Алферов Всеволод : другие произведения.

Conjure One - заклинательница

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Молодая волшебница попадает в чужой город с заданием убить его губернатора, но, оказываясь на месте, она понимает, что с ней что-то не в порядке: она не может выполнить задание, и не понимает, что с ней происходит...

Conjure One -- Заклинательница

  
   Посвящается Хекай-т, лучшей колдунье,
   какую я когда-либо знал, чья мудрость и добрые руки
   поддерживают меня на моем пути!
  

Никогда не играйте с теми, кто любит вас --

они одержимы. Просто загляните в бездонные зеркала

людских глаз и вы увидите, что любовь и ненависть --

они едины в своей сути. Когда-нибудь принесенная

во имя Великой Любви жертва станет кровавой местью,

и вы увидите в темноте лик, вещающий:

"Я люблю тебя. Я убью тебя! Но я буду любить тебя вечно..."

"Дорога крайностей ведет ко дворцу мудрости"

   Стальной Рог встречал юную волшебницу во всем блеске своей славы самого таинственного и загадочного города Браккады. Собственно, первое, что увидела Маат, была полуразрушенная башня у самого берега моря, и дальше -- простирающаяся за ней до самых горных отрогов пустыня.
   Там, на вершине, будто касаясь неба, и раскинулся город. Маат знала, что на самом деле он расположен на невидимом отсюда скалистом полуострове, выдающимся в залив там, на западе, но в каменистых бухтах, полных подводных рифов, устроить пристань было просто невозможно, потому от берега до города приходилось ехать около часа.
   Говорят, когда Стальной Рог был столицей колонии Древних, и здесь располагалась резиденция губернатора Падиша, в этой башне любила проводить время его жена, глядя на волны, на морские буруны, будто в каком-то неземном эротическом танце соединяющиеся с песчаными барханами.
   Но те времена давно прошли, только море и песок все так же ведут свою борьбу: то ветром овевая, то омывая волнами одинокое строение. Века минули с тех пор, а Стальной Рог все так же возвышается на невысоком горном отроге там, на западе. Через него прошли бури и катаклизмы, войны и бедствия, тысячи, даже миллионы людей жили здесь, миллиарды слов помнит эта полуразрушенная пузатенькая башня... Теперь она и Маат видит у своего подножия, и, будто старая дева, оглядывается из прошлого на молодую колдунью, явившуюся сюда.
   Если прислушаться к своему сердцу, кажется, иногда можно различить слова той легендарной женщины, жены Падиша, что своим голосом взывает к плещущимся водам: "Остановитесь хоть на миг, послушайте меня: я люблю вас!.." Ее слова, ее голос все нарастают, набирают силу в сердце и кажется, что вот -- вот сейчас услышишь знакомые интонации! Но...
   Это только видимость. Никакого голоса нет и в помине. Есть только полуразрушенная башня, пески и морские волны.
   Путь Маат лежал через полосу пустыни на запад, к горам, и там -- к городу, высоким стенам из желтого камня, к покрытым белой известью строениям, к сияющим на солнце куполам и плоским крышам, к витым балконам, фонтанам и лужайкам.
   Паланкин мерно покачивался на мощных плечах носильщиков; убаюкивая, жаркое южное солнце сквозь газовые занавеси лаково касалось бледного лица колдуньи, но она не спала... Все виденное ею было настолько внове для жительницы эльфийских лесов, настолько поражало глубины ее души, пробиралось к самому центру ее существа и где-то там, внутри, осторожно трогало сердце. Эта страна была прекрасна. И настолько необычна!
   Внутренний мир девушки тоже был странен и необычен, но такого даже он еще не встречал. А колдунья была убийцей. Не жестокой, но профессиональной. И именно этому циничному ремеслу учили ее с детства.
  
