Алинин Роман Александрович : другие произведения.

Попасть в луну из лука

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    [Мы все, нормальные люди, видим определённым образом. Мы видим то, на что смотрим. Небольшой участок пространства, пятно, почти точку. А Цейс видит всё. Всю картинку, сверху вниз и со всех сторон. И очень чётко, в деталях, в очень подробных деталях. И одновременно. Каждый объект, даже самый маленький, ему посылает всю свою информацию, и он всю её воспринимает. Более того, он впитывает её и становится частью самого этого объекта. Он чувствует себя как часть того, внешнего мира. Он странным образом с ним, с этим миром, взаимодействует. Он растворился в мире, живёт в нём и управляет им.] [... - В следующем году мы с вами совершим преступление. Но не перед людьми. Не перед моралью. Мы совершим преступление перед законом, перед властью.] [...Я вставил в один из разъёмов компьютера маленькое устройство, просчитал про себя до пяти, и, не обращая внимания на черноту экрана, ввёл на клавиатуре заранее заученную и оттренированную строчку: Tolik_is_the_best. Потом нажал клавишу Enter.] [...Меня спасло то, что первый ворвавшийся парень меня сразу идентифицировал. Он стремительным движением вбросил себя в комнату, припал на одно колено и, рывками задвигал прицелом автомата, переводя его с одной потенциальной цели на другую. В следующий момент потенциальной целью оказался я. Стоящий перед ним в полный рост с направленным на него пистолетом...] [...Когда уже всё закончилось, мы сидели вдвоём на палубе цейсовой яхты, свесив ноги за борт, сложив руки на перилах, положив голову на руки и глядя на огни ночного северного города. [...] И вот тогда я подумал, что самое важное, что я могу сделать в жизни - это рассказать про Цейса.]
   Сразу хочу сказать: я пишу всё это, потому что уверен: Цейс бы это одобрил. Цейс, если ты это читаешь: я правильно тебя понял? Если нет, то я тут ни при чём. Без обид. Но тогда я не понимаю, почему ты меня с собой таскал всё это время? Зачем я тебе был нужен? Что во мне такого особенного?
   И ещё я вспоминаю тот наш разговор. Когда уже всё закончилось, мы сидели вдвоём на палубе цейсовой яхты, свесив ноги за борт, сложив руки на перилах, положив голову на руки и глядя на огни ночного северного города.
   - Догадайся, - Цейс мне говорит, - чего мне в жизни больше всего не хватает.
   - Птичьего молока, - говорю.
   Он покосился на меня, на секунду всего. Я понял, что он хочет поговорить серьёзно, хотя атмосфера к этому не располагала. Мы только что заработали кучу денег, у нас всё получилось, мы сидели на палубе прекрасной яхты, там, в каюте было много шампанского, икры, и на всех мониторах на стенах показывали новости про нас, только это мы знали, что это про нас, а они не знали.
   Цейс говорит:
   - Представь себе, что ты прочитал самую интересную книгу в мире, - Он посмотрел на меня внимательно. Мне, как всегда при этом, стало не по себе. - Ты в полном восторге от книги. Ты считаешь, что это бешеный шедевр. И ещё: ты знаешь, что никто кроме тебя эту книгу не читал. Как-то случайно так получилось. Тебе же захочется рассказать об этом кому-нибудь?
   Как-то он так это сказал, - он может так сказать, с совершенно правильной интонацией, - что я сразу его очень хорошо понял. Нет, вернее, я не просто понял, я почувствовал то, что он хотел, чтобы я почувствовал.
   - А объяснить, почему эта книга самая лучшая, - продолжал Цейс, - не получается. Никто не понимает. Как объяснить индейцу, почему из лука нельзя попасть в луну?.. Он всегда будет думать, что ты или тетиву слабо натягиваешь, или, вероятнее всего, целишься плохо - стрела мимо пролетает...
   Я по-прежнему смотрел ему в глаза. Обычно у меня не получалось так долго. Но не сейчас. Я на какое-то время сделал над собой усилие, а потом расслабился, опустил взгляд и повернул голову на берег.
   Красивый, уютный город... Ночь, огни...
   И в этот момент ветерок, прохладный предрассветный бриз, подул мне в лицо.
   И вдруг я увидел... Нет, ничего нового - всё те же огни, тот же город. Но при этом всю картинку сразу. И во всех подробностях. Я увидел так, как видит Цейс.
   Это было такое ощущение... В общем, в двух словах уж точно не передашь. И вот тогда я подумал, что самое важное, что я могу сделать в жизни - это рассказать про Цейса.
  
   ...................
  
   Так вот, начнём сначала. Разрешите представиться. Меня зовут Боря. Фамилия, национальность, гражданство и семейное положение - отсутствуют. Образование - двойное высшее. Профессия - свободная. Ну а призвание, я думаю, как раз в том, чтобы всё это написать.
   Родился я в большом красивом южном городе. А учиться поехал почему-то в другой красивый город, более северный. Он считался тогда городом студентов и ментов. В соответствующем флёре и прошла моя молодость. Расскажу только один эпизод.
   Однажды мы с коллегами-филологами, возвращаясь из парка, где принято было собираться на пиво, в общежитие, где принято было жить, угнали асфальтоукладочный каток. До сих пор непонятно, как мы его завели. Но ещё большей загадкой остаётся то, как мы умудрились в одиннадцатиром проехать на этом прекрасном виде транспорта полгорода, в том числе центральную его часть, попивая прохладительные напитки и учтиво раскланиваясь со встречными девушками, и не попасться по дороге ни одному гаишному патрулю. Помню, как мы, выехав из-за поворота, увидели голосующего, интеллигентного вида, человека. Рука его была гордо вытянута горизонтально, но, когда он увидел наш бронепоезд, выехавший из-за поворота и двинувшийся прямо на него, рука его опала, как флаг под дождём.
   Так вот примерно и прошла моя юность, вернее, ранняя её часть.
   Получив диплом филолога, я, как водится, решил перебраться в какую-нибудь столицу. Так сказать, "в поисках удачи и чинов". А сам я, стало быть, был "юноша бледный со взглядом горящим". Только взгляд мой был больше похож на милицейскую мигалку: горел он периодически, в основном по вечерам, под воздействием соответствующего горючего, а по утрам, под воздействием его же отсутствия он был очень тусклым и мутным. Что вовсе не мешало присутствовать иногда на лекциях довольно модного учебного заведения (на этот раз факультет был уже более прагматического толка). Кстати, поступить на этот факультет мне помогло только неплохое знание английского языка, коим я наблатыкался, общаясь в сомнительных компаниях с заезжими европейскими и американскими гражданами, коих мы, бедные студенты, использовали в качестве меценатов наших авангардных и контркультурных мероприятий.
   Моя, скажем так, сознательная жизнь началась на средних и старших курсах моей второй альма-матер. Следует признать, что заезжие иностранцы в этом столичном городе были более искушёнными, а может быть, и более опытными, и становиться меценатами наших, и моих в частности, увеселительных мероприятий они были склонны гораздо в меньшей степени. Причём со временем они всё более эволюционировали в эту не нужную мне сторону. Вместе с тем, ничто не развивается быстрее, чем привычка тратить лёгкие, а вернее, чужие деньги. Первые пару лет обстоятельства всё ещё были благоприятными. Помнится, как-то однажды мне удалось в течение одних суток проделать в точности следующее: Подружиться за чашкой чая с одним заокеанским гражданином. Поспособствовать его духовному сближению с культурой нашей страны (в лице её лучших представительниц). Совершить прогулку в прекрасной компании на специально арендованном корабле. Посидеть, свесив ноги с крыши одного из главных правительственных зданий. Распить в парке дорогостоящие спиртные напитки в той же прекрасной компании, а также в обществе представителей правоохранительных органов. Проснуться в пентхаусе одной их лучших гостиниц. Ретироваться оттуда непосредственно на пары (это лекции и семинары в университете). И, наконец, наблюдать, как слова в моём конспекте превращаются в линию, похожую на кардиограмму умирающего человека.
   Всё это я рассказываю в попытке объяснить (в том числе, наверное, и самому себе), что автор этих строк недаром стал таковым. Иными словами, я уверен, что Цейс обратил на меня внимание не случайно. А произошло это уже позже, когда я, правда еле-еле, но закончил своё второе образование и занялся тем, на что единственное был способен - зарабатывать деньги без того, чтобы работать.
  
  .......................
  
   Начал я с заурядного проекта, который, недолго думая, назвал "Переход улицы". Выглядит это так: престижный автомобиль, превышая дозволенную скорость, передвигается по улице какого-нибудь спального района. В это время на пешеходный переход выходит задумавшийся обаятельный молодой человек в очках (очки немножко мешали, но этот элемент имиджа себя окупал с лихвой). Автомобиль, предприняв аварийное торможение, тем не менее, сбивает незадачливого молодого человека. Происходит ужасный удар. Тело юноши, подброшенное в воздух, пролетев несколько метров, падает на асфальт. Поражённый водитель выбегает из автомобиля и спешит на помощь. Происходит короткий эмоциональный разговор, в ходе которого пострадавший трогательно пытается водрузить на место треснувшие или разбившиеся очки, очень при этом смущаясь. (Иногда стёкла очков от падения не разбивались, приходилось их незаметно тюкать об асфальт.) Ещё до того, как вокруг происшествия успевали собираться люди, водитель и его жертва садятся в автомобиль и стремительно покидают место происшествия (вот это было труднее всего). Занавес.
   Первая часть была очень неприятной. Иногда было очень больно. И был риск, но риск этот меньше, чем кажется на первый взгляд. И главное, степень этого риска во многом зависела от качества подготовки. А готовился я основательно.
   Во первых, очень важно было выбрать правильное место. Длинная улица. Пешеходный переход должен располагаться ближе к её концу, иначе вероятность того, что виновник просто уедет, увеличивалась (такое бывало, но, к чести наших состоятельных граждан, нечасто - примерно, каждый десятый случай). Также важно расположение солнца, погода, состояние дорожного покрытия, время суток, наличие деревьев и вообще тени, и многое другое. Скорость я оценивал по "иии раз, иии два, иии три" с момента проезда контрольной точки. Я заранее измерял преодолённое расстояние при скорости в 80, 100 и 120 километров в час и делал отметки на дороге. Все машины, ехавшие медленнее 80 и быстрее 120, я пропускал. Я выходил на "иии четыре", если машина была "правильной" и двигалась с "правильной" скоростью.
   Вторым фактором был водитель. Его состояние, его реакции. Для оценки этого фактора у меня была шкала уже без "иии". Я должен был услышать звук тормозов на "два". Если нет: толчок назад - падение - кувырок. Несколько раз срабатывал и этот вариант. Но в основном меня всё-таки сбивали.
   Повторяю, часто было больно. Удар бампером и падение на асфальт - это вам не фунт изюма. Со временем, правда, синяки становились всё меньше и заживали всё быстрее. Адреналинчик у меня с тех пор вырабатывается чётко и в правильных количествах - как проценты в солидном банке. А вырабатывается он под воздействием страха. Страх никто не отменял. Потом, конечно, когда Цейс мне об этом рассказал, стало по-другому. Но тогда мне было страшно. Задача не в том, чтобы притупить страх - это было бы преступление перед природой, - а в том, чтобы научиться его контролировать и использовать. Страх начинается с появления каждой подходящей машины. Потом идёт "иии раз", "иии два", "иии три" - и если ты делаешь "иии четыре", страх тебя накрывает совсем. У меня это выражается в чётко ощутимом движении холода вниз по спине, и одном таком длинном, бесконечном вдохе, во время которого к голове подступает такой вакуум, космос. Время замедляется. Чувство замедления времени - одно из самых ярких и крышесдувающих ощущений в мире. Его потом приятно вспомнить, сидя в хорошем баре в приятной компании с красивой... бутылкой чего-нибудь. Так вот, время замедляется, но думать при этом можно с обычной скоростью. И тогда очень важно, чтобы "раз", "два" шли по инерции, со скоростью обычного времени. Кажется, что это сложно и заумно, в реальности - легко и естественно. Как будто отсчёт происходит снаружи тебя, а мысли и решение - прыгать или оставаться - внутри - медленно и спокойно.
   В момент удара страх исчезает. При этом боли ещё нет, она наступит потом. Время замедлено. Ты летишь... И уже один этот момент стоит всех свеч, вместе взятых.
   Падение на дорогу - это, как правило, тот момент, когда наступает реальная боль. Особенно если тесанёшься чем-нибудь об асфальт по касательной. Содранная кожа, кровь, мясо и так далее. Впрочем, я быстро научился всего этого избегать за счёт правильной одежды и группировки перед падением.
   А дальше наступает самая приятная часть. Разумеется, если водитель не уехал. Он выбегает. Обычный типаж - мужик, не старый, но в летах, не олигарх, но богатый, не толстый, но упитанный, сейчас не мёртвый, но почти. Меня всегда умиляло заикание: "С-слушай... Т-ты как?... Н-ну извини...". Тут очень важно - не затягивать сцену. Цель - дать ему быстро увести себя в машину. Штрихи к портрету жертвы: трогательная растерянность, испуг, желание куда-то срочно ехать, спасаться...
   Итак, мы в машине, едем. Клиент боязливо оглядывается назад. Дальше важен правильный текст. Варианты: "Надо маме позвонить - она меня провожала, могла увидеть, волнуется теперь, наверное", "Это ж я на неё, на Ленку смотрел, когда вы выехали... А она на меня...". Короче, предложение денег следует или сейчас или позже, в ресторане. Там уже остаётся только слегка доработать, главное - не стратить нигде, не сфальшивить. Я не сфальшивил ни разу.
   Кстати, не могу не упомянуть. Бывают бонусные ситуации. Это когда водитель - женщина. Тут главное - не забывать о главном: о деньгах. Потому что они норовят отделаться, так сказать, не зарплатой, а одной только приятной премией. Премию я беру, а потом включаю стандартное: "Да я-то ничего, просто меня однозначно Ленка (Танька, Светка) видела. А она, блин, беременная, в неадеквате..." И тут, опять, предложение о зарплате следует само.
   Так вот, о премиях. Первое: были четыре классических блондинки на спорткарах. Все четыре ориентировались мгновенно: заехать в укромное место и, не выходя из машины, показать мне, за что им эту машину подарили - уж извините меня за банальный оборот. Были две приличные женщины, по виду матери приличных семейств. В них в этой ситуации одновременно срабатывает инстинкт сохранения семьи и её благополучия, а также, что называется, сдувает крышу над зданием забытых или давно подавляемых женско-материнских инстинктов. Получается, как по мне, в два раза лучше, чем с блондинками. И наконец, третий вариант, единственный случай. Тут ничего рационального не было. По-моему, барышню просто накрыла сама ситуация. Эротическая фантазия какая-то, что-ли? Идея фикс? Она чуть опять в аварию не попала, когда неслась по улицам со мной, раненым, к своему дому. А потом чуть ли не на руках меня туда занесла (причём всё это время, судя по очень затуманенному взгляду и прорывавшихся издаваемых ею звуках, она была вообще не здесь). Потом она сделала со мной такое... Там, я думал, точно погибну, и рад был бы. Короче, когда я утром проснулся, я заставил себя уйти оттуда только нечеловеческим усилием воли. Это единственный случай, когда я добровольно ушёл без денег.
   Нехитрый промысел, который я вам сейчас описал, за три года упорного труда принёс мне более чем достаточное количество средств. Сразу возникает вопрос: если есть "более чем достаточное", значит, есть просто достаточное? Так вот, нет, это был просто оборот речи, в моём конкретном случае понятия "достаточно" не существует. Однако количества заработанных (я не боюсь этого слова) денег хватало мне, чтобы вести тот образ жизни, который я вёл.
   Работал я, как в былые времена говорили, "через два на третий". Только в моём случае это был не третий день, а где-то седьмой или двадцатый. А оставшиеся шесть-девятнадцать дней я проводил так, как должен проводить время любой уважающий себя свободный художник.
   Мой режим дня в эти дни был прямо противоположен режиму всех офисных клерков. То есть я спал тогда, когда они работают: с 9 до 18. Где-то в шесть вечера я вставал, приводил себя в порядок, и примерно около восьми уже завтракал в каком-нибудь маленьком кафе или ресторанчике. Кстати, это тот редкий случай, когда коньяк за завтраком не кажется чем-то противоестественным. Мне было приятно, сидя в одиночестве за угловым столиком, наслаждаться омлетом с трюфелями, охотничьими сосисками с соусом чили, гренками, поджаренными на каком-то аутентичном масле, и ароматным американо. И при этом наблюдать, как выползшие из офисов менеджеры среднего звена и умеренно успешные бизнесмены переходят из дневного состояния в вечернее. Сначала они крикливо обсуждали друг с другом рабочие проблемы, спорили о чём-то и вообще выглядели очень напряжёнными. А потом, где-то между второй и третьей кружкой пива или рюмкой коньяка, они постепенно начинали остывать, расслабляться. Взгляды переводились с собеседников на сидящих здесь и там в ожидании внимания таких же, как они, офисных сотрудниц среднего уровня, а также студенток-заочниц. И вечер начинался.
   А окном в это время уже темнело, и на улицах зажигались фонари... И тогда я любил выйти на воздух, независимо от погоды, и просто прогуляться по улицам, не выбирая направление и не думая ни о чём.
   После такой прогулки, часов в десять-одиннадцать я неизменно попадал в какой-нибудь бар, чтобы двумя-тремя вкусными и правильными напитками включиться в режим "ночная лихорадка в большом городе". Впоследствии, когда я проводил время в таком же режиме в компании Цейса, он мне не раз говорил, что этот элемент моего плана был однозначно лишним. Я уважаю его мнение, но, если бы вернуть те времена, пожалуй, ничего не изменил бы. Я очень любил, сидя за стойкой, провести час-другой за разговором с барменом, к которому иногда присоединялись соседи или соседки по барному стулу. Темы разговоров по шкале приличия неизбежно съезжали вниз по кривой, напоминавшей параболу. Конечно, всё заканчивалось разговорами о взаимоотношениях полов. Как говорится: "ах, молодость, молодость - пора нехитрых желаний".
   Так вот, о нехитрых желаниях. Ближе к полуночи я перемещался в какое-нибудь заведение специфически ночного толка. Это были от банальных стрип баров и модных на тот момент клубов до заведений, которые один мой знакомый характеризует как "клоака этого города". Мне нравилось представлять себя неким Дорианом Греем, хотя, конечно, я не надеялся на то, что весь этот образ жизни никак на мне, как на нём, не отразится. Но отразился он, прежде всего, не на моей внешности, а на моём отношении к жизни. Я просто начал от всего этого уставать. И неизвестно, что бы со мной было дальше, если бы в одну прекрасную ночь я не встретил Цейса.
  
   ...................
  
   К тому времени я освоил новую операцию. Её основное преимущество заключалось в том, что плательщиками оказывались не добропорядочные состоятельные граждане, а коммерческие организации, именно - рестораны.
   Я заходил в заранее определённый ресторан: не слишком, но достаточно роскошный, не сетевой, частный. В идеале, чтобы ещё и владелец находился где-то рядом. Я делал хороший заказ, составной частью которого обязательно являлся какой-нибудь суп. Жидкое горячее блюдо. Когда его подавали, я незаметно опускал в него маленькую таблеточку (разработка по заказу одного моего шапочного знакомого фармацевта). И размешивал ложкой. Потом начинал это есть. Нужно было съесть пять-семь ложек, ни в коем случае не больше. Потом начиналось шоу.
   Симптомы были похожи то ли на очень жестокую аллергию, то ли на стремительное химическое отравление. Меня реально скрючивало, я не притворялся. Начинались спазмы. Меня дёргало и бросало в стороны. Глаза закатывались и изо рта начинала идти пена. Я не знаю, что мой знакомый туда намешал, я просто поставил перед ним задачу, а когда он мне дал готовые таблетки, я попросил его принять одну самому. Результат превзошёл все мои ожидания.
   Во время моих конвульсий важно было либо смахнуть тарелку с супом со стола, либо опрокинуть сам стол. Иногда это было не так-то просто.
   В какой-то момент меня сильно вырывало, а потом, ещё минут через несколько, наступало облегчение. Происходило это в окружении посетителей и официантов, а в идеале - и руководства заведения. Я приходил в себя... и тут же выходил обратно. Уже в порыве благородного гнева.
   Экстремальные переговоры - самые эффективные. Экстремальные - это когда забрызганный пеной изо рта человек в хорошем костюме (солидный вид был важным элементом этой схемы) орёт, пытается драться, вызывать одновременно скорую, милицию, службу государственной безопасности и руководство заведения. Он требует, чтобы его немедленно исцелили, почистили костюм, исправили испорченный вечер и компенсировали моральный ущерб. Существенными тут являются, естественно, последние требования: руководство и компенсация. Всё остальное - упаковка. Я долго тренировал сцену истерики перед зеркалом. Нужно было найти правильный баланс между эмоциональной напряжённостью и достижением рационального компромисса - немедленной выплатой мне значительной суммы. Как правило, это удавалось.
   В тот вечер, вернее в ту ночь, я привычно зашёл в очередной, типа, итальянский, ресторан. Итальянским заведениям я отдавал предпочтение, зная, что супы - не специализация итальянской кухни.
   Клянусь, я увидел его в первый же момент. Хотя посетителей было много, а он сидел в дальнем углу, я вошёл и сразу посмотрел на этого человека.
   Среднего возраста, моложавый, нормального сложения, атлетического даже. Неброская стрижка, спокойное лицо. Казалось бы - что особенного? Но Цейс привлекал внимание, притягивал, как магнит. Потом он мне рассказывал, что он осознал, что это происходит и легко научился по желанию выключать этот магнетизм. Я не расспрашивал у него подробности. Но тогда, как он мне потом поведал, он не хотел себя маскировать. Просто сидел там и ждал. Наверное, ждал, что придёт кто-то вроде меня.
   Я сел за стол, сделал заказ. Официант принёс напитки, потом суп. Я взял ложку в одну руку, таблетку в другую. Опустил таблетку в тарелку, размешал. Съел семь ложек.
   У меня постоянно было ощущение, что он на меня смотрит. Он сидел сбоку от меня, справа. Я раз за разом неожиданно бросал на него взгляды, и каждый раз видел, что он не отвлекается от своей большой чашки капучино и какого-то глянцевого журнала. И всё равно я был уверен, что он на меня смотрит.
   Разумеется, так оно и было.
   Когда, после всех разборок с администрацией я вышел из служебного помещения с пачкой денег в кармане и довольной улыбкой на лице, он меня ждал.
   - Пойдём, - говорит.
   - Не понял, - отвечаю, - Вы кто такой, что вам ну...
   И в этот момент я посмотрел ему в глаза.
   И всё.
   Я понял, что попал.
   Что нужно сейчас идти с ним, что моя жизнь теперь изменится, это понятно, что, скорее всего это будут интересные перемены, и что, вообще, самое главное, - выбора нет. Надо идти.
   Собственно, этот момент и является началом всей моей истории.
  
   .................
  
   Мы вышли на улицу. Он, не глядя на меня, протянул мне руку:
   - Цейс.
   Я сразу было не понял. Позорных две секунды смотрел на его ладонь, и только потом пожал руку и ответил:
   - Боря.
   - Привет, Боря, - Он улыбнулся, но на меня опять не посмотрел. Он смотрел всё время вперёд, только немножко повернув голову в мою сторону.
   - Привет, Цейс.
   Я пытался выглядеть непринуждённо, но почему-то прекрасно понимал, что это бессмысленно. Он видит меня насквозь, он меня раскусил, и, кроме того, видит, что я это понимаю, и чувствую от этого неловкость и напряжение.
   - Да ладно тебе, - проговорил он. - Ничего страшного не происходит. Просто, понимаешь, ты мне подходишь. И я тебе хочу предложить дальше работать вместе. А то ты, - он опять улыбнулся, - неуклюжий немножко. Хорошо работаешь, но на грани.
   Я, обалдело повернув голову, смотрел на его улыбающийся профиль. Чего-то мне хотелось, ожидание какое-то я чувствовал... Что он вот сейчас повернёт голову и на меня посмотрит.
   Но он этого не сделал. Через какое-то время он просто продолжил говорить:
   - Понимаешь, перегородку риска нельзя держать такой тонкой. Не знаю, как это правильнее сказать, но думаю, что ты меня понимаешь. Только вот ты её не видишь. А жаль...
   В какой-то момент я заподозрил в нём обычного сумасшедшего. А что? У них же акцентуация личности, способности в какой-то одной области обострены, и так далее.
   Забавно, что в очень большой степени это к Цейсу однозначно относится. Только вот он не сумасшедший. Он в другую сторону. Более нормальный. Нормальнее всех нас.
   А между тем, как будто прочитав мои мысли, он продолжал:
   - Я хочу тебя попросить не обращать внимания на то, как я говорю. Иногда немножко необычно. Просто хочу донести суть, - Он на пару секунд задумался. - А это знаешь, как трудно?..
   Кстати, по прошествии времени я перестал замечать странности его выражений. Более того, меня до сих пор не покидает уверенность, что никто не может так точно, лаконично и, - эффективно, что-ли, - выражаться, как это может Цейс.
   Я молчал. Я как-то интуитивно понял, что нужно больше помалкивать и слушать.
   И тут он, как будто сбросив с себя печальные мысли, намного более весёлым тоном произнёс:
   - Самые лучшие слова - это дело. Скажи, Боря, каковы наши шансы заработать в ближайшие полчаса изрядную сумму денег?
   Я даже остановился от неожиданности. Он продолжал идти. Сейчас-то я понимаю, что он немножко лукавил. Он увидел парня в чёрном костюме ещё до того, как задал мне этот вопрос.
   - Невелики, - отвечаю я, догнав его.
   - Я утверждаю, что эти шансы приближаются к ста процентам. И сейчас я тебе это докажу. Ответь мне на вопрос: кто из идущих впереди тебя людей заслуживает наибольшего внимания?
   Я посмотрел вперёд. Людей было немного, они были разные. Но почему-то ответ не вызвал у меня сомнений.
   - Вон тот, в чёрном.
   - Правильно, - в интонации Цейса звучало больше чем одобрение. Мне показалось, что он подтверждал самому себе, что он во мне не ошибся.
   - А почему? Не спеши. Попробуй описать.
   Я внимательно посмотрел на парня. Довольно молодой, стройный. В чёрном костюме, с которым резко контрастировала ярко-синяя спортивная сумка, которую он нёс в руке. И чем больше я на него смотрел, тем больше убеждался, что Цейс был прав.
   - Как-то странно он эту сумку несёт. Как будто она очень ценная, и одновременно, он как будто боится её.
   И тут он посмотрел на меня во второй раз. Вернее, взглянул. Взглянул мне в глаза. Всего на один миг, как будто выстрелил. И опять такое же чувство. Как будто меня захлестнуло и накрыло. И от этого закружилась голова. Приятно, одурманивающе.
   Он отвернулся.
   - Давай теперь я тебе выскажу своё мнение, - произнёс он, глядя то ли на парня, то ли слегка в сторону, как всё это время.
   - Так вот, этот человек - наркоман со стажем. Сейчас у него ломка. Он не кололся со вчерашнего дня. А эту ночь он спал на цементном полу, прямо в этом костюме. Сегодня он что-то украл, что-то по-крупному. Не один, с товарищами, которых он очень боится. То, что он украл, находится в этой сумке. И сейчас он несёт это своим товарищам, зная, что получит за это дозу. И не одну. Он очень хочет отдать сумку, получить своё и сбежать. Куда-нибудь далеко, он ещё сам не знает куда. Сейчас он в состоянии истерики. Если подойти к нему сзади и крикнуть в ухо, он упадёт в обморок, или забьётся в судорогах.
   Пока он говорил, я смотрел то на него, то на парня в чёрном, и всё острее понимал, что всё, что он говорит - это совершенная правда. Он всё описывал точно, не приукрашая, и всё это так и есть на самом деле - я ни секунды не сомневался.
   - И что мы теперь будем делать? - спрашиваю.
   - Хороший вопрос, - произнёс Цейс. Он ожидал этого вопроса. - Мы извлечём из этого максимальную выгоду. Заберём сумку себе.
   Последние слова он произнёс через пару секунд (а может за пару секунд?) до того, как парень вдруг остановился. Он остановился как вкопанный, глядя куда-то вперёд, и, по-моему, чуть вверх. Я пошарил в направлении его взгляда и увидел, что на балконе третьего этажа дома в конце улицы происходят странные события.
   Там на стуле сидел человек, поджав к подбородку колени, сжав их локтями, а ладонями обхватив голову. Он сидел на стуле, покачивался из стороны в сторону и лениво сопротивлялся человеку в каком-то очень стандартном костюме без галстука, который так же лениво пытался тянуть его по направлению к балконной двери. Дверь была открыта, и оттуда доносились слышные даже здесь какие-то резкие звуки.
   Наш парень замер. Замер, естественно, и я тоже. А потом он вдруг повернулся и, глядя в землю, быстро пошёл обратно, прямо на нас.
   Я дёрнулся, повернул голову, и не увидел Цейса. Моя мгновенная паника тут же развеялась - опустив взгляд, я увидел, что Цейс сосредоточенно завязывает шнурок на туфле. Я мгновенно вошёл в роль, засунул руки в карманы, принял скучающий вид, и стал подчёркнуто иронично наблюдать за процессом создания узла под названием "бантик". Во время третьей попытки Цейса сотворить этот незамысловатый узел (смотрел он при этом только на завязываемый шнурок), парень прошёл мимо нас, кажется даже нас не заметив, и, всё ускоряясь, двинулся дальше по улице.
   Цейс отпустил его шагов на десять, закончив к этому моменту работу над узлом, и, как ни в чём не бывало, зашагал следом.
   Очень быстро я понял, что парень в чёрном не намерен далеко идти по этой улице. Он собирается нырнуть в ближайшую подворотню. Понял это и Цейс, думаю, что гораздо раньше меня. Поэтому, когда я увидел эту самую подворотню и понял, что парень собирается туда юркнуть, Цейс резко ускорил шаг, а когда парень туда сворачивал, мы находились уже буквально в пяти шагах от него.
   Я чуть-чуть отстал, и в момент, когда повернул в арку, увидел, что Цейс несётся на парня в чёрном, резко ускоряясь, как спринтер на старте. Когда до жертвы оставалось шага два, он стремительно вскинул руку, сжавшуюся в кулак. В этот момент парень, видимо услышав шаги, начал резко поворачивать к нам голову. Он почти закончил этот процесс, когда кулак Цейса, умноженный на скорость его движения, обрушился на челюсть несчастного наркомана. Его тело, опережая бегущего ещё Цейса, взметнулось в воздух, пролетело метра три и грохнулось прямо под ноги набежавшему Цейсу. Сумка пролетела ещё дальше, тоже упала на асфальт, и, не успев ещё перестать катиться по нему, была совершенно ювелирным движением подхвачена Цейсом за ручки. При этом Цейс почти не замедлил бега. А я, как будто со стороны, обнаружил, что, наблюдая за этим, тоже бегу со всех ног.
   Перепрыгнув через распластанного парня, я, вслед за Цейсом, оказался у выхода из арки в достаточно обширном, почти квадратном дворе. С противоположной стороны зияла арка, такая же, как та, из которой мы выбежали.
   Но Цейс, ни на мгновение не остановившись, вдруг свернул влево и побежал к углу этого двора-колодца. Я, разумеется, последовал за ним.
   Я даже почти не удивился, когда в самом углу двора обнаружился узкий проход прямо на улицу, с которой мы так стремительно свернули. В проходе были набросаны какие-то ящики, картонные лохмотья и прочий мусор. Но в целом он был вполне проходим, что и поспешил подтвердить Цейс, проворно полезший через мусорные завалы. Я последовал за ним. К тому моменту мной овладело знакомое мне чувство приятного зуда в спине и в затылке, этот зуд поднимался вверх, до самого мозга и затоплял его. От этого меня охватывало весёлое, шальное бешенство, которое обостряло чувства, реакции, и в сто раз увеличивало силы.
   Наверное, благодаря моему настроению, я почти догнал Цейса к тому моменту, когда он преодолел мусорный коридор. Он замер на секунду, и я тут же последовал его примеру. Цейс отточенным, очень резким, почти незаметным движением высунул голову из прохода на улицу, буквально на мгновение замер, и тут же отдёрнул голову.
   - Трое в штатском. Бегут к подворотне. Забегут внутрь через десять секунд, - Цейс произносил слова очень чётко, быстро, но при этом совершенно спокойно. - Старик в двадцати метрах справа и девочка на обратной стороне ничего не заметят. Остаётся один, идёт по тротуару, сейчас будет проходить мимо нас.
   Дальше он ничего не сказал. Просто вытянул руку и сделал какое-то резкое движение, сверху вниз. А потом чётко и стремительно шагнул на улицу. Просто сделал шаг, ступил на тротуар и остановился. Я уже лез наружу следом за ним.
   Через пару секунд я стоял на тротуаре и смотрел на человека интеллигентного вида с портфелем и в шляпе, крепко натянутой на глаза. Натянул её, как я понял, Цейс, своим этим движением. Теперь он, прижав указательный палец к затылку этого, находящегося, по-видимому, в ступоре интеллигента, резкими, рублеными фразами произносил:
   - ... не оборачиваться, шляпу не трогать, начинать, когда я скажу. Повторяю, считать до пятидесяти, если не досчитаешь, стреляю. Всё, пошёл!
   Интеллигент, судорожно дёрнувшись вперёд, зашагал по тротуару. При этом он громко шептал: "Один... Два... Три...". Голос его срывался, каждую секунду угрожая перейти в рыдания.
   Цейс, как ни в чём не бывало, повернулся в противоположную сторону, и быстро, но не спеша, направился прочь от места происшествия. Сумку он держал просто и естественно, как будто проходил с ней вот так долгие годы. Мне ничего не оставалось, как проследовать за ним. Когда мы свернули в переулок, а потом вышли на оживлённый бульвар, я уже почти успокоился. Но это далеко не значит, что настроение моё ухудшилось. Совсем наоборот.
  
