Алиева Лианна Васильевна : другие произведения.

Фантазии о прошлом-настоящем и будующем

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


   Звонко капала вода. Звон был таким чистым и многоголосым, что создавалась звуковая иллюзия хрустальных колокольчиков. Колокольчики вели соло, а хор пела вода. Живая вода мощного родника. Родник пел о тёмных холодных глубинах и о радости встречи с дневным светом. Мощная струя, бьющая из-под земли, играла песчинками и мелкими камушками, а пляшущие чешуйки слюды придавали ей вид текучего хрусталя, который искрился всеми цветами радуги, оставаясь при этом безукоризненно чистым и прозрачным. Родник пел ещё о чём-то, нежно и возвышенно и своими прозрачными ладошками играл иголочкой сосны.
   Да сосна..., ну, конечно же - Сосна! - он пел о ней! Могучей и величественной, долгие столетия пробивавшей скалы корнями, уходившими всё глубже и глубже в горный кряж. Это она выпустила родник из заточенья, и он пел ей нескончаемую благодарственную песню. Сосна же укрытая снегом, как белоснежной собольей шубой, снисходительно и добродушно, сквозь зимнюю дрёму, слушала его песню, прикрывая родник от зимних бурь полой своего великолепного одеяния.
   Зрительная и звуковая картины были безупречны, но для полноты ощущения реальности, не хватало чего-то ещё в этой картине из детства, чего-то неуловимого. Мозг лихорадочно сопоставлял увиденное, с воспоминаниями и искал это нечто.
   ...Ледяной грот, как сказочный замок с тонкими кружевными льдинками - окнами, с тонкой лепниной балконов и потолков, люстрами и канделябрами сосулек, горящими на солнце яркими всполохами. Только вот пола нет в этом замке - внизу текучий искрящийся хрусталь воды. Солнечные блики, от бурлящей воды, мечутся по стенам ледяного замка, придавая ему таинственно сказочный вид.
   Всё так, как и тогда в детстве, когда заворожённая этим волшебным видением, я простояла у родника, не замечая холода, забыв не только о цели своего прихода, но даже о времени. Очнулась я только тогда, когда солнце зашло за сосну и хрустальный замок из голубого, искрящегося как алмаз, вдруг стал фиолетовым с мрачными синими окнами - льдинками; балконы накрыла, черными бархатными портьерами, темнота, а канделябры и люстры засветились призрачным серебристым светом. И даже песня родника изменилась, в неё добавились рокочущие звуки, и она стала глуше - это замолчали капли-колокольчики. И вода - это уже не жидкий хрусталь - это расплавленное серебро, тягучее и тяжёлое, исходящее паром, проплавившее себе русло не только в снегу, но и в самой скале...
   Пар над родником...
   И тут наконец-то пришло, нет, нахлынуло, большой приливной волной, от которой захлёбываешься..., то, чего не хватало в этой давней картинке - запахи. Воздух был густым и колючим, в нём, как в травяном настое моей бабушки, были смешены: запах замерзшей сосновой смолы и колючий запах снега, запах мокрого камня и сладковато цветочный, чуть-чуть с горчинкой, запах родника, а ещё, ветер приносил запах леса и старых укрытых снегом гор - запах древности и могущества.
   Всё как в воспоминаниях о детстве. Если обернуться, то я увижу дом деда.
   Но просто обернуться мешает меховая шапка, и я поворачиваюсь, переступая ногами. Под ногами скрипит снег.
   Скрипит снег... Холодно ногам, и руки замёрзли, и щёки покалывает мороз... Холод. Как же это всё реально. Поднимаю голову. Знакомого, до единой трещинки в брёвнах, дома нет.
   Нет.
   И это правильно....
   Дом сгорел давно....
   Тогда, когда убили деда....
   И только позёмка прядёт бесконечную пряжу снежного полотна, по уже посиневшему в закатных сумерках снегу.
   Голая снежная пустошь, с чёрной стеной леса на заднике.
   - А как же родник? Я же его видела, слышала.... - я, в отчаянии, чуть не упав, разворачиваюсь к роднику. Но моя поспешность тщетна - только что виденной картины нет, и, только та же позёмка скручивает снежные пряди, вытягивая их длинным белым шлейфом над обрывом.
   От опустошённости подламываются ноги, и я сажусь прямо на снег. И вот позёмка уже принимается за меня, я, видимо, нарушаю гармонию белизны мёртвого безмолвия. Она старательно ткёт белоснежный саван, тщательно закрывая белыми прядями каждую складочку на одежде. А у меня нет сил, противиться этому.
   Но вот что-то нарушило безмолвную картину. От леса отделилась какая-то тень, и медленно приближается ко мне. Вот сверкнули два глаза, - Зверь!... ну и что, что зверь, какая, в сущности, разница..., - мысли как патока вязнут в голове, хочется закрыть глаза и уснуть.
   - У-у-у-у-о! О-о-о-у-у-о-у-у!
   Этот вой заставил меня вздрогнуть, и пристальней вглядеться в приближающуюся тень. Мне эта песня была знакома! Когда-то, мы пели её вдвоём с моим другом. Давно. В детстве...
   И вот тень приобрела очертания огромного волка. Его грива в лунных лучах искрилась, создавая ореол свечения вокруг головы седого красавца. Он шёл и улыбался.
   - Ты это чего расселась на снегу? - сказал волк, и лизнул меня в щёку, прогоняя остатки наваждения.
   - А говорят, волки не могут улыбаться, - говорю я ему замёрзшими губами, и обнимаю его, зарываясь лицом, в пахнущий снежным лесом, мех.
   - Говорят... Много ты слушаешь, что говорят? Дружба, между диким волком и маленькой девочкой тоже для многих нонсенс, не правда ли?
   - Кстати о маленьких девочках ..., - я подняла голову от гривы волка, и заглянула в его глаза, в которых отражались звёзды, - ты реальность или видение? Волки не могут жить столько...
   - А что такое жизнь? Когда я имел материальное тело, я не мог говорить с тобой, и, вспомни, ты об этом сожалела, а теперь мы с тобой беседуем.
   - Ну, насчёт материального тела, - я погладила его по голове, и волк прикрыл глаза от удовольствия, - я бы не сказала, что ты не живой.
   На морде волка опять появилась улыбка.
   - Я живой. Только дух. Я живой дух этого места. Когда убивали твоего деда, я кинулся защищать его, кстати, и Рыська сражалась, но противник был не из этого мира, и наша помощь была тщетна.
   Мне повезло больше, я, погибнув, воплотился в волка и даже могу на некоторое время материализоваться, в вполне реальную фигуру, а рысь погибла, закрывая твоего деда собой, и она исчезла совсем.
   - Ты можешь рассказать, что тогда произошло? Ведь до сих пор ни кто не знает этого.
   - Вот и хорошо. Узнают - не поверят. А если поверят, ещё хуже - начнётся паника.
   - Что, всё настолько плохо?
   - Плохо то, что люди не знают своей реальной истории. Человечество спит, а пока стадо спит зло вырезает из его рядов самых лучших.
   Волк вздрогнул, и сразу за этим исказились очертания знакомого пейзажа.
   - Что это?
   - Тебе надо уходить.
   - Но, это же сон, чего мне бояться?
   - Это не совсем сон. Приходи ко мне, даже во сне, как можно реже, а наяву даже не вздумай здесь появляться. Иначе тебя выследят и твоих детей уберут, так же, как и твоего деда.
   - Но за что? Ни кто из нас не обладает силой.
   - Это тебе только кажется. Она у вас в подсознании, проявится, если возникнет необходимость, и будет передаваться потомкам.
   Мир опять качнуло.
   - Уходи. - Волк на прощанье лизнул меня в щёку, и толкнул лапами в грудь.
  
   Я открыла глаза - знакомая комната, уличный фонарь освещает стену лоджии. Все домашние спят. Кот, проснувшись на моё движение, сонно потягивается, и, покинув тёплое местечко в ногах, направляется поближе к моей руке, для получения внеочередной порции ласки. Он заученным движением трётся о мою руку, и, вдруг движение его головы останавливается на полдороге, спина выгибается дугой, а шерсть встаёт дыбом. Он со страхом смотрит на мою руку и шипит.
   Подношу руку к глазам, и вижу прилипшие шерстинки волка, и ощущается, вполне явственный, запах морозного леса и зверя. Трогаю щёку - она мокрая - след от языка....
   Кот с испугом и недоумением смотрит на меня, говоря всем своим видом - Ты, где это шлялась, хозяйка?
   - Ты, знаешь, Рыжий, я бы тоже хотела это знать...
  
  
  
   Дед Матвей - часть моей души, лучшая часть моего детства. Большой добрый человек. Он рассказывал мне сказки, лечил меня и покрывал от бабок мои детские шалости. Учил понимать лес и зверей. Ни когда не ругал, даже тогда когда узнал, что я со моими друзьями забираемся в старые демидовские штольни - он просто научил меня выживать и понимать гору. Он понял, что запреты ни чего не дадут, и мы всё равно полезем в эти штольни, только втихаря. Поэтому он только просил ставить его в известность и у входа оставлять, только нам с ним понятный знак, чтобы он знал, куда и когда именно мы полезли.
   У него, единственного, всегда для меня было время. Он учил меня всему, чему я хотела учиться, и не навязчиво подталкивал к тому, чему необходимо было учиться. Благодаря ему, я была свободна, как ветер и в тоже время обласкана и защищена. Он рассказывал мне о строении Земли и Вселенной, о том кто мы и откуда. Многие из его рассказов воспринимались мной тогда, как сказки и только теперь я понимаю, что все его рассказы - правда. Многое, из сказанного им тогда, сейчас преподносится учёными, как современное открытие. Откуда он всё это знал? Он научил меня, относится к жизни, как к данности, и не ждать от неё поблажек.
  
   Дед Матвей и бабушка Пелагея были очень верующими людьми. Так искренне верующих в Бога, как они, я в своей жизни не встречала, даже среди священников. Но верили они в Бога, а не в какую либо религию, хотя, чисто внешне, придерживались старообрядческой ветви православия. Сами они это объясняли так, - все религии придумали люди, причём с определённой выгодой, для власть предержащих. Все религии создавались на южном полушарии и уже только одним этим они чужды нам, так как при создании учитывался тот климат и менталитет живущего там народа.
   И дед, и бабушка были против повторения заученных молитв, тем более на незнакомом языке.
   - Ты же не стишок Богу рассказываешь, а обращаешься со своими проблемами, так и говори своими словами. Только обращайся от всего сердца и будешь услышана. И не гневайся на Бога, если он не выполнил просимого тобой - оглянись, подумай - а справедливо ли то, что ты просишь, по отношению к другим. И не думай, что, придя в храм и молясь там, тебя лучше услышат. Во-первых, храмы бывают разные и на различных местах построены, а во-вторых, если у тебя нет Бога в душе, ни кто и ни что тебе не поможет.
   - Жизнь сама по себе уже дар и не ропщи и не требуй от Бога большего. Богом дана тебе жизнь, а всё остальное ты должна создать сама. Ничто в мире не даётся бесплатно, знание тоже не даётся бесплатно. Люди должны расплачиваться за минуты удовольствия и спокойствия, за любовь, знания, силу, даже за воздух, которым дышат, в общем - за жизнь! Хотя редко кто понимает это.
  

ЖИЗНЕННЫЕ ЗАПОВЕДИ

   Первая учительница. Кто-то вспоминает её со слезами умиления и восторга. Мне же в этом плане не повезло. Моя учительница, судя по всему, когда-то работала надсмотрщицей в колонии строго режима. В классе у нас был установлен порядок жёсткой дисциплины, доносов, раболепия и травли не угодных "классной даме". Моя свободолюбивая натура периодически восставала против этого, а Бог ещё ни языком, ни смелостью, ни силой не обделил. Защищая слабых, я дралась с приспешниками нашей классной дамы, а ей в лицо высказывала своё не согласие с её методами воспитания. Не получая, кстати, не только поддержки, но часто и благодарности от защищаемых.
   Анна Ивановна. Она бы меня уничтожила, сломала, если бы не дед и не тётка (моя крёстная), работающая тогда директором "Горторга".
   Деда боялись, как колдуна, а с теткой надо было дружить, ведь было время тотального дефицита.
   Никогда не забуду слов деда, когда однажды, не выдержав этой войны, я, прибежав к нему, заявила, что в школу больше не пойду -
   - У злых людей мы тоже учимся, а в борьбе с ними закаляется наш дух. Тебе на твоём жизненном пути ещё не раз попадутся прекрасные профессионалы, у которых есть чему поучиться, но тяжёлые не удобные для общения люди. Никогда не отказывайся от получения знаний от них. Прояви упорство и терпение. Чем больше ты знаешь, тем сильнее ты будешь.
   Кто сказал тебе, что мир справедлив и добр? Вот ты говоришь, что тебя не отблагодарили за защиту. А тебя просили об этом? Нет! Так почему ты ждёшь благодарности? Когда ты делаешь добро тому, кто тебя не просил, не жди благодарности и не удивляйся, если этот человек тебя предаст или подставит. Многие воспринимают помощь как унижение, и будут ненавидеть тебя за это, и хорошо если открыто.
   Будь справедлива и добра сама, но не требуй это от других. Каждый живет по тем законам, которые может принять в меру своих сил, воспитания и возможности. Каждому и воздастся по делам его, но не тобой и не сейчас.
   Я против заучивания молитв, но есть одна очень хорошая и правильная молитва, об этом и надо просить Бога, и если Бог воздаст тебе по этой молитве, ты счастливым человеком будешь. Выучи её, она в жизни тебе пригодится. Пусть она будет твоим посохом твоим талисманом:
   Господи, дай мне крепость духа, разум и терпение,
   Что бы со смирением принимать то, что я не могу изменить,
   Мужество и силу - изменять то, что могу,
   И мудрость - всегда отличать одно от другого!
  
   Ни когда не открывай души своей ни кому, кроме Бога. Священники наши, к сожалению, не являются посредниками между нами и Богом, поэтому не обращайся и к ним. Бог должен быть у тебя в сердце, а вера в душе. И запомни, Бог это не то, что рисуют на иконах и о чём талдычат священники разных концессий. Бог ни когда не требует жертв - он создал нас свободными, и наделил нас даром творчества для того, чтобы мы жили, совершенствовались и продолжали свой род - в этом истинное служение ему.
   Не у всех людей хватает веры, и они идут за поддержкой в храмы, церкви, синагоги и т.д. Но запомни одно, самое важное - все религии придуманы людьми для манипулирования одних людей другими, для удержания под страхом кары Божьей угнетённых от противостояния угнетателям.
   Ты, наверное, не раз слышала - вся власть от Бога - это не правда. Каждый народ достоин того правителя, какого терпит над собой. Мы сами создаём себе кумиров и поклоняемся им раболепно, а когда они от своей неограниченной власти и безнаказанности переходят все дозволенные границы человеческого бытия - ропщем на Бога.
   Каждый священник, любой концессии проповедует о том, что его вера самая крепкая, а религия самая верная. А верующие других религий - неверные, язычники, кафиры и т.д., и ждёт их кара Господня.
   Запомни, моя девочка - Бог един для всех и не важно, где и на каком языке, ему возносят молитву, если это делают искренне.
   Бог нарочно создал нас такими разными.
   Не может одна вера быть лучше другой.
   Каждый представляет Бога в меру своих обычаев, культуры и знаний. Запомни это. И живи, моя девочка с миром в душе своей и тогда, даже если мир вокруг тебя будет рушиться, Бог поддержит тебя.
  
   Много раз в своей жизни я вспоминала эти слова, а молитва часто становилась тем лучиком, который указывал путь в кромешной темноте, и помогал выжить.

ДЕД.

   И моего деда убили. И убийцы не были найдены. Нет, я не горю мщением, просто хочу понять - за что? И как? Поверить в версию милиции, что у деда остановилось от испуга сердце, я не могу. Да и сами милиционеры, хорошо знавшие деда, мало в это верили - но это официальное медицинское заключение.
   Прошедший всю войну в разведке, имевший полный набор орденов "Славы" и множество других медалей и орденов, заработанных явно не со страху, выходивший уже в мирное время на браконьеров в одиночку...
   У него очень хорошо работало "шестое чувство" и это много раз его спасало. Человек, два с лишним метра ростом, гнувший и выправлявший "пятак" двумя пальцами...
   Человек, который мог "договориться" с любым животным. На него не лаяла ни одна собака, а птицы, совершенно не боясь, садились к нему на плечи, белки же бесстыдно залезали к нему в карманы в расчёте на угощение.
   А на ноябрьские праздники, он был не заменимым забойщиком скотины. Он умел заговорить животное, и животина не испытывала страха, да и силы при разделке ему было не занимать.
   К нему приводили подковать норовистого коня.
   Он заготавливал валежник для тех, кто не мог купить дров, и сам же отвозил его. У него брали различные веники и травяные сборы для бани.
   Дед держал большую пасеку, но мёд ни когда не продавал - он раздавал его, как и лекарственные травы, которые заготавливал в огромных количествах. Он делал мази настои и различные наборы для отваров. К нему ходили лечиться люди, его приглашали лечить скотину.
   Он мог взглядом успокоить разбушевавшегося пьяницу, а у хама от этого взгляда отнимался язык.
   Мог успокоить толпу, и разошедшихся по пьяне мужиков.
   Человек, чьим кредо были слова древнего философа - "сильный человек не тот, который всех побил, а тот на которого не нападают"...
   Его немного побаивались, но его уважали и гордились - что рядом с ними живёт колдун. Так его звали за глаза - "Таганайский колдун". А он не обижался. Он вообще был снисходителен к людским слабостям.
   Сказать, что у него не было врагов, я не могу. Не может не быть врагов у неподкупного лесника. Да и завистников было, наверняка предостаточно. А то, что он собирал драгоценные камни, мыл золотишко и делал из всего этого изумительной красоты вещи, наверняка, привлекало взгляды и помыслы воров и грабителей. Ведь мало кто знал, что из этой красоты у него не остаётся ни чего - он всё раздаривал. А ещё этим пользовалось местное городское и заводское руководство - если они собирались в командировку в Москву, или высшее руководство приезжало к ним, то деду заказывались различные драгоценные поделки - от серёжек, для жены министра, до сабли, с разукрашенным драгоценными камнями, эфесом - для генерала, от которых зависел выгодный заказ и перечисление денег. Начальство расплачивалось с ним, на сколько я знаю, только тем, что у него был беспрепятственный проход на заводы в нашем городе и разрешение пользоваться любым оборудованием, если у деда возникала такая потребность. И не более того. Ни каких денег, за его работу, ему не платили, но об этом мало кто знал....
   Так что все драгоценности, которые он мог найти в горах, у него не задерживались. Редкий камень лежал у него долго, это чаще всего были яшмы, малахит и агаты. У этих камней богатый рисунок и дед долго разглядывал его, чтобы понять, что нарисовала природа в этом камне, и как, и в каком изделии, этот рисунок заиграет всей палитрой красок и графических замыслов.
   Не знающие и завистливые люди думали, наверное, что у него все подвалы набиты драгоценностями. И если бы он не был колдуном, в полном смысле этого слова, его давно бы убили. Но убили бы по-человечески - выстрелом из засады.
   А он замёрз, с гримасой ужаса на лице и взорвавшимся сердцем - замёрз так, что вся жидкость в организме кристаллизовалась, порвав живые ткани. Замёрз в августе, самом жарком месяце на Урале. Замёрз так, что к вскрытию смогли приступить только через трое суток, но даже тогда, кровь во внутренних органах была льдом.
  
   Дед замёрз, а дом и кузня сгорели. Хотя сгореть всё это, просто не могло. Дом и кузня были построены из пролежавшего на дне горной реки кедра. Дерево почти окаменело и пропиталось серебром, а смола, от времени, превратилась в янтарь, река где-то протекала по серебряным залежам, и вода была насыщена ионами серебра.
   Огромные, почти метр в диаметре брёвна не темнели от времени, и дом красовался коричнево-золотистым цветом.
   Не горит эта древесина, даже облитая горючей смесью, только копотью покрывается.
   Но сгорела.... И сгорела так, что почти ничего не осталось.
   Сгорела и сосна. От неё осталось только несколько обгорелых корней, торчащих из камня, а родник исчез.
  
   Дед Матвей. Матвей Орефьев.
   (Или Арефьев, к сожалению, я не знаю правильного написания его фамилии, не знаю и его отчества. В детстве, редко кто задаётся такими вопросами, а когда, со временем, начинаешь об этом задумываться, то оказывается, что всех тех, у кого ты бы мог спросить, уже нет в живых.)
   Дед, один из двух самых душевно родных мне людей, не был, на самом деле, моим родным дедом. Если разбираться в родстве, то он сын двоюродного брата отца моей прабабушки - Пелагеи Плотниковой (девичья фамилия - Орефьева).
   Почему я, всё-таки, пишу фамилию через - "О" ...

ОРЕФА.

   В далёкие времена, когда большие города были редкостью, и Русь ещё никто не крестил, одного из Князей с дружиною загнали в лес дикие кочевники. И толи Князь им показался богатым, толи еще, по какой причине, не прекратили преследование и в лесу. В итоге, после нескольких дней погони кочевники отстали, а дружина заблудилась.
   В те далёкие времена леса были совсем не похожи на теперешние - чащи, буреломы и болота явно не способствовали конной прогулке. Да и зверья в этих лесах водилось гораздо больше, и не все звери были кроткого нрава, рыси, медведи и тигры, не говоря о волках, были обычными жителями этих мест. Многие в дружине князя были ранены, запах крови будоражил лесных хищников и нападения следовали одно за другим. Люди были вымотаны свалившимися на них бедами.
   Время года - ранняя осень. Благодатная пора, красота неописуемая - багрянец трепетных осин, и нежное прозрачно-кружевное золото белоствольных берёз; хрустальная бездонная синь осеннего неба; и реки с тёмной водой и плавающими, кружащимися в хороводе над омутами, разноцветными листьями.
   Красота, но не для заблудившихся в лесу людей. Ведь осень это дожди и холодные ночи.
   Через неделю блужданий, потерявшая всякую надежду, изрядно поредевшая дружина обратилась к Князю с просьбой остановиться и отдохнуть несколько дней, пополнить запасы провизии, а заодно и поразмыслить спокойно о своём положении.
   Но остановка отряда мало принесла облегчения, так как нападения зверей не прекратились.
   За дружиной несколько дней уже шли по пятам два или три тигра, судя по всему, мать и её подросшие детёныши. Люди мало, что могли им противопоставить. Лук в лесу практически бесполезен, да и мечём, не больно-то размахнёшься, а звери были в своей стихии, и люди, со своими лошадьми казались им лёгкой и лакомой добычей. Когда же отряд остановился, звери обложили лагерь со всех сторон, не давая людям не только отойти на охоту, но и за дровами приходилось ходить под прикрытием вооружённых дружинников.
   Пришлось строить частокол вокруг лагеря и устанавливать постоянные дежурства. От ран, недоедания, сырости и холода, а так же постоянной опасности, люди заболевали, и умирали один за другим.
   Уныние и безысходность поселились в лагере. Люди отчаялись выйти из этого леса живыми.
   Так бы, наверное, и случилось, но кто-то из оставшихся в живых дружинников или сам Князь, родились под счастливой звездой.
  
   В начале лета, среди диких гор и дремучего леса в своём доме умирал старый волхв. Могучий некогда старик, исхудал за последние дни, и от слабости едва мог пошевелить рукой, и только серые колючие глаза были ещё живы и бодры.
   На многие километры от этого места не было человеческого жилья, и многочисленной родни, у волхва не было, поэтому, у ложа его, сидел один лишь мальчик - его правнук. Мальчик из последних сил сдерживал слёзы.
   Не то, что дед был волхвом, и ему были подвластны многие силы природы, не то, что и мальчик тоже обладал не дюжей врождённой мощью волхва, не могло остановить смерти. Время перехода старого волхва в другой мир пришло, и его это не пугало. Но вот мальчик, его, одарённый огромной колдовской силой, внук не был готов жить один. И это беспокоило старика. Внука нужно было отправлять к людям.
   Волхв-то знал, что такое жить среди людей, таким как он сам и его внук.
   Много лет прожил на этой земле старик и знал, как тяжело жить в этом невежественном и жестоком мире. Люди никогда не понимали таких, как он и поэтому боялись и завидовали. Во всех радостях и исцелениях они благодарили Богов, даже если им на их же глазах в этом помог волхв. А вот в бедах, даже в тех про которые волхв даже не знал, так как не присутствовал при этом, всё равно всегда был виноват "проклятый колдун".
   А зависть, чёрная людская зависть, она хуже любого колдовства.
   А ещё люди ненавидели таких, как он за то, что вынуждены были обращаться за помощью. Особенно знать. Для этих, трясущих золотою мошной, вообще было нестерпимо, что они, во-первых, должны были просить об услуге, а потом и жить с сознанием того, что им помог, по их понятиям, человек низшего сословия.
   Чувство благодарности, было, как не странно, чуждо большинству людей, да и на сегодняшний день вряд ли, это сильно изменилось к лучшему.
   Многие из волхвов не выдерживали такого общения с людьми, и уходили от них подальше.
   Вот и он, когда-то ушёл. Сам, может, и смирился бы, с людским неприятием, но после того как внука чуть не убили за то, что тот не дал в обиду собаку, применив колдовство, не выдержал.
   Малыш - ему тогда было три года, просто отогнал расшалившихся озорников, не причинив ни кому вреда. Но взрослые поселяне, увидев небольшой пыльный смерч, двигавшийся с движением руки малыша, накинулись на ребёнка с палками и если бы не вмешательство деда, забили бы до смерти. А что они кричали при этом...
   Убить внука уже не смогут, за это дед был спокоен..., но вот примут ли его люди? Или со страху отвергнут и изгонят из поселения?
   Сможет ли мальчик совладать с гордыней и людскими соблазнами? Не озлобится ли? Ведь злоба превращает волхва в чёрного колдуна, а с силой, которой обладал его внук, это было бы поистине страшно.
   Хватит ли у мальчика мудрости и терпения? Не мог старик ответить на эти вопросы, хоть и был волхвом. Да, он видел будущее, и о многом мог предостеречь внука, но будущее это не постоянная величина, а переменная, и от многого зависит, каков будет результат.
   Но страхи страхами, а идти внуку нужно и поэтому старик отдавал последние напутствия и предостережения.
  
   Похоронив деда, мальчик, наконец-то дал волю слезам, что совсем не удивительно - ведь ему, всего 12 лет, и остаться одному в таком возрасте, даже для будущего волхва, очень и очень страшно и тоскливо.
   Он просидел у могилы до вечера, пытаясь побороть горе и отчаяние, нахлынувшие на него, осознать произошедшее, и принять утрату, как данность. Уже в темноте добравшись до дома, рухнул, не раздеваясь на постель, и провалился в спасительный сон. Как не странно, но ему ни чего не снилось этой ночью, или от усталости, или дед, оберегая разум внука, охранял его сон.
   Наутро мальчик стал собираться. Перемётные сумы для вьючной лошади были уже давно, под присмотром деда и с его рекомендациями, собраны. Оставалось только положить в седельные сумки продукты и тот минимум вещей, пригодившихся бы ему в дороге. Навьючил одну из лошадей, на другую надел седло, умело сделанное дедом, приторочил седельные сумки и арбалет, затем привязал повод вьючной лошади к седлу. Закрыл от диких зверей на палочку дом. Поклонился ему, потом дедовой могиле, взял под уздцы лошадь и отправился в свой не лёгкий и далёкий путь. На встречу с князем, который ещё не знал о своей судьбе и праздновал в этот день свой 35-й день рождения.
  