   Губернатор Стального Рога, магистр местного отделения браккадской Академии магов, отвел своей гостье апартаменты прямо в своем дворце. Высокое сооружение из белого камня издали виднелось всем приезжим, тянулось вверх, к небу, являя солнцу золоченые луковки и купола.
   Дворец губернатора высился на небольшом возвышении над городом, неприступными стенами нависал над главной площадью. А потом широкая дорога обвивала его и круто поднималась в гору, а там насквозь проходя через сады и даже небольшую рощицу, подходила ко входу.
   Гигантская по своей ширине лестница вела от вымощенного камнями подъезда к массивным деревянным створкам, сейчас широко распахнутым. И по ступеням постоянно поднимались и спускались люди, образуя непрерывное движение; их было немного, но уже благодаря их присутствию вся эта оставшаяся еще от Древних громадина не казалась безжизненным надгробием умершей цивилизации.
   За распахнутыми воротами был виден внутренний двор резиденции: выполненный в виде зеленого сада с фонтанами и извилистыми дорожками. Отсюда даже можно было разглядеть тянущиеся вдоль внутренних стен здания дворца галереи, балконы...
   Но на все это Маат не успела обратить внимание, потому что на вершине лестницы ее паланкин опустился на землю, а рядом с нею оказался встречающий. Как из-под земли вдоль прохода во внутренний двор вытянулись две шеренги почетного караула.
   В Стальной Рог Маат прибыла, как посланница эльфийского короля, одна из наиболее молодых и могущественных колдуний школ южного Авле. И родом она была оттуда, где эльфийская культура смешивалась с людской, порождая интересные сплетения. Будучи дальней родственницей короля -- Маат, честно сказать, даже сама не знала, насколько дальней! -- как посланница и как руководящая будущим обществом по общим исследованиям эльфийских и браккадских магов, она была очень уважаемой гостьей. Потому почетный караул ее нисколько не удивил.
   Признаться, ее вообще сейчас ничто не удивляло, ее ум занимала предстоящая работа и как всегда появляющаяся вместе с нею неприятная темнота в душе: ощущение, будто выкупалась в грязи. Мерзкое ощущение!
   Отодвигая занавески паланкина и ступая на нагретые солнцем плиты, Маат только успела с интересом взглянуть несколько раз украдкой на встречающего ее человека.
   Высокий широкоплечий бородач был одет в расшитый золотом синий кафтан, его курчавая окладистая борода с вплетенными в нее золотыми нитями подобно широкому платку закрывала грудь. Зато бритая голова, казалось, могла бы пускать солнечные зайчики по стенам. Еще девушка заметила на ногах встречающего замшевые туфли с загнутыми носами, но отметить про себя еще одну забавную деталь не успела.
   Бородач склонился в глубоком поклоне и, распрямляясь, широким жестом махнул рукой, указывая на дворец за своей спиной.
   -- От имени губернатора Стального Рога, я приветствую высокочтимую гостью в нашем городе. Советник Шийяз к вашим услугам! Губернатор поручил мне расположить вас со всеми возможными удобствами.
   Маат сразу почувствовала жар, идущий от него -- Шийяз определенно был магом... Да и как еще могло быть в Стальном Роге?
   Она не успела опомниться, как ее уже вели переходами дворца, показывая прекрасные виды, роскошь хозяйского дома... Девушка была в состоянии странной апатии. Была ли такая раньше при выполнении заданий? Она не помнила. Из глубины поднималась темнота. Что-то странное занимало ее мысли, ее чувства; и она шла, будто ведомая некой сильной рукой... Ей было очень плохо. Устала с дороги, что ли?
   Уже когда Маат провели в отведенные ей апартаменты, Шийяз внезапно увлек гостью с севера на один из балконов, подальше от распаковывающих вещи слуг.
   Внешние стены окружали здание дворца только со стороны города, потому внизу под ними, отделенные узкой полоской садов от построек, плескались воды залива. Даже сюда долетали крики чаек, и водяные брызги легкой туманной пеленой висели в воздухе над волнами.
   Советник губернатора бросил пристальный взгляд на свою спутницу и, отвернувшись, облокотился на широкие перила из белого мрамора.
   -- Когда-то эти апартаменты принадлежали жене последнего губернатора колонии, -- произнес Шийяз, глядя вниз, на линию прибоя, где вода раз за разом накатывалась на скалы.
   Он продолжал рассказывать о бывшей хозяйке покоев, о том, что изредка здесь видят ее призрак, блуждающий по коридорам дворца, и весь смысл его речи сводился к тому, что ни в коем случае нельзя ни пугаться ее, ни пытаться избавить дворец от привидения...
   Маат не слушала. Из глубин ее души поднималось раздражение. Долго ли еще будет разоряться этот напыщенный индюк: неужели же он не понимает, что прибывшая в Стальной Рог гостья с севера устала с пути и очень хочет отдохнуть?!
   Мелькающие вокруг лица выводили колдунью из себя. Очень сильно, просто безумно хотелось остаться наедине, чтобы не слышать людских разговоров, постоянных обращений, беготни вокруг, но почему-то это было невозможно. Так тяжело не сорваться... не сорваться, лишь бы не сорваться! Давший задание никогда ей этого не простит, найдет, из-под земли достанет и отомстит за сорванное задание!
   Но, видимо, Шийяз сам понимал, что гостья чувствует себя не лучшим образом, наверное, это в ее глазах появилась смертельная усталость и еще бешенство. Это уже плохо, значит девушка теряет контроль над собой!
   Извинившись, управляющий пожелал ей приятного отдыха и оставил в одиночестве, отослав и слуг.
  
