. И в том и в другом случае наступает остановка процессов восприятия и мышления, происходит особого рода чувственная изоляция человека от внешнего мира".
   В отличие от рядовых верующих, для мистиков, вся их жизнь действительно проходит как "концентрация внимания на определенном объекте", по - другому, это можно обозначить моноидеизмом. Ярким иллюстрирующим примером является книга православных "Откровенные рассказы странника духовному своему отцу. В этой книге изложена жизнь одного верующего, который всю свою жизнь повторял только Иисусову молитву. "Рассказы" содержат подробное описание возникающих у верующего ощущений, в результате многократных повторений молитвы, которые действительно, изолируют человека от внешнего мира. Из восточных теистических традиций наглядным примером является книга "Нектар преданности", в которой подробно описаны ощущения возникающие при постоянном эмоционально-напряженном отношении к божеству (=одной идеи, моноидеизм).
   Л.П. Гримак утверждал, что состояние медитации и гипноза (а также сна) несмотря на наличие общих черт, все же не являются тождественными: "Полагают - пишет Гримак в отношении медитации, - что это особый, интегрированный или всеобъемлющий рефлекс, осуществляемый через центральные мозговые структуры по механизмам самовнушения, как бы особого характера самогипноз".
   Особенностью медитационного состояния являлось "временное выключение из комплекса постоянно осуществляющихся психических процессов, составляющих сущность сознания, функции памяти". По мнению Гримака, "именно это допущение позволяет объяснить происхождение тех психических явлений, которые имеют место при медитации и в период ее последействия". Другими словами, состояние медитации на время ослабляет функцию памяти.
   Психофизиологи, исследующие состояние медитации подчеркивали, что "при нарастающем ослаблении памяти у человека чаще всего утрачивается способность локализовать события во времени и пространстве. Это приводит к потере способности устанавливать последовательную связь между отдельными событиями, впечатлениями, переживаниями, что в значительной степени нарушает правильную ориентировку в окружающем и меняет представление о собственной личности".
   Таким образом, утверждения мистиков об изменении пространства и времени, а также нарушения в самоидентификации (например, верующий становится Духом Святым) во время "мистического опыта" и самое важное, после него, все это следствия ослабления памяти, вызванной концентрацией внимания на одном объекте. Спецификой мистицизма является то, что на фоне ослабления памяти, во время некоторых психотехник, продолжает свою работу воображение, а также обостряется эмоциональное отношение к религиозным представлениям. Все это в совокупности и порождает феномен "мистического опыта".
   Исследователи предлагали следующее, естественное объяснение феномену медитации: "в состоянии концентрации внимания человек полностью выключается из системы внутренних и внешних раздражителей и сосредоточивается на единичном объекте, а следовательно, теряет возможность правильно оценивать временные промежутки. Основным содержанием переживаний становится ощущение необычной пустоты. Поскольку же временная составляющая является необходимым компонентом в самосознании личности, в формировании ощущения Я, потеря временной ориентировки приводит к формированию иллюзорного самовосприятия своего Я ("слияние с беспредельным", "растворение в солнечном свете", "парение в невесомости" и т.п.). Естественно, что подобного рода психическая иммобилизация, связанная с временным выключением основных интегративных механизмов мозга, способствует восстановлению нервно-психических функций человека, оставляя после себя ощущение свежести, внутреннего обновления и радости бытия".
   Показателен тот факт, что многие исследователи пытались экспериментировать и вызывать "мистические состояния сознания" с помощью различных наркотиков, причем весьма успешно: У. Джеймс - "веселящий газ", С. Гроф - ЛСД, Т. Лири, Дж. Лили, О. Хаксли, Т. Маккена, К. Кастанеда, А. Уоттс, А. Хофманн и др.
   Американский исследователь Дж. Леуба воспроизводя в лабораторных условиях "чувство присутствия Бога" высказал следующее мнение по поводу этих экспериментов: "Предшествующее описание условий (т.е. "ощущение Бога" вызывалось с помощью наркотиков и гипноза), в которых при отсутствии каких-либо данных, получаемых органами чувств, испытывается ощущение "присутствия", означает, что чувство божественного присутствия не представляет никакой ценности, что бы об этом ни думал человек, испытавший его. Сила убежденности в божественном присутствии сама по себе абсолютно недостаточное доказательство, как недостаточны и неотразимые свидетельства чувств в случаях иллюзий и галлюцинаций". Исследовательница западной психологии религии Попова, в одной из своих работ, резюмировала об исследованиях Дж. Леуба следующее: "На основе экспериментальных данных он (Леуб) утверждал, что состояния мистиков аналогичны тем, что переживают люди, опьяненные "веселящим газом", опиумом или другими наркотическими средствами, т.е. являются следствием болезненного извращения сознания" , или в другом месте ее работы читаем: "Он считал, что, если с помощью гипноза и наркотиков можно вызвать явления, сходные с религиозным экстазом и мистицизмом, значит, религиозный экстаз и мистицизм вызываются не сверхъестественными причинами, а имеют вполне материальную основу и представляют собой одну из форм нарушения нормальных психических процессов".
   Олдос Хаксли в небольшой работе "Наркотики, которые формируют умы людей" заметил: "Тем, кого оскорбляет мысль о том, что глотание пилюли может помочь подлинно религиозному опыту, следует помнить, что все стандартные виды умерщвления - пост, добровольное лишение себя сна и самоистязания, - налагаемые на себя аскетами каждой религии в целях приобретения достоинств, так же, как и преобразующие ум наркотики, являются мощными средствами изменения химии тела в целом и нервной системы в частности".
   Чрезвычайно быстрое распространение трансперсональной психологии в мире, способствовало тому, что "мистические состояния сознания" можно было воспроизвести с помощью просто огромного разнообразия методов: от галюцинногенных грибов, синтетических наркотиков до относительно простых и легко воспроизводимых в домашних условиях методик холотропного дыхания, ребефинга, вайвейшна, психотехник танцевально-двигательной терапии и многого другого. В этом контексте необходимо особо отметить феномен современной электронной клубной музыки, суммарно обозначаемой терминами RAVE или "кислотная" музыка, представленная такими стилями как: ACID, MINIMAL&DETROYT TECHNO, GOA&PSYCHEDELIC TRANCE, BREAK BEAT, JUNGLE, HARDCORE, GABBER. Все эти направления клубной музыки носят ярко выраженный экстатический характер. Достаточно упомянуть, что такой стиль как GABBER имеет мощнейший барабанный ритм, иногда превышающий 4 удара в секунду!
   Интенсивное движение под эту музыку, в темном закрытом помещении с постоянно мерцающим светом (ночной клуб) способно за очень короткое время приблизить человека к экстатическим состояниям. Интересно, отметить, что в целом, слушают такую музыку лишь определенное меньшинство, слишком она экстремальна и тяжела для слуха. Также как тяжела мистическая аскеза, для обычных верующих.
   Таким образом, на настоящий момент мы имеем целую индустрию, доступную всем желающим для воспроизведения "экстазов" и "мистических состояний сознания".
   Показательно сравнение синдромов помрачения сознания и "мистического опыта". Перечислим некоторые из этих синдромов и сравним их с многочисленными описаниями ощущений, возникающих во время "мистического опыта". Итак:
   1. "сумеречное состояние сознания - характеризуется резким сужением объема сознания, наплывом представлений, не связанных с реальностью, переживаниями угрожающих жизни ситуаций, двигательным возбуждением. Характер контакта с окружающими и упорядоченности поведения зависит от степени оглушенности. Пережитое в сумеречном состоянии почти полностью амнезируется".
   2. Синдром деперсонализации и дереализации. Этот синдром характеризуется нарушением процессов осознания окружающего и самосознания: "Нарушение самосознания может проявляться в чувстве отчужденности либо измененности своего тела (соматическая деперсонализация) или же различных свойств своей личности (психическая деперсонализация). Как правило, явления деперсонализации сочетаются с утратой чувства реальности окружающего, симптомом "уже виденного" и "никогда не виденного" (дереализация)".
   3. Синдром онейроидный (сновидное нарушение сознания) - "характеризуется аллопсихической дезориентировкой, т.е. "перенесением в мир грез", переживаемых в форме иллюзий или галлюцинаций".
   4. Аментивный синдром - "состояние глубокого помрачения сознания с резким угнетением психической активности, отсутствием реакций на обычные раздражители, их возникновением только на сильные воздействия (укол, яркий свет, громкий оклик), фрагментарностью восприятий, невозможностью осмыслить ситуацию, резким двигательным возбуждением, последующей амнезией пережитого. Наблюдается при тяжелых инфекциях, интоксикациях и других экзогенных заболеваниях".
   Перечисленные синдромы помрачения сознания и их симптомы свидетельствуют о том, что по характеру вызываемых ощущений и переживаний они фактически не отличаются от переживаемых мистиками ощущений. Однако у мистиков эти ощущения понимаются как непосредственные свидетельства "откровения", "божьей благодати" и т.п. Приведем наглядный пример из творений Исаака Сирина: "В один день хотел я принять пищу, по прошествии пред тем четырех дней, в которые ничего не вкушал. И когда стал я на вечернюю службу, чтобы после оной вкусить, и стоял на дворе келии моей, между тем как солнце было высоко, то, начав службу, только в продолжение первой славы совершил оную с сознанием, а после того пребывал в ней, не зная, где я, и оставался в сем положении, пока не взошло опять солнце в следующий день и не согрело лица моего. И тогда уже, как солнце стало сильно беспокоить меня и жечь мне лицо, возвратилось ко мне сознание мое, и вот увидел я, что настал уже другой день, и возблагодарил Бога, размышляя, сколько благодать Его преизливает на человека".
   Интересно, но сам Сирин, уже в самом начале своих строк, указал причины своего "забытия", однако наличие религиозных представлений не позволило ему понять естественные причины своего состояния, поэтому он с большой гордостью и удовлетворением констатировал факт излияния на себя "благодати Божией". В этом контексте интересно аналогичное описание "мистического опыта" индийского, по происхождению, мистика Рамакришны. Последний, в порыве предельного отчаяния и тоски от того, что ему не является Божественная Мать (Кали) решает убить себя: "Муки терзали меня. При мысли, что я так и не удостоюсь благодати божественного видения, страшное неистовство овладело мною. ....В святилище Кали висел большой меч. Мой взгляд упал на него, и мой мозг пронизала молния. -"Вот. Он поможет мне положить конец". Я бросился, схватил его, как безумный...И вдруг...Комната со всеми дверями и окнами, храм, - все исчезло. Мне показалось, что больше ничего нет. Передо мной простирался океан духа, безбрежный, ослепительный. Куда бы я ни обращал взор, насколько хватало зрения, я видел вздымавшиеся огромные волны этого сияющего океана. Они яростно устремлялись на меня, с ужасающим шумом, точно готовились меня поглотить. В одно мгновение они подступили, обрушились, захватили меня. ...Я потерял сознание и упал... Как прошел этот день и следующий - я не имею никакого представления. Внутри меня переливался океан несказанной радости. И до самой глубины моего существа я чувствовал присутствие божественной Матери". Как и в случае Сирина, религиозные представления Рамакришны не позволяли ему увидеть за этой потерей сознания естественные причины, вызванные целым комплексом объективных факторов.
   Этим сравнением мы хотели показать не факт полной патологии "мистического опыта", но некоторые сходные моменты, которые подтверждают, что возникновение "мистического опыта" тесно связано с экстремальными воздействиями на организм или чрезвычайной психической подавленностью и расстройствами, при которых могут потенциально развиваться и развиваются синдромы помрачения сознания, аналогичные выше описанным.
   В этом контексте выглядит необоснованным и не соответствующим действительности псевдонаучное "открытие" В.Б. Слезина. Этот автор исследовал с помощью электроэнцефалограммы мозг человека, его биотоки, во время молитвы. "Открытие" заключалось в том, что помимо трех состояний сознания: быстрый сон, медленный сон, бодрствование автор выделяет четвертое состояние сознания - "медленного или молитвенного бодрствования". Автор настаивает, что это и есть его вклад в науку. "Мы назвали этот феномен - отвечает Слезин, давая интервью - четвертым функциональным состоянием мозга. До этого науке были известны три состояния: бодрствование, "быстрый" сон и "медленный" сон - без сновидений. Наш эксперимент показал, что есть еще одно состояние, которое можно назвать "медленным", или "молитвенным" бодрствованием. При нем кора головного мозга отключена, и восприятие информации человеком происходит напрямую, минуя мыслительные процессы и анализ. И, может быть, самый важный вывод, который мы сделали: четвертое состояние мозга столь же необходимо человеку, как и все остальные. Отсутствие одного из них нарушает гармоническое развитие человека, приводит к болезням и деградации". При этом "молитвенном состоянии" ритмы биотоков у человека становились все меньше и доходили до состояний медленного сна. Такое состояние, также замечено в бодрствующем состоянии у младенцев в возрасте до двух месяцев.
   Однако как мы уже рассмотрели, еще советская наука выделяла большое разнообразие состояний сознания - это и разные гипнотические фазы, медитационные состояния, состояния сознания в экстремальных и необычных для человека условиях, синдромы помрачения сознания. Получается, что не совсем понятно, что собственно нового предложил В.Б. Слезин. Более того, мы не говорим о многообразии трансперсональных теорий, где все эти состояния сознания получили свое наблюдение, правда, понимались они исходя из идеалистических интерпретаций. На фоне всех этих данных, заявление В.Б. Слезина об "открытии" им четвертого состояния сознания, выглядит чрезвычайно наивно и показывает его не с лучшей стороны, как исследователя. Другими словами, он проявляет полную неосведомленность и некомпетентность в отношении разных состояний сознания у человека. Весьма показателен также тот факт, что полноценное "молитвенное состояние" наблюдается только у православных верующих, представители же всех остальных конфессий не дотягивали до их уровня. Приведем высказывание В.Б. Слезина: "У медитирующего индийского йога, которого мы также исследовали, наблюдалось учащение биоритмов. Когда же мы попросили его прочесть "Отче наш", йог неожиданно почувствовал себя плохо. Потом мне рассказывали, что он целый день провел у икон, пораженный огромной разницей между чтением молитвы и медитацией". Этот фрагмент Слезина, типично православная пропаганда, традиционно разжигающая вражду и неприятие ко всем остальным религиозным традициям и демонстрирующая свое исключительное религиозное превосходство и избранность. С научных позиций "исследования" Слезина являются необоснованными и неубедительными.
   Аналогичные исследования на протяжении 25 лет проводили американские ученые Э. Ньюберг и Ю. Д'Акили. Свои исследования они резюмировали в монографии "Почему Бог не уйдет: наука о мозге и биология веры". В этой книге авторы декларируют, что религиозная, духовная жизнь сопровождается специфической деятельностью мозговых клеток. На основании этого, они предлагают новую дисциплину "нейротеологию". Однако очевидно, что любая деятельность человека отражается на функционировании мозга. Это еще не показатель существования сверхъестественного или врожденной "встроенности" в мозг религиозных представлений. Существуют и социальные факторы появления и последующего воспроизведения религиозных представлений. Сам Ньюберг неоднозначно свидетельствует: "Мы, вовсе не говорим, что мозг создает Бога - мы отмечаем, что наш мозг естественным путем создает механизмы, которые делают возможным религиозный опыт". Таким образом, пионеры "нейротеологии" заняли четкую агностическую позицию.
   Необходимо отметить, что в последнее время появилась масса псевдонаучных работ, якобы подтверждающих существование Бога с позиций биологии, медицины, физики и т.д. Однако подавляющее большинство этих "исследований" разоблачает полная несостоятельность и необоснованность выдвигаемых положений (как в случае В. Слезина). Ведущим доказательством в этих работах являются не подтвержденные факты, но одна только вера. Вообще в подобных работах не учитываются социальные, объективные факторы, при появлении и распространении религиозных представлений.
   Общие выводы по мистическому опыту:
   1. У материалистов, реалистов и позитивистов отчетливо наблюдается единство при объяснении причин возникновения религиозного мистицизма. Ответ на вопрос: "почему и при каких обстоятельствах возникает "мистический опыт?"" является преобладающим при изучении этого феномена. Можно выделить несколько основных направлений в изучении религиозного мистицизма:
   Во-первых - это комплексное философское осмысление, включающее исследование гносеологических, исторических, психологических, социальных, а также медицинских факторов в их совокупности.
   Во -вторых - это исследования отдельных наук, таких как история, психология, социология, медицина и т.д.
   2. Гносеологическими причинами возникновения "мистического опыта" являются следующие факторы:
   а) неадекватное действительности понимание собственных ощущений и восприятий.
   б) абстрагирующая способность мышления человека, которая приводит к гипостазированию отдельных ощущений и восприятий и их пониманию как автономных и якобы, не зависящих от самого человека.
   в) деятельность воображения.
   г) направляющая функция эмоций.
   3. Общее состояние организма, при котором возможно появления "мистического опыта" является состоянием, при котором снижены продуктивные возможности организма, не случайно мистики говорят о том, что во время "мистического опыта" ими овладевает нечто трансцендентное. Т.е. это такие состояния, при которых мистик может терять память, теряет контроль над мышлением и управлением тела и т.д.
   4. Основными причинами возникновения "мистического опыта" являются различные психотехники, включающие эмоционально-интеллектуальное напряжение, экстатические и созерцательные практики, аскетику и мн. другое. Эти искусственные методы способствуют возникновению нестандартных ощущений, которые и понимаются верующими как действие в них трансцендентных сил. Причем сами верующие не в состоянии рассматривать эти состояния в контексте самих условий их возникновения.
   5. "Мистический опыт" практически одинаков по условиям возникновения и процессам протекания переживаний с состояниями чрезмерной усталости (утомление), многочисленными синдромами помрачения сознания, гипнотическими фазами, а также состояниями возникающими при медитации, когда при концентрации на одном определенном объекте на время у человека ослабляется память. Это свидетельствует о том, что "мистический опыт" непосредственно связан с экстремальными состояниями, при которых возникают определенные ощущения, которые и понимаются мистиками как действие в них "благодати". Сам по себе "мистический опыт" не является патологическим, он может возникать у каждого, кто приложит для его воспроизведения определенные усилия. Однако при чрезвычайно продолжительных нагрузках (эмоционально-интеллектуальных, соматических) действительно могут развиваться определенные и уже необратимые патологические синдромы. Другими словами - "мистический опыт" - это закономерная и естественная реакция организма человека на нестандартные внешние (телесные) и внутренние (психические) раздражители.
   6. "Мистический опыт" не является познавательным состоянием, так как ограничен только определенным ощущением - "единством с Богом". Нет специфического "ощущения Бога", но есть религиозные представления, которые говорят о Едином Боге, неограниченном, непознаваемом и т.д. Эти религиозные представления накладываются на необычные ощущения, которые затем и понимаются мистиками как состояние единения с Богом. Догматическое положение о непознаваемости Бога настраивает и верующих на понимание своих ощущений как непознаваемых, невыразимых, хотя они имеют естественную и вполне выразимую природу. Т.н. "расширение сознания" на самом деле является таким состоянием, которое ограничено только одним ощущением, смысл которому придают религиозные представления.
   7. По условиям своего возникновения в сознании человека можно выделить такие ощущения, которые можно обозначить как "правополушарный мистицизм", который выражается в терминах непосредственного общения с Богом, различных видений, галлюцинаций и "левополушарный мистицизм" - это когда возникают такие ощущения, которые принципиально невыразимы и не воплощаются ни в каких галлюцинаторных или слуховых образах. Связано это с асимметрией мозга.
  
  

Психология обывателя или

Очерк о обычном человеке.

  
   Создавая теорию мистической личности я столкнулся с тем, что нужно определить более подробно кто такой обыватель? Обыватель - это тот человек который живет обычной жизнью (не числится в мистических обществах и не занимается мистической практикой) и у которого нет активного влечения ко всему мистическому и непознанному. Я допускаю, что он может верить в бога или в дьявола, может даже иногда ходить в церковь и даже молится, но это не играет для него особо важную роль в жизни.

Развитие обывателя как личности.

   Всестороннее развитие обывателя означает развитие личности во всех основных, главных сферах социальной жизни. Такими сферами, как это следует из всего предыдущего изложения, оказываются удовлетворение потребностей в поддержании биологического существования, всестороннее физическое развитие, труд, совершаемый ради удовлетворения потребности в труде (сюда входит и труд по производству материальных благ, и труд по производству знаний), деятельность по совершенствованию материальных производственных отношений, проявления жизнедеятельности личности (как сознательно общественного существа), совершенствование во всех сохраняющихся во вполне зрелом обществе формах общественного сознания.
   Развитие обывателя есть по сути своей усвоение человеком социального, то есть не только образование, но и, обязательно, воспитание и самовоспитание человека как сознательно общественного существа.
   Он ходит на работу у него есть жена, ребенок. Вечером после работы он идет домой, садится ужинать, после ужина садится смотреть телевизор и т. д.
   Я выделяю 5 типов обывателей:
   Обыватель первого типа.
   Центр жизненной программы такого обывателя - потребление материальных благ, удовлетворение потребностей в поддержании собственного физического существования.
   Более развитой разновидностью такого типа личности является личность, жизненная программа которой сосредоточивается не только на поддержании своего собственного физического существования посредством потребления материальных благ, но и на обеспечении того же для индивидов, с которыми данный индивид связан отношениями продолжения рода (в капиталистическом обществе это, как правило, - семья индивида).
   Для личностей такого типа производство, труд - только средство поддержания физического существования (своего или тех, с кем они связаны отношениями по продолжению рода). Поэтому такая жизненная программа стихийно тяготеет к перерастанию - при благоприятных условиях - в паразитическую жизненную программу, а личность - в паразитическую личность.
   Если жизненная программа человека концентрируется только на потреблении готового, то это - паразитическая программа. Как мы увидим далее, такая паразитическая личность есть разрушение личности.
   Обе эти крайности вырастают на основе такого развития материальной жизни общества, которая обусловливает отношение к труду, производству только как средству поддержания физического существования, как к проклятию. Трудится в таких условиях тот, кто не может избежать труда. Привлекательным же, идеальным состоянием видится возможность потреблять без затраты труда. Поэтому существует тенденция появления и существования паразитических личностей.
   Обыватель второго типа.
   Жизненная программа обывателей такого типа сосредоточивается на труде не как средстве для поддержания физического существования, но ради удовлетворения потребности получения результата, успеха своего труда.
   Поддержание физического существования - своего или также тех людей, с которыми данный индивид связан отношениями по продолжению рода, - остается необходимым моментом в жизненной программе, но ему отводится подчиненная роль.
   По сути дела, потребность в труде ради труда у таких личностей еще неустойчива.
   Обыватель третьего типа.
   Жизненная программа обывателей такого типа также сосредоточивается на труде не как средстве для поддержания физического существования, а ради наслаждения процессом труда, ради потребности в самом процессе труда. Результат же продолжает быть необходимым, но низводится на роль подчиненного момента труда. Потребность в труде ради труда у таких личностей становится внутренней, устойчивой.
   Обыватель четвёртого типа.
   Главное в жизненной программе такого обывателя - подчинённость общественным условиям, но как неизбежным. Это такая конформистская (то есть осознанно приспособленческая) личность, которая сознательно подчиняется существующим общественным условиям как неизбежно и необходимо (а, следовательно, вечно) существующим.
   Заметим, что первый и второй типы личностей - конформистские по своей сути, но в большинстве своём - конформистские бессознательно.
   Обыватель пятого типа.
   Жизненная программа такого типа обывателя определяется главным образом осознанием своего места в обществе, осознанием общественных связей, отношений и своего единства с обществом. Такой тип личности возможен постольку и настолько, поскольку и насколько существует единство материальных интересов индивида и общества, а преобладать он может только при преобладании в обществе единства индивидуальных и общественных материальных интересов. Главным у обывателя такого типа становится жизнедеятельность ради общественных интересов, ради человечества, то есть жизнедеятельность в качестве сознательно-общественного существа.
  

Обыватель и общество.

   Общественное сознание, если оно уже возникло - а именно так оно должно браться при логическом рассмотрении, - выступает по отношению к каждому новому поколению индивидов в качестве чего-то данного, существующего объективно. Каждый обыватель в своем индивидуальном развитии включается в жизнь общества, усваивает те или иные стороны жизни общества, "пропускает" их через свою индивидуальность, делает их своими, и тем самым он превращается из просто индивида в личность.
   Труд, производство как взаимоотношение человека и природы определяет, порождает возможность человека в качестве общественного существа. Но именно в производственных отношениях эта возможность реализуется. Именно включённость в производственные отношения есть реальная включённость индивидов в общественные взаимоотношения с природой.
   Итак, производительное отношение обывателей к природе есть лишь возможность их существования в качестве личностей; включённость обывателей в производственные отношения, в общественные отношения производства есть уже реальность их существования в качестве личностей.
   Следовательно, все люди, поскольку они трудятся, производительно относятся к природе и участвуют в производственных отношениях, уже тем самым представляют собой личности. Сфера общественного производства есть ядро человеческого общества. Такую же роль сфера общественного производства играет и в процессе возникновения, становления и развития людей как личностей.
   Рассматривая материальное отношение к природе и материальные отношения индивидов в процессе преобразования природы, мы видели, что именно тут и на этой основе вырастают люди как личности. Однако о вполне развитой, о зрелой личности можно говорить лишь тогда, когда индивид сознательно усваивает социальное, сознательно делает социальное своим собственным, внутренне ему присущим, тогда, когда его деятельность освещена тем или иным осознанием общества как целого.
   Личность есть человек как внутреннее единство социального и индивидуального, есть "преломление" социального через живых индивидов. То в социальном, что остается внешним для индивида, не усвоенным им, не есть достояние его как личности, не есть личностное. Закономерное развитие человека как личности зависит, следовательно, во-первых, от усваиваемого индивидом социального содержания и, во-вторых, от биологических задатков индивида. Личность же есть внутреннее единство, органическое соединение того и другого.
   Остановимся на первой (социальной) стороне этого единства.
   Социальная программа развития личности задаётся строением общества и развитием строения общества. В наиболее полном своём виде общее строение только социальной стороны личности есть воспроизведение общего "каркаса" строения общества. Конечно, индивид может воспроизводить в строении себя в качестве личности не весь общий "каркас" строения общества, а те или иные отдельные его стороны. Но в своём полном развитии строение личности с точки зрения лишь её социальной стороны есть отражение общего строения общества.
   Наибольшее развитие личность получает тогда, когда человеческое общество созревает и когда в строении личности "отпечатывается" общее строение этого общества. Всесторонне развитая личность есть человек, строение личности которого повторяет основные черты строения зрелого, то есть коммунистического общества.
   Человек, если он не обладает общественным сознанием, не представляет собой личность. В качестве личности человек есть общественно сознательное существо, существо, обладающее общественным сознанием. Структура личности есть структура человека как существа, обладающего общественным сознанием.
   Личностное в человеке и есть специфически человеческое в человеке.
   Человек живет как личность в качестве общественно сознательного существа, существа, обладающего общественным сознанием, жизненные проявления которого направляются его общественным сознанием.
  

Мистическая личность и обыватель.

   Существенное различие между мистической личности и обывателем состоит в том, что одной из важной составляющей мистической личности ее мистичность. Мистичность я определяю как особую составляющею человека, у которого есть влечение к мистическому, к непознанному или сверхъестественному. Это влечение может быть на столько сильно, что человек просто не представляет жизнь без этого. Эрик Нойманн в своей статье "Человек мистический" пишет по этому поводу: "...человек по своей природе есть человек мистический. Под этим подразумевается, что развитие его природных стадий с их архитипическими встречами налагает мистический отпечаток на внутренне развитие каждого человека, хотя он может и не знать об этом". Эрик Нойманн один из первых кто поднял проблему мистической личности. Однако в моей теории личности я разделяю людей на мистических личностей и обывателей. Обыватель более замкнут, для важно общественное мнение, работа и т.д. Он не как не связан не с какими мистическими обществами и мистическими практиками, обыватель как солдат, который следует приказу своего командира, у него есть определенная задача, которую он должен выполнить и он не может отступить и повернуть назад.
   Однако я допускаю, что из обыватель может стать мистической личностью. С моей точки зрения это может произойти только в одном случае: если человек столкнется с "мистичностью" например с НЛО или с чем то другими сверхъестественном. После столкновение с "мистичностью" у человека развивается духовный кризис, после которого он пересматривает свой жизненный путь, может пойти в мистическое общество или занятся мистической практикой.
   Я не раз наблюдал случаи, когда обычный обыватель после телепатического контакта с Высшим разумом полностью менял свою жизнь у некоторых начинали проявляться паранормальные способности. Вот пример хорошо иллюстрирующий это:
   Погожим июльским днем в Ворзеле, недалеко от Киева, перешедший в 10-й класс Саша П. наткнулся на трехгранную призму высотой около метра, стоящую вертикально вблизи двух сосенок. Она была розово-оранжевого цвета. Казалось выполненной из оргстекла, но солнечных бликов не было. Саша стал приближаться, бросая веточки и камешки. Тогда его поразило, что они свободно проходили сквозь призму. Трудно сказать, почему вдруг он встал на колени и просунул голову внутрь. Ему показалось, что в середине был какой-то темный конус. Сильный удар в голову отбросил юношу. Он побежал в лес, оглянулся - призма стояла на месте. Минут через 20 любопытство вернуло его. Призма исчезла.
   Дней 10-12 после этого Саша чувствовал себя "не в своей тарелке" - не мог заснуть, просыпался среди ночи, с трудом вставал утром. Случай с Сашей был условно назван "контакт второй степени с автоматом". Но самое интересное произошло осенью, когда начался учебный год. Саша обнаружил в себе способность угадывать чужие мысли. Впоследствии, развивая проявившуюся способность, Саша стал бесконтактно диагностировать и даже лечить людей.
   Вполне можно предположить, что до этого случая Саша П. бал вполне нормальным мальчиком и не увлекался ни чем мистическим и сверхъестественным, но после столкновения с НЛО его жизнь изменилась.
  
  

ЧАСТЬ 4. МИСТИЧЕСКАЯ ЛИЧНОСТЬ И ОБЩЕСТВО.

СЕМЬЯ -- ВАЖНЫЙ КАНАЛ ФОРМИРОВАНИЯ МИСТИЧЕСКОЙ ЛИЧНОСТИ.

   Формирование личности начинается в семье. Именно здесь закладываются основы человеческого характера, отношения индивида к окружающим, его социальные и мировоззренческие ориентации. Отношения между ребенком и родителями являются первой формой непосредственных социально-психологических контактов, в которые вступает ребенок и от содержания которых зависит очень многое в его последующем развитии.
   Зарубежные религиоведы признают, что семья играет чрезвычайно важную роль в процессе формирования миститизма ребенка. Психолог из ФРГ В.Трилльхааз указывает, что мистическое впечатления, полученные ребенком в рамках семьи или через ее посредство, имеют для последующей мистической жизни основополагающее значение. Социальные психологи М.Аргайл и Б.Бейт-Халлами считают, что религиозные так и мистические установки родителей -- один из наиболее важных факторов формирования миститизма новых поколений. Они приводят данные опросов студентов в США, в ходе которых те указывали, что наиболее сильное влияние на становление их миститизма оказали родители. О воздействии родителей на мистические верования детей свидетельствует также тот факт, что большинство детей сохраняет конфессию родителей. Например, по данным американского социолога В.Старка, в 1963 г. 85% молодых католиков, 71% молодых протестантов и 65% молодых последователей иудаизма в США сохранили вероисповедание своих родителей.
   На основе многочисленных исследований психологи установили, что для ребенка дошкольного возраста родители являются бесспорным и абсолютным авторитетом. Ребенок постоянно, причем часто неосознанно, подражает их действиям, их поведению, их словам. Неудивительно, что в мистических семьях, где родители проводят специальные обряды, говорят о мистицизме и мистических традициях о высшем существе, управляющем всем на земле и наказывающем людей за их "грехи", создается общая социально-психологическая обстановка, способствующая формированию мистицизма ребенка. Еще более интенсивно формируются навыки мистического поведения у детей в тех семьях, в которых родители или старшие родственники сознательно и целенаправленно воспитывают детей в мистическом духе, в частности заставляют их молиться, читают с ними мистическую литературу, разъясняя ее содержание.
   Сложной проблемой является выяснение психологических особенностей детской психики, которые создают благоприятные возможности для формирования миститизма. М.Ф.Калашников выделяет ряд таких особенностей. Детям, прежде всего дошкольного возраста, присуще чувство незащищенности, беспомощности и абсолютной зависимости от взрослых. Поэтому у них отсутствует какое-либо сопротивление "мистическуму" воздействию родителей. Дети младшего возраста доверчивы ко всему, чему их учат родители, что в значительной степени объясняется почти полным отсутствием у них личного опыта и знаний. Им свойственна подражательность. Подражание они проходят сложный путь, изменяясь от внешнего к внутреннему, от непроизвольного к произвольному. Постепенно на основе подражания у ребенка формируются не только стереотипы мистического поведения, но и некоторые элементарные мистические образы и представления.
   Дети впечатлительны, они активно воспринимают и глубоко переживают любые внешние раздражители, что также способствует усвоению ими мистические образов и представлений, связываемых с культовыми действиями или наглядными мистическими изображениями (например, иконами). Дети очень внушаемы, исключительно восприимчивы к указаниям, требованиям и наставлениям родителей. Это также психологическая предпосылка для формирования миститизма. Некоторые особенности мышления детей, в частности склонность к олицетворению окружающих природных явлений, к наделению их человеческими (антропоморфными) свойствами, также могут играть роль благоприятствующего фактора в формировании религиозности.
   Не вдаваясь в анализ того, насколько полно представлены в этой классификации особенности детской психики, насколько удачна их группировка, подчеркнем лишь общий методологический принцип, согласно которому указанные выше особенности психики ребенка создают только возможности и предпосылки для формирования миститизма, но не являются обязательными ее детерминантами. Можно согласиться с М.Г.Писмаником, что воображение ребенка дошкольного возраста, его стремление к олицетворению окружающего, увлеченность сказочно-фантастическими образами ни в коей мере не означают, что он уже "заражен" мистицизмом или что у него присутствует естественная предрасположенность к вере сверхъестественное. "Освобождение от детской веры в чудеса-волшебства, -- пишет М.Г.Писманик, -- осуществляется незаметно для самого ребенка в ходе нарастания личного опыта и влияний взрослых и не оставляет никакой предрасположенности к религиозной вере". Это высказывание справедливо, но при одном важном условии: если в семье ребенка отсутствует мистическое влияние родителей, дедушек и бабушек. Если же такое влияние имеется и тем более если религиозное воспитание детей ведется систематически и целенаправленно, то выделенные М.Ф.Калашниковым особенности детской психики могут быть использованы для внедрения в сознание и поведение детей мистических стереотипов, образов и представлений.
   Как показало исследование, проведенное американским психологом М.Изером, религиозное влияние, оказываемое на детей, препятствует воспитанию у них правильного подхода к решению многих практических вопросов. В ходе исследования детям из разных семей предлагались различные воображаемые жизненные ситуации -- причем это делалось либо устно, либо с помощью соответствующих картинок -- и требовалось выбрать один из заранее подготовленных вариантов ответа. Ответы носили либо анимистический, либо религиозный, либо научный характер.
   Исследование показало, что две трети детей из глубоко мистических семей давали анимистические или ответы мистического содержания и только одна треть -- научные, в то время как дети из семей, не отличавшихся мистицизмом, давали от двух третей до половины научных ответов. Вывод состоит в том, что мистическое воспитание препятствует развитию способности детей воспринимать научные объяснения явлений. С этим выводом нельзя не согласиться.
   У дошкольников мистические так и религиозные представления еще не отделились от других сказочно-фантастических образов и представлений, они носят наглядный, антропоморфный характер. Вот что пишет об этом бывший священник Г.Коршунов, порвавший с религией: "Очень рано началось формирование моей религиозности. Родители мои были людьми, как они выражались, "богобоязненными". Меня приучали верить в бога, служить ему. Первое осмысленное впечатление детства связано у меня именно с богом: рано утром ко мне подходит мать, берет на руки и несет в угол, где висят многочисленные образа, горят два огонька, привлекающие взор; мать складывает щепоткой мою правую руку, водит ею поочередно по лбу, животу, плечам и говорит: "Дай, боженька, здоровье мне, папе, маме и бабушке с дедушкой", а затем наклоняет мою голову для поклона".
   В раннем возрасте еще нет подлинного миститизма, т.е. веры в сверхъестественное. Ребенок-дошкольник не отличает естественное от фантастического, его мистические навыки носят преимущественно внешний характер. Это признают и зарубежные психологи. Г.Оллпорт приводит следующий любопытный факт. Ребенок, приученный молиться на ночь, попав в новую обстановку, где отсутствовало привычное для него изображение богоматери, стал проявлять беспокойство. Он нашел на столе популярный иллюстрированный журнал с изображением кинозвезды на обложке. Совершив перед этим изображением вечернюю молитву, ребенок спокойно отправился спать.
   В процессе формирования мистицизма у ребенка большую роль играет та языковая среда, которая его окружает. Ребенок овладевает языком в самом раннем возрасте. При этом в мистических семьях он может встретиться со словами мистического содержания. Как указывает польский исследователь С.Опара, такие понятия, как "бог", "ангел", "демон" и другие сверхъестественные существа, воспринимаются ребенком главным образом в их сигматической функции (т.е. функция обозначения). Ребенок весьма смутно представляет себе значение подобных слов, однако под влиянием миститизированых родителей он верит в реальность существ, обозначаемых этими словами. И это в дальнейшем, несомненно, оказывает влияние на его отношение к религии.
   Конечно, понятия, связанные с мистицизмом, могут употребляться и в немистических. Но для правильного воспитания детей нужно с самого начала объяснять им, что эти слова и понятия не обозначают чего-то реально существующего, что их содержание -- результат человеческого воображения, фантазии.
   Сложной проблемой является вопрос о том, как влияют отношения между родителями и детьми на формирование мистических детей. З.Фрейд и его последователи утверждали и утверждают, что именно эти отношения (точнее, отношение ребенка к отцу) есть основа формирующейся мистицизма ребенка, что сверхъестественные существа представляет собой своеобразную проекцию отца. Выше уже говорилось, что с такой точкой зрения нельзя согласиться и что главные корни мистицизма лежат не в сфере отношений между детьми и родителями в семье, а в гораздо более широкой сфере социальных отношений. Однако это не значит, что во взглядах Фрейда на эту проблему нет ничего заслуживающего внимания.
   Фрейд здесь абсолютизировал некоторые реальные аспекты отношений между родителями и детьми, которые при определенных обстоятельствах могут сыграть свою роль в формировании мистицизма ребенка. В частности, как считают психологи, система авторитарного воспитания, навязывание детям жестких требований без учета особенностей их психики вообще и индивидуальных особенностей данного ребенка в частности, может формировать психологические черты, благоприятные для возникновения мистицизма. Мы уже ссылались на мнение психолога З.В.Балевица, который разделяет эту точку зрения. В то же время формулировка З.В.Балевица, считающего, что напластования раннего детства -- бессознательные, интуитивные, вследствие качественного отличия структур сознания ребенка и взрослого субъективно кажущиеся потусторонними -- являются основой внутренней мистичности верующего, представляется не вполне корректной. Думается, что слово "основа" может быть истолковано здесь неправильно и его следует заменить словами: предпосылка, условие. Психологические "напластования" раннего детства, в том числе и бессознательные, могут быть включены в систему мистических верований только при наличии активных мистических влияний извне, в частности со стороны родителей.
   Некоторые родители, подчас и не очень мистицизированные, считают, что если убедить ребенка в существовании сверхъестественной реальности, то он и дальше будет придерживаться этой концепции. Но не вовсех случаях так бывает. Когда ребенок вырастает он может пересмотреть многие нормы и правила, которые его научили родители.
   Мистическое влияние на детей в семье может исходить либо от обоих родителей (тогда оно наиболее сильно), либо от одного из них, либо от кого-то из других членов семьи (чаще всего от бабушки). В связи с этим советскими социологами предприняты попытки выделить различные типы семей. Украинские исследователи, например, различают: полностью немистицизированной семьи; частично мисцитизированные, в которых лишь некоторые члены семьи -- верующие в сверхъестественное; мистицизированные, где верующими являются все члены семьи. Представляют интерес о том, какие именно семьи преобладают среди семей мистического типа. Согласно результатам исследования, одна треть мистических семей -- это семьи, в которых представлены три поколения, т.е. не только родители, но и дедушки и бабушки. С другой стороны, почти 15% мистических семей составляют неполные семьи, в которых чаще всего мать воспитывает детей без отца. В исследовании выявлена отчетливая зависимость мистицизированности членов семьи от мистицизированности главы семьи. В 68,4% семей, где глава семьи -- верующий в сверхъестественное, мистицизированны в той или иной степени все остальные.
   Если в частично мистицизированных семьях атеистическая общественность может в известной мере опираться на немистических членов семьи, то в условиях, когда оба родителя, а также и другие члены семьи отличаются повышенной мистицизированности, такая возможность исключена, и это ставит сложные проблемы перед учителями и другими воспитателями детей. Однако, как показывает опыт работы лучших педагогов, и в этих условиях могут быть найдены пути и способы воздействия на мистических родителей, если и не исключающие их религиозное влияние на детей, то делающие его не столь сильным и систематическим.
   В беседах с верующими с сверхъестественное родителями не выдвигают вопросы мистики на первый план, зато подробно обсуждает с ними успехи или неуспехи их детей по тем или иным предметам, делится своими наблюдениями об их поведении в детском коллективе, их отношении к труду и т.п. Именно такие уважительные и доверительные беседы с мистицизированными родителями позволяют учительнице на каком-то этапе поставить и вопрос о том, стоит ли родителям навязывать детям посещения различных мистических обществ, требовать от них соблюдения ритуалов норм и предписаний. И во многих случаях советы учительницы оказывают свое воздействие.
   Наиболее сложные проблемы в этом плане возникают в семьях фанатично верующих, принадлежащих к некоторым мистическим обществам объединениям.
   Неудивительно, что в результате усиленной обработки родителями и мистическими активистами у многих детей и подростков из семей принадлежащим различным обществам мистического типа  -- сторонников воспитана не только глубокая мистичность, но и враждебное отношение к неверующим в сверхъестественное.
   В подобных случаях мы имеем дело с четкой негативной установкой по отношению к неверующим в сверхъестественное, сформированной под влиянием не только семьи, но и мистической общины, которая наряду с семьей является важным каналом формирования мистичности.

ВОЗДЕЙСТВИЕ МИСТИЧЕСКОЙ ОБЩИНЫ НА ИНДИВИДА

   Важнейшим фактором микросреды, формирующим мистичность индивида, является мистическая община.
   Рассмотрим подробнее роль мистической общины в формировании и воспроизводстве индивидуальной мистичности. Прежде всего попытаемся охарактеризовать специфику мистической общины как особой социальной группы.
   Социология и социальная психология различают условные группы людей, т.е. группы, основанные на наличии общих признаков и характеристик, но не предполагающие взаимодействия входящих в них индивидов, и реальные группы, главным конструирующим признаком которых является совместная социальная деятельность людей или их место в системе экономических или иных социальных отношений. Как справедливо указывает Г.М.Андреева, для социальной психологии важнейшее значение имеет понимание социальной группы как субъекта деятельности. При этом наибольшее развитие как в зарубежной, так и в советской социальной психологии получило исследование малых групп. Главным отличием малых групп от больших является не число входящих в них людей (количественные параметры этих групп могут колебаться весьма значительно -- от трех до 30-40 человек), а особый характер складывающихся между членами малой группы отношений. Эти отношения включают постоянные и устойчивые непосредственные контакты между людьми, которые предполагают возникновение межличностных отношений (симпатия -- антипатия, дружба -- вражда и т.п.). Именно поэтому малые группы в социальной психологии называют также контактными группами. Методология подхода к изучению малых групп в социальной психологии отличается от подхода некоторых других психологов в двух основных аспектах. Во-первых, малые группы должны изучаться не в отрыве от больших социальных общностей (классы, нации и т.п.), а в тесном единстве с ними, причем каждая из малых групп рассматривается как элемент в рамках большой группы. Только такой подход позволяет выявить содержательную специфику той или иной малой группы, понять ее место в системе социальных отношений и вытекающий из этого объективный социальный интерес ее членов, определить социальные детерминанты ценностных ориентации и социальных установок группы и т.п. Во-вторых, межличностные психологические отношения членов малых групп должны исследоваться в единстве с той системой социальной деятельности, в которую включена группа. Именно содержание и цель деятельности группы в значительной мере определяют ее социально-психологическую структуру и особенности межличностных отношений.
   Какова специфика мистической общины как особой социальной группы? Что объединяет людей в рамках этой общности? Первое, что можно здесь констатировать, -- это совместное отправление мистического культа. Можно согласиться с Д.Е.Мануйловой, что поводом к возникновению организационного объединения последователей конкретного учения служит появляющаяся у них потребность в отправлении религиозного культа. Отправления культовых действий -- вид социальной деятельности, специфика которой состоит в том, что через мистический культ человек реализует свою веру в существование сверхъестественных сил или существ, а также в то, что он может с помощью особых ритуалов оказать воздействие на сверхъестественное. Следовательно, за общностью мистического культа, объединяющего членов общины, явственно просматривается общность верований, объективированных в культе. Поэтому системообразующим признаком мистической общины является общность мистические верований и культовых действий.
   Мистическая община, как правило, не существует изолированно. Она представляет собой элемент более сложной системы, объединяющей обычно значительное число религиозных общин, разделяющих общие верования и практикующих общие ритуалы. Такую систему принято называть мистической или религиозно - мистической (или конфессиональной) организацией. Мистическая организация формируется в системе этих отношений.
   В нашей стране в основном существуют мистические общины двух типов. Один из них -- это мистические общины без фиксированного членства, или, как их назвать, "открытые" мистические общины. Специфика их состоит в том, что во время иногда их состав меняется. При наличии в них более или менее стабильного ядра, т.е. группы лиц, постоянно посещающих эти общества, состав молящихся таких групп колеблется и не отличается постоянством. Подобные общины типичны для уфологических, а также для ряда направлений в области аномалистики.
   Второй тип мистических общин отличается твердо фиксированным членством входящих в них членов. Этот тип характерен для ряда закрытых обществ. К ним относятся так уфологические организации так общества с религиозно - мистической направленности и некоторые другие мистические объединения. Хотя и в этих общинах нет полной стабильности состава посещающих, однако изменения в составе молящихся здесь сравнительно небольшие, можно сказать, что стабильное ядро общины здесь составляет, как правило, ее большинство, а "переменный состав" -- незначительное меньшинство. Поэтому между членами общины возникают в большинстве случаев личностные психологические отношения, непосредственные контакты их носят повторяющийся и устойчивый характер. В общинах такого типа происходит гораздо более сильное и постоянное идейное и психологическое воздействие на каждого из членов, интенсивнее формируются многие феномены группового мистического сознания (общие стереотипы, установки и т.п.).
   Следует предостеречь против отождествления всех мистических общин второго типа с малыми (контактными) мистическим группами. Дело в том, что во многих крупных городах нашей страны и за рубежом общины с твердо фиксированным составом (Космопоиск) насчитывают нередко сотни членов. Понятно, что при этом устойчивые психологические межличностные контакты существуют не между всеми членами, а лишь внутри отдельных групп в рамках общины. Членов этих групп сближают родственные связи, соседство или иные обстоятельства. В то же время в ряде случаев мистической община с твердо фиксированным членством может насчитывать и два-три десятка людей. Подобная община превращается в типичную контактную (малую) группу со всеми ее социально-психологическими особенностями. Некоторые исследователи считают, что степень мистических членов общины обратно пропорциональна ее численности и прямо пропорциональна внутренней сплоченности. С этим выводом, по-видимому, можно согласиться. Чем малочисленнее и сплоченнее мистическая община, тем большее воздействие она оказывает на сознание и поведение ее членов.
   В этой связи возникает вопрос о социально-психологической структуре мистической общины и об основных путях и каналах ее воздействия на индивида. В любой мистической общине наряду с формальной существует и неформальная социально-психологическая организация (или структура). Формальная организация определена догмами, канонами и традициями данного общества. Однако и в этих организациях четко определены обязанности и права как руководителя общины (пресвитера), так и рядовых ее членов. Совокупность отношений между членами общины, регламентированных ее уставом, традицией, образует формальную организацию общины. Но нередко в жизни общины значительную роль играют и неформальные (нерегламентированные заранее) межличностные отношения между ее членами. Например, официальный глава общины может не отличаться особыми качествами оратора и духовного лидера. Среди членов, образующих общину, может постепенно выделиться и приобрести значительное, влияние кто-либо из ее рядовых членов, все чаще выступающий в роли оратора.
   В формировании и воспроизводстве группового мистического сознания активную и весьма значительную роль играют лидеры и активисты общины. Как правильно отмечает М.Г.Писманик, судьба многих общин и их эволюция зависят от наличия энергичного и влиятельного лидера, которым чаще всего является формальный руководитель общины (священник или пресвитер). Потеряв лидера, многие общины распадаются. И напротив, если в общине есть яркий и активный лидер, то, как правило, это ведет к оживлению ее деятельности, к притоку в нее новых членов. Стабильное существование мистической общины зависит во многом и от наличия в ней мистических "активистов" В. Чернобров, В. Ажажа, В. Мельников. Среди них в общинах, действующих на территории нашей страны, преобладают мужчины. Это объясняется, с одной стороны, тем, что в мистических общинах мужчин вообще большинство, ди и наверное многие считают, что должны получить некий социальный статус, при котором они могут как то обустроится в жизни.
   Влияние мистической общины на ее членов осуществляется по многим каналам. Чрезвычайно важную -- а в ряде случаев решающую -- роль в этом процессе играют совместные культовые действия.
   Через систему социально-психологических механизмов, о которых шла речь выше (внушение, подражание, эмоциональное заражение), интенсифицирует мистические чувства, обеспечивает эмоциональную разрядку, возобновляет и укрепляет в сознании верующего сложившиеся у него религиозные стереотипы и социальные установки.
   Важное место в системе средств идейного и психологического воздействия на членов мистической общины занимает "проповедь" сверхъестественного характера. Тематика мистических проповедей, произносимых в христианских общинах в нашей стране, разнообразна, однако преобладают в ней проблемы морали, а также разъяснение мистических смысла культовых действий. В проповеди пропагандируются различные взгляды по тем или иным вопросам вероучения, идеи о благотворном влиянии мистических заповедей на укрепление нравственных устоев, "доказывается" согласованность мистических догматов с достижениями науки, с человеческим разумом и т.п.
   Примером может послужить создание различных мистических обществ типо Космопоиска и Академии информациологической и прикладной уфологии, которые на базе различных научных теории пытаются встроить их в учении об летающих тарелках. В результате общество получает псевдо научные организации, которые только издали смахивают на научные.
   В некоторых общинах, где руководители -- мистические экстремисты, культивируется дух "изоляционизма". Община, как сообщество "избранных к спасению", противопоставляется "миру", новой науки (уфология, криптофизика, аномалистика).
   Когда речь идет о средствах идейного и психологического воздействия на верующих, нельзя забывать и о рукописях мистического содержания, циркулирующих в мистических общинах. Значительная их часть посвящена "теоретическому" и "научному" обоснованию веры в сверхъестественное. Причем многие из них -- результат прямой фальсификации (контакты с НЛО, высшим разумом, приведения и т.д. В уфологических общинах часть рукописной литературы представляют собой сборники различных рассказов об контактах людей с НЛО. Вся академическая наука в них представлена как обман и заблуждение, а подлинной, "высшей" целью человека объявляется подготовка к новой альтернативной науки. Вот образец подобного текста:
   Вот например возьмем книгу В. Г. Ажажи "Иная жизнь", которую можно по праву считать "библией" уфологии вот что он пишет:
   "Наш старый знакомый Ю. Платов, но, никуда не денешься, он один из бывших
   руководителей группы анализа аномальных явлений при Академии наук: "...
   Нужно иметь точный источник информации. Однако ехать на место тоже ни к чему
   - нет никаких сообщений, кроме газетных статей... Мы не можем бегать искать,
   кто где что сказал или написал". Но как же тогда известить эту группу
   анализа о чем-то аномальном? Ведь для этого придется что-то сказать или
   что-то написать...
   В другое время и в другом месте Ю. Платов заявил, что "поступающая к нам
   информация обрабатывается в обязательном порядке". Но если отбросить все эти
   "кто где что сказал" и к тому же не двигаться с места, то откуда взяться
   информации? Может быть, поэтому спустя три года после известного случая с
   НЛО, сопровождавшим поезд в Карелии, он говорил: "Материалов о происшествии
   с поездом в АН СССР нет, что, конечно, совершенно не означает отсутствия
   события как такового. Пока данные об этом случае к нам не поступят и не
   будут проанализированы, какой-либо комментарий неуместен".
   Комментария мы не дождались и по сей день. С. Лавров, член-корреспондент АН
   СССР: "Я не интересуюсь неопознанными летающими объектами. Отношусь к этому,
   как к чертовщине".
   Вот такой научный подход... Было бы отношение, а интересоваться не
   обязательно. Принцип, однако, довольно распространенный. Вот и профессор А.
   И. Китайгородский, известный борец со всякого рода лженаучными воззрениями,
   если верить симпатизирующему ему журналисту, "и сам не отрицал, что часть
   его доводов опирается просто на интуицию и богатый опыт физика". Разве могут
   факты соперничать с "богатым опытом"?
   Н. Кардашев, член-корреспондент АН СССР: "Проблемой внеземных цивилизаций
   интересуюсь профессионально. Но данное сообщение, я думаю, лучше всего
   прокомментировали бы товарищ Хазанов или товарищ Жванецкий".
   Слышите, ребята? Те, которые что-то там видели - Света, Ира, Саша, ау!
   Пишите письма упомянутым товарищам. То-то посмеетесь!
   Впрочем, сатирикам писать не обязательно. По данным Уфоцентра, в течение
   жизни лишь у пяти процентов населения планеты есть шанс увидеть НЛО, если
   исходить из активности НЛО в течение последних 30 лет. Значит, остальные 95
   процентов, привыкшие познавать мир "на ощупь", имеют возможность смеяться
   над этими немногочисленными очевидцами. Что они и делают. Во всяком случае,
   "ученые с улыбкой относятся к псевдонаучным мифам вроде посещения нашей
   планеты пришельцами из других миров на так называемых тарелках",- сообщает
   полковник М. Ребров, научный обозреватель "Красной звезды". То же касается и
   сообщений, имеющих отношение к НЛО. Ученый секретарь рабочей группы
   "Внеземные цивилизации" научного совета при президиуме АН СССР Л. Никишин
   когда-то писал: "У ученых, да и просто у здравомыслящих людей они вызывают
   лишь смех да удивление. Ибо этим небылицам не хватает литературных
   достоинств даже посредственной научной фантастики". Сильно сказано. Дальше -
   больше: "... следовало бы ответить: есть научная проблема поиска внеземных
   цивилизаций и псевдонаучный вздор, связанный с НЛО... Откровенный вздор
   вроде "путешествий" в чужих звездолетах, легенд о похищениях землян,
   разумеется, надо отмести сразу... Вполне вероятно, что все оставшиеся
   загадочными случаи будут объяснены абсолютно "земными" причинами. Главное -
   серьезно и добросовестно изучать все те скудные факты, которые попадают в
   руки исследователей, и не поднимать ненужного ажиотажа вокруг тех или иных
   сообщений".
   Написано это, заметим, в 1986 году. К тому времени фактов было уже вполне
   достаточно для исследований. Но если сразу "отметать" непонятное,
   рассчитывая объяснить остальное земными причинами, то что назвать "серьезным
   изучением"?
   Но, в конце концов, начитавшись подобных статей, начинаешь составлять себе
   примерно такой словарик:
   "без сенсаций" - делать вид, будто того, о чем наука не имеет мнения, не
   существует вовсе;
   "трезвое объяснение" - значит, в рамках привычных стереотипов;
   "серьезные ученые" - которые избегают сенсаций и предпочитают трезвые
   объясненияи т.д.
   Что же касается "здравомыслящих людей", которых тянет посмеяться, когда
   впору задуматься, то на ум приходят такие слова одного из классиков
   марксизма: "Здравый человеческий рассудок, весьма почтенный спутник в
   четырех стенах своего домашнего обихода, переживает самые удивительные
   приключения, лишь только он отважится выйти на широкий простор
   исследования".
   Веселый характер, как известно, очень помогает делу. Если, конечно, не
   мешает. Однако трудности не только в этом. Вот, например, один научный
   сотрудник обращается к другому: мол, под Пушкином приземлилась "летающая
   тарелка". Просто грех не проверить.
   - Ладно, уговорил. Если хочешь, завтра и поедем,- расслабленно соглашается
   коллега.
   Тут науке повезло. Удалось уговорить. Хотя мы еще увидим, что бывают и
   неудачи.
   Ну почему же серьезные ученые так относятся к серьезному делу? То улыбаются,
   то вздыхают. И все как-то неохотно, будто через силу...
   И снова ясность внес пресловутый В. В. Мигулин: "Дело в том,- заявил он в
   одном из своих выступлений,- что серьезные ученые стараются обходить
   стороной проблемы спекулятивного характера. История естествознания показала,
   что в них, за редким исключением, нет научного результата, а занятие ими
   несет и угрозу потери авторитета, и явную потерю времени. Ни я, ни мои
   сотрудники не были в восторге, когда президент Академии наук поручил нам
   разобраться в некоторых нашумевших событиях, в частности, в петрозаводском.
   Однако сегодня я понимаю, что единственная возможность бороться с такого
   рода сенсациями - это по возможности широко и открыто объяснять людям
   истинную природу случившихся явлений".
   И снова все стало на свои места. Задача-то заключалась не в исследовании, а
   в борьбе. Что же касается объяснений "истинной природы явлений", то о них мы
   уже имеем некоторое представление.
   Ну, а как же все-таки быть с очевидцами? - Нет никаких оснований не верить
   очевидцам,- говорил все тот же Ю. Платов.- Но, с другой стороны, я не вижу
   никакой причины считать, что эти явления не наблюдались очевидцами (и
   всетаки: верить очевидцам или нет?- Авт.). Предпочитаю оставаться "мягким
   скептиком"...
   Против такой позиции, несмотря на ее некоторую загадочность, трудно чтолибо
   возразить. Да и вообще скептики порой довольно сложно излагают мысли. "У нас
   нет доказательств, что объекты, которые видели очевидцы, действительно
   отражались на сетчатке их глаза. Мы лишь можем констатировать, что мозг
   очевидца получал сигналы об этих изображениях".
   Или: "Петрозаводский феномен... лишь частично обусловлен картиной запуска
   ракеты, а в основном определяется эффектом, связанным с запуском..." Какие
   софизмы ни шли в ход, какое наукообразие ни изобреталось, только бы
   сохранить незыблемыми свои привычные представления. Железнодорожник вместо
   того, чтобы не допускать аварий, ограждает от неприятных известий. Психолог
   толкует о "космических факторах", корреспондент рассуждает о психологии, а
   ученыйдомосед "развенчивает" то, о чем знает понаслышке. Смелый анализ
   нередко ведется за рамками собственной профессии - очевидно, это и дает
   простор мыслям и упомянутую смелость. Правда, так поступают не все. В. В.
   Мигулин прямо говорит: "Вопрос о возникновении ажиотажа вокруг НЛО относится
   скорее всего к компетентности социологов и психологов".
   А что, интересно, психологи? Психолог Ю. М. Орлов: "Существует целая теория
   о том, что человечество обращается к мистике в кризисные периоды своего
   развития..." К "мистике" - и все тут. Очевидно, для психолога что уфология,
   что мистика - одно и то же. Да и человечеству не повезло: кризис длится с
   незапамятных времен".
  
   Резюмируя все сказанное о роли общины в жизни ее приверженцев, можно выделить несколько ее функций. Важнейшей из них является иллюзорно-компенсаторная функция, которая практически реализуется прежде всего через отправление мистического культа. Община выполняет и ряд других функций: мировоззренческую, регулятивную, коммуникативную, интегрирующую.
   Мистическая община оказывает повседневное -- и нередко весьма сильное -- воздействие на поведение ее членов, одобряя и санкционируя одни формы поведения и порицая, отвергая другие. Групповое давление на членов общины, не всегда принимая форму явных запретов -- или тем более санкций, -- как правило, ощущается каждым из ее членов, особенно если речь идет об общинах с твердо фиксированным членством. Регулирующее воздействие на членов общины осуществляется через групповое мнение, которое нередко влияет не только на поведение самих членов, но и на их родственников, соседей и т.п.
   В одно время, когда я был членом Академии информациологической и прикладной уфологии, тогда я выполнял работу ученного секретаря. За работу денег естествено не платили. Однако призидент той новоявленный "академии" В. П. Мельников, заставлял меня обзванивать членов этого общественной организации, говоря, что я "должен", "обязан", "это твой долг". Такого рода воздействия не редкость в мистических обществах. Во-вторых у меня были подозрения на владения Мельникова методами убеждения и слабого зомбирования.
   Сплоченности членов мистической общины способствует их повседневное общение (прежде всего -- во время богослужений) и взаимная поддержка и помощь, как моральная, так и материальная.
   Таким образом, влияние общины реализуется через удовлетворение не только собственно мистических потребностей верующих, но и многих иных: потребности в общении, в утешении, в моральной и материальной поддержке и т.п.
   Именно потребность в утешении, в моральной поддержке и сочувствии нередко является поводом для посещения богослужений, для приобщения к деятельности мистической общины. Многих может толкнуть к этому бедность эмоциональных переживаний, монотонность повседневной жизни, если в ней отсутствуют серьезные и социально значимые интересы, впечатляющие события. "Однообразная работа изо дня в день, одно и то же, одни и те же мелочи, одни и те же заботы. Нельзя так жить, если нет никакой перемены впечатлений, никакого отвлечения от обыденных забот, никакой красоты..." -- писала Н.К.Крупская в 20-е годы. В настоящее время в жизни советских людей произошли глубокие перемены. Однако проблемы, названные Н.К.Крупской, и по сей день не сняты полностью с повестки дня. По-своему об этом говорят и сами члены мистической общности. "Хочется во что-то верить, чем-то заполнить свою жизнь... ведь у человека должно что-нибудь быть для души" -- таково характерное высказывание одной из них.
   Религиозная община в системе социальных отношений советского общества занимает специфическое место. Она представляет собой своеобразный суррогат коллективности. Цель и содержание деятельности мистической общины -- отправление культовых действий, символизирующих религиозные верования, -- чужды основным целям и содержанию деятельности как советского общества в целом, так и отдельных социалистических коллективов. Активность членов мистической общины можно назвать "псевдосоциальной", ибо хотя она и удовлетворяет по-своему потребность человека в общественной деятельности, однако объективно представляет собой нерациональную (с точки зрения общества) растрату человеческих сил, способностей и дарований, направляемых к иллюзорной цели.
   Лидеры и активисты мистических общин понимают, что, чем больше тот или иной мистическая личность будет связан с социалистическими коллективами, чем большую активность он будет проявлять в области производства, политики, культуры, тем слабее будут его специфически мистические интересы и стремления, тем меньше будет он сообразовываться со стереотипами и установками, культивируемыми мистической общиной. Поэтому они уделяют большое внимание искусственному отчуждению верующих от социалистических коллективов, от неверующих, формированию в их сознании предубеждений и ложных установок к атеистам и ко всему, что, по их мнению, связано с атеизмом. Если перевести это на язык научных понятий, используемых социальной психологией, речь идет о создании неадекватной социальной перцепции социалистических коллективов и их членов в сознании их членов.
   Неадекватное, искаженное восприятие социалистических коллективов и вообще всех других личностей не занимающихся мистицизмом и люди из академической науки продуманно и систематически насаждается во многих мистических общинах. Создается стереотип немиститизированного  -- человека, как правило, аморального, погрязшего "в неверии во все паранормальное и не обычное", гоняющегося только за материальными благами, чуждого духовным интересам, идеалам и ценностям. Этот искаженный стереотип влияет и на реальное поведение членам мистических обществ. Те, кто целиком находятся под влиянием общины, сторонятся неверующих, избегают общения с ними, при заключении брака отдают предпочтение единоверцам и т.п. Однако далеко не все мистические личности, даже в общинах с фиксированным членством, руководствуются в своем поведении стереотипом, навязанным им групповым мистическим сознанием. Жизнь на каждом шагу опровергает искаженный стереотип неверующего, и поэтому у многих членов общин он либо существует в ослабленном виде и почти не влияет на их поведение, либо вовсе отсутствует.
   Следует учитывать, что значительная часть мистических личностей помимо участия в деятельности мистической общины выполняет важные функции и в системе социалистических коллективов -- на предприятиях, в учреждениях, совхозах и колхозах и т.д. Иначе говоря, такие верующие выполняют несколько социальных ролей, причем их роли в производственной, общественной, семейно-бытовой сферах в социалистическом обществе формируют интересы и потребности, которые не имеют ничего общего с мистикой. Нередко на этой основе возникает, выражаясь терминами социальной психологии, "ролевой конфликт". Интересы и потребности личности, связанные с ее ролью в системе социалистических коллективов, приходят в противоречие с интересами и побуждениями, культивируемыми в мистической общине. Именно этот процесс лежит во многих случаях в основе постепенного ослабления мистической веры, а иногда ведет и к полному разрыву с мистицизмом.
   Секуляризирующее влияние социалистической действительности на верующих вызывает противодействие у части лидеров общин и их активистов. С одной стороны, оно выражается в попытках максимально приспособиться к существующей реальности путем модернизации некоторых элементов учения о сверхъестественном и культа, в стремлении объявить ту или иную мистическую традицию (уфологию, аномалогию, криптофизику и т.д.) источником социалистических и коммунистических идей и т.п. С другой стороны, отдельные лидеры и активисты пытаются резко противопоставить узкий мир мистической общины реалиям социализма. Они идут по пути мистического экстремизма, разжигая злобу и ненависть к неверующим в сверхъестественное и атеистам, провоцируя членов общин на нарушение российского законодательства и т.п. Мистическим экстремизм в условиях социализма приобретает политическую окраску и смыкается с антисоветскими акциями международного империализма. Однако за мистическим экстремистами идет лишь малая часть верующих в сверхъестественное. Громадное их большинство остается на лояльных по отношению к государству позициях, добросовестно выполняет свои гражданские и трудовые обязанности.

ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ПОСЛЕДСТВИЯ ВОВЛЕЧЕННОСТИ ИНДИВИДА В МИСТИЧЕСКУЮ ОБЩИНУ.

   Психология мистики рассматривает в качестве одного из важнейших факторов, формирующих мистичности индивида, религиозную общину. Она представляет собой особую социальную группу, в рамках которой людей объединяют отправление мистического культа, особую общность. Индивидуальная мистичность питается извне, через механизмы социального влияния -- такие, как традиции, институты, обычаи, привычки. В этом ряду стоит и мистическая община.
   Мистичность как массовое явление нуждается в социальной опоре, без нее мистические мотивы поведения ослабевают и затухают( Речь здесь вовсе не идет о том, что своеобразие мистичности сводится к простой функции социального положения той группы, которая выступает в качестве ее носителя. Имеется в виду просто тот бесспорный факт, что в числе факторов, оказывающих воздействие на мистику, должны быть приняты во внимание и социальные обстоятельства ).
Это относится к такому, например, показателю мистичности, как посещение мистических обществ, участие в соблюдении обрядов.
   Жизнь в общине способствует соблюдению определенных норм поведения. Люди чаще посещают общину, когда находят в этом поддержку со стороны тех, с кем постоянно общаются. Если они не получают такой поддержки или она уменьшается, может возникнуть конфликтная ситуация: люди, посещающие мистические общества, испытывают чувство одиночества, изоляции.
   Один из вопросов, стоящих в центре социально-психологических исследований, -- вопрос о том, как влияет мистичность на социально значимое поведение людей, считающих себя верующими, и прежде всего каковы психологические последствия вовлеченности индивида в мистическую общину.
   Как уже отмечалось, дать однозначный ответ на вопрос о социальных и политических ориентациях "мистической личности" вообще невозможно, поскольку они зависят от множества факторов не только конфессионального порядка, но и социальнодемографического , Что касается психологических последствий вовлеченности индивида в мистическую общину, то важнейшим является создание и поддержание устойчивой социально-психологической идентичности личности, ее внутреннего равновесия. В значительной мере это обеспечивается свойствами мистической общины, функционирующей в качестве малой группы.
   Она может быть довольно различной по численности, но в таких пределах, чтобы обеспечивались постоянные и устойчивые контакты между ее члена ми. Эти контакты предполагают возникновение межличностных отношений, таких, как симпатия или антипатия, дружба или вражда, в любом случае -- взаимная заинтересованность, общие интересы, общность веры. Существуют религиозные общины без фиксированного членства, когда состав группы лиц, посещающих донное общество, при наличии какого-то постоянного ядра все же меняется довольно значительно (таков православный приход), и с твердо фиксированным членством: стабильное ядро общины составляет ее большинство, а переменная -- меньшинство.
   Мистичности община оказывает повседневное и заметное влияние на ее членов, удовлетворяет потребности в общении, в моральной и материальной поддержке (чувство опоры), в утешении.
   Социальное значение таким образом организованной мистической жизни заключается в том, что она поддерживает общение и взаимодействие в микромире, который обеспечивает определенную степень общности взглядов (консенсус значения) и сплоченности.
   И это несмотря на очевидный упадок институционально организованной мистики в западном мире. Больше того, в значительной мере поиском "душевного комфорта" объясняется сегодня такой феномен, как новые мистические движения, часто с коммунитарными формами жизни последователей.
  

