Я много раз писал этот рассказ, но никогда у меня не получалось показать всё, что было на самом деле, правильно. История менялась снова и снова.
Но основа у неё одна, это дом. Дом, который я называю моим. Он считается моим ровесником, то есть, построен в тот же год, когда я родился. На самом деле, я этого не знаю, мне так сказали. Я не помню, когда я родился, это было с кем-то другим. И я не видел, как появился дом.
Об этом доме мне когда-то снились странные сны. За его стенами были другие комнаты, продолжающие дом, в обычном мире этих комнат не существовало, но во сне они были самими главными. В этих комнатах была пустота и Время. Пространство этих комнат лежало вне обычного, нашего времени, и поэтому было неуязвимым. Даже если наша Вселенная исчезнет - окружающее дом пространство останется, потому что время в нём не движется. Когда я попадал в эти комнаты, я чувствовал в абсолютной безопасности. Знаете, раньше я вообще не понимал, что это такое - абсолютная безопасность. Только оказавшись там, понимаешь это. Я и сейчас не смогу вам объяснить смысл этих слов. Когда мы находимся в обычном мире, нам может только казаться, что мы свободны от. На самом деле мы просто не чувствуем того давления хрупкой материальной реальности, которое присутствует всегда. И только в потаённых комнатах-пространствах остановленного времени ты понимаешь, что такое абсолютная безопасность. Это неудачное выражение, я знаю. Оно у вас ассоциируется со слабостью, бегством, нервной неустойчивостью. Нет, всё намного сложнее. Пока мы живём, множество неосознаваемых нами тяжестей копится у нас над головой. Как говорил герой какой-то книги, я чувствую, как столб воздуха весом восемнадцать тонн каждую минуту давит на меня... Вы чувствуете эти восемнадцать тонн воздуха? Нет? А они есть... они давят. Так всё, что мы пережили неосязаемо давит на нас в обычном мире. Только в пространстве остановленного времени мы можем одновременно оставаться собой и не чувствовать тяжести реальности.
В доме были не только эти комнаты-отражения. Были ещё подземные пространства, сочетающие в себе необъяснимое соединение страха тьмы подземелий и - парадоксально! - тоже свободы. Время там существовало, кроме того, подземные пространства были населены, они не были пустыми. Свобода там образовывалась за счёт какой-то странной текучести реальности. Наверное, это были владения Хаоса.
А ещё в доме был Верхний этаж. Он показался мне самым удивительным, потому что там не существовало не только времени, там не существовало даже меня самого, и всё же я оставался существующим. Я продолжал существовать в каждой частице этого пространства-времени, мог находиться там и тут, внизу и вверху, близко и где-то очень далеко, под потолком. Я чувствовал тепло и видел свет, хотя вряд ли у меня там было тело... впрочем, это не проблема, если бы я захотел - тело бы появилось. Я до сих пор не знаю точно, чем был этот этаж дома, возможно, он был Прошлым по Ту Сторону, тем особенным местом, которое существовало до моего появления на свет.
В этой реальности в доме обыкновенно царит тишина. Иногда шумит дождь или ветер, еле слышно шуркают секундной стрелкой часы или заводится мышь. Надо напомнить, что из нескольких комнат я пользуюсь в основном одной. Это особенная комната, она всегда как бы пыталась отгородиться от другой части, других комнат. Она самая маленькая, в ней больше всего меня, я стянул туда большую часть себя самого.
Ещё в доме есть кухня. Если моя маленькая комнатка - это голова, душа дома, то кухня - его сердце, там расположена печь. Печь - это очень важно. Она даёт тепло и на ней готовится еда. Тепло можно сымитировать электричеством, и еду можно сварить на плитке, но всё это будет ненастоящим, чтобы в этом убедиться, достаточно хотя бы один день зимою не топить печь.
В доме есть "зал". Большая комната. Главная. Когда-то он был центром Вселенной. Там стоит диван, на котором я, маленький, ползал, когда ещё не умел ходить. Потом я там спал, ещё с родителями, болел, там мы всей семьёй встречали гостей и смотрели телевизор. На этом диване умер мой отец. Мама умерла на другом диване, который потом отдали сестре.
В этой комнате был большой стол, который при гостях раздвигали. Один раз там была свадьба и два раза похороны. На столе я устраивал игры, самоё лучшей из которых была игра в город, когда я строил на столе замок-лабиринт из всевозможных вещей, которые только мог натащить, от детского баяна до вазы с искусственными цветами. Ещё на столе когда-то я устраивал театр теней.
Зал был тоже городом. Ещё он был миром, где диван был одной страной, стулья были островами, стол, трельяж, тумбочка с телевизором - были другими странами, а палас на полу был морем. На паласе происходили путешествия и битвы, просто так и на картах.
А самое главное - в Зале ставили Ёлку. Ёлка была удивительна тем, что в неё сосуществовали тьма и сияние. И бесконечная глубина. И запахи иных миров.
Сейчас Зал стал похож на одеревеневшую мумию. Осенью, зимою и весной он закрыт, чтобы печке было проще нагревать мою маленькую комнату. Он стоит тёмный, не живой и не мёртвый. Тишина там совсем другая, не такая как в моей части дома.
...кстати, Верхний Этаж представал для меня отражением именно Зала.