   Понять внутренний мир убийцы сложно. Они бывают разными. Это может быть маньяк -- он просто безумен, не руководит собой и навряд ли осознает, что он творит. А может всецело понимать, что делает, но получать удовольствие. Как бы там ни было, его психика уже нарушена. Это может быть холодный расчетливый профессионал -- он циничен и прост. Его, может, даже никогда не заподозришь в том, что он убийца, ведь на нем много личин и масок. Почему-то -- Маат сейчас не смогла бы даже сказать, почему -- она не стала такой. Ее сознание зависло где-то между состоянием простого обывателя и девушки, за которой тянется кровавый след прерванных жизней. Она не понимала себя. И не понимала, что она вообще делает в жизни.
   Каждый раз, от каждого нового задания она чувствовала, что ее мутит от убийства. И каждый раз шла на это снова. Наверное, и она была сумасшедшей. И порой ей очень, очень сильно, просто ужасно хотелось, чтобы однажды ее поймали, казнили -- так было бы проще! Ей самой проще. Она бы шла на плаху, улыбаясь от счастья и радости, хоть на мгновение вынырнув из черно-красного кошмара. Но выполняла она задания с неизменным профессионализмом...
   Страшно. Правда Маат все равно не помнила ни одного предыдущего дела. Может, просто выталкивала их из памяти, а, может, это временно и от усталости -- она и впрямь чувствовала себя ужасно. Все казалось черно-красным. И яркое солнце за окном, и дышащий жизнью город, и прибой...
   Развернувшись, девушка оставила балкон и вошла в апартаменты. Здесь было пусто -- Шийяз предусмотрительно отпустил всех слуг, оставив лишь парочку у дверей с наружной стороны -- вдруг гостья позовет?
   Найдя низенький столик с письменными принадлежностями, девушка села на груду подушек у него и подумала даже: а не совершить ли безумство, не написать ли письмо матери? Отцу она написать все равно не могла, она не знала, где он... у нее и матери-то как таковой не было, только няня. Кто ее мать, Маат не знала. Да и не хотела бы знать, няня заменила ей родителей. Ей сейчас было все равно.
   Этой ночью ей предстоит совершить убийство, надлежит создать хоть какой-то план, за несколько часов продумать все до мельчайших мелочей, а она вот сидит и тратит собственное время! Но ей отчего-то очень хотелось разложить все события по полочкам. Мысли путались и разбредались в разные стороны, как отара овец без сторожевого пса. Если их согнать в кучку, то из них не выловишь что-то дельное, цельное. А если пытаться разбираться в этом хаосе, царящем в голове, то тогда половина мыслей как-то сама собой терялась...
   Маат не помнила многого. Вот странно... Но это было так. Двадцать два года жила спокойно, обучалась на колдунью, познавала все новые и новые стороны своего филигранного мастерства, а потом вдруг ее угораздило влюбиться. Она до сих пор кляла себя за это последними словами. Впервые познанное чувство любви... -- странное чувство!
   Будто некая невидимая сила отрывает тебя от земли, приподнимает и влечет, туда, куда ведомо и нужно только ей, и ты не управляешь своим телом, не управляешь своими мыслями, все твои помыслы направлены на любимого человека, и ты не знаешь, что, как, почему так?!
   А потом, когда это чувство оказалось разбитым, что-то екнуло внутри. Конечно же, умом девушка понимала, что если один человек любит, то это вовсе не означает, что должны любить и его. Но это было так странно... так... больно! Это она тоже узнала впервые: что такое душевная боль, раньше она себе не представляла, что же это такое не самом деле.
   Но это все умом. А душой... Душой она ненавидела! Злость, ужасная злость заполняла ее всю: как это так? Ее, отдававшую всю себя, все готовую сделать ради любимого человека, бывшую всегда рядом -- опорой, поддержкой, помощью в беде, ее: такую умную, добрую, хорошую -- и не полюбили. Это никак не укладывалось в ее голове, и оттого такая злость брала за душу!
   Конечно, со стороны ее реакция была просто детской, но Маат была не на стороне, а внутри, внутри себя! Любое напоминание, любая ассоциация вызывала волну раздражения, ревности, злости, да такой, что хотелось, очень хотелось... не убить, а нанести очень сильную душевную боль. Вот так.
   А потом было и это последнее задание. Но ведь до него и другие были! Вроде как Маат даже помнила какие-то отрывки, кусочки своей жизни -- будто параллельно они проходили с той, другой жизнью обычной колдуньи-ученицы. Ни разу не пересекались!
   Девушка откинула в сторону эти мысли. Она устала. Она все еще любила. Ужасно любила. Как вот передать словами это чувство? Наверное, оно глупое, молодое, не глубокое, но ведь есть же? Так чем оно плохо?
   -- Ненавижу! -- вырвалось вдруг у нее. Ворожея с силой, со стуком поставила чернильницу, что она крутила в руках, на столик, отчего большое черное пятно расплылось по бумажным прессованным листам и по ее руке.
   Хотелось вскинуть руки, ударить кулаками в пол от отчаяния... Но ведь она все равно знала, что это не поможет. За окном начинало садиться солнце
   До времени выполнения заказа оставалось не больше двенадцати часов.
  