ПСИХОЛОГИЯ МИСТИЧЕСКОГО "ОБРАЩЕНИЯ"

   Проблема мистического "обращения" -- одна из излюбленных проблем психологии мистики. Начиная с книги У.Джемса и кончая современными монографиями, статьями и разделами в соответствующих хрестоматийных сборниках -- всюду находим попытки психологического анализа категории мистического "обращения".
   Можно выделить два типа "обращения". Первый -- связан с кризисной ситуацией, которая сопровождается бурными эмоциями. "Обращенный" этого типа обычно может точно указать время и место, когда в нем произошел "духовный переворот", "возрождение". Второй тип "обращения" -- более постепенное и спокойное возрастание мистичности, протекающее без резких эмоциональных потрясений. Понятие "обращение" применимо и к процессам второго типа, когда отсутствуют резкие и внезапные сдвиги в духовной жизни личности.
   Однако под "обращением" только особый и сопровождающийся интенсивными переживаниями процесс перехода на позиции той или иной мистической традиции, трактуемый субъективно как обретение мистической "истины".
   В литературе проблеме "обращения" пока уделено сравнительно мало внимания. С нашей точки зрения, вряд ли можно считать "обращением" постепенный рост и углубление мистической веры у того или иного человека. Само понятие в таком случае теряет свое специфическое социально-психологическое содержание. Специфика содержания мистического "обращения" связана либо с переходом от неверия к активной и глубокой мистической вере, либо с переходом от одной мистической традиции к другой. Мистическое "обращение" имеет своим социально-психологическим источником и предпосылкой кризис нравственных и мировоззренческих устоев личности, который в силу ряда причин объективного и субъективного порядка заканчивается формированием в ее сознании ценностных ориентаций и социальных установок той или иной мистической традиции. Психологически процесс мистического "обращения" протекает, как правило, интенсивно, с бурными переживаниями, с резкой сменой отрицательных эмоций положительными, связанными с мистической верой. Иначе говоря, психологическим "механизмом", лежащим в основе мистического "обращения", является катарсис.
   Внимание, уделяемое проблеме мистического "обращения" в психологии мистики, не случайно. Оно связано с тем, что многие психологи теологической ориентации используют факты "обращения" для "доказательства" вмешательства в духовную жизнь личности.
   Для психологии мистики типично игнорирование мировоззренческой, содержательной стороны мистического "обращения". Выпячиваются только субъективно-психологические его моменты: трансформация отрицательных переживаний в положительные. Ценностные же ориентации "обращенного", его отношение к окружающему миру и людям остаются при этом в тени.
   Делаются также попытки представить "обращение" как чисто субъективный, индивидуальный акт, который происходит в рамках сознания индивида и не детерминирован внешними обстоятельствами его жизни. Можно определять мистическое "обращение" как особый тип "духовного роста или развития", при котором заметное изменение отношения человека к религиозным идеям происходит через его внезапное эмоциональное озарение, хотя "обращение" -- удел немногих личностей, но оно создает почву для массовой мистичности, питает ее и содействует динамичному развитию личности.
   Можно дать психологическую характеристику основных этапов религиозного "обращения". Первый этап, в его изложении, -- это период беспокойства, духовного кризиса, нравственных и мировоззренческих поисков. На втором этапе, непосредственно происходит "обращение". Оно проявляется в чувстве внезапного "мистического озарения". Человек испытывает особенно интенсивные и яркие мистические переживания. Ему кажется, что он "узрел высших существ", что тот указал ему единственный путь к спасению. Третий этап завершает процесс "обращения". Бурные эмоции сходят на нет, остаются чувства спокойствия, умиротворенности. Внутренние конфликты исчезли, сменились гармонией, основанной на мистической вере.
   Апологетика мистики и односторонний субъективизм сочетаются в анализе с попытками выявить психологическую основу и этапы "обращения". В этих попытках, несомненно, присутствуют и рациональные моменты.
   Мистическое обращение представляет собой сложный многоаспектный процесс, в исследовании которого необходимо учитывать как объективные социальные, так и субъективно-психологические предпосылки. К числу внешних, объективных предпосылок "обращения" следует отнести различные события и жизненные ситуации, которые вызывают неудовлетворенность человека его прежним образом жизни, прежней системой ценностей и социальных ориентации. Нередко "обращение" происходит под влиянием проповеди авторитетного лидера, умело использующего средства психологического воздействия. Не следует забывать, что одно и то же внешнее событие может быть по-разному воспринято различными людьми и вызвать у них различные изменения мировоззренческих ориентации.
   Возникновению мистического "обращения" предшествует психологический кризис личности, ее внутренняя неудовлетворенность собой, своей жизнью, системой ценностных ориентации и установок.
   В нашем обществе существует много форм преодоления подобных конфликтов помимо обращения к мистики. Однако в данных случаях совокупность внешних и внутренних обстоятельств привела людей к мистике.
   Итак, внутренняя психологическая предпосылка мистического "обращения" -- духовный конфликт личности, утратившей прежние ценностные ориентации и ищущей новые ориентиры в сфере мировоззрения и морали. Находясь в состоянии неудовлетворенности собой и окружающим миром, такая личность обращается к мнимому мистицизму. Вера в сверхъестественное представляется "новообращенному" его спасительницей в мире "греха", источником его душевного спокойствия. Мистика в подобных случаях выступает как своеобразное "замещение" подлинных нравственных и духовных ценностей, как мнимое решение реальных жизненных конфликтов.
   Мистическое "обращение" может происходить в любом возрасте. Но наиболее благоприятным для него возрастом мистики считают юношеский. Действительно, это время, когда человеку свойственно стремиться определить свои мировоззренческие позиции, его интересуют проблемы смысла жизни, основных жизненных ценностей и т.п. Немалую роль в том, что в США и других капиталистических странах зафиксировано относительно большое число мистических "обращений" среди молодых людей, играет их предшествующее воспитание в семье и школе. Мистическое воспитание, как мы выяснили выше, идеологически и психологически подготавливает к активному принятию мистики. Однако вызывает серьезные сомнения правильность зачисления всех этих случаев в разряд "обращений". Ведь нередко принятие мистики молодым человеком, воспитанным в условиях капитализма, означает лишь более или менее сознательное продолжение традиций, сохраняемых в семье, школе и т.п. Многие из подобных "новообращенных" отнюдь не испытывают при этом серьезного жизненного кризиса. Просто их религиозность становится более осознанной, активной. Что касается мистических "обращений", происходящих в нашей стране, то они осуществляются в условиях, когда подавляющее большинство молодых людей воспитывается в безмистической среде. Можно считать, что, как правило, обращение есть пробуждение латентной мистичности. Прежде всего оно затрагивает юношу, выросшего в частично мистической семье, испытавшего эпизодические мистического влияния, но не осознавшего их. Думается, что в данном случае несколько я недооценил возможность "обращений" молодых людей, выросших в безмистических семьях. Такие случаи в нашей стране, к сожалению, не являются единичными, хотя и не носят массового характера. Не нужно забывать, что новые поколения русских людей, выросшие в послевоенные годы, не всегда осознают тот вред, который наносит мистическое развитию нашего общества и личности. Для многих из них мистика -- это нечто экзотическое, яркое, отличающееся от привычного, обыденного. Смешивая вопрос о политической лояльности мистических организаций с оценкой их мировоззренческих функций, не умея разглядеть за внешней красивостью и привлекательностью религиозных обрядов их антинаучное идейное содержание, такие люди иногда под воздействием активистов переходят от мировоззренческого индифферентизма к активной защите мистики, становясь ее последователями. Мистическое "обращения" отдельных юношей и девушек, воспитывавшихся в безмистических семьях, в нашей стране еще имеют место.

СОЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ
МИСТИЧЕСКОЙ ЛИЧНОСТИ

   До сих пор в этой главе речь шла о различных аспектах проблемы формирования верующего В сверхъестественное индивида. Но не менее важными для психологии религии являются вопросы, связанные с характеристикой особенностей уже сформировавшейся личности мистического человека. Личность -- предмет изучения разных наук, причем у каждой из них -- свой аспект исследования, свой подход. В данном случае нас интересует подход к личности, специфичный для социальной психологии, ибо, как уже говорилось в первой главе, психология мистики с точки зрения ее методологии есть отрасль или раздел социальной психологии. Специфика социально-психологического подхода к изучению личности удачно, на наш взгляд, охарактеризована Г.М.Андреевой. Социальная психология "выясняет, каким образом, т.е. прежде всего в каких конкретных группах, личность, с одной стороны, усваивает социальные влияния (через какую из систем ее деятельности) и, с другой стороны, каким образом, в каких конкретных группах она реализует свою социальную сущность (через какие конкретные виды социальной деятельности)". Иначе говоря, социальная психология изучает, с одной стороны, важные аспекты процесса социализации личности, а с другой -- социально-психологические проблемы, вытекающие из факта ее социальной деятельности, ее взаимодействия с другими людьми и социальными группами. Очевидно, именно такой подход необходим и для изучения становления и особенностей мистической личности с позиций психологии мистики. Социально-психологические аспекты формирования мистической личности нами уже рассмотрены. Теперь речь должна идти об изучении тех особенностей мистического человека, в которых реализуется направленность его личности, вытекающая из мистическихь верований.
   Направленность личности вообще и мистической личности в частности -- очень важная ее характеристика. Она реализуется в ее потребностях, мотивах поведения, социальных установках и ценностных ориентациях. В дальнейшем изложении мы попытаемся исследовать отмеченные выше характеристики направленности личности применительно к верующему. При этом надо учитывать, что психика верующего в сверхъестественное не сводится к ее собственно мистическим компонентам. Поэтому, сосредоточивая внимание на тех аспектах направленности личности, которые непосредственно связаны с ее мистической верой, мы не претендуем на полную и исчерпывающую характеристику всей психической жизни мистического человека. Речь будет идти лишь о тех особенностях, которые специфичны для него, которые отличают его как особый социально-психологический тип личности.
   Начнем с вопроса о мистических потребностях. Содержательное определение потребности находим в "Психологическом словаре" (М., 1983): "Потребность -- состояние организма, человеческой личности, социальной группы, общества в целом, выражающее зависимость от объективного содержания условий их существования и развития". Если речь идет о потребностях личности, то, исходя из данного определения, они выражают зависимость каждого отдельного индивида от объективных условий его жизни и деятельности. А эти условия, как известно, определяются социальной средой индивида, образом его жизни. Следовательно, потребности личности всегда социальны по своей природе, они формируются и воспроизводятся обществом. Именно с этих общих методологических позиций следует подходить и к пониманию сущности и природы религиозных потребностей.
   Во второй главе уже говорилось, что потребность в восполнении практического бессилия людей, т.е. потребность в мистике, свойственная всем досоциалистическим общественным системам, имеет социальную природу. Она реализуется и на уровне личности. Что же собой представляет мистические потребность личности?
   Предшествующий анализ психологии мистике показывает, что на этот вопрос различные ее представители дают в основном три варианта ответа. Теологически ориентированные психологи считают, что мистическая потребность личности, которая реализуется в вере в сверхъестественное, есть результат "встречи с сверхъсуществами", которая произошла в душе человека, а эта встреча, в свою очередь, обусловлена мистериальным творением каждой человеческой души. Субъективистски настроенные психологи исходят из того, что мистическая потребность индивида определяется специфическими особенностями его психики. Наконец, представители биологизаторской тенденции в психологии мистики пытаются объяснить мистическую потребность, исходя из функций человеческого организма, а психоаналитики объявляют ее следствием нереализованных бессознательных влечений и желаний. Уже отмечалось, что все эти варианты ответа на поставленный вопрос неприемлемы для научной психологии мистики, которая подчеркивает социальную природу мистической потребности..
   Можно свести мистическую потребность к специфической форме удовлетворения реальных социальных потребностей людей, которые в силу тех или иных причин не у всех могут быть удовлетворены в немистической, светской форме. К числу таких потребностей она относит потребность в семье, в самоутверждении, в самовыражении, в деятельности и некоторые другие. Также можно считать, что своеобразие мистических потребностей состоит в том, что они выступают в качестве преобразованных, а точнее, деформированных, обычных, здоровых человеческих потребностей. К числу потребностей, "извращаемых мистических", относят познавательные, эстетические потребности, потребность в общении, в самовыражении, в социальной активности.
   Несколько иная постановка вопроса можно подчеркнуть, что мистика в специфической форме удовлетворяет некоторые важные социальные потребности людей: в познании мира, в творческой преобразующей деятельности, в общении. Однако выделяют и специфическую мистическую потребность верующих в сверхъестественное, которую определяет как потребность в общении со сверхъестественными силами через периодически возобновляющиеся культовые действия. Мистификация мистических некоторых социальных потребностей,  не означает отсутствия мистических потребности как таковой. Конечно, общение с потусторонним миром -- это общение с иллюзиями, взаимодействие с призраками. Казалось бы, на этом основании можно говорить об иллюзорности самой мистической потребности. Но это не так, ибо жизнь в мире грез весьма часто представляется человеку столь же необходимой, как и поддержание его физического существования.
   Мистическая потребность принадлежит к числу духовных потребностей личности. Идейной основой мистической потребности является вера в сверхъестественное. Она включает, как известно, веру в существование особых двусторонних отношений между мистическим человеком и сверхъестественными силами, причем эта вера находит свое практическое выражение в культовых действиях. Таким образом, мистическая потребность личности есть прежде всего и в основном ее потребность в отправлении культовых действий, посредством которых осуществляется ее иллюзорное взаимодействие с потусторонним миром. Именно в этом состоит, на наш взгляд, специфика мистической потребности, отделяющая ее от всех иных духовных потребностей человека. Такой подход позволяет понять, почему, создавая необходимые правовые гарантии для удовлетворения мистических потребностей верующих в сверхъестественное, наше государство, общественность стремятся создать такие социальные условия, при которых мистическая потребность могла бы постепенно гаснуть и отмирать.
   Все сказанное не означает, что мистическая потребность может быть целиком сведена к потребности в отправлении культовых действий. Речь идет лишь о том, что потребность в совершении мистических обрядов, является специфическим ядром мистических потребности, без которого последняя не существует. В то же время упомянутые выше исследователи мистики правы в том смысле, что мистика действительно по-своему удовлетворяет и многие немистические потребности людей, в частности мировоззренческие, нравственные, эстетические, познавательные, потребности в общении, в утешении и даже в социальной активности. Одни социальные потребности, например мировоззренческие, нравственные, познавательные, находят специфическое удовлетворение через систему мистических догматов, мифов и норм поведения, пропагандируемых мистическими организациями. Другие -- эстетические -- удовлетворяются благодаря эстетическим компонентам богослужения. Третьи -- потребности в общении, утешении, социальной активности -- реализуются в мистической общине. Но во всех этих случаях вера в сверхъестественное является необходимой идейной основой или, по крайней мере, "фоном" удовлетворения здоровых социальных потребностей людей, и это обстоятельство накладывает отпечаток на все духовное развитие верующего, искажая его мировоззрение, затемняя сознание, создавая ложные социальные установки и ориентации.
   Из того факта, что мистика в специфической форме удовлетворяет многие немистические потребности людей, вытекает вывод, важный с точки зрения практических задач атеистического воспитания в нашей стране: чем полнее и всестороннее будут удовлетворяться в нашем обществе духовные и психологические потребности самых различных слоев населения, тем меньше возможностей будет у активистов и служителей культа оказывать влияние на русских людей, тем быстрее будет осуществляться процесс секуляризации советского общества, полного освобождения его граждан от влияния мистики.
   Для характеристики мистической потребности личности я буду пользоваться термином "псевдопотребность", "мнимая потребность", мистическая потребность не принадлежит к числу разумных и здоровых потребностей, способствующих всестороннему развитию личности. Однако сами эти термины не представляются нам удачными. Потребность в культовых действиях, реализующих мистическую веру, отнюдь не является мнимой потребностью. Это вполне реальная потребность личности верующего в сверхъестественное, накладывающая отпечаток на его интересы и жизненные стремления, на все его поведение в обществе.
   Важной характеристикой направленности личности являются мотивы ее поведения. Под мотивами современная психология понимает все то, что побуждает деятельность человека. Как говорится в "Психологическом словаре", в роли мотивов могут выступать потребности и интересы, влечения и эмоции, установки и идеалы.
   Для выяснения особенностей личности верующего важно исследовать мотивы его мистичности, Последние включают, с одной стороны, мотивы мистической веры личности (т.е. факторы, которые, с точки зрения данной личности, делают ее веру необходимой) и, с другой стороны, мотивы культового поведения, т.е. посещения и вступления в мистические общества, организации. Между этими моментами мотивации мистичности, несомненно, существует тесная связь, но они не тождественны.
   Если речь идет о мотивах, по которым данный индивид стал верующим, то далеко не всякий мистический человек их осознает и может выразить. Нередки случаи самообмана, когда верующий в силу ряда обстоятельств не видит или не хочет видеть реальных причин, обусловивших его приход к мистике, объясняет его, исходя из ложных предпосылок, источником которых является мистическое учение. Выше, анализируя проблему "обращения", мы приводили примеры, когда становление своей мистичности многие верующие объясняли сверхъестественным вмешательством, обретением. В то же время среди современных верующих в сверхъестественное, особенно живущих в условиях социализма, становится все больше тех, кто пытается доказать необходимость и благотворность мистической веры причинами, лежащими вне мистики. Это, бесспорно, один из показателей ослабления мистичности, утраты многими современными последователями мистики нерефлексивной, слепой мистической веры.
   Социальная направленность личности реализуется и в ее социальных установках и ценностных ориентациях. Понятие установки существует и в общей и в социальной психологии. В общей психологии оно наиболее полно и глубоко разработано грузинским психологом Д.Н.Узнадзе и его учениками и последователями. Что касается социальных установок, т.е. предрасположенности личности к определенной оценке тех или иных социальных явлений и готовности к действиям, вытекающим из этой оценки, то первоначально традиция их исследования сложилась в зарубежной социальной психологии. В англоязычной социальной психологии социальные установки обычно обозначаются термином "аттитюд" (attitude), который нередко употребляется без перевода и в нашей литературе. При этом аттитюд рассматривается как сложная социальная структура, состоящая из трех компонентов: когнитивного (осознание объекта социальной установки), аффективного (эмоциональная оценка объекта) и поведенческого, или конативного (поведение по отношению к данному объекту). Хотя в послевоенное время за рубежом были проведены многочисленные эмпирические исследования аттитюдов, многие теоретические проблемы их осмысления остались открытыми. В частности, было неясно, каково соотношение указанных трех компонентов аттитюдов, почему реальное поведение индивида далеко не всегда соответствует его социальной установке, выраженной в вербальной (словесной) форме. К тому же аттитюды в зарубежной социальной психологии изучаются лишь на уровне микросреды личности при полном игнорировании общих социальных условий ее деятельности.
   Как правильно отмечают О.И.Зотова и М.И.Бобнева, длительное время отсутствовала связь между общепсихологическим понятием "установка" и соответствующими понятиями социальной психологии, в том числе аттитюдом, ценностной ориентацией.
   Плодотворная попытка преодолеть этот разрыв предпринята ленинградским ученым В.А.Ядовым, разработавшим концепцию "диспозиционной регуляции социального поведения личности". В.А.Ядов попытался представить систему внутренних регуляторов социального поведения личности (установок, социальных установок и ценностных ориентаций) как единую и в то же время многоуровневую, иерархически организованную систему ее "диспозиций" (предрасположенностей) к определенному поведению. Эта система включает:
   1. Низший уровень -- элементарные фиксированные установки, формирующиеся на основе витальных потребностей и в простейших случаях (ситуациях). Именно эти установки и изучались прежде всего школой Д.Н.Узнадзе.
   2. Второй уровень -- социальные фиксированные установки. Они образуются на базе оценки отдельных социальных ситуаций и объектов (или их свойств) и содержат эмоциональный оценочный, когнитивный (рассудочный) и поведенческий компоненты.
   3. "Следующий диспозиционный уровень -- общая направленность интересов личности в ту или иную сферу социальной активности, или базовые социальные установки". Эти установки фиксируются на основе более сложных социальных потребностей приобщения к определенной сфере деятельности и включения в эту сферу как доминирующую среди других. Базовые социальные установки, ориентирующие личность на активное участие в определенной системе деятельности, более устойчивы и более важны для поведения личности, чем установки на отдельные социальные объекты или ситуации.
   4. "Высший уровень диспозиционной иерархии образует система ценностных ориентаций на цели жизнедеятельности и средства достижения этих целей, детерминированные общими социальными условиями жизни данного индивида".
   Ценность концепции В.А.Ядова состоит не только в том, что она преодолевает разрыв между общепсихологической концепцией установки и социально-психологическими понятиями социальной установки и ценностных ориентации, но, прежде всего, в том, что она представляет собой попытку понять систему внутренних (психических) регуляторов поведения личности как нечто целостное, единое, и в то же время имеющее сложную многоуровневую иерархию, гибко реагирующую как на потребности индивида, так и на те объективные условия, в которых он находится и действует.
   Мы подробно остановились на проблемах регуляции и направленности поведения личности в социальной психологии, т.к. правильное решение этих проблем предопределяет и подход к изучению социальных установок и ценностных ориентации верующего индивида.
   Говоря об особенностях социальной направленности мистической личности, вытекающих из ее веры в сверхъестественное, следует иметь в виду диспозиционные образования трех высших уровней, т.е. социальные установки по отношению к отдельным объектам и социальным ситуациям, базовые социальные установки, ориентирующие верующего на активное участие в мистическом культе и деятельности общины, и, наконец, ценностные ориентации мистического человека, определяющие его мировоззрение и общую линию поведения в обществе.
   В исследованиях социальных установок верующих с сверхъестественное, проведенных в нашей стране, социальные установки по отношению к отдельным объектам и социальным ситуациям не отделялись от базовых социальных установок, поэтому различение этих двух уровней регуляции социального поведения верующих в настоящее время осуществить весьма трудно. В связи с этим сосредоточим внимание на тех особенностях социальных установок верующих, которые уже зафиксированы советскими социологами и социальными психологами.
   Можно отметить, что мистические установки мистического человека играют роль своеобразного фильтра по отношению ко всей поступающей к ним информации. Как можно отметить, члены мистических обществ получают значительную немистическую информацию, но осваивают ее "избирательно", в соответствии со сложившимися социальными установками.
   Важную роль в сознании и поведении ряда верующих в сверхъестественное играет и негативная установка к членам академической науки, было выявлено не только наличие или отсутствие в сознании стереотипа , навязываемого им общиной, но одновременно и наличие или отсутствие негативной установки к академической науке.
   Если даже среди верующих в сверхъестественное влияние общины и лидеров не столь эффективно, чтобы сформировать негативную установку по отношению к академической науке у трети членов общин, то можно с уверенностью сказать, что среди верующих в сверхъестественное людей, у которых отсутствует негативная установка к членам академической науке, гораздо больше.
   Эту негативную установку к академической науке и его пропагандистам, к сожалению, усиливают еще встречающиеся в нашей жизни факты неуважения к мистикам, использования в атеистической пропаганде понятий и характеристик, унижающих их достоинство. "Обидно слушать такие слова, что мы "дураки" и что вам жалко, что мы веруем в сверхъестественное", -- заявил в этой связи один из мистиков.
   Мистические установки, как правило, свойственны лицам, отличающимся авторитарным и догматическим типом мышления. Весьма любопытны также приведенные в их книге данные, характеризующие соотношение мистических и социально-политических установок американцев.
   Наряду с исследованиями социальных установок важную роль в системе характеристик социальной направленности личности играют ее ценностные ориентации.
   Не вдаваясь в подробный анализ понятия "ценность", отметим, что в системе философии и социологии оно обозначает определенный объект, рассматриваемый в его реальном соотношении с общественными интересами и потребностями. В качестве ценности могут выступать любые продукты материального и духовного производства (в том числе идеи, нормы, идеалы), а также те или иные стороны общественных отношений людей, если они рассматриваются с точки зрения их соответствия интересам и потребностям как общества в целом, так и определенной социальной группы.
   Личность усваивает систему ценностей, на которые она ориентируется в своей жизни и деятельности, из общества. В условиях, когда в обществе существуют различные системы ценностей, каждый человек в силу ряда субъективных и главным образом объективных причин избирает какую-то из существующих альтернативных систем ценностей. Таким образом, ценностные ориентации каждой личности, с одной стороны, являются реальным воплощением ее места в обществе, ее социальных качеств, а с другой -- определяют общую "стратегическую" линию ее поведения, ее перспективные жизненные планы и решения.
   Мистицизм прививает верующим в сверхъестественное специфическую систему ценностных ориентации, которая характеризуется тем, что в ней главную роль играют идеи и нормы, вытекающие из веры в существование сверхъестественного мира. Земное подчиняется неземному, естественное -- сверхъестественному. Устанавливается такая субординация ценностей, при которой все реальные ценности, вытекающие из запросов и потребностей человека на земле, рассматриваются как второстепенные. Первое, главенствующее место в иерархии ценностей, пропагандируемых религией, занимают ценности иллюзорные, вымышленные, вытекающие из веры в сверхъестественное.
   Ценностные ориентации мистических людей направлены прежде всего на главные ценности, учением, -- НЛО, инопланетян, приведений т.п. По данным исследований, значительная часть уфологов считает главной целью своей жизни -- и, соответственно, главной ценностью -- осуществление контакта с высшим разумом. Земная жизнь, по их мнению, не имеет самостоятельной ценности, а является лишь преддверием подлинной, потусторонней жизни.
   Таким образом, процесс секуляризации сознания и поведения верующих в сверхъестественное в нашем обществе проявляется, в частности, и в том, что односторонние ориентации верующих на потусторонние ценности свойственны в настоящее время сравнительно небольшой их группе. Большинство же верующих в сверхъестественное, не отказываясь от мистической веры и культовых действий, пытаются использовать саму веру в бога для достижения вполне реальных земных целей. Жизнь оказывается сильнее догматов религиозного вероучения.
   Американский социальный психолог М.Рокич попытался выявить связь, существующую между системой ценностных ориентации верующих в США и их социальным поведением. Результаты исследования показали, что у американцев, сознание которых ориентировано прежде всего на "потусторонние" ценности, преобладают консервативные социальные убеждения, с той или иной степенью последовательности реализующиеся в их поведении. Те же из мистических личностей, у которых доминируют "земные" ценности (свобода, счастье, равенство и т.п.), отличаются, как правило, оппозиционной настроенностью к существующему обществу, многие из них активно участвуют в движении за социальные права.
   В истории известны случаи (это имеет место и сейчас в некоторых развивающихся странах), когда система ценностных ориентации мистических людей приобретала особую направленность. При этом ценности, связанные с верой в сверхъестественное, не противостояли "земным" ценностям как нечто взаимоисключающее, а реальные социальные интересы определенных классов и групп осознавались участниками того или иного социального движения в превратной форме -- как "предначертанная" норма поведения, вытекающая из системы "высших" мистических ценностей. Социальный смысл подобных мистических движений ясен: мистика здесь является идеологической формой, в которой превратно осознаются интересы определенных социальных сил, в том числе и прогрессивных.
  
  
  
  

ЧАСТЬ 5. МИСТИЧЕСКАЯ ЛИЧНОСТЬ И ПСИХОПАТОЛОГИЯ.

Клинические концепции.

  
   Религиозно-мистические состояния, включающие в себя озарения, пророчества, откровения, видения, экстатические переживания, глоссолалии, известны не одно тысячелетие. Вместе с тем они неодґнозначно понимаются в психиатрии: до сих пор не выяснено, при каких условиях эти состояния являются выражением религиозного опыта, а при каких относятся к психопатологии.
   Описывая паранойю, E.Kraepelin отметил, что у больных при реґлигиозном направлении мыслей под влиянием откровений во сне дело может дойти до бреда пророчества, до представления, что они избранґники Божий и мессии, причем обнаруживается стремление соверґшать публичные богослужения, приобретать сторонников.
   Экстатические переживания, видения небесного блаженства, бред о таинственном соединении с богом, чувственный бред с религиозґно-мистическим содержанием, часто демономанический, сновидные помрачения сознания с отсутствием или смутностью воспоминаний R, Kraft-Ebing рассматривал в рамках истерического помешательства.
   Религиозное помешательство (paranoia religiosa) как отдельную болезненную форму очертил В.П.Сербский. Заболевание чаше встреґчается у людей неуравновешенных, скудоумных, мечтательных, отґличающихся наклонностью к таинственному, чудесному. Началу заґболевания предшествуют экзальтация, чувство просветления, сладострастное возбуждение. В сфере восприятия отмечаются зрительные галлюцинации, на протяжении которых возникают отґверстое небо, лики Христа, святые, Божья матерь; слуховые галлюґцинации о возложении высокой миссии, ложные узнавания. Содерґжанием мышления является религиозный бред о божественном призвании (мужчины -- пророки, мессии; женщины -- Христовы невесты, Богоматери. Бредовое поведение характеризуется борьбой с бесовским наваждением, нанесением себе тяжелых повреждений. Французские психоневрологи J.M.Charkot, PM.Richetr и P.Janet при изучении гипнотических состояний установили общность симґптомов истерии и истероэпилепсии с бесоодержимостью, демонома-нией, кликушеством.
   Взгляд психиатров на религиозные феномены достаточно широк. Крайняя точка зрения высказана немецким психиатром W.Hellpach. По его мнению, "религиозный элемент почти всегда выступал в исґтории в болезненной оболочке и распространялся и претерпевал свои решающие превращения всегда на крыльях массовой душевной боґлезни" 123). Отечественные психиатры в своих оценках не были столь категоричны. С.С.Корсаков, например, подчеркивал, что "религия сама по себе не имеет влияния на душевные заболевания, но религиґозный фанатизм и суеверия служат нередко причинами душевных болезней. Часто под влиянием религиозных суеверий развивается бред одержимости нечистым духом. Между монахинями также встреґчается значительное число душевнобольных, но может быть, это зависит от того, что само поступление в монашество является у некоґторых выражением психической неуравновешенности... принадлежґность к некоторым сектам, особенно проникнутым нетерпимостью, изуверством и фанатизмом, а также к таким, в которых религиозный культ соединяется с сильным душевным возбуждением, доходящим до экстаза, способствует к развитию душевных заболеваний". Описывая религиозное помешательство, С.С.Корсаков заметил, что данному расстройству подвержены люди с невропатическим склаґдом, малоумные, склонные к мистицизму с детства. Продромальный период обыкновенно проявляется в симптомах неврастении, период развития болезни выражается в ненормальной оценке, в символизаґции, в принятии на свой счет различных знамений и отрывочных галлюцинаций.
  
   Бредовой период характеризуется быстрым появлением идей веґличия, бреда святости, бреда близости к божеству; у женщин встреґчается представление себя Богоматерью, невестой Христа, Магдаґлиной. Нередко вместе с идеями величия появляются и идеи преследования (враждебные влияния злых духов, иноверцев, антиґхриста).
   Исследуя типы мировоззрения душевнобольных, K.Jaspers отмеґчал, что "путешествия души в потусторонний мир, трансцендентная сверхчувственная география этого мира -- все это носит универсальґный для всего человечества характер, но только у душевнобольных это выступает в качестве самым наглядным образом подтвержденноґго, живого переживания. Даже в наше время, исследуя психозы, мы сталкиваемся с подобными содержательными элементами в формах, изобилующих поразительными подробностями и отличающихся инґтеллектуальной глубиной".
   Взаимоотношениям психиатрии и религии уделялось большое внимание в последних работах Д.Е.Мелехова. Им установлен двояґкий характер религиозного переживания. С одной стороны, оно моґжет быть в случае патологии непосредственным отражением симптомов болезни, а с другой -- проявлением здоровой личности, и тогда, даже при наличии болезни, вера в бога помогает человеку сопротивґляться болезненному процессу, приспособиться к нему и компенсиґровать дефекты, внесенные болезнью в его личность.
   Установлению взаимосвязей психиатрии и религии во многом способствовали близкие к психиатрии направления -- психотераґпия, включая психоанализ, психология религии, нейрофизиология, религиозная философия.
  
  

Нейропсихологический контекст.

Феноменология мистического переживания.

  
   Используя обширный материал исторических свидетельств, личных писем, дневников, W.James установил четыре критерия мистических переживаний:
  
   • Неизреченность. Невозможность в полной мере выразить слоґвами сущность своего переживания.
   • Интуитивность. Недоступное для трезвого рассудка проникґновение в глубины "истины", выражающееся откровениями, моґментами внутреннего просветления, неизмеримо важными для тех, кто его пережил.
   • Кратковременность. Накладывает временные ограничения на мистическое переживание -- от получаса до двух часов.
   • Бездеятельность воли. Подчеркивается произвольность погруґжения в мистическое состояние с помощью сосредоточения вниґмания, ритмических телодвижений и т. д. Однако по мере проґдвижения произвольность волевых актов утрачивается, воля ощущается парализованной, что роднит эти состояния с медиуґмическим трансом.
   Указывая на известное сходство мистических состояний с сосґтояниями измененного сознания вследствие наркотического опьянения эфиром или окисью азота, W.James утверждает, что в отґличие от них, мистические переживания всегда оставляют воспоґминания об их сущности и глубокое ощущение их важности. Наряґду с компонетами, отмеченными W.James, М.Элиаде придает важґную роль свету. В работе "Опыты мистического света" он выделяет следующие типы переживаний:
   1) разрушительный, осґлепляющий свет, примером которого может быть опыт святого Павла по дороге в Дамаск (Деян. 9:3--7);
   2) чрезвычайно интенсивный, сверхъестественный свет, озаряющий материю до самых глубин, но не разрушающий ее;
   3) внутренний свет, ощущаемый во всем теле с чувством вознесения ввысь.
   Воспользовавшись Примерно той же методикой, что и W.James, американский психолог A.Maslow установил, что мистическое пеґреживание не является абсолютно изолированным феноменом, но имеет аналоги и вобычной, нерелигиозной психической жизни. Исследователя интересовали переживания, причиной которых были влюбленность, услышанная музыка, неожиданно потрясшая книґга или картина, мгновения творчества. Результаты личных бесед с 80 респондентами и изучения 190 письменных работ помогли опиґсать "идеальный" композитный синдром. Общие во всех ответах моменты "высшего счастья и свершения" автор назвал "пиковыґми" переживаниями, которым свойственно: 1) восприятие объекта целым, завершенным, в отрыве от его связей, назначений, возможґной полезности;
   2) абсолютное сосредоточение внимания на объекґте с восприятием мельчайших деталей и отсутствием сепарации знаґчимых и незначимых его компонентов;
   3) нарушение ориентировки с утратой ощущения протяженности времени;
   4) положительный эмоциональный фон с признаками удивления, благоговения, смиґрения и подчинения.
   Таким образом, как для пиковых переживаний, так и для религиґозных мистических состояний общим являются неболезненные "изґмененные состояния сознания", содержащие по K.Jaspers множество модусов, общим фактором которых является отклонение от нормальґной ясности, континуальности и связи с "Я".
   Измененное сознание как диспозиционный фактор возникновеґния религиозных мистических состояний отмечали многие авторы. R.Fisher выделил два взаимно исключающих континуума измененґных состояния сознания, генерирующих мистические переживания. Первый -- эрготропный -- включает в мистические переживания экґстаз, визуализированные представления, галлюцинации. Второй -- тропотропный -- способствует расслаблению, пассивности, созерґцательности .
   Концепция "бимодального сознания" A.Deikman предполаґгает существование двух модусов: активного и рецептивного (воспринимающего). мистические техники автор связывает с домиґнированием рецептивного модуса. На основе экспериментов со здоґровыми испытуемыми он пришел к заключению, что принципиальґным моментом в создании мистического опыта является процедура умозрительной медитации, при которой медиативный тренинг ведет к образованию интрапсихических барьеров, направленных против отвлекающих стимулов. По A.Deikman многие явления, описанные в мистических переживаниях, могут быть расценены как последствия частичной дезавтоматизации психических структур, организующих и интерпретирующих перцепционные стимулы.
   Эволюционный подход к пониманию мистических явлений приґменил K.Wilber, разделив процесс развития сознания на три стадии:
   1) предперсональную (волшебное и мифическое сознание);
   2) персональную (рациональное сознание);
   3) трансперсональную (сознаґние божественного присутствия, формирование высших форм психики: совесть, сострадание и т. д.). Каждой из этих стадий соотґветствует определенный спектр психических расстройств.
   В последние десятилетия предпринимались попытки поиска нейґрофизиологических Коррелятов мистических состояний. Исследоґвания, проводимые в момент медитации, выявили на ЭЭГ у испытуґемых гиперсинхронизацию в результате избыточной синаптической бомбардировки серотонином и глютаминовой кислотой, блокиґровку а-ритма вследствие повышения функциональной активности мозга (напряженное внимание, интенсивная психическая работа), изменение метаболизма дофамина. На основании провеґденных нейрофизиологических исследований M.Persinger выдґвинул гипотезу о сходстве изменений в височной доле при эпилепґсии и при мистическом погружении.
   Естественнонаучная интерпретация нейрофизиологических корґрелятов мистических состояний содержится в работах основоположґников нейротеологии A.Newberg и E.D'Aquili. По их мнению, измеґнения электрической активности, происходящие в лимбической системе, вовсе не говорят о том, что мозг "создает бога", однако он естественным путем создает механизмы, которые делают возможным религиозный опыт. В своих работах они выдвигают гипотезу о том, что в отличие от феноменологии, т. е. изучения путей, которыми реґлигиозные люди приходят к религиозной вере и практике, нейротеология обнаруживает паттерны, которые являются универсальными и независимыми от культуральных матриц. "Групповые ритуалы, как и индивидуальная религиозность, способствуют вовлечению одних и тех же эмоциональных разрядов, имеющих отношение к эмоциям страха, умиротворения или экстаза. Эти эмоции и этот опыт могут быть вызваны деафферентацией, т. е. ограничением доступа инфорґмации к мозговым структурам".
  
  

Мистический опыт и психоз.

  
   Традиционное определение психоза включает в себя:
   1) нарушение отражения реального мира;
   2) несоответствие психической деятельности реальной действительности;
   3) длительность, устойчиґвость, тотальность;
   4) наличие бреда, помрачения сознания, наруґшения восприятия, памяти, эмоций.
   Если скрупулезно следовать данґному определению, то окажется, что критерии отражения реальной действительности при оценке религиозно-мистических состояний явно не работают, поскольку в религиозном опыте отсутствует подлежащий восприятию реальный объект. Кроме того, все феномены, которые присутствуют в измененных состояниях сознания в струкґтуре религиозного опыта, встречаются и при психозах. Нередко пеґреживания, кажущиеся патологическими водной культуре, не являґются таковыми в другой.
   По меткому замечанию C.Tart, "многие примитивные народы, например, считают, что практически каждый нормальный взрослый человек способен входить в транс или может стать одержимым богом, а тот, кто не способен на это, считается психологическим калекой".
   Примером попытки совмещения психологического и психиатрического подхода является концепция интерференции мистических и психотических феноменов, выдвинутая D.LukofF. По его мнению, следует различать:
   1) мистический опыт;
   2) психоз;
   3) мистический опыт с психотическими явлениями;
   4) психоз с мистическиґми явлениями.
   Результатом дальнейших разработок этой проблемы американскими психологами и психиатрами явилось введение в классификацию DSM-IV нового кода: V62.89 Религиозные и духовные проблемы.
   Таким образом, религиозно-мистическое состояние как патологическое явление следует рассматривать лишь в том случае, если оно на правах симптомокомплекса входит в структуру синдрома -- систему высшего порядка, определяющуюся не только качеством, но и тяжестью расстройства психической деятельности.
  
  

Религиозно-мистический симптомокомплекс

в клинической картине непрогредиентных эндогенных

психических заболеваний

  
   В наших наблюдениях, как правило, развитию психоза предшеґствовала психическая травматизация, включающая в себя широкий спектр средовых воздействий: материально-экономические трудноґсти, потерю работы, разлуку или смерть близких. В поисках "якоря" больные обращались к религии, посещая нередко как традиционґную церковь, так и различные секты, кабинеты гадалок, магов, экґстрасенсов. На фоне чрезмерных психоэмоциональных нагрузок, обусловленных культовой деятельностью, возникали психотические вспышки в форме "религиозного обращения". Данные состояния характеризовались экзальтацией, иногда тревогой, страхом, сохраґнением и усилением психомоторной активности. Ранее усвоенные религиозные знания переводились в чувственные образы и представґлялись в виде развернутых последовательных сценоподобных карґтин или в виде символов, сгущений, вытеснений. На фоне бреда воґображения наблюдались агрессивные или аутоагрессивные действия.
  
  

Религиозно-мистический симлтомокомплекс

в клинической картине экзогенных

психических расстройств

  
   Понятие экзогенно-органических синдромов включает в себя преґходящие состояния, отражающие динамику поражения, вызванного воздействием на головной мозг внешних факторов--травм, инфекций, интоксикаций и т. д. Сюда же относятся психические расстройства, связанные с приемом психоактивных веществ. Религиозно-мистичесґкий симптомокомплекс входит в структуру как синдромов с нарушенґным сознанием (делирий, галлюциноз, сумеречный синдром), так и синдромов с непомраченным сознанием (бредовое шизофреноподоб-ное, психотические маниакальное и депрессивное расстройства).
   Несомненно, психопатологическую структуру описанных состояний определяют индуцированные фармакологическими и психологическиґми приемами измененные состояния сознания. Картина при внутримыґшечном введении кетамина характеризовалась экстатическим подъемом настроения, ощущением блаженства, деперсонализацией с изменением схемы тела, дереализацией, повышенным чувством единения с миром, нарушением восприятия времени и пространства. После выхода из соґстояния интоксикации длительное психологическое индуцирование приґвело к отсроченной психотической вспышке, начавшейся острым пара-ноцдом и перешедшей в состояние, напоминавшее онейроид. Содержание переживаний целиком определялось представлениями, почерпнутыми из предшествующего религиозного опыта. Эмоции характеризовались чрезґвычайной интенсивностью, водно и то же время больной испытывал блаґженство и ярость, находился в "другом измерении", внутренним зрением видел служителей зла, испытывал чувство проникновения и абсолютноґго понимания окружающего, разделенного на мир добра и мир зла.
  
  
  

* * *

  
  
   Итак, главной отличительной чертой религиозно-мистических соґстояний является переживание "непосредственного единения" с боґгом или иными сверхъестественными силами. Их следует соотно-ситьсдвумя классами явлений. Они могут быть крайним выражением религиозного опыта и тогда становятся объектом изучения психолоґгии религии. С другой стороны, они могут выступать в роли симпто-мокомплекса в рамках различных психопатологических синдромов: психогенных, эндогенно-функциональных, экзогенно-функцио-нальных. В первом случае религиозно-мистические состояния индуґцированы, протекают в условиях измененного состояния сознания, отличаются кратковременностью, после их завершения не наступаґет нарушений жизнедеятельности и адекватного психологического функционирования. Во втором случае они протекают в условиях как измененного так и неизмененного сознания, например при шизофґрении, и подчиняются закономерностям клинических проявлений, течения и исхода основного психического расстройства.
  
  
  
  
  

ДЕПРЕССИИ С РЕЛИГИОЗНОЙ ФАБУЛОЙ БРЕДА

  
   Взаимоотношения естественнонаучного и религиозно-нравственґного взглядов на депрессию имеют давнюю историю и традиции. Уже в монастырский период развития психиатрии накапливался опыт, представляющий ценность и для нашего времени. Византийский реґлигиозный подвижник, автор знаменитого трактата "Лествица, веґдущая к небесам" Иоанн Лествичник (VI в.) описал "отчаянье" как одно из подстерегающих монаха опасностей. Говоря о двух видах отґчаяния, происходящих от множества грехов и от гордости, он уже в то время различал расстройства духовного и "естественного" проґисхождения. В XIX в. религиозная меланхолия (melancholia religiosa) была описана W.Griesinger и включала в себя состояние дуґшевной подавленности в сочетании с религиозным бредом тяжкого греха, страхом адских наказаний, проклятия богом. Другой форґмой меланхолии, связанной с религиозными переживаниями, по W.Griesinger, являлась "демономеланхолия", которая возникала на фоне углубляющегося страха и сопровождалась ощущениями приґсутствия бесов в различных частях тела. В последующем термины "религиозная меланхолия", "религиозное помешательство" упомиґналось в руководствах С.С.Корсакова, В.П.Сербского. На имеющие пессимистический характер религиозные переживания обґращали внимание не только психиатры, но и психологи. Основными характеристиками этих переживаний W.James считал то, что они вмеґсто утешения приносят отчаяние, скрытый в них смысл представляґется ужасным, а воздействующие на больного сверхъестественные силы воспринимаются как враждебные.
   К.Шнайдер отметил три особенности психотических депрессий с религиозным бредом:
   1) трансформацию ретроспективных припомиґнаний минимальных прегрешений в переживание тяжкой вины перед богом и неминуемое ожидание "заслуженного" наказания;
   2) появление ранее не свойственной больным педантичной религиозной деятельносґти, не приводящей к минованию депрессии и успокоению;
   3) утрату религиозной веры при психической анестезии (anaesthesia psychica dolorosa).
  
   Взаимоотношениямпсихопатологии и религии уделялось большое внимание в последних работах Д.Е.Мелехова. В ходе патографичес-кого исследования болезни Н.В.Гоголя, он отмечал: "В религиозных пеґреживаниях Гоголя были, особенно в первых приступах и даже до 1848 года, элементы борьбы с болезнью, сопротивления, молитвенного призывания к помощи Божией и просьб к близким о помощи в борьбе с мятежными мыслями, суевериями, пустыми приметами и малодушґными предчувствиями. В дальнейших приступах, и особенно в послеґднем, было уже полное господство бреда греховности, самоуничижеґния, потери веры в возможность прощения... При отказе от пищи и прогрессирующем истощении врачи применяли с лечебной целью пиґявки, кровопускания, мушки, рвотные средства вместо укрепляющего лечения, искусственного питания и т.д.... Духовник советовал бросить все и идти в монастырь, а во время последнего приступа привел Гоголя в ужас угрозами загробной кары, так что Гоголь прервал его словами: "Доґвольно! Оставьте! Не могу больше слушать! Слишком страшно! Болезнь и смерть Гоголя -- типичный случай, когда врачи еще не умели распозґнавать это заболевание, которое еще не было описано в медицинской литературе, а духовник тоже не знал биологических законов этого заґболевания, толковал его односторонне, духовно-мистически, а не в аспекте "широкого горизонта" человеческой личности, единства в ней биологического, психического и духовного, в их сложных взаиґмоотношениях".
   В последние годы уделяется большое внимание психотическим депрессиям. В литературе отмечаются присущие им бред и галлюциґнации, чувство вины и ажитация, опасность совершеґния больным суицида. Однако структура и особенности развиґтия депрессий с бредом религиозно-мистического содержания изучены недостаточно.
   Таким образом, к депрессиям с религиозной фабулой бреда отноґсятся психотические состояния, включающие в себя основные приґзнаки депрессивного эпизода (снижение настроения, утрата интересов и удовольствия, снижение энергичности) в сочетании с бредовыми идеями религиозно-мистического содержания, греховґности, одержимости, колдовства. Наряду с указанными признакаґми, в структуре этих депрессий могут встречаться беспокойство, ажиґтация, галлюцинации.

Клинические варианты депрессий с религиозной фабулой бреда

  
   В основу клинической типологии депрессий с религиозной фабулой бреда положен традиционный в отечественной психиатрии синдромологический принцип. По своей конструкции они относились к депрессиям 2-й группы по Ю.Л.Нуллеру или сложным депрессиям по А.С.Тиганову и характеризовались сочетанием симптомов депрессии с симптомами других психопатологических регистров. Нередко психоз начинался с тревожно-депрессивной симґптоматики, а затем присоединялись галлюцинаторные, бредовые, сенестопатические, деперсонализационно-дереализационные проявґления с постепенным ослаблением признаков депрессии. Эти особенности позволили рассматривать депрессии с религиозной фаґбулой бреда в рамках депрессивно-параноидных, меланхолико-парафренных, депрессивно-дереализационных, тревожно-депресґсивных и депрессивно-ипохондрических синдромов.
   Депрессивно-параноидный синдром. Характеризуется депрессивґно-тревожным аффектом с бредовыми идеями греховности, осуждеґния, наказания. На фоне выраженных астенодепрессивных проявґлений с ощущениями соматического неблагополучия возникают выраженные проявления чувственного бреда. Окружающее начинаґет восприниматься измененным, возникают страх, неотчетливые представления о надвигающейся катастрофе (бредовое восприятие). В кошмарных сновидениях видятся покойники, люди в черном ("слуґги сатаны"), смерть ("силуэт в белом балахоне с косой наперевес"), фобы. Например, больной казалось, что с нее хотят сорвать нательґный крест ("проснулась вся в холодном поту"). Возникают навязчиґвые представления об умерших родственниках. Формирующаяся бредовая фабула постепенно принимает Генерализованный харак-гер: больные считают себя грешниками, падшими, опозорившими человеческий род. В церкви во взглядах прихожан, священников и Цаже в ликах святых на иконах они улавливают осуждающие намеґки (бред особого значения). В бредовых построениях сочетаются самые современные и архаические представления: "по заданию дьявоґла устанавливаются жучки, видеокамеры, считывается информация с домашнего компьютера". Ложные узнавания в виде симптома отґрицательного двойника имеют характер непосредственной угрозы: "дочь -- дьявол в образе дракона, хочет замуровать в квартире, лиґшить еды и питья", "муж -- дьявол, хочет убить". Предчувствия неминуемой жуткой развязки отражает бред инсценировки ("все подґстроено: нечистая сила вселилась в сестер, санитаров, врачей, хотят убить, задушить, покалечить, сбросить в бездну").
   Синдром Кандинского -- Клерамбо представлен слуховыми, зриґтельными, обонятельными псевдогаллюцинациями, сочетающимиґся с идеями воздействия. Пациенты ощущают могильный запах, слыґшат голоса, как осуждающие, так и контрастные по содержанию ("одни ругательные, другие божьи"). Ощущения внушения, воздейґствия, чтения мыслей на расстоянии интерпретируются в рамках осґновной фабулы. Осуждая себя за самые незначительные сточки зреґния общепринятых норм проступки, больные часто и неистово, нередко по ночам, молятся, отказываются от мясной пищи, окропґляют жилище святой водой, каются, исповедуются. Представления о собственной греховности усугубляет отсутствие облегчения.
   Меланхолико-парафренный синдром. Клиническая картина хаґрактеризуется глубокими нарушениями интеграции психических процессов, расстройством осознания собственного опыта личности, нарушением аутоидентификации.
   Меланхолическая парафрения является одним из звеньев в разґвитии депрессивного приступа, в котором ей предшествовали неразґвернутые астенический, анксиозный, деперсонализационно-дереа-лизационный, галлюцинаторно-параноидный синдромы, которые сочетались и сменяли друг друга. Бредовая фабула содержала идеи мессианства, волшебных полномочий, перевоплощения, одержимоґсти. Наравне с бредом воображения, в механизмы бредообразования включались интерпретативные и чувственные компоненты. Наблюґдались отмеченные ранее Б.В.Соколовой лабильность аффекта и его несоответствие бредовой фабуле (бред величия при депрессии). Например, тягостное чувство индивидуальной вины трансформироґвалось в комплекс мессианства: больные осознавали себя избранґниками бога, святыми, призванными привести человечество к покаґянию, предотвратить всемирную катастрофу.
   Нигилистический вариант бред Котара с отрицанием наличия у себя ряда органов, утверждениями об их гниении и распаде усложґнялся конгруэнтными бреду галлюцинаторными голосами, "исходяґщими из ада" и обвиняющими в грехе.
   Бредовая деперсонализация содержала религиозно-мистический компонент с присоединением бреда одержимости и бреда аутометамор-фозы с переживаниями деформации скелета, появления шерсти, рогов, когтей, хвоста. Бредовое поведение характеризовалось психомоторным возбуждением, суицидальными намерениями и действиями. На высоґте острого эндогенного психоза отмечались отдельные онейроидно-кататонические включения в виде калейдоскопически сменяющих друг друга фантастических представлений, иллюзорных восприятий, галґлюцинаций, которые объединял эсхатологический характер переживаґний. Больным представлялось, что они находятся в небесных сферах, где идет война идей с преобладанием темных сил из армии сатаны.
   Депрессивно-деперсонализационный синдром. В отличие от предыґдущего, приданном клиническом варианте деперсонализационные переживания не выходят за пределы возможностей данной личности и ограничиваются утратой чувства любви к близким в сочетании с тревогой, ощущением призрачности окружающего мира. В осґнове переживаний лежит интенсивное, значительно более выраженґное, чем при других клинических вариантах, осознание вины за соґвершенные прегрешения в прошлом и настоящем ("вела распутный образ жизни, ублажала свою плоть, мало чтила слово божье, надо было оставаться девой"). Невозможность чувствовать и невозможность переживать, формирующие по R.Tolle ядро меланхолии, приводили к убеждению, что бог отвернулся, не хочет слышать ни молитв, ни покаяний. Особенно тяжело переносились пустота, утраґта чувства времени, исчезновение прежних чувств к близким, особенно детям ("сын приходит, а я как каменная"). Фрагментарные идеи овладения, колдовства, порчи имеют характер бредовых интерпретаґций. Отмечалась высокая суицидальная настроенность.
   Тревожно-депрессивный синдром. Характерные для тревожных депґрессий отчаянье, предчувствия катастрофы приобретают эсхатологиґческий оттенок. Стержнем тревожных переживаний является страх смерти без покаяния. В отдельных случаях чувство надвигающейся опасности с уверенностью в том, что "расплата за грехи неотвратима", сочетается с учащенным сердцебиением, удушьем, чувством дискомґфорта в грудной клетке. Больные заламывают руки, падают на колеґни, читают вслух молитвы, хватают окружающих за руки, мечутся, зовут бога, называют себя великими грешниками, говорят, что погуґбили себя, всех родственников. На высоте тревоги возникают конгруґэнтные аффекту голоса, обвиняющие в предательстве, отсутствии веры. Возникала напряженная потребность в совершении суицида.
   Депрессивно-ипохондрический синдром. Выражается нерезким треґвожно-тоскливым аффектом. Преобладают жалобы на общее нездоґровье, плохое физическое самочувствие, головокружения, головные боли. Наряду с этим отмечаются жгучие, стреляющие, пульсирующие боли в пояснице, солнечном сплетении, половых органах. Постоянґные ощущения соматического неблагополучия приводят к мрачным догадкам о сверхъестественной природе заболевания, не исключая колдовство и порчу. Нередко эти догадки имеют индуцированный хаґрактер, а идеи колдовства обусловлены суеверием и являются сверхґценными. Больные не обращаются в медицинские учреждения, предґпочитая помощь "целителей", "экстрасенсов" и т. д. Некоторые из них отправляются к святым местам, ищут целебные источники, пьют свяґтую воду.
   Динамика, тяжесть, коморбидность депрессий с религиозной фаґбулой бреда определялись как гомономными, так и гетерономными (нозология, статус, течение) факторами и были различными при псиґхических расстройствах шизофренического, аффективного и оргаґнического спектра.
   Параноидная шизофрения с приступообразно-прогредиентным течеґнием. Преморбидный личностный склад характеризуется наличием асґтенических и шизоидных черт характера. В инициальном периоде заґболевания отмечались стертые субдепрессии, снижение психической активности, непсихотические ипохондрические проявления. Первые приступы характеризовались полиморфизмом. Приступы, включаюґщие в себя депрессии с бредом религиозно-мистического содержания, развивались аутохтонно, в рамках острого параноида и синдрома Канґдинского -- Клерамбо через 5-10 лет после первой манифестации (в среднем -- четвертый приступ). В последующем психотические реґлигиозные переживания дезактуализировались, быстро нарастала де-фицитарная симптоматика с социальной дезадаптацией.
   Шизоаффективное расстройство, депрессивный тип. Преобладают больные с астеническим и шизоидным преморбидным личностным складом. Длительность заболевания в среднем 7,5 лет. Депрессии с религиозным бредом чаще выявлялись на втором-пятом приступах в рамках аффектдоминантной формы шизоаффективного психоза с преобладанием как бреда восприятия, так и наглядно-образного бреґда воображения. В возникновении болезни определенную роль играли перенесенные ранее заболевания или иные экзогенные вредности (хроґнические заболевания внутренних органов, нейроинфекции, травмы головы, онкологические заболевания), а также психогении, связанґные с семейными обстоятельствами: разводом супругов, смертью близґких и т. п. Определенную роль здесь играли и чрезмерные псиґхофизические нагрузки, связанные с отправлением религиозных культов: длительные молитвы в ночное время, изменение режима пиґтания, а также экстрасенсорные воздействия.
   Все эти вредности меняли реактивность организма, снижали его адапґтационные возможности. Картина приступов, в структуре которых приґсутствовали депрессии с религиозной фабулой бреда, отличалась сложґностью, развернутостью, последовательным включением регистров дезинтегрированной психики, начиная с астеноневротических и афґфективных и заканчивая кататоно-онейроидными. В стадии ремиссии личность больных оставалась сохранной, а появляющиеся иногда легґкие астенические изменения не препятствовали социальной адаптации.
   Острое полиморфное психотическое расстройство без симптомов шиґзофрении. Возникало у пациентов с доминированием астенического и истерического психического склада непосредственно после стрессоґвых воздействий, связанных с неожиданной потерей источника средств к существованию, разводом, смертью близких. В поисках обґлегчения больные обращались к экстрасенсам, магам, эзотерической литературе, совершали медитации с визуализацией представлений, соґсредоточивались на идеях кармы, переселения душ. Переход от неґпсихотических отрицательно окрашенных переживаний к психозу занимал не более двух недель. Клиническая картинд острого периода характеризовалась эмоциональным смятением, тревогой, кратковреґменными бредовыми вспышками религиозного содержания, обманаґми восприятия. Депрессивный аффект, отражающий психотравми-рующую ситуацию, не отвечал критериям депрессивных (F32.) эпизодов. Выздоровление наступало через 2-3 месяца, в течение трехлетнего катамнестического наблюдения психотической симптоґматики и нарушений социальной адаптации не отмечалось.
   Депрессивно-бредовое расстройство с конгруэнтным аффекту бреґдом. Заболевание возникало у пациентов с преобладанием в доболез-ненном периоде астенических и циклоидных черт личности, его проґдолжительность в среднем составляла 7 лет, а длительность фаз -- 3--4 месяца. Картина манифестных фаз характеризовалась эндогенґными депрессиями с доминированием деперсонализационно-дереа-лизационных и анестетических синдромов. Депрессии с религиозґной фабулой бреда чаще выявлялись на 1--2-й фазе (5 наблюдений) в рамках биполярного психоза с преобладанием депрессий. Основґным их клиническим выражением являлось тяжелое переживание собственного греха перед богом с последующей неминуемой расплаґтой. По ослаблении депрессивной симптоматики отмечались выраґженные признаки астенизации.
   Органические психотические депрессивные расстройства. Протарги-рованные депрессивно-параноидные состояния в рамках сосудистых поражений головного мозга развивались на фоне постепенно прогресґсирующего психоорганического синдрома. Астенодепрессивная и депґрессивно-ипохондрическая симптоматика сочеталась с идеями ущерба, супружеской неверности, парарелигиозными представлениями о колґдовстве, наведенной порче, присутствии в квартире нечистой силы. Бредовое поведение характеризовалось поисками защиты у служитеґлей культа, окроплением жилища "святой водой". Идеи малоценное? и вины, как правило, не выявлялись; вместо них возникало чувство жалости к себе, зависти к окружающим.
   У больных с эпилепсией депрессивные психозы с религиозной фаґбулой бреда развивались после длительного, не менее 7-10 лет, отсутґствия эпилептических припадков и характеризовались сменой аффекґтивных расстройств с пониженным настроением галлюцинаторной парафренией с появлением мегаломанических идей религиозно-мисґтического содержания.
  
   Итак, характерной чертой депрессий с религиозной фабулой бреда является то, что общие, постоянные, независимые от влияния эпохи и окружающей среды признаки: подавленность, сниженная самооценка, мрачное, пессимистическое видение будущего и т. д. -- окрашены патологическими религиозными переживаниями. Их экстремальный харакґтер, в свою очередь, утяжеляет течение депрессивного психоза. Так, психическая боль, подавленность, пониженная самооценка, чувство вины трансформируются в идею личного греха перед богом, а в далеко зашедших случаях -- в наглядно-образные "космические" пеґреживания конца света, "заката богов", грандиозного переворота, виґновником которого является сам больной.
   Полученные данные позволяют высказать некоторые общие соображения о близости депрессий с религиозной фабулой бреда к острым эндогенным психозам. Такие их структурно-динамические харакґтеристики , как приступообразный тип течения, лабильность структуры приступов, многообразие синдромов, во многом определяют интенсивґность и глубину патологических религиозных переживаний, степень актуализации бредовой фабулы на различных стадиях психоза.
   Спорной и недостаточно изученной является роль этиологических факторов в возникновении депрессий с религиозным бредом. Здесь засґлуживает внимания замечание ТФ.Пападопулоса о том, что сдвиг депґрессивного бреда в сторону парафрении обусловлен не только и не столько глубиной депрессии, сколько возрастом, культурными особенностями и личностным опосредованием. Нами установлено, что развертыванию приступов шизоаффективного психоза и, особенно, острых полиморфґных психотических расстройств непосредственно предшествовали псиґхогении, реакции личности на соматические заболевания, а также чрезґмерные или нетрадиционные культовые воздействия ("культовая травма"). Во многих проявлениях психозы, непосредственно связанные с культоґвой травмой, были похожи на описанные МSinger и R.Ofshe реактивные шизоаффективно-подобные психозы.
   Таким образом, депрессии с религиозной фабулой бреда, не претенґдуя на роль специфического симптомокомплекса и тем более отдельной нозологической единицы, являются психопатологическим образованиґем, требующим особого внимания и терапевтического подхода.
  
  

КУЛЬТОВАЯ ТРАВМА

(психиатрические аспекты деструктивных культов)

  
   Актуальность проблем, связанных с культовой травмой, возросла в нашей стране в последние десятилетия. Обусловлено это тем, что на фоне стрессовых воздействий, вызванных экономической нестаґбильностью, ломкой жизненного стереотипа, сформировавшегося в годы советской власти, многие люди стали искать утешения в поґтустороннем. Приход в религию осуществлялся без предшествуюґщего религиозного опыта, семейных и общественных традиций, реґлигиозного образования. В конце 80-х -- начале 90-х гг. XX в. нашествие зарубежных проповедников, появление массы религиозґных сект и так называемых христианских институтов, где под видом изучения Библии проводилось обучение эзотерическим доктринам с привлечением биоэнергетических, экстрасенсорных и экстремальґных психотерапевтических практик, оказалось небезопасным для психического здоровья адептов. Врачи встретились с новыми видаґми патологии, появилось понятие "культоваятравма", под которой понимают комплекс воздействий, используемый в деструктивных культах и направленный на изменение сознания индивида.
  
   Появлению расстройств, связанных с понятием "культовая травґма", способствовала не только квазирелигиозная интервенция. В годы общественного кризиса ревизии подвергается все, в том числе и есґтественнонаучная картина мира, которая, казалось бы, была прочно усвоена населением за годы советской власти. Страх и тревога, охґватившие массы, порождали, с одной стороны, стремление к подчиґнению, поиску сильного лидера, "железной руки", с другой -- сниґжение силы собственного мышления, критики, интеллектуального внутреннего диалога. Это способствовало переходу к не соґгласующимся с логикой и опытом формам интеллектуальной деяґтельности. Одной из этих форм является магическое мышление, при котором мыслям, словам и действиям приписывается сила, например, возможность вызывать или предотвращать какие-либо события.
   Разумеется, феномен магического мышления наблюдается не только у нас, и в других странах существует значительное число людей, верящих гадалкам, астрологам -- явление, названное Т.Б.Дмитриевой "десантом средневековья в конец XX века".
   Однако именно в нашей стране, совпав с кризисом, этот феномен возник неожиданно, непредсказуемо, провоцируя индуцированные психические расстройства и нарушения поведения. Немало способґствовали этому показ в визуальных СМИ нагнетающих страх убийств, катастроф, пыток, популяризация астрологии, мистицизґма, представлений о колдовстве. В результате формировался магиґческий вариант кризиса идентичности, когда личность под давлениґем духовных и социальных проблем погружалась в оккультные представления и мистические переживания.
  

Тоталитарный культ

  
   Социальные, психологические и психиатрические аспекты тоталитарных культов обсуждаются не только в России, но и во всех разґвитых странах. Существенный рост их количества и влияния оказывает губительное воздействие как на адептов, так и на общество в целом. Особенно очевидным это стало в 1978 г., когда в США 900 членов секты "Народный Храм" покончили жизнь самоубийством во время культового ритуала. Непреодоленная коллизия между поґложением "Всеобщей Декларации прав человека" о свободе совести и вредными последствиями деятельности тоталитарных религиозных течений порождает все новые и новые проблемы, включая терроризм.
   История религии располагает многочисленными сведениями о возникновении различных религиозных движений. Как указывал выдающийся русский социолог Питирим Сорокин, на протяжеґнии тысячелетий и столетий одни религиозные коллективы исчезаґют, другие -- появляются, причем эти процессы совершаются, поґдобно политическим перегруппировкам, скачками; смена периодов религиозного движения и застоя связана с изменением социального уклада населения и служит симптомом этого изменения. От прочих религиозных движений тоталитарный культ отличается специфичесґкими чертами:
   • является группой или движением;
   • демонстрирует чрезмерную преданность какой-либо личносґти, идее, вещи;
   • использует реформирующую мышление программу, чтобы убеждать, контролировать и подготавливать к жизни в колґлективе членов (т. е. интегрировать их в групповую уникальґную модель отношений, верований, ценностей и практики);
   • систематически стимулирует состояние психологической зависимости у членов;
   • эксплуатирует членов для достижения успехов в целях лидеров;
   • причиняет психологический вред членам, их семьям и общеґству.
  
   Разумеется, отмеченные признаки присутствуют не только в релиґгиозных, но и в политических, военизированных, финансовых групґпах. Однако существенным признаком именно деструктивного релиґгиозного культа является грубое, бесконтрольное применение манипуляций, направленных на вызывание измененных состояний сознания и связанного с ними феномена гипервнушаемости.
   По A.M.Ludwig, гипервнушаемость параллельно с ухудшением способностей к критическому мышлению приводит к ослаблению дифференцировки субъективного восприятия и объективной реальґности. В силу этого появляется тревога и формируется компенґсаторная потребность в поиске постоянной поддержки или руководґства. Возрастает доверие к внушениям гипнотизера, шамана, лидера, религиозного целителя, проповедника или психотерапевта, которые представляются всемогущими, авторитетными фигурами. Ослаблеґние самоидентификации формирует склонность идентифицироватьґся с авторитетной фигурой, чьи желания или указания воспринимаґются как собственные.
  
  
  

Манипуляции, используемые в тоталитарных культах

  
   Культовые манипуляции, приводящие к изменениям в системе мышления, были впервые описаны R.Lifton. Они основаны на естественных потребностях человека быть связанными с другими людьми, принадлежать к какой-либо социальной среде (группе), получать социальное вознаграждение.
   К культовым манипуляциям относятся:
   • Контроль окружающей обстановки и доступа информации. Соґздание условий, при которых невозможен или крайне ограниґчен доступ информации, противоречащей установкам группы или ее лидера.
   • мистическое манипулирование. Внушение цели группы как единственно правильной. Окружение лидера мистической аурой морального превосходства и суперчеловеческих качеств.
   • Внушение абсолютной покорности требованиям лидера и его поґмощников.
   • Индоктринация вины. Индуцирование чувства вины за неусґтупчивость и сопротивление. Требование исповеди как средства очищения и признания собственных прегрешений перед групґпой и ее лидером.
   • "Священная наука". Принятие основных догм группы как единґственно верных, не поддающихся никакому критическому анаґлизу истин. Догмы при обучении группы даются в виде утвержґдений. Вопросы и критика игнорируются как явления ненужґные, сомнительные, греховные.
   • "Заряженный язык". Использование специально созданного малоґпонятного жаргона, приписывание общепринятым понятиям ноґвых значений. Приписывание новых значений таким эмоциґонально нагруженным словам, как "мать", "отец", "сестра","брат", способствует отделению индивидов от их естественных семей.
   • Доминирование доктрины. Согласно этому, доктрина создается для того, чтобы зачеркнуть весь прошлый познавательный опыт. Учения и цели группы более важны, чем личное благополучие индивида, от членов требуется жертвовать собой.
   • Разделение существования. Проводится резкое разграничение между теми, кто будет спасен, и теми, кто будет проклят. Правом на существование пользуются лишь те, кто целиком разделяет цели группы и во всем подчиняются лидеру.
  
