Василиса Семёновна села на стул, вынула из стола ручку с пожёванным колпачком, школьную тетрадь в клеточку, вырвала из неё двойной листок и задумалась, глядя перед собой, в окно. С её пятого этажа были видны лишь верхушки тополей, потревоженные ветром. Она перевела взгляд на настенный календарь с "Алёнушкой", потом на открытку с островом в океане.
Открытка пришла от дяди Васи, человека, с которым Василиса Семёновна никогда не встречалась, но всё же считала его почти родственником. Дядя Вася был на этом острове по работе. От Калифорнии, где жил дядя Вася, до этого острова нужно лететь на самолёте - на пароходе было очень долго. Остров был небольшой, километров тридцать в длину и десять в ширину: на машине за сорок минут объедешь. Об этом дядя Вася рассказывал по телефону. Сказал, что на открытке остров сфотографирован с самой высокой точки. На фотографии маленькие белые домики разбежались по крутым склонам невысоких гор, обрамлявших ухоженные зелёные поляны. Богатые японские туристы разъезжают по этим полянам на маленьких машинах и играют клюшками, похожими на кочергу, в заграничную игру - гольф. Дядя Вася объяснил, что остров в прошлом был вулканом и потому горы вулканического происхождения. В горах много пещер. Во время войны, когда американцы высадились на берегу лагуны, многие японские солдаты отступили в пещеры. До сих пор в тех пещерах находят снаряды, подошвы от ботинок и здоровенные бутылки из-под японской рисовой водки. Название водки Василиса Семёновна запамятовала, помнила только, что как-то неприлично оно звучало. И ещё на фотографии были пальмы: тут пальмы, там пальмы, везде пальмы. Они были похожи на вырвавшееся из бутылки шампанское и создавали праздничное впечатление. Пальмы полюбились Василисе Семёновне больше всего. Они и лагуна.
Лагуна на фотографии занимала основное пространство и была светлого лазоревого цвета, очень нежного. У Василисы Семёновны было когда-то платье такого цвета, оно очень её мужу нравилось. Дядя Вася объяснил, что лагуна мелкая и большие акулы туда заплывать не решаются. За коралловым рифом, которого видно не было, там белела лишь неровная нить прибоя, начинались чернильно-синие воды открытого океана. На фотографии казалось, что океан спокоен, но дядя Вася сказал, что это только кажется: в океане так просто не поплаваешь, хотя вода солоней, чем в Чёрном море, и держит тело лучше. Но всё равно, с океаном шутки плохи. Вася также сказал, что если лететь в сторону океана, а потом над материком много-много часов, то можно прилететь и к Василисе в гости. Он пока не прилетал.
Они были почти ровесниками, но она по привычке "выкала" людям, с которыми не встречалась лично или была плохо знакома.
Василиса Семёновна взглянула на будильник. Скоро должен прийти муж. Надо было успеть закончить письмо до его прихода.
Она глубоко вздохнула, словно собиралась погрузиться под воду, и аккуратно вывела на бумаге:
"Здравствуйте, дорогие дядя Вася, бабушка и вся семья дяди Васи. Сегодня шестнадцатого апреля - день входа Господа в Иерусалим. С Пасхой вас всех!"
Василиса Семёновна перевела взгляд на задумчивую Алёнушку, потом на чёрную воду, ещё раз глубоко вздохнула и продолжила:
"У нас всё нормально. Говорила с тетей Ниной по телефону, она была в Красных Окнах. Здоровье её такое - понервничает и болеет. Ждёт нас в Крыжовин в гости. Может быть, в июне и поедем".
Василиса Семёновна оторвалась от письма и через плечо посмотрела на полку с лекарствами, которыми не пользовалась, но держала на всякий случай.
С утра у неё опять было учащённое сердцебиение и какое-то покалывание с левой стороны. Василиса Семёновна уже неделю была на больничном. Ходила к врачу, тот сказал, что у неё невроз, и прописал травы. Василиса Семёновна нервничала, ей казалось, что от неё что-то скрывают, что на самом деле у неё не невроз, а что-то страшное, злокачественное, с необратимыми последствиями. Муж укорял её за мнительность, звал гулять в парк, советовал поехать в деревню, поработать в огороде - просто отвлечься. Жена не соглашалась. "А вдруг мне хуже станет?! - говорила она, - что тогда?!" Муж только качал головой.