   ..................
  
   В сумке, как и предполагал Цейс, оказались результаты ограбления какого-то ювелирного магазина. Колобок скомканных вместе бус и цепочек - большой, величиной с мяч для гандбола. Горстей пять-шесть серёжек и колец. Россыпь браслетов. Ещё, почему-то, горка неоправленных драгоценных камней разных цветов и размеров. Ну, и наконец, деньги - шесть пачек неновых банкнот разного достоинства - видимо, содержимое кассового аппарата.
   Мы сидели в гостях у Цейса в его большой старомодной гостиной перед незажжённым камином в очень уютных креслах и обозревали всё это великолепие на стоящем перед нами антикварном столике, очень красивом, из не слишком старого, но очень качественного красного дерева. Драгоценные камни норовили раскатиться по столику - я бережно придерживал их и сгребал аккуратно в кучку - занятие, достойное какого-нибудь дворцового казначея. Также на столике стояли два стакана и две бутылки, наполненные: двадцатилетним виски - передо мной, и минеральной водой - перед Цейсом. Пустая спортивная сумка, забытая, валялась под окном сбоку от камина.
   Успокоив, наконец, беспокойные камешки, я взял свой стакан и откинулся на спинку кресла.
   - Ну вот, Боря, - спокойно произнёс Цейс, - С момента нашего знакомства прошло минут двадцать семь - двадцать восемь, то есть почти полчаса, а много денег мы, как видишь, уже заработали.
   - Нет вопросов, - говорю. - Высказанный тобой спорный тезис был доказан более чем убедительно.
   - А как ты думаешь, почему?
   - Ну, как это?.. Повезло, конечно. Тебе надо в казино играть. Или, ещё лучше, каким-нибудь политическим интригам себя посвятить. Везёт тебе.
   Цейс вздохнул. Мне, показалось, как-то разочарованно.
   - О везении мы с тобой потом поговорим. Отдельная тема. С тем, что произошло, везение не имеет вообще никакого отношения.
   - Да?
   - Да. - Цейс как будто не оценил моей иронии. - Ты просто подумай, Боря, и представь себе, сколько вот таких же возможностей проходит мимо нас каждую минуту. Не одна и не две. Поверь мне, каждую минуту! Нужно просто уметь их увидеть и потом использовать.
   Я задумался. Возможно, подумал я, в какой-то степени он прав. Не на сто процентов, конечно. Понятное дело - гиперболизирует. Но всё-таки, что-то в этом есть.
   Цейс подался немного вперёд, протянул руку и взял со столика крупный камень. Как мне показалось, бриллиант. Он посмотрел на него, внимательно посмотрел. Мне показалось, что-то в этом камне его озадачило. Он задумался, потом медленно сжал камень в кулаке и произнёс:
   - Боря. Я хочу рассказать тебе свою историю. Почему-то я понял, что это будет правильно. Я хочу тебе рассказать историю о своей жизни, можно? - И он, улыбнувшись почти незаметно, опять посмотрел мне в глаза. В третий раз. Я уже знал, что его прямой взгляд действует как-то гипнотически, поэтому я был готов. Нет, я не сопротивлялся. Я просто посмотрел ему в глаза, впитал его взгляд и дал ему медленно растечься по своему сознанию. Где-то на заднем плане я опять подумал, что в этот день мне в жизни очень повезло.
   - Давай попробуем, - сказал я ему. Потом сделал большой глоток виски из стакана, откинулся в кресле и стал слушать.
   Рассказ Цейса отпечатался в моём мозгу совершенно чётко, во всех деталях и со всеми интонациями. Ни одной капельки этого рассказа я не забуду никогда. Привожу его здесь от первого лица. Цейс мне рассказал вот что:
  
   ..............
  
   "Повезло мне, знаешь ли, Боря. Повезло в том, что в тот день настроение у меня было ни к чёрту. Такая себе депрессия. Сплин, как говорят англичане. Поэтому ехал я не как обычно, а намного медленнее. Расслабленно так еду. Байк у меня хороший был. Мог ехать сколько надо. Только мне тогда не надо было.
   Так вот, еду я, как обычно, по трассе. Поля кругом, красота...
   Вижу - с примыкающей второстепенной, справа подъезжает такой себе сельский грузовичок, фургон. Я - без задней мысли, - ну подъезжает к трассе, понятно, всех пропустит. Даже, как сейчас помню, слегка газанул...
   А он, оказывается, Саня его зовут, в первый раз выехал, заменил кого-то там. Прав у него отродясь не было, а из всех правил он знал только "помеху справа". То есть он у меня, стало быть, помехой справа был. Поэтому он и не усомнился, когда передо мной на трассу выезжал.
   Я, когда на ста двадцати его фургон перед собой увидел, вообще не думал. Не помню, что по правилам положено в этой ситуации делать. Нет, наверное, таких правил. А я сделал, по-моему, всё правильно.
   Я попытался развернуть себя к нему колёсами.
   То есть я выжал тормоз, и плавно, с поворотом влево, "уложил" скользящий по асфальту байк колёсами в сторону движения.
   Наверное, тут бы мне и конец настал, если бы не наши дороги. Там на асфальте какой-то бугорочек был, или камешки, или пыль в ямке накопилась - не знаю.
   Еду я, значит, колёсами вперёд, а тут меня вдруг как подбросит! Взлетаю я над дорогой, лечу, поворачиваюсь, и впечатываюсь в этот фургон спиной. Вернее затылком, а потом уже спиной.
   Всё помню отлично, вплоть до степного пейзажа, прямо после того как впечатался, и потом как бы даже начал съезжать по борту вниз...
   А вот потом началось самое интересное.
   Такое чёрное, очень чёрное небо, и в тебя летят звёзды... Они в основном белые, но и разноцветные тоже бывают. Очень тошнит, только не в горле, не в желудке, а в голове, вернее, в затылке. Страшная, нестерпимая тошнота. И она долгая, очень долгая, бесконечная... Вечность длится и не проходит. Помню свои мутные, больные мысли: "Не могу больше, устал от этой тошноты, хватит уже, нестерпимо... Хочу всё, что угодно, умереть, боль, страшную боль, только быстро, и потом конец, смерть - не важно. Только бы это кончилось... Не могу..." Но тошнота всё длилась и длилась. Много лет это продолжалось, точно, много веков.
   А потом я очнулся.
   Я почувствовал, что лежу. Под затылком почувствовал подушку. Она была ощутима, в неё можно было упереться, прижаться. Тошноты больше не было.
   Я открыл глаза...
   Не знаю как описать...
   Мне в глаза ударил ядерный взрыв.
   Взрыв света.
   Только со всех сторон.
   И не только света, но и красок, цветов, форм, эмоций, содержания...
   Меня накрыло волной. Я не выдержал и опять закрыл глаза.
   Потом опять осторожно открыл. И опять...
   Это, Боря, очень трудно описать. Но я попробую.
   Во-первых, представь себе, что у тебя совсем нет кожи. И на тебя дует плавный, но быстрый ветер. И он тебя не обдувает, не сквозит, а очень плавно, спокойно, вливается в тебя, а потом изливается сзади, и летит дальше. Он в тебя проникает. Но это не ветер - это свет. Не просто свет, а всё, что в нём содержится. Всё, что ты видишь.
   Дальше, и это самое главное. Ты видишь не только то, на что смотришь. Ты видишь всё. Всю картинку. Сто восемьдесят градусов, справа налево и сверху вниз. Абсолютно чётко и во всех деталях. В самых мельчайших подробностях. Безумное, огромное количество информации каждую секунду течёт тебе в мозг, и дальше, сквозь него. Всё это ты видишь.
   И последнее. Окружающий мир - это ведь не только изображения. Это бешеное количество эмоций, чувств. Они тоже летят на тебя вместе с этим светом, и тоже в тебя проникают. Это не больно и не приятно. Но это совершенно восхитительно. Мир накрывает тебя, ты чувствуешь его весь, ты в нём тонешь, растворяешься... И потом ты уже не можешь жить по-прежнему.
   Всё изменилось. Всё стало по-другому, Боря.
   Теперь вот, так я и живу."
  
   ................
  
   Теперь я, простите, своим деревенским говором опишу вам то, что, на мой взгляд, произошло с ним.
   Мы все, нормальные люди, видим определённым образом. Мы видим то, на что смотрим. Небольшой участок пространства. Пятно. Почти точку.
   А Цейс видит всё. Всю картинку. Сверху вниз и со всех сторон. И очень чётко. В деталях. В очень подробных деталях. И одновременно. Каждый объект, даже самый маленький, ему посылает всю свою информацию, и он всю её воспринимает. Более того, он впитывает её и становится частью самого этого объекта. Он чувствует себя как часть того, внешнего мира. Он странным образом с ним, с этим миром, взаимодействует. Он растворился в мире, живёт в нём и управляет им.
  
   ......................
  
   Цейс встал, подошёл к камину, взял с полки специальные, длинные спички. Потом зажёг одну, посмотрел на камин, где лежала уже сложенная пирамидка дров, поднёс огонь, довольно резко, уверенно к какому-то месту в этой поленнице. Буквально секунду подержал, а потом поднял горящую спичку выше, и положил её на самый верх дровяной пирамиды.
   Я, было, подумал, что попытка зажечь камин не удалась. Но тут заметил огонёк, который заколыхался на одном из колышков, неуверенно, потом сильнее, и вдруг начал как-то уж очень быстро разрастаться, охватил одну сторону поленницы, поглотил всё ещё горящую спичку наверху, быстро перекинулся вокруг, и камин запылал.
   Забавное чувство - в этот момент я не знал, от чего я нахожусь в большем обалдении - от рассказа Цейса или от этого очень странного упражнения.
   Интуитивно я сделал большой глоток из стакана. Где-то на краю сознания я старался не суетиться, старался соответствовать. Но где-то на самом краю я понимал, что не нужно, что он всё понимает, всё видит, что не нужно пытаться ему соответствовать - бесполезно.
   - Цейс, - говорю. - Зачем я-то тебе нужен?
   Опять я удачно это сказал. Он всё ещё меня испытывал. Определялся. И вот тут, я почему-то понял, он определился окончательно. Цейс улыбнулся. У него странная, но невероятно обаятельная улыбка.
   - Я же тебе уже говорил. Ты мне подходишь. Я знал это и раньше, но теперь знаю это совсем хорошо.
   - А что мы будем делать, Цейс?
   Как мне тогда показалось, этот вопрос его огорчил. Но сейчас, зная Цейса лучше, я понимаю, что он просто не знал ответа, или, лучше сказать, не мог его сформулировать словами, а это его всегда огорчает.
   - Увидишь, - говорит.
  
   ....................
  
   Мы решили, что лучше всего мне устроиться охранником. В банке, где трудился Цейс, было очень много охранников. Но зарплата у них у всех была не очень высокая. Вернее, очень невысокая. Парадокс, правда? Впрочем, логика собственников банка понятна. "Круговая порука", и всё такое. "Лучше сорок раз по разу, чем ни разу сорок раз". Только вот они не предусмотрели, что для нашей операции не нужно было много участников. Нужен был только один. И этим одним стал ваш покорный слуга. В числе других, конечно. И, благодаря логике собственников, мне было очень легко устроиться охранником в этот банк.
   Устроился я в банк в ноябре. А в период между августом, когда мы познакомились с Цейсом, и ноябрём произошли крайне важные события. Я познакомился с Толиком и Настасьей.
  
   .....................
  
   Так вот, о Толике.
   Толик - это его настоящее имя. Ему сейчас около тридцати лет. Комплекцией он несколько худоват, но не слишком. На тот момент, когда я с ним познакомился, волосы у него были окрашены в оранжевый цвет. А за месяц до того они были окрашены в зелёный.
   Интересно то, что в тот период цвета его волос никто не видел, кроме Цейса, меня, посыльных интернет-магазинов и еще нескольких девушек по вызову. Это потому, что Толик в реале почти ни с кем не общался.
   У Толика есть папа, который присылал (и до сих пор, наверное, присылает) Толику деньги. Раз в месяц. И раз в месяц Толик устраивал этим деньгам огненное погребение. Он складывал их в тарелку, открывал бутылку очень хорошей водки, поливал их, наливал из той же бутылки себе в стаканчик, поджигал тарелку и выпивал стаканчик.
   Почему же, спросите вы, Толик поджигал эти деньги? Отвечу: потому что он зарабатывал деньги гораздо большие, чем эти, папины, и ему доставляло удовольствие продемонстрировать презрение своему непутёвому папашке.
   Толик зарабатывал деньги множеством способов. Мой любимый - это когда компьютер все время перезагружается.
   Давайте представим себе очень успешного карьериста. Этот человек, в числе прочего, очень успешно готовит своему руководству разнообразные презентации - красивые и полные смысла. Они о том, что происходит в бизнесе, в чем заключаются проблемы, и каковы могут быть решения этих проблем. Решения, как правило, перечислены по пунктам. Один, два и три. Руководство может выбрать один из этих пунктов и им руководствоваться.
   Так вот, Толик мог сделать так, что в самый важный момент эта прекрасная презентация, уже почти готовая, вдруг не сохраняется. И, более того, компьютер вдруг, ни с того ни с сего, начинает перезагружаться.
   А презентация нужна к завтрашнему утру. К 9 часам 15 минутам. Ответственным за ее приготовление является именно наш успешный карьерист. И вот накануне, в 11 часов вечера, он уже заканчивает изготовление этой презентации, предвкушая завтрашний триумф, и вдруг видит перед собой черный монитор. И потом там какие-то строчки о том, что компьютер перезагружается.
   Наш герой в панике. Он открывает свою презентацию, и видит, что она не только не сохранилась в последний раз - она вообще ни разу не сохранилась! Только титульный лист!
   И тогда он, взбешённый, заново готовит всю эту презентацию - и это занимает у него до пяти утра. Он уже её сохраняет почти каждую минуту, но всё равно, вдруг раз! - и то же самое - ни слайдов, ничего - только чёрный экран. Перезагрузка.
   И теперь представьте себе этого служебного альпиниста в девять часов пятнадцать минут - с красными глазами и без презентации. Весело, правда?
   Если бы в этом человеке сохранились хоть какие-то остатки ощущения реальности, то он бы уже давно всё понял.
   Но бывают тяжёлые, клинические случаи. В этих случаях несчастная жертва бежит жаловаться на системного администратора. И тогда начинается тяжёлый и публичный поиск причин сбоев в работе компьютера, в присутствии высокого руководства. Причины тут же находятся. Современное программное обеспечение ведь может всё, не правда ли? И вот оно показывает, что сбои в компьютере - это результат деятельности опасного вируса, занесенного на локальную сеть через терминал, догадайтесь чей? - конечно, нашего неудачного презентатора. А как и когда этот вирус там оказался? Ответ: в результате просмотра с этого терминала очень извращённого порнографического сайта между 23-мя часами вчерашнего вечера и 5-ю часами сегодняшнего утра.
   А ведь стоило ему только не быть таким занудным и таким откровенно цинично пытающимся всех "нагреть" и переступить по головам своих коллег на следующую ступеньку!.. И тогда один из этих коллег никогда не прибегнул бы к помощи Толика. За небольшие деньги. Это действительно небольшие деньги, но так много людей хотели (и, наверное, по-прежнему хотят) их заплатить! И поэтому Толик мог позволить себе огненное погребение.
   Цейс мне по секрету рассказал, как он познакомился с Толиком. Для этого ему понадобилось изобразить из себя одного из его многочисленных клиентов. С клиентами Толик знакомился в одном из интернет-чатов и, как правило, по протекции своих прошлых удовлетворенных клиентов. Первый чат с Толиком, по словам Цейса, выглядел примерно следующим образом:
   ОбдолбанныйКретин (ОК): Привет
   Крот_В_Огороде (КО): Пошёл в ж.пу!
   ОК: Мне тут сказали, с тобой можно договориться.
   КО: Кто сказал?
   ОК: Белка_и_Стрелка.
   КО: Дуры озабоченные! А кто из них?
   ОК: Танька. Хочу то же самое, что она. Деньги умножаю на два.
   КО: Так, допустим. А ты кто такой?
   ОК: Жертва аборта. И ещё жертва корпоративного идиотизма.
   КО: Ой, да ладно, все вы такие! Чё надо?
   ОК: Блин, я ж тебе объясняю, то же, что и танькиному начальнику. По полной программе.
   КО: Ты, придурок, думаешь, я помню, чё этой с.ке было надо?!
   ОК: Изменение цифр в нескольких экселовских файлах с увеличением в 1,2 раза. Но только десятичных, а то засвечусь.
   КО: А ты где работаешь?
   ОК: В банке на углу Центральной и Парковой.
   КО: Блин, козлы вонючие, на каждого сотрудника по админу!
   ОК: Увеличиваю сумму в два раза.
   КО: Да на хрен мне твоя сумма! Ты вообще как, в инете, я надеюсь, сидишь?
   ОК: Сижу, блин.
   КО: Мне нужны будут IP адреса и пароли. Если тебя вычислят - уволят и посадят.
   ОК: Г.вно вопрос.
   КО: Ладно, давай. Сумма пятерная. Пароли с умножением каждой цифры кода на 1,357 отправь на этот ник с публичного терминала. Деньги - купишь игру "Крестики-нолики" на сайте www.krestiki-blin-noliki.com. Заплатишь визой. Твоя фамилия - Задунайский. Пока.
   ОК: Пока.
  
   ..................
  
   Теперь о Настасье.
   Я не знаю, как ее зовут по-настоящему, но называют ее именно так. И, как ни странно, ее, как и Толика, знают очень немногие. Вернее, многие ее знают как очень красивую, но застенчивую девушку, как не очень успешную студентку (она в то время получала третье или четвертое образование по каждый раз самой смешной специальности - в тот раз она была каким-то там ботаником, по-моему). Да, конечно, ее знают многие люди. Но как Настасью ее не знает почти никто. Кто такая Настасья? Давайте ответим: Настасья - это зеркало мужских пороков. Ведь пороки - это не только удовольствие, но ещё и расплата. Удовольствие находится по одну сторону зеркала, а расплата - по другую. А посередине находится Настасья. Не дай вам Бог встретить Настасью на своём пути!
   Когда Цейс её встретил, его спасло то, что он был готов её встретить. Потому что её, а вернее, такую, как она, он и искал. Но Цейс очень скоро понял, что других таких, как она, просто нет.
   Цейс, кроме шуток, я сильно извиняюсь, что рассказываю то, что рассказал мне ты. Увлёкся уже.
   Так вот, это был один из самых модных на тот момент ночных клубов этого города. Цейс, рассказывал мне, что не пошел туда в пятницу - слишком много суеты и случайных людей. Те, кто там бывают основательно, наверняка будут и во вторник.
   Итак, во вторник, в половине двенадцатого ночи Цейс зашел в этот клуб. В общем-то, он знал, где искать - бывал уже в в этом клубе, - не так, чтобы часто, но всё-таки. Поэтому он знал, что нужно было идти в зал для боулинга.
   Большинство посетителей боулинг-клубов считают, что игра в боулинг в них - это самоцель. Если так, то скажите, пожалуйста, почему бар почти в каждом из таких клубов соединён с боулинг-залом? Ведь это отвлекает, лишний шум, а перед дорожками всё равно есть столики для напитков.
   Итак, целью Цейса было найти некоего человека, девушку, которая могла бы ему помочь узнать кое-что у определённых высокопоставленных мужчин.
   - Представлялось мне, - говорил он, - что милая, умная и целеустремлённая барышня польстится на мое предложение интересной работы и на порядок возросшего заработка. Каюсь, что либо я резко недооценивал уровень интеллектуального развития этой категории девушек, либо, что наиболее вероятно, с Настасьей мне просто очень повезло.
   Кстати, о везении, - о том, что везёт или не везёт людям не просто так, - это мы уже с ним потом говорили. Но, мне кажется, что это был именно тот случай.
   Итак, он сел за барную стойку, добросовестно выпил две рюмки очень хорошего коньяка, и заказал боулинговую дорожку. Для себя одного. Это, согласитесь, было несколько необычно.
   Следующую рюмку он заказал уже к столику у дорожки, и некоторое время запускал шары в одиночестве. Он "даже не смотрел", что происходит за барной стойкой. А там происходило следующее.
   В определенный момент (где-то около полуночи) в бар вошли пять очень красивых девушек. Они расселись за стойкой по одной или по две, и заказали себе безалкогольные или слабоалкогольные коктейли. К каждой из них поочёредно подошёл бармен, поднес коктейль и обменялся несколькими фразами. Каждая из этих фраз сопровождалась указанием взглядом на какую-то из дорожек.
   Задачей Цейса было получить самую лучшую - и для этого он подготовился.
   "Я оделся очень респектабельно, и, вместе с тем, очень неформально. Я пил много. Я свысока общался с официантками. Я сбивал много кеглей. Короче, я изобразил из себя эдакого пресыщенного плейбоя.
   Что меня удивило, прежде всего, - это то, что девушки разошлись по залу, и ни одна из них даже не попыталась подойти ко мне. Пока я, выбивая страйки, думал, почему это может быть, в зал вошла Настасья."
   Кстати, я немножко отвлёкся цитатами. Историю про Толика Цейс мне рассказал буквально на следующий день нашего знакомства. Тогда же мы Толика и посетили и познакомились лично. Знаете, есть такая вещь - совместимость. Так вот, с Толиком я почувствовал эту самую совместимость в самый первый момент, и до сих пор ни разу эта совместимость меня не обманула.
   Чего я долгое время не мог сказать о Настасье. Но это так, не важно.
   О знакомстве с Настасьей Цейс мне рассказал гораздо позже, зимой, не знаю почему. Был там такой вечер, депресняковый немножко. Когда нам нужно было ждать. (Об этом позже). Мы сидели и ждали. Ничего не делали. Готовились. И как-то у нас с Цейсом выдался вечер вдвоём, и вот он мне всё это и рассказал. Так вот, он продолжал:
   "Мне показалось, что на мгновение все замолчали, - хотя конечно ничего этого не было. Просто и бармен, и официантки, и все девушки, сидящие за столиками у дорожек, не сговариваясь, посмотрели на неё. И что, ты думаешь, она сделала? Проигнорировала их? Осыпала презрением? Нет. Она, стоя у входной двери, невероятно мило улыбнулась. И отправила эту улыбку каждому, кто в этот момент смотрел на неё. И каждый из них понял её по-разному - как дружеское приветствие, как неопределённое обещание, как признание уважения - кто знает, как ещё?
   Она подсела за стойку, обменялась парой фраз с барменом, и я даже не удивился, когда, бросая шар, увидел, что он показывает ей взглядом на меня.
   Первая фраза очень важна. И важно то, кто произнесёт первую фразу. Почему-то принято считать, что знакомиться и произносить первую фразу должен мужчина. И в этом кроется чудесная возможность для женщин - выбирать. Знакомиться с теми, с кем им хочется. Странно, что так мало женщин это понимают. Настасья относилась к этим немногим.
   - В боулинге самое важное - это куда смотреть в момент броска. Вы куда смотрите?
   - Не знаю. Но уж точно не на кегли.
   Она несколько удивлённо на меня посмотрела.
   - Именно. На кегли смотреть нельзя. Нужно смотреть на точку, куда приземлится ваш шар. Там есть стрелочки, видите?
   С этими словами она подошла ко мне, значительно ближе, чем было прилично в такой ситуации, и показала треугольники, сходящиеся в центре дорожки. Я для приличия посмотрел на треугольники, а потом в её глаза.
   Сначала я увидел, как улетучилось выражение снисходительной уверенности, мелькнула растерянность. Потом она, казалось, заглянула в себя, и потом я увидел в её глазах откровенный испуг. Она искренне испугалась того, что происходило с ней в тот момент.
   - А... У вас, вероятно, очень много опыта в этой игре.
   - Нет, не совсем так. У меня много опыта в игре вообще. Не только в этой. Люди играют в игры очень часто, знаете ли.
   Она смущённо улыбнулась. Я продолжал.
   - Вот вам пример. Игра в догадки. Давайте я угадаю контекст нашей сегодняшней встречи, а вы, в обмен на это...
   - Что?
   - М-м-м..., честно говоря, я еще не придумал. А, впрочем, нет. В обмен я предложу вам правила. А вы уж сами решайте, принимать их или нет.
   - Что это за правила?
   - Моя догадка в обмен на честное признание, правильна она или ложна. Плюс ваша догадка.
   - Интересный сегодня вечер. Согласна.
   - Итак, ..."
   Не помню, упоминал или нет, Цейс равнодушен к спиртному. Он может пить коньяк, виски, водку или воду, в любых количествах, и при этом он абсолютно никак не меняется. Поэтому во время этого его рассказа меня удивило то, что он сейчас выглядел немножко пьяным (первый и единственный на моей памяти раз), и рассказывал о себе, как будто это был не он, а другой, скажем так, обычный человек.
   "Уже потом она мне рассказала о том, как это у них происходит. Она говорит, что сначала отсеиваются восемьдесят процентов. Они - никто, они вроде бы и мужчины, но женский взгляд скользит по ним и совсем не останавливается. Боря, мне удобно говорить это тебе, потому что к тебе это не относится. И есть оставшиеся двадцать процентов. Которые, в свою очередь, делятся на две категории.
   Во-первых, девушки обращают внимание на откровенно преуспевающих мужчин. Почему? - "Да по тому самому!" С богатыми и знаменитыми можно получить много, провести хорошо время, и при этом не оправдываться перед собой или другими за то, что сделала. И еще много всего. В общем, это очень заманчивый вариант.
   Она меня удивила, когда сказала, что есть ещё одна категория, и она не больше и не меньше предыдущей. Это категория мужчин, "которым совсем не стыдно отдаться". Не важно, какое положение они занимают, но они, "чёрт побери, хороши". Внешне, при поверхностном осмотре, и потом, в знакомстве, всё более близком, и наконец, еще дальше, в интимных отношениях."
   Когда мне Цейс всё это рассказывал, мне было несколько неудобно. Я понимал, что у них с Настасьей сложились некоторые определённые отношения, но обсуждать это я не хотел и не хочу. Не люблю, знаете ли, роли "свечку держать". И, кроме того, Настасье я, как уже говорил, ничем не обязан и ничем не хочу быть обязанным.
   Даже не помню, когда я впервые понял, что у Цейса с Настасьей никаких "определённых" отношений нет. И никогда не было.
   Вернёмся к осени. Не помню, октябрь или ноябрь был. Мы познакомились с Толиком и с Настасьей. Цейс ничуть не старался, чтобы между нами сложились хорошие отношения. Я уверен, он заранее, наперёд знал, какие отношения между нами сложатся. К его чести скажу, что он просто старался всегда, чтобы в его присутствии создавалась хорошая атмосфера. И у него всегда получалось.
   Так и в тот раз. Когда он нас всех собрал, чтобы впервые рассказать свой замысел.
  
   ....................
  
   А собрал он нас на какой-то странной даче. Домик, да и сам участок был маленький. Но на этом участке, кроме домика и газона, была непропорционально большая беседка. Вернее, павильон. Просто, кусок земли под большой и хорошей крышей. Колонны, которые держат эту крышу, и никаких стен. И пол, правда подогреваемый. Последнее обстоятельство было важно, поскольку наша встреча происходила в ноябре. Погода, на удивление, способствовала общению. В том смысле, что ветра не было, и тепло от пола никуда не уносило, а также слова Цейса звучали очень чётко в прозрачном, чистом воздухе. У меня создалось впечатление, что Цейс заказал не только дачу, но и погоду.
   Мы с Толиком вынесли в беседку кресла для всех, довольно обширный столик, высоты журнального, на котором мы поместили бутылки и закуски.
   О последних заботился я. Уже в то время я понял, что, пока я общаюсь с Цейсом, ограничений в деньгах у меня не будет никогда. Но в то время мой вкус ещё находился на стадии "Иии-эхх! Гуляем!". Поэтому я купил в каком-то дорогом магазине две красивые, синие с золотом глубокие тарелки, и наполнил их, соответственно, красной и чёрной икрой. Потом заказал у какого-то народного умельца несколько маленьких деревянных ложек, тоже очень красивых. И хороший хлеб. Свежий-пресвежий. А также много напитков. И всё. Остальное было в доме.
   Цейс в тот вечер, как почти всегда, пил только воду. И почти ничего не ел. Он вошёл в калитку, когда мы все уже сидели в беседке и ждали его, подошёл к нам, поздоровался с каждым. Настасье просто кивнул. Сел в кресло.
   - Я хочу рассказать вам о своей работе, - начал он, слегка улыбаясь. - Я работаю в таком месте, где деньги делают деньги. Банк, называется. Причём, это очень большой банк. А вот почему он такой большой, Боря?
   Цейс при этом не посмотрел на меня. Он смотрел прямо перед собой. Но все другие, убеждённые его тоном, впились в меня глазами. Я не растерялся.
   - Не знаю, - ответил я в том же риторическом духе, в каком был задан вопрос. После чего я налил себе рюмку, отломил кусок хлеба, намазал икрой, выпил и закусил.
   - А я уже знаю. - Произнёс Цейс, вполне довольный моей реакцией. - Сейчас я вам расскажу.
   Во время рассказа мы сидели, стояли, прогуливались вокруг, пили, ели, смотрели на Цейса, смотрели друг на друга, но постоянно, каждую секунду мы слушали. Потому что, когда говорит Цейс, не слушать - невозможно.
   И вот что он рассказал.
  
   ......................
  
