Я по-прежнему продолжаю настаивать, что никаких скрытых и/или мистических смыслов в самой повести 'Пиковая Дама' нет. Обычный житейский (культурный) смысл я уже описал.
А чего только там не ищут. Вот несколько примеров ложных ходов:
Исторические:
Пушкин зашифровал дату антиПавловского переворота. Поиграв цифрами (а их в повести навалом) получили искомое. Цифры, которые в эту схему не влезли - отбросили. Глупость? Несусветная. Главное, зачем в 1834 году Пушкину зашифровывать общеизвестное? Об апоплексическом ударе табакеркой знали все.
Германн = Павел 1. Он пытается выведать у старухи-Екатерины тайну своего происхождения: от камергера Салтыкова или от английского посла (эпизод у катафалка). Остроумно. Объяснили один абзац. А остальные? Дальше - что? 'А то!'
Во времена Пушкина вряд ли играли в 'очко' (это советская игра) и вряд ли так нумеровали карты. Но даже если встать на точку зрения теории, то: ну и что? Да, 21. Да, 13. А дальше - что? 'А то!'
7 - число души (усемерить капитал путем труда)
8 - число денег (увосьмерить капитал путем игры)
Дескать, продал душу за деньги. Будто этого и без того нельзя предположить. Ну, допустим. А дальше - что? 'А то! Старухе-то 87 лет! 8 и 7 - разве может это быть случайным?'. Допустим. И что? 'А то!'
Тема нумерологии должна быть закрыта.
Масонские:
Германн - инженер, не архитектор, третий уровень посвящения он не прошел, поэтому третья ставка и не сыграла.
Винтовая-де лестница, мол, означает подъем по степеням посвящения, а он этим пренебрег и т. п.
Допустим. Но как это приближает нас к пониманию случившегося? Дальше-то что?
Это домыслы. Пушкин толком масоном не был, то, что его приняли в Кишиневе(!) в некую оперетку, разумеется, не в счет. Но горе-исследователи русского масонства не забывают приплести эту дурацкую историю. Для Европы Кишинев тогда был примерно тем же, чем сейчас Кишинев. Без обид. Но когда Бельгию отделяли от Нидердандов, Пальмерстон не докладывал в Палате Общин: 'Кишинев выразил протест. Что будем делать?' Большинство русских масонов даже в столицах были прикрытием для крайне узкой группы деятелей. К 1834 году от аристократического масонства и следа не осталось. Повывели.
Автобиографические.
Пушкин имел предсказание от цыганки, что если в 37 лет не погибнет от белого человека или белой лошади, то проживет долго (типа, тузом). Встречая блондина, всегда бросался проверять, не роковой ли это человек. Хамил. Писал эпиграммы. История с Муравьевым, отломавшим руку Аполлона в салоне Волконской ('Он не только белый человек, но и лошадь'.) Пиковая дама - недоброжелательная цыганка. 'Дама ваша убита' - вроде как жена. И тому подобное. Опровергать не хочется, а приходится.
Пушкин не был первым, кто описывал карточную игру. Комбинация с тройкой и семеркой всегда считалась повышенно счастливой. В повести 'Голландский Купец', опубликованной примерно тогда же, 3 и 7 являются выигрышными. Дама же традиционно убивалась, например, у Гофмана в рассказе 'Счастье игрока'. Туза Пушкин считал счастливым для себя, но часто проигрывал, в том числе главы Онегина, откуда эти строки:
Бывал готов я в прежни лета Допрашивать судьбы завет: Налево ляжет ли валет? Уж раздавался звон обеден, Среди разорванных колод Дремал усталый банкомет. А я, нахмурен, бодр и бледен, Надежды полн, закрыв глаза, Пускал на третьего туза.
Валет, кстати, лег направо. Вообще пытаться исследовать тему 3 - 7 - Т неплодотворно. Объяснить эту комбинацию можно дюжиной разных способов, но к пониманию повести это не приблизит.
Все без исключения 'дешифровки' 'Пиковой дамы' страдают одним общим дефектом: объясняя кое-какие частности, не дают представления о целом. Дешифруют то, что не зашифровано, при этом, не умеют объяснить даже поверхностные связи. И не раскрывают, что же там происходит от начала и до конца. А главное - не понятно, отчего эффект, производимый на читателя, буквально сногсшибателен. А ведь эта повесть - один из первых европейских метатекстов - вершина прозаического мастерства Пушкина.