   Закат багровыми сполохами расцвечивал рынок внизу, шум голосов поднимался даже сюда, к укрытому зеленью виноградной лозы балкону. В покоях Маат было много балконов. Позади волшебницы колыхались прозрачные легкие занавеси, а за ними остались чудесные покои, будто из старых сказок о Времени Чудес, когда Древние жили бок о бок с людьми. Там, в отведенных колдунье комнатах мягкими грудами лежали подушки, низенькие столики к ее приходу были уставлены сладостями и прохладительными напитками. И смуглые голубоглазые, похожие на оживших богов, молодые слуги ждали распоряжений хозяйки, к которой были приставлены.
   Маат откинулась на подушки, лениво обводя глазами базар внизу. Сейчас она позволяла себе отдохнуть с дороги, дела предстояли ей только вечером. И хотя план действий давно уже был составлен, и теперь нужно было изучить весь дворец, Маат не занималась делом, а просто отдыхала, удобно расположившись на выходящем в город балконе и глядя на площадь.
   К удовольствиям жизни она была равнодушна, зато Стальной Рог интересовал ее сверх всякой меры. Ведь она оказалась здесь по двум причинам: по-детски сильного желания сбежать от разбитого чувства любви, которого она попросту стыдилась, и огромного желания увидеть колыбель цивилизации, распространившейся по всей планете. Увидеть город, ранее принадлежавший Древним. Помимо третьей -- убийства!
   Описать в двух словах базар Стального Рога -- занятие непосильное даже для гения. Это целый мир, это город в городе, где кипит своя жизнь, такую нигде больше не встретишь! Торговцы в богатых шелках, нищие в рваном отрепье, воины, направляющиеся на караул -- они позвякивают кольчугами, а у поясов пристегнуты кривые мечи. Вот такие-то мечи и разберутся с колдуньей, если она не выполнит свою работу. Еще...
   Еще здесь были толстые жены богатых людей и молоденькие красавицы: смуглые, черноокие. Пару раз попались и дорогие паланкины -- признак аристократии.
   Закрыв глаза, девушка погрузилась в себя, несколькими глубокими вдохами ввела себя в состояние полусна, а потом легко отделилась от физической оболочки, оставив тело на балконе.
   Взмыв в воздух, волшебница устремилась вдоль увитых виноградом стен дворца вниз, к главной площади города. Там, казалось, целая толпа народу пытается одновременно говорить, спорить, смеяться. Тонкое тело волшебницы чувствовало такую потрясающую гамму чувств... Ненависть и тщательно скрываемая злость, любовь и потрясающая, переполняющая до краев души нежность, разбитые чувства, ревность и сильное желание убить, радость, удовлетворение, даже светлая легкая печаль...
   Волшебница остановилась. В терзающем ее чувства и мысли темном тумане именно грусть, тоска внезапно отрезвили ее, будто окатили холодной водой. Именно в их сторону устремилась колдунья, проплывая невидимая в воздухе над этим городом в городе. Кругом сновали люди, действительно жизнь на базаре бурлила. Наверное, она не заканчивалась даже ночью.
   Вот Маат и хотела погрузиться в эту жизнь с головой, почувствовать ее на себе -- чужую, странную, непривычную.
   В тихом уголке у самого подножия поднимающихся ввысь стен дворца сидела молодая девушка. Под дырявым навесом от солнца она зарабатывала деньги тем, что играла на лютне прохожим заказанные ими песни, а те платили ей за это сущие гроши. Именно юная музыкантша и излучала вовне сильное чувство грусти и отрешенности. Ее пальцы перебирали струны лютни, сама же она была далеко... где-то, где все иначе. Может, в родных для Маат северных землях. Кто знает?
   Волшебница только могла видеть, что мужчина, для которого девушка извлекала из струн такую надрывную, рыдающую обычную для Браккады мелодию, прикидывает, сколько бы заплатить рыночной певице. А девчушка прекрасно понимала все это, и все же продолжала играть. Что ей еще оставалось делать? Она выкладывалась вовсю, ее пальцы бегали по струнам, издавая трогательный плач, мольбу колеблющегося воздуха. Казалось, что вот он: сейчас примет очертания земель, о которых пела девушка! Но все так и осталось, как было.
   Песнь закончилась, струны умолкли, и только звонко звякнули три монеты, брошенные на расстеленный платок. Мужчина, встал и, не глядя на музыкантшу, ушел.
   Та же только облокотилась на нагретые солнцем стены дворца, закрыла глаза и запрокинула лицо к небу. Она продолжила играть. Вслепую. Не видя струн. Ее пальцы мелькали сами собой, порхали по тонким жильным нитям. А те, колеблясь, извлекали парящую неуловимую мелодию, такую же извилистую и переменчивую, как песчаные дюны Стального Рога, как колонны дворца, как вьющиеся побеги винограда. Как человеческая жизнь. Везде музыка находила свою дорогу, везде прокладывая себе путь.
   За всю свою жизнь Маат так и не смогла разобраться, что же такое музыка. Почему какие-то колебания воздуха заставляют нашу душу парить в одном случае, а в другом -- опускают до самых глубин или же вообще оставляют равнодушными? Почему можно взмыть в воздух на крыльях вибрации воздуха, а можно остаться на земле, прикованными корнями? И почему от одной и той же мелодии один человек почувствует за спиной крылья, а другому эти крылья будут только в тягость: не взмахнешь ими, и не расправишь за плечами, устремляясь к небу...
