Алик Толчинский : другие произведения.

English Lessons

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


  
  
  
  
  
  

ПРЕ­ДИ­СЛО­ВИЕ

  
  
   "Я воз­двиг се­бе па­мят­ник" -- так про­ци­ти­ро­ва­но Алек­­­с­а­н­д­ром Пуш­ки­ным в эпи­гра­фе к зна­ме­ни­то­му сти­хот­во­ре­нию. Мы -- лю­ди ма­лень­кие и по­то­му, воз­дви­гая се­бе па­мят­ник при жиз­ни, мы вкла­ды­ва­ем в это де­ло су­гу­бо прак­­­­т­­и­­че­с­кие со­об­ра­же­ния. Рас­хо­ды на по­хо­ро­ны всё рас­тут. А в Аме­ри­ке по­хо­ро­нить­ся -- это зна­чит ра­зо­рить­ся, что, кста­ти, мно­гие и де­ла­ют. Лич­но мне пос­ле мо­ей кон­чи­ны аб­со­лют­но на­пле­вать, где бу­дут ле­жать мои ко­­­с­ти или горсть пе­­­п­­ла. Я со­гла­сен быть по­гре­бен­ным в об­щей мо­ги­ле для бед­ня­ков, как это сде­ла­ли с Мо­цар­том. На се­год­няш­ний день мои рас­хо­ды по при­жиз­нен­но­му из­да­нию мо­их книг не пе­ре­ва­ли­ли че­рез три ты­ся­чи дол­ла­ров. Как ви­ди­те, -- я обо­шел­ся са­мо­му се­бе в скром­нень­кую сум­му, при­чем часть мо­­­е­го па­мят­ни­ка уже пы­лит­ся в биб­лио­те­ке, ко­то­рую рань­ше на­зы­ва­ли "Име­ни Ле­ни­на" -- ВГБИЛ.
   Ка­­­ж­­дый вы­би­ра­ет се­бе па­мят­ник по вку­су. Один пред­по­чи­та­ет по­ли­ро­ван­ный гра­нит, дру­гой -- ла­­­б­­­ра­дор, тре­тий -- мра­мор, но ес­ли "ру­ко­пи­си не го­рят", как ут­вер­ждал Бул­га­ков, то луч­ше бу­ма­ги ни­че­го нет. Мож­но, ко­неч­но, по­сле­до­вать при­ме­ру еги­пет­ских фа­­­р­а­­о­нов и от­ме­тить се­бя с по­мо­щью ие­рог­ли­фов в кам­не, но где взять де­нег? Нет, бу­ма­га до­ста­точ­но дол­го­веч­на и прак­тич­на.
   Ос­та­ет­ся во­прос -- а к ко­му же бу­дут при­хо­дить де­ти и вну­ки? Ну, во-пер­вых, да­же еже­год­ный ви­зит на мо­ги­лу пред­ка под во­про­сом. Во-вто­рых, ес­ли да­же один раз в год кто-то при­дет на пят­над­цать ми­нут и по­са­дит ку­­­с­тик, то я это­го не уз­наю. А ес­ли во­об­ще не бу­дут хо­дить на мо­гил­ку, но бу­дут вспо­ми­нать -- то луч­ше­го мне и не на­до. Вот, еще мои до­ро­гие дру­зья бу­дут ме­ня по­мнить, по­ка жи­вы. Не­ко­то­рые из со­слу­жив­цев, кто по­мо­ло­же.
   Будь я че­ло­ве­ком бо­га­тым, как Гет­ти, во­прос о па­мя­ти не сто­ял бы. Но что же я мо­гу ос­та­вить по­том­кам в на­­­сл­е­­д­­ство? От мо­­­е­го де­душ­ки ос­та­лось две па­ры ис­тер­тых каль­сон, три книж­ки на иди­ше и ящи­чек с ин­­­­с­­тр­­у­­м­ен­­та­ми для ре­мон­та бу­диль­ни­ков. Жаль, что я не ус­пел по­иг­рать с ни­ми, ко­­­г­да он умер. Ба­буш­ка бы­­­­с­­т­ро про­да­ла ящик и кни­жи­цы та­ко­му же бе­до­ла­ге за ко­пей­ки. От па­пы в на­­­сл­е­­д­­ство я по­лу­чил дуб­лен­ку, ко­то­рая ему бы­ла ве­ли­ка и ко­то­рую я ос­та­вил в Мос­к­ве, так как бе­жал в Аме­ри­ку 31 ию­ля. Бы­ло жар­ко и к то­му же я пред­по­ла­гал, что в Бо­­­с­­­то­не, ко­то­рый на­хо­дит­ся при­мер­но на ши­ро­те Таш­кен­та, еще жар­че. Сей­час, вот, у нас в Лин­не сне­га по уши, мо­роз, а я хо­жу в син­­­­т­­е­­­ти­­че­с­кой дря­ни, ко­то­рую сде­ла­ли в Та­­­и­­л­ан­де. Как толь­ко мо­роз ни­же ми­нус де­ся­ти по Цель­сию, эта шу­ба на ры­б­­ь­ем ме­ху ста­но­вит­ся же­­с­т­­кой, как стек­ло, хру­­­с­тит, как ва­фель­ный ста­кан­чик, и мне ка­жет­ся, что она вот-вот трес­нет по­по­лам и я ока­жусь го­лень­ким под ле­дя­ным ве­­­т­ром. Да, пос­ле про­да­жи ро­ди­тель­ской квар­ти­ры я при­сво­ил се­бе пять ты­сяч дол­ла­ров и дол­го не мог по­нять, что мне с этой сум­мой де­лать. По­это­му, по­мы­кав­шись, я до­ба­вил в куч­ку еще пять ты­сяч, ко­то­рые су­мел за­ра­бо­тать, и с по­мо­щью хо­ро­ше­го че­ло­ве­ка пе­ре­вел эти день­ги сы­ну в Сло­ва­кию. Даль­ней­шая судь­ба "се­мей­но­го на­­­сл­е­­д­­ства" мне не яс­на, да и не ин­те­рес­на.
   И вот, я здесь, в Аме­ри­ке, ко­то­рая ме­ня со­дер­жит. Я ос­тав­ляю лю­дям, луч­шее, чем вла­дел при жиз­ни. Я не рас­счи­ты­ваю на де­тей и вну­ков: пер­вым не­­­­к­о­г­да чи­тать мои со­чи­не­ния, а вто­рые ста­ли аме­ри­кан­ца­ми и что им рос­сий­ские проб­ле­мы про­шло­го ты­ся­че­ле­тия! Я на­де­юсь на вни­ма­ние и со­­­ч­у­­в­­ствие не толь­ко дру­зей и зна­ко­мых, но и со­вер­шен­но не­­­­и­з­­ве­­ст­ных мне лю­дей. Ко­­­г­да мы от­но­сим­ся со вни­ма­ни­ем и со­­­ч­у­­в­­­ст­ви­ем к дру­гим, мы са­ми ста­но­вим­ся луч­ше.
   Я вы­нес на ос­но­ве соб­­­­с­т­ве­­н­­но­го опы­та, что жизнь бес­смыс­лен­но-же­­­с­­­то­ка. Так на­­­­з­ы­­в­а­е­мые, про­стые лю­ди по­яв­ля­ют­ся в по­то­ке жиз­ни и ис­че­за­ют из не­го бес­след­но, ос­та­вив, ес­ли по­ве­зет, лишь свой ге­­­­н­­е­­­ти­­че­с­кий ма­те­ри­ал сле­­­д­у­­­ю­­ще­му по­ко­ле­нию. Жизнь же­­­с­­­то­ка и по­то­му, что ей про­ти­во­по­ка­за­на дол­гая па­мять. Чет­вер­тое по­ко­ле­ние уже не по­мнит пер­во­го. Жизнь же­­­с­­­то­ка и глу­па, еще и по­то­му что она воз­но­сит не­го­дя­ев и про­хо­дим­цев и од­но­вре­мен­но не ока­зы­ва­ет под­держ­ки та­лан­там и ге­ни­ям, ко­­­г­да они бед­­­­с­­тв­у­ют, с тем, что­бы че­рез пять­де­сят лет за­быть не­го­дя­ев и про­хо­дим­цев и воз­не­сти па­мять об ушед­ших та­лан­тах и ге­ни­ях до не­бес.
   И вот, я воз­двиг се­бе па­мят­ник. Со­знаю, что ско­рее все­го его ждет судь­ба па­мят­ни­ка мо­­­е­му де­душ­ке на Вос­тря­ков­ском клад­би­ще в Мос­к­ве. Ко­­­с­ти мо­­­е­го де­душ­ки Ио­си­фа Тол­чин­ско­го ле­жат под боль­шой бе­ре­зой, ко­то­рая поч­ти за­кры­ла па­мят­ник. Муж мо­ей се­­­­с­­т­ры был в Мос­к­ве не­дав­но и уже не смог най­ти мо­ги­лу, а бе­рез на тер­ри­то­рии клад­би­ща по­вы­рас­та­ло мно­го. Это хо­ро­шо! Ды­шит­ся там лег­ко, осо­бен­но ле­том. Мне лич­но по­кой­ни­ки ни­­­­к­о­г­да не ме­ша­ли, хо­тя на клад­би­ще мне не­че­го де­лать. Нет у ме­ня люб­ви к от­­­е­ч­е­с­ким гро­бам. Ина­че, я про­дол­жал бы жить в Рос­сии с на­­­­д­­е­ж­дой со­еди­нить­ся с род­ны­ми. Что же ска­зать всем вам на про­ща­ние?
  
   Мир вам всем, жи­ву­щим и ушед­шим! Мир вам всем!
  
  

ПИСЬ­МА БЕ­ЖЕН­ЦА
(По­весть в пись­мах)

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   До­ро­гие дру­зья!
   Итак, мы вот уже пол­то­ра ме­ся­ца на но­вой зем­ле. Все те­чет под ук­лон и впа­да­ет в Ле­ту. Все на­ши ма­лень­кие и боль­шие пе­ча­ли. Го­во­рят, что гор­чит хлеб эми­­­г­­­ра­ции. Здесь он ско­рее слиш­ком, при­тор­но сла­док.
   Пос­ле то­го, как "груп­па то­ва­ри­щей" про­во­ди­ла нас до та­мож­ни, мы все пе­ре­це­ло­ва­лись и по­ма­ха­ли руч­ка­ми, я ос­тал­ся на­еди­не с же­ной Ли­ной и че­тырь­мя не­подъ­ем­ны­ми сум­ка­ми. Я хра­­­б­ро схва­тил их и по­та­щил на ка­кой-то кон­­­т­роль, по­том еще раз схва­тил и по­та­щил в оче­редь на сда­чу. По­том вы­яс­ни­лось, что зря я так то­ро­пил­ся, по­сколь­ку лай­нер из США опаз­ды­ва­ет на 6 ча­сов. Я ки­нул сум­ки на ве­сы и, по­лу­чив спазм в серд­це и та­лон на 24 дол­ла­ра в Ай­риш-Бар, по­плел­ся с же­ной пе­ре­ку­сить. К сча­­­с­тью, таб­лет­ки у ме­ня все­­­г­да с со­бой, но все же два ча­са с лиш­ним я бо­рол­ся со сво­им серд­цем, по­ка смог не­мно­го дви­гать­ся и со­зер­цать ок­­­­р­у­­ж­а­ю­щий ме­ня мир ве­щей и де­нег. Вну­­­т­­р­ен­няя часть Ше­­­­р­е­­м­е­­­ть­е­ва-2 вся на­це­ле­на на ку­пи-ме­ня-ку­пи-по­ско­рее. Все свер­ка­ет. Изо­би­лие. Си­де­ли мы, си­де­ли, два ра­за в Ай­риш-Бар на­ве­ды­ва­лись, а всё 24 дол­ла­ра ни­как не мо­жем по­тра­тить. На­ко­нец Ли­на при­ду­ма­ла ку­пить на ос­­­т­а­в­­ш­и­е­ся дол­ла­ры бу­тыл­ку Мар­ти­ни и две бу­тыл­ки пи­ва. Су­ну­ли их в руч­ную кладь, от­че­го она силь­но по­тя­же­ле­ла. Мы си­дим, си­дим, а на по­сад­ку нас не зо­вут! Ли­на от­пра­ви­лась гу­лять. На­шла вре­мя. Тут идет ми­мо ме­ня слу­жа­щий и спра­ши­ва­ет, не со­би­ра­юсь ли я в Нью-Иорк. "Of course", -- от­ве­чаю. -- "Объ­яв­ле­на по­сад­ка" -- Я хва­таю ко­­­­л­я­с­ку с руч­ной кла­дью и бе­гу ис­кать Ли­ну. С тру­дом на­шел и мы по­бе­жа­ли к вы­хо­ду. Ни­ка­ких тра­пов нет, пря­мо из за­ла вхо­дишь в са­мо­лет. С дву­мя кош­мар­но тя­же­лы­ми сум­ка­ми руч­ной кла­ди на по­след­нем из­ды­ха­нии я влез на свое ме­­­с­то и рас­сла­бил­ся. Взле­те­ли.
   Тут ко мне об­ра­ща­ет­ся мел­кий и то­щий му­жи­чон­ка с во­про­сом: "Как де­ла, как здо­ро­вье?" Я, ко­неч­но, веж­ли­во так от­ве­чаю, что все O'K. А он ме­ня по фа­ми­лии име­ни от­­­­ч­­е­­с­т­ву... (в рань­шие вре­ме­на -- все! по­пал­ся кро­лик!). Что за черт! От­ку­да он ме­ня зна­ет? Да­же ли­цо его по­ка­за­лось мне зна­ко­мым. На­ко­нец он кон­чил тем­нить и вы­яс­ни­лось, что он тот са­мый врач, ко­то­ро­го по­сла­ли со­­­п­р­­о­­­в­ож­дать ме­ня в по­ле­те. Я ведь ле­чу са­ни­тар­ным рей­сом! Где вы все бы­ли, бла­го­де­те­ли, ко­­­г­да я ба­гаж ту­ды-сю­ды ки­дал?!
   Ле­тим. Кор­мят на убой. Ка­­­ж­­дые два ча­са. При­не­сли к обе­ду ви­но в ма­лень­ких бу­тыл­ках (по 250 мл). Я взял крас­ное, а Ли­на -- бе­лое. Си­дим, едим, тол­сте­ем. Ме­­­с­та от это­го ста­но­вит­ся все мень­ше. А ви­но сто­ит в ду­рац­ких по­ли­эти­ле­но­вых ста­ка­нах. То ли са­мо­лет трях­ну­ло, то ли не­лов­кое дви­же­ние -- все бе­лое ви­но про­ли­лось Лин­ке в тру­сы (ин­дей­ка в бе­лом ви­не по-фран­цуз­ски), так что до кон­ца по­ле­та у нее был кайф.
   На­ко­нец, при­зем­ли­лись. В Нью-Йор­ке -- тем­ная ночь. В Бо­­­с­­­то­не до­­­­­жди и аэ­ро­порт не при­ни­ма­ет. По это­му слу­чаю -- из­воль­те по­лу­чить ба­гаж! Я стою и то­­­с­кую -- опять ки­дать тя­же­лые сум­ки. Но ни­че­го, ни­че­го. Ра­­­­з­ы­с­кал те­леж­ки и по­гру­зил­ся. Од­ну те­леж­ку ве­зу я, дру­гую Ли­на с док­то­ром, ко­то­рый дол­жен ох­ра­нять мое здо­ро­вье. Док­тор при­со­сал­ся к мо­ей же­не, вся­кие шу­ры-му­ры, а она -- хи-хи-хи! Ка­ко­во это мне -- боль­но­му, слу­шать!... В свя­зи с не­лет­ной по­го­дой ве­зут в го­­­с­­­­ти­­ни­цу пе­ре­но­че­вать. Ждем ав­то­бу­са. При­ехал, на­ко­нец. На­бра­лась тол­па пос­ле­пен­си­он­но­го воз­рас­та -- сплош­ной ан­ти­ква­ри­ат! Сил у них ки­дать ба­гаж не­ту, а су­мок до хре­на... Вот тут я по­ра­бо­тал на сла­ву. Док­тор за­лез в ав­то­бус при­ни­мать груз, а я ки­дал ему сни­зу. По­том це­лый час еха­ли в тем­но­те и сы­­­­р­о­с­ти до от­еля. До­еха­ли. "Те­перь бы­­­с­то-бы­­­­с­­т­ро сгру­жай­те ба­гаж в под­вал, -- го­во­рит шо­фер, -- а мне на­до бы­­­­с­тро-бы­­­­с­­т­ро в аэ­ро­порт за ос­тав­ши­ми­ся пас­са­жи­ра­ми" Де­лать не­че­го. Я, как го­во­рит­ся, в пер­вых ря­дах.
   Вхо­дим в ма­лень­кий, пар­ши­вень­кий от­ель и тут вы­яс­ня­ет­ся, что нас по прин­ци­пу еде­те в один го­род, -- зна­чит род­­­­с­т­ве­­н­­ни­ки по­се­ля­ют в один но­мер с се­м­­ь­ей Ал­ха­зо­вых (от­ец, мать и сын 13 лет). На дво­ре два ча­са но­чи. При­не­сли нам в уте­ше­ние пять ог­ром­ных пор­ций ку­ри­цы с ри­сом. Ка­кое там есть -- по­спать бы. Подъ­ем без чет­вер­ти пять. Бы­­­­с­­т­ро-бы­­­­с­­т­ро в аэ­ро­порт. Мы бо­­­д­ро вско­чи­ли (что зна­чит мо­ло­дость и здо­ро­вье!) и ки­ну­лись в под­вал. Как вы уже до­га­да­лись -- гру­зить про­кля­тые сум­ки в ав­то­бус. А вы что ду­ма­ли -- швей­цар нам вы­нес к так­си? Ко­­­г­да я с Ал­ха­зо­вым за­кан­чи­вал по­груз­ку, по­явил­ся зе­­­в­а­­ю­щий док­тор и спро­сил ме­ня, как я се­бя чув­­­­с­твую и не нуж­но ли мне че­го-ни­будь эта­ко­го... Я к это­му вре­ме­ни так ок­реп от бес­пре­рыв­но­го пе­­­­р­е­­т­­а­­­с­­ки­ва­ния, что пря­мо-та­ки чув­­­­с­­тв­о­вал по­треб­ность в фи­­­­з­­и­­че­с­кой ра­бо­те. Док­тор тем вре­ме­нем да­вал мне цен­ные на­став­ле­ния, как бы мне по­­­­б­­ы­­с­т­рее сде­лать опе­ра­цию на серд­це и на­чать но­вую (в не­бе­сах или под зем­лей, он не ска­зал) жизнь.
   И вот мы сно­ва в NY. Опять нет са­мо­ле­тов на Бо­­­с­тон. Док­тор смыл­ся об­рат­но в Мос­к­ву, за­ра­бо­тав на мне 500 дол­ла­ров. Хо­дим по аэ­ро­вок­за­лу в со­­­п­р­­о­­­­в­ож­­де­нии не­имо­вер­но жир­но­го пар­ня из Одес­сы, ко­то­рый пре­­­­у­­с­­­пе­­ва­ю­щий self made man и по­то­му учит нас жить и пра­виль­но пи­тать­ся. И вдруг нам по­вез­ло -- есть два ме­­­с­та в Бо­­­с­тон! Ал­ха­зо­вы ос­та­ют­ся, а мы ле­тим. Я хва­таю руч­ную кладь (от­ку­да толь­ко си­лы бе­рут­ся!) и мы бе­жим по аэ­ро­дро­му на по­сад­ку в ма­лень­кий са­мо­ле­тик. Руч­ную кладь с Ли­ни­ной кол­лек­ци­ей фар­фо­ро­вых ча­шек у ме­ня от­­­об­­­ра­ли и по­ста­ви­ли в ба­гаж­ное от­де­ле­ние. Пос­ле по­сад­ки про­кля­тый чер­ный ки­нул сум­ки на ас­фальт, от­че­го от ча­шек ма­ло что ос­та­лось. Сто­­­и­ло всю до­ро­гу ко­ря­чить­ся?..
   В Бо­­­с­­­то­не нас бы­­­­с­­т­ро ра­­­­з­ы­­с­­ка­ла Лю­ба и мы без ба­га­жа (ко­то­рый по­том сут­ки вы­ужи­ва­ли из Нью-Йор­ка) от­пра­ви­лись на свою квар­тир­ку. И вот у нас двух­ком­нат­ная квар­ти­ра в цен­­­т­ре Лин­на (ка­кое со­впа­де­ние с име­нем мо­ей су­­­п­­­ру­ги!), с очень ши­ро­кой по­сте­лью (Лю­бин по­да­рок). Ше­­­с­той этаж, по­след­ний. Ви­ден оке­ан. Все, что нуж­но для про­жи­ва­ния, уже есть. Ос­та­лось толь­ко жить. Ме­бель вся по­да­ре­на. Ле­он, наш ми­лый ку­зен, по­да­рил нам в свя­зи с при­ез­дом те­ле­ви­зор с ог­ром­ным эк­ра­ном (42х57 см) и ви­део­ма­гни­то­фон. Смо­­­т­рим и ни­че­го не по­ни­ма­ем. То же са­мое с раз­го­вор­ной ре­чью. Ска­зать еще ту­да-сю­да, но по­нять -- как об стен­ку го­рох. Рус­ский ка­нал не смо­­­т­рю прин­ци­пи­аль­но. Объ­ел­ся на­ши­ми но­­­­в­о­­с­­тя­ми еще в Мос­к­ве. Ку­пи­ли факс для пе­ре­го­во­ров с сы­ном и род­ней. Сво­бод­ных квар­тир нет, Лю­ба нам слу­чай­но сня­ла за 700 дол­ла­ров! Сей­час го­ло­ва бо­лит, где по­се­лить при­­­­е­з­­ж­­а­­ю­ще­го сы­на с се­м­­ь­ей. Де­фи­цит жи­лья -- си­­­т­у­­а­ция для Аме­ри­ки не­ти­пич­ная, но у нас с Ли­ной все­­­г­да бы­ло свое ма­лень­кое "ев­рей­ское сча­­­с­­­­т­ь­и­це". Это не слу­чай­ность, а Судь­ба. Кар­ма.
   По­ка мы в жут­ком де­фи­ци­те. По­мощь пра­ви­тель­ст­ва шта­та Мас­са­чу­сеттс (за­чем столь­ко двой­ных букв, не по­ни­маю, ес­ли уж быть по­сле­до­ва­тель­ным, то на­до пи­сать Мас­сач­чус­сеттсс) со­став­ля­ет 486 дол­ла­ров в ме­сяц. По­лу­ча­ем та­ло­ны на пи­та­ние, ко­то­рых хва­та­ет с из­быт­ком, но рас­хо­ды в день­гах на­мно­го вы­ше на­ших до­хо­дов. Ду­маю, что по­ка нам да­дут пен­сию и де­ше­вое жи­лье, мы здо­ро­во рас­тра­тим­ся. О ра­бо­те по­ка нет и ре­чи. Бе­гаю по вра­чам и со­би­раю лич­ное де­ло, на ос­но­ва­нии ко­то­ро­го мо­гут дать льго­ты. От за­ня­тий язы­ком по­ка ни­ка­ко­го тол­ку. Без язы­ка ни­ка­кой ква­ли­фи­ци­ро­ван­ной ра­бо­ты не бу­дет. Сло­ва в го­ло­ве не дер­жат­ся. Воз­раст, воз­раст! У Ли­ны те же проб­ле­мы. Уже вы­яс­ни­лось, что в Рос­сии учат не тем сло­вам, не тем вы­ра­же­ни­ям, а учат ка­ко­му-то не­­­­­­­с­­­у­­­­­ще­­­­с­­т­­ву­ю­ще­му мер­­­­­т­­­во­му язы­ку, ко­то­рый толь­ко ме­ша­ет по­ни­ма­нию, рав­но как и пра­ви­ла грам­ма­ти­ки. На са­мом де­ле нуж­но толь­ко слу­шать и го­во­рить, го­во­рить и слу­шать. Вся­кая пи­са­ни­на по­том.
   Ка­жет­ся, я из­ло­жил по­дроб­но, что бы­ло в са­мом, са­мом на­ча­ле.
   Итак, мы ока­за­лись на бе­ре­гу Ат­­­л­а­­н­­­ти­­­че­­с­ко­го оке­­­а­на. Здесь он очень смир­ный, так как наш го­род Линн вы­хо­дит в бух­ту. Бе­ре­го­вая ли­ния силь­но из­ре­за­на, что ме­ша­ет оке­­­а­ну об­ру­шить­ся на бе­рег. При­ли­вы и от­ли­вы мо­гу­чие -- не то, что на Бал­ти­ке или Чер­ном мо­ре. Ухо­дя, оке­ан ос­тав­ля­ет на се­ром пе­­­с­ке ра­ко­ви­ны, ске­ле­ты кра­бов и ог­ром­ную мас­су во­до­рос­лей. Во­до­рос­ли, при­би­тые к бе­ре­гу, раз­ла­га­ют­ся и ос­к­вер­ня­ют све­жесть ве­­­т­ра. Тол­пы ча­ек, сре­ди ко­то­рых раз­гу­ли­ва­ют круп­ные, с хо­ро­ше­го пе­ту­ха. Вдоль при­боя бе­гут на­пе­ре­гон­ки мел­кие пи­чу­ги с клю­ва­ми, вы­тя­ну­ты­ми в тру­боч­ку.
   На бе­ре­гу обиль­но цве­тет и пло­до­но­сит ши­пов­ник. Яго­ды очень круп­ные. Та­кие же, раз­ме­ром с не­боль­шой грец­кий орех, я ви­дел на Бал­ти­ке, под Кё­ниг­сбер­гом. Во­об­ще же рас­ти­тель­ность на­по­ми­на­ет сред­нюю по­ло­су Рос­сии, раз­ве что бе­ре­за здесь встре­ча­ет­ся ред­ко. У ду­бов ли­­­с­тья не ок­руг­лые, а рез­ные и же­лу­ди так­же от­ли­ча­ют­ся от на­ших -- они бо­лее со­лид­ные, боч­­­­к­­о­­­о­б­­раз­ные. Мас­са ягод в ле­су (ле­са здесь бо­га­тые и очень жи­во­пис­ные, по­то­му что рас­по­ло­же­ны сре­ди скал), но все они гнус­но­го вку­са. Гри­бов мас­са, но они не та­кие, как у нас. Очень яр­кие шляп­ки, дру­го­го цве­та мох и тон­кие нож­ки. Прав­да, дол­жен ого­во­рить­ся. Лю­бин сын Бо­рис ез­дил за две­­­с­ти ки­­­­л­о­­м­е­т­ров на Cape-Cod и на­брал там ве­ли­ко­леп­ных по­­д­­­­ос­­и­­­но­­ви­ков -- в точ­­­­н­о­с­ти, как на­ши.
   Пер­во­на­чаль­но про­гул­ки по бе­ре­гу до­став­ля­ли мас­су удо­воль­ст­вия сво­им раз­но­об­ра­зи­ем. Шле­па­ли бо­си­ком по во­де. Ли­на с Лю­бой ку­па­лись, не­­­см­о­­т­ря на то, что оке­ан здесь до­воль­но хо­лод­ный.
   Сра­зу же пос­ле при­ез­да мы по­да­ли на так на­­­­з­ы­­в­а­е­мый Social Security Number. Этот но­мер при­­­св­а­­­и­­­в­а­ет­ся лю­бо­му че­ло­ве­ку в США раз и на­­­в­с­е­г­да. Он учи­ты­ва­ет­ся при вы­да­че по­со­бий, ус­т­рой­ства на уче­бу, ра­бо­ту, при съе­ме квар­ти­ры, по­куп­ке ав­то­мо­би­ля и проч., и проч. Ко­ро­че го­во­ря, -- все лю­ди, про­­­­ж­и­­в­а­ю­щие в Аме­ри­ке ле­галь­но, про­ну­ме­ро­ва­ны, и Аме­ри­ка о них за­бо­тит­ся. В офис мы по­шли с Лю­бой, так как са­ми ни­че­го не мог­ли -- ни ска­зать, ни по­нять. По­да­ли за­яв­ле­ние (Application). По­том по­шли в Jewish Family Service ("Джуй­ка", как го­во­рят рус­­­ск­о­­­я­­зыч­ные). Эта ор­га­ни­за­ция за­бо­тит­ся о при­ехав­ших бе­жен­цах от ли­ца ев­рей­ской об­щи­ны. Там я за­пла­тил 300 дол­ла­ров от име­ни Лю­бы, ко­то­рая нас вы­зва­ла и "спон­си­ро­ва­ла". Пос­ле это­го нам ска­за­ли, что мы по­лу­чим по­мощь на один ме­сяц, а за­тем еще 7 ме­ся­цев нас бу­дет со­дер­жать пра­ви­тель­ст­во шта­та. Что бу­дет по ис­те­че­нии 8 ме­ся­цев, я не пред­став­ляю. По­том нас за­пи­са­ли в спор­тив­ный клуб, и мы по­еха­ли ту­да с род­ней. Там за 20 долл. мы ста­ли чле­на­ми клу­ба на год. На са­мом де­ле, взнос рас­тет с го­да­ми (это для вновь при­быв­ших та­кая ми­зер­ная пла­та) и до­сти­га­ет 750 долл. в год. Вна­ча­ле я стал до­воль­но ак­тив­но хо­дить в гим­­­­н­а­­с­­­т­и­че­с­кий зал. Бо­­­г­а­­т­­ство спор­тив­ных сна­ря­дов ме­ня по­­­­р­­аз­­ило. В Мос­к­ве ед­ва ли най­дет­ся де­ся­ток та­ких за­лов, при­том для из­бран­ной пуб­ли­ки. В ог­ром­ном ком­плек­се бас­сейн, за­лы для ба­­­с­­к­­ет­­бо­ла и тен­ни­са. Кро­ме то­го, ре­­­с­­­то­ран, дет­ский сад, за­лы для хо­рео­гра­фии и т.д. Все­го ком­плек­са я не обо­шел. Всё это уто­па­ет в зе­ле­ни и цве­тах. Мо­дер­но­вое зда­ние си­на­го­ги, ку­да я еще ни ра­зу не за­шел. Ог­ром­ная пар­ков­ка для ма­шин. Ли­на то­же хо­ди­ла в зал, но сей­час мы по­ос­ты­ли, да и ма­ши­ны нет, а без ма­ши­ны здесь нет жиз­ни. Си­ди и жди, ко­­­г­да род­ня по­ве­зет.
   Мно­го­этаж­ные до­ма в Лин­не и дру­гих, ок­­­­р­у­­ж­а­ю­щих Бо­­­с­тон го­род­ках, весь­ма ред­ки. В них, как пра­ви­ло, да­ют квар­ти­ры пре­ста­ре­лым и ма­­­­л­о­­и­­му­щим. Аме­ри­кан­цы и те, кто до­стиг ус­пе­ха, се­лят­ся в от­дель­ных до­мах, ча­ще все­го двух­этаж­ных с кро­шеч­ным зе­ле­ным уча­­с­т­­ком, ко­то­ро­му уде­ля­ет­ся мас­са вни­ма­ния и по­то­му весь жи­лой ком­плекс вы­гля­дит очень жи­во­пис­но. Цве­ты в изо­би­лии. Все это мне на­по­ми­на­ет ма­лень­кие го­род­ки Поль­ши, Че­хии, Сло­ва­кии. Толь­ко в Аме­ри­ке до­ма стро­ят в ос­нов­ном не из кам­ня, как в Ев­ро­пе, а из де­ре­ва. И здесь, и там вход­ные две­ри ча­­­с­то стек­лян­ные, и ник­то их не бьет бу­лыж­ни­ком, как в Рос­сии. Да и бу­лыж­ник, кир­пич сы­­­с­кать на ули­це весь­ма труд­но. Чи­­­с­­­то­та. Го­лая зем­ля поч­ти вез­де при­сы­па­на спе­ци­аль­но про­пи­тан­ной ще­пой, так что пы­ли прак­­­­т­­и­­че­с­ки нет.
   Ули­цы, на ко­то­рых жи­вут бе­лые, очень оп­рят­ны. На­про­тив, ули­цы, где жи­вут чер­ные и ла­­­­т­­и­­­но­­­а­­­ме­­ри­кан­цы, как пра­ви­ло, гряз­ны из-за мас­сы раз­­­б­р­­а­­­сы­­ва­е­мых па­ке­тов, ко­ро­бок, обер­ток, со­­­ба­­­­ч­ь­е­го по­ме­та. И это не­­­см­о­­т­ря на то, что убор­ка улиц про­во­дит­ся ре­гу­ляр­но че­рез день. (Долж­на про­во­дить­ся, не ис­клю­чен эле­мент хал­ту­ры). Ес­ли вы пой­де­те позд­но ве­че­ром во втор­ник по ули­цам, то уви­ди­те мас­су по­лез­но­го и бес­по­лез­но­го хла­ма, в том чис­ле ме­бель и элек­тро­ни­ку. Мне по­ка­зы­ва­ли од­но­го рус­ско­го, ко­то­рый на­лов­чил­ся ез­дить и под­би­рать то, что лю­ди вы­бра­сы­ва­ют, а по­том он вы­став­ля­ет на ба­ра­хол­ке хлам на про­да­жу. Го­во­рят, что он на этом биз­не­се на­ко­пил де­нег на по­куп­ку до­ма.
   Кста­ти, вы об­ра­ти­ли вни­ма­ние на сло­во "чер­ный"? Сло­во негр здесь за­пре­ще­но в оби­хо­де. Оно рав­но­силь­но сло­ву жид. Луч­ше да­же го­во­рить: аф­ро-аме­ри­ка­нец.
   Об­ра­ща­ет на се­бя вни­ма­ние, что ма­ло кто плю­ет и хар­ка­ет, да­же цвет­ные. О том, что­бы по­пи­сать у за­бо­ра, не мо­жет быть и ре­чи. За это по­ла­га­ет­ся боль­шой штраф. За­то и ту­­­а­­­ле­тов пол­но. Мож­но зай­ти в лю­бой офис или ма­га­зин, или ка­фе -- и ник­то да­же ко­со не по­­­см­о­­т­рит. На пля­же ле­том бы­ло мно­го ту­­­а­­­ле­тов. Ни один не во­ня­ет. Во всех бу­ма­га для зад­ни­цы (мяг­кая и бе­лая) и по­ло­тен­це для рук. По­это­му рас­ста­юсь с рос­сий­ской при­выч­кой та­­­с­кать в кар­ма­не ту­­­а­­л­ет­ную бу­ма­гу.
   По­ра ду­мать о соб­­­­с­т­ве­н­ной ма­ши­не. Род­ня, на­до от­дать ей долж­ное, по всем ин­стан­ци­ям нас во­зит. Ав­то­бу­сом здесь мож­но ус­петь про­ехать ту­да-об­рат­но ра­за два. Тут и день кон­чит­ся. В ма­га­зи­нах на­до уметь ори­ен­ти­ро­вать­ся. Лю­ди за­ра­нее чи­та­ют га­зет­ки, что и ко­­­г­да бу­дет про­да­вать­ся на рас­про­да­же. За­ку­па­ют оп­том. В ре­зуль­та­те эко­но­мит­ся не ме­нее од­ной тре­ти де­нег. Мы по­ка ори­ен­ти­ру­ем­ся пло­хо, но Лю­ба -- пря­мо ас! Ко­неч­но, ес­ли вы име­­­е­те ра­бо­ту и по­­­­л­у­­ч­а­е­те на ру­ки 1000-2000 дол­ла­ров в ме­сяц, вам осо­бен­но бес­по­ко­ить­ся об эко­но­мии не­за­чем. Од­на­ко миддл-класс в Аме­ри­ке очень хо­ро­шо счи­та­ет день­ги и не пре­не­бре­га­ет эко­но­ми­ей. Тут есть так­же оп­то­вая ба­за. Мы там бы­ли с род­ней. Про­из­во­дит впе­чат­ле­ние ог­ром­ным вы­бо­ром. Пла­тишь еже­год­ный взнос по­ряд­ка 35 долл. и поль­зу­ешь­ся боль­ши­ми скид­ка­ми. Все на­би­ра­ют ог­ром­ные те­леж­ки и ка­тят их к ма­ши­нам. Ка­­­­ч­­е­­с­т­во про­дук­тов пре­крас­ное. Хо­тя пос­ле на­шей рус­ской кух­ни це­лый ряд про­дук­тов ка­жет­ся без­вкус­ным. Страш­но до­ро­гая ры­ба. До де­ся­ти долл. за фунт!
   Итак, нас во­зят. В том чис­ле и в го­­­с­­­пи­таль, где при­ни­ма­ют спе­­­ц­и­­­а­­ли­с­ты. Во­зи­ли на сда­чу пись­мен­но­го эк­за­ме­на по во­­­ж­­­д­е­нию в дру­гой го­ро­док. Не хо­те­лось бы ис­пы­ты­вать тер­пе­ние род­­­­с­т­ве­­н­­ни­ков и по­это­му нуж­но сроч­но сдать эк­за­мен по во­­­ж­­­д­е­нию и сесть за руль. Аме­ри­ка со­зда­ла ав­то­мо­биль, и ав­то­мо­биль со­здал Аме­ри­ку. Это ба­наль­ность и в то же вре­мя свя­тая прав­да. Ви­де­ли бы вы этих древ­них ста­рух и ста­ри­ков, ко­то­рые уже и сто­ять не в си­лах, а с ру­лем не рас­ста­ют­ся. При изо­би­лии ма­шин воз­дух ос­та­ет­ся чи­­­с­тым. С Рос­си­ей и срав­ни­вать не­че­го. Прав­да, ав­то­бу­сы и гру­зо­ви­ки по­ва­ни­ва­ют.
   Не­мно­го о Лин­не. Ко­­­г­да-то, не очень-то дав­но, он был цен­­­т­ром обув­ной про­­­м­ы­ш­­л­­ен­­но­с­ти и ку­рорт­ным ме­­­с­том. Сто­­­я­ла мас­са го­­­с­­­ти­ниц, ку­да при­ез­жа­ли от­ды­хать бо­га­тые лю­ди. Здесь, как я го­во­рил, очень зе­ле­но и жи­во­пис­но. То-ли в 50-х, то ли в 60-х го­дах был здесь страш­ный по­жар на обув­ных фа­­­б­­­ри­ках, пос­ле ко­то­ро­го обув­ная про­мыш­лен­ность за­хи­ре­ла. Ев­реи, ко­то­рые все это раз­ви­ва­ли, разъ­­­­­­ех­а­лись. Го­­­с­­­­ти­­ни­цы то­же вре­мя от вре­ме­ни го­ре­ли, и ник­то их не вос­ста­нав­ли­вал. Го­род стал на­пол­нять­ся чер­ны­ми и цвет­ны­ми, ко­то­рые по­сте­пен­но вы­тес­ня­ют бе­лое на­се­ле­ние. А ведь Линн яв­ля­ет­ся од­ним из тех мест, от­ку­да на­чи­на­лась Аме­ри­ка. Он ос­но­ван в 1629 го­ду!
   Всё же ка­жет­ся, что для Лин­на ещё не все по­те­ря­но. Го­во­рят, что он по­сте­пен­но ста­но­вит­ся од­ним из круп­ней­ших ком­­­­п­­ь­­ю­т­ер­ных цен­­­т­ров. Дже­не­рал Элек­трик име­ет здесь свой ог­ром­ный за­вод. В свя­зи с про­мыш­лен­ным ро­­­с­том в Бо­­­с­­­то­не рез­ко воз­рос­ли це­ны на жи­лье. В ре­зуль­та­те, лю­ди по­бе­жа­ли из Бо­­­с­­­то­на в при­го­ро­ды и в том чис­ле в Линн. Мы, как го­во­рит­ся, все де­ла­ем не во­вре­мя. Це­лый ме­сяц мы мы­ка­лись в по­ис­ках квар­ти­ры для сы­на с се­м­­ь­ей. Очень нерв­ни­ча­ли. Ни­ка­ких квар­тир не бы­ло -- ни де­ше­вых, ни до­ро­гих. Все нас опе­ка­ли и в ре­зуль­та­те мы все-та­ки ухи­­­т­­­ри­лись снять квар­ти­ру за 900 долл. в ме­сяц. Це­ны су­мас­шед­шие! Так что не­иму­щим во­об­ще не­че­го де­лать. Прав­да "Джуй­ка" да­ет день­ги в долг. Но ведь их нуж­но воз­вра­щать! По­это­му вся­кий стре­мит­ся как мож­но бы­­­­с­­т­рее ус­­­т­­­ро­ить свои де­ла и ли­бо на­чать ра­бо­ту, ли­бо по­лу­чить по­сто­ян­ное по­со­бие по ин­­­­в­а­­л­­ид­­но­с­ти.
   Жизнь здесь со­­­в­сем дру­гая и лю­ди со­­­в­сем дру­гие. В до­ме, где мы оби­та­ем, мас­са ста­рень­ких. Они по­лу­ча­ют, по на­шим по­ня­ти­ям, ог­ром­ные день­ги (бо­лее 600 долл.в ме­сяц), а за квар­ти­ру пла­тят 150 долл. Их опе­ка­ют, при­во­зят про­дук­ты, уби­ра­ют в квар­ти­рах -- все бес­плат­но. Они еще ухи­­­т­­­­ря­­ют­ся хо­дить по цер­­­к­вам и по­лу­чать про­до­воль­ст­вен­ные пай­ки и хлеб. Ку­да они де­ва­ют всю эту мас­су про­дук­тов -- ума не при­ло­жу. Де­тям сво­им от­да­ют, что-ли... Мы сре­ди ста­ри­ков са­мые бед­ные, так как у нас от­ри­ца­тель­ный ба­ланс из-за квар­ти­ры, за ко­то­рую мы пла­тим 700 долл.
   Ре­шить квар­тир­ный во­прос окон­ча­тель­но мож­но, ес­ли уда­­с­т­­ся по­лу­чить офи­ци­аль­ное при­зна­ние, что ты -- при­ду­рок и ра­бо­тать не в со­­­ст­о­­я­нии. Де­ло это кро­пот­ли­вое, мо­гут по­слать на ис­пы­та­ния, нуж­но за­пол­нять ди­кое ко­­­­л­­и­­­че­­с­т­во спра­вок. Ес­ли все эти справ­ки ис­пол­не­ны пра­виль­но, то есть на­­­­д­­е­ж­да, что да­дут суб­си­даль­ное жи­лье, ко­то­рое оп­ла­чи­ва­ет­ся од­ной тре­тью до­хо­дов, как бы ма­лы они не бы­ли.
   На этом за­кан­чи­ваю пи­сать. Це­лую всех и об­ни­маю. В сле­­­д­у­­ю­щем пись­ме рас­ска­жу о ме­ди­ци­не, пу­­­­т­­е­­­ш­е­­с­­т­ви­ях и дру­гих за­ни­ма­тель­ных ве­щах.
  
   Итак, про­дол­жаю...
   До­ма здесь прак­­­­т­­и­­че­с­ки не за­пи­ра­ют­ся. Есть па­ра­дная дверь, ча­­­с­то за­стек­лен­ная, ес­ли име­ет ка­кой-то за­мок, ко­то­рый спо­со­бен взло­мать се­ми­лет­ний школь­ник, то вто­рая дверь (она здесь обя­за­тель­на), как пра­ви­ло, толь­ко при­хло­пы­ва­ет­ся. Я по­ду­мал -- а че­го им стра­шить­ся ! День­ги у них на кар­точ­ках и в бан­ке. Ес­ли ук­ра­дут кар­точ­ку, все рав­но вос­поль­зо­вать­ся не­воз­мож­но, на­до знать се­­­к­­р­ет­ный код. Дра­­­­г­о­­ц­­ен­­но­с­ти хра­нят в бан­ков­ских сей­фах. А ме­бель и ос­таль­ная дре­бе­день, ни­ко­му, кро­ме вла­дель­ца до­ма, не нуж­ны. На ули­цу вы­ки­ды­ва­ют та­кую же ме­бель и та­кие же тряп­ки. Про­дать что-ли­бо с рук не­воз­мож­но. В су­хое вре­мя го­да по суб­бо­там и вос­­­к­р­е­­се­­нь­ям ус­­­т­­р­­а­­­и­­ва­ют­ся так на­­­­з­ы­­в­а­е­мые ярд-сей­лы. Хо­­­з­я­­е­ва до­ма бе­рут раз­ре­ше­ние му­ни­ци­па­ли­те­та и два дня тор­гу­ют во дво­ре ве­ща­ми, ко­то­рые им на­до­ели. Боль­­­ш­и­­н­­ство ве­щей сто­­­и­­­мо­с­тью от 1 до 20 дол­ла­ров, но про­да­ют­ся ча­ще за 1-2 дол­ла­ра. Мож­но ку­пить це­лый ме­шок оде­­­ж­­ды в от­лич­ном со­­­ст­о­­я­нии, а ино­­­г­да и со­­­в­сем но­вой за 1-2 дол­ла­ра. Ли­на и Лю­ба пре­ус­пе­ва­ют в этом биз­не­се -- очень прак­тич­ные тет­ки!
   Два-три ра­за в не­де­лю ули­цы очи­ща­ют­ся от му­со­ра, ко­то­рый вклю­ча­ет и на­до­ев­шие хо­­­з­я­­е­вам те­ле­ви­зо­ры, хо­ло­диль­ни­ки, те­ле­фон­ные ап­па­ра­ты, ме­бель и про­чее. Од­ним при­ят­ным ве­чер­ком мы по­еха­ли с Лю­бой по­гу­лять в лес. Не­да­ле­ко от ле­са мы уви­де­ли пе­ред од­ним из до­мов три пре­крас­ных де­ре­вян­ных крес­ла. Я по­до­шел к хо­­­з­я­­е­вам и спро­сил, мож­но ли за­брать. -- Да, мож­но. С тру­дом за­пих­ну­ли крес­ла в ма­ши­ну и при­вез­ли до­мой. До­ма их по­мы­ли и по­скоб­ли­ли, и вот я си­жу в од­ном из них на спе­ци­аль­ной по­ду­шеч­ке (со­вер­шен­но но­вой), ко­то­рую то­же вы­бро­си­ли, бла­­­ж­е­­н­­ствую сво­ей ниж­ней ча­­­с­тью и пи­шу вам пись­мо.
   Кро­ме ярд-сей­лов в кон­це не­де­ли ра­бо­та­ет еще и бло­ши­ный ры­нок. Это то­же ба­ра­хол­ка, на­по­до­бие на­шей в Из­май­ло­ве. Поч­ти все "рус­ские" стре­мят­ся там при­­­­о­­б­­ре­с­ти на грош пя­та­ков и пре­ус­пе­ва­ют.
   Ме­бель в ма­га­зи­нах очень до­ро­гая (для нас, ес­­­­т­­е­­­с­т­­вен­но). Хо­ро­ший ма­­­т­рас сто­ит 200 дол­ла­ров, а есть и по 500. Ме­бель стран­ная. Пись­мен­ные сто­лы убо­гие, уз­кие с дву­мя не­удоб­ны­ми глу­бо­ки­ми ящи­ка­ми. Очень рас­про­стра­не­ны низ­кие сто­лы, тум­боч­ки -- на уров­не ко­ле­на. Пол­ки и книж­ные шка­фы встре­ча­ют­ся ред­ко и в ос­нов­ном в рус­ских квар­ти­рах. Се­р­­ь­­­ез­но чи­­­т­а­­ю­щих лю­дей ма­ло. Жизнь не спо­­­с­о­­б­­­ст­ву­ет это­му за­ня­тию. Ста­ра­ют­ся боль­ше быть на лю­дях, а до­ма об­ща­ют­ся с рус­ским те­ле­ви­де­ни­ем. Мо­ло­дые лю­ди во­об­ще ни­че­го, кро­ме га­зет­ной рек­ла­мы и книг по спе­­­­ц­и­­а­­ль­­но­с­ти, не чи­та­ют, так как ра­бо­та­ют очень ин­тен­сив­но и в вы­ход­ные дни долж­ны на­брать­ся сил для но­вой тру­до­вой не­де­ли.
   Как я уже го­во­рил, мно­го­квар­тир­ные до­ма, в ко­то­рых про­шла на­ша жизнь, не яв­ля­ют­ся пре­де­лом меч­та­ний для аме­ри­кан­цев. На­про­тив, ка­­­ж­­дый стре­мит­ся жить в соб­­­­с­т­ве­н­ном, хоть и не­боль­шом до­ме. Но не­за­ви­си­мо от ти­па жи­лья в Аме­ри­ке все лю­ди вхо­дят в дом че­рез па­ра­дную дверь с ули­цы, а не че­рез чер­ную ле­ст­ни­цу со дво­ра. Ду­маю, что до ре­во­лю­ции так бы­ло и в Рос­сии, но про­ле­тар­ская сво­лочь, вклю­чая ее во­­­ж­­дей, ко­то­рую хо­­­з­я­­е­ва все­­­г­да при­ни­ма­ли с чер­но­го хо­да, ус­та­но­ви­ла при­выч­ный для нее по­ря­док, ко­то­рый ут­вер­дил­ся в Рос­сии, по-ви­ди­мо­му, на­­­в­с­е­г­да. Во всех до­мах, в ко­то­рых мне при­хо­ди­лось бы­вать за про­шед­шие три ме­ся­ца, име­ет­ся холл на пер­вом эта­же, где все­­­г­да чи­­­с­то и за чи­­­с­­­то­той сле­дят. В хол­ле цве­ты, низ­кие сто­ли­ки с жур­на­ла­ми, крес­ла. Ча­­­с­то вы­де­ля­ют боль­шие по­ме­ще­ния на пер­вом эта­же для про­ве­де­ния об­­­­щ­­е­­­ств­ен­ных со­­­­­­бр­а­ний и празд­ни­ков. Эти по­ме­ще­ния на­по­ми­на­ют за­лы хо­ро­ших ре­­­с­­­­то­­ра­нов. Ха­рак­тер­но так­же от­­­с­у­­т­­ствие во­ни от му­­­­с­­о­­­ро­­­п­­ро­во­дов. Кста­ти, я вос­поль­зо­вал­ся му­­­­с­­о­­­ро­­­п­­ро­во­дом в квар­ти­ре Бо­ри­са. Это глад­кая, как пу­шеч­ный ствол, ни­ке­ли­ро­ван­ная тру­ба ог­ром­но­го ди­­­а­­м­е­т­ра. Она на­хо­дит­ся в осо­бом по­ме­ще­нии. Ко­­­г­да ту­да вхо­дишь и вклю­ча­ешь свет, од­но­вре­мен­но вклю­ча­ет­ся при­точ­ная вен­ти­ля­ция. Страш­но вспом­нить во­ню­чие на­ши ле­ст­нич­ные пло­щад­ки, где во­круг тру­бы му­­­­с­­о­­­ро­­­п­­ро­во­да еще ва­ля­ет­ся вся­кий гни­­­ю­щий му­сор.
   Труд со­здал Аме­ри­ку. Аме­ри­кан­цы очень мно­го ра­бо­та­ют. И в этом про­стой се­­­к­рет изо­би­лия. Мы, при­ехав­шие из Рос­сии, да­же не пред­став­ля­ем, как мож­но так упор­но ра­бо­тать. Я хо­дил в Мос­к­ве на ра­бо­ту, как на празд­ник. Мой по­след­ний на­чаль­ник на­чи­нал ра­бо­чий день с раз­го­во­ров о по­след­них со­бы­ти­ях в стра­не ча­са на пол­то­ра и все­­­г­да удив­лял­ся, что я к его при­хо­ду уже что-то ус­пел сде­лать. По­том нас по­се­ща­ли со­се­ди, по­том был чай в 15 ча­сов и про­чие штуч­ки. Вот ес­ли бы ра­бо­тать, как в Рос­сии, а бла­га иметь, как в Аме­ри­ке! Но чу­дес та­ко­го ро­да не бы­ва­ет. И это спра­вед­ли­во. Рус­ские сказ­ки от­ра­жа­ют меч­ту на­ро­да иметь всё, ни­че­го при этом не де­лая. При­чем ча­ще все­го фор­ту­на по­мо­га­ет ду­ра­ку и без­дель­ни­ку. Уче­ные фи­ло­ло­ги убе­­­ж­­­д­а­ют нас, спа­сая ли­цо на­ции, что Иван-ду­рак во­все не ду­рак, а на­обо­рот, -- са­мый ум­ный. Но это не так. Ско­рее -- он хи­­­т­рый без­дель­ник. Ан­­­г­­л­ий­ские, не­мец­кие, фран­цуз­ские сказ­ки не та­кие. Но, мо­жет быть, де­ло не в пси­хо­ло­гии на­ро­да, а в гео­гра­фии (кли­ма­те), сфор­ми­ро­вав­шей эту пси­хо­ло­гию... Это я ко­­­с­­в­ен­но ци­ти­рую Клю­чев­ско­го.
   Ду­маю, что аме­ри­кан­ский об­раз жиз­ни есть ре­зуль­тат удач­но­го ус­т­рой­ства об­­­­щ­­е­­­ств­ен­ных от­но­ше­ний. Пи­шут, что не­за­ви­си­мо от ге­­­­н­­е­­­ти­­че­с­ких осо­­­б­е­­н­­но­с­тей лю­дей Аме­ри­ка, как ги­гант­ская пла­виль­ная печь, пе­ре­плав­ля­ет и пе­ре­про­фи­ли­ру­ет всех -- чер­ных, бе­лых, жел­тых, со­зда­вая но­вый тип че­ло­ве­ка, смысл жиз­ни ко­то­ро­го -- вы­со­ко­про­дук­тив­ное со­зда­ние ма­те­ри­аль­ных цен­­­­н­о­с­тей. Аме­ри­кан­цы всем, что они име­ют, обя­за­ны са­мим се­бе, но ве­ли­ко­ду­шие за­став­ля­ет их хо­дить в хра­мы и бла­го­да­рить Бо­га за про­цве­та­ние стра­ны и се­мьи. Мой зна­ко­мый ска­зал мне не­дав­но, что у не­го бы­ла тя­же­лая не­де­ля -- он был вы­­­­н­­у­ж­ден про­шту­ди­ро­вать за пять ра­бо­чих дней поч­ти две ты­ся­чи стра­ниц ком­­­­п­­ь­­ю­т­ер­ной до­ку­мен­та­ции. При этом обу­­­ч­а­­ю­щий их спе­­­ц­и­­а­лист по­за­бо­тил­ся о том, что­бы они тут же при­ме­ни­ли но­вые тех­но­ло­гии на кон­крет­ных при­ме­рах. Вот это тем­пы!
   Так как про­дук­тов про­­­­и­з­­в­­од­­ства пол­ный из­бы­ток, Аме­ри­ка ще­­­д­ро раз­да­ет из­лиш­ки, не за­бо­тясь о том, как ода­­­­р­и­­в­а­е­мые их по­треб­ля­ют. В Рос­сии, на­при­мер, всё по­да­рен­ное раз­во­ро­вы­ва­ют и рас­пре­де­ля­ют в уз­ком кру­гу. В ре­зуль­та­те жир­ные тол­сте­ют, а ху­дые ху­де­ют, так как соб­­­­с­т­ве­н­ное пра­ви­тель­ст­во ду­ма­ет, что ху­дым что-то пе­ре­па­ло, и сни­жа­ет раз­ме­ры по­мо­щи...
   Я обе­щал рас­ска­зать о ме­ди­ци­не. Об­щее мне­ние боль­­­ш­и­­н­­ства оп­ро­шен­ных из при­ехав­ших, что аме­ри­кан­ская ме­ди­ци­на ни­ку­да не го­дит­ся. И де­ло здесь, как и во всем, в си­­­с­­­те­ме. Нет по­ли­кли­ник. Ес­ли у те­бя вы­ско­чил фу­рун­кул, ты дол­жен за­пи­сать­ся к ле­ча­ще­му вра­чу, а он те­бе даст на­прав­ле­ние к хи­рур­гу. Но хи­рург те­бя при­мет толь­ко че­рез пол­то­ра ме­ся­ца, так как у не­го есть окош­ко толь­ко в чет­верг та­ко­го-то ме­ся­ца. К это­му сро­ку ли­бо ты весь по­кро­ешь­ся фу­рун­ку­ла­ми, ли­бо вы­здо­ро­ве­ешь. За­то ес­ли у те­бя сер­деч­ный при­ступ, то по те­ле­фо­ну 911 ты вы­зо­вешь по­мощь и она бу­дет у те­бя ров­но че­рез 5 ми­нут в ли­це по­жар­ных, по­ли­ции и ско­рой по­мо­щи. Уме­реть те­бе не да­дут! Во вся­ком слу­чае, сде­ла­ют всё воз­мож­ное.
   Ка­би­не­ты спе­­­ц­и­­­а­­ли­с­тов -- это неч­то осо­бен­ное. Те­атр на­чи­на­ет­ся с ве­шал­ки, а го­­­с­­­­пи­­та­ли на­чи­на­ют­ся с гран­ди­оз­ных ко­ри­до­ров с хол­ла­ми и по­ме­ще­ний для спра­воч­ных служб. Кон­­­­д­и­­ц­­и­­о­не­ры, ком­­­­п­­ь­­ю­­те­ры, стел­ла­жи, ав­то­ма­ти­за­ция... В хол­лах удоб­ные крес­ла, жур­наль­ные сто­ли­ки, вен­ти­ля­ция, мас­са жур­на­лов и все све­жие. Но вот ты по­па­да­ешь в кро­шеч­ную ком­на­ту без окон, где сто­ит крес­ло. Ку­шет­ки нет. В дру­гом уг­лу кро­шеч­ный сто­лик с дву­мя-тре­мя ста­кан­чи­ка­ми, в ко­то­рых сто­ят ин­­­­с­­тр­­у­м­ен­ты. Ни ра­ко­ви­ны, ни ван­ноч­ки для де­зин­фек­ции ин­­­­с­­тр­­у­м­ен­тов, ни сто­ла, где пи­шут ис­то­рию бо­лез­ни, ни стек­лян­ных шка­фов с ле­­­к­а­­р­­­ст­ва­ми и пре­па­ра­та­ми. У вра­ча вме­­­с­то сту­ла или крес­ла -- вра­­­щ­а­­­ю­­щий­ся та­бу­рет, и он, не сле­зая с не­го, мо­жет до­тя­нуть­ся до лю­бо­го пред­ме­та в ком­на­те. Ино­­­г­да и та­бу­ре­та нет.
   Я по­шел к ла­рин­го­ло­гу про­мыть глан­ды рас­тво­ром пе­ни­цил­ли­на -- пу­­­с­­­­тя­­ко­вая про­це­ду­ра, ко­то­рую ты­ся­чи раз про­де­лы­ва­ла моя ма­ма в сво­ем ка­би­не­те в 57 боль­ни­це. Ка­кое там! При­шел хлыщ, су­нул­ся в ухо, в нос... От­крой рот -- А-а-а. Пе­ре­вод­чи­ца си­дит в уг­лу: У вас зу­бы пло­хие... Хо­ро­шо, что ска­за­ла, а то я не знал! -- У вас гной­ни­чок на пра­вой глан­де... Хлыщ до­стал па­лоч­ку из ста­кан­чи­ка, при­жег гной­ни­чок ля­пи­сом. Па­лоч­ку вы­бро­сил. В гор­ле сад­нит, плю­нуть не­ку­да. Си­жу, под­жав ко­лен­ки, в крес­ле. Хлыщ вы­пи­сал ме­шок ан­ти­био­ти­ков. Все! При­дешь че­рез ме­сяц. И это на­зы­ва­ет­ся "вра­чеб­ная по­мощь!". Ан­ти­био­ти­ки я, ра­­з­­­­ум­­е­­ет­ся, взял про за­пас, бла­го они для ме­ня бес­плат­ные. Но тра­вить же­лу­док и ки­шеч­ник ра­ди глан­ды я не со­би­ра­юсь. При­дет­ся за­нять­ся по­­­л­о­­­с­­­к­а­ни­ем са­­­­м­о­­с­­т­о­я­­тель­но.
   Еще при­мер. Ре­шил вос­поль­зо­вать­ся бес­плат­ным мед­об­слу­жи­ва­ни­ем (у ме­ня ме­ди­кейт на 8 ме­ся­цев) и уда­лить часть ро­ди­нок. В Рос­сии для это­го дав­но ис­поль­зу­ют ла­зер, вы­жи­га­ют эту дрянь из те­ла. Но за это нуж­но пла­тить. Нет уж, я луч­ше в Аме­ри­ке сде­лаю. Бес­плат­но. Опять по­лу­чил при­гла­ше­ние явить­ся че­рез пол­то­ра ме­ся­ца в го­­­­­­­­­­­с­­­пи­таль где-то у чер­та на ку­лич­ках. Два ча­са си­дел в хол­ле и чи­тал жур­на­лы. Уз­нал, в ча­­­­­­­­­­­­­­­­с­­т­­но­с­ти, что при­ни­мать ви­­­­­­­­­­­­а­­г­ру ли­цам, по­­­­­­­­­­­т­­р­­е­­б­­л­я­ю­щим ни­­­­­­­­­­­­­­­т­­­­­­­­­р­­о­­­­п­р­е­­па­ра­ты, нель­зя. А жаль. Са­мое вре­мя сей­час по­­­­­­­­­­с­м­о­­т­реть бы, как вы­гля­дит пол­ная эрек­ция. Кста­ти: ес­ли эрек­ция длит­ся бо­лее 4 ча­сов, то нуж­но вы­звать вра­ча... Че­рез два ча­са ме­ня по­ве­ли в ка­мор­ку с крес­лом. При­не­сли бу­маж­ную жи­лет­ку и бу­маж­ную юбоч­ку. По­том по­сту­ча­ла вра­чи­ха -- мож­но вой­ти?.. -- Вхо­ди­те. (Что она -- го­лых му­жи­ков ни­­­­­­­­­­­­к­о­г­да не ви­де­ла?) Во­шла мо­ло­дая жен­щи­на. Ли­цо глу­пое. Спра­ши­ваю -- не мо­жет ли уда­лить ро­дин­ки. -- По­ка­жи­те.... По­ка­зы­ваю: под мыш­кой, на но­ге, на жи­во­те, в па­ху (юбоч­ка сле­те­ла) -- Смо­­­­­­­т­рит. -- Мо­же­те уда­лить ла­зе­ром? -- Ла­зе­ра нет, мо­гу от­ре­зать но­жом... -- Спа­си­бо, но­жом или нож­ни­ца­ми я и сам мо­гу. -- Гуд бай. -- Ба бай. Вот те­бе и аме­ри­кан­ская тех­ни­ка! Боль­ше к спе­­­­­­­­­­­­­­ц­­и­­­а­­ли­с­там за­пи­сы­вать­ся не бу­ду. Без­да­ри и хал­тур­щи­ки. Да и что тол­ко­вое мож­но сде­лать в этих ка­мор­ках без обо­ру­до­ва­ния. Че­му их учат столь­ко лет -- не знаю. Хи­рур­гия, как го­во­рят, у них по­­­­­­­­­­­­­т­­р­­я­­с­а­ю­щая. А те­ра­пии, как та­ко­вой -- нет. Все в ком­­­­­­­­­­­­­­­­­­­п­­­ь­­ю­­те­ре. Ес­ли жа­ло­бы на серд­це -- смо­­­­­­­т­ри ана­лиз кро­ви. Ага! У вас вы­со­кий хо­­­­­­­­­­­­­­­л­­е­­с­­те­рол.... Док­тор, у ме­ня спаз­мы, груд­ная жа­ба. -- Вот вам ни­­­­­т­­­­р­­о­­­гл­и­це­рин. Спа­си­бо, у ме­ня есть ни­­­т­­­р­о­­сор­бид. -- Гуд бай. -- Ба-бай.
   Как и в Рос­сии, боль­­­ш­и­­н­­ство вра­чей -- идио­ты. Мыс­ля­щие и гра­мот­ные док­то­ра встре­ча­ют­ся очень, очень ред­ко. По­это­му мой де­виз: По­мо­ги се­бе сам! -- дей­­­­с­­тв­у­ет и здесь.
  
   Про­дол­жаю.
   Же­на сы­на Даш­ка силь­но за­бо­ле­ла. Ужас­ные бо­ли вни­зу жи­во­та. Ни­че­го не по­мо­га­ет. Неч­то по­хо­жее бы­ло и рань­ше до­ма. Там спе­­­ц­и­­­а­­ли­с­ты смо­­­т­­­ре­ли и ни­че­го не на­шли. По­том са­мо со­бой про­шло. И вот, но­вый силь­ный ре­ци­див. На­столь­ко силь­ный, что она ре­ве­ла в го­лос и да­же со­гла­си­лась, что­бы вы­зва­ли ско­рую. Даль­ше -- как в ки­но. Че­рез пять ми­нут при­еха­ли по­жар­ные, по­том по­ли­ция, по­том вра­чи. На­ро­ду-му­жи­ков на­би­лось тьма. В су­ма­то­хе от­да­ли по­жар­ным кар­точ­ки ме­ди­кей­та -- и с кон­ца­ми. Ник­то с тех пор этих кар­то­чек не ви­дел. А без них ни к од­но­му вра­чу не по­па­дешь. Сей­час сын за­но­во офор­мил ме­ди­цин­скую стра­хов­ку, но то­­­г­да мы все бы­ли как в уга­ре. Сел я в ма­ши­ну, Даш­ку вне­сли на но­сил­ках, по­вез­ли в Юни­он Го­­­с­­­пи­таль. И что вы ду­­­м­а­­е­те? Ее сей­час же при­ня­ли? Ведь ос­­­т­рая боль -- не шу­точ­ки! Как го­во­рит За­дор­нов -- Щасс! Би­тых два ча­са она про­си­де­ла в крес­ле-ка­тал­ке, и ни од­на сво­лочь не по­до­шла. Я пять раз об­ра­щал­ся в ре­сеп­цию: "По­мо­ги­те, че­ло­век с ос­­­т­рой и силь­ной бо­лью!" -- "Сей­час, от­ве­ча­ют, -- оче­редь по­дой­дет, и ее по­­­см­о­­т­рят". Та­ко­го, из­ви­ни­те, бляд­­­­с­тва я в Рос­сии ни ра­зу не ви­дел.
   Не по­лу­чив ни­ка­кой по­мо­щи, при­ня­ли свое обез­­­­б­­о­­­ли­­ва­ю­щее и от­пра­ви­лись до­мой. Бла­го сын подъ­­­­­ехал пос­ле ра­бо­ты к го­­­с­­­­пи­­та­лю. Это рав­но­ду­шие, гра­ни­ча­щее с ту­­­­п­о­с­тью, вы мо­же­те на­блю­дать и в обы­ден­ной жиз­ни. Вот при­мер. Сы­нок лет трех-че­ты­рех раз­го­ня­ет­ся на ве­ло­си­пе­де и па­да­ет, силь­но стук­нув­шись го­ло­вой. Мо­ло­дая ма­ма си­дит ря­дом и чи­та­ет книж­ку. Уви­дев упав­ше­го сы­на, она спра­ши­ва­ет: "Джим­ми, ар ю О'К?" И все! Од­­­­н­­а­ж­ды ви­дел, как мо­ло­дые ро­ди­те­ли в сту­де­ный ок­тябрь­ский день вез­ли двух-трех­лет­нюю крош­ку, ан­ге­лоч­ка, в то­ню­сень­ком са­ра­фан­чи­ке. Са­ми эти га­ды бы­ли в те­­­п­­лых курт­ках, а де­те­ныш уже прак­­­­т­­и­­че­с­ки еле ды­шал. На­вер­ное, Го­­­с­подь по­жа­лел крош­ку и шеп­нул ду­ра­ку-от­цу: Мол, так и так, по­са­ди её в ма­ши­ну.
   Те­перь о важ­ном. Сын при­был с се­м­­ь­ей и с 12 ог­ром­ны­ми че­мо­да­на­ми, ко­то­рые еле влез­ли в две ма­ши­ны. На­нерв­ни­ча­лись, по­то­му что без не­рвов у нас ни­че­го не бы­ва­ет. Око­ло двух ча­сов они там по­лу­ча­ли ба­гаж, а мы ни­как не мог­ли уз­нать, ку­да они по­де­ва­лись. Сын по­явил­ся злой, как черт на ле­ни­вых ита­л­­ь­­­ян­цев.
   Квар­ти­ра, ко­то­рую мы сня­ли, нам к сча­­­с­тью, не до­ста­лась. Аме­ри­ка­нец не хо­тел вы­ез­жать. Пол­то­ра ме­ся­ца де­ти жи­ли у нас, а мы ухо­ди­ли спать к Бо­ре. Сей­час сын уже снял двух­ком­нат­ную квар­ти­ру и все об­ста­вил, за­бил хо­ло­диль­ник про­дук­та­ми и фрук­та­ми. Де­ти по­шли в шко­лу, а тут и Хрис­т­мас. Так что де­сять дней ка­ни­кул.
   Сын еще не ре­шил, где бу­дет ра­бо­тать. По­ка не­мно­го под­ра­ба­ты­ва­ет на раз­груз­ке-по­груз­ке в рус­ском ма­га­зи­не. Да­ша хо­дит на три ча­са в день в биб­лио­те­ку. За­ра­бот­ки ни­ка­кие, но ра­бо­тать ей нуж­но, что­бы иметь ме­ди­цин­скую стра­хов­ку. Это здесь глав­ное. Сын стал очень энер­гич­ным и де­ло­вым му­жи­ком. Все ос­нов­ные мо­мен­ты, вклю­чая те­ле­фон, у не­го уже есть. Вот ме­ня все стра­шит, все вол­ну­ет, я не знаю что и ко­му ска­зать, а он -- идет на­про­лом и ча­ще все­го по­лу­ча­ет, то что про­сит. Квар­тир­ка до­ста­лась ему в за­пу­щен­ном со­­­ст­о­­я­нии, но он по­шел в ма­га­зин, ку­пил раз­ных очи­­­с­­­­ти­­те­лей, за­лил все эти­ми жид­­­­к­о­­с­­тя­ми и ушел. А на сле­­­д­у­­ю­щий день поч­ти все от­­­ош­ло. Сей­час пли­та, хо­ло­диль­ник и са­нуз­лы пря­мо бле­­­с­тят.
   Вну­ки ре­гу­ляр­но хо­дят в бас­сейн. Хо­тя с ни­ми при­шло мно­го хло­пот, но за­то и ра­­­­д­о­с­ти мно­го. Бо­рис по­да­рил им ог­ром­но­го син­­­­т­­е­­­ти­­­че­­с­ко­го чер­но-си­не­го ти­­­г­ра. И вот, на­ши бой­цы взя­ли в ру­ки по из­ра­иль­ско­му флаж­ку, за спи­ну за­ки­ну­ли зон­ти­ки (один крас­ный, дру­гой си­ний), на го­ло­ву на­де­ли ро­­­с­­к­ош­ные со­ло­мен­ные шля­пы-сом­бре­ро и в та­ком эк­­­­з­­о­­­ти­­че­с­ком ви­де при­ня­лись ска­кать по на­шей по­сте­ли вер­хом на ти­­­г­ре. Пру­жи­ны в на­шей по­сте­ли силь­ные, и они под­ска­ки­ва­ли на пол­­­м­е­­т­ра. Зре­ли­ще умо­ри­тель­ное, тем бо­лее, что они все это ис­пол­ня­ли с пол­ной се­р­­ь­­­­ез­­но­с­тью.
   На­ши вза­имо­от­но­ше­ния с де­т­­ь­ми хо­ро­шие, но не­ров­ные. На­вер­ное, так и долж­но быть. До­­­­­брые со­ве­ты ни­ко­му не нуж­ны. Свои взгля­ды на то, как на­до вос­пи­ты­вать, на­до дер­жать при се­бе, что­бы не на­па­ры­вать­ся на гру­бость. И хоть го­во­рить­ся: не тво­ри до­­­­­бра -- не по­лу­чишь зла, но мы не долж­ны ждать воз­­­д­а­­я­ния за до­­­б­ро, ибо нас ник­то не не­во­лит.
   Хо­дил я тут с вну­ка­ми и Да­шей в Джу­­й­ку. Там был дет­ский ут­рен­ник с раз­да­чей по­дар­ков. На­ши ны­ли и ка­­­п­­р­­из­­­н­и­ча­ли, что им скуч­но, но по­том вы­сту­пи­ла очень та­­­ла­н­­­т­­ли­вая ак­три­са и хо­тя она го­во­ри­ла на ан­­­г­­л­ий­ском, все ожи­ви­лись, под­пе­ва­ли ей и вся­­­­ч­е­с­ки "по­мо­га­ли" ве­­­с­ти спек­такль. По­том на­ши по­лу­чи­ли по­дар­ки -- пре­крас­ные иг­руш­ки. Кри­­­с­тик, стар­ший, шел злой, так как счи­тал, что у не­го пло­хой по­да­рок. При­шел до­мой и пу­­­с­тил ню­ни. Я бы у не­го от­­­об­рал по­да­рок и дал по зад­ни­це за свин­­­­с­тво. Но ведь Да­ша на стра­же. Не дай Бог оби­деть ре­бе­ноч­ка! За­то са­ма мо­жет трес­нуть по мор­да­сам под на­­­стр­о­­е­ние.
   Кста­ти, в этой ев­рей­ской ор­га­ни­за­ции ца­рил пол­ный ин­­­т­е­­р­­­на­­ци­о­нал, при­шло очень мно­го чер­ных и ла­­­­т­­и­­­но­­­а­­­ме­­ри­кан­цев. Бы­ла да­же эс­тон­ская се­мья.
   Сколь­ко же у на­ших де­тей иг­ру­шек! Мож­но от­крыть ма­га­зин. А тут еще и Хрис­т­мас. Опять по­шли и ку­пи­ли иг­руш­ки и сла­­­с­ти. Пря­мо как в ска­зоч­ном ко­­­­р­о­­л­­ев­­стве. Ко­­­г­да все­го так мно­го, де­ти пе­ре­ста­ют це­нить то, что име­ют. На се­год­ня всё. По­здрав­ляю всех с Но­вым Го­дом! Здо­ро­вья и бла­го­по­лу­чия! Це­лую.
  
   При­вет из глу­хо­ма­ни, ко­то­рая очень да­ле­ко от Мос­к­вы.
   Про­дол­жаю.
   На­чаль­ное об­ра­зо­ва­ние в США -- это неч­то осо­бен­ное. Все зна­ют, что де­тей пер­вые 4 го­да прак­­­­т­­и­­че­с­ки ни­че­му не учат (в обыч­ных го­­­­с­у­­д­­ар­­­ст­вен­ных шко­лах). По­­­д­а­в­­л­я­ю­щее боль­­­ш­и­­н­­ство при­ез­жих -- лю­ди без­де­неж­ные, а ес­ли и есть ка­кие-то день­ги, то мы (на­ше по­ко­ле­ние) из­ба­ло­ва­ны бес­плат­ным об­ра­зо­ва­ни­ем и не то­ро­пим­ся рас­крыть ко­ше­лек. По­это­му де­ти при­ез­жих хо­дят в об­ще­до­ступ­ные эле­мен­тэ­ри скулз. Не­по­нят­но лишь, за­чем рас­счи­ты­вать про­грам­му школь­но­го обу­че­ния на 12 лет и при этом за­ни­мать­ся че­пу­хой 4 го­да в са­мом на­ча­ле, в са­мом ак­тив­ном воз­рас­те.
   Я тут про­чел один ди­­­д­а­­к­­­ти­­че­с­кий рас­ска­зик про го­­­с­­­­по­­ди­на Рап­по­пор­та, сы­на рос­сий­ско­го боль­ше­ви­ка. Очень за­бав­ный рас­ска­зик. У них, бед­нень­ких Рап­по­пор­тов, был до­мик пло­ща­дью все­го-на­все­го 100 ква­­­д­­р­ат­ных ме­­­т­ров. А мы-то, имея 4-х ком­нат­ную квар­ти­ру та­кой же пло­ща­ди, счи­та­ли се­бя бо­га­ча­ми. И все, кто при­хо­дил к нам, го­во­ри­ли: ка­кая у вас ог­ром­ная квар­ти­ра!... Так вот, у них, не­­­см­о­­т­ря на бед­ность в од­ной из ком­нат бы­ла ус­­­т­­р­о­е­на биб­лио­те­ка (ка­кое со­впа­де­ние! У нас то­же, да на 2500 книг!). И Рап­по­порт-сын учил­ся, учил­ся и учил­ся, как за­ве­щал ве­ли­кий Ле­нин, а по­том же­нил­ся и, одол­жив у те­щи 25000 дол­ла­ров, ос­но­вал стра­хо­вую ком­па­нию. Он знал ка­кое-то вол­шеб­ное сло­во (ноу-хау) и по­то­му его ком­па­ния мно­го-мно­го лет про­цве­та­ла, а он стал муль­ти­мил­ли­оне­ром. А пос­ле это­го он стал бес­плат­но 1 час в не­де­лю учить школь­ни­ков чи­тать! (Вот тут на­чи­на­ет­ся не­по­нят­ное. Вро­де бы, чи­тать учат в шко­ле. За­чем же та­ко­му за­ня­то­му че­ло­ве­ку, как муль­ти­мил­ли­онер Рап­по­порт, тра­тить свой дра­го­цен­ный час на та­кие пу­­­с­­­тя­ки?). Гля­дя на этот по­­­т­р­я­­с­а­ю­щий при­мер бес­ко­ры­ст­но­го слу­же­ния об­­­­щ­­е­­ству, мно­гие лю­ди то­же ста­ли бес­плат­но учить де­тей чи­тать 1 час в не­де­лю. Го­­­с­­­по­дин Рап­по­порт при этом под­счи­тал, что все они про­из­ве­ли со­во­куп­ную ра­бо­ту сто­­­и­­­мо­с­тью в мил­ли­он дол­ла­ров.
   От та­ких рас­ска­зи­ков уш­ки са­ми со­бой свер­ты­ва­ют­ся в тру­боч­ку. Но де­ло не в рас­ска­зи­ке, а в том, что опи­са­на прав­ди­вая си­­­т­у­­а­ция. Не­ле­пая си­­­т­у­­а­ция для столь бо­га­той и мо­­­­г­­у­­­ще­­­с­­т­вен­ной стра­ны, ко­то­рая име­ет на­глость по­учать весь мир, как ему жить. У нас, в на­шей то­щей, гряз­ной и во­ню­чей Рос­сии, в са­мой за­ху­да­лой шко­ле де­ти в тре­т­­ь­ем клас­се бег­ло чи­та­ют и пи­шут (пусть с ошиб­ка­ми), зна­ют все дей­­­­с­твия ариф­ме­ти­ки. А здесь! Сра­мо­та, да и толь­ко. Спра­ши­ва­ет­ся, кто же эти идио­ты, со­ста­вив­шие про­грам­му для эле­мен­тар­ной шко­лы, ко­то­рая ни­че­го не да­ет уче­ни­кам и лишь раз­вра­ща­ет их без­­­де­­­ль­ем. А ведь имен­но в эти шко­лы идут де­ти из не­бла­го­по­луч­ных се­мей, где их и до­ма ник­то не вос­пи­ты­ва­ет и не учит.
   За­то очень по­ста­ра­лись дать ма­ло­лет­ним гра­­­ж­­­д­а­нам мак­си­мум прав (при пол­ном от­­­с­у­­т­­ствии обя­­­з­а­­н­­но­с­тей). На­ка­зы­вать нель­зя, ста­вить от­мет­ки нель­зя, ру­гать нель­зя. А что же мож­но? Мож­но смо­­­т­реть на гнус­ное, сви­ня­чье по­ве­де­ние -- а оно в ус­ло­ви­ях все­­­д­о­­­з­­во­­­ле­н­но­с­ти иным быть и не мо­жет -- и ста­рать­ся раз­влечь и от­влечь де­тей от без­­­об­­р­аз­ных по­ступ­ков. Ви­де­ли бы вы, как они ве­дут се­бя в школь­ных ав­то­бу­сах, как они без­­­об­­р­аз­но ру­га­ют­ся, не стес­ня­ясь ни взрос­лых, ни шо­фе­ра. Де­ти, они же не ду­ра­ки. Они пре­крас­но ус­­­в­а­­­и­­ва­ют, что все пра­ва на их сто­ро­не. Кто-то ска­зал, что ре­бе­нок мо­жет по­жа­ло­вать­ся на взрос­ло­го в по­ли­цию и взрос­ло­го обя­за­тель­но за­бе­рут и пре­да­дут су­ду за же­­­с­­­то­кое об­ра­ще­ние с ре­бен­ком, да­же ес­ли это ро­ди­те­ли. Как буд­то 10-12-лет­ний под­­­р­о­­с­ток не мо­жет со­врать со зла!...
   Ес­ли су­­­­щ­­е­­­с­­т­ву­ет за­ко­но­да­тель­ст­во, пре­­­­с­е­­к­а­ю­щее же­­­с­­­то­кость по от­но­ше­нию к де­тям, то я це­ли­ком на сто­ро­не за­ко­на. Но ес­ли за­кон не раз­ли­ча­ет же­­­с­­­то­кость и стро­гость, то тем ху­же для об­­­­щ­­е­­ства. Еще ни­­­­к­о­г­да все­до­зво­лен­ность не при­во­ди­ла к до­­­­­бру. Вот вам при­мер­чик. По­шли в го­­­с­ти к Лю­бе. Она жи­вет в 12-этаж­ном до­ме. По­си­де­ли, со­бра­лись ухо­дить. Вы­зва­ли лифт, а он идет еще вы­ше. Лад­но, спу­­­с­­т­им­ся. Вхо­дим. Там два под­­­­р­­ос­т­ка лет 13-14. Ко­­­г­да мы уже под­ня­лись на 12-й этаж, я за­ме­тил, что все эта­жи за­­­д­е­­й­­­с­т­во­­ва­ны. Это зна­чит, что сто­ять нам и ехать де­сять ми­нут. Я вы­ско­чил из это­го лиф­та, как ош­па­рен­ный и вы­звал дру­гой. А эти два при­дур­ка, ес­­­­т­­е­­­с­т­­вен­но, вы­ско­чи­ли за мной. Тут я и ска­зал од­но­му из них, что он ду­рак и иди­от, и по­вто­рил это мно­го раз. Ви­де­ли бы вы, как он изо­бра­жал, что ему смеш­но. (Сме­ять­ся-то по че­­­­л­­о­­­ве­­че­с­ки не уме­ют). Он выл, как кот, ко­то­ро­му по­ста­ви­ли ски­пи­дар­ную клиз­му, и ца­ра­пал граб­ля­ми сте­ну. А чер­ные еха­ли со мной и с ни­ми в од­ном лиф­те и мол­ча­ли в тря­поч­ку. По­том мне на­ши пы­та­лись объ­яс­нить, что я не имел пра­ва "ос­кор­блять" ре­бен­ка и что это мог­ло для ме­ня кон­чить­ся пло­хо. Ка­ко­во!
   Ко­­­г­да-то в мо­­­­л­­о­­до­с­ти я про­чел ро­ман Март­ти Лар­ни "4-й по­зво­нок". Сей­час, на­вер­ное, ма­ло кто его по­мнит. Так вот, там опи­сан урок в аме­ри­кан­ской шко­ле имен­но та­кой, ка­кой он есть на са­мом де­ле. А ев­ро­пей­цам и нам он ка­зал­ся шар­жем.
   Уди­ви­тель­но, как пос­ле та­ко­го, ни­ку­да не год­но­го обу­че­ния в эле­мен­тар­ной шко­ле, они все же ухи­­­т­­­­ря­­ют­ся дать нор­маль­ные зна­ния по­том, в стар­ших клас­сах. Бо­лее то­го, в аме­ри­кан­ских уни­вер­си­те­тах пре­по­да­ют и ра­бо­та­ют спе­­­ц­и­­­а­­ли­с­ты очень вы­со­ко­го уров­ня (мо­жет быть, при­ез­жие про­фес­со­ра?). И вы­­­п­у­­­с­­ка­ют они пре­крас­ных спе­­­ц­и­­­а­­ли­с­тов. Мне этот про­цесс пре­вра­ще­ния урод­ли­вой ку­кол­ки в пре­крас­ную ба­боч­ку со­вер­шен­но не по­ня­тен.
   Род­ня, го­то­вая хва­лить все аме­ри­кан­ское и бра­нить все Рос­сий­ское, ут­вер­жда­ет, что аме­ри­кан­цы -- очень вос­пи­тан­ные лю­ди. (Ко­неч­но, это взгляд ту­­­­р­и­с­та, а не ис­сле­до­ва­те­ля). Что вам ска­зать... Ес­ли срав­нить, как с на­ми об­ра­ща­лись при со­вет­ской вла­­­с­ти и как об­ра­ща­ют­ся сей­час, то и мы, вро­де бы, сде­ла­ли боль­шой шаг впе­ред в ува­же­нии прав лич­­­­н­о­с­ти (хо­тя бы по­ка толь­ко в сфе­ре об­слу­жи­ва­ния). И в этом пла­не Аме­ри­ка и Ев­ро­па ко­лос­саль­но от­ли­ча­лись и от­ли­ча­ют­ся до сих пор от Рос­сии. Хам­­­­с­тво долж­но стать не­вы­год­ным. Всё, аб­со­лют­но всё зи­­­ж­­­де­т­ся на ма­те­ри­аль­ной за­­­­и­­н­­­т­е­­­р­­е­с­о­­ван­но­с­ти. Че­­­­л­­о­­­ве­­че­с­кие от­но­ше­ния долж­ны быть чет­ко сти­му­ли­ро­ва­ны день­га­ми в том пла­не, что за­ра­нее долж­на быть из­­­ве­­­ст­на це­на ус­луг. Без­­­об­­­ра­зия го­­­­с­у­­д­­ар­­­ст­вен­ных чи­нов­ни­ков как раз воз­мож­ны из-за от­­­с­у­­т­­ствия чет­­­­к­о­с­ти в этом во­про­се. А вот по­че­му по­ли­цей­ские в США не бе­рут на до­ро­гах взят­ки, а в Рос­сии вы­мо­га­тель­ст­во -- ос­нов­ной про­мы­сел? Да по­то­му, что по­ли­цей­ский по­лу­ча­ет мно­го и, сле­до­ва­тель­но, до­ро­жит сво­ей ра­бо­той, а взят­ка, ко­то­рую мо­жет дать во­ди­тель нич­тож­на, что­бы из-за нее ри­­­с­­­ко­вать ме­­­с­том и бу­ду­щим. Ра­­з­­­­ум­­е­­ет­ся, ко­­­г­да в де­ле кру­тят­ся ог­ром­ные день­ги, то кто толь­ко не ста­но­вит­ся взя­точ­ни­ком (и в США в том чис­ле), ибо иг­ра сто­ит свеч.
   Итак, о вос­­­­п­и­­т­­ан­­но­с­ти. Ска­жу че­ст­но, что до­­­б­­­­ро­­­ж­­е­ла­­тель­ность со­вер­шен­но по­сто­рон­них лю­дей ис­пы­тал на се­бе уже мно­­­­ж­­е­­с­т­во раз. Ес­ли на про­гул­ке встре­ча­ешь пе­ше­хо­да, как пра­ви­ло, он по­здо­ро­ва­ет­ся и улыб­нет­ся. Пусть это чи­­­с­то внеш­не, но от­ра­да серд­цу есть. При этом аме­ри­кан­цы тер­петь не мо­гут, ес­ли им жа­лу­ют­ся на де­ла или на здо­ро­вье, так как это пор­тит им на­­­стр­о­­е­ние. Они на­чи­на­ют из­бе­гать та­ких лю­дей. У нас же жа­ло­ба -- это по­вод про­явить со­­­ч­у­­в­­ствие и к то­му же -- это пре­крас­ная те­ма для раз­го­во­ров. Вро­де ес­ли у всех все пре­крас­но, то и го­во­рить не о чем и не­за­чем. И все-та­ки, хо­тя я не очень ве­рю до­­­б­­­­ро­­­ж­­е­­ла­­т­ель­но­с­ти аме­ри­кан­цев, мне при­ят­но го­во­рить и слу­шать лю­­­б­е­­з­­но­с­ти, про­сто по­то­му, что так за­ве­де­но.
   Всё-всё по­ка еще мне не­по­нят­но в но­вой жиз­ни, и это мо­жет быть хо­ро­шо, ибо го­рек плод по­зна­ния.
   Те­перь я хо­чу рас­ска­зать вам, как я уча­­­­с­­­т­­во­вал в ис­пол­не­нии де­вя­той сим­фо­нии Бет­хо­ве­на. Бо­рис при­вез нас в Кем­бридж, что ря­дом с Бо­­­с­­­то­ном, и мы во­шли в зда­ние стран­ной ар­хи­тек­ту­ры, где уже сто­­­я­ла мас­са на­ро­ду. Холл это­го зда­ния на­по­ми­нал неф сред­не­ве­ко­во­го со­бо­ра с вы­со­чай­шим по­тол­ком, те­ряв­шем­ся в су­­­м­­­ра­ке, пли­точ­ным по­лом и раз­ны­ми ра­ри­те­та­ми, при­­­к­р­­е­­п­­л­ен­­ны­ми к сте­нам. Весь на­род сми­рен­но сто­ял в оче­ре­ди, хо­тя кон­церт был бес­плат­ным. В от­ли­чие от мо­с­ков­ских би­ле­тов, ко­то­рые пе­ча­та­ют­ся на бу­ма­ге из втор­сы­рья, эти от­ли­ча­лись изы­­­с­­к­ан­ной гра­фи­кой на бле­­­с­­­тя­щем бе­лом по­лу­кар­то­не.
   По­ка мы, без­би­лет­ные, сто­­­я­ли си­рот­ли­вой куч­кой, от­де­лен­ные цвет­ным шну­ром от ос­таль­ной оче­ре­ди, Бо­рис по­мо­тал­ся ту­да-сю­да и при­нес во­рох би­ле­тов. Вско­ре мы уже си­де­ли в кон­церт­ном за­ле. Зал ме­ня по­раз­ил. Нет, не ве­ли­чи­ной, не пыш­­­­н­о­с­тью, хо­тя он был не на­мно­го мень­ше на­ше­го Боль­шо­го Кон­церт­но­го За­ла Мо­с­ков­ской кон­сер­ва­то­рии на быв­шей ули­це Гер­це­на. По­­­­р­­аз­­ила ме­ня ар­хи­тек­ту­ра. Он на­по­ми­нал ог­ром­ный ци­линдр, от­де­лан­ный из­­­н­у­­т­ри рез­ным де­ре­вом при­ят­но­го ко­рич­не­во­го от­тен­ка. Пар­тер слу­жил ос­но­ва­ни­ем ци­лин­д­ра, а ам­­­­ф­­и­­­те­­а­т­ры, бал­кон и сце­на на­по­ми­на­ли вы­дви­ну­тые из это­го ци­лин­д­ра пло­­­с­кие ящи­ки ог­ром­ной вме­­­с­­­­ти­­мо­с­ти. По кра­ям сце­ны сто­­­я­ли две мра­мор­ные скульп­ту­ры муж­ско­го, весь­ма при­ят­но­го ви­да. Су­дя по ко­­­с­­­тю­мам, один муж­чи­на ро­дил­ся и умер очень дав­но, а дру­гой этак в ве­ке во­сем­над­ца­том, не поз­же.
   Зал на­пол­нял­ся мед­лен­но. Так как гар­де­ро­ба не бы­ло, все вхо­ди­ли в верх­ней оде­­­ж­­де и кла­ли её ку­да при­дет­ся -- кто на ко­ле­ни, кто под но­ги, а кто во­об­ще у сте­ны. Прак­тич­ные аме­ри­кан­цы не лю­бят сто­ять с но­мер­ком в оче­ре­ди. Кро­ме то­го, мно­гие при­ез­жа­ют на ма­ши­нах без паль­то... Но вот, про­зве­нел оче­ред­ной зво­нок. Ор­кестр со­брал­ся, по­ду­дел но­ту Ля на раз­ные го­ло­са. Я по­ис­кал гла­за­ми ди­ри­же­ра, но не на­шел. Прав­да, пе­ред ор­­­­к­­е­­с­т­ром ма­­­я­чил ка­кой-то се­до­ва­тый, ху­дой го­­­с­­­по­дин в крос­сов­ках и тем­но-си­нем спор­тив­ном ко­­­с­­­тю­ме. Вне­зап­но он об­ра­тил­ся к пуб­ли­ке. Я, ра­­з­­­­ум­­е­­ет­ся, ни­че­го не ра­зо­брал, но по­нял, что это и есть ди­ри­жер. Пуб­ли­ка за­хло­па­ла. Пер­вым но­ме­ром был "Ко­­­р­и­­о­лан" Бет­хо­ве­на. Ди­ри­жер взмах­нул ру­кой, ор­кестр сы­­­г­рал пер­вые так­ты, пос­ле че­го ди­ри­жер ска­зал что-то вро­де: "Ну, даль­ше вы уж са­ми, а я по­си­жу, по­слу­шаю", -- спры­гнул со сце­ны и усел­ся в тре­т­­ь­ем ря­ду. На­ша чо­пор­ная мо­с­ков­ская пуб­ли­ка, осо­бен­но ста­рич­ки и ста­руш­ки в се­дых ку­дель­ках, бы­ли бы шо­ки­ро­ва­ны та­ким по­ве­де­ни­ем, но здесь ник­то и бро­вью не по­вел. Ор­кестр, как ни в чем не бы­ва­ло, про­дол­жал ду­деть "Ко­­­р­и­­­о­­ла­на", и я уж по­ду­мал, что это -- аме­ри­кан­ский спо­соб ис­пол­не­ния, как вдруг ди­ри­жер с лег­­­­к­о­с­тью ко­зы вспры­гнул на сце­ну и пре­рвал ме­ло­дию. Те­перь он за­ста­вил ор­кестр на­чать с са­мо­го на­ча­ла и стал энер­гич­но раз­ма­хи­вать па­лоч­кой. По­ка он ма­хал, кур­точ­ка на нем лез­ла вверх и вверх, и он ле­вой ру­кой все вре­мя от­тя­ги­вал ее вниз. Од­на­ко му­зы­ка бы­ла пре­крас­ной, и я уже со­брал­ся бы­ло ей от­дать­ся, как вдруг он ос­та­но­вил ор­кестр и при­нял­ся объ­яс­нять нам кра­со­ту сы­­­г­­р­­ан­­но­го фраг­мен­та. Это вы­зва­ло у ме­ня ас­­­­с­о­­ц­и­а­ции с пре­рван­ным по­ло­вым ак­том. Так мы до­шли с пе­ре­ры­ва­ми и объ­­­­я­­с­­­не­­ни­я­ми до са­мо­го кон­ца. За­тем ди­ри­жер ска­зал, что, мол, по­­­­д­­о­­­ж­ди­те, я сей­час вер­нусь, и скрыл­ся за ку­ли­са­ми. Вер­нул­ся он при пол­ном па­ра­де, и его се­ди­на ве­ли­ко­леп­но со­че­та­лась с чер­ным фра­ком. Он стал вы­гля­деть стро­же, вы­ше, ве­­­­л­­и­­­че­­­с­­т­вен­нее. Вот он взмах­нул па­лоч­кой и по­вел ор­кестр, уже не пре­ры­ва­ясь. Ощу­ща­лось, что он вла­де­ет ма­лей­ши­ми ню­ан­са­ми Бет­хо­вен­ско­го со­чи­не­ния. Я по­лу­чил ог­ром­ное удо­воль­ст­вие и при­со­еди­нил­ся к ап­ло­ди­рую­щей пуб­ли­ке.
   Сле­­­д­у­­ю­щим но­ме­ром бы­ла сим­­­­ф­­о­­­ни­­че­с­кая по­эма П.Чай­ков­ско­го "Ро­мео и Джу­л­­ь­­­ет­та". Му­зы­ка на­столь­ко вы­пук­лая, вы­­­­р­­аз­­­ите­ль­ная, что вы бу­к­валь­но ви­ди­те па­но­ра­му ста­рин­но­го ита­л­­ь­­­я­н­­ско­го го­ро­да, су­­­м­­р­ач­ные зам­ки-кре­­­­п­о­с­ти, ве­­­т­­р­ен­ное не­бо в ту­чах, во­ору­жен­ных и враж­ду­ю­щих лю­дей, рас­­­­х­­а­­­жи­­ва­ю­щих по ули­цам. Ос­та­но­вив ор­кестр, ди­ри­жер об­ра­тил­ся к нам, объ­яс­няя, что оз­на­ча­ют пар­тии от­дель­ных ин­­­­с­­тр­­у­м­ен­тов, по­том он про­дол­жил му­зы­ку, еще и еще раз пре­ры­вая ее пос­ле осо­бен­но вы­­­­р­­аз­­­ите­ль­ных мест. По­том он за­ста­вил ор­кестр ис­пол­нить по­эму пол­но­стью. На мой взгляд, ис­пол­не­ние бы­ло со­вер­шен­но без­­­об­­р­аз­ным. Ор­кестр в его ру­ках вдруг раз­ва­лил­ся и ле­вое кры­ло по­ве­ло се­бя так, слов­но не бы­ло пра­во­го. Не ис­клю­че­но, что вещь бы­ла пло­хо от­ре­пе­ти­ро­ва­на. Мо­жет быть так­же, что ска­за­лось не­до­по­ни­ма­ние сти­ля рус­ской му­зы­ки. Не знаю. Мо­гу и оши­бить­ся в оцен­ках. Впро­чем, пуб­ли­ка опять бур­но ап­ло­ди­ро­ва­ла... То, что пуб­ли­ка в мас­се сво­ей ду­ра -- ни для ко­го не се­­­к­рет. Тол­па не есть мыс­ля­щее су­­­­щ­­е­­с­т­во, а есть су­­­­щ­­е­­с­т­во, дви­жи­мое ин­стинк­та­ми. У нее свои цен­­­­н­о­с­ти -- цен­­­­н­о­с­ти ус­та­но­вив­ших­ся, не­по­движ­ных и об­ще­при­знан­ных мне­ний и ре­ше­ний, от­кло­не­ние от ко­то­рых счи­та­ет­ся ере­сью и су­ро­во ка­ра­ет­ся этой же са­мой тол­пой. Но тол­па, к со­жа­ле­нию, яв­ля­ет­ся ос­нов­ным по­тре­би­те­лем ду­хов­ных и те­лес­ных цен­­­­н­о­с­тей. Не мо­гу же я или кто угод­но дру­гой при­нять у се­бя в кро­шеч­ной квар­тир­ке сим­­­­ф­­о­­­ни­­че­с­кий ор­кестр! А те­атр мо­жет. И ис­пол­ни­тель дол­жен уго­­­ж­­дать тол­пе, а не мне лич­но или лич­но вам. Вот и все.
   Под­хо­жу к фи­на­лу. Ал­­­л­е­­г­ро Мо­цар­та, кё­хель 136 они ис­пол­ни­ли хо­ро­шо, по­том не­­­­и­з­­ве­­­с­т­но­го мне Эд­вар­да Эл­га­ра "Ни­­­м­род" еще луч­ше. По­том ока­за­лось, что лек­ции ди­ри­же­ра съе­ли вре­мя, не­об­хо­ди­мое для дру­гих ве­щей, пос­ле че­го нам всем раз­да­ли кра­си­вые та­кие кни­жеч­ки под на­зва­ни­ем "Клас­­­­с­­и­­че­с­кая ли­хо­рад­ка", от­ку­да я уз­нал, что ди­ри­же­ра зо­вут Бен­­­д­­­жа­мен Цан­дер. На об­рат­ной сто­ро­не об­лож­ки был на­пе­ча­тан по-не­мец­ки с раз­бив­кой на тем­пы текст пер­во­го куп­ле­та зна­ме­ни­той оды Шил­ле­ра "К ра­­­­д­о­с­ти". Уди­ви­тель­но, но на всех, аб­со­лют­но на всех хва­ти­ло этих кни­же­чек (бо­га­тая стра­на!). Цан­дер при­гла­сил всех встать и петь вме­­­с­те с ор­­­­к­­е­­с­т­ром, бла­го спе­ци­аль­но­го хо­ра в за­ле не бы­ло. И вот, мы за­во­пи­ли, что всех при­зы­ва­ем слить­ся с на­ми в объ­ять­ях (об­ни­ми­тесь, мил­ли­оны):
   Froy-der, sher-ner getter-foon-ken,
   Tochter `ouse e-lyse-ium,
   Veer be-tray-ten foyer troon-ken,
   Himm-lee-she, dine high-lish-tomb!
   (Excuse them please for English spelling of German text)
  
   По-ви­ди­мо­му, в на­шем кол­лек­тив­ном бле­­­я­нии бы­ло ма­ло тор­­­­ж­­е­­с­т­ва, что не со­­­­о­т­­в­­е­т­­­с­тв­о­ва­ло на­ка­лу стра­­­с­тей в фи­на­ле де­вя­той сим­фо­нии. По­это­му, не да­вая нам сесть, Цан­дер по­про­сил ис­пол­нить куп­лет еще раз, но друж­нее и гро­­­м­че. Ес­ли око­ло ты­ся­чи че­ло­век, по­ви­ну­ясь па­лоч­ке ди­ри­же­ра на­чи­на­ют петь од­но­вре­мен­но, то в ре­зуль­та­те по­лу­ча­ет­ся весь­ма снос­ная му­зы­ка, эта­кий мер­ный, му­зы­каль­ный гро­хот при­боя. Я то­же хо­тел слить­ся с по­ющей мас­сой, но что-то мне ме­ша­ло и по­то­му я лишь ти­хонь­ко под­вы­вал в то­наль­но­сти До-ми­нор, как мне ка­за­лось.
   По до­ро­ге до­мой я уз­нал у Бо­ри­са, что Б.Цан­дер ди­ри­жер не про­стой, что он счи­та­ет­ся од­ним из луч­ших ис­пол­ни­те­лей сим­фо­ний Гю­­­с­­­та­ва Ма­ле­ра. В мо­их гла­зах он сра­зу зна­чи­тель­но вы­рос. До­ма я уз­нал из кни­жеч­ки, что ро­ди­на Цан­де­ра -- Ве­ли­ко­бри­та­ния, что му­зы­ку он на­чал со­чи­нять в де­вять лет, но де­ре­вен­ское ок­ру­же­ние не встре­ти­ло его со­чи­не­ния с по­ни­ма­ни­ем, что ос­кор­блен­ная мать на­пра­ви­ла его к ве­ли­ко­му Бен­­­д­­­­жа­­ме­ну Брит­те­ну, и ма­лень­кий Цан­дер иг­рал с ком­по­зи­то­ром в кри­кет и брал уро­ки ком­по­зи­ции. В пят­над­цать лет Цан­дер уе­хал во Фло­рен­цию, где учил­ся у зна­ме­ни­то­го Га­­­с­­­па­ра Кас­са­до ис­­­к­у­­с­­ству иг­ры на ви­­­о­­л­­он­­че­ли, но бо­лез­нен­ное со­­­ст­о­­я­ние ко­жи на паль­цах рук не по­зво­ли­ло ему стать ви­­­о­­л­­он­­­ч­е­ли­с­том. Цан­дер вер­нул­ся в Лон­дон­ский уни­вер­си­тет, где за­ни­мал­ся ан­­­г­­л­ий­ской ли­те­ра­ту­рой, а за­тем эми­­­г­­­­ри­­ро­вал в Со­еди­нен­ные Шта­ты Аме­ри­ки.
   Ди­ри­же­ром он стал со­вер­шен­но слу­чай­но. По­про­бо­вав од­­­­н­­а­ж­ды свои си­лы с од­ним из ор­­­­к­­е­­с­т­ров, он на­шел это за­ня­тие столь при­ят­ным и ув­ле­ка­тель­ным, что ос­тал­ся ему ве­рен на­­­в­с­е­г­да...
  
   Здрав­­­­с­т­ву­й­те, до­ро­гой Иван Ива­но­вич!
   Вот я пи­шу вам пись­мо и сле­за ка­тит­ся, по­то­му что ску­чаю без вас и на­ших до­ро­гих де­во­чек ужас­но. Здесь я жи­ву на стро­гой ди­­­е­те, ни­ко­го, кро­ме род­ни не по­се­щаю. От этой ве­ге­та­ри­ан­ской жиз­ни со­­­в­сем про­па­ла эрек­ция. Страш­но по­ду­мать, что ме­ня ожи­да­ет в не­да­ле­ком бу­ду­щем. По при­чи­не от­­­с­у­­т­­ствия при­лич­но­го об­­­­щ­­е­­ства не вы­пи­ваю да­же той ма­лой пор­ции, к ко­то­рой при­вык в Рос­сии.
   За моё по­­­дв­и­­ж­­­н­и­­ч­е­с­т­во и дол­го­тер­пе­ние, а так­же са­мо­от­вер­жен­ность в от­но­ше­нии же­ны и де­тей не ме­ша­ло бы на ро­ди­не ус­та­но­вить брон­зо­вый бюст с над­пи­сью: "А ведь он мог еще иметь де­тей!" Да­же рас­ска­зы, ко­то­рые кру­тят­ся в мо­ей греш­ной го­ло­ве не мо­гу на­пи­сать -- все вре­мя, как при­ду­рок, учу ан­­­г­­л­ий­ский. Но, на­вер­ное, он у ме­ня ухо­дит с мо­чой, по­то­му что то, что с ве­че­ра вы­­­з­у­­б­рил -- ут­ром не по­мню на­от­рез. Что же эти про­кля­тые аме­ри­кан­цы сде­ла­ли со сво­им язы­ком! "Гим­ми бак. Ай гон­на бай кэн­ди" оз­на­ча­ет: "Дай мне дол­лар, я со­би­ра­юсь ку­пить кон­фет­ку". Ну не су­ки ли они... А ведь я счи­тал­ся у нас в ла­бо­ра­то­рии зна­то­ком ан­­­г­­л­и­й­­ско­го язы­ка.
   Си­жу без язы­ка, без ра­бо­ты и без де­нег. На ра­бо­ту ме­ня, та­ко­го ста­рень­ко­го ник­то не возь­мет, тем бо­лее, что ко­­­г­да ме­ня спра­ши­ва­ют о чем-ли­бо по те­ле­фо­ну, я не мо­гу тол­ком по­нять, че­го от ме­ня хо­тят. Ес­ли бы я был зна­ме­нит, как Нильс Бор (про­сти ме­ня, Го­­­с­­­по­ди, за не­скром­ность), я мог бы на­пле­вать на них всех и го­во­рить на том язы­ке, на ко­то­ром мне удоб­но. Но так как я из тех ре­ди­сок, ко­то­рые хо­зяй­ка не мо­жет вы­де­лить в пуч­ке, ку­­­п­­­ле­н­ном на рын­ке, то и судь­ба моя, как у той ре­­­­д­и­с­ки.
   Ум­ные лю­ди по­со­ве­то­ва­ли мне ко­сить под при­дур­ка, по­то­му что при­дур­кам да­ют со­дер­жа­ние и умень­ша­ют пла­ту за квар­ти­ру: они пла­тят од­ну треть до­хо­да. Ес­ли я сей­час су­нусь ра­бо­тать, то не ви­дать мне дол­го­ждан­ной пен­сии, как соб­­­­с­т­ве­н­ных ушей и ра­бо­тать мне до 72 лет, по­ка не об­ра­зу­ет­ся стаж 10 лет. Вот то­­­г­да мне да­дут пен­сию. Так что я по­ка по­дал до­ку­мен­ты на то, что я не мо­гу ра­бо­тать в прин­ци­пе (а ведь ка­кой был ак­тив­ный!). Так что вы все пра­виль­но сде­ла­ли, что ни­ку­да не по­еха­ли. А что в Рос­сии гряз­но -- так нам не при­вы­кать. Тем бо­лее, что от гря­зи ми­­­к­роб дох­нет. А что у них при всей чи­­­с­­­то­те те же бо­лез­ни, что и у нас -- это как? Да, хи­рур­гия у них на вы­со­чай­шем уров­не. А на­сморк ле­чить не­чем. Ви­ди­те ли, наф­ти­зин вре­ден для со­су­дов. Ну и му­чай­тесь со сво­­­и­ми пре­крас­ны­ми со­су­да­ми. Все жрут таб­лет­ки тон­на­ми и ве­рят вра­чам, как по­след­ние ба­ра­ны. Вот по­че­му вра­чи и фар­­­­м­а­­ц­е­в­ты раз­жи­ре­ли у них до пол­но­го без­­­об­­­ра­зия.
   От то­го, что жрат­вы на­ва­лом и за­де­ше­во, боль­­­ш­и­­н­­ство жрет и об­жи­ра­ет­ся ху­же сви­ней. Ба­бы хо­дят с жо­па­ми, ко­то­рые рас­тут пря­мо от шеи и не по­ме­ща­ют­ся в ав­то­мо­биль. У му­жи­ков са­ло све­ши­ва­ет­ся над рем­нем, как те­­­с­то. Тьфу! Ес­ли ви­дишь че­ло­ве­ка ху­до­ща­во­го или про­сто нор­маль­ной ком­плек­ции, то это или боль­ной ра­ком, или ари­­­с­­­то­крат с бе­ше­ны­ми день­га­ми, или про­­­ф­е­с­­с­и­­о­­наль­ный спорт­смен.
   Кни­ги здесь ва­ля­ют­ся вез­де, по­то­му что пос­ле проч­те­ния мно­гие их бро­са­ют, но, к со­жа­ле­нию, все на ан­­­г­­л­ий­ском язы­ке. А в ма­га­зи­не они сто­ят су­мас­шед­шие день­ги.
   Ну, лад­но. Что-то я все о глу­­­­п­о­с­тях. Вот ес­ли бы вы на­шли спо­соб по­сы­лать мне ин­фор­ма­цию о ва­ших ис­сле­до­ва­ни­ях, я по­ста­рал­ся бы быть вам по­лез­ным. Кста­ти, у ме­ня есть факс и ком­­­­п­­ь­ю­тер. Есть еще и те­ле­ви­зор с ог­ром­ным эк­ра­ном и ви­део­ма­гни­то­фон и мно­го-мно­го еще вся­ких ве­щей, ко­то­рые мне на­да­ри­ли. Един­­­­с­т­ве­н­ное, что я ку­пил -- это при­ем­ни­чек с ма­гни­то­фо­ном, что­бы слу­шать про­кля­тую аг­лиц­кую речь за 19 дол­ла­ров, и факс. Ко­­­г­да по­ду­чусь, при­об­ре­ту ин­тер­нет и смо­гу де­ше­во об­щать­ся с ва­ми. Но по­ка я еще толь­ко ос­­­в­а­­и­ваю ос­но­вы ком­­­­п­­ь­­ю­т­ер­ной тех­ни­ки.
   Что вам еще ска­зать... Впе­чат­ле­ний у ме­ня ва­гон и ма­лень­кая те­леж­ка. Я уже на­кро­пал стра­ниц 20 и озаг­ла­вил "Пись­ма в Рос­сию". Я бы с удо­воль­ст­ви­ем их пе­ре­слал вам, что­бы вы по­­­см­е­­я­лись и по­пла­ка­ли вме­­­с­те со мной, но ведь ес­ли я от­прав­лю тол­стое пись­мо к вам, то ва­ша (на­ша) поч­та обя­за­тель­но вы­по­тро­шит кон­верт в по­ис­ках дол­ла­ров. Го­во­рят, что по-преж­не­му пись­ма из США и дру­гих раз­ви­тых стран до­хо­дят очень пло­хо. Это стыд­но! Все же на­де­юсь, что это пись­ме­цо вы по­лу­чи­те. Сло­жи­тесь всклад­чи­ну и по­шли­те мне пись­ме­цо от ла­бо­ра­то­рии. Ка­кая бу­дет от­ра­да ду­ше! Пой­ду пос­ле это­го и по­мо­люсь за ва­ше здра­вие в хра­ме. Мой ад­рес на кон­вер­те.
   Всем мо­им лю­би­мым жен­щи­нам ог­ром­ный при­вет и по­це­луи. Всем здо­ро­вья и сча­­­с­тья.
   По­про­бую по­зво­нить ми­­­с­­­те­ру Дай­мон­ду и спро­сить, не мо­гут ли они мне сде­лать бес­плат­ное пре­бы­ва­ние в Ор­лан­до с оп­ла­чен­ным про­ез­дом ту­да-сю­да. Ес­ли да -- то по­еду. А так -- нет. По­ка с день­га­ми у ме­ня ту­го.
   Неж­но и бес­ко­ры­ст­но лю­бя­щий всех вас:
   Олег Тра­­­с­­­т­а­­нец­кий
  
   Здрав­­­­с­т­ву­й­те, до­ро­гие мои род­­­­с­т­ве­­н­н­ич­ки!
   Не­дав­но тут у нас раз­раз­ил­ся шторм. Не про­сто не­по­го­да, как го­во­рят у нас в Мос­к­ве, а имен­но шторм. За день до это­го те­ле­ви­де­ние мно­го­крат­но пре­­д­­­у­п­­­­р­еж­­да­ло на­се­ле­ние. Пред­ска­зы­ва­ли тол­щи­ну снеж­но­го по­кро­ва от 12 до 20 дюй­мов, го­во­ри­ли, что шко­лы и го­­­­с­у­­д­­ар­­­ст­вен­ные уч­­­­р­­е­­ж­­де­ния бу­дут за­кры­ты. Все это бы­ло мне в но­вин­ку. Во-пер­вых, в Мос­к­ве про­гно­зам не очень-то и ве­рят, уж боль­но ча­­­с­то они оши­ба­ют­ся -- то рань­ше на день, то поз­же на два. А вот здесь шторм на­чал­ся бу­к­валь­но час в час, как и пред­ска­зы­ва­ли.
   На­ча­лось все с эта­ко­го ми­лень­ко­го, ма­лень­ко­го сне­го­па­ди­ка, ко­то­рый шел всю ночь, по­сте­пен­но уси­ли­ва­ясь и пре­вра­тил­ся к ут­ру в снеж­ный шквал. Ут­ром я вы­гля­нул на ули­цу. На на­шей по­жар­ной ле­ст­ни­це и на пляж­ном сту­ле, ко­то­рый мы ту­да вы­ста­ви­ли до по­ры, до вре­ме­ни, ле­жал снеж­ный бис­к­вит тол­щи­ной сан­­­­т­и­­м­е­т­ров в пят­над­цать. К две­над­ца­ти дня ве­тер на­брал не­имо­вер­ную си­лу, по­ры­вы швы­ря­ли охап­ки сне­га поч­ти го­ри­зон­таль­но и он при­ли­пал к стол­бам, ство­лам де­­­ре­­­вь­ев и сте­нам до­мов. Мно­гие из не­ра­бо­тав­ших из-за штор­ма от­пра­ви­лись на бе­рег оке­­­а­на смо­­­т­реть иг­ру сти­хий. Те­ле­ви­де­ние, как все­­­г­да, бы­ло в цен­­­т­ре со­бы­тий и всё-всё по­ка­зы­ва­ло, так что мы, си­дев­шие по до­мам, то­же всё-всё ви­де­ли. Ог­ром­ные вол­ны пе­­­­р­е­­х­­ле­­­с­­ты­ва­ли че­рез бе­тон­ную на­бе­реж­ную, так что часть улиц ока­за­лась под во­дой. Бе­ше­ный ве­тер сры­вал гре­беш­ки волн и уно­сил их за сот­ни ме­­­т­ров от бе­ре­га. Стем­не­ло. Ве­тер и сне­го­пад про­дол­жа­лись. Сне­­­­г­о­­о­­­чи­­­с­т­и­тель­ная тех­ни­ка ра­бо­та­ла бес­пре­рыв­но. Все ма­ши­ны, ос­тав­лен­ные хо­­­з­я­­­е­­ва­ми у обо­чи­ны, от­­­т­а­­­с­­­к­и­ва­лись на спе­ци­аль­ные пло­щад­ки, от­ку­да хо­­­з­я­­е­ва мог­ли их взять, за­пла­тив сто­дол­ла­ро­вый штраф.
   К сле­­­д­у­­­ю­­ще­му ут­ру не­бо со­вер­шен­но очи­­­с­­­ти­лось. Солн­це ос­ве­ща­ло ги­гант­ские су­­­г­­­ро­бы, на­ме­тан­ные тех­ни­кой на тро­­­т­у­­а­ры. Гу­лять пеш­ком ста­ло со­вер­шен­но не­воз­мож­но, раз­ве что по мо­­­с­­­то­вой, но и мо­­­с­­­то­вая ста­ла на чет­верть уже -- ма­ши­нам не разъ­­­­­ех­ат­ь­ся. За­то вну­ки на­ши бы­ли в во­­­с­­т­ор­ге. Они раз­бе­га­лись и ле­те­ли, рас­ста­вив ру­ки, в мяг­кие, как пе­ри­на, су­­­г­­­ро­бы, при­зем­ля­лись кто на спи­ну, кто на го­ло­ву, кто на жи­вот. По­том они из­ме­ря­ли глу­би­ну сне­га. Хо­ро­шо, что сын по­за­бо­тил­ся и раз­до­был ком­би­не­зо­ны. Верх­няя син­­­­т­­е­­­ти­­че­с­кая ткань бы­­­­с­­т­ро на­мо­ка­ла, но во­ду дер­жа­ла, так что уте­­­п­­­ле­н­ная под­клад­ка ос­та­ва­лась су­хой.
   В по­­­с­л­е­­д­у­ю­щие дни с крыш по­тек­ло. Это до­ба­ви­ло ра­­­­д­о­с­ти. Ста­ли ле­пить сне­го­ви­ков. Од­на­ко нам, ста­ри­кам, снег до­ста­вил мас­су не­удобств, по­сколь­ку тро­­­т­у­­а­ры здесь не уби­ра­ют. До­мо­вла­дель­цы по­­­ч­и­­­с­­ти­ли не­мно­го пе­ред крыль­цом, что­бы дой­ти до ма­ши­ны -- и все. Пля­жи об­на­жи­лись толь­ко че­рез три не­де­ли и до сих пор вся тер­ри­то­рия, при­­­­л­е­­г­а­ю­щая к оке­­­а­ну, пред­став­ля­ет со­бой жут­кое зре­ли­ще. Весь че­­­­л­­о­­­ве­­че­с­кий му­сор, ко­то­рый мир­но за­тя­ги­вал­ся пе­­­с­ком в те­че­ние го­да или, мо­жет быть, не­сколь­ких лет, бла­го­да­ря штор­му вы­лез на по­верх­ность зем­ли. Бан­ки, бу­тыл­ки, па­ке­ты, дет­ские иг­руш­ки, не­пар­ные крос­сов­ки, ре­зи­но­вые пер­чат­ки, ша­ры для голь­фа, тен­нис­ные мя­чи, об­рыв­ки ве­ре­вок, про­во­лоч­ные ло­вуш­ки для ома­ров, ку­­­с­ки де­ре­ва и це­лые до­ски -- и все это пе­ре­пу­та­но ги­гант­ской мас­сой во­до­рос­лей. Во­до­рос­ли ви­се­ли на ку­­­с­тах, на ска­мей­ках и на по­руч­нях ле­ст­ниц, ве­ду­щих от на­бе­реж­ной к оке­­­а­ну. Од­но­вре­мен­но с во­до­рос­ля­ми оке­ан вы­ки­нул ог­ром­ное чис­ло ра­ко­вин и жи­вых мол­­­­л­ю­с­ков. Те­перь они, ра­­з­­­­ум­­е­­ет­ся, все по­гиб­ли от су­­­­х­о­с­ти или рас­кле­ва­ны чай­ка­ми. Кста­ти, то здесь, то там по­па­да­ют­ся по­гиб­шие пти­цы. Я при­под­нял од­ну из них за кры­ло. Ни­че­го се­бе! Ве­сом с хо­ро­шую ку­ри­цу. Шторм пе­ре­швы­ри­вал че­рез на­бе­реж­ную и кам­ни. Мо­жет быть, птиц по­би­ло кам­ня­ми... А пе­сок от­нес ме­­­т­ров за две­­­с­ти от кром­ки при­боя. Сей­час пе­ше­ход­ная до­рож­ка, по ко­то­рой мы про­гу­ли­ва­лись из Лин­на в На­хант, со­вер­шен­но по­хо­ро­не­на под мас­сой на­ме­тен­но­го му­со­ра. Бро­дить по не­му, впро­чем, мож­но. Я как раз гу­лял там в про­шлую суб­бо­ту и по­ду­мал: "Ес­ли бы лю­ди сей­час уш­ли из этих мест, сколь­ко по­тре­бо­ва­лось бы вре­ме­ни, что­бы все до­ро­ги у оке­­­а­на за­плы­ли пе­­­с­ком и за­рос­ли сор­ня­ка­ми?"
   Ме­ня этот раз­гул сти­хии весь­ма опе­ча­лил, так как я со­би­рал­ся в те­­­п­­лую стра­ну с кро­шеч­ной зи­мой и длин­ной-длин­ной-те­­­п­­лой-те­­­п­­лой вес­ной. И вот уже на­ча­ло ап­ре­ля, а кон­ца хо­ло­дам не вид­но. При­хо­дит­ся гу­лять в сви­те­ре и курт­ке.
   Сей­час, спу­­­­­с­тя поч­ти ме­сяц, тро­­­­­­­т­у­­а­ры по­сте­пен­но очи­­­­­­­с­­­ти­лись от сне­га, и я ре­шил про­гу­лять­ся до баш­ни, ко­то­рая сто­ит на воз­вы­ше­нии и, на­вер­ное, яв­ля­ет­ся на­ивыс­шей точ­кой в Лин­не. Я под­нял­ся по длин­ной ле­ст­ни­це, ко­то­рая на­чи­на­лась на ули­це и шла по краю крас­ной ска­лы, ме­­­­­­­с­­­та­ми по­кры­той рас­­­­­­­­­т­­­и­­­те­­ль­­но­с­тью. Я был пол­но­стью воз­­­­­­­­­­н­­­а­­­г­р­аж­ден за вос­­­­­­­­­­­х­­­о­­ж­­де­ние, ибо от­­­­­­к­р­­ы­­в­­ш­а­я­ся пре­до мной па­но­ра­ма го­ро­да и за­ли­ва, пе­ре­се­чен­но­го ос­­­­­­­­т­­­­­ро­­ва­ми, бы­ла ве­ли­ко­леп­ной. Баш­ня, ра­ди ко­то­рой я под­нял­ся, опи­ра­лась на крас­ную ска­лу и бы­ла сло­же­на цик­­­­­­­­­­­л­­­о­­­пи­­че­с­кой клад­кой по­доб­но то­му, как сло­же­ны сте­ны Со­ло­вец­ко­го мо­­­­­­­­­н­­а­­с­­ты­ря на Бе­лом мо­ре. Ме­­­­­­­­т­­­а­­­л­­­ли­­че­с­кая таб­лич­ка из­ве­ща­ла, что пе­ре­до мною High Rock Tower, воз­дви­гну­тый в 1905 го­ду. С вы­со­ты не вид­но му­со­ра, ко­то­рым усы­па­ны ули­цы Лин­на. Ле­том про­шло­го го­да, ко­­­­­г­да я при­ехал сю­да, я как-то не за­ме­чал это­го пла­­­­­­­­с­­­­­ти­­ко­во-бу­маж­но­го кош­ма­ра. Мо­жет быть, все скры­ва­ла зе­лень. Сей­час за­сы­пан­ный му­со­ром го­род про­из­во­дит от­­­­­­­­т­­­а­­­л­­­ки­­ва­ю­щее впе­чат­ле­ние. Ули­ца, по ко­то­рой я спу­­­­­­­с­­­ка­юсь к оке­­­­­а­ну, по­кры­та со­­­­­­б­а­­­чь­им дерь­мом. Воз­ле ка­­­­­­­­­ж­­­д­о­го де­ре­ва -- свал­ка. Ес­ли бы не уе­ха­ли от­сю­да пос­ле по­жа­ров (о ко­то­рых я го­во­рил вы­ше) бо­га­тые ев­реи и не по­на­еха­ли чер­ные и ла­­­­­­­­­­­т­­­­и­­­­­н­о­­­а­­­ме­­ри­кан­цы, то, ви­ди­мо, у го­ро­да был бы дру­гой вид. Я хо­жу по ули­цам и ви­жу по­ки­ну­тые до­ма, из ко­то­рых уш­ла жизнь. Еще со­хра­ни­лись вы­­­­­в­е­­с­ки ма­га­зи­нов, ре­­­­­с­­­­­то­­ра­нов и мас­тер­ских, хо­­­з­я­­е­ва ко­то­рых по­ве­си­ли таб­лич­ки "сда­ет­ся" или "за­кры­то" или уе­ха­ли, не по­ве­сив таб­ли­чек.
   Те­перь не­мно­го о се­бе. Я про­дол­жаю грызть ан­­­г­­л­ий­ский ос­тат­ка­ми сво­их зу­бов. На­вер­ное, зу­бы со­­­в­сем сте­са­лись, ибо я сам се­бе на­по­ми­наю Си­зи­фа, ко­то­рый та­щит, та­щит ка­мень в го­ру и ни­как не до­та­щит до вер­ши­ны.
   Упо­мя­нув про зу­бы, я не­воль­но во­шел в ру­чей вос­по­ми­на­ний. Не мо­гу не упо­мя­нуть не­ко­то­рые зуб­ные эпи­зо­ды про­шед­шей жиз­ни. Лев­ка по­те­рял зу­бы го­раз­до рань­ше ме­ня и одел про­те­зы, ко­то­рые, ес­­­­т­­е­­­с­т­­вен­но, очень на­ти­ра­ли ему дес­ны. По­се­му он пред­по­чи­тал но­сить их в сум­ке с книж­ка­ми и на­де­вал лишь во вре­мя лек­ций или при­ня­тия пи­щи. Од­­­­н­­а­ж­ды он по­ехал в го­­­с­ти к пле­мян­ни­це Али­не по­об­щать­ся и по­обе­дать. Али­на пе­ред этим за­ве­ла щен­ка-фок­­­с­т­е­­­­рь­е­ра. Лев­ка при­шел, по­ста­вил сум­ку на пол, стал об­щать­ся с пле­мян­ни­цей и упу­­­с­тил мо­мент, ко­­­г­да ще­нок, по­чу­яв за­пах про­те­зов, вы­та­щил их из сум­ки и по­лез с ни­ми под ди­ван. Все по­пыт­ки вы­ма­нить его из-под ди­ва­на кон­чи­лись не­уда­чей. В от­вет на по­ло­вую щет­ку он толь­ко ры­чал и грыз про­те­зы еще ре­ши­тель­ней. Обед, ес­­­­т­­е­­­с­т­­вен­но, был ис­пор­чен, так как Ми­ше не­чем бы­ло ку­сать. Ко­­­г­да ще­нок на­­­иг­­р­ал­ся и убе­жал, от­­­од­­­­ви­­ну­ли ди­ван, под ко­то­рым в де­ся­ти­лет­ней пы­ли и хла­ме ва­ля­лись зло­сча­ст­ные про­те­зы. Ми­ша вы­мыл их го­ря­чей во­дой с мы­лом, вста­вил в рот, на­ско­ро что-то пе­ре­ку­сил и по­плел­ся до­мой.
   Дру­гой слу­чай мне ко­­­г­да-то рас­ска­за­ла на­ша На­та­ша. Од­­­­н­­а­ж­ды Гинз­бург по­ста­вил ма­ме оче­ред­ной мост и этот мост до­став­лял ма­ме ужас­ные стра­да­ния. По­это­му ма­ма ре­ши­ла его не­множ­ко при­под­нять и пе­ре­дох­нуть. И вот, во вре­мя ма­ни­пу­ля­ций мост гром­ко щелк­нул, встал во рту вер­ти­каль­но и даль­ше -- ни ту­да, ни сю­да. Ма­ма ока­за­лась в не­при­ят­ней­шей си­­­т­у­­а­ции, так как не мог­ла за­крыть рот, а о том, что­бы по­есть, или по­пить, или ска­зать па­ру слов не мог­ло быть и ре­чи. Де­ло бы­ло в вос­кре­се­нье, Гинз­­бу­р­­га до­ма не бы­ло, и вста­вал во­прос, как до­жить в та­ком ужас­ном по­ло­же­нии до по­не­дель­ни­ка. Как ма­ма ни ста­ра­лась вер­нуть мост на­зад в го­ри­зон­таль­ное по­ло­же­ние, про­кля­тая кон­­­­с­т­ру­к­ция упер­лась -- и ни в ка­кую! Вот тут ска­за­лись ма­ми­ны луч­шие ка­­­­ч­­е­­с­т­ва -- усид­чи­вость и на­стой­чи­вость. Три с лиш­ним ча­са ма­ма не­пре­рыв­но по­ка­чи­ва­ла мост и ко­­­г­да уже ка­за­лось, что кон­ца этой ра­бо­те не бу­дет, мост вдруг ожил и с гром­ким щелч­ком встал на преж­нее ме­­­с­то. Вот так уп­ря­мая ма­те­рия по­ко­ри­лась ду­хов­ной си­ле. Ощу­ще­ние сча­­­с­тья, ис­пы­тан­ное при этом ма­мой, мож­но срав­нить толь­ко чув­­­­с­­тв­а­ми ев­ре­ев, вы­зво­лен­ных из ва­ви­лон­ско­го пле­на.
   Что ка­са­ет­ся зуб­ных ра­­­­д­о­с­тей ва­ше­го по­кор­но­го слу­ги, то они уже жи­вут на пер­вых стра­ни­цах мо­­­е­го ро­ма­на. Как из­­­ве­­­ст­но, ис­то­рия ро­ма­ном не кон­ча­ет­ся, а про­дол­жа­ет­ся. По­это­му до­кла­ды­ваю, что сей­час мне уда­ли­ли ос­тат­ки че­ты­рех верх­них пе­ре­дних зу­бов, и я чув­­­­с­твую се­бя по это­му по­во­ду пре­крас­но, хо­тя не­мно­го по­ста­рел ли­цом. Од­на­ко, для ко­го мне мо­ло­дить­ся? Ли­на тре­бу­ет по­ве­сить ис­­­к­у­­с­­­ств­ен­ные зу­бы. Мо­жет быть, уда­­с­т­­ся уго­во­рить зуб­но­го вра­ча. У них, у аме­ри­кан­цев свои пра­ви­ла иг­ры. Сна­ча­ла по­да­ют пер­вое за­яв­ле­ние, что­бы раз­ре­ши­ли прой­ти рут-ка­нал. По­том по­да­ют вто­рое за­яв­ле­ние, что­бы раз­ре­ши­ли по­ста­вить од­ну ко­рон­ку. Про­це­ду­ра рас­тя­ги­ва­ет­ся на го­ды. Ес­ли хо­чешь бы­­­­с­­т­ро -- пла­ти по 800 дол­ла­ров за ка­­­ж­­дую ко­рон­ку и че­рез не­де­лю ты как огур­чик. Но в мои пла­ны во­все не вхо­дит кор­мить сво­­­и­ми му­ка­ми ка­ко­го бы то ни бы­ло пре­­­­у­­с­­­пе­­­ва­­ю­ще­го зуб­но­го вра­ча. И они это уже по­ня­ли, так как раз­го­ва­ри­ва­ют со мной хо­лод­но. В ре­зуль­та­те мы со­блю­да­ем во­ору­жен­ное пе­ре­ми­рие, хо­тя во­ору­же­ны по-на­­­ст­о­­­я­­ще­му толь­ко они -- кле­ща­ми, а я -- толь­ко сво­им лу­ка­вым язы­ком. А язык мой за­яв­ля­ет, что жизнь -- это бо­лезнь, ко­то­рая за­кан­чи­ва­ет­ся смер­тью. А ес­ли это так, а не ина­че, то я счи­таю, что че­ло­век дол­жен из­но­сить своё те­ло до та­кой сте­пе­ни, что­бы не бы­ло му­чи­тель­но боль­но от­дать его чер­вям. Эти при­чи­та­ния над те­лом: Он был еще та­кой мо­ло­жа­вый! У не­го бы­ли пре­крас­ные зу­бы и ор­ли­ное зре­ние! У не­го был по­­­­р­­аз­­­ите­ль­но ос­­­т­рый слух! Он ни­­­­к­о­г­да ни­чем не бо­лел! -- ка­жут­ся мне не­обы­чай­но ко­мич­ны­ми. Нет, го­­­с­­­по­да! На­до так про­жить свое те­ло, что­бы в свой срок, по­лу­чив си­гнал из­вне (или из­­­н­у­­т­ри) оно рас­сы­па­лось, как кар­точ­ный до­мик. И не на­до му­чить­ся сты­дом за бес­цель­но про­жи­тые го­ды, и не на­до ду­рац­кой па­те­ти­ки, ибо жизнь -- это до­ро­га в ни­ку­да. На­ча­ло и ко­нец до­ро­ги скры­ты ту­ма­ном бес­­­­к­о­­н­­еч­­но­с­ти. Тот, кто ве­рит в Бо­га, в бес­смер­тие ду­ши, тот сто­ит на кро­хот­ном уча­­с­т­­ке до­ро­ги и смо­­­т­рит, ку­да по­ка­зы­ва­ет стрел­ка ком­па­са. Но ку­да она по­ка­зы­ва­ет? -- вот в чем во­прос. Мы зна­ем лишь, что дви­жем­ся от мла­­­д­е­­н­­­че­­с­т­ва к ста­­­р­о­­с­ти, и нам ли су­дить по это­му кро­хот­но­му рас­­­ст­о­­я­нию в шка­ле вре­ме­ни о на­прав­ле­нии ги­гант­ской спи­ра­ли вре­ме­ни, ох­­­­в­­а­­­ты­­ва­ю­щей мил­ли­ар­ды лет...
   В пла­не брен­­­­н­о­с­ти жиз­ни мои за­ня­тия ан­­­г­­л­ий­ским язы­ком яв­ля­ют­ся бес­по­лез­ной тра­той от­пу­щен­но­го мне вре­ме­ни. Ни­­­­к­о­г­да я не смо­гу вы­раз­ить се­бя на ан­­­г­­л­ий­ском с той пол­но­той, с ка­кой вы­ра­жаю се­бя на рус­ском. Но эти за­ня­тия как-бы за­­­м­е­­­с­­ти­ли мою ра­бо­ту, ин­те­ре­са­ми ко­то­рой я жил по­след­ние го­ды. Ра­бо­та при­да­ва­ла смысл мо­­­е­му су­­­­щ­­е­­­с­­­т­­во­ва­нию. На фо­не ра­бо­ты и от­дых по­лу­чал свою до­лю смыс­ла. Че­ст­но го­во­ря, я по­­­б­а­­­и­­ва­юсь за­бро­сить свои за­ня­тия и пре­вра­тить­ся в пол­но­цен­но­го пен­­­с­и­­­о­­не­ра, чи­­­т­а­­­ю­­ще­го про­вин­ци­аль­ные га­зе­тен­ки и жи­ву­ще­го но­­­­в­о­­с­­тя­ми Рос­сий­ских ка­на­лов. По­сте­пен­но хо­­­ж­­­д­е­ние в ма­га­зи­ны и не­­­­т­­о­­­­р­оп­­ли­вые про­гул­ки вдоль оке­­­а­на мо­гут за­ме­нить все ак­тив­ные ви­ды де­­­я­т­е­­ль­­но­с­ти. Су­ро­вый за­кон жиз­ни гла­сит: Ес­ли не ка­раб­ка­ешь­ся вверх, то спол­за­ешь вниз! Уму нуж­на гим­­­­н­а­­с­­ти­ка, да еще пу­ще, чем мыш­цам или по­зво­ноч­ни­ку. Мож­но про­жить про­шлым ба­га­жом го­дик-дру­гой. А по­том все кон­чит­ся. Ты ста­нешь не­ин­те­ре­сен. У ме­ня, прав­да, есть что-то вро­де вто­рой спе­­­­ц­и­­а­­ль­­но­с­ти -- пе­ре­да­вать бу­ма­ге свои мыс­ли. Но нуж­но при­вык­нуть де­лать это си­­­с­­­­те­­­­м­а­­ти­че­с­ки. Вот я и ста­ра­юсь по ме­ре сил и воз­­­м­о­­ж­­но­с­тей.
   Я не зря на­пи­сал о сво­их опа­се­ни­ях. Де­ло в том, что я по­лу­чил офи­ци­аль­ное при­зна­ние вла­­­с­тей Мас­са­чу­сетт­са, что я не­спо­со­бен ра­бо­тать -- disability и пен­сию. Это не та­кие уж боль­шие день­ги -- 457 дол­ла­ров, но за­то по­сто­ян­ные. Ра­бо­тать при этом не ре­ко­мен­ду­ет­ся, так как вы­чи­та­ют со­­­­о­т­­в­­ет­­­ст­вен­но за­ра­бо­тан­но­му из по­со­бия. Ес­ли же ра­бо­та­ешь не­офи­ци­аль­но (на кар­ман), то мо­жешь на­жить боль­шие не­­­п­р­­и­­­ят­­но­с­ти за об­ман, ес­ли кто-ни­будь на те­бя на­сту­чит. А до­­­б­­­ро­­в­оль­ных сту­ка­чей здесь пол­но. Сту­чат по лю­бо­му по­во­ду -- или ма­ши­на не там при­пар­ко­ва­на, или ме­бель не до­нес до по­мой­ки, или ре­бен­ка ос­та­вил од­но­го на ча­сок. За все про­­­в­и­­н­­но­с­ти по­ла­га­ет­ся штраф, а штра­фы на­до пла­тить, ина­че по су­ду за­пла­тишь вде­ся­те­ро боль­ше.
   Те­перь не­мно­го о се­мье. Да­ша ра­бо­та­ет по 4 ча­са в день -- нян­чит мла­ден­цев в ев­рей­ской ком­­­­м­­ь­­ю­­ни­ти. В от­кро­вен­ном раз­го­во­ре со мной она при­зна­лась, что боль­ше 4 ча­сов ра­бо­тать не в со­­­ст­о­­я­нии фи­­­­з­­и­­че­с­ки. Так что ос­нов­ной до­быт­чик, шо­фер и маль­чик на по­бе­гуш­ках -- наш сын. Ра­бо­та­ет он по но­чам с 3 до 7, не вы­сы­па­ет­ся, а по ве­че­рам три ра­за в не­де­лю хо­дит на плат­ные ком­­­­п­­ь­­ю­т­ер­ные кур­сы. На­­­­д­­е­ж­ды на по­лу­че­ние ква­ли­фи­ци­ро­ван­ной и хо­ро­шо оп­­­­л­­а­­­чи­­ва­е­мой ра­бо­ты весь­ма ма­лы, а сей­час он за­ра­ба­ты­ва­ет про­сто гро­ши. Не хва­та­ет на оп­ла­ту квар­ти­ры и кур­сов. Вну­ки по­сте­пен­но при­вы­ка­ют к шко­ле. Да­ша их еще та­­­с­­­ка­ет на тан­цы, гим­­­­н­а­­с­­ти­ку и пла­ва­ние. За все при­хо­дит­ся пла­тить, а тол­ку от этих за­ня­тий -- ноль. Они еще ма­лы для се­р­­ь­­­ез­ных за­ня­тий в спор­тив­ных сек­ци­ях. На этом по­ка за­кан­чи­ваю. Всех об­ни­маю, же­лаю здо­ро­вья и уда­чи.
  
   Здрав­­­­с­т­ву­й­те, до­ро­гие дру­зья!
   Сей­час в Лин­не май. До­ста­точ­но хо­лод­но и сол­неч­но. Я пред­по­чи­таю та­кую по­го­ду. Не­де­лю на­зад про­рвал­ся к нам жар­кий юж­ный ве­тер. На тре­тий день на­ша квар­ти­ра, ко­то­рая на­хо­дит­ся под пло­­­с­кой кры­шей, рас­ка­ли­лась до та­кой сте­пе­ни, что про­сто не­воз­мож­но бы­ло ды­шать. Я вклю­чил вен­ти­ля­тор и под его жуж­жа­ние за­снул, но встал с чу­гун­ной го­ло­вой и весь день чув­­­­с­­тв­о­вал се­бя пло­хо. На сча­­­с­тье при­шла пе­ре­ме­на по­го­ды и вот уже бо­лее не­де­ли мы спим спо­кой­но, а про­гул­ки вдоль оке­­­а­на да­ют им­пульс бо­­­д­­­ро­с­ти.
   На­ста­ла по­ра обиль­но­го цве­те­ния. Кра­со­та. Мно­гие де­ре­вья, как ги­гант­ские бу­ке­ты. Очень мно­го от­тен­ков крас­но­го, ма­ли­но­во­го, ало­го, кар­мин­но­го, све­коль­но­го, пур­пур­но­го, виш­не­во­го. Есть и жел­тые цве­ты, не знаю, как они на­зы­ва­ют­ся. Да­ша го­во­рит, что в Сло­ва­кии их на­зы­ва­ют Зо­ло­тым До­­­­­ждем. На ма­лень­ких уча­­­с­­т­оч­ках воз­ле до­мов цве­тут тюль­па­ны, нар­цис­сы и вся­кая дру­гая цве­точ­ная ме­лочь. Ко­ро­че -- пир­­­­ш­­е­­с­т­во для глаз. К со­жа­ле­нию, боль­­­ш­и­­н­­ство цве­тов не име­ют за­па­ха. Да и на­се­ко­мых не вид­но. Ред­ко-ред­ко про­ле­тит шмель.
   Здесь в Лин­не я на­шел уди­ви­тель­ное де­ре­во. Бук. Он очень ши­рок и вет­ви его ог­ром­ной тол­щи­ны на­чи­на­ют вет­вить­ся не очень вы­со­ко над зем­лей. Он по­крыт глад­кой тем­но-се­рой ко­рой, ко­то­рая со­би­ра­ет­ся склад­ка­ми у ос­но­ва­ния вет­вей, на­по­ми­ная шку­ру гип­по­по­та­ма. Де­ре­во раз­де­ле­но на две не­рав­ные ча­­­с­ти. Бо­лее мощ­ная часть как бы тес­нит ме­нее мощ­ную, от­че­го воз­ни­ка­ет ил­лю­зия по­­­дв­и­­ж­­но­с­ти, при­чем пер­вая часть яв­но ас­­­­с­о­­ц­­и­­­и­­ру­ет­ся с сам­цом, а вто­рая с сам­кой. Уди­ви­тель­ное впе­чат­ле­ние про­из­во­дит ме­­­с­то сра­ще­ния ве­ток мень­шей ча­­­с­ти -- пря­мо-та­ки рас­став­лен­ные но­ги жен­щи­ны. Я де­­­м­о­­н­­­с­т­ри­­ро­вал это де­ре­во мно­гим на­шим зна­ко­мым, и оно про­из­во­ди­ло на них впе­чат­ле­ние за­стыв­ших на се­кун­ду жи­вых су­ществ. Я его сфо­­­­т­о­­г­­­­р­а­­фи­ро­вал не­сколь­ко раз. С луч­ше­го ка­­­д­ра я сде­лал ряд ксе­ро­ко­пий, ко­то­рые за­тем дол­го об­ра­ба­ты­вал лез­ви­ем и бе­лой гу­а­шью. За­тем снял но­вые ксе­ро­ко­пии на то­ни­ро­ван­ной бу­ма­ге. По-мо­­­е­му по­лу­чи­лось хо­ро­шо.
   Не знаю, мо­жет быть, это чи­­­с­то субъ­ек­тив­ное, но мне ка­жет­ся, что здесь есть то, что сто­ит фо­то­гра­фи­ро­вать. Вот, к при­ме­ру, вче­ра по­еха­ли в Марб­л­хед по­за­го­рать на пля­же. Ни­че­го, вро­де бы осо­бен­но­го. С на­ми бы­ла Да­ши­на зна­ко­мая с ра­бо­ты. Она ска­за­ла, что в кон­це пля­жа, в кам­нях в про­шлом го­ду они на­бра­ли мас­су пре­вос­ход­ных мор­ских звезд. Мы за­го­ре­лись, бро­си­ли свои ве­щич­ки на про­из­вол судь­бы и по­шли за звез­да­ми. Хо­тя ни од­ной звез­ды мы не на­шли, я по­раз­ил­ся не­обык­но­вен­ной кра­со­те во­до­рос­лей, ко­то­рые вы­бро­сил оке­ан. Узор­ча­тые кру­жев­ные ли­­­с­­т­оч­ки са­мых раз­ных цве­тов и от­тен­ков. И все это в ком­би­на­ции с ока­тан­ны­ми кам­ня­ми пе­­­­с­­т­рых рас­цве­ток, сре­ди ко­то­рых по­па­да­ют­ся и снеж­но-бе­лые. Кра­со­та -- глаз не от­­­в­е­­с­ти. Жаль, что не бы­ло фо­то­ап­па­ра­та.
   Ме­сяц на­зад или чуть бо­лее де­ти взя­ли ме­ня в му­зей на­уки. На пер­вом эта­же -- ка­фе, где по­се­ти­те­ли с охо­той под­­­к­р­­е­­п­­­ля­­ют­ся. По­сколь­ку все при­ез­жа­ют на ма­ши­нах, а сто­ян­ки плат­ные, то тут же ки­­­­о­­с­ки, где вы пла­ти­те за сто­ян­ку и по­­­­л­у­­ч­а­е­те штамп на вход­ном би­ле­те, ина­че со сто­ян­ки не вы­­­п­у­­с­тят. Му­зей ог­ром­ный и от не­го у ме­ня ос­тал­ся сум­бур в го­ло­ве. Все рас­счи­та­но на раз­вле­че­ния -- кру­ти, вер­ти, бе­гай на вре­мя, ки­дай ша­ры... но есть ка­кая-то не­пол­но­цен­ность во всех экс­по­на­тах -- ник­то ни­че­го не объ­яс­ня­ет и не де­­­м­о­­н­­­с­т­ри­­ру­ет. В ре­зуль­та­те де­ти и взрос­лые хо­дят, да­вят на кно­поч­ки, дер­га­ют за ве­ре­воч­ки, кру­тят ко­ле­са, смо­­­т­рят на стрел­ки при­бо­ров, как обе­з­­­ь­­я­ны. На цо­коль­ном эта­же -- куз­не­чик ве­ли­чи­ной с гру­зо­вик, за­чем -- не­по­нят­но. В ящи­ках ва­ля­ют­ся ко­­­с­ти ске­ле­тов -- что-то вро­де кон­­­­с­т­ру­­к­­то­ра, в дру­гих ящи­ках -- раз­ные ми­не­ра­лы и гор­ные по­ро­ды. В за­ле, объ­­­­я­с­­н­я­ю­щем стро­­­е­ние и функ­ции че­­­­л­­о­­­ве­­­че­­с­ко­го те­ла, все рас­пи­са­но до­ско­наль­но, но нет дей­­­­с­твия и по­то­му скуч­но. Cкуч­но. В од­ном из за­кут­ков кру­тят фильм -- ро­­­ж­­­д­е­ние че­ло­ве­ка. Весь про­цесс от ук­ла­ды­ва­ния бе­ре­мен­ной жен­щи­ны на по­стель до вы­хо­да ре­бен­ка ме­­­ж­­ду ее ног до­ско­наль­но, без про­­­п­у­­с­ков по­ка­зан, с кро­вью, с от­де­ле­ни­ем вод. Мы с вну­ком Кри­­­с­­­ти­ком смо­­­т­­­ре­ли этот фильм и мне бы­ло не­мно­го не­лов­ко. Кри­­­с­тик уже ви­дел этот фильм в про­шлый раз вме­­­с­те с бра­том Фи­лей, пос­ле че­го Фи­ля за­му­чил Да­шу во­про­са­ми, где у нее ды­роч­ка, че­рез ко­то­рую он по­явил­ся на свет. По­ка­жи, и всё тут!
   Ко­­­г­да я был в Мос­к­ве, я по­лу­чил за­каз на­пи­сать что-то вро­де сце­на­рия, как дол­жен был бы вы­гля­деть му­зей на­уки, рас­по­ло­жен­ный в на­­­ц­и­­о­­н­аль­ном пар­ке. То есть так, что­бы па­­­ви­­­­л­ь­о­ны с экс­­­­п­­о­­­зи­­ци­я­ми че­ре­до­ва­лись с пар­ка­ми, во­лье­ра­ми для жи­вот­ных, пло­щад­ка­ми для раз­вле­че­ний и т.д. Я та­кой сце­на­рий сде­лал, но, как ока­за­лось -- на­прас­но, так как за­каз­чи­ца ни­че­го мне не за­пла­ти­ла. А сей­час я ду­маю -- не пе­­­­р­е­­в­е­с­ти ли его на ан­­­г­­л­ий­ский и не пред­ло­жить ли ру­ко­вод­ству му­зея...
   Сдал я за­че­ты по ан­­­г­­л­и­й­­ско­му, те­перь сво­бод­ное вре­мя нуж­но по­свя­щать ос­во­бо­див­шим­ся от уче­бы вну­кам. Ро­ди­те­ли долж­ны хо­дить на ра­бо­ту и до­бы­вать хлеб на­сущ­ный в по­те ли­ца сво­­­е­го.
  
   Здрав­­­­с­т­ву­й­те, до­ро­гой Иван Ива­но­вич!
   Про­сто уди­ви­тель­но, как не­ожи­дан­ный "при­вет" от ро­ди­ны мо­жет из­ле­чить от но­­­с­т­а­ль­гии. Ко­неч­но, бе­рез­ки, хол­­­­м­и­с­тые да­ли, Пуш­кин и про­чее -- это то, что вы­зы­ва­ет сле­зы на гла­зах уе­хав­ших. А вот лю­ди рос­сий­ские нет-нет да и на­по­мнят, по­че­му их ча­­­с­то за гра­ни­цей не очень жа­лу­ют. А де­ло в том, что ту­да, за гра­ни­цу в со­­­в­сем не­дав­ние вре­ме­на ез­ди­ли лишь на­чаль­ст­во и осо­бы, при­бли­жен­ные к на­чаль­ст­ву. Все они вме­­­с­те ве­ли се­бя там по-скот­ски и, в ча­­­­с­­т­­но­с­ти, да­ва­ли обе­ща­ния, ха­па­ли де­неж­ки под че­ст­ное сло­во, а так как че­­­с­ти у них ни­­­­к­о­г­да не бы­ло, то они вско­ре за­бы­ва­ли об ока­зан­ном им до­ве­рии и да­же сме­­­я­лись над про­ста­ка­ми-ино­­­с­т­­­­ра­н­ца­ми. Мне ка­жет­ся, что этот раз­гул бес­­­ч­е­­с­тия на­чал­ся в 1917 го­ду и кон­ца ему не вид­но. Про­тя­ги­вая пра­вую ру­ку Аме­ри­ке в знак ми­ра и со­гла­сия, Рос­сия ле­вой ру­кой про­да­ет за­пре­щен­ное к рас­про­стра­не­нию ору­жие и тех­но­ло­гии. И ко­му про­да­ет! Са­мым оди­оз­ным и аг­рес­сив­ным ре­жи­мам в Аф­ри­ке и Азии. Ну, лад­но, об этом вы са­ми всё пре­крас­но зна­­­е­те. Вер­нем­ся к на­шим ба­ра­нам, то есть ко мне.
   Ле­жу я од­­­­н­­а­ж­ды с же­ной и смо­­­т­рю с ин­те­ре­сом тре­тий сон, как вдруг мой те­ле­фон взры­ва­ет­ся ог­лу­ши­тель­ным звон­ком. Вска­ки­ваю, хва­таю труб­ку, за­жи­гаю свет. Смо­­­т­рю на ци­фер­блат -- два ча­са но­чи. На­вер­ное, что-то слу­чи­лось у де­тей! Ал­ло! -- Пре­не­при­ят­ный го­лос Га­ли­ны Сер­ге­ев­ны, се­­­к­­­­ре­­та­ря на­ше­го ди­рек­то­ра Смир­но­ва: "При­ми­те факс!" При­ни­маю и чи­таю: "Пред­ла­гаю при­нять уча­­­с­тие в кон­фе­рен­ции, ко­то­рая со­сто­ит­ся в Нью-Ор­­­л­е­­а­не 20-23 ию­ня. Наш до­клад при­нят и бу­дет опуб­ли­ко­ван. Смир­нов".
   На кон­фе­рен­цию я не по­ехал, так как но­ме­ра в го­­­с­­­­ти­­ни­це очень до­ро­гие, язык я еще не ос­во­ил, опять же за до­ро­гу нуж­но пла­тить и все из сво­­­е­го кар­ма­на. Но все же бы­ло при­ят­но. Вот уж ско­ро год, как я уе­хал из Мос­к­вы, а мои раз­ра­бот­ки еще идут и при­но­сят ре­зуль­та­ты... И за­хо­те­лось мне по­­­­б­­ы­­с­т­рее по­лу­чить грин-кар­ту и на­­­в­е­­с­тить род­ную ла­бо­ра­то­рию и по­ра­бо­тать еще го­дик-дру­гой с сим­па­тич­ны­ми мне людь­ми. В этих дет­ских меч­тах я ус­нул до ут­ра.
   Про­шел ме­сяц, по­том дру­гой и вдруг ме­ня опять бу­дят сре­ди но­чи (они ведь о ча­со­вых по­ясах учи­ли в шко­ле дав­но и всё-всё бла­го­по­луч­но за­бы­ли). Зво­нит мой за­­­­в­е­­д­у­ю­щий ла­бо­ра­то­ри­ей, то есть Вы, и ве­се­ло так го­во­рит, что у вас там воз­ник­ла ос­­­т­рая не­об­хо­ди­мость ме­ня уво­лить в свя­зи с со­кра­ще­ни­ем шта­тов, а ес­ли я от­ка­жусь по­дать за­яв­ле­ние об ухо­де по соб­­­­с­т­ве­­н­­но­му же­ла­нию, то они со­зда­дут ко­мис­сию и уво­лят ме­ня за про­гу­лы по ста­тье та­кой-то. Я, как был в од­ной май­ке, сел го­лой зад­ни­цей на хо­лод­ный стул, на­ка­тал за­яв­ле­ние об ухо­де в свя­зи с пе­ре­хо­дом на дру­гую ра­бо­ту и от­пра­вил им факс. Пос­ле это­го лег в по­стель, но при­ят­ных меч­та­ний не бы­ло, а был ка­кой-то не­хо­ро­ший при­вкус, буд­то в ор­ди­нар­ной рос­сий­ской сто­ло­вой хва­та­нул я тух­ля­ти­ны с го­ло­ду­хи и не­ча­ян­но про­гло­тил.
   Се­год­ня, поч­ти ме­сяц спу­­­с­тя, я по­зво­нил мо­­­е­му быв­ше­му ас­пи­ран­ту Юрию Пав­ло­ви­чу и он объ­яс­нил мне при­чи­ну та­ко­го свин­ско­го со мной об­ра­ще­ния. А при­чи­ной ока­за­лась та са­мая Га­ли­на Сер­ге­ев­на. Тру­до­вая био­гра­фия по­доб­ных дам весь­ма ти­пич­на. Ра­бо­та­ла она ди­­­с­­п­­ет­­че­ром в га­ра­же и ни­че­го ей не све­ти­ло, кро­ме ежед­нев­но­го ма­та и гру­бых шу­то­чек тру­до­во­го кол­лек­ти­ва. Но фор­ту­на в ли­це за­­­м­е­­­с­­­т­и­те­ля Смир­но­ва по хо­­­з­я­­й­­­ств­ен­ной ча­­­с­ти ей улыб­ну­лась и она бы­ла при­гла­ше­на ис­пол­нять обя­­­з­а­­н­­но­с­ти се­­­к­­­­ре­­та­ря ди­рек­то­ра. Она бы­ла не­при­хот­ли­ва и ус­луж­ли­ва. Бе­га­ла за по­куп­ка­ми, ор­га­ни­зо­вы­ва­ла фур­ше­ты и се­р­­ь­­­ез­ные за­сто­лья в зад­ней ком­на­те за ка­би­не­том ди­рек­то­ра. Ее бла­го­дар­ность не зна­ла гра­ниц и ди­рек­тор стал её очень це­нить. По­сте­пен­но она за­бра­ла вла­­­с­ти так мно­го, что смог­ла уво­лить че­ло­ве­ка, ус­­­т­­­­ро­­­и­в­ше­го её на ра­бо­ту. Ей при­вез­ли но­вень­кий ком­­­­п­­ь­ю­тер и она на­учи­лась на­жи­мать кла­ви­ши, по­сы­лать поч­ту и про­чее. Она ста­ла ре­шать, ко­го из под­чи­нен­ных пу­­­с­кать в ка­би­нет ди­рек­то­ра, а ко­го от­ва­жи­вать (ко­неч­но с бла­го­сло­ве­ния Смир­но­ва). Се­бя она ста­ла с важ­­­­н­о­с­тью ве­ли­чать се­­­к­­­­ре­­та­рем-ре­фе­рен­том.
   И вот эту мо­­­­г­­у­­­ще­­­с­­т­вен­ную да­му я ос­ме­лил­ся не по­звать на празд­но­ва­ние мо­­­е­го ше­­­с­­­­ти­­­­д­­е­­ся­­ти­ле­тия. Мо­­­с­ты бы­ли со­жже­ны мгно­вен­но. Я стал пер­со­ной нон гра­та в её пред­бан­ни­ке, она пе­ре­ста­ла со мной здо­ро­вать­ся и с боль­шим тру­дом я при­ну­дил её от­ве­чать на моё при­­­в­е­­т­­ствие. Мой отъ­езд и тро­га­тель­ное про­ща­ние с кол­лек­ти­вом, ви­ди­мо не да­ва­ло ей по­коя. И вдруг она вспом­ни­ла, что по­ми­мо сво­их жен­ских и се­­­к­­­р­е­­тар­ских обя­­­з­а­­н­­но­с­тей она от­ве­ча­ет за се­­­к­­р­ет­ность в на­шей кон­то­ре на не­пол­ных две сот­ни со­труд­ни­ков. Она вну­ши­ла ди­рек­ции, что ваш по­кор­ный слу­га в Аме­ри­ке тор­гу­ет се­­­к­­­­ре­­та­ми фир­мы, име­­­ю­­­щи­ми стра­­­­т­­е­­­ги­­че­с­кий ин­те­рес. От ме­ня, ста­ло быть, не­об­хо­ди­мо сроч­но из­ба­вить­ся. Вот от ме­ня и из­ба­ви­лись сра­зу же пос­ле при­гла­ше­ния к со­­­тр­у­­д­­­н­и­­ч­е­с­т­ву.
   Це­на ди­рек­то­ру, как че­ло­ве­ку, всем из­­­­в­е­­­ст­на в на­шем кол­лек­ти­ве. То, что он вы­стро­ил се­бе и сво­им де­тям хо­ро­мы за наш счет, ни для ко­го не яв­ля­ет­ся се­­­­­к­­­ре­том, все из­­­­в­е­­­ст­но да­же его по­кро­ви­те­лям из Газ­про­ма. Он на­брал в свою тес­ную ком­па­нию ал­ко­го­ли­ков и при­дур­ков, ко­то­рых вы­гна­ли из выс­ших эше­ло­нов за не­­­­­п­р­­и­­­г­­од­­но­с­тью, с даль­ним при­це­лом, что свя­зи-то у них ос­та­лись. Он обес­пе­чил их пре­крас­ны­ми ок­ла­да­ми. Лю­бой из них по­лу­чал в ме­сяц в пять раз боль­ше, чем я со сво­­­­и­ми на­уч­ны­ми и про­фес­сор­ски­ми ре­­­­­­г­­а­­л­и­я­ми. Но я ди­рек­то­ра не ко­рю. Он та­кой. Я с ним ра­бо­тал бо­лее пя­ти лет и ми­рил­ся с его бес­­­­­­­ч­­­е­­­ст­­но­с­тью, по­то­му что я был на­ем­ным ра­бом. А вот, кол­ле­ги, с ко­то­ры­ми я сде­лал столь­ко но­во­го и ин­те­рес­но­го, что мо­их раз­ра­бо­ток хва­тит еще на пять лет, они-то по­че­му не всту­пи­лись. Ведь с ра­бо­ты их бы за это не вы­гна­ли. За что та­кая чер­ная не­бла­го­дар­ность?! Есть, на мой взгляд, од­на край­не не­при­ят­ная чер­та у сред­не­го рос­­­­­с­­и­­­я­­ни­на -- рав­но­ду­шие к тво­ри­мым не­­­­с­п­р­­а­­­­в­­е­д­­л­и­во­с­тям. "Бой­ся рав­но­душ­ных! -- пре­­­­д­­­­­у­п­­­р­еж­дал Бру­но Ясен­ский. -- Имен­но с их мол­ча­ли­во­го со­гла­сия вра­ги уби­ва­ют, а дру­зья пре­да­ют". Но сколь­ко та­ких в Рос­сии, я не бе­русь оп­ре­де­лить. Су­дя по Аф­ган­ской и Че­чен­ской вой­нам, их -- по­­­д­а­в­­л­я­ю­щее боль­­­ш­и­­н­­ство, и это страш­но.
   Во­об­ще-то, как вы по­­­­н­и­­м­а­е­те, те­ма Рос­сии у нас не­­­­и­с­­ч­­ер­­па­е­ма. Вся ак­тив­ная жизнь ос­та­лась там, за бу­­­г­ром. Но по­сколь­ку жить про­шлым тя­же­ло и бес­пер­спек­тив­но, то ор­га­низм сам за нас ре­ша­ет, что по­ра по­лу­чать по­ло­жи­тель­ные эмо­ции, что­бы не рех­нуть­ся и не за­гнуть­ся окон­ча­тель­но. Это и оз­на­ча­ет, что вре­мя -- луч­ший ле­карь. Ин­стинк­тив­но ищешь от­вле­че­ний и на­хо­дишь. Не­дав­но про­шла це­лая се­рия вы­ста­вок в Марб­­­л­­хэ­­де (го­ро­док ря­дом с Лин­ном), в ко­то­рой уча­­­­с­­­т­­­в­о­ва­ли аме­ри­кан­ские и рос­сий­ские ху­дож­ни­ки. Ко­неч­но, уро­вень ни­же Мо­с­ков­ско­го, но все же бы­ли не толь­ко про­­­ф­е­с­­с­и­­о­­наль­ные, но и про­сто ин­те­рес­ные ра­бо­ты. Од­на из вы­ста­вок шла не­де­лю в Ев­рей­ском об­­­­щ­­е­­­ств­ен­ном цен­­­т­ре (JCC), и мы па­ру раз там де­жу­ри­ли, за­од­но вни­ма­тель­но по­­­см­о­­­т­­ре­ли экс­по­зи­цию и пре­крас­ный фильм об Эр­ми­та­же на ан­­­г­­л­ий­ском язы­ке. Всё бы­ло уз­­­­н­а­­в­а­е­мо и по­то­му до­став­ля­ло до­пол­ни­тель­ную ра­дость. По­мни­те у Ман­дель­шта­ма -- "... и вы­пук­лая ра­дость уз­на­ва­нья". На об­рат­ном пу­ти из Марб­­­л­­хэ­­да се­­­­с­­т­ра мо­ей же­ны за­це­пи­ла чей-то ав­то­мо­биль, а в та­ком слу­чае уез­жать нель­зя. Но хо­зя­ин как сквозь зем­лю про­ва­лил­ся. Жда­ли, жда­ли и на­ко­нец на­пи­са­ли ему с из­­­­в­­и­­­не­­ни­я­ми те­ле­фон и ад­рес, за­су­ну­ли бу­маж­ку под двор­ни­ки и по­еха­ли до­мой в сквер­ном на­­­стр­о­­е­нии. Но все обош­лось. Вла­де­лец по­зво­нил, по­бла­го­да­рил за чут­кость и, ка­жет­ся, это все обой­дет­ся ми­ни­маль­ной сум­мой за ре­монт.
   А у ме­ня про­изо­шло зна­ме­на­тель­ное со­бы­тие. Пос­ле не­дол­го­го хо­­­ж­­­д­е­ния со справ­ка­ми в раз­ные до­ма нам ста­ли при­сы­лать при­гла­ше­ния по­­­см­о­­т­реть пред­­­­л­а­­г­а­е­мые квар­ти­ры. Вна­ча­ле это бы­ли кро­хот­ные по­­­­м­е­­щ­е­­­нь­и­ца в до­ста­точ­но уда­лен­ных от цен­­­т­ра квар­та­лах, но од­­­­н­­а­ж­ды при­шло при­гла­ше­ние из до­ма, ку­да я меч­тал пе­ре­брать­ся. Мы от­пра­ви­лись смо­­­т­реть, но квар­ти­ра нам ак­тив­но не по­нра­ви­лась. Мы ска­за­ли ад­­­­м­­и­­­н­и­­­с­­т­­ра­тор­ше, что она слиш­ком ма­ла, и я ду­мал, что на этом все кон­чи­лось, ибо здесь вто­рой раз мо­гут не пред­ло­жить ни­че­го или пред­ло­жить че­рез го­дик-дру­гой. Кста­ти, в уве­дом­ле­нии нам бы­ло ска­за­но, что квар­ти­ру мы мо­жем ожи­дать не ра­нее, чем че­рез год. И вдруг зво­нок из до­­­­м­о­у­п­­­ра­в­ле­ния -- при­хо­ди­те смо­­­т­реть еще один ва­ри­ант. Вто­рой ва­ри­ант был зна­чи­тель­но луч­ше. Прав­да, ос­нов­ная ком­на­та со­­­ст­о­­я­ла из мно­­­­ж­­е­­с­т­ва ка­ких-то за­кут­ков, но был холл и тем­ная ком­на­та впри­да­чу. Мы со­гла­си­лись. Че­рез не­сколь­ко дней по­лу­ча­ем пись­мо: "Не мо­жем за­стать вас по те­ле­фо­ну, зай­ди­те". С на­шей рос­сий­ской при­выч­кой ду­маю: "Что-то не скле­­­и­лось, а жаль, очень жаль". Иду, по­ве­сив нос. При­хо­жу -- "Я вам по­до­бра­ла пре­вос­ход­ную квар­ти­ру, но там еще жи­вут. Мож­но по­­­см­о­­т­реть". Мы с же­ной идем и ви­дим -- квар­ти­ра, вро­де бы, не­пло­хая. Жиль­цы со­би­ра­ют­ся пе­ре­ез­жать, по­то­му все ве­щи вы­лез­ли со сво­их на­си­жен­ных мест и сгру­ди­лись на по­лу. Ша­гу сту­пить не­воз­мож­но. Ни­­­­к­о­г­да не ду­мал, что у лю­дей столь­ко мо­жет быть ба­рах­ла. Ко­ро­че -- до кон­ца ию­ня они не съез­жа­ли, а по­том не­сколь­ко дней шел ре­монт. Так что клю­чи я по­лу­чил толь­ко 6 ию­ля. Но ре­монт нам сде­ла­ли на пять! И тут мы уви­де­ли, что квар­тир­ка пре­крас­ная, боль­ше той, где мы жи­ли рань­ше и в три с по­ло­ви­ной ра­за де­шев­ле.
   Сей­час про­дол­жа­ем её бла­­­­г­­о­­­у­­с­т­­ра­и­вать. По­ве­си­ли семь кар­тин из де­ся­ти, ста­ло на­ряд­но, да­же празд­нич­но. Уле­тая из Мос­к­вы, я при­хва­тил ог­ром­ный пор­­­т­рет Ле­ни­на ра­бо­ты Крав­чен­ко. Люб­лю, зна­­­е­те ли, ино­­­г­да по­об­щать­ся с про­шлым. Вы­та­щил я его, а внук Фи­ля спра­ши­ва­ет: Кто это? Я от­ве­чаю: Это глав­ный раз­бой­ник и зло­дей Рос­сии. Тут Фи­ля при­нял­ся бить веч­но жи­во­го Иль­и­ча по мор­де, а же­на по это­му по­во­ду ска­за­ла что-то не­ле­ст­ное в мой ад­рес. Я же счи­таю, что вну­ки долж­ны знать, че­рез ко­го мы столь­ко стра­да­ли.
  
   Здрав­­­­с­т­ву­й­те, до­ро­гие дру­зья!
   За не­сколь­ко дней пе­ред на­шим пе­ре­ез­дом на но­вую квар­ти­ру мы уча­­­­с­­­т­­­в­о­ва­ли в празд­но­ва­нии Дня Не­­­­з­­а­­­в­и­­с­и­мо­с­ти. Соб­­­­с­т­ве­н­но празд­но­ва­ние на­ча­лось ве­че­ром на­ка­ну­не тор­­­­ж­­е­­­с­т­­вен­ной да­ты. Я впер­вые уви­дел от­кры­тые ок­на и рас­пах­ну­тые две­ри всех-всех до­мов. Лю­ди вы­со­вы­ва­лись из окон, вы­хо­ди­ли из две­рей и ве­се­ло об­ща­лись друг с дру­гом. Де­ти иг­ра­ли во дво­ри­ках и на ули­це. Дви­же­ние ав­то­мо­би­лей на до­ро­ге вдоль на­бе­реж­ной бы­ло ос­та­нов­ле­но. Боль­ше все­го на­ро­ду ско­пи­лось на уча­­с­т­­ке, ко­то­рый ухо­дит в оке­ан ме­­­т­ров на две­­­с­ти-три­­­с­та. Там по­ли­ция го­ро­да Лин­на раз­вер­ну­ла ки­оск, где ода­ри­ва­ла всех де­тей си­ни­ми и бе­лы­ми ша­ра­ми. Ме­­­ж­­ду тем пуб­ли­ка ком­форт­но ус­­­т­­р­­а­­и­ва­лась на тра­ве, рас­кла­ды­ва­ла шез­лон­ги и склад­ные сту­лья в пред­вку­ше­нии са­лю­та. Са­лют дол­жен был про­ис­хо­дить с бар­жи, ко­то­рая сто­­­я­ла ме­­­т­рах в трех­стах от бе­ре­га. Мы с сы­ном и вну­ка­ми по­гу­ля­ли сре­ди лю­дей, по­лу­чи­ли не­сколь­ко ша­ров, сфо­­­­т­о­­г­­­­р­­а­­фи­­ро­ва­лись. На де­ре­вян­ных под­­­­м­­ос­т­ках уже ожил ор­кестр. Бу­фет тор­го­вал на­пит­ка­ми по страш­ным це­нам. Я за­пла­тил за кро­шеч­ную бу­тыл­ку фрук­то­вой во­ды для Фи­ли два с по­ло­ви­ной дол­ла­ра. По­сколь­ку до са­лю­та ос­та­ва­лось бо­лее ча­са, мы по­шли к Бо­ре на квар­ти­ру. С бал­ко­на пре­крас­ный вид на оке­ан. Мы рас­се­лись на бал­ко­не, и вот -- са­лют на­чал­ся. Дол­жен ска­зать, что всю жизнь про­жи­вая в Мос­к­ве и на­блю­дая са­лю­ты в честь празд­ни­ков, я ни­­­­к­о­г­да не ви­дел столь пыш­но­го и при­вле­ка­тель­но­го зре­ли­ща, как здесь. Са­лют про­дол­жал­ся боль­ше ча­са. Фи­ля был в во­­­с­­т­ор­ге, хо­тя и вздра­ги­вал, ес­ли залп был осо­бен­но си­лен.
   По­ка мы раз­вле­ка­лись, в Лин­не от­клю­чи­лось элек­­­т­р­­и­­­че­­с­т­во. Все до­ма сто­­­я­ли тем­ны­ми, лиф­ты не ра­бо­та­ли, хо­ло­диль­ни­ки, ра­­з­­­­ум­­е­­ет­ся, то­же. Вни­зу под на­ми ки­пе­ла тол­па. На­ро­ду на на­бе­реж­ную на­еха­ла тьма-тьму­щая. Поч­ти все на ав­то­мо­би­лях. Разъ­езд про­дол­жал­ся не ме­нее двух ча­сов. Элек­­­т­р­­и­­­че­­с­т­во да­ли толь­ко ут­ром, но ни­ка­ких про­­­­и­­с­­­ше­­с­т­вий, вро­де бы, не про­изо­шло. Как ви­ди­те, и в Аме­ри­ке бы­ва­ют сбои.
   Хо­тя квар­ти­ра у нас хо­ро­шая, но вы­хо­дит она на про­ез­жую часть. Эта до­ро­га на­хо­дит­ся уже год в со­­­ст­о­­я­нии ре­мон­та и кон­ца ему не вид­но. Ас­фаль­то­вые уха­бы на ней не ху­же, чем в Из­май­ло­ве. А по­сколь­ку ма­шин в Лин­не не мень­ше, чем в Санкт-Пе­тер­бур­ге, то мо­же­те пред­ста­вить се­бе, ка­кой гро­хот мы слы­шим день и ночь.
   Идет к кон­цу моя зуб­ная эпо­пея. На­ко­нец-то я из­ба­вил­ся от всех верх­них зу­бов. Од­на­ко дол­жен ска­зать, что три по­след­них зу­ба да­лись мне тяж­ко. Вче­ра мне их уда­ли­ли, а се­год­ня я си­жу с от­е­­к­шей мор­дой и пью ан­ти­био­ти­ки. На­де­юсь, что вы­жи­ву. А ес­ли вы­жи­ву, то бу­ду про­дол­жать свои пись­ма. Се­год­ня 2 ав­­­­г­у­с­та -- день ро­­­ж­­­д­е­ния Шле­мо­ва. Дол­го и без­ус­пеш­но пы­тал­ся до­зво­нить­ся к не­му в Из­ра­иль. До Али­ка Зиль­бур­га до­зво­нил­ся лег­ко. Уж не при­клю­чи­лась ли с Саш­кой ка­кая-ни­будь не­при­ят­ная ис­то­рия... Он ведь та­кой не­за­щи­щен­ный.
  