   "По образованию и профессии я - спекулянт. Банковский спекулянт. Долгие годы я просидел в нашем офисе - офисе большого банка, и покупал то, что потом будет стоить дороже, а также продавал то, что потом подешевеет. Я был довольно успешен в этом - для своего банка я заработал намного больше, чем потратил. Но я уже давно понял главное: то, что делал я - это не главная, не основная часть этого бизнеса. Это всего лишь фасад, благообразное прикрытие для той сферы, где действительно делаются деньги. Настоящие, большие деньги.
   Офис, в котором я пока ещё работаю - это большой зал, в котором кусочки площади у стен огорожены толстыми тонированными стеклами от пола до потолка. Это кабинеты. Отдельный кабинет положен менеджеру. Если ты не менеджер - тебе положен кьюбикл. Кьюбикл - это пространство в середине зала, выделенное загородкой из того же тонированного стекла высотой выше сидящего, но ниже стоящего человека. Тебя могут посадить в любой кьюбикл, как попадётся. И так ты в нём и работаешь. Через какое-то время, по тем или иным причинам тебя могут пересадить в другой, потом в третий кьюбикл... И так до тех пор, когда становится ясно, что тебя готовят к тому, чтобы сделать менеджером. А ясно это становится по очень простому признаку: на твоем кьюбикле вешают табличку. На табличке - твоя фамилия и должность.
   У меня, друзья, сейчас кьюбикл с табличкой."
   Тут Цейс не смог удержаться от весьма иронической ухмылки. Но возникла она только на самое короткое мгновение. Потом он продолжал:
   "Дальше. Если ты самый главный менеджер, то ты занимаешь кабинет в углу. Угловой кабинет. Это значит, что ты готовишься стать большим менеджером - директором. Директоры располагаются вообще не здесь, а на другом этаже. У каждого из них есть свой кабинет, в котором стены сделаны уже не из тонированного стекла, а из звуконепроницаемого пластика. И каждому из них положен личный секретарь. Как правило, это человек противоположного пола, и при этом очень привлекательный. И вот поэтому стены сделаны из звуконепроницаемого пластика.
   Так вот там вершится главная часть бизнеса, для которой мы все, кто этажом ниже - это просто дымовая завеса. Там, на другом этаже делаются деньги с большой буквы "Д". Мне, конечно, всегда было любопытно посмотреть на этот закрытый для простых смертных мир.
   В ранней молодости мне казалось, что удовлетворить это любопытство очень просто: нужно как можно больше работать. И тогда тебя признают, оценят и наградят.
   На практике всё оказалось, мягко говоря, не совсем так. Довольно быстро выяснилось, что между количеством работы, которую человек выполняет, и его успехом нет никакой зависимости. То есть, иногда эта зависимость прямая, а иногда обратная - у не-трудоголиков во многих случаях оказывалось больше времени и внимания, чтобы сориентироваться в ситуации и сделать всё правильно, оказавшись в нужном месте в нужное время.
   Более того, обратной стороной способности много работать является желание получить результат тут же, немедленно. Находиться каждую минуту во взвинченном состоянии лихорадочной деятельности невозможно без того, чтобы постоянно "подогревать" себя мыслью о скором вознаграждении, компенсации затраченных сил и времени. Но в суровом современном корпоративном мире как бы много ты ни работал, любых ощутимых карьерных результатов приходится ждать годами.
   Итак, я понял, что стопроцентное посвящение своих усилий работе не помогает, а скорее мешает. И в любом случае придется ждать, возможно, очень долго.
   И тогда я снизил интенсивность своих рабочих нагрузок до умеренных и начал посвящать время различным увлечениям.
   Таковыми увлечениями в моей жизни были: экстремальные виды спорта, бары и ночные клубы, мотоциклы, Интернет, путешествия, и, уже не помню что ещё.
   Каждое из этих увлечений было приятным, но только вначале - постепенно я понимал, что всё начинает идти по накатанной, мне становилось скучно, и я придумывал новое увлечение, оставляя предыдущее в такой стадии, что от него ещё не тошнило, и хотелось иногда к нему вернуться.
   Все эти хобби помогли мне дождаться того, пока моя карьера, наконец, начала двигаться. Результатом этого движения стало то, что, как я уже упоминал, на мой кьюбикл повесили табличку.
   Когда это произошло, я решил сопоставить карьерную высоту, которой я достиг, и время, которое мне для этого понадобилось. В результате этого несложного аналитического упражнения я понял, что заветный кабинет на другом этаже я смогу занять, когда мне исполниться двести пятьдесят шесть лет.
   В первый момент я, конечно, несколько расстроился. Но совсем ненадолго. Постепенно я понял, что и сейчас мне живётся вовсе не так уж плохо. Что там, на другом этаже, тоже есть свои проблемы. И так далее. Короче, я уже начал смиряться с мыслью, что моему любопытству увидеть заоблачный мир верхнего этажа не суждено удовлетвориться. Но тут, как это всегда бывает, мне помог случай. Забегая вперёд, скажу, что моё любопытство удовлетворилось в странной форме - в форме смеха над самим собой.
   Короче, потом случилось то, что случилось."
   В момент, когда Цейс это произнёс, я стоял в дальнем углу беседки, опершись спиной на колонну, и смотрел на далёкие неподвижные чёрные тучи. Соответственно, все присутствующие находились в моём поле зрения. И я не мог не заметить, что, когда Цейс произнёс "Потом случилось то, что случилось", Толик и Настасья заметно вздрогнули. Вернее, даже не вздрогнули. Просто, сидя до этого неподвижно, немножко шевельнулись. Оба и одновременно.
   Я и раньше подозревал, но теперь понял точно, что и Толик, и Настасья знают цейсову историю.
   Между тем, Цейс продолжал.
   "Помню тот день... Я вышел из больницы, отпустил огромную, монументальную, на пружине дверь, она с грохотом захлопнулась...
   Яркая весенняя зелень сквера - много свежих, живых листьев и травинок - я мог рассматривать их все вместе и каждую в отдельности. Оживленная улица за покрашенными поверх ржавчины больничными воротами - я мог сказать очень многое о каждом из спешащих по ней людей и о каждой из жужжащих со светофора машин.
   В тот момент я почему-то решил не уходить со своей прежней работы. Наоборот, я решил вернуться туда. Но уже в несколько новом качестве.
   После этого было так:
   Каждое утро в девять часов, я прихожу в родной офис и сажусь на свое место. Вроде бы все по-прежнему, но на самом деле все по-другому. У меня изменилась задача.
   Я, вроде бы, делаю свою работу - смотрю в монитор своего компьютера, - но главное, что я делаю - это наблюдаю за человеком в угловом кабинете. Я знаю, что он уже немножко относится к следующему этажу, и поэтому иногда можно сыграть вместе с ним и заработать те деньги, которые зарабатывают люди там. При этом я знаю, что он не видит, что я наблюдаю за ним.
   Забавно то, что этот человек иногда поднимается с кресла и окидывает взглядом весь зал. Зал, в котором сидим мы. Нужно видеть его лицо, чтобы понять, как это забавно. На его лице написано: "Ну вот, жизнь удалась. Все эти маленькие люди работают на меня и не понимают того, что происходит. У них какие-то маленькие проблемы, маленькие дела, а я смотрю на их лица и сейчас, в данный момент, только я осознаю, на кого они на самом деле работают".
   Мы же с вами уже понимаем, что он так же заблуждается, как и те, маленькие люди. Точно так же о них, людях сидящих в угловых кабинетах думают директора. И то же самое кто-то думает о директорах. Не будем продолжать, правда?
   Я все это рассказываю не для пиетета, а для того, чтобы объяснить. Объяснить, как я из очень маленьких денег, из личных сбережений, сделал сравнительно большие деньги. Большие деньги, которые можно назвать таковыми.
   Итак, я сижу на своем месте, "пялясь в монитор". Я вижу, что в угловой кабинет вдруг заходит один из директоров. Он специально спустился с другого этажа, чтобы поговорить со "своим человеком". С чего бы это? Посмотрим, что происходит на рынке, и мы узнаем ответ. Почему-то все покупают вот это, не важно, что, и есть мнение, что именно это стоит покупать. Но директор спустился и говорит с этим менеджером. Пока директор говорит, лицо менеджера выражает: сначала служебное рвение, потом озабоченность, неразбериху.., бегающие глаза.., священный ужас!.., восторг!.. и, наконец, раболепие.
   Естественно, я делаю следующее. Со служебного счета я покупаю. Покупаю как все, что положено. Много покупаю и за "хорошую" цену. А со своего личного счета, я то же самое продаю. Много и дорого. Проходит время, и оказывается, что все совершенно напрасно покупали этот товар. Он вовсе того не стоил, его тогда продавать нужно было. И вот, как вы догадались, я вдруг оказываюсь не очень успешным клерком, но очень преуспевающим бизнесменом.
   Заметьте, если бы все было так, как я рассказываю, то менеджеры в угловых кабинетах тоже были бы очень преуспевающими бизнесменами. Но есть нюанс. Когда один из директоров в очередной раз спускается к своему менеджеру, то иногда события развиваются по совсем другому сценарию. И в нем нам интересно не лицо менеджера (а оно изменяется во все той же, традиционной последовательности), а лицо директора. А точнее, его глаза. Там, в этих глазах, иногда промелькивает нечто иное - задняя мысль. И вот тогда я понимаю, что делать нужно не так, как будет делать этот менеджер, и не так, как делают все, а делать нужно третьим способом, кажущимся на первый взгляд вовсе уж абсурдным.
   И что бы вы думали - я снова выигрываю! Причем в этих случаях я выигрываю не просто очень много, а неприлично много.
   И наконец, есть третий случай. Это когда в глазах директора мелькает не только задняя мысль, но и, во главе её, некая робость. Это происходит тогда, когда очень, очень главный директор сказал ему делать так, а не иначе, но он понимает, что в этом очень редком случае и его тоже могли подставить. Его заставляют играть так, как на самом деле не нужно, и проиграть неприлично много тем, кто располагается на уже совсем другом, гораздо более высоком этаже. И не дай бог он не сыграет так, как ему сказали! Тогда и этот важный директор с другого этажа будет играть уже совсем в другие игры.
   А мне-то что?! Я ничем не рискую. Меня, того, второго, индивидуального не могут уволить и заставить покупать то, что не нужно. И вот тот, второй я в тех, третьих случаях покупал то, что нельзя было покупать даже директорам с другого этажа. Этих случаев было мало, буквально единицы, но они обеспечили основную часть моего состояния.
   Я понимаю, что это звучит просто, и на самом деле все не совсем так. Да, действительно, несколько раз я не угадывал и проигрывал. Это происходило потому, что, как я понял позднее, на лицах людей отражаются не только уместные и ожидаемые в этот момент эмоции, но и проявления совсем нерелевантных вещей - сезонной депрессии, похмелья, вчерашней сексуальной неудачи и многого другого. Нужно вам заметить, что различить эти признаки непросто, и мне потребовалось время, чтобы этим овладеть и сделать эффективность моей спекулятивной работы близкой к стопроцентной.
   Но результат, друзья мои, достигнут. Сейчас я - миллионер."
   Тут, впервые за всё время того, как Цейс это всё рассказывал, я не сдержался и громко вздохнул. Возможно, чересчур громко. Цейс рассмеялся.
   - Боря, дружище, что такое? Ты думаешь, так уж хорошо быть миллионером?
   - Да! - совершенно убеждённо ответил я.
   - Ну, ладно, - Цейс говорит, - мы предоставим тебе возможность составить своё собственное впечатление о том, каково быть миллионером. - Я как раз хотел предложить вам троим потратить следующие полгода для того, чтобы заработать миллион-другой.
   И я, и Толик с Настасьей, ожидали чего-то подобного. Поэтому все умело сделали вид, что их это не удивило. Цейс, конечно, предвидел эту реакцию заранее, наблюдая, как мы слушаем его длинный рассказ.
   - Ну что же, - произнёс он, - раз я не вижу никаких бурных реакций на моё предложение, то, я так понимаю, все согласны.
   Вот эту фразу, как мне тогда показалось, оценил только я. Было совершенно очевидно, что предприятие, которое Цейс нам предлагал, мало сочетается с юридическими законами, а, стало быть, чревато очень неприятными последствиями. И вот этой фразой Цейс взял всю, или, по крайней мере, максимально возможную, ответственность на себя одного. Это значило, что, во-первых, наша судьба была ему небезразлична, а во-вторых, что он уверен в успехе и совершенно ничего не боится. И первое и второе мне очень понравилось. Кстати, в отношении страха. Тоже уже позже, зимой, Цейс рассказал мне примерно следующее:
   "Где-то я читал, что люди, страдающие приступами паники - невыносимого ужаса перед неизвестно чем - очень похоже описывают свои ощущения. В частности, все они говорят, что мир сузился до одной маленькой области, почти точки. Эту область они видят хорошо, а всё, что находится по сторонам - как бы расплывается. И ощущение ужаса связано именно с этим.
   Со мной происходит в точности противоположное. Зона видимости не сужается а постоянно расширена, расширена до предела. Вследствие этого, я утратил способность бояться. Я помню, что в прошлом мне часто бывало страшно. За рулем байка. Когда приходилось выступать на публике. Перед серьёзной дракой. Да, я боялся - у меня перехватывало дыхание, сердце стучало, по спине разливался холод, руки тряслись. Всё это я помню, но испытать снова уже не могу. Не получается. Наверное, это плохо, ведь страх - это выражение инстинкта самосохранения. Не бояться - опасно. Поэтому мне приходится заменять подсознательный страх сознательной осторожностью. Осторожность - это условный рефлекс, который я в себе развил. Он состоит в мгновенной оценке ситуации, определении опасности и осознании того, как от нее уберечься.
   Я долго и старательно развиваю в себе этот рефлекс. И только когда он оказался достаточно развит, я убедился, что сознательная осторожность гораздо эффективнее первобытного страха".
   Так вот, я оценил и порадовался отношению Цейса к последствиям будущего мероприятия. Впрочем, моё настроение немножко упало, когда, мельком посмотрев на Настасью, я понял, что смысл и значение последней фразы она также поняла и оценила - её сияющий, восторженный взгляд на Цейса, который она попыталась скрыть, но не удалось, говорил об этом как нельзя лучше.
   Цейс продолжал.
   - Конечно, я понимаю, что ничего экстраординарного в моём предложении нет. Многие люди в разные времена произносили подобные предложения, кто-то их принимал, кто-то отказывался. И потом или получалось или нет. Так вот: у нас получится.
   Теперь Цейс говорил так, как будто рассказывал об уже совершившихся событиях, просто констатировал факты.
   - Нам предстоит провести несколько месяцев подготовки, потом у нас будет один очень напряжённый день - 11 апреля, и потом ещё пару месяцев нам нужно будет немножко поработать над тем, чтобы проделанная нами работа не принесла нам никаких неприятных последствий. Коротко: Толику предстоит изучить компьютерную программу, которую использует наш банк для торговли на биржах. Настасье нужно будет познакомиться и провести какое-то время с некоторыми ключевыми людьми нашего банка, - при этом Цейс не смог скрыть очень неприятный эффект, который произвели на него самого эти слова. - А вот Боре, - теперь он искренне, но немножко иронично улыбнулся, - Боре вообще ничего не надо будет делать. Просто трудиться в нашем славном банке в должности охранника. Разве что пару мелочей. А так, в основном, просто присматриваться и прислушиваться повнимательнее.
   Цейс взял стакан с водой, сделал большой глоток, и, как будто вспомнив вдруг что-то важное, добавил.
   - Да, вот ещё. Всем нам предстоит в этот период сделать несколько загранкомандировок. Не скажу, что это будут лёгкие командировки. В совсем разных странах, куда вы поедете, нужно будет решить одну и ту же небольшую задачку: как превратить поступившую в виде электронного платежа значительную сумму денег в хрустящие банкноты. Не вызвав при этом никаких подозрений.
   Цейс опять улыбнулся.
   - Ладно, для Настасьи и Бори задачу облегчим. Банкноты могут быть нехрустящими, изношенные тоже подойдут.
  
   ......................
  
   В тот же вечер Цейс пригласил меня в гости. Вернее, он отпустил Толика с Настасьей, а потом мы вдвоём поехали к нему.
   Когда мы вошли в его холостяцкую берлогу, я, на правах хорошего знакомого этого дома, сразу прошёл к бару, вытащил самую красивую бутылку, - это оказался двадцатилетний сингл молт, - налил себе полстакана, глотнул, оценил качество напитка, и, не дожидаясь, что скажет Цейс - а он просто подошёл к окну и остановился перед ним, глядя на улицу, - сам задал ему вопрос.
   - Цейс, вот скажи, как тебе всё это приходит. Мысли, идеи..., понимание. У меня такое чувство, что ты всё уже понимаешь заранее, тебе даже не надо об этом думать.
   Цейс повернулся ко мне, широко улыбаясь. Он опять не захотел отводить взгляд. Он знал, какое действие его взгляд оказывает на людей и поэтому всегда старался смотреть вниз или в сторону. Но иногда он смотрел прямо на тебя. Ощущение, конечно, непередаваемое и ни с чем не сравнимое. Гипноз? Нет, не гипноз. Он ничего не старался сделать с сознанием того человека, на которого смотрел. Так само получалось. Наоборот, он как мог старался уберечь мозг собеседника от воздействия своего взгляда. Старался, но иногда позволял себе не делать этого, а просто смотреть. В такие мгновения он просто расслаблялся и был самим собой. И тогда было видно, что представляет собой этот человек. Понимание это похоже на момент прыжка вниз в пропасть с головокружительно высокой скалы.
   Тогда Цейсу явно понравился мой вопрос. Ещё некоторое время посмотрев на меня, он отвернулся, и потом сказал.
   - Боря, а ты никогда не замечал, что если сделать над собой небольшое усилие, чтобы не думать и не пытаться понять, а просто расслабиться, отпустить себя, то понимание приходит само? Оно приходит не как мысль, а как ощущение, чувство себя с новым знанием. Это чувство не нуждается в том, чтобы быть оформленным словами, но я все-таки попытаюсь его описать.
   Нужно описать не то, как я вижу, а то, как я чувствую. Представить это себе довольно просто. Для этого посмотри в окно на деревья, или на дождь. Теперь скажи, где находится твоё Я, твоё сознание? По какую сторону оконного стекла? Скорее всего, по эту. Твоё Я находится внутри тебя, внутри головы. А теперь расслабься, не думай. Перестань думать и постарайся ощутить себя там, среди деревьев или внутри дождя. Ты обязательно сможешь ощутить это, если сможешь полностью расслабить мозг, отключить его привычку все время думать. И вот тогда, когда ты ощутишь себя там, посередине внешнего мира, по ту сторону стекла, ты ощутишь, пусть на одно мгновение, свою принадлежность к этому миру, растворение в нём. В этот момент ты не просто видишь, ты чувствуешь мир вокруг, он прикасается к тебе со всех сторон и передает тебе свои эмоции. Ведь в каждом месте, где ты находишься, разлито огромное количество эмоций. Ощутив себя извне, снаружи, вживлённым в то, что вокруг, ты испытываешь все эти эмоции одновременно, и тогда ты и мир - едины.
   Я и мир вокруг - едины, и поэтому я могу сделать с этим миром всё. Или уж по крайней мере всё то, что могу сделать с самим собой. А это, согласись, очень много.
   Я сидел, несколько обалделый, в кресле, и смотрел на Цейса, стоящего у окна. Потом я подумал: что на меня произвело такое впечатление - содержание того, что он сказал, или интонация? На самом деле, конечно, всё вместе. Цейс говорил не для того, чтобы произвести впечатление, не для того, чтобы повыделываться. Возникало такое чувство, что говорить это ему было жизненно необходимо. Как есть или дышать. Иногда он должен был делать это - рассказывать хоть кому-нибудь, каково ему всё это, просто выговориться. Иначе он, наверное, задохнулся бы.
   - Цейс, а зачем ты меня пригласил? - спросил я осторожно.
   - Как зачем? - удивился Цейс. - Приятно провести вечер.
   - В смысле? - я не то, чтобы подозрительно, но настороженно относился к каждой его фразе. Я ожидал от него каких-то невероятных откровений, всезнания и всемогущества. Мне трудно было помнить и понимать, что он - обычный, нормальный человек. Немножко более нормальный, чем все мы.
   - Пошли проветримся.
   - Не вопрос, - говорю. - Пошли.
  
   .....................
  
   Мы вышли из дому, когда было около десяти вечера.
   - Такси? - спрашиваю.
   Цейс вдруг на несколько секунд как будто замер. Казалось, он к чему-то прислушивается, хотя никаких посторонних или подозрительных звуков я не различил.
   - Да ладно тебе, пошли пройдёмся, - наконец проговорил он.
   - Ну, пошли, - говорю. - А куда?
   - Прямо, - уверенно заявил Цейс и пошёл вперёд.
   Мы шли по улице, с одной стороны которой находился небольшой, но очень уютный парк, а с другой стороны дома. Дома были старинные, немножко обветшалые, но сохранившие некий флёр времени, когда ходить пешком было основным средством передвижения. Мы шли и молчали, вдыхали холодный ноябрьский воздух, я поглядывал по сторонам. Меня не покидало ощущение того, что сейчас что-то произойдёт.
   Я повернул голову направо и увидел, что на скамейке, стоящей на аллее парка, параллельной нашей улице, сидел человек. Он сидел и внимательно смотрел на нас. Мы прошли ещё немного, свернули на дорожку, ведущую в парк, и, как оказалось, пересекающую аллею прямо в том месте, где сидел этот человек. Цейс, по-видимому, сюда и шёл. Он быстро и уверенно приблизился к скамейке и столь же стремительно уселся на неё. Мне ничего не оставалось, как сесть рядом с Цейсом. Теперь передо мной был очень красивый пейзаж - аккуратные кусты, деревья, а на заднем фоне, в свете театрального вида фонарей, старые красивые особняки.
   Некоторое время мы просто сидели рядом и наслаждались красотой пейзажа, прохладой воздуха и очарованием вечера. Потом незнакомый человек произнёс:
   - Любопытно - совсем недавно приехал сюда, в эту почти чужую страну, и сразу же встретил таких приятных молодых людей.
   - Действительно, - ответствовал Цейс. - Мне тоже чрезвычайно приятно встретить в вашем лице такого славного представителя соседней, дружественной нам страны.
   Ещё помолчали. Я терялся в догадках - всё это спектакль, устроенный для меня (зачем, спрашивается?) или действительно случайная встреча (тогда, спрашивается, что происходит?)?
   - Знаете, - говорит Цейс, - а вот здесь неподалёку есть уютнейшее местечко. Правда, там немного накурено.
   - Да это ничего, - задумчиво произнёс незнакомец. - Я, к сожалению, и сам не чужд. Увлёкся как-то курением сигар, теперь уж - что поделаешь...
   Цейс поднялся, мы молча последовали его примеру, и двинулись по дорожке в сторону бульвара, примыкающего к парку со стороны центра города. Я знал, вернее догадывался, куда Цейс решил нас пригласить.
   Место, куда мы направились, я и сам любил посещать. Это было скорее кафе, чем ресторан. Его интересной особенностью было то, что во втором этаже, где стены были из стёкол от пола до потолка, они выходили на театральную площадь. Театр находился несколько в глубине, а площадь заполняли клумбы, скамейки и театральные фонари, которые придавали всему пейзажу чудесную атмосферу. Было очень приятно, сидя у окна за чашкой двойного эспрессо и рюмкой душистого коньяка, смотреть на эти фонари, на театр, на ночной город вокруг... Сейчас, к сожалению, это заведение уже перестроили. Теперь там какой-то пафосный гламурный ресторан. Белые кожаные диваны, кухня в стиле фьюжн, и так далее. Жаль...
   А тогда мы вошли, заняли странным образом оказавшийся свободным столик и сделали заказ. Наш новый знакомый заказал рюмку коньяка и пепельницу. Я последовал его примеру (без пепельницы, конечно). Цейс, как обычно, ограничился стаканом воды. Официант было попытался отреагировать на заказ Цейса неудовольствием, эта его наметившаяся реакция продлилась ровно полторы секунды - время, которое у него ушло, чтобы поднять взгляд от блокнота для заказов и посмотреть на Цейса. Он заметно вздрогнул, смутился и, как-то неловко обернувшись, быстро удалился за нашими напитками.
   - Как вам наш город? - как ни в чём не бывало осведомился Цейс.
   - Нравится, знаете ли. Искренне говорю вам, что этот город представляет собой совершеннейшую золотую середину. Огромные мегаполисы с их гипертрофированными ярмарками тщеславия и маленькие патриархальные, уютные, но убогие городки - это крайности. А вот этот город - несомненно, золотая середина.
   С этими словами он наклонился к зажжённой официантом зажигалке, раскурил сигару, благосклонно кивнул и откинулся на невысокую спинку диванчика.
   У меня опять сложилось впечатление, что всё, что происходит - это разыгранный для меня спектакль. И опять я не понял, к чему и зачем это нужно.
   - Удивительно, как совпадают наши с вами мнения по этому поводу.
   Цейс улыбнулся своей "фирменной" улыбкой, при этом впервые посмотрев в глаза незнакомцу. Я сидел рядом с Цейсом, и поэтому тот факт, что он на него посмотрел, я не увидел - я это понял по реакции. Сначала, привычным движением поднятый взгляд, секундная пауза, потом небольшой, почти незаметный, как будто спазм. Наш новый знакомый вдруг заметно растерялся. Было видно, что для него это очень непривычная ситуация. Он отвёл глаза к окну, и, глядя на театральные фонари, сделал несколько коротких затяжек своей почти комически длинной сигарой. К его чести будет сказано, что в этой ситуации он думал только о том, чтобы как можно быстрее взять себя в руки. Его взгляд "вернулся". Он ещё немного поблукал им по сторонам, а потом изобразил на лице вежливое спокойствие. Действительно, такое поведение заслуживало более чем уважения. И Цейс это оценил.
   - Давайте без обиняков. Скажите, вы имеете отношение по роду своей деятельности к обороту денег?
   Незнакомец уже, казалось, ничему не удивлялся. Он сделал хорошую затяжку и окутался густым сигарным дымом. На Цейса посмотреть он больше не пытался.
   - Да, в некотором роде, - произнёс он. - А, кстати, не находите ли вы, что нам уже давно пора познакомиться?
   Цейс карикатурно хлопнул себя по лбу и обезоруживающе улыбнулся. Потом протянул руку. Смотрел он при этом вниз, на пепельницу с дымящимися остатками сигарного пепла.
   - Меня зовут Цейс. А вас?
   - Александр Сергеевич. Очень приятно.
   Они пожали друг другу руки.
   Далее я, с вашего позволения, для краткости, буду называть его просто Тёзка.
   Цейс, по-видимому, решил взять быка за рога.
   - Александр Сергеевич, скажите, пожалуйста, каковы мои шансы попросить вас разрешения через некоторое время прислать вам в северную столицу небольшую сумму денег в виде электронного платежа, с тем, чтобы потом получить их в виде местной наличной валюты? Разумеется, за вычетом причитающегося вам вознаграждения.
   Некоторое время Тёзка над чем-то раздумывал. А потом, несколько излишне сосредоточенно произнёс.
   - Позвольте задать вам встречный вопрос. Каковы шансы того, что в результате моего согласия, совершенно посторонние и к тому же неприятные люди когда-нибудь узнают, что в сферу моих профессиональных интересов входят такого рода операции?
   Тут уже наступила очередь Цейса взять паузу для некоторого раздумья.
   - Невелики. Впрочем, там видно будет. А пока ограничусь тем, что сообщу вам: моя деятельность является индивидуальной, то есть ограниченной интересами лично меня, моего друга Бори, - Цейс, а за ним и Тёзка мельком перевели взгляды на меня, - а также ещё двоих моих друзей. Всё. Никаких других лиц и особенно организаций я не представляю. Ручаюсь вам в этом.
   Опять пауза. Потом Тёзка кивнул.
   - Что же. В вашем преподнесении этого мне вполне достаточно. Позвольте уточнить: о какой сумме идёт речь?
   - Несколько миллионов, - мгновенно ответил Цейс. Интонация его ответа при этом была абсолютно спокойной. Он давал понять, что ожидал этого вопроса.
   - В какой валюте? - уточнил Тёзка.
   - В европейской, - так же спокойно произнёс Цейс.
   Тёзка, по-видимому, ожидал этого ответа.
   Он умолк, откинулся на спинку, повернул голову на театральные фонари и снова укутался клубами сигарного дыма.
   Его раздумье продолжалось минут пять. Я понял, что наша встреча подходит к концу, поэтому во время этих пяти минут я почти покончил со своим коньяком, оставив в рюмке только количество, необходимое для одного последнего глотка - чтобы была возможность с достоинством распрощаться. Также за это время я рассчитался с официантом.
   Тёзка сидел напротив нас, глядя на площадь. Вид у него был аристократически-расслабленный, но, если внимательно посмотреть, было видно, что он сосредоточенно размышляет. О чём он думал, мне было непонятно тогда, непонятно и до сих пор.
   Цейс, сидя рядом со мной, тоже рассеяно смотрел то на улицу, то по сторонам, но ни на кого-то конкретно. Оглядевшись вокруг, я заметил, что наша компания привлекает к себе ощутимо напряжённое внимание многих присутствующих. Объектом этого внимания, конечно же, был Цейс, он знал это и старался как мог это досадное внимание развеять и отвлечь.
   Наконец Тёзка повернул голову к нам. На Цейса он не посмотрел, он посмотрел на остаток своей сигары, дымящейся в пепельнице.
   - Что же, почему нет? Я буду рад, если смогу оказаться вам полезным.
   Он вынул из нагрудного кармана маленькую, меньше обычного размера, но при этом не картонную, а пластиковую карточку, и протянул её Цейсу. Цейс мне её потом показал. Надпись была лаконичной: "Александр Сергеевич". И ниже, более мелким шрифтом: "Мамин любимый сын". Потом следовал номер спутникового телефона. И всё.
   Мы поднялись. Последовал взаимный, несколько церемониальный поклон. Потом мы ушли. Уходя, я увидел, что Александр Петрович отточенным взглядом, даже не поднимая руки, подозвал к себе официанта, который поспешил к нему с необычной поспешностью.
   Уже на улице я с сожалением вспомнил, что мой последний глоток коньяка остался невостребованным.
  
   .......................
  
   Когда мы шли домой, Цейс чувствовал, что у меня накопились вопросы. Я видел, что он улыбается, не спеша на них отвечать. Наконец, он нарушил молчание.
   - Боря, а вот скажи, почему всё, что происходит, происходит так, а не иначе?
   И содержание, и интонация говорили о том, что вопрос является риторическим. Но я, почему-то, решил ответить прямо.
   - Потому что кто-то хочет, чтобы всё происходило именно так.
   Цейс искренне и совершенно обаятельно расхохотался.
   - Неплохо-неплохо, Боря, - произнёс он, отсмеявшись. - Можно и так сказать.
   - А как ещё можно? - я тоже попытался изобразить тоном вопроса иронию и сарказм. Чем снова вызвал у Цейса приступ неудержимого смеха.
   - Ладно. Прости. Не буду больше задавать тебе менторские, а потому глупые вопросы.
   Я тут же пожалел о своей раздражительности и заносчивости.
   - Да нет, я не к тому. Просто немножко дискомфортно, знаешь ли... В таких вот ситуациях...
   - Понимаю. Ещё раз прошу прощения. Постараюсь впредь не повторить. Я вот что хотел тебе сказать. Эта встреча с Александром Сергеевичем имела чисто утилитарное значение. Я пытался таким образом объяснить, проиллюстрировать тебе, как выполнить предстоящую тебе задачу. Только вот Толику и Настасье я могу это просто рассказать, а тебе рассказывать мне почему-то неинтересно. И вот я..., понимаешь..., посмотрел и увидел. Увидел, что есть возможность показать тебе это таким способом. Я совершенно не знал, что именно произойдёт. Не знал, что там, на скамейке, сидит именно Александр Сергеевич. Но я понял, увидел, что сегодняшним вечером, а может быть завтра или послезавтра, мы обязательно встретим кого-нибудь или что-нибудь, что поможет мне показать тебе, что именно от тебя требуется. Это не предвидение, не предсказание будущего, нет. Ничего определённого в будущем не существует. Существуют только вероятности. И вероятности даже не конкретных событий, а общего, очень сложного течения жизни. Очень красивого, кстати, течения. И вот оно и определяет все события, те или иные варианты обстоятельств в нём соединены между собой, образуя значимые совокупности, то есть ситуации. И мы, в этом течении просто выбираем те или иные ситуации, те или иные события. Причём большинство людей делает это совершенно бессознательно, интуитивно, либо вообще произвольно, наобум. Но можно научиться сознательно выбирать будущие события, в той или иной степени конкретные. Для этого нужно только научиться их видеть, различать. А для этого, в свою очередь, достаточно просто расслабиться и посмотреть. Посмотреть вокруг, как можно шире вокруг. Странно, что всё это почти никому не понятно...
   Цейс, не глядя на меня, улыбнулся, как-то виновато.
   - Ладно, пошли по домам.
  
   .........................
  
   План состоял в том, чтобы занять исходные позиции, а потом сделать перерыв, ничего не предпринимать. Обосноваться. С тем, чтобы к тому моменту, когда надо будет действовать, внезапное появление кого-то из нас, а потом внезапное исчезновение, не привлекло внимания.
   Я, как уже упоминалось, устроился охранником в офисе Цейса. Работа мне нравилась. Вернее, не сама работа (откровенно говоря, если вы работаете охранником, то работа как таковая напрочь отсутствует), а возможность понаблюдать со стороны, и при этом как бы изнутри, за забавным мирком наёмных клерков престижной транснациональной корпорации. Как оказалось, главным явлением, которое определяло этот мирок, является корпоративный маразм.
   Представьте себе, к примеру, такую вот сценку. В большом центральном офисном зале, заполненном кьюбиклами, который на жаргоне называется "оупен спейс", стоят у окна два человека, которые только что встретились. Может быть, на пути в туалет, или ещё куда-нибудь. Они разговаривают, обмениваются какими-то фразами - приятные люди приятно общаются. Проходит какое-то время, минуты три.
   В этот момент другой человек, сидящий в расположенном рядом кьюбикле, поднимается, поворачивается к собеседникам и, нарочито громким голосом, с противной издевательской интонацией вопрошает:
   - Я не понял, о чём это мы тут общаемся в рабочее время?
   Парни, несколько растерянно, но стараясь "сохранить лицо", пытаются отшутиться
   - О работе, конечно, - произносит с улыбкой один из них.
   Реакция следует незамедлительно. Человек в кьюбикле, всё так же громко и противно гнусавит.
   - О работе? Я вот сейчас схожу к вашему начальнику и уточню у него, что в вашей работе вызывает необходимость обмена мнениями в течение уже... - он смотрит на часы, - пяти минут.
   Ребята с обалдевшим и пришибленным видом отправляются по местам, или куда они там шли, а человек в кьюбикле горделиво, довольный собой, некоторое время обозревает окрестности. Многие из работающих вокруг тоже встали со своих мест или вытянули головы над уровнем перегородок, наблюдая за событиями. Эти люди реагируют по-разному. Кто-то, кого вирус корпоративного маразма, по-видимому, ещё не подкосил, демонстративно утыкается в монитор компьютера, стараясь скрыть выражение раздражения и отвращения на лице. Но есть и другие. Которые с интересом поглядывают на "героя дня", и, встретившись с ним взглядом, заискивающе улыбаются. В такие моменты мне казалось, что я явственно видел зловонные миазмы корпоративного идиотизма, распространяющиеся по воздуху и отравляющие всех на своём пути, причём отравленные начинают тут же распространять такие же миазмы сами.
   Как-то встретил я случайно в баре одного из своих сослуживцев, мелкого клерка, рабочее место которого находилось недалеко от моего поста. Мы разговорились. И как-то незаметно, уже небольшое время спустя, оказалось, что он высказывает мне то, что у него уже долго копилось, а теперь наконец возникла возможность высказать это хоть кому-то. Он говорил:
   - Понимаешь, нельзя у нас по-нормальному. Я пробовал - не получается. И вроде, люди как люди, но... По-нормальному с ними - от них как отскакивает... И тогда приходится... Или ты вылетаешь или начинаешь играть по их правилам. Начинаешь стучать, плести какие-то идиотские интриги... Ты всегда должен быть "на взводе", готовым к тому, чтобы, столкнувшись с очередным хамским наездом, не растеряться, а так же по-хамски ответить. Автоматизм такой должен выработаться, понимаешь? Иначе - сожрут. И знаешь ещё, что интересно? Чем больше во всё это болото втягиваешься, тем меньше делаешь реальной, полезной работы. То есть того, за что тебе по замыслу деньги платят. Я не удивлюсь, если коэффициент полезного действия всего нашего отдела и до пяти процентов не дотягивает. Короче, да пошло оно всё! - И с этими словами он опрокинул очередную рюмку, уже, наверное, десятую.
  