   В княжеском лагере осталась только одна лошадь, она уныло ходила вдоль частокола, отыскивая опавшие листья, трава была съедена уже давно и даже веток берёзы ей не давали уже два дня. Тигры совсем обнаглели, а противостоять им у людей уже не хватало сил.
   Хорошо хоть вода была, лагерь разбили вокруг родника и теперь, только вода была в избытке, даже дрова кончились, только у шалаша Князя ещё дымился костерок - догорали последние ветки. Двое дружинников мечами пытались срубить растущую в центре лагеря ель, ведь без огня, к ночи, они были бы обречены на смерть.
   Вдруг, понуро бредущая княжеская лошадь вскинула голову к чему-то прислушиваясь, а потом призывно заржала, и, в ответ ей, из-за забора раздалось лошадиное пофыркивание, и тихое ржание. Дружинники, похватав оружие, кинулись к частоколу.
   Напротив импровизированных ворот стояли две лошади, одна под вьюком, а другая под седлом, на седло была кинута туша оленя. За повод лошадь держал мальчик.
   Испугавшись, что ребёнка разорвут тигры, дружинники кинулись открывать ворота. Мальчик же, не спеша, завёл за частокол лошадей, поклонился людям, потом, отыскав глазами Князя, поклонился ему. Отвязал вьючную лошадь и привязал её к частоколу, взяв другую лошадь под уздцы, подошёл к одному из дружинников, безошибочно угадав в нём кашевара, и сбросил ему под ноги оленя. Потом так же молча, ведя в поводу лошадь, пошёл к воротам.
   - Туда нельзя! Там тигры! Тебя разорвут!...- Закричали на перебой дружинники.
   Мальчик же, качая головой, улыбнулся и, отстранив, стоящих у ворот войнов, исчез в лесу вместе с лошадью. Если бы не стоящая под вьюком гнедая лошадь и туша оленя у кострища люди бы подумали, что это им померещилось.
   Рассудив, что раз оленя сбросили под ноги кашевару, то этот олень для них, дружинники принялись за разделку туши, обсуждая происшествие, и сетуя на отсутствие дров. Двое же "лесорубов" приступили к прерванному занятию, пытаясь уже изрядно затупившимися мечами, срубить неподатливую ель.
   Из лагеря ушло уныние, на лицах людей появились улыбки, а с ними и робкий проблеск надежды.
   Не успели ещё до конца разделать оленя, как за частоколом послышалось ржание. Из леса выходил мальчик, ведя в поводу лошадь. Лошадь же тащила огромную волокушу, нагруженную хворостом. Радостно гомоня, дружинники кинулись открывать ворота. Мальчика засыпали вопросами, но он только молча приветливо улыбался. Отвязав волокушу, он расседлал свою лошадь, обтёр её бока тряпицей и накинул попону. Потом проделал то же с вьючной лошадью и начал распаковывать вьюк, достал две торбы, насыпал в них немного зерна. Княжеская лошадь подошла к мальчику и ткнулась мордой в его руки, выпрашивая порцию и для себя. Мальчик ласково погладил лошадь по теплому мягкому носу, и одну из торб одел ей, а вторую вьючной лошади. Для своего же коня он насыпал зерна в полу своего кафтана.
   Лошади, зажмурившись от удовольствия, хрупали зерно, а дружина Князя замерла и онемела от возмущения. На глазах голодных людей исчезала провизия, вполне годная для еды людям, а коней, можно и ветками покормить. Дружинники возмущённо зароптали, и уже кто-то кинулся сдёрнуть с головы лошади торбу, но тут мальчик поднял голову и ропот стих. Этот взгляд был громче крика, он как хлыст ударил по людям негодованием, как ушат холодной воды отрезвил их головы раскаянием и люди отступили, растерянно потоптались, и смущённо занялись прерванными делами. Мальчик же, покормив своего коня, опять стал рыться в своих вьючных сумах. На этот раз мальчуган достал большой металлический котелок, два поменьше, судя по всему серебряные и серебряный же, странный на вид чайник - высокий и узкий, похожий на кувшин, а ещё целый ворох разнокалиберных мешочков. Сложив самые большие по размеру мешочки в большой котелок, отнёс всё это к кашевару. Там оказалась крупа, мука, какие- то сушёные ягоды и соль. Это было богатством для изголодавшихся людей, да и котелок пришёлся, как нельзя кстати. А ещё из вьюка, под удивлённые взгляды дружинников, были извлечены серебряные миски и ложки, и отданы то же кашевару. То, что они были серебряные и искусно сделанные, было уже само по себе удивительно. (Только Князь мог похвастаться серебряной посудой - больно уж дорогое удовольствие, но и у него не было, столь тонко и искусно сделанных.) Самое же удивительное было то, что мисок и ложек было ровно семь - столько людей, считая и мальчика, находилось в лагере. Но ровному счёту удивился только Князь, остальные этого не заметили, они, восторженно гомоня и удивляясь, разглядывали тонкую работу посуды. Кашевар же уже радостно пристраивал котелок с водой над костром.
   Только ночью, отдыхая после сытной еды, люди осознали, что с приходом мальчика из лагеря ушёл страх. Помимо того, что мальчик снабдил их провизией, он ещё оказался хорошим лекарем. То, что делал этот ребёнок, было колдовством, и если бы люди не прошли порог страха и отчаяния то, наверное, ужаснулись бы и вряд ли приняли его помощь. В течение всего вечера он кипятил воду в своём странном чайнике и заваривал травы и корешки в своих серебряных котелках, из тех самых мешочков, что не достались кашевару. Что-то растирал и толок в маленькой ступочке. Порывшись в выкинутых потрохах оленя, собрал жир, желчь и что-то ещё и то же добавил в свои снадобья и мази. Готовые же снадобья разливал и раскладывал по различным маленьким керамическим горшочкам, коих у него, тоже оказалось великое множество, а потом молча стал обрабатывать раны дружинников, и поить их различными отварами. Его тонкие длинные пальцы умело чистили, промывали и даже зашивали оленьими сухожилиями раны. Причём делал мальчик это совсем не больно, наоборот, от его прикосновений по телу разливалась теплота и спокойствие. Когда все раны были промыты, смазаны целебной мазью и перевязаны чистыми холстинкам, люди, за многие дни, впервые уснули, не мучаясь болью и страхом. Мальчик же устало сел у костра, обняв руками колени. Он смотрел на огонь. Подошёл Князь, и сел у костра рядом с мальчиком.
   Стояла тишина, не было слышно и рычания тигров, которые все ночи до этого пугали людей.
   - Спасибо тебе, ты спас меня и моих людей. Я не в праве задавать тебе вопросы - ты и так сделал для нас много, но всё же... Ты поможешь нам выбраться из леса?
   - ...
   - Кто ты? Откуда? Где твой дом, семья? Не смотря на свои годы, ты искусный лекарь... Вот нам в город бы такого...- Князь замолчал, не получая ответов на свои вопросы.
   - Если ты не можешь говорить, дай какой-нибудь знак.
   - Он может говорить, но стоит ли... - Раздался голос за спиною Князя.
   Князь испуганно оглянулся.
   К костру подходил высокий седой, как лунь старик, его белые одежды и седые волосы слегка светились в темноте, чёткие, как будто вырезанные резцом, черты лица, пристальный взгляд серых умных глаз из под лохматых бровей, и серебристая, как лунный свет борода.
   - Колдун!!!- Помертвевшими губами прошептал Князь.
   - Волхв, я... - Старик тяжело вздохнул - ...даже ты, просвещённый человек, испугался. А как к моему внуку отнесутся простые горожане? Даже твои дружинники, завтра проснувшись, забудут сегодняшние боли и страхи перед дикими зверями и устремят свои взоры на него и, ты Князь, сможешь ли поручиться, что взоры и помыслы их, обращённые к мальчику, будут благожелательны?
   Старик замолчал. Сел у костра, напротив Князя и пошевелил своим посохом прогоравшие дрова в костре. Сноп искр поднялся к небу, осветив сидящих у костра.
   - Не один Волхв не причинил людям вреда, но люди нас бояться, а потому не любят, и не больно-то приветствуют наше соседство.
   Мой внук остался один. Ему нужен покровитель, но сможешь ли ты, стать им?... Да, он волхв и очень сильный волхв, но всё же ребёнок... Он смог бы очень помочь тебе в твоём княжеском правлении, не раз бы спас тебя и подсказал в нужную минуту, приумножил бы твою славу и богатство, лечил бы тебя и твоих подданных. Но ему тоже нужна защита от людского страха, зависти и злобы. Нужен домашний очаг и дружба. Сможешь ли ты, дать ему всё это, Князь?
   - Но почему, ты сам не поможешь своему внуку? - Прошептал, вдруг осипшим голосом, Князь.
   - Я помогал сколько смог, и далее буду помогать... , но..., видишь ли, Князь,- старик усмехнулся в бороду - ...я уже жилец другого мира, и мне проблематично находиться всё время рядом с внуком. А ему сейчас нужно не общение с духом, а крыша над головой и радость человеческого общения.
   Не трудись, Князь подыскивать слова, я читаю твои мысли. Прости..., но это преимущество духов....
   Да, у тебя появятся все те выгоды и преимущества, о которых ты подумал и даже более того, но... - Старик опять поворошил ветки и пламя, найдя новую пищу, взметнулось вверх, и Волхв, подняв голову, заглянул Князю прямо в душу -... понимаешь, Князь..., чёрных колдунов создают люди. А если ты не убережёшь моего внука, то мир получит ещё одного чёрного колдуна. У мальчика большая колдовская сила, но нежная ранимая душа ребёнка.
   Охлади свой корыстный порыв и представь, что станется с твоим княжеством, если на него падёт злоба колдуна. Положительную сторону ты, я вижу, представляешь хорошо - позволь я помогу тебе с отрицательной... - Волхв поднял свой посох и слегка коснулся головы Князь.
   Весь ужас, что привиделся Князю, отразился у него на лице, боль и отчаяние было в глазах - Хватит! Хватит! - вскричал Князь, вскакивая, из глаз его лились слёзы.
   - Это только малая толика того, что может случиться! Поэтому я прошу тебя подумать...
   Вы пробудете здесь, еще один день. Раньше не подживут раны у твоих воинов. Завтра я приду за ответом. До завтра, Князь..., - и... волхв исчез.
   На утро дружинников и Князя разбудил запах, чего-то вкусного.
   На поляне горел костёр, над ним висел котелок, и это из него, так вкусно пахло. У костра кашеварил мальчик. Он, улыбаясь, жестом звал всех к костру, где на холстине уже стояли миски, а в центре дымящейся паром горкой лежали свежеиспечённые лепёшки, исходя хлебным духом.
   Выспавшиеся люди весело потянулись к костру. Такой каши они ещё не ели. Разваренная крупа с кусочками мяса и травами просто таяла во рту, да и лепёшки были таковы, что казалось, что вкуснее хлеба ни кто, ни когда не едал. А после каши они получили ещё по кружке травяного с ягодами чая, от которого по телу разливалась приятная теплота и бодрость.
   - Вот это еда! Сроду такой вкусноты не ели! Ты великий кашевар, малец! Ты просто наш спаситель! - восхищённо восклицали дружинники.
   - Вот бы уговорить его остаться с нами, а Князь? Этому ж мальцу, цены нет - он и кашевар и лекарь... А, Князь?
   Князь, усмехаясь в бороду, смотрел на обступивших его дружинников.
   - Да, цены ему нет, и тот на чьей он будет стороне всегда в выигрыше будет... Но... вы хоть поняли кто он? Вы, что думаете, тигры сами ушли? И он здесь случайно появился?
   - Да мы ещё вчера поняли, что он волхв...
   На лице Князя отразилось удивление.
   -...тебя, Княже, пугать не хотели. Побоялись, что ты прогонишь мальца, а нам ведь, чего греха таить - не выжить бы без него.
   - Так вы, всё знали?
   - Догадывались.... А когда он перевязки делать начал, тут уж все стало понятно. Это ж было ясно, он не только мазями нас лечил, от него такая живительная сила идёт, что раны на глазах затягиваться начали. Если у мальца нет семьи, то уговори его, Светлый Князь, остаться у нас. Мы ему миром дом срубим.... Это, какое же счастье для города - свой волхв!
   - Счастье - то счастье.... Ко мне в вечеру, когда вы все уснули, старый волхв с того света приходил. Дед его.
   - Ах! - выдохнула дружина, - ... и что?
   - А то, други мои, просил меня старый волхв крепко подумать. Я ведь поначалу тоже радужные перспективы перед собой развернул, а волхв - то мне, об ответственности напомнил. Если мы уговорим мальчика ехать с нами, то мы должны осознать всю полноту ответственности, что ляжет на наши плечи. Старик сказал, что черные колдуны - это в большей степени бывшие волхвы, которых обидели люди. И показал, мне неразумному, что может произойти, если мы своей жестокостью и завистью исковеркаем детскую душу. Не дай нам Бог пережить хоть толику того, что мне волхв показал. Так что давайте думать, старый волхв вечером за ответом придёт.
   - А давайте самого мальчишку спросим, сам-то он с нами идти хочет?
   Взгляды воинов начали обыскивать лагерь, но мальчик исчез вместе со своими лошадьми.
   - Ушёл! Ушёл.... Не захотел с нами быть! Знать не приглянулись мы ему.... - Как будто тень на лагерь пала. Потухли взгляды. - ...Всё, братцы, хана нам! Не выбраться нам без него....
   - Братцы! - раздался крик одного из дружинников, - ...сумы-то его, сумы перемётные, вон у забора! Неужто он их бросил?
   Люди бросились к сумам.
   - Смотри все вещи его тут! Он не мог это бросить!
   - Знать-то на охоту ушёл, смотрите, оружия его странного нет. А может за дровами...
   Хмурые лица немного разгладились, но в глазах, всё ж, осталась тревога - А вдруг не вернётся? Кто их волхвов разберёт...
   Лагерь затих в тревожном ожидании. Все непроизвольно прислушивались - не возвращается ли мальчик? И даже лошадь Князя, стоя, у так и не срубленной ели, глядела поверх частокола, изредка пофыркивая и прядая ушами - она тоже ждала.
   Их ожидание оправдалось. После полудня из чащи вышла лошадь, на седле её, на сей раз, лежал кабан. Она требовательно заржала, глядя на столпившихся дружинников, как бы говоря - "Ну, что вы ворота-то не открываете, я ж вам еду везу!".
   От её требовательного ржания столбняк с дружинников мигом слетел. Они, смеясь, кинулись открывать ворота. Пока они возились с воротами, и заводили за частокол лошадь, из-за деревьев показался мальчик, ведущий в поводу вторую лошадь, к седлу которой, как и в прошлый раз, была приторочена волокуша с огромной кучей дров. Все кинулись разгружать лошадиные спины.
   - Ну, где ж ты пропадал? Чего нас с собой не позвал, мы бы подсобили...
   Мальчик же, только смущенно улыбался, и пожимал плечами.
   Радостно похлопывая лошадей и тормоша мальчика, со смехом и прибаутками дружинники расседлали лошадей, и на сей раз помогли мальчику вытереть натруженных лошадей и задать им корма. Так же дружно взялись за разделку кабана и разжигание костра. За этой суматохой, а потом и ужином день пролетел незаметно.
   Стемнело. Мальчик, как и вчера, всех поил отваром и накладывал повязки тем, кому это было ещё необходимо - но таких, было всего двое. У остальных раны затянулись, и ухода уже не требовали.
   Сытые дружинники сидели у костра, потягивая из кружек изумительный травяной чай, приготовленный мальчиком, и нахваливали -
   - Это не чай, это прямо вода жизни! Эх, малец, какой же ты искусник! Вот остался бы ты с нами...
   Вдруг радостно заржал конь мальчика. Со стороны ели послышались шаги - к костру подходил высокий, крепкой кости старик. Его борода и волосы были белы, и серебрились как снег, и вообще, от всей фигуры старика исходило мягкое серебристое свечение.
   Людской круг у костра раздался, и старик шагнул в свет костра.
   - Здравы будьте, люди добрые! Доброго вам вечера!
   - И тебе, Волхв добрый вечер! - шагнул ему на встречу Князь.
   - Вижу, приглянулся вам мой внук. Хвалите его. Мне приятно, что ладно воспитал и обучил... Слышал, хотите его с собой уговорить идти?
   Старик замолчал, оглядывая из-под кустистых бровей каждого воина по очереди, как бы оценивая человеческую сущность каждого из них.
   - Хотел бы я знать - вы уговариваете его идти с вами из страха, что одни не выйдите из чащи, или он, вам, действительно приглянулся, и вы готовы, вместе с Князем, нести ответственность за него. Ведь Князь рассказал вам о нашем вчерашнем с ним разговоре. Если вами движет страх, то хочу вас заверить, мой внук, не зависимо от вашего решения, выведет вас из леса, и пойдёт дальше искать своей доли, - старик замолчал, оглядывая дружинников строгим взглядом.
   - Волхв, не беспокойся о внуке...- заговорил самый старый из дружинников - мы сегодня целый день об этом говорим и думаем, и всё решили уже для себя. Конечно, в нашем предложении есть доля корысти, чего греха таить, но узнав, что твой внук сирота на этом свете, мы готовы подставить свои плечи, и быть ему дружеской опорой и охраной пока он не повзрослеет, и в силу не войдёт. Няньки из нас, конечно никудышные, но и он, вроде как, в няньках и не нуждается, а вот старшими братьями, если захочет, станем все. - Так ведь, братцы? - И в обиду не дадим.
   Дружинники одобрительно зашумели.
   Волхв поднял руку, призывая к вниманию, и тихим голосом проговорил -
   - Хорошо! Но я вам, как и князю, хочу показать, что может случиться, не выполни вы свои обещания...
   Волхв обвёл своим посохом по кругу и стукнул им о землю.
   ...Волна видений захлестнула воинов. Гримасы ужаса и отчаяния отразились на их лицах, у многих по щекам текли слёзы.
   Опять стукнул посох о землю, и люди очнулись от кошмара.
   - И вот, я опять задаю вам вопрос..., - казалось, сама Земля, гулким суровым голосом спрашивала дружинников, - вы, готовы нести ответственность за моего внука?
   Даже костёр не трещал - замер, и только пламя колыхалось, освещая лица людей тревожными кровавыми отблесками. Тишина стояла такая, что казалось, пусто стало вокруг.
   - Если мы не возьмём на себя ответственность, други мои..., - заговорил Князь, - ... то не получится ли ещё хуже? А вдруг, его наставником нечестный корыстный человек станет, и парня погубит, и всем окружающим беду большую причинит.
   Мы с вами люди ратные, не только бою и храбрости, но и дружбе и взаимовыручке обученные. Так кому ж, как не нам, парня воспитывать?
   Почти все мы люди семейные, знаем, как нужна детям опора и подсказка, а иногда, и защита. Так неужели места в душах своих не найдём для сироты? Пусть он волхв, но он, ребёнок!
   - Ты, извини нас Князь..., - подал голос старший дружинник, -... и ты волхв... Оторопели мы от увиденного..., а решения своего - не изменим. Так ведь, братцы?
   - Так! Так! - закивали головами дружинники.
   Старик слушал их, и глаза его теплели.
   - Так тому и быть! Иди сюда, внучок.
   Мальчик подошёл к деду. Старик ласково погладил внука по голове.
   - Протяни руку над костром и поклянись, что если эти люди не нарушат клятвы, данной сегодня, то ты, ни когда не причинишь зла, не им, не их родным и будешь помогать и лечить, в меру сил своих и способности!
   - Клянусь, деда - тихо промолвил мальчик.
   Волхв обнял внука и прижал к себе.
   - Теперь ваша очередь, - взгляд волхва обежал круг воинов, - поклянитесь, что ни когда не принудите моего внука совершить ни чего против совести и закона, не будете не притеснять, не оскорблять его!
   Не поверите наветам на внука моего, ибо люди завистливы и ленивы, но своей вины в случившемся несчастье видеть не хотят, склонны обвинять, в бедах своих, колдунов и нечистую силу.
   Будете ему друзьями, советчиками и охраной, пока он в силу не войдёт.
   Прислушивайтесь к его советам, так как мудр он не по годам, да и будущее предвидеть может...
   Протяните ваши руки над костром и поклянитесь....
   Над пламенем костра шесть рук сомкнулись в клятве -
   - Клянёмся, тебе волхв, во всём, что ты просишь и даже больше,... - заговорил Князь, - клянусь тебе, перед своими друзьями, что будет твой внук, братом мне младшим, беречь и уважать обещаю, и как за брата, ответ держать я буду.
   Посох волхва коснулся протянутых рук.
   - Принимаю клятву вашу войны, и твою, Князь!
   Прошу, Огонь, будь свидетелем этих клятв, и если кто нарушит, покарай, сожги отступника!
   Волхв, опять стукнул посохом по земле, и пламя костра загудело, взметнулось и коснулось каждого, и мальчика, в том числе, свом языком, давая понять, что просьба старого волхва услышана, и будет выполнена.
   Волхв подвёл внука к Князю. Вложил мальчишечью руку в руку Князя и сказал, вздохнув, - печать молчания снята,... - и исчез.
   Мальчик поднял глаза на Князя, и печально улыбнулся.
   - Меня зовут, Орефа.
  
   Именно Орефа. Так произносила это имя моя бабушка. Этот мальчик и был родоначальником нашего рода и фамилии - Орефьевы.
   Что я знаю ещё об этом мальчике - то, что он вырос, стал не только Волхвом, но и великим мастером боя. Был советником Князя, и его правой рукой. Был пожалован боярским званием и землями. Женился, имел трёх сыновей, которые уже носили фамилию Орефьевы.
  
   Эту историю рассказала мне моя бабушка Поля. Что в этой истории вымысел, а что, правда, не мне судить. Я пытаюсь воссоздать в своей памяти то, что ещё не успело стереть время, и записать свои воспоминания для своих детей и их детей. Так как получается, что уже на сегодняшний день, носителем памяти рода являюсь только я. И, если я промолчу, то ни мои дети, ни дети их детей не будут знать своих корней.
   Как звали Князя, и каково название города, где это всё происходило, я не знаю. Или бабушка не произносила имён и названий, или у меня это не отложилось в памяти.
  
   Во время крещения Руси, предки приняли эту веру, и во время раскола церкви не захотели менять её ещё раз. Поэтому вынуждены были уйти из города. Во время ухода род разделился. На сколько частей, я не знаю. Знаю только, что пра-пра-прапрадед моей бабушки Пелагеи и деда Матвея, с семьёй и челядью оказался на Алдане, в центре Сибири. Там ими в непроходимой тайге было основано поселение. Занимались золотодобычей, охотой, рыбной ловлей, держали скотину, птицу и пчёл, в поселении была кузня и искусный кузнец, который мог работать не только с железом, но и цветными металлами. У него были свои ученики, которых он учил ремеслу. По рассказам бабушки и деда, он был художником, и создавал прекрасные украшения.
   Поселяне успешно торговали в близлежащих городах, и добирались даже до Москвы, хоть к себе ни кого не пускали и тропы держали в тайне. Обозы могли пройти вообще только зимой, по замерзшим рекам и болотам.
   В поселение была школа, и всех детей без исключения, обучали наукам. И, если судить по знаниям и умениям деда и бабушки, то обучали очень хорошо. У них у обоих был каллиграфический, старой манеры с завитушками, подчерк. Прекрасное знание литературы и философии. А математику и астрономию они знали лучше, чем мои родители и тетка, имевшая на тот момент, высшее образование.
   Была в поселении и библиотека, которая постоянно пополнялась привозимыми книгами, за ними посылали раз в два года обоз в Москву.
   С ярмарок же, очень часто, привозили маленьких детей - сирот. Их усыновляли и воспитывали наравне со своими детьми, и в последствии они становились полноправными членами общества, но как говорила бабушка, не все.
   Кого-то, вырастив, отвозили обратно в город. Им покупался дом и, пока человек не становился на ноги, община опекала его.
   Так как люди были материально обеспечены, имели хорошее воспитание, образование и профессиональные навыки, то они легко вписывались в местное общество, и часто, в последствии, занимали хорошие должности. Они остановились опорой для общины, и своими людьми в чужих городах, у которых можно было остановиться на постой, и воспользоваться их профессиональной или информационной помощью.
   Те же, кто оставался в поселении, создавал свои семьи, и полностью, и навсегда становился членом закрытой общины. Как происходил отбор, и на чём основывался, я не знаю, единственно знаю со слов бабушки, что ни какого насилия или принуждения не применялось. Объяснение этому, может быть скрыто в рассказе моей бабушки о том кто такие люди, и откуда мы взялись. Постараюсь привести этот рассказ так полно как смогу вытянуть из своей забывчивой головы.
  

КТО МЫ?

   Население Земли, невзирая на разрез глаз, цвет кожи, рост и различие языков делится на две, очень не похожие между собой расы - потомки Атлантов и потомки Гипербореев. Разделом этих двух рас является Средиземное море далее Кавказ, Иранские горы и Гималаи.
   Люди не являются порождением Земли они пришельцы на этой планете. Откуда они пришли неизвестно, но они появились на планете в эпоху динозавров и особо не влияли на развитие жизни, так как их было немного. Но они были образованы, умны и владели знаниями, превосходящими теперешние во много раз. Они, как и современные люди, имели разные характеры и взгляды на жизнь. Но было одно качество, которое разделило людей на два непримиримых лагеря. И поэтому было основано два поселения на Земле. Причём постарались расположить их как можно дальше одно от другого.
   Разделились они на почве разных взглядов на мир, а больше из-за того, что одни обладали прагматичным складом ума, были охотниками до роскоши, и возвеличивания, а отсюда, как следствие не желание работать самим. Они старались переделать мир под себя, под свои нужды и прихоти, не считаясь ни с чем.
   Другие - постигли себя до магического оперирования силами природы, имели парапсихологические способности и хотели жить своим трудом в тиши и на природе. Маги, больше уделяли внимание психологическим способностям человека, развитию ума, воли, сострадания, и прививали своим детям жажду познания самих себя и окружающего мира, для создания гармонии в душе, и окружающей среде.
  
   Одни не хотели понимать, а может, и просто боялись других, а страх и не понимание порождают отчужденность и злобу.
   Другие не захотели навязываться, а может и не смогли.
   Нам ли их судить?
  
   Одно государство было расположено на обширном острове, который по размерам был в половину меньше современной Австралии, и располагался где-то в Атлантике. Там обосновались приверженцы технического развития цивилизации. Они пользовались не только дарами природы, но всячески старались переделать и подчинить её себе. Называли они себя Атлантами, а свою страну Атлантидой.
   Атланты были прекрасными инженерами, их технический потенциал был очень высок. Все, какие только возможно, работы у них были автоматизированы. Атланты пошли на сотрудничество с гипербореями, хотя ненавидели и очень боялись их, для того, чтобы те спроектировали им замки и храмы. Так как самих атлантов, Бог не наградил даром творчества и художественного вымысла, зато гордыни, жажды роскоши и спеси - отсыпал не скупясь.
   Выстроив роскошные замки и храмы, они сотворили мир богатства и изобилия. Атланты утопали в роскоши, а для большей неги и величия, вмешавшись в эволюцию Земли, с помощью генной инженерии, создали из диких животных себе рабов, видоизменив их по своей прихоти, и наделив выносливостью, способностью к воспроизводству и рабским поклонением перед силой.
   Свою генную лабораторию они расположили на Африканском континенте, южнее вулкана Килиманджаро. Подготовленных к работе слуг, рабов перевозили на свой остров. Остальных же рабов доставляли в те места, где требовался их труд - на добычу полезных ископаемых, и на сельскохозяйственные работы.
   Ни чего лучшего, как создать рабов по своему образу и подобию, они не придумали и поэтому современные люди - это копии Атлантов и Гипербореев. А обезьяны, не есть наши далёкие предки - это не удавшиеся продукты эксперимента, и воспитать из них людей, совершенно бессмысленное и бесперспективное занятие. Атлантам лень было их уничтожать - их просто выгоняли с территории лаборатории, и те, постепенно расселялись по континентам. Некоторых особей Атланты брали в виде домашних животных - они показались им забавными.
   Людей, со временем, произвели столько, сколько не могла переварить цивилизация Атлантов. Люди и человекообразные особи оказались способны к воспроизводству, а под охраной от внешних невзгод и достатке пропитания, их родилось больше, чем требовалось Атлантам. Атланты не нашли другого способа избавиться от ненужной обузы, как оставить выращенных созданий один на один с природой.
   Атланты забросили лабораторию, так как надобность в ней отпала - на местах работ люди рожали себе подобных в изобилии и без помощи Атлантов. Атланты надеялись, что человекообразные особи без их поддержки и защиты постепенно вымрут. Но, на сколько мы знаем, этого не случилось - они выжили, научились добывать пищу и обороняться от хищников. И постепенно, в поисках лучших условий для жизни и охоты, начали расселяться по земле. А так как в лабораториях находились особи с различным сроком преобразования и с различными формами эксперимента, то и человекообразные особи были различны, и по внешнему виду ,и по умственным способностям.
   Гориллы один из ярких примеров - вид крупный и спокойный, но не способный к восприятию чьей либо воли. В виде рабочего - не пригоден, и как домашнее животное не нужен, но хорошо приспособился к жизни на воле и чувствует себя в дикой природе просто прекрасно. Но из-за своей медлительности и образа жизни - горилла травоядна - ей не зачем было искать новые территории, и она осталась в Африке, медленно расселяясь в её центральной части, т.е. не далеко от лабораторий, где её вывели.
  
   Другое государство было расположено приблизительно в районе Новой Земли. Климат тогда там был не такой как сейчас. Было тепло, остров покрывали обширные леса. Называли они себя Гипербореями и страну свою называли Гипербореей. Гипербореи обладали магией или парапсихологическими способностями. Они жили в гармонии с природой, не чурались техники, но с её помощью не переделывали природу, а наоборот, старались вписать себя, и свои жилища, в неё, без какого либо насилия. Благодаря магическим способностям они не нуждались в рабской силе, а самовозвеличевание им было чуждо. Общество было самодостаточно и гармонично. Они жили просто, строили деревянные дома, наслаждались природой, обретённой родины и покоем. Гипербореи развивали и постоянно совершенствовали свои способности. Ведь чтобы быть магом, нужно быть созидателем и профессионалом, обладать художественным вкусом и даром творчества, а самое главное - магия и лень не совместимы. Не творящий маг перестаёт быть магом.
   Гипербореи создавали прекрасные вещи - украшения, одежду, скульптуру, посуду и продавали или обменивали у Атлантов на технику, которую не хотели создавать сами, чтобы не нарушать гармонию природы своей страны, а может потому, что хотели поддерживать хоть какую-то связь с Атлантами, ведь все они были детьми одной планеты, и раньше и теперь.
  
   Со временем общество Атлантов начало деградировать. Обленившиеся и отупевшие от роскоши и изобилия, избалованные услужливостью рабов, они перестали творить. Детей перестали обучать наукам - зачем, и так всё есть, да и не кого стало учить. Детей перестали рожать - зачем лишние хлопоты.
   И вот, лень души, привела к лени ума, и к вырождению нации. От былого величия остались только рабы, которые, в отличие от господ, плодились исправно.
  
   Хозяева рабов- Атланты, старались создавать рабочие машины, а не людей, но работы велись с помощью Гипербореев - они сами предложили помощь. Гипербореи понимали, что Атланты, и без их помощи, создадут себе рабов, но что за существа получатся от некорректного генетического клонирования? Поэтому-то они и предложили свою помощь, пытаясь хоть как-то нивелировать тот вред, который был заложен в самом вмешательстве в природу Земли.
   Гипербореи, создавая человекоподобные особи, постарались помимо генов Атлантов, вписать в них природную ДНК Земли и дать им возможность развиваться вместе со всем живым на планете, поэтому-то в ДНК человеческих особей был заложен "ген архитектор", который заставлял организм эволюционировать в нужном направлении, делая человекоподобных существ - людьми. Этот ген был изобретён Гипербореями, и они, помогая Атлантам, в тайне от них, включили его в ДНК человеческих особей.
  
   У атлантов осталось мощное оружие, созданное некогда против гипербореев, в противовес их магической силе. По мощности этого оружия было понятно, как боялись атланты гипербореев. Один заряд способен был уничтожить целый континент, куда более обширный, чем Гиперборея, и вызвать мощные извержения вулканов и подвижку континентов. То есть, при его использовании, атланты тоже бы пострадали. Но, неоправданный страх перед колдунами, был столь велик, что они готовы были пожертвовать своей безопасностью, лишь бы и от Гипербореев не осталось и следа.
  
   Зная о наличии данного оружия, Гипербореи вели постоянное наблюдение за Атлантидой, чтобы вовремя узнать о планах запуска, если он будет осуществлён.
   Но они просчитались - плана-то как раз, ни какого и не было, просто один обезумевший человек, не спрашивая ни кого, нажал кнопку.
   Гипербореи узнали об этом мгновенно, но готовили магический перехват в спешке и не всем составом и... промазали - магический удар, должный сбить снаряд Атлантов с курса, и увести его с орбиты Земли, пролетел мимо и попал в остров. Атлантида перестала существовать, а снаряд продолжал лететь к Гиперборее.
   Трое магов своими жизнями заплатили за то, что бы Гиперборея не была уничтожена мгновенно. Они замедлили время, давая возможность людям уйти с острова, а сами отправились на встречу снаряду, уводя его с орбиты Земли и направляя его на Солнце. Благодаря этим троим, часть Гипербореев спаслась, остальные исчезли вместе с островом, так как совсем избежать катаклизмов не удалось. Хоть разрушения и были не столь катастрофичны, как были бы при взрыве, но они были... Именно тогда, образовалось Средиземное море, а Луна удалилась от Земли, да и сама Земля изменила орбиту. Всего чуть-чуть дальше отошла от Солнца, но этого хватило, что бы на Земле изменился климат - стало холоднее, а это повлияло и на жизнь многих видов животных, в частности - динозавров.
   Потеря людского ресурса была настолько велика, что встал вопрос о спасении Гипербореев, как вида. Если раньше Гипербореи даже не думали о генном вмешательстве в природу Земли, то теперь пришлось этим заниматься, взяв за основу расселившихся к тому времени, созданных в лабораториях Атлантов, людей и себя.
   Племена этих диких людей, мало чем отличались от диких животных. Но всё же это были человекообразные особи, с уже начавшимся развиваться образным мышлением.
   В отличие от Атлантов Гипербореи создавали не рабов, а себе подобных, чтобы эти люди не обслуживали Гипербореев, а жили с ними на равных, учились и совершенствовались.
   Они изменили ДНК многих людей, внесли свои гены - гены мага и, запустили на орбиту Земли спутник, который летал над северным полушарием Земли, и постоянно стимулировал "ген архитектор" облучением, заставляя его быстрее видоизменять людей.
   Гипербореи разошлись по всей северной Евразии. Уходили по двое-трое туда, где жили дикие племена.
   Все народы, населяющие эту часть планеты имеют есть легенды о том, как пришло божество или несколько, (причем, во всех уголках Земли, описания божественных существ и мужских и женских очень схожи - высокие, сильные, белокожие, светловолосые, умевшие творить чудеса) которые изменили быт людей. Причем эти божества, по описанию людей, больше походили на старейшин рода или старших братьев, которые оберегали, учили, любили, жалели, а иногда и по-родственному наказывали, но ни когда не издевались и не унижали. Эти божества работали, созидали и охотились вместе с людьми.
   Гипербореи научили людей строить дома, приручать животных, шить одежду, добывать полезные ископаемые и использовать их, обрабатывать землю и выращивать на ней съедобные растения и много чему ещё учили, а самое главное они постоянно шаг за шагом видоизменяли аборигенов, пытаясь дотянуть их до своего уровня развития.
   Практически у всех народов есть упоминания, о каких либо добрых очень умных, живущих в лесу существах - волхвах, друидах и т.д., которые учили людей и ещё, лечили их ,и давали им различные волшебные снадобья, помогающие человеку стать умнее сильнее и выносливее.
  