   До­ро­гие род­­­­с­т­ве­­н­н­ич­ки,
   вот вам пись­мо с по­след­ни­ми но­­­­в­о­­с­­тя­ми.
   Се­год­ня пер­вое сен­­­т­я­­б­ря. Ка­лен­дар­ное ле­то кон­чи­лось. Здесь в Лин­не еще те­­­п­­ло. Дав­но не бы­ло до­­­­­ждя. Вче­ра мы с де­т­­ь­ми и вну­ка­ми от­пра­ви­лись в ле­со­парк под на­зва­ни­ем Лин­нвуд. Эта уже не пер­вая на­ша вы­лаз­ка. Со­би­ра­ли гри­бы, но боль­­­ш­и­­н­­ство при­шлось вы­бро­сить, так как или за­со­хли, или изъ­­­­­­ед­е­ны чер­вя­ми. По до­ро­ге в Лин­нвуд за­вер­ну­ли в овощ­ной ма­га­зин, где по слу­хам про­да­ва­лась го­лу­би­ка по 50 цен­тов за ко­роб­ку. Дей­­­­с­­тв­и­­те­ль­но она там бы­ла и мы взя­ли сра­зу по 10 ко­ро­бок. Так с яго­да­ми в ру­ках и от­пра­ви­лись в лес, где еще на ред­ких ку­­­с­тах ос­та­лась чер­ни­ка. Лин­нвуд рас­по­ло­жен на бе­ре­гу во­до­хра­ни­ли­ща, ко­то­рое пи­та­ет Линн. Ме­­­с­то очень кра­си­вое -- лес, ска­лы и гладь боль­шо­го озе­ра.
   Я уже на­столь­ко ос­ме­лел, что во­зил Ли­ну с на­ши­ми но­вы­ми зна­ко­мы­ми ту­да же не­де­лей рань­ше, и мы там на­бра­ли уй­му гри­бов, с по­мо­щью ко­то­рых Ли­на ук­ра­сит стол, ко­­­г­да при­дут ме­ня по­здрав­лять с 62-ле­ти­ем. По­ду­мать толь­ко, сколь­ко мне лет! Я по­мню, как в воз­рас­те лет трид­ца­ти пя­ти я вы­счи­ты­вал, как дол­го еще на­до про­жить, что­бы пе­ре­ва­лить че­рез двух­ты­сяч­ный год. Го­да скры­ва­лись за го­ри­зон­том. И вдруг я ока­зал­ся в но­вом ты­ся­че­ле­тии и в та­ком поч­тен­ном воз­рас­те. А мо­жет быть, это не я, а ка­кой-ни­будь мой двой­ник? Щи­­­п­­лю се­бя за раз­ные ме­­­с­та -- чув­­­­с­твую боль. Не-ет, все-та­ки это я. Ста­рый, без­зу­бый, как но­­­­в­­о­­­р­­ож­­ден­ный мла­де­нец. Но по­кры­тый гу­­­с­той шер­стью на гру­ди и спи­не, как ка­кой-ни­будь шим­пан­зе.
   Да... ле­то про­шло и ле­то мо­ей жиз­ни то­же про­шло. На­сту­пи­ла осень. Что же я ус­пел за ис­тек­ший год? Ведь мы уже год как в Аме­ри­ке! В смыс­ле ра­бо­ты -- ноль. На­прас­но я рас­счи­ты­вал, что ус­­­т­­­р­о­­ить­ся ра­бо­тать с мо­­­и­ми зна­­­н­и­­я­ми бу­дет лег­ко. Ви­ной все­му, ра­­з­­­­ум­­е­­ет­ся, от­­­с­у­­т­­ствие язы­ка. Но судь­ба уже ре­ши­ла ина­че. Про­ще. Судь­ба под­су­ну­ла мне с Ли­ной ва­ри­ант по­лу­чить ин­ва­лид­ность, что я и сде­лал за се­бя и за нее. При­шлось за­пол­нять мно­­­­ж­­е­­с­т­во бу­маг, хо­дить к док­то­рам, жа­ло­вать­ся на здо­ро­вье (что я тер­петь не­на­ви­жу). И вот, на­ко­нец, ре­зуль­тат -- мы по­лу­ча­ем вдво­ем 975 дол­ла­ров в ме­сяц и пла­тим за квар­ти­ру 275. В ре­зуль­та­те нам ос­та­ет­ся впол­не при­лич­ная сум­ма на про­корм и дру­гие тра­ты. И свет­лое бу­ду­щее впри­да­чу, так как мне да­ли ин­ва­лид­ность на семь лет. Ес­ли уда­­с­т­­ся про­жить еще три го­да, то мы ока­жем­ся уже в дру­гой ка­те­го­рии -- пен­­­с­и­­­о­­не­ров по воз­рас­ту.
   Итак, де­ше­вая квар­ти­ра у нас есть и пен­сия есть. Ма­ши­на есть и во­ди­тель­ские пра­ва у ме­ня уже есть. Ли­на сда­ва­ла эк­за­мен на во­­­ж­­­д­е­ние три ра­за. На­ко­нец ей по­вез­ло. Бог тро­­­и­цу лю­бит. Пос­ле ка­­­ж­­­д­о­го про­ва­ла она при­хо­ди­ла в та­ком по­дав­лен­ном со­­­ст­о­­я­нии и так дол­го не вы­хо­ди­ла из не­го, что я по­ду­мал: "Что ни го­во­ри­те, а ин­ва­лид­ность зря не да­ют!" Но вот и она сда­ла эк­за­мен. В об­щей слож­­­­н­о­с­ти обу­че­ние и сда­ча эк­за­ме­нов вы­ли­лось в пол­то­ры ты­ся­чи дол­ла­ров. Но что та­кое день­ги?! Ес­ли не зна­­­е­те, спро­си­те у Марк­са. А то не­ко­то­рые по­ня­тия не име­ют, что та­кое день­ги и го­во­рят: день­ги это во­да. Так го­во­рят те, у ко­го день­ги ни­­­­к­о­г­да не во­ди­лись. День­ги в со­че­та­нии со здо­­­ро­­­вь­ем спо­соб­ны дать ощу­ще­ние, ко­то­рое мы на­зы­ва­ем сча­­­с­­­ть­ем. По­мни­те фор­му­лу: "Ком­му­низм есть со­вет­ская власть плюс элек­три­фи­ка­ция всей стра­ны?." А вот дру­гая, бо­лее при­зем­лен­ная фор­му­ла: "Сча­­­с­тье есть день­ги плюс здо­ро­вье!" То, что обе фор­му­лы глу­пые, лег­ко до­ка­зать, про­ве­рив сло­же­ние вы­чи­та­ни­ем. По­лу­чит­ся, что здо­ро­вье рав­но сча­­­с­тью, из ко­то­ро­го вы­чи­та­ют­ся день­ги. По­сколь­ку та­кое сча­­­с­тье ни­ко­го не ус­­­т­­р­­а­­и­ва­ет, мы при­хо­дим к оче­ред­ной на­род­ной му­­­д­­­ро­с­ти в ви­де иди­от­ской фор­му­лы: "Не в день­гах сча­­­с­тье"... Я бы до­ба­вил, ко­­­г­да их ма­ло или нет со­­­в­сем.
   Од­на­ко вер­нем­ся к на­шим ба­ра­нам, или как го­во­рят ан­­­г­­­­ли­­ча­не, -- к на­шим со­ля­ным ко­пям. На всём пе­ре­чис­лен­ном на­ши до­сти­же­ния не кон­ча­ют­ся. Мы уже при­об­ре­ли ди­ван за 700 дол­ла­ров. Хо­ро­шей кон­­­­с­т­ру­к­ции и ши­ро­кий. Мо­жем при­нять на ноч­лег су­­­п­­­­ру­­же­с­кую па­ру. Ку­пи­ли сто­лик под ком­­­­п­­ь­ю­тер. Очень удоб­ный. Вот я сей­час си­жу за ним и со­чи­няю вам оче­ред­ное пись­ме­цо. Все де­сять при­ве­зен­ных кар­тин уже вста­ви­ли в рам­ки, ко­то­рые ку­пи­ли на ме­ст­ной ба­ра­хол­ке и на ярд-сей­лах (это то­же ба­ра­хол­ка но у кон­крет­но­го хо­­­з­я­­и­на до­ма). В ре­зуль­та­те вся ра­бо­та по об­рам­ле­нию кар­тин нам сто­­­и­ла по 12 дол­ла­ров за шту­ку. А ес­ли бы мы за­ка­за­ли это де­ло в ма­­­с­­т­ер­ской, то за­пла­ти­ли бы по 150 дол­ла­ров за од­ну рам­ку, ибо здесь труд це­нит­ся чрез­вы­чай­но вы­со­ко и об­ла­га­ет­ся очень вы­со­ки­ми на­ло­га­ми. Чаш­ка ко­фе, ко­то­рую вы за­­­­в­­а­­­ри­­ва­е­те са­ми, сто­ит вам пять цен­тов. Эта же чаш­ка ко­фе в ка­фе мо­жет сто­ить в за­­­­в­­и­­­си­­мо­с­ти от пре­­­ст­и­­ж­­но­с­ти ка­фе до пя­ти дол­ла­ров.
   Для то­го что­бы сти­му­ли­ро­вать ра­бо­ту моз­га, я по­ехал в го­род На­хант, ко­то­рый рас­по­ло­жен ря­дом на по­­­­л­у­­о­­с­­т­ро­ве, и пред­ло­жил се­бя во­лон­те­ром в на­уч­но-ис­сле­до­ва­тель­ской мор­ской ла­бо­ра­то­рии. Но по­ка, не­­­см­о­­т­ря на мое вну­ши­тель­ное ре­зю­ме, мне ник­то не зво­нил. Мо­жет быть, счи­та­ют, что я уже вы­жил из ума по ста­­­р­о­­с­ти и не сто­ит со мной свя­зы­вать­ся...Я, при­знать­ся, и сам не знаю, хо­чет­ся ли мне ра­бо­тать. Но бо­юсь ле­­­­н­о­с­ти ума. Не­­­­р­­а­­­бо­­та­ю­щий ум сти­му­ли­ру­ет ма­­­р­а­­з­­­м­а­­т­и­че­с­кие стар­­­­ч­е­с­кие яв­ле­ния и спо­­­с­о­­б­­­ст­ву­ет преж­де­вре­мен­но­му ста­ре­нию и од­рях­ле­нию ор­га­низ­ма. Это не мои до­мыс­лы, а до­ка­за­но на­укой. По этой же при­чи­не мы с Ли­ной про­дол­жа­ем уче­бу в кол­ле­дже. Хо­тя ус­пе­хи в язы­ке бо­лее, чем скром­ные, бу­дем ка­раб­кать­ся вверх, по­ка хва­тит сил. На­ча­ло за­ня­тий 5 сен­­­т­я­­б­ря. Три ра­за в не­де­лю по три ча­са ве­че­ра­ми. Плюс один-два уро­ка с во­лон­те­ра­ми или за день­ги с ут­ра. В це­лом по­лу­ча­ет­ся не­пло­хая на­груз­ка. Нуж­но толь­ко боль­ше смо­­­т­реть те­ле­ви­зор. По­ка без под­строч­ни­ка де­ло идет ху­же не­ку­да.
   За­кон­чил два рас­ска­за, ко­то­рые пла­ни­ро­вал на­пи­сать еще в Рос­сии. Не мо­гу ска­зать, что я от них в во­­­с­­т­ор­ге, но чи­тать, вро­де бы, мож­но. По­слал часть мо­их ма­­­­т­е­­р­и­а­лов в жур­нал "Ве­с­­т­ник". Кое-что уже не при­ня­ли, но я еще те­шу се­бя на­­­­д­­е­ж­дой, что хоть что-ни­будь на­пе­ча­та­ют. Мне это здесь очень-очень важ­но. То­­­г­да бы я от­ва­жил­ся ус­­­т­­­ро­ить ве­чер по­эзии и про­зы.
   Ка­кие са­мые яр­кие вос­по­ми­на­ния о ле­те? Как го­во­рят в Одес­се, что­бы осо­бен­но яр­кие, -- та­ки нет! Вот те­перь, до­ро­гая ма­ма, мож­но и опи­сать на­ше жи­лье. Пя­тый этаж. Из ок­на ви­ден оке­ан и плы­ву­щие по не­му ко­раб­ли, но до оке­­­а­на да­ле­ко. Од­на­ко бриз ча­­­с­то пах­нет во­до­рос­ля­ми и ры­бой. Пря­мо под на­ми пре­крас­ная пло­щад­ка со ска­ме­еч­ка­ми и рас­ту­щи­ми во­круг них де­­­ре­­­­в­ь­я­ми. Че­рез узень­кую ули­цу со­вре­мен­ное зда­ние кол­ле­джа. Во­круг не­го раз­бит парк, рас­тут да­же со­сны и опять-та­ки есть ска­мей­ки, так что мож­но по­си­деть в жар­кий день в те­ни с книж­кой. Дом наш име­ет фор­му утю­га, по­че­му его все рус­ские и на­зы­ва­ют утю­гом. Мы жи­вем в ос­­­т­рой ча­­­с­ти утю­га, вы­хо­дя­щей на пло­щадь, из ко­то­рой ус­­­т­­р­­ем­­­л­я­ют­ся и в ко­то­рую вли­ва­ют­ся два по­то­ка ма­шин. Гру­зо­вые ма­ши­ны про­из­во­дят не­имо­вер­ный гро­хот, ко­то­рый не смол­ка­ет да­же позд­ним ве­че­ром. Не­боль­шое за­ти­шье на­сту­па­ет ча­са в три но­чи. Я ду­мал, что Ли­на бу­дет пси­хо­вать из-за шу­ма и пор­тить мне и се­бе не­рвы. Ведь в Мос­к­ве сто­­­и­ло скрип­нуть по­лу или уро­нить со­се­дям лож­ку на пол, как на­чи­на­лись раз­го­во­ры, что её раз­бу­ди­ли и она всю ночь за­снуть не мог­ла. А здесь в этом ад­ском гро­хо­те она встав­ля­ет проб­ки в уши и дрых­нет без зад­них ног с две­над­ца­ти до ше­­­с­ти-се­ми. По­том она вста­ет, и так как пол у нас по­крыт кар­пе­том (ко­­­в­ром для тех, кто не зна­ет ан­­­г­­л­и­й­­ско­го), я не слы­шу её ша­гов. За­то уни­таз у нас по прин­ци­пу дей­­­­с­твия и шу­му на­по­ми­на­ет ми­но­мет. Ты да­вишь на га­шет­ку -- и он стре­ля­ет. По­сколь­ку по­па­да­ние в от­вер­стие для сли­ва точ­ное, то по­ка мы вы­хо­дим из ту­­­а­­­ле­та чи­­­с­­­ты­ми и су­хи­ми. Я то­же при­вык к шу­му до­воль­но бы­­­­с­­т­ро. Ин­те­рес­но, что днем, ес­ли уда­ет­ся за­ва­лить­ся по­спать (ах, ка­кое это бла­­­ж­е­­н­­ство -- по­спать днем!), весь этот шум не уг­не­та­ет.
   Вну­ки два ме­ся­ца про­ве­ли в ла­ге­ре, ко­то­рый здесь ус­­­т­­­ро­ен сво­­­е­­­о­­б­­раз­но. Их от­во­ди­ли на ав­то­бус в во­семь ут­ра, по­том ав­то­бус ехал час до ла­ге­ря. Око­ло че­ты­рех ав­то­бус вез их об­рат­но, и кто-ни­будь из нас их обя­за­тель­но встре­чал. А сто­­­и­ло это удо­воль­ст­вие ты­ся­чу дол­ла­ров на дво­их. Уч­ти­те, что при этом Да­ша по­лу­чи­ла скид­ку на 50%. Как я уже го­во­рил, все ус­лу­ги в Аме­ри­ке сто­ят до­ро­го. По­это­му ка­­­ж­­дый из нас, при­быв­ших, ста­ра­ет­ся, на­сколь­ко это воз­мож­но, де­лать всё са­мо­му. По­на­ча­лу вну­ки воз­вра­ща­лись до­мой го­ло­дны­ми с по­ло­ум­ны­ми гла­за­ми, ни на что не ре­­­а­­­­ги­­­р­о­ва­ли и ве­ли се­бя воз­­­­б­­у­­ж­д­ен­но-без­­­об­­р­аз­но. По­том все-та­ки при­учи­лись не­мно­го есть из сум­ки, ко­то­рую Да­ша сна­ря­жа­ла ка­­­ж­­дое ут­ро и про­цесс по­шел. У Кри­­­с­­­ти­ка бы­ло две но­чев­ки в ла­ге­ре, так для не­го это бы­ло Со­бы­ти­ем, к ко­то­ро­му тща­тель­но го­то­ви­лись. Для Фи­лип­па ко­нец ла­гер­ной жиз­ни был ом­ра­чен. Он сто­ял ря­дом с маль­чи­ком, ко­то­рый раз­ма­хи­вал ме­­­т­а­­л­­­ли­­че­с­кой би­той (я еще пло­хо раз­би­ра­юсь в аме­ри­кан­ских иг­рах. Знаю толь­ко, что би­той нуж­но от­бить силь­но бро­шен­ный в те­бя мяч) Так вот, этой би­той Фи­ля по­лу­чил по го­ло­ве. Брыз­ну­ла кровь и его от­пра­ви­ли сроч­но в го­­­с­­­пи­таль. Там на­ло­жи­ли швы и вы­зва­ли Да­шу. Да­ша при­мча­лась в бес­со­зна­тель­ном со­­­ст­о­­я­нии. Ей мно­го не на­до, что­бы впасть в пси­­­­х­о­­п­­ат­­ство. К сча­­­с­тью, кровь уже ос­та­но­ви­ли и она от­вез­ла сы­на до­мой.
   Дней де­сять в ав­­­­г­у­с­те ока­за­лись не­при­ят­но жар­ки­ми. Од­ну ночь я во­об­ще про­ле­жал под две­рью в ко­ри­дор. Кон­­­­д­и­­ц­и­о­нер мы не ку­пи­ли во-вре­мя, а в жа­ру за ни­ми сто­­­я­ли оче­ре­ди. Кста­ти, по ус­ло­ви­ям про­жи­ва­ния в на­шем до­ме мы не име­ем пра­ва поль­зо­вать­ся кон­­­­д­и­­ц­­и­­о­не­ром, ко­то­рый вы­со­вы­ва­ет­ся из ок­на и пор­тит внеш­ний вид ис­­­­т­­о­­­ри­­­че­­с­ко­го па­мят­ни­ка. В на­ча­ле ве­ка зда­ние при­над­ле­жа­ло обув­ной фа­­­б­­­ри­ке, но, как я уже упо­ми­нал, фа­­­б­­­ри­ка сго­ре­ла, а ка­мен­ный ос­тов вос­ста­но­ви­ли и вну­­­т­ри обо­ру­до­ва­ли под жи­льё. Как след­­­­с­твие пе­ре­строй­ки из за­вод­ско­го по­ме­ще­ния, в до­ме все квар­ти­ры раз­ные, по­тол­ки у стен на метр вы­ше, чем вну­­­т­ри ком­на­ты, гео­­­м­е­­т­рия по­ме­ще­ний мо­жет быть са­мой раз­но­об­раз­ной. Но у нас на­­­ст­о­­я­щая стан­дарт­ная квар­ти­ра с боль­ши­ми шка­фа­ми, ку­да уп­ря­та­ли ба­рах­ло. Сер­виз, вер­нее его ос­­­т­а­в­­ш­а­я­ся пос­ле пу­­­­т­­е­­­ше­­с­т­вия часть, раз­­­м­е­­­с­­ти­лась в ку­хон­ном шкаф­чи­ке. Так что "гор­кой" здесь и не пах­нет. Да и не при­ня­то вы­став­лять по­су­ду, ес­ли толь­ко она не му­зей­но­го уров­ня, на­по­каз. Кста­ти, я не знаю, ка­кой по­су­дой поль­зу­ет­ся сред­няя аме­ри­кан­ская се­мья. Су­дя по то­му, что я ви­жу в ма­га­зи­не ар­мии спа­се­ния, на ярд-сей­лах и в от­дель­ных не­­­с­п­е­­ц­­и­­­­а­­­ли­­зи­­ро­ван­ных уни­вер­ма­гах, -- это гнус­но­го ви­да и ка­­­­ч­­е­­с­т­ва гли­на. Та­рел­ки тя­же­лые, как чу­гун. Ро­­­с­пись убо­гая. Чаш­ки, как в пи­­­о­­н­ер­ском ла­ге­ре. Ка­кие там ки­тай­ские це­ре­мо­нии с ча­ем! Все по­ку­па­ют чай в па­ке­ти­ках, ко­то­рые за­ли­ва­ют ки­пят­ком, а ес­ли вы хо­ти­те по­пить хо­ро­ше­го чая, то ми­­­­л­о­с­ти про­сим в Бо­­­с­тон, в спе­­­ц­и­­­а­­­­л­и­­­зи­­ро­ван­ное ка­фе, где с вас за ча­шеч­ку при­лич­но­го чая с пи­рож­ным сде­рут бо­лее де­ся­ти дол­ла­ров. Но мы на­шли ка­фе не­да­ле­ко от нас, где не­дав­но уго­­­с­­­ти­лись раз­ны­ми пи­рож­ны­ми по пол­то­ра дол­ла­ра за шту­ку (до­воль­но вкус­ные) и раз­ны­ми сор­та­ми ко­фе, ко­то­рые мож­но бы­ло на­лить в чаш­ки раз­ме­ром с дет­ский ноч­ной гор­шок. За­пла­тив пол­то­ра дол­ла­ра за чаш­ку мож­но бы­ло упить­ся этим ко­фе, так как на сто­ле сто­­­я­ло пять ко­фей­ни­ков с раз­ны­ми сор­та­ми ко­фе и не­сколь­ко бу­ты­лок со слив­ка­ми, мо­ло­ком и про­чим. Но сколь­ко мо­жет нор­маль­ный че­ло­век вы­пить ко­фе с мо­ло­ком или со слив­ка­ми? Я лич­но, вы­пил три ра­за по пол­чаш­ки и боль­ше не смог. Ли­на по­зво­ли­ла се­бе на­пить­ся до от­ва­ла. То ли слив­ки бы­ли слиш­ком жир­ны­ми, то ли пе­чень ста­ла у ме­ня ре­­­а­­­­ги­­ро­вать на еду, но мне при­шлось, при­дя до­мой, вы­пить ак­ти­ви­ро­ван­но­го уг­ля. Толь­ко пос­ле это­го я се­бя по­­­ч­у­­в­­­ст­во­вал луч­ше. Как и в Рос­сии, до­маш­няя еда са­мая вкус­ная и са­мая без­опас­ная.
   Что­бы не за­цик­ли­вать­ся на еде, а это -- те­ма не­­­­и­с­­ч­­ер­­па­е­мая, ска­жу, что на­ши маль­чиш­ки за­го­во­ри­ли по-ан­­­г­­л­ий­ски. Как же от­рад­но слы­шать, как они ще­бе­чут ме­­­ж­­ду со­бой и с при­яте­ля­ми! Нам уже ни­­­­к­о­г­да их не до­гнать, ибо они го­во­рят бег­ло и столь же бы­­­­с­­т­ро по­ни­ма­ют.
   Ес­ли у ма­лень­ких де­тей ус­пе­хи на­ли­цо, то про взрос­лых де­тей это­го не ска­жешь. Да­ша со сто­на­ми хо­дит в яс­ли, нян­чит мла­ден­цев, тер­пит уни­же­ние от ко­рен­ных аме­ри­ка­нок и по­том вы­­­п­л­е­­с­­­к­и­ва­ет свое не­удо­воль­ст­вие и оби­ды на му­жа. Мы в их от­но­ше­ния не вле­за­ем, хо­тя Ли­на ино­­­г­да не удер­жи­ва­ет­ся от ос­­­т­рых ком­мен­та­ри­ев по по­во­ду Да­ши­ных вы­ска­зы­ва­ний. Да­ши­но тщес­ла­вие не да­ет ей и нам по­коя: ей нуж­но во­дить де­тей во все круж­ки, во все сек­ции, ни один учи­тель не до­сто­ин та­лан­тов Кри­­­с­­­ти­ка, шко­лы пло­хие, де­ти ту­пые, муж за­ра­ба­ты­ва­ет ма­ло де­нег. От­да­ли де­тей в Хи­лель-Ака­де­мию. Там, ви­ди­те ли, кон­тин­гент по­чи­ще, чем в го­род­ской шко­ле. Она до­би­лась пе­ре­во­да де­тей и те­перь не­до­воль­на, что Кри­­­с­­­ти­ка не учат ма­те­ма­ти­ке, а учат ив­ри­ту и то­ре.
   Сын по­тя­нул спи­ну на ра­бо­те и по­шел к вра­чу. Врач его дер­жал на бюл­ле­те­не два ме­ся­ца. Он по­лу­чал 800 дол­ла­ров еже­ме­сяч­но и яв­но не спе­шил при­сту­пать к сво­им обя­­­з­а­­н­­но­с­тям. А там не ста­ли его ждать и от­да­ли его ме­­­с­то дру­го­му. Те­перь он сно­ва бу­дет ра­бо­тать в ноч­ную сме­ну. Зна­­­е­те, есть лю­ди, ко­то­рых жизнь учит, учит, а им не идет впрок уче­ба. Их жизнь -- сплош­ная цепь оши­бок и ра­­­зо­­­­ча­­­р­о­ва­ний, в ко­то­рых все­­­г­да ви­но­ва­ты дру­гие.
   Я про­жи­той жиз­нью впол­не до­во­лен. Мно­гое, что я хо­тел сде­лать, мне уда­лось. Я не до­бил­ся из­­­ве­­­с­т­­но­с­ти, ме­ня не зна­ют ни в Рос­сии, ни в Аме­ри­ке, но ведь я не об­ла­дал ни­­­­к­о­г­да спо­­­с­о­­б­­но­с­тью к ка­торж­но­му тру­ду. Ха­рак­тер у ме­ня мяг­кий, поч­ти жен­ский. Я сен­ти­мен­та­лен и слез­лив. Не на­де­лен хра­­­б­­­ро­с­тью, фи­­­­з­­и­­че­с­кой си­лой и вы­­­н­о­­с­­­ли­­во­с­тью. Жад­но­ват, не­до­ста­точ­но че­­­с­тен. Ни во что по-на­­­ст­о­­­я­­ще­му не ве­рю, и по­то­му раз­ре­шаю се­бе со­вер­шать не­при­лич­ные по­ступ­ки. А хо­тел бы быть че­ст­ным, ве­ли­ко­душ­ным, ще­­­д­рым, силь­ным, та­­­ла­н­­­т­­ли­вым. Но од­но­го сла­бо­го же­ла­ния не­до­ста­точ­но. Те­перь, на за­ка­те жиз­ни я тре­бую у сво­их де­тей и вну­ков про­яв­ле­ния ка­честв, ко­то­ры­ми сам ни­­­­к­о­г­да не об­ла­дал. Ну, не смеш­но ли? А спра­вед­ли­во ли, что дру­гие, об­ла­дая все­ми по­ло­жи­тель­ны­ми ка­­­­ч­­е­­­с­­т­ва­ми, ко­то­рые я пе­ре­чис­лил, то­же ни­ко­му не из­­­ве­­­ст­ны ни в Рос­сии, ни в Аме­ри­ке? А кто ска­зал, что ус­пе­ха все­­­г­да до­би­ва­ют­ся до­стой­ные? Как раз на­обо­рот! Бес­че­ст­ные, жад­ные и хи­­­т­рые, ин­­­т­­­­ри­­га­ны и про­­­х­в­о­с­ты, во­­­р­у­­ю­щие ин­тел­лек­ту­аль­ную соб­­­­с­т­ве­н­ность у про­сто­душ­ных ге­ни­ев и вы­­­д­а­­ю­щие её за свою. У ко­го са­мый тол­стый де­неж­ный ме­шок? -- У че­ло­ве­ка, уме­­­ю­­­ще­го по­лу­чать не­за­кон­ную при­быль и ухо­дить от на­ло­гов... Вот ка­кие мыс­ли при­хо­дят на ум на ис­хо­де ле­та.
   И вот на­сту­пи­ла осень. От­нюдь не уны­лая по­ра. Бес­ко­неч­ное ба­бье ле­то и очей оча­ро­ва­нье. Осень здесь мяг­кая, как лю­бов­ни­ца, ко­то­рой лет под пять­де­сят, ко­то­рая му­­­д­ра и за­­­д­у­­­м­­чи­ва, мно­гое про­ща­ет и ни на что не пре­тен­ду­ет, с ко­то­рой при­ят­но про­во­дить вре­мя, и серд­це твое ку­па­ет­ся в лег­ких и спо­кой­ных вол­нах люб­ви пе­ред тем, как со­вер­шен­но ус­по­ко­ить­ся.
   Как я ни ста­рал­ся ус­­­т­­­ро­ить что-ни­будь ин­те­рес­ное на свой день ро­­­ж­­­д­е­ния, все рав­но ни­че­го и не вы­шло. Ко­неч­но со­бра­лись не мои до­ро­гие дру­зья, а лю­ди слу­чай­но встре­чен­ные в этой но­вой жиз­ни. При от­­­с­у­­т­­ствии осо­бен­но­го вы­бо­ра и то не пло­хо. Од­на­ко ко­­­г­да я ре­шил пре­кра­тить бол­тов­ню ни о чем и про­честь не­боль­шой рас­ска­зик, что­бы по­за­ба­вить го­­­с­тей, моя лю­без­ная же­на сде­ла­ла всё, что­бы от­ра­вить мне эти не­сколь­ко ми­нут. По­ка я чи­тал, она не­пре­рыв­но па­ри­ла над сто­лом и без кон­ца пот­че­ва­ла го­­­с­тей. Как буд­то слу­шая ме­ня, они бы­ли обя­за­ны не­пре­рыв­но же­вать. Я бро­сил чи­тать и рас­стро­ил­ся. По­лу­чи­лась глу­пая сце­на, по­то­му что кто-то из го­­­с­тей стал уп­ра­ши­вать чи­тать даль­ше. А мне уже бы­ло про­тив­но. Про­тив­но, что я вы­гля­дел на­ду­тым ду­ра­ком, на­силь­но су­­­ю­щим лю­дям свою пи­са­ни­ну. Но, че­ст­ное сло­во, я уже не маль­чик и спо­со­бен от­ли­чить хо­ро­шую про­зу от пло­хой. И от­­­в­е­­т­­­ств­ен­но за­яв­ляю, что моя про­за -- не­пло­хая, а ме­­­с­­­та­ми и очень да­же хо­ро­шая. Глав­ное, Ли­на да­же не по­ни­ма­ет, (или не же­ла­ет по­ни­мать) что сво­им от­но­ше­ни­ем к мо­­­е­му твор­­­­ч­­е­­с­т­ву она ни мне, ни се­бе че­­­с­ти не де­ла­ет. Не­­­­­­уж­е­ли текст, над ко­то­рым я ду­мал, ко­то­рый я ана­ли­зи­ро­вал и шли­фо­вал, ху­же празд­ной бол­тов­ни о ве­щах и со­бы­ти­ях, ко­то­рые мои го­­­с­ти и моя же­на да­же не по­тру­ди­лись ма­ло-маль­ски ос­мыс­лить?
   Окон­чи­лось за­сто­лье, как все­­­г­да, сто­­­я­­­ни­ем пе­ред ра­ко­ви­ной и мы­т­­ь­ем бес­ко­неч­ной по­су­ды под ак­ком­па­не­мент ед­ких за­ме­ча­ний ми­лой су­­­п­­­ру­ги, что я су­юсь с ни­ко­му не ин­те­рес­ным рас­ска­зом о сво­ей жиз­ни (на­шей жиз­ни!) в быв­шем "поч­то­вом ящи­ке". и не даю лю­дям по­есть. Я по­кор­но мыл по­су­ду и ду­мал о сво­ем, что­бы не взо­рвать­ся и не на­го­во­рить ей рез­­­­к­о­с­тей и тем са­мым ока­зать­ся не­бла­го­дар­ным по от­но­ше­нию к ней, ко­то­рая столь­ко тру­ди­лась, го­то­вя еду.
   Здесь, как и вез­де, все хо­тят, что­бы ты был как все! На то есть аме­ри­кан­ский стан­дарт. Пло­хое на­­­стр­о­­е­ние нуж­но скры­вать и все­­­г­да всем улы­бать­ся. Как бы ни бы­ли пло­хи твои де­ла, ты дол­жен от­ве­чать, что всё у те­бя О'К. Нуж­но обя­за­тель­но пу­­­­т­­е­­­ш­е­­с­­т­во­вать и при этом мно­го фо­то­гра­фи­ро­вать. Нуж­но при­гла­шать "дру­зей" и де­лить­ся с ни­ми впе­­­ч­а­­т­­­ле­­ни­я­ми о по­езд­ке. Ес­ли ты про­чел кни­гу, на­хо­дишь­ся под впе­чат­ле­ни­ем про­чи­тан­но­го и хо­чешь об этом се­р­­ь­­­ез­но по­го­во­рить, то ты бо­лен и те­бе на­до ид­ти к пси­­­­х­о­­а­­­­н­а­­ли­ти­ку.
   А ес­ли ты не­до­во­лен чем-то в США, то ты -- про­сто ду­рак и дол­жен си­деть и слу­шать тех, кто про­жил здесь де­сять лет и всё-всё зна­ет луч­ше те­бя. Ле­­­к­а­­р­­ства здесь са­мые луч­шие, вра­чи са­мые луч­шие, про­дук­ты са­мые луч­шие и са­мые вкус­ные -- смо­­­т­ри ка­кие все хо­дят тол­стые! Аме­ри­ка на­столь­ко бо­га­та, что она не мо­жет по­зво­лить се­мье из че­ты­рех че­ло­век жить в двух­ком­нат­ной квар­ти­ре (од­на спаль­ня) -- всю эту хре­но­тень ве­щал нам Лю­бин му­жик, и мы, как олу­хи слу­ша­ли его и ис­ка­ли для сы­на с де­т­­ь­ми трех­ком­нат­ную квар­ти­ру (две спаль­ни) и не мог­ли най­ти. В ре­зуль­та­те пос­ле при­ез­да они жи­ли у нас пол­то­ра ме­ся­ца и ни­ко­го не за­бо­ти­ло, что в двух­ком­нат­ной квар­тир­ке жи­вет шесть че­ло­век. А по­том сын на­шел опять-та­ки двух­ком­нат­ную квар­ти­ру, в ко­то­рой жи­вет уже год, и ни­ко­му нет де­ла, что у не­го проб­ле­мы с жиз­нен­ным про­­­стр­а­­н­­ством.
   Я по­зна­ко­мил­ся здесь с од­ной ин­те­рес­ной судь­бой. Креп­кая, вы­со­кая ста­ру­ха вось­ми­де­ся­ти пя­ти лет. Бы­ла ре­­­п­­р­­ес­­­­с­и­­ро­ва­на и жи­ла с му­жем в Ка­зах­ста­не. По­том, на­ка­ну­не вой­ны ей бы­ло раз­ре­ше­но вер­нуть­ся в Ле­нин­град. Пос­ле на­ча­ла вой­ны она по со­ве­ту хо­ро­шей жен­щи­ны по­ку­па­ла су­ха­ри и тем спас­ла трех сво­их де­тей от го­ло­дной смер­ти в те­че­ние бло­ка­ды. Пос­ле окон­ча­ния вой­ны она од­­­­н­­а­ж­ды из-за пло­хой ра­бо­ты транс­пор­та опоз­да­ла с му­жем на двад­цать ми­нут на ра­бо­ту. За это им при­су­ди­ли по пять лет тюрь­мы. Де­тей при этом от­пра­ви­ли в спец­­­р­а­­­с­­­п­р­е­­де­ли­тель, от­ку­да они долж­ны бы­ли быть пе­ре­ве­де­ны в дет­ский дом. Её де­ти про­шли че­рез страш­ный дет­при­ем­ник-рас­пре­де­ли­тель. Её стар­ший сын, ко­то­рый стал док­то­ром на­ук и чи­та­ет лек­ции на ан­­­г­­л­ий­ском язы­ке по тер­мо­ди­на­ми­ке в Бо­­­с­­­то­не, на­пи­сал о сво­ем страш­ном дет­­­­с­тве кни­гу, ко­то­рую ча­­­с­­т­ич­но опуб­ли­ко­ва­ли в жур­на­ле "Ок­тябрь" -- Пес­ни За­дри­пан­но­го Дэ­­­­п­э­­э­­ров­ца. Это му­­­д­рое на­зва­ние при­ду­ма­ли при­дур­ки из ред­кол­ле­гии жур­на­ла. Я чи­тал этот ро­ман и мо­роз про­ди­рал по ко­же. И это не­­­см­о­­т­ря на то, что всё, ка­­­с­а­­­ю­­ще­е­ся ан­ти­се­ми­тиз­ма и ос­таль­ных со­вет­ских пре­­­л­е­­с­тей, бы­ло вы­ре­за­но. И это бы­ло сде­ла­но в 1990 го­ду, ко­­­г­да мы на­блю­да­ли по те­ле­ви­зо­ру три­ум­фаль­ное ше­­­­с­­т­вие пе­ре­строй­ки! Ну как тут не по­ве­рить, что пе­ре­строй­ка -- все­го лишь ма­­­с­­­ка­рад, жал­кий ма­­­с­­­ка­рад! Но я еще не все ска­зал. Её сын сам пе­ре­вел эту кни­гу, уже без ку­пюр на ан­­­г­­л­ий­ский язык и из­дал за свой счет. И что? Да ни­че­го! Один из его кол­лег ку­пил кни­гу, про­чел и спро­сил со сле­за­ми на гла­зах: "Не­­­­­­уж­е­ли всё это прав­да?" Вот весь итог. Сто­ит за­ду­мать­ся о ро­де че­­­­л­­о­­­ве­­че­с­ком, о со­­­ч­у­­в­­ствии, о все­силь­ном зле и ма­ло­душ­ном и сла­бом до­­­­­бре, о том, что Бог за­был нас, мах­нул на всё ру­кой -- раз­би­рай­тесь са­ми. А ко­­­г­да по­­­­у­м­­н­е­е­те -- при­хо­ди­те ко мне, по­го­во­рим.
  
   До­ро­гая Ма­рия Ио­си­фов­на.
   На­ста­ло вре­мя, ко­­­г­да я мо­гу го­во­рить о слу­чив­шем­ся страш­ном го­ре и вы­раз­ить жал­кие сло­ва со­­­ч­у­­в­­ствия. Во-пер­вых, я про­шу про­ще­ния, что не смог до­зво­нить­ся к Вам сра­зу пос­ле по­лу­че­ния это­го страш­но­го из­­­в­е­­с­тия. В том не моя ви­на. У нас то­же слу­чи­лась страш­ная тра­ге­дия, хо­тя ник­то из близ­ких не по­стра­дал. В ре­зуль­та­те тер­­­­р­­о­­­ри­­­с­­ти­че­с­ких ак­тов и раз­ру­ше­ний вы­шла из строя те­ле­фон­ная сеть на­ше­го шта­та. Я мог лишь по­слать те­­­­л­е­­г­­рам­му, но знаю, что те­­­­л­е­­г­­рам­мы то­же не до­хо­дят. По­это­му я по­слал пись­мо Се­ре­же с на­­­­д­­е­ж­дой, что он вам рас­ска­жет о си­­­т­у­­а­ции в США.
   Но всё это ме­ло­чи, а глав­ное, что Лю­доч­ки боль­ше с на­ми нет. И мое серд­це но­ет, по­то­му что я очень лю­бил её. Мне так нра­ви­лось, как она сме­ет­ся, улы­ба­ет­ся. Для ме­ня все­­­г­да по­езд­ка к вам бы­ла празд­ни­ком, по­то­му что я знал, что уви­жу её. Ес­ли бы я не был же­нат, я не­пре­мен­но про­сил бы её стать мо­ей же­ной. И вот, ни­че­го не ос­та­лось, кро­ме слад­ких вос­по­ми­на­ний о ней.
   Жжет ме­ня од­на мысль, что все­го это­го мог­ло бы не быть, ес­ли бы она не по­шла на уда­ле­ние ме­ла­но­мы. Я уз­нал от зна­­­ю­щих вра­чей здесь, что уда­ле­ние ме­ла­но­мы в 15% слу­ча­ев да­ет ура­ган­ное раз­ви­тие ра­ка, в то вре­мя как с ме­ла­но­мой мож­но жить и жить дол­гие го­ды.
   Но что те­перь со­жа­леть, ко­­­г­да де­ло сде­ла­но и итог из­­­в­е­­с­тен.
   Дай вам Бог сил и здо­ро­вья вы­не­сти всё и по­ста­вить на но­ги внуч­ку На­та­шень­ку.
   Я очень про­шу Се­ре­жу пе­ре­дать Вам мое пись­мо и на­де­юсь, что Вы ме­ня про­сти­те.
   С ис­крен­ним ува­же­ни­ем и лю­бо­вью
   Олег
  
   Здрав­­­­с­т­ву­й­те, до­ро­гие мои!
   Се­год­ня пер­вое но­­­­я­­б­ря. Све­тит ла­­­с­­­ко­вое осен­нее солн­це, оке­ан спо­ко­ен. При­ме­ты осе­ни толь­ко лишь в пе­­­­с­­т­ром убо­ре ку­­­с­тов и де­­­ре­­­вь­ев. На бе­рег оке­ан вы­нес мас­су во­до­рос­лей и вся­­­­ч­е­с­кий че­­­­л­­о­­­ве­­че­с­кий му­сор. За­пах раз­­­­л­а­­г­­а­ю­­щих­ся во­до­рос­лей не­при­ятен, но кар­ти­ны, ко­то­рые от­лив ос­тав­ля­ет на пе­­­с­ке -- по­­­т­р­я­­с­а­ю­щая гра­фи­ка, ис­пол­нен­ная се­пи­ей и ко­рич­не­вым со­усом. Гу­лял с фо­то­ап­па­ра­том пол­то­ра ча­са, фо­то­гра­фи­ро­вал. Раз­мыш­лял о жиз­ни. Не­дав­но кто-то слу­шал но­­­­в­о­с­ти из Рос­сии. По­го­да там от­вра­ти­тель­ная, снег с до­­­­­ждем. Я жи­во пред­ста­вил грязь, ко­то­рую все та­щат с ули­цы в подъ­ез­ды, вспом­нил на­шу ле­ст­ни­цу с ис­пи­сан­ны­ми сте­на­ми, не­де­ля­ми не мо­­­ю­­щ­и­е­ся ле­ст­нич­ные пло­щад­ки, лифт, в ко­то­ром ре­гу­ляр­но мо­чат­ся, и по­ра­до­вал­ся впер­вые за мно­го ме­ся­цев, что жи­ву в чи­­­с­­т­ей­шем до­ме, где кар­пет в ко­ри­до­рах ежед­нев­но мо­ют и чи­­­с­тят, где на сте­нах ни­че­го не пи­шут, а ком­на­та, ку­да сно­сят му­сор, по­чи­ще иных апар­та­мен­тов в Мос­к­ве, не го­во­ря уж об ос­таль­ной Рос­сии.
   Те­перь, по­жа­луй, мож­но рас­ска­зать, как мне хо­те­ли сде­лать опе­ра­цию на серд­це. Об­хо­ди­тель­ный и мо­ло­дой док­тор Май­ский про­вел ме­ня по всем ис­пы­та­ни­ям и так как я пло­хо хо­дил по до­рож­ке, по­ста­вил ме­ня в оче­редь на опе­ра­цию. Мне долж­ны бы­ли за­су­нуть ка­те­тер че­рез та­­­­з­о­­б­­е­д­­рен­ную ар­те­рию в аор­ту и от­ту­да в со­суд, ко­то­рый за­рос ржав­чи­ной. Ко­­­г­да мне де­ла­ли опе­ра­цию, я ни­че­го не чув­­­­с­­тв­о­вал, но был очень рад, ко­­­г­да она кон­чи­лась. Од­на­ко фи­нал был не­при­ят­ным. Док­тор Май­ский ска­зал, что у ме­ня за­рос­ли ржав­чи­ной це­лых три со­су­да. По­это­му он ре­шил не рас­ши­рять ни од­но­го, а по­слать ме­ня на се­р­­ь­­­ез­ную опе­ра­цию с за­ме­ной трех со­су­дов. Са­ми по­­­­н­и­­м­а­е­те, на­­­стр­о­­е­ния это мне не при­ба­ви­ло. Пос­ле ос­­­м­о­­т­ра со­су­дов с по­мо­щью ка­те­те­ра ме­ня от­да­ли на по­пе­че­ние мед­­­­с­­е­­с­т­ре, ко­то­рая при­кла­ды­ва­ла к ра­не на бе­­­д­ре лед и всем ве­сом за­жи­ма­ла её, что­бы кровь не тек­ла. Так она на мне ле­жа­ла око­ло ча­са, раз­вле­кая раз­го­во­ра­ми. По­том она вме­­­с­то се­бя по­ло­жи­ла на ра­ну ме­шо­чек с пе­­­с­ком и по­зва­ла двух чер­ных. Они под­ня­ли ме­ня вме­­­с­те с про­сты­ней и по­ло­жи­ли на ка­тал­ку, по­том пе­ре­вез­ли ме­ня на чет­вер­тый этаж и ска­ти­ли с про­сты­ни на кро­вать. Ше­ве­лить­ся мне не раз­ре­ша­ли, что­бы не по­шла кровь. По­ста­ви­ли мне ли­­­т­­­ро­вую бан­ку с физ­­­­р­­а­­­с­­т­во­ром и уш­ли. Я ле­жу, та­ра­щу гла­за и жду, ко­­­г­да мож­но бу­дет на­чать ше­ве­лить­ся (че­рез шесть ча­сов пос­ле опе­ра­ции, не мень­ше). Физ­­­­р­­а­­с­т­вор бла­го­по­луч­но в ме­ня пе­ре­тёк и раз­дул мне мо­че­вой пу­зырь. Чув­­­­с­твую -- сей­час лоп­ну. На­да­вил кноп­ку. При­шла се­­­­с­­­т­­рич­ка. "Пис-пис", -- го­во­рю ей на сме­си рус­ско­го и ан­­­г­­л­и­й­­ско­го. По­ня­ла и при­не­сла ут­ку ли­­­т­ра на три. Вста­вил я ту­да свой маль­чик-с-паль­чик, а во­дич­ка из не­го не те­чет. Ни­­­­к­о­г­да не ду­мал, что пи­сать ле­жа на спи­не так труд­но. Нет ги­­­д­­­р­о­­­ст­а­ти­ки. Как это мла­ден­цы ухи­­­т­­­­ря­­ют­ся пи­сать ле­жа, да еще с за­дран­ны­ми вверх но­га­ми? Ко­ро­че, эта не­­­х­и­­т­рая опе­ра­ция за­ня­ла у ме­ня ми­нут де­сять, не ме­нее. По­сколь­ку я джентл-мэн, я не ос­ме­лил­ся про­сить се­­­­с­­т­ру при­нять от ме­ня со­суд. Кое-как я све­сил­ся на ле­вый бок и по­ста­рал­ся по­ста­вить его под кро­вать. Так эта бляд­ская по­су­ди­на оп­ро­ки­ну­лась, а в неё я на­жур­чал не ме­нее ли­­­т­ра! Сам не знаю как, я ух­ва­тил её и по­ста­вил вер­ти­каль­но, но при этом сде­лал се­бе очень боль­но спра­ва, где у ме­ня бы­ла дыр­ка. Се­­­­с­­­т­­рич­ка при­шла, я из­ви­нил­ся, что на­пач­кал, а она мне -- ни­че­го-ни­че­го, не рас­­­стр­а­­­и­­вай­тесь. Хо­ро­шая де­воч­ка. Не ру­га­ет­ся. Ле­жу. Два ча­са дня, в жи­во­те у ме­ня ва­ку­ум, так как бы­ло ве­ле­но при­ез­жать на опе­ра­цию на то­щий же­лу­док. Сла­ва Бо­гу, я до­га­дал­ся взять с со­бой не­мно­го ку­ра­ги. За­лез мед­лен­но-мед­лен­но в сум­ку, ко­то­рую чер­ные бро­си­ли под кро­вать, до­стал ку­ра­гу и со­су. И тут на­ча­лось. Ка­­­ж­­дый час ста­ли мне из­ме­рять дав­ле­ние, брать ана­лиз кро­ви и оп­ре­де­лять тем­пе­ра­ту­ру. При­не­сли обиль­ный обед из че­ты­рех блюд. Та­кой обед, ска­жу я вам, паль­чи­ки об­ли­жешь. Но всё со­жрать я не мог и ос­та­вил на по­том. К то­му же спать за­хо­тел. Но раз­ве это сон, ес­ли те­бя ка­­­ж­­дый час бу­дят. По­ло­ви­на боль­ни­цы при­хо­ди­ла ко мне смо­­­т­реть, как за­жи­ва­ет моя ра­на, дру­гая по­ло­ви­на бра­ла ана­ли­зы. Ис­ко­ло­ли ру­ки до ужа­са. При­чем бе­лые де­ла­ют впол­не при­лич­но, а чер­ные ты­ка­ют иг­лой, как буд­то пе­ред ни­ми не ве­на на ру­ке, а вер­блю­жья зад­ни­ца. Ма­ло то­го, по­ста­ви­ли мне мо­ни­тор, что­бы он всю ночь за­пи­сы­вал моё серд­це. Ут­ром я встал с дур­ной го­ло­вой, по­шел в ту­­­а­лет, и там, как ты ма­ма уже до­га­да­лась, мне ста­ло дур­но. Я обыч­но за­ра­нее рас­по­знаю при­зна­ки при­­­б­л­и­­ж­­а­­­ю­­ще­го­ся об­мо­ро­ка. По­это­му, не до­де­лав сво­их дел, я бы­­­­с­­т­­р­ень­ко-бы­­­­с­­т­­р­ень­ко мет­нул­ся к по­сте­ли и уже на уга­­­с­а­­ю­щем со­зна­нии кос­нул­ся го­ло­вой по­душ­ки. Че­рез ми­ну­ту мне по­лег­ча­ло, я по­крыл­ся хо­лод­ным по­том, го­ло­ва ста­ла не­обык­но­вен­но яс­ной (по­хо­же на при­ступ эпи­леп­сии, прав­да?) и я по­шел от­да­вать свои дол­ги в ту­­­а­лет. По­том был зав­трак и опять бес­ко­неч­ные от­бо­ры кро­ви и из­ме­ре­ния дав­ле­ния. Чув­­­­с­твую -- по­ра смы­вать­ся, по­ка на са­мом де­ле не за­бо­лел се­р­­ь­­­ез­но. При­шел Май­ский с дев­кой-хи­рур­гом: "Не же­­­л­а­­е­те ли, не вы­хо­дя из боль­ни­цы сра­зу на опе­ра­ци­он­ный стол, вот эта да­ма -- за­ме­ча­тель­ный хи­рург, я вам со­ве­тую не от­кла­ды­вать.." Я ему го­во­рю, что не го­тов, что у ме­ня ку­ча дел, пред­сто­ит пе­ре­езд, нуж­но окон­чить се­местр по ан­­­г­­л­и­й­­ско­му. Ви­жу, он впа­да­ет в раз­дра­же­ние. "Ну, смо­­­т­­­ри­те, -- го­во­рит, -- при­дет­ся вам сно­ва все ана­ли­зы по­вто­рять!". Дев­ка-хи­рург уш­ла, а я ему го­во­рю, что очень пло­хо спал, ос­лаб и вот, об­мо­рок слу­чил­ся. А этот му­дак от­ве­ча­ет мне, вла­дель­цу об­мо­ро­ка, ко­то­рым я стра­даю с дет­ских лет, что это у ме­ня бы­ла ос­та­нов­ка серд­ца из-за за­ржа­вев­ших со­су­дов. Я ему тол­кую, что это у ме­ня с дет­­­­с­тва, ко­­­г­да со­су­ди­ки бы­ли чи­­­с­тые-пре­­­ч­и­­с­тые, и ви­жу, что он на­ка­ля­ет­ся от зло­бы и сно­ва мне тол­ку­ет, что это мои сер­деч­ные проб­ле­мы. Как го­во­рил Пуш­кин, -- не ос­по­ри­вай глуп­ца. Я кив­нул го­ло­вой, он ус­по­ко­ил­ся и ушел. Кое-как я до­тя­нул этот бес­ко­неч­ный день. Опять ме­ня му­чи­ли со взя­ти­ем кро­ви и дав­ле­ни­ем, но на­зав­тра све­ти­ла сво­бо­да, и я ре­шил тер­петь. Ут­реч­ком я по­зав­тра­кал и бы­­­­с­­т­ро-бы­­­­с­­т­ро стал со­би­рать­ся. Но, как вы­яс­ни­лось, по­спе­шил. У них бы­ла пя­ти­ми­нут­ка, по­том сес­сия, по­том Май­ско­го ку­да-то вы­зва­ли. При­шел он в час дня и, на­ко­нец, где-то там рас­пи­сал­ся, и я рас­пи­сал­ся, что пре­тен­зий к ним не имею, пос­ле че­го я уе­хал на вы­зван­ном так­си до­мой. Две не­де­ли я не мог смо­­­т­реть на свое пра­вое бе­­­д­ро -- это был сплош­ной чер­ный си­няк (или си­ний чер­няк). Бо­ле­ло в ни­зу жи­во­та дол­го. Ру­ки то­же все бы­ли чер­но-си­ни­ми. "Го­­­с­­­по­ди, -- ду­мал я, -- ес­ли та­кая пу­­­с­­­­тя­­­к­о­ви­на вы­зы­ва­ет столь тяж­кие по­­­сл­е­­д­­ствия, то как же чув­­­­с­­тв­у­ют се­бя боль­ные пос­ле вскры­тия груд­ной клет­ки, вы­тя­ги­ва­ния со­су­дов из ног и рук, за­ме­ны со­су­дов и про­че­го? Нет уж! Бу­ду ле­чить­ся изо всех сил и тя­нуть до по­след­не­го! Еще столь­ко не­за­кон­чен­ных дел!"
   И я на­чал ле­чить­ся. Се­­­­с­­т­ра Ли­ны при­сла­ла мне це­лый ящик ле­карств с на­­­ст­а­­в­­­ле­­ни­я­ми, как их при­ни­мать. Са­мое глав­ное ле­­­к­а­­р­­ство -- ад­ская смесь, ко­то­рая чи­­­с­тит сра­зу все со­су­ды. Как она чи­­­с­тит, не знаю, но пос­ле при­ема её во­внутрь в ви­де вод­но­го рас­тво­ра, сра­зу бе­жишь в ту­­­а­лет, так что с за­по­ра­ми проб­лем не бы­ло все три ме­ся­ца, по­ка я её пил. Ос­таль­ные ле­­­к­а­­р­­ства го­­­м­е­­о­­­п­а­­т­и­че­с­кие -- по двад­цать ка­пель под язык два ра­за в день. Как я по­ни­маю, при та­ких до­зи­ров­ках из­го­то­ви­те­ли ни­чем не ри­­­с­­­ку­ют. Не знаю от­че­го, ско­рее от от­­­ч­а­­я­ния, я стал жить ак­тив­нее и по­­­ч­у­­в­­­ст­во­вал се­бя зна­чи­тель­но луч­ше, чем до опе­ра­ции. Я да­же стал хо­дить по пять ки­­­­л­о­­м­е­т­ров с ган­те­ля­ми и очень ок­реп. Я мно­гое по­нял о се­бе. Мне нель­зя мно­го есть, и нель­зя ча­­­с­то вы­пи­вать, осо­бен­но пос­ле фи­­­­з­­и­­че­с­кой на­груз­ки. Все ос­таль­ные не­до­мо­га­ния, в том чис­ле ми­­­г­рень ос­та­лись при мне, но серд­це яв­но ста­ло ра­бо­тать луч­ше. Прав­да бы­ло не­сколь­ко тя­же­лых дней, ко­­­г­да я, как рань­ше в Мос­к­ве, не мог на­чать дви­гать­ся без ни­­­т­­­р­о­­­со­р­би­да, но об­щий фон был бла­го­при­ят­ным. Ко­­­г­да кон­чи­лось зе­лье, ес­­­­т­­е­­­с­т­­вен­но встал во­прос, про­дол­жать или пре­кра­тить курс ле­че­ния. Из­го­то­ви­те­ли ут­вер­жда­ют, что сле­ду­ет пить их на­бор ле­карств до пол­но­го ис­чез­но­ве­ния симп­то­мов пло­хой про­­­­п­­ус­к­ной спо­­­с­о­­б­­но­с­ти со­су­дов. Я взял­ся за из­уче­ние ре­цеп­ту­ры глав­но­го зе­лья и об­на­ру­жил, что ту­пые фар­­­­м­а­­ц­е­в­ты и ту­пые ме­ди­ки рас­счи­ты­ва­ют на ту­пых по­тре­би­те­лей. Ока­за­лось, что глав­ное зе­лье это смесь ло­ша­ди­ной до­зы ви­та­ми­на С с па­нан­ги­ном, ку­да для от­во­да глаз до­бав­ля­ют не­мно­го се­ле­на и дру­гих ми­­­к­­­р­о­­­эле­­мен­тов. Ко­­­г­да я это по­нял, то дол­го сме­ял­ся над сво­им лег­ко­ве­ри­ем, а ко­­­г­да от­сме­ял­ся, то за­ка­зал в Мос­к­ве "Ас­пар­кам" -- ана­лог па­нан­ги­на и вы­пи­сал се­бе ми­не­ра­лы и по­ли­ви­та­ми­ны. А эти де­­­я­­­те­ли за­став­ля­ли ме­ня по­гло­щать та­кие до­зы па­нан­ги­на, что я удив­ля­юсь стой­­­­к­о­с­ти мо­­­е­го ор­га­низ­ма.
   Я по­зво­нил в Мос­к­ву Ли­ни­ной по­дру­ге, ко­то­рая всю жизнь под­дер­жи­ва­ет се­бя раз­ны­ми на­род­ны­ми сна­­­до­­­­б­ь­я­ми, и она мне ска­за­ла, что спа­са­ет­ся чес­ноч­ной на­стой­кой, ко­то­рую до­бав­ля­ет по ка­­­п­­лям в мо­ло­ко. И это са­мое луч­шее сред­­­­с­тво для чи­­с­т­­ки со­су­дов. Это я то­же взял на во­ору­же­ние. Че­ло­век, по­мо­ги се­бе сам! Так на­пи­сал по­пе­рек од­ной из ру­ко­пи­сей ве­ли­кий Бет­хо­вен, ко­­­г­да уви­дел на ней над­пись ав­то­ра: Да по­мо­жет мне Бог!
   Од­на­ко вер­нем­ся к на­шим за­ня­ти­ям ан­­­г­­л­ий­ским язы­ком. Нам в из­­­ве­­­ст­ной сте­пе­ни по­вез­ло в этом го­ду, так как вме­­­с­то кос­­­н­о­­­я­­­зы­ч­но­го мек­си­кан­ца нам сей­час пре­по­да­ет ми­ло­вид­ная тол­стуш­ка ки­ло­грам­мов на сто с га­ком, школь­ная учи­тель­ни­ца. Её пыш­ные фор­мы воз­­­­б­­у­­ж­­да­ют ме­ня и вдох­нов­ля­ют. Вме­­­с­те с юны­ми ла­­­­т­­и­­­но­­­а­­­­ме­­ри­­кан­ца­ми мы учим­ся чи­тать и по­ни­мать тек­­­с­ты, при­ве­ден­ные в учеб­ни­ках. Не­ко­то­рые из этих тек­­­с­тов на­пи­са­ны быв­ши­ми уче­ни­ка­ми аме­ри­кан­ских кол­ле­джей. Они при­зна­ны луч­ши­ми и по­это­му по­ме­ще­ны в на­ши учеб­ни­ки. Лю­ди пи­шут о слу­ча­ях из жиз­ни или о сво­их ежед­нев­ных труд­­­­н­о­с­тях и, чи­тая их не­за­мыс­ло­ва­тые со­чи­не­ния, на­чи­на­ешь луч­ше по­ни­мать суть аме­ри­кан­ской жиз­ни. Од­но из та­ких со­чи­не­ний мы про­чли не­дав­но. На­пи­са­ла его жен­щи­на лет со­ро­ка, ро­дом из Ве­­­­н­­е­­су­э­лы, ко­то­рая вы­шла за­муж за аме­ри­кан­ца из шта­та Ай­о­ва, про­жи­ла с ним в му­че­ни­ях двад­цать лет, ро­ди­ла трех де­тей и по­том бы­ла ос­тав­ле­на этим че­ло­ве­ком на про­из­вол судь­бы с пло­хим зна­ни­ем язы­ка, без спе­­­­ц­и­­а­­ль­­но­с­ти, без де­нег и с де­т­­ь­ми, ко­то­рым пред­­­ст­о­­я­ло еще дол­го учить­ся в кол­ле­дже. Она не сда­лась. Она по­сту­пи­ла в кол­ледж, где ей бы­ло очень труд­но учить­ся. Она ре­ши­ла стать мед­­­­с­­е­­с­т­рой, что­бы по­мо­гать дру­гим лю­дям. Эта мысль её под­дер­жи­ва­ла. Что­бы пла­тить за дом и за еду, ей при­шлось на­нять­ся на две ра­бо­ты. Даль­ше она опи­сы­ва­ет свой обыч­ный дол­гий-дол­гий день.
   Она вста­ет пе­ред вос­хо­дом солн­ца, при­ни­ма­ет душ, оде­ва­ет­ся, го­то­вит зав­трак для всех и ланч для се­бя, вы­пол­ня­ет мас­су мел­ких и не­при­ят­ных дел, за­тем едет со­рок пять ми­нут до кол­ле­джа, где ей нуж­но по­нять ма­те­ри­ал по хи­мии, а в го­ло­ве вер­тит­ся, что у неё про­те­ка­ет во­до­на­гре­ва­тель и, не дай Бог, по­тре­бу­ет­ся его за­ме­на. По­том она вспо­ми­на­ет, что вы­зва­ла са­ни­тар­но­го ра­бот­ни­ка, что­бы из­­­в­е­­с­ти тер­ми­тов, по­се­лив­ших­ся в фун­да­мен­те. Пос­ле на­пря­жен­но­го ут­ра в кол­ле­дже она мчит­ся в свой офис, что­бы ра­зо­брать­ся с го­рой поч­ты, от­ве­тить на во­про­сы бос­са о ме­с­то­на­хож­де­нии кон­тей­не­ров с то­ва­ром. К пя­ти ча­сам ве­че­ра она сно­ва мчит­ся в кол­ледж и нерв­ни­ча­ет, так как не­где за­пар­ко­вать ма­ши­ну. Она учит­ся до де­ся­ти ве­че­ра и едет до­мой, при­ки­ды­вая в уме, сколь­ко у нее бу­дет по­се­ти­те­лей, же­­­л­а­­ю­щих сде­лать при­­­ч­е­­с­ку -- это её вто­рая ра­бо­та, ко­­­г­да нет ве­чер­них клас­сов. Ко­­­г­да она при­ез­жа­ет до­мой, её ждет го­ло­дный сын. Ко­­­г­да она за­кан­чи­ва­ет до­маш­ние де­ла, уже пол­ночь и она еле до­би­ра­ет­ся до по­сте­ли. И эта му­ка не на один год!
   Ко­­­г­да я ска­зал на­шей ми­лой тол­стуш­ке, что со­­­ч­у­­в­­ствую этой бед­ной жен­щи­не, то уз­нал, что поч­ти та­кую же жизнь ве­дет и она, на­ша учи­тель­ни­ца. У нее то­же трое де­тей и она хо­чет, что­бы они за­кон­чи­ли кол­ледж. И она ра­бо­та­ет на двух ра­бо­тах -- в шко­ле с де­т­­ь­ми и с на­ми в кол­ле­дже. Муж её бро­сил и де­тям не по­мо­га­ет, он бо­лен ра­ком, у не­го еще и дру­гие бо­лез­ни. У неё мил­ли­он за­бот с до­мом и т.д. То­­­г­да я её спро­сил, по­че­му же Аме­ри­ка счи­та­ет­ся та­кой бо­га­той и сча­­с­т­­­л­и­вой стра­ной, ес­ли лю­ди ра­бо­та­ют до пол­но­го из­не­мо­же­ния и не ви­дят про­све­та. Уж не луч­ше ли на­ша от­ста­лая и гряз­ная стра­на, где лю­ди жи­вут в квар­ти­рах, а не в сво­их до­мах, где у мно­гих нет ма­шин, се­лер­ных те­ле­фо­нов, ком­­­­п­­ь­­ю­­те­ров и про­чей тех­ни­ки, но есть сво­бод­ное вре­мя, что­бы по­гу­лять в пар­ке, по­чи­тать книж­ку, по­об­щать­ся с дру­з­­­ь­­я­ми? Да, мы жи­ли бед­но, но бы­ли ду­хов­но бо­га­ты. Мы пла­ти­ли за би­лет в кон­сер­ва­то­рию два руб­ля, а не пять­де­сят-сто дол­ла­ров. Ес­ли бы не пар­тий­ные бля­ди, на­ша жизнь, че­ст­ное сло­во, бы­ла бы не столь уж жал­кой. Это они до­ве­ли стра­ну до пол­но­го раз­ва­ла, это по их ви­не и зло­му умыс­лу мы бы­ли вы­­­­н­­у­­ж­­де­ны стать бе­жен­ца­ми, по­то­му что до сих пор ан­ти­се­ми­тизм не рас­­­см­а­­­т­­­­р­и­­ва­ет­ся в Рос­сии, как го­­­­с­у­­д­­ар­­­ст­вен­ное пре­­­с­т­­у­­п­­ле­ние, и тол­пы вы­род­ков с бри­ты­ми лба­ми объ­­­­­­ед­­и­­­ня­­ют­ся в от­ря­ды по­гром­щи­ков.
   Ну, лад­но. Бог их рас­су­дит. Рас­ска­жу о дру­гом. В про­цес­се обу­че­ния ан­­­г­­л­и­й­­ско­му я то и де­ло стал­ки­ва­юсь с ли­те­ра­ту­рой, ко­то­рую со­вер­шен­но не чи­тал и не знал в Рос­сии. Здесь очень по­пу­ляр­ны ко­рот­кие рас­ска­зы-эс­се, ко­то­рые ино­му чи­та­те­лю по­ка­жут­ся слиш­ком при­ми­тив­ны­ми, слиш­ком ди­дак­тич­ны­ми, но мне лич­но не­ко­то­рые из них ка­жут­ся до­стой­ны­ми вни­ма­ния и, кро­ме то­го, они воз­­­­б­­у­­ж­­да­ют мой ум и по­­­­н­­у­­ж­­да­ют его к твор­­­­ч­­е­­с­т­ву. Один из та­ких рас­ска­зи­ков в не­мно­го со­кра­щен­ном ва­ри­ан­те я сей­час для вас пе­ре­ве­ду. Итак...
  
   "Ми­­­н­и­­­а­­­фо­­риз­мы для мо­­­е­го кре­ст­но­го сы­на"
   До­ро­гой Сэн­ди,
   Твоя за­­­п­и­­с­ка с бла­­­­г­о­­д­­ар­­но­с­тью за по­да­рок по слу­чаю тво­­­е­го окон­ча­ния кол­ле­джа толь­ко что при­шла, и я по­хи­хи­кал над тво­им пост­скрип­ту­мом, в ко­то­ром ты го­во­ришь, что по­да­рок очень хо­рош, но ты хо­тел бы, что­бы кто-ни­будь дал те­бе пол­дю­жи­ны ум­ных со­ве­тов, как со­гнуть ок­­­­р­у­­ж­а­ю­щий мир в ба­ран­ку.
   Ну, Сэн­ди, я дол­жен при­знать, что у ме­ня нет осо­бен­но ори­ги­наль­ных соб­­­­с­т­ве­н­ных мыс­лей, но спу­­­с­тя го­ды я офор­мил не­сколь­ко идей по­доб­но­го сор­та -- не об­щих мест, а до­ста­точ­но ос­­­т­ро от­то­чен­ных, что­бы ос­тать­ся в мо­ей го­ло­ве на­­­в­с­е­г­да. Эти кон­цеп­ции ос­­­­в­­о­­­­б­ож­­да­ют энер­гию, об­лег­ча­ют ре­ше­ние за­дач, обес­пе­чи­ва­ют крат­чай­ший путь к до­стой­ным це­лям. Ник­то не пе­ре­дал их мне в чи­­­с­т­е­нь­ком па­ке­те. Про­сто они пе­ре­да­ва­лись мне вре­мя от вре­ме­ни от лю­дей, во­все не за­­­­н­и­­м­­а­ю­­щих­ся раз­да­чей му­­­д­­­ро­с­ти. По срав­не­нию с про­ве­рен­ны­ми вре­ме­нем пра­ви­ла­ми они мо­гут по­ка­зать­ся весь­ма нич­тож­ны­ми, но ка­­­ж­­дая из кон­цеп­ций по­мог­ла мне сде­лать свою жизнь зна­чи­тель­но лег­че и сча­­с­т­­­л­и­вее, и да­же бо­лее про­дук­тив­ной.
   Вот они. Я на­де­юсь, что ты най­дешь их по­лез­ны­ми то­же.
   Ес­ли ты не мо­жешь из­ме­нить об­­­ст­о­­я­­т­­ел­ь­ст­ва, то по­пы­тай­ся из­ме­нить своё от­но­ше­ние к ним. Без со­мне­ния, са­мый мрач­ный пе­ри­од мо­ей жиз­ни был с зи­мы 1942 до 1943. Я был с Вось­мой воз­душ­ной ар­ми­ей в Ан­­­г­лии. Мы си­де­ли в сы­­­­р­о­с­ти сре­ди мо­ря гря­зи. На зем­ле был хо­лод, со­зна­ние ни­­ч­т­о­­ж­­но­с­ти и то­­­с­ка по до­му. В воз­ду­хе лю­ди ста­но­ви­лись ми­ше­нью. За­ме­ны не пред­ви­де­лось, мо­раль­ный дух был низ­ким.
   Но был один сер­жант, ко­ман­дир эки­па­жа, ко­то­рый все­­­г­да был при­вет­лив, с хо­ро­шим чув­­­­с­твом юмо­ра, все­­­г­да улы­­­б­а­­­ю­­щий­ся. Я на­блю­дал его в один из не­­­­н­­а­­стных дней, ко­­­г­да он бо­рол­ся за спа­се­ние ле­­­т­а­­ю­щей кре­­­­п­о­с­ти, ко­то­рая со­скаль­зы­ва­ла со взлет­ной по­ло­сы в тря­си­ну. Он по­­­с­в­и­­с­­ты­вал слов­но жа­во­ро­нок. "Сер­жант, -- ска­зал я ему кис­ло, -- как вы мо­же­те на­­­с­в­и­­с­­ты­вать в та­ком жут­ком по­ло­же­нии?" Он ус­мех­нул­ся: "Лей­те­нант, ко­­­г­да нель­зя из­ме­нить об­­­ст­о­­я­­т­­ел­ь­ст­ва, вы долж­ны из­ме­нить своё от­но­ше­ние к ним, при­спо­со­бить­ся к ним. Вот и всё"
   От­меть это для се­бя, Сэн­ди. Ты со вре­ме­нем уви­дишь, что столк­нув­шись с ря­дом проб­лем один бе­рет­ся за них с умом и му­­­­ж­­е­­с­т­вом, а дру­гой мо­жет ре­­­а­­­­ги­­ро­вать с не­го­до­ва­ни­ем и го­ре­чью, тре­тий же мо­жет во­об­ще убе­жать. В лю­бой жиз­ни об­­­ст­о­­я­­т­­ел­ь­ст­ва име­ют тен­ден­цию ос­та­вать­ся не­по­ко­ле­би­мы­ми. Но от­но­ше­ние к ним яв­ля­ет­ся пред­ме­том вы­бо­ра -- и этот вы­бор в ос­нов­ном яв­ля­ет­ся тво­им де­лом.
   Не под­хо­ди к сет­ке, не имея ни­че­го за спи­ной. Од­­­­н­­а­ж­ды на ве­че­рин­ке мой друг ад­во­кат, ча­­­с­тый парт­нер по тен­ни­су сде­лал пред­по­ло­же­ние, с ко­то­рым я не со­гла­сил­ся и в вы­­­­з­ы­­в­а­ю­щей ма­не­ре к то­му же. Но ко­­­г­да я за­клю­чил, что при­вел ре­­­ш­а­­ю­щий ар­гу­мент, мой друг вы­ста­вил за­щи­ту и на­чал раз­ру­шать мой до­вод. Там, где у ме­ня бы­ли мне­ния, у не­го бы­ли фак­ты, там, где я имел те­­­о­рию, у не­го бы­ли ста­­­­т­и­­с­­­т­и­че­с­кие дан­ные. Он, со­вер­шен­но оче­вид­но, знал на­мно­го боль­ше мо­­­е­го о пред­ме­те спо­ра. Ко­­­г­да мы про­ща­лись, он под­ми­гнул мне и ска­зал: "Ты дол­жен луч­ше знать пред­мет, о ко­то­ром спо­ришь, а то ты под­хо­дишь к сет­ке, не ос­тав­ляя ни­че­го за спи­ной".
   Это прав­да. Иг­рок в тен­нис, ко­то­рый сле­ду­ет сво­ей соб­­­­с­т­ве­н­ной сла­­­­б­о­с­ти или пло­хо по­да­ет по­да­чу под сет­ку, -- без­на­деж­но уяз­вим. И это спра­вед­ли­во, ко­­­г­да ты бро­са­ешь­ся во что-то без се­р­­ь­­­ез­ной под­го­тов­ки или пла­ни­ро­ва­ния. В лю­бой важ­ной по­пыт­ке ты дол­жен про­­­в­е­­с­ти до­маш­нюю ра­бо­ту, вы­стро­ить свои фак­ты и от­то­чить своё уме­ние. Дру­ги­ми сло­ва­ми -- не бле­фуй, по­то­му что в слу­чае бле­фа с ве­­­­р­­о­­­ят­­но­с­тью де­вять из де­ся­ти жизнь на­не­сет те­бе силь­ный удар в ле­вый угол.
   Ко­­­г­да бал окон­чен, сни­май свои баль­ные ту­­­ф­ли. Ре­бен­ком я ча­­­с­то слы­шал эти сло­ва от мо­ей тет­ки, и это ме­ня силь­но оза­да­чи­ва­ло, по­ка я не ус­лы­шал, что оз­на­ча­ет этот жиз­нен­ный урок. Моя се­­­­с­­т­ра вер­ну­лась до­мой пос­ле оча­ро­ва­тель­но­го уи­кэн­да, пол­но­го бле­­­с­ка и оба­­­я­т­е­ль­ных лю­дей. Она оп­ла­ки­ва­ла кон­­­т­раст с её ру­тин­ной ра­бо­той, её скром­ной квар­ти­рой и её ежед­нев­ны­ми дру­з­­­ь­­я­ми. "Юная ле­ди, -- ска­за­ла моя тет­ка неж­но, -- ник­то не жи­вет на вер­ши­не го­ры. Ту­да хо­ро­шо пой­ти ра­ди вдох­но­ве­ния, ра­ди но­вых пер­спек­тив. Но ты долж­на спу­­­с­т­и­ть­ся пос­ле это­го вниз, по­то­му что жизнь идет в до­ли­нах, то есть там, где фер­мы, са­ды и уго­дья и где па­шут и ра­бо­та­ют. Вот где ты мо­жешь при­ме­нить твое вдох­но­ве­ние, ко­то­рое ты по­лу­чи­ла на вы­со­те".
   Это про­стая, но цен­ная мысль, что ко­­­г­да при­хо­дит вре­мя, как это все­­­г­да бы­ва­ет, ты дол­жен сме­нить свои баль­ные ту­­­ф­ли на ра­бо­чую обувь.
   Ос­ве­щай­ся си­­­­­я­­­ни­ем тво­­­­е­го со­се­да. Од­­­­­­­н­­а­ж­ды вос­крес­ным ут­ром я дре­мал на зад­ней ска­мье ма­лень­кой де­ре­вен­ской цер­­­­к­ви и смут­но ус­лы­шал, как ста­рый па­­­­с­тор по­­­­­­­н­­у­ж­дал свою па­­­­­­с­­т­ву "пе­ре­стать бес­по­ко­ить­ся о соб­­­­­­с­­т­ве­н­ном си­­­­я­нии и ос­ве­щать­ся си­­­­­я­­­ни­ем сво­­­­е­го со­се­да". И это под­бро­си­ло ме­ня на ска­мей­ке, ши­ро­ко рас­крыв гла­за, по­то­му что это по­­­­­­­р­­аз­­ило ме­ня, как буд­то в этой фор­му­ле из не­сколь­ких слов бы­ла вся му­­­д­рость вза­имо­от­но­ше­ний с людь­ми.
   Она мне нра­вит­ся за её во­вле­че­ние ка­­­ж­­­д­о­го, по­то­му что ка­­­ж­­дый на ка­ком ли­бо от­рез­ке жиз­ни име­ет свое си­­­я­ние, за ко­то­рое его це­нят и вы­ра­жа­ют при­зна­тель­ность. Я люб­лю эту фор­му­лу за до­стой­ный путь, ко­то­рым она сме­ща­ет уда­ре­ние с соб­­­­с­т­ве­н­ной пер­со­ны на ин­те­рес и от­но­ше­ние к дру­гим. На­ко­нец, я люб­лю её по­то­му что она от­ра­жа­ет глу­бо­кую пси­­­­х­­о­­­л­о­­г­и­че­с­кую прав­ду: лю­ди име­ют тен­ден­цию ста­но­вить­ся тем, что вы ожи­­­д­а­­е­те от них.
   Будь вни­ма­те­лен к за­ко­ну эха. Я очень хо­ро­шо по­мню об­­­ст­о­­я­­т­­ел­ь­ст­ва, ко­­­г­да я ус­лы­шал этот ос­­­т­ро от­то­чен­ный со­вет. Воз­вра­ща­ясь из ин­тер­на­та до­мой, не­ко­то­рые из нас, мо­ло­дых бы­ли в ва­го­не-ре­­­с­­­­то­­ра­не по­ез­да. Как-то сам со­бой за­шел раз­го­вор об об­ма­не эк­за­ме­на­то­ров, и один из пар­ней бы­­­­с­­т­ро со­знал­ся, что он об­ма­ны­вал их все­­­г­да. Он ска­зал, что на­шел это за­ня­тие лег­ким и вы­год­ным. Вдруг при­ят­но вы­гля­дев­ший муж­чи­на, си­дев­ший особ­ня­ком -- он мог быть бан­ки­ром, бух­гал­те­ром, кем угод­но -- на­кло­нил­ся впе­ред и гром­ко ска­зал, об­ра­ща­ясь к апо­­­с­­­то­лу об­ма­нов: "И всё рав­но я бы на ва­шем ме­­­с­те был вни­ма­те­лен к за­ко­ну эха".
   Ре­аль­ная ли это вещь, за­кон эха? Дей­­­­с­­тв­и­­те­ль­но ли все­лен­ная так ус­­­т­­р­о­е­на, что честь или бес­­­ч­е­­с­тие, до­­­б­­­ро­та или же­­­с­­­то­кость -- обя­за­тель­но вер­нут­ся к те­бе? Труд­но быть уве­рен­ным. И од­на­ко, с на­ча­ла пись­мен­ной ис­то­рии, че­­­­л­­о­­­в­е­­ч­е­с­т­во име­ло под­твер­жде­ние, ос­но­ван­ное ча­­­с­­т­ич­но на ин­­­т­у­­и­ции, ча­­­с­­т­ич­но на на­блю­де­ни­ях, что в длин­ном за­бе­ге, име­­­н­у­­е­мом жиз­нью, че­ло­век по­жи­на­ет то, что он по­се­ял.
   Ты зна­ешь так же хо­ро­шо, как и я, Сэн­ди, что в этой ту­ман­ной об­­­л­а­­с­ти нет окон­ча­тель­ных от­ве­тов. Од­на­ко, как ска­зал тот муж­чи­на, "Я ду­маю, что я бы на ва­шем ме­­­с­те был бы вни­ма­те­лен к за­ко­ну эха!"
   Не но­си до­­­­­­жд­е­вик под лив­нем. В дав­ние дни, ко­­­г­да я был бой­­­ск­а­­у­том, у нас был на­став­ник, ко­то­рый был го­ря­чим по­клон­ни­ком жиз­ни в ле­су и на­­­­т­­у­­­ра­­ли­с­том. Он обыч­но брал нас в мол­ча­ли­вые дли­тель­ные про­гул­ки, а за­тем вы­зы­вал нас опи­сать, что мы на­блю­да­ли: де­ре­вья, рас­те­ния, птиц, лес­ную жизнь, всё-всё. Не­из­мен­но мы не ви­де­ли и чет­вер­ти то­го, что ви­дел он. "Кру­гом вас вез­де тво­ре­ния, -- кри­чал он обыч­но и раз­во­дил ши­ро­ко ру­ки, -- но вы не под­­­п­у­­­с­­ка­е­те их к се­бе. Не будь­те людь­ми, за­сте­гну­ты­ми до под­бо­род­ка. Пе­ре­стань­те но­сить до­­­­­­жд­е­вик под лив­нем!"
   Я ни­­­­к­о­г­да не за­бу­ду не­ле­пый об­раз че­ло­ве­ка, сто­­­я­­­ще­го под лив­нем в до­­­­­­жд­­е­­ви­ке, за­сте­гну­том до под­бо­род­ка. Луч­ший путь -- ски­нуть тот до­­­­­­жд­е­вик. Я об­на­ру­жил, что луч­ше все­го от­крыть се­бя но­во­му жиз­нен­но­му опы­ту в тво­ей жиз­ни.
   Все эти фра­зы, ко­то­рые я пе­ре­ска­зал те­бе, пре­сле­ду­ют од­ну цель -- боль­шее уча­­­с­тие и бо­лее глу­бо­кое во­вле­че­ние в жизнь. Это не про­изой­дет са­мо со­бой, лю­бым спо­со­бом. И ещё -- с из­уми­тель­ным бес­­­п­р­и­­ст­­ра­­с­ти­ем ка­­­ж­­дый из нас по­лу­ча­ет оди­на­ко­вое ко­­­­л­­и­­­че­­с­т­во ми­нут и ча­сов ка­­­ж­­дый день. Вре­мя -- сы­рой ма­те­ри­ал. Что мы вы­ле­пим из не­го -- за­ви­сит от нас.
   Один му­­­д­рый че­ло­век ска­зал од­­­­н­­а­ж­ды, что тра­ге­дия не в том, что мы стра­да­ем, а в том, что мы те­ря­ем. Дер­жи это в уме, Сэн­ди.
   Твой лю­бя­щий кре­ст­ный от­ец Ар­тур Гор­дон.
  
   ...Ну, как вам рас­ска­зик из ан­­­г­­л­и­й­­ско­го учеб­но­го ма­­­­т­е­­р­и­а­ла? По-мо­­­е­му, не так уж пло­хо! Он от­ли­ча­ет­ся жи­­­­в­о­с­тью из­ло­же­ния, что ук­­­­р­­е­­п­­ля­ет мысль о его до­­­с­т­о­­в­­ер­­но­с­ти, то­­­г­да как от по­сло­виц ти­па "Без тру­да не вы­ло­вишь и рыб­ку из пру­да" ве­ет рус­ским без­­­де­­­ль­ем и ту­­­­п­о­с­тью. В свое вре­мя я чи­тал це­лый сбор­ник рус­ских по­сло­виц и по­го­во­рок, но ни­че­го, аб­со­лют­но ни­че­го су­­­­щ­­е­­­с­­т­­в­ен­но­го не ос­та­лось в па­мя­ти. То ли па­мять пло­ха, то ли не­че­го бы­ло и за­по­ми­нать.
  
   Здра­вия же­лаю!
   Се­год­ня пя­тое де­­­к­а­­б­ря. День Ста­лин­ской кон­сти­ту­ции. Я по­мню пя­тое де­­­к­а­­б­ря 1957 го­да. В Мос­к­ве сто­ял мо­роз -- трид­цать гра­ду­сов ни­же ну­ля, и све­ти­ло солн­це. Мы не­за­дол­го до это­го пе­ре­еха­ли в Из­май­ло­во, то­­­г­да еще не бы­ло стан­ции "Из­май­лов­ская" и мож­но бы­ло встать во дво­ре на лы­жи и уе­хать в лес, что я и сде­лал. Как сей­час по­мню свой убо­гий лыж­ный на­ряд -- си­ний сви­те­рок и по­верх не­го став­шая мне ма­ло­ва­той бай­ко­вая ко­рич­не­вая лыж­ная курт­ка. День был без­­­в­е­­­т­­рен­ным и мо­роз не ощу­щал­ся, толь­ко на пле­чах бы­­­­с­­т­ро рос­ли кар­ли­ко­вые ку­­­с­­­ти­ки сне­га, как до­ка­за­тель­ст­во, что мы вы­де­ля­ем во­ду не толь­ко че­рез боль­шие от­вер­стия, но и че­рез ко­жу. Был еще один день Кон­сти­ту­ции пя­то­го де­­­к­а­­б­ря, ко­­­г­да мы с Лев­кой и Ли­ной гу­ля­ли по Мос­к­ве, лил дождь, тем­пе­ра­ту­ра бы­ла пять гра­ду­сов те­­­п­­ла. Мы за­шли в ре­­­с­­­то­ран "На­рва", ко­то­рый сто­ит пря­мо на Са­до­вом коль­це. На­ро­ду бы­ло ма­ло. Мы се­ли, рас­кры­ли ме­ню и ах­ну­ли -- та­ко­го изо­би­лия де­фи­цит­ных блюд мы ни­­­­к­о­г­да не ви­де­ли, при­том всё сто­­­и­ло гро­ши, но у нас в кар­ма­нах и этих гро­шей бы­ло не­мно­го. По­это­му мы за­ка­за­ли чуть-чуть крас­ной ик­ры и, ко­неч­но, во­доч­ки, ос­таль­но­го не по­мню. А в ме­ню бы­ли па­­­ш­тет из гу­си­ной пе­че­ни в гор­шоч­ке, ути­ные нож­ки и про­чие со­блаз­ни­тель­ные яс­т­ва.
   Да... А здесь в Лин­не в этот день сто­ит ро­­­с­­к­ош­ная те­­­п­­лая по­го­да. Сей­час двад­цать два гра­ду­са те­­­п­­ла. Я про­гу­лял­ся до биб­лио­те­ки в со­сед­ний го­ро­док Свам­скотт, где взял кни­гу А. Сол­же­ни­цы­на "Две­­­с­ти лет вме­­­с­те". Это о том, как ев­реи жи­ли бок-о-бок с рус­ски­ми. Я про­чел эту кни­гу по ди­­­а­­­­го­­на­ли, но в на­ибо­лее ин­те­рес­ных ме­­­с­тах де­лал за­клад­ки. Зав­тра я ско­пи­рую на ксе­ро­ксе то, что ме­ня за­ин­те­ре­со­ва­ло. У ме­ня сло­жил­ся впол­не оп­ре­де­лен­ный взгляд на под­ход Сол­же­ни­цы­на к та­кой бо­лез­нен­ной те­ме, как жизнь ев­ре­ев в Рос­сии, и я хо­чу из­ло­жить его со все­ми за и про­тив. Но сей­час я хо­чу вам пред­ло­жить кон­цов­ку сво­­­е­го оче­ред­но­го рас­ска­за, ко­то­рый я толь­ко что за­кон­чил. На­зы­ва­ет­ся он "На за­двор­ках шах­мат­но­го ко­­­­р­о­­л­­ев­­ства". Итак -- мо­­­е­му стар­ше­му вну­ку Кри­­­с­­­ти­ку, как вы зна­­­е­те, ис­пол­ни­лось де­вять лет, и я стал по­не­мно­гу по­­­­б­­у­ж­дать его к шах­мат­ной иг­ре. Пер­вые пол­го­да он у ме­ня все­­­г­да вы­иг­ры­вал -- я сле­дил за тем, что­бы у не­го все­­­г­да пос­ле шах­мат бы­ло хо­ро­шее на­­­стр­о­­е­ние -- и ре­зуль­тат не за­мед­лил ска­зать­ся. Он ув­лек­ся иг­рой и да­же по­сту­пил в дет­скую шах­мат­ную сек­цию при JCC. Я не ска­зал бы, что обу­че­ние шах­ма­там по­став­ле­но там на вы­со­те. Те­­­о­рию, как мне ка­жет­ся, де­тям по­ка не пре­по­да­ют. За­то боль­шое вни­ма­ние уде­ля­ет­ся иг­ре и тур­ни­рам. Для ре­бят до де­ся­ти лет тур­нир за­клю­ча­ет­ся в том, что ка­­­ж­­дый уча­ст­ник дол­жен сы­­­г­рать по че­ты­ре пар­тии. За­тем оп­ре­де­ля­ет­ся чем­пи­он по чис­лу по­бед в этих че­ты­рех пар­ти­ях.
   Мы еха­ли по хай­вэю пол­то­ра ча­са до го­род­ка Вест­бо­ро, на­шли там шко­лу -- длин­ное двух­этаж­ное зда­ние в очень жи­во­пис­ном ме­­­с­те, за­шли внутрь -- на­ро­ду мас­са. Уча­ст­ни­ков че­ло­век сто, не мень­ше. На сто­ле в хол­ле уже сто­­­я­ли при­зы. Все про­ве­ря­ли, есть ли он (она) в спи­­­с­ке. Кри­­­с­тик на­шел се­бя и ус­по­ко­ил­ся. В ог­ром­ном, как са­мо­лет­ный ан­гар, за­ле все, на­ко­нец, рас­се­лись и тур­нир на­чал­ся. Ро­ди­те­лям в зал, где про­хо­дит тур­нир, вход за­пре­щен и по­это­му я от­пра­вил­ся гу­лять со зна­ко­мым. При­хо­жу с про­гул­ки, а мой Кри­­­с­­­ти­ан уже одер­жал пер­вую по­бе­ду. Стою и ти­хонь­ко гор­жусь им. Он по­ста­вил се­бе еди­нич­ку в таб­ли­це и сно­ва рвет­ся в бой. Опять ушел иг­рать, а я по­хо­дил сре­ди бо­­­ле­­­­ль­­щи­ков и ро­ди­те­лей. Все при­вез­ли с со­бой шах­ма­ты и рез­вят­ся. Один я при­вез толь­ко еду и пи­тьё. Про­хо­дит еще пол­ча­си­ка -- по­яв­ля­ет­ся мой внук и бы­­­­с­­т­ро ста­вит се­бе еще од­ну еди­нич­ку. Тут уж я со­­­в­сем за­гор­дил­ся и стал ду­мать о том, как хо­ро­шо, что я с ним иг­рал и за­ни­мал­ся шах­мат­ным про­све­ще­ни­ем. Вот, ду­маю, бу­дет здо­ро­во, ес­ли он все че­ты­ре пар­тии вы­иг­ра­ет... Не тут-то бы­ло! Пос­ле пе­ре­ры­ва, ко­­­г­да он пе­ре­ку­сил, вы­пил сок и схо­дил в ту­­­а­лет, он иг­рал с со­пер­ни­ком по­силь­нее преж­них и зев­нул ему на ше­­­с­том хо­ду фер­зя. При их уров­не иг­ры -- это еще не смер­тель­ная по­те­ря. По­том мы раз­би­ра­ли пар­тию и я ему по­ка­зал, что он мог бы раз­ме­нять фер­зя за две лег­кие фи­гу­ры, а за­тем по­ста­рать­ся вы­иг­рать не­сколь­ко пе­шек и, гля­дишь -- его со­пер­ник с фер­зем ока­зал­ся бы по­­­­б­­е­­ж­д­ен­ным. Од­на­ко у Кри­­­с­­­ти­ка не хва­ти­ло му­­­­ж­­е­­с­т­ва бо­роть­ся даль­ше. Он сдал­ся. Мед­лен­но-мед­лен­но он по­до­шел к таб­ли­це и на­ри­со­вал свой но­лик. Ос­та­ва­лась еще од­на пар­тия, и он очень на нее на­де­ял­ся, по­то­му что го­во­ри­ли, что все, на­брав­шие три оч­ка, бу­дут пре­ми­ро­ва­ны при­за­ми. И дей­­­­с­­тв­и­­те­ль­но, пос­ле окон­ча­ния по­след­ней пар­тии ока­за­лось, что че­ты­рех оч­ков не на­брал ник­то. Су­дьи при­ня­ли во вни­ма­ние раз­ные кри­те­рии ма­с­тер­ства -- кто, мол, у ко­го вы­иг­рал. Ес­ли у сла­бо­го со­пер­ни­ка, то тре­тье ме­­­с­то, ес­ли у силь­но­го -- то вто­рое. Так что чем­­­п­и­­о­нов на­бра­лась поч­ти по­ло­ви­на иг­­­р­а­­ю­щих. Все они по­лу­чи­ли по куб­ку с фин­­­т­и­­­ф­­­лю­ш­ка­ми. Все, кро­ме мо­­­е­го вну­ка, ко­то­рый чет­вер­тую пар­тию то­же про­иг­рал. На сей раз он не по­счи­тал чис­ло уда­ров на пеш­ку и от­дал за неё лег­кую фи­гу­ру, а про­тив­ник был опыт­ный и ре­­­а­­­­ли­­зо­вал свое пре­­­и­м­­у­­­ще­­с­т­во до пол­ной по­бе­ды. Кри­­­с­тик вы­ско­чил из за­ла, как ош­па­рен­ный, и всё бе­гал и бе­гал, как бро­­­у­­н­ов­ская ча­­­с­­­ти­ца. Я его не тро­гал -- пусть ус­по­ко­ит­ся, а сам ду­мал, что тур­ни­ры в та­ком юном воз­рас­те есть вещь не бес­спор­но по­лез­ная, по­сколь­ку здо­ро­во треп­лет нерв­ную си­­­с­­­те­му де­тей и чре­ва­та стрес­са­ми. Я бы на ме­­­с­те тре­не­ров бо­лее тща­тель­но го­то­вил те­­­о­­­­ре­­­т­и­че­с­кую шах­мат­ную ба­зу, шли­фо­вал бы де­бю­ты и шах­мат­ные окон­ча­ния, то есть до­во­дил бы до се­р­­ь­­­­ез­­но­го уров­ня ре­мес­лен­ное ма­с­тер­ство, ос­тав­ляя юным лю­би­те­лям шах­мат мит­тель­шпиль для про­яв­ле­ния соб­­­­с­т­ве­н­ных да­ро­ва­ний. По не­му, в пер­вую оче­редь, мож­но су­дить, есть ли у че­ло­ве­ка спо­­­с­о­­б­­но­с­ти или да­же та­лант. По до­ро­ге до­мой я ду­мал о том, что лич­но моя шах­мат­ная пар­тия идет к кон­цу и ко­нец из­­­в­е­­с­тен. Мне бу­дет по­став­лен мат. Но я не рас­­­стр­а­­­и­­ва­юсь этим, а же­лаю лишь, что­бы мои вну­ки, бу­дут они иг­рать в шах­ма­ты или ос­та­вят это пре­крас­ное за­ня­тие, сы­­­г­­­ра­ли свои пар­тии в са­мой боль­шой Иг­ре до­стой­но, не де­лая не­про­ду­ман­ных по­спеш­ных хо­дов, что­бы они зна­ли ра­дость по­бед и го­речь по­ра­же­ний, но ос­та­ва­лись оп­­­­т­­и­­­ми­­с­та­ми и учи­ли сво­их вну­ков иг­рать и вы­иг­ры­вать, и ста­ра­лись брать из шах­мат­ной фи­ло­со­фии всё са­мое цен­ное, что вы­ра­бо­та­но тру­дом и та­лан­том шах­мат­ных по­движ­ни­ков.
   Что­бы не за­кан­чи­вать пись­мо на гру­ст­ной но­те, ска­жу вам, что те­перь я стал на­мно­го кра­си­вее, чем пре­­­ж­­де. У ме­ня по­яви­лись зу­бы. Мне по­вез­ло со сто­ма­то­ло­гом. Ум­ный, об­ра­зо­ван­ный, ру­ки за­ме­ча­тель­ные. Это вам не Дон Гри­­­го­­­­р­ь­е­вич! В Дне­­­п­­­р­о­­­пе­­т­ров­ске был че­лю­ст­но-ли­це­вым хи­рур­гом. При­ехал сю­да и по­сту­пил на пер­вый курс ме­ди­цин­ско­го уни­вер­си­те­та. По­лу­чил дип­лом и, ра­­з­­­­ум­­е­­ет­ся, ли­цен­зию. Ес­ли бы вы зна­ли, ка­кая у не­го тех­ни­ка! Всё про­ду­ма­но до мель­чай­ших ме­ло­чей. Па­­­с­та, с по­мо­щью ко­то­рой он де­лал слеп­ки с мо­их че­­­­л­ю­с­тей, бы­ла из­уми­тель­но­го фи­­­о­­­­ле­­­т­о­во­го цве­та и очень при­ят­на на вкус. Ел бы её вме­­­с­то ка­ши. Ко­­­г­да он мне де­лал уда­ле­ния, я об­ра­тил вни­ма­ние, как ис­кус­но он на­кла­ды­ва­ет швы. Бы­ли у ме­ня без­­­об­­р­аз­ные, кри­вые, жел­тые зу­бы с яр­ко оран­же­вы­ми плом­ба­ми. Из-за па­­­­т­­о­­­л­о­­­г­и­ч­е­с­ко­го при­ку­са я то и де­ло про­ку­сы­вал се­бе ще­ки, язык. И как про­ку­сы­вал! Кровь ли­лась! А те­перь у ме­ня бе­ло­зу­бая на­халь­ная улыб­ка. Име­ет­ся да­же, я бы ска­зал, не­ко­то­рое не­­­­с­­о­­­от­­­ве­т­ствие ме­­­ж­­ду ста­рой, из­же­ван­ной фи­зио­но­ми­ей и кра­си­вой, бе­ло­зу­бой улыб­кой. Эх, ес­ли бы еще по­ме­нять ста­рые ге­ни­та­лии на но­вые, све­жие -- не бы­ло бы от­боя у Линн­ских кра­са­виц! Меч­ты, меч­ты... А ведь есть ко­бе­ли, ко­то­рые в ше­­ст­ь­­­д­е­сят два же­нят­ся на мо­ло­день­ких и де­ла­ют им де­тей! Но, как у вас в не­мет­чи­не го­во­рят: Jedem das Seinem. Не знаю, пра­виль­но ли на­пи­сал, ведь про­шло со­рок пять лет, как окон­чил шко­лу, где учи­ли не­мец­ко­му язы­ку. Ста­ри­кам в уте­ше­ние вме­­­с­то ос­­­т­рых ощу­ще­ний да­ны вос­по­ми­на­ния. По­мни­те, как у Бе­ран­же в пе­ре­во­де Ку­роч­ки­на сти­хот­во­ре­ние "Чер­дак":
   Я сно­ва здесь, где при­хо­ди­лось ту­го,
   Где ни­ще­та сту­ча­лась мне в ок­но.
   Я сно­ва юн, со мной моя по­дру­га,
   Дру­зья, сти­хи, де­ше­вое ви­но.
   В те дни бы­ла мне сла­ва не­зна­ко­ма.
   Од­ной меч­тою ра­до­ст­но со­грет,
   Я так лег­ко взбе­гал под кров­лю до­ма.
   На чер­да­ке все ми­ло в двад­цать лет.
  
   В сле­­­д­у­­ю­щем пись­ме я вам рас­ска­жу, как мы с Ли­ной при­­­с­у­­т­­­с­т­во­­ва­ли на школь­ном празд­ни­ке в честь Ха­ну­ки. Ведь вну­ки на­ши учат­ся в ев­рей­ской ака­де­мии. А сей­час я хо­чу по­здра­вить всех вас с на­­­с­т­у­­п­а­ю­щим 2002 Но­вым Го­дом и по­же­лать вам здо­ро­вья на весь год и уда­чи.
  
   Шо­лом алей­хем!
   Итак, Да­ша нас при­гла­си­ла на День Пес­ни в честь Ха­ну­ки, ко­то­рый со­сто­ял­ся в со­сед­ней Марб­­­л­х­эд­­ской шко­ле. Би­ле­ты бы­ли плат­ны­ми. Ог­ром­ный зал шко­лы (не мень­ше, чем в ки­­­­н­­о­­­те­­а­т­ре "Пер­во­май­ский") был за­бит под за­вяз­ку. Од­на­ко ду­хо­ты не чув­­­­с­­тв­­о­­ва­лось. Да­ша за­ня­ла нам ме­­­с­то, а де­ти уже сто­­­я­ли на сце­не. Нас аги­ти­ро­ва­ли ку­пить ло­те­рей­ные би­ле­ты, но мы от­ка­за­лись. И вот, пе­ред на­ча­лом кон­цер­та на­ча­лась ло­те­рея. На­зы­вал­ся ряд и ме­­­с­то, пос­ле че­го сча­­с­т­­­л­и­вый об­ла­да­тель ря­да и ме­­­с­та шел к сце­не и по­лу­чал вы­иг­рыш. Эта про­це­ду­ра за­ня­ла би­тый час. По­сколь­ку мы бы­ли без би­ле­тов, то мы сер­ди­лись и не­го­до­ва­ли, что та­кое скуч­ное ме­ро­при­ятие по­ста­ви­ли пе­ред кон­цер­том, да и де­ти ус­та­ли.
   Но вот на эс­т­ра­ду под­ня­лась по­жи­лая да­ма, оде­тая в за­но­шен­ный си­ний спор­тив­ный ко­­­с­тюм -- ху­же, чем ня­неч­ка в на­шей шко­ле в пос­ле­во­ен­ные го­ды. Ока­за­лось, что это -- учи­тель­ни­ца му­зы­ки. Она очень ли­хо ди­ри­жи­ро­ва­ла хо­ра­ми, со­став­лен­ны­ми из де­тей раз­ных воз­рас­тов, при­чем те де­ти, ко­то­рые не уча­­­­с­­­т­­­в­о­ва­ли в ис­пол­не­нии, са­ди­лись на пол, а ко­­­г­да на­сту­па­ла их оче­редь, они под­ни­ма­лись. Но в са­мом на­ча­ле все-все стоя пе­ли сна­ча­ла гимн Со­еди­нен­ных Шта­тов Аме­ри­ки, по­том гимн Из­­­р­а­­и­ля, по­том "Алей­нем шо­лом алей­хем". У ме­ня и у Ли­ны гла­за на мо­­­к­ром ме­­­с­те, -- я так пря­мо сле­за­ми об­ли­вал­ся от уми­ле­ния. По­том мы слу­ша­ли мас­су пе­сен и удив­ля­лись, как бы­­­­с­­т­ро учи­тель­ни­ца му­зы­ки под­го­то­ви­ла та­кую гран­ди­оз­ную про­грам­му. На­ши маль­чиш­ки пе­ли без эн­ту­зи­аз­ма. Млад­ший всё вре­мя вер­тел­ся и, по мо­­­е­му, не­охот­но от­кры­вал рот. Стар­ший, хо­тя и пел, но ру­ка­ми вы­де­лы­вал что-то не­су­раз­ное -- то в нос за­ле­зет, то в кар­ман, то по­че­шет­ся. Но са­мое ин­те­рес­ное бы­ло по­том, ко­­­г­да все пре­по­да­ва­те­ли во гла­ве с ди­рек­то­ром ста­ли по­лу­кру­гом и под уп­ра­­в­­­­ле­­ни­ем всё той же учи­тель­ни­цы му­зы­ки ис­пол­ни­ли не­сколь­ко пе­сен, при­чем не­ко­то­рые мо­ло­дые жен­щи­ны пе­ли с боль­шим во­оду­шев­ле­ни­ем, да­же азар­том. Это мне бы­ло в но­вин­ку. А в за­клю­че­ние вы­сту­пил хор ро­ди­те­лей, ко­то­рым ди­ри­жи­ро­ва­ла мо­ло­дая, энер­гич­ная, на­ряд­но оде­тая чья-то ма­ма.
   От этой все­об­щей му­зы­ки и все­об­ще­го эн­ту­зи­аз­ма мы при­шли в экс­таз и ап­ло­ди­ро­ва­ли, не жа­лея ла­до­ней...
   Се­год­ня 13 ян­ва­ря 2002 го­да (ком­­­­п­­ь­ю­тер мне под­ска­зал, не на­де­ясь на мою па­мять) долж­ны прий­ти к нам три че­ло­ве­ка, и по это­му слу­чаю Ли­на го­то­вит ут­ку. На оберт­ке пти­цы на­пи­са­но, что про­цесс при­го­тов­ле­ния зай­мет три ча­са. Так как се­год­ня вос­кре­се­нье и идет гу­­­с­той-гу­­­с­той снег, то то­ро­пить­ся нам осо­бен­но не­ку­да. В ут­ку во­ткнут дат­чик тем­пе­ра­ту­ры, ко­то­рый вы­ско­чит, ко­­­г­да она бу­дет го­то­ва к по­еда­нию. Кро­ме то­го, внутрь по­ло­жен па­ке­тик с апель­си­но­вым со­усом. И как мы толь­ко жи­ли без всех этих ки­тай­ских це­ре­мо­ний! Вы по­мни­те, как в Мос­к­ве про­да­ва­лись за­мо­ро­жен­ные ут­ки по це­не один рубль трид­цать ко­пе­ек за ки­ло­грамм? Ут­ки бы­ли рас­плю­ще­ны, как буд­то по ним про­ехал ас­фаль­то­вый ка­ток, и по­кры­ты гу­­­с­той рас­­­­т­и­­те­­ль­­но­с­тью, осо­бен­но под­мыш­ка­ми. Вна­ча­ле я тра­тил бес­ко­неч­ное вре­мя на ко­­­с­­­­ме­­­т­и­че­с­кую опе­ра­цию по уда­ле­нию ос­ть­ев и пу­ха, ис­поль­зуя да­же пло­­­с­­­к­о­­губ­цы (по­то­му что ног­тя­ми из ут­ки ос­ть­ев не вы­та­щишь), но по­том ока­за­лось, что при жар­ке всё это бла­го­по­луч­но рас­тво­ря­ет­ся и не вли­­­я­ет на вкус пти­цы. По­ку­па­ли мы сра­зу по три-че­ты­ре шту­ки и, дол­жен ска­зать, они бы­ли уди­ви­тель­но вкус­ны, не го­во­ря уж о эко­­­­н­о­­м­­ич­­но­с­ти. Сей­час в Мос­к­ве ут­ки сто­ят су­мас­шед­шие день­ги и они по­кры­ты тол­стен­ным сло­ем жи­ра, а те бы­ли по­ст­ны­ми... Вот та­кие га­­­с­­т­­­р­­о­­­но­­ми­че­с­кие вос­по­ми­на­ния...
   Сей­час мыл­ся под ду­шем и вспом­нил анек­дот се­ре­ди­ны со­ро­ко­вых го­дов. Со­бра­лись гла­вы че­ты­рех дер­жав и ста­ли на­хва­ли­вать свои стра­ны. Руз­вельт ска­зал: "Моя стра­на мно­го­чис­лен­ная, как тра­ва" (уда­ре­ние на пер­вом сло­ге), Гит­лер ска­зал: "А моя стра­на креп­кая, как штык", Чер­чилль ска­зал: "Моя стра­на -- это сла­ва!". А Ста­лин ска­зал: "А на­ша стра­на -- это бык! Бык сло­ма­ет штык, сьест тра­ву и обо­­­с­рёт сла­ву!" Этот анек­дот со­­­п­р­­о­­­в­­ож­­дал­ся энер­гич­ной же­­­с­­­­ти­­­­к­у­­ля­ци­ей, что уси­ли­ва­ло эф­фект от мо­щи Бы­ка.
   Как вы по­мни­те, сын со­би­рал­ся стать до­мо­вла­дель­цем. Всё-всё он де­лал, как на­до, на­нял ад­во­ка­та, за­пла­тил за ин­спек­цию до­ма и про­чее. Од­на­ко, ко­­­г­да на­ста­ла по­ра брать кре­дит в бан­ке, ока­за­лось, что ни один банк не со­гла­ша­ет­ся дать ему кре­дит при от­­­с­у­­т­­ствии кре­дит­ной ис­то­рии. Не по­мог­ло да­же уча­­­с­тие Ле­о­на. Ко­ро­че го­во­ря, -- всё бла­го­по­луч­но лоп­ну­ло с по­те­рей 2700 дол­ла­ров. Но я, так же, как ты, ма­ма, счи­таю, что всё к луч­ше­му. У сы­на нет опы­та экс­­­пл­у­­­а­­та­ции боль­шо­го до­ма с жиль­ца­ми. Тут нуж­но иметь же­лез­ные че­­­­л­ю­с­ти и свя­зи с по­ли­ци­ей и ад­­­­м­­и­­­н­и­­­с­­т­­ра­ци­ей го­ро­да. А ес­ли жиль­цы пой­мут, что он еще ще­нок и пе­ре­ста­нут пла­тить, что он бу­дет де­лать? А банк ждать не бу­дет! От­бе­рет дом и весь сказ! Ко­неч­но, он был очень рас­стро­ен, да и по­те­рян­ных де­нег ему бы­ло жаль. Он со­би­рал­ся по­свя­тить свою даль­ней­шую жизнь уп­ра­­в­­­ле­нию до­ма­ми... Ду­маю, что это от не­го не уй­дет. Сей­час у нас силь­ный спад в эко­но­ми­ке. До­ма долж­ны, в кон­це кон­цов, по­де­ше­веть. А к то­му вре­ме­ни, гля­дишь, он ус­­­т­­­­ро­­ит­ся на при­лич­ную ра­бо­ту, по­явит­ся у не­го кре­дит­ная ис­то­рия... Сей­час мы жи­вем ожи­да­ни­ем луч­ше­го. Я хо­дил в Джуй­ку и там за­пи­са­ли сы­на на трех­не­дель­ную уче­бу бан­ков­ско­му де­лу. Бо­лее то­го, пос­ле уче­бы они бу­дут его тру­­­­д­о­­у­­­с­­т­ра­и­вать в банк. Дай Бог, что­бы не со­рва­лось. Уче­ба бес­плат­ная, но её сто­­­и­мость -- 3000 дол­ла­ров.
   Мои де­ла по­ти­хонь­ку идут. На­пе­ча­та­ли сти­хи в жур­на­ле "Бо­­­с­­т­он­ский Ко­­­с­­­­мо­­по­лит" и рас­сказ в жур­на­ле "Ве­с­­т­ник". Это са­мый пер­вый рас­сказ, ко­то­рый я на­пи­сал мно­го лет на­зад. Те, ко­то­рые ле­жат сей­час в ре­дак­ции "Ве­с­­т­­­ни­ка" ку­да силь­нее. На­де­юсь, что по­сте­пен­но их опуб­ли­ку­ют. Сей­час за­мыс­лов ни­ка­ких нет, а жаль. Я уже втя­нул­ся в пи­са­тель­скую де­­­я­т­е­ль­ность.
  
   Здрав­­­­с­т­ву­й­те опять, или опять здрав­­­­с­т­ву­й­те!
   Се­год­ня 12 фе­­­в­­­ра­ля 2002 го­да. Зав­тра ут­ром я от­­­ош­лю вам эк­­­з­е­­м­­пляр сво­ей ста­тьи, ко­то­рая на­зы­ва­ет­ся "От­кры­тое пись­мо Алек­сан­д­ру Сол­же­ни­цы­ну". Это по по­во­ду его кни­ги по ис­то­рии рус­ско-ев­рей­ских от­но­ше­ний. Все ев­реи, ко­то­рые про­чли эту кни­гу, счи­та­ют, что от неё не­сёт ан­ти­се­мит­ским душ­ком. Пе­ре­ска­зы­вать ста­тью не ста­ну -- са­ми проч­те­те.
   Ка­кие у нас но­­­­в­о­с­ти... Сын при­нят на ра­бо­ту в банк. Сей­час он про­хо­дит уче­бу. Дай-то Бог, что­бы у не­го по­шло де­ло. Сей­час ему очень тя­же­ло. Он ра­бо­та­ет без вы­ход­ных. Ут­ром в суб­бо­ту и вос­кре­се­нье раз­во­зит га­зе­ты по двум го­ро­дам, на­ма­ты­ва­ет ки­­­­л­о­­м­е­т­ров по три­­­с­та за день, а ве­че­ром раз­во­зит пиц­цу. В буд­ние дни с ут­ра до ше­­­с­ти ча­сов в бан­ке, ко­то­рый на­хо­дит­ся в по­лу­то­ра ча­сах ез­ды от до­ма, а ве­че­ром -- три ра­за в не­де­лю за­ня­тия в кол­ле­дже. А ещё на­до за­ку­пить про­дук­ты для се­мьи и сде­лать ку­чу до­маш­них дел. Да­ша ве­­­с­ти хо­­­з­я­­й­­ство не уме­ет. День­ги уте­ка­ют ме­­­ж­­ду паль­цев, а да­ют­ся тя­же­лым тру­дом. Ко­­­г­да он при­сту­пит к ра­бо­те в бан­ке, это бу­дет, как я на­де­юсь, близ­ко от до­ма и ему бу­дет лег­че. Кро­ме то­го, ес­ли ему да­дут пол­ный ра­бо­чий день, то он смо­жет от­ка­зать­ся от раз­во­за га­зет.
   Ме­ня очень рас­­­стр­о­­и­ло из­­­в­е­­с­тие, что ма­ма про­во­ро­ни­ла у се­бя вос­па­ле­ние лег­ких. На­до вни­ма­тель­нее от­но­сить­ся к здо­ро­вью в тво­ем воз­рас­те. Ты долж­на жить еще мно­го лет. По­ка ты жи­ва, -- я ос­та­юсь тво­им сы­ном Алич­кой и, вро­де бы, не так уж стар. Я очень на­де­юсь, что ты по­пра­вишь здо­ро­вье.
   Сей­час у нас раз­гар грип­па. Де­ти бо­ле­ют тя­же­ло, тем­пе­ра­ту­ра под со­рок. Кри­­­с­тик уже стал вы­би­рать­ся, а Фи­лип по­ка силь­но тем­пе­ра­ту­рит. Да­ша то­же за­­­­р­­аз­­илась и ле­жа­ла се­год­ня с вы­со­кой тем­пе­ра­ту­рой. Я от­вез Ли­ну с ут­ра уха­жи­вать за все­ми. За­раз­им­ся мы или нет, не знаю, но по­мо­гать-то на­до!
   Я тут по­стриг­ся на­го­ло -- дав­но меч­тал, но ра­­­зо­­­­ча­­­ро­­вал­ся. К лы­сой го­ло­ве хо­ро­шо бы­ло бы при­ба­вить мощ­ную бо­ро­ду для про­ти­во­ве­са, а так по­лу­чил­ся фут­боль­ный мяч с уса­ми. А тут, как на­зло, при­сла­ли пись­мо из кон­то­ры по на­ту­ра­ли­за­ции, где тре­бу­ют при­слать фо­то­гра­фии для по­лу­че­ния green-кар­ты. Вот те­перь тя­ну вре­мя, а то они со­по­ста­вят мои ста­рые фо­то­гра­фии с но­вы­ми и ска­жут: Это дру­гой че­ло­век, оформ­ляй­те до­ку­мен­ты за­но­во. Прав­да, сей­час в свя­зи бо­лез­нью вну­ков не­­­­к­о­г­да ид­ти фо­то­гра­фи­ро­вать­ся.
   Хо­дим на ан­­­г­­л­ий­ский с от­вра­ще­ни­ем. На­до­ело. Да и пре­по­да­ва­тель глу­пый. Но пе­ре­стать хо­дить нель­зя -- выч­тут из нас день­ги, ко­то­рые за­пла­ни­ро­ва­ны на се­местр, а так гля­дишь -- еще и сти­пен­дию да­дут. День­ги кро­шеч­ные, но при­ят­но.
   Пись­мо по­лу­чи­лось ку­цее и глу­пое. Но не все­­­г­да же ро­­­ж­­дать ше­­­д­е­­в­ры! На­до и о бы­те рас­ска­зать на бы­то­вом уров­не.
   На се­год­ня всё. Це­лую.
  
   При­вет из Лин­на!
   Три дня на­зад на­сту­пи­ли ко­рот­кие ве­сен­ние ка­ни­ку­лы в кол­ле­дже. Спа­си­бо за пе­ре­дыш­ку. Что-то в этом го­ду ан­­­г­­л­ий­ский стал слиш­ком тя­го­ст­ным. Наш ум­ник-пре­по­да­ва­тель, ко­то­рый рас­са­дил нас с Ли­ной, что­бы мы не об­ща­лись на рус­ском язы­ке, ре­шил об­су­дить с груп­пой проб­ле­му че­­­­л­­о­­­ве­­че­с­ких цен­­­­н­о­с­тей. Что, по мне­нию груп­пы, са­мое цен­ное в жиз­ни. Он на­чер­тал на до­ске -- Лю­бовь, День­ги, Труд и Здо­ро­вье. Я сра­зу же от­ве­тил, что глав­ная цен­ность -- это день­ги, так как с ни­ми мож­но рас­счи­ты­вать по­пра­вить здо­ро­вье и за­­­в­о­­е­вать лю­бовь. В на­шем клас­се боль­­­ш­и­­н­­ство со­став­ля­ют мо­ло­дые де­вуш­ки и жен­щи­ны из До­ми­ни­кан­ской ре­­­с­­п­­уб­­ли­ки. Ес­­­­т­­е­­­с­т­­вен­но, они ме­ня осу­ди­ли и ска­за­ли, что глав­ное -- это лю­бовь. Этот бес­смыс­лен­ный спор был ос­та­нов­лен мо­ей му­­­д­рой же­ной, ко­то­рая вы­ска­за­лась в том ду­хе, что ка­­­ж­­дый воз­раст име­ет свой иде­ал: в двад­цать лет глав­ное -- лю­бовь, в трид­цать -- ра­бо­та, в со­рок -- день­ги, а в пять­де­сят -- здо­ро­вье. Со­гла­сен с нею пол­но­стью.
   Вре­мя от вре­ме­ни, за­ни­ма­ясь ку­хон­ны­ми де­ла­ми, осоз­наю, в ка­ком сред­не­ве­ко­вье мы жи­ли в Мос­к­ве. У ме­ня на кух­не в ра­ко­ви­ну вмон­ти­ро­ва­на мя­со­руб­ка, ко­то­рая раз­ма­лы­ва­ет все ор­­­­г­­а­­­ни­­че­с­кие ос­тат­ки и уно­сит с во­дой. По­это­му и за­со­ры край­не ред­ки. О том, как мы сра­жа­лись с рус­ской сан­тех­ни­кой, я на­пи­сал рас­сказ "Стра­­­с­ти по Тра­­­с­­­т­а­­­не­ц­ко­му". Жал­ко, что он длин­ный, а то бы мож­но бы­ло пе­ре­слать по фак­су. Опять же, срав­ним хо­ло­диль­ни­ки. Всю свою со­зна­тель­ную жизнь я от­­­т­а­­и­вал мо­ро­зиль­ную ка­ме­ру. Для это­го нуж­но бы­ло сна­ча­ла её вы­гру­зить, по­том нуж­но бы­ло на­лить в ка­ме­ру го­ря­чей во­ды, что­бы лед по­ско­рее рас­та­ял. По­том нуж­но бы­ло ос­то­рож­но от­де­лять лед от тон­ких сте­нок ка­ме­ры и сбра­сы­вать его в уни­таз или ра­ко­ви­ну. Как пра­ви­ло, не­за­ви­си­мо от мар­ки хо­ло­диль­ни­ка, в ка­ме­ре бы­ло ме­­­с­то, где бы­ло труд­но до­­­­­бр­ат­ь­ся до льда. То­­­г­да нуж­но бы­ло ждать, по­ка лед сам об­ва­лит­ся. Ко­­­г­да лед об­ва­ли­вал­ся, он па­дал на про­дук­ты, ко­то­рые на­хо­ди­лись под мо­ро­зиль­ной ка­ме­рой и его нуж­но бы­ло сво­­­е­­в­­­ре­­мен­но уб­рать, по­ка он не рас­та­ял и не за­мо­чил их... На­ко­нец мы из­ба­ви­лись от при­ми­тив­но­го хо­ло­диль­ни­ка и ку­пи­ли са­мый но­вый ЗИЛ. И что же! Нет-нет! Это был без­ус­лов­но бо­лее про­грес­сив­ный ва­ри­ант. Стен­ки ка­ме­ры не за­рас­та­ли льдом, по­то­му что спе­ци­аль­ное ус­т­рой­ство пла­ви­ло лед и во­да сте­ка­ла в под­дон под хо­ло­диль­ни­ком. Но ес­ли вы за­бы­ва­ли во­вре­мя опо­рож­нить под­дон, то на кух­не об­ра­зо­вы­ва­лась лу­жа и ино­­­г­да до­воль­но боль­шая. На­чи­на­ло во­нять сы­­­­р­о­с­тью. Этот кли­­­­м­­а­­­ти­­че­с­кий ре­жим очень лю­би­ли та­ра­ка­ны, ко­то­рые на­чи­на­ли буй­но раз­мно­жать­ся... Ни­че­го та­ко­го в Аме­ри­ке нет. Об­­­­р­а­­з­­у­ю­­ща­я­ся из та­­­ю­­­ще­го льда во­да ис­па­ря­ет­ся пу­тем по­до­гре­ва. И ни­ка­кой воз­ни с хо­ло­диль­ни­ком. По­ло­жил про­дук­ты, взял про­дук­ты. И всё! Мне ин­те­рес­но, как я бу­ду вос­при­ни­мать Мо­с­ков­скую дей­­­­с­­тв­и­­те­ль­ность, слу­чись мне по­бы­вать на ро­ди­не. Не ис­клю­че­но, что мой при­езд бу­дет пер­вым и по­след­ним. Труд­но пос­ле ци­ви­ли­за­ции воз­вра­щать­ся к вар­­­в­а­­р­­ству.
   По­еха­ли мы тут с Ли­ной на кон­церт в Сим­­­­ф­­о­­­ни­­че­с­кий Холл. Мы до­ста­ли сту­­­д­е­­н­­че­с­кие або­не­мен­ты по де­сять дол­ла­ров за 23 кон­цер­та! Од­на­ко або­не­мен­том это на­звать нель­зя, так как на луч­шие кон­цер­ты нам би­ле­тов не до­ста­ет­ся, и мы едем ка­­­ж­­дый раз в Бо­­­с­тон без уве­­­р­е­­н­­но­с­ти, что бу­дем слу­шать му­зы­ку. Уди­ви­тель­но, на­сколь­ко вы­со­ка здесь по­­­­с­е­­щ­а­е­мость сим­­­­ф­­о­­­ни­­че­с­ких кон­цер­тов. У нас пред­став­ле­ния на­чи­на­ют­ся в час трид­цать -- и зал поч­ти все­­­г­да со­вер­шен­но за­пол­нен. Очень вы­со­ка кон­­­ц­е­н­­т­­ра­ция ста­ри­ков и ста­рух, но оно и по­нят­но -- млад­ший и сред­ний воз­раст па­шет на ра­бо­те в по­те ли­ца и всех ос­таль­ных мест че­­­­л­­о­­­ве­­­че­­с­ко­го те­ла. В Бо­­­с­­­то­не мас­са кон­церт­ных за­лов, мно­гие из ко­то­рых не ус­ту­па­ют по раз­ме­рам Мо­с­ков­ской кон­сер­ва­то­рии. А на­ро­ду в Бо­­­с­­­то­не око­ло 700 ты­сяч, и вот та­кая впе­­­ч­а­т­­л­я­ю­щая за­­­п­о­л­­н­я­е­мость за­ла. Не то, что в Мос­к­ве с её один­над­ца­ти­мил­ли­он­ным на­се­ле­ни­ем. Вы, на­вер­ное, слы­ша­ли, что Бо­­­с­­т­он­ский сим­­­­ф­­о­­­ни­­че­с­кий ор­кестр яв­ля­ет­ся од­ним из из­­­ве­­­с­т­­ней­ших в ми­ре. В этот раз мы с Ли­ной опять не по­па­ли на пред­став­ле­ние, но я не жа­лею, так как мы со­вер­ши­ли чу­дес­ную про­гул­ку по цен­­­т­ру Бо­­­с­­­то­на. Дол­жен ска­зать пря­мо -- Мос­к­ва со все­ми сво­­­и­ми ис­­­­т­­о­­­ри­­­че­­с­ки­ми до­­­с­т­о­­п­­­­р­и­­­м­е­ч­­а­­тел­ь­но­с­тя­ми не до­тя­ги­ва­ет до Бо­­­с­­­то­на. О Нью-Йор­ке, ду­маю, и го­во­рить не­че­го. Уди­ви­тель­но, что при та­кой не­по­мер­ной пло­ща­ди Рос­сии, в её сто­ли­це нет та­ких боль­ших ухо­жен­ных пар­ков, как в Ев­ро­пе и Аме­ри­ке. Из­май­лов­ский или Фи­лев­ский пар­ки пред­став­ля­ют со­бой про­сто при­ре­зан­ное и пло­хо обу­­­с­­т­­­р­о­ен­ное про­­­стр­а­­н­­ство сель­ской ме­­­­с­­т­­но­с­ти и их раз­ме­ры ни о чем не сви­де­тель­ст­ву­ют. В пар­ках Бо­­­с­­­то­на вы уви­ди­те па­мят­ни­ки, обе­­­­л­и­с­ки, фон­та­ны, пру­ды. В Санкт-Пе­тер­бур­ге Лет­ний сад, за­ду­ман­ный и ис­пол­нен­ный по во­ле Пе­­­т­ра, яв­ля­ет со­бой при­мер, ка­ким долж­но быть го­род­ско­му пар­ку.
   Так вот, гу­ля­ли мы по Бо­­­с­­т­он­ским пар­кам, кор­ми­ли бе­лок, раз­гля­ды­ва­ли не­бос­кре­бы. Они здесь не очень вы­со­кие, эта­жей по 40-50, но об­ра­зу­ют не­обык­но­вен­но кра­си­вый ан­самбль. В кон­це пар­ка мы за­шли в ту­­­а­лет, где, как вез­де, чи­­­с­то, не во­ня­ет ни­чем, в изо­би­лии ту­­­а­­л­ет­ная бу­ма­га -- и все бес­плат­но. По ас­­­­с­о­­ц­и­а­ции вспом­нил, как пос­ле на­ча­ла пе­ре­строй­ки, не­ко­то­рые пред­при­им­чи­вые лю­ди взя­ли на от­куп об­­­­щ­­е­­­ств­ен­ные ту­­­а­­­ле­ты. В один из них я по­пал, встре­чая по­езд из Ле­нин­гра­да. Ра­­з­­­­ум­­е­­ет­ся, ту­да бы­ла оче­редь. Всё вну­­­т­ри бы­ло вы­ло­же­но но­вым ка­фе­лем, но нор­маль­ных ев­ро­пей­ских уни­та­зов не бы­ло. Вме­­­с­то них бы­ли ис­поль­зо­ва­ны те же ды­ры в бе­то­не, что и при ком­­­­м­­у­­ни­с­тах, и си­деть мож­но бы­ло толь­ко на кор­точ­ках. Пуб­ли­ка не очень ста­ра­лась по­пасть в дыр­ку, вслед­­­­с­твие че­го мо­ча не­пре­рыв­но по­сту­па­ла с воз­вы­ше­ний, где вос­се­да­ли кли­ен­ты, на мра­мор­ный пол. Мо­ло­дой па­рень с шлан­гом ме­тал­ся сре­ди ка­бин и пы­тал­ся смыть дерь­мо пе­ред на­ча­лом об­слу­жи­ва­ния сле­­­д­у­­­ю­­ще­го из­­­­н­ы­­в­­а­­ю­ще­го кли­ен­та. Ес­ли пре­ды­ду­щий кли­ент про­ма­хи­вал­ся ми­мо дыр­ки, па­рень горь­ко и гром­ко при­чи­тал на весь ту­­­а­­л­ет­ный зал. Сло­во "за­сра­нец" в раз­лич­ных мо­ди­фи­ка­ци­ях не схо­ди­ло с его уст. Не­взи­рая на ад­скую ра­бо­ту, в от­де­лан­ном цвет­ным ка­фе­лем за­ле сто­­­я­ла обыч­ная рус­ская вонь. Это­му спо­­­с­о­­б­­­с­т­во­­ва­ло еще и то, что па­рень смы­вал дерь­мо го­ря­чей во­дой... Ну, хва­тит не­при­ят­ных вос­по­ми­на­ний. Ас­­­­с­о­­ц­и­а­ции за­во­дят, черт зна­ет, ку­да. Ведь го­во­ри­ли о му­зы­ке и вот, на те­бе!
   Кри­­­­с­тик на­чал де­лать пер­вые ус­пе­хи в шах­ма­тах. Его во­зят на тур­ни­ры, а он за­ни­ма­ет при­зо­вые ме­­­­с­та. Иг­ру он еще тол­ком не по­ни­ма­ет, при­зна­ков ге­­­­­­н­­и­­­а­­ль­­но­с­ти я не об­на­ру­жи­ваю. Мно­гие на­чи­на­ют иг­рать в шах­ма­ты луч­ше с воз­рас­том, то есть, ко­­­­г­да мозг со­зре­ва­ет. Тур­ни­ры здесь плат­ные, хо­чешь иг­рать -- пла­ти. Так что у сы­на до­пол­ни­тель­ная ста­тья рас­хо­да. Два ра­за я ез­дил с вну­ком, вез с со­бой еду и пи­тье. На­до же бу­ду­ще­му чем­­­­­п­и­­о­ну под­­­­­к­­р­­­е­п­­ля­ть­ся в пе­ре­ры­ве ме­­­­­ж­­ду пар­­­­­т­и­­я­ми. Но на од­ном из тур­ни­ров де­тей кор­ми­ли за счет ус­­­­т­­­­р­­о­­и­те­лей, при­вез­ли очень вкус­ную пиц­цу и мно­го, так что и мне до­ста­лись два пре­крас­ных ку­­­­с­ка, ко­то­рые я с боль­шим ап­пе­ти­том съел, за­пи­вая пеп­си-ко­лой. На тур­нир ухо­дит поч­ти весь день. На­ча­ло в один­над­цать, но нуж­но при­ехать к де­ся­ти, а ко­нец в пять. Кри­­­­с­тик иг­ра­ет по че­ты­ре пар­тии с про­тив­ни­ка­ми и очень ус­та­ет и нерв­ни­ча­ет, осо­бен­но, ко­­­­г­да про­иг­ры­ва­ет. Учить те­­­­о­рию шах­мат он по­ка не же­ла­ет. Ко­неч­но, ведь это же труд­но и по­то­му скуч­но!
   Тут нас по­ве­ли на встре­чу с чи­нов­ни­ком, ко­то­рый же­ла­ет стать се­на­то­ром от шта­та Мас­са­чу­сетс. Джуй­ка обе­ща­ла под­дер­жать кан­ди­да­та, вслед­­­­­­с­твие че­го на­ши ак­­­­­­­т­­и­­ви­с­ты и Лю­ба с му­жем, в пер­вых ря­дах, уго­во­ри­ли нас и дру­гих зна­ко­мых пой­ти по­­­­­п­р­­и­­­­с­­у­т­­с­тво­вать на встре­че с из­би­ра­те­ля­ми, бла­го всё долж­но бы­ло со­сто­ять­ся в до­воль­но до­ро­гом ре­­­­­с­­­­­то­­ра­не на цен­­­­т­­р­а­ль­ной ули­це Лин­на. Я во­об­ще-то не хо­тел ид­ти, но по­шел и те­перь не жа­лею. Нас очень вкус­но кор­ми­ли. Вы­ста­ви­ли го­ря­чие теф­те­ли в под­ли­ве, мор­ские про­дук­ты в ви­де шаш­лыч­ков, обер­ну­тых то­нень­ким сло­ем гру­дин­ки, был очень вкус­ный пи­рог с сы­ром и шпи­на­том и сто­­­­я­ло две боль­ших го­ло­вки мяг­ко­го мас­­­­­­­л­­­я­­­ни­­с­то­го сы­ра, ко­то­рый ма­за­ли на сло­­­­е­ное пе­че­нье. За­пи­ли всё чаш­кой ко­фе, пос­ле че­го кан­ди­дат ска­зал свою ко­рот­кую речь, пред­ста­вил нам сво­­­­е­го стар­ше­го сы­на и по­ве­рен­но­го в де­лах и стал ожи­дать во­про­сов. На­ши ев­реи ста­ли жар­ко вы­сту­пать, что­бы он по­обе­щал вер­нуть нам бес­плат­ное зуб­ное ле­че­ние. Он ска­зал, что по­ста­ра­ет­ся. На эту те­му вы­сту­пи­ло че­ло­век шесть. По­том од­на да­ма ска­за­ла, что у нас ве­ли­ка пре­ступ­ность, но её не под­дер­жа­ли. На­ко­нец вы­сту­пи­ла еще од­на да­ма и ска­за­ла, что в Лин­не очень гряз­но, на что кан­ди­дат от­ве­тил, что де­нег на убор­ку по­ка не хва­та­ет. Тут я то­же по­пы­тал­ся вы­сту­пить и ска­зал, что де­нег осо­бен­но мно­го не нуж­но, а нуж­но за­кре­пить уча­­­­с­т­­ки улиц за до­ма­ми и при­ду­мать си­­­­­с­­­те­му штра­фов для тех до­мо­вла­дель­цев, ко­то­рые не уби­ра­ют му­сор. К мо­мен­ту мо­­­­е­го вы­­­­­с­­т­­­у­­п­­ле­ния все уже на­ора­лись, так что мое -- един­­­­­­с­­т­ве­н­но цен­ное пред­ло­же­ние про­ле­те­ло ми­мо ушей кан­ди­да­та. Все вы­сту­па­ли че­рез пе­ре­вод­чи­ка, так что вре­мя бы­ло рас­тра­че­но не­эф­фек­тив­но. Но не бе­да. За­то мы хо­ро­шо уго­­­­­с­­­ти­лись. Нам еще вру­чи­ли по гвоз­ди­ке, вы­кра­шен­ной в зе­ле­ный цвет в честь дня свя­то­го Па­­­­­т­­­ри­ка, и ли­пуч­ке с име­нем кан­ди­да­та. Соб­­­­­­с­­т­ве­н­но, мне то что... Го­ло­со­вать мо­гут толь­ко гра­­­­­­ж­­­д­а­не США, а мне до гра­­­­­ж­­­­­да­­н­­ства еще три с по­ло­ви­ной го­да. Мо­жет быть, в Рос­сии то­же те­перь под­карм­ли­ва­ют на­се­ле­ние пе­ред вы­бо­ра­ми, но уве­рен, что в ре­­­­­с­­­то­ран их не во­дят. Ре­­­­­с­­­­­то­­ра­ны для из­бран­ных. На мо­ей па­мя­ти на ка­ких-то вы­бо­рах кан­ди­дат раз­да­вал бу­тыл­ки вод­ки тем, кто бу­дет за не­го го­ло­со­вать. На­род с охо­той про­да­вал свой го­лос за бу­тыл­ку, при­чем "свои лю­ди" зор­ко смо­­­­­т­­­ре­ли, что­бы по­лу­чив­ший бу­тыл­ку не взду­мал про­го­ло­со­вать за дру­го­го кан­ди­да­та. Этот слу­чай не­ожи­дан­но по­пал в га­зе­ту, но, ду­маю, зло­­­­у­п­о­­­­­т­­­ре­б­ле­ний на вы­бо­рах в Рос­сии ку­да боль­ше, чем в США. Долж­на же Рос­сия хоть в чем-то за­ни­мать пер­вое ме­­­­с­то! А наш-то, аме­ри­кан­ский кан­ди­дат веж­ли­во нас так об­слу­жи­вал за три не­де­ли до вы­бо­ров и да­же не спро­сил пос­ле кор­меж­ки, со­глас­ны ли мы за не­го от­дать го­лос. Ка­кие все-та­ки, аме­ри­кан­цы до­вер­чи­вые лю­ди, ну пря­мо, как де­ти. Ко­неч­но, у них есть хи­­­­т­рые зло­деи, но, сла­ва Бо­гу, мы их ви­дим толь­ко в ки­но, а в ки­но по­рок все­­­г­да на­ка­зан, и до­­­б­­­­ро­­де­тель все­­­г­да тор­­­­ж­­е­­­с­­т­ву­ет.
  
   Здрав­­­­с­т­ву­й­те, до­ро­гие род­­­­с­т­ве­­н­­ни­ки!
   Ну вот, на­ста­ла но­вая Па­­­с­ха, или "Passover", ес­ли го­во­рить по-аме­ри­кан­ски. Здесь этот празд­ник празд­ну­ют все­рь­ез и дол­го, все зво­нят и по­здрав­ля­ют друг дру­га. Нас при­гла­си­ли зна­ко­мые, мы при­шли, но вся про­це­ду­ра на­по­ми­на­ла обыч­ное мо­с­ков­ское за­сто­лье. Мы пи­ли во­доч­ку с крас­ной ик­рой, а да­мы и сын зна­ко­мых пи­ли слад­кое ви­но. Бы­ла ма­ца на сто­ле. Хо­зяй­ка сго­то­ви­ла ку­ри­ный бу­л­­ь­он с клец­ка­ми. На том об­ряд­ная часть празд­ни­ка кон­чи­лась.
   Ска­жу че­ст­но. Лич­но мною, по­лу­чив­шим ате­­­и­­с­­­т­и­че­с­кое вос­пи­та­ние и при­шед­ше­го к мыс­ли о су­­­­щ­­е­­­с­­­т­­во­ва­нии Бо­га са­­­­м­о­­с­­т­о­я­­тель­но, ри­ту­аль­ные про­це­ду­ры, за­­­м­е­д­­л­я­ю­щие про­цесс при­ня­тия пи­щи, рав­но как и дру­гие про­цес­сы (об­ще­ния, иг­ры, празд­ни­ка и проч.), ощу­ща­лись, как до­сад­ное за­мед­ле­ние тем­па жиз­ни. Я счи­таю, что хо­ро­шо жить с Бо­гом в ду­ше, а всё ос­таль­ное ни­чем не от­ли­ча­ет­ся от не­дав­не­го пар­тий­но­го про­шло­го с бес­ко­неч­ны­ми вос­­­х­в­­а­­­ле­­ни­я­ми Пра­ви­те­ля. Од­на­ко дол­жен ого­во­рить­ся. Здесь во вре­мя про­шлой па­­­с­хи я был в си­на­го­ге и взял по­чи­тать, что там та­кое на­пи­са­но в свя­зи с празд­ни­ком. Кро­ме то­го, что я не­мно­го об­ра­зо­вал­ся в ре­ли­ги­оз­ном смыс­ле, чте­ние этой тон­кой книж­ки с вы­держ­ка­ми из тол­стых книг на­сто­ро­жи­ло ме­ня и за­ста­ви­ло с вни­ма­ни­ем про­честь не­ко­то­рые ме­­­с­та. Сво­­­и­ми на­­­б­л­­ю­­­де­­ни­я­ми я хо­тел бы по­де­лить­ся и с ва­ми, мои до­ро­гие.
   В по­­­­в­­е­­­с­­­т­­во­ва­нии об Ис­хо­де я на­шел, что ев­ре­ям над­ле­жит счи­тать се­бя не толь­ко из­бран­ным, но и воз­ве­ли­чен­ным на­ро­дом: ...Бла­го­сло­вен Ты, Бог Все­силь­ный Наш, Ко­роль все­лен­ной, Ко­то­рый из­брал нас из всех на­ро­дов, воз­вы­сил нас над все­ми язы­ка­ми и ос­вя­тил нас Сво­­­и­ми за­ве­та­ми...
   Ев­реи мо­гут быть сво­бод­ны толь­ко в Из­­­р­а­­и­ле. Нуж­но по обы­ча­ям празд­ни­ка обя­за­тель­но при­гла­шать "по­сто­рон­не­го" и де­лить с ним тра­пе­зу: ...Вот скуд­ный хлеб, ко­то­рый ели на­ши пред­ки в зем­ле еги­пет­ской. Вся­кий, кто го­ло­ден, пусть вой­дет и справ­ля­ет Пе­сах. В этом го­ду -- здесь, на бу­ду­щий год -- в Зем­ле Из­ра­иль­ской. В этом го­ду мы ра­бы, в бу­ду­щем го­ду мы бу­дем сво­бод­ны.
   Сле­­­д­у­­ю­щая мысль ме­ня по­тряс­ла. Как смог­ли ев­реи то­го вре­ме­ни "до­га­дать­ся" о ко­­­с­­­­мо­­го­нии Бо­га, что он боль­ше все­лен­ной?!: ...По­че­му Все­выш­не­го вме­­­с­то Его Соб­­­­с­т­ве­­н­­но­го Име­ни на­зы­ва­ют име­нем Ма­ком (про­­­стр­а­­н­­ство, ме­­­с­то)? -- По­то­му что Он яв­ля­ет­ся Вме­­­с­­­­ти­­ли­щем все­лен­ной, а не на­обо­рот.
   По­лу­ча­ет­ся, что Бог от­­­в­е­­т­­­ст­ве­нен за всё, что про­ис­хо­дит во Все­лен­ной -- ро­­­ж­­­д­е­ние но­вых звезд, об­ра­зо­ва­ние чер­ных дыр, раз­­­­б­е­­г­­а­ю­­ща­я­ся Все­лен­ная, не­мыс­ли­мое ко­­­­л­­и­­­че­­с­т­во звезд­ных га­лак­тик, пла­нет и сгу­­с­т­­ков ма­те­рии, не­мыс­ли­мые рас­­­ст­о­­я­ния. И вот, Бог сре­ди это­го сво­­­е­го иму­­­­щ­­е­­с­т­ва на­хо­дит неч­то, на­­­­п­­о­­­ми­­на­ю­щее со­рин­ку, то есть на­шу Зем­лю, и на этой со­рин­ке вы­ра­щи­ва­ет кро­шеч­ный на­род, ко­то­рый с Аль­де­ба­ра­на или Си­­­р­и­­у­са не раз­гля­деть в са­мый силь­ный те­­­­л­е­с­коп, и, бро­сив все де­ла, за­ни­ма­ет­ся во­про­са­ми об­ре­за­ния, все­со­жже­ния, на­став­ля­ет иу­дей­ских ца­рей и про­чее. Уди­ви­тель­но! Про­шу про­ще­ния за ком­мен­та­рии.
   Еда пред­став­ля­ет­ся выс­шей цен­­­­н­о­с­тью: По ве­ли­кой бла­го­сти Его ни­­­­к­о­г­да не не­до­ста­ва­ло нам и не бу­дет не­до­ста­вать еды во ве­ки ве­ков... Бла­го­да­рим мы Те­бя... за снедь, ко­то­рой Ты пи­та­ешь нас не­пре­стан­но: ежед­нев­но, еже­­­в­­­р­е­­мен­но и еже­час­но... пи­тай, обес­пе­чи­вай, со­дер­жи нас в до­стат­ке, Бо­же Все­силь­ный Наш, и из­бавь нас от всех на­ших бед. И не при­­­­н­­у­ж­дай нас, Бо­же Все­силь­ный Наш, при­бе­гать к по­дар­кам смерт­ных и к их зай­мам...
   Уди­ви­тель­на си­ла ве­ры, за­клю­чен­ная в сле­­­д­у­­ю­щих строч­ках, ибо ни один из жи­ву­щих не до­жил до при­ше­ст­вия Мес­сии. Не­ко­то­рые ут­вер­жда­ют, что у ев­ре­ев нет бес­смер­тия и рая, но строч­ки при­ве­ден­ные ни­же оп­ро­вер­га­ют это: ...Да удо­­­с­­­то­ит нас Все­­­­м­­и­­­ло­­с­ти­вый до­жить до дней при­­­­ш­­е­­с­т­вия мес­сии и до жиз­ни гря­ду­ще­го ми­ра... Бла­жен че­ло­век, упо­­­в­а­­ю­щий на Бо­га, ибо Бог бу­дет твер­ды­ней его.
   Из тес­но­ты взы­вал я к Бо­гу, от­ве­тил мне в про­сто­ре Бог. Бог за ме­ня, не бо­юсь я. Что сде­ла­ет мне че­ло­век? Бог был мне в по­мощь -- уви­дел я, как месть на­стиг­ла вра­гов мо­их. Луч­ше быть в те­ни у Бо­га, чем до­ве­рить­ся че­ло­ве­ку. Луч­ше быть в те­ни у Бо­га, чем до­ве­рить­ся бла­го­род­ней­шим. Все на­ро­ды ме­ня ок­ру­жи­ли -- я Име­нем Бо­га со­кру­шу их. Об­сту­пи­ли ме­ня, но име­нем Бо­га я со­кру­шу их. Ок­ру­жи­ли ме­ня, как пче­лы, по­га­си­ли пла­мя мое, как огонь в тер­не, но име­нем Бо­га я со­кру­шу их... Не ум­ру я, бу­ду жить -- воз­ве­щать о де­лах бо­ж­­ь­их. Ка­рал ме­ня Бог, по­ка­рал, но смер­ти не пре­дал ме­ня. От­во­ри­те мне вра­та прав­ды, я вой­ду в них, бу­ду Бо­га бла­го­да­рить. Это вра­та Бо­жьи -- пра­вед­ные вой­дут в них...
  
   Вот та­кие мыс­ли и чув­­­­с­тва по слу­чаю Па­­­с­хи. В хри­­­с­­­­ти­­ан­ской ре­ли­гии, так же, как и в дру­гих ре­ли­ги­ях ми­ра, я уве­рен, вы най­де­те се­ме­на Прав­ды и Му­­­д­­­ро­с­ти не­обык­но­вен­ной. Нуж­но толь­ко пре­одо­леть ле­ность ума и не за­мы­кать­ся на си­­­ю­­­м­и­­нут­ном. Не ка­­­ж­­дая ми­ну­та спа­са­ет на­шу жизнь. Есть вре­мя ра­бо­тать и есть вре­мя от­ды­хать. Есть вре­мя за­ду­мы­вать­ся над тем, ра­ди че­го мы жи­вем...
   Вме­­­с­те с Фи­лип­пом учит­ся маль­чик из аме­ри­кан­ской се­мьи. Ма­ма это­го маль­чи­ка при­гла­си­ла всю се­мью в го­­­с­ти на Пей­сах. Да­ша по это­му слу­чаю ку­пи­ла маль­чиш­кам но­вые джин­сы и ру­баш­ки. Де­ти бы­­­­с­­т­ро ус­та­ли на празд­ни­ке и за­сну­ли, по­сколь­ку ре­ли­ги­оз­ная про­це­ду­ра уто­ми­тель­но-дол­гая. Да­ша бо­­­я­лась, что она бу­дет пья­ной, так как ей ска­за­ли, что ев­реи пьют че­ты­ре обя­за­тель­ных то­­­с­та, а даль­ше, кто как мо­жет. Ока­за­лось, что на сто­ле бы­ло все­го две бу­тыл­ки ви­на, од­ну из ко­то­рых при­не­сла Да­ша. Она в пол­ном во­­­с­­т­ор­ге от празд­ни­ка.
   Зав­тра сын при­сту­па­ет к ра­бо­те в бан­ке на пол­ную став­ку да еще с до­пол­ни­тель­ны­ми ча­са­ми. Все­го он бу­дет ра­бо­тать 50 ча­сов в не­де­лю. Я за не­го пе­ре­жи­ваю. Бо­юсь, что­бы он не сре­зал­ся на ка­кой-ни­будь че­пу­хе. Ка­кая все-та­ки раз­ни­ца от­ца и сы­на! Я в 36 лет ра­бо­тал на­чаль­ни­ком сек­то­ра, по­лу­чал весь­ма со­лид­ную зар­­­п­­­ла­ту и не до­став­лял сво­­­и­ми проб­ле­ма­ми лиш­них вол­не­ний ро­ди­те­лям.
   Не знаю, как вам уда­лось адап­ти­ро­вать­ся на­столь­ко, что­бы не гру­­­с­тить о про­шлой жиз­ни. Я, лич­но, при том, что вся­­­­ч­е­с­ки пы­та­юсь ожи­вить своё су­­­­щ­­е­­­с­­­т­­во­ва­ние, чув­­­­с­твую се­бя в тюрь­ме, ко­то­рую со­здал соб­­­­с­т­ве­­н­­ны­ми ру­ка­ми. И де­ло здесь не в Аме­ри­ке и аме­ри­кан­цах. Мир зам­кнул­ся, су­зил­ся до кро­хот­но­го ев­рей­ско­го ме­­­с­­т­еч­ка, ко­то­рое жи­вет слу­ха­ми о боль­шой и пол­но­цен­ной жиз­ни, ко­то­рая где-то да­ле­ко-да­ле­ко. Да, есть се­мья и де­ти, дай им Бо­же здо­ро­вья и дол­гих сча­­с­т­­­л­и­вых лет жиз­ни. Но я! Я зам­кнут в двух ком­на­тах с же­ной и мне не­ку­да деть­ся. У ме­ня бы­ло ДЕ­ЛО в жиз­ни. У ме­ня бы­ли ДРУ­ЗЬЯ и ЗНА­КО­МЫЕ. Я ви­дел во­круг се­бя мас­су сим­па­тич­ных и не­при­ят­ных лиц, и я был сча­­с­т­­лив с од­ни­ми и из­бе­гал дру­гих. Я хо­дил на ра­бо­ту. А здесь ма­лей­шая ше­ро­хо­ва­тость в от­но­ше­ни­ях раз­рас­та­ет­ся до ко­­­с­­­­ми­­че­с­ких раз­ме­ров и тре­бу­ет­ся мас­са вре­ме­ни и не­рвов, что­бы сгла­дить эту ше­ро­хо­ва­тость. Да, я мо­гу одеть­ся и вый­ти на ули­цу. А даль­ше? Да, я мо­гу пой­ти в биб­лио­те­ку. Но я ни­­­­к­о­г­да не лю­бил си­де­ния в биб­лио­те­ке, мне там не­удоб­но. Я ни­­­­к­о­г­да не ду­мал, что 24 ча­са в сут­ки с лю­би­мым че­ло­ве­ком мо­гут ока­зать­ся пыт­кой. Ей все­­­г­да бы­ло со мной не­ин­те­рес­но, но у ме­ня бы­ла от­ду­ши­на. Я мог де­лить­ся мыс­ля­ми с дру­з­­­ь­­я­ми, с кол­ле­га­ми. А те­перь я мо­гу по­ве­рять свои мыс­ли толь­ко бу­ма­ге и ждать по го­ду, по­ка ка­­­п­­р­из­ный ре­дак­тор что-то возь­мет для пуб­ли­ка­ции. А хо­чет­ся ис­тин­но­го те­­­п­­ла и об­ще­ния!
   Пи­шу я эти горь­кие стро­ки не ра­ди жа­­­­л­о­с­ти ближ­них мо­их. Я уже пе­ре­жил пер­вый стресс пос­ле при­ез­да, ко­­­г­да мне бы­ло дей­­­­с­­тв­и­­те­ль­но пло­хо, я все­го бо­ял­ся. Пись­мо в поч­то­вом ящи­ке, ко­то­рое я не мог по­нять, при­во­ди­ло ме­ня в от­­­ч­а­­я­ние. Я бо­ял­ся что-то где-то не за­пла­тить, что-то за­быть. Я вста­вал ут­ром и с то­­­с­кой смо­­­т­рел в ок­но, не зная, чем за­пол­нить день. Я с яро­­­с­тью за­ни­мал­ся язы­ком, ду­мая, что в нем мое спа­се­ние. Ни­чуть не бы­ва­ло! У ме­ня нет ни­ка­кой по­­­тр­е­­б­­но­с­ти ис­кать на ста­­­р­о­­с­ти лет аме­ри­кан­ских дру­зей, ибо мы про­жи­ли раз­ную жизнь и при­шли к раз­ным ито­гам. Не­сча­ст­ные, при­ехав­шие из Рос­сии, все по­хо­жи друг на дру­га, все они пред­став­ля­ют со­бой удо­­­б­­­ре­ние для под­­­р­а­с­­т­­а­­ю­ще­го по­ко­ле­ния. Они по­гру­зи­лись в эту жизнь, у них есть обиль­ная еда и кры­ша над го­ло­вой, че­го же еще же­лать?! Поч­ти все они бы­ли людь­ми с выс­шим об­ра­зо­ва­ни­ем, с те­ми или ины­ми ду­хов­ны­ми за­про­са­ми. Те­перь они ды­шат по­след­ни­ми но­­­­в­о­­с­­тя­ми из Рос­сии и Из­­­р­а­­и­ля, бе­гут, сло­мя го­ло­ву, на кон­цер­ты ста­­­р­е­­ю­щих зна­­­­м­­е­­­ни­­то­с­тей, не за­ме­чая, что они са­ми се­бя пре­да­ли. С ни­ми аб­со­лют­но не о чем го­во­рить. Они лег­ко впа­да­ют в раз­дра­же­ние, ко­­­г­да пы­та­ешь­ся их рас­ше­ве­лить, до­ка­зать им, что ста­тья в га­зе­те "Фор­вертс" не есть ис­ти­на в по­след­ней ин­стан­ции. Я тут бы­ло стро­ил пла­ны вы­сту­пить со сво­­­и­ми сти­ха­ми и рас­ска­за­ми пе­ред рус­­­ск­о­­­я­­зыч­ной ау­ди­то­ри­ей. А те­перь ду­маю -- пе­ред кем же я со­би­ра­юсь вы­сту­пать! Ведь я их уже ви­дел в Мос­к­ве, в Ев­рей­ском куль­тур­ном цен­­­т­ре. Это всё те же ста­ри­ки и ста­ру­хи, ко­то­рые пле­тут­ся че­рез весь го­род, что­бы по­слу­шать лек­ции по ев­рей­ской ис­то­рии. Что им мои сти­хи! Моя боль и моя лю­бовь! Как буд­то при­шел в му­зей ма­дам Тюс­со. С та­ким же ус­пе­хом мож­но ста­рать­ся раз­влечь му­мию фа­­­р­а­­о­на.
  
   До­ро­гие дру­зья, здрав­­­­с­т­ву­й­те!
   В Лин­не сно­ва вес­на. Вот ско­ро уже два го­да, как мы в Аме­ри­ке. Слу­шаю ве­­­с­ти из Рос­сии и ра­ду­юсь, что ме­ня там нет. Не­дав­но вер­ну­лись от­ту­да зна­ко­мые. На­­­стр­о­­е­ние у них от все­го уви­ден­но­го и ус­лы­шан­но­го весь­ма мрач­ное. До­ро­го­виз­на страш­ная. Воз­рос­ли не­со­раз­мер­но до­хо­дам квар­тир­ные ус­лу­ги. Пен­сии по­вы­си­лись, но они все боль­ше от­ста­ют от цен. В Мос­к­ве воз­во­дят все но­вые ши­кар­ные зда­ния для бан­ков и дру­гих фи­нан­со­вых ин­сти­ту­тов, жу­ли­ки за­­­стр­а­­­и­­ва­ют вил­ла­ми Под­­­м­о­­­с­­ко­вье. На­род в мас­се сво­ей бед­­­­с­­тв­у­ет. Мо­ло­дые со­дер­жат пен­­­с­и­­­о­­не­ров. Спе­­­ц­и­­­а­­ли­с­ты, окон­чив­шие пре­стиж­ные уни­вер­си­те­ты, вы­­­­н­­у­­ж­­де­ны ухо­дить в биз­нес или уез­жать за ру­беж. По при­зна­нию са­мих вла­­­с­тей из стра­ны уе­ха­ло 250 ты­сяч спе­­­ц­и­­­а­­ли­с­тов. На фо­не ара­бо-из­ра­иль­ско­го кон­флик­та страш­но уси­лил­ся ан­ти­се­ми­тизм. Мо­ло­дых лю­дей при­вле­ка­ют в от­ря­ды штур­мо­ви­ков. Все гро­­­м­че слы­шит­ся при­зыв: Рос­сия -- для рус­ских! Пу­тин ве­дет тай­ную по­ли­ти­ку за­пу­ги­ва­ния, а в от­кры­тую изо­бра­жа­ет до­­­б­­­­ро­­­ж­­е­­ла­­т­ель­но­го от­ца на­ро­да. Лю­ди ста­ли бо­ять­ся от­кры­то кри­ти­ко­вать пре­зи­ден­та. А ме­­­ж­­ду тем и се­год­ня на мно­гих пред­при­яти­ях по пол­го­да не пла­тят зар­­­п­­­ла­ту.
   По­слу­ша­ешь та­кие ве­­­с­ти и про­па­да­ет же­ла­ние ту­да по­ехать. А ведь там дру­зья. Лев­ка мой стал уже че­­­­т­­ы­­­р­еж­ды де­душ­кой. На­ко­нец-то его сын, ко­то­рый поп, ро­дил маль­чи­ка. Я его по­здрав­ляю, го­во­рю ему, что ви­дишь, мол, как Го­­­с­подь ум­но­жа­ет твое се­мя, а он от­ве­ча­ет, что это не его се­мя, что все они Шу­ру­по­вы. А я его убе­­­ж­­даю, что не­важ­но, как они бу­дут на­зы­вать­ся. Ко­ро­че -- осо­бой ра­­­­д­о­с­ти он от это­го не ис­пы­ты­ва­ет (а это то, о чем меч­та­ют все нор­маль­ные лю­ди), од­на­ко ле­том по­едет с доч­кой Лен­кой в де­рев­ню па­­­с­ти сво­их вну­ков.
   Ор­лов­ские всё еще ра­бо­та­ют. У Са­ши был при­ступ желч­но-ка­мен­ной бо­лез­ни, вы­зы­ва­ли ско­рую. У Же­ни на­шли по­ли­пы в ки­шеч­ни­ке. Хо­ро­ше­го ма­ло. По­ра бы на­чать сле­дить за здо­­­ро­­­вь­ем, но ко­­­г­да его уже нет или оно на ис­хо­де, то сле­дить осо­бен­но не за чем и не­за­чем! На­до сме­нить об­раз жиз­ни, но бро­сить ра­бо­ту и си­деть на пен­сии они по­ка не со­глас­ны. Кста­ти, у Же­ни двое вну­ков, так что по­си­деть спо­кой­но им не да­дут. Саш­кин сын Ан­д­рей ни­как не за­ве­дет се­мью, а ведь ему уже со­рок лет! Ув­ле­че­ния его, как у мо­ло­до­го сту­ден­та -- ка­та­ние на ро­ли­ко­вых конь­ках, со­вре­мен­ная му­зы­ка и про­чее. За­дер­жал­ся в раз­ви­тии, не стал взрос­лым.
   Зво­ни­ла Ир­ма из Из­­­р­а­­и­ля. Доч­ка Рая ра­бо­та­ет, её це­нят. Но как сло­жит­ся жизнь у ро­ди­те­лей? По­ка им сня­ли до­ро­гую квар­ти­ру на пол­го­да, а там нуж­но бу­дет где-то под­ра­ба­ты­вать или да­же ра­бо­тать все­рь­ез. У Ир­мы пер­спек­ти­вы нет, но Фи­ма яв­ля­ет­ся круп­ным спе­­­ц­и­­­а­­ли­с­том по ста­лям и, воз­мож­но, что он най­дет ра­бо­ту. Тет­ка Ве­ра в хо­ро­шем со­­­ст­о­­я­нии, бо­­­д­ра и ве­се­ла, че­го я же­лаю ма­ме от всей ду­ши. Всё бы­ло бы хо­ро­шо, ес­ли бы не вой­на. По­хо­же, что мир в Из­­­р­а­­и­ле ста­но­вит­ся всё ме­нее ве­ро­ят­ным. Уди­ви­тель­на ре­ак­ция За­пад­ной Ев­ро­пы. Они всё-всё по­за­бы­ли. Они про­во­дят та­кую же по­ли­ти­ку уми­ро­тво­ре­ния ара­бов, как ко­­­г­да-то уми­ро­тво­ря­ли Гит­ле­ра. Сей­час в Ев­ро­пе жи­вет око­ло двад­ца­ти мил­ли­онов ара­бов и, ду­ма­ет­ся, на­ста­нет день, ко­­­г­да ев­ро­пей­цы до­ро­го за­пла­тят за свою ту­пость и мяг­ко­те­лость. Нель­зя на­хо­дить­ся в нор­маль­ных от­но­ше­ни­ях с людь­ми, ко­то­рые по­сы­ла­ют сво­их де­тей на са­мо­у­бий­ство ра­ди де­нег. Дол­жен ска­зать, что 25 ты­сяч дол­ла­ров, ко­то­рые Сад­дам Ху­сейн вы­да­ет за ка­­­ж­­­д­о­го са­­­­м­о­­у­­бий­цу, яв­ля­ют­ся для бед­ных па­­­­л­е­­с­­тин­ских се­мей не­ви­дан­ным бо­­­г­а­­т­­ством. Так что по­ка есть та­кой сти­мул, са­­­­м­о­­у­­бий­цы-взры­ва­те­ли бу­дут про­дол­жать свое гряз­ное де­ло.
   По­мни­те Эй­дель­ма­нов? Ин­на со­бра­лась тут уда­лить желч­ный пу­зырь, ко­то­рый у неё за­бит кам­ня­ми. Лег­ла на опе­ра­цию и чуть не по­мер­ла. Вра­чи ус­­­т­­р­о­и­ли ей пе­ри­то­нит и еле вы­та­щи­ли. Сей­час уже, сла­ва Бо­гу, все по­за­ди. Но ка­ко­ва аме­ри­кан­ская ме­ди­ци­на! Не го­во­рил ли я, что всё де­ло во вра­чах, а вра­чи вез­де оди­на­ко­вы. Сре­ди них есть ге­нии и ду­ра­ки, а ду­ра­ков, как из­­­ве­­­ст­но, все­­­г­да на­мно­го боль­ше. Лю­ба уже уч­ла этот пе­чаль­ный опыт и не то­ро­пит­ся лечь под нож со сво­им желч­ным пу­зы­рем.
   Сын по­не­мно­гу втя­ги­ва­ет­ся в ра­бо­ту в бан­ке. Как я по­нял, его про­дви­же­ние за­ви­сит от то­го, кон­чит ли он кол­ледж по бан­ков­ской спе­­­­ц­и­­а­­ль­­но­с­ти или нет. Так что про­цесс ро­­­с­та за­тяж­ной, не ме­нее, чем на два го­да, а ведь он еще да­же не по­сту­пал. Тел­лер -- это ниж­няя сту­пень. Что ж, пусть прой­дет свой путь на­верх. При упор­­­­с­тве он к со­ро­ка го­дам мо­жет вый­ти на впол­не удов­лет­во­ри­тель­ный уро­вень. Да­ши­ны пла­ны я не знаю. Ду­маю, что ра­ди де­тей и ра­ди умень­ше­ния пла­ты за шко­лу ей нуж­но си­деть в ев­рей­ской ком­­­­м­­ь­­ю­­ни­ти.
   По слу­чаю со­ро­ка­ле­тия на­ше­го бра­ка Да­ша при­не­сла бу­кет из 29 роз. Бу­кет кра­си­вый, но нуж­но ли бы­ло вы­бра­сы­вать та­кую ку­чу де­нег? Прой­дет три дня и я от­не­су его на по­мой­ку. Ощу­ще­ния празд­ни­ка в свя­зи с го­дов­щи­ной нет. Все мо­ло­дые за­ня­ты, а с Лю­бой мы ви­дим­ся поч­ти ка­­­ж­­дый день. В Мос­к­ве мы со­бра­ли бы го­­­с­тей, Ли­на го­то­ви­ла бы, не­де­лю не вы­хо­дя из кух­ни, я бы мыл та­рел­ки и ста­ка­ны до двух ча­сов но­чи, но бы­ло бы ОБ­ЩЕ­НИЕ с дру­з­­­ь­­я­ми. Бы­ло бы ощу­ще­ние празд­ни­ка. Ли­на очень рез­ко ре­­­а­­­­ги­­ру­ет на мои пред­ло­же­ния что-ли­бо сде­лать или ку­да-ли­бо пой­ти. Тут же мне за­ты­ка­ет рот: "Что ты там буб­нишь?" Это гнус­ное сло­во она на­ча­ла про­из­но­сить в ка­­­ж­­дом слу­чае, ко­­­г­да я ей не уго­дил. Се­год­ня мы по­еха­ли на ма­ши­не с Лю­бой по­гу­лять по бе­ре­гу оке­­­а­на. На об­рат­ном пу­ти Лю­ба пред­ло­жи­ла по­­­см­о­­т­реть са­дик, ко­то­рый ус­­­т­­р­о­и­ли жи­те­ли за один день. Я ска­зал, что мы мог­ли бы пой­ти ту­да пеш­ком, это близ­ко. В ре­зуль­та­те я опять ус­лы­шал: "Что ты там буб­нишь?!". Я оз­ве­рел и ска­зал, что­бы она ко мне с этим сло­вом боль­ше ни­­­­к­о­г­да не об­ра­ща­лась. В ре­зуль­та­те она на­ду­лась и весь ве­чер со мной не раз­го­ва­ри­ва­ет. И не­ку­да мне от до­ро­гой су­­­п­­­ру­ги деть­ся! От этой си­­­т­у­­а­ции, ко­то­рую ни­как не­воз­мож­но ре­шить, мож­но свих­нуть­ся. Ком­нат у нас все­го две и од­на из них про­ход­ная...
   Вче­ра ре­шил­ся, по­зво­нил в один тол­стый рус­­­ск­о­­­я­­зыч­ный жур­нал "Сло­во-Word" пред­ло­жил свои рас­ска­зы. Дев­чон­ка из ре­дак­ции ска­за­ла мне, что­бы я по­слал. Ну я и по­слал це­лых де­сять рас­ска­зов. Ес­ли по­ве­зет, они что-ни­будь на­пе­ча­та­ют. А ес­ли не на­пе­ча­та­ют? Да­же не знаю, что то­­­г­да де­лать. По­смерт­ная сла­ва мне ни к че­му, да ник­то и не бу­дет ко­пать­ся пос­ле ме­ня в мо­их бу­ма­гах. Вы­ки­нут всё в му­сор­ный ящик. Вот ди­лем­ма: мой ар­хив, моя кор­­­р­е­­­с­­­пон­­ден­ция ос­та­лись в Сло­ва­кии. Не знаю, как их от­ту­да вы­­­ск­р­е­с­ти. А ес­ли бы да­же и уда­лось пе­ре­вез­ти мои ма­­­­т­е­­р­и­а­лы сю­да, то ко­му я мог бы до­ве­рить рас­по­ря­жать­ся ар­хи­вом или хра­нить его? Сы­ну на­пле­вать, Да­ша -- чу­жой че­ло­век, вну­кам это не нуж­но, а Ли­на -- ? За­ви­дую Ор­лов­ско­му. У них есть пре­­­­е­­м­­­ств­ен­ность. До­ку­мен­ты его от­ца хра­нят­ся, как ре­ли­к­вия. Сам Ор­лов­ский ни­че­го пос­ле се­бя не ос­тав­ля­ет, по­сколь­ку он есть че­ло­век не пи­шу­щий. Ему лег­че.
   Не­сколь­ко слов о том хо­ро­шем, что есть в на­шей жиз­ни. Вре­мя от вре­ме­ни на не­сколь­ких ка­на­лах те­ле­ви­де­ния пе­ре­да­ют не­обы­чай­но ин­те­рес­ные для ме­ня пе­ре­да­чи, свя­зан­ные с ис­­­с­л­­е­­­до­­­ва­­ни­я­ми при­ро­ды или ко­­­с­­­мо­са. Сла­ва Бо­гу, я уже в со­­­ст­о­­я­нии мно­гое по­ни­мать, ко­­­г­да слу­шаю и од­но­вре­мен­но про­чи­ты­ваю под­строч­ник. Эти пе­ре­да­чи дол­го вер­тят­ся в мо­ей го­ло­ве и по­­­­б­­у­­ж­­да­ют к мыс­ли­тель­ной де­­­я­т­е­­ль­­но­с­ти. Вот, к при­ме­ру, не­дав­но бы­ла пе­ре­да­ча о вул­ка­нах и вул­­­­к­­а­­­ни­­че­с­кой де­­­я­т­е­­ль­­но­с­ти на Зем­ле. Ока­за­лось, что из­вер­же­ние вул­ка­на Сан­то­рин в Сре­ди­зем­ном мо­ре, в ре­зуль­та­те ко­то­ро­го по­гиб­ла Ат­лан­ти­да и воз­ник­ли ми­фы о все­мир­ном по­то­пе, -- все­го лишь се­меч­ки. Да­же из­вер­же­ние вул­ка­на в Ин­до­не­зии, в ре­зуль­та­те ко­то­ро­го кли­мат Зем­ли по­хо­ло­дал на не­сколь­ко лет (ту­чи пе­­­п­­ла и га­зов не да­ва­ли про­бить­ся сол­неч­ным лу­чам), еще не пре­дел. Но раз в 600 ты­сяч лет про­ис­хо­дит из­вер­же­ние су­пер-вул­ка­на, ко­то­рый на­хо­дит­ся под до­ли­ной, в ко­то­рой рас­по­ло­жен Иел­­­­л­о­­у­­­с­­то­ун­ский парк в Аме­ри­ке. Уче­ные об­на­ру­жи­ли, что пос­ле его из­вер­же­ния в оке­­­а­не вы­па­ло 35 сан­­­­т­и­­м­е­т­ров пе­­­п­­ла. Под­счи­та­но, что сред­не­го­до­вая тем­пе­ра­ту­ра на Зем­ле упа­дет при­мер­но на пять гра­ду­сов и это бу­дет про­дол­жать­ся мно­го лет. Яс­но, что боль­шая часть су­ши бу­дет в за­мерз­шем со­­­ст­о­­я­нии и все жи­вое по­гиб­нет. Ник­то не зна­ет, ко­­­г­да нач­нет­ся это из­вер­же­ние, но зна­ют, что под до­ли­ной на­хо­дит­ся озе­ро рас­плав­лен­ной маг­мы раз­ме­ром 30х50 ки­­­­л­о­­м­е­т­ров. Ес­ли в на­шем рас­по­ря­же­нии име­ет­ся хо­тя бы ты­ся­ча лет, то че­­­­л­­о­­­в­е­­ч­е­с­т­во за эти го­ды най­дет спо­соб ней­тра­ли­зо­вать чу­до­вищ­ную раз­ру­ши­тель­ную си­лу пред­­­ст­о­­­я­­ще­го из­вер­же­ния, а ес­ли в на­шем рас­по­ря­же­нии толь­ко сто лет, то мы мо­жем не ус­петь. На­ши ус­пе­хи в на­уке и тех­ни­ке еще не­до­ста­точ­ны для ней­тра­ли­за­ции столь гроз­ных яв­ле­ний. Так что на­ша Зем­ля во­все не ста­руш­ка. В её ну­­­т­ре еще ки­пят ги­гант­ские си­лы, спо­соб­ные в один мо­мент рас­пра­вить­ся с выс­ши­ми фор­ма­ми ор­­­­г­­а­­­ни­­че­с­кой жиз­ни, ко­то­рые она са­ма и по­ро­ди­ла.
   Вре­мя от вре­ме­ни я гу­ляю с млад­шим сы­ном Лю­бы. Ино­­­г­да сре­ди пу­­­с­тых раз­го­во­ров, как он спал или как он иг­рал тре­мо­ло на ги­та­ре, он да­рит ме­ня за­ме­ча­тель­ны­ми на­­­б­л­­ю­­­де­­ни­я­ми, сви­­­­д­е­­те­­ль­­­­ст­­в­у­ю­щи­ми об его ос­­­т­ром уме. Так, не­дав­но, го­во­ря о том, что в Мос­к­ве со­би­ра­ют­ся по­ста­вить па­мят­ник Бу­ла­ту Оку­джа­ве, он ска­зал, что то­му по­вез­ло с дру­з­­­ь­­я­ми, ко­то­рые ор­га­ни­зо­ва­ли это де­ло. И дей­­­­с­­тв­и­­те­ль­но -- ве­ли­ким на­шим по­этам-со­вре­мен­ни­кам при­шлось ждать бо­лее пол­сот­ни лет, по­ка им воз­двиг­ли па­мят­ник, а мно­гие ни­­­­к­о­г­да этой че­­­с­ти не до­­­­­ж­ду­т­ся.
   На за­­­к­у­­с­ку при­во­жу вам две вы­держ­ки из школь­ных со­чи­не­ний. "До­­­­­брый док­тор Ай­бо­лит от­ре­зал но­ги бо­га­тым и при­ши­вал их бед­ным... " и "Сла­вя­не бы­ли воль­но­лю­би­вым на­ро­дом. Их ча­­­с­то уго­ня­ли в раб­­­­с­тво, но и там они не ра­бо­та­ли... "
   Ге­рой од­но­го мо­­­е­го рас­ска­за го­во­рит о се­бе: "Я че­ло­век гру­ст­ный". Тут ма­ма в раз­го­во­ре по­се­то­ва­ла, что пись­ма мои пе­чаль­ны. Что ж, бу­ду ста­рать­ся впредь пи­сать о чем-ни­будь ве­се­лом, ес­ли жизнь под­ки­нет сю­же­тик. Но по­ка... Кста­ти, сре­ди мас­сы по­шлых анек­до­тов, ко­то­ры­ми пич­ка­ют нас ме­ст­ные рус­­­ск­о­­­я­­зыч­ные га­зе­ты, на­ткнул­ся на один, ко­то­рый бли­зок мне по ми­ро­ощу­ще­нию. Вот он. "Не­воз­мож­но дви­гать­ся бы­­­­с­­т­рее све­та... Да ес­ли бы это и бы­ло воз­мож­но -- за­чем? Всё рав­но ник­то не уви­дит, ник­то не оце­нит... "
   В кол­ле­дже, где мы из­уча­ем ан­­­г­­л­ий­ский, по­зна­ко­ми­лись с очень при­ят­ной па­рой. Он -- быв­ший ре­дак­тор на­уч­но­го от­де­ла жур­на­ла "Во­круг све­та", она -- быв­ший на­уч­ный со­труд­ник Ис­­­­т­­о­­­ри­­­че­­с­ко­го му­зея в Мос­к­ве. Мы с ни­ми со­би­ра­лись уже два ра­за, один раз у нас, вто­рой -- у них. Пи­ли во­доч­ку, вкус­но за­ку­сы­ва­ли и бол­та­ли о жиз­ни и вся­кой вся­чи­не на мо­с­ков­ский лад. Еще бы па­роч­ку та­ких зна­ко­мых, гля­дишь, на­ша эми­­­г­­­­ра­­­ц­и­он­ная жизнь ста­ла бы впол­не снос­ной, ибо глав­ный де­фи­цит здесь -- де­фи­цит куль­тур­но­го об­ще­ния.
  