   .........................
  
   В конце ноября я, как-то невзначай, по-настоящему познакомился с Толиком. Сошлись "на короткой ноге", так сказать.
   Не помню, почему мы созвонились, надо было то ли мне что-то выяснить, то ли ему. Поболтали немного, а потом он вдруг говорит:
   - Приходи ко мне в гости, - и адрес назвал.
   - Ладно, говорю. Через полчаса буду, - находились мы почти рядом, оказывается.
   Купил бутылку, как водится - всё-таки, первый раз в доме, - и звоню в дверь. Дверь открывается на цепочку, в образовавшуюся щель выглядывает Толик.
   - Ты один? - спрашивает.
   Я несколько обалдел. К чему такая конспирация?
   - Нет, - говорю, - со мной тут ребята. Гусары нашего полка. Числом один батальон. С конями.
   Он хихикнул и открыл дверь.
   Оказывается, у него как раз на сегодня был намечен очередной обряд огненного погребения родительских денег. И он, чтобы было не скучно, решил меня на него пригласить - в качестве публики.
   А потом я впервые увидел Толика за работой.
   Сейчас вот самое время и вас познакомить с Толиком немножко поближе.
   На мой взгляд, Толик - интроверт. То есть, ему не нравится общаться. Соответственно, он очень немногословен, замкнут, весь в себе.
   Когда я сказал, что Толику не нравится общаться, я не совсем правильно выразился. Интроверты от экстравертов отличаются не тем, что им меньше нравится общаться, а тем, что им нравится общаться с меньшим количеством людей. Понятие "интроверт" вплотную упирается в понятие "совместимость". Есть люди, которые совместимы со всеми. Или почти со всеми. Они живые, весёлые, как правило, доброжелательные. Они приятны всем. Их внутренний мир открыт, область соприкосновения с внутренним миром других людей у них очень широкая. Поэтому эта область с большой долей вероятности соприкасается с внутренним миром большинства других людей, даже тех, у которых внутренний мир открыт всего на чуть-чуть, на маленькую почти точку.
   А вот интровертам сложнее. Их внутренний мир может быть сколько угодно большим, только вот он не желает почти ни с чем, ни с каким другим миром, соприкасаться. Аллергия такая, что-ли?
   Заметьте, это далеко не значит, что интроверты - менее интересные люди. Просто они более избирательные.
   Так вот, Толик - интроверт по полной программе. Интроверт и мизантроп. То есть большинство людей он совсем не любит. По-разному не любит. В основном, свысока - попросту презирает. Иногда не любит на равных, как будто глядя на них исподлобья и определяя, куда бы ударить. И совсем немногих он не любит уважительно. Этих последних он просто старается избегать, никогда не иметь с ними никакого дела.
   Толик не любит отдельных людей и целые их категории. К таковым категориям относятся, прежде всего, пользователи компьютеров. Они же - юзеры.
   Кроме этого слова Толик за время нашего знакомства дал юзерам ряд иных определений. Но эти определения я, в силу природной порядочности, приводить не буду. Это же правило я распространяю и на друге нижеуказанные категории людей.
   Так вот, дальше. Толик не любит: Политиков, бизнесменов, иностранцев, журналистов, юристов, работников телевидения, телезрителей.
  - Излишне самоуверенных молодых мужчин.
  - Излишне эгоцентричных молодых женщин (как правило, со светлым цветом волос).
  - Участников дорожного движения (в особенности, тех же молодых женщин).
  - Матерей вообще всех привлекательных молодых женщин.
  - Представителей правоохранительных органов (в особенности тех, в ответственность которых входит регулирование дорожного движения).
  - Людей, которым нравится манипулировать другими людьми: пророков, проповедников, гадалок, астрологов, лидеров политических партий, телеведущих, и т. д.
  - Тех, кто им верит: сектантов, активистов, участников акций протеста и т. п.
   И ещё многих, многих других.
   При этом Толик, уверяю вас, один из интереснейших людей, с которыми мне посчастливилось познакомиться. Повезло просто, что я как-то не попал в число нелюбимых Толиком граждан.
   Квартирка у Толика была, правильнее всего сказать, компактная. Она была точно рассчитана на одного человека - на Толика - и не более того. Одной из причин такой компактности является то, что Толик, ко всему прочему, очень экологичен. Он ненавидит, когда он сам или, особенно, другие "коптят небо" без естественной необходимости.
   Итак, из миниатюрной прихожей со шкафом для одежды (где, как я потом выяснил, хранилась абсолютно вся толикова одежда, других шкафов не было), я попадал в комнату, которую можно назвать кухней-гостиной. Вернее, кухней-гостиной-спальней. Там Толик жил, когда он не работал. Она барной стойкой разделялась на собственно кухню и собственно спальню-гостиную. В спальне-гостиной был чрезвычайно удобный односпальный диван, который с успехом превращался в чрезвычайно удобную двуспальную кровать - чудо инженерного и дизайнерского искусства. В кухне были кухонные шкафы, холодильник, плита и два барных табурета, примыкающих к разделительной барной стойке. Да, в гостиной стояли ещё два удобных кресла и журнальный столик. Всё.
   Одна дверь из этой комнаты вела в толиков кабинет (о нём позже), другая в туалет, третья в ванную. Причём не в ванную, а в ванну. Открывая дверь, нужно было переступить через бортик огромной ванны-джакузи, которая заполняла собой всё пространство этой маленькой комнаты.
   Теперь о толиковом кабинете.
   В нём не было окон. Дверь была только одна, входная, очень технологичная - она закрывалась тихо, мягко, компактно и очень плотно, делая кабинет абсолютно звуконепроницаемым. Дверь закрывалась на три замка разных типов - электронный, механический, и какой-то там ещё, типа, интернет-управляемый.
   В кабинете была избранная Толиком и регулируемая компьютерной системой температура и влажность. Работала абсолютно беззвучная и неощутимая вентиляция.
   "Кабинет" - не совсем подходящее название. Это был скорее бункер, центр управления, рубка, кокпит.
   Так вот, представьте, вы туда входите.
   Стол, а правильнее сказать, панель - это горизонтальное продолжение стен, просто разрезающее пространство на уровне локтей сидящего человека и очерчивающее по краю полукруг. В центре полукруга - толиково кресло. Оно огромное, но лёгкое, изящное, очень комфортное. Сделано по спецзаказу и обито чудесной рифлёной чёрной кожей.
   Перед креслом висит клавиатура. Это чёрная плоская панель, формой напоминающая полукруглый коржик. Кнопки на ней при нажатии проваливались, но совсем немножко, буквально на миллиметр. Они были раза в два больше обычных кнопок клавиатуры, и в темноте светились призрачным зелёным светом. Клавиатура висела на специальном манипуляторе, позволяющем перемещать её в пространстве как угодно и тут же намертво фиксирующем её в новой точке пространства.
   На правом подлокотнике кресла - площадка для "мышки", совершенно футуристичной и тоже светящейся неоново-зелёным светом, на левом - углубление для огромных размеров кофейного стакана с крышкой. В стакане - адское варево: очень крепкий кофе, сваренный не на воде, а на смеси коньяка с колой, с добавлением большого количества сахара и с растопленной во всём этом чёрной шоколадкой.
   На передней стене висят вплотную друг к другу три огромных монитора. Один, по центру - основной. Там, как Толик выражался, "происходит движение". На боковых мониторах, немножко развёрнутых вовнутрь, расположены толиковы "игрушки". С их помощью Толик участвовал в "движении" на центральном мониторе.
   Во время работы Толик похож одновременно на древнего боевого мага и на современного оперирующего хирурга. Нейро- или кардио- хирурга. Потому что Толик работал он-лайн.
   Мне сразу вспоминается анекдот про то, как кардиохирург приехал на автосервис ремонтировать машину, а автослесарь ему говорит: "Вот ты, вроде как, движки ремонтируешь, и я тоже. Только тебе в десять раз больше платят. Почему?". На что кардиохирург просто з_а_в_ё_л двигатель и говорит: "Ремонтируй".
   Так вот и Толик. Всякие там хакеры долго готовятся, пишут какие-то злобные программы-вирусы, приноравливаются, а потом ка-ак запустят их! И - в сторону. Сидят, потирая потные ручонки, и смотрят на то, как сами собой происходят дела их пакостные.
   Толик не такой. Он готовится, тренируется, "накачивается". Потом надевает свои боевые доспехи, навешивает на себя оружие и выходит в Сеть - сильный, мощный, очень опасный. Но при этом лёгкий, быстрый и невидимый. И он находится там, внутри во всё время атаки. Он готов к отражению. Понимает, что это может быть больно (а вернее, дорого) и, самое главное - рискованно. Он рискует жизнью. И это уже не метафора и, может быть даже, не гипербола. Если бы его хоть раз засекли, потом проследили, и потом нашли физически - это был бы конец его работе, раз и навсегда. То есть для него - смерть.
   Засекали его много раз, следили, гнались за ним - реже, а вот догнать, найти - этого ни разу. Поэтому Толик и до сих пор жив, здоров, хорошо выглядит, располагает значительными финансовыми ресурсами, чего и вам желает.
   Что представляют собой толиковы доспехи и толиково оружие, я вам сейчас расскажу.
   На правом мониторе у него много-много причудливых иконок, объединённых в небольшие группы. Это маленькие, но бойкие программки, которые активируются, когда толиков курсор в виде эльфийского меча просто прикасается к ним (никакого "дабл-клик", просто, один раз - щёлк! - и иконка исчезает, а центральный экран тут же сильно изменяется).
   На левом экране открыты штук двадцать-тридцать маленьких окошек разной величины. На каждом из них полностью виден, без всякой прокрутки, участок кода, маленькая программа. Каждая такая программа может сработать сразу, как правые иконки. Но только вот особую, страшную силу они приобретают, когда Толик, прямо перед запуском, слегка их редактирует.
   Находясь уже внутри какой-нибудь цифровой крепости и видя её защиту (такие же невзрачные строчки программного кода), Толик наводит меч-курсор на одно из окошек, выделяет маленький участок кода, редактирует его, потом ещё один, и ещё. А потом нажимает кнопку на клавиатуре, откидывается на спинку кресла, нашаривает в подлокотнике стакан и делает из него большой глоток.
   В такие минуты Толик красив, как бог. Оценить это, к сожалению, ни у кого, кроме меня, не было возможности. Толик ненавидит, когда у него в кабинете кто-то сидит за спиной. Каким-то странным образом, меня он причислил в разряд исключений. Я там сзади, с левой стороны, нашёл, почти выкопал, маленький такой закуток, нишу. Когда Толик мне показывал свой кабинет, я эту нишу сразу заприметил. Пристроился там, как бы невзначай, и во время последующего разговора уже оттуда не выходил. Так и остался там, когда Толик на что-то отвлёкся и перестал обращать на меня внимание. Это потом уже я затащил туда складной стульчик с мягкой спинкой.
   Так вот и повелось, что после очередных посиделок в гостиной я просто спокойно, как бы само собой, заходил в кабинет следом за Толиком. Тихо, незаметно, с двумя стаканами в руках - его и своим. В моём был обычный кофе с коньяком. Толик недовольно на меня оборачивался, вздыхал, нажимал несколько кнопок на панельке управления вентиляцией, и усаживался в своё мега-кресло. Я вставлял в выемку на подлокотнике его стакан и как бы исчезал.
   Обычно толиков рабочий сеанс проходил так. Он проверял два своих почтовых ящика - один обычный, второй секретный. Потом заходил на пару чатов и пару социальных сетей. "Рыбалка", своего рода. И на всех расставленных сетях всегда было полно рыбы.
   Вот типичный пример.
   Сообщение в почте:
   "Привет. Хочу читать сообщения, которые приходят на адрес "kisska@... Это почта моей жены. Плачу ..."
   Ответ Толика:
   "Сверни эти деньги в трубочку и засунь своей жене в ... Получишь больше удовольствия."
   Адреса электронной почты Толика были эмулированными клонами. На самом деле они как таковые не существовали. Поэтому, если он не хотел видеть ответы на какие-то свои сообщения, он их не видел.
   Дальше. На чате:
   - Буэнос диас.
   - Да.
   - Это синьор Америго Бонасера?
   - Да.
   - Код 234.
   - Цель?
   - 936.
   - Сумма?
   - ...
   - Нет, для 936 это мало. Там на входе стоит ... ... ...
   -  Респект. Тогда ...
   - Допустим. Время?
   - Да хоть сейчас.
   - Начинаю, когда увижу деньги.
   После этого Толик тут же начинает обновлять содержание обоих боковых мониторов. Он готовится к атаке. Я осторожно и бесшумно протягиваю руку к его стакану, достаю его и доливаю до краёв из прихваченного с собой термоса. Потом, водрузив стакан на место, тут же снова растворяюсь во мраке. Толик, конечно, всё замечал. В момент, когда напиток начинал литься из термоса в стакан, он замирал, впрочем, только на секунду, потом кивал, и опять возвращался к своим занятиям.
   Курсор переезжает с иконки на иконку в правом окне. И на секунду замирает. Я буквально физически вижу мыслительное напряжение, концентрацию, которая связывала Толика и эту маленькую иконку. Потом Толик или быстрым, отточенным движением "убивал" иконку на экране, или оставлял на месте.
   Покончив с убийствами, Толик, приступал к прямо противоположному процессу. Уподобясь виртуозу-пианисту, он начинал набирать некие комбинации клавиш. После каждой такой комбинации на экране появлялась новая иконка. Потом ещё одна, и ещё. Иконки всё появлялись и появлялись. Они были разные, в виде самых разных образов. Сначала, например, извергающийся вулкан, потом обнажённая женская грудь, дальше вдруг - новогодняя ёлка, а после неё - гаишник с жезлом. И так далее, и тому подобное. Толик навешивал на себя свой арсенал.
   Добравшись до конца этого процесса, он задумывался..., а потом, одним резким и точным движением вдавливал какую-то комбинацию клавиш. Иконки сгруппировывались заново, образовывая компактные группы. И, казалось, замирали в боевой готовности.
   Когда правое окно было готово, Толик какое-то время смотрел на него, тёр ладонями лицо и периодически вздыхал.
   А потом откидывался на спинку, брал в левую руку стакан из подлокотника и делал три солидных глотка. А потом правой рукой переводил мышкой курсор на левый монитор.
   И расслаблялся.
   Было видно, как он отпускает ниточки, держащие его в этом мире, и уплывает куда-то в мир другой.
   Я сидел и боялся шелохнуться.
   Кстати, сейчас я понимаю, что если бы я тогда издал хотя бы один различимый звук, на этом всё бы и закончилось. Я бы вылетел под действием толиковых пинков из кабинета, потом из квартиры. И после этого вряд ли бы уже туда когда-нибудь вернулся.
   Но я справился. Я понимал, что "освежить" толиков стакан стоит не сейчас, а немножко позже, но не слишком поздно. А сейчас надо замереть и уподобиться молчаливой галлюцинации. Что я и делал.
   Толик находился в другом мире около пяти минут. Поверьте, я употребляю это выражение не как фигуру речи. Я абсолютно уверен, что сознание Толика полностью покидало его. И удалялось куда-то, где видно не только и не столько настоящее, но и будущее. Как иначе можно объяснить тот факт, что, по прошествии пяти минут Толик вздрагивал и начинал невероятно быстро, лихорадочно, редактировать содержание находящихся на левом экране окон с программным кодом?..
   Он редактировал не все программы, что-то около половины. Но, голову даю на отруб, он совершенно точно знал, какие окна редактировать, как именно, и почему именно они ему пригодятся в следующие полчаса.
   Наступало время, собственно, атаки.
  
  =============
   Я вам опишу не первую из виденных мной толиковых атак, а, по-моему, пятую.
   В момент перед началом - момент истины - Толик глубоко вздохнул, а потом обернулся ко мне, подкупающе улыбнулся и произнёс:
   - Борь, давай я тебе расскажу.
   Он перестал улыбаться, его взгляд как будто нырнул внутрь головы.
   - Честно говоря, я уже давно ждал этого заказа. Готовился к нему заранее. И вот он поступил.
   Короче, мне нужно достать файлы, которые содержат расчёт инвестиционной привлекательности поглощения одной большой компании другой, ещё большей компанией. Моя задача - показать моему клиенту, как далеко те люди готовы пойти.
   Звучит не очень конкретно. Но не важно. Смысл понятен.
   Признаюсь только тебе. Задача очень нелёгкая. Даже для меня.
   Но есть хорошие новости. У нас есть инсайдер. Он выложил мне всю файловую структуру и показал, в какой именно папке находится то, что мне нужно. А также он рассказал, насколько он сам знает, какова система их компьютерной защиты. Так вот, сейчас я, если повезёт, эту защиту незаметно взломаю, и окажусь на какое-то время одним из сотрудников их прекрасной фирмы, а вернее, одним из её высших руководителей - потому что эта папка доступна только очень и очень высокому руководству.
   Конечно же, таких, как я, там ждут. Причём ждут в нескольких местах.
   Меньше всего меня ждут в том офисе, где физически на сервере находится папка. Тамошние айтишники - сброд. Исполнители. Клоуны. Их я во внимание почти не принимаю.
   Дальше. Есть системные администраторы так называемого кластера. Они дежурят круглосуточно, и в этом их слабость. Их бдительность притупляется ночью. Мне нужно будет, чтобы они не обратили на меня внимания, или обратили, но не отреагировали в течение пяти секунд. Вернее пяти целых, семи десятых секунды.
   Это тоже не проблема. Наш визави знаком с этими людьми, и рассказывал, что там по политике отдела кадров обязательно дежурят люди разного пола. Такая вот странная политика. И он, наш парень, рассказывал, что ночные дежурства у них давно уже превратились в весёлые вечеринки. Завтра всех участников вечеринки уволят, но это уже их проблемы. Мне важно знать, что пять и семь десятых секунды у меня будут.
   Главная моя проблема - люди в главном офисе. Ты знаешь, Боря, что значит аббревиатура "FTS"?
   - Нет. - ответствовал я, стараясь не быть чересчур заметным и не прерывать его мысль.
   - "FTS" - значит "Follow the Sun". То есть "Следуй за Солнцем". Это стандарт сетевой компьютерной поддержки в больших компаниях, заключающийся в том, что за состоянием всей компьютерной безопасности планеты следят люди, у которых сейчас рабочий день. А так как у таких компаний офисы по всему миру, то и поддержка оказывается круглосуточной. Вот сейчас мы посмотрим, кто мне сегодня будет по-настоящему противостоять.
   Толик повернулся к экрану, изящным движением вызвал на нём окошко, в котором находились незаполненные текстовые поля. Толик очень быстро заполнил каждое поле - я успел только заметить, что в одном из окон он ввёл нынешнюю дату, время, потом название компании, и, по-моему, часовой пояс. Толик ткнул кнопку "Enter".
   Почти без всякой задержки на окне экрана появились фотографии двух людей. Каждой фотографии сопутствовало начало текста - чтобы его увидеть полностью, нужно было кликнуть на определённой кнопке. Толик этого не сделал. Он на секунду замер, глядя на фотографии, потом как бы обмяк, расслабился.
   - Да нет, Боря, сегодня ничего не будет, - произнёс он, разворачиваясь в кресле ко мне. - Плесни мне ещё.
   Я наполнил стакан, поглядывая то на Толика, то на фотографии на экране.
   - Кто это, Толик? - осторожно спросил я.
   Толик глотнул из стакана, откинулся на спинку, положил ноги на стол, и, как-то немножко стесняясь, заговорил:
   - Странное совпадение... Одновременно, представляешь?.. - пауза, глоток из стакана. Толик вдруг оживился.
   - Я расскажу тебе, Боря, кто эти люди. Вот это вот - Ашиш. - Толик указал стаканом на фотографию красивого улыбающегося восточного вида парня, лет двадцати пяти-тридцати. - Зовут его так - Ашиш ... (он назвал цветистую восточную фамилию). Сейчас он сидит в ... (он назвал большой, очень большой город), в каком-нибудь небоскрёбе на каком-нибудь этаже и ждёт там меня.
   Толик явственно покраснел. При этом я увидел, что он чуть-чуть улыбается, стараясь эту улыбку скрыть.
   - Да, было дело. Сцепились мы с ним когда-то... Честно говоря, мне просто повезло. Не знаю... Ну, повезло и всё... Короче, он за мной гнался, но не поймал. Случайно. Кроме шуток тебе говорю, - повезло просто.
   Толик, уже не заботясь ни о чём, прихлёбывал из стакана.
   - А вот это, - Толик показал на тоже улыбающуюся, азиатской внешности, очень обаятельную девушку на второй фотографии. - А вот это - Йинйи. Йинйи ... (на этот раз фамилия была всего из трёх букв). Она, вообще-то, себя называет Мишель. Чтобы не заставлять европейцев и американцев произносить её трудное имя.
   Толиков взгляд затуманился, казалось, он погрузился в приятные и увлекательные воспоминания.
   - Поверь мне, Боря, если кто-нибудь когда-нибудь меня поймает, то это будет она...
   Он посмотрел на свой стакан, но от вида его, как мне показалось, разочаровался.
   - И вот сейчас именно она сидит там у себя в ... (один из самых больших городов мира) и тоже ждёт. Только не обязательно меня. Она ждёт любого. И любого она способна поймать. Из них всех она - лучшая.
   Он замер, глядя в экран.
   Я невольно вгляделся в фотографию Йинйи, то бишь Мишель. Молодая, явно в хорошей форме, обаятельная, глаза прямо-таки искрятся умом и доброжелательностью.
   Я искренне Толику не позавидовал. "Не получилось", - подумал я.
   Толик сидел спокойно, в полуобороте ко мне, глядя куда-то... - взгляд его явно фокусировался гораздо дальше, чем его преграждала звуконепроницаемая стена.
   - А может, попробовать?.. - как-то нерешительно произнёс он.
   - Да ладно тебе, Толик. Успокойся, - совершенно искренне обеспокоенно, залопотал я. Как-то, толиково уважение перед этими двумя людьми передалось и мне. И поэтому я не на шутку испугался.
   Но Толик, похоже, уже принял решение.
   - Да ладно... Чё ты, Борь?.. - в толиковом взгляде появились совершенно физически видимые искорки. - Ты думаешь, я что - просто так тут, погулять вышел? Я тоже чё-нить стою в этом мире, да?..
   С этими словами он оттолкнулся ногами от стены под столом, немножко отъехал назад, потом опустил руки на висящую в воздухе клавиатуру и резким рывком придвинул её к себе. Я понял, что шутки кончились.
   Толик поднял расслабленные кисти рук над клавиатурой и замер так, в красивой и хищной позе, похожей на позу пианиста, готового обрушить пальцы на клавиши и начать триумфальный сольный концерт.
  
  ..........
  
   И началось.
   Толик вбросил первую команду в маленьком окне на центральном мониторе.
   В возникших трёх окнах тут же замелькали строчки программного кода.
   Толикова голова не шевелилась. В это мгновение я подумал, что между ним и Цейсом есть что-то общее - вот это - они воспринимают информацию не постепенно, а сразу, одновременно. Может быть, именно поэтому Цейс его увидел и нашёл?..
   А тогда, может быть, и во мне есть такое что-нибудь, вот эта способность. Иначе, по какому принципу Цейс выбирает себе людей?
   Забегая вперёд, скажу, что я и сейчас не нашёл ответа на этот вопрос. А тогда я сидел и, как загипнотизированный, смотрел, как Толик вершит свою магию.
   Действительно, на магию это было похоже больше всего. Толик швырял в экран программы, набивал на клавиатуре короткие, чёткие коды, и потом опять швырял. На экранах всё менялось. Появлялись и исчезали какие-то окна, иногда просто со строчками программного текста, а иногда, вдруг, с изображением комнаты в офисе - так, как её снимает камера наблюдения.
   А потом в одном открывшемся окне появилось изображение обычного десктопа - как будто ты сидишь перед компьютером, только что его включил, и вот - то, что ты видишь.
   Толик буквально вгрызся в это изображение. Он защёлкал мышкой на иконках папок директорий, субдиректорий, и так далее. Наконец он увидел то, что искал. Единственную папку, озаглавленную "Investment analysis". Толик, ни на мгновение не задерживаясь, щёлкнул по клавиатуре, как я догадался, комбинацией клавиш Ctrl-C, а потом, переведя мышку в другое окно, точно так же чётко ударил в клавиши Ctrl-V. На экране появилось окошко копирования.
   Процесс происходил жутко медленно. Мне показалось, что каждый следующий квадратик в линии, показывающей процент копирования, появляется раз в минуту. Конечно, это было ложное впечатление. Толик копировал буквально несколько мегабайт, и заняло это секунд пять-шесть, не больше. Это уже потом я понял, именно поэтому Толик упоминал пять целых семь десятых секунды.
   Эти секунды, и их доли, Толик не тратил зря. Тут же в других окнах появились такие же сообщения о копировании, потом об отмене этого копирования. Потом, в результате толиковой чертовски-проворной деятельности, появилось окно "Вы уверены, что вы хотите редактировать этот файл?". В него тут же полетела иконка с изображением очень длиннорогого козла. Потом это окно закрылось, тут же открылось окно "Опасность вируса!". Тогда Толик переместил курсор в левую панель, настучал там что-то, и последнюю клавишу буквально вгвоздил в пластик панели. Потом, вдогонку, буквально закидал центральную панель иконками справа.
   В какой-то момент всё успокоилось. На центральной панели перестали возникать и тут же исчезать маленькие окна - своим исчезновением каждое из них было обязано уже почти ленивым действиям Толика. В какой-то момент окна вообще перестали появляться.
   Я посмотрел на Толика и увидел, что его внимание и концентрация вовсе не ослабли. Он, притаившись, ждал. Рука его была на кнопке мышки, курсор которой находился на иконке, изображавшей медитирующего Будду.
   Вдруг на центральном экране возникло окно, на котором невероятно быстро побежали строчки программного кода.
   - Вот она... Привет, Йинйи, - произнёс Толик, как-то отрешённо. В его голосе звучало не просто уважение, там было искреннее удивление тем, как далеко может зайти человеческий разум.
   Толикова рука кликнула на Будде. Иконка исчезла. Тут же, следом за ней, исчезло и программное окно на центральной панели.
   - Блин, - произнёс Толик. - Если я на ком-нибудь когда-то женюсь, так это только на ней.
   Он обернулся ко мне.
   - А ты вот, Боря, и не понимаешь, как близок ты был сейчас к тому, чтобы ощутить на запястьях очень неприятный, мерзкий холод стальных наручников... Но уже, вроде, всё... Вырвались...
   Толик откинулся в кресле и протянул мне пустой стакан. Я налил ему и себе.
   Это было приключение, недетское.
   - Пошли. - Толик говорит, направляясь к выходу. А я ещё секунд несколько собираюсь с мыслями. В себя прихожу. Такие заявления, знаете ли, когда их слышишь от Толика, или особенно от Цейса, очень пробирают. Понимаешь, что так вот и есть на самом деле. Не просто понимаешь, а чувствуешь. Очень остро чувствуешь... Страшно, знаете ли...
   Ну, да ладно...
  
  .........
  
   Мы выбрались из кабинета в гостиную. Толик не преминул обронить несколько ёрнических выражений. Но видно было, что он очень доволен. Что он реально победил. Реально - потому, что победы бывают разные. Бывают просто, под воздействием обстоятельств. Бывают, да, типа, я сильнее, и вот я победил. Только вот эти победы вызывают у тебя расслабленность, как после полового акта, а у твоего врага сосредоточенность и концентрацию. Что обусловливает его, врага, победу в недалёком будущем.
   А вот по Толику было видно, что он ощущает победу третьего, более высокого уровня. Такую победу, которую и Ашишу, и Йинйи не стыдно будет отпраздновать. Почему-то я понял, что все эти уважаемые люди спишутся-созвонятся, и отпразднуют эту победу вместе, в разных местах, но искренне, и достойным образом.
  
  .........................
  
   Мы с Толиком вышли из сумрака "кабинета" в тоже сумрак его гостиной. Гостиная тут же плавно осветилась скрытым, мягким светом. За систему освещения квартиры Толик, по его словам, не просто выложил большие деньги. Он ещё и вынужден был довести до конца роман, последний (до тех пор) в его жизни, с очень продвинутой дизайнершей-осветительницей. А она в итоге содрала с Толика, как она уверяла - для своей фирмы, совершенно чудовищную сумму. А себе она, типа, вообще ничего не взяла. Толик ей не верит. А я вот, не знаю почему, верю.
   Мы сели за стойку, с разных сторон. Толик, видимо, всё ещё нервничал - процесс успокоения шёл, но ещё не дошёл до конца. Толик, немножко поколебался, а потом, пробурчав "А когда же ещё?..", достал с самой верхней полки бутылку очень красивого коньяка. Что интересно, бутылка сама по себе была довольно-таки скромная, но от всего её вида, странным образом, доносились флюиды долголетия и роскоши. Когда Толик разлил коньяк, я убедился, что первое впечатление не обмануло.
   Я поднёс к носу коньячницу, понюхал, выразил взглядом соответствующие чувства, чокнулся с Толиком, пригубил, пожевал, глотнул... Откинулся, насколько позволила невысокая спинка барного стула и предложил:
   - А давай Цейсу позвоним?
   Толик чуть вздрогнул, потом, улыбаясь, на меня посмотрел. Было видно, что я "снял" у него эту мысль.
   Цейс ответил сразу же, как будто всё это время ждал нашего звонка.
   - О! Привет! - несколько карикатурично провозгласил он, вместо "алло".
   - Цейс, мы тут с Толиком сидим у него дома, бездельничаем, думаем, а не пройтись ли куда-нибудь?
   Цейс карикатурично глубоко вздохнул.
   - Да, Боря, если бы я вот так же бездельничал, как вы в течение последнего часа... Жизнь была бы просто малина...
   Как говорится, эффект был велик.
   - А что случилось в течение последнего часа? - произнёс я, и, услышав тембр своего голоса, тут же об этом пожалел.
   - Да вот, весь Интернет кого-то сильно уважает, а вот кого - они не могут понять.
   - А я здесь при чём? - и это выговорить, мягко говоря, не очень хорошо получилось.
   - Боря, а почему ты сказал "я", а не "мы"? Двойка тебе, Боря! Вот так и попадаются.
   Я окончательно утратил дар речи.
   - Боря!.. Боооря!.. Ты ещё здесь? - явно смеясь, взывал ко мне Цейс. - Это дело, того, отметить надо. Давайте, подгребайте к клубу "......", в центре, на Парковой, знаете?
   - Да, знаю, только я там ещё ни разу не был.
   - Отлично, вот и познакомишься с достопримечательностями столицы.
  
  ....................
  