Василиса Семёновна посчитала пульс. Нормальный. Она продолжила писать:
"Бабушка Оля, высылаю вам свои данные, но прошу, вышлите срочно телеграмму, что вы болеете. Я так и не поняла, чем вы, бабушка, болеете. При опухолях и болях, бабушка Оля, делают массаж, электрофорез с никотинкой. Она расширяет сосуды, и боль утихает. Сделайте анализ крови из вены на мочевину, ревмапробу, чтоб правильно лечиться. Очень хорошо помогают бальзамы в виде мази "саматон" - это для ног, от головы - "аурен", "витон" - бальзам жизни, а "гемос" - бальзам вообще от всего. Он заставляет работать клетки организма и делается в России. От грибка мазь (название пишу на латинице) и движение. А в пять часов утра молитву, чтоб был ангел-хранитель и большая вера в выздоровление и Бога".
Василиса Семёновна отложила ручку и ещё раз посчитала пульс. Опять нормальный. Муж должен был прийти с минуты на минуту. Узнай он, что жена пишет письмо его дальнему американскому родственнику, скандала не избежать.
Много лет назад муж поссорился с дядей Костей, братом дяди Васи, а значит, и с дядей Васей - так уж у них в деревне было заведено - и ни в какую не хотел мириться. Бабушка Оля - мужнина бабушка, её муж очень любил, уехала в Америку три года назад и жила в доме дяди Васи. Дядя Вася несколько раз звонил, но, если трубку брал муж, разговора не получалось. Правда, иногда первой у телефона оказывалась Василиса Семёновна.
С определённого времени она решила во что бы то ни стало съездить в гости к бабушке. Причин было несколько. Соседки очень хвалили тамошнюю медицину, говорили, что у них там меньше стресса, потому что дома большие, у всех есть машины, зарплаты не задерживают и выплачивают в валюте, свежие овощи и фрукты круглый год и много чего хорошего. Это Василиса Семёновна могла понять - она уже ездила к сыну в Израиль.
"Бабушка, вышлите телеграмму, - вывела Василиса Семёновна аккуратно, - что вы болеете, чтоб мне выдали скорее паспорт. Дядя Вася, что бы ни случилось, считайте нас своими родственниками. Вы помогаете бабушке Оле, за то вам низкий поклон..."
Была у неё ещё одна мечта - побывать на этом самом острове с открытки, но об этом она никому не говорила. Понимала, что и в Америку-то попасть непросто, а остров-то, он где? Он ещё дальше, на краю земли. Но за последние годы у неё как будто прибавилось надежды. Надежды на то, что ещё можно кое-что изменить, что можно ещё пожить по-настоящему. Такой жизнью, о которой любят говорить соседки, собравшись вечером на скамейке у подъезда.
Её единственный сын женился на еврейке и уехал в Израиль.
Ох, как она была против поначалу! "Куда ты едешь? - говорила она ему. - Она же тебя бросит, ты ей нужен, чтобы чемоданы довезти". И оказалась права. Та его бросила. Но он не отчаялся, встретил другую женщину, старше себя, с двумя детьми. Эта его хоть любила. Сейчас у них уже общий ребёнок есть - мальчик. Василиса Семёновна ездила полгода назад в Израиль, нянчила внука.
Сын её жизнью доволен. Работает тренером, занимается спортом, загорелый, красивый, на машине ездит, иврит выучил. Мама, говорит, это такой простой язык, в нём есть математическая логика. Ты бы тоже его смогла выучить. Щас! У неё по английскому в школе всегда тройка была, у бритонов этих хоть наши слова есть: дог, хот-дог, революшин, перестройка. А тут тебе иврит, где вообще наших слов нету. И всё-таки она после Израиля стала больше в себя верить. Сын повёз маму к Стене Плача, в Иерусалим, так она между камней записку положила, а о чём - ему не сказала. А речь там шла об острове. Почему? Да уж так... Потому, может быть, что слишком уж несбыточным показалось это желание, невозможным - исполнением всех детских мечтаний, которых поодиночке уж и не вспомнишь.
В детстве она читала про острова, пыталась представить себе джунгли с лианами, птичку колибри, летучую мышь, которая фруктами питается. И это ей легко удавалось. И всё равно - острова для неё были чем-то почти неземным, из другой жизни, где живётся совсем иначе - легко, спокойно, красиво, беззаботно. Вот она и решила Бога проверить - даст он ей остров увидеть или нет. В Израиль-то она тоже ехать не думала, но видишь, как всё обернулось!