   Ни долгие годы занятий магией, ни специально посвященные этому вопросу исследования физики и человеческой психологии не дали Маат результата, почему физические колебания воздействует на нематериальное в человеке.
   Но было ли это важно?
   Маат еще видела и юношу, следившего за музыкантшей. Он пришел сюда за мужчиной следом и теперь наблюдал за играющей, за ее руками, лицом, закрытыми глазами... Потом встал и направился к девушке.
   Маат отвернулась, не желая слышать ничего. Все еще слишком свежи были в памяти свои собственные воспоминания. И совсем не хотелось вспоминать свое былое счастье -- только душу травить. Но чувства врывались в сознание, не сдерживаемые ничем:
   -- Удивление, восхищение, почтение...
   -- Удивление, неверие, пробуждающийся интерес...
   -- Наконец обретенная, уверенность, убежденность, рождение чувства...
   -- Радость...
   Этот безмолвный диалог продолжался и дальше, когда Маат уже покинула тихий закуток южного базара.
   Ее душа блуждала по залитым закатом улицам Стального Рога, освещенным последними лучами солнца. Вдоль белых стен, казавшихся теперь окровавленными, тянулись темные тени.
   И все же, закрывая глаза, девушка чувствовала себя в самом центре солнца. Внутри все еще стояла память о словах, произнесенных ею самою, но здесь... здесь она была уже слишком далека от родных лесов. Здесь у нее была своя миссия и, закрывая глаза, Маат могла почувствовать себя одной, ощутить себя в самом центре бурлящего вихря жизни, где ты нужна всем вокруг.
   Она, наверное, не видела, а прохожие -- и подавно, что душа ее летит на крыльях злости, а переливающийся недавно цветами розовых оттенков силуэт стал красно-желтым, с темными прожилками ненависти.
   Ей давно пора было готовиться к работе там, наверху, во дворце, но могла ли колдунья сейчас делать что-то? Перед глазами все еще был недавний разговор, и слова, которые она сама должна была сказать неделю назад, все еще отдавались эхом в ее сознании.
   Конечно, попытка сбежать -- самое последнее дело, но Маат убеждала себя, что она сильнее, что она не создана для кого-то, что для нее важнее карьера, успех, способные прийти к ней вместе с выполненной работой.
   Она не замечала, как все быстрее и быстрее удалялась от дворца по главной улице Стального Рога -- широкой вымощенной камнем полосы, заполненной телегами и людьми даже в это вечернее время. Вся ее душа трепетала от злости и на саму себя, и на любимого человека: конечно, это не любовь, когда один человек вступает в это чувство, как сквозь магический портал, а другой не чувствует ничего. И она не собиралась делать что-то с этим, но самое ужасное -- она ведь понимала, что все еще любит, даже обожествляет.
   Она сама не замечала, как злость увлекала ее по главной улице Стального Рога, все дальше от дворца, все ближе к городским воротам, а потом еще, еще дальше -- пока не вынесла на тихий кусочек берега в заливе. Справа и слева над нею возвышались высокие скалы. На них там, наверху, отсюда не видно его -- высится город. А здесь только песок, морские волны тихие, сдерживаемые скалами в устье бухты, заходящее солнце окрашивает камни и песок в бордовый цвет, и еще начинается прилив.
   Маат остановилась. Здесь было тихо и пусто. Только море говорило с нею, да красное, уже совсем не яркое солнце зависло над горизонтом, только тени порождая, почти не освещая землю.
   Как странно... Эта страна была родиной бытующей на всей планете религии, эта страна стала местом рождения магии. Да-да, сейчас никто уже и не помнит, а, между прочим, она отсюда пришла, распространилась по всем континентам в той или иной мере, но начиналось все здесь. Когда Древние ушли, покинули этот мир, в Браккаде, именно в Стальном Роге оставались люди, работавшие когда-то с ними, владеющие магией. Они-то и принесли это знание сначала в соседствующие варварские еще народы, а те -- еще дальше. И так неумолимой лавиной по всем землям и континентом; и новые государства, взамен рухнувшей империи Древних, пришли уже совсем другие. Они опирались на силы, движущие миром.
   Из Браккады пришла и господствующая религия планеты. Когда Древние ушли, население Браккады продолжало поклоняться их же Богам, ведь они, только они дали людям магию, до того ни одни Боги, ни одни культы не могли сделать это. Жрецы, правда, утверждали, что Боги все едины, но народ не верил им или просто не понимал. Как могут быть Боги едины? Вот Бог Асар -- он принес себя в жертву за людей, когда позволил родному брату Сутхи убить себя, разрезать свое тело на куски, а потом из его бренных останков выросла акация? Красивый миф.
   А вот варварский небожитель: он победил всех своих врагов, силой утвердился на престоле богов, еще и карает непокорных и несогласных с ним...
   Так религия Творца Атума и его детей -- Нетеру распространилась также по всей планете. Только теперь маги-то в нее уже и не верили. Кто-то чинно приходил в храмы, исполняя все ритуалы, а потом занимался написанием новой книги о зарождении Вселенной. А кто-то и прилюдно говорил, что нет никаких Богов, а все их чудеса -- самая обычная магия!
   А вы вот попробуйте, докажите обратное! Не сможете доказать. Так есть ли Боги, если все проявления их силы можно объяснить чем-то более обыденным?
   Кричали чайки. Маат подняла взгляд с влажного песка и устремила его к заходящему солнцу. Именно солнцу... Согласно старой религии, пока она еще не превратилась в господствующую Церковь Света, дневное светило было символом Творца, его живительной энергии.