   Людей становилось всё больше и больше, они становились умнее, и уже сами были способны на создание чего-то нового, нужного для жизни. Вот только магические способности стали редкостью, как не старались гипербореи передать людям свои гены. Видимо гены Атлантов, являющиеся основополагающими в организмах людей, отторгали со временем, гены магов. А это породило то, с чего началась трагедия. Те, кто не обладал магией, стали бояться тех, кто ею был наделён.
   А тут еще выяснилось, что при магическом ударе по Атлантиде, большая часть людей, как самих Атлантов, так и их рабов выжила.
  
   Магический удар это же не атомная бомба, остров был уничтожен, а людей разметало по разным континентам. Более всего людей, в том числе и атлантов, оказалось выброшено на территорию современной Азии, и на африканское побережье Средиземного моря, а так же на территорию южной Америки. Поэтому при всех различиях культур, в этих странах проглядывает много общего, особенно в древности. В Африку и Австралию тоже выбросило людей, но атлантов среди них не было или почти не было, поэтому и цивилизаций там не возникло.
   Австралии не повезло больше всего - на её территорию попали рабы, использовавшиеся на самых простых не требующих умственных способностей работах. Поэтому создать какое либо общество они были не в силах. Да и география, этого не ласкового континента, не способствовала созданию многочисленного племени - больно уж скудна была земля, чтобы прокормить большое количество людей. Постепенно люди в поисках пищи и водных источников разбрелись по просторам Австралии, т.е. распались на семьи, со временем деградировали ещё больше и ведут до сих пор полудикий образ жизни.
   Гипербореи, не знали о том, на сколько мощны созданные атлантами государства и помнят ли выжившие атланты о гипербореях.
   У гипербореев уже не было таких мощных магов, которые могли бы увидеть через огромные расстояния. Поэтому, из чувства самосохранения, гипербореи решают не создавать одного большого государства, а расселиться и занять как можно большую территорию, чтобы при нападении Атлантов, Гипербореи не были бы уничтожены, как вид.
   Костяк из самых сильных и опытных магов остаётся в районе среднего Урала, это "генератор" зарождающейся цивилизации, и своеобразное генетическое хранилище, остальные гипербореи расселились по всему северу Евроазиатского материка, а впоследствии, постепенно спустились южнее, осваивая всё новые территории до Тибета, на востоке, и до средиземного моря, на западе. Особенно повезло Европе, там было больше всего диких племён, и Гипербореев потребовалось более чем где-либо. Продолжительность жизни Гипербореев была велика, но не бесконечна.
   В Европе расстояния между поселениями были не большими, и при гибели одних "божеств", дело продолжали другие. Поэтому, при всех различиях в государственных укладах и языках, так много общего у этих народов, и они более цивилизованы, чем другие, жившие на отдалённых пространствах.
   В других местах, на востоке, юго-востоке и северо-востоке Евразии, после смерти, Гипербореев, генетические изменения останавливались, так как продолжить их было не кому. Созданные люди оставались предоставленными сами себе, на той стадии развития и генетических изменений, до какой успели Гипербореи. Только облучение "гена архитектора" продолжалось несколько десятков веков, подталкивая человеческий организм эволюционировать.
  
   К сожалению, познание человека о своём происхождении не верно, а отсюда и вытекают все неприятности, связанные с межрасовым общением. Если бы люди не выясняли, какая раса лучше, и чья вера в Бога самая верная, а объединили свои способности, заложенные Атлантами и Гипербореями, то смогли бы многого добиться. Но одними движет ненависть Атлантов к Гипербореям, и не принятие законов милосердия, а другими - страх разобщения, и желание навязать своё понимание создания демократичного общества, по их понятиям - самого прогрессивного.
  
   На сегодняшний день, не смотря на смешение рас и культур, подтверждением этому рассказу является то, чем можно охарактеризовать население этих континентов, проглядывающее, как основная сущность, того или иного народа.
   Для южной части Евразийского континента, Африки и Южной Америки самой характерной чертой является строительство пирамид.
   Население Азии и северной Африки, а также и коренные жители Америки, при всём том, что они создавали в разные эпохи мощные государства - государства эти постоянно скатывались к регрессу. В этом сказывается лень и не созидательный, не творческий ум, а так же стремление к всеобъемлющей, беспрекословной власти ,правящих ими атлантов, хотя основная масса людей была трудолюбива и рабски послушна. Все властители этих государств, преподносили себя, как божество и требовали рабского поклонения, и жертвоприношений, добиваясь этого жестокостью, силой и принуждением. У всех народов, как бы не разнились их сказания - божества были жестоки, злопамятны, ленивы и требовали богатых подношений и даже людских жертвоприношений. Все эти государства построены на костях рабов.
   Те же государства, которым повезло, или не повезло - это как посмотреть, которые создавались без Атлантов (после взрыва туда выкинуло только рабов) - Китай, Япония, Индия и некоторые другие, развивались очень медленно, в них веками ни чего не менялось.
   Только начатая Гипербореями стимуляция, при помощи спутника, "гена реконструктора", у создаваемых ими людей, вывела и их из спячки. Но, так как орбита спутника, была смещена к северу, стимуляция проходила очень медленно, но и она дала толчок к эволюционным изменениям.
   Люди этих стран, в память об Атлантах, придумали себе богов очень похожих на их бывших господ. Население этих стран характеризует работоспособность и беспрекословное подчинение. Генерировать идеи они не способны. И сами эти народы признают только власть силы и жестокости, хотя, как и всё живое, стремятся к добру. Демократические принципы им чужды. Ведь они потомки рабов Атлантов, в которых было генетически заложено то, или иное физическое совершенство, нужное для работ, а так же выносливость, неприхотливость, работоспособность, и абсолютное обесценивание собственной жизни. А самое главное, что попытались заложить - это беспрекословное подчинение силе и только ей. Поэтому, эти люди поклоняются только силе, доброта и сострадание - это признак слабости для них.
  
   Африка тоже была заселена после взрыва, но, судя по всему, хозяев - Атлантов, на большей части континента, не оказалось. К тем особям, что были брошены на этом континенте Атлантами, после экспериментов по созданию рабов, добавились ещё и те, кто работал на Атлантов. Но, не те не другие не способны были создать государства и, разделившись на племена и семьи, выживали каждый как мог.
   "Повезло" с господами только северной Африке - цивилизация древнего Египта.
   Туристы, гуляющие по развалинам некогда мощного и процветающего государства, и разглядывающих фрески гробниц фараонов, недоумевают, как столь могущественная и гордая раса могла выродиться до нищих попрошаек и купи-продай-меняльщиков? А она и не выродилась - она была такой всегда, но когда государством правили фараоны и их семьи (а это были не кто иные как Атланты), они заставляли рабов подчиняться, и делать всё что требуется для поддержания благополучной и богатой жизни, для себя и своих приближённый. С уходом Атлантов цивилизация рухнула. Рабы не могут править государством - они хотят жить, как жили их хозяева, но не умеют. Они не понимают, что с уходом Атлантов не исчезла надобность в труде. Они не приучены обрабатывать сами себя. При Атлантах рабам приказывали, где, что и как делать, их заставляли много работать, но не на себя, а на господ, и господин же решал, кому какие блага положены, то есть - занимался планированием и распределением.
   У всех рабов есть понятие - господин это тот, кто ничего не делает (рабы не понимают, что владение умом, тоже труд) и поэтому, оставшись без господ, они не хотят заниматься физическим трудом (а головой не научились, и не хотят учиться), так как, в их понимании, это унижает их, низводит до рабов. И это отличительная черта всех наций, когда-либо прошедших через рабство.
  
   Особое место в этом списке занимает коренное население Австралии. На этот небольшой континент выкинуло взрывом рабов, которые не прошли полный курс генетической замены, или Атланты нарочно создавали таких людей для простых работ. А облучение спутника, запущенного в своё время гипербореями, не доходило до них, так как он летал над северным полушарием, и их "ген архитектор" работает медленно, только на природной стимуляции.
   А может, его и нет совсем.... Как бы там не было, но факт остаётся фактом, там живут люди не способные создать государство и цивилизацию. Они до сих пор ведут полудикий образ жизни, и все попытки включить их в жизнь современной цивилизации не увенчались успехом.
   Эти люди, живя в Атлантиде, самих атлантов не видели и цивилизации, как таковой, они тоже не видели. Всё что они помнят, так это то, что их, ещё видимо диких, доставила большая птица (видимо какой-то летательный аппарат), либо большое морское животное у себя в животе (видимо корабль). Это было самым запоминающимся для их предков, поэтому до сих пор сохранилось в легендах. Многие племена почитают тех или иных животных или птиц, считая их своими Божествами или предками, и поклоняются им. Это, кстати, характерно и для многих племён в Африке, и на океанических островах. Они все считают, что произошли от различных животных, птиц или рыб.
  
   На северной половине Евроазиатского материка пирамид нет, есть сооружения типа Стоунхенджа - это ни что иное, как измерители времени, местонахождения Земли в пространстве и движения звёзд. Ту же функцию, у Атлантов выполняли пирамиды. Все эти сооружения под гробницы и места для совершения религиозных обрядов приспособили потом, когда истинное предназначение этих сооружений было забыто.
   Население Евроазиатского материка, где расселялись Гипербореи, при всей своей неоднородности можно объединить одной очень важной чертой - они созидатели, творцы. Так как Гипербореи создавали не рабов, а равных себе людей, и учили демократическим принципам. Учили не только творить и создавать, но и добру и состраданию. А самое главное, учили учиться и, как видим, преуспели в этом. Поэтому современную цивилизацию создают и двигают вперёд именно умы северян.
  
   Среди населения северных стран до сих пор встречаются маги. В том числе и в России. Они научились не афишировать свои способности и просто являются выдающимися художниками, талантливыми учёными, врачами и т.д. К скрытному образу жизни их приучили люди, негативно и даже агрессивно относящиеся к магам. Сколько раз человечество начинало охотиться на ведьм? Сколько магов погибло.... И в этом кто-то помогал толпе обезумевших от страха людей.
   Во-первых, помогали вычислить мага, во-вторых, схватить и, в-третьих - убить. Всё это очень не просто, но случалось неоднократно, и на случайное стечение обстоятельств не похоже.
   Когда маг становиться взрослым его уже практически не возможно вычислить даже такому же магу. Со временем чувство самосохранения научило их закрываться на ментальном уровне.
   А вот дети ещё этого не умеют...
  

ПОСЕЛЕНИЕ.

   Ребёнок - маг может родиться и у нормальных людей, т.е. не магов и тогда, быть выгнанным, из отчего дома, для него было элементарно просто, особенно тогда, когда от всего необъяснимого люди приходили в ужас. Из кого-то видимо пытались и дьявола изгонять.
   Бабушка рассказывала, что некоторых детишек привозили избитых до полусмерти, со страшными следами пыток.
   А бабушка, с малых лет, была лекарем - ведуньей и поэтому ей приходилось выхаживать этих несчастных. Видимо, в поселении, где жили моя бабушка и дед Матвей, вычисляли таких детей, забирали к себе, и помогали им выжить в этом мире, учили и воспитывали.
   Ведь быть магом это не так уж и здорово, если у тебя, ещё маленького, нет покровителей и защитников, которые бы не боялись и ненавидели тебя, а понимали бы и любили.
   Заодно с необычными детишками, пригревали и обычных сирот, учили и выводили в люди, но в поселении не оставляли.
   Жизнь, в поселении староверов была, отнюдь, не лёгкой, но жили дружно и ладно.
   Беда пришла внезапно, откуда не ждали. В конце 19 века с торговым обозом, из ближайшего города, была занесена страшная болезнь.
   Случилось это, очень не вовремя. Старший лекарь - ведун ушёл с обозом, отправленным в Москву. Он отправился за новыми книгами и хирургическим оборудованием. Из лекарей в поселении осталась Евдокия - мать моей бабушки и она сама Пелагея - подросток двенадцати лет.
   Но беда и становится бедой, когда разрозненные, друг друга, вроде бы не касающиеся обстоятельства, вдруг сплетаются в верёвку, а когда веревка готова, то любое событие, не тянущее, в обычное время, даже на неприятность, превращает верёвку в удавку.
   Евдокия ещё до прихода обоза, пошла в лес за чагой, с собой взяла только своего сына - Егория, погодка Пелагеи. Охрана не требовалась, так как уходить далеко она не собиралась, свой лес знала. Зверей она тоже не боялась, так как ведуньей она была хорошей и с любым зверьем бы договорилась. Но на её беду, её дорога пересеклась с дорогой вставшего из берлоги медведя. Когда они столкнулись в лесу нос к носу, Евдокия попыталась отвести медведя, но с ужасом поняла, что у медведя поражён мозг и медведь не поддаётся внушению. Всё что она успела сделать, кидаясь к поражённому бешенством медведю, так это крикнуть сыну, что бы бежал в поселение.
   Когда прибежали мужчины, Евдокия была жива, не даром она была ведуньей - она сумела одолеть медведя, но и ей досталось очень сильно, а самое страшное во всём этом было то, что слюна больного медведя попала в раны.
   Евдокию принесли в поселение, и Пелагея кинулась спасать мать и наверняка бы выходила, но на третьи сутки после этой беды пришёл обоз из соседнего городка. Будь бы её мать в здравии, она бы вовремя заметила симптомы болезни, и наверняка трагедии бы не случилось. Но Евдокия металась в жару, а все мысли Пелагеи были заняты заботами о матери.
   А оспа очень заразна и быстра...
   И уже через двое суток, после прихода обоза, всё поселение было больно. Заболела и сама Пелагея, её магических силёнок едва хватило на то, что бы вытащить себя из болезненного беспамятства. За те несколько суток, а может и недель, когда она боролась со своей болезнью, умерла почти половина жителей поселения. Из второй же половины, большинство людей, из когтей смерти, вытащила она - маленькая девочка Пелагея. Шатающейся тенью, сама вся в болячках, она сновала из одного дома в другой отпаивая, заговаривая и просто протапливая избы (ведь стояла зима), давая, пить и есть больным людям. Но свою семью, она спасти не смогла. Все умерли ещё до того, как она успела вытащить себя из объятий смерти.
   Когда пришёл обоз из Москвы, болезнь из поселения уже ушла, унеся с собою 3\4 населения. В городке же, из которого была занесена болезнь, в живых не осталось никого. Эту страшную весть принесли пришедшие с обозом.
  

ПЕЛАГЕЯ.

   Нежданно-негаданно Пелагея стала самой богатой невестой. Всё чем владели её родители, старшие братья и дед с бабушкой перешло к ней как к единственной наследнице, а это ни много не мало почти 90% всего хозяйства поселения, ценные бумаги на прииски, предприятия и дома в различных городах, да ещё драгоценности прадедов.
   Это стало проклятием для неё.
   Не надо думать, что маги все высоконравственные люди. Среди них так же встречаются, мягко выражаясь, нехорошие люди.
   Одним из таких неприятных людей был троюродный брат Евдокии, Епифан Надымов. Он был ленив, патологически жаден и хитёр, злобно завистлив, и почти не обладал магической силой. Но он остался жив - Пелагея же, на свою голову, выходила.
   У Епифана был сын Макар на два года старше Пелагеи, а характером весь в папеньку. И в голове Епифана родилась идея оженить Макара на Пелагее, и тем самым прибрать к рукам всё богатство дальней родственницы. Как на грех других подходящих кандидатур в поселении больше не осталось.
   Конечно, были и другие мужчины, но по степени родства они или слишком близко стояли к Пелагеи и их брак с нею, от этого был не возможен или были стары. Поэтому, старейшины, те, что остались в живых, хоть и с неохотой, но одобрили этот союз. В хорошие времена у старейшин даже мысли бы такой не зародилось - уж больно Макар был не парой для Пелагеи, но это было в прошлом...
   Из года в год притязания дядьки Епифана становились всё настойчивее. Все попытки Пелагеи отвертеться от этого союза были тщетны. И когда она поняла неизбежность происходящего, то решила бежать.
   У Пелагеи с детских лет был друг - Матвей. Он был сыном двоюродного брата отца Пелагеи и носил ту же фамилию - Орефьев. Очень рано потерял родителей и долго жил в семье Пелагеи, хотя родители оставили ему добротный дом, в который он и перебрался возмужав.
   Был учеником кузнеца, а после трагедии, единственным кузнецом в поселении. Слыл сильным магом и ведуном. Пелагея очень нравилась ему, но переступить через запрет родственных браков он не мог, как не уговаривала его Пелагея. Она же предлагала бежать из поселения и как можно дальше. Пелагея понимала, что ей не разрешат остаться не замужней, а единственной кандидатурой был Макар.
   Пелагея уже для себя решила, что она уйдёт, даже если Матвей не захочет идти с ней. Она собрала уже вещи в котомку, взяла немного драгоценностей и денег. Она понимала, что если она заберёт всё, да ещё и прихватит ценные бумаги, то дядька кинется искать её непременно, и будет искать с большим рвением. Если же она, большую часть ценностей оставит и бумаг не тронет, то и искать её Епифану будет не к чему - ему перейдут все богатства, и ему на руку будет объявить её погибшей.
   Если же Матвей с ней не пойдёт, то всё останется ему, а значит в поселении, и при этих обстоятельствах её то же вряд ли будут усердно искать. Да и набирать много было нельзя. Больше двух вьючных лошадей она с собою взять не может, а в дорогу нужно и еду и одежду взять, путь то не близкий. Если бежать, то бежать далеко, иначе найдут - Волхв почувствует, не сможет она постоянно закрываться.
   Уходить она решила по весне, чтобы половодье отрезало погоню.
   Но судьба решила за неё.
   В начале февраля умер старый Волхв, он единственный сдерживал Епифана, не давал "разгуляться".
   Умер странно. Внезапно. Так волхвы не умирают...
   В поселении запахло чужими, но никто, кроме Пелагеи этого не чувствовал - она была самым сильным магом в поселении. Чувствовала нависшую беду, а чужих ментально слышала, и понимала, что пришли именно за ней. Она попробовала поговорить с Матвеем, но даже он от неё отмахнулся, мол это просто последствие эпидемии и её личных переживаний.
   Всех в поселении как придавило, всё валилось из рук, даже печки и те не горели, а дымили. Один Епифан ходил гоголем, он остался в поселении за главного, и не скрывал своего торжества. Готовился к свадьбе сына - он назначил её на масленицу.
   У Пелагеи совсем не оставалось времени. Да и сил уходило очень много для ментального "зонтика" - она чувствовала, как чужие пытаются пробиться через её мысленную защиту. Она перестала спать, боясь, что во сне её защита ослабнет и все её планы станут известны. Но даже не это было самым страшным - она боялась, что её сломают, выжгут душу и заставят работать на кого-то очень не доброго и страшного.
   Над всем поселением нависла угроза, она это чувствовала, но как это объяснить людям, задавленным почти непосильным трудом на выживание, если даже Матвей ей не поверил. Да и основной дичью была она, и её свадьба с ненавистным Макаром была на руку чужим. Это всё Пелагея поняла из перехваченных ею ментальных разговоров между чужими. Она должна была стать орудием для кого-то, кому-то нужны были её магические силы. Нежелание быть оружием в чьих-то руках подстёгивало её. Пелагея осознавала, что как не сильна она, но она одна, а охотников много. И они подловят её в момент усталости, и совместными усилиями сломают её блок защиты.
   Как хорошо, что конюшня находилась на некотором отдалении от поселения и конюхи были слабыми магами. Да и дом Пелагеи находился на окраине поселения. Она уже наметила себе время ухода, но судьба опять внесла свои коррективы.
   В середине февраля, когда ночь начинает отступать от этих северных мест, а мороз крепчает, начался буран.
   Такого люди давно не видели.
   Поселок замело по самые трубы, а буран и не думал утихать, как будто природа решила стереть поселение с лица земли, похоронить его под снегом на веки вечные. И вот в эту непогодь, в посёлок, вышел цыганский табор. Как его занесло так далеко от населённых мест, да ещё и зимой? Или у Пелагеи действительно был хороший Ангел-хранитель, который понимал, что одной ей из леса, при всех её способностях, очень нелегко будет выйти, да и знания городов и городского населения у неё было очень плохим. Не ходила она в город - не любила.
   Цыган приняли, хоть и не принимали до этого ни кого постороннего. Обычно быстренько давали проводника, и отправляли в город. Но в буран, ни какой проводник не проведёт, да и цыгане были полумёртвые от усталости. Много было и больных.
   Определили их по пустым домам, таковых много после эпидемии в поселении было. Одну цыганку Пелагея взяла к себе, чтобы ухаживать за ней, обморозилась та сильно и ослабла. А ещё угадала Пелагея в ней сильного мага, хоть та, не смотря на слабость, хорошо прятала свои способности. С ней в дом Пелагеи пришёл и сын цыганки, Григорий. Ему, так же как и Пелагеи стукнуло 17 лет, но чисто внешне, он выглядел совсем мальчишкой, поэтому, в поселении, ни кто на него не обратил внимания, и слова не сказал.
   В первую же ночь цыганка подозвала Пелагею к себе и, укрыв их обеих защитой, зашептала -
   - Полюшка, тебе уходить нужно. Воспользуйся бураном. Ты же чувствуешь, это не просто буря, её нарочно наслали в помощь тебе. Пока она кружит, ментальные поисковые системы бессильны уже в паре метров. Гришку своего, я тебе в помощь привела. Не смотри, что мал, в дороге хорошим помощником будет. Он не маг, но добрый и работящий, и пронырливый, случай чего и нужных людей найдёт, и бумаги поможет выправить...
   Буря ещё недели две лютовать будет, и я, примерно столько же продержусь, и глаза отвести сумею, и своим, и твоим, так, что бы не хватились подольше тебя. Если Эти завладеют тобой - беда будет. А они сделают это, поэтому и со свадьбой торопятся. Ты в брачную ночь от злости, унижения и боли, поневоле откроешься, а они наготове будут. Только Власий, ваш Волхв, на пути у них стоял. Как они его убрали? Наверняка без Епифана не обошлось. Твой дядька, от жадности и жажды власти, голову потерял, когда согласился им помогать.
   - А кто они?
   - Они не люди. Запомни их ментальный след и постарайся, в ближайшие 3-4 года не пересекаться с ними.
   - А потом?
   - Потом, ты повзрослеешь, сил у тебя прибавится, и они не осмелятся тебя преследовать. Тогда ты будешь сильней и меня и Власия, вместе взятых.
   - В поселении остаётся мой друг он тоже сильный маг. Они его могут захватить.
   - Матвей - то? Нет, он им не нужен. Им нужна только ты.
   - Но почему?
   - Это долго рассказывать. Некогда. Потом, когда научишься выходить из тела, сама узнаешь...
   Уходи сегодня... Ты же уже собралась...
   Гришке только найди одежду потеплее и поудобнее.
   Продуктов побольше возьми, котелок и тулупы для себя и попоны для лошадей...
   Ближайшую тысячу вёрст в города и деревни не заходи. Да и потом, постарайся глаза отводить, обличье и себе и Гришке поменять. В маленькие деревни, вообще, постарайтесь не заходить - люди там от скуки и отсутствия зрелищ памятливы и болтливы...
   Идите на запад, там людней, легче затеряться. На Урале много сейчас городов и посёлков заводских возникло. Пришлых людей много, и вам место найдётся.
   - Как же мы такую прорву вещей-то взять сможем? Это под вьюк лошадей шесть потребуется. А ведь и им ещё корм нужен, чай не лето на дворе-то.
   - Ну и что, что шесть? Гришка справиться. А насчёт корма - по дороге у вас заимки будут, помнишь поди, с матерью за травами в ту сторону ходили? Через каждые 250-300 вёрст в тайге стоят. Там для себя ночлег найдёте, а для коней корм. В бочках под лавками овёс зарыт, Гришка знает, он сам и зарывал этим летом.
   - Так вы всё это предвидели? - Пелагея почти кричала - могли бы предупредить...
   - Тише! Тише, ты не разумная! - старая цыганка махнула в сторону Пелагеи рукой, - Не настолько я сильна, чтобы предвидеть так далеко. Подсказали мне, что делать, попросили тебе помочь. Я тоже спрашивала - почему не предотвратить беду, а мне сказали, что не в наших силах спасти всех. Надо попытаться спасти хотя бы тебя. Вот мы с табором и шли тебе на помощь. С самой Румынии шли... Очень торопились.
   Так что не вини меня. Нет моей вины в том, что случилось. И слушайся меня сейчас, а то и тебя мне спасти не удастся. И все жертвы будут напрасны.- Цыганка устало закрыла глаза. Откинулась на подушку и прошептала -
   - Всё собирайтесь. Разговоры окончены. До рассвета осталось восемь часов. За это время вам надо собраться, и, как можно дальше, уйти надо.
   На разговоры у цыганки уже сил не было. Все свои силы она сейчас вкладывала в ментальное прикрытие.
   Пелагея кинулась к сундукам. Открыла, нашла мужские вещи для Григория.
   - Григорий, иди, бери, что подойдёт и одевайся, да на сменку с собой прихвати, а я пока продукты собирать пойду, да отвар твоей маме сделаю.
   Накидала дров в печь, что бы на подольше хватило. Напоив цыганку и оставив ей отвару ещё на несколько дней, Пелагея задумалась, как перетаскать всё это к конюшне. О том чтобы лошадей сюда привести не могло быть и речи.
   - Волокушу сделай, - зашелестел голос цыганки - из шкуры, что на полу лежит. Она на морозе жёсткой станет и выдержит весь груз. Торопитесь детки. С каждой потерянной минутой шансов избежать беды у вас всё меньше. Я прикрою вас, но надолго меня не хватит. Поэтому бегите, не останавливайтесь, пока хоть капелька сил есть двигаться. Я постараюсь погоне глаза отвести, по ложному пути их пустить, но не обольщайтесь, они быстро спохватятся.
   Про заимки не знает ни кто - охотников в поселении не осталось, с табора туда я да Гришка ходили, так что есть у вас шанс. Бегите!
   - Матвей знает... - выдохнула Пелагея.
   - Он первый ко мне придёт. Он, не дурак, всё поймёт, и погоню уведёт. Бегите! Бегите, не разумные дети!
   Обняв мать, Григорий схватил огромную медвежью шкуру и ринулся к двери. Как только открылись двери в сени, гул бури заглушил все остальные звуки. Пелагея достала охотничьи лыжи, подбитые мехом и проверила крепления.
  

БЕЗУМНЫЙ ПЕРЕХОД.

   Григорий сбросил щеколду и потянул дверь выходящую на улицу, дверь неожиданно легко подалась и, отшвырнув человека, распахнулась. Лестницы, ведущей в низ на землю, не было и в помине, сразу за порогом лежали сугробы. Первый этаж дома, как будто и не существовал. В сени ворвался ветер и за то короткое время, что они с Пелагей вытаскивали шкуру, намело целый сугроб.
   Вытащив шкуру на улицу, они столкнулись с другой проблемой - ветер чуть не вырвал её у них из рук. Пришлось Пелагее лечь на неё, прижать своим телом, а Григорий кинулся таскать вещи. Это оказалось совсем не легким занятием - ветер не давал поднять головы, так и норовил подхватить очередной тюк и унести в неизвестном направлении. Пелагея, задубевшими на морозе руками, связывала перемётные сумы между собой, а Григорий, скользя и падая, перетаскивал их из дома.
   Наконец все сумы лежали на шкуре. Гора вещей оказалась приличной, но шкура держала. Кое-как закрыв дверь в сени, два подростка впряглись в волокушу, она на удивление легко сдвинулась с места. Ветер, на счастье, в основном дул им в спину, и они, порадовавшись такой малости, двинулись в кромешную темноту к конюшням.
   Уже в полуметре от носа ни чего не было видно, и если бы не Пелагея, то они ни когда бы не выбрались. Только её магическое чутьё вывело их из этой смертельной круговерти.
   Добравшись до конюшни, Пелагея поняла, что о конюхах можно не беспокоиться - они все спали. Усыпив их покрепче, Пелагея толкнула дверь, та на счастье оказалась не заперта. Перетащив вещи в конюшню, Пелагея пошла отбирать лошадей. Выбрав восемь лошадей и выведя их к выходу, она с Григорием начала их седлать и вьючить. Лошади знали Пелагею и поэтому беспокойства от манипуляций людей не проявляли, но, слыша завывания бури, испуганно косились на дверь, прядали ушами и всхрапывали. Пелагея заботливо укрыла их мохнатые бока попонами из волчих шкур. Во-первых предохранят от ветра, а во-вторых - от волков. Старательно связала концы попон под крупами лошадей, чтобы ветер не раздувал. На ноги одела им кожаные чулки, а на копыта каждой - снегоступы, летом их применяют для ходьбы по болотам, а зимой по снегу. Очень удобная штука. Лошади были к этому привычны. В поселение нет дорог, а возить грузы надобно и летом и зимой, поэтому и придумали для лошадей такое обмундирование.
   Оба они, и Пелагея и Григорий знали лошадей и умели с ними обращаться, поэтому работу сделали быстро и сноровисто. Открыли дверь и попытались вывести лошадей не улицу, но это оказалось не просто. Лошади наотрез отказывались переступать порог конюшни, то, что творилось на улице, вызывало у них панический ужас.
   Пелагея растерялась, тащить лошадей на магии - у неё нет столько сил! У неё от безысходности подломились ноги.
   - Поля! - стараясь перекричать ветер, тормошил её за рукав Григорий - Поля, очнись! Шоры есть здесь!
   - Что? Какие шоры? А...- наконец-то смысл вопроса дошёл до сознания Пелагеи.
   - Есть! Конечно есть, ведь наши лошади не привыкшие к городу, поэтому, чтобы не пугались и сшили.
   Пелагея кинулась в глубь конюшни за шорами.
   Притащив их, она с Григорием начала обряжать лошадей, в сей незатейливый наряд, не дающий лошадям глазеть по сторонам.
   - Ты гриву-то не откидывай - учил Григорий - наоборот ремнём прижми.
   - Так они же ни чего не будут видеть...
   - Вот и хорошо. - Проговорил Григорий, затягивая ремешок. - Кроме, как под копыта себе им смотреть и не надо. Я тут сам справлюсь. Ты пакли найди или ваты.
   - А это-то зачем?
   - Уши им заткнуть. Нас они по такому ветру всё равно не услышат, поэтому от воя бури давай попробуем их оградить. И ещё, нет ли здесь цепи металлической?
   - А она-то тебе зачем? И много ли надо? - Удивилась Пелагея.
   - Поводья, какими мы связали лошадей, кожаные, на ветру и морозе обледенеют и легко порвутся. Мы же, в таком буране, вовремя можем не заметить, и потеряем вьючных лошадей.
   - Понятно. Здесь нет, но мы сейчас пойдём мимо кузни, там есть.
   - Хорошо. Неси паклю.
   Наконец-то они выбрались из конюшни. Лошади на удивление спокойно шли друг за другом, слегка приседая от ветра. Дошли до конюшни. Пелагея, сняв лыжи, нырнула внутрь.
   Как не темно было на улице, в кузне было ещё темнее. Но Пелагея видела в темноте, как кошка, да и знала, где на стене висят цепи. Проходя мимо молота, лежащего на наковальне, она сняла с руки рукавицу, и взялась за рукоять. Закрыв глаза, постояла несколько секунд. Она передала пакет информации для Матвея. Она знала, что, войдя в кузню, тот обязательно погладит рукоять - такая у него привычка. Вздохнула, надела рукавичку и пошла за цепью. Цепей было несколько и очень длинных, что и было надо. Пелагея выбрала две, но поднять обе сразу ей оказалось не под силу. Она подхватила одну и поволокла к выходу.
   Пока Григорий прилаживал, принесённую цепь к своей упряжке, она сходила за другой. Помогла своему спутнику связать цепью своих лошадей и взяла под уздцы седельную лошадь.
   - Бедные кони. Теперь им ещё и эту тяжесть тащить придётся. - Пожалела лошадей Пелагея.
   - Зато не потеряются. Согласись, для них это более опасно.
   - Да, ты прав... Пропускай теперь меня вперёд, и пошли.
   Пелагея, огибая Григория, шагнула в пургу. Лошадь тронулась за ней. Но вот Пелагея опять появилась из снежного вихря.
   - Давай-ка ещё твоих лошадей к моей последней привяжем, чтобы тебе не вглядываться в пургу. Я то на магическом зрении пойду, а тебе тяжко будет. Да и я не буду, непрестанно, назад оглядываться.
   Пелагея сбегала ещё за одной цепью. Они скрепили между собой две упряжки. Пелагея видела, что Григорий очень устал, держится только на мальчишеском упрямстве и, чувстве ответственности. У неё самой-то ноги заплетались, а ведь они ещё даже из поселения не вышли.
   - Оставь-ка лошадей. Пошли. Держись за мной. - Пелагея потянула за рукав мальчишку.
   Держась за лошадей, они добрались до седельного коня Пелагеи. Откинув край тулупа, прикрывавшего седло и седельные сумки, Пелагея достала в одной из них флягу. Отвинтила крышку и протянула Григорию.
   - Пей, иначе мы далеко не уйдём. Постарайся сделать не менее трёх глотков. Гадость отменная, но сил добавит.
   Григорий молча отпил из фляги, постаравшись из всех сил не поморщиться. Но судорога, пробежавшая по телу, заставила его передёрнуться. Пелагея тоже отпила, и спрятала флягу на место.
   - Часов на шесть-семь хватит. Не геройствуй. Почувствуешь, что обессиливаешь, скажи, я ещё дам настоя. Пошли вместе, рядом. Смысла тебе идти, со своей связкой нет ни какого. Мы их крепко привязали. А если потеряем, то потеряем, значит, так тому и быть. А то, я тебя, вместе с ними потеряю - и тебе конец, и мне плохо. Ну, тронулись. С Богом!
   Пелагея потянула коня за уздцы, и шагнула в пургу. Григорий, взявшись за повод, шагал следом. Через некоторое время их обступили деревья, но ветер, как ни странно не стих. Он стал только чуточку слабее, но это отнюдь не облегчило продвижение. В лесу снег стал рыхлее и даже со снегоступами ноги у коней проваливались довольно глубоко. Людям тоже приходилось не легко, широкие охотничьи лыжи тоже проваливались в снег. Хорошо, что Пелагея знала в лесу все тропы. Вот и сейчас они шли по одной из них. Тропу, конечно замело, но на ней, под снегом, не было бурелома, и можно было шагать смело, не боясь провалиться в какую либо яму, или переломать ноги о поваленное дерево. Только ветви деревьев, тесно обступающих тропу, создавали помеху, они, придавленные снегом, иногда переплетались между собой так, что приходилось с большим усилием раздирать их смёрзшиеся лапы. Выручали их сейчас только парки да малицы, лёгкие тёплые, не дающие снегу набиться внутрь.
  