Вот что произошло на самом деле и почему. Часть 2
Старая графиня в свои 87 более нормальна, чем молодой вуайерист Германн со своей параноидальной склонностью к подглядыванию: за игрой, за Лизаветой, за раздеванием(!) старухи... С каждой страницы на нас в упор глядит психопат с прогрессирующими наклонностями к разрушению - и пожилая дама, стремящаяся отвратить его с гибельного пути страстей - так же, как она ушла с него сама и не дала встать на него ни своим детям, ни внуку. Однако...
Пушкинская власть над читателем такова, что тот безраздельно симпатизирует Германну. Средь хоровода ветреных шалопаев он человек серьезный: решительно стоит на своем, убежденно размышляет о принципах, торжественно сходит с ума. Как минимум, нам жаль инженера с тенью Наполеона и душой Мефистофеля - какие бы подлости тот ни совершал. Пушкинская власть такова, что он одним эпиграфом напротив - низводит несчастную графиню с пьедестала положительного персонажа до ненавистной гадательной пиковой дамы - виновницей кошмарного финала: 'довела парнишку, стерва, а ему бы еще жить и жить'. Как минимум, мы презираем 87-летнюю графиню. А за что? За ее возраст, внешний вид, отвратительный туалет...
Меж тем, где еще, кроме эпиграфа сказано, что дама проявляет недоброжелательность? Почему читатель верит сумасшедшему с пиковой картонкой в правой руке в его финальной ассоциации: 'Старуха!' Почему 90% читателей убеждены, что графиня отомстила ему с того света?
Почему, в конце концов, виновата она, а не он?!
Положительный персонаж показан нам глазами молодежи (Томский, Лизавета, Герман). Демонстрируется извечная борьба между: 'Не учите меня жить, лучше помогите материально' и 'Не в деньгах счастье'. Читатель сам, разумеется, на стороне первого тезиса.
Некоторые вещи все же требуют обещанных разъяснений.
Почему же Сен-Жермен не дал графине денег? Человек посвященный и проницательный, он понимал, что природа ее долга (карточный проигрыш, случай, рок) земными деньгами не компенсируется. (Отдаст долг - снова сядет играть.) Рок против рока. Но объяснять это непосвященной ветреной и поверхностной даме словами - немыслимо. Зато можно дать ей это почувствовать, проникнуться. Пусть поймет, чего стоит обратить рок к своей пользе. Возьми-ка Тайну, ощути ее могущество - назначь 3 карты, отыграйся и уясни себе, чего это стоит, прежде чем решиться испытывать силу рока за столом еще раз.
Графиня поняла это, но не до конца. Чаплицкому она назначила только 3 карты, без Тайны. Это была не ошибка, просто степень ее посвящения была недостаточна (чисто технически), чтобы научить Тайне. Графиня Томская - не граф Сен-Жермен. Даже не 'не того полета птица'. Вообще не птица.
Вообще, граф совершил великое благодеяние для мужа графини, делом вразумив ее на всю жизнь. Сделал то, что не сумел доказать супруг. Ведь молодая графиня совершенно не понимала сути карточного долга. Получается, что муж ее, род дворецкого, должен был оплатить некий специфический товар, произведенный герцогом Орлеанским из ничего. Он пытался ей растолковать, 'что под Парижем нет у них ни подмосковной, ни саратовской деревни, и начисто отказался от платежа'. Они говорили на разных языках. Он - о деньгах, как мере произведенного товара их имениями, она - о пустом. В итоге, взявшийся из ничего кредит был погашен из ничего же.
А приходил ли к Германну призрак графини? Вроде бы - да. Ведь Германн не просто запомнил видение, он его записал, после чего заснул, проснулся и прочитал. С другой стороны, он мог записать свое собственное наваждение (вдобавок пьян был как никогда), ведь сумасшедшие умеют скрупулезно все фиксировать. Против версии посещения призраком говорит общий реализм повести, а прогрессирующая шизофрения Германна заметна задолго до Обуховки. В самом деле, никакой призрак и никакая запись не убедят нормального человека в том, что ему надо поставить 47 тысяч на тройку - все наличные 47 тысяч. 'Он с ума сошел! - подумал Нарумов'. Зато сумасшедший может себя убедить в чем угодно, например, что он - Наполеон (меж тем, как он всего лишь тень Наполеона). Сумасшедший каббалист покусится и на Агасферовы прерогативы.
Но все-таки тройка и семерка взяли банк соника! - скажут мне. - Да и туз выпал как по заказу.
И это главное. Как же такое возможно? На самом деле, это главный вопрос для понимания Тайны Сен-Жермена.
Отмотаем к началу.
'- Как! - сказал Нарумов, - у тебя есть бабушка, которая угадывает три карты сряду, а ты до сих пор не перенял у ней ее кабалистики?'