   Когда мы с Толиком вышли из такси перед этим клубом, мы увидели небольшую, но довольно ощутимую очередь. Мы, как и полагается, заняли место в этой очереди и начали медленно двигаться в темпе, определяемом двумя, несколько излишне интеллектуального вида охранниками, являющими собой пресловутый "фейс контрол".
   Когда очередь дошла до человека, стоящего перед нами, охранники, как будто даже не сговариваясь, перейдя на английский язык, забурчали:
   - Ноу, экскьюз ми. Сорри. Куд ю, плиз...?
   И, довольно живо, жестами и интонацией стали поворачивать стоящего перед нами человека в сторону, чтобы не мешал процессу входа.
   Я посмотрел на выдворяемого человека и был искренне удивлён. Перед нами стоял довольно молодой парень, внешностью явно не с этого континента, смуглый, но с европейскими чертами лица, весьма интеллигентного вида. Цвет кожи и выражение взгляда выдавали в нём, скажем так, очень иностранца.
   Мы с Толиком всё ещё соображали, что происходит и почему это может происходить, как вдруг, непонятно откуда, перед охранниками возник Цейс.
   Мы даже не видели его лицо. Просто он предстал пред охранниками, произнёс: "Это со мной", взял иностранца под локоть, и уверенно и беспрепятственно прошёл с ним в гостеприимно открывшуюся перед ними фотоэлементную дверь.
   Я понял, что сегодняшний вечер ещё далеко не окончен. Повернул голову и увидел, что Толик понял то же самое. Повернул голову обратно на охранников, и до меня дошло, что они вообще ничего сейчас не понимают. У обоих из них рот был полуоткрыт, и они озирались то на очередь впереди, то на закрывшиеся сзади зеркальные двери. Вид у них был при этом весьма пришибленный.
   Воспользовавшись их состоянием, мы с Толиком уверенно прошли внутрь.
   Клуб был очень даже неплох. Он располагался на трёх этажах, нижний из которых занимал кальян-бар, средний - дискотеку, а верхний - ресторан. Гости могли перемещаться между этажами, как им было благоугодно.
   Когда мы с Толиком вошли в дискотечный зал, Цейса мы не увидели. В тот момент, зная Цейса уже не первый день, я понял, что, раз он не пожелал с нами увидеться на входе, значит, так и надо. И я со спокойной совестью увлёк Толика за барную стойку.
   По времени мы пришли почти идеально. Клуб уже почти заполнился, но место за барной стойкой, с трудом впрочем, мы всё же нашли. Находилось оно в углу, возле колонны. И было оно одно. То есть, если я сидел, то Толик должен был стоять рядом, и наоборот. Это, однако, нисколько не помешало нам. Особенно учитывая то, что буквально минуты через три, едва мы успели чокнуться фирменным клубным шотом, к Толику подошла какая-то леди, лет двадцати, и что-то проговорила ему в ухо. При этом она пританцовывала в ритме окружающей музыки. Толик, хоть и выглядел несколько уставшим, заинтересованно взглянул на девушку и удалился вместе с ней к танцевальной площадке. Я подивился широте здешних нравов и, только было обернулся к бару в поисках повторения фирменного коктейля, как почувствовал на своём плече мягкое приятное прикосновение. Я повернул голову и увидел перед собой очень эффектную брюнетку в крайне декольтированном наряде. Брюнетка улыбнулась мне и жестом попросила придвинуться к ней ближе, с тем, явно, чтобы что-то важное мне сообщить.
   Я, вы знаете, никогда не против того, чтобы выслушать мнение по какому-нибудь вопросу какого-нибудь человека. Но в тот момент что-то мне подсказало, что в этот клуб мы пришли вообще не за этим, что мы сейчас вообще на работе. И поэтому я прижал ладонь к груди, потом развёл руки в стороны и отвернулся к бару. Очень вовремя, потому что передо мной стоял бармен, вопросительно на меня глядя. Я постарался, так как перекричать музыку было нереально, изобразить ему на пальцах сообщение "ещё один фирменный шот". По-моему, удалось. Буквально через несколько секунд бармен поставил передо мной горящую рюмку. Я, не дав пламени уничтожить в рюмке самое ценное, тут же погасил её, опрокинув себе в рот. И не успел насладиться эффектом этого пожаротушения, как опять почувствовал, что кто-то похлопывает меня по плечу. Я вздохнул и, готовясь высказать уже менее деликатное замечание в адрес настойчивой брюнетки, обернулся. Но увидел перед собой не её, а... улыбающуюся физиономию Цейса. Продолжая улыбаться куда-то в сторону, он почти прокричал:
   - Идём, Боря, вниз! У нас там веселее!
   Я кивнул и стал искать взглядом Толика. Нашёл его довольно быстро. Толик танцевал с увлёкшей его дамой под несколько излишне интимную мелодию. Причём степень близости дамы к Толику и проделываемые ею движения были таковы, что я подумал, что Толик должен на ней жениться, как честный человек. В этот момент наши с Толиком взгляды пересеклись. Глаза его были наполнены ужасом. Он впился в меня взглядом и его губы беззвучно произнесли: "Спасай меня, ё...........".
   Я всё понял, положил на стойку купюру (бармен заметил, поклонился и улыбнулся), и поспешил выручать друга.
   Подойдя, я взял Толика за локоть, резко дёрнул его на себя, и официальным тоном проговорил:
   - Пройдёмте!
   Девушка, державшая Толика в объятиях, вздрогнула и воззрилась на меня с изумлением и некоторым испугом.
   Толик не растерялся:
   - Какое вы имеете право?! - заорал он. Девушка как-то расслабилась и забегала глазами по сторонам. Я, не теряя инициативы, обернулся к ней, внимательно посмотрел ей в глаза (она явно смутилась) и произнёс:
   - А вы, позвольте, кем приходитесь этому гражданину?
   Девушку как ветром сдуло. Толик посмотрел на меня дружеским и благодарным взглядом.
   - Пошли, - говорю, - Цейс там чё-то поговорить хочет.
   Цейс с давешним иностранцем сидели в угловом диванном закутке кальян-бара. Здесь было уютно, хорошо пахло восточными благовониями, музыка была не очень громкой, а взгляд услаждали совсем не восточной внешности танцовщицы, исполнявшие танец живота.
   Мы, сохраняя отстранённое, непосредственное выражение лица, подсели на диванчик, противоположный тому, за которым сидели Цейс и его иностранный друг. Разговор дальше происходил по-английски, но я сразу возьму на себя ответственность правильного перевода.
   - Знакомьтесь, - говорит Цейс, - это Алессандро. Из одного прекрасного города. Там еще памятник красивый. С расставленными руками. Мы с Алессандро договорились, что будем звать его просто Алек. А это вот - Боря, Толик, знакомьтесь, пожалуйста.
   Алек обаятельно улыбнулся, посмотрел на нас через почти круглые, очень технологичные очки и протянул руку.
   - Алек.
   - Толик, - подхватил Толик, пожимая руку.
   - Боря, - произнёс я, уже начиная догадываться.
   - Да, как созвучно, - Алек - Толик, - произнёс Цейс, укрепляя мою догадку. Толику предстояла поездка в южную страну.
   - Девушка! - прикрикнул я, обращаясь к проходившей мимо официантке, - каковы наши шансы получить от вас что-нибудь латиноамериканское. Я не кокаин имею в виду.
   Официантка насторожилась, бросила быстрый взгляд на меня, потом обвела им всю нашу компанию, на Цейсе вдруг запнулась. Что-то там внутри оценила, и произнесла:
   - Мохито могу предложить.
   - Браво! - произнёс Цейс и демонстративно захлопал. - Итак, четыре мохито.
   Девушка удалилась.
   - Вы знаете, Алек, это иронично. Толик вот как раз собирался посетить вашу страну. - Цейс прямо, в глаза, посмотрел на Толика.
   К чести Толика будет сказано (потому что я знаю, как это - когда Цейс вдруг решает на тебя посмотреть), он не растерялся и всё правильно понял.
   - Да, - произнёс Толик, - понимаете, всю жизнь была мечта. Вот эту фигуру Христа посмотреть. И вид на город оттуда, с подножия. Красиво, наверное...
   Цейс удовлетворённо откинулся на спинку дивана, улыбаясь, и глядя вроде бы на танцовщицу. И я, и Толик знали, что он смотрит на нас. Тут включился Алек.
   - А когда вы собираетесь? Я тоже возвращаюсь домой буквально на следующей неделе.
   Синхронность, с которой мы отреагировали на это замечание, иллюстрировала, что мы находились "на одной волне" и полностью понимали контекст происходящего.
   - Поразительно! - произнёс Толик. - Неужели, эти чёртовы девять часов я буду лететь не в одиночестве?
   С этими словами он повернулся к Алеку. Алек, искренне улыбаясь, смотрел на него.
   Тут я, конечно, не мог не вступить.
   - Говоря о перелётах... Я вот, например, считаю, что общаться с кем-то во время длинного рейса - это почти обеспеченно. А вот иметь, о чём пообщаться - это уже почти роскошь...
   Присутствующие оживлённо закивали. Алек с Толиком пересеклись взглядами, казалось, поняли друг друга без слов, и начали озираться по сторонам. Я посмотрел на Цейса. Очень ожидал, что он будет хоть в какой-то степени доволен. Однако, неожиданно, всё было скорее наоборот. Взгляд Цейса, обращённый на дымящуюся перед нами на столе благовонную свечу, был задумчивым, и неопределённым. Скажем так, философски-обречённого выражения. Причину этого я понял только несколько недель спустя.
   Дальше всё шло практически само собой. Толик с Алеком остались в заведении, а мы с Цейсом, сославшись на усталость, вышли на улицу.
  
  .........................
  
   Мы шли по тротуару спускавшейся вниз изогнутой улицы. Была холодная, морозная даже, но безветренная ноябрьская ночь. Я с удовольствием вдыхал чистый морозный воздух, поглядывал по сторонам на тёмные окна старинных домов. Ждал, когда Цейс что-нибудь скажет. В последнее время во мне сформировалась своего рода привычка ждать от него первой фразы. Как-то интуитивно я понимал, что мы хорошо поговорим только в том случае, если направление беседы задаст Цейс. И вот он произнёс:
   - Я тебя, Боря, очень хорошо понимаю. Ты мне хочешь задать вопрос, только не знаешь, как его правильно сформулировать. Я тебе помогу. Спроси меня, Боря: "Цейс, а что такое аура?"
   - Ну и...?
   Я, сощурившись, глядел на свет фонарей, расставленных по обратной стороне уходящей вниз и вправо улицы. Свет фонарей был почти на уровне глаз, и он расплывался в такое колеблющееся свечение, в котором плясали весёлые искорки.
   Цейс выдержал паузу. Судя по всему, настроение у него было прекрасное. Оно и мне передавалось, улучшая и моё настроение, хотя, казалось бы, куда ещё улучшать?..
   Знаете, вот бывает, что на исходе бессонной ночи, проведенной хорошо, возвращаешься домой. И чувствуешь себя довольно бодро, ясно, спать совсем не хочется. Более того, всё видится отчётливо, мысли приходят вроде бы незначительные, но почему-то приятные. И время от времени накатывает чувство пьянящей, расслабленной уверенности. Чувство почти... счастья. Такое специфическое, уникальное, предрассветное ощущение. Возникающее только после хорошо, но без сна проведенной ночи. Вот то же самое чувствовал я тогда.
   - Аура, Боря, - как бы про себя заговорил Цейс, - это не мистическое понятие. Не метафора. Не нечто иллюзорное. Это не какое-то поле, которое вроде бы есть, но никто его не определил приборами и не доказал, что оно есть.
   Аура - это впечатление, которое возникает, когда видишь внешность того или иного человека. Впечатление это появляется мгновенно, как фотография, как ощущение картины, состоящей из очень многих маленьких деталей. Деталей, которые все видят, но не отдают себе в этом отчёт.
   Конечно же, эта способность - видеть огромное количество маленьких деталей внешности - формировалась веками, под действием каждодневной острой необходимости. Необходимости определять, кто перед тобой - хороший человек или плохой, что у него на уме, что он хочет тебе сделать и что тебе хотелось бы сделать ему. Люди, сами того не замечая, формировали и шлифовали искусство не только видеть, но и воспринимать других людей. И вести себя с ними соответственно. Если перед тобой Хозяин - подчиняйся ему. Если Раб - делай с ним что хочешь. Если перед тобой человек противоположного пола, от которого у тебя будут хорошие дети, веди себя соответственно. Если дети будут плохие - ну, ты понял. Заметь, я тебе привожу только очень грубые портреты, архетипы, так сказать. А ведь впечатление, аура то есть, бывает очень разная - богатая, комплексная, многообразная, в деталях.
   Самое интересное тут вот что. Видя ауру человека, окружающие относятся к нему и ведут себя с ним в строгом соответствии с этой аурой. И далее, в зависимости от того, каким образом ведут себя с тобой другие люди, так ведёшь себя с ними и ты. И эта роль, отражение твоей ауры, накрывает тебя и поглощает. Человек, который выглядит как неудачник, становится неудачником. Мужчина, выглядящий как мачо, легко приобретает успех у женщин. Уверенного в себе преступника никогда не ловят, но стоит ему поколебаться, допустить слабинку, как он тут же оказывается в тюрьме. Круг замыкается. Мы все имеем ауры, создаём их. Но мы и зависим от них. Все видят ауры. И ведут себя адекватно тому, что они видят.
   Единственный нюанс в том, что не все, а может быть и почти никто, не осознают того, что они видят.
   Вот так вот, Боря...
   Как-то получилось, что, сам того не замечая, я продолжил его мысль:
   - И вот, если осознать то, что ты видишь, то можно легко понять: перед тобой - именно тот человек, который тебе нужен. Как, например, Тёзка. Или Алек. Или тот парень с сумкой. Так ведь?
   Цейс ничего не ответил. Он просто шагал по улице, улыбался, с видимым удовольствием вдыхал воздух, слушал приглушённые звуки ночного города... Просто радовался этому моменту.
   Я ощутил, что частью этого момента являюсь и я, и ощущение это мне невероятно понравилось.
   Когда мы расходились, он, пожимая мне руку, и, как обычно, глядя куда-то в сторону, произнёс:
   - А вот знаешь, Боря, что интересно. Ближе всего к тому, о чём мы с тобой сегодня говорили, в обыденном представлении находится понятие "женская интуиция". Сотни тысяч лет женщины, или, ещё раньше, самки животных - они ведь мало могли влиять на события. Не могли не только нападать, но зачастую даже активно защищаться от опасности. Это не их удел. Их удел в том, чтобы беречь себя, создавать себе и своим детёнышам самые лучшие условия. Используя события, окружающий мир, а не влияя на него. Поэтому тысячи и миллионы лет у них копилась способность видеть, сканировать этот мир, его сигналы, и делать выводы о том, как те или иные признаки влияют на них сейчас или повлияют в будущем. На них и на их детей. И вот эта многовековая привычка вылилась в навык, который мы теперь называем женской интуицией.
   Цейс улыбнулся.
   - Ладно, Боря это я так, к слову. Пока. Спокойной ночи и приятных снов.
   Он хлопнул меня по плечу и зашагал дальше по ночной улице.
  
  .........................
  
   Я очень хорошо помню, что в ту ночь, а вернее, в то утро мне приснился сон. Не знаю, был ли он следствием цейсовых рассуждений или это просто совпадение.
   Приснилась мне Настасья. Она была главной героиней этого сна.
   Во сне я болел. Лежал в постели. Мне было плохо. Помню какие-то мокрые простыни, плохо пахнущие, неудобную подушку, которую всё время хотелось переворачивать, чтобы положить голову на прохладную сторону. Но другая сторона подушки очень быстро опять становилась тёплой, и опять её приходилось переворачивать. И так до бесконечности...
   А потом в комнату вошла она, Настасья. Я удивился и смутился, и начал лихорадочно придумывать какие-то фразы, чтобы вежливо, но настойчиво услать её отсюда.
   Но она улыбнулась мне, очень красиво - нежно, и, вместе с тем, уверенно, как будто давая мне понять, что она всё очень хорошо понимает, но не надо вот этого говорить, вообще ничего не надо делать. Она знает, что мне нужно и с удовольствием сейчас это сделает.
   Она подошла к моей постели, очень естественно откинула одеяло, присела рядом. Положила ноги на кровать, укрыла их одеялом, а потом, так же нежно глядя на меня и улыбаясь, одним движением, как-то через голову, сняла с себя всю одежду. Я ощутил, что она вся, даже под одеялом - абсолютно обнажённая. Обнажённая и... тёплая, сухая, нежная. Очень красивая. Такой простой, обычной, естественной красотой. Без всяких там понтов и условностей.
   Простынь, подушка и одеяло стали вдруг очень белыми, сухими и чистыми. Накрахмаленными и приятно прохладными.
   Во взгляде Настасьи, вместе с нежностью и уверенностью, вдруг появилась застенчивость. Она попыталась её скрыть выражением иронии, кокетства. Но я всё равно понял, что она смущена. И это меня окончательно покорило. Её обаяние, женская, почти даже материнская привлекательность, накрыли меня полностью. Я ощутил, что я в полном и совершенном восторге от этой женщины. Она, неуверенным движением, как будто невзначай, опустилась вниз, легла, укрылась моим одеялом и под ним прижалась ко мне.
   Моя болезнь отступила. Там, во сне, я уснул. И в тот же миг здесь, в реальности проснулся.
   И вот, воскресное утро. Я лежу и думаю: Ну ничего себе! Нормально? Это получается, что цейсова девушка (я тогда ещё не знал, что она не была цейсовой девушкой) практически изменила ему со мной. Пусть во сне, пусть без, так сказать, полного контакта... Но всё равно. То, что было между нами, не может не считаться изменой.
   А ещё отношение к ней, к Настасье, в очень большой степени проникло из сна в реальность. Я, совершенно того не желая, по-прежнему ощущал тот восторг, влюблённость, которую я чувствовал к ней во сне.
   Я тут же взял себя в руки. Вернулся в реальность. Вспомнил все обстоятельства, все нюансы своих реальных отношений с этой девушкой. Вспомнил своё раздражение от её излишней уверенности в себе, и вообще, нашу, так сказать, несовместимость.
   Подействовало.
   Я постепенно успокоился. Встал с постели, сварил себе кофе. Незадолго до этого я сформировал в себе привычку обязательно завтракать по утрам. И не наедаться на ночь. Вот и тогда, утром, хотя был уже, наверное, полдень, я приготовил себе завтрак - яичницу из одного яйца, тост с маслом и ветчиной, апельсиновый сок и кофе. За завтраком я уже окончательно успокоился, понял, что о своём сне мне не надо никому рассказывать, и вообще, всё это ерунда.
   Хотя, конечно... А, да ладно!..
  
  .........................
  
   На следующей неделе, произошло единственное событие за весь декабрь, которое можно назвать значимым: Цейс тихо и мирно уволился из банка "по собственному желанию". Не знаю, как он объяснил причины своего решения покинуть нашу славную финансовую компанию, хотя очень подозреваю, что о причинах его не очень-то и расспрашивали. Никто этими причинами не поинтересовался. А напрасно, ох, как напрасно...
   "Чрезвычайным и полномочным представителем" Цейса в банке остался я (разумеется, никому из сотрудников об этом не было известно).
   Я исправно выполнял служебные обязанности охранника: приходил на работу вовремя, переодевался в униформу и целый день находился на своём посту, время от времени отвлекаясь на кофейные и обеденные перерывы.
   Как я теперь знаю, основную работу в течение всей этой зимы проделывали Толик и Настасья. Не считая Цейса, конечно же.
   Моя роль была, скажем так, эпизодической. Сводилась она к тому, чтобы, например, во время вечернего обхода, когда офис был уже пуст, вставить флешку в гнездо любого невыключенного компьютера, нажать Enter, подождать, и убрать флешку (все пароли сотрудников к тому времени Толик уже знал). Или, сидя за своим пультом в комнате охраны, нажать на клавиатуре определённую комбинацию клавиш. Безобидные, в общем-то, действия.
   И даже если бы меня кто-то заметил за их осуществлением, я чётко знал, как мне всё это объяснить: "Я, понимаете, видел у него на десктопе иконку. Я её знаю, это игрушка такая. Была у меня когда-то, а потом я её случайно стёр и теперь не могу найти. Дай, думаю, запишу. А компьютер, оказывается, под паролем".
   Иконка и игрушка, кстати, в этой ситуации обязательно обнаружились бы. Только не благодаря незадачливому сотруднику, а заботами Толика. Как он мне потом рассказал, после моего неуклюжего вмешательства с флешкой в какой-нибудь терминал, с этим терминалом Толик уже мог сделать вообще всё. А заодно, очень многое он мог уже сделать с системой компьютерной безопасности. И вообще со всей корпоративной сетью.
  
  .........................
  
   Главным заданием Настасьи были паспорта. На выходе мы, все четверо, должны были стать другими людьми. И эти люди изначально являлись гражданами всего мира. То есть им не требовались никакие визы, чтобы свободно перемещаться по нашей маленькой планете.
   Оказывается, (потом я узнал, что это всем известно - странно, почему я об этом раньше не знал?..) получить свободу передвижения между странами не так уж и сложно. Просто нужны деньги. Несколько государств, обладающих привилегией безвизового режима, а вернее, высокопоставленные чиновники этих государств, охотно торгуют правом причислять себя к их гражданам. Вернее, там есть какая-то особая категория - консулы, чрезвычайные уполномоченные или что-то в этом роде.
   Всё это можно было бы устроить и без Настасьи. Но вот есть один маленький нюанс. Те самые государства, когда выдают паспорта, они обеспечивают чёткую привязку, соответствие, так сказать, исходных граждан тем, которым вручены права и привилегии. Задачей Настасьи было вот эту вот привязку, это соответствие - разорвать.
   Задача, согласитесь, трудная, на грани невыполнимой. Это с одной стороны. На одной, так сказать, чаше весов. А на другую чашу Цейс положил: Во-первых, деньги (как я потом узнал, значительную часть своего на тот момент состояния). Во-вторых, способности Толика (об этом позже, когда речь пойдёт о программе транслитерации). И, в-третьих, и самое главное, способности Настасьи.
   С использованием этого "триумвирата" шансы возрастали невероятно.
   Уже ретроспективно, с некоторой долей фантазии, могу восстановить события.
   В каком-нибудь ультрамодном клубе Настасья познакомилась с неким влиятельным представителем интересующей нас страны. Настасья умеет знакомиться.
   Потом она шла по алгоритму "Как сделать так, чтобы мужчина тобой по-серьёзному заинтересовался". Это уже из её теории, которую она мне позже как-то изложила. Так вот, алгоритм состоит из трёх пунктов. Первое: ему надо понравиться, заставить себя захотеть. Второе: вовремя ему дать. (Взрослая часть читателей этого текста поймёт, о чём идёт речь.) Ключевое слово тут - вовремя. Определить, когда это - вовремя, относится к области не науки, а искусства. Женской интуиции. И, наконец, третье: потом, прямо после того, как произошло указанное в пункте два, нужно доказать ему, что он в этом - самый лучший. И тут ключевое слово - доказать. Он должен понять, что именно с тобой, то есть с ней, и только с ней, он действительно в этом самый лучший. Пусть хотя бы из тех, кого она знает. А она, скромная студентка, знает, конечно же, немногих (ха, ха, ха).
   Кстати, у Настасьи есть и другой алгоритм - как стать любимой женой. Или, уж точно, надолго любимой спутницей жизни. Состоит из двух пунктов. Как-нибудь при случае приведу.
   Так вот, Настасья познакомилась с этим, назовём его - Консулом. Консул Настасьей крайне заинтересовался. Ноябрь и почти весь декабрь они провели вместе. И это стало самым мощным лекарством от сезонной депрессии, которое Консул когда бы то ни было пробовал. В какой-то из ноябрьских выходных, в субботу, Консул пригласил Настасью осмотреть своё рабочее место. Настасья очень заинтересовалась видом из окна на центр города, огромным ореховым столом, (представляю себе, как она хлопала ресницами), новейшим ноутбуком ("Ух ты, тут везде какие-то разъёмчики! Интересно, что это в них вставляют?.."), и так далее.
   Консулу были обеспечены эротические воспоминания на всю оставшуюся жизнь, а Толику - на полчаса полный доступ к компьютеру консульства. Более-пре-более, чем достаточно.
   Толик мне потом рассказал, что объектом его внимания была обычная программа транслитерации. Она очень простая. Там определённые буквы или буквосочетания переводились в другие буквосочетания, в алфавите другого языка. Толик внёс в программу всего четыре строчки. Буквосочетания, обозначающие наши фамилии, транслителировались иначе. И эти четыре строчки существовали только до конца года. Время, в течение которого Консул (под влиянием Настасьи) справил нам паспорта. Потом четыре строчки самоуничтожились.
   В результате у Цейса появился повод устроить нам новогоднюю вечеринку.
  
  .........................
  
   Я был на своём посту, когда мой телефон зазвонил. Нам не запрещали пользоваться мобильным телефоном в рабочее время, разумеется, при соблюдении умеренности и без ущерба в исполнении основных обязанностей. Была даже особая инструкция, что при возникновении чрезвычайной ситуации, охранник, говорящий в этот момент по телефону, должен был просто выронить его из руки и занять исходную позицию. Были проверки. Один наш коллега разбил довольно дорогостоящий телефон - тот упал на носок его форменного ботинка.
   Так вот, Цейс звонит мне, и так, ненавязчиво, говорит:
   - Боря, привет. Вот скажи мне, а как ты собираешься провести новогодние праздники?
   - Хм, - говорю, - Известно как. Наливай да пей.
   - Ни в коем случае! - Настроение Цейса было явно выше среднего. - Вернее, ни в коем случае не "известно как". А "наливай да пей" - это конечно. Только давай смотаемся куда-нибудь, где наливают что-нибудь экзотичное.
   - Куда это? - спрашиваю.
   - Новый год - зимний праздник. Стало быть, надо ехать на север. В какую-нибудь маленькую, старую, красивую страну. В какой-нибудь город, где есть Старый Город.
   - Возражений не имею. Только вот сегодня 27-е декабря. А маленькие, старые, красивые страны просто так к себе не пускают. Нужны визы, билеты и так далее.
   - Вот! - перебил меня Цейс. - Правильно! Нужны визы и билеты. И они - есть!
   Я некоторое время свыкался с мыслью, что даже такой человек как Цейс - он ведь, по сути, всего лишь человек, и, как все другие граждане, имеет полное право сойти с ума. Что, по-видимому, и произошло.
   - Боооря!.. Боря!.. Приём! Это не то, что ты думаешь. Жду тебя сегодня в шесть тридцать пять у себя. Только не забудь взять отпуск. С двадцать девятого по второе.
   Цейс повесил трубку.
   Несмотря на то, что я работал в здании, находящемся буквально в двадцати минутах ходьбы от дома, где жил Цейс, я решил заказать такси. Ничего, думаю, приеду раньше, будет время оценить состояние цейсового умственного здоровья. А то как-то неудобно при окружающих...
   Пока я стоял на тротуаре в ожидании задерживающейся по причине пробок машины, пока по тем же пробкам мы пробирались по улицам, прошло полчаса. Когда я расплачивался с таксистом, я посмотрел на часы. Было шесть часов тридцать две минуты.
   Я позвонил в дверь. При этом, прислушавшись, я различил звуки медленной мелодии во французском стиле.
   Открыл Цейс.
   - О! Привет! - я бы дал голову на отсечение, что он уже "принял для бодрости", если бы не знал, что он пьёт только воду, а если ему приходится для виду выпить что-нибудь алкогольное, то это не оказывает на него вообще никакого действия.
   Я вошёл в прихожую. Цейс церемониально принял у меня куртку и кепку, расположил это всё в стенном шкафу и сделал знак рукой:
   - Прошу!
   Я вошёл в гостиную. Все уже были в сборе. Первое, что мне бросилось в глаза - это причёска Толика. Вернее отсутствие таковой. Толик со стаканом чего-то янтарного в руке сидел в кресле, и был он абсолютно лыс. Голова его сверкала как пушечное ядро. Причём это его нисколько не портило. Скорее наоборот - придавало импозантности.
   Настасья расположилась в углу дивана в уютной позе, и тоже с бокалом чего-то, вишнёво-красного цвета.
   Толик и Настасья отсалютовали мне своими бокалами.
   Горели свечи. Играла тихая музыка. Было очень уютно.
   Я подошёл к столику, сервированному напитками, налил из бутылки, показавшейся мне самой интересной - это оказался старый добрый "сингл молт" - и расположился в свободном кресле.
   Цейс сел на диван, с другой стороны от Настасьи. Таким образом, мы оказались как бы "за круглым столом".
   - Я вас долго не задержу, - произнёс Цейс с некоторой иронией. - Просто хочу выдать вам ваши новые удостоверения личности. Боря...
   В руке Цейса возникла зелёная книжечка паспортного формата с красивым золотым гербом на обложке. Он протянул её мне. Несколько обалдело, автоматически я взял документ и раскрыл. На меня смотрела моя фотография и какие-то строчки иностранного текста на фоне красивых переливающихся гербов. Я прочитал фамилию. Она была, если прочитать иностранный текст, вроде как бы созвучна с моей, но не моя. Однако имя было моё - и на том спасибо.
   Пока я очарованно разглядывал свой новый паспорт, Цейс вручил такой же Толику. Потом произнёс:
   - Разрешите поднять этот бокал в честь прекрасной дамы, способной невозможное сделать возможным. Извините за банальность.
   Я, опять же на автомате, посмотрел на Настасью - она была единственной присутствующей дамой. И тогда пазл в моей голове постепенно начал складываться. Я поднял бокал и в этот момент вспомнил свой сон. Вы можете представить себе мои чувства в тот момент?.. Удивляюсь, как я не встал на одно колено и не провозгласил себя рыцарем, желающим посвятить свою жизнь служению Прекрасной Дамы. Вероятно, мои чувства отразились на моём лице, потому что Настасья, посмотрев на меня, улыбнулась как-то очень особенно, искренне, и с ума сойти как обаятельно.
   Сцену всеобщего умиления прервал Цейс.
   - И, раз уж всё так хорошо сложилось, предлагаю тут же испытать действие этих чудесных книжечек. Я купил нам билеты на послезавтра в город, куда не пускают просто так наших сограждан. Предлагаю встретиться в баре терминала D в половине двенадцатого дня. Номер нашего рейса - двадцать семь девятнадцать. Запомните и не опаздывайте.
  
  ..........
  