   Здрав­­­­с­т­ву­й­те, до­ро­гие мои род­­­­с­т­ве­­н­н­ич­ки!
   Те­перь о на­шем пу­­­­т­­е­­­ше­­с­т­вии в Ка­ли­фор­нию. Воз­мож­ность пу­­­­т­­е­­­ш­е­­с­­т­во­вать в по­след­ние де­сять лет ста­ла как-бы ин­ди­ка­то­ром ус­пе­ха, как ра­нее, при ком­­­­м­­у­­ни­с­тах при­зна­ком ус­пе­ха бы­ли хо­ро­шая квар­ти­ра, плюс ма­ши­на, плюс да­ча. Как буд­то воз­мож­ность про­­­в­е­­с­ти ле­то на да­че, ку­пать­ся в озе­ре или ре­ке, за­го­рать, со­би­рать яго­ды и гри­бы, яв­ля­ет­ся от­ды­хом вто­ро­го сор­та. Ох уж эти мне стан­дар­ты бла­го­по­лу­чия! И ведь мно­гие, очень мно­гие чув­­­­с­­тв­у­ют чуть ли не ущерб­ность, ес­ли не мо­гут съез­дить на не­де­лю в Па­риж.
   Ска­жу че­ст­но, я ус­ту­пил по­же­ла­ни­ям же­ны и со­гла­сил­ся на дли­тель­ную по­езд­ку во­пре­ки сво­ей на­ту­ре, по­то­му что я по при­ро­де до­мо­сед. Мно­гие ве­щи, ра­ди ко­то­рых лю­ди едут за гра­ни­цу, я ви­дел в ки­но, по те­ле­ви­зо­ру, чи­тал о них в кни­гах. Я до­ста­точ­но на­фар­ши­ро­ван ин­фор­ма­ци­ей. Мно­гое, ко­неч­но, ис­па­ри­лось из бед­ной го­ло­вы в си­лу пре­клон­но­го воз­рас­та. Тут Лю­ба с му­жем сле­та­ли на не­де­лю в Ита­лию, про­бе­жа­лись по не­сколь­ким го­ро­дам, вклю­чая древ­ние Пом­пеи. Во­­­с­­т­ор­ги-во­­­с­­т­ор­ги... Ко­­­г­да же я стал у Лю­бы рас­спра­ши­вать раз­ные по­­­др­о­­б­­но­с­ти о Пом­пе­ях, то вы­яс­ни­лось, что я, ни­­­­к­о­г­да там не быв­ший, го­раз­до боль­ше знаю и "ви­дел", чем они.
   Но да­вай­те съез­дим в Ка­ли­фор­нию. Ле­он дал нам воз­мож­ность ле­теть бес­плат­но в оба кон­ца. В Аме­ри­ке мно­гие авиа­ли­нии пред­ос­тав­ля­ют сво­им по­сто­ян­ным кли­ен­там та­кую льго­ту -- один раз в год вы или ва­ши дру­зья, род­­­­с­т­ве­­н­­ни­ки мо­гут бес­плат­но ле­теть ку­да угод­но при ус­ло­вии, что вы на­ле­та­ли так на­­­­з­ы­­в­а­е­мый май­лидж (по на­ше­му, ки­­­­л­о­­м­е­т­раж). Ра­­з­­­­ум­­е­­ет­ся, рейс вам пред­ос­тав­ля­ют не са­мый удоб­ный, с пе­ре­сад­ка­ми в пу­ти ту­да и об­рат­но.
   За не­де­лю до от­ле­та Ли­на на­ча­ла па­ко­вать ог­ром­ный че­мо­дан на ко­ле­сах, ко­то­рый одол­жи­ли у Бо­ри­са. Че­го толь­ко она ту­да не сло­жи­ла! Этот че­мо­дан впо­­с­л­е­­д­­ствии был са­мым мо­им лю­тым вра­гом, по­то­му что ка­­­ж­­дый раз за­пи­хи­вая его в ба­гаж­ник ма­ши­ны и вы­­­т­а­­­с­­ки­вая его из ба­гаж­ни­ка, я со­зна­вал, сколь­ко в нем ле­жит не­вос­тре­бо­ван­ной оде­­­ж­­ды и обу­ви. Ес­ли в сле­­­д­у­­ю­щий раз я от­прав­люсь пу­­­­т­­е­­­ш­е­­с­­т­во­вать, то возь­му толь­ко од­ну сме­ну бе­лья и две ру­баш­ки, что­бы пу­­­­т­­е­­­ш­е­­с­­т­во­вать на­лег­ке. В Бо­­­с­­т­он­ском аэ­ро­пор­ту мы ве­ли се­бя, как рас­те­рян­ные про­­­в­и­н­­ц­и­а­лы из глу­хо­ма­ни. Сла­ва Бо­гу, что Аме­ри­ка -- стра­на эми­­­г­­р­ан­тов и ту­да при­ез­жа­ют да­же та­кие, кто и са­мо­лет уви­дел пер­вый раз в жиз­ни. Так что пер­со­нал аэ­ро­пор­та ни­че­му не удив­ля­ет­ся и ни­чем не раз­дра­жа­ет­ся, на­про­тив, ста­ра­ет­ся по­мочь и ус­по­ко­ить. Ведь мы вна­ча­ле да­же не зна­ли с ка­ко­го тер­ми­на­ла бу­дут нас са­жать в са­мо­лет, а тер­ми­на­лов в Бо­­­с­­т­он­ском аэ­ро­пор­ту око­ло де­ся­ти. Ко дню от­ле­та я уже знал, что на­ши авиа­ли­нии от­прав­ля­ют­ся от тер­ми­на­ла "В". С хо­ро­шим за­па­сом вре­ме­ни Лю­ба при­вез­ла нас и да­же до­ве­ла до оче­ре­ди где сда­ва­ли ба­гаж. Мы нерв­ни­ча­ли, по­сколь­ку нам пред­­­ст­о­­я­ла пе­ре­сад­ка в Фи­ла­дель­фии и в слу­чае за­паз­ды­ва­ния рей­са мы не ус­пе­ва­ли на рейс в Сан-Ди­­­е­го, где нас дол­жен был встре­чать Ле­он. Наш сле­­­д­у­­ю­щий тер­ми­нал был под но­ме­ром 20 и Бо­рис пред­уп­ре­дил нас, что­бы мы, си­дя в са­мо­ле­те, из­учи­ли схе­му аэ­ро­пор­та в Фи­ла­дель­фии. Ни­че­го по­хо­же­го в ин­фор­ма­ци­он­ных ма­­­­т­е­­р­и­а­лах, ле­жа­щих в кар­ма­не крес­ла пе­ре­до мною, я не на­шел и по­ло­жил­ся на рус­ский "авось". К сча­­­с­тью, уже под­ру­ли­вая к зда­нию аэ­ро­пор­та я уви­дел, что нам пред­сто­ит прой­ти ка­ких-ли­бо сто ме­­­т­ров. И вот мы в Сан-Ди­­­е­го. Позд­ний ве­чер. Ле­он -- че­ло­век обя­за­тель­ный. Мы еще не по­лу­чи­ли про­кля­тый че­мо­дан, а он уже ра­­­­з­ы­с­кал нас. Ма­ши­на у них вы­со­ко­го клас­са, так что едешь и чув­­­­с­­тв­у­ешь се­бя слов­но на ко­ле­нях у Го­­­с­­­по­да Бо­га. И вот мы у них до­ма.
   Что за дом? Обыч­ный дом, ма­ло от­­­­л­и­­ч­­а­ю­­щий­ся от сто­­­я­щих на от­да­ле­нии пя­ти­де­ся­ти ме­­­т­ров дру­гих до­мов. Бе­лые сте­ны, че­ре­пич­ные кры­ши. Ок­ру­же­ны зе­ле­нью со всех сто­рон. Так что у них за дом? Че­ст­ное сло­во, сто­ит про­жить жизнь и тру­дить­ся в по­те ли­ца сво­­­е­го, что­бы в кон­це жиз­ни стать хо­­­з­я­­и­ном та­ко­го до­ма! Во­семь ог­ром­ных ком­нат с вы­со­той по­тол­ков пять ме­­­т­ров, ес­ли не боль­ше. По­тол­ки на­клон­ные, под кры­шу, бе­лё­ные. Кух­ня ме­­­т­ров на трид­цать со все­ми при­­­с­п­о­­с­­об­­­ле­­ни­я­ми, с ко­ри­до­ра вход в бар, где сот­ни бу­ты­лок вся­ких вин. На сте­нах яр­кие пла­ка­ты, кар­тин ма­ло. Мно­го удоб­ной ме­бе­ли в ка­­­ж­­дой ком­на­те, книж­ные пол­ки. Ни­че­го осо­бен­но­го, сверхъ­ес­те­ст­вен­но­го, ни зо­ло­та, ни се­­­р­е­­б­ра. Про­сто ад­ски удоб­но жить. Те­ле­ви­зор с эк­ра­ном метр на метр. Хо­ро­шая ау­дио­тех­ни­ка. Из кух­ни вы­ход на уча­­­с­ток. На уча­­с­т­­ке паль­мы, как­ту­сы раз­ме­ром с пив­ной бо­чо­нок, ага­вы, мас­са цве­тов. Вы, на­вер­ное, по­ду­ма­ли, что Ле­он с же­ной Со­ней воз­де­лы­ва­ют свой уча­­­с­ток... Ни­чуть не бы­ва­ло! Для это­го есть ла­­­­т­­и­­­но­­­а­­­ме­­ри­кан­цы, ко­то­рые ка­­­ж­­дое ут­ро ра­бо­та­ют на нем. Во дво­ре сто­ит джа­ку­зи. По­про­бо­вал я, что это та­кое, и мне не по­нра­ви­лось. Да и си­деть в го­ря­чей во­де в двух ша­гах от дру­гих лю­дей, хо­тя и род­­­­с­т­ве­­н­­ни­ков мо­ей же­ны, мне бы­ло не­при­ят­но. Сра­зу за уча­­с­т­­ком на­чи­на­ет­ся "ди­кое по­ле", ис­су­шен­ная солн­цем зем­ля, чер­ные ку­­­с­ты, од­ним сло­вом -- пу­­­с­­­ты­ня. И вот, в этой пу­­­с­­­ты­не че­­­­л­­о­­­ве­­че­с­кий труд со­здал сказ­ку. Я всё смо­­­т­рел и удив­лял­ся оби­лию зе­ле­ных де­­­ре­­­вь­ев вдоль улиц, ав­то­страд. Ведь здесь не бы­ва­ет до­­­­­ждей в те­че­ние де­ся­ти ме­ся­цев в го­ду. Где они бе­рут во­ду на оро­ше­ние? Го­во­рят, что это всё -- во­ды ре­ки Ко­ло­ра­до, ко­то­рая не до­хо­дит до оке­­­а­на, раз­би­ра­ет­ся по пу­ти на хо­­­з­я­­й­­­ств­ен­ные ну­­­ж­­ды. Бли­зость Ти­хо­го оке­­­а­на оп­ре­де­ля­ет уме­рен­ный кли­мат этой зо­ны. Силь­ной жа­ры не бы­ва­ет. Од­на­ко ме­ст­ность, по ко­то­рой мы не­од­но­крат­но про­ез­жа­ли, по­кры­та чер­ным ку­­­с­­т­­ар­­ни­ком и ка­жет­ся без­жиз­нен­ной. Еще од­ной осо­­­б­е­­н­­но­с­тью яв­ля­ют­ся бес­чис­лен­ные кам­ни, ко­то­рые ле­жат на вер­ши­нах и скло­нах гор слов­но оре­хи на тор­те. Я об­ра­тил вни­ма­ние, что не­ко­то­рые из них на­по­ми­на­ют мор­скую галь­ку -- глад­ко об­то­чен­ные, но раз­ме­ром с быв­ший со­вет­ский цвет­ной те­ле­ви­зор "Ру­бин" и да­же боль­ше. Не­ко­то­рые кам­ни на­ви­са­ют над до­ро­га­ми и ка­жет­ся, что вот-вот упа­дут на про­­­­е­з­­ж­а­ю­щие ма­ши­ны.
   В пер­вый раз в жиз­ни я уви­дел цве­ту­щие бу­ген­вил­леи -- со­че­та­ние пур­пур­но­го и кро­ва­во-крас­но­го не­обык­но­вен­но кра­си­во.
   Раз­вле­че­ния у нас бы­ли в Сан-Ди­­­е­го в ос­нов­ном на при­ро­де. Ле­он по­вез нас в зоо­парк, в ко­то­ром мы се­ли в ва­гон и по­еха­ли ми­мо раз­ных жи­вот­ных по коль­це­во­му мар­­­ш­­­ру­ту. Жи­вот­ные пас­лись се­бе и не об­ра­ща­ли на нас ни­ка­ко­го вни­ма­ния. Очень мно­го бы­ло но­со­ро­гов. По­том мы по­шли не­мно­го пеш­ком и я с удо­воль­ст­ви­ем на­блю­дал вбли­зи се­мью го­рилл. В от­ли­чие от дру­гих обе­з­­ь­ян они со­вер­шен­но чер­ные и вид у них страш­но­ва­тый. Са­мец, от­ец се­­­м­е­­й­­ства по­ра­жал сво­­­и­ми раз­ме­ра­ми и про­из­во­дил впе­чат­ле­ние край­не уг­рю­мо­го че­ло­ве­ка, ко­то­рый це­ли­ком по­гло­щен сво­­­и­ми не­ре­шен­ны­ми проб­ле­ма­ми. Сход­­­­с­тво с че­ло­ве­ком умо­­­­п­о­­м­­­р­­а­чи­­тель­ное.
   По­сколь­ку Ле­он и Со­ня уже пе­ре­ва­ли­ли за 75 лет, им труд­но дол­го пе­ре­дви­гать­ся пеш­ком, впро­чем, пеш­ком по Ка­ли­фор­нии ни­ку­да не дой­дешь. Так что мы всё вре­мя ез­ди­ли в ма­ши­не, из­ред­ка вы­ле­зая для ос­­­м­о­­т­ра ланд­шаф­та. Сме­ще­ние гра­фи­ка на три ча­са силь­но ме­ша­ло мне рас­пре­де­лить свои воз­­­м­о­­ж­­но­с­ти к при­ему пи­щи. На­ши хо­­­з­я­­е­ва на­гу­ли­ва­ли ап­пе­тит к 7 ча­сам ве­че­ра, что по на­ше­му бы­ло 10. До­ма я ем по­след­ний раз в 5 ча­сов, а тут я на­едал­ся до от­ва­ла в 7 (10) и че­рез час уми­рал от же­ла­ния спать, ло­жил­ся на пол­ный же­лу­док и пло­хо спал. Из-за ма­ло­под­виж­но­го об­­­ра­за жиз­ни и не­пра­виль­но­го пи­та­ния я за че­ты­ре дня у Ле­о­на при­ба­вил не ме­нее двух ки­ло­грам­мов и со­­­в­сем пе­ре­стал вле­зать в брю­ки, ко­то­рые при­вез из Рос­сии.
   В один из дней мы от­пра­ви­лись в Ко­ро­на­до, на бе­рег оке­­­а­на. Про­гул­ка опять у нас вы­шла ко­рот­кая с по­­­с­л­е­­д­у­ю­щей едой тут же на бе­ре­гу в ста­ро­мод­ном от­еле. Во­да в оке­­­а­не хо­лод­ню­щая, ник­то не ку­па­ет­ся.
   По­след­няя про­гул­ка чуть не обош­лась на­шим хо­­­з­я­­е­вам очень до­ро­го. Не зная, ку­да нас по­та­щить, Ле­он по­вез нас в один из жи­во­пис­ных угол­ков с озе­ром по­се­ре­ди­не. Бе­ре­га озе­ра страш­но за­рос­ли, при­чем тро­пин­ки для пе­ше­хо­дов кру­тые и по­кры­ты су­хим пе­­­с­ком, ко­то­рый едет из-под ног. На­ши ум­ни­ки-хо­­­з­я­­е­ва оде­ли со­­­в­сем не­под­хо­дя­щую для по­хо­да обувь. Ко­ро­че го­во­ря, я не столь­ко гу­лял, сколь­ко стра­хо­вал Со­ню и Ле­о­на, ко­то­рые без кон­ца со­скаль­зы­ва­ли с кру­тых тро­пи­нок. Один раз я ус­пел пой­мать Со­ню в воз­ду­хе, ко­­­г­да она ле­те­ла с вы­со­ты вниз. Я уж ду­мал, что на­ши опас­­­­н­о­с­ти по­за­ди, как вдруг Ле­он по­скольз­нул­ся на пе­­­с­ке и упал. Серд­це у ме­ня обор­ва­лось. "Ну все, -- по­ду­мал я, -- ко­нец на­ше­му пу­­­­т­­е­­­ше­­с­т­вию". Од­на­ко, к сча­­­с­тью, Ле­он упал не очень силь­но и на сле­­­д­у­­ю­щий день он нас по­вез в Лос-Ан­дже­лес.
   Соб­­­­с­т­ве­н­но, это был еще не Лос-Анд­же­лес, а ма­лень­кий го­ро­диш­ко вбли­зи это­го ог­ром­но­го ме­га­по­ли­са, на­­­с­ч­­и­­­ты­­­ва­­ю­ще­го бо­лее 15 мил­ли­онов на­се­ле­ния. В не­боль­шом го­род­ке с ро­­­м­а­­н­­­ти­­че­с­ким на­зва­ни­ем Мо­­­н­­­ро­вия жи­вет млад­ший сын Ле­о­на. Зо­вут его Джим­ми. Он очень ум­ный и очень сим­па­тич­ный че­ло­век, же­нат на му­лат­ке, де­тей нет и не бу­дет. Дом у не­го ин­те­рес­ный, один из са­мых ста­рых в го­ро­де. Во вре­мя зем­­­­л­е­­т­­­р­я­се­ния в 1992 го­ду у не­го упа­ла ве­ран­да и еще кое-что по­сы­па­лось, но, к сча­­­с­тью, в это вре­мя ни­ко­го не бы­ло до­ма. Сей­час уже дом вос­ста­нов­лен. Там вну­­­т­ри жут­кий бар­дак, но, ду­маю, что жить в нем этой па­ре удоб­но. Фан­­­­т­а­­с­­­т­и­че­с­ки пре­крас­ная рас­ти­тель­ность пу­­­с­­­ты­ни пе­ред до­мом и во дво­ре. По­сколь­ку эти рас­те­ния ре­гу­ляр­но по­ли­ва­ют, они вы­рос­ли ги­гант­ско­го раз­ме­ра и цве­тут. Для Ле­о­на и Со­ни воз­мож­ность по­ви­дать сы­на -- празд­ник, он их не ба­лу­ет вни­ма­ни­ем. Со­ня -- жен­щи­на с твер­дым ха­рак­те­ром и не­мно­го де­­­с­­­­по­­­т­­и­ч­е­с­ки­ми на­­­кл­о­­н­­­но­­с­тя­ми. Она не удер­жи­ва­ет­ся, что­бы не де­лать за­ме­ча­ний, в ре­зуль­та­те -- оби­ды не­вест­ки и ох­­­­л­­а­­ж­­де­ние меж­се­мей­ных от­но­ше­ний. Не­вест­ка у нее -- очень при­ят­ная жен­щи­на, со­вер­шен­ней­шая ка­ле­ка, вся из­ре­за­на, еле-еле хо­дит. Но что-то Джим в ней на­шел и лю­бит её. Зо­вут её Ка­рен. Джим в пер­вый же день по­вел нас к се­бе на фир­му, ко­то­рая рас­по­ла­га­ет­ся на од­ном из эта­жей ши­кар­но­го зда­ния, при­над­ле­жа­ще­го бан­ку.
   За­тем у Ле­о­на и Со­ни бы­ло не­сколь­ко ча­сов сча­­­с­тья, ко­­­г­да лю­би­мый и на­ибо­лее удач­ли­вый сын "не по­брез­го­вал" об­су­дить с ро­ди­те­ля­ми свои проб­ле­мы, а те­перь у не­го этих проб­лем боль­ше, по­сколь­ку он стал ви­це-пре­зи­ден­том фир­мы и он обя­зан в си­лу сво­­­е­го по­ло­же­ния при­ни­мать не толь­ко ин­же­нер­ные, но и фи­нан­со­вые ре­ше­ния. Ле­он, как быв­ший ви­це-пре­зи­дент тек­­­с­т­и­ль­ной фир­мы, кон­суль­ти­ро­вал Джи­ма не ме­нее 4-х ча­сов. Они си­де­ли на пер­вом эта­же и го­во­ри­ли, го­во­ри­ли, го­во­ри­ли... Со­ня си­де­ла сбо­ку и вни­ма­ла им вна­ча­ле с бла­го­го­ве­ни­ем, она бу­к­валь­но вды­ха­ла аро­ма­ты это­го дол­го­ждан­но­го сви­да­ния от­ца и сы­на и бы­ла сча­­с­т­­­л­и­ва и гор­да. Мы уш­ли на вто­рой этаж вме­­­с­те с Ка­рен, что­бы не ме­шать их сча­­­с­тью. Ме­­­ж­­ду тем, раз­го­вор не ис­ся­кал, а Со­ня уже ус­та­ла слу­шать и во­об­ще ус­та­ла. Мы же, что­бы не мо­зо­лить гла­за, от­пра­ви­лись с Ка­рен на ма­ши­не по­­­см­о­­т­реть Мо­­­н­­­ро­вию. Дол­жен ска­зать, что ни­че­го ин­те­рес­но­го я не об­на­ру­жил. Очень ма­лень­кий, ак­ку­рат­ный и скуч­ный го­ро­диш­ко, упи­­­р­а­­­ю­­щий­ся в го­ры. Аме­ри­кан­ская про­вин­ция. В го­рах рас­по­ло­жен об­шир­ный парк, ку­да мы за­еха­ли. Бы­ло очень жар­ко и скуч­но. Спу­­­с­­­ти­лись вниз, еще по­ко­ле­си­ли по го­род­ку и вер­ну­лись в дом. Бы­ло ре­ше­но пой­ти в ка­фе. Еда, на мой взгляд, бы­ла ужас­ной и до­ро­гой.
   Дол­жен ска­зать, что вкус­нее все­го мне по­ка­за­лось в так на­­­­з­ы­­в­а­е­мых бу­фе­тах, в том чис­ле, в ре­­­с­­­то­ран-бу­фе­те. Вы про­хо­ди­те с под­но­сом ми­мо двух-трех де­сят­ков глу­бо­ких лот­ков и вы­­­­б­и­­р­а­е­те всё, что вам по вку­су, при­чем пор­ции не­ог­ра­ни­чен­ны. Сна­ча­ла идут лот­ки со све­жай­шей на­ре­зан­ной зе­ле­нью, по­том ку­­­с­ки ку­ри­цы, сыр, кру­тые яй­ца, ма­ка­ро­ны со спе­­­ц­и­­я­ми, рис и про­чее, и про­чее. Все на­би­ра­ют ог­ром­ные пор­ции, и вы то­же не мо­же­те удер­жать­ся. По­том вы под­хо­ди­те к от­де­лу, где бе­ре­те го­ря­чие су­пы. Я, по­мню, взял го­ря­чий и гу­­­с­той гриб­ной суп-пю­ре -- объ­­­­­­ед­е­ние. Мо­же­те взять еще и пиц­цу, и го­ря­чие ма­ка­ро­ны с сы­ром или дру­гой под­лив­кой. Они здесь на­зы­ва­ют­ся "па­­­с­та". На­ко­нец, вы на­­­­б­и­­р­а­е­те сколь­ко же­­­л­а­­е­те слад­ко­го в лю­бом ви­де, с ча­ем или ко­фе, или пье­те во­ду. И все-все это сто­ит око­ло 6-7 дол­ла­ров на че­ло­ве­ка! Но это бы­ло в Сан-Ди­­­е­го...
   Позд­ним ве­че­ром мы рас­про­ща­лись с Ле­о­ном и Со­ней, и они ука­ти­ли до­мой, а мы ос­та­лись у "мо­ло­дых". Джи­му и Ка­рен, ме­­­ж­­ду про­чим, то­же со­рок с боль­шим хво­­­с­­­ти­ком. На­ши пла­ны в Лос-Анд­же­ле­се бы­ли не­вы­яс­нен­ны­ми до кон­ца. Джим, ко­­­г­да уз­нал, что мы со­би­ра­ем­ся про­­­в­е­­с­ти у них че­ты­ре дня, аж по­бе­лел от ис­пу­га. К сча­­­с­тью, в Лос-Анд­же­ле­се жи­вет род­ная се­­­­с­­т­ра Ле­о­на -- Алин. Ка­рен со­зво­ни­лась с ней и на сле­­­д­у­­ю­щий день она нас по­вез­ла в боль­шой Лос-Анд­же­лес миль за пять­де­сят от Мо­­­н­­­ро­вии. Од­на­ко пе­ред этим мы со­вер­ши­ли по­­­т­р­я­­с­а­ю­щую экс­кур­сию в бо­­­­т­­а­­­ни­­че­с­кий сад в го­ро­де Ар­ка­дия. Ги­гант­ский уча­­­с­ток был за­ве­щан го­ро­ду бо­га­тым че­ло­ве­ком, име­ни ко­то­ро­го я не знаю. На этом уча­­с­т­­ке на­шлось ме­­­с­то ин­те­рес­ней­шим рас­те­ни­ям, со­­­­­б­ра­н­ным со все­го ми­ра. Ма­ло то­го, мы про­гу­ли­ва­лись сре­ди мно­го­чис­лен­ных пав­ли­нов, кра­­­с­у­­­ю­­щих­ся сво­­­и­ми "гла­­­­з­а­­с­­ты­ми" хво­­­с­­­та­ми и ог­нен­но-си­ни­ми фи­гу­ра­ми, увен­чан­ны­ми ма­лень­ки­ми цар­­­­с­т­ве­­н­­ны­ми го­ло­вка­ми. Их мя­­­у­­к­а­ю­щие кри­ки до сих пор сто­ят у ме­ня в ушах. Это уди­ви­тель­ное ощу­ще­ние бли­­­­з­о­с­ти к ди­кой при­ро­де, ко­то­рое нам не бы­ло да­но в на­шей про­шлой жиз­ни. Хищ­ни­ки здесь вы­тес­не­ны за пре­де­лы че­­­­л­­о­­­ве­­­че­­с­ко­го без­опас­но­го оби­та­ния, а все без­обид­ные пред­ста­ви­те­ли жи­вот­но­го ми­ра со­би­ра­ют­ся во­круг че­ло­ве­ка и он мо­жет вхо­дить с ни­ми в кон­такт. Ска­жу, кста­ти, что и в на­шем хо­лод­ном шта­те я вна­ча­ле по­ра­жал­ся оби­лию раз­но­об­раз­ных птиц, бе­лок, скун­сов, бу­рун­дуч­ков. Прав­да и кры­сы по­па­да­ют­ся ча­­­с­то, осо­бен­но вбли­зи до­мов. Но кры­сы -- это проб­ле­ма всех стран и она да­ле­ка от ре­ше­ния.
   ...По­том мы по­се­ти­ли па­­­ви­­­ль­он с ор­­­­х­и­­д­е­я­ми. Два ви­да из них об­ла­да­ли по­­­т­р­я­­с­а­ю­щим аро­ма­том. Я сто­ял и вды­хал этот бо­­­­ж­­е­­­с­т­­вен­ный за­пах и не хо­тел ухо­дить. Вот так же, на­вер­ное, бла­го­уха­ла пи­ща бес­смерт­ных бо­гов на Олим­пе. Ме­ня по­ко­ря­ло имен­но со­че­та­ние утон­чен­ной гра­фи­ки и аро­ма­та. Дру­гие ви­ды ор­хи­дей, то­же весь­ма кра­си­вые, но без за­па­ха не ос­та­лись в па­мя­ти.
   Я бы хо­дил и хо­дил по бо­­­­т­­а­­­ни­­­че­­с­ко­му са­ду, но Ка­рен бы­­­­с­­т­ро ус­та­ла и по­то­му мы ча­­­с­то при­са­жи­ва­лись в те­­­­н­и­с­тых ме­­­с­тах, воз­ле во­до­емов, на­блю­дая ди­ких гу­сей и уток, цве­те­ние не­­­­и­з­­ве­­ст­ных нам рас­те­ний, слу­шая от­да­лен­ный крик пав­ли­нов.
   Во вто­рой по­ло­ви­не дня Ка­рен по­вез­ла нас к Алин, ко­то­рая нян­чи­ла двух сво­их вну­ков. Мы про­ве­ли бо­лее вось­ми ча­сов в их об­­­­щ­­е­­стве, по­ка не при­еха­ла мо­ло­дая ма­ма. За это вре­мя мы за­шли в очень при­лич­ный ита­л­­ь­­­ян­ский ре­­­с­­­то­ран, где за гро­ши нам при­не­сли вкус­ней­шие са­ла­ты, при­чем пор­ции бы­ли ог­ром­ны­ми, и мы не смог­ли с ни­ми уп­р­­а­в­и­ть­ся. То­­­г­да нам при­не­сли ко­ро­боч­ки, в ко­то­рые мы уп­ря­та­ли не­до­еден­ное и взя­ли с со­бой. Впро­чем, по­поль­зо­вать­ся са­ла­та­ми еще раз нам не при­шлось, по­сколь­ку на­ша про­грам­ма с Алин ока­за­лась на­сы­щен­ной и до­ма мы не си­де­ли. Её дом рас­по­ло­жен на го­ре, ку­да мы дол­го взби­ра­лись на ма­ши­не. Раз­ни­ца в ча­со­вых по­ясах всё ещё му­чи­ла ме­ня и я ужас­но хо­тел спать. Ли­на и Алин пу­­­с­­­ти­лись в длин­ные раз­го­во­ры, а я тем вре­ме­нем меч­тал улечь­ся и, что­бы за­пол­нить вре­мя, стал рас­­­см­а­­­т­­ри­вать мно­го­чис­лен­ные ра­бо­ты, ук­­­­р­а­­ш­а­ю­щие сте­ны жи­лья Алин. Её жи­льё со­­­в­сем не по­хо­же на дом её бра­та. Двух­этаж­ная квар­ти­ра. На пер­вом эта­же -- ог­ром­ный зал, в ко­то­ром да­же ро­яль те­ря­ет­ся. На сте­нах -- гра­фи­ка в рам­ках под стек­лом. Есть да­же од­на ра­бо­та Ша­га­ла. На мой взгляд, вся эта гра­фи­ка от­ли­ча­ет­ся урод­ли­вым, ис­крив­лен­ным и ли­шен­ным эс­те­ти­ки от­ра­же­ни­ем дей­стви­тель­но­с­ти. То, что на­зы­ва­ют "мо­дер­ном", ско­рее скры­ва­ет от­­­с­у­­т­­ствие спо­­­с­о­­б­­но­с­тей тво­рить Пре­крас­ное. И да­же у Ша­га­ла, на мой взгляд, есть ге­ни­аль­ные ра­бо­ты, а есть про­сто маз­ня, но сла­ва ге­ния за­став­ля­ет его по­чи­та­те­лей бе­­з­­­­ог­­о­­­во­­роч­но при­ни­мать все без ос­тат­ка. И в ли­те­ра­ту­ре, я вам ска­жу, то­же по­яви­лись "мо­­­д­е­­р­­­ни­ст­ские штуч­ки", ли­шен­ные не толь­ко эс­те­ти­ки, но да­же са­мой что ни на есть до­хлень­кой мыс­лиш­ки. На­бор слов, свя­зан­ных не ло­ги­кой мыс­ли, а грам­ма­ти­кой и то не все­­­г­да. Я не хо­чу им быть су­д­­ь­ей, а лишь вы­ра­жаю свое соб­­­­с­т­ве­н­ное от­но­ше­ние. Мне, вос­пи­тан­но­му на кри­­­с­т­а­ль­но чи­­­с­том и яр­ком язы­ке Пуш­ки­на, пре­тит вся­кая муть, ко­то­рая за­тме­ва­ет по­ни­ма­ние смыс­ла. И бы­ло бы еще ра­ди че­го над­ры­вать­ся, раз­га­ды­вая "ре­бу­сы". Та­ко­го ро­да про­из­ве­де­ния ис­­­к­у­­с­­ства, как об­раз­но вы­ра­жа­ет­ся моя же­на, пред­став­ля­ют со­бой "пи­ро­жок с ни­чем".
   И еще од­но, по­след­нее со­об­ра­же­ние. Ге­нии, ко­то­рым мы по­кло­ня­ем­ся в со­вре­мен­ной жи­во­пи­си, ска­жем, Кан­дин­ский, Пи­кас­со и дру­гие, на­чи­на­ли свой путь бле­­­с­­­­тя­­щи­ми ра­бо­та­ми в сти­ле ре­­­а­­­л­и­­­с­­ти­че­с­кой шко­лы. Уже то­­­г­да бы­ло яс­но, что им пред­сто­ит ве­ли­кое бу­ду­щее. Они ис­ка­ли свои пу­ти в ис­­­к­у­­с­­стве и на­шли, но да­же по­иск их был по­ис­ком ге­ния (хо­тя, опять же с мо­ей, лич­ной точ­ки зре­ния, в про­цес­се по­ис­ка слу­ча­лись и не­удач­ные, ма­­­­л­­о­­­х­у­­­д­­о­­же­­с­т­вен­ные ра­бо­ты. А по­че­му, соб­­­­с­т­ве­н­но, мы до­­­п­у­­­с­­ка­ем сла­бые, оши­боч­ные ра­бо­ты у круп­ных спе­­­ц­и­­­а­­ли­с­тов, ра­­­­б­о­­т­а­ю­щих в об­­­л­а­­с­ти на­уки и тех­ни­ки, но долж­ны от­ри­цать на­ли­чие сла­бых, оши­боч­ных ра­бот у ма­­­с­­­те­ров ис­­­к­у­­с­­ства!)... А тай­на­ми ре­мес­ла они ов­ла­де­ли еще на за­ре сво­ей де­­­я­т­е­­ль­­но­с­ти. То же са­мое мы на­блю­да­ем и в дру­гих об­­­л­а­­с­тях ис­­­к­у­­с­­ства, на­при­мер, в му­зы­ке. Тот, ко­го не ус­­­т­­р­­а­­и­ва­ет что-ли­бо в му­зы­ке Про­­­ко­ф­­ь­е­ва, не мо­жет ска­зать, что он не вла­де­ет ма­с­тер­ством. Есть ве­щи об­ще­до­ступ­ные и од­но­вре­мен­но ге­ни­аль­ные -- му­зы­ка к ки­но­филь­му "Алек­сандр Не­вский" или "Клас­­­­с­­и­­че­с­кая сим­фо­ния". Но ко­­­г­да мы слу­ша­ем со­чи­не­ния При­го­ва или смо­­­т­рим аде­к­ват­ную по ка­­­­ч­­е­­с­т­ву маз­ню, то не­воль­но ду­ма­ем, что со­тво­рен­ные "ше­­­д­е­­в­ры" есть вы­ра­же­ние ум­­­­с­т­ве­­н­­но­го бес­си­лия и от­­­с­у­­т­­ствия шко­лы ре­мес­ла, ибо да­же гли­ня­ную кош­ку нуж­но уметь сле­пить, об­жечь и рас­кра­сить... Но вер­нем­ся в дом Алин. Под ро­­­я­лем у Алин ле­жа­ли раз­ные пла­­­с­­­­ти­­ко­вые (ко­жа­ные) змеи, ко­то­рых она дав­но кол­­­л­е­к­­ц­­и­­­о­­ни­ру­ет. От­то­го, что они все ле­жа­ли вы­тя­нув­шись па­рал­лель­но друг дру­гу, они на­по­ми­на­ли ог­ром­ных до­­­­­­жд­е­вых чер­вей или гли­­­с­тов, и ме­ня за­тош­ни­ло от это­го зре­ли­ща. Еще у неё в этом по­ме­ще­нии сто­­­я­ли раз­ные тум­боч­ки с по­бря­куш­ка­ми из раз­ных стран. На верх­нем эта­же рас­по­ла­га­лась биб­лио­те­ка -- ве­ли­ко­леп­ные кни­ги по ис­­­к­у­­с­­ству, не­ко­то­рые да­же не рас­пе­ча­та­ны. Там же в шка­фах сто­­­я­ло мно­го при­ят­ных для гла­за ве­щей -- су­ве­ни­ров. Кро­ме то­го, по­се­ре­ди­не ком­на­ты-ман­сар­ды (с тре­мя сте­на­ми) сто­ял ра­бо­чий стол с ком­­­­п­­ь­­ю­­те­ром и ди­ван, на ко­то­ром мы и про­ве­ли ночь. Ут­ром я про­снул­ся, ус­лы­шав стран­ное жуж­жа­ние за бал­кон­ной две­рью. В ок­нах еще сто­ял ту­ман и в этом ту­ма­не я уви­дел в пер­вый раз в жиз­ни жи­вых ко­­­л­и­­б­ри, ко­то­рые мне на­по­ми­на­ли ма­лень­ких се­рых мы­шек с длин­ны­ми-длин­ны­ми клю­ва­ми. Они под­ле­та­ли к кор­муш­ке, в ко­то­рую был на­лит са­хар­ный си­роп и это бы­ло их пи­щей.
   В пла­ны Алин не вхо­ди­ло дол­го с на­ми нян­чить­ся и по­то­му мы со­зво­ни­лись с род­ней, ко­то­рая, к сча­­­с­тью, так­же жи­вет в Лос-Анд­же­ле­се, и они со­гла­си­лись нас при­ютить до дня на­ше­го от­ле­та в Сан-Хо­се, где жи­вут обе се­­­­с­­т­ры Ли­ны -- Мэ­ри и Аня. Од­на­ко пе­ред тем, как пе­ре­дать нас оче­ред­ной род­не, Алин ус­­­т­­р­о­и­ла нам цар­ское зре­ли­ще. Мы с ней по­еха­ли в но­вый му­зей Гет­ти, ко­то­рый был срав­ни­тель­но не­дав­но воз­дви­гнут на хол­ме.
   Дол­жен ска­зать, что ни­че­го по­доб­но­го я ни­­­­к­о­г­да в жиз­ни не ви­дел. О том, как стро­ил­ся этот му­зей, да­же снят до­ку­мен­таль­ный фильм. На­зы­ва­ет­ся он "Кон­церт Воль" в смыс­ле, что во­ля мно­гих лю­дей бы­ла объ­­­­­­ед­­и­­не­на, что­бы со­тво­рить это не­срав­нен­ное чу­до.
   Мил­ли­ар­дер Пол Гет­ти ос­та­вил в сво­ем за­ве­ща­нии мно­го со­тен мил­ли­онов дол­ла­ров на раз­ви­тие куль­ту­ры и ис­­­к­у­­с­­ства Аме­ри­ки. Для уп­ра­­в­­­ле­ния этим ог­ром­ным со­­­ст­о­­­я­­ни­ем был ор­га­ни­зо­ван Трест его име­ни, ко­то­рый тра­тит день­ги на при­об­ре­те­ние про­из­ве­де­ний ис­­­к­у­­с­­ства и на стро­­­и­т­е­­ль­­ст­во объ­ек­тов куль­ту­ры. В 1983 го­ду трест при­об­рел 750 ак­ров зем­ли, вклю­­­ч­а­­ю­щей го­ру и на этой го­ре, над го­ро­дом бы­ло ре­ше­но по­стро­ить но­вый му­зей Гет­ти. В ка­­­­ч­­е­­с­т­ве ге­не­раль­но­го про­ек­ти­ров­щи­ка был вы­бран все­мир­но из­­­ве­­­ст­ный ар­хи­тек­тор Ри­чард Мей­ер, из­­­ве­­­ст­ный сво­им вкла­дом в ар­хи­тек­тур­ный мо­дер­низм. Стиль Мей­е­ра объ­­­­­­ед­­и­­ня­ет луч­шие тра­ди­ции Ев­ро­пей­ско­го и Аме­ри­кан­ско­го сти­лей на­ча­ла 20 сто­ле­тия (см.ра­бо­ты Richard Neutra, Frank Lloid Wright, Rudolf Schindler). В ар­хи­тек­тур­ном ком­плек­се му­зея, со­­­ст­о­­­я­­ще­го из се­ми зда­ний, свя­зан­ных ме­­­ж­­ду со­бой в ря­де слу­ча­ев га­­­­л­е­­р­е­я­ми, по­ра­жа­ет со­че­та­ние лег­­­­к­о­с­ти и про­сто­ты форм, об­­­­р­а­­з­у­е­мых пе­­­­р­­е­­­се­­­че­­ни­я­ми пря­­­­м­о­у­­г­оль­ных и круг­лых тел. В сол­неч­ный день на фо­не си­не­го не­ба со­зда­ет­ся впе­чат­ле­ние не­­­­в­­е­­­со­­мо­с­ти зда­ний, так как они об­ли­цо­ва­ны свет­лым кам­нем с лег­ким кре­мо­вым от­тен­ком и в эту оп­ра­ву встав­ле­ны ог­ром­ные ок­на-сте­ны, че­рез ко­то­рые вид­ны ин­­­те­­­­р­ь­е­ры. От­ра­же­ние не­ба в стек­ле со­зда­ет пре­крас­ное со­че­та­ние си­не-го­лу­бо­го и кре­мо­во­го. К сло­ву ска­зать -- ос­тек­ле­но 16 ты­сяч ква­­­д­­р­ат­ных ме­­­т­ров по­­­ве­р­­х­­но­с­ти! И как ос­тек­ле­но! Это вам не рос­сий­ское окон­ное трех­­­м­и­­л­­­ли­­­ме­­т­ро­вое стек­ло, ко­то­рое кри­вое и ко­сое и так ис­ка­жа­ет всё, на что вы смо­­­т­­­ри­те, что у вас по­яв­ля­ет­ся впе­чат­ле­ние, что вы на­хо­ди­тесь в ком­на­те сме­ха.
   Мы под­ня­лись к му­зею на ма­лень­ком и уют­ном элек­тро­по­ез­де ти­па фу­ни­ку­лё­ра. По­сте­пен­но го­род ухо­дил вниз, а му­зей вы­рас­тал в не­бе, как воз­душ­ный за­мок. При­быв ко вхо­ду в му­зей, мы ока­за­лись на вы­со­те око­ло 90 ме­­­т­ров над уров­нем мо­ря. Мож­но бы­ло под­нять­ся и на ав­то­бу­се, но так бы­ло ро­ман­тич­нее. Алин ра­бо­та­ет во­лон­те­ром в му­зее и по­это­му мы раз­вле­ка­лись бес­плат­но. Она са­ма ре­ши­ла, что нам по­ка­зать и это пра­виль­но, по­то­му что мы за­пу­та­лись бы од­ни и, ско­рее все­го, про­­­п­у­­­с­­ти­ли бы мас­су ин­те­рес­но­го.
   Пе­ред тем, как на­чать стро­ить, го­ру от­утю­жи­ли и под­го­то­ви­ли, что­бы за­ло­жить пло­щадь под вы­ста­воч­ные па­­­ви­­­­л­ь­о­ны и сад. По пе­­­­р­и­­м­е­т­ру са­да вы­са­ди­ли 8000 ду­бов. В са­ду про­из­рас­та­ют семь ви­дов как­ту­сов и мно­­­­ж­­е­­с­т­во цве­ту­щих рас­те­ний. Есть цве­ток, ко­то­рый на­зы­ва­ет­ся "рай­ская пти­ца". Дей­­­­с­­тв­и­­те­ль­но, в про­филь он на­по­ми­на­ет ле­тя­щую пти­цу с яр­ко-крас­ной го­ло­вой и жел­то-оран­же­вы­ми кры­л­­­ь­­я­ми.
   Пред­­­ст­а­­ю­щая пе­ред гла­за­ми па­но­ра­ма с че­ты­рех сто­рон све­та на­столь­ко при­вле­ка­ет, что за­бы­ва­ешь о со­кро­ви­щах му­зея, не хо­чет­ся вхо­дить в зда­ния. Там, на вы­со­те уди­ви­тель­но лег­ко ды­шать, мас­са за­те­нен­ных мест, где мож­но от­дох­нуть от солн­ца.
   При­мер­но в цен­­­т­ре ком­плек­са -- не­обык­но­вен­ной фор­мы и кра­со­ты фон­тан. По­верх­ность во­ды поч­ти сли­ва­ет­ся с по­­­ве­р­­х­­но­с­тью зер­каль­ной чи­­­с­­­то­ты ка­мен­но­го по­ла. По­се­ре­ди­не фон­та­на на­хо­дит­ся не­сколь­ко очень круп­ных кам­ней го­лу­бо­ва­то-се­рой ок­­­­р­а­с­ки. Алин ска­за­ла, что эти кам­ни Мей­ер на­шел на вер­ши­не од­ной из гор, и по его на­­­ст­о­­я­нию эти кам­ни ос­то­рож­но от­де­ли­ли от го­ры и спу­­­с­­­ти­ли вниз, что­бы за­тем под­нять и ус­та­но­вить по­сре­ди фон­та­на.
   На­по­сле­док я ска­жу, что весь ком­плекс об­ли­цо­ван кам­нем под на­зва­ни­ем "Тра­вер­тин". Рим­ля­не и ита­л­­ь­­­ян­цы ис­поль­зо­ва­ли тра­вер­тин из то­го же са­мо­го ка­р­­­ь­­е­ра для стро­­­и­т­е­­ль­­ст­ва Ко­ли­зея и ко­лон­на­ды ба­зи­ли­ки свя­то­го Пе­­­т­ра. Об­щий вес плит тра­вер­ти­на, ис­поль­зо­ван­ных в стро­­­и­т­е­­ль­­ст­ве му­зея Гет­ти со­ста­вил 16 ты­сяч тонн! Ин­те­рес­но от­ме­тить, что эти пли­ты кре­пят­ся к сте­нам зда­ний спе­ци­аль­ны­ми бол­та­ми. Всё пре­­д­­­ус­­м­­о­­т­ре­но в вы­стро­ен­ном ком­плек­се на слу­чай зем­­­­л­е­­т­­­р­я­се­ния.
   В филь­ме, о ко­то­ром я го­во­рил, по­ка­за­но, как бы­ла ис­поль­зо­ва­на ма­ши­на, ра­­­­б­о­­т­а­ю­щая по прин­ци­пу ги­л­­­ь­­­о­­ти­ны, ко­то­рая от­ка­лы­ва­ла от бло­ка ров­ные плит­ки тра­вер­ти­на. Это бы­ло сде­ла­но спе­ци­аль­но, что­бы со­хра­нить струк­ту­ру по­­­ве­р­­х­­но­с­ти плит, на ко­то­рой со­хра­ни­лись от­пе­чат­ки древ­них ра­ко­вин и вся­ких дру­гих су­ществ, жив­ших и умер­ших во вре­ме­на ме­ло­во­го пе­ри­ода, то есть око­ло ста со­ро­ка мил­ли­онов лет на­зад.
   Как я ни ста­ра­юсь до­не­сти до вас кра­со­ту уви­ден­но­го, я по­ни­маю, что ста­ра­ния мои на­прас­ны. Мож­но ли пе­ре­дать сло­ва­ми му­зы­ку? А ведь ар­хи­тек­ту­ра, по вы­ра­же­нию Вик­то­ра Гю­го, есть за­стыв­шая му­зы­ка!
   В ар­хи­тек­тур­ном ком­плек­се це­лое зда­ние при­над­ле­жит на­уч­но-ис­сле­до­ва­тель­ско­му ин­сти­ту­ту, ко­то­рый, как я по­ни­маю, за­ни­ма­ет­ся ис­кус­ство­вед­че­с­ки­ми проб­ле­ма­ми, а так­же во­про­са­ми со­хра­не­ния и ре­­­с­­т­­а­­в­ра­ции экс­по­на­тов. К при­ме­ру, му­зей Гет­ти по до­го­во­ру с Гер­ман­ским му­зе­ем (не по­мню его на­зва­ние) взял­ся ре­­­с­­т­­а­­­в­­ри­ро­вать ан­тич­ную ста­тую им­пе­ра­то­ра Мар­ка Ав­ре­лия. Это бы­ла ко­лос­саль­ная и от­­­в­е­­т­­­ств­ен­ная ра­бо­та. Ста­туя бы­ла силь­но по­­­в­р­­е­­ж­­де­на, ча­­­с­то её ос­кол­ки бы­ли раз­ме­ром в не­сколь­ко сан­­­­т­и­­м­е­т­ров. Нуж­но бы­ло вос­ста­но­вить их по­верх­ность и скре­пить с дру­ги­ми ос­кол­ка­ми. Же­лез­ные бол­ты, скре­­­п­­­ля­в­шие, ко­­­г­да-то ча­­­с­ти ста­туи, про­ржа­ве­ли и ок­ра­си­ли ка­мень (мра­мор). Спе­­­ц­и­­­а­­ли­с­ты, ис­поль­зуя до­сти­же­ния на­уки и тех­ни­ки не толь­ко бле­­­с­­­тя­ще ре­­­с­­т­­а­­­в­­­ри­­ро­ва­ли ста­тую, но и за­сня­ли в мель­чай­ших де­та­лях фильм о про­де­лан­ной ра­бо­те.
   Вот это уме­ние пе­ре­дать па­фос тру­да я встре­чал уже не­од­но­крат­но за два го­да жиз­ни в Аме­ри­ке. Труд есть ис­тин­ный бог Аме­ри­ки, и ему по­кло­ня­ют­ся. Ник­то не на­зы­ва­ет труд ге­­­р­о­­­и­­че­с­ким, но вся­кий труд ува­жа­ем. Не су­­­­щ­­е­­­с­­т­ву­ет "гряз­ных" про­фес­сий. Не­кий рос­сий­ский ос­­­т­­­ро­у­мец на­звал Аме­ри­ку тру­до­вым ла­ге­рем с уси­лен­ным пи­та­ни­ем. Пусть так оно и есть, но тех­ни­ка и на­ука идут впе­ред и тя­же­лые, гряз­ные ра­бо­ты всё ча­ще вы­пол­ня­ют ма­ши­ны. Вспом­ни­те го­ды на­ше­го дет­­­­с­тва и юно­­­с­ти -- сколь­ко сил и вре­ме­ни за­тра­чи­ва­лось на стир­ку, суш­ку, гла­же­ние. По­том по­яви­лись пра­чеч­ные, мы сто­­­я­ли в оче­ре­ди, что­бы сдать бе­льё, по­том -- что­бы по­лу­чить. А здесь, в на­шем до­ме для ма­­­­л­о­­о­­­бе­­­с­­пе­чен­ных, так же, как и в дру­гих по­доб­ных до­мах раз­ме­ще­ны сти­раль­ные и су­шиль­ные ма­ши­ны. Вы под­­­­н­и­­м­а­е­тесь на вось­мой этаж, бро­­­с­а­­е­те пять кво­те­ров, за­­­­л­и­­в­а­е­те мо­­­ю­щий рас­твор и че­рез пол­ча­са по­­­­л­у­­ч­а­е­те вы­сти­ран­ное бе­лье. Же­­­л­а­­е­те су­шить -- бро­­­с­а­­е­те еще пять кво­те­ров и че­рез со­рок ми­нут по­­­­л­у­­ч­а­е­те све­жее, су­хое бе­лье. А что­бы оно не мя­лось, пе­ред суш­кой бро­­­с­а­­е­те два ли­­­с­­т­оч­ка спе­ци­аль­ной аро­ма­ти­зи­ро­ван­ной бу­ма­ги. И всё! Мо­же­те это бе­лье сра­зу за­сти­лать в по­стель или одеть на се­бя чи­­­с­тые джин­сы, или крос­сов­ки (ко­то­рые так­же мно­гие сти­ра­ют в ма­ши­нах).
   ...Раз­гу­ли­вая по за­лам му­зея я с осо­бен­ным ин­те­ре­сом ос­­­м­о­­т­рел от­­­р­е­­­с­­­т­а­­­в­­ри­­ро­ван­ную ста­тую и дру­гие пред­ме­ты ан­­­т­и­­ч­­но­с­ти. Ко­неч­но, со­кро­ви­ща му­зея Гет­ти скром­нее со­кро­вищ Лу­­­в­ра, Му­зея Пуш­ки­на и дру­гих вы­­­д­а­­­ю­­щих­ся хра­ни­лищ ми­ра, но, тем не ме­нее, и здесь есть, что по­­­см­о­­т­реть. Про­сто-на­про­сто у нас бы­ло ма­ло вре­ме­ни и сил на ос­мотр. Пе­ред ухо­дом мы за­шли в ка­фе. Что мне нра­вит­ся в Аме­ри­ке -- так это си­­­с­­­те­ма ре­­­с­­­то­ран-бу­фе­тов. Ты пла­тишь 6-8 дол­ла­ров и на­би­ра­ешь то, что те­бе нра­вит­ся в не­­­к­о­н­­т­­­р­­о­л­и­ру­е­мом ко­­­­л­­и­­­че­­с­т­ве. По­са­доч­ных мест бо­лее, чем до­ста­точ­но и ник­то не ста­нет те­бя то­ро­пить -- ос­­­­в­­о­­­б­­ож­­дай­те, мол сто­лик! Хоть це­лый день си­ди и ешь! И всё са­мое све­жай­шее и очень вкус­ное. На­до толь­ко ори­ен­ти­ро­вать­ся и спо­кой­но про­бо­вать од­но, дру­гое, тре­тье...
  
   Пос­ле ос­­­м­о­­т­ра му­зея и плот­но­го пе­ре­ку­са мы бы­ли до­став­ле­ны на ма­ши­не Алин к род­­­­с­т­ве­­н­­ни­кам. Это бы­ло не­про­сто, но Ле­он по ин­тер­не­ту на­шел и сде­лал рас­пе­чат­ку уча­­с­т­­ка Лос-Анд­же­ле­са, где они про­жи­ва­ют. Алин во­дит ма­ши­ну на бе­ше­ной ско­­­­р­о­с­ти с со­вер­шен­но не­воз­му­ти­мым ви­дом. Я, си­дя ря­дом с ней на пе­ре­днем си­де­нье, вос­хи­щал­ся её ре­ак­ци­ей, а ведь ей уже ис­пол­ни­лось семь­де­сят!
   Род­ня -- очень ми­лые лю­ди. Се­­­­с­­т­ру Лю­би­но­го му­жа я за­по­мнил, хо­тя ви­дел один-един­­­­с­т­ве­н­ный раз лет трид­цать на­зад. Она при­ез­жа­ла в Мос­к­ву и мы вме­­­с­те хо­ди­ли в ре­­­с­­­то­ран. Она бы­ла в те вре­ме­на очень кра­си­вой и эф­фект­ной жен­щи­ной. Лю­бин муж шел с ней по цен­­­т­ру Мос­к­вы впе­ре­ди нас и пря­мо-та­ки ло­пал­ся от тщес­ла­вия, а бед­ная Лю­ба, ко­то­рая ка­за­лась столь не­­в­з­­р­ач­ной по срав­не­нию с его се­­­­с­­т­рой, шла с на­ми по­от­став и, воз­мож­но, пи­та­ла не са­мые луч­шие чув­­­­с­тва к го­­­с­тье. Но сей­час, по про­­­­ш­­е­­с­т­вии столь­ких лет чув­­­­с­тва при­ту­пи­лись, да и на­ша кра­са­ви­ца, увы, пре­вра­ти­лась в оса­­­­н­и­с­тую ста­рую жен­щи­ну с не­объ­ят­ным бю­­­с­том. Она с му­жем -- обыч­ные врач и ин­же­нер, но про­сто­та и те­­­п­­­л­о­та об­ще­ния со­зда­ли та­кое ощу­ще­ние ую­та и род­­­­с­тва, что мы про­жи­ли у них поч­ти че­ты­ре дня с ог­ром­ным удо­воль­ст­ви­ем. У неё еще жи­ва ма­ма, ей толь­ко что ис­пол­ни­лось де­­­­в­­я­­но­с­то. Ма­ма со­хра­ни­ла яс­ность ума и вы­гля­дит впол­не им­по­зант­но. Её лю­би­ли муж­чи­ны, она три ра­за бы­ла за­му­жем, не­­­см­о­­т­ря на то, что вос­пи­ты­ва­ла двух до­че­рей от пер­во­го му­жа. У неё силь­ный ха­рак­тер и она по­мы­ка­ет сво­­­и­ми со­ста­рив­ши­ми­ся до­черь­ми, как при­слу­гой.
   Нас во­зи­ли по Лос-Анд­же­ле­су, центр ко­то­ро­го за­стро­ен ве­ли­ко­леп­ны­ми зда­­­н­и­­я­ми, в ко­то­рых раз­ме­ща­ют­ся бан­ки, стра­хо­вые об­­­­щ­­е­­ства и раз­но­го ро­да кон­то­ры. Нет двух оди­на­ко­вых зда­ний. Ка­­­ж­­дый про­ект -- это своё ма­лень­кое от­кры­тие. В один из ве­че­ров по­се­ти­ли, так на­­­­з­ы­­в­а­е­мый, "Молл" -- ме­­­с­то, где раз­ме­ща­ют­ся са­мые раз­лич­ные ма­га­зи­ны, что-то вро­де тор­го­вой пло­ща­ди. Мол­лы в Аме­ри­ке -- яв­ле­ние ти­пич­ное. Они есть и у нас в Мас­са­чу­сет­се и в боль­шом ко­­­­л­­и­­­че­­с­т­ве, но тот, ко­то­рый мы по­се­ти­ли, от­ли­чал­ся осо­бен­ной кра­со­той. Под молл бы­ла от­ве­де­на це­лая ули­ца, по ко­то­рой дви­гал­ся по кру­го­во­му мар­­­ш­­­ру­ту ста­ро­мод­ный трам­вай (на­по­до­бие то­го, ко­то­рый хо­дит сей­час в Мос­к­ве вдоль Чи­­­с­тых пру­дов). Мно­гие ма­га­зи­ны ра­бо­та­ли, не­­­см­о­­т­ря на позд­ний час. Мы за­шли в один из них, тор­­­г­у­­ю­щий кар­ти­на­ми. Эта­кий ма­лень­кий му­зей: хо­чешь -- смо­­­т­ри, ес­ли по­нра­ви­лось -- ку­пи! Ра­бо­ты бы­ли очень хо­ро­ши. Име­лись под­лин­ни­ки Пи­кас­со и Ша­га­ла. Ри­су­нок Пи­кас­со в пре­крас­ной ра­ме сто­ил 1500 дол­ла­ров. Ес­ли вду­мать­ся -- не так уж и до­ро­го для вра­ча, ад­во­ка­та, про­­­гр­а­­м­­ми­с­та.
   На трам­вае мы ка­тать­ся не ста­ли, про­шлись пеш­ком и до­шли до му­зы­каль­но­го фон­та­на, ко­то­рый иг­рал ос­ве­щен­ны­ми стру­­­я­ми в уни­сон с му­зы­кой. Очень по­нра­ви­лась мне эта "му­зы­ка на во­де". Не хо­те­лось ухо­дить.
   На сле­­­д­у­­ю­щий день мы по­се­ти­ли го­род­ской му­зей из­я­­щ­ных ис­кусств. Я с боль­шим удо­воль­ст­ви­ем ос­­­м­о­­т­рел не­сколь­ко за­лов. Ли­на, прав­да, бы­­­­с­­т­ро ус­та­ла. Во дво­ре му­зея сто­­­я­ли ста­туи ве­ли­ко­го Ро­де­на. Мне ка­жет­ся, я их не ви­дел рань­ше да­же в ре­­­п­­­р­о­­­ду­к­ци­ях, хо­тя у ме­ня был объ­еми­с­тый аль­бом Ро­де­на в Мос­к­ве. Дол­жен за­ме­тить, что в Аме­ри­ке очень мно­го фран­цуз­ских им­­­пр­е­с­­с­­и­­о­ни­с­тов и Ро­де­на.
   Ко­­­г­да за­кон­чи­лось на­ше пре­бы­ва­ние в Лос-Анд­же­ле­се, Алин от­вез­ла нас в аэ­ро­порт и по­са­ди­ла в са­мо­лет. Мы при­зем­ли­лись в Сан-Хо­се, где нас встре­тил Ва­ле­рий, муж Мэ­ри. На­по­мню: Мэ­ри -- дво­­­ю­­р­од­ная се­­­­с­­т­ра Ли­ны по ма­те­рин­ской ли­нии. Они жи­ли в Одес­се и вы­еха­ли в США че­рез Ита­лию. То­­­г­да еще пе­ре­езд в США был чуть-ли не уго­лов­но-по­­­­л­­и­­­ти­­че­с­ки пре­­­с­л­е­­д­у­е­мым де­­­я­­­ни­ем. Ах, ми­лые вы мои! Вспом­ни­те, вспом­ни­те, че­рез ка­кие уни­же­ния нуж­но бы­ло прой­ти, что­бы уе­хать в Из­ра­иль и осо­бен­но в США! Вспом­ни, ма­ма, как в ва­ших вра­чеб­ных кру­гах по­ри­ца­ли Гри­шу Скур­ко­ви­ча за то, что он ос­ме­лил­ся по­дать за­яв­ле­ние о вы­ез­де в Из­ра­иль. Его вы­зы­ва­ли в рай­ком пар­тии, где "да­ви­ли на глан­ды", что­бы он им вы­ло­жил, по­че­му он уез­жа­ет. А он от­ве­тил, что ему на­до­ело счи­тать­ся че­ло­ве­ком вто­ро­го сор­та и он хо­чет, что­бы его де­ти вы­рос­ли сво­бод­ны­ми людь­ми. А твоя на­чаль­ни­ца Ва­лен­ти­на Ива­нов­на име­ла на­глость осу­­­ж­­дать с "пар­тий­ной по­зи­ции" его про­сту­пок. И это про­ис­хо­ди­ло не на проф­со­юз­ном со­­­­­­бр­а­нии, а в тво­ей квар­ти­ре, ку­да она бы­ла при­гла­ше­на в ка­­­­ч­­е­­с­т­ве го­­­с­тя! И все ев­реи, си­дев­шие за сто­лом, чув­­­­с­­тв­­о­­ва­ли се­бя "не­удоб­но" за сво­­­е­го кол­ле­гу по на­ции, яко­бы со­вер­шив­ше­го пре­да­тель­ст­во по от­но­ше­нию к Со­вет­ской Ро­ди­не и Ва­лен­ти­не Ива­нов­не! А Со­вет­ская Ро­ди­на-Ма­че­ха в ли­це ру­ко­во­дя­щей пар­тии, проф­­­с­о­­ю­зов и на­чаль­ст­ва по­че­му-то не чув­­­­с­­тв­­о­­ва­ла се­бя не­удоб­но пе­ред че­ло­ве­ком, ко­то­рый вир­ту­оз­но про­вел ты­ся­чи опе­ра­ций и ты­ся­чам лю­дей вер­нул здо­ро­вье, но был и ос­тал­ся ин­ва­ли­дом "пя­той груп­пы".
   Ко­­­г­да Мэ­ри с се­м­­ь­ей вы­ле­та­ла из Одес­сы в Ита­лию, да­же та­мо­жен­ни­ца в аэ­ро­пор­ту, гля­дя на их не­мно­гие че­мо­да­ны, про­ник­лась к ним жа­­­­л­о­с­тью: "И это все, что вы на­жи­ли за всю свою жизнь?!" Че­рез что они про­шли и как тя­же­ло им да­ва­лась но­вая жизнь в Аме­ри­ке, -- пред­мет от­дель­но­го рас­ска­за. Ник­то не со­би­рал­ся им ока­зы­вать по­мощь. Они при­вез­ли с со­бой лишь дол­ги в Джуй­ку и мог­ли рас­счи­ты­вать толь­ко на свои не­боль­шие си­лы. Да, Аме­ри­ка им не­де­ше­во до­ста­лась.
   Но сей­час нас встре­чал на пре­крас­ной бе­лой ма­ши­не не­мно­го по­ста­рев­ший Ва­ле­ра. Про­шло бо­лее де­ся­ти лет со дня их отъ­ез­да. Он встре­тил нас очень сер­деч­но. Уви­дев их дом, я был сча­­с­т­­лив, что их жизнь на­столь­ко из­ме­ни­лась к луч­ше­му. Они вдво­ем за­ра­ба­ты­ва­ют в год не бо­лее 60-70 ты­сяч, из ко­то­рых на жизнь ос­та­ет­ся ед­ва ли по­ло­ви­на, но и это­го впол­не до­ста­точ­но, что­бы жить в пре­крас­ном двух­этаж­ном соб­­­­с­т­ве­н­ном до­ме, вы­пла­чи­вая по­жиз­нен­ную рен­ту. По­том, ко­­­г­да их не ста­нет, их сын бу­дет вы­пла­чи­вать рен­ту и, в кон­це кон­цов, ста­нет пол­ным соб­­­­с­т­ве­­н­­ни­ком это­го до­ма. Их дом яв­ля­ет­ся со­став­ной ча­­­с­тью та­­­­у­н­­х­а­у­за -- од­но­го длин­но­го до­ма, так что у них со­се­ди и спра­ва и сле­ва. Но весь этот жи­лой ком­плекс ок­ру­жен ме­­­т­а­­л­­­ли­­че­с­ким за­бо­ром, вну­­­т­ри ко­то­ро­го мас­са зе­ле­ни, га­раж у них на две ма­ши­ны свой. У до­ма два вхо­да (вы­хо­да) и один из них. -- в ма­лень­кий соб­­­­с­т­ве­н­ный са­дик, где они по­са­ди­ли ро­зы и вся­кие дру­гие цве­ту­щие рас­те­ния. На пер­вом эта­же две спаль­ни, кух­ня, го­­­с­­­ти­ная -- всё хо­ро­ше­го раз­ме­ра, не тес­но. На вто­ром эта­же две спаль­ни с очень при­ят­ной ван­ной ком­на­той. Ту­­­а­­­ле­ты на обо­их эта­жах. И вот, они жи­вут вдво­ем в этих хо­ро­мах. Сын сни­ма­ет от­дель­ную квар­ти­ру. У них есть всё, что мо­жет по­же­лать нор­маль­ный че­ло­век. И у них есть то, че­го нам всем не хва­та­ло там, -- че­­­­л­­о­­­ве­­че­с­кое до­­­с­т­­о­­­ин­­ство. Ска­жу че­ст­но, что мне, док­то­ру на­ук и про­фес­со­ру, при­хо­ди­лось ча­­­с­то ид­ти на ком­про­мис­сы, дер­жать свое мне­ние при се­бе, со­зда­вать ви­ди­мость хо­ро­ших от­но­ше­ний с по­дон­ка­ми, вклю­чая ге­не­раль­но­го ди­рек­то­ра. И все для то­го, что­бы по­лу­чать жа­ло­ва­нье, по­лу­чать, как ми­лость, по­то­му что лю­бое моё вы­­­с­т­­у­­п­­ле­ние про­тив во­­­р­о­­в­­ства ди­рек­ции кон­чи­лось бы мо­им из­гна­ни­ем из ин­сти­ту­та на ули­цу с пер­спек­ти­вой бе­­­з­ы­­­с­­­хо­д­но­го ни­­­щ­е­­н­­ства.
   Мы пре­крас­но про­ве­ли вре­мя с Мэ­ри и Ва­ле­ри­ем. У не­го бы­ла па­ра от­­­­п­­ус­к­ных дней в за­па­се, и он нас по­вез в со­вер­шен­но уни­каль­ное ме­­­с­то на бе­ре­гу Ти­хо­го оке­­­а­на -- го­­­­с­у­­д­­ар­­­ст­вен­ный за­по­вед­ник под на­зва­ни­ем Пойнт Ло­бос. Я дав­но меч­тал опу­­­с­тить ру­ки в во­ды Ти­хо­го оке­­­а­на, и вот моя меч­та свер­ши­лась. По­го­да бы­ла те­­­п­­лой и без­­­в­е­­­т­­рен­ной, а ведь в этих ме­­­с­тах бы­ва­ют та­кие вол­ны, что уно­сят за­зе­вав­ших­ся ту­­­­р­и­с­тов в оке­ан с ро­ко­вым ис­хо­дом. Галь­ка на бе­ре­гу оке­­­а­на уди­ви­тель­ных ок­ра­сок и точ­но от­по­ли­ро­ван­ная. Я при­хва­тил горсть на па­мять, хо­тя в бук­ле­те ска­за­но, что ни­че­го тро­гать нель­зя, что­бы не на­не­сти ущерб при­ро­де.
   Мы по­шли по до­ро­ге, по­сте­пен­но су­­­ж­а­­­ю­­щей­ся в тро­пу и шли ми­мо ки­па­ри­сов Мон­те­рей -- очень древ­них де­­­ре­­­вь­ев, встре­­­ч­а­­­ю­­щих­ся толь­ко на по­­­­л­у­­о­­с­­т­ро­ве Мон­те­рей, на Пеббл Бич и здесь, в Пойнт Ло­бо­се. Жи­вые де­ре­вья име­ют яр­ко-зе­ле­ные вет­ви, а за­сох­шие -- чер­ные, по­кры­ты крас­ны­ми во­до­рос­ля­ми, что при­да­ет им не­обык­но­вен­ный, ска­зоч­ный вид, как тот лес, где по сказ­ке спа­ла юная кра­са­ви­ца. Ска­­­­л­и­с­тый бе­рег, вдоль ко­то­ро­го мы про­гу­ли­ва­лись, поч­ти от­вес­ный и для стра­хов­ки от па­де­ния вдоль троп по­став­ле­но ог­­­­р­­а­­ж­­де­ние. Ви­ды на оке­ан от­кры­ва­лись с вы­со­ты один кра­ше дру­го­го, со ска­ла­ми, вы­хо­дя­щи­ми из во­ды на де­сят­ки ме­­­т­ров, ла­гу­ны бы­ли ок­ру­же­ны ле­сом, на близ­ком рас­­­ст­о­­я­нии мож­но бы­ло на­блю­дать ле­жа­щих на бе­ре­гу тю­ле­ней, мор­ских львов, плы­ву­щих выдр. Не­ко­то­рые ска­лы бы­ли сплошь по­кры­ты пти­ца­ми, дру­гие бы­ли по­кры­ты из­уми­тель­ны­ми цве­та­ми, на­­­­п­­о­­­ми­­­на­­ю­щи­ми на­ши реч­ные бе­лые ли­лии, но на­­­­з­ы­­в­­а­­­ю­­щи­ми­ся до­воль­но за­бав­но -- Bluff Lettuce, что в пе­ре­во­де оз­на­ча­ет Са­лат, рас­ту­щий на Утё­сах, и вез­де мы встре­ча­лись с до­­­с­т­о­­п­­­­р­и­­­ме­ч­а­тель­ным цвет­ком, оли­­­­ц­е­т­­­во­­ря­ю­щим при­ро­ду Ка­ли­фор­нии -- ка­ли­фор­ний­ским яр­ко-оран­же­вым ма­ком. В пу­те­во­ди­те­ле го­во­ри­лось, что по­се­ти­те­ли за­по­вед­ни­ка мо­гут на­блю­дать иг­ру ки­тов и стел­ле­ро­вых ко­ров, но нам не по­­­с­ч­­ас­­т­­­ли­­ви­лось. Мы про­ве­ли в за­по­вед­ни­ке ча­са че­ты­ре, а по­том, пос­ле лег­ко­го пе­ре­ку­са, по­еха­ли в зна­ме­ни­тый го­род Кар­мел, ко­то­рый сла­вит­ся сво­­­и­ми кар­тин­ны­ми га­­­­л­е­­р­е­я­ми. В ка­та­ло­ге ука­за­но, что в го­ро­де на­хо­дит­ся 63 га­ле­реи. О том, что­бы обой­ти все, не мог­ло быть и ре­чи. Сю­да на­до бы­ло бы при­ехать на два-три дня, но у нас не бы­ло ни вре­ме­ни, ни сил. Од­на­ко да­же то, что мы ус­пе­ли по­­­см­о­­т­реть бег­ло, по ди­­­а­­­­го­­на­ли, впе­чат­ля­ет вы­ше вся­кой ме­ры. Мо­жет быть, не все экс­по­на­ты, вы­став­лен­ные на про­да­жу, со­­­­о­т­­в­­е­т­­с­тву­ют мер­кам, при­ду­ман­ным в ви­де шка­лы та­­­ла­н­­­т­­­л­и­во­с­ти или ге­­­­н­и­­а­­ль­­но­с­ти, но на­ря­ду с обыч­ны­ми ра­бо­та­ми я уви­дел мас­су ра­бот вы­со­чай­ше­го уров­ня и в жи­во­пи­си, и в скульп­ту­ре, и при­клад­ном ис­­­к­у­­с­­стве. Рус­ские ху­дож­ни­ки то­же вы­став­ля­лись в ря­де га­ле­рей и, кста­ти, бы­ли впол­не уз­­­­н­а­­в­­а­­е­мы­ми сре­ди дру­гих, но не из-за те­ма­ти­ки (ма­­­т­­р­еш­ки, цер­­­к­ви и про­чая рас­хо­жая дре­бе­день), а из-за осо­бо­го вос­при­ятия ми­ра, ха­рак­тер­но­го имен­но для рос­сий­ско­го ви­де­ния ок­­­­р­у­­ж­­а­­ю­ще­го ми­ра. Я на­брал не­сколь­ко бук­ле­тов и с боль­шим удо­воль­ст­ви­ем смо­­­т­рел их по при­ез­де до­мой.
   Как ни стран­но, но две по­езд­ки в Сан-Фран­­­­ц­и­с­ко, сна­ча­ла с на­ши­ми хо­­­з­я­­­е­­ва­ми, а по­том без них не при­ве­ли ме­ня в со­­­ст­о­­я­ние вос­хи­ще­ния этим, с об­ще­при­ня­той точ­ки зре­ния, кра­си­вей­шим го­ро­дом Ка­ли­фор­нии. На­бе­реж­ная по­ка­за­лась мне гряз­ной и за­пу­щен­ной, тол­пы жу­­­ю­­­ще­го на­ро­да раз­дра­жа­ли, Чай­на-та­ун мог бы быть ин­те­ре­сен сво­­­и­ми ма­га­зи­на­ми, но я не осо­бен­но ув­ле­ка­юсь шир­­­п­о­­­т­­ре­бом, а по­ку­пать вся­кие без­де­луш­ки я тер­петь не мо­гу. Ес­ли бы я по­пал в Сан-Фран­­­­ц­и­с­ко трид­цать лет на­зад, то, на­вер­ное, у ме­ня гла­за бы го­ре­ли и я жрал бы од­ни со­вет­ские кон­сер­вы, за­пи­вая во­дой из-под кра­на, толь­ко ку­пить бы еще од­ну, еще од­ну не­до­ро­гую ве­щи­цу... Кра­со­та Сан-Фран­­­­ц­и­с­ко от­кры­лась мне, ко­­­г­да я на­блю­дал этот го­род с дру­го­го бе­ре­га за­ли­ва, че­рез ко­то­рый пе­ре­ки­нут из­­­ве­­­ст­ный на весь мир мост. Но это бы­ло уже пос­ле то­го, как нас встре­ти­ла и раз­вле­ка­ла в те­че­ние по­след­них трех дней Ин­на Эй­дель­ман. А по­ка мы еще на­хо­ди­лись у Мэ­ри. В один из дней мы от­пра­ви­лись в од­но очень стран­ное ме­­­с­то, на­­­­х­­о­­­дя­­ще­е­ся не­да­ле­ко от го­ро­да Сан­та-Круз. Вез нас сын Мэ­ри. Мы ле­те­ли на ско­ро­ст­ной ма­ши­не по жи­во­пис­ней­шей до­ро­ге сре­ди гор и пос­ле не­ко­то­рых блу­­­ж­­­д­а­ний все-та­ки на­шли это ме­­­с­то о ко­то­ром я вам сей­час и рас­ска­жу.
   Итак:
  

THE MYSTERY SPOT

   Ка­ли­фор­ния -- это ог­ром­ная стра­на и о ней на­пи­са­ны сот­ни книг, но я не со­би­ра­юсь ста­вить сво­ей це­лью оче­ред­ной об­зор, тем бо­лее, что я в США ино­­­с­­т­­ра­нец, без осо­бых на­дежд взи­­­р­а­­ю­щий на своё бу­ду­щее и весь­ма ма­ло раз­­­­б­и­­р­­а­ю­­щий­ся в на­­­ст­о­­я­щем. Я со­би­ра­юсь по­де­лить­ся со сво­­­и­ми чи­та­те­ля­ми бес­­­с­и­­­с­­­те­м­ны­ми впе­­­ч­а­­т­­­ле­­ни­я­ми, опи­­­р­а­­­ю­­­щ­и­ми­ся, тем не ме­нее, на до­ста­точ­ный ба­зис ес­­­­т­­е­­­с­т­­вен­но-на­уч­ных зна­ний.
   Ме­ня, как ис­сле­до­ва­те­ля, чрез­вы­чай­но за­ин­те­ре­со­ва­ло од­но ме­­­с­­т­еч­ко в Ка­ли­фор­нии, на­­­­з­ы­­в­а­е­мое "Mystery Spot", что по-рус­ски оз­на­ча­ет "За­га­доч­ное ме­­­с­то". Это ме­­­с­то рас­по­ло­же­но срав­ни­тель­но не­да­ле­ко от го­ро­да Сан­та-Круз, и вы еде­те к не­му по очень жи­во­пис­ной до­ро­ге сре­ди гор, по­кры­тых гу­­­с­тым ле­сом. Я за­ра­нее об­за­вел­ся ком­па­сом и ли­ней­кой в на­­­­д­­е­ж­де про­яс­нить (хо­тя бы для се­бя), есть ли в этом ме­­­с­те ма­гнит­ная ано­ма­лия. Был у ме­ня с со­бой и пло­хонь­кий фо­то­ап­па­рат, у ко­то­ро­го бы­ло два не­со­кру­ши­мых до­­­с­т­­о­­­ин­­ства -- он поч­ти не за­ни­мал ме­­­с­та и ни­че­го не ве­сил. Кли­мат в Ка­ли­фор­нии весь­ма сво­­­­е­­­о­­бы­чен. Вы мо­же­те ка­тить по до­ро­ге и об­ли­вать­ся по­том из-за па­ля­ще­го солн­ца, за­тем въе­хать в го­рах в по­ло­су ту­ма­на -- и вот уже солн­ца нет, тя­нет ле­дя­ным ве­­­т­ром, как из мо­ги­лы, и вы дро­жи­те от хо­ло­да и про­­­к­л­и­­н­а­е­те свою не­рас­чет­ли­вость, из-за ко­то­рой вы не оза­бо­ти­лись при­хва­тить с со­бой в до­ро­гу сви­тер. То же слу­чи­лось и со мной, ко­­­г­да мы въе­ха­ли на пло­щад­ку сре­ди скал, по­кры­тых вин­­­­т­­о­­­о­­б­­р­аз­ны­ми ис­крив­лен­ны­ми "red-woods", ко­то­рые в на­шем боль­шом сло­ва­ре име­ну­ют­ся ка­ли­фор­ний­ски­ми ма­мон­то­вы­ми де­­­ре­­­­в­ь­я­ми.
   Те­перь не­мно­го ис­то­рии. Это ме­­­с­то бы­ло об­на­ру­же­но в 1939 го­ду во вре­мя гео­­­­д­­е­­­зи­­че­с­ких изы­­­с­­­ка­ний и за­тем уже в 1940 го­ду бы­ло от­кры­то для сво­бод­но­го по­се­ще­ния. Это за­га­доч­ное ме­­­с­то име­ет все­го лишь 150 фу­тов (45 ме­­­т­ров) в ди­­­а­­м­е­т­ре. Со­глас­но бук­ле­ту в этом ме­­­с­те не­при­ме­ни­мы за­ко­ны фи­зи­ки. (Дой­дя до этой стро­ки в бук­ле­те, я по­жа­лел, что не взял с со­бой се­кун­до­мер, что­бы про­ве­рить ус­ко­ре­ние сво­бод­но­го па­де­ния, ко­то­рое, как из­­­ве­­­ст­но, рав­но 9,81 ме­­­т­ра в се­кун­ду за се­кун­ду) Бук­лет ут­вер­жда­ет, что за­кон гра­ви­та­ции не ра­бо­та­ет в этой зо­не. Ка­кие-то не­по­нят­ные ма­гнит­ные яв­ле­ния оп­ро­ки­ды­ва­ют все на­ши пред­став­ле­ния о рав­но­ве­сии. Лю­ди сто­ят на по­­­ве­р­­х­­но­с­ти или ви­сят на ру­ках, от­кло­ня­ясь от вер­ти­ка­ли на зна­чи­тель­ный угол. Два че­ло­ве­ка, сто­­­я­щие на це­мент­ном бло­ке на­про­тив друг дру­га, ка­жут­ся на­блю­да­те­лю то боль­ше, то мень­ше ро­­­с­том в за­­­­в­­и­­­си­­мо­с­ти от то­го, на ка­ком краю бло­ка они сто­ят.
   Го­во­рит­ся, что за про­шед­шие го­ды с мо­мен­та от­кры­тия за­га­доч­но­го ме­­­с­та вы­дви­ну­то не­ма­ло те­­­о­рий, пы­­­т­а­­­ю­­щих­ся объ­яс­нить как са­мо его су­­­­щ­­е­­­с­­­т­­во­ва­ние, так и при­ро­ду не­­­­и­з­­ве­­ст­ных сил, дей­ству­ю­щих в дан­ном ме­­­с­те. По­клон­ни­ки уфо­ло­гии счи­та­ют, что ку­­­с­ки не­­­­и­з­­ве­­­с­т­но­го нам ме­тал­ла бы­ли за­ры­ты здесь эки­па­жем ле­­­т­а­­ю­щей та­рел­ки для на­ви­га­ци­он­ных це­лей. Не­кий Дж.Хаб­бард про­вел ана­лиз ат­мо­сфе­ры в за­га­доч­ном ме­­­с­те и об­на­ру­жил из­бы­точ­ное ко­­­­л­­и­­­че­­с­т­во уг­ле­кис­ло­го га­за (ди­ок­си­да уг­ле­ро­да), ко­то­рый вы­де­ля­ет­ся из тре­щин в ска­лах и спо­со­бен вы­зы­вать го­ло­во­кру­же­ние у лю­дей и да­же чув­­­­с­тво сла­­­­б­о­с­ти. Го­­­с­­­по­дин Дж.Хаб­бард счи­та­ет так­же, что на­­­б­л­ю­­д­а­е­мые оп­­­­т­­и­­че­с­кие эф­фек­ты мо­гут быть свя­за­ны с из­ме­не­ни­ем ко­эф­фи­ци­ен­та пре­лом­ле­ния све­та в воз­ду­хе, обо­га­щен­ном уг­ле­кис­лым га­зом по­доб­но то­му, что мы на­блю­да­ем над ра­зо­гре­той по­­­ве­р­­х­­но­с­тью.(Тут я по­жа­лел, что не взял с со­бой хо­ро­ше­го тер­­­­м­о­­м­е­т­ра, что­бы про­ве­рить тем­пе­ра­ту­ру вбли­зи по­­­ве­р­­х­­но­с­ти зем­ли в раз­ных точ­ках. По­го­да, кста­ти, бла­­­­г­о­­п­­р­и­­­я­­т­­ст­во­ва­ла из­ме­ре­ни­ям, так как вся пло­щад­ка на­хо­ди­лась в те­ни.)
   Да­лее я про­чел в бук­ле­те, что док­тор Ос­кар Бран­лер, один из изо­бре­та­те­лей элек­тро­кар­дио­гра­фа об­на­ру­жил вы­со­чай­шую ди­­­э­­л­е­к­­­тр­и­че­с­кую био­­­к­о­­­с­­­м­и­че­с­кую ра­­­д­и­­а­цию (??) из­­­ве­­­ст­ную, яко­бы вез­де в ми­ре. Что­бы не пу­гать чи­та­те­ля до об­мо­ро­ка, ска­жу лишь, что это бес­смыс­лен­ный на­бор на­уч­ных тер­ми­нов, по­доб­ный то­му, ко­то­рым поль­зо­вал­ся Па­нург в раз­го­во­ре с оп­по­нен­та­ми в бес­смерт­ной кни­ге "Гар­ган­тюа и Пан­­­т­а­­­г­­рю­эль". Ав­то­ры бук­ле­ти­ка то­же бы­ли оза­да­че­ны, что бы это мог­ло зна­чить... На­ко­нец, Бри­тан­ское Об­­­­щ­­е­­ство ме­та­фи­зи­ков то­же ре­ши­ло при­ло­жить свои уси­лия в рас­­­ш­и­­­ф­­ров­ке не­­­­и­з­­ве­­­с­т­но­го яв­ле­ния во­об­ще без при­ме­не­ния за­ко­нов фи­зи­ки.
   Од­ним сло­вом, слу­чи­лось то, что слу­ча­ет­ся все­­­г­да, ко­­­г­да на­­­ст­о­­я­щим уче­ным не­­­­к­о­г­да за­ни­мать­ся по­сто­рон­ни­ми де­ла­ми, и проб­ле­ма по­па­да­ет в ру­ки без­гра­мот­ных спе­ку­лян­тов, ко­то­рые ищут, так на­­­­зы­­в­а­е­мое, про­стое объ­яс­не­ние чрез­вы­чай­но слож­но­му яв­ле­нию. Но об этом мы еще по­го­во­рим, а то­­­г­да я на­чал си­­­с­­­­те­­­­м­а­­ти­че­с­кое (как мне ка­за­лось) об­сле­до­ва­ние за­га­доч­но­го ме­­­с­та.
   Пер­вое, что ме­ня ре­за­ну­ло, бы­ло ужас­ное со­­­ст­о­­я­ние пе­ре­ко­шен­но­го во всех уг­лах по­ме­ще­ния, в ко­то­рое нас при­ве­ли. Пол был со­тво­рен из двух пло­ща­док не­рав­ной ве­ли­чи­ны, ко­то­рые по­че­му-то схо­ди­лись под уг­лом од­на к дру­гой. Ес­ли у вас нет под ру­кой от­ве­са, вы ни­как не мо­же­те ус­та­но­вить, под ка­ким уг­лом все эле­мен­ты кон­­­­с­т­ру­к­ции де­ре­вян­но­го до­ми­ка схо­дят­ся друг с дру­гом. (Тут я по­жа­лел, что не взял с со­бой еще плот­ниц­ко­го уров­ня и от­ве­са). Од­на­ко мой скеп­сис по­сте­пен­но уле­ту­чи­вал­ся по ме­ре пре­бы­ва­ния в за­га­доч­ном ме­­­с­те. Я об­ра­тил вни­ма­ние на тя­же­лен­ную, ки­ло­грам­мов на двад­цать ги­рю, ко­то­рая ви­се­ла на це­пи, при­­­к­р­­е­­п­л­ен­ной к по­тол­ку, и ви­се­ла яв­но не под уг­лом в де­­­­в­­я­­но­с­то гра­ду­сов к во­­­­о­­б­­­ра­­жа­е­мой го­ри­зон­таль­ной по­­­ве­р­­х­­но­с­ти. Не до­ве­ряя соб­­­­с­т­ве­н­ным гла­зам, я по­пы­тал­ся сдви­нуть ги­рю из по­ло­же­ния рав­но­ве­сия в двух про­ти­во­по­лож­ных на­прав­ле­ни­ях. В од­ном слу­чае ги­ря по­слуш­но по­шла вверх по ра­­­д­и­­у­су, по­сте­пен­но по­вы­шая на­груз­ку на ру­ки, во вто­ром же слу­чае я ед­ва смог сдви­нуть ги­рю с ме­­­с­та!! Та­кой вот пе­ре­кос си­лы тя­го­те­ния.
   На вы­хо­де из до­ми­ка ле­жа­ла длин­ная бе­тон­ная пли­та, вры­тая в зем­лю. Че­ло­век, сто­­­я­щий на ней спра­ва от вас не­из­мен­но ка­зал­ся вам вы­ше, чем тот же че­ло­век, став­ший сле­ва от вас. Я за­ста­вил свою же­ну и пле­мян­ни­ка встать на пли­ту и два­­­ж­­ды их сфо­­­­т­о­­г­­­­р­а­­фи­ро­вал. Ко­­­г­да, вер­нув­шись из пу­­­­т­­е­­­ше­­с­т­вия по Ка­ли­фор­нии, я сде­лал фо­то­гра­фии, из­ме­рил рост же­ны и пле­мян­ни­ка на двух сним­ках, сня­тых с од­но­го по­ло­же­ния (я сто­ял на рав­ном рас­­­ст­о­­я­нии от них в вер­ши­не во­­­­о­­б­­­ра­­­жа­­е­мо­го тре­­­у­г­о­­ль­­ни­ка), то ока­за­лось, что в од­ном слу­чае со­от­но­ше­ние их ро­­­с­тов со­ста­ви­ло 0,75, а в дру­гом 0,93, то­­­г­да как ре­аль­ное со­от­но­ше­ние их ро­­­с­тов со­став­ля­ет 0,84. Ин­те­рес­но, что сред­нее из пер­вых двух зна­че­ний точ­но со­­­­о­т­­в­­е­т­­с­тву­ет тре­т­­ь­е­му. Ну как тут бы­ло не из­умить­ся! Кста­ти, пе­ред до­ми­ком так­же ле­жит ко­рот­кая бе­тон­ная пли­та, вры­тая в зем­лю. По­се­ре­ди­не пли­ты ук­­­­р­­е­п­лен пу­зырь­ко­вый уро­вень, сви­­­­д­е­­те­­ль­­­ст­­ву­ю­щий о го­ри­зон­таль­ном по­ло­же­нии пли­ты. На обе­их пли­тах из­ме­рен­ные мною эф­фек­ты под­твер­ди­лись сним­ка­ми в бук­ле­те. Дви­же­ние ком­па­са по ли­нии вдоль ко­рот­кой пли­ты по­ка­за­ло, что стрел­ка от­кло­ня­ет­ся от сво­­­е­го по­ло­же­ния в обе сто­ро­ны от ну­ля (Се­вер) на 10 гра­ду­сов. Вра­ща­ет­ся ли ма­гнит­ное по­ле по ме­ре подъ­­­­­ема с по­­­ве­р­­х­­но­с­ти зем­ли и уда­ле­ния от пли­ты мне не уда­лось ус­та­но­вить вви­ду де­фи­ци­та вре­ме­ни, мас­сы ту­­­­р­и­с­тов и от­­­с­у­­т­­ствия не­об­хо­ди­мых при­спо­соб­ле­ний. Мо­ло­дая де­вуш­ка-гид ска­за­ла лишь, что при­ез­жа­ли ка­кие-то лю­ди из бли­жай­ше­го уни­вер­си­те­та, по­ме­ри­ли что-то и уе­ха­ли. С тех пор о них ни слу­ху, ни ду­ху.
   Ну-с, те­перь, пос­ле по­лу­че­ния не­ко­то­рых, пусть не­пол­ных, экс­пе­ри­мен­таль­ных дан­ных, как в хо­ро­шей на­уч­ной ста­тье, сле­ду­ет под­­­в­е­­с­ти ито­ги. Ано­ма­лии, по­доб­ные опи­сан­ным, из­­­ве­­­ст­ны в ми­ре. Так, в на­уч­но-по­пу­ляр­ных жур­на­лах, вы­­­п­у­­­с­­ка­е­мых в Мос­к­ве, я чи­тал о су­­­­щ­­е­­­с­­­т­­во­ва­нии за­га­доч­но­го ме­­­с­та на Ура­ле то ли в Че­ля­бин­ской, то в Свер­­­д­­л­ов­ской об­­­л­а­­с­ти. Там все яв­ле­ния ос­лож­ня­лись еще и гал­­­­л­­ю­­­ци­­­на­­ци­я­ми, как мне по­мнит­ся. Хо­тя ав­то­ры ста­тей, жур­­­­н­­а­­ли­с­ты ут­вер­жда­ли, что на­­­б­л­ю­­д­а­е­мые ими дви­­­­ж­у­­щ­и­е­ся те­ла бы­ли впол­не ре­аль­ны, не­яс­но лишь бы­ло, на ка­ком рас­­­ст­о­­я­нии они на­хо­дят­ся. По­том, пос­ле пе­ре­строй­ки вы­шла да­же от­дель­ная кни­жи­ца о ло­каль­ных об­­­л­а­­с­тях на по­­­ве­р­­х­­но­с­ти Зем­ли, где про­ис­хо­дит вы­ход не­­­к­о­­е­го по­ля, ис­­­­к­а­­ж­­а­­ю­ще­го все мыс­ли­мые свя­зи ме­­­ж­­ду объ­ек­та­ми в этих зо­нах.
   Од­на­ко са­мым за­га­доч­ным в свя­зи с за­га­доч­ны­ми же яв­­­­л­е­­н­и­я­ми ока­зы­ва­ет­ся кос­ность и инерт­ность че­­­­л­­о­­­ве­­­че­­с­ко­го мыш­ле­ния.
   Есть чу­дес­ные ве­щи, о ко­то­рых бес­пре­стан­но го­во­рят, но ко­то­рые на по­вер­ку ока­зы­ва­ют­ся ор­ди­нар­ным жуль­­­­н­­и­­­че­­с­т­вом. В ча­­­­с­­т­­но­с­ти, это ка­са­ет­ся те­ле­ки­не­за. Че­ло­век, яко­бы, спо­со­бен дви­гать не­боль­шие пред­ме­ты си­лой во­ли. По это­му по­во­ду мно­го лет на­зад вы­хо­ди­ла кни­га од­но­го то ли швед­ско­го, то ли дат­ско­го пи­са­те­ля, ко­то­рый скру­пу­лез­но рас­­­см­о­­т­рел все чу­де­са зна­ме­ни­тых к то­му вре­ме­ни фи­гур чу­дес­ни­ков и в ста слу­ча­ях из ста по­ка­зал, что в ос­но­ве всех чу­дес ле­жат бо­лее или ме­нее слож­ные цир­ко­вые трю­ки. Из­­­ве­­­ст­ный в не­дав­ние вре­ме­на в Рос­сии ар­тист ори­ги­наль­но­го жа­­­н­ра Юрий Гор­ный од­­­­н­­а­ж­ды по­ка­зал в уз­ком кру­гу, как с по­мо­щью длин­ной вор­син­ки (во­ло­кон­це) дви­гать иг­раль­ную кар­ту. Ес­­­­т­­е­­­с­т­­вен­но, что на рас­­­ст­о­­я­нии да­же двух ме­­­т­ров уви­деть не­во­ору­жен­ным гла­зом вор­син­ку со­вер­шен­но не­воз­мож­но.
   Од­на­ко ес­ли мы пе­рей­дем к проб­ле­ме пе­ре­да­чи мыс­лей на рас­­­ст­о­­я­ние, де­ло ока­жет­ся ку­да слож­нее и вы­зы­ва­ет ку­да боль­ше до­ве­рия. Осо­бен­но, ес­ли вам об этих при­ме­рах го­во­рят лю­ди, не­­­­п­о­­ср­­ед­­­ст­вен­но уча­­­­с­­­т­­ву­ю­щие в экс­пе­ри­мен­те, или на­блю­дав­шие его с близ­ко­го рас­­­ст­о­­я­ния. К при­ме­ру, у бра­та мо­ей же­ны, се­р­­ь­­­­ез­­но­го фи­зи­ка, ав­то­ра 70 изо­бре­те­ний в об­­­л­а­­с­ти элек­тро­ни­ки, был при­ятель то­го же уров­ня, же­на ко­то­ро­го мог­ла чи­тать текст со­вер­шен­но не­­­­и­з­­ве­­ст­ной ей тех­­­­н­­и­­че­с­кой кни­ги, не за­гля­ды­вая в нее, при­чем с лю­бой стра­ни­цы. При этом ей бы­ло до­ста­точ­но дер­жать ру­ку сво­­­е­го му­жа, гля­дя­ще­го в кни­гу. И при­ме­ров та­ко­го ро­да мож­но на­ко­пать не один де­ся­ток. Ре­ше­ние та­кой мас­штаб­ной проб­ле­мы, как пе­ре­да­ча ин­фор­ма­ции на рас­­­ст­о­­я­ние с по­мо­щью моз­га про­из­ве­дет пе­ре­во­рот в жиз­ни че­­­­л­­о­­­в­е­­ч­е­с­т­ва, уй­дут в про­шлое но­вей­шие си­­­с­­­те­мы пе­ре­да­чи и при­ема си­гна­лов, вме­­­с­то них воз­ник­нут дру­гие, пре­вос­хо­дя­щие по сво­им воз­­­м­о­­ж­­но­с­тям все, что се­год­ня ка­жет­ся ве­ли­чай­ши­ми до­­­с­т­­и­­­же­­ни­я­ми на­уч­но-тех­­­­н­­и­­че­с­кой мыс­ли. Не ис­клю­че­но, что при этом, как это ча­­­с­то бы­ва­ет, в пер­вую оче­редь бу­дут обес­пе­че­ны во­ен­ные ве­­­д­о­­м­­ства, но та­ко­ва уж при­ро­да че­­­­л­­о­­­в­е­­ч­е­с­т­ва, что са­мое пе­ре­до­вое в об­­­л­а­­с­ти на­уки и тех­ни­ки сна­ча­ла ап­ро­би­ру­ет­ся на при­год­ность в во­ен­ных це­лях.
   Возь­мем еще один при­мер. Уни­каль­ные спо­­­с­о­­б­­но­с­ти йо­гов во вла­де­нии соб­­­­с­т­ве­н­ным те­лом оче­вид­ны. Ов­ла­де­ние их при­ема­ми по­зво­ли­ло бы че­­­­л­­о­­­в­е­­ч­е­с­т­ву стать го­раз­до бо­лее силь­ным фи­­­­з­­и­­че­с­ки, не­под­вер­жен­ным мас­се за­бо­ле­ва­ний, не на­хо­дить­ся в столь силь­ной за­­­­в­­и­­­си­­мо­с­ти от пе­ре­мен по­го­ды и сти­хий­ных ка­так­лиз­мов.
   Да­лее, в га­зе­тах и жур­на­лах вре­мя от вре­ме­ни мель­ка­ют со­об­ще­ния о чу­де­сах, про­ис­хо­дя­щих в буд­­­­д­­ис­т­ских мо­­­­н­а­­с­­ты­рях. При­во­дят­ся да­же сним­ки па­ря­щих в воз­ду­хе мо­на­хов. Ил­­­­л­ю­­з­­и­­о­ни­с­там та­кие шту­ки дав­но зна­ко­мы. Но ес­ли это не ил­лю­зия! Го­­­с­­­по­да, пре­одо­ле­ние сил зем­но­го тя­го­те­ния за счет вну­­­т­­р­ен­ней энер­гии те­ла есть са­мая древ­няя и са­мая за­вет­ная меч­та че­ло­ве­ка. Ес­ли это не ил­лю­зи­о­нист­ские штуч­ки, то имен­но этим сле­до­ва­ло бы за­нять­ся, при­гла­сив луч­шие умы че­­­­л­­о­­­в­е­­ч­е­с­т­ва. Ведь об этом на­пи­са­ны де­сят­ки фан­­­­т­а­­с­­­т­и­че­с­ких ро­ма­нов -- ле­тать и об­ме­ни­вать­ся мыс­ля­ми на рас­­­ст­о­­я­нии!
   Игорь Гу­бер­ман в од­ной из сво­их книг упо­ми­на­ет о при­яте­ле, ко­то­рый спо­со­бен уси­ли­ем во­ли рас­пла­вить мель­­­х­и­­­о­­ро­вую лож­ку, при­чем сам Игорь ви­дел, как с кон­чи­ка лож­ки ка­па­ет ме­талл. При­ятель Гу­бер­ма­на не мо­жет объ­яс­нить, как он это де­ла­ет. Уче­ный из Гер­ма­нии при­ехал, по­­­см­о­­т­рел, не на­шел до­стой­но­го на­уч­но­го объ­яс­не­ния и уе­хал. Не­­­­в­­ы­­­ра­з­имо жаль, что столь близ­ко и яр­ко про­­­­я­в­­л­я­е­мые спо­­­с­о­­б­­но­с­ти не по­­­­б­­у­­ж­­да­ют ис­сле­до­ва­те­лей взять­ся за эти дей­­­­с­­тв­и­­те­ль­но до­стой­ные ис­сле­до­ва­ния проб­ле­мы.
   Те­перь мы воз­вра­тим­ся опять в на­ше за­га­доч­ное ме­­­с­то в Ка­ли­фор­нии. На всё в Аме­ри­ке есть день­ги -- на без­до­мных ко­шек и со­бак, на со­дер­жа­ние при­­­­б­ы­­в­а­ю­щих и стре­ми­тель­но раз­­­м­н­о­­ж­­а­ю­­щих­ся жи­те­лей от­ста­лых стран, на раз­вле­че­ния под­­­­р­­ос­т­ков, склон­ных к по­треб­ле­нию нар­ко­ти­ков, на бес­ко­неч­ное стро­­­и­т­е­­ль­­ст­во транс­порт­но­го коль­ца во­круг Бо­­­с­­­то­на, ку­да день­ги про­ва­ли­ва­ют­ся, как в чер­ную ды­ру, и про­чее, и про­чее. А вот на ис­сле­до­ва­ния, от­­­к­р­ы­­в­а­ю­щие бес­ко­неч­ные, по­­­т­р­я­­с­а­ю­щие пер­спек­ти­вы все­му че­­­­л­­о­­­в­е­­ч­е­с­т­ву, де­нег не на­хо­дит­ся. И бо­юсь, ни­­­­к­о­г­да не най­дет­ся. Что ж, бу­дем ждать, по­ка не ро­дит­ся, по во­ле слу­чая, ге­ний, ко­то­рый в оди­ноч­ку, на соб­­­­с­т­ве­н­ные гро­ши со­ору­дит ма­кет дей­ству­ю­ще­го ус­т­рой­ства или на кон­чи­ке ка­ран­да­ша вы­ве­дет ча­ст­ный слу­чай урав­не­ния элек­тро­ма­гнит­но­го по­ля для ус­ло­вий пе­ре­да­чи мыс­лен­ной ин­фор­ма­ции моз­гом. Сей­час ду­ма­ет­ся, что это долж­на быть не соб­­­­с­т­ве­н­ная ча­­­с­­­то­та (дли­на вол­ны) из­лу­че­ния, а не­кая гар­мо­ни­ка, пе­ре­но­си­мая не­су­щей ча­­­с­­­то­той по­доб­но то­му, как до­хо­дят до нас ра­дио­вол­ны, не­су­щие нам раз­го­вор или му­зы­ку. Ос­нов­ной во­прос то­­­г­да со­сто­ит в том, ка­кая ча­­­с­­­то­та при­год­на для пе­ре­да­чи мыс­ли на рас­­­ст­о­­я­ние и все­­­г­да ли она есть в на­ли­чии...
   В те дни, ко­­­г­да Ва­ле­ра ра­бо­тал, мы с ним гу­ля­ли по ве­че­рам по Фре­мон­ту и близ­ле­жа­щим ме­­­с­там. Ес­ли ла­тан­ные-пе­ре­ла­тан­ные до­ро­ги в на­шем го­ро­де Лин­не и ок­­­­р­­е­­­ст­­но­с­тях и от­­­с­у­­т­­­ст­ви­е на­зва­ний улиц на пе­­­­р­е­­к­­ре­ст­ках ино­­­г­да на­по­ми­на­ют Мо­с­ков­ские уха­­­­б­и­с­тые до­ро­ги, то здесь их ка­­­­ч­­е­­с­т­во вы­ше всех по­хвал. Они ши­ро­кие (не ме­нее 4-х по­лос в ка­­­ж­­дую сто­ро­ну), со­вер­шен­но глад­кие и на ка­­­ж­­дом пе­­­­р­е­­к­­ре­ст­ке вы име­­­е­те пол­ную ин­фор­ма­цию о том, где на­хо­ди­тесь. Пра­ви­ла пе­ре­хо­да улиц здесь со­блю­да­ют­ся не­укос­ни­тель­но, ибо ско­рость дви­же­ния вы­со­ка и по­то­му на­ру­ше­ния чре­ва­ты се­р­­ь­­­­ез­­ны­ми трав­ма­ми.
   Мы по­се­ти­ли япон­ский парк, ук­ра­шен­ный буд­­­­д­­ис­­т­с­ки­ми ка­мен­ны­ми из­­­в­а­­­я­­ни­я­ми во­круг не­боль­ших ис­­­к­у­­с­­­ств­ен­ных во­до­емов. В во­де пла­ва­ли мно­гие де­сят­ки здо­ро­вен­ных кар­пов или са­за­нов, не­ко­то­рые из ко­то­рых бы­ли очень яр­ко ок­ра­ше­ны по­доб­но зо­ло­тым рыб­кам. В дру­гих пар­ках очень мно­го ди­кой во­­­­д­о­­п­­ла­­ва­ю­щей пти­цы, но это для нас уже не бы­ло но­вин­кой, по­сколь­ку и в на­шем ре­­­г­и­­о­не мас­са раз­ных пер­на­тых. Вот че­го у нас нет, так это стра­­­у­­­со­вых ферм, где ог­ром­ные аф­ри­кан­ские стра­­­у­сы столь же при­выч­ны, как ко­ро­вы в сред­ней по­ло­се Рос­сии с той раз­ни­цей, что хо­тя все про­цес­сы вы­ра­щи­ва­ния про­ис­хо­дят на от­кры­том воз­ду­хе, но ни­­­г­де не вид­но на­воз­ных куч. Прав­да, и кли­мат здесь бла­го­дат­нее, чем в Рос­сии -- су­хо, те­­­п­­ло поч­ти де­сять ме­ся­цев в го­ду. Ва­ле­ра во­зил нас в бо­­­­т­­а­­­ни­­че­с­кий сад Сан-Фран­­­­ц­и­с­ко. Я за­ме­тил, что при­род­ные кра­со­ты да­рят мне ку­да боль­ше впе­чат­ле­ний, чем со­здан­ные ру­ка­ми. К то­му же я не ус­таю в са­дах и пар­ках, а в му­зе­ях до­воль­но ско­ро на­чи­на­ют бо­леть но­ги и про­ис­хо­дит до­воль­но бы­­­с­т­рое на­сы­ще­ние ко­ры, так что боль­шую часть вре­ме­ни хо­дишь и смо­­­т­ришь, но уже не ви­дишь.
   Мы про­жи­ли у Мэ­ри и Ва­ле­ры поч­ти не­де­лю, а за­тем нас бе­реж­но пе­ре­да­ли в ру­ки Ин­ны (те­перь уже се­­­­с­­т­ры по от­цов­ской ли­нии), ко­то­рая встре­ти­ла нас и по­вез­ла в свой дом, к ко­то­ро­му мы еха­ли по зна­ме­ни­то­му мо­­­с­ту че­рез за­лив.
   Из не­сколь­ких мар­­­ш­­­ру­тов, по ко­то­рым мы еха­ли с Ин­ной, мне на­ибо­лее все­го за­по­мни­лось вос­­­­х­­о­­ж­­де­ние (на ма­ши­не) на очень кра­си­вую го­ру вы­со­той око­ло ки­­­­л­о­­м­е­т­ра. На са­мой вер­ши­не есть про­гу­лоч­ная коль­це­вая тро­па, и мы мог­ли лю­бо­вать­ся со­вер­шен­но оча­ро­ва­тель­ны­ми ви­да­ми на ок­ре­ст­ные го­ры, оке­ан и па­ря­щих под на­ми ор­лов. Мне ка­жет­ся, что имен­но бла­го­да­ря па­ря­щим пти­цам и вы­со­кой кру­тиз­не го­ры уси­ли­ва­лось ощу­ще­ние вы­со­ты, и это бы­ло пре­крас­но.
   По­се­ти­ли мы так­же не­сколь­ко ма­лень­ких го­род­ков с ос­тат­ка­ми ис­пан­ской куль­ту­ры во­сем­над­ца­то­го-де­вят­над­ца­то­го сто­ле­тий. Сто­яв­шая жа­ра не рас­по­ла­га­ла к по­дроб­но­му об­зо­ру до­­­с­т­о­­п­­­­р­и­­­м­е­ч­а­­тель­но­с­тей. Не обош­лось без ка­зу­са. Ин­на по­ка­за­ла мне на пло­до­но­ся­щий как­тус. Это бы­ло дей­­­­с­­тв­и­­те­ль­но кра­си­вое рас­те­ние, я взял в ру­ки бле­­­с­­­тя­щий зе­ле­ный плод, что­бы рас­­­см­о­­т­реть его по­вни­ма­тель­нее и, к со­жа­ле­нию, не за­ме­тил, что весь он по­крыт тон­чай­ши­ми и ос­­­т­­р­­ей­­ши­ми игол­ка­ми. За ту ми­ну­ту, что я дер­жал его в ру­ках, он вон­зил в ме­ня де­сят­ки иго­лок. Я по­­­ч­у­­в­­­ст­во­вал это лишь ко­­­г­да со­гнул паль­цы. Осо­бен­но не­при­ят­ное ощу­ще­ние бы­ло ме­­­ж­­ду паль­ца­ми, так как там ко­жа неж­нее. Уви­деть эти иго­лоч­ки не бы­ло ни­ка­кой воз­­­м­о­­ж­­но­с­ти, толь­ко в от­ра­жен­ном све­те. Ин­ка сжа­ли­лась на­до мной и вы­та­щи­ла ног­тя­ми не­сколь­ко штук. Ос­таль­ные си­де­ли во мне и при­чи­ня­ли стра­да­ния еще двое су­ток, по­ка не рас­тво­ри­лись в мо­ей кро­ви.
   Вер­ну­лись мы в Мас­са­чу­сеттс в раз­гар жа­ры, ко­то­рая дли­лась поч­ти без пе­ре­ры­ва ме­сяц с лиш­ним. Ес­ли бы не при­об­ре­тен­ный во­вре­мя кон­­­­д­и­­ц­и­о­нер, мы про­сто сдох­ли бы. Но вот, ле­то кон­чи­лось, кон­ча­ет­ся и осень. У ме­ня в кар­ма­не би­лет в Гер­ма­нию. До ско­рой встре­чи, мои до­ро­гие, до ско­рой встре­чи!
  
   До­ро­гая ма­ма, здрав­­­­с­твуй!
   ...Вот уже про­шел ме­сяц с мо­мен­та мо­­­е­го воз­вра­ще­ния до­мой. До сих пор го­ло­ва на­би­та впе­­­ч­а­­т­­­ле­­ни­я­ми от по­езд­ки и, хо­тя я не по­бы­вал в Па­ри­же (или Ри­ме), я ни­чуть об этом не жа­лею. Не хо­чу то­ро­пить­ся рас­ска­зы­вать вам, как вы­гля­дит со сто­ро­ны го­­­с­тя ва­ша жизнь. Об этом как-ни­будь поз­же.
   Сей­час я вам рас­ска­жу, как мы сно­ва съез­ди­ли в ка­зи­но. Нас бы­ло шесть че­ло­век: я с Лю­бой и еще две по­жи­лые па­ры. Ли­на ехать от­ка­за­лась, ска­зав, что азар­та она не чув­­­­с­­тв­у­ет, а об­жи­рать­ся де­ли­ка­те­са­ми ей не хо­чет­ся. К то­му же при­дет­ся че­ты­ре ча­са про­си­деть в ав­то­бу­се... Ко­ро­че -- не по­едет.
   На вы­хо­де из ав­то­бу­са мы вновь по­лу­чи­ли ку­по­ны на пи­та­ние (по пят­над­цать дол­ла­ров) и два ку­по­на по де­сять дол­ла­ров на иг­ру. Кро­ме то­го, мне при­сла­ли спе­ци­аль­ную иг­раль­ную кар­ту, что­бы я по­про­бо­вал свое сча­стье в ло­те­рее, ро­­­­з­ы­­г­­ры­ши в ко­то­рой со­став­ля­ли от 25,0 до 50.000 дол­ла­ров. Мои по­пут­чи­ки по­лу­чи­ли та­кие же кар­ты в ка­зи­но. Все мы про­ве­ли эти кар­ты с ши­­­ф­ром че­рез ще­ли в ав­то­ма­тах, пос­ле че­го ком­­­­п­­ь­ю­тер по­же­лал нам уда­чи и при­гла­сил по­вто­рить эту опе­ра­цию на сле­­­д­у­­ю­щий день. Как го­во­рит­ся: "Слиш­ком хо­ро­шо -- то­же не­хо­ро­шо!" Не­­­­­­уж­е­ли най­дет­ся та­кой ду­рень, ко­то­рый бу­дет ез­дить в ка­зи­но ка­­­ж­­дый день лишь для то­го, что­бы про­­­в­е­­с­ти кар­той в ще­ли ав­то­ма­та!
   У нас ри­ту­ал уже ус­то­ял­ся. Сна­ча­ла -- ре­­­с­­­то­ран. Нас уса­ди­ли за боль­шой, круг­лый, сер­ви­ро­ван­ный стол, офи­ци­ант­ка, мо­ло­дая и строй­ная фран­цу­жен­ка, спро­си­ла, кто и что бу­дет пить, и уда­ли­лась, а мы дви­ну­лись к за­­­к­у­­с­кам. Я уже мно­гое по­про­бо­вал в этом цар­­­­с­тве еды и по­то­му взял сна­ча­ла вся­­­­ч­е­с­кие овощ­ные блю­да с сы­ром Ма­за­рел­ла -- это та­кие не­боль­шие ша­ри­ки сы­ра, об­ра­бо­тан­ные раз­ны­ми пря­­­­н­о­­с­­тя­ми. Это бы­ло очень вкус­но. По­том я не спе­ша вы­пил чай и дви­нул­ся за ры­бой. Лю­ба к это­му вре­ме­ни уже раз­ве­да­ла от­лич­ную до­ро­гую ры­бу, при­го­тов­лен­ную на па­ру. Я на­пол­нил боль­шую та­рел­ку и до­ба­вил са­мую чу­точ­ку брок­ко­ли. Пос­ле ры­бы, ко­то­рую я уже ел без вся­кой жад­­­­н­о­с­ти, я опять вы­пил ста­кан чаю и ле­ни­во на­блю­дал, как мои парт­не­ры ужи­ра­ют­ся мя­сом и вся­кой дру­гой сне­дью. Тут мне на па­мять при­шли де­душ­ки­ны анек­до­ты, и я их пе­ре­ска­зал сво­им со­се­дям по сто­лу.
   При­хо­дит муж­чи­на в ре­­­с­­­то­ран и спра­ши­ва­ет у хо­­­з­я­­и­на : "Мо­гу ли я у вас по­обе­дать за свои день­ги?".
   -- Ра­­з­­­­ум­­е­­ет­ся, про­шу вас, са­ди­тесь.
   Он са­дит­ся и за­ка­зы­ва­ет луч­шее ви­но и де­ли­ка­те­сы. По­обе­дав, он до­ста­ет один рубль и кла­дет на стол.
   -- Вы съе­ли на пять­де­сят руб­лей, а да­­­е­те один рубль! -- Вы ме­ня про­сти­те, но я же спро­сил у вас, мо­гу ли я по­обе­дать у вас за свои день­ги, и вы от­ве­ти­ли, что, ра­­з­­­­ум­­е­­ет­ся, я мо­гу. Так что я не по­ни­маю ва­ших пре­тен­зий. По­няв, что по­се­ти­тель прав, хо­зя­ин го­во­рит: "Вы зна­­­е­те, на­про­тив ме­ня кон­ку­рент то­же дер­жит ре­­­с­­­то­ран. Про­де­лай­те с ним тот же фо­кус". -- А я у не­го уже был, -- от­ве­ча­ет по­се­ти­тель.
   Вот та­кой не­за­тей­ли­вый анек­дот... Стран­ная вещь -- ас­со­циа­ция. Я стал вспо­ми­нать де­душ­ки­ны анек­до­ты, бай­ки од­ни за дру­ги­ми. Вот, к при­ме­ру: "А ка­жи мне, Го­ло­пу­пен­ко, як тре­ба сто­­­я­ты на h'ору­жей­ном по­­­с­ту?" -- Як проб­ця ув бу­тыл­ке!
   Или сцен­ка, как два бро­дя­чих му­зы­кан­та -- скри­пач и ба­ра­бан­щик идут на де­ре­вен­скую свадь­бу. Скри­пач на­де­ет­ся за­ра­бо­тать де­нег и по­есть, а ба­ра­бан­щик под стук ба­ра­ба­на по­вто­ря­ет: "Як при­идем, дак по­ба­чим, як при­идем, дак по­ба­чим". На свадь­бе все на­пи­лись и, ни­че­го им не за­пла­тив, по­би­ли. Они воз­вра­ща­ют­ся со свадь­бы. Скри­пач, хро­мая, жа­лу­ет­ся на жизнь, а ба­ра­бан­щик, от­би­вая такт, по­вто­ря­ет: "Що дак бу­де, я ка­зав, що дак бу­де, я ка­зав!"
   ...Наш пир, ме­­­ж­­ду тем, про­дол­жал­ся. Взяв тре­тью та­рел­ку, я, пре­одо­ле­вая от­вра­ще­ние к еде, по­шел за рыб­ны­ми де­ли­ка­те­са­ми и на­шел кот­ле­ту из кра­б­­­ь­­е­го мя­са и ту­ше­ные бак­ла­жа­ны. По­ко­вы­ряв еду, я по­нял, что для со­хра­не­ния здо­ро­вья луч­ше от­ло­жить еду на сле­­­д­у­­ю­щий ви­зит и по­то­му по­шел в от­дел де­сер­тов. Там я взял та­рел­ку клуб­ни­ки в си­ро­пе и пи­рож­ное из тво­рож­ной мас­сы. Это бы­ло очень вкус­но, и я за­пил еду тре­т­­ь­им ста­ка­ном чая. Вы, на­вер­ное ду­­­м­а­­е­те, что у ме­ня мог лоп­нуть мо­че­вой пу­зырь... Ни­чуть не бы­ва­ло! Ро­­­с­­к­ош­ные ту­­­а­­­ле­ты на ка­­­ж­­дом ша­гу.
   От­ва­лив­шись от сто­ла, мы по­шли иг­рать на на­ши ку­по­ны. Мы уже от­ра­бо­та­ли так­ти­ку и хо­дим иг­рать на вра­­­щ­а­­­ю­­ще­е­ся вер­ти­каль­ное ко­ле­со с ци­­­ф­­­ра­ми. Я в па­ре с Лю­бой по­ста­вил на че­ты­ре ци­­­ф­ры -- 1, 2, 5, 10, а на 20 по­ста­вил один дол­лар. Эти ци­­­ф­ры со­­­­о­т­­в­­е­т­­с­тву­ют мно­жи­те­лям, и вы по­­­­л­у­­ч­а­е­те сум­му в за­­­­в­­и­­­си­­мо­с­ти от мно­жи­те­ля. Вы­па­ла ци­­­ф­ра пять, и мы по­лу­чи­ли пять­де­сят дол­ла­ров. На­ши зна­ко­мые то­же вы­иг­ра­ли по пять­де­сят дол­ла­ров. Иг­рать со слот-ма­ши­ной не хо­те­лось, и мы от­пра­ви­лись на­верх в про­стор­ные хол­лы, где раз­ва­ли­лись в крес­лах и улег­лись на ди­ва­ны, сняв обувь.
   На­де­юсь, что ва­ша по­езд­ка в го­ры так­же при­не­сла вам мас­су удо­воль­ст­вий. Всех вам благ и здо­ро­вья.
   На за­­­к­у­­с­ку хо­чу по­за­ба­вить вас шут­кой:
   Из­­­­в­е­­­ст­ный рус­ский ис­сле­до­ва­тель Прже­валь­ский встре­тил в сте­пях Цен­­­­т­­р­а­ль­ной Азии ло­шадь, ко­то­рая год спу­­­­с­тя взя­ла его фа­ми­лию...
  
   Здрав­­­­с­твуй, до­ро­гая ма­ма!
   Моё пре­бы­ва­ние в Ауг­сбур­ге да­ло мне мно­го но­вых впе­чат­ле­ний. Я все­­­г­да ос­то­рож­но при­гля­ды­ва­юсь к но­во­му ме­­­с­ту и ста­ра­юсь рас­ши­рять свои мар­­­ш­­­ру­ты по­сте­пен­но. Это свя­за­но с мо­ей пси­хи­кой. Я бо­юсь за­блу­дить­ся и, по­пав в не­зна­ко­мое ме­­­с­то, на­чи­наю пси­хо­вать. А за­чем мне лиш­ние стрес­сы? По­это­му я сна­ча­ла на­учил­ся под­хо­дить к цен­­­т­ру го­ро­да, ста­ра­ясь не пе­ре­хо­дить ули­цу, при­гля­ды­вал­ся к мар­­­ш­­­ру­там трам­ва­ев. И вот, на­ко­нец, на­сту­пил мо­мент, ко­­­г­да я ушел по мар­­­ш­­­ру­ту вто­ро­го трам­вая да­ле­ко-да­ле­ко и уви­дел зда­ние пят­над­ца­то­го ве­ка, че­рез ар­ку ко­то­ро­го про­хо­дил трам­вай, сво­ра­чи­вая вле­во к вы­со­кой чер­ной баш­не и да­лее в но­вые квар­та­лы го­ро­да. От это­го зда­ния от­хо­ди­ла сте­на ста­рой клад­ки. Ско­рее все­го, пять-шесть ве­ков на­зад эта сте­на бы­ла гра­ни­цей сред­не­ве­ко­во­го го­ро­да и не­сла обо­ро­ни­тель­ную функ­цию. Я до­шел до кон­ца сте­ны и ос­та­но­вил­ся пе­ред жи­лым квар­та­лом. Я вер­нул­ся и про­шел вле­во до вы­со­кой чер­ной баш­ни, ко­то­рая сто­­­я­ла на ароч­ных опо­рах и по­вер­нул к до­му. На об­рат­ном пу­ти я про­шел ми­мо до­ма, где жил от­ец Мо­цар­та, ос­­­м­о­­т­рел па­мят­ник у Дом­ско­го со­бо­ра, за­шел в три-че­ты­ре уз­кие улоч­ки и про­шел их до кон­ца, от­ме­чая про се­бя кра­со­ту мо­­­с­­­то­вой, ста­рой жи­лой ар­хи­тек­ту­ры и вне­зап­но от­­­к­р­ы­­в­­а­ю­­щих­ся пла­нов с вон­­­з­а­­­ю­­­щ­и­ми­ся в не­бо шпи­ля­ми со­бо­ра, увен­чан­ны­ми кре­­­с­­­та­ми. В этих оди­но­ких про­гул­ках есть осо­бое оча­ро­ва­ние, ибо вы не от­­­в­л­е­­к­а­е­тесь на пу­­­с­тые раз­го­во­ры, а ста­­­р­а­­е­тесь за­по­мнить уви­ден­ное.
   По­сте­пен­но на­­­­­­­к­­­а­­п­­ли­вая опыт в про­гул­ках с На­та­шей, я за­тем ста­рал­ся по­вто­рить и рас­ши­рить эти мар­­­­­ш­­­ру­ты, имея при се­бе фо­то­ап­па­рат. Я все­­­­г­да ис­пы­ты­вал страсть к древ­­­­­­н­о­с­тям. То, что Ауг­сбург был за­ло­жен во вре­мя прав­ле­ния им­пе­ра­то­ра Ав­­­­­­г­у­с­та и не­сет его имя, бы­ло для ме­ня при­ят­ней­шей не­­­­­о­ж­­и­­­д­­ан­­но­с­тью. Я уз­нал, что пе­ре­вер­ну­тая и не­­­­­р­а­­с­­­крыв­ша­я­ся шиш­ка ита­л­­­­ь­­­ян­ской со­сны яв­ля­ет­ся сим­во­лом Рим­ской им­пе­рии. Я ви­дел на по­дво­рье Дом­ско­го со­бо­ра ре­зуль­та­ты рас­ко­па древ­не­го го­ро­да и сфо­­­­­­т­­о­­­­г­­­­р­а­­фи­ро­вал пре­крас­ные ба­­­­р­е­­­­­л­ь­е­фы. На од­ном из них изо­бра­же­на ра­бо­та по увя­зы­ва­нию ки­пы хлоп­ка под при­­­­с­м­о­­т­ром при­каз­чи­ка (а, мо­жет быть, хо­­­­­з­я­­и­на), на дру­гом -- во­до­воз на те­ле­ге с боч­кой во­ды. Ин­те­рес­но, -- од­но из рас­ко­пан­ных над­гро­бий ук­ра­ше­но го­ри­зон­таль­но по­ло­жен­ны­ми вин­ны­ми бо­чон­ка­ми. Ла­тынь я, как и по­­­­­д­а­­в­­л­я­ю­щее боль­­­­­ш­­и­­н­­ство мо­их со­вре­мен­ни­ков-рос­си­ян, со­вер­шен­но не знаю и по­то­му был ли­шен удо­воль­ст­вия пе­­­­р­е­­в­е­с­ти, хо­тя бы при­бли­зи­тель­но, тек­­­с­ты, вы­ре­зан­ные на ка­мен­ных таб­ли­цах.
   На том же по­дво­рье сто­ит ро­­­с­­к­ош­ное зда­ние, где раз­ме­ща­ет­ся пра­ви­тель­ст­во Ба­ва­рии. В се­ре­ди­не зда­ния уди­ви­тель­ной кра­со­ты ор­на­мент с гер­бом и ча­са­ми. Двор зда­ния ого­ро­жен из­я­­щ­ной чу­гун­ной ре­шет­кой, а во дво­ре сто­ит ве­­­­л­­и­­­че­­­с­­т­вен­ный па­мят­ник во­­­и­на в ан­тич­ном шле­ме, ко­то­рый вкла­ды­ва­ет меч в нож­ны. Этот па­мят­ник по­свя­щен по­бе­де в бит­ве под Се­да­ном. Нем­цы в той бит­ве как бы взя­ли ре­ванш за уни­же­ния, ис­пы­тан­ные в сра­же­ни­ях с ар­­­м­и­­я­ми На­по­ле­о­на Бо­на­пар­та.
   В один из по­след­них дней мо­­­е­го пре­бы­ва­ния в Ауг­сбур­ге я вы­шел сквозь ар­ку в зда­нии, о ко­то­ром я го­во­рил, и про­шел всю длин­ную ули­цу, в кон­це ко­то­рой я вновь встре­тил ту са­мую вы­со­кую чер­ную баш­ню.
   Зда­ние ра­ту­ши и це­ре­мо­ни­аль­ный зал, ко­то­рый мы по­се­ти­ли вме­­­с­те с На­та­шей, так­же про­из­вел на ме­ня ог­ром­ное впе­чат­ле­ние. Я смо­­­т­рел на фо­то­гра­фии раз­ру­шен­но­го в вой­ну зда­ния и вос­хи­щал­ся ма­с­тер­ством ре­­­с­­т­­а­­­в­­ра­то­ров и упор­­­­с­твом на­ро­да, ко­то­рый под­нял го­род из ру­ин. Что ж, нем­цы за­пла­ти­ли до­ро­гую це­ну за то, что да­ли се­бя во­влечь в бе­сов­ское пред­при­ятие бес­но­ва­то­го фю­ре­ра. Мне нра­вит­ся в Ауг­сбур­ге по­чи­та­ние Ав­­­­г­у­с­та, его бю­­­с­ты на пер­вом эта­же ра­ту­ши, фон­тан с его фи­гу­рой на­про­тив зда­ния. Его лич­ность вы­зы­ва­ет у ме­ня ува­же­ние, по­сколь­ку я су­жу о нем по кни­ге Гая Све­то­ния Тран­квил­ла. Ав­густ не толь­ко со­хра­нил за­­­в­о­­­е­­ва­ния сво­­­е­го ве­ли­ко­го род­­­­с­т­ве­­н­­ни­ка Гая Юлия Це­за­ря, но рас­ши­рил и, глав­ное, ук­ре­пил го­­­­с­у­­д­­ар­­­ст­вен­ную власть. По­ря­док в стра­не есть вещь пер­во­сте­пен­ной важ­­­­н­о­с­ти! При­ме­ча­тель­но, что при всем сво­ем ве­ли­чии он был че­ло­ве­ком скром­но­го по­ве­де­ния и скром­но­го по­треб­ле­ния. О нем из­­­ве­­­ст­на за­бав­ная де­таль. При раз­го­во­рах со сво­ей же­ной он все­­­г­да дер­жал под ру­кой во­ще­ную таб­лич­ку, на ко­то­рой бы­л на­пи­сан план его бе­се­ды, и он не по­зво­лял же­не от­вле­кать­ся от на­ме­чен­ной для раз­го­во­ра те­мы.
   Зо­ло­че­ная леп­ка под по­тол­ком, рас­пис­ной по­то­лок за­ла и ро­­­с­пись стен вы­зы­ва­ют вос­хи­ще­ние. Ин­те­рес­ная де­таль: ко­­­г­да при­­­см­а­­­т­­­р­­и­в­а­ешь­ся к ро­­­с­­­пи­си пла­фо­нов, то об­на­ру­жи­ва­ешь что ху­дож­ник изо­бра­зил неч­то бе­сов­ское -- ка­кие-то гри­фо­ны, хво­­­с­ты ко­то­рых ухо­дят в ва­зы, а дни­ща ваз ухо­дят в па­­­с­ти ка­ких-то бо­го­мерз­ких су­ществ, бе­ре­мен­ная жен­щи­на си­дит при­чин­ным ме­­­с­том на язы­ке дра­ко­на, вхо­дя­щем в неё, как нож и т.д. и т.п.
   По­том, ко­­­г­да я уже гу­лял са­­­­м­о­­с­­т­о­я­­тель­но, я мно­го раз про­хо­дил ми­мо ра­ту­ши и ос­­­м­о­­т­рел её со всех сто­рон, в том чис­ле и из-под арок в зда­ни­ях, че­рез ко­то­рые вы мо­же­те по­пасть на тор­го­вые ули­цы с ра­туш­ной пло­ща­ди. Од­­­­н­­а­ж­ды, в па­­­с­­м­ур­ный день я вы­шел из-под ар­ки и уви­дел мас­су го­ря­щих элек­­­т­р­­и­­че­с­ких гир­лянд и лам­по­чек на ог­ром­ной ел­ке, сто­­­я­щей по­се­ре­ди­не этой пло­ща­ди. На фо­не баш­ни в при­глу­шен­ном се­ром све­те со­че­та­ние тем­ной зе­ле­ни ело­вых лап с зо­­­­л­­о­­­ти­­с­ты­ми ог­ня­ми ук­ра­ше­ний бы­ло уди­ви­тель­ным. Я сде­лал не­сколь­ко ка­­­д­ров, но, увы, фо­то­гра­фия не пе­ре­да­ет то­го, что ви­дит глаз. Гу­ляя по цен­траль­ным ули­цам, я за­шел в цер­ковь свя­той Ан­ны. Там я об­на­ру­жил ро­­­с­­к­ош­ные ме­­­да­­­­л­ь­о­ны на вну­­­т­­р­ен­них сте­нах цер­­­к­ви, в ко­то­рых про­ис­хо­ди­ло за­хо­ро­не­ние вы­­­д­а­­­ю­­щих­ся цер­ков­ных лю­дей. На уз­кую улоч­ку, мо­ще­ную чер­ным пря­­­­м­о­у­­г­оль­ным кам­нем вы­хо­дит од­на из ош­ту­ка­ту­рен­ных стен цер­­­к­ви, на ко­то­рую кре­пит­ся кре­мо­во­го от­тен­ка мра­мор­ная до­ска с гра­­­­ф­­и­­че­с­ким пло­­­с­ким изо­бра­же­ни­ем Мар­ти­на Лю­те­ра, по­­­­в­­е­­­с­т­­ву­ю­щая, что он здесь был в ок­­­т­я­­б­ре 1518 го­да.
   Ша­та­ясь по хра­мам, я по­нял, что ни­че­го не смыс­лю ни в ар­хи­тек­ту­ре, ни в оформ­ле­нии. Речь идет не об ар­хи­тек­тур­ном на­бо­ре слов-тер­ми­нов (вся­кие там пи­­­­л­­я­­с­т­ры-шми­­­­л­­я­­с­т­ры, контр­­фо­р­­сы-шмо­фор­сы и про­чее) а о си­­­с­­­те­ме ре­ли­ги­оз­ных сим­во­лов, ко­то­рая для ка­­­ж­­­д­о­го хра­ма своя и свя­за­на с эпо­хой и по­­­с­в­я­­щ­­ён­­но­с­тью то­му или ино­му по­движ­ни­ку ве­ры. Од­на­ко моё эс­­­­т­­е­­­ти­­че­с­кое чув­­­­с­тво бы­ло впол­не удов­лет­во­ре­но. Ве­­­­л­­и­­­че­­­с­­т­вен­ность хра­мов и их де­кор ме­ня по­­­­р­­аз­­или. Я не уви­дел боль­шой раз­ни­цы ме­­­ж­­ду со­бо­ром свя­то­го Уль­ри­ха и зна­ме­ни­тым на всю Ев­ро­пу со­бо­ром свя­то­го Вит­та в Пра­ге. Ес­ли бы я был ис­­­к­у­­с­­­с­т­во­­ве­дом, да еще и спе­­­ц­и­­­а­­­л­­и­­з­и­р­у­ю­щем­ся на хра­мо­вом ис­­­к­у­­с­­стве, я бы мог ква­ли­фи­ци­ро­ван­но оце­нить ше­­­д­е­­в­ры ре­ли­ги­оз­ной жи­во­пи­си, утон­чен­ную кра­со­ту зо­ло­че­ных ре­ше­ток, от­­­­д­е­­л­я­ю­щих про­­­стр­а­­н­­ства не­боль­ших не­фов от ос­нов­но­го мо­лель­но­го по­ме­ще­ния, сар­ко­фа­ги и мо­гиль­ные пли­ты от­цов цер­­­к­ви, смог бы объ­яс­нить ге­раль­ди­ку на сте­нах хра­ма и мно­гое дру­гое. Но увы!
   На ме­ня боль­шое впе­чат­ле­ние про­из­ве­ло дру­гое -- оби­лие хра­мов и их пре­вос­ход­ное со­­­ст­о­­я­ние, ко­то­рое под­дер­жи­ва­ет­ся по­сто­ян­ной за­бо­той. Как же си­лен до сих пор ин­сти­тут Ве­ры, ес­ли учесть, сколь­ко тре­бу­ет­ся средств для их со­дер­жа­ния, а го­­­­с­у­­д­­ар­­ство не да­ет на это де­ло ни ко­пей­ки. Кста­ти, то же са­мое и у нас, хо­тя на­ши хра­мы да­ле­ко не столь ог­ром­ны. На наш не­боль­шой Линн, я ду­маю, на­бе­рет­ся не ме­нее по­лу­то­ра де­сят­ков на 80 ты­сяч че­ло­век.
   Ко­неч­но же, я оча­ро­ван Мюн­хен­ской пи­на­ко­те­кой. Я и пред­ста­вить се­бе не мог та­ко­го бо­­­г­а­­т­­ства жи­во­пи­си сред­не­ве­ко­вья и эпо­хи ре­нес­сан­са. Дол­жен ска­зать, что пи­на­ко­те­ка Ауг­сбур­га в этом смыс­ле то­же вы­­­д­а­­­ю­­ща­я­ся, осо­бен­но в той ча­­­с­ти, где экс­по­ни­ру­ют­ся ра­бо­ты Хан­са Холь­бай­на стар­ше­го и не ус­­­­т­у­­п­­а­­ю­ще­го ему в та­лан­те Бур­­г­к­м­а­й­­­е­ра. По­след­не­го я для се­бя от­крыл имен­но в Ауг­сбур­ге. Опять-та­ки ого­во­рюсь, что я не ис­­­к­у­­с­­­ст­во­вед и что я до­хо­жу до по­ни­ма­ния пре­крас­но­го жи­во­том, "пу­зом". По­это­му я не мо­гу объ­яс­нить, по­че­му мне нра­вит­ся од­но и не нра­вит­ся дру­гое. Я не мо­гу по­нять за­да­чу, ко­то­рую ста­вил се­бе ху­дож­ник, рав­но как и не мо­гу рас­­­ш­и­­­ф­­ро­вать сим­во­ли­ку цве­та, от­дель­ных де­та­лей и ком­по­зи­ции.
   "В по­те ли­ца сво­­­е­го бу­дешь до­бы­вать ты хлеб свой", -- ска­зал не­­­­к­о­г­да Го­­­с­подь со­гре­шив­ше­му Ада­му. Од­на­ко вы­яс­ни­лось, что за эти­ми сло­ва­ми та­ит­ся го­раз­до бо­лее глу­бо­кий смысл. Это "про­кля­тие" рас­про­стра­ня­ет­ся на все сфе­ры де­­­я­т­е­­ль­­но­с­ти че­ло­ве­ка и осо­бен­но на про­цесс по­зна­ния, обу­че­ния. Я со­зна­тель­но вы­де­лил это сло­во кур­си­вом, по­то­му что на са­мом де­ле труд -- это ве­ли­кое бла­го, ко­то­рое при­да­ет смысл че­­­­л­­о­­­ве­­­че­­с­ко­му су­­­­щ­­е­­­с­­­т­­во­ва­нию. Да, ко­­­г­да-то, дав­ным-дав­но, ко­­­г­да не бы­ло мы­ла, ме­­­т­а­­л­­­ли­­че­с­кой по­су­ды, ин­­­­с­­тр­­у­­м­ен­­та­ми слу­жи­ли ка­мен­ные то­по­ры, не бы­ло га­за, све­та, те­­­п­­ла, за­то бы­ли ки­ша­щие на те­ле па­ра­зи­ты, бо­лез­ни, вонь, грязь, ко­­­г­да тре­бо­ва­лись ко­лос­саль­ные уси­лия, что­бы до­быть огонь, ежед­нев­ную пи­щу, ук­рыть­ся от хо­ло­да или до­­­­­ждя, то­­­г­да труд был не­вы­но­си­мо тя­жел и ка­зал­ся древ­не­му че­ло­ве­ку про­кля­ти­ем. То­­­г­да и воз­ник­ла сказ­ка, что труд дан че­ло­ве­ку в на­ка­за­ние за гре­хи. До сих пор во мно­гих от­ста­лых стра­нах (и в Рос­сии) труд боль­­­ш­и­­н­­ством на­ро­да ощу­ща­ет­ся, как на­ка­за­ние, как про­кля­тие. А в Аме­ри­ке труд -- ве­ли­чай­шая цен­ность, ос­но­ва для ува­же­ния и са­­­­м­о­­у­­­в­а­же­ния.
   ...Но вер­нем­ся в Мюн­хен­скую пи­на­ко­те­ку. Для ме­ня лич­но встре­ча с гран­ди­оз­ны­ми ра­бо­та­ми Дю­ре­ра, Ру­бен­са, Бо­ти­чел­ли, ве­ли­ких Ма­лых гол­ланд­цев и дру­гих ма­­­с­­­те­ров бы­ла не­обык­но­вен­но при­ят­ной. Тут бы­ло Сер­гей Ми­хай­ло­вич фырк­нул, что в пи­на­ко­те­ке од­на един­­­­с­т­ве­н­ная ра­бо­та Ле­о­нар­до да Вин­чи. Но де­ло в том, что во всем ми­ре ед­ва ли на­бе­рет­ся с де­ся­ток его по­ло­тен. Так что на­ли­чие та­ко­го ше­­­д­е­­в­ра зна­чи­тель­но по­вы­ша­ет ста­тус Мюн­хен­ско­го му­зея.
   Да, Ауг­сбург мне очень по­нра­вил­ся. По­нра­ви­лось и ва­ше жи­лье. У те­бя, ма­ма ни­­­­­­к­о­г­да не бы­ло та­кой боль­шой и удоб­ной квар­ти­ры с пре­крас­ным ви­дом на цер­ковь, ко­то­рая, прав­да, зво­нит ка­­­­­ж­­дый час, что мо­жет бес­по­ко­ить но­чью, осо­бен­но при от­кры­тых ок­нах. Но раз­ве мож­но это жи­лье срав­нить с тем, на Пер­во­май­ской пыль­ной ули­це с вы­хо­дом на гро­хо­чу­щий трам­вай и во­ющий трол­лей­бус, с солн­цем, бью­щим в ок­на ле­том и рас­­­­­­к­­а­­л­я­ю­щим квар­ти­ру так, что ды­шать не­чем? А раз­ме­ры квар­ти­ры? Раз­ве эта квар­ти­ра, ко­то­рую еле-еле про­би­ли при под­держ­ке глав­но­го вра­ча, от­дав еще в при­да­чу квар­ти­ру в Ма­ла­хов­ке, -- раз­ве эта квар­ти­ра мог­ла быть пред­на­зна­че­на для про­жи­ва­ния че­ты­рех че­ло­век, да еще и раз­но­по­лых де­тей?! А ведь мы бы­ли поч­ти сча­­­­с­­т­­­л­и­вы, по­лу­чив за до­бле­ст­ный и дол­го­лет­ний труд на­ших ро­ди­те­лей этот ку­рят­ник! Да нас про­сто-на­про­сто обо­­­­­к­­­ра­ли, за­явив при этом, что Со­вет­ская власть нам всё-всё да­ла! У нас прак­­­­­­­т­­и­­че­с­ки ук­ра­ли на­шу жизнь, за­став­ляя жить в дерь­ме и одо­­­­б­рять всё это без­­­­о­б­­­ра­зие, ук­ра­ли воз­мож­ность ви­деть мир. И вот, те­перь, на за­ка­те жиз­ни мы по­лу­чи­ли из чу­жих рук всё, о чем рань­ше не ос­ме­ли­ва­лись и меч­тать.
   Ко­неч­но Сер­гею с На­та­шей не ме­ша­ло бы иметь еще од­ну ком­на­ту, учи­ты­вая боль­шую на­груз­ку, ко­то­рая ло­жит­ся на не­го в свя­зи с бес­ко­неч­ны­ми де­ло­вы­ми пе­ре­го­во­ра­ми, но и то, что у них есть -- вы­ше всех по­хвал. Хо­тя дол­жен за­ме­тить, что их по­след­няя квар­ти­ра в Мос­к­ве то­же бы­ла не из пло­хих. Но они её по­лу­чи­ли, ко­­­г­да уже про­жи­ли по­ло­ви­ну жиз­ни! И сколь­ко тру­дов и де­нег они вло­жи­ли, что­бы до­­­­в­е­с­ти её до кон­ди­ции!
   ...А дво­ры ...Ка­кая чи­­­с­­­то­та во дво­рах, как всё раз­ум­но ус­­­т­­р­о­е­но для ути­ли­за­ции от­хо­дов! У вас на Пер­во­май­ской двор был еще от­но­си­тель­но чи­­­с­тым. А у нас, вслед­­­­с­твие то­го, что мы жи­ли над овощ­ным ма­га­зи­ном, всё вре­мя во­ня­ло гни­лым кар­то­фе­лем и сгнив­шим лу­ком. По­ка не сде­ла­ли урод­ли­вую при­строй­ку к до­му для хра­не­ния ис­поль­зо­ван­ных ящи­ков и вся­ко­го ба­рах­ла, вся дрянь, пе­ре­ме­шан­ная, как в кис­лых щах, ле­жа­ла пря­мо под ок­на­ми, и вы мог­ли на­блю­дать жизнь крыс, воль­гот­но ус­­­т­­­­ро­­­ив­­ших­ся сре­ди бе­ла дня на му­сор­ных ку­чах.
   Вспо­ми­ная про­шед­шее, -- а я ох как ча­­­с­то его вспо­ми­наю! -- я иду вдоль ре­ки Лех вверх по те­че­нию. Я иду этим пу­тем уже не пер­вый раз, по­сте­пен­но уд­ли­няя мар­­­ш­рут. Я про­хо­жу под кра­си­вы­ми мо­­­с­­­та­ми, пе­ре­ки­ну­ты­ми че­рез Лех, и ка­­­ж­­дый из них -- стро­­­и­т­е­ль­ное чу­до. Я пе­ре­се­каю путь уз­ко­ко­лей­ки и под­хо­жу к оче­ред­но­му во­до­па­ду. Я не по­ни­маю, за­чем на ре­ке сде­ла­ны эти ка­­­с­­­ка­ды, да и не­важ­но. Во вся­ком слу­чае, это кра­си­во. Про­хо­дит еще час и я под­ни­ма­юсь к тре­т­­ь­е­му во­до­па­ду, са­мо­му вы­со­ко­му. Те­перь, ка­жет­ся, по­нят­но -- эти ка­­­с­­­ка­ды дер­жат уро­вень во­ды в озе­ре. На озе­ре -- зо­на от­ды­ха. Чи­­­с­­т­ей­шее и при­ят­ней­шее ме­­­с­то. Уют­ный ре­­­с­­­то­ран на бе­ре­гу озе­ра. Функ­­­ц­и­­­о­­­н­и­ру­ет. В за­ле три че­ло­ве­ка. Не спе­ша, об­хо­жу ок­­­­р­­е­­­ст­­но­с­ти. В прин­ци­пе, мож­но бы­ло бы дой­ти до зоо­пар­ка, но то­­­г­да при­дет­ся ид­ти еще че­ты­ре ки­­­­л­о­­м­е­т­ра, а мне еще воз­вра­щать­ся... Нет, не пой­ду...
   Удо­воль­ст­ви­ем встре­чи с Пуш­ки­ным я обя­зан мо­ей до­ро­гой пле­мян­ни­це. Взяв­шись на­пи­сать для неё неч­то вро­де вы­жим­ки из "Бо­ри­са Го­ду­но­ва", я не­ожи­дан­но ныр­нул в оке­ан его тво­ре­ний и мно­го-мно­го раз пе­ред сном чи­тал бо­­­­ж­­е­­­с­­т­­в­ен­но­го "Ев­ге­ния Оне­ги­на" и сти­хи. Все-та­ки чте­ние для ме­ня и мо­их бли­жай­ших дру­зей яв­ля­ет­ся, по­жа­луй, са­мым изы­­­с­­к­ан­ным удо­воль­ст­ви­ем. Мы здесь, в Лин­не по­ряд­ком оди­ча­ли, по­сколь­ку в ос­нов­ном чи­та­ем вся­кую дре­бе­день на ан­­­г­­л­ий­ском, вклю­чая га­зе­ты, а это за­ни­ма­ет слиш­ком мно­го вре­ме­ни, гла­за ус­та­ют и на на­­­ст­о­­я­щую ли­те­ра­ту­ру уже не ос­та­ет­ся ни сил, ни вре­ме­ни. А она, эта ли­те­ра­ту­ра -- здесь, ря­дом. Нуж­но толь­ко ру­ку про­тя­нуть и взять, ес­ли зна­ешь, что те­бе тре­бу­ет­ся. Не то мож­но на­по­роть­ся на со­вре­мен­ную га­дость, ко­то­рая бу­к­валь­но за­хле­ст­ну­ла Рос­сию. К сча­­­с­тью, я у вас про­чел Па­­­т­­­ри­ка Зю­­­с­­к­ин­да. "Пар­фю­мер", без­ус­лов­но, по­ка яв­ля­ет­ся его луч­шей ве­щью. Те две его книж­ки, ко­то­рые я про­чел вдо­гон­ку, уже рас­­­см­а­­­т­­­­р­и­­ва­ют­ся в све­те та­­­ла­н­­­т­­ли­во на­пи­сан­но­го "Пар­фю­ме­ра" и не­воль­но ува­жа­ешь его ли­те­ра­тур­ные изы­­­с­ки по прин­ци­пу: ге­ни­аль­ный пи­са­тель не мо­жет на­пи­сать сла­бое про­из­ве­де­ние! Уве­ряю вас -- очень да­же мо­жет. И у Пуш­ки­на есть сла­бые сти­хи. И у обыч­ных по­этов встре­ча­ет­ся ино­­­г­да ге­ни­аль­ное сти­хот­во­ре­ние, в край­нем слу­чае, чет­­­­в­­е­­­ро­­с­ти­шие или стро­ка. До­бав­лю, кста­ти, что при­ла­га­тель­ное ге­ни­аль­ный яв­ля­ет­ся ско­рей не ме­ри­лом со­­­в­е­р­­ш­­ен­­ства про­из­ве­де­ния, а ре­зуль­та­том его об­­­­щ­­е­­­ст­в­ен­­но­го при­зна­ния. Ес­ли об­­­­щ­­е­­ство не по­ни­ма­ет про­из­ве­де­ния и раз­дра­жа­ет­ся, ко­­­г­да о нем го­во­рят хо­ро­шо, это еще не зна­чит, что оно сла­бое. Мо­жет быть, еще не при­шло его вре­мя. Есть и об­рат­ная си­­­т­у­­а­ция, ко­­­г­да мо­да на мо­дерн за­тме­ва­ет гла­за чи­­­т­а­­ю­щей пуб­ли­ке, осо­бен­но мо­ло­дым лю­дям, и они спе­шат со­здать се­бе но­во­го ку­ми­ра, за­бы­вая, что та­лант про­ве­ря­ет­ся вре­ме­нем.
   Мой прин­цип при­ятия или не­при­ятия про­зы за­клю­ча­ет­ся в тре­бо­ва­нии яс­­­­н­о­с­ти и про­­­зр­а­­ч­­но­с­ти из­ло­же­ния, ка­кой бы уро­вень слож­­­­н­о­с­ти мыс­ли ни до­сти­гал­ся. И точ­ка от­сче­та на­хо­дит­ся в ря­ду Шек­­­с­пир, Вольт­ер, Пуш­кин, Тол­стой, До­сто­ев­ский, То­мас Манн, Ка­мю, Гол­динг, Мар­кес, Га­шек... В этот ряд мож­но по­ста­вить еще не­сколь­ко де­сят­ков та­­­ла­н­­­т­­ли­вых и ге­ни­аль­ных пи­са­те­лей, но ни один из рос­си­ян, ны­не по­лу­чив­ших пре­мию Бу­ке­ра или Ан­ти­бу­ке­ра, ни­­­­к­о­г­да не вой­дет в этот ряд, го­ло­ву даю на от­се­че­ние. Есть веч­ные ис­ти­ны, от­кры­тые еще в древ­­­­н­о­с­ти. Од­на из них: кто яс­но мыс­лит, тот яс­но из­ла­га­ет. И пре­не­бре­же­ние этой ис­ти­ной при­во­дит лишь к ими­та­ции ли­те­ра­ту­ры.
   С по­эзи­ей, рав­но как с му­зы­кой, боль­ше от­тен­ков, свя­зан­ных с эмо­­­ц­и­­о­­н­аль­ным воз­­­д­е­­й­­­ст­ви­ем и по­то­му я не хо­чу пи­сать на этих стра­ни­цах дис­сер­та­цию о том, что в по­эзии при­ем­ле­мо, а что не­при­ем­ле­мо ни при ка­ких ус­ло­ви­ях. Да и чи­та­ют по­эзию лишь еди­ни­цы. К то­му же я в по­эзии ни­ка­кой не спе­­­ц­и­­а­лист, хо­тя с ог­ром­ным ин­те­ре­сом чи­таю кри­­­­т­­и­­че­с­кую ли­те­ра­ту­ру о по­эзии и из­учаю ве­ли­ких по­этов. Раз­го­во­ры о по­эзии, в ко­то­рых да­же уча­­­­с­­­т­­ву­ют ве­ли­кие ма­­­с­­­те­ра, не пред­став­ля­ют со­бой на­деж­но­го по­со­бия к по­ни­ма­нию по­эзии. Все их ум­ные из­ре­че­ния но­сят чи­­­с­то дек­ла­ра­тив­ный ха­рак­тер. Я уве­рен, что ес­ли бы лю­бо­му из них пред­ло­жи­ли бы за­щи­тить ло­­­­г­­и­­че­с­ки то или иное по­ло­же­ние, то это ни­че­го, кро­ме оби­ды и зло­сти, не вы­зва­ло бы. Знаю так­же, что по­эты очень ли­­­­ц­е­­п­­­р­и­ят­ны и не­спра­вед­ли­вы в оцен­ках сво­их со­­­бра­­­ть­ев по пе­ру.
   Вер­нув­шись в Линн, я ре­шил сно­ва по­чи­тать се­р­­ь­­­ез­ную ли­те­ра­ту­ру и взял­ся за Гол­дин­га. Нет, не зря ему да­ли Но­бе­лев­скую пре­мию! Ес­ли вы ни­­­­к­о­г­да не чи­та­ли "По­ве­ли­те­ля мух", обя­за­тель­но проч­ти­те и за­од­но проч­ти­те его ма­лень­кую ста­тью под на­зва­ни­ем "Прит­чи". Там он по­яс­ня­ет, что он хо­тел ска­зать в этом ро­ма­не. Я же толь­ко что за­кон­чил его "Сво­бод­ное па­де­ние" и на­хо­жусь в со­­­ст­о­­я­нии во­­­с­­т­ор­га и пре­кло­не­ния. Вот как на­до пи­сать!
  
   До­ро­гие дру­зья, здрав­­­­с­т­ву­й­те!
   Се­год­ня 23 фе­­­в­­­ра­ля, день Со­вет­ской (Крас­ной) ар­мии. Обыч­но в этот день в дни на­шей мо­­­­л­­о­­до­с­ти и зре­­­­л­о­с­ти мы при­хо­ди­ли на ра­бо­ту в воз­вы­шен­ном на­­­стр­о­­е­нии, и жен­щи­ны, ра­бо­тав­шие с на­ми, ус­­­т­­р­­а­­и­ва­ли нам за­сто­лье с вы­пив­кой, ко­то­рое в на­шем поч­то­вом ящи­ке плав­но пе­ре­рас­та­ло в пьян­ку с тан­ца­ми-об­жи­ман­ца­ми. Я вам не ска­жу за всю стра­ну, но в Мос­к­ве ин­тел­ли­ген­ция жи­ла ох как не сла­бо! Не в смыс­ле де­нег, или там сво­бо­ды сло­ва, или пе­ре­дви­же­ний... Нет, -- в смыс­ле сво­бо­ды от ра­бо­ты, от дум о том, что мы бу­дем зав­тра ку­шать. Мы на ра­бо­те бу­к­валь­но жи­ли! Мы ис­крен­не ве­се­ли­лись, иг­ра­ли в шах­ма­ты, ру­га­ли Со­вет­скую власть, ко­то­рая раз­ре­ша­ла нам всё, кро­ме кри­ти­ки су­­­­щ­­е­­­с­т­­ву­ю­щих по­ряд­ков, хал­ту­ри­ли, пи­са­ли ду­тые от­че­ты о ра­бо­те, ко­пи­ли от­гу­лы для по­ез­док за го­род или да­же в дом от­ды­ха и т.д. и т.п. Мы хо­ди­ли на во­ен­ные сбо­ры раз в три го­да и слу­ша­ли во­ен­но-по­­­­л­­и­­­ти­­че­с­кую ахи­нею, ко­то­рую нам ве­ща­ли не ню­хав­шие по­ро­ха вой­ны тол­сто­пу­зые пол­ков­ни­ки, уют­но ус­­­т­­­­ро­­­ив­­ши­е­ся на во­ен­ных ка­­­ф­е­­д­рах Мо­с­ков­ских ВУ­Зов.
   Толь­ко сей­час, столк­нув­шись с су­ро­вым ми­ром ка­пи­та­лиз­ма, я по­ни­маю, на­сколь­ко се­р­­ь­­­ез­но и со­сре­до­то­чен­но они жи­вут, как они це­нят свое ра­бо­чее ме­­­с­то, как скру­пу­лез­но они счи­та­ют ко­пей­ку, как они обес­­­­п­о­­к­о­е­ны сво­им бу­ду­щим, ко­то­рое в от­ли­чие от на­ше­го быв­ше­го свет­ло­го бу­ду­ще­го, ча­­­с­то пред­став­ля­ет­ся им мрач­ным, как они тре­во­жат­ся за судь­бу сво­их де­тей. Боль­­­ш­и­­н­­ство из нас, взрос­лых, име­ло дет­ское са­мо­соз­на­ние: власть, мол, за нас всё ре­шит, власть за нас не­сет от­­­в­е­­т­­­ств­ен­ность. А здесь ты сам за се­бя от­ве­ча­ешь, ник­то за те­бя тво­их проб­лем не ре­шит, раз­ве ты уж со­­­в­сем упа­дешь на дно об­­­­щ­­е­­ства и то­бой зай­мут­ся бла­го­тво­ри­тель­ные ор­га­ни­за­ции... Мо­жет быть, по­это­му они не очень-то склон­ны к чте­нию ро­ма­нов, как бы­ли склон­ны ко­­­г­да-то мы, а боль­ше це­нят воз­мож­ность раз­влечь­ся, по­сме­ять­ся над глу­пы­ми шут­ка­ми, уй­ти, пусть хоть на час, от су­ро­вой дей­стви­тель­но­с­ти...
   Вче­ра мы бы­ли у на­шей зна­ко­мой, я вы­пил три рю­моч­ки вод­ки "Аб­со­лют" и плот­но за­ку­сил, а по­том я по­чи­тал им не­мно­го из Брод­ско­го. Я сей­час очень ув­ле­чен его твор­­­­ч­­е­­с­т­вом и на­де­юсь на­пи­сать не­боль­шой труд на те­му "Вре­мя и про­­­стр­а­­н­­ство в сти­хот­во­ре­ни­ях Ио­си­фа Брод­ско­го". Бу­к­валь­но два дня на­зад я на­чал де­лать вы­­­п­и­­с­ки.
   Вы уже, на­вер­ное, зна­­­е­те из те­ле­пе­ре­дач, что у нас был чу­до­вищ­ный сне­го­пад. За два дня на­ме­ло бо­лее 50 см сне­га, а в за­кут­ках и до ме­­­т­ра до­хо­ди­ло. Так как в на­шем го­ро­де тро­­­т­у­­а­ры не уби­ра­ют­ся, то про­гул­ки ста­ли прак­­­­т­­и­­че­с­ки не­воз­мож­ны. Я, во­об­ще-то, снег не люб­лю ни в ка­ком ви­де. Я "на­ел­ся" им еще в Рос­сии. По­это­му вся­кий сне­го­пад вос­при­ни­маю с до­са­дой. Тут еще под­ки­ну­ли нам вну­ков в свя­зи с ка­ни­ку­ла­ми. Так что мы с Ли­ной не­сколь­ко дней ра­бо­та­ли в три сме­ны -- кор­мить, раз­вле­кать, мыть поп­ки пе­ред сном. Кри­­­с­тик пе­ре­нес очень тя­же­лый ви­рус­ный грипп и при­шел к нам, как жи­вой ске­ле­тик, но, сла­ва Бо­гу, бла­го­да­ря на­шим уси­ли­ям, он по­пра­вил­ся и да­же не­множ­ко по­пол­нел. Фи­ля то­же бо­лел, но в бо­лее лег­кой фор­ме. Что­бы за­нять их, нам при­шлось обу­чить их иг­рам в кар­ты -- в "де­вят­ку" и "под­кид­но­го ду­рач­ка". Кри­­­с­тик ска­зал, что это да­же ин­те­рес­нее, чем шах­ма­ты. Кста­ти, на­ко­нец-то, до ро­ди­те­лей до­шло, что пла­тить 140 дол­ла­ров в ме­сяц за че­ты­ре за­ня­тия по шах­ма­там есть не­по­зво­ли­тель­ная ро­­­с­кошь, учи­ты­вая, что Кри­­­с­тик не об­ла­да­ет фе­но­ме­наль­ны­ми спо­­­с­о­­б­­­но­­с­тя­ми к иг­ре, а учить шах­мат­ную ли­те­ра­ту­ру он ле­нит­ся. Он еще не по­нял ос­нов­но­го прин­ци­па: ус­пех при­хо­дит к тем, кто не жа­ле­ет сил для до­сти­же­ния ма­с­тер­ства. Я ему то и де­ло об этом на­по­ми­наю, но по­ка ре­зуль­та­тов мо­­­е­го вос­пи­та­ния не вид­но.
   В по­ис­ках ме­­­с­та, где мож­но бы­ло бы про­гу­лять на­шу ко­ман­ду, мы за­бра­лись на кры­шу на­ше­го пя­­­­т­и­­э­­­та­ж­но­го га­ра­жа и там об­на­ру­жи­ли ог­ром­ное снеж­ное по­ле. Нас ник­то не тро­гал, и де­ти с во­­­с­­т­ор­гом ле­пи­ли сне­го­ви­ков, ва­ля­лись в сне­гу под те­­­п­­лым солн­цем, иг­ра­ли в снеж­ки, а я толь­ко по­кри­ки­вал, ко­­­г­да они в азар­те на­чи­на­ли со­вать снег друг дру­гу в ли­цо или за ши­во­рот.
   Но вот, ка­ни­ку­лы за­кон­чи­лись. Зав­тра им ид­ти в шко­лу. А вче­ра и се­год­ня, в вос­кре­се­нье, льет дождь, не­бо се­рое. Ни­ку­да осо­бен­но не вый­дешь. Вот я и си­жу, пи­шу вам оче­ред­ное пись­ме­цо и же­лаю здо­ро­вья и хо­ро­ше­го на­­­стр­о­­е­ния. На за­­­к­у­­с­ку три анек­дот­ца. -- Ес­ли бы де­ти все­­­г­да слу­ша­лись ро­ди­те­лей, то мы до сих пор жи­ли бы на де­­­ре­­­вь­ях. -- Уж сколь­ко ве­ков про­шло, а один па­лец у че­ло­ве­ка до сих пор бе­зы­мян­ный... -- К вось­ми­де­ся­ти го­дам зна­ешь всё, но не мо­жешь вспом­нить...
  