Нарумов сразу понял про кабалистику. Не потому ли он просил Томского представить его поскорее графине, что сам вознамерился перенять Тайну?
Он понял, что графиня заполучила у Сен-Жермена самый высший из четырех уровней посвящения в тайное знание - каббалистический. Это род тонкого проклятия, которое можно запустить в действие, а можно и нет. Сен-Жермену не понравилось сравнение его с герцогом Орлеанским, сравнение не в свою пользу. Конечно, и при всем желании граф не мог бы изъяснить графине всех тайн мира за пару часов, что они беседовали, да и она не поняла бы, ведь к этому уровню и выдающиеся умы шли годами. Поверхностный Нарумов не понимает другой сути, ему кажется, что графиня карты угадывает, но более глубокий Германн убежден, что она их назначает: '...что, если старая графиня откроет мне свою тайну! - или назначит мне эти три верные карты'.
Представим, однако, аналогию. Профессор объясняет красотке, как посчитать площадь геометрической фигуры. Преподать ей общий метод - интегральное исчисление и криволинейные трапеции он не сможет, однако некий частный случай - формулу площади прямоугольного треугольника: 'А х В / 2' разучить будет несложно. Три стороны, три числа. Три карты.
Имена Германна и Жермена не случайно созвучны Гермесу (он же Меркурий, он же египетский бог Тот, он же часть синкретического мудреца Гермеса Трисмегиста). Герметические учения были популярны в среде аристократии после официального запрещения всех тайных обществ, так сказать, в частном порядке. Весьма популярна была и каббала. Ее мало кто практиковал, но книжки почитывали (французские адаптации).
А чем занимались в действительности действительно тайные общества? Да в общем, тем же, чем современная наука: поиском некоей формулы. Только современная наука понимает эту всеобъемлющую формулу как преобразующую мир, а герметические учения искали формулу, мир творящую. Попросту говоря, наука дает нам формулы, сложное применение которых приведет нас к созданию телефонной связи, а тайные учения позволяют иметь связь без всякого телефона.
Какие-то элементарные формулы этого утраченного первичнейшего языка (язык Адама, язык ангелов, язык Вавилонской башни, в конце концов, язык Логоса-Слова) Сен-Жермен мог сообщить графине. Назначать (а не угадывать) три карты, то есть формировать некоторую простейшую реальность она с тех пор умела. Ну, это как дикарю показать, как набирать номер службы доставки и просить пиццу. Дикарь ничего не будет знать об электричестве и модуляции голосового сигнала, но пиццу сможет заказать и на адрес приятеля. Если дикарь достаточно умен, он поймет, что пицца доставляется в кредит и настанет час расплаты...
Язык Адама - первоязык, на котором Адам общался с Богом, именовал животных, восхищался своей дамой... Адама тоже погубила дама.
Под влиянием Каббалы Имен начинают считать, что соответствие между предметами мира подлунного и мира небесного применимо также и к именам. Согласно Агриппе, Адам дал имена вещам, как раз учитывая эти влияния и эти свойства небесных вещей; потому-то 'эти имена содержат в себе удивительные силы, заключенные в означенных ими вещах' ('De occulta philosophia' ('О скрытой философии').
Теперь вспомним, что Германну вообще могло это все померещиться. Он сомневался с самого начала: 'Да и самый анекдот?.. Можно ли ему верить?.. Нет!' И в противовес Германн тут же начинает самостоятельно генерировать различные каббалистические последовательности своего РУТЕ: '...Расчет, Умеренность и Трудолюбие: вот мои три верные карты, вот что утроит, усемерит мой капитал...' Смог бы ли он сам, будучи уже достаточно сумасшедшим, сформировать такую реальность, при которой три придуманные им карты ложились налево с первых же прокидок? А почему бы нет? О существовании Тайны он знал, от тайны трех карт отличал уверенно. Возможно, знал и больше, чем просто о существовании. У графини он безнадежно пытался ее выведать. Дальнейшие попытки его построений выглядят не менее изощренно/извращенно: 'Увидев молодую девушку, он говорил: 'Как она стройна!.. Настоящая тройка червонная'. У него спрашивали: 'который час', он отвечал: 'без пяти минут семерка'. Всякий пузастый мужчина напоминал ему туза...' Прервем цитирование. Стройна - тройка. Пузастый - туза. Продолжим цитату: '...Тройка, семерка, туз - преследовали его во сне, принимая все возможные виды: тройка цвела перед ним в образе пышного грандифлора, семерка представлялась готическими воротами, туз огромным пауком'. Предположим, что лепестки цветка напоминают тройку, готичность угловата как знак семерки, а туз и в самом деле похож на паука. И вот финал: 'Он стал думать об отставке и о путешествии'. Отставка - ставка. Путь = route = руте. Он думает о ставке на руте. ('И ты ни разу не соблазнился? ни разу не поставил на руте?..'). Соблазнился. Поставил.