   Признаюсь честно, я испытывал недетский дискомфорт, приближаясь к стойке таможенного и паспортного контроля.
   Я бросил сумку на чёрную резиновую ленту, снял куртку, ремень, бросил туда же. Вспомнил, что паспорт лежит в кармане куртки, несколько быстрее, чем нужно, схватил её с уезжающего уже "эскалатора", достал паспорт и предъявил его таможеннице - моложавой невысокой женщине в форме тёмно-синего цвета и с такого же цвета очень внимательными глазами.
   В момент, когда я посмотрел ей в глаза, я понял, что она уже некоторое время внимательно меня рассматривает. Приходится признать, что это на меня произвело эффект, с которым мне уже совсем трудно было справиться.
   - Господин ..... ? - полувопросительно обратилась ко мне таможенница.
   - Да, - произнёс я, глядя уже только вниз, на клетчатый аэропортный пол.
   - Разрешите попросить вас пройти со мной.
   На меня уже смотрела не только она, но и все окружающие таможенники. Один из них взял мою сумку, куртку и, не переставая смотреть на меня, сделал мне приглашающий жест в направлении невзрачной, как-то почти незаметной двери в стене зала регистрации.
   Я изо всех сил попытался изобразить изумление и понял, как наигранно это выглядит. Затравленно озирнулся по сторонам. Стоящие за мной в очереди пассажиры смотрели на меня очень заинтересованно. Это тоже, знаете ли, не прибавило мне спокойствия. Я повернулся и двинулся вслед за таможенником, который нёс мои вещи.
   - Ремень возьмите, пожалуйста, - донёсся до меня сзади голос женщины с внимательными глазами. Я обернулся. Увидел её. Мой ремень в протянутой руке. Ощутил, что мои джинсы как-то дискомфортно осели вниз. Почувствовал на себе взгляды таможенников и пассажиров...
   И в этот момент моя паника достигла какого-то, по-видимому, предельного, уровня. Приборы мои зашкалили. Меня накрыло. И в этот миг всё вдруг встало на свои места.
   Я посмотрел на таможенницу. Спокойно и уверенно взял у неё ремень. Совершенно не стесняясь устремлённых на меня взглядов, вдел его, застегнул, и, элегантно поклонившись глядящей на меня сотруднице органов власти, последовал к двери.
   За дверью оказалась небольшая комната, напомнившая мне операционную. Эта ассоциация возникла потому, что в комнате не было никакой мебели, кроме стоящего прямо посередине прямоугольного стола, очень напоминающего операционный. Гладкие стены. В противоположной стене - ещё одна дверь. На стенах под потолком, нисколько не скрываясь, располагались камеры наблюдения. За столом находились двое сотрудников таможни в форме - мужчина и женщина, - по-видимому, вызванные каким-то условным сигналом. Они стояли за столом, тоже чрезвычайно напоминая хирургов, готовых к операции.
   Приведший меня таможенник подвёл меня к столу, водрузил на него сумку и куртку, отступил назад и остановился прямо за моей спиной. Я впервые в жизни почувствовал, как это дискомфортно, когда у тебя за спиной стоит представитель правоохранительных органов. Казалось бы, просто стоит. А так дискомфортно.
   Я это могу так рассказывать, потому что тогда уже воспринимал все события совершенно спокойно, как бы со стороны. Я, по-видимому, "перепрыгнул" тот уровень, когда беспокойство становится максимальным. А за ним, за этим барьером - спокойствие. Это спокойствие меня охватило полностью, и мне стало хорошо и комфортно. Я поймал себя на том, что на моём лице играет такая себе полуулыбка, и настроение отличное.
   Мужчина и женщина принялись за мою сумку. Расстегнули молнию, достали свитер, ботинки, кучу всяких мелочей. Я пожалел, что не положил в сумку портрет какого-нибудь одиозного деятеля с помадным отпечатком губ на лице. Они выпотрошили всё. Прощупали ткань сумки. Отдельно - швы. И уже потом с удивлением уставились на меня. А я - на них.
   - Что? - говорю.
   Мужчина и женщина смотрели на меня. Потом переглянулись между собой. Заговорила женщина - она, должно быть, была старшей.
   - Скажите, а почему вы так волнуетесь? Вы что, что-то скрываете?
   - Я волнуюсь? - Я разыграл череду изменяющихся чувств: сначала деланное удивление, потом смущение, и потом уверенное ироничное спокойствие. - А, ну да... Я, да, волнуюсь. Могу вам рассказать. Лечу к девушке, которой решил объясниться в любви. И вот сейчас думаю - а может быть не надо? Пока не поздно, а?.. Может, не надо никуда лететь? Холостяцкая жизнь, знаете ли, тоже имеет...
   Мужчина и женщина уже давно перестали меня слушать. Они, молча и как-то панически, собирали мою сумку. Охранник сзади отступил и даже, по-моему, отвернулся.
   Забавно, если бы я был террористом, я бы сейчас мог убить их всех. Они полностью потеряли бдительность. У меня появилось впечатление, что уверенность в себе и готовность к эффективным действиям - это величина постоянная. Она объективно есть. Просто ею располагает то один, то другой человек. И они просто перетягивают эту уверенность к себе друг у друга. Сейчас вся она была во мне.
   Я поразился, насколько исход любого дела зависит от того, как ты выглядишь. И как ведёшь себя. Люди, в массе своей, реагируют на внешность. Сразу вспомнилась цейсова теория про ауру...
   Я подхватил сумку, в другую руку взял куртку и покинул эту интересную комнату. Дальше вся процедура таможенного контроля прошла на удивление гладко. Пройдя её, я прямиком направился в заведение, горделиво именующее себя "Айриш паб". Это была у нас точка рандеву.
   Толик с Настасьей сидели за круглым столиком и о чём-то лениво переговаривались. Я, не обращая на них внимания, подошёл к барной стойке и заказал двойной виски. Нет ничего лучше перед перелётом. Я уверен, что после качественного посещения бара в аэропорту с пассажиром и с самолётом, в котором он летит, не может приключиться никакая авария. В глубине души я даже считаю (только между нами), что если самолёт начнёт падать, то пассажиры, качественно посетившие бар, продолжат лететь. Возможно, это даже спасёт воздушное судно...
   Ладно, сейчас не об этом. Так вот, я присел на барную табуретку, получил свой напиток, расплатился. Потом медленно, с наслаждением, сделал три глотка. В стакане ещё немножко оставалось. Я подхватил его и, произнеся, "Повторите", направился к столику, за которым сидели Толик и Настасья.
   Конечно, они меня давно заметили.
   - Свободно? - кисло произнёс я, проходя как бы мимо них и пренебрежительно на них покосившись.
   Настасья смерила меня уничтожающим взглядом. Толик, казалось, вообще не интересуется тем, что происходит.
   - Молодой человек, - произнесла Настасья голосом Снежной Королевы, - вы находитесь в общественном месте. Вам здесь не пивная. Ведите себя прилично.
   - Позвольте, а что неприличного я совершил? - осведомился я, присаживаясь за столик.
   Тут в разговор включился Толик:
   - Миледи, позвольте. Этот господин ведёт себя непростительно дерзко. Разрешите мне скрестить с ним шпаги.
   С этими словами он поднял свой стакан. Я поднял свой. Наши шпаги скрестились. Я сделал знак официанту возобновить дуэльную позицию.
   - А Цейс где? - поинтересовался я.
   Ответом мне было молчание. Официант принёс напитки.
   Пока мы с Толиком пытались довести дуэль до победного конца, а Настасья снисходительно за нами наблюдала, прошло немало времени. Сначала объявили посадку на наш рейс. Я краем глаза наблюдал за нашим выходом на посадку. Там выстроилась совсем небольшая очередь - человек десять. Эта очередь быстро исчезла. Объявили, что посадка заканчивается. Я взял в руку стакан с остатками виски, но допивать не стал. Цейса не было. Настасья и Толик делали вид, что готовы просидеть здесь хоть до утра, но я-то видел, что они тоже беспокоятся.
   Девушка за стойкой регистрации на посадку стала заметно волноваться. Я смотрел на неё. Она посмотрела на наручные часы и протянула руку к телефону внутренней связи. Я уже заранее услышал слова "Господин..., ..., ..., и госпожа ... приглашаются на посадку на рейс ... до ...," и так далее. Только вдруг рука девушки дёрнулась и отстранилась от телефона. Она смотрела в сторону выхода из зоны таможенного контроля.
   По залу, ни на кого не глядя, шёл Цейс. Он совсем не торопился. Его походка была совершенно спокойной. Он не смотрел ни на девушку на регистрации, ни на нас. Он вообще ни на кого не смотрел. Но он видел всё.
   Мы, как по команде, поднялись из-за столика, подхватили свои вещи и поспешили к стойке. Достигли мы её почти одновременно с Цейсом.
   Цейс на ходу автоматическим движением человека, пользующегося авиатранспортом каждый день, протянул девушке паспорт с билетом, и, не обращая внимания на нас, прошёл на посадку. Мы последовали его примеру.
   Самолёт был пристыкован к "рукаву" аэровокзала, поэтому в автобус садиться не пришлось. Мы заняли места. Место Толика оказалось рядом с Настасьей, моё - отдельно, Цейса - тоже отдельно. Только вот это не имело большого значения, потому что самолёт был на три четверти пуст. Соответственно, мы без всяких проблем переместились ближе к Цейсу. Я занял место рядом с ним, Толик устроился у окна впереди нас, рядом с ним села Настасья.
   Стюардессы не просто не сопротивлялись нашим перемещениям, они, казалось, восприняли это как дело своей профессиональной чести - услужить Цейсу и тем, кто летит с ним.
   Когда мы взлетели, Толик откинул спинку кресла. В его руках, магическим образом, появилась бутылка виски из дьюти-фри и пирамидка пластиковых стаканчиков. Потом один из этих стаканчиков, уже налитый, он протянул мне сквозь проём между его откинутым креслом и неоткинутым креслом Настасьи. Толик махнул головой в сторону иллюминаторов и посмотрел на меня вопросительным взглядом. Я посмотрел на Цейса. Цейс смотрел в иллюминатор и всем своим видом демонстрировал полное безразличие ко всему, что происходит на борту. Я сделал жест в направлении Настасьи. Толик посмотрел на неё и отрицательно покачал головой.
   Таким образом, полёт прошёл прекрасно.
   В какой-то момент стюардессы предложили нам еду и напитки. При этом они обжигали нас профессионально-осуждающими взглядами. Только вот я заметил, что сквозь эти взгляды то и дело проскальзывали огоньки кокетства. А может быть, я ошибаюсь, как ошибаются в этой ситуации почти все авиапассажиры мужского пола.
   Когда мы начали снижение, оставшуюся половину бутылки Толик куда-то убрал.
  
  ..........
  
   Во время этого путешествия впервые в моей жизни и, надеюсь, в последний раз, случилось явление, которое я, впоследствии, назвал "фотовспышки". Эпизоды, которые происходили в дальнейшем, перемежались сном, я засыпал в самых неожиданных местах, и в таких же неожиданных местах просыпался.
   Итак, я проснулся. Салон самолёта. Потом аэропорт. Мы идём по "рукаву", по эскалатору, садимся в такси. Занавес...
   Такси остановилось. Мы входим в гостиницу. Сразу за крутящейся вертушкой Толик протягивает мне бутылку. Я ловлю себя на мысли, что там осталось слишком много. Делаю глоток. Занавес...
   В моём номере шторы не задвинуты. Солнце бьёт прямо в глаза. Я поднимаюсь, задвигаю шторы. Успеваю заметить, что это довольно высокий этаж гостиницы, и там, вдалеке, через препятствия городской застройки - море. Оно мутно-голубо-зелёное. И при этом очень красивое. Над ним небо, совсем голубое, а в нём солнце. Я задвигаю шторы. И опять...
   То ли воздух здесь какой-то, то ли влажность, то ли давление, то ли общая атмосфера. Всё время накатывает сон.
   Я лежу в постели. Слышу сигнал будильника в своём телефоне. Беру телефон в руку. Откидываю крышку. Вижу дисплей. На нём время: 8:45. Всё ещё держа телефон перед собой, закрываю глаза... Медленно вдыхаю... Передо мной чернота, какие-то блики...
   Открываю глаза. Вижу перед собой телефон в руке. На нём время: 9:53.
   В тот же момент телефон звонит.
   - Алё.
   Голос у меня хриплый и заспанный.
   - Бооорь-ря! - голос Цейса. Очень бодрый и тактично-насмешливый. - Мы уже давно внизу, пьём кофе с коньяком. Спускайся.
   - Пятнадцать минут.
   Я заставляю себя вылезти из кровати, встать под душ. Становится легче. И тут я понимаю, что дело не в похмелье - я ведь выпил не так уж и много, - а в том, что воздух здесь такой. Не хочется ничего делать. Вообще. Воздух влажный какой-то, липкий. Очень расслабляющий.
   Не напрасно, наверное, о здешних жителях бытует мнение, что они медлительные.
   Я заставляю себя в душе напоследок включить самую холодную воду и стоять под ней, поворачиваясь, пока становится совсем уже невозможно терпеть. Потом растираюсь полотенцем, одеваюсь и спускаюсь на лифте вниз. Выхожу из лифта и слышу звук аплодисментов.
   Красивый холл уютной гостиницы, в этом холле - ресторан. Стойка с едой у одной, самой длинной, стены. Столики перед окнами, столики по большому залу. Аплодисменты раздаются от одного из столиков перед окнами.
   Я церемониально кланяюсь. Потом иду к стойке, беру тарелку и набираю в неё много вкусных вещей, в основном, морепродуктов. Подхожу к ним.
   Цейс и Настасья бодры и веселы. Толик делает вид, что и он тоже. Я присаживаюсь. Толик протягивает мне очень красивый хрустальный бокал с коньяком. Все поднимают бокалы. Мы чокаемся и выпиваем. Я углубляюсь в тарелку и, поглощая еду, смотрю в окно. Солнце встаёт над морем...
   - Так, ребята, такси уже ждёт, - произносит Цейс начальственным тоном. - На сборы - десять минут.
   Когда я опять появляюсь в холле с сумкой в руке, ко мне подходит услужливый швейцар.
   - Прошу вас.
   Он провёл меня к жёлтого цвета большому автомобилю с шашками на борту. Автомобиль был максимально престижной марки. Багажник был открыт. Швейцар взял у меня сумку и открыл заднюю дверцу. Я сел рядом с Настасьей. По другую сторону сидел Толик. Цейс - на переднем сиденье.
   Хлопнула крышка багажника. Водитель сел за руль. Хлопнула его дверца. И опять занавес...
   В эту пору года смеркается рано. Особенно на такой северной широте. Я открыл глаза и увидел пролетающие огни. Мы ехали быстро по очень ровной дороге. Я сфокусировал зрение и различил пролетающие мимо нас красивые светящиеся заправки, отели, дома...
   Потом мы въехали в город, кукольный какой-то, как мне показалось. Стали пробираться по улицам, немножко даже постояли в пробках. Но недолго.
   Когда мы подъехали к нашей гостинице, было около семи часов вечера. Мы вышли, Цейс расплатился, и мы отпустили такси. Воздух здесь был лучше, свежее, более бодрящий. Мы вошли в холл гостиницы. Всё здесь было отделано в стиле янтаря. Янтарь был на стенах, на столах, на люстрах - везде. Мне, в моём нынешнем состоянии, это очень понравилось.
   - Так, - Цейс опять говорил начальственно. Похоже, этот иронично-начальственный тон он избрал в качестве своего фирменного стиля на эту поездку. - Столик в "Возле Башни" у нас заказан на через час. Соответственно у вас - сорок пять минут.
   Я получил ключ, поднялся, вошёл в номер. Бросил сумку, разделся, помылся, оделся. И был внизу даже немножко раньше. В холле был прелестный бар, услугами которого я тут же и воспользовался.
   Из лифта появилась Настасья. Выглядела она просто чудесно. Я, совершенно непроизвольно, как-то в полуобороте опускаясь на стойку, поднял перед собой стакан с виски. Это был салют в её честь.
   Она запрыгнула на стул рядом со мной.
   - Апельсиновый сок со льдом, пожалуйста, - это бармену. - Боря, отлично выглядишь, - это мне.
   - Слушай, давай не будем...
   - А впрочем..., - сообщила она приблизившемуся бармену, - к чёрту!.. Можно вермут с водкой, пожалуйста? Слейте вместе, но не размешивайте.
   Бармен восхищённо посмотрел на неё и удалился.
   - Коктейль Джеймса Бонда... - задумчиво произнесла Настасья.
   - В одном грамме спирта содержится семь килокалорий. Больше только в жире - девять, - философски произнёс я.
   Настасья посмотрела на меня очень заинтересованно.
   - А ты знаешь диету Цейса?
   - Цейс не диетолог.
   - Не скажи.
   Настасья очень мило наклонила голову в сторону подошедшего с напитком бармена. Бармен покраснел.
   - Мы как-то с ним заговорили на эту тему. Так вот, он говорит, что самое главное в диете - это желание её соблюдать. Мотивация. Всё современное диетологическое искусство стебается над темой: как заставить этого человека делать то, что я ему предписываю. Они придумали много исхищрений: Биг-Бенская, Капитолийская, Кремлёвская диета. А также Буддистская, Органическая, Венерианская, Марсианская... И так далее.
   - Ну, а какую диету предлагает Цейс?
   Настасья сделала маленький глоток из "мартинницы".
   - Он говорит, что есть три проблемы, заставляющие людей много есть или много пить. - Она опять чуть-чуть пригубила напиток. Казалось, она поит птичку. - Эти три проблемы: недостаток какого-то вещества, недостаток удовольствия, и недостаток энергии.
   Я попытался понять, что она мне сказала. Не получилось. К счастью, опять окунув губы в напиток, она продолжила.
   - С веществом - проще всего. Действительно, есть люди, которым физиологически в организме чего-то не хватает. Калия какого-нибудь или витамина B6. Эти люди далеки от науки, анализа и всего такого прочего. Им просто плохо. И поэтому они, в массе своей, или пьют или едят. Много. Они едят и не получают этого самого вещества. Едят больше. Снова нет. Бедняги...
   Дальше. Психологическая область. Она самая обширная. Процентов, этак, семьдесят. Люди, у которых материально всё есть. Только вот этого всего, материального, очень много. И они инстинктивно ожидают, что их материальные достижения превратятся в чувственные удовольствия. "Мне должно быть хорошо на восемьсот пятьдесят тысяч триста... Ого!" - мечтают они...
   Только вот этого "Ого!" не происходит. Пропорциональности между деньгами и удовольствием, к сожалению, не наблюдается. И это очень раздражает громадное количество людей.
   Третья область вообще никак не связана с первой и второй. Может быть, есть много миллионеров, живущих всласть и наслаждающихся жизнью. И, может быть, есть нищие, мечтающие только об одном - чтобы всё это, вот сейчас же, наконец-то, кончилось. Чтобы тихо и безболезненно умереть... Желания и тех и других максимально искренни. В чём же дело?.. Ответ: количество энергии. У каждого человека...
   Я как будто вынырнул из настасьиных рассуждений.
   - Хочу выпить, - перебил я её.
   Настасья подняла руку и, волшебным образом, перед нами тут же предстал бармен. Я сделал заказ.
   Открылась дверь лифта. Из него вышел Толик. Направился к нам.
   - Двойной кофе. И коньяк. Тоже двойной, - произнёс он, обращаясь к бармену. Судя по выражению лица, бармен испытывал ко всем нам самые нежные, интимные чувства.
   - Не выспался, - объявил Толик с ходу, бухаясь на табурет с другой стороны Настасьи, и ожесточённо растирая своё лицо и голову.
   Я посмотрел на него, пытаясь что-то сказать. Он увидел мой взгляд, и мы поняли друг друга.
   - Тройной коньяк мне, и повторите ему, - произнёс Толик и откинулся на спинку барного стула, если вообще возможно это осуществить.
   Дверь лифта открылась, и мы увидели улыбающегося Цейса.
   - Поехали, - только и произнёс он. Мы судорожно схватили напитки, опрокинули их, Толик бросил на стойку деньги, и мы последовали за Цейсом.
   Ресторан, в который мы прибыли, был совсем не похож на окружающую нас стилистику. Это был дальневосточный ресторан посредине большого и красивого северно-европейского города. На входе нужно было разуться и, если не возражаете, снять носки. Потом тебя проводили в кабинет, где низкий стол был окружен широкими скамейками, на которых сидеть можно было только подогнув под себя ноги. Впрочем, обычным образом, как оказалось, тоже можно было сидеть - в глубине, под столом было специальное углубление для ног.
   Мы уселись. Цейс просто щёлкнул пальцами, и официантка в чёрном халате, которая наблюдала, как мы рассаживаемся, удалилась. Потом на её месте появились другие. Официантки в красных халатах. Они очень ловко и очень быстро заполнили наш стол огромным количеством блюд.
   Передо мной стояла маленькая плоская цилиндрическая фарфоровая кастрюлька белого цвета, наполненная жидкостью ярко-оранжевого цвета, в которую вклинивались различные объекты, похожие на морских жителей - осьминогов, креветок, каракатиц и так далее. С правой стороны от кастрюльки стояла фарфоровая рюмка, в которую официантка тут же налила чего-то прозрачного.
   Цейс поднял рюмку. Мы последовали его примеру.
   - Вот здесь, - изрёк Цейс, стуча по столу, - самое лучшее место в этом городе. Давайте за то, чтобы мы и во всех других городах посещали только такие места.
   Мы выпили. Я набрал в ложку супа с морскими обитателями. Вылил ложку в рот. Попробовал прожевать. Не получилось... В голову мне ударил огромный, красный, сладостно-мучительный фонтан. Мой мозг взорвался. Я увидел несколько самых красивых городов мира. Их дома, башни, дворцы, фонтаны...
   Ничего более острого и более вкусного я в жизни не пробовал ни до, ни после этого.
   Несколько отойдя, я решил озвучить свои чувства.
   - Даа..., - говорю. - Это называется "вставило". Нет? Я не прав?
   Как ни странно, отреагировал Цейс. Он казался более заинтересованным, чем была того достойна произнесённая мной фраза.
   - Боря, а вот скажи мне, ты бы почувствовал то же самое, оказавшись здесь и сейчас лет десять назад?
   Я не колебался с ответом ни секунды.
   - Однозначно! Более того, я бы почувствовал это гораздо сильнее. Или, как сказать?, лучше, острее в сто раз почувствовал бы.
   Цейс, казалось, ждал этого ответа.
   - А что изменилось? Почему, Боря, десять лет назад ты бы почувствовал вкус этого супа гораздо острее и лучше? Ведь суп-то тот же самый.
   У меня вообще не было настроения о чём бы то ни было задумываться. Поэтому я хлебнул ещё супа и, карикатурно заинтересованно, спросил:
   - Почему?
   Цейс искренне и от души рассмеялся. Толик, казалось, не обращая на наш разговор никакого внимания, увлечённо поглощал суп, запивая его: то из стакана воды со льдом, то из другого стакана с жидкостью янтарного цвета. Янтарь здесь, определённо, был во всём.
   А вот Настасья вообще даже не прикоснулась к своей тарелке-кастрюльке. Она, произнеся что-то официантке, овладела стаканом воды, и, казалось, с большим наслаждением, поглощала через трубочку его содержимое.
   Цейс, как обычно, не смотрел ни на кого. Впрочем, супу в кастрюльке он отдал должное. Почему-то, совсем не запивая его ни водой, ни чем-либо иным. Некоторое время понаслаждавшись супом, Цейс положил ложку, на секунду задумался, и потом проговорил:
   - Почему-то люди считают удовольствие объективной величиной. Тогда как, если задуматься, вряд ли есть что-нибудь более субъективное. Разные люди в разных местах и в разные времена способны получать удовольствие от одного и того же очень в разной степени.
   Давай, Боря, представим себе, что ты - самая популярная в мире звезда шоу-бизнеса. Всё и все валяются у тебя под ногами. Ты можешь позволить себе любые блюда, напитки, развлечения. Каждый день, в любой момент.
   И вот, ты заказываешь самое лучшее блюдо в мире, и к нему самый великолепный напиток. А ещё, в момент, когда ты это поглощаешь, ты участвуешь в самом интересном в мире шоу.
   А теперь, одновременно с этим...:
   Какой-то человек, который пересёк огромную пустыню, многие километры, мучился от жажды, достиг, наконец, оазиса. Его посадили в тени, дали воды и лепёшку простого хлеба. И перед собой он видит просто пальмы, и зелень, и людей, которые проходят мимо...
   Как ты думаешь, кто из них получает большее удовольствие?
   Я, разумеется, понял, что вопрос риторический, и ответил на него как подобает.
   - Конечно же, второй человек.
   После чего обратился к супу и напиткам. Цейс, как обычно, смотрел куда-то вниз, и благодушно улыбался.
   - Нет, Боря. Ответ неправильный. Вернее, он был бы правильным, если бы все люди в мире были одинаковыми. А они очень далеко не одинаковые. Представь себе теперь, что тот парень в пустыне был миллиардером, прожившим всю жизнь в роскоши. Достигнув оазиса и получив воду и лепёшку, насытившись, он чувствует крайнее раздражение. Почему все эти люди не внесут его на руках во дворец, не представят визирю, или кто там у них главный, и так далее.
   Но дело не в этом. Вкус лепёшки и вид красивых пальм доставят ему наслаждение, очень зависящее от того, которое он привык получать. Это, понимаешь, как будто шагать по движущемуся эскалатору. Твой предыдущий опыт - это движение эскалатора. События, происходящие с тобой - это твои шаги по лестнице. Чем к лучшему ты привык, тем быстрее эскалатор едет вниз. И тем меньшее удовольствие тебе доставляют твои шаги по ступенькам.
   Толик сосредоточенно поглощал суп. Его вид меня позабавил. Если уж я-то знал, что он только изо всех сил притворяется, что не слушает, что его это не касается, то Цейс и подавно это понял. Настасья, поджав под себя ноги, наслаждалась напитком, принесённым ей официанткой взамен воды со льдом. Она смотрела на Цейса с нескрываемым (бесполезно скрывать), каким-то напряжённым восхищением.
   Возникла пауза, и в наступившей тишине, Цейс тихо и спокойно произнёс:
   - Все люди. Все как один. В течение всей своей жизни. Абсолютно одинаково счастливы.
   По-разному, в разное время. Но за всю жизнь - абсолютно одинаково.
   И в этом - высшая справедливость мира.
  
  ..........
  
   Не помню, как мы вышли из ресторана. Помню только, что мы не возвращались в гостиницу. Поздно ночью, выйдя на свежий воздух, мы увидели поджидавшее нас жёлтое такси. Мы сели в машину. Дверцы хлопнули. И опять - занавес.
  
  ...........
  
   Не знаю, как и почему Цейс планировал наше передвижение именно таким образом. Но результата он достиг. 31 декабря, очень рано утром мы въехали в город, в котором самое лучшее, что есть - это Старый Город. В пять утра мы подъехали к гостинице. Никаких указаний от Цейса не было. Мы просто поднялись в свои номера и повалились спать.
  ..........
  
   Я проснулся и почувствовал, что фотовспышки закончились. Я прекрасно выспался и возвратился к реальности.
   Когда я спустился в ресторан в два часа дня и заказал апельсиновый сок, омлет с беконом, тосты и два двойных кофе, официант немало удивился. По улице за окном полным ходом двигался Праздник. Доносилась красивая музыка, перед окнами проходили счастливые люди, а сами окна были немножко подёрнуты чудесным морозным узором и украшены какой-то новогодней мишурой, впрочем, тоже красивой.
   Я "завтракал" и впитывал в себя всю эту великолепную атмосферу чудесного северного классического искреннего и аутентичного новогоднего торжества.
   Я даже не удивился, когда за столиком передо мной как-то волшебным образом возник Толик.
   - Блин, красота какая! - провозгласил Толик, потягиваясь. Чувствовалось, что толиковы ощущения вполне совпадают с моими.
   Официант поставил перед Толиком большой кофейник, сливочницу и чашку. Потом как-то особенно изящно налил Толику кофе. Толик благосклонно посмотрел на него, улыбнулся и кивнул. Официант удалился. Толик добавил в кофе сливок и сахара. Помешал ложечкой. Уже предвкушая, поднёс к губам, сделал глоток, пожевал кофе во рту, глотнул. Поднял глаза к небу. Глотнул ещё раз и ещё. Поставил чашку на блюдце. Откинулся на спинку.
   Я почти увидел, как от него, от всей его фигуры поднимается вверх энергия блаженства и благодарности.
   Мы посидели так немножко, поглядывая друг на друга и в окно.
   - Знаешь, - произнёс Толик, не отрывая взгляда от полузамороженного оконного стекла, - а я вот не могу забыть, что Цейс нам вчера сказал. Все люди одинаково счастливы. Это получается, что в любой момент, когда мне хорошо, я добавляю скорости эскалатору, едущему вниз. И наоборот. Жутковато как-то. Получается, не к чему стремиться... Да вообще, очень не хочется в это верить. И не поверил бы, если бы не Цейс...
   - Толик, а при чём тут Цейс? Вернее, он, конечно, при чём. Только какая разница, кто тебе это сказал? Ты ведь веришь, ты понял, что это правда. Отсюда вся твоя реакция.
   Толик помолчал, глядя в окно.
   - Да, ты прав, наверное. Только правда, страшно не хочется в это верить.
   И потом мы долго, полчаса, наверное, сидели, тянули кофе, смотрели в окно и просто молчали.
   Продолжалось это до тех пор, пока один из проходивших за окном прохожих показался мне, мягко говоря, знакомым. Цейс шёл по улице и по виду ничем не отличался от многих других прогуливающихся туристов.
   Он шёл по улице, шёл-шёл, но, поравнявшись с нашим окном, вдруг резко повернулся, приветственно помахал нам, приблизился к окну и карикатурично в него уставился, прислонив лицо к стеклу и закрыв его с двух сторон ладонями. Мы, несколько обалдело, смотрели на него.
   Цейс отстранился от стекла, сделал нам церемониальный приглашающий жест и не спеша двинулся дальше по улице. Я посмотрел на Толика. Потом услышал иронично-вежливое "Кгм-кгм!", повернул голову и увидел стоящую рядом с нашим столиком Настасью - в каком-то розовом зимнем костюме, похожем на лыжный, и в стильной шапке с "ушами" - в общем, она была полностью готова к прогулке.
   - Идёмте, друзья мои, - произнесла она. И, ничуть не сомневаясь, что мы последуем за ней, двинулась к выходу. Разумеется, мы последовали. На ходу я бросил на столик купюру для чаевых и сделал официанту жест включить оплату в счёт за мой номер.
   Мы догнали Цейса в месте, где улица вливалась в большую, по-новогоднему украшенную площадь.
   Он намеренно остановился в этом месте - там, где улица становилась площадью. Мы трое приблизились и остановились рядом с ним.
   В этот момент на противоположном конце площади в красивом доме с готической башней над ним, увенчанной стильным флюгером, открылась дверь. Из двери показался молодой человек, одетый так, как будто на дворе был семнадцатый век. Я подчёркиваю, он был не в костюме семнадцатого века, а просто был так одет - гармонично и естественно. Он не вышел, а просто распахнул дверь, поднёс ладонь ко рту и звучно произнёс:
   - Хееееей!!! .... ... .... .... !!!! ............... Хееееей!!!
   Я не знал язык, на котором он говорил, но смысл этих слов понял. Наверняка, подробно, во всех деталях, парень зазывал нас наведаться в ту дверь, из которой выглянул.
   Казалось, Цейс ждал именно этого. Дослушав парня, он незамедлительно двинулся к двери. Мы последовали за ним.
   Когда я вошёл в довольно тёмное помещение, мои глаза, ослеплённые ярким солнцем и снегом на улице, несколько секунд привыкали. Но мой нос мгновенно начал ловить запахи. Пахло очень вкусным мясом - жареным? тушёным? - не знаю, а также солениями, травами, глинтвейном и немножко свежеструганным деревом. Глаза постепенно различили большой зал, заполненный разного размера деревянными столами и лавками. Почти за всеми из них сидели люди. Я увидел удаляющуюся куда-то в угол помещения нашу компанию и прошёл следом.
   Мы уселись на деревянные лавки за ничем не покрытый деревянный стол. Перед нами возник давешний парень. Я заметил, что не только его одежда, но и вся его внешность была средневековой. В частности, причёска. У него были тускло-рыжего цвета слегка вьющиеся волосы, спутанные и, по виду, давно не мытые и нечёсаные, длинные и схваченные на затылке в хвост. Я огляделся по сторонам. Все официанты были такие же. В абсолютно аутентичной одежде - из какой-то грубой, серой холщовой ткани - домовина она, по-моему, называется - с лишь некоторыми окрашенными в тёмно-зелёный или тускло-оранжевый цвет элементами - поясами, жилетками и тому подобное. Больше всего меня поразили волосы. У парней это были или схваченные в хвосты длинные шевелюры или торчащие перьями во все стороны явно не мытые рыжеватые лохмы. Девушки носили или заплетённые тугие косы, или прятали волосы под маленькими кокошниками. Эта деталь, казалось, разорвала мою связь с современностью и стремительно отнесла меня куда-то в дремучее средневековье. Окончательно я обрёл связь с новой реальностью, когда парень заговорил. Вернее, он не говорил, а громко, задористо распевал.
   - Ааааа! Воттт, вы ппришлии! Наверно услышшали где-тто, что пивво сегодня привезли свежее! Пять боччек! - Парень с искренним ужасом повернулся в сторону барной стойки, за которой стоял толстый, добродушный и невозмутимый бармен. Бармен, заметив, что на него смотрят, заговорщически кивнул. Дескать, "да, удивительно, но всё это правда". Парень продолжал:
   - Что ммы будем деллаать? Пять боччек!... - Он лукаво прищурился, почему-то на меня. - Наддо пииить!
   Парень искренне и от души рассмеялся. Потом опять пристально посмотрел на меня:
   - Вам пшениччное или медоввое?
   - Большую кружку! - подыгрывая, крикнул я. - Самую большую!
   - Оооо!!! - парень пришёл в полный восторг и церемониально поклонился. Потом в таком же стиле он узнал пивные предпочтения у остальных, не уставая восторгаться, раскидал перед нами картонки с меню, и удалился за нашим пивом.
   Только вот одно его выдало. Когда он уже отходил, он вдруг обернулся и бросил быстрый и совершенно современный взгляд на Цейса. Он не смог скрыть сквозящих во взгляде растерянности и испуга.
   Наша компания пребывала в прекрасном настроении. Цейс, глядя на деревянный стол, полуулыбался. Настасья, как обычно, поглядывала то на него, то по сторонам и, казалось, была тоже весела. Толик откинулся на спинку скамейки, раскинул руки и уставился в потолок.
   Я вздрогнул, когда услышал над ухом:
   - А вотт и пиввоо!!!
   С этими словами длинноволосый парень с громким стуком обрушил на стол передо мной большую деревянную кружку. Пиво вспенилось, пена потекла на стол. Та же процедура повторилась ещё три раза. Мы подняли кружки и с таким же энтузиазмом чокнулись. Парень принял наш заказ и со средневековым поклоном удалился.
   Мы уже какое-то время поедали принесённые нам колбаски с соленьями и травами, запивали их чудесным нефильтрованным пивом, когда Толик вдруг посерьёзнел, отложил вилку и обратился к Цейсу:
   - Слушай, Цейс. Хотел тебя спросить. Ну вот мы сейчас пьём пиво, едим, нам хорошо. И что, это ускоряет наш эскалатор вниз?
   - Ну, типа, да, - произнёс Цейс, несколько помедлив и со своей этой полуулыбочкой поглядывая по сторонам.
   - Да ну, ладно тебе... Не хочу.
   Вместо ответа Цейс поднял перед собой ладонь, как будто в приветствии. Мы, не сговариваясь, уставились на эту ладонь. Пальцы руки образовали жест "внимание": - указательный к верху. Потом этот указательный палец указал в сторону и немножко вверх. Мы, как завороженные посмотрели в том направлении.
   Большой зал ресторана имел значительную высоту по стенам, которые не выходили на улицу. На уровне второго этажа этих стен проходил деревянный балкончик. Просто опоры, перила и дорожка из брёвен. На эту дорожку выходило несколько дверей. Цейс указывал на одну из них.
   В момент, когда мы посмотрели на эту дверь, она открылась. Из двери вышел монах, укутанный в чёрный клобук с накинутым на лицо капюшоном. Он засеменил по деревянной эстакаде к лестнице вниз. Не спеша спустился. Мне показалось, что звуки в зале почти стихли. Монах прошёл по залу, огибая столики, ни на кого не глядя, приблизился к двери рядом с барной стойкой, открыл её, вошёл, и закрыл дверь за собой. Всё.
   Мы вырубились из реальности окончательно. Когда дверь закрылась, мы синхронно перевели взгляд на Цейса в ожидании, что он что-то скажет. Цейс произнёс:
   - Эскалатор - это ещё не самое плохое, Толик. Хуже всего то, что все люди в мире всегда находятся на одном уровне. Они иногда, на время спускаются или поднимаются - немножко вверх, немножко вниз - по лестнице удовольствия-страдания. Только вот уехать ни выше, ни ниже невозможно. Ты неминуемо, раньше или позже, возвращаешься на исходный уровень. Я просто хочу повторить то, что уже сказал. Все люди одинаково счастливы. Им даётся ровно столько счастья, сколько они заработали: отстрадали, натерпелись и так далее. И наоборот, если ты лишаешь себя чего-то, мучаешься над чем-то, рано или поздно это даст тебе в той же мере счастья и радости. - Цейс как-то очень горько улыбнулся.
   - Пример. Вот допустим, всеми любимый и избалованный ребёнок становится прыщавым, закомплексованным, презираемым подростком. Потом комплексы этого подростка заставляют его, будучи учеником и студентом, сутками пахать и зубрить, лишая себя радостей молодости. И вот однажды результаты его учения начинают реализовываться. У него всё получается, ему везёт, он достигает успеха и положения в обществе. Вместе с этим успехом приходят соблазны. Подвергаясь им, наш герой теряет успех, а вместе с ним и здоровье. В переходном среднем возрасте он страдает и разочаровывается. Потом, ближе к старости его попускает. Он проводит счастливые зрелые годы в спокойствии и остатках сохранившегося ещё достатка. Потом приходит старость с её болезнями и мучениями. Наконец, смерть, - Цейс мрачно и как-то зловеще улыбнулся. - Оглядываясь назад, мы видим полное равновесие. В рамках жизни у каждого человека ровно одинаково счастья и несчастья. В этом неумолимая, фундаментальная жестокость мира. И одновременно, его здоровая и справедливая основа. Так мы и живём, и так нам жить дальше.
   Цейс замолчал, уставившись в свою кружку. Какое-то время мы сидели, обалдело пытаясь переварить то, что услышали. Потом Толик как-то панически произнёс:
   - Да нет, ладно тебе... Цейс, не может быть... Ничего себе! Ты хочешь сказать, рок-звёзды, миллиардеры и политики, с одной стороны, и бомжи, неудачники и прочий сброд, с другой стороны - они добились одного и того же? Одинаково?
   Цейс просто улыбался своей деревянной пивной кружке. За него ответила Настасья. Задумчиво глядя в пространство расфокусированным взглядом, она произнесла:
   - Знавала я одного олигарха. Он, знаете, боится всего. Панически, абсолютно, невыносимо... Он боится конкурентов, бандитов, микробов, инопланетян... Он, понимаете, живет в абсолютном ужасе, в полном аду. Каждую секунду, каждый миг. Я попробовала было ему помочь, какое-то время получилось даже... Но потом - опять. Даже ещё сильнее... Блин, Цейс, лучше бы ты этого никогда не рассказывал.
   - Да ладно вам, вы посмотрите! - Не унимался Толик. - Как можно сравнивать? Посмотрите вокруг! Посмотрите на людей! Как можно сравнивать?!...
   За столом напротив сидела шумная и явно небогатая компания. Было приятно видеть, как хорошо они проводили время. Вот только один из этих людей сидел в углу, тупо уставившись в стол, и, казалось, вот-вот разрыдается.
   По улице за окном шли счастливые люди. Они проходили мимо сидящего на тротуаре нищего, который спокойно и сосредоточенно протягивал прохожим руку. А невдалеке от него, тоже на тротуаре, сидел человек в очень дорогом на вид костюме и пальто, с висящим как попало галстуком. Он то и дело прикладывался к бутылке виски и, глядя в никуда, всё время что-то говорил. Казалось, он разговаривает с кем-то, стоящим перед ним, но перед ним никого не было.
   - Эскалатор, - произнёс я.
   Это подействовало на Толика как последний булыжник в голову человека, которого забивают камнями.
  