   Здрав­­­­с­твуй, Ва­ле­ра!
   Брат мой до­ро­гой, вче­ра, 14 мар­та я по­лу­чил твоё пись­мо. Что те­бе ска­зать... Вре­мя при­ту­пит боль, но она ни­­­­к­о­г­да не прой­дет. Ана­ло­гич­ный слу­чай был в на­шей се­мье. У род­но­го дядь­ки Ли­ны был сын, ко­то­рый сго­рел от сар­ко­мы лег­ких в двад­цать че­ты­ре го­да. Пер­вые го­ды пос­ле смер­ти сы­на дядь­ка при­хо­дил с ра­бо­ты, са­дил­ся на­про­тив те­ле­ви­зо­ра и выл, выл, не рас­кры­вая рта. Ка­­­ж­­дое вос­кре­се­нье он ез­дил на клад­би­ще к сы­ну. Сын был не впол­не аде­к­ва­тен, у не­го бы­ли яв­ные от­кло­не­ния в пси­хи­ке. Не­по­нят­но, как бы он жил пос­ле смер­ти ро­ди­те­лей. На­вер­ное, по­пал бы в пси­хуш­ку...
   Я по­нял из тво­­­е­го пись­ма, что Се­ре­жа по­гиб не в ре­зуль­та­те на­па­де­ния, а это был су­­­и­цид. Зо­ло­той мой бра­тик! По­ни­ма­ешь ли ты, что в та­ком слу­чае он был об­ре­чен со дня сво­­­е­го ро­­­ж­­­д­е­ния, и ты не мог ему по­мочь ни­как, по­то­му что это мог­ло слу­чить­ся в лю­бой мо­мент. По­это­му ты не дол­жен му­чить се­бя, об­ви­нять се­бя в не­до­стат­ке вни­ма­ния к не­му. Ска­жем пря­мо -- ты де­лал всё, что бы­ло в тво­их си­лах! Это судь­ба. Ес­ли бы мы с то­бой бы­ли ве­­­р­у­­­ю­­щи­ми людь­ми, ре­ли­гия уте­ша­ла бы, су­ля встре­чу пос­ле смер­ти. Но я, про­жив в Аме­ри­ке два с по­ло­ви­ной го­да, по­нял бес­смыс­лен­ность ве­ры в Бо­га-Уте­ши­те­ля и Бо­га-Спа­си­те­ля. Ес­ли он и есть, то Ему нет де­ла до ка­­­ж­­­д­о­го из нас в от­­­де­л­­ь­­но­с­ти. Про­сить и ис­кать его не­че­го. А ведь в Рос­сии, ко­­­г­да мой сын дол­го не воз­вра­щал­ся но­чью и мне ме­ре­щи­лись вся­кие кош­ма­ры, я умо­лял Бо­га по­ща­дить мо­­­е­го сы­ноч­ка, за­брать мою ник­чем­ную жизнь в об­мен на его здо­ро­вье и бла­го­по­лу­чие.
   До­ро­гой мой. Я слов­но ви­жу тво­их ро­ди­те­лей тво­­­и­ми гла­за­ми и не знаю, боль­шое ли это сча­­­с­тье про­жить де­­­­в­­я­­но­с­то с лиш­ним лет. Ко­­­г­да че­ло­век жи­вет так дол­го, то очень ве­лик шанс, что он пе­ре­жи­вет не толь­ко сво­их дру­зей и зна­ко­мых, но и близ­ких, род­ных. Кро­ме то­го, в та­ком воз­рас­те че­ло­век как бы воз­вра­ща­ет­ся на­зад в мла­­­д­е­­н­­­че­­с­т­во, по­то­му что ста­но­вит­ся бес­по­мощ­ным, а ча­­­с­то и глу­пень­ким. В этом смыс­ле моя ма­ма пред­став­ля­ет со­бой при­ят­ное ис­клю­че­ние. Хо­тя ей ис­пол­ни­лось 87, она еще ак­тив­на, спо­соб­на хо­дить в ма­га­зин и по­ку­пать про­дук­ты, гу­ля­ет од­на или с На­та­шей, к ней при­хо­дят зна­ко­мые, ко­то­рые мо­ло­же её на трид­цать-со­рок лет. Се­мья На­та­ши про­цве­та­ет бла­го­да­ря Се­ре­же. Доч­ка Ка­тя вы­шла за­муж по люб­ви за кур­да, без­ум­но его лю­бит. Оба учат­ся. Жи­вут по­ка не ах­ти как, но пер­спек­ти­ва есть.
   У ме­ня с сы­ном ма­ло что хо­ро­ше­го. Он ни­как не впи­шет­ся в аме­ри­кан­скую дей­­­­с­­тв­и­­те­ль­ность, ки­да­ет­ся из сто­ро­ны в сто­ро­ну. Сей­час его уво­ли­ли из бан­ка, он без­ра­бот­ный. Под­ра­ба­ты­ва­ет но­ча­ми на раз­воз­ке га­зет за гро­ши. Да­ша -- ни­ка­кой ему не по­мощ­ник, не ус­пе­ва­ет ни­че­го сде­лать, поч­ти не за­ра­ба­ты­ва­ет. Де­ти ху­дые и бо­лез­нен­ные, от­карм­ли­ва­ем, ко­­­г­да они у нас по­яв­ля­ют­ся. За­ра­бо­тан­ные гро­ши уте­ка­ют сквозь паль­цы. Сей­час сын ку­пил два спаль­ных пред­ме­та сто­­­и­­­мо­с­тью бо­лее ты­ся­чи дол­ла­ров. Без­­­об­­р­аз­ные и не­нуж­ные ве­щи. Ме­ня он со­вер­шен­но не слу­ша­ет. Ре­шил сэ­ко­но­мить на до­став­ке, под­ни­мал эту страш­ную тя­жесть вдво­ем со сво­им бра­том Ле­ней и на­до­рвал­ся. Под­ско­чи­ло дав­ле­ние, пло­хо се­бя чув­­­­с­­тв­у­ет. Вме­­­с­то то­го, что­бы на­пра­вить си­лы на уче­бу, ста­ра­ет­ся ух­ва­тить грош и те­ря­ет вре­мя. Пси­х­­у­ет и пе­ре­жи­ва­ет всё вну­­­т­ри се­бя, а на­­­сл­е­­д­­­ств­ен­ность у не­го не са­мая луч­шая. Брат его Ле­ня -- во­об­ще че­ло­век со справ­кой, да и в на­шей ге­­­н­е­­­а­­ло­гии не всё бла­го­по­луч­но. По­то­му бо­юсь, как бы у не­го не по­еха­ла кры­ша.
   Я се­бя на этом фо­не чув­­­­с­твую от­вра­ти­тель­но, хо­тя ма­те­ри­аль­ные проб­ле­мы пол­но­стью ре­ше­ны и, как го­во­рит­ся, пти­ч­­­ь­­е­го мо­ло­ка не до­ста­ет. Мы по­лу­ча­ем 1.000 дол­ла­ров в ме­сяц, пла­тим че­­­­т­­ы­­ре­с­та за ма­ши­ну и квар­ти­ру и на всё хва­та­ет. Да­же по­мо­га­ем раз­ным бла­го­тво­ри­тель­ным ор­га­ни­за­ци­ям. И, тем не ме­нее, си­жу нерв­ный, раз­дер­ган­ный, за­бы­ваю сде­лать то, что за­пла­ни­ро­вал, и от это­го еще боль­ше нерв­ни­чаю. Не хо­чет­ся при­ни­мать ус­­­­п­о­­к­­а­и­­ва­ю­щие таб­лет­ки, а на­до. Те­бе, кста­ти, для то­го, что­бы прий­ти в рав­но­ве­сие с жиз­нью (а жить-то на­до, рас­тить Ма­шень­ку), то­же не ме­ша­ет пить что-ни­будь ус­­­­п­о­­к­­а­и­­ва­ю­щее.
   Как это ни горь­ко, но дол­жен те­бе ска­зать, что твоя не­вест­ка со вре­ме­нем вый­дет за­муж и Го­ша бу­дет рас­ти в дру­гой се­мье. По­то­му не рви се­бе серд­це, а мо­ли Бо­га (это не я, а язык мой ме­ня под­во­дит), что­бы он был здо­ров фи­­­­з­­и­­че­с­ки и пси­­­­х­­и­­че­с­ки, а ты бу­дешь ему по­мо­гать, ко­­­г­да он вой­дет в раз­ум, и пусть он по­мнит, что в его жи­лах те­чет и твоя кровь. И что­бы не­вест­ка те­бе не пре­­­п­я­­т­­­с­т­во­­ва­ла, от­но­сись к ней по воз­­­м­о­­ж­­но­с­ти хо­ро­шо.
   Зо­ло­той мой. Всё про­хо­дит. Ухо­дят на­­­в­с­е­г­да и са­мые сча­­с­т­­­л­и­вые и са­мые не­сча­ст­ные. Тот дядь­ка уже дав­но в зем­ле, ря­дом с сы­ном. Же­на дядь­ки оза­бо­че­на те­ку­щей жиз­нью (они, кста­ти, жи­ли на про­­­с­­п­ек­те Смир­но­ва в Пи­те­ре). У нее две внуч­ки от до­че­ри, так что она не оди­но­ка. На­вер­ное, са­мое страш­ное для се­мей­но­го че­ло­ве­ка -- это оди­­­­н­­о­­­че­­с­т­во. Есть сча­­с­т­­­л­и­вые эго­­­и­с­ты, ко­то­рым ник­то не ну­жен, но мы не из их чис­ла.
   Те­перь о мо­их за­ня­ти­ях. Пи­шу рас­ска­зы, но пуб­ли­ку­юсь ред­ко. Тут пред­ло­жи­ли мне из­дать книж­ку, но где взять день­ги на из­да­ние? Да не в том де­ло, день­ги есть. Од­на­ко моя же­на не счи­та­ет мои рас­ска­зы се­р­­ь­­­ез­ным за­ня­ти­ем и, сле­до­ва­тель­но, я не мо­гу ис­­­­­­тр­а­тить па­ру ты­сяч дол­ла­ров с тем, что­бы ос­тать­ся в па­мя­ти по­том­ков (хо­тя бы бли­жай­ших). Мне ка­жет­ся, что ес­ли бы Ли­на ме­ня лю­би­ла и ува­жа­ла, то с ра­­­­д­о­с­тью пред­ло­жи­ла бы мне из­дать мои тру­ды. Но это­го нет и уже, увы, ни­­­­к­о­г­да не бу­дет. А я не на­столь­ко ге­­­н­и­­а­лен, что­бы всем хо­те­лось чи­тать мои опу­сы...
   До­ро­гой брат, спа­си­бо те­бе пре­ог­ром­ное, что ты от­клик­нул­ся на мое пись­мо. Люб­лю те­бя и бу­ду лю­бить до са­мой смер­ти, а уви­дим­ся ли мы, ска­зать не мо­гу. Ес­ли по­еду в Рос­сию, по­ста­ра­юсь за­гля­нуть на ого­нёк, но для это­го нам с то­бой нуж­но про­жить еще па­ру-дру­гую лет.
   Об­ни­маю тво­их де­во­чек и же­лаю им здо­ро­вья и про­цве­та­ния. Кла­няй­ся ро­ди­те­лям от ме­ня. Я все­­­г­да с боль­шим ува­же­ни­ем от­но­сил­ся к тво­­­е­му от­цу. Мир вам всем.
   Твой брат и пле­мян­ник
   Олег Тра­­­с­­­т­а­­нец­кий.
   До­­­­­брый день всем вам!
   Се­год­ня пер­вое ап­ре­ля. В США его на­зы­ва­ют днем ду­ра­ков. Осо­бо­го ве­се­лья по это­му по­во­ду я не за­ме­тил. Се­год­ня на за­ня­ти­ях по ан­­­г­­л­и­й­­ско­му, ко­то­рый у нас ве­дет пре­крас­ный пре­по­да­ва­тель-во­лон­тер, от­­­с­у­­т­­­с­т­во­­ва­ла по­ло­ви­на "уче­ни­ков". Воз­мож­ной при­чи­ной яв­ля­ет­ся рез­кое по­хо­ло­да­ние со сне­гом. По­го­да яв­ля­ет­ся здесь не­­­­и­с­­ч­­ер­­па­е­мой те­мой для об­ще­ния, о ней с ва­ми го­во­рят все со­сло­вия и во всех ме­­­с­тах, где лю­ди си­лой об­­­ст­о­­я­тельств со­би­ра­ют­ся вме­­­с­те. Се­год­ня к но­чи Ли­на с Лю­би­ной се­м­­ь­ей воз­вра­ща­ет­ся из Лон­до­на. Бо­ря бу­дет их встре­чать. Я про­вел семь дней в оди­­­­н­­о­­­че­­с­т­ве, ко­­­г­да "лишь серд­це мое бы­ло мо­им дру­гом". Так на­пи­сал о се­бе один еги­пет­ский вель­мо­жа, убе­жав­ший в стра­хе от сво­­­е­го хо­­­з­я­­и­на-фа­­­р­а­­о­на че­ты­ре ты­ся­чи лет на­зад и пря­тав­ший­ся не­де­лю в тро­ст­ни­ках на бе­ре­гу Ни­ла. Но я, в от­ли­чие от то­го вель­мо­жи, на­­­с­л­­а­­ж­д­ал­ся по­ко­ем и не за­ме­тил, как про­мельк­ну­ла не­де­ля. Прав­да, вче­ра Да­ша при­вез­ла ра­но ут­ром Кри­­­с­­­ти­ка с на­смор­ком, и я его ле­чил и кор­мил, по­ка сын не за­брал его, но пе­ред этим я сно­ва по­кор­мил уже обо­их и дал сы­ну воз­мож­ность еще ча­сок под­ре­мать. Он ведь опять на­нял­ся на ноч­ную ра­бо­ту по раз­во­зу га­зет. Те­перь его пла­ны сно­ва пе­ре­ме­ни­лись. Те­перь он хо­чет за­ра­бо­тать де­нег за ле­то (Да­ша на два ме­ся­ца сно­ва едет с де­т­­ь­ми в Сло­ва­кию) с тем, что­бы осе­нью пой­ти учить­ся на фи­­­з­и­­о­­­те­­­ра­­пе­в­та. Это два го­да уче­бы, но у не­го бу­дет на ру­ках ли­цен­зия, раз­­­­р­е­­ш­а­ю­щая прак­ти­ку.
   Кри­­­с­тик со­об­щил мне, что пре­зи­дент Буш -- ду­рак, так как ме­ня­ет кровь на чер­ное зо­ло­то. Я по­пы­тал­ся ему разъ­яс­нить, что ес­ли Бу­ша вы­бра­ло сто мил­ли­онов че­ло­век, то вряд ли он яв­ля­ет­ся ду­ра­ком. И он -- бла­го­род­ный че­ло­век, по­то­му что хо­чет ос­во­бо­дить ирак­­­с­кий на­род от бан­ди­та Хус­сей­на. И Аме­ри­ке на­пле­вать на ирак­­­с­кую нефть, у неё до­ста­точ­но дру­гих по­став­щи­ков. То­­­г­да он у ме­ня спро­сил: "По­че­му же аме­ри­кан­цы не ос­во­бо­ди­ли рус­ских, ко­­­г­да был жив Ста­лин?" Чув­ству­е­те, от­ку­да ве­тер ду­ет? -- Да­ши­на ра­бо­та. Я ему объ­яс­нил, что в те вре­ме­на Рос­сия бы­ла силь­нее США и они ни­как не мог­ли по­мочь рус­ско­му на­ро­ду. А то, что рус­ский на­род был так же обол­ва­нен Ста­ли­ным, как ирак­­­с­кий на­род обол­ва­нен Сад­да­мом, я ему не ска­зал из-за язы­ко­вых труд­­­­н­о­с­тей.
   Да­ша во­об­ще ис­пы­ты­ва­ет не­при­язнь к Аме­ри­ке и все­му аме­ри­кан­ско­му. Это про­яв­ля­ет­ся вез­де и во всем. Я из­бе­гаю всту­пать с нею в раз­го­во­ры на эту те­му. Пусть её муж с ней спо­рит. Но, к со­жа­ле­нию, она свои не­до­ду­ман­ные мыс­ли да еще и в по­ры­ве раз­дра­же­ния пре­под­но­сит де­тям, как ис­ти­ну в по­след­ней ин­стан­ции. А у них по­ка еще сво­­­е­го мыш­ле­ния на все не хва­та­ет, вот они и по­вто­ря­ют, как по­пу­гаи, ма­ми­ны глу­­­­п­о­с­ти.
   Вой­на на­ча­лась, но поч­ти все по­ста­ра­лись по­ме­шать Аме­ри­ке на­чать её во­вре­мя. Те­перь на Аме­ри­ку бу­дут спи­сы­вать все гре­хи. Ес­ли най­дут хи­­­­м­­и­­че­с­кое ору­жие, то бу­дут орать, что Аме­ри­ка са­ма его при­вез­ла в Ирак. Ес­ли убь­ют мно­го "мир­ных" жи­те­лей, ко­то­ры­ми са­­­­д­и­с­ты Сад­да­ма бу­дут при­кры­вать­ся, как жи­вым щи­том, то нач­нут орать, что Аме­ри­ка вою­ет с жен­щи­на­ми и де­т­­ь­ми и т.д. А то, что тер­­­­р­­о­­ри­с­ты пе­ре­оде­ва­ют­ся мир­ны­ми жи­те­ля­ми и ус­­­т­­р­­а­­и­ва­ют за­са­ды на со­юз­ни­ков -- это, ра­­з­­­­ум­­е­­ет­ся, нор­маль­но. Са­мое же глав­ное, о чем я хо­тел бы ска­зать, это то, что сре­ди му­суль­ман су­­­­щ­­е­­­с­­т­ву­ют фа­на­ти­ки, го­то­вые взо­рвать се­бя лишь бы по­гу­бить как мож­но боль­ше вра­гов (или тех, ко­го они счи­та­ют вра­га­ми). Об­ра­ти­те вни­ма­ние, что в Из­­­р­а­­и­ле они счи­та­ют (как это сле­ду­ет из их дей­­­­с­твий) вра­га­ми ма­ло­лет­них де­тей, уче­ни­ков, жен­щин, ста­ри­ков, а не толь­ко при­зыв­ной воз­раст. Как все по­хо­же в ис­то­рии и как всё по­вто­ря­ет­ся ка­­­ж­­дый раз по-но­во­му, и по­это­му ник­то ни­ко­го ни­че­му на­учить не мо­жет. Вспом­ни­те, как пре­кло­ня­лись мы са­ми пе­ред под­ви­гом Алек­сан­д­ра Ма­­­т­­­­ро­­со­ва и Ни­ко­лая Га­­­с­­т­ел­ло! Но ис­ти­на все­­­г­да кон­крет­на. Там, в Рос­сии, ве­ду­щей вой­ну с гит­ле­риз­мом, ко­то­рый по­ста­вил сво­ей за­да­чей ис­тре­бить мир­ное на­се­ле­ние и ос­во­бо­дить зем­лю для нем­цев, жер­­­т­вы бы­ли оп­рав­дан­ны. А здесь, в Ира­ке, Аме­ри­ка не­сет ос­­­­в­­о­­­­б­ож­­де­ние на­ро­ду от ти­ра­нии, но на­род в мас­се сво­ей это­го не по­ни­ма­ет. Аме­ри­ка ус­­­в­о­­и­ла уро­ки вто­рой ми­ро­вой вой­ны и счи­та­ет, что уси­ле­ние во­ен­ной мо­щи Сад­да­ма в ко­неч­ном ито­ге при­ве­дет к со­зда­нию во­ен­ной му­суль­ман­ской сверх­дер­жа­вы, во­ору­жен­ной че­­­­л­­о­­­в­е­­­к­­о­­­­не­­­н­а­­ви­­ст­ни­че­с­кой идео­ло­ги­ей, по­сколь­ку она оп­рав­ды­ва­ет и по­ощ­ря­ет убий­­­­с­тва не­му­суль­ман. Этот му­суль­ман­ский кон­­­г­­­­ло­­ме­рат бу­дет ис­кать вы­ход в Ев­ро­пу и тер­ро­ри­зи­ро­вать весь ци­ви­ли­зо­ван­ный мир, и при­би­рать к ру­кам все но­вые и но­вые го­­­­с­у­­д­­ар­­ства. Не ис­клю­че­но, что он стак­нет­ся с ком­­­­м­­у­­­ни­­­с­­ти­че­с­ким Ки­та­ем и они по­де­лят весь мир, кро­ме Аме­ри­ки, ме­­­ж­­ду со­бой. В по­го­не за ми­ро­вым го­­­с­­п­од­ством они не пре­ми­нут при­бе­гнуть к ору­жию мас­со­во­го унич­то­же­ния. Ведь по­­­д­а­в­­л­я­ю­щее боль­­­ш­и­­н­­ство му­суль­ман се­год­ня -- обол­ва­нен­ные и со­вер­шен­но не­об­ра­зо­ван­ные лю­ди. И на­ли­чие в их ря­дах со­тен, ес­ли не ты­сяч, са­­­­м­о­у­бийц -- это от­лич­ный ин­ди­ка­тор об­ще­го уров­ня куль­ту­ры (вер­нее бес­куль­ту­рья), ибо са­мо­по­жерт­во­ва­ние во спа­се­ние дру­гих есть под­виг, а са­­­­м­­о­­п­о­­ж­­ер­­т­­во­ва­ние ра­ди убий­­­­с­тва не­вин­ных есть край­няя сте­пень ту­по­го оз­ве­ре­ния.
   В од­ном из пи­сем в наш ме­ст­ный жур­нал я пи­сал, что тре­тья ми­ро­вая вой­на уже на­ча­лась и на­чал её ме­­­ж­­­д­­у­­­на­­род­ный тер­ро­ризм, и пусть лю­ди не об­ма­ны­ва­ют­ся тем, что во­ен­ные дей­­­­с­твия ве­дут­ся по­ка да­ле­ко от их до­ма. Вой­на при­дет к ним до­мой, как она при­шла в Аме­ри­ку, убив сра­зу око­ло трех ты­сяч че­ло­век! Это ли не до­ста­точ­ный по­вод к на­ча­лу вой­ны с тер­ро­риз­мом! Что же вы, со­­­о­т­­­е­­че­­­­с­­т­­вен­ни­ки, ус­­­т­­р­а­­и­­ва­е­те мар­ши ми­ра в за­щи­ту Сад­да­ма, ко­то­рый пи­тал и пи­та­ет эту ты­ся­че­го­ло­вую ги­­­д­ру тер­ро­риз­ма?! Не­­­­­­уж­е­ли трех ты­сяч не­вин­но уби­ен­ных не­до­ста­точ­но для ва­ше­го ожи­рев­ше­го моз­га? Вам нуж­но, что­бы уби­ли ва­ших ро­ди­те­лей, де­тей, дру­зей. То­­­г­да лишь вы про­сне­тесь, так, что ли?
   Се­год­ня Аме­ри­ка пы­та­ет­ся ве­­­с­ти вой­ну, со­хра­няя ко­декс че­­­с­ти, за­бо­тясь о во­де и пи­ще для мир­но­го на­се­ле­ния, но зав­тра, ко­­­г­да ей на­вя­жут вой­ну на ис­треб­ле­ние, Аме­ри­ке при­дет­ся снять бе­лые пер­чат­ки, и этот день не за го­ра­ми. Сол­да­ты со­юз­ных войск ско­ро оз­ве­ре­ют, и то­­­г­да вся ми­ро­вая прес­са нач­нет хо­ром об­ви­нять Аме­ри­ку в гряз­ной вой­не, в вой­не про­тив ирак­­­с­­­ко­го на­ро­да. Ско­рее все­го так и бу­дет. А не хо­те­лось бы. Ну по­че­му все­­­г­да в ре­­­а­л­­ь­­но­с­ти ра­­­з­ы­­­г­­­­р­ы­­ва­ет­ся са­мый пло­хой сце­на­рий! Или вся прав­да за­клю­ча­ет­ся в не­сколь­ких сло­вах: на­силь­но ни­ко­го сча­­с­т­­­л­и­вым не сде­ла­ешь! Но в ко­неч­ном ито­ге ведь Аме­ри­ка ве­дет вой­ну за всех нас, за на­ше спо­кой­ное бу­ду­щее. Как мож­но это­го не по­ни­мать!
   Мне ка­за­лось, что опыт Вьет­нам­ской и Аф­ган­ской войн дол­жен был все-та­ки на­учить по­ли­ти­ков ве­ду­щих стран че­му-то су­­­­щ­­е­­­с­­т­­в­ен­но­му. И ге­не­ра­лов то­же. Как это мо­жет быть, что­бы се­рий­ные вер­то­ле­ты раз­би­ва­лись один за дру­гим! Где же не­об­хо­ди­мая про­вер­ка кри­те­ри­ев на­­­д­е­­ж­­но­с­ти? Да­лее, со­юз­ни­ки так то­ро­пят­ся по­дой­ти к Ба­­­г­­­да­ду, что ого­ля­ют ты­лы, и там мо­жет на­чать­ся та­кая пар­ти­зан­ская вой­на, что им при­дет­ся воз­вра­щать­ся бе­гом! И, на­ко­нец, тре­тье. На тер­­­­р­­о­­­ри­­­с­­ти­че­с­кие ак­ты сле­ду­ет от­ве­чать с мак­си­маль­но воз­мож­ной же­­­с­­­­то­­ко­с­тью, ко­то­рая оп­рав­да­на за­ко­на­ми во­ен­но­го вре­ме­ни. В про­тив­ном слу­чае по­бе­дят тер­­­­р­­о­­ри­с­ты с Сад­да­мом во гла­ве.
   Вот мои не очень-то слож­ные мыс­лиш­ки. Ско­рее все­го, вы при­­­д­е­­р­­­жи­­ва­е­тесь про­ти­во­по­лож­но­го мне­ния. Ведь лич­но вам Сад­дам Ху­сейн ни­че­го пло­хо­го не сде­лал, не так ли? А те­перь вот, еще и дол­лар упал. Вот так же рас­­­­с­­у­­ж­­да­ли лю­ди пе­ред тем, как Гит­лер на­пал на Поль­шу, а за­тем во­шел в Че­хос­ло­ва­кию. А Ру­мы­ния, Тур­ция, Ита­лия и Ис­па­ния ста­ли его со­юз­ни­ка­ми.
   Со­­­в­сем я от­влек­ся с этой по­ли­ти­кой от се­мей­ных дел. Воз­вра­ща­юсь к Кри­­­с­­­ти­ку. Вы­яс­ни­лось, что он со­­­в­сем не зна­ет гео­гра­фии. Где Ку­вейт, где Ирак -- пол­ная тем­но­та. Я ему по­ка­зал кар­ту Ме­со­по­та­мии, при­ве­ден­ную в га­зе­те. До че­го же про­тив­но жить без нор­маль­ной биб­лио­те­ки! В Мос­к­ве я мог в те­че­ние не­сколь­ких ми­нут по­лу­чить ин­фор­ма­цию обо всем ин­­­­т­­е­­­ре­­су­ю­щем ме­ня, по­то­му что до­ма бы­ла ку­ча спра­воч­ни­ков по мно­гим от­рас­лям зна­ний. Го­во­рят, что всё мож­но ска­чать с ин­тер­не­та. Но у ме­ня нет ин­тер­не­та, а спе­ци­аль­ная ин­фор­ма­ция ме­ня ин­те­ре­су­ет, как в раз­го­во­ре с Кри­­­с­­­ти­ком, в ис­клю­чи­тель­ных слу­ча­ях. Он не знал так­же, что Ира­ку при­над­ле­жит все­го три про­цен­та ми­ро­вых за­па­сов неф­ти и он не оп­ре­де­ля­ет неф­тя­ную по­ли­ти­ку в ми­ре. Не знаю, убе­дил ли я его, а вас я на­вер­ня­ка не убе­дил. Что ж, по­­­­д­­о­­ждем, по­­­см­о­­т­рим, чем вся эта за­ва­ру­ха окон­чит­ся...
   Зав­тра бу­ду зво­нить, уз­на­вать как про­шла опе­ра­ция у ма­мы. Так ли уж не­об­хо­ди­мо бы­ло её де­лать? Вам вид­нее (ду­рац­кий ка­лам­бур). Пусть ма­ма не оби­жа­ет­ся, что я не по­зво­нил рань­ше. Вспом­нил се­год­ня, но уже бы­ло позд­но зво­нить. Во вся­ком слу­чае же­лаю здо­ро­вья и здо­ро­вья. А всё ос­таль­ное у вас уже есть.
  
   До­ро­гие род­­­­с­т­ве­­н­н­ич­ки, здрав­­­­с­т­ву­й­те!
   Cегод­ня 30 ап­ре­ля. Бы­ло у ме­ня чув­­­­с­тво опас­­­­н­о­с­ти в от­но­ше­нии ма­мы, и вот, На­та­шин зво­нок, что она в боль­ни­це. Дай Бог, что­бы она вы­ка­раб­ка­лась. Не­воль­но ду­ма­ешь о том, что жизнь идет к кон­цу и все бо­лез­ни еще впе­ре­ди. Не те, ко­то­рые мы пе­ре­мо­га­ем на но­гах, а дру­гие, ус­­­т­­­р­а­­ша­ю­щие и не­из­ле­чи­мые... Ма­ма все­­­г­да го­во­рит, что на­до мо­лить Бо­га, что­бы он пу­гал, но не ка­рал.
   Ме­ня на скло­не лет ста­ли всё боль­ше ин­те­ре­со­вать во­про­сы веч­ные и то, как лю­ди их трак­ту­ют. Ес­ли я на­хо­жу ма­­­­т­е­­р­и­а­лы по это­му по­во­ду, то с удо­воль­ст­ви­ем про­чи­ты­ваю и об­ду­мы­ваю. Вот вам, к при­ме­ру, ма­те­ри­ал из на­шей ме­ст­ной га­зе­ты "Jewish Journal". Од­на стра­нич­ка в этом жур­на­ле пе­ча­та­ет­ся на рус­ском язы­ке.
   ...В од­ной ста­рин­ной во­­­с­­т­оч­ной прит­че уми­­­р­а­­ю­щий ве­зирь на­­­п­у­­т­­­ст­во­вал сво­­­е­го ша­ха, как то­му вы­брать пре­ем­ни­ка на ос­­­­в­­о­­­б­­ож­­­да­­ю­ще­е­ся ме­­­с­то: им мо­жет быть толь­ко тот из пре­тен­ден­тов, кто про­не­сет, не про­лив ни ка­­­п­­ли, пол­ный кув­шин мо­ло­ка по сте­не двор­ца от баш­ни до баш­ни. Пер­вый, ед­ва сту­пив на сте­ну, от­шат­нул­ся от про­­­с­в­и­­с­­тев­шей пе­ред его ли­цом стре­лы -- и про­лил не­сколь­ко ка­пель, вто­рой вздро­гнул, ко­­­г­да над его ухом взре­ве­ли тру­бы -- и мо­ло­ко вы­плес­ну­лось... И толь­ко один ни ра­зу не дро­гнул, ко­­­г­да у са­мо­го ли­ца сви­­­с­­­те­ли стре­лы, гре­ме­ли тру­бы и ба­ра­ба­ны. По­ра­жен­ный шах спро­сил его -- по­че­му он ни ра­зу не дро­гнул. И че­ло­век с кув­ши­ном от­ве­тил -- по­то­му что я нес мо­ло­ко.
   Вспо­ми­на­ет­ся Те­вье-мо­лоч­ник, ко­то­рый про­сто раз­во­зит изо дня в день мо­ло­ко, на­по­ми­ная нам, су­ет­ли­вым и вздра­­­­г­и­­в­а­ю­щим от ка­­­ж­­дой не­­­п­р­­и­­­ят­­но­с­ти, спо­­­­т­ы­­к­­а­ю­­щим­ся от са­мо­го стра­ха спо­­­т­кн­у­ть­ся, что са­мые выс­шие цен­­­­н­о­с­ти, ко­то­рые мы не­сем к по­след­ней баш­не сво­­­е­го пу­ти, про­сты и бес­­­х­и­­­т­­­р­о­ст­ны, но имен­но в них ис­тин­ный смысл на­шей жиз­ни.
   Как вы зна­­­е­те, к нам при­еха­ла по­­­г­о­­с­тить На­та­ша Сре­тен­ская. По­сколь­ку мы лю­ди не­­­­р­­а­­­бо­­та­ю­щие, для нас нет проб­лем с тем, что­бы по­во­дить или по­во­зить по бли­жай­шим го­род­кам и по Бо­­­с­­­то­ну. Се­год­ня бы­ли в на­шем са­мом боль­шом Fine Art Museum. Хо­тя я уже бы­вал там два ра­за, ока­за­лось, что я поч­ти ни­че­го не ви­дел (кста­ти, ка­­­ж­­дый раз за­бы­ваю оч­ки для чте­ния). На­та­ша, как че­ло­век опыт­ный в пу­­­­т­­е­­­ш­е­­с­­т­ви­ях (а она бы­ла во мно­гих стра­нах), взя­ла пу­те­во­ди­тель по му­зею и бла­го­да­ря ей я ос­­­м­о­­т­рел гре­­­­ч­е­с­кий зал с ве­ли­ким мно­­­­ж­­е­­с­т­вом древ­них рас­пис­ных со­су­дов крас­но­фи­гур­ных, чер­но­фи­гур­ных и пе­­­­с­­т­рых. Дол­жен от­ме­тить от­мен­ное ка­­­­ч­­е­­с­т­во ре­­­с­­т­­а­­в­ра­ции. Дол­го рас­­­см­а­­­т­­ри­вать ва­зы мне не да­ли, да и в за­ле, где они вы­став­ле­ны, страш­ная ду­хо­та. По­том вы­яс­ни­лось, что я не знал о су­­­­щ­­е­­­с­­­т­­во­ва­нии экс­по­зи­ции Ев­ро­пей­ской жи­во­пи­си, в ча­­­­с­­т­­но­с­ти, я уви­дел в пер­вый раз шесть ве­ли­ко­леп­ных кар­тин Рем­бранд­та и ряд кар­тин дру­гих из­­­ве­­­ст­ных ма­­­с­­­те­ров. Так что, ес­ли на­­­­д­у­­м­а­е­те при­ехать, я те­перь мо­гу быть ва­шим ги­дом. Кста­ти, я тут не­дав­но про­­­л­и­­с­тал ог­ром­ный том с кар­ти­на­ми Рем­бранд­та и по­раз­ил­ся его пло­­­­д­­о­­­ви­­то­с­ти. При том, оби­лие пор­­­т­­­ре­тов ни­чем не при­ме­ча­тель­ных лю­дей, пусть да­же ис­пол­нен­ных ве­ли­ко­леп­но, на­ску­чи­ло мне, мо­жет быть, по­то­му, что я не про­­­ф­е­с­­с­и­о­нал...
   Все-та­ки на­иболь­шее впе­чат­ле­ние на ме­ня про­из­во­дят ри­сун­ки на древ­них ва­зах, ме­ня вол­ну­ет их "по­ющая" ли­ния, то что на­зы­ва­ют "изы­­­с­­к­ан­ной гра­фи­кой". Хо­тел бы я иметь аль­бом с рас­пе­чат­кой этих ге­ни­аль­ных ри­сун­ков. Еще там, в му­зее, я об­на­ру­жил ви­­­т­­­ри­ну с ми­­­н­и­­­а­­тюр­ной япон­ской скульп­ту­рой "нец­ке". Там же в за­ле ле­жа­ли тол­стен­ные кни­ги ил­­­­л­­ю­­­с­­т­ра­ций этих скульп­тур.
   Пе­ред му­зе­ем я за­ехал в Хи­лель ака­де­мию, где учат­ся вну­ки, и при­­­с­у­­т­­­ст­во­вал на чте­нии то­ры. Это что-то вро­де от­кры­то­го уро­ка. Так про­сто я бы не по­ехал, но Да­ша ска­за­ла, что Кри­­­с­тик бу­дет пуб­лич­но чи­тать то­ру. Дол­жен при­знать­ся, я очень рад, что по­ехал. Сна­ча­ла я ви­дел, как стар­шая груп­па рез­ви­лась, по­ка учи­тель ста­рал­ся на­пра­вить их вни­ма­ние к бо­­­­ж­­е­­­с­­т­­в­ен­но­му. По­том они уш­ли, а Да­ша с фо­то­ап­па­ра­том, я и еще че­ло­век пять взрос­лых во­шли в зал вме­­­с­те с млад­шей груп­пой. Урок ве­ла улыб­чи­вая и сим­па­тич­ная жен­щи­на, ко­то­рая пре­по­да­ет ив­рит. Боль­­­ш­и­­н­­ство де­тей с удо­воль­ст­ви­ем рас­пе­ва­ло тек­­­с­ты, а она хо­ди­ла по за­лу, под­са­жи­ва­лась то к од­ной, то к дру­гой груп­пе, осо­бен­но ес­ли де­ти от­вле­ка­лись. В от­ли­чие от си­на­го­ги, где мо­лит­вы про­хо­дят в со­сре­до­то­чен­ном мол­ча­нии и чте­нии про се­бя с ред­ки­ми взрё­­­­в­­ы­­­ва­­ни­я­ми и рас­­­­к­­а­­­чи­­­ва­­ни­я­ми те­ла, здесь, сре­ди ма­лы­шей ца­ри­ла об­ста­нов­ка по­доб­ная спев­ке в пи­­­о­­н­ер­ском ла­ге­ре. Это срав­не­ние на­­­в­е­­я­но со­вер­шен­но "пи­­­о­­н­е­р­­ски­ми" мо­ти­ва­ми ис­пол­няв­ших­ся пе­сен.
   Сна­ча­ла два маль­чи­ка чи­та­ли по оче­ре­ди то­ру в книж­ке, вре­мя от вре­ме­ни за­пе­вая ду­­­э­том, по­том они по­вер­ну­лись к шкаф­чи­ку, где хра­ни­лась то­ра, и тут все мы вста­ли. По­том вы­шла де­воч­ка и дол­го чи­та­ла и пе­ла в со­­­п­р­­о­­­­в­ож­­де­нии хо­ра. По­том вы­шел Кри­­­с­тик и очень чи­­­с­тым го­ло­сом про­пел ре­чи­та­ти­вом не­боль­шой фраг­мент, гля­дя в то­ру. Пе­ред вы­­­с­т­­у­­п­­­ле­­ни­ем он очень вол­но­вал­ся и всё вре­мя щи­пал свои паль­цы. Он во­об­ще очень лег­ко воз­бу­ди­мый и ра­ни­мый. На­до бы схо­дить с ним к пси­хо­ло­гу, да ро­ди­те­лям всё не­­­­к­о­г­да. Сей­час у них идут эк­за­ме­ны в кол­ле­дже. Итак, пос­ле вы­­­с­т­­у­­п­­ле­ния Кри­­­с­­­ти­ка од­на из пре­по­да­ва­тель­ниц по­до­шла ко мне и на­го­во­ри­ла мне про не­го ком­пли­мен­ты (на ан­­­г­­л­ий­ском, ра­­з­­­­ум­­е­­ет­ся). Я её по­бла­го­да­рил, хо­тя не впол­не её по­нял. По­том де­ти с по­мо­щью учи­тель­ни­цы вы­та­щи­ли из шкаф­чи­ка сви­ток то­ры на двух длин­ных де­ре­вян­ных ро­ли­ках в кра­си­вом фут­ля­ре си­не­го бар­ха­та с ук­­­­р­­а­­­ше­­ни­я­ми. То­ру раз­де­ли, но чи­тать пря­мо со свит­ка не ста­ли, а раз­ло­жи­ли во­круг неё книж­ки и еще по­пе­ли и по­чи­та­ли. По­том то­ру оде­ли и под зву­ки из­­­ве­­­ст­ной сло­вац­кой пе­сен­ки "Тан-цуй, тан-цуй ви-кру­ца, ви-кру­ца... " по­ло­жи­ли об­рат­но в шкаф­чик. На этом урок за­кон­чил­ся и я по­ехал до­мой. Я по­ду­мал, что пес­ни, ко­то­рые ис­пол­ня­ли де­ти, по ло­ги­ке ве­щей долж­ны быть на­мно­го стар­ше тех пи­­­о­­н­ер­ских и со­вет­ских пе­сен, ко­то­рые мы в дет­­­­с­тве пе­ли в пи­­­о­­н­ер­ских ла­ге­рях. Ин­те­рес­но, ка­ким пу­тем про­ис­хо­дит за­­­­и­­м­­­с­т­во­­ва­ние му­зы­ки у на­ро­дов...
  
   Здрав­­­­с­т­ву­й­те, до­ро­гие!
   Вот уже и май идет к кон­цу. Я очень рад, что ма­ма вы­бра­лась (вы­би­ра­ет­ся) из сво­ей бо­лез­ни. Че­ло­век в об­щем-то очень по­хож на ав­то­мо­биль. По­ка он мо­лод -- ез­жай се­бе на здо­ро­вье, ку­да за­бла­го­рас­су­дит­ся. Хо­чешь -- за­ли­вай экс­­­­­тра-бен­зин, а хо­чешь -- обыч­ный. Мо­тор всё со­жрет. По­том про­хо­дит вре­мя и в киш­ках на­чи­на­ет­ся сбой. То од­но ме­няй, то дру­гое. Вы­хлоп­ная тру­ба про­ржа­ве­ла (это вро­де пря­мой киш­ки), -- глу­ши­тель ры­чит, как ре­ак­тив­ный са­мо­лет. Ге­не­ра­тор за­гнул­ся (серд­це от­ка­за­ло) -- ме­няй ге­не­ра­тор, ак­ку­му­ля­тор на­до ме­нять (моз­ги не ра­бо­та­ют). По­том ши­ны сти­ра­ют­ся (хро­мо­та) и про­чее, и про­чее.
   Ре­шил по­чи­тать раз­ные книж­ки. По­ехал в биб­лио­те­ку в Свам­скотт и взял Л.Улиц­кую, Эд­вар­да Рад­зин­ско­го про Рас­пу­ти­на и Ана­то­лия Най­ма­на (дру­га и на­став­ни­ка Ио­си­фа Брод­ско­го). Рас­ска­зы Улиц­кой про­сто за­ме­ча­тель­ные. Эх, мне бы так пи­сать! Вот что зна­чит "дар Бо­жий". Прав­да, мно­гие ге­рои её рас­ска­зов об­ла­да­ют из­бы­точ­ной по­ло­вой сво­бо­дой и ино­­­г­да со­зда­ет­ся впе­чат­ле­ние, что на­хо­дишь­ся в обе­з­­ь­­я­­нь­ем пи­том­ни­ке ти­па Су­хум­ско­го за­по­вед­ни­ка, а не в ци­ви­ли­зо­ван­ном об­­­­щ­­е­­стве. Но всё рав­но и секс она опи­сы­ва­ет очень вкус­но. Та­кое впе­чат­ле­ние, что она в этом де­ле зна­ет толк.
   Что ка­са­ет­ся кни­ги о Рас­пу­ти­не, то все, что рас­ска­зал на 550 стра­ни­цах Рад­зин­ский, ска­за­но в по­­­э­т­­и­­че­с­ком от­рыв­ке Алек­сан­д­ра Бло­ка (им же и при­ве­ден­ным):
  
   Гре­шить бес­стыд­но, не­про­буд­но,
   Счет по­те­рять но­чам и дням,
   И, с го­ло­вой от хме­ля труд­ной,
   Прой­ти сто­рон­кой в бо­жий храм.
   Три ра­за по­кло­нить­ся до­лу,
   Семь -- осе­нить се­бя кре­­­с­том,
   Тай­ком к за­пле­ван­но­му по­лу
   Го­ря­чим при­кос­нуть­ся лбом.
   Кла­дя в та­рел­ку гро­шик мед­ный,
   Три, да еще семь раз под­ряд
   По­це­ло­вать сто­лет­ний, бед­ный
   И за­це­ло­ван­ный ок­лад...
  
   Че­ст­но го­во­ря, я ни­­­­к­о­г­да в цер­­­к­вах за­пле­ван­но­го по­ла не ви­дел. Ско­рее все­го, Блок имел в ви­ду за­топ­тан­ный или да­же вы­тер­тый са­по­га­ми, но риф­ма веч­но под­во­дит по­этов. Кра­со­та тре­бу­ет жертв и ра­ди кра­со­ты жер­­­т­­­ву­ют смыс­лом. Но это ча­­­­с­­т­­но­с­ти, а в глав­ном Блок пе­ре­кли­ка­ет­ся с по­­­­л­­о­­­же­­ни­я­ми Бер­­­д­я­­е­ва, что в рос­сий­ском на­ро­де все­­­г­да по­чи­та­лась свя­тость, при­чем в пи­ку че­­­­с­­т­­но­с­ти. Че­ст­ность счи­та­лась бур­жу­аз­ной до­­­б­­­­ро­­­д­е­те­лью. В ре­зуль­та­те зна­ме­нем ста­ло по­ло­же­ние гре­шить и ка­ять­ся. По­сколь­ку че­ло­век гре­шен от ро­­­ж­­­д­е­ния, то ста­рать­ся ис­пра­вить­ся, встать на путь ис­тин­ный не сто­ит и ста­рать­ся. Нет, на­до жить, как жи­вет­ся, а по­том по­ка­ять­ся, бла­го поп все­­­г­да от­­­п­у­­с­тит грех.
   На­сту­пил июль. Да­ша с де­т­­ь­ми с не­ве­ро­ят­ны­ми слож­­­­н­о­­с­­тя­ми до­­­­­­бр­а­лась-та­ки до от­че­го до­ма. В са­мом на­ча­ле она хва­­­с­­­та­лась, что бла­го­да­ря пре­­д­­­ус­­м­­о­­­т­­ри­­т­ель­но­с­ти за­ра­нее за­ка­за­ла де­ше­вые би­ле­ты до­мой че­рез Лон­дон и Бу­да­пешт. Сын ку­пил эти би­ле­ты че­рез ин­тер­нет. И вот, уже в аэ­ро­пор­ту Бо­­­с­­­то­на ока­за­лось, что у Да­ши долж­на быть про­став­ле­на в па­­­с­­п­ор­те тран­зит­ная Бри­тан­ская ви­за! Идио­тизм на­ли­цо! Для то­го, что­бы по­ки­нуть зда­ние ме­­­ж­­­д­­у­­­н­а­­ро­д­но­го аэ­ро­пор­та ты обя­зан предъ­­­­­явить па­­­с­порт и, ес­ли там нет ви­зы, ты из тер­ми­на­ла не вый­дешь. За­чем же пас­са­жи­ру, ко­то­рый че­рез час ле­тит из это­го же аэ­ро­пор­та в Лон­до­не, вы­хо­дить в го­род и на­ру­шать по­гра­нич­ные пра­ви­ла? Ко­ро­че, в ре­зуль­та­те бю­­­­р­о­­к­­р­а­­­т­и­ч­е­с­ко­го идио­тиз­ма им при­шлось вер­нуть­ся до­мой со все­ми че­мо­да­на­ми. К сча­­­с­тью, их слу­чай был не еди­нич­ным и это сы­­­г­­­ра­ло свою роль -- им пред­ос­та­ви­ли би­ле­ты на сле­­­д­у­­ю­щий день че­рез Па­риж. По до­ро­ге из Па­ри­жа по­те­ря­лись все пять че­мо­да­нов и сын вы­зва­ни­вал че­рез Эйр Франс, где их ра­­­­з­ы­с­кать...
   Де­ти за­кон­чи­ли уче­бу с весь­ма по­­­ср­е­­д­­­ст­в­ен­­ны­ми оцен­ка­ми. Фи­лип на­столь­ко не­­­­с­­о­­бран, что его с тру­дом пе­ре­ве­ли в сле­­­д­у­­ю­щий класс, а Кри­­­с­тик, не­­­см­о­­т­ря на боль­шие ус­пе­хи в ма­те­ма­ти­ке и про­чем, до сих пор не зна­ет, что до­маш­ние за­да­ния нуж­но вы­пол­нять. В ре­зуль­та­те, не­­­см­о­­т­ря на от­лич­ные оцен­ки на кон­­­т­р­о­ль­ных, он по­лу­чил "С" (трой­ка) за год. Все бы­ли рас­­­стр­о­­е­ны, и я сре­ди пер­вых.
   На­чаль­ное и сред­нее об­ра­зо­ва­ние в США на от­вра­ти­тель­ном уров­не. В выс­шую шко­лу (с 9 по 12 класс) по­сту­па­ют те, кто об­ла­да­ет спо­­­с­о­­б­­­но­­с­тя­ми или с кем ра­бо­та­ют плат­ные пре­по­да­ва­те­ли. А в уни­вер­си­те­тах уче­ба тре­бу­ет су­мас­шед­ше­го на­пря­же­ния и не всем это по си­лам.
   Ме­ня лич­но раз­дра­жа­ет, что вме­­­с­то гео­гра­фии, фи­зи­ки, хи­мии, био­ло­гии Кри­­­с­­­ти­ку да­ют ка­кие-то де­биль­ные ма­­­­т­е­­р­и­а­лы, в ко­то­рых нет ни на­­­ст­о­­я­щей ло­ги­ки, ни ре­аль­ных зна­ний. Вме­шать­ся в учеб­ный про­цесс я не мо­гу, по­сколь­ку мой ан­­­г­­л­ий­ский при­мер­но та­кой же, как у На­та­ши не­мец­кий, и да­же ху­же. И всё-та­ки, не­­­см­о­­т­ря на оче­вид­ные не­до­стат­ки на­чаль­но­го об­ра­зо­ва­ния, я рад, что они здесь и ан­­­г­­л­ий­ский бу­дет у них пер­вым язы­ком. Для то­го, что­бы ов­ла­деть им так, как они уже сей­час вла­де­ют, им при­шлось бы по­тра­тить пять лет в выс­шем учеб­ном за­ве­де­нии в Че­хии или Рос­сии.
   Кри­­­с­тик пе­ред отъ­ез­дом уп­ла­тил 18 дол­ла­ров за книж­ку Гар­ри Пот­тер на 800 стра­ниц и в три дня поч­ти её за­кон­чил. Как я ни уго­ва­ри­вал его по­­­­д­­о­­ждать, по­ка книж­ка по­де­ше­ве­ет, он -- ни в ка­кую. А ти­раж книж­ки 8 мил­ли­онов эк­­­з­е­­м­­­п­ля­ров! Че­рез па­ру ме­ся­цев её мож­но бу­дет ку­пить за пять дол­ла­ров.
   Вы зна­­­е­те, мно­го бы­ло за­бав­ных ме­ло­чей в на­шей жиз­ни, и я всё со­би­рал­ся сесть и на­пи­сать вам, но был не­до­суг, а те­перь, вот, си­жу и ни­че­го не мо­гу вспом­нить. На за­­­к­у­­с­ку анек­до­тик.
   "Ко­­­г­да Бог со­здал че­ло­ве­ка, он не за­па­тен­то­вал своё изо­бре­те­ние. И те­перь ка­­­ж­­дый ду­рак мо­жет сде­лать то же са­мое." По­ка, до сле­­­д­у­­­ю­­ще­го пись­ма.
  
   До­ро­гой мой Лев­ка, друг мой бес­цен­ный!
   Дур­ные ве­­­с­ти ме­ня про­сто по­­­­р­­аз­­или. Я-то ду­мал, что у нас с то­бой впе­ре­ди еще го­ды и го­ды, хо­тя твои бо­лез­ни всё боль­ше уг­не­та­ли те­бя. И вдруг ока­за­лось, что счет тво­ей жиз­ни по­шел на ме­ся­цы (про се­бя еще по­ка ни­че­го не знаю). Не ста­ну мям­лить бес­смыс­лен­ные сло­ва уте­ше­ния, ибо ре­аль­но по­мочь я те­бе не в си­лах. Мне без те­бя бу­дет си­рот­ли­во на этой пре­крас­ной и по­га­ной пла­не­те.
   Раз уж на­сту­пи­ло вре­мя под­­­в­е­­с­ти итог, то знай, что бли­же те­бя у ме­ня не бы­ло в жиз­ни че­ло­ве­ка и, на­вер­ное, ес­ли во мне есть что-то хо­ро­шее, то им я обя­зан, пре­­­ж­­де все­го, те­бе. Я про­шу у те­бя про­ще­ния за все не­­­п­р­­и­­­ят­­но­с­ти, ко­то­рых, быть мо­жет, мно­го на­ко­пи­лось за про­шед­шую жизнь, и на­де­юсь, что ты про­стишь ме­ня. Ко­неч­но, я бу­ду те­бе зво­нить до са­мо­го кон­ца, по­ка ты смо­жешь со мной го­во­рить. Пусть Го­­­с­подь, в ко­то­ро­го ты не ве­ришь, раз­ре­шит те­бе без осо­бых му­че­ний до­­­­­плыть до то­го бе­ре­га. Еще раз про­сти.
   Ис­крен­не лю­бя­щий те­бя, Олег
  
   Здрав­­­­с­т­ву­й­те все!
   Итак, се­год­ня 17 ав­­­­г­у­с­та 2003. Уже не­сколь­ко дней сто­ит жа­ра. Очень влаж­но. Спа­са­ем­ся с по­мо­щью кон­­­­д­и­­ц­­и­­о­не­ра, но от­­­с­у­­т­­ствие по­­­дв­и­­ж­­но­с­ти рас­слаб­ля­ет и ухуд­ша­ет са­­­­м­о­­ч­­ув­­ствие. Как вы там пе­ре­но­си­те жа­ру? Сто­ит ли эко­но­мить на здо­ро­вье? Осо­бен­но ма­ме.
   Со­че­та­ние жа­ры и до­­­­­ждей вы­зва­ло буй­ную рас­ти­тель­ность, оби­лие ко­ма­ров и вся­кой дру­гой мош­ки и мно­­­­ж­­е­­с­т­во гри­бов в ле­су. Мы уже во­всю едим гри­бы и уго­ща­ем зна­ко­мых.
   Ско­ро у нас на­сту­пит вол­шеб­ная по­ра -- дол­гая и те­­­п­­лая осень. Глав­ное до­жить до неё и что­бы де­ти и вну­ки бы­ли здо­ро­вы. С тре­во­гой жду их воз­вра­ще­ния. Два ме­ся­ца не бы­ло с ни­ми ни­ка­ко­го об­ще­ния. Вся ин­фор­ма­ция шла че­рез сы­на, ко­то­рый зво­нил им. Но как труд­но вы­рвать у не­го ин­фор­ма­цию, вы, на­вер­ное, зна­­­е­те.
   Ле­то бы­ло, сла­ва Бо­гу, не­бо­га­то со­­­­б­ы­­т­и­я­ми. Про­чел не­сколь­ко хо­ро­ших книг. Осо­бен­но по­нра­ви­лось "Бес­смер­тие" Ми­ла­на Кун­де­ры (Че­хия). Не очень-то ра­зо­брал­ся в этом ро­ма­не, по­про­бую где-ни­будь ра­­­­з­ы­с­кать пре­ди­сло­вие... По­глу­пел я что-ли? По-преж­не­му за­ни­ма­юсь твор­­­­ч­­е­­с­т­вом Ио­си­фа Брод­ско­го, хо­тя уже не с тем пы­лом, как рань­ше. Я все­­­г­да был без­дель­ни­ком, без­дель­ни­ком и ос­тал­ся. Пен­си­он­ная жизнь рас­слаб­ля­ет. Как по­ду­ма­ешь, как ма­ло ос­та­лось вре­ме­ни и как мно­го на­ко­пи­лось вся­ких не­до­мо­га­ний... Хо­чет­ся ка­­­ж­­дый про­жи­тый день от­ме­чать, как празд­ник -- с ви­ном, жен­щи­на­ми, сме­хом и пес­ня­ми, по­то­му что Зав­тра уже под во­про­сом.
   Хоть и труд­но го­во­рить, но по­жа­ло­вать­ся на­до -- ко­му же я по­жа­лу­юсь, как не са­мым близ­ким? Нет боль­ше на све­те мо­­­е­го до­ро­го­го дру­га Лев­ки. Как бы он ни жил, как бы ни оши­бал­ся, но жил он му­­­­ж­­е­­­с­т­­вен­но и встре­тил смерть, как муж­чи­на. Ник­то, да­же Ли­на, не по­ни­ма­ет, как мне боль­но. Где-то я чи­тал, что со­­­ч­у­­в­­ствие нам да­ет­ся, как Бо­жий дар. Но ма­ло его но­сить вну­­­т­ри, нуж­но, что­бы он в ви­де уте­ше­ний, в ви­де ла­­­с­­­ко­вой, неж­ной ре­чи ис­хо­дил от со­чув­ству­ю­ще­го. Ведь мы все та­кие в сущ­­­­н­о­с­ти сла­бые, так бы­­­­с­­т­ро про­жи­ва­ем свой век, ведь да­же в са­мом му­­­с­­­­ку­­ли­с­том и здо­ро­вом те­ле 95% во­ды. Мы -- жи­вые но­си­те­ли во­ды и всю жизнь воз­вра­ща­ем её пла­не­те Зем­ля, а пос­ле смер­ти и по­дав­но. Мы все до­стой­ны жа­­­­л­о­с­ти, кро­ме зло­де­ев, не прав­да ли?
   Ну, лад­но. Те­перь о ве­се­лом. За­мет­ка в га­зе­те: "Се­год­ня в 7 ут­ра в боль­ни­це Свя­то­го Па­­­т­­­ри­ка мис­сис Ху­­­а­­­ни­та Гон­са­лес ро­ди­ла пя­те­рых де­во­чек. До се­ми ве­че­ра вра­чи бо­ро­лись за жизнь ми­­­с­­­те­ра Пе­­­д­ро Гон­са­лес"
   Не­дав­но в Аме­ри­ке про­изо­шло оче­ред­ное со­бы­тие, за­став­шее всех вра­сплох (в том чис­ле и тер­­­­р­­о­­ри­с­тов), -- от­клю­чи­лась по­да­ча элек­­­т­р­­и­­­че­­с­т­ва в не­сколь­ких шта­тах и, в том чис­ле, в Нью-Йор­ке. В про­шлый раз, лет двад­цать пять то­му на­зад, это при­ве­ло к мас­со­вым бес­по­ряд­кам и гра­бе­жам. В этот раз по­ли­ция бы­ла на вы­со­те. Бес­по­ряд­ков не бы­ло. Од­на­ко од­но­вре­мен­но вста­ли все по­ез­да ме­­­т­ро. А тем­пе­ра­ту­ра в Нью-Йор­ке бы­ла в тот день 33 гра­ду­са по Цель­сию. Вен­ти­ля­ция, ес­­­­т­­е­­­с­т­­вен­но, то­же от­клю­чи­лась. Я ду­маю, что лю­ди с сер­деч­ны­ми проб­ле­ма­ми впол­не мог­ли по­гиб­нуть, по­ка к ним при­шла по­мощь. Од­на­ко вла­­­с­ти ут­вер­жда­ют, что по­гиб­ло все­го пять че­ло­век. Я ду­маю, что это -- ложь. Элек­­­т­р­­и­­­че­­с­т­ва не бы­ло поч­ти сут­ки. Ду­маю, что эко­но­ми­ка шта­тов по­не­сла зна­чи­тель­ный урон. Все за­мо­ро­жен­ные про­дук­ты ис­пор­ти­лись, все про­мыш­лен­ные про­цес­сы, иду­щие с по­мо­щью элек­­­т­р­­и­­­че­­с­т­ва и ох­­­­л­­а­­ж­­де­ния (по­до­гре­ва) вы­да­ли брак. Но в прес­се об этом ни сло­ва. Ищут ви­нов­ных. В об­щем, -- всё, как бы­ло у нас в Рос­сии, но с той раз­ни­цей, что я не по­мню ни од­но­го та­ко­го про­­­­и­­с­­­ше­­с­т­вия за все го­да, ко­то­рые там про­жил. Зна­чит, си­­­с­­­те­ма по­да­чи элек­тро­энер­гии в Рос­сии луч­ше, чем в США! Кста­ти, в на­шем Мас­са­чу­сет­се ос­та­нов­ки по­да­чи элек­­­т­р­­и­­­че­­с­т­ва не бы­ло.
   Те­перь о мо­ем дне ро­­­ж­­­д­е­ния. За­хо­те­лось мне при­гла­сить го­­­с­тей, за­хо­те­лось мне празд­ни­ка! Я всё ду­мал, что же та­ко­го осо­бен­но­го в да­те 64 го­да и с по­мо­щью зна­ко­мо­го при­ду­мал -- да ведь это два в ше­­­с­той сте­пе­ни! На­сколь­ко ин­те­рес­нее ци­­­ф­ры ше­­ст­ь­­­д­е­сят пять, ко­то­рая де­лит­ся лишь на пять и на три­над­цать! Кро­ме то­го, не хо­те­лось мне празд­но­вать вто­ро­го чис­ла сен­­­т­я­­б­ря, по­то­му что оно при­хо­ди­лось на по­не­дель­ник, а лю­ди, ко­то­рых я хо­тел ви­деть, все ра­бо­та­ют. И тут дру­гой мой зна­ко­мый на­вел ме­ня на мысль, что час но­чи вто­ро­го сен­­­т­я­­б­ря в Мос­к­ве то же са­мое, что пять ча­сов ве­че­ра пер­во­го сен­­­т­я­­б­ря в Бо­­­с­­­то­не.
   Я го­то­вил­ся к празд­ни­ку с боль­шим во­оду­шев­ле­ни­ем. По­про­сил у Бо­ри его квар­ти­ру, так как у не­го боль­шая ком­на­та и боль­шой стол. Сту­лья я ор­га­ни­зо­вал. Под­жа­рил бак­ла­жа­ны и на­ма­зал сме­сью пе­­­т­­р­уш­ки и чес­но­ка со сме­та­ной. На­шин­ко­вал све­жую ре­­­­д­и­с­ку и за­лил со­евым со­усом (это очень вкус­ное моё изо­бре­те­ние), на­ре­зал цве­точ­ки цвет­ной ка­­­п­у­­с­ты и во­ткнул в них сель­де­рей -- по­лу­чи­лись та­кие съе­доб­ные бу­ке­ты, а к ним по­дал со­ус "Ран­чо". Ли­на, ви­дя мои при­го­тов­ле­ния, за­яви­ла, что та­ко­го по­зо­ра она не стер­пит и ухо­дит до­мой. Тут я встал, как ска­ла, и ска­зал, что празд­ник мой и что она мо­жет ид­ти, ку­да угод­но. То­­­г­да она ос­та­лась, но не­на­ви­де­ла ме­ня весь ве­чер. В ре­зуль­та­те, я встре­чал го­­­с­тей, улы­бал­ся, шу­тил, а на серд­це бы­ло тя­же­ло. Очень тя­же­ло. А го­­­с­ти при­не­сли чу­дес­ные по­дар­ки, мы хо­ро­шо вы­пи­ва­ли, мно­го бы­ло раз­го­во­ров и все друг дру­га лю­би­ли (кро­ме мо­ей же­ны). Мои бак­ла­жа­ны все хва­ли­ли. Ни од­но­го не ос­та­лось. До­бав­лю еще две де­та­ли. Я по­­­ч­и­­с­тил кар­тош­ку, при­во­лок на се­бе всё ви­но и во­ду, за­­­к­у­­с­ки и кар­тош­ку, вил­ки и рюм­ки, фу­же­ры и чи­ще­ные ды­ни, ар­буз на де­сять ки­ло и про­чее, и про­чее. Я бы спо­кой­но за­ра­нее на­ре­зал ово­щи к сто­лу, но Ли­на упер­лась, что они вы­те­кут. В ре­зуль­та­те я ед­ва ус­пел все их на­ре­зать пе­ред при­хо­дом го­­­с­тей. Бо­рис и я сде­ла­ли мас­су сним­ков. Ко­­­г­да я их от­бе­ру, часть по­шлю вам, что­бы вы раз­де­ли­ли мою ра­дость.
   Все­го си­де­ло за сто­лом двад­цать че­ло­век. Был там и мой сын. Ни од­но­го до­­­б­­­ро­го сло­ва от­цу, да­же не по­до­шел. Ну и хрен с ни­ми, со все­ми. Я от­дал им всю свою жизнь и всё, что за­ра­бо­тал. Мне ни­че­го не нуж­но. Мо­жет быть, толь­ко па­ру со­тен лю­би­мых книг, ко­то­рые за­стря­ли в Сло­ва­кии. Пы­та­юсь хоть что-то пе­ре­дать вну­кам, но они за­бло­ки­ро­ва­ны ду­рац­ки­ми мульт­филь­ма­ми по те­ле­ви­зо­ру и ком­­­­п­­ь­­ю­­т­ер­­ны­ми иг­ра­ми. Я тер­за­юсь, тер­за­юсь, а по­том ду­маю: "Но ведь ме­ня ник­то и ни­че­му не учил. При­шло вре­мя и я стал ин­те­ре­со­вать­ся му­зы­кой, кни­га­ми, жи­во­пи­сью, ми­не­ра­ла­ми. Ка­­­ж­­дый дол­жен про­жить свою соб­­­­с­т­ве­н­ную жизнь, а не при­ду­ман­ную сво­­­и­ми ро­ди­те­ля­ми." Ко­­­г­да я так ду­маю, мне ста­но­вит­ся лег­че.
   Ну, хва­тит об этом. В ос­таль­ном жизнь пре­крас­на. Еды по­ка хва­та­ет. В сле­­­д­у­­ю­щем пись­ме рас­ска­жу вам об ув­ле­ка­тель­ном пу­­­­т­­е­­­ше­­с­т­вии в Берк­шир­ские го­ры, в ма­лень­кий го­род, ко­то­рый яв­ля­ет­ся, тем не ме­нее, круп­ней­шим куль­тур­ным цен­­­т­ром на­ше­го шта­та.
   Еще раз сер­деч­но по­здрав­ляю се­­­­с­­­т­­рич­ку с 50-ле­ти­ем. Здо­ро­вья и бла­го­по­лу­чия!
  
   Ну, здрав­­­­с­т­ву­й­те еще раз!
   По­ка не за­был, спе­шу рас­ска­зать о сво­их впе­чат­ле­ни­ях о не­да­ле­ком пу­­­­т­­е­­­ше­­с­т­вии. Как я уже го­во­рил вам, мне по­да­ри­ли ку­чу за­бав­ных по­дар­ков, но бы­ли сре­ди них и це­ле­вые. Лю­ба с се­м­­ь­ей и на­ша зна­ко­мая сбро­си­ли по 20 дол­ла­ров с тем, что­бы я по­ехал в од­но­днев­ную экс­кур­сию (за 80 дол­ла­ров) в Берк­шир­ские го­ры, хо­тя офи­ци­аль­но они на­зы­ва­ют­ся хол­ма­ми. Дей­­­­с­­тв­и­­те­ль­но, на­ивыс­шая точ­ка в них со­став­ля­ет все­го 1200 м.
   Еха­ли мы на "Фор­де" в точ­­­­н­о­с­ти та­ком же, ка­кой сын ку­пил для Да­ши. Ком­фор­та­бель­ная ма­ши­на, ко­то­рая вез­ла се­мей­ную па­ру -- экс­кур­со­во­да и во­ди­те­ля плюс чет­ве­рых ту­­­­р­и­с­тов. Я си­дел сза­ди со ста­ри­ком по име­ни Мо­ня, а впе­ре­ди си­де­ла его же­на Ци­ля и раз­­­­в­­а­­­ли­­­ва­­ю­ща­я­ся от ста­­­р­о­­с­ти и сла­­­­б­о­с­ти жен­щи­на Хи­ля. Что­бы Хи­ля мог­ла вой­ти в ма­ши­ну или вый­ти из ма­ши­ны ей да­ва­ли ска­ме­еч­ку, ко­то­рая все­­­г­да на­го­то­ве в этом чу­дес­ном экс­кур­си­он­ном бю­ро. Обе жен­щи­ны ока­за­лись на ред­кость сим­па­тич­ны­ми со­­­з­д­а­­н­и­я­ми, че­го не мо­гу ска­зать о сво­ем со­се­де Мо­не, хо­тя лич­но мне он ни­че­го пло­хо­го со­зна­тель­но не сде­лал. От не­го про­сто пло­хо пах­ло. Я му­чил­ся мыс­лью, что мне пред­сто­ит его обо­нять три с лиш­ним ча­са, и от это­го не­мно­го гру­­­с­тил. По­том ме­ня осе­ни­ло и я по­про­сил во­ди­те­ля по­дать мне по­боль­ше воз­ду­ха, что и бы­ло тот­час ис­пол­не­но. Вско­ре вонь ста­ло бы­­­­с­­т­ро уно­сить из са­ло­на. Мо­ня за­снул и на­чал хра­петь, но я был да­же рад это­му, по­то­му что у ме­ня не бы­ло ни­ка­кой охо­ты с ним об­щать­ся, тем бо­лее, что он не­сколь­ко раз чих­нул, не за­кры­ва­ясь, а по­том, за не­име­ни­ем но­со­во­го плат­ка стал су­шить свой нос паль­ца­ми и втя­ги­вать со­­­­­пли. Как все-та­ки мно­го оз­на­ча­ет при тес­ном об­ще­нии эле­мен­тар­ное вос­пи­та­ние! Для то­го оно, на­вер­ное, и да­ет­ся, что­бы лю­ди друг дру­га не раз­дра­жа­ли.
   Ме­­­ж­­ду тем по­езд­ка на­ча­лась. Мы ми­но­ва­ли Бо­­­с­тон, поль­зу­ясь тон­не­ля­ми и ка­­­ж­­дый раз оп­ла­чи­ва­ли про­езд че­рез них, на­прав­ля­ясь в даль­ний за­пад­ный угол Мас­са­чу­сет­са. Че­рез пол­то­ра ча­са ез­ды мы ос­та­но­ви­лись в при­ят­ном ме­­­с­те, где при же­ла­нии мог­ли ку­пить еду и пи­тьё, а так­же оп­ра­вить­ся. Мы от­да­ли пред­поч­те­ние толь­ко по­след­не­му, так как в про­грам­ме бы­ло ука­за­но, что нас бу­дут кор­мить. За­тем мы сно­ва по­гру­зи­лись и по­еха­ли в го­род Ви­л­­ь­­я­м­ста­ун, где пред­по­ла­га­лось сна­ча­ла по­се­тить му­зей но­вей­ше­го ис­­­к­у­­с­­ства, а за­тем му­зей Клар­ка, где хра­нит­ся бо­га­тей­шая кол­лек­ция Ре­­­н­у­­а­ра. Экс­кур­со­вод На­та­ша так ув­ле­ка­тель­но пе­ла об ис­­­к­у­­с­­стве Мо­дер­на, что я ре­шил по­пы­тать­ся по­сти­гнуть, в чем там соль и чем оно от­ли­ча­ет­ся от все­го, до­сти­гну­то­го ра­нее.
   Я все­­­г­да счи­тал, что в ис­­­к­у­­с­­стве, как и в на­уке важ­на пре­­­­е­­м­­­ств­ен­ность. На­ив­но ду­мать, что не­кий но­вый за­кон или за­ко­но­мер­ность мож­но ус­та­но­вить, не зная или пре­не­бре­гая тем ко­­­­л­­и­­­че­­с­т­вом зна­ний, ко­то­рое уже на­­­­к­­о­­п­­ле­но. И вот, там, где чув­­­­с­­тв­­о­­ва­лась связь с че­­­­л­­о­­­ве­­че­с­ким опы­том, я на­хо­дил для се­бя неч­то бо­лее или ме­нее ин­те­рес­ное, а в слу­чае пу­­­с­тых, ду­тых кон­цеп­ций я чув­­­­с­­тв­о­вал се­бя в ро­ли оду­ра­чен­но­го го­ло­го ко­ро­ля, ко­то­ро­му под­со­вы­ва­ют не­­­­с­­у­­­ще­­­с­­т­ву­ю­щее пла­тье. Вот, к при­ме­ру, при­хо­дим мы в пер­вый зал. Там ви­сят в воз­ду­хе на­ду­тые ге­ли­ем спаль­ные меш­ки раз­но­го цве­та. Из ка­­­ж­­­д­о­го меш­ка сви­са­ют ры­жие, чер­ные, бе­лые жен­ские во­ло­сы ("ху­дож­ник" да­вал по­нять, что вну­­­т­ри меш­ков спят жен­щи­ны. К ка­­­ж­­­д­о­му меш­ку ве­дет чер­ная тру­боч­ка от бал­ло­на с ге­ли­ем. Ав­тор -- мек­си­ка­нец. Зре­ли­ще, пря­мо ска­жем, ма­­­­л­­о­­­э­­­­с­­те­­ти­че­с­кое. Или вот, еще. Боль­шой зал. В од­ной ча­­­с­ти скульп­ту­ра од­но­го нем­ца (о ней речь осо­бо), а в дру­гой ча­­­с­ти -- ви­ся­щий на про­во­лоч­ках Тадж Ма­хал (по­мни­те, па­па из Ин­дии при­вез мра­мор­ный ма­кет?). Та­кой же ма­кет сля­пан из пло­хо про­кра­шен­но­го в све­коль­ный цвет цел­ло­фа­на. По­се­ти­те­ля ве­дут внутрь это­го со­ору­же­ния и объ­яс­ня­ют, что све­коль­ный Тадж Ма­хал во­пло­ща­ет меч­ту ав­то­ра о рае, или о чем-то весь­ма воз­вы­шен­ном. Но са­мое уди­ви­тель­но-гад­кое -- это "скульп­ту­ра" то­го са­мо­го нем­ца. Вас под­во­дят к не­кой кон­­­­с­т­ру­к­ции вы­со­той в два эта­жа. Эта кон­­­­с­т­ру­к­ция име­ет вид длин­но­го со­вка, рас­­­­ш­и­­р­­я­­­ю­­ще­го­ся кни­зу и за­пол­нен­но­го чем-то, на­­­­п­­о­­­ми­­на­ю­щим по­чер­нев­ший на­воз. А во­круг это­го со­вка на пре­крас­ном пар­кет­ном по­лу ва­ля­ют­ся ку­­­с­ки уве­ли­чен­но­го в пять раз че­­­­л­­о­­­ве­­­че­­с­ко­го ка­ла. Ими­та­ция на­столь­ко удач­ная, что поч­ти чув­­­­с­­тв­у­ешь за­пах гов­на! Хо­тя уже на­ста­ла по­ра по­есть, я по­­­ч­у­­в­­­ст­во­вал, что ме­ня за­му­ти­ло. Вся эта га­дость на­зва­на очень пре­тен­ци­оз­но: "Мол­ния, от­­­­р­а­­ж­­а­ю­­ща­я­ся во взгля­де сам­ца-оле­ня". Этот "скульп­тор" по име­ни Joseph Beuys, как ска­за­но в про­­­с­­п­ек­те, за­ни­ма­ет­ся проб­ле­ма­ми ис­­­­т­­о­­­ри­­­че­­с­ко­го сим­во­лиз­ма Се­вер­ной Ев­ро­пы, хри­с­ти­ан­ством и при­су­щей жи­вот­ным не­кой ду­хов­ной си­лой (Ка­ко­во со­че­та­ние! Пря­мо, как объ­яс­­н­е­ние не­по­нят­ных сил, дей­ству­ю­щих в Mistery Spot). Его ра­бо­ты, по его соб­­­­с­т­ве­­н­­но­му мне­нию, пре­сле­ду­ют цель по­ка­зать "по­бе­ду со­­­ц­и­­­а­­­л­и­­­с­­ти­­че­с­ко­го те­­­п­­ла и са­мо­оп­ре­де­ле­ния над ма­­­­т­е­­р­­и­­­а­­л­и­­с­ти­че­с­кой ре­шет­кой и от­­­­ч­­у­­ж­­­де­­ни­ем". Не ру­ча­юсь за аб­со­лют­ную точ­ность пе­ре­во­да, но то, что это гнус­ная аб­ра­ка­даб­ра, ру­ча­юсь. Вот та­ки­ми за­мо­роч­ка­ми пот­чу­ют не­ис­ку­шен­но­го зри­те­ля, а ис­­­к­у­­с­­­с­т­во­­ве­ды раз­во­дят во­круг этой бес­смыс­ли­цы глу­бо­ко­мыс­лен­ный ту­ман. В Рос­сии то­же есть та­кая лич­ность -- по­лу­по­эт-по­лу­скульп­тор, ша­хер-ма­хер от ис­­­к­у­­с­­ства, го­­­с­­­по­дин При­гов. Ви­де­ли бы вы, как с этим де­­­я­­­те­лем но­сят­ся де­воч­ки от ли­те­ра­ту­ры, на­зы­ва­ют его толь­ко по име­ни-от­­­­ч­­е­­с­т­ву, а он, взгро­моз­дясь на сце­ну, не стес­ня­ет­ся вы­да­вать пер­лы ти­па: " ...Ес­ли на­пи­сать сло­во ХУЙ на спи­не за­­­­г­о­­р­­а­­ю­ще­го на солн­це муж­чи­ны,... " Мы с же­ной то­­­г­да при­­­с­у­­т­­­с­т­во­­ва­ли в за­ле и, ус­лы­шав это за­ме­ча­тель­ное сло­во в чет­вер­тый раз за три ми­ну­ты, под­ня­лись и уш­ли.
   В сле­­­д­у­­ю­щем за­ле нам де­­­м­о­­н­­­с­т­­ри­­р­о­ва­ли за­вод­ные иг­руш­ки. Ок­на бы­ли за­де­ла­ны цвет­ны­ми стек­ла­ми, что со­зда­ва­ло празд­нич­ный пе­­­­с­­т­рый фон, а на по­лу бы­ло рас­став­ле­но не­сколь­ко ком­по­зи­ций. Од­на из них пред­став­ля­ла со­бой пять дет­ских де­ре­вян­ных ко­лы­бе­лей, вну­­­т­ри ко­то­рых бы­ло по­стла­но бе­лое оде­яль­це. Во­круг этих ко­лы­бе­лей по зам­кну­той кри­вой пу­­­­т­­е­­­ш­е­­­с­­т­­во­ва­ла ку­ше­точ­ка, на ко­то­рой воз­ле­жа­ла ку­коль­ная кош­ка в на­ту­раль­ный раз­мер. На­та­ша объ­яс­ни­ла нам, что кош­ка обе­ре­га­ет по­кой этих ко­лы­бе­лей. В дру­гом уг­лу сто­­­я­ла по­лу­тор­ная кро­вать, в ко­то­рой ле­жа­ли об­няв­шись две ку­коль­ные мы­ши, од­на се­рая, а дру­гая чер­ная, обе раз­ме­ром с ше­­­с­­­т­и­­­ле­т­не­го ре­бен­ка. Во­круг этой па­роч­ки по дру­гой зам­кну­той кри­вой пу­­­­т­­е­­­ш­е­­­с­­т­­во­ва­ла ги­гант­ская до­маш­няя та­поч­ка, на ко­то­рой си­дел здо­ро­вен­ный омар. Всё это на­по­ми­на­ло бред си­вой ко­бы­лы в лун­ную ночь, но чув­­­­с­­тв­­о­­ва­лось что-то бе­сов­ское...
   По­том мы про­шли в зал, где сто­­­я­ла обыч­ная эта­жер­ка, в ко­то­рой бы­ли раз­ло­же­ны сним­ки ста­рых ве­щей, об­на­ру­жен­ных на ка­ком-то Бо­гом за­бы­том скла­де. Ка­­­ж­­дый сни­мок сто­ил дол­лар и ря­дом с эта­жер­кой сто­ял со­вер­шен­но про­­­з­а­­­и­че­с­кий про­зрач­ный ящик, на­по­ло­ви­ну пол­ный дол­ла­ро­вы­ми бу­маж­ка­ми. По­том в тем­ном за­ле мы по­­­см­о­­­т­­ре­ли не­мой фильм о двух жен­щи­нах, ко­то­рые де­ла­ли ма­ки­яж и ту­­­а­лет. Од­на изо­бра­жа­ла сем­над­ца­тый век, а дру­гая -- на­ше вре­мя. Пер­вая при­не­сла кув­шин и та­зик, на­ли­ла во­ду в та­зик, на­мо­чи­ла в ней тря­поч­ку, от­жа­ла и ста­ла про­ти­рать ру­ки, шею и ли­цо, из­ред­ка об­ма­ки­вая тря­поч­ку в во­ду и от­жи­мая. Дру­гая ис­поль­зо­ва­ла со­вре­мен­ную ко­­­с­­­­ме­­ти­ку. Эти дей­­­­с­твия они ис­пол­ня­ли од­но­вре­мен­но, так что вы име­ли воз­мож­ность срав­ни­вать...
  
   Но са­мый-са­мый ат­трак­ци­он нам был по­дан на за­­­к­у­­с­ку.
   Ро­берт Виль­сон, аме­ри­ка­нец 1941 го­да ро­­­ж­­­д­е­ния, спе­­­ц­и­­а­лист в те­­­­а­­т­­р­аль­ном ис­­­к­у­­с­­стве, как нам объ­яс­ни­ли, ху­дож­ник и ди­зай­нер, во­пло­тил идею о кре­ст­ном пу­ти Хри­­­с­та на Гол­го­фу. Цер­ков­ни­ки под­счи­та­ли, что Хри­­­с­тос на сво­ем по­след­нем пу­ти ос­та­но­вил­ся 14 раз. Вот этим 14 ос­та­нов­кам и по­свя­щен ог­ром­ный зал (с аме­ри­кан­ским раз­ма­хом!). Пол за­ла ус­­­т­­лан свет­лым гра­ви­ем, по­се­ре­ди­не ко­то­ро­го по­ло­же­ны де­ре­вян­ные мост­ки. На гра­вии спра­ва и сле­ва сто­ят 12 са­до­вых до­ми­ков с од­ним окош­ком, но без две­рей. Вы иде­те по мост­кам и за­­­г­л­­я­­­ды­­ва­е­те в окош­ки. Но пе­ред этим вы долж­ны ми­но­вать не­кий ко­ло­дец, на­­­­п­­о­­­ми­­на­ю­щий уни­таз, в ко­то­ром пле­щет­ся крас­ная жид­кость. Из уни­та­за до­но­сит­ся ла­тынь -- это Пон­тий Пи­лат про­из­но­сит при­го­вор Хри­­­с­ту. Вре­мя от вре­ме­ни слы­шен звук спу­­­с­­к­­а­­е­мо­го уни­та­за. По за­мыс­лу ав­то­ра всё это оз­на­ча­ет смерт­ный при­го­вор Ии­су­су (а, мо­жет быть, Пон­тий Пи­лат умыл ру­ки и спу­­­с­тил во­ду). Вну­­­т­ри до­ми­ков изо­бра­же­ны вся­кие стра­шил­ки. В пер­вом сле­ва из гра­вия тор­чит очень ре­­­а­­­ли­­с­­тич­но сде­лан­ная ру­ка из крас­но­го вос­ка. Ста­ло быть, всё ос­таль­ное уже под зем­лей. На­зы­ва­ет­ся это: Ии­сус не­сет на пле­чах крест (?). В до­ми­ке на­пра­во ви­ден яг­не­нок, боль­ше по­хо­жий на здо­ро­вен­но­го эр­дель­терь­е­ра. Из его бо­ка то­же тор­чит ру­ка, но уже жел­то­ва­тая. Это на­зы­ва­ет­ся: Ии­сус па­да­ет под ве­сом кре­­­с­та (?). В сле­­­д­у­­ю­щем до­ми­ке сле­ва ви­сит ог­ром­ный ка­мень и две аб­­­­с­тр­ак­т­ные фи­гур­ки ли­цом друг к дру­гу под ним. Это Ии­сус встре­ча­ет­ся с ма­те­рью. Что бы­ло в чет­вер­том до­ми­ке я не по­мню, но ав­тор счи­та­ет, что это Си­мон по­мо­га­ет Ии­су­су не­сти крест. Что-то брез­жит мне, буд­то бы там в воз­ду­хе ви­се­ла ка­кая-то ме­бель. Даль­ше я со­­­в­сем не по­мню, но был там до­мик, где опять ви­сел ог­ром­ный ка­мень, а под ним по чер­ной до­рож­ке полз, как яще­ри­ца муль­­­­т­­и­­­­п­­ли­­­к­а­­ци­он­ный че­ло­ве­чек. В од­ном из до­ми­ков си­де­ло 6 ку­кол, изо­­­б­р­а­­ж­а­ю­щих жен­щин в мо­­­­н­­а­­ше­с­кой уни­фор­ме и дер­жа­щих в ру­ках спи­цы. Взгляд у них был со­вер­шен­но от­сут­ству­ю­щий, хо­тя по за­мыс­лу они долж­ны бы­ли оп­ла­ки­вать Хри­­­с­та. Со­дер­жи­мое двух по­след­них до­ми­ков я за­по­мнил. В од­ном из них сто­­­я­ла боль­шо­го ди­­­а­­м­е­т­ра стек­лян­ная тру­ба с зе­ле­ным рас­тво­ром, че­рез ко­то­рую про­буль­ки­вал­ся пу­зырь воз­ду­ха. Это оз­на­ча­ло, что Хри­­­с­тос рас­пят на кре­­­с­те. А в дру­гом до­ми­ке сто­­­я­ла в очень на­ту­раль­ных по­зах стая яр­ко-крас­ных без­гла­зых вол­ков с ве­ли­ко­леп­но сде­лан­ны­ми зу­ба­ми. Оз­на­ча­ло это, что Хри­­­с­тос уми­ра­ет на кре­­­с­те.
   В кон­це за­ла ви­се­ло неч­то вро­де очень вы­со­ко­го ви­­­г­­­ва­ма, раз­ре­зан­но­го по­по­лам и в нем го­ло­вой вниз опять же ви­сел бе­лый-бе­лый ма­не­кен. На­зы­ва­лось это Вос­кре­се­ние.
   Это бы­ло лю­бо­пыт­но, но не с точ­ки зре­ния ис­­­к­у­­с­­ства, а с точ­ки зре­ния че­­­­л­­о­­­ве­­че­с­ких за­мо­ро­чек, ко­­­г­да зри­тель­ные об­ра­зы пы­та­ют­ся вы­дать за му­зы­каль­ные. Ведь прав­да, ни­че­го аб­­­­с­тр­ак­т­ней му­зы­ки не сы­щешь!? Ведь ес­ли бы не рас­шиф­ров­ка, дан­ная ав­то­ром, мы бы в жиз­ни не до­га­да­лись по этим ужа­­­с­­­ти­кам, что про­ис­хо­дит. Ощу­ще­ние че­го-то мрач­но­го есть, но это и всё... Кста­ти, вре­мя от вре­ме­ни в за­ле воз­ни­кал звук, буд­то са­­­­м­о­с­вал раз­гру­жа­ет ку­зов с гра­ви­ем.
   Ста­рич­ки вы­хо­ди­ли из му­зея с ус­та­лым и гру­ст­ным ви­дом. Еще бы! На­тру­ди­ли но­ги, гла­за, уши, -- и всё за­зря! В хол­ле му­зея бы­ла мас­са ви­­­т­рин с аль­бо­ма­ми со­вре­мен­но­го ис­­­к­у­­с­­ства по су­мас­шед­шим це­нам. Бы­ли еще и су­ве­ни­ры, столь же без­вкус­ные и глу­пые, как аль­бо­мы и столь же до­ро­гие.
   Слов­но в уте­ше­ние, нас по­ве­ли в чу­дес­ное ка­фе, ко­то­рое со­дер­жит ли­то­вская се­мья, и там нас бес­плат­но по­кор­ми­ли очень вкус­ным су­пом и пи­ро­гом с ры­бой и мяс­ной на­чин­кой (по вы­бо­ру). На за­­­к­у­­с­ку да­ли ко­фе, шо­ко­лад­ки и па­ке­тик с чип­са­ми. Ста­рич­ки при­­­об­о­­­д­­ри­лись и да­же по­мо­ло­де­ли. Ме­ня пред­уп­ре­ди­ли пе­ред по­езд­кой, что кор­меж­ка под во­про­сом, и я взял с со­бой бу­тер­брод с чер­нос­ли­вом, ко­то­рый умял по до­ро­ге, что­бы он мне не ме­шал. А Мо­ня та­щил здо­ро­вен­ный па­кет и до не­го не до­тро­нул­ся. Же­на Мо­ни Ци­ля, не мог­ла оси­лить все­го обе­да и Мо­ня за­бот­ли­во упа­ко­вал с со­бой по­ло­ви­ну пи­ро­га с ин­дей­кой и чип­сы. Пос­ле чу­дес­но­го обе­да мы по­еха­ли к же­лан­ной це­ли -- в му­зей Клар­ка.
   Му­зей рас­по­ло­жил­ся на зе­ле­ной лу­жай­ке. Но­вое зда­ние му­зея не гар­мо­ни­ру­ет со ста­рым в том смыс­ле, что ар­хи­тек­тур­ный ком­плекс не по­лу­ча­ет­ся, од­на­ко ин­­­те­­­рь­ер му­зея пре­кра­сен. В хол­ле (как и по­всю­ду в Аме­ри­ке) идет бой­кая тор­гов­ля су­ве­ни­ра­ми и пре­крас­ны­ми аль­бо­ма­ми. Тор­гу­ют до­ро­го, но пуб­ли­ка бе­рет охот­но. Сей­час в про­да­же но­вин­ка -- пло­­­с­кий, как пу­­­д­­­­ре­­ни­ца фо­на­рик с очень яр­кой лам­поч­кой для ос­ве­ще­ния со­дер­жи­мо­го сум­ки или зам­ка ма­ши­ны. Фо­на­ри­ки ук­ра­ше­ны ре­­­п­­­р­о­­­дук­­ци­я­ми из Ре­­­н­у­­а­ра. Очень ми­ло. Сто­ит эта фи­тюль­­ка во­семь дол­ла­ров (!).
   Экс­по­зи­ция на­чи­на­ет­ся с аме­ри­кан­ско­го ис­­­к­у­­с­­ства. Не­сколь­ко впе­­­ч­а­т­­л­я­ю­щих ра­бот Сард­жен­та, есть и дру­гие ху­дож­ни­ки. Пре­крас­ная скульп­ту­ра ита­л­­ь­­­я­н­­ско­го ма­н­­­ь­­­е­­риз­ма 18-19 вв. Там же ра­бо­ты фран­цуз­ских ху­дож­ни­ков эпо­хи клас­си­циз­ма (ака­де­ми­ков). Ра­бо­ты пре­крас­ные. Пуб­ли­ка, ко­то­рая веч­но ищет идо­лов, ко­то­рым без­дум­но по­кло­ня­ет­ся, вна­ча­ле топ­та­ла им­­­пр­е­с­­с­­и­­о­ни­с­тов, а по­том воз­ве­ли­чи­ла без ме­ры, от­бро­сив, как хлам преж­нее ве­ли­кое ис­­­к­у­­с­­ство. Пуб­ли­ка -- ду­ра! Это зна­ют все ху­дож­ни­ки, но у пуб­ли­ки есть день­ги, а у ху­дож­ни­ков их нет.
   В сле­­­д­у­­ю­щем, свет­лом и боль­шом за­ле -- Ре­ну­ар. Сра­зу вам ска­жу, что ощу­ще­ние празд­ни­ка воз­ни­ка­ет сра­зу, но пос­ле пер­во­го при­сту­па ра­­­­д­о­с­ти на­чи­на­ешь осоз­на­вать, что не все ра­бо­ты рав­но­цен­ны. Есть ше­­­д­е­­в­ры, но есть и ра­бо­ты про­сто хо­ро­ше­го уров­ня. В том же за­ле пред­став­ле­ны ра­бо­ты Мо­не, Де­га и дру­гих им­­­пр­е­с­­с­­и­­о­ни­с­тов.
   А в сле­­­д­у­­ю­щих за­лах я про­сто ис­пы­тал шок. Я не был го­тов к вос­при­ятию ве­ли­ких ма­­­с­­­те­ров, ко­то­рые так скром­но и уют­но рас­по­ло­жи­лись в ле­вом кры­ле му­зея. Ка­кие кар­ти­ны, ка­кие име­на! Ди­ву да­ешь­ся, что во вре­ме­на Клар­ков (на­ча­ло ХХ ве­ка!) еще мож­но бы­ло сво­бод­но ку­пить та­кие ве­щи. Я-то ду­мал, что всё зна­чи­тель­ное дав­ным-дав­но хра­нит­ся в го­­­­с­у­­д­­ар­­­ст­вен­ных му­зе­ях. Тут я вспом­нил, что у ме­ня с со­бой фо­то­ап­па­рат и при­нял­ся без раз­бо­ра щел­кать кадр за ка­­­д­ром. Так, на­вер­ное, ве­дет се­бя за­яд­лый гриб­ник, на­по­ров­шись на по­лян­ку с бе­лы­ми гри­ба­ми... Тут ко мне по­до­шла слу­жи­тель­ни­ца му­зея и ска­за­ла, что фо­то­гра­фи­ро­вать в этом за­ле нель­зя. Я из­ви­нил­ся и ушел в дру­гой зал. Там я уви­дел фан­­­­т­а­­с­­­т­и­че­с­ки пре­крас­ный пей­заж Пи­сар­ро, вы­пол­нен­ный в пу­­­­а­­н­­­ти­­­­ли­­с­­ти­че­с­кой ма­не­ре. Тра­ва, ли­­­­с­­т­ва де­­­ре­­­вь­ев, не­бе­са си­­­я­ли не­­­­в­­ы­­­ра­з­имой кра­со­той. Я сде­лал два сним­ка, но уве­рен, что ка­ме­ра не смо­жет пе­ре­дать всё оча­ро­ва­ние кар­ти­ны.
   На за­­­к­у­­с­ку мы по­шли на вы­став­ку Тёр­не­ра. Там бы­ла мас­са на­ро­ду, по­сколь­ку шел пред­по­след­ний день вы­став­ки. Это был позд­ний Тёр­нер, ко­то­рый экс­пе­ри­мен­ти­ро­вал с цве­тос­ве­то­вой гам­мой при пе­ре­да­че пе­­­­р­е­­м­­е­н­­ч­и­во­с­ти мо­ря, ту­ма­на над ним и воз­ду­ха. Опи­сы­вать кар­ти­ны не ста­ну. Они до­ста­точ­но бес­пред­мет­ны. Они ско­рее суть не­кая му­зы­ка, чем кра­­­с­ки. Я рад, что по­зна­ко­мил­ся с ни­ми. Кста­ти, я ду­маю, что ре­­­п­­­р­о­­дук­ции ско­рее все­го да­дут ис­ка­жен­ное впе­чат­ле­ние о кар­ти­нах. Есть, на­вер­ное, та­кие кар­ти­ны, ко­то­рые не про­иг­ры­ва­ют от умень­ше­ния или уве­ли­че­ния (мы с удо­воль­ст­ви­ем смо­­­т­рим де­та­ли кар­тин ве­ли­ких ма­­­с­­­те­ров, вы­яв­лен­ные круп­ным пла­ном), но в слу­чае Тер­не­ра это не так. Его жи­во­пись дик­ту­ет­ся еще и раз­ме­ром со­тво­рен­но­го.
   Мы по­ки­да­ли му­зей Клар­ка ус­та­лые, и я ду­мал о длин­ной об­рат­ной до­ро­ге. Ока­за­лось,что экс­кур­сия на­ша еще не окон­че­на. Нас по­во­зи­ли по Ви­л­­ь­­я­м­­с­та­у­ну. Го­ро­док при­мер­ной чи­­­с­­­то­ты и ухо­­­ж­е­­н­­но­с­ти. Ос­нов­ное на­се­ле­ние -- сту­ден­ты и пре­по­да­ва­те­ли. Сто­­­и­мость квар­тир оше­­­л­о­м­­л­я­ю­щая, но сту­ден­ты бе­рут их для со­вме­ст­но­го про­жи­ва­ния, так что на ка­­­ж­­­д­о­го при­хо­дит­ся не очень мно­го.
   До­мой мы еха­ли дру­гой до­ро­гой. Уже смер­ка­лось, ко­­­г­да на­ши ги­ды за­вер­ну­ли в кро­шеч­ный го­ро­док (боль­шую де­рев­ню) под на­зва­ни­ем Шел­бёрн Фоллз. Че­рез го­ро­док про­те­ка­ет гор­ная реч­ка, она те­чет по кам­ням, об­ра­зуя пет­ли и во­до­па­ды (от­сю­да и на­зва­ние "фоллз"). Че­рез реч­ку пе­ре­ки­нут мост, по ко­то­ро­му не­­­­к­о­г­да хо­дил трам­вай­чик, а те­перь там вы­са­же­но мно­­­­ж­­е­­с­т­во са­мых раз­но­об­раз­ных цве­тов, и мост те­перь на­зы­ва­ет­ся мо­­­с­том цве­тов. Ве­чер­няя про­гул­ка по это­му мо­­­с­ту бы­ла уди­ви­тель­ной. По­том мы по­до­шли к пло­ти­не и уви­де­ли по­­­т­р­я­­с­а­ю­щее при­род­ное яв­ле­ние: дно быв­шей гор­ной ре­ки, по­кры­тое пло­­­с­­­ки­ми ка­мен­ны­ми пли­та­ми, бы­ло про­то­че­но, слов­но ги­гант­ским бу­ром, ог­ром­ным ко­­­­л­­и­­­че­­с­т­вом поч­ти иде­аль­ных ци­­­л­и­­н­­­­д­­р­и­че­с­ких от­вер­стий ди­­­а­­м­е­т­ром не ме­нее ме­­­т­ра. Ги­ды ска­за­ли, что од­ним из объ­яс­не­ний яв­ля­ет­ся ты­ся­че­лет­няя ра­бо­та во­ды, пе­ре­ме­шан­ной с пе­­­с­ком и мел­ки­ми кам­ня­ми, ко­то­рые кру­ти­лись и кру­ти­лись в во­до­во­ро­тах, по­сте­пен­но уг­луб­ляя ка­мен­ное ло­же. Ко­­­г­да-то, до при­хо­да ев­ро­пей­цев, ин­дей­цы очень це­ни­ли эту реч­ку из-за оби­лия в ней ло­со­ся. Дей­­­­с­­тв­и­­те­ль­но, с точ­ки зре­ния ме­та­ния ик­ры эти ци­­­л­и­­н­­­­д­­р­и­че­с­кие ямы в кам­не, на­вер­ное, иде­аль­ны.
   На­по­сле­док мы по­се­ти­ли ма­га­зин из­де­лий из цвет­но­го стек­ла, при ко­то­ром на­хо­ди­лось ку­­­с­­т­ар­ное про­­­­и­з­­в­­од­­ство. Всё это бы­ло, с мо­ей точ­ки зре­ния, не­до­ста­точ­но эс­те­тич­но, но за­бав­но. Це­ны на из­де­лия бы­ли су­мас­шед­шие, ку­да там Сва­ров­ско­му!
   Это бы­ла на­ша по­след­няя ос­та­нов­ка. Ги­ды по­со­ве­то­ва­ли нам схо­дить в ма­га­зин пе­ред до­ро­гой и при­ку­пить еды, ес­ли мы го­ло­дны. Од­на­ко у всех что-то бы­ло (кро­ме ме­ня), и мы по­еха­ли на сей раз с од­ной лишь ос­та­нов­кой по прось­бе Мо­ни, ко­то­рый хо­тел еще раз по­лю­бо­вать­ся ви­дом с го­ры на ве­­­­ч­е­­р­е­ю­щий пей­заж. Мы еще раз вы­шли из ма­ши­ны, и Мо­ня дол­го и кар­та­во вос­хи­щал­ся. Я ус­пел за­гля­нуть в ма­га­зин су­ве­ни­ров, где ку­пил ро­­­с­­к­ош­ный охот­ни­чий нож с ко­жа­ны­ми нож­на­ми за 11 дол­ла­ров (за­да­ром).
   Уже в су­мер­ках мы дви­ну­ли до­мой. Я бы­ло при­го­то­вил­ся под­ре­мать, но у Мо­ни про­снул­ся бе­ше­ный ап­пе­тит. Он раз­вер­нул не­до­еден­ный пи­рог и стал на­стой­чи­во пи­хать его в Ци­леч­ку. Же­на за­щи­ща­лась, как мог­ла, пе­ре­хо­дя на крик: "Я не хо­чу! Я не хо­чу! Я не хо­чу!!!" На­ко­нец Мо­ня ус­по­ко­ил­ся и съел пи­рог сам. Вид­но гор­ный пей­заж здо­ро­во по­шел ему на поль­зу, по­то­му что за­тем он вы­та­щил двой­ной бу­тер­брод и дол­го-дол­го унич­то­жал его. Я си­дел с за­кры­ты­ми гла­за­ми и не­на­ви­дел его за то, что он так со­пит. Но вот, хо­тя и бу­тер­бро­ду при­шел ко­нец, ужин Мо­ни еще не кон­чил­ся. Он вы­та­щил из меш­ка что-то рыб­ное (или овощ­ное) -- в тем­но­те я не уви­дел -- и сно­ва стал же­вать. Это бы­ло что-то силь­но па­ху­чее. Я вновь по­про­сил при­ба­вить нам воз­ду­ха в са­лон, по­то­му что по­­­ч­у­­в­­­ст­во­вал не­при­ят­ный спазм в же­луд­ке. Ме­­­ж­­ду тем, за­пах уси­лил­ся. Ко­­­г­да я при­от­крыл глаз, я уви­дел, что Мо­ня вы­ти­ра­ет рот и ру­ки клоч­ком бу­ма­ги, ко­то­рая на­пи­тав­шись мас­лом и спе­­­ц­и­­я­ми, из­да­ет в де­сять раз бо­лее силь­ный за­пах, чем по­гло­щен­ная еда. Я по­­­ч­у­­в­­­ст­во­вал, что сей­час по­про­шу Мо­ню уб­рать по­даль­ше бу­маж­ку из-под мо­­­е­го но­са, но в это вре­мя он по­лез за во­дой и уро­нил бу­тыл­ку на пол, ко­­­г­да он её во­дру­зил на ме­­­с­то, за­од­но бро­сил ту­да и во­ню­чую бу­маж­ку. Те­перь я мог за­крыть гла­за спо­кой­но. Воз­дух бы­­­­с­­т­ро очи­­­с­­т­ил­ся. В ок­но све­ти­ла пол­ная и яр­кая лу­на. Мо­ня за­снул пос­ле плот­ной еды, уро­нив го­ло­ву на грудь. Мы уже подъ­ез­жа­ли к Бо­­­с­­­то­ну, ко­­­г­да ма­ши­ну трях­ну­ло и он про­бу­дил­ся. Про­бу­дил­ся и на­чал зе­вать, да не как-ни­будь, а с дол­ги­ми за­­­­в­­ы­­­ва­­ни­я­ми. Ес­ли не­зна­ко­мый вам че­ло­век зев­нет в го­лос, вы, мо­жет быть, не об­ра­ти­те вни­ма­ния. Ну что по­де­ла­ешь, не все так хо­ро­шо вос­пи­та­ны, что­бы зе­вать без­звуч­но. Од­на­ко Мо­ня зев­нул в об­щей слож­­­­н­о­с­ти раз две­над­цать. Уже на тре­т­­ь­ем зев­ке я на­­­из­усть знал все мо­ду­ля­ции его го­ло­са и меч­тал его при­кон­чить. Что­бы раз­влечь­ся, я стал при­ду­мы­вать ком­би­на­ции из слов Ци­лия и Мо­ня и на­шел уни­каль­ное сло­во "Ми­­­­л­и­­ц­и­о­нер", ко­то­рое вме­ща­ло оба име­ни. По­мни­те на­шу иг­ру на уро­ках в шко­ле? -- нуж­но бы­ло при­ду­мать сло­ва, ис­поль­зуя бу­к­вен­ный ма­те­ри­ал ма­те­рин­ско­го сло­ва. Я ус­лож­нил за­да­чу. Мои сло­ва долж­ны бы­ли быть свя­за­ны в фра­зу. Я же со­чи­нил це­лый стих:
  
   -- Ми­рон ел ли­мон.
   -- Це но­мер!
   -- Цел ли Ми­рон?
   -- Не, он омер...
   И ещё:
   Ли­мон не мне и не Ци­ле. Ли­мон -- Мо­не!
   Ми­­­­л­и­­ц­и­о­нер, не ро­ни ли­цо Ци­ли и Мо­ни!
  
   На за­­­к­у­­с­ку я со­чи­нил со­­­в­сем в ду­хе рас­ска­за Ирак­лия Ан­д­ро­ни­ко­ва сло­во Ци­ле­мо­ния и пол­но­стью удов­лет­во­рил­ся. Ум­­­­с­т­ве­н­ная де­­­я­т­е­ль­ность встрях­ну­ла и ос­ве­жи­ла ме­ня.
  
   На­ко­нец, мы при­еха­ли в Бо­­­с­тон. Сим­па­тич­ную ста­руш­ку поч­ти на ру­ках вы­не­сли из ма­ши­ны, я тут же от­сел от Мо­ни и мне ста­ло со­­­в­сем хо­ро­шо. В Бо­­­с­­­то­не На­та­ша вновь ожи­ви­ла ми­­­к­­­ро­фон и ста­ла что-то рас­ска­зы­вать, но я уже был пе­ре­пол­нен впе­­­ч­а­­т­­­ле­­ни­я­ми и ни­че­го не за­по­мнил.
   Вот так за­кон­чи­лась на­ша экс­кур­сия в Берк­шир­ские го­ры, про­­­дл­и­в­­ш­а­я­ся че­тыр­над­цать ча­сов -- с вось­ми ут­ра до де­ся­ти ве­че­ра. Она бы­ла бы еще пре­крас­ней, ес­ли бы не...
   Спу­­­с­тя поч­ти пол­го­да я спра­ши­ваю се­бя, ну что я к не­му при­стал и ис­пор­тил тем са­мым и своё удо­воль­ст­вие, и вос­по­ми­на­ния о пу­­­­т­­е­­­ше­­с­т­вии. В ре­зуль­та­те по­лу­ча­ет­ся, что я сам се­бя об­ка­кал, ибо по­ка­зал пол­ное от­­­с­у­­т­­ствие тер­­­­п­­и­­мо­с­ти. На­вер­ня­ка, кто-ни­будь то­же дер­жит ме­ня за пре­не­при­ят­но­го ти­па, ко­то­рый шум­но смор­ка­ет­ся или чи­ха­ет, об­ла­да­ет скри­пу­чим го­ло­сом, ча­­­с­то го­во­рит глу­­­­п­о­с­ти или ба­­­на­л­­ь­­но­с­ти с ум­ным ви­дом, не уме­ет дер­жать се­бя за сто­лом, мно­го ест, не зна­ет чув­­­­с­тва ме­ры и про­чее, и про­чее. Пра­во, ино­­­г­да по­­­см­о­­т­ришь на се­бя в зер­ка­ло и бы­­­­с­­т­рее от­во­дишь гла­за -- смо­­­т­реть про­тив­но. А ино­­­г­да бы­ва­ет, что по­бре­ешь­ся, оде­нешь­ся, по­ду­ма­ешь о чем-ни­будь сто­­­я­щем и не­на­ро­ком гля­нешь в зер­ка­ло -- на те­бя смо­­­т­рит ум­ным взгля­дом впол­не сим­па­тич­ный по­жи­лой муж­чи­на. Ин­те­рес­но, кто это та­кой... Мо­жет быть, он ав­тор ши­ро­ко из­­­ве­­­­ст­­но­го ро­ма­на или сбор­ни­ка рас­ска­зов, или сти­хов. А, мо­жет быть, он пре­­­­у­­с­­­пе­­ва­ю­щий биз­­­н­е­­с­мен?
   Ка­кое сча­­­с­тье быть бо­га­тым и здо­ро­вым! А ес­ли со­­­в­сем не бо­га­тым и со­­­в­сем не здо­ро­вым? А ес­ли не со­­­в­сем бо­га­тым и не со­­­в­сем здо­ро­вым? А ес­ли чув­­­­с­­тв­у­ешь, что дав­но уже едешь с яр­мар­ки и не дер­жишь зла на тех, кто идет те­бе на сме­ну, про­сто под­чи­ня­ешь­ся по­то­ку вре­ме­ни и вя­ло так ждешь, не клю­нет ли зо­ло­тая рыб­ка? Зна­­­е­те ли вы, что это глу­пое и вя­лое ожи­да­ние чу­да я ощу­щаю, как ежед­нев­ное сча­­­с­тье! Мне при­ят­но, ку­пив би­лет за дол­лар, по­меч­тать о мил­ли­он­ном вы­иг­ры­ше. А вдруг! А по­че­му бы и нет! Ах, сколь­ких бы я по­ра­до­вал! Ка­кой бы я был граф Мон­те-Кри­­­с­то!
   По­слу­шай­те, а я ведь сей­час на од­ном ды­ха­нии на­пи­сал вам ро­ман под на­зва­ни­ем "Ро­­­ж­­­д­е­ние ро­ма­на" объ­­­­­емом в пол­стра­ни­цы. За­ви­дуй­те! Ап­ло­ди­руй­те! По­про­буй­те по­вто­рить, ес­ли смо­же­те!
  
   До­ро­гие Бо­реч­ка и Юлеч­ка, здрав­­­­с­т­ву­й­те!
   Мно­го­чис­лен­ные по­пыт­ки свя­зать­ся с ва­ми по те­ле­фо­ну не при­во­дят к ус­пе­ху. Вни­кать в при­чи­ну это­го нет ни­ка­ко­го же­ла­ния, по­то­му что на­до свя­зы­вать­ся с на­ши­ми те­ле­фон­ны­ми служ­ба­ми, го­во­рить на ан­­­г­­л­ий­ском язы­ке, что я тер­петь не­на­ви­жу... Ко­ро­че -- вот вам моё пись­мо.
   Я уз­нал, что Лю­ба го­во­ри­ла с ва­ми, ко­­­г­да зво­ни­ла Еле­не. Она мне пе­ре­да­ла, в ча­­­­с­­т­­но­с­ти, что ты, Бо­ря, да­вал чи­тать мою кни­жи­цу зна­­­ю­­­ще­му че­ло­ве­ку и она ему по­нра­ви­лась. Это мне очень ле­ст­но и хо­те­лось бы уз­нать, что это за че­ло­век и не мо­жет ли он по­ре­ко­мен­до­вать ко­му-ли­бо еще про­честь мой ро­ман.
   Кста­ти, хо­чу вам ска­зать, что мой ро­ман, не­дав­но сде­лан­ная по­весть, сце­на­рий и де­сят­ка пол­то­ра рас­ска­зов на­хо­дят­ся в биб­лио­те­ке Ин­тер­не­та в раз­де­ле "Биб­лио­те­ка Маш­ко­ва, жур­нал Са­миз­дат". С пуб­­­­л­­и­­­ка­­ци­я­ми здесь ту­го, жур­на­лов на рус­ском язы­ке ма­ло, а же­­­л­а­­ю­щих опуб­ли­ко­вать­ся -- тьма. По­ка уда­лось лишь опуб­ли­ко­вать два рас­ска­за, "От­кры­тое пись­мо Сол­же­ни­цы­ну" (и то в раз­де­ле пи­сем), не­сколь­ко сти­хов и всё. Сей­час ви­сит рас­сказ, ко­то­рый всё не­до­суг за­кон­чить.
   Я вас по­мню и люб­лю, и хо­чу что­бы мы все до­жи­ли до встре­чи, ко­то­рая уже на за го­ра­ми, и по­ра­до­ва­лись друг на дру­га.
   Ма­ме мо­ей тре­ть­­­е­го фе­­­в­­­ра­ля ис­пол­нит­ся 88 лет! Вот так дер­жать, мои до­ро­гие! Есть у неё ку­ча бо­лез­ней, но ум свет­лый. В ста­­­р­о­­с­ти это очень важ­но.
  
   В на­шей аме­ри­кан­ской жиз­ни, так же, как и в ва­шей рос­сий­ской ма­ло при­ме­ча­тель­но­го, по­сколь­ку и вы, и мы -- пен­­­с­и­­­о­­не­ры. Чи­та­ем книж­ки, я ре­гу­ляр­но чи­таю аме­ри­кан­скую бес­плат­ную га­зе­ту. Из­ред­ка хо­дим на му­зы­ку в Бо­­­с­тон. Род­ни мно­го, но ря­дом толь­ко Лю­ба с се­м­­ь­ей. Са­ма-то Лю­ба -- чу­дес­ная жен­щи­на, при­вле­ка­тель­ная в свои семь­де­сят три го­да и об­щи­тель­ная, ак­тив­ная в хо­ро­шем смыс­ле сло­ва.
   Во­об­ще же, наш Линн на­пич­кан ста­ры­ми ев­­­р­е­­я­ми, ко­то­рые ве­дут се­бя, с мо­ей точ­ки зре­ния, не все­­­г­да при­ят­но. Да не в этом де­ло. В Мос­к­ве я с та­ки­ми ни­­­­к­о­г­да не стал­ки­вал­ся, а эти... как буд­то их вы­та­щи­ли из глу­хо­го ев­рей­ско­го ме­­­с­­т­еч­ка се­ре­ди­ны де­вят­над­ца­то­го ве­ка. Они все та­кие са­мо­до­воль­ные, так страш­но ин­те­ре­су­ют­ся всем на све­те... В этой жа­­­ж­­­д­у­щей тол­пе, ру­коп­ле­щу­щей всем про­хо­дим­цам, при­­­­е­з­­ж­а­ю­щим сю­да в Аме­ри­ку на хал­ту­ру, я про­сто фи­­­­з­­и­­че­с­ки не мо­гу на­хо­дить­ся. Вот та­кой я ин­­­­д­­и­­­ви­­ду­а­лист! Я люб­лю по­треб­лять ис­­­к­у­­с­­ство (кни­ги, кар­ти­ны, му­зы­ку) в очень уз­ком кру­гу или в оди­ноч­ку.
   По­том эти идеи все­мир­ной ге­ге­мо­нии ев­­­р­е­­й­­ства, этот скру­пу­лез­ный под­счет про­цен­тов ге­ни­аль­ных ев­ре­ев... Де­ти этих но­­­­в­­о­­­о­­­б­р­а­щен­ных ста­ли аме­ри­кан­ца­ми, а вну­ки уже и рус­ско­го язы­ка не зна­ют. Боль­­­ш­и­­н­­ство хо­ро­шо и очень хо­ро­шо ус­­­т­­р­о­е­ны. Рос­сий­ская си­­­с­­­те­ма обу­че­ния да­ла очень мно­го тем, кто хо­тел учить­ся. Аме­ри­кан­ская си­­­с­­­те­ма школь­но­го обу­че­ния без­­­об­­р­аз­на. Есть да­же та­кой анек­дот: "Что та­кое аме­ри­кан­ская на­ука? Это ко­­­г­да рус­ские про­фес­со­ра чи­та­ют в Аме­ри­ке кур­сы лек­ций ки­тай­ским и ин­дий­ским сту­ден­там... "
   Из на­шей глу­бин­ки я смо­­­т­рю в свое про­шлое и уже не чув­­­­с­твую ин­те­ре­са к со­бы­ти­ям в Рос­сии. Это уже не мое. Вот толь­ко куль­ту­ра, ве­ли­чай­шая куль­ту­ра, к ко­то­рой ны­неш­ние хо­­­з­я­­е­ва Рос­сии не име­ют ни ма­лей­ше­го от­но­ше­ния.
   В од­ном из ро­­­с­­к­ош­но из­дан­ных и бес­плат­ных жур­наль­чи­ков на рус­ском язы­ке я про­чел за­бав­ное на­блю­де­ние, ко­то­рое пос­ле со­кра­ще­ния и прав­ки при­во­жу ни­же.
   "До и пос­ле еды в ре­­­с­­­­то­­ра­не к день­гам от­но­сишь­ся по раз­но­му. Ко­­­г­да го­ло­дный са­дишь­ся за стол, чув­­­­с­­тв­у­ешь се­бя по­ве­ли­те­лем им­пе­рии, ко­то­рый за це­ной не по­сто­ит. Цель од­на -- мак­си­мум еды в ми­ни­маль­ные сро­ки. На­ев­шись, уже не мо­жешь вспом­нить, что во­об­ще ко­­­г­да-то чув­­­­с­­тв­о­вал го­лод. Смо­­­т­ришь на жу­­­ю­щих и ду­ма­ешь: "Как они мо­гут столь­ко есть?" Ты рас­сте­ги­ва­ешь пу­го­ви­цу на брю­ках, от­­­од­­­­ви­­га­ешь с не­при­яз­нью ку­сок ро­­с­т­­­б­и­фа с не­ап­пе­тит­но тор­ча­щим окур­ком в кар­то­фель­ном пю­ре. Ты смо­­­т­реть не мо­жешь на еду до кон­ца дней сво­их... И вот тут-то при­но­сят счет. Он вы­зы­ва­ет не­до­уме­ние. "Что это? Как это воз­мож­но? Не­­­­­­уж­е­ли всё пра­виль­но и мы про­ели за пол­то­ра ча­са та­кую ку­чу де­нег?"
  
   Вот фра­зы из то­го же жур­наль­чи­ка, ко­то­рые мне по­нра­ви­лись:
   Жизнь -- это смер­тель­ная бо­лезнь, пе­­­­р­­е­­­да­­ва­е­мая по­ло­вым пу­тем.
   При­шел -- спа­си­бо, ушел -- боль­шое спа­си­бо.
   Из­ви­ни­те, что я го­во­рю, ко­­­г­да вы пе­­­­р­­е­­­би­­ва­е­те.
   Она при­еха­ла в Си­бирь и ис­пор­ти­ла ему всю ка­тор­гу.
   Ма­ло знать се­бе це­ну -- на­до еще поль­зо­вать­ся спро­сом.
   Ни­­­­к­о­г­да не бой­ся де­лать то, что не уме­ешь. Ков­чег был
   по­стро­ен лю­би­те­лем. Про­­­ф­е­с­­с­­и­­о­на­лы по­­­стр­о­­и­ли "Ти­та­ник".
   Ес­ли ты спо­ришь с идио­том, ве­ро­ят­но, то же са­мое де­ла­ет и он.
   При­ят­но, ко­­­г­да за­ме­ча­ют, что ты ска­зал ум­ное. Вдвой­не
   при­ят­но, ко­­­г­да не за­ме­ча­ют, что ты ска­зал глу­пость.
   Ес­ли смо­же­те, на­пи­ши­те мне. Я бу­ду сча­­с­т­­лив по­лу­чить от вас ве­­­с­­т­оч­ку.
   Ваш Олег Тра­­­с­­­т­а­­нец­кий.
  
   До­ро­гие мои, здрав­­­­с­т­ву­й­те!
   С ог­ром­ным удо­воль­ст­ви­ем вспо­ми­наю на­шу встре­чу. Для неё ха­рак­тер­ны ис­крен­ность и до­­­б­­­­ро­­­ж­­е­ла­­тель­ность, по ко­то­рой я дав­но со­ску­чил­ся. У ме­ня дав­но не бы­ло та­ко­го те­­­п­­­л­о­го ощу­ще­ния род­­­­с­тва. Не­сколь­ко слов о по­езд­ке. Го­­­с­­­­ти­­ни­ца ока­за­лась на ред­кость при­ят­ной. Скром­ная об­ста­нов­ка, ти­ши­на, от­лич­ный душ, ту­­­а­лет и би­де. Све­жие про­сты­ни и све­жие по­ло­тен­ца ка­­­ж­­дый день. Очень при­ят­ный зав­трак -- апель­си­но­вый сок, чай, ко­фе, мо­ло­ко плюс бу­лоч­ки, дже­мы пя­ти сор­тов, мёд, су­ха­ри­ки и плав­ле­ный сыр. Мож­но бы­ло и на­брать с со­бой на ужин, что я ис­прав­но и де­лал. Оча­ро­ва­ние Фло­рен­ции в том, что при сво­ем пер­во­ста­тей­ном ста­ту­се го­ро­да-му­зея она ос­та­ет­ся ти­хим про­вин­ци­аль­ным го­ро­дом в пре­де­лах сво­­­е­го ис­­­­т­­о­­­ри­­­че­­с­ко­го цен­­­т­ра.
   Дол­жен при­знать­ся, что я -- не та­кой уж круп­ный спе­­­ц­и­­а­лист в ис­­­к­у­­с­­стве, и по­то­му, со­зер­цая бес­ко­неч­ные бо­­­­ж­­е­­­с­т­­вен­ные сце­ны на по­лот­нах ве­ли­ких ма­­­с­­­те­ров, я от­кро­вен­но ску­чал. Ну, по­ду­май­те са­ми, сколь­ко мож­но со­зер­цать ва­ри­ан­тов Ма­дон­ны с мла­ден­цем! Ко­­­г­да я вер­нул­ся до­мой, то в го­ло­ве у ме­ня бы­ла ка­ша, и я уже во­об­ще не мог вспом­нить, что же ме­ня вос­хи­ща­ло до по­езд­ки во Фло­рен­цию и что я меч­тал уви­деть в ори­ги­на­ле. Вер­нув­шись до­мой, я от­крыл кни­гу о Фло­рен­ции, ку­­­п­­­ле­н­ную в Лин­не, и на­шел, что в кни­ге всё го­раз­до кра­си­вее и ин­те­рес­нее.
   Впро­чем, это ка­са­ет­ся в ос­нов­ном жи­во­пи­си. А вот скульп­ту­ра и ар­хи­тек­ту­ра дей­­­­с­­тв­и­­те­ль­но по­ра­жа­ют. Фло­рен­тин­цы раз­ум­но, с точ­ки зре­ния эко­но­ми­ки, раз­­­м­е­­­с­­ти­ли Ми­ке­ланд­же­ло в раз­ных му­зе­ях. В ка­­­ж­­дый му­зей ку­пи­те-ка по би­ле­ти­ку. Но то, что я уви­дел, вый­дя на пло­щадь "Пьяц­ца Век­кио", бы­ло для ме­ня, как удар мол­нии.
   Я ещё про­ду­маю и, мо­жет быть, на­пи­шу вам бо­лее по­дроб­но о сво­ем пу­­­­т­­е­­­ше­­с­т­вии, в ко­то­ром я, не­­­см­о­­т­ря на тя­го­ты пу­ти и проб­ле­мы со здо­­­ро­­­вь­ем, был от­ча­ян­но сча­­с­т­­лив и мо­лод, как сту­дент.
   Как пе­ре­дать оча­ро­ва­ние мо­мен­та, ко­­­г­да вы иде­те не­ши­ро­кой ули­цей и вдруг она впа­да­ет в ог­ром­ную пло­щадь, и вам от­кры­ва­ет­ся бо­­­­ж­­е­­­с­т­­вен­ная пер­спек­ти­ва с ар­хи­тек­тур­ным ан­сам­блем па­лац­цо Век­кио, ко­то­рый сто­ит на од­но­имен­ной пло­ща­ди, и пе­ред ним фон­тан, ук­ра­шен­ный ги­гант­ской фи­гу­рой оке­ан­ско­го бо­­­­ж­­е­­с­т­ва, ок­ру­жен­но­го вся­кой мор­ской жив­­­­н­о­с­тью, а ря­дом бо­же­ст­вен­ный Да­вид ра­бо­ты Ми­ке­ланд­же­ло. Но мой взгляд, как за­ча­ро­ван­ный, идет впра­во, ту­да, где сто­ит мой ку­мир -- Брон­зо­вый Пер­сей, дер­жа­щий в ле­вой ру­ке го­ло­ву Гор­го­ны, а в пра­вой -- из­я­­щ­ный меч. У ка­­­ж­­­д­о­го лю­би­те­ля из­я­­щ­ных ис­кусств дол­жен быть свой "лич­ный" ма­­­с­тер, ко­то­рый ему бли­же всех ос­таль­ных. Так по­лу­чи­лось, что мне бли­же все­го Бен­ве­ну­то Чел­ли­ни -- во­ин, хра­­­б­рец, юве­лир, скульп­тор, ху­дож­ник, пи­са­тель и по­эт. По раз­но­об­ра­зию та­лан­тов он не ус­ту­па­ет Ми­ке­ланд­же­ло, ус­ту­па­ет толь­ко, по­жа­луй, мас­шта­бом со­де­ян­но­го. И ведь он пре­крас­но по­ни­мал это и не тер­зал­ся, по­то­му что был че­ло­ве­ком гар­мо­нич­ным и са­­­­м­о­­д­­о­­­с­т­а­точ­ным. Это вам не пуш­кин­ский Са­л­­­ь­­е­ри, ко­то­рый, бу­ду­чи ге­ни­ем му­зы­ки, ос­­­т­ро за­ви­до­вал Мо­цар­ту, по­то­му что Мо­царт был еще силь­нее (прав­да, это Пуш­кин­ская трак­тов­ка, как оно бы­ло на са­мом де­ле, я не знаю). Что же ка­са­ет­ся судь­бы, то она у Чел­ли­ни ку­да как бо­га­че со­­­­б­ы­­т­и­я­ми.
   Как ге­ни­аль­но ска­зал о них, ти­та­нах эпо­хи Ре­нес­сан­са все­ми об­ру­ган­ный Маркс: "Эта эпо­ха ну­­­ж­­­д­а­лась в ти­та­нах и она со­зда­ла ти­та­нов!"
   И вот на фо­не этих ве­ли­ких и не­­­­д­­о­­­ся­­га­е­мых я су­шу под солн­цем свою ста­рую шку­ру и ду­маю: "А ведь и мне да­ны за­дат­ки твор­­­­ч­­е­­с­т­ва! Я мо­гу ри­со­вать, кра­сить, пи­сать сти­хи, рас­ска­зы, со­чи­нять му­зы­ку, ста­вить опы­ты... Про­сто мои да­ро­ва­ния в ка­­­ж­­дом из пе­ре­чис­лен­ных на­прав­ле­ний очень скром­ны, но, мо­жет быть, в ка­ком-то ко­ле­не они про­явят­ся с не­ожи­дан­ной си­лой и о мо­ем от­да­лен­ном по­том­ке кто-ни­будь бу­дет го­во­рить, как о че­ло­ве­ке эн­­­ц­и­­к­­­л­о­­­п­е­­ди­че­с­ки ши­ро­ком, о его ти­та­низ­ме..., но я ни­­­­к­о­г­да об этом не уз­наю. И мой от­да­лен­ный по­то­мок то­же не уз­на­ет, что его пра-пра-пра­дед пред­вос­хи­тил ро­­­ж­­­д­е­ние ге­ния, не­су­ще­го бес­цен­ный ген ге­­­­н­и­­а­­ль­­но­с­ти от дав­но за­бы­то­го пред­ка".
  
   И ещё об од­ной не­даль­ней по­езд­ке на за­­­к­у­­с­ку.
   Как вы зна­­­е­те, я не та­кой уж лю­би­тель экс­кур­сий. Я не то что ми­­­з­а­н­т­роп, но в боль­шом кол­лек­ти­ве мне не­уют­но. И вот, как я не от­не­ки­вал­ся, Ли­на с Лю­бой за­та­щи­ли ме­ня в ав­то­бус­ную экс­кур­сию по Бо­­­с­­­то­ну. Ус­­­т­­р­о­и­тель экс­кур­сии, нек­то М.М., раз­жег на­ше лю­­­­б­о­­п­­ыт­­ство тем, что ве­че­ром нас по­ве­зут на встре­чу с мэ­ром Бо­­­с­­­то­на -- То­ма­сом Ме­ни­но, ко­то­рый бу­дет всех уго­щать бар­бе­кю. Я пред­ста­вил се­бе что-то вро­де ран­чо, где под от­кры­тым не­бом бу­дут рас­ки­ну­ты сто­лы, где бу­дут об­но­сить ви­ном и про­чее...
   Экс­кур­сию с кон­цов­кой у мэ­ра на­зна­чи­ли на де­вять трид­цать ут­ра. Мы с Ли­ной, ес­­­­т­­е­­­с­т­­вен­но, по­­­стр­о­­и­лись за пол­ча­са до сро­ка, но зря. Ав­то­бус опоз­дал на час, так как ко­­­­л­­и­­­че­­с­т­во же­­­л­а­­ю­щих пре­вы­си­ло чис­ло мест и во­ди­те­лю при­шлось во­ро­тить­ся и взять дру­гой ав­то­бус -- по­­­в­м­е­­с­­­ти­­тель­ней. И вот мы за­лез­ли, гид ока­зал­ся пре­крас­ным и по­ка еха­ли к Бо­­­с­­­то­ну, раз­вле­кал вся­ки­ми ис­­­­т­о­­р­и­я­ми. По­том ока­за­лось, что во­ди­тель (жен­щи­на лет пя­ти­де­ся­ти) не зна­ет Бо­­­с­­­то­на и, кро­ме то­го, ни­­­­к­о­г­да не во­ди­ла та­ких ог­ром­ных ав­то­бу­сов. По­это­му ка­­­ж­­дый по­во­рот я от­сле­жи­вал с за­ми­ра­ни­ем серд­ца (мы си­де­ли пря­мо за во­ди­те­лем), а гид всё вре­мя от­вле­кал­ся от глав­ной те­мы и го­во­рил ей, где и ку­да по­во­ра­чи­вать.
   Сна­ча­ла все шло глад­ко. Мы вы­лез­ли воз­ле биб­лио­те­ки Дж.Кен­не­ди (ка­­­­­ж­­дый пре­зи­дент по тра­ди­ции ос­тав­ля­ет пос­ле се­бя биб­лио­те­ку). Зда­ние биб­лио­те­ки по­ра­жа­ет во­об­ра­же­ние. Ар­хи­тек­тор -- ки­та­ец. К со­жа­ле­нию, из-за за­держ­ки на стар­те гид дал нам все­го де­сять ми­нут на вы­лезть-по­­­­с­м­о­­т­реть-и влезть об­рат­но в ав­то­бус, так что уви­дел я ма­ло. По­том мы по­еха­ли по ис­­­­­­­т­­­о­­­ри­­че­с­ким ме­­­­с­там Бо­­­­­с­­­то­на и за­шли в ста­рую цер­ковь, на ко­то­рую один па­рень по­ве­сил фо­на­ри, что­бы дать си­гнал на­ча­лу во­ен­ных дей­­­­­­с­твий про­тив ан­­­­­г­­­ли­чан. Это бы­ло две­­­­с­ти с лиш­ком лет на­зад, ко­­­­г­да США, со­­­­с­т­о­­я­щие из 13 шта­тов, на­ча­ли вой­ну за не­за­ви­си­мость от Ан­­­­г­лии. Ну, цер­­­­к­вей я по­ви­дал на сво­ем ве­ку не­ма­ло и ку­да стар­ше этой. По­шли мы на ав­то­бус, се­ли и по­еха­ли смо­­­­т­реть дру­гие до­­­­­с­т­­о­­­­п­­­­­р­­и­­­м­е­ч­а­­тель­но­с­ти. И тут вы­яс­ни­лось, что ка­кая-то ста­ру­ха от­ста­ла от экс­кур­сии. Ав­то­бус встал и наш гид вме­­­­с­те с М.М. по­бе­жа­ли на­зад к цер­­­­к­ви её ис­кать. Они вер­ну­лись ни с чем ми­нут че­рез со­рок. То­­­­г­да ре­ши­ли объ­­­­­­­ехать весь квар­тал на на­шем ав­то­бу­се. Ес­ли по­ста­вить наш ав­то­бус на по­па, то по­лу­чит­ся че­ты­рех­этаж­ный дом. Раз­вер­нуть­ся с ним в ита­л­­­­ь­­­ян­ском квар­та­ле, где мы бы­ли, про­сто не­воз­мож­но. Да еще и ква­ли­фи­ка­ция на­ше­го во­ди­те­ля та еще! Ко­ро­че -- за­лез­ли мы в од­ну уз­кую улоч­ку, за­хо­те­ли по­вер­нуть -- а не по­лу­ча­ет­ся. С двух сто­рон на этой уз­кой улоч­ке сто­ят при­пар­ко­ван­ные ма­ши­ны. И вот мы ни ту­да, ни сю­да. Со­вет­чи­ков сбе­жа­лось до сот­ни. Все ма­шут ру­ка­ми, кри­чат. На­ко­нец, она при­ня­ла един­­­­­­с­­т­ве­н­но пра­виль­ное ре­ше­ние -- да­ла зад­ний ход, и мы про­пи­ли­ли две ули­цы за­дом, а наш гид ди­ри­жи­ро­вал её дей­стви­я­ми. Ко­­­­г­да она ухи­­­­­т­­­ри­лась вы­ехать, не за­це­пив ни од­ной ма­ши­ны, мы на­гра­ди­ли её ап­ло­дис­мен­та­ми. На все эти ма­­­­­н­е­­в­ры уш­ло еще око­ло ча­са. А той ста­ру­хи нет и не пред­ви­дит­ся. М.М. кри­чит: "А до­ку­мен­ты с ней или нет?" Со­сед­ка ста­ру­хи от­ве­ча­ет, что до­ку­мен­ты ле­жат в су­моч­ке, а су­моч­ку она ос­та­ви­ла в ав­то­бу­се. На­ко­нец со­об­ра­зи­ли и по­зво­ни­ли в по­ли­цию. Так и так, мол, нас пять­де­сят че­ты­ре, а она од­на и про­па­ла. И что вы ду­­­­­м­а­­е­те?! Че­рез две ми­ну­ты эта ста­рая пе­реч­ни­ца на­шлась. Си­дит в по­ли­ции. М.М. го­во­рит на­шей шо­фер­ке: "Пусть ста­ру­ху (Ру­фа её зо­вут) при­ве­зут в ки­тай­ский бу­фет, где мы бу­дем обе­дать". Тут ей в по­ли­ции да­ли труб­ку и пер­вое, что она ска­за­ла -- "я хо­чу ку­шать".
   При­вез­ли нас в бу­фет и мы хо­ро­шо под­кре­пи­лись, но на это ушел еще час. Тем вре­ме­нем ста­ру­ху при­вез­ли, и она то­же при­ня­ла уча­­­с­тие в об­щей тра­пе­зе. По-мо­­­е­му, мы со­жра­ли в бу­фе­те всё, что бы­ло съе­доб­но. Ухо­дя, мы ос­та­ви­ли "вы­жжен­ную зем­лю". Ох, силь­ны на­ши ев­реи! Ох, силь­ны!
   Мы сно­ва за­лез­ли в ав­то­бус и по­еха­ли смо­­­т­реть "Кон­­­сти­­­ть­юшн", по на­ше­му "Кон­сти­ту­ция". Но в том ме­­­с­те, где на­до бы­ло сой­ти, всё бы­ло пе­ре­ры­то. По­это­му мы сде­ла­ли по­лу­круг и уви­де­ли на раз­во­ро­те три мач­ты ле­ген­дар­но­го ко­раб­ля. Мне-то, впро­чем, это­го бы­ло впол­не до­ста­точ­но. По­том мы по­еха­ли в Гар­вард­ский уни­вер­си­тет смо­­­т­реть ста­тую ос­но­ва­те­ля, пор­­­т­рет ко­то­ро­го ник­то не зна­ет и по­то­му для па­мят­ни­ка вы­бра­ли пар­ня по­смаз­ли­вее. Од­на­ко встать по­­­б­л­­и­­зо­с­ти мы не су­ме­ли и по­то­му удов­лет­во­ри­лись опи­са­ни­ем на сло­вах. Гид нам по­пал­ся очень сло­­­­в­о­­о­­­хо­т­ли­вый. Мы объ­­­­­­ех­а­ли Гар­вард­ский уни­вер­си­тет за пять ми­нут и по­шли в ме­ст­ный му­зей при­ро­ды, в ко­то­ром я уже был пять раз. Я за­шел, ку­пил па­ру ми­не­раль­чи­ков и спу­­­с­­т­ил­ся вниз к ав­то­бу­су. Че­рез пол­ча­са вся на­ша тол­па вы­ва­ли­лась из му­зея (они там смо­­­т­­­ре­ли кол­лек­цию рас­те­ний, ко­то­рую сде­ла­ли мно­го-мно­го лет на­зад два че­ха, сде­ла­ли из цвет­но­го стек­ла, не­от­ли­чи­мо от жи­вых рас­те­ний). Тут наш гид ска­зал, что вре­ме­ни на экс­кур­сию не ос­та­лось и мы по­еха­ли на встре­чу с мэ­ром Ме­ни­но.
   Я так плот­но за­ку­сил у ки­тай­цев, что не чув­­­­с­­тв­о­вал ни ма­лей­ше­го ап­пе­ти­та к бар­бе­кю, хо­тя бы и с ви­ном. Ме­­­ж­­ду тем, мы ос­та­но­ви­лись воз­ле до­ро­го­го ма­га­зи­на, где долж­ны бы­ли сле­до­вать в па­ре со школь­ным ав­то­бу­сом, на ко­то­ром долж­ны бы­ли ехать бо­­­с­­т­он­ские ев­реи. Наш ак­ти­вист до­го­во­рил­ся, что к Ме­ни­но по­едут все при­гла­шен­ные плюс на­ша экс­кур­сия. Вре­мя уже при­бли­жа­лось к се­ми ча­сам, а мы всё не еха­ли. Я чув­­­­с­­тв­о­вал, что экс­кур­сия не уда­лась, но ждал, что при­ем у Ме­ни­но ис­ку­пит по­те­рян­ное вре­мя и день­ги (за это "зре­ли­ще" мы с Ли­ной за­пла­ти­ли 80 дол­ла­ров!).
   На­ко­нец, мы при­­­стр­о­­и­лись в зад к школь­но­му ав­то­бу­су и по­еха­ли с че­­­­р­е­­па­­шь­ей ско­­­­р­о­с­тью по длин­ной, как ко­ро­вьи киш­ки, улоч­ке под на­зва­ни­ем Гайд парк. Я всю до­ро­гу ду­мал, что вот-вот от­кро­ет­ся вид на ро­­­с­­к­ош­ную усадь­бу с пру­да­ми и ле­бе­дя­ми, a под де­­­ре­­­­в­ь­я­ми ог­ром­но­го са­да об­на­ру­жат­ся сто­лы со вся­кой вкус­ной сне­дью... Чер­та с два! Мы пи­ли­ли и пи­ли­ли по этой бес­ко­неч­ной киш­ке, под­би­ра­ли по пу­ти еще и дру­гих ев­ре­ев и вдруг впе­ре­ди уви­де­ли тол­пу, над ко­то­рой вил­ся си­ний дым. Нам ска­за­ли, что мы при­еха­ли.
   Сре­ди не­­­­к­­а­­зи­с­тых двух­этаж­ных до­ми­ков сто­ял кро­шеч­ный до­мик Ме­ни­но. На ули­це пе­ред до­мом сто­­­я­ли ман­га­лы, на ко­то­рых жа­ри­лись со­­­с­и­­с­ки и гам­бур­ге­ры. А тол­па ока­за­лась оче­ре­дью, ко­то­рая сто­­­я­ла за этой "едой". Сбо­ку че­рез ули­цу сто­ял при­ла­вок, с ко­то­ро­го по­да­ва­ли си­­­т­ро со льдом. Лю­ди вы­но­си­ли из оче­ре­ди бу­лоч­ки с со­­­с­и­­­с­­ка­ми и с ап­пе­ти­том их по­жи­ра­ли. Са­мо­го Ме­ни­но я не ви­дел, но мне ска­за­ли, что он скром­но сто­ял воз­ле сво­­­е­го до­ма. Наш М.М. хо­тел ему по­да­рить бу­тыл­ку ар­мян­ско­го ко­н­­­ь­­я­ка, рус­ский чай и ита­л­­ь­­­ян­ские кон­фе­ты, но не по­да­рил, по­то­му что об­ста­нов­ка бы­ла не­­­т­о­­р­­­же­­­с­­т­вен­ной. Ко­ро­че го­во­ря, мы с Ли­ной по­топ­та­лись сре­ди жу­­­ю­щей тол­пы, Ли­на жа­ло­ва­лась, что у неё пос­ле ки­тай­ско­го бу­фе­та бо­лит же­лу­док, а я про­кли­нал свою до­вер­чи­вость, что по­зво­лил втя­нуть се­бя в это ду­рац­кое ме­ро­при­ятие. При мыс­ли, что нам еще на­до воз­вра­щать­ся по этой же уз­кой ули­це, мне бы­ло кис­ло. Как я и ожи­дал, на­ша шо­фер­ка при раз­во­ро­те за­це­пи­ла-та­ки чью-то ма­ши­ну. Вы­зва­ли по­ли­цию, то да сё, офор­ми­ли про­то­кол, а мы всё си­дим, всё ждем, ко­­­г­да же нас по­ве­зут до­мой. На­ко­нец по­еха­ли. И тут ока­за­лось, что шо­фер­ка не зна­ет, как нам ехать че­рез Бо­­­с­тон в наш лю­би­мый Линн. К сча­­­с­тью, в ав­то­бу­се ока­зал­ся один ев­рей, ко­то­рый при­бли­зи­тель­но знал, ку­да ехать. Ко­­­г­да мы уви­де­ли но­мер сво­ей до­ро­ги, на­ше­му ли­ко­ва­нию мог по­за­ви­до­вать сам Ро­бин­зон Кру­зо, уви­дев­ший ко­рабль. Боль­ше всех ра­до­ва­лась шо­фер­ка, ко­то­рую зва­ли Лин­да. В кон­це пу­­­­т­­е­­­ше­­с­т­вия она нам ста­ла со­­­в­сем род­ной, и ей по­да­ри­ли ог­ром­ную ко­роб­ку кон­фет, ко­то­рая вна­ча­ле пред­на­зна­ча­лась Ме­ни­но.
   Мы вы­ва­ли­лись из ав­то­бу­са в Лин­не и с ра­­­­д­о­с­тью вдох­ну­ли све­жий, про­пи­тан­ный оке­­­а­ном воз­дух.
  
   Здрав­­­­с­т­ву­й­те, до­ро­гие дру­зья!
   Вот как мы го­во­ри­ли рань­ше -- всё те­чет, ни­че­го не ме­ня­ет­ся. По­то­му что вся си­­­с­­­те­ма, не­­­см­о­­т­ря на край­не не­при­ят­ные сто­ро­ны, со­зда­ва­ла впе­чат­ле­ние не­обык­но­вен­ной ста­­­би­л­­ь­­но­с­ти. И впе­чат­ле­ния на­ши не ме­ня­лись. А тут -- пер­вые впе­чат­ле­ния, по­том вто­рые, по­том тре­тьи. На хо­ду про­ис­хо­дит раз­вен­ча­ние ми­фов об аме­ри­кан­ской жиз­ни, а что­бы по­яв­ля­лись но­вые, так нет. Се­­­к­­­ре­ты ус­пе­ха тща­тель­но скры­ва­ют­ся и ка­­­ж­­дый про­кла­ды­ва­ет до­ро­гу к про­цве­та­нию в оди­ноч­ку. Здесь сло­во "МЫ" в на­шем по­ни­ма­нии, не ко­ти­ру­ет­ся во­об­ще. Как го­во­рил ко­­­г­да-то мой со­кур­сник: "Мы-ы-ы в хле­ву сто­ят!"
   Но я вер­нусь к раз­вен­чан­ным ми­фам и ра­­­­з­о­­­­­­ч­а­­­­р­о­­ва­ни­ям. Ко­­­­г­да я чи­тал рань­ше в ме­ст­ной бо­­­­с­­­т­он­ской га­зе­те "Ме­­­­т­ро" о ежед­нев­ных на­силь­ст­вен­ных пре­­­­­с­­т­­­­у­­п­­­ле­­ни­ях, то от­но­сил­ся к это­му фи­ло­соф­ски-от­стра­нен­но. Ма­ло ли кто там что-то с кем-то не по­де­лил! Стрель­ба в ме­­­­т­ро? Рас­стрел учи­те­лей и уче­ни­ков в соб­­­­­­с­­т­ве­н­ной шко­ле? Мас­со­вые из­на­си­ло­ва­ния, по­хи­ще­ние и на­си­ло­ва­ние де­тей? Рас­стрел про­хо­жих из снай­пер­ской вин­тов­ки? Всё это от­ме­та­лось со­зна­ни­ем, так как не ук­ла­ды­ва­лось в миф о бла­го­по­луч­ной стра­не. На­вер­ное, еще дей­­­­­­­с­­­тв­­о­­ва­ла мар­­­к­­­­с­­ис­т­ско-ле­нин­ская уто­пия, что пре­­­­­с­­т­­­у­­п­­ле­ния по­­­­­­­р­­­­о­­ж­­­да­­ют­ся ни­ще­той и го­ло­дом. Я вам уже пи­сал, что Аме­ри­ка за­ва­ле­на про­дук­та­ми пи­та­ния. Сей­час ста­ло вро­де-бы по­пло­ше, но ко­­­­г­да мы при­еха­ли из веч­но­го­лод­ной Рос­сии, бес­плат­ные раз­да­чи ве­ли­ко­леп­ных про­дук­тов про­сто оше­лом­ля­ли. Ка­кой там сти­мул к ра­бо­те! -- Хо­ди по цер­­­­к­вам с боль­шим рюк­за­ком и мо­жешь ни­че­го, кро­ме ви­на и вод­ки, не по­ку­пать. В Thrift-Shop'e, то есть в ма­га­зи­не по­дер­жан­ных ве­щей, или на бло­ши­ном рын­ке, или на ярд-сэй­ле мож­но за дол­лар ку­пить джин­сы (ча­­­­с­то с яр­лы­ком), не­сколь­ко ру­ба­шек за дру­гой, па­ру от­лич­ных крос­со­вок или ту­фель за па­ру дол­ла­ров и т.д. На по­мой­ке мож­но взять ис­прав­ный те­ле­ви­зор, ме­бель, книг вез­де ва­ля­ет­ся на­ва­лом. Ко­ро­че, -- всё есть и на этом фо­не -- ужа­­­­­с­а­­ю­щая ста­­­­­­т­­и­­с­­ти­ка пре­­­­с­т­­у­­п­­но­с­ти. Во­ис­ти­ну прав До­сто­ев­ский: "Зло си­дит в че­ло­ве­ке го­раз­до глуб­же, чем по­ла­га­ют ле­ка­ря-со­­­ц­и­­­а­­ли­с­ты... ".
   От­ме­чу, что ко­­­г­да пре­­­с­т­­у­­п­­ле­ние со­вер­ша­ет­ся про­тив тво­их зна­ко­мых, с ко­то­ры­ми поч­ти ка­­­ж­­дую не­де­лю встре­ча­ешь­ся, а бы­ва­ет, что и за од­ним сто­лом си­дишь, то вос­при­ни­ма­ешь его со­­­в­сем не так, ес­ли по­тер­пел не­кий Иван Ива­но­вич или Ха­им Мо­­­и­­с­е­е­вич.
   Гра­би­те­ли и ху­ли­га­ны -- ла­­­­т­­и­­­но­­­а­­­ме­­ри­кан­цы и чер­ные. На­па­да­ют на оди­но­ких жен­щин и вы­ры­ва­ют сум­ки, в ко­то­рых те уп­ря­мо про­дол­жа­ют но­сить день­ги и до­ку­мен­ты, вер­нее, ко­шель­ки с тем и дру­гим. Са­мо ог­раб­ле­ние длит­ся се­кун­ды. Ес­ли жер­­­т­ва на­чи­на­ет кри­чать и це­­­п­­л­ят­ь­ся за сум­ку, её сва­ли­ва­ют с ног и уди­ра­ют с сум­кой. Под­­­­к­а­­р­­а­­­у­­ли­ва­ют так­же оди­но­ких жен­щин, бе­ру­щих день­ги в бан­ке че­рез ав­то­мат и так­же но­ся­щих всё-всё цен­ное в ко­шель­ке. На­ря­ду с этим очень ста­ло по­пу­ляр­ным из­­­б­и­­е­ние под­­­­р­­ос­­т­­ка­ми не­мощ­ных ста­ри­ков. Под­­­­р­­ос­­т­­ка­ми они счи­та­ют­ся до сем­над­ца­ти лет и не­ко­то­рые ве­сят по сто ки­ло­грам­мов. По­след­ний слу­чай ме­ня осо­бен­но воз­му­тил. В три ча­са дня по ули­це на ве­ло­си­пе­де ехал маль­чик 14 лет, ехал он по Нью­холл стрит, на ко­то­рой мы жи­ли в год на­ше­го при­бы­тия в США. К не­му по­до­шли три "под­­­­р­­ос­т­ка" -- гро­ми­лы и ска­за­ли, что­бы он сле­зал с ве­ло­си­пе­да. Он не по­нял, что они хо­тят, и они тут же по­сре­ди ули­цы ста­ли его звер­ски из­би­вать. Они по­ло­ма­ли ему всё ли­цо, по­том за­бра­ли ве­ло­си­пед и уш­ли. Маль­чик с тя­же­лей­ши­ми трав­ма­ми был до­став­лен в боль­ни­цу. Ду­­­м­а­­е­те, ста­ли ис­кать ху­ли­га­нов? Ни­че­го по­доб­но­го. Стар­ший брат маль­чи­ка по­дал в суд, де­ло за­ве­де­но, но ник­то, кро­ме са­мо­го по­тер­пев­ше­го, не ста­нет этим де­лом за­ни­мать­ся. При мне од­на ав­то­ри­тет­ная гра­­­ж­­­да­н­ка-аме­ри­кан­ка по­со­ве­то­ва­ла, что­бы маль­чик сам ис­кал обид­чи­ков и ес­ли най­дет, то пусть даст знать по­ли­ции. Я рас­сви­ре­пел и на­ка­тал пись­мо на имя мэ­ра на­ше­го за­ню­хан­но­го Лин­на и гу­бер­на­то­ра на­ше­го шта­та, где спра­ши­вал: "Вам что, для на­ве­де­ния эле­мен­тар­но­го по­ряд­ка на ули­цах нуж­но по­лу­чать санк­ции пре­зи­ден­та Бу­ша?" Пись­мо пе­ре­ве­ли на ан­­­г­­л­ий­ский и ра­зо­сла­ли по ин­стан­ци­ям. Нам же пред­ло­жи­ли со­здать не­кую во­лон­тер­скую служ­бу, в ко­то­рую бу­дут зво­нить все, ко­му не лень, и со­об­щать о со­­­в­е­р­­ш­а­е­мых пре­­­с­т­­у­­п­­­ле­­ни­ях или о по­пыт­ках со­вер­ше­ния та­ко­вых. Тол­ку, ду­маю, не бу­дет, но пи­сать, дол­бить, жа­ло­вать­ся нуж­но, по­то­му что в кон­це кон­цов ко­му-то из чи­нов­ни­ков на­ши пись­ма на­до­едят и он ска­жет, что­бы на­ве­ли по­ря­док. На па­ру ме­ся­цев по­ря­док на­ве­дут, а по­том всё нач­нет­ся сна­ча­ла, по­то­му что, увы, со­зна­ние этих "под­­­­р­­ос­т­ков" оп­ре­де­ля­ет их бы­тие. Они зна­ют, что об­­­­щ­­е­­ство счи­та­ет их бед­ны­ми и по­то­му бу­дет кор­мить и по­ить их до пен­сии, а по­ли­ция не хо­чет свя­зы­вать­ся с цвет­ны­ми, по­то­му что в га­зе­тах тут же нач­нут орать о при­тес­не­ни­ях на ра­­с­­­овой поч­ве. Кста­ти, тот из­би­тый маль­чик очень ода­рен. Он по­лу­чал пер­вые ме­­­с­та на му­зы­каль­ных кон­кур­сах, ко­­­г­да они жи­ли в Уз­­­­б­­е­­­ки­­с­та­не, он очень хо­ро­шо ри­су­ет. И во­об­ще он из очень друж­ной, ра­бо­тя­щей се­мьи...
   Борь­ки­на доч­ка по­сту­пи­ла в уни­вер­си­тет Мак-Гилл в Ка­на­де. Я тут то­же при­ло­жил не­мно­го уси­лий -- по­мог ей в крат­чай­ший срок по­ду­чить­ся по хи­мии. В ре­зуль­та­те она по­лу­чи­ла впол­не при­лич­ный балл по хи­мии, ко­то­рую не зна­ла со­вер­шен­но. Спу­­­с­тя че­ты­ре ме­ся­ца пос­ле её по­­­с­т­­у­­п­­ле­ния вы­яс­ни­лось, что она со­вер­шен­но не зна­ет мно­гие раз­де­лы ма­те­ма­ти­ки -- сплош­ные ды­ры и про­ре­хи. Так что меч­ты Лю­бы, что те­перь, пос­ле по­­­с­т­­у­­п­­ле­ния внуч­ки в уни­вер­си­тет она мо­жет от­ды­хать, не сбы­лись. Она уже два­­­ж­­ды при­ез­жа­ла кон­суль­ти­ро­вать Юлию. Вот вам ещё од­но до­ка­за­тель­ст­во без­­­д­а­­р­­но­с­ти аме­ри­кан­ской школь­ной си­­­с­­­те­мы. И они учат де­тей две­над­цать лет! Че­му? Ока­зы­ва­ет­ся, имен­но в Рос­сии нас дей­­­­с­­тв­и­­те­ль­но учи­ли. Есть мно­го спо­со­бов улуч­шить по­ло­же­ние с об­ра­зо­ва­ни­ем, но ме­ня ник­то не вы­слу­ша­ет, да и не нуж­но. Та­кие ве­щи ис­прав­ля­ют­ся толь­ко мно­го­лет­ни­ми со­сре­до­то­чен­ны­ми уси­­­л­и­­я­ми боль­ших групп лю­дей.
   Кста­ти, пе­ре­ва­лив за пол­сот­ни ис­пи­сан­ных стра­ниц, я за­ме­тил, что на­чи­наю хо­дить по кру­гу. На­вер­ное, я всё что мог, уже ска­зал и не хо­чу бо­лее ис­пы­ты­вать ва­ше тер­пе­ние. И во­об­ще, сто­ит ли бу­ди­ро­вать во­про­сы, ре­ше­ние ко­то­рых со­­­в­сем не в мо­ей ком­пе­тен­ции. Пред­по­ло­жим, я на сто про­цен­тов прав в оцен­ке по­ли­ти­ки США в от­но­ше­нии Ира­ка. И что? Вот имен­но, ни­че­го!
   Ко­­­г­да-то я меч­тал бро­сить шум­ную сто­ли­цу и по­се­лить­ся в чи­­­с­том ма­лень­ком го­род­ке, и Го­­­с­подь внял мо­им моль­бам. Ах, ес­ли бы мы по­ни­ма­ли, что мы про­сим! На­ша рус­­­ск­о­­­я­­зыч­ная об­щи­на на­во­дит та­кое уны­ние, что хоть иди и ве­шай­ся. Ста­ру­хи все, как од­на оде­ты в бе­ре­ти­ки и тря­пич­ные курт­ки с ис­­­к­у­­с­­­ств­ен­ным ме­хом. И хо­дят все они, пе­ре­ва­ли­ва­ясь как ут­ки. Му­жья, ко­то­рые их со­­­п­р­­о­­­­в­ож­­да­ют, еще тош­но­твор­нее. Ви­де­ли бы вы как они ве­дут се­бя при раз­да­че бес­плат­но­го цер­ков­но­го хле­ба! (Си­на­го­ги хлеб не раз­да­ют и во­об­ще толь­ко бе­рут, бе­рут, бе­рут и про­сят еще дать де­нег, еще дать -- на вос­пи­та­ние ма­ло­лет­них в ду­хе ев­­­р­е­­й­­ства, на со­дер­жа­ние си­на­го­ги, и про­чее, и про­чее) А эти, из СССР, при­хо­дят за два ча­са до раз­да­чи и ха­па­ют хлеб, слов­но ме­сяц го­ло­да­ли, на­би­ва­ют ог­ром­ные кор­зи­ны на ко­ле­сах. И по­ка они не удов­лет­во­рят свой ап­пе­тит, все ос­таль­ные (мно­гие де­сят­ки лю­дей) долж­ны смо­­­т­реть на этих гри­фов-стер­вят­ни­ков и ждать жал­ких ос­тат­ков. Как же им, не ве­­­р­у­­ю­щим в Хри­­­с­та, не стыд­но брать за­ка­зы в Хри­­­с­­­то­вой цер­­­к­ви?!
   Они очень лю­бят гу­лять ком­­­­п­а­­н­и­я­ми. Ес­ли идешь на­встре­чу им, они бу­к­валь­но сжи­ра­ют те­бя не­дру­же­люб­ны­ми взгля­да­ми, в от­ли­чие от аме­ри­кан­цев, ко­то­рые все­­­г­да, встре­тив­шись гла­за­ми, улыб­нут­ся и да­же по­здо­ро­ва­ют­ся.
   Тут в на­шем го­род­ке со­­­­с­т­о­­я­лась ху­­­­­­­д­­­о­­­­же­­­с­­т­вен­ная вы­став­ка-про­да­жа, в ко­то­рой я вы­ста­вил 16 ра­бот. Рек­ла­ма про­шла в ме­ст­ных га­зе­тах, ра­дио и те­ле­ви­де­нии, был да­же ли­­­­с­ток на рус­ском язы­ке. Ес­ли бы у ме­ня ку­пи­ли хоть од­ну ра­бо­ту (за со­рок дол­ла­ров), я сде­лал бы еще мно­го дру­гих ра­бот, ко­то­рые у ме­ня ко­пят­ся в ви­де фо­то­гра­фий и на­­­­­б­р­о­с­ков. Од­на­ко по­хо­же, что ник­то ни­че­го не ку­пит и не толь­ко у ме­ня. Ак­ция, ско­рее все­го, про­ва­ли­лась. На­род обед­нел за по­след­ние пять лет очень за­мет­но. Но и в бла­го­по­луч­ные вре­ме­на ху­дож­ни­ки дол­го жи­вут в ни­ще­те, по­ка не по­лу­чат все­об­щее при­зна­ние, а оно ча­ще на­сту­па­ет пос­ле их смер­ти. Ис­клю­че­ния есть, но их ма­ло. Так что спа­си­бо Аме­ри­ке, ко­то­рая нас со­дер­жит. Про­ща­ясь, по тра­ди­ции, же­лаю вам здо­ро­вья. Как вы­яс­ни­лось с го­да­ми, это и впрямь -- очень боль­шая цен­ность.
   С лю­бо­вью ко всем, ушед­шим и еще жи­вым.
   Ваш Олег Тра­­­с­­­т­а­­нец­кий.
  

Рас­ска­зы

  

Во­ро­ти­лы бло­ши­но­го рын­ка

  
   От­ку­да это на­зва­ние взя­лось -- бло­ши­ный ры­нок, -- черт его зна­ет. Мо­жет быть, из-за то­го, что там вши­вым, бло­­­­ш­и­с­тым тря­п­­ь­ём тор­го­ва­ли, а мо­жет быть, фо­ку­сы с бло­ха­ми по­ка­зы­ва­ли. В сред­ние ве­ка, го­во­рят, это бы­ло раз­вле­че­ни­ем -- бло­ши­ный те­атр. Стран­но, но бло­хи дрес­си­ру­ют­ся. Их мож­но вы­учить во­зить кро­шеч­ную те­леж­ку, еще там ка­ким-то про­стым трю­кам. Вла­дель­цы блох при­карм­ли­ва­ли их сво­ей кро­вью...
   В слав­ном го­ро­де Одес­се был, да и сей­час, по­ди, сто­ит зна­ме­ни­тый тол­чок, на ко­то­ром, по пре­да­нию, мож­но бы­ло ку­пить во вре­ме­на боль­ше­ви­ков-ком­­­­м­­у­­ни­с­тов всё, да­же атом­ную бом­бу. Мо­ряч­ки, что бо­роз­ди­ли оке­­­а­ны, при­во­зи­ли вся­кий за­гра­нич­ный шир­­­п­о­­т­реб и, ра­­з­­­­ум­­е­­ет­ся, кон­­­т­­­р­а­­бан­ду. До Мос­к­вы эти то­ва­ры до­хо­ди­ли ред­ко. Мос­к­ва жи­ла пра­ви­тель­ст­вен­ны­ми по­дач­ка­ми и сто­­­я­ла в из­ну­ри­тель­ных оче­ре­дях. Не­ожи­дан­но в обыч­ные ма­га­зи­ны по­сту­па­ли та­кие то­ва­ры, что го­ло­ва шла кру­гом -- что­бы на на­ши рва­ные, не­­­к­о­н­­в­­ер­­­ти­­ру­е­мые бу­маж­ки сво­бод­но про­да­ва­лось та­кое! Вот, к при­ме­ру, в 1956 го­ду в ма­га­зин кан­це­ляр­ских то­ва­ров на Ар­ба­те по­сту­пи­ла пар­тия ан­­­г­­л­ий­ских ко­жа­ных бу­маж­ни­ков -- мяг­ких, чер­ных бу­маж­ни­ков с мно­­­­ж­­е­­с­т­вом от­де­ле­ний и про­зрач­ным око­шеч­ком для про­­­п­у­­с­ка, да еще ре­меш­ком с зо­ло­че­ным кон­чи­ком, что­бы за­сте­ги­вать на­ибо­лее цен­ные до­ку­мен­ты и день­ги. По сме­хот­вор­ной це­не сем­над­цать руб­лей шту­ка. Сту­дент пер­во­го кур­са то­­­г­да по­лу­чал сти­пен­дию две­­­с­ти трид­цать-две­­­с­ти пять­де­сят руб­лей. Это ж сколь­ко он мог ку­пить за один при­сест ан­­­г­­л­ий­ских бу­маж­ни­ков! Но чу­де­са, как вся­кие чу­де­са про­ис­хо­ди­ли ред­ко.
   На­вер­ное, и у нас в Мос­к­ве (вер­нее под Мос­к­вой) ис­по­кон ве­ку гнез­ди­лась где-ни­будь ба­ра­хол­ка, мо­жет быть, и не од­на. Ведь на­до же ли­хим лю­дям сбы­вать во­ро­ван­ное и на­граб­лен­ное. Но на­ши ин­тел­ли­ген­ты и им со­чув­ству­ю­щие вряд ли зна­ли и бы­ва­ли в тех злач­ных ме­­­с­тах. А вот так, что­бы на при­во­лье да на про­сто­ре, по бе­ре­гу Се­­­р­е­­­б­­ря­но-ви­но­град­ных пру­дов, со­здан­ных из нич­тож­ной из­май­лов­ской реч­ки Се­­­р­е­­­б­­рян­ки, под го­­­с­­­т­е­­­п­­ри­им­ным кро­вом ог­ром­но­го По­кров­ско­го со­бо­ра -- и не ба­ра­хол­ка, а на­­­ст­о­­я­щий вер­ни­саж!.. Кар­ти­ны, скульп­ту­ра, на­род­ные про­мыс­лы... Хо­ди­ли лю­ди по вер­ни­са­жу и удив­ля­лись: сколь­ко еще та­лан­тов в на­ро­де со­хра­ни­лось! И ста­но­ви­лось от это­го лег­ко и ра­до­ст­но на ду­ше.
   Бел­кин Ан­д­рей Ми­хай­ло­вич то­же со всем на­ро­дом ра­до­вал­ся и ка­­­ж­­дый weekend с де­вя­ти ут­ра ухо­дил на ос­­­т­ров к По­кров­ско­му со­бо­ру и сло­нял­ся там до по­луд­ня. По­ку­пать-то он поч­ти не по­ку­пал, так, за руб­лиш­ко возь­мет кра­си­вый ка­ме­шек или по­дел­ку из де­ре­ва, но ра­дость от при­об­ре­тен­но­го бы­ла ку­да вы­ше -- руб­лей на сто.
   Од­но­вре­мен­но с ху­дож­ни­ка­ми на вер­ни­саж по­тя­ну­лись пред­при­им­чи­вые лю­ди, ко­то­рые ста­ли при­во­зить де­дов­ские са­мо­ва­ры, раз­ную де­ре­вен­скую ут­варь и, ко­неч­но, ико­ны, ико­ны, ико­ны... Фи­­­­л­­а­­­те­­ли­с­ты при­во­зи­ли мар­ки, ну­миз­ма­ты -- мо­не­ты и бу­маж­ные день­ги ми­нув­ших вре­мен, знач­­­­к­и­с­ты (или как их там зо­вут) -- знач­ки и ме­да­ли с ор­де­на­ми. А по­том на­род ос­ме­лел и стал при­во­зить кни­ги по ис­­­к­у­­с­­ству и про­сто раз­ные кни­ги, сер­ви­зы и так да­лее, и так да­лее. И вско­ре на вер­ни­са­же ста­ло воз­мож­но ку­пить всё, что ду­ша по­же­ла­ет. Да­же из Сред­ней Азии во­­­с­­т­оч­ные лю­ди при­во­зи­ли ко­­­в­ры.
   Поч­ти од­но­вре­мен­но с офи­ци­аль­ным раз­ре­ше­ни­ем вер­ни­са­жа в на­шей пре­крас­ной стра­не пе­ре­ста­ли пла­тить зар­­­п­­­ла­ту. Ну, как это по­лу­чи­лось, вам эко­­­­н­­о­­ми­с­ты объ­яс­нят, а мы, про­стые смерт­ные, мо­жем за­сви­де­тель­ст­во­вать лишь сам факт хро­­­­н­­и­­­че­­с­ко­го не­пла­те­жа. И так всё чу­дес­но со­впа­ло, что мно­гие бла­го­да­ря вер­ни­са­жу смог­ли чу­точ­ку улуч­шить своё ма­те­ри­аль­ное по­ло­же­ние, рас­про­да­вая по де­шев­ке вся­кие эс­­­­т­­е­­­ти­­че­с­ки цен­ные, но в бы­ту ма­ло­нуж­ные ве­щи.
   Бел­кин, ра­бо­тал в поч­то­вом ящи­ке в те­че­ние двад­ца­ти лет и не­пло­хо за­ра­ба­ты­вал. Что­бы ку­пить ма­ши­ну, да­чу, квар­ти­ру -- нет, так и во­прос не сто­ял. Хва­та­ло на еду, на оде­­­ж­­ду в обы­ден­ном смыс­ле сло­ва, ку­пи­ли да­же до­мик в де­рев­не за семь­сот пять­де­сят руб­лей. Же­на го­то­ви­ла от­мен­но, как Гол­да у Те­вье-мо­лоч­ни­ка, из воз­ду­ха лап­шу де­ла­ла... По­это­му для Бел­ки­на ку­пить кни­жи­цу за треш­ник или ка­кую без­де­луш­ку в канц­то­ва­рах ни­че­го не сто­­­и­ло. Ко­­­г­да де­нег хва­та­ет, же­ны не очень-то и кон­­­т­­­­ро­­­л­и­ру­ют му­жей. Вот за двад­цать лет и на­ко­пи­лась в сто­лах и тум­боч­ках тьма-тьму­щая вся­­­­ч­е­с­ких по­лез­ных и бес­по­лез­ных ве­щей. Од­них пе­ро­чин­ных но­жич­ков бы­ло штук пят­над­цать, пла­кат­ных пе­р­­ь­ев -- око­ло сот­ни, ста­рые де­дов­ские руч­ки с ме­­­т­а­­л­­­ли­­­че­­с­ки­ми пе­р­­­ь­­я­ми N86, "Рон­до", "Ля­гуш­ка" и са­мих пе­р­­ь­ев пол­ная ко­роб­ка, кро­ме то­го, ав­то­руч­ки, уве­ли­чи­тель­ные стек­ла, три го­то­валь­ни, три се­кун­до­ме­ра... Нет, все­го не пе­ре­честь!
   Спер­ва вер­ни­саж рас­по­ла­гал­ся на ос­­­т­­­ро­ве, об­­­­р­а­­з­у­е­мом на­тёк­шей Се­­­р­е­­­б­­рян­кой, но по­сколь­ку при­хо­дя­щие вы­топ­та­ли всю тра­ву и страш­но за­му­со­ри­ли тер­ри­то­рию во­круг па­мят­ни­ка ар­хи­тек­ту­ры сем­над­ца­то­го ве­ка, ме­ст­ные вла­­­с­ти ре­ши­ли пе­ре­гнать вер­ни­саж на ал­лею, ве­ду­щую от стан­ции "Из­май­лов­ский парк" к са­мо­му пар­ку. По­том вла­­­с­ти до­ду­ма­лись, что за вер­ни­саж мож­но день­ги брать -- ишь ведь как на­род ва­лит с са­мо­го ран­не­го ут­ра! Опять по­ме­ня­ли ме­­­с­то, но об­нес­ли его за­бо­ром и по­ста­ви­ли у вхо­да жен­щин в раз­ри­со­ван­ных ко­кош­ни­ках и в пе­­­­с­­т­рых са­ра­фа­нах. Прав­да, с тор­­­г­у­­ю­щих на зем­ле вла­­­с­ти по­ка де­нег не бра­ли, а вот те, кто сто­ял за де­ре­вян­ным при­лав­ком, пла­ти­ли весь­ма не­ма­ло.
   Тех, кто тор­го­вал с зем­ли, всё вре­мя пе­ре­ме­ща­ли с ме­­­с­та на ме­­­с­то и, на­ко­нец, за­су­ну­ли в тес­ный за­ку­ток за сте­ной вы­стро­ен­но­го в рус­ском ска­зоч­ном сти­ле де­ре­вян­но­го те­ре­ма. По­сколь­ку ме­­­с­та там бы­ло ма­ло, а же­­­л­а­­ю­щих про­дать своё ба­рах­лиш­ко тьма-тьму­щая, лю­диш­ки за­ни­ма­ли тор­го­вое ме­­­с­то чуть ли не с рас­све­та. Бел­кин уже один раз об­жег­ся, при­шел к се­ми ут­ра, по­кру­тил­ся с пол­ной тя­же­лой сум­кой по рын­ку, да и по­плел­ся на об­рат­ный трам­вай. Ум­ный учит­ся с пер­во­го ра­за. По­то­му Бел­кин во вто­рой раз уже шел с рас­клад­ным стуль­чи­ком и в тол­стых шер­стя­ных но­­­с­ках и те­­­п­­лой курт­ке. Ко­­­г­да еще солн­це со­гре­ет.
   Тор­­­г­у­­ю­щий на­род по­до­брал­ся пер­во­клас­сный. Сплошь ин­же­не­ры, не­ко­то­рые да­же из на­чаль­ни­ков от­де­лов! Лю­ди об­ра­зо­ван­ные, книж­ные. Так что Бел­кин не очень-то ком­плек­со­вал, на­би­вая хо­­­з­я­­й­­­ств­ен­ную сум­ку на ко­ле­сах. Бор­до­во-зе­ле­ная та­кая бы­ла сум­ка, ки­ло­грам­мов пят­над­цать кар­тош­ки в неё вле­за­ло. Бел­кин, за­няв ме­­­с­то, с боль­шим удо­воль­ст­ви­ем раз­ло­жил на зем­ле тол­стую хлор­ви­ни­ло­вую плен­ку и стал не­спеш­но вы­ни­мать из сум­ки и при­­­стр­а­­и­вать своё бо­­­г­а­­т­­ство. Со­сед сле­ва за­ин­те­ре­со­вал­ся го­то­валь­ней и уз­нав, что Бел­кин про­сит за неё столь­ник, по­про­сил не вы­став­лять её, по­ка он на­тор­гу­ет знач­ка­ми и от­крыт­ка­ми сот­ню. Бел­кин с ра­­­­д­о­с­тью со­гла­сил­ся. Че­го ло­вить по­ку­па­те­ля, ко­­­г­да уже сот­ня в кар­ма­не. По­ка жда­ли по­се­ти­те­лей вер­ни­са­жа, раз­го­во­ри­лись. Со­се­да зва­ли Ни­ко­ла­ем. За­ве­до­вал он ис­пы­та­тель­ной ла­бо­ра­то­ри­ей в од­ном поч­то­вом ящи­ке. На­род из ла­бо­ра­то­рии раз­бе­жал­ся в по­ис­ках за­ра­бот­ка, зар­­­п­­­ла­ту уже не пла­ти­ли ше­­­с­той ме­сяц, же­на зу­де­ла, что жить не на что ста­ло, вот, он и по­дал­ся по­рас­про­дать ста­рые кол­лек­ции. Знач­ки и ста­рин­ные от­крыт­ки до сих пор хо­ро­шо идут, в про­шлое вос­кре­се­нье на­тор­го­вал на три­­­с­та пять­де­сят руб­ли­ков, а го­то­валь­ню он по­да­рит сво­­­е­му вну­ку. Внук в пер­вый класс хо­дит. Але­шей зо­вут. Есть у Ни­ко­лая зна­ко­мый, Ар­ка­шей звать, уш­лый та­кой му­жик. В суб­бо­ту и вос­кре­се­нье с ут­ра бе­га­ет по рын­ку, при­­­см­а­­­т­­­­р­и­­ва­ет­ся, кто чем тор­гу­ет. Нюх у не­го, как у охот­­­ни­­­чь­ей со­ба­ки. Ес­ли цен­ную вещь уг­ля­дит, обя­за­тель­но вы­тор­гу­ет. У не­го свя­зи по всей Мос­к­ве и с ча­ст­ны­ми кол­­­л­е­к­­ц­­и­­­о­­не­ра­ми, и с ма­га­зи­на­ми. Вот, Ар­ка­ша его и учит: сей­час са­мое зо­ло­тое вре­мя для скуп­ки ан­­­т­и­­­к­­ва­­ри­а­та. Пер­вая вол­на бы­ла сра­зу пос­ле вой­ны, по­том при Хру­ще, ко­­­г­да ста­ли рас­се­лять из ком­му­на­лок. На­род то­­­г­да от ра­­­­д­о­с­ти та­кие ред­­­­к­о­с­ти вы­бра­сы­вал, что ум­ные лю­ди спу­­­с­тя двад­цать лет еще кор­мят­ся с то­го бо­­­г­а­­т­­ства, а не­ко­то­рые еще и при­ум­но­жи­ли. А те­перь, мол, по­след­няя вол­на. Все, прав­да, ста­ли ум­ны­ми, зна­ют что по­чем, но опыт­ный глаз все­­­г­да уг­ля­дит неч­то, что при­не­сет де­­­­с­­я­­т­и­к­­рат­ный или да­же пя­­­­т­­и­­­д­е­­с­­я­ти­­к­рат­ный до­ход. Кли­ен­ту­ру на­до иметь и знать за­ко­ны рын­ка.
   -- Ну, это не по мо­ей ча­­­с­ти, -- от­мах­нул­ся Бел­кин. -- Мне бы го­дик-дру­гой про­дер­жать­ся, а там, гля­дишь, де­ла в го­­­­с­у­­д­­ар­­стве улуч­шат­ся...
   -- Ни­ко­лай по­­­см­о­­т­рел на­смеш­ли­во:
   -- С че­го бы им улуч­шить­ся? Ка­ти­лись, ка­ти­лись вниз, по­том ре­ши­ли -- да­вай-ка ус­­­т­­­ро­им пе­ре­строй­ку, да еще с ус­ко­ре­ни­ем. А на­прав­ле­ние-то дви­же­ния ос­та­лось преж­ним и лю­ди те же, та же но­­­ме­н­­­к­­­л­а­ту­ра... Го­во­рят, уче­ные под­счи­та­ли это ус­ко­ре­ние. Зна­ешь, че­му оно рав­ня­ет­ся? Де­вять, за­пя­тая, во­семь­де­сят од­на со­тая ме­­­т­ра в се­кун­ду за се­кун­ду! Па­да­ем, про­дол­жа­ем па­дать! -- Ни­ко­лай за­хо­хо­тал.
   В сле­­­д­у­­ю­щее вос­кре­се­нье Бел­кин сто­ял со сво­им то­ва­ром ря­дом Ни­ко­ла­ем и его зна­ко­мым Оле­гом Ле­ви­ным. У них зна­­­к­о­­м­­ство то­же бы­ло ры­ноч­ным. Олег не­дав­но за­щи­тил док­тор­скую дис­сер­та­цию и раз­ду­вал­ся от са­­­­м­о­­у­­­в­а­же­ния. Об­ста­нов­ка бло­ши­но­го рын­ка ни­чуть ему не ме­ша­ла. Ка­за­лось, он знал всё и про всё. Уви­дев сре­ди при­не­сен­ных Бел­ки­ным книг то­мик Па­­­с­­т­­ер­­на­ка, из­дан­ный в Аш­ха­ба­де, он про­­­л­и­­с­тал его с пре­не­бре­же­ни­ем и из­рек: "В судь­бе Па­­­с­­т­­ер­­на­ка боль­ше тра­гиз­ма, чем во всём его твор­­­­ч­­е­­с­т­ве. Да и сам он не тя­нет на ве­ли­ко­го по­эта, по­то­му что глу­по­ват. Хо­тя, кто-то ска­зал и, мо­жет быть, со­вер­шен­но пра­виль­но, что по­эзия и долж­на быть глу­по­ва­та... "
   -- Что же вы на­шли у не­го глу­по­го? Да и чи­та­ли ли вы его до­ста­точ­но вни­ма­тель­но? -- спро­сил Бел­кин.
   -- Ну, хо­ро­шо, -- сни­зо­шел Олег. -- Вот вам зна­ме­ни­тое сти­хот­во­ре­ние "Быть зна­ме­ни­тым не­кра­си­во... ". Зна­ко­мо оно вам?
   -- Еще бы! Это ше­девр!
   -- Не на­до эмо­ций. -- Олег по­мор­щил­ся. -- Нач­нем с лож­ной по­сыл­ки в са­мой пер­вой стро­ке. Так как я го­ря­чий по­клон­ник Пуш­ки­на, то сра­зу за­яв­ляю: быть зна­ме­ни­тым -- кра­си­во! "Я па­мят­ник се­бе воз­двиг не­ру­кот­вор­ный... " Даль­ше. Не на­до за­во­дить ар­хи­ва, над ру­ко­пи­ся­ми тря­­­с­тись. Чув­ству­е­те, где уда­ре­ние -- пи­ся­ми, да-да, не­бла­го­звуч­ное "пи­ся­ми". А по­том на­чи­на­ют­ся бес­ко­неч­ные "но". Три ра­за в од­ном не­боль­шом сти­хот­во­ре­нии зву­чит "но". А как вам -- дол­жен ни еди­ной доль­кой не от­ре­кать­ся от ли­ца. Ли­цо -- это что? Ман­да­рин с доль­ка­ми? А пе­ред этим -- но по­ра­же­нья от по­бе­ды ты сам не дол­жен от­ли­чать. Дол­жен -- не дол­жен, это, по-ва­ше­му, уро­вень? Но дол­жен жить без са­­­­м­оз­­в­­ан­­ства... Нет та­ко­го яв­ле­ния, ко­то­рое на­зы­ва­ет­ся са­­­­м­оз­­в­­ан­­ством в рус­ском язы­ке. Есть пу­с­тоз­вон­ство, но оно не риф­му­ет­ся с про­­­стр­а­­н­­ством, вот он и ис­поль­зу­ет ис­ко­вер­кан­ное по смыс­лу сло­во.
   -- Есть та­кое сло­во. Я да­же чи­тал кни­гу под на­зва­ни­ем "Са­­­­м­о­-з­­в­­ан­­ство на Ру­си".
   -- Нет та­ко­го сло­ва. Пра­виль­но ска­зать -- "Са­моз­ван­цы на Ру­си".
   -- И ли­цо здесь име­ет не смысл фи­зио­но­мии, а дру­гой, вы­со­кий смысл, не от­ре­кать­ся от се­бя, сво­ей сущ­­­­н­о­с­ти.
   -- А как вам "и оку­нать­ся в не­­­­и­з­­ве­­ст­ность, и пря­тать в ней свои ша­ги, как пря­чет­ся в ту­ма­не ме­ст­ность, ко­­­г­да в ней не ви­дать ни зги"? Не­­­­­­уж­е­ли вы не ви­ди­те пол­но­го идио­тиз­ма сло­воб­лу­дия? Ес­ли так тем­но, что не ви­дать ни зги, то при чем тут ту­ман? Или ес­ли та­кой плот­ный ту­ман, что не ви­дать ни­ чер­та в пя­ти ша­гах, то при чем тут ме­ст­ность, ко­то­рая на­хо­дит­ся, ска­жем, в по­­­­л­­у­­­ки­­­ло­­ме­т­ре от вас? И на­до ему бы­ло на­пи­сать " ...ко­­­г­да в нём не ви­дать ни зги, то есть в ту­ма­не, а не в ме­­­­с­­т­­но­с­ти... Или даль­ше, во вто­рой стро­фе упо­­­т­­р­­еб­­ле­но сло­во шу­ми­ха, ко­то­рое боль­ше под­хо­дит для ев­рей­ской ком­му­наль­ной кух­ни, чем для вы­со­ко­го сти­ха... По­зор­но, ни­че­го не зна­ча, быть прит­чей на ус­тах у всех. Ка­кое не­кра­си­вое де­­­е­­п­­­р­и­ча­с­тие -- зна­ча! И в смыс­ло­вом пла­не -- бред: ес­ли нек­то ни­че­го не зна­чит, то его ник­то и не зна­ет и, ста­ло быть, ни­как он быть прит­чей на ус­тах у всех ни­как не мо­жет. И по­след­нее -- Дру­гие по жи­во­му сле­ду прой­дут твой путь за пя­дью пядь. То есть, очень по­дроб­но, очень до­тош­но. И в ре­зуль­та­те био­гра­фия мэ­­­т­ра со­ста­вит уве­­­­с­и­с­тый том, и не один! На­вер­ное, быть зна­ме­ни­тым всё-та­ки кра­си­во, и про­сто фор­му­ла фаль­ши­ва.
   -- Не лю­би­те вы Па­­­с­­т­­ер­­на­ка. Слиш­ком желч­но су­ди­те. И не­спра­вед­ли­во.
   -- Нет, я его люб­лю, но с от­кры­ты­ми гла­за­ми. Там, где он та­­­ла­н­­т­лив, я ви­жу и от­ме­чаю. А ко­­­г­да он пор­та­чит, я злюсь, по­то­му что по­эт его уров­ня дол­жен про­ра­ба­ты­вать свой текст до кри­­­с­т­а­ль­ной яс­­­­н­о­с­ти и чи­­­с­­­то­ты. Смо­­­т­­­ри­те, как он сде­лал "Гам­ле­та". Там ведь не­воз­мож­но по­нять, от чье­го ли­ца речь, то ли от прин­ца дат­ско­го, то ли от Хри­­­с­та, то ли от ак­те­ра. Но всё рав­но вы­со­кий по­сыл чув­­­­с­­тв­­у­­ет­ся. И вдруг: жизнь про­жить -- не по­ле пе­рей­ти. Это кто же про­жил жизнь? Гам­лет? Хри­­­с­тос? -- Да они со­жгли свою жизнь!
   -- Я не спе­­­ц­и­­а­лист в по­эзии и су­жу толь­ко по сво­им ощу­ще­ни­ям: нра­вит­ся -- не нра­вит­ся. Па­­­с­­т­ер­нак мне нра­вит­ся и мне не­при­ят­но, ко­­­г­да его ру­га­ют. Так что да­вай­те мою кни­жи­цу и ра­зой­дем­ся с ми­ром, -- ска­зал Ан­д­рей.
   -- Вот так все вы. Чуть что, -- от­о­­й­ди, не за­сти свет. Не да­ви на глан­ды.
  