   Создаваемая путем контроля мышления изоляция приводит к завиґсимости, формированию у индивида чувства уязвимости и беспомощґности. Кроме описанных R.Lifton, в деструктивных культах используґются и другие техники. Наиболее экстремальные из них, включающие технологии "останавливающего мышления", постоянноґго медитирования, монотонного пения и повторяющихся действий, бесґконтрольного навязывания непривычных ритуалов и визуализированґных представлений, индуцируют состояния повышенной внушаемости.
   Для правильного понимания патогенеза культовой травмы следует отметить, что не всегда и не во всех случаях индуцирование измененґных состояний сознания приводит к возникновению психического расстройства. Многочисленные случаи выздоровления или улучшеґния при лечении истерического невроза или психосоматических забоґлеваний строятся на преимуществах внушаемости, склонности к эмоґциональному катарсису. Известны примеры внезапного озарения, творческого инсайта, возникающих во сне, в состоянии транса, пасґсивной медитации. Если предположить, что суггестивные методы выґзывают изменения биохимической анатомии, сходные с воздействиґем психотропных препаратов, становится понятным, почему одно и то же воздействие у одних людей вызывает улучшение, а у других -- серьґезную патологию психики. Как известно, любой сильнодействующий препарат в одних дозах улучшает состояние организма, а в других приґводит к летальному исходу. Также и воздействия на психику, приводяґщие к возникновению измененных состояний сознания, могут в одґних случаях приводить к исцелению, в других -- оставаться без последствий, в третьих -- вызывать серьезные нарушения, вплоть до психотических. Однако если психиатр, назначая психотропное средґство, учитывает его химическую основу, особенности фармакодина-мики, рекомендуемые дозы, перечень побочных явлений, психотераґпевт исходит из многовекового эмпирического опыта, то культовый лидер действует грубо, бесконтрольно, не учитывая последствий.
   Одним из наиболее ярких примеров грубого деструктивного возґдействия на психику является деятельность лидеров секты "Белое братґство". Возникнув в Киеве в начале 1990-х гг. секта быстро распроґстранилась по Украине, Белоруссии, России. Как и в большинстве современных сект, ее догматы представляли собой эклектическую смесь из йоги, буддизма, теософии, антропософии, христианских ереґсей. Особое место в "учении" занимал обрисованный в ярких деталях конец света с детально разработанной культовой практикой. Наибольґшую опасность для физического и психического здоровья представґляла тема жертвоприношения. Согласно доктрине, вслед за Страшґным судом должен наступить золотой век, куда попадут 140 000 юсмалиан (так называли себя адепты). В руководстве секты стояли Кривоногое и Цвигун, которая, по-видимому, переживала религиозґно-мистические состояния (видела живого бога). Неофиты набираґлись, главным образом, среди молодежи 15--19 лет. Первоначально лидеры появлялись в секциях восточных единоборств, йоги, а затем устремились в средние школы, где рассказывали детям о грядущем
   Страшном суде и прочих ужасах. Желающих тут же крестили, выводя по одному в коридор. Сам обряд крещения заключался в том, что один из "старших братьев" секты прикладывал руку колбу крестимого, что-то вещал, непрерывно глядя тому в глаза, затем совершал руками пасґсы вдоль его позвоночника и окроплял водой из фляжки. По мнению специалистов, руководство "Белого Братства" апробировало на своих приверженцах методы насильственного управления психикой и повеґдением, психофизической обработки, изощренных методов гипнотиґческого внушения. Культовое воздействие осуществлялось также пуґтем прослушивания аудиокассет с проповедями. Родителями и бывшими адептами, покинувшими "Белое Братство", отмечалось исґпользование наркотических веществ. Согласно мнению специалисґтов, обследовавших адептов, у них подавлялась индивидуальность, снижалась критическая способность, нарушались дифференцироваґние эмоций, пластичность движений, активность и способность соґпротивляться стрессам. В ноябре 1993 г. в Киеве едва не состоялось массовое самоубийство "белых братьев". Планировалось кровавое шоу, знаменующее начало Страшного суда с вознесением Цвигуи, назвавґшей себя Мария Дэви Христос. Кульминацией стал приход 10 ноября 1993 г. 25 сектантов в Софийский собор в Киеве. Усилиями правоохґранительных органов страшные события удалось предотвратить.
   Какие бы методы ни применялись в деструктивных культах, все они формируют психическую зависимость путем запугивания в случае осґлушания. В культе сайентологов широко применяются слежка, доносы друг на друга, используются материалы, полученные на предварительґном тестировании адептов. Церковь сайентологов, претендуя на абсоґлютное знание о единственно верном пути к спасению и самоусоверґшенствованию, исповедует лютую ненависть к научной психиатрии, навязчиво и агрессивно распространяя в СМИ и среди населения матеґриалы о вреде психиатрии как таковой. Связано это, видимо, с тем, что основатель сайентологии Л. Р.Хаббард был человеком с определенными психическими расстройствами и проходил лечение в психиатрическом отделении морского госпиталя "Оак Кнолл" (США).

Риск возникновения психического расстройства в результате культовой травмы

  
   Предрасположенность к психическим расстройствам в результаґте культовой травмы следует рассматривать во внутриличностном, межличностном и надличностном контекстах.
   Внутриличностный контекст. Предрасполагающими факторами психических расстройств являются такие свойства личности, как повышенная внушаемость, ведомость, пассивность, склонность к магическому мышлению. Повышенная внушаемость является пре-ципитирующим (т. е. ускоряющим, подталкивающим) фактором для формирования диссоциативных психических расстройств, особенґно при чрезмерных психофизических нагрузках.
   Межличностный контекст. Включает разрыв или ослабление свяґзей с ближайшим окружением (родители, сверстники, соученики и т.д.). Человек, по каким-либо причинам чувствующий себя неадекґватным в окружающем его обществе ("не от мира сего"), не приняґтым из-за своих личностных, психических, физических или друґгих особенностей, испытывает огромное облегчение среди людей, исповедующих другие (относительно тех, что бытуют в миру) ценноґсти, в среде, где неадекватность и необычность, напротив, расцениґваются положительно. Поскольку священное в религии противопоґставляется мирскому, симптомы социальной дезадаптации чаще всего интерпретируются здесь как доказательства избранности.
   Надличностный контекст. Включает социокультуральные изменеґния, которые стали происходить в России с конца 1980-х гг. Резкий слом устоявшегося атеистического менталитета homo soveticus приґвел к непривычной для него идеологической дезориентации, пробил брешь в догматически-материалистическом мировозрении, оживил потенциальный интерес к духовным ценностям. Для многих крушеґние старого мировоззрения уже было стрессовым обстоятельством и предпосылкой развития тех расстройств психики, которые предрасґполагают к восприятию неокультовых учений.
   Нередко в секту вовлекаются больные с инициальными проявлеґниями шизофрении, стремящиеся преодолеть нарастающее чувство отгороженности. В этих случаях культовые воздействия провоцируґют и утяжеляют течение заболевания.
   В последние десятилетия на психические нарушения, возникающие у адептов, вышедших по каким-либо причинам из деструктивґных культов, обратили внимание американские психологи -- специґалисты по выходу. В нашей стране этой проблеме посвящен ряд работ. В данном разделе произведена попытка систематизации данных отеґчественных, зарубежных и собственных исґследований.
   Расстройства поведения, не достигающие уровня психических расґстройств. К ним относятся изменение интересов к семье, друзьям, работе и учебе, появление новой манеры одеваться. Обращает на себя внимание изменение речи: высказывания производят впечатление заученности, "проигрываемой пластинки". Практикуются частые, без объяснений, уходы из дому, частые телефонные разговоры, длиґтельные чтения или медитация. Изменяется режим питания, нарасґтает агрессивность или безразличие к ближайшим родственникам. Наблюдаются значительные денежные траты, займы, сборы у родґственников и друзей.
   Психосоматические расстройства. У экс-адептов после культовой травмы отмечались инфаркты миокарда, бронхиальная астма, язґвенная болезнь, атакже несколько случаев внезапной смерти. Однаґко чаще в ответ на психическую травму, обусловленную угрозами наказания за отступление от предписываемых правил поведения, разґвивались соматоформные вегетативные дисфункции. Расстройства появлялись внезапно, сопровождались вегетативным возбуждениґем, интенсивной болью во внутренних органах ("возникла жгучая боль в сердце, почувствовала, что умираю, страшно, что умру грешґницей"). В других случаях боли сопровождались выраженным страґхом за будущее ("легла на диван, сильные боли внизу живота возґникли... как будто матку выворачивает наружу... думаю, что с нами будет... у них такие связи... заберут деньги, квартиру, всех выгонят на улицу"). В некоторых случаях болевые ощущения быстро проходили и сменялись картинами, похожими на истерические сумеречные состояния.
   Атипичные диссоциативные нарушения. Эти расстройства чаще наґблюдались у экс-адептов, практиковавших методы введения себя в транс (длительная медитация с мантрами, подъем энергии кунда-лини). Испытываемые переживания они называли "выходами в бесґсознательное состояние сознания, когда нет ни мыслей, ни чувств". В период пребывания в культовой группе возникающие визуализиґрованные представления, "слышание небесной музыки" адепты счиґтали признаками продвижения в вере. В дальнейшем, в период выхоґда из группы, у них на фоне страха и тревоги отмечались физическая слабость, изнуренность, галлюцинации общего чувства: "правая поґловина тела в огне -- левая холодна, как лед", "потоки воздуха входят в голову и начинают вращаться, двигаться", "во всем теле что-то полґзает, что-то сводит горло, душит". Многие религии признают тот факт, что длительная сосредоточенность может привести к ряду диссоциаґтивных феноменов, таких как галлюцинации, паралич, и другим наґрушениям со стороны сенсорной сферы. В некоторых случаях гипґноз может спровоцировать развитие ограниченного, но иногда очень длительного состояния транса. Для экс-адептов особенно характерґны диссоциативные "плавающие" ("floating") состояния, возвращаґющие их по механизму триггера обратно к культовому образу жизни.
   Посттравматическое стрессовое расстройство. Возникает у экс-адептов после разрыва с культовой группой. Соответствует критериґям МКБ-10 и включает в себя эпизоды повторного переживания трав-мы в виде навязчивых переживаний, реминисценций, снов, кошмаров, возникающих на фоне хронического чувства "оцепенеґлости" и эмоциональной притупленности. Особенно характерґны подавленное настроение, безотчетная тревога, гнев, амнезия или гиперемнезия в отношении травмирующих событий, неустойчивые диссоциативные или деперсонализационные эпизоды, ощущение беспомощности, изменения отношений с другими людьми в виде изоґляции и отчуждения, недоверия, чувства безнадежности и отчаяния.
   Нарушения личности. Синдром зависимости (DDD-синдром). Абґбревиатуру термина составляют три английских слова -- deception -- обман, dependency -- зависимость и dread -- страх. Синдром проявляґется:
   1) в характерной для адептов потере собственной воли и интелґлектуальной критичности к культовому учению,
   2) в принятии жизґненных решений только после совета и с разрешения старшего по культу,
   3) в полной и неадекватной податливости лидеру,
   4) в чувстве неудобства или беспомощности в одиночестве из-за чрезмерного страґха,
   5) в страхе быть покинутым лицом, с которым установлена тесґная связь.
   Синдром зависимости является начальным нарушением психики, вслед за которым возможно развитие более тяжелых псиґхических расстройств, вплоть до психозов с агрессивным поведениґем или суицидальными действиями.
   Психозы, ассоциированные с культовой травмой. Для психозов, ассоциированых с культовой травмой, характерен индуцированный хаґрактер. В отличие от определения индуцированного психотического расстройства, ограничивающего развитие психоза рамками семьи, квазирелигиозные идеи, нередко принимающие форму бреда, индуґцируются в процессе религиозных проповедей, литургий, обрядов. Ю.И.Полищуком, наблюдавшим адептов ряда деструктивных кульґтов, выделены синдром сверхценных психогенных идей религиозноґго содержания, индуцированный религиозный сверхценный бред, индуцированный религиозный паранойяльный бред, малопрогреди-ентная шизофрения со сверхценными, паранойяльными расстройґствами, аффективно-бредовые психозы с псевдорелигиозным бреґдом в рамках рекуррентной и шубообразной шизофрении. Как
   указывает Ф.В.Кондратьев, при диагностике подобных религиозных психозов становятся диагностически нейтральными такие классиґческие свойства бредовых идей, как их несоответствие действительґности, противоречие свидетельству чувств и рассудку, результатам проверки и доказательств. При диагностике целесообразно делать акцент не на абсурдности фабулы, а на других признаках, указываґющих на особенности возникновения этих идей, и их сопряженносґти с другими психопатологическими феноменами.

Проблемы оказания психиатрической помощи адептам деструктивных культов

  
   В исследованиях, проведенных Ф.В.Кондратьевым, установлено, что наибольшей подверженностью прозелитизму новых культов отґличаются лица, имеющие психотравмирующие проблемы, находяґщиеся в постстрессовом состоянии, в состоянии декомпенсации, с латентной психопатологией. Если устанавливается факт доброґвольного присоединения к культовому образованию и у адепта не отмечается каких-либо психопатологических расстройств, то какое-либо психиатрическое вмешательство недопустимо при всей ненорґмативности нового поведения адепта. Согласно Законодательству РФ в области психиатрии, психиатрическая помощь может оказыватьґся при согласии адепта (экс-культиста) на лечение. При возникноґвении в период пребывания в секте психотических состояний, предґставляющих опасность для самого адепта и для окружающих, или если фиксируется состояние, при котором неоказание психиатриґческой помощи ведет к дальнейшему утяжелению заболевания, приґнимается решение о недобровольной госпитализации. Особые трудґности представляет психологическое консультирование экс-адептов в период выхода из культа. Здесь особый интерес представляет Вел-лспрингская программа лечения.
   Цель Веллспрингской программы заключается в оказании помощи бывшим членам культа в возвращении к нормальной жизґни, свободной от вредоносных влияний их культового опыта (фальґшивое чувство вины, депрессия, тревога, страх, смущение, гнев). Сердцевина Веллспрингской программы состоит из психологичесґкого консультирования и учебных занятий по культовой динамике и спорным религиозным и духовным вопросам. К каждому индиґвиду относятся как к человеку с уникальной комбинацией потребґностей и характерных черт, включая слабые и сильные стороны.
   Отличительной чертой программы является отказ от приобщения экс-культиста к какой-либо иной (традиционной) религии, если он сам того не желает. Занятия сочетаются с отдыхом, чтобы дать человеку шанс оправиться от изнурительного оцепенения культоґвой жизни и обеспечить построение реальной модели посткультового жизненного опыта.
  

ЧАСТЬ 6. Я - КОНЦЕПЦИЯ.

Понятие "Я"- концепции.

   Внутренний мир личности и ее самосознание издавна привлекали внимание философов, ученых и художников. Сознание и самосознание - одна из центральных проблем философии , психологии и социологии. Ее значение обусловлено тем, что учение о сознании и самосознании составляет методологическую основу решения не только многих важнейших теоретических вопросов, но и практических задач в связи с формированием жизненной позиции.
   Способность к самосознанию и самопознанию - исключительное достояние человека, который в своем самосознании осознает себя как субъекта сознания, общения и действия, становясь в непосредственное отношение к самому себе. Итоговым продуктом процесса самопознания является динамическая система представлений человека о самом себе, сопряженная с их оценкой, называемая термином Я-концепция.
   Я-концепция возникает у человека в процессе социального взаимодействия как неизбежный и всегда уникальный продукт его психического развития, как относительно устойчивое и в то же время подверженное внутренним колебаниям и изменениям психическое приобретение. Она накладывает неизгладимый отпечаток на все жизненные проявления человека - с самого детства до глубокой старости.
   Периодом возникновения сознательного "я" , как бы постепенно ни формировались отдельные его компоненты, считается подростковый и ранний юношеский возраст. Практически все психологи указывают на раннюю юность как на критический период формирования самосознания и рассматривают развитие самосознания как центральный психический процесс переходного возраста.
  

ПОНЯТИЕ, ЗНАЧЕНИЕ И СТРУКТУРА "Я"-КОНЦЕПЦИИ.

   Развитие самосознания человека неразрывно связано с процессом самопознания как процесса наполнения самосознания содержанием, связывающим человека с другими людьми, с культурой и обществом в целом, процесс, происходящий внутри реального общения и благодаря ему, в рамках жизнедеятельности субъекта и его специфических деятельностей.
   Феномены самопознания касаются вопроса о том, как происходит самопознание, в том числе и того, что уже усвоено или присвоено, превращено в "Я" субъекта и в его личность, и какие формы приобретают результаты этого процесса в самосознании.
   Как научное понятие Я-концепция вошла в обиход специальной литературы сравнительно недавно, может быть потому в литературе, как отечественной, так и зарубежной, нет единой его трактовки; ближе всего по смыслу к нему находится самосознание. Но Я-концепция - понятие менее нейтральное, включающее в себя оценочный аспект самосознания. Это динамическая система представлений человека о самом себе, в которую входит как собственно осознание своих физических, интеллектуальных и других качеств, так и самооценка, а также субъективное восприятие влияющих на данную личность внешних факторов. Р.Бернс, один из ведущих английских ученых в области психологии, серъезно занимавшийся вопросами самосознания , так определяет это понятие: " Я-концепция - это совокупность всех представлений человека о самом себе, сопряженная с их оценкой. Описательную составляющую Я-концепции часто называют образом- Я или картиной- Я. Составляющую, связанную с отношением к себе или к отдельным своим качествам, называют самооценкой или принятием себя. Я-концепция, в сущности, определяет не просто то, что собой представляет индивид, но и то, что он о себе думает, как смотрит на свое деятельное начало и возможности развития в будущем".
   Я-концепция возникает у человека в процессе социального взаимодействия как неизбежный и всегда уникальный результат психического развития, как относительно устойчивое и в то же время подверженное внутренним изменениям и колебаниям психическое приобретение. Оно накладывает неизгладимый отпечаток на все жизненные проявления человека - с самого детства до глубокой старости. Первоначальная зависимость Я-концепции от внешних влияний бесспорна, но в дальнейшем она играет самостоятельную роль в жизни каждого человека. С момента своего зарождения Я-концепция становится активным началом, выступающим в трех функционально-ролевых аспектах :
   1. Я-концепция как средство обеспечения внутренней согласованности. Ряд исследований по теории личности основывается на концепции, согласно которой человек всегда идет по пути достижения максимальной внутренней согласованности. Представления, чувства или идеи, вступающие в противоречие с другими представлениями, чувствами или идеями человека, приводят к дегармонизации личности, к ситуации психологического дискомфорта. Существенным фактором восстановления внутренней согласованности является то, что человек думает о самом себе.
   2. Я-концепция как интерпретация опыта. Эта функция Я-концепции в поведении заключается в том, что она определяет характер индивидуальной интерпретации опыта, т.к. у человека существует устойчивая тенденция строить на основе собственных представлений о себе не только свое поведение, но и интерпретацию своего опыта.
   3. Я-концепция как совокупность ожиданий. Я-концепция определяет также и ожидания человека, то есть его представления о том, что должно произойти. Каждому человеку свойственны какие-то ожидания, во многом определяющие и характер его действий. Люди, уверенные в собственной значимости, ожидают, что и другие будут относится к ним таким же образом; считающие же, что они никому не нужны, не могут нравиться, либо ведут себя исходя из той предпосылки, либо интерпретируют соответствующим образом реакции окружающих. Многие исследователи считают эту функцию центральной, рассматривая Я-концепцию как совокупность ожиданий, а также оценок, относящихся к различным областям поведения.
   Во многих психологических теориях Я-концепция является одним из центральных понятий. Вместе с тем до сих пор не существует ни ее универсального определения, ни единства в терминологии. Термины, которые одни авторы употребляют для обозначения Я-концепции в целом, другие используют для обозначения ее отдельных элементов. Чтобы внести ясность в терминологию нашего исследования, мы будем пользоваться схемой, предложенной Р.Бернсом , которая, по нашему мнению, с одной стороны наиболее полно отражает структуру Я-концепции, а с другой - упорядочивает терминологию, встречающуюся на страницах психологической литературы (см. рисунок N1) . На схеме Я-концепция представлена в виде иерархической структуры. На ее вершине располагается глобальная Я-концепция, включающая всевозможные грани индивидуального самосознания. В связи с тем, что человек с одной стороны обладает сознанием, а с другой - осознает себя как один из элементов действительности, У.Джеймс, первый из психологов кто начал разрабатывать проблематику Я-концепции, глобальное, личностное Я (Self ) рассматривал как двойственное образование, в котором соединяются Я-сознающее ( I ) и Я-как-объект ( Me ) .
  
   Глобальная Я-концепция
   0x08 graphic
  
   0x08 graphic
0x08 graphic
0x08 graphic
0x08 graphic
0x08 graphic
   Аспекты,
   выделенные Я-сознающее Я-как-объект
   0x08 graphic
0x08 graphic
Джемсом (процесс) (содержание)
   0x08 graphic
0x08 graphic
   непрерывное
   взаимодействие
   0x08 graphic
  
   Компоненты самооценка
   0x08 graphic
установки или приятие образ Я
   0x08 graphic
себя
   0x08 graphic
   тенденции
   поведения
   0x08 graphic
  
   Я-концепция как
   совокупность
   установок "на себя"
   0x08 graphic
   0x08 graphic
0x08 graphic
0x08 graphic
  
  
   реальное Я идеальное Я зеркальное Я
   Модальности или или или
   представление представление представление
   о том, каков я о том, каким я о том ,как меня
   0x08 graphic
0x08 graphic
0x08 graphic
0x08 graphic
0x08 graphic
0x08 graphic
0x08 graphic
0x08 graphic
0x08 graphic
0x08 graphic
0x08 graphic
0x08 graphic
  
  
   Аспекты физическое физическое физическое
   социальное социальное социальное
   умственное умственное умственное
   эмоциональное эмоциональное эмоциональное
  
  
   Схема 3. Структура Я-концепции
  
   Это две стороны одной целостности, всегда существующие одновременно. Одна из них являет собой чистый опыт, а другая - содержание этого опыта (Я-как-объект). Невозможно представить себе сознание, лишенное содержания, как и содержание психических процессов, существующих в отрыве от сознания. Поэтому в реальной психической жизни эти элементы настолько слиты, что образуют единое, практически нерасторжимое целое. Я-как объект существует лишь в процессах сознавания и является содержанием этих процессов, поскольку человек может сознавать самого себя. Разделять результат и процесс рефлексивного мышления мы можем только в понятийном плане, в психологическом плане они существуют слитно .
   Как мы видим из определения Р.Бернса, в Я-концепции выделяются описательная и оценочная составляющие, что позволяет рассматривать Я-концепцию как совокупность установок, направленных на себя. В большинстве определений установки подчеркиваются три главных элемента:
   Убеждение, которое может быть как обоснованным, так и необоснованным (когнитивная составляющая установки).
   Эмоциональное отношение к этому убеждению (эмоционально-оценочная составляющая).
   Соответствующая реакция, которая, в частности, может выражаться в поведении (поведенческая составляющая).
   Применительно к Я-концепции эти три элемента установки конкретизируются следующим образом :
   Образ Я - представления индивида о самом себе.
   Самооценка - аффективная оценка этого представления, которая может обладать различной интенсивностью, поскольку конкретные черты образа Я могут вызывать более или менее сильные эмоции, связанные с их принятием или осуждением.
   Потенциальная поведенческая реакция, то есть те конкретные действия, которые могут быть вызваны образом Я и самооценкой.
   Рассмотрим несколько подробнее эти три основные составляющие Я-концепции.
   1. Когнитивная составляющая Я-концепции или Образ Я.
   Представление индивида о самом себе, как правило, кажутся ему убедительными независимо от того основываются они на объективном знании или субъективном мнении. Предметом восприятия человека могут, в частности, стать его тело, его способности, его социальные отношения и множество других личностных проявлений. Конкретные способы самовосприятия, ведущие к формированию образа Я могут быть самыми разнообразными. Описывая самого себя человек прибегает обычно к помощи прилагательных : "надежный", "общительный", "сильный", "красивый" и т.д., которые, по сути, являются абстрактными характеристиками, которые никак не связаны с конкретным событием, тем самым человек в словах пытается выразить основные характеристики своего привычного самовосприятия. Эти характеристики : атрибутивные, ролевые, статусные, психологические и т.п. можно перечислять до бесконечности. Все они составляют иерархию по значимости элементов самоописания, которая может меняться в зависимости от контекста, жизненного опыта человека или просто под влиянием момента. Такого рода самоописания - это способ охарактеризовать себя, неповторимость каждой личности через сочетания ее отдельных черт. Извечный вопрос о том, может ли человек познать самого себя, насколько объективна его самооценка, об истинности образа Я правомерен относительно его когнитивного компонента, причем и здесь нужно учитывать, что всякая установка - не отражение объекта самого по себе, а систематизация прошлого опыта взаимодействия субъекта с объектом. Поэтому знание человеком самого себя не может быть ни исчерпывающим, ни свободным от оценочных характеристик и противоречий. Этим объясняется выделение второй составляющей Я-концепции.
   2. Эмоционально-оценочная составляющая Я-концепции или самооценка. Человек как личность - самооценивающее существо. Самооценка подразумевает под собой "известное отношение к себе: к своим качествам и состояниям, возможностям, физическим и духовным силам " . Самооценка - это личностное суждение о собственной ценности, которое выражается в установках, свойственных индивиду . Таким образом, самооценка отражает степень развития у человека чувства самоуважения, ощущение собственной ценности и позитивного отношения ко всему тому, что входит в сферу его "Я". Потому низкая самооценка предполагает неприятие себя, самоотрицание, негативное отношение к своей личности.
   Можно выделить несколько источников формирования самооценки, которые меняют вес значимости на разных этапах становления личности:
   - оценка других людей;
   - круг значимых других или референтная группа;
   - актуальное сравнение с другими;
   - сравнение реального и идеального Я;
   - измерение результатов своей деятельности.
   Самооценка играет очень важную роль в организации результативного управления своим поведением, без нее трудно или даже невозможно самоопределиться в жизни. Верная самооценка дает человеку нравственное удовлетворение и поддерживает его человеческое достоинство.
   3. Поведенческая составляющая Я-концепции заключается в потенциальной поведенческой реакции, то есть конкретных действиях, которые могут быть вызваны образом Я и самооценкой. Всякая установка - это эмоционально окрашенное убеждение, связанное с определенным объектом. Особенность Я-концепции заключается в том, что, как в комплексе установок, объектом в данном случае является сам носитель установки. Благодаря этой самонаправленности все эмоции и оценки, связанные с образом Я, являются очень сильными и устойчивыми, что оказывает очень сильное влияние на деятельность человека, его поведение, взаимоотношения с окружающими.
   Выделив три основные составляющие Я-концепции не следует забывать о том, что образ Я и самооценка поддаются лишь условному концептуальному различению, поскольку в психологическом плане они неразрывно связаны. Образ и оценка своего "Я" предрасполагают человека к определенному поведению ; потому глобальную Я-концепцию
   мы рассматриваем как совокупность установок человека, направленных на самого себя. Однако эти установки могут иметь различные ракурсы или модальности.
   Таким образом, Я-концепция представляет собой совокупность представлений человека о самом себе и включает убеждения, оценки и тенденции поведения. В силу этого ее можно рассматривать как свойственный каждому человеку набор установок, направленных на самого себя. Я-концепция образует важный компонент самосознания человека, она соучаствует в процессах саморегуляции и самоорганизации личности, поскольку определяет интерпретацию опыта и служит источником ожиданий человека.

Проблема "Я".

   На втором плане проблемы соотношения сознания и самосознания остается центральная исходная категория Я. Нужно обратить внимание на то, что и в традиционном понимании сознания как феномена, благодаря которому становится возможным отличать себя от окружающего мира, и в представлении о самосознании как об осознании собственного Я присутствует неустранимая исходная категория Я. В определении самосознания она выражена непосредственно как неотъемлемый базис самосознания, а в случае с сознанием содержится неявно, как то, в отношении к чему познаваемая реальность становится окружающим миром. Опыты самонаблюдения, возможность получения образа своего собственного Я предполагают разъединенность нашего Я на две ипостаси, две подструктуры, из которых одна, будучи субъектом, соотнесена с другой как с неким объектом (Сержантов, 1990). Естественная бидоминантная природа самосознания (Черносвитов, 1985) не раз обсуждалась в философской и психологической традиции интроспекционизма. Присутствие в самосознании двух различных Я отмечалось А.Бергсоном (1992), который писал, что "одно Я является как бы внешней проекцией другого, его пространственным и, скажем так, социальным представлением. Мы достигаем первого из них в углубленном размышлении, представляющем наши внутренние состояния как живые, непрерывно возникающие существа, как взаимопроникающие состояния, не поддающиеся никакому измерению". Второе Я, называемое А.Бергсоном "феноменальным Я", воспринимается нашим разумом, но на самом деле, как писал Р.Ассаджиоли (1965), является лишь "тенью" истинного Я или его проекцией.
   В здоровой рефлексии (в обращении субъекта на самого себя) выявляется то, что имеет качество познаваемого содержания, с которым отождествляется наше Я. Познание своего Я происходит через конкретно-чувственное, образное, концептуальное познание, в тех или иных предметных самоидентификациях. Между тем, внутреннее Я всегда неуловимо. Будучи опредмеченным, оно становится "феноменальным Я", т.е. теряет свою имманентную определяющую характеристику непознаваемости. Мы остаемся вполне удовлетворены косвенным знанием о себе, находя себя в "феноменальном Я", производя то, что К. Ясперс называл "персонализацией", или "самоотображением".
   Таким образом, фиксируя в сознании представление о своем Я, мы опускаем то, что осталось неопредмеченным и неосознанным, догадываемся о наличии "истинного Я", но в качестве своего Я представляем более доступные восприятию внешние проявления, оформленные во взаимодействии с другими людьми. С учетом его социальной природы "феноменальное Я" может быть названо также и моим "другим Я" - "другой -для - меня", по М.М.Бахтину. "Относясь к самому себе, - писал А.Кронфельд (1934, с.149), -Я в этом отношении к себе относится и к другому". Многообразие феноменальных репрезентаций "истинного Я" составляет целый набор "других Я", определенную одномоментную группировку меняющихся в динамике жизни ощущений - то, что, видимо, и должно называться индивидуальностью, формируемой в зависимости от конкретного социального окружения. Когда мы заводим речь о самосознании какого-либо человека, мы уже предполагаем некое имманентное Я - необходимую предпосылку всякого различения. Между тем, само различение -это уже свершенное событие, и здесь мы имеем противопоставление феноменального "другого Я" "не-Я". "He-Я" является здесь тем, что человек отчуждает, что задает устойчивые внешние границы самосознающего сознания. Распространенный вариант персонализации Я в "другом Я" есть личность - выявление себя в социальных характеристиках. Выделяя себя в социальном окружении, мы полагаемся на осознание противопоставления своего феноменального социального "другого Я" "не-Я" окружающего социума. Возможны и другие самоидентификации и, соответственно, другие оппозиции. Отождествляясь с собственными психическими функциями, в том числе с образом собственного тела, мы воспринимаем свое живое тело как объект познания ("схему тела") и наряду с другими объектами относим его к категории "не-Я". Отождествляясь с телом, мы противопоставляем собственное витальное Я отчуждаемым способностям рассуждать, вспоминать, схеме собственного тела как производному мышления, социальным ролям, социуму и всему чувственно воспринимаемому внешнему миру. При смене витальных идентификаций на более глубинные тело вновь становится объектом наблюдения.
   При единственно возможном "феноменальном Я" человек был бы конечен, смертен уже при жизни. Но поскольку субъект обладает активностью, "истинное Я" проявляет себя в различных самоидентификациях, в различных "других Я". Очевидно, что между "феноменальными Я" и тем, что воспринимается как "не-Я", отсутствует раз навсегда заданная граница. Человек открыт к развитию, к установлению внутри своего самосознания новых динамически меняющихся противопоставлений. Наряду с этим привязанность к повседневным самоидентификациям, к отождествлению Я с привычным содержанием, устойчивое во времени переживание дихотомии "другое Я" - "не-Я", в частности, относительное постоянство признаков личности позволяют говорить об устойчивых уровнях или состояниях самосознания (сознания). Таким образом, структурируются сознание и самосознание, каждый уровень которых связан с особыми переживаниями и самоидентифицирующими признаками. Они вариабельны феноменологически и ценностно, распространяются от узкого "защитительного" (Н.Бердяев) эгоцентризма до отождествления себя с характеристиками сверхиндивидуального качества.
   Здесь уместно отметить, что на оценку нормативности объективации Я в определенном "другом Я" влияют сложившиеся конвенциальные представления о субъективном и объективном. Субъективное (предметное) может стать объективным при условии, что оно находит в экстравертированных интенциях сознания свои пространственно-временные координаты, свою область проецирования, т.е. сознание сохраняет свою интенциональность. Так, в обществе с архаичным мировоззрением психические автоматизмы вписываются в традиционные представления об окружающем мире, воспринимаются как объективная реальность (результат воздействия духов, демонов, обладающих достоверным существованием). В цивилизованном обществе психические автоматизмы воспринимаются как факт субъективной реальности. Они в своей предметности противоречат социально нормированным представлениям об окружающей действительности и соответствуют лишь болезненно измененной психике - субъективно переживаемое находит свое выражение в психопатологических обозначениях. Другими словами, некоторые овеществленно-персонифицированные психические образования суть только объективные признаки психического расстройства. И все же они реальны в субъективном плане, поскольку соответствуют реальности латентных уровней самосознания, и мы по-прежнему будем придерживаться выдвинутого тезиса о том, что принадлежность содержания психики латентному уровню самосознания еще не есть психическое расстройство с заведомо предустановленным психопатологическим развитием.
   Определяя исходные понятия, мы представили личность как набор социальных "других Я", а самосознание- как весь возможный спектр "других Я". Внутреннее Я в нашем понимании не равнозначно личности, от самосознания оно отличается как предмет от процесса его поиска. Согласно А.Пфендеру (1904), внутреннее Я - это "не поддающийся определению психический субъект, который необходимо сомыслится во всех психологических понятиях, так как он образует центральную жизненную точку всякой психической жизни". Обозначим его понятием "потенциальное Я".
   Потенциальным Я, иначе, субъектом сознания, в основном занимались идеалисты. В идеалистической философии проводится ясное различие между самосознанием и ноуменальным, истинным, или глубоким Я (И.Кант, И.Гербарт, А.Бергсон). Этот подход использовался и в психиатрии. Так, немецкий психиатр П.Шильдер (1914, цит. по: Смулевич, Воробьев, 1973) различал так называемое "центральное Я" и личность, при этом самосознание, как и в нашей работе, определялось как функция "центрального Я". Согласно Я.Виршу (1963; по: Штернберг, 1963), Я переживается непосредственно в психических актах как особый объединяющий их признак, а "личность" познается в самосознании, то есть не дана в непосредственном переживании. Для французского психоаналитика и философа Ж.Лакана термин "человеческий субъект" не синонимичен понятию "эго". Эго, по Ж.Лакану, характеризуется функцией "ложного знания", "иллюзорного понимания",
   Реальность "потенциального Я" зафиксирована как психологический факт . Без внутреннего "потенциального Я" не существует никакой внутренней связи между переживаниями. Постоянства в потоке впечатлений ищет именно Я. Находя себя всегда с новым содержанием, с той или иной мыслью, чувством, желанием, это Я может сохраняться даже в глубоком сне и психозах. В этих состояниях сознания "потенциальное Я" отождествляет себя с содержанием, соответствующим мифологическому уровню самосознания. Потенциальное Я никогда не раскрываемо до конца и угадывается нами через свои объективированные формы в "другом Я", то есть всегда оказывается внутренним по отношению к "другому Я" и к существованию. Оно - угадываемое, но неуловимое - поддается описанию лишь в своих внешних проявлениях.
   В приведенной выше иерархической поуровневой структуре самосознания "потенциальное Я" не представлено в силу того, что оно не обладает существованием и не является экзистенциальным фактом самосознания. В метафизике Фомы Аквинского форма, в которой предстает рефлектирующему уму "потенциальное Я", его полагание обозначено как "бытийствование" - понятие, со слов Ж.Маритена (1994, с.24), "доводящее до мигрени" тех исследователей, кто не понял метафизического основания экзистенции. Много позже философская публика с большим возмущением встретила хайдеггеровскую теорию о том, что человек - сущее, чье существо - в присутствии (Daisen). О "потенциальном Я" как о присутствии ничего нельзя сказать заранее кроме того, что оно заведомо есть. В этом есть сосредоточено бытийное, если можно так выразиться, нечеловеческое качество "потенциального Я" в человеке, качество, сближающее человека со всем сущим.
   Прилагательное "потенциальное" передает, как представляется, смысл, вложенный Фомой Аквинским в понятие "субъект", и отражает представление М.Хайдеггера о возможности как первоначальном в человеке. Из многообразия синонимичных прилагательных к рассматриваемому Я ("истинное", "центральное", "ноуменальное", "подлинное") именно словом "потенциальное" подчеркивается интересующий нас аспект индивидуальности - потенциальная динамика личности -"развертывание субъективности", возможность объективации скрытых аспектов, в конечном счете - осуществление императива "быть собой", отличного от неподлинности многообразных ипостасей.
   Различая "потенциальное Я" и "личность", мы имеем возможность рассматривать индивидуальность в синхроническом и диахроническом аспектах. Мы можем обращаться к индивиду как к члену определенной исторической социальной группы (здесь употребимо понятие "личность") и, одновременно, как к представителю всего человеческого рода (антропологическому субъекту, или "потенциальному Я"). Самосознание и сознание такого индивида будут представлять собой результат не только социальных, но и общекультурных исторических интериоризаций. Введением понятия "потенциальное Я" закрепляется тот факт, что каждая личность детерминирована не только биологическими факторами и современным человеку социумом, но также интрасубъективно инсталлированной в его психике культурной историей человечества.
   Сказанное здесь о "потенциальном Я" с добавлением момента внутренней детерминированности субъекта является, на наш взгляд, наиболее простым и наименее противоречивым способом объяснения таких феноменов, как спонтанность, активность, духовные задатки и творческий потенциал личности, а также гуманистической предпосылкой для анализа измененных состояний сознания, сопровождаемых психологическими кризисами и психопатологическими проблемами.
   В связи с констатацией "потенциального Я" мы можем уточнить высказывание B.C.Чудновского (1992, с.20), согласно которому "на уровне самосознания происходит водораздел между сциентистским (биологическим) и феноменалистским (гуманистическим) подходами к решению многих проблем психологии и психиатрии". Этот "водораздел" обусловлен присутствием в пространстве субъективной реальности "потенциального Я". В последнем сосредоточены духовные и ценностные аспекты существования человека. На анализе "потенциального Я" замыкается вся гуманистическая проблематика науки и проблема ее соотносимости с антропологической философией. "Потенциальное Я" представляет собой центральный пункт в развитии самосознания - источник активности Я-сознания. По одну сторону от него возрастают уровни индивидуального сознания и самосознания, а за его пределами открывается трансперсональная (коллективная) область индивидуального самосознания, обнаруживается трансцендентная сфера субъективной реальности. Таким образом, закрепляется экзистенциалистская позиция, согласно которой человек - "это существо одновременно естественное и сверхъестественное" (Маритен, 1994, с.58).
   В анализе структурных аспектов Измененного состояния сознания (ИСС) пункт, соответствующий "потенциальному Я", находится на грани витального (экзистенциального) и мифологического уровней самосознания (сознания). Экстраполяция данного представления в клиническую психиатрию должна сопровождаться утверждением, что чистое переживание "потенциального Я" является пограничным феноменом, разделяющим неврозы (относительную конвенциальную норму) и психотические расстройства. Отождествления "потенциального Я" с вышележащим содержанием витального, аутопсихического и социально-ролевого самосознания относятся к норме или пограничным расстройствам, а отождествления с мифологическим уровнем самосознания составляют реестр психозов.
   Гносеологический "водораздел" на уровне "потенциального Я" проявляется в разделении двух стратегий познания. Первая направлена на познание мира феноменов, вторая - на изучение их скрытых сущностных оснований. Здесь мы наблюдаем любопытную ситуацию. Когда психолого-психиатрическое исследование касается явлений, входящих в границы нормы или относящихся к группе пограничных расстройств, обращение к психологии и философии, поиск сущностных оснований феноменов является признаком "хорошего тона". Когда же рассматриваются психотические расстройства, актуализирующие неприкрытое "бытийствование" "потенциального Я", философско-психологический базис выхолащивается и изучение психологических механизмов, осмысливаемых в философском контексте, сменяется анализом клинических закономерностей развития болезни. При этом одни психопатологические феномены выводятся из других. "В психопатологии, - писал К. Ясперс (1934), - генетическое понимание быстро наталкивается на границы: душевное непонятным образом возникает как нечто совершенно новое, душевное непонятно следует за душевным, не вытекая из него".
   Граница, обозначенная "потенциальным Я", становится своеобразным запретом для поиска общечеловеческого смысла переживаний. Следствием является то, что. "с одной стороны, психиатры убеждены в зависимости психопатологических образований от личности больного, а с другой - при оценке структуры и динамики психоза практически не учитывается внутренний мир больной личности и механизмы ее становления" (Савченко, 1991, с.117).
   Отсутствие в материалистической философии понятия, соответствующего "потенциальному Я", отнюдь не случайно. Его нет также в объективной психологии и в клинической психиатрии. Зато есть термин "психологизирование", вполне обоснованно имеющий негативный оттенок. Психологизированием называют попытки осмыслить экстраординарные, в том числе психотические, переживания исходя из ограниченного опыта обыденной жизни. Между тем, это только часть возможного опыта, изучаемого психологией, наполненной рационалистическим оптимизмом и не затрудняющей себя анализом всего объема субъективной реальности. Наряду с этим развита система глубинной антропологической психологии (психоанализ, аналитическая и трансперсональная психология, экзистенциальный анализ), применительно к которой понятие "психологизирование" с его подоплекой несуразности теряет свое содержание. Данная психология, в рамках которой восстанавливается интересующее нас различие "потенциального Я" и личности, выражает собой преодоление раскола прежде единых философской антропологии и психологического знания.
   Методологически возвращение психологии к философским основаниям предполагает внеэмпирический путь познания - метапсихологию . На базе метапсихологии становится возможной интеграция психологии с социальными, историческими науками, изучение неявных аспектов психики опосредованно, через их проявления в культурогенезе. С метапсихологией смыкаются психиатрические направления, ориентированные на субъективный мир переживаний пациента и вырабатывающие гуманистические подходы к терапии пограничных и психотических расстройств. И хотя метапсихология не выводится из клинических фактов, ее положения проверяются терапевтической эффективностью метапсихологически осмысленных методов. Одной из тем метапсихологического осмысления является субъективная реальность за гранью "потенциального Я".

"Я" И ЛИЧНОСТЬ.

   Целостное бытие субъективных феноменов обладает определенной временной глубиной. Так, совокупность актуально переживаемого (чувственная "субъективная действительность") существует, очевидно, не как бесконечно тонкий временной "срез" бытия, а как целостное образование, локализованное внутри достаточно протяженной временной области, внутри которой сосуществуют в едином акте переживания последовательные (с точки зрения "объективного" порядка поступления в сферу субъективного) по времени ощущения, образы и представления. Эта временная область составляет "видимое присутствие" или "протяженное настоящее".
   Временная протяженность чувственного настоящего позволяет нам видеть окружающий нас мир в динамике, непосредственно воспринимать движение, вообще любое изменение во времени как нечто субъективно данное, переживаемое. Действительно, чтобы воспринять движение именно как движение, необходимо в едином акте переживания схватить прошлое, настоящее и будущее движущегося объекта, что, очевидно, возможно только в том случае, если наше субъективное "сейчас" есть нечто протяженное, "размазанное" относительно шкалы "объективного" времени.
   Наиболее впечатляющим свидетельством наличия временной глубины наших чувственных переживаний являются многочисленные "временные аномалии" нашего восприятия, описанные в психологической литературе. Наиболее известный пример такого рода "аномалий" - так называемый "цветной фи-феномен". Напомним, что классический фи-феномен, описанный Вертгеймером еще в начале двадцатого столетия, заключается в восприятии непрерывного мнимого перемещения единичного светового пятна в ситуации, когда испытуемому с большой скоростью попеременно показывают два неподвижных световых пятна, разделенных угловым расстоянием, не превышающим 4 градуса. Цветной фи-феномен отличается от обычного фи-феномена тем, что последовательно предъявляемые испытуемому световые пятна имеют различный цвет. Здесь также возникает эффект восприятия мнимого перемещения единичного светового пятна, которое смещаясь из одной точки в другую изменяет при этом свою окраску. Парадоксальный характер цветного фи-феномена заключается в том, что с точки зрения испытуемого изменение цвета движущегося пятна происходит в точке, находящейся как раз посередине между начальным и конечным пунктом мнимого движения, то есть субъективно цвет изменяется еще до того, как произошло реальное изменение цвета предъявляемого светового сигнала!
   Этот эффект можно объяснить либо тем, что в данном случае имеет место предвосхищение будущего или же, напротив, можно объяснить существованием специфического эффекта "проецирования" предъявляемых в настоящий момент времени сенсорных стимулов в прошлое. В обоих случаях, однако, наше субъективное "сейчас" невозможно рассматривать как последовательный, линейно упорядоченный ряд необратимым образом сменяющих друг друга "моментов". В пределах "сейчас" нет четкого разделения на настоящее, прошлое и будущее. Поэтому следующие друг за другом сенсорные события способны влиять друг на друга, как в прямом, так и в обратном временном порядке.
   Можно выделить "нижние" и "верхние" границы "кванта" субъективного "чувственного" времени. В первом случае это максимальный временной интервал, внутри которого отсутствует временная дифференциация, т.е. отсутствует переживание течения времени (интервал времени еще столь мал, что субъективно он не переживается как нечто протяженное и все события, локализованные внутри этого интервала, переживаются как одновременные). Во втором случае имеется в виду максимальный интервал, в пределах которого еще сохраняется возможность охвата последовательных чувственных переживаний в едином акте внимания. Глубина временной нелокальности актуальных переживаний для "верхних" и "нижних" границ, по разным оценкам, составляет соответственно от десятков и сотен миллисекунд до нескольких секунд. Весьма существенно, что временная протяженность чувственного "сейчас" существенно зависит от рассматриваемой сенсорной модальности (так, например, в слуховой модальности, с одной стороны, временные последовательности воспринимаются более дифференцированно, т.е. воспринимаются меньшие межстимульные интервалы, а с другой стороны, имеется возможность схватывания в едином акте восприятия больших временных последовательностей, чем, скажем, в зрительной модальности). Временная глубина также зависит от метода ее измерения, интенсивности чувственных стимулов, состояния мозга и других факторов. Таким образом, следует признать, что субъективное время есть нечто неоднородное: для различных модальностей и различных видов чувственных переживаний оно "течет" с различной скоростью.
   Если временная глубина субъективной действительности (чувственных переживаний) относительно невелика, то внечувственные, идеальные компоненты сферы субъективного (смыслы) могут рассматриваться как нечто вообще находящееся вне течения времени или, по крайней мере, обладающее чрезвычайно протяженным настоящим.
   Эмпирически сверхвременная природа смыслов проявляется как способность непосредственного схватывания смысла событий, временная протяженность которых далеко выходит за пределы чувственно переживаемого "настоящего". Например, если я способен в едином акте сознания схватить содержание кинофильма как нечто целое или, также как целое, - воспринять содержание длинной книги, театральной пьесы, способен оценить их именно с точки зрения временной динамики (пьеса затянута, скомкана и т.п.), то основой такой способности может служить лишь некое достаточно протяженное во времени идеальное образование.
   С другой стороны, если сознание - есть временной поток, то как оно способно осознать это? Как поток может узнать, что он поток? Находясь внутри движения, будучи захваченным им, невозможно это движение почувствовать (также как, например, моряки в открытом море, вдали от берега не воспринимают движение своего корабля). Чтобы воспринять собственное движение во времени необходимо иметь неподвижную во времени "точку отсчета", т.е. иметь нечто вневременное. Следовательно, поскольку сознание способно воспринимать себя как временной поток, оно должно содержать в себе нечто находящееся вне течения времени, нечто "сверхвременное".
   Прибывая всегда лишь в настоящем, мы бы и знали одно только настоящее и не могли бы уловить движение собственной души во времени - ведь последнее предполагает возможность каким-то образом соотносить разделенные во времени события, сопоставлять их непосредственно друг с другом. Вообще все временное возможно лишь на фоне сверхвременного, хотя бы просто потому, что всякая вообще множественность (и множественность моментов времени, в том числе) - возможна лишь на фоне единства, преодолевающего эту множественность и позволяющего соотносить многое, утверждая тем самым факт его наличия.
   Заметим также, что если бы мы существовали только в настоящем, то было бы не возможно объяснить, каким образом у нас вообще возникает идея прошлого и будущего. Прошлое и будущее было бы нам дано лишь в модусе настоящего, но не в модусе прошедшего и будущего. Но, не имея опыта, в котором нам непосредственно было бы дано прошлое и будущее, мы не могли бы образовать идею прошлого и будущего. Ведь не возможно же образовать идею прошлого или будущего, используя при этом лишь те элементы внутреннего мира, которые принадлежат исключительно лишь к настоящему. Таким образом, уже сама возможность помыслить прошлое и будущее, указывает на наличие в нашей сфере субъективного некой сверхвременной сущности. На роль такой сверхвременной сущности, на фоне которой возможно восприятие временной динамики чувственных "состояний сознания", как раз и может претендовать смысл.
   С теоретической точки зрения сверхвременность смысла вытекает уже из описанной выше целостности "смыслового поля", неразложимости его на отдельные, несвязанные смысловые единицы. Поскольку всякий смысл существует лишь в контексте всей целостной системы смыслов, говорить о текущем переживании смысла можно лишь условно. В каждом текущем состоянии сознания представлена в виде смыслового "горизонта", универсального контекста актуально переживаемого, вся совокупность индивидуальных смыслов, хотя и в каком-то определенном, присущим именно данному моменту времени "смысловом ракурсе". Смыслы не сменяют друг друга, возникая и уничтожаясь, но лишь меняется их готовность к актуализации - соотносительно с текущим состоянием субъективной чувственности.
   Заметим, что идея сверхвременной природы некой "глубинной" составляющей человеческой души широко представлена в различных философских учениях прошлого. Так, у Плотина наиболее фундаментальные составляющие души "пребывают в Вечности" и тождественны мировому Уму и Единому. И. Кант также предполагал наличие как временной, так и вневременной составляющей душевной жизни. Собственно "субъект", по Канту, как "вещь в себе", находится за пределами мира феноменов, к которому только и применима "временность", как априорная форма созерцания. По Бергсону, человеческая память - есть прямой доступ (через время) к прошлому, а не сохранение следов прошлого в настоящем. Широко представлена идея вневременности "Я" также и в русской философии конца 19, начала 20 века. (Л.М. Лопатин, Н.О. Лосский, Л.П. Карсавин, Е. Н. Трубецкой, С.Л. Франк и др.). Причем в качестве нелокального во времени содержания души нередко назывался смысл. Здесь достаточно будет процитировать Е. Н. Трубецкого, выражающего по существу общую позицию названных русских философов:
   "...всякий синтез моментов, разделенных между собой во времени, возможен лишь через интуицию смысла сверхвеременного".
   Проблема временной нелокальности сферы субъективного тесно связана с проблемой тождества "Я" во времени. Действительно, единственный мыслимый способ убедиться в том, что мое "Я" в данный момент времени то же самое, что и год назад, заключается в непосредственном перемещении в прошлое и сопоставлении актуального и прошлого "Я". Следовательно, если наше интуитивное убеждение в тождестве собственного "Я" имеет под собой какое-то реальное основание, то наша субъективность должна обладать способностью прямого (через время) доступа к своим прошлым состояниям, т.е. обладать практически неограниченной временной нелокальностью. "Имманентная" теория "Я" побуждает нас искать механизм этой нелокальности внутри сферы субъективного, т.е. нужно найти такой нелокальный во времени элемент нашей субъективности, который обеспечил бы реальную сопоставимость различных временных состояний нашего сознания. Поскольку ощущения, образы, представления явно локализованы во времени, такого рода нелокальность, сверхвременность можно отнести лишь к идеальной, внечувственной составляющей сферы субъективного, а это, прежде всего, смыслы.
   Смыслы, в таком случае, следует понимать как сверхвременные отношения между настоящими, прошлыми и возможными будущими чувственными элементами. Т.е. "трансцендирование", с которым мы ранее связали возникновение смысла, понимая его как соотнесение актуально переживаемого с прошлым опытом, следует истолковать как прямой (через время) доступ к прошлым состояниям субъективной действительности "в подлиннике" - как некое "путешествие во времени" в собственное субъективное прошлое, а не как тривиальное сопоставление с существующими в настоящем следами прошлых событий. Смысл, с этой точки зрения (по крайней мере, отчасти), - это и есть прошлое, в полном объеме присутствующее в настоящем. Эффект осмысления - это просто эффект сверхвременного единства сферы субъективного. Именно эти сверхвременные смысловые связи и соединяют, "склеивают" последовательные во времени чувственные состояния сознания и, таким образом, создают то, что мы называем "тождеством "Я" во времени".
   Могут возразить: если прошлое в полном объеме, да еще "в подлиннике" присутствует в нашей душе, то как мы можем что-то забывать, почему мы не обладаем абсолютно совершенной памятью? Здесь нужно учитывать, что воспоминание - это акт рефлексии, предполагающий способность к самоотчету. Простое пребывание информации в нашей душе - не означает, что она автоматически в силу этого может быть отрефлексирована. Есть знание, и есть знание "об" этом знании. Поэтому наличие в нашей памяти полной и исчерпывающей информации о прошлом не обязательно предполагает способность по первому требованию предъявить эту информацию. Однако в некоторых специфических условиях это полное и исчерпывающее знание собственного прошлого может быть проявлено. Здесь можно указать на такое известное психологам явление, как "вспышки пережитого" - мгновенное перемещение субъекта в собственное прошлое и переживание им заново того или иного фрагмента собственной прошлой жизни со всеми мыслимыми подробностями. Это явление наблюдал У. Пенфилд со своими сотрудниками во время нейрохирургических операций при электрическом раздражении средней височной извилины левого полушария у больных эпилепсией. Другое сходное явление: "хронологическая регрессия" - перенос личности в целом в ее собственное прошлое. При этом человек начинает воспринимать все окружающее с позиции более раннего возраста. "Хронологическая регрессия" может быть вызвана односторонним электрошоком или же гипнотическим внушением.
   Все эти феномены показывают, что в нашей памяти потенциально хранится вся сенсорная и иная информация, полученная нами на протяжении жизни. Причем хранится в упорядоченной во времени форме. Следует подчеркнуть, что нам, по существу, не известны те нейрональные механизмы, которые были бы способны зафиксировать в мозге такой колоссальный объем информации (достигающий, по некоторым оценкам величины порядка 1020 бит). С этой точки зрения уже не представляется чем-то невероятным способность нашего мозга иметь "прямой доступ к прошлому", вместо того, чтобы записывать информацию посредством каких-то нейрофизиологических или нейрохимических процессов. Эта гипотеза одновременно объясняет и колоссальную емкость памяти, и временную упорядоченность воспоминаний. Кроме того, нужно отметить, что и с физической точки зрения "прямой доступ к прошлому" - не есть что-то абсурдное, физически невозможное. Так, теория относительности рисует нам мир, в котором время с необходимостью мыслится пространственно-подобным, т.е. протяженным (поскольку временной континуум неотделим однозначно от пространственного континуума) и, следовательно, с этой точки зрения, прошлое никуда не исчезает - оно столь же реально, как и настоящее.
   Вместе с тем, единый смысл, соединяющий последовательные состояния сознания в единое целое - это и есть реальная личность, понимаемая как живое, духовное, сверхвременное (пребывающее в Вечности) "существо", идеальный "организм". Личность - это, по существу, есть сфера субъективного, взятая во всей ее полноте. Специфика конкретной личности определяется ее смысловым строением, т.е. "устройством" ее индивидуального "смыслового поля". (Напомним, что "личность" мы рассматриваем здесь, в соответствие с планом нашего исследования, лишь с "формальной" точки зрения, т.е. как специфическую "бытийную форму", и не вникаем в содержание, которое существует в этой форме. Поэтому мы вполне можем опустить здесь проблематику социально-культурной детерминации личности, которая сама по себе важна, но не имеет отношения к нашему исследованию).
   Заметим, что понимание личности как онтологически наличной, присутствующей в составе бытия сущности в любом случае несовместимо с "актуализмом", т.е. точкой зрения, согласно которой реально существует только то, что существует "сейчас" (в настоящем). Действительно, личность, очевидно, не есть нечто "мгновенное", т.е. существующее на сколь угодно малом временном отрезке. Бессмысленно говорить о личности, имея в виду интервал времени порядка нескольких секунд или минут. Личность проявляется лишь в масштабе часов, дней, месяцев, лет. Сверхвременная природа смысла позволяет представить личность как нечто одновременно и протяженное во времени и вполне реальное.
   Выше мы обозначили совокупность индивидуальных смыслов (совокупное "знание", заключенное в сфере субъективного) как "Я-идею". Теперь мы приходим к выводу, что личность - это и есть "Я-идея". Однако, трактовка "Я-идеи" как реальной "эмпирической личности" сталкивается с существенной трудностью. С одной стороны, "Я" есть нечто по своей природе неизменное, тождественное себе (если "Я" есть "субъект" тождественный совокупности своих "предикатов" - а именно это и утверждает "имманентная" теория "Я", то всякое изменение хотя бы одного предиката неизбежно превратит "Я" в "не-Я"), а с другой стороны, реальная "эмпирическая" личность - это нечто непрерывно меняющееся, развивающееся.
   Решение этого противоречия, по-видимому, заключается в понимании "Я-идеи" как некой "абстрактной" идеи, объемлющей своим смыслом не только реальную личность, но и все возможные (виртуальные) личности, т.е. все те личности, которые могли бы возникнуть на основе данного "Я" в других обстоятельствах. Действительно, если бы я сегодня вместо того, чтобы писать эту работу, пошел в гости, в театр и т.п. - это привело бы к некоторому изменению моей личности - в состав моего "Я" вошли бы какие-то другие переживания. Но тождество моего "Я" от этого, по-видимому, не будет утрачено. (Если, конечно, не предположить, что все события моей жизни заранее жестко предопределены). Следовательно, тождество моего "Я" совместимо с различными (но, вероятно, не любыми) вариациями личности. Если мы, учитывая это, хотим сохранить понимание "Я" как некоего вполне определенного содержания (информации, знания), то все эти допустимые вариации личности должны уже заранее содержаться в "Я-идее" в какой-то неявной, имплицитной форме. ( Если я есть все то, что я переживаю, то, очевидно, я есть также и все то, что я могу пережить в будущем или мог бы пережить в прошлом - при иных обстоятельствах моей жизни).
   Таким образом, мы приходим к выводу, что "Я" тождественно не конкретной, ограниченной какими-то рамками "эмпирической" личности, а бесконечной стационарной структуре - "пучку" "виртуальных" личностей, воплощающих в совокупности конкретную, уникальную "Я-идею" - идею данной, конкретной и бесконечно многообразной в своих возможных воплощениях, духовной индивидуальности. Это реальное, неизменное, тождественное себе наше "Я" можно назвать "метафизической личностью", в отличие от "эмпирической личности" - определяемой конкретной биографией субъекта. (Наличию в составе "Я-идеи" "виртуальных" составляющих соответствует присутствие в составе смыслового поля не только "действительной" (построенной на основе личного опыта) "картины мира", но также и бесконечного множества "возможных" "картин мира", которые также участвуют в актах смыслообразования. Всякое осмысление предполагает соотнесение осмысляемого объекта не только с действительными, но и с возможными предметами и ситуациями, предполагает видение этого предмета в системе многих альтернатив, - что позволяет человеку в той или иной мере "оторваться" от наличной ситуации, дистанцироваться от реального мира. Этот относительный "отрыв от реальности" - и есть, по существу, основание специфически человеческого способа видения мира, есть основа его сознания и самосознания).
   Итак, мы видим, что наше "Я" существует преимущественно в "сверхактуальном" мире "возможного" и лишь какой-то малой своей частью присутствует в действительном, чувственном, пространственно-временном мире. Именно поэтому мы продолжаем существовать как то же самое "Я" после выхода из наркоза, сна без сновидений и других состояний субъективного "небытия". В этих состояниях, лишаясь актуального бытия, мы продолжаем существовать как "чистая потенция", как чистое духовное существо, способное к новой актуализации.
   Заметим, что вытекающая из концепции "виртуальных личностей" содержательная бесконечность "Я-идеи" является, вместе с тем, необходимым условием уникальности нашего "Я", невозможности его "удвоения" или "размножения". Если информация, тождественная "Я", конечна, то "Я", очевидно, может быть в принципе размножено, что противоречит сущностной единичности "Я".
   Если наше подлинное "Я" - есть "метафизическая личность", содержащая в себе все возможные "виртуальные" личности, то наше "эмпирическое Я" - есть лишь одна из этих "виртуальных личностей" - именно та, которая актуализируется в течение жизни. "Эмпирическая личность" - это, по существу, некая система ограничений или, вернее сказать, некая определенная "упорядоченность" системы смыслов, их специфическая "иерархия". Смыслы, входящие в состав "эмпирической личности" становятся доступными субъекту в специфическом модусе "реально произошедшего" или "реально имеющего место" в жизни данного эмпирического субъекта. Иные же смыслы даны в модусе "фантазии", "не реального", "только лишь возможного". Формирование эмпирической личности - это, по существу, формирование определенной системы доступа к некоторой избранной части универсального "смыслового поля" (включающего в себя все возможные "виртуальные личности", относимые к данному "Я"). Можно даже сказать, что "эмпирическая личность" - это и есть механизм, обеспечивающий избирательный доступ к смыслам, механизм, определяющий порядок развертки смыслов и связывающий смыслы с поведенческими проявлениями индивида. Упорядочение смыслов осуществляется, в частности, и по временному признаку. В результате задается временная "траектория" данной конкретной личности - это и есть то, что мы обычно называем словом "судьба".
   В конечном итоге, специфика структуры конкретной "эмпирической личности" определяется преимущественно целями регуляции поведения, которые заданы "внешним миром" (социально-культурным окружением, в частности). Одна из основных задач самосозидания "эмпирической личности" - это задача построения целостной, упорядоченной (во времени, в пространстве, в причинном отношении) "интегральной картины действительного мира", которая и задает все содержательные особенности функционирования индивидуального "смыслового поля".
   Далее возникает вопрос: не является ли вся эта изложенная теория "Я" продуктом метафизической фантазии, в частности, имеются ли какие-либо факты, которые могли бы хотя бы косвенно подтвердить концепцию "виртуальных личностей"? Как нам представляется, такие факты имеются в изобилии. Достаточно вспомнить удивительные открытия аналитической психологии К. Юнга, а также исследования в области "трансперсональной" психологии С. Грофа. Наше бессознательное (по К. Юнгу, С. Грофу) в этих исследованиях предстает как огромный резервуар "скрытого" знания, которое по большей части не имеет ничего общего с нашим обычным жизненным опытом. Откуда возникают странные, фантастические образы и сюжеты сновидений, что является источником необычных переживаний, вызванных действием наркотиков? Как объяснить случаи внезапного раздвоения личности, когда вторая личность возникает практически сразу, без сколько-нибудь длительного периода ее формирования и совершенно не похожа на первую, исходную личность? Далее, что питает творческую фантазию художников, писателей, откуда возникает необычное содержание "мистических" переживаний? На все эти вопросы невозможно ответить исходя из тривиального понимания личности как чего-то производного от "деятельности", как отражения жизненного пути индивида, его индивидуальной биографии и т.п. С другой стороны, "виртуальные личности" - как бесконечный резервуар имплицитной, не проявленной в обычных условиях информации о возможных иных "жизненных траекториях", ином личном опыте - вполне могли бы служить источником всех этих необычных явлений человеческой психики.
   Можно предположить, что в особых условиях эти наиболее "глубокие" "виртуальные" слои "смыслового поля" нашего "Я" каким-то образом могут быть развернуты, что и приводит к появлению необычных содержаний в нашем сознании.
   Заметим, что нет никакой необходимости заранее ограничивать "спектр" "виртуальных" личностей только лишь возможными человеческими личностями. Вполне возможно, что я мог бы родиться инопланетным разумным существом или же мое "Я" могло быть сферой субъективного какого-то животного. Нельзя даже исключить возможность потенциального присутствия в моем "Я" "виртуальных существований" в каких-то иных, подчиняющихся другим физическим законам, Вселенных. Таким образом, мы обнаруживаем в составе нашей сферы субъективного в качестве ее глубинной основы то, что можно назвать "Умопостигаемым универсумом" или Абсолютом, т.е., по сути, совокупность всего того, что потенциально может составить содержание наших переживаний во всех возможных (мыслимых) мирах .
  

"Я" И ЭГОС.

   Эгос - внутренний мир человека, имеющею (у высоко развитых личностей) выход в макрокосмос. Личность эгос определяет человека в социальной иерархии. Самая общая форма единства и взаимосвязи ощущений, образов, представлений и смыслов проявляется как "данность" всех этих феноменов единому "Я" или "субъекту". С этой точки зрения "Я" можно истолковать как фактор, обеспечивающий единство сферы субъективного. Объяснить, что такое "Я" - это то же самое, что и объяснить, что соединяет воедино отдельные наши переживания, например, последовательные во времени чувственные состояния сознания. (Такой подход к пониманию "Я", как отмечалось во Введении, восходит и Канту, к его идее "трансцендентального единства апперцепции" как коррелята "Я").
   Существуют две различные традиции понимания природы "Я" (и, соответственно, начала, объединяющего сознание). Согласно одной из них, "Я" есть некая трансцендентная точка, находящаяся за пределами сферы субъективного и каким-то непонятным образом объединяющая различные чувственные и внечувственные феномены за счет их абстрактной принадлежности этому "Я". "Я" здесь - это как бы некий "чистый взор", перед которым, как перед единственным (и единым) зрителем развертывается все богатство нашей внутренней жизни.
   Поскольку трансцендентное "Я" не присутствует непосредственно в сфере субъективного, оно обнаруживается лишь косвенно - как условие, делающее возможным познание, как условие "трансцендентального единства апперцепции" (И. Кант), т.е. условие, создающее единство духовной жизни.
   Вместе с тем, такого рода "абстрактность", "беспредикатность" "Я" приводит к осложнениям. Будучи лишь абстрактным трансцендентным носителем субъективных феноменов - как "предикатов", отличных от субъекта, будучи сверхприродным "невидимым видящим", "Я" оказывается чем-то абсолютно непознаваемым. Можно знать, что "Я" существует, но невозможно знать, чем это "Я" является и, более того, невозможно знать, каким образом мы вообще узнаем о существовании "Я".
   Заметим, также, что трансцендентность и, соответственно, беспредикатность "Я" делают невозможным указание каких-либо критериев тождества "Я" во времени. Поскольку "Я" не обладает никакими фиксируемыми свойствами (т.к. не присутствует в сфере субъективного), потеря тождества "Я" (замена "Я" на "не-Я") принципиально ненаблюдаема, т.е. не должна приводить к каким-либо наблюдаемым последствиям. Таким образом, трансцендентность "Я" приводит к выводу, что само существование "Я" и его тождество во времени может быть лишь предметом иррациональной веры и не может быть никоем образом доказано, показано или обосновано.
   Более того, можно утверждать, что трансцендентное "Я" по существу бессмысленное понятие. Это трансцендентное "Я", по самому его смыслу, очевидно, не есть некая идея или то, на что идея может неким образом указывать (т.к. оно лежит вне опыта). Следовательно, идея трансцендентного "Я" не есть само это трансцендентное "Я" или указание на него. Т.е. говоря о трансцендентном "Я", мы фактически имеем в виду нечто от него отличное (например, некую субъективную идею "Я"). Само же трансцендентное "Я" как таковое полностью ускользает от мышления.
   Согласно другой традиции, "Я", напротив, имманентно сфере субъективного. Это и есть субъективность, взятая в аспекте ее целостности, самопереживаемости и самоданности. Эта точка зрения гораздо более приемлема. Прежде всего, поскольку "Я" имманентно сфере субъективного, оно оказывается в определенных пределах познаваемым. Выше мы отмечали, что обе компоненты сферы субъективного: чувственность и смыслы можно понимать как некое знание (или информацию) - представленное, оформленное - в случае чувственности и "чистое" - в случае смыслов. Если "Я" - это и есть сфера субъективного, то, очевидно, "Я" тождественно совокупному знанию, составляющему нашу субъективность. Поскольку трансцендентный субъект в данном случае устраняется, то знание, тождественное "Я", есть "знание, знающее себя", "самоданное", есть знание, в котором непосредственно совпадают субъект знания, объект и само знание субъекта об объекте. (Идею "знания, знающего себя" и не нуждающегося в трансцендентном субъекте, которому это знание каким-то внешним образом "дано", можно найти уже в учении Аристотеля о Боге, как мышлении, которое мыслит само себя. Детально эту концепцию развивал Плотин в своем учении об Уме, как совокупности мыслящих себя Платоновский "идей". В Уме, в отличие от Мировой Души и индивидуальной души, субъект, объект и знание первого о втором непосредственно совпадают).
   Поскольку субъект, объект и знание совпадают, то "данность" субъективных феноменов единому "Я" означает просто тождество "Я" и всех этих феноменов в их совокупности. Образ "дан" мне, поскольку я и есть этот образ в данный момент, точнее, образ есть часть моего "Я".
   Совокупное знание, содержащееся в моей субъективности, есть некая система взаимосвязанных смыслов ("идей"). Но всякая сумма идей - тоже есть идея. Таким образом, "Я", как совокупное знание, есть некий сложный смысл, объемлющий все содержимое сферы субъективного. (Назовем этот смысл: "Я-идея").
   Заметим, что предполагаемое тождество "Я" некой системе смыслов (идее) вытекает уже из интуитивно очевидного положения о возможности достоверного (необходимо истинного) знания собственного "Я". Действительно, невозможно искренне усомниться в том, что я - это я, а не кто-то другой. Однако знание может быть с необходимостью истинным только в том случае, если объект и знание о нем - одно и то же. То есть необходимо истинным может быть лишь знание знания о самом себе. В самом деле, если существует какое-либо хотя бы минимальное опосредование, "зазор" между знанием и его объектом, принципиально возможно искажение этого знания, т.е. несоответствие знания и объекта. Следовательно, невозможна и необходимая истинность этого знания.
   Таким образом, поскольку знание "Я" достоверно, то это означает, что объект знания (реальное "Я") и само знание ("Я-идея") совпадают, т.е. "Я" тождественно знанию "Я" (дорефлексивному, конечно, отличному от рефлексивного знания "о" "Я"). Но это и означает, что "Я" обладает смысловой природой, есть некое, пусть дорефлексивное, знание. ("Единичный Логос" (Плотин) или "Понятие" (Гегель)).
   Здесь нужно отметить еще одну концепцию в которой "Я" рассматривается как продукт рефлексии (рефлексивное "Я"). Эта точка зрения была сформулирована впервые Дж. Локком и характерна, в частности, для немецкой классической философии (Фихте, Шеллинг, Гегель). Она весьма распространена и в современной философии и психологии. "Я" с этой точки зрения тождественно самосознанию. Оно рождается в момент самоосознания вместе с "не-Я".
   Ошибочность этой точки зрения проистекает из тех парадоксов, к которым она приводит. Например, поскольку самосознание формируется у человека лишь к трем годам, то в соответствие с этой концепцией, мы должны сделать вывод, что до трех лет человек существует вообще без всякого "Я", без всякой индивидуальности, т.е., по сути, вообще не существует как индивидуальное, отдельное от всего мира существо, обладающее приватным внутренними миром. Но ребенок до трех лет, очевидно, что-то ощущает, и эти ощущения - есть его собственные ощущения, принадлежащие исключительно ему самому. Но кому же они принадлежат, если никакого "Я", никакой индивидуальности у него еще нет? И что он, в конце концов, осознает в качестве этого "Я", если сам предмет осознания до его осознания не существует? Если "Я" совпадает с самосознанием, то следует думать, что человек, который считает себя Наполеоном в действительности и есть Наполеон. В таком случае человек лишается уникальности своей индивидуальности, единственности своего "Я".
   Таким образом, "Я" следует понимать именно как дорефлексивное "Я". Только в этом случае "Я" есть нечто реально существующее, некое бытие. Рефлексивность, как мы далее увидим, есть лишь функциональное свойство сферы субъективного (делающее эту сферу сознанием). Сама по себе рефлексия не способна породить какое-либо бытие (если бы это было не так, то это означало бы, что продукт рефлексии коренным образом отличен от ее объекта и, т.о., рефлексии, как видения того, что есть "на самом деле", что действительно имеет место в составе нашей душевной жизни, не существует). Рефлексивное "Я" существует лишь условно, функционально, как некое конкретное содержание сферы субъективного. Оно отражает выделенность в составе сферы субъективного модели "внешнего мира" и модели самого постигающего этот мир и действующего в этом мире субъекта. Сама возможность этого деления на субъекта и мир объектов, как мы увидим далее, предполагает определенные фундаментальные особенности строения человеческой субъективности (укорененность эмпирического "Я" в надиндивидуальном сверхчувственном целом - Абсолюте). Но акт рефлексии как таковой сам по себе не порождает никаких онтологических различий, а лишь проявляет, переводит в иное функциональное качество предсуществующие на уровне дорефлексивной психики онтологические структуры.
   Заметим, что наша сфера субъективного имеет и "неинформационную" (несмысловую) составляющую - это как раз та "форма представленности" в которой знание пребывает в сфере актуальных переживаний, т.е. это пространство, время и чувственные качества, взятые в "чистом виде". Вместе с тем, благодаря причастности к этой форме представленности, "Я" только и оказывается чем-то действительным - не просто "идеей", а "живой идеей", привязывается к актуальному пространственно-временному бытию.
   Поскольку "Я" уникально, уникальна и "Я-идея", которая, таким образом, никогда до конца не может быть отрефлексирована. Действительно, полное осознание "Я-идеи" создавало бы возможность передать составляющее эту идею знание другому (если этот другой, конечно, реально существует), т.е. буквально "сообщить себя". С точки зрения имманентной теории "Я" - это равносильно переносу "Я" из одной головы в другую. Но в таком случае "Я" утрачивает свою уникальность и возникает возможность неограниченного "размножения" "Я", что противоречит сущности "Я" как единичной индивидуальности. Чтобы исключить возможность "размножения" "Я", необходимо предположить, что информация, составляющая "Я-идею", бесконечна по объему. "Я" - есть бесконечное знание, которое не может быть "сжато", переведено в конечную форму.
   Заметим, что из невозможности "удвоения" "Я" вытекает правило, согласно которому каждому "Я" соответствует только одна, сопряженная с ним сфера актуальных переживаний и, следовательно, несмотря на свою "идеальность", каждое "Я" должно быть строго привязано к определенной, относительно локальной области "объективного" пространства-времени.
   Имманентная теория "Я" позволяет также решить проблему тождества "Я" во времени и рассмотреть связь между "Я" и личностью. Однако чтобы прийти к решению этой проблемы, необходимо предварительно рассмотреть временное "измерение" субъективного в целом.