Графиня ни при чем. Германн сам назначает 3 карты.
Не ясно, как?
Германн играет смыслами, звуками, образами. Ассоциациями. От общего к частному и обратно. Перебирает в уме и на языке. Ищет метасвязи. Налицо многочисленные виды экстатической каббалы. Тут не обойтись без тяжелой артиллерии, слово Умберто Эко (а он, в свою очередь, цитирует другие источники). Памятуем, что для Германна Тора - это руте. А имена Бога: 3 - 7 - Т.
'Каббалу имен, или экстатическую каббалу, применяют, произнося божественные имена, скрытые в тексте Торы, обыгрывая различные комбинации букв еврейского алфавита. Теософская каббала хотя и пыталась практиковать нумерологическое чтение с помощью акростихов и анаграмм, все же в основном еще с уважением относилась к священному тексту. А каббала имен, напротив, нарушает, путает, разлагает и восстанавливает в другом порядке поверхность текста, его синтагматическую структуру, доходя до мельчайших лингвистических частиц, отдельных букв алфавита, в непрерывном процессе повторного языкового творчества. Если для теософской каббалы между Богом и толкователем все еще находится текст, для экстатической каббалы толкователь находится между Богом и текстом. Это становится возможным потому, что для Абулафии мельчайшие единицы текста, буквы, обладают собственным смыслом, независимым от синтагм, где они встречаются. Каждая буква сама по себе - божественное имя: 'поскольку из букв Имени каждая буква - Имя, знай, что Иод - имя и УН - имя' ('Перуш хавдала де Рабби Акиба'). Практика чтения путем перестановки букв может вызывать экстатический эффект: И начинай сочетать части этого имени, УНУН, сначала только это, и изучи все его комбинации, и двигай его, и вращай, словно колесо, вперед и назад; и разворачивай, и сворачивай, словно свиток; и не давай ему покоя, но когда увидишь, что его материя обретает силу из-за великого движения, из-за страха перед путаницей в твоем воображении и водоворота в твоих мыслях, и когда позволишь ему остановиться, обратись к нему и вопроси его, и не оставляй его, пока не получишь от него слова мудрости. А потом переходи ко второму имени, Адонаи, и вопроси его о его основаниях, и оно откроет тебе свой секрет (...). Потом сочетай оба имени, и изучи их, и вопроси их, и они откроют тебе секреты мудрости (...), а потом сочетай Элохим, и это тоже обеспечит тебе мудрость (хайе ха-нефеш). Если к этому прибавить дыхательные упражнения, которыми сопровождается чтение имен по слогам, можно понять, как от этого чтения по слогам человек переходит к экстазу, а от экстаза - к приобретению магической мощи: ведь буквы, которые сочетает мистик, - те же самые звуки, через которые Бог сотворил мир. Этот аспект еще более разовьется в XV в. Идель говорит, что для Йоханана Алеманно, друга и вдохновителя Пико делла Мирандолы, 'символический заряд языка превращался в почти математическую функцию. Так каббалистический символизм превращался в магический, колдовской язык или возвращался к оному'. Для экстатической каббалы язык сам по себе вселенная, и структура языка соответствует структуре реального мира. Уже Филон Александрийский в своих трудах пытался сопоставить сокровенную суть Торы с Логосом, миром идей, и платоновские концепции проникли в книги Мидраш-Аггады, в которых Тора рассматривается как план, по которому Бог создавал мир. Тем самым вечная Тора отождествлялась с Мудростью и во многих своих местах - с миром форм, вселенной архетипов. В XIII в., решительно склоняясь к аверроизму, Абулафия поставит знак равенства между Торой и Активным Интеллектом, 'формой всех форм, соединяющей разрозненные умы' ('Сефер мафтеах ха-тохаот'). Таким образом, в отличие от западной философской традиции (от Аристотеля до стоиков и средневековых мыслителей), а также арабской и иудейской философии, в каббале язык не замещает чувственный мир, где означающее представляет означаемое, или референта. Если Бог создал мир, произнося слова языка или буквы алфавита, эти семиотические элементы являются не представлениями чего-то, существовавшего до них, но формами, в которые отливаются элементы, образующие мир. Важность подобного утверждения... очевидна: здесь описывается язык, признанный совершенным потому, что не только в точности отражает структуру вселенной, но и производит ее, а, следовательно, совпадает с ней, как печать с оттиском'. У. Эко 'Поиски совершенного языка в европейской культуре'.