   За год до эпидемии, Евдокия с Пелагей и ещё с несколькими поселянами ездили на север, к хантам, за пантами, а заодно везли различные металлические изделия да травы для лечения.
   Приехали, а оленеводов нет на летнем стойбище, и явно не приходили ещё в этом году. Евдокия сразу поняла, что что-то тут не так. Решили идти на место зимней стоянки.
   И хорошо, что пошли искать.
   Ужасная картина предстала перед их глазами - много мёртвых, а оставшиеся все больны - корь. Еда закончилась, да и разжечь костры не кому, да и не чем. Когда дети-то корью болеют плохо, а когда взрослые - вообще беда. Пришлось не только людей лечить, но и стойбище на летнюю стоянку перетаскивать, так как на старом месте олени уже всё съели, и уже начали разбегаться. Кое-как стадо собрали. Хорошо, что с ними тогда Матвей пошёл - без его силушки вряд ли бы справились. Больше месяца они тогда у хантов провели. И лечили, и за оленями смотрели и кормили больных, пока на ноги не встала, большая часть людей, и не смогла уже самостоятельно, вести хозяйство.
   Расстались уже даже не друзьями, а почти родственниками. А год спустя, ханты к ним в поселение в гости пришли - отдаривать спасителей. Вот тогда то и привезли свою национальную одежду. Сначала было непривычно в шкурах, а меховые штаны смешили до колик, но зимою Пелагея по достоинству оценила все прелести этого одеяния, особенно если нужно было идти куда-то на большие расстояния. Одежда была лёгкой, не боялась ни морозов, ни влажности, и ветром не продувалась.
   Вот и сейчас, Пелагея добрым словом вспоминала одаривших её такой прелестью. Капюшон парки обшит хорошим мехом, на который не намерзает снег и пар от дыхания, а стянутый вокруг головы не пропускает к телу ветра, сама парка не стесняет движений, легка и не потеешь в ней.
   А рукавицы и унты... - в обычной одежде уж давно бы руки ноги отмёрзли, а тут комфортно тепло.
   А меховые штаны, над которыми она так потешалась? Что бы она сейчас без них делала?
   Правда своё одеяние стало мало, и пришлось одеть мамино, но от этого было ещё теплее и уютнее. Правда, запах матери, не выветрившийся со временем, навевал грустные воспоминания.
   Григорию пришлось отдать одежду Орефы - среднего брата. Она ему как раз в пору пришлась. И ему, наверное, тоже было удобно.
   Пелагея оглянулась на своего спутника. Цыганёнок шёл за ней, вцепившись в повод лошади и глядя только себе под ноги. Короткие охотничьи лыжи для него явно были в новинку, но он терпеливо учился на ходу.
   Морды первого коня сквозь метель уже было не видно, сплошное снежное месиво. Даже для неё ведуньи не видно. Так что это она ошибочно подумала, что Григорий под ноги смотрит - ни куда он не смотрит... Темень непроглядная, да ещё буран...
   - Постой - Пелагея рукой остановила, чуть не налетевшего на неё Григория -
   - Я пойду, посмотрю лошадей, а ты передохни малость.
   - Почему ты? Давай я схожу.
   - Ты мне больше поможешь, если постоишь. Не геройствуй. Я привычная и к лесу, и к снегу, и на лыжах давно хожу. Тебе же это всё, в новинку. Да и ведунья я... У нас сил больше, чем у простых людей.
   Похлопав Григория по плечу, Пелагея достала мешочек, с специально приготовленными сухарями, и пошла назад.
   Лошади понуро стояли под снежной круговертью, все в снегу, мало чем отличаясь, от лежащих рядом сугробов. Пелагея подходила к каждой, смахивала с морд снег и очищала ноздри, потом каждой давала сухарик. Лошади благодарно кивали головами и норовили выпросить ещё по сухарику. Все лошади были целы и чувствовали себя нормально, если это можно было сказать о ком-либо, кто оказался в такую погоду на улице. Пелагея мысленно похвалила себя за то, что укрыла лошадей попонами. Шкуры хорошо предохраняли от стегающих снегом порывов ветра. Да и кожаные чулки пришлись к месту - лошади не резали ноги о наст. Идя назад, она ещё дала каждой лошади по сухарику.
   Сухари она готовила из специально приготовленного хлеба. Зная, что дорога предстоит не лёгкая, и лошадям, так же как и людям, потребуется выносливость, она вмешала в тесто специальные травы.
   Да, знала она, что дорога будет не из лёгких, и что торопиться придётся, но что придётся выходить в такой буран...
   Где-то на полпути она наткнулась на идущего навстречу Григория. Он, перебирая руками по лошадям, как слепой по стеночке, шёл ей не встречу,
   - Ты зачем за мной пошёл?
   - Я думал, что что-то случилось. Тебя всё нет и нет ...
   - На, вот, лучше пожуй - Пелагея протянула ему сухарик, а следующий положила себе в рот.
   - Думал он.... А я думала, что ты немного хоть передохнёшь. - Она дала очередной сухарик следующей лошади.
   - Пошли, нам надо торопиться. Светать скоро начнёт. Хорошо, что следы за нами ветер заметает, я проверила. Сразу за последней лошадью снега столько намело что, такое впечатление, что мы сюда с неба свалились. Причём даже ментальный след замело, видать и правда буран не простой, кто-то бережёт нас с тобой.
   Добравшись до своего Орлика, которого опять замело, как будто Пелагея его и не чистила, взялись за повод и продолжили свой путь в неизвестность.
   Рассвет они встретили уже на водоразделе.
   Но рассвет облегчения не принёс. Буран бушевал по-прежнему, а поэтому видимость практически не улучшилась - далее метра всё тонуло в снежной пляске. Тропа продолжалась по водоразделу - вниз спускаться нельзя - в долине, сейчас засыпанная снегом, каменная река. Преодолеть её летом, и без лошадей и то не легко, а сейчас это просто ловушка. Но и по водоразделу сейчас идти, отнюдь, не безопасно. Ветер просто сдувает, вымотанных нелёгкой дорогой путников, а ещё впереди есть места, где обрывы подступают к тропе почти вплотную, и тропа там не шире метра, не дай Бог оступиться.
   Машинально переставляя ноги, Пелагея обдумывала дальнейший путь. Ни какого выбора у неё не было, а идти предстояло ещё долго. Выдержат ли лошади? По этой дороге даже летом ходили с привалами - тяжела она для путников, а зимою, ни кто не рискнул бы, даже подумать, пройти тут. Но перед ней не стоит вопрос - идти или не идти и, поэтому, страхи нужно загнать поглубже. Нужно собраться и поднять все свои силёнки, растопырить все свои магические чувства и уловить эту тропу. Цыганка сказала, что пока бушует буран, магический всплеск действует не более двух - трёх метров, ей, чтобы видеть тропу - хватит, а чужие - не запеленгуют.
   - Пелагея - это Григорий нагнал её - Пелагея постой! Не могу я больше, да и лошади вряд ли долго протянут. Надо где-то привал искать.
   - Нельзя нам тут останавливаться. Здесь погреться негде. Будь мы без лошадей, в снег бы закопались и переждали бы пургу, но лошадей девать некуда, а они замёрзнут на таком ветру. Надо идти, Гришенька. - Пелагея сняла рукавицу и погладила его по щеке. - Давай, ты сейчас отдохнёшь, а я пойду лошадей посмотрю. - Пелагея достала из-под малицы, фляжку - на, попей. Много только не пей, а то сердце не выдержит - там сильный стимулятор. - Подошла к коню порылась в суме и достала котомку - тут еда - поешь.
   На сей раз, Григорий даже не пытался геройствовать, сил видимо не осталось совсем. Он молча взял котомку и плюхнулся в снег.
   - Э, э! А вот этого делать не надо. Хоть штаны и не промокают, но морозится не стоит. Сними лыжи и сядь на них.
   Пелагея помогла ему подняться и снять лыжи. Убедившись, что теперь всё в порядке, пошла к лошадям.
   Из перемётной сумы достала большой меховой бурдюк. Помяла бурдюк руками и прислушалась. Облегчённо вздохнула - жидкость не замёрзла. Укрытая, от внешней температуры, мехом бурдюка и тулупом, а с низу подогреваемая боком лошади, жидкость не превратилась в лёд. Пелагея распустила пояс парки и засунула бурдюк под неё. Ремённую петлю бурдюка вытянула под подбородком и попыталась перекинуть через голову, у неё это получилось не с первого раза, но она справилась. Затянув пояс, она поправила ведёрный бурдюк, и переступила с ноги на ногу, привыкая сохранять равновесие с этой тяжестью. Справившись с бурдюком, она достала из сумы деревянную бадейку и мешочек с сухарями. Прицепила мешок к поясу.
   Начала со своего коня.
   Она знала его с рождения. Сама когда-то к седлу приучала, и объезжала потом. Много они с ним дорог и троп лесных прошли, поэтому и понимали друг друга с полуслова. Орлик, почуяв прикосновения хозяйки, тихонько заржал. Пелагея почистила ему ноздри от намёрзшего снега, налила в бадейку немного жидкости из бурдюка и дала. Конь медленно пил парящую жидкость. Выпив, в несколько глотков питьё, Орлик ткнулся Пелагеи в руки, выпрашивая ещё. Но больше было нельзя, да и не было больше. Другим лошадям тоже надо было дать попить, а у неё только один бурдюк. Дав коню сухарик, Пелагея проверила упряжь и ноги коня и пошла к следующей лошади.
   Ветер сошёл с ума, не давал шагнуть. Стоило поднять ногу, как Пелагею начинало отрывать от земли и норовило опрокинуть. Она вцепилась в обледеневшую цепь и по ней, как по путеводной нити, двинулась дальше. Переходя от лошади к лошади, она проделала одну и ту же процедуру ещё семь раз. Спина уже ныла от постоянных поклонов - дело в том, что горловина бурдюка находилась у неё под подбородком, и хоть была длинной и гибкой, но всё равно приходилось нагибаться, что бы налить жидкость в бадейку, да и ещё постараться не пролить. Напоив и обиходив последнюю лошадь, Пелагея дала ей ещё один сухарик и пошла в обратный путь, давая каждой лошади ещё по сухарику. Коням от питья заметно стало лучше, перестали дрожать ноги и они уже тихим ржанием или пофыркиванием реагировали на её появление, когда же она шла к хвосту колонны, они от усталости даже не слышали её и вздрагивали лишь при прикосновении. Дойдя до Орлика, она сняла с себя бурдюк, остатки питья вылила в бадейку и дала коню - ему прокладывать путь для других. Спрятав пустой бурдюк и мешок из-под сухарей в суму, она пошла к Григорию. Тот, заметённый снегом почти совсем - спал. Она начала трясти его, шлёпать по лицу-
   - А ну просыпайся немедленно! Если ты не проснёшься сейчас, то будешь спать веки вечные!
   Григорий, неожиданно быстро открыл глаза.
   - Прости, я не знаю, как задремал. Ждал, ждал тебя. Хотел за тобой уже идти, но вспомнил, как ты меня за это отругала, и не пошёл. А ветер глаза заметает, вот я их и закрыл, и не заметил, как в сон провалился.
   - Вот так и замерзают.- Пелагея сгребла, насколько это было возможно снег с лыж Григория и села на них рядом с ним.
   - Дай мне тоже перекусить.
   Григорий полез под парку, он, оказывается, догадался спрятать продукты и питьё от мороза.
   - Молодец. Внимательный - видел, откуда я флягу доставала. Подумал, что и мне поесть приятно будет тёплое. - Думала Пелагея, запивая снедь ароматным настоем.
   - Как ты? Дальше идти сможешь? - уже вслух сказала она. - Нам ещё идти и идти, хорошо бы до темноты спустится с гор.- Пелагея завернула остатки еды и уложила в котомку, флягу, с остатками настоя опять прикрепила под паркой. - Вставай, моя опора и надежда, мой верный спутник! - Она встала с его лыж и подала руку ему. Но Григорий0 не взяв руки, вскочил сам.
   - Издеваешься, да?
   - И не думала. Остынь!... Остынь - смешно звучит по такой погоде.... Не находишь? - Пелагея тихо засмеялась. - Одевай лыжи. Примерно через час мы подойдём очень к опасному участку, поэтому не геройствуй, и слушайся меня. Не надсмехаться, а тем более издеваться я над тобой не намерена. Нам теперь в одной упряжке идти, и от того, как мы будем понимать друг друга, будут зависеть наши жизни. Пойми одно, я - ведунья, и многое вижу, слышу и понимаю, но тебя это не должно задевать. Пойми, иногда я забываю, что ты не ведун, и не понимаешь того, что я, но делаю это я не от пренебрежения к тебе, а просто по забывчивости. Прости, если обижаю, но ей Богу, не со зла!
   Пошли, а то лошадей так заметёт, что не сдвинутся.
   Они опять впряглись в повод Орлика, и двинулись вперёд, по дороге, видимой только Пелагеей.
   Как она угадывала в этой свистопляске путь и время?
   Через какой-то отрезок времени, показавшийся Григорию вечностью, она остановилась и подошла к нему.
   - Впереди очень опасный участок - с обеих сторон тропы обрывы. Постой я пойду, посмотрю. Не вздумай ходить за мной, сколько бы я не отсутствовала. - Отвязав притороченный к седлу шест, она повернулась и исчезла в снежной завесе.
   Сколько она отсутствовала, Григорий не знал. Но это было долго, он весь извёлся от страха за неё. Глаза уже болели от пристального всматривания в том направлении, куда ушла Пелагея. Ему даже чудились, какие-то тени в снежной мешанине, которая без устали крутилась вокруг, но это был просто снег. И он опять, ещё с большим усердием, всматривался в буран.
   Наконец его ожидание кончилось, из пурги вынырнула вполне реальная человеческая фигура.
   - Мы не пройдём там со связкой лошадей. Всех я не смогу контролировать, а стоит одной оступиться, и мы, потеряем всех.
   - А что же делать?
   - Сейчас отвяжем Орлика и ещё двух лошадей. Орлик пойдёт за мной след в след и без моей страховки. Вторую, привязанную к седлу Орлика, я буду контролировать, а с третьей пойдёшь ты. Старайся идти след в след и коня держи покороче. Да и ещё, нужно снять первую цепь и прикрепить её к Орлику. Оставшиеся лошади, вряд ли уйдут куда, а на той стороне ты будешь привязывать их опять по очереди. А я буду их переводить.
   - Это сколько же мы тут провозимся?
   - Что поделаешь.... Иначе ни как. Пошли отвязывать.
   Когда была переведена последняя лошадь и наконец-то привязана, молодые люди с удивлением заметили, что начало темнеть. Заканчивался их долгий первый день пути, а дороге ещё не было конца.
   Глотнув по глотку мерзкого, но бодрящего настоя из фляжки, лежащей в перемётной суме, они двинулись дальше. Пелагея торопилась - до темноты нужно спуститься.
   Природа наконец-то решила им помочь - они вышли на открытый склон, и там не оказалось почти совсем снега. Ветром сдуло. Пришлось снимать лыжи. И хоть ветер не утихал, и так же швырялся снегом, идти стало гораздо легче и даже лошади приободрились и прибавили, без всякого понукания, шаг.
   Каменистая плешь, насколько помнила Пелагея, тянулась километра три, медленно понижаясь. И если на ней и дальше не будет снега, то они быстро дойдут до распадка. А там, через распадок на сопку, а за ней заимка, построенная отцом Пелагеи. Для охоты на соболя он приходил сюда каждую зиму.
   И вот нет ни его, ни мамы.... Сердце сжала тоска, на глаза навернулись слёзы. Так, с горестными мыслями, глотая слёзы, она и не заметила, как они проскочили плешь. Очнулась, когда ноги увязли в снегу.
   Стемнело полностью. Но видимости, для человеческого глаза это не убавило - и днём, кроме снежинок, летящих в лицо, разглядеть было ни чего нельзя. Но для Пелагеи это не было препятствием. Она огляделась внутренним зрением - с тропы не сбились. Вышли правильно.
   - Надеваем лыжи, и идём дальше. Скоро начнётся довольно крутой подъём. Нам бы вылезти на него с лошадьми, а там, совсем рядом, заимка. Бог даст, ночевать будем в тепле.
   На сопку они, в прямом смысле, ползли. Лошади оскальзывались, падали. Хорошо, что Пелагея их каждую видела своим зрением - они с Григорием шли, и поднимали упавшую. И так много, много раз. Когда они наконец-то вылезли на вершину, их трясло от усталости, и они сами, готовы были упасть рядом с очередной лошадью. Но подъём наконец-то кончился.
   Пелагея, дрожащими руками, достала фляжку, и они отпили по несколько глотков. И вот, удивительное дело - питьё, на этот раз, не показалось им противным. А волна бодрости, прокатившаяся по телу, не казалась судорогой, а была приятной тёплой волной. Дрожь, бившая тело от перенапряжения, ушла; ноги, до этого подламывавшиеся от усталости, опять крепко стояли на земле; сердце, бившееся в горле, опустилось на своё место, и начало размеренно разгонять кровь; перестало ломить виски, красная пелена ушла с глаз.
   Григорий засмеялся, - Даже самая противная гадость, вернувшая тебя к жизни, покажется вкусной!
   - Да, если бы не это питьё, далеко бы мы с тобою ушли? Его варить меня научил один шаман. Когда я его первый раз попробовала, то помню, плевалась с полчаса. А Василий смеялся, и приговаривал - "... когда ни будь, тебе это питьё вкуснее компота покажется..." - Тогда, мало в это верилось....
  
   Начали спускаться. Тропы здесь, как таковой, не было даже летом. Приходилось идти очень медленно, обходя поваленные деревья. Темнота для Пелагеи не была преградой, а вот из-за пурги не видно было ни чего, даже здесь в лесу она бушевала вовсю, не давая Пелагее вглядываться на большое расстояние. Из-за этого несколько раз попадали в бурелом, и приходилось возвращаться. Но всё когда-нибудь заканчивается. Вот и усталые путники вышли, наконец-то к избушке.
   Дом, почти по самую крышу, занесло снегом. И чтобы попасть внутрь, им пришлось откапывать дверь. Хорошо что, предвидя такое, отец под стреху затолкал лопату. Без этого нехитрого инструмента им сейчас пришлось бы туго.
   Откопав дверь, они наконец-то попали в дом.
   Пелагея сняла, висевшую под потолком на крючке керосиновую лампу, потрясла её - керосин был. Лампа была не простая, сделанная фонарём с ручкой. Отец как-то, по случаю, её из города привёз. Приглянулась она ему - дверку открыл - зажёг, а дверку прикрыл и хоть в бурю выходи - не задует.
   Достала с печки в железной баночке спички и зажгла фитиль. В доме сразу стало светло. Прошла к печке и, запустив руку в топку дернула, на крыше что-то с грохотом упало.
   - Это приспособление придумал отец - трубу прочищает. А то там за лето и гнездо могут свить. - Она кинула в топку, приготовленную лучину и подожгла её.
   Огонь лизнул лучину, и лакомство пришлось ему по вкусу - он, с удовольствием весело загудев, кинулся дальше, затрещали дрова. Пелагея положила большие поленья и прикрыла печку.
   - Пошли лошадей развьючивать. Нам еще нужно умудриться их сюда завести.
   - Как сюда? Они же не поместятся. Дом конечно большой, но не настолько.
   - А если мы их на улице оставим, то они замёрзнут, а других волки съедят.
   Так что должны постараться всех завести.
   Как они это всё проделали - они и сами, наверное, не помнят. Устали настолько, что, затолкав последнюю лошадь в дом и закрыв на засов дверь, Григорий, не раздеваясь, упал на полати, и провалился в сон. Пелагеи хватило ещё на то, чтобы подбросить дров в печку, отцепить фляжку и погасить лампу. А потом и она, пристроившись рядом с Григорием, тоже мгновенно уснула.
   Пелагею разбудил Орлик. Он стоял и бил копытом в пол. В доме было холодно. Но всё же не морозно. Тепло от тел лошадей и людей не дало дому опять выстыть до уличной температуры.
   За стенами гудела буря. День ли, ночь ли на дворе, было не понять. Окошко избы утопало в снегу.
   Девушка с трудом разогнула затёкшие ноги. Встала, стянула с себя парку и в одной малице пошла на улицу. Дверь опять замело. Набрала в ведро, найденное за печкой, снегу и поставила на шесток. Затопила печь и, посмотрев на пляшущий огонь, ещё раз помянула отца добрым словом. Это он заготовил дрова и так много оставил в избушке - не надо идти и отрывать их под снегом.
   Зашипел, испаряясь, снег, прилипший к ведру. Запахло теплом. По стенам заплясали блики огня. Лошади, до этого мирно дремавшие, завозились, зафыркали. Проснулся Григорий. - Доброе утро! А может, вечер?
   - Привет! Как спалось?
   - Спал как убитый. Даже не снилось ни чего. Только состояние такое, будто по мне лошади бегали. Интересно, сколько я спал?
   - Почти сутки....
   - Это значит на улице опять темно?
   - И темно, и буран не утихает. Вставай. Надо лошадей по одной, по двое ли вывести на улицу и пробежаться по поляне перед домом.
   - Это зачем?
   - Затем, зачем и сам туда сейчас пойдёшь. Посмотри, какие они умницы - ни одна не нагадила. Терпят уже сутки. Да и размяться им не лишнее. Бери Орлика первого. Он немного тропу протопчет. А я, пока вы прогуливаетесь, покушать сварганю да воды им попить натоплю.
   Григорий выгуливал лошадей, удивляясь их порядочности, и не подозревая, что в этой воспитанности лежат магические усилия Пелагеи.
   Пелагея же тем временем натопила целую бочку воды для лошадей, стоящую около печки, а для себя с Григорием сварила густой суп, разогрела взятый из дому хлеб и заварила чай.
   Напоив лошадей и повесив каждой на морду торбы с отборной пшеницей, Пелагея с Григорием, наконец-то и сами сели за стол.
   - А ты готовишь не плохо. Даже здорово! Суп просто восхитителен!
   - Готовлю я, и правда не плохо, но тебе, после такого перехода, по-моему, и недоваренная картошка вкусной бы показалась. Добавки хочешь?
   - С превеликим удовольствием! А потом почаёвничаем. Я смотрю, у тебя даже мёд есть. И сухарики сдобные. И когда ты всё успела приготовить? Обо всём подумала, всё предусмотрела. Мы ведь у вас не более суток были. Да и мать заговорила о побеге в ту же ночь, что мы и ушли, а у тебя и сухари специальные и питьё...
   - Мать твоя знала, что у меня уже всё готово. Я давно собираться начала.... Хотела уйти перед ледоходом, чтобы не догнали, а с приходом чужих пришлось планы менять.
   - Чего так? И кто такие чужие? Я, конечно, не долго был в посёлке, но вроде ни кого подозрительного не видел. Правда, не уютно у вас как-то, но это, наверное, последствие эпидемии.
   - Вот-вот, неуютно.... А болезнь здесь не причём. Уже пять лет со времени эпидемии прошло. Тяжело было. Народу мало, а работы много. Но потихоньку за повседневными заботами, боль начала притупляться и даже дети первые народились. А в прошлом году умер старый Волхв. Странно умер.... Так Волхвы не умирают.
   - Как это - так?
   - Понимаешь, Волхв заранее знает о дне своей смерти, и успевает приготовиться. Напутствие оставляет своему приемнику - в данном случае должен был со мною поговорить. А он умер внезапно. Хоть, чисто внешне, ни каких подозрений - просто остановилось сердце. Если бы он был человеком - то обычная смерть.
   Да и неуютно, как ты говоришь, в поселении стало. Я тоже чужих не видела, хоть и волхв, только чувствовала. Нет-нет да пахнёт, как из сырой могилы....
   Так что - кто они такие, я ответить не могу. Знаю лишь, что враги всему живому и мать твоя это чувствовала. Она, тоже сильный волхв у тебя...
   А как вы про меня узнали, не знаешь? С чего это вы с табором, аж с Румынии сорвались? Путь-то не близкий.
   - А год назад, к нам в табор, старец забрёл. И матери этот наказ оставил - к тебе идти. Мать ему почти те же вопросы задавала, что и ты сейчас. А он ей в ответ - "Ближе буду просить, услышат. А вы, пока будете идти, ей отход подготовите. Да и ты, сильна - у тебя потом не выпытаешь, куда девушка ушла. И табор - хорошее прикрытие для тебя - не обращают на цыган внимания - идёт себе табор и идёт".
   А ещё мать его спросила, "...что неужели это стоит целого табора?", - а он ей в ответ, с грустным таким вздохом - "Не только табора, но и нас всех, ты же сама это знаешь, Рада..." - повернулся и ушёл.
   - Как это табора? Ты что такое говоришь?
   - Не велела мать тебе этого говорить..., но вылетело. Не надо этого тебе знать было!
   - Ну, уж нет! Начал - говори! - Пелагея вцепилась ему в плечи. От её взволнованного голоса прянули лошади, и нервно запереступали ногами. - Ты же явно подслушивал их разговор, и знаешь в чём дело.
   - Да не понял я. Они больше ментально говорили, а я не слышу чужие мысли, только мамины..., поэтому только вопросы и слышал. А его, только вслух сказанные слова слышал.
   Пелагея отпустила Григория и о чём-то задумалась. Чем дольше она размышляла, тем мрачнее становилось её лицо.
   - Ты остаёшься здесь! Еды тебе до весны хватит. Если я не приду, сам выберешься - я тебе сейчас карту нарисую.
   Пелагея достала бумагу и начала что-то рисовать.
   - Поля! Ты зачем назад-то пойдёшь?
   - А затем, что поняла, что мне твоя мама не досказала. Я думала она от усталости, да болезни, что-то недоговаривает. А она знала, что всех твоих сородичей уничтожат, как только поймут, что я сбежала.
   Лицо Григория вытянулось и посерело.
   - Пойду, может, успею предотвратить трагедию. Смотри: вот я нарисовала заимку, вот сопка, тебе вот сюда нужно идти, вот здесь - кедр, с тремя верхушками - от него...
   - Постой! Остынь! - обрёл, наконец-то дар речи Григорий. - Если ты всё правильно поняла, и оценила степень опасности, то нет там уже ни кого в живых. И ты, кого они спасали ценою своей жизни - попадёшь в ловушку.
   - А вдруг они ещё живы? Вдруг успею?
   У Григория по лицу текли слёзы - Даже, если и живы ещё, ты что, думаешь, их выпустят живыми? Они, даже если ещё живы - уже мертвы! - Григорий обхватил девушку руками и крепко прижал к себе.- Очнись! Ты же Волхв! Значит, твоя жизнь и свобода стоит того, чтобы Рада пожертвовала табором. Кому много даётся - с того много и спроситься. Так что, твоя расплата за это - впереди, а класть голову на плаху, по собственному желанию, в данной ситуации, согласись - глупо. Не для того столько людей озаботилось твоей судьбой. Ты для чего-то важна и нужна свободной. И ты ведь не знаешь - кто они такие, эти чужие. Сама говоришь, от них угроза исходит, а они не убить тебя хотели. Так как если бы хотели убить - справились бы с лёгкостью. Ведь старого Волхва убили без труда - а он был сильнее тебя. Они подчинят тебя и сделают послушным оружием в своих руках. Представляешь, сколько они твоими руками бед натворят!
   Так они и стояли, обнявшись, ища поддержки и сочувствия друг у друга, пока слёзы не кончились, а горесть не сменилась усталостью.
   - Надо ложиться спать, а завтра опять в дорогу.- Сквозь всхлипы сказала Пелагея.
   - Да. Пойду, торбы с лошадей сниму.
   Больше они к этому разговору не возвращались. Слишком болезненной была тема.
   Поспав несколько часов, они встали затемно и стали собираться. Пока Григорий седлал лошадей, Пелагея наделала отвара из трав в дорогу, и для себя и для лошадей. Достала из дальних вьючных сум, мешок с сухарями, и положила в суму к Орлику. - Дорога, вряд ли будет лёгкой. До этой заимки Пелагея знала тропу, а дальше.... Нет, она, конечно, ходила и дальше, но во-первых - летом, а во-вторых - это было давно. А это значит, что где-то они могли попасть на завал леса, которого прежде не было, или тропа на склоне обвалилась. Да, мало ли что могло случиться, с тех пор, как она ходила по этим тропам.
   С заимки решили прихватить лампу и бидон с керосином, лопату и несколько капканов. На других заимках, вряд ли такое богатство было, а в их дальней нелёгкой дороге всё это могло пригодиться, и не раз спасти им жизнь. А ещё Пелагея прихватила лучины на растопку. Одну ночёвку, скорее всего, придётся сделать в лесу, так как до следующей заимки, даже летом больше суток ходу.
   Лошади отдохнули и уже не так пугались бурана - даже скотина и та, ко всему привыкает и смиряется с неизбежностью. Лошадей опять скрепили цепью, а Пелагея с Григорием пошли впереди, ведя всех лошадей за собой.
   Как они шли, и чего это им стоило - знают только они двое.
   Даже для людей, привычных к лишениям и дальним переходам - сибирская зимняя тайга не покажется парком для прогулок. А они шли ещё с лошадьми, что может некоторым показаться преимуществом, но тот, кто знает лошадей и знает тайгу, скажет, что это, практически, невозможно.
  