   Глядя на красный шар, насмешливо наблюдающий за смятением души ворожеи, Маат вдруг почувствовала в себе настоятельную необходимость верить, верить, верить, что Он есть, что Он существует в мире рядом с тобой, рядом со всеми нами. Ведь так учит религия? Если Он вездесущ, то Он -- личный Бог каждого, Он рядом с каждым из нас, всегда поймет, ответит и поможет.
   Она взглянула на солнце еще раз и, вторя чайкам, вдруг испустила из себя истошный протяжный звук. Просто голос: не пение даже, все ее чувства отражались лишь интонацией. Конечно, забреди кто случайно в эту бухту, он ни астрального тела Маат не увидел бы, ни звука ее голоса не почувствовал. Она и сама, кажется, забыла, что она не в человеческом теле находится, она все пыталась ударить кулаками влажный песок, когда руки ее свободно проникали в него, будто сквозь иллюзию проходили.
   Ей показалось, что тихо-тихо, но она услышала ответ чувством. Ведь в астральном теле мало, что можно понять... Она так надеялась достучаться до Него, услышать Его слова, она кричала Ему так отчаянно и с таким чувством, как никогда в жизни.
   Ей даже казалось, что она слышит настоящий голос, мужской, будто со скал по левую руку от нее кто-то точно таким же путем взывает к Создателю, в которого здесь верили до сих пор, истово верили. А, может, ей казалось...
   Она кричала солнцу, она кричала облакам, звала ветер и называла его по имени, но что-то ускользало от нее и в самый последний миг, когда она была уверена: вот сейчас она получит ответ -- оставалась лишь тишина. Только наступающий прилив и крики чаек.
   "Интересно, почему это эльфийский вельможа, правая рука короля дал мне задание убить декана отделения Академии? -- подумалось вдруг ей. -- Ведь это же, наоборот, на руку их обоюдным врагам -- Совету Тьмы в Нигоне!"
   Но, как настоящая подданная Авле, она решила, что раз так сложилось, значит, сложилось. Не ей разбираться в высокой политике. Маат внезапно пришла в себя. Она вспомнила, кто она такая, зачем она здесь и что должна делать. Она висела в воздухе, касаясь коленями песка, бывшего для нее лишь иллюзией. Для нее вся планета была иллюзией, ведь она же была в другом мире! Здесь только вот это астральное тело было реальным.
   Когда девушка распрямилась и устремилась по дороге к городу и ждущему ее дворцу, позади нее солнце окончательно закатилось за горизонт и опустило маленький пляж в темноту.
   Обратная дорога была совсем другой. Здесь, наверху, солнце еще не совсем скрылось из виду, кровавыми бликами оно освещало белые известковые стены домов, раскидывало большие темные крылья теней по мостовой.
   Девушка сама теперь погрузилась в состояние грусти и печали. Медленно она плыла над людскими головами и думала о том, что она в ловушке. Как пчела в красивом кувшине. Все здесь прекрасно, и меда много. Но не вырваться отсюда никакими силами. Почему-то предстоящая ей работа страшила ее. Что же такое, ведь раньше она, кажется, никогда еще не чувствовала страха? Она вспоминала отрывки своей былой жизни, прошлых заданий и понимала, что раньше такого не было. И почему-то думала, что даже если она выполнит поручение, ей не вырваться из этого города.
   "Как странно... Все эти люди похожи на крупинки песка в пустыне, -- думалось девушке, когда она видела этот вездесущий песок на мостовой под ногами. -- Все мы идем, движемся куда-то, что-то делаем, и даже не представляем себе, какие мы крошечные, и какой он огромный, этот мир! Вся наша политика, наши устремления... они так мелки по сравнению со всей пустыней. Это как если бы две дюны объединились против области зыбучих песков, -- Маат вдруг разулыбалась своему сравнению, -- но ведь дюн в пустыне несметно много, и мест с зыбучими песками тоже!"
   А не проще ли делать так, чтобы каждая песчинка вдруг враз поняла, что она является частью пустыни, что она сама по себе -- ничто, зато она всегда является частью Целого? Будто под лучами какой-то безумной звезды мы любим и ненавидим, прощаем и ссоримся.
   Она так просила у Создателя вернуть ту ее любовь, а вышло так, что ее и не слышал никто. И было ли кому слушать? А ведь так хотелось поговорить с Ним, неужели же она не имеет права на любовь и душевную теплоту? На близость и счастье? Неужели же она, как просто человек, как маг, способный вершить добро -- не может иметь частичку тепла в своей жизни, чтобы желание творить это самое добро увеличилось?
   Время ни для кого не остановится, что бы ты ни делал в жизни, так неужели же нельзя устроить так, чтобы желание творить, помогать -- росло само? У нее даже мысли не возникло, что она не помогает людям своей работой, ведь она же служит на благо своей земли!
   Мысли волшебницы прояснились и, паря на балконе над своим телом, она все глядела вдоль горизонта на солнце, снова и снова закатывающееся за горизонт по мере того, как девушка взлетала все выше и выше: с берега моря к городу, от городских площадей к балкону дворца. Здесь солнце снова садилось, и снизу, с уже почти опустевшего рынка слышалась экспрессивная чувственная песня юной девушки, играющей, наверное, не просто так, а все еще для того самого восхищенного слушателя.
   Маат поколебалась, взглянула еще раз на кровавый закат и нырнула назад, в свое тело.
  