Абсолютное "Я".

   На втором плане проблемы соотношения сознания и самосознания остается центральная исходная категория Я. Нужно обратить внимание на то, что и в традиционном понимании сознания как феномена, благодаря которому становится возможным отличать себя от окружающего мира, и в представлении о самосознании как об осознании собственного Я присутствует неустранимая исходная категория Я. В определении самосознания она выражена непосредственно как неотъемлемый базис самосознания, а в случае с сознанием содержится неявно, как то, в отношении к чему познаваемая реальность становится окружающим миром. Опыты самонаблюдения, возможность получения образа своего собственного Я предполагают разъединенность нашего Я на две ипостаси, две подструктуры, из которых одна, будучи субъектом, соотнесена с другой как с неким объектом (Сержантов, 1990). Естественная бидоминантная природа самосознания (Черносвитов, 1985) не раз обсуждалась в философской и психологической традиции интроспекционизма. Присутствие в самосознании двух различных Я отмечалось А.Бергсоном (1992), который писал, что "одно Я является как бы внешней проекцией другого, его пространственным и, скажем так, социальным представлением. Мы достигаем первого из них в углубленном размышлении, представляющем наши внутренние состояния как живые, непрерывно возникающие существа, как взаимопроникающие состояния, не поддающиеся никакому измерению". Второе Я, называемое А.Бергсоном "феноменальным Я", воспринимается нашим разумом, но на самом деле, как писал Р.Ассаджиоли (1965), является лишь "тенью" истинного Я или его проекцией.
   В здоровой рефлексии (в обращении субъекта на самого себя) выявляется то, что имеет качество познаваемого содержания, с которым отождествляется наше Я. Познание своего Я происходит через конкретно-чувственное, образное, концептуальное познание, в тех или иных предметных самоидентификациях. Между тем, внутреннее Я всегда неуловимо. Будучи опредмеченным, оно становится "феноменальным Я", т.е. теряет свою имманентную определяющую характеристику непознаваемости. Мы остаемся вполне удовлетворены косвенным знанием о себе, находя себя в "феноменальном Я", производя то, что К. Ясперс называл "персонализацией", или "самоотображением".
   Таким образом, фиксируя в сознании представление о своем Я, мы опускаем то, что осталось неопредмеченным и неосознанным, догадываемся о наличии "истинного Я", но в качестве своего Я представляем более доступные восприятию внешние проявления, оформленные во взаимодействии с другими людьми. С учетом его социальной природы "феноменальное Я" может быть названо также и моим "другим Я" - "другой -для - меня", по М.М.Бахтину. "Относясь к самому себе, - писал А.Кронфельд (1934, с.149), -Я в этом отношении к себе относится и к другому". Многообразие феноменальных репрезентаций "истинного Я" составляет целый набор "других Я", определенную одномоментную группировку меняющихся в динамике жизни ощущений - то, что, видимо, и должно называться индивидуальностью, формируемой в зависимости от конкретного социального окружения. Когда мы заводим речь о самосознании какого-либо человека, мы уже предполагаем некое имманентное Я - необходимую предпосылку всякого различения. Между тем, само различение -это уже свершенное событие, и здесь мы имеем противопоставление феноменального "другого Я" "не-Я". "He-Я" является здесь тем, что человек отчуждает, что задает устойчивые внешние границы самосознающего сознания. Распространенный вариант персонализации Я в "другом Я" есть личность - выявление себя в социальных характеристиках. Выделяя себя в социальном окружении, мы полагаемся на осознание противопоставления своего феноменального социального "другого Я" "не-Я" окружающего социума. Возможны и другие самоидентификации и, соответственно, другие оппозиции. Отождествляясь с собственными психическими функциями, в том числе с образом собственного тела, мы воспринимаем свое живое тело как объект познания ("схему тела") и наряду с другими объектами относим его к категории "не-Я". Отождествляясь с телом, мы противопоставляем собственное витальное Я отчуждаемым способностям рассуждать, вспоминать, схеме собственного тела как производному мышления, социальным ролям, социуму и всему чувственно воспринимаемому внешнему миру. При смене витальных идентификаций на более глубинные тело вновь становится объектом наблюдения.
   При единственно возможном "феноменальном Я" человек был бы конечен, смертен уже при жизни. Но поскольку субъект обладает активностью, "истинное Я" проявляет себя в различных самоидентификациях, в различных "других Я". Очевидно, что между "феноменальными Я" и тем, что воспринимается как "не-Я", отсутствует раз навсегда заданная граница. Человек открыт к развитию, к установлению внутри своего самосознания новых динамически меняющихся противопоставлений. Наряду с этим привязанность к повседневным самоидентификациям, к отождествлению Я с привычным содержанием, устойчивое во времени переживание дихотомии "другое Я" - "не-Я", в частности, относительное постоянство признаков личности позволяют говорить об устойчивых уровнях или состояниях самосознания (сознания). Таким образом, структурируются сознание и самосознание, каждый уровень которых связан с особыми переживаниями и самоидентифицирующими признаками. Они вариабельны феноменологически и ценностно, распространяются от узкого "защитительного" (Н.Бердяев) эгоцентризма до отождествления себя с характеристиками сверхиндивидуального качества.
   Каждому такому уровню соответствуют не только определенные самоидентификации (когнитивные составляющие самосознания - самосознание в аспекте самопознания), но и определенные эмоциональные реакции (самосознание в аспекте саморегуляции), оформляющие эффективность. Другими словами, уровни, о которых мы говорим, прослеживаются как относительно устойчивые комплексы идеаторных и эмоциональных составляющих самосознания (определенным эмоциям соответствует определенная идентификация Я с каким-либо содержанием, тот или иной вариант "другого Я"). Аффективность же в данном контексте есть внеличностный феномен, связанный с внутренним Я.
   В предшествующей части мы остановились на том, что субъект (потенциальное Я) находится в двойственном противопоставлении. Как писали философы, человек - "дитя двух миров" (И.Кант), "место пересечения жизни и духа" (М.Шелер). То же имел в виду С.Н.Булгаков, говоря об "изначальном двойстве природ в человеке", а Н.А.Бердяев - о "пересечении в человеке двух миров". Принадлежность к чувственно воспринимаемому миру делает человека игрушкой внешней причинности, здесь он подчинен посторонним силам - законам природы и установлениям общества. Но как член ноуменального мира "вещей самих по себе" (И.Кант) он наделен свободой. Эти два мира - не антимиры, они взаимодействуют друг с другом.
   Существовавшее длительное время в европейской науке предвзятое отношение к Измененного состояния сознания (ИСС) связано с игнорированием глубинных измерений субъективной реальности, которые в совокупности с проявленными составляют все потенциально возможное пространство самосознания. Наряду с дихотомией Я - "не-Я", отражающей упрощенное понимание сознания в объективной психологии, представим схему, в соответствии с которой проблемы ИСС доступны изучению во всей глубине субъективной реальности:
"не-Я" - "потенциальное Я" - "не-Я".
   Два "не-Я" этой схемы выражают собой данность воспринимаемого органами чувств внешнего мира и данность чувственно не воспринимаемого внутреннего мира. Две области потенциально осознаваемого пространства бытия сопоставимы эпистемологически, взаимопроецируемы в культурно-историческом плане и равны экзистенциально. Субъект противопоставлен своим сознанием "не-Я", "находится в мучительной дисгармонии между "я" и "не-я" (Бердяев, 1997, с.289). По мере развития, развертывая свою субъективность и обретая устойчивость, человек стремится к преодолению базовой дисгармонии, постепенно включая все, что мыслилось как не-Я (глубинные измерения субъективности и чувственно воспринимаемый окружающий мир), в параметры своей личности.
   Отношение "потенциального Я" к "не-Я" окружающего мира требует объектных самоидентификаций в "другом Я", что схематически может быть представлено как
"потенциальное Я" - "другое Я" - "не-Я".
   "Другое Я" выражает собой жизненное пространство, где встречаются два субъекта; любой другой, воспринимаемый как "не-Я", может стать моим "другим Я", и в этом заключено условие социальной природы сознания и самосознания. Как говорил К. Маркс, "лишь относясь к человеку Павлу как к себе подобному, человек Петр начинает относиться к самому себе как к человеку" (Маркс, Энгельс. Собр. соч., т. 23, с.62). В паре "потенциальное Я" - "другое Я" заключена возможность перевода интра- в интерсубъективное, внутреннего диалога - в межличностное общение. Таким образом, хотя рассматриваемая пара и включена в субъективную реальность, в ней в то же время выражено стремление субъекта к внешней активности и наличному бытию.
   Учитывая изоморфность и взаимопроецируемость внутренних и внешних аспектов бытия, нужно предположить, что неявная субъективность, целиком относимая к интрасубъективной области, структурно имеет аналогичный вид. Таким образом, говоря обо всем пространстве бытия человека (внутреннем и внешнем), мы уже должны иметь в виду следующую схему:
"не-Я" - "другое Я" - "потенциальное Я" - "другое Я" - "не-Я".
   "Другое Я" левой половины схемы по аналогии мы можем назвать местом встречи "потенциального Я" с предельными измерениями своей собственной субъективности. И если "другое Я" правой части схемы есть познавательный образ, лежащий, по замечанию Ф.Е.Василюка (1984), в основе классической психологии, то "другое Я" слева есть нечто за гранью психологии - метапсихологическая категория, раскрываемая в культурологии и напоминающая о себе в измененных состояниях сознания.
   Вопрос о количестве категорий в предложенной схеме и способе их соединения решается в антропологическом плане. Человеческий субъект ("потенциальное Я") занимает в схеме срединное положение. Это отражает антропоцентрический принцип наших построений. Движение "потенциального Я" в левую часть нашей схемы известно как трансцендирование, в правую - определено как экзистирование. И в том и в другом случае мы имеем варианты децентрации субъекта. Второй вариант есть смещение и нахождение своего центра в "другой" субъективной реальности, что согласуется с требованиями социальной жизни, но потенциально влечет за собой внутренний конфликт с собственной субъективностью, лишение самоконтроля неуверенности. Как пишет А.Бергсон (1992, с.151): "Большей частью мы существуем как бы вне самих себя. Мы замечаем только обесцвеченный призрак нашего Я, лишь тень его... мы живем больше для внешнего мира, чем для себя; больше говорим, чем мыслим; больше подвергаемся действиям, чем действуем сами"). По Н.Бердяеву (1997), экстериоризация человеческой природы является источником рабства. Полная зависимость от окружающих и внешних требований никаким образом не согласуется с реализацией свободы и развитием ответственности. Как пишет Р.Г.Апресян (1986), личность деперсонализируется, "освобождается" от бремени личной ответственности, ее моральная позиция подвергается насильственной институционализации: общество посредством своих учреждений и организаций принимает на себя функции Я, внутренний диалог оказывается внешним. Вместе с этим гипертрофия в самосознании "другого Я" заставляет видеть в окружении лишь свои отчужденные качества, пространство человеческих взаимоотношений становится полем проекций. Окружающий мир, включая людей, деперсонифицируется и воспринимается как набор механистически взаимоувязанных объектов, живые человеческие связи с которыми меняются на манипуляции.
   В обратном случае радикального трансцендирования субъект полностью перемещается в глубину своей субъективности, что со времен Е.Блейлера называется аутизацией. В этом присутствует потенциальная возможность самопознания и творчества, возможность формирования эмпатической установки к окружающим, но также и вероятность конфликта с требованиями актуального социума, полной оторванности от объективной реальности и повседневной жизни, лишения каких-либо социальных связей. Современный американский философ Дж.Фюрстейн (1996, с.170), изучая характеристики мистиков прошлого и настоящего, пишет, что при однонаправленной духовной ориентации составляющие их обыденной личности воспринимаются как нечто подлежащее скорее трансценденции, чем трансформации, поэтому и многие мистики и их адепты "проявляют сильную эксцентричность... а их личность социально слабо интегрирована". Юнгианский аналитик Дж.Хиллман (1998), заведомо преувеличивая, пишет, что концентрация на своем частном и личном, от-деленность от окружения (idios - свое собственное, отдельно от) порождает идиотизм. М.М.Бахтин (1995, с.68) по этому поводу писал, что "изнутри меня самого души как данного, уже наличного во мне ценностного целого нет... мой саморефлекс [самоанализ], поскольку он мой, не может породить души, но лишь дурную и разрозненную субъективность... моя протекающая во времени внутренняя жизнь не может для меня самого уплотниться в нечто ценное, дорогое, долженствующее быть убереженным. В духе я могу и должен только терять свою душу, убережена она может быть не моими силами". Ф.Ницше - один из самых ярких иллюстраторов этих слов - в последней своей крупной автобиографической работе (1990) взывает не смешивать его с другими. В этом добровольном отступничестве, жертвовании дружбой, отношениями, связями - его самоубийственное одиночество, пребывание вне времени и пространства. Лишенное социализирующего другого, его самосознание воспринимается как результат мужественного, но отталкивающего препарирования интимных глубин субъективности в бессмысленном одиночестве.
   В итоге мы видим две возможные перспективы развития самосознания, каждая из которых, доведенная до крайности, грозит утратой человеческого - во всеобщем слиянии или в оторванном от мира сверх- или дочеловеческом индивидуализме. Ж.П.Сартр писал, что проблема состоит не в том, что человек всегда децентрирован, "не то, что сделали из человека, а то, что он делает из того, что сделали из него" (1966, цит. по: Тузова, 1989). Принятие достоверности "потенциального Я" открывает возможность для свободного самоопределения, гармоничного раскрытия субъекта, расширения параметров личности в пространство собственной субъективности и в направление к внешнему миру. Определяющую роль в этом играют изменения сознания. Схема же, приведенная нами, дает представление о пространстве, в котором по мере развития субъекта изменяется сознание.
   На схеме отражено, что "потенциальное Я" является преддверием к лежащему за ним пространству неявной субъективности. Структура неявной субъективности, предшествующая нашему привычному самосознанию ("другое Я" правой части схемы), состоит, по крайней мере, из трех компонентов - категорий "не-Я", "другое Я'', расположенных слева, и "потенциального Я". Таково содержание неявной субъективности в религии, философии и науке. Среди указанных категорий "потенциальное Я" уже получило некоторую определенность в предшествующем изложении. Между тем, мы не назвали наиболее известные и распространенные в культуре эквиваленты этого понятия в виде "души", "праны", "психе", "анимы", "нефсе".
   Будучи далеки от онтологизаций "потенциального "Я" и двух других категорий неявной субъективности, мы рассматриваем их в качестве обозначений для совокупности идей, мыслей, возникающих в силу их полезности. Как писал К. Юнг (19966, с.98), "человеку со всей определенностью необходимы общие убеждения и идеи, которые придают смысл его жизни и помогают ему отыскивать свое место во Вселенной". К разряду таких общечеловеческих идей помимо представления о душе относятся идеи Абсолюта и Абсолютного Я, оформленные в категориях сферы неявной субъективности "не-Я" и "другое Я". Присутствуя в виде идеи, они составляют неотъемлемую реальность субъективности, эмпиричную в силу своего действенного влияния на всю жизнь человека.
   Рассмотрение Абсолюта в метасубъективном ракурсе (в объективированном в культуре виде) приводит к выражению общечеловеческого духовного атрибута бытия - квинтэссенции духовности. Статусу Абсолюта присущи качества вечности, безначальности, безусловности, пустотности, непознаваемости, недвойственности и небытия. Мысль о существовании некоторого абсолютного содержания находит свое выражение уже в идее о том, что все образовано из единого "первоначала". В учении Анакси-мандра об апейроне (бесконечном) утверждается беспредельность, неограниченность этого "первоначала" как абсолютной универсальной основы бытия. В европейской философии Абсолют известен как "действующая причина" (Аристотель), "безличное трансцендентное начало" (неоплатоники), "совпадение противоположенностей" (Николай Кузанский), "предустановленная гармония" (Г.Лейбниц), "Ничто" (М.Хайдеггер), "Абсолютный Дух" (Г.Гегель), "последняя тайна жизни" (В.Дильтей), "бесконечное целое" (М.К.Мамардашвили) и т.д. В восточных религиозно-философских концепциях Абсолют определяется как Единый (древнеиндийские Упанишады), Дао (древнекитайская философия). В мировых религиях Абсолют имеет онтологический статус Бога-Отца (христианство), Будды (индуизм). Аллаха (ислам). В пространстве гуманитарных исследований Абсолют равноценен универсальной идее Разума, превосходящего разум отдельного индивида. В естественнонаучных воззрениях идея Абсолюта выражена в представлении о материалистической основе мироздания, соответствует принципу единого основания Природы - единой энергии, силы, неорганической материи, предшествующих множеству.
   Идея Абсолюта, по-разному выраженная, но одинаково присутствующая во все времена и во всех культурах, служит основанием для утверждения духовного предназначения человека. В этом качестве одинаково равны религиозные откровения, философский анализ и научные поиски, принимающие Абсолют как первоначальный, исходный тезис, как неотъемлемую предпосылку теорий и положений. Согласно религиозным воззрениям, духовность реализуется на пути к Всевышнему, как единственное оправдание человеческой жизни, сопоставляемой с Божественным. В десакрализованных взглядах современного гуманизма Абсолют проявляется в искании идеала, мирового порядка, в стремлении к транскультурным общечеловеческим ценностям. В нашем контексте, где Абсолютом обозначено предельное измерение субъективности, его достижение, сопутствующее полноценной жизни в социуме, есть внешнее раскрытие субъективности - воплощение духовности во всем многообразии состояний сознания.
   В соответствии с предложенной схемой спектр всех состояний сознания должен быть отображен не в дихотомии Я - "не-Я", где "не-Я" есть объективный мир, а в двойной оппозиции:
Абсолют ("не-Я") - "потенциальное Я" -объективация Абсолюта ("не-Я").
   Объективация Абсолюта понимается здесь как объективная реальность, наполненная субъективным отношением индивида. За этой категорией стоит то, что К. Юнг называл мировой душой (anima mundi), или попросту одушевленный мир, отличный от шумового фона и нагромождения декораций тем, что вбирает в себя как среда обитания часть самого обитателя. В анимистической культуре ("анимизм" - одушевление) данная часть психики составляла неотъемлемый индивидуальный и коллективный опыт. В европейском индустриальном обществе, требующем отчетливых границ индивидуальности, этот опыт вытеснен и окружение чаще воспринимается как "не-Я".
   Оставляя в стороне вероисповедальные и онтологические смыслы Абсолюта, отметим его психологическое, т.е. проявленное значение. Идея Абсолюта, реализуемая в жизни, "это имманентная цель становления личности, и в то же время это сила, которая влечет человека к достижению его интегрированной индивидуальности" (Адлер, 1996). Более общее экзистенциально-антропологическое значение Абсолюта в жизни обусловлено тем, что, выражая собой недостижимый идеал целостности, гармонии и высокой самореализации, он всегда противопоставлен существованию индивидуального Я. Наличием в неявной субъективности образа Абсолюта задается разрыв между потенциальными и реализованными параметрами личности, вносится напряжение и стимулируется динамика развития.
   Возвращаясь к категории "другое Я", мы должны вспомнить, что она выполняет протекторную функцию. И если "другое Я", известное как обыденное самосознание, обеспечивает вхождение в социум и связь с Абсолютом в его проявленной форме, то "другое Я" левой части схемы соотносит "потенциальное Я" с Абсолютом неявной субъективности.
   Культурологические и философские экскурсы выявляют комплекс хорошо оформленных идей, позволяющих сохранять психологическую стабильность человеческого Я в противопоставлении Абсолюту. Уже в ранних традиционных обществах сформировался компенсаторный идеологический институт, известный как "пантеон первопредков". В тотемизме это мифологические образы из животного и растительного мира, осуществляющие посредничество между людьми и духами окружающего мира. В более поздние времена образ первопредка очеловечивался и вбирал в себя признаки реально существовавших личностей (царей, вождей, сакральных деятелей), человеческая природа которых преувеличивалась в мифологическом повествовании. Посредник между богом и людьми присутствует во всех монотеистических религиях. В иудаизме - это пророк Моисей, в исламе - главный пророк Мухаммед. Возникновение христианской культуры ознаменовалось появлением богочеловеческой личности Христа, мотив рождения которого имеет не буквальный исторический смысл, а сообщает нам о великом таинстве, о рождении Христа, происходящем у нас внутри в результате воссоединения божественной силы с человеческой душой (Джонсон, 1996).
   Из всех мировых религий именно в христианской религиозно-мистической концепции мотив богочеловечества получает центральную роль. Конечный смысл индивидуального и всечеловеческого бытия наполнился идеей спасения через внутреннее принятие "духовного человека" (B.C.Соловьев), историософским прототипом которого стал Христос, воплотивший единство Абсолютного и человеческого. Религиозное понятие "спасение" приобретает вполне определенное психологическое содержание. Согласно П.А.Флоренскому (1990), спасение, в психологическом смысле слова, есть равновесие душевной жизни. "Образы Бога и Христа, - писал К.Юнг (1997, с.76), - проецируемые религиозной фантазией человека, не могут не быть антропоморфными... посему их можно прояснить психологически, подобно любым другим символам".
   В философских учениях, созданных на внеконфессиональной основе, идеи надындивидуальных и гиперсоциальных оснований человеческого в сверхприродном мире оформлялись в статусе Трансцендентального Я, Высшего существа (О.Конт), Сверхчеловека (Ф.Ницше), Космического человека (А.Шопенгауэр). В психологическом смысле подразумевается оформление в субъективной реальности мифа о некоем богочеловеке, противопоставимом Абсолюту. Используя соположенность этого харизматического аспекта субъективной реальности Абсолюту, обозначим его "Абсолютным Я".
   Приведенные добавления позволяют представить нашу схему в следующем виде:
Абсолют - "абсолютное Я" - "потенциальное Я" - "другое Я" -предметные аспекты Абсолюта
   Промежуточное положение "абсолютного Я'' в структуре неявной субъективности объяснимо его посреднической функцией и экзистенциальным значением. В пространство субъективной реальности, обозначенное "абсолютным Я", проецируются идеи, позволяющие соотнести "потенциальное Я" с Абсолютом.
   Идея богочеловека (богочеловечества, в философии всеединства) рождается на стыке переживания тревоги, инициируемой внутренним сопоставлением индивидуального Я с Абсолютом, и человеческим стремлением преодолеть этот разрыв путем умопостигаемых переходов между вечным, ничем не предзаданным, и конечным индивидуальным. Такие переходы заключены в идентификациях "потенциального Я" с трансперсональными и транскультурными оппозициями (добро - зло, день - ночь, мужское - женское, старик - младенец и пр.). Данные идентификации, объединенные единым понятием "абсолютное Я", и есть компенсация аффективной напряженности "потенциального Я", находящегося в оппозиции к Абсолюту. Разум преобразует энергию взаимоотношений "потенциального Я" с Абсолютом и оформляет ее в надличных образах.
   Когнитивный аспект самосознания или, иначе, весь возможный спектр трансперсональных самоидентификаций может быть представлен в соответствии с подходом аналитической психологии. Ее автору - К.Юнгу, как известно, для оформления своих догадок потребовалась новая объяснительная гипотеза о коллективном бессознательном с введением понятия "архетип".
   Архетипы как воплощенные в культуре идеи о содержании субъективной реальности составляют различные вариации "абсолютного Я", раскрываемые творческой силой разума. Являясь трансцендентными самоотождествлениями "потенциального Я", они представимы лишь в культурно-историческом выражении. Другими словами, архетип напоминает "окуляр", приспосабливающий человеческое зрение для восприятия неявной самому человеку субъективности. Благодаря распространенным в культуре архетипам известная индивиду и группе надличностная фигура Абсолюта становится доступной для взаимодействия. На фоне архетипических связей с "Абсолютом" наличное бытие уже не определяется неведомыми разрушительными силами. Знакомство с содержанием "Абсолютного Я", связующего с Абсолютом, обеспечивает внутреннюю защищенность человека.
   Пользуясь предложенным сравнением нужно сказать, что культура есть сложный прибор, состоящий более чем из двух линз. Многообразие сменных линз предлагает нам широкий представленческий фильтр, обусловленный не только количеством известных из аналитической психологии архетипов, но и многозначностью каждого из них. Таким образом, может существовать значительное количество средств умопостигаемого сближения с Абсолютом и описаний взаимодействий с ним. Архетипические образы есть средоточие всяких религиозных представлений. Их набором, или, пользуясь языком религиоведов и этнологов, мифологическим пантеоном, определяется двуликость всевышнего каждой отдельной религии. Амбивалентность, присущая каждому архетипу, а также многообразие сакральных образов разных религий, включая атеистические, где религия профанируется в идеологию, определяют противоречивость внутренней жизни и диаметрально противоположенные чувства, проявляемые вовне. Таким образом, формообразующая деятельность архетипов не только задает многообразие фиксированных в культуре способов общения человека с Абсолютом его религии (духовная детерминанта архетипов), но и определяет способы межличностного взаимодействия (архетипическая детерминация социума). Вместе с этим трансцендентные самоотождествления, зафиксированные в культуре, задают матрицу всех потенциально возможных идентификаций индивида в объектном мире.
   Напряженность соотношения "потенциального Я" и Абсолюта и снимающие ее архетипические идентификации с "абсолютным Я" могут служить прообразом аффективных и когнитивных составляющих индивидуального самосознания. Это дает повод высказать гипотезу о наличии в субъективной реальности каждого индивида так называемого сверхличного самосознания. Оно как факт неявной субъективности имеет обоснование и подтверждение своей реальности в культурологических данных. Сравнительная история мифологий, источники по духовной культуре традиционных обществ свидетельствуют, что индивидуальное самосознание первоначально зародилось в среде служителей культа, чья социальная роль определялась общением с миром трансцендентного, или сверхъестественного, если принимать мифологизированный контекст. В связи с наличием изоморфного индивидуальному самосознанию структурного прообраза в сфере неявной субъективности наша схема может быть представлена в следующем виде:
Абсолют - сверхличное самосознание - "потенциальное Я" -обыденное самосознание - объективация Абсолюта.
   Подобная интерпретация привлекательна тем, что функция сверхличного самосознания, заключающаяся в установлении связи с Абсолютом, равноценна посреднической функции индивидуального самосознания. Так мы получаем еще один аргумент в пользу того, что сущностная характеристика нашего обыденного самосознания экзистенциальна и заключается не в том, что оно, как принято в материалистической психологии, является эпифеноменом сознания, а в том, что оно есть посредник во взаимодействии "потенциального Я" с предметным и социальным миром, способом его осуществления в объективной реальности.
   Этот тезис, по существу, не нов. Он, как было представлено ранее, содержится даже 6 материалистической психологии, где "потенциальное Я" отсутствует, а вся духовная сущность заключена в социализованной личности. Здесь же мы хотим обратить внимание на очевидную универсальность посреднической роли самосознания во взаимодействии человека с миром и высказаться относительно истоков этой роли. Ее причины мы видим не только в социализирующей функции обыденного самосознания, но и в трансперсональной природе его оснований, в предзаданности обыденного самосознания матричным внеличностным самосознанием, чья реальность обусловлена универсальной экзистенциальной ситуацией противопоставления Абсолюту.
   Констатируя в рамках нашей схемы сверхличностное самосознание, мы делаем некоторые допущения, как и при любой схематизации, но эта схема более содержательна по сравнению со схемой Я - "не-Я", принятой для определения самосознания в объективной психологии и клинической психиатрии. Эвристическая ценность предложенной схемы - в способности адекватно представить двойственность человеческого существования, отразить внутреннюю полярность самосознания и составляющие потенциально присутствующего интрасубъективного конфликта. Эта же схема позволяет наметить векторы развития "потенциального Я" - все потенциально возможное пространство самоидентификаций - и рассматривать все уровни патологии как выражение нарушенного развития личности в культурфилософском контексте.
   В отличие от традиционно принятых европейских стандартов развития индивидуального самосознания (сознания), в отличие от сопутствующих им социального редукционизма индивидуального бытия, упрощенного понимания духовности и рационалистских парадигм европейской науки, предложенная схема предполагает наличие сферы неявной субъективности и духовную полноту бытия. Индивидуальное развитие, согласно этой схеме, осуществляется не только вовне путем социальных интериоризаций и эгоцентрических самоотождествлений, но также и в глубь cвоей субъективности, в соответствии с интрасубъективными запросами. Стало быть, индивидуальное развитие не прекращается с достижением социально зрелого возраста, а продолжается на протяжении всей жизни, причем интенсивность и насыщенность этого развития вполне может быть сравнима с таковой в детском и юношеском возрасте. На этом пути, как и во взрослении, существуют свои переломные периоды, свои "кризисы идентичности". Есть все основания говорить не только об онтогенетических кризисах, но и о периодах психической дезинтеграции и новых поисках самоидентичности в более зрелой жизни.
   Возвращение к рассмотренной ранее иерархической структуре самосознания позволяет утверждать, что кроме кризисов личностной самоидентификации существуют кризисы экзистенциального и трансперсонального характера, переживание которых способствует расширению ощущения самотождественности. Экзистенциальные и трансперсональные кризисы столь же естественны и в той же степени способствуют развитию зрелой личности, как и в период становления эго-психики. Скорее, их отсутствие должно расцениваться как проявление нарушений в закономерном поиске более широких оснований самотождественности на пост-эго-этапах развития, как признак остановки в достижении полноты и осмысленности жизни.
   В периоды подобных кризисов, когда рушится рациональный образ мира, а привычные эгоцентрические самоидентификации приводят к неразрешимым конфликтам, человек может становиться сам для себя проблемой, и тогда он нуждается в понимании собственной субъективности, в осознании собственной полноты и потенциальной целостности. Данные периоды соотносятся с седьмой стадией становления личности по Э.Эриксону (Зейгарник, 1982). Итогом этой стадии может стать достижение неповторимости личности, в противном случае она обречена на безысходность.

ЭГОС И АБСОЛЮТНОЕ "Я"

   Натуралистическое понимание сознания (сферы субъективного), как мы его определили во Введении, исходит из положения, согласно которому мое сознание ("Я") есть лишь некая выделенная и очень малая часть совокупного бытия, притом жестко привязанная к выделенной части мира -- к моему телу и мозгу. Т. е. мое "Я" есть нечто локальное, ограниченное и за пределами "Я" находится то, что обычно называют "объективной реальностью", т. е. существующий вне и совершенно независимо от моего сознания мир.
   Совокупность всего, что существует в мире (Мир как целое) может соотноситься каким-либо образом лишь к самим собой (т.к. вне этой совокупности ничего нет). Следовательно, совокупность всего существующего можно назвать "безотносительным" или "Абсолютным" бытием, или, для краткости, "Абсолютом". Натурализм полагает, что "Я" есть некая выделенная часть Абсолюта. Но еще древнеиндийская философия провозгласила противоположное понимание отношения "Я" и Абсолюта: "Тат твам аси" (Шветашватара упанишада. IV, 3.) ("То есть ты"). Это, видимо, нужно понимать так: "Я во всем и я есть все. Я есть Абсолютное бытие и никакого бытия вне меня не существует".
   В европейской философии основания для отождествления "Я" и Абсолюта в наиболее последовательной форме впервые изложил И.Г. Фихте. Основания эти заключаются в том, что я не способен "выпрыгнуть из себя", не способен не только достоверно знать, но даже и помыслить бытие, которое абсолютно трансцендентно моему сознанию, т. е. которое существует вне и независимо от моего "Я" (т. н. "бытие в себе").
   Действительно, как я могу помыслить предмет, который никак не соотносится с моим существованием, не находится в каком-либо соотношении с моим "Я" и, следовательно, находится за пределами всякого возможного опыта? Мы обычно различаем предмет знания и само наше знание о предмете. Знание рассматривают обычно как нечто субъективное -- это то, что "имеет место в сознании". Предмет знания -- это, напротив, то, что лежит "за пределами сознания". Знание, поскольку оно есть знание о данном предмете, должно каким-то образом "указывать" на этот предмет. (В этом состоит свойство "интенциональности" сознания). Но как сознание может указывать на то, что находится целиком за его пределами? Чтобы осуществить такое "указание", мое "Я" должно каким-то образом "выйти из себя" -- получить прямой доступ к познаваемому объекту, к внеположной по отношению к моему "Я" реальности. Если сознание имеет дело только с репрезентациями, т. е. только со своими собственными состояниями, а не с вещами, то никакой "подлинной идеи объекта" (т. е. такой идеи, которая имела бы в виду "сам объект", а не его репрезентацию, не мысль об объекте, не образ объекта) быть не может.
   Подлинная идея объекта не может быть ничем иным, как самим объектом, поставленным в определенное функциональное отношение к деятельности субъекта. Такое отношение мы и называем "познанием".
   Таким образом, если мы действительно познаем объекты, а не собственное знание об объектах (в виде мыслей, образов, представлений), то наше сознание должно вступать с этими объектами в непосредственный контакт -- даже если этот объект находится в другой галактике. Можно в таком случае утверждать, что все возможные объекты моего опыта должны как-то, хотя бы потенциально, изначально содержатся в составе моего "Я", и не являются, таким образом, чем-то чуждым моему "Я", чем-то запредельным ему. Только в этом случае я и могу вступать в "прямой контакт" с самими вещами -- ведь все, что мне доступно прямо и непосредственно -- это и есть мое собственное "Я": его содержание, его свойства, его структура. Ничего "запредельного" (трансцендентного) моему сознанию (сфере субъективного) в таком случае не существует. Ведь "трансцендентный предмет" не может являться предметом мысли. Мысль не способна на него указывать, не способна иметь его "в виду". (Сознание так трудно как-то идентифицировать, определить именно потому, что оно не отлично ни от чего другого, от любого предмета в мире (есть "не иное" -- по терминологии Н. Кузанского)).
   Известна точка зрения Н.О. Лосского, который полагал, что познаваемый объект входит в состав сознания (имманентен сознанию), но не входит в состав "Я" (трансцендентен "Я"). В этом случае "Я" -- есть лишь некое "ядро", субъективный полюс сознания. Само сознание мыслится, в этом случае, как система отношений между "Я" и всевозможными предметами знания. Т. е. сознание здесь не есть субстанция или какое-то свойство субстанции, но есть система отношений. Оно существует соотносительно (интенционально), как система отношений внутри бытия.
   Так ли это? Можем ли мы на самом деле разделить "Я" и сознание? Сознание -- это, в сущности, все то, что "я знаю". Но я знаю, также, что существую "Я" -- тот, который знает. Я знаю существование собственного "Я". Следовательно, "Я" -- есть одно из содержаний моего сознания. (То, что не является содержанием сознания, я знать, очевидно, не могу). Но никакого особого выделенного содержания, соответствующего моему "Я", найти в сознании не удается. Я вижу стену, но не вижу "Я", которое смотрит на эту стену. Данность стены моему "Я" означает просто существование этой стены во мне -- как одного из содержаний моего сознания. Никакого "Я" как отдельной сущности к этой стене не примысливается. Поэтому утверждение "Я вижу стену" может означать лишь: "я и есть стена" (в данный момент времени) или, точнее говоря, означать, что "стена есть часть моего "Я"".
   Таким образом, как мы уже отмечали во второй главе, данность мне некоторого объекта означает на самом деле тождество "Я" и этого объекта -- объект обнаруживает себя как часть моего "Я".
   Никакого трансцендентного сознанию "Я", мыслимого, например, как некий "чистый субъект" или "чистый взор" -- который все воспринимает, но сам не воспринимаем, нет и быть не может. О таком "трансцендентном Я" мы ничего не могли бы знать, не могли бы даже содержательно о нем помыслить, поскольку такое "Я" находилось бы за пределами всякого возможного опыта. Следовательно, "Я" -- это и есть мое сознание, моя сфера субъективного, есть все то, что я воспринимаю, воображаю, о чем я мыслю, мечтаю, то, к чему я стремлюсь и т. д. -- т. е. это есть сознание, взятое в полном объеме, как некое единство, как целостная единица. Это сознание, взятое в аспекте его целостности, единства и себетождественности.
   Вместе с тем, как уже отмечалось нами ранее, не следует ограничивать мое "Я" текущим состоянием моего сознания. Во второй главе мы анализировали временную нелокальность сферы субъективного, исходя из данных интроспекции и соображений достоверности знания субъектом собственной себетождественности во времени. Но идею временной нелокальности сознания можно обосновать гораздо проще и убедительнее, если исходить из идеи имманентности всякого опыта моему "Я". Действительно, поскольку за пределами моего сознания ничего нет, то нет ничего и за пределами моего "Я" ("Я" вбирает в себя весь мир -- как потенциальный предмет знания). Все имманентно моему "Я" -- в том числе мое прошлое и мое возможное будущее. Можно было бы подумать, что прошлое и будущее существуют за пределами моего "Я" ("уже не я" и "еще не я") и что только в настоящем достигается имманентность "Я" и переживаемых содержаний сознания. Но за пределами "Я" ничего нет -- и, следовательно, нет ничего, что могло бы "извне" входить в мое сознание. Следовательно, прошлое и будущее каким-то образом изначально должны содержаться в составе моего "Я" и, следовательно, должны "неявно" входить в состав "переживаемого мною". Действительно, я способен помыслить о своем прошлом и будущем. Но моя мысль имеет то самое содержание, которое в ней подразумевается, лишь в том случае, если прошлое и будущее непосредственно даны мне в опыте именно в качестве прошлого и будущего (а не как представления о прошлом и будущем локализованные в настоящем). Таким образом, прошлое и будущее имманентны моему "Я", поскольку "Я" -- это и есть любой мой возможный опыт (в его совокупности).
   Вообще всякая множественность, как уже отмечалось ранее, в том числе и множественность моментов времени, возможна лишь на фоне преодолевающего эту множественность единства -- иначе сама эта множественность была бы немыслима. Следовательно, и множественность проживаемых моментов времени должна преодолеваться сверхвременным (времяобъемлющим) единством сознания. Иными словами мое "Я" лишь отчасти пребывает в настоящем времени, но существенной своей частью пребывает вне течения времени, вне деления времени на настоящее, прошлое и будущее. Т. е. оно пребывает "в Вечности" -- в особом времяобъемлющем модусе бытия.
   Обычно думают, что прошлое существует в единственном экземпляре, тогда как будущее -- как некая (потенциально бесконечная) система альтернатив. Но когда-то мое прошлое тоже было одним из возможных вариантов будущего. Следовательно, все эти "не использованные" варианты должны также в какой-то форме существовать во мне. Ведь если "Я" -- это ВСЁ, то не только в меня ничто не может войти "извне", ни и "выйти" из меня -- тоже ничего не может. Следовательно, наряду с возможными вариантами моего будущего в состав моего "Я" должны входить также и все возможные варианты моего прошлого.
   Если мой жизненный путь не предопределен однозначным образом (т. е. если я обладаю свободой выбора), то это означает, что в составе моего "Я" содержится неограниченный ничем континуум возможных (виртуальных) жизненных путей, составляющих в совокупности "Универсум возможного". Этот Универсум содержит в себе изначально в некой "потенциальной" форме все то, что я в принципе способен воспринять, представить, помыслить, пережить эмоционально, пожелать и т. д. Поскольку "вне меня ничего нет", то этот Универсум содержит в себе абсолютно полный набор потенций бытия -- никаких бытийных возможностей за пределами данного Универсума нет и быть не может. Вместе с тем, этот Универсум -- есть Универсум возможного опыта (поскольку существовать -- значит существовать в качестве возможного опыта). Все это означает, что источник любого моего опыта лежит в пределах моего "Я". Мое "Я", таким образом, подобно лейбницевской монаде -- любой свой возможный опыт оно уже содержит в себе в неком "свернутом" или "неявном" виде.
   Предлагаемая модель сознания, в которой индивидуальное "Я" содержит в себе все существующее (хотя бы потенциально) может вызвать целый ряд возражений.
   Во-первых, нас могут обвинить в "субъективном идеализме", в отрицании "объективной реальности".
   Во-вторых, данная концепция, как представляется на первый взгляд, ведет к солипсизму, т. е. к отрицанию существования "других Я".
   В-третьих, если данная точка зрения верна и мое "Я" имманентно всему сущему, то, возникает вопрос, откуда же возникает представление о некой "объективной реальности", существующей вне и независимо от меня, откуда проистекает естественное для нас членение мира на "субъект" и "объект"? Как следует расценивать смысл научных теорий, которые, так или иначе, предполагают субъект-объектные отношения, -- если объект и субъект на самом деле тождественны друг другу? Как, в частности, следует оценивать факты, указывающие на опосредованный характер нашего чувственного восприятия?
   Несостоятельность обвинений в "субъективизме" или "субъективном идеализме" следует из того простого обстоятельства, что субъективное и объективное -- есть соотносительные понятия: одно не может существовать без другого. Если нет объективного (внеположного "Я" бытия), то и субъективное утрачивает статус субъективного -- как чего-то приватного, внутреннего. Поэтому мы можем с равным правом утверждать: и "весь мир есть лишь мое сознание", и "мое сознание -- это и есть реальный, объективный мир (объективная реальность)". Вместе с тем неверно было бы думать, что, постулируя имманентность всякого бытия моему "Я", я тем самым полностью устраняю всякую разницу между "Я" и "не-Я", между "внешним" и "внутренним", между объектом и субъектом.
   Фундаментальная имманентность ВСЕГО моему "Я" отнюдь не исключает относительную трансцендентность тех или иных предметов (элементов опыта), по отношению к этому самому "Я". Более того, такого рода трансцендентность необходимо иметь в виду, если мы хотим иметь достаточно реалистическую теорию познания, а также хотим сохранить обычное понимание науки как способа "проникновения" в "объективную реальность", как способ действительного постижения этой реальности.
   Заметим, что полное устранение субъект-объектных отношений, отрицание всякого "удвоения реальности" в нашем сознании (двойственности "образа и объекта", "мысли и мыслимого предмета" и т.п.) ведет к колоссальным трудностям в теории познания. Начнем с того, что все наши физиологические и психологические теории восприятия строятся на основе представлений об опосредованном характере чувственного познания. Например, теория зрения исходит из того, что зрительное восприятие есть не что иное, как сложный процесс "восстановления" образа предмета по известным результатам сканирования нашей зрительной системой светового потока, рассеянного некоторой мишенью (предметом восприятия). Мы воспринимаем не "саму вещь", а свет, отраженный от данной вещи, и даже не свет, а те "нервные импульсы", которые сетчатка глаза передает в мозг по зрительному нерву. Образ возникает через некоторое время после зрительной стимуляции -- возникает именно как некое "изображение" в моем сознании, причем изображение, не тождественное самому предмету. Таким образом, я вижу не вещь, а образ вещи, который существует в моем сознании.
   Феномен зрительных иллюзий, факты, свидетельствующие о различиях в восприятии одних и тех же предметов разными людьми, существование артифицированных ощущений, вызванных электрической стимуляцией мозга и нервов -- все эти и подобные им эмпирические данные говорят о том, что восприятие не только является опосредованным, но оно также и не является "копированием" предметов, существующих вне сознания. Следовательно, то, что я вижу предмет окрашенным, имеющим определенную геометрическую форму, положение в пространстве, определенное состояние движения -- не означает, что вне меня существует окрашенный предмет такой же формы, с таким же положением в пространстве и состоянием движения. Наука убеждает нас в том, что нужно отказаться от "наивного реализма", который, с одной стороны, разделяет образ и объект, а с другой стороны, усматривает некое "чувственное сходство" образа и объекта (подобного сходству предмета и его фотографии).
   Это сходство отвергается с позиций научной картины мира, которая рисует нам мир лишенный всяких "вторичных" качеств: цвета, запаха, звука и т.п. и, таким образом, сводит все качественные различия к количественным. Это сходство неприемлемо и с позиций нейрофизиологии -- которая показывает, что никаких "копий" окружающих нас предметов наш мозг не создает и создавать не может. Таким образом, нужно признать, что чувственно воспринимаемые предметы -- в том виде, в каком мы их непосредственно переживаем, -- есть лишь явления нашего "внутреннего мира", т. е. есть нечто субъективное, приватное и что они имеют лишь косвенное отношение к тому, что мы обычно называем "объективной реальностью" или "самими вещами".
   Точно так же теория познания учит нас различать сами вещи и мысли о вещах. Если бы вещь и мысль всегда непосредственно совпадали, то невозможно было бы такое явление, как заблуждение, т.к. было бы невозможно какое-либо рассогласование между мыслимым и реально существующим.
   Полное устранение различий между объективным и субъективным делает таинственными и необъяснимыми самые заурядные явления, с которыми мы сталкиваемся каждый день и которые элементарно объяснимы в рамках классической субъект-объектной онтологии. Если мы отрицаем различие образа и объекта, то мы должны признать, что мы видим "сами вещи" и что вещи именно таковы, какими мы их непосредственно видим. Но в таком случае, если я надеваю розовые очки и вижу все вокруг себя розовым, -- то это должно означать, что сами предметы действительно стали розовыми, т. е. что очки каким-то образом "окрашивают" предметы. Но почему тогда только я вижу предметы розовыми, а другие люди -- нет? Как объяснить, исходя из теории "прямого видения" вещей, например, каким образом очки способны корректировать зрение?
   Все это говорит о том, что отказаться от обычных "научных" представлений о восприятии, как о сложном процессе "отражения" предмета в сознании человека, не представляется возможным. Никакой разумной альтернативы этой точке зрения не существует. Мы не можем, не жертвуя наукой, в частности, физиологией восприятия и физикой, отказаться от разделения "субъективного" и "объективного", вещи и образа, мысли и мыслимого предмета.
   Но с другой стороны, достаточно очевидно, что теория, согласно которой всякое познание является опосредованным, внутренне противоречива. Ведь эта теория претендует на знание о существовании "самих вещей", отображаемых в нашем сознании, а также претендует на знание самого процесса отображения. И то и другое, однако, с точки зрения самой этой теории не возможно -- ведь всякое знание здесь трактуется как нечто субъективное, существующее лишь в сознании, тогда как прямой доступ к "самим вещам" (трансцендентным предметам) для нас закрыт.
   Уже сам факт возможности существования теории опосредованного восприятия позволяет утверждать, что "трансцендентный предмет" не является чем-то абсолютно запредельным для нашего мышления, что он все же некоторым образом имманентен познающему субъекту.
   Как мы уже отмечали, имманентность познаваемого объекта познающему "Я" не исключает относительной трансцендентности. Но нужно помнить, что всякое понятие о трансцендентном осмысленно только в том случае, если трансцендентность преодолевается имманентностью, т. е. эта трансцендентность должна мыслиться именно как относительная, а не абсолютная внеположность объекта субъекту. Предмет в абсолютном смысле трансцендентный субъекту -- вещь немыслимая. Сама идея о таком предмете невозможна, есть противоречие в понятиях, подобное "круглому квадрату", "горячему мороженому", "холодному зною" и т.п. Ведь если предмет помыслен, хотя бы и в качестве "трансцендентного", -- то он уже тем самым оказывается имманентным моей мысли. Поскольку моя мысль "указывает" на данный предмет, то он должен каким-то образом входить в состав моего опыта, должен быть каким-то способом "дан" мне.
   Мысль о трансцендентном предмете есть противоречивая мысль, которая указывает как бы за пределы всего мыслимого. Как мысль -- она имманентна моему сознанию, но вместе с тем, содержательно она указывает "за пределы себя", как бы отрицая свою принадлежность к моему внутреннему миру, к миру мыслей. Она как бы говорит сама о себе: "я не мысль". Эта мысль есть, таким образом, нечто "имманентно-трансцендентное": и имманентное и трансцендентное в одно и то же время.
   Мы можем непротиворечиво совместить имманентность и трансцендентность, если примем во внимание многослойную, многоуровневую структуру сознания. Объект, в частности, может быть дан в форме чувственности (как чувственный образ) и форме мышления (как идея). Чувственно нам в каждый момент времени дан лишь какой-то фрагмент, малая часть Универсума -- дано лишь то, что мы воспринимаем "здесь" и "сейчас". Чувственное восприятие, как мы видели, следует квалифицировать как опосредованную форму познания -- мы имеем дело здесь не с "самими вещами", а с их "субъективными репрезентациями".
   Напротив, наше мышление свободно выходит за пределы чувственно воспринимаемого, за пределы "настоящего момента". Мы можем свободно мыслить о любом событии прошлого или будущего. Мы можем помыслить как любую локальную часть Универсума, так и весь Универсум в целом. И, в отличие от чувственного восприятия, у нас нет оснований считать, что предмет мышления дан нам в акте мысленного его постижения лишь опосредованно. В самом деле, поскольку мы способны познавать вещи, то мы должны, так или иначе, иметь прямой доступ к этим вещам. Если такой доступ отсутствует не только на уровне восприятия, но и на уровне мышления, то это означает, что мы замкнуты в своей собственной субъективности и абсолютно отчуждены от бытия всего сущего, от "вещей в себе".
   Следовательно, уже из этих соображений мы должны допустить, что мышление дает нам прямой доступ к реальности, позволяет иметь дело с "самими вещами", данными нам "в подлиннике", а не через посредство каких-либо репрезентаций. То есть мы приходим к выводу, что акт мышления -- есть акт прямого самообнаружения мыслимой вещи в нашем сознании. В таком случае мы должны признать справедливость парменидовского принципа "тождества бытия и мышления": "одно и то же мысль и то, о чем она существует". Таким образом, мышление в своей основе объективно, надиндивидуально, - оно выводит познающее "Я" за рамки его приватной субъективности.
   Разомкнутость индивидуального сознания именно на уровне мышления - есть требование, по сути вытекающее из анализа самой природы мышления. Цель мышления - получение истины. Если мы что-либо каким-либо образом аргументируем, то мы тем самым уже принимаем тезис об объективном, надиндивидуальном статусе нашей мысли. В противном случае - если мышление чисто субъективно, есть лишь нечто "происходящее у меня в голове", то оно не имеет никакой силы "вне моей головы" - ничего не может ни доказать, ни опровергнуть. Более того, оно не имеет силы даже и в отношении самого мыслящего субъекта. Если я "хозяин собственной мысли" - именно от меня зависит: что есть истина, а что есть ложь. Не я подчинен истине, но истина подчинена мне. Но тогда я не могу что-либо доказательно аргументировать, даже адресуясь к самому себе. Мышление, в таком случае, вообще невозможно: абсурдно прибегать к какой-либо аргументации, если заранее известно, что она не имеет никакой силы утвердить объективную (общезначимую) или хотя бы значимую (обязательную) для самого мыслящего субъекта истину. Но в таком случае и сама концепция "субъективности мышления" - не может быть рационально обоснована - любая такая концепция неизбежно будет опровергать саму себя. (Об этом знал еще блаж. Августин: Истина - говорил он - не может не существовать, поскольку отрицая Истину, мы тем самым утверждаем истинность отсутствия Истины - т.е. впадаем в противоречие).
   Но если мышление есть прямой доступ к бытию, к объективной реальности, то неизбежно возникает вопрос: как же тогда возможны ошибки мышления, возможна неадекватность нашей мысли реальности, как возможны, в частности, ошибочные научные теории? Видимо нужно, также, допустить и некоторую относительную трансцендентность самой мысли по отношению к ее предмету. Это, в свою очередь, предполагает многоуровневое строение мышления.
   Начнем с того, что всякое знание, как чувственное, так и интеллектуальное, может иметь две формы: рефлексивную (сознательную) и внерефлексивную (подсознательную). Рефлексивность предполагает возможность дать отчет о том или ином содержании нашего внутреннего мира. Однако значительная часть чувственных и внечувственных содержаний нашей психики в каждый момент времени лежат вне рефлексивного доступа, не осознаются.
   Поскольку рефлексивно мне даны (в дифференцированной форме) в каждый момент времени лишь некоторые фрагменты Универсума, то, очевидно, мое "Я" может совпадать со всем Универсумом как целом лишь на дорефлексивном уровне. (Хотя я могу иметь рефлексивную идею "недифференцированного" Универсума -- как некой нерасчлененной, "непрозрачной" для меня целостности). Следовательно, только на дорефлексивном уровне допустимо полное отождествление бытия и мышления.
   С этой точки зрения некоторое рассогласование бытия и мышления возможно вследствие того, что мы под содержанием мысли понимаем обычно лишь отрефлексированное содержание, которое, однако, представляет собой лишь некоторую выделенную часть умопостигаемого Универсума. Но всякая часть обладает полнотой своего существования, полнотой смысла лишь в составе целого. Следовательно, "расщепление" целого Универсума в акте рефлексии ведет к утрате некоторого содержания рефлексируемой его части. Отрефлексированное мыслимое содержание уже не обладает той полнотой бытия, которое присуще дорефлексивному содержанию. Таким образом, ошибки в мышлении возможны в виде неполноты, фрагментарности отображения бытия в рефлексивной мысли субъекта. (Хотя то, что отображается -- есть содержание самого Универсума).
   Однако не следует думать, что рефлексия творит какое-то новое бытие, ведет к некоторому "удвоению реальности". Рефлексия, как мы уже отмечали, лишь переводит в новую систему функциональных отношений то бытие, которое существовало до акта рефлексии, переводит это бытие в определенное отношение к деятельности субъекта, делая тем самым его доступным для самоотчета. В противном случае, если бы акт рефлексии как-то существенно видоизменял рефлексируемое содержание, то дорефлексивный план бытия был бы абсолютно нам недоступен. Он "заслонялся" бы трансформированными образами этого бытия и цель рефлексии -- проникнуть в бессознательное, выявить его подлинное содержание, -- была бы принципиально недостижима.
   Рефлексия, таким образом, просто переводит в иное функциональное качество то самое бытие, которое до этого пребывало в сфере бессознательного. Искажения здесь возникают лишь в силу того, что наша способность к рефлексии ограничена, и мы рефлексивно отображаем лишь отдельные фрагменты того, что само по себе существует как нечто целое, неразложимое на составные части.
   Однако расхождения бытия и мышления не ограничиваются только лишь неполнотой представленности бытия в рефлексивном мышлении. Вполне возможна и обратная ситуация -- когда в мышлении присутствует нечто такое, что отсутствует или даже не возможно в составе реально существующего. Благодаря фантазии мы способны помыслить вещи и ситуации, которые отсутствуют в "реальном", чувственно воспринимаемом мире. Когда Парменид провозгласил свой принцип "тождества бытия и мышления", софист Горгий возразил ему: как это возможно, если мы способны помыслить то, чего нет на самом деле. Например, помыслить "колесницы, соревнующиеся на море".
   Рассогласование бытия и мышления можно в этом случае устранить, истолковав понятие "бытие" расширительно -- включив в состав "реально существующего" наряду с действительным (актуальным) бытием, также и бытие возможное (потенциальное).
   Напомним, что поскольку всякое бытие мыслимо лишь как существующее в пределах моего "Я", то возможное и действительное бытие -- это не что иное, как мои собственные возможные и действительные переживания: все то, что я действительно воспринимаю, мыслю, чувствую и т. д., а также все то, что я вообще могу воспринять, помыслить, почувствовать и т. д. "Потенциальное" в составе бытия -- это то "место" где пребывают состояния моего сознания до того, как они станут актуально переживаемыми. Ясно, что это "место" также должно находиться в составе моего "Я" (поскольку вне "Я" ничего нет).
   Таким образом "потенциальное бытие" -- это "непроявленное", неактуализированное, но, вместе с тем, вполне реально существующее содержание моего "Я". (Как мы показали в первой главе, потенциальное содержимое "Я" непосредственно дано мне в качестве смысла и, следовательно, оно реально присутствует в каждом состоянии моего сознания -- как "смысловой фон", делающий осмысленными мои актуально переживаемые чувственные образы, ощущения и представления).
   Опыт показывает нам, что благодаря функционированию воображения, возможные содержания моего сознания далеко не исчерпываются лишь тем, что встречается в составе чувственного опыта. Наше воображение способно вывести нас за рамки реального мира, позволяя тем самым мыслить этот мир в системе альтернатив. Таким образом, мы должны признать, что Универсум рассуждений (все, что возможно помыслить, представить) содержит в себе "множество всех возможных миров" -- из которых лишь один мир совпадает с тем, что мы называем "реальным" (чувственно воспринимаемым) миром.
   Эта способность мыслить несуществующее, мыслить мир в системе "несуществующих" альтернатив -- чрезвычайно важна и, по существу, именно она составляет специфику человеческого сознания. Именно она обеспечивает возможность понятийного мышления (понятия есть надэмпирические обобщения -- поскольку они имеют в виду не только реально существующие, но и вообще все возможные предметы данного класса), возможность самосознания (что предполагает возможность дистанцироваться от самого себя, как конкретного, ограниченного существа), составляет основу оценочной деятельности человека. Видение альтернатив делает наше мышление относительно независимым от мира природы, позволяет нашему "Я" дистанцироваться от чисто природного бытия -- именно это и отличает человека от животных. Видя мир через призму альтернатив, мы ощущаем себя свободными от той однозначности, заданности, которую природный мир нам навязывает. Мы, также, обретаем способность к творчеству (творчество -- это и есть "проецирование" мира возможного в природную реальность), можем создавать идеалы, судить о должном и недолжном.
   Вместе с тем, именно благодаря воображению мы можем создавать ошибочные теории, давать ложные объяснения реального мира, заблуждаться по поводу устройства реального мира. Ведь воспринимая мир в системе альтернатив, мы не можем заранее знать, какой именно из "возможных миров" -- есть та самая чувственно постижимая Вселенная, в которой мы себя эмпирически обнаруживаем.
   Рассмотренные до сих пор формы заблуждения, как мы видим, по существу не выводят нас за пределы бытия (если бытие рассматривать как единство возможного и действительного). Но мы способны "помыслить" не только то, что "не существует в действительности" (но обладает потенциальным бытием), но также и то, что вообще не возможно, т. е. не существует даже в качестве "возможного опыта", в потенции. Мы можем, например, "помыслить" "круглый квадрат", "нецветную красноту" и т.п. Здесь мышление как бы полностью выводит нас за пределы бытия. Как это возможно?
   Здесь мы должны вернуться к анализу феномена рефлексии. Рефлексия есть отчет о содержании собственного сознания. Отчет есть речевой акт и, следовательно, рефлексия предполагает использование языка, а значит и понятийного аппарата. Понятия, как учит нас логика, фиксируют лишь отличительные признаки мыслимых предметов, но они не содержат в себе полной информации об этих предметах, т. е. понятия не есть "идеи" данных предметов. Понятия лишь указывают на соответствующие идеи. Это указание осуществляется путем задания набора признаков предмета мысли. Но этот набор может быть таким, что заданное сочетание признаков в принципе не может быть реализовано в опыте. Иными словами, невозможно представление, или образ, или идея, в которых сочетались бы заявленные признаки.
   Поскольку бытие целиком исчерпывается тем, что может быть дано в опыте в виде образов, представлений или идей, то выход за пределы опыта -- есть, вместе с тем, выход за пределы бытия.
   Таким образом, в рамках понятийного мышления, как мы уже отмечали ранее, мы можем, механически манипулируя признаками, конструировать понятия о невозможных, не существующих предметах, т. е. способны осуществлять указание за пределы всякого возможного бытия.
   По сути, это не означает, что мышление реально выводит нас за пределы бытия (опыта) -- ведь мы не можем содержательно помыслить невозможные объекты. Невозможно представить или помыслить круглый квадрат, мы не можем образовать содержательную идею такого предмета. Мы как бы лишь "замысливаем" идею такого объекта, но не способны реализовать этот замысел в мышлении. Бытием в данном случае обладает лишь замысел идеи "круглого квадрата", но не сама эта идея.
   Мы видим, что благодаря понятийному мышлению наша мысль обретает способность как бы иллюзорно выходить за пределы возможного опыта, нарушая при этом логический принцип непротиворечивости и, следовательно, делая невозможным логически корректное мышление о той "псевдореальности", которая мыслится за пределами возможного опыта.
   Закон непротиворечивости, как показал в свое время А.И. Введенский, по существу и является требованием мыслить лишь в пределах возможного опыта. Эта сфера "за пределами возможного опыта" -- есть псевдореальность, образованная посредством псевдоидей. К таким псевдоидеям относится и сама "идея" трансцендентного, т. е. идея реальности, целиком находящейся за пределами всякого возможного опыта. От такого рода "псевдоидей" необходимо избавляться, поскольку они реально ничего не обозначают, не указывают ни на какое реальное бытие.
   Другое разграничение, которое мы можем осуществить внутри мышления, уже не связано с вопросом об истинности. Это уже отмеченное нами ранее разделение в мышлении динамической и статической составляющих. С одной стороны, мышление можно представить как некий процесс, например, как процесс решения задач или как процесс логического вывода. Здесь мышление как бы "двигается", "перемещается" от одного предмета мысли к другому. В этом случае мышление есть нечто меняющееся во времени, поскольку предполагается, что мы можем мыслить то один предмет, то другой. С другой стороны, всякий акт мышления предполагает статическую составляющую -- то, что мы называем пониманием или уразумением. Понять -- это значит уловить смысл. Смысл же каждой вещи определяется через соотнесение ее с другими вещами, с интегральной "картиной мира", которая как фон всегда неявно присутствует в нашем сознании. Смысл любой вещи -- есть совокупность ее отношений (актуальных и потенциальных) со всеми действительными и возможными вещами, т. е., в конечном итоге, смысл раскрывается через соотнесение вещи с Универсумом (Абсолютом).
   Уловить смысл вещи -- это значит определить ее место в Универсуме. Поэтому именно в феномене смысла более всего и раскрывается непосредственное присутствие Универсума в индивидуальном сознании.
   Динамическое мышление (дискурс, дианойя) основано на уразумении (схватывании смысла, ноэзисе). Чтобы решить задачу -- необходимо понять ее условия, т. е. осмыслить связь элементов задачи друг с другом и с элементами внеположной реальности. Но эта внеположная реальность тоже должна иметь смысл и, следовательно, должна соотносится с какой-то другой реальностью. Помыслив явным образом что-то одно, мы, при этом, должны неявным образом помыслить и все остальное -- по сути, весь Универсум, ведь лишь в отношении к нему и существует полный смысл помысленной вещи.
   Здесь мы опять сталкиваемся с "двухслойностью" мышления: есть "актуальный", "явный", "динамический" слой мышления и есть "смысловой фон" -- который и делает осмысленным актуальное содержание мышления.
   Содержание мышления можно, также, разделить на то содержание, которое есть в конечном итоге продукт чувственного опыта и, следовательно, дает нам представление о действительном, чувственно воспринимаемом мире, и содержание, которое есть продукт воображения, фантазии, индивидуального творчества. И то и другое -- играют важную роль в нашем мышлении. Первая составляющая обеспечивает функцию адаптации к окружающему миру, а вторая -- обеспечивает способность человека преобразовывать реальный мир в соответствии с его представлениями, идеалами, фантазиями.
   Можно также выделить содержание сознания, которое фиксировано в памяти (как нечто реально бывшее, имевшее место) и то содержание, которое только возможно (могло бы быть пережито), но реально никогда в актуальном опыте не присутствовало -- даже в качестве воображаемого (это то, что можно назвать "возможным опытом"). Возможный (еще не реализованный) опыт, как мы уже отмечали, также должен быть помещен в состав моего сознания ("Я"), поскольку вне сознания ("Я") ничего не существует.
   Таким образом, анализируя устройство нашего опыта, мы можем констатировать его сложную, многослойную структуру. Существует некий, как бы "внутренний", имманентный в более сильном смысле слой нашего опыта и есть как бы "внешний", относительно трансцендентный его слой.
   К "внутреннему" слою можно отнести:
   То, что я чувственно переживаю в данный момент времени: все мои чувственные образы, ощущения, представления.
   Содержание моей индивидуальной памяти -- это та часть опыта, которую я отношу к реально пережитому в моем прошлом.
   То, что я актуально мыслю -- содержание моего мышления в данный момент времени, а также все то, о чем я актуально мыслил в прошлом.
   Мои реально пережитые настоящие и прошлые волевые акты и эмоциональные состояния.
   В совокупности все это образует то, что можно назвать "эмпирической личностью" или "эмпирическим Я". Именно это "эмпирическое Я" и является непосредственным предметом рефлексии.
   Этот "внутренний" слой, вместе с тем, не исчерпывает всего содержания моего сознания. Существует, как мы видели, также и "внешний" слой -- это все возможное, (но еще никогда ранее не актуализированное, нигде не развернутое явно) потенциальное (смысловое) содержание моего сознания, т.е. это весь мыслимый возможный опыт, любые возможные мои переживания - за исключением тех переживаний, которые мы отнесли к "внутреннему" слою опыта и которые составляют в совокупности мой актуальный индивидуальный личный опыт -- опыт конкретного эмпирического "Я". Но я могу, в принципе, помыслить все, что угодно. В частности, свое прошлое, настоящее и будущее я могу, в принципе, помыслить в системе альтернатив. Следовательно, возможный опыт должен содержать в себе не только все возможные варианты моего будущего, но также и все возможные варианты моего прошлого и настоящего (это то, что я никогда реально не переживал и даже реально не смогу пережить в будущем -- в силу моей эмпирической конечности и ограниченности).
   Совместно "внешний" и "внутренний" слои опыта образуют "Универсум возможного опыта" или, что то же самое, -- Абсолют. Абсолют, как мы установили, имманентен моему "Я" и то, в моем "Я", что непосредственно совпадает с Абсолютом, естественно было бы назвать "Абсолютным Я" (или "Абсолютной личностью"). Абсолютное "Я" есть преимущественно нерефлексивное (дорефлексивное) содержание моего сознания -- его содержание не может быть представлено в актах рефлексии целиком в дифференцированной форме (но как нерасчлененное целое оно может быть отрефлексировано -- иначе об Абсолютном "Я" невозможно было бы высказываться). Таким образом, Абсолютное "Я" можно в первом приближении определить как глубинный "бессознательный" слой моего "Я", как ту досознательную, дорефлексивную основу, из которой "вырастает" мое эмпирическое "Я" и мое рефлексивное "Я" (последние два понятия не тождественны друг другу, поскольку эмпирическое "Я" лишь отчасти прозрачно для рефлексии).
   Эмпирическое "Я" есть, в таком случае, результат некоторых, вполне определенных ограничений, налагаемых на Абсолютное "Я". Но поскольку помимо Абсолютного "Я" ничего не существует, то эти ограничения, очевидно, могут проистекать только из самого Абсолютного "Я". Следовательно, эмпирическое "Я" есть продукт самоограничения (самоучастнения) Абсолютного "Я". Это самоограничение, однако, не приводит к разрыву части и целого -- Абсолютное "Я" целиком и полностью присутствует в составе эмпирического "Я" (в виде "смыслового поля") как его "глубинная основа". Поэтому, будучи эмпирическим, конкретным, ограниченным существом, я, тем не менее, ощущая себя и существом безотносительным, неограниченным, ощущаю свою собственную абсолютность. Я чувствую, что не только я существую в мире, но и мир некоторым образом существует во мне.
   "Внешний" слой Абсолютного "Я", по отношению к его "внутреннему" слою (эмпирическому "Я") -- есть относительное "не-Я", т. е. -- это и есть та самая "объективная реальность", о которой обычно говорят, что она существует "вне и независимо от моего сознания". На самом деле она независима лишь от моего эмпирического "Я", но не от Абсолютного "Я".
   "Не-Я", в частности, -- это природа и социальное окружение. "Не-Я" возникает в тот момент, когда рождается эмпирическое "Я" и, таким образом, природа и общество -- есть коррелят моей эмпирической личности, т. е. есть как бы "обратная сторона" тех ограничений, которые и создали мое эмпирическое "Я". Независимость "не-Я" (природы и общества) от эмпирического "Я" -- есть следствие того, что эмпирическое "Я" не способно изменить те самые условия ограничения, которые и создали это эмпирическое "Я". В самом деле, как эмпирическое "Я" может изменить, модернизировать тот акт, который и является основой его существования -- как чего-то вполне определенного и конкретного? Моя воля, мои желания -- есть воля и желания эмпирической личности, и они, конечно же, не могут отменить или изменить те условия, которые и сделали возможными саму эту волю и желания. Поэтому законы природы и характер социальной жизни -- существуют для меня как нечто принудительно данное, объективное, независимое от моей воли и желаний.
   Весьма сомнительно, что с помощью каких-либо индивидуальных усилий возможно было бы (как это утверждают, например, йоги) устранить различие эмпирического и Абсолютного "Я", преодолеть границу "Я" и "не-Я" и, таким образом, внутренне соединиться с Абсолютом.
   Мы уже писали ранее, что философы нередко совершают ошибку и отождествляют акт самоограничения Абсолюта с рождением самосознания. Полагают, что онтологическое различие "Я" и "не-Я", различие, которое объективно присутствует в самом Абсолюте, появляется лишь в тот момент, когда я начинаю отличать себя от окружающего мира, когда я постигаю различие между мной и другими, моим телом и природным миром и т. д. Это совершенно не верно. Рефлексия, подчеркнем еще раз, не создает никакого нового бытия -- она лишь ставит существующее дорефлексивное бытие в новое функциональное отношение. Различие Абсолютного и эмпирического "Я" существует, следовательно, и на дорефлексивном уровне.
   Вместе с тем, сама возможность различения "Я" и "не-Я" -- предполагает выход за пределы эмпирического "Я". Ведь для того, чтобы увидеть различие "Я" и "не-Я", нужно выйти за пределы той сферы бытия, в которой это различие существует, и встать на некую "надиндивидуальную" точку зрения, которая позволит увидеть "Я" и "не-Я" в их взаимной связи и различии. Иными словами, акт самосознания, осознания себя неким отдельным от мира, ограниченным "эмпирическим Я", предполагает выход за пределы этого ограниченного "Я" и восприятие той самой "запредельной" реальности -- от которой мое "Я" отделено. Т. е. предполагает относительность различия "Я" и "не-Я" и, следовательно, совместную укорененность "Я" (эмпирического) и "окружающего мира" ("не-Я") в неком всеобъемлющем Целом (Абсолютном бытии, Универсуме возможного), к которому я сохраняю непосредственный доступ даже в участненном, ограниченном, эмпирическом своем состоянии.
   Заметим, что практика йогов направлена, как это следует из доступных нам источников, как раз на устранение самосознания, что и порождает чувство слияния с Абсолютом. С нашей точки зрения, это, видимо, иллюзорное чувство, поскольку реальная эмпирическая личность при этом не упраздняется, не устраняется та реальная граница, которая разделяет "Я" и "не-Я". Реальное устранение этой границы привело бы, видимо, к изменению самой структуры реальности, изменило бы устройство Вселенной, даровало бы личности реальное всемогущество и всезнание. Хотя древняя литература по йоге утверждает возможность такого всемогущества и всеведения, но на практике достижения современных йогов выглядят гораздо скромнее и не идут, как правило, дальше способности управлять отдельными функциями собственного организма.
   Это как раз и показывает, что разрушение чувства "отдельности от мира" еще не означает реального упразднения эмпирической личности и слияния ее с Абсолютом.
    