  ..........
  
   Когда мы вернулись в гостиницу, солнце уже начинало садиться.
   В холле, перед тем как мы разошлись, Цейс несколько церемониально произнёс:
   - Друзья, я хочу пригласить вас встретить Новый Год у меня в гостях. Не откажите в любезности. Мой номер - семьсот один. Жду вас в двадцать три сорок пять.
   Оставшееся до новогодней вечеринки время я потратил с умом. Сначала завалился спать, а проснувшись, долго лежал в темноте. Потом ещё битый час просидел на стуле у окна, опершись локтями на подоконник и глядя на огни праздничного города. Надо признать, все эти занятия мне чрезвычайно понравились.
   Цейсов номер был на самом верхнем этаже гостиницы. Пентхаус, так сказать. Горел камин. Освещение было притушено, чтобы акцентировать внимание на горящих там и тут свечах, а также на горящем камине. На барной стойке, отделявшей кухонную нишу, громоздились разнообразные бутылки и бокалы. На широком низком столике в центре комнаты был сервирован чрезвычайно изящный ужин. Играла тихая и ненавязчивая музыка. За окном слышались звуки фейерверков и радостные возгласы людей.
   Участники вечеринки, казалось, являли собой неотъемлемую часть антуража. Толик стоял за барной стойкой и изображал из себя бармена. Настасья с бокалом красного вина уютно устроилась в кресле в своей любимой позе - поджав ноги. Цейс, после того, как меня встретил, расположился на низкой табуретке перед камином и принялся орудовать в нём кочергой.
   Я подошёл к импровизированному бару. Толик, тщательно изобразив на лице выражение карикатуры на бармена в затрапезном ресторане, пристально посмотрел мне в глаза и с нажимом произнёс:
   - Вводка. Кконьяк. Шшампанское. Сухое вино... Вашей даме может понравиться...
   Он рассеяно посмотрел в сторону и громко икнул.
   Я не растерялся.
   - Сообразите мне, эээ..., что-нибудь... Мн-да... Что-нибудь! Г"юмку кюг"ассо и аняняс.
   Толик глубоко вздохнул. Потом выставил передо мной пузатую коньячную рюмку, повздыхав, достал откуда-то из глубины бутылочной батареи столь же пузатую бутылку и осторожно, боясь разлить хоть каплю, налил мне коньяка. После чего из той же бутылки освежил свою рюмку.
   Мы подняли бокалы и в молчании пригубили напитки. Звуки празднования за окном заметно усиливались. Трещали петарды и салюты. Я посмотрел на часы. Часы эти были несколько излишне символическими - на каминной полке стоял довольно внушительного вида хронометр, и его громкое тиканье позволяло со всей уверенностью заключить, что данный механизм оснащён функцией боя. Механизм показывал без двух минут полночь.
   Цейс ещё какое-то время шевелил кочергой в камине, потом встал, воткнул кочергу в специальное ведёрко, отряхнул руки, взял бокал и повернулся к нам. Несмотря на крики и фейерверки за окном, мне показалось, что в комнате воцарилась гробовая тишина.
   - Знаете, - тихо, но как-то чётко заговорил Цейс. - Я всю эту поездку придумал только для того, чтобы сказать вам вот это сейчас. Я хотел, чтобы обстановка, когда я говорю, располагала к вниманию. Я думал, что хочу сказать вам очень важные слова...
   Цейс помолчал, глядя вниз, себе под ноги. Потом как-то вздёрнув голову, произнёс:
   - Не получилось... Вернее, обстановку создать, по-моему, получилось, а вот что сказать, я так и не понял. Трудно найти слова...
   Внизу, в городе, казалось, возникла какая-то волна. Она состояла из криков, треска салютов, музыки... Волна эта начала подниматься, захватывая с собой слова, которые произносил Цейс.
   - В следующем году мы с вами совершим преступление. Но не перед людьми. Не перед моралью. Мы совершим преступление перед законом, перед властью. Собственно, мы уже начали его совершать. Просто в наступающем году мы доведём его до конца. Сейчас зима, и трудно поверить, что скоро она пройдёт. Наступит весна. Основную часть преступления мы совершим именно весной. Одиннадцатого апреля.
   Волна нарастала. До Нового Года оставались считанные секунды.
   - Главное, вот что я хотел вам сказать, - продолжал Цейс. - Успех всего зависит от одной маленькой, самой решающей детали. Детали, лежащей в основе всего. Эта деталь - абсолютная уверенность. Она есть у меня. Я абсолютно уверен, вернее я просто знаю, что всё получится. Когда я искал вас, глядя в глаза многим и многим людям, я задавал себе один и тот же вопрос: способен ли он или способна ли она чувствовать абсолютную уверенность? Вы все способны. Поэтому сейчас я хочу попросить вас. Когда пробьют часы, просто закройте глаза и посмотрите в себя. Там лежит то, что позволит достичь всего, что вы только пожелаете. Вообще всего.
   Цейс поднял бокал, плавно наклонил голову и закрыл глаза.
   За окнами взорвались петарды. Зашипели салюты и послышался многоголосый восторженный гул. Часы на камине зазвонили полночь. Я закрыл глаза и опустил голову.
   Не знаю, сколько я просидел так в кресле. Когда я открыл глаза, я оглянулся по сторонам и явственно почувствовал, что в мире что-то изменилось. Появилась чёткость. Всё было видно намного яснее. Я посмотрел на Толика, потом на Настасью. На их лицах застыло какое-то особенное спокойствие. Его и я ощущал на своём лице. Мы немножко улыбались, глядя друг на друга как какие-то заговорщики. Мы и были заговорщиками. И мы в этот момент очень чётко понимали, что наш заговор осуществится.
  
  .........................
  
   Первое января прошло как-то скомкано. Помню только серые плотные облака, фейерверки на площади, глинтвейн, жёлтое такси... А потом помню солнце, которое мы увидели, когда взлетели и поднялись выше облаков.
   Ощущение гармонии, единства с миром, которое я почувствовал тогда, в полночь - оно уже не покидало меня. Я абсолютно уверен, что именно ради этого Цейс и придумал всю эту новогоднюю поездку. Он хотел, насколько это возможно, заразить нас своим отношением к миру, своей способностью его, этот мир, ощущать. Не знаю, по-моему, это ему очень удалось.
  
  .........................
  
   В наступившем году нам стало гораздо проще общаться. Мне казалось, стоит мне только посмотреть, например, на Толика - и он тут же понимает, что я хочу ему сказать. Это действовало даже по телефону - звоню, а у него уже готовы все ответы.
   Я ощутил, что моё новое мировоззрение накладывает на меня определённые ограничения и вызывает некоторые сложности. На работе, например. Я очень быстро понял, что веду себя так, как не подобает среднестатистическому представителю профессии охранника. В моём взгляде, в интонациях голоса появилось значение, которое очень раздражало моего руководителя и вообще всех, с кем мне приходилось общаться. Поначалу я искренне удивлялся такой реакции и пробовал убедить, доказать им, что ничего в этом страшного нет, что я просто понимаю больше, чем понимают они, и пытаюсь им эту разницу объяснить. По прошествии буквально нескольких дней я явственно осознал, что это - бесперспективное занятие. Как впоследствии выразился Цейс, это всё равно, что объяснить индейцу, почему из лука нельзя попасть в луну. Это цепляет очень глубокие слои сознания. Эти слои сформировались и уже никогда не изменятся.
   Поняв всё это, я принял единственно правильное в этой ситуации решение - замаскироваться. Никому не демонстрировать своё истинное "я". Жить в образе. Образ простого, туповатого охранника как нельзя лучше для этого подходил. Спустя какое-то время, этот маскарад начал даже доставлять мне определённое удовольствие. Например, когда мне понадобилось получить недельный отпуск в середине февраля, диалог с моим руководителем выглядел примерно следующим образом.
   - Здрассьте, Сан Саныч, - взгляд по сторонам в поисках поддержки.
   - Привет, Боря, - начальственный пристальный взгляд моего босса, бывшего сотрудника государственных спецслужб.
   - Я вот... заявление принёс... На отпуск, - смотрю в заявление, якобы ища возможности не смотреть в глаза начальнику.
   - Отпуск? - он картинно удивился. - Так ты же был вот недавно, перед Новым Годом.
   Я нерешительно переминаюсь с ноги на ногу. Осматриваю пол и стены в кабинете начальника.
   - Да, понимаете, испортили мне отпуск.
   - Кто? - заинтересовался Сан Саныч.
   - Да ну её! Все люди как люди!.. А эта... - Я махнул рукой, вздохнул. - Да, короче... Ни выпить нормально на праздник, ничего... Одно шампанское-шмампанское. Да ну, не хочу рассказывать.
   - Нееет, Боря, ты расскажи! - как и следовало ожидать, шеф был немало заинтригован. Рассказы на такие темы всегда интригуют мужчин в его возрасте. Впрочем, и во всех других возрастах тоже.
   - Да ладно!.. - я махнул рукой в сторону. - Познакомился тут с одной... На свою голову...
   - Ну, ну?!.. - подбодрил меня Саныч, плотоядно улыбаясь. - Да ты садись, Борь, располагайся.
   Я так же нерешительно присел на стул для посетителей.
   - Она, понимаете, - интеллигентная. Всё у неё не как у людей... Водки не выпей, с руками не лезь. Я уже думал вежливо отчалить, так она мне говорит: "В новогоднюю ночь тебя ждёт сюрприз. Приглашаю тебя в гости". Ну, я..., понятное дело... Думаю... Нуу... Какой ещё сюрприз может быть?.. Ясное дело!.. Купил бутылку коньяка, презервативы купил, всё такое... Прихожу.
   Сан Саныч мой, смотрю, скис прямо от хохота. Только хохочет внутри себя, виду старается не показывать. Конечно, он был уверен, что я на него не смотрю, и эту маску его заметить не могу.
   - Таак... Приходишь... И что?.. - Саныч напряг лицо и прикрыл глаза. Время от времени на него накатывали спазмы.
   - Что?!.. Она стихи мне свои читать начала! Стихи!!! Понимаете?!.. Это и был сюрприз, оказывается!..
   Я сник.
   Тут Саныч уже не выдержал и захохотал от души. Продолжая смеяться, он встал, прошёл к сейфу, открыл его своим ключом и достал оттуда початую бутылку коньяка на небольшом подносе, на котором также располагались две рюмки и лимон, тоже початый. Всё это он поставил на стол перед нами. Потом достал из кармана брюк большой десантный складной нож, раскрыл его, ловко нарезал им лимон и налил коньяк в рюмки.
   - Давай, Боря! Чтобы следующий отпуск был у тебя более удачным.
   Я с энтузиазмом поднял рюмку, преданно посмотрел Санычу в глаза, опрокинул коньяк, крякнул, не спеша, взял дольку лимона, понюхал её и бросил в рот. Саныч с рюмкой в руке пристально за мной наблюдал. Потом проглотил свой коньяк, тоже бросил в рот полукружок лимона и, жуя, произнёс:
   - Ты..., Боря..., просто молодой ещё. Они..., понимаешь..., девки... все разные бывают. Ты пойми, самое главное - определить - нормальная она барышня или так... - Саныч прыснул, - поэтесса.
   Отсмеявшись, он налил по второй. Потом, с рюмкой в руке, он произнёс:
   - Короче, Боря. Отпуск я тебе подписываю. Но при двух условиях. - Саныч опрокинул рюмку и пожевал лимон. - Первое. Ты мне в понедельник утром доложишься. И если от тебя будет перегаром разить, всё, пиши заявление. Второе. Расскажешь мне, как прошёл отпуск. Поэтому. Никаких поэтесс! - Саныча опять перекосил паралич. - Только нормальные женщины. Вернее, женщинА. Хотя... - Саныч, улыбнулся, сделавшись чрезвычайно похожим на мартовского кота, - Бывают ситуации... Короче, в понедельник в девять здесь.
   Как в воду глядел.
   - Понял, Сан Саныч! Оправдаю!
   Я глотнул из рюмки, бросил в рот лимон и, жуя, встал.
   Босс подписал заявление, я его взял и, заговорщически улыбнувшись, покинул помещение. Я был уверен, что и на новогоднюю поездку, и на отпуск, который предстоял мне сейчас, у меня есть железное алиби.
  
  .........................
  
   А предстояла мне на самом деле поездка на другой континент. Я узнал об этом во время "дебрифинга", который Цейс устроил вскоре после нашего возвращения. Мы, по уже установившейся традиции, собрались у него дома.
   - Так, - Цейс был краток и лаконичен. Казалось, после нашей новогодней вечеринки он разговаривает уже совсем с другими людьми. - До одиннадцатого апреля остаётся меньше трёх месяцев. Времени мало. Основная площадка уже почти готова. Но, кроме того, нам нужно подготовить пути к отступлению. Плацдармы, где мы обоснуемся, когда всё закончится. Я выбрал пять стран, включая нашу. Шестая, кстати, у нас уже есть. Боря поедет на североамериканский континент. Толик на южноамериканский. Мы с Настасьей берём на себя Евразию. Африку, Австралию и Антарктиду пока отложим. Задача: найти партнёра, который сможет получить крупную сумму безналичных денег и превратить их в наличные. Потом эти наличные деньги отдать нам, оставив себе причитающийся процент. Размер этого процента я готов обсуждать.
   Цейс повернулся к Толику.
   - Толик. Ты едешь в гости к своему клубному другу.
   Поворот к Настасье.
   - Настасья. Твоя задача - Западная Европа. Любая из стран, но лучше что-нибудь потеплее. Ближе к тёплому морю. Может быть, есть смысл проверить твои дипломатические знакомства.
   Цейс повернулся ко мне.
   - Боря. Твоя - Северная Америка. Неважно, какая страна. Там можно перемещаться свободно. У тебя конкретных контактов нет. Действуй по обстоятельствам.
   Дальше он обратился ко всем.
   - Срок поездки определяете сами. Советую запланировать неделю-две. Откройте на новые паспорта кредитные карточки, скажите мне номера счетов. Я перечислю на них деньги на расходы. Не призываю вас экономить. Если суммы на счету недостаточно - звоните мне в любое время. Главное - достичь результата. Двенадцатого апреля, в день космонавтики, мы, каждый из нас, должен стать гражданином мира. У меня всё. Вопросы?
   Вопросов не было. Мы молча, как-то по-деловому, сосредоточенно разошлись.
  
  .........................
  
   На следующий же вечер Цейс мне позвонил. Я ждал этого звонка. И мне и ему было понятно, что задание требует большей детальности.
   Я подъехал к Цейсу после работы. Цейс был дома один. Открыл мне дверь, проводил в гостиную. Предложил выпить. Я отказался. Цейс одобрительно кивнул.
   - Итак, Боря. Твоя задача. Найти человека. - Цейс улыбнулся. - Звучит патетично. Тем не менее, задача именно в этом: найти человека, который согласится оказать нам услугу. Предоставить реквизиты банковского счёта - своего или своей компании. Получить на этот счёт денежный перевод от небольшой фирмы, которая в тот же день перестанет существовать. Перевод этот будет за что-нибудь. За какие-нибудь ценности или услуги, не важно. Что он будет делать дальше с этим банковским переводом - нам не существенно. Важно, чтобы он (или она) в тот же день, а именно одиннадцатого апреля, передал нам наличными деньгами, бумажками - сумму, которая была получена. За вычетом процента - в пределах разумного. Ты видел, как я договаривался об этом с Александром Сергеевичем. Кстати, он уже оказывает мне услуги этого характера. И мы оба пока что очень довольны друг другом.
   Некоторое время я обдумывал вводную информацию. Потом задал вопрос:
   - Я так понимаю, сумма будет того же порядка, что ты озвучил Александр Сергеичу.
   - Да. Около того, - ответил Цейс.
   - А какова ответственность этого человека, в случае чего?
   Цейс ответил на удивление серьёзно.
   - Я просчитывал разные варианты. Теоретически, есть много способов вообще избежать ответственности. Просто нужно хорошо подумать и хорошо всё организовать. Поэтому, выбирая людей, в числе прочего, оценивай уровень интеллекта, а также стрессоустойчивость - способность в кризисной ситуации сохранять спокойствие, здраво рассуждать и действовать. Если всего этого недостаточно - человек может сесть в тюрьму надолго. И, хуже того, потянуть за собой нас. Только от тебя зависит, чтобы этого не произошло.
  
  .........................
  
   Трансатлантический перелёт, могу признаться, это вам не фунт изюма. Официально это называется восемь часов. Но прибавьте к этому ожидание в аэропорту, регистрацию, паспортный контроль, автобус к самолёту, посадку в самолёт и потом высадку из него, опять же контроль, очередь и так далее. Это не считая самого перелёта.
   В этом перелёте мне понравилось то, что мы догнали уходящий день. То есть, например, девять часов вечера я пережил дважды, с промежутком в восемь часов. Это прикольно.
   Основное, чем я занимался во время перелёта - это думал над цейсовым заданием. При этом я довольно много ел (благо, в первом классе эта возможность существует) и хлестал кофе в огромных количествах (благо, кофе на борту был весьма сносным). Мне было забавно наблюдать за выражением лица лысого афроамериканского стюарда, когда он приносил мне двадцатый, наверное, стаканчик кофе.
   Мысли у меня были следующие. Глупо строить какой-то конкретный план. Я не знаю, что там будет, я не знаю, как я буду себя чувствовать. Я не знаю, как будут складываться обстоятельства. Не надо планировать события. Если что и надо планировать, так это ощущения. Я хлебнул кофейку, закрыл глаза, расслабился и представил себе большую страну, даже материк. Северную Америку. Я лечу в воздухе, подлетаю к ней, я мысленно вижу её всю. Довольно красивое зрелище. А чувствую я себя прекрасно - благодушно и уверенно. Я сижу в кресле самолёта, наслаждаюсь кофейным вкусом и ароматом, и, - как Чеширский кот, который изготовился к прыжку на абсолютно обречённую мышку, - я чувствую себя сконцентрированным и абсолютно уверенным в успехе прыжка. Но, вместе с тем, я чувствую себя внутренне расслабленным и благодушным. "Бог с тобой, дорогая", - говорю я мышке, то есть Америке - огромному континенту, к которому я приближаюсь с неба. И я почти вижу, как вот это ощущение - уверенность и превосходство - исходит от меня в виде таких радужных лучей и эти лучи накрывают этот большой прекрасный континент. Пропитывают его моей уверенностью. И я понимаю, что, находясь там, я уже буду ощущать, как вся эта земля излучает и укутывает меня этим ощущением уверенности в успехе.
   Забегая вперёд, хочу сказать, что, наверное, именно это умственное упражнение и послужило причиной того, что там, на западном континенте у меня всё так чудесно получилось.
  
  .................
  
   Когда я увидел приближающуюся посадочную полосу, крыши каких-то ангаров, стоящие возле них какие-то самолёты, то после восьми часов облаков и неба мне всё это показалось каким-то марсианским пейзажем. В общем-то, этому способствовало и то, что на американском континенте я ни разу до этого не был.
   Надо сказать, североамериканские аэропорты отличаются от европейских. Какое-то в них есть сходство с автовокзалом нашей двадцатилетней давности. Они заезженные, там всё поставлено на конвейер, и этот конвейер действует уже многие годы. И это чувствуется сквозь показную пафосность и зализанность.
   Я шёл по аэропорту, шёл и не знал, куда я иду. Я и не хотел знать. Почему-то мне хотелось уехать вглубь страны, уехать от суеты огромных городов, аэропортов, небоскрёбов. Как это можно сделать? На поезде или на автобусе. На автобусе лучше. Это очень по-американски. Стало быть, решено.
   Я поинтересовался у очень полной и очень обаятельной чернокожей леди, где здесь ближайшая автобусная станция, узнал, что в центре города, поблагодарил и вышел на стоянку такси. Пока я ехал в огромной жёлтой машине, я почему-то не ощущал магического действия окружающих меня вблизи и вдали небоскрёбов. Не знаю, почему. Как-то попсово всё это выглядело. Хотя?..
   Такси довезло меня до станции метро, которая одновременно являлась железнодорожным и авто- вокзалом. Не знаю почему, но я понял, что сразу уезжать отсюда нельзя.
   Я купил билет на метро. Также я купил в чудесной закусочной бутерброд, состоящий из большого мягкого бублика, омлета, бекона, овощей и соусов. А также огромный стакан апельсинового сока. Я использовал всё это по назначению. С бутербродом и соком - понятно, а вот билет я использовал, так сказать, неопределённо. Я спустился в метро с намерением выйти на любой станции, ознакомиться с городом, а потом вернуться сюда, купить билет на ближайший автобусный рейс и куда-нибудь уехать.
   Так вот, я проехал весь центр - как-то не хотелось выходить, - а потом вдруг понял, что следующая станция - моя. И вышел.
   Было уже поздно - часов десять. Станция была немноголюдна. Я вышел, остановился в центре, между платформами и услышал музыку. Нет, сказать, что я просто услышал музыку, было бы неправильно. На самом деле, так: меня медленно, но уверенно накрыли плавно накатывающие друг на друга и образующие друг с другом чудесную композицию волны звука.
   Я обернулся. Возле одной из колонн, подпирающих потолок станции, сидел человек. Человек-Оркестр. Сам он был худ, чернокож, как-то измождён. Но при этом был он очень красив.
   Он стоял, облокотившись о колонну. На поясе перед ним висела на подставке панель клавиш, а перед его ртом точно так же висела губная гармошка. Нога его была как-то присоединена к ударным, которые, вместе с динамиками, батарейками и чем-то ещё висели у него на спине в виде рюкзака - этим рюкзаком он прислонялся к станционной колонне.
   Музыка, которую играл этот человек, была самой прекрасной музыкой из всей, что я слышал и до и после этого. Это не были знакомые мелодии. Более того, это вообще не были мелодии как таковые. Разрозненные части музыки. Это была Музыка вообще. Такая, какой она должна быть в Идеальном Мире. Где-то там, на прекрасной зелёной планете, вращающейся вокруг прекрасной голубой звезды. В мире, от которого наша планетка удалена на максимальное расстояние.
   Мелодия никогда не заканчивалась, она просто преобразовывалась в другую и звучала дальше, ещё краше. И потом ещё и ещё. Я, завороженный, стоял перед ним, а вернее, за несколько колонн от него. И слушал. Мне показалось, что все люди на станции исчезли.
   И так длилось довольно долго...
   А потом прибыл поезд. С шумом, который заглушил мелодию. Я, всё ещё обалдевший, подошёл к музыканту, достал из кармана деньги - пачку купюр, которые я вытащил из банкомата в аэропорту - располовинил её, опустил большую половину в лежащую перед музыкантом шляпу, поднялся и посмотрел ему в глаза.
   Музыкант смотрел на меня, не переставая играть. Время остановилось.
   Я ошарашено посмотрел по сторонам, увидел справа открытые дверцы вагона метро, стремительно бросился в них и успел. Дверцы за моей спиной закрылись. Редкие пассажиры посмотрели на меня с некоторым удивлением и опять отвернулись. Я упал на сиденье. Мыслей никаких не было. Первая, которая пришла - о, уже моя станция. Я вышел.
   Забавно, думалось мне. Чудесная страна.
   Я поднялся по лестнице и по переходу на автовокзал. Было это уже часов в одиннадцать вечера. Я купил билет на самый длинный рейс, рейс, который занимал всю ночь. Я отдавал себе отчёт, что моей заднице предстоит ещё одно испытание, которое, в сочетании с предыдущим, делало его невыносимым, но осознанно пошёл на такую жертву. К тому же, я рассчитывал, что после почти полутора суток без сна мне всё же удастся вырубиться. Чтобы этому помочь, я, зайдя в вокзальный магазинчик, купил себе пару чудесных бутербродов и пакет молока.
  
  ..........
  
   Заняв своё место, я открыл молоко, салютовал пакетом небоскрёбам за окном и принялся за бутерброды. Автобус тронулся. Он, как корабль, плыл по улицам большого, светящегося со всех сторон города. По мере того, как мы выезжали за город, огней становилось всё меньше. А также они удалялись. Когда мы выехали на шоссе, огни города разделились. Часть из них превратилась в огромные придорожные знаки, а другая часть уползла вдаль и превратилась в многочисленных и обширно покрывающих пейзаж светлячков. Светлячков и муравьёв, тоже светящихся. Я тостовал тем и другим остатками молока и сразу отключился.
   Ночью я проснулся. Было четыре часа по местному времени. Автобус остановился на заправке. Я похлестал себя ладонями по щекам и вышел на свежий воздух. Воздух действительно был свежим. Была зима, но она чувствовалась здесь так, мимолётом. Прохладно, влажно, свежо.
   Я спрыгнул со ступеньки автобуса. Подошёл к заправочному магазину. Наш водитель сидел на одном из двух высоких стульев за стойкой, пил кофе из гигантского картонного стакана и разговаривал с симпатичной барменшей, кожа которой была цвета кофе с молоком.
   Я сел на второй стул. Собеседники глянули на меня и сделали вид, что не заметили. Должно быть, вид у меня был несколько заспанный.
   - Кофе, пожалуйста! - нарочито громко выкрикнул я. Водитель и темнокожая леди недоброжелательно на меня обернулись. Потом она ткнула пальцем в кофейный автомат, а он пошёл к автобусу. Я, бросив на стойку купюру, удалился в туалет. Когда я вернулся, купюры не было, вместо неё на стойке стоял огромный картонный стакан с кофе, накрытый пластмассовой крышкой. Кофейная леди сверлила меня очень белыми белками глаз.
   - Послушайте, - произнёс я. - Пожалуйста, не думайте, что я плохой парень. Просто у меня работа такая. Я - шпион. Работаю на одно европейское государство. Мне трудно здесь. Но я пока держусь. Работаю. Мы с вами на работе, правда? До свидания.
   Я сел на своё место и увидел, как барменша подозвала нашего водителя, что-то ему нашептала, косясь на наш автобус, чмокнула его в щёку и удалилась. Водитель занял своё место, автобус тронулся, и я опять заснул.
   Меня разбудил солнечный луч, отражённый от огромного автобусного зеркала. Я открыл глаза, услышал мерный рокот двигателя, ощутил абсолютно плавное движение ("на утюге едем, что-ли?"), и поднял спинку кресла. Было часов пять утра. Солнце всходило. Оранжевое. Я, в целом, чувствовал себя хорошо, только во рту был вкус какой-то... североамериканский. Подумав об этом, я вспомнил, что свой кофе я благоразумно не тронул, он, уже остывший, ждал меня в подстаканнике. Прихлёбывая этот кофе, я обозревал утренний пейзаж.
   Мы ехали по умеренно континентальному ландшафту. Деревьев почти не было. Горизонт иногда заслоняли только появляющиеся время от времени городки. Солнце взошло, но тут же нырнуло в тяжёлые серые тучи, покрывавшие почти всё небо. Только кое-где между ними проглядывало ярко-синее небо. И вот эта звенящая, холодная синева, когда на неё посмотришь, действовала не хуже холодного душа.
   Где-то часов в восемь мы опять причалили к заправке. Большинство пассажиров уже проснулись. Вышли на воздух. Я первый выбежал и получил стаканчик чудесного двойного кофе со сливками. Смакуя его, я любовался на местных жителей.
   Население Северной Америки значительно поляризировано. Большая часть представляет собой ничем не интересную бесполую, безликую толпу. Такие, знаете ли, мужчины-женщины, неопределённой комплекции, неопределённого цвета кожи, неопределённого возраста, неопределённого всего. Вспоминается какая-то басня из детства, где звери варили компот. Кто-то из них принёс ягод, медведь мёда, кабан желудей, белка орехов, заяц морковки, и так далее. Такой себе получился компот...
   Но вторая, меньшая часть, довольно интересна. Её представляют бесконечно многообразные, яркие, интересные люди, знакомство с которыми безусловно представляет интерес.
   Я ощутил утренний зов природы. Поставил стакан с кофе прямо на асфальт, зевнул и направился к соответствующему заведению.
   Выходя, я заметил, как странно на меня смотрит водитель. И тут медленно, неспешно, передо мной предстала ночная заправка, и барышня, шепчущая что-то этому водителю и указывающая взглядом на окно автобуса, где предположительно должен сидеть я.
   Я помахал водителю рукой и вошёл в заправочный магазин. Мои коллеги-пассажиры фланировали между немногочисленными полками этого заведения; перед кассой даже образовалась небольшая очередь. Я обозрел всё это, и понял, что уже довольно голоден. Мне был нужен какой-нибудь очень большой бутерброд, такой же большой пакет яблочного сока, и тройной-четверной кофе. Всё это я тут же отыскал. В очереди в кассу я оказался между (впереди меня) очень интересной внешности латиноамериканкой в облегающих джинсах, которая обернулась, внимательно осмотрела меня и одарила интересной улыбкой, и (сзади меня) очень скромным с виду мужчиной азиатской внешности, держащим в руке булку и бутылочку негазированной воды.
   Я сделал выбор.
   Я обернулся и улыбнулся. "Неплохая погода сегодня, правда?". Азиат церемониально улыбнулся и покивал. Повернувшись обратно, я получил очень серьёзный заряд невербальной информации от обладательницы обтягивающих джинсов. Я принял этот заряд стоически.
   Расплатившись у кассы, я занял своё место в автобусе.
   Мой сосед по очереди, оказался и моим соседом по автобусу. Он сидел на один ряд впереди и напротив. Когда мы уселись и автобус двинулся дальше, я пересел к проходу, он тоже. Мы разговорились. Оказалось, что Марк (все приезжие из азиатских стран, будучи за рубежом, предпочитают взять себе другое, западное имя) - бизнесмен, занимается продажей подержанных автомобилей и импортом различных камней - гранита, мрамора и всего такого.
   Узнав это, я представился тоже коммерсантом. Я предложил ему один из своих сендвичей (на заправке я благоразумно запасся двумя), он не отказался. Потом он пересел ко мне, и следующие полчаса мы провели за приятным дружеским завтраком. В какой-то момент этого завтрака я окончательно понял, что Марк - тот, кто мне нужен.
   За оставшееся время поездки мы обо всём договорились. Как-то абсолютно спокойно и естественно всё получилось. Я, смеясь, просто рассказал ему, что в нашей стране такие же проблемы с властями, как, должно быть, в его стране. Нужно что-то делать, чтобы свои, честно заработанные деньги как-то использовать. Казалось, Марку вообще ничего не надо было объяснять, он схватывал всё налету.
   Мы договорились, что начиная с этого дня, все наличные, полученные за проданные им бэушные автомобили (а у него было пять площадок) он сдавать в банк не будет, а для налоговой будет оформлять как оплаченные кредитными карточками. А когда 12-го апреля на его счет поступит сумма (мы договорились созвониться, какая именно), он её проведёт в счёт прошлых продаж. А чемоданчик с деньгами, за вычетом причитающихся процентов за услуги, отдаст мне.
   Забавно, но ехать дальше мне не требовалось. Поэтому, откинувшись в кресле, последние полчаса поездки мы с Марком просто наслаждались путешествием, время от времени с улыбкой поглядывая друг на друга. Разве что я спросил, есть ли в его городе аэропорт. Оказалось, есть, но рейсы только утром и вечером.
  