   На сле­­­д­у­­ю­щий вы­ход­ной Бел­кин при­пас ос­­­т­а­в­­ш­и­е­ся от от­ца на­град­ные зна­ки и ме­да­ли. От­ец был боль­шим на­чаль­ни­ком в от­рас­ле­вом ин­сти­ту­те по кон­стру­и­ро­ва­нию уголь­ных ком­бай­нов и, ко­­­г­да на­сту­па­ли оче­ред­ные ре­во­лю­ци­он­ные празд­ни­ки, он по­лу­чал вся­кие по­ощ­ре­ния. Так, у не­го име­лись зна­ки "Шах­тер­ской Сла­вы" трех сте­пе­ней, как бы от­ра­же­ние бо­­­е­­­во­го ор­де­на для тех, кто от­ли­чил­ся в мир­ном и, ко­неч­но, со­зи­да­тель­ном тру­де. У нас ведь не ра­бо­та­ют, а со­зи­да­ют или, для раз­но­об­ра­зия, уча­­­­с­­­т­­ву­ют в "бит­вах за уро­жай".
   Ни­ко­лай при­шел рань­ше и по­тес­нил­ся, что­бы дать Бел­ки­ну ме­­­с­то. К де­ся­ти ча­сам ут­ра тол­па уже ва­ли­ла на тер­ри­то­рию вер­ни­са­жа. Боль­­­ш­и­­н­­ство шло к кар­ти­нам, ико­нам и вся­ким дру­гим пред­ме­там ис­­­к­у­­с­­ства, рас­се­ян­но по­­­см­а­­­т­­ри­вая на про­дав­цов бло­ши­но­го то­ва­ра, од­на­ко вре­мя от вре­ме­ни кое-кто за­мед­лял шаг и с лю­­­­б­о­­п­­ыт­­ством про­хо­дил ми­мо. Не­ко­то­рые да­же бра­ли ту или иную ве­щи­цу и при­це­ни­ва­лись. День раз­го­рал­ся. Вне­зап­но Бел­кин по­­­ч­у­­в­­­ст­во­вал не­ко­то­рое ше­ве­ле­ние в ря­дах тор­­­г­у­­ю­щих и во­про­си­тель­но по­­­см­о­­т­рел на Ни­ко­лая.
   -- Вы­мо­га­те­ли идут, -- сквозь зу­бы про­це­дил тот. Рэ­ке­ти­ры, еже­ли по-ан­­­г­­л­ий­ски. Вон, двое бри­то­го­ло­вых, ви­дишь?
   Бел­кин гля­нул впра­во. Вдоль ря­дов с раз­ло­жен­ным то­ва­ром дви­га­лась па­роч­ка пар­ней с на­глы­ми улы­­­б­а­­­ю­­­щ­и­ми­ся мор­да­ми, они ос­та­нав­ли­ва­лись пе­ред ка­­­ж­­дым "про­дав­цом" и про­тя­ги­ва­ли ру­ку. По­лу­чив день­ги, они без спеш­ки, с при­ба­ут­ка­ми шли даль­ше.
   -- Ты с ни­ми не спорь. Сра­зу вы­­­т­а­­­с­­ки­вай день­ги и от­да­вай. Ес­ли им что по­нра­вит­ся -- по­да­ри. Ес­ли же взду­ма­ешь воз­ни­кать, то они те­бя пос­ле рын­ка по­­­­д­­о­­ждут, за­ве­дут в уго­лок и так от­де­ла­ют, что ни од­на боль­ни­ца не при­мет.
   -- А ес­ли я не на­тор­го­вал на пол­сот­ни?
   -- Твои проб­ле­мы.
   Бри­то­го­ло­вые при­бли­жа­лись.
   -- Глянь-ка, Але­ха, -- об­ра­тил­ся один к дру­го­му, ука­зы­вая про­ку­рен­ным паль­цем на Бел­ки­на. -- Ин­тел­ли­гент по­шел тор­го­вать на ры­нок. Это что же, бля, та­кое! Ко­нец, бля, све­та! Ну, да­вай­те, го­­­с­­­по­да-во­ро­ти­лы бло­ши­но­го рын­ка, взно­сы за ох­ра­ну по­ряд­ка и спра­­­в­е­­д­­­ли­­во­с­ти.
   -- Сколь­ко? -- спро­сил Бел­кин и по­­­ч­у­­в­­­ст­во­вал, как серд­це его уш­ло в пят­ки.
   -- Го­­­с­­­по­дин-то­ва­рищ по­ни­ма­ет си­­­т­у­­а­цию! -- вос­хи­тил­ся тот, кто был по­мень­ше и ху­до­ща­вее. -- Пять-де-сят, от­ец мой. Все­го пять-де-сят!
   Па­роч­ка уже до­ста­точ­но уда­ли­лась, ко­­­г­да вдруг в ря­дах воз­ник шум. Один из про­дав­цов, по-ви­ди­мо­му ре­шил на­ру­шить не­глас­ную кон­вен­цию и на­чал ка­чать пра­ва. Го­ло­сов рэ­ке­ти­ров не бы­ло слыш­но, но от­ще­пе­нец орал и при­зы­вал ми­ли­цию и град го­­­с­­­по­день на не­го­дя­ев, оби­­­р­а­­ю­щих не­сча­ст­ных, ко­то­рым и так есть не­че­го. Сто­яв­шие ря­дом ис­пу­ган­но жа­лись, ос­­­­в­­о­­­б­ож­дая про­­­стр­а­­н­­ство во­круг ере­ти­ка и вся­­­­ч­е­с­ки по­ка­зы­вая, что они не раз­де­ля­ют его взгля­дов на жизнь.
   -- Вы зря так рас­­­стр­а­­­и­­ва­е­тесь, го­­­с­­­по­дин, -- слад­ко про­пел ху­до­ща­вый. Кон­чи­те тор­го­вать и са­ми при­ди­те с пол­сот­ней. Вон на­ша ма­ши­на сто­ит, ви­ди­те? А на­ру­шать по­ря­док ни­ко­му не до­зво­ле­но. Это я вам веж­ли­во и от­­­в­е­­т­­­ств­ен­но го­во­рю. Вы ведь не хо­ти­те, что­бы на рын­ке ца­ри­ла анар­хия, бан­ди­тизм вся­кий, прав­да?
   -- На это есть ми­ли­ция! -- взо­рвал­ся спо­рив­ший.
   -- У ми­ли­ции, го­­­с­­­по­дин хо­ро­ший, так мно­го дел, что она не ус­пе­ва­ет пре­сечь на­ру­ше­ние за­ко­нов. Вот мы и ста­ра­ем­ся по­мочь ей и вам. Так что про­сим вас не за­быть ваш взнос.
   -- Але­ха, что там у вас? -- по­слы­шал­ся гроз­ный ба­ри­тон и из ма­ши­ны вы­лез бо­ров ки­ло­грам­мов на сто де­сять. -- Я ему ро­га об­ло­маю, ес­ли он ста­нет ры­пать­ся!
   Вот ви­ди­те, го­­­с­­­по­дин. Мой друг вол­ну­ет­ся. А ему вол­но­вать­ся вред­но. У не­го по­вы­шен­ное кро­вя­ное дав­ле­ние...
   Мед­лен­но и спо­кой­но па­роч­ка про­дол­жи­ла об­ход. Боль­ше ин­ци­ден­тов не воз­ни­ка­ло.
  
   Бел­кин шел до­мой в са­мом от­вра­ти­тель­ном со­­­ст­о­­я­нии. Вы­хо­дя с тер­ри­то­рии рын­ка, он ми­но­вал чер­ную "Вол­гу", в ко­то­рой си­де­ли рэ­ке­ти­ры. Ок­на ма­ши­ны бы­ли опу­ще­ны и бы­ло вид­но, как бри­то­го­ло­вые пьют из гор­ла ко­н­­ь­як, пе­ре­да­вая бу­тыл­ку друг дру­гу. Тот Зла­то­уст, ко­то­рый за­ни­мал­ся де­ма­го­ги­ей при от­бо­ре де­нег, по­­­см­о­­т­рел на Бел­ки­на, как на шкаф, не от­ры­вая бу­тыл­ки от рта. Бел­кин шел до­мой и стро­ил пла­ны изо­щрен­ной ме­­­с­ти. Глав­ным ору­ди­ем ме­­­с­ти бы­ла крас­нень­кая кни­жеч­ка КГБ, с по­мо­щью ко­то­рой он по­вел бы не­го­дя­ев в от­де­ле­ние ми­ли­ции и на­сто­ял бы, что­бы их от­ве­ли в тюрь­му. И там, в тюрь­ме он по­тре­бо­вал бы от над­зи­ра­те­лей, что­бы они би­ли не­го­дя­ев за ма­лей­ший про­сту­пок и са­жа­ли в кар­цер. Вся эта вос­пи­та­тель­ная ра­бо­та, по его мне­нию, долж­на бы­ла ком­пен­си­ро­вать тот мо­раль­ный и ма­те­ри­аль­ный ущерб, ко­то­рый рэ­ке­ти­ры на­не­сли ря­до­вым гра­­­ж­­­д­а­нам. Де­ло ос­та­ва­лось за ма­лым: ни­ка­кой крас­ной кни­жеч­ки, кро­ме удо­­­с­­­­то­­­в­е­ре­ния удар­ни­ка ком­­­­м­­у­­­ни­­­с­­­ти­­че­с­ко­го тру­да, у не­го ни­­­­к­о­г­да не бы­ло. Зли­ло его и то, что ему ни­че­го не уда­лось про­дать, кро­ме ор­де­нов "Шах­тер­ской Сла­вы" за сто руб­лей. Так что на­вар со­ста­вил все­го пол­сот­ни. Он уже пред­ви­дел, что же­на, уз­нав о не­удач­ном дне, сде­ла­ет ему вы­во­лоч­ку за без­дар­но по­тра­чен­ный вы­ход­ной, ко­­­г­да он мог бы, на­ко­нец, вы­та­щить ко­вер и вы­бить из не­го на­­­­к­о­­п­­ив­­шу­ю­ся за год пыль.
   За­гля­нув в поч­то­вый ящик, Бел­кин об­на­ру­жил пись­мо с пе­ча­тью Внеш­торг­бан­ка по­верх поч­то­вой мар­ки. Тут он вспом­нил, что год на­зад ко­ми­тет по ав­тор­ским пра­вам стал вы­пла­чи­вать ва­лю­ту за опуб­ли­ко­ван­ные еще во вре­ме­на за­стоя ста­тьи, пе­­­­р­­е­­­п­е­­­ч­а­т­ы­ва­е­мые за гра­ни­цей. Ли­хо­ра­доч­но на­до­рвав кон­верт, он про­чел, что ему при­чи­та­ет­ся аж че­­­­т­­ы­­ре­с­та дол­ла­ров. Це­лое со­­­ст­о­­я­ние!
   Пять лет то­му на­зад, еще до объ­яв­ле­ния "пе­ре­строй­ки" ему при­хо­дил ана­ло­гич­ное пись­мо, где его при­гла­ша­ли по­лу­чить го­но­рар за опуб­ли­ко­ван­ные ста­тьи. Но то­­­г­да дол­ла­ры на ру­ки на­се­ле­нию не да­ва­лись, за опе­ра­ции с дол­ла­ра­ми мож­но бы­ло схло­по­тать срок и не­ма­лый. Вы­да­ва­ли че­ки Внеш­торг­бан­ка -- ко­му с си­ней по­ло­сой, ко­му с жел­той. На че­ки мож­но бы­ло ку­пить вне оче­ре­ди ма­ши­ну или ко­­­о­­­­пе­­­ра­­тив­ную квар­ти­ру. Ну, это ес­ли ты го­да три си­дел где-ни­будь в Си­рии в под­зем­ном бун­ке­ре воз­ле ра­ке­ты или ра­бо­тал во­ен­ным со­вет­ни­ком во вре­мя Вьет­нам­ской вой­ны. На та­кие сум­мы Бел­кин, ра­­з­­­­ум­­е­­ет­ся, не рас­счи­ты­вал. И пра­виль­но де­лал, по­то­му что да­ва­ли обыч­но трид­цать-со­рок ин­ва­лют­ных руб­лей. Но в тот, по­след­ний раз пе­ред пе­ре­строй­кой да­ли аж две­­­с­ти! А как куль­тур­нень­ко всё про­ис­хо­ди­ло! До­ехал до стан­ции "Ку­ту­зов­ская", при­шел, по­ка­зал па­­­с­порт, за­пол­нил ли­­­с­­­то­чек и сел в крес­ло. Те­ле­ви­зор ра­бо­та­ет, по ра­дио вык­ли­ка­ют: Ива­нов -- к пя­то­му ок­ну, Пе­­­т­ров -- к пер­во­му ок­ну. Под­хо­дишь и сра­зу по­лу­ча­ешь та­кие кра­си­вые-кра­си­вые бу­маж­ки.
   Тут Бел­кин при­ос­та­но­вил свой по­ток вос­по­ми­на­ний и по­ду­мал, а не сде­лать ли из 400 дол­ла­ров за­нач­ку? Ведь на та­кие день­ги мож­но се­бе по­зво­лить всё и да­же за гра­ни­цу про­ехать­ся, а же­не ска­зать, что по­ехал в ко­ман­ди­ров­ку. Сей­час на чер­ном рын­ке дол­лар идет за трид­цать руб­лей, так что мож­но по­лу­чить гро­мад­ные день­ги, но де­ре­вян­ные, то есть не под­­­к­р­­е­­п­л­ен­ные ни зо­ло­том, ни всем до­­­ст­о­­­я­­ни­ем Ре­­­с­­п­­уб­­ли­ки Со­ве­тов, хо­тя на ка­­­ж­­дой банк­но­те ут­вер­жда­ет­ся об­рат­ное. "Пой­ду-ка я прой­дусь. На све­жем воз­ду­хе луч­ше ду­ма­ет­ся", -- ре­шил он.
   По­ток вос­по­ми­на­ний, ме­­­ж­­ду тем, влек его даль­ше. Он дол­го мы­кал­ся по ма­га­зи­нам "Бе­рез­ка" со сво­­­и­ми че­ка­ми. Тряп­ки бы­ли ему не нуж­ны, обувь то­же. В об­щем, он ни в чем по ме­ло­чи не ну­­­ж­­­да­л­ся, а для ду­ши ни­че­го не на­хо­ди­лось. В кон­це кон­цов он ре­шил об­ме­нять две­­­с­ти че­ков на ты­ся­чу руб­лей у "лиц кав­каз­ской на­­­ц­и­­о­­н­­ал­ь­но­с­ти". Из раз­го­во­ров он знал, что эти ли­ца об­ла­да­ют фе­но­ме­наль­ным та­лан­том на­ду­вать про­ста­ков, то та­ко­вым се­бя не счи­тал и вот, в один из сол­неч­ных ап­рель­ских дней он от­пра­вил­ся к "Бе­рез­ке" на Си­ре­не­вом буль­ва­ре и вско­ре уже ви­дел од­но из этих лиц на крыль­це ма­га­зи­на. Стор­го­ва­лись бы­­­­с­­т­ро. Ли­цо мгно­вен­но взя­ло так­си и по­еха­ли к до­му Бел­ки­на. По до­ро­ге ли­цо вы­та­щи­ло из зад­не­го кар­ма­на тол­стен­ную пач­ку пя­ти­де­ся­ти­руб­ле­вок и ста­ло со сма­ком их пе­ре­счи­ты­вать. Бел­кин при этом дип­ло­ма­тич­но смо­­­т­рел в ок­но.
   Ос­та­вив по­ку­па­те­ля во дво­ре, Бел­кин ми­гом под­нял­ся к се­бе на пя­тый этаж, сгреб че­ки и сбе­жал по ле­ст­ни­це во двор. Ли­цо сто­­­я­ло, при­сло­нив­шись к за­бо­ру, ог­раж­да­ю­ще­му хок­кей­ную пло­щад­ку, и ку­ри­ло. Бел­кин до­стал че­ки и по­ма­хал ими в воз­ду­хе пе­ред но­сом по­ку­па­те­ля. По­ку­па­тель на­чал от­счи­ты­вать пя­ти­де­ся­ти­руб­лев­ки, де­лая ру­ка­ми стран­ные пас­сы, и вдруг Бел­кин по­­­ч­у­­в­­­ст­во­вал го­ло­во­кру­же­ние, да всё силь­нее и силь­нее. При сче­те во­семь­сот он сде­лал уси­лие над со­бой, про­тя­нул ру­ку, взял день­ги у счи­тав­ше­го и, бы­­­­с­­т­ро пе­ре­счи­тав, су­нул в кар­ман, ска­зав: "Так, здесь во­семь­сот, да­вай еще две­­­с­ти!" "За­чэм ден­ги в кар­ман по­ло­жил?" -- воз­му­ти­лось ли­цо кав­каз­ской на­­­ц­и­­о­­н­­ал­ь­но­с­ти. -- Да­вай ден­ги об­рат­но!" "По­­­­д­­о­­жди, -- стал его ус­­­­п­о­­к­а­и­вать Бел­кин, -- вот мои че­ки, да­вай еще две­­­с­ти и бе­ри че­ки". Ви­ди­мо та­кой рас­клад по­ку­па­те­ля не ус­­­т­­р­а­и­вал. Он уп­ря­мо тре­бо­вал день­ги на­зад и, по­лу­чив их, не ог­ля­ды­ва­ясь, ушел. Толь­ко пос­ле его ухо­да Бел­кин по­­­ч­у­­в­­­ст­во­вал, что в го­ло­ве у не­го про­яс­не­ло, и смог оце­нить сте­пень опас­­­­н­о­с­ти, ко­то­рая ему уг­ро­жа­ла. "Так вот в чем их прин­цип дей­­­­с­твия, -- раз­мыш­лял он поз­же. -- Это не толь­ко лов­кость рук. Это еще и гип­ноз. Вот по­че­му так мно­го по­стра­дав­ших!"
   Нет, на та­кую удоч­ку он боль­ше не по­па­дет­ся. Он возь­мет дол­ла­ры и пре­вра­тит их без вся­ких ма­ни­пу­ля­ций в удо­воль­ст­вия или цен­­­­н­о­с­ти, или пусть ле­жат на чер­ный день. Дол­лар не­по­ко­ле­бим, как не­по­ко­ле­би­ма са­ма Аме­ри­ка. Он зна­ет от вер­ных лю­дей, что да­же в Ан­­­г­лии мож­но предъ­­­­­явить в бан­ке банк­но­ту сто­лет­ней дав­­­­н­о­с­ти и её раз­ме­ня­ют или об­ме­ня­ют на све­жую.
  
   Ра­­­зо­­­­ча­­­р­о­ва­ние на­сту­пи­ло, ко­­­г­да он по­до­шел к от­вра­ти­тель­но гряз­но-жел­то­му зда­нию бан­ка на Са­до­вом коль­це и уви­дел не­смет­ную тол­пу рос­сий­ских гра­­­ж­­дан, меч­­­т­а­­ю­щих по­лу­чить свои кров­ные. Че­рез пол­ча­са он вы­яс­нил, что су­­­­щ­­е­­­с­­т­ву­ет оче­редь, в ко­то­рой на­до от­ме­чать­ся ка­­­ж­­дый по­не­дель­ник и что сей­час за­пи­сы­ва­ют на но­ябрь (а на дво­ре сто­ял ав­густ). С ав­­­­г­у­с­та по но­ябрь он ак­ку­рат­но от­ме­чал­ся у муж­чи­ны с пыш­ны­ми уса­ми и с боль­шим жел­тым порт­фе­лем под­мыш­кой, но в се­ре­ди­не но­­­­я­­б­ря этот тип ку­да-то ка­нул и ста­ло яс­но, что всё на­до на­чи­нать за­но­во.
   Чув­­­­с­твуя, что на­до сроч­но ум­неть, Бел­кин за од­ну ночь по­ум­нел и в шесть ча­сов ут­ра уже сто­ял у вхо­да в зда­ние бан­ка. Он тут же уви­дел груп­пу "лиц кав­каз­ской на­­­ц­и­­о­­н­­ал­ь­но­с­ти", ко­то­рые ве­се­ло су­­­е­­­ти­лись, рас­став­ляя же­­­л­а­­ю­щих по­пасть в банк се­год­ня. Бел­кин по­до­шел к од­но­му из них, мор­да­то­му, в ще­голь­ской дуб­лен­ке с ме­хо­вым во­рот­ни­ком и до­го­во­рил­ся, что они впих­нут его в банк за пять­де­сят дол­ла­ров. Его тут же по­ста­ви­ли за ве­рев­ку, ого­­­­р­­а­­­жи­­ва­ю­щую сча­­с­т­­­ли­в­цев от ос­таль­ных гра­­­ж­­дан, где он от­сто­ял до де­ся­ти ут­ра. И вот две­ри бан­ка не­­­г­о­­­с­­­т­е­­п­­ри­им­но при­­­от­­­­во­­ри­лись, и ту­да, внутрь ми­мо су­ро­во­го ми­­­­л­и­­ц­­и­­о­не­ра по­лил­ся то­нень­кий ру­че­ек жа­­­ж­­­д­у­щих ва­лю­ты. Тут к Бел­ки­ну под­ка­тил­ся мор­да­тый бла­го­де­тель и ткнул паль­цем в то­ще­го блат­няж­ку с при­лип­шим к ниж­ней гу­бе окур­ком, в ко­то­ром в ту же се­кун­ду Бел­кин уз­нал бол­тли­во­го вы­мо­га­те­ля с бло­ши­но­го рын­ка. "Дэн­ги ат­даш эму", -- ска­зал мор­да­тый.
   По­па­рив­шись еще пол­то­ра ча­са вну­­­т­ри кро­хот­но­го по­ме­ще­ния, Бел­кин по­лу­чил же­лан­ные дол­ла­ры и по­спе­шил до­мой. На ули­це уже ни­ко­го не бы­ло -- ни ми­ли­ции, ни че­чен­цев, ни жа­­­ж­­­д­у­щих де­нег. Он уж по­ду­мал, что так и дой­дет до ме­­­т­ро, не за­пла­тив по­ло­жен­ную мзду, как тот блат­няж­ка воз­ник ря­дом и по­вел его под ар­ку в бли­жай­ший двор. Бел­кин по­­­ч­у­­в­­­ст­во­вал, что это мо­жет кон­чить­ся для не­го се­год­ня очень пло­хо и по­то­му упер­ся и ска­зал, что день­ги от­даст пря­мо сей­час и здесь, су­нул га­ду пол­сот­ни дол­ла­ров и бы­­­­с­­т­рым ша­гом уда­лил­ся.
   Ко­­­г­да Бел­кин по­ве­дал свою ис­то­рию Ни­ко­лаю, тот хмык­нул и до­ба­вил, что Бел­кин де­ше­во от­де­лал­ся. Мог­ли и при­бить, и от­нять всё до по­след­ней ко­пей­ки, так как ми­ли­ция дав­но ку­­­п­­­л­е­на-пе­­­­р­­е­­­­к­уп­­ле­на и за­кры­ва­ет гла­за на все про­дел­ки рэ­ке­ти­ров.
   -- Я сам те­бе мо­гу рас­ска­зать, как ме­ня обо­­­­­б­­­ра­ли, -- про­дол­жил он. Раз я по­лу­чил боль­шую те­­­­­­­м­­­а­­­ти­­че­с­кую пре­мию, руб­лей че­­­­­­­т­­ы­­ре­с­та с хво­­­­­с­­­ти­ком. Иду я до­мой и вдруг воз­ле ма­га­зи­на ме­ня об­го­ня­ет то­щень­кий та­кой, вро­де вот это­го бол­тли­во­го блат­ня­ги, в си­нем бе­ре­ти­ке. В пра­вой ру­ке у не­го две сдоб­ные бу­лоч­ки. Я толь­ко ус­пел на не­го гля­нуть, как он на­кло­нил­ся в мою сто­ро­ну и по­до­брал то­нень­кую па­чеч­ку дол­ла­ров, пе­ре­тя­ну­тых чер­ной ре­зин­кой. Улы­ба­ет­ся он мне так до­ве­ри­тель­но и го­во­рит -- по­де­лим­ся? Ну, ду­маю, день­ги к день­гам идут, и со­гла­ша­юсь. А я уже, мож­но ска­зать, поч­ти до­ма. Этот плю­га­вый су­ет дол­ла­ры в кар­ман и тя­нет ме­ня во двор, со­сед­ний с мо­им дво­ром. Я его хо­чу от­­­­­в­е­­с­ти в свой подъ­езд, что­бы без сви­де­те­лей, а он нет, ни в ка­кую. Да-а. Ос­та­нав­ли­ва­ем­ся мы у вы­со­ко­го бе­тон­но­го за­бо­ра. Я и гла­зом не ус­пел мор­­­­г­нуть, как ря­дом ока­зал­ся здо­ро­вен­ный уз­бек, вы­ше ме­ня на го­ло­ву и спра­ши­ва­ет: "Ре­бя­та, мне ска­за­ли, что вы по­до­бра­ли дол­ла­ры, ко­то­рые я вы­ро­нил из кар­ма­на. А тот то­щий го­во­рит, что, мол, нет у нас ни­че­го и вы­во­ра­чи­ва­ет ле­вый кар­ман в брю­ках и на­груд­ные кар­ма­ны кур­точ­ки. Вот, мол, смо­­­­т­ри. То­­­­г­да уз­бек по­во­ра­чи­ва­ет­ся ко мне и спра­ши­ва­ет: "А у те­бя?" И по­лу­чи­лось, что я как бы в сго­во­ре с то­щим. Я то­же вы­вер­нул кар­ма­ны курт­ки, а по­том за­чем-то по­лез в бо­ко­вой кар­ман пи­джа­ка и вы­та­щил бу­маж­ник, где гре­лась вся моя пре­мия. Уз­бек взял мой бу­маж­ник, де­ло­ви­то пе­ре­счи­тал ку­пю­ры два ра­за и вер­нул мне бу­маж­ник. По­том он по­вер­нул­ся к то­ще­му и за­лез к не­му в пра­вый кар­ман брюк, где и на­шел дол­ла­ры. Тут он опять по­во­ра­чи­ва­ет­ся ко мне и го­во­рит: "Как те­бе не стыд­но брать чу­жие день­ги? И мне ста­ло стыд­но, и я мол­чу. Ог­ля­нул­ся -- то­го то­ще­го и след про­стыл. И я со сво­им сты­дом иду, не смо­­­­т­рю ни­ку­да, ру­гаю се­бя, что я -- на­чаль­ник ла­бо­ра­то­рии, ввя­зал­ся в не­до­стой­ную иг­ру, пе­ре­жи­ваю свое мо­раль­ное па­де­ние. При­хо­жу до­мой, ужи­наю в том же пло­хом на­­­­ст­р­о­­е­нии и са­­­­­­­м­­­о­­­ед­­стве и тут ме­ня слов­но под­толк­ну­ло. А за­чем уз­бек счи­тал день­ги в мо­ем бу­маж­ни­ке. Иду, за­пи­ра­юсь в ту­­­­­а­­­ле­те и сра­зу ви­жу, что пач­ка де­нег силь­но от­оща­ла. Ока­за­лось, что вме­­­­с­то че­ты­рех со­тен ос­та­лось пол­то­ры. Толь­ко тут до ме­ня до­шло, что ме­ня ма­­­­с­­­т­ер­ски ра­­­­­­з­­ы­­г­­ра­ли. Мне, зна­ешь, да­же по­пло­хе­ло с серд­цем. Же­не об этих де­лах не ска­жешь -- бу­дет по­том всю жизнь по­пре­кать. По­зво­нил бо­­­­е­вой по­дру­ге. А она мне го­во­рит: "Что же ты, ду­ра­чок, га­зет не чи­та­ешь, те­ле­ви­зор не смо­­­­т­ришь? Бу­к­валь­но на той не­де­ле рас­ска­зы­ва­ли об этих афе­­­­­­р­и­с­тах. Но де­ло не в этом. Ты -- на­чаль­ник ла­бо­ра­то­рии, уро­нил своё до­­­­­с­­т­­­о­­­ин­­ство, по­то­му что по­шел де­лить день­ги с про­хо­дим­цем. Вид­но ма­ло те­бя в дет­­­­­­с­тве сек­ли. А зна­ешь, ка­кие ужас­ные ве­щи они вы­де­лы­ва­ют? За­ма­ни­ва­ют в подъ­езд, гра­бят и из­би­ва­ют до смер­ти! Пусть это бу­дет те­бе уро­ком: что бы ни ва­ля­лось под но­га­ми -- не под­ни­май! По­то­му что не твое! Че­ст­но сло­во, да­же стыд­но учить по­жи­ло­го че­ло­ве­ка!" И зна­ешь, мне от её ру­га­ни лег­че ста­ло. И урок я ус­во­ил на­креп­ко -- ес­ли хо­чешь про­жить жизнь спо­кой­но, не свя­зы­вай­ся ни­­­­к­о­г­да с не­че­ст­ны­ми людь­ми и не на­ру­шай за­кон. То­го же и те­бе же­лаю.
  
   Став об­ла­да­те­лем ва­лю­ты, Бел­кин за­ме­тил, что жизнь его пос­ле это­го важ­но­го со­бы­тия ни­чуть не пе­ре­ме­ни­лась. Он не стал ни бо­лее бо­га­тым, ни бо­лее сча­­с­т­­­л­и­вым. Но жизнь во­круг ме­ня­лась, как в ка­­­л­е­­й­­­до­­с­ко­пе. Их пред­при­ятие, со­су­щее день­ги из обо­рон­ных за­ка­зов, со­вер­шен­но обан­кро­ти­лось. Сме­ни­лись под­ряд два ге­не­раль­ных ди­рек­то­ра, а ста­ро­го оп­ре­де­ли­ли в кон­суль­тан­ты. Зар­­­п­­­ла­ту, ме­­­ж­­ду тем, не пла­ти­ли по-преж­не­му, так что бло­ши­ный ры­нок еще да­вал не­боль­шой до­ход, ко­то­рый, прав­да, ста­но­вил­ся всё мень­ше и мень­ше, так как на­се­ле­ние бед­не­ло, да и ас­сор­ти­мент у про­­­д­а­­ю­щих был уже да­ле­ко не тот, как год на­зад. Рэ­кет, тем не ме­нее, вре­мя от вре­ме­ни про­дол­жал­ся. Ни­ко­лай рас­ска­зы­вал, что к Оле­гу опять под­ка­ты­ва­лись, и он опять воз­му­щал­ся и не хо­тел пла­тить вы­мо­га­те­лям.
   В по­след­нее вос­кре­се­нье сен­­­т­я­­б­ря Бел­кин во­об­ще ни­че­го не про­дал на рын­ке и ос­тал­ся в ми­ну­се, за­пла­тив рэ­ке­ти­рам сто руб­лей (А как же! Рубль ведь па­да­ет и па­да­ет!). Он шел в са­мом мрач­ном рас­по­ло­же­нии ду­ха и мысль о при­пря­тан­ных дол­ла­рах со­вер­шен­но его не гре­ла.
   Ждать трам­вая ему не за­хо­те­лось и он по­плел­ся ми­мо го­­­с­­­т­и­­­ни­ч­но­го ком­плек­са к ме­­­т­ро. На вы­хо­де из стан­ции "Се­ме­нов­ская" он за­ме­тил, что од­на из две­рей на вы­ход не ра­бо­та­ет. На­род тол­пил­ся на вы­хо­де и это еще боль­ше ра­зо­зли­ло Бел­ки­на. Он по­ду­мал, что ни в чем не ста­ло по­ряд­ка. И ме­­­т­ро, ко­то­рое всю его жизнь бы­ло об­раз­цом чет­­­­к­о­с­ти, стра­да­ет сбо­­­я­ми. То по­ез­да за­паз­ды­ва­ют, то две­ри за­чем-то за­пи­ра­ют... Про­­­т­и­­­с­­­ки­­вать­ся на вы­ход с тя­же­лой сум­кой на ко­ле­сах бы­ло очень не­при­ят­но. Но вот он про­шел две­ри и уви­дел, что ме­­­ж­­ду со­сед­ни­ми двой­ны­ми дверь­ми ле­жит те­ло. Это не­со­мнен­но был его не­дав­ний зна­ко­мый Олег, ко­то­рый так за­паль­чи­во го­во­рил о Па­­­с­­т­­ер­­на­ке. И тот­час его па­мять как пу­щен­ная на­зад ки­но­лен­та под­ска­за­ла ему, что тот са­мый спор, ко­то­рый он слы­шал од­­­­н­­а­ж­ды из­да­ле­ка, стоя в тор­го­вом ря­ду, свя­зан с Оле­гом. Это он спо­рил с рэ­ке­ти­ра­ми. Вот, спо­рил, спо­рил и до­спо­рил­ся. Лю­ди шли и шли ми­мо те­ла Оле­га, шли мол­ча, ста­ра­ясь не смо­­­т­реть. Ма­ло ли, по­че­му че­ло­век ле­жит на по­лу ме­­­ж­­ду дверь­ми. Ни один не ос­та­но­вил­ся, не на­гнул­ся, что­бы про­ве­рить, жив или мертв. Кро­ви под ним на по­лу не бы­ло, но по без­воль­но­сти те­ла и за­­­п­р­­о­­­к­и­­н­у­то­с­ти го­ло­вы ощу­ща­лось, что мертв, мертв.
   Ну и где твоя ми­ли­ция? -- с то­­­с­кой по­ду­мал Бел­кин. Вот она -- це­на тво­ей жиз­ни. Сто руб­лей. А ведь был док­то­ром на­ук, мог по­пы­тать­ся под­ра­бо­тать кон­­­су­л­­ь­­­та­­ци­я­ми или пре­по­да­ва­ни­ем... Лад­но, ждать ми­ли­цию и рас­ска­зы­вать, что знаю его и пред­по­ла­гаю его убийц, это зна­чит втра­вить се­бя в ис­то­рию, ко­то­рая до­­­б­ром не кон­чит­ся. Са­мо­го при­кон­чат. Всё, с бло­ши­ным рын­ком по­кон­че­но. Бе­ре­же­но­го бог бе­ре­жет.
   Ин­те­рес­но по­­­см­о­­т­реть, как об­сто­ит де­ло с этим в Аме­ри­ке, -- ду­мал он по до­ро­ге до­мой. Брат пи­сал, что у них то­же мож­но за­пла­тить не­боль­шую сум­му и в уик-энд по­сто­ять со сво­им ба­рах­лиш­ком на спе­ци­аль­но вы­де­лен­ных пло­щад­ках. Он хва­­­с­­т­ал­ся, что на ме­ст­ном бло­ши­ном рын­ке обул­ся, одел­ся, ку­пил пре­крас­ный сер­виз и ме­­­т­а­­л­­­ли­­че­с­кую по­су­ду и счи­та­ет се­бя ду­ра­ком, что над­ры­вал­ся, вез с со­бой вся­кий там мель­хи­ор и тя­же­лые, как чу­гун, хру­­­с­т­а­ль­ные ва­зы. И во­об­ще, для них про­гул­ка на бло­ши­ный ры­нок -- од­но из тех раз­вле­че­ний, ко­то­рое по­зво­ля­ют се­бе по­жи­лые лю­ди из Рос­сии. Раз­вле­че­ние из са­мых де­ше­вых.
   А не по­дать­ся ли в Аме­ри­ку, по­ка пу­­­с­­­ка­ют?

УРО­КИ АНГ­ЛИЙ­СКО­ГО

  
   Со­всем не­дав­но, лет два­дцать на­зад я лю­бил вре­мя от вре­ме­ни взять с со­бой в до­ро­гу од­ну из книг из­да­тель­ст­ва "Про­гресс" на анг­лий­ском язы­ке. Боль­ше все­го мне бы­ли по ду­ше сказ­ки Уай­ль­да или Ки­п­лин­га. Ино­гда я брал при­клю­чен­че­ские ро­ма­ны и уж в край­нем слу­чае -- де­тек­ти­вы. По­след­ние я не жа­лую и на рус­ском.
   Я не мо­гу ска­зать, что знаю хоть не­мно­го анг­лий­ский. На­про­тив, чем боль­ше я чи­таю, тем боль­ше чув­ст­вую не­обо­зри­мость чу­жо­го, но пре­крас­но­го язы­ка. Ах, эти чу­дес­ные идио­мы, эта не­пред­ска­зуе­мость со­че­та­ний слов! Ты на­чи­на­ешь в них ко­пать­ся -- и всё ста­но­вит­ся ло­гич­ным, по­нят­ным, ост­ро­ум­ным... Ко­неч­но, хо­ро­шо бы по­жить го­дик-дру­гой в Лон­до­не или Глаз­го, при­час­тить­ся к жи­вой раз­го­вор­ной ре­чи. Впро­чем, двое мо­их зна­ко­мых, то­же ни­ко­гда не бы­вав­ших за ру­бе­жом, здо­ро­во ме­ня обо­гна­ли в анг­лий­ском. Пом­ню, один из них пе­ре­во­дил лек­цию про­фес­со­ра Ро­уза при­ез­жав­ше­го по при­гла­ше­нию Ака­де­мии на­ук, и я по­ра­зил­ся лег­ко­сти, с ко­то­рой до­но­си­лась до ау­ди­то­рии ин­фор­ма­ция о но­вей­ших оп­ти­че­ских ме­то­дах ис­сле­до­ва­ния, гус­то пе­ре­сы­пан­ная ост­ро­та­ми и афо­риз­ма­ми. Про­фес­сор Ро­уз ока­зал­ся на ред­кость ве­сё­лым че­ло­ве­ком.
   Ме­ня все­гда влек­ли эле­мен­ты ти­та­низ­ма в че­ло­ве­ке. Вот, ска­жем, Ман­дель­штам вы­учил италь­ян­ский язык, что­бы про­честь "Бо­же­ст­вен­ную ко­ме­дию" в ори­ги­на­ле. Но по­ду­май­те, как нуж­но бы­ло изу­чить язык, что­бы в ре­зуль­та­те поя­ви­лась ра­бо­та "Раз­го­вор о Дан­те". Ну, лад­но, Ман­дель­штам -- ге­ний. Ему свой­ст­ве­нен ти­та­низм. Но вот я уз­нал, что се­ми­де­ся­ти­лет­ний док­тор био­ло­ги­че­ских на­ук Т.Р. вы­учил япон­ский, что­бы чи­тать ста­тьи кол­лег из стра­ны вос­хо­дя­ще­го солн­ца! Ска­жу че­ст­но, я ис­пы­тал чув­ст­во за­вис­ти к не­му и вос­хи­ще­ния че­ло­ве­че­ски­ми воз­мож­но­стя­ми, ко­то­рые про­яв­ля­ют­ся в иных пред­ста­ви­те­лях с та­кой си­лой. Ка­за­лось бы -- че­го за­ви­до­вать? Возь­ми и по­вто­ри скром­ный под­виг про­фес­со­ра. Так нет. Не по­лу­ча­ет­ся. Всё де­ла и де­лиш­ки съе­да­ют вре­мя и, ес­ли не взять се­бя в шо­ры, ни­че­го ни­ко­гда не ус­пе­ешь сде­лать.
  
   В шко­ле мы учи­ли не­мец­кий, а в ин­сти­ту­те нас за­ста­ви­ли за­ни­мать­ся анг­лий­ским. Я вспо­ми­наю на­шу груп­пу -- ис­пу­ган­ные, за­би­тые пер­во­курс­ни­ки, об­на­ру­жив­шие, что они ров­но ни­че­го не смыс­лят ни в ма­те­ма­ти­ке, ни в фи­зи­ке, ни да­же в хи­мии, ко­то­рой они ре­ши­ли по­свя­тить свою жизнь. Ку­чи не­удов­ле­тво­ри­тель­ных и сла­бо­удов­ле­тво­ри­тель­ных оце­нок, как из уша­та, вы­плес­ну­лись на го­ло­вы не­дав­них школь­ных от­лич­ни­ков. Вось­ми­ча­со­вые ла­бо­ра­тор­ные ра­бо­ты, кол­ло­к­виу­мы, кон­троль­ные... И вот вам еще на за­кус­ку не­зна­ко­мый ино­стран­ный язык.
   В кро­хот­ную, душ­ную ау­ди­то­рию, на­по­ми­наю­щую спи­чеч­ный ко­ро­бок, по­став­лен­ный на бок, еле про­тис­ну­лась очень пол­ная по­жи­лая да­ма в ко­рот­ком ко­рич­не­вом плать­и­це. Она ода­ри­ла нас бла­го­же­ла­тель­ной улыб­кой, и мы со вто­рой ми­ну­ты уз­на­ли, что изу­чать анг­лий­ский нам бу­дет лег­ко, так как в не­мец­ком есть мно­го по­хо­жих слов. К то­му же и грам­ма­ти­ка про­ще. Ко­ро­че, нам про­сто по­вез­ло, что мы бу­дем учить та­кой лег­кий язык. Прав­да, анг­ли­ча­не пи­шут Ли­вер­пуль, а чи­та­ют Ман­че­стер, но это пус­тя­ки, мы ско­ро при­вык­нем.
   К со­жа­ле­нию, спус­тя ме­сяц пре­по­да­ва­тель­ни­цу сме­ни­ли. При­шла ста­ру­ха с ог­ром­ным жабь­им ртом, кра­ше­ны­ми в фио­ле­то­вый цвет се­ды­ми с жел­тиз­ной во­ло­са­ми, и на­руч­ны­ми ча­са­ми с хо­ро­ший бу­диль­ник. Я сра­зу не­вз­лю­бил её не­ряш­ли­вую се­ди­ну, си­зый нос и тря­су­щий­ся жир под­бо­род­ка, её всхли­пы­ваю­щую, спо­ты­каю­щую­ся речь. Пе­ре­ход от не­мец­ко­го к анг­лий­ско­му ока­зал­ся не так ле­гок, как обе­ща­ла до­б­рая фея в ко­рич­не­вом плать­и­це. На од­ном из за­че­тов я два­ж­ды ошиб­ся, про­чтя анг­лий­ское Уо­тер сна­ча­ла, как Вас­сер, а по­том как Ва­тер, и это при­ве­ло ста­ру­ху в ярость. Тря­ся слю­ня­вы­ми гу­ба­ми, она гру­бо вы­рва­ла книж­ку из-под мое­го но­са и про­гна­ла ме­ня. Анг­лий­ский пре­вра­тил­ся в обу­зу, ко­то­рую на­до бы­ло стрях­нуть в кон­це вто­ро­го кур­са.
   Кста­ти, пер­вые два го­да боль­шин­ст­во из нас учи­лось весь­ма по­сред­ст­вен­но, и объ­яс­ня­лось это очень про­сто -- мы столк­ну­лись с фун­да­мен­таль­ны­ми нау­ка­ми, то есть об­лас­тя­ми, где тво­ри­ли ге­нии и где толь­ко ум­ные и та­лант­ли­вые чув­ст­ву­ют се­бя при­воль­но. Нас же без­бреж­ность и без­дон­ность этих на­ук пу­га­ла, и мы роб­ко жа­лись к бе­ре­гу. За­то на по­след­них кур­сах мы со­вер­шен­но ос­вои­лись. Тех­но­ло­гия ока­за­лась сво­дом же­ст­ких пра­вил, ко­то­рые нуж­но со­блю­дать, что­бы всё бы­ло хо­ро­шо. Бо­же мой, че­му нас толь­ко не учи­ли! Тех­но­ло­гия ме­тал­лов, со­про­тив­ле­ние ма­те­риа­лов, эко­но­ми­ка пред­при­ятий и де­та­ли ма­шин, элек­тро­тех­ни­ка, про­цес­сы и ап­па­ра­ты хи­ми­че­ской про­мыш­лен­но­сти и про­чее, и про­чее. Кто-то из пре­по­да­ва­те­лей ска­зал на пя­том кур­се: "Из вас го­то­вят ин­же­не­ров ши­ро­ко­го про­фи­ля". И мы с гор­до­стью по­вто­ря­ли друг дру­гу: "Из нас го­то­вят ин­же­не­ров ши­ро­ко­го про­фи­ля". Толь­ко не­сколь­ко лет спус­тя мы по­ня­ли, что это оз­на­ча­ет пол­ную про­ти­во­по­лож­ность по­ня­тию спе­циа­лист. Как я со­жа­лел по­том, что ма­ло ча­сов про­вел в ла­бо­ра­то­ри­ях. Я за­ви­дую хи­ми­кам про­шло­го, их не­обык­но­вен­но­му уме­нию ра­бо­тать ру­ка­ми, их спо­соб­но­сти с по­мо­щью про­стей­ших ла­бо­ра­тор­ных при­бо­ров ста­вить экс­пе­ри­мен­ты, от­кры­ваю­щие це­лые об­лас­ти по­зна­ния. От ко­го же за­ви­се­ла в своё вре­мя сум­ма при­об­ре­тае­мых зна­ний? Толь­ко ли от ме­ня? Не знаю.
   В по­сле­дую­щие го­ды, уже по­лу­чив ди­плом и ра­бо­тая, я всё бо­лее от­да­лял­ся от анг­лий­ско­го язы­ка. На­уч­ные жур­на­лы мы про­лис­ты­ва­ли, не об­ра­щая вни­ма­ния на "во­дич­ку", раз­бав­ляю­щую гра­фи­ки, таб­ли­цы и ма­те­ма­ти­че­ские вы­клад­ки.
   Это бы­ло очень ин­те­рес­ное для ме­ня вре­мя. Я воз­вра­тил­ся к фун­да­мен­таль­ным нау­кам и по­знал сча­стье и го­речь на­уч­но­го по­ис­ка, ко­гда при­ро­да, драз­ня ис­сле­до­ва­те­ля, ве­дет его че­рез бес­ко­неч­ную по­ло­су пре­пят­ст­вий, раз­би­ва­ет без жа­ло­сти од­ну за дру­гой его ги­по­те­зы, ста­вит ло­вуш­ки и вдруг бро­са­ет от­ча­яв­ше­му­ся в сво­их си­лах спа­са­тель­ный круг, и он, обес­си­лен­ный, при­ста­ет к бе­ре­гу, где па­сет­ся ча­ще все­го ба­наль­ней­шая ис­ти­на.
   Хо­тя ис­сле­до­ва­ния за­ни­ма­ли мой ум, внут­ри все­гда жи­ла жа­ж­да об­ще­ния на ино­стран­ном язы­ке, при том, что я за­был и школь­ный не­мец­кий, и ин­сти­тут­ский анг­лий­ский. Од­на­ж­ды в на­шу ла­бо­ра­то­рию из ди­рек­ции при­ве­ли тол­сто­го-пре­тол­сто­го нем­ца из ГДР и с ис­тин­но рос­сий­ским гос­те­при­им­ст­вом уса­ди­ли в крес­ло ше­фа. Шеф при­шел, вы­яс­нил у сек­ре­тар­ши, что не­мец на­прав­лен в дру­гую ла­бо­ра­то­рию, но там ни­ко­го нет и про­чее, ушел, не же­лая раз­вле­кать не­про­шен­но­го гос­тя. Я, на­про­тив, вер­тел­ся в ка­би­не­те ше­фа и пус­кал пу­зы­ри из об­рыв­ков не­мец­ких фраз, за­сев­ших в го­ло­ве еще со шко­лы. Не­мец жир­но, по­кро­ви­тель­ст­вен­но улыб­нул­ся и спро­сил у сек­ре­тар­ши, знаю ли я не­мец­кий. "О, нет, -- от­ве­ча­ла сек­ре­тар­ша. -- Он зна­ет толь­ко от­дель­ные фра­зы и сло­ва. Гость с пре­вос­ход­ст­вом че­ло­ве­ка, ко­то­рый го­раз­до луч­ше зна­ет не­мец­кий, еще раз взгля­нул на ме­ня. Я про­гло­тил горь­кую пи­лю­лю и уда­лил­ся.
   В том же го­ду с при­яте­лем-фи­ли­ло­гом я от­пра­вил­ся на бай­дар­ке по Вал­даю. "We spoken about chemistry", -- на­пы­щен­но ска­зал я ему у ко­ст­ра в пер­вый же ве­чер. Он мол­ча улыб­нул­ся. Эту са­кра­мен­таль­ную фра­зу я про­из­нес за пу­те­ше­ст­вие раз де­сять. "Так по-анг­лий­ски не го­во­рят", -- ска­зал он на­ко­нец. Я был убит. Эта фра­за ка­за­лась мне столь со­вер­шен­ной и му­зы­каль­ной...
  
   Ро­ди­те­ли тре­тий год пи­ли­ли ме­ня, что я не сдаю кан­ди­дат­ский ми­ни­мум. "Эдик уже сдал ино­стран­ный язык, -- го­во­ри­ли они, -- а Са­ша по­сту­пил в уни­вер­си­тет мар­ксиз­ма-ле­ни­низ­ма и че­рез пол­то­ра го­да сдаст фи­ло­со­фию". Я толь­ко от­ма­хи­вал­ся. Ве­че­ра­ми по­сле ра­бо­ты мы иг­ра­ли в шах­ма­ты, из­ред­ка пи­ли спирт и ре­ша­ли гло­баль­ные про­бле­мы. До­мой ме­ня не тя­ну­ло, хо­тя там си­де­ла мо­ло­дая и кра­си­вая же­на. Те­перь я со­об­ра­жаю, что у ме­ня был за­тя­нув­ший­ся пе­ри­од ин­фан­тиль­но­сти, ко­то­рый чис­то слу­чай­но за­кон­чил­ся бла­го­по­луч­но. Та­ких обол­ту­сов обыч­но бро­са­ют же­ны и тре­ти­ру­ет на­чаль­ст­во. Же­на ме­ня не бро­си­ла, но шеф пе­со­чил ме­ня с та­ким усер­ди­ем и час­то­той, что мне по­не­во­ле при­шлось ис­кать ме­сто по­спо­кой­нее. В са­мый раз­гар по­ис­ков я вдруг ока­зал­ся в не­обык­но­вен­ном фа­во­ре у ше­фа. От не­го ушел, не вы­дер­жав бес­ко­неч­ных мел­ких при­ди­рок, са­мый тол­ко­вый па­рень. Я, ста­ло быть, шел под вто­рым но­ме­ром. Но фа­вор ме­ня не ос­та­но­вил, и я убе­жал в ас­пи­ран­ту­ру.
   Анг­лий­ский язык сно­ва встал на мо­ем пу­ти. Для то­го, что­бы взять его при­сту­пом, у ме­ня яв­но не хва­та­ло ре­зер­вов, но ме­ня уст­раи­ва­ла толь­ко по­бе­да. В за­па­се бы­ло во­семь дней. Же­на по­ве­ла ме­ня к на­шей зна­ко­мой учи­тель­ни­це. Та вы­та­щи­ла па­ру кни­жо­нок для седь­мо­го клас­са и ко­пию ста­тьи по во­лок­нам -- её муж ра­бо­тал в тек­стиль­ной про­мыш­лен­но­сти.
   "Чи­тай! -- ска­за­ла мне учи­тель­ни­ца. Сло­ва вы­ле­та­ли из ме­ня, как уда­ры па­ро­во­го мо­ло­та. -- Пе­ре­во­ди!". Смысл я ух­ва­тил бы­ст­ро, и это ей по­нра­ви­лось. "Очень сла­бо, -- ска­за­ла она, -- но не без­на­деж­но. По­про­бу­ем под­го­то­вить".
   Вы знае­те, всё-та­ки во­семь дней -- это очень ма­лень­кий срок. На де­вя­тый день я тол­кал­ся в тол­пе бу­ду­щих, на­стоя­щих и быв­ших ас­пи­ран­тов на ка­фед­ре ино­стран­ных язы­ков. Эк­за­мен у ме­ня при­ни­ма­ли две жен­щи­ны, од­на по­жи­лая, мол­ча­ли­вая, с ус­та­лым без­раз­лич­ным взгля­дом, дру­гая -- лет под со­рок, брю­нет­ка с тем­ны­ми жи­вы­ми гла­за­ми. Пись­мен­ный пе­ре­вод мой по­жи­лая по­че­му-то весь ис­чер­ка­ла крас­ным ка­ран­да­шом. Чи­тал я, под­вы­вая в окон­ча­ни­ях фраз, что долж­но бы­ло оз­на­чать a very good pronunciation. Один раз, ото­рвав­шись от тек­ста, я за­ме­тил, что жен­щи­ны об­ме­ня­лись крас­но­ре­чи­вым взгля­дом. За­тем мне был за­дан во­прос, ко­то­рый я не по­нял и по­пы­тал­ся уточ­нить по-рус­ски, но ме­ня гнев­но пре­рва­ли и за­да­ли дру­гой. "Yes, it is" -- ска­зал я на вся­кий слу­чай, по­сле че­го мне пред­ло­жи­ли по­до­ж­дать в ко­ри­до­ре. Ми­нут че­рез пять вы­шла брю­нет­ка.
   -- Анг­лий­ский вы со­вер­шен­но не знае­те, -- ска­за­ла она, -- но учи­ты­вая сдан­ные ва­ми ос­таль­ные эк­за­ме­ны, мы ре­ши­ли по­ста­вить вам "хо­ро­шо".
   Сей­час бы я рас­сы­пал­ся в бла­го­дар­но­стях за про­яв­лен­ное ко мне снис­хо­ж­де­ние, но то­гда я счи­тал, что ме­ня не­спра­вед­ли­во ло­ви­ли на ме­ло­чах. Я су­хо по­про­щал­ся и ушел.
  
   Нас бы­ло все­го трое -- па­рень из Гру­зии, ко­то­рый с не­ко­то­рым тру­дом го­во­рил по-рус­ски, вы­со­кая то­щая де­ви­ца со стран­ной фа­ми­ли­ей Ни­ля­кас и я. Дверь от­во­ри­лась, и во­шла пол­нень­кая блон­дин­ка с ма­лень­ким вздер­ну­тым но­си­ком и гор­ст­кой вес­ну­шек, сре­ди ко­то­рых уют­но по­мес­ти­лись ма­лень­кие ост­рые глаз­ки. Дер­жа­лась она очень хо­лод­но и от­ре­ко­мен­до­ва­лась Ири­ной Пав­лов­ной, но вся её фи­гур­ка в ши­ро­ком кос­тю­ме пе­соч­но­го цве­та из­лу­ча­ла те­п­ло, и офи­ци­аль­ный тон про­дер­жал­ся не бо­лее двух за­ня­тий.
   Мы со­би­ра­лись по ве­че­рам, ус­та­лые и го­лод­ные, в гул­кой ти­ши­не ау­ди­то­рии, где те­ря­лась на­ша групп­ка. У ме­ня не шли за­да­чи на ком­пь­ю­те­ре, я был за­дер­ган, мой ас­пи­рант­ский срок та­ял, как све­ча. Кро­ме то­го, у ме­ня ро­дил­ся сын, и я пло­хо спал но­ча­ми. Од­на­ко я знал, что в кон­це го­да мне нуж­но сдать эк­за­мен по язы­ку, и ра­бо­тал с ожес­то­че­ни­ем. На ка­фед­ру я шел пеш­ком око­ло по­лу­ча­са и поч­ти все­гда при­хва­ты­вал по до­ро­ге что-ни­будь съе­доб­ное. Где-то по­се­ре­ди­не уро­ка я ве­ли­ко­душ­но де­лил­ся с ос­таль­ны­ми пач­кой пе­че­нья или хал­вы. Лег­кий пе­ре­кус при­да­вал нам сил, и мы лез­ли за ми­лой на­шей про­вод­ни­цей в деб­ри язы­ка. Уро­ки анг­лий­ско­го бы­ли для ме­ня оа­зи­сом, где ца­ри­ла не­при­ну­ж­ден­ная об­ста­нов­ка и хо­ро­шее на­строе­ние.
   На­сту­пи­ла вес­на. Не­сколь­ко раз в хо­ро­шую яс­ную по­го­ду я шел с Ири­ной Пав­лов­ной по Ле­нин­ско­му про­спек­ту к мет­ро и бол­тал о вся­кой вся­чи­не. Ра­зу­ме­ет­ся, я спра­ши­вал её о ней са­мой, но по ту­ман­ным от­ве­там так и не по­нял, за­му­жем она или бы­ла за­му­жем. Го­ло­ва у ме­ня бы­ла за­би­та лич­но-на­уч­ны­ми про­бле­ма­ми, ко­то­рые не­об­хо­ди­мо бы­ло ре­шить как мож­но ско­рее. К кон­цу вес­ны на­ша груп­па ста­ла пе­рио­ди­че­ски ре­деть, и од­на­ж­ды я ока­зал­ся един­ст­вен­ным уча­щим­ся. Ири­на Пав­лов­на пред­ло­жи­ла мне за­нять ме­сто ря­дом с ней. Я чи­тал и пе­ре­во­дил раз­лич­ные кус­ки на вы­бор, но вдруг она ме­ня ос­та­но­ви­ла и по­тя­ну­лась на бли­жай­ший ко мне угол сто­ла за но­со­вым плат­ком. В ка­кой-то миг её лад­ное, мо­ло­дое те­ло ле­жа­ло у ме­ня на ко­ле­нях. При­хва­тив пла­ток из су­моч­ки, она лег­ко под­ня­лась, буд­то си­нич­ка вспорх­ну­ла. Че­рез ми­ну­ту пла­ток та­ким же ма­нев­ром был во­дво­рен в су­моч­ку.
   На сле­дую­щем уро­ке мы бы­ли вновь в пол­ном со­ста­ве. Ири­на Пав­лов­на пред­ло­жи­ла мне со­ста­вить пред­ло­же­ние с мо­даль­ным гла­го­лом to can.
   -- I can, -- на­чал я, еще не впол­не пред­став­ляя се­бе по-рус­ски, что же имен­но я мо­гу сде­лать, но она пре­рва­ла ме­ня.
   -- You can't, -- ска­за­ла она и по­смот­ре­ла на ме­ня с пре­зре­ни­ем. Это пре­зри­тель­ное вы­ра­же­ние хо­ро­шень­ко­го ли­ца за­пе­чат­ле­лось во мне, но то­гда я ни­че­го не по­нял и, уп­ря­мо по­вто­рив I can, по­стро­ил не рус­скую и не анг­лий­скую фра­зу, в ко­то­рой го­во­ри­лось, что я всё же кое-что мо­гу. Толь­ко мно­го лет спус­тя, слу­чай­но вспом­нив этот эпи­зод, я по­нял обид­ный смысл, ко­то­рый она вло­жи­ла в ко­ро­тень­кую ре­п­ли­ку.
   Ко­неч­но, я был ужа­саю­ще ин­фан­ти­лен. Это ни­как нель­зя бы­ло свя­зы­вать с мо­раль­ной чис­то­той, ибо мы рос­ли ис­пор­чен­ны­ми улич­ны­ми маль­чиш­ка­ми, жерт­ва­ми раз­дель­но­го обу­че­ния и име­ли ис­ка­жен­ное и ги­пер­тро­фи­ро­ван­ное пред­став­ле­ние о взаи­мо­от­но­ше­ни­ях по­лов. Та­кие пред­став­ле­ния и сей­час бы­ту­ют в сол­дат­ских ка­зар­мах и по­доб­ных им муж­ских кол­лек­ти­вах. Я, как сей­час, ви­жу се­бя и при­яте­лей в воз­рас­те че­тыр­на­дца­ти-пят­на­дца­ти лет. Мы сто­им, под­няв во­рот­ни­ки, в од­ном из убо­гих Лес­ных пе­ре­ул­ков, спло­тив­шись во­круг по­жи­ло­го по­лу­пья­но­го мер­зав­ца, ко­то­рый рас­ска­зы­ва­ет нам при­ми­тив­ные по­хаб­ные ис­то­рии. Мно­гим из нас это эро­ти­че­ское вос­пи­та­ние на­нес­ло ог­ром­ный, не­по­пра­ви­мый вред. Но та­ко­ва жизнь. Встре­ча с чис­тым, по­ря­доч­ным че­ло­ве­ком, ко­то­рый ув­ле­чет те­бя и вы­тя­нет из бо­ло­та пред­рас­суд­ков и гря­зи -- это боль­шая уда­ча. В неж­ном воз­рас­те ку­ре­ние, вод­ка, кар­ты, по­хо­ж­де­ния на гра­ни пре­сту­п­ле­ния и при­клю­че­ния с де­воч­ка­ми соз­да­ют ощу­ще­ние на­стоя­щей, взрос­лой жиз­ни.
   И всё-та­ки грязь ули­цы не въе­лась во мно­гих из нас, и свя­за­но это с тем, что в на­ших семь­ях и в тес­ном кру­гу зна­ко­мых ни­че­го по­доб­но­го не на­блю­да­лось. Ро­ди­те­ли на­ши ис­прав­но хо­ди­ли на ра­бо­ту, при­хо­ди­ли до­мой, при­но­си­ли и счи­та­ли скуд­ные тру­до­вые ко­пей­ки, лас­ка­ли и кор­ми­ли нас луч­ши­ми кус­ка­ми, не ора­ли друг на дру­га и по празд­ни­кам не на­пи­ва­лись до без­обра­зия и не дра­лись. Я ни­ко­гда не слы­шал не­при­лич­ных слов в раз­го­во­рах мо­их род­ст­вен­ни­ков и ро­ди­те­лей. Раз­во­ды, слу­чав­шие­ся в семь­ях на­ших зна­ко­мых, вос­при­ни­ма­лись, как страш­ное бед­ст­вие. По это­му по­во­ду ме­ж­ду взрос­лы­ми шли раз­го­во­ры ше­по­том, со­про­во­ж­дав­шие­ся ти­хи­ми сле­за­ми, и мы, де­ти, хо­ди­ли мол­ча­ли­вы­ми и ис­пу­ган­ны­ми. Жизнь в се­мье на­прочь от­ме­та­ла грязь и убо­же­ст­во ули­цы.
   Мно­гие из нас, же­нив­шись, так и ос­та­лись деть­ми. В на­шем от­но­ше­нии к же­нам бы­ло мно­го сы­нов­ней люб­ви. Как-то раз при­шли ко мне зна­ко­мые Ан­д­рей и Бо­рис. Я уж не пом­ню точ­но, о чем мы бол­та­ли, но, как час­то бы­ва­ет, раз­го­вор по­шел об ин­триж­ках, адюль­те­рах и про­чем, и Ан­д­рей с са­мо­до­воль­ст­вом стал пе­ре­чис­лять свои по­бе­ды. "По­слу­шай, -- ска­зал я ему, -- твоя Га­ли­на та­кая сим­па­тич­ная и ум­ная. От до­б­ра до­б­ра не ищут". "По­ни­ма­ешь ли, -- про­тя­нул он, -- они все та­кие раз­ные... " и меч­та­тель­но улыб­нул­ся. По­сле его ухо­да я спро­сил Бо­ри­са, по­че­му бы и ему не по­хва­лить­ся свои­ми по­бе­да­ми. Уж не за­ела ли его скром­ность? "Нет, -- от­ве­тил он. -- Про­сто я ни­ко­гда не из­ме­нял Ва­ле. Я, при­го­то­вив­шись бы­ло к фри­воль­но­му раз­го­во­ру, при­ку­сил язык. То, что ка­за­лось чуть ли не ущерб­но­стью, вдруг вспых­ну­ло ос­ле­пи­тель­ным дос­то­ин­ст­вом, как не­раз­мен­ный зо­ло­той чер­во­нец в кол­лек­ции ну­миз­ма­та.
   Я, впро­чем, от­влек­ся. К де­каб­рю курс обу­че­ния за­кон­чил­ся. Ко­ли­че­ст­во за­тра­чен­ных сил час­тич­но пе­ре­шло во впол­не удов­ле­тво­ри­тель­ное зна­ние азов анг­лий­ско­го язы­ка. Те­перь я по­ни­мал, о чем ме­ня спра­ши­ва­ют и от­ве­чал со­лид­но -- of course, certainly. Эк­за­мен пре­вра­тил­ся в при­ят­ную фор­маль­ность, вро­де вру­че­ния на­гра­ды.
   Про­шло еще не­сколь­ко лет. Я вновь стал за­бы­вать анг­лий­ский. Од­на­ж­ды ве­че­ром я ужас­но на се­бя ра­зо­злил­ся: "Бу­дешь ты дер­жать се­бя в фор­ме, черт те­бя возь­ми! -- ска­зал я сам се­бе. -- Всё! Ут­ром на­чи­наю но­вую жизнь." На моё сча­стье, до­ма за­ва­ля­лось не­сколь­ко кни­жо­нок. Час­то хо­ро­шие на­чи­на­ния гиб­нут из-за от­сут­ст­вия по­доб­ной ме­ло­чи. Кни­жон­ки я бы­ст­ро про­чел, а за­тем дол­го и ме­то­дич­но без кон­ца ла­зил в сло­варь и чи­тал Хе­мин­гу­эя, Дик­кен­са, Сти­вен­со­на и, на­ко­нец, по­чув­ст­во­вал, что пе­ре­во­ди­мый текст под­да­ет­ся, плы­вет, дви­жет­ся. Это бы­ло при­ят­ней­шим из ощу­ще­ний.
   Про­шел еще до­б­рый де­ся­ток лет. Наш ре­жим, ос­но­ван­ный на прин­ци­пе "дер­жать и не пу­щать" из­ряд­но од­рях­лел, и в быв­шем же­лез­ном за­на­ве­се поя­ви­лись из­ряд­ные про­ре­хи, че­рез ко­то­рые на­чал­ся и стал уси­ли­вать­ся об­мен ви­зи­та­ми. Вот так од­на­ж­ды к нам в гос­ти по­жа­ло­ва­ла аме­ри­кан­ская род­ня, пред­став­лен­ная тре­мя по­ко­ле­ния­ми. На­ши ста­ри­ки не ис­пы­ты­ва­ли ни­ка­ких труд­но­стей, по­то­му что про­нес­ли сквозь вре­мя свой вы­стра­дан­ный идиш, хо­тя вре­ме­на­ми сло­ва про­ва­ли­ва­лись в безд­ну бес­па­мят­ст­ва и ле­пи­лись фра­зы ти­па "Ауф дем пол­ка штейт бан­ка мит ваг'енье".
   Мы с же­ной счи­та­лись в на­шей боль­шой се­мье (че­ты­ре се­ст­ры тес­тя плюс де­ти, плюс вну­ки) ко­ри­фея­ми в анг­лий­ском язы­ке и по­то­му на нас лег­ла ос­нов­ная тя­жесть пе­ре­во­дов с анг­лий­ско­го на рус­ский и об­рат­но. Дол­жен ска­зать, что пле­мян­ник тес­тя Ле­он об­ла­дал не­обы­чай­ным тер­пе­ни­ем и так­том и то­же слу­жил пе­ре­во­дчи­ком с бег­ло­го аме­ри­кан­ско­го анг­лий­ско­го сво­их де­тей на вос­при­ни­мае­мый на­ми школь­ный анг­лий­ский. Моя же­на за­кон­чи­ла двух­го­дич­ные кур­сы язы­ка и, бла­го­да­ря двух­том­ни­ку Бон­ка, зна­ла, как го­во­рить пра­виль­но. Я же ни­ка­ких пра­вил не знал, но у ме­ня был из­ряд­ный сло­вар­ный за­пас и по­это­му я, поч­ти как со­вре­мен­ный элек­трон­ный сло­варь, бы­ст­ро на­хо­дил анг­лий­ский эк­ви­ва­лент рус­ско­му сло­ву. К кон­цу пре­бы­ва­ния гос­тей я уже на­столь­ко ос­ме­лел, что со­чи­нил сти­шок о жиз­ни и друж­бе и сам пе­ре­вел его на анг­лий­ский. За­тем Ро­берт, сред­ний сын Ле­о­на, ис­пра­вил мой пе­ре­вод, а се­ст­ра Ле­о­на про­чла его при боль­шом сте­че­нии род­ни. Ле­он очень хва­лил на­ши дос­ти­же­ния в язы­ке, по­сколь­ку сам-то по-рус­ски он знал лишь не­сколь­ко слов. Он объ­яс­нял на­ши язы­ко­вые труд­но­сти от­сут­ст­ви­ем прак­ти­ки об­ще­ния с аме­ри­кан­ца­ми. Вот, ес­ли бы мы по­еха­ли на пол­го­ди­ка в США и по­жи­ли там...
   Как пе­лось в од­ной из пе­сен о Со­вет­ской стра­не, -- на­до меч­тать, по­то­му что меч­ты ста­но­вят­ся явью. Не сра­зу, ко­неч­но, не сра­зу. С то­го па­мят­но­го ви­зи­та про­шло еще два­дцать пять лет, мож­но ска­зать, це­лая жизнь, по­ка мы ре­ши­лись по­ки­нуть Рос­сию на­все­гда ра­ди но­вой жиз­ни. Ко­неч­но, на­чи­нать но­вую жизнь в ше­сть­де­сят лет -- верх глу­по­сти, но че­го не сде­ла­ешь ра­ди де­тей и вну­ков!
   В Бос­то­не нас встре­ча­ла се­ст­ра мо­ей же­ны, ко­то­рая уже про­жи­ла там шесть лет. Уже на сле­дую­щий день по­сле при­ез­да я ис­пы­тал шок от то­го, что аб­со­лют­но ни­че­го не по­ни­маю. Моя бла­го­вер­ная, окон­чив­шая двух­го­дич­ные кур­сы и про­шту­ди­ро­вав­шая двух­том­ник Бон­ка,то­же не по­ни­ма­ла ни аза. Но уд­ру­ча­ла ме­ня не толь­ко но­виз­на жи­вой ре­чи. Мы ни­ко­гда не бы­ли в по­ло­же­нии им­ми­гран­тов-бе­жен­цев. Мы от­но­си­лись к пре­ус­пе­ваю­щей час­ти на­се­ле­ния Рос­сии, у нас бы­ло всё -- ог­ром­ная квар­ти­ра, ра­бо­та, при­но­ся­щая удов­ле­тво­ре­ние, от­но­си­тель­ное ма­те­ри­аль­ное бла­го­по­лу­чие. У нас не бы­ло да­чи и ма­ши­ны, но мы при­вык­ли к мет­ро, а жи­ли мы в чу­дес­ном зе­ле­ном рай­оне, ря­дом с ог­ром­ным ле­со­пар­ком. И вот, с пер­вых дней пре­бы­ва­ния в Аме­ри­ке мы на­ча­ли тас­кать­ся по бла­го­тво­ри­тель­ным уч­ре­ж­де­ни­ям и клян­чить день­ги на со­дер­жа­ние, пра­во на де­ше­вую квар­ти­ру, пра­во на бес­плат­ное ме­ди­цин­ское об­слу­жи­ва­ние и так да­лее, и так да­лее, то есть мы ока­за­лись в по­ло­же­нии про­си­те­лей, в ко­то­ром ни­ко­гда не бы­ли рань­ше и во­об­ще счи­та­ли, что про­сить -- стыд­но.
   Но са­мое-са­мое глав­ное, по­вто­ряю, -- ощу­ще­ние пол­ной бес­по­мощ­но­сти в язы­ке. По­след­ние шесть лет я ра­бо­тал од­ном из ин­сти­ту­тов Газ­про­ма, где за­ни­мал­ся ис­сле­до­ва­ния­ми ка­мен­ной со­ли. Всю жизнь по­сле окон­ча­ния ин­сти­ту­та я что-ни­будь да ис­сле­до­вал. Ме­ня­лись объ­ек­ты, ме­ня­лись на­зва­ния вы­ве­сок -- я де­лал то, что умел...Так вот, в бли­жай­шем ок­ру­же­нии ме­ня дер­жа­ли за зна­то­ка (!) анг­лий­ско­го. Мы час­то по­сы­ла­ли ста­тьи и док­ла­ды в аме­ри­кан­ские жур­на­лы, но ди­рек­ции бы­ло жал­ко на­ни­мать на сто­ро­не на­стоя­ще­го пе­ре­во­дчи­ка (сво­его-то не бы­ло) и вот, я сам пе­ре­во­дил с рус­ско­го на анг­лий­ский. Вре­мя от вре­ме­ни ко мне под­клю­чал­ся дру­гой "спе­циа­лист", ко­то­рый во­об­ще всю жизнь учил не­мец­кий. Он час­то со­ве­то­вал мне, как луч­ше со­ста­вить фра­зу. Нет, нет, что ка­са­ет­ся гра­фи­ков, таб­лиц, на­деж­но­сти по­лу­чен­ных ре­зуль­та­тов -- это вы не бес­по­кой­тесь! Но язык, язык! Не­дав­но вну­ча­тая пле­мян­ни­ца, за­кан­чи­ваю­щая в Нью-Йор­ке две­на­дца­тый класс, ре­ши­ла про­вес­ти на за­кус­ку не­боль­шую ис­сле­до­ва­тель­скую ра­бо­ту и по­про­си­ла ме­ня по­мочь. Я за­ста­вил её раз­до­быть об­раз­цы кер­на и су­нул ей наш "анг­лий­ский" са­мо­дель­ный пе­ре­вод ста­тьи о раз­ме­рах ка­пил­ля­ров в ка­мен­ной со­ли. Бед­ная де­воч­ка не смог­ла пе­ре­вес­ти ни од­ной фра­зы! Ду­маю, анг­лоя­зыч­ные кол­ле­ги то­же по­тер­пе­ли с на­шим пе­ре­во­дом пол­ное фиа­ско. Ну, и кто ви­но­ват? Я ведь и не го­во­рил, что справ­люсь. Это не мне, а ди­рек­то­ру долж­но быть стыд­но. Он у нас был пре­зи­ден­том ак­цио­нер­но­го об­ще­ст­ва, а мы (все ос­таль­ные) бы­ли ак­цио­не­ра­ми. Так вот, об­щи­ми уси­лия­ми мы ре­ши­ли по­да­рить на­ше­му ди­рек­то­ру но­вую квар­ти­ру за сто ше­сть­де­сят ты­сяч дол­ла­ров и Газ­пром это ре­ше­ние ут­вер­дил. При этом ста­рую квар­ти­ру раз­ме­ром по­мень­ше он от­дал сво­ей доч­ке, ко­то­рая то­же при­шла к нам на ра­бо­ту за год до мое­го бег­ст­ва за гра­ни­цу. Я люб­лю на­зы­вать ве­щи свои­ми име­на­ми. Ес­ли я -- бе­же­нец, то за­чем мне эв­фе­миз­мы ти­па отъ­езд, вы­езд на по­сто­ян­ное ме­сто жи­тель­ст­ва. За­чем ли­це­ме­рить?.. Ра­ди спра­вед­ли­во­сти я дол­жен при­знать, что ко­гда за­гля­нул в свой соб­ст­вен­ный анг­лий­ский текст шес­ти­лет­ней дав­но­сти, то то­же ни хре­на не по­нял. А рус­ский ва­ри­ант тек­ста я ос­та­вил в Мо­ск­ве. Вот так при­ро­да ве­щей (по­доб­но ми­ру лю­дей!) мстит за про­яв­лен­ное не­ко­гда лег­ко­мыс­лие.
   Вот вы, на­вер­ное, уже ме­ня осу­ди­ли. Не­ко­то­рые да­же ста­ли счи­тать ме­ня бес­че­ст­ным че­ло­ве­ком. А вы по­сту­пи­ли бы бла­го­род­но на мо­ем мес­те. Не со­мне­ва­юсь. Вы бы от­ка­за­лись по­сы­лать ма­те­риа­лы в жур­нал, за­ве­до­мо зная, что пе­ре­вод ни к чер­ту не го­дит­ся. Вы бы сло­жи­лись все вме­сте по де­сять дол­ла­ров и на­ня­ли бы гра­мот­но­го пе­ре­во­дчи­ка. Я уга­дал? Как при­ят­но иметь де­ло с аб­со­лют­но по­ря­доч­ны­ми людь­ми! Ну, во-пер­вых, я очень ста­рал­ся. А во-вто­рых, я вам не по­ве­дал об од­ной тон­ко­сти. Наш ди­рек­тор и мой не­по­сред­ст­вен­ный на­чаль­ник стоя­ли пер­вы­ми ав­то­ра­ми мо­их ста­тей, я же по скром­но­сти все­гда за­ни­мал по­след­нее ме­сто. А скром­ность па­че гор­до­сти, не так ли? Да не в этом де­ло. Я то­гда был уже док­то­ром хи­ми­че­ских на­ук, и до­б­рая сот­ня пуб­ли­ка­ций на рус­ском язы­ке бы­ла де­лом мо­их рук и мое­го моз­га. А что ка­са­ет­ся мо­ра­ли... Что вы хо­ти­те от со­вет­ско­го че­ло­ве­ка? Сла­ва Бо­гу, я не стал до­нос­чи­ком КГБ, ком­му­ни­стом, проф­со­юз­ным дея­те­лем и вся­кой дру­гой сво­ло­чью. Од­на­ж­ды на ка­фед­ре, где я ра­бо­тал в на­уч­но-ис­сле­до­ва­тель­ском сек­то­ре, я пуб­лич­но от­ка­зал­ся хо­дить в ра­бо­чее вре­мя по квар­ти­рам и све­рять спи­ски же­лаю­щих го­ло­со­вать за еди­ный блок ком­му­ни­стов и бес­пар­тий­ных. Я счи­тал, что ра­бо­та -- это свя­тое. Ну, пар­тий­ные су­ки мне по­том по­ка­за­ли, кто я та­кой. Я си­дел, обол­ган­ный все­ми со­труд­ни­ка­ми, ко­то­рые со стра­ху пе­ред пар­ти­ей, об­ли­ва­ли моё про­шлое по­моя­ми, мой шеф то­же сдрей­фил и вле­пил мне уст­ный и пись­мен­ный вы­го­вор по ка­фед­ре, и я си­дел, и слу­шал всю эту не­вы­но­си­мую амо­рал­ку, и ду­мал, что в три­дцать седь­мом го­ду ме­ня на сле­дую­щий же день по­ве­ли бы на ка­тор­гу или рас­стрел. Так что, до­ро­гие мои, я то­же по­тер­пев­ший, быв­ший со­вет­ский че­ло­век и по­то­му по­кор­ней­ше про­шу о снис­хо­ж­де­нии.
  
   Итак, в ше­сть­де­сят лет мне сно­ва при­шлось сесть за пар­ту. На моё сча­стье, ока­за­лось, что ря­дом с квар­ти­рой, ко­то­рую мы сни­ма­ли, ор­га­ни­зо­ва­ны кур­сы обу­че­ния всех без­гра­мот­ных и бес­тол­ко­вых под на­зва­ни­ем "Bootstrap". Ну, что та­кое бут­сы, вы знае­те, прав­да? А вот пе­тель­ки внут­ри (или сна­ру­жи), за ко­то­рые тя­нут, что­бы лег­че их оде­вать на но­ги, со­став­ля­ют вто­рую часть сло­ва. У нас при­спо­соб­ле­ния та­ко­го ро­да не толь­ко в бо­тин­ках, по­мо­чи ра­бо­та­ют на том же прин­ци­пе для тех, кто еще не нау­чил­ся хо­дить. Кста­ти, это при­спо­соб­ле­ние про­ис­хо­дит от об­ще­упот­ре­би­тель­но­го сло­ва по­мощь. Так вот, я уст­ро­ил­ся ту­да и три раза в не­де­лю по­се­щал это за­ме­ча­тель­ное за­ве­де­ние. Они там уже во­всю чи­ри­ка­ли по-анг­лий­ски, мно­го смея­лись шут­кам пре­по­да­ва­те­ля, ко­то­ро­го зва­ли Даг. Вы­со­кий, лы­со­ва­тый, с ма­лень­кой ко­сич­кой на за­тыл­ке, с ок­руг­лы­ми пле­ча­ми и жи­во­том, сви­саю­щим, как тес­то, с брюч­но­го рем­ня. Я то­гда впер­вые уви­дел, что тол­стый жи­вот не тор­чит ар­бу­зом или боч­кой, а бес­силь­но сви­са­ет, поч­ти сте­ка­ет. На­вер­ное, осо­бен­но­сти пи­та­ния при­да­ют жи­ру осо­бен­ную пла­стич­ность. Боль­шин­ст­во сту­ден­тов со­став­ля­ли ла­ти­но­аме­ри­кан­цы, а я и од­на вьет­нам­ка, жи­ву­щая уже два­дцать лет в Аме­ри­ке и го­во­рив­шая гус­тым ба­ри­то­ном, со­став­ля­ли ис­клю­че­ние. Шу­ток Да­га я не по­ни­мал, ис­пан­ский ак­цент сту­ден­тов так­же не спо­соб­ст­во­вал по­ни­ма­нию. Ко­гда же от­кры­ва­ла рот вьет­нам­ка, я во­об­ще не по­ни­мал, на ка­ком язы­ке она изъ­яс­ня­ет­ся. За­то Даг по­ни­мал всех. Так я и си­дел, как глу­хо­не­мой, в их ве­се­лой ком­па­нии. Един­ст­вен­но, ко­гда Даг да­вал пись­мен­ные уп­раж­не­ния и я уяс­нял, что от ме­ня тре­бу­ет­ся, я брал верх над все­ми. Они, сво­бод­но бол­таю­щие о вся­кой вся­чи­не, не мог­ли со­об­ра­зить, о чем го­во­рит­ся в на­пи­сан­ном тек­сте. Еще ху­же у них об­стоя­ло де­ло с со­чи­не­ния­ми. Не со­чи­ня­лось им, и всё тут! Даг был ге­ни­аль­ным пе­да­го­гом, и мне ка­за­лось, что вот-вот и я за­го­во­рю, за­ще­бе­чу -- и все уви­дят, что я не толь­ко ум­ный, но еще и не­обык­но­вен­но ост­ро­ум­ный. Од­на­ко шли не­де­ли, а я ос­та­вал­ся всё той же ум­ной со­ба­кой, ко­то­рая всё по­ни­ма­ет, толь­ко ска­зать не мо­жет, но с той раз­ни­цей, что я по-преж­не­му поч­ти ни­че­го не по­ни­мал и ле­пил из анг­лий­ских слов рус­ские фра­зы, так что уж луч­ше бы я ла­ял.
   Вско­ре я ку­пил маг­ни­то­фон и стал про­слу­ши­вать уст­ные уро­ки. Ко­гда на пя­тый-шес­той раз я, на­ко­нец, ус­ваи­вал, о чем идет речь, я ра­до­вал­ся, как ре­бе­нок. У ме­ня по­яв­ля­лась ил­лю­зия, что еще не­мно­го, еще чуть-чуть и про­цесс пой­дет... Чер­та с два!
   Же­на счи­та­ла, что я смо­гу пре­одо­леть труд­но­сти, ес­ли пой­ду ра­бо­тать. Вот там, на ра­бо­те я, мол, бу­ду вы­ну­ж­ден го­во­рить и по­ни­мать. К со­жа­ле­нию, мой бед­ный анг­лий­ский не да­вал мне воз­мож­но­сти за­ни­мать­ся ква­ли­фи­ци­ро­ван­ным тру­дом. Я мог бы мес­ти ули­цу в ком­па­нии мо­ло­дых мек­си­кан­цев, ко­то­рые с тру­дом окон­чи­ли 4 клас­са на­чаль­ной шко­лы, или быть маль­чи­ком на по­бе­гуш­ках в де­ше­вом ма­га­зи­не, но та­кая про­фес­сия и та­кое об­ще­ние ме­ня со­вер­шен­но не уст­раи­ва­ли. Из­му­чен­ный пе­чаль­ны­ми раз­мыш­ле­ния­ми на те­му: вот до че­го я до­ка­тил­ся, я впал в де­прес­сию. Я вста­вал по ут­рам и с тос­кой смот­рел с шес­то­го эта­жа на угол дво­ра, где сно­ва­ли на ве­ло­си­пе­дах де­ти цвет­ных, слу­шал их не­строй­ный ор и вре­ме­на­ми хо­тел за­кон­чить по­бы­ст­рее эту бо­дя­гу, име­нуе­мую жиз­нью. В ре­зуль­та­те, я ока­зал­ся в ка­би­не­те пси­хо­те­ра­пев­та, ко­то­рый про­ник­ся ко мне со­чув­ст­ви­ем и, на­да­вав мне ку­чу тран­кви­ли­за­то­ров и сно­твор­ных таб­ле­ток, по­со­ве­то­вал по­ско­рее офор­мить не­тру­до­спо­соб­ность. Я от­нес­ся к этой про­це­ду­ре со всей серь­ез­но­стью, тем бо­лее, что оформ­ле­ние бу­ма­жек раз­влек­ло ме­ня не­на­дол­го. Че­рез шесть ме­ся­цев ожи­да­ния ме­ня офи­ци­аль­но при­зна­ли при­дур­ком, и я от не­че­го де­лать стал пи­сать рас­ска­зи­ки, ко­то­рые вы чи­тае­те. Ведь на­до же хоть чем-то за­ни­мать­ся в жиз­ни, раз уж ты жи­вешь и не по­ми­ра­ешь, не так ли? Ну, нель­зя же, со­гла­си­тесь, еже­днев­но с ут­ра до ве­че­ра смот­реть про­грам­му TV на рус­ском и чи­тать рус­скую (?) га­зе­ту "Фор­вертс". Впро­чем, ес­ли весь день пи­сать рас­ска­зи­ки, то то­же свих­нуть­ся не­дол­го. Я ведь не Лев Тол­стой и не Алек­сандр Дю­ма. Мне сло­ва да­ют­ся с боль­шим тру­дом. На­пи­шу стра­нич­ку -- и уже ус­тал...
   По­это­му я по­сту­пил в кол­ледж, бла­го в Аме­ри­ке нет воз­рас­тно­го цен­за. Черт ме­ня дер­нул на всту­пи­тель­ном эк­за­ме­не вы­ло­жить всё, что я знаю. В ре­зуль­та­те, вме­сто то­го, что­бы по­сту­пить на пер­вый уро­вень и с ком­фор­том учить­ся че­ты­ре го­да до де­вя­то­го уров­ня, я сра­зу по­пал на седь­мой, про­ско­чив за­од­но край­не не­об­хо­ди­мый мне курс speaking-listening. По­след­нее мне во­об­ще не по­нят­но. Я пом­ню, что ме­ня при­ве­ли в ком­на­ту, где я одел на­уш­ни­ки и сел пе­ред мо­ни­то­ром, где дол­жен был на­жи­мать, как та Пав­лов­ская со­ба­ка, ла­пой на кла­ви­шу. Я слы­шал по-анг­лий­ски не­кое бла-бла-бла, по­сле че­го я дол­жен был от­ве­тить "да" или "нет". Мне-та­ки по­вез­ло, я уга­дал зна­чи­тель­но боль­ше раз, чем про­мах­нул­ся. Чтоб мо­им вра­гам так вез­ло всю жизнь! Тут я вспом­нил один гру­ст­ный анек­дот по близ­ко­му по­во­ду. В Одес­се на пус­ты­ре ря­дом с при­во­зом кто-то по­ста­вил па­лат­ку с объ­яв­ле­ни­ем, на­пи­сан­ным ог­ром­ны­ми бу­к­ва­ми "ЗДЕСЬ УГА­ДЫ­ВА­ЮТ!". В па­лат­ку сто­ит оче­редь на ки­ло­метр. Лю­ди пла­тят рубль и вхо­дят. Та­кой же, как я, муж­чи­на в оч­ках и с се­ди­ной вхо­дит и ви­дит, что все идут ми­мо ог­ром­но­го ча­на с ка­кой-то жид­ко­стью, опус­ка­ют ту­да ру­ку, смот­рят ню­ха­ют и вы­хо­дят. Наш се­дой оч­ка­рик то­же по­до­шел, су­нул ру­ку, вы­нул, по­ню­хал и ска­зал: "По­слу­шай­те, это же мо­ча!". -- Вы уга­да­ли, по­здрав­ляю! -- от­ве­ча­ет ему уст­рои­тель ат­трак­цио­на. -- Сле­дую­щий!"
   С ус­пе­хом за­кон­чив де­вя­тый уро­вень кол­лед­жа и ни­чтож­но по­вы­сив свои спо­соб­но­сти к жи­во­му раз­го­во­ру, я пре­ис­пол­нил­ся глу­бо­чай­ше­го от­вра­ще­ния к за­ня­ти­ям анг­лий­ским язы­ком. Я ре­шил по­сту­пить на ма­те­ма­ти­че­ское от­де­ле­ние в тот же са­мый кол­ледж, и вот уже два ме­ся­ца с на­сла­ж­де­ни­ем ре­шаю за­дач­ки по ал­геб­ре для 7 клас­са. Го­тов­люсь к учеб­но­му го­ду. Уро­вень ма­те­ма­ти­ки во мно­гих кол­лед­жах Аме­ри­ки су­ще­ст­вен­но ни­же. А что бы вы сде­ла­ли на мо­ем мес­те?

ВА­ЛЯ

  
   За­та­рах­тел бу­диль­ник. За ок­на­ми стоя­ла те­мень. Ва­ля тя­же­ло ше­лох­ну­лась на по­сте­ли, по­том на­ша­ри­ла кноп­ку на­столь­ной лам­пы и в не­яр­ком све­те два­дца­ти­пя­ти­све­чев­ки (элек­три­че­ст­во на­до эко­но­мить!) на­ки­ну­ла по­верх ноч­ной ру­баш­ки те­ло­грей­ку и, шаг­нув в длин­ный, как ам­бар, ко­ри­дор ком­му­нал­ки, за­шар­ка­ла ис­тер­ты­ми ста­ры­ми по­лу­бо­тин­ка­ми без зад­ни­ков к туа­ле­ту в са­мом кон­це ко­ри­до­ра. Их квар­ти­ра еще спа­ла, и это бы­ло ма­лень­ким сча­сть­ем Ва­ли. Че­рез пол­ча­са ко­ри­дор взо­рвет­ся гро­мы­ха­ни­ем ша­гов, зво­ном ка­ст­рюль и пе­ре­бран­кой жиль­цов на об­щей кух­не. А она в это вре­мя уже бу­дет пить чай с са­ха­ром в при­кус­ку и бе­лым хле­бом со сли­воч­ным мар­га­ри­ном. Чем не празд­ник? То­вар­ка при­вез­ла из Мо­ск­вы. Ей хо­ро­шо, -- у неё му­жик на ва­го­но­ре­монт­ном за­во­де не­пло­хо за­ра­ба­ты­ва­ет и ма­ло пьет, а у Ва­ли жизнь не сло­жи­лась. Бы­ла за­му­жем два раза, да не­удач­но. Один муж по­шел вес­ной на ры­бал­ку, еще лед на Оке дер­жал­ся, про­ва­лил­ся в по­лы­нью и не вы­плыл, а дру­гой ока­зал­ся та­кой пья­нью, что Ва­ля про­му­чи­лась с ним го­да пол­то­ра, да и по­да­ла на раз­вод. Де­тей они ей сде­лать не смог­ли, а, мо­жет быть, она бес­плод­ная, кто зна­ет. В кон­це вой­ны ей бы­ло ше­ст­на­дцать, са­мый воз­раст, ко­гда жен­щи­на цве­сти на­чи­на­ет. Но они с ма­мой так бед­ст­во­ва­ли, так бед­ст­во­ва­ли -- ни те­п­ла, ни хле­ба. Ма­ма не вы­дер­жа­ла, усох­ла в пя­ти­де­ся­том. Ле­жа­ла в гро­бу, как ма­лое ди­тя, толь­ко во­ло­си­ки бе­ле­ли над смор­щен­ным тем­ным ли­ком. Ос­та­лась Ва­ля од­на. И вот, ей уже под пять­де­сят. Жизнь про­шла, а вспом­нить не­че­го.
   Есть у неё двою­род­ные се­ст­ры и бра­тья, но судь­ба рас­ки­да­ла их по стра­не. Толь­ко од­на се­ст­ра Нин­ка ока­за­лась по­бли­зо­сти, в Мо­ск­ве. Вот у ко­го сча­ст­ли­вая судь­ба. Двое маль­чи­шек, муж -- ев­рей. Не­пью­щий. Уче­ный. Ра­бо­та­ет в ин­сти­ту­те. А она, вро­де бы, еще вы­ше -- док­тор на­ук. Хоть ред­ко, но пись­ма при­хо­дят. Вот, по­лу­чи­ла пись­мо. Едет в Ка­лу­гу, на хим­за­вод по на­уч­ным де­лам. Ва­ля ей сра­зу на­пи­са­ла, чтоб при­вез­ла кол­ба­сы ва­ре­ной, сгу­щен­но­го мо­ло­ка и сли­воч­но­го мар­га­ри­на. И ес­ли не тя­же­ло, еще ки­ло­грамм ка­ра­ме­ли, но чтоб внут­ри сли­во­вое по­вид­ло бы­ло. А что ж? Сле­дую­щий слу­чай ко­гда бу­дет! Всё-та­ки, ка­кие ка­че­ст­вен­ные про­дук­ты в Мо­ск­ве! С ка­луж­ски­ми не срав­нишь.
   По­зав­тра­кав, Ва­ля мед­лен­но под­ня­лась, по­тя­ну­лась, по­гла­ди­ла се­бя по рас­полз­ше­му­ся во все сто­ро­ны те­лу, бы­ст­ро уб­ра­ла ос­тат­ки еды, оде­лась и вы­шла в те­мень к ав­то­бус­ной ос­та­нов­ке. Ей сей­час че­рез весь го­род к же­лез­ной до­ро­ге, где она ра­бо­та­ет ве­сов­щи­цей вот уже два­дцать лет. Вче­ра от не­че­го де­лать ста­ла на ве­сы и ах­ну­ла -- сто пять ки­ло­грам­мов! А в ше­ст­на­дцать лет, пом­нит­ся, в шко­ле мед­се­ст­ра взве­ши­ва­ла, так у неё на­шли ис­то­ще­ние -- со­рок ки­ло­грам­мов бы­ло при рос­те метр семь­де­сят.
  
   Нин­ка прие­ха­ла в сре­ду ве­че­ром. Не ви­де­лись они лет пять, не ме­нее. Нин­ка смот­ре­ла на рас­полз­шую­ся во все сто­ро­ны ба­би­щу с не­здо­ро­вым блед­ным ли­цом и ду­ма­ла, что вот, мол, рас­полз­лась на хле­бе с ма­ка­ро­на­ми и ка­ша­ми, по­то­му что на нор­маль­ную еду нет де­нег. Ва­ля к при­хо­ду гос­тьи на­жа­ри­ла ог­ром­ную ско­во­ро­ду се­рых ма­ка­рон­ных из­де­лий, и на­стру­га­ла це­лый та­зик мор­ков­ки с реп­ча­тым лу­ком, кру­то по­со­лив ово­щи и до­ба­вив то­мат­ную пас­ту. На сто­ле, по­кры­том кле­ен­кой в зе­ле­ную ша­шеч­ку, уже стоя­ла чет­вер­тин­ка, а ря­дом на кро­хот­ной та­ре­лоч­ке ле­жа­ли два ку­соч­ка сви­но­го са­ла с про­жи­лоч­ка­ми.
   Это что же, нам на дво­их? -- изу­ми­лась Нин­ка, гля­дя на ско­во­ро­ду.
   Не дрейфь, кра­са­ви­ца, мы -- лю­ди ра­бо­чие, упра­вим­ся! -- гро­мых­ну­ла та­рел­ка­ми Ва­ля. -- Ну, да­вай для ап­пе­ти­та по рю­моч­ке.
   Гос­тья по­ло­жи­ла се­бе на та­рел­ку чу­ток ма­ка­рон с яд­ре­ным са­ла­том, от ко­то­ро­го сле­зи­лись гла­за, и за­вя­зал­ся не­то­ро­п­ли­вый и ма­ло­зна­ча­щий раз­го­вор, ка­кой все­гда бы­ва­ет ме­ж­ду людь­ми не­близ­ки­ми, да еще при от­сут­ст­вии об­щих ин­те­ре­сов. По­кон­чив с ма­ка­ро­на­ми и са­ла­том, Ва­ля по­тя­ну­лась и спро­си­ла: "Ну, ка­ки­ми гос­тин­ца­ми ода­ришь?" Нин­ка вы­та­щи­ла на се­ре­ди­ну ком­на­ты сум­ку с про­дук­та­ми и пер­вым де­лом дос­та­ла ба­тон лю­би­тель­ской кол­ба­сы. Она хо­те­ла бы­ло дос­тать и ос­таль­ное, но Ва­ля при­дер­жа­ла её сво­ей пу­до­вой руч­кой, про­го­во­рив: "По­до­ж­ди. Я, мо­жет, это­го празд­ни­ка це­лый год жда­ла!" Раз­вер­нув кол­ба­су, она взя­ла ку­хон­ный нож и, на­ре­зая тол­сты­ми лом­тя­ми, ста­ла жад­но за­гла­ты­вать их один за дру­гим. Нин­ке аж пло­хо сде­ла­лось, но се­ст­ра толь­ко ру­кой мах­ну­ла -- ты, мол, не бой­ся. Всё рав­но, по­ка я не при­кон­чу ба­тон, ос­та­но­вить­ся не смо­гу. Нин­ке от зре­ли­ща это­го жо­ра пря­мо дур­но сде­ла­лось, и она по­про­си­лась в туа­лет. "В кон­це ко­ри­до­ра, -- ткну­ла Ва­ля паль­цем. -- Не за­будь по­сле се­бя лам­поч­ку вы­клю­чить".
   По­сле Нин­ки­но­го ухо­да (день­ги не взя­ла, гор­дая!) Ва­ля про­из­ве­ла смотр ос­тав­шим­ся ла­ком­ст­вам и раз­ва­ли­лась на кро­ва­ти, вклю­чив ра­дио. Съе­ден­ная кол­ба­са при­ве­ла её в бла­жен­ное со­стоя­ние, да еще к то­му же ста­ли пе­ре­да­вать её лю­би­мую пе­ре­да­чу "Встре­ча с пес­ней".
   Гос­тин­цы кон­чи­лись бы­ст­ро, и жизнь вер­ну­лась в преж­нюю ко­лею. Был у них на ра­бо­те про­фос­мотр. По­жи­лая вра­чи­ца, ос­мот­рев и про­слу­шав Ва­лю, ска­за­ла в серд­цах: "Что же ты, дев­ка, се­бя не бе­ре­жешь! Серд­це ведь не вы­дер­жит та­ко­го ве­са, дав­ле­ние нач­нет под­ни­мать­ся. Возь­ми се­бя в ру­ки, по­ка не позд­но. Нач­нут­ся бо­лез­ни, так бе­лый свет в ко­пе­еч­ку по­ка­жет­ся. И тут, слов­но бы на­роч­но, пред­ло­жи­ли Ва­ле пу­тев­ку в дом от­ды­ха. Ко­гда по­шла Ва­ля за справ­кой, ей та са­мая вра­чи­ца по­со­ве­то­ва­ла по­мень­ше хле­ба и са­ха­ра жрать и как мож­но боль­ше гу­лять.
   Не то, что­бы Ва­ля ис­пу­га­лась, но ха­рак­тер вы­дер­жа­ла. Две не­де­ли ела без хле­ба и са­ха­ра. Прав­да, го­то­ви­ли в до­ме от­ды­ха от­мен­но. Ни­ко­гда рань­ше Ва­ля не ела та­ких вкус­ных щей, и кот­лет, и тво­рож­ных за­пе­ка­нок, и са­ла­тов из свек­лы с чер­но­сли­вом. Ка­ж­дый ве­чер она тан­це­ва­ла до упа­ду, и во­круг неё как-то сам со­бой об­ра­зо­вал­ся кру­жок жен­щин и муж­чин её воз­рас­та. Что ж, ес­ли че­ло­век ве­сё­лый, к не­му все­гда тя­нут­ся дру­гие лю­ди. По­пал в их ком­па­нию и один ста­ри­чок, Фе­дор Кон­стан­ти­но­вич, всё с па­лоч­кой хо­дил, сто­ял, смот­рел на Ва­лю. По­том по­звал по­гу­лять, по­том еще раз. Рас­ска­зы­вал мно­го ин­те­рес­но­го про свою жизнь. Был он де­вять­сот пер­во­го го­да и при­ни­мал уча­стие в гра­ж­дан­ской вой­не (на сто­ро­не боль­ше­ви­ков, ра­зу­ме­ет­ся). Од­на­ко по внеш­но­сти он во­все не на­по­ми­нал му­зей­ный экс­по­нат, как мно­гие его свер­ст­ни­ки. Гла­за его го­ре­ли ог­нем и о здо­ро­вье он ни­ко­гда не заи­кал­ся. К кон­цу от­ды­ха Ва­ля уже зна­ла, что же­на его умер­ла, что жи­вет он с деть­ми и вну­ка­ми в двух­ком­нат­ной квар­ти­ре, что вну­ки спят в его ком­на­те и что жить ему ста­ло скуч­но. Вот ес­ли бы Ва­ля со­гла­си­лась жить с ним вме­сте... Ва­ля ска­за­ла, что по­ду­ма­ет, но про се­бя ре­ши­ла, что спать с уча­ст­ни­ком гра­ж­дан­ской вой­ны она ни за что не ста­нет. Ишь, че­го за­хо­тел, ста­рый ко­зел! Два­дцать во­семь лет раз­ни­цы! Не­бось пе­сок изо всех мест сы­плет­ся. Про­ща­ясь, Ва­ля не ска­за­ла Фе­до­ру Кон­стан­ти­но­ви­чу ни да, ни нет, но ад­ре­со­чек свой да­ла.
   Вер­ну­лась Ва­ля на ра­бо­ту по­ху­дев­шая и по­мо­ло­дев­шая, на­слу­ша­лась ком­пли­мен­тов от то­ва­рок, но жиз­нен­ные при­выч­ки силь­нее все­го на све­те, и не при­ди Фе­дор Кон­стан­ти­но­вич к ней в гос­ти ров­но че­рез не­де­лю, как они рас­ста­лись, на­бра­ла бы Ва­ля сно­ва свои сто пять ки­ло­грам­мов, а, мо­жет быть, и пе­ре­кры­ла бы эту от­мет­ку. Ока­зы­ва­ет­ся, он по­жил не­де­лю с семь­ей, по­ма­ял­ся и ре­шил, что бу­дет дер­жать курс на свою пу­те­вод­ную звез­ду, то есть на Ва­лю. Тут она ему и ска­за­ла, что, как по­ря­доч­ная жен­щи­на, она жить с ним бу­дет толь­ко по­сле за­кон­но­го бра­ко­со­че­та­ния. Не хо­чет она, что­бы о ней на кух­не су­да­чи­ли со­се­ди. Он тут же со­гла­сил­ся и че­рез две не­де­ли пе­ре­ехал к ней, и они ста­ли жить, как муж и же­на.
   Фе­дор ока­зал­ся креп­ким и вы­нос­ли­вым ста­ри­ком, хо­тя к се­ми­де­ся­ти пя­ти го­дам уже имел ин­фаркт, лег­кий ин­сульт и, вслед­ст­вие по­след­не­го, хо­дил с па­лоч­кой. Он жи­во ин­те­ре­со­вал­ся со­бы­тия­ми в стра­не и за ру­бе­жом, во­лон­те­рил при во­ен­ко­ма­те и рай­ко­ме пар­тии, а так­же очень ин­те­ре­со­вал­ся спор­том. Од­на­ж­ды, про­гля­ды­вая га­зе­ту "Ве­чер­няя Ка­лу­га", он об­ра­тил вни­ма­ние на объ­яв­ле­ние о на­бо­ре в груп­пу оз­до­ро­ви­тель­но­го бе­га на ста­дио­не "Тру­до­вые ре­зер­вы", ко­то­рый на­хо­дил­ся все­го в трех ос­та­нов­ках ав­то­бу­са. До­воль­но бы­ст­ро он ра­зы­скал тре­не­ра, ко­то­рый уже ра­бо­тал с груп­пой по­жи­лых, и ска­зал, что то­же хо­тел бы за­нять­ся оз­до­ров­ле­ни­ем ор­га­низ­ма. Ко­гда тре­нер уз­нал, что Фе­до­ру по­шел семь­де­сят шес­той, то пря­мо ему ска­зал, что та­ко­го воз­рас­та уче­ни­ков у не­го еще не бы­ло, но ес­ли ле­ча­щий врач даст доб­ро, то мож­но по­про­бо­вать. На сле­дую­щей не­де­ле Фе­дор при­нес справ­ку, в ко­то­рой пе­ре­чис­ля­лось по­ми­мо ин­фарк­та и ин­суль­та еще пол­то­ра де­сят­ка раз­ных не­смер­тель­ных за­бо­ле­ва­ний. Тре­нер ска­зал Фе­до­ру, что ни о ка­ком бе­ге не мо­жет быть и ре­чи, но, уви­дев рас­стро­ен­ное ли­цо ве­те­ра­на, пред­ло­жил ему со­вер­шать ка­ж­дый день про­гул­ку во­круг ста­дио­на по бе­го­вой до­рож­ке. "Два раза по че­ты­ре­ста мет­ров, но не боль­ше", -- пре­ду­пре­дил он.
   Че­рез два ме­ся­ца Фе­дор Кон­стан­ти­но­вич по­до­шел к тре­не­ру и ска­зал, что, вот уже сколь­ко вре­ме­ни он хо­дит во­круг ста­дио­на, а тол­ку ни­ка­ко­го. "Как это -- ни­ка­ко­го тол­ку! -- воз­му­тил­ся тре­нер. -- Вы ка­ж­дый день за­ни­мае­тесь спор­том и до сих пор жи­вы! Ес­ли мо­же­те про­дол­жать, про­дол­жай­те. По­сте­пен­но уве­ли­чи­вай­те на­груз­ку". На­ча­лась зи­ма. Тем­не­ло ра­но, но Фе­дор Кон­стан­ти­но­вич уп­ря­мо про­дол­жал вы­ша­ги­вать кру­ги. В один из дней по­сы­пал снег, по­том по­те­п­ле­ло, а на сле­дую­щий день схва­тил мо­роз. Ве­те­ран обе­их войн уп­ря­мо ша­гал, не взи­рая на рез­кий ве­тер и го­ло­лед. Не­ожи­дан­но па­лоч­ка, его мно­го­лет­няя опо­ра, вы­па­ла из ру­ки и по­ка­ти­лась по льду. Фе­дор Кон­стан­ти­но­вич за­мер. Он не пред­став­лял се­бе, как он смо­жет до­б­рать­ся без сво­ей дав­ней под­руж­ки до до­ма. Пы­та­ясь дос­тать пал­ку, он сде­лал шаг, дру­гой -- и вдруг по­чув­ст­во­вал, что мо­жет ид­ти. Ид­ти без вся­кой опо­ры. Вне се­бя от ра­до­сти он за­кон­чил ходь­бу, сел в ав­то­бус и пе­ред до­мом за­шел в ма­га­зин за бу­тыл­кой ка­луж­ской "Ку­бан­ской".
  
   Жизнь без травм не бы­ва­ет. Как их не ос­те­ре­га­ешь­ся, всё рав­но в ка­кой-ни­будь мо­мент от­вле­чешь­ся -- и хлоп! Ле­жишь со сло­ман­ной ру­кой или но­гой, или коп­чик ото­бьешь так, что не­де­лю хо­дить не мо­жешь. Вот и Ва­ля шла по хоз­дво­ру, да за­це­пи­лась за ме­шок с уг­лем. Рух­ну­ла всем ве­сом на под­вер­ну­тую но­гу, так что хруст по­рвав­ших­ся свя­зок и сло­ман­ной щи­ко­лот­ки за сто мет­ров слыш­ны бы­ли. Тут Ва­ля за­ора­ла так, что то­вар­ки вы­сы­па­ли во двор и вчет­ве­ром вта­щи­ли её в кап­тер­ку, по­ка ско­рая до­би­ра­лась. Про­ле­жа­ла Ва­ля в гип­се ме­сяц, а по­том с по­мо­щью му­жа учи­лась за­но­во хо­дить. На ра­бо­ту она ре­ши­ла не воз­вра­щать­ся. По ус­ло­ви­ям её тя­же­лых тру­дов в мо­ло­до­сти ей по­ла­га­лась дос­роч­ная пен­сия. Вот и ста­ли они вдво­ем жить на пен­сии. У му­жа пен­сия бы­ла ог­ром­ная -- сто ше­сть­де­сят руб­лей, вдвое боль­ше преж­ней Ва­ли­ной зар­пла­ты. Да еще на книж­ке у не­го ско­пи­лось до трех ты­сяч. Ко­гда он пе­ре­ехал, то пер­вым де­лом ку­пи­ли рас­клад­ной ди­ван-кро­вать за две­сти руб­лей, чу­до! Свою ста­рую раз­ва­лю­ху с ни­ке­ли­ро­ван­ны­ми ши­шеч­ка­ми, с ос­ла­бев­шей пру­жин­ной сет­кой, да с тя­же­лым, как сви­нец, ват­ным мат­ра­сом Ва­ля с удо­воль­ст­ви­ем вы­ки­ну­ла на по­мой­ку.
   Ко­гда Ва­ля ста­ла уже впол­не при­лич­но пе­ре­дви­гать­ся, Фе­дор стро­го ска­зал ей, что те­перь ей нуж­но вме­сте с ним гу­лять по бе­го­вой до­рож­ке, при­об­ре­тать спор­тив­ную фор­му. А что ж! Сво­бод­но­го вре­ме­ни у них те­перь бы­ло на­ва­лом. Спер­ва Ва­ля ни­как не мог­ла уг­нать­ся за Фе­до­ром. Всё удив­ля­лась: в та­ких ле­тах -- и та­кая рез­вость. Од­на­ко по­сле ме­ся­ца по­лу­хо­да-по­лу­бе­га она втя­ну­лась и уже с не­тер­пе­ни­ем жда­ла по­хо­да на ста­ди­он. Те­перь они от­ка­за­лись от ав­то­бу­са и до­би­ра­лись ту­да за два­дцать ми­нут бы­ст­рым ша­гом.
   На­блю­дав­ший их тре­нер (а он был еще и спор­тив­ным вра­чом) не мог скрыть сво­его удо­воль­ст­вия от по­до­печ­ных. Где-то в мае он ска­зал: "Ну-с, по­ра нам с ва­ми пе­ре­хо­дить на бег трус­цой. Но по­сте­пен­но, очень по­сте­пен­но. Итак, мы при­ни­ма­ем вас обо­их в наш клуб лю­би­те­лей бе­га. По­здрав­ляю". Че­ст­ное сло­во, у Ва­ли бы­ло та­кое чув­ст­во, буд­то она по­лу­чи­ла на­гра­ду Ро­ди­ны.
  
   Од­на­ж­ды ут­ром Ва­ля, слов­но про­бу­див­шись от мно­го­лет­ней спяч­ки, за­ме­ти­ла, как ин­те­рес­но по­вер­ну­лась её жизнь. Вот взять, к при­ме­ру, еду. Рань­ше серд­це ра­до­ва­лось, ко­гда уда­ва­лось дос­тать че­го по­де­шев­ле, и по­ку­па­лось всё впрок и впрок, но Фе­дор убе­ж­дал её мно­го раз, что для поль­зы те­ла на­до есть не­мно­го, но за­то са­мое луч­шее. И ста­ли они вме­сте хо­дить на кол­хоз­ный ры­нок и по­ку­пать све­жа­ти­ну, и зе­лень, и фрук­ты. Ли­цо у Ва­ли те­перь бы­ло -- хоть на пер­вую стра­ни­цу жур­на­ла "Жен­щи­на". Не два­дцать, ко­неч­но, но ни­как не бо­лее со­ро­ка.
   Или возь­мем по­ли­ти­ку. Рань­ше Ва­ле бы­ло всё до лам­поч­ки. Раз ни­кто с на­ми не со­ве­ту­ет­ся, что и как де­лать, не­че­го нам лезть на ро­жон. У них там уче­ные, спе­циа­ли­сты. Вот у них и спра­ши­ва­ют -- а сколь­ко нам по­тре­бу­ет­ся на пя­ти­лет­ку зер­на? мя­са? ста­ли? ре­зи­но­вых ка­лош? Го­во­рят, что со­циа­лизм еще в 1936 го­ду по­строи­ли, по­том нем­цы всё на­ше раз­ру­ши­ли, по­том пят­на­дцать лет всё вос­ста­нав­ли­ва­ли, а по­том Хрущ ска­зал, что че­рез два­дцать лет ком­му­низм. Это, ста­ло быть, ли­бо 1982, ли­бо 1983. Вот, сей­час 1976. Ос­та­лось ка­ких-ни­будь шесть-семь лет, а что-то осо­бо­го улуч­ше­ния не ви­дать. Как не бы­ло про­дук­тов в ма­га­зи­нах, так и нет. За оде­ж­дой -- в Мо­ск­ву, за кол­ба­сой -- в Мо­ск­ву. На­вер­ное, сна­ча­ла ком­му­низм в Мо­ск­ве по­стро­ят, по­смот­рят, хо­ро­шо ли по­лу­чи­лось, а по­том уж и в Ка­лу­ге вне­дрять нач­нут.
   Ты пой­ми, го­ло­ва са­до­вая, -- учил Фе­дор. -- Стра­на на­ша са­мая боль­шая в ми­ре и хоть на­ро­ду мно­го в ней жи­вет, очень мно­гие не хо­тят че­ст­но ра­бо­тать. Они счи­та­ют, что их зар­пла­та долж­на быть, как в Аме­ри­ке. Но в Аме­ри­ке по­то­гон­ная сис­те­ма, жен­щи­нам пла­тят мень­ше, чем муж­чи­нам, де­тей за­став­ля­ют ра­бо­тать. Вол­чьи за­ко­ны. Лю­дей из квар­тир вы­бра­сы­ва­ют с деть­ми на ули­цу. По­те­рял ра­бо­ту -- да­ют пол­го­да по­со­бие, а по­том как хо­чешь, так и жи­ви. А у нас -- при­шел на ра­бо­ту, кое как по­тру­дил­ся с пе­ре­ку­ра­ми, по­том пе­ре­рыв -- час си­дят в до­ми­но лу­пят, по­том идут в сто­ло­вую, а не­ко­то­рые че­куш­ку раз­да­вят и по­том тра­ли-ва­ли-кош­ки-сра­ли -- всю ме­ж­ду­на­род­ную по­ли­ти­ку об­су­дят. Кто-то по­со­ве­ст­ли­вей еще к стан­ку по­дой­дет, по­то­чит или рас­свер­лит, но всё рав­но ра­бо­та идет под от­кос. Все на­де­ют­ся на ав­рал в кон­це ме­ся­ца или квар­та­ла. А че­го им гнуть спи­ну? Де­ти в шко­ле учат­ся бес­плат­но. Кто по­баш­ко­ви­тей -- в ин­сти­тут или тех­ни­кум. Учись бес­плат­но, еще и сти­пен­дию да­дут. Или, ска­жем, за­бо­лел кто. Сей­час к вра­чу. Бюл­ле­тень с оп­ла­той, а ес­ли на­до -- в боль­ни­цу. Ле­кар­ст­ва -- за ко­пей­ки. Не це­нят лю­ди то, что име­ют. Не це­нят.
   Са­мая луч­шая кни­га -- два руб­ля. Пуш­кин, Го­голь или из по­след­них Ива­нов, Ас­тафь­ев Вик­тор, да кто хо­чешь. А ки­но? -- пол­тин­ник! Да, жи­вем по­ка все по раз­но­му. У од­но­го хо­ро­мы, у дру­го­го -- ла­чу­га. Но то со­циа­лизм, да еще не­за­кон­чен­ный. Тот лы­сый ду­рак взял тя­гать­ся с Аме­ри­кой, ко­то­рая един­ст­вен­ная на вой­не на­жи­лась и ок­ре­п­ла. А у нас ведь пус­ты­ня бы­ла. Вот они нас и обо­гна­ли. Ты по­счи­тай: пять лет вой­ны плюс пят­на­дцать лет вос­ста­нав­ли­ва­лись. Ито­го -- два­дцать лет! Вот на­сколь­ко мы от­ста­ли. Это по ми­ни­му­му. А сколь­ко ра­бо­тя­щих му­жи­ков в зем­лю лег­ло? А сколь­ко си­рот не по­лу­чи­ло долж­но­го вос­пи­та­ния и об­ра­зо­ва­ния? Кем они ста­ли? То-то!
   А кто спут­ник пер­вым за­пус­тил? -- Мы! И это в пять­де­сят вось­мом го­ду! Оши­бок еще мно­го де­ла­ем. А кто ска­жет, как пра­виль­но вес­ти стра­ну? Ты зна­ешь? И я не знаю! Знаю толь­ко, что нам за­ви­ду­ют и бо­ят­ся. За­ви­ду­ют на­шей си­ле, на­шей не­за­ви­си­мой по­ли­ти­ке. А сколь­ким лю­дям мы по­мо­га­ем! Сколь­ко средств пе­ре­во­дим брат­ским на­ро­дам! А зна­ешь ли ты, сколь­ко сто­ит со­дер­жа­ние ар­мии, раз­вед­ки, сколь­ко нуж­но по­стро­ить скла­дов под воо­ру­же­ние, аму­ни­цию, про­до­воль­ст­вие? Не зна­ешь. А не тра­тить на обо­ро­ну нель­зя. Мно­гие за ру­бе­жом спят и ви­дят, как бы наш со­юз рес­пуб­лик раз­дро­бить, ос­ла­бить, на­са­дить свои по­ряд­ки.
   Ты как се­бе пред­став­ля­ешь при­ня­тие ре­ше­ний на пар­тий­ных съез­дах или, к при­ме­ру, ми­ни­ст­ром? Ты, не­бось ду­ма­ешь, что один ум­ник при­ду­мал и ска­зал: де­лай­те так и так, да? Нет, до­ро­гу­ша, серь­ез­ные во­про­сы по­сы­ла­ют спе­циа­ли­стам. Це­лые ин­сти­ту­ты ра­бо­та­ют. Со­би­ра­ют ре­ко­мен­да­ции. А уж по­том это док­ла­ды­ва­ют съез­ду. Так что всё это на­уч­но вы­ве­ре­но. Дру­гое де­ло, что и уче­ные мо­гут оши­бать­ся. Толь­ко бог не оши­ба­ет­ся, по­то­му что всё за­ра­нее зна­ет. Ну, так его ведь, на са­мом де­ле, и нет...
   Тут я в оче­ре­ди за яй­ца­ми сто­ял, так один ин­тел­ли­гент дру­го­му го­во­рит про Льва Тол­сто­го, буд­то он ска­зал: "Пат­рио­тизм есть по­след­нее при­бе­жи­ще не­го­дя­ев". А дру­гой от­ве­тил, что, мол, пра­виль­но. А я ска­жу: "Ес­ли Тол­стой та­кое про Рос­сию, то он пол­ный ду­рак. Как же ты жи­вешь в стра­не и ни­че­го те­бе в ней не до­ро­го? И кос­ти от­цов тво­их то­же? А кровь, про­ли­тая за сво­бо­ду и не­за­ви­си­мость? А гор­дость на­шей По­бе­дой? Я так ска­жу: "Гор­дость за свою стра­ну есть пер­вое чув­ст­во сво­бод­но­го че­ло­ве­ка!" А что Тол­стой имел в ви­ду, еще на­до вы­яс­нить.
  
   По­сле лет­них тре­ни­ро­вок тре­нер ре­шил вы­ста­вить свою ко­ман­ду на уча­стие в го­род­ских со­рев­но­ва­ни­ях. Ва­ля ни­ко­гда бы не по­ду­ма­ла, что столь­ко по­жи­лых лю­дей за­ни­ма­ют­ся бе­гом. Пер­вый сек­ре­тарь гор­ко­ма пар­тии сто­ял со сви­той на три­бу­не, со­ору­жен­ной под па­мят­ни­ком Ле­ни­ну, и по­здрав­лял уча­ст­ни­ков за­бе­га. Он осо­бо от­ме­тил тех лю­дей, ко­то­рые от­да­ли свои си­лы строи­тель­ст­ву но­во­го об­ще­ст­ва и те­перь, бу­ду­чи на пен­сии, не сда­ют­ся, а про­дол­жа­ют ак­тив­ную жизнь. Со­рев­но­ва­ния бы­ли не на ско­рость про­бе­га, а на вы­нос­ли­вость. Жен­щи­ны бе­жа­ли пять ки­ло­мет­ров, а муж­чи­ны -- де­сять. День вы­дал­ся за­ме­ча­тель­ный. Осен­нее солн­це в го­лу­бом не­бе, лас­ко­вый про­хлад­ный ве­те­рок, ук­ра­шен­ные ку­ма­чом порт­ре­ты чле­нов по­лит­бю­ро, фла­ги...
   Уча­ст­ни­ки за­бе­га вы­строи­лись пе­ред бе­лой ли­ни­ей, про­зву­чал хло­пок вы­стре­ла и вся мно­го­го­ло­вая мас­са ше­вель­ну­лась и по­тек­ла с пло­ща­ди по цен­траль­ной ули­це и даль­ше, даль­ше, че­рез цен­траль­ный парк, ми­мо па­мят­ни­ка ге­ро­ям вой­ны, че­рез ули­цы Го­го­ля, Ци­ол­ков­ско­го, Га­га­ри­на и да­лее, де­лая боль­шой круг и воз­вра­ща­ясь на пло­щадь. За тол­пой по­полз­ли две ма­ши­ны ско­рой по­мо­щи -- ма­ло ли, что мо­жет слу­чить­ся.
   Ва­ля бе­жа­ла по­се­ред­ке, не вы­ры­ва­ясь впе­ред (ку­да уж ей!), но ста­ра­ясь не ока­зать­ся в чис­ле по­след­них, что­бы не огор­чить Фе­до­ра. Вот, аван­гард в ви­де боль­шой ка­п­ли вы­лил­ся на пло­щадь и пер­вые бе­гу­ньи, рас­крыв ру­ки (в точ­но­сти, как это по­ка­зы­ва­ют по те­ле­ви­де­нию), по­рва­ли лен­точ­ку фи­ни­ша. Ва­ля при­шла де­ся­той, ста­ло быть, в пер­вом де­сят­ке. От­ды­шав­шись и от­сме­яв­шись, жен­щи­ны ста­ли с не­тер­пе­ни­ем ждать по­яв­ле­ния муж­чин и га­дать, кто же при­дет пер­вым. И вот, в кон­це ули­цы Га­га­ри­на по­ка­за­лись пер­вые бе­гу­ны. Ва­ля уже из­да­ли уз­на­ла зе­ле­ную ке­поч­ку Фе­до­ра и ста­ла тре­во­жить­ся, как бы ста­рый не пе­ре­тру­дил­ся в азар­те, не слу­чи­лось бы че­го пло­хо­го. По­ка муж­чи­ны при­бли­жа­лись к фи­ни­шу, ту­да же уст­ре­ми­лись кор­рес­пон­ден­ты ме­ст­ных га­зет и сре­ди них да­же один из сто­лич­ного жур­на­ла "Спорт". Фе­дор при­шел вось­мым. Вид­но бы­ло, что бег в де­сят­ке ли­де­ров да­вал­ся ему не­лег­ко, но гла­за его го­ре­ли и во­об­ще он гля­дел ор­лом. Кор­рес­пон­ден­ты, по­здра­вив чем­пио­нов и за­пи­сав их фа­ми­лии, по­до­шли к Фе­до­ру. Сра­зу бы­ло вид­но, что он ста­рей­ший в груп­пе. А тот, из жур­на­ла "Спорт" пря­мо уст­ро­ил Фе­до­ру до­прос, осо­бен­но ко­гда он ус­лы­шал, что пе­ред ним сто­ит ве­те­ран Гра­ж­дан­ской и Оте­че­ст­вен­ной войн. Тут Фе­дор за­ме­тил Ва­лю и, вла­ст­но по­звав её, пред­ста­вил кор­рес­пон­ден­ту -- вот, мол, моя же­на Ва­лен­ти­на, вме­сте за­ни­ма­ем­ся спор­том. Тут уж и ос­таль­ные пред­ста­ви­те­ли прес­сы по­до­шли. Ста­ли спра­ши­вать, где жи­вут, чем за­ни­ма­ют­ся и про­чее, и про­чее. Осо­бен­но их во­оду­ше­ви­ло, что Фе­дор и Ва­ля на­чис­то за­бы­ли о ле­кар­ст­вах. "Вы, Фе­дор Кон­стан­ти­но­вич, яв­ляе­тесь фе­но­ме­ном все­со­юз­но­го зна­че­ния и о вас долж­на знать вся стра­на" -- с па­фо­сом вос­клик­нул спор­тив­ный обо­зре­ва­тель га­зе­ты "Ка­луж­ская прав­да", на что сто­лич­ный че­ло­век ки­сло улыб­нул­ся, но по­обе­щал при­слать но­мер жур­на­ла с ма­те­риа­лом. "Ес­ли опуб­ли­ку­ют, ра­зу­ме­ет­ся", -- до­ба­вил он по­сле пау­зы.
  
   Вот го­во­рят -- Sic transit gloria mundi, то есть, Так про­хо­дит мир­ская сла­ва. А как она при­хо­дит, кто ска­жет? И что из это­го вы­те­ка­ет?
   Со­вер­шен­но не­за­ви­си­мо от на­шей че­ты по­сле по­яв­ле­ния ма­те­риа­лов о про­ве­ден­ном за­бе­ге в го­род­ской га­зе­те и сто­лич­ном жур­на­ле, где Фе­до­ру Кон­стан­ти­но­ви­чу уде­ля­лось не­ма­ло мес­та, им за­ин­те­ре­со­ва­лось гор­ко­мов­ское на­чаль­ст­во. Как же! Ве­те­ран двух войн, ак­тив­ный об­ще­ст­вен­ник -- и не на ви­ду? "Та­ких лю­дей нуж­но це­нить, брать у них жиз­нен­ный опыт! Это же наш ма­як!" -- ска­зал вто­рой сек­ре­тарь гор­ко­ма пар­тии на со­ве­ща­нии. Уз­нав о том, что че­та жи­вет в ком­му­нал­ке на две­на­дцать се­мей, он ре­ши­тель­но по­тре­бо­вал у за­ве­дую­ще­го жи­лищ­ным от­де­лом най­ти воз­мож­ность пре­дос­тав­ле­ния ве­те­ра­ну двух­ком­нат­ной квар­ти­ры.
   -- Фе­дя, ка­кое сча­стье, ка­кое сча­стье нам с то­бою вы­па­ло! -- не ус­та­ва­ла вос­кли­цать Ва­ля. -- И кто мог уга­дать, чем всё кон­чит­ся?
   -- Я в сча­стье, ко­то­рое па­да­ет с не­ба, не ве­рю -- от­ве­чал Фе­дор. -- Труд, до­ро­гу­ша, толь­ко труд и же­ла­ние быть впе­ре­ди. Не сда­вать­ся, не пла­кать­ся, по­ла­гать­ся толь­ко на свои си­лы. Бе­ри при­мер со ста­рых боль­ше­ви­ков. Че­рез что про­шли! И по­бе­ди­ли!
  
   Как-то ап­рель­ским ве­че­ром в Нин­ки­ной квар­ти­ре раз­дал­ся зво­нок. Не­до­уме­вая, кто бы это мог быть в та­кую по­ру, Нин­ка рас­пах­ну­ла дверь и уви­де­ла вы­со­кую жен­щи­ну лет под со­рок, длин­но­но­гую, с та­ли­ей, с при­вет­ли­вой улыб­кой на тон­ком за­го­ре­лом ли­це. Ря­дом с ней сто­ял бод­рый та­кой ста­ри­кан лет на семь­де­сят, чуть по­ни­же сво­ей спут­ни­цы. "Долж­но быть отец и дочь, -- по­ду­ма­ла Нин­ка и ах­ну­ла. -- Да ведь это Валь­ка с Фе­до­ром Кон­стан­ти­но­ви­чем!"
   -- Вот, прие­ха­ли в Мо­ск­ву на Все­рос­сий­ские со­рев­но­ва­ния лю­би­те­лей бе­га, по­се­ли­ли нас в гос­ти­ни­це "Спорт", а Фе­дя по кар­те Мо­ск­вы уви­дел, что до те­бя тут ру­кой по­дать. Ни­че­го, что мы без пре­ду­пре­ж­де­ния?
   -- Да что вы, что вы, ми­лые вы мои, до­ро­гие! -- за­то­ро­пи­лась Нин­ка. -- Про­хо­ди­те, будь­те, как до­ма.
   Гос­ти во­шли, тут же сня­ли обувь, не­смот­ря на Нин­ки­ны про­тес­ты, и ос­то­рож­но при­се­ли на кра­еш­ки стуль­ев к сто­лу.
   -- Ва­лю­ша, Фе­дор Кон­стан­ти­но­вич, вы по­си­ди­те ми­ну­ток де­сять, по­ка я на стол по­дам, -- за­то­ро­пи­лась Нин­ка. -- По­смот­ри­те по­ка вон там на эта­жер­ке жур­на­лы.
   Хо­зяй­ка скры­лась на кух­не, а Ва­ля мед­лен­ным взгля­дом ста­ла об­сле­до­вать про­фес­сор­скую квар­ти­ру. Гос­ти­ная бы­ла ог­ром­ная, мет­ров два­дцать пять, не ме­нее, поч­ти как вся их ка­луж­ская квар­ти­ра, не счи­тая под­со­бок, ко­неч­но. По­то­лок, на­вер­ное, три мет­ра. Да еще две ком­на­ты. Там, ду­ма­ет­ся, спаль­ня и ка­би­нет. У про­фес­со­ров обя­за­тель­но дол­жен быть ка­би­нет. Ва­ля под­ня­лась и по­шла по пе­ри­мет­ру гос­ти­ной, при­смат­ри­ва­ясь. "Книг-то, книг у них сколь­ко! -- ду­ма­ла она, раз­гля­ды­вая ко­реш­ки за стек­лом ог­ром­но­го книж­но­го шка­фа. Вдоль стен гос­ти­ной тя­ну­лись еще два ря­да по три пол­ки в ка­ж­дом. -- Не­у­же­ли лю­ди мо­гут столь­ко книг про­честь и го­ло­ва у них не за­бо­лит?"
   По­том её вни­ма­ние при­влек сер­вант с дву­мя чай­ны­ми сер­ви­за­ми и дю­жи­ной хру­сталь­ных рю­мо­чек. Она с удов­ле­тво­ре­ни­ем от­ме­ти­ла про се­бя, что хру­ста­ля в её "гор­ке" по­боль­ше. Ог­ля­дев ог­ром­ную хру­сталь­ную люс­т­ру в цен­тре ком­на­ты, она ре­ши­ла, что та­кая ей ни к че­му, а вот боль­шой бе­же­во­го цве­та вор­си­стый ко­вер, на ко­то­ром сто­ял обе­ден­ный стол, очень был бы кста­ти. Еще ей по­нра­ви­лась длин­ная кар­ти­на с гор­ным пей­за­жем, в ко­то­ром пря­та­лись два сим­па­тич­ных оле­ня.
   Вы­гля­нув в ко­ри­дор, она под­роб­но рас­смот­ре­ла холл, ко­то­рый они вна­ча­ле про­ско­чи­ли. "На­до же, как лю­ди ук­ра­ша­ют при­хо­жую! -- удив­ля­лась Ва­ля. -- Тут те­бе и крес­ла и все сте­ны в кар­ти­нах. Но ведь без элек­три­че­ст­ва их не по­смот­ришь... И эти боль­шие крес­ла... Для че­го они? Кто же в них си­деть бу­дет, ес­ли вся квар­ти­ра сво­бод­на? Вер­нув­шись в гос­ти­ную, она вдруг по­ня­ла, по­че­му эта ком­на­та ка­за­лась ей та­кой празд­нич­ной. Сте­ны над шка­фа­ми и пол­ка­ми бы­ли сплошь уве­ша­ны на­ряд­ны­ми за­гра­нич­ны­ми та­ре­лоч­ка­ми и че­го-че­го толь­ко на них не бы­ло -- и зам­ки, и цве­ты, и при­ро­да, и порт­ре­ты. "Не­бось, не вы­ле­за­ют из за­гра­нич­ных ко­ман­ди­ро­вок... " -- ре­ши­ла она.
   По­ка Фе­дор про­смат­ри­вал жур­на­лы, Ва­ля скольз­ну­ла на кух­ню, где се­ст­ра рас­кла­ды­ва­ла в ме­наж­ни­цы ма­ри­но­ван­ные яб­ло­ки и сли­вы, со­ле­ные огур­чи­ки и по­ми­до­ры, ква­ше­ную ка­пус­ту с клю­к­вой и на от­дель­ной боль­шой та­рел­ке вет­чи­ну и кол­ба­су.
   -- Ну ты, Нин­ка, уст­раи­ва­ешь пря­мо-та­ки ге­не­раль­ский при­ем! -- вос­клик­ну­ла Ва­ля. -- Мы ведь за­бе­жа­ли по­ви­дать­ся на пол­ча­са. Зав­тра у нас на­зна­че­на тре­ни­ров­ка, а по­сле­зав­тра уже и со­рев­но­ва­ние на ста­дио­не "Ди­на­мо", а по­том один день на экс­кур­сию по Мо­ск­ве и -- до­мой.
   -- Ни­че­го с ва­шей тре­ни­ров­кой не слу­чит­ся, -- от­ве­ча­ла Нин­ка. -- Один раз за столь­ко лет сви­де­лись. Грех то­ро­пить­ся. У ме­ня и пе­ре­но­чуе­те. Лё­ня уе­хал в Яро­славль чи­тать лек­ции, млад­ший жи­вет в сту­ден­че­ском об­ще­жи­тии при Фи­зи­ко-Тех­ни­че­ском, при­ез­жа­ет раз в не­де­лю, а у стар­ше­го уже своя се­мья.
   -- Ка­кая у вас кух­ня ог­ром­ная! Смот­ри-ка це­лый ме­бель­ный гар­ни­тур по­ме­ща­ет­ся. И мой­ка ши­кар­ная, два от­де­ле­ния, и кра­ны та­кие кра­си­вые. Им­порт­ная, не­бось?
   -- Да, кух­ня у нас боль­шая, де­сять с по­ло­ви­ной мет­ров -- Нин­ка взя­ла ме­наж­ни­цы. -- Ва­люш, возь­ми та­рел­ку с за­кус­кой, но­жи и вил­ки. Что пить бу­дем? Ви­но, во­доч­ку или конь­я­чок? Фе­дор Кон­стан­ти­но­вич что пред­по­чи­та­ет?
  
   Гос­ти си­де­ли за сто­лом чин­но, ели по­нем­но­гу и не то­ро­пясь. Пи­ли то­же очень уме­рен­но, как-ни­как при­бы­ли на со­рев­но­ва­ния. Ни­на вспом­ни­ла, как не­ко­гда Валь­ка ло­па­ла лом­тя­ми лю­би­тель­скую кол­ба­су, и внут­рен­не ус­мех­ну­лась. Вот ведь как об­стоя­тель­ст­ва ме­ня­ют че­ло­ве­ка. "Чем же мне их за­нять? Не рас­ска­зы­вать же им на­ши ка­фед­раль­ные де­ла, пусть уж луч­ше са­ми рас­ска­зы­ва­ют про своё жи­тье-бы­тьё", -- ре­ши­ла Ни­на.
   -- Ма­ри­на­ды в ма­га­зи­не по­ку­па­ешь? -- спро­си­ла Ва­ля.
   -- Не все, -- от­ве­ти­ла Ни­на. -- Огур­цы и по­ми­до­ры с на­ше­го дач­но­го уча­ст­ка. Ка­пус­ту ква­шу са­ма, клю­к­ву на рын­ке лов­лю. Ред­ко бы­ва­ет. А сли­вы и яб­ло­ки бол­гар­ские.
   -- Я то­же ка­пус­ту ква­шу, но с ан­то­нов­ски­ми яб­ло­ка­ми. Зи­мой за­черп­нешь мис­ку из боч­ки (у нас кол­лек­тив­ный под­вал и все там со­ле­нья хра­нят), за­черп­нешь, в ком­на­ту вне­сешь -- та­кой аро­мат яб­лоч­ный! При­ез­жай к нам зи­мой, по­про­бу­ешь.
   А ска­жи, как это ты с хо­зяй­ст­вом управ­ля­ешь­ся? И де­тей вы­рас­ти­ла, и да­чу ве­дешь. Муж-то по­мо­га­ет?
   -- По­мо­га­ет, но ста­ра­юсь управ­лять­ся са­ма. У не­го дав­ле­ние под­ска­ки­ва­ет.
   -- На­до ва­ше­му му­жу, Ни­на, на­чать за­ня­тия оз­до­ро­ви­тель­ным бе­гом. Вот, мне семь­де­сят седь­мой по­шел, а я за­был про все ле­кар­ст­ва. Да и на Ва­лен­ти­ну по­гля­ди­те. Раз­ве она та­кая бы­ла? Её хоть сей­час на кон­курс кра­со­ты вы­став­лять мож­но. Вы ведь поч­ти од­но­год­ки, а она, про­сти­те ме­ня за пря­мо­ту, мо­ло­же вас вы­гля­дит.
   -- Фе­дя, Нин­ка пред­ла­га­ет у ней пе­ре­но­че­вать. Да­вай зав­тра с ут­реч­ка возь­мем её по­бе­гать. Вон у них буль­вар пря­мо под ок­ном про­хо­дит.
   -- Да что вы, до­ро­гие мои, я уж два­дцать лет, как толь­ко пеш­ком. Ес­ли по­бе­гу, сра­зу за­дох­нусь. Да и спор­тив­ной обу­ви нет у ме­ня. Ре­зи­но­вые ке­ды я на да­че дер­жу -- ме­ж­ду гря­док хо­дить.
   -- Слу­шай, Нин­ка, крос­сов­ки ты се­бе ку­пишь. Спор­тив­ное три­ко то­же. Для те­бя это не рас­ход. Но глав­ное -- на­чать. Зав­тра же ут­ром. И не от­сту­пать­ся. Са­ма уви­дишь, как это здо­ро­во.
   Гос­ти по­сте­пен­но ожи­ви­лись. Ни­на слу­ша­ла их впол­уха. Ну что они, жи­те­ли про­вин­ции, мог­ли ей со­об­щить? Все но­во­сти при­хо­ди­ли в Ка­лу­гу, как го­во­рил Бул­га­ков, вто­рой све­же­сти. Гос­ти рас­ска­зы­ва­ли да­же с азар­том -- вот, мол, как мы ин­те­рес­но жи­вем, пре­крас­но жи­вем. Ни­на ки­ва­ла го­ло­вой, улы­ба­лась, да­же за­да­ва­ла во­про­сы, при­мер­но так же, как ве­ла се­бя на эк­за­ме­не, ко­гда слу­ша­ешь в со­тый раз ма­те­ри­ал по син­те­зу три­фе­нил­ме­та­на или ме­тил­аце­ти­ле­на. На­ко­нец, гос­ти уго­мо­ни­лись, и Ни­на по­шла по­стлать им по­стель, и по­ста­ви­ла по их прось­бе бу­диль­ник на шесть ут­ра.
  
   Ни­на да­же и не по­доз­ре­ва­ла, сколь­ко лю­дей бе­га­ет ран­ним ут­ром по до­рож­кам буль­ва­ра. Со­всем мо­ло­дые, по­жи­лые и со­всем ста­рые, муж­чи­ны и жен­щи­ны. Не­ко­то­рые бе­жа­ли с со­бач­ка­ми на по­вод­ке. Гос­ти, не­смот­ря на от­сут­ст­вие спор­тив­ной обу­ви, то­же по­бе­жа­ли, на­ка­зав Ни­не ид­ти по воз­мож­но­сти бы­ст­рым ша­гом.
   Ты, глав­ное, вы­брось все мыс­ли из го­ло­вы, -- по­уча­ла Ва­ля. -- Го­ло­ву под­ни­ми, гла­за на­правь на во­об­ра­жае­мую ли­нию го­ри­зон­та и ды­ши, ды­ши. Ста­рай­ся ды­шать: три ша­га вдох, че­ты­ре ша­га вы­дох. Ру­ки со­гни в лок­тях и по­мо­гай ими в ходь­бе. Всё по­ня­ла? Ну, мы по­бе­жа­ли, а ты за на­ми.
   Ни­на шла, ста­ра­ясь сле­до­вать на­став­ле­ни­ям се­ст­ры, из­ред­ка бро­сая взгля­ды на ок­ру­жаю­щих. Она за­ме­ти­ла, что мно­гие лю­ди, про­бе­гав­шие ми­мо неё, улы­ба­лись ей, встре­ча­ясь, при­вет­ст­во­ва­ли друг дру­га бы­ст­ры­ми шут­ли­вы­ми за­ме­ча­ния­ми. Это бы­ло в при­ят­ном кон­тра­сте с пуб­ли­кой, ко­то­рая еха­ла с ней еже­днев­но до стан­ции "Но­во­сло­бод­ская". В ва­го­не лю­ди ве­ли се­бя замк­ну­то, смот­ре­ли друг на дру­га не­доб­ро­же­ла­тель­но, ста­ра­лись ут­кнуть­ся в га­зе­ту или кни­гу. В ва­го­нах все­гда пах­ло по­том, ста­ры­ми ве­ща­ми, не­хо­ро­шей едой. А здесь, в лу­чах ап­рель­ско­го солн­ца ут­рен­ний воз­дух ог­ром­но­го про­мыш­лен­но­го го­ро­да ка­зал­ся аро­мат­ным и све­жим.
   Спус­тя два­дцать ми­нут гос­ти воз­вра­ти­лись. Они под­се­ли на ска­мей­ку к по­жи­лой па­ре, и уже че­рез ми­ну­ту ме­ж­ду все­ми за­вя­зал­ся ожив­лен­ный раз­го­вор. Ва­ля пе­ре­хва­ти­ла ини­циа­ти­ву и всем рас­ска­зы­ва­ла, ка­кие нуж­но ку­пить крос­сов­ки, как пра­виль­но бе­жать, что де­лать по­сле бе­га. Ну чис­тый про­фес­сор по физ­куль­ту­ре и спор­ту. Уво­дя гос­тей до­мой, Ни­на об­ра­ти­ла вни­ма­ние, что их ска­мей­ку об­сту­пи­ло че­ло­век де­сять, не ме­нее, ко­то­рым бы­ло страш­но ин­те­рес­но, как на­до пра­виль­но бе­гать. Про­ща­ние с ни­ми бы­ло са­мым сер­деч­ным. Воз­мож­но, от чув­ст­ва при­ча­ст­но­сти Ни­на не­ожи­дан­но по­чув­ст­во­ва­ла се­бя сча­ст­ли­вой в кру­гу не­зна­ко­мых лю­дей и еще она гор­ди­лась сво­ей се­ст­рой и её му­жем. "Не су­ди о кни­ге по пе­ре­пле­ту", -- вспом­ни­ла она ста­рую анг­лий­скую по­го­вор­ку. Это бы­ла са­ма Жизнь, пусть не та­кая, к ка­кой она при­вык­ла, но ведь жизнь -- шту­ка раз­но­об­раз­ная, и кто зна­ет, как на­до жить!
   По­сле отъ­ез­да гос­тей Ни­на еще па­ру раз вы­хо­ди­ла ран­ним ут­ром по­гу­лять бы­ст­рым ша­гом, да и бро­си­ла. Очень ума­ты­ва­лась за день и до­ро­жи­ла ут­рен­ним сном осо­бен­но в те дни, ко­гда при­хо­ди­лось чи­тать лек­ции.
   При­мер­но че­рез ме­сяц при­шло пись­мо от Ва­ли. Ко­ря­вым по­чер­ком бы­ло на­пи­са­но, что жизнь её ста­но­вит­ся всё луч­ше год от го­да. Вот те­перь им да­ли са­до­вый уча­сток, и они бу­дут стро­ить­ся. У них есть день­ги на щи­то­вой до­мик, еще нуж­но пла­тить за про­вод­ку элек­три­че­ст­ва, Фе­дор ку­пил че­ты­ре ма­ши­ны пес­ку и пе­ре­гноя, что­бы вы­ров­нять пло­щад­ку, по­то­му как сов­хоз дал не­удо­бье, но ни­че­го, они в че­ты­ре ру­ки бы­ст­ро ос­во­ят свои шесть со­ток. Она меч­та­ет по­са­дить смо­ро­ди­ну чер­ную и крас­ную, кры­жов­ник и ма­ли­ну. Фе­де обе­ща­ли дать са­жен­цы со скид­кой, еще она по­са­дит всю­ду-всю­ду цве­ты.
   Хо­тя те­перь жал­ко тра­тить вре­мя на со­рев­но­ва­ния, бег они не бро­сят. Бу­дут бе­гать по ут­рам во­круг са­до­во­го то­ва­ри­ще­ст­ва.
   В кон­це пись­ма пе­ре­да­вал­ся при­вет от Фе­до­ра Кон­стан­ти­но­ви­ча с при­гла­ше­ни­ем на сле­дую­щий го­дик, ко­гда кус­ты да­дут яго­ды, прие­хать и от­дох­нуть на при­ро­де.
  
   Суп­ру­ги ос­но­ва­тель­но за­ня­лись са­до­вод­ст­вом и ого­род­ни­че­ст­вом. Фе­дор Кон­стан­ти­но­вич да­же стал вы­пи­сы­вать спе­ци­аль­ный жур­нал, ко­то­рый дос­ко­наль­но изу­чал от кор­ки до кор­ки. Ва­ля по­лу­ча­ла жур­нал "Ра­бот­ни­ца". Там то­же встре­ча­лись по­лез­ные со­ве­ты, осо­бен­но по при­го­тов­ле­нию раз­ных блюд. С но­яб­ря по март в се­мье шла серь­ез­ная тео­ре­ти­че­ская под­го­тов­ка, ко­пи­лись па­ке­ты из-под мо­ло­ка, а в мар­те Фе­дор Кон­стан­ти­но­вич по­ку­пал зем­лю и, за­пол­нив ею па­ке­ты, вы­са­жи­вал се­ме­на огур­цов, ка­бач­ков и па­тис­со­нов. Для те­п­ли­цы по­ку­па­лась по­ли­эти­ле­но­вая плен­ка, но кар­кас те­п­ли­цы он стро­ил сам из под­руч­ных ма­те­риа­лов. И вот, в кон­це ап­ре­ля, ко­гда при­хо­ди­ло те­п­ло, и на уча­ст­ке поч­ти не ос­та­ва­лось сне­га, они пе­ре­се­ля­лись в ку­п­лен­ный до­мик и на­чи­на­лось бес­ко­неч­ное бла­жен­ст­во -- в до­ми­ке бы­ло че­ты­ре ком­на­ты, две вни­зу и две на­вер­ху. Сна­ча­ла суп­ру­ги стас­ки­ва­ли на дач­ку из­но­шен­ные ве­щи, но по­том Ва­лю осе­ни­ло, что здесь, на при­ро­де и есть на­стоя­щая жизнь и она уго­во­ри­ла му­жа ку­пить де­ше­вую, но но­вень­кую ме­бель, зер­ка­ло, хо­ро­шую элек­тро­пли­ту с ду­хов­кой и да­же те­ле­ви­зор. И вот, они си­де­ли на за­стек­лен­ной ве­ран­де с от­кры­ты­ми ок­на­ми и пи­ли чай с за­са­ха­рен­ным кры­жов­ни­ко­вым ва­рень­ем, что ос­та­лось еще с про­шло­го го­да. Муж да­же по­ста­ны­вал от удо­воль­ст­вия и всё при­го­ва­ри­вал, что на све­жем воз­ду­хе всё ка­жет­ся не­обык­но­вен­но вкус­ным.
   По­сле еды Фе­дор Кон­стан­ти­но­вич брал в ру­ки ин­ст­ру­мент и об­ди­рал тон­кие де­рев­ца, ко­то­рые ско­ла­чи­вал вы­прям­лен­ны­ми ржа­вы­ми гвоз­дя­ми, вы­та­щен­ны­ми из ста­рых до­сок. Ва­ля спер­ва изум­ля­лась та­ко­му ско­пи­дом­ст­ву, но по­том по­ня­ла, что это для му­жа яв­ля­ет­ся не­ким раз­вле­че­ни­ем, иг­рой. Фе­дор же гор­дил­ся, что те­п­ли­цу он вы­стро­ил свои­ми ру­ка­ми. "Как Ро­бин­зон Кру­зо", -- шу­тил он. По­ка муж сле­сар­ни­чал и сто­ляр­ни­чал (Ва­ля ди­ву да­ва­лась, сколь­ко нуж­но бы­ло ку­пить вся­ко­го ин­ст­ру­мен­та), она рых­ли­ла поч­ву и вы­са­жи­ва­ла цве­ты. Ка­кая же бы­ла ра­дость на­блю­дать, как из зем­ли под­ни­ма­лись то­ню­сень­кие зе­ле­ные бы­ли­ноч­ки, ко­то­рые по­том утол­ща­лись, му­жа­ли, кре­п­ли, вет­ви­лись, и вот уже по­яв­ля­лись пер­вые бу­то­ны. Бу­то­ны рас­кры­ва­лись -- и сад си­ял бес­ко­неч­ны­ми от­тен­ка­ми кра­сок, на­пол­нял­ся аро­ма­том, гу­де­ни­ем пчел.
   На­ра­бо­тав­шись за день, они пи­ли чай на ве­ран­де и от­прав­ля­лись гу­лять по усы­пан­ным шла­ком до­рож­кам. Шли не спе­ша во­круг са­до­во­го коо­пе­ра­ти­ва, вы­хо­ди­ли к дет­ско­му са­на­то­рию и да­лее к ста­ро­му со­сня­ку. Вы­со­чен­ные со­сны чер­не­ли вет­вя­ми вы­со­ко-вы­со­ко в ве­че­рею­щем не­бе, а ство­лы еще све­ти­лись от­тен­ка­ми оран­же­во­го и свет­ло-ко­рич­не­во­го.
   Раз­го­во­ры шли под стать не­то­ро­п­ли­вой про­гул­ке. Вот, мол, с про­дук­та­ми ста­ло со­всем пло­хо. Ка­кое сча­стье, что Фе­дя име­ет пра­во на по­куп­ку мяс­ных кон­сер­вов. Кар­тош­ку, мор­ков­ку и ка­пус­ту она са­ма вы­рас­тит, зе­лень за­кру­тит с со­лью, так что на зи­му они бу­дут с про­дук­та­ми, да еще ва­ре­нья на­го­то­вит. И день­ги ос­та­нут­ся, и сы­ты бу­дут. Из яб­лок и ягод еще по­ста­вит на­лив­ки, мож­но бу­дет гос­тей на празд­ни­ки звать. А вот, как же лю­ди кор­мят­ся, ес­ли за всем на­до ез­дить в Мо­ск­ву? Да и там в мяс­ных ма­га­зи­нах од­на рва­ни­на. Нин­ка пи­са­ла, что в мар­те от­стоя­ла на но­гах че­ты­ре ча­са за дву­мя де­сят­ка­ми яиц. А ведь она -- про­фес­сор! Еще го­во­рят, что на ули­це Ле­ни­на над­ру­га­лись над порт­ре­том Бреж­не­ва, ко­то­рый ви­сит на­про­тив гор­ко­ма пар­тии. И вот, кто-то раз­ре­зал ему рот и за­су­нул ту­да пач­ку ком­би­жи­ра, и на­пи­сал ар­шин­ны­ми бу­к­ва­ми: Жри сам, су­ка! А порт­рет-то мет­ров семь в вы­со­ту, не мень­ше. Так прие­ха­ли по­жар­ные с ле­ст­ни­цей и вы­та­щи­ли эту пач­ку изо рта. А ме­сто бы­ло всё оце­п­ле­но ми­ли­ци­ей и ни­ко­го не под­пус­ка­ли по­гля­деть...
   -- По­слу­шай, Фе­дя: Ты со­си и ты со­си со­вес­ских лю­дей сись­ки-ма­сись­ки пе­ре­вы­пол­ня­ют план. -- Ва­ля за­ка­ти­лась в хо­хо­те. -- Это Бреж­нев ска­зал: ты­ся­чи и ты­ся­чи со­вет­ских лю­дей сис­те­ма­ти­че­ски пе­ре­вы­пол­ня­ют план.
   -- Ни­че­го смеш­но­го, -- бурк­нул Фе­дор Кон­стан­ти­но­вич. -- Че­ло­век бо­лен, стар, а над ним сме­ют­ся!
   -- Да нет же, не так, Фе­дя! Вот ты ушел на пен­сию в ше­сть­де­сят пять лет, по­то­му что по­чув­ст­во­вал, что ра­бо­тать ста­ло труд­но. По­че­му же он не уй­дет? Не­у­же­ли во всей стра­не не най­дет­ся ему за­ме­ны?
   -- Экая ты гра­мот­ная ста­ла. Хоть не те­бе су­дить об этом, но я, как че­ло­век спра­вед­ли­вый, ска­жу -- пра­ва ты, Ва­лю­ша. Глу­бо­ко пра­ва. За­га­ди­ли они там на­вер­ху всё са­мое свя­тое, чем мы жи­ли столь­ко лет. Ино­гда, по­ве­ришь ли, та­кая тос­ка гры­зет -- жить не хо­чет­ся...
   -- Ты, Фе­дя, ко­гда на солн­це ра­бо­та­ешь, не за­бы­вай ке­поч­ку на­де­вать. И во­об­ще, ты очень-то не над­ры­вай­ся, зо­ви ме­ня по­мочь.
  
   Так в тру­дах на зем­ле не­за­мет­но про­шло пять лет. В кон­це сен­тяб­ря 1981 го­да еще ос­та­ва­лось мно­го ра­бот на уча­ст­ке. Нуж­но бы­ло по­стричь кус­ты ма­ли­ны, уте­п­лить яб­ло­ни, за­ва­лить яму ли­сть­я­ми, что­бы пе­ре­пре­ли к сле­дую­ще­му го­ду на ком­пост, да еще пе­ре­ко­пать зем­лю и за­ко­пать ин­ст­ру­мент, а то ста­ли по­во­ро­вы­вать, -- то в са­рай за­бе­рут­ся, то дверь то­по­ром из­ру­бят, за­ле­зут, ищут ви­но. Вон, у со­се­дей взя­ли са­хар и кон­сер­вы, одея­ло ук­ра­ли, но­жи-вил­ки, кру­пу по по­лу рас­сы­па­ли. Мы­шам и кры­сам раз­до­лье. Уж пи­са­ли и хо­ди­ли с жа­ло­ба­ми, да­же сто­ро­жа всем коо­пе­ра­ти­вом на­ня­ли. Да сто­ро­жу своя жизнь до­ро­же, что он один про­тив бан­ды во­ров сде­ла­ет! Вот, вро­де бы жизнь у неё по­ти­хонь­ку всё луч­ше ста­но­вит­ся, а ра­дость уш­ла. Не­спо­кой­но. Все кру­гом во­ру­ют, ни­кто ра­бо­тать не хо­чет. В ма­га­зи­нах уже и на пен­сио­не­ров не хва­та­ет. Фе­дя пе­ре­стал бе­гать по ут­рам, го­во­рит, что он и на уча­ст­ке до­воль­но ума­ты­ва­ет­ся. Да и воз­раст уже ка­кой! Во­семь­де­сят вто­рой по­шел. -- Ва­ля от­ло­жи­ла пись­мо к Нин­ке. -- В дру­гой раз до­пи­шу. Очень спать за­хо­те­лось.
   Но­ябрь­ским днем суп­ру­ги по­шли раз­мять­ся. Но­ги са­ми не­сли их по при­выч­но­му мар­шру­ту: три ос­та­нов­ки до ста­дио­на, во­круг ста­дио­на пять кру­гов и до­мой. У со­сед­не­го подъ­ез­да они столк­ну­лись с де­биль­ным маль­чиш­кой лет пят­на­дца­ти. В шко­лу он не хо­дил, от­ца у не­го не бы­ло, а мать лю­то пи­ла. Вре­мя от вре­ме­ни со­се­ди под­бра­сы­ва­ли не­сча­ст­но­му кой-ка­кую еду. Не про­па­дать же жи­во­му су­ще­ст­ву. Уз­нав дя­дю Фе­дю, па­рень за­ма­хал ру­ка­ми, мол, хо­чу ска­зать что-то очень важ­ное и кос­ноя­зыч­но вы­да­вил: "Ле-о-нид Ирь-иць Брез-нев у-уме­рел".
   Хоть в от­цы-ко­ман­ди­ры веч­ный пре­зи­дент со­всем не го­дил­ся, но смерть гла­вы ог­ром­но­го го­су­дар­ст­ва всех встре­во­жи­ла. Как она, жизнь (жисть!), те­перь по­вер­нет­ся? Мно­гие опа­са­лись, что вновь на­сту­пят ста­лин­ские вре­ме­на. И так уж ста­ли обе­лять Гор­ца, мол, ка­кой при нем по­ря­док был! Фе­дор Кон­стан­ти­но­вич то­же был в чис­ле при­вер­жен­цев твер­дой ру­ки и счи­тал, что на­род рас­пус­тил­ся до пол­но­го не­при­ли­чия и что по­ря­док нын­че мож­но на­вес­ти толь­ко же­лез­ной дис­ци­п­ли­ной и же­лез­ной же от­вет­ст­вен­но­стью на­чаль­ст­ва пе­ред Глав­ным на­чаль­ни­ком. Ва­ля сво­его мне­ния не име­ла и по­то­му пол­но­стью под­дер­жи­ва­ла му­жа.
   Суп­ру­ги с эн­ту­зи­аз­мом встре­ти­ли Ан­д­ро­пов­скую кам­па­нию по от­ло­ву про­гуль­щи­ков в ма­га­зи­нах, ки­но­те­ат­рах, ба­нях и дру­гих от­да­лен­ных от ра­бо­ты мес­тах. Ва­ля да­же на­дея­лась, что мно­гих из них бу­дут са­жать хо­тя бы на пят­на­дцать су­ток, и то­гда ра­бо­тя­щие лю­ди смо­гут ото­ва­рить свои руб­лиш­ки. А то ведь что по­лу­ча­ет­ся! Да­моч­ки бе­га­ют в ра­бо­чее вре­мя по ма­га­зи­нам и всё ску­па­ют, а по­том тру­дя­щие­ся за­хо­дят ту­да по­сле сме­ны, и им ни­че­го не ос­та­ет­ся. Всё вы­греб­ли без­дель­ни­цы! Од­на­ко лов­ля про­гуль­щи­ков дол­го не про­дер­жа­лась. Умер Ан­д­ро­пов и с ним умер­ли на­де­ж­ды на бы­строе оз­до­ров­ле­ние об­ще­ст­ва.
   Всю зи­му по­го­ду ли­хо­ра­ди­ло -- то от­те­пель, то мо­роз. Хо­дить бы­ло скольз­ко, ули­цы со­всем пе­ре­ста­ли уби­рать, так что си­де­ли в ос­нов­ном до­ма, до оду­ри на­смот­ре­лись те­ле­ви­зи­он­ных пе­ре­дач. Гля­дя на про­це­ду­ру оче­ред­но­го го­ло­со­ва­ния, ко­гда по­лу­дох­ло­го Ге­не­раль­но­го сек­ре­та­ря то­ва­ри­ща Чер­нен­ко под ру­ки во­лок­ли к из­би­ра­тель­ной ур­не, Фе­дор Кон­стан­ти­но­вич не мог сдер­жать­ся и гус­тым ма­том крыл всю их не­по­треб­ную по­ли­ти­че­скую кух­ню. Ге­рон­то­кра­ты сы­па­лись с дре­ва го­су­дар­ст­вен­ной вла­сти, как гни­лые яб­ло­ки с усы­хаю­щей яб­ло­ни. Стар­че­ский оз­ноб с вы­но­сом тел про­дол­жал­ся це­лый год. На­ко­нец там, на­вер­ху дош­ла оче­редь до че­ло­ве­ка по­мо­ло­же, и вско­ре бы­ло объ­яв­ле­но, что в стра­не на­чи­на­ет­ся пе­ре­строй­ка, да ещё и с ус­ко­ре­ни­ем.
   Фе­дор Кон­стан­ти­но­вич очень пе­ре­жи­вал про­ис­хо­дя­щее. Час­то Ва­ле ка­за­лось, что гла­за му­жа на­ли­ва­ют­ся бес­по­мощ­ны­ми стар­че­ски­ми сле­за­ми, вы­зван­ны­ми оби­дой на лю­дей, ко­то­рые пре­да­ли вы­со­кие идеи все­об­ще­го сча­стья и спра­вед­ли­во­сти. Ва­ле ка­за­лось, что муж силь­но од­рях­лел из-за то­го, что они пе­ре­ста­ли бе­гать, а бе­гать ста­ло ему не­вмо­го­ту. Они еле до­ж­да­лись на­ча­ла вес­ны и осо­бен­но ста­ра­тель­но в этот раз го­то­ви­лись к жиз­ни на при­ро­де. И вот, они вы­шли на воль­ный воз­дух и вдох­ну­ли его пол­ной гру­дью, и по­ка­за­лось, что здесь, ря­дом с ед­ва от­та­яв­шей зем­лей, на вет­ру, ве­се­ло по­сви­сты­ваю­ще­му в ве­точ­ках кус­тов и де­ревь­ев, си­лы воз­вра­ща­ют­ся к ним, а все не­при­ят­но­сти ухо­дят, блед­не­ют, ка­жут­ся мик­ро­ско­пи­че­ски-не­зна­чи­тель­ны­ми.
   Фе­дор Кон­стан­ти­но­вич по­ве­се­лел, а вме­сте с ним по­ве­се­ле­ла и Ва­ля. Как пре­ж­де, в пе­ре­ры­ве ме­ж­ду ра­бо­та­ми они пи­ли чай со смо­ро­ди­но­вым ва­рень­ем на ве­ран­де. Ва­ля уже смы­ла на­ко­пив­шую­ся пыль с окон и по­то­му ве­сен­нее не­бо сквозь вет­ви ок­ру­жаю­щих бе­рез ка­за­лось осо­бен­но го­лу­бым, осо­бен­но на­ряд­ным.
   Пе­ред ужи­ном муж ре­шил от­пи­лить не­сколь­ко ста­рых вет­вей с яб­ло­ни и, взяв но­жов­ку и са­мо­дель­ную ле­сен­ку, ушел вглубь уча­ст­ка. Ва­ля за­ня­лась убор­кой и пе­ре­сти­ла­ни­ем по­сте­лей. Ей нра­вил­ся за­пах све­же­сти, ко­то­рый по­яв­лял­ся у бе­лья по­сле вы­ве­ши­ва­ния на дво­ре, осо­бен­но в вет­ре­ные дни. Спус­тя два ча­са она за­бес­по­кои­лась, не слы­ша му­жа, и по­шла по­гля­деть, чем он так за­нят.
   Фе­дор Кон­стан­ти­но­вич ле­жал на спи­не, ус­та­вясь не­ми­гаю­щим взгля­дом на про­плы­ваю­щее в вы­ши­не, по­зо­ло­чен­ное за­кат­ным солн­цем об­лач­ко. Был тот уди­ви­тель­ный час, ко­гда ти­ши­на на­пол­ня­ет мир -- ни ве­тер­ка, ни птичь­е­го ще­бе­та. По­кой, ца­ря­щий во­круг, сли­вал­ся с мир­но ото­шед­шим ста­рым че­ло­ве­ком, или, мо­жет быть, ста­рый че­ло­век, утом­лен­ный дол­гим жиз­нен­ным пу­тем, слил­ся, на­ко­нец, с ок­ру­жаю­щим по­ко­ем.
   От­ча­я­нью Ва­ли не бы­ло пре­де­ла. Она при­вык­ла во всем по­ла­гать­ся на му­жа, ни­ко­гда за всю жизнь с ним не за­пол­ни­ла ни еди­ной бу­маж­ки, и вот, при­шлось бе­жать до бли­жай­ше­го ав­то­ма­та вы­зы­вать ско­рую. На­ско­ро за­пе­рев дом, она пом­ча­лась на ско­рой в морг. По­том на­ча­лись по­хо­рон­ные за­бо­ты, по­мин­ки. Доч­ка Фе­до­ра Кон­стан­ти­но­ви­ча не скры­ва­ла сво­ей не­на­вис­ти к ма­че­хе. Ишь, мол, как квар­ти­ру об­ста­ви­ла на па­па­ши­ны де­неж­ки. И са­ма та­кая ухо­жен­ная, ни­как боль­ше со­ро­ка пя­ти не дашь. А ведь мы од­но­год­ки, гля­нешь в зер­ка­ло -- ста­ру­ха-ста­ру­хой. На­брав­шись на по­мин­ках, доч­ка с му­жем на­ча­ли ка­чать пра­ва на­счет да­чи. Да всё кри­ком, бра­нью! Как толь­ко лю­дям не стыд­но! Ва­ля от по­зо­ра пря­мо не зна­ла, ку­да де­вать­ся. Хо­ро­шо, со­сед­ка Ма­рья Сте­па­нов­на, ба­ба ба­со­ви­тая, всю жизнь про­ра­бо­та­ла в дет­ской ком­на­те ми­ли­ции, рявк­ну­ла: "Это что за не­по­треб­ст­во! Вы что се­бе в квар­ти­ре по­кой­ни­ка по­зво­ляе­те?!" То­гда род­ня под­ня­лась из-за сто­ла и, ухо­дя, так шварк­ну­ла две­рью, что вся по­су­да в гор­ке за­зве­не­ла. "Ты, Валь­ка, не будь ду­рой, ни­че­го этим на­глым ско­там не да­вай. За­кон на тво­ей сто­ро­не!" -- за­гре­ме­ла им вслед Ма­рья Сте­па­нов­на.
  