   Но они совершили это невозможное и весну встречали, переправившись по льду через Енисей. На его берегу стояла очередная заимка и в ней решили пожить несколько дней. Нужно было помыться, подремонтировать упряжь и одежду, да и отдохнуть надо было и людям и лошадям. Да и заимка способствовала этому. Она использовалась не только охотниками, но и рыбаками для зимней ловли рыбы. Рыбаки, видимо, только-только ушли отсюда, ещё не выветрился рыбный запах. А так как люди жили здесь довольно долго и с лошадьми, то к дому был пристроен сарай для лошадей, и довольно тёплый, а для себя люди построили, помимо просторного дома, баню. И дров заготовлено было много.
   Последний переход был наиболее труден. Снег уже начал подтаивать и на открытых южных склонах приходилось шлёпать по вязкой грязи, а в лесу, оставшийся снег стал рыхлым, с ледяной жёсткой коркой поверху. И хоть ноги лошадей были защищены от порезов, идти было трудно. Несмотря на снегоступы, то люди, то лошади постоянно проваливались. Трое суток выматывающей дороги, без тёплого ночлега и хорошей пищи истощили последние силы.
   Лошади так обрадовались тёплому стойлу и сену, оставленному рыбаками, что сами без понуканий заходили в сарай, едва с них снимали седло. А остальные, ещё не развьюченные, нетерпеливо перебирали ногами и недовольно фыркали, подгоняя усталых людей.
   На этой заимке они прожили две недели. Первые сутки Пелагея с Григорием, просто отсыпались. Отдохнули, отмылись, подлечили коней - от не снимаемого несколько дней вьюка у некоторых образовались потёртости, починили потрёпанную одежду и сбрую. Пелагея из остатков муки напекла хлеба и насушила сухарей. В расставленные капканы попалось несколько зайцев, Григорий наловил рыбы. Навялили и насушили припасов в дорогу. Наметили день выхода, помылись перед дорогой.
   А за день до намеченного дня ухода, на заимку вышел, только что проснувшийся медведь. Он был голоден после спячки, и уходить без добычи не собирался. Хорошо, что Пелагея прихватила отцовское ружьё и отлично умела им пользоваться, иначе без потерь медведь их бы не отпустил. Потеряв с голодухи всякую осторожность, он нагло пытался вывернуть бревно в сарае и добраться до лошадей. Пришлось убить медведя, и задержаться ещё на несколько дней - не бросать же такое богатство. Хоть медведь и не нагулял жира и шкура никудышная, но всё равно, в их положении, туша медведя была целым богатством, которое, как предполагала Пелагея, было послано им в подарок свыше. Городов у них на пути, на сколько знала Пелагея, в ближайшее время не предвиделось. Правда, и далее были заимки, в которых делали закладки Рада и Григорий. Но на заимках, по рассказу Григория, кроме овса или пшеницы нет больше ни чего. Они с матерью, в тайне от табора, закладывали то, что можно было достать и то, что могло храниться. Да и надеяться на эти закладки особо не стоило. Хоть и спрятали их Рада с сыном, но и зверь мог обнаружить, и человек - если с собакой. Поэтому лишний провиант, в их кочевой жизни, тяжким грузом не являлся.
   Слава Богу, начиналась весна, и для лошадей появился подножный корм, что добавляло оптимизма в душах путешественников.
   Как Пелагея не была уверена в своих способностях, а постоянно сверялась с картой. Эту карту, когда-то ещё начал делать её дед и продолжил отец. Другой такой подробной карты не было ни у кого в поселении. Сейчас в их маршруте, самое сложное не сбиться с пути и выйти к посёлку на одном из притоков Оби, где есть причал. Туда, особенно по весне, наведываются купцы на параходиках, за пушниной. Если же забрать севернее, то мало того, что не будет переправы через реку, так ещё и возвращаться назад придётся, так как по берегу не подняться будет - скалы и довольно широкая и бурная река, впадающая в приток Оби. И нет посёлков.
   Но и сильно на юг нельзя - сплошные болота. Поэтому нужно было с ювелирной точностью угадать направление. И хоть до Оби ещё далеко, но именно здесь нужно было не ошибиться и выйти правильно на водораздел между большими сибирскими реками.
   От Енисея путь был не лёгок, но по сравнению с уже пройденным - был не столь драматичен.
   К притоку Оби вышли правильно.
   В посёлке знакомых не было. Поэтому опасаться встреч не приходилось. К сожалению купцов не было, и, как видно, и дальше придётся идти лошадьми. Нужно было закупить продуктов и, отдохнув, уходить. Но тут, ещё раз, о беглецах позаботились их ангелы-хранители.
   В поселение пришёл-таки пароход - купец с Тобольска поторопился придти одним из первых, практически на волне ледохода, за пушниной и золотом. Пришёл одним из первых и, видимо, из последних - весна выдалась жаркой, талая вода сошла быстро, а дождей нет, и река начала мелеть. Он с командой кое-как пробился, дважды садились на мель.
   В посёлке лошадей, кроме тех, на которых пришли Пелагея с Григорием, не было. И капитан с купцом стали просить продать лошадей, для того чтобы там, где река совсем обмелела, перегружать на лошадей груз, и вьюком спускать по берегу. Да и сдёрнуть пароход с мели лошадям куда проще, чем людям.
   Сговорились на том, что капитан бесплатно берёт Пелагею и Григория со всеми лошадьми и грузом на пароход, а они по мере надобности помогают команде.
   Капитан ни разу за время пути не пожалел, что взял пассажиров. Водный путь, и впрямь, оказался не лёгким, и лошади не раз выручали команду. А мазь, сделанная Пелагеей от гнуса, принесла ей всеобщую благодарность и любовь.
   Когда же Пелагея, почуяв опасность, уговорила капитана, спрятаться в боковом притоке и переждать денёк, чтобы не рисковать и это её предсказание спасло жизнь, всем плывущим с ними, то купец и не только он, стали просто боготворить Пелагею.
   Случилось же следующее: беглыми каторжниками была устроена ниже по реке, на перекате, засада. И в неё попал пароходик, плывущий снизу. Даже для этого малютки, перекат был мелковат, и нужно было разгружаться для того, что бы пройти это место. Этим и воспользовались разбойники, они перебили весь экипаж, разграбили груз, но пароходиком воспользоваться не смогли - он загорелся. Разбойники, испугавшись, что кто-нибудь увидит дым, похватали, кто что смог и сбежали.
   Если бы Пелагея не уговорила купца переждать, то на месте сожженного корабля, скорее всего, оказался бы их пароход.
   Похоронив убитых, как это не звучит мерзко, команда и купец заработали не малую прибыль, так как разбойники утащить весь груз не смогли, да и деньги из сейфа достать не сумели.
   Помогая хоронить умерших, Пелагея нашла документы для себя и Григория.
   В артель к золотодобытчикам, плыли муж и жена - она кашеваром, а он плотником. Годами они были всего на несколько лет старше Пелагеи с Григорием. Фамилия у них была Плотниковы, но самое интересное, что имена у них были почти такие же. Мужа звали Григорием, а жену - Полиной. Судя по рекомендации выданной бывшим их работодателем, были они людьми бездетными и другой родни не имеющими, работящими и непьющими. А по бумаге от полицмейстера - в бунтах не замеченные, крамолу не читающие и не с чем предосудительным не пойманные.
   Похоронив этих двух молодых людей, Пелагея, в искреннем порыве, сняла со своей шеи бусы из агата и повесила на крест, благодаря погибших, за предоставленные документы.
   Эти документы были ещё одним подарком судьбы для беглецов.
   Не сказав ни кому о найденных бумагах, Пелагея спрятала их подальше и вздохнула с облегчением - ещё одна преграда и не малая, была решена. Теперь можно спокойно появляться в населённых пунктах, не боясь попасть в полицию. И работу можно будет с такой рекомендацией искать не боясь. Мало на Руси людей не пьющих.
   Далее путь до Тобольска прошёл без происшествий. В Тобольске, продав двух лошадей и купив хорошую коляску, беглецы продолжили путь к Уралу.
   Пелагея почувствовала, как ослабла струна внимания к ней. Видимо преследователи потеряли след и оставили попытки поисков. Надолго ли это она не знала, но была благодарна Богу за передышку.
  

Х

  

ГОРОД.

   К осени Пелагея с Григорием добрались до Нижнего Тагила. Город не блистал красотою, но тут вполне можно было затеряться. Заводы требовали всё больше и больше рабочих рук, поэтому приезжих было не мало.
   То, что город не блистал красотою, это ещё слабо сказано -
   Город расположился по берегам реки, на склонах гор. Серые покосившиеся домишки лепились как попадя, заполняя пригодные для строительства участки. Только центральная улица, идущая по склону горы и повторяющая все изгибы склона, была вымощена булыжником. Остальные же, разбегающиеся от центральной вверх, на сопку и вниз к реке были серы от не просыхающей грязи, с серыми же тротуарами из плит сланца, а у реки из теса, положенного на козлы.
   В воздухе постоянный запах окалины от заводского дыма.
   Почти весь лес в округе вырубили на строительство домов и для нужд завода, и город окружали голые сопки с редкой щёткой сосен на верхушках.
   Для Пелагеи, жительницы леса, всё это было в тягость, но что поделаешь - надо было приспосабливаться.
   Сняв половину дома, на склоне горы они обосновались в городе. Григорий, как не странно, оказался умелым мастером работы по дереву и указание в документах, что он плотник соответствовало действительности. Устроившись на завод, где строились новые цеха, он стал таким же жителем Нижнего Тагила, как и многие.
   Со временем молодые нашли место для строительства своего дома и выстроили его. Они могли бы это сделать и раньше - деньги были, но не хотелось привлекать к себе внимание.
   Дом построили добротный двухэтажный, с обширными дворовыми постройками и крытым, как принято на Урале, двором и уютной баней на огороде. Земли под огород, городское начальство дало много, и небольшой ручей не далеко - кто же мог отказать Пелагее, если она просила. Тем более что в городе, её познания в медицине оказались как нельзя кстати - доктор, в местной больнице, пил непробудно, а в Екатеринбург особо не наездишься. Поэтому Пелагея устроившись, по началу в больницу сиделкой, в скором времени заняла пост старшей медсестры и стала помощницей доктора. А фактически - заменяла его. Так как, из всего медперсонала, была самой грамотной, а в медицине разбиралась лучше доктора.
   Потихонечку жизнь на новом месте налаживалась. Из Григория получился работящий заботливый муж. Они ещё в Тобольске обвенчались, решив, что раз судьба свела их вместе и дала преодолеть столь трудный путь, то не стоит разбегаться в разные стороны. Тем более, что ни у кого из них двоих не было ни кого более близкого, с кем можно было бы разделить свою жизнь. Да и тайга связала их крепче любых брачных уз - они уже привыкли чувствовать поддержку и понимание друг друга.
   Хозяйство крепло и ширилось. Григорий организовал артель и строил дома - надобность в новом жилье была большая, так что на заработки жаловаться не приходилось. Поэтому золото, прихваченное Пелагеей из дома, не трогали, оставив на чёрный день и даже, по настоятельному желанию Пелагеи, приумножали его количество.
  

ХХ ВЕК.

   Век двадцатый встречали уже в кругу новых друзей и даже не предполагали, сколько бед и потрясений он принесёт. Хотя, с последним ударом напольных часов, у Пелагеи замерло сердце, и она явно почувствовала, что спокойная страница жизни перевернулась, а следующая клубиться мраком. Но она отогнала эти видения, предавшись всеобщему веселью.
   С детьми они с Григорием не торопились. Пелагея набирала силу, и пока этот процесс не завершится, рисковать было нельзя. Григорий с самого начала принявший её лидерство во всех делах, не спорил, понимая, что ей, как ведунье лучше знать, что и как делать.
  
   Начались беспорядки в центральных городах России. Здесь же пока всё было спокойно, хоть и ходили всякие слухи. Город хоть и заводской, но основная часть населения из деревень, люди боязливы и не решительны, поэтому рабочие волнения прошли город стороной.
  
   Почувствовав силу, научившись защищаться, Пелагея решилась на ребёнка. Григорий был на седьмом небе от счастья, узнав о её беременности. Ведь они прожили вместе уже восемь лет. И вот наконец-то он будет отцом. С радостным настроением он ушёл на работу и... не вернулся - сорвалось бревно... и, Григория не стало.
   Пелагея приняла это известие внешне спокойно, но поняла, что для неё начинается череда бед - её всё-таки подкараулили, и выбрали самый хороший момент, когда она от счастья забыла держать всё под контролем. Сейчас нужно было собраться и не дать горю захлестнуть себя - иначе её уничтожат.
   Похоронив мужа, ей пришлось оставить и работу - из Екатеринбурга прислали нового врача. Пелагея не смогла с ним сработаться. Врач был молод, со знаниями школяра, а с амбициями профессора медицины. Выяснять отношения с зазнайкой, Пелагея не считала нужным, а лечить людей она и на дому сможет, поэтому уволилась не задумываясь. Тем более, что сроки родов приближались и увольняться всё равно бы пришлось.
   С домашним хозяйством стало, тоже не легко справляться, пришлось нанять работников и девушку для помощи по дому. Сама она тоже не сидела без работы. Все её пациенты продолжали ходить к ней на дом лечиться, так как, походив к новому доктору, поняли, что его лечение не только не сулит выздоровления, но и ухудшает их самочувствие. Да и плату за лечение новый доктор назначил большую. Для многих рабочих семей лечение стало недоступно. Пелагея же с бедняков не брала ни чего. Богатые свое лечение оплачивали и оплачивали с лихвой - не дай Бог, лекарша обидится, боль ни кто терпеть не хотел.
   У молодого доктора без боли не то что зуб вылечить, но и даже элементарную мозоль залечить не получалось, обезболивающих лекарств не хватало. А даром заговора боли молодой доктор не обладал. Поэтому пациентов у Пелагеи не убавилось.
   Отдыхать было некогда - хозяйство тоже требовало хозяйского глаза. Хороших работников не найти - началась война и всех, более или менее нормальных мужчин, не занятых на заводе, забрили на фронт. Оставшаяся же часть - или калеки или пьянь. Поэтому у Пелагеи работали почти одни женщины. В хозяйстве коровы, лошади, овцы и птица - это теперь стало основной её доходной частью и с этим вполне по силам справиться женщинам.
   Пелагея открыла небольшой магазинчик, где торговали молочными продуктами, яйцами и птицей. А ещё в её магазине можно было купить различные лечебные, травы, настои и мази из них, а также получить полную инструкцию по их применению.
   Новый доктор попробовал нажаловаться на деятельность Пелагеи полицмейстеру, но тот охладил пыл молодого доктора.
   И это не удивительно - Пелагея вылечила его от почечных колик - раздробив и выведя у него из почек камни, с помощью своих трав. Бедный мужик мучился не один год, а тот, кто пережил подобное, знает, что боль нестерпимая.
   И среди влиятельных людей города, таких как полицмейстер, было не мало. Многие испытывали чувство благодарности к Пелагеи, а если и не благодарность заставляла их покровительствовать ей, то элементарное чувство самосохранения - случись какая болезнь - больше как к Пелагее - бежать будет не к кому. Поэтому Пелагея торговала снадобьями и лечила людей без всякой опаски.
   У магазина были свои постоянные покупатели - продукты покупали кухарки тех же влиятельных людей, поэтому доход был постоянным и стабильным, даже не смотря на военное время.
  
   В 1912 году лето стояло дождливое, а сена в её не малом хозяйстве требовалось много, пришлось помогать работникам, не смотря ни на что, поэтому роды настигли её, когда она по первому снегу вывозила с работниками сено с лесной делянки. Затягивая верёвку на возу, она почувствовала, как в нутрии неё что-то оборвалось, и подкосились ноги. Все уже уехали, и помочь ей было не кому. Она в лесу осталась одна - лопнула верёвка на возу и она остановилась, чтобы перетянуть воз заново, а тут роды подоспели - воды отошли, и начались схватки.
   Пересилив свой страх и пронзившую её боль, она стащила с воза несколько охапок сена и, кинув на них свою душегрейку, постаралась сосредоточиться на том, что с ней происходило, отрешившись полностью от окружающего мира. Весь мир сейчас был сосредоточен в ней самой и в происходящем таинстве рождения. Заставив себя, весь свой магический потенциал обслуживать нормальное прохождение родов.
   Приняв сама у себя роды, она завернула детей кого в свою нижнюю юбку, кого в блузку, кого в рубаху, вырыла в сене углубление, постелила попону и, уложив на неё детей, поехала домой.
   Детей.... Вот именно! У неё родилось пятеро! Три мальчика и две девочки!
   Григорий так и не увидел своих близняшек....
   Сыновьям Пелагея дала имена в память своих самых любимых мужчин: Матвей - в честь отца, Григорий - в память о муже и Орефа - в память о брате. Сыновья были, как три капли воды похожи друг на друга и внешне и по характеру - спокойные, сосредоточенные, даже в младенчестве.
   Дочерей назвала - Лидией и Ниной. Девочки же, в отличие от мальчишек, внешне друг на друга были не похожи, зато по характеру.... Обе крикливые, настырные и вредные до невероятности.
   Отпраздновав крестины, Пелагея опять впряглась в повседневные хлопоты. А хлопот с детьми прибавилось. Нужно было нанимать няньку. Пелагея уже подумывала, как лучше это сделать, но тут опять сработало провидение и привело девушку прямо в магазин к Пелагее.
   Пелагея редко сама стояла за прилавком, но в этот день приказчик на полдня отпросился с работы - провожал сына в армию.
   Забрили мальчишку-то, недели две назад, а сегодня утром уходил эшелон с солдатиками и отец надеялся, что удастся хоть что-то передать сыну в дорогу. Вот и пришлось Пелагеи самой встать к прилавку, а детей рядом в подсобке пристроить.
   Когда основные покупатели уже ушли, и дождаться оставалось, только посыльного с кухни директора завода, в магазин зашла молодая бедно одетая девушка. Увидев Пелагею, она очень обрадовалась и кинулась к ней -
   - Пелагея Матвеевна! Как хорошо, что я Вас встретила. Шла и думала, как уговорить вашего приказчика позвать Вас. Помните, Вы мою маму спасли? Мы с Заречного.... Помните?
  

МАША.

   - Помню я тебя Маша. Что случилось? Зачем ты меня хотела видеть?
   - Помогите, Пелагея Матвеевна!
   - Да что случилось-то? Заболел кто?
   - Не кому болеть в нашем доме теперь.... Папу в солдаты забрали, а мама через день умерла..., - девушка заплакала.
   Она, стараясь подавить слёзы, старательно утирала их краем платка, но слёзы не заканчивались и хрупкие плечики, под старенькой залатанной кофтой, тряслись всё сильнее.
   Пелагея, выйдя из-за прилавка, стала успокаивать девушку. Через некоторое время её усилия увенчались успехом - девушка успокоилась и только горестные всхлипы изредка прерывали её рассказ.
   Когда умерла мать, отпевать и хоронить её, было не на что. Похоронили мать Маши в долг добрые люди, как тогда думалось девушке. И сказали, что деньги она потом отдаст, когда заработает. А вчера пришёл дьяк и сказал, что если она не отдаст деньги до конца недели, то у неё заберут за долги дом.
   Дом хоть и был неказистым, но с огородом и палисадником. А дома стали, последнее время дорожать - волна беженцев докатилась и до этого уральского городка. И поэтому вполне понятна алчность священников - за дом они могли выручить неплохие деньги, заплатив Маше копейки. Если бы вообще заплатили - ведь заступиться за девушку было не кому.
   Заимодавцы правильно выбрали и жертву и время.
   Мария работала на швейной фабрике и получала сущие копейки, которых хватало только-только свести концы с концами. Но и этого дохода она лишилась два дня назад - фабрика сгорела.
   - Пелагея Матвеевна, может у Вас какая работа для меня найдётся, я всё, что скажите, делать буду. Я...- глаза девушки опять наполнились слезами - уже весь город обежала - работы нет. Только трактирщик на вокзале предложил, но... Вы ведь сами знаете, что у него за работа....
   - Перестань плакать. Возьму я тебя на работу. Я вот как раз хотела няню к детишкам искать. Пойдёшь?
   Маша замерла, осмысливая услышанное. Когда же до неё дошло сказанное, то она, взвизгнув, кинулась на шею к Пелагеи.
   - Ну-ну, успокойся. Ты же даже не спросила, сколько я тебе платить буду, а уже радуешься, дурочка.
   - Даже если Вы мне платить совсем не будете, я у Вас всё равно работать буду. Вы не обидите и крышу над головой дадите. Дом-то всё равно отберут. Я с горя во время похорон какие-то бумаги подписала. И дьяк говорил, что я такую сумму должна, что и продажа дома меня от долгов не спасёт.
   - Какой день они тебе назначили для окончательной расплаты?
   - Пятницу.
   - Ладно, это будет моей проблемой. А сейчас, иди, знакомься с моими детьми - Пелагея проводила Машу в подсобку, - а я директорского посыльного продуктами пока обеспечу - вон бежит. Где-то загулял он сегодня.... Уж полдень скоро.... Да и мы с тобой пойдём чаёвничать и детей кормить.
  
   Так и прижилась Маша у Пелагеи. Хоть дом Машин, Пелагея отстоять сумела, правда с помощью полицмейстера.
   Долг, при рассмотрении его полицмейстером, оказался совсем не таким большим, как было указано в бумагах. Дьяк и его помощники клятвенно заверили, что такая огромная сумма - это просто описка писаря, он де - "...зараза такая неграмотная, два ноля лишних написал...".
   Пелагея, конечно всё понимала, но выдвигать обвинение было бессмысленно, поэтому она, сделав вид, что поверила пройдохам, заплатила копеечный долг Марии и забрала долговую. Дом остался в собственности девушки. Узнав это, Мария и так боготворившая Пелагею, стала почитать её как родную мать.
   Маша жила у Пелагеи и ей некогда было хозяйничать в собственном доме. Поразмыслив над этим, Мария, по совету Пелагеи, решила его сдать в наем, оформив все бумаги по закону, чтобы и деньги поступали и без дома не остаться. Деньги же, по совету Пелагеи, Мария обращала в золото и прятала.
   Со временем две женщины настолько привыкли друг к другу и притёрлись, что не всяк так ладно и дружно с родными живёт. Пелагея относилась к Маше, как дочери одевала и обучала её. А Маша, и в детстве-то ласки не видавшая от затюканных работой и нищетой родителей, расцвела и похорошела необыкновенно от ласки и заботы, пролившихся на её сиротскую голову.

ЧУЖИЕ.

   Пелагея чувствовала, как всё больше накаляется обстановка в стране. Время и пространство над Россией звенело и вибрировало, как перетянутая струна, готовая вот-вот лопнуть. В городе с каждым днём всё больше появлялось беженцев и раненых на фронте. Люди нищали на глазах.
   Город, в основном жил на привозных продуктах, Пахотных земель в округе было мало и пшеницу почти не сажали - холодно для неё. Рожь, овёс да картошка, ну ещё горох - это основная сельскохозяйственная продукция, да и та частенько не удавалась - то дожди вымочат, то мороз побьёт. Сейчас же завоз продуктов почти прекратился - всё отправлялось на прокорм армии. Начались перебои с продуктами. И как следствие недовольство рабочих - работать заставляли по 14-16 часов, а еды не было. Тут же нашлись "радетели" за народ, с усердием подначивающие голодных работяг на выступления против хозяев завода, и обещавшие золотые горы всем примкнувшим к ним.
   В городе остро запахло Чужими.
   Прогремевшая в Питере революция, мало что изменила в городе в первый год. А вот второй начался с потрясений. Приехали какие-то, не то из Питера, не то из Москвы и первым делом расстреляли директора завода и всех мастеров. Больше всех досталось химической лаборатории - там расстреляли даже мойщика посуды.
   За что? - Не известно. - Но во имя светлого будущего и мировой революции, так сказал какой-то нерусский в кожанке, говоривший с ужасным прибалтийским акцентом.
   Чем помешали заводские мастера, а тем более мойщик хим. посуды мировой революции он естественно не сказал, а спросить ни кто не осмелился.
   Город замер. Завод встал. На дорогах поставили патруль, который не выпускал ни кого из города без разрешительных бумаг. По городу сновали люди с оружием, и выстрелы слышались днём и ночью.
   Особенно ночью....
   Расстреляли всех руководителей города и заводов, взялись за зажиточных горожан и священников.
   Так прошло всё лето.
   Работники у Пелагеи все разбежались, и ей самой приходилось обихаживать скотину. Хорошо, что Маша не ушла, и было кому посмотреть за детьми, и обед сготовить. Машенька, уложив детей спать, умудрялась ещё и Пелагеи помочь с животиной.
   Пелагея понимала, чувствовала, что это спокойствие скоро рухнет, поэтому попросила Машу отнести кое какие вещи в её дом.
   Дом как раз пустовал, и лишних глаз удалось избежать. Потихоньку перетащили много необходимого на случай побега.
   Пелагея отбирала вещи для себя и детей тёплые, но не броские, простенькие. Мария, увидев это, удивилась -
   - Пелагея Матвеевна, а что же Вы шубы то не берёте и платья вон какие красивые оставляете?
   - Глупенькая. Если бежать придётся, то в дорогих вещах мы далеко не убежим. Нас за одни вещи поубивают. А ты, Мария, если придут, не геройствуй и любовь ко мне и детям не выказывай. Наоборот прикинься мною обиженной и подневольной работницей. А то и тебе не миновать беды.
   - Что Вы такое говорите? - возмутилась Маша - Вас и детей обижать будут, а я, значит, в стороне быть должна?
   - Вот именно! Послушай меня девочка! - Пелагея встряхнула за плечи разошедшуюся девушку. - Если ты хочешь помочь мне и детям, то послушайся меня. Нужно, чтобы ты не вызвала подозрений. Потому что у тебя мы прячем вещи и продукты. И двух лошадей ты сейчас к себе отведёшь. Поняла?
   Мария молча стояла и кивала головой.
   - Ты всё поняла? - переспросила Пелагея.
   - Да, матушка. - Выдохнула Маша. - Неужели всё действительно так страшно?
   - Даже страшнее, чем ты можешь себе представить. Ты же уже давно живёшь со мною. За шесть лет, наверное, поняла, что я ведунья.
   - Ну, да, колдунья.... - кивая головой, совсем без страха произнесла Маша.
   - Да не колдунья, а ведунья - прижимая к себе девушку, и гладя её по голове, произнесла Пелагея. - это разные вещи. Но не в этом суть - Пелагея взяла лицо Маши в ладони - я смогу отвести им глаза, но я должна знать, что ты сама выкрутишься, что бы не отвлекаться еще и на тебя. Тем более, что тебе это не должно составить большого труда - ни кто ведь не знает о подлинных отношениях между нами. Поэтому притворись бедной неграмотной служанкой, работающей за грош и еду. Если тебе поверят, то выпустят тебя из дома без подозрений и не пойдут с обыском к тебе. Ты поняла?
   - Поняла...- Маша испуганно смотрела на Пелагею - неужели они такие страшные люди?
   - Хорошо если все, кто придёт к нам в дом, будут людьми.
   - Как это людьми. А что, среди них и нелюди есть? А кто это такие?
   - Кто такие - я не знаю. Я от них, в своё время, с родного поселения сбежала. Знаю, что это страшные существа и не внешне. Внешне они похожи на нас с тобой, но они враги для всех людей. - Пелагея окинула взглядом девушку, - переоденься-ка тоже, во что поплоше, и не смотри им в глаза, когда будешь с ними разговаривать. Постарайся вообще, как можно меньше с ними говорить, прикинься дурочкой.
   - Ага, я сейчас. - Маша метнулась в свою комнату, и оттуда послышался её голос - Пелагея Матвеевна, а давайте мы и драгоценности Ваши и серебро столовое, тоже ко мне спрячем. Будет, что потом продать. Сейчас на лошадях ко мне и отвезём. А?
   - Нельзя Машенька - с вздохом ответила Пелагея - И драгоценности и серебро многие в моём доме видели, поэтому будут искать их. Если не найдут то поймут, что мы готовились к побегу и нас замучают из-за этих побрякушек. Нам бы самим уйти, а на что жить, если живы останемся - мы с тобой найдём....
   Ты переоделась?
   - Уже всё - Мария вышла в своём старом пальтишке и залатанных валенках.
   - Ну надо же! Ты пальто сохранила. Столько ж лет оно у тебя хранилось....
   - А я нарочно его хранила. Чтобы постоянно напоминало, из какой жизни Вы меня вытащили.
   - Да, вытащила.... И опять туда же скидываю. А может, даже ещё ниже падать придётся....
   - В этом не Ваша вина. Да и двое нас теперь. Мне с Вами не страшно. Это одной жутко и безнадёжно, а с вами я ни чего не боюсь.
   - Спасибо, дорогая! Раз ты со мной, мне тоже не страшно.... Начинаем наш театр. Только роли играть нам с тобой нужно, как можно правдоподобнее. Плохо сыгранная роль, в нашем случае, карается смертью.
   Пошли лошадей готовить.
   В конюшне Пелагея начала вплетать в гривы коней тонкую золотую проволочку.
   - Зачем ты их украшаешь?
   - Сейчас увидишь....- Пелагея закончила заплетать гриву Орлику, своему любимцу, правнуку того Орлика, что прошёл с нею и Григорием тысячу километров по тайге. Она отошла от него в сторону и, проговорив что-то гортанно на непонятном языке, щёлкнула пальцами. И вот уже нет красавца Орлика - на его месте стоит замученная старая кляча со сбитыми бабками и обвисшей спиной.
   - Ох! - только и смогла выдохнуть Маша - вот это здорово! А это надолго? А телегу-то он тащить сможет?
   - В нём ни чего не изменилось кроме внешности. Давай теперь ещё Марго возьмём. - Пелагея проделала с Маргошей то же, что и с Орликом.
   - Теперь, давай телегу, на которой мы на покос ездим. Её как раз не отмыли с последней поездки, вид у неё ужасный, а по надёжности она покрепче других будет. Кинь на неё сена и вон тот кусок парусины, в случае дождя будет, чем прикрыться. - Пелагея давала указания Марии, сама тем временем прилаживая в зад телеги ящик с инструментами и бидон с дёгтем. Снизу привязала лопату и кайло. Под сено бросила моток верёвки, пучок кожаных ремешков, для починки сбруи. Под доскою в телеге был тайник - в него спрятала свёрток с золотом, мешочек с солью, спички и головку сахара.
   - Ну вот, теперь всё. Вывози-ка ещё в навозе парусину.
   - Но она же вонять будет.
   - Вот и хорошо, мало кому захочется её трогать. И иди-ка ко мне, мне одна идея в голову пришла, я с тобою немного как с лошадьми поработаю.
   - А я на уродину буду похожа?
   - Нет, на себя саму, только, как бы это сказать..., потерявшую разум. Тебе только подыграть внешнему виду придётся.
   - Но ведь многие меня знают и не поверят.
   - Поверят. - Пелагея вплела в волосы девушки проволочку и, отойдя, повторила заклинание. - Я слух распущу, что ты расстрел увидела и свихнулась. Посмотри на себя в зеркало, вон на стене осколок висит.
   Мария заглянула в зеркало и отшатнулась от увиденного. Она потрогала себя за лицо кончиками пальцев, как бы боясь стереть наваждение.
   - Вот это да! А чужие не увидят под маской меня, настоящую?
   - Мельком посмотрят - не заметят, а пристально тебя разглядывать, надеюсь, не будут, да и я, в случае чего, постараюсь глаза отвести.
   Запрягли лошадей, и Пелагея поцеловав Марию, выпроводила её со двора. Стоя около ворот и делая вид, что она поправляет сбрую, Пелагея придержала лошадей.
   - Что там, матушка?
   - Спектакль начинается, - проговорила Пелагея, перебирая упряжь. - Сейчас из-за поворота Дуська - сплетница появиться. Играем свои роли - я вредной хозяйки, а ты - дурочки, которой я лошадей подарила за работу. Начали!
   - И зачем тебе лошади, ты же у меня живёшь? - громким голосом ворчливо, заговорила Пелагея.
   - А я их продам, и платье себе красное куплю. - Маша, глупо улыбаясь, начала рассказывать, какое она платье красивое в магазине видела. Размахивая руками и хохоча, Маша выдернула вожжи из рук Пелагеи и, усевшись нарочито важно на телеге, громко засмеялась. Дёрнула вожжами и, понукая лошадей, поехала по дороге.
   Дуся, до этого молча наблюдавшая эту сцену, кинулась к Пелагеи с вопросами:
   - Пелагея Матвеевна, а что это с Машкой-то произошло? А?
   - Ох, Дусенька, беда с Машенькой.- Третьего дня пошла она на рынок и увидела расстрел. Со страху-то и тронулась умом. Совсем девка плохая. Вот, пристала, отдай ей за работу лошадей. Хороших-то, ведь не дашь, всё равно за бесценок ведь профукает. - Пелагея, сделав скорбное лицо, качала головой. - Беда, беда...Ты только не говори ни кому. Ладно. Может ей ещё полегчает....
   Пелагея знала, что ещё и ночь не наступит, а о том, что Маша сошла с ума, будет знать весь город. В этом вся Дуся - ещё и приврёт с три короба.
   Пока они разговаривали, из-за поворота показались вооружённые люди. Дуся подхватившись, нырнула в проулок. А Пелагея осталась поджидать отряд. Она чувствовала - среди них нет чужих и они идут не к ней. Но это был шанс, и она решила его использовать - среди бела дня на глазах у всей улицы заманить их к себе.
   При приближении отряда Пелагея заулыбалась приветливо -
   - Вы откуда будите служивые?
   Голос Пелагеи обволакивал людей. И вот они уже улыбаются ей в ответ.
   - Заходите служивые, я вас молочком напою. Пироги у меня поспели - накормлю, горячего-то, поди, давно не ели.
   Приветливо заулыбавшись, военные зашли во двор. Пелагея, как и подобает хозяйке, провела их в дом и, усадив за стол, начала составлять на стол еду, стараясь не выпустить из поля своего внимания ни одного человека. Накормив и напоив их, она проводила их со двора, вычеркнув из их памяти все воспоминания об том, что они были у неё в гостях. Довела их на ментальном поводке до угла дороги и отпустила. Люди некоторое время стояли потерянные, а потом, оглядевшись, пошли по тому же маршруту, что и раньше.
   - Теперь можно будет взять с собой и что-то из ценностей.- радостно подумала Пелагея. - Их отсутствие спишут на приход военных. Не было случая, чтобы они пустые ушли из чьего бы то ни было дома. Даже у бедняков они находили, чем поживиться.
   Пелагея кинулась собирать то, что можно унести из самого ценного. Что занимает мало места и легко спрячется и что в последствии можно всегда продать или обменять на продукты или ещё что нужное в дороге.
   Пока она металась по дому, пришла Маша. Пелагея сунула ей в руки увесистый узелок.
   - На-ка, положи в корзину, наложи с верху свои вещи, и уноси к себе.
   - А что там?
   - Золото.
   - Ты же сказала, что нельзя....
   - Не когда болтать! Обстоятельства изменились..... Давай, беги! Времени уже нет. Завтра с утра к нам придут. Рано придут.... Назад только возвращайся, без тебя мне спектакль не сыграть.
   Маша бросилась на шею к Пелагее. Они постояли, обнявшись, как бы заряжая друг друга уверенностью и смелостью.
  