   Южная ночь прохладными нежными руками касалась бледного лица колдуньи, ее тела, затянутых в тугой узел, чтобы не мешали, светлых волос. Тонкие газовые занавеси на обоих балконах опочивальни губернатора Стального Рога колыхались на легком ветерке. Ночь в городе была похожа на южную красавицу: смуглую, черноглазую, чьи смоляные волосы накрыли весь мир, погрузив его в темноту. Но на ее теле горел свет, и музыкой звенели браслеты -- то Стальной Рог внизу превратился с приходом темноты в сеть огней: ярких, веселых, живых...
   Пусто было только в душе у девушки-убийцы. Совсем пусто, и стеклянный взгляд апатично блуждал по стенам. Проведя по волосам, колдунья дала нескольким прядям выбиться из прически.
   Спальня губернатора даже в ночные часы освещалась неярким колеблющимся светом нескольких свечей, их метущиеся пламя казалось Маат таким родным, родственным -- такое же суматошное и беспокойное. Облизнув губы, девушка ступила в освещенное колеблющимся пламенем пространство. Сюда она пробралась когда просто крадучись вдоль стен, а когда и "на невидимости", как говорили в школе подготовке боевых магов.
   Теперь же она стояла у самого порога выполнения своего задания. Губернатор, сравнительно молодой мужчина, лет сорока, в полном расцвете сил, черноволосый, черноглазый -- спокойно спал в своей постели, разметавшись по дорогим шелковым простыням и бархатным подушкам. Сейчас, бывший в обыденной жизни сильным и уверенным в себе, мужчина казался беззащитнее ручной белки. Зато перед ним была хрупкая, но опасная, как тонкий клинок, фигура колдуньи. Ее волосы растрепались, кровь прилила к щекам, и глаза горели одержимостью. В руках Маат поблескивал в красноватом свете узкий длинный стилет, который она непременно должна была вонзить в глаз беззащитного мужчины.
   Откинув полупрозрачный полог, колдунья встала у его постели, держа в руках кинжал. Секунда -- и губернатор погрузился в самый глубокий возможный для человека сон, близкий к летаргическому.
   -- Закрой глаза... Теперь все кончено, -- прошептала Маат, но не для спящего перед нею человека, а для себя самой. Наверное...
   Шепот вообще обладает неким магическим воздействием на людей, он может примагничивать чужую волю, может легко ввести в состояние транса. Теперь же, застыв каменным изваянием над постелью, Маат опять ощущала поднимающуюся из глубин души темноту, апатию, какой она вообще была подвержена последние дни.
   Зрение ее сконцентрировалось на спокойно и глубоко дышащей фигуре, по краям же область видимости охватила странная глубокая темнота, заглушая свет свечей, заставляя пламя колебаться на каком-то нехорошем, недобром ветру.
   Туман все более и более сплачивался вокруг, обретая странные, причудливые формы, наблюдающие за девушкой, но все они были безлики, и оттого колдунье только становилось страшнее. Ведь она даже не была уверена, действительно ли она видит краем глаза что-то или же она просто совсем сошла с ума в этой странной земле, где такое обычное для нее задание никак не может быть выполнено. Почему-то это убийство давалось ей труднее остальных. Может, сама земля сопротивлялась убийству своего правителя?
   -- Ты никогда не боялся так, как я? -- спросила заклинательница у лежащего перед ней мужчины.
   Внезапно какое-то странное наитие охватило ее -- не наитие даже, а просто очень сильное желание. На юге, входя в дом уважаемого человека или совершая важное священнодействие, человек обязательно снимал обувь, как бы очищаясь от всей внешней, принесенной грязи: таким образом он выказывал уважение к хозяину или к цели своих действий.
   Быстрыми движениями Маат скинула с себя тонкие мягкие сапожки из замши и от этого резкого, непредусмотренного заранее, действия что-то прояснилось в голове у девушки, среди ее затуманенных мыслей, будто лицо лишнее сбрасываешь.
   Ее стояние у постели губернатора на какую-то секунду показалось ей парадоксальным, неправильным, но тотчас же освободившееся на мгновения в сознании пространство стало заполняться былыми мыслями: о Родине, о приказе начальства, о возможности мести и смертной кары.
   В мыслях ее возник этот образ вонзающегося в живую плоть стилета -- как поцелуй смерти, окровавленное лезвие, окровавленные руки, обычное для Маат загадывание в такой момент желания на будущее... "Завтра я уже не буду испытывать стыда за это; завтра я, как всегда, все забуду и начну все заново", -- пронеслось у нее в голове...
   -- Ну а что будет сегодня? -- вдруг прошептала она, и магнетический шепот разнесся по комнате глубоким шелестом дыхания. Убрав кинжал в мягкие ножны, она, осторожно ступая по толстым коврам босыми ногами, резко развернулась и направилась к двери. Потом все же остановилась, оглянулась на спящего человека.
   В убийстве есть что-то несомненно притягательное. Темное, но сладкое. Как подтаявший шоколад. Будто освобождаешь задержавшийся на земле дух. Иногда убийство вызывало у девушки дрожь отвращения, иногда -- сладостную дрожь удовольствия. Еще это было похоже на черный кофе с пикантным привкусом ликера. И в сторону этого пьянящего напитка были направлены мысли девушки. Они тенями кружили вокруг и не оставляли возможности отступить. И еще Маат тоже было страшно: вот эти люди на улицах, идущие мимо даже не знали порой, какими взглядами она меряет их...
   Если бы они узнали о ней, колдунью захлестнула бы волна презрения, злобы. И она молчала, и жила, неся в себе этот ящик Пандоры, который сама боялась открыть.
   Заклинательница глядела на спящего мужчину.
   Это спал ее долг. Или не долг? Туман на этот раз рассеялся, только где-то в самой глубине сердца он все еще бурлил, дурманя мысли жаждой крови. Маат все никак не могла разобраться, какие мысли в ней -- ее, а какие -- принадлежат странной смутности, охватившей ее в последнее время и не дающей выполнять работу. Не вспоминая о долге и необходимости, она обвела колышущуюся в неверном свете реальность, и остановилась взглядом на сброшенных у кровати сапожках.
   Они неслышно поднялись в воздух и поплыли в ее сторону, девушка же демонстративно повернулась спиной к покоям губернатора и, покрыв себя заклинанием невидимости, вышла в коридор, зная, что сапожки плывут в воздухе следом за нею мимо не видящих их стражников.
  