   На­сту­пи­ло вре­мя вы­са­жи­вать в грунт огур­цы и по­ми­до­ры. Ва­ля на­гру­зи­лась рас­са­дой и по­еха­ла сво­им хо­дом. Тра­тить­ся на так­си она не ста­ла, по­то­му как ос­та­лась по­сле смер­ти му­жа на сво­ей кро­шеч­ной пен­сии. Ка­кое там так­си, ко­гда на са­мое не­об­хо­ди­мое ед­ва хва­та­ет. За зи­му ве­тер и снег из­лох­ма­ти­ли по­ли­эти­лен, а в за­пас­ни­ке ос­та­лось со­всем не­мно­го плен­ки. Кое-как Ва­ля со­бра­ла кус­ки по­це­лее и, воо­ру­жив­шись иг­лой, скрои­ла дос­та­точ­ный ку­сок, что­бы по­крыть те­п­ли­цу. Внут­ри те­п­ли­цы, по краю она еще с на­ча­лом вес­ны вы­са­ди­ла чес­нок и лук, что­бы обез­вре­дить на­се­ко­мых, по­бе­ги за­зе­ле­не­ли и уже чув­ст­во­вал­ся ост­рый дух. Она бра­ла в ру­ки ка­ж­дый пу­чок рас­са­ды, и у неё бы­ло чув­ст­во, что муж гля­дит на неё и одоб­ри­тель­но ки­ва­ет го­ло­вой, мол, мо­ло­дец, Ва­лю­ша, так дер­жать! Уто­мив­шись в те­п­ли­це, она за­шла на ве­ран­ду, вы­та­щи­ла бан­ку с лю­би­мым смо­ро­ди­но­вым ва­рень­ем, за­ва­ри­ла чай и вдруг осоз­на­ла, что ос­та­лась на­все­гда со­всем од­на, что ни­ко­гда уже Фе­дя не ся­дет на­про­тив, не по­крях­тит от удо­воль­ст­вия. Сле­зы брыз­ну­ли из глаз, она раз­ре­ве­лась в го­лос, упа­ла ли­цом в по­душ­ку, за­быв про чай с ва­рень­ем. От­пла­кав­шись, она за­дре­ма­ла, но и в пре­ры­ви­стом сне её тре­во­жи­ла мысль, что сча­ст­ли­вая жизнь кон­че­на, что ни­че­го уже ей не све­тит и что на­до те­перь по­вы­год­нее про­дать да­чу, по­ло­жить день­ги в сбер­кас­су и до­жи­вать, ак­ку­рат­но рас­хо­дуя ка­ж­дый рубль. Про­во­дить на да­че весь се­зон в бла­го­ст­ной ти­ши­не и по­кое ей те­перь бы­ло не­вы­но­си­мо. Она ре­ши­ла, что бу­дет при­ез­жать два-три раза в не­де­лю на уча­сток, по­ли­вать, вска­пы­вать и де­лать мел­кий ре­монт, но жить бу­дет в го­род­ской квар­ти­ре.
   Нин­ка, уз­нав про её об­стоя­тель­ст­ва, пи­са­ла, что­бы она ни в ко­ем слу­чае не про­да­ва­ла да­чу, что вы­ра­щен­ные ово­щи и фрук­ты бу­дут ей хо­ро­шим под­спорь­ем на весь год, но Нин­ка не по­ни­ма­ла, как тя­же­ло Ва­ле на­хо­дить­ся там, где всё на­по­ми­на­ло о му­же, где ка­за­лось, вот-вот он вый­дет на кры­леч­ко или чу­дил­ся его го­лос в шу­ме ли­ст­вы. До глу­бо­кой осе­ни Ва­ля де­ла­ла за­го­тов­ки на зи­му, су­ши­ла и кон­сер­ви­ро­ва­ла, со­ли­ла, ва­ри­ла ва­ре­нья. Из па­да­лиц сде­ла­ла мно­го ви­на. Ви­но про­це­ди­ла че­рез мар­лю и до­ба­ви­ла вод­ки, что­бы не бро­ди­ло. Она счи­та­ла, что обес­пе­чи­ла се­бя про­пи­та­ни­ем на два го­да, как ми­ни­мум, и вес­ной со­би­ра­лась най­ти хо­ро­ше­го по­ку­па­те­ля да­чи.
   Те­перь Ва­ля ста­ра­лась сде­лать за­па­сы, стоя­ла ча­са­ми в ма­га­зи­нах, по­ку­па­ла кру­пы и ма­ка­рон­ные из­де­лия, под­сол­неч­ное мас­ло. Кру­пы она хра­ни­ла в трех­лит­ро­вых бан­ках из-под со­ков, вре­мя от вре­ме­ни пе­ре­сы­пая их на бу­ма­гу, что­бы про­вет­ри­ва­лись и не за­во­ди­лись жуч­ки. Она по­сте­пен­но воз­вра­ща­лась к то­му об­ра­зу жиз­ни и эко­но­мии, ко­то­рый ве­ла до зна­ком­ст­ва с Фе­до­ром Кон­стан­ти­но­ви­чем. Её дни те­перь бы­ли за­пол­не­ны воз­ней по до­му, про­вер­кой, не ис­пор­ти­лись ли про­дук­ты. О бе­ге по ут­рам и да­же про­гул­ках она и не вспо­ми­на­ла. За­чем это ей? Что­бы ка­зать­ся мо­ло­же в свои ше­сть­де­сят лет? Для ко­го?
   С по­мо­щью Ма­рьи Сте­па­нов­ны Ва­ля про­да­ла вес­ной да­чу на­чаль­ни­ку от­де­ле­ния ми­ли­ции за пять ты­сяч руб­лей. От­празд­но­вав со­бы­тие с со­сед­кой, Ва­ля по­шла вме­сте с ней в сбер­кас­су (од­ной бы­ло бо­яз­но та­щить та­кие день­ги). Те­перь она се­бя чув­ст­во­ва­ла в пол­ной безо­пас­но­сти. Она ре­ши­ла со­брать ма­те­риа­лы о му­же и пе­ре­дать их в школь­ный му­зей. За­ве­ла пап­ку-ско­ро­сши­ва­тель, ку­пи­ла клей, кон­вер­ты, тол­стую тет­рад­ку в ли­не­еч­ку и всю зи­му со­став­ля­ла жиз­не­опи­са­ние ге­роя Гра­ж­дан­ской и Оте­че­ст­вен­ной войн, пе­ре­до­во­го ра­бо­че­го, из­вест­но­го в об­лас­ти (и да­же в Сто­ли­це-Мо­ск­ве) спорт­сме­на-бе­гу­на. Она за­пол­ня­ла круп­ным дет­ским по­чер­ком с дет­ски­ми ошиб­ка­ми стра­ни­цу за стра­ни­цей и сно­ва бы­ла, ес­ли не сча­ст­ли­ва, то, во вся­ком слу­чае, удов­ле­тво­ре­на. К пер­во­май­ско­му празд­ни­ку ди­рек­три­са шко­лы да­ла ука­за­ние сде­лать стенд в за­ле бое­вой и тру­до­вой сла­вы, по­свя­щен­ный жиз­ни и дея­тель­но­сти Фе­до­ра Кон­стан­ти­но­ви­ча. Ва­ля стоя­ла сре­ди при­гла­шен­ных и гло­та­ла слё­зы, гля­дя на пио­не­ров, про­хо­дя­щих под зву­ки гор­на и ба­ра­ба­на вдоль стен за­ла. По­том она рас­пи­са­лась в кни­ге по­чет­ных гос­тей и с поч­те­ни­ем бы­ла вы­ве­де­на на крыль­цо. Вос­по­ми­на­ний о празд­ни­ке хва­ти­ло на ме­сяц.
   Стра­на ме­ж­ду тем бед­не­ла. По ра­дио раз­ные на­чаль­ни­ки объ­яс­ня­ли на­се­ле­нию, что за­во­ды и фаб­ри­ки, кол­хо­зы и сов­хо­зы про­дол­жа­ют вы­пол­нять план и, со­от­вет­ст­вен­но, вы­пус­кать про­дук­цию, но ку­да эта про­дук­ция де­ва­лась, ни­кто не знал. Вдруг на­ча­лись пе­ре­бои с хле­бом. Пря­мо, как в со­ро­ко­вые го­ды. Но Ва­ля бы­ла го­то­ва к борь­бе за су­ще­ст­во­ва­ние. В шесть ут­ра она уже бы­ла на бое­вом по­сту и жда­ла от­кры­тия бу­лоч­ной. В де­вять при­во­зи­ли хлеб, а Ва­ля уже бы­ла в пер­вых ря­дах. Свои за­кон­ные два ба­то­на она по­лу­ча­ла и спе­ши­ла до­мой. За хле­бом у неё был об­раз­цо­вый уход -- ни крош­ки не про­па­да­ло. Ост­рей­шим но­жом ба­то­ны на­ре­за­лись на ров­ные кус­ки и вы­су­ши­ва­лись в ду­хов­ке до зво­на. По­том за­во­ра­чи­ва­лись в вос­ко­вую бу­ма­гу и пря­та­лись про за­пас.
   Дет­ское пи­та­ние и су­хие су­пы Ва­ля то­же при­хва­ти­ла во­вре­мя, не по­жа­лев де­нег. И вот те­перь, ко­гда жи­те­ли Ка­лу­ги но­си­лись с вы­пу­чен­ны­ми гла­за­ми в по­ис­ках хоть ка­кой еды, Ва­ля зна­ла, что мо­жет спо­кой­но пе­ре­жить хоть Ле­нин­град­скую бло­ка­ду.
   Она ста­ла при­бав­лять в ве­се, сна­ча­ла не­за­мет­но, а по­том всё бы­ст­рей, бы­ст­рей. Из всех бес­по­койств ми­ра ос­та­лось лишь од­но -- все­гда ли бу­дет у неё дос­та­точ­но еды. Сроч­ный вклад на пять ты­сяч, при­но­ся­щий три про­цен­та го­до­вых, при­ят­но со­гре­вал её жизнь. Она при­ки­ды­ва­ла, сколь­ко смо­жет ку­пить раз­но­го ро­да про­до­воль­ст­вия на сто пять­де­сят руб­лей по­сле на­сту­п­ле­ния Но­во­го го­да. Не­сколь­ко лет за­ня­тий бе­гом ук­ре­пи­ли её ор­га­низм, и ещё сей­час она лег­ко не­сла своё отя­же­лев­шее те­ло. Стоя­ние по не­сколь­ку ча­сов в оче­ре­дях да­же нра­ви­лось ей. Там сти­хий­но воз­ни­ка­ли дис­кус­си­он­ные клу­бы, где крест-на­крест кры­ли од­рях­лев­шую пар­тию и ма­раз­ма­ти­че­ски-болт­ли­вое пра­ви­тель­ст­во. Ва­ля про­ни­ка­лась ду­хом бун­тар­ст­ва и не­тер­пи­мо­сти. Те­перь она не­на­ви­де­ла всех ино­род­цев, ко­то­рые при­ез­жа­ли с Кав­ка­за и ло­ми­ли не­сус­вет­ные це­ны за зе­лень и фрук­ты. Од­на­ко, не­смот­ря на до­ро­го­виз­ну, она дос­той­но от­ме­ти­ла своё шес­ти­де­ся­ти­ле­тие, со­бра­ла быв­ших под­ру­жек (не­ко­то­рые еще ра­бо­та­ли на же­лез­ной до­ро­ге), со­се­дей. Вы­пи­ли хо­ро­шо, ста­ли рас­ска­зы­вать раз­ные смеш­ные ис­то­рии, со­лё­ные анек­дот­цы, по­том пе­ли, од­ним сло­вом -- дым ко­ро­мыс­лом. Ма­рья Сте­па­нов­на и под­руж­ки при­ста­ли к Ва­ле, как это, мол, она без му­жи­ка жи­вет. Но Ва­ля ска­за­ла, что ей эта за­бо­та ни к че­му -- уби­рать грязь за кем-то, го­то­вить. А что ка­са­ет­ся удо­воль­ст­вий, то их на­до бы­ло в мо­ло­до­сти по­лу­чать, а сей­час что уж го­нять­ся за му­жи­ка­ми, нет, до­жи­вать нуж­но в спо­кой­ст­вии и дос­то­ин­ст­ве.
  
   Да раз­ве на Ру­си да­дут до­жить жизнь в спо­кой­ст­вии! Ко­гда это бы­ло? От­пус­ти­ли це­ны -- упал рубль. Упал и по­ка­тил­ся по ле­сен­ке вниз и вниз. Ка­ж­дый год ста­ли вы­пус­кать но­вые день­ги. Ко­гда же счет по­шел на ты­ся­чи и мил­лио­ны, ста­ло яс­но, что все день­ги на сбе­ре­га­тель­ных вкла­дах про­кри­ча­ли пе­ту­хом и по­мер­ли. За пять ты­сяч ста­рых руб­лей по­лу­чи­ла Ва­ля пять ты­сяч но­вых, на ко­то­рые ку­пи­ла с го­ря две бу­тыл­ки ме­ст­ной бор­мо­ту­хи и упи­лась до рво­ты с го­лов­ной бо­лью. Про­щай три про­цен­та го­до­вых, про­щай, мя­со, про­щай­те, кол­ба­са, сыр и мас­ло. Те­перь Ва­ля пе­ре­шла на ре­жим сви­ре­пой эко­но­мии, но пен­сия бы­ла столь ни­чтож­на, что она на­ня­лась в сто­ро­жа на де­ре­во­об­ра­ба­ты­ваю­щем ком­би­на­те. Дос­та­ла оч­ки и ста­ла по но­чам чи­тать га­зе­ты в сво­ем за­кут­ке. Всё-та­ки раз­вле­че­ние и зна­ешь, что в ми­ре про­ис­хо­дит.
   Нин­ка при­сла­ла пись­мо, что ез­ди­ла в ко­ман­ди­ров­ку в Фин­лян­дию. В су­пер­мар­ке­те (так у них на­зы­ва­ют ма­га­зи­ны), ей ста­ло дур­но от изо­би­лия про­дук­тов. А зар­пла­ты у неё и му­жа ед­ва хва­та­ет на про­корм и за­пла­тить за квар­ти­ру и ус­лу­ги, так что коф­точ­ки и дру­гие тряп­ки, ко­то­рые она ку­пи­ла за гра­ни­цей, она сда­ла в ко­мис­си­он­ку и ку­пи­ла про­дук­тов. Вот, со­би­ра­ет­ся сно­ва в Ка­лу­гу, мо­жет быть, уда­ст­ся за­клю­чить до­го­вор с за­во­дом и не­мно­го под­за­ра­бо­тать. Че­го Ва­ле при­вез­ти?
   Ва­ля тут же от­ве­ти­ла, чтоб при­вез­ла кол­ба­сы ва­ре­ной, сгу­щен­но­го мо­ло­ка и сли­воч­но­го мар­га­ри­на. И ес­ли не тя­же­ло, еще ки­ло­грамм ка­ра­ме­ли, но чтоб внут­ри сли­во­вое по­вид­ло бы­ло. А что ж? Сле­дую­щий слу­чай ко­гда бу­дет! Всё-та­ки, ка­кие ка­че­ст­вен­ные про­дук­ты в Мо­ск­ве! С ка­луж­ски­ми не срав­нишь.
   Нин­ка прие­ха­ла в сре­ду ве­че­ром. Не ви­де­лись они лет пять, не ме­нее. Нин­ка смот­ре­ла на рас­полз­шую­ся во все сто­ро­ны ба­би­щу с не­здо­ро­вым блед­ным ли­цом и ду­ма­ла, что вот, мол, рас­полз­лась на хле­бе с ма­ка­ро­на­ми и ка­ша­ми, по­то­му что на нор­маль­ную еду нет де­нег. Ва­ля к при­хо­ду гос­тьи на­жа­ри­ла ог­ром­ную ско­во­ро­ду се­рых ма­ка­рон­ных из­де­лий, и на­стру­га­ла це­лый та­зик мор­ков­ки с реп­ча­тым лу­ком, кру­то по­со­лив ово­щи и до­ба­вив то­мат­ную пас­ту...

РАЗ­ГО­ВОР С БО­ГОМ

  
   Вот, го­во­рит­ся, Ты соз­дал че­ло­ве­ка и на­звал Ада­мом. А ка­ко­го? Чер­но­го, бе­ло­го, крас­но­го, жел­то­го? Не­гра, ки­тай­ца, ин­ду­са, ев­рея, ев­ро­пей­ца, ин­дей­ца? Ес­ли, к при­ме­ру, пер­вый че­ло­век был ев­ре­ем, то от­ку­да взял­ся негр? Или ин­де­ец? А от­ку­да взя­лись чук­чи? Вот, бы­ла ци­ви­ли­за­ция шу­ме­ров, ко­то­рая на пол­то­ры ты­ся­чи лет стар­ше еги­пет­ской, а по­след­няя еще на ты­ся­чу стар­ше гик­со­сов, ко­то­рые, вро­де бы, бы­ли пред­ка­ми древ­них ев­ре­ев...
   -- ...
   Ев­реи ве­ру­ют в Те­бя, рус­ские, фран­цу­зы, италь­ян­цы, анг­ли­ча­не и про­чие -- ве­ру­ют в Те­бя, но боль­ше в Твое­го Сы­на. Но это ведь да­ле­ко не всё че­ло­ве­че­ст­во. Од­ни ве­ру­ют в Буд­ду, дру­гие ве­ру­ют в Ал­ла­ха, тре­тьи по­кло­ня­ют­ся до сих пор ду­хам де­ре­ва и кам­ня. Что же с ни­ми бу­дет ? Не­у­же­ли их ждет ге­ен­на ог­нен­ная толь­ко из-за то­го, что они не по­кло­ня­лись Те­бе? Вро­де бы не­спра­вед­ли­во, как Ты счи­та­ешь? Да их ста­но­вит­ся всё боль­ше, ско­ро они со­ста­вят по­дав­ляю­щее боль­шин­ст­во на пла­нет­ке по име­ни Зем­ля. Вот то­гда мы по­чув­ст­ву­ем, по­чем фунт ли­ха! Ведь ска­за­но: "И под­ни­мет зна­мя на­ро­дам даль­ним, и даст знак жи­ву­ще­му на краю зем­ли, -- и вот, он лег­ко и ско­ро при­дет". На­вер­ное, это и есть ожи­дае­мый хри­стиа­на­ми апо­ка­лип­сис? По­то­му что ви­де­ния Ио­ан­на-бо­го­сло­ва уж очень на­по­ми­на­ют дет­ские стра­шил­ки. Эти жи­вот­ные с глаз­ка­ми на го­ло­ве и зад­ни­це, ко­то­рые бле­ют сла­ву Те­бе. Стар­цы в бе­лой оде­ж­де, ко­то­рые ка­ж­дую се­кун­ду па­да­ют ниц пе­ред То­бой с во­пля­ми бла­го­дар­но­сти... Пра­во, дур­ной вкус. Прав­да есть там у Ио­ан­на не­сколь­ко строк, от ко­то­рых мо­роз по ко­же про­ди­ра­ет -- это про то, как со­вьет­ся свит­ком не­бо и о том, как вре­ме­ни не бу­дет. Я об этом да­же сти­шок на­пи­сал. Мож­но про­честь?
   -- ...
   Вот, по­слу­шай:
  

Сре­ди про­ро­честв Ио­ан­на есть та­кие,

Что по­тря­са­ют со­вре­мен­ный ум. --

Не го­лод, не по­жа­ры и не ту­чи

В бро­ню оде­той гроз­ной са­ран­чи.

Что са­ран­ча, по­жа­ры, на­вод­не­нья

Нам, пе­ре­жив­шим в на­шем стран­ном ве­ке

На­ше­ст­вие ко­рич­не­вой чу­мы?

Но вот Тво­рец от­верз ус­та про­ро­ка

И рек его ус­та­ми: "Миг на­ста­нет -

Со­кро­ет­ся, свер­нув­шись свит­ком, не­бо.

За­тру­бит Ан­гел -- вре­ме­ни не бу­дет.

И этим со­вер­шит­ся тай­на Бо­жья".

Се оз­на­ча­ет -- си­лой об­стоя­тельств

По­бли­зо­сти с Га­лак­ти­кою на­шей

Од­на­ж­ды вспых­нет Но­вая звез­да.

И вы­го­рит, и мас­са уп­лот­нит­ся.

И в без­гра­нич­ной пус­то­те пус­то­го

Ро­дит­ся слов­но злая пасть дра­ко­на

Без­жа­ло­ст­ная Чер­ная Ды­ра.

Не­мыс­ли­мая си­ла тя­го­те­нья

В ды­ру за­тя­нет Солн­це и пла­не­ты.

И слов­но оду­ван­чи­ка пу­шин­ку

Сме­тет с Зем­ли род­ную ат­мо­сфе­ру.

И океа­ны дет­скою сле­зою

Спол­зут со щек Зем­ли. Са­ма пла­не­та

Со­рин­кой ма­лой про­мельк­нет в по­то­ке.

И вот -- все­му ко­нец. Ко­нец про­стран­ст­ву.

А без про­стран­ст­ва -- вре­ме­ни ко­нец.

И ис­сту­п­лен­но ра­зум во­про­ша­ет:

"За­чем все это, все­мо­гу­щий Бог?!"

  
   Тут не­дав­но по те­ле­ви­зо­ру по­ка­зы­ва­ли, как пла­не­та Ве­не­ра пе­ре­се­ка­ет сол­неч­ный диск. Та­кое впе­чат­ле­ние, буд­то бо­жья ко­ров­ка пол­зет по су­по­вой та­рел­ке. А на­ша Зем­ля поч­ти как Ве­не­ра. А тут как раз по­ка­за­ли еще сним­ки да­ле­ких га­лак­тик, свет из ко­то­рых идет уже не­сколь­ко мил­ли­ар­дов лет. Я что хо­чу ска­зать... Пой­ми ме­ня пра­виль­но. Эти га­лак­ти­ки су­ще­ст­во­ва­ли за не­сколь­ко мил­ли­ар­дов лет до об­ра­зо­ва­ния на­шей кро­шеч­ной сол­неч­ной сис­те­мы, вклю­чая наш ми­зер­ный ша­рик. Ну вот, я Те­бя и спра­ши­ваю -- а Ты где в это вре­мя был? Ес­ли Ты был там, то как те­бя уго­раз­ди­ло при­быть сю­да и соз­дать на­шу сол­неч­ную сис­те­му? И чем, ска­жем, Са­турн ху­же Зем­ли? Так что же ты вы­брал та­кую ми­зер­ную пла­нет­ку?
   -- ...
   Не­ко­то­рые ев­реи счи­та­ют, что Ты боль­ше, чем Все­лен­ная. Зна­чит, мы у Те­бя внут­ри. Но как Ты нас на­хо­дишь сре­ди бес­чис­лен­ных звезд­ных ско­п­ле­ний? Ска­жи, кста­ти, -- а об­ра­зо­ва­ние чер­ных дыр, ро­ж­де­ние сверх­но­вых звезд и про­чее, и про­чее -- тво­их рук де­ло? По­ра­зи­тель­но! А за­чем Те­бе чер­ные ды­ры? Ну, дай хо­тя бы на­мек. Ин­те­рес­но всё же...
   И Ты на­шел вре­мя на этой кро­шеч­ной пла­нет­ке от­де­лять во­ду от су­ши, свет от тьмы! По­ра­зи­тель­но! Я так по­ни­маю -- вна­ча­ле Зем­ля бы­ла очень го­ря­чей и вся сво­бод­ная во­да бы­ла в ви­де па­ра. По­том Зем­ля ста­ла ос­ты­вать, ос­ты­ва­ла она, ска­жем, пять­сот мил­лио­нов лет, во­да ста­ла ска­п­ли­вать­ся в уг­луб­ле­ни­ях, а вы­пук­ло­сти ста­ли вы­ле­зать из во­ды. С дру­гой сто­ро­ны, все зна­ют, что ту­чи мо­гут умень­шить ос­ве­щен­ность зем­ли во мно­го раз, так что и днем за­жи­га­ют элек­три­че­ст­во. Ну, вот, во­ды ста­ло в ат­мо­сфе­ре мень­ше, по­том еще мень­ше и сол­неч­ный свет про­бил­ся, на­ко­нец, сквозь об­лач­ность. Свет от тьмы от­де­лил­ся. На это уш­ло, на­вер­ное, то­же из­ряд­ное ко­ли­че­ст­во мил­лио­нов лет. Это я к че­му го­во­рю, -- та­кие про­стые ве­щи про­ис­хо­дят са­ми со­бой и это Ты зна­ешь луч­ше ме­ня.
   -- ...
   Вот, го­во­рит­ся: "Гос­по­ди! Ты Бог мой, пре­воз­не­су Те­бя, вос­хва­лю имя Твоё, ибо Ты со­вер­шил див­ное... Гос­по­ди, Бо­же сил! Кто си­лен, как ты, Гос­по­ди?... Хва­ли­те Бо­га во свя­ты­не Его, хва­ли­те Его на твер­ди си­лы Его... "
   И я вот что ду­маю. При­шел я к про­фес­со­ру, по­то­му что не мо­гу вы­вес­ти урав­не­ние га­зо­во­го со­стоя­ния. А про­фес­сор взял ка­ран­да­шик и при мне на бу­маж­ке вы­вел в два сче­та урав­не­ние. И я смот­рю в гла­за про­фес­со­ра и го­во­рю ему: "Как силь­ны Вы, Да­вид Со­ло­мо­но­вич, ра­зу­мом! Как твер­да ру­ка Ва­ша, со­тво­рив­шая сей­час пре­до мной чу­до, опи­сы­ваю­щее со­стоя­ние га­за! А про­фес­сор глаз­ки свои по­ту­пил, по­то­му что стыд­но ему слу­шать ве­ли­ча­нье. Так и Ты, на­вер­ное, в сво­ем без­гра­нич­ном уме и мо­гу­ще­ст­ве сму­ща­ешь­ся, ко­гда ду­ра­ки хва­лят Те­бя. "Что вы мне рас­ска­зы­вае­те о мо­ей си­ле, слов­но я это­го не знаю?" -- во­про­ша­ешь Ты.
   А раз­ве луч­ше: Ты -- царь Все­лен­ной!..? При­ду­ма­ли се­бе аб­со­лют­ную мо­нар­хию и пол­за­ют, как при­двор­ные у ног вла­сти­те­ля, и ле­бе­зят, и ле­бе­зят... Один "ум­ный" фи­ло­соф во вре­ме­на мо­ей ас­пи­ран­ту­ры воз­му­щал­ся тем, что на­род рас­пус­тил­ся и со­чи­ня­ет анек­до­ты про власть. (Он был спе­циа­ли­стом по мар­кси­ст­ско-ле­нин­ской эс­те­ти­ке) "Власть долж­на вну­шать ува­же­ние и страх!" -- ска­зал он од­на­ж­ды, ко­гда мы шли по­сле фи­ло­соф­ско­го се­ми­на­ра к мет­ро. Ну, с вла­стью-то всё по­нят­но. Она есть яв­ле­ние вре­мен­ное, к то­му же час­то глу­па и ог­ра­ни­чен­на. Но Те­бе-то при Тво­ем ве­ли­чии за­чем люд­ской страх и ува­же­ние? Лич­но я к ца­рю Да­ви­ду ни­че­го не имею, хо­тя псал­мы его в Твою честь на­хо­жу од­но­об­раз­ны­ми и по­то­му скуч­но­ва­ты­ми. Что ж, он по­стро­ил своё цар­ст­во и ве­рил, что и Твоё по­строе­но на тех же прин­ци­пах. Оно, ко­неч­но, как вся­кая пи­ра­ми­да, ус­той­чи­вее, чем, ска­жем, па­рал­ле­ле­пи­пед, стоя­щий на уз­ком ос­но­ва­нии на­по­до­бие не­бо­скре­ба... Но всё же и пи­ра­ми­ды не веч­ны, не так ли?
   -- ...
   -- Вот, го­во­рит­ся, что Ты соз­дал нас по об­ра­зу и по­до­бию сво­ему. Ми­кель­ан­дже­ло изо­бра­зил Ада­ма с пуп­ком по­се­ре­ди­не жи­во­та. Да и не он один! А ведь от­цы церк­ви смот­ре­ли-смот­ре­ли и на­шли, что всё в по­ряд­ке. Но ес­ли есть пу­пок, то есть и ма­ма, ко­то­рая че­рез пу­пок его кор­ми­ла, по­ка он, Адам, не со­зрел и не вы­лез на свет Бо­жий че­рез во­ро­та, че­рез ко­то­рые вы­лез­ли мы все. А Ева, ста­ло быть, по­лу­чи­лась из реб­ра Ада­ма... Я, вот, по­ду­мал и ре­шил -- да это же пер­вый ус­пеш­ный экс­пе­ри­мент по кло­ни­ро­ва­нию! И цер­ковь за­пре­ща­ет нам его по­вто­рить! Без­обра­зие! То за­пре­ща­ют Зем­ле вер­теть­ся, то охо­тят­ся за ведь­ма­ми и сжи­га­ют их, то ис­треб­ля­ют чер­ных ко­шек... Луч­ше бы вшей и блох из­ве­ли, мень­ше бо­ле­ли бы. Да, кста­ти, за­чем же Ты, та­кой ум­ный и все­силь­ный, доз­во­лил та­кую мер­зость, как кло­пы, бло­хи и вши? Я уж не го­во­рю о бо­лез­не­твор­ных мик­ро­бах. Ведь код смер­ти и так за­ло­жен во всём жи­ву­щем. Ну, жи­ли бы мы по сот­не лет или да­же по две­сти, как во­ро­ны. Ко­му от это­го бы­ло бы пло­хо?
   Свя­щен­но­слу­жи­те­ли очень не­го­ду­ют, ко­гда им го­во­рят, что все мы про­изош­ли от обезь­я­ны. Не­ко­то­рые уче­ные то­же оби­жа­ют­ся. Вот ес­ли бы мы про­изош­ли от гор­ных ор­лов -- ка­кое бла­го­род­ст­во осан­ки! Си­ла и ми­ло­сер­дие! Нет, ми­ло­сер­дия у них как-то не за­ме­ча­лось... Спра­вед­ли­вость и си­ла! И кру­гом чис­тый воз­дух. Да­ле­ко вид­но. На­вер­ное от ор­лов про­изош­ли ис­тин­ные арий­цы. Гит­лер и Ге­ринг... и ап­па­рат­чи­ки СС... А вот ев­реи и цы­га­не про­изош­ли от обезь­ян. Ну как же с ни­ми по­сту­пать, кро­ме как унич­то­жать! Ну, хо­ро­шо. Ос­та­вим че­ло­ве­ка на за­кус­ку. Но всё-та­ки ска­жи -- это Ты или не Ты соз­дал всё-всё жи­вое, на­чи­ная с "жи­вых" вне­кле­точ­ных мо­ле­кул ти­па ДНК, по­том клет­ку, по­том мно­го­кле­точ­ных и так да­лее, и так да­лее че­рез мор­ских оби­та­те­лей, ко­то­рые по­сте­пен­но вы­лез­ли на су­шу, а по­том ты за­нял­ся ка­ж­дым ви­дом в от­дель­но­сти, вклю­чая са­мую ни­чтож­ную бу­каш­ку?
   -- ...
   А раз­ве в про­цес­се эво­лю­ции не про­па­ли мно­гие ты­ся­чи ви­дов, ко­то­рые не смог­ли вы­дер­жать кон­ку­рен­ции в борь­бе за су­ще­ст­во­ва­ние? Уж не ста­нешь ли Ты от­ри­цать, что та­кая борь­ба су­ще­ст­ву­ет! Я лич­но на­блю­дал, как зве­ри на­смерть гры­зут­ся из-за кос­ти. Ес­ли бы не су­ще­ст­во­ва­ло пра­ва силь­но­го, все ви­ды дав­ным-дав­но вы­ро­ди­лись бы, и мы то­же. Но о нас, лю­дях, раз­го­вор осо­бый. Мы уже до­воль­но дав­но вы­па­ли из эво­лю­ци­он­но­го про­цес­са. У нас те­перь ору­жие, у нас те­перь пра­во ум­но­го за­ме­ща­ет пра­во силь­но­го. Где-то на уров­не ху­ли­ган­ских раз­бо­рок силь­ней­ший (или бан­да сла­бых) по­ка еще одер­жи­ва­ет по­бе­ду, но пра­во ум­ней­ше­го бу­дет реа­ли­зо­ва­но ско­ро, в не­да­ле­ком бу­ду­щем.
   Я так по­ни­маю. Ты с са­мо­го на­ча­ла знал, что на Зем­ле жи­вая ма­те­рия мо­жет осу­ще­ст­вить­ся в уг­ле­во­до­род­ной фор­ме. Те­бе при­шлось на­син­те­зи­ро­вать мил­лио­ны тонн вся­ко­го ро­да ор­га­ни­ки, ко­то­рая рас­тво­ри­лась в оке­ан­ской во­де и, со­еди­нив­шись впол­не оп­ре­де­лен­ным об­ра­зом, мо­ле­ку­лы на­ча­ли функ­цио­ни­ро­вать, всё ус­лож­няя и ус­лож­няя свою струк­ту­ру, по­ка не поя­ви­лась спо­соб­ность к вос­про­из­вод­ст­ву. По­сле это­го Ты умыл ру­ки и стал ждать, что по­лу­чит­ся. Вре­ме­ни у Те­бя, в от­ли­чие от всех нас, хва­та­ло. И вот, про­шло ка­ких-ни­будь два с по­ло­ви­ной мил­ли­ар­да лет, и на по­верх­но­сти Зем­ли киш­мя-ки­шит жизнь. Ес­ли с на­ми что-то слу­чит­ся, Ты по­до­ж­дешь еще пол­сот­ни мил­лио­нов лет и поя­вит­ся ци­ви­ли­за­ция ось­ми­но­гов, дель­фи­нов, да ко­го угод­но.
   И еще один мо­мент. Ес­ли бы мы не ро­ди­лись на этой пла­не­те, то не мог­ли бы кор­мить­ся. Чу­же­род­ные бел­ки не ус­ваи­ва­ют­ся или же яв­ля­ют­ся страш­ны­ми яда­ми. Не знаю, что ду­ма­ют дру­гие, но ме­ня бли­зость, поч­ти иден­тич­ность, хро­ма­то­грамм шим­пан­зе и че­ло­ве­ка убе­ж­да­ет в его обезь­я­но-про­ис­хо­ж­де­нии. А Те­бе раз­ве не всё рав­но, от ко­го имен­но мы про­изош­ли. Ведь на­ча­ло по­ло­жил Ты? Вот Те­бе за­бав­ный сил­ло­гизм. Ес­ли Ты соз­дал нас по об­ра­зу и по­до­бию сво­ему, то по чье­му об­ра­зу и по­до­бию Ты соз­дал обезь­ян, ко­то­рые так по­хо­жи на нас, а мы на них? Или на­обо­рот, ес­ли мы про­изош­ли от обезь­я­ны, то ко­го Ты соз­дал по сво­ему об­ра­зу и по­до­бию? Пред­став­ля­ешь, до че­го мож­но до­го­во­рить­ся, ес­ли при­нять за ак­сио­му те­зис о на­шем бо­же­ст­вен­ном про­ис­хо­ж­де­нии? Есть ум­ни­ки, ко­то­рые ут­вер­жда­ют, что мы при­шли из дру­гих ми­ров, но там, на дру­гих ми­рах, мы от­ку­да взя­лись?
   -- ...
   Вот, го­во­рит­ся: " И вот, зач­нешь во чре­ве, и ро­дишь Сы­на, и на­ре­чешь Ему имя: Ии­сус; Он бу­дет ве­лик и на­ре­чет­ся Сы­ном Bсевышнего, и даст Ему Гос­подь Бог пре­стол Да­ви­да, от­ца Его... " И еще го­во­рит­ся: "И ска­зал ему Бог, что по­том­ки его бу­дут пе­ре­се­лен­ца­ми в чу­жой зем­ле и бу­дут в по­ра­бо­ще­нии и при­тес­не­нии лет че­ты­ре­ста... " Это оз­на­ча­ет, что Те­бе от­кры­то бу­ду­щее, что Ты всё зна­ешь за­ра­нее. Вот, к при­ме­ру, один че­ло­век воз­роп­тал на Те­бя, ко­гда умер его сын, и Ты по­ка­зал ему, что слу­чи­лось бы, ес­ли бы он не умер. Судь­ба сы­на то­го че­ло­ве­ка бы­ла страш­ной, и воз­роп­тав­ший на Те­бя ус­ты­дил­ся и сми­рил­ся. И Сын Бо­жий про­ви­дел бу­ду­щее... Мы с тех пор то­же кое-че­му нау­чи­лись. Те­перь это мы на­зы­ва­ем на­уч­ным про­гно­зи­ро­ва­ни­ем. Дей­ст­ви­тель­но, по­го­ду ино­гда уга­ды­ва­ем пра­виль­но, а вот упа­дет ли нам зав­тра ут­ром на го­ло­ву кир­пич, ко­гда пой­дем на ра­бо­ту, по­ка уга­дать не мо­жем. Я так по­ни­маю -- Ты на­пи­сал пье­су, где все ро­ли рас­пре­де­ле­ны за­ра­нее. Иу­да дол­жен пре­дать, Хри­стос дол­жен по­стра­дать и так да­лее. Ес­ли че­ло­ве­ку да­но со­гре­шить, то это бы­ло пре­до­пре­де­ле­но за­ра­нее. Ес­ли у Те­бя был за­ра­нее за­мы­сел, то ка­кой смысл ста­рать­ся из­ме­нить его, -- ведь мы ни­чтож­ны пе­ред То­бой! Итак, про­ро­ки про­ри­ца­ют, си­вил­лы про­ри­ца­ют, и цы­ган­ки по ла­до­ни то­же час­то уга­ды­ва­ют судь­бу, при­чем от­дель­но­го че­ло­ве­ка. Им, на­вер­ное, ка­кой-то дру­гой бог по­мо­га­ет. Ну, не бог, а так -- ма­лень­кий та­кой бо­жок. А, мо­жет быть, бес? А сле­пая бол­гар­ская жен­щи­на по име­ни Ван­га очень не сла­бо про­ри­ца­ла, при­чем ви­де­ла и про­шлое, и бу­ду­щее. Это что та­кое -- пу­те­ше­ст­вие по вре­ме­ни, что ли? То есть не­по­нят­но, за ка­кие ков­риж­ки не­кий че­ло­век бы­ва­ет на­де­лен спо­соб­но­стью про­ри­цать.
   В сред­ние ве­ка яс­но­ви­дя­щих ли­бо сжи­га­ли на ко­ст­рах, ли­бо по­кло­ня­лись им, по­ла­гая, что это есть про­яв­ле­ние Тво­ей си­лы. Сей­час это ста­ло обыч­ной про­фес­си­ей для не­ко­то­рых. Вот, к при­ме­ру, наш зна­ко­мый по фа­ми­лии Куз­не­цов, по име­ни Вик­тор со­про­во­ж­дал сво­его то­ва­ри­ща к Джу­не. И не ве­рил ни на йо­ту, что Джу­на спо­соб­на что-то там уви­деть и, тем бо­лее, вы­ле­чить. При­шли они к Джу­не, а та с хо­ду го­во­рит им: "Ви­жу, ви­жу твоё со­мне­ние, мо­ло­дой че­ло­век, ну, ни­че­го, ни­че­го, -- по­до­ж­ди до ве­че­ра". И по­хло­па­ла его ла­до­нью по пра­вой сто­ро­не гру­ди. Уш­ли они, а ве­че­ром стал Куз­не­цов раз­де­вать­ся, гля­нул в зер­ка­ло -- а у не­го крас­ная пя­тер­ня на гру­ди, как ожог. Ис­пу­гал­ся он так, что всю ночь не спал, ждал худ­ше­го, всё вска­ки­вал и смот­рел на крас­ную пя­тер­ню.
   А под­ру­га мо­ей же­ны по­ве­да­ла мне, что в мо­ло­до­сти у неё был па­рень, про ко­то­ро­го она все­гда зна­ла, где он на­хо­дит­ся. Од­на­ж­ды он уе­хал за го­род с ком­па­ни­ей, они там ели, пи­ли и пес­ню пе­ли "Мы с то­бой два бе­ре­га у од­ной ре­ки", а на сле­дую­щий день она рас­ска­за­ла сво­ему пар­ню, что они там де­ла­ли и что пе­ли. Очень это ему не по­нра­ви­лось. Вско­ре они рас­ста­лись на­все­гда.
   Во­об­ще, на мой взгляд, пред­ска­за­ния и пред­чув­ст­вия не уп­ро­ща­ют жизнь, а на­обо­рот, жут­ко её ус­лож­ня­ют. Ну что хо­ро­ше­го, ко­гда ты хо­дишь, как рент­ге­ном про­све­чен­ный, и хо­ро­шо еще, ес­ли киш­ки твои ко­му-то вид­ны, а ес­ли все твои мыс­ли? Ху­же не при­ду­ма­ешь. А ес­ли бы мы зна­ли про се­бя, что та­ко­го-то ме­ся­ца и чис­ла та­ко­го-то го­да мы обя­за­тель­но пом­рем, как бы мы се­бя по­ве­ли? Не ста­ли бы мно­гие из нас со­ци­аль­но опас­ны­ми?
   -- ...
   Вот еще во­про­сик не из про­стых. Ска­за­но: "И ска­зал Ему диа­вол: Те­бе дам власть над все­ми си­ми цар­ст­ва­ми и сла­ву их, ибо она пре­да­на мне, и я, ко­му хо­чу, даю её. Итак, ес­ли Ты по­кло­нишь­ся мне, то всё бу­дет Твое". По­лу­ча­ет­ся, что Сво­им за­мес­ти­те­лем по зем­ным де­лам Ты сде­лал дья­во­ла в той час­ти, ко­то­рая на­зы­ва­ет­ся пе­ни­тен­ци­ар­ной сис­те­мой. То есть, вся на­ша Зем­ля есть тюрь­ма, и диа­вол (Са­та­на) есть гра­ж­да­нин на­чаль­ник этой тюрь­мы. А как же ина­че? Ведь он на­чаль­ник над все­ми цар­ст­ва­ми! Ес­ли Ты соз­дал всё, то Ты же мо­жешь всё унич­то­жить. В том чис­ле и Са­та­ну. Или он воз­ник не­за­ви­си­мо от Те­бя? Во­об­ще-то на­ли­цо обыч­ная диа­лек­ти­ка -- плюс без ми­ну­са не су­ще­ст­ву­ет, свет без тьмы не име­ет смыс­ла, рай и ад -- те же плюс и ми­нус.
   Но са­мое за­бав­ное -- Ты всту­па­ешь с Са­та­ной в парт­нер­ские от­но­ше­ния. Что Ты сде­лал с бед­ным Ио­вом! Ты удов­ле­тво­рял своё лю­бо­пыт­ст­во, а он тер­пел му­че­ния. Ска­жи, Ты знал за­ра­нее, чем всё кон­чит­ся? Или не знал? Да Ты же про­сто пре­дал Ио­ва! Ты ска­зал Са­та­не: "Вот, всё, что у не­го, в ру­ке тво­ей". А у Ио­ва бы­ло семь сы­но­вей и три до­че­ри, и он по­те­рял их ра­ди глу­по­го экс­пе­ри­мен­та. А шесть мил­лио­нов ев­ре­ев, по­гиб­ших от рук фа­ши­стов, -- это то­же экс­пе­ри­мент на пред­мет, от­ка­жут­ся ли ос­тав­шие­ся в жи­вых от Те­бя? Но об этом по­сле, ибо сту­чит пе­пел в моё серд­це и Аз не­дос­той­ный та­ких шу­ток не про­ща­ет!..Вер­нем­ся к Ио­ву. От­дал Ты Са­та­не плоть Ио­ва и до­ж­дал­ся -- про­клял Иов свою жизнь и воз­жа­ж­дал смер­ти. И при­шли к не­му три дру­га и ста­ли его ус­по­каи­вать ду­рац­ки­ми ре­ча­ми, ты­кая в не­бо паль­ца­ми и втол­ко­вы­вая Ио­ву, что долж­но всё пе­ре­тер­петь. И не смог­ли убе­дить Ио­ва. То­гда Ты раз­гне­вал­ся на дру­зей его за то, что Иов ска­зал Те­бе: "Не об­ви­няй ме­ня, объ­я­ви мне, за что Ты со мною бо­решь­ся? Хо­ро­шо ли для Те­бя, что Ты уг­не­та­ешь, что пре­зи­ра­ешь де­ло рук Тво­их,..Что Ты ищешь по­ро­ка во мне и до­пы­ты­ва­ешь­ся гре­ха во мне, Хо­тя зна­ешь, что я не без­за­кон­ник, и что не­ко­му из­ба­вить ме­ня от ру­ки Тво­ей?.." И Ты раз­гне­вал­ся и стал бра­нить­ся, как ку­хар­ка на под­го­рев­шее мя­со: "Кто соз­дал зем­лю, об­ла­ка, за­тво­рил мо­ре, ука­зы­вал ме­сто за­ре, обо­зрел ли ты ши­ро­ту зем­ли, до­хо­дил до гра­ниц её, вхо­дил ли ты в хра­ни­ли­ще сне­га и ви­дел ли со­кро­вищ­ни­цы гра­да, по ка­ко­му пу­ти раз­но­сит­ся свет???... " И так да­лее, и так да­лее. На все эти во­про­сы сей­час обыч­ный уче­ник вось­мо­го клас­са даст ис­чер­пы­ваю­щий от­вет. Во­про­сы по зоо­ло­гии, ко­то­рые Ты да­ешь Ио­ву, столь же при­ми­тив­ны, как и во­про­сы по гео­гра­фии. И всё это ста­ло яс­ным и дос­туп­ным за ка­кие-то по­след­ние три­ста лет. Ува­жая Те­бя, я скло­ня­юсь к мыс­ли, что кни­га Ио­ва на­пи­са­на без Твое­го уча­стия, а, мо­жет быть, у Те­бя не на­шлось вре­ме­ни от­ре­дак­ти­ро­вать её.
   Кста­ти, ве­ли­кий Гё­те в сво­ем "Фау­сте" лишь по­вто­рил кни­гу Ио­ва. Ему, од­на­ко, парт­нер­ст­во Твоё с Са­та­ной не ка­за­лось пре­до­су­ди­тель­ным. Что же Ты мол­чишь?
   -- ...
   Ес­ли Ты всё соз­дал, то су­ще­ст­ву­ет ли от­вет­ст­вен­ность Твор­ца по от­но­ше­нию к со­тво­рён­но­му? Это же умуд­рить­ся на­до -- пре­вра­тить на­ше зем­ное су­ще­ст­во­ва­ние в по­ли­гон для ис­пы­та­ний, а в ка­че­ст­ве мор­ков­ки обе­щать жизнь веч­ную. Зна­чит, по Твое­му на­ша зем­ная жизнь ни­че­го не сто­ит и глав­ная на­ша за­бо­та со­сто­ит в под­го­тов­ке к жиз­ни веч­ной? Сле­дуя Ии­су­су, нуж­но всё бро­сить и про­дать, раз­дать день­ги ни­щим и ид­ти за Ним и воз­ве­щать Сло­во Твое. Ну, а даль­ше? Про­ве­дем мыс­лен­ный экс­пе­ри­мент. Все, ко­го толь­ко мож­но бы­ло об­ра­тить на путь ис­тин­ный, -- об­ра­ще­ны. Все друж­но сла­вят Бо­га. А кто всю эту ора­ву кор­мить и оде­вать бу­дет? Ии­сус вро­де-бы ска­зал: "Не бес­по­кой­тесь об этом. Бе­ри­те при­мер с птиц не­бес­ных, ко­то­рые не се­ют, не жнут, а сы­ты бы­ва­ют... " Ес­ли бы все всё бро­си­ли и ки­ну­лись спа­сать ду­шу, то и се­го­дня та­щи­лись бы в пы­ли на те­ле­гах с де­ре­вян­ны­ми ободь­я­ми, ле­чи­лись бы за­го­во­ра­ми и тра­ва­ми и си­де­ли бы по но­чам в све­те лу­чи­ны или плош­ки с жи­ром. Ни ра­дио, ни те­ле­ви­зо­ра, ни те­ле­фо­на. За­то ка­кая ти­ши­на -- толь­ко стре­кот куз­не­чи­ков на кри­ки ноч­ных птиц! И воз­дух чис­тый (но не в се­ле­ни­ях, а вда­ле­ке от них).
   Хоть Ты всё зна­ешь на­пе­ред и пом­нишь всё, что бы­ло, но я Те­бе на­пом­ню, как в 1917 го­ду ре­ши­ли по­вто­рить на­каз Хри­ста. Всё, что мог­ли, от­ня­ли у бо­га­тых и раз­да­ли бед­ным. В ре­зуль­та­те по­лу­чи­ли стра­ну ни­щих, для ко­то­рых не бы­ло ни­че­го свя­то­го. Про­жи­ли в ни­ще­те, гря­зи и го­ло­де во­семь­де­сят лет, по­ка та­кая "жизнь" не ос­то­чер­те­ла всем, в том чис­ле и пра­ви­те­лям.
   Да, кста­ти, по­че­му Хри­стос тре­бу­ет всё рас­про­дать и день­ги раз­дать ни­щим? Мо­жет быть, луч­ше при­стро­ить этих лю­дей на ра­бо­ту, что­бы они ею кор­ми­лись?.. Ведь день­ги, роз­дан­ные ни­щим, ни­щи­ми же про­еда­ют­ся и про­пи­ва­ют­ся, и они сно­ва про­сят по­дая­ние. Вся шту­ка-то в том, что ни­щен­ст­во -- это то­же ре­мес­ло, та­кое же, как и про­сти­ту­ция.
   -- ...
   Из Тво­их за­по­ве­дей сле­ду­ет лишь мо­раль: Чти Бо­га и по­кло­няй­ся толь­ко Ему, не пре­лю­бо­дей­ст­вуй, не кра­ди, не уби­вай, не за­ви­ст­ни­чай и про­чее... Не де­лай то­го, не де­лай это­го... А де­лать что? Как на­счет тру­да? Ка­кой-то иди­от при­ду­мал, что труд -- это есть на­ка­за­ние за гре­хи. "В по­те ли­ца сво­его бу­дешь ты до­бы­вать хлеб свой... ". Ну да, в по­те ли­ца. А Ты зна­ешь, как дос­тичь ус­пе­ха в нау­ке, тех­ни­ке, фер­мер­ст­ве, ис­кус­ст­ве ни­че­го не де­лая?
   -- ...
   Ну, лад­но. За­слу­жи­ли мы жизнь веч­ную. Плоть ос­та­ви­ли в зем­ле и воз­не­слись в не­бе­са... И что мы там бу­дем де­лать? Есть-пить нам не на­до, оде­вать­ся то­же, по­сколь­ку те­ла у нас не бу­дет. Моз­ги мы то­же ос­та­ви­ли на зем­ле и по­это­му ду­мать нам бу­дет не­чем, вес­ти бе­се­ды то­же, так как язы­ков у нас не бу­дет. Це­ло­вать­ся и об­ни­мать­ся с род­ны­ми и друзь­я­ми то­же не смо­жем. Не­чем. Не толь­ко книг, но и са­мой обык­но­вен­ной ко­ло­ды карт не сы­щешь в этом чу­дес­ном мес­те. От дур­но­го без­де­лья и со­зер­ца­ния с вы­со­ты на­ше­го ша­ри­ка мож­но лег­ко свих­нуть­ся. Вот, у му­суль­ман в раю на ка­ж­до­го муж­чи­ну при­хо­дит­ся семь­де­сят дев­ст­вен­ниц! Есть из-за че­го ста­рать­ся. Не­по­нят­но, прав­да, что с ни­ми все­ми де­лать, по­то­му как не­чем. И не­по­нят­но, как они там удер­жи­ва­ют­ся про­тив сил тя­го­те­ния и не па­да­ют вниз.
   Го­во­рят, что все в раю сла­вят Гос­по­да и во­дят хо­ро­во­ды. Ску­ка не­воз­мож­ная. Со­гла­сись, что в аду мно­го ин­те­рес­нее. Во-пер­вых, там реа­лии -- же­лез­ные ско­во­ро­ды, чу­гун­ные кот­лы (на­вер­ное, на­во­ро­ва­ли по до­мам), ви­лы, граб­ли, ло­па­ты, ко­сы, сер­пы, пе­чи -- ну чис­то кре­сть­ян­ский оби­ход ве­ка, ска­жем, две­на­дца­то­го (до фор­су­нок и га­зо­вых ка­мер еще не до­ду­ма­лись). Ин­те­рес­но, а на ка­кой глу­би­не на­хо­дит­ся ад? Ведь весь кру­го­во­рот во­ды и вся на­ша су­то­ло­ка про­ис­хо­дит в пре­де­лах зем­ной ко­ры, то есть до глу­би­ны ки­ло­мет­ров два­дца­ти -- это с за­па­сом, на са­мом де­ле, мень­ше. Ни­же, как из­вест­но, рас­плав­лен­ная маг­ма, в ко­то­рой ни­что бел­ко­вое-жи­вое не жи­вет. Вот Ты мог бы там жить в ви­де не­объ­ят­но­го не­ор­га­ни­че­ско­го те­ла -- по­лу-рас­пла­ва и од­но­вре­мен­но по­лу-кри­стал­ла, не имею­ще­го фор­мы и чет­ких гра­ниц, об­ла­даю­ще­го сверх­си­ло­вым элек­тро­маг­нит­ным по­лем и вся­ки­ми дру­ги­ми сверхъ­ес­те­ст­вен­ны­ми воз­мож­но­стя­ми... Ну, не оби­жай­ся. Шут­ка. Боль­ше так шу­тить не бу­ду.
   Ты зна­ешь, у ме­ня воз­ни­ка­ет чув­ст­во не­лов­ко­сти, ко­гда я срав­ни­ваю ад у древ­них гре­ков и у Те­бя. Очень по­хо­же, хо­тя у Твое­го боль­ше сход­ст­ва с фа­ши­ст­ским конц­ла­ге­рем. По­ду­май толь­ко, Ты -- бес­ко­неч­но ве­ли­кий, Ко­то­рый всё мо­жет и ря­дом с То­бою -- ка­кая-то бан­да, за­хва­тив­шая Олимп. Му­жи­ки там ни од­ной ба­бы не про­пус­ка­ют ни на Олим­пе, ни на зем­ле. Зевс там ме­чет мол­нии, не ху­же Те­бя, на­трав­ли­ва­ет бо­гов друг на дру­га, рев­ну­ет и за­ви­ст­ни­ча­ет. В об­щем, тот же че­ло­век, ко­то­рый го­мо-са­пи­енс, но по­круп­нее и по­силь­нее. И вот, Ты, ко­то­рый та­кой все­мо­гу­щий, по­вто­ря­ешь Зев­са, ко­то­рый в ви­де ле­бе­дя по­ко­рил Ле­ду. У Те­бя, прав­да, птич­ка по­мень­ше -- го­лубь, но всё рав­но -- за­им­ст­во­ва­ние, за­им­ст­во­ва­ние... Как-то не­кра­си­во всё это вы­гля­дит, по­то­му что по­ло­вой акт не есть грех, а не­об­хо­ди­мый эле­мент раз­мно­же­ния. Хо­тя те­перь мож­но и без это­го эле­мен­та. Без вся­ко­го го­лу­бя или ле­бе­дя вно­сят оп­ло­до­тво­рен­ную яй­це­клет­ку в мат­ку и че­рез де­вять ме­ся­цев -- вы­ле­за­ет че­ло­ве­чек. И ни­ка­ких по­ло­вых ак­тов.
   Но не мо­жем мы ори­ен­ти­ро­вать­ся на воз­зре­ния че­ты­рех­ты­ся­че­лет­ней дав­но­сти, не мо­жем. То­гда и мы­ла не бы­ло, от всех по­том ра­зи­ло, зу­бов не чис­ти­ли, от го­ло­вы ба­рань­им жи­ром про­горк­лым не­сло, по­ло­вые ор­га­ны во­ня­ли. А так как они не очень-то кра­си­вы сна­ру­жи, да и функ­ции у них вы­де­ли­тель­ные, то ре­ши­ли, что их на­до пря­тать и на­зы­вать их на­до срам­ны­ми мес­та­ми. И всё, что с ни­ми мы де­ла­ем, со­от­вет­ст­вен­но на­до на­зы­вать сра­мом и гре­хом. Ин­те­рес­но, по­че­му у сло­нов, обезь­ян, мы­шей и да­же стре­коз раз­мно­же­ние не на­зы­ва­ет­ся гре­хом, а у нас на­зы­ва­ет­ся? А ес­ли они то­же при этом по­лу­ча­ют удо­воль­ст­вие?..
   -- ...
   Вот го­во­рит­ся от ли­ца Твое­го апо­сто­ла: " ...То ко­неч­но зна­ет Гос­подь, как из­ба­вить бла­го­чес­ти­во­го от ис­ку­ше­ния, а без­за­кон­ни­ков со­блю­дать ко дню су­да, для на­ка­за­ния, А наи­па­че тех, ко­то­рые идут вслед сквер­ных по­хо­тей пло­ти, пре­зи­ра­ют на­чаль­ст­ва, дерз­ки, свое­воль­ны и не стра­шат­ся зло­сло­вить выс­ших... " и ещё: "Итак будь­те по­кор­ны вся­ко­му че­ло­ве­че­ско­му на­чаль­ст­ву, для Гос­по­да: ца­рю ли, как вер­хов­ной вла­сти, пра­ви­те­лям ли, как от не­го по­сы­лае­мым для на­ка­за­ния пре­ступ­ни­ков и для по­ощ­ре­ния де­лаю­щих доб­ро,.." А дру­гой апо­стол вто­рит ему: "Как Со­дом и Го­мор­ра и ок­ре­ст­ные го­ро­да, по­доб­но им блу­до­дей­ст­вую­щие и хо­див­шие за иною пло­тию, под­верг­шись каз­ни ог­ня веч­но­го, по­став­ле­ны в при­мер -- Так точ­но бу­дет и с си­ми меч­та­те­ля­ми, ко­то­рые ос­к­вер­ня­ют плоть, от­вер­га­ют на­чаль­ст­ва и зло­сло­вят вы­со­кие вла­сти."
   Вот, у ме­ня был на­чаль­ник по фа­ми­лии Б-в. При­вел его в наш от­дел на­чаль­ник по­вы­ше ран­гом, по­то­му что ему по­нра­ви­лось, как Б-в вы­сту­пал на со­ве­ща­нии. А за­ни­ма­лись мы то­гда ме­ди­цин­ской элек­тро­тех­ни­кой. Вско­ре вы­яс­ни­лось, что то­ва­рищ Б-в не име­ет ни­ка­ких по­ло­жи­тель­ных зна­ний, но спо­со­бен ка­ж­дый день пить с на­чаль­ни­ка­ми, уст­раи­вать их са­мих и их род­ню в раз­ные пре­стиж­ные ле­чеб­ни­цы, а, кро­ме то­го, об­ла­да­ет не­мыс­ли­мой по­тен­ци­ей, ко­то­рая бы­ла вско­ре вы­со­ко оце­не­на как жен­ской по­ло­ви­ной на­ше­го от­де­ла, так и всех мно­го­чис­лен­ных служб на­ше­го ог­ром­но­го сек­рет­но­го объ­е­ди­не­ния, вклю­чая по­ли­кли­ни­ку, где, как из­вест­но, под­ви­за­ют­ся в ос­нов­ном жен­щи­ны. Во вре­мя од­ной из пер­вых пья­нок-ра­ди-зна­ком­ст­ва-с-кол­лек­ти­вом-от­де­ла Б-в по­до­шел ко мне со ста­ка­ном раз­бав­лен­но­го ка­зен­но­го спир­та и ска­зал: Да­вай на ты, Олег! Я тер­петь не вы­но­шу, ко­гда го­во­рят друг дру­гу вы. Зна­ешь, Олег, мне с ло­па­той рав­ных нет, хо­чешь верь, хо­чешь -- нет.
   Тут я по­ду­мал: "Так вот в чем он круп­ный спе­циа­лист -- в ко­па­нии ям!"
   Ты, ра­зу­ме­ет­ся, зна­ешь, ка­кая за­ме­ча­тель­ная бы­ла у нас ди­рек­ция! У на­ше­го ге­не­раль­но­го бы­ло де­вять за­мес­ти­те­лей. Бы­ло так­же и де­сят­ка пол­то­ра при­бли­жен­ных по­ни­же ран­гом. Он с ни­ми об­ра­щал­ся при­мер­но так же, как Зевс с ос­таль­ны­ми бо­га­ми. Об этом я уже го­во­рил, пом­нишь? Все они не­пре­мен­но уча­ст­во­ва­ли в об­щих пьян­ках, ши­ро­ко ис­поль­зуя раз­ные фон­ды, вклю­чая проф­со­юз­ные. В ос­таль­ное вре­мя они грыз­лись ме­ж­ду со­бой, до­но­си­ли ге­не­раль­но­му друг на дру­га, пор­ти­ли хо­ро­шень­ких жен­щин, ха­ми­ли всем, кто ни­же их, тре­бо­ва­ли не­пре­мен­но­го дос­роч­но­го вы­пол­не­ния ра­бот, в ко­то­рых они, как пра­ви­ло, ма­ло раз­би­ра­лись (да и не­ко­гда им бы­ло, ибо нуж­но бы­ло пле­сти ин­три­ги), а по­сле ра­бо­ты от­прав­ля­лись для со­вме­ст­но­го пре­бы­ва­ния в фин­ской ба­не с вы­пив­кой и де­воч­ка­ми, что­бы от­ре­лак­си­ро­вать. Ба­ня бы­ла по­строе­на по ука­зу ге­не­раль­но­го на шес­том эта­же учеб­но­го кор­пу­са для вы­со­ких гос­тей. Но гос­ти на­ез­жа­ли эпи­зо­ди­че­ски, так не про­стаи­вать же ба­не! Да, у нас был еще и свой за­оч­ный ин­сти­тут, где вся­кие шав­ки мог­ли за­про­сто об­за­вес­тись ин­же­нер­ным ди­пло­мом.
   Из бан­ды зам­ди­рек­то­ров осо­бен­но мне нра­вил­ся то­ва­рищ Аку­лов. Ко­гда-то в мо­ло­до­сти он слу­жил ко­ман­ди­ром за­гра­ди­тель­но­го от­ря­да. По­том рос, рос и до­рос до долж­но­сти за­мес­ти­те­ля ди­рек­то­ра на­ше­го объ­е­ди­не­ния по об­щим во­про­сам. Это он ор­га­ни­зо­вал спец­ла­бо­ра­то­рию сплошь из ин­же­не­ров, ко­то­рая ра­бо­та­ла с вес­ны до глу­бо­кой осе­ни на са­до­вых уча­ст­ках на­чаль­ст­ва в пре­крас­ном дач­ном мес­те "Сне­ги­ри". Это он по­став­лял дос­ки, фа­не­ру, стек­ло, тру­бы, пла­стик, ке­ра­ми­че­скую плит­ку и вся­че­ский де­фи­цит, ко­то­рый мы по­лу­ча­ли по спе­ци­аль­но­му обо­рон­но­му ка­на­лу, нуж­ным лю­дям и в близ­ле­жа­щие тор­го­вые точ­ки и рес­то­ра­ны. Ка­ж­дый раз для оче­ред­ной из­би­ра­тель­ной кам­па­нии он вы­пи­сы­вал де­сят­ки мет­ров тка­ни, ме­бель, по­су­ду, ков­ро­вые до­рож­ки и про­чее, и про­чее, а по­том спи­сы­вал эти ма­те­ри­аль­ные цен­но­сти и пе­ре­да­вал их, а мо­жет быть, и про­да­вал сво­им лю­дям по бро­со­вым це­нам. Еще он очень лю­бил рас­пи­вать ка­зен­ный спирт с про­сты­ми рус­ски­ми людь­ми -- с на­чаль­ни­ком меж­ве­дом­ст­вен­ной ох­ра­ны, что­бы знал что ох­ра­нять, а что про­пус­кать без дос­мот­ра, с раз­ны­ми умель­ца­ми, ко­то­рые еще мог­ли дер­жать в ру­ках ин­ст­ру­мент и в слу­чае не­об­хо­ди­мо­сти мог­ли по­чи­нить или от­рес­тав­ри­ро­вать всё на све­те. Пил он ка­ж­дый день и по­мно­гу.
   Вот Те­бе на­ли­цо на­чаль­ст­вен­ная пер­со­на, ко­то­рая об­ла­да­ла пол­ным на­бо­ром по­ро­ков (кро­ме му­же­ло­же­ст­ва и ско­то­ло­же­ст­ва) и ко­то­рой мы, со­глас­но На­став­ле­ни­ям, долж­ны быть по­кор­ны. А ведь это толь­ко ос­но­ва­ние пи­ра­ми­ды. Я не смею об­ра­щать Твое вни­ма­ние на та­ких "на­чаль­ни­ков", как Ле­нин, Гит­лер и Ста­лин. Ес­ли они про­да­лись Са­та­не, то ку­да же смот­рел Ты, все­мо­гу­щий?
   -- ...
   У ме­ня в го­ло­ве не ук­ла­ды­ва­ет­ся, как Ты мог до­пус­тить, что­бы из­бран­ный То­бою на­род унич­то­жа­ли в ла­ге­рях смер­ти. Шесть мил­лио­нов по­гиб­ших! На­вер­ное, по­ло­ви­ну со­став­ля­ли де­ти, ко­то­рые про­сто еще не ус­пе­ли со­гре­шить. Нет и не мо­жет быть оп­рав­да­ния со­вер­шен­но­му зло­дей­ст­ву. Да и не хо­чу его ис­кать. Моя зна­ко­мая как-то ска­за­ла: "Ес­ли Бог су­ще­ст­ву­ет и до­пус­ка­ет та­кие ве­щи, то ему нуж­но плю­нуть в мор­ду!" Про­шу про­ще­ния за её не­пар­ла­мент­ские вы­ра­же­ния.
   Мо­гу толь­ко ска­зать, что, ви­ди­мо, Те­бе нет де­ла до от­дель­ной лич­но­сти и судь­бы от­дель­ных на­ро­дов. Мы са­ми долж­ны бо­леть-бо­леть и пе­ре­бо­леть все­воз­мож­ны­ми со­ци­аль­ны­ми бо­лез­ня­ми, что­бы в кон­це кон­цов соз­дать еди­ную че­ло­ве­че­скую ци­ви­ли­за­цию, обес­пе­чи­ваю­щую гар­мо­нич­ное раз­ви­тие лич­но­сти. Уже сей­час вид­но, что пред­стоя­щий путь не­про­стой. За по­ли­ти­че­ские ошиб­ки "на­чаль­ни­ков" че­ло­ве­че­ст­во мо­жет за­пла­тить са­мим сво­им су­ще­ст­во­ва­ни­ем, как это уже поч­ти про­изош­ло в мо­мент про­ти­во­стоя­ния США и СССР. А, мо­жет быть, то­гда вме­шал­ся Ты, но мы это­го не по­ня­ли?
   -- ...
   Чис­тые и не­чис­тые жи­вот­ные. По­сле тех гло­баль­ных во­про­сов, ко­то­рые мы с То­бой уже об­су­ди­ли, да­же не­мно­го смеш­но об­су­ж­дать, что доз­во­ле­но За­ко­ном по­треб­лять в пи­щу, а что нель­зя. Во­об­ще вы­зы­ва­ет улыб­ку со­че­та­ние в Кни­ге идей все­лен­ско­го мас­шта­ба с пред­пи­са­ния­ми, кто с кем мо­жет или не мо­жет со­во­ку­п­лять­ся. Не до­ба­вил ли Мои­сей к Тво­им за­по­ве­дям ещё па­ру-дру­гую по соб­ст­вен­но­му ус­мот­ре­нию, ко­гда в пол­ном оди­но­че­ст­ве вы­се­кал их на кам­не?
   Есть до сих пор лю­ди, ко­то­рые не едят сви­ни­ну, по­то­му что Ты за­пре­тил её есть. Ал­лах то­же за­пре­тил есть сви­ни­ну му­суль­ма­нам. Кто же сде­лал это рань­ше? А как от­но­си­тель­но об­ре­за­ния? И во­об­ще, как Вы там на­вер­ху де­ли­те власть? А прав­да, что Ал­лах на­слал на му­суль­ман бе­зу­мие за гре­хи, и, вот, те­перь они ле­зут, как кло­пы из го­ря­ще­го ди­ва­на, во все стра­ны и сто­ро­ны, лю­дей у них без чис­ла, по­это­му ес­ли кто и взо­рвал се­бя ра­ди Ал­ла­ха, то му­суль­ман­ские ма­те­ри бы­ст­ро на­ро­жа­ют вде­ся­те­ро боль­ше... А что ес­ли они всех-всех ев­ре­ев пе­ре­ре­жут? Кто то­гда бу­дет бить по­кло­ны Те­бе? С хри­стиа­на­ми, я ве­рю, они до­го­во­рят­ся. Всё-та­ки хри­сти­ан очень мно­го... Так что от­но­си­тель­но ев­ре­ев -- Ты то­го,... про­яви Бо­же­скую ми­лость. Обе­ща­ешь?
   -- ...
   Я хо­чу ска­зать от­но­си­тель­но не­чис­той пи­щи: "Всё за­ви­сит от то­го, как при­го­то­вить. И да­вай по­ста­вим на этом точ­ку. То­же на­шли про­бле­му для об­су­ж­де­ния.
   Го­раз­до важ­нее во­прос о жерт­во­при­но­ше­ни­ях. Ведь тре­бо­вать за­кла­ния людь­ми лю­дей -- это ди­кость! Че­ло­ве­че­ские жерт­вы при­но­си­лись гли­ня­ным идо­лам, ко­то­рые оши­боч­но счи­та­лись бо­га­ми. И ока­зы­ва­ет­ся еще во вре­ме­на Ав­раа­ма это прак­ти­ко­ва­лось ев­рея­ми. Это по­том при­гла­ди­ли ис­то­рию и рас­ска­за­ли бай­ку, что Ты по­шу­тил, ис­пы­ты­вая на­ше­го пра­от­ца, ко­гда по­тре­бо­вал по­жерт­во­вать сво­им сы­ном. Ав­ра­ам ведь не про­сто на­ме­ре­вал­ся убить лю­би­мо­го сы­на по Твое­му по­ве­ле­нию. Он при­го­то­вил жерт­ву. Он при­вел сы­на к жерт­вен­ни­ку и со­брал дро­ва для по­гре­баль­но­го ко­ст­ра. Он за­нес ру­ку с но­жом!
   Спус­тя мно­го лет по­сле это­го слу­чая ев­реи ста­ли за­ка­лы­вать коз­лов и тель­цов и кро­вью с во­дой оп­ры­ски­вать вся­кие пред­ме­ты куль­та (Твое­го куль­та!). Не­воз­мож­но по­ве­рить! Ты -- все­мо­гу­щий и все­силь­ный -- и этот ма­разм с кро­вью! Я не кле­ве­щу. Вот го­во­рит­ся Тво­им апо­сто­лом: "Ибо Мои­сей, про­из­нес­ши все за­по­ве­ди по за­ко­ну пред всем на­ро­дом, взял кровь тель­цов и коз­лов с во­дою и шер­стью черв­ле­ною и ис­со­пом, и ок­ро­пил как са­мую кни­гу, так и весь на­род, Го­во­ря: "это кровь за­ве­та, ко­то­рый за­по­ве­дал нам Бог". Так­же ок­ро­пил кро­вью и ски­нию и все со­су­ды Бо­го­слу­жеб­ные. Да и всё поч­ти по за­ко­ну очи­ща­ет­ся кро­вью, и без про­ли­тия кро­ви не бы­ва­ет про­ще­ния".
   По­слу­шай, ведь в гре­че­ской ми­фо­ло­гии мно­гие не­при­ят­но­сти с людь­ми про­ис­те­ка­ют от то­го, что они за­бы­ва­ют во­вре­мя при­нес­ти жерт­ву бо­гам. Но гре­ки, су­дя по их ми­фо­ло­гии, бы­ли ку­да ци­ви­ли­зо­ван­нее ев­ре­ев-ско­то­во­дов и по­то­му лю­дей на ал­та­рях не сжи­га­ли. Опять, опять за­им­ст­во­ва­ние из дру­гих ре­ли­гий, дру­гой жиз­ни. Уж не хо­чешь ли Ты ска­зать, что гре­ки или кри­тя­не по­за­им­ст­во­ва­ли обы­чаи ев­ре­ев? Там -- ка­мен­ные двор­цы и хра­мы, культ те­ла, ис­кус­ст­ва, олим­пий­ские иг­ры, бас­сей­ны, а здесь -- пас­ту­ше­ские шат­ры, ко­ст­ры, де­фи­цит во­ды, вонь и грязь. Жи­ли вме­сте со ско­ти­ной и во­ня­ли ско­ти­ной. На­вер­ное, по­это­му и бы­ло рас­про­стра­не­но ско­то­ло­же­ст­во...
   Но по­след­няя фра­за из по­след­не­го ци­ти­ро­ва­ния ме­ня по­тряс­ла. Пом­нишь у Не­кра­со­ва? -- " ...ум­решь не­да­ром, де­ло проч­но, ко­гда под ним стру­ит­ся кровь". У Дос­то­ев­ско­го в "Бе­сах" -- " ...мы кро­вью их всех по­вя­жем". Еще сот­ню при­ме­ров мож­но на­тас­кать, как про­ли­тая кровь спла­чи­ва­ет. Так вот еще ко­гда Это бы­ло ска­за­но! И по­тре­бо­ва­но! Ибо Ии­сус свою кровь про­лил за всех ве­рую­щих в Не­го и Те­бя.
   Вся шту­ка в том, что про­ли­тая кровь взы­ва­ет к от­мще­нию, то есть к про­ли­тию но­вой кро­ви. На­чав вой­ну, очень бы­ва­ет труд­но её за­кон­чить. Так как весь-весь на­род ис­тре­бить по­рой не­воз­мож­но, его дро­бят, рас­сеи­ва­ют и из­го­ня­ют с за­ни­мае­мой тер­ри­то­рии. Мне, пра­во, не­удоб­но на­по­ми­нать Те­бе, как ты ос­во­бо­ж­дал тер­ри­то­рию для из­бран­но­го То­бой на­ро­да.
   Вот у ме­ня во­про­сик. Не яв­ля­ют­ся ли вой­ны сред­ст­вом "ес­те­ст­вен­но­го" от­бо­ра? По­че­му бы и нет? Ес­ли пред­ста­вить го­су­дар­ст­во, как не­кий над-ор­га­низм, ко­то­рый раз­ви­ва­ет­ся по сво­им внут­рен­ним за­ко­нам, и ко­то­рый стал­ки­ва­ет­ся с дру­гим го­су­дар­ст­вом и в кро­во­про­лит­ной борь­бе раз­ру­ша­ет его, то по­бе­див­шее го­су­дар­ст­во как бы про­дол­жа­ет свой путь раз­ви­тия, а дру­гое ис­че­за­ет, как струк­ту­ра, пре­вра­ща­ясь в хао­ти­че­скую мас­су лю­дей, ко­то­рых бе­рут в плен, уби­ва­ют, из­го­ня­ют или же вклю­ча­ют в струк­ту­ру го­су­дар­ст­ва-по­бе­ди­те­ля. Ведь так бы­ло со­всем не­дав­но. Сей­час по­го­лов­ное ис­треб­ле­ние на­се­ле­ния не прак­ти­ку­ет­ся, по­то­му как очень ве­ли­ки рас­хо­ды, ибо нас -- лю­дей ста­ло слиш­ком мно­го. А в те да­ле­кие вре­ме­на ев­реи об­ра­зо­ва­ли кро­шеч­ное го­су­дар­ст­во, ко­то­рое про­цве­та­ло при трех ца­рях, а за­тем при­шло в упа­док, ра­зо­дра­лось в не­пре­рыв­ных сва­рах и в кон­це кон­цов бы­ло раз­ру­ше­но Ри­мом до ос­но­ва­ния. Ев­реи раз­бе­жа­лись и соз­да­ли го­су­дар­ст­во Ду­ха, на ко­то­рое ни­кто не по­ку­шал­ся, по­то­му что кто же бу­дет го­нять­ся за фан­то­мом!
   Но всё-та­ки со­гла­сись, что "воз­лю­би­те вра­гов ва­ших" пло­хо вя­жет­ся с вой­на­ми. А ведь вой­ны раз­ные бы­ва­ют. Бы­ва­ет вой­на с соб­ст­вен­ным на­ро­дом, или од­ной час­ти на­ро­да с дру­гой, бы­ва­ют (и очень час­то) вой­ны ме­ж­ду хри­стиа­на­ми, ме­ж­ду брать­я­ми по кро­ви (пер­вая ми­ро­вая вой­на) и ме­ж­ду брать­я­ми по клас­су... Но ка­ж­дая ли из войн яв­ля­ет­ся борь­бой за вы­жи­ва­ние, за су­ще­ст­во­ва­ние? Вот, те­перь го­во­рят, что пра­ви­тель­ст­во, за­те­яв­шее вой­ну, яв­ля­ет­ся пре­ступ­ным. А пре­сту­п­ле­ние это нор­ма или от­кло­не­ние от нор­мы? Мо­жет быть, бо­лезнь? То­гда вой­ны, ко­то­рые мы не­пре­рыв­но ве­дем, есть фор­мы раз­ных за­бо­ле­ва­ний, ле­кар­ст­ва от ко­то­рых мы по­ка не на­шли. Кро­ви еже­днев­но льет­ся -- на все жерт­вен­ни­ки хва­тит! И ок­ро­пить, и по­ма­зать, и сжечь. Что-то я со­всем за­пу­тал­ся. Не мо­жешь ли Ты по­мочь ра­зо­брать­ся?
   -- ...
   Сей­час я Те­бе за­дам во­про­сик, что на­зы­ва­ет­ся -- из ос­но­во­по­ла­гаю­щих. Ска­жи по сек­ре­ту, чем всё-та­ки долж­но за­кон­чить­ся на­ше су­ще­ст­во­ва­ние? Ну, ра­ди че­го Ты всё это за­те­ял? Я по­ни­маю, Те­бе уже за­ра­нее всё из­вест­но, на­сту­пит час и Ты объ­я­вишь на­ча­ло су­деб­но­го за­се­да­ния. Кто и как се­бя вёл при жиз­ни на зем­ле. По­вы­ле­за­ют кос­ти из мо­гил, кто-то их оде­нет пло­тью, вы­стро­ит­ся оче­редь, впе­ре­меш­ку еще жи­вые и уже не жи­вые. Ни те­бе ра­до­ст­ных объ­я­тий, ни вос­кли­ца­ний, мол, сто ты­сяч лет не ви­де­лись! Все сто­ят и ждут, по­ка на ве­сы кла­дут до­б­рые де­ла и не­до­б­рые. Ес­ли на ка­ж­до­го по­тра­тить час (ин­те­рес­но, а оп­рав­ды­вать­ся мож­но?), то за су­тки мож­но про­пус­тить два­дцать че­ты­ре че­ло­ве­ка, за ме­сяц -- семь­сот два­дцать, за год -- все­го во­семь ты­сяч ше­сть­сот со­рок. Ко­ро­че, ес­ли взять хо­тя бы уд­во­ен­ное на­се­ле­ние Зем­ли, то су­дить Ты его бу­дешь поч­ти два мил­лио­на лет по ми­ни­му­му, при­чем без пе­ре­ры­ва на обед и дру­гие ме­ро­прия­тия. Я не мо­гу се­бе пред­ста­вить, как я про­сто­ял бы на сво­их сла­бых но­гах два мил­лио­на лет. Нет, ко­неч­но бу­дут сча­ст­лив­цы, ко­то­рые прой­дут пе­ред то­бой в пер­вые че­ты­ре ча­са. Но я не из та­ких. Мне в жиз­ни все­гда как-то не очень вез­ло. Да и кто я та­кой, что­бы прой­ти пер­вым! Так что я на­ме­рен за­хва­тить с со­бой рас­кла­душ­ку. Ес­ли мож­но, я сде­лаю на­мек: "Во вре­ме­на Ве­ли­кой Фран­цуз­ской ре­во­лю­ции в це­лях ус­ко­ре­ния су­деб­ных раз­би­ра­тельств вы­во­ди­ли сра­зу сто че­ло­век на по­мост и за­чи­ты­ва­ли им смерт­ный при­го­вор. Так что ос­нов­ное вре­мя тра­ти­лось толь­ко на про­ве­де­ние каз­ни".
   Один очень ум­ный че­ло­век, ко­гда его спро­си­ли, в чем цель и смысл жиз­ни, от­ве­тил: "В экс­пан­сии". Я со­вер­шен­но с ним со­гла­сен.
   То­гда ста­но­вит­ся яс­ным Твой вы­со­кий за­мы­сел и Твое ме­сто. Ты есть ве­ли­чай­ший ра­зум, ко­то­рый ли­шен не­об­хо­ди­мой для экс­пан­сии под­виж­но­сти. И вот, Ты воз­ник Сам и соз­дал мыс­ля­щую ма­те­рию, ко­то­рая спо­соб­на к пе­ре­дви­же­нию. Ты всё зна­ешь за­ра­нее лишь в смыс­ле ос­нов­но­го на­прав­ле­ния раз­ви­тия, ча­ст­но­сти Те­бя не вол­ну­ют. Че­ло­ве­че­ст­во долж­но вы­пол­нить Твою мис­сию. Оно долж­но ов­ла­деть за­ко­на­ми, ко­то­рым под­чи­ня­ет­ся ма­те­рия и воо­ру­жен­ное эти­ми зна­ния­ми, оно долж­но по­ко­рить сна­ча­ла бли­жай­ший, а за­тем и даль­ний кос­мос. Оно долж­но как бы на­пи­тать со­бою кос­мос. Ес­ли нам всем по­ве­зет, то мы не по­гиб­нем от меж­до­усо­биц, от па­де­ния ги­гант­ско­го ас­те­рои­да, сверх­мощ­но­го из­вер­же­ния вул­ка­на и про­чих на­пас­тей. В те­че­ние мил­лио­нов лет мы бу­дем со­вер­шен­ст­во­вать­ся и со­вер­шен­ст­во­вать­ся. Мы нау­чим­ся пе­ре­да­вать мыс­ли, пре­одо­ле­вать гра­ви­та­цию, соз­да­вать плаз­му уси­ли­ем во­ли и мно­гое, мно­гое дру­гое, что пре­ду­га­ды­ва­ет­ся в на­уч­ной фан­та­сти­ке.
   Не да­ет мне по­коя од­на мысль -- где же Ты су­ще­ст­ву­ешь? Ты есть, был и бу­дешь, но где? Я уже ста­рый, умуд­рен­ный жиз­нью че­ло­век и по­ни­маю, что при­вя­зать че­ты­ре био­ген­ных ами­на (а где их взять?) к це­поч­ке де­зок­си­ри­бо­нук­леи­но­вой ки­сло­ты нуж­но ис­хит­рить­ся. И ни­ка­кая ма­те­ма­ти­че­ская ве­ро­ят­ность с этим не спра­вит­ся. Глу­бо­кий, аб­со­лют­ный нуль -- вот ве­ро­ят­ность та­ко­го са­мо­про­из­воль­но­го син­те­за. Пусть они в кол­бах с раз­ной дря­нью пы­та­ют­ся с по­мо­щью элек­три­че­ских раз­ря­дов по­вто­рить Твой экс­пе­ри­мент. Чер­та с два у них по­лу­чит­ся! (за Ч. при­но­шу из­ви­не­ние). Ко­ро­че -- ес­ли под зем­лей Те­бя нет, а в кос­мо­се уж точ­но нет, ибо там толь­ко пус­то­та и сгу­ст­ки ма­те­рии, то ос­та­ет­ся лишь пред­по­ло­жить, что Ты оби­та­ешь в дру­гом из­ме­ре­нии, в мно­го­мер­ном ми­ре, где и вре­мя мо­жет ид­ти не по пря­мой, а по кру­гу или по спи­ра­ли. Вот, ска­жем, вме­сто трех осей ко­ор­ди­нат име­ем че­ты­ре, как в тет­ра­эд­ре. Ну, пред­ста­вим се­бе дву­мер­ный мир -- лист бу­ма­ги. И в нем дви­жут­ся жи­вые су­ще­ст­ва. И жи­вут. Мы их ви­дим и ис­сле­ду­ем, а они нас не ви­дят и не мо­гут по­ка ис­сле­до­вать. По­том они по­ум­не­ют и про­рвут­ся в на­ше трех­мер­ное про­стран­ст­во, но это про­изой­дет еще со­всем не ско­ро (ес­ли про­изой­дет). Ко­неч­но, с на­ши­ми рых­лы­ми те­ла­ми и об­ме­ном ве­ществ мы бы всё мно­го­мер­ное про­стран­ст­во за­га­ди­ли бы. По­это­му те­ла на­ши ос­та­ют­ся здесь, а не­что, на­при­мер, ду­ша -- спо­соб­на ту­да про­тис­нуть­ся... Зря я за­дал Те­бе этот во­прос. Те­перь опять всю ночь бу­ду вер­теть­ся без сна. Вста­ну-ка я, по­жа­луй, да при­му сно­твор­но­го. Спо­кой­ной но­чи. Спо­кой­ной но­чи и мир вам всем.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Из­бран­ные
Сти­хи

  

К РОС­СИИ

  
   ПРО­ЩАЛЬ­НЫЙ ВАЛЬС
  
   Как то­ми­тель­но-дол­го при­хо­дит в наш го­род вес­на...
   Пау­ти­ной ви­сят над из­зяб­шей Мо­ск­вою ту­ма­ны.
   Не ус­лы­шишь ле­тя­щих на Се­вер гу­сей ка­ра­ва­ны.
   Сла­бо теньк­нет си­ни­ца и вновь ти­ши­на, ти­ши­на...
  
   Я не знаю -- то злая иль про­сто смеш­ная судь­ба.
   Вид­но Бог по­ве­лел мне од­на­ж­ды -- ро­дить­ся в Рос­сии.
   Я лю­бил эту ширь, не­на­ви­дя за­бо­ры ко­сые.
   Жил ра­бом и вы­дав­ли­вал веч­но по ка­п­лям ра­ба.
  
   Ог­ля­нись! Я твой сын. Не­лю­би­мый, но лю­бя­щий сын.
   Про­тив во­ли под не­бом чу­жим об­ре­таю спа­се­нье,
   И с на­де­ж­дой и ве­рой я жду Твое­го ис­це­ле­нья.
   Все Те­бя про­кля­нут -- я с То­бою ос­та­нусь один.
  
   По­же­лай мне без­мер­но сча­ст­ли­вый и сол­неч­ный день.
   Юж­ный ве­тер к ут­ру при­не­сет под­ве­неч­ное пла­тье.
   В бе­лом цве­те че­ре­мух от­кро­ют ал­леи объ­я­тья.
   В ночь, ко­гда я ус­ну, по­сту­чит мне в окош­ко си­рень.
   2000
  

* * *

  

Зо­ву я смерть. Мне ви­деть не­втер­пеж

Дос­то­ин­ст­во, что про­сит по­да­я­нье...

У.Шек­спир

  
   В стра­не, где про­цве­та­ет мразь,
   Где гнус­но ли­це­ме­рит власть,
   И злых обид не пе­ре­честь,
   Где осе­нью гля­дит вес­на,
   Где про­синь в ту­чах не вид­на
   И кни­гу су­деб не про­честь,
   Где не­по­нят­но сло­во "мир",
   И лис кра­дет по­след­ний сыр
   У ни­щих, клю­нув­ших на лесть, --
   Жи­ви на­де­ж­дой и ло­ви
   Нев­нят­ные сло­ва люб­ви
   Сквозь гро­мы­хаю­щую жесть.
   На­дей­ся -- вест­ник при­не­сет
   Боль­ной стра­не Бла­гую Весть.
   1991
  
  

* * *

   Про­хлад­на си­не­ва. Плы­вет сен­тябрь не­спеш­но
   За лег­ким об­ла­ком в глу­бо­кой ти­ши­не.
   Там ды­шит­ся лег­ко. И хо­чет­ся без­греш­но
   Ос­та­вить этот мир, уй­ти в спо­кой­ном сне.
  
   Свя­тая чис­то­та, кос­нись ме­ня ла­до­нью.
   Про­хла­дой си­не­вы же­ла­нья ос­ту­ди.
   Я еду с яр­мар­ки. При­шел ко­нец за­сто­лью.
   Про­щаль­ный ко­ло­кол уже по­ет в гру­ди.
  
   Кру­гом сплош­ной кош­мар. Стра­на пол­на му­че­ний.
   Гры­зут­ся все, как псы, о жа­ло­сти за­быв.
   Смер­ка­ет­ся. И текст биб­лей­ских от­кро­ве­ний
   Все яр­че на сте­нах, все гром­че их при­зыв.
   1992
  
  

* * *

  

Нас во­ди­ла мо­ло­дость

в са­бель­ный по­ход...

Э.Баг­риц­кий

  
   Ку­да де­ва­лась мо­ло­дость, ку­да уш­ла она?
   -- От­пе­ни­лась бо­ка­ла­ми иг­ри­сто­го ви­на.
  
   На­де­ж­ды и ро­ман­ти­ка -- всё, всё по­шло ко дну:
   Суб­бот­ни­ки, вос­крес­ни­ки, бро­ски на це­ли­ну.
  
   Те бы­ли с не­бы­ли­ца­ми дав­ным-дав­но про­шли,
   Степ­ны­ми ко­бы­ли­ца­ми рас­тая­ли вда­ли.
  
   Сер­деч­ни­ки, ас­т­ма­ти­ки за празд­нич­ным сто­лом.
   Се­дые не­удач­ни­ки тол­ку­ют о бы­лом.
   Во­ж­дя­ми об­во­ро­ва­ны, со­всем как ду­рач­ки,
   На мир ок­ре­ст­ный щу­рят­ся сквозь си­ние оч­ки.
  
   И све­тит солн­це си­нее на чер­ную тра­ву.
   Бы­ла ли на­ша мо­ло­дость? Во сне иль на­яву?
  
   Над на­шим скром­ным празд­ни­ком, где мы
   сей­час си­дим,
   По­ве­ял ве­тер вре­ме­ни, унес меч­ты, как дым.
  
   Креп­ча­ет ве­тер вре­ме­ни. Дер­жись -- не то сме­тет,
   Как лист осен­ний с де­ре­ва, от жиз­ни ото­рвет.
  
   Но яко­рем спа­се­ния те­бе -- моя ру­ка,
   И па­хо­та осен­няя да бу­дет нам лег­ка!
   1992
  
  

* * *

   От­лич­но! Пре­крас­но!
   Ку­да идем -- не­яс­но.
  
   Пре­крас­но? -- От­лич­но!
   Си­деть в дерь­ме при­выч­но.
  
   Ну, ес­ли так -- пре­крас­но,
   Все, зна­чит, по­на­прас­ну.
  
   И ес­ли так -- при­выч­но,
   То во­все не­при­лич­но.
  
   Мне во­об­ще не­яс­но,
   Что мо­жет быть пре­крас­но,
   Раз бы­ло все ужас­но,
   А ста­ло вдруг опас­но...
  
   Мне лич­но не­при­выч­но
   Счи­тать, что все от­лич­но.
   А ес­ли не­при­лич­но,
   То мне не нуж­но лич­но.
  
   А, мо­жет, все не­важ­но?..
   Все стра­хи -- тигр бу­маж­ный?..
   Ну, чу­точ­ку тре­вож­но,
   Что ста­ло все воз­мож­но.
  
   Ну, ка­пель­ку опас­но,
   Что ста­ло все не­яс­но.
   И ни­ко­му не стыд­но,
   Что все от­лич­но вид­но.
   1993
  
  

* * *

  
   АР­ХАИ­ЧЕ­СКОЕ СТИ­ХО­ТВО­РЕ­НИЕ
  
   Все кон­че­но для нас. Мы не уви­дим до­ма.
   Наш ста­рый ад­ми­рал со­всем со­шел с ума.
   Хра­пят, по­рвав уз­ду, ко­бы­лы По­сей­до­на.
   Ши­пя, как сот­ни змей, нас на­кры­ва­ет тьма.
  
   Ко­ман­ду не спро­сив, там, на­вер­ху ре­ша­ли...
   И вот ле­тит во тьму от­ча­ян­ный кор­вет.
   Кто ви­но­ват, что мы так страш­но опо­зда­ли --
   Не мень­ше, чем на во­семь­де­сят лет?
  
   Ко­ман­да в па­ни­ке. Мчим к Вель­зе­ву­лу в гос­ти.
   На­прас­но нас прель­щал слад­чай­ший звон мо­нет.
   Наш ста­рый ад­ми­рал сыг­рал с судь­бою в кос­ти.
   Все кон­че­но для нас. Ни­где спа­се­нья нет.
  
   О го­ре, го­ре нам! Мы позд­но вы­шли в мо­ре.
   Смот­ри­тель мая­ка на­пил­ся и ус­нул.
   Ку­да те­перь нам плыть? О го­ре нам, о го­ре!
   Хо­хо­чет меж сна­стей про­кля­тый Вель­зе­вул.
  
   А, на­пле­вать на все! До­пи­шем без по­ма­рок!
   По­слу­шай, для че­го бы­ла нам жизнь да­на?
   Да­вай-ка под ко­нец уст­ро­им всем по­да­рок.
   Бей дно у бо­чек! На­ли­вай ско­рей ви­на!
   1993
  
  
  
  
   "МИС­СИС АЙ­РИС ЕДЕТ В ПА­РИЖ"
  
   Бед­ная ста­руш­ка, тра­ур­ная лен­та,
   День сы­рой, хо­лод­ный, до­ж­де­вая мгла.
   Бед­ная в оби­де. Хо­дит и го­рю­ет,
   С кем бы по­де­лить­ся го­ре­стью сво­ей.
  
   Вот идет чи­нов­ник. Сы­тый и при­го­жий.
   Мо­ло­дой, кра­си­вый, лас­ко­во гля­дит.
   Па­да­ет ста­руш­ка пе­ред вла­стью в но­ги.
   Про­сит, умо­ля­ет честь ее спа­сти.
  
   И чи­нов­ник слав­ный по­мо­га­ет лю­дям,
   По­то­му что в серд­це со­хра­нил лю­бовь.
   Не по­про­сит мзды он, не возь­мет ко­пей­ки.
   Сча­ст­ли­ва ста­руш­ка -- мож­но по­ми­рать.
  
   Вот еще при­мер­чик. Слу­шай­те де­тиш­ки.
   Как-то ос­корб­лен был ве­те­ран вой­ны.
   Хо­дит он, стра­да­ет, в серд­це злые сле­зы.
   Но идет на­встре­чу до­б­рый ге­не­рал.
  
   Слу­ша­ет на­чаль­ник прось­бу ве­те­ра­на.
   Вспы­хи­ва­ет в серд­це бла­го­род­ный гнев.
   Он идет в па­ла­ты пря­мо к пре­зи­ден­ту:
   "Так и так, мой ми­лый, по­мо­ги ему."
  
   Пре­зи­дент по­спеш­но руч­ку вы­ни­ма­ет,
   Пи­шет на ко­лен­ке гро­зо­вой указ.
   Не уй­дет обид­чик це­лым-не­вре­ди­мым.
   Ждет уж не­го­дяя горь­кая тюрь­ма.
  
   Этим сказ­кам, дет­ки, семь ты­ся­че­ле­тий --
   Тя­го­ст­ных, ужас­ных, бес­про­свет­ных лет.
   Ро­зо­вые со­п­ли, сла­до­ст­ные слю­ни.
   По­че­му так глу­по лю­бим мы меч­тать!
  
   Буд­то мы не зна­ем, что чи­нов­ник -- сво­лочь,
   Что ду­рак-ско­ти­на бра­вый ге­не­рал.
   Пре­зи­дент -- раз­зя­ва, мни­тель­ный, как ба­ба.
   Что его ука­за­ми -- на­би­вать кло­зет.
  
   Так что, до­ро­гие, не ме­чи­те жем­чуг.
   Так уж мир уст­ро­ен, так уст­ро­ен свет.
   Ес­ли не чи­та­ли вы Экк­ле­сиа­ста, --
   По­ско­рей про­чти­те. Вот вам мой со­вет.
   1993
  
   Мис­сис Ай­рис бы­ла слу­жан­кой у бо­га­той ле­ди и всю жизнь меч­та­ла на­ко­пить де­нег и ку­пить пла­тье у Кар­де­на. На­ко­нец день­ги со­б­ра­ны и она едет в Па­риж. Од­на­ко ей не хо­тят про­дать пла­тье. Вме­ши­ва­ют­ся до­б­рые лю­ди и пла­тье, на­ко­нец, ку­п­ле­но. Со­вер­шив мас­су до­б­рых дел, она воз­вра­ща­ет­ся до­мой. Фильм был по­ка­зан во вре­ме­на пре­зи­дент­ст­ва Б.Ель­ци­на...

* * *

ЕЩЕ РАЗ К ВО­ПРО­СУ О СМЫС­ЛЕ ЖИЗ­НИ

  

"Кто в трам­вае, как аку­ла,

От­вра­ти­тель­но зе­ва­ет?

То зе­ва­ет друг-чи­та­тель

Над скуч­ней­шею га­зе­той"

Са­ша Чер­ный

  
   На­чи­тав­шись кни­жек раз­ных,
   По­уча­ст­во­вав­ши в спо­рах,
   По­нял я, что са­мый глав­ный
   Не ре­шен еще во­прос.
   Тот во­прос си­дит за­но­зой
   В че­ло­ве­че­ском соз­на­нье,
   А зву­чит он очень про­сто:
   Для че­го мы все жи­вем?
  
   Про­сум­ми­ро­вав со­ве­ты,
   Ре­зю­ми­руя от­ве­ты,
   По­нял я од­на­ж­ды ут­ром,
   Что жи­вем мы для то­го,
   Что­бы есть, пло­дить по­том­ст­во,
   То­пать в буд­ни на ра­бо­ту,
   От­ды­хать по вос­кре­сень­ям
   И со все­ми в ми­ре жить.
  
   Не­по­нят­ным лишь ос­та­лось,
   Для че­го в га­зе­те "Прав­да"
   И дру­гих боль­ших га­зе­тах
   Нас вос­пи­ты­вать взя­лись.
   Ка­ж­дый день, рас­крыв га­зе­ты,
   Я чи­таю, что долж­ны нас
   Вы­учить ра­бо­тать че­ст­но
   И чи­тать по­лит­про­свет.
  
   Я по­шел к се­бе на служ­бу
   С мыс­ля­ми о вос­пи­та­нье.
   Там ме­ня уж до­жи­да­лись,
   Про­тре­па­лись це­лый день.
   Мы при­шли к еди­ной мыс­ли:
   На­до есть, пло­дить по­том­ст­во,
   От­ды­хать по вос­кре­сень­ям
   И со все­ми в ми­ре жить.
  
   Ве­че­ром, пе­ред по­сте­лью
   Я вклю­чаю те­ле­ви­зор.
   Ком­мен­та­тор по­яс­ня­ет:
   В Ми­ре Льет­ся Кровь Ре­кой...,
   Что­бы ка­ж­дый мог спо­кой­но
   То­пать в буд­ни на ра­бо­ту,
   От­ды­хать по вос­кре­сень­ям
   И со все­ми в ми­ре жить.
  
   В го­ро­дах и го­су­дар­ст­вах,
   На го­рах и плос­ко­горь­ях,
   И в Ир­лан­дии зе­ле­ной,
   И в та­ин­ст­вен­ном Ки­тае,
   И в Со­еди­нен­ных Шта­тах,
   И в Бри­тан­ском ко­ро­лев­ст­ве,
   И в Оте­че­ст­ве пре­крас­ном!
   (Как-Они-На-Нас-Кле­ве­щут)
  
   Гра­бят, му­ча­ют, стре­ля­ют,
   Уби­ва­ют! Уби­ва­ют!
   Ноз­д­ри рвут, ло­ма­ют но­ги,
   За­го­ня­ют иг­лы в паль­цы.
   Что­бы есть? Пло­дить по­том­ст­во?
   То­пать в буд­ни на ра­бо­ту?
   От­ды­хать по вос­кре­сень­ям
   И со все­ми в ми­ре жить?
  
   Кто соз­дал за­ко­ны эти,
   Что Свя­тые идеа­лы
   Нуж­но всей тол­пою сла­вить,
   Друж­но рас­кры­вая рты?
   Ес­ли ж го­лос свой из хо­ра
   Изы­ма­ет оди­ноч­ка,
   По­ги­ба­ет, как тра­вин­ка,
   Под ко­пы­та­ми тол­пы.
  
   И во имя идеа­лов
   В ми­ре цар­ст­ву­ет жес­то­кость,
   Глу­пость, не­на­висть и жад­ность
   На по­тре­бу всем вла­стям,
   Чтоб они мог­ли спо­кой­но
   Жрать в три гор­ла и пло­дить­ся,
   И над ум­ны­ми сме­ять­ся,
   Пор­тить жен­щин и гу­лять.
  
   По­нял я од­на­ж­ды ут­ром:
   Соз­да­ны за­ко­ны эти,
   Чтоб ли­шить нас смыс­ла жиз­ни,
   При­рав­няв нас к му­равь­ям,
   Что вою­ют и пло­дят­ся,
   Из­би­ва­ют оди­но­чек,
   Друж­но стро­ят му­ра­вей­ник,
   Тлей па­сут.., спо-кой-но спят...
   1991
  
  

* * *

  

ИС­ТО­РИ­ЧЕ­СКИЕ ЗА­МЕТ­КИ

  
   1.
   На­силь­ное кре­ще­ние...Тол­пою
   Они сто­ят на бе­ре­гу Днеп­ра.
   Се­до­бо­ро­дый князь гнев­ли­вым оком
   Сколь­зит по об­на­жен­ным их те­лам,
   И ка­ж­дый взгляд слов­но удар хлы­ста:
   "Мол­чать по­ве­ле­ваю вам! Ни зву­ка!"
  
   Он сам, ве­ли­кий князь, при­няв кре­ще­нье,
   По­клял­ся в вер­но­сти Не­бес­но­му От­цу.
   Вот ря­дом с ним в рос­кош­ном об­ла­че­нье
   Свя­щен­ный пас­тырь в зо­ло­том и крас­ном
   Сто­ит в сле­зах люб­ви и уми­ле­нья.
   И все сия­ет в зо­ло­те за­ка­та.
  
   На­род с дру­жи­ною. По­кор­но ста­до.
   Вче­ра сво­бод­ные, как ве­тер в по­ле,
   Охо­ти­лись, ска­ка­ли по сте­пям,
   Ло­ви­ли ры­бу, сто­ро­жи­ли го­род.
   Все бы­ло яс­но: кровь -- за кровь, за око -- око.
   И вдруг -- бла­го­слов­ляй сво­их вра­гов.
  
   Что бу­дет, ес­ли си­лой на­тя­нуть
   На пле­чи вол­ка вонь овечь­ей шку­ры?
   Волк к воз­ду­ху сте­пей при­вык, к про­стран­ст­ву.
   Князь-дрес­си­ров­щик, ук­ро­щая вол­ка,
   До­бил­ся по­слу­ша­ния, по­кор­ст­ва.
   На­дел ли­хой на­род ове­чьи шку­ры.
  
   Но был он ес­те­ст­вом сви­реп и дик.
   Та­ким же по сей день он и ос­тал­ся.
   Не­да­ром из сре­ды его про­рок
   От­ме­тил в про­шлом ве­ке, что на­ро­да
   Дух хри­сти­ан­ст­ва во­все не кос­нул­ся:
   "Все бла­го­ле­пие и чу­до­твор­ст­во --
   Од­но сплош­ное жал­кое при­твор­ст­во!"
  
   В оце­пе­не­нии на­род Рос­сии
   Мол­чит и ко­пит ве­ко­вую злость
   За­тем, чтоб вы­рвав­шись по­том на во­лю,
   Раз­лить жес­то­ко­сти кро­ва­вое ви­но
   По го­ро­дам и ве­сям всей пла­не­ты
   И во­пло­тить со­бой Апо­ка­лип­сис.
  
   2
   За­вое­ва­ли сон­ную Си­бирь.
   Гло­та­ли и рав­ни­ны, и пред­го­рья.
   Стра­на рас­про­стра­ня­лась вдаль и вширь
   От юж­ных гор на се­вер лу­ко­мо­рья.
  
   На­род ка­тил­ся за вол­ной вол­на,
   Как при­бы­ва­ют на­вод­не­нья во­ды.
   Ме­ша­лись в ку­чу судь­бы, име­на,
   Со­бы­тия и ма­лые на­ро­ды.
  
   Вот оке­ан уж по­ло­жил пре­дел
   Зе­мель, что ни объ­е­хать, ни об­ме­рить.
   Чтоб жизнь ос­мыс­лить, как по­эт хо­тел, --
   В бе­зум­ное про­стран­ст­во нуж­но ве­рить.
  
   3.
   Тот ком­плекс не­об­жи­то­го про­стран­ст­ва
   Срод­ни сты­ду за­га­жен­ных квар­тир,
   Что тра­вит ду­шу, по­бу­ж­да­ет к пьян­ст­ву,
   К стрем­ле­нию чер­нить и пре­зи­рать весь мир:
  
   "Пусть ино­стран­цы на клоч­ках зем­ли
   Вы­страи­ва­ют ка­мен­ные сво­ды.
   Им на­ше ощу­ще­ние сво­бо­ды,
   Как ме­ри­ну, что ви­дит ко­раб­ли.
  
   Сво­бо­да -- от хал­дей­ско­го Ша­ба­да.
   Ко­гда при­шель­цев бьют, то так и на­до.
   У нас по­ня­тие иное -- во­ля.
   Сла­вя­не мы. Воль­ны, как ве­тер в по­ле.
  
   Ра­бы ца­рям? -- За­то сво­им ца­рям!
   Царь-плот­ник по­ве­дет нас по мо­рям..."
   И вот, как ра­нее на­силь­но ок­ре­сти­ли,
   Те­перь сил­ком в Ев­ро­пу по­та­щи­ли.
  
   4.
   Ко­гда сми­рен­ный ле­то­пи­сец вспо­ми­на­ет,
   В пра­ва всту­па­ет бог во­об­ра­же­нья,
   И ма­лые со­бы­тья раз­бу­ха­ют,
   Зна­че­ние ве­ли­ких при­ни­мая.
   Сме­ща­ют­ся ак­цен­ты и мас­шта­бы,
   И миф ро­ж­ден­ный ше­ст­ву­ет в ве­ках.
  
   Ты рас­ска­жи нам, вдох­но­вен­ный ста­рец,
   Как мно­го­люд­ная, ог­ром­ная Рос­сия
   Гро­ми­ла на мо­рях и по­бе­режь­ях
   Две сот­ни лет ту­рец­кие вой­ска.
   Да не за­будь до­ба­вить, ле­то­пи­сец, --
   Хоть Тур­ция -- не­взрач­ная стра­на
   И в три­дцать раз она раз­ме­ром мень­ше,
   Все ре­ял над Стам­бу­лом по­лу­ме­сяц,
   И рас­ска­жи нам о це­не по­бед.
  
   Еще по­ве­дай нам, пре­муд­рый ста­рец,
   Как страш­ная в жес­то­ко­сти Рос­сия
   Сто лет да­ви­ла ма­лень­кий Кав­каз,
   И ес­ли б не пре­да­тель­ст­во кня­зей,
   То ни­ко­гда б его не раз­да­ви­ла.
   И как нас шве­ды -- гор­ст­ка смель­ча­ков
   Ар­ти­кул де­лать пра­виль­но с ружь­ем
   В кон­це кон­цов при­лич­но нау­чи­ли,
   Как от Япо­нии по мор­де по­лу­чи­ли...
  
   5.
   Лю­би­ла на­ша доб­ле­ст­ная рать
   На­ро­ды ма­лые всей мас­сой по­дав­лять.
   И, за­ми­ряя ма­лые на­ро­ды,
   Твер­ди­ли ту­по, что не­сут сво­бо­ду.
  
   Так в чем твое ве­ли­чие, стра­на ?
   Ко­гда б не ге­ни­ев рос­сий­ских име­на,
   От­сут­ст­ви­ем до­рог ос­та­лось бы гор­дить­ся
   Да италь­ян­ски­ми кра­со­та­ми сто­ли­цы.
  
   6.
   Но бы­ли две вой­ны. Две тяж­кие вой­ны.
   У це­за­рей тряс­лись по­зор­но ру­ки.
   На­род за их без­дар­ность при­нял му­ки,
   Чтоб трон с дер­жа­вой бы­ли спа­се­ны.
  
   Сна­ча­ла на­глый и ве­се­лый галл,
   Со­брав, как на про­гул­ку, пол-Ев­ро­пы,
   Рос­сии по­ко­рить­ся пред­ла­гал --
   На­род наш вы­брал пар­ти­за­нов тро­пы.
  
   Спус­тя сто­ле­тие оче­ред­ной на­хал
   Ре­шил уст­ро­ить всем кро­ва­вый та­нец.
   На сей раз пол-Ев­ро­пы осед­лал
   Жес­то­ко-доб­ро­со­ве­ст­ный гер­ма­нец.
  
   Глуп­цы! Ка­ких они бо­гатств ис­ка­ли
   На скуд­но-ни­щей ро­ди­не мо­ей,
   Ко­го они по­ра­бо­тить же­ла­ли --
   Ле­ни­вых ов­нов иль вол­ков сте­пей?
  
   Ну что за смысл был лезть им вон из ко­жи,
   Сме­нить те­п­ло до­мов и жен лю­бовь
   На хо­лод, сля­коть, вшей и без­до­ро­жье,
   На не­на­висть и про­ли­тую кровь?
  
   Стра­да­ния в тех страш­ных, дол­гих вой­нах
   Уве­ри­ли не­сча­ст­ный наш на­род,
   Что мы дру­го­го жре­бия дос­той­ны,
   И все на­ла­дит­ся, как вы­го­ним гос­под.
  
   7.
   И вот свер­ши­лось. Как ца­ря про­гна­ли,
   Флаг цве­та кро­ви нас по­вел: Сво­бо­да!
   И над Рос­си­ей, как вол­на цу­на­ми,
   Взмет­ну­лось оз­ве­ре­ние на­ро­да.
  
   И вот пло­ды на­силь­но­го кре­ще­нья
   И на­са­ж­дае­мо­го свер­ху про­све­ще­нья:
   На­род с ве­сель­ем ис­праж­нял­ся в хра­мах,
   Стре­лял по­пов, на­си­ло­вал мо­на­хинь.
   Бес­цен­ные стра­ни­цы книг свя­щен­ных
   Со сме­хом на за­крут­ки бра­ли ха­мы.
   Кир­пич церк­вей шел из­ба­чам на пе­чи,
   В ко­то­рых жгли гос­под биб­лио­те­ки...
   Ко­ро­че, -- на­ка­зав се­бя увечь­ем,
   Мы сно­ва об­ре­лись в де­ся­том ве­ке.
  
   8.
   Опять, опять не по­вез­ло Рос­сии.
   Под­жег ее фа­на­тик-чес­то­лю­бец.
   Как га­сит­ся по­жар по­жа­ром встреч­ным,
   За­ду­мал он убить вой­ну вой­ною,
   Пред­по­ло­жив, что в ней ви­нов­ны вла­сти.
   Од­на­ко все не так. Не так все про­сто.
  
   Как че­ло­век бо­ле­ет от мик­ро­бов,
   Так об­ще­ст­во по вре­ме­нам бо­ле­ет.
   И как бо­лезнь раз­лич­на по при­ро­де,
   Так и раз­лич­ны по при­ро­де вой­ны.
   Чем глуб­же в те­ле об­ще­ст­ва за­раза,
   Тем бо­лее вой­на страш­на, жес­то­ка.
  
  
   И бед­ную Рос­сию под­жи­гая,
   В кос­тер он бро­сил мно­го мил­лио­нов.
   Пят­на­дцать лет бро­ди­ли средь раз­ва­лин,
   Се­бя не уз­на­вая лю­ди-зве­ри.
  
   9.
   А в это вре­мя в жар­ких Апен­ни­нах
   Тол­па ту­пиц на солн­це пе­ре­гре­лась
   И, одер­жи­мы ма­ни­ей ве­ли­чья,
   Се­на­то­ра­ми Ри­ма во­зом­ни­ли
   Се­бя. Но пур­пу­ра на то­ги, увы,
   На всех при­дур­ков не хва­та­ло.
   По сча­стью, бы­ло мно­го в ма­га­зи­нах
   Де­ше­во­го прак­тич­но­го па­п­ли­на,
   Что но­сят ме­сяц, не сни­мая с шеи.
   И, в чер­ные ру­баш­ки на­ря­див­шись,
   При­лив ре­ши­мо­сти в един­ст­ве ощу­ти­ли
   Вос­ста­но­вить ве­ли­кий Рим в гра­ни­цах
   (Зло с глу­по­стью бы­ва­ют час­то слит­ны).
  
   Как бе­ше­ной уку­шен­ный со­ба­кой,
   Не по­лу­чив от бе­шен­ст­ва при­вив­ку,
   Ста­но­вит­ся опа­сен, аг­рес­си­вен,
   Дру­гих бо­лез­нью страш­ной за­ра­жая,
   Так ви­рус бе­шен­ст­ва вой­ны рас­про­стра­нил­ся
   Из сла­до­ст­ной Ита­лии ла­зур­ной
   На се­вер -- к мрач­ным и го­лод­ным го­там.
   То­гда де­ла серь­ез­ные на­ста­ли --
   Не то, что в италь­ян­ской опе­рет­ке.
   У го­тов бы­ли вол­чьи ап­пе­ти­ты.
   Ах, Дойч­ланд, Дойч­ланд! Дойч­ланд юбер ал­лес!
   Ах, ес­ли бы не эти рос­сия­не,
   Что от­хва­ти­ли аж шес­тую до­лю су­ши,
   Си­дел бы Кла­ус с доб­рой, ми­лой Грет­хен,
   Бол­тал но­га­ми в Ти­хом океа­не...
   Сомк­нуть бы че­лю­сти у них на гор­ле,
   Сво­ей зем­ли лю­ди­шек не­дос­той­ных,
   Умень­шить по­го­ло­вье ун­тер­мен­шен,
   Ос­тав­ших­ся же пре­вра­тить в ско­ти­ну.
  
  
  
  
   10.
   И вот со­шлись в смер­тель­ной жар­кой схват­ке
   Скре­щен­ный бу­ме­ранг -- крест-на­крест серп
   и мо­лот.
   Два изу­ро­до­ван­ных Дья­во­лом рас­пя­тья
   Ук­ра­си­ли кро­ва­вые зна­ме­на.
   И столь­ко кро­ви про­ли­лось, что Ле­та,
   Раз­дув­шись жа­бой, вы­лез­ла из рус­ла.
   Ха­рон то­гда сме­нил чел­нок на бар­жу
   И под­на­нял бри­га­ду во­лон­те­ров
   Из вы­гнан­ных с Олим­па не­го­дя­ев.
  
   Мы по­бе­ди­ли. Но ка­кой це­ною!
   Ко­гда на­род, как зверь ожес­то­чил­ся,
   По­няв сво­им нут­ром степ­но­го вол­ка,
   Что жизнь са­ма по­став­ле­на на кар­ту,
   То без ору­жия -- клы­ка­ми и ког­тя­ми
   По­рвал в кус­ки спе­си­во­го гер­ман­ца,
   За­крыв те­ла­ми брать­ев жер­ла пу­шек.
   И за­хлеб­ну­лись пуш­ки на­шей кро­вью.
   По­том бре­ли мы по по­лям Ев­ро­пы
   И все те­ря­ли брать­ев, все те­ря­ли,
   На­ро­ды из тюрь­мы ос­во­бо­ж­дая.
   И как в вой­не две­на­дца­то­го го­да,
   Мы шли и шли на За­пад, изум­ля­ясь,
   Как сыт­но и по­ря­доч­но жи­вут
   Вой­ной на нас по­шед­шие на­ро­ды.
   За­чем они при­шли к нам, удив­ля­лись.
   И, воз­вра­тив­шись на­ко­нец до­мой
   Из дол­го­го кро­ва­во­го по­хо­да,
   Мы вновь вер­ну­лись в грязь и ком­му­нал­ки,
   В раз­ру­ху, тем­но­ту и ла­ге­ря.
  
   Опять, опять все на­чи­нать с на­ча­ла!
   Ус­лышь же нас, о, все­мо­гу­щий Бо­же!
   Ведь толь­ко Ты сво­ей ве­ли­кой си­лой
   Спо­со­бен вы­та­щить, спа­сти Рос­сию,
   А са­ми мы то­го свер­шить не в си­лах...
   1993
  

* * *

  

ЕВ­РЕЙ­СКИЙ СО­НЕТ

  
   Хо­лод­ная вес­на. Озяб­шая зем­ля.
   Над се­рою Мо­ск­вой ви­сит се­дое не­бо.
   Не­сча­ст­ная стра­на, не­сча­ст­ная моя!
   За что ли­шил Гос­подь те­бя те­п­ла и хле­ба?
  
   -- За чер­ный грех от­цов. За ос­то­вы церк­вей.
   За тьмы и тьмы лю­дей, рас­тер­зан­ных без­вин­но.
   За то, что мой на­род, без­мозг­лый, как ско­ти­на,
   По­кор­но де­лал все, че­го же­лал зло­дей.
  
   -- За­чем лу­ка­вить мне -- ты не моя стра­на.
   Ты ма­че­хой бы­ла мо­им от­цам и де­дам.
   За то, что твой на­род мо­их про­ро­ков пре­дал,
   Ты дья­во­лу на­век в не­во­лю от­да­на.
  
   И не­че­го, на­род, те­бе пе­нять на не­бо.
   Ты сам се­бя ли­шил все­го -- те­п­ла и хле­ба.
   1992
  

* * *

  
   "Уче­ный Сель­со­вет"! Еги­пет­ская тьма
   И све­то­пре­став­ле­нье для на­ро­да.
   Тем кон­чи­лась же­лан­ная сво­бо­да.
   В Рос­сии есть с че­го сой­ти с ума.
   1998
  
   * Уч.Сель. -- Ду­ма
  

МОЙ НЕ­ПРИ­ЗНАН­НЫЙ ГЕ­НИЙ

  

* * *

   Не­за­дач­ли­вый друг мой, тол­пою не­при­знан­ный ге­ний,
   По­за­будь о не­взго­дах...И о сла­ве мир­ской по­за­будь.
   Прочь за­бо­ты. "Вла­сти­те­лей жиз­ни" да­вай по­жа­ле­ем
   За бес­смыс­лен­но-су­ет­но-шум­ный, в без­вест­ность
   ка­тя­щий­ся путь.
  
   Вопль га­зет­ных столб­цов и эк­ра­нов кри­ча­щих фан­фа­ры.
   Сквозь ря­ды обез­до­лен­ных, пре­дан­ных, про­дан­ных
   ими лю­дей --
   Брил­ли­ан­ты чис­тей­шей во­ды, ли­му­зи­нов свер­каю­щих фа­ры
   И фи­нал -- ка­та­фалк, ли­це­ме­рие жен и мол­ча­ние мни­мых
   дру­зей.
  
   Вот прой­дет де­сять лет, да пус­кай хоть пят­на­дцать,
   хоть два­дцать.
   Рас­тря­сут на сто лет на­па­сен­ное злое-ли­хое доб­ро.
   Вот, ле­жат во двор­цах зем­ля­ных по пол-ку­ба на брат­ца,
   И на грудь мно­го­тон­ная па­мять им да­вит -- гра­ни­та тав­ро.
  
   Вот и все, что сбы­лось, что ос­та­лось -- в тра­ве
   по­ко­сив­ший­ся скле­пик,
   Что луч солн­ца по­мя­нет да по­рою омо­ет гро­за
   Или ве­тер осен­ний ор­де­на жел­тых ли­сть­ев при­ле­пит,
   И ни­кто не при­дет и не вспом­нит, ни­чья не проль­ет­ся сле­за.
  
   Все же­лать, все хва­тать, все иметь -- ока­за­лось те­перь
   по­на­прас­ну.
   Рвать­ся, бе­гать, та­щить, раз­ре­шать, за­пре­щать, уг­ро­жать --
   А за­кон­чить вот так...Вот жа­лость! -- Со мной вы со­глас­ны? --
   Луч­ше мол­ча гру­стить да хо­ро­шие книж­ки чи­тать.
   1998
  
  

* * *

   Сре­ди про­ро­честв Ио­ан­на есть та­кие,
   Что по­тря­са­ют со­вре­мен­ный ум.
   Не го­лод, не по­жа­ры и не ту­чи
   В бро­ню оде­той гроз­ной са­ран­чи.
   Что са­ран­ча, по­жа­ры, на­вод­не­нья
   Нам, пе­ре­жив­шим в на­шем стран­ном ве­ке
   На­ше­ст­вие ко­рич­не­вой чу­мы?
  
   Но вот Тво­рец от­верз ус­та про­ро­ка
   И рек его ус­та­ми: "Миг на­ста­нет -
   Со­кро­ет­ся, свер­нув­шись свит­ком, не­бо.
   За­тру­бит Ан­гел -- вре­ме­ни не бу­дет.
   И этим со­вер­шит­ся тай­на Бо­жья".
  
   Се оз­на­ча­ет: си­лой об­стоя­тельств
   По­бли­зо­сти с Га­лак­ти­кою на­шей
   Од­на­ж­ды вспых­нет Но­вая звез­да.
   И вы­го­рит, и мас­са уп­лот­нит­ся.
   И в без­гра­нич­ной пус­то­те пус­то­го
   Ро­дит­ся слов­но злая пасть дра­ко­на
   Без­жа­ло­ст­ная Чер­ная Ды­ра.
  
   Не­мыс­ли­мая си­ла тя­го­те­нья
   В ды­ру за­тя­нет Солн­це и пла­не­ты.
   И слов­но оду­ван­чи­ка пу­шин­ка
   По­ки­нет Зем­лю на­ша ат­мо­сфе­ра,
   И океа­ны дет­скою сле­зой
   Спол­зут со щек Зем­ли. Са­ма пла­не­та
   Со­рин­кой ма­лой про­мельк­нет в по­то­ке.
  
   И вот -- все­му ко­нец. Ко­нец про­стран­ст­ву.
   А без про­стран­ст­ва -- вре­ме­ни ко­нец.
   И ис­сту­п­лен­но ра­зум во­про­ша­ет:
   "За­чем все это, все­мо­гу­щий Бог?!"
   1998
  
  

* * *

   При­ятель мой А.Д. ска­зал при встре­че:
   "Вче­ра я про­лис­тал тет­радь сти­хов,
   Что со­чи­нял в сту­ден­че­ские го­ды,
   И пред­став­ля­ешь -- я был по­ра­жен
   Гро­ма­дой смыс­ла в не­ук­лю­жих строч­ках.
   А час­то да­же смысл мне был не­ясен
   Иль нов. Ска­жи-ка, что за чу­до
   Та­ит­ся где-то в безд­нах язы­ка!"
   А.Д. был прав. А я мо­гу до­ба­вить,
   Что де­ло яс­ное, хо­тя и не­про­стое.
   За сло­вом смысл, по­ня­тие -- и толь­ко.
   Но ес­ли ком­би­на­ция из слов! --
   Она как печь, где пла­вят­ся сли­ва­ясь
   В про­пор­ци­ях раз­лич­ных семь ме­тал­лов --
   Семь ра­ду­ги цве­тов и их от­тен­ки.
  
   Пред­ставь­те: нек­то в шах­ма­ты иг­ра­ет.
   Не ге­нии, ко­неч­но, не ту­пи­цы.
   Ну, зна­ют о де­бю­тах, мит­тель­шпи­ле,
   По вы­ход­ным идут раз­влечь­ся в гос­ти.
   Не мно­го ин­те­рес­но­го... Но вдруг
   Из мель­те­ше­ния хо­дов, из пе­ны
   По­доб­но Аф­ро­ди­те ро­ди­лась
   Та­кая ком­би­на­ция фи­гур,
   Что вы­яви­лась тай­на кра­со­ты,
   Иг­ры и жиз­ни не­объ­ят­ный смысл.
  
   Те­перь, на­вер­ное, со мной со­глас­ны вы --
   Коль ком­би­на­ции из слов еще бо­га­че,
   То есть та­кие, что сто­крат силь­нее,
   Что ге­ния из ге­ни­ев дос­той­ны.
   Из­ре­че­но не зря: "Вна­ча­ле бы­ло Сло­во"
  
   Со­крат ска­зал, что он хо­дил к по­этам,
   Пы­та­ясь вы­яс­нить глу­бо­кий смысл тво­ре­ний.
   Но час­то сам он луч­ше по­ни­мал
   За­ко­ван­ное в риф­мы со­вер­шен­ст­во,
   Чем те, кто соз­дал эту кра­со­ту.
   "Во­ис­ти­ну, -- вос­клик­нул он в до­са­де, --
   Во­ис­ти­ну не ра­зу­мом тво­рят,
   А выс­шим да­ром, дан­ном им бо­га­ми..."
   Хо­чу до­ба­вить: "Как умен Со­крат!"
   1999
  
  

* * *

   Ночь не чер­на. Ночь си­не­вой пол­на
   Мер­цаю­щих, ис­кря­щих­ся со­звез­дий.
   Той си­не­вою вспы­хи­ва­ет ка­п­ля
   Ро­сы под жар­ким солн­цем ле­та.
   В сгу­щен­ной до пре­де­ла звезд­ной си­ни
   Плы­вут не­слыш­но стаи об­ла­ков,
   На­ки­ды­вая те­ни одея­ло на зем­лю,
   Что ус­ну­ла до ут­ра.
   Лу­на па­рит над спя­щею зем­лею
   И льет в про­стран­ст­во сон­ный бе­лый свет.
   Без­звуч­на ночь. Ни лай со­бак, ни ве­тер,
   Ни плеск вол­ны не слыш­ны. Что за ночь!
   По ле­ст­ни­цам бе­гом спус­ка­юсь к мо­рю.
   Сту­пе­ней плос­ко­сти сия­ют бе­лиз­ной,
   А вер­ти­ка­ли -- чер­ные, как са­жа.
   Я вы­хо­жу на бе­рег. Слов­но по­ле,
   Где кто-то шел, бес­печ­но рас­сы­пая
   При­горш­ни бе­лых, чер­ных круг­ля­шей.
   И мно­го-мно­го их упа­ло в мо­ре,
   И мно­го их на бе­ре­гу ос­та­лось.
   Бро­саю туф­ли, брен­ную оде­ж­ду.
   Всё, всё до­лой. Ско­рее слить­ся
   С бо­же­ст­вен­ной, со­ле­ною про­хла­дой,
   Ныр­нуть, дос­тать до дна и по­сле,
   От­крыв гла­за, ти­хонь­ко под­ни­мать­ся
   В свер­каю­щий миль­он­ноз­везд­ный кос­мос.
  
   Те­перь, не то­ро­пясь, я со­бе­ру
   На дне мор­ском из бе­лых круг­ля­шей
   Из­вест­ные со школь­ных лет со­звез­дья:
   Кас­сио­пею, Гон­чих Псов, Стрель­ца,
   Мед­ве­ди­цу Боль­шую, Орио­на,
   И мед­лен­но над ни­ми про­плы­вая,
   Я бу­ду пред­став­лять се­бя в про­стран­ст­вах...
  
   Блед­не­ет не­бо. Ис­че­за­ют звез­ды.
   Вот дрем­лю­щий в глу­би Ле­виа­фан
   Слег­ка вздох­нул и дви­нул плав­ни­ка­ми.
   И лег­кий вздох его кос­нул­ся ли­сть­ев,
   И мо­ре, слов­но ко­лы­бель, кач­ну­лось.
   А над во­дой воз­ник­ла по­ло­са
   Рас­све­та, как сиг­нал к дви­же­нью.
   1998
  
  

* * *

   Хо­лод­ная ка­пель сту­чит, сту­чит по кры­ше --
   Та­кой не­на­ст­ный нын­че вы­дал­ся ап­рель.
   Ни солн­ца, ни цве­тов, ни зе­ле­ни, а вы­ше --
   Про­мерз­ших об­ла­ков се­дею­щая мель.
   Си­рот­кою бре­ду ал­ле­ей ти­хой пар­ка,
   Си­ни­чек раз­ли­чаю еле слыш­ный свист.
   И нит­кою судь­бы иг­ра­ют паль­цы Пар­ки,
   Как тай­па лен­тою хмель­ной те­ле­гра­фист.
  
   Чер­ниль­ная тос­ка. А гос­по­жа Уда­ча
   Пор­то­вой дев­кою гу­ля­ет в ка­ба­ках.
   Ду­ша пус­та. И мысль из­дох­шей кля­чей
   Ва­ля­ет­ся вне вре­ме­ни в кус­тах.
   15.04.97
  
  

* * *

   Бе­ре­ги се­мей­ные ар­хи­вы.
   В них вид­ны ис­то­рий и су­деб
   При­хот­ли­вые и стран­ные из­ви­вы.
   Бе­ре­ги -- они нуж­ны, как хлеб.
  
   Со­би­рай се­мей­ные ар­хи­вы,
   Го­ло­сам ми­нув­ше­го вни­май.
   Все про­хо­дит -- нет аль­тер­на­ти­вы.
   Не ле­нись, при­леж­но со­би­рай.
  
   Со­би­рай се­мей­ные ар­хи­вы.
   Как про­ста и как по­нят­на цель.
   Все те­чет. При­ли­вы и от­ли­вы
   Век ка­ча­ют жиз­ни ко­лы­бель.
   1992
  
  
  

MISERERE

   Ко­гда я, на­ко­нец, пе­ре­ста­ну ды­шать,
   И ду­ша, слов­но пти­ца, вспорх­нет,
   Сбро­сив душ­но­го те­ла ме­шок,
   По­не­сет­ся к пре­сто­лу Его,
   Чтоб мо­лить и мо­лить о про­ще­нье --
   Не ры­дай­те над те­лом мо­им,
   Над мо­ею про­кля­той тюрь­мой,
   Что ме­ша­ла мне быть Че­ло­ве­ком.
  
   Греш­ник я. Греш­ник я. Злой и жал­кий.
   Со­тво­рен­ное мною доб­ро
   Омер­зи­тель­но мел­ко и глу­по.
   Столь же мел­ко и глу­по то зло,
   Что дос­та­вил я ближ­ним сво­им.
   Я смот­рю на се­бя в зер­ка­ла --
   Не­у­же­ли вот этот субъ­ект
   Ощу­ща­ет при­сут­ст­вие Бо­га?
  
   И ведь зна­ет, что был Он все­гда.
   Что Он есть и пре­бу­дет в ве­ках.
   И ведь чув­ст­ву­ет око Его
   На ду­рац­кой сво­ей го­ло­ве!
   Что же сде­лал я с жиз­нью сво­ей!
   О про­ще­нье не смею про­сить --
   Слиш­ком щед­ро мне бы­ло да­но.
   По­те­рял, рас­тран­жи­рил, ис­пор­тил.
  
   Так не плачь­те ж над те­лом мо­им.
   Над мо­ею про­кля­той тюрь­мой...
   Ес­ли б мог сам се­бе вы­брать день,
   Чтоб дос­той­но из жиз­ни уй­ти!
   Ес­ли вправ­ду дос­той­ная смерть
   Есть на­гра­да за чис­тую жизнь,
   По­че­му же я жил, как жи­ву?
  
   Но свер­лит греш­ну го­ло­ву мысль:
   Бо­же пра­вый! Он знал все за­ра­не...
  
  
  

ПЕС­НЯ О СЧА­СТЬЕ И ГО­РЕ

   Па­мя­ти Оле­га Вас­сер­ма­на
  
   Сча­стье -- это слад­кий пи­рог,
   Про­пи­тан­ный ра­до­стью.
   Ты де­лишь его на час­ти
   И да­ришь друзь­ям и род­ным.
   И вот его мень­ше и мень­ше.
   Как бы­ст­ро де­лит­ся сча­стье!
   Как бы­ст­ро оно ис­че­за­ет...
  
   Го­ре -- это чер­ст­вый хлеб,
   Сце­мен­ти­ро­ван­ный сле­за­ми.
   При­хо­дят дру­зья и род­ные
   И про­сят дать им ку­со­чек.
   Но нет но­жа, чтоб раз­ре­зать,
   И нет мо­лот­ка, чтоб раз­бить,
   И нет ки­сло­ты рас­тво­рить.
  
   Ты де­лишь его с же­ной,
   Но его не ста­но­вит­ся мень­ше.
   Ты де­лишь его с деть­ми,
   Но его не ста­но­вит­ся мень­ше.
   Ку­сок, что ты про­гло­тил,
   Рас­тет, за­пол­няя же­лу­док,
   И да­вит, да­вит на серд­це.
  
   Ты пла­чешь и сто­нешь от бо­ли.
   В гла­зах тем­не­ет от бо­ли,
   И слов не слы­шишь от бо­ли...
   Но вот про­хо­дит вре­мя.
   Дол­гое, дол­гое вре­мя.
   Гла­за на­чи­на­ют ви­деть.
   К те­бе воз­вра­ща­ет­ся слух.
  
   Бог те­бя уте­ша­ет.
   Он го­во­рит, что все мы
   Так же, как Он, бес­смерт­ны.
   Он обе­ща­ет встре­чу
   С ми­лы­ми и род­ны­ми.
   На­до лишь твер­до ве­рить.
   Ве­рить ему и мо­лить­ся.
   2003
  
  
  

* * *

   Звез­ды жи­вут мил­ли­ар­ды лет.
   Ска­лы жи­вут мил­лио­ны лет.
   Мо­гу­чие ду­бы жи­вут сот­ни лет.
   Че­ло­век не жи­вет и сот­ни.
   Ах, как жа­лок че­ло­век!
   Меж звез­да­ми -- ле­дя­ная тьма и ти­ши­на.
   Сре­ди скал ле­тят со сви­стом ли­хие вет­ры.
   Ду­бы про­ти­во­сто­ят сту­же и вет­рам.
   Че­ло­век за­мер­за­ет на­смерть,
   Но из­лу­ча­ет те­п­ло по­доб­но звез­дам.
  
   Об­ни­мем­ся!
   Мои ру­ки тос­ку­ют по твое­му те­п­лу.
   Ко­гда я при­жи­ма­юсь гор­лом к твое­му пле­чу,
   Я слы­шу бие­ние твое­го серд­ца.
  
   Мил­лио­ны сер­дец от­сту­ки­ва­ют код Жиз­ни
   На те­ле­тайп­ной лен­те вре­ме­ни.
   Мое серд­це -- де­тек­тор сиг­на­лов,
   Ко­то­рые ты по­сы­ла­ешь в мир.
   Я слы­шу твои по­зыв­ные...
   1984
  
  
  

ЖЕН­СКОЕ

  
   Вче­ра ме­та­лось серд­це в ли­хо­рад­ке,
   И мне при­гре­зил­ся сред­не­ве­ко­вый фо­кус --
   Две го­ло­вы на плос­ко­сти сто­ла.
   То бы­ли вы и я. Мы го­во­ри­ли
   О чем-то по­сто­рон­нем, ми­мо­лет­ном,
   Как та­ет тень от де­ре­ва, ко­гда
   Ле­тя­щей ту­чей солн­ца диск за­тмит­ся...
   А серд­це у ме­ня бо­лез­нен­но сту­ча­ло,
   Рва­лось на­встре­чу вам сквозь пау­ти­ну
   По­ня­тий не­по­нят­ных, слов не­нуж­ных.
   И ду­ма­лось: ужель он не уз­на­ет
   Мо­ей люб­ви до­вер­чи­вой, уже­ли
   Скольз­нет бес­плот­ной те­нью ми­мо, ми­мо
   И в веч­но­сти рас­та­ет, как ту­ман?..
   1984
  
  

* * *

   Пус­кай Фор­ту­на нас не за­ме­ча­ла.
   И без Фор­ту­ны мож­но жить до ста.
   Спо­ткнешь­ся -- ду­ма­ешь: опять нач­ну с на­ча­ла,
   Хоть в по­не­дель­ник -- с чис­то­го лис­та.
   Жизнь -- как ре­ка. К по­след­не­му при­ча­лу
   Мы в ней плы­вем, не за­кры­вая рта.
   Кон­чай бол­тать, что все нач­нешь с на­ча­ла.
   Уж не нач­нешь жизнь с чис­то­го лис­та.
  
   Как мно­го б в жиз­ни смерть ни оз­на­ча­ла,
   За смер­тью -- сно­ва жизнь. Как ис­ти­на про­ста!
   Без нас, дру­зья, нач­нет­ся все с на­ча­ла,
   Как го­во­рит­ся, с чис­то­го лис­та.
   2001
  
  
  

КАС­ЛИН­СКИЙ ЧУ­ГУН

  
   На пле­чи бла­го­род­но­го идаль­го
   Ло­жит­ся на­до­ед­ли­вая пыль.
   Она уже по­кры­ла шлем и кни­гу,
   Ко­то­рую чи­тал он мно­го лет,
   Не из­ме­няя бла­го­род­ной по­зы.
   Пыль па­да­ет, как рок, не­от­вра­ти­мо.
   И на­ря­жа­ет всё в уны­лый, се­рый цвет.
   Уны­лый цвет... Цвет ти­ши­ны
   Иль, мо­жет быть, точ­нее --
   Цвет вре­ме­ни ушед­ше­го на­ве­ки,
   По­ки­нув­ше­го нас на­ве­ки. На­все­гда.
   2004
  
  
  

* * *

   Всё, что лю­бил, вспо­ми­наю те­перь с со­жа­лень­ем --
   Зло­бой из­ло­ман­ный рот, ис­ка­жаю­щий неж­ность ли­ца,
   Мас­су су­ж­де­ний, при­прав­лен­ных лишь са­мо­мнень­ем.
   Глу­пость пре­тен­зий и ссо­ры, ко­то­рым не ви­дел кон­ца.
  
   Слов­но в ки­но раз­ли­чаю се­бя -- кадр за ка­дром:
   Бо­же, ко­му я вру­чал серд­ца бес­цен­ный кри­сталл?
   Как я тран­жи­рил свой дар, раз­да­вая свой жем­чуг за­да­ром!
   Кто же вла­дел им, топ­тал, не при­зна­вал, пре­зи­рал!
  
   Лад­но. Про­щаю всем вам -- по­пи­рай­те, го­ни­те, ху­ли­те.
   Жизнь за­вер­ша­ет свой бег, и мне ну­жен дос­той­ный по­кой.
   Ес­ли най­дет­ся один от­да­лен­ный при­ют иль оби­тель,
   Ес­ли жи­вет в цар­ст­ве ду­ха Вер­хов­ный це­ни­тель,
   Веч­ность и веч­ную сла­ву не­су я с со­бой,
   Уно­шу я с со­бой...
   Уно­шу я с со­бой...
   2004
  
  
  

* * *

   Бо­юсь и пре­зи­раю я тол­пу,
   Её бур­ля­щее, ут­роб­ное бро­же­нье,
   Её гро­зя­щее и пья­ное дви­же­нье.
   Бо­юсь и пре­зи­раю я тол­пу.
  
   Из кри­ку­на, прой­до­хи и ско­та
   Тол­па мгно­вен­но соз­да­ет ку­ми­ра,
   Го­то­ва вмиг по­жерт­во­вать пол­ми­ра
   Для кри­ку­на, прой­до­хи и ско­та.
  
   На­род -- ди­тя, ка­приз­ное ди­тя.
   Ко­гда он со­би­ра­ет­ся тол­пою,
   От па­ла­чей и ма­ро­де­ров нет от­бою.
   На­род -- ди­тя, ка­приз­ное ди­тя.
  
   Чем боль­ше из­бе­гаю я тол­пу,
   Тем бо­лее мой вид ей не­на­вис­тен,
   Как не­на­вис­тен смысл вы­со­ких ис­тин
   На­ро­ду, пре­вра­щен­но­му в тол­пу.
   2001
  
  

* * *

Жизнь -- сум­ма мел­ких дви­же­ний

И.Брод­ский

  
   Сча­стье есть осу­ще­ст­в­лен­ная воз­мож­ность
   Ле­жать в по­сте­ли
   Со­вер­шая мас­су мел­ких дви­же­ний
   И, соз­на­вая бы­тия не­пре­лож­ность,
   Иг­но­ри­руя жи­тей­ские ме­те­ли,
   Ра­до­вать­ся раз­но­об­ра­зию по­ло­же­ний.
  
   Ску­ка есть не­пре­одо­лен­ное вре­мя.
   Доль­ше все­го про­дле­ва­ет­ся день
   В ос­та­но­вив­шем­ся бу­диль­ни­ке.
   И, по­сы­пая пе­п­лом рас­кая­ния греш­ное те­мя,
   Про­кли­на­ешь соб­ст­вен­ную лень,
   Ус­нув­шую рыб­ным фи­ле в мо­ро­зиль­ни­ке
  
   При­выч­ка, как бы ни бы­ла серд­цу ми­ла,
   На­по­ми­на­ет му­ху, ус­нув­шую в пау­ти­не,
   Слов­но стоя­щих ча­сов не­пре­лож­ный ка­приз.
   Для то­го, что­бы жизнь по­тек­ла,
   Нуж­но пе­ре­вер­нуть вверх дном пус­ты­ню,
   Что­бы в кол­бе пе­сок уст­ре­мил­ся вниз.
  
   Пе­сок, го­ни­мый вет­ром пус­ты­ни,
   Бе­жит, как вре­мя, как во­да.
   Ты не ле­нись и влезь на горб бар­ха­на --
   Уви­дишь, как те­чет пе­сок с вер­ши­ны
   Из ни­от­ку­да в ни­ку­да
   Стру­ей из трю­ма в не­дра океа­на.
  
   По­слу­шай! Нель­зя же все дни на­про­лет
   Ви­сеть над сто­лом, как ле­ту­чая мышь,
   С тос­кою смот­реть на ча­сы, ожи­дая,
   Что сон, на­ко­нец, на те­бя сни­зой­дет,
   И сно­ва ты "сча­стие с Ней" ощу­тишь,
   Ушед­ше­му вре­ме­ни низ­кий по­клон воз­да­вая.
   2000
  
  
  

* * *

   За­бы­тых снов ушед­шие про­стран­ст­ва,
   Ушед­ших слов про­щаль­ные цве­ты,
   Цве­ты меч­та­ний в рос­ко­ши уб­ран­ст­ва
   И рос­кошь снов, оде­тая в меч­ты.
  
  

* * *

   От ма­гии чи­сел, от стра­ха не­бес­ных зна­ме­ний,
   От ма­гии звезд и от ужа­сов сон­ных ви­де­ний
   Хра­нит вас, дру­зья, в день ро­ж­де­ния свет­лый осен­ний
   Мой ге­ний -- свер­чок-до­мо­вой, мой не­при­знан­ный
   ге­ний.
  
  

* * *

   О, как пре­крас­на жизнь и как, увы, пе­чаль­на!
   В ней рас­ста­ва­ний грусть и смех, и ра­дость встреч.
   О, Бо­же пра­вед­ный, как смог ты из­на­чаль­но
   В пур­пур и чер­ный креп Пре­крас­ное об­лечь!

ЛЮ­БОВ­НАЯ ЛИ­РИ­КА

  

* * *

   Как же дав­но это бы­ло -- бе­лая ночь и дев­чон­ка...
   Ку­пы пер­сид­ской си­ре­ни чуть ше­ве­лят­ся вда­ли.
   Ти­хо. Ска­мей­ки пус­ты. Двое на Мар­со­вом по­ле.
   Вре­ме­ни конь подъ­ез­жа­ет, под­ко­вы-се­кун­ды сту­чат.
  
   Роб­ко с вос­то­ка впол­за­ет хму­рое се­рое ут­ро.
   Се­рые кры­лья раз­дви­нув, дрем­лют мос­ты над Не­вой.
   Вре­мя. По­ра по­ды­мать­ся. Мар­со­во по­ле без­люд­но.
   Свер­ху сле­за­ми раз­лу­ки па­да­ют ка­п­ли до­ж­дя.
  
   Где-то да­ле­ко-да­ле­ко, вспых­нув на Даль­нем Вос­то­ке,
   Яр­ко рас­кра­сил вос­ход уле­тев­ший с то­бой са­мо­лет.
   И оди­но­кой звез­де ви­ден за­дум­чи­вый про­филь,
   Слов­но из яш­мы ка­мея, круг­лым ок­ном окайм­лен.
   1994
  
  

* * *

   Пре­ле­ст­ной, бо­же­ст­вен­но-ми­лой
   Бе­рез­ке в ело­вом ле­су
   Вле­ко­мый не­ве­до­мой си­лой
   По­кор­ное серд­це не­су.
  
   Я рад, что ро­дил­ся по­этом
   И тай­ну от­крыть мне по­зволь --
   У ног тво­их юным ва­ле­том
   Взды­ха­ет чер­вон­ный ко­роль.
  
  

* * *

   Под чер­но-си­ним даль­ним юж­ным не­бом,
   Где звез­ды брил­ли­ан­та­ми свер­ка­ют,
   Рас­тет в го­рах цве­ток мне не­зна­ко­мый,
   Что на­зы­ва­ют гор­ною ла­ван­дой.
  
   По­ет ги­та­ра, по­ет и сто­нет
   Про на­ших встреч с то­бою си­ние цве­ты.
   По­ет ги­та­ра, по­ет и сто­нет,
   Что столь­ко лет про­шло, но пом­ним я и ты.
  
   И мед­лен­но плы­вет, плы­вет по за­лу
   По­доб­ная по­то­ку жар­кой ла­вы
   Под сто­ны-зву­ки тре­пет­но­го тан­го
   Тос­ка люб­ви в пред­чув­ст­вии раз­лу­ки.
  
   По­ет ги­та­ра, по­ет и сто­нет
   Про на­ших встреч с то­бою си­ние цве­ты.
   По­ет ги­та­ра, по­ет и сто­нет,
   Что столь­ко лет про­шло, но пом­ним я и ты.
  
   Я спря­чу губ не­ис­то­вых же­ла­нье
   В ла­до­ни те­п­лые, что пах­нут май­ским са­дом.
   Цвет яб­лонь пусть ко­лы­шет лег­кий ве­тер,
   И ле­пе­ст­ки из­не­мо­га­ют от люб­ви.
  
  

* * *

   Ко­гда стою в ре­ке вос­по­ми­на­ний,
   То чув­ст­вую, как дол­го я жи­ву,
   Как мно­го кро­шеч­ных мо­их со­бы­тий
   Вли­лось в со­бы­тия ве­ли­кие стра­ны
   И ми­ра... Сколь­ко су­деб
   Из­вест­ных иль по­доб­ных мне лю­дей
   В ре­ке вос­по­ми­на­ний за­то­ну­ло.
   И чув­ст­вую, что сто­ит лишь на­гнуть­ся
   И взять тот ка­мень в ру­ки -- ожи­вет он,
   За­го­во­рит, за­пла­чет, за­сме­ет­ся...
   Как бес­ко­неч­но ве­ли­ка, раз­но­об­раз­на
   Сквозь го­ды про­тя­нув­шая­ся жизнь!
  
   ...Чи­тал од­на­ж­ды, но не смог оси­лить
   Ро­ман на во­семь­сот стра­ниц иль бо­ле, --
   И весь ро­ман опи­сы­вал все­го лишь
   Де­нёк, ко­то­рый про­жил "Одис­сей",
   Ша­та­ясь по ка­фе и рес­то­ра­нам,
   Бол­тая и гла­зея на вит­ри­ны.
  
   Мо­ей под­ру­ге, -- слав­ной, ми­лой Nanny,
   Про­жив­шей слож­ные, му­чи­тель­ные го­ды,
   Жизнь пред­став­ля­ет­ся хай­ве­ем в тем­но­те.
   Не­сешь­ся по не­му и в све­те фар --
   Лишь счи­тан­ные мет­ры впе­ре­ди,
   Да чер­ный лес по сто­ро­нам до­ро­ги,
   Блес­нет и вмиг по­гас­нет ого­нек
   Да­ле­ко­го се­ле­нья -- ты ж ле­тишь,
   Сжи­мая руль, весь по­гло­щен дви­жень­ем,
   А хо­чет­ся при­стать и ог­ля­нуть­ся,
   Рас­сла­бить­ся (как го­во­рят: relax).
  
   ...Но вот я вы­шел из ре­ки на бе­рег
   И сра­зу стал маль­чиш­кой иль сту­ден­том,
   За­был поч­тен­ный воз­раст, боль в сус­та­вах,
   С би­ень­ем серд­ца жду сви­да­нья с Nanny
   И пред­вку­шаю по­це­луя сла­дость.
   Спе­шу на­встре­чу ей, рас­ки­нув ру­ки,
   И сно­ва мне не­пол­ных два­дцать лет!
  
   О, друг мой сла­до­ст­ный, пре­крас­ней­шая Nanny!
   Мы про­жи­ли и пе­ре­жи­ли жизнь,
   Ушед­шей со вто­рым ты­ся­че­леть­ем,
   А в треть­ем бу­ду­ще­го нет у нас, увы.
   Ос­та­лось на­стоя­щее -- Се­го­дня.
   Се­го­дня день, ко­гда на­чал­ся год,
   И я бо­кал с шам­пан­ским под­ни­маю
   За нас с то­бой, мой друг, за на­ше сча­стье.
   Пусть в час за­кат­ный яр­ко све­тит солн­це,
   Нас -- плен­ни­ков люб­ви бла­го­слов­ляя.
   Ведь быть сча­ст­ли­вым -- то­же доб­ро­де­тель!
  
  
  

* * *

   Де­ва!
   Слов­но ни­щий стою
   я с про­тя­ну­той к Де­ве ру­кою.
   Дай мне!
   Дай мне, Де­ва, хоть знак, --
   чтоб об­рел я не­мно­го по­коя.
   Слы­шишь --
   серд­це боль­ное сту­чит
   от от­ча­я­нья в куз­ни­це те­ла.
   Я ли?
   Или не я без Те­бя
   про­па­даю без вся­ко­го де­ла?
   Пом­ни! --
   Есть у Те­бя пред судь­бою
   и друг, и ра­бот­ник без ле­ни.
  
   Толь­ко!
   Ты улыб­нись -- я при­ду
   и па­ду пред То­бой на ко­ле­ни.
  
  

* * *

   Ко­ло­ко­ла, ко­ло­ко­ла,
   Ко­ло­ко­ла всю ночь по­ют,
   Ка­ча­ют­ся ко­ло­ко­ла:
   По­ют, как я те­бя люб­лю.
  
   Зве­нят, по­ют ко­ло­ко­ла --
   Вол­на бе­жит по ко­раб­лю
   И об­ра­зу­ет два кры­ла.
   Ка­ча­ет­ся ко­рабль: лю-блю...
  
   Од­на­ж­ды раз и на­все­гда
   Взош­ла над про­па­стью звез­да.
   Осан­ну я звез­де пою,
   Пою, как я её люб­лю.
  
   Звез­да близ­ка и да­ле­ка.
   И дол­го­ждан­ная сво­бо­да
   Вид­на лишь мне. И не­бо­сво­да
   Бес­печ­ной си­не­вы хру­сталь
   Ме­ня в та­ин­ст­вен­ную даль
   Ве­дет от гро­бо­во­го вхо­да.
  
   И ни­че­го те­перь не жаль...
  
  

* * *

   Осоз­на­ешь ли Ты зна­че­нье
   Все­днев­ной суе­ты мо­ей,
   За­пол­нен­ных То­бою дней?
   Ты -- мой вос­торг, моё му­че­нье!
  

* * *

   Мои сти­хи те­бе...Мои сти­хи...
   Пред­ставь: го­рит све­ча в ста­рин­ном за­ле.
   Од­на све­ча го­рит и ос­ве­ща­ет
   По­бе­лен­ную сте­ну пе­ред ней.
   Я ру­ки под­но­шу к сте­не, а ты
   Гля­дишь на те­ни. Те­ни слав­но пля­шут:
   За­ла­ет пес без­звуч­но, за­яц уши
   Торч­ком по­ста­вит, пти­ца про­ле­тит.
   Но вот я близ­ко под­хо­жу к све­че --
   Моя ру­ка раз­ме­ром в пол­сте­ны
   Ста­но­вит­ся дес­ни­цей ве­ли­ка­на.
   Вот сам я, став ог­ром­ным, как цик­лоп,
   За­крыл со­бою сте­ну. Го­ло­вою
   Я упи­ра­юсь в по­то­лок, и бле­щут
   Зло­ве­ще, как гла­за вол­ков го­лод­ных,
   Кус­ки слю­ды, вму­ро­ван­ные в сте­ну.
  
   Мои сти­хи те­бе...Мои сти­хи...
   Пред­ставь: мо­роз­ный день. И све­тит солн­це.
   Окон­ное стек­ло за­ле­де­не­ло --
   Цве­ты зи­мы вза­мен цве­те­нья ле­та,
   За­ба­вы злой ста­ру­хи. Ес­ли хо­чешь,
   Ды­хань­ем жар­ким тот об­ман раз­вей.
   Сте­чет об­ман хо­лод­ною во­дою,
   И солн­це хлы­нет в ком­на­ту по­то­ком.
  
   Сей­час ца­рит зи­ма. Тос­ку­ет серд­це
   И ждет яв­ле­нья при­зна­ков вес­ны,
   Ко­гда те­п­ло рас­то­пит сон­ный хо­лод,
   И кар­ка­нью во­рон при­дет на сме­ну
   Ве­се­лый го­мон птичь­е­го се­мей­ст­ва.
   А мы, как ко­ро­ле­ва с ко­ро­лем,
   Прой­дем ал­ле­ей в наш зна­ко­мый парк.
   И парк, уз­нав нас, слов­но встре­пе­нет­ся,
   За­пле­щет вмиг ла­до­ня­ми ли­ст­вы,
   Так вы­ра­жая вос­хи­ще­нье на­ми.
  
   Мои сти­хи те­бе... Мои сти­хи...
   Они по сте­нам па­мя­ти тво­ей
   Про­мчат­ся слов­но свет ав­то­мо­би­ля,
   В ко­то­ром кто-то в су­мер­ках спе­шит.
   Пус­кай лишь на мгно­ве­нье оза­ре­нье!
   Но на­ша жизнь -- не тот ли крат­кий миг?
   А мы -- не те ли те­ни на сте­не
   В ста­рин­ном за­ле? Не цве­ты ль зи­мы?
  
   Из веч­но­сти при­шли, ухо­дим в веч­ность.
   И лишь лю­бовь, се­ст­ра вес­ны, бес­смерт­на.
   Да, ей од­ной по си­лам рас­то­пить
   Хо­лод­ной веч­но­сти ока­ме­нев­ший лед.
   С дви­же­ни­ем Зем­ли те­п­ло вер­нет­ся
   И шу­ст­рая си­нич­ка-не­ве­лич­ка
   Кач­нет ве­сен­ний ма­ят­ник кры­ла­ми.
   Ча­сы пой­дут, и в уни­сон за­бьют­ся
   В ко­то­рый раз ус­та­лые серд­ца.
  
  

* * *

   Тот ма­лень­кий цве­ток рас­цвел в сте­пи да­ле­кой
   И взгляд не при­вле­кал не­бро­ской кра­со­той.
   У тор­но­го пу­ти сто­ял он оди­но­кий,
   Оте­че­ст­ва да­лек, за­бы­тым си­ро­той.
  
   Шли ми­мо пут­ни­ки, ка­ти­лись эки­па­жи
   И над до­ро­гою степ­ной ви­се­ла пыль.
   Кто ж бед­но­му цвет­ку род­ное сло­во ска­жет? -
   Лишь с вет­ром шеп­чет­ся, ко­лы­шет­ся ко­выль.
  
   Од­на­ж­ды мне при­шлось прой­ти степ­ной до­ро­гой
   С ко­том­кой за спи­ной и по­со­хом в ру­ке.
   Я с лег­ко­стью та­щил свой скром­ный скарб убо­гий
   И взор ос­та­но­вил на ма­лень­ком цвет­ке.
  
   И взор ос­та­но­вив, по­ник­нув го­ло­вою,
   Я ро­ди­ны при­вет вне­зап­но по­лу­чил.
   Я вы­та­щил кин­жал, и вы­ре­зав с зем­лёю,
   Тот ма­лень­кий цве­ток в ко­том­ку по­ло­жил.
  
   Про­де­лав дол­гий путь, я в го­род воз­вра­тил­ся
   И вы­са­дил его в рас­пи­сан­ный гор­шок,
   И вот, цве­ток ок­реп, пус­тил по­бег, при­жил­ся,
   Да­ря, как по­це­луй, ла­зур­ный ле­пе­сток.
  
   Од­на­ж­ды лун­ной но­чью я сквозь сон ус­лы­шал --
   Вол­шеб­ный аро­мат с бал­ко­на ти­хо плыл...
   На­встре­чу лун­но­му лу­чу я бы­ст­ро вы­шел
   И в миг один про сон и вре­мя по­за­был.
  
   Мой плен­ник, мой цве­ток -- за­лог люб­ви и встре­чи!
   Вол­шеб­ный аро­мат -- как во­пло­ще­нье грёз
   О за­па­хе во­лос. И губ... И эти пле­чи...
   О, ра­дость бы­тия и чис­тых, слад­ких слёз!

* * *

   То бы­ло ле­том сол­неч­но­го го­да.
   Я дик­то­вал по­след­ний свой ро­ман.
   Стоя­ла очень жар­кая по­го­да.
   Я то­ро­пил­ся кон­чить тот об­ман.
  
   Она под лам­пой у сто­ла си­де­ла,
   Пе­ча­та­ла по­след­нюю гла­ву
   И на ме­ня смот­ре­ла то и де­ло --
   Пред ней ро­ман ро­ж­дал­ся на­яву.
  
   Я вспо­ми­нал Бул­га­ко­ва тво­ре­нье
   И пре­дан­ность под­ру­ги ощу­щал,
   Но труд наш вско­ре пре­дан был заб­ве­нью,
   И боль­ше я его не из­да­вал.
  
   Ро­ман ушел и стал дав­но пред­ме­том
   Вос­по­ми­на­ний слад­ких о люб­ви,
   О том, как мы лю­би­ли жар­ким ле­том,
   Ко­гда еще го­рел огонь в кро­ви.
  
   А жизнь меж тем ис­тая­ла, ист­ле­ла.
   Уш­ла моя под­ру­га на­все­гда...
   Тру­ды мои пы­ли­лись, и без де­ла
   Сло­нял­ся я без мыс­ли... и то­гда,
  
   Сколь­зя в шка­фу рас­се­ян­ной ру­кою,
   Я ру­ко­пись слу­чай­но оты­скал --
   И се­рый день, на­пол­нен­ный тос­кою,
   Вдруг днём сви­да­ния с лю­би­мой стал.
  
   Я чув­ст­во­вал, как ра­дость уз­на­ва­нья
   Вос­хо­дит от жел­тею­щих стра­ниц.
   Как ра­дость встре­чи по­сле рас­ста­ва­нья,
   Как ми­лый об­раз средь за­бы­тых лиц.
  
   И, ощу­тив сер­деч­ное вол­не­нье,
   Так -- слов­но жар в ка­ми­не ше­ве­ля,
   Ус­лы­шал сно­ва ра­ко­ви­ны пе­нье
   И под­нял­ся по тра­пу ко­раб­ля.
  
   Я вспом­нил ле­то сол­неч­но­го го­да,
   Как дик­то­вал по­след­ний свой ро­ман.
   Я вспом­нил очень жар­кую по­го­ду,
   Бла­го­слов­ляя чув­ст­вен­ный об­ман.
  
  

* * *

   Тре­вож­ный мир вос­по­ми­на­ний
   Она да­ла мне, по­ки­дая
   Юдоль зем­ную, и же­ла­ний
   Фи­ал до­пить не ус­пе­вая.
   Ка­за­лась веч­но­стью до­ро­га
   Бла­жен­ст­ва, ра­до­ст­ных сви­да­ний.
   Но вот, у тай­но­го по­ро­га
   По­след­ний уго­лек лоб­за­ний
   По­гас...
  
  
  
  

ШУ­ТОЧ­НЫЕ, НО ЗЛЫЕ СТИ­ХИ

  

ДЕНЬ ПРИ­НЯ­ТИЯ ПРИ­СЯ­ТИ
В Н-СКОМ ПОЛ­КУ

  
   При­ся­га. При­ся­га. При­ся­га. При­ся­га.
   Да­вай-ка при­ся­дем с то­бой, бе­до­ла­га.
   Да­вай ра­зо­пьем-ка с то­бой для по­ряд­ку.
   При­ся­га -- в при­сяд­ку. При­ся­га -- в при­сяд­ку.
   Как тол­стая ба­ба с нос­ка и на пят­ку.
   Прис-ся­га.Прис-ся­га.Прис-ся­га-в -- при­сяд­ку.
   Да­вай-ка еще ра­зо­пьем для по­ряд­ку.
   Пис-ся­га. Пис-ся­га. Пис-ся­га-в-пи­сят­ку.
   Ппис-ся­га... Ска­жи-ка, скаж-жи-ка, бра­ток,
   Но пре­ж­де до­пей-ка пос-след­ний гло­ток.
   Ко­му пис-ся­гал и за­щем пис-ся­гал.
   Ппис-ся­гу за­щем пе­рер­ред­ст­ррро­ем­щи­тал?
   1996
  

* * *

   Мас­ти­тый сти­хо­шлеп, при­вет­ст­вую те­бя,
   Пус­тых идей ве­ли­кий транс­фор­ма­тор
   И Мая­ков­ско­го дос­той­ный пла­гиа­тор,
   Люб­лю те­бя. При­вет­ст­вую лю­бя.
  
   Ты в мла­до­сти еще сни­скал се­бе из­вест­ность,
   Тер­зая рус­ский слог в маль­чи­ше­ском гре­хе.
   И ны­не, по­бе­див рос­сий­скую сло­вес­ность,
   Мор­ков­кою тор­чишь на соб­ст­вен­ном сти­хе.
  
   О, как мне нра­вят­ся твои сви­ные глаз­ки
   И жир­ных щек тря­су­щий­ся овал.
   Не ве­рю я Дов­ла­тов­ской ог­ла­ске,
   Что Би­тов, мол, те­бе по мор­де на­да­вал.
  
   О, Кор­бю­зье сти­ха, отец кон­ст­рук­ти­виз­ма!
   Об этом слу­чае я ис­крен­не скорб­лю.
   Твой стих мне -- как по­зыв к за­ня­тью она­низ­мом,
   А лы­сых кри­ти­ков я то­же не люб­лю.
   В при­стра­стии мо­ем, в без­мер­ном обо­жа­ньи
   Зло­па­мят­ный зло­дей уви­дит пе­ре­гиб
   И плю­нет, не при­няв ни сло­ва в оп­рав­да­нье:
   "Не­воль­ник чес­ти. Что ж он не по­гиб!"
   1995
  
  
  

* * *

   Дев­ка, дев­ка при­вок­заль­ная!
   За­хо­те­ла быть ша­ла­вою.
   Что ж сто­ишь те­перь пе­чаль­ная?
   Серд­це жжет го­ря­чей ла­вою.
  
   Всё гу­ля­ла, ку­ро­ле­си­ла,
   Да с маль­чиш­ка­ми во­жжа­ла­ся,
   А те­перь жи­вешь не­ве­се­ло --
   Слов­но ежик в клет­ке сжа­ла­ся.
  
   Элек­трич­ки, па­пи­ро­соч­ки,
   По ва­го­нам, по под­но­жеч­кам.
   Раз­ду­ва­ет вет­ром ко­сы чьи,
   Кто по­иг­ры­ва­ет но­жич­ком?
  
   Раз­вле­ка­лись, ху­ли­га­ни­ли,
   В мух стре­ля­ли из ду­хо­воч­ки.
   А по­том на­лет свар­га­ни­ли,
   Да про­ли­ли ма­лость кро­вуш­ки.
  
   Ог­ля­де­ла­ся кра­са­ви­ца --
   Всё кру­гом за­тыл­ки бри­тые.
   Жить в не­во­ле не по­нра­вит­ся,
   Да как быть, коль кар­ты би­тые?
  
  
  

* * *

   -- По­едем по мо­рю ка­тать­ся,
   Дав­но я те­бя под­жи­дал, --
   Так он об­ра­тил­ся к ля­гуш­ке
   И неж­но ей лап­ку по­жал.
  
   --Зо­ви ме­ня про­сто Скор­пио
   Иль Скор­пи, чтоб уху неж­ней.
   Ты бу­дешь со мною сча­ст­ли­вой,
   Сча­ст­ли­вей, чем в лу­же тво­ей.
  
   --Ах, Скор­пи, ме­ня ты ужа­лишь,
   Мне страш­но с то­бою вдво­ем.
   Я знаю, ме­ня ты ужа­лишь,
   И вме­сте на дно мы пой­дем.
  
   -- Ка­кая ты роб­кая, пра­во, --
   Ска­жи, ну за­чем нам то­нуть?
   Идет про ме­ня злая сла­ва,
   Но ты не сму­щай­ся ни­чуть.
  
   К вра­гам я все­гда бес­по­ща­ден,
   С то­бою -- сми­рен­ней тра­вы.
   Я мо­лод, бо­гат и не жа­ден,
   А зол лишь с хмель­ной го­ло­вы.
  
   -- Коль жен­щин ты не оби­жа­ешь --
   На спин­ку ко мне за­ле­зай,
   Но ес­ли ме­ня ты ужа­лишь,
   Уто­нем мы вме­сте, ты знай.
  
   -- По­слу­шай, не бу­дем об этом,
   Я смир­ный, про­стой скор­пи­он.
   Я зав­тра же бу­ду с бу­ке­том,
   По­сколь­ку то­бою прель­щен.
  
   -- Ка­кой ты кра­си­вой по­ро­ды! --
   Те­бе своё серд­це от­дам,
   Но в эту шаль­ную по­го­ду
   Нель­зя до­ве­рять­ся вол­нам.
  
   Нель­зя до­ве­рять­ся, я знаю,
   Но жен­ское серд­це, увы!
   Сла­бе­ет, а по­сле стра­да­ет
   Ко­гда к нам при­тро­не­тесь вы.
  
   И вот он за­лез на ля­гуш­ку
   Ей руч­ки и нож­ки об­нял,
  
   А хвост свой смер­тель­ный, как пуш­ку,
   Вы­со­ко-вы­со­ко под­нял.
  
   А вол­ны всё боль­ше, всё злее
   Ог­ни чуть вид­ны вда­ле­ке.
   -- По­ра бы до­мой по­ско­рее,
   Ах, ес­ли б плы­ла на­лег­ке!
  
   Уж очень тя­же­лый муж­чи­на,
   И ве­тер не с той сто­ро­ны... --
   И тут он вон­зил без при­чи­ны
   Ля­гуш­ке чуть ни­же спи­ны.
  
   -- Как боль­но! -- ля­гуш­ка ры­да­ет, --
   Те­перь мы уто­нем с то­бой!
   -- Про­сти, о про­сти, до­ро­гая!
   Под­вел мой ха­рак­тер дур­ной!
  
   Ис­чез­ли в пу­чи­не стра­даль­цы.
   На них сни­зо­шел веч­ный сон.
   Скре­сти­те, скре­сти­те же паль­цы,
   Уз­нав, что ваш друг -- скор­пи­он!
   (Со­вме­ст­но с Се­ме­ном Юд­ко­ви­чем)
  
  

* * *

   Бед­ный пут­ник оди­но­кий,
   Не хо­ди глу­хою но­чью
   Че­рез наш ста­рин­ный го­род,
   Не ис­пы­ты­вай судь­бу.
  
   Жад­ные к день­гам ис­пан­цы
   Иль ко­вар­ные ара­бы,
   Иль раз­бой­ни­ки ли­хие
   На те­бя здесь на­па­дут.
  
   Но, од­на­ко, это ме­лочь.
   Ну, от­дашь ты им бу­маж­ник,
   Ну, рас­тлят те­бя в при­да­чу,
   И по за­ду под­да­дут...
  
   Но ед­ва пой­дет за-пол­ночь --
   Из пе­щер в ле­су да­ле­ком
   Вы­ле­та­ют злые ведь­мы
   И на празд­ник свой спе­шат.
  