СВОРА ГОНЧИХ.

   Утром, еще затемно - Пелагея только-только подоила коров - в ворота забухали приклады.
   - Открывай! Сейчас на х... Ворота снесём!
   - Пелагея не стала накалять обстановку и пошла открывать ворота.
   Подходя к воротам, она облегчённо вздохнула, по ту сторону ворот были только люди, науськанные на неё как свора гончих.
   Перед ней стояла разношерстная толпа вооружённых людей. Три человека были приезжими, а вот остальные - местные - голь перекатная. И голь-то, не оттого, что больны или обворовали их, а потому, что лентяи и пьянь беспробудная. Жёны многих из них работали у Пелагеи, а мужья каждую, не только свою, но и заработанною женой копейку тащили в трактир.
   Пелагея видя, как бабы бьются от горя, приказала, чтобы бабы с детьми на работу приходили, что бы дети были у матерей под присмотром и сыты. У неё даже, что-то вроде детсада образовалось, она под это дело пристройку освободила и даже печку там велела построить.
   И вот эти то "главы семейств" и "семейные добытчики" сейчас орали громче всех:
   - Ага, богатейка! И до тебя очередь дошла! Сейчас за всё расплатишься! А то, ишь, все жилы с нас вытянула, работой морила, а сама лентяйка жировала на мягких перинах. Сама-то, вон какие хоромы имеет, на кровушке рабочего класса построенные.
   - Это ты-то рабочий класс? - не утерпела Пелагея - а ну, руки покажи!
   Пелагея схватила крикуна за ладонь и вывернула её под свет фонаря - ладонь была грязной с короткими пальцами и обгрызенными ногтями, но с гладкой, без единой мозоли кожей. Крикун попытался вывернуться, но с железной хваткой Пелагеи справиться не смог и тихо заскулил.
   - И это ты меня называешь лентяйкой - Пелагея протянула рядом с мужской ладонью свою. Красивая с длинными пальцами кисть бугрилась жёсткими, отнюдь не женскими мозолями.
   - Отпусти, б......!
   - Что ты сказал? - Пелагея задохнулась от гнева и выдала обидчику звонкую оплеуху, от которой тот свалился с ног.
   - Ну..., вы это..., женщина, потише...., чего расходились-то - Начал приезжий простуженным голосом. Пытаясь в тесноте двора наставить на неё винтовку.
   Пелагея отвела рукою ствол в сторону.
   - А как мне с вами обращаться - врываетесь к одинокой беззащитной женщине среди ночи, да ещё и оскорблять начинаете? Оружием грозите. Кто вы такие?
   - У нас мандат есть! Мы тебя раскулачивать пришли. - отозвался второй в военной шинели.
   - Как раскулачивать? Я вроде бы не на селе живу. А в городе кулаков нет.
   - Всё равно ты кулачка! Вон сколько добра нахапала! - опять встрял в разговор крикун.
   Пелагея посмотрела в сторону крикуна и тот, съёжившись, спрятался за спинами, рядом стоящих.
   - У кого это я нахапала? У тебя пьяни подзаборной, что ли?
   - Вы дамочка - вступил в разговор третий приезжий в очках и в кожанке - не оскорбляйте наших сотрудников!
   Пелагея почувствовала, как усиливается давление извне, на сознание и психику, стоящих перед ней людей. Надо было заканчивать ломать комедию. Она и так уже добилась своего - разобщила их и сбила психонастройку.
   - Да, плохи у вас дела, если вот это - она ткнула пальцем в крикуна - ваш сотрудник. Ну да, ладно. Чего я вас во дворе-то держу - перешла она к другой теме, не давая им настроиться на негативный ответ.
   - Заходите, коль пришли. И она пошла в дом, приглашая всех за собою.
   В горнице за столом сидели дети и Маша. Они молча уставились на вошедших. Маша же играя свою роль, глупо хихикая, звенела ложечкой в чайном стакане.
   - Попрошу посторонних из дома удалить - сердито прогнусавил простуженный.
   - А тут нет посторонних - глубоким голосом психокода, заговорила Пелагея. - это мои дети, приглядитесь - они близнецы, видно и не вооружённым глазом, а девушка до недавнего времени работала у меня няней - она сирота.
   Приезжие слегка опешили
   - Это что же все ваши?
   - Ну, я же говорю - близнецы.
   - Все пятеро? - очкастый от удивления протёр очки и вытянув шею рассматривал детей. - и правда, похожи!
   - А девка, кто? - опять вступил гнусавый.
   - Я же говорю - няней работала.
   - А сейчас, что не работает? Так пусть уходит.
   - Куда же она пойдёт без меня, господа. Вы разве не видите - она умом тронулась, а родных у неё нет. - Пелагея продолжала закладывать в голову пришедших ту информацию, что ей была нужна.
   Кто-то из своих начал шёпотом выдавать приезжим информацию о том, как сошла с ума Мария и как ей вчера за работу лошадей отдали и ещё кучу придуманных на этой основе людьми слухов.
   Пелагея мысленно усмехнулась - всё пока шло как нужно. Теперь нужно заставить их выгнать её с детьми и Марией из дома. Не дать им отправить себя в тюрьму или вообще к "стенке", а детей в детский дом.
   Выслушав доносчика, очкастый достал из кармана листок бумаги и стал медленно по слогам читать написанное.
   В бумаге говорилось, что все ценности, дом и скотина конфискуются, а она с детьми - и тут Пелагея бросила все свои силы, чтобы затмить написанное, и заставить читавшего произнести то, что ей было нужно -
   - ...А хозяйку с детьми выгнать из дома, пусть ищут себе другое пристанище....
   Он ещё не дочитал, а его спутники уже кинулись по комнатам, только сапоги загрохали.
   Обыск длился долго - дом большой, амбар в сенях, да магазин в низу и кладовые и погреб...
   Пелагея освободив стол, присела рядом с испуганными детьми и Машей на лавку под образа.
   По всем комнатам раздавалось хлопанье дверей, звон разбитого стекла и шум упавших предметов. Во дворе переполошено орали куры.
   Периодически кто-то появлялся в горнице и докладывал очкастому, что обнаружено, а из комнат приносили ценные вещи. Вещи складывали на стол и лавку, стоящую вдоль стены. Но драгоценностей было мало.
   - Она драгоценности где-то спрятала - заверещал крикун - я знаю, у неё больше было! И столового серебра нет!
   - Прошу Вас выдать спрятанное, а то... - начал грозным голосом, поправляя очки кожаный....
   - А я ни чего и не прячу. Прятать не чего. Вчера приходили, тоже, как и вы, вооружённые люди и все, какие ценности нашли, забрали. Сказали, что на нужды революции конфискуют.
   - Какие таки люди? - опешил гундосый - мы не кого не отправляли - Кто такие?...
   - Кто такие - я не знаю. Они, так же как и вы, не представились и так же, как и вы, махали бумажкой. Спорить с ними, сами понимаете, я не стала. Кто же будет спорить с вооружёнными людьми. У меня дети...- Пелагея продолжала психокодировку
   - Я со страху-то и вообще плохо их рассмотрела, они в лицо всё маузер пихали. Вы соседей-то порасспросите.....
   В толпе опять послышался шёпот - там докладывали приезжим, что и, правда, слышали о таком факте.
   - Соседка как раз мимо проходила. Дуся. Она всё видела - вставила своё слово Пелагея.
   - Приведите соседку! - приказал простуженный.
   - Через некоторое время привели встрёпанную и перепуганную Дуську.
   - Рассказывай!
   - Ч..ч...чего рассказывать-то? - заикаясь, испуганно прошептала Дуся.
   - Чего шепчешь? Кто к твоей соседке вчера приходил, видела?
   - Видела. Машка туда сюда бегала. У хозяйки лошадей, дура выпросила и цыганам продала.
   - Каким цыганам? Чего мелешь - рассердился гундосый.
   - Конечно цыганам. - Дуся "села на своего конька" и остановить её уже было не возможно. - Такая толпа людей её слушала!...
   - А кто ещё сейчас-то коней купит?... Только она, дура-дурой - надули её, идёт платочком любуется, - Дуся корчила рожи, пыталась изобразить, как говорила Маша - а мне говорит, за коней, какой красивый подарок дали....- захлёбываясь от обилия информации, продолжала Дуся дальше свой рассказ, не давая опешившим мужчинам вставить ни слова.
   - Я не об этом тебя спрашиваю! - Гаркнул гундосый, кое-как вклиниваясь в поток слов - я про военных спрашиваю. Заходил ли вчера к твоей соседке кто-то из военных?
   - Так бы сразу и сказали. - обиженно надула губы Дуся - чего орать-то. Сразу бы правильно и спросили бы, я бы и ответила правильно, а то сами не так спрашивают, а я виноватая....
   - Хватит попусту трепаться, дура болтливая - заорал гундосый и ударил кулаком по столу - Ты будешь отвечать, то, что тебя спрашивают?
   - Ну, зачем так волноваться?... - завела Дуся свою песню....
   Приезжие не знали, что Дуся страдает словесным поносом и остановить её, практически не возможно.
   Но очкастый нашёл действенный способ - он сунул под нос Дусе наган и та, икнув, на полуслове замолчала.
   - Отвечай, заходили ли военные к твоей соседке? Да или нет?
   - Да - икнув, выдохнула Дуся
   - Сколько?
   - Много.
   - Сколько - много?
   - Шесть, а может семь, не знаю.
   - Долго ли они были в доме у твоей соседки?
   - Долго. Может час, а может и все два.
   - Когда они выходили, в руках у них что-то было?
   - Да. Котомки....
   С подачи Пелагеи он забыл спросить, были ли котомки у военных, когда они входили. А поэтому и получил правдивую, но не верную информацию. Чего и добивалась Пелагея.
   Очкастый убрал наган.
   - Уведите эту балоболку отсюда, пока я ей башку не прострелил.
   - Та-а-к. Значит приходили.- Процедил сквозь зубы очкастый, и повернувшись к Пелагее, спросил - Описать их внешность сможешь?
   - Нет. Я очень испугалась.
   - Нет, так нет. Заберём тебя и твоих щенков в тюрьму, - очкастый перешёл на шёпот, - и пока не вспомнишь, будешь сидеть.
   - Но, господа! Я их практически не видела! Дети спали и тоже не видели. А меня поставили лицом к печке и заставили поднять руки - так я и простояла, пока они не ушли. - Пелагея с испуганным видом заламывала руки.
   - А девка твоя, что видела?
   - Господа! Её не было. - Воскликнула Пелагея. - Она как раз, взяв лошадей, ушла. Даже Дуся это подтвердила - она видела. И пришла только к вечеру. Да, если бы и была, что с неё толку - совсем, ведь дура - дурой.
   И тут на сцену, на которой ставкой была жизнь, выступила Маша -
   - А, чёй-то ты меня дурой кличешь?- она вытащила изо рта сахарного "петушка" на палочке, которого до этого с причмокиванием облизывала. Все щёки и руки у неё были сладкие, а изо рта текли розовые слюни. Маша рукавом размазала слюни по лицу - Чегой-то это, я, дура-то?- Она обиженно надула перепачканные губы. - Я вот платочек купила - она стянула с головы платок. Волосы, всегда гладко зачёсанные и заплетённые в косы, встали дыбом, было такое впечатление, что она уже месяц не расчёсывалась. В грязных волосах торчала солома и куриный помёт. Это придало ей такой безумный вид, что дети, увидев её, заревели. А Маша, глупо хихикая, подошла к очкастому.
   - И платок купила, и петушка мне дали! Вку-у-сный! На попробуй - Маша попыталась засунуть конфету в рот очкастому. Тот не ожидавший этого, не успел увернуться, и Маша измазала ему всё лицо розовым, липким "петушком".
   Очкастый, запоздало дернулся в сторону от Машиной руки, запнулся за половик и упал. Простуженный, кинулся помогать но, запутавшись в половике, тоже чуть не упал. А половик, наподдатый его ногой наделся на голову очкастому.
   По дому разнёсся мат. Очкастого кинулись поднимать уже всем скопом, ещё больше создавая сумятицу. А, Маша, кем-то отшвырнутая к печке, безумно хохотала. Дети с испугу ревели в пять голосов, Пелагея, как наседка, пыталась обнять их одной рукой, другой мелко крестилась и шептала молитву.
   Когда наконец-то, с матом и руганью, извлекли из-под половика очкастого и подняли, перед глазами предстала картина полного разгрома - стулья и лавка были перевернуты, вещи, притащенные из других комнат раскиданы, когда-то стоящее около печки ведро с углём валялось под столом, а уголь был рассыпан по всей горнице. Люди, вспотевшие в свалке, были все в угольной пыли, а очкастый, перепачканный перед падением сладкой конфетой был не только в угольной пыли, но и в мусоре с половика.
   Увидав эту картину Маша, приплясывая, засмеялась ещё громче, тыча в очкастого пальцем и приговаривая -
   - Чёрт! Чёрт!
   - Выкиньте эту дуру на улицу! - Взъярился очкастый.
   Мужики попытались схватить Машу, но не тут-то было она вывернулась и безумно хохоча начала приплясывать вокруг очкастого.
   - Ой, какой красивый чёрт! Дай я тебя поцелую! - Маша кинулась обнимать очкастого - А возьми меня замуж, чёрт! А то хозяйка, дрянь, с кавалерами встречаться не давала, а я сегодня удрала и на базаре с цыганами любилась. Ой, как здорово! И с тобой хочу, вон, ты какой учёный, в очках - Маша сорвала с очкастого очки и нацепила себе на нос. - И дети у нас пойдут умненькие все в очках.- Она скорчила рожицу, изображая младенца, и зачмокала конфетой.
   Очкастый, оставшись без очков, на какое-то время онемел, а потом разразился бранью и попытался отобрать у Маши очки. Не поймав девушку и сорвав голос, заверещал фальцетом -
   - Уберите эту б.... цыганскую! Отберите очки, пока она их не сломала, и выкиньте её за ворота!
   Мужики наконец-то перехватили Машу и попытались содрать с неё очки. Очки, выскользнув из мужицких рук, упали, и... кто-то на них наступил. Простуженный поднял то, что осталось от очков, а мужики с руганью поволокли упиравшуюся Машу на улицу.
   Маша же, безумно хохоча, всё кричала:
   - Я замуж за чёрта хочу! Ах, какие детишки будут! Пустите! Ну, пустите же!
   Мужикам всё же удалось вытолкать девушку на улицу и запереть ворота. Теперь уже с улицы раздавались её безумные крики, но они становились всё глуше, видимо Маша, здраво рассудив, что перебарщивать не стоит, решила не лезть на рожон и уходила от дома.
   В горнице же тоже всё развивалось пока так, как и хотела Пелагея. Ментальное давление извне на психику мужчин уже не могло осуществляться, так как сильные эмоции заблокировали приёмный центр мозга. И теперь она уже могла навязать им то решение, какое ей надо.
   Пока очкастый пытался, хоть как-то приладить остатки от очков, гундосый собирал то, что принесли мужики после обыска.
   Дети ревели в голос, а Пелагея, продолжая играть испуганную бабу, всё крестилась и читала громким шёпотом молитву.
   - Да уйми ты их! - заорал раздраженно очкастый, запихивая в карман, так и не налаженные очки.
   Пелагея начала уговаривать детей не реветь, но сама при этом всхлипывала и приговаривала-
   - Ой, Господи, да что же с нами горемычными будет? Да вот, не за что нас поса-а-а-дят! - Тш-ш-ш, не плачте! - Одни, всё забирают, а другие нас винят, в том, что мы всё отда-а-а-ли! - Ой, тихо, тихо, не плачте! - А как тут не отдашь - все с ружьями, все грозятся убить. Куд-а-а-а нам горемыкам деваться? - Не плачьте, оставьте слёзоньки, а то вот поса-а-а-дят нас в тюрьму-у-у, а плакать не чем бу-у-дет....
   От такого успокаивания дети разревелись ещё сильнее.
   - Заткни своих щенков! - чуть ли не в один голос заорали очкастый и простуженный.- Ни кто, ни куда тебя с твоей оравой не посадит.
   Очкастый налил из чайника в руку воды и обтёр лицо. Не найдя ничего более подходящего, вытерся краем скатерти.
   - На х... ты нам сдалась!
   - Сами только вот грозились - всхлипывая, проговорила Пелагея.
   - Давай вали отсюда! - Заорал очкастый.
   - Куда вали? Это же наш дом. У нас, другого нет.
   - А революции наплевать, где будут жить выродки угнетателей.- Вступила "шинель". Дом конфискуется.
   Пелагея решила не перегибать палку.
   - Можно я хоть детей одену. Холодно же на дворе.
   - Ишь, чего захотела! - вылез из толпы крикун - Это теперь не твоё. Теперь наши дети будут в шубках ходить! И тебе шаль не к чему - быстрее сдохнешь! - С этими словами он подскочил к Пелагее и сорвал с её плеч пуховую шаль. - Теперь моя Клавка покрасуется.
   От такого даже приезжим стало не удобно, но идти на попятный, им уже было нельзя.
   - Давай вали! Вали пока мы добрые, а то, и правда, в тюрьму пойдёшь, а оттуда одна дорога - к стенке! И вообще, что бы тебя в городе на завтра не было!
   - Ой! - Пелагея испуганно прижала детей к себе - А как же мы пойдём, господа хорошие, нас же без бумаги с печатью даже из города не выпустят! Уж тогда сразу расстреляйте меня вместе с детьми, что изгаляться-то над нами горемычными!
   - Да дам я тебе бумагу! Не верещи! - проговорил, морщась очкастый, важно доставая из кармана штанов печать.
   - Листок бумаги и ручка есть? Сейчас напишу.
   Пелагея достала из-за образов листок и подала.
   Очкастый сел за стол, и изготовился писать, но вдруг растерянно отстранился от бумаги. Достал осколок от очков и попробовал, держа одной рукой осколок около глаза, писать другою, смешно прищурившись. Бумага елозила по столу, да и видел он, судя по всему плохо, поэтому он с раздражением оттолкнул от себя листок.
   - Кто писать умеет? - он обернулся к мужикам.
   Те смущённо переминаясь с ноги на ногу, замотали головами
   - Не-а..., мы дак..., в школах не обученные...
   Очкастый выругался.
   - Ну что ты за баба такая, всё в твоём доме не так?! Уж даже хочу отпустить тебя, непутёвую, ан - нет! И то не получается! - в сердцах он швырнул в Пелагею ручку.
   Пелагея про себя усмехнулась. А вслух, дрожащим голосом проговорила -
   - Господин хороший, я немного писать умею. Вы мне продиктуйте - я напишу, а Вы проверите.
   - Садись! - барственным жестом, показал он на стул.- Пиши:
   Постановлением революционного совета города Нижнего Тагила...
   - Как твоя фамилия - то? - обратился он к Пелагее.
   - Плотникова...
   - Ага, значит, пиши свою фамилию и имя с отчеством и дальше:
   Раскулаченная и высланная из города, вместе с петерыми...,нет пятирыми детьми.... А, черт! Как правильно-то?
   - Пятью детьми...
   - Вот и пиши, раз умная такая, - раздражённо процедил он сквозь зубы.- Куда ты поедешь?
   - К дальним родственникам мужа, в Тобольск.
   - Так и пиши - отправлена в ссылку, к дальним родственникам в Тобольск. Поставь сегодняшнее число. И далее, в низу - председатель революционного военного совета Макаров Т.С. - Это я. Давай я подпишу и печать поставлю.
   Он, приладив стёклышко к глазу, расписался, и помазав чернилами печать, аккуратно придавил ею бумагу.
   - Вы чёй-то её отпускаете? - вдруг вылез крикун. - Посадить её надо! А то, ишь, как легко отделалась!
   - Посадить. Посадить..., а куда детей-то. Ты возьмёшь? Или пострелять их?
   - Ага, и их и её! - обрадовался крикун.
   - Расстрелять, говоришь? - очкастый зло усмехнулся и достал из кобуры маузер - - На! Выводи во двор и стреляй! - он зло совал маузер в руки крикуну.
   - Вы, чё? Я не могу! Да меня потом в городе убьют, в Тагиле утопят! Её ж все любят!
   - Ах ты, гадина! Его, значит убьют! Он, значит, не может!- очкастый замахнулся и ударил маузером крикуна по зубам, и тот свалился, скуля, под ноги Пелагеи.
   - Хочешь руками революционеров, всех тебе неугодных убрать, а их добро присвоить?- Орал, брызгая слюной очкастый, и замахиваясь для нового удара, шёл на крикуна.
   - Ах ты, гнида, присосавшаяся к делу революции!
   Крикун на карачках, быстро перебирая конечностями, юркнул под стол. В толпе мужиков послышался ропот.
   Очкастый быстро развернулся.
   - Кто-то ещё пострелять хочет? А?
   Мужики отпрянули от протянутого маузера.
   - Вот то-то! И будет, как я решил! А ты - он развернулся к Пелагее - убирайся отсюда, пока я добрый!
   Пелагея подхватила бумагу, лежащую на столе и, подгоняя детей впереди себя, ринулась из дома.
  

ДИЧЬ.

   На улице уже было темно.
   - Это хорошо. - Подумала Пелагея - меньше глаз увидит, куда и когда мы исчезнем.
   Маша уже ждала их. Кони были накормлены и напоены настоем. Вещи уложены в телегу и покрыты брезентом.
   Быстро одев детей и дав им по куску пирога, усадили их на телегу и, погоняя лошадей, ринулись из города.
   На выезде их остановил патруль -
   - Эй, тётки, куда это вы ночь глядя?
   - Мы, служивые, погорельцы. - Начала Пелагея страдающим голосом от которого вибрировал воздух.- Кормильцы - муженёк мой и муж моей дочери погибли на пожаре, а нам как горемыкам жить? Ни кола, ни двора, а у нас вон какая орава ребятишек. Вот и решили к родственникам ехать.
   - Без бумаги нельзя. Приказ.
   - А есть у нас бумага-то, сегодня получили. - Пелагея порывшись за пазухой, вытащила завёрнутую в тряпицу бумагу и документы.
   - На вот, гляди, служивый.
   Подсвечивая себе фонарём, патрульные по слогам, читали бумагу.
   - "Гражданки Уварова М. Т. и Орефьева П.М. с детьми пострадали от пожара и, оставшись без мужей и в бедственном положении, направляются к родственникам в Уфу. Просьба препятствий не чинить. Председатель Реввоенсовета - Макаров Т.С."
   - Гляди-ка, и правда, сегодняшнее число.
   Оторвав взгляд от бумаги, они вскользь просмотрели документы и отпустили измученных женщин.
   - Как тебе удалось получить такую бумагу? Они же убивать нас пришли, я это сразу поняла, как только того в кожанке увидела. А мы не только живы, но и с охранной грамотой. Ты, и правда, ведьма!
   - Ведьма-то ведьма, но без твоей помощи было бы очень тяжело. Если бы ты не устроила такого замечательного спектакля, я бы тоже вряд ли сделала бы такое. Как ты замечательно оставила его без очков! Вот я этим и воспользовалась. Но радоваться рано. Нам нужно добраться до Екатеринбурга. Только там нам может быть удастся затеряться. Но туда ещё нужно добраться. Завтра к вечеру за нами начнётся погоня.
   - А почему завтра к вечеру? Ты видишь, да?
   - Нет, логически рассуждаю. Сейчас уже ночь. А утром у них митинг. Будет не до нас. А может, и нет.... - Пелагея почувствовала холодный укол в сердце.
   - Ошиблась я, Маша - нет у нас времени. Нас уже хватились. Погоня уже началась. - Пелагея хлестнула Орлика и Марго вожжами - давайте милые! Выносите из беды, как это сделали ваши предки. Но-о! - и гортанным голосом добавила несколько слов не то молитвы, не то заклинания. Её голос странным и тревожным эхом отозвался в ночи. Дробный стук копыт становиться боле быстрым и ритмичным.
   - Колёса бы выдержали.... Спи, Маша. Отдохни, нам ещё силы потребуются.
   - Матушка, давай ты поспишь, а я в случае чего тебя разбужу. Всё равно уснуть не могу. Внутри всё дрожит и в голове всё воспоминания крутятся.
   - Спи девочка. Я сильнее тебя. Я же, как ты говоришь - ведьма и поэтому долго могу не уставать. Спи! - Пелагея прикоснулась кончиками пальцев к голове Маши и у той начали закрываться глаза. Спи, радость моя.
  
   Утро их застало на берегу Нейвы. Чуть свернув с дороги и углубившись в лес, решили отдохнуть. Тот путь, что они прошли за ночь, был невероятен. Но до Екатеринбурга оставалось ещё столько же, сколько они уже проехали.
   Разожгли небольшой костёр и вскипятили чай. Пока Маша кормила детей, Пелагея смазала колёса, дала корм лошадям и осмотрела их.
   Поправляя подпругу, она вдруг вспомнила, как она вот также проверяла упряжь... и тревога, и погоня за спиной - всё опять повторяется. Снега вот только не хватает. По спине пробежал озноб, заставляя зябко передёрнуть плечами. В голове завертелись мысли:
   - Тогда мы были вдвоём с Гришей и нам помогали. Сейчас я одна... Маша не в счёт... - А почему это не в счёт? Как бы мне было тяжело выкручиваться одной. Нет, Маша в счёт и в бо-о-ольшой счёт - ведь они как раз и не рассчитывают на неё! Они думают: я одна и меня будут тормозить дети и сумасшедшая Маша, помощи ждать не откуда.
   Надо Марию с детьми где-то пристроить и уводить от них погоню. Меня одну им не поймать... Но куда спрятать детей? Уж больно заметна пятерня.... А если их найдут, то меня на них, как рыбку на наживку поймают. Ну ладно - рыбка!.... Это они думают, что ловят рыбку....
   Вернувшись к костру, Пелагея уже имела четкое представление о том, что и как она будет делать.
   - Машенька, нам сейчас нужно будет разделиться...- Пелагея начала инструктировать Машу.
   - Дети и ты не имеете чёткого ментального следа. Идут конкретно за мной. Я знаю, как и где сбить их со следа, но до того места мне с вами не дойти - у тебя и у детей и даже у коней, даже напоенных моим отваром, силы не бесконечны. Те же, кто идёт по следу усталости не знают. И жалости тоже....
   Я заберу у вас Орлика. Маргоша довезёт вас до Екатеринбурга и одна. Там ты подкинешь девочек в детский дом. А сыновей оставь с собой.
   - Что ты такое говоришь? - вскричала Маша.
   - Я и девочек оставлю! Я справлюсь!
   - Ни сколько не сомневаюсь. Но дело не в том справишься ты или нет. А в том, что по пятерне тебя легко будет выследить. Мальчишек отдавать нельзя. Девочки сильнее и выносливее..., поэтому отдашь в детдом девочек. И постарайся это сделать так, чтобы не увидели тебя. А сама, снимешь, где ни будь полдома, и будешь тихонько жить. Для вида можешь устроиться на работу, но лучше этого не делать. Продавай золото - маленькие колечки и серёжки. Монеты и дорогие украшения не трогай, а то ещё грабители выследят. А так продаёт вдова свои немудреные украшения.... В кожаном мешочке много таких безделушек. Я нарочно их покупала для этой цели. Основную же часть золота спрячь, где ни будь в не дома. Это на тот случай если обыскивать придут или грабители нагрянут. Да так спрячь, чтобы если бежать придется, удобно было забрать.
   Маргошу не продавай. И за проволочкой в гриве следи - пока она там, у лошади будет всё такой же затрапезный вид и вряд ли кто на такую клячу польстится.
   Как только беда минует я за вами приеду.
   Ты прости меня девочка - такую ношу на тебя взваливаю...- Пелагея тяжело вздохнула.
   - Дай нам Бог удачи и толику счастья выкрутиться из этого положения!
   Мария кинулась в объятья Пелагеи и, всхлипывая, проговорила -
   - Не казни себя! Нет в том твоей вины!
   Дети услышав, что нянька плачет, тоже зашмыгали носами.
   - Маша не реви! Ты же у меня сильная девочка! - и уже к детям, сидящим на телеге -
   - Ну а вы то по какой такой причине ревёте? - Пелагея подошла к детишкам, обняла их как наседка и замерла на некоторое время, передавая им заряд бодрости и силы. Потом вытерла им слёзы и носы и поцеловала каждого -
   - Маме нужно уехать. Мария будет с вами. Слушаться её беспрекословно. Вы уже большие должны понимать - нам нужно выжить, а для этого маме нужно уехать. Я уведу погоню за собой, и вас не найдут. Но и вы должны помочь мне и Маше. Лидочка и Ниночка, на вас возложена самая тяжёлая часть нашего плана - Маша в Екатеринбурге оставит вас на крыльце детдома и вам придется сыграть роль потерянных и бедных сирот. Вот - Пелагея сняла с шеи кожаный мешочек и достала оттуда два серебряных невзрачных медальона и одела девочкам на шейки - это оберег для вас. Пока оберег на вас - ни кто обидеть или разлучить вас друг с другом не сможет. И где бы вы небыли я по ним вас всегда найду. Ни кто кроме вас снять его не сможет, поэтому, чтобы ни случилось, ни на какие уговоры не поддавайтесь и не снимайте даже на минуточку. Вы поняли меня?
   Девочки с полными слёз глазами закивали головёнками. Пелагея обняла девочек и расцеловала каждую в мокрые щёчки.
   - Мама на вас надеется.... Не бойтесь, мои хорошие, плохие времена пройдут, и мы опять будем все вместе.... Мама у вас сильная и со всеми невзгодами справится. Вы же знаете - что я говорю то всегда и сбывается, - голос у Пелагеи слегка задрожал. Она ещё раз расцеловала девочек и, тряхнув головой, отогнала нахлынувшую слабость. - Нельзя мне расслабляться! Ну-ка, соберись! - приказала она сама себе. И когда обернулась к сыновьям, голос у неё был опять твёрдым и не терпящим возражений. - А вам, молодые люди, придётся пожить с Машей и называть её мамой. Вы поняли? А так как Маше будет не легко, будьте добры, помогать ей. Вы же мужчины и должны вести себя соответственно. На вас помощь в ведении домашнего хозяйства и охрана Марии. Вы поняли меня молодые люди? - Пелагея строго смотрела на сыновей.
   Мальчики с серьёзными мордашками закивали головами.
   - Мама, а это на долго? - голос, спросившего Орефы, предательски задрожал. И, как по команде, глаза детишек опять начали заполняться слезами.
   - Если мы сейчас все дружно будем плакать, а не заниматься делом, то вот радость то будет тем, кто за нами гонится - вот мы стоим тут и от жалости к себе рыдаем - берите нас и убивайте, - Пелагея вытерла детские мордашки. - Давайте же не будем доставлять им такой радости. Каждый из нас будет делать то, что нужно и мы победим их, обхитрим и заставим играть по нашим правилам. Вы наши помощники и мы с Машей очень надеемся на вас. - Пелагея достала их кожаного мешочка три серебряных простых восьмиконечных крестика и на дела на шейки мальчиков. -
   - А это ваш оберег. Не снимайте их ни на минуточку. А это тебе, - Пелагея достала большой серебряный медальон и протянула Маше. - Это твой оберег. Он свяжет тебя со мной и детьми и будет тебе охраной
   .
   Если будет очень плохо и ты, не сможешь найти выхода из создавшегося положения, то зажми его в ладони и позови меня. Я свяжусь с тобой. А если уж совсем край будет, открой его - это система наваждения и можно отвести глаза и закодировать трёх - четырёх человек на расстоянии не более десяти метров, мысленно произнеси своё желание и направь в сторону нужного объекта. Но запомни, это сработает всего один раз, а потом система будет заряжаться от твоего тела почти сутки или четыре - пять часов на солнце. Если детишки будут рядом с тобой, то сила оберега усиливается втрое - идёт подпитка от их оберегов. А вообще он будет работать постоянно, как генератор поля невнимания к тебе и твоему дому. То есть у людей не будет возникать праздного любопытства - кто вы и откуда и на что живёте. И будет создавать ощущение, что они тебя давно знают и хорошо к тебе относятся, что ты их давняя и добрая соседка.
   Дай Бог тебе силы и терпения! - Пелагея обняла и поцеловала Машу. - Мне пора собираться.
   Она с помощью Маши выпрягла Орлика и надела на него седло, удачно захваченное из дома. Вытащила свои вещи, взяла из тайника один мешочек с золотом и упаковала всё в перемётные сумы. Закинула их на седло и закрепила ремешками. Закрепила на седле маленький топорик и флягу. На прощанье поцеловала ещё раз всех по очереди и, взяв Орлика под уздцы не оборачиваясь, пошла к дороге.
  