Василиса Семёновна отложила ручку и посмотрела в окно.
Вот уже двадцать лет они с мужем жили в этом дворе. На их глазах микрорайон застраивался пятиэтажными домами. Они сами сажали деревья во дворе и ходили на субботники. Много лет подряд примерно в это время, в апреле или начале мая, соседи по двору выходили сгребать листья, оставшиеся после зимы. Листья сваливали в кучи, поджигали, а потом, после работы, выносили столы, самовары, печенье, пироги (у кого что было) и садились пить чай. Беседовали, пели песни или слушали магнитофонные записи, даже танцевали. Так было на протяжении многих лет, и Василиса Семёновна хорошо помнила, как вкусен был горячий чай во дворе, в весёлой компании, когда ещё не слишком тёплый воздух пахнет свежей землей и дымком от тлеющей прелой листвы.
Сюда, в этот дом, в пустую ещё квартиру, принесли они с мужем своего новорождённого сына. Чужие дети росли у неё на глазах. В этих домах, с их тесными квартирами, справляли дни рождения, гуляли свадьбы и провожали в последний путь. Никогда этот двор не был для неё тесен, и теперь, спустя многие годы, казалось даже, что раньше у неё никогда ничего не болело. А может быть, то просто была молодость, о которой узнаёшь лишь тогда, когда она проходит. Да, что-то изменилось в мире и в ней самой, и сейчас, когда уже пятый десяток разменяла, Василисе Семёновне почему-то стало тесно в этом самом дворе, в этой квартире, в которой она была когда-то так счастлива. И теснота эта как будто перебралась в сердце, превратилась в ноющую скучную боль, какая бывает от занозы в пальце. А в Израиле этого с ней не было. Может быть, поездка куда-нибудь, хоть за тридевять земель, хоть на остров в океане, где, кажется, ветер дует одновременно со всех направлений, где жарко и влажно от близости океана, а океан дышит, ходит ходуном, как грудь великана; где живёт птица колибри и фруктовая летучая мышь, где растут пальмы и манговые деревья, - поездка в другой неизвестный мир - могла бы исцелить её тело и душу, изгнать эту надоедливую тупую боль? Как? На какие деньги? Эти вопросы она себе не задавала. В этом мире есть люди с деньгами.
Василиса Семёновна взяла ручку и закончила письмо:
"А письмо писала искренне. Целую вас всех. Ваша Василиса".
Она перечитала написанное, сложила листок вдвое и вложила в конверт без марки. Обвела взглядом поверхность стола - что бы ещё послать? Может, календарик с симпатичными котятами? Или открытку с видом центральной улицы города? Да ладно, зачем Васе в Калифорнии её городок?
Женщина встала и сходила в другую комнату за ярким красивым конвертом, в спешке надорванным в нескольких местах. Она села за стол, положила конверт перед собой и принялась старательно переписывать иностранные буковки адреса.
Василиса Семёновна бросила взгляд на часы. Муж вот-вот вернётся. Она быстро запечатала конверт, открыла верхнюю дверцу гардероба и приподняла глаженые простыни. Там лежало четыре неотправленных в Америку письма. Дверца закрылась. Пятое письмо, втайне от мужа, она всё-таки отправит.
Василиса Семёновна нащупала пульс. Пульс был нормальный.
Вечером, во дворе, когда совсем стемнело, двое мужчин склонились над открытым капотом "Москвича" и при свете фонаря негромко беседовали.
- А моя со стрессом не так борется. Знаешь как?
- Как? - спросил здоровенный детина с перепачканными маслом руками.
- Только не знает она, бедная, что родственник мой, дядя Вася, не живёт больше по старому адресу. Но зато после каждого письма у неё на неделю сил прибавляется, бодрая ходит, весёлая, помолодевшая. Так я думаю - ну и пусть себе пишет. Лишь бы помогало в жизни. Каждому надо во что-то верить. Кто-то там в небеса себе верит, а кто-то в Америку, кто-то ещё в какую-нибудь штуку. Терапия! Надежда на лучшее! Как думаешь?
- А что тут сказать, Лёша? Радиатор тебе менять точно надо, вот что. И свечи у тебя накрылись.