   Мо­ло­дые, с чер­ной гри­вой,
   Бе­ло­зу­бые, шаль­ные
   Схва­тят бед­но­го ски­таль­ца
   И по­та­щат пря­мо в ад.
  
   Там, в аду те­бя раз­де­нут,
   Вы­мо­ют ду­ши­стым мы­лом,
   Глад­ко во­ло­сы при­че­шут
   И в по­стель к се­бе возь­мут.
  
   Бу­дешь ты, как раб тру­дить­ся,
   По­за­быв про сон и пи­щу,
   Про же­ну, что горь­ко пла­чет,
   Про при­выч­ный свой хо­мут.
  
   То, о чем меч­та­лось смла­ду,
   Столь ко­вар­но во­пло­тит­ся,
   Что уже и рад не бу­дешь,
   Про­ли­вая с ведь­мой пот.
  
   Так цве­ток, что аро­ма­том
   По­ит и ле­ле­ет серд­це,
   Пре­вра­ща­ет­ся в от­ра­ву,
   Коль его по­ло­жишь в рот.
  
   Так ви­но, что из бо­ка­ла
   Вы­пи­ва­ешь в на­сла­ж­де­ньи,
   Пре­вра­ща­ет­ся в уг­ро­зу,
   Ес­ли боч­ку пьешь до дна.
  
   Так пре­крас­ные брю­нет­ки,
   Свет очей и ра­дость серд­ца,
   Пре­вра­ща­ют­ся в ти­ра­нок,
   Ес­ли их со­рок од­на.
  
   Так что, пут­ник оди­но­кий,
   Об­хо­ди наш го­род но­чью,
   Об­хо­ди его ско­рее,
   Об­хо­ди его ок­рест.
  
   Там под кры­шей че­ре­пич­ной
   Слы­шен гром­кий звон бо­ка­лов,
   Слы­шен хо­хот не­чес­ти­вый
   Кня­зя Во­лан­да не­вест.

* * *

   По­вто­ре­нье -- мать уче­нья,
   По­вто­ре­нье -- мать люб­ви.
   Не пус­тое раз­вле­че­нье,
   Коль огонь го­рит в кро­ви.
  
   Вре­мя жад­но ус­ко­ряя,
   Дав дви­же­нье ко­раб­лю,
   По­вто­ряю, по­вто­ряю:
   Бо­же, как я Вас люб­лю!
  
   -- На­дое­ло, на­дое­ло
   Веч­но слу­шать ваш при­пев.
   За­ня­лись бы луч­ше де­лом,
   Чем сму­щать стыд­ли­вых дев.
  
   -- Я тер­за­юсь му­кой слад­кой,
   По­но­ше­ния тер­п­лю
   И смот­рю на Вас ук­рад­кой,
   По­то­му что Вас люб­лю.
  
   -- На­дое­ло, на­дое­ло,
   На­дое­ло слу­шать вас.
   За­ня­лись бы луч­ше де­лом,
   Вы -- не­снос­ный ло­бо­тряс.
  
   -- Вы мой ан­гел, мой спа­си­тель,
   Улыб­ни­тесь мне -- мо­лю.
   -- Вы -- не­год­ный раз­вра­ти­тель,
   Но, увы,... я вас люб­лю.
  
   И от ва­ше­го мо­ле­нья
   (Я не знаю, что со мной)
   Ощу­ща­ет­ся том­ле­нье
   Где-то пря­мо под спи­ной...
  
   Ощу­ща­ет­ся том­ле­нье
   И не сдать­ся не­ту сил.
   И хо­чу я по­вто­ре­нья,
   Сме­ха до са­мо­заб­ве­нья,
   Греш­ной го­ло­вы кру­же­нья,
   И пус­то­го уве­ре­нья,
   Толь­ко б ты со мною был!
  
  

* * *

  

Для вас, ду­ши мо­ей ца­ри­цы,

Кра­са­ви­цы, для вас од­них...

А.Пуш­кин

  
   Се­дой и ры­жий Лис не со­блю­дал за­пре­тов.
   С мла­ден­че­ст­ва из­брав по­роч­ный, сквер­ный путь,
   Учил­ся хит­ро­сти, чтоб веч­но де­лать это:
   Спе­реть иль утя­нуть, на­дуть иль об­ма­нуть.
  
   Хит­рю­щий ост­рый нос все­гда дер­жал по вет­ру,
   Пред вол­ком ле­бе­зил, мед­ве­дя об­хо­дил.
   Имея злоб­ный нрав, при­ки­ды­вал­ся мэт­ром --
   Ис­кус­но про­ста­ков вкруг ког­тя об­во­дил
  
   Од­на­ж­ды он трус­цой бе­жал че­рез по­лян­ку
   И встре­тил де­воч­ку в за­сти­ран­ном плат­ке.
   С ко­том­кой за спи­ной, по­хо­жа на бег­лян­ку
   Иль бе­жен­ку -- сквозь лес та­щи­лась на­лег­ке.
  
   Уви­дев ры­жий мех, она не ис­пу­га­лась
   И, хлеб свой пре­ло­мив, от­да­ла часть ему,
   И Лис по­чув­ст­во­вал внут­ри та­кую жа­лость,
   Что на­прочь из­ме­нил об­ли­чью сво­ему.
  
   На брю­хе к ней под­полз и мор­ду на ко­ле­ни,
   Сте­ная от люб­ви, бег­лян­ке по­ло­жил.
   Как мо­ло­дой ще­нок, бе­гу­щий прочь от те­ни,
   Дро­жал и обо­жал из всех ли­сичь­их сил.
  
   Вдруг лег­кая ла­донь, как сон, его кос­ну­лась,
   И он по­чув­ст­во­вал люб­ви от­вет­ный ток.
   И серд­це ста­рое си­нич­кой встре­пе­ну­лось
   В на­де­ж­де сча­стия -- взять юно­сти гло­ток.
  

* * *

   Как дол­го сча­стье дли­лось... --
   Пол­жиз­ни, мо­жет быть.
   О, что б ты про­ва­ли­лась!
   За­быть! За­быть! За­быть!
  

месдюбьхияЯ щйяоепхлемр

(Гла­ва 2 не­окон­чен­но­го ро­ма­на)

  
  
  
  
   Об­ра­ще­ние к чи­та­те­лю.
  
   За­ду­ман­ный ро­ман о не­удав­шем­ся экс­пе­ри­мен­те по­ка не за­кон­чен и не знаю, бу­дет ли за­кон­чен ко­­­г­да-ни­будь. Од­на­ко кое-что мо­жет уже сей­час за­ин­те­ре­со­вать и да­же за­­­­и­н­­т­­­р­и­го­вать чи­та­те­ля. Не­мно­го ис­то­рии. За­мы­сел ро­ма­на воз­ник в на­ча­ле 70-х го­дов, ко­­­г­да в на­уч­ной пе­ча­ти еще не мус­си­ро­ва­лись дан­ные о воз­­­м­о­­ж­­но­с­ти кло­ни­ро­ва­ния. Дей­­­­с­твие на­чи­на­ет­ся в се­ре­ди­не 60-х го­дов, ко­­­г­да под не­усып­ным, но бес­тол­ко­вым ру­ко­вод­ством пар­тий­ных чи­нов­ни­ков в од­ном из ин­сти­ту­тов Ака­де­мии на­ук ве­дет­ся се­­­к­­р­ет­ная ра­бо­та по со­зда­нию че­ло­ве­ка из фраг­мен­тов ге­­­­н­­е­­­ти­­­че­­с­ко­го ма­­­­т­е­­р­и­а­ла, со­хра­нив­ших­ся в ос­тан­ках Алек­сан­д­ра Пуш­ки­на. Уче­ным уда­ет­ся вы­рас­тить ре­бен­ка -- ко­пию ве­ли­ко­го по­эта, пос­ле че­го, по на­­­ст­о­­я­нию чи­нов­ни­ков его пе­ре­да­ют на вос­пи­та­ние в спе­ци­аль­но по­до­бран­ную се­мью мо­ло­дых ра­бо­чих. Ре­бен­ка на­зы­ва­ют Вик­то­ром. Ко­­­г­да Вик­то­ру ис­пол­ня­ет­ся 7 лет, его от­да­ют в шко­лу, но ре­зуль­та­ты раз­ви­тия ре­бен­ка оце­ни­ва­ют­ся при­ехав­шей мо­с­ков­ской ко­мис­си­ей, как не­удов­лет­во­ри­тель­ные. В шко­лу на­прав­ля­ет­ся опыт­ный и та­­­ла­н­­­т­­ли­вый пе­да­гог -- учи­тель­ни­ца ли­те­ра­ту­ры и рус­ско­го язы­ка Еле­на Вла­ди­ми­ров­на, ко­то­рая ста­но­вит­ся са­мым близ­ким по ду­ху че­ло­ве­ком бу­ду­ще­го по­эта. Од­на­ко са­ма си­­­с­­­те­ма вза­имо­от­но­ше­ний лич­­­­н­о­с­ти и со­вет­ско­го об­­­­щ­­е­­ства не­из­беж­но при­во­дит к кон­флик­ту, ко­то­рый чуть не кон­ча­ет­ся тра­­­­г­­и­­че­с­ки для Вик­то­ра и име­ет са­мые не­при­ят­ные по­­­сл­е­­д­­ствия для Еле­ны Вла­ди­ми­ров­ны. Ес­ли бы не близ­кий друг учи­тель­ни­цы -- Ан­д­рей, её жизнь мог­ла бы за­кон­чить­ся ка­­­­т­­а­­­с­­т­ро­фой. Вик­тор та­­­ла­н­­т­лив не толь­ко в по­эзии, он ед­ва не ста­но­вит­ся звез­дой боль­шо­го бок­са, к огор­че­нию Еле­ны Вла­ди­ми­ров­ны. Ес­ли вы за­ин­те­ре­со­ва­лись ин­­­т­­­ри­гой ро­ма­на, вы мо­же­те про­честь его пер­вую гла­ву в кни­ге "От­ра­жен­ный в зер­ка­лах", вы­шед­шей в 1998 го­ду в Мос­к­ве. Итак, гла­ва вто­рая.
  
  
  
   ГЛА­ВА ВТО­РАЯ
  
   -- Ле­ноч­ка, у ме­ня еще жи­ва тет­ка Лю­ба в Со­чи. У нее от­дель­ная квар­ти­ра. Я по­зво­ню ей, на­про­шусь в гос­ти. Ду­маю, она не от­ка­жет. По­ку­па­ем­ся в мо­ре, по­гу­ля­ем. По­едем?
   ...По­сле жес­то­кой треп­ки, ко­то­рую ей уст­рои­ли ком­пе­тент­ные ор­га­ны в Мо­ск­ве, и от­стра­не­ния ее от "про­бле­мы" Еле­на Вла­ди­ми­ров­на ощу­ща­ла се­бя слов­но во сне, ко­гда бес­ко­неч­но длит­ся вяз­кий кош­мар, и нет сил пре­рвать его, про­бу­дить­ся, по­ше­ве­лить ру­кой. Она бы­ла боль­на. Ан­д­рей ви­дел все это. Он при­ле­тел к ней на квар­ти­ру, вы­зван­ный от­ча­ян­ной те­ле­грам­мой, в ко­то­рой бы­ло все­го два сло­ва: "Спа­си­те ме­ня". И нын­че, не сво­дя с нее бес­по­кой­ных глаз, бо­ясь ска­зать не­вз­на­чай сло­во, ко­то­рое вновь ожи­вит боль еще не за­тя­нув­шей­ся ра­ны, он на­де­ял­ся, что пе­ре­ме­на мест раз­вле­чет ее, даст по­кой из­му­чен­ной го­ло­ве.
   Стоя­ли по­след­ние дни ав­гу­ста. Кас­со­вый зал Кур­ско­го во­кза­ла был не­мно­го­лю­ден. Бу­к­валь­но в пять ми­нут Ан­д­рей по­лу­чил два би­ле­та в Со­чи. По­вез­ло и с про­вод­ни­цей. В ва­го­не бы­ло чис­то. Юж­ный го­род от­крыл­ся не­при­выч­ной жа­рой, тол­па­ми яр­ко оде­тых от­ды­хаю­щих, душ­но­ва­тым аро­ма­том юж­ной зе­ле­ни. От во­кза­ла до тет­ки­но­го до­ма бы­ло все­го две ав­то­бус­ных ос­та­нов­ки. Не же­лая тол­кать­ся в ду­хо­те, они по­шли пеш­ком и че­рез два­дцать ми­нут уже под­ни­ма­лись на тре­тий этаж вы­кра­шен­но­го в блед­но-ро­зо­вый цвет до­ма.
   Тет­ка жи­ла в од­но­ком­нат­ной квар­тир­ке с бал­ко­ном, уви­тым ви­но­град­ной ло­зой. Ис­си­ня-чер­ные гроз­дья на фо­не под­све­чен­ных солн­цем кру­жев­ных ли­сть­ев бы­ли в но­вин­ку прие­хав­шим. Ан­д­рей не утер­пел и со­рвал не­сколь­ко ягод.
   -- Гость уже ос­во­ил­ся и всту­пил в пра­ва хо­зяи­на, -- улыб­ну­лась Ле­на.
   -- Те­тя Лю­ба не осу­дит ху­до­соч­ных жи­те­лей Се­вер­ной Паль­ми­ры за их тос­ку по юж­но­му изо­би­лию, не так ли ?
   -- Ра­зу­ме­ет­ся, до­ро­гой. Но ви­но­град у ме­ня не сто­ло­вый, ко­жи­ца гру­бая. Иза­бел­ла. Да и не доз­рел еще.
   -- По-мо­ему, так и пе­ре­зрел. По­про­буй, Ле­ноч­ка, аро­мат бо­же­ст­вен­ный.
   -- Ан­д­рю­ша, да­вай рас­па­ку­ем ве­щи по­бы­ст­рее и сбе­га­ем к мо­рю. Лю­бовь Ани­си­мов­на, мож­но я вас то­же бу­ду на­зы­вать те­тей?
   -- Ко­неч­но, де­точ­ка.
   -- Мне ка­жет­ся, что мы вас стес­ним, квар­ти­ра та­кая ма­лень­кая.
   -- Ни­че­го, дет­ка, вы еще мо­ло­дые, не­де­лю-дру­гую по­жи­ве­те в тес­но­те. За­то мо­ре. Мо­ре! Ан­д­рею по­сте­лю на рас­кла­душ­ке в кух­не. Ты, пле­мян­ни­чек, не оби­жай­ся.
   -- No problem, my dear aunt. By the way we are going...
   -- Будь по­про­ще, пле­мян­ни­чек. Го­во­ри со мной толь­ко по-рус­ски. Итак, что вы со­би­рае­тесь де­лать?.
   -- Я взял за свой счет ров­но не­де­лю. В сле­дую­щий по­не­дель­ник шеф ждет ме­ня, что­бы по­слать в ко­ман­ди­ров­ку.
   -- Вот, ви­дишь, как хо­ро­шо. Все по­нят­но. А то "Бай зе вэй!" Мы кон­ча­ли гим­на­зию, но учи­ли фран­цуз­ский и не­мец­кий и очень, очень дав­но. Так что будь снис­хо­ди­те­лен к мо­им го­дам.
   Че­рез пят­на­дцать ми­нут, рас­ки­дав ве­щи и за­су­нув гос­тин­цы в хо­ло­диль­ник, они бы­ст­рым ша­гом шли к мо­рю. По пу­ти они при­хва­ти­ли на рын­ке груш и ин­жи­ра. У вхо­да на пляж жен­щи­ны в бе­лых пе­ред­ни­ках, про­да­вав­шие ва­ре­ные по­чат­ки ку­ку­ру­зы, кри­ча­ли: "Ко­му пшен­ку, го­ря­чую пшен­ку".
   -- Хо­чу пшен­ку, -- ка­приз­но ска­зал Ан­д­рей и по­шел к про­дав­щи­це.
   -- Ан­д­рей, мне то­же.
   -- Ра­зу­ме­ет­ся. Две са­мых боль­ших и са­мых вкус­ных.
   -- Обя­за­тель­но. ми­лые мои, обя­за­тель­но, -- за­вор­ко­ва­ла про­дав­щи­ца.
   -- Смот­ри-ка, -- Ан­д­рей ткнул по­чат­ком в сто­ро­ну ки­ос­ка с рек­ла­мой: пу­те­ше­ст­вие в пе­ще­ры, вер­хо­вая ез­да, со­рев­но­ва­ния в стрель­бе из лу­ка! Пу­тев­ки де­ше­вые! Ну, как?
   -- А мо­ре, ра­ди ко­то­ро­го мы прие­ха­ли?
   -- Все, все ус­пе­ем, Ле­ноч­ка. Во­семь дней -- это так мно­го.
  
   На пля­же Ан­д­рей пой­мал се­бя на том, что ин­стинк­тив­но с зоо­ло­ги­че­ским ин­те­ре­сом раз­гля­ды­ва­ет жен­ские пре­лес­ти сво­ей воз­люб­лен­ной, чем по­верг её в глу­бо­кое сму­ще­ние. При­ро­да бра­ла верх над ра­зу­мом. С то­го па­мят­но­го дня, ко­гда он увез Ле­ну в Пи­тер, он не по­зво­лял се­бе да­же ду­мать о фи­зи­че­ской бли­зо­сти с ней, ви­дя, как стра­да­ет бес­ко­неч­но лю­би­мый че­ло­век. При­ста­вать к ней с уха­жи­ва­ния­ми он счи­тал со­вер­шен­но не­воз­мож­ным и, бо­лее то­го, не­при­стой­ным. Он ре­шил ждать, по­ка все­из­ле­чи­ваю­щее вре­мя не ока­жет свое ис­це­ляю­щее дей­ст­вие на боль­ную.
   А мо­ре -- зе­ле­но-го­лу­бое у бе­ре­га, пе­ре­хо­дя­щее в гус­тую си­не­ву вда­ли, лас­каю­щее­ся, как кош­ка у ног, уже ле­чи­ло, за­жив­ля­ло ду­шев­ную му­ку, раз­вле­ка­ло и уте­ша­ло. И да­же тот не­воль­ный муж­ской ин­те­рес к ней, уже не­мо­ло­дой, но еще не ста­рой жен­щи­не, как бы про­бу­ж­дал ее от кош­мар­но­го сна. Ок­ру­жаю­щий, ки­пя­щий жиз­нью и стра­стя­ми мир как бы го­во­рил ей: "По­ра, по­ра про­снуть­ся. Жизнь не кон­че­на. Еще мно­го, мно­го ра­до­ст­но­го и уди­ви­тель­но­го, пе­чаль­но­го и страш­но­го бу­дет у те­бя. Но это и есть Жизнь". Она ре­ши­ла, что по­сле воз­вра­ще­ния в Пи­тер, она до­ка­жет Ан­д­рею, что еще спо­соб­на лю­бить.
  
   Ком­па­ния, же­лаю­щая по­се­тить пе­ще­ры, на­бра­лась са­мая раз­но­шер­ст­ная. Ав­то­бу­сы по­тя­ну­ли их по сер­пан­ти­ну ку­да-то под Хос­ту. Вдоль до­ро­ги стоя­ли уве­шан­ные пло­да­ми де­ре­вья ин­жи­ра, грец­ко­го оре­ха, алы­чи, гру­ши. На со­б­ран­ные день­ги ор­га­ни­за­то­ры мар­шру­та на­ку­пи­ли не­мыс­ли­мое ко­ли­че­ст­во про­до­воль­ст­вия, ко­то­рое еха­ло за ту­ри­ста­ми на от­дель­ной ма­ши­не. Амунд­сен, со­би­ра­ясь на Се­вер­ный по­люс, на­вер­ня­ка брал мень­ше. Про­шло пол­дня, по­ка раз­мес­ти­лись по кор­пу­сам, по­лу­чи­ли рюк­за­ки, кас­ки и ак­ку­му­ля­тор­ные фо­на­ри. По­том раз­би­лись на па­ры, что­бы го­то­вить еду по оче­ре­ди на весь от­ряд. Все это на­по­ми­на­ло да­ле­кие пио­нер­ские ла­ге­ря. Те же спаль­ни на два­дцать-три­дцать че­ло­век. В ожи­да­нии обе­да прие­хав­шие сло­ня­лись по до­воль­но ог­ра­ни­чен­но­му про­стран­ст­ву. По­сле обе­да обе­ща­ли на­чать обу­че­ние ез­де на ло­ша­дях.
   В те­ни кор­пу­са сто­ял са­мо­дель­ный стол для тен­ни­са. По­верх­ность сто­ла бы­ла по­кры­та вздув­шей­ся фа­не­рой, по­кра­шен­ной свет­ло­ко­рич­не­вой крас­кой. Двое из вновь при­быв­ших тщет­но пы­та­лись на­ла­дить на нем иг­ру. Ша­рик то со­всем не от­ска­ки­вал от сто­ла, то ле­тел под не­пред­ска­зуе­мым уг­лом. По­до­шед­ший ин­ст­рук­тор по по­хо­ду в пе­ще­ры, кра­си­вый за­го­ре­лый до­чер­на па­рень, ска­зал что на этом сто­ле он обы­грал пер­вую ра­кет­ку Гру­зии.
   -- Ду­маю, что и чем­пи­он ми­ра не ус­то­ял бы за этим сто­лом, -- за­ме­тил Ан­д­рей. -- У нас на фир­ме в обе­ден­ный пе­ре­рыв и по­сле ра­бо­ты ки­пят на­стоя­щие сра­же­ния. Тен­нис в боль­шом по­че­те. Я сам, гре­шен, час­то иг­раю. У те­бя, Ле­ноч­ка, как пе­да­го­га, пе­ре­ры­вы за­ня­ты серь­ез­ны­ми де­ла­ми, про­вер­кой тет­ра­дей и про­чим, да? Кста­ти, по­че­му бы те­бе не по­сту­пить к нам на ра­бо­ту. В наш от­дел? Бу­маж­ной про­дук­ции у нас го­ры. На­ве­дешь по­ря­док. С тер­ми­но­ло­ги­ей я по­мо­гу. И глав­ное -- мы бу­дем все вре­мя ря­дом. О та­ком сча­стье я да­же бо­юсь меч­тать.
   На­ко­нец по­ка­за­лись ло­ша­ди, ве­до­мые вер­хо­вым в жи­во­пис­но ра­зо­дран­ной чер­ной ру­ба­хе и мяг­ких са­пож­ках с не­мно­го за­гну­ты­ми вверх нос­ка­ми. Все прие­хав­шие вы­шли че­рез ле­сок на по­лян­ку, где и долж­ны бы­ли со­сто­ять­ся уче­ния.
   Ко­гда оче­редь обу­чать­ся дош­ла до Ан­д­рея, он с удив­ле­ни­ем об­на­ру­жил, что стре­мя ви­сит на уров­не гру­ди и для то­го, что­бы за­брать­ся в сед­ло, нуж­но рез­ко бро­сить те­ло вверх, от­толк­нув­шись пра­вой но­гой. Но ос­ла­бев­шие от мно­го­лет­не­го си­де­ния за ра­бо­чим сто­лом но­ги не по­зво­ля­ли сде­лать не­об­хо­ди­мое уп­раж­не­ние. Сто­яв­ший ря­дом ин­ст­рук­тор кряк­нул с до­са­дой: "Ну что же вы!" и до­воль­но гру­бо под­дал Ан­д­рею под зад. Очу­тив­шись на­ко­нец в сед­ле, Ан­д­рей сно­ва опо­зо­рил­ся. Он при­вык об­ра­щать­ся с точ­ны­ми при­бо­ра­ми, где управ­ле­ние идет от кон­чи­ков паль­цев на руч­ки на­строй­ки с ми­ни­маль­ны­ми уси­лия­ми. Ока­за­лось, что ло­шадь -- это весь­ма гру­бый и при­ми­тив­ный при­бор, ко­то­рый для то­го, что­бы за­ста­вить ее по­вер­нуть, ска­жем, на­ле­во, тре­бу­ет до­воль­но силь­но на­тя­нуть ле­вый по­вод. В ре­зуль­та­те его ще­пе­тиль­но­го от­но­ше­ния к ло­ша­ди они оба ед­ва не сва­ли­лись с кру­чи, не ока­жись ря­дом ин­ст­рук­тор, ко­то­рый от­тес­нил ле­щадь Ан­д­рея сво­ей ко­бы­лой. "Ну что же вы!"-- вос­клик­нул он опять с до­са­дой. Ан­д­рею бы­ло очень стыд­но, осо­бен­но пе­ред Ле­ной. Она же, ко­гда дош­ла до нее оче­редь, лег­ко вспорх­ну­ла в сед­ло и ли­хо про­ска­ка­ла вниз и об­рат­но вверх по до­ро­ге под одоб­ри­тель­ным взгля­дом ин­ст­рук­то­ра.
   -- Ле­ноч­ка, кто те­бя нау­чил так пре­крас­но ез­дить? -- вос­хи­тил­ся Ан­д­рей.
   -- В под­шеф­ном кол­хо­зе мно­го-мно­го лет на­зад один до­б­рый че­ло­ве­чек нау­чил, -- от­ве­ти­ла Ле­на. -- По­ни­ма­ешь, Ан­д­рю­ша, де­ло не в си­ле, а в точ­ке ее при­ло­же­ния.
   ...Пе­ще­ры от­кры­лись сре­ди гор, по­рос­ших ве­ли­ко­леп­ным бу­ко­вым ле­сом. Ока­за­лось, что ни­ка­ких ста­лак­ти­тов и ста­лаг­ми­тов в этих пе­ще­рах нет. Бы­ло тем­но, те­п­ло и сы­ро. Бо­тин­ки сколь­зи­ли в гря­зи. Лу­чи фо­на­рей вы­хва­ты­ва­ли не­пра­виль­ной фор­мы ог­ром­ные бу­лыж­ни­ки, ка­мен­ные тер­ра­сы, с ко­то­рых спус­ка­лись по де­ре­вян­ным ле­ст­ни­цам. В боль­шом под­зем­ном за­ле, где со­брал­ся весь от­ряд, бы­ла ве­ли­ко­леп­ная аку­сти­ка. Ин­ст­рук­тор ска­зал, что не­за­дол­го до их по­хо­да сю­да при­ез­жал хор из Эс­то­нии. За­пи­сы­ва­ли пес­ни для пе­ре­дач на ра­дио.
   По­сле окон­ча­ния мар­шру­та за­шли на во­кзал ку­пить об­рат­ные би­ле­ты, да не тут-то бы­ло. В жа­ре, воз­ле уз­ких, как бой­ни­цы, око­шек то­ми­лась тол­па. Би­ле­тов на бли­жай­шую не­де­лю не бы­ло. У Ан­д­рея мельк­ну­ла мысль сесть на те­п­ло­ход и до­п­лыть до Одес­сы, а от­ту­да лю­бым транс­пор­том до­б­рать­ся до­мой. На сле­дую­щее ут­ро, ко­гда он при­шел на мор­ской во­кзал, у кас­со­во­го окош­ка уже стоя­ло че­ло­век де­сять. Ока­за­лось, что они за­ня­ли оче­редь еще с но­чи. Ан­д­рей по­нял, что би­ле­тов ему не ви­дать. Пер­спек­ти­ва про­вес­ти ос­тав­шие­ся три дня в оче­ре­дях его не прель­ща­ла. Улу­чив мо­мент, он по­до­шел к мо­ло­до­му пар­ню, сто­яв­ше­му вто­рым и шеп­нул: "Вы­ру­чи, друг, возь­ми два би­ле­та." -- "Да я и так бе­ру шесть на на­шу ком­па­нию," -- от­ве­тил па­рень.-- "Став­лю бу­тыл­ку хо­ро­ше­го конь­я­ка",-- на­стаи­вал Ан­д­рей. -- "Лад­но, да­вай день­ги, -- со­гла­сил­ся па­рень, -- но уч­ти, что би­ле­тов ма­ло, мо­жет и не хва­тить. Од­на­ко на сей раз по­вез­ло. Че­рез че­ты­ре ча­са, ко­гда при­был те­п­ло­ход, вы­яс­ни­лось, что в на­ли­чии есть ше­ст­на­дцать би­ле­тов. Ан­д­рей спе­шил к тет­ке, и все у не­го пе­ло внут­ри от сча­стья.
   Пе­ред отъ­ез­дом на­ку­пи­ли раз­ных фрук­тов, две бу­тыл­ки шам­пан­ско­го. Все чуть-чуть за­хме­ле­ли, го­во­ри­ли гром­ко обо всем на све­те. Тет­ка вспо­ми­на­ла по­сле­во­ен­ную Мо­ск­ву, свою лю­би­мую га­зе­ту "Ве­чер­ка", в ко­то­рой ино­гда пе­ча­та­лась, про­си­ла при­слать ей, ес­ли слу­чай­но со­хра­ни­лись у ко­го-ни­будь, вы­пус­ки за про­шед­шие го­ды.
   Все их вос­хи­ща­ло на те­п­ло­хо­де. Бы­ло чис­то, ти­хо, уют­но. Еда бы­ла -- паль­чи­ки об­ли­жешь. Во вре­мя ос­та­но­вок вы­хо­ди­ли в го­род, гу­ля­ли по на­бе­реж­ным, а дни ка­за­лись ог­ром­ны­ми, пол­ны­ми ра­до­ст­ных впе­чат­ле­ний, лас­ко­во­го солн­ца, све­же­го вет­ра и осен­них фрук­тов.
   -- Ан­д­рю­ша, у те­бя та­кой вид, буд­то ты при­слу­ши­ва­ешь­ся к сво­ему пи­ще­ва­ре­нию.
   -- Тсс... Ле­ноч­ка, я со­би­ра­юсь ро­жать но­вую сказ­ку.
   -- Опять сказ­ку?
   -- Ни­че­го луч­ше ска­зок в ми­ре нет, по­верь мне. По­том по ним ста­вят опе­ры, ба­ле­ты, пье­сы, пи­шут кар­ти­ны и про­чее, и про­чее. Так что не от­но­сись к сказ­кам свы­со­ка.
   -- Ко­гда же мы ус­лы­шим ее?
   -- Не знаю. Мо­жет быть и се­го­дня ве­че­ром. Да, по­жа­луй, я те­бе ее про­чи­таю на сон гря­ду­щий...Ес­ли до­ду­маю до кон­ца.
  
   По­сле ужи­на и про­гул­ки по па­лу­бе он при­сел на край ее по­сте­ли, рас­пра­вил лис­точ­ки на ко­ле­не и ска­зал: "Ну, слу­шай":
   ...Дав­ным-дав­но в ста­ром до­ми­ке под крас­ной че­ре­пич­ной кры­шей жи­ла ста­рая жен­щи­на. Ее млад­шая се­ст­ра умер­ла мно­го лет на­зад, ос­та­вив ей сво­их де­ти­шек -- маль­чи­ка и де­воч­ку. Де­ти вы­рос­ли. Маль­чик за­кон­чил мо­ре­ход­ную шко­лу и со­би­рал­ся по­сту­пить по­мощ­ни­ком ка­пи­та­на на тор­го­вое суд­но. Он стал вы­со­ким, ху­до­ща­вым и мус­ку­ли­стым. У не­го бы­ли яр­ко-си­ние гла­за под тем­ны­ми бро­вя­ми и зо­ло­ти­стые во­ло­сы. Да, он был очень, очень кра­сив. Но еще кра­си­вее бы­ла его се­ст­ра. Ко­гда она шла по ули­це, лю­ди ос­та­нав­ли­ва­лись и дол­го гля­де­ли ей вслед.
   Брат и се­ст­ра неж­но лю­би­ли друг дру­га и кля­лись ни­ко­гда не раз­лу­чать­ся. И, ко­неч­но, они очень лю­би­ли свою род­ную тет­ку, ко­то­рая, за­ме­ни­ла им мать.
   Сколь­ко ра­до­ст­ных дней про­ве­ли они в сво­ем уют­ном до­ми­ке с бал­ко­ном, уви­тым ви­но­град­ной ло­зой, -- не пе­ре­честь. Они все­гда с ин­те­ре­сом на­блю­да­ли, как по­сле зим­не­го не­на­стья про­сы­па­ет­ся ло­за, как на ней на­бу­ха­ют поч­ки, вы­рас­та­ют ли­стья, по­том по­яв­ля­ют­ся неж­ные бе­лые цвет­ки, как по­том на их мес­те воз­ни­ка­ют твер­дые, слов­но ка­мень, зе­ле­ные яго­ды, а по­том, про­гре­тые солн­цем, они на­чи­на­ют пол­неть, чер­неть и ста­но­вят­ся бле­стя­щи­ми, мяг­ки­ми, слад­ки­ми и аро­мат­ны­ми.
   В один из свет­лых осен­них дней те­туш­ка сре­за­ла про­хлад­ные ви­но­град­ные гроз­дья и по­да­ва­ла их на стол на боль­шом ста­рин­ном фар­фо­ро­вом блю­де. Ря­дом обя­за­тель­но сто­ял боль­шой бу­кет яр­ко-крас­ных ге­ор­гин, и в ком­на­те ста­но­ви­лось тор­же­ст­вен­но-празд­нич­но. Все са­ди­лись за стол и с на­сла­ж­де­ни­ем ели ду­ши­стый и соч­ный ви­но­град. Этот день они так и на­зы­ва­ли -- день ви­но­гра­да, и жда­ли его, как празд­ни­ка.
   Но жизнь не сто­ит на мес­те. На­ста­ло вре­мя мо­ло­до­му мо­ря­ку от­прав­лять­ся в даль­нее пла­ва­ние. Он по­лу­чил раз­ре­ше­ние взять с со­бой се­ст­ру, бла­го она обу­ча­лась ме­ди­ци­не и мог­ла ока­зать­ся по­лез­ной на суд­не. И вот они со­бра­ли до­рож­ные сум­ки и при­се­ли в по­след­ний раз пе­ред отъ­ез­дом, и уте­ша­ли свою ми­лую ста­рую те­туш­ку, что вре­мя про­ле­тит бы­ст­ро и че­рез год они сно­ва бу­дут вме­сте.
   Они взя­ли эки­паж и по­еха­ли на при­чал. Мо­ло­дой мо­ряк был в свер­каю­щем зо­ло­том фор­мен­ном ки­те­ле, а его се­ст­ра -- в чу­дес­ном тем­но-си­нем пла­тье с бе­лым кру­жев­ным во­рот­нич­ком и бе­лы­ми ман­же­та­ми. Ка­пи­тан по­смот­рел на нее и влю­бил­ся с пер­во­го взгля­да. Они под­ня­лись на ко­рабль. Ко­рабль от­ча­лил от бе­ре­га, и они дол­го-дол­го ма­ха­ли те­туш­ке плат­ка­ми, а она ма­ха­ла им, и ее пла­ток стал со­всем мок­рым от слез, но она улы­ба­лась, так как не хо­те­ла пор­тить сво­им де­тям на­строе­ние.
   По­том те­туш­ка вер­ну­лась до­мой и тос­ка оди­но­че­ст­ва на­ки­ну­лась на нее и ста­ла грызть серд­це. Ста­рая жен­щи­на при­ня­лась бы­ло уби­рать ком­на­ты, но все ва­ли­лось из рук. В от­чая­нии она бро­си­лась на по­стель и за­ры­да­ла.
   Ми­мо до­ми­ка в это вре­мя про­ле­та­ла до­б­рая фея. Ус­лы­ша­ла ры­да­ния и за­хо­те­ла по­мочь ста­руш­ке. Вол­шеб­ной па­лоч­кой она кос­ну­лась ви­но­град­ной ло­зы -- и вот, од­на яго­да по­ка­ти­лась по бал­ко­ну и пре­вра­ти­лась в оча­ро­ва­тель­ную смуг­лую де­вуш­ку. Де­вуш­ка по­до­шла к ста­рой жен­щи­не, тро­ну­ла ее за пле­чо и ска­за­ла: "Ме­ня зо­вут Иза­бел­ла. Ма­ма по­сла­ла ме­ня к вам, что­бы вы не гру­сти­ли." И по­сле этих слов ста­руш­ка по­чув­ст­во­ва­ла не­боль­шое об­лег­че­ние.
   Иза­бел­ла ста­ла для ста­рой жен­щи­ны за­бот­ли­вой до­че­рью. Хо­ди­ла на ры­нок, го­то­ви­ла еду, уби­ра­ла в до­ме. Ве­че­ра­ми они гу­ля­ли по на­бе­реж­ной и смот­ре­ли на стро­гие си­лу­эты ухо­дя­щих ко­раб­лей, ос­ве­щен­ных лу­ча­ми за­ка­та. Воз­вра­ща­лись до­мой за­тем­но. Иза­бел­ла чи­та­ла вслух гла­вы из биб­лии. По­том они пи­ли чай с тер­но­вым ва­рень­ем и дол­го-дол­го си­де­ли в те­п­лой ти­ши­не воз­ле по­ту­хаю­ще­го ка­ми­на.
   Шли дни, но тос­ка по уе­хав­шим де­тям не про­хо­ди­ла. Ка­ж­дый ве­чер ста­руш­ка го­во­ри­ла Иза­бел­ле: "Как ты ду­ма­ешь, ми­лая, где они сей­час, что они де­ла­ют?"
   Од­на­ж­ды Иза­бел­ла при­шла от доб­рой феи и ска­за­ла: "Ма­ма нау­чи­ла ме­ня вол­шеб­ст­ву. Те­перь мы смо­жем ви­деть ва­ших де­тей, ко­гда на­сту­пит ночь." Ко­гда стем­не­ло, они за­жгли све­чи, по­ста­ви­ли та­рел­ку и на­ли­ли в нее тем­но­го крас­но­го ви­на. По­том Иза­бел­ла бро­си­ла ту­да ще­пот­ку вол­шеб­но­го по­рош­ка и кос­ну­лась ви­на паль­цем. Тот­час они уви­де­ли ко­рабль бе­гу­щий по вол­нам. Мат­ро­сы сно­ва­ли вверх и вниз, мо­ло­дой по­мощ­ник ка­пи­та­на что-то кри­чал им в ру­пор, и ве­тер на­ду­вал па­ру­са. Вда­ли уже мож­но бы­ло раз­ли­чить воз­нес­шие­ся к не­бу баш­ни ми­на­ре­тов. Вот на па­лу­бу вы­шла де­вуш­ка в бе­лом пла­тье. Ря­дом с ней шел ка­пи­тан. Они под­ня­лись на ка­пи­тан­ский мос­тик, и де­вуш­ка смот­ре­ла в под­зор­ную тру­бу на при­бли­жаю­щий­ся го­род.
   -- У нас позд­ний ве­чер, а у них еще день, -- ска­за­ла ста­руш­ка.
   -- Они те­перь очень да­ле­ко от нас, на вос­то­ке. Ко­гда у нас бу­дет ут­ро, у них уже бу­дет ве­чер, -- от­ве­ти­ла Иза­бел­ла.
   Дни скла­ды­ва­лись в не­де­ли, и ста­рая жен­щи­на с бес­по­кой­ст­вом ста­ла за­ме­чать, что Иза­бел­ла ста­ре­ет. Про­пал ру­мя­нец и глад­кость ко­жи, поя­ви­лись мор­щи­ны. Еще че­рез ме­сяц нель­зя бы­ло ска­зать, ка­кая из жен­щин стар­ше. Из­ме­ни­лись и их раз­го­во­ры. Они об­су­ж­да­ли все мел­кие под­роб­но­сти жиз­ни так, как это де­ла­ют, си­дя на ска­мей­ке в пар­ке, по­жи­лые лю­ди.
   Гроз­дья ви­но­гра­да, ко­то­рые ста­руш­ка раз­ве­си­ла, пре­вра­ти­лись в изюм. Они вме­сте обоб­ра­ли вы­со­хшие гроз­дья и за­сы­па­ли в гли­ня­ные гор­шоч­ки.
   -- Вот, де­ти вер­нут­ся, и я им сде­лаю их лю­би­мый пу­динг с изю­мом, -- ска­за­ла ста­рая жен­щи­на. -- Уже ведь про­шло че­ты­ре ме­ся­ца, ос­та­лось во­семь. Толь­ко не на­ле­те­ла бы на ко­рабль бу­ря. Это ведь так опас­но. Ска­жи, Иза­бел­ла, смо­жем ли мы се­го­дня ве­че­ром по­смот­реть на мо­их де­ток?
   -- Ко­неч­но, смо­жем, -- от­ве­ча­ла Иза­бел­ла. -- Но вол­шеб­но­го по­рош­ка ос­та­ет­ся все мень­ше. Бо­юсь у мо­ей ма­мы-феи ни­че­го не ос­та­лось.
   -- То­гда я по­тер­п­лю еще не­де­лю, -- ска­за­ла ста­руш­ка. Глав­ное ведь -- знать, что в лю­бой ве­чер мы смо­жем их сно­ва уви­деть.
  
   Од­на­ж­ды в мар­те, ко­гда они гу­ля­ли по на­бе­реж­ной, с мо­ря на­ле­тел сви­ре­пый хо­лод­ный ве­тер со сне­гом. По­ка они шли до­мой, ста­рая жен­щи­на со­всем за­ко­че­не­ла. До­ма они ра­зо­гре­ли ви­но с пря­но­стя­ми, вы­пи­ли и се­ли у ве­се­ло го­ря­ще­го ка­ми­на. Но ста­рую жен­щи­ну все зно­би­ло. К ут­ру у нее под­нял­ся силь­ный жар. Иза­бел­ла по­зва­ла ле­ка­ря. При­шел важ­ный тол­стый муж­чи­на, ос­мот­рел боль­ную и ска­зал: "Она по­пра­вит­ся, ес­ли у нее бу­дут си­лы пре­одо­леть кри­зис. Я ос­тав­лю вам ле­кар­ст­во, ко­то­рое по­мо­га­ет ра­бо­те серд­ца".
   Иза­бел­ла не от­хо­ди­ла от ста­руш­ки, да­ва­ла ей пи­тье, ста­ви­ла на лоб про­хлад­ные ком­прес­сы. Ста­рая жен­щи­на бре­ди­ла, ей ка­за­лось, что она уже встре­ти­ла сво­их ми­лых де­тей, и они ей рас­ска­зы­ва­ют о даль­них стра­нах. По­том ей ка­за­лось, что по­ра уго­стить ре­бят, и она по­ры­ва­лась встать и пой­ти на кух­ню. Од­на­ко си­лы по­ки­да­ли ее. При­хо­див­ший ле­карь толь­ко раз­во­дил ру­ка­ми. "Ме­ди­ци­на тут бес­силь­на", -- го­во­рил он. И вот, ста­рое серд­це не вы­дер­жа­ло и ос­та­но­ви­лось. При­шел свя­щен­ник, по­до­шли лю­ди из со­сед­них до­мов и вме­сте с Иза­бел­лой об­ря­ди­ли ста­рую жен­щи­ну в по­след­ний на­ряд. По­ка со­сед­ки су­да­чи­ли во­круг гро­ба, пе­ред тем как вез­ти по­кой­ную на клад­би­ще, Иза­бел­ла вы­шла на бал­кон и, уда­рив­шись об пол пре­вра­ти­лась в изю­мин­ку.
   Не­весть от­ку­да взяв­шая­ся бе­лая го­луб­ка вле­те­ла на бал­кон, клю­ну­ла изю­мин­ку, вспорх­ну­ла и унес­лась в без­дон­ную си­не­ву ап­рель­ско­го не­ба. На­вер­ное, с вы­со­ты ей был ви­ден плы­ву­щий до­мой ко­рабль с деть­ми ста­рой жен­щи­ны. Ведь у птиц очень ост­рое зре­ние...
  
   С то­го па­мят­но­го раз­го­во­ра, ко­то­рый про­изо­шел ме­ж­ду Ва­луе­вым и мо­ло­дым сле­са­рем Ни­ко­ла­ем Ло­ги­но­вым в при­сут­ст­вии Ни­ко­ди­мы­ча, про­шло сем­на­дцать лет. Ог­ром­ный ку­сок вре­ме­ни по­шел на поль­зу Ва­луе­ву. Все эти сем­на­дцать лет он упор­но лез вверх по слу­жеб­ной ле­ст­ни­це. Его ка­би­не­ты ста­но­ви­лись все про­сто­рнее. Сто­леш­ни­цы пись­мен­ных сто­лов вме­ща­ли все боль­ше те­ле­фон­ных ап­па­ра­тов. На­сту­пи­ло, на­сту­пи­ло на­ко­нец дол­го­ждан­ное вре­мя, ко­гда в его ка­би­не­те ста­ли про­во­дить­ся со­ве­ща­ния с уча­сти­ем ди­рек­то­ров пред­при­ятий и дру­гих важ­ных лю­дей. Сей­час Ва­лу­ев си­дел, упи­ра­ясь трой­ным под­бо­род­ком в бе­ло­снеж­ный крах­маль­ный во­рот­ни­чок, и сер­ди­то со­пел. При­чи­ной раз­дра­же­ния бы­ло за­паз­ды­ва­ние за­мес­ти­те­ля ди­рек­то­ра био­цен­тра.
   -- Опаз­ды­вае­те! -- бурк­нул Ва­лу­ев, ед­ва жи­вот зам­ди­рек­то­ра поя­вил­ся в две­рях.
   -- Из­ви­ни­те. Проб­ки на до­ро­гах, -- от­ве­тил, от­ду­ва­ясь и уса­жи­ва­ясь, во­шед­ший.
   -- Зна­чит, на­до рань­ше вы­ез­жать. Так. Нач­нем. -- Ва­лу­ев ре­ши­тель­но хлоп­нул ла­до­нью по стоп­ке до­ку­мен­тов. То­ва­рищ За­ны­ки­на, док­ла­ды­вай­те.
   За­ны­ки­на, та­кая же груз­ная, как вос­се­дав­ший Ва­лу­ев, оде­ла оч­ки в зо­ло­чен­ной оп­ра­ве и, про­чис­тив гор­ло, до­б­рый час мо­но­тон­но пе­ре­чис­ля­ла рас­ход­ные ста­тьи про­ве­ден­но­го экс­пе­ри­мен­та. Толь­ко в кон­це док­ла­да она не­мно­го воз­вы­си­ла го­лос: "По­лу­чен­ные све­де­ния да­ют нам ос­но­ва­ния счи­тать про­ве­ден­ную ра­бо­ту за­кон­чен­ной. От­чет о ра­бо­те, под­го­тов­лен­ный от­де­лом пер­спек­тив­ных тех­но­ло­гий Ко­ми­те­та Го­су­дар­ст­вен­ной Безо­пас­но­сти со­вме­ст­но с био­цен­тром Ака­де­мии На­ук, был на­прав­лен на рас­смот­ре­ние в ЦК в ап­ре­ле те­ку­ще­го го­да. Со­ве­ща­нию не­об­хо­ди­мо вы­ра­бо­тать ре­ко­мен­да­ции по окон­ча­тель­но­му за­вер­ше­нию экс­пе­ри­мен­та и ли­к­ви­да­ции, в слу­чае не­об­хо­ди­мо­сти, не­же­ла­тель­ных его по­след­ст­вий.
   -- Ка­кие бу­дут пред­ло­же­ния у чле­нов ко­мис­сии от­но­си­тель­но объ­ек­та, учи­ты­вая, что ожи­дае­мый ко­неч­ный ре­зуль­тат вряд ли бу­дет по­лу­чен. -- Ва­лу­ев от­ки­нул­ся в крес­ле, и хо­лод­ные бес­цвет­ные глаз­ки, уто­нув­шие в жир­ных ще­ках, стро­го ог­ля­де­ли при­сут­ст­вую­щих.
   Ху­до­ща­вый муж­чи­на с при­лип­ши­ми ко лбу бе­ле­сы­ми во­ло­са­ми ска­зал: "На за­се­да­нии ко­мис­сии от­де­ла пер­спек­тив­ных тех­но­ло­гий бы­ло вы­не­се­но ре­ше­ние экс­пе­ри­мент пре­кра­тить, объ­ект ли­к­ви­ди­ро­вать, а лиц, при­ча­ст­ных к де­лу, вы­звать и взять до­пол­ни­тель­ную под­пис­ку о не­раз­гла­ше­нии го­су­дар­ст­вен­ной тай­ны".
   -- Вот чем кон­ча­ет­ся ра­бо­та, в ко­то­рую стра­на вло­жи­ла столь­ко средств, -- с горь­ким па­фо­сом за­клю­чил Ва­лу­ев. -- Ес­ли бы то­гда еще не по­слу­ша­ли это­го ста­ро­го ду­ра­ка За­ги­би­на, все мог­ло бы пой­ти в нуж­ном нам на­прав­ле­нии.
   -- Со­вер­шен­но с ва­ми со­глас­на, то­ва­рищ Ва­лу­ев, -- про­блея­ла За­ны­ки­на. -- За­чем, спра­ши­ва­ет­ся, нам был ну­жен вто­рой Пуш­кин? Нам Мая­ков­ский ну­жен! Что­бы бо­роть­ся с ина­ко­мыс­ли­ем. По­смот­ри­те, что де­ла­ет­ся в шко­лах. Стра­не не­об­хо­ди­ма чи­ст­ка кад­ров и даль­ней­шее спло­че­ние в ря­дах бор­цов за ком­му­низм.
   -- По­зволь­те, то­ва­рищ Ва­лу­ев, -- под­нял ру­ку чин из сек­рет­но­го от­де­ла. -- Хо­чу вам ска­зать, то­ва­ри­щи, что опас­ность анар­хии, бес­пре­де­ла вы­рос­ла чрез­вы­чай­но. В го­ро­де Т., к при­ме­ру, вви­ду вре­мен­но­го пе­ре­боя с про­дук­та­ми пи­та­ния на­блю­да­ют­ся не­хо­ро­шие на­строе­ния. Бо­лее то­го, все на­вер­ное, кто бы­ли в Т. ви­де­ли на въез­де в го­род со сто­ро­ны Мо­ск­вы де­ся­ти­мет­ро­вый порт­рет Ге­не­раль­но­го сек­ре­та­ря на­шей пар­тии. И что же! Зло­пы­ха­те­ли вы­ре­за­ли во рту у не­го дыр­ку, вста­ви­ли пач­ку мар­га­ри­на и на­пи­са­ли "Жри сам, су­ка!". Ис­пор­ти­ли до­ро­гой порт­рет. А ведь ми­мо и ино­стран­цы про­ехать мо­гут. При­шлось вы­зы­вать по­жар­ных, вы­ни­мать мар­га­рин, по­том кое-как за­што­па­ли порт­рет и ус­та­но­ви­ли там ми­ли­цей­ский пост. Но ведь к ка­ж­до­му порт­ре­ту или па­мят­ни­ку ми­ли­цию не по­ста­вишь!
   -- Мож­но рас­смот­реть во­прос о ли­к­ви­да­ции и вос­пи­та­тель­ни­цы, как ос­нов­ной ви­нов­ни­цы не­уда­чи экс­пе­ри­мен­та, -- ос­ме­лил­ся всту­пить вто­рой за­мес­ти­тель Ва­луе­ва.
   -- Ну, это ты брось, -- от­ре­зал Ва­лу­ев. Не твое­го ума де­ло ре­шать та­кие во­про­сы.
   Зам­ди­рек­то­ра био­цен­тра вер­тел­ся на сту­ле, как ужа­лен­ный и вся­че­ски на­ме­кал Ва­луе­ву на свое же­ла­ние вы­сту­пить, но Ва­лу­ев был на не­го сер­дит за опо­зда­ние и сло­ва не да­вал. На­ко­нец над ним сжа­лил­ся ка­гэ­бэш­ник и на­смеш­ли­во про­из­нес: "То­ва­рищ Ва­лу­ев, тут уче­ные хо­тят ска­зать свое мне­ние".
   Ва­лу­ев ус­мех­нул­ся уг­лом рта: "Слу­ша­ем вас" -- ...Тут он взгля­нул на спи­сок -- "мм..ээ.., Ва­ле­рий Ми­хай­ло­вич".
   Зам­ди­рек­то­ра био­цен­тра под­нял­ся. Вид­но бы­ло, что он очень нерв­ни­ча­ет: То­ва­ри­щи, имен­но тот факт, что на про­ве­ден­ную ра­бо­ту в це­лом уш­ло око­ло двух­сот мил­лио­нов руб­лей, тре­бу­ет хо­зяй­ско­го от­но­ше­ния к про­бле­ме. К то­му же, с точ­ки зре­ния на­ше­го ин­сти­ту­та счи­тать экс­пе­ри­мент за­кон­чен­ным еще ра­но. Чрез­вы­чай­но важ­но ус­та­но­вить спо­соб­ность вы­ра­щен­но­го ор­га­низ­ма про­ти­во­сто­ять раз­но­го ро­да стрес­со­вым на­груз­кам, а так­же его спо­соб­ность к вос­про­из­вод­ст­ву.
   -- На­сколь­ко нам из­вест­но, -- пе­ре­бил ка­гэ­бэш­ник, -- у по­том­ков Пуш­ки­на не на­блю­да­лось ни­ка­ких ус­пе­хов в об­лас­ти, где тру­дил­ся их пре­док.
   -- Да, это так, со­гла­сил­ся зам­ди­рек­то­ра, чув­ст­вуя, что поч­ва ухо­дит у не­го из-под ног. -- Но, во-пер­вых, мы не зна­ем, ка­ко­ва ве­ро­ят­ность про­яв­ле­ния ре­цес­сив­но­го ге­на. Мо­жет быть, че­рез два­дцать-три­дцать лет но­вый Пуш­кин ро­дит­ся в од­ной из се­мей его по­том­ков, а во-вто­рых, и это глав­ное, -- мы не зна­ем как бу­дет раз­ви­вать­ся вы­ра­щен­ный в ис­кус­ст­вен­ных ус­ло­ви­ях объ­ект да­лее. Я пред­ла­гаю не упус­кать ни в ко­ем слу­чае пред­ста­вив­шую­ся воз­мож­ность и пол­но­стью вы­пол­нить на­ме­чен­ную поч­ти два­дцать лет на­зад про­грам­му. Про­шу ме­ня по­нять: де­ло не в под­твер­жде­нии ка­че­ст­ва -- ни­кто не со­мне­ва­ет­ся в на­ли­чии спо­соб­но­стей к по­эзии. Де­ло в том, что­бы вы­яс­нить, ка­ких пре­де­лов мо­жет дос­тиг­нуть в сво­ем раз­ви­тии ис­кус­ст­вен­но соз­дан­ный объ­ект. Из­держ­ки в этом де­ле, бу­дут не­ве­ли­ки, уве­ряю вас, а до­пол­ни­тель­ные цен­ней­шие све­де­ния в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни оку­пят го­су­дар­ст­вен­ные рас­хо­ды.
   -- Ну, лад­но, -- по­сле не­ко­то­ро­го раз­ду­мья со­гла­сил­ся Ва­лу­ев. На­пи­ши­те по­яс­ни­тель­ную за­пис­ку, а по­том мы с то­ва­ри­ща­ми из осо­бо­го от­де­ла по­со­ве­ту­ем­ся. По­ста­вить точ­ку мы все­гда ус­пе­ем.
   -- А как ре­шим от­но­си­тель­но об­ра­зо­ва­ния? -- ос­ме­лил­ся спро­сить один из чле­нов ко­мис­сии.
   -- А ты зна­ешь, что Пуш­кин кро­ме ли­цея ни­че­го не кон­чал? -- с ехид­ст­вом спро­сил чин из кон­тро­ли­рую­щих ор­га­нов. -- А ли­цей -- это вро­де на­шей шко­лы-вось­ми­лет­ки. Так что счи­тай, что об­ра­зо­ва­ния объ­ек­ту впол­не хва­та­ет. Бы­ло бы же­ла­ние тру­дить­ся для на­ро­да.
   -- В дан­ном во­про­се мы под­дер­жи­ва­ем мне­ние се­мьи Ло­ги­но­вых, -- ска­за­ла да­ма из Го­ро­но. Вик­тор дол­жен за­кон­чить об­ра­зо­ва­ние в ве­чер­ней шко­ле. Ра­бо­тать он бу­дет в том же це­хе, что и отец. Так что бу­дет под при­смот­ром.
   -- То­ва­ри­щи, -- ос­ме­лил­ся зам­ди­рек­то­ра био­цен­тра, -- нель­зя срав­ни­вать на­шу шко­лу и ли­цей. Там пре­об­ла­да­ли гу­ма­ни­тар­ные дис­ци­п­ли­ны. Ли­це­ис­ты учи­ли не­сколь­ко язы­ков. А лек­ции им чи­та­ли луч­шие пре­по­да­ва­те­ли то­го вре­ме­ни.
   -- Ка­те­го­ри­че­ски не со­гла­сен, -- за­пых­тел Ва­лу­ев. -- Сей­час вре­ме­на, сла­ва бо­гу, не те. Мы в сем­на­дца­том го­ду на­ча­ли но­вый от­счет вре­ме­ни. Ко­му сей­час нуж­ны ино­стран­ные язы­ки! Наш, род­ной рус­ский язык дол­жен стать ве­ду­щим, так ска­зать, сре­ди ос­таль­ных язы­ков. И по­том, мы ре­ша­ем чис­то прак­ти­че­скую за­да­чу, ко­то­рая вы­ве­дет нас впе­ред и ос­та­вит аме­ри­кан­цев по­за­ди. Вот что глав­ное. Нуж­но вам про­во­дить до­пол­ни­тель­ные ис­сле­до­ва­ния -- ис­сле­дуй­те. Но в рам­ках, так ска­зать, по­став­лен­ной за­да­чи. По­лу­чил­ся из не­го по­эт, как на­ме­ча­ли? Ес­ли по­лу­чил­ся, то опыт за­кон­чен. По­ра де­лать вы­во­ды. Ес­ли нет -- нуж­но по­нять, в чем ошиб­лись. И опять-та­ки сде­лать вы­во­ды. А мне лич­но вто­рой Пуш­кин не ну­жен. Да и ни­ко­му не ну­жен. Вот, пом­ню был хо­ро­ший по­эт Бо­рис Ко­тов. Хо­ро­шие сти­хи пи­сал о ра­бо­чем клас­се. Не­дав­но по­мер. Вот с ко­го на­до бы­ло бы ко­пию сде­лать! И про­блем бы не бы­ло. По­слу­ша­ли то­го за­сран­ца За­ги­би­на, чтоб ему на том све­те чер­ти ... яй­ца при­жгли...
   По­след­ние сло­ва на­чаль­ст­ва вы­зва­ли смех при­сут­ст­вую­щих. Осо­бен­но ве­се­ли­лись да­мы. За­ны­ки­на по­крас­не­ла от сме­ха и ма­ха­ла пла­точ­ком на Ва­луе­ва -- вот ка­кой, мол, про­каз­ник. Ва­лу­ев си­дел, как име­нин­ник. На­строе­ние за сто­лом на­мно­го улуч­ши­лось. Со­ве­ща­ние за­кон­чи­лось.
  
   Ис­клю­че­ние из шко­лы Вик­тор вос­при­нял с об­лег­че­ни­ем. Буд­то на­рыв на­ко­нец про­рвал­ся. Ка­кое на­сла­ж­де­ние -- ни­ко­гда боль­ше не ви­деть, не слы­шать, не обо­нять этих пре­по­да­ва­те­лей-пре­да­те­лей, мар­ксис­тов-ма­зо­хи­стов и со­циа­ли­стов-са­ди­стов.
   Че­рез не­сколь­ко дней Ни­ко­лай по­вел сы­на в от­дел кад­ров за­во­да. Все фор­маль­но­сти бы­ли бы­ст­ро ис­пол­не­ны вви­ду поч­ти пол­но­го от­сут­ст­вия ан­кет­ных дан­ных, и вско­ре, по­лу­чив све­жень­кий чер­ный ком­би­не­зон и шкаф­чик в под­ва­ле воз­ле ото­пи­тель­но­го кот­ла, мо­ло­дой ра­бо­чий Вик­тор Ло­ги­нов под­ни­мал­ся по уз­кой вин­то­вой ле­ст­ни­це в цех со сво­им на­став­ни­ком Ива­ном Ива­но­ви­чем.
   -- Па­лыч, вот уче­ни­ка при­вел, -- ска­зал на­став­ник мас­те­ру. -- Сын Ло­ги­но­ва. Ни­ко­лая.
   -- Как звать те­бя, па­рень? -- спро­сил мас­тер. -- Вик­тор? Так. Иди с Ива­ном Ива­но­ви­чем. Он те­бе те­леж­ку даст. Бу­дешь по­ка во­зить за­го­тов­ки к стан­кам и от стан­ков го­то­вые де­та­ли на склад. По­том оп­ре­де­лим те­бя уче­ни­ком фре­зе­ров­щи­ка. По­учишь­ся, сдашь эк­за­мен, по­ра­бо­та­ешь -- по­лу­чишь хо­ро­шую ра­бо­чую про­фес­сию. День­ги бу­дешь меш­ка­ми до­мой при­но­сить. Мас­тер хит­ро под­миг­нул на­став­ни­ку. -- Да, вот тут рас­пи­шись, что по тех­ни­ке безо­пас­но­сти ин­ст­рук­таж по­лу­чил: ку­рить толь­ко в ку­рил­ке, паль­цы в ста­нок не со­вать, по сто­ро­нам не зе­вать, еду при­ни­мать толь­ко в спе­ци­аль­но от­ве­ден­ном для это­го мес­те или в сто­ло­вой. Все.
   На­чал­ся пер­вый ра­бо­чий день. Вско­ре Вик­тор при­вык к шу­му стан­ков и ляз­га­нью ме­тал­ла, к воз­ду­ху це­ха с за­па­ха­ми ке­ро­си­на и под­го­раю­ще­го ма­шин­но­го мас­ла. Ве­се­лый ста­ри­чок кла­дов­щик на­гру­зил ему пол­ную те­леж­ку за­го­то­вок и ве­лел раз­вез­ти их по стан­кам. Про­хо­див­шая ми­мо ми­ло­вид­ная де­вуш­ка в крас­ной в бе­лый го­ро­шек ко­сын­ке крик­ну­ла кла­дов­щи­ку: "Па­хо­мыч, ты что же пар­ня так на­гру­зил? -- На­дор­вет­ся." -- "Ниш­тэк, -- ве­се­ло от­ве­тил кла­дов­щик, -- па­рень мо­ло­дой, яй­ца све­жие!"
   По­до­ж­дав, по­ка де­вуш­ка отой­дет, Вик­тор спро­сил кла­дов­щи­ка: "Из­ви­ни­те, а у вас яй­ца тух­лые что ли?" -- "А ты не дер­зи мне, по­то­му как я уже ста­рик и всю жизнь на этом за­во­де про­ра­бо­тал. А на шут­ку на­до шут­кой от­ве­чать, без зло­бы, не то -- мно­го вра­гов на­жи­вешь. По­нял, ми­лок? Ну вот, иди и ра­бо­тай."
   Вик­тор во­зил и во­зил те­леж­ку и, ка­за­лось, кон­ца это­му ни­ко­гда не бу­дет. Вре­мя тя­ну­лось од­но­об­раз­но, слов­но снеж­ная пус­ты­ня. Про­зве­нел зво­нок на обед. Ра­бо­чие вы­та­щи­ли зав­тра­ки и бу­тыл­ки с мо­ло­ком и спло­ти­лись во­круг ни­зень­ко­го сто­ли­ка, за ко­то­рый уже се­ли че­ты­ре за­бой­щи­ка. Че­рез се­кун­ду по­сле ше­ле­ста пе­ре­ме­ши­вае­мых кос­тя­шек до­ми­но раз­дал­ся пер­вый вы­стрел, тол­стый му­жик в за­са­лен­ной курт­ке вы­ста­вил один:один. Гро­хот кос­тя­шек все на­рас­тал. По­сле ог­лу­ши­тель­но­го уда­ра, от ко­то­ро­го, ка­за­лось, сто­лик вот-вот рух­нет на ко­ле­ни, под­няв с моль­бой к не­бу из­би­тую мор­ду-сто­леш­ни­цу, раз­да­лось: "Ры­ба!" Под­счет оч­ков со­про­во­ж­дал­ся под­нач­ка­ми, в ко­то­рых свер­ка­ли от­по­ли­ро­ван­ные по­ко­ле­ния­ми пер­лы ма­тю­ков. Вик­тор с ве­се­лым удив­ле­ни­ем слу­шал му­зы­ку вне­шко­ль­ной ре­чи. Это бы­ла имен­но речь, а не ма­тер­ное озор­ст­во, ко­то­рым бра­ви­ро­ва­ли маль­чиш­ки.
  
   По­тя­ну­лись од­но­об­раз­ные дни. Вик­тор чув­ст­во­вал се­бя оди­но­ким. Ни­кто им не ин­те­ре­со­вал­ся. Ра­бо­чие ме­ж­ду со­бой шу­ти­ли или ру­га­лись. Все они бы­ли стар­ше. У них бы­ли свои, взрос­лые ин­те­ре­сы -- да­дут ли пре­мию, при­ве­зут ли про­до­воль­ст­вен­ные за­ка­зы и про­чее, и про­чее. Из­ред­ка по­яв­лял­ся на­став­ник, Иван Ива­но­вич, спра­ши­вал, как де­ла. Вик­тор по­жи­мал пле­ча­ми: "Нор­маль­но". На том раз­го­вор и кон­чал­ся.
   В ожи­да­нии пе­ре­мен Вик­тор на­ри­со­вал схе­му сво­их мар­шру­тов с те­леж­кой по це­ху. Ока­за­лось, что ра­бо­тая по схе­ме, он эко­но­мил поч­ти по­ло­ви­ну вре­ме­ни. Дос­тав ог­ры­зок ка­ран­да­ша и тет­рад­ный лис­ток, он при­са­жи­вал­ся у скла­да и на­бра­сы­вал воз­ни­каю­щие в моз­гу стро­ки. В сти­хах он се­то­вал на ус­та­лость от жиз­ни, мол, слиш­ком позд­но ро­дил­ся, не на­шел род­ст­вен­ной ду­ши спо­соб­ной по­нять его му­че­ния, и вот, он уга­са­ет сре­ди чер­ни без­раз­лич­ной к вы­со­ко­му ис­кус­ст­ву.
   Ре­бя­че­ские вы­ход­ки стар­ших, их пе­ре­сы­пан­ная ма­тер­ком речь уже прие­лись Вик­то­ру. Он ви­дел их не­раз­ви­тость, не­уме­ние ло­ги­че­ски мыс­лить и чув­ст­во­вал се­бя так, слов­но по­пал в дет­ский сад с ис­пор­чен­ны­ми деть­ми.
   Са­мым мо­ло­дым в це­хе был кра­си­вый па­рень Сер­гей, не­дав­но вер­нув­ший­ся из ар­мии к фре­зер­но­му стан­ку, на ко­то­ром ра­бо­тал пре­ж­де. Сер­гей весь ра­бо­чий день сто­ял у стан­ка, не сни­мая ма­лень­кой ще­голь­ской шля­пы с пе­рыш­ком. Да­же в туа­лет в ней хо­дил. Ви­ди­мо, к этой стран­но­сти все дав­но при­вык­ли, но ни­кто Сер­гея по име­ни не звал. Все об­ра­ща­лись к не­му ис­клю­чи­тель­но: "Эй, Шля­пин! Здо­ро­во, Шля­пин!", из­ред­ка пе­ре­ина­чи­вая: "Ша­ля­пин, те­бя мас­тер зо­вет!"
   В це­хо­вой убор­ной все­гда бы­ло ад­ски на­ку­ре­но. Кра­ше­ные чу­гун­ные бач­ки, стоя­щие на вы­со­ких стоя­ках бы­ли по­кры­ты ржав­чи­ной и вспу­чив­шей­ся мас­ля­ной крас­кой. Бач­ки при­во­ди­лись в дей­ст­вие дер­гань­ем за та­кую же ржа­вую сталь­ную про­во­ло­ку. Для же­лаю­щих за­кон­чить туа­лет и за­од­но про­дол­жить по­ли­ти­че­ское са­мо­об­ра­зо­ва­ние слу­жи­ли цен­траль­ные га­зе­ты, за­ткну­тые за сто­як. Как во­дит­ся на Ру­си, туа­лет­ные ка­бин­ки не име­ли две­рей (че­го нам скры­вать друг от дру­га!). Вик­тор стес­нял­ся справ­лять при по­сто­рон­них ну­ж­ду и ста­рал­ся схо­дить в убор­ную, ко­гда там ни­ко­го не бы­ло.
   Од­на­ж­ды, ед­ва он сел на кор­точ­ки, вбе­жал Сер­гей и бы­ст­рень­ко рас­по­ло­жил­ся на со­сед­нем толч­ке. Под­на­ту­жив­шись, он про­из­нес:
  
   На глу­би­не Си­бир­ских руд
   Два му­жи­ка си­дят и срут.
  
   -- Сво­лочь,-- по­ду­мал Вик­тор. -- Это он про де­каб­ри­стов! -- А даль­ше? -- спро­сил Вик­тор хо­лод­ным от бе­шен­ст­ва го­ло­сом .
   Не про­па­дет их скорб­ный труд,
   При­дут со­ба­ки -- все со­жрут. --
  
   за­кон­чил Сер­гей и до­воль­ный за­хо­хо­тал.
  
   За­стег­нув брю­ки, Вик­тор по­до­шел к Сер­гею: "Зна­ешь, кто эти со­ба­ки?"
   -- Кто?
   -- Та­кие, как ты!
   -- Ты че­го, са­ла­жо­нок? -- доб­ро­душ­но уди­вил­ся Сер­гей. Я те­бя вро­де не тро­гаю. Ты че­го су­чишь­ся?
   -- Не смей, ско­ти­на, ма­рать Пуш­ки­на! -- Вик­тор смах­нул с си­дя­ще­го шля­пу и на­хло­бу­чил на не­го чью-то за­са­лен­ную кеп­ку.
   -- По­стой, ты ку­да?
   -- Ту­да! Дос­решь и в кеп­ке!
   -- Ну, са­ла­га! Быть те­бе би­тым! Да­вай на­зад шля­пу! -- за­орал Сер­гей.
   Вик­тор, не от­ве­чая, на­дел шля­пу и вы­шел в цех. От шля­пы шел не­при­ят­ный за­пах про­горк­ше­го са­ла -- вид­но вла­де­лец ред­ко ба­ло­вал го­ло­ву мы­лом. Чув­ст­вуя от­вра­ще­ние, Вик­тор снял шля­пу и по­ве­сил на лам­пу пе­ред стан­ком Сер­гея. Вско­ре тот поя­вил­ся в две­рях убор­ной. Гла­за его ис­ка­ли обид­чи­ка.
   -- Пой­дем на два сло­ва, -- ли­цо Сер­гея из­лу­ча­ло спо­кой­ст­вие, поч­ти ску­ку.
   Вик­тор кив­нул и вы­шел за ним в ко­ри­дор. Так же спо­кой­но Сер­гей ог­ля­нул­ся по сто­ро­нам. Убе­див­шись, что ко­ри­дор пуст, он без пре­ду­пре­ж­де­ния на­нес Вик­то­ру силь­ней­ший удар но­гой в пах и, не го­во­ря ни сло­ва, вер­нул­ся в цех. Не­вы­но­си­мая боль вни­зу жи­во­та бро­си­ла Вик­то­ра на пол. Ни­кто и ни­ко­гда не при­чи­нял ему столь силь­ных стра­да­ний. Толь­ко спус­тя не­сколь­ко ми­нут он смог ра­зо­гнуть­ся и под­нять­ся на ват­ных но­гах. От бо­ли его ед­ва не вы­рва­ло.
   -- Ты че, ма­лый, уж не за­бо­лел ли ча­сом? -- спро­сил кла­дов­щик.
   Вик­тор по­ка­чал го­ло­вой: "Все в по­ряд­ке." До кон­ца ра­бо­че­го дня он ме­ха­ни­че­ски вы­пол­нял свою не­муд­ре­ную ра­бо­ту. Низ жи­во­та все еще ныл, и эта ною­щая боль тре­бо­ва­ла не­мед­лен­но­го от­мще­ния. Ко­гда про­зве­нел зво­нок и ра­бо­чие ста­ли вы­клю­чать стан­ки, Вик­тор по­до­шел к Сер­гею:
   -- Раз­го­вор ме­ж­ду на­ми еще не окон­чен.
   -- Мож­но и про­дол­жить, -- уве­рен­но ска­зал Сер­гей. -- По­вто­рим, ес­ли с пер­во­го раза не­по­нят­но.
   -- По­пы­тай­ся.
   Они до­ж­да­лись, по­ка ра­бо­чие по­ки­нут цех. Сер­гей, ко­то­рый был на пол­го­ло­вы вы­ше, спо­кой­но по­шел на Вик­то­ра и раз­мах­нул­ся но­гой, ста­ра­ясь сно­ва по­пасть в пах, но Вик­тор ус­пел от­кло­нить­ся, и но­га про­тив­ни­ка за­вис­ла в воз­ду­хе. То­гда Сер­гей раз­вер­нул­ся и по­слал тя­же­лый удар пра­вой в го­ло­ву -- и сно­ва про­мах. Вхо­дя в азарт, Сер­гей уже не раз­ду­мы­вая мо­ло­тил ру­ка­ми и но­га­ми, чув­ст­вуя рас­те­рян­ность от то­го, что он, та­кой силь­ный и лов­кий, ни­как не мо­жет дос­тать это­го чер­ня­во­го длин­но­но­со­го са­ла­жон­ка. Вдруг слов­но мол­ния про­жгла ему го­ло­ву, все по­плы­ло пе­ред гла­за­ми -- Вик­тор на­нес свой пер­вый удар в че­люсть. Еще один удар в сол­неч­ное спле­те­ние -- и, те­ряя ды­ха­ние, Сер­гей очу­тил­ся на бе­тон­ном по­лу. При­дя в се­бя, он уви­дел спо­кой­но стоя­ще­го Вик­то­ра.
   -- Вста­вай, про­ле­та­рий, -- ска­зал Вик­тор. -- Раз­го­вор еще не окон­чен.
   Ед­ва Сер­гей вы­пря­мил­ся, Вик­тор на­нес ему еще один со­кру­шаю­щий удар в че­люсть: "Это те­бе за Пуш­ки­на и за де­каб­ри­стов"
   Сер­гей, как кук­ла, по­ва­лил­ся на пол. При­дя в се­бя, он, не от­кры­вая глаз, на­чал ли­хо­ра­доч­но со­об­ра­жать, как пе­ре­хит­рить про­тив­ни­ка.
   -- На­до до­тя­нуть­ся до сталь­но­го пру­та, -- по­ду­мал он. На­брав­шись ре­ши­мо­сти, он мед­лен­но от­крыл гла­за. Вик­тор так же спо­кой­но сто­ял в по­лу­ша­ге от не­го. Сер­гей, мед­лен­но под­ни­ма­ясь, уже ви­дел, что его от­де­ля­ет от пуч­ка пруть­ев не бо­лее двух мет­ров. Со­брав­шись, он ки­нул­ся вбок и схва­тил прут. Од­на­ко Вик­тор был на­че­ку. Рва­нув Сер­гея за ло­коть, он раз­вер­нул его к се­бе ли­цом и на­нес по­след­ний со­кру­шаю­щий удар в под­бо­ро­док:
   -- А это те­бе за ме­ня!
   Сер­гей как-то по-дет­ски всхлип­нул и упал ли­цом вниз. Прут со зво­ном вы­пал из его ос­ла­бев­ших рук. Ос­та­вив про­тив­ни­ка ле­жа­щим на бе­тон­ном по­лу, Вик­тор спус­тил­ся в раз­де­вал­ку, на­дел курт­ку и вы­шел на ули­цу.
   -- Прав ли я, за­те­яв вос­пи­та­ние этой ско­ти­ны? -- ду­мал он по до­ро­ге до­мой. -- В сущ­но­сти ведь он не злой па­рень. Он про­сто тем­ный, не­ве­же­ст­вен­ный... А раз­ве тем­но­та и не­ве­же­ст­во не яв­ля­ют­ся злом?...Жаль, не с кем по­со­ве­то­вать­ся. И Еле­ны Вла­ди­ми­ров­ны нет... Все из-за ме­ня...До­мой ид­ти не хо­чет­ся, а де­вать­ся не­ку­да...До че­го же пре­по­га­ная шту­ка жизнь!
   -- Боль­ше я в цех не пой­ду! -- ре­ши­тель­но зая­вил Вик­тор ма­те­ри че­рез не­де­лю по­сле слу­чив­шей­ся стыч­ки.
   Зоя Сер­ге­ев­на гля­ну­ла на сы­на. -- Ну, чис­то волк, -- по­ду­ма­ла она. И от­ку­да в нем столь­ко зло­сти? Вот ведь на­гра­дил гос­подь ха­рак­те­ром.
   -- И что же ты бу­дешь де­лать? Чем зай­мешь­ся?
   -- Я учить­ся хо­чу, -- от­ве­тил Вик­тор. Ис­то­рия и ли­те­ра­ту­ра -- мое при­зва­ние. А эк­за­ме­ны я дос­дам экс­тер­ном. Как ваш веч­но жи­вой и веч­но лю­би­мый Ле­нин.
   -- Ле­нин у нас об­щий. И твой то­же, -- на­зи­да­тель­но ска­за­ла мать. -- И он не ви­но­ват, что так ра­но умер, а ны­неш­ние уст­рои­ли без­обра­зие в стра­не. Веч­но ни­че­го ни­где нет.
   -- А это ос­нов­ной за­кон со­циа­лиз­ма: все­об­щий бес­смыс­лен­ный по­иск то­ва­ров, ко­то­рых нет в про­да­же.
   Зоя Сер­ге­ев­на ус­мех­ну­лась: "Лад­но, с от­цом я са­ма по­го­во­рю. Чув­ст­вую, что он бу­зить бу­дет, но по­про­бую ус­по­ко­ить. Ты, глав­ное, ес­ли ре­шил учить­ся, то учись, а не ша­ло­пай­ни­чай... И то, не де­ло с об­ра­зо­ва­ни­ем те­леж­ку по це­ху тас­кать."
   На сле­дую­щий день Вик­тор по­шел в шко­лу к Сте­па­ни­де Ни­ки­фо­ров­не. Она не ви­де­ла его с пол­го­да и бы­ла удив­ле­на свер­шив­шим­ся в нем пе­ре­ме­нам. Сей­час пе­ред ней сто­ял не под­рос­ток-школь­ник, а сфор­ми­ро­вав­ший­ся мо­ло­дой че­ло­век с ум­ным и во­ле­вым взгля­дом го­лу­бо­ва­то-се­рых глаз. Она обе­ща­ла ему по­мочь и вско­ре, со­брав учеб­ни­ки, Вик­тор плот­но за­нял­ся уче­бой. Мать с от­цом толь­ко ди­ву да­ва­лись. Он на­чи­нал ра­бо­чий день в шесть ут­ра и с ред­ки­ми пе­ре­ры­ва­ми за­ни­мал­ся по две­на­дцать ча­сов в су­тки. Ма­ло то­го, в ос­тав­шее­ся до сна вре­мя он чи­тал Ка­рам­зи­на, Клю­чев­ско­го, Со­ловь­е­ва. Се­ми­миль­ны­ми ша­га­ми он на­го­нял упу­щен­ное и уже в ию­не знал про­грам­му де­ся­ти­лет­ки. По ис­то­рии и ли­те­ра­ту­ре он вы­шел на уро­вень сту­ден­та вто­ро­го-третье­го кур­са фи­ло­ло­ги­че­ско­го фа­куль­те­та. Впе­ре­ди мая­чил осен­ний при­зыв в ар­мию. Он чув­ст­во­вал, что обя­зан по­сту­пить в ин­сти­тут с пер­вой по­пыт­ки. Его стра­ши­ла мысль без­дар­но по­те­рять еще два го­да.
  
   А что же Еле­на Вла­ди­ми­ров­на? Как по­вер­ну­лась ее жизнь даль­ше?
   Вер­нув­шись из не­дель­ной по­езд­ки на юг, Ан­д­рей по­вел ее на встре­чу со сво­им на­чаль­ни­ком. Они дол­го шли за­ко­ул­ка­ми и под­во­рот­ня­ми к ог­ром­но­му се­ро-жел­то­му зда­нию, за­ни­мав­ше­му пол­квар­та­ла и об­не­сен­но­му вы­со­ким бе­тон­ным за­бо­ром. По вер­ху за­бо­ра спи­ра­лью ви­лась ко­лю­чая про­во­ло­ка.
   -- Ка­кое уны­лое ме­сто, -- по­ду­ма­ла Еле­на Вла­ди­ми­ров­на.
   -- Ты по­до­ж­ди ме­ня ми­нут­ку, я по­зво­ню из про­ход­ной Рю­ми­ну, -- ска­зал Ан­д­рей и скрыл­ся в па­виль­о­не про­ход­ной.
   Од­на­ко ждать при­шлось дол­го. Те­ле­фон был на­мерт­во за­нят. По­те­ряв тер­пе­ние, Ан­д­рей по­шел за на­чаль­ни­ком. На­ко­нец они поя­ви­лись в две­рях. Рю­мин ока­зал­ся строй­ным муж­чи­ной с ум­ны­ми гла­за­ми, по­бле­ски­ваю­щи­ми за ще­го­ле­ва­той зо­ло­той оп­ра­вой оч­ков.
   -- Ан­д­рей о вас го­во­рил. Вам нуж­но бу­дет на­вес­ти и под­дер­жи­вать по­ря­док в на­уч­но-тех­ни­че­ской до­ку­мен­та­ции: де­лах, от­че­тах, пе­ре­пис­ке и про­чем. К ис­сле­до­ва­ни­ям, са­ми по­ни­мае­те, я при­влечь вас не мо­гу в си­лу спе­ци­фи­ки ва­ше­го об­ра­зо­ва­ния. По ан­ке­те за­труд­не­ний не пред­ви­дит­ся ? Ка­кая у вас фор­ма до­пус­ка?
   -- Бы­ла пер­вая.
   Рю­мин взгля­нул на Еле­ну Вла­ди­ми­ров­ну с ува­же­ни­ем.
   -- То­гда ни­ка­ких пре­пят­ст­вий не ожи­даю. Оформ­ляй­тесь. Ан­д­рей мне до­ло­жит, ко­гда вам раз­ре­шат при­сту­пить к ра­бо­те. Сей­час зай­дем в от­дел кад­ров, по­лу­чи­те ан­ке­ту. Как вас зо­вут?
   -- Ба­кун­чик. Еле­на Вла­ди­ми­ров­на Ба­кун­чик.
   -- Ка­кая фа­ми­лия у вас лас­ко­вая...
   Они за­шли в па­виль­он, где про­хо­ды на тер­ри­то­рию още­ти­ни­лись ре­шет­ка­ми, ох­ра­няе­мы­ми сви­ре­по­го ви­да ба­бе­ха­ми с ре­воль­ве­ра­ми на зад­ни­це, и по­вер­ну­ли на­пра­во в душ­ную ма­лень­кую ком­на­тен­ку.
   -- Дай­те ан­ке­ту Еле­не Вла­ди­ми­ров­не, -- ска­зал на­чаль­ник, не здо­ро­ва­ясь, и ушел.
   Без­образ­ная по­жи­лая ба­ба с ог­ром­ным жи­во­том, об­тя­ну­тым сит­цем в мел­кий цве­то­чек, и злю­щи­ми ма­лень­ки­ми глаз­ка­ми, уто­нув­ши­ми в баг­ро­вых ще­ках, не гля­дя на во­шед­шую, вы­ки­ну­ла из ящи­ка на стол ан­ке­ту и лис­ток для ав­то­био­гра­фии, про­бур­чав: "За­пол­няй­те ак­ку­рат­но. Ис­прав­ле­ния не до­пус­ка­ют­ся".
   -- А вы не да­ди­те мне на вся­кий слу­чай еще один эк­зем­п­ляр? -- спро­си­ла Еле­на Вла­ди­ми­ров­на.
   -- Не по­ло­же­но. Ес­ли ис­пор­ти­те, пусть на­чаль­ник еще раз с ва­ми по­дой­дет, -- я вы­дам еще один.
   Еле­на Вла­ди­ми­ров­на по­бла­го­да­ри­ла, про­сти­лась и, не ус­лы­шав от­ве­та, вы­шла на ули­цу.
  
   Всю не­де­лю Еле­на Вла­ди­ми­ров­на про­си­де­ла за сто­лом на­чаль­ни­ка ла­бо­ра­то­рии. ко­то­рый на­хо­дил­ся в от­пус­ке. За это вре­мя Рю­мин че­рез сво­его за­мес­ти­те­ля Сар­ки­со­ва рас­по­ря­дил­ся от­де­лить фа­нер­ной пе­ре­го­род­кой ко­нец ко­ри­до­ра и сде­лать из не­го ком­на­ту для ин­фор­ма­ци­он­ной служ­бы. В под­чи­не­ние Еле­не Вла­ди­ми­ров­не бы­ла на­зна­че­на Ва­ля По­ли­кар­по­ва, ми­ло­вид­ная блон­дин­ка при­мер­но то­го же воз­рас­та. Ва­ля про­ра­бо­та­ла здесь уже де­сять лет и зна­ла всю скры­тую жизнь от­де­ла и да­же не­ко­то­рые тай­ны выс­ше­го эше­ло­на вла­сти. Бла­го­да­ря Ва­ле в ком­на­те бы­ст­ро поя­ви­лись два сто­ла, не­сколь­ко стуль­ев и три кан­це­ляр­ских шка­фа для бу­ду­щих до­ку­мен­тов. На один из сто­лов по­ста­ви­ли тя­же­лен­ную элек­три­че­скую пи­шу­щую ма­шин­ку бол­гар­ско­го про­из­вод­ст­ва, по ящи­кам рас­со­ва­ли бу­ма­гу, жел­тую для чер­но­ви­ков и бе­лую для до­ку­мен­тов. Кро­ме то­го, при­нес­ли вся­кую кан­це­ляр­скую ме­лочь и фир­мен­ные блан­ки. Тут Еле­на Вла­ди­ми­ров­на об­на­ру­жи­ла, что она ра­бо­та­ет в ор­га­ни­за­ции, ко­то­рая од­но­вре­мен­но име­ет три на­зва­ния: А-1318, п/я 29 и Ин­сти­тут При­клад­ной Хи­мии.
   В ком­на­ту, вы­кро­ен­ную из кус­ка ко­ри­до­ра вы­хо­ди­ли две­ри, за ко­то­ры­ми тру­ди­лись кол­лек­ти­вы двух ла­бо­ра­то­рий. В ла­бо­ра­то­ри­ях гром­ко го­во­ри­ли, что-то вклю­ча­ли и вы­клю­ча­ли, бес­пре­рыв­но кто-то вхо­дил и вы­хо­дил, две­ри хло­па­ли. От этой по­сто­рон­ней воз­ни и суе­ты у Еле­ны Вла­ди­ми­ров­ны к кон­цу дня раз­бо­ле­лась го­ло­ва. Ва­ля, на­про­тив, в этой об­ста­нов­ке чув­ст­во­ва­ла се­бя пре­вос­ход­но. Два­дцать раз она вы­бе­га­ла по­ку­рить с дев­чон­ка­ми на ле­ст­ни­це. По­том дев­чон­ки при­хо­ди­ли к ней в гос­ти. Бол­тов­ня не сти­ха­ла. Вы­яс­ни­лось, что Ва­ля толь­ко с ны­неш­не­го дня ра­бо­та­ет у Рю­ми­на, а до это­го ра­бо­та­ла в ла­бо­ра­то­рии по­ли­ме­ров у ста­рой и злю­щей ба­бы, ко­то­рая в мо­ло­до­сти бы­ла лю­бов­ни­цей ге­не­раль­но­го ди­рек­то­ра. Она пас­ла Ва­лю и не да­ва­ла ей ми­ну­ты от­ды­ха, от­че­го Ва­ля с нею рас­ста­лась с пре­ве­ли­кой ра­до­стью. А си­деть и чи­тать тех­ни­че­ские от­че­ты или, упа­си бо­же, что-то вы­пи­сы­вать из них она ни­ко­гда не бу­дет. Она лю­бит жи­вую ра­бо­ту. При­вез­ти что-ни­будь или, на­обо­рот, увез­ти, до­го­во­рить­ся с кем-ни­будь, ра­зу­ме­ет­ся, за про­ход­ной, то есть на во­ле.
   К кон­цу дня за­шел Ан­д­рей и пре­ду­пре­дил, что за­дер­жи­ва­ет­ся и до­ма бу­дет позд­но. Воз­вра­ща­ясь с ра­бо­ты, она шла по тер­ри­то­рии пред­при­ятия и удив­ля­лась убо­же­ст­ву зда­ний и пла­ни­ров­ки. Это бы­ла ка­кая-то чу­до­вищ­ная смесь од­но-- двух -- и трех­этаж­ных кир­пич­ных по­стро­ек с мно­го­чис­лен­ны­ми при­строй­ка­ми в ви­де де­ре­вян­ных и ка­мен­ных са­рай­чи­ков. Всю­ду ва­ля­лось не­смет­ное ко­ли­че­ст­во раз­но­го ро­да же­лез­но­го хла­ма -- тру­бы, пру­ты, гай­ки, шай­бы, чу­гун­ные пли­ты. Все это мно­го­об­ра­зие бы­ло по­кры­то тол­стым сло­ем ржав­чи­ны. Тем не ме­нее, в цен­тре тер­ри­то­рии был раз­бит скве­рик, на ко­то­ром воз­вы­ша­лась ог­ром­ная ста­туя во­ж­дя ми­ро­во­го про­ле­та­риа­та.
  
   -- Пред­став­ля­ешь, Ле­ноч­ка, два дня про­па­ли на­чис­то на пе­ре­ат­те­ста­цию на­чаль­ни­ков ла­бо­ра­то­рий, -- ска­зал Ан­д­рей за ужи­ном. Ди­рек­тор из­рек, что он не зна­ет, ви­ди­те ли, за что пла­тит день­ги низ­ше­му ко­ман­дир­ско­му зве­ну. Я-то ду­мал, что бу­дет не­что по­хо­жее на от­чет по ра­бо­те за пять лет, как бы­ва­ло в ака­де­мии на­ук. Ку­да там! У нас ведь во­семь­де­сят шесть от­де­лов и в ка­ж­дом по две-три ла­бо­ра­то­рии. На­ча­ли по по­ряд­ку со вто­ро­го.
   -- А по­че­му не с пер­во­го?
   -- Пер­вый от­дел ни­ко­гда пе­ред ди­рек­ци­ей не от­чи­ты­ва­ет­ся. Это же гос­безо­пас­ность. Ну вот. Мы все си­дим при пол­ном па­ра­де и на­чаль­ни­ки от­де­лов с на­ми. Нас ни­кто не вы­зы­ва­ет и ни о чем не спра­ши­ва­ет. Ди­рек­тор во­об­ще ни­же на­чаль­ни­ков от­де­лов для раз­го­во­ров не при­гла­ша­ет. Кста­ти, ку­да бы ни шел со сви­той -- все­гда ру­ки за спи­ной. Ду­маю, что­бы не­на­ро­ком не за­ста­ви­ли по­здо­ро­вать­ся за ру­ку.
   -- Ан­д­рю­ша, за­чем ты ме­ня уст­ро­ил на ра­бо­ту в твой зоо­парк. Ей-бо­гу, луч­ше в сто­ло­вой по­су­ду мыть. Здесь все ка­кие-то стран­ные. Та­кое впе­чат­ле­ние, что они все на ра­бо­те с от­кло­не­ния­ми в пси­хи­ке, что-ли... Не ус­пе­ва­ют прий­ти и сум­ку на стол ки­нуть -- уже стре­мят­ся уд­рать под лю­бым пред­ло­гом на ули­цу. Ну, не нра­вит­ся ра­бо­та -- уволь­няй­ся, ищи, где бу­дет по ду­ше... В шко­ле пре­по­да­ва­тель зна­ешь как вка­лы­ва­ет?! Не рас­сла­бишь­ся. Ес­ли де­ти по­чув­ст­ву­ют твою сла­би­ну, все твои мно­го­лет­ние уси­лия мо­гут в один день пой­ти на­смар­­ку. А тут? Как сей­час го­во­рят ре­бя­тиш­ки -- пол­ная рас­сла­бу­ха. Дей­ст­ви­тель­но, за что им день­ги пла­тят? Не по­ни­маю.
   -- Ле­ноч­ка, во-пер­вых, я хо­чу те­бя ви­деть как мож­но ча­ще и не толь­ко до­ма, а, во-вто­рых, не все та­кие при­дур­ки. У нас есть и на­стоя­щие тру­до­го­ли­ки. И на них-то все и дер­жит­ся. Но дос­лу­шай ме­ня. Итак, вста­ют на­чаль­ни­ки от­де­лов, ско­ро­го­вор­кой обо­зна­ча­ют, ка­кие не­об­хо­ди­мые лю­ди их на­чаль­ни­ки ла­бо­ра­то­рий, а ди­рек­тор си­дит, на­хох­лив­шись, злой. От­то­го, что ни­че­го не ус­пе­ва­ет ос­мыс­лить в этом ка­лей­до­ско­пе фа­ми­лий и те­ма­тик. Так длит­ся ча­са два. Про­ско­чи­ло один­на­дцать от­де­лов. Все по­ка бла­го­по­луч­но. Вдруг ди­рек­тор встре­пе­нул­ся. То ли зна­ко­мая фа­ми­лия по­па­лась, то ли, на­обо­рот, не­зна­ко­мая.
   -- Ни­коль­ский, это кто? -- спра­ши­ва­ет.
   Ни­коль­ский под­ни­ма­ет­ся. По­жи­лой муж­чи­на, ли­цо ум­ное, энер­гич­ное.
   -- Вы член пар­тии? -- спра­ши­ва­ет ди­рек­тор.
   -- Нет, я бес­пар­тий­ный, -- от­ве­ча­ет Ни­коль­ский.
   -- Че­му же вы мо­же­те нау­чить ва­ших под­чи­нен­ных, ес­ли вы бес­пар­тий­ный, ка­кой вы мо­же­те им по­дать при­мер? -- гне­ва­ет­ся ди­рек­тор.
   -- Я учу сво­их под­чи­нен­ных доб­ро­со­ве­ст­но­му и твор­че­ско­му от­но­ше­нию к тру­ду, -- от­ве­ча­ет Ни­коль­ский.
   -- Са­ди­тесь, -- бур­чит ди­рек­тор. -- На­до кон­чать с та­кой прак­ти­кой, что бес­пар­тий­ные за­ни­ма­ют ру­ко­во­дя­щие долж­но­сти. Ка­кой спрос с бес­пар­тий­но­го?! -- го­во­рит он, об­ра­ща­ясь к ко­мис­сии.
   -- Ка­кая га­дость! -- воз­му­ти­лась Еле­на Вла­ди­ми­ров­на. -- Что же, у вас пар­тий­ность вро­де зна­ка ка­че­ст­ва? Я ду­маю, что как раз на­обо­рот. Пар­тий­ность по­дав­ля­ет, не да­ет пу­ти к не­стан­дарт­ным, сме­лым ре­ше­ни­ям. Это как бы лю­ди с ве­рев­кой на шее, а ве­рев­ка при­вя­за­на к де­ре­ву. Все вре­мя хо­дят во­круг де­ре­ва и ни ша­гу даль­ше.
   -- Ты аб­со­лют­но пра­ва, Ле­ноч­ка. Ты ум­ни­ца, да­ле­ко гля­дишь. Но вре­мя ра­бо­та­ет на нас, и я ду­маю, что мы до­жи­вем до тех пре­крас­ных дней, ко­гда про­кля­тая ве­рев­ка на ше­ях изо­трет­ся от ста­рос­ти, и все ста­нут сво­бод­ны­ми... Так вот, за­кан­чи­ваю. Ди­рек­тор ус­тал си­деть и слу­шать. Он, на­вер­ное, со­об­ра­зил, что из трес­кот­ни на­чаль­ни­ков от­де­лов все рав­но ни­ка­ких вы­во­дов для се­бя он не сде­ла­ет. Ну кто, по­ду­май, ска­жет, что у не­го пло­хие под­чи­нен­ные. Это ведь риск. Нач­нут раз­би­рать­ся, гля­дишь -- и сам без го­ло­вы ос­та­нешь­ся. Глав­ное -- со­хра­нять ста­тус-кво. Ко­ро­че, -- ди­рек­тор под­нял­ся и ушел, ска­зав на про­ща­нье: "Про­дол­жай­те без ме­ня".
   Как толь­ко он уда­лил­ся, ат­те­ста­ция пе­ре­шла в га­лоп. Но все рав­но не ус­пе­ли за один день и вот, се­го­дня толь­ко за­кон­чи­ли.
   Зав­тра в кон­це дня я со­би­ра­юсь зай­ти к Сар­ки­со­ву. Ты уже с ним по­зна­ко­ми­лась. Я хо­чу у не­го по­про­сить по­мо­щи, пусть даст па­ру ре­бят пе­ре­та­щить при­бор в со­сед­нюю ком­на­ту. Тя­же­лый, за­раза, ки­ло­грам­мов три­ста тя­нет, да­ром что в ГДР сде­лан. Был я год на­зад в ин­сти­ту­те физ­­пр­­об­лем, там сто­ит тот же тип при­бо­ра, но фир­мы Пер­кин-Эл­мер. Так его под мыш­кой уне­сти мож­но.
   -- Ты зна­ешь, Сар­ки­сов мне очень по­нра­вил­ся. Та­кой ги­гант!
   -- Да, рос­ту в нем мет­ра два бу­дет.
   -- Он мне на­по­ми­на­ет по­че­му-то скульп­ту­ру Мои­сея. Вью­щие­ся чер­ные с про­се­дью во­ло­сы, бо­ро­да... Но у Мои­сея взгляд от­сут­ст­вую­щий, ку­да-то в про­стран­ст­во, а у Сар­ки­со­ва гла­за до­б­рые... Си­дит спи­ной к да­мам, но­сом в стен­ку. И пра­виль­но. Да­мы злю­щие-пре­злю­щие. Я во­шла -- они пря­мо-та­ки раз­де­ли ме­ня. И ни сло­веч­ка. За­то по­том, на­вер­ное, ко­гда я вы­шла, они об­ме­ня­лись ре­п­ли­ка­ми.
   Ужас­но смеш­но и не­ле­по вы­гля­дит Сар­ки­сов за сво­им сто­лом. Ты об­ра­тил вни­ма­ние? Пап­ки с от­че­та­ми за­ни­ма­ют весь стол. Па­лец во­ткнуть не­ку­да. И он в этой ку­че без кон­ца ро­ет­ся, ищет оче­ред­ной до­ку­мент. Я бы по­со­ве­то­ва­ла ему по­ста­вить всю эту ли­те­ра­ту­ру на пол­ки вер­ти­каль­но...Та­кой боль­шой, а до про­стой ве­щи не до­ду­мал­ся. Вся его дея­тель­ность раз­во­ра­чи­ва­ет­ся на про­стран­ст­ве раз­ме­ром со школь­ную тет­радь.
   -- Он очень стра­да­ет от этой бу­маж­ной ра­бо­ты. Рю­мин сва­лил на не­го всю кан­це­ля­рию. Ко­гда Сар­ки­сов слы­шит, что на­до что-ли­бо при­та­щить или вы­не­сти, же­ла­тель­но тя­же­лое и гро­мозд­кое, у не­го улуч­ша­ет­ся на­строе­ние и он спе­шит на по­мощь. Ну, лад­но. Зав­тра ты по­ти­хонь­ку иди до­мой, ме­ня не жди, по­то­му что я не знаю, сколь­ко вре­ме­ни про­тор­чу у Сар­ки­со­ва.
  
   Еле­на Вла­ди­ми­ров­на уже ус­пе­ла при­го­то­вить ужин, а Ан­д­рея всё не бы­ло. На­ко­нец он поя­вил­ся, об­нял её и по­шел умыть­ся с до­ро­ги.
   -- Из­ви­ни за за­держ­ку. Сей­час про­изош­ла сце­на пря­мо для юмо­ри­сти­че­ско­го жур­на­ла. Ух, ка­кой вкус­ный са­лат, мо­ло­дец Ле­ну­ся! Да, зна­чит я вхо­жу к Сар­ки­со­ву. Ба­бы уд­ра­ли, он один. Смот­рю -- сни­ма­ет ка­рет­ку с пи­шу­щей ма­шин­ки и пря­чет в сейф. У ме­ня гла­за на лоб от удив­ле­ния. -- За­чем это, Юрий Гри­горь­е­вич? -- спра­ши­ваю.
   -- Рас­по­ря­же­ние Быд­ло­ва (наш зам­ди­рек­то­ра по ре­жи­му). Вдруг по­ка мы бу­дем мир­но ужи­нать и спать, не­кий зло­умыш­лен­ник про­бе­рет­ся че­рез на­шу ох­ра­ну, взло­ма­ет дверь мо­ей ком­на­ты, ся­дет за ма­шин­ку и что-то эта­кое зло­вред­ное на­пе­ча­та­ет од­ним паль­цем че­рез ко­пир­ку в пя­ти эк­зем­п­ля­рах!
   Я за­хо­хо­тал, а он за­пер сейф, вы­та­щил пач­ку "Бе­ло­мо­ра", и тут я по­нял, что уй­ти сра­зу мне не уда­ст­ся. Он на­чал мне рас­ска­зы­вать в со­тый раз о том, как они из­го­тав­ли­ва­ли те­п­ло­об­мен­ник -- по­про­сту го­во­ря, гну­ли тру­бы. Мед­лен­но, со сма­ком, со все­ми под­роб­но­стя­ми. В это са­мое вре­мя он от­крыл дру­гой сейф, где у не­го хра­нит­ся ка­ни­ст­ра со спир­том, вы­удил фу­жер с от­ло­ман­ной нож­кой и на­лил из ка­ни­ст­ры поч­ти по­ло­ви­ну фу­же­ра. Я смот­рю, что бу­дет даль­ше. На по­до­кон­ни­ке у не­го сто­ит гра­фин ро­зо­во­го стек­ла, в нем во­да с зе­ле­ным осад­ком. Он раз­ба­вил ею спирт на гла­зок, взял ка­ран­даш, по­ме­шал и вы­пил. А рас­сказ о том, как они гну­ли тру­бы, те­чет сво­им че­ре­дом. Та­ким ма­не­ром, не за­ку­сы­вая, он про­пус­тил че­ты­ре фу­же­ра. По­сле пя­то­го он вы­та­щил из бо­ко­во­го кар­ма­на пид­жа­ка кро­шеч­ную кон­фет­ку-стек­ляш­ку и по­со­сал. За­ку­сил, ста­ло быть. Вид­но, по­сле пя­то­го фу­же­ра он за­хме­лел и по­те­рял ори­ен­та­цию в про­стран­ст­ве, по­то­му что на­лив шес­той и раз­ме­шав спирт с во­дой ка­ран­да­шом, он ув­лек­ся рас­ска­зом и по­ста­вил фу­жер на не­су­ще­ст­вую­щую нож­ку. Всё, ес­те­ст­вен­но, про­ли­лось на стол, за­мо­чи­ло мно­го­чис­лен­ные бу­ма­ги. Он ска­зал: "Ай-яй-яй, не­по­ря­док слу­чил­ся!", смах­нул ла­до­нью жид­кость на пол, по­том так же сте­пен­но на­лил сно­ва, раз­ба­вил, раз­ме­шал, вы­пил и, вздох­нув, ска­зал: "Ну, лад­но. Бу­дем со­би­рать­ся до­мой". Тут я вста­вил сло­веч­ко на­счет при­бо­ра. Он кив­нул : "Сде­ла­ем". Ни­че­го он не сде­ла­ет. Его с ут­ра рвут на час­ти, и он всё за­бы­ва­ет. Бу­ду зво­нить, на­по­ми­нать.
   -- И не нуж­но бы­ло те­бе к не­му ид­ти. Ты сам ви­дишь, что зря по­те­рял два ча­са.
   -- Но за­то ка­кое зре­ли­ще я на­блю­дал! Кста­ти, по­шли мы на про­ход­ную, так он да­же не по­кач­нул­ся. Об­ме­нял­ся с вах­тер­ша­ми шу­точ­ка­ми. Они пря­мо-та­ки за­ще­бе­та­ли, ко­гда он поя­вил­ся. "Лю­бят ме­ня", -- ска­зал он мне с гор­до­стью. И вот, по­шел ужи­нать до­мой по­сле та­кой за­ряд­ки. Не то, что я -- мозг­ляк-ин­тел­ли­гент.
   -- За­то ты уме­ешь со­чи­нять сказ­ки. И во­об­ще, ты ум­ный и та­лант­ли­вый.
   -- Спа­си­бо, зо­ло­тая моя, дай я те­бя по­це­лую в но­сик.
   -- Ан­д­рю­ша, у те­бя не пред­ви­дит­ся ко­ман­ди­ров­ка в Т.? У ме­ня серд­це из­бо­ле­лось. Как там Вик­тор? Мо­жет быть, ему по­мощь нуж­на... Пи­сать я ему не ре­ша­юсь, что­бы не обер­ну­лось во зло ему.
   -- Рю­мин со­брал­ся на­пра­вить ме­ня в Т. в кон­це ок­тяб­ря. Ты к Ло­ги­но­вым не за­хо­ди. Пой­ди в шко­лу к Сте­па­ни­де. Она на­вер­ня­ка зна­ет про Вик­то­ра. Ес­ли слу­чай­но его встре­тишь, дай ему наш ад­рес и те­ле­фон.
  
   Пись­мо.
   Здрав­ст­вуй­те, до­ро­гая Еле­на Вла­ди­ми­ров­на.
   Хо­чу вам при­знать­ся. Что Мо­с­ков­ский уни­вер­си­тет при­ят­но ме­ня уди­вил и про­дол­жа­ет удив­лять ду­хом про­све­щен­ной сво­бо­ды. Мне чер­тов­ски по­вез­ло, что я по­сту­пил сю­да. При­зна­юсь, я не ожи­дал, что за гряз­но-жел­тым фа­са­дом, вы­хо­дя­щим на Мо­хо­вую ули­цу, та­ит­ся та­кое ог­ром­ное, оде­тое в мра­мор про­стран­ст­во. Вы­со­та за­ла не­имо­вер­ная. Кра­со­та! Га­ле­реи, ле­ст­ни­цы -- всё вы­зы­ва­ет вос­хи­ще­ние. Ау­ди­то­рии, где про­хо­дят лек­ции на­ше­го по­то­ка, то­же ве­ли­ко­леп­ны. Они на­по­ми­на­ют древ­ние ам­фи­те­ат­ры, где ря­ды плав­но сте­ка­ют вниз, к лек­тор­ской ка­фед­ре. Аку­сти­ка пре­вос­ход­ная. Прав­да, ком­на­ты для се­ми­нар­ских за­ня­тий на­мно­го скром­нее. Уз­кие, длин­ные, душ­ные. Сте­ны го­лые, пло­хо по­кра­шен­ные, пар­кет в ком­на­тах и в ко­ри­до­рах об­шар­пан­ный. За чис­то­той ни­кто не сле­дит, на­вер­ное, эко­но­мят день­ги.
   На­род у нас в груп­пе по­доб­рал­ся зна­ме­ни­тый (я -- один един­ст­вен­ный из ра­бо­чей се­мьи и сам ра­бо­чий). Всё де­ти пи­са­те­лей, жур­на­ли­стов и вся­че­ских боль­ших на­чаль­ни­ков. Пред­став­ляе­те -- я ра­бо­тал в под­шеф­ном кол­хо­зе с вну­ча­тым пле­мян­ни­ком са­мо­го гра­фа Тол­сто­го! Ка­ко­во! От­лич­ный па­рень. Креп­кий, как же­ле­зо. Ра­бо­та­ет с упое­ни­ем. Мы с ним в па­ре гру­зи­ли меш­ки с кар­то­фе­лем на ма­ши­ны. Так на­чал­ся наш пер­вый се­местр. Ос­во­бо­ди­лись и при­сту­пи­ли к за­ня­ти­ям толь­ко в кон­це сен­тяб­ря.
   Да, а сей­час уже кон­ча­ет­ся пер­вый курс. Вре­мя ле­тит. Ка­кой же я сту­дио­зус-свин­тус-гран­дио­зус, что до сих пор Вам не на­пи­сал. Всё со­би­рал­ся, со­би­рал­ся. А те­перь столь­ко но­вых впе­чат­ле­ний на­ко­пи­лось, что по­тре­бу­ет­ся тет­радь на сто стра­ниц, что­бы рас­ска­зать хоть вкрат­це обо всем.
   Мне нра­вит­ся, пре­ж­де все­го, де­мо­кра­тич­ность на­ших пре­по­да­ва­те­лей и их пре­дан­ность ра­бо­те. Нет и в по­ми­не школь­но­го за­нуд­ст­ва. Ан­тич­ную ли­те­ра­ту­ру у нас ве­дет уди­ви­тель­ная жен­щи­на по фа­ми­лии Венч-Янов­ская. Ка­ж­дое её за­ня­тие -- это те­атр. Она за­ку­ты­ва­ет пле­чи тем­но-си­ре­не­вой бар­хат­ной на­кид­кой и, стоя по­доб­но ста­туе вес­тал­ки, на­рас­пев чи­та­ет древ­них по­этов. И не дай Бог ко­му-ни­будь гля­нуть в ок­но или шеп­нуть сло­во! Ра­зо­рвет в клоч­ки, унич­то­жит! На кол­ло­к­виу­мах она ко­па­ет­ся в на­ших моз­гах, как хи­рург. Ес­ли она до­воль­на ус­пе­ха­ми, то вста­ет и тор­же­ст­вен­но кла­ня­ет­ся эк­за­ме­нуе­мо­му: "Я вас бла­го­слов­ляю". Я, по­хо­же, ока­зал­ся сре­ди её лю­бим­чи­ков. Но ес­ли она ко­го не­вз­лю­бит -- бе­ре­гись! Один из на­ших, Удаль­цов, си­дя пе­ред её сто­лом на­звал Кро­но­са Ми­но­сом. Что тут бы­ло! Венч-Янов­ская под­прыг­ну­ла на метр от по­ла. Как кош­ка. Удаль­цов вско­чил и ки­нул­ся к две­рям, а она за ним, он -- по ко­ри­до­ру, а она бе­жит и кри­чит на весь уни­вер­си­тет: "На фи­ло­ло­ги­че­ском фа­куль­те­те поя­вил­ся Ду­рак!"... Смеш­но и да­же не­множ­ко страш­но.
   У мно­гих пре­по­да­ва­те­лей есть свои веч­ные при­вя­зан­но­сти. Вот, к при­ме­ру, у до­цен­та Ма­ко­рец­ко­го есть свой пунк­тик, по­эт Но­ва­лис. О Но­ва­ли­се он мо­жет рас­ска­зы­вать бес­ко­неч­но, чи­тать свои пе­ре­во­ды. Соз­да­ет­ся впе­чат­ле­ние, что Но­ва­лис -- это ве­ли­чай­ший ге­ний.
   Еле­на Вла­ди­ми­ров­на, ес­ли всё-всё опи­сы­вать, да еще и под­роб­но, то не хва­тит ни бу­ма­ги, ни вре­ме­ни. По­это­му еще толь­ко два сло­ва о са­мом глав­ном. Я со­вер­шен­но из­ле­чил­ся от ком­плек­са, ко­то­рый ме­шал мне жить. И спо­соб­ст­во­ва­ло это­му од­но об­стоя­тель­ст­во. Про­лис­ты­вая пе­рио­ди­ку, я од­на­ж­ды на­ткнул­ся в ис­то­ри­че­ском жур­на­ле на ста­тью, где го­во­ри­лось, что один вла­де­лец рес­то­ра­на в Ми­ла­не был точ­ной ко­пи­ей ко­ро­ля Ум­бер­то Пер­во­го. Ма­ло то­го, их же­ны зва­лись Ма­ри­ей, а сы­но­вья -- Вит­то­рио и ро­ди­лись они в один день и один час. Да­лее, Ум­бер­то стал ко­ро­лем в тот же год, ко­гда его двой­ник от­крыл свой рес­то­ран. Ну, и т.д. вплоть до их смер­ти, ко­то­рая так­же бы­ла очень по­хо­жа -- оба по­гиб­ли от пу­ли. На ко­ро­ля кто-то на­пал по­сле со­рев­но­ва­ний по стрель­бе, а его двой­ник чис­тил ру­жьё и не­ча­ян­но за­стре­лил­ся. Ко­ро­че -- всё в жиз­ни воз­мож­но, и я -- не пер­вый слу­чай двой­ни­ка. Не зря ска­за­но: "Есть мно­гое на све­те, друг Го­ра­цио, что и не сни­лось на­шим муд­ре­цам". Кста­ти ска­зать, ба­наль­ней­шая мысль, но ба­наль­но­сти час­то по­ра­жа­ют ум бы­ст­рее, чем ори­ги­наль­ность, по­то­му что ори­ги­наль­ность ну­ж­да­ет­ся в ис­сле­до­ва­нии.
   Хо­чу вас не­мно­го по­за­ба­вить. Про­лис­ты­вая в оче­ред­ной раз "Ев­ге­ния Оне­ги­на", я об­ра­тил вни­ма­ние на ХХ1У и ХХУ стро­фы, где Тать­я­на при­хо­дит в усадь­бу Оне­ги­на и чи­та­ет книж­ки в его биб­лио­те­ке. По­зволь­те про­ци­ти­ро­вать:
   И на­чи­на­ет по­нем­но­гу
   Моя Тать­я­на по­ни­мать
   Те­перь яс­нее -- сла­ва Бо­гу --
   То­го, по ком она взды­хать
   Осу­ж­де­на судь­бою вла­ст­ной:
   Чу­дак пе­чаль­ный и опас­ный,
   Соз­да­нье ада иль не­бес,
   Сей ан­гел, сей над­мен­ный бес,
   Что ж он? Уже­ли под­ра­жа­нье,
   Ни­чтож­ный при­зрак, иль еще
   Мо­ск­вич в Га­роль­до­вом пла­ще,
   Чу­жих при­чуд ис­тол­ко­ва­нье,
   Слов мод­ных пол­ный лек­си­кон?
   Уж не па­ро­дия ли он?
  
   Ужель за­гад­ку раз­ре­ши­ла?
   Уже­ли сло­во най­де­но?
   ... и т.д. и в при­ме­ча­ни­ях:
   С её от­кры­ти­ем по­здра­вим
   Тать­я­ну ми­лую мою
  
   И сно­ва в гла­ве вось­мой стро­фа вось­мая:
  
   Всё тот же ль он иль ус­ми­рил­ся?
   Иль кор­чит так­же чу­да­ка?
   Ска­жи­те, чем он воз­вра­тил­ся?
   Что нам пред­ста­вит он по­ка?
   Чем нын­че явит­ся? Мель­мо­том,
   Кос­мо­по­ли­том, пат­рио­том,
   Га­роль­дом, ква­ке­ром, хан­жой,
   Иль мас­кой ще­голь­нет иной,
   Иль про­сто бу­дет до­б­рый ма­лый,
   Как вы да я, как це­лый свет?
   . . . . . . . .
   (и в при­ме­ча­ни­ях к пу­те­ше­ст­вию Оне­ги­на:
   На­ску­ча или слыть Мель­мо­том
   Иль мас­кой ще­го­лять иной,
   Про­снул­ся раз он пат­рио­том
   Дожд­ли­вой, скуч­ною по­рой.)
   . . . . . . . .
  
   Про­чел я в оче­ред­ной раз "ха­рак­те­ри­сти­ку" Оне­ги­на, ко­то­рую да­ет ему Пуш­кин и по­ра­зил­ся, по­че­му в шко­ле со­вер­шен­но иг­но­ри­ро­ва­ли эти стро­фы, а вме­сто это­го ну­ди­ли что-то о лиш­них лю­дях, о ти­пич­ных пред­ста­ви­те­лях, срав­ни­ва­ли с Пе­чо­ри­ным. А тут пря­мо ска­за­но, что Оне­гин-то -- пре­ж­де все­го че­ло­век не­ум­ный, во вся­ком слу­чае, не­дос­та­точ­но ум­ный, что­бы иметь соб­ст­вен­ные су­ж­де­ния. Всё в нем -- фаль­шив­ка, под­ра­жа­ние, гон­ка за мо­дой. Он -- про­ти­во­по­лож­ность Пе­чо­ри­ну, по­то­му что Пе­чо­рин, пре­ж­де все­го, -- ум­ни­ца, че­ло­век на­блю­да­тель­ный, му­же­ст­вен­ный. Он ос­та­вил нам чу­дес­ные за­пис­ки о сво­их при­клю­че­ни­ях, а Оне­гин -- пус­то­цвет. Труд упор­ный ему был то­шен... И, кста­ти, мо мо­ему мне­нию, -- глав­ное в че­ло­ве­ке, не то, как он от­но­сит­ся к вла­сти, а что он пред­став­ля­ет со­бой -- ум­ный или глу­пый, щед­рый или жад­ный, трус или храб­рец, тру­дя­га или без­дель­ник.
   И еще мне при­шло в го­ло­ву, что Пуш­кин со­брал в Оне­ги­не всё, чем был не­до­во­лен в се­бе са­мом. Оне­гин -- худ­шая часть Пуш­ки­на, вот что я мо­гу ска­зать вам!
   И еще. Го­во­рят, что про­то­ти­пом Оне­ги­на был Иван Пу­щин. Не ис­клю­чаю, но ду­маю -- ско­рее в пла­не внеш­нем, по­ве­ден­че­ском. Ска­жем, Пу­щи­на зва­ли пе­дан­том. Порт­рет­но­го сход­ст­ва и не ищи­те тем бо­лее, что порт­ре­та Ев­ге­ния в ро­ма­не нет. Мы не зна­ем -- вы­сок он или ни­зок, стро­ен или толст, как Дель­виг, не зна­ем цвет во­лос и глаз, да ни­че­го мы о нём не зна­ем, кро­ме то­го, что хо­чет нам рас­ска­зать Пуш­кин... Хо­тя, ко­неч­но, ес­ли "раз­лю­бил он на­ко­нец и брань, и саб­лю, и сви­нец", то есть слу­жил в пол­ку, то стре­лял по­лу­чше Лен­ско­го и не уди­ви­тель­но, что убил его. Не знаю по­че­му, но мне уби­вец, хоть он и не умен, ку­да сим­па­тич­нее уби­то­го куд­ря­во­го ба­раш­ка...
   Те­перь о мо­их пла­нах. Ме­ня очень при­вле­ка­ет анг­лий­ская ли­те­ра­ту­ра. Я по­ста­вил се­бе цель стать про­фес­сио­на­лом в этой об­лас­ти. Ни­ка­ких под­роб­но­стей по это­му по­во­ду я вам со­об­щить не мо­гу, но знай­те, что это мой путь и это для ме­ня очень важ­но.
   Я Вас люб­лю, пом­ню и бу­ду лю­бить и пом­нить все­гда.
  
   Вик­тор

про­то­ко­лы
кар­теж­но­го клу­ба "за кар­ты"
(па­ро­дия)

   Я за­ду­мал объ­е­ди­нить ма­те­ри­ал но­ме­ров га­зе­ты "За кар­ты" в па­мять о тех днях, ко­гда мы со­би­ра­лись не­боль­шой, но те­п­лой ком­па­ни­ей. Че­ст­ное сло­во, мы бы­ли то­гда впол­не сча­ст­ли­вы. Вна­ча­ле пла­ни­ро­ва­лось вы­пус­кать га­зе­ту еже­ме­сяч­но, но по­сколь­ку все мы бы­ли людь­ми за­ня­ты­ми, то за два го­да 1986-1988 уда­лось вы­пус­тить все­го шесть но­ме­ров. Дер­жу па­ри, что кро­ме ме­ня и Миш­ки ни­кто этих га­зет не чи­тал. Я их про­смот­рел сей­час и по­ду­мал, что кое-что там шар­жи­ро­ва­но впол­не удач­но, осо­бен­но стиль цен­траль­ных га­зет и вся­че­ская пар­тий­ная дурь. Есть так­же и мес­та, вы­зы­ваю­щие впол­не серь­ез­ные раз­ду­мья. Ко­ро­че -- я вам ис­крен­не ре­ко­мен­дую оку­нуть­ся в со­бы­тия пят­на­дца­ти­лет­ней дав­но­сти, ко­гда мы все бы­ли на пят­на­дцать лет мо­ло­же. C лю­бо­вью и по­же­ла­ни­ем дол­гих лет всем уча­ст­ни­кам на­ших встреч!
  

Алик Тол­чин­ский
12 мар­та 2002 го­да

  
  
  

N1

"За Кар­ты!"

  
   Справ­ка об уч­ре­ди­те­лях клу­ба.
   1. Пред­се­да­тель -- Зин­де Ми­ха­ил Мак­со­вич -- пе­ре­во­дчик с анг­лий­ско­го на рус­ский с выс­шим об­ра­зо­ва­ни­ем, гол­дин­го­лог. Тео­ре­тик эк­зи­стен­циа­лиз­ма, не­од­но­крат­но пы­тав­ший­ся вне­дрить это фи­ло­соф­ское на­прав­ле­ние в се­мей­ные от­но­ше­ния. Обос­но­вал те­зис о не­об­хо­ди­мо­сти вес­ти лю­бую иг­ру на де­неж­ной ос­но­ве для дос­ти­же­ния вы­со­ких, в том чис­ле и спор­тив­ных, ре­зуль­та­тов.
   2. Член клу­ба -- Грин­берг Яков Хас­ке­ле­вич -- хи­мик ми­ро­во­го мас­шта­ба, от­ме­чен в Бе­лой кни­ге в раз­де­ле "Ху из ху", из­дан­ной в Ин­дии по за­ка­зу ЮАР. В пре­фе­ранс иг­ра­ет со школь­ной ска­мьи. Хо­лод­ный ана­ли­ти­че­ский ум и го­ря­чий, тща­тель­но скры­вае­мый тем­пе­ра­мент. Очень му­зы­ка­лен.
   3. Член клу­ба -- Дед­ков Юрий Мар­ко­вич -- то­же хи­мик, но Все­со­юз­но­го мас­шта­ба, са­мый мо­ло­дой (в смыс­ле ста­жа), но по­даю­щий на­де­ж­ды член клу­ба. Очень мно­го вре­ме­ни от­да­ет се­мье и со­ба­ке Жо­ли, из-за че­го по­ка ма­ло ра­бо­та­ет в об­лас­ти пре­фе­ран­са. На­ли­цо боль­шие спо­соб­но­сти и упор­ст­во в дос­ти­же­нии це­ли. На­при­мер, не­дав­но за­щи­тил док­тор­скую дис­сер­та­цию, на те­му, к со­жа­ле­нию, да­ле­кую от карт.
   4. Член клу­ба -- Ата­ров Кон­стан­тин Ни­ко­лае­вич -- в про­шлом пе­ре­во­дчик с га­зет­но­го язы­ка на рус­ский и об­рат­но, ны­не -- один из ор­га­ни­за­то­ров но­во­го Жур­на­ла, ко­то­рый вско­ре по­сту­пит в ма­га­зи­ны и ки­ос­ки и ко­то­рый, ра­зу­ме­ет­ся, бу­дет очень ин­те­ре­сен оп­ре­де­лен­ной час­ти на­се­ле­ния на­шей стра­ны. Ис­крен­ний и бес­ком­про­мисс­ный по­чи­та­тель, мож­но ска­зать, -- под­виж­ник пре­фе­ран­са. Зна­ток Кни­ги.
   5. Член клу­ба -- Ко­тов Алек­сандр Ва­силь­е­вич -- вы­со­ко­ква­ли­фи­ци­ро­ван­ный ди­ле­тант в об­лас­ти хи­мии и ли­те­ра­ту­ры. Име­ет склон­ность к ку­ли­на­рии и изо­бра­зи­тель­но­му ис­кус­ст­ву. Сла­бая нерв­ная ор­га­ни­за­ция не по­зво­ля­ет бро­сить ра­бо­ту и по­свя­тить ос­та­ток жиз­ни кар­там. А жаль! Очень азар­тен. Го­тов иг­рать в лю­бую иг­ру в лю­бое вре­мя. От­вет­ст­вен­ный за вы­пуск га­зе­ты "За Кар­ты!".
  
  

В ИН­ТЕ­РЕ­САХ ВСЕ­ГО ЧЕ­ЛО­ВЕ­ЧЕ­СТ­ВА

(пе­ре­до­вая ста­тья)

  
   Клуб на­ме­рен вы­пус­кать еже­ме­сяч­ный но­мер га­зе­ты "За Кар­ты!" -- раз­вле­ка­тель­но­го и нрав­ст­вен­но-со­зи­да­тель­но­го на­прав­ле­ния. Нель­зя не от­ме­тить, что с на­ча­ла 20-х го­дов и по на­стоя­щее вре­мя в си­лу не­ле­пой тен­ден­ции, во­пре­ки ко­рен­ным ин­те­ре­сам на­се­ле­ния, без уче­та осо­бен­но­стей мо­мен­та раз­ви­тия об­ще­ст­ва сплошь и ря­дом от­дель­ные ру­ко­во­дя­щие ра­бот­ни­ки и да­же ор­га­ни­за­ции от­ри­ца­тель­но от­но­сят­ся к кар­теж­ным иг­рам, осо­бен­но в об­ще­ст­вен­ном мес­те. Нет со­мне­ния, что при­чи­ной, по­бу­див­шей ор­га­ны вла­сти мо­ло­дой Со­вет­ской рес­пуб­ли­ки за­пре­тить кар­теж­ные иг­ры в об­ще­ст­вен­ных мес­тах, бы­ло то об­стоя­тель­ст­во, что пре­ступ­ный мир, ухо­дя­щий класс ши­ро­ко ис­поль­зу­ют кар­ты в ка­че­ст­ве ос­нов­но­го сред­ст­ва раз­вле­че­ния или, дру­ги­ми сло­ва­ми, уби­ва­ния вре­ме­ни вме­сто со­циа­ли­сти­че­ско­го строи­тель­ст­ва.
   Од­на­ко ес­ли сле­до­вать этой, ска­жем от­кро­вен­но, не­да­ле­кой ло­ги­ке, то сле­до­ва­ло бы за­крыть все ка­фе и рес­то­ра­ны, по­сколь­ку про­цесс по­лу­че­ния пи­щи в них очень по­хож на со­вме­ст­ную еду в ис­пра­ви­тель­но-тру­до­вых за­ве­де­ни­ях. Мы да­ле­ки от мыс­ли вы­но­сить дис­кус­сию по столь ма­ло­важ­но­му по­во­ду на Все­на­род­ный со­вет, хо­тя на­ста­ло вре­мя от­кро­вен­но­го об­ме­на мне­ния­ми, не­об­хо­дим от­кро­вен­ный раз­го­вор. По­ра, по­ра, то­ва­ри­щи, ид­ти в но­гу со вре­ме­нем, ос­во­бо­дить кар­ты от той уни­зи­тель­ной ро­ли в об­ще­ст­ве, на ко­то­рую их об­рек­ли не­да­ле­кие, ска­жем опять-та­ки от­кро­вен­но, ру­ко­во­ди­те­ли не­ко­то­рых ми­ни­стерств и ве­домств. По­ра по­ка­зать ис­тин­но хо­зяй­ское от­но­ше­ние к это­му, по­жа­луй, са­мо­му де­ше­во­му и ти­хо­му сред­ст­ву вы­пус­ка­ния из­лиш­ней нерв­ной и эмо­цио­наль­ной энер­гии.
   Че­ло­век -- это бес­цен­ное на­ше бо­гат­ст­во, это­го нель­зя за­бы­вать, то­ва­ри­щи. Всё для бла­га че­ло­ве­ка. С удов­ле­тво­ре­ни­ем мо­жем от­ме­тить, что сей­час на при­лав­ках ма­га­зи­нов мож­но уви­деть ши­ро­кий ас­сор­ти­мент иг­раль­ных карт, вы­пол­нен­ных в хо­ро­шем ху­до­же­ст­вен­ном оформ­ле­нии. А ведь со­всем не­дав­но в лет­не-ве­сен­ний от­пу­ск­ной се­зон бу­к­валь­но ни­где нель­зя бы­ло ку­пить ко­ло­ду карт. Кар­ты от­но­си­лись к то­ва­рам, ко­то­рые не все­гда, а точ­нее -- ред­ко мож­но бы­ло уви­деть на при­лав­ках. К сча­стью, эти вре­ме­на уш­ли в да­ле­кое про­шлое.
   Итак, об ос­нов­ных на­прав­ле­ни­ях га­зе­ты.
   На на­ших стра­ни­цах вы смо­же­те про­честь ин­тер­вью с уч­ре­ди­те­ля­ми клу­ба, хро­ни­ку о прие­ме ино­го­род­них и за­ру­беж­ных гос­тей, важ­ней­шие да­ты пре­фе­ран­са, све­де­ния из ис­то­рии карт, ли­те­ра­тур­ные на­ход­ки, прак­ти­че­ские со­ве­ты на­чи­наю­щим, уход за кар­та­ми (о ра­цио­на­ли­за­тор­ской и изо­бре­та­тель­ской дея­тель­но­сти), раз­бо­ры наи­бо­лее глу­бо­ких или курь­ез­ных пар­тий, о со­цио­ло­ги­че­ских про­бле­мах ти­па: кар­ты и се­мья и про­чее, а так­же фель­е­то­ны, юмо­ре­ски, пер­со­на­лии...
   По­сколь­ку не ис­клю­че­на воз­мож­ность уча­стия ко­го-ли­бо из чле­нов клу­ба в ме­ж­ду­на­род­ной встре­че, га­зе­та взя­ла на се­бя труд на­пом­нить на­зва­ния карт и мас­тей на трех ос­нов­ных ев­ро­пей­ских язы­ках.
   Рус­ский Анг­лий­ский Не­мец­кий Фран­цуз­ский
   Туз Ace As As
   Ко­роль King Konig Roi
   Да­ма Queen Dame Dame
   Ва­лет Knave/Jack Bube Valet
   Де­сят­ка Ten Zehn Dix
   Де­вят­ка Nine Neun Neuf
   Вось­мер­ка Eight .Acht Huit
   Се­мер­ка Seven .Sieben Sept
   Пи­ки Spades Pik Pique
   Тре­фы Clubs Treff/Kreuz Trefle
   Буб­ны Diamonds Karo Carreau
   Чер­ви Hearts Herz/Coeur Coeur
  
   Но­та­ция: Туз -- Т, ко­роль -- К, да­ма -- Д, ва­лет -- В, 10 -- 7, масть -- п, тр, б, ч. Обо­зна­че­ние парт­не­ров по по­ряд­ку хо­да 1, 11, 111, на при­ку­пе -- ПР. Иг­раю­щий обо­зна­ча­ет­ся, на­при­мер, 11и, вис­тую­щий , па­сую­щий 111п.
   При­мер: Вче­ра, в пят­ни­цу, 17 но­яб­ря со­стоя­лась 26-я пар­тия 1986 г. При­сут­ст­во­ва­ли... Вы­иг­рыш со­ста­вил... Про­иг­рыш... Наи­бо­лее ин­те­рес­ный мо­мент от­ме­чен на под­сад­ке т. Пет­ро­ва на вось­мер­ной иг­ре (ко­зы­ри буб­ны). Ис­ход­ная по­зи­ция:
   -- Ива­нов пТВ7, трДВ10, бВ, чКД7
   11и -- Пет­ров ...
   111в -- Си­до­ров...
   -- По­та­пов ПР б10, чВ
  
   ИГ­РА
   11и -- ч9, 111в -- б7, 1в -- ч7
   -- чД, 11и -- чТ, 111в -- ч8
   3...
  
   Ин­тер­вью. Ми­ха­ил Мак­со­вич счи­та­ет, что кар­ты есть сред­ст­во об­ще­ния. Здесь он не­сколь­ко рас­хо­дит­ся с древ­ни­ми гре­ка­ми, ко­то­рые счи­та­ли, что сред­ст­вом об­ще­ния яв­ля­ет­ся раз­бав­лен­ное ви­но. Сто­ит об­су­дить, не яв­ля­ет­ся ли весь зна­ме­ни­тый три­ан­гу­ляр (тре­уголь­ник) "кар­ты-ви­но-жен­щи­ны" сред­ст­вом об­ще­ния? Хо­те­лось бы знать мне­ние уч­ре­ди­те­лей клу­ба.
  
   Не­мно­го ис­то­рии. Пре­фе­ранс про­ник в Рос­сию в се­ре­ди­не Х1Х ве­ка из Фран­ции. Хо­те­лось бы уз­нать, что кро­ет­ся за са­мим на­зва­ни­ем иг­ры (в пе­ре­во­де на рус­ский -- "пре­иму­ще­ст­во", "пред­поч­те­ние")
  

N2

"За Кар­ты!"

  

ЗА НО­ВО­ГО, ГАР­МО­НИЧ­НО­ГО ЧЕ­ЛО­ВЕ­КА!

(пе­ре­до­вая ста­тья)

  
   Со­циа­лизм соз­да­ет пред­по­сыл­ки гар­мо­нич­но­го и все­сто­рон­не­го раз­ви­тия лич­но­сти. В про­грам­ме пар­тии и ее ру­ко­во­дя­щих до­ку­мен­тах боль­шое вни­ма­ние уде­ле­но вос­пи­та­нию со­вет­ско­го че­ло­ве­ка в ду­хе пре­дан­но­сти идеа­лам ком­му­низ­ма. Не­ма­лую роль в про­цес­се вос­пи­та­ния под­рас­таю­ще­го по­ко­ле­ния при­об­ре­та­ют на­столь­ные иг­ры и, в ча­ст­но­сти, иг­раль­ные кар­ты. Ре­бе­нок с нор­маль­ным раз­ви­ти­ем в ря­до­вой со­вет­ской се­мье при­об­ща­ет­ся к это­му, мож­но ска­зать, уни­вер­саль­но­му сред­ст­ву по­зна­ния ми­ра прак­ти­че­ски од­но­вре­мен­но с про­хо­ж­де­ни­ем ма­те­риа­ла по ма­те­ма­ти­ке в объ­е­ме пер­во­го клас­са на­чаль­ной шко­лы. При­ве­дем не­сколь­ко при­ме­ров. Иг­ра в "Пья­ни­цу" по сво­ей су­ти яв­ля­ет­ся ре­ше­ни­ем ря­да не­ра­венств ви­да туз ко­роль да­ма ва­лет и т.д., в ко­то­рые не­ред­ко вклю­че­ны слож­ные не­ра­вен­ст­ва ти­па (да­ма + 10) (да­ма + 8) и проч. Раз­ви­тие ин­туи­ции и бы­строе ре­ше­ние о рав­ных ве­ли­чи­нах да­ет­ся в иг­ре в "Аку­лин­ку". Мож­но при­вес­ти еще мно­же­ст­во дру­гих при­ме­ров раз­ви­тия по­лез­ных на­вы­ков, при­об­ре­тае­мых деть­ми в кар­точ­ной иг­ре.
   Для до­шко­ль­но­го воз­рас­та мож­но ре­ко­мен­до­вать вы­пуск спе­ци­аль­ных иг­раль­ных карт с порт­ре­та­ми во­ж­дей и клас­си­ков мар­ксиз­ма-ле­ни­низ­ма, а так­же важ­ней­ших объ­ек­тов ком­му­ни­сти­че­ско­го строи­тель­ст­ва. Это ра­зо­вьет дет­ский кру­го­зор и па­мять на важ­ней­шие да­ты и ве­хи на­ше­го об­ще­ст­ва. На­при­мер, со­бы­тия, свя­зан­ные с Ок­тябрь­ской ре­во­лю­ци­ей мож­но пред­ста­вить в кар­тах буб­но­вой мас­ти, а про­цесс об­ра­зо­ва­ния СССР -- в чер­вон­ной.
   По­сте­пен­но, с воз­рас­том про­ис­хо­дит сме­на про­стых кар­точ­ных игр на все бо­лее со­вер­шен­ные, со слож­ной ло­ги­кой, с тре­бо­ва­ни­ем боль­шой мыс­ли­тель­ной ра­бо­ты и са­мо­дис­ци­п­ли­ны. Сле­ду­ет за­ме­тить, к со­жа­ле­нию, что не­ред­ки слу­чаи за­мед­лен­но­го раз­ви­тия лич­но­сти, ко­гда уже взрос­лые лю­ди про­дол­жа­ют иг­рать в "Ду­рач­ка". Это, как пра­ви­ло, яв­ля­ет­ся след­ст­ви­ем пло­хой куль­тур­но-вос­пи­та­тель­ной ра­бо­ты уч­ре­ж­де­ний на мес­тах, не­дос­та­точ­но­го вни­ма­ния пар­тий­ных и со­вет­ских ор­га­нов к во­про­сам по­вы­ше­ния идей­но­го и куль­тур­но­го уров­ня тру­дя­щих­ся.
   Осо­бен­но ве­ли­ко вос­пи­та­тель­ное зна­че­ние иг­ры в пре­фе­ранс. Эта иг­ра в от­ли­чие от мно­гих дру­гих вос­пи­ты­ва­ет си­лу во­ли, усид­чи­вость, вни­ма­ние, сдер­жан­ность и ряд дру­гих цен­ных ка­честв ха­рак­те­ра. Эко­но­ми­че­ским пре­иму­ще­ст­вом иг­ры яв­ля­ет­ся не­боль­шой объ­ем ко­ло­ды -- все­го 32 лис­та, что на­мно­го ни­же тре­буе­мо­го ко­ли­че­ст­ва лис­тов в та­ких внеш­не на­ряд­ных, но го­раз­до ме­нее ин­тел­лек­ту­аль­ных иг­рах, как, на­при­мер, ка­на­ста. Очень важ­ным ас­пек­том пре­фе­ран­са яв­ля­ет­ся де­неж­ный приз по­бе­ди­те­лю. Де­неж­ные от­но­ше­ния здесь, как впро­чем, и в жиз­ни, яв­ля­ют­ся мо­гу­чим сти­му­лом реа­ли­за­ции спо­соб­но­стей ин­ди­ви­дуу­ма. За­ме­на де­неж­но­го при­за на фан­ты и щелч­ки по лбу рез­ко сни­зи­ли бы куль­ту­ру об­ще­ния и здо­ро­вый дух со­рев­но­ва­ния, а в слу­чае боль­шо­го про­иг­ры­ша мог­ли бы при­вес­ти и к чле­но­вре­ди­тель­ст­ву.
   К со­жа­ле­нию, сле­ду­ет от­ме­тить, что в сель­ской ме­ст­но­сти до сих пор бы­ту­ет, воз­мож­но из-за от­сут­ст­вия де­нег, рас­чет пу­тем фи­зи­че­ской рас­пра­вы, ко­гда про­иг­рав­ше­го в "Ду­рач­ка" или ка­кую-ли­бо сход­ную по смыс­лу и на­зва­нию иг­ру, бьют сло­жен­ны­ми вде­ся­те­ро лис­та­ми по кон­чи­ку но­са или ушам. Как пра­ви­ло, в сель­ской ме­ст­но­сти иг­раль­ные кар­ты, вви­ду пло­хо­го снаб­же­ния и от­сут­ст­вия эле­мен­тар­ных удобств, на­хо­дят­ся в ан­ти­са­ни­тар­ном со­стоя­нии. Кон­такт при рас­пла­те с чер­та­ми ли­ца мо­жет при­вес­ти к по­яв­ле­нию кож­ных за­бо­ле­ва­ний.
   В сво­их пись­мах чи­та­те­ли про­сят ос­ве­тить не­ко­то­рые ас­пек­ты тео­рии и прак­ти­ки на­столь­ных игр, се­ту­ют на от­сут­ст­вие не­об­хо­ди­мой ли­те­ра­ту­ры и средств на­гляд­ной аги­та­ции. Га­зе­та пред­при­мет в бли­жай­шем бу­ду­щем оп­ре­де­лен­ные ша­ги в этом на­прав­ле­нии.
   В за­клю­че­ние спе­шим по­ра­до­вать чи­та­те­лей. В две­на­дца­той пя­ти­лет­ке не за­пла­ни­ро­ва­но по­вы­ше­ние роз­нич­ных цен на ком­плек­ты иг­раль­ных карт, хо­тя бу­дут вы­пус­кать­ся для лю­би­те­лей и кол­лек­цио­не­ров де­ко­ра­тив­ные из­да­ния с це­ной от пя­ти руб­лей и вы­ше.
  
  

УГО­ЛОК ВОС­ПО­МИ­НА­НИЙ

  
   В од­ном из до­мов от­ды­ха я по­зна­ко­мил­ся с Гар­ри Ку­шель­ма­ном. Был он ту­чен, лы­со­ват, лю­бил вы­пить и по­ку­рить, был сек­су­аль­но ак­ти­вен. Но бо­лее все­го он лю­бил пре­фе­ранс. Вот это был бо­ец! Нет! Это был ма­те­рый пре­фе­ранс­ный волк. Он на­столь­ко хо­ро­шо иг­рал, что у парт­не­ров воз­ни­ка­ла ил­лю­зия по­сто­ян­но­го Ку­шель­ма­нов­ско­го ве­зе­ния.
   Как-то я за­шел к Гар­ри под­ви­гать шах­ма­ты. Он ждал гос­тей-кли­ен­тов. Яви­лись гос­ти, се­ли за стол с мрач­ным вы­ра­же­ни­ем лиц, как по ко­ман­де, су­ну­ли в рот си­га­ре­ты и за­ды­ми­ли. Ме­ня по­ра­зи­ла гроз­ная ти­ши­на со­стя­за­ния. Роб­ко, боч­ком, бо­ясь лиш­ний раз взгля­нуть на иг­раю­щих, я вы­вел Ку­шель­ма­но­ву же­ну на про­гул­ку...
   Од­на­ж­ды я си­дел в об­ще­ст­ве Гар­ри и его па­пы, прие­хав­ше­го из Ба­ку. Мы ожи­да­ли ужи­на, а по­ка иг­ра­ли в "Со­чин­ку". Соб­ст­вен­но иг­рал один Гар­ри, а мы с па­пой ед­ва ус­пе­ва­ли ме­шать кар­ты. "Алик, ме­шай, па­па, сда­вай"-- го­во­рил Гар­ри -- и че­рез две се­кун­ды по­сле сда­чи -- " ...пи­ки, тре­фы... пер­вые, вто­рые..." Он брал при­сту­пом при­куп и тво­рил чу­де­са. По­том слы­ша­лось: "Па­па, ме­шай, Алик, сда­вай, -- ми­зер"... За ка­кие-то 20 ми­нут, иг­рая в че­ты­ре ру­ки на двух ко­ло­дах, он су­мел за­крыть свою три­дцат­ку и ра­зо­ри­тель­но по­мочь нам обо­им.
   "Нет, ви толь­ко по­смот­ри­те, как ему вье­зёт!!"-- вос­хи­щен­но всхли­пы­вал па­па с лег­ким ак­цен­том не­ба­кин­ско­го про­ис­хо­ж­де­ния. Я смот­рел и ни­че­го не по­ни­мал. Поз­же, уже в бо­лее зре­лом воз­рас­те я по­нял лишь от­цов­скую гор­дость за сы­на, ко­то­рый со­от­вет­ст­во­вал зва­нию Мас­те­ра Иг­ры!
  
   ШУТ­КА
   "Всем хо­ро­шим в жиз­ни я обя­зан кар­там", -- по­ду­мал Ю.М.Стар­цев, рас­пла­чи­ва­ясь с так­си­стом вы­иг­ран­ной треш­ни­цей.
  
  

N3

"За Кар­ты!"

  
   P E R S O N A L I A
  
   Вся стра­на и все про­грес­сив­ное че­ло­ве­че­ст­во в ок­тяб­ре от­ме­ча­ют 48-ле­тие со дня ро­ж­де­ния Ми­хаи­ла Мак­со­ви­ча Зин­де -- не­уто­ми­мо­го бор­ца за ук­ре­п­ле­ние и со­ли­дар­ность пре­фе­ран­са и пре­фе­ран­си­стов все­го ми­ра. Его де­виз "В кар­тах все рав­ны" от­ра­жа­ет под­лин­ную со­ци­аль­ную спра­вед­ли­вость, ко­то­рая ста­ла дос­тоя­ни­ем всех тру­дя­щих­ся на­шей стра­ны.
   Ми­ха­ил Мак­со­вич про­шел слав­ный тру­до­вой путь от по­сред­ст­вен­но­го уча­ще­го­ся за­тра­пез­ной и во­ню­чей муж­ской сред­ней шко­лы N130 до ру­ко­во­ди­те­ля боль­шо­го сту­ден­че­ско­го кол­лек­ти­ва, ус­пеш­но справ­ляю­ще­го­ся уже не пер­вый год с за­да­ния­ми по убор­ке кар­то­фе­ля в под­шеф­ном хо­зяй­ст­ве Мо­с­ков­ской об­лас­ти.
   Пар­тия и пра­ви­тель­ст­во вы­со­ко оце­ни­ли за­слу­ги Ми­хаи­ла Мак­со­ви­ча пе­ред Ро­ди­ной. Ему при­свое­но вы­со­кое зва­ние кан­ди­да­та на­ук и по­чет­ное зва­ние до­цен­та. За дос­тиг­ну­тые ус­пе­хи в тру­де и в свя­зи с 48-ле­ти­ем со дня ро­ж­де­ния тов. Зин­де Ми­ха­ил Мак­со­вич на­гра­ж­ден па­мят­ной ме­да­лью.
   Опи­са­ние ме­да­ли:
   Аверс -- на се­реб­ря­ном по­ле ини­циа­лы ММЗ, под ни­ми знак буб­но­вой мас­ти, с ко­то­рой сле­ду­ет хо­дить в бе­зыс­ход­ных си­туа­ци­ях, сим­вол мо­ло­до­сти и на­де­ж­ды.
   Ре­верс -- на зо­ло­том по­ле герб Со­вет­ско­го Сою­за.
   План­ка -- на алой эма­ли ло­зунг Вла­ди­ми­ра Иль­и­ча Ле­ни­на "Учить­ся, учить­ся и учить­ся".
   Па­мят­ны­ми ме­да­ля­ми на­гра­ж­да­ют­ся так­же по­сто­ян­ные чле­ны клу­ба "За Кар­ты!"
  
   От­вет­ст­вен­ный сек­ре­тарь клу­ба
   Алик Тол­чин­ский
  
  
  

ПРЕ­ФЕ­РАНС -- ЭТО СЕРЬ­ЕЗ­НО !

  

"Че­ло­век иг­ра­ет толь­ко то­гда,

ко­гда он в пол­ном зна­че­нии

сло­ва че­ло­век, и он бы­ва­ет че­ло­ве­ком

лишь то­гда, ко­гда иг­ра­ет"

Ф.Шил­лер

  
   Иг­ра! Иг­ра -- это очень серь­ез­но! Иг­ра со­про­во­ж­да­ет че­ло­ве­че­ст­во на про­тя­же­нии всей его ис­то­рии, пе­ре­пле­та­ет­ся с ма­ги­ей, с ре­ли­ги­оз­ны­ми куль­та­ми. Иг­ра бы­ва­ет раз­ная. Не­ко­то­рым не нра­вит­ся, ко­гда дру­гие иг­ра­ют с ог­нем. Дру­гим не нра­вит­ся, ко­гда не­ко­то­рые иг­ра­ют в Со­юз Со­вет­ских Со­циа­ли­сти­че­ских Рес­пуб­лик. А вот о кар­тах ни­кто не ска­жет, что ему не нра­вит­ся, ко­гда дру­гие иг­ра­ют в кар­ты, по­то­му что за это мож­но по­лу­чить по мор­де. Не нра­вит­ся -- отой­ди, не суй­ся, иди чи­тай свою во­ню­чую га­зе­ту! Ви­дишь -- лю­ди серь­ез­ным де­лом за­ня­ты.
   В Боль­шой Со­вет­ской Эн­цик­ло­пе­дии ска­за­но, что иг­ра есть вид не­про­дук­тив­ной дея­тель­но­сти, где мо­тив ле­жит не в ре­зуль­та­те её, а в са­мом про­цес­се (???!!!). Ка­кие все-та­ки идио­ты со­став­ля­ли ста­тьи для столь от­вет­ст­вен­но­го из­да­ния! Да­же страш­но по­ду­мать, что они на­пи­са­ли про на­шу стра­ну! Лю­бой пре­фе­ран­сист, пусть са­мой низ­кой ква­ли­фи­ка­ции, пусть это бу­дет не­до­уч­ка-лей­те­нант из-под Ки­неш­мы-на-Вол­ге, где сто­ит по­сто­ем третье де­ся­ти­ле­тие ди­ви­зия хим­за­щи­ты, так вот, этот лей­те­нан­тиш­ка и то ска­жет, что пре­фе­ранс без при­за -- это со­ле­ный огу­рец без са­мо­гон­ки. Ин­тел­ли­гент­ный че­ло­век сфор­му­ли­ру­ет ту же мысль чет­че: пре­фе­ранс без де­неж­но­го при­за -- это нон­сенс, это все­доз­во­лен­ность и анар­хия.
   За что мы лю­бим пре­фе­ранс? За то, что он есть Иг­ра всех игр. А чем нам нра­вит­ся Иг­ра? Связь Иг­ры с тре­ни­ров­кой и от­ды­хом од­но­вре­мен­но обу­слов­ле­на её спо­соб­но­стью мо­де­ли­ро­вать кон­фликт­ные си­туа­ции, ре­ше­ние ко­то­рых в прак­ти­че­ской сфе­ре дея­тель­но­сти или за­труд­не­но, или не­воз­мож­но. По­это­му Иг­ра яв­ля­ет­ся фи­зи­че­ской тре­ни­ров­кой и пси­хо­ло­ги­че­ской под­го­тов­кой к бу­ду­щим жиз­нен­ным си­туа­ци­ям.
   Пре­фе­ранс учит вы­держ­ке, вы­нос­ли­во­сти, уме­нию кон­тро­ли­ро­вать вне­зап­но воз­ник­шую си­туа­цию и мно­гим дру­гим хо­ро­шим ве­щам...
   У пре­фе­ран­са есть вра­ги. Са­мый ко­вар­ный из них -- не­свое­вре­мен­ная вы­пив­ка. К со­жа­ле­нию, не­ред­ки слу­чаи, ко­гда иг­рок при­хо­дит к сто­лу не толь­ко без на­строя на Иг­ру, но и с тай­ной за­бо­той по­ско­рее вы­пить и за­ку­сить. Это не­до­пус­ти­мо, то­ва­ри­щи! Это по­ро­ж­да­ет лег­ко­мыс­лен­ное от­но­ше­ние к Иг­ре, обес­це­ни­ва­ет кон­фликт­ную си­туа­цию, ог­лу­п­ля­ет её. Как, по ва­ше­му мне­нию, вы­гля­дит иг­рок, ко­то­рый в пе­ре­ры­ве ме­ж­ду сда­ча­ми упот­ре­бил сто грам­мов, а по­том по­лез иг­рать ми­зе­ры. На­брал на них в об­щей слож­но­сти пят­на­дцать взя­ток и си­дит сча­ст­ли­вый-пре­сча­ст­ли­вый. А его парт­не­ры не зна­ют, что де­лать даль­ше с ним и его про­иг­ры­шем. Пусть этот иг­рок сам се­бя оха­рак­те­ри­зу­ет! Дру­гое де­ло, ко­гда Иг­ра окон­че­на и ка­ж­дый мо­жет пе­ре­дох­нуть, ус­по­ко­ить­ся и раз­ве­се­лить­ся.
  
  

ЛИ­ТЕ­РА­ТУР­НАЯ СТРА­НИЧ­КА

  
   " ...го­лос Гер­цо­ги­ни за­мер -- за­мер по­се­ре­ди­не её лю­би­мо­го сло­ва и ру­ка, вце­пив­шая­ся в ру­ку ( ? ) за­дро­жа­ла.
   Пря­мо пе­ред ни­ми, скре­стив ру­кам на гру­ди, стоя­ла ( ? ) Ко­ро­ле­ва, хму­рая и зло­ве­щая, как гро­зо­вая ту­ча.
   Пре­крас­ный де­нек, ва­ше Ве­ли­че­ст­во, -- на­ча­ла бы­ло гер­цо­ги­ня еле слыш­ным го­ло­сом.
   По доб­ро­те сво­ей пре­ду­пре­ж­даю, -- крик­ну­ла Ко­ро­ле­ва, топ­нув но­гой, -- или те­бя, или тво­ей го­ло­вы здесь не бу­дет. И не сию ми­ну­ту, а в сто раз бы­ст­рей! Вы­би­рай!
   Гер­цо­ги­ня вы­бра­ла -- ис­чез­ла, при­чем в точ­но на­зна­чен­ное вре­мя.
   -- Вер­нем­ся к иг­ре! -- ска­за­ла Ко­ро­ле­ва ( ? ).
  
   Кто ска­жет, что это за лю­би­мое сло­во Гер­цо­ги­ни?
   Как зо­вут пер­со­на­жа ( ? )?
   Оп­ре­де­ли­те масть Ко­ро­ле­вы.
  
  
  
  

N4

"За Кар­ты!"

  

ПРИ­ЗЫ­ВЫ К 69 ГО­ДОВ­ЩИ­НЕ ВЕ­ЛИ­КО­ГО ОК­ТЯБ­РЯ

Об­ра­ще­ние клу­ба "За Кар­ты!"

  
   На­пе­ча­тан­ные в цен­траль­ных га­зе­тах При­зы­вы по слу­чаю 69 го­дов­щи­ны Ве­ли­кой Ок­тябрь­ской Со­циа­ли­сти­че­ской Ре­во­лю­ции на­шли го­ря­чий от­клик в серд­цах всех со­вет­ских лю­дей, в том чис­ле и гра­ж­дан СССР ев­рей­ской на­цио­наль­но­сти. Ста­ти­сти­ка по­ка­зы­ва­ет, что в ин­тел­лек­ту­аль­ных иг­рах (шах­ма­ты, пре­фе­ранс) ли­ди­ру­ют гра­ж­да­не СССР ев­рей­ской на­цио­наль­но­сти (про­ще го­во­ря -- ев­реи), в то вре­мя как в ду­ра­ка и коз­ла в ос­нов­ном иг­ра­ют рус­ские, ук­ра­ин­цы и бе­ло­ру­сы. Уз­бе­ки иг­ра­ют в нар­ды, япон­цы иг­ра­ют в го. Весь мир иг­ра­ет в ГО (гра­ж­дан­ская обо­ро­на), но по чис­лу идио­тов, уча­ст­вую­щих в по­след­ней иг­ре, СССР дав­но дер­жит пер­вое ме­сто.
   Ак­тив клу­ба "За Кар­ты!", осоз­на­вая всю от­вет­ст­вен­ность пе­ре­жи­вае­мо­го стра­ной мо­мен­та, при­ло­жит все си­лы для ско­рей­ше­го ре­ше­ния про­бле­мы ус­ко­ре­ния и од­но­вре­мен­но по­вы­ше­ния ка­че­ст­ва иг­ры в пре­фе­ранс.
   Вклю­ча­ясь в со­циа­ли­сти­че­ское со­рев­но­ва­ние со смеж­ни­ка­ми (шах­ма­ти­сты, ша­ши­сты), кол­лек­тив и ак­тив клу­ба при­ни­ма­ют сле­дую­щие обя­за­тель­ст­ва:
   Пе­ре­ни­мая опыт пе­ре­до­вых кол­лек­ти­вов, пе­рей­ти на иг­ру с дву­мя ко­ло­да­ми
   Учи­ты­вая вре­мен­ный де­фи­цит в ат­лас­ном кар­то­не, пе­рей­ти на но­вый, про­грес­сив­ный ме­тод пе­ре­ме­ши­ва­ния ко­ло­ды
   Уве­ли­чить срок экс­плуа­та­ции од­ной ко­ло­ды до двух лет.
   Мыть ру­ки с мы­лом пе­ред иг­рой и не до­пус­кать на иг­ро­вом по­ле пи­ще­вых от­прав­ле­ний
   Вклю­чить­ся в об­ще­со­юз­ное со­рев­но­ва­ние, по­свя­щен­ное 70-ле­тию Ок­тяб­ря под де­ви­зом "70-ле­тию Ок­тяб­ря -- 70 пол­но­цен­ных игр"
  
   Пе­ред на­ми сто­ят боль­шие и труд­ные за­да­чи, то­ва­ри­щи. Мно­гое уже сде­ла­но, но еще боль­ше пред­сто­ит сде­лать. Для вос­пи­та­ния чув­ст­ва кол­лек­ти­виз­ма клуб пред­ла­га­ет с ка­ж­дой пуль­ки от­чис­лять 60 ко­пе­ек на при­об­ре­те­ние би­ле­та "Спорт­ло­то 5 из 36", при­чем ка­ж­дый из чле­нов клу­ба на­зы­ва­ет свой за­вет­ный но­мер. Вы­иг­ры­ши от "Спорт­ло­то" бу­дут без­воз­мезд­но пе­ре­да­ны на рас­ши­ре­ние про­па­ган­ди­ст­ской ра­бо­ты клу­ба. В слу­чае про­иг­ры­ша все ис­т­ра­чен­ные день­ги пой­дут на раз­ви­тие спор­тив­ной ра­бо­ты сре­ди на­се­ле­ния.
  
  

О Т Ч Е Т

  
   О меж­зо­наль­ных со­рев­но­ва­ни­ях по пре­фе­ран­су, со­сто­яв­ших­ся в ок­тяб­ре 1986 го­да. Со­став уча­ст­ни­ков: Дед­ков Ю.М., Ко­тов А.В. -- г.Мо­ск­ва, Файн­штейн В.А. -- г.Одес­са. На­ча­ло иг­ры 19-00. Став­ка стан­дарт­ная. Пу­ля 40.
  
   До­ро­гие чи­та­те­ли, ува­жае­мый пред­се­да­тель!
   Вре­мя, за­тра­чен­ное на по­вы­ше­ние ква­ли­фи­ка­ции чле­нов клу­ба "За Кар­ты!" не про­па­ло да­ром. Мно­го­ува­жае­мый парт­нер из Одес­сы по­тер­пел по­ра­же­ние в труд­ной, прин­ци­пи­аль­ной и бес­ком­про­мисс­ной борь­бе!
   А те­перь -- как про­те­ка­ла пар­тия...
   Ко­неч­но, мы вол­но­ва­лись. Осо­бен­но ваш по­кор­ный слу­га. Осо­бен­но за Юрия Мар­ко­ви­ча Дед­ко­ва -- он са­мый не­опыт­ный член клу­ба. У не­го бы­ва­ют под­ско­ки дав­ле­ния и при­сту­пы апа­тии. Как вы­яс­ни­лось поз­же, -- у ме­ня то­же, но это к де­лу не от­но­сит­ся.
   Вна­ча­ле все раз­ви­ва­лось спо­кой­но. Бы­ло сыг­ра­но не­сколь­ко рас­па­со­вок, в ко­то­рых все уча­ст­ни­ки тур­ни­ра на­бра­ли при­мер­но оди­на­ко­вую го­ру. По­том А.В.Ко­тов сыг­рал ми­зер и это, по-ви­ди­мо­му, вы­ве­ло ува­жае­мо­го гос­тя из рав­но­ве­сия. Одес­сит ре­шил обо­ст­рить иг­ру, взял ми­зер -- и бла­го­да­ря чет­кой иг­ре мо­с­ков­ской ко­ман­ды по­лу­чил две взят­ки. Ме­ж­ду тем, у Юрия Мар­ко­ви­ча на­ча­лась пя­ти­ми­нут­ка, ко­то­рая за­тя­ну­лась на до­б­рый час. Ко­гда пу­ли бы­ли за­кры­ты, гость ска­зал, что те­перь по пра­ви­лам иг­ры на­до спи­сы­вать го­ру. Не же­лая оби­деть гос­тя, чле­ны клу­ба про­дол­жи­ли иг­ру, при­чем у Юрия Мар­ко­ви­ча опять на­ча­лась пя­ти­ми­нут­ка, ко­то­рая кон­чи­лась тем, что у не­го ни­че­го не ос­та­лось на го­ре. Со скром­ным, но дос­той­ным вы­иг­ры­шем (6 руб­лей) в кар­ма­не Юрий Мар­ко­вич по­пил чаю, по­ку­шал и лю­без­но по­про­щал­ся с А.В.Ко­то­вым и Гос­тем из Одес­сы, по­сле че­го от­был до­мой.
   Же­на Гос­тя бы­ла со­вер­шен­но оча­ро­ва­на Ю.М.Дед­ко­вым (она о про­иг­ры­ше пя­ти руб­лей не зна­ла) и вы­ра­зи­ла по­же­ла­ние уви­деть его в Одес­се.
  
  

ЛИ­ТЕ­РА­ТУР­НАЯ СТРА­НИЧ­КА

  
   Мно­гие ве­ли­кие рус­ские по­эты и пи­са­те­ли ба­ло­ва­лись кар­та­ми, спус­кая свои не­ма­лые го­но­ра­ры. По это­му по­во­ду у них пор­ти­лось на­строе­ние, ко­то­рое они ге­ни­аль­но вы­ра­жа­ли в сти­хах или сти­хо­твор­ных па­ро­ди­ях. Ни­же мы при­во­дим два сти­ха из твор­че­ско­го на­сле­дия Н.А.Не­кра­со­ва.
  

И СКУЧ­НО, И ГРУ­СТ­НО

  
   И скуч­но, и гру­ст­но, и не­ко­го в кар­ты на­дуть
   В ми­ну­ту кар­ман­ной не­взго­ды...
   Же­на?..но что поль­зы же­ну об­ма­нуть?
   Ведь ей же от­дашь на рас­хо­ды!
   За­ся­дешь с друзь­я­ми, но сча­стия нет и сле­да --
   И чер­ви, и пи­ки, и все так ни­чтож­но.
   Ре­ми­зить­ся веч­но не сто­ит тру­да,
   На­вер­но иг­рать не­воз­мож­но...
   Кре­пить­ся?..Но ра­но иль позд­но об­ре­жешь­ся вдруг,
   За­быв уве­ща­нья рас­суд­ка...
   И кар­ты, как взгля­нешь с хо­лод­ным вни­мань­ем во­круг --
   Та­кая пус­тая и глу­пая шут­ка!..
  
  

НО­ВО­СТИ

(га­зет­ный фель­е­тон)

   Поч­тен­ней­шая пуб­ли­ка! На днях
   Слу­чи­ло­ся в сто­ли­це на­шей чу­до:
   Ос­тал­ся нек­то без пя­ти в чер­вях,
   Хоть -- зна­ют все -- иг­ра­ет он не ху­до.
   О том твер­дит те­перь весь Пе­тер­бург.
   "Со­бы­тие вне вся­ко­го дру­го­го!"
   Тра­ге­дию ка­кой-то дра­ма­тург,
   На поль­зу по­ко­ле­нья мо­ло­до­го,
   Сби­ра­ет­ся со­стря­пать из не­го...
   ..........................................

N5

"За Кар­ты!"

  

А КТО У НАС СО­БЛЮ­ДА­ЕТ ТРА­ДИ­ЦИИ ?

  
   Мно­го­ува­жае­мые чле­ны клу­ба, гос­по­дин пред­се­да­тель!
   Что же это де­ла­ет­ся! Стои­ло нам при­нять по­вы­шен­ные обя­за­тель­ст­ва в честь зна­ме­на­тель­ной да­ты, как все по­шло пра­хом. Ес­ли рань­ше мы со­би­ра­лись, пусть не столь ре­гу­ляр­но, как хо­те­лось бы, но все же дос­та­точ­но час­то, то те­перь, вот уж ско­ро три ме­ся­ца мы прак­ти­че­ски ли­ше­ны воз­мож­но­сти об­ще­ния и по­вы­ше­ния ква­ли­фи­ка­ции. Впро­чем, что тут го­во­рить! Жизнь так уст­рое­на, что сто­ит ос­та­но­вить­ся -- и уже от­стал. Те­перь нам пред­сто­ит до­го­нять раз­ви­тые ка­пи­та­ли­сти­че­ские стра­ны как в об­лас­ти тео­рии, так и прак­ти­ки пре­фе­ран­са.
   Мож­но по­ду­мать, что Юпи­тер сме­ет­ся над на­ми. Ну за­чем, за­чем, ска­жи­те бра­ли мы на се­бя эту ог­ром­ную обу­зу и от­вет­ст­вен­ность -- со­би­рать­ся еже­не­дель­но, да еще в честь Ве­ли­кой да­ты? Ведь яс­но лю­бо­му або­ри­ге­ну на бе­ре­гах При­пя­ти или Ка­мы, что же­ст­кое пла­ни­ро­ва­ние до до­б­ра не до­ве­дет. Эта, в сущ­но­сти, ба­наль­ная мысль ны­не дош­ла да­же до ре­дак­ций цен­траль­ных га­зет. А мы что же?! Те­перь не­об­хо­ди­ма кор­рек­ти­ров­ка пла­на и пе­ре­смотр взя­тых столь по­спеш­но, под влия­ни­ем эй­фо­рии от гря­ду­ще­го Празд­ни­ка обя­за­тельств.
   Се­го­дня яс­но од­но. По­ка ува­жае­мый пред­се­да­тель бу­дет на­хо­дить­ся в се­ле Бра­тее­во Мо­с­ков­ской об­лас­ти, изо­бра­жая Бол­дин­скую осень, и лю­бо­вать­ся ви­да­ми, от­кры­ваю­щи­ми­ся с 18 эта­жа на озе­ро, об­ра­зо­ван­ное сточ­ны­ми во­да­ми сто­ли­цы, до тех пор ве­ли­кой Иг­ре бу­дет гро­зить смер­тель­ная опас­ность, а клу­бу -- ос­ку­де­ние, из­мель­ча­ние, эк­лек­тич­ность.
   Не бу­дем да­ле­ко хо­дить за при­ме­ра­ми. Не так дав­но, в на­ча­ле ию­ля, ваш по­кор­ный слу­га был вы­ну­ж­ден иг­рать пуль­ку (30) с А.Е.Де­ми­до­вым и В.Л.Ле­бе­де­вым, ко­то­рые во­об­ще не яв­ля­ют­ся чле­на­ми клу­ба. За сто­лом ца­ри­ла об­ста­нов­ка, бо­лее под­хо­дя­щая для варь­е­те, не­же­ли для Иг­ры. По нау­ще­нию В.Л.Ле­бе­де­ва сла­бо­воль­ный Де­ми­дов по­бе­жал в ма­га­зин и при­нес пять мер­зав­чи­ков конь­я­ка по сто грам­мов ка­ж­дый. Ку­ча вре­ме­ни уш­ла на их рас­пе­ча­ты­ва­ние, по­сколь­ку дан­ные ем­ко­сти яв­ля­ют­ся су­ве­ни­ра­ми и на по­треб­ле­ние со­дер­жи­мо­го не рас­счи­та­ны. В.Л.Ле­бе­дев, ко­то­рый в брю­ках, пид­жа­ке и бо­тин­ках ве­сит 55 кг, за­хме­лел по­сле пер­вой рюм­ки и в те­че­ние пуль­ки семь раз бе­гал в туа­лет, во­семь раз ухо­дил на кух­ню ку­рить и бол­тать с жен­щи­на­ми и два раза бе­гал с конь­я­ком на кух­ню уго­щать гра­ж­дан­ку Ива­но­ву (же­ну Де­ми­до­ва). При этом он 34 раза за­це­пил­ся за по­ло­вик в ко­ри­до­ре и один раз упал, к сча­стью, без конь­я­ка. Ме­ж­ду на­ми -- не­обуз­дан­ное ве­се­лье В.Л.Ле­бе­де­ва объ­яс­ня­лось отъ­ез­дом в При­бал­ти­ку же­ны и доч­ки.
   А Де­ми­до­ву-то что бы­ло ве­се­лить­ся! Ива­но­ва, за­кон­ная его же­на си­де­ла на кух­не и ску­ри­ва­ла гра­ж­дан­ку Ко­то­ву. О Де­ми­до­ве ска­зать не­че­го. Мно­гие чле­ны клу­ба с ним зна­ко­мы. Это че­ло­век весь­ма да­ле­кий от идей пре­фе­ран­са и его от­ли­ча­ет от низ­ших при­ма­тов толь­ко то, что он раз­ли­ча­ет мас­ти и не пу­та­ет ту­за с вось­мер­кой. Да про­стят мне чле­ны клу­ба за при­стра­ст­ность, но как вам по­нра­вит­ся взрос­лый че­ло­век, отец, кан­ди­дат на­ук, ко­то­рый вдруг по­сре­ди Иг­ры на­чи­на­ет тра­вить ли­те­ра­тур­ные сплет­ни и мо­лоть че­пу­ху о дос­то­ин­ст­вах од­ной шко­лы жи­во­пи­си пе­ред дру­гой. Ес­ли ты ни­че­го бо­лее не уме­ешь, как чи­тать и пе­ре­ска­зы­вать про­чи­тан­ное, то не са­дись иг­рать. Мож­но дру­жить и без карт, хо­тя это очень труд­но.
   Ко­ро­че го­во­ря, -- Иг­ра бы­ла ог­лу­п­ле­на, ис­пор­че­на окон­ча­тель­но. По­тра­тив 15 руб­лей на конь­як, Де­ми­дов так тос­ко­вал о про­иг­ран­ной треш­ни­це, что был про­щен.
   Я ду­маю -- ком­мен­та­рии из­лиш­ни.
  