ПОДСАДНАЯ УТКА.

   А не оборачивалась она потому, что слёзы заливали глаза. Слёзы тоски от расставания с детьми и злости на себя -
   - Как же она могла довести до такого состояния. Ведь у неё уже есть опыт столкновения с нелюдями - так чего выжидала? Ведь знала же, что ни совести, ни жалости они не имеют и что она нужна им на любых условиях, а в крайнем случае - просто убьют. Правильно сказал кто-то их древних - "Многознание уму не научает". Вот и она много знала, а всё равно глупо попалась.
   Хватит жалобить себя! - оборвала она свои горестные мысли. Зло вытерла слёзы и вскочила в седло.
   - Но-о! Но-о, милый! Нам надо и свои души спасать и от детей с Марией беду отвести! - Орлик, соглашаясь с хозяйкой, тихо заржал и перешёл на рысь.
   Им нужно было вернуться назад - до развилки на Висим. Дороги как таковой там нет, но верхом вполне можно проехать. Орлик конь хороших кровей - привычен к горам и вынослив. А от Висима до Чусовой рукой подать - пусть потом поищут.... Но на развилке нужно хорошо наследить, чтобы свора за ней рванула.
   Не доезжая до развилки с километр она срубила молодую пихту и, накинув на стволик петлю, потащила за Орликом как волокушу. Пихта стирает ментальный след, а именно это Пелагее и было нужно. Доехав до перекрёстка, она отвязала пихту и воткнула её среди таких же, росших на обочине. Маленькой веточкой всё той же пихты затёрла свои следы на обочине и, вскочив в седло, поехала по лесной дороге в сторону озера, на некоторое время, приоткрыв свой ментальный "запах". И почти сразу же по спине пробежал озноб, как от дуновения холодного ветра - это работала поисковая система чужих. Пелагею запеленговали. И они были рядом, но это уже сущие пустяки.... Дав им взять след, Пелагея выждала, когда вся свора свернула за ней, проследила за тем, чтобы ни кто из преследователей не поехал к Екатеринбургу и злорадно усмехаясь, закрыла свой ментальный выход.
   - Ну, и порядок! Теперь будем играть по моим правилам, господа!
   Она знала, куда их вести...
   Есть на срединном хребте Урала, почти на самом севере ментальный провал, причём, в отличие от других устроен он странно и страшно. Между двумя отрогами гор простирается болото. Обойти его практически не возможно - на несколько десятков километров и ту и в другую сторону отвесные скалы, и только через середину болота есть проход от одного перевала до другого. По болоту быстро не пойдёшь - топь образовалась на месте завального озера, поэтому, под травяным болотным покрывалом, глубины порядочные. Это вынуждает идти медленно, слегой прощупывая дорогу. А где-то в центре болота узконаправленный луч энтропии, пока в него не попадёшь, не узнаешь о его наличии. Когда же попадаешь - выскочить быстро не получается, а луч на столько мощный, что в течение нескольких секунд происходит высасывание. Для простого человека это происходит безболезненно и почти незаметно, а у мага - будто выжигают мозг - боль ужасная, а также потеря зрения, слуха и ориентировки. Это сущая ловушка для паранорма. Обыкновенный человек, пройдя этот отрезок пути, постареет лет на пять и может заболеть болезнями, связанными с иммунной системой, а паранорм теряет не только свои сверх способности, но и вообще разум. Причем, чем сильнее магические способности, тем страшнее последствия. Дед Пелагеи говорил, что это пробой в другую, причём больную, реальность.
   Вот на это-то смертельное болото и направлялась Пелагея. Она знала проход через него и хотела заманить туда чужих. Подействует на них это излучение или нет, она не знала, но попытаться стоило.
   Более двух месяцев вела за собой погоню Пелагея. Выматывающий постоянным преследованием путь отнимал много сил. Ни где, более чем на сутки, отдыхать не давали. Стоило чуть задержаться, и Пелагея начинала ощущать дуновение смерти. Орлику стало тяжело - на склонах пошёл стланик, он как капкан захватывал своими корявыми и крепкими, как проволока, ветвями копыта и бедному коню приходилось прилагать большие усилия, чтобы выдернуть ногу. Оставить бы коня где-нибудь, но в поселения Пелагея не заходила, чтобы не навлечь на не в чём не повинных людей беду, а оставить Орлика в лесу - рука не поднималась.
   Когда до болота оставалось с неделю пути, Пелагея встретила знакомого шамана. Она знала его с детства, он учил её некоторым приёмам волхования, известным только его роду. Так получилось, что его род на нём обрывался, и он для передачи своих знаний выбрал её. Почему? - На этот вопрос он ни когда не отвечал. Наверное, потому, что не имея своих детей, Пелагею любил, как свою дочь, хотя встречались они не часто - слишком большое расстояние разделяло их. Последний раз они виделись, когда ещё и отец и мама были живы, и не что не предвещало беды. Ещё все были счастливы....
   Он сидел у костра, покуривая свою неизменную трубку, и ласково улыбался вышедшей из леса, прямо к костру, Пелагее.
   - Здравствуй, дочка! - он не по-стариковски легко встал и пошёл к ней на встречу.
   Эта встреча, была настолько неожиданна для Пелагеи что, выскочив из леса на костёр, она даже не успела испугаться. Сердце только успело дать сбой, как мозг уже узнал сидевшего человека.
   - Не пугайся! Я в коконе непрогляда сижу и тебя на свою стоянку уж вторые сутки веду. - Он взял у неё повод Орлика - давай, однако помогу.
   Пелагея кинулась старику не шею, - Василий, как ты меня нашёл? Миленький ты мой! Как я рада тебя видеть!
   Старик ласково хлопал её по спине и приговаривал нарочито ворчливым голосом, - ну-ну, охи, вздохи - некогда нюни распускать. Тебе надо кушать и отдыхать, а я пока тебя постерегу и в дорогу соберу. - Он усадил её на шкуры к костру и сунул в руки большую кружку с ароматным и сладким, а самое главное - горячим питьём.
   Он всегда, с самого детства, чувствовал, когда ей было плохо, сколько бы километров их не разделяло. Василий это объяснял тем, что они являются кровными родственниками, а Пелагея для него как дочь.
   Вот и сегодня он, как родной отец почувствовал её боль и усталость и поспешил на помощь. Он принёс ей своих амулетов и питья, укрепляющего как тело, так и дух. А самое главное - он ждал её с горячей пищей и чаем. Накормил и дал сутки выспаться, охраняя её.
   Разбудив Пелагею, он натёр её снадобьями, разминая одеревеневшие от усталости мышцы, дал приготовленную для неё легкую и прочную одежду и обувь из шкур, опять накормил и напоил её, что в её многокилометровой и многодневной гонке было, чуть ли не важнее всех обережных магий.
   Её уже ждала приготовленная заплечная котомка со всем необходимым, мокроступы, и хороший крепкий посох, который ей и в горном лесу подмогой будет и на болоте слегой поработает. Всё это, не будь шамана, ей пришлось бы готовить самой за счёт отдыха. А так, она отдохнула и выспалась.
   Отдав Орлика Василию, она налегке, уже не выбирая дороги для коня, пошла к намеченной цели. А шаман уводил коня в своё стойбище, куда потом за ним придёт Пелагея. Если конечно останется жива....
   Пелагея шла и вспоминала вчерашний разговор со старым шаманом. Разговаривали они, правда, не долго, сон сморил её. Но и то, что она узнала, требовало обдумывания и оценки.
   - Василий, ты не знаешь, кто за мной гонится? И зачем я им нужна?
   - В будущем в твоём роду родиться очень сильный маг. Он будет не просто магом, а оператором земных реалий, то есть от его желаний будет зависеть вся жизнь на Земле и существование самой Земли, - ответил Василий, подкладывая ей в миску мяса.
   Пелагея чуть не подавилась. Кое-как проглотив кусок ароматного тушёного мяса, она изумлённо спросила -
   - Неужели это возможно? И откуда ты об этом узнал?
   - На-ко вот, запей, - старик всовывал ей в руки кружку с густым наваристым бульоном, от которого исходил умопомрачительный запах. - Я - старый шаман.... А ты задумывалась, насколько я стар?...
   Я прислуживал ещё последним гипербореям и похоронил их... и оставлен я специально, чтобы помочь тебе.
   - Но как это возможно? Сколько же тебе лет? И почему, если они настолько всемогущи, они не остались сами?
   - Они бы могли жить вечно, но со временем их духовная сущность начинает преобладать над телесной, и им становиться тесно в нашем ограниченном мире - их душа стремиться к многомерию. И хоронил я только их телесные оболочки, а души их сейчас живы и витают в других мирах. Впрочем, они часто наведывают и в наш. Вот и о твоей беде предупредили..., велели помочь.
   А сколько мне лет... не помню. Со счёта сбился...
   Да-а.... Вот такие дела.
   Пелагея, за много дней, впервые наевшись досыта, да ещё и горячего, осоловела - глаза непроизвольно закрывались, но услышанное от старого шамана было настолько интересно, что она, превозмогая усталость и сон, всё задавала и задавала вопросы. Василий же видя её состояние, решил прервать диалог.
   - Ты, дочка, должна поспать, - решительно сказал старик.- Мы с тобой ещё поговорим на эту тему, но не сейчас. Сейчас ты должна набраться сил и выспаться. На-ко вот, ягодного отвара выпей и ложись, а я тебя покараулю.
   - Василий, миленький, пожалуйста, последний вопрос, - Пелагея взяла у старика кружку с ягодно-травяным настоем и поцеловала его в морщинистую щёку.- Кто они, те, кто гонится за мной?
   - Гипербореи...
   - Чт-о-о! - кружка чуть не вылетела из рук Пелагеи. Шаман вовремя успел её подхватить.
   - Да, гипербореи.... Только другие. Те, которые возненавидели человечество и готовы стереть с лица земли всех людей, особенно таких как мы.
   - Как это могло случиться? Что разъединило их?
   - Это долгая, очень долгая история.... Не время и не место сейчас её рассказывать.
   - Но хоть коротко..., а?
   - А если коротко.... То кое-кто из наших прародителей решил, что эксперимент не удался и решил своих потомков уничтожить.
   - Это как если бы мне, вдруг не понравились мои дети и я, затратившая на это столько моральных и физических сил, вдруг бы решила, что они лицом не вышли или характером и убила бы их, да?
   - Да! Как не грустно.... Но не надо гипербореев приравнивать к богам - они не боги и не когда ими не были. Они люди, хоть и с гипернормальными способностями, а поэтому, как и люди, имеют массу недостатков. И они, как и люди, все разные.... Тавтология получается.... Правильнее можно сказать так - люди потому настолько разные, что прародители и учителя у них тоже были настолько не похожими и по характеру и по внешности. Ведь наличие паронормальных способностей не избавляет человека от жестокости, себялюбия и ненависти ко всему, что не подходит под этические мерки данного индивида. А этические мерки у всех разные и зависят от воспитанности, врождённых качеств, моральных устоев и т.д.
   - Ты заговорил, как профессор. Я ходила на лекции.... В город приезжал....
   Шаман засмеялся. - А ты думала, что я дикий, что ли? - Василий погладил её по голове, - спи! Вот закончишь эту погоню, придёшь ко мне, и мы с тобой обо всём поговорим, - он дотронулся до её головы, и Пелагея провалилась в сон.
  