Ещё в доме есть спальня. В этой комнате никогда ничего не происходило, кроме сна. Сейчас там стоят два шифоньера, наш и бабушкин, совсем старый, если не путаю, его сделал дедушка. Ещё там стоят две железные кровати. На одной лежит гостевая перина, на другой просто всякий хлам. Пол в спальне проваливается, там прогнулись половицы, образовав что-то вроде зловещей впадины. Эта впадина образовалась ещё лет тридцать назад, ещё при маме, пол всё собирались перестилать, но так и не собрались. В спальне самая пустая пустота, самая глухая тишина и самая чёрная тишина. Её как будто вообще нет в этом доме, она принадлежит не совсем ему. В ней есть что-то дальнее и мертвенное, хотя ничего страшного там не происходило, если не считать моих детских ночных кошмаров, когда я болел и когда я спал на другой, небольшой кровати, на которой почему-то мне особенно часто снились кошмары - кровать эту потом вынесли в летнюю кухню.
Правда, я ещё помню и свет. Самые светлые утра мира я встречал именно в этой комнате, просыпаясь раным-рано, солнце светило в юго-восточное окно, краски ослепительно сияли, сиял линолеум на полу, и пол был горячим, и пылинки кружили в потоке солнечного света, и мир был бесконечным, а где-то далеко-далеко, в другой части вселенной, мама возилась на кухне: цедила надоенное утром молоко, топила печь, что-то мыла, варила.
Переходя из комнаты в комнату, я будто перемещаюсь в пространствах. Именно в такой последовательности, где спальня - самый дальний, самый отдельный, самый потаённый и потерянный мир. Глухая восточная стена за самым древним, самым старым, наверное, старше меня, ковром, который не снимали лет сорок, наверное, не заканчивает дом. В каждом настоящем доме есть такая стена, за которой дом продолжается в других пространствах.
В каждой комнате дома - своё время. Как вы уже догадались, если переходить из моей комнаты в зал, потом в спальню - будешь смешаться во времени. Впрочем, "смещаться" - не вполне правильное слово. Это не будет означать, что я перемещаюсь в Прошлое, например. Скорее, это можно сравнить с веером миров, ну, знаете, эверетт там, все дела... Но тут, возможно, не совсем эвереттовская система. Разницу трудно объяснить, я попробую. Зависимость и связь между реальностями, сжатыми в пучок в центре этой вселенной, сфокусированы в какой-то трансцендентальной точке (простите, я почти уверен, что это слово здесь не совсем уместно, но другого, более подходящего случаю, я просто не знаю), и эта точка является центром всего бытия. Она не во мне, хотя как-то связана со мною. Возможно, она в доме, но тогда я не знаю, как это объяснить и показать. Возможно, эта точка - какой-то Лабиринт, подобный лабиринту Амбера, я его пока не отыскал, набредая лишь на его отражения.
Я хочу сказать, что дом может менять всё мироздание. Ты можешь однажды проснуться, выйти во двор и обнаружить, что всё вокруг неуловимо изменилось. Возможно, это сместилось время, но не только, потому что ни в одном из времён я не вспомню тех Изменений, которые мне случалось увидеть, когда дом скользил по реальностям.
Всё однажды может стать другим, когда ты проснёшься. Вопрос в том, что ты потом обычно возвращаешь всё на места. Ты можешь увидеть во дворе другие деревья, выйдя за калитку - заметить, что улица изменилась, можешь даже обнаружить, что за забором находится другой двор, которого раньше никогда не было ни в одной из реальностей. Самыми удивительными были случаи, когда дома двоились, наслаиваясь друг на друга, и я мог ходить в соседний двор и дом, которые были всё тем же моим домом, но в другой вариации.
Остаётся открытым вопрос: возвращаюсь ли я всякий раз к какой-то исходной линии жизни - или постоянно смещаюсь по вариациям реальностей, и тот всегдашний я, которым я себя воображаю, на самом деле лишь одна из моих бесчисленных версий?
...Особые странности начинаются, когда я думаю о той стене в спальне, и о ковре. Я же точно помню, что в детстве, когда меня мучил один очень необычный тип кошмара, я лежал как бы в зеркальном отражении, ковёр находился слева от меня, а голова располагалась так, что весь остальной дом тоже находился СЛЕВА от меня, то есть, получается, я лежал где-то по другую сторону стены, и на другой её стороне тоже был этот ковёр. Дом как бы зеркально отражался от этого ковра. Я хорошо помню эти кошмары, которые случались со мной в детстве не один раз, они были связаны с изменением восприятия мира - он весь будто превращался в один сплошной камень-монолит. Нет, этот монолит не пытался меня раздавить, невозможно мучительным было само ощущение, окаменевало всё пространство и сам воздух вокруг, хотя я при этом и не задыхался...
Я и сейчас помню это ощущение, но описать его сколько-нибудь внятно не получается. Не важно. Главное - это всегда начиналось, когда я поворачивался лицом к ковру... Но самого ковра я не боялся, не особенно боялся и этого кошмара, он появлялся даже не во сне, то есть, это вообще был не сон, это было какое-то изменённое состояние организма, время от времени с разной силой овладевавшее мной, но с годами постепенно затухавшее.
Впрочем, речь сейчас о ковре. Я почему-то не думал об этом раньше, но сейчас с удивлением и растерянностью понимаю, что никак не могу объяснить своё положение относительно ковра. Во мне внутри был какой-то компас, я точно знаю, что лежал головою на юг, и при этом лицом к ковру, и если это так, то находился я где-то по другую сторону, в зеркальном отражении дома.
Это единственная, но важная зацепка, позволяющая уверенно говорить о том, что сейчас я живу в каком-то другом месте, во многом очень похожем, но за зеркалом.