ПРОЯВЛЕНИЕ АБСОЛЮТНОГО "Я" В СОСТАВЕ ЭМПИРИЧЕСКОЙ ЛИЧНОСТИ.

   До сих пор мы пытались обосновать существование Абсолютного "Я", содержащего в себе ВСЁ существующее (в качестве возможного опыта), лишь косвенно, исходя из немыслимости такой трансцендентности, которая не преодолевалась бы имманентностью. Этот аргумент является косвенным, поскольку мы в данном случае не апеллировали непосредственно к самому Абсолюту, как некой непосредственно (опытно) обнаруживаемой в нас реальности.
   Ясно, что если бы Абсолют не обнаруживал себя в составе непосредственного опыта, то никакое достоверное знание о нем было бы не возможно. Только прямой опыт -- в котором та или иная вещь обнаруживает себя прямо, без каких-либо посредников, без каких-либо выводов -- только такой опыт может быть доказательным.
   Если Абсолютное "Я" существует во мне, то, несмотря на ограниченность моей эмпирической личности, во мне должно реально, в каждый момент времени обнаруживаться некое неограниченное, бесконечное, всеобъемлющее начало и это начало должно существенным образом определять свойства самой эмпирической личности.
   Два явления нашего внутреннего мира, с нашей точки зрения, можно истолковать как непосредственные проявления Абсолютного "Я" в составе эмпирической личности: это свобода и смысл. Поэтому мы должны теперь заново, с новой точки зрения (скорее содержательной, чем формальной) проанализировать эти феномены.
   Свобода личности обычно мыслится как свобода воли, т. е. как возможность осуществлять действия в той или иной мере независимо от какой-либо внешней детерминации. Свободное действие -- это действие, детерминированное непосредственно моим "Я", а не обусловленное какими-либо внешними по отношению к "Я" причинами.
   Абсолютное "Я", поскольку вне его ничего не существует, -- является в силу этого абсолютно свободным. Ведь нет ничего внешнего, что могло бы ограничить свободу Абсолюта, т. е. могло бы выступать в качестве внешней причины, обуславливающей действия Абсолютного "Я". Но, с другой стороны, невозможно приписать Абсолютному "Я" и свободу воли. Ведь воля, т. е. способность целенаправленно действовать, -- есть свойство эмпирического, а не Абсолютного "Я". Вместе с тем, эмпирическое "Я" есть продукт ограничений, накладываемых на себя Абсолютом и, следовательно, есть нечто несвободное, зависимое от этих ограничений. Эмпирическое "Я" свободно лишь в той мере, в какой оно остается независимым от конституирующих ее ограничений, т. е., в той мере, в какой оно совпадает с "Я" Абсолютным.
   Эти ограничения касаются, в первую очередь, чувственности. Наше чувственное восприятие очень мало зависит от нашей воли и желаний. Я не могу усилием воли устранить тот или иной объект из поля зрения или заставить себя видеть какой-то желаемый мною предмет. Чувственные впечатления даны мне с принудительной силой, они подчиняют мое сознание и существенным образом ограничивают мою свободу. Но мое эмпирическое "Я" остается свободным в сфере мышления и воображения. Я могу помыслить и вообразить все, что я захочу, могу представить себя в любой ситуации, в любом окружении, в любом состоянии. Причем, поскольку Абсолютное "Я" -- это и есть совокупность всего того, что я вообще могу пережить (почувствовать, помыслить, вообразить), то, получается, что я обладаю в мышлении и воображении абсолютной свободой -- в том смысле, что не существует ничего мне недоступного, -- что я не мог бы помыслить или вообразить.
   Как уже отмечалось, все то, что я еще не воспринял, не помыслил, не вообразил (но могу воспринять, помыслить, вообразить) не следует считать чем-то абсолютно не существующим или находящимся за пределами моего "Я". Поскольку ничего абсолютно трансцендентного по отношению к моему "Я" не существует, то всякое возможное мое переживание уже каким-то образом должно существовать во мне до того, как оно станет "актуально переживаемым". Отсюда следует, что неверно рассматривать воображение как способность к рекомбинации полученных ранее чувственных впечатлений. Если бы наша фантазия сводилась к такой рекомбинации, то это означало бы, что существует нечто трансцендентное "Я" -- а именно, то содержание, которое мы "еще не сконструировали" (но можем сконструировать) из элементов чувственного опыта. Кроме того, это существенным образом ограничивало бы наше воображение и делало бы невозможным создание чего-то действительно нового, небывалого, делало бы невозможным истинное творчество, которое, конечно, никак нельзя свести к механической рекомбинации элементов, почерпнутых из чувственного опыта (особенно это верно для художественного опыта).
   Конечно, воображение как способность к рекомбинации -- существует. Но это не имеет никакого отношения к подлинно творческому воображению и мышлению. Об этом, в частности, убедительно говорит сам факт существования мира человеческой культуры -- как мира "надприродного", невыводимого из чувственной, животной природы человека.
   Невозможно представить, что вся человеческая культура -- есть продукт механического соединения и разъединения по определенным правилам чувственных элементов, полученных через посредство восприятия. Подлинное творчество (художественное и научное) в той или иной мере выводит нас за рамки природного и чувственно воспринимаемого. В своей основе оно является развертыванием в нашем сознании глубинных структур нашего собственного "Я".
   Мы можем помыслить многомерные пространства, мнимые величины, бесконечность, Бога, мы творим музыку (которая не имеет аналогов в природе), мы имеем идеалы красоты, добра, истины и т. д. Все это не выводимо из чувственного опыта, даже противоречит ему и, следовательно, должно иметь опору не вовне, а внутри нашей личности.
   Итак, я свободен в той мере, в какой мое мышление и воображение способны вывести меня за пределы природной детерминации, за пределы диктуемого чувственным опытом.
   Моя свобода проявляется (если она вообще существует) в моих действиях -- в моей способности к свободному выбору. Из сказанного выше следует, что мои выборы свободны в той мере, в какой в них участвует мое творческое мышление и воображение. Свобода выбора, вместе с тем, предполагает способность воспринимать мир в системе альтернатив: помимо того, что есть, я могу вообразить себе и то, чего нет (но могло бы быть). Это и позволяет нам дистанцироваться от наличной действительности и создавать представление о желаемом и должном, а затем, преобразовывать наличное в желаемое и должное. Сравнивая воображаемое с действительным, мы ставим вопрос: почему эта действительность такова, какой она нам является. Таким образом мы учимся понимать и объяснять причины явлений.
   Конечно наша свобода, даже свобода мышления и воображения не абсолютна. Не так-то просто вообразить нечто действительно новое, небывалое, действительно оригинальное. Творческое воображение -- это дар, которым в полной мере обладает далеко не каждый. Абсолютная свобода -- есть, скорее, свойство, принадлежащее человеческому роду, а не отдельному индивиду. Всякое наше реальное действие полидетерминировано. Наши поступки зависят от нашей эмпирической личности -- от ее индивидуального опыта, пристрастий, привычек и, следовательно, подпадают под те ограничения, которые определяют специфику конкретного эмпирического "Я". Но эти поступки определяются отчасти и нашим участием в Абсолютном "Я". В первом случае, даже те действия, которые определяются нашими желаниями, не свободны, -- поскольку не свободны сами желания эмпирической личности. Во втором случае -- личность вполне свободна. Она свободна даже сама от себя, от своей эмпирической конкретности. Способность дистанцироваться от самого себя -- есть фундаментальное свойство человеческой личности. Именно это свойство -- "быть чем-то большим, чем просто "я"", и порождает в нас способность к самосознанию.
   Во мне одновременно живут и абсолютная и эмпирическая личности -- и обе совместно определяют мое поведение. Детерминация Абсолютом проявляется в том, что никакие частные, конкретные факторы -- ни в отдельности, ни в совокупности, -- не дают исчерпывающего объяснения моего поведения. Мною, конечно, движут конкретные мотивы, но всегда сохраняется чувство, что я способен противиться действию любого мотива, могу поступить как-то иначе, вопреки любым конкретным внешним или внутренним детерминирующим факторам.
   Итак, мы видим, что свобода -- есть непосредственный коррелят абсолютности нашего "Я". Абсолют и свобода -- это два аспекта (статический и динамический) одной и той же глубинной сущности нашего "Я". В акте свободного выбора динамически проявляется то, что уже до этого выбора изначально присутствует в составе Абсолютного бытия. В моих свободных действиях различные составляющие Абсолютного бытия проявляются последовательно, отдельно друг от друга. Но это не единственная возможная форма обнаружения Абсолюта в составе моей эмпирической психической жизни. Другая форма обнаружения Абсолюта -- в которой Абсолют проявляет себя уже как целое, -- это смысл.
   Форму существования смысла в нашем сознании мы уже подробно проанализировали в первой главе. Мы выделили два фундаментальных свойства смысла: во-первых, смысл есть потенциальная форма бытия (потенциальная чувственность), он не обладает актуальной качественностью, пространственностью и временностью, во-вторых, осмысление может осуществляться лишь через посредство соотнесения предмета с некой целостной системой знаний о мире (то, что можно назвать "интегральной картиной мира"), в которой каждый элемент находится в живой, активной связи со всеми другими элементами знания. Последнее означает, что смысл не делится ни на какие "куски" или "фрагменты". Он может существовать лишь как целостное "смысловое поле", в котором каждый элемент определяется через соотнесение его со всеми другими элементами.
   Схватывая смысл предмета, я, следовательно, соотношу (потенциально) этот предмет с некой целостной системой знаний, с интегральной картиной мира, которая существует в виде единого "смыслового поля".
   Потенциальный характер соотнесения осмысляемого предмета с "картиной мира" создает эффект "объемности" нашего сознания, позволяет знанию существовать в виде целостной системы отношений, а не в виде отдельных, дискретно сменяющих друг друга единиц (как это происходит в компьютере). Но только в такой целостной системе отношений знание и может реально существовать как нечто "живое" и осмысленное.
   Итак, мы приходим к выводу, что сознание обладает особой "потенциальной" составляющей, которую можно определить как "смысловое поле". Это базовый слой нашего сознания -- в том смысле, что всякое иное (чувственное) содержание -- есть результат актуализации потенций, изначально присутствующих в составе смыслового поля. Актуализация -- есть обретение "чувственной формы" (пространственности, временности, качественности). Такой статус чувственности вполне очевиден в отношении представлений памяти и воображения -- здесь образ рождается непосредственно "изнутри", из моего "Я" -- как продукт актуализации смыслового поля. Смысл -- это и есть "внутреннее" моего "Я". Но и сенсорные образы, хотя и рождаются в результате воздействия "извне", также, в конечном итоге, строятся "из ткани сознания" и также могут рассматриваться в качестве "актуализированных смыслов". Здесь мы должны снова вспомнить, что ничего абсолютно запредельного "Я" не существует. Существуют лишь относительные степени "отчуждения" того или иного содержания Абсолютного "Я" от "Я" эмпирического. Следовательно, и чувственность в конечном итоге рождается из "глубин" нашего "Я".
   До сих пор мы рассматривали смысловое поле как некую онтологическую форму, в которой существует наше совокупное знание об окружающем нас мире и о самом себе, т. е. это то, что мы называем "картина мира". Эта "картина мира" -- есть, однако, лишь малая часть Абсолютного "Я", которое содержит в себе абсолютно все возможные переживания и, следовательно, помимо картины "реального мира", содержит в себе также и множество всех возможных (мыслимых) "картин мира". Поскольку, однако, за каждой из этих "картин мира" не стоит никакой "трансцендентной реальности", то слово "картина мира" можно заменить словом "мир" и, т.о., определить Абсолютное "Я" как "совокупность всех возможных миров". Все эти "возможные миры" следует рассматривать как особые "виртуальные" компоненты единого "смыслового поля".
   Действительно, именно через отношение к Абсолютному "Я" определяется полный смысл любого предмета. Ведь смысл предмета -- это его "место" в системе мироздания, т. е. его интегральное отношение ко всем возможным и действительным предметам, в пределе -- ко всему, что вообще можно помыслить. Такой "предельный" смысл уже не зависит от конкретного личностного опыта и, следовательно, является "объективным" смыслом. Т. е. это смысл присущий самой вещи. Субъективный же смысл -- не может быть ничем иным, как некой "выборкой" из этого "объективного" смысла, т. е. является более или менее полным отображением "объективного" смысла в сознании эмпирического субъекта.
   Смысловое поле, как "совокупность всех возможных миров", как Умопостигаемый Универсум, -- есть базовая структура, на основе которой формируется эмпирическая личность. Однако, поскольку Абсолютное "Я" никуда не может "спрятаться" от себя -- оно должно также в полном объеме присутствовать как некий постоянный "фон" в каждом текущем состоянии сознания. Иными словами, сквозь эмпирическое "Я" должно "просвечивать" "Я" Абсолютное, через конкретную, интегральную "картину мира" -- должна просматриваться полная совокупность "возможных миров" (континуум возможных переживаний).
   Эмпирически это проявляется в том, что наше понимание окружающего нас мира никогда не детерминируется целиком и полностью нашим прошлым опытом, совокупностью конкретных знаний о мире. В любом акте осмысления имманентно присутствует элемент воображения, какой-то, хотя бы минимальный, "отход от реальности". Я осмысляю предмет не только в модусе того, "что он конкретно собой представляет", но и в модусе "чем бы он мог являться", в каких отношениях он мог бы находиться, помимо тех отношений, которые нам известны из опыта.
   Именно этот элемент "гипотетичности" и позволяет нам воспринимать осмысленно даже те объекты, о которых мы ничего не знаем из опыта. Эти объекты все равно имеют для нас какой-то смысл -- который возникает здесь за счет соотнесения их с различными "возможными" (гипотетическими) контекстами. Мы можем всегда предположить, чем является данная вещь, в каких возможных отношениях с другими вещами она может находиться, как ее можно использовать и т. д.
   Если в поведении индивида Абсолют проявляется как свобода, то в сфере когнитивной аналог свободы -- это способность все ставить под сомнение, не принимать никакое знание в качестве окончательной и непреложной истины. Я способен усомниться абсолютно во всем, даже в собственном существовании. В этом проявляется моя свобода, моя независимость от любой эмпирической заданности. Таким образом, наша неспособность достигнуть абсолютной истины -- есть прямое свидетельство присутствия в нас Абсолютного начала, свидетельство нашей неограниченности, незаданности, недетерминированности каким-либо конечным содержанием.
   Если во мне изначально содержится Абсолют (ВСЁ, Умопостигаемый Универсум, "совокупность всех возможных миров"), то это означает, что формирование моей эмпирической личности осуществляется не только путем постепенного расширения и обогащения ее содержания, а, напротив, осуществляется по большей части путем последовательного наложения ограничений на исходное "смысловое поле" -- совпадающее содержательно с Абсолютом. Непосредственно Абсолют проявляет себя в воображении, фантазии, самосознании, способности видеть мир в системе альтернатив. Развитие личности идет по пути ограничения фантазии, через четкое разграничение "реального" и "возможного", "действительного" и "воображаемого". Так фактически и происходит: мы знаем, что фантазия особенно развита у детей, а с возрастом способность к воображению, как правило, уменьшается. "Реализм" все более все более подчиняет себе фантазию, подавляет ее.
   Напротив, деградация эмпирической личности (как следствие психической болезни, травмы) -- как правило, ведет к потере селективности психики, потере чувства реальности, неспособности отличить реальное положение вещей от собственных фантазий. (Например, нарушение называния предметов в синдроме амнестической афазии, как показывают исследования, связано не с разрушением следов памяти, а с нарушением процесса селекции информации хранящейся в памяти. Больной не может правильно назвать предмет не потому, что его название "выпало из памяти", а потому, что одновременно с правильным названием в его сознании всплывает множество ошибочных названий и он не может выбрать из них верное. Также и шизофреническая деградация личности связана с нарушением иерархических отношений между элементами, составляющими эмпирическую личность. В результате больной перестает отличать реальность от собственных фантазий).
   Все это говорит о том, что развитие личности и нормальное ее функционирование -- связано с определенными ограничениями ее степеней свободы, установлением иерархических отношений между элементами знания (различение реального и воображаемого, желаемого и отвергаемого и т. д.).
   Вместе с тем, как уже отмечалось, наличие в нас Универсума возможного не дает автоматически гарантии рефлексивного доступа к этим "возможным" слоям нашей психики. Поэтому наряду с процессами "наложения ограничений" на "мир возможного" -- которые протекают преимущественно на дорефлексивном уровне, существует и обратный процесс постепенного перевода "потенциального" содержания нашей личности в "явный", рефлексивный (точнее, доступный рефлексии) план. Это и есть процесс постепенного расширения и обогащения наших осознанных представлений о мире и о самом себе. Это расширение личности осуществляется по мере развития средств рефлексии (прежде всего, понятийного аппарата) и стимулируется чувственным опытом, социальным взаимодействием и т. д. Именно этот последовательный процесс самораскрытия нашего "Я" порождает видимость непрерывного "расширения" нашей личности, обогащения ее новыми содержаниями в процессе индивидуального развития. Причем это "расширение" обычно представляется как обогащение эмпирического "Я" за счет каких-то трансцендентных, внешних по отношению к субъекту объектов "внешнего мира", которые мы постигаем в течение жизни.
   Но поскольку за пределами "Я" ничего не существует, развитие личности -- это, в конечном итоге, процесс ее внутреннего саморазвития, ее "саморазвертки", актуализации изначально присущих ей потенций. Причем это развертывание осуществляется на фоне противоположного процесса самоограничения Абсолютного бытия, которое и порождает эмпирическую личность во всей ее конкретности (и, одновременно, порождает "внешний мир" (не-Я") -- как коррелят эмпирической личности).
  

Мистическое "Я".

   Мы определились, что Я - концепция - это представления человека о себе. В этой не большой главе дело пойдет о мистическом Я. Я у же писал, что у мистической личности другие представление о жизни, в том числе о самом себе.
   В некоторых случаях говорят, что оккультисты, мистики, страдают шизофренией, в некоторых случаях - это на самом деле так. Однако есть повод, который подсказывает, что не все мистики больны, у них просто иное мировоззрение, непохожее на других людей.
   В некоторых случаях такое мировоззрение может выработаться под воздействием некой мистерии. Здесь хочется привести случай который, случился совсем не давно. Некая М. Н. ложась вечером спать увидела как она считает инопланетян вот ее рассказ:
   "Я живу в частном секторе. 6 ноября 2005 года, я была дома одна вечером, посмотрела концерт посвященный 7 ноября, закрылась на все замки и легла отдыхать на кресло кровать, кровать стоит вдоль серванта. Время было около 1 часа ночи. Внезапно почувствовала не понятную тревогу, перевернулась на другой бок и снова попыталась уснуть, и в это время в доме прозвучал сильнейший грохот. Когда я развернулась на грохот увидела что возле меня стоят двое, инопланетной внешности. Один стоял на уровне головы, а второй на уровне живота, причем смотрели не на меня, а выше, в сервант. Я лежала и наблюдала молча, внезапно стоящий возле живота повернулся ко мне, я растерялась, что характерного страха на тот момент у меня не было, но я решила что сейчас что то будет. И я спросила за что? И в это время внезапно провалилась в сон. Очнулась 3-45 утра, никого не было уже дома, все замки закрыты. Ну вот пожалуй и все. Рассказывала на работе, но не все верят. Целый год мучилась, переживала, болела голова. Потом позвонила на местное телевидение, хотела просто сообщить, но они меня уговорили сняться в передаче, Согласилась только спиной. Дома одна не ночевала одна. Хочу добавить, что я не пью, не курю, на учете не когда не состояла, психических расстройств не имела. В подобных случаях куда обращаться. Ну вот пожалуй и все."
   В данном рассказе инопланетяне и выступают как "мистерия", которая побудила М. Н. начать интересоваться уфологией и инопланетянами. В данный момент мы не рассматриваем имел ли данный случай место быть на самом деле, а говорим о том, что данный случай побудил к изменению мировоззрения М. Н. интереса к мистическому учению. В том числе меняется и представления о самом себе т. е. Я концепция. По этому говоря о теории личности в трансоанализе нельзя опускать из виду представления человека о самом себе.
   Трансоаналитик должен понимать, что "мистерией" с которой человек столкнулся будь это инопланетяне из НЛО или еще что либо, может сильно изменить их взгляды на жизнь. Во многих случаях человек не может справится с возникшей у него проблемой, в том числе может возникать так называемый духовный кризис, психолог, занимающийся трансоаналитической практикой должен помочь клиенту пережить духовный кризис.
   Иногда встречаются люди с особым мировоззрением не таким как у всех - такое мировоззрение я назвал "Мистическим" отсюда и термин мистическая личность. Благодаря современной ситуации и тяга ко всему не обычному сверхъестественному и мистическому, мне кажется нужно каким то образом проанализировать такое "особое мировоззрение" понять почему у него возникло, как оно проявляется какие личностные проблемы несет. Одно из важных личностных проблем которое возникает у мистических личностей - это проблема не понимания и ни принимания обществом - проблема адаптации в обществе такого человека, он особенный и не такой как все. Это основная проблема, который должен заниматься трансоанализ. Помочь человеку проанализировать себя, разобраться в себе, понять свои положительные и отрицательные стороны обстроится в личной жизни и т.д. вот основная задача трансоанализа.
  

РАЗДЕЛ 3. МИСТИЧЕСКИЕ СОСТОЯНИЯ СОЗНАНИЯ.

ЧАСТЬ 7. ОСОБЕННОСТИ МИСТИЧЕСКИХ ПЕРЕЖИВАНИЙ.

Мистические переживания.

   В некоторых случаях мистические личности испытывают различные, очень странные переживания, неизученные еще современной наукой. Как правило, это огромный эмоциональный всплеск, при котором человек переживает сверхъестественные образы. Эти образы очень, очень похожи на те, которые описывал, как архетипы в своих работах К. Г. Юнг.
   Теперь попробуем дать определение мистическим переживаниям:
   Мистические переживания - это переживания сверхъестественных, паранормальных образов (архетипов), возникающие непроизвольно или сознательно, под воздействием медитации, или с помощью измененного состояния сознания, как правило такие переживания возникают у так называемых мистических личностей, предположенными, к таким переживаниям.
   Теперь рассмотрим классификацию мистических переживаний:

Классификация мистических переживаний.

      -- Переживание двуединства.
      -- Переживание встречи с божествами (Богом, ангелами, демонами).
      -- Внеземные переживания.
      -- Переживания прошлых воплощений.
      -- Переживание астральных воплощений.
      -- Переживание встречи с духами животных.
      -- Переживания встречи с духовными учителями.
      -- Переживание встречи с сверхъестественными существами.
      -- Переживание посещений других вселенных и встречи с их обитателями.
      -- Переживание встречи с мифологическими и сказочными существами.
      -- Переживание универсальных архетипов.
      -- Переживание похищений НЛО и инопланетянами.
   Далее я кратко опишу эти мистические переживания:

1. Переживание двуединства.

   Этот тип трансперсонального опыта характеризуется ослаблением и растворением границ телесного Эго и чувством слияния с другим человеком в состоянии двуединства при сохранении собственной самотождественности. В психоделических состояниях, сеансах эмпирической психотерапии, в медитации или в спонтанных эпизодах необычного сознания это чувство двуединства может переживаться как по отношению к окружающим терапевту, сиделке, членам семьи, друзьям, - так и целиком во внутреннем эмпирическом пространстве по отношению к людям, не присутствующим на сеансе.
   Опыт двуединства регулярно возникает при переживании воспоминаний о симбиозе с материнским организмом. В состояниях мистического единения со Вселенной переживание двуединства может включать любой аспект существования - не только людей, но и животных, растений и неодушевленных объектов. Важный пример двуединства - чувство взаимного растворения с партнером по сексу (во время генитального соединения или без него). Это может происходить спонтанно в повседневной жизни или в рамках тантрической практики. В тантрическом пути левой руки (vama marga) достижение опыта космического единства посредством сексуального союза с партнером (maithuna) является целью сложного ритуала (ралейа таййга). Переживание двуединства возникает также часто в систематических духовных практиках (в особенности в традиции бхакти), когда ученики чувствуют себя едиными с гуру. Опыт дуального единства часто сопровождается глубоким чувством любви и святости события. Существуют специальные упражнения (как в духовных традициях, так и в современном движении за реализацию человеческих возможностей), ведущие к такого рода переживаниям: смотрение в глаза друг друга, внимание к дыханию другого, синхронизация дыхания, слушание биение сердца друг друга.

2. Переживание встречи с Божествами (Богом, ангелом, демоном).

   Божества, встречаемые в необычных состояниях сознания, могут быть раздЬлены на две группы - блаженных и благотворных божеств, связанных с силами Света и Добра, и гневных и злобных, представляющих силы Тьмы и Зла. Однако это не абсолютное разделение: существуют как бы промежуточные божества, а также такие, которые обладают смешанными чертами. Типичный пример последних - дхьяна-будды в "Тибетской книго мертвых", которые являются умирающему сначала в своей сияющей форме, а позже в демоническом аспекте
   Для многих людей первая встреча с архетипическими божествами происходит в процессе переживания смерти и возрождения. Темные божества - Сатана, Люцифер, Гадес, Ариман, Уицилопочтли, Кали, Лилит, Рангда, Коатликуэ или Молох, как правило, появляются в контексте смерти "эго". Божества, символизирующие смерть и возрождение (Осирис, Плутон и Персефона, Ацис, Адонис, Кецалькоатль, Дионис, Вотан, Бальдр, Христос), связаны с третьей матрицей и переходом к четвертой. Благотворные божества - Дева Мария, Афродита, Аполлон, Исида, Ахура Мазда, Лакшми или Гуань-инь - появляются в экстатических эпизодах, связанных с четвертой и первой матрицами.
   Однако архетипические образы божеств могут появиться в психоделических и холотропных сеансах и как независимые трансперсональные переживания. Как правило, они появляются в качестве могущественных видений, но возможно и полное отождествление пациента с божеством. Кроме того, божества могут являться не поодиночке: человек может стать свидетелем сложных космических драм вроде битвы между силами Аримана и Ахура Мазда из зороастрийского пантеона, войны между олимпийскими богами и титанами, падения Люцифера и его ангелов, пахтания океана индийскими богами и демонами, стремящимися получить нектар амриту, или рагнарока - сумерек богов нордической мифологии.
   Эмоциональная реакция людей, встречаюшихся в необычном состоянии сознания с благотворными или злотворными божествами, может быть очень интенсивной - от экстатического восторга до метафизического ужаса или невероятной боли. Однако эти переживания все же отличаются от встречи с Высшим Существом.

3. Внеземные переживания.

   В этих переживаниях сознание охватывает небесные тела, фрагменты Вселенной, астрономические процессы, происходящие вне сферы Земли. Человек может чувствовать себя путешествующим на Луну, Солнце, другие планеты, звезды, галактики или пережить взрыв сверхновой звезды, сжимание звезд, квазаров и пульсаров, прохождение через черные дыры. Это может происходить в форме простого наблюдения событий или в форме переживания в своем эмпирическом поле всех соответствующих процессов. Как и отождествление с неорганической материей, эти переживания часто имеют духовную составляющую. Так, например, эмпирическое отождествление с термоядерным процессом внутри Солнца может связываться с чувством соприкосновения с творческой силой космического сознания. Опыту прохождения через черную дыру обычно сопутствуют эмпирическое исчезновение времени, пространства и философской уверенности в материальной реальности феноменального мира. Переживание межзвездного пространства связывается с духовным опытом Пустоты, речь о котором пойдет несколько позже.
   Переживания вне Земли часто появлялись в необычных состояниях сознания у Джона Лилли, нейрофизиолога, известного своими исследованиями нечеловеческого разума и межвидовой коммуникации, так же как и своим беспрецедентным марафоном психоделического самоисследования. В своих сеансах он не раз посещал чужие миры и общался со странными существами и "присутствиями". Вот описание одного из таких событий, инициированного приемом 75 миллиграммов кеталара (кетамина) и нахождением в изолирующей ванне.
   Я оставил свое тело плавающим в ванне на планете Земля и оказался в очень странной и чуждой среде. По-видимому, это было не на Земле, я никогда раньше здесь не был. Это могло быть на какой-то другой планете и в иной цивилизации. Я нахожусь в особом состоянии высшего безразличия, не чувствуя ни страха, ни любви. Я в высшей степени нейтральное существо, наблюдающее и ждущее.
   Это очень странно. Эта планета похожа на Землю, но цвета здесь другие. Здесь есть растительность, но особого пурпурного цвета. Здесь есть солнце, но фиолетовое, а не знакомое мне оранжевое Солнце Земли. Я нахожусь на красивой лужайке, вдали виднеются очень высокие горы. Я вижу, как через лужайку ко мне приближаются какие-то существа. Они сверкающе белые и кажутся излучающими свет. Двое из них подходят ближе. Я не могу разглядеть их черт, они слишком сверкают для моего теперешнего зрения. Они, по-видимому, прямо передают мне свои мысли. Нет звука. То, что они думают, автоматически переводится в слова, которые я могу понять.
  

4. Переживания прошлых воплощений.

   Это, может быть, наиболее интересная, но также и вызывающая наибольшие противоречия группа мистических феноменов. Воспоминания о прошлых воплощениях во многом напоминают память предков, расовую и коллективную память. Однако обычно они более драматичны и связаны с интенсивным эмоциональным зарядом отрицательного или положительного качества. Их важной эмпирической характеристикой является убедительное чувство воспоминания чего-то, что ранее случилось с тем же существом, той же единицей сознания. Человек, переживающий подобный драматический эпизод, сохраняет чувство индивидуальности и самотождественности, но воспринимает себя в другой форме, в другом месте, времени и контексте.
   Это чувство повторного переживания того, что человек уже видел (deja vu) или переживал (deji vecu) в прошлом воплощении, является фундаментальным и неразложимым. Оно сопоставимо со способностью отличать в повседневной жизни воспоминания о действительно имевших место событиях от снов, фантазий и грез. Трудно было бы убедить человека, пересказывающего нечто случившееся на прошлой неделе, в том, что событие это реально не происходило, а является лишь плодом его воображения. Воспоминания о прошлых воплощениях обладают таким же субъективным качеством подлинности и реальности.
   Переживания прошлых воплощений обычно включают других людей. В редких случаях в драматических сценах такого рода в качестве протагонистов могут появиться животные. Человек чувствует как бы "кармический импринтинг" сцены, в которой он был растерзан тигром, растоптан диким слоном, поднят на рога бешеным быком или укушен ядовитой змеей. Эпизоды такого рода подобны кармическим сценам с людьми по своему длительному воздействию, но не повторяются в последующих воплощениях, относясь таким образом к ситуациям, в которых психологический эффект, выходящий за пределы данного воплощения, вызван внеличными Причинами. Типичными примерами таких ситуаций могут быть горечь, ненависть и ревность, связанные с тяжелой болезнью, порождающей боль и беспомощность, агония; пережитая при смерти от несчастного случая в горах, на болотах, в песках или при извержении вулкана.
   Кармические переживания подразделяются на две категории в зависимости от связанных с ними эмоций. Некоторые из них отображают позитивные связи с другими людьми - крепкую дружбу, страстную любовь, духовное партнерство, отношения учителя и ученика, кровные связи, бесконечную преданность, необычное взаимопонимание, взаимовыгодный и взаимоподдерживающий обмен. Чаще, однако, они связаны с драматическими отрицательными эмоциями. Переживания такого рода вовлекают людей в различные ситуации прошлой жизни, связанные с физической болью и агонией, смертельной агрессией, нечеловеческим страхом, горечью и ненавистью, патологической ревностью, неутолимой жаждой мести, чудовищным вожделением, страшной жадностью и алчностью.
   Многие люди, пережившие негативный кармический опыт, специфическим образом характеризовали природу деструктивной связи между протагонистами. Различные эмоциональные качества - убийственная страсть, неутолимое желание, всепоглощающая ревность, смертельный страх - становятся внешне похожими друг на друга, если их интенсивность выходит за определенные рамки. По-видимому, существует предел биологического и эмоционального возбуждения, за которым крайние аффективные качества сходятся и приобретают метафизический характер. Когда двое или больше людей достигают этой "точки плавления" страстей и инстинктов, ситуация впечатывается в них независимо от той роли, которую они в ней играют.
   В ситуациях крайней интенсивности садистское возбуждение мучителя и нечеловеческая боль жертвы все более напоминают друг друга, агрессия убийцы сплавляется в некоторой точке с ужасом и страданием умирающей жертвы. Эта эмоциональная смесь и действует в кармическом импринтинге в большей степени, чем та или иная роль в событии. Если люди оказываются вовлеченными в ситуацию, где их эмоции достигают наивысшей степени, они оказываются вынужденными повторять ее в последующих жизнях, меняя роли в общем узоре, пока не достигнут уровня осознания, необходимого для разрешения кармической связи. Люди, знакомые с духовной литературой, сравнивают это состояние недифференцированного эмоционального возбуждения, порождающего кармическую связь, с буддийским понятием "trsna или tanha", понятием "жажда плоти и крови" - сила, вызывающая циклы смерти и рождения и являющаяся причиной всех человеческих страданий.

5. Переживание астральных воплощений.

   В необычных состояниях сознания можно увидеть и ощутить различные энергетические поля и потоки энергии, описываемые в мистических традициях древних и незападных культур. Эти описания не соответствуют никаким известным анатомическим структурам или физиологическим процессам, известным западной медицине. Но эзотерические традиции и не утверждают, что это феномены грубого материального мира. Предполагается, что они связаны с тонким или астральным телом.
   В необычном состоянии сознания часто можно видеть энергетические поля различного цвета вокруг других людей, соответствующие традиционному описанию ауры. Иногда это ассоциируется со спонтанным восприятием состояния здоровья людей. Феномены такого рода не только у людей в необычных состояниях сознания, но также у известных медиумов и экстрасенсов, способных видеть ауру в повседневной жизни. Необыкновенные диагностические способности одного из них, Джека Шварца, неоднократно проверялись и документировались безупречными исследователями.
   Другая интересная группа феноменов связана с представлениями о "змеиной силе", кундалини, играющей важную роль в индийской духовной традиции. В традициях индуизма и тантрических школах буддизма кундалини рассматривается как творческая женская энергия Вселенной. В своем внешнем аспекте она проявляется в феноменальном мире. Во внутреннем аспекте она лежит дремлющей в основании позвоночника человека. В этой форме ее традиционно представляют в виде свернутой змеи. Будучи активизированной посредством духовной практики, контакта с гуру или спонтанно, она поднимается как активная энергия, или Шакти, по каналам астрального тела, раскрывая и зажигая психические центры, чакры.
   Хотя представления о кундалини наиболее полно разработаны в Индии, важные параллели существуют во многих культурах и религиозных учениях - в даосской йоге, корейском дзене, тибетской ваджрайне, в суфизме, у франкмасонов, у африканских бушменов, североамериканских индейцев, особенно хопи, и многих других. Особенно интересно, что о подобных феноменах говорится также в христианской мистической традиции, особенно в исихазме - восточной христианской монашеской практике, опирающейся на постоянную молитву, в которую вовлекается все человеческое существо - душа, ум и тело. Цель этой так называемой "Иисусовой молитвы" - достичь Божественного покоя, или исихии.
   В тантрических школах созданы сложные карты чакр, описаны в деталях физические, эмоциональные и духовные проявления поднимающейся кундалини и дана развернутая мифология, связанная с этим процессом. Хотя подъем кундалини связан с определенными опасностями, в общем он ведет, по крайней мере потенциально, к психосоматическому оздоровлению, позитивной перестройке личности и эволюции сознания. Однако тексты требуют серьезного отношения к этому пугающему и небезопасному процессу, рекомендуя руководство опытного учителя.
   Подъем кундалини Шатки, описываемый в индийской литературе, может сопровождаться драматическими физическими и психологическими проявлениями, называемые кривя. Наиболее поразительны среди них мощные ощущения тепла и потока энергии, направляющегося вверх по позвоночнику и сопровождающегося интенсивными эмоциями различного рода, треморами, спазмами, сотрясениями и дрожаниями всего тела или его частей. Часто встречаются также непроизвольный смех или плач, распевание мантр или песен, глоссолалия, издавание звуков животных, спонтанное принятие йогических поз (асан) и выполнение жестов (мудр).
   Хотя описания кундалини давно известны на Западе, этот феномен до недавнего времени рассматривался как принадлежащий исключительно Востоку. Даже К. Г. Юнг, проявлявший к нему большой интерес, полагал, что он редко наблюдается на Западе. Он и его коллеги высказали мнение, что может понадобиться тысяча лет, прежде чем кундалини придет в движение в нашей культуре под влиянием глубинной психологии. Однако эта оценка оказалась неверной.
   Может быть, в силу ускоренной эволюции, а может, в силу большой популярности и широкой распространенности различных форм духовной практики и давления глобальных кризисов или под влиянием психоделических препаратов сейчас стало очевидно, что безошибочные признаки пробуждения кундалини можно наблюдать у тысяч людей западного мира. Гопи Кришна, известный кашмирский пандит, сам прошедший глубокий кризис духовного раскрытия, постарался обратить внимание западной публики на значение феномена кундалини в серии популярных книг. Заслуга привлечения к этому феномену внимания профессиональных кругов принадлежит известному калифорнийскому психиатру и офтальмологу Ли Санелле.
   Я сам не раз наблюдал в психоделических сеансах и различных немедикаментозных состояниях проявления, близко соответствующие описаниям подъема кундалини, раскрытия чакр и протекания энергии кундалини через основные каналы, Иду и Пингалу, и сложную сеть нади, тонких разветвленных каналов для пранической энергии, описанных в тантрических текстах. Поток пракы протекает через центральный канал (сушумна) и два боковых (ида и пингала). Однако важно подчеркнуть, что переживания такого рода, напоминающие феномены кундалини, в традиционной индийской литературе назывались бы праническими, в отличие от истинного пробуждения кундалини - процесса, обладающего глубоким значением и большой трансформирующей силой, осуществление которого занимает годы. По сравнению с отдельными "праническими" переживаниями такое пробуждение в результате психоделической или эмпирической психотерапии происходит очень редко и может рассматриваться как самостоятельный феномен.
   Образцы протекания энергии, описываемые в литературе по кундалини, не являются универсальными. В некоторых случаях происходит настройка на китайский архетип и переживается поток энергий, точно соответствующий картам меридианов китайской медицины, причем человек осознает значение акупунктурных точек. Это может сопровождаться прозрениями в области китайской системы пяти элементов (дерево, огонь, земля, вода и металл), совершенно отличной от европейской традиции.
   Различные энергетические феномены тонкого тела особенно часто встречаются во время сеансов холотропного дыхания. Энергетические поля и потоки энергии могут ощущаться или визуализироваться с закрытыми глазами.

6. Переживания встречи с духами животных.

   В этом типе переживаний человек чувствует глубокую связь с различными животными - не с их конкретными физическими формами, а с их архетипической сущностью. В некоторых случаях это может быть вызвано актуальной встречей с представителем определенного вида (если, например, психоделики принимались в лесу или в присутствии домашних животных), который в необычном состоянии сознания воспринимается в обожествленной форме. Но чаще переживания такого рода являются независимыми событиями во внутреннем мире. Во многих случаях духи животных, встречаемые в необычном состоянии сознания, воспринимаются не только как божественные по своей природе, но и как учителя или друзья, предлагающие помощь или духовное руководство. Это может быть связано с глубоким пониманием функций различных животных в определенных культурах: коровы - в Индии, кошки, крокодила и сокола - в Египте, ястреба - в Персии. Переживания такого рода могут также помочь понять психологию тотемных культур и функции тотемных животных. Особенно часто встречаются отсылки к шаманизму, где различные животные ирают роль духов-помощников шаманов. Эмпирическое самоисследование может иногда принимать формы, известные по шаманским культурам; это могут быть мощные переживания смерти и возрождения со спуском с подземный и подъемом в сверхъестественный мир, которые антропологи описывают как "шаманскую болезнь". Другая важная характеристика этого процесса - сильное чувство особой связи с природой, частые отождествления с животными и встречи с духовными учителями в виде животных. Шаманизм - древнейшая религия человечества, насчитывающая десятки тысяч лет. К тому же это практически универсальный феномен, различные варианты которого можно обнаружить в Сибири и других частях Азии, в Северной и Южной Америке, в Австралии, Океании, Африке и Европе. Шаманские и тотемистские переживания связывают человека с глубокими изначальными аспектами психики.
   Мне кажется полезным сравнить встречи с духами животных с другими типами трансперсональных феноменов, включающих животных, выделив характеристики, позволяющие отличать их друг от друга. Важно различать эмпирическое отождествление с различными животными, которые принадлежат феноменальному миру, от символических представлений индивидуального бессознательного и от архетипических образов психики.
   Люди, работающие над различными биографическими проблемами в эмпирической психотерапии, часто рассказывают о визуализации различных животных или даже отождествлении с ними. Анализ этих феноменов показывает, что это сложные образования динамической структуры, подобные фрейдовским образам сновидения. На этом уровне аутосимволические визуализации животных, или трансформации, представляют собой более или менее зашифрованные послания относительно личности человека или его жизненной ситуации, которые легко могут быть распознаны. Аутосимволическое отождествление с хищником - львом, тигром или черной пантерой - можно расшифровать как выражение интенсивных агрессивных чувств. Сильный сексуальный импульс может быть выражен в виде жеребца или быка. Если он имеет неприемлемую форму чистого вожделения или фундаментального инстинкта, это может быть дикий кабан или свинья. Мужское тщеславие и сексуально окрашенный эксгибиционизм может быть осмеян аутосимволическим отождествлением с петухом, кукарекающим на навозной куче. Боров может символизировать неряшливость и неопрятность, в том числе моральную; обезьяна полиморфные перверзии и стремление к генитальным и прегенитальным удовольствиям, мул - тупоголовость и упрямство, осел - глупость.
   В отличие от аутосимволических трансформаций, истинные отождествления с животными являются определенно трансперсональными феноменами и не могут быть выведены из содержания бессознательного или символически проинтерпретированы. Те же люди, которые охотно соучаствовали в расшифровке символического значения переживаний, отказываются подходить таким образом к подлинному отождествлению. Филогенетические переживания обладают всеми чертами отождествления с животными, но кроме этого, они связаны с чувством регрессии по эволюционной лестнице. Интересный феномен, который представляет собой переход от аутосимволических трансформаций к отождествлению с животными, - это превращение в вервольфа или вампира. Это напоминает истории о превращении человека в волка в трансильванском фольклоре или аналогичные истории о превращении человека в тигра в Малайзии.
   Наряду с отождествлением с определенной особью, можно отождествиться с чем-то вроде "животной души" вида, представляющей собой общий опыт всех особей в исторической перспективе - все, чему научился вид, его инстинктивное поведение, паттерны внутривидового общения, привычки и проч Переживания такого рода тесно связаны с понятием морфического резонанса Руперта Шелдрейка и бэйтсоновским пониманием разумности природы . По-видимому, этот феномен может обсуждаться в рамках естественных наук.
   Духи животных и животные-учителя, с которыми человек может встретиться в необычном состоянии сознания, хотя и связаны с определенными животными видами, принадлежат с миру мифических и архетипических форм. Своей непосредственной связью с природой они отличаются от териоморфных божеств, которые, несмотря на свою животную форму, не укоренены в природе столь интимно или сочетают в себе животные и человеческие черты. Слоновий бог индуистского пантеона Ганеша имеет меньше общего с действительным слоном, чем, например, Дух Оленя мексиканских индейцев уичолли с реальным лесным оленем.
   Символичность черт божества становится еще более явной в случае составного образа, сочетающего черты животного и человека. Таков египетский ибисоголовый Тот и шакалоголовый Анубис, индийский Нарасимха, сочетающий элементы льва и человека. Эти божества не имеют полной физической формы животного, с которым они связаны. Особая интересная группа животных появляется в роли перевозчиков божественных существ. Это, например, мышь, на, которой едет индийский бог Ганеща, бык Шивы Нанди, лев или тигр, служащие богине Дурге, павлин, поддерживающий супругу Брамы Сарасвати, тибетские ламаистские божества, жеребцы в колеснице греческого бога Солнца Гелиоса, быки нордической богини Фрики.
   Прекрасным примером переживания духов животных является рассказ о состоянии видения шамана эквадорского племени дживаро, употреблявшего аяхуаску .
   Он уже выпил напиток, и теперь он мягко пел. Постепенно в темноте начали появляться неясные линии и формы, и вокруг него зазвучала пронзительная музыка ценцак, - музыка духовных помощников. Сила питья питала их. Он позвал, и они пришли.
   Сначала панги, анаконда, свернулась вокруг его головы, превратившись в золотую корону. Затем вампанг, гигантская бабочка, повисла над его плечом и стала петь ему своими крыльями. Змеи, пауки, птицы и летучие мыши танцевали в воздухе над ним. На его руках появились тысячи глаз, явились его демонические помощники, чтобы искать ночь для врагов.
   Звук ревущей воды наполнил его уши, и слыша ее рев, он знал, что располагает силой Цунги, первого шамана. Теперь он мог видеть.

7. Переживание встречи с духовными учителями.

   Встречи с учителями и защитниками из духовного мира наиболее ценные феномены трансперсональной области. Испытуемый воспринимает их как существа с более высоких планов сознания и энергетических уровней. Иногда они появляются спонтанно на определенной стадии духовного развития человека; они могут появиться во время внутреннего кризиса, отвечая на мольбу о неотложной помощи. Во многих случаях они продолжают являться человеку либо по своей собственной инициативе, либо по просьбе своего протеже. Иногда духовные учителя имеют человеческую форму с определенно божественными качествами. В других случаях они являются в виде источника, излучающего свет или мощные энергетические поля. В некоторых случаях люди не воспринимают своих учителей чувствами, а просто ощущают их присутствие. Учителя разговаривают словами лишь в виде исключения, в большинстве случаев послания, объяснения и инструкции передаются телепатически. Помощь, оказываемая духовными учителями, принимает различные формы. Иногда они помогают в трудных или опасных ситуациях внешнего мира, иногда проводят человека через критические ситуации на внутреннем плане, как, например, Вергилий вел Данте в "Божественной комедии". Они обеспечивают интеллектуальную, моральную и духовную поддержку, помогают в борьбе со злом и деструктивными силами, создают защитные энергетические поля. В определенных случаях они могут дать специальные указания относительно проблем человека или относительно общего направления его жизни. Иногда духовные учителя остаются анонимными, в других случаях они называют свои имена или человек имеет возможность узнать их по каким-то признакам. В некоторых случаях люди в необычных состояниях сознания сообщают о прямом контакте с великими религиозными персонажами - Иисусом Христом, Буддой, Магометом, Зороастром, Шри Рама Махарши, Моисеем. Как правило, это случается один раз, личности такого ранга редко оказываются личными учителями, разве что в метафорическом смысле.
   Наиболее интересным аспектом опыта встречи с учителями с других планов является то, что они обеспечивают доступ к информации, которой человек не обладал в обычном смысле слова до события. В качестве примера можно привести историю парапсихолога Телмы Мосс: она встретилась во время психоделического сеанса с сущностью, назвавшейся Бенджаменом Франклином. Она предпочитала обозначать его как архетип Старого Мудреца. В течение года после этого сеанса она могла переживать его присутствие в медитативном состоянии, беседовать с ним и просить о руководстве. Однажды, когда она зашла в тупик в своих биоэнергетических исследованиях, "Бенджамен Франклин" посоветовал ей обратиться к специальной книге исследователя Беккера, где она нашла необходимую ей информацию.
   В этом контексте следует упомянуть феномен, получающий в последнее время все большее распространение. Это "канализирование" - процесс передачи посредством автоматического письма, наговаривания в трансе или записи под психическую диктовку посланий, внешних по отношению к собственному сознанию. Источник часто утверждает свою непринадлежность к физической реальности; его иерархический ранг может варьироваться от божества или ангела до суперчеловека или развоплощенного человека.
   Историческими примерами "передачи" духовных учений могут служить Коран (Магомет) и Книга Мормонов (Смит). Алиса Бейли утверждает, что реальным автором ряда ее духовных произведений является существо, именующее себя Тибетцем. Тому же источнику приписывает свою психологическую систему психосинтеза и Роберто Ассаджиоли. Среди наиболее популярных современных текстов - "Говорит Cem" Робертс, "Послания от Михаеля" Ярбро, "Курс чудес" Шукман, "Откровения трансформации новой эры" Спенглера, "Книги Эммануеля" Роудгаст, "Звездная передача" Рафаеля и "Ратма" Найт. Проявления "передачи", или "канализирования", в религии, философии, искусстве и науке будут подробно описаны в готовящейся к печати книге Артура Хастингса.

8. Переживание встречи с сверхъестественные существа.

   В различных культурах и религиях люди верели в различных сверхъестественных существ. И здесь нас ждут сплошные сюрпризы. Обратимся к двум религиям Индии - буддизму и джайнизму. Изучая их тексты, мы с удивлением убедимся в том, что признаваемые ими божества и демоны всего только определенные типы живых существ (наряду с людьми и животными), что они так же рождаются и умирают, хотя срок их жизни может быть измерен только астрономическими числами. Достижение их состояния отнюдь не является религиозной целью двух названных учений, и значительной роли признание их существования не играет. Более того, в основах доктрины буддизма и джайнизма не произошло бы никаких существенных изменений, если бы их последователи вдруг решили отказаться от веры в богов и демонов, - просто двумя классами страдающих живых существ стало бы меньше. Таким образом, в буддизме и джайнизме, во-первых, существа, наделенные божественным статусом, рассматриваются как вполне посюсторонние, то есть, строго говоря, не сверхъестественные, а во-вторых, их роль в данных учениях вполне ничтожна.
   Религии Китая обнаруживают еще меньше склонности к вере в сверхъестественное; не совсем даже понятно, как можно было бы перевести само слово "сверхъестественный" на древнекитайский язык. Вполне показательно, что идеалом даосской религии является не что иное, как естественность, естественное. Как гласит "Дао дэ цзин" : "Человек берет за образец Землю, Земля берет за образец Небо, Небо берет за образец Дао (Путь, первопринцип. - Е.Т.), Дао берет за образец самоестественность (цзы жань). Идеал даосизма в конечном итоге сводится к следованию своей изначальной природе и к единению с природой как таковой. По справедливому замечанию синолога и миссионера-иезуита Л.Вигера, в религиозном даосизме мы встречаемся с описанием самых невероятных и фантастических событий и превращений, но все они объясняются естественным образом, что свидетельствует от том, что представление о чуде как некоем событии, принципиально нарушающем законы и нормы природы, было не только неизвестно даосизму, но и абсолютно чуждо ему. Да и все бессмертные, божества и гении даосской религии пребывают в пространстве Неба и Земли, в пределах сакрализованного, но вполне чувственно-конкретного космоса.
   Даже в политеистических религиях Ближнего Востока древности, а также античных Греции и Рима идея сверхъестественного отсутствует. Древние египтяне были последовательными "монофизитами", пребывая в убеждении, что боги, люди, животные и другие существа обладают одной и той же природой.* Поэтому, в частности, и животные обожествлялись ими не за сверхъестественные, а как раз за самые естественные свои качества и свойства, что вызывало одобрение Джордано Бруно, видевшего в египетском культе животных лучшее выражение понимания всеприсутствия божественной природы.** Для греков и римлян также было вполне чуждо представление о богах как о трансцендентных сущностях.
   По существу, только религии библейского корня (иудаизм, христианство и ислам) полностью удовлетворяют рассматриваемому критерию. Им присуще представление о трансцендентности Бога, о тварности и принципиальной иноприродности космоса и населяющих его живых существ, о чуде как божественном вмешательстве, нарушающем Богом же установленные законы природы.
   В заключение следует с сожалением констатировать, что слово "сверхъестественное" зачастую употребляется в религиеведении не как однозначный термин и вообще не как понятие, а как слово обыденного языка, передающее интуитивное и внерефлексивное понимание чего-то как фантастического, не имеющего места в действительности и т.п. Помимо нетерминологичности такого словоупотребления оно опасно еще и потому, что нечто, представляющееся фантастикой и небывальщиной сегодня, может оказаться вполне реальным завтра (достаточно вспомнить о современной теоретической физике с ее теорией искривления пространства-времени или о генной инженерии; более спорные примеры, связанные, например, с парапсихологией, можно не приводить).
   Вместе с тем существуют нерелигиозные формы духовной культуры (формы общественного сознания в марксистской терминологии), предполагающие если не веру в сверхъестественное, то по крайней мере признание его существования. Любая форма философии, обосновывающая или декларирующая существование некоей трансцендентной (в онтологическом смысле) реальности, как раз и является таковой. Достаточно вспомнить о мире парадигматических платоновских идей, чтобы убедиться в справедливости высказанного тезиса. Конечно, вопрос об отношении религии к философии весьма сложен, и рассмотрение его выходит за пределы настоящего исследования, однако автономность от религиозных представлений многих существовавших в истории философии концепций трансцендентного вполне очевидна.
   Таким образом, можно констатировать, что ни само понятие сверхъестественного не является адекватным для характеристики религии, ни наличие веры в сверхъестественное не является достаточным критерием для отнесения того или иного феномена духовной жизни к религии.

9. Переживания посещение других вселенных и встречи с их обитателями.

   В этом типе переживаний люди оказываются в странных, чуждых мирах, обладающих собственной реальностью вне пределов нашего космоса. Эти вселенные кажутся существующими на других уровнях реальности и в других измерениях, параллельных и сосуществующих с нашими. Населяющие их существа имеют странные физические формы, совершенно иные физиологические и метаболические процессы, действуют на основе непостижимых законов. Многие из них, очевидно, разумны, но характеристики их мышления и эмоций не похожи ни на что, известное людям. Эти чуждые вселенные могут быть гораздо меньше или бесконечно больше нашей, их обитатели могут быть дружественными по отношению к нам, нейтральными или враждебными. Переживания такого рода обычно воспринимаются как опасные иногда из-за очевидной враждебности встречаемых существ, иногда просто из-за неуверенности при встрече с неизвестным. В некоторых случаях чувство опасности вызывается ощущением собственной незначительности в чуждом мире и возможности нечаянной гибели при случайном происшествии. Люди, описывающие такие необычные космические приключения, часто сравнивают их с наиболее изобретательными научно-фантастическими рассказами. В этой связи можно упомянуть переживания, связанные с космическими летательными аппаратами, космическими кораблями и "летающими тарелками". Судя по описаниям людей, видевших их, встречавшихся с их командами или взятых на борт, эти переживания находятся где-то между физической реальностью и архетипическим миром. В одних случаях люди более склонны принимать незнакомцев за действительных пришельцев из другой части нашей Вселенной, в других - как посетителей из иных измерений или из интрапсихических пространств. Подобные сообщения часто включают описания физических осмотров и измерений, использование таинственных технических средств, ментальной коммуникации с чужаками и их интеллектуальными машинами, уроки мышления в высших измерениях и т, д. Систематический анализ содержания сообщений о подобных похищениях, проведенный Альвином Лоусоном, показал удивительное обилие перинатальных элементов и перинатальной тематики. И хотя это, разумеется, не доказывает фантастичности этих феноменов и их производности от воспоминаний о травме рождения, факт сам по себе заслуживает внимания.
   Прекрасные примеры внеземных контактов и визуализаций иных вселенных можно найти в книгах неутомимого исследователя внутренних пространств Джона Лилли.

10. Переживание мифологических и сказочных существами.

   В этом типе трансперсональных переживаний мир мифов, легенд и сказок в буквальном смысле оживает. Человек может быть свидетелем многочисленных сцен из мифологии и фольклора любой культуры мира, он может посетить любые мифические пространства. Он также может эмпирически отождествиться с героями и героинями мифов и легенд или с фантастическими мифологическими созданиями. Можно пережить подвиги Геракла или приключения Тезея и Язона, можно стать легендарным полинезийским героем Мауи или пережить испытание близнецов Пополь Вух у майа. Среди архетипических существ, с которыми пациенты отождествлялись во время психоделических и холотропных сеансов, - Уроборос, Тифон, Кентавр, Цербер, Сфинкс, различные европейские, восточные и доколумбовские драконы, Снежная Королева, Спящая Красавица, легендарные рыцари, русалки, феи, эльфы, гномы, скандинавские тролли и другие. Такого рода эпизоды могут появляться как независимые трансперсональные темы или в связи с проблемами пациента. Среди биографических мотивов часто возникают образы злой мачехи и избиваемой падчерицы (Золушка), доброго и злого брата (Каин и Авель), любовь к матери и агрессия по отношению к отцу (Эдип), любовь к отцу и ненависть к матери (Электра), любящие друг друга брат и сестра, подвергающиеся опасности из-за злых взрослых (Гензель и Гретель), конфликт любви и власти (Альберих), любовь, противоречащая обстоятельствам (Тристан и Изольда). Все это может появиться в форме, соответствующей определенной культурной традиции, или в более абстрактной архетипической форме.
  
  

11. Переживания универсальных архетипов.

   Термин "архетип" был введен в психологию К.Г. Юнгом, употреблявшим его в том же смысле, что и "первичный образ", или "доминанта коллективного бессознательного". В самом широком смысле архетип может пониматься как любая статическая конфигурация или динамическое событие в психике, обладающие трансиндивидуальным характером и качеством универсальности. Такое определение слишком обще и могло бы относиться ко многим трансперсональным феноменам, описанным в этом разделе. В юнговской литературе можно найти иерархические описания различных уровней архетипов. Я позволю себе здесь ограничить это понятие теми архетипами, которые представляют собой подлинно универсальные структуры в отличие от их специфических культурных проявлений, вариаций и разновидностей.
   Некоторые из подобных архетипов представляют собой обобщенные биологические, психологические, социальные илипрофессиональные роли. Примерами биологически определенных универсальных архетипов могут быть Женщина, Мужчина, Мать, Отец, Ребенок, Еврей, представитель белой, черной или желтой расы. Дополнительные психологические характеристики определят Добрую или Ужасную Мать, Тиранического Отца, Любовника, Мучителя, Беглеца, Изгнанника, Корыстолюбца, Деспота, Развратителя, Обманщика, Мудрого Старца или Старую Мудрую Женщину, Аскета, Отшельника и многих других. В некоторых из этих случаев архетипичность достигает мифологических измерений и обладает особой сверхъестественной силой; это могут быть, например, образы Великой или Ужасной Матери-богини, Великого Гермафродита, Космического Человека.
   Примерами архетипов, представляющих определенные профессиональные и социальные типы и роли, могут быть Ученый, Целитель, Просвещенный Правитель, Диктатор, Рабочий, Революционер, Капиталист. Такие переживания близки, но не тождественны переживаниям группового сознания, которые были описаны ранее. В последних человек чувствует себя отождествленным одновременно со всеми членами определенной группы, первое же представляет собой персонифицированное представление о самой роли, что-то вроде платоновской идеи.
   Примерами этих двух типов феноменов могут быть, с одной стороны, переживание группового сознания всех революционеров мира, а с другой переживание превращения в архетипического Революционера. Архетипические образы такого рода можно представить себе как голографические изображения, созданные последовательной съемкой людей определенной категории без изменения угла зрения. На голографической выставке в Гонолулу несколько лет тому назад демонстрировалось изображение "Дитя Гавайев", состоящее из множества трехмерных изображений гавайских детей, занимающих одно и то же место. Это может быть прекрасной иллюстрацией переживания, о котором идет речь. Менее яркое приближение к подобному феномену - кумулятивное наложение обычных фотоснимков, вроде тех составных фотографий Фрэнсиса Гэлтона, которые использовал Руперт Шелдрейк для иллюстрации своего понятия морфического резонанса. Особая категория архетипов представляет собой персонификацию определенных аспектов человеческой личности, например знаменитые юнговские архетипы Анимус, Анима или Тень.

12. Переживание похищений НЛО и инопланетянами

   Опыт контактов и похищения людей тем, что кажется внеземными космическими аппаратами или существами, может часто служить причиной серьезных эмоциональных и интеллектуальных кризисов, имеющих много общего с духовным кризисом. Юнг, посвятивший теме "летающих тарелок" специальное исследование, предположил, что этот феномен является скорее архетипическим видением, имеющим истоки в коллективном бессознательном человечества, чем реальным визитом внеземных цивилизаций. Он иллюстрировал свой тезис тщательным анализом легенд о летающих дисках, существовавших на протяжении всей истории человечества, и сообщений о появлении призраков, время от времени вызывавших массовую панику.
   В описаниях наблюдений НЛО типичным является упоминание необычного света сверхъестественной природы, который очень похож на тот, что присутствует во многих отчетах о мистических переживаниях. Указывалось также и на то, что существа, входящие в контакт с людьми, имеют существенные параллели в мире мифологии и религии, корни которых уходят в коллективное бессознательное.
   Сообщения о похищениях людей часто включают в себя такие процедуры, как физические исследования и научные эксперименты, которые переживаются как невообразимые мучения. Это сближает их с шаманским кризисом и с испытаниями инициируемых в ритуалах перехода, проводимых в первобытных культурах. Этот аспект феномена НЛО обсуждается в очерке Кейс Томпсон "Опыт встречи с НЛО как кризис трансформации" во второй части данной книги.
   Чужие космические корабли и космические полеты, описываемые теми, кого якобы пригласили совершить путешествие, также имеют параллели в духовной литературе -- можно упомянуть колесницу ведического бога Индры или огненную машину библейского пророка Иезекииля. Поразительные ландшафты и города, посещаемые во время этих путешествий, напоминают визионерские переживания рая, небесных сфер и городов света.
   Существует еще одна причина, по которой опыт встречи с НЛО может провоцировать духовный кризис; сходную проблему мы уже обсуждали в связи духами-проводниками и феноменом "контактерства". Внеземные визитеры обычно воспринимаются как представители цивилизаций, несравненно более развитых, чем наша, не только технологически, но и интеллектуально, морально и духовно. Такие контакты часто имеют очень мощные мистические оттенки и сопровождаются инсайтом космического масштаба.
   Люди, оказывающиеся объектами столь особого внимания, легко способны интерпретировать его как признак собственной уникальности. Они могут чувствовать, что привлекли интерес высших существ из более развитой цивилизации потому, что они сами в некотором роде исключительны и наиболее подходят для особой цели. В юнгианской терминологии подобная ситуация, когда человек претендует на восхищение архетипического мира своей персоной, именуется "раздуванием эго".
   Как мы увидели, существуют веские причины, по которым опыт "близких контактов" может приводить к трансперсональному кризису. Люди, столкнувшиеся со странным миром НЛО, для того чтобы быть способными ассимилировать этот опыт, могут нуждаться в помощи кого-то, кто обладает знанием архетипической психологии, равно как и специфических особенностей этого феномена.
  