   Пелагея вышла точно на распадок в горной цепи. Деревья расступились, и открылся прекрасный, своей первозданностью вид северного Урала. Она стояла на краю обрыва, опираясь рукой на огромное поваленное дерево. Рука утопала в мягком чуть влажном мху и разгорячённой коже эта влажная прохлада была приятна. Напротив высились горные отроги, блестя на послеполуденном солнце осыпями и крутыми обрывами. Склон был настолько крут и обрывист, что деревья там почти не росли. Только чуть левее горную гряду, как разрубили и шрам этот, извилистый корявый, зарос редкими покорёженными деревьями и кустарником. Это и был проход на перевал.
   Пелагея проследила взглядом до дна распадка. В обе стороны, на сколько хватало взгляда, растекалась зеленью ровная поляна с редкими навалами камней, на которых кое где росли чахлые деревца - это и было болото смерти. Но выхода энтропии не видно и не чувствуется, даже со способностью Пелагеи. И ни какого намёка на тропу. Но для Пелагеи это не было препятствием - и где выход облучения она знала и как обойти она тоже знала. Ещё дед показывал.
   Пелагея стояла и впитывала скользящие солнечные лучи - они ласково пригревали затылок и спину, и Пелагея, сняв котомку, легла на ствол поваленного дерева в мягкий мох закрыла глаза и расслабилась. Чуть шумели от ветра деревья, где-то чирикала какая-то птаха, и глухо булькал мощный родник, скатываясь с журчанием по склону сопки к болоту. Пахло разогретым на солнце камнем, прелой листвой и смолистым деревом.
   На лицо Пелагеи что-то упало. Она, открыв глаза, сняла с лица хвоинку. Рядом рос кедр, весь покорёженный ветром. Редкое дерево для Урала. Он как старый воин - весь в шрамах обломанных ветвей, с перекрученным стволом, цеплялся за скалы своими мощными корнями и гордо вскидывал к небу свои покалеченные, но мощные ветви. Создавалось впечатление, что он зовёт Пелагею к себе. Пелагея внимательно прислушалась в пси диапазоне и действительно услышала зов кедра. Она встала, подошла к дереву и, обняв ствол, крепко прижалась к шершавой тёплой коре. Закрыла глаза и услышала ток соков земли по стволу кедра. Нет, это уже по её кровеносной системе текут живительные соки Земли, и это её ноги - корни уходят в земные глубины, чтобы дотянуться до мощного источника исцеляющей и животворной энергии. Эта энергия заполняет её, расширяя её мироощущение. Она как бы с верху видит Землю - леса, озёра, города, дороги и она сразу же подумала о детях и картинка услужливо развернулась панорамой Екатеринбурга.
   - Где же Маша? - удивляясь своему спокойствию, подумала Пелагея.
   И картинка, развёрнутая перед глазами, начала скачками укрупняться, пока на ней не стал виден один дом, на окраине города.
   - Маша! - мысленно крикнула Пелагея... и увидела девушку. Та сидела за столом и что-то шила. На зов Пелагеи она вздрогнула и подняла голову.
   - Маша, не пугайся, это я, Пелагея. Как у тебя дела? Как дети?
   Мария услышала её. Услышала! И молодец не испугалась!
   - Всё в порядке. Мальчики вон во дворе в песке играют, - и Пелагея действительно услышала родные детские голоса за открытым настежь окошком. Мысленно потянулась выглянуть в окошко, и действительно увидела детей. Она даже уловила их родной детский запах. Мысленно поцеловала их перемазанные щёчки.
   - Ой! - Орефа схватился за щёку, в которую только что его целовала Пелагея, и зажмурившись, проговорил, - тепло-о-о, как мамин поцелуй....
   - Да это солнце, - потирая свою щёку, проговорил рассудительный и материалистичный Матвей.
   - А может и мама, она и не такое умеет, - прижимая перепачканную песком ладошку к щёчке, мечтательно проговорил Григорий, веривший в то, что его мама - может всё.
   Пелагея передала им импульс защищённости и ласки. Детишки заулыбались, а Орефа, самый восприимчивый из её детей прошептал, зажмурившись - Мама, я тебя люблю....
   Пелагея, превозмогая желание обнять детей, выдернула свой затуманенный разум со двора и вернулась к Марии.
   - Как девочки?
   - Они в детдоме. Я за ними присматриваю. Устроилась туда ночной няней. И раз в три дня их вижу и подкармливаю, - и чутьём уловив, что Пелагея хочет метнуться посмотреть на дочек, воскликнула - Стой! Матушка, стой! Если они так же отреагируют на твоё появление, как и сыновья, то это возбудит не нужные разговоры. Они же там среди людей.
   - Ох! И правда! Ты молодец, что остановила меня. А я и не подумала.... Как ты тут со всем справляешься?
   - У нас всё в порядке. Ты то скоро приедешь?
   - Я не знаю, Машенька. Я ещё не дошла до цели. Я вас всех целую. Если со мной что случиться вас разыщет старый шаман. Эвенк - Василий и всё расскажет. Он маг. Поможет. Прощай! Пора мне...., - и Пелагея прервала контакт с Машей.
   Не удержавшись, всё же заглянула в детдом. Нашла дочерей. Они, сидя в парке на скамейке, что-то увлеченно читали, прислонив головёнки друг к другу, и держа книгу в четыре руки. Одинаковые застиранные грязно-коричневые платья и аккуратно заштопанные, видимо Машей, чулочки. Маленькие пальчики с обгрызенными ногтями, обрезанные чуть ли не под ноль волосы и исхудавшие личики.
   У Пелагеи сжалось от жалости сердце. Оглядевшись по сторонам, и не увидев в близи ни кого, она приблизилась к дочерям и поцеловала их по очереди в исхудавшие щёчки. И постаралась передать им свою ласку, любовь и силу.
   Девочки встрепенулись. Посмотрели друг на друга и оглянулись по сторонам, потом, склонившись поближе друг к другу, зашептали -
   - Ты почувствовала? - Лида прижала ладошку к щеке. - Мама!
   - Ага, мама, - вздохнула Ниночка. - Только она так умеет...
   - Значит скоро приедет...
   - Ага, скорее бы уже...
   - А тепло-то как сразу стало, - Лидочка закрыла глаза и тоже вздохнула.
   - Ага, хорошо-о-о....
   Пелагея с усилием выдернула себя из этого мира и со щемящим от разлуки с детьми сердцем, вновь очутилась на краю обрыва. Но кедр её ещё не собирался отпускать. И она опять увидела Землю с высоты. Кругом куда не глянь лесистые и не очень сопки, а по склону одной их них, по которой она прошла два дня назад, идёт отряд из восьми человек и четырёх лошадей. Все люди вооружены. И один из них вряд ли был человеком, в её диапазоне видения он выглядел как чёрная клякса.
   - Ага, мистер, и вам ни что человеческое не чуждо! - злорадно подумала Пелагея, - и вам, господин гипербореец приходиться тащиться пешком!
   Сориентировавшись, Пелагея поняла, что её от них отделяют четыре сопки или два дня пути.
   - Вообще-то больше, если они не бросят лошадей, - подумала Пелагея, - но мне пора готовить ловушку. Надо ещё посмотреть выход луча и определить его точные координаты. - Стоило ей только подумать о болоте, как зрение скачком переместилось на болото. У Пелагеи даже закружилась голова. Справившись с тошнотой, она посмотрела в низ. В виденной сегодня картине болота произошли изменения - синим сумеречным светом был прочерчен луч. Он узкой зигзагообразной линией протянулся по всей длине болота. Ширина выхода луча была разной - где-то он истончался и даже в одном месте прерывался, а вот прямо напротив проходов на перевалы он был шириною более двух десятков метров. Не зная этого, люди как раз и попадали на него, потому что если бы не было луча, то здесь переход был бы самым простым. Это было самое узкое место на пути от одного распадка до другого и над болотом высились три больших камня, разделённые между собой пятью - семью метрами относительно крепкого, на первый взгляд, травяного покрытия.
   - Надо наметить тропу, - Пелагея не успела додумать мысль до конца, как красными точками высветилась тропа, она петляла и уходила на север, вдоль болота, переходя от одного камня к другому, иногда даже поднимаясь на осыпи около крутых склонов. Только в полукилометре там, где прерывался след луча, она резко поворачивала к противоположному склону и опять петляя, вилась вдоль него на юг - к подъёму на перевал. В месте пересечения тропой болота не было ни одного, торчавшего над идеально ровной зелёной поляной, камня, и ширина болота была одной из самых больших.
   - Идеальная ловушка! - подумала Пелагея - Ну кто додумается тащиться полкилометра по болоту, чтобы пересечь его в самом широком месте.... Да ещё ведь тащиться обратно.... Да-а-а.... А с дедом ведь мы проходили на юге и обходили всё болото. Путь конечно дальше, но безопаснее... Надо посмотреть..., - панорама услужливо развернулась и Пелагея увидела, что там, где когда-то проходила тропа обрушился склон и дорога стал не проходима.
   - Вот тебе бабушка и юрьев день! А ведь я бы пошла именно туда и потеряла бы столько времени! Ах, мой зелёный друг! Что бы я без тебя делала?
   Запомнив кромку выхода луча, напротив перехода и тропу, Пелагея, поблагодарив кедр, выбралась из его ментальных чувств. И разомкнула объятие. И....чуть не упала - на столько была чувствительна потеря поддержки. Но сила и видение мира её не покинули, видимо кедр открыл в ней ещё какой-то канал чувств, доселе ей не ведомых. Ко всему прочему она четко стала ощущать время и поняла, что сегодня ей можно выспаться и не пороть горячку. Завтра она всё успеет.
   Пелагея подошла к кедру и ещё раз обняла его со словами благодарности.
   - Спасибо, тебе великан! Долгих лет тебе жизни! - она погладила его по тёплому шершавому стволу и почувствовала, как тёплая волна пробежала по спине - это дерево тоже гладило её. - Пелагея засмеялась, - спасибо! Мне твоя поддержка очень важна, - она прижалась на прощанье к стволу щекой, и постояв так минуту, пошла искать звучащий родник.
   Наполнив водой флягу, она вернулась к кедру. У поваленного дерева развела небольшой костёр, вскипятила себе чаю и, разогрев хлеб, с удовольствием поужинала. У неё оставалось ещё вяленое мясо и засахаренные ягоды, поэтому еда и впрямь была вкусной и питательной.
   На ночлег она устроилась в корнях кедра на мягкой подушке из кедровых иголок и кедр, перекрыв её ментальное излучение своим, спрятал её и охранял её сон, подпитывая Пелагею своей силой.
   Утром Пелагея проснулась ещё до восхода солнца, отдохнувшая и полная сил. Не поленилась, разожгла костёр и вскипятила чай. Усевшись в корнях своего защитника и прислонившись к стволу, она плотно позавтракала, наблюдая, как напротив неё из-за сопки выползает рассвет.
   Медленно, медленно светлело небо, одна за другой гасли звёзды, По лесу пробежал ветер, деревья вслед ему зашелестели листвой и опять, на какое-то мгновение всё затихло, потом опять пробежал ветер, и деревья проснулись, заговорили трепещущей листвой и начали здороваться друг с другом гибкими ветвями, будя птиц. Лес проснулся - зачирикал, запел, подгоняя зарю, которая неторопливо растекалась по небу.
   Пелагея не стала ждать, когда день улыбнётся алой полоской рассвета, было и так достаточно светло, чтобы приступить к спуску на болото.
   Собрав вещи и попрощавшись с кедром, она пошла к роднику и по его руслу начала спускаться с сопки. Вставшее солнце застало её уже почти в самом низу. Нарезав ветвей с пихты, замеченной ещё вчера, она нашла сухое укромное место и оставила котомку, охапку ветвей и часть одежды - ей всё равно придётся возвращаться назад по своим следам, так зачем же всё это тащить с собой. Наполнила флягу водой и, привязав к ногам мокроступы, пошла к центру болота.
   Зелёное покрывало колыхалось от каждого её шага и только благодаря мокроступам, увеличивающих площадь её подошв она не проваливалась под это тонкое травянистое покрытие. Прощупывая своим внутренним зрением дорогу, она всё же не выпускала из рук посох, держа его на перевес, на случай провала. То тут, то там сквозь траву поблескивала вода - это ещё не совсем заросшие окна озера ждали свои жертвы.
   По сопкам гулял ветер, это было слышно по шуму деревьев, а здесь на болоте стояла удушливая жара, и не было даже слабой подвижки воздуха. От болота поднималось испарение и скоро над головой у Пелагеи повисло плотное облако тумана, причем на самом болоте тумана не было - белая пелена висела над головой, светясь золотистым приглушённым светом от взошедшего солнца. Стало невыносимо душно; кожа покрылась липким потом; одежда же стала мокрой и тяжёлой. Пелагея сняла с себя всё, что только было возможно, и шла почти раздетой. Мошкара стаями кружила над бочажинами, не приставая к Пелагее благодаря Василию - старый шаман и об этом подумал и в котомку к Пелагеи положил мазь от гнуса.
   Вот уже и первый камень; далее хода нет. Даже к самому камню подходить нельзя. Пелагея достала приготовленный платок и грязные носки, которые сняла, переобуваясь сегодня, с вложенными в них камнями.
   - Это конечно не ментальный след, - усмехнулась про себя Пелагея,- но след и они его почуют.... Должны!
   Встала поустойчивее, выбирая место, где покров травы потолще, - вот теперь не промазать бы....- и Пелагея зашвырнула платок на первый камень. - Ура! Попала! Так, теперь посложнее... та-ак, не торопись, - уговаривала она сама себя, - и размахнувшись кинула носки на второй, дальний камень. "Снаряд", ударившись о камень, срикошетировал и отлетел в сторону..., Пелагея от страха зажмурилась, - ох! Сейчас провалиться сквозь травяной покров и уйдёт на дно! - Но нет! Всё нормально! Прокатившись по траве "снаряд" остановился и остался лежать на траве, видимо травяное покрывало, там было достаточно прочным, что не скажешь про то, где стоит Пелагея.
   - Надо сматываться отсюда! - Пока Пелагея стояла на одном месте её ноги медленно продавливали травяной покров, и она уже стояла в воде. Быстро переступив, она отправилась назад. Трава ещё не успела выпрямиться, поэтому свой след она видела хорошо, и возвращаться было куда проще и спокойнее. Туман всё ещё висел над болотом, дышать стало вообще не чем. Хватая ртом настоянный на болотных травах и прели пар, Пелагея добралась до своей схоронки и упала лицом в траву. Здесь туман тоже нависал ватным одеялом, но дышать было легче - это воздух, охлаждённый родником, скатывался по руслу вниз к болоту. Отдышавшись, Пелагея наполнила в роднике почти опустошённую флягу; сняв мокроступы приделала из веточек пихты им ещё одну подошву, и приладив их на ноги вновь, подхватила котомку и продолжила путь. Идти было не так уж и трудно - у берега травяной покров был более прочным, и идти по нему было не сложно. Хоть осторожность соблюдать нужно было и тут - глубины даже у берега были не маленькие, а камни, падающие с обрыва, пробивали травяной покров болота и тонули, и на поверхности образовывались бреши, которые были почти не видны, и попасть в них было бы мало приятным удовольствием. Но сложнее всё же было тогда, когда тропа выбиралась на осыпи - мокроступы Пелагея снимать не решалась, иначе её след почуют "псы преследования", а по этому тащилася по камням в этих громоздких сооружениях, да ещё осторожничала, чтобы не дай Бог не сломать - это было сущим мучением. После часа такой ходьбы, она села передохнуть на валун на одной из осыпей и обратила внимание, что в углублении валуна, в нанесенном туда мусоре проросло три деревца. Не более десяти сантиметров в высоту, маленькие кедры топорщили свои иголочки к солнцу.
   - Маленькие, - пожалела их Пелагея, - как же это угораздило-то вас, вырасти в таком месте, а? - Она, слегка прикасаясь, погладила рукой щёточку иголочек, - наверное, птица какая притащила шишку и здесь обедала орешками, а эти в трухе завалялись и проросли.... Но ведь не выживут..., слишком слабы, а камень крепок. Поддаваясь порыву, она достала из котомки кружку и аккуратно поддев ножом пласт трухи вместе с деревцами переложила их с камня в кружку, тщательно завязала тряпицей и положила в котомку.
   - Найду для вас местечко и посажу, а пока полежите в котомке.
   Туман, опустился на болото, закрывая обзор вообще. Было такое ощущение, что находишься в парилке, которая ещё не достаточно прогрелась, а нерадивый банщик уже пару напустил. Камни, трава, кусты - всё покрылось капельками росы и не зависимо от своего цвета всё стало серебристым, даже Пелагея вся покрылась капельками влаги. Она встала, встряхнулась как собака, закинула за плечи котомку, тщательно ногой в мокроступе затерла то место, где только что сидела и начала спускаться с осыпи. За ней оставался темный мокрый след. Увидев это, она остановилась и "растопырив" все свои органы чувств замерла, сканируя пространство и пытаясь найти своих преследователей. Постепенно удаляясь, она осторожно двигалась на встречу преследователям и наткнувшись на них, тут же ретировалась, закрываясь на всех диапазонах.
   - Нашла! - она облегчённо вздохнула, - далеко! Им ещё как минимум день пути. Я успею, должна успеть выйти на тот склон в поле их видения. - Чтобы заторопились, и рванули за ней, не особо заботясь о безопасности.
   - А не поймаете!...
   Пелагея поправив котомку, уже не заботясь о том, что за ней остаётся видимый след, пошла дальше. Каменный островок с двумя чахлыми берёзками неожиданно быстро возник перед ней из тумана - от него нужно было поворачивать через болото. Туман всё ещё висел над болотом, и стало очевидно, что пока солнце освещает болото туман не уйдёт. Ветра в котловине не бывает и в солнечный день болото парит до вечера, пока от сопки, с которой Пелагея спустилась сегодня, не ляжет тень и не остудит мокрое зелёное покрывало.
   Полагаясь только на интуицию и свои сенсорные способности, Пелагея повернула к противоположному склону. Тут ошибаться было ни как нельзя - проход был узким, и в него нужно было попасть безошибочно. Не было бы тумана, Пелагеи было бы легче - вчера она приметила на той стороне характерный скальный выступ, и если видимость была бы хорошей, то нужно было бы просто не выпускать его из виду и идти прямо на него. Сейчас же видимость упала до нуля и Пелагея шла только благодаря своим способностям, зондируя дорогу. Она постаралась дотянуться до противоположного склона и найти тот выступ, но склон виделся сплошным тёмным пятном. Пелагея вспомнила кедр и попыталась вызвать в себе те же способности, что помогали ей обозревать окрестности вчера вечером.
   - Ой, мамочки! - она испуганно вскрикнула и остановилась как вкопанная. Ей удалось увидеть склон, и она поняла, что отклонилась метров на десять севернее от нужного места перехода и стоит в двух - трёх метрах от выхода луча. Ещё пара шагов и она бы превратилась в идиотку. От испуга и нервного напряжения её передёрнуло, и мурашки побежали по коже.
   - Ох, кедр, дружочек, если бы не ты..., ну и влипла бы я! - она отцепила от пояса флягу и отпила несколько глотков. Холодная вода немного успокоила её. Болото стоять не давало, ноги начали проваливаться, несмотря на мокроступы, и Пелагея повернула вдоль луча, который сейчас очень хорошо видела. И вообще диапазон ощущений сместился в какую-то, доселе ей неведомую плоскость - туман вообще перестал быть непроницаемым - он смотрелся как прозрачное желе, которое немного искажало видимые изображения, но отнюдь не мешало видеть всё болото и оценивать обстановку. А луч, как голубая кисейная занавеска висел посередине долины, вверху сливаясь с синью неба.
   Она дошла до места, где в кисейных занавесях луча была щёлочка, и с опаской повернула к противоположному склону. Ширина прохода была не велика около трёх метров, и ширина луча здесь была примерно такая же, причём проход слегка искривлялся и, проходя по нему, Пелагея очутилась, как бы со всех сторон окружённая синеватым сиянием. Волосы встали дыбом и от руки, которой она хотела пригладить волосы, её ударило разрядом электричества. Все её чувства встопорщились, и как ей показалось, тоже начали искрить. Она прибавила шагу, и чуть не была за это наказана - прямо перед ней оказалась промоина, едва заросшая травой, и если бы не посох, которым она прощупывала дорогу, влетела бы в эту промоину на полном ходу. Осторожно обходя опасное место, она с ужасом поняла, что провались она туда, вряд ли выбралась бы - слишком широкая была промоина, зацепиться посохом было не за что, кругом вода, едва-едва прикрытая болотными растениями.
   Уже почти на выходе из коридора, ей пришлось почти прижаться к стене излучения, и Пелагея почувствовала, как все органы чувств "встали дыбом", а мозг обожгло.
   - Как хорошо, что я его вижу! - она преодолела последний метр прохода и облегчённо перевела дух. - Спасибо тебе мудрое дерево! - она мысленно погладила по шершавой коре и получила ответ в виде прохладного ветерка, который погладил её по лицу. Она улыбнулась, подставляя разгорячённое лицо под эту ласку, и пошла дальше.
   Открывшиеся в ней новые возможности помогли ей спокойно преодолеть расстояние до сухого русла, по которому ей предстояло подниматься наверх. Оставив у подножия скал вещи и сняв с мокроступов пихту, она пошла протаптывать тропу к центру болота. С той стороны на болото уже начала наползать тень, это значит, что скоро уйдёт туман, и что время перевалило за полдень.
   Дойдя до камня, который лежал на границе луча, она залезла на него и немного передохнула, посидев на уступе и разглядывая склон, который прошла утром. Нашла взглядом кедр и поприветствовала его. Прощупать местонахождение преследователей не рискнула - ей ещё нужно отойти назад и, желательно бы забраться хоть на половину склона, прежде чем "дразнить гусей".
   Пока она дошла назад до сухого русла, вся котловина болота уже была в тени и туман начал уползать, истаивать. Не отдыхая, она скинула мокроступы, забрала оставленные вещи и полезла на сопку. Подъём не был очень уж сложным, но солнце, вовсю припекавшее склон, утомляло до невозможности.
   - Из парилки да в духовку попала, - думала Пелагея, держась за ветки молодого кедра и подтягивая себя на очередной камень, - вот даже смола плавиться. - Пелагея потёрла липкие руки о камень и в это время, по спине пробежал озноб - Нашли! - Пелагея резко оглянулась - на противоположном склоне стояли люди. Не дожидаясь, когда преследователи начнут спускаться Пелагея с удвоенной скоростью начала подниматься, и получила сильнейший удар в спину. Падая, она сильно разбила лицо о камни, но уже не чувствовала этого. От второго удара её спасло то, что она упала на дно расщелины, которую собиралась перепрыгнуть и камень принял удар на себя. С гулом и треском от него откололась верхняя часть и, превратившись в мелкое крошево, которое частью разлетелось в разные стороны, а основной массой рухнуло на Пелагею.
   Пелагея оказалась где-то, что не возможно описать - всё пространство состояло из разноцветных бликов, и они кружились, сверкали, свивались в спирали и рассыпались искрами, как огни шутихи. Огни манили её за собой и она, лёгкая и невесомая протягивая к ним руки, уже готова была идти за ними, но тут, из мельтешения огней, появилась зелёная колючая лапа кедра и хлестнула её по лицу. Волна смолистого воздуха отрезвила её.
   - Куда это я собралась? - задала она сама себе вопрос и, вцепившись в хвою, взмолилась, - Вытащи меня отсюда!
   Возвращение в реальность было ужасным. Болело всё, что только может болеть. Она попыталась встать, но ей это не удалось, что-то придавило её с верху. Пелагея пошевелила павой рукой - рука двигалась; попробовала пошевелить левой - в плечо ударила волна боли.
   - Так, судя по всему, вывихнула. На перелом вроде не похоже. А что с ногами? - она попеременно пошевелила ногами - Ага, ноги в порядке, а значит и с позвоночником тоже порядок, только болит, спасу нет....
   Чем он меня так шандарахнул? - Пелагея попыталась повернуть голову и поняла, что лежит на кедровой лапе и в щёку больно впивается сломанная веточка.
   - Ох! а губы-то как болят! - она провела языком по губам и поняла, что губы разбиты и идет кровь. От прикосновения языка раны защипало.
   - Ладно, это всё ерунда, нужно выбираться. Кто его знает, сколько я провалялась в беспамятстве. Надо вот только котомку снять, а то с ней не выберусь. -
   Попытавшись стянуть лямки котомки с плеч и поняв, что это ей не удастся, она подтянула здоровую руку к себе и нащупала на поясе ножны, вытащила нож и обрезала лямки котомки, потом, потихоньку раздвигая наваленные сверху камни, начала ужом выползать из под них. - Почему же темно? Неужели меня так глубоко завалило? - не успела она додумать эту мысль до конца, как голова оказалась на поверхности, и по разбитому лицу прошёлся прохладный ветерок. Высвободившись из каменного плена до конца, она села, прислонившись к камню здоровым плечом, и огляделась. - Оказывается - ночь! - над нею простирался звёздный купол неба; повернула голову и огляделась. - Да, вовремя эта расщелина подвернулась! Если бы не она - меня бы добили! - подумала Пелагея, рассматривая камень, на котором искрился под луной свежий скол. - Надо выбираться, посмотреть где они..., вот только плечо бы вправить... - Пелагея встала на колени, опираясь здоровой рукой на камень и собравшись, со всей силы, стукнулась плечом об огромный валун, под которым только что сидела. Очнулась она, лежащей на камнях, в очень неудобной позе, но рука шевелилась. Улёгшись поудобнее, насколько это было возможно, в данных условиях, она заставила себя успокоится и начала лечить себя, разгоняя кровь по организму и заставляя его не стонать от боли, а начать процесс регенерации тканей. Ей это удалось, но лежать долго, она не имела возможности и, запустив процесс восстановления и обезболив травмированные участки тела, она начала забираться на валун, чтобы осмотреться и оценить обстановку. Выбравшись из расщелины, она буквально ткнулась лицом в молодой кедр.
   - Вот откуда у меня была ветка кедра под щекой! Я, видимо до удара, прыгая, ухватилась за ветку и, падая, сломала её.... Ну прости, друг, - Пелагея провела рукой по хвое и уселась в колючих ветках кедра, прислонившись к стволу, и попыталась рассмотреть окрестности. Но от приложенного усилия по вытаскиванию себя из расщелины, организм опять дал сбой, и перед глазами всё двоилось, а в ушах, как молот, бился пульс. Она обессилено положила голову на ветку кедра. Процесс восстановления организма, запущенный ею только начался, и нужно было время, чтобы вернулась сила и способности.
   - Чем же он меня достал? Такое впечатление, что нарушения произошли на клеточном уровне...., ах, будь он неладен! Что же это за оружие? Сколько же я буду восстанавливаться? Если они сейчас меня найдут, то возьмут голыми руками. Надо собраться.... - Пелагея оторвала голову от ветки и попыталась сосредоточиться, но добилась только того, что потеряла сознание, и её голова безвольно опустилась на прежнее место.
   Её опять кружили огненные вихри, зовя за собою, а у неё не было сил сопротивляться.... Но опять появились ветки кедра, и её как кутёнка, за шкирку вытащили из огненного водоворота, и посадили в корни кедра, и обняли, и приняли в свою систему подпитки, и по её жилам заструилась живительная сила Земли. Боль, терзавшая её как злая собака, присмирела и оставила её бедное измученное тело. И вот уже её руки ветви тянутся к небу и колышутся под напором ветра, и ветер ласкает и охлаждает её обожжённую кожу, принося облегчение и покой. А ноги - корни утопают в земле и пьют, пьют бурлящую живую воду и она растекается по венам и капиллярам, восстанавливая нарушенные связи и вынося засоряющие организм шлаки и мёртвые ткани вон. Мозг, вымытый и очищенный от боли и мусора начинает восстанавливаться и вытягивать из подсознания методы лечения и запускает механизм восстановления. Тело, как ржавая машина, со скрипом и скрежетом восстанавливает порванные мышцы и сосуды, а мышцы в свою очередь, сжимают и выправляют поломанные кости, а исцеляющая жидкость, омывая, залечивает места переломов.
   Пелагея начинает осознавать себя - её "Я" возвращается из неизведанного далека в её тело. Она, как и вчера, вдруг видит мир сверху - и темнота ей совсем не помеха. Перед ней болото и, пытаясь разглядеть происходящее там, она непроизвольно укрупняет изображение. В центре болота чёрное, выжженное пятно. Живых существ не видно - нет ни одного теплового пятна. Тишина. Ни что не нарушает спокойствия болота. Пелагея, силясь найти своих преследователей, оглядывает окрестности, но людей нет ни где. Ни на противоположном склоне, не на этом ни что не нарушает холод и угрюмый покой камней. Тогда она возвращает свой взор к чёрному пятну и замечает, что не видно ни одного из трёх камней, не так давно возвышавшихся над топью, только вода поблескивает под луной на этом месте, а на чёрной воде плавают обугленные ошмётки травяного покрывала, да кисея луча, отсвечивая мертвенным светом, висит в середине долины.
   - Где же они? Спрятались так, что я их не вижу? Может, уже ко мне подходят, а я и не чувствую? - страх липкой волной пополз по спине. Но тут же внешняя волна успокоения, как дружеская рука, прикоснулась к голове. И где-то в костях головы гулом возник голос, -
   - Нет твоих преследователей. Смотри....- и перед Пелагеей развернулась картинка прошедшего дня:
   По тропе спешно, бросив на вершине сопки лошадей, спускались восемь человек. Один из них с черной аурой над головой подгонял остальных. Выскочив с разбегу на болото и пробежав по инерции несколько метров, люди рванули назад, и жестикулируя, видимо попытались объяснить "Чёрному", что по такому болоту без болотоступов идти нельзя. Но тот, рассвирепев, направил на них свой посох, из конца которого возникла светящаяся извилистая лента и "Чёрный" ей, как кнутом вытянул своих спутников по спинам. Видно было, как от боли корчились люди, как исказились от страха их лица и подгоняемые страхом они, оглядываясь на своего грозного спутника, ступили на болото. В это время "Чёрный" поднял голову и проследил взглядом предстоящий путь, поднимаясь взглядом по тропе, он видит беглянку и поднимает свой страшный посох, с него срывается сверкающее копье разряда и уносится в сторону Пелагеи, следом за первым летит и второй разряд. "Черный" подгоняет своих спутников, они уже почти бегут по болоту. Вот один из них пробежал первый камень, второй..., вот уже почти вся группа преодолела середину..., но последний из бежавших, проваливается сквозь зыбкое травяное покрывало перед вторым камнем. "Чёрный" с разбегу прыгает на первый камень и одним мощным броском, отталкиваясь посохом, прыгает на второй камень, пытаясь перескочить опасное место, где барахтается его незадачливый спутник и.... попадает в самый центр луча.
   Его фигура засветилась фиолетовым светом, а лицо исказила мука боли, а рот открылся в крике. Он хватается руками за голову и, сгорбившись, волчком крутится на камне. Спутники "Чёрного" шарахнулись от него в стороны, они тоже чувствовали дискомфорт и боль в голове и костях, но не на столько сильную, как их начальник и поэтому не поняли, что с ним произошло, а неведомая опасность, как обычно, вызывает больший страх и панику. Кто-то отскакивая попал в промоину и тоже, судя по открытому рту, закричал. "Чёрный", корчась в муках от боли или от отчаяния, что к нему ни кто не спешит на помощь, включил свой посох, и световые стрелы смерти, вылетая одна за другой, начали уничтожать всех и вся на своём пути. Мокрое травяное покрывало болота, обугленными ошмётками, разлеталось во все стороны; вода от прикосновения световой стрелы вскипала гейзером и от неё поднимались клубы пара; камни разлетались в крошево, которое шрапнелью било по всему, что вставало на его пути; люди вспыхивали как спички и взрывались. Этот кошмар длился всего несколько секунд и закончился тем, что "Чёрный" из последних сил, чтобы прекратить свои мучения, направил посох на себя и свой камень - последовал взрыв и камень исчез. Исчез и "Чёрный". Всё замерло, ни что не нарушало больше извечного покоя болота, и только чёрное пятно было следом разыгравшейся трагедии. И мертвенно-голубая кисея луча энтропии, тщетно пыталась прикрыть эту сцену. Страшная, в своей коварности, ловушка сработала, как нельзя лучше.
   Пелагея, ужаснулась увиденному, но наступило и облегчение, - вот всё и кончилось.... Можно ни куда не торопиться, ни кого не опасаться и .... - Она не додумала эту мысль - облегчение спустило тетиву напряжения, организм расслабился и она, провалилась в спасительный сон. А кедр, баюкал её, обнимая своими хвойными лапами, восстанавливал её силы.
   Проснулась во второй половине следующего дня. Солнце било в глаза и туман с болота уже почти отступил. Пелагея попыталась выбраться из объятий кедра и, вставая, ухватившись руками за ветку, тряхнула молодое деревце. На неё посыпалась жёлтая хвоя. Пелагея недоумённо провела по руке, обсыпанной иголочками и, повернувшись, подняла глаза на деревце - кедр был мёртв. Его крона, гордо вздымавшаяся над подлеском зелёных осинок и берёз, была мертвенно желта. Он, спасая её, отдал все свои силы....
   Пелагея прижалась к мёртвому стволику и зарыдала. Её руки гладили шершавый ствол, как родного человека. А на её голову, тихо шурша, всё опускались и опускались мертвые хвоинки, успокаивая и шепча, что всё в этом мире приходящее и не надо отчаиваться.
   Опустошённая она опустилась у корней кедра и, прислонившись к его стволику, всхлипывая, смотрела на уходящее за сопку солнце. Солнце почти скрылось, последние лучи освещали верхушки сосен. Вот и они пропали, но до темноты ещё много времени.
   - Надо откопать свою котомку. Может, вода сохранилась? Пить хочется... Плохо, что здесь нет родника, как на противоположном склоне. - Пелагея уже собирается спускаться в расщелину, как вдруг замечает какое-то движение на противоположном склоне.
   - Люди?... Лошади?.... Лошади! - она пристально вглядывается, пытаясь рассмотреть происходящее.
   Лошади, оставленные впопыхах её преследователями, были накоротко привязаны к деревьям и, простояв сутки рядом с родником, видя его и не имея возможности напиться, обезумели и пытались освободиться от привязи, взбрыкивали и мотали головами. Но привязь, видимо была очень крепка - ни одной не видно было у родника.
   - Придётся возвращаться.... Нет там ни кого, а то давно бы отвязали.... Надо достать котомку, да и болотоступы там..., - Пелагея начала спускаться в расщелину.
   Помогая себе ножом, она разгребла каменное крошево и откопала остатки своей котомки. Удар пришёлся, как раз на неё, и внешней половины просто не существовало. Только обгорелые края бахромой обрамляли поклажу. Но и поклажа вся была обожжена, а серебряный котелок, в котором лежала, завёрнутая в тряпицу кружка с маленькими кедрами, походил на диковинный цветок - он был сплющен, а бок его был разорван, и лепестками загнут по краям в разные стороны. Кружка, представляла собой такое же зрелище, и была, как бы сердцевиной металлического цветка. Маленькие кедры вплавились в металл, приняв удар на себя. Комочек земли спёкся и обуглился.
   Как не малы были кедры, но это они спасли Пелагею от удара и приняли всю его мощь на себя, дальше волна не пошла, и огонь то же остановился здесь.
   - Если бы не эти хрупкие деревца, во мне бы, в лучшем случае, была бы дыра, а так, только швырнуло в расщелину. - Пелагея пальцем погладила обугленные деревца, - да и расщелина оказалась как нельзя кстати.... Второй-то удар, вон, пол камня снёс, а камушек-то, по боле меня во много раз будет! Вон сколько щебёнки насыпало...., - она взяла один из камней у себя под ногами и, повертев, разглядела со всех сторон, - вот это да!
   -А камень-то, оплавлен.... Не дай Бог, такое оружие будет у людей!
   Откинув камень, она продолжила ревизию своих вещей. Вытащив покорёженный котелок, она осмотрела оставшиеся вещи и в узле котомки обнаружила неожиданную находку - там, видимо откинутый волной удара, лежал маленький кедр, без верхушки, но с хорошо сохранившимися корнями. Комочек земли у корней был совсем сух, и Пелагея кинулась искать флягу. Фляга нашлась далеко в стороне. Ремень, видимо оборвался при падении, его обрывки висели у неё на поясе. Слава Богу, фляга оказалась цела и в ней была вода. Пелагея смочила обрывок от платка и завернула в него кедр, спрятала на груди и, прихватив нож, полезла наверх, к мёртвому кедру.
   Выкопав ножом ямку в корнях дерева, она обильно смочила её водой и бережно посадила маленькое деревце. Полила водой и обложила большими камнями, чтобы вода по осени не размыла почву.
   - Ну вот, под защитой брата, ты должен вырасти. Его корни, хоть и мёртвые, помогут твоим пробиться к сокам земли; тебе легче будет идти по проторенной дороге. Расти, и стереги дорогу. - Она ещё подлила воды и присев рядом с новосёлом, наконец-то напилась сама. Посмотрела на небо - явно начало темнеть.
   - Надо торопиться, а то придётся идти в темноте...., а с другой стороны, какая мне разница? Тем более, по своим следам пойду....
   Пелагея спустившись в расщелину, переоделась в чудом сохранившуюся кофту, так как та, что была на ней, превратилась в лохмотья; покидала уцелевшие вещи в платок, завязала его верёвкой наподобие котомки и отправилась назад через болото.
   Уже к полуночи она была на той стороне, откуда совсем недавно готовилась переходить болото. Напившись вдоволь воды из стекавшего в болото родника, она полезла наверх к вершине сопки, где, заслышав её, уже заржали и зафыркали лошади.
   Добравшись до лошадей, несмотря на сильную усталость, она кинулась их отвязывать, и, по двое, отводить к роднику. Там она их привязывала к растущим у родника берёзкам на длинный повод, вынимала железный мундштук, и шла за другими. Когда все лошади оказались у родника, принялась их развьючивать и рассёдлывать. Кони благодарно тыкались мокрыми мордами и тихо ржали, благодаря свою спасительницу.
   - Так, напьётесь вы сами, и травы вам хватит, а утром посмотрим.... - она, похлопывая коней по крупу, обошла их ещё раз, проверяя крепость привязи, - а сейчас я иду спать...- давайте доживём до рассвета, а там будет видно....
   Она добралась до старого кедра и, свалившись к его корням, прижалась к стволу.
   - Вот я и опять пришла. Здравствуй! - она потёрлась щекой о шершавый ствол и закрыла глаза.- Я посплю в твоих объятьях, ладно? Я перед тобой виновата - погубила твоих детей.... Мне очень жаль.... Прости! Если бы не они, я бы погибла.... Они спасли меня....
   Прохладная хвойная волна прокатилась по её лицу и Пелагея провалилась в сон.
   Утром её разбудило ржание лошади. Она открыла глаза - над головой шумел под напором ветра кедр; солнце, уже вовсю сверкало в своём великолепии; а у родника гомонили кони.
   Кедр опять подпитал её своими силами - она, не смотря на ночной марш-бросок, чувствовала себя отдохнувшей и полной сил.
   - Спасибо, дружище! Что бы я без тебя делала? - Пелагея погладила теплый шершавый бок огромного кедра и побежала к лошадям, так как они не на шутку разволновались.
   Выбежав к роднику, она увидела прелестную картину - на дереве сидел молодой соболь, его видимо привлёк запах съестного в сумах, и осторожно пытался по стволу спуститься к облюбованной им, но рядом была привязана одна из лошадей. Она, видя приближение незнакомого зверя, начинала храпеть и метаться, все остальные, глядя на её испуг и чуя звериный запах, тоже начинали испуганно ржать и взбрыкивать.
   Пелагея начала успокаивать коней. А мохнатый хулиган, испугавшись её появления, сбежал.
   Осмотрев отдохнувших лошадей, она ужаснулась их виду - их нещадно загнали. Ноги и спины были покрыты гноящимися ранами, а ребра и кости таза выпирали, как на старых клячах. Отведя их на поляну, где была трава, она оставила их пастись а сама пошла осматривать вьючные сумы.
   Во вьюках она обнаружила хороший рюкзак и небольшой котелок, что в её положении было целым богатством. Нашлась там и кружка и съестные припасы. А ещё она нашла бутылочку с креозотом. Это было здорово - не надо варить настой для промывки лошадиных ран - это лекарство прекрасно заменит все настои.
   Еды для коней не нашлось, ни какой, но было в избытке сухарей, и она решила поделиться ими с лошадьми. Дав каждой, по несколько горстей, присоленных сухарей, она, накипятив воды, промыла и обработала вязкой пахучей жидкостью раны коней и занялась приготовлением обеда для себя.
   Сидя у костра и наслаждаясь горячей пищей, Пелагея продумывала свой дальнейший путь.
   - Надо завести лошадей, в какой ни будь посёлок или деревню. Мне они без надобности, только обузой будут. А далее пойду к Василию. Надо с ним поговорить. А там будет видно....
   Затушив костёр, она улеглась в корнях старого кедра на мягкую подстилку из десятилетиями собиравшейся хвои. Старый кедр опять взял Пелагею в свою систему подпитки и, баюкая, наполнял её новыми силами, расширяя её магическое восприятие. А над головой далёкое звёздное небо равнодушно взирало на Землю.
  

ВАСИЛИЙ.

   К осени она была уже у Василия.
   Про дом Василия надо рассказать отдельно. Это постройка была настолько странна, что больше подходила бы сказочному горному троллю, а не человеку. По крайней мере, человеку просто не под силу построить такое.
   Дом Василия стоял на вершине сопки, обращённый входом и единственным окном на юго-восток, а с трёх сторон был прикрыт каменным выступом, возвышающимся над домом на добрые полсотни метров. Этот выступ спасал дом от холодных ветров и зимних бурь, непрестанно дующих с Ледовитого океана. Дом, и его пристройки, были построены в скальной нише из огромных брёвен, и сверху над ними нависал огромный каменный карниз, в который упиралась крыша, а по бокам вся постройка была обложена каменными плитами. Из-за этого стены у дома были чудовищной толщины, а сам дом практически сливался с горой. На фоне горы дом казался маленьким и, как бы придавленным горным выступом, но это впечатление было обманчиво. Внутри дом был очень просторным, а единственное окно было очень большим и пропускало много света. В пристройках же умещалось: хлев для коня, нескольких оленей и коз, курятник, сарай для дров и сена, русская баня и огромные сени с лавками и вешалами для одежды.
   В долгую зимнюю ночь, дом освещался большой круглой и странной лампой. Эта лампа не требовала керосина и вообще, каких либо горючих веществ - она горела сама по себе, ровным желтоватым светом и как собака следовала по зову хозяина из комнаты в комнату или в пещеры, плавно плывя чуть впереди хозяина.
   Под домом, на сколько знала Пелагея, была разветвленная цепь пещер, уходящих на многие километры в стороны и в глубь горного кряжа, ближайшие из которых, Василий использовал как погреб и склад для продуктов и вещей, а родник в одной из пещер, был источником вкусной питьевой воды. В озерцо, образованное родником, Василий приладил ручной насос, и поэтому за водой не требовалось спускаться - прямо из дома можно было накачать нужное количество воды.
   Некоторые из пещер, пропетляв десятки километров под землёй, имели выходы на поверхность, и Василий этими проходами пользовался. Особенно зимой, когда кругом темень и пурга, а в пещерах тихо и тепло.
   Одна из пещер имела большую протяжённость, но была большой на столько, что по ней свободно проходила лошадь с телегой, а выход она имела в горном выступе в лесу. Эту пещеру Василий использовал для доставки дров к себе домой, так как наземным способом это было почти невозможно. По поверхности попасть к его дому, можно было с большим трудом. Лошадь, если только с небольшим вьюком и только летом, с трудом поднималась на сопку. Зимой же жилище Василия было доступно только для пешего очень сильного и храброго человека.
   Зная все хитрости этого странного дома, Пелагея не стала карабкаться по отвесным кручам, а пошла в дом Василия через пещеру.
   Хозяин уже ждал её там. Помог пробраться по подземным лабиринтам. Без его лампы это сделать было бы весьма затруднительно, да и всяких хитростей, установленных хозяином от непрошенных гостей избежать, вряд ли бы удалось.
   - Заходи, дорогая! Чай уже готов и пироги сейчас поспеют. - Василий кинулся к ней, - снимай одежду, - помог стащить малицу и, усадив её на лавку, помог разуться.- сейчас чайку попьём, да в баньку... Я её с утра топлю, тебя поджидаю....
   Домашнее тепло и перемешенный терпкий запах сушеных трав и пирогов расслабляющее подействовал на Пелагею. Силы оставили её. Голос Василия, суетящегося у стола, как колыбельная - убаюкивал, и Пелагея прислонившись к припечку провалилась в сон. Но хозяин безжалостно растормошил ее и потащил в баню. Раздев ее как ребенка, усадил на полку и стал мыть, Пелагея пробовала протестовать, но у нее это плохо получалось. Травяным настоем Василий отмыл ее косы, одел ей на голову валяный малахай и уложил на лавку, у него уже были приготовлены веники - пихтовый дубовый и березовый.
   Первым в ход пошел пихтовый, пахучий до одури и слегка колючий, им Василий слегка поглаживал по коже и шлепал по одеревенелым ступням. Первые шлепки Пелагея не ощущала вовсе, но через некоторое время по ногам начало разливаться тепло, а с ним пришла боль - мышцы ног болели нестерпимо. Не выдержав, Пелагея застонала - правую ногу скрутила судорога. Василий, увидев ее реакцию и напряжение мышц на ногах, отложив на время веник в кипяток, начал растирать ноги, а потом и все тело смесью из пихтового масла и еще чего-то терпкого и жгучего. Скоро все тело горело огнем, и огонь медленно проникал внутрь, сжигая на своем пути боль, казалось, что даже кости становятся мягкими.
   Размяв её тело руками, Василий опять взялся за пихтовый веник, но сейчас это были уже не поглаживания, а шлепки колючих веток, причем на теле не осталось ни одного уголка куда бы не проникли колючие лапы. Василий крутил на банной полке Пелагею, как крутят кусок мяса на вертеле, чтоб лучше прожарилось. Когда Пелагее уже казалось, что она больше не выдержит - вспыхнет и сгорит без остатка, Василий сгреб ее с полки и потащил к выходу. Но пошли они не в дом, а в соседнее помещение, где у него, оказывается, стояла огромная лохань с водой горного источника, в которую он, не дав Пелагеи опомниться, и плюхнул свою гостью.
   Вода была настолько холодна, что у Пелагеи перехватило дыхание и даже сердце, казалось, сбилось со своего ритма. Не успела она перевести дыхание, как Василий, выловив ее из лохани, потащил опять в баню. Уложив на полку, он стал охаживать ее дубовым веником, периодически макая его в таз с настоем мыльного корня и различных трав. Пелагее казалось, что с нее снимают еще один слой одежды, который настолько прилип к коже, что был до селе не заметен, но мешал коже дышать.
   Облив Пелагею теплой водой, Василий смыл мыльную пену и перешел на березовый веник, опять крутя Пелагею как мясо на вертеле, потом опять подхватив ее под руки поволок в комнату с лоханью. У Пелагеи в предчувствие окунания в холодную воду сжалось сердце, но там, помимо той лохани, что была с холодной водой, оказалась еще одна с теплой золотистой водой - вот в эту-то Василий и опустил Пелагею. Снял с нее малахай и, черпая ковшом из лохани золотистую пахучую воду, начал поливать ей на голову, перебирая другой рукой волосы, чтобы лучше прополоскались.
   У воды был чудесный аромат лесных цветов, земляники и еще чего-то неуловимого и нежного. Запах проникал внутрь тела, разливался по сосудам и проникал в каждую клеточку, принося с собой успокоение и легкость.
   - Ну, все, девка, теперь жить будешь! Ишь, одни кости остались.... Ну ничего, кости целы, а мясо нарастет.
   Приговаривая, Василий извлек Пелагею из воды, усадил на лавку и начал вытирать ее простынею. Потом, обрядив ее в белую до пят рубаху и стеганый халат, повел ее в избу, где уложил на полати и принес кружку пахучего куриного бульона и кусок картофельного пирога.
   - Ну ко, пей и закусывай! Давай, давай!
   Пелагея уже в полусне выпила бульон и за многие дни впервые уснула спокойным сном, когда весь организм спит, даже сторожевая система, которая за последний год не выключалась не разу.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   3
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"