   Девушка шла по коридорам дворца, впитывая всей кожей в себя всю свежесть южной ночи, полной грудью дыша ароматным душистым воздухом, с упоением вдыхая носом пьянящие запахи жасмина и акации, растущих под галереями. Она направлялась на стену: высоко -- так высоко, как только смогла бы забраться. Повыше к небу! Может, там она снова попытается достучаться до Творца. Всю свою сознательную жизнь она не верила в Него, зато из глубин детских воспоминаний на поверхность всплывали детские истории и сказки няни о Его милости и любви.
   Она и поднималась по лестницам все выше и выше, пока чуть было не столкнулась с темным женским силуэтом, вышедшим из бокового коридора и направляющимся в ту же сторону. И хорошо еще, что колдунья была скрыта пологом невидимости, а то они неминуемо заметили бы друг друга. Да они бы и так заметили друг друга... Вот была бы потеха для Маат, если бы она, как весь день сегодня, погруженная в себя, налетела бы на несчастную женщину, оставаясь невидимой!
   Девушке оставалось только безмолвно сетовать на свою глупость и беспечность и продолжать идти дальше, следуя за незнакомкой. Вот интересно...
   Маат прекрасно помнила, как наставник школы друидов давал ей задание направиться в Стальной Рог представительницей Авле. А вот задание королевского советника она помнила несколько смутно. Хотя удивительно ли это, если она целый день находится в таком состоянии?
   Еще интересно, что может делать эта женщина в абсолютно безлюдном крыле дворца, отведенном под гостевые покои. Здесь никто не живет, кроме редких гостей уже, наверное, со Времени Чудес...
   Со Времени Чудес... Жена последнего губернатора, именно ей принадлежало все крыло дворца в те годы! Маат стала внимательно присматриваться к своей "проводнице", по следам которой и ступала колдунья. Что можно усмотреть в обычном женском силуэте?
   Одета незнакомка была в простое приталенное черное платье, а длинные цвета воронова крыла волосы прямыми прядями струились по плечам, ниспадая на спину и, судя по всему, на грудь. Странные волосы для южных земель, скорее, они более северные -- вон какие прямые. Если женщина и впрямь последняя из Древних, то для нее это нормально, но вот если это обычный человек... откуда здесь северянка?
   Маат долго пыталась приглядеться к походке женщины, старалась заметить какие-то моменты, чтобы сквозь призрак увидеть очертания чего-нибудь, но в темноте коридора разглядеть вообще что-нибудь было очень трудно. А все так же бредущая в сторону отдаленной башни фигура, похоже, была никакой не прозрачной и самой обычной. Все это настолько заинтриговало колдунью, что она и думать забыла о каких-то зданиях и убийствах; все напоминало игру, и в эту игру Маат самозабвенно отдалась, забыв об окружающем.
   И вот настал момент, когда волшебница чуть не подпрыгнула, хлопнув в ладоши. Нашла! Усмотрела! Когда одетая в черное женщина проходила мимо распахнутого окна в сад, она всем своим гордым разворотом плеч и еще резким движением, откидывающим волосы назад, за спину, подтвердила, что никакая она не прозрачная. Но самое главное девушка разглядела: за незнакомкой не тянулась тень. И, присмотревшись, обнаружила, что та не приминает и длинного ворса ковров под ногами.
   Маат ликовала. Она встретилась с призраком последней Древней. Какое странное стечение обстоятельств: волей судьбы оказаться закинутой в город, где жила она. Но это ладно, такое бывает, могло с каждым случиться. Но попасть в ее покои, а потом и встретиться с нею самой!..
   Ведь город-то велик, очень велик, такого могло и не произойти. В глубине души Маат знала, что это действительно случайность и очень, очень радовалась этому счастливейшему из случаев. Вся темнота из ее души отступила куда-то в сторону, колдунья и не помнила о ней, не помнила об убийстве, потому и вернуться в то состояние не могла.
   Маат была все еще во власти радостной эйфории, когда они вдвоем вошли в маленькую комнатку на верхнем этаже глубоко выдающейся вглубь залива башни. Строго говоря, это была просто укрытая каменным сводом площадка на крыше, здесь даже перил как таковых практически не было. А внизу плескалось ночное море, так далеко внизу, что у Маат закружилась голова. Только один раз в жизни она поднималась на такую высоту, когда училась летать с помощью магии.
   Город вообще стоял высоко над морем в скалах, и сам дворец был огромен и высок, массивной громадой нависал над городом. Здесь же весь этот контраст наблюдался так ярко, как нигде больше. Древняя обернулась к свету луны, и та услужливо осветила своим бледным голубоватым сиянием чуточку скуластое лицо с глубокими, как моря, глазами.
   На секунду Маат показалось, что незнакомка знает о невидимом присутствии колдуньи и все так же плывущей в воздухе за нею обуви -- ворожее почудилось, будто призрак метнул в ее сторону взгляд. Но тут женщина стала вдруг танцевать, без музыки, без ритма: медленно раскачивая руками, изгибаясь телом, будто травинка на ветру...
   "Наверное, показалось", -- подумала про себя девушка, уже и забывая об инциденте, вся поглощенная танцем незнакомки.
   И вот в какой-то момент она поняла, что давно уже слышит ту музыку, под которую или для которой танцует эта женщина. Музыка была везде: в шуме прибоя, легком шелесте ветра, в голосах людей внизу -- величественная симфония, звучащая повсюду.
   Когда она открылась слуху девушки, Маат даже не смогла бы сказать -- просто в какой-то момент она поняла, что слышит ее, звучащую в крови, в сознании: мощный сильный ритм, легкие, казавшиеся романтичными переборы, похожие не клавишные, и плач скрипок, и еще много чего...
   И внезапно такая сила овладела Маат, такое неистовое желание отдаться этой музыке без остатка, танцевать так, как не танцует никто, как не увидит никто! Для этого тоже нужно особое умение: полностью отдаваться музыке и танцевать так, как диктует тебе сам звук, но волшебница думала, что она сможет.
   И вот она следом за колеблющимся на ветру цветком Древней сама погрузилась в танец, исступленно отдаваясь экстатическому ритму, будто погружаясь в мистерию тела. Она танцевала так, как было близко и понятно ей: отчаянно, безнадежно, налетая на стены и падая на пол, не жалея локтей, коленных чашечек и свезенной кожи на костяшках пальцев -- движение за движением нанизывала на горящую светом в конце мрачного туннеля околдованности свободу.
   И раз за разом, когда она изломанными движениями вскидывала руки, падала на пол, вскидывалась снова -- каждый раз темнота в ее душе отступала все дальше, дальше. Как лист бумаги колдунья комкала охватившее ее заклинание, подавляя в себе его, вспоминая все.
   И злость на любимого человека, и собственное отчаяние, и желание отомстить, и встреченного мага, и фальшивые воспоминания, вложенные в голову. Она знала -- он здесь, в городе, будет следить за выполнением задания, и теперь уже она собиралась отомстить, но это все потом... это будет завтра.
   Сейчас же у нее еще осталось дело в этом танце, единственная возможность узнать и достигнуть настоящей цели своего приезда сюда. Откинув в сторону всякие сомнения, она просто произнесла внутри: "Я здесь, Господи! Иди ко мне..."
   К ответу можно было не прислушиваться, теперь-то она уже знала, что не услышит его, что не поймает за хвост чужую мысль и не различит внутри слова. Но теперь, когда она не ждала, затаив дыхание, а просто положилась на свое желание верить, как бы там ни было: в истину или же нет -- именно теперь в ее груди что-то взорвалось.
   Радость, любовь, понимание, общность затопили все ее существо, голоса духов и ангелов вещали одновременно внутри нее, создавая странную, мелодичную какофонию, и нежные крылья по-доброму, по-отечески касались ее плеч...
   Уильям Блейк "Бракосочетание Ада и Рая"
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"