Мифологема шизофренического и мистического переживания

   Шизофреническое переживание есть переживание рухнувшего мира, поверженного мира, где зло всесильно. Но и любой миф есть результат расщепления и, одновременно, процесс, направленный на устранение этого расщепления, на восстановление утраченного мира. Таков вывод исследований мифологии методами структурной антропологии. Крупнейший представитель этого направления Клод Леви-Строс писал, что миф начинается с фиксации противоречия, с фиксации противоположностей. Мы сравнивали этот момент с критической нехваткой, с угрозой миру, индивидуально-психическим коррелятом которой является неготовность человека к исполнению функций его новой социальной роли. Миф по Леви-Стросу - это "логический инструмент преодоления противоречий", "медиативный процесс", направленный на преодоление угрожающего раскола или, по крайней мере, на замену пары непримиримых противоположностей другой, менее опасной парой более близких "семантических оппозиций". Пользуясь методикой Леви-Строса, Греймас сделал ряд интересных выводов о симметрии морфологической схемы волшебной сказки Владимира Проппа, которую мы рассматривали в первой части данной работы.
   Речь идет о парных функциях, таких как, например, недостаток и ликвидация недостатка, которые Греймас считает одной и той же функцией, взятой, соответственно, в прямом и инверсном виде. Особенно интересна здесь пара нарушение - восстановление общественного договора. Запрет при этом трактуется как вовлеченность Героя в общественные связи, выполнение им функций своей социальной роли. Старой роли, заметим; роли, из которой он уже вырос, от которой ему надлежит отказаться. Нарушение запрета и есть такой отказ; при этом Герой выпадает из всех социальных связей и оказывается в полном одиночестве, один на один со своей проблемой. Но в результате успешного прохождения всех испытаний Герой, ликвидировавший критический недостаток, приходит к свадьбе и воцарению, т.е. к восстановлению общественного договора, к вовлечению в социальные отношения на новом уровне, в новой роли, с новыми обретенными способностями. Аналогичным образом мы и будем рассматривать сегодня шизофрению - как процесс раскола души и мира, как результат раскола и, одновременно, как попытку преодоления этого раскола, героическую медиативную попытку синтеза обновленного мира.
   В настоящее время диагноз "шизофрения" объединяет несколько психических болезней, весьма различных по своим внешним проявлениям. Здесь мы будем говорить лишь об одной из них - параноидной шизофрении, сопровождающейся бредом и галлюцинациями, в которых больного преследуют некие сверхъестественные существа, злобные и практически всемогущие. В контексте нашей темы прохождение полного цикла шизомифа предполагает нисхождение в безумие (т.е. в бессознательное), психотические переживания героического противостояния злу и, наконец, ремиссию, выздоровление, возвращение в этот мир с новыми способностями. Но статистика шизофрении обнажает жестокую реальность жизни. Как вы помните, в мифологии Герой принципиально не мог проиграть битву с Драконом; в худшем случае он мог отказаться от возвращения в свой мир и становился новым хранителем завоеванного сокровища, т.е. Антагонистом. Но он потому и оказывался невозвращенцем, что не мог отказаться от обретенного блаженства, неописуемого блаженства, недостижимого в мире, где царит принцип реальности. А в шизофрении мы видим, что подавляющее большинство кандидатов в Герои проигрывают эту битву и бесцельно скитаются в мире психотической реальности, мучимые отчаянием и страхом, заблудившиеся, потерявшие все ориентиры мира, и главное - потерявшие себя. Вспомните, в сказках о неукрощенной Невесте Герой никогда не бывает первым соискателем ее руки. Часто какой-нибудь овраг за замком царевны (дочери Антагониста) буквально усеян мертвыми костями несостоявшихся Героев. И шизофрения практически всегда есть психотический коррелят сказочной судьбы неудавшихся кандидатов, вымостивших своими костями триумфальную дорогу Героя. Но мы сегодня будем говорить не о правилах, а, скорее, об исключениях из правил, о редчайших случаях спонтанной ремиссии. Это будет звучать гордо; но любителям мистических переживаний следует помнить, что вероятность такого возвращения чрезвычайно мала. И абсолютно непредсказуема, так как о шизофрении до сих пор ничего нельзя сказать достоверно. Все теории о причинах заболевания и благоприятствующих факторах являются лишь более или менее удачными попытками сгруппировать и суммировать огромную массу описательного клинического материала. Т.е. все они носят чисто описательный характер; до сих пор неизвестен ген, вирус или токсин, ответственный за активизацию шизофрении. Мы не можем даже сказать, каков характер причины заболевания - психологический или физиологический. Единственное, что мы можем - это наблюдать непостижимый психотический процесс, сравнивая его со знакомой нам мифологемой, схемой все того же универсального мономифа.
   Каждая психоаналитическая школа дает свое объяснение шизофрении. Классический фрейдизм говорит о нарушении направлений движения либидо. Согласно ему, здоровый человек обладает сравнительно незначительным количеством свободного несвязанного либидо; почти все способное к перемещению либидо у него катектировано на объекты внешнего мира. У невротиков, в результате интенсивных вытеснений, определенное количество либидо отделено от своих объектов и переведено (частично) на невротические заместители. Но значительная часть либидо, снятого с проблемных объектов, так и остается свободной, несвязанной. Это делает невротика буквально обреченным на компульсивный, болезненно-гипертрофированный перенос, что так резко различает ситуации лечебного и учебного анализа. А dement, писали классики фрейдизма, вообще не способен ни на какой перенос; его либидо практически полностью снято с объектов внешнего мира и задействовано в энергетике внутренних страхов и фантазий. Таким образом, трансфер - мощнейшее орудие психоанализа - не может быть использован в терапии шизофрении, что сводит на нет эффективность классического фрейдизма в данной области.
   Это, как мы уже отмечали, чисто описательный подход, т.е. может быть и правильный, но не предлагающий ничего позитивного. Так же описателен и рассмотренный нами подход аналитической психологии. Но, несмотря на это, мы запоем читаем Юнга. Видимо потому, что шизофрения в огромнейшей степени есть лингвистическое расстройство. И пишут о шизофрениках в основном те, кто их понимает, т.е. те, кто подобен им в этой гипероценке магической силы слов. Это мистики и поэты. Их всегда приятно читать, и особенно в периоды возрастных кризисов, когда мы сами подобны Героям и шизофреникам.
   Позитивный подход к проблеме шизофрении предлагает теория объектных отношений, известная нам в основном по работам Мелани Кляйн. Согласно этой теории, основы будущей шизофрении закладываются в первые три-четыре месяца жизни, в так называемой параноидно-шизоидной позиции. Это совершенно особый период жизни. О шестимесячном ребенке мы смело можем сказать, что он человек - маленький, недозрелый, недоразвитый - но, в принципе, такой же человек, как и мы с вами. Но двухмесячный младенец - это нечто совсем иное. Он еще не способен фокусировать взгляд, т.е. у него нет мира визуальных объектов. Его системы дыхания, кровообращения и пищеварения недоразвиты и не координированы между собой настолько, что даже тревога, чисто психическое состояние, может вызвать у него кислородное голодание и удушье. До трех месяцев в нем еще функционируют зародышевые системы циркуляции. Даже форма его энцефалограммы становится человеческой лишь на третьем месяце жизни. Все это прекрасно согласуется с теорией о гипертрофированной недоношенности детей поздних гоминидов, которая рассматривалась нами в предыдущем блоке. Эта физиологическая патология наших предков и породила всю культурную структуру нашей жизни - семью, общество, идеологию, мифологию. А также - переживания утраты рая и горести жизни, греха, вины и наказания. Плюс разлад с собой и конфликт с обществом, неврозы, психозы и, конечно, шизофрению.
   В первом приближении параноидно-шизоидная позиция - это период параноидных тревог и шизоидных защит. Новорожденный младенец периодически испытывает стресс и сильнейший дискомфорт, который он переживает как нападение на себя, как агрессивное преследование со стороны внешнего мира. И в дальнейшем любое неудовлетворение потребностей, любая фрустрация переживается им как нападение извне и вызывает в нем ответную агрессию. Переживание чередования то доверия к миру, удовлетворяющему потребности, то параноидной тревоги и агрессии по отношению к преследующим объектам, Мелани Кляйн трактует как взаимовлияние Эроса и Танатоса, либидо и влечения к смерти. Доверие к миру модифицирует тревогу преследования; от характера этой модификации и будет зависеть дальнейшая судьба человека. Уменьшение параноидной тревоги можно рассматривать как количественную проблему, описываемую в терминах обратной связи. Согласно этому методу, система обладает обратной связью, если она активно реагирует не только на сигналы внешнего мира, но и на сигналы об изменении своего собственного внутреннего состояния. Или, выражаясь более технично, если управляющее воздействие на систему формируется как функция ее выходного сигнала. В общем виде это может звучать несколько туманно; но в каждом отдельном случае все выглядит довольно понятно. Рассмотрим схему активизации тревоги преследования у младенца в параноидно-шизоидной позиции (рисунок ):
  
   Младенец испытывает фрустрацию, воспринимаемую им как внешнее нападение. Уровень тревожности повышается, он неосознанно сравнивается с нормальным уровнем, соответствующим удовлетворенности потребностей. Естественная оборонительная реакция младенца - агрессия. Но в результате негативной проекции (а параноидный - это и значит - связанный с проекцией) собственные агрессивные желания приписываются объектам внешнего мира. Это увеличивает страх перед ними и тревогу, ставшую параноидной, что в свою очередь увеличивает агрессию и т.д., по механизму "порочного круга". Это типичная положительная обратная связь, т.е. обратная связь, которая стремится увеличить расхождение между выходным уровнем системы и ее эталонным (нормальным) уровнем. Успокоить такую систему можно только сняв фрустрацию, т.е. удовлетворив все потребности младенца. В процессе нормального развития обратная связь должна стать отрицательной; она должна гасить тревогу, вызванную угрожающими сигналами внешнего мира, а не бесконтрольно, панически увеличивать ее. Но для этого должен измениться сам характер реагирования на тревогу. У младенца, как мы видели, это агрессия.
   Шизоидная защита заключается в расщеплении различных аспектов объекта, его "плохой" и "хорошей" сторон на два разных самостоятельных объекта. Для младенца первичный объект - материнская грудь - расщепляется на "хорошую", удовлетворяющую грудь и "плохую", отказывающую в удовлетворении, которая в результате негативной проекции становится еще и преследующей. А поскольку эмоции младенца экстремальны, хорошая грудь идеализируется, а плохая становится панически пугающей. Использование расщепления обусловлено несколькими причинами. Главные из них - боязнь причинить вред своей агрессией хорошему объекту и необходимость в хорошем объекте, как защитнике от преследования плохого объекта. Кроме того, не следует забывать, что восприятие частей исторически предшествует восприятию целого. Когда мы говорим о каком-то предмете, мы имеем в сознании образ этого тождественного себе объекта и, значит, мы уже сконструировали этот образ из множества отдельных восприятий. Связь этих восприятий в единый образ, ощущение их тождественности, есть работа синтеза. Неизвестно, в какой мере врожденной является способность психики к такому синтезу. Вероятно, младенец начинает жизнь с несвязанных восприятий, из которых постепенно учится конструировать частичные объекты. Создать образ матери, как целостного объекта, как личности, ребенок в параноидно-шизоидной позиции еще не способен. Но поскольку он вынужден оперировать частичными объектами, совершенно естественен его выбор критерия разделения - на хорошее и плохое, на приносящее, соответственно, удовлетворение или дискомфорт и тревогу.
   Младенец испытывает воздействие внешнего мира, воспринимаемое им как фрустрация или удовлетворение. В случае фрустрации он, боясь разрушить любимый объект собственной агрессией, применяет экстремальные механизмы защиты, главным из которых является расщепление. Разделив первичный объект на "плохой" и "хороший", младенец фантазийно расправляется с плохим, применяя для этого два дополнительных механизма защиты - отрицание (т.е. фантазийное уничтожение) и всемогущий контроль (т.е. фантазийное управление угрожающим объектом). Проекция этих эмоций на плохой объект порождает параноидную тревогу. Хороший объект, напротив, идеализируется младенцем; позитивная проекция любви к нему вызывает доверие и к объекту, и ко всему внешнему миру. Постепенное накопление кредита доверия к миру позволяет преодолевать тревогу, а, следовательно, и собственную агрессию; на следующей стадии меняется как характер тревоги, так и характер используемых защит. В депрессивной позиции, длящейся примерно с трех до шести месяцев, расщепление перестает быть деструктивно патологическим. Младенец начинает, наконец, воспринимать мать, как целостный объект, к которому он испытывает амбивалентные чувства. Он начинает понимать, что своей ненавистью и агрессией он причиняет вред не просто враждебному плохому объекту, но своей любимой матери, и это вызывает у него депрессивную тревогу, тревогу вины и сожаления. Одновременно с этим он испытывает стремление к репарации, к восстановлению поврежденного объекта. Трудности в прохождении этой позиции депрессивных тревог и маниакальных защит, как можно догадаться из названия, закладывают фундамент маниакально-депрессивных психозов; но это уже проблема отношений с целостным объектом. А нас сейчас интересует период, когда острая параноидная тревога делает невозможной интеграцию расщепленных частей объекта в целостный образ. Почему мы так подробно это обсуждаем? Дело в том, что сформировать личность, сконструировать Эго и Супер-Эго, психика младенца может лишь одним способом, а именно - в бесконечных актах идентификаций, в непрерывном потоке взаимосвязанных проекций и интроекций, репроекций и реинтроекций. А идентификация с расщепленным объектом неизбежно ведет к формированию расщепленного Эго и расщепленного Супер-Эго, к формированию светлой и темной сторон личности.
   Младенец, как мы говорили, воспринимает фрустрацию как агрессивное нападение, и отвечает на нее естественной ненавистью. Актом негативной проекции эта ненависть приписывается плохому объекту, который от этого в глазах младенца становится еще хуже. В акте интроекции, являющейся основой для идентификации с плохим объектом, темная сторона Эго становится еще более ненавидящей. Эта ненависть вновь репроецируется на плохой объект, с которым вновь идентифицируется младенец. Здесь мы опять видим пример положительной обратной связи, увеличивающий ненависть и тревогу до предельного уровня. Аналогичным образом, удовлетворенный младенец, общаясь с любящей матерью, формирует светлую сторону своего Эго, увеличивая любовь и доверие в актах позитивной репроекции и реинтроекции. Положительность обратных связей как бы разрывает мир младенца, предельно разводит его полюса. Ребенок воспринимает объекты и воздействия внешнего мира исключительно с позиций удовольствия / неудовольствия, и по этому принципу он радикально делит мир на черное и белое, на плохое и хорошее. Лишь когда доверие к миру сумеет ослабить и модифицировать параноидную тревогу, и младенец сможет интегрировать части своего первичного объекта в целостный объект - лишь тогда он обретет целостное Эго. При условии, что он успешно пройдет параноидно-шизоидную стадию. Этому могут помешать, в основном, два фактора. Во-первых, врожденная агрессивность, конституциональная предрасположенность к деструктивным реакциям. Она по любому, даже самому незначительному поводу дает такой мощный всплеск ненависти, что младенец не в состоянии справиться с ним должным образом. И, во-вторых, плохое обращение с ребенком и отсутствие любви, т.е. постоянное наличие неудовлетворенных желаний, вызывающих параноидную тревогу при остром недостатке положительных эмоций, формирующих доверие к миру. А дальше все как в хорошо знакомой нам инстинкт-теории - неудовлетворительное прохождение фазы создает у ребенка параноидно-шизоидную фиксацию, к которой он периодически регрессирует со следующей стадии - когда депрессивная тревога становится невыносимой.
   Дальнейшее развитие будущего шизофреника мы будем рассматривать в терминах экзистенциального анализа и антипсихиатрии Лэнга. Применение различных теорий для описания единого процесса - довольно спорный метод. Но я считаю его вполне оправданным, так как рассматриваемые теории в описании генезиса шизофрении не противоречат друг другу. Просто разные школы рассматривают этот процесс с разных точек зрения; к тому же различные психоаналитические течения любят акцентировать внимание на различных возрастных этапах жизни ребенка. Но Герой нашего шизомифа все равно пройдет все эти стадии, правда не всегда успешно.
   Что же происходит с ребенком, потерпевшим поражение в прохождении параноидно-шизоидной позиции? Как мы уже видели, его Эго не обладает устойчивой целостностью; в критических ситуациях оно готово регрессировать и использовать расщепление, архаичную защиту дочеловеческого периода. И кроме того, такой младенец не испытывает фундаментального доверия к миру. Здоровое доверие ребенка к объектам его любви подразумевает уверенность в их константности и непрерывности, уверенность в способности объекта восстанавливаться после утраты. Ведь для младенца даже самый кратковременный уход матери, пропадание ее из зоны восприятия, равносилен ее смерти. Только в депрессивной позиции он приобретает убеждение, что мать, выйдя из поля его зрения, все-таки продолжает существовать где-то сама по себе. Но младенец, неудачно прошедший параноидно-шизоидную позицию, не уверен в стабильности существования матери, как и всех прочих объектов. А поскольку его Эго формируется в актах проективной и интроективной идентификации, то он также не уверен и в себе, в стабильности своего собственного существования. Это состояние Рональд Лэнг называет онтологической неуверенностью, т.е. бытийной неуверенностью, неуверенностью в реальности собственного бытия и в своем праве на это бытие. Онтологически неуверенный человек не может жить легко и естественно, без напряжения, в гармонии с миром. Для защиты и поддержания своего существования он постоянно должен прикладывать титанические усилия, истощающие его и приводящие к психотическому срыву. Его мотивации не просто сместились от стремления к удовольствию в сторону недопущения неудовольствия; но вся его жизнь представляет собой отчаянную борьбу за сохранение своей индивидуальности, постоянно подверженной смертельной опасности. В этом случае мы говорим о шизоидном типе характера, подразумевая под этим, с одной стороны, тревогу уничтожения, потери индивидуальности, и с другой - особый тип расщепляющих шизоидных защит. Нормальный человек может позволить себе спонтанность действий и эмоций, более того, он получает удовольствие от своей спонтанности. Он может самозабвенно отдаться чтению хорошей книги или просмотру фильма, т.е. идентификации с Героем, потому что он ни на миг не сомневается в своей способности вновь обрести себя, вернуться к себе. Но для онтологически неуверенного шизоида это отнюдь не очевидно; он должен всячески избегать подобных опасностей. Он не может позволить себе подойти к кому-то слишком близко, боясь стать подобием любимого, а значит - потерять себя. И он не может позволить никому подойти слишком близко к себе - потому что любящий человек будет видеть его насквозь, сможет манипулировать им, т.е. опять-таки разрушит его индивидуальность. В стадии психоза это часто выражается в очень распространенном бреде "стеклянного" тела. Любое чувство, направленное на него, шизоид воспринимает как разрушительное - причем любовь может быть даже более разрушительна, чем ненависть. Опасно даже простое внимание к нему, пристальный взгляд в его сторону. Он стремиться стать непонятным, непостижимым, неуловимым, незаметным - т.е. спрятать от всех свое "истинное я", уйти в себя. Он сознательно формирует некую личину, маску, предназначенную исключительно для общения с людьми. Лэнг называет эту структуру "ложное я". Согласно Лэнгу, главная линия раскола (Я - не-Я) у шизоида проходит не между ним и внешним миром, а между ним и его телом.
   Тело становится не более чем одним из объектов внешнего мира, практически не имеющих отношения к жизни внутреннего я. Шизоид использует "ложное я" как автопилот, призванный обеспечить "низменные" потребности, обеспечить выполнение рутинных мирских дел, недостойных внимания "истинного я". В отличие от здорового я, воплощенного в тело и заброшенного в пространство и время этого мира, шизоид получает невоплощенное я, свободное от всех ограничений реальности. Внутреннее я живет всецело в фантазиях, и здесь оно всемогуще и неограниченно. Но чем более всемогущим становится "истинное я" в фантазийном внутреннем мире, тем более пустым и бесплодным становится шизоид в мире реальном. Динамика шизоидной стадии предполагает, что выстраиваемые защиты, все более радикальное обособление "истинного я" от реального мира, не ослабляет тревог преследования, а напротив, лишь усиливает их.
   Однако здесь важно подчеркнуть следующее. Ретроспективно выстраивая историю болезни, мы рассматриваем шизоидную стадию, как одну из фаз генезиса шизофрении. Эта латентная стадия, которая начинается после поражения младенца в параноидно-шизоидной позиции и может продолжаться несколько десятков лет, в течение которых человек воспринимается окружающими как совершенно нормальный, идеально удобный для всех. Непосредственно перед психозом шизоидная стадия переходит в кратковременную стадию анормального поведения, когда человек перестает быть удобным для всех. Он начинает раздражать окружающих, его поведение становится эксцентричным. Он воспринимается как человек "со странностями". Эта стадия может пройти совершенно незамеченной, и тогда говорят, что психоз начался внезапно. Следующая стадия - непосредственно шизофрения, когда разногласия больного с окружающими по поводу реальности становятся очевидными. И затем - ремиссия, которая, как мы уже говорили, крайне маловероятна.
   Но это именно ретроспективный взгляд на историю болезни. Рассматриваемый сам по себе, шизоидный характер не есть болезнь; и также он не обязан быть стадией в генезисе психоза. Многие люди всю жизнь живут с шизоидным характером, а некоторые писатели и художники подобного склада не только успешно реализуют себя, но даже имеют социальный успех. Восточные религии и философии часто рассматривают развоплощение, отделение разума от тела не как тревожный симптом, а как желанную цель. Очевидно, что социально успешные писатели-шизоиды и восточные гуру в какой-то степени застрахованы от шизофрении именно тем, что они реально воздействуют на реальных людей, имеют с ними реальную связь и чувствуют ее. Иными словами, гуру, собравший группу последователей, резко понижает вероятность развития своего психоза - за счет резкого повышения вероятности развития психоза у своих учеников. Но мы не будем рассматривать здесь способы шизоидных компенсаций; шизоидный характер будет интересовать нас именно как стадия в генезисе шизофрении.
   Ребенок, не сумевший успешно пройти параноидно-шизоидную стадию, вступает в латентную фазу развития шизофрении. На этом этапе он не дает родителям поводов для волнений и выглядит как все нормальные дети, а часто даже кажется более нормальным, чем они (более удобный ребенок и кажется матери более нормальным - подобно тому, как умной мы называем послушную собаку, и наоборот). Такой ребенок быстро развивается, рано начинает говорить, легко отлучается от груди и привыкает к новой пище, быстро усваивает правила гигиены, редко плачет - одним словом, не доставляет матери беспокойства. Это значит, что ребенок боится проявлять свои собственные желания и настаивать на их выполнении; он существует, чтобы выполнять желания матери. Ситуация действительно страшная; но шизофреногенная мать воспринимает ее как прекрасную, а своего запуганного ребенка, не смеющего быть самим собой - как идеального. Требования шизофреногенной матери, ее ожидания и формируют у ребенка первоначальную систему "ложного я". Негативные ожидания сформируют, соответственно, "отвратительного ребенка"; но, как правило, шизоидные дети очень "правильные", послушные, честные - т.е. очень удобные для родителей и воспитателей. Из них вырастают такие же удобные для всех взрослые - со сложной системой "ложного я", отвечающей ожиданиям многих людей, которых шизоид считает опасными для себя. Но в какой-то момент баланс между полномочиями "истинного" и "ложного" я нарушается - "ложное я" становится все более автономным и контролирующим все большее число аспектов бытия шизоида. "Истинное я" катастрофически теряет ощущение как реальности мира, так и собственной реальности. Использование экстремальных методов для возобновления ощущения собственной реальности (эксцентричность) и характеризует фазу анормального поведения.
   Как мы уже говорили, эта фаза часто проходит незамеченной. "У меня шизофрения развилась внезапно" - утверждала Барбара О'Брайен в своей книге "Операторы и Вещи". Женщина, скрывающаяся под этим псевдонимом, прошла через параноидную шизофрению и спонтанную ремиссию, и не только написала поразительный отчет об этом необыкновенном путешествии в безумие, но и высказала ряд глубоких мыслей по поводу шизофрении - на основании изучения большого числа научных трудов по данной теме. И это еще более показательно - что женщина, так красочно описавшая свой период анормального поведения, уже после выздоровления и изучения соответствующей литературы, продолжала считать его вполне нормальным, здоровым. Хотя даже не специалисту понятно, что панический ужас, описанный О'Брайен, абсолютно неадекватен ситуации - реальной угрозе, которой подверглась ее карьера в фирме.
   Наиболее глубоко этот период, в котором "можно усматривать, с одной стороны, еще характерные особенности образа жизни пациента, а с другой уже предвестники психоза", описал Людвиг Бинсвангер. Данная фаза, согласно Dasein-аналитике Бинсвангера, характеризуется критическим возрастанием напряжения между фантазийным всесилием внутреннего я и его реальным бессилием в реальном мире. Шизоид при этом возвращается к рассмотренной нами ранее младенческой защите - отрицанию. Он запрещает вещам мира быть такими, каковы они есть и, тем самым, разрушает непрерывность переживания мира. Здоровый человек принимает мир таким, каков он есть; он готов принять даже то, что ему совсем не нравится. Само желание переделать то, что не устраивает, предполагает знание того, как это сделать, т.е. знание того, каковы на самом деле вещи мира и, следовательно, принятие их таковыми. Но шизоид на этой стадии не хочет да и не может ничего изменять в мире; он может лишь отрицать существование того, что его страшит, т.е. запрещать ему быть. Исключение из переживания каких-то аспектов мира разрывает его переживание. Бинсвангер писал:
   Именно неспособность примириться с непоследовательностью и беспорядком своего переживания, а вследствие этого постоянный поиск выхода для восстановления этого порядка, превращает жизнь наших пациентов в такое мучение... Dasein (здесь-бытие) фактически изводит себя в поисках иных выходов... Последний выход из положения проявляется исключительно в формировании экстравагантных идеалов, выдаваемых за жизненную позицию, и в безнадежной борьбе за сохранение этих идеалов и следовании им.
   Экстравагантность - это позиция совершенно особого рода. Это не просто постановка высоких задач, но, как пишет Бинсвангер, "подъем Dasein на высоту большую, чем та, что соответствует широте его эмпирического и интеллектуального горизонта", т.е. постановка задач абсолютно нереальных. Другим свойством экстравагантности является ее экстремальность. Это значит, что горизонт экстравагантного поведения будет ограничен жесткой альтернативой "или-или". Если экстравагантный идеал заключается в обеспечении абсолютно полной безопасности, то его альтернативой будет смертельная опасность, панический ужас. Шизоид на этой стадии никак не может отказаться следовать своему идеалу; но и соответствовать ему он также не может. Невозможность соответствовать идеалу порождает сильнейшую тревогу; чтобы избавиться от нее, шизоид все усиливает свой идеал, делает его все возвышеннее, т.е. все недоступнее, невозможнее. А это вновь усиливает тревогу по порочному кругу. Здесь мы опять видим систему с положительной обратной связью, но на этот раз не находится никакого природного ограничителя, и психика действительно идет "вразнос".
   На стадии экстравагантности шизоид вновь возвращается к младенческому параноидно-шизоидному разделению мира на черное и белое, на плохое и хорошее. Но это как раз то, что характеризует миф - Герой всегда знает, кто друг и кто враг, и всегда знает, что врагу нет пощады. Миф, как мы говорили, отражает процессы трансформации психики в критические периоды переходов. Период анормального поведения - это и есть критический период ломки психики, когда шизоид уже не может удерживать психическое равновесие и неумолимо сползает в психоз. Формирование экстравагантных идеалов мы можем уподобить мифическому зову, который обращен к будущему Герою шизомифа. Вот как Лэнг описывает переживания пациента по имени Джеймс:
   Он пытался утвердить свою индивидуальность эксцентричными идеями. Он был пацифистом, теософом, астрологом, спиритуалистом, оккультистом и вегетарианцем... Его "схема тела" простиралась за пределы рождения и смерти и размывала обычные ограничения времени и пространства. У него были всевозможные "мистические" переживания, при которых он чувствовал себя соединенным с Абсолютом, с Единой Реальностью. Законы, по которым, как он тайно "знал", управлялся этот мир, были всецело магическими. Хотя он и был по профессии химиком, "истинно" он верил не в законы химии и вообще науки, а в алхимию, черную и белую магию и астрологию... В воображении росло и набиралось фантастических сил (оккультных, магических и мистических) убеждение - характерно смутное и неопределенное... - что он не просто Джеймс из данного времени и пространства, сын таких-то родителей, но кто-то очень особый, имеющий чрезвычайную миссию, вероятно перевоплощение Будды или Христа.
   Мистические идеалы и мистические переживания в период анормального поведения - не редкость. Ведь "истинное я" может действовать исключительно в фантазийном мире, а поскольку, пишет Лэнг, "объекты фантазии или воображения подчиняются магическим законам, они имеют магические, а не реальные взаимоотношения".
   Экстравагантный идеал призван выделить человека из массы по вульгарной схеме Герой / обыватель. Но он совсем не обязательно ведет шизоида на баррикады или к иной дороге Героев. Часто подобные идеалы весьма обыденны. У пациентки Бинсвангера, которую он называет Эллен Вест, экстравагантный идеал заключался в похудании, приобретении стройности и изящности. Своему мощному телу, вместе с другими неудобными элементами мира, эта женщина просто "запретила быть". Она изнуряла себя постоянными диетами и слабительными, в тщетной надежде разрешить конфликт толстая / худая и, таким образом, восстановить нарушенную последовательность переживания. Но конфликт был гораздо глубже - между реальностью мира, в который она заброшена, и ее фантазийным всемогуществом, ведущим ее к отказу принять мир таким, каков он есть. Эллен Вест, с детства мучимая проблемой смерти и небытия, в этой фазе перенесла свой экзистенциальный конфликт на тело. Называя вещи своими именами, мы можем сказать, что она пыталась решить проблему смерти с помощью слабительного. Барбара О'Брайен нашла свой экстравагантный идеал в деловой карьере. Только исходя из этого можно понять тот ужас, который она испытала, когда ее карьера оказалась под угрозой. Формирование экстравагантного идеала всегда есть приземление глубокого бытийного конфликта, символическое перенесение экзистенциальных противоположностей в физиологическую или социальную сферу. Понятно, что конфликт в чуждой ему сфере решить нельзя - можно лишь усугубить его. Что, собственно, пациенты и делают.
   Согласно схеме универсальной мифологемы, Герой, услышавший зов, должен перейти границу реального мира и войти зону иной реальности, в данном случае - в зону безумия, шизофренического бреда. Послушайте отчет об этом одного из пациентов Карла Ясперса ("Общая психопатология"):
   Я считаю, что вызвал болезнь сам. При своих попытках проникнуть в иной мир я встретил его естественных стражей, воплощение собственной слабости и ошибок. Сначала я думал, что эти демоны - низшие обитатели иного мира, которые могут играть мной как мячом, потому что я вошел в эти края неподготовленным и заблудившимся. Позднее я подумал, что они - отколовшиеся части моего собственного разума (страсти), которые существуют близ меня в свободном пространстве и процветают на моих чувствах. Я считал, что они есть у всех, но люди не воспринимают их благодаря удачному защитному обману чувств личностного существования... Я хотел подвести себя ближе к высшим источникам жизни. Я должен был готовить себя к этому в течение длительного времени, вызывая в себе высшее безличное "я", так как "нектар" - не для уст смертного. Это воздействовало разрушительно на животно-человеческое "я", раскололо его на части... Я добился несвоевременного восхождения к "источнику жизни", и на меня обрушилось проклятие "богов". Я понял слишком поздно, какие темные стихии приложили здесь руку. Мне пришлось познать их после того, как у них оказалось уже слишком много сил. Пути назад не было. Теперь у меня был мир духов, который я хотел увидеть. Демоны выходили из пропасти, словно стражи Церберы, не допуская к неразрешенному. Я решил вступить в борьбу не на живот, а на смерть. Для меня в итоге это означало решение умереть, так как мне пришлось отстранить все, что поддерживало врага, но все это также поддерживало и жизнь. Я хотел войти в смерть, не сходя с ума, и встал перед Сфинксом: либо ты в бездне, либо я!
   Затем пришло озарение. Я постился и этим путем проник в истинную природу своих соблазнителей. Они были сводниками и обманщиками моего дорогого личностного "я", которое оказалось настолько же ничтожной вещью, как и они. Появилось более крупное и понимающее "я", и мне удалось оставить старую личность со всей ее свитой. Я увидел, что эта прежняя личность никогда не смогла бы войти в трансцендентальные царства. Я ощущал в итоге ужасную боль, словно уничтожающий все взрыв, но я был спасен, демоны испарились, исчезли, умерли. Для меня началась новая жизнь, и с этого времени я чувствовал себя отличным от других людей. "Я", состоявшее из условной лжи, притворства, самообмана, образов воспоминаний, "я" такое же, как у всех других людей, опять росло во мне, но за и над ним стояло более значительное и понимающее "я", внушавшее мне нечто вечное, неизменное, бессмертное, нерушимое, которое с этого времени навсегда стало моим защитником и убежищем. Я считаю, что для многих было бы лучше, если бы они встретились с таким высшим "я", и что есть люди, на самом деле достигшие этой цели более легкими средствами.
   Этот отчет является прекрасной шизомифологемой, но он затемняет одно важное обстоятельство. А именно - что шизофрения есть полная и безоговорочная капитуляция "истинного я". Мы и раньше говорили, что нельзя перейти порог, нельзя войти на территорию бессознательного, не отключив или, по крайней мере, не ослабив тотальный контроль сознания. Но сейчас все это надо понимать еще более буквально. В какой-то момент, уже не справляясь со сверхзадачей - сохранением своей индивидуальности, "истинное я" формирует для этой цели экстравагантный идеал. Но и соответствовать этому идеалу оно не тоже может, а, следовательно, оно не может справиться и с лавинообразно нарастающим потоком тревоги. Выдержать это невозможно, и "истинное я" сдается, растворяется в "хаотическом небытии", прекращает существовать. При параноидной шизофрении я распадается на отдельные фрагменты, обладающие относительной автономией, и часто даже способностью вербально отражать свои комплексы. Именно эти отколовшиеся фрагменты я выздоровевший шизофреник и будет вспоминать как "образы" бреда, преследующие или помогающие. В данном случае под смертью я мы понимаем разрушение единства я, обусловленное не тотальным крушением, а разрушением лишь последних, "высших" его наработок. Смерть я, потеря индивидуальности, равносильна потере самоосознания. Это одно из следствий нарушения высших механизмов рефлексии. Другой функцией этих механизмов является различение модальности переживаний; таким образом, при их разладе теряется грань между восприятием внешнего мира и фантазиями. Восприятия теряют здоровую монополию на "чувство реальности"; галлюцинаторные переживания, прекрасно структурированные и чрезвычайно значимые для шизофреника, становятся более реальными для него, чем все сигналы внешнего мира, в том числе и попытки врачей установить с ним контакт.
   Таким образом, переход из фазы анормального поведения в психоз является полной капитуляцией я, отказом от попыток разрешения экзистенциального конфликта. Экстравагантный идеал изначально не выполнял возлагаемых на него функций, и шизоид неизбежно страдал от того, чего не мог и не хотел понять - от чего-то невыразимого и ужасного. Впадая в психоз, шизофреник, как ни странно, эмоционально даже получает некоторое облегчение, переходя от переживания непостижимого ужаса к злобным, но вполне конкретным преследователям. Причем, видимо, преобладание садистических компонент в спектре влечений приведет к созданию галлюцинаторных образов "плохих парней", т.е. людей; в противном же случае, шизофреник может оказаться жертвой самым невероятных "сил зла".
   После всего сказанного о параноидной тревоге, обязательное наличие злобного и практически всемогущего преследователя не должно нас удивлять. Поразительно другое - то, что загнанный в угол шизофреник еще способен воспринимать это преследование как вызов себе, как зов на его личную борьбу со злом. А поскольку его образы экстремальны - как зов на борьбу с мировым злом в его наичистейшем виде. Иначе говоря, он может воспринимать ситуацию, используя героические паттерны универсальной мифологемы. Вот как описывает это О'Брайен: "пришельцу свойственны три основные характеристики: он имеет властные полномочия, обладает сверхчеловеческими способностями, и каким-то непонятным образом его сверхъестественность воспринимается вами как нечто вполне приемлемое и правдоподобное". "Здесь всегда присутствует бросающий вызов противник... Как ни странно, хотя противник обладает безмерной властью и сверхчеловеческими возможностями, параноика это не так уж смущает или потрясает. Будь этот враг хоть семи пядей во лбу, параноик тут как тут, и рвется в бой". Свидетельство бывшей шизофренички для нас несравненно ценней любых теоретических выкладок.
   С точки зрения шизомифа, возможность выздоровления определяется, в основном, двумя факторами - личным героизмом, т.е. способностью воспринять преследование как вызов, а также соотношением преследующих и помогающих образов. Если в параноидно-шизоидной позиции "хорошее я" не было наполнено должным образом (см. рисунок 17), то Герой шизомифа останется без волшебных помощников, один на один с преследователем-Антагонистом и, скорее всего, пополнит ряды безымянных павших Героев. Т.е. его капитуляция останется вечной, и он будет постоянно демонстрировать нам эту бросающуюся в глаза шизофреническую пассивность. Он будет избегать даже активных глаголов: "я вижу", "я делаю"; но будет говорить: "за мной подглядывают", "меня преследуют", "со мной хотят сделать плохое". Он уже ничего не сможет сделать самостоятельно. Если мы просыпаемся по утрам, то ему не дано даже этого - его будят. Все, что происходит с шизофреником, делают с ним Они - вездесущие и всемогущие силы зла.
   Рональд Лэнг, о котором мы уже так много говорили, стоял у истоков антипсихиатрии - терапевтической практики, оценивавшей шансы шизогероев на успех гораздо выше. Это связано с тем, что Лэнг считал генезис шизофрении обусловленным не физиологическими, а психологическими факторами. Он придерживался сформулированной Грегори Бейтсоном теории "двойной связи", известной нам как конфликт лояльности. Согласно этой теории, шизофреногенная семья характеризуется тем, что предъявляет ребенку принципиально невыполнимые, взаимоисключающие требования. Любое возможное действие ребенка, равно как и отсутствие действия, неминуемо приведет его к конфликту с одним из родителей, ожидания которого относительно ребенка противоположны ожиданиям другого родителя. Бывает, что желания родителей совпадают, но при этом противоречат самой природе ребенка - например, когда родители страстно желают рождения мальчика, а рождается девочка (или наоборот). Несчастный ребенок при всем желании не способен соответствовать ожиданиям родителей. Выхода из этой ситуации нет; любое движение невозможно, как невозможно и само продолжение жизни. И шизофрения по Лэнгу представляет собой "особую стратегию, придуманную человеком для того, чтобы жить в непригодной для жизни ситуации". Кроме того, Лэнг считал само современное общество шизофреногенным, непригодным для нормальной жизни, кастрирующим потенциальные возможности, заложенные в каждом ребенке. С этой точки зрения, ненормальна как раз беспроблемная адаптация к патологическому обществу, а шизофренический маневр вполне естественен.
   Бейтсон, автор теории двойной связи, как профессиональный антрополог не мог не заметить мифологичности шизофренического переживания - в смысле выстраивания бреда по схеме кэмпбелловской универсальной мифологемы. И, как антрополог, он начал рассмотрение шизофрении именно с того, к чему мы подошли после долгого последовательного рассмотрения генезиса болезни. Сейчас мы вполне можем присоединиться к бейтсоновскому описанию шизофрении, которое для него изначально лежало на поверхности:
   По-видимому, будучи низвергнутым в состояние психоза, пациент должен проделать определенный путь. Он, так сказать, пускается в некое первооткрывательское путешествие, которое будет завершено лишь по его возвращении в нормальный мир, в который он вернется с прозрениями, весьма отличными от тех, которыми обладают живущие в этом мире, никогда не отправлявшиеся в подобное путешествие. Некогда начавшись, шизофренический эпизод, по-видимому, имеет такой же определенный ход, как и церемониал инициации - смерть и новое рождение... С точки зрения такой картины спонтанная ремиссия не вызывает вопросов. Она является лишь конечным и естественным итогом общего процесса. Нужно же объяснять неудачу многих, предпринявших такое путешествие, при возвращении из него.
   Поставив диагноз больному обществу, Лэнг приходит к тому, что шизофренический уход в себя объявляет естественным и даже желательным. Отсюда становятся понятными его радикальные суждения: "Возможно, наше общество само стало плохо функционировать, и некоторые формы шизофренического отчуждения от отчуждения общества могут обладать социобиологической функцией, которую мы еще не распознали". "Расщепленный разум шизофреника может впустить свет, который не входит в неповрежденные, но закрытые умы многих здоровых людей". "Сумасшествие - не обязательно разрыв. Оно может стать также и прорывом. Потенциально это освобождение и обновление". "Это путешествие является не тем, от чего нам нужно излечиться, а естественным способом лечения нашего отвратительного состояния отчуждения, называемого нормальностью... В другие времена люди преднамеренно пускались в такое путешествие. А если они обнаруживали, что уже волей-неволей находятся в нем, то выражали благодарность, как за особую милость".
   Нам трудно комментировать эти мысли об отношениях шизофреника с общественным строем; для нас это еще очень свежая рана. Советская психиатрия действовала так, как будто приняла на вооружение положение Лэнга о том, что психоз - нормальная реакция честного человека на лживое общество. Людям, несогласным со стратегией коммунизма и практикой КПСС, уже на основании одного этого ставили специально изобретенный диагноз - "вялотекущая шизофрения" - с последующим принудительным лечением. Несколько сеансов шоковой терапии успешно стирали грань между душевным здоровьем и безумием. В великолепной работе Владимира Альбрехта "Как быть свидетелем", ходившей в то время в Самиздате, разбирались типичные вопросы, задаваемые следователями. И одним из первых был такой: "Не замечали ли Вы в поведении обвиняемого К. каких-либо странностей?" Такие вопросы задавали и мне, хотя они, конечно, не имели никакого отношения к делу. Просто следователь мостил одновременно две дороги - одну в суд, другую - в психушку. Лэнг считал, что психиатр должен стать для больного сталкером, помощником и проводником по миру бессознательного. Но советские Хароны были скорее Сусаниными; они заводили беззащитных пасынков в непролазные дебри именно для того, чтобы оставить там навсегда. "При современных достижениях науки уже через несколько дней ни один психиатр в мире не признает вас психически здоровым и не возьмется вылечить" - говорили следователи. Появился даже специальный термин - карательная психиатрия. Справедливости ради следует отметить, что карательную психиатрию, по-видимому, практиковали исключительно в специализированных лечебных учреждениях; таким образом, большинство советских психиатров непричастны к этим преступлениям.
   Вернемся к Лэнгу. Он сравнивает шизомифологему с мистическими переживаниями восточных религий - но мы знаем, что мифологема едина и не ограничена рамками традиций Востока или Запада. Она охватывает гораздо более широкий спектр человеческих переживаний. Поэтому не обязательно быть знакомым с восточными учениями, чтобы оценить составленную Лэнгом карту шизофренического путешествия:
   Вместо церемонии деградации психиатрического обследования, диагностирования и прогнозирования нам нужно подготовить для тех, кто к этому готов (согласно психиатрической терминологии, для тех, у кого вот-вот будет шизофренический срыв), церемонию инициации, через которую личность пройдет при полном общественном одобрении, погрузится во внутреннее пространство и время и вернется назад с помощью тех, кто там уже был. Говоря с психиатрической точки зрения, это бы явилось помощью бывших пациентов пациентам будущим по схождению с ума.
   Вот что тогда последует:
   I) путешествие из внешнего во внутреннее,
   II) от жизни к своего рода смерти,
   III) от движения вперед к движению назад,
   IV) от временного движения к временной остановке,
   V) от земного времени к времени вечному,
   VI) от эго к "я",
   VII) от бытия вовне (после-рождения) назад в лоно всего сущего (до-рождения),
   А затем последовательно обратное путешествие
   от внутреннего к внешнему,
   от смерти к жизни,
   от движения назад к движению опять-таки вперед,
   от бессмертия к неизбежности смерти,
   от вечного ко времени,
   от "я" к эго,
   от космического утробного состояния к экзистенциальному перерождению.
   ... Вероятно, именно таким путем следует нам всем пройти в той или иной форме. Этот процесс мог бы выполнить существенную функцию в подлинно душевно здоровом обществе".
   Все это чрезвычайно напоминает переживания участников Элевсинских мистерий - как они были описаны Карлом Кереньи в работах "Кора" и "Эпилегомены". Посвященные в эти таинства, как и пациенты Лэнга, обретали переживания "сверхиндивидуального", "они переживали судьбу органической жизни в целом как свою собственную", обретали опыт "бытия в смерти". Шизогерой, как и любой инициант, проходит через символическую смерть - как утрату самоосознания - в иной мир, в зону внутреннего пространства и времени. Надир мифологемы, который Лэнг называет космическим утробным состоянием, соответствует кэмпбелловскому "воссоединению (вос-со-един-ению) с Отцом" и "обожествлению". Воссоединение с Отцом в надире характерно для "Героя со скрижалями", Героя-законодателя. В отличие от Героя-воителя, который возвращается в свой мир с отбитой у Дракона Волшебной Невестой, Герой-законодатель приносит своему народу новые законы, откровения новых религий. В этом отношении мы можем рассматривать шизомиф Лэнга как мистерию индивидуальной религии.
   Таким образом, шизомифологема Лэнга в общих чертах совпадает с рассмотренными нами схемами Кэмпбелла и Проппа. А психотический характер переживаний шизогероев бросает новый свет на утверждение Леви-Строса, что миф есть медиативный процесс, направленный на устранения угрожающего раскола. Шизомиф, несомненно, есть психотический вариант универсального мономифа, хотя имеются и существенные отличия. Мономиф, как мы знаем, отражает бессознательные процессы трансформации психики, происходящие в периоды социально обусловленных переходов, в периоды возрастных кризисов человека. Во всех предыдущих блоках мы говорили именно об этом. Психотический кризис может быть никак не связан с возрастными переходами, но это такой же кризис исчерпавшего себя способа бытия. Шизоид должен радикально изменить себя, умереть и восстать полностью обновленным. Он переходит порог и оказывается в зоне иной реальности. В большинстве случаев он теряет при этом все ориентиры и навсегда остается в этом темном мире. Но если он все-таки выкарабкивается, он выходит из этого испытания совсем иным. Я хочу привести здесь цитату из отчета Джесси Уоткинса, пациента, пережившего шизофрению и спонтанную ремиссию:
   Когда я вышел из больницы... я внезапно почувствовал, что все гораздо реальнее, чем было прежде. Трава зеленее, солнце светит ярче, а люди более живые и я мог видеть их более отчетливо. Я мог видеть плохое и хорошее и все остальное. Я стал больше осознавать.
   Мир становится более реальным, чем был до болезни. Все переживания поразительно обновляются; человек по существу узнает мир заново, восхищаясь им и изумляясь ему. Из-ум-ление по-старославянски и означало выход из ума, сума-с-шествие.
   Мой друг прошел через шизофрению и ремиссию в те годы, когда психоанализ в нашей стране был лишь пустым словом. Сейчас трудно сказать, в какой степени эта ремиссия была спонтанной. Может быть, она была достигнута благодаря лечению, а может и вопреки ему. Я хочу процитировать его письмо ко мне, написанное после выхода из кризиса, в 1983-м году. Хочется подчеркнуть это, т.к. аналитиков часто обвиняют в тенденциозном подборе материала, в навязывании пациентам своих теорий. Но в 83-м у нас была девственно стерильная почва, безусловно свободная от идей Лэнга и Кэмпбелла. И тем не менее, письмо повторяет все ту же идею внутреннего путешествия:
   В Зеленогорске со мной приключилось нечто этакое, необъяснимое, а, значит, привлекательное. Вот этим таинственным "нечто" я и был поглощен настолько, что забыл обо всем. Короче - собой... В человеке, наверное, столько поназаложено способностей, что за одну грешную жизнь ему себя до конца не раскрыть. Всегда остаются тайны. Смириться? Я так и сделал. Но как быть, когда эта "тайна" вдруг начинает в тебе проявляться? Вот я и занялся ее разгадкой. Прости, если слишком "туманно".
   Действительно, слишком туманно для нас; более того, три слова в этом коротеньком отрывке взяты в кавычки - а это означает, что под словом понимается не его буквальный смысл, а нечто иное. Слов русского языка просто не хватает для разговора об ином мире.
   Наш разговор об Антагонисте проходил под знаком Сета. Два варианта женского выбора мы рассматривали, как судьбы Афродиты и Мегары. Участь проигравшего Героя, заблудившегося в дебрях иных миров, можно связать с мифом о Беллерофонте, внуке Сизифа и правнуке Эола. Беллерофонт, как и положено Герою, прошел полный цикл мономифа. Он имел две семьи, его хотел убить царь-Антагонист, волшебная помощница - Афина помогла ему обрести волшебного коня - Пегаса. Он победил Дракона - Химеру, и завершил цикл свадьбой и воцарением. Судьба Героя неразрывно связано с его конем, необычным даже по сказочным меркам. Пегас - дитя Посейдона и Медузы - родился из обезглавленного тела Горгоны в миг ее смерти. Он - конь поэтов, так как его копыта выбивали из скал источники, дарующие людям вдохновение (т.е. измененное состояние сознания). Но когда гора Геликон, околдованная пением муз, стала подниматься в небо, именно Пегас остановил ее подъем - ударом все того же копыта. Иными словами, это сила, которая и сдвигает сознание, и останавливает это скольжение на грани потери чувства реальности. Беллерофонт и Пегас прекрасно иллюстрируют знаменитую аллегорию Фрейда - об отношениях сознания и бессознательного, как отношениях всадника и коня.
   Все было прекрасно; Герой достойно прошел предназначенные ему испытания и справедливо правил своим народом. Но дойдя до кризиса середины жизни, потеряв свою магическую ману, Беллерофонт не захотел стать очередным хранителем-Антагонистом - он решил вновь вступить на дорогу Героев. Клаудио Наранхо в своей работе "Песни просвещения" показал, что иногда это удается - но только самым величайшим из Героев. По-видимому, Беллерофонт был не из их числа. Он возмечтал взлететь на Олимп на своем крылатом коне. Наглость, конечно, совершенно безумная. Дело Героев - бороться с чудовищами, т.е. изменять то, что можно изменить. А боги были неизменными качествами древнего мира, характеристиками заброшенности в данное пространство и время. Попытка прорыва на Олимп и вторжения в дела богов была типичным формированием экстравагантного идеала, постановкой заведомо неосуществимой цели. А постановка экстравагантной цели есть следствие отказа от осуществления обычных жизненных планов реального мира, т.е. запрет аспектам мира быть таковыми, как они есть, и утрата непрерывности переживания. Приняв решение о полете на небо, Беллерофонт вошел в фазу анормального поведения, в предпсихотическое состояние. Греки прекрасно представляли, чем может закончиться пересечение запретного рубежа. Но Герой, принявший решение, уже не может остановиться - ведь он знает, что тормоза придумали трусы. Его могут остановить лишь сами боги. Зевсу ничего не стоило поразить Беллерофонта обычной молнией - но он, похоже, тоже знал, что по Фрейду конь и всадник символизируют бессознательное и сознание. Зевс наслал на Пегаса неслыханную ярость, и конь скинул своего седока. Тревога и агрессия замкнули порочный круг положительной обратной связи. От удара о землю Беллерофонт потерял рассудок и до самой смерти блуждал в темных лабиринтах бессознательного - что в данный момент и делает большинство шизофреников. И даже ребенку ясно, что отчаянная попытка бывшего Героя была заведомо обреченной. Но разве она не прекрасна?
   И, наконец, я хотел бы завершить этот цикл древним индейским мифом - о столкновении охотничьих племен с традициями индивидуального шаманства и племен земледельческих, в которых уже сформировался определенный жреческий институт. Судьба свела эти племена на одной земле, и между жрецами и шаманами тут же начались конфликты. Предмет спора всегда был один - чья магия сильнее? Шаманы стали хвастаться, что их сила способна заставить Солнце и Луну покинуть небо. Жрецы не оспаривали этого, но просили шаманов воздержаться от своей похвальбы - ведь вернуть светила на небо будет гораздо труднее, чем погасить их. Однако шаманы продолжали хвалиться, и не успокоились, пока на небе не осталось ни Луны, ни Солнца. После этого они совершили свои ритуалы, но (как и предполагали жрецы) не смогли вернуть утраченные светила. Землю покрыла беспробудная ночь. Затем жрецы принесли жертвы и пропели молитвы - с тем же результатом. Позвали животных - и животные принесли дары и совершили свои обряды. Но все было тщетно. Земля умирала.
   Тогда верховный жрец стал петь ритуальную песню, и из земли появились четыре холма. Люди и животные стали танцевать вокруг них, и холмы стали расти, пока не доросли до неба. По ним люди и животные поднялись на небо - и нашли там новую Землю - с новой Луной и новым Солнцем. На этой новой Земле мы и живем сегодня.
   А прежний (родной!) мир утерян нами безвозвратно. Мы можем сколь угодно сильно желать вернуть юность или детство (в предельном случае это мечта о возврате в утробу матери), но нам не дано вернуться на Родину; мы - вечные изгнанники. Мы привыкаем к своему новому миру, чтобы тут же его потерять. Потому что мир (как учит нас Хайдеггер) - не совокупность наличных вещей, независимых от человека. Мир есть условие допущения сущему встретиться бытийным способом имения-дела. Именно разомкнутость (понимание) значимости (взаимосвязи) всей целостности отсыланий (отношений "для-того-чтобы") и делает возможным такую встречность внутримирного сущего. Можно сказать, что мир обусловлен нашим пониманием отношений между переживаемыми феноменами. И этот мир рушится с каждым возрастным кризисом. Мы покидаем гибнущие миры ради новых, а мифология и психоанализ учат нас - смотреть вперед и не жалеть о былом.

История возникновения.

   В шестидесятые годы Запад захлестнула волна ставшего популярным мистицизма. Сильные психоделические препараты, механизм действия которых и сейчас еще недостаточно изучен, влияют на нервную систему, каким-то образом трансформируя естественный процесс интеграции в мозгу, что делает доступными переживания, о которых раньше можно было узнать лишь из эзотерической литературы. Наркотики изменили мировосприятие многих будущих лидеров зарождавшихся в те годы общественных движений, многих молодых дарований, проявившихся затем в сфере искусства и науки. Восточные религиозные системы предлагали такие способы объяснения и усвоения этих переживаний, которые не могли дать западные религии. Некоторые экспериментаторы громогласно и публично превозносили свои новоявленные озарения, другие же без особого шума встраивали их в свое мировоззрение. На Запад хлынули восточные духовные учителя, приезжавшие либо по собственной инициативе, либо по приглашениям, и принимавшиеся за возделывание новой благодатной почвы. Подлинные мистические переживания, наряду с их толкованиями в русле восточной космологии, оказали огромное влияние на психологию, музыку, изобразительное искусство и моду. Под их воздействие попали даже те, кто был далек от психоделической культуры. В воздухе веяло мистицизмом.
   Для тех, кто хотя бы однажды испытал ощущение Единства, стремление к максимально длительному пребыванию в этом особом состоянии может стать смыслом и целью жизни. К нему стремятся и те, кто сам не имеет опыта такого переживания, но наслышан о нем и верит в его реальность. Этому способствуют и так называемые духовные учителя, которые утверждают, что сами они постоянно существуют в столь возвышенном состоянии, и внушают, что мир Единства гораздо подлиннее и прекраснее нашей обычной действительности, где царят обособленность и разобщенность.
   Несмотря на то, что все, кто испытал мистическое переживание, заявляют, что передать эти ощущения невозможно, различные культурные традиции все же пытаются вместить их в рамки собственных понятийных систем. Люди, имевшие опыт подобных переживаний, принадлежат разным культурам и эпохам, что самым существенным образом сказывается на их восприятии и последующей трактовке данного состояния. Мистические переживания возникают не на "чистом месте" -- испытывающие их люди обременены конкретным мировоззрением, безусловно влияющим на их восприятия. Вот почему у индуистов бывают "индуистские" мистические переживания, у христиан -- "христианские" и т.д. Поэтому христианские мистики могут видеть Бога во всем сущем и при этом сохранять веру в трансцендентного Бога, обязательную для дуалистического христианства. Восточный мистик может воспринимать все сущее как Божественное и не только признавать имманентного Бога, но и выстроить систему, где конечной реальностью является несомненный "анти-дуализм", "духовный монизм" (для индуистов -- это Единство, Цельность, для буддистов -- Ничто, Пустота). Таким образом, способ восприятия мистического переживания не может быть отвлеченным, а является исторически и культурно обусловленным.
   Идея Единства -- это абстракция, порождение разума, попытка сформулировать и описать мистическое переживание. Поскольку Единство относится к миру более возвышенному, нежели наш мир разобщенности и множественности, для его описания выбирается некое реальное качество или свойство, вычленяется, облекается абстрактным смыслом и овеществляется. При этом порожденная таким образом сущность признается более важной, чем индивидуальные проявления самой жизни. Попутно принижается значение многообразия (множества форм) бытия. Такой подход характерен для всех культур, где духовное противопоставляется мирскому и объявляется высшей ценностью.
   На Востоке абстракции, почерпнутые из мистического переживания общности, породили не только понятие Единства, но и религиозную идеологию, этику и основанную на них иерархию. (Мы определяем идеологию как мировоззрение, содержащее идеальное представление о том, как надлежит жить, иначе говоря, мораль.) Мистическое переживание -- важный исторический фактор, влияющий как на восприятие всего человечества, так и на жизнь отдельных людей. Но в процессе формирования идеологии, использующей понятие Единства, возникла мораль, принижающая индивидуальное "я" и не желающая считаться с интересами отдельной личности. Любое мировоззрение, отрицающее реальность или значимость индивидуального "я", неизбежно начинает превозносить бескорыстие и самопожертвование. Когда отказ от личных интересов провозглашается обязательным этапом на пути духовного совершенствования, мы имеем дело с моралью отрешенности. Такие системы морали никогда не могли всерьез побороть личную заинтересованность, а лишь заставляли ее скрывать, что приводило к падению нравственности. Мы постараемся показать, каким образом духовные лидеры используют понятие Единства для утверждения своей непререкаемости, а следовательно, авторитарности.
   Всякий, кто пытается рассказать о своем опыте переживания Единства, как правило, начинает с предупреждения о том, что передать его словами невозможно. Приведем, однако, некоторые примеры таких описаний.
      -- Ощущение пребывания в вечности -- в мире, который всегда существовал и всегда будет существовать.
      -- Ощущение, что невообразимо мощная энергия разрушает границы индивидуальности и дает сознанию возможность расшириться и вместить в себя все сущее.
      -- Обычное деление на "я" и "не-я" либо мгновенно исчезает, либо становится очень нечетким.
      -- Часто, почти всегда возникает чувство глубокого единения, слияния с Космосом (его можно даже назвать любовью).
      -- Человек "знает", что мир, в который он попал, достижим.
      -- Этот мир ощущается как нечто знакомое и притом неведомое.
      -- Возникает чувство благоговения и сознание собственной незначительности, так что все обыденные заботы и волнения кажутся мелкими и бессмысленными.
      -- Страх полностью отсутствует, потому что смерть ощущается как нечто совершенно нереальное. Или, если выразить это немного иначе: когда вы перестаете отождествлять себя со своим "я" и сливаетесь с Космосом, возникает ощущение, будто вы уже умерли и поэтому бояться больше нечего. Такое исчезновение страха -- одно из самых удивительных, необычных ощущений: оно позволяет почувствовать столь полную свободу, о существовании которой вы даже не подозревали.
      -- Человек чувствует себя совершенно независимым от оценок окружающих и свободным от таких мелочных чувств, как мстительность и соперничество. Ведь, в конечном итоге, все мы едины. При таком подходе любые так называемые отрицательные эмоции -- злоба, ревность и т.п. -- кажутся не только необязательными, но и глупыми, основанными на заблуждении.
      -- Человек осознает, что он (или мы все) есть одно из проявлений Бога.
      -- Все сущее (в том числе и сам человек, и то, каким предстает перед нами Космос) видится совершенным.
   Первые ощущения от соприкосновения с этим всеобъемлющим Единством более реальны, нежели любая обыденная реальность, и столь прекрасны, что почти неизбежно возникает некое "опьянение" ими, эйфория, заставляющая стремиться к ним вновь и вновь. Беспредельное чувство свободы, вечности и единения с Богом и Космосом может быть столь сильным, что нельзя удержаться от мысли: как было бы замечательно, если бы все могли преодолеть привязанность к своему "эго", ибо именно это, как считается, мешает пережить данное состояние. Пребывание в нем как можно более долгое время может стать для человека главной целью жизни.
   Тот, кто испробовал "запредельное", часто начинает видеть в обыденной реальности лишь негативные стороны -- страх и стремление к власти, неутоленные желания, отчужденность, собственную ограниченность и неуклонное приближение смерти. В повседневной жизни на человека воздействуют эмоции окружающих, в том числе и отрицательные. Вместо того чтобы ощущать слияние с Вселенной, он чаще всего ощущает одиночество и неудовлетворенность. Совершенство оказывается недостижимым идеалом. При этом те проявления нашего эго, которые приводят к разобщенности, -- гордость, зависть, эгоизм, алчность, властолюбие, стремление к соперничеству и т.д. -- не только кажутся жалкими и ничтожными, но оцениваются как абсолютно отрицательные. Переживание Единства начинает олицетворять собой все положительное, истинное, реальное. Разобщенность же становится неким пугалом, чем-то совершенно не нужным, даже врагом, который не дает нам ощутить Единство или, как в индуизме, майю -- великую иллюзию. Тогда смыслом жизни, или духовным путем, становится преодоление разобщенности и всего отрицательного, что с ней связано.
  

Дуализм и отрешенность.

   Подлинное переживание всеобъемлющего Единства отличается от той умственной абстрактной конструкции, которая строится из попыток его описания и которой затем придается статус реальности, затмевающей реальность истинных личных переживаний. Не следует забывать, что переживание Единства доступно только отдельной личности. Единство -- это абстракция, которая, претендуя на преодоление дуализма, сама таит в себе скрытую двойственность. Подразделение Космоса на две категории или два уровня реальности само по себе двойственно. Идеология Единства (в отличие от переживания Единства) противостоит идеологии множественности, называя себя "высшей" и более реальной. В то время как мистическое переживание Единства дает человеку ощущение своей глубокой связи с космосом, идеология Единства с присущим ей скрытым иерархическим дуализмом, напротив, отделяет духовное от мирского, а человечество от природы.
   Дуализм делит все сущее на две основные категории. В западных религиях это, безусловно, разделение на Бога и Божье творение, при этом одна часть -- в данном случае Бог -- всегда ценится больше другой. Это порождает явную иерархию ценностей: Бог стоит выше, нежели Его творение. Кроме того, это создает еще одну иерархию ценностей внутри низшей категории, которая основана на добродетелях или предписаниях высшей. Иначе говоря, чем богоподобнее человек или, по меньшей мере, богобоязненнее (а значит, послушнее), тем он лучше. Такая же двойственность, основанная на принципе или-или, действует и в идеологии Единства, только там она скрыта за самим понятием, которое утверждает общность всего сущего и потому представляется всеобъемлющим. Но если единство ценится выше, чем разнообразие, неизбежным результатом становится попытка достичь этого единства, отрицая или преуменьшения значение обособленности. Действительно, во многих духовных учениях Востока отождествление с принципом Единства подразумевает принижение роли обособленности, ее отрицание, отрешенность, отказ от нее. Тогда рост "духовности" или осознанности рассматривается как движение личности от индивидуального (то есть ограниченного) к всеобщему. Такие утверждения, как: "Все совершенно", "Все мы -- одно целое", "Обособленность -- всего лишь иллюзия", -- являются примерами отождествления единственного и единого.
   Отрешенность предполагает наличие двух, четко выраженных иерархических категорий, от низшей из которых необходимо отрешиться ради обретения высшей. Для оправдания этой жертвы высшую обычно объявляют святыней. Когда "единое" считается лучше или реальнее индивидуального и разнообразного, тогда решение личных проблем становится возможным только путем следования ценностям идеологии Единства. Это приводит к тому, что источником всех проблем объявляется забота человека о своем жизненном, личном благополучии. Таким образом, в восточной ментальности эгоцентризм рассматривается как абсолютное зло. Поэтому несомненным становится предпочтение сотрудничества -- соперничеству, альтруизма -- эгоизму и отдачи -- получению.
   В статье о "духовных учителях" ("Омни", март 1990) один из учеников некоего восточного гуру рассказал показательную историю о том, как его учитель в нескольких словах преподнес ему запоминающийся урок. Начиналось строительство храма, посвященного гуру. На церемонию закладки первого камня съехались ученики со всего мира. Многое из них привезли с собой ценные вещи, чтобы замуровать их под фундаментом. Рассказчик, к его несказанной гордости, был избран первым из тех, кто хотел положить туда свои подношения. Он вспоминает, как, возгордившись, что его выбрали первым, схватил крупный брильянт и энергично бросил в яму. А когда оглянулся на учителя, тот тихо сказал ему: "Не слишком ли много ты получил?" В заключение рассказчик говорит, что под влиянием этих слов его присмиревшее эго стало гораздо мудрее.
   Для ученика, которого отчитал гуру, преподнесенный урок заключался в утверждении, что его дар не был достаточно чистым. Но можно рассмотреть этот случаи и с совершенно иных позиций. Постройка храма в честь гуру и то, что ценные подарки были истрачены зря (их закопали в землю как символ величия гуру), -- все это свидетельства колоссального и совершенно беззастенчивого эгоцентризма. Одна из самых дешевых уловок гуру -- заставить людей почувствовать свою неполноценность, показав, что их поступки запятнаны эгоизмом, а сделать это всегда легко. Гуру, о котором идет речь, "получатель" даров, не смог отказать себе в удовольствии поставить своего ученика на место, дав тому ощутить свое ничтожество. А может, все дело в том, что дар ученика оказался недостаточно хорош? Но поскольку в глазах учеников гуру предстает как человек просветленный и преодолевший свое "эго", подобная трактовка ситуации для них просто немыслима.
   Следовательно, ученик упустил шанс извлечь из этой истории подлинный урок: стремление гуру к самоутверждению и его готовность "получать" прячутся под маской просветленности и самоотверженности и таким образом остаются неосознанными. Поскольку чистота, а значит, и превосходство гуру воспринимаются как нечто само собой разумеющееся, предполагается, что он заслужил любые "подношения", просто потому, что является просветленным. Таким образом, он может отчитать своего ученика за излишне активные действия, которые он сам же и спровоцировал и которые, по сути, полностью повторяют его собственные действия, разве что в более скромном масштабе, и при этом не показаться лицемером. Вопрос, кто отдает и кто получает, никогда не ставится, потому что "духовные" ценности маскируют то, что происходит на самом деле.

Функциональная суть просветления.

   Большинство восточных религий относят мистическое переживание к состояниям сознания иного порядка, называя его "просветлением". В индуизме это состояние воплощено в понятии "Единство", в буддизме -- "Пустота". Отсюда и представление о так называемом просветленном, живущем в этом возвышенном состоянии все время, большую часть времени или, по крайней мере, гораздо больше времени, чем обычные люди, а в самом крайнем случае -- способном достичь этого состояния. Традиционные представления о просветлении подразумевают, во-первых, полное слияние со Вселенной, не оставляющее места для проявлений "эго" или для возведения барьеров вокруг собственного "я", и во-вторых -- иерархию ценностей, согласно которой чем человек бескорыстнее, тем он лучше; высшим состоянием объявляется полная самоотверженность.
   Предполагается, что "просветленный" проявляет свою просветленность через бескорыстие и отказ от удовлетворения собственных потребностей. Таким образом, он предстает перед нами как воплощение безграничной щедрости, сострадания и любви, без малейшей примеси жадности, зависти, похоти или соперничества. Те, кто хотели бы прослыть просветленными, должны создать у людей впечатление, что они "выше всего", выше любых слабостей своего "я" -- предпочтений, недостатков, страхов и желаний и т.д. Такой человек являет собой соблазнительный пример состояния, которое он может помочь обрести другим, состояния, дающего не только ощущение вечности, но и способного решить все повседневные проблемы.
   Само возникновение особой категории под названием "просветленное состояние" есть проявление менталитета накопления, поскольку это состояние в конечном итоге достигается благодаря накоплению личных заслуг и моментов частичного просветления. И вот однажды -- в этой жизни или в иной -- человек преодолевает, наконец, барьер и приходит к финишу -- становится совершенным проявлением божества, совершенным учителем, которому некуда больше стремиться. Вы трудитесь, чтобы обрести просветление, и когда цель достигнута, она навеки ваша. Так создается статичный и неизменный идеал. Переживание "единения" происходит вне времени, но понятие просветления превращает неподвластный времени миг в застывшее "вечно", длящееся даже за пределами времени. Ирония заключается в том, что достижение просветленного состояния подразумевает попытку втиснуть в рамки времени "вневременное переживание".
   Наличие двух вариантов состояния -- просветленности и непросветленности -- создает еще одну дуалистическую систему ценностей, основанную на логическом построении "или-или". Это еще один пример того, как создание двух независимых категорий и придание одной из них большей ценности (быть просветленным -- лучше) образует иерархию ценностей не только между двумя категориями, но и внутри менее ценной из них (непросветленной). В категории непросветленных человек считается тем лучше, чем ближе он к идеалу просветления. По сути, происходит то же, что и с измерением степени бескорыстия.
   Разделение всего сущего на две категории -- высшую (духовное) и низшую (мирское) -- требует построения связующего моста между ними. И на Востоке, и на Западе это разделение создают религии, и они же становятся связующим звеном между этими двумя реалиями. Они изобретают "духовный путь" от низшего к высшему, регламентируя благие поступки, которые должны вывести человека "отсюда" (из нашего мира) "туда" (к тому, что понимается под спасением). На Востоке путь постепенного подъема духовности, определяемый кармой и цепью перерождений, ведет к высшей форме -- просветленности, называемой также нирваной, мокшей, космическим сознанием и т.п. Такая концепция является линейной и иерархической, как и породившие ее религии. Некоторые школы (в тибетском буддизме) даже создали иерархические уровни просветленности, так что и среди просветленных одни являются более просветленными, чем другие. Поэтому для духовных подвижников животрепещущим является вопрос, как далеко человек продвинулся на избранном пути.
   Из утверждения о существовании основополагающего Единства, пронизывающего все бытие, иерархичность автоматически не следует. Иерархия возникает в результате выдвижения идеалов просветления, когда нескольких людей начинают считать проводниками и воплощением Единства. Предположение, что некоторые люди воплощают или выражают истинную природу реальности в большей степени, чем остальные, легко приводит к возникновению авторитарной иерархии. К тому же, оно закладывает фундамент для увековечивания иерархии, потому что тот, кто знает лучше, может решать, кто именно просветлен, и, таким образом, наделять избранных авторитетом. Однако в том, что один человек, кем бы он ни был, определяет степень просветленности другого человека, есть изрядная доля странности. Надо полагать, что если человек просветлен, то он осознает свое положение сам, без всякой подсказки со стороны. Тем не менее, такой подход имеет место во многих духовных системах.
   На первый взгляд, идеал просветления кажется совершенно свободным от коррупции, поскольку он подразумевает абсолютное бескорыстие. И все же именно это священное воплощение совершенства позволяет авторитаризму со всеми его пороками проявляться и активно процветать. Две идеальных конструкции работают в паре: идеал просветления обеспечивает авторитеты, а представление о карме в качестве космического закона морали дает метафизическое объяснение, почему просветленными авторитетами становятся одни, а не другие. Эти два понятия тесно переплетены и подкрепляют друг друга, создавая непроницаемую замкнутую систему, способную увековечить саму себя. Придание законной силы особому статусу просветленных основывается добродетельности их прошлых жизней, при этом уже обладающие этим особым статусом поддерживают идеологию кармы и перерождения как непререкаемую истину.
   Монотеизм с его верховным Богом явно авторитарен. Авторитаризм, пронизывающий восточную идеологию Единства, менее очевиден. Вера в то, что Бог присутствует везде и во всем, затрудняет построение централизованной иерархии. Однако понятие просветления приводит к появлению децентрализованных иерархий, каждую из которых возглавляет учитель. Именно это мы видим в восточных религиях и их западных вариантах. Если монотеизм объявляет святым изреченное Слово Божье, то восточные религии приписывают святость тем, кто обрел просветление. Таким образом, понятие просветления порождает авторитаризм на личном, харизматическом уровне (гуру, учитель, аватара и будда). Здесь авторитетами являются не институты, а живые люди, хотя они почти всегда создают вокруг себя институты или сами являются их частью. Не случайно покорность и послушание учителю объявляются шагом (как правило, обязательным) на пути к просветлению.
   Любая система, которая провозглашает одного человека отличным от других и ставит его над ними, не только порождает авторитаризм, но и сама является авторитарной по своей природе. Верующий христианин никоим образом не может усомниться в мудрости Бога, так же и непросветленный не смеет усомниться в словах или поступках просветленного. Вот почему гуру прощается любое поведение -- их судят по иным меркам, согласно которым все, что бы они ни сделали, совершенно по определению. Стоит, однако, принять в качестве постулата, что для определенных людей опасности коррупции не существует в принципе, как коррупция становится неминуемой. Поэтому понятие просветления именно из-за своей возвышенности почти неизбежно ведет к самообману. Им можно оправдать любые злоупотребления, привилегии или излишества, создав хитроумный двойной стандарт для идеологической верхушки.
   Даже в эзотерической литературе можно найти предупреждения относительно ловушек, подстерегающих на пути к просветлению.
   Там говорится, что ни один человек, переживший подлинное просветление, никогда не станет утверждать, что он просветленный. Возможно, причина здесь в том, что любой по-настоящему мудрый человек знает, что, объявив себя просветленным, он превратится в некий статичный идеальный образец, навеки застывший пример для подражания, то есть окажется как бы в заключении. Оставим в стороне вопрос, существует или существовал ли когда-либо на свете человек, обладающий абсолютной космической мудростью, полностью свободный от эгоизма. Единственный, кто мог бы с уверенностью сказать, что такой человек есть, -- он сам, причем он должен быть абсолютно уверен, что до конца избавился от самообмана, а это задача не из простых.
   В самой идее просветления присутствуют скрытые посылки, являющиеся частью нашего авторитарного наследия. Например, считается, что человек, достигший просветления и в наше время, и тысячи лет назад, будет говорить, по сути, одно и то же Странное представление о завершенности и неизменности в постоянно развивающемся космосе! Да, у людей бывают просветляющие переживания, но разве всегда они бывают повторением старых прозрений, посещавших кого-то тысячелетия назад? Разве только протоптанной тропой с предсказуемым концом можно двигаться к "высшему знанию"? Чтобы поддерживать авторитарные религиозные иерархии, принцип просветления должен быть антиисторическим, неизменным и незыблемым. Именно таков восточный метод -- закрепить за кем-то последнее слово и объявить его высшим авторитетом в вопросе космической истины.
   Поначалу Будда не допускал в монастыри женщин. Когда же его вынудили, он разрешил принимать женщин на том условии, что они всегда будут подчиняться самым младшим из монахов-мужчин (то есть последним из новичков). Что это -- пример неизменной мудрости? Или некоторые из идей Будды были не столь уж просветленными, а скорее определялись историческим контекстом? В его планы входила задача покончить со страданиями, но и нескольких тысячелетий оказалось недостаточно, чтобы выполнить ее. Неужели люди недостаточно хороши или недостаточно умны? В чем причина неудачи -- в людях или в самой цели? Методы, предложенные Буддой для прекращения страданий, вытекали из принципа просветления, который подразумевает отрешенность от собственного "я" (эго) и от эгоцентризма. Поэтому, являясь религией отрешенности, буддизм, в сущности, авторитарен, а абсолютным авторитетом, определяющим, от чего именно надлежит отрешиться и как к этому подойти, является Будда. Кое-кто из современных буддистов возмутится, услышав, что мы говорим о буддизме как о религии отрешенности. Они считают, что эгоизм исчезнет сам, без усилий, благодаря освобождению или избавлению от заблуждений относительно существования эго. Мы считаем, что они ошибаются.
   Некоторые люди способны проникнуть в природу вещей глубже, чем остальные. Однако издавна считалось, что достигнуть истинной просветленности как высшего состояния души, обретаемого раз и навсегда, могут лишь особо мудрые и духовные. То обстоятельство, что отношение к просветлению во все времена оставалось неизменным, объясняется антиисторичностью самой идеологии Единства, согласно которой основная задача человека -- преодолеть иллюзию обособленности. Ведь только обособленные существа могут изменяться по отношению друг к другу. Тем парадоксальнее выглядит позиция буддистов, воспринимающих весь материальный мир как чреду непрестанных изменений, но считающих при этом, что духовным достижениям свойственно постоянство. Отрицание перемен в духовной сфере -- это позиция в основе своей фундаменталистская, которая используется для защиты святынь и традиций. Однако глубокое проникновение в суть вещей невозможно в отрыве от истории, поскольку каждой эпохе свойственны свои заблуждения. Показательно, что весьма важная, хотя и менее известная роль просветления заключается в прохождении сквозь "облачную завесу" заблуждений и иллюзий. Освобождение от иллюзий необходимо для выхода за рамки жесткой системы морали, исходящей из принципа взаимоисключающих противопоставлений (или-или) и являющейся источником большинства извращений и заблуждений. Любая идеология, выдвигающая статичные идеалы совершенства и постижения истины, неизбежно порождает собственные заблуждения. Антиэволюционный подход к проблеме мудрости и познания не только препятствует росту интереса к ним, но и ограничивает возможность создания новых систем, которые могли бы открыть людям путь к более свободному и углубленному восприятию мира.
  