  
  

ЖЕН­ЩИ­НА И КАР­ТЫ

  
   Во­прос, ку­да, на наш взгляд, бо­лее прак­ти­че­ский, чем Бе­бе­лев­ский "Жен­щи­на и со­циа­лизм", ибо со­циа­лизм есть не­что эфе­мер­ное, не­до­ду­ман­ное до кон­ца и жал­кое в сво­ей кон­крет­ной реа­ли­за­ции, а кар­ты -- это мо­гу­чий сплав ма­те­ри­аль­но­го с са­мой изы­скан­ной аб­ст­рак­ци­ей. Кар­ты -- это ка­лей­до­скоп то воз­ни­каю­щих, то ис­че­заю­щих го­су­дарств, это -- веч­ное дви­же­ние на пу­ти к со­вер­шен­ст­ву, ко­то­рое дос­ти­га­ет­ся край­не ред­ко. На­ко­нец, кар­ты -- это зер­ка­ло жиз­ни. Лю­би­те кар­ты, лю­ди! Это луч­шее, что соз­да­но ци­ви­ли­за­ци­ей.
   И вот -- жен­щи­на! Жен­щи­на про­ти­во­по­ка­за­на кар­там и кар­ты про­ти­во­по­ка­за­ны жен­щи­не. Речь, ра­зу­ме­ет­ся, идет о не­кой со­би­ра­тель­ной жен­щи­не, так как бы­ва­ют ода­рен­ные эк­зем­п­ля­ры и сре­ди пре­крас­но­го по­ла, а с дру­гой сто­ро­ны, -- есть без­да­ри и ту­пи­цы (их, кста­ти, по­дав­ляю­щее боль­шин­ст­во в обо­их слу­ча­ях) и сре­ди лю­би­те­лей пре­фе­ран­са.
   Как жен­щи­на при­хо­дит к кар­там? Ко­гда муж­чи­на фи­зи­че­ски и мо­раль­но ис­чер­пал се­бя, он мо­жет пред­ло­жить жен­щи­не сыг­рать в ка­кую-ни­будь дру­гую иг­ру. "Да­вай сыг­ра­ем в кар­ты, -- го­во­рит он. -- В пре­фе­ранс с бол­ва­ном". Тут же вы­яс­ня­ет­ся, что эта иг­ра слиш­ком слож­на, скуч­на и по­не­во­ле муж­чи­на втя­ги­ва­ет­ся в иг­ру ти­па япон­ско­го или под­кид­но­го ду­рач­ка, по­сте­пен­но глу­пе­ет и на­хо­дит вкус в этой по­шля­ти­не. По­не­во­ле на­пра­ши­ва­ет­ся срав­не­ние карт с му­зы­каль­ным ин­ст­ру­мен­том. На нем мож­но сыг­рать Лун­ную со­на­ту, но мож­но и со­ба­чий вальс.
   Жен­щи­на прив­но­сит в кар­ты не­нуж­ный азарт, лиш­ние эмо­ции. Все ска­зан­ное по­зво­лим се­бе про­ил­лю­ст­ри­ро­вать при­ме­ром. Од­на­ж­ды при­скорб­ный слу­чай про­изо­шел с на­шим мно­го­ува­жае­мым пред­се­да­те­лем. Не­кое ли­цо, ус­тав от по­по­ек, обу­чи­ло Ми­хаи­ла Мак­со­ви­ча иг­ре, ко­то­рую сле­до­ва­ло бы на­звать Мо­с­ков­ским ва­ри­ан­том ка­на­сты. Ми­ха­ил Мак­со­вич бы­ст­ро по­нял, что дан­ная иг­ра име­ет вкус са­ла­та без со­ли и, как че­ло­век не­за­уряд­ный, при­ду­мал свой ва­ри­ант блитц-ка­на­сты с рас­цен­кой ко­пей­ка-оч­ко. Эта твор­че­ская на­ход­ка без­ус­лов­но не ус­ту­па­ет по ори­ги­наль­но­сти мыс­ли та­ким дос­ти­же­ни­ям че­ло­ве­че­ско­го ду­ха, как за­щи­та Грюн­фель­да или гам­бит Эван­са.
   Всё бы­ло бы пре­крас­но, ес­ли бы Ми­ха­ил Мак­со­вич не при­влек к иг­ре гра­ж­дан­ку Маш­не­ву. Жен­щи­не, осо­бен­но брю­нет­ке, азарт не к ли­цу. Пом­ни­те, что шеп­та­ла кра­са­ви­ца-гра­фи­ня в уга­ре азар­та?.. Кон­чи­лось тем, что граф Сен-Жер­мен по­лу­чил свое, а гра­фи­ня -- свое. Но де­ло не в них. Пред­ставь­те се­бе че­ло­ве­ка, ко­то­рый толь­ко вче­ра че­ст­но об­чис­тил гра­фи­ню. И вот бла­го­да­ря ка­кой-то ду­рац­кой мис­ти­ке по­по­лам с сек­сом день­ги уп­лы­ли об­рат­но.
   Си­де­ли мы как-то вчет­ве­ром и иг­ра­ли два-на-два в блитц-ка­на­сту. Мо­им парт­не­ром был мой друг Алек­сандр Шле­мов, а Ми­ха­ил Мак­со­вич с гра­ж­дан­кой Маш­не­вой иг­ра­ли на об­щий ко­ше­лек (кар­ман). Флег­ма­тич­ный Шле­мов иг­рал ста­ра­тель­но, но без вся­ко­го ин­те­ре­са, то­гда как на­ши со­пер­ни­ки, пы­лая азар­том, не­на­ви­де­ли Шле­мо­ва за флег­ма­тизм и за то, что он не да­ет ку­пить при­куп, и за то, что он мур­лы­чет не­обы­чай­но фаль­ши­во ме­ло­дию, со­про­во­ж­даю­щую в те вре­ме­на свод­ку по­го­ды. Ми­ха­ил Мак­со­вич и его под­ру­га раз­дра­жен­но за­ме­ти­ли Шле­мо­ву, что­бы он за­ткнул­ся. Он ми­ро­лю­би­во от­ве­тил, что, мол, ви­но­ват, не бу­дет боль­ше. И вдруг!.. Ми­ха­ил Мак­со­вич и гра­ж­дан­ка Маш­не­ва, не сго­ва­ри­ва­ясь, за­пе­ли ту же са­мую ме­ло­дию... За­пе­ли и ус­ты­ди­лись, и обор­ва­ли. Ми­ха­ил Мак­со­вич до­ба­вил сму­щен­но: "Чё' гт, п' ги­лип­чи­вая ме­ло­дия"...
   Силь­ный азарт про­ти­во­по­ка­зан че­ло­ве­ку. Он ис­ка­жа­ет мас­штаб про­ис­хо­дя­ще­го. Ни­чтож­ная вещь -- оче­ред­ность карт в ко­ло­де под уве­ли­чи­тель­ным стек­лом азар­та пре­вра­ща­ет­ся в перст судь­бы. А жен­щи­на при этом иг­ра­ет роль ка­та­ли­за­то­ра азар­та.
   Со­гла­си­тесь, ува­жае­мые чи­та­те­ли, что по­доб­ная си­туа­ция ед­ва ли бы­ла бы воз­мож­на в ве­ли­кой Иг­ре, то есть в пре­фе­ран­се.
  

N6

"За Кар­ты!"

  
   Ре­дак­ция га­зе­ты "За Кар­ты!" це­ли­ком по­свя­ща­ет этот но­мер 50-- лет­не­му Юби­лею мно­го­ува­жае­мо­го пред­се­да­те­ля клу­ба Ми­хаи­лу Мак­со­ви­чу Зин­де, вви­ду че­го те­ку­щие ма­те­риа­лы по тео­рии и прак­ти­ке пре­фе­ран­са пе­ре­но­сят­ся в сле­дую­щий но­мер. А сей­час:
  

50 лет ММЗ

   Как ска­зал од­на­ж­ды наш мно­го­ува­жае­мый пред­се­да­тель (а мо­жет быть, я сам это при­ду­мал): " Нет тра­ди­ций -- нет от­вет­ст­вен­но­сти!". Тра­ди­ция у нас уже есть...
  
  

СУДЬ­БА РУС­СКО­ГО ИН­ТЕЛ­ЛИ­ГЕН­ТА

(бег­лые за­мет­ки о твор­че­ст­ве М.М.Зин­де)

  
   Судь­ба М.М., как ти­пич­но­го пред­ста­ви­те­ля рос­сий­ской ин­тел­ли­ген­ции вто­рой по­ло­ви­ны ХХ ве­ка, на­пол­не­на глу­бо­ки­ми про­ти­во­ре­чия­ми и кри­зис­но-за­стой­ны­ми яв­ле­ния­ми. Сей­час, в эпо­ху глас­но­сти мы не бо­им­ся на­чать наш об­зор упо­ми­на­ни­ем о том, ...Впро­чем, за­чем ом­ра­чать пре­крас­ный празд­ник гру­ст­ны­ми вос­по­ми­на­ния­ми. Бу­дем го­во­рить о при­ят­ном. Сей­час, в эпо­ху глас­но­сти с осо­бен­ной си­лой рас­кры­лось не­дю­жин­ное да­ро­ва­ние М.М. в та­ких об­лас­тях, как...Впро­чем, за­чем утом­лять чи­та­те­лей пе­реч­нем и так всем из­вест­ных за­слуг М.М. По­ли­ти­ка глас­но­сти учит нас вскры­вать не­дос­тат­ки, а не пе­ре­чис­лять по­бе­ды, но в юби­лей­ные дни луч­ше сде­лать шаг на­зад, к за­стой­ным вре­ме­нам и от­ме­тить вне­вре­мен­ные дос­ти­же­ния Юби­ля­ра.
   Лич­ность... Нет, не лич­ность. Твор­че­ский порт­рет М.М. мо­жет стать еще бо­лее бли­зок и по­ня­тен чи­таю­щей мас­се... Нет, не мас­се. Мас­са не чи­та­ет. Она, ес­ли вы­ра­зить­ся не­сколь­ко гру­бо-фи­зи­че­ски, об­ла­да­ет лишь инер­ци­ей (см.учеб­ник фи­зи­ки за 6-й класс сред­ней шко­лы), а от­нюдь не спо­соб­но­стью чи­тать. Этим, кста­ти, и поль­зу­ют­ся по­ли­ти­че­ские про­хо­дим­цы, апел­ли­рую­щие к мас­сам.
   Мы не­мно­го от­влек­лись. Мы мо­жем по­нять кто есть кто, при­ме­няя ме­тод со­пос­тав­ле­ний. Этот ме­тод был от­крыт за­дол­го до тео­рии от­но­си­тель­но­сти и имен­но в ли­те­ра­ту­ре, а не в фи­зи­ке. От­сю­да сле­ду­ет яв­ное и не­дву­смыс­лен­ное пре­иму­ще­ст­во фи­ло­ло­ги­че­ских на­ук по от­но­ше­нию к ес­те­ст­вен­ным. Лег­ко по­ка­зать, что важ­ней­шие от­кры­тия фи­зи­ки, хи­мии, био­ло­гии, ас­тро­но­мии бы­ли пред­вос­хи­ще­ны вы­даю­щи­ми­ся ли­те­ра­то­ра­ми про­шло­го. Свифт от­крыл спут­ни­ки Мар­са и пред­ска­зал спо­соб их об­ра­ще­ния во­круг пла­не­ты. Уэллс пред­ска­зал бу­ду­щее на­ше­го Све­ти­ла (име­ет­ся в ви­ду Солн­це, а не Юби­ляр). Ряд мо­жет про­дол­жить лю­бой, кто окон­чил курс сред­ней шко­лы. (Ав­тор при­но­сит из­ви­не­ния К.Н.Ата­ро­ву, ко­то­рый вме­сто шко­лы кон­чил ре­мес­лен­ное учи­ли­ще, но пу­тем са­мо­об­ра­зо­ва­ния за­пол­нил об­ра­зо­вав­ший­ся про­бел)
   Юби­ляр был од­ним из не­мно­гих, кто в са­мом на­ча­ле твор­че­ско­го пу­ти ска­зал ре­ши­тель­ное "НЕТ" ес­те­ст­вен­ным нау­кам. "Нет, -- ска­зал он. -- Ес­ли все уси­лия уче­ных при­во­дят к атом­ной бом­бе и ущем­ле­нию сво­бо­ды". Ме­тод со­пос­тав­ле­ний яв­ля­ет­ся ору­жи­ем боль­шой раз­ру­ши­тель­ной си­лы и по­то­му мно­гие ста­ра­ют­ся им не поль­зо­вать­ся. Они пред­по­чи­та­ют под­полз­ти к Ве­ли­ко­му и стать ря­дом, неж­но при­сло­нив свой не­мы­тый про­филь к про­фи­лю Ве­ли­ко­го. Юби­ляр ни­ко­гда не бо­ял­ся это­го обою­до­ост­ро­го ме­то­да.
   Итак: Зин­де и Мая­ков­ский. Зин­де -- всю жизнь до 50 лет про­жил в Рос­сии, лю­бя Ве­ли­ко­бри­та­нию и анг­лий­скую ли­те­ра­ту­ру. Мая­ков­ский -- по­сле ре­во­лю­ции мо­тал­ся по все­му ми­ру, про­кли­ная этот мир и лю­бя Рос­сию. Ни од­ной анг­лий­ской книж­ки в жиз­ни не про­чел. Зин­де ис­пы­тал на се­бе влия­ние Мая­ков­ско­го: " ...И я оде­ваю ног во­ло­сья В шелк три­ко­таж­ных каль­сон... " -- пи­шет он в кон­це 50-х го­дов. И позд­нее он воз­вра­ща­ет­ся к ме­то­до­ло­гии Мая­ков­ско­го в сти­хах ти­па "Ки­ре­ев ки­ря­ет". Од­на­ко вско­ре воз­ни­ка­ют рас­хо­ж­де­ния прин­ци­пи­аль­но­го пла­на. Он по­ры­ва­ет с Мая­ков­ским. Стро­фа " ...Я знаю си­лу слов, Я знаю слов на­бат... " вы­зы­ва­ет от­вра­ще­ние у Зин­де из-за ан­ти­эс­те­ти­че­ско­го "си­лос­но­го" со­че­та­ния. Сло­во у Зин­де есть ис­тин­ная, не­пре­хо­дя­щая цен­ность. Здесь Юби­ляр вос­хо­дит к Ис­то­кам, к Кни­ге Книг. Он как бы хо­чет по­вто­рить вслед за нею: "Вна­ча­ле бы­ло Сло­во". По­рвав идей­но и эс­те­ти­че­ски с Мая­ков­ским, Зин­де об­ра­ща­ет­ся к анг­лий­ской ли­те­ра­ту­ре, что­бы уже ни­ко­гда с нею не рас­ста­вать­ся.
   При­зна­ние при­хо­дит к М.М.в кон­це 70-х го­дов. В это вре­мя он тес­но сбли­жа­ет­ся с Но­бе­лев­ским лау­реа­том в об­лас­ти ли­те­ра­ту­ры У.Гол­дин­гом. Их объ­е­ди­ня­ет мно­гое, в том чис­ле и пре­по­да­ва­тель­ская дея­тель­ность. М.М. ос­тав­ля­ет по­эзию (на вре­мя) и це­ли­ком об­ра­ща­ет­ся к жан­ру ли­те­ра­ту­ро­ве­де­ния. Он ре­ши­тель­но рвет с де­мо­кра­ти­че­ской тра­ди­ци­ей кри­ти­ков-раз­но­чин­цев. "Ис­кус­ст­во -- для по­ни­маю­щих, ли­те­ра­тур­ная кри­ти­ка -- для из­бран­ных!" Вот что вы­се­ка­ет на скри­жа­лях М.М. Он от­кры­ва­ет у Гол­дин­га осо­бен­но­сти, о ко­то­рых и сам ав­тор не по­доз­ре­вал. "Ро­ман-прит­ча" -- вот но­вое и не­обык­но­вен­но ем­кое по­ня­тие, ко­то­рое М.М. вво­дит в ли­те­ра­ту­ро­ве­де­ние. М.М. глу­бо­ко чув­ст­ву­ет внут­рен­ние про­ти­во­ре­чия твор­че­ст­ва Гол­дин­га и му­ча­ет­ся ими сам, но на­пря­жен­ная ме­ж­ду­на­род­ная об­ста­нов­ка не по­зво­ля­ет ему дос­ка­зать свои мыс­ли до кон­ца. Он ви­дит глу­бо­кие за­им­ст­во­ва­ния Гол­дин­га у Дос­то­ев­ско­го. Не же­лая пор­тить и так да­ле­ко не дру­же­ст­вен­ные от­но­ше­ния Ве­ли­ко­бри­та­нии и СССР он умал­чи­ва­ет о "тем­ных мес­тах", встре­чаю­щих­ся в ро­ма­нах Но­бе­лев­ско­го лау­реа­та. К при­ме­ру: "Зло та­ит­ся в че­ло­ве­ке го­раз­до глуб­же, чем по­ла­га­ют ле­ка­ря-со­циа­ли­сты... " есть по су­ти де­ла от­прав­ная точ­ка и стер­жень ро­ма­на "По­ве­ли­тель мух".
   В на­ча­ле 80-х го­дов на­чи­на­ет­ся по­бед­ное ше­ст­вие тру­дов М.М. по на­шей стра­не, а в 1984 го­ду ему при­су­ж­да­ет­ся Гон­ку­ров­ская пре­мия, к со­жа­ле­нию, до сих пор не по­лу­чен­ная из-за от­вра­ти­тель­ной ра­бо­ты со­вет­ской поч­ты. Го­су­дар­ст­во в ли­це Ди­рек­ции Оре­хо­во-Зу­ев­ско­го пед­ин­сти­ту­та вру­ча­ет М.М. ди­плом до­цен­та, а Мос­со­вет да­рит в веч­ное вла­де­ние 20-этаж­ный особ­няк на пол­пу­ти ме­ж­ду Мо­ск­вой и Кур­ском.
   Сей­час мы, дру­зья и род­ст­вен­ни­ки Ми­хаи­ла Мак­со­ви­ча Зин­де, долж­ны чис­то­сер­деч­но при­знать, что жизнь Юби­ля­ра до сих пор, по край­ней ме­ре, про­жи­та не на­прас­но. По­же­ла­ем же ему здо­ро­вья и но­вых твор­че­ских ус­пе­хов в его труд­ной, но бла­го­дар­ной ра­бо­те.

М. Зин­де
"Я, Зин­де Ми­ха­ил Мак­со­вич..."

  
   ...ро­дил­ся в 1938 го­ду. Сей­час мне 56 лет, и я по­ти­хонь­ку на­чи­наю раз­ва­ли­вать­ся.
  
   Не­боль­шая ис­то­рия вме­сто эпи­гра­фа. Как-то "на кар­тош­ке" ме­ня обо­кра­ли. Ко­гда я мыл­ся в ду­ше по­сле ра­бо­ты, де­ре­вен­ские маль­чиш­ки за­бра­лись в мой не­за­пер­тый са­рай­чик и утя­ну­ли тран­зи­стор­ный при­ем­ник и фо­на­рик. Не ус­пел я вер­нуть­ся в Мо­ск­ву и за­вес­ти се­бе но­вый при­ем­ник и фо­на­рик, как гра­ба­ну­ли квар­ти­ру на ули­це Ки­ро­ва. Свер­ну­ли хи­лый за­мок и, как ни стран­но, унес­ли имен­но при­ем­ник и фо­на­рик. Я по­жа­ло­вал­ся пле­мян­ни­це Али­не:
   -- Ка­кая-то мис­ти­ка, -- го­во­рю. -- Оба раза взя­ли толь­ко при­ем­ник и фо­на­рик.
   -- Ни­ка­кой мис­ти­ки, -- от­ве­ти­ла моя муд­рая пле­мян­ни­ца. -- Про­сто у те­бя боль­ше не­че­го брать.
  
   А в ка­ком го­ду это бы­ло? Пом­ню, что в ту зи­му я хо­дил в ру­мын­ском паль­то с под­стеж­кой из ов­чи­ны. А мо­с­ков­ско­го гра­би­те­ля по­том, ме­ж­ду про­чим, пой­ма­ли. Его вы­чис­лил мой то­гдаш­ний со­жи­тель Лё­ня Сер­жан, и ме­ня да­же вы­зы­ва­ли в суд. Па­рень ока­зал­ся пси­хом, и его на­силь­ст­вен­но упек­ли в су­ма­сшед­ший дом. В об­щем, гру­ст­ная ис­то­рия, с ка­кой сто­ро­ны ни возь­ми.
  
   Те­перь цикл по­ве­се­лее:
  
   В юно­сти у ме­ня бы­ла очень гус­тая и не­по­слуш­ная ше­ве­лю­ра. Прав­да и лы­сеть я на­чал до­воль­но ра­но. Как-то раз мать сли­ва­ла мне ков­ши­ком на го­ло­ву и за­ме­ти­ла, что во­ло­сы сы­п­лют­ся. Жи­ли мы то­гда вчет­ве­ром в шес­ти­мет­ро­вой ком­нат­ке не­да­ле­ко от Бе­ло­рус­ско­го во­кза­ла -- по­сле аре­ста от­ца на­шу квар­ти­ру в цен­тре Мо­ск­вы за­ца­пал ка­гэ­бэш­ный пол­ков­ник, и се­мью при­ютил дя­дя Ио­сиф, брат от­ца, са­пож­ник. Ни­ка­ких ванн в од­но­этаж­ном ба­ра­ке, са­мо со­бой, не бы­ло. Мы­лись на ком­му­наль­ной кух­не, где и об­на­ру­жи­лось, что я лы­сею. Се­ст­ра Фи­ра ска­за­ла, что на­до за­ва­ри­вать ки­пят­ком чер­ный хлеб и ма­зать этой ка­шей го­ло­ву вме­сто мы­ла. За­тем под­ско­чи­ла те­тя Ма­ня Мак­ри­до­ва, рус­ская же­на дя­ди Ио­си­фа, и по­со­ве­то­ва­ла яич­ные желт­ки. Мать же вспом­ни­ла ста­рый ев­рей­ский спо­соб для ук­ре­п­ле­ния во­лос -- вти­рать в го­ло­ву сы­рой лук. Че­го ме­ло­чить­ся, ду­маю. За­ва­рил по­ло­ви­ну бан­ки чер­няш­ки, вбил ту­да два желт­ка, об­ли­ва­ясь сле­за­ми, на­тер на тер­ке ог­ром­ную лу­ко­ви­цу и... за­мер с чув­ст­вом ка­кой-то не­за­вер­шен­но­сти. На­ко­нец в вол­не­нии, на силь­ном ду­шев­ном подъ­е­ме я кру­то по­со­лил по­лу­чив­шую­ся по­хлеб­ку и по­про­сил у ма­мы на чет­вер­тин­ку. Она хи­хик­ну­ла и вы­да­ла. (Хм... Из 4-го Лес­но­го ря­дом с Бе­ло­рус­ским во­кза­лом мы уе­ха­ли, ко­гда я кон­чал шко­лу. Я то­гда уже ку­рил, но вод­ку еще не пил. Да и на чет­вер­тин­ку мать мне ни­ко­гда бы в те бед­ные вре­ме­на не да­ла. Но что-то ведь бы­ло).
  
   Еще па­ра "пле­ши­вых" ис­то­рий. Ехал я осе­нью элек­трич­кой в свой Оре­хо­во-Зу­ев­ский пед­ин­сти­тут на за­ня­тия. На­ро­ду в ва­го­не бы­ло ма­ло. На­про­тив ме­ня си­де­ли сим­па­тич­ная ма­ма с пя­ти­лет­ней доч­кой и иг­ра­ли в сло­ва -- по­оче­ред­но вы­ду­мы­ва­ли су­ще­ст­ви­тель­ные на ка­кую-ни­будь бу­к­ву, к при­ме­ру: ба­ра­бан -- бу­тыл­ка -- бул­ка -- бык -- бе­ре­за и т.д. Де­воч­ка всё вре­мя за­стре­ва­ла, и я стал ей ти­хонь­ко под­ска­зы­вать, боль­ше жес­та­ми... Лож­ка -- ли­ней­ка -- ли­па -- лу­па... Мать го­во­рит: "Лень". Доч­ка смот­рит на ме­ня Я при­кла­ды­ваю па­лец ко лбу. "Лоб", -- го­во­рит де­воч­ка. Мать про­из­но­сит: "Ложь". Доч­ка смот­рит на ме­ня. Я про­во­жу паль­цем по ма­куш­ке и за­дер­жи­ваю ды­ха­ние -- вдруг она не пой­мет, не за­ме­тит... Но эта мел­кая не­год­ни­ца вста­ет на цы­поч­ки, па­ру се­кунд раз­гля­ды­ва­ет мою го­ло­ву и на весь ва­гон ра­до­ст­но ве­ре­щит: "Лы­си­на!" Бы­ло мне то­гда при­бли­зи­тель­но три­дцать.
  
   Ко­гда-то -- я уже учил­ся в уни­вер­си­те­те -- мне по­вез­ло по­стричь­ся в са­ло­не на ули­це Горь­ко­го. Я сра­зу стал, вро­де бы, му­же­ст­вен­ным, поч­ти кра­си­вым и чуть ли не це­лую не­де­лю бе­рег при­чес­ку, го­тов был спать с ве­дром на го­ло­ве. Вто­рой раз та­кая кра­со­та уже не по­лу­чи­лась, хо­тя я и вы­си­дел мно­го­ча­со­вую оче­редь. Хо­дить по са­ло­нам или ис­кать хо­ро­ше­го лич­но­го па­рик­махе­ра -- на это у ме­ня ни­ко­гда не бы­ло ни вре­ме­ни, ни де­нег. Но ко­кет­ст­во в ду­ше ос­та­ет­ся, хоть и ста­ре­ешь. По­это­му, что­бы до­бить­ся рас­по­ло­же­ния па­рик­махерш, я од­но вре­мя, са­дясь в крес­ло, бро­сал им на стол руб­ле­вую бу­маж­ку вме­сто по­ло­жен­ных то­гда со­ро­ка ко­пе­ек и про­сил по­стричь ме­ня "на рубль". И вот, ко­гда в оче­ред­ной раз я щед­рым фер­том по­вто­рил эту опе­ра­цию и, от­ки­нув го­ло­ву на спин­ку, по­смот­рел в зер­ка­ло на свою мо­ло­день­кую мас­те­ри­цу, та в за­дум­чи­во­сти ог­ля­де­ла мою плешь и, на­ко­нец, ска­за­ла: "Вы знае­те, я бы и ра­да, но на рубль тут ни­как не бу­дет". Мер­зав­ка! (Од­ной из пер­вых я рас­ска­зал эту ми­лую ис­то­рию сво­ей бу­ду­щей же­не Лю­де. Мы с ней еха­ли в пус­том кол­хоз­ном ав­то­бу­се за про­дук­та­ми для кар­то­фель­но­го от­ря­да. Она в от­вет не­гром­ко, но звон­ко рас­смея­лась, и я ре­шил, что у неё есть чув­ст­во юмо­ра).
  
   И на­ко­нец, что­бы за­крыть те­му. Опо­зда­ли мы как-то с Сень­кой Фрид­ри­хом на элек­трич­ку в Мо­ск­ву -- еха­ли до­мой с за­ня­тий из лю­би­мо­го пед­ин­сти­ту­та. Ждать сле­дую­щую бы­ло око­ло ча­са, и мы по­шли в ма­га­зин но­мер 20, ко­то­рый не­да­ле­ко от стан­ции. На пер­вом эта­же там про­до­воль­ст­вен­ный, на вто­ром -- уни­вер­маг. Под­ни­ма­ем­ся на вто­рой этаж и гла­зам сво­им не ве­рим -- в га­лан­те­рей­ном от­де­ле сто­ит на вит­ри­не очень де­фи­цит­ный "Био­крин", та­кая чеш­ская жид­кость для по­ли­ва­ния пле­ши. Мой со­сед по ули­це Ки­ро­ва -- Ар­ка­дий Яков­ле­вич -- це­лый год два­ж­ды в день ват­кой вти­рал "Био­крин" в свою го­лую, как бил­ли­ард­ный шар, го­ло­ву, и на ней поя­вил­ся пу­шок -- то­нень­кий, неж­ный, как у цы­п­лен­ка на поп­ке. Но де­ло да­же не в лы­си­не. В ко­неч­ном ито­ге, пле­вать на лы­си­ну. У Сень­ки, кста­ти, её во­об­ще нет. Де­ло в том, что зи­мой, ко­гда дол­го хо­дишь в ме­хо­вой ушан­ке, час­то зу­дит го­ло­ва. И "Био­крин" здо­ро­во по­мо­га­ет, осо­бен­но, ес­ли по­ли­вать­ся им по­сле ду­ша. В об­щем, по­ры­лись мы в кар­ма­нах и на­скреб­ли -- я на пять фла­ко­нов, Сень­ка на три. Фла­кон сто­ил ше­сть­де­сят ко­пе­ек. Про­дав­щи­ца по­смот­ре­ла на нас с боль­шим ува­же­ни­ем, мол, ка­кие ум­ные лю­ди эти пре­по­да­ва­те­ли, и го­во­рит, мах­нув ру­кой на со­сед­нюю оче­редь, где тол­пи­лись ка­кие-то ха­ны­ги: "А эти му­да­ки жрут лось­он за рубль пят­на­дцать!"
   Не знаю про се­бя, но Сень­ка со сво­им си­ним ев­рей­ским но­сом, ви­ди­мо, и вправ­ду по­хож на ал­ка­ша, хо­тя имен­но я -- да, а он (от ску­по­сти) -- нет.
   Как-то на "кар­тош­ке" под­хо­дит ко мне в по­ле трак­то­рист и го­во­рит:
   -- По­шли вы­пьем.
   -- Не пью, -- от­ве­чаю. (Боль­но нуж­но ма­зать­ся. Тем бо­лее, что на ра­бо­те я дей­ст­ви­тель­но не пью, раз­ве что по­сле от­боя).
   -- Не пиз­дишь? -- спра­ши­ва­ет.
   -- Нет, -- от­ве­чаю.
   -- Толь­ко не еби мне моз­ги, что твой Аро­ныч (Се­мен Аро­но­вич Фрид­рих) то­же не при­ни­ма­ет. Ко­го-ко­го, а это­го сра­зу ви­дать.
  
   Или еще...
   Во, блин! Ис­то­рии в го­ло­ве так и вер­тят­ся. Яв­но за­бо­ле­ваю гра­фо­ма­ни­ей. По­ра пе­ре­хо­дить к ве­щам по­серь­ез­нее.
  
   По­сле смер­ти се­ст­ры я на­шел в бу­ма­гах её ста­рые мет­ри­ки: Зин­де Эс­фирь Мор­ду­хов­на ро­ди­лась 6 ян­ва­ря 1920 го­да. На­ши ро­ди­те­ли зна­чат­ся там так:
   Отец -- Зин­де Мор­дух Мов­ше­вич
   Мать -- Зин­де Гин­да Ши­мо­нов­на.
   Я и не знал их на­стоя­щие име­на, при­вык к Мак­су Мои­сее­ви­чу и Гин­де Се­ме­нов­не.
   Вы­шли они из за­хо­лу­ст­но­го Слуц­ка в Бе­ло­рус­сии. О пред­ках со сто­ро­ны ма­те­ри мне прак­ти­че­ски ни­че­го не из­вест­но. Её отец ис­чез где-то в 1904 го­ду -- ка­жет­ся, уе­хал в Аме­ри­ку и про­пал. Мать за­жи­во сго­ре­ла в Мо­ск­ве в 20-е го­ды, ко­гда учи­лась управ­лять­ся с ке­ро­син­кой. Да­же фо­то­гра­фий не ос­та­лось, хо­тя Мор­дух и лю­бил сни­мать. То ли он тё­щу не жа­ло­вал, то ли она по­гиб­ла рань­ше, чем в до­ме за­вел­ся фо­то­ап­па­рат.
   О ро­ди­те­лях от­ца я знаю боль­ше. Де­да, прав­да, не пом­ню. Го­во­рят, это был ти­хий, чуть при­шиб­лен­ный ев­рей, ко­то­рый лю­бил вы­пить рю­моч­ку и раз­да­вать де­тям во дво­ре ле­ден­цы. Баб­ка -- вла­ст­ная, кос­ти­стая, креп­кая на­ро­жа­ла ему один­на­дцать де­тей по прин­ци­пу "Ну еще од­но­го за­ве­ду, ну еще од­на круж­ка во­ды в суп". Жи­ла она стир­кой бе­лья, а пе­ред смер­тью -- ей то­гда стук­ну­ло уже де­вя­но­сто -- чуть не вы­шла за­муж: по­зна­ко­ми­лась на буль­ва­ре с цар­ским ге­не­ра­лом. Но ко­гда тот на­ду­мал по­да­рить ей те­ле­ви­зор, его по­жи­лая доч­ка взбун­то­ва­лась и ка­ким-то об­ра­зом раз­лу­чи­ла влюб­лен­ных. При баб­ке мно­го­чис­лен­ная се­мья по тор­же­ст­вен­ным да­там еще со­би­ра­лась, по­том рас­па­лась. У ме­ня в Мо­ск­ве, ви­ди­мо, ку­ча двою­род­ных брать­ев и сес­тер.
   Итак, мес­теч­ко­вый Слуцк. Отец -- не­гра­мот­ный ма­ляр, пе­ре­би­ва­ет­ся слу­чай­ны­ми за­ра­бот­ка­ми. Ему око­ло сем­на­дца­ти. Мать -- уче­ни­ца в порт­няж­ной мас­тер­ской. Кон­чи­ла экс­тер­ном че­ты­ре клас­са гим­на­зии, пух­лень­кая, хо­ро­шень­кая, на год мо­ло­же. Он де­ла­ет ей пред­ло­же­ние. Она фыр­ка­ет: "Еще че­го! Бо­сяк!" Но тут на стра­ну об­ру­ши­ва­ет­ся Ве­ли­кая Ок­тябрь­ская. Отец -- пер­вый и един­ст­вен­ный в мес­теч­ке ком­му­нист, всту­пил в пар­тию еще вес­ной 1917, ко­гда в го­род­ке стоя­ли на по­стое сол­да­ты. Мау­зер, ко­жан­ка. Мать ус­то­ять уже не мо­жет. Он раз­бой­ни­ча­ет око­ло го­да в же­лез­но­до­рож­ной ЧК, по­лу­ча­ет ра­не­ние, и его от­прав­ля­ют в сто­ли­цу на раб­фак.
   В Мо­ск­ве им да­ют двух­ком­нат­ную квар­ти­ру в до­ме "Не­рен­зее" на пло­ща­ди Пуш­ки­на и ор­де­ра на склад с от­ня­ты­ми у бур­жу­ев ве­ща­ми. Они бе­рут там по­стель­ное бе­лье с дво­рян­ски­ми мо­но­грам­ма­ми, лом­бер­ный сто­лик с сек­рет­ным ящич­ком, шкаф в сти­ле "мо­дерн" и Бог зна­ет что еще. С тех вре­мен у ме­ня ос­та­лась ду­рац­кая фа­ян­со­вая ва­за для фрук­тов, с ан­ге­лоч­ком.
   В об­щем, отец на­чи­на­ет учить­ся. Мать с тру­дом объ­яс­ня­ет ему, что та­кое дро­би. Он по­ти­хонь­ку за­кан­чи­ва­ет раб­фак, по­сту­па­ет в ин­сти­тут и... ко­гда его в 1938 за­би­ра­ют, он уже глав­ный тех­но­лог ар­тил­ле­рий­ской про­мыш­лен­но­сти Со­вет­ско­го Сою­за, про­фес­сор и, са­мое уди­ви­тель­ное, ав­тор кни­ги "Про­тяж­ки", пе­ре­ве­ден­ной (в те-то тем­ные на­ши вре­ме­на) на анг­лий­ский, не­мец­кий и фран­цуз­ский. А еще он был изо­бре­та­те­лем и ус­ко­рил пе­ред вой­ной про­ход­ку пу­шеч­ных ство­лов чуть ли не в ты­ся­чу раз. Макс ока­зал­ся на ред­кость та­лант­ли­вым.
  
   Анек­дот. Уже во вре­ме­на "пе­ре­строй­ки" еха­ли мы с пле­мян­ни­цей Али­ной до­мой на ча­ст­ни­ке и раз­бол­та­лись: как бы мы, мол, жи­ли, не аре­стуй эти сво­ло­чи на­ше­го Мак­са. И тут во­ди­тель вне­зап­но ска­зал: "У мое­го де­да до ре­во­лю­ции бы­ло в Рос­сии три пуб­лич­ных до­ма. А как бы жил сей­час я, ес­ли бы не ваш Макс?" И не от­дал, под­лец, сда­чу с де­сят­ки -- экс­про­прии­ро­вал. И был, по-мо­ему, прав. У ме­ня до сих пор чув­ст­во ви­ны пе­ред рус­ским на­ро­дом, да­же ан­ти­се­ми­тизм я в ка­кой-то ме­ре по­ни­маю. И го­ло­со­вать не хо­жу. Это де­ло ко­рен­но­го на­се­ле­ния.
   За­са­ди­ли от­ца, са­мо со­бой, по до­но­су, из за­вис­ти, но по су­ти за то, что не­сколь­ко лет он про­ра­бо­тал за гра­ни­цей. Был ка­ким-то на­чаль­ни­ком по за­куп­ке стан­ков в США, Анг­лии и Гер­ма­нии, а за­од­но, я уве­рен, со­вет­ским ре­зи­ден­том по тех­ни­че­ско­му шпио­на­жу. Од­на­ко офи­ци­аль­но пер­вый срок ему вле­пи­ли за троц­кизм.
   Че­рез па­ру лет по­сле смер­ти Ста­ли­на к нам до­мой зая­вил­ся ма­лень­кий лы­сый че­ло­век и спро­сил, жив ли Макс. Мать от­ве­ти­ла, что жив, но еще не прие­хал. Лы­сый спро­сил, за что Мак­са по­са­ди­ли, и ко­гда уз­нал, сме­ял­ся до слез от ду­ши. Ока­за­лось, что отец, ярый боль­ше­вик, как-то раз креп­ко на­бил ему мор­ду -- че­ло­ве­чек дей­ст­ви­тель­но был троц­ки­стом. Но как он хо­хо­тал!
   Я по­зна­ко­мил­ся с от­цом в сем­на­дцать лет. От ме­ня рань­ше скры­ва­ли, где он. Го­во­ри­ли, что во­ен­ный и где-то слу­жит. Ме­ня это ма­ло вол­но­ва­ло -- то­гда ред­ко у ко­го бы­ли от­цы. В на­ча­ле 50-х его реа­би­ли­ти­ро­ва­ли, вос­ста­но­ви­ли в пар­тии и тут же на­зна­чи­ли по пар­тий­ной ли­нии глав­ным тех­но­ло­гом Но­риль­ских руд­ни­ков. Прав­да, всю от­сид­ку за­счи­та­ли за се­вер­ный стаж, и прие­хал он в от­пуск в 1955 го­ду с уй­мой де­нег. Сбе­жа­лись род­ст­вен­ни­ки. Че­ло­век он был ши­ро­кий. Стар­ший в се­мье, до ла­ге­ря -- са­мый ус­пеш­ный, он вы­та­щил из Слуц­ка всех сво­их брать­ев и по­мог им встать на но­ги. Гал­сту­ки или что иное по­ку­пал дю­жи­на­ми и по­дар­ки де­лать лю­бил. Ко­гда дош­ла оче­редь до ме­ня, я по­про­сил у не­го кис­точ­ку для бри­тья. Он, яс­ное де­ло, оби­дел­ся. Не со­шлись мы, спо­ри­ли из-за по­ли­ти­ки, ду­лись друг на дру­га. Я во вре­мя "от­те­пе­ли" дис­си­дент­ст­во­вал, бун­то­вал. Он ко­ле­бал­ся вме­сте с ли­ни­ей пар­тии. А се­ст­ру отец лю­бил.
   В се­мью Макс по­сле Се­ве­ра воз­вра­щать­ся не стал и за­вел се­бе ка­кую-то ко­ст­ля­вую, дре­му­чую мым­ру. Мать пе­ре­жи­ва­ла -- хо­тя в ла­ге­ря она за ним не по­еха­ла, но из­ме­нять -- ни­ко­гда не из­ме­ня­ла. А пе­ред его воз­вра­ще­ни­ем вста­ви­ла се­бе зу­бы и од­на­ж­ды, ко­гда я вер­нул­ся из шко­лы, ос­ка­ли­лась мне на­встре­чу. У ме­ня от не­ожи­дан­но­сти серд­це за­шлось.
   По­том он по­лу­чил квар­ти­ру в Че­ре­муш­ках, ра­бо­тал. Мы из­ред­ка встре­ча­лись, по­ру­ги­ва­лись. Мым­ра, прав­ду го­во­ря, уха­жи­ва­ла за ним хо­ро­шо, а по­том на­ду­ла се­ст­ру и ме­ня с на­след­ст­вом. Умер он в 1975 го­ду, за два ме­ся­ца до ма­те­ри. На по­хо­ро­нах в кре­ма­то­рии го­во­ри­ли вся­кие ре­во­лю­ци­он­ные ре­чи (ме­ня от них тош­ни­ло, но муд­рая Али­на ска­за­ла, что имен­но та­ко­го про­ща­ния дед бы и хо­тел). Где ур­на, мым­ра нам не со­об­щи­ла, а по­том за­ве­ла се­бе сле­дую­ще­го ста­рич­ка.
   Ко­гда я сей­час вспо­ми­наю от­ца, в ду­ше у ме­ня пус­то. Всплы­ва­ют вся­кие ме­ло­чи -- пом­ню, как по­шли мы вме­сте в ба­ню и пер­вым де­лом по­смот­ре­ли, что у ко­го бол­та­ет­ся ме­ж­ду ног. Пом­ню, как он, при­крыв гла­за, пел за сто­лом ре­во­лю­ци­он­ные пес­ни... Ёба­ная стра­на!
  
   Жизнь мож­но де­лить на от­рез­ки и за­по­ми­нать по раз­но­му. При­выч­но -- по го­дам. Но ес­ли в го­ло­ве у те­бя от них од­на ка­ша? Удоб­но по то­му, где в то или иное вре­мя ра­бо­тал. А ес­ли от­па­хал око­ло три­дца­ти лет в од­ном и том же про­вин­ци­аль­ном ин­сти­ту­те? У ме­ня та­кое ощу­ще­ние, что мою жизнь про­ще все­го рас­сор­ти­ро­вать по тем шмот­кам (поч­ти по Дов­ла­то­ву), ко­то­рые я с тру­дом дос­та­вал и но­сил в оп­ре­де­лен­ный пе­ри­од. Я все­гда по­ку­пал се­бе всё сам. А пой­ди, дос­тань че­го в на­ших ма­га­зи­нах, тем бо­лее ес­ли тас­кать­ся по ним в смерть не­на­ви­дишь, а де­нег все­гда ма­ло. Пер­вый кос­тюм мне спра­ви­ли в де­ся­том клас­се. До это­го мать ши­ла всё из ста­рых юбок. Бы­ло у ме­ня вре­мя дра­по­во­го со­вет­ско­го паль­то с ши­ро­ким поя­сом. Сколь­ко же я за ним по­бе­гал! Бы­ло вре­мя тем­но-си­не­го чеш­ско­го паль­то, ко­то­рое мне очень шло. Я но­сил его боль­ше де­ся­ти лет, а по­том уко­ро­тил и во­зил с со­бой на "кар­тош­ку" вме­сто те­ло­грей­ки. Бы­ло вре­мя... А од­на­ж­ды по­да­ри­ла мне се­ст­ра Фи­ра на день ро­ж­де­ния япон­ский ди­пло­мат. Да ка­кой! Чер­ный, бле­стя­щий, с но­мер­ны­ми за­моч­ка­ми. Они, ди­пло­ма­ты, то­гда толь­ко вхо­ди­ли в мо­ду. Я его ок­ре­стил аку­шер­ским че­мо­дан­чи­ком, но в ду­ше был до­во­лен. И вот, со­би­ра­юсь я на ра­бо­ту в своё Оре­хо­во-Зуе­во, а за мной за­шел в это вре­мя Сень­ка Фрид­рих -- ви­ди­мо, мы хо­те­ли ехать вме­сте. По­хва­стал­ся я по­дар­ком, на­де­ваю паль­то, бе­ру че­мо­дан­чик... и вдруг, со­вер­шен­но не­ожи­дан­но Сень­ка орет:
   -- По­ставь на хер че­мо­дан­чик на­зад!
   -- Ты что, оз­ве­рел?
   -- По­смот­ри на се­бя в зер­ка­ло, му­дак!
   И вправ­ду, стою я в бук­леш­ном паль­те­це с зе­ле­но­ва­тым от­ли­вом, с ко­рич­не­вым ис­кус­ст­вен­ным во­рот­ни­ком (я это паль­то ку­пил лет пять до то­го за 47 руб­лей в ма­га­зи­не уце­нен­ных то­ва­ров, ко­гда ле­том гос­тил у те­щи в Озе­рах, и страш­но им гор­дил­ся) ...итак стою я в за­дри­пан­ном бук­ле, в раз­лох­ма­чен­ной кро­ли­ко­вой шап­ке... и этот по­бле­ски­ваю­щий, как кон­церт­ный ро­яль, хре­нов че­мо­дан­чик. В кон­це кон­цов я по­ехал в Оре­хо­во со ста­рым порт­фе­лем, а че­рез па­ру дней, по­сле по­луч­ки мы от­пра­ви­лись с Фрид­ри­хом по­ку­пать мне но­вое зим­нее паль­то. Под че­мо­дан­чик по­до­шло толь­ко чер­ное дра­по­вое, с ка­ра­ку­ле­вым во­рот­ни­ком за 217 руб­лей. В це­лом впол­не эле­гант­ное, хоть и ста­ро­мод­ное. Но тут на­ча­лись про­бле­мы -- нуж­на но­вая шап­ка, не го­во­ря уж о са­по­гах. С са­по­га­ми уст­рои­лось бы­ст­ро, а вот за шап­кой при­шлось по­го­нять­ся. На­ко­нец, я дос­тал вы­со­кий ка­ра­ку­ле­вый ки­вер с ко­зырь­ком за 80 руб­лей. Он, прав­да, был мне ма­лость тес­но­ват, но я ре­шил, что раз­но­сит­ся. Хо­тел бы­ло от­не­сти его в рас­тяж­ку в шляп­ную мас­тер­скую, но по­том уви­дал, что внут­ри, по ту­лье он про­ло­жен кар­тон­ной по­ло­сой, тол­стой, как авиа­ци­он­ная фа­не­ра. То­гда я на­бил ки­вер ком­кан­ны­ми га­зе­та­ми, с си­лой их на­пи­хал, и по­ло­жил на шкаф. Че­рез три дня дос­тал, вы­нул га­зе­ты, на­дел и... ох­нул. Ес­ли бы он не за­стрял на но­су, то, на­вер­ное, до яиц бы про­ва­лил­ся. При­шлось на­кла­ды­вать на плешь ма­лень­кую по­душ­ку-дум­ку и так ехать на ра­бо­ту. Но съез­дил я в Оре­хо­во с ди­пло­ма­том все­го один раз. Де­ло в том, что в элек­трич­ке я сплю, при­чем все­гда у ок­на, с пра­вой сто­ро­ны, по­ло­жив ло­коть на порт­фель. А с ди­пло­ма­та ло­коть со­скаль­зы­вал, и я бил­ся лбом о стек­ло. Ну и на хре­на мне та­кой ди­пло­мат? Ко­му-то по­да­рил. А но­вень­кое дра­по­вое паль­то и сно­ва ужав­ший­ся ки­вер до сих пор хра­нят­ся у ме­ня в шка­фу. Вы­ки­нуть -- ру­ка не под­ни­ма­ет­ся.
   Сей­час у ме­ня по­ра си­них сов­ко­вых кур­ток. Из пат­рио­тиз­ма ку­пил аж че­ты­ре шту­ки. "Опять си­няя!"-- хрюк­ну­ла моя быв­шая Лю­доч­ка. А за гра­ни­цей я бы дей­ст­ви­тель­но жить не хо­тел. Скуш­но. Да и как ска­за­ла од­на ста­рая ев­рей­ка, ко­гда в оче­ре­ди за кол­ба­сой ей по­со­ве­то­ва­ли уби­рать­ся в Из­ра­иль: "Ес­ли мы все уе­дем, вы еще бы­ст­рее на­шу Ро­ди­ну про­пье­те и раз­во­руе­те".
   Нет, не ува­жаю я ве­ли­кий рус­ский на­род и да­же пью по-ев­рей­ски: все­го 125 грам­мов, но ка­ж­дый день. А с дру­гой сто­ро­ны, ка­кой я, к чер­ту, ев­рей!
  
   Па­мя­ти на про­шлое, как я уже ска­зал, у ме­ня нет. В го­ло­ве ту­ман­ные, не­свя­зан­ные с кон­крет­ны­ми го­да­ми, об­рыв­ки.
   Бе­лые сте­ны, ка­кие-то ужас­но тол­стые тру­бы. Ме­ня не­сут вниз в го­лу­бень­ких но­соч­ках. Ви­ди­мо, это воз­душ­ная тре­во­га -- Мо­ск­ву бом­бят.
   Кош­мар. Я иду за руч­ку с ма­мой, а за на­ми едет лег­ко­вая ма­ши­на. Мы бе­жим, она не от­ста­ет. Мы на ле­ст­ни­цу, она на ле­ст­ни­цу, мы в узень­кий про­ход, она ту­да же... Чер­да­ки, ту­пи­ки. Не от­ста­ет.
   Я с бо­лью, с кро­вью ка­каю на бе­ре­гу пе­ре­со­хше­го ары­ка. В мел­кой лу­же пла­ва­ют ры­бьи маль­ки. Встать с кор­то­чек нет сил -- у ме­ня силь­ная ди­зен­те­рия. Уз­бе­ки­стан. (Го­лод, вид­но, ме­ня здо­ро­во на­пу­гал -- до сих пор, со­би­ра­ясь в Оре­хо­во, кла­ду в порт­фель ку­со­чек хле­ба и что-ни­будь еще: а вдруг нач­нет­ся вой­на).
   На во­кзаль­ной плат­фор­ме сто­ит мо­ло­дой уз­бек с вет­кой аб­ри­ко­са. Он под­но­сит её ко рту, сни­ма­ет гу­ба­ми аб­ри­кос и че­рез не­сколь­ко се­кунд вы­пле­вы­ва­ет од­ни скор­луп­ки от кос­точ­ки. По­тря­саю­ще.
   По не­бу ле­тят пти­цы с ка­ки­ми-то стран­ны­ми, ту­пы­ми, ко­рот­ки­ми хво­ста­ми.
   Я па­даю со вто­рой пол­ки в по­ез­де пря­мо в вед­ро с по­су­дой.
   Мать на­взрыд пла­чет в ка­би­не­те ди­рек­тор­ши дет­ско­го са­да. Ме­ня не хо­тят при­ни­мать на пя­ти­днев­ку.
   Я на­хо­жу на про­гул­ке ог­ром­но­го, вы­со­хше­го гли­ста и с гор­дой тре­во­гой не­су вос­пи­та­тель­ни­це.
   Под елоч­кой сто­ит кре­пень­кий ко­рич­не­вый гриб. У ме­ня ека­ет в гру­ди.
   Спра­ши­ваю мать, ко­го она боль­ше лю­бит -- ме­ня или Ста­ли­на. От­ве­ча­ет, что обо­их.
   "Пер­вый раз в пер­вый класс". Порт­фе­лем мне раз­би­ва­ют го­ло­ву за то, что жид.
   Во дво­ре ва­ля­ет­ся бе­лый на­дув­ной ша­рик, толь­ко спу­щен­ный и из­ма­зан­ный лип­кой бе­лой жид­ко­стью. Я пы­та­юсь его на­дуть. Мать сме­ет­ся, вы­ти­ра­ет мне гу­бы, мо­ет ша­рик с мы­лом и от­да­ет на­зад.
   Со­вер­шен­но не­по­нят­ная вы­вес­ка на ули­це Горь­ко­го: "Ка­фе­те­рий Фо­рель".
   Люсь­ка Мак­ри­до­ва, го­да­ми тре­мя стар­ше, обу­ча­ет ме­ня сек­су. Я вкла­ды­ваю свой чи­ры­шек по­вдоль её еще не во­ло­са­тых губ.
   В на­шем дво­ре дра­ка. К се­мье Па­ра­мо­но­вых -- отец и два сы­на -- из за­клю­че­ния прие­ха­ли мстить уго­лов­ни­ки. На Па­ра­мо­но­ве-стар­шем ле­жит ка­кой-то па­рень и гры­зет ему гор­ло.
  
   Учил­ся я пло­хо. В седь­мом клас­се чуть бы­ло не ос­тал­ся на вто­рой год из-за не­мец­ко­го. Прав­да, нем­ка ме­ня не лю­би­ла и по­бла­жек не да­ва­ла -- я не­ча­ян­но за­фин­ди­лил ей же­ва­ной про­мо­каш­кой в лоб. Мать ме­ня од­на­ко за ле­то на­тас­ка­ла, и эк­за­мен уда­лось пе­ре­сдать. Па­ру раз ме­ня чуть не вы­гна­ли из шко­лы за вся­кое мел­кое шкод­ст­во -- всё вре­мя при­хо­ди­лось до­ка­зы­вать, что ты хоть и ев­рей, но ни­че­го, свой па­рень, не ху­же дру­гих. А с де­вя­то­го клас­са нас объ­е­ди­ни­ли с де­воч­ка­ми и, по­лу­чив под­ряд три па­ры, я за­сты­дил­ся и взял­ся, на­ко­нец, за уче­бу.
   Во­об­ще, дет­ст­во и юность у ме­ня бы­ли те еще. В по­сле­во­ен­ные го­ды, со­всем шке­том, я ме­нял для се­мьи на тол­куч­ках са­хар на хлеб и на­обо­рот, по­том спе­ку­ли­ро­вал би­ле­та­ми в ки­но, во­ро­вал под Но­вый год ел­ки с ма­шин на Ле­нин­град­ском шос­се, с азар­том дул­ся в "пе­туш­ка" и дру­гие азарт­ные иг­ры, сам со­брал из ме­тал­ло­ло­ма ве­ло­си­пед, пы­тал­ся го­нять го­лу­бей, му­чил­ся от пры­щей, ма­те­рил­ся, драл­ся, об­су­ж­дал вме­сто книг лек­ции про­фес­со­ра Ма­ли­нов­ско­го про си­по­вок, кос­тя­нок и ко­роль­ков, знал ку­чу стиш­ков и по­го­во­рок из блат­но­го фольк­ло­ра и, я так ду­маю, был до­воль­но про­тив­ным. Из­де­вал­ся над бед­ной пле­мян­ни­цей, мо­тал нер­вы ма­те­ри.
   Кон­чив шко­лу, я на­мы­лил­ся на фа­куль­тет жур­на­ли­сти­ки, но се­ст­ра ме­ня от­го­во­ри­ла -- мол, не муж­ское это за­ня­тие, и я по­дал до­ку­мен­ты в ин­сти­тут тон­кой хи­ми­че­ской тех­но­ло­гии, да еще сма­нил ту­да сво­его дру­га Али­ка Ко­то­ва. Мы оба по­сту­пи­ли -- он че­ст­но, а я -- по­то­му что счи­тал­ся "сы­ном по­ляр­ни­ка". Отец всё ещё ра­бо­тал в Но­риль­ске, и у ме­ня бы­ло пра­во ид­ти вне кон­кур­са, то есть сдать эк­за­ме­ны хоть как, лишь бы без дво­ек. Я и сдал на од­ни троя­ки, кро­ме со­чи­не­ния. Че­рез па­ру лет это пра­ви­тель­ст­вен­ное по­ста­нов­ле­ние о по­ляр­ни­ках от­ме­ни­ли.
   Из хи­ми­че­ско­го я в кон­це пер­во­го кур­са сбе­жал и уе­хал на це­ли­ну, где влю­бил­ся и за­вел сы­на, по­том ра­бо­тал элек­тро­мон­таж­ни­ком в мет­ро­строе -- раз­ве­ши­вал по тун­не­лю ка­бель на стан­ции "Спор­тив­ная", был ра­бо­чим в гео­ло­ги­че­ской пар­тии на Сая­нах -- ис­ка­ли гор­ный хру­сталь, вка­лы­вал то­ка­рем-свер­лов­щи­ком на за­во­де "Ка­либр" -- свер­лил и рас­та­чи­вал вра­щаю­щие­ся цен­тры для шпин­де­лей, был ко­ню­хом и зав­хо­зом в За­бай­каль­ской экс­пе­ди­ции, на­бор­щи­ком и груз­чи­ком в ти­по­гра­фии, а еще го­нял пло­ты по Ени­сею и... В об­щем -- Мак­сим Горь­кий хре­нов. За­тем ме­ня на­ча­ли тас­кать в во­ен­ко­мат, пред­ло­жи­ли кур­сы для шо­фе­ров при ДО­СА­АФ, я со­гла­сил­ся, но за вре­мя этой от­сроч­ки ус­пел вы­учить анг­лий­ский и по­сту­пить в МГУ. Свою мо­ло­дость я не люб­лю. Очень уж нерв­но и не­уст­ро­ен­но бы­ло.
  
   Са­мое страш­ное вос­по­ми­на­ние об экс­пе­ди­ци­ях. Хо­ди­ли мы вше­сте­ром по Ал­таю -- про­ве­ря­ли за­яв­ки на хру­сталь. За­не­сло нас в за­бро­шен­ный по­се­лок зо­ло­то­ис­ка­те­лей, где ос­та­лось жить все­го не­сколь­ко че­ло­век и бы­ло пол­но пус­тых изб и ба­ра­ков. Мы да­же на­ня­ли се­бе на па­ру не­дель по­ва­ри­ху -- ша­ла­ву лет три­дца­ти. Кое-кто из на­ших был не­прочь с ней пе­ре­спать, но она по­ло­жи­ла глаз на ме­ня, са­мо­го мо­ло­день­ко­го и не­ис­пор­чен­но­го. Я ин­те­ре­су не про­яв­лял -- тем бо­лее, что в Мо­ск­ве ме­ня жда­ли. Она не от­сту­па­лась. На­ко­нец ей при­шло в го­ло­ву при­гла­сить ме­ня к се­бе до­мой, со­блаз­нив ба­ней. На ба­ню я клю­нул и к ве­че­ру по­ехал в по­се­лок на ста­ром ме­ри­не Майк­ле, ко­то­ро­го на­зва­ли так в мою честь за тол­стую от­вис­лую ниж­нюю гу­бу и сле­зя­щий­ся глаз. Ре­бя­та, про­во­жая ме­ня, не без за­вис­ти хи­хи­ка­ли.
   От то­го мес­та, где мы раз­би­ли па­лат­ки, до по­сел­ка бы­ло все­го ки­ло­мет­ра три та­еж­ной тро­пой. От­ка­зав­шись от пред­ло­же­ния по­ва­ри­хи по­те­реть мне спи­ну, я по­па­рил­ся и вер­нул­ся в гор­ни­цу. На сто­ле стоя­ла бу­тыл­ка спир­та и за­кусь. Она мне всё под­ли­ва­ла и под­ли­ва­ла, но мо­ей мо­раль­ной стой­ко­сти не уч­ла. Я хоть и на­зю­зю­кал­ся до со­плей, но всё же, гад, ре­шил от­пра­вить­ся до­мой. Бы­ло уже тем­но, мо­ро­сил дождь. Я чу­дом взгро­моз­дил­ся на Майк­ла, при том еще с ке­ро­си­но­вой лам­пой в ру­ках, что­бы ос­ве­щать ему путь, и мы по­еха­ли. Не­смот­ря на эту му­дац­кую лам­пу, ко­то­рая сле­пи­ла ме­ри­ну гла­за, он ме­ня всё же до­вёз. В ла­ге­ре я слез с не­го зад­ни­цей пря­мо в лу­жу, по­си­дел па­ру ми­нут и по­шел спать. Вот тут и на­чи­на­ет­ся са­мое страш­ное -- я за­лез в спаль­ник го­ло­вой "в но­ги" и тут же от­клю­чил­ся. По­спал я, ду­маю, не боль­ше по­лу­ча­са... Ме­ня ду­ши­ли в га­зо­вой ка­ме­ре, свя­за­ли по ру­кам и ду­ши­ли... Те­ряя соз­на­ние,я на­чал су­чить но­га­ми и орать. Ре­бя­та ме­ня вы­та­щи­ли и при­ве­ли в чув­ст­во, а по­том рас­ска­за­ли, что я не пер­вый про­де­лы­ваю та­кой фо­кус -- хо­ро­шо еще, что не обос­сал­ся. По­ва­ри­ха ско­ро да­ла на­ше­му ста­же­ру Аль­бер­ту, а Майкл сло­мал но­гу, и его при­стре­ли­ли. Но жар­кое из сво­его тез­ки я есть не стал.
  
   Свой пер­вый и к то­му же пре­вос­ход­ный конь­як я за­ку­сы­вал в тай­ге се­лед­кой. С тех пор у ме­ня ни­ка­ко­го ува­же­ния к тра­ди­ци­ям и ни­ка­ких ма­нер.
   На охо­ту я хо­дил все­го раз. Взял свою но­вень­кую од­но­стволь­ную тул­ку (то­гда их про­да­ва­ли сво­бод­но) и от­пра­вил­ся в тай­гу. Гля­жу, от ме­ня уди­ра­ет ка­кая-то се­рая, дос­та­точ­но круп­ная пти­ца. На­вер­ное, ку­ро­пат­ка, ду­маю, раз ле­тать не уме­ет. Я её при­стре­лил. По­том еще и еще. Че­рез час у ме­ня на­брал­ся це­лый рюк­зак ди­чи. "Су­ка ты, су­ка, -- по­жу­рил ме­ня наш про­вод­ник, ста­рый охот­ник, ко­гда я вер­нул­ся в ла­герь. -- Это ты ряб­чих с гнезд сго­нял. Они от то­го и не уле­та­ли, что те­бя от яиц от­ма­ни­ва­ли". Тул­ку я тут же по­да­рил ему.
  
   Си­бир­ские ло­ша­ди по­ни­ма­ют толь­ко мат. Мож­но сколь­ко угод­но орать на ко­бы­лу не­ма­тер­ны­ми сло­ва­ми, она не тро­нет­ся с мес­та. Од­на­ко шеп­ни ей на ухо что-ни­будь вро­де: "Я те­бе щас яй­ца ото­рву, блядь сра­ная!", как всё бу­дет в по­ряд­ке.
  
   Ме­ня, еще со­всем не­опыт­но­го, по­сла­ли с дву­мя ло­шадь­ми в де­рев­ню за про­дук­та­ми. По до­ро­ге ту­да мы спо­кой­но пе­ре­бре­ли реч­ку, а на об­рат­ном пу­ти не ле­зут ко­ня­ги в неё и всё тут. То­гда я раз­дел­ся и во­шел в во­ду сам -- хо­тел их убе­дить, что во­да во­все не та­кая уж хо­лод­ная. Во, му­дак!
  
   Мой за­бай­каль­ский на­чаль­ник Ти­мо­фе­ев от­пра­вил ме­ня в гу­ран­ский кол­хоз арен­до­вать ло­ша­дей. Гу­ра­на­ми зо­вут та­мош­них ка­за­ков, лю­дей на­столь­ко ску­пых, что да­же ес­ли при­не­сешь им па­ру бу­ты­лок, они вы­ста­вят на стол лишь дав­ле­ную с со­лью че­рем­шу, ко­то­рую толь­ко под­не­си к но­су -- сра­зу за­бу­дешь о встав­шей ко­лом в гор­ле ме­ст­ной та­бу­ре­тов­ке. Пред­се­да­тель кол­хо­за ска­зал, что даст ло­ша­дей ут­ром и ос­та­вил ме­ня но­че­вать. На сле­дую­щий день мне по­ка­за­ли пя­тер­ку смир­ных ко­няг, и я увел их в тай­гу. Че­рез не­де­лю они отъ­е­лись и с ни­ми сла­ду не ста­ло. Как мне по­том рас­ска­за­ли, это бы­ли оди­чав­шие ло­ша­ди. Не­сколь­ко ме­ся­цев они воль­но шас­та­ли по тай­ге, и их ни­как не мог­ли пой­мать. То­гда ре­ши­ли их вы­сле­дить и при­стре­лить на кол­ба­су. Но охот­ник, ко­то­рый за­ни­мал­ся этим де­лом, пер­вой же пу­лей по­пал в за­во­ди­лу, и вся бан­да ре­ши­ла сдать­ся. А пе­ред тем как от­дать её мне, на ка­ж­до­го из этих воль­но­люб­цев на­вью­чи­ли по сот­не ки­ло­грам­мов и всю ночь го­ня­ли ры­сью по кру­гу, от че­го они, ес­те­ст­вен­но, уто­ми­лись и при­сми­ре­ли. Ме­ня, сво­его на­чаль­ни­ка, они до­во­ди­ли до слез -- сбра­сы­ва­ли, ля­га­ли, убе­га­ли и пря­та­лись, но я их лю­бил и ува­жал.
  
   Гу­ляя по Крас­но­яр­ску пе­ред ухо­дом в тай­гу, мы с ре­бя­та­ми за­стря­ли пе­ред вит­ри­ной фо­то­гра­фа и ста­ли об­су­ж­дать вы­став­лен­ных там кра­со­ток. Ко­гда дош­ла оче­редь до ме­ня, я ска­зал: "А мне по ду­ше вон та. Это я вам не как баб­ник го­во­рю, а как эс­тет". Ме­ня про­зва­ли "Эс­те­том" и всё "по­ле" то и де­ло от ко­го-ни­будь слы­ша­лось:
   А суп-то пе­ре­со­лен. Это я вам не как баб­ник го­во­рю, а как эс­тет.
  
   Пер­вое вре­мя Ти­мо­фе­ев ме­ня на пьян­ки не брал. Он про­сто ку­да-то ухо­дил и воз­вра­щал­ся не­мно­го стран­ным и очень раз­го­вор­чи­вым. Я вни­мал его рас­ска­зам с поч­те­ни­ем, по­ка в один пре­крас­ный мо­мент не ус­лы­шал: "Едем мы, зна­чит, с па­ца­на­ми на элек­трич­ке в То­ми­ли­но, а тут кон­тро­ле­ры. Один схва­тил ме­ня за уши и дер­жит. Я рвусь, он не от­пус­ка­ет. Тут уши на­тя­ну­лись, вы­скольз­ну­ли из его рук и как хря­ст­нут мне по за­тыл­ку -- я пу­лей из ва­го­на вы­ле­тел".
  
   По­сле хмель­но­го за­сто­лья Ти­мо­фе­ев по­слал ме­ня на де­ре­вен­скую поч­ту от­бить те­ле­грам­му на­чаль­ст­ву в Да­ра­сун. А на­чаль­ст­во то­гда сме­ни­лось -- ста­рый босс про­во­ро­вал­ся, спил­ся и по­ды­мать дис­ци­п­ли­ну при­сла­ли но­во­го, стро­го­го. Мы его еще не ви­де­ли, но уже боя­лись. В об­щем, с пья­ных глаз я на­пи­сал на блан­ке:
   НА­ЧАЛЬ­НИ­КУ ЗА­БАЙ­КАЛЬ­СКОЙ ЭКС­ПЕ­ДИ­ЦИИ КО­ШЕВ­ЦУ Г.Г.
   ОТ НА­ЧАЛЬ­НИ­КА БЫ­ЛЫ­РИН­СКОЙ ПО­ИС­КО­ВОЙ ПАР­ТИИ ТЧК
   СРОЧ­НО ВЫ­ШЛИ­ТЕ СО­РОК КГ ДИ­НА­МИ­ТА
   КРЕП­КО ЦЕ­ЛУЮ ТИ­МО­ФЕ­ЕВ
   Ко­гда мы че­рез ме­сяц прие­ха­ли по ка­ким-то де­лам на ба­зу в Да­ра­сун, то, уви­дев Ти­мо­фее­ва, кон­тор­ская пуб­ли­ка сра­зу на­ча­ла хо­хо­тать. Мы с ним ни­че­го не мог­ли по­нять. А ко­гда всё рас­кры­лось, мне при­шлось спря­тать­ся -- не то бы он ме­ня убил. Его по­том еще дол­го на­зы­ва­ли "Це­лую Ти­мо­фе­ев".
  
   Од­на­ж­ды, ко­гда я вез груз в тай­гу, ме­ня в три­дца­ти ки­ло­мет­рах от ла­ге­ря пе­ре­хва­ти­ли на­ши и за­бра­ли ло­ша­дей -- для че­го-то они сроч­но по­на­до­би­лись. Я ос­тал­ся ка­рау­лить шмот­ки на охот­ничь­ей за­им­ке и про­жил в пол­ном оди­но­че­ст­ве две не­де­ли. Де­лать бы­ло не­че­го и от ску­ки я за­нял­ся ку­ли­на­ри­ей. Вот ре­цепт од­но­го из мо­их ко­рон­ных блюд. От­кры­ва­ешь ящик пря­ни­ков, ску­сы­ва­ешь с не­сколь­ких штук гла­зурь и под­су­ши­ва­ешь их на солн­це в та­зи­ке (с по­су­дой у ме­ня бы­ло хре­но­во -- лишь чай­ник, да па­ра та­зи­ков для ба­ни по чер­но­му). По­том бе­решь кон­серв­ную бан­ку пер­си­ков в со­ку, сок вы­пи­ва­ешь, а фрук­ты вы­ва­ли­ва­ешь во вто­рой та­зик. За­тем дро­бишь буль­ни­ком пря­ни­ки в му­ку, за­ли­ва­ешь бан­кой сгу­щен­ки и пе­ре­ме­ши­ва­ешь с по­ло­ви­ной пач­ки ка­као. На­ко­нец, вты­ка­ешь в по­лу­чив­шую­ся мас­су чет­вер­туш­ки пер­си­ков, на­би­ва­ешь эту мас­су в ту же кон­серв­ную бан­ку из-под пер­си­ков и слег­ка за­пе­ка­ешь на мед­лен­ном ко­ст­ре. Вкус­но.
  
   Те­перь ис­то­рия о сча­стье. Гна­ли мы плот по Ени­сею от устья Ан­га­ры в Игар­ку. Плот был дли­ной в семь­сот мет­ров, его та­щил бук­сир­чик, а мы сле­ди­ли за брев­на­ми впя­те­ром -- че­ты­ре мо­с­ков­ских сту­ден­та и ме­ст­ный па­рень, ко­то­рый счи­тал­ся за стар­ше­го. Этот па­рень хо­тел осе­нью же­нить­ся, по­се­му очень эко­но­мил день­ги и кор­мил нас две не­де­ли од­ной пшен­кой. Да еще до­ни­ма­ли ко­ма­ры -- они на­ле­та­ли та­ки­ми ту­ча­ми, что не­ба не бы­ло вид­но.
   В Игар­ке мы на не­сколь­ко дней за­стря­ли -- жда­ли рас­че­та. Бы­ло та­кое ощу­ще­ние, что го­род этот сто­ит на опил­ках, а у всех ме­ст­ных дам тон­кие и кри­во­ва­тые но­ги. Ави­та­ми­ноз? Кста­ти, ес­ли брать За­ура­лье, то хо­ле­ные и но­га­стые дев­ки по­па­да­ют­ся лишь во Вла­ди­во­сто­ке. В об­щем, гу­ляю я по го­род­ку и вдруг ви­жу двух­этаж­ный де­ре­вян­ный дом на от­ши­бе с вы­вес­кой "WELCOME". Под­хо­жу. В две­рях сто­ит ам­бал и не пус­ка­ет. Спра­ши­ваю, что здесь та­кое. Ока­за­лось, это клуб для ино­стран­ных мо­ря­ков -- в Игар­ке за­гру­жа­ют­ся де­ре­вом су­да со все­го ми­ра. Тут на крыль­цо вы­шел па­рень в ба­боч­ке -- на­чаль­ник за­ве­де­ния, вы­пу­ск­ник МГУ, и я до­го­во­рил­ся, что ме­ня пус­тят, ес­ли я ма­лость при­оде­нусь. Одол­жил я у при­яте­ля брю­ки, по­мыл­ся и по­шел. Внут­ри бы­ло не­что ска­зоч­ное -- бил­ли­ард, ки­но­заль­чик, уют­ные ту­пич­ки с крес­ла­ми и внут­рен­ней транс­ля­ци­ей, там и сям де­вуш­ки в длин­ных ве­чер­них плать­ях, что­бы не бы­ло вид­но кри­вых ног. Я спро­сил у ди­рек­то­ра, где они взя­ли столь­ко бля­дей. Тот от­ве­тил, что это не бля­ди, а ме­ст­ный ком­со­моль­ский ак­тив... А глав­ное, там был рес­то­ран -- ти­хий, уют­ный, с по­тря­саю­щим и со­всем не­до­ро­гим ме­ню. Я за­ка­зал ва­зоч­ку крас­ной ик­ры, ва­зоч­ку чер­ной, тол­стый ло­моть ма­ло­соль­ной осет­ри­ны, ко­то­рый весь про­зрач­но от­ли­вал ян­та­рем, боль­шой са­лат из по­ми­до­ров (из по­ми­до­ров! в Игар­ке!) и две­сти грам­мов конь­я­ку. Об­слу­жи­ва­ли зал маль­чи­ки из Льво­ва -- они при­ез­жа­ют ка­ж­дый се­зон под­за­ра­бо­тать. И всё это по­сле двух не­дель пшен­ки. Я был сча­ст­лив.
   Мне ка­жет­ся,что я со­всем и не рас­кры­ва­юсь в этих рас­ска­зах. Я за ни­ми пря­чусь.
  
   Поч­ти всю жизнь я не знал чув­ст­ва до­ма. Что-то по­хо­жее на та­кое чув­ст­во воз­ни­ка­ло у ме­ня лишь в ту­ри­ст­ской па­лат­ке где-ни­будь в ле­су на бе­ре­гу озе­ра или ре­ки. Кое-что идет тут от ев­рей­ст­ва, но глав­ное -- до три­дца­ти лет я про­сто не имел сво­его уг­ла. Ни в оди­но­че­ст­ве по­си­деть, ни ба­бу при­вес­ти.
   По­сле реа­би­ли­та­ции от­ца нам пред­ло­жи­ли две ком­нат­ки в ог­ром­ной ком­му­нал­ке на ули­це Ки­ро­ва -- по прин­ци­пу "авось эти му­да­ки со­гла­сят­ся... ". Чи­нов­ни­ки, я по­нял, все­гда так де­ла­ют. И ис­то­ско­вав­шие­ся на шес­ти мет­рах му­да­ки, не спо­ря, со­гла­си­лись.
   Три­дца­ти­мет­ро­вый ко­ри­дор, кух­ня с че­тырь­мя га­зо­вы­ми пли­та­ми, два туа­ле­та и око­ло со­ро­ка че­ло­век -- вся­кой тва­ри по па­ре. К при­ме­ру, се­мья Ага­по­вых: мать из де­рев­ни, гряз­ну­ха, вы­пи­во­ха, но не жлоб­ка -- ес­ли че­го по­мочь, бра­ла уме­рен­но. Её стар­ший сын си­дел в тюрь­ме за ху­ли­ган­ст­во, сред­ний си­дел за то, что от­ре­зал го­ло­ву сво­ему род­но­му дя­де, май­о­ру КГБ, ко­то­рый как раз жил до смер­ти в на­ших ком­на­тах. А по­лу­чил уби­вец за зло­дей­ст­во все­го семь лет. Стран­ная ис­то­рия. Бы­ло у них еще две се­ст­рич­ки. Ве­ра -- боль­шая, с та­ки­ми гру­дя­ми, что ко­гда она вы­во­ра­чи­ва­ла из-за уг­ла, сна­ча­ла па­ру ми­нут тя­ну­лись гру­ди, по­том по­яв­ля­лась го­лов­ка. Ра­бо­тя­га, чис­тю­ля, но скан­да­ли­ст­ка, без юмо­ра и блядь. Воз­вра­ща­юсь я как-то ве­че­ром до­мой, а на ле­ст­нич­ной клет­ке Ве­ру­ня Ага­по­ва в рас­пах­ну­том ха­ла­те хле­щет по мор­дам тру­си­ка­ми ка­ко­го-то чер­ня­во­го ти­па -- пря­мо ма­дам-фран­цуз­ская ре­во­лю­ция с кар­ти­ны Де­лак­руа. Тип по­том мне рас­ска­зал, что ад­рес ему да­ли аж в Одес­се. Она, кста­ти, чуть не ста­ла мо­ей пер­вой жен­щи­ной. Млад­шая из Ага­по­вых, Ин­ка, вы­рос­ла у ме­ня на гла­зах. За­гу­ля­ла она уже лет в три­на­дцать, сколь­ко раз впол­за­ла на чет­вер­тый этаж на чет­ве­рень­ках -- не мог­ла сто­ять от вод­ки и мо­зо­лей ме­ж­ду ног. Ро­ди­ла в пят­на­дцать. То бляд­ст­во­ва­ла, то за­во­ди­ла на вре­мя по­сто­ян­но­го. Один тип лет де­сять при­ез­жал к ней из про­вин­ции, мор­до­во­рот-мор­до­во­ро­том. Па­ру дней они не вста­ва­ли с по­сте­ли, а по­том на­чи­на­ли скан­да­лить, ме­шая мне ра­бо­тать. Раз он за­бо­лел и по­шел к вра­чу. По­том рас­ска­зы­ва­ет: "Вра­чи­ха, блядь, мне го­во­рит:
   -- Вый­ди­те от­сю­до­ва, от вас но­ги пах­нут.
   А я ей:
   -- Я к вам при­шел, чтоб вы ме­ня не ню­ха­ли, а ле­чи­ли.
   Ин­ка бы­ла хо­ро­ша со­бой -- кра­си­вая, де­бе­лая. Я ей как-то пред­ла­гаю: "Ну что ты со вся­ким гов­ном пу­та­ешь­ся. Схо­ди в ба­ню, я те­бе по­мо­гу с оде­ж­дой, по­зна­ком­лю с ка­ким-ни­будь пол­ков­ни­ком, хоть бед­ст­во­вать пе­ре­ста­нешь. Уж луч­ше так, чем да­ром". (она вре­мя от вре­ме­ни на­ни­ма­лась ку­да-ни­будь по­су­до­мой­кой, что­бы тас­кать до­мой еду, а на бор­мо­ту­ху они от­ку­да-то все­гда дос­та­ют). Не со­гла­си­лась. По­сле мо­их раз­ла­дов с Люд­кой, она ста­ла ко мне ме­нее поч­ти­тель­ной, и как-то, ко­гда я во­рвал­ся к ней ус­ми­рить оче­ред­ной скан­дал, Ин­ка пья­но ик­ну­ла и вы­да­ла: "А вот и Ми­ша на­ри­со­вал­ся -- хуй со­трешь!" Её сын Ва­дик сто­ял на уче­те в ми­ли­ции, а по­том из­на­си­ло­вал с при­яте­лем ка­кую-то из сво­их де­виц и за­гре­мел на семь лет в ко­ло­нию. Кста­ти, это про­изош­ло, ко­гда я был до­ма. Я слы­шал виз­ги и сто­ны, но не при­дал им зна­че­ния, при­вык... Ве­ра уже умер­ла, её доч­ка Ри­та окон­чи­ла Оре­хо­во-Зу­ев­ский пе­да­го­ги­че­ский и пер­вая из всей се­мьи вы­шла за­муж.
   Дверь в дверь с на­ми жил еще один ев­рей, ком­му­нист Ар­ка­дий Яков­ле­вич Ра­бин, ко­то­рый хо­дил в кеп­ке-аэ­ро­дро­ме, что­бы вы­гля­деть кав­каз­цем. Он был вздор­ный, как ба­ба, и вруш­ка. До сих пор точ­но не знаю, с ка­ко­го он го­да, где вое­вал и где ра­бо­тал. По по­во­ду по­ли­ти­ки и жиз­ни Яков­ле­вич за­во­дил­ся с пол-обо­ро­та, лю­би­мый визг -- "Этих бы я рас­стре­лял!" Ти­пич­ная сцен­ка -- сто­ит у рас­кры­то­го ок­на и бре­ет­ся элек­три­че­ской брит­вой, спе­шит на сви­да­ние. На по­до­кон­ни­ке сты­нут не ско­во­ро­де сыр­ни­ки из ку­ли­на­рии, тол­стые, мас­сив­ные. Не пе­ре­ста­вая кру­тить брит­вой по ще­ке, вто­рой ру­кой он бе­рет сыр­ный круг­ляк и за­пи­хи­ва­ет в рот. Но сыр­ник хо­лод­ный толь­ко сна­ру­жи, внут­ри -- огонь. Что тут на­чи­на­ет­ся! Брит­ва ле­тит в сте­ну, ско­во­род­ка, за­дев ра­му, вы­пар­хи­ва­ет в ок­но. И визг на весь дом: "Еб твою мать! Бляд­ская со­вет­ская власть!! Ка­кие-то бляд­ские сыр­ни­ки и то, бля­ди, де­лать не уме­ют. Всех бы, блядь, рас­стре­лял" Со дво­ра то­же вой -- ко­го-то там чуть не при­хлоп­ну­ло ско­во­род­кой. Бля­до­вал он со сво­им при­яте­лем Се­ме­ном Гаг­ри­чиа­ни -- пред­ста­ви­те­лем РСФСР по тор­гов­ле с Гру­зи­ей, про ко­то­ро­го рас­ска­зы­вал: "Боль­шой че­ло­век. Идет в крем­лев­ские по­гре­ба на Сто­леш­ни­ко­ве, бе­рет лю­бые ви­на и все­гда пла­тит. А ху­ли ему не пла­тить? Он в вой­ну эше­лон яб­лок на­ле­во спус­тил, те­перь и вну­кам хва­тит". У Яков­ле­ви­ча в шка­фу дей­ст­ви­тель­но стоя­ли на­стоя­щие ста­лин­ские ви­на. Ино­гда дос­та­ва­лось по­про­бо­вать и мне. Мы час­то ру­га­лись, был он все-та­ки круг­лый му­дак. Но и дру­жи­ли. Сей­час ему за во­семь­де­сят, жа­лу­ет­ся на оди­но­че­ст­во. Сколь­ко я его пом­ню, он все вре­мя со­би­рал­ся же­нить­ся, но так и не ре­шил­ся. При этом, по по-мо­ему, он бо­ял­ся не жен­щин, а се­бя. Му­дак-то, му­дак, а все же ев­рей. По­ни­мал, что жить с ним не­воз­мож­но, ни од­на ба­ба не вы­дер­жит.
   Жил еще в квар­ти­ре Ва­ся Лет­кин с про­стре­лен­ной на фрон­те ру­кой. Он ме­ня лю­бил и, над­рав­шись, об­ни­мал и звал ид­ти бить жи­дов, что­бы спа­сти Рос­сию. Жи­ла сгорб­лен­ная дво­рян­ка Ас­та­хо­ва, веж­ли­вая, ин­тел­ли­гент­ная, со зна­ни­ем трех ино­стран­ных язы­ков. А сын у неё был хоть и не­пло­хой му­жик, шо­фер, но быд­ло-быд­лом. Жил тат На­хшу­нов с семь­ей, быв­ший на­чаль­ник ста­лин­ско­го конц­ла­ге­ря, пре­ста­ре­лая за­ну­да Си­ма Вар­ва­ри­на, ко­то­рая бе­га­ла по рай­ко­мам и ис­пол­ко­мам, вы­би­вая по­со­бия за по­гиб­ше­го в бо­ях 1905 го­да от­ца-же­лез­но­до­рож­ни­ка, элек­тро­мон­тер Гу­сев, ми­ли­цио­нер Чу­ви­лин. А во­об­ще, в ком­му­нал­ках что-то есть. Все­гда стрель­нешь тро­як или со­ле­ный огу­рец на за­кус­ку, скан­да­лы бы­ст­ро уга­са­ют -- спра­вед­ли­вость тор­же­ст­ву­ет, так как про­тив всех не по­прешь, да и за­кал­ку по­лу­ча­ешь не­плохую.
   Со вре­ме­нем дом N43 по ули­це Ки­ро­ва ста­ли рас­се­лять и в нем, в кон­це кон­цов, ос­тал­ся толь­ко я. Один во всей квар­ти­ре, а по­том и во всем до­ме. От ме­ня, су­дя по все­му, жда­ли в ис­пол­ко­ме взят­ки. Я не да­вал, но не по прин­ци­пи­аль­ным со­об­ра­же­ни­ям, а про­сто по обал­дуй­ст­ву и от стра­ха -- то­гда со взят­ка­ми бо­ро­лись, и ме­ня дру­зья пре­ду­пре­ди­ли, что­бы не со­вал­ся. В две­на­дца­ти­ком­нат­ной квар­ти­ре у ме­ня поя­ви­лась спаль­ня, те­ле­ви­зи­он­ка и ка­би­нет. И, по­нят­ное де­ло, как в те­ре­мок, на­полз­ли раз­ные зве­рюш­ки. Пер­вым по­се­лил­ся при­ятель по Оре­хо­во-Зуе­ву Ле­ня Сер­жан, по­том сын Ле­ша при­вел ка­кую-то от­цве­таю­щую ре­ли­ги­оз­ную да­му, ко­то­рая, рас­пе­вая псал­мы, ма­ле­ва­ла в уг­ло­вой ком­на­те ико­ны. Во­ло­дя Ха­ри­то­нов по­про­сил за сво­его шу­ри­на-реа­ни­ма­то­ра, ко­то­ро­му не­где бы­ло от­ды­хать по­сле де­журств. Этот очень ми­лый че­ло­век Юра Гур­фин­кель все под­ряд реа­ни­ми­ро­вал -- от чер­ст­во­го хле­ба до ста­рых бо­ти­нок. А Ле­ня ба­за­рил по те­ле­фо­ну.
   У не­го хо­ро­шо по­став­лен­ный ба­ри­тон с Ле­ви­та­нов­ски­ми мо­ду­ля­ция­ми плюс вы­пи­сан­ные на спе­ци­аль­ную кар­точ­ку те­ле­фо­ны -- от дис­пет­че­ра ЖЭК'а до де­жур­ных по Мос­со­ве­ту и гор­ко­му. Вот, Ле­ня го­во­рит мне: "Ми­ша я са­жусь пи­сать ста­тью. К те­ле­фо­ну не зо­ви". Но он не пи­са­тель, хо­тя фран­цуз­ский пре­по­да­ет пре­крас­но. Ну не уме­ет че­ло­век тво­рить на бу­ма­ге -- го­то­вую дис­сер­та­цию еле-еле за де­сять лет офор­мил. Ну, не пи­шет­ся ему, не идет ста­тья. А со­весть му­ча­ет. То­гда Ле­неч­ка ре­ша­ет за­нять­ся до­б­ры­ми, об­ще­ст­вен­но по­лез­ны­ми де­ла­ми. "Вро­де бы се­го­дня пло­хо­ва­то то­пят", -- при­ду­мы­ва­ет он и вы­ска­ки­ва­ет в ко­ри­дор к на­ше­му те­ле­фо­ну на сте­не. Я то­же вы­но­шу в ко­ри­дор крес­ло. Спек­такль на­чи­на­ет­ся все­гда так: "С ва­ми го­во­рит до­цент Зин­де Ми­ха­ил Мак­со­вич, про­жи­ваю­щий по ад­ре­су -- ули­ца Ки­ро­ва, дом 43, квар­ти­ра 8. У нас Со­вет­ская власть или не Со­вет­ская?.. Вот я у вас и спра­ши­ваю... Со­вет­ская или нет?" В об­щем, на­го­нял он стра­ху на всю до­мо­упра­ви­тель­ную ша­лу­понь до оду­ри. В до­ме все вре­мя вер­те­лись ре­монт­ные бри­га­ды -- чи­ни­ли тру­бы для оди­но­ко­го до­цен­та.
   Как-то в дверь раз­дал­ся нерв­ный зво­нок. От­кры­ваю. На по­ро­ге сто­ят два злых не­зна­ко­мых му­жи­ка -- аж жи­лы на ку­ла­ках взду­лись.
   -- У вас что, се­го­дня не то­пят?
   -- Да, нет, -- от­ве­чаю. -- Вро­де бы всё нор­маль­но.
   -- То­гда на­пи­ши­те нам рас­пис­ку.
   На­пи­сал. Уш­ли. Че­рез час при­хо­дит Ле­неч­ка. Я ему рас­ска­зы­ваю про гос­тей. "Ха-ха,-- сме­ет­ся он. -- Сей­час сно­ва при­бе­гут. Я уже ус­пел по­зво­нить в рай­ком".
   Как же вла­сти всех уров­ней не­на­ви­де­ли до­цен­та Зин­де М.М. По­том на спор Ле­неч­ка уб­рал от со­сед­не­го до­ма шум­ный от­бой­ный мо­ло­ток, и я стал сда­вать на­ше­го де­ма­го­га друзь­ям по троя­ку за зво­нок. У Яши Грин­бер­га он за­ста­вил ввин­тить лам­поч­ки в подъ­ез­де, у Зи­ны Ко­то­вой -- уб­рать по­мой­ку под ок­на­ми.
   Че­рез год ме­ня вы­се­ли­ли в да­ле­кое и гряз­ное Бра­тее­во. Жал­ко, что не су­мел дать взят­ку.
  
   Ле­неч­ка лю­бил петь и вы­сту­пал в ин­сти­ту­те на ве­че­рах са­мо­дея­тель­но­сти. Вро­де бы, не­пло­хой ба­ри­тон, но пло­ский, бес­чув­ст­вен­ный, что ли. Он по­сто­ян­но тас­кал маг­ни­то­фон со свои­ми за­пи­ся­ми, где ему по­дыг­ры­вал на ги­та­ре ка­кой-то сту­дент. Ка­ж­дая за­пись на­чи­на­лась с объ­яв­ле­ния: "Сло­ва Ми­хаи­ла Лер­мон­то­ва, му­зы­ка Ле­о­ни­да Сер­жа­на", "Му­зы­ка Мо­цар­та, сло­ва Сер­жа­на". На­ко­нец, он ре­шил нау­чить­ся брень­кать на ги­та­ре. Как-то по­сле кар­тош­ки я по­ехал в дом от­ды­ха. Был не се­зон, глу­бо­кая осень, мне на од­но­го да­ли це­лый до­мик, и я вы­пи­сал се­бе Сер­жа­на. Мне нуж­но бы­ло че­го-то там пе­ре­во­дить, а он учил­ся тер­зать ги­та­ру по тет­рад­ке с но­та­ми. Од­на­ж­ды я за­гля­нул к не­му че­рез пле­чо -- в тет­рад­ке стоя­ли стол­би­ка­ми циф­ры -- 1 3 4, 2 3 6, 1 2 5 -- за ка­кую стру­ну дер­гать. А го­лос со вре­ме­нем у не­го стал гиб­че.
  
   Еще од­на ис­то­рия, свя­зан­ная с Ки­ров­ской. Па­рал­лель­но на­ше­му до­му на за­дах ули­цы стоя­ла че­ты­рех­этаж­ная по­ли­кли­ни­ка. Ме­ж­ду ни­ми и был двор, где я по ут­рам де­лал за­ряд­ку. У сте­ны в уг­лу ле­жал боль­шой же­лез­ный ящик с зам­ком -- его ос­та­ви­ла ре­монт­ная бри­га­да. От это­го ящи­ка бы­ло удоб­но от­жи­мать­ся на ру­ках. Ка­ж­дое ут­ро из ок­на на треть­ем эта­же вы­со­вы­ва­лась тол­стая, еще не ста­рая ба­ба и ора­ла: "Вась, спус­тись, по­мо­ги маль­чи­ку сун­дук столк­нуть". В один пре­крас­ный день по­сле это­го кри­ка слы­шу за спи­ной го­ло­сок: "Вам по­мочь?". Обо­ра­чи­ва­юсь -- сза­ди сто­ит де­вуш­ка, впол­не строй­ная и ни­че­го со­бой. Я её сра­зу уз­нал -- не­сколь­ко дней на­зад она при­шла ра­бо­тать в на­шу ти­по­гра­фию око­ло Чис­тых пру­дов, а в по­ли­кли­ни­ке бы­ла на ос­мот­ре. Раз­го­во­ри­лись, -- и на­чал­ся ро­ман. В ти­по­гра­фии я ра­бо­тал пе­ред по­сту­п­ле­ни­ем в МГУ, зна­чит, мне был 21 год.
   Идем мы с ней как-то ми­мо "Дие­ты" ря­дом с мо­им до­мом, а на вит­ри­не вы­став­ле­на вод­ка.
   -- Во да­ют! -- го­во­рит она. -- Ма­га­зин дие­ти­че­ский, а чем тор­гу­ют!
   -- Так вод­ка, -- го­во­рю, -- то­же дие­ти­че­ская.
   -- Как это?
   -- А её на пеп­си­не на­стаи­ва­ют.
   В об­щем на­плел я ей со­рок бо­чек аре­стан­тов. Мол, все те­ла, осо­бен­но фрук­ты, со­сто­ят из мо­ле­кул, а в них со­дер­жит­ся пеп­син, его в Дуб­не на атом­ной ус­та­нов­ке до­бы­ва­ют -- с од­ной сто­ро­ны за­кре­п­ля­ют, ска­жем, виш­ню, а по­том бом­бар­ди­ру­ют её че­рез пуль-пе­ре­за­ци­он­ное по­ле из элек­трон­ной пуш­ки квар­ка­ми. Квар­ки обыч­но бе­рут гу­си­ные -- из-за мень­шей про­во­ди­мо­сти и т.д. Вро­де бы, гля­жу, по­ве­ри­ла. Еще па­ру раз я мо­ро­чил ей го­ло­ву ка­ки­ми-то шкур­ка­ми от им­порт­ной кол­ба­сы из кро­ко­ди­ло­вой ко­жи, из ко­то­рой шьют шу­бы и по­доб­ной му­рой. На­ко­нец, я ре­шил ис­пы­тать, до ка­ких пор она го­то­ва мне ве­рить, и за­вел в трол­лей­бу­се: "Мне при­ятель при­вез из Аме­ри­ки од­ну шту­ку, вро­де не­сес­се­ра, но с гра­ви­та­ци­он­ным уст­рой­ст­вом. Ту­да что ни по­ло­жи, сра­зу во мно­го раз мень­ше ста­но­вит­ся. Ве­ли­чи­ной эта шту­ко­ви­на чуть боль­ше порт­си­га­ра, а вле­за­ют си­га­ре­ты, кни­ги, бу­тер­бро­ды, склад­ная удоч­ка...
   ...од­но­ме­ст­ная па­лат­ка,
   ...стул,
   ...рас­кла­душ­ка...
   И тут она под­ня­ла гла­за: "Миш, а ты не врешь?"
  
   Я очень неж­но от­но­шусь к жен­щи­нам. Лю­бить, ско­рее все­го, ни од­ну не лю­бил, но от­но­шусь неж­но.
  
   Со­вет при­яте­ля, что­бы не пе­ре­пить: "В за­сто­лье са­дись на­про­тив са­мой не­кра­си­вой ба­бы, и ко­гда те­бе её за­хо­чет­ся, бро­сай под­ли­вать се­бе в рюм­ку".
  
   В уни­вер­си­те­те пре­по­да­ва­ла ла­тынь ста­руш­ка из быв­ших ин­сти­ту­ток. Как-то на за­че­те од­на сту­дент­ка зап­ну­лась на пе­ре­во­де фра­зы: "Де­вуш­ку ук­ра­ша­ет... "
   -- По­ло­жим, -- го­во­рит ста­руш­ка, -- вы это­го сло­ва не знае­те, но ведь не­слож­но до­га­дать­ся. Так что мо­жет ук­ра­шать де­вуш­ку?
   -- Грудь.
  
   Жен­ст­вен­ность -- это уме­ние во­вре­мя дать.
  
   Я раз­во­пил­ся на се­ми­на­ре по пе­ре­во­ду в сво­ем Оре­хов­ском пед­ин­сти­ту­те: "Да ка­кие вы, к чер­то­вой ма­те­ри, фи­ло­ло­ги! Ни­че­го не чи­тае­те. Ко­го из из­вест­ных пе­ре­во­дчи­ков вы знае­те? Ни­ко­го". Тут од­на ка­каш­ка вста­ет:
   -- Не ска­жи­те, Ми­ха­ил Мак­со­вич. Я вот, знаю тро­их -- Мар­шак, Пас­тер­нак, Зин­де.
   Али­на по мо­ему со­ве­ту про­чла Хе­мин­гу­эя. И хо­тя до это­го на дух не вы­но­си­ла вод­ку, те­перь мог­ла, не по­мор­щив­шись, за­са­дить це­лый ста­кан.
  
   За­шел в гос­ти к Ксе­нии Ма­ри­ни­ной, ре­жис­се­ру "Ки­но­па­но­ра­мы" на те­ле­ви­де­нии. Две ар­ти­сточ­ки си­де­ли у неё и смот­ре­ли по ящи­ку вы­сту­п­ле­ние Юр­ско­го, ко­то­рый чи­тал Пуш­ки­на. "Ах, Юр­ский, душ­ка!" -- взды­ха­ли они. Я их спро­сил, -- а Смок­ту­нов­ский то­же душ­ка? -- Они от­ве­ти­ли, что да, очень да­же душ­ка.
  
   Де­лал рас­сказ Ма­ла­му­да, где отец бро­са­ет до­че­ри-про­сти­тут­ке: "Cocksucker!" Пе­ре­вел так: "Ми­нет­чи­ца!" По­жи­лая ре­дак­тор­ша ме­ня спра­ши­ва­ет, что это за сло­во, что оно оз­на­ча­ет? Я хи­хик­нул и ре­шил по­сме­шить этой ис­то­ри­ей свою мо­ло­день­кую ма­ши­ни­ст­ку. Та по­ту­пи­ла гла­за и го­во­рит: "Я то­же та­ко­го сло­ва не знаю, толь­ко стес­ня­лась спро­сить"... При­шлось за­ме­нить на "Под­стил­ку".
  
   С мо­ей пер­вой де­вуш­кой у ме­ня с пер­во­го раза ни­че­го не по­лу­чи­лось. Вто­рая ночь ока­за­лась удач­нее, и ут­ром, по­ка она еще спа­ла, я сбе­гал за цве­та­ми. Она их по­ню­ха­ла и го­во­рит:
   -- Это ты не мне цве­ты ку­пил, это ты се­бе их ку­пил.
  
   Ста­рая про­фес­сор­ша по ли­те­ра­ту­ре В.В.Ива­ше­ва -- я у неё пи­сал дис­сер­та­цию -- мне рас­ска­зы­ва­ет: "Но­чью ви­де­ла дур­ной сон про кош­ку. Сра­зу по­ня­ла, что слу­чит­ся не­что ужас­ное. И прав­да -- ут­ром по­зво­нил из Анг­лии Дес­монд Стю­арт (го­ве­ный анг­лий­ский пи­са­тель (М.З.)) и ска­зал, что у не­го грипп".
  
   Моя доч­ка Ле­на хва­ста­ет­ся: "Мы с Юлей по­ме­ня­лись. Она мне да­ла пуп­си­ка, а я ей ко­ля­ску, фла­кон от ду­хов и пуп­си­ка".
  
   Ле­на при­хо­дит из книж­но­го ма­га­зи­на и го­во­рит:
   -- Пап, я книж­ку при­смот­ре­ла, но у ме­ня на неё не хва­та­ет. До­бавь, лад­но?
   -- А сколь­ко она сто­ит?
   -- Два­дцать семь ты­сяч.
   -- И сколь­ко же у те­бя есть?
   -- Три­ста пят­на­дцать руб­лей.
  
   Гу­ля­ли мы с бе­ре­мен­ной сно­хой Све­точ­кой по по­лю в Дра­ки­но и раз­го­ва­ри­ва­ли. "Что­бы свя­щен­ни­кам не осо­бо слад­ко жи­лось, -- объ­яс­ня­ет она, -- им под­би­ра­ют в же­ны или стерв, или боль­ных. Я вот -- боль­ная".
   Мы со Све­точ­кой спо­рим о ре­ли­гии, ан­ти­се­ми­тиз­ме и т.п.
   -- Но Хри­стос сам был ев­ре­ем, -- го­во­рю я.
   -- Толь­ко по ма­те­ри, -- от­ве­ча­ет она.
  
   Я ста­рал­ся вну­шить же­не, что с му­жем, да и во­об­ще с муж­чи­на­ми луч­ше не спо­рить. Ска­жи на анг­лий­ский ма­нер -- "Хо­ро­шо,ми­лый", а там уж де­лай по-сво­ему. И вот, со­би­ра­ет­ся Лю­доч­ка на ве­че­рин­ку, а я ос­та­юсь до­ма си­деть с доч­кой. Ко­гда она уже око­ло зер­ка­ла на­во­дит по­след­ний ма­ра­фет, я го­во­рю: "Не за­дер­жи­вай­ся там. Лад­но? При­хо­ди к один­на­дца­ти". "Хо­ро­шо, ми­лый", -- от­ве­ча­ет. Но в зер­ка­ло мне вид­но, что у гру­ди она дер­жит фи­гу.
  
   Спра­ши­ваю ма­му, че­го она на­шла в ин­дий­ских филь­мах. "По­став­ле­ны они так се­бе, -- го­во­рит она, -- но за­то ка­кие жиз­нен­ные!"
  
   Я под­ме­тал у Фи­ры пол и вслух со­чи­нял стиш­ки с риф­мой на "оу". При­бли­зи­тель­но та­кие:

Ге­рой Чанд­ле­ра -- Мар­лоу,

Шоу, Сноу, Сил­ли­тоу,

(С ни­ми был еще Бар­стоу)

Раз по­еха­ли в Хит­роу,

Что­бы встре­тить Док­то­роу.

Но ска­за­ли им в Хит­роу,

Что пи­са­тель Док­то­роу

При­ле­та­ет tomorrow.

   Фи­ра на ме­ня по­че­му-то ужас­но зли­лась, об­зы­ва­ла ду­ра­ком, но ухо­дя на лек­цию вдруг блуд­ли­во улыб­ну­лась и объ­я­ви­ла, что при­дет до­моу где-ни­будь ча­су в седь­моу.
  
   Осе­нью 1981 го­да в до­ме от­ды­ха не­да­ле­ко от Мо­ск­вы Фи­ра сло­ма­ла но­гу. Се­ст­ри­цу мою от­вез­ли в ка­кую-то боль­ни­цу, и её стал опе­кать там мо­ло­дой трав­ма­то­лог Каз­бек, вро­де бы гру­зин. Фи­ра бы­ла ему очень бла­го­дар­на и по вы­здо­ров­ле­нии уст­рои­ла в его честь при­ем. Каз­бек при­шел на Ле­нин­ский с дву­мя при­яте­ля­ми -- ве­не­ро­ло­гом Ти­му­ром и уро­ло­гом, те­перь уж не при­пом­ню, как то­го зва­ли, но то­же ли­цом кав­каз­ской на­цио­наль­но­сти. Се­ли за стол. Я, за хо­зяи­на, всем на­лил ви­на и на­чал го­во­рить тост. Тост по­лу­чил­ся дол­гий. Я рас­ска­зал, как еще сту­ден­том ока­зал­ся в гру­зин­ской ком­па­нии и ре­шил по­со­рев­но­вать­ся с хо­зяе­ва­ми в за­столь­ных здра­ви­цах. Я дол­го ту­жил­ся, при­ду­мы­вая, че­го бы ска­зать, и на­ко­нец, встав, на­плел це­лый ва­гон и ма­лень­кую те­леж­ку про Буд­ду и ко­но­п­ля­ное се­мя, про смерть и сча­стье. Один из гру­зин по­нял, что я про­сто за­лу­па­юсь и от­ве­тил мне тос­том на ту же те­му, но толь­ко ку­да ост­ро­ум­нее и изящ­нее. У ме­ня уши го­ре­ли. По­это­му, про­дол­жаю, я сей­час не бу­ду и пы­тать­ся го­во­рить что-то ум­ное, а да­вай­те про­сто вы­пьем за друж­бу на­ро­дов. Вы­пи­ли, и я по­про­сил Каз­бе­ка ска­зать сле­дую­щий тост. Он по­слуш­но встал, как-то стран­но взбол­тал гла­за в яич­ни­цу и ска­зал бу­к­валь­но вот что:
   -- Я под­ни­маю этот бо­кал за хо­зя­ев до­ма и их здо­ро­вье, за род­ст­вен­ни­ков хо­зя­ев до­ма и их здо­ро­вье, за дру­зей хо­зя­ев до­ма и их здо­ро­вье... -- И ту­по сел.
   Ти­мур, ко­гда на­ста­ла его оче­редь, ска­зал так:
   -- Я под­ни­маю этот бо­кал за хо­зя­ев до­ма и их здо­ро­вье, за род­ст­вен­ни­ков хо­зя­ев до­ма и их здо­ро­вье, за дру­зей хо­зя­ев до­ма и их здо­ро­вье.
   Ат­мо­сфе­ра на­ка­ля­лась.
   Тре­тий по­вто­рил тост сло­во в сло­во. Я по­нял, что у гру­зин­цев есть тос­то­го­во­ря­щие и не­тос­то­го­во­ря­щие пле­ме­на. Мне ста­ло тош­но. Спас­ла по­ло­же­ние Фи­ру­ся. Она вста­ла и, взбол­тав гла­за, про­из­нес­ла:
   -- Я под­ни­маю этот бо­кал за на­ших гос­тей и их здо­ро­вье, за род­ст­вен­ни­ков на­ших гос­тей и их здо­ро­вье, за дру­зей на­ших гос­тей и их здо­ро­вье.
   Все сра­зу рас­сла­би­лись и ус­по­кои­лись.
  
   У про­фес­со­ра Эс­фи­ри М. Мед­ни­ко­вой бы­ла ли­тов­ская ас­пи­рант­ка, быв­шая бас­кет­бо­ли­ст­ка из сбор­ной СССР. Как-то я дер­нул за пу­поч­ку на шнур­ке, что­бы за­жечь на кух­не свет, а она вы­рва­лась из рук, спру­жи­ни­ла и за­ле­те­ла за сто­як. Я стал под­пры­ги­вать, пы­та­ясь её дос­тать. То­гда Ви­та (так её, ка­жет­ся, зва­ли), не вста­вая с та­бу­рет­ки, дос­та­ла чер­то­ву пу­поч­ку и про­тя­ну­ла её мне вниз.
  
   Я всё еще про­дол­жаю с се­ст­рой спо­рить и ру­гать­ся, а по­том от­прав­ля­юсь на клад­би­ще ми­рить­ся. Она ле­жит с ма­мой на Вос­тря­ков­ском, в ка­ких-то ев­рей­ских тру­що­бах, где всё вре­мя про­ис­хо­дят пе­ре­ме­ны. То ку­да-то ис­чез­нет де­душ­ка Мои­сей, оп­ла­кан­ный вну­ка­ми, то квар­тал за­се­лят так плот­но, что к сво­ей мо­ги­ле и не про­бьешь­ся... Обе они умер­ли не у ме­ня на ру­ках.
  
   Вспом­нил вдруг свой пер­вый по­хо­рон­ный опыт. У До­ро­ше­ви­ча скон­ча­лась ба­буш­ка, и ме­ня по­про­си­ли по­мочь. В до­ме на Ле­нин­ском, где они то­гда жи­ли, чер­ная ле­ст­ни­ца очень уз­кая, а гру­зо­вой лифт в тот день не ра­бо­тал. При­шлось спус­кать те­ло на ма­лень­ком лиф­те. Я во­шел с уз­ким кон­цом гро­ба в ка­бин­ку, опус­тил его на пол, а дру­гой ко­нец ста­ли под­ни­мать вверх, что­бы за­кры­лась дверь. На­ко­нец она за­кры­лась, но гроб ока­зал­ся поч­ти на по­па. Пер­вым де­лом на ме­ня по­сы­па­лись цве­ты и вен­ки, а за­тем сва­ли­лась и ба­буш­ка. Так, ще­ка к ще­ке и дое­ха­ли. Од­на­ко на клад­би­ще я уже не по­ехал и на по­мин­ки не по­шел.
  
   Как-то я рас­хва­стал­ся пе­ред сво­ей уни­вер­си­тет­ской под­руж­кой, ка­кой я, мол, дис­си­дент. На ме­ня то­гда, и прав­да, па­ру раз на­сту­ча­ли, а пре­ду­пре­ж­де­ния из пер­во­го от­де­ла пе­ре­да­ли че­рез Фи­ру (че­ст­но го­во­ря, это на­сто­ра­жи­ва­ет -- толь­ко сей­час со­об­ра­зил. Ко­гда взя­ли от­ца, ей бы­ло око­ло де­вят­на­дца­ти, и она учи­лась в ИФЛИ... Гос­по­ди, до че­го бляд­ская стра­на!) Нет, к чер­ту ис­то­рию про под­руж­ку!
  
   Бо­лее мрач­ной ро­жи, чем у быв­ше­го Фи­ри­но­го му­жа, со­вет­ско­го пи­са­те­ля Ана­то­лия Мед­ни­ко­ва я в жиз­ни не ви­дал. В рес­то­ра­не Сою­за пи­са­те­лей его про­зва­ли "Ве­сель­чак".
  
   В на­шей се­мье ни­кто, кро­ме са­мих ро­ди­те­лей, дол­го в бра­ке вы­дер­жать не мог. Что-то с на­ми не так. А?
  
   Не уве­рен, что я хо­ро­ший пре­по­да­ва­тель -- я не столь­ко учу, сколь­ко об­ща­юсь. Не счи­таю я се­бя и та­лант­ли­вым пе­ре­во­дчи­ком. Как го­во­рит б/у же­на Лю­да -- "Про­сто у те­бя жо­па креп­кая". Луч­ше же все­го в жиз­ни у ме­ня по­лу­ча­лось ру­ко­во­дить сту­ден­та­ми на кар­тош­ке. Где еще встре­тишь та­ко­го пси­ха, ко­то­рый бы два­дцать пять лет под­ряд доб­ро­воль­но мо­тал­ся осе­нью по сов­хо­зам. А что? По­го­ня­ешь в са­по­гах по по­лям, по­на­чаль­ст­ву­ешь ме­сяц-пол­то­ра и, гля­дишь, вы­пус­тил все па­ры за­сто­яв­ше­го­ся ев­рей­ско­го тем­пе­ра­мен­та.
  

По­че­му в Сор­бон­не пус­то

И сту­ден­тов не ви­дать?

Всех по­сла­ли на ка­пус­ту,

Ар­ти­шо­ки уби­рать.

  
   И де­воч­ки ко мне хо­ро­шо от­но­си­лись. Один раз я при­уда­рил за мед­се­ст­рой, ко­то­рую при­кре­пи­ли к на­ше­му ла­ге­рю от сов­хоз­ной боль­ни­цы. Так сту­дент­ки тут же пе­ре­ста­ли ме­ня слу­шать­ся. Вро­де бы на хрен я им сдал­ся, ста­рый пень, но по­ди ж ты. Ка­кой-то фрей­дизм. Наш "па­па", и всё тут. Хо­ро­шо я вовремя по­нял си­туа­цию, со­звал со­б­ра­ние и объ­я­вил, что боль­ше не бу­ду, за­вя­зал. Мы по­ми­ри­лись.
  
   Днем на кар­тош­ке я все­гда ста­рал­ся ча­сок по­спать, по­сколь­ку но­ча­ми от­го­нял от окон и две­рей зло­ст­ных ко­бе­лей, ко­то­рые сле­та­лись на де­во­чек из всех со­сед­них де­ре­вень, слов­но му­хи на мед. Ло­жась, я вы­ве­ши­вал на дверь лис­ток с объ­яв­ле­ни­ем -- МЕНЯ НЕТ. Од­на­ж­ды ка­кая-то мер­зав­ка при­пи­са­ла -- ВЕСЬ ВЫШЕЛ. Бы­ли и дру­гие при­пис­ки, но уже не та­кие ост­ро­ум­ные.
   Ме­ня нет здесь, Ме­ня нет и не ищи­те.
   Ме­ня нет там. Я ко­гда-ни­будь при­ду
   А где я есть, С ро­зы­ска­ми не спе­ши­те.
   Не знаю сам. На­до -- сам се­бя най­ду.
  
   Как-то на со­б­ра­нии, не пом­ню уже по ка­кой на­доб­но­сти, я объ­я­вил, что раз я на­чаль­ник, то зна­чит в на­шем ла­ге­ре нет че­ло­ве­ка бо­лее ум­но­го и бо­лее кра­си­во­го. То­гда вста­ла од­на из де­виц и гром­ко рас­ска­за­ла анек­дот: "Со­брал как-то царь-лев всех зве­рей и при­ка­зал:
   -- Те, кто счи­та­ют се­бя ум­ны­ми, отой­ди­те вле­во. А те, кто счи­та­ет се­бя кра­си­вы­ми -- впра­во.
   Зве­ри ра­зо­бра­лись по сто­ро­нам. В цен­тре ос­та­лась толь­ко мар­тыш­ка.
   -- А ты че­го за­стря­ла? -- спро­сил Лев.
   -- Мне как, ра­зо­рвать­ся что-ли?
  
   Ино­гда ко мне под на­ча­ло по­па­дал­ся на кар­тош­ке и мой лю­тый враг, фо­не­тист Юрий Аки­мо­вич Гу­ля­ев, ис­пор­тив­ший мне в ин­сти­ту­те мно­го кро­ви. На кар­тош­ке я его не за­ди­рал, но раз за­был взять ему в сто­ло­вой суп до при­ез­да сту­ден­тов с ра­бо­ты. Он ко мне по­до­шел и мрач­но ска­зал:
   -- Ле­нин бы так не по­сту­пил.
   А на­ча­лось у нас с ним со сле­дую­ще­го. Он был стар­шим пре­по­да­ва­те­лем на кур­се, где я ра­бо­тал, и при­це­пил­ся ко мне с тре­бо­ва­ни­ем вес­ти за­ня­тия как-то там по-дру­го­му. Как бан­ный лист при­це­пил­ся, за­ну­да. (Вспом­нил анек­дот: "За­ну­да -- это тот, ко­му лег­че дать, чем объ­яс­нить, по­че­му не да­ешь") В об­щем, при­шлось по­слать его по­даль­ше, са­мо со­бой, по ма­те­ри. Он уди­вил­ся ("А я ду­мал, ты пе­ре­во­дчик" -- Во, блин, ло­ги­ка!) и на­ка­тал на ме­ня док­лад­ную де­ка­ну. И всё рав­но не от­стал. В кон­це кон­цов, за ме­сяц в де­ка­на­те на­ко­пи­лось 23 док­лад­ных. Ме­ня вы­зва­ли на ко­вер, по­смея­лись, но, тем не ме­нее, по­тре­бо­ва­ли на­пи­сать объ­яс­ни­тель­ную. На­до же как-то реа­ги­ро­вать. Я на­пи­сал.
  
   Де­ре­вен­ский пар­ниш­ка смот­рит те­ле­ви­зор:
   -- Ну, Ти­хо­нов, ну мо­ло­ток. Нет, иг­ра­ет-то он хе­ро­во, но за­то, блядь, как на нем пид­жа­ки си­дят!
   Али­на на­зы­ва­ла та­ких "ду­ре­ха­ми с по­боч­ны­ми ас­со­циа­ция­ми".
  
   До­цент Ва­ле­ра Боль­ша­ков:
   -- В на­шей стра­не мож­но про­жить, ес­ли у те­бя нет ни­ка­ких по­треб­но­стей.
  
   Рас­са­жи­ва­ем­ся по гру­зо­ви­кам, что­бы ехать на ра­бо­ту. Мне по долж­но­сти по­ло­же­но про­ве­рять, безо­пас­но ли сту­ден­ты уст­рои­лись. Всо­вы­ваю го­ло­ву под бре­зент в здо­ро­вен­ный кры­тый "Урал". На край­ней лав­ке си­дит Боль­ша­ков с де­воч­кой на ко­ле­нях, она че­шет ему бо­ро­ду, а он "зор­ко смот­рит в не­бе­са", де­ла­ет вид, буд­то и не за­ме­ча­ет. Ни­че­го не го­во­рю, но по­сле ужи­на мы с Се­ней Фрид­ри­хом за­во­дим серь­ез­ный раз­го­вор:
   -- В от­ря­де па­да­ет про­из­во­ди­тель­ность тру­да...
   -- Де­воч­ки ус­та­ли, да и скуш­но им...
   -- И по­ощ­рить не­чем. Ну, на кой ляд им сдал­ся этот крас­ный пе­ре­хо­дя­щий вым­пе­лок?..
   -- На­до что-ни­будь при­ду­мать...
   -- А что ес­ли ка­ж­дой, от­ли­чив­шей­ся на ра­бо­те бри­га­де да­вать на ночь Боль­ша­ко­ва? У всех то­гда поя­вит­ся сти­мул...
   -- Как ты на это, а Ва­ле­ра?
   -- В по­ле хо­дить не бу­дешь. Ночь от­ба­ра­ба­ха­ешь и спи се­бе хоть весь день.
   -- По­че­му ерун­да? Что, стра­не не нуж­на кар­тош­ка? Все те­бе бу­дут бла­го­дар­ны.
   Ми­нут че­рез пят­на­дцать за­мо­ро­чен­ный Ва­ле­ра ка­пи­ту­ли­ру­ет.
  
   До­цент по мар­ксиз­му-ле­ни­низ­му Крав­чен­ко прие­хал с ин­спек­ци­ей, а за­од­но про­честь "для га­лоч­ки" лек­цию. Рас­ска­зы­ва­ет про фильм "Ноч­ной пор­тье", ко­то­рый, по­нят­ное де­ло, и в гла­за не ви­дел:
   -- Пред­став­ляе­те, ка­кое бур­жу­аз­ное за­гни­ва­ние -- он ей раз­би­ва­ет в кровь ли­цо и пря­мо на по­лу на­си­лу­ет. Ни­че­го тош­но­твор­нее и не при­ду­ма­ешь. Чис­тый фа­шизм.
   Ку­рим по­сле лек­ции. Ми­мо ту­да-сю­да шас­та­ют де­воч­ки.
   -- Эх, -- взды­ха­ет до­цент, -- сей­час бы од­ной из них дать в мор­ду и пря­мо на тра­ве из­на­си­ло­вать!
  
   Пре­ста­ре­лый до­цент Ба­ла­бан:
   -- Я бы за кем-ни­будь с удо­воль­ст­ви­ем по­уха­жи­вал. Толь­ко страш­но: а вдруг даст. Что я то­гда бу­ду де­лать?
  
   Ас­си­стент Алек­сандр Сер­гее­вич Скур­ский. Этот ка­ж­дую не­де­лю бро­са­ет ку­рить, а бро­сив как-то весь вы­прям­ля­ет­ся и не здо­ро­ва­ет­ся, а пре­зри­тель­но це­дит сквозь зу­бы: "При­вет". Но че­рез па­ру-трой­ку дней ока­зы­ва­ет­ся, что у не­го кру­жит­ся го­ло­ва, не ра­бо­та­ет ки­шеч­ник, и он за­ку­ри­ва­ет сно­ва. Те­перь он сгорб­лен­ный, ма­лень­кий и за­ис­ки­ваю­ще сю­сю­ка­ет: "Здрав­ст­вуй­те, ува­жае­мый Ми­ха­ил Мак­со­вич". На борь­бу с со­бой у не­го ухо­дят все си­лы и нер­вы. Да­же дис­сер­та­цию не смог до­пи­сать и умер ра­но.
  
   Про­рек­тор по учеб­ной ра­бо­те, креп­кий ком­му­нист Ша­та­лов прие­хал де­лать вы­во­лоч­ку:
   -- Я вам не по­зво­лю ху­ли­га­нить дис­ци­п­ли­ну и пьян­ст­во­вать ви­но.
   До­цент Сло­бод­чи­ков:
   -- Ка­кая, к свинь­ям, пси­хо­ло­гия. Сан­гви­ни­ки там, флег­ма­ти­ки и т.п. В СССР есть толь­ко од­на пси­хо­ло­гия -- лю­дей, ко­то­рые хо­тят влезть в ав­то­бус, и лю­дей, ко­то­рые уже си­дят в ав­то­бу­се.
  
   Про­фес­сор Ги­лен­сон, рус­ский, не­ря­ха.
   Пи­сал я от­чет о ра­бо­те за год. Учеб­ная ра­бо­та... на­уч­ная... вос­пи­та­тель­ная... Что-то на­пор­та­чил, но, что­бы да­ром не вы­бра­сы­вать бланк, при­пи­сал: "Вос­пи­та­ние проф. Ги­лен­со­на в ду­хе ком­му­ни­сти­че­ской мо­ра­ли:
   1. Нау­чил мыть ру­ки по­сле убор­ной ------------20 ча­сов
   2. Оту­чил пря­тать лож­ки под кро­ва­тью --------30 ча­сов
   И ос­та­вил бланк на сто­ле. Лю­бо­пыт­ный Ги­ля, ко­неч­но же, су­нул ту­да свой нос и под­нял визг. Глав­ный ар­гу­мент в виз­ге -- "Мой отец был юри­стом у Ле­ни­на, а ты... а ты... "
  
   Но как же ху­до мне при­хо­ди­лось на кар­тош­ке,ко­гда ту­да при­ез­жал сы­нок Ле­шеч­ка! То на­пьет­ся, то где-то всю ночь шас­та­ет. А ка­кой спрос с дру­гих, ес­ли с соб­ст­вен­ным ча­дом спра­вить­ся не мо­жешь.
  
   Ко­гда ему бы­ло че­ты­ре го­да, Ле­ша на­пи­сал та­кие сти­хи:
   Я на озе­ре си­де­ла,
   Черт схва­тил ме­ня за те­ло.
  
   В по­след­них клас­сах шко­лы он спу­тал­ся с дур­ной ком­па­ни­ей. Ма­ма Лю­ба за­бес­по­кои­лась, и мы ре­ши­ли лю­бы­ми пу­тя­ми "по­сту­пить" его в Оре­хо­во-Зу­ев­ский пед­ин­сти­тут. Ку­да бы еще взя­ли эту бал­бе­си­ну? В об­щем, я снял не­по­да­ле­ку от Оре­хо­ва да­чу, по­про­сил на факультете вклю­чить ме­ня в эк­за­ме­на­ци­он­ную ко­мис­сию, со­брал шмот­ки, под­хва­тил ма­лень­кую Лен­ку и уе­хал на всё ле­то ма­те­рью-оди­ноч­кой. Под­лю­чие же­ны при­ез­жа­ли лишь из­ред­ка, на вы­ход­ной. Я сам сти­рал, го­то­вил, бе­гал за мо­ло­ком и про­дук­та­ми, за­са­ли­вал огур­цы. Хо­зяй­ст­во бы­ло боль­шое -- Ле­ша пой­мал па­ру круп­ных кар­пов, они жи­ли в боч­ке для до­ж­де­вой во­ды. Лен­ка на­шла ежа, ко­то­ро­го, что­бы не убе­жал, по­се­ли­ли в её ван­ноч­ке. Но по­го­ды стоя­ли жар­кие, доч­ку при­хо­ди­лось ка­ж­дый день ку­пать, а еж за ночь усе­рал­ся по уши. На­до бы­ло сна­ча­ла его под­мыть (а по­про­буй­те под­мыть ежа), за­тем вы­чис­тить ван­ну, ис­ку­пать Лен­ку и уж по­сле по­мес­тить эту ко­лю­чую за­ра­зу на­зад. И так ка­ж­дый день. До сих пор удив­ля­юсь, как ме­ня в то ле­то не хва­ти­ла кон­д­раш­ка. Леш­ку я ок­ру­жил, как вол­ка, во­се­мью пре­по­да­ва­те­ля­ми. По­ло­ви­на из них по­лу­ча­ла за уро­ки день­ги, и ни­ка­ких за­бот (прав­да, учи­тель по ис­то­рии СССР ока­зал­ся го­ми­ком и влю­бил­ся в на­ше­го мо­ло­день­ко­го блон­ди­на). За­то дру­гие, из сво­их, от­ка­зы­ва­лись брать день­га­ми, и их при­хо­ди­лось без кон­ца по­ить -- еже­днев­но на это ухо­ди­ло до трех бу­ты­лок вод­ки и боль­шая бан­ка ма­ло­соль­ных огур­чи­ков. Не­ко­то­рые да­же при­ез­жа­ли на ве­ло­си­пе­дах ут­ром опо­хме­лять­ся.
   Спу­тав­шись в ин­сти­ту­те с при­ем­ной ма­фи­ей, я уз­нал за­ра­нее те­му со­чи­не­ния, за­тем сво­ро­вал на ночь би­лет по анг­лий­ско­му язы­ку и под­ло­жил его Леш­ке ут­ром на эк­за­ме­не (в шко­ле он учил не­мец­кий), ле­бе­зил пе­ред сво­ло­ча­ми, с ко­то­ры­ми и срать бы ря­дом не сел на краю сте­пи. Но в ре­зуль­та­те он всё же по­сту­пил. И пер­вым де­лом за­вел се­бе де­ви­цу -- вы­со­кую, тол­стую и так с ней на­пры­гал­ся, что у не­го под­ско­чи­ло дав­ле­ние. Ни­че­го не ос­та­ва­лось, как брать ака­де­ми­че­ский от­пуск. Пом­ню, под­хо­дит ко мне ин­сти­тут­ская фельд­ше­ри­ца и го­во­рит: "Ми­ха­ил Мак­со­вич, от­правь­те Ле­шу на не­сколь­ко дней до­мой, а то у его Бе­ре­зи­ной грипп, да еще хро­ни­че­ский тон­зил­лит". Я сра­зу не по­нял, что за тон­зил­лит, и у ме­ня, ви­ди­мо, гла­за на лоб по­лез­ли. Фельд­ше­ри­ца да­же ис­пу­га­лась и до­ба­ви­ла, ткнув се­бя в гор­ло: "Нет-нет, не бой­тесь -- это здесь". В дру­гой раз от­во­дит ме­ня в сто­рон­ку фа­куль­тет­ская пар­торг­ша: "Ми­ха­ил Мак­со­вич, у Ле­ши на Но­во­год­нем ве­че­ре шар­фик раз­вя­зал­ся, так не по­ве­ри­те -- вся шея в за­со­сах". Или со­сед­ка по Ки­ров­ской, Ма­рья Ан­д­ре­ев­на: "Ты уез­жа­ешь в свое Оре­хо­во, а Ле­ша уже тут как тут. С де­воч­кой. Я по­ни­маю, он мо­ло­дой. Но ведь де­воч­ка ка­ж­дый раз раз­ная". В об­щем, пус­тил­ся сын во все тяж­кие. До третье­го кур­са у ме­ня пу­зы­ри на ушах вы­сту­па­ли. Ни од­на за­раза из пре­по­да­ва­те­лей не упус­ка­ла воз­мож­но­сти уесть: "А ты зна­ешь, Миш, твой-то... " И, тем не ме­нее, все его лю­би­ли, кро­ме ме­ня, -- он до­б­рый и очень сим­па­тич­ный па­рень.
   На чет­вер­том кур­се всё из­ме­ни­лось. Ле­ша кре­стил­ся, на­чал за­ма­ли­вать гре­хи -- боль­ше шес­ти лет не при­тра­ги­вал­ся к жен­щи­нам, до са­мой же­нить­бы. Я да­же за не­го на­чал бо­ять­ся. А еще он по­ти­хонь­ку вы­шел из ком­со­мо­ла -- пой­ди-ка най­ди та­ко­му ра­бо­ту. По­том его ру­ко­по­ло­жи­ли, да­ли храм. Че­ло­век на­шел се­бя, и у ста­ро­го, ни во что не ве­ря­ще­го жи­да сын те­перь пра­во­слав­ный свя­щен­ник. Ино­гда я зво­ню ему в храм, и про­ис­хо­дит при­бли­зи­тель­но та­кой раз­го­вор:
   -- Будь­те до­б­ры, по­зо­ви­те от­ца Алек­сея
   -- А кто его спра­ши­ва­ет?
   -- Па­па.
   Не­сколь­ко за­бав­ных ис­то­рий. На пя­том кур­се ему на­до бы­ло сдать "ате­изм". И пре­по­да­ва­тель, ко­то­ро­му я ока­зал ка­кую-то ус­лу­гу, вле­пил ему "от­лич­но". Вот Леш­ка, не­бось, бе­сил­ся.
  
   По­сле ру­ко­по­ло­же­ния ба­тюш­ке Алек­сею по­на­до­би­лась ря­са и вся­кая дру­гая спец­оде­ж­да. А в ма­га­зи­нах хоть ша­ром по­ка­ти -- та­кое то­гда бы­ло вре­мя. Он спро­сил, нет ли у ме­ня свя­зей в тек­стиль­ном Оре­хо­во-Зуе­ве. Свя­зи на­шлись -- отец мо­ей не­дав­ней ди­плом­ни­цы Све­ты Цир­ку­но­вой ра­бо­тал зам­ди­рек­то­ра са­мо­го боль­шо­го ткац­ко­го ком­би­на­та. Зво­ню ей и рас­ска­зы­ваю про Ле­ши­ну бе­ду. "Сей­час по­зо­ву па­пу, -- го­во­рит Све­та. -- Он как раз прие­хал на обе­ден­ный пе­ре­рыв". Даль­ше идет та­кой раз­го­вор:
   -- Здрав­ст­вуй­те. У ме­ня сын стал свя­щен­ни­ком, и ему нуж­на раз­ная ткань. Вы не мог­ли бы по­мочь?
   -- Ко­неч­но, по­мо­гу. А сколь­ко нуж­но?
   -- От пя­ти до ста мет­ров (Ле­ша хо­тел об­ла­го­де­тель­ст­во­вать и дру­гих зна­ко­мых ба­тю­шек, да и на об­мен при­го­ди­лось бы).
   -- Вы имее­те в ви­ду пять ты­сяч мет­ров?
   -- Да нет.
   -- То­гда во­об­ще ни­ка­ких про­блем. Толь­ко пусть на­пи­шет от церк­ви за­яв­ку и при­ез­жа­ет.
   -- Спа­си­бо. Да, а на чье имя её пи­сать?
   -- На моё. На Алек­сан­д­ра Аб­ра­мо­ви­ча Ша­пи­ро.
  
   Зна­ко­мый поп пред­ло­жил от­цу Алек­сею по­зна­ко­мить его с од­ной бла­го­тво­ри­тель­ной фир­мой. При­шли. Их­няя бан­дер­ша спра­ши­ва­ет:
   -- Ка­кие про­бле­мы, ба­тюш­ка?
   -- Мно­го, но глав­ная с транс­пор­том.
   -- Вам че­го -- "Вол­гу" или "Жи­гу­ли"?
   В об­щем, вы­пи­са­ли Леш­ке, не от­хо­дя от кас­сы, но­вень­кую свет­ло­се­рую "Вол­гу". Он её про­звал "Мер­се­дес-Иван" и во­дит сам, ни­ко­му не до­ве­ря­ет.
   Как-то раз про­ско­чи­ли мы по до­ро­ге на да­чу по­во­рот. Ле­шеч­ка ог­ля­нул­ся, нет ли по­бли­зо­сти га­иш­ни­ков и со сло­ва­ми "Про­сти ме­ня, Гос­по­ди!" раз­вер­нул­ся в не­по­ло­жен­ном мес­те.
   И во­об­ще, он, вро­де бы, боль­шой мо­ло­дец.
  
   Не­ожи­дан­ная ре­ак­ция на анек­дот.
   Ко­гда-то дав­но в Мо­ск­ве вдруг ис­чез­ли яй­ца. Их вско­ре за­вез­ли из Поль­ши, и по го­ро­ду по­шла гу­лять за­гад­ка: Что это та­кое -- хвост длин­ный, гла­за злые, а яй­ца ма­лень­кие и гряз­ные? От­вет -- оче­редь за поль­ски­ми яй­ца­ми.
   Еду в ав­то­бу­се. Один пья­ный за­да­ет эту за­гад­ку при­яте­лю. Тот за­ду­мал­ся и, ик­нув, вы­дал : -- Ле­нин.
   Пья­ный опе­шил. Ав­то­бус на­пря­жен­но за­мер.
   -- Как это Ле­нин? У не­го раз­ве был хвост?
   -- Нет, на­вер­но, не бы­ло.
   -- А гла­за раз­ве злые?
   -- Да, вро­де, нет.
   -- А яй­ца?
   -- Вот это на­до про­ве­рить.
  
   Раз­го­вор в ав­то­бу­се:
   -- Нет, не по­стро­ить нам ком­му­низ­ма.
   -- Брось! Ес­ли раз­ви­той со­циа­лизм по­строи­ли, то ка­кой-ни­будь вши­вень­кий ком­му­низ­мик уж вы­тя­нем.
  
   Юре Эс­т­ри­ну во вре­мя во­ен­ных сбо­ров при­ка­за­ли от­вез­ти ка­кую-то бу­маж­ку на ра­кет­ную ба­зу в Ба­ков­ку. Пре­ду­пре­ди­ли, что ба­за сек­рет­ная, на­хо­дит­ся че­рез до­ро­гу от пе­кар­ни, и, ес­ли он за­плу­та­ет, то на­до спра­ши­вать не ба­зу, а пе­кар­ню. Он и спро­сил у про­хо­же­го, где пе­кар­ня. Тот ух­мыль­нул­ся и ска­зал: "Вон ви­ди­те -- ра­ке­ты тор­чат? Это сек­рет­ная ба­за. А пе­кар­ня как раз че­рез до­ро­гу на­про­тив".
  
   Ре­шил на­вес­тить Эс­т­ри­на в кож­но-ве­не­ро­ло­ги­че­ском дис­пан­се­ре. Спра­ши­ваю на ос­та­нов­ке, где здесь ули­ца Ко­ро­лен­ко, дом та­кой-то.
   -- А-а-а, -- от­ве­ти­ли мне не­сколь­ко че­ло­век с яв­ным зло­рад­ст­вом, -- вам нуж­но в ве­не­ро­ло­ги­че­ский дис­пан­сер? Это вон ту­да.
   Эс­т­ри­на я на­шел в пар­ке, на ла­воч­ке. Он мне рас­ска­зал: "Скуш­но здесь. Чи­тать на­дое­да­ет. Я и взмо­лил­ся -- Гос­по­ди, дай мне по­зна­ко­мить­ся с ка­ким-ни­будь ин­тел­ли­гент­ным ста­рич­ком-про­фес­со­ром. Но я, ви­ди­мо, не­пра­виль­но сфор­му­ли­ро­вал прось­бу. Ста­ри­чок ока­зал­ся про­фес­со­ром по на­уч­но­му ком­му­низ­му. Прав­да, с чув­ст­вом юмо­ра. "В ка­кой еще стра­не, -- го­во­рит, -- кро­ме СССР, я мо­гу счи­тать­ся уче­ным?"
   Юра Эс­т­рин умер от опу­хо­ли в моз­гу.
  
   Пе­ред смер­тью ма­ме Гин­де час­то вы­зы­ва­ли "ско­рую по­мощь". Как-то но­чью прие­ха­ли два мо­ло­дых пар­ня, сде­ла­ли ей уко­лы, и я пред­ло­жил им вы­пить. Они оп­ро­ки­ну­ли по ста­ка­ну и, гля­жу, за­пи­ва­ют таб­лет­ка­ми. Объ­яс­ни­ли, что это "Ла­зикс", силь­ное мо­че­гон­ное -- прос­сышь­ся -- и ни­ка­ко­го те­бе по­хме­лья, да­же мор­да не опух­нет. А дей­ст­ву­ет при­бли­зи­тель­но че­рез пол­ча­са. Ре­шил по­про­бо­вать, дос­тал где-то этот пре­па­рат и в гос­тях у Фи­ры, по­сле хо­ро­шей пьян­ки глот­нул сра­зу две таб­лет­ки. Жду. Про­хо­дит час, он не дей­ст­ву­ет. Дав­но по­ра ехать до­мой -- не дей­ст­ву­ет. При­ез­жаю в свою ком­му­нал­ку на Ки­ров­скую -- не дей­ст­ву­ет. Лег, но толь­ко за­снул, как про­рва­ло. Но не стру­ей, а ка­пе­лью. Так и про­сто­ял до ут­ра над уни­та­зом в гряз­ном сор­ти­ре, со­чась и ты­ка­ясь го­ло­вой в мок­рую ржа­вую тру­бу.
  
   Со­всем све­жая ис­то­рия. Вы­пи­са­ли мне от бо­лез­ни Пар­кин­со­на ка­кой-то "Пар­ло­дел". За­пла­тил я за не­го 90 ты­сяч на дру­гом кон­це Мо­ск­вы и на­чал при­ни­мать. Че­рез па­ру дней чув­ст­вую -- что-то не то. Стал ка­ким-то нерв­ным, су­ет­ли­вым, в ду­ше всё вре­мя тря­суч­ка. Ре­шил то­гда по­смот­реть при­ло­жен­ную к фла­ко­ну ин­ст­рук­цию. Ока­за­лось, что швей­цар­цы вы­пус­ка­ют это ле­кар­ст­во, что­бы на­ла­ди­лась мен­ст­руа­ция. А у ме­ня, у ду­ра­ка, ни­как не на­ла­жи­ва­лась.
  
   Фи­ра рас­ска­зы­ва­ла, что Аникст был в мо­ло­до­сти чер­тов­ски кра­сив. Сту­дент­ки за­бра­сы­ва­ли его на лек­ци­ях лю­бов­ны­ми за­пис­ка­ми, час­то срав­ни­ва­ли с лор­дом Бай­ро­ном. И как-то, спус­ка­ясь с ка­фед­ры, Алек­сандр Аб­ра­мо­вич вдруг за­хро­мал.
  
   Фаи­на Ра­нев­ская по­ссо­ри­лась с мо­ло­дым ре­жис­се­ром. Он стал за­лу­пать­ся, и то­гда она рас­ска­за­ла ему прит­чу: "Од­на­ж­ды во­ро­бей влю­бил­ся в сло­ни­ху и да­вай к ней при­ста­вать -- от­дай­ся и от­дай­ся ему. До то­го на­до­ел, что сло­ни­ха плю­ну­ла и под­ня­ла хвост. Во­ро­бей там сза­ди по­во­зил­ся, по­чи­ри­кал, а по­том сел ей на ухо и спро­сил:
   -- Те­бе не бы­ло боль­но, моя ма­лень­кая?
  
   Ря­дом с мо­им до­мом был "Ме­тал­ло­ре­монт", и Ди­ма Шес­та­ков по­про­сил ме­ня окан­то­вать там не­боль­шую ре­про­дук­цию Мо­диль­я­ни -- ка­кую-то из его ле­жа­щих ню. За­би­рая ра­бо­ту, я уви­дел, что пе­тель­ка сза­ди кар­тин­ки рас­по­ло­же­на так, что кра­сот­ка бу­дет сто­ять, а не ле­жать. Мас­тер то­гда крик­нул в зад­нюю ком­на­ту:
   -- Ва­ся, ты за­чем Нюш­ку стой­мя по­ста­вил? Ей по­ло­же­но ле­жать.
   -- Та­щи её сю­да. С удо­воль­ст­ви­ем уло­жу.
  
   Из анек­до­тов о Горь­ком, ко­то­рые со­чи­ни­ли Ди­ма Шес­та­ков и Во­ло­дя Ха­ри­то­нов: (с силь­ным окань­ем)
   -- Ро­ман бу­ду со­чи­нять. Ты, сын, бе­ри бу­ма­гу и пи­ши за­гла­вие... "Тет­ка". Нет, вы­черк­ни... Луч­ше так -- "Дя­дя"... Опять не то. "Па­па". Мо­жет "Пле­мян­ни­ца?" Нет, се­го­дня что-то не пи­шет­ся. Луч­ше по­зо­ви же­ну мою раз­ве­ден­ную, твою мать... мать твою... твою мать... Во, на­шел! Бу­ду пи­сать ро­ман "Мать".
   Ди­ма Шес­та­ков по­ве­сил­ся.
   В Мо­ск­ве гос­тил Джон Стайн­бек. Раз он вы­шел из гос­ти­ни­цы прой­тись и на­рвал­ся на двух ал­ка­шей. Со­об­ра­зи­ли на тро­их. По­том до­ба­ви­ли. В кон­це кон­цов очу­ти­лись в ми­ли­ции. Ал­ка­ши -- как уж они по­ня­ли, не знаю -- объ­яс­ни­ли де­жур­но­му, что это из­вест­ный аме­ри­кан­ский пи­са­тель.
   А, Хемингуэй, -- до­га­дал­ся тот. -- Ну, ни­че­го, пусть ма­лость по­си­дит.
  
   Во вре­мя гор­ба­чев­ской ан­ти­ал­ко­голь­ной кам­па­нии на сте­не вин­но­го от­де­ла кто-то эле­гант­но на­пи­сал: Ми­ша, ты не прав.
   Это по анек­до­ту. Сер­жант и ря­до­вой из строй­ба­та чи­нят в дет­ском саду про­вод­ку. Ря­до­вой пая­ет кон­цы, а го­лый по по­яс сер­жант дер­жит вни­зу ле­ст­ни­цу. Не­ча­ян­но на сер­жан­та кап­ну­ло рас­ка­лен­ным оло­вом. Он под­нял гла­за и ска­зал: "Ва­ся, ты не прав".
  
   Про­би­ра­ясь по ав­то­бу­су на Ка­шир­ке, я не­ча­ян­но за­це­пил ар­бу­зом му­жи­ка -- в шля­пе, с эс­пань­ол­кой и кни­гой. Он чер­тых­нул­ся. Я в раз­дра­же­нии бро­сил: "А еще в шля­пе! То­же мне ин­тел­ли­гент!" Тот ми­ну­ты две на­ду­вал­ся, по­том по­вер­нул ко мне го­ло­ву и ска­зал: "Ес­ли у ме­ня ин­тел­ли­гент­ный вид, то я, блядь, что -- всё вре­мя мол­чать дол­жен?"
  
   Пав­лик Бед­ри­ко­вец­кий, ко­то­рый око­ло го­да про­си­дел в Лон­до­не, рас­ска­зы­вал: "У ме­ня там за­ве­лись свет­ские зна­ком­ст­ва. Ес­ли при­гла­ша­ют в бо­га­тый дом на обед, то по­ло­же­но на­ка­ну­не при­слать с рас­сыль­ным бу­кет цве­тов и ви­зит­ку. Где же взять столь­ко де­нег?! Вот я и при­ду­мал. На­де­ваю джин­сы, са­жусь на ве­ло­си­пед и дую на ба­зар. По­ку­паю там фун­та на три цве­тов, сам их за­во­ра­чи­ваю и еду в нуж­ный дом. Мне от­кры­ва­ет швей­цар, при­ни­ма­ет бу­кет и да­ет фунт на чай. Ве­че­ром я яв­ля­юсь уже в смо­кин­ге. Швей­цар от­кры­ва­ет мне дверь, и я от­даю ему его фунт -- на чай. Обыч­но он смот­рит на ме­ня очень по­доз­ри­тель­но.
  
   При биб­лио­те­ке ино­стран­ной ли­те­ра­ту­ры ре­ши­ли ор­га­ни­зо­вать аг­лиц­кий клуб. По­си­де­ли за круг­лым сто­лом, по­го­во­ри­ли и по­шли в со­сед­ний зал вы­пи­вать. Я уже хо­ро­шо при­ло­жил­ся и смот­рю -- Во­ло­дя Ха­ри­то­нов со­всем трез­вый.
   -- Ты че­го это не пьешь? -- спра­ши­ваю с удив­ле­ни­ем.
   -- Да вот, не пью, -- от­ве­ча­ет.
   -- И я не пью, ра­до­ст­но по­хва­стал­ся я.
   То­гда Во­ло­дя на ме­ня мрач­но гля­нул и ска­зал:
   -- Да­же это вы у нас от­ня­ли.
  
   Все мои мно­го­чис­лен­ные дя­дья же­ни­лись на рус­ских, да и сре­ди зна­ко­мых ред­ко встре­тишь ев­рей­скую па­ру.
   Док­то­ра Нар­ско­го из института фи­ло­со­фии не из­бра­ли в член-кор­ры. По со­ве­ту при­яте­ля он на­пи­сал пись­мо Кел­ды­шу: "Про­шу до­ве­сти до све­де­ния чле­нов ака­де­мии, что я не ев­рей".
  
   Нет, не ло­жат­ся мои ис­то­рии на бу­ма­гу. Ни ак­цен­та, ни лич­но­го обая­ния не ос­та­ет­ся. И по­том -- я их рас­ска­зы­вал од­ним и тем же лю­дям чуть ли не ка­ж­дый год. Все хи­хи­ка­ли, так как на­чис­то за­бы­ва­ли. А те­перь? Хоть не да­вай ни­ко­му ру­ко­пись чи­тать.
  
   Си­дел у ме­ня в гос­тях Яша Грин­берг и жа­ло­вал­ся, что ему не­че­го на­деть на го­ло­ву, а уже под­мо­ра­жи­ва­ет. За не­де­лю до это­го мне при­вез­ли из Фран­ции чу­дес­ный шер­стя­ной бе­рет. Бы­ло жал­ко, но всё же друг, ду­маю. В об­щем, от­дал я ему этот бе­рет. Че­рез де­сять дней Яш­ка на­вес­тил ме­ня сно­ва и по­хва­стал­ся:
   По­смот­ри, ка­кой рос­кош­ный на мне бе­ре­тик. Один му­дак по­да­рил!
  
   У ме­ня с Яш­кой бы­ли за­бав­ные от­но­ше­ния. Он у нас счи­тал­ся не­уме­хой, а я -- тер­тым ка­ла­чом. Ес­ли на­до бы­ло ко­му-ли­бо что-то по­обе­щать, до­го­во­рить­ся, на­пе­ча­тать ре­фе­рат в ти­по­гра­фии и т.п. -- шел я. Од­на­ж­ды по­сле то­го, как я по­кру­тил­ся ча­са три на стан­ции тех­об­слу­жи­ва­ния, ме­ня вдруг осе­ни­ло: у это­го фи­го­ва про­вин­циа­ла в Мо­ск­ве трех­ком­нат­ная квар­ти­ра, ма­ши­на, ра­бо­та в Ака­де­мии на­ук, же­на, двое пре­крас­ных де­тей... А у ме­ня? "Е... твою мать!" -- по­ду­мал я.
  
   В СССР Яш­ке не жи­лось, и он уе­хал в Из­ра­иль. Те­перь ему не жи­вет­ся там. От се­бя не уй­дешь. А я по не­му ску­чаю. И во­об­ще, коль по­смот­ришь с хо­лод­ным вни­мань­ем во­круг, с друзь­я­ми у ме­ня не всё в по­ряд­ке. И ещё здо­ро­во не хва­та­ет на­деж­ной Али­ны.
  
   Мой ста­рый друг Алик Ко­тов от не­че­го де­лать по­пи­сы­ва­ет. Хоб­би у не­го та­кое, у хи­ми­че­ско­го про­фес­со­ра. Про ме­ня он то­же на­ка­тал чуть ли не це­лый ро­ман, пси­хо­лог хре­нов. Мне кое-что да­же по­нра­ви­лось -- "В свои 16 лет он уже ды­шал воль­но, как пти­ца... Лев­ка (это Я) от при­ро­ды, а мо­жет, са­мо­вос­пи­та­ни­ем, дос­тиг пре­крас­но­го уме­ния дер­жать­ся... Его уве­рен­ность пе­ре­да­ет­ся жен­щи­нам, ко­то­рые его лю­би­ли и лю­бят... Лев­ка со­сто­ял­ся как че­ло­век и муж­чи­на уже в 17 лет. По­это­му на его до­лю вы­па­ли все ра­до­сти, при­су­щие мо­ло­до­сти, а глав­ное -- его лю­би­ли жен­щи­ны... (всё это, по-мо­ему, вра­нье)... Че­ло­век, жи­ву­щий го­ло­вой, а не серд­цем, жи­ву­щий по схе­ме... по ло­ги­ке... он де­лал се­бя храб­рым, как по­том -- ум­ным, спра­вед­ли­вым, щед­рым -- всё это не "от пу­за". Мир для не­го су­ще­ст­ву­ет в ви­де зри­тель­но­го за­ла... У не­го мо­раль, ко­то­рая не столь­ко на­кла­ды­ва­ет за­пре­ты, сколь­ко доз­во­ля­ет со­вер­шать оп­ре­де­лен­ные по­ступ­ки с тем, что­бы по­том не тер­зать­ся... "
   Спа­си­бо, Ки­са. Я те­бя очень люб­лю, ста­рую жо­пу.
   Но... ока­зы­ва­ет­ся, я ни хре­на не по­ни­маю ни в му­зы­ке, ни в жи­во­пи­си, ни да­же... ци­ти­рую: "Ана­ло­гич­ная си­туа­ция с Лев­ки­ны­ми му­че­ния­ми с по­эзи­ей. Здесь так же: ли­бо есть слух, ли­бо его нет. Я ни­ко­гда не слы­шал Лев­ки­ных ком­мен­та­ри­ев по по­во­ду сти­хов (а он чи­тал бли­ста­тель­ных по­этов, прав­да, в по­сте­ли пе­ред сном, что мог­ло ос­ла­бить чув­ст­вен­ный эф­фект). У ме­ня ощу­ще­ние, что он не слы­шит му­зы­ки сти­ха... Че­ло­век, по­ни­маю­щий в по­эзии толк, не мо­жет ска­зать, что, мол для нас Пуш­кин, ко­неч­но ве­ли­чи­на, но в ев­ро­пей­ском мас­шта­бе, по­жа­луй, -- нет... Вот та­кой скла­ды­ва­ет­ся порт­рет сле­по-глу­хо­го уз­ко­го спе­циа­ли­ста по анг­лий­ской ли­те­ра­ту­ре.
   Я Ки­се го­во­рю: "За что обо­срал? Как это так, я не по­ни­маю в по­эзии? Да я сам не­пло­хие сти­хи пи­шу. Пом­нишь, я те­бе на день ро­ж­де­ния стих по­да­рил? Что, пло­хой?" -- "Не пом­ню", -- от­ве­ча­ет. При­шлось под­ни­мать ар­хи­вы, ис­кать чер­но­вик. За­од­но пе­ре­чи­тал всё своё по­эти­че­ское, пар­дон, твор­че­ст­во, а там ока­за­лись и по­эмы, и пес­ни, и па­ро­дии -- все­го око­ло 30 штук.
   Мне ду­ма­лось, что пер­вое свое сти­хо­тво­ре­ние я на­пи­сал в ба­не по-чер­но­му, в пер­вой экс­пе­ди­ции. Ан нет. Ока­за­лось, я на­чал тво­рить еще в стар­ших клас­сах шко­лы. Вот мой пер­вый ше­девр:
  
   Солн­це и ел­ки, гор­ки и снег,
   И все серд­ца в уни­сон,
   И я оде­ваю ног во­ло­сья
   В шелк три­ко­таж­ных каль­сон.
  
   Мо­жет быть не очень та­лант­ли­во, но свой го­лос уже чув­ст­ву­ет­ся, а че­рез смесь воз­вы­шен­но­го и по-бы­то­во­му при­зем­лен­но­го удач­но пе­ре­да­на ра­дость бы­тия, ко­то­рая, увы, ско­ро уй­дет из мое­го твор­че­ст­ва. Вот, на­при­мер, ци­та­та из по­эти­че­ско­го днев­ни­ка тех лет, ко­гда ря­дом с до­мом на Ки­ров­ской ры­ли кот­ло­ван под вы­чис­ли­тель­ный центр:
  
   А мне се­го­дня как-то сты­ло,
   Пол­но­чи всё не мог ус­нуть,
   Спа­си­бо, экс­ка­ва­тор стих­нул,
   Под брю­хо су­нув греть клеш­ню.
  
   Не чу­ж­да мне бы­ла и эро­ти­че­ская ли­ри­ка:
   А ты ур­чишь, та­кая мяг­кая,
   Об­ме­тан­ная сжа­той стра­стью,
   Моя на­пасть с гру­дя­ми ма­то­вы­ми,
   Моя гла­за­стая.
   И дер­нув­шись, и от­ре­шен­ный,
   Про­кляв по­том­ков не­под­счи­тан­ных,
   Я, зу­бы сжав, спол­заю с тро­на
   Ме­ж­ду ко­лонн до не­ба вски­ну­тых.
  
   А вот и стих, из-за ко­то­ро­го я по­лез в ста­рые бу­ма­ги. Там есть строч­ки, тре­бую­щие ком­мен­та­рия: "И в ком­на­те мо­ей на стен­ке не Ии­сус, Сквозь лик Хри­ста вдруг гля­нет обезь­я­ний... "
   Ес­ли че­ст­но, то че­ло­век я не очень твор­че­ский. Вдох­но­ве­ние при­хо­ди­ло ко мне за 56 лет ред­ко, все­го не­сколь­ко раз и обыч­но, как не­ожи­дан­ное ре­ше­ние ка­кой-то си­туа­ции, че­му, са­мо со­бой, пред­ше­ст­во­вал боль­шой ду­шев­ный взлет. Ну, на­при­мер, я люб­лю спать в хо­ло­де, при от­кры­том ок­не. Од­на­ко лы­си­на у ме­ня мерз­нет, а ноч­ной кол­пак у нас в стра­не не ку­пишь. Из че­го толь­ко я не ис­хит­рял­ся де­лать се­бе чеп­чи­ки -- из дет­ских ма­ек, из мяг­ких по­ло­те­нец... Но как-то при взгля­де на ста­рые каль­со­ны я ощу­тил ог­ром­ный ду­шев­ный подъ­ем и... в об­щем, из ка­ж­дой но­ги по­лу­чи­лось три кол­па­ка -- один ве­ли­ко­ва­тый, один со­всем нор­маль­ный, один чуть тес­ный. Ре­ше­ние бы­ло най­де­но. Или слу­чай с по­хлеб­кой про­тив об­лы­се­ния, о ко­то­ром я уже рас­ска­зы­вал.
   Ко­ро­че го­во­ря, в свой пер­вый при­ход на Ки­ров­скую моя бу­ду­щая же­на Лю­доч­ка при­нес­ла мне в по­да­рок иг­ру­шеч­ную мар­тыш­ку. Он бы­ла в по­зе эм­брио­на и сде­ла­на из по­ро­ло­на, на­де­то­го на про­во­лоч­ный кар­кас. В по­ры­ве вдох­но­ве­ния я рас­пря­мил ей ру­ки и но­ги и, пред­чув­ст­вуя бу­ду­щее, рас­пял на сте­не в клас­си­че­ской по­зе. Итак --
  
  

А.В.Ко­то­ву на день ро­ж­де­ния

  
   Дав­но уж не пи­шу, не ду­маю,не злюсь,
   Ос­тыл ду­шой к не­прав­дам ми­ро­зда­нья,
   И в ком­на­те мо­ей на стен­ке не Исус,
   Сквозь лик Хри­ста вдруг гля­нет обезь­я­ний.
   Я да­же боль­ше смер­ти не бо­юсь.
  
   А цен­но­сти мои, как кош­ки на по­лу
   Пе­ре­пле­ли­ся ку­чей се­рой,
   И ды­мом си­га­рет­ным я плы­ву
   Над гря­зью,ни­ще­той, над ве­рой,
   Над го­ло­вой уса­той на ко­лу...
  
   Но зав­тра у Ко­та на дне ро­ж­де­нья
   Мне смо­ет эту дурь ста­кан ви­на.
   Как не­из­мен­на сме­на на­строе­ний,
   А муд­рость от­вра­ти­тель­но скуч­на.
  
   Лишь друж­ба ста­рая да­ет от­дох­но­ве­нье...
  
   Чем плох этот стих?!
   Не­мно­го о мо­их меч­тах, об их эво­лю­ции. Мо­ло­день­ким я, по­нят­ное де­ло, меч­тал о жен­щи­нах. Бе­лый па­ро­ход, кто-то то­нет, я пры­гаю в бе­лых шта­нах с па­лу­бы, вы­тас­ки­ваю её и т.д. По­том я был эс­т­рад­ным пев­цом, ис­пол­ни­те­лем сво­их пе­сен -- "Очи чер­ные", "Ка­лит­ка", "С бе­рез не­слы­шен, не­ве­сом... " Кста­ти, пуш­кин­ско­го "Про­ро­ка", бло­ков­скую "Не­зна­ком­ку", не­ко­то­рые сти­хи Лер­мон­то­ва, За­бо­лоц­ко­го и Ман­дель­шта­ма на­пи­сал то­же я. Ап­ло­дис­мен­ты! Хо­тя по-серь­ез­но­му я дей­ст­ви­тель­но все­гда меч­тал стать ро­ма­ни­стом. Но мне не­че­го ска­зать че­ло­ве­че­ст­ву, да и пси­хо­лог из ме­ня хре­но­вый. От ком­плек­са не­пол­но­цен­но­сти я и стал пе­ре­во­дчи­ком.
   По­том в меч­тах я еще хо­ро­шо драл­ся -- ви­ди­мо, мстил за оби­ды. Ух, как я умел чис­тить мор­ды вся­кой шва­ли и шу­ше­ре! А в жиз­ни? Бог его зна­ет. Вро­де бы уда­ва­лось скры­вать страх и не­сколь­ко ос­ту­жать про­тив­ни­ков спо­кой­ст­ви­ем. По­след­ний раз я под­рал­ся на Ки­ров­ской. Я шел до­мой по Улан­ско­му и не­по­да­ле­ку от до­ма на­рвал­ся на куч­ку мо­ло­де­жи. Один па­рень, хо­тя де­ви­ца его и от­го­ва­ри­ва­ла, по­до­шел ко мне и ни с то­го, ни с его уда­рил -- вид­но был не в на­строе­нии. Я уже хо­тел бы­ло по­вер­нуть­ся и убе­жать, но тут он сде­лал глу­пость -- вы­рвал у ме­ня но­вый япон­ский зон­тик, по­да­рок се­ст­ры. От жад­но­сти я за­был все свои стра­хи и прыг­нул на не­го, как тигр, од­ной ру­кой вце­пив­шись в зон­тик, дру­гой ему в нос. Те­перь уже ис­пу­гал­ся он, и дра­ка за­кон­чи­лась.
   За­бав­ный слу­чай про­изо­шел с Сень­кой Фрид­ри­хом. За день до пред­за­щи­ты он ос­тал­ся у ме­ня но­че­вать и по­сле позд­не­го ужи­на мы вы­шли по­гу­лять на Чис­тые пру­ды. Сень­ка то­гда чи­тал учеб­ник по ка­ра­те и всю до­ро­гу рас­ска­зы­вал мне, как нуж­но драть­ся, де­мон­ст­ри­ро­вал прие­мы, по­зы, фин­ты и очень воз­бу­дил­ся. Так что ко­гда ко мне по­до­шли два здо­ро­вых пар­ня и по­про­си­ли за­ку­рить, а я от­ка­зал, Сень­ка на­гло вы­ста­вил нос и ска­зал: "Ну нет у не­го си­га­рет, нет!" и тут же схло­по­тал пря­мым в глаз. Дра­ка дли­лась се­кун­ды три: Се­неч­ка всплес­нул ру­ка­ми и по-ба­бьи сде­лал два ца­ра­паю­щих дви­же­ния, по­рвав на вра­ге ру­баш­ку. На пред­за­щи­ту он по­ехал с за­плыв­шим гла­зом, хо­тя пол­но­чи я ле­чил его ох­ла­ж­ден­ны­ми в мо­ро­зил­ке пя­та­ка­ми.
  
   Ко­гда ро­ди­лась Лен­ка, я вдруг пой­мал се­бя на том, что идя по ули­це, меч­таю най­ти чет­верт­ной. И, кста­ти, как-то на­шел -- да­же не два­дцать пять руб­лей, а пять­де­сят. Де­ло бы­ло так. Воз­вра­щал­ся я ве­че­ром из Оре­хо­во-Зуе­ва. По­до­шел на Кус­ком к трол­лей­бус­ной ос­та­нов­ке и гля­жу -- в по­зем­ке ку­выр­ка­ет­ся бу­маж­ка. Под­нял, а это -- пол­сот­ни. Ог­ля­нул­ся, нет ли по­бли­зо­сти пла­чу­щих жен­щин -- нет, Са­до­вое коль­цо поч­ти пус­тое, толь­ко мет­ров за со­рок ба­ла­бо­нят ка­кие-то кав­каз­цы. Что-то ме­ня все-та­ки не­при­ят­но коль­ну­ло, ка­кое-то тя­же­лое пред­чув­ст­вие. На­до бы, ду­маю, сра­зу же эти день­ги ис­т­ра­тить -- бла­го де­жур­ный гас­тро­ном в трех ша­гах. Но тут по­до­шла моя "Бу­каш­ка", и я по­ехал. При­ез­жаю до­мой, а у ме­ня в од­ной из ком­нат про­рва­ло под по­тол­ком ото­пи­тель­ную тру­бу, и го­ря­чая во­да хле­щет на те­ле­ви­зор. От рас­строй­ства зво­ню Фи­ре -- по­пла­кать­ся, а её днем увез­ли в боль­ни­цу с ин­фарк­том... О бо­гат­ст­ве я все­рь­ез ни­ко­гда не меч­тал, хо­тя до­ро­гие по­дар­ки (в меч­тах) ино­гда де­лал -- да­рил квар­ти­ры, да­чи, ма­ши­ны, дуб­лен­ки. И ме­ня как-то по­доз­ри­тель­но вол­но­ва­ла од­на ро­ман­ти­че­ская ис­то­рия.
   Жи­ла в Мо­ск­ве мо­ло­дая жен­щи­на. Она бы­ла оди­но­кая, из род­ни у неё ос­та­лась толь­ко ста­рая тет­ка, ко­то­рую она не час­то, но ре­гу­ляр­но на­ве­ща­ла. Как-то тет­ка и го­во­рит: "Я, на­вер­ное, ско­ро ум­ру. Ты моя на­след­ни­ца, хо­тя ни­че­го осо­бен­но­го я не ос­тав­ляю. И зна­ешь, мои бу­ма­ги,пись­ма,аль­бо­мы ты по­сле смер­ти со­жги. Лад­но?"
   В об­щем, ско­ро ли, нет ли -- тет­ка уми­ра­ет. На­ша мо­ло­дая жен­щи­на за­би­ра­ет се­бе кое-что из ба­рах­ла и па­ру дра­го­цен­но­стей -- брил­ли­ан­то­вые се­реж­ки и зо­ло­тое ко­леч­ко с чер­ным кам­нем, сжи­га­ет бу­ма­ги и... Вско­ро­сти её при­жа­ло с день­га­ми, и она по­нес­ла дра­го­цен­но­сти в скуп­ку. Там по­смот­ре­ли се­реж­ки, пред­ло­жи­ли за них три с по­ло­ви­ной ты­ся­чи, по­смот­ре­ли ко­леч­ко и го­во­рят: "По­до­ж­ди­те". А са­ми зво­нить в КГБ и в Ал­маз­ный фонд.
   На до­про­се её спро­си­ли, что она зна­ет о сво­ей тет­ке.
   -- А ни­че­го та­ко­го. В мо­ло­до­сти бы­ла кра­са­ви­цей. Муж дав­но умер, де­тей не бы­ло.
   -- А ко­гда вы сжи­га­ли аль­бо­мы, вы их про­гля­де­ли?
   -- Да, но не очень вни­ма­тель­но.
   -- Мы вам сей­час по­ка­жем фо­то­гра­фии. Мо­жет быть, вы ко­го уз­нае­те...
   -- Вот этот че­ло­век па­ру раз встре­чал­ся.
   -- Это знае­те кто? Бать­ко Мах­но. А ка­ме­шек в коль­це -- чер­ный брил­ли­ант. Их все­го не­сколь­ко на све­те. Це­ны та­ко­му нет и от­дать его вам мы не мо­жем -- на­род­ное дос­тоя­ние. Но по­сколь­ку он ос­тав­лен вам за­кон­но, мы пред­ла­га­ем ком­пен­са­цию -- три­ста ты­сяч. Ну как? Со­глас­ны? (Бе­ше­ные день­ги по тем вре­ме­нам. Да­же при 3% го­до­вых, ко­то­рые да­ва­ла сбер­кас­са, вы­хо­ди­ло втрое боль­ше мое­го до­цент­ско­го жа­ло­ва­нья).
   Вол­ную­щая ис­то­рия. И все же о бо­гат­ст­ве я меч­тал не осо­бен­но силь­но.
   А в по­след­нее вре­мя мне во­об­ще не меч­та­ет­ся. Ло­жусь спать и ре­шаю -- сей­час о чем-ни­будь по­фан­та­зи­рую,что­бы лег­че за­сну­лось. Но меч­тать мне не о чем. А что? Ви­ди­мо, у ме­ня всё есть.
   Ехал я как-то с за­во­да по­сле ноч­ной сме­ны. Я то­гда ра­бо­тал свер­лов­щи­ком на "Ка­либ­ре". В ав­то­бу­се бы­ло бит­ком, и ме­ня при­жа­ло спи­ной к ка­кой-то де­вуш­ке -- чув­ст­вую че­рез ру­баш­ку ее уп­ру­гую грудь, но­ги. Я ужас­но воз­бу­дил­ся, на­ри­со­вал се­бе её мыс­лен­но и ре­шил, что ко­гда у Риж­ско­го во­кза­ла на­род схлы­нет, я с ней обя­за­тель­но по­зна­ком­люсь. На­ко­нец ста­ло по­сво­бод­нее, и я ог­ля­нул­ся... Это был му­жик.
  
   А сча­стье я пред­став­ляю се­бе сей­час так. Я си­жу на за­ка­те на бе­ре­гу ти­хо­го озе­ра и смот­рю на по­пла­вок. Он на­чи­на­ет как-то стран­но по­дер­ги­вать­ся, и серд­це у ме­ня об­ры­ва­ет­ся. Леш­ка от вол­не­ния на­сту­па­ет ре­зи­но­вым са­по­гом на ох­ла­ж­даю­щую­ся пол­лит­ров­ку. Лен­ка орет от ко­ст­ра, что гри­бы у Ко­та уже го­то­вы, а из па­лат­ки вы­со­вы­ва­ет­ся сон­ная мор­да мо­ей, так и не встре­чен­ной жен­щи­ны. И ни од­но­го, блядь, ко­ма­ра.
  
   Те­перь на­до бы при­ду­мать ис­то­рию о том, как я пи­сал эти ис­то­рии...
  
   Вме­сто по­сле­сло­вия
   Миш­ка ушел из жиз­ни ле­том 2003 в воз­рас­те 64 лет, зная, что он бо­лен ра­ком, и не же­лая ло­жить­ся под нож. Он, как все­гда, сде­лал свой соб­ст­вен­ный, сво­бод­ный вы­бор.
   Пе­ре­пе­ча­ты­вая его за­пис­ки, я не тро­нул прак­ти­че­ски ни­че­го, ис­клю­чив лишь ор­фо­гра­фи­че­ские и син­так­си­че­ские ошиб­ки (Миш­ка ни­ко­гда не был шиб­ко гра­мот­ным, хо­тя был за­мет­ной ве­ли­чи­ной сре­ди пе­ре­во­дчи­ков анг­лоя­зыч­ной ли­те­ра­ту­ры, вел Мо­с­ков­ский се­ми­нар по мас­тер­ст­ву пе­ре­во­да, был чле­ном Сою­за пи­са­те­лей Рос­сии и т.п.).
   Чи­та­те­лю вско­ре по­сле на­ча­ла чте­ния бро­сит­ся в гла­за фраг­мен­тар­ность по­ве­ст­во­ва­ния, зло­упот­реб­ле­ние обо­ро­та­ми ти­па как-то, кто-то, где-то, ка­кой-то, слов­но у пи­шу­ще­го от­сут­ст­ву­ет па­мять о про­шед­шем. Ино­гда чи­та­тель най­дет и от­сут­ст­вие ло­ги­ки, ко­гда эмо­ции идут впе­ре­ди мыс­лей, а мыс­ли не от­то­че­ны, не за­кон­че­ны. Не­ко­то­рые анек­до­ты за­тя­ну­ты, не смеш­ны, не­ко­то­рые кол­ли­зии по­про­сту ма­ло­ин­те­рес­ны. Од­на­ко Миш­ка и не со­би­рал­ся вы­став­лять свои от­рыв­ки на суд ши­ро­кой пуб­ли­ки. Мы, его дру­зья, бла­го­дар­ны ему за то, что он был вме­сте с на­ми дол­гие го­ды, бла­го­дар­ны его па­мя­ти, ибо мно­гим, очень мно­гим он сде­лал доб­ро, а ес­ли ко­му-то от не­го дос­та­лось хлеб­нуть го­ря, что ж, он ведь не ан­гел и ни­ко­гда не при­ме­рял се­бе бе­лые оде­ж­ды...
   В за­клю­че­ние, я хо­чу при­вес­ти три его сти­ха-пес­ни, ко­то­рые я люб­лю, по­то­му что знаю их уже вот око­ло со­ро­ка лет, при­вык к ним и сквозь них слы­шу до­ро­гой мне кар­та­вый Миш­кин го­лос.
  

***

   Она мяг­кая, длин­но­но­гая,
   И бе­жит, дро­жит обе­ща­ни­ем
   И в из­лу­чи­нах, как об­лу­че­на,
   И вол­ной, слов­но ры­бою, пле­щет­ся
  
   И сло­ва жур­чит мне влюб­лен­ные
   Во­ло­са­ми, как се­тью, ка­са­ет­ся,
   И к се­бе зо­вет, чтоб не му­чил­ся
   Вся лас­ка­ет­ся, вся тре­пе­щет­ся
  
   Вдруг гро­зит­ся но­ча­ми бес­сон­ны­ми,
   Оза­рен­ны­ми зо­ря­ми крас­ны­ми.
   А сло­ва, сквозь мос­ты во­ло­чен­ные,
   Все из­дер­ган­ные, все ис­тас­кан­ные...
  
  

АДАМ

  
   А по­том изо­брел элек­три­че­ст­во
   И рент­ген, чтоб дать це­ну всем цен­но­стям.
   И при­ду­мал, что все от­но­си­тель­но --
   Про доб­ро, про зло и про вре­мя.
  
   По ас­фаль­ту до­ро­ги ра­зу­ма,
   И бен­зи­ном про­пах­ли ис­ти­ны.
   Вдоль ас­фаль­та крив­ля­ют­ся яб­лонь­ки
   В сво­их неж­ных зе­ле­ных лис­ти­ках.
  
   Так мо­тай со спи­до­мет­ра ско­ро­сти,
   Чтоб лишь цель, чтоб без средств, и ра­ды мы.
   Мы все вверх по спи­ра­ли с гор­до­стью,
   И все па­да­ем, па­да­ем, па­да­ем.
  
   И те­перь у по­знав­ше­го ис­ти­ну
   Она в гор­ле ада­мо­вым яб­ло­ком,
   Эту ис­ти­ну в Бо­га бы вы­плю­нуть,
   Да не­лов­ко -- жен­щи­на ря­дом.

ВЕЧ­НЫЙ ЖИД ПОД ТРО­ЕЙ

  
   Я как ба­ба-- все­гда на па­не­ли,
   Не дру­гих, так се­бя про­да­вая.
   Ме­ня кру­жит по круг­лой ал­лее,
   Мной сло­ва на ство­лах вы­ре­за­ет.
  
   А там стро­ем вы­хо­дят стро­ить
   Во­круг зам­ка хру­сталь­но­го сте­ну,
   Чтоб ве­ка­ми по­кои­лась Троя,
   Ве­ку век тем же кру­гом на сме­ну.
  
   И ме­ня все ис­то­рия кру­жит,
   Она, ду­ра, опять брю­ха­тая.
   И все боль­ше с пар­ха­ты­ми дру­жит,
   Хоть с пе­ле­нок не лю­бит пар­ха­тых.
  
   Я не тот -- кем она за­хо­чет,
   Чем ос­та­нусь, ко­гда от­му­ча­ет,
   Мне не дав рас­смот­реть, что про­но­сит,
   На ле­тя­щем под­но­се слу­чая.
  
   Я бре­ду по ал­лее ли­по­вой,
   Под но­га­ми ли­ст­ва, как мо­ре.
   С фи­ло­со­фи­ей лы­ком ши­тою,
   С сча­сть­ем ли­по­вым, с ли­по­вым го­рем.
  
  
   Как вы­яс­ни­лось впо­след­ст­вии, Уиль­ям Гол­динг то­же, вслед за М.М., на­зы­вал свои про­из­ве­де­ния­ми ро­ма­на­ми-прит­ча­ми.
  

Алик Толчинский

  

Уроки английского

  
   310
  

311

  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"