  

МИСТИЧЕСКИЕ ПЕРЕЖИВАНИЯ И ВЫСШИЕ ПЕРЕЖИВАНИЯ по А. Маслоу.

   Экспрессивные акты, получившие название мистических переживаний, так хорошо описанные Уильямом Джеймсом, достаточно характерны для самоактуализирующихся людей, хотя и не для всех. Восторг, о котором мы говорили в предыдущем разделе, иногда бывает настолько мощным, пронзительным и всеохватывающим, что его можно назвать мистическим переживанием. Я впервые заинтересовался этим вопросом после общения с некоторыми из моих испытуемых. Когда эти люди рассказывали мне о своих переживаниях, сопровождающих оргазм, у меня поначалу возникало чувство, что я где-то когда-то слышал нечто подобное. Позже я вспомнил, где мне приходилось сталкиваться с очень похожими описаниями - в книгах, описывающих опыты мистического переживания. И в том, и в другом случае речь шла о бескрайних горизонтах, открывающихся взору, о внезапном ощущении абсолютного всемогущества, а одновременно с тем и полной ничтожности, беспощадной беспомощности, о чувстве экстаза, восторга, благоговейного трепета, об утрате ориентации во времени и пространстве, и наконец, о пронзительном ощущении важности происходящего, о чувстве духовного перерождения, личностной трансформации. И те, и другие переживания порой настолько сильны, что в корне изменяют жизнь человека.
   Однако считаю нужным сразу же оговориться, что не стоит искать в этих переживаниях следы божественного промысла или влияние каких-то сверхъестественных сил, пусть даже многие тысячи лет своей истории человек связывал воедино мистическое и божественное. Эти переживания имеют под собой естественную природу, они могут быть изучены с помощью научных методов, и потому я предлагаю более нейтральное определение им - "высшие переживания".
   По мере все более тесного знакомства со своими испытуемыми я все более утверждался во мнении, что высшие переживания не обязательно должны быть предельно интенсивными, экстатическими. Описания мистических переживаний в теологической литературе обычно толкуют о них как о состоянии совершенно особом, качественно отличающемся от всех иных переживаний. Однако если мы откажемся от поисков божественных предпосылок высших переживаний, если мы решимся подступиться к ним как к естественному феномену, то очень скоро обнаружим, что высшее переживание - вполне измеримая субстанция, что оно может быть едва выраженным и, наоборот, предельным. Мы обнаружим также, что эти переживания, но только умеренной интенсивности, знакомы очень многим людям, быть может, даже большинству людей, и что некоторые люди - и я отношу их к психологически привилегированному сословию - переживают их очень часто, чуть ли не ежедневно.
   Можно предположить, что высшее переживание представляет собой сгусток всех тех состояний и переживаний, при которых происходит утрата или выход за пределы Я, например, таких как состояние полной погруженности в проблему, предельной концентрации, или описанное Бенедикт состояние муга, или интенсивное чувственное наслаждение, не говоря уже о самозабвенной поглощенности музыкальным или художественным произведением. Я не стану останавливаться на этой теме, она достаточно подробно обсуждена в других работах.
   За годы своего исследования самоактуализирующихся людей, которое я начал в 1935 году (и до сих пор продолжаю), я почти совершенно уверился в том, что людей, причастных к высшим мгновениям постижения Бытия, и людей просто здоровых, людей, живущих в долинах житейских забот, на уровне плато-познания, разделяет гораздо больше, чем это может показаться на первый взгляд. Разумеется, это различие только количественное, оно состоит лишь в степени интенсивности их переживаний, но тем не менее оно крайне существенно и влечет за собой весьма важные последствия, некоторые из которых детально изложены в другой моей работе. Если изложить кратко мое отношение к этой проблеме, то можно сказать, что, на мой взгляд, здоровые, самоактуализирующиеся люди, не достигшие пределов высшего переживания, живущие на уровне житейского постижения мира, еще не прошли весь путь к истинной человечности. Они практичны и эффективны, они живут в реальном мире и успешно взаимодействуют с ним, но полностью самоактуализирующиеся люди, которым знакомы высшие переживания, живут не только в реальном мире, но и в более высокой реальности, в реальности Бытия, в символическом мире поэзии, эстетики, запредельного, в мире религии в ее мистическом, очень личном, не канонизированном значении, в реальности высших переживаний. Я думаю, что в этом различии есть некие предпосылки для того, чтобы оно стало операциональным критерием "касты" или "класса". Этот критерий может приобрести особую значимость в сфере общественной жизни, - уже на основании тех данных, которыми я располагаю на сегодняшний день, я могу сказать, что из "просто здоровых" самоактуализирующихся людей получаются хорошие политики, общественные деятели и социальные реформаторы, в то время как люди, живущие на уровне Бытия, больше склонны творить поэзию, музыку, философию, религию.

ВСТРЕЧА С БОЖЕСТВЕННЫМ.

   Итак, мы уже описали те трудности негативных внутренних территорий, которые человек проходит во время переживания темной ночи души. Однако индивиды, переживающие духовный кризис, также часто встречаются и со светлыми, экстатическими и божественными областями в самих себе. Можно сказать, что эти состояния менее трудные. Некоторые люди чувствует себя благословленными этими переживаниями, они вполне способны в этих состояниях научиться чему-то для себя и сознательно применить эти уроки в повседневной жизни. Однако эти "позитивные" мистические состояния вовсе не обязательно полностью лишены каких-либо проблем; есть и такие люди, которые пытаются бороться с ними, и тогда эти переживания могут стать частью кризиса трансформации.
   И светлые и темные области являются общими и одинаково важными аспектами духовного самопроявления, и хотя мы используем термины "негативный" и "позитивный", это вовсе не означает, что одни более ценные, чем другие. Обе эти области - необходимые и взаимодополняющие компоненты целительного процесса.
   Некоторые люди способны входить в контакт с позитивными или мистическими областями относительно легко, и они становятся естественной частью процесса их существования. Кто-то может достигать этих состояний с помощью достаточно простых действий или же вообще в естественных условиях. Во вдохновляющем отрывке из пьесы Юджина О' Нила "Долгое путешествие в ночь" Эдмунд рассказывает о переживаниях, которые были у него во время плавания на корабле:
   "Я лежал на бушприте, подо мной бурлила и пенилась вода. Мачты со всеми парусами, белыми в лунном свете, возвышались надо мной. Я был опьянен красотой парусов и их поющим ритмом, и в какой-то момент я утратил самого себя - действительно, вся моя жизнь отошла куда-то в сторону. Я был свободен! Я растворился в море, стал белыми парусами и летящими брызгами, стал красотой и ритмом всего этого, стал лунным светом, плывущим кораблем и высоким, усеянным тусклыми звездами, небом. Я был свободен от прошлого и от будущего, пребывая в умиротворении и единстве со всем, в безумной радости, в чем-то несравненно большем, чем моя жизнь, чем вообще жизнь человека; пребывая в самой Жизни! В Боге, если вам хочется это так называть... Как будто то покрывало, которое скрывало вещи, упало, сброшенное невидимой рукой, и я увидел их такими, какие они есть. Это было необычайно значимо, хотя длилось лишь секунду".
   Трансцендентные области могут также внезапно раскрыться перед человеком во время физических упражнений, во время танца или при занятиях спортом. Это может быть связано с фокусированной концентрацией активности, телесным напряжением или с увеличением частоты дыхания, то же самое может быть вызвано различными техниками, развитыми во многих медитативных практиках, которые позволяют человеку выйти за пределы ординарного, логического мира. Баскетболистка Пэтси Нэйл пишет в своей книге "Спорт и идентичность":
   "Это те моменты торжества, которые выходят за пределы того, на что рассчитывал человек, они находятся за пределами физических и эмоциональных возможностей индивида. Тогда начинает преобладать нечто необъяснимое, вдыхая некую "иную" жизнь в ту жизнь, которая известна и привычна нам... Назвать ли это состоянием торжества, или актом веры... или действием Бога... Но это есть, и тогда невозможное становится возможным... Так женщина-спортсмен выходит за пределы себя; она превосходит свои естественные возможности. Она прикасается к небесам и получает силу из неизвестного источника".
   У некоторых людей возникают мистические переживания во время медитации, у других это становится частью драматического, переполняющего их трансформативного процесса духовного кризиса. Эти состояния внезапны, всепоглощающи и радикальны, они полностью изменяют восприятие человеком самого себя и мира. Каким бы образом переживания Божественного не входили в жизнь человека, они соответствуют некоторым общим характеристикам.

ЧАСТЬ 8. ПРОБЛЕМА МИСТИЧЕСКОГО ОПЫТА.

  

ЧТО ТАКОЕ МИСТИЧЕСКИЙ ОПЫТ?

   Я буду рассматривать в этой книге мистический опыт с разных точек зрения, приводить мнения разных авторов.
   Мистический опыт представляется мне, как переживания некой мистической трансформации ЭГО, после которого у человека происходит изменения в личности. Как говорили в одной телевизионной передачи после занятие различными аномалиями, мистикой, НЛО - человек становится другим, как не странно, но это правда. Изучение аномальных явлений сильно сказывается на жизни человека иногда не в лучшую сторону. Мистический опыт, мистические переживания - это особые психологические, психофизические изменения, которые происходят в человеке, из - за влияния на него некой "мистерии" т. е столкновение с чем то не известным, мистическим, которое заложено в человеке или вследствие влияния внешних факторов. Известные нам контакты с НЛО после которых родные похищенного начинают замечать изменения в его характере, тогда можно говорить, что человек столкнулся с некой мистерией, которая сделала его другим, изменила его структуру психики.
   В доказательство этому можно привести примеры тех же контактантов, шаманов, экстрасенсов, ясновидящих, магов - это так называемые мистические личности, более подробно речь о них пойдет ниже.
   Слово "мистика" (и производные от него) употребляются в литературе в нескольких совершенно различных значениях, что создает терминологическую путаницу: 1. Для обозначения переживаний единения или слияния с онтологической первоосновой мира и всякого бытия вообще (Бог, Абсолют и т.п.); 2. Для обозначения различного рода эзотерических ритуалов (мистерий); 3. Для обозначения различных форм оккультизма, порой ярко выраженного паранаучного характера -- магии, астрологии, мантики и т.д. Понятно, что все эти явления совершенно гетерогенны и обычно имеют совершенно различную природу, что делает слово "мистика" вводящей в заблуждение и создающим препятствия для понимания. Если же учесть, что в обыденном сознании к области "мистического" относятся также всевозможные истории "про злых духов и про девиц" с участием зомби, оборотней и вампиров, то ситуация становится просто удручающей.
   Кроме того, слово "мистика" в силу специфики иудео-христианского (европейского) восприятия таких проблем, как вера и знание, вера и разум стало прочно ассоциироваться с иррационализмом и чуть ли не с обскурантизмом, что создает сразу же если не реакцию отторжения, то по крайней мере, предубеждение у современной научной и философской аудитории при обращении к проблемам мистического опыта.
   Между тем, в других культурах подобное противопоставление "мистического" и рационального неизвестно и "мистики" соответствующих традиций никоим образом не отрицают разум (точнее, дискурсивное мышление) как высшую инстанцию в пределах его компетенции и более того, зачастую создают вполне рационалистические (в широком смысле этого слова) философские системы на основе осмысления (то есть, опять же, рационализации) своего "мистического" опыта.
   Это относится прежде всего к индо-буддийской культурной традиции, хотя, по-видимому, подобная ситуация не была полностью неизвестна и в Европе. Во всяком случае, вполне вероятно, что философская система Спинозы была в значительной степени рационализацией на основе картезианской методологии мистического опыта голландского мыслителя. Б. Рассел предполагает то же самое и относительно гегелевского абсолютного идеализма. Я уж не говорю о Вл.С. Соловьеве, система всеединства которого находилась в самой непосредственной связи с его мистическими переживаниями "софийного" характера. Но тем не менее, представление о несовместимости мистического и рационального достаточно укоренилось и стало подлинным препятствием для серьезного философского обсуждения проблем "мистического" опыта.
   Поэтому я считаю нужным (для себя, по крайней мере) отказаться от определения "мистический" и заменить его словом "трансперсональный", то есть выходящий за пределы ограничений индивидуальности и обыденного опыта. Это вполне резонно, поскольку под "мистическим" здесь я понимаю только первый из рассмотренных выше уровней значения этого слова, а именно, переживания особого рода, обычно описываемые пережившими их людьми как расширение сознания или единение с онтологической первоосновой сущего (то есть переживания, трансцедирующие обыденный опыт и имеющие непосредственное отношение к метафизике и ее предмету). И именно о такого рода мистическом/трансперсональном опыте будет идти речь в настоящей статье. Вместе с тем, я избегаю также говорить об измененных состояних сознания, поскольку данное словосочетание имплицитно и a priori предполагает некоторую ненормальность ("измененность") данных переживаний относительно повседневного опыта и обыденных психических состояний. Как известно, еще А. Маслоу показал в своих исследованиях неправомерность подобного подхода. Если бехевиористски и позитивистски настроенные психиатры были настроены на интерпретацию трансперсонального опыта (в том числе, и святых и мистиков различных религий) как психопатологию, то гуманистическая психология (прежде всего, А.Маслоу) показала психотерапевтическую ценность трансперсонального опыта и его положение "над", а не "под" обыденными психическими состояниями.
   Мы не должны забывать, что целые культуры (и прежде всего, такая великая, как индийская) не только включали психотехническую практику достижения трансперсональных состояний в свои фундаментальные основоположения, но и рассматривали трансперсональный опыт в его наиболее тонких формах в качестве своих высших ценностей, а группы людей, занятых психотехнической практикой изменения сознания, не только имели высокий социальный статус, но и внесли огромный вклад в разработку целых пластов цивилизаций, к которым принадлежали.
   В конце-концов, стремление к изменению сознания, видимо, присуще природе человека: ведь даже эстетическое наслаждение, переживаемое от созерцания произведений искусства, которое традиционная эстетика склонна рассматривать в качестве цели искусства, строго говоря, является измененным состоянием сознания.
   Относительно так называемых измененных состояний сознания можно утверждать, что если они не ведут к разрушительному воздействию на личность и ее деградации, то к сфере психиатрии они не имеют никакого отношения (а исторически переживания мистиков зачастую оказывали достаточно интенсивное воздействие на духовную, в том числе, и интеллектуальную, культуру и не оказывали деградирующего влияния ни на личности этих мистиков, ни на те общества, которые за этими мистиками следовали в том или ином отношении). Для полной ясности скажу, что под мистиками здесь я подразумеваю не каких-нибудь спиритов с их "столоверчением", а православных и католических подвижников и аскетов, индийских йогинов, суфиев-мусульман, отшельников-даосов и т.д.
   По существу, взгляд на трансперсональный опыт как на некие патологические состояния проистекает из своеобразной канонизации наукой Нового времени позитивистски истолкованной ньютонианско-картезианской картины мира, культурологически вполне адекватной канонизации средневековой церковью эллинистической космологии Птолемея. Из этой "канонизации" проистекал вывод о том, что любое иное мировосприятие (то есть, не коррелирующее с ньютоно- картезианскими представлениями) патологично. Но современная научная парадигма в значительной степени изменилась и продолжает меняться, и мир современной науки весьма отличается от мира Ньютона и Декарта. Но никто же не считает психотиками современных физиков с их теорией относительности, корпускулярно-волновым дуализмом, искривленным пространством-временем и закругляющейся бесконечной вселенной.
   Конечно, для нашего обыденного сознания вполне актуально не только ньютоно-картезианское, но и птолемеевское мировидение: ведь для нашего повседневного опыта земля вполне плоская и солнце вращается вокруг нее, восходя на востоке и заходя на западе.
   Теперь представим себе человека, развившнго в себе способность каким-то особым образом воспринимать мир иначе, адекватно релятивистской и квантовой физике нашего времени. Следует ли его на этом только основании считать шизофреником? Предположим на минуту, что древние (и не очень древние) "мистики" посредством определенной практики (она обычно называется психотехникой, или психопрактикой; индийцы обозначают ее словом "йога") достигали способности воспринимать мир в его, скажем, аспектах, недоступных для обыденного восприятия; методы психотехники, в таком случае, будут аналогичны научным приборам, расширяющим наше восприятие. Так не будет ли в таком случае игнорирование их опыта аналогичным поведению известного иезуита, не только не верившего, что Галилей может в телескоп видеть спутники Юпитера, но и принципиально отказывавшегося даже смотреть в этот прибор. Но, собственно, проблема возможности интерпретации трансперсонального опыта как особой формы познания и содержания этого познания и составляет предмет настоящей статьи. Разумеется, я далек от того, чтобы стремиться решить столь сложную и дискуссионную, а в некотором смысле и "экзотическую" для современной философии проблему в рамках одной статьи и поэтому речь должна идти о постановке соответствующей проблемы, как это, собственно, и указано в заглавии настоящей работы.
   Итак, мы имеем словосочетание "трансперсональный/мистический опыт". Если об определении "трансперсональный/мистический" уже кратко было сказано выше, то о том смысле, в каком соответствующие переживания являются опытом, предстоит еще сказать.
   Здесь не место рассматривать те определения опыта, которые известны нам из истории философии и тем более полемизировать с ними. Поэтому я ограничусь по возможности краткой информацией о том, в каком именно смысле я буду употреблять слово "опыт".
   Конечно дорефлективно все мы, по-видимому, ставим знак равенства между любым психическим переживанием или состоянием и опытом, понимая последний по существу как психический опыт, независимо от того, обусловлен ли он восприятиями внешнего мира или сугубо внутренними переживаниями. Короче говоря, опыт это то, что стало достоянием сознания. Конечно, подобное понимание опыта было бы оспорено рядом мыслителей, в том числе и такими великими, как Кант, который не считал возможным отнести к опыту даже самосознание, или сознание собственного существования по принципу картезианского cogito. Но, тем не менее, повторю, что дорефлективное, или, если угодно, интуитивное, понимание опыта фактически сводит его к психическому опыту (опыт как сумма психических переживаний и состояний в самом широком значении этих слов). Подобное понимание опыта меня (по крайней мере в контексте данной статьи) вполне устраивает, однако ограничиться им все же нельзя.
   Поэтому мне хотелось бы сослаться на авторитет У. Джеймса (кстати, одного из пионеров в области исследования религиозного, в том числе, и мистического, опыта), разработавшего теорию универсального, или чистого опыта, как своего рода первичного вещества, или материала (в метафорическом смысле, конечно), из которого состоит все в мире. При этом познание оказывается как бы отношением между двумя порциями чистого опыта. Последнее особенно важно, поскольку элиминирует представление о фундаментальной эпистемологической значимости отношения "субъект-объект", что особенно важно при обращении к трансперсональному опыту, который, по свидетельству обширнейшей мистической литературы всех традиций и конфессий как раз и предполагает преодоление, или снятие субъектно-объектных отношений (так, в ряде направлений индо-буддийской мысли высшее состояние сознания, или сознание par excellence описывается как адвайта, или адвая -- недвойственное, то есть трансцендентное субъект-объектному дуализму; вместе с тем это же состояние характеризуется также как гносис, джняна, высшая форма знания). Интересно, что в одной из ранних упанишад (Брихадараньяка упанишаде) к высшей форме трансперсонального опыта даже не прилагается слово "сознание": сознание предполагает двойственность познающего и познаваемого, воспринимающего и воспринимаемого, тогда как в состоянии освобождения (мокша) все становится одним Атманом (абсолютное Я), который "недвойствен" (адвайта), будучи единым "сгустком" познания. Следовательно, после освобождение сознание как продукт субъект- объектного дуализма отсутствует.
   Трансперсональный, или мистический опыт не есть религия, если под религией мы будем понимать некую систему доктрин, верований, культов и институтов , во всяком случае, эти понятия не только не синонимичные, но даже и не всегда соотносящиеся как часть и целое. В истории религий трансперсональный опыт выступал в качестве генерирующего импульса, причем позднее его интерпретации обрастали догматическими положениями, доктринальными спекуляциями, формами культовой практики и церковными институтами, по существу отчуждая исходный опыт и реинтерпретируя его. В разных религиозных традициях отношение к трансперсональному опыту было не одинаковым: если в религиях Востока именно он венчал собой их религиозную практику, а люди, занимающиеся психотехникой были носителями религии par excellence, то в христианстве (особенно, в католицизме) церковь смотрела на "мистику" с подозрением, опасаясь, что мистик поставит свой опыт выше церковных догм и даст его интерпретацию в духе, не согласующемся с ее догматическим учением. Сама же проблема соотношения трансперсонального опыта и религии чрезвычайна сложна и нуждается в тщательных и систематических исследованиях.

ВОЗНИКНОВЕНИЕ МИСТИЧЕСКОГО ОПЫТА.

   У материалистов, реалистов и позитивистов отчетливо наблюдается единство при объяснении причин возникновения религиозного мистицизма. Ответ на вопрос: "почему и при каких обстоятельствах возникает "мистический опыт?"" является преобладающим при изучении этого феномена. Можно выделить несколько основных направлений в изучении религиозного мистицизма:
   Во-первых - это комплексное философское осмысление, включающее исследование гносеологических, исторических, психологических, социальных, а также медицинских факторов в их совокупности.
   Во -вторых - это исследования отдельных наук, таких как история, психология, социология, медицина и т.д.
   Гносеологическими причинами возникновения "мистического опыта" являются следующие факторы:
   а) неадекватное действительности понимание собственных ощущений и восприятий.
   б) абстрагирующая способность мышления человека, которая приводит к гипостазированию отдельных ощущений и восприятий и их пониманию как автономных и якобы, не зависящих от самого человека.
   в) деятельность воображения.
   г) направляющая функция эмоций.
   Общее состояние организма, при котором возможно появления "мистического опыта" является состоянием, при котором снижены продуктивные возможности организма, не случайно мистики говорят о том, что во время "мистического опыта" ими овладевает нечто трансцендентное. Т.е. это такие состояния, при которых мистик может терять память, теряет контроль над мышлением и управлением тела и т.д.
   Основными причинами возникновения "мистического опыта" являются различные психотехники, включающие эмоционально-интеллектуальное напряжение, экстатические и созерцательные практики, аскетику и мн. другое. Эти искусственные методы способствуют возникновению нестандартных ощущений, которые и понимаются верующими как действие в них трансцендентных сил. Причем сами верующие не в состоянии рассматривать эти состояния в контексте самих условий их возникновения.
   "Мистический опыт" практически одинаков по условиям возникновения и процессам протекания переживаний с состояниями чрезмерной усталости (утомление), многочисленными синдромами помрачения сознания, гипнотическими фазами, а также состояниями возникающими при медитации, когда при концентрации на одном определенном объекте на время у человека ослабляется память. Это свидетельствует о том, что "мистический опыт" непосредственно связан с экстремальными состояниями, при которых возникают определенные ощущения, которые и понимаются мистиками как действие в них "благодати". Сам по себе "мистический опыт" не является патологическим, он может возникать у каждого, кто приложит для его воспроизведения определенные усилия. Однако при чрезвычайно продолжительных нагрузках (эмоционально-интеллектуальных, соматических) действительно могут развиваться определенные и уже необратимые патологические синдромы. Другими словами - "мистический опыт" - это закономерная и естественная реакция организма человека на нестандартные внешние (телесные) и внутренние (психические) раздражители.
   "Мистический опыт" не является познавательным состоянием, так как ограничен только определенным ощущением - "единством с Богом". Нет специфического "ощущения Бога", но есть религиозные представления, которые говорят о Едином Боге, неограниченном, непознаваемом и т.д. Эти религиозные представления накладываются на необычные ощущения, которые затем и понимаются мистиками как состояние единения с Богом. Догматическое положение о непознаваемости Бога настраивает и верующих на понимание своих ощущений как непознаваемых, невыразимых, хотя они имеют естественную и вполне выразимую природу. Т.н. "расширение сознания" на самом деле является таким состоянием, которое ограничено только одним ощущением, смысл которому придают религиозные представления.
   Мистицизм как социокультурный феномен возникает как реакция против общества, а не против т.н. обрядоверия в рамках той или иной религиозной конфессии. Аскетические правила призваны, по максимуму уничтожить социальное начало в человеке. Этой же цели способствует распространенное в некоторых мистических традициях - полное воздержание от половых отношений. Ориентация на воспроизводство определенных ощущений, вызывающих изменение восприятия пространства и времени, изменение самосознания и т.д., также призваны ограничить и ослабить социальное начало в человеке. Мистицизм - это, прежде всего, борьба против человека общественного. Не случайно в некоторых мистических традициях человек рассматривается вне его связей с другими людьми.
   Важным социальным фактором возникновения религиозного мистицизма является отсутствие в объективной социальной реальности стабильности и устойчивости человеческого существования. Как итог - возникновение специфических представлений об особых ощущениях, которые продлятся у верующего вечно. Не случайно, "мистический опыт" описывается разными традициями как чрезвычайно благодатный, очень приятный и т. д. Эти представления, а затем и возникающие ощущения выполняют иллюзорно-компенсирующую функцию.
   Состояние экстаза не возникает внезапно ("на пустом месте"), как настаивают мистики, но происходит строго при воздействии определенных социально-психологических факторов.
   Между знаниями человека (религиозными представлениями) и его чувствами и ощущениями существует неразрывная связь. Мистицизм как система описания возникающих ощущений, напрямую зависит от специфики религиозных представлений. Последние и определяют характер выражения "мистических переживаний", а также непосредственно настраивают (самовнушение) на получение определенных ощущений.
   "Мистический опыт" как таковой не способен изменить жизнь верующего, но сами религиозные представления a priori способствуют этому. "Мистический опыт" как бы подтверждает на уровне ощущений истинность религиозных представлений, поэтому после получения экстаза и необычных переживаний, действительно, верующий может переосмыслить всю свою жизнь и систему взаимоотношений с другими людьми. Однако это вызвано не "сверхъестественным опытом", но чрезвычайно эмоциональным усвоением религиозных представлений.
   Мистицизм существует с самого момента зарождения религиозных представлений и каждой религиозной системе на определенном этапе соответствует свой, исторически обусловленный тип мистицизма. Мистицизм прошел долгий путь эволюции: от употребления наркотических и галюцинногенных веществ, систем аскетики, а также созерцательных или экстатических практик - до современных психотехник трансперсональной психологии и новшеств фармакологии.
   Сам по себе мистицизм не может быть ни прогрессивным (революционным), ни регрессивным (консервативным). Все зависит от реального историко-культурного окружения, развития производительных сил и системы общественных отношений.
   Для всех без исключения разновидностей религиозного мистицизма характерен свой "индивидуальный" набор психотехник. В каких-то традициях, наибольшее значение приобретают созерцательные практики, в других - экстатические. Однако в обоих случаях, эффективно воспроизводятся искомые переживания, которые базируются преимущественно на неадекватно понимаемых ощущениях. Несмотря на всевозможные различия при описании "мистического опыта", а также пропагандируемого истинного и не истинного (например, в христианстве различение прелести и благодати) "опыта", каждая из традиций воспроизводит фактически одинаковые психотехники. Так во всех без исключения религиозных традициях преобладающую роль играет эмоционально-интеллектуальное напряжение, которое является, как бы "основой основ" мистицизма. Без него невозможен как таковой "мистический опыт". Эмоционально-интеллектуальное напряжение, в свою очередь накладывается на различные психотехники: молитвы, песни, танцы, аскетику и т.д.
   "Мистический опыт" может воспроизводиться как в коллективном ритуале (хлыстовские радения, суфийские зикры), так и в ходе индивидуальной "затворнической" практики. Могут иметь место и смешанные формы. Например, индивидуальная аскетико-созерцательная практика православных мистиков (исихастов) сочетается с формами коллективных ритуалов - литургий.

ТИПОЛОГИЯ МИСТИЧЕСКОГО ОПЫТА

   Особенностью современного дискурса является изменение классических определений рациональности, что в свою очередь приводит к переоценке значения так называемых иррациональных сфер опыта. В результате этого возрастает интерес к области мистического, о чём свидетельствует, например, высказывание известного эпистемологического анархиста П.Фейерабенда: наши хорошо обученные материалистические современники готовы лопнуть от восторга, когда слышат о таких вещах, как лунные экспедиции, двойная спираль, неравновесная термодинамика... А ведь мистики, используя лишь собственный разум, пересекали небесные сферы и видели Бога во всём его великолепии, что давало им силы жить, озаряться и просвещать близких. Лишь полная безграмотность публики и её строгих наставников - интеллектуалов... позволяют просто отмахиваться от этих сравнений.
   Но, невзирая на явный интерес к мистике и обилию публикаций, посвящённых разным формам данного опыта, само понятие мистического остаётся довольно смутным, а данный феномен плохо поддаётся изучению. Основной причиной этого, на мой взгляд, является расширительное толкование понятия мистический опыт. Разные исследователи включают в него всё то, что выходит за рамки обыденного: от опыта подвижников традиционных религиозных конфессий до шаманских трансов и полубредовых переживаний поборников ЛСД-революции. Подобная вольность в отношении к вышеуказанному понятию резко усложняет задачу исследования собственно мистического опыта, что в свою очередь не позволяет дать однозначный ответ относительно познавательной ценности последнего. В тезисах сделана попытка типологизации мистического опыта, дабы выделить ту область, которая с полным правом может быть определена как именно мистическая. В основании данной типологии положены критерии, восходящие к работам У.Джеймса и П.Бергера, а также других авторов, занимающихся этим вопросом.
   Любой опыт, выходящий за рамки повседневности, может быть назван опытом экстаза. Согласно П.Бергеру: Экстаз - это... акт отстранения или резкого выхода за пределы воспринимаемой как данность рутины общества. В результате так понимаемого экстаза осуществляется разрыв в ткани повседневности и человек оказывается в особой области непривычного, культурно-неангажированного опыта, находящегося за пределами нормативного и естественного восприятия. Здесь человек обнаруживает, что то, что он ранее считал реальностью является не более, чем одной из интерпретаций того, что существует на самом деле. Ему открывается тайна мира, находящегося за пределами культурного описания. Подобный опыт не столь уж редкое явление в человеческой жизни и может быть вызван самыми различными причинами: сильной болью, душевным страданием, эмоциональными потрясениями, глубокими размышлениями, приёмом психоделических препаратов.
   Человек, глубоко переживший опыт экстаза, испытывает личностную трансформацию, изменяющую его взгляды на жизнь и способы соотношения с окружающими, но при этом не происходит радикальной онтологической переоценки базовой реальности, повседневность продолжает сосуществовать с открывшимся миром нового опыта. В данном случае человек может использовать новую сферу опыта для решения своих повседневных проблем, как это делается в магии. Мистический же опыт, в отличие от опыта экстаза, с неизбежностью ведёт к радикальной переоценке реальности, где повседневная реальность окончательно теряет свой онтологический статус, превращаясь либо в иллюзию, либо в бледную копию истинной реальности, что открылась адепту в мистическом опыте. В этом случае речь не может идти о каком бы то ни было прагматизме, скорее мистик старается избавиться от своей связи с повседневной реальностью обыденного опыта и полностью перейти в сферу новой реальности, открытой посредством мистического откровения.
   Чем же отличается именно мистический опыт от опыта экстатического? Перечислим характерные признаки мистических состояний.
   1. Радикальность. Её можно понимать как способность открывшейся реальности полностью захватить внимание индивида, поглощая собой обыденную действительность без остатка.
   2. Невыразимость. Воспринимая открывшийся мир как весомый и объективный, осознавая малейшие детали происходящего, мистик как правило не в состоянии передать содержание своего опыта посредством языка.
   3. Кратковременность. Мистик не в состоянии контролировать время нахождения в новой реальности, как и интенсивность собственных переживаний. Обычно это переживается как краткий миг необычайной полноты, попытки продлить который просто невозможны.
   4. Тотальная трансформация субъекта. Меняется не только окружающий мир, но и сам субъект, его воспринимающий, поскольку всё то, что человек знал о себе раньше, в области мистического опыта перестаёт быть, а взамен оказывается нечто иное, также невозможное для адекватного описания в словах.
   5. Мистический гносис. Это можно понимать как способность к безграничному знанию обо всём сразу, без каких бы то ни было опосредований законами или даже словами. Это, скорее, переживание тотального знания, которое затем также оказывается невыразимым.
   Таким образом, на основании сказанного мы можем констатировать: всякий необычный опыт может быть разделён на две части: так называемый экстатический опыт и собственно мистический. Экстатический опыт охватывает собой необычайно широкую область изменённых состояний сознания, относящихся скорее к сферам психологии и магии. Мистический же опыт, например богоявление, или самадхи йогинов, сатори чань-буддистов и т.д. представляет собою сферу переживаний чего-то субстанционального (или кажущегося таковым) и поэтому относится скорее к области философии, поскольку иные, менее широкие горизонты дискурса будут для мистического опыта чем-то вроде прокрустова ложе. Кроме того, именно философия ставит в качестве предмета собственного дискурса запредельные понятия, что в какой-то степени роднит ее с мистикой.

МИСТИЧЕСКОЕ КАК ОПЫТ.

   Мистический опыт, как форма отношения человека к Божественной реальности, выступает в качестве исходной предметности исследования мистико-религиозного знания, где это знание предстаёт в своёй очевидной данности. В литературе нередко принято разделять религиозное от мистического. Наиболее "очевидным" здесь представляется то, что мистическое может носить и внецерковный характер. Но если признать, что для любой формы мистики и религиозного опыта важнейшим признаком выступает вовсе не те или иные идейно-организационные формы, но сакральное отношение к некоторой Абсолютной реальности, то становится понятным, что религия и мистика выступают лишь некоторыми разновидностями сакрального знания. Более того, выступая опытом непосредственного контакта с Высшей реальностью (контакта, в силу своей природы, "самоудостоверяющегося"), мистика утверждает себя в виде безусловно-оправдательной парадигмы всякой религиозности вообще.
   Само возникновение мистического означает, что человек начинает преодолевать архаический хаос своего бытия. И упорядочивание этого хаоса исторически началось через уподобление его с миром сакральным, постигаемым с помощью мистического озарения. Символическим (и в то же время инструментальным) преодолением границы сакрального и профанного выступали "обряды перехода", ритуалы, предполагающие не только психофизиологическое действо, но и мировоззренческую позицию, выступая, в то же время, определенной основой зарождающихся этнокультурных традиций. Шаманы, волхвы, духовидцы разных народов во время этих обрядов в состоянии транса могли говорить от имени высшей силы, временно вытесняющей личность, либо вступающей с ней в диалог. Это озарение, опыт мистического, переживался древним человеком как "внутренний свет", явление сакральных Абсолютов, воспринимался как онтологические самохарактеристики мира, открывавшиеся человеку с помощью специальных практик (ясновидения и т.п.). Изначально же было известно, что механизм подобных "истин-откровений" весьма капризен: они чаще всего "являются" лишь посвященным, не поддаются предварительной эмпирической и логической верификации, опираясь единственно и только на веру. Неудивительно, что с самой древности были известны в этой области знания как случаи явного фальсификаторства подобных эзотерических истин, так и "самообмана". Однако толпы лжепророков могут спекулировать на мистическом лишь на том основании, что сами по себе этот феномен всё же существуют.
   Это важнейший вывод из проблемы мистического опыта, который не должен заслоняться её спекулятивным контекстом. Другое дело, что необходимо разделять те феномены знания, которые пока лишь нераскрыты ("загадки природы", "секреты", "научные проблемы"), и потому кажутся нам - до поры до времени - "мистическими", от "неистребимо" иррационально-мистического в знании, неизбывности тайн в нашей жизни. Современность вовсе не уничтожает мистическое. Оно просто модифицируется, распадаясь на тайны природы, изучаемые жрецами естественных наук, и тайны человеческого бытия, определяемые, кроме уже отмеченной причины, и потребностью человека компенсировать "сверхрационализм" современной жизни. Изучать эти тайны нашего бытия - в силу их иррациональности, нестационарности и т.п. - наука в целом пока отказывается, находя в себе лишь силы бороться - по инерции борьбы за господствующий дискурс - с религиозным мистицизмом как таковым. Но борьба с мистицизмом (как с самодовлеющим способом объяснения мира) не должна нам мешать изучению и использованию природы мистического - как в познании, так и в жизнедеятельности, пониманию его как одного из предельных случаев расширения предметного поля эпистемологических исследований. Кризис современного научного знания заставляет, как справедливо утверждает И.Т. Касавин, отважиться на вывод: "прогресс науки выявил её потребность в знании, которое существенно отклоняется от современных критериев научности".

АНАЛИЗ МИСТИЧЕСКОГО ОПЫТА.

   Концептуальный анализ мистического опыта предполагает задачу общего описания мистического опыта, выделения характерных его признаков и типологии, как условия перехода к исследованию гносеологического потенциала мистических практик. Дальнейший - социально-философский - анализ проблемы выходит за рамки нашего, собственно эпистемологического интереса к теме. Однако и при таком подходе необходимо учитывать социокультурное многообразие мистического опыта, связанное как с исторической изменчивостью самых устойчивых традиций, так и с личной неповторимостью носителей подобного опыта (термин "субъект" здесь не употребляется сознательно до решения вопроса о природе подлинного субъекте этого опыта и субъектах-носителях). Как правило, это щедро и разнообразно одаренные от природы люди; причём для многих из них характерно то, как писал о себе Андрей Белый, что их "психология оплотневает до физиологии". Строгость подхода предполагает необходимость исходить исключительно из того, как и каким опыт видится самим носителям опыта, умение дать точный анализ (расчленение и описание) того, что сообщается об этом опыте его носителями, окружающей социальной средой. Подобный подход должен включать в себя описание общих верований носителя, как и социокультурный контекст происходящего в его социуме.
   Мистический опыт первоначально возьмёмся определить как опыт таинственного (мистическое - по гречески - "таинственное"), непосредственного созерцания личностью бытийного присутствия трансцедентного. Такой опыт воспринимается мистиком как живой, непосредственный контакт ("единение", "погружение", "восхождение") с Божественной реальностью, как уникальное событие, не имеющее аналогов в обычных сенсорно-интеллектуальных механизмах нашего знания. Мистический опыт отличается от мистического чувства: опыт относится к некоторому отстраненному объекту и он "случается", это какое-то событие, а не только психофизиологическое лишь состояние. "Внешний" мистический опыт (восприятия), не следует смешивать с "внутренним" мистическим опытом (представлениями), связанными с воспоминаниями и вызываемыми переживаниями "внешнего" опыта, размышлениями об сакральных его реалиях и т.д. Внешний опыт - это непосредственное, "живое" отношение к Абсолюту, в отличие от иных, опосредованных таких форм.
   Мистический опыт - особая характеристика бытия человека в рамках той жизненной ситуации, где знание и "житие" (пока?) слабо дифференцированы друг от друга. Этот опыт существенным образом связан с феноменом тайны - как с содержанием тайны, которое способно "заворожить" и не только древнего человека, так и с особой ролью тайны в нашей жизни вообще. Нас здесь - как эпистемологов - более всего интересует тот аспект темы, когда тайна, мистическое, существует как некоторый результат "расщепляющегося" генезиса и взаимодействия двух структур нашей психики - непосредственного знания (когнитивный образ тайны) и остаточных переживаний (ценностно-аффективный образ тайны), приобретающих в этом процессе своё специфическое содержание. Эти составляющие мистического опыта почти не рационализуются нашим сознанием, вырастая из непосредственного ощущения бытия, лежащего за пределами чувственного нашего опыта, нередко, из экстремальных форм человеческих переживаний, гипостазирующих, как правило, факт отсутствия доказательных средств познания. Для людей с преобладанием такой формы мировосприятия характерно некое "вселенское чувство", позволяющее входить в иные "трансцендентальные" реальности, ощущать "сверхъестественное" чувство единства с другими людьми, с природой и всем миром, переходящее подчас в чувство преодоления пространства и времени, парения над действительностью и ее историей и т.п. Надо признать, что такие чувства не так уж часты во времена магии утилитаризма и иллюзий прагматизма. Но в кризисные эпохи (времена "пост-"), мистическое возникает уже не только как уникальное свойство той или иной личности, но и как характеристика массового сознания, что может удивить разве ветеранов советской психологии.
   Надо признать, что момент таинственного неизбывен в нашей повседневности - это вытекает из непредсказуемости человеческой жизни. Эта непредсказуемость (связанная в общем виде с неповторимостью ситуаций, в которых мы оказываемся, и действий, которые мы по этому поводу предпринимаем) есть не что иное, как игра мира с человеком - и, подчас, трудно совладеть с ощущением, что мир с нами играет всё круче и круче. Таинственное в нашей жизни так или иначе порождает чувство иррациональной причастности нас к метафизическим граням бытия, и утрата (или игнорирование) этих мистических тайн только лишает человека некоторых неповторимых смыслов. Отсюда важно воспитывать в человеке чувство тайны. Уже с детства личность сталкивается с некоторыми "тайными узлами" своего бытия (любовь, смерть судьба, власть и т. п.), в которых сконцентрирована непредсказуемость бытия и результатов человеческого действия в нём. Стык рациональных и иррациональных, сакральных и земных моментов бытия и формирует тайны духа, неповторимость человеческой личности и в то же время потенциал абсолютности его духовных ценностей.
   Для античных мыслителей был характерен мифологический, чувственно-духовный тип отношения к миру, где Бытие было представлено феноменально, во всей его полноте, без разделения на сущность и кажимость. И только после Платона (Демокрит здесь не в счет, он в то время был "аутсайдер") общественное мнение "возгоняет" Бытие в трансцендентальное, сверхчувственное состояние, а зримая, слышимая и т. п. реальность превращается в препятствие, в то, что необходимо преодолеть для достижения Подлинного опыта. Однако даже во времена средневековья опыт массового синкретизма и мифопоэтического видения мира полностью не преодолевается. Утверждающийся в мире Логос всё никак не может оторваться от мифов: в нём сохраняются все важнейшие ипостаси духа. В самом деле, единство Красоты (чувственности), Добра (нравственности) и Истины (знания) - светский аналог (при всей рискованности подобной аналогии) Божественной Троицы. И как бы не изощрялись в своих логических построениях схоласты, но сущность исповедуемого ими Абсолюта отрицала логику - Бог есть любовь. И акт Любви не состоится, если к Богу обращаться только разумом, не опираясь на сердечные чувства, веру.
   В Библии понятие мистического опыта формируется в прямой связи с осмыслением феномена веры. И только массовое утверждение монашеского образа жизни позволяет провести четкую грань между собственно опытом и верой, как и между мирским и религиозным опытом. В средневековье религиозный опыт понимался прежде всего как опыте благодати, в своём полноте заключающем в себе высшую достоверность существования Бога. Средневековые теологи подчеркивали (не без оснований), что подлинность благодати "истин-откровений" характерна только для христианства. Действительно, в рамках политеизма откровенческое знание носило своеобразный характер. Так, греческое божество выступало в нём как некая интегрирующая часть Космоса, наделенная порою значительными полномочиями, но всё же подвластная космической необходимости. Прорицания этих богов в целом были авторитетны, но бывали и весьма уязвимы, а то и откровенно лживы. Боги Израиля, как и все Востока, наоборот, были авторитарны, "страшно далеки от народа". В отличие от этого христианская мистика стирала образом Христа прежний непреодолимый зазор между Божественным миром и миром человеческим, создавая - в то же время, непререкаемый авторитет Божественным истинам.
   Однако это не всё: те сакралитеты, которым античный человек мог всё же доверять, репрезентируя их как некие Абсолюты ("сушее" Парменида, элеатов, буддистов), носили, как правило, безличностный характер. Отсюда то озарение, которое вызывалось их знанием, носило некоторый академически- пассивный характер. И если антику и удавалось прорвать "пелену майи" и познать "истину", то этому он прежде всего был обязан либо самоуглублению, либо учителю, фигура которого всё же не тождественна Абсолюту. Идея мистического опыта и его итога (истины-откровения) получает полное своё завершение в тех условиях, когда "истинно-сущее" приобретает личностное воплощение - оно должно быть не только объектом поисков, но и само "активно" искать страждущего, "открываясь" ему. Таков был, например, Иегова - это уже не сколько объект созерцания, но субъект воли, персональность и активность которого и делает полноценной саму идею откровения. Бог "открывает" человеку тайны мира и свою волю актом личной "милости" и человек в ответ на это должен "уверовать". Так порождается опыт благодати, который сам в себе заключает достоверность существования Бога.
   Идея откровения, надо сказать, не могла не вступить в противоречие с привычным для Европы античным интеллектуализмом. Но постепенно всё встало на место: откровение стало пониматься как предпосылка научного знания. Фома Аквинат, выступая против теории "двойственной истины", отрицает даже возможно какого-то противоречия между мистическим опытом "сверхразумных истин" и рациональными истинами - они ведь призваны дополнять друг друга. Скот Эурегена даже брался доказать основное содержание откровения путём логических операций. Характерна в этом плане позиция многих протестантских ученых. Многие из них считают мистическую связь с Богом "незамкнутым диалогом", что позволяет им верить в прямое взывание к Богу, как и в то, что Бог может и сам непосредственно обратиться к душевным глубинам человека, минуя все внешние инстанции (церковь, святые тексты). Отсюда столь характерное для ряда протестантских сект (мормоны, квакеры, иеговисты и др.) стремление не столько "эмансипировать разум от откровения" (как это типично для рационализма в христианстве), сколько "эмансипировать откровение от разума". Пароксизмы сектантской мистики (а секта - это всегда абсолютизация какой-либо одной грани учения Христа, отсюда и нередкая исступленность проявления этой грани, повышенная мистичность учения и религиозной практики) характерны и для православных сект (староверы, хлысты, скопцы и т.п.).
   Трактовка откровения как радикального упразднения всех основ рационализма была предпринята С. Кьеркегором, но уже разворачивался XIX век и рационализированная буржуазная религиозность сумела, казалось бы, "растворить" весь "горючий потенциал" истин-откровений в общей сумме "духовных прозрений человечества". Однако социальные кризисы рубежа XIX - XX и конца ХХ веков показали, что мистико-иррациональное видение мира если не растёт, то и не уменьшается в общей сумме человеческой ментальности.
   При выработке собственной эпистемологической позиции по поводу природы мистического опыта необходима выработка рефлексивно-критического отношения к рассматриваемым источникам откровенческой литературы. Другое дело, что в наше время серьёзный исследователь едва ли станет заведомо сомневаться в наличии у многих людей религиозно-мистического опыта, как и оспаривать, что для них этот опыт означает достоверную встречу с тем или иным Абсолютом, Богом. Однако исследование мистики с точки зрения возможности её опыта служить источником познания Бога необходимо довести до постановки вопроса о гносеологической состоятельности феномена непосредственной интуитивной религиозной достоверности, выявления его характеристик, степени соотнесенности и опосредованности этого ментального процесса иными видами познавательной активности.
   Изучение когнитивных возможностей исследуемого феномена следует начать с той квалификации описания мистического опыта его носителем, как "личностной интерпретации" ситуации. Тем самым мы, собственно говоря, ничего не изменяем и не отвергаем в позиции носителя опыта, но в то же время имеем возможность дистанцироваться от того понимания опыта, как он представляется его носителю, предполагая необходимость более объективной "интерпретации интерпретации". Такое дистанцирование порождает возможность научной проблематизации вопроса, т. е. фактически открывает путь эпистемологического его осмысления. И одна из первых проблеме здесь - трактовка понимания самой Божественной реальности в той или культуре, как о особенностей контакта с этой реальностью носителей этой культуры. Так, в политеистических культурах мистический опыт вообще трудно отделить от религиозно-метафизического. Религии откровения, как известно, порождают некую нормативность религиозного переживания и мистический опыт может как подтверждать регламентирующие традиции, либо ставит их под сомнение, а то и отрицает. Социокультурный анализ здесь помогает выявить ту культурную нишу, которая стимулирует и поощряет такого рода мистический анархизм, гностические корни этих культурных традиций. Другое дело, что мистический опыт, воспринимаемый как опыт непосредственного контакта с высшей реальностью, выступает, по определению, как нечто "самоудостоверяющееся". И это означает, что с точки зрения его адептов, содержание этого опыта не нуждается в какого-либо рода подтверждении, выступая иммунитетом по отношению ко всяким попыткам его опровержения. Как фиксирует ситуацию Ю.А. Кимелёв, "мистицизм может восприниматься как безусловная, несокрушимая, оправдательная инстанция по отношению к конкретным религиозным традициям или религиозности вообще".
   Описание интересующего нас опыта требует выявления тех конститутивных свойств, которые и позволяют назвать опыт мистическим, отличают его от иных практик. Это касается как "субъективных" характеристик опыта, опирающихся на его переживания, так и "объективных", т.е., тех образов Божественной реальности, которые инкорпорированы в опыте. Сложность ситуации здесь в том, что для большинства "визионеров" эти "составляющие" опыта выглядят неразрывными, а, нередко, "субъективная" составляющая представляется "объективной", точнее, не от "от мира сего". Таков характер мистического опыта, который весьма часто представляется его носителю как объективно-рецептивный: носитель опыта "захватывается" неким внешним началом, не отождествляясь с собственным волевым (познавательным) усилием. "Объективность" опыта, при такой рецепции как бы разделяется на два плана: "субъектная" форма объективности, когда речь идёт о том, что у носителя опыта нет никакого сомнения в достоверности своего состояния и "объектная" форма объективности, означающая, что визионер, соотнося себя с некоей вне его существующей реальностью, воспринимает себя как созерцателя этой реальности.
   Другой аспект проблемы - это уверенность визионера в том, что опыт принёс встречу именно с трансцендентным. Необходимо убедиться в том, что искомая встреча не означает лишь нечто выходящее за и вне границы "имманентной" сферы бытия носителя опыта, т.е. не есть просто "невиданное", "диковинное" и т.п. Так же необходимо выявить наличие такой характерологической черты как сакральный характер опыта. Более или менее достоверный опыт "священного" показывает, что сакральность редко носит рациональный вид, но представляют из себя разного рода "нумиозные" образования. Чувство сакрального "может мягко пронизать душу, приняв форму парящего, спокойного, глубокого благоговения - пишет Р. Отто, - оно может перейти в устойчивое состояние души, еще долго вибрирующей и трепещущей... Оно может неожиданно вырваться из души в спазмах и конвульсиях. Оно может вести к удивительной взволнованности, опьянению, взлетам и экстазу". Им же выделяется три типа "нуминозных" чувств: чувства зависимости, своей "тварности", "собственного ничтожества и преходящности в сопоставлении с тем, что возвышается над всем тварным"; чувства мистически-благоговейного ужаса и бессилия перед "misterium tremendum" (неслыханной тайной); и, наконец, чувство томления по трансцендентному существу, чарующему нас. Эти чувства - пусть даже без убедительного доказательства существования их "объективного" транспозита - присущи человеческой природе, которой свойственно беспокойство, томление по Абсолюту. Как здесь не вспомнить знаменитое высказывание С.М. Соловьёва, что "известные идеи, повторяющие из века в век, имеют объективное бытие". Понятно, что исследование в рамках науки этих "известных идей" (и символических образов) предполагает обращение к аналитической психологии, проходя по "ведомству" не индивидуального, но "коллективно бессознательного", "архетипических" начал нашей психики, которые действительно "имеют объективное бытие" в том его значении, которое принимается миром ученых в рамках "критической рациональности".
   Мистический опыт, как правило, манифестирует себя как нечто космополитическое - отсюда и изучение его носит компаративистский характер, опираясь на описания этого опыта в рамках синологии, индологии, христологии и т.п. Для большинства из этих описаний типично признание таких его свойств как объективность (в отмеченном выше смысле), отношение к постигаемому как к Высшей инстанции, тому, что свято и в то же время непостижимо, наличие сопровождающих этот опыт сложных и бурных чувств, близким привычным для нас чувствам радости, счастья, блаженства. В этих описаниях это мистическое состояние признают как "невыразимое", "запредельное" и не связанное с тем или иным хронотопом бытия. Мы уже пытались показать различные типы мистического видения мира, связанные с той или иной парадигмой его развития. Существует множество иных классификаций мистического и его характерологических черт (В. Бакусева, Р. Зенера, Ю. Кимелева, Ф. Олмонда). Многие исследователи различают типы мистицизма в связи с характером интериоризации Абсолюта. Для мистицизма "внутреннего видения" характерно "отвращение от всего внешнего, уход в собственную душу, в её глубину, знание о таинственной глубине и знание о возможности вернуться в эту глубину, войти в неё". Мистика такого рода через погружение в себя, в собственном внутреннем мире пытается найти путь к Абсолюту. Но распространён и мистицизм видения "мирового единства", в ходе которого все вещи мира получают некоторое "преображение", становятся "прозрачными", пропуская "внутренний свет", внутреннее единство нашего бытия. Отождествляются не только вещи, но и созерцающий с созерцаемым, он становится частью опыта "Единого", Абсолюта.
   Более важным, на наш взгляд, представляется то, что все эти модификации приобщения к Абсолюту носят монотеистический характер всякого мистического опыта, что ставит необходимость перед исследователями проблемы рассмотрения вопроса о существовании единого и единственного Абсолюта как компендиальном вопросе интересующей нас темы . Однако надо отдавать отчет, что этот вопрос имеет не только собственно научный, но о громадный социокультурный резонанс, так как признание возможности восприятия единой и единственной трансцендентной Реальности для людей разных культур и социальных сред, будет выступать важнейшим козырем для признания возможного единства всех религий и верований мира.
   Всё же для ученого этот вопрос не обязательно должен тематически выходить за границы собственно проблемы познавательных возможностей мистического опыта, оценки того, способен ли этот опыт сам по себе служить источником и основанием содержащихся в нём знаний об некой Трансцендентальной реальности Это вопрос имеет уже длинную историю, уже отработана некая процедурная схема ответов на него. Так, отрицательный ответ на предлагаемый вопрос может иметь как чисто негативный характер (отрицается вообще возможность того, что мистический опыт как некое когнитивное образование может быть правомерным), так и вовсе не отвергающий правомерности мистического знания, но не фиксирующий (пока?) наличия надёжных обоснований того, что такое знание вытекает из описываемого опыта. Возможен и положительный ответ, когда содержащее в мистическом опыте знание, означающий, что мистическое знание может получить когнитивное оправдание, либо обоснование иными интеллектуальными способами. То есть, если говорить от отрицательной когнитивной оценке мистического опыта, у носителя опыта возникает понимание своего опыта как "встречи с Абсолютом", а его критик не желает признать такого понимания, интерпретации этого опыта как когнитивной процедуры. В силу явной социокультурной ангажированности "крайних" ответов на исследуемый вопрос, обратим внимание на "средний" ответ, который и привлекает, как правило, внимание "незашоренных" исследователей. Логика "условно-отрицательного" ответа на вопрос о правомочности мистического опыта на формирование самоценной и самодостаточной картины мира чаще всего опирается на тот тезис, что многие элементы религиозно-мистических теорий и практик имеют "естественное" значение (то есть были элементом того или иного культурно контекста") и, как таковые, предшествовали религиозно-мистическому событию, либо выступают как одна из - пусть и многих - причин этого события. Отсюда им и нельзя доверять - в когнитивном плане. То есть, грубо говоря, ничем нельзя доказать, что описания мистического опыта есть результат воздействия Абсолюта, а не той системы социокультурых установок и ценностных ожиданий, которыми - сознательно или бессознательно, руководствуется описант. Естественно, такого рода "визионерство" противопоставляется научному опыту, в основании которого лежат репрезентативные основания (аксиомы знания) и результатом которого выступают научные истины, обладающие предикатами объективности и абсолютности.
   Представляется, что в условиях современного кризиса научного знания такая позиция есть не что иное, как сциентический снобизм. Не секрет, что одна из наиболее острых тем современной эпистемологии, это кризис оснований научного знания, в частности, теории научной истины. Для ученых вопрос об этих элементах научного знания весьма проблематичен - как поставить вопрос о природе наших аксиом и истин, когда былой гарант истины классической науки (Творец) для современного мышления стал явно "непотребен", а внутренние критерии и договорённости ученых меж собой явно недостаточны, и, уж, в любом случае, не могут претендовать на "объективность" и "абсолютность". Анализ проблемы показывает, что никакой "объективности" - в смысле "бессубъектности" - в человеческом знании не может существовать по определению. В лучшем случае, эту объективность, выступающую ныне этаким классическим идеалом исследования, мы можем реально связать с феноменом "интерсубъективности" в рамках той или иной культурной общности общности .
   Ещё больше проблем с понятием "абсолютности" истины, которое осталось к нас от того времени, когда в механизмах "сакрализации" классической науки лежали (пусть и скрыто) те же параметры, что и у "истин откровения", то есть, фактически, Бог, Создатель. Стало быть онтологизм истин "откровения" (казалось бы, преодоленный наукой), необходимость апелляции к прямому усмотрению важнейших определений бытия, есть неизбывная черта не только мистики, но и всех исторических систем знания. Сегодня наука вынуждена признать тот, не до конца проговоренный факт, что если правильность наших теоретических рассуждений лежит на совести логического рассудка, то весьма многие основания нашего знания, научные аксиомы и истины, есть не что иное как онтологическое вопрошание, некоторые метафизические допущения, выражающие тот или иной (плоско-механический либо квантово-механический, большевистский либо либеральный, русский, женский, тинейджерский и т.д. и т.п. ) взгляд на мир. Не случайно М. Хайдеггер утверждал, что самые глубокие наши истины мы получаем не через гносеологические упражнения за письменным столом, но в основе их ментальное действие, направленное на целое и захватывающее экзистенцию.
   Ныне всё более очевидно, что человек вовсе не случаен в некоей "объективной" Вселенной, но укоренён в ней как телеологически понимаемый итог её развития. Это понимание возникло ещё в виде интуиции древних о единстве макро- и микромира, ныне оно развернуто в антропный принцип единства человека и Мира. Отсюда те ценности и идеалы, в которых выражается человеческие потребности и смыслы бытия, вполне можно - без всякой претензии на "абсолютность" либо "объективность" - признать одной из форм выражения потребностей развития всего Универсума, его взывающих к реализации потенций. Ориентируясь на эти свои истины-ценности, человек вырабатывает понимание истории как поприща своего развития, осознает ответственность за своё бытие. Именно обреченность человека на эту ответственность и есть важнейший импульс познания и самопознания их источник. Инициативное внесение в познаваемый мир определений своего желаемого должного и есть свобода нашего бытия, то, что мы называем творчеством. Не будучи замкнутой в себе целостностью, но и не отражающий лишь в себе и для себя целостность мира, человек придает своему существованию значение соизмеримости с миром, рефлектируя на себя, выступая в качестве творческой константы мира.
   Но надо видеть, что безграничность этого мира порождает у человека и чувство страха, нередко переходящее в отчаяние перед неопределенностью среды своего обитания, проблемы конечности нашей жизни. Это порождает стремление Духа преодолеть ужас осознания бессмысленности существования, заставляя его активно искать для себя выход в творчестве Духа (порождающего веру в бессмертные Абсолюты, гарантирующие осмысленность и благодатность нашего бытия). Отсюда тяге человека к "адекватному отражению действительности" не может не противостоять попытка созидания новых реальностей, где "бездуховности" открывающихся человеку истин противостоит мир, в котором он пытается подчас сокрыть истину ради Добра, ценностей утверждения человеческой жизни. Отсюда и вытекает яростное желание человека онтологизировать свои (нередко иллюзорные) устремления. Таков механизм порождения многих открытий в области Духа, которые и позволяют каждый раз "приподнять" наше Бытие до искомого идеала. Таков механизм и многих наших заблуждений - без которых немыслимо творчество, и которые - на радость ли, или на беду - претворяются нами в жизнь.
   Дело в том, человек в состоянии не только "отражать" своим знанием некие "заданные" истины бытия, но и "волевым" путём утверждать в жизнь истины "экзистенциальные". Так уж он устроен, что пока надежда на претворение его идеалов и чаяний в его душе жива, желаемый образ выступает для него высшей реальностью. Так человек, стремясь создать смысл того, что заведомо смыслом не обладает, порождает свой образ мира, привнося в мир то, что в этом мире актуально не существовало - а, значит, "причиняя" смыслы и самому миру. Это "мифологическое" творчество, поиски вечных и устойчивых начал бытия, внутренне присуще человеку на всех этапах его развития. И хотя подобная концептуализация мира с научной точки зрения не всегда корректна, мы понимаем его функциональный смысл, культурообразующее начало, роль экзистенциальных истин в нашей жизни. Таков наш всеобщий способ защиты от конечности бытия. Не забывая его реальные истоки, надо видеть животворящую роль этих истин.
   Резюме: мистицизм неверен в виде своих конкретно-исторических форм объяснения реального факта единства мира и человека, однако истинен в том, что упрямо указывает нам на существование этого важнейшего факта нашего бытия. И его позиции тем сильнее, чем более наша наука оторвана от реальной жизни, заполнена схоластическими схемами. Когда ещё была сказана людям Тайна Небесная (в форме притчи о пшенице и плевелах): "Оставьте расти вместе то и другое - до жатвы". Жатвы пока, слава Богу, не видно, но судии - увы - уже тут как тут.

ПРИРОДА МИСТИЧЕСКОГО ОПЫТА.

   Эмоции и ощущения, ассоциирующиеся с небесными внутренними областями, обычно противоположны тем, с которыми человек может сталкиваться в темных областях. Вместо болезненного отчуждения у человека открывается всеобъемлющее чувство единства и взаимосвязанности между всеми вещами. Вместо страха в человека входят экстаз, покой и глубокое чувство поддержки со стороны космического процесса. Вместо переживания "безумия" и смущения человек часто обнаруживает в себе чувство ясности ума и покоя. И вместо озабоченности смертью человек может обрести связь с тем состоянием, которое ощущается как вечное, и понимание, что он является не только своим телом, но и всем остальным существующим.
   По причине своей невыразимой и безграничной природы божественные области более трудны для описания, чем темные пространства, хотя поэты и мистики всех веков создавали прекрасные метафоры в попытках сделать это. Во время таких духовных состояний, человек воспринимает свое привычное окружение как чудесное творение божественной энергии, наполненное таинственным; все оказывается частью тонкой, изысканной, сложно переплетенной ткани. Поэту Уильяму Блэйку удалось ухватить это чувство знания близости божественного:
  
   Видеть мир в зерне песка
   и небеса в диком цветке,
   держа бесконечность в ладони твоей руки
   и вечность в одном часе.
  
   Другие переживания подобного типа могут включать в себя открытие таких измерений, которые обычно не осознаются в повседневной жизни: они выходят за пределы пространства и времени и населены небесными и мифологическими существами. Эти переживания часто сопровождаются интенсивными ощущениями могущественной духовной силы, которая течет в теле. Люди воспринимают мистические области как наполненные некой священной, нуминозной сущностью и неизмеримой красотой, и у них часто бывают видения золотых драгоценностей, искрящихся самоцветов, а также неземного, сияющего, светящегося и сверкающего света. Поэт-мистик Уолт Уитмен писал в "Листьях травы":
  
   Подобно обмороку, в одно мгновение
   Иное солнце, невыразимо яркое, ослепляет меня
   И все небесные светила, которые я знаю, и еще более яркие
   светила, неведомые мне.
   Одно лишь мгновение видения будущей страны, небесной страны.
  
   Наполненные сияющим, божественным светом, трансцендентные области часто описываются как находящиеся за пределами обычных чувств. Американский поэт Генри Дэвид Торо писал:
  
   Я слышу за пределами слышимого,
   Я вижу за пределами видимого
   Новые земли, небеса и моря вокруг меня,
   И тогда даже свет солнца меркнет...
  
   Божественное может часто переживаться как вечное, неизменное и вневременное. Это о нем говорил китайский философ Лао-цзы в "Дао дэ цзин":
  
   Есть нечто, изначально присущее всему,
   Существовавшее прежде неба и земли,
   Неподвижное и неизменное.
   Оно пребывает само по себе и никогда не изменяется;
   Оно проникает повсюду, никогда не истощаясь.
   Оно может почитаться как Мать Вселенной.
   Я не знаю, как это назвать.
   Если я буду пытаться назвать это,
   Я назову его Дао, и я назову его высочайшим.
  
   Многие люди, переживавшие эти внутренние измерения, воспринимали их как часть неограниченной и более широкой сущности каждого человеческого существа, которая обычно скрыта проблемами и делами повседневной жизни. По причине своей яркости и ясности трансцендентные состояния часто воспринимаются как нечто более подлинное, чем ординарная реальность, и люди сравнивают открытие для себя этих областей с пробуждением ото сна, с устранением некой непрозрачной завесы, с открытием врат восприятия.
   Иногда они достигают новых откровений и сложных, изощренных знаний о процессе жизни из некоего источника, скрытого в них самих, и недоступного в обычных условиях. Так же как человек может столкнуться с опустошающими пространствами смерти "эго" во время периода темной ночи души, так он может встретиться и с формой позитивных переживаний смерти "эго" в трансцендентных областях. Здесь личностные ограничения временно растворяются, и человек может чувствовать себя сливающимся с внешним миром или даже со всем космосом. Один из наиболее общих видов позитивной дезинтеграции - это тот, в котором люди чувствуют, что они утрачивают самих себя в том имманентном божественном начале, которое содержится в окружающем их мире. Они могут чувствовать, как их индивидуальные ограничения угасают по мере того, как они сами тают, растворяются в близком им мире людей, деревьев, животных или неорганической природы. Во время иной формы этого переживания они чувствуют себя сливающимися с божественным, которое трансцендентно по отношению к повседневной реальности, находясь за ее пределами.
   Альфред Лорд Теннисон так писал об этом состоянии:
  
   Не раз, когда я
   Сидел совсем один, обращенный вглубь самого себя,
   "Я" - то слово, которое было символом меня,
   Этот смертный предел, - утрачивалось
   И уходило, превращаясь в безымянность, как облако
   Тает в небесах.
  
   Такие переживания часто принимают форму мягкой утраты "эго", форму растворения структур "эго", что необходимо для достижения более широкого понимания своей сущности. Индийский философ и святой Шри Рамана Махарши говорил, что этот процесс напоминает историю о том, как кукла из сахара входит в воду и пытается плыть, растворяясь при этом сама, - так же и "я" растворяется в океане всеобщего сознания. Более драматичная форма позитивной смерти "эго" - это внезапная встреча со светом, которую мистики сравнивают с мотыльком, летящим на огонь божественного и внезапно сгорающим в нем.
   Встреча с божественными областями во время духовного кризиса является чрезвычайно целительной. Достигая этих областей, человек часто испытывает положительные эмоции: экстаз, восторг, радость, любовь, почтение и блаженство. Это быстро облегчает его негативные состояния депрессии и гнева. Ощущение себя частью всеобъемлющей космической сети часто дает человеку, имеющему проблемы с самоутверждением, свежий, новый и более широкий образ самого себя.
   Те, кто уже имел такие переживания раньше в процессе духовного кризиса, чувствуют себя более удачливыми, у них возникает философский взгляд на события, который сохраняется и во всех будущих сложных ситуациях. Они чувствуют, что хотя кое-что может становиться трудноразрешимым, они все равно в конце концов обретут понимание того, куда они идут. Это подобно вершине горы, мелькнувшей вдалеке, и даже если приходится возвращаться к ее подножию, чтобы взойти на нее, все равно есть перспектива и надежда на то, что это и есть та награда, которая ожидает в конце путешествия. Надежда очень нужна человеку, прокладывающему путь через тяжелые эмоции и ощущения и не знающему ничего о цели всего происходящего.
   Эти позитивные переживания не обязательно представляют собой логически следующие одна за другой стадии, подобно награде в конце трудных поисков. Многие люди обнаруживали, что они прояснили для себя свои личностные проблемы еще до того, как эти области мистического опыта начали раскрываться перед ними; и когда эти области становились доступными, человек воспринимал их появление как должное воздаяние за ту тяжелую работу, которую он проделал раньше. Однако другие индивиды, спонтанно устанавливавшие контакт с трансцендентными областями в себе, часто считают, что им для этого не приходилось проделывать никакой трудной работы. Во многих духовных кризисах те, кто испытывал периодически краткое прикосновение этих областей, обнаруживают, что со временем они становятся все более и более способными произвольно достигать таких состояний.

ПРОБЛЕМЫ, СОЗДАВАЕМЫЕ МИСТИЧЕСКИМИ И ТРАНСЦЕНДЕНТНЫМИ ПЕРЕЖИВАНИЯМИ

   Несмотря в общем на благоприятное качество этих позитивных состояний, есть два рода трудностей, возникающих в столкновении людей с мистическими переживаниями: внутренние конфликты, связанные как с принятием этого опыта, так и вообще с самим фактом переживания трансцендентных областей, и проблемы, возникающие, когда эти переживания начинают взаимодействовать с окружающим миром. В дальнейшем эти два типа затруднений могут взаимопересекаться много раз.

ВНУТРЕННИЕ ПРОБЛЕМЫ.

   Многие люди чувствуют свою неподготовленность к встрече с широтой священных пространств. Это совершенно неведомые реальности и состояния ума, и следование им для человека обычно означает отказ от привычных представлений о том, что является реальным. Кроме того, такие люди могут чувствовать, что они недостаточно сильны для глубокого воздействия на них сенсорных и физических проявлений мистических переживаний или же что они недостаточно открыты, чтобы управлять этой силой. Духовный учитель из Америки Рам Дасс сравнивал такого человека и его реакцию с тостером, "включенным в сеть 220 вольт вместо 110, когда все вдруг начинает поджариваться вдвое быстрее". Человек, испытывающий этот чрезвычайный физический, ментальный, эмоциональный и духовный поток, может чувствовать себя настолько переполненным, что его естественная реакция на это - отшатнуться с испугом.
   Подобная реакция может возникать и при мощном переживании озарения, связанного с видением света. Иногда люди чувствуют, что их глаза слишком слабы или помрачены, чтобы вынести интенсивность этого ослепительного света, и может даже возникать страх, что если они позволят этому переживанию развиваться дальше, то навсегда ослепнут. Во время такого озарения может возникать сильная физическая боль как в самих глазах, так и вокруг них.
   Одна женщина, занимавшаяся практикой медитации, так вспоминала об испытанном ею страхе во время "позитивного" трансперсонального состояния. "Это было так странно... я читала о переживании света в книгах, посвященных духовности, и слышала о том, что оно описывалось как нечто дающее блаженство. Я давно уже хотела испытать это состояние и предпринимала многие формы внутренней работы, чтобы достичь его. Но когда это действительно произошло, я была в ужасе. Это внушало благоговейный страх, было болезненно, ужасно и в то же время удивительно. Я чувствовала, что это было чем-то слишком большим, чтобы я могла вместить это в себе. Я вспомнила о Моисее, стоявшем перед пылающим кустом, и о том, что пламя было настолько ярким, что ему пришлось отвернуться. Я чувствовала себя недостаточно готовой к этому, с сознанием, недостаточно расширенным и очищенным для того, чтобы пребывать в этом".
   Хотя те болезненные состояния, которые случаются во время встречи с мистическими переживаниями, могут ощущаться как разрушительные, и даже насильственные, со временем люди часто признают, что это была болезненность духовного раскрытия и роста. Они даже могут прийти к осознанию того, что эти страдания - признак их связи с божественным. Св. Тереза Авильская так описывает это состояние:
   "Боль была столь остра, что я застонала, но и наслаждение от этой чрезвычайной боли было столь же большим, и оно настолько переполняло меня, что мне даже не хотелось, чтобы боль уходила, - ведь душа не может удовлетвориться ничем, что является меньшим, чем сам Бог. Это была духовная боль, не телесная, хотя тело тоже принимало участие, и даже очень значительное участие в ней. Это состояние можно было бы назвать взаимным общением между мной и Богом".
   Переживания позитивной дезинтеграции, описанные ниже, также могут представлять собой проблемы. Если одни люди могут принимать это событие, как освобождающее и расширяющее, то другие, сильно привязанные к своим индивидуальным отождествлениям, могут очень пугаться и пытаться сопротивляться и бороться с такой ситуацией. Хотя состояние утраты "эго" является лишь переходным этапом, людям, находящимся в такой ситуации, кажется, что это навсегда. В преддверии этого состояния на грани между тем, чем человек был и осознавал себя, и тем, чем становится, он может спросить: "Кто я? Где это состояние пришло ко мне? И могу ли я доверять тому, что произошло?"
   Многие люди не верят в реальность новых возможностей, раскрывающихся перед ними, или же могут опасаться, что состояния, которые они переживают, являются признаками душевной болезни. Они могут также чувствовать, что сбились с пути и слишком далеко отошли от того, что им привычно и знакомо. Они могут даже бояться, что после прикосновения Божественного они настолько сильно изменятся, что другие люди, окружающие их, немедленно увидят, что они "не такие, как все", и подумают, что они или со странностями, или вообще сумасшедшие.
   Иные могут бороться с трансцендентными переживаниями, какими бы прекрасными и умиротворяющими они ни были, потому что они не чувствуют, что эти переживания заслуживают их внимания. Мы знали некоторых индивидов с достаточно долго существовавшими проблемами, связанными с образом себя, которые чувствовали, что все слишком приятные, положительные переживания являются незаслуженными для них. Часто бывало так, что чем более благоприятными были их духовные состояния, тем больше они пытались сопротивляться им.
   У некоторых людей возникала депрессия после того, как они соприкоснулись с трансцендентными областями, поскольку их повседневная жизнь показалась им тусклой и неинтересной по сравнению с той яркостью и освобождением, которые им довелось пережить. Один из них, терапевт, так писал о своем возвращении к ограниченности физического тела после мистического переживания: "В этом состоянии озарения я чувствовал себя полностью неограниченным и свободным, окруженным сверкающим светом, наполненным им и омытым необычайно сильным чувством умиротворенности. Когда я начал возвращаться в повседневный мир, то почувствовал, что мое новое, более широкое "я" было затянуто назад, как в воронку, в мою ограниченную, сжимающую меня оболочку, в мое физическое повседневное "я". Мое тело воспринималось как стальной капкан, поймавший и державший в себе все мои возможности. Я чувствовал, как боль и драматизм повседневной жизни входят в меня, и я плакал, томясь по возвращению к той свободе, которая открылась мне".
   Некоторые люди в такой ситуации могут стремиться остаться в приятном для них расширенном состоянии сознания, исключая этим ответственность за свои повседневные дела. Или же они могут так сильно стремиться к повторению этого переживания, что этим самым перекрывают для себя возможность прохождения других стадий духовного путешествия - может быть, не столь приятных и экстраординарных, но не менее важных. В результате этого они могут ограничивать возможности своего дальнейшего развития, проявляя сопротивление всему, что расценивают как нечто меньшее, менее значимое, чем позитивные мистические состояния.

ПРОБЛЕМА ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ С ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНЬЮ.

   Часто бывает так, что хотя индивиды и извлекают несомненную пользу от встречи с Божественным, у них возникают проблемы с окружающими их людьми. Иногда люди пытаются рассказывать своим близким о своем скрытом мистическом переживании. Часто члены их семьи, друзья или психотерапевт не могут понять целительного потенциала трансцендентных состояний, и у них возникает естественное беспокойство о душевном здоровье своих близких или пациентов. Если человек, имевший опыт таких переживаний, вообще сомневается в их действительности или же озабочен состоянием своего собственного ума, то беспокойство других людей по этому поводу может только усилить эти сомнения, компрометируя и скрывая богатство действительных чувств и ощущений.
   Трудности возникают и тогда, когда встреча с трансцендентным происходит в неподходящей ситуации. Люди обычно считают, что меньше проблем возникает, если восторженное мистическое состояние наполняет их в безопасной обстановке, например, в комнате для медитации или в своей собственной спальне, чем если это случается посреди магазина или в аэропорту. Если человек не находится в поддерживающей обстановке в то время, когда происходит растворение личностных ограничений, то может возникать впечатление, что ему трудно действовать во внешнем мире. Он может, например, чувствовать неуверенность в физической координации своих движений, казаться неуклюжим и дезорганизованным. Если ему в это время приходится иметь дело с охранником, стоящим у входа в ресторан, или с представителями службы безопасности в аэропорту, то его поведение легко может быть понято неправильным образом.
   Других людей может пугать то, что если они позволят такому расширяющему сознание опыту войти в их жизнь, то их новое состояние сознания принесет с собой дополнительные нежелательные обязанности или ответственность по отношению к окружающим либо миру в целом. Человек при этом задается вопросом: "Означает ли это откровение, что мне нужно что-то делать с ним? Должен ли я полагать, что мне нужно помогать другим людям увидеть то же, что я увидел? Должен ли я в связи с этим исполнять в мире какую-то особую роль?"
   Бывает, что реакция таких людей противоположна: они могут чувствовать, что благословлены божественным провидением и поэтому заслуживают особого призвания и статуса, возвышающих их над ординарными человеческими делами. У них может быть очень реалистическое откровение о том, что их существование является частью некой запутанной, взаимосвязанной космической системы. В результате они могут почувствовать, что Бог заботится обо всем, и они в своей жизни освобождены от большей части ответственности за свои поступки.
   Тесно связанным с этим может быть и способ, которым люди проявляют во внешнем мире такое откровение. Если они обрели связь с тем, что, как они чувствуют, является Богом, Высшей Силой или небесным существом, таким, как Христос или Будда, они могут позволить этому состоянию исказить их "эго", или чувство персонального отождествления. Тогда вместо обретения большего понимания они начинают считать, что вселенская реальность, потенциально доступная для всех, открылась только лишь им. И, вместо того чтобы выйти из своего переживания с пониманием божественности своей природы и того, что таким, в сущности, является каждый человек и все окружающее, эти индивиды начинают считать, что они сами являются Богом и что они обладают особым посланием к миру. Бывает, что у них развиваются мессианские склонности, которые могут привести к значительному отчуждению их от остальных людей.
   Гроф Ст. Неистовый поиск себя. - М., 1996, с. 64-97.
  
  

ТРАНСПЕРСОНАЛЬНЫЙ (МИСТИЧЕСКИЙ) ОПЫТ В РАННЕМ ХРИСТИАНСТВЕ

   Генезис христианства исключительно сложен, и эта сложность в полной мере отразилась в структуре христианского вероучения, литургической практики и церковной организации. Христианство в процессе своего становления вобрало в себя основы иудейского мировосприятия (теизм, креационизм, историзм), религиозные представления, связанные с мистериальными культами эллинистического Востока, и элементы греко-римской философии (стоицизм, платонизм); последнее обусловило тот дуализм Афин и Иерусалима, о котором мы говорили во введении в связи с проблемой "религия - наука". Можно указать и на другие мировоззренческие компоненты (например, гностический и манихейский аскетизм), также сыгравшие немаловажную роль в формировании этой второй по времени возникновения (после буддизма) мировой религии. Таким образом, христианство оказалось как бы плавильным горном, переплавлявшим в себе все культурное и религиозно-философское наследие средиземноморского мира, создавая новый синтез, отнюдь не сводимый ни к одному из своих компонентов, ни к Афинам, ни к Иерусалиму в чистом виде. Именно этот синтез сохранил основы культурного наследия античности в новую эпоху, посеяв семена, из которых взошла новая европейская романо-германская и византийско-славянская цивилизация.
   Тем не менее необходимо иметь в виду, что сложность и гетерогенность христианства как развитой религии отнюдь не означает аналогичной синкретичности, гетерогенности и полиморфности учения основателя этой религии - Иисуса (от евр. Иешуа или Иегошуа) Христа (Христос - перевод на греч. евр. маишах - "спаситель", "помазанник"). О теологии Нового Завета написано так безмерно много (в том числе и в последнее время, особенно столпами протестантского модернизма, из которых наиболее знаменит Бультман), что говорить о ней вновь, да еще и по необходимости кратко, нет никакой возможности. Выскажем только нашу убежденность в том, что теология Нового Завета не только отнюдь не тождественна теологии Никео-константинопольского символа веры и отцов церкви, но и вообще имеет с ней весьма мало общего.
   Собственно, никакой теологии как системы богословских взглядов и концепций мы в Новом Завете и не находим, ибо его интенция совсем иная; во всяком случае, цель евангелий - отнюдь не конструирование системы догматов и теологических спекуляций. Учение Нового Завета (прежде всего евангелий) вполне однородно, последовательно и имеет совершенно традиционно иудейский характер, будучи прочно укорененным в ветхозаветных текстах и религиозных сочинениях периода второго храма. Поэтому любой образованный в религиозном отношении еврей прекрасно видит иудейский подтекст и контекст наставлений Иисуса и немало удивляется их пониманию в церковной традиции. Достаточно обратиться к некоторым сочинениям времен правления Хасмонейской династии, чтобы найти в них в готовом виде все элементы учения Иисуса.
   Прежде всего следует назвать два текста. Это уже упоминавшаяся "Книга Еноха", содержащая апокалиптико-эсхатологические идеи и образы христианской литературы первых веков нашей эры (интересно, что в "Книге Еноха" последний суд вершит Сын Человеческий, в котором воплощена праведность и который восседает на престоле своей славы), и написанные в 109-107 гг. до н.э. "Завещания двенадцати патриархов", иногда почти текстуально совпадающие с евангельскими текстами и едва ли не дословно предвосхищающие Нагорную проповедь:
   Возлюбите один другого от всего сердца; и если кто согрешит против тебя, обратись к нему со словами мира и не таи в душе своей злобы; и если он станет сожалеть об этом и покается, прости его. Но если он не признает своего греха, не возгневайся на него, не то, подцепив заразу от тебя, он ответит богохульствами и тем согрешит вдвойне... И если, утратив стыд, он станет упорствовать в грехе, то и тогда прости его от всего сердца и оставь мщение Богу. (Цит. по: Рассел Б. История западной философии. Т. 1. М., 1993. С. 334.)
   Однако ко времени Иисуса в иудаизме восторжествовали ритуализм и формальная обрядность, с одной стороны, и политические амбиции - с другой. Так, фарисеи (а именно фарисеем написан цитировавшийся выше текст) полностью подчинили себя следованию букве Закона и политическим интригам, а саддукеи проповедовали узкий и бесперспективный ритуалистический традиционализм, отвергая к тому же веру в бессмертие и воскресение, уже несколько столетий как утвердившуюся в иудаизме. Им противостояли ессеи (к которым был, видимо, близок Иоанн Креститель и традиции которых сохраняются в современном мандеизме Сирии и Ирака, последователи мандеизма считают себя продолжателями дела Иоанна); интересно, что если филиппики против фарисеев и саддукеев рассыпаны по всему евангельскому тексту, то о ессеях в евангелиях вообще не упоминается, что может быть косвенным свидетельством в пользу определенных симпатий Иисуса к этому учению. Но ессеи были отшельниками, по существу изолировавшимися от общества и не влиявшими непосредственно на религиозную и общественную жизнь Иудеи рубежа нашей эры.
   Так что Иисус, собственно, - при беспристрастном взгляде на евангельские тексты, понимаемые в контексте традиции и исторической ситуации, - был достаточно традиционным учителем праведности (вроде известного по кумранским текстам проповедника, жившего на 150 лет раньше Иисуса и так же, как и Иисус, распятого на кресте в Иерусалиме ок. 137/136 г. до н.э.), выступившим против ритуального формализма, буквоедства и лицемерия господствовавших течений иудаизма с целью обратить к самым широким слоям населения проповедь нравственного обновления и живого религиозного опыта ("дух дышит, где хочет", "дух животворит, плоть же не пользует нимало", "суббота для человека, а не человек для субботы").
   "Ищите Царства Божия и правды его, а остальное приложится вам" - вот главная новозаветная максима, благая весть проповедника из Назарета. Царство Божие здесь и сейчас - и блаженная жизнь, не зависящая от внешних обстоятельств. Антиритуалистические и антижреческие настроения евангелий (например, утверждение Иисуса о том, что поклоняться Богу следует не в храме и не на горе, а в духе и истине) также тесно связаны с установкой на личное благочестие, переживаемое внутренне (интериоризируемое благочестие в отличие от формально обрядового), нравственную чистоту и религиозный опыт Царства Божиего здесь и теперь. С этой установкой, правда, дисгармонирует проповедь Страшного Суда в конце времен (вообще идея суда очень последовательно вписывается в зороастризм и иудаизм как религии Закона, но противоречит христианству как религии Любви и Благодати), но это противоречие может быть объяснено как повышенным чувством справедливости, так и идеологической обработкой евангельского текста в процессе передачи (об этом - ниже).
   Интересно, что Ф.Ницше в своем чрезвычайно агрессивном, если не сказать злобном, сочинении "Антихристианин" (или "Антихрист") не жалеет сильных выражений для характеристики Нового Завета в целом, но как-то очень тепло и интимно говорит о личности Христа, "благого вестника", который проповедовал Царство Божие, что "внутри нас" и который пошел на смерть, доказывая и этим торжество своей вести этого Царства. Думается, что Ницше при всей его вопиющей несправедливости и ненависти к христианской религии очень тонко и точно подметил самую суть новозаветной экзистенциальности.
   Крестная казнь Иисуса была вызвана, по всей видимости, политическими причинами, на что есть указания и в евангелиях (страх старейшин иудейских, что проповедь Иисуса повлечет репрессии со стороны римлян, основывавшийся на их традиционно политическом и государственническом, а не духовном понимании роли мессий). Не случайно, что последним аргументом иудеев, сломившим Пилата, было обвинение Иисуса в попытке узурпации власти ("царь иудейский") и в мятеже против кесаря (что в случае освобождения Иисуса делало бы Пилата его сообщником). Привычные интерпретации мотивов членов синедриона, сводящиеся к их сопротивлению претензии Иисуса на божественность, совершенно необоснованны (что подтверждают и суждения современных иудейских авторитетов), поскольку эпитеты "сын человеческий" и "сын Божий" имеют традиционное употребление и не противоречат иудейской ортодоксии.
   В евангелиях они также постоянно прилагаются Иисусом ко всем людям, а не к себе исключительно ("будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный" и т.п.). Поэтому, думается, прав Ницше, говоривший, что Иисус ничем не выделял себя лично и не претендовал на собственную исключительность: вся та праведность и блаженство (ср. Заповеди Блаженства), которых достиг он, доступны при усилии ("Царство Божие силою берется") всем и каждому здесь и теперь. Этому вроде бы противоречит Евангелие от Иоанна, но оно, как известно, вообще стоит особняком от других евангелий (синоптических) и написано под сильнейшим влиянием платонизирующей иудейской экзегетики диаспоры (ярчайший представитель ее - Филон Александрийский). Именно Иоанн впервые заговорил о том, что Иисус - воплощенный Логос эллинизированного иудаизма диаспоры. В это же приблизительно время идея Логоса - второго Бога активно разрабатывается и в эллинистической теософской традиции - "Герметический корпус", например, содержит знаменитую фразу: "Deus omnia creator secum deum fecit" ("Бог, творец всего, производит второго Бога"). Иоанн к тому же вкладывает в уста Иисуса длинные монологи (составляющие основное содержание этого евангелия), в которых Иисус всячески подчеркивает свою божественность, чего нет в евангелиях синоптических.
   Процесс реинтерпретации учения Иисуса начался почти сразу же за выходом первоначального христианства (иудео-христианства) за пределы Палестины. Даже при признании нами традиционного авторства евангелий мы обращаем внимание на то, что евангелистами являются люди, далеко не самые близкие к Иисусу и даже необязательно входящие в круг семидесяти апостолов, не говоря уже о двенадцати - к ним относятся Матфей и Иоанн, что же касается Луки и Марка (последнего церковь отождествляет с юношей, бежавшим, завернувшись в простыню, при аресте Иисуса), то их близость к Иисусу в любом случае весьма сомнительна. Скорее же всего, евангелия писались иудеями диаспоры, давно утратившими непосредственный контакт со своей родиной и эллинизировавшимися (показательны и их имена: Лука - имя римское, Люций, чисто римским именем является и Марк). Писали они, вероятно, с чужих слов, путая иудейские реалии и географические названия и плохо понимая тот культурно-исторический контекст, в котором велась проповедь Иисуса. В результате все чаще и чаще иудейское понимание слов Иисуса сменяется их интерпретацией человеком эллинистического воспитания. Само воскресение (Иисуса), идея которого укоренена в зороастрийской и иудейской традициях, начинает ассоциироваться в глазах эллинов-неофитов с типологически совершенно иными "воскресениями" богов Фригии, Сирии и Египта (в XIX в. это непонимание было унаследовано и "научно" использовано религиеведами мифологической школы). Таким образом, даже евангелия (не говоря уже о христианстве позднейших времен) являют собой во многом результат видения иудейской реальности не понимающим, но истолковывающим эллинистическим взглядом.
   Итак, суть благовестия Иисуса - чистый религиозный опыт, обретение религиозного опыта, базирующегося на свободе духа ("дух дышит, где хочет", "и познаете истину, и истина сделает вас свободными") и возвышающегося над традицией, догматами, ритуалами и внешним благочестием ("пусть левая рука не знает того, что делает правая", наставление об уединенной молитве во избежание похвал за благочестие и т.п.). Такой опыт и есть внутренне присущее каждому человеку и одновременно внемирское ("царство мое не от мира сего") Царство Божие. Это учение Духа, а не закона, свободы, а не внешнего принуждения.
   Вместе с тем ряд моментов учения Иисуса, а особенно его трагического жизненного пути, вторгаясь в эллинистический образ мыслей с его религиозными архетипами, налагались на культурные стереотипы другой цивилизации (греко-римской) и перетолковывались в ее парадигме и в духе ее религиозных чаяний, что породило множество интерпретаций (от гностических до ортодоксально-церковных). Но образ страдающего во имя искупления грешников Бога (или богочеловека), своим воскресением открывающего путь к спасению обреченным на ад, накладывался не только на культурные стереотипы, но и на психологические матрицы (как системы конденсированного опыта, так и БПМ; поэтому, кстати, неудивительно, что в перинатальных переживаниях на трансперсональных сеансах весьма распространены отождествления со страдающим и воскресшим Христом, а образы распятых младенцев и зародышей очень часты в рисунках участников этих сеансов). Все это, разумеется, не только искажало (и даже делало неузнаваемым) учение исторического Иисуса, но и обогащало христианскую традицию, внося в нее глубокую мистериальность, оплодотворенную новыми идеями и новой моралью, и трансперсональную устремленность.
   Мотивы трансперсональных переживаний достаточно распространены в раннехристианской, в том числе и в новозаветной, литературе.
   Богатейший материал по этому вопросу содержат Послания св. апостола Павла, этого знаменитого "апостола языков", установка которого на миссионерскую деятельность за пределами иудейской среды сыграла определяющую роль в превращении христианства в мировую религию.
   В Посланиях мы встречаемся не только с описанием "экстатических" состояний самого св. Павла, но и с указаниями на то, что пророчества, предполагавшие вхождение в транс, общение с "высшими силами" и другие типы трансперсональных переживаний, играли немалую роль в жизни ранних христианских общин ("церквей").
   Из Посланий мы знаем, что пророчествовали "не только мужчины, но и женщины" (1 Кор. 5), что пророчества часто включали в себя говорение на иноязыках, то есть глоссолалии (1 Кор. 14:2), и что пророчествованию придавалось особое значение как важнейшему из духовных даров (1 Кор. 14:1). При этом сами по себе пророчества ставятся выше глоссолалии: глоссолалии остаются непонятными для верующих, тогда как пророчествующие назидают общину. Предполагалась как массовость "пророчествования", так и наличие истолкователей глоссолалии. Св. Павел особенно печется о том, чтобы держать харизматическую и экстатическую линию поведения общин под контролем, чтобы она не могла перейти в некое "вакхическое" буйство:
   "Итак, братия, ревнуйте о том, чтобы пророчествовать, но не запрещайте говорить и языками; только все должно быть благопристойно и чинно" (1 Кор. 14:39-40).
   В главе 12-й Второго послания к Коринфянам (1-5) содержится описание некоего духовного экстатического восхождения, причем, по всей видимости, речь идет об опыте самого ап. Павла:
   "Неполезно хвалиться мне; ибо я приду к видениям и откровениям Господним. Знаю человека во Христе, который назад тому четырнадцать лет, - в теле ли - не знаю, вне ли тела - не знаю: Бог знает, - восхищен был до третьего неба. И знаю о таком человеке, - только не знаю - в теле, или вне тела: Бог знает, - что он был восхищен в рай и слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать. Таким человеком могу хвалиться; собою же не похвалюсь, разве только немощами моими".
   Мотивы полета ("восхищения"), выхода за пределы индивидуальной ограниченности и неописываемости, невыразимости трансперсонального переживания уже хорошо знакомы нам.
   Тем не менее, насколько мы можем судить по имеющемуся материалу, в раннем христианстве не существовало разработанной "техники экстаза", то есть систематической и нормативной психотехники.
   Пророческая тенденция в раннем христианстве нашла свое наивысшее выражение в монтанизме, признанном в III в. ересью, но еще в конце II в. имевшем такого последователя и апологета, как знаменитый Тертуллиан.
   Монтанизм родился в Малой Азии, во Фригии - области, уже хорошо знакомой нам по культу Кибелы и Аттиса. Сам основатель этого учения Монтан (II в.) был, согласно некоторым источникам, обращенным в христианство галлом, оскопленным жрецом Матери богов. Христианство, видимо, дало новое направление экстатизму, воспитанному на почитании Кибелы. Монтан, сопровождаемый двумя женщинами - Максимиллой и Прискиллой, провозгласил себя провозвестником нового откровения - откровения Святого Духа-Параклета (Утешителя, Ходатая). Монтанисты утверждали, что подобно тому, как Христос с апостолами возвышались над Моисеем и пророками, так же и Монтан со своими пророчицами - над Христом и апостолами в качестве носителей откровения Духа. У монтанистов было много своих текстов - оды Монтана, пророчества Максимиллы, псалмы. Как говорит М.Э.Поснов, характеризуя точку зрения монтанистов:
   "Откровение Бога в Монтане и его спутницах достигло новой последней ступени своего проявления и действия для того, чтобы ввиду близко предстоящего конца мира подготовить общину через новые откровения и новые требования к делу совершенства и совершения всего".
   В целом в догматике и богословии монтанизм не содержал ничего нового по сравнению с учением других христианских общин. Главное в нем было напряженное ожидание конца света, второго пришествия Христа и явления Нового Иерусалима, на роль которого Монтан выдвигал небольшие фригийские города Петузу и Тимион, куда он собирался созвать христиан всего тогдашнего мира. Монтанисты проповедовали покаяние и строжайший аскетизм, вплоть до призывов к расторжению браков. В течение III в. монтанизм постепенно утрачивает свое влияние и исчезает. В монтанизме пророчески-эсхатологическая линия христианского религиозного опыта (ярчайшим образом проявившаяся в "Апокалипсисе") находит свое завершение. Последующее развитие христианской практики духовного делания пошло по иному пути - по пути разработки систем аскетической психотехники в рамках монашества (с IV в.). Но прежде чем говорить о монашестве, необходимо охарактеризовать такие явления, как гностицизм, неоплатонизм (в его эллинской и христианской формах) и апофатическое богословие. Здесь мы ограничимся лишь беглым анализом перечисленных учений в контексте проблемы формирования теории и практики монашеского делания, иноческого подвига.
   Гностицизм - явление очень сложное и существовавшее в различных вариантах (учения Валентина, Василида, гностики-офиты, энкратисты и т.д.); мы постараемся выделить самые существенные черты, присущие гностическому движению в целом.
   Установка на принципиальный эзотеризм. Все люди делятся гностиками на "телесных" (соматики, гилики), "душевных" (психики) и "духовных" (пневматики). Из них только последним доступны тайны гносиса - высшего и подлинного знания.
   Весь видимый материальный мир - зло. Это темница духа, порабощенного небытием, стихией хаоса-материи. Освобождение из темницы мира достигается через причастность божественному знанию и постижение природы собственного духа как частицы высшего и единственного истинного Бога - Отца Нерожденного, Неизреченного, Мрака, который превыше всякого Света.
   Мир есть результат трагической ошибки, трагедии в Абсолюте. Отец Нерожденный, самообнаруживаясь, являет себя в особых сущностях-зонах, зачастую образующих пары или четы (сизигии). Завершенность эонов-теофаний образует божественную полноту (плерома). Гордыня или ошибка одного из эонов (обычно Софии) приводит к нарушению этой полноты, его отпаду от плеромы и началу космогенеза, в результате которого создается множество несовершенных миров (иногда 365) во главе с их владыками-архонтами. Низший из этих миров - наш материальный мир.
   Принципиальная антииудейская позиция. Гностики активно отвергают Ветхий Завет и считают ветхозаветного Яхве (Иалдаваофа) низшим архонтом, демиургом, вообразившим себя высшим Богом и стремящимся поработить человека властью своего закона. В некоторых гностических системах (офиты, каиниты) даже грехопадение толкуется как благое деяние, совершаемое по вразумлению одного из эонов, принявшего вид библейского змия и открывшего людям гносис, знание добра и зла, что, естественно, вызвало гнев Иалдаваофа, загнавшего человека в самую бездну материи. Иногда этот религиозный "антисемитизм" интерпретируется как реакция эллинистических начал в христианстве на инокультурный иудейский пласт, чуждый эллинистическому видению мира. Однако, учитывая в значительной степени гностический характер (типологическую близость гностицизму) иудейской каббалы, эту интерпретацию можно считать несостоятельной.
   Представление о спасении как полном избавлении от материальности. Плерома стремится восстановить свою целостность, что приводит к появлению нового зона Иисуса (иногда - двух: Иисуса и Христа), который и сходит в материальный мир, обучая избранных носителей духа высшему гносису (интересно, что в гностических евангелиях очень часто истинными учениками Христа, которым он открывает тайное учение, оказываются женщины - Мария Магдалина и др.). После того как все частицы духа покинут мир и вернутся в плерому, материя вернется в состояние аморфного хаоса и прекратит свое существование (у Василида финал космической драмы сложнее - это апокатастасис, "восстановление всего"). Телесность Христа обычно считается гностиками призрачной (докетизм).
   Спасение достигается через практику строжайшего аскетизма (известны сообщения и о крайнем либертинизме, однако, скорее всего, они не заслуживают серьезного к ним отношения), преодоление всех привязанностей и влечений и достижение бесстрастия. Гностики занимались практикой заклинаний (возможно, аналог индийских мантр), участвовали в мистериальных ритуалах и склонны были к смешению эллинистических и христианских образов, ценя в них некое архетипическое единство.
   Ведущее настроение гностицизма - чувство экзистенциальной заброшенности человека, его затерянности в злом и чуждом материальном мире, отгороженном сотнями небес и миров с их архонтами и демиургами от истинной родины человека, того духовного пространства, где дух человека у себя и в себе - от плеромы эонов Отца Нерожденного. Этот экзистенциальный пессимизм преодолевает сам себя в вере в окончательное освобождение и возвращение в плерому.
   Гностическая мифология и теософия чрезвычайно интересны для психологического исследования религиозного феномена - в них мы в обилии находим различные перинатальные и трансперсональные мотивы, а также набор архетипов, кодирующих порожденные системами конденсированного опыта и базовыми перинатальными матрицами (БПМ) комплексы.
   Гностицизм, объявленный формировавшийся епископальной церковью ересью (этого не избежала даже такая "мягкая" форма гностицизма, как учение Маркиона, считавшего себя продолжателем линии ап. Павла) и в конце концов практически полностью искорененный, никогда на самом деле не претендовал на роль соперника церкви, ибо всегда мыслил себя не как массовое религиозное движение (или массовая организация), а как учение узкого круга эзотериков-пневматиков (единственной массовой формой своеобразного квазигноситицизма было манихейство). Но церковь не нуждалась в таком эзотеризме, сводившем на нет все ее претензии на обладание полнотой истины и непререкаемый авторитет в вопросах веры. После своего расцвета во II и отчасти в III в. гностицизм постепенно приходит в упадок и как таковой исчезает.
   Но исчезнув в качестве самостоятельного религиозного течения, гностицизм оказал огромное влияние на историю христианства. И дело здесь не в том, что гностические и манихейские идеи питали христианские ереси на протяжении всего средневековья (павликане, богомилы, катары, альбигойцы и др.). Прежде всего, аскетико-созерцательная и мироотрицающая установка гностицизма глубоко трансформировала онтологический оптимизм исходного иудео-христианства. Сколько бы ни принималось на церковных соборах постановлений, осуждающих дуализм, презрение к плоти и мировоззренческий аскетизм, реальное эмоциональное мироощущение христианства (независимо от догматических определений) стало пессимистическим и аскетическим, и тень теоретически анафематствуемого дуализма добра и зла пала на христианское мироощущение. И, как нам представляется, именно гностицизм сыграл решающую роль в появлении христианского монашества и пустынножительства (процесс его создания подтолкнули и обмирщение и огосударствление церкви после императоров Константина и Феодосия), той традиции, которая разработала оригинальные христианские формы психотехники.
   В настоящее время есть много оснований говорить именно о гностических истоках монашества. Главное из них - обнаружение грандиозной библиотеки раннехристианской литературы, прежде всего гностической, в Наг-Хаммади (Хенобоскион) в Египте. Этой библиотекой, расположенной в песках Фиваиды, пользовались прежде всего аввы - египетские отцы-пустынники IV-V вв. И именно гностические тексты, казавшиеся уже почти умершими и полузабытыми, определяли и составляли, по существу, весь круг их чтения (значительный сектор которого заполняли апокрифические евангелия).
   Позднее монашество не только порвало с гностицизмом (поддержав, правда, в V в. монофизитство, учение как бы промежуточное между гностическим докетизмом и халкидонской ортодоксией), но и стало знаменем и воинством правоверия. Но гностическая закваска аскетизма, борьбы с аффектами и плотскими соблазнами осталась в нем навсегда.
   Еще одним важным фактором формирования не только христианского богословия, но также мистицизма и психотехнической практики был неоплатонизм.
   Основателем неоплатонизма является Плотин (204 или 205-270 гг.), ученик Аммония Саккаса из Александрии, который был также учителем знаменитейшего христианского мыслителя раннего периода Оригена (ряд положений учения которого в VI в. объявили еретическими). Другими крупнейшими представителями неоплатонизма были Порфирий, Ямвлих и Прокл.
   Неоплатонизм никогда не был чисто философской теорией: он претендовал скорее на роль универсальной эллинистической теологии, подводящей теоретическую базу под религиозные представления и практику как собственно греко-римской религии, так и других учений эллинистического круга во имя синтеза всего античного религиозно-философского наследия перед лицом усиливающегося христианства. Если исключить терпимого и умиротворенного Плотина, то можно сказать, что все философы-неоплатоники были настроены активно антихристиански, а Порфирий даже написал трактат, направленный против христиан. К неоплатонизму примыкал и знаменитый враг христианства император Юлиан Отступник (361-363 гг.). И тем не менее неоплатонизм не только повлиял на формирование христианского богословия и средневековой христианской философии, но и во многом возродился в христианской мысли, так что и св. Августина, и почти всех восточных отцов смело можно считать христианскими неоплатониками. Но не меньшую роль сыграл неоплатонизм и в становлении христианской теории духовного делания.
   Здесь не место сколько-нибудь подробно излагать неоплатоническую философию, слишком краткий и поверхностный обзор профанизировал бы и исказил ее. Заинтересованному читателю мы советуем обратиться к специальным трудам, прежде всего к изложению неоплатонической философии в заключительном томе "Истории античной эстетики" А.Ф.Лосева. Мы же остановимся только на тех моментах неоплатонизма, которые важны для понимания рассматриваемых нами вопросов.
   Можно без труда обнаружить доктринальный уровень неоплатонизма. Его своеобразие состоит в том, что поскольку религии античного мира не сформулировали определенно свои доктринальные положения, философы-неоплатоники не воспроизводят, а сами формируют их, относясь к текстам Гомера и Гесиода, диалогам Платона и мистериальным гимнам как к священному писанию (причем вполне в христианском духе). В основе этой доктрины лежит политеизм, утративший, однако, свою непосредственность и самоценность: теперь за богами находится высшее и непостижимое Единое.
   Философский уровень системы вполне отчетлив и наиболее ярко представлен в неоплатонических текстах. Именно он главным образом влиял на христианскую теологию.
   Важную роль играет в системе и психотехнический уровень. Прежде всего, это учение Плотина об экстазе как восхождении души к Единому, но существенны и рассуждения последователей Плотина о мистериальных культах, которым эти философы активно предавались (вспомним о мистериях Матери Богов, в которых регулярно участвовал Прокл, а также Ямвлиха, даже написавшего трактат "О египетских мистериях"). В связи с важной ролью психотехники в неоплатонизме и его концепцией чувственного мира как последней ступени удаления от Единого, в этике неоплатоников господствовала аскетическая установка, что не мешало им резко отвергать учение гностиков о мире как абсолютном зле: как известно, именно изучение неоплатонизма отвратило св. Августина от манихейства, которому он был привержен, и в конечном итоге направило его в лоно христианской церкви.
   Мы остановимся на двух моментах неоплатонизма - его учении о Едином, повлиявшем на формирование христианского апофатического богословия, и плотиновской теории экстаза как пути к Единому.
   Единое неоплатоников - Абсолют, который превыше всех определений, понятий и категорий. Единое выше бытия, источником которого является. Оно преступает пределы всего и принципиально неописываемо и невыразимо. Вместе с тем все существует лишь вследствие своей причастности единству, хотя само Единое запредельно любому существованию. Единое абсолютно самодостаточно и не нуждается ни в чем, в том числе и в самом себе. И тем не менее в силу переизбытка своей всецелостности оно как бы переливается через себя, эманируя следующий принцип - Ум (нус), который ниже Единого, поскольку произведенное всегда ниже произведшего. Ум, в свою очередь, эманирует Душу (психэ), которая как бы проецирует вложенные в нее Умом идеи вовне, в небытие, которое и есть материя, что и порождает чувственный космос. Отметим пока, что чисто негативные определения Абсолюта-Единого y Плотина были применены к Богу христианскими неоплатониками.
   Однако характер эманации цикличен: сущее не только исходит из Единого, но и способно возвращаться к нему, проходя те же три ступени, но в обратном порядке. Именно эта идея лежит в основе плотиновской теории трансперсонального опыта, который сам Плотин называет экстазом (то есть выхождением за пределы ограничений чувственного космоса и индивидуальной ограниченности: экстаз - это прежде всего вне-себя-бытие). Более того, Плотин определяет (Эннеады V 3, 17) экстаз как цель существования души: душа способна узреть свет Единого и увидеть смысл собственного существования в видении всего, в том числе и себя, и даже самого этого Единого в этом свете: подобно тому как солнце мы созерцаем в его собственном свете, так же и душа должна созерцать Единое посредством исходящего от него света. Это созерцание достигается благодаря полному отрешению от всего, в том числе и от собственной личности: "Афеле панта" ("Отложи все"), - говорит Плотин.
   В "Эннеадах" Плотин очень образно и красочно описывает свой собственный экстатический опыт:
   Много раз это случалось: выступив из тела в себя, становясь внешним всем другим вещам и сосредоточенным в себе, созерцал чудесную красоту; и затем - больше чем когда-либо уверенный в общении с высочайшим порядком, ведя благороднейшую жизнь, приобретая идентичность с божеством, находясь внутри него благодаря приобщению к этой активности, покоясь надо всем умопостигаемым - все это меньше, чем высшее; и все же наступает момент нисхождения из интеллекта к рассуждению, и после этого сопребывания в божественном я спрашиваю себя, как случилось, что я могу теперь нисходить, и как могла душа войти в мое тело, - душа, которая даже внутри тела есть высшее, как она себя показала. (Цит. по: Рассел Б. Указ. соч. С. 306-307.)
   Вот что по этому же поводу пишет ученик Плотина Порфирий (232-301 гг.) в своем жизнеописании учителя:
   Так божественному этому мужу, столько раз устремлявшемуся мыслью к первому и высшему Богу по той стезе, которую Платон указал нам в "Пире", являлся сам этот Бог, ни облика, ни вида не имеющий, свыше мысли и всего мысленного возносящийся, тот Бог, к которому и я, Порфирий, единственный раз на шестьдесят восьмом своем году приблизился и воссоединился. Плотин близок был этой цели - ибо сближение и воссоединение с всеобщим Богом есть для нас предельная цель: за время нашей с ним близости он четырежды достигал этой цели, не внешней пользуясь силой, а внутренней и неизреченной. (Порфирий. Жизнь Плотина // Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М., 1979. С. 474-475.)
   Можно увидеть самую непосредственную связь между учением неоплатоников о Едином и об экстазе: теория Единого, с одной стороны, как бы задает направление и цель психотехнической практике, а с другой - сама представляет рационализацию в терминах платоновской философии глубинного трансперсонального переживания религиозного опыта, послужившего как бы материей для оформляющего его философского дискурса (подобно тому, как и в религиях чистого опыта психотехника всегда служила поставщиком сырого материала для философствования). Поэтому изучение экстатического опыта неоплатоников и их психотехники (в пределах, освещаемых источниками) исключительно важно для понимания психолого-эмпирической базы их философских построений.
   Отметим также, что неоплатонизм не знал теории окончательного освобождения. Полностью базирующийся на античном циклизме и космизме, неоплатонизм полагал циклы нисхождения души из Единого и восхождения к нему вечными: души то опускаются в чувственный мир, то сливаются до полного отождествления с Единым, то вновь нисходят в космос (учение о круговращении душ очень четко изложено в "Первоосновах теологии" Прокла). Думается, что возможность широчайшего влияния неоплатонизма на христианскую мысль в конечном счете обусловливалась типологической близостью и подобием религиозных переживаний теософа-неоплатоника и христианского аскета. Близость типов опыта обусловила близость языков его описания и возможность самых разнообразных заимствований и взаимовлияний.
   Важнейшим результатом усвоения неоплатонических идей в рамках христианского умозрения была разработка апофатического (отрицательного) богословия, тесно связанного с человеком, выдававшим свое главное произведение за творение "мужа апостольского" Дионисия Ареопагита (поэтому в историографии его обычно называют Псевдодионисием). Кто это был - неизвестно; одна из гипотез предполагает, что за именем "Дионисий Ареопагит" скрывается мыслитель грузинского происхождения Петр Ивер, живший в V в. и бывший одним из активных участников монофизитского движения. Но в любом случае, творения Псевдодионисия оказали сильнейшее влияние на формирование восточнохристианского богословия и мистицизма, а через Иоанна Скота (Эриугену) - на мистицизм католического Запада вплоть до немецких мистиков XIV в., Николая Кузанского и Якоба Бёме.
   Псевдо-Дионисий называет главным атрибутом Бога божественный мрак, ссылаясь на псалом 17 ("соделал мрак покровом Своим"). Это мрак, который превыше света, мрак непознаваемости, непостижимости, абсолютной запредельности и невыразимости божественной сущности. Именно в этом смысле следует понимать мрак, который окутал Моисея при его встрече с Богом:
   "...только после того, как упразднив всякое ведение, Моисей господствующей частью своего разума соединяется с Тем, Кто недоступен никакому познанию, в совершенном неведении обретает он сверхразумное ведение".
   Это ведение, тождественное неведению и невидению (ср. docta ignoranta, ученое неведение Николая Кузанского), достигается постепенным отстранением от всего сущего. Поэтому отрицательные определения Бога предпочтительнее положительных, ибо позволяют восходить от познания низших к познанию высших атрибутов Бога и через отказ от сущего обрести полное ведение того неведения,
   "которое сокрыто во всем сущем от всех, кто хотел бы познать его, и ради созерцания того сверхъестественного Мрака, который сокрыт во всем сущем от тех, кто хотел бы узреть его".
   Но вместе с тем Бог, будучи абсолютно трансцендентен всякому обыденному опыту, так же не может быть описан в отрицательных терминах, как и в положительных: он равно запределен и утверждению, и отрицанию. Будучи причиной чувственного бытия, Бог сверхчувствен; будучи причиной умопостигаемого (интеллегибельного, ноуменального) бытия, Бог не умопостигаем, и к нему неприложимы ни богословские определения, ни философские категории:
   "...по отношению к нему совершенно невозможны ни положительные, ни отрицательные суждения, и когда мы что-либо отрицаем или утверждаем о нем по аналогии с тем, что им создано, мы, собственно, ничего не опровергаем и не определяем, поскольку совершенство единственной причины всего сущего превосходит любое утверждение и любое отрицание, и, обобщая: превосходство над всей совокупностью сущего, Того, Кто запределен всему сущему, - беспредельно". (Послание к Тимофею святого Дионисия Ареопагита. С. 10.)
   Или, как резюмирует свою мысль Псевдо-Дионисий в "Письме Гаю Монаху":
   "Полное неведение и есть познание Того, Кто превосходит все познаваемое". (Там же. С. 11.)
   Таким образом, Псевдо-Дионисий провозглашает полную трансцендентность Бога любым эмпирическим формам познания и одновременно - познаваемость Бога особым мистическим способом, через непознание, неведение, отвержение всего сущего и самого бытия и вступление в "божественный мрак". Это учение о мистическом богопознании, ведущем к тейосису (обожению), причастности божественному естеству, становится со временем теоретической основой монашеской аскезы и духовного делания (что, кстати, показывает, насколько это "божественное неведение" отличается от агностицизма или гносеологического пессимизма новоевропейской философии). Но если "псевдоареопагитики" задают теоретическую парадигму христианского духовного делания, то система его праксиса разрабатывается в исихазме, к рассмотрению которого мы теперь и обратимся.

Природа трансцендентного мистического опыта по С Грофу.

   Эмоции и ощущения, ассоциирующиеся с небесными внутренними областями, обычно противоположны тем, с которыми человек может сталкиваться в темных областях. Вместо болезненного отчуждения у человека открывается всеобъемлющее чувство единства и взаимосвязанности между всеми вещами. Вместо страха в человека входят экстаз, покой и глубокое чувство поддержки со стороны космического процесса. Вместо переживания "безумия" и смущения человек часто обнаруживает в себе чувство ясности ума и покоя. И вместо озабоченности смертью человек может обрести связь с тем состоянием, которое ощущается как вечное, и понимание, что он является не только своим телом, но и всем остальным существующим.
   По причине своей невыразимой и безграничной природы божественные области более трудны для описания, чем темные пространства, хотя поэты и мистики всех веков создавали прекрасные метафоры в попытках сделать это. Во время таких духовных состояний, человек воспринимает свое привычное окружение как чудесное творение божественной энергии, наполненное таинственным; все оказывается частью тонкой, изысканной, сложно переплетенной ткани. Поэту Уильяму Блэйку удалось ухватить это чувство знания близости божественного:
  
   Видеть мир в зерне песка
   и небеса в диком цветке,
   держа бесконечность в ладони твоей руки
   и вечность в одном часе.
  
   Другие переживания подобного типа могут включать в себя открытие таких измерений, которые обычно не осознаются в повседневной жизни: они выходят за пределы пространства и времени и населены небесными и мифологическими существами. Эти переживания часто сопровождаются интенсивными ощущениями могущественной духовной силы, которая течет в теле. Люди воспринимают мистические области как наполненные некой священной, нуминозной сущностью и неизмеримой красотой, и у них часто бывают видения золотых драгоценностей, искрящихся самоцветов, а также неземного, сияющего, светящегося и сверкающего света. Поэт-мистик Уолт Уитмен писал в "Листьях травы":
  
   Подобно обмороку, в одно мгновение
   Иное солнце, невыразимо яркое, ослепляет меня
   И все небесные светила, которые я знаю, и еще более яркие
   светила, неведомые мне.
   Одно лишь мгновение видения будущей страны, небесной страны.
  
   Наполненные сияющим, божественным светом, трансцендентные области часто описываются как находящиеся за пределами обычных чувств. Американский поэт Генри Дэвид Торо писал:
  
   Я слышу за пределами слышимого,
   Я вижу за пределами видимого
   Новые земли, небеса и моря вокруг меня,
   И тогда даже свет солнца меркнет...
  
   Божественное может часто переживаться как вечное, неизменное и вневременное. Это о нем говорил китайский философ Лао-цзы в "Дао дэ цзин":
  
   Есть нечто, изначально присущее всему,
   Существовавшее прежде неба и земли,
   Неподвижное и неизменное.
   Оно пребывает само по себе и никогда не изменяется;
   Оно проникает повсюду, никогда не истощаясь.
   Оно может почитаться как Мать Вселенной.
   Я не знаю, как это назвать.
   Если я буду пытаться назвать это,
   Я назову его Дао, и я назову его высочайшим.
  
   Многие люди, переживавшие эти внутренние измерения, воспринимали их как часть неограниченной и более широкой сущности каждого человеческого существа, которая обычно скрыта проблемами и делами повседневной жизни. По причине своей яркости и ясности трансцендентные состояния часто воспринимаются как нечто более подлинное, чем ординарная реальность, и люди сравнивают открытие для себя этих областей с пробуждением ото сна, с устранением некой непрозрачной завесы, с открытием врат восприятия.
   Иногда они достигают новых откровений и сложных, изощренных знаний о процессе жизни из некоего источника, скрытого в них самих, и недоступного в обычных условиях. Так же как человек может столкнуться с опустошающими пространствами смерти "эго" во время периода темной ночи души, так он может встретиться и с формой позитивных переживаний смерти "эго" в трансцендентных областях. Здесь личностные ограничения временно растворяются, и человек может чувствовать себя сливающимся с внешним миром или даже со всем космосом. Один из наиболее общих видов позитивной дезинтеграции - это тот, в котором люди чувствуют, что они утрачивают самих себя в том имманентном божественном начале, которое содержится в окружающем их мире. Они могут чувствовать, как их индивидуальные ограничения угасают по мере того, как они сами тают, растворяются в близком им мире людей, деревьев, животных или неорганической природы. Во время иной формы этого переживания они чувствуют себя сливающимися с божественным, которое трансцендентно по отношению к повседневной реальности, находясь за ее пределами.
   Альфред Лорд Теннисон так писал об этом состоянии:
  
   Не раз, когда я
   Сидел совсем один, обращенный вглубь самого себя,
   "Я" - то слово, которое было символом меня,
   Этот смертный предел, - утрачивалось
   И уходило, превращаясь в безымянность, как облако
   Тает в небесах.
  
   Такие переживания часто принимают форму мягкой утраты "эго", форму растворения структур "эго", что необходимо для достижения более широкого понимания своей сущности. Индийский философ и святой Шри Рамана Махарши говорил, что этот процесс напоминает историю о том, как кукла из сахара входит в воду и пытается плыть, растворяясь при этом сама, - так же и "я" растворяется в океане всеобщего сознания. Более драматичная форма позитивной смерти "эго" - это внезапная встреча со светом, которую мистики сравнивают с мотыльком, летящим на огонь божественного и внезапно сгорающим в нем.
   Встреча с божественными областями во время духовного кризиса является чрезвычайно целительной. Достигая этих областей, человек часто испытывает положительные эмоции: экстаз, восторг, радость, любовь, почтение и блаженство. Это быстро облегчает его негативные состояния депрессии и гнева. Ощущение себя частью всеобъемлющей космической сети часто дает человеку, имеющему проблемы с самоутверждением, свежий, новый и более широкий образ самого себя.
   Те, кто уже имел такие переживания раньше в процессе духовного кризиса, чувствуют себя более удачливыми, у них возникает философский взгляд на события, который сохраняется и во всех будущих сложных ситуациях. Они чувствуют, что хотя кое-что может становиться трудноразрешимым, они все равно в конце концов обретут понимание того, куда они идут. Это подобно вершине горы, мелькнувшей вдалеке, и даже если приходится возвращаться к ее подножию, чтобы взойти на нее, все равно есть перспектива и надежда на то, что это и есть та награда, которая ожидает в конце путешествия. Надежда очень нужна человеку, прокладывающему путь через тяжелые эмоции и ощущения и не знающему ничего о цели всего происходящего.
   Эти позитивные переживания не обязательно представляют собой логически следующие одна за другой стадии, подобно награде в конце трудных поисков. Многие люди обнаруживали, что они прояснили для себя свои личностные проблемы еще до того, как эти области мистического опыта начали раскрываться перед ними; и когда эти области становились доступными, человек воспринимал их появление как должное воздаяние за ту тяжелую работу, которую он проделал раньше. Однако другие индивиды, спонтанно устанавливавшие контакт с трансцендентными областями в себе, часто считают, что им для этого не приходилось проделывать никакой трудной работы. Во многих духовных кризисах те, кто испытывал периодически краткое прикосновение этих областей, обнаруживают, что со временем они становятся все более и более способными произвольно достигать таких состояний.

ПРОБЛЕМЫ, СОЗДАВАЕМЫЕ МИСТИЧЕСКИМИ И ТРАНСЦЕНДЕНТНЫМИ ПЕРЕЖИВАНИЯМИ

   Несмотря в общем на благоприятное качество этих позитивных состояний, есть два рода трудностей, возникающих в столкновении людей с мистическими переживаниями: внутренние конфликты, связанные как с принятием этого опыта, так и вообще с самим фактом переживания трансцендентных областей, и проблемы, возникающие, когда эти переживания начинают взаимодействовать с окружающим миром. В дальнейшем эти два типа затруднений могут взаимопересекаться много раз.

Внутренние проблемы.

   Многие люди чувствуют свою неподготовленность к встрече с широтой священных пространств. Это совершенно неведомые реальности и состояния ума, и следование им для человека обычно означает отказ от привычных представлений о том, что является реальным. Кроме того, такие люди могут чувствовать, что они недостаточно сильны для глубокого воздействия на них сенсорных и физических проявлений мистических переживаний или же что они недостаточно открыты, чтобы управлять этой силой. Духовный учитель из Америки Рам Дасс сравнивал такого человека и его реакцию с тостером, "включенным в сеть 220 вольт вместо 110, когда все вдруг начинает поджариваться вдвое быстрее". Человек, испытывающий этот чрезвычайный физический, ментальный, эмоциональный и духовный поток, может чувствовать себя настолько переполненным, что его естественная реакция на это - отшатнуться с испугом.
   Подобная реакция может возникать и при мощном переживании озарения, связанного с видением света. Иногда люди чувствуют, что их глаза слишком слабы или помрачены, чтобы вынести интенсивность этого ослепительного света, и может даже возникать страх, что если они позволят этому переживанию развиваться дальше, то навсегда ослепнут. Во время такого озарения может возникать сильная физическая боль как в самих глазах, так и вокруг них.
   Одна женщина, занимавшаяся практикой медитации, так вспоминала об испытанном ею страхе во время "позитивного" трансперсонального состояния. "Это было так странно... я читала о переживании света в книгах, посвященных духовности, и слышала о том, что оно описывалось как нечто дающее блаженство. Я давно уже хотела испытать это состояние и предпринимала многие формы внутренней работы, чтобы достичь его. Но когда это действительно произошло, я была в ужасе. Это внушало благоговейный страх, было болезненно, ужасно и в то же время удивительно. Я чувствовала, что это было чем-то слишком большим, чтобы я могла вместить это в себе. Я вспомнила о Моисее, стоявшем перед пылающим кустом, и о том, что пламя было настолько ярким, что ему пришлось отвернуться. Я чувствовала себя недостаточно готовой к этому, с сознанием, недостаточно расширенным и очищенным для того, чтобы пребывать в этом".
   Хотя те болезненные состояния, которые случаются во время встречи с мистическими переживаниями, могут ощущаться как разрушительные, и даже насильственные, со временем люди часто признают, что это была болезненность духовного раскрытия и роста. Они даже могут прийти к осознанию того, что эти страдания - признак их связи с божественным. Св. Тереза Авильская так описывает это состояние:
   "Боль была столь остра, что я застонала, но и наслаждение от этой чрезвычайной боли было столь же большим, и оно настолько переполняло меня, что мне даже не хотелось, чтобы боль уходила, - ведь душа не может удовлетвориться ничем, что является меньшим, чем сам Бог. Это была духовная боль, не телесная, хотя тело тоже принимало участие, и даже очень значительное участие в ней. Это состояние можно было бы назвать взаимным общением между мной и Богом".
   Переживания позитивной дезинтеграции, описанные ниже, также могут представлять собой проблемы. Если одни люди могут принимать это событие, как освобождающее и расширяющее, то другие, сильно привязанные к своим индивидуальным отождествлениям, могут очень пугаться и пытаться сопротивляться и бороться с такой ситуацией. Хотя состояние утраты "эго" является лишь переходным этапом, людям, находящимся в такой ситуации, кажется, что это навсегда. В преддверии этого состояния на грани между тем, чем человек был и осознавал себя, и тем, чем становится, он может спросить: "Кто я? Где это состояние пришло ко мне? И могу ли я доверять тому, что произошло?"
   Многие люди не верят в реальность новых возможностей, раскрывающихся перед ними, или же могут опасаться, что состояния, которые они переживают, являются признаками душевной болезни. Они могут также чувствовать, что сбились с пути и слишком далеко отошли от того, что им привычно и знакомо. Они могут даже бояться, что после прикосновения Божественного они настолько сильно изменятся, что другие люди, окружающие их, немедленно увидят, что они "не такие, как все", и подумают, что они или со странностями, или вообще сумасшедшие.
   Иные могут бороться с трансцендентными переживаниями, какими бы прекрасными и умиротворяющими они ни были, потому что они не чувствуют, что эти переживания заслуживают их внимания. Мы знали некоторых индивидов с достаточно долго существовавшими проблемами, связанными с образом себя, которые чувствовали, что все слишком приятные, положительные переживания являются незаслуженными для них. Часто бывало так, что чем более благоприятными были их духовные состояния, тем больше они пытались сопротивляться им.
   У некоторых людей возникала депрессия после того, как они соприкоснулись с трансцендентными областями, поскольку их повседневная жизнь показалась им тусклой и неинтересной по сравнению с той яркостью и освобождением, которые им довелось пережить. Один из них, терапевт, так писал о своем возвращении к ограниченности физического тела после мистического переживания: "В этом состоянии озарения я чувствовал себя полностью неограниченным и свободным, окруженным сверкающим светом, наполненным им и омытым необычайно сильным чувством умиротворенности. Когда я начал возвращаться в повседневный мир, то почувствовал, что мое новое, более широкое "я" было затянуто назад, как в воронку, в мою ограниченную, сжимающую меня оболочку, в мое физическое повседневное "я". Мое тело воспринималось как стальной капкан, поймавший и державший в себе все мои возможности. Я чувствовал, как боль и драматизм повседневной жизни входят в меня, и я плакал, томясь по возвращению к той свободе, которая открылась мне".
   Некоторые люди в такой ситуации могут стремиться остаться в приятном для них расширенном состоянии сознания, исключая этим ответственность за свои повседневные дела. Или же они могут так сильно стремиться к повторению этого переживания, что этим самым перекрывают для себя возможность прохождения других стадий духовного путешествия - может быть, не столь приятных и экстраординарных, но не менее важных. В результате этого они могут ограничивать возможности своего дальнейшего развития, проявляя сопротивление всему, что расценивают как нечто меньшее, менее значимое, чем позитивные мистические состояния.

Проблемы взаимодействия с повседневной жизнью.

   Часто бывает так, что хотя индивиды и извлекают несомненную пользу от встречи с Божественным, у них возникают проблемы с окружающими их людьми. Иногда люди пытаются рассказывать своим близким о своем скрытом мистическом переживании. Часто члены их семьи, друзья или психотерапевт не могут понять целительного потенциала трансцендентных состояний, и у них возникает естественное беспокойство о душевном здоровье своих близких или пациентов. Если человек, имевший опыт таких переживаний, вообще сомневается в их действительности или же озабочен состоянием своего собственного ума, то беспокойство других людей по этому поводу может только усилить эти сомнения, компрометируя и скрывая богатство действительных чувств и ощущений.
   Трудности возникают и тогда, когда встреча с трансцендентным происходит в неподходящей ситуации. Люди обычно считают, что меньше проблем возникает, если восторженное мистическое состояние наполняет их в безопасной обстановке, например, в комнате для медитации или в своей собственной спальне, чем если это случается посреди магазина или в аэропорту. Если человек не находится в поддерживающей обстановке в то время, когда происходит растворение личностных ограничений, то может возникать впечатление, что ему трудно действовать во внешнем мире. Он может, например, чувствовать неуверенность в физической координации своих движений, казаться неуклюжим и дезорганизованным. Если ему в это время приходится иметь дело с охранником, стоящим у входа в ресторан, или с представителями службы безопасности в аэропорту, то его поведение легко может быть понято неправильным образом.
   Других людей может пугать то, что если они позволят такому расширяющему сознание опыту войти в их жизнь, то их новое состояние сознания принесет с собой дополнительные нежелательные обязанности или ответственность по отношению к окружающим либо миру в целом. Человек при этом задается вопросом: "Означает ли это откровение, что мне нужно что-то делать с ним? Должен ли я полагать, что мне нужно помогать другим людям увидеть то же, что я увидел? Должен ли я в связи с этим исполнять в мире какую-то особую роль?"
   Бывает, что реакция таких людей противоположна: они могут чувствовать, что благословлены божественным провидением и поэтому заслуживают особого призвания и статуса, возвышающих их над ординарными человеческими делами. У них может быть очень реалистическое откровение о том, что их существование является частью некой запутанной, взаимосвязанной космической системы. В результате они могут почувствовать, что Бог заботится обо всем, и они в своей жизни освобождены от большей части ответственности за свои поступки.
   Тесно связанным с этим может быть и способ, которым люди проявляют во внешнем мире такое откровение. Если они обрели связь с тем, что, как они чувствуют, является Богом, Высшей Силой или небесным существом, таким, как Христос или Будда, они могут позволить этому состоянию исказить их "эго", или чувство персонального отождествления. Тогда вместо обретения большего понимания они начинают считать, что вселенская реальность, потенциально доступная для всех, открылась только лишь им. И, вместо того чтобы выйти из своего переживания с пониманием божественности своей природы и того, что таким, в сущности, является каждый человек и все окружающее, эти индивиды начинают считать, что они сами являются Богом и что они обладают особым посланием к миру. Бывает, что у них развиваются мессианские склонности, которые могут привести к значительному отчуждению их от остальных людей.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Литература.

      -- Барбара О'Брайен "Необыкновенное путешествие в безумие и обратно (Операторы и Вещи)", М., "Класс", 1996.
      -- Л.Бинсвангер "Шизофрения: введение" в кн. "Бытие-в-мире", М., "Рефл-Бук", 1999.
      -- Л.Бинсвангер "Экстравагантность", в кн. "Бытие-в-мире", М., "Рефл-Бук", 1999.
      -- Р.Лэнг "Расколотое "Я"", М.-СПб, 1995.
      -- Р.Лэнг "Политика переживания", М.-СПб, 1995.
      -- В.Альбрехт "Как быть свидетелем", Самиздат, 1982.
      -- А.Зиновьев "Зияющие высоты" в 2 т., М., "ПИК", 1990, т.2.
      -- К.Кереньи "Кора" в кн. "Душа и миф", Киев, 1996.
      -- К.Кереньи "Эпилегомены" в кн. "Душа и миф", Киев, 1996.
      -- Уит А. В. Личность. Сознание. Бессознательное. Самиздат. Москва 2008
      -- Уит А. В. Мистерия психического. Самиздат. Москва. 2008
      -- Уит А. В. Мистическая личность. Самиздат. Москва. 2008
      -- Уит А. В. Основы психологии. Самиздат. Москва. 2008
      -- Уит А. В. Трансоанализ: глубинные структуры психики. Самиздат. Москва. 2008
      -- Уит А. В. Введение в трансперсональную психологию. Самиздат. Москва. 2008
      -- Уит А. В. Психология мистики. Самиздат. Москва. 2009
      -- Уит А. В. Теории социальной психологии. Самиздат. Москва. 2009
      -- Уит А. В. Психологические расстройства с точки зрения трансоанализа. Самиздат. Москва. 2009
      -- Уит А. В. Психология подсознательного. Самиздат. Москва 2009
      -- Уит А. В. Введение в трансоанализ. Самиздат. Москва. 2009
      -- Уит А. В. Трансоанализ: Теория личности. Самиздат. Москва. 2009
      -- Уит А. В. Мистический опыт. Самиздат. Москва. 2009
      -- Уит А. В. Мистерия жизни. Самиздат. Москва. 2009
      -- Нойманн Э. Глубинная психология и новая этика Изд. "Азбука - классика" 2008
      -- Гроф С., Уилбер К., Веховски А., Тарт Ч. Практика холотропного дыхания. Методологические рекомендации для слушателей курса "Трансперсональная Психотерапия". М., 2004.
      -- Фейерабенд П. Против методологического принуждения. Очерк анархистской теории познания // Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. М., 1986.
  
  
  
   Мистическое - это общее понятие объединяющие различные мистические направления как уфология, анамалогия, парапсихология и тд.
   Квазинаучный -- концепция, претендующая на развитие философии путём введения наукообразных теорий, содержащих внутренние противоречия или недостаточно обоснованных.
  
   Согласно концепции трансоанализа в данном контексте должно было употребляться "подсознательное", однако из -за ошибки терминах в психологии подсознательное было заменнено бессознательным и в дальнейшем употреблялась в работах других психоаналитиков и трансперсональных психологов
   Чакры (что значит "колеса" на санскрите) - гипотетические центры излучения первичной энергии (праны), приблизительно соответствующие определенным уровням позвоночника и связанные со специфическими органами тела. Большинство систем описывает семь чакр: 1) корневая чакра (муладхара); 2) генитальная чакра (свадхистана); 3) пупочная чакра (манипура); 4) сердечная чакра (анахата); 5) горловая чакра (вишуддха); 6) межбровная чакра (аджна); 7) коронная чакра (caxacpapa).
  
   К шизофрении относят гебефрению, кататонию и параноидную шизофрению. Из последней часть исследователей выделяют паранойю, как психоз, принципиально отличный от шизофрении (связностью и последовательностью мышления при построении сложной внутренне непротиворечивой бредовой системы). Классификационная терминология так же спорна, как и все остальное в этой области.
   Шизофрению по праву можно назвать пробным камнем любой психологической теории. Ни одна научная система, объясняющая функционирование психических механизмов, не может считаться законченной, если предлагаемые ею законы действуют лишь в рамках обыденной жизни. У психологических правил не должно быть исключений - они должны объяснять и суицид, и мазохизм, и все формы шизофрении.
   Когда сталкиваешься со статистикой смертности у "брошенных" младенцев, хочется тут же без суда расстрелять весь медперсонал, заботящийся об "отказных" детях. Но на самом деле это чистейшие и бескорыстнейшие люди; просто младенец без матери - очень проблемный "жилец". Я против закрытой информации; но открытие подобной статистики следует предварять соответствующими пояснениями.
   См. М.Кляйн "Эмоциональная жизнь ребенка" в сб. "Психоанализ в развитии", Екатеринбург, 1998, стр.102.
   Там же.
   Ср.: "сходство с известными механизмами определенных психических расстройств, позволяет нам охарактеризовать миф как параноидное образование. Кроме того, с параноидным характером тесно связано и свойство расщеплять то, что слито в фантазии в единое целое". О.Ранк "Миф о рождении героя" в кн. "Между Эдипом и Озирисом", Львов, 1998, стр. 190. Книга написана в 1908 году!
   Применение этих принципов более подробно рассматривается в работе "Механизмы обратной связи в интерпретации неврозов, связанных с антиципированной тревогой".
   Барбара О'Брайен "Необыкновенное путешествие в безумие и обратно (Операторы и Вещи)", М., "Класс", 1996, стр.16.
   Л.Бинсвангер "Шизофрения: введение" в кн. "Бытие-в-мире", М., "Рефл-Бук", 1999, стр.121.
   Относительно психотика.
   Л.Бинсвангер "Шизофрения: введение" в кн. "Бытие-в-мире", М., "Рефл-Бук", 1999, стр.125.
   Л.Бинсвангер "Экстравагантность", в кн. "Бытие-в-мире", М., "Рефл-Бук", 1999, стр.212-213.
   Р.Лэнг "Расколотое "Я"", М.-СПб, 1995, стр.148-149.
   Р.Лэнг "Расколотое "Я"", М.-СПб, 1995, стр.148. Чрезвычайно глубокое замечание.
   Цитируется по Р.Лэнг "Политика переживания", М.-СПб, 1995, стр.311-312.
   Барбара О'Брайен "Необыкновенное путешествие в безумие и обратно (Операторы и Вещи)", М., "Класс", 1996, стр.11.
   Там же, стр.107.
   Р.Лэнг "Политика переживания", М.-СПб, 1995, стр.297.
   Цитируется по Р.Лэнг "Политика переживания", М.-СПб, 1995, стр.299-300.
   Р.Лэнг "Политика переживания", М.-СПб, 1995, стр.301.
   Р.Лэнг "Расколотое "Я"", М.-СПб, 1995, стр.20.
   Р.Лэнг "Политика переживания", М.-СПб, 1995, стр.311.
   Там же, стр. 333-334.
   В.Альбрехт "Как быть свидетелем", Самиздат, 1982, стр.16.
   А.Зиновьев "Зияющие высоты" в 2 т., М., "ПИК", 1990, т.2, стр.7-8.
   Р.Лэнг "Политика переживания", М.-СПб, 1995, стр.307.
   К.Кереньи "Кора" в кн. "Душа и миф", Киев, 1996, стр.175.
   К.Кереньи "Эпилегомены" в кн. "Душа и миф", Киев, 1996, стр.206.
   Цитируется по Р.Лэнг "Политика переживания", М.-СПб, 1995, стр.333.
  
  
  
  
   3
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"