  ..........
  
   Город, в котором жил Марк, был не таким уж и маленьким. Университетский такой городишко. Собственно университет, плюс пара фабрик, завод какой-то, башня банковской компании на центральной площади - вот и всё, собственно.
   Мы распрощались с Марком у него в офисе, совмещённом с одной из площадок по продаже машин. Я оценил выбор марковых сотрудников, пошутил, что вот этот огромный внедорожник - это мечта моего детства, и отчалил. Прихватив с собой рекламный буклет. На буклете были адреса всех пяти салонов. Для очистки совести я посетил ещё два, поторговался с персоналом и уже затем счёл свою миссию выполненной.
   Я купил себе обратные авиабилеты каким-то очень запутанным маршрутом с двумя пересадками. В моём распоряжении оставалось ещё что-то около шести часов. День клонился к вечеру, и я решил зайти в симпатичный барчик на главной улице.
  
  ..........
  
   Вы знаете, удар бутылкой по голове начинает чувствоваться еще до того, как он происходит. То есть еще до момента, когда бок бутылки соприкасается с макушкой. Он начинается со странного ощущения в носу - это не запах и не боль, а нечто среднее. Потом ты слышишь глухой стук и звон разбивающегося стекла. И вот только потом все мутнеет и заливается противно-серо-черной тошнотой.
   Я вошёл в помещение - это оказался просторный, но уютный спортивный бар. По стенам везде были развешены телевизоры, транслировавшие спортивные программы. Я сел за стойку, перед которой показывали какой-то чемпионат по легкой атлетике. Звука не было, но он был и не нужен. Потому что самое интересное - это были глаза этих спортсменов. Никогда бы не подумал, что так интересно будет пять часов подряд пить пиво и смотреть в глаза атлетов, которые выступают на ответственных соревнованиях. Когда кто-нибудь из них готовится к прыжку, или к броску, или бежит стометровку. Эти глаза очень внимательно и при этом очень спокойно смотрят в себя, внутрь. И по ним видно, что они там видят.
   Сначала я видел только сосредоточенность, холодный трезвый расчет: "правильно сделать это движение..., распределить силы..., всё рассчитать...". И только где-то после третьего бокала я увидел самое главное. В самые ответственные моменты - во время старта и финиша, толчка, рывка - всего на мгновение - взгляд проскальзывает в самую глубь. И там находится она - спортивная злость. Бешеная, неудержимая, страшная энергия. Именно ее проблеск в глазах атлетов в нужный момент определяет успех попытки, забега, броска. Именно она отличает победителя от побеждённого.
   Я не заметил, когда он подсел за стойку рядом со мной. Может быть, только что, а может, сидел тут уже полчаса. Я обратил на него внимание, только когда он заговорил.
   Это был персонаж явно из числа "золотой молодежи". "Лёлики", как их называет одна моя знакомая официантка. Она любит этих лёликов за то, что они каждую ночь под утро переходят из очередного ночного клуба в ее кафе пить молочные коктейли и есть мороженое. Так как в клубах лёлики курят далеко не только табак, то чаевых они, как правило, оставляют много. За что она их и любит.
   Удивительно, подумалось мне в состоянии "после пятого", - в этой, совсем другой стране всё точно так же.
   Этот парень был одет в дорогой костюм, очень чистую белую рубашку с галстуком и тоже дорогую кожаную куртку. При этом куртка, пиджак и верхняя пуговица на рубашке были расстёгнуты, галстук почти развязан, а волосы всклокочены. Хуже всего - глаза. У парня были глаза очень, очень больного человека.
   - ... клубничная помада... У нее помада на вкус как клубника... - И он улыбнулся мне самой идиотской из возможных улыбок.
   Я понял, что пора отсюда уходить.
   - Ты не понял..., - продолжал он. Улыбка не проходила. - Я с ней никогда не целовался... Я с ней даже никогда не разговаривал... Она даже не знает, что я есть... Хм... - Он прихлебнул дорогое пиво прямо из бутылки.
   Я показал бармену, чтобы он меня рассчитал. Тем более, что было уже пора ехать в аэропорт.
   - Она сидела вот здесь, прямо где ты сейчас сидишь и пила маргариту. А потом ушла, а стакан остался... У нее помада со вкусом клубники...
   Он замолчал, уставившись в стену бутылок перед собой. Потом на лице у него появилась гримаса ребенка, который вот-вот закатит истерику.
   - Как ты не понимаешь!!! Она моя!!! Моя, понимаешь!?.. Она должна быть моей!.. Она должна это понять... - Он всхлипнул и уронил голову.
   Бармен все не приходил.
   - Я знаю о ней всё. Я бываю на всех её тренировках и соревнованиях... Её любимые ракетки, корты... Я знаю, с кем она любит играть, а кого ненавидит... - парень прихлебнул пиво и похабно улыбнулся. - А еще у меня есть ключ от ее шкафчика...
   Бармен кивнул мне в том плане, что еще секундочку, уже почти готово. Парень таращился в бутылки и часто дышал.
   - Я ей рассказал всё... Вчера. Я написал... записку... и подложил ей в сумку... Я написал ей всё, что я о ней знаю... Где я был, и... И какие её вещи теперь у меня... - Тут он перебил сам себя и скорчил ещё одну грязную гримасу. - Теперь она всё знает. И она сюда придёт. Она сейчас сюда придёт.
   Когда до меня только начал доходить смысл последней фразы, кто-то ткнул меня сзади в плечо. Я обернулся и в этот момент ощутил в носу странное чувство - это не запах и не боль, а нечто среднее...
  
  ..........
  
   К счастью, я пробыл в отключке всего несколько минут. Когда я очнулся, я стоял, поддерживаемый барменом, на улице. Передо мной стояло такси. Моя сумка была на месте. Я попытался дать бармену денег, но он очень решительно отказался, усадил меня в такси и удалился.
   - В аэропорт, - лаконично произнёс я. Приключений в этой стране для меня было достаточно.
   Обратно я летел с двумя пересадками. Сначала в очень маленьком самолётике, обозревая в иллюминаторе огромные поля огней - казалось, вся эта страна утыкана столбами электрических фонарей. Потом я летел в огромном, почти пустом лайнере. Перед тем, как взлететь, командир корабля нам вдруг объявил почти интимным тоном, что в самолёте сломался стартер, и вылет откладывается. Я уже подумал, что ремонт займёт всю ночь, но через полчаса мы взлетели. И, наконец, я летел тоже в огромном, но уже полном самолёте через океан.
  
  .........................
  
   Первое, что я сделал, когда мы приземлились - позвонил Цейсу. Просто сказал, что всё нормально, подробности потом. Цейс, казалось, совершенно не удивился.
   Стоя в очереди на паспортный контроль, я вспомнил, что не выполнил свои обязательства перед Санычем. А времени ещё три дня. Ну, как говорится, всё во имя науки. Стою и думаю - что же предпринять? Вспомнилась латиноамериканка, и её джинсы... Ммм-да... Потерянного не вернёшь.
   Я перевёл взгляд с носков своих ботинок на экран висящего под потолком телевизора. Шла какая-то реклама. Когда я посмотрел на экран, она тут же сменилась. На экране появилась крупная надпись: 14 февраля! День влюблённых! И потом кадры, посвящённые, как можно судить, очень приличному (сиречь дорогому) и очень конкретно позиционированному заведению. Не помню название, что-то типа "Флирт точка ком". Ну, думаю, ладно, поеду туда. Душ вот только приму и поеду.
   Помывшись и во всех отношениях освежившись, я вышел из дому. Было часов девять вечера. Телефон и адрес флиртового заведения были у меня в кармане, нужно было только найти такси и поехать.
   Но что-то вот со мной произошло. Даже не в тот момент, а раньше. И сейчас это что-то влияло на моё поведение.
   Я постоял на тротуаре, посмотрел вокруг в поисках такси, а потом вдруг понял, что не надо мне никакого такси. И ни в какой "Флирт Ком" я не еду. И вообще я никуда не еду. Я иду. Иду по тротуару по улице. Например, в правую сторону.
   Я так подробно это рассказываю, потому что хочу, чтобы вы поняли, что со мной происходило. Казалось бы, это просто, но тогда я ещё и сам не всё понял, не, так сказать, артикулировал. Уже потом я попытался облечь свои ощущения в слова. И звучит это так: "Не надо насиловать события".
   Понимаете, события вокруг вас - это вполне определённые объекты, и к ним нужно как-то относиться, считаться с ними (где-то я, ха-ха, это уже слышал). Они заслуживают внимания. Нужно их видеть, уважать их, ценить. Думать о том, как они в дальнейшем сложатся. И уже потом использовать. Тогда они не обидятся на вас, а наоборот, будут подыгрывать, складываться так, как вам нужно. Уважать вас в ответ на то, как вы уважаете их. А как это сделать? То есть, как начать это делать? Рассказываю.
   Для начала нужно просто остановиться, расслабиться и ничего не делать. Как я тогда на тротуаре. Постоять, посмотреть вокруг. Послушать звуки. Можно понюхать воздух...
   А потом - подчиниться. Подчиниться первой мысли, которая вот вдруг пришла в голову. Какая бы она ни была. А она обязательно будет. Она придёт. В моём случае это было: "Никуда я не буду ехать. Я буду идти".
   Вполне очевидно, как это понимание ко мне пришло. Естественно, без влияния Цейса не обошлось. Но, с другой стороны, разве то же самое произошло бы с каждым?.. Может быть, я и сам в этой жизни чего-то стою...
   Забегая вперёд, хочу сказать, что это новое понимание впоследствии не раз и не два меня выручало. Помогало, приводило к успеху того, что я задумывал делать. И впервые это произошло в тот вечер.
   Я шёл по тротуару, быстро, но не спеша. Уверенно. Как будто зная, куда я иду. Хотя я не знал. Но я даже не удивился, когда через пару поворотов увидел недавно открывшийся торгово-развлекательный комплекс. Я в нём никогда не был.
   Я пошарил по фасаду глазами и нашёл то, что мне было нужно. В правом нижнем углу был вход в заведение с названием "Кафе Шансон". "Шансон" - это в переводе значит "песня". О том, что сделали с этим словом после перевода, я даже говорить не хочу. И ни в коем случае не хочу, чтобы вы подумали, что я являюсь поклонником последствий того, как надругались над хорошим французским словом. Но, вопреки этому, я понял, что данное кафе - это и есть то место, где сегодня я проведу вечер.
   Дальше всё происходило так, как будто складывались и срастались частички уже давно созданной, но зачем-то разъединённой на части картины. Сначала я сижу за барной стойкой, общаюсь с барменом и вижу, как он время от времени поглядывает куда-то с каким то особенным, мечтательным выражением. В какой-то момент я, проследив за его взглядом, оборачиваюсь и вижу, что там за столиком сидят две милые барышни. Потом я уже сижу за столиком с ними. А ещё через какое-то время они как-то особенно смотрят на меня. Потом такси. Какое-то другое заведение. И оно отличается от первого тем, что при нём есть мини-гостиница. Потом номер этой мини-гостиницы. И в этом номере мы по-прежнему втроём. Стук в дверь, я открываю, вижу официанта, который принёс полный поднос чего-то красивого и хорошо пахнущего. Официант на меня смотрит взглядом несколько удивлённым, но профессионально скрывающим своё удивление. Опустив взгляд, я понимаю причину удивления - на мне из одежды практически ничего нет. Я забираю поднос, закрываю ногой дверь, прохожу в комнату и вижу в постели двух прекрасных женщин, на которых одежды столько же, сколько на мне. Как говорится, занавес...
   Из всего следующего утра запомнилась только записка на листке, вырванном из какой-то явно высококачественной записной книжки. На этом листке было только два имени, два номера телефона и два отпечатка ярко напомаженных губ.
  
  .........................
  
   Когда я рассказывал обо всём этом Санычу, он очень волновался. Смотрел на меня широко раскрытыми глазами, казалось, только сейчас начиная меня видеть. Ни разу не перебил. Время от времени вставал с места, ходил по комнате, потом садился опять, явно стараясь успокоиться. По окончании рассказа помолчал, глядя в стол, потом поднялся (я тоже встал), посмотрел на меня и каким-то особенным, торжественным жестом протянул мне руку. Я её пожал.
   - Ну что, Боря, - прочувствованно произнёс Саныч. - Знал я. С самого начала знал, что на тебя можно положиться. Не подведёшь. Себя не подведёшь, меня, всех нас, мужиков... И ты оправдал.
   Я в какой-то момент подумал, что он даже прослезится. Но нет. Он просто крепче сжал мою руку, произнёс "Всё, свободен" и задумчиво опустился на стул.
  
  .........................
  
   Выходя от Саныча, я вспоминал вчерашний вечер. Был он, надо вам сказать, неординарным.
   Накануне позвонил мне не Цейс, позвонила Настасья.
   - Привет, - говорит.
   - Привет-привет, - отвечаю. - Я уже отошёл от экстремальных сексуальных приключений и находился, что называется, "в форме". Завтра ведь на работу.
   - Слушай, - Настасья мне, - ты как, вообще, чайку попить?
   - В смысле?
   - В прямом. На чайную церемонию хочу тебя пригласить.
   Я сразу понял, что это неспроста.
   - А кто будет?
   - Ну, ты... Толик... Цейса я тоже пригласила.
   - Понятно. Не вопрос. Буду.
   Ровно в семь я был на месте. Место - это такой полузакрытый клуб, посвящённый чайным церемониям, йоге, цигуну и прочей восточной экзотике.
   Я вошёл внутрь, был встречен официанткой в красном халате с драконами и препровождён в один из двух залов заведения, меньший.
   Зал был разделён на четыре квадрата, в каждом из которых была образована своего рода ниша, ограниченная бамбуково-бумажными ширмами. Оставалось ещё место для маленькой сцены. Подойдя к нашей нише, я увидел, что почти все в сборе. Кроме Цейса.
   Кабинка, образованная ширмами, представляла собой зрелище в восточном духе. По стенам располагались мягкие перила, на полу лежали очень умело придуманные подушки. В центре располагался низкий, но довольно обширный стол. На столе стояли чайники, чашки и ещё какие-то восточные предметы.
   Я, уподобясь Настасье с Толиком, уселся на подушку. Откинулся на спинку. Кое-как пристроил ноги. Настасья налила мне чашку чая. Я уважительно поклонился, взял чашку, прихлебнул, ещё раз поклонился. Настасья, сидящая на подушке, сжав перед собой по-восточному ладони, низко поклонилась мне в ответ. Нас при этом от смеха, конечно, распирало, но мы сдержались.
   Тут я заметил, что Толик не разделяет нашего настроения.
   Настасья посмотрела на меня, потом на Толика, опять на меня и отрицательно покачала головой. Я понял, что вопросы задавать не следует. Я отдал должное чаю. Чай был замечательный. Какой-то особенный - с привкусом, как мне показалось, молока.
   Я даже не заметил, когда на сцене появились два музыканта. Один заиграл прямо ладонями на небольших барабанах, а другой в какой-то момент включился в композицию на странного вида флейте.
   Почти сразу за этим появился Цейс. Он, улыбаясь, вошёл в нашу кабинку и как-то особенно уверенно уселся на подушку.
   Появился официант и, повинуясь взгляду Настасьи, налил Цейсу чаю. Цейс, как обычно ни на кого не глядя, и при этом, совершенно точно, глядя на всех, улыбнулся, взял чашку и сделал глоток. Потом откинулся на спинку.
   - Ну что ж, друзья. Чудесно. Всё идёт по плану. Давайте лучше мы все расскажем друг другу подробности. Начнём с тебя, Боря.
   Я, ощущая всеобщее внимание и, стараясь соответствовать атмосфере, прихлебнул из чашки, откинулся на подушку и начал рассказ. Он был выслушан с величайшим вниманием. Когда я закончил, на какое-то время воцарилось молчание. Потом Цейс произнёс:
   - Забавно, Боря. Я и не думал, что так быстро всё будет с тобой происходить. Конечно, выполнение задания - это очень важно, но намного важнее другое. То, что ты прочувствовал, что с тобой произошло.
   Какое-то время мы помолчали. Я переваривал смысл сказанного. Все, наверное, тоже.
   - За Толика я сам расскажу, - нарушил молчание Цейс. Толик смущённо углубился в свою чайную кружку. - Страна, в которую Толик отправился, - очень непростая. Олицетворяет собой весь континент, но не вполне. В ней есть очень важные особенности. Менталитет некоторых её граждан нам очень непривычен. Особенно тех, кто экспериментирует со своим сознанием. Толику довелось по приезду с такими людьми столкнуться. Короче, в эту страну мы, вероятнее всего, в ближайшее время не поедем.
   Толик осушил до дна свою чашку и, судя по его виду, пожалел, что в этой чашке был чай, а не что-нибудь, более соответствующее обстоятельствам.
   - Ну, и теперь, что расскажет хозяйка сегодняшнего вечера?
   Настасья лучезарно улыбнулась - несколько смущённо, но при этом крайне обаятельно, и тихим, низким голосом начала свой рассказ.
   - Мне была поручена одна из европейских стран. Но так уж получилось, что теперь у нас есть две. Когда я прилетела в ту страну, которая мне была поручена, я с самого начала почувствовала, что эта страна - чудесная. Одна из немногих, в которых я хочу жить. Так что, как говорится, приглашаю. Климат - замечательный, южная Европа, Гольфстрим и всё такое. Больше всего мне понравилось отношение к жизни тамошних граждан. Для нас это непривычно. Люди, понимаете, никуда не спешат и ни к чему не стремятся. Просто живут и наслаждаются жизнью. Каждый день и каждую минуту.
   Настасья огляделась по сторонам, как бы ища поддержки. Цейс смотрел себе под ноги, излучая полное удовлетворение. Толик смотрел на Настасью взглядом, похожим на взгляд впервые влюблённого подростка. Потом, в какой-то момент смутился и опустил глаза. Я тоже посмотрел на Настасью, не скрывая своих чувств. Я уже примерно понял, о чём будет дальнейший рассказ. Настасья продолжила.
   - Ну вот. Я приехала. Поселилась в гостинице. Такой чудесный отель в самом центре, за окнами - большая площадь, но не очень большая. Уютная такая. Не открытая, дома вокруг. И со всех сторон заставленная столиками из прилегающих заведений.
   На эту площадь со всех сторон выходят улицы и улочки. А там повсюду - кафешки, магазинчики, всё такое... Очень уютно и очень обаятельно.
   Настасья отхлебнула из чашки, выражение её лица изменилось. Она подняла взгляд в сторону выхода из нашей "кабинки". Я посмотрел туда же. Где-то там, в глубине зала стоял официант и преданным взглядом смотрел на Настасью. Вернее, до этого преданным. А после того, как Настасья подняла на него свой взгляд, он вдруг стушевался, запаниковал и убежал куда-то.
   - Так вот, - как будто не заметив всего этого, продолжала Настасья, - я прилетела поздно ночью, поселилась и легла спать. Потом проснулась, раздвинула шторы и посмотрела на залитую солнцем чудесную площадь.
   Да, важный момент. Когда я регистрировалась на ресепшене, а это было около полуночи, мальчик за стойкой, вручая мне ключ, сказал: "Добро пожаловать. Ваш номер такой-то. Бар на крыше к вашим услугам до четырёх утра." Естественно, разложив вещи, я не могла не подняться в этот бар. Так вот, оказалось, что этот бар - это вообще не бар. Это просто крыша, большая крыша гостиницы с ограждающими её перилами и какими-то изящно продуманными разделениями. Барная стойка где-то в углу. Столики тут и там. Освещение такое, знаете, ненавязчивое.
   Я сразу подошла к перилам. Вид на город - потрясающий. Огни, небо... Поразительно.
   Настасья, по-видимому, находилась в плену своих воспоминаний. Глаза её затуманились, на губах играла полуулыбка.
   - Естественно, встретив там его, - а я не буду называть его имя, - я несколько увлеклась.
   Когда до меня дошёл смысл этого высказывания, я чуть не произвёл конфуз. В этот момент я прихлёбывал из чашки, и мне стоило немалых усилий, чтобы не выбрызгать всё обратно. Взглянув на Толика, я понял, что на него тоже накатывают спазмы смеха. Цейс, конечно же, был спокоен и умиротворён.
   Настасья несколько смутилась. Щёки у неё порозовели - немножко, совсем чуть-чуть, - но я заметил. Она отпила из чашки, справилась с собой и продолжила.
   - Ну так вот, когда я утром проснулась, раздвинула шторы, посмотрела на площадь, меня охватило чувство, что вот здесь, в этой стране и надо жить. И даже, - она сделала паузу, - тот парень, который спал в постели моего номера... Я вдруг почувствовала к нему какую-то особенную симпатию. Может быть, за него я когда-нибудь выйду замуж...
   Настасья опять обеспокоенно оглянулась по сторонам. Мы все излучали всем своим видом только одно - тактичное понимание. Настасья, казалось, успокоилась и продолжила.
   - Вы, может быть, с ним познакомитесь. У него небольшая сеть супермаркетов. Магазины в нескольких странах. Он мне показал всего три, (клянусь, она скептически усмехнулась), по-моему, неплохие.
   Она допила свою чашку. И тут же появился официант с чайником.
   - Так вот, о задании. Перевести в наличные крупное поступление не является проблемой. И та страна, которую я вам всё это время рекламировала - к вашим услугам.
   Мы с Цейсом улыбнулись удовлетворённо. Толик - виновато. Настасья продолжала.
   - Ну вот. Всё произошло очень быстро. Время оставалось. На третий день я почти увидела город, а чтобы увидеть страну, я поняла, мало и трёх лет. Супермаркеты смотреть после третьего мне надоело, и я инсценировала срочное дело. Короче, улетела. В другую страну. Просто сделала вид, что мне позвонили, как бы поговорила по телефону, тут же попрощалась, прыгнула в такси и уехала. Потом вошла в аэропорт, посмотрела на расписание, выбрала рейс, купила билет и полетела.
   А там, куда я прилетела, в общем, всё тоже получилось очень хорошо. Не буду долго рассказывать. Тоже очень хорошая страна. Только там холоднее. В другом стиле, но тоже очень даже ничего. Короче, и эта страна к вашим услугам.
   Опять затянулась пауза. Потом Цейс, как будто проснувшись, обронил:
   - А кстати... Как вы относитесь к путешествиям по морю?
   Мы посмотрели на него, как всегда в таких случаях, вопросительно. Он встретил наши взгляды с самым невозмутимым видом.
   - Я говорю, морские путешествия. На яхте. Чтобы вы не думали, что я всё это время бездельничал, в своё оправдание скажу: я строил яхту.
   Я ожидал чего угодно, но всё равно, удивить меня Цейсу удалось.
   Он взял в руку чашку и продолжил:
   - Надоело мне, знаете ли, жить на одном месте. После того, как мы с вами завершим наше дело, я буду жить на этой яхте. Зимой буду уходить туда, где потеплее, а летом, наоборот, на север. Так вот...
   Цейс посидел некоторое время, задумавшись и иногда делая маленькие глотки. Потом, казалось, вернувшись к нам откуда-то издалека, продолжил.
   - К тому же, яхта - это наша дополнительная страховка. Всё-таки не исключено, что нас будут искать. Где-то в середине апреля мы с вами встретимся на этой яхте. Она сейчас удобно запаркована в маленьком городе, неподалёку от которого имеется международный аэропорт. А в пределах запаса хода нашей яхты есть ещё семь или восемь таких же аэропортов в разных странах. Так что, учитывая то, что место стоянки яхты мало кому известно, как, впрочем, и сам факт её существования, проследить наши передвижения будет очень затруднительно.
   Цейс допил свой чай.
   - Помимо плана наших путешествий, мы проделали и другую подготовительную работу. В основном, Толик. Успехи, которых он достиг за последние три дня, поражают воображение. Жаль, что в толиковой области не присуждается Нобелевская премия. И ещё, - Цейс рассмеялся, - Толик меня поразил, продемонстрировав, насколько сильным стимулом является "спортивная злость".
   Я, естественно, вспомнил барную стойку в далёком от нас заведении и содрогнулся.
   - Могу сказать, что в целом мы уже готовы. Остались детали и, так сказать, обкатка. Кроме того, конечно, очень важно выждать время от подготовки до выполнения. Отдохнуть. Настроиться. В этом, собственно, и будет заключаться наша задача на последующие полтора месяца.
   Мы помолчали.
   - Всё на сегодня. Пошли по домам.
  
  .........................
  
   Мы вышли на улицу. Было сухо и морозно. Ветра почти не было. На небе - звёзды.
   Я посмотрел на Цейса с дежурной улыбкой прощания на лице. И увидел, что прощания пока не предвидится. Это было видно по выражению цейсового лица. Я насторожился и обернулся. К нам подходили пятеро намеренно неприметных парней в чёрном.
   Я уже бывал в таких ситуациях. Когда я понял, что сейчас надо будет драться, и вообще, сейчас будет очень больно, я привычно встретил ощущение холодного комка, опускающегося вниз по спине и, вместе с собой, казалось, опускающего и расслабляющего кишечник. Но я не почувствовал, а именно встретил это ощущение. Встретил, поймал и уничтожил. Я вжал вверх мышцы, вы понимаете какие, сжал в карманах кулаки, порадовался, что они в перчатках (не надо будет объяснять Санычу, почему костяшки кулаков сбиты), пошевелил плечами, разминая их, и вообще, сосредоточился. Потом, быстро оглядевшись, понял, что и все другие тоже увидели, поняли, и готовятся. Хуже всего было то, что с нами всё ещё находилась Настасья. Толик, судя по виду, реагировал примерно так же, как я.
   А вот Цейс был совершенно спокоен. И даже, как мне показалось, ироничен. Он просто несколькими спокойными, но быстрыми шагами вышел вперёд.
   Пацанов было пятеро. Вперёд с вопросом "Закурить не найдётся?" вышел один, но он - я это понял, и Цейс это понял, - был не главный. Это был "шестёрка", которого выпустили "на боевое крещение". Цейс поднял на него взгляд. Парень вздрогнул. А потом Цейс просто взял и отодвинул его в сторону. Больше того парня я вообще не помню.
   Главный стоял прямо за ним. Чуть сзади. И вокруг него - ещё трое.
   Цейс сделал шаг к главному и, не ожидая ничего, нанёс ему какой-то особенно молниеносный удар в верхнюю часть живота. Мгновенное касание, кулак отдёрнулся, и за этим такое же мгновенное движение - парень изогнулся пополам. Казалось, он церемониально поклонился Цейсу.
   А потом время замедлилось.
   В этом замедленном времени я увидел, как рука Цейса поднимается вверх. Медленно, пружинисто, как будто натягивая тетиву лука. Цейс занёс кулак, повёрнутый вниз, над согнутым перед ним человеком. Я увидел этот кулак очень отчётливо. Из кулака выдвинулась вперёд клином фаланга среднего пальца. А потом этот клин врезался в затылок согнутого парня. Движение было невероятно быстрым, но я как-то умудрился увидеть, что костяшка пальца попала в место, где затылок соединяется с головой, в самый центр. И тут же кулак отдёрнулся. Я услышал какой-то странный, хрусткий звук.
   Цейс, как будто механически, отступил назад.
   Все вокруг стояли как замороженные. Никто даже не пытался пошевелиться. Все смотрели на парня в чёрном. И было это, скажу я вам, зрелище не для слабонервных.
   В момент удара парень пал на колени, как подкошенный. Пару секунд он не шевелился, казалось, его сковал какой-то спазм. Потом он медленно разогнулся, голова поднялась. Теперь он смотрел прямо на нас. Посмотрев ему в глаза, я похолодел. В глазах был животный, абсолютно безумный ужас.
   Вдруг всё его тело передёрнуло страшной, неестественной судорогой. А потом - я ожидал всего, но только не этого - его вытошнило на асфальт, сильной и длинной струёй.
   Парень издал звук - то ли громкий стон, то ли мучительный вскрик. А потом вырвал ещё, но уже не было чем - он вырвал какой-то пустотой, просто судорогой. И это было самое страшное.
   После этого он обмяк и шмякнулся лицом в лужу собственной рвоты.
   "Заморозка времени" длилась ещё пару секунд. А потом я поднял взгляд и увидел, что парни в чёрном как-то лихорадочно устремились от нас в разные стороны. Мне понадобилось ещё пара секунд, чтобы окончательно прийти в себя.
   Дальше ничего интересного не было. Цейс взглядом попросил меня ему помочь. Мы взяли парня за локти, оттащили его к ближайшей скамейке и усадили. Парень дышал, глаза были открыты и не моргали. На лице застыло тупое и безразличное ко всему выражение. Так мы его и оставили.
   Обстановка явно нуждалась в некоторой разрядке.
   - Цейс, научишь меня так? - полушутя обратился я к нему.
   Цейс не поддержал мой тон. Сразу же и очень серьёзно он ответил:
   - Нет, Боря, не научу. Никогда.
   - Почему это? - я всё ещё пытался выдерживать полушутливую интонацию.
   Цейс остановился и повернул ко мне голову. Вид у него был несколько сконфуженный и, казалось, извиняющийся.
   - Потому что когда так бьёшь, самое трудное - это _не убить_.
   За весь остаток пути я не смог выдавить больше ни слова.
  
  .........................
  
   За оставшийся месяц с небольшим ровным счётом ничего не произошло. Я ходил на работу, вечера проводил перед телевизором. Даже записался в спортклуб - просто от скуки. С Цейсом время от времени мы обменивались ничего не значащими телефонными звонками.
   А потом наступило 11-е апреля.
  
  .........................
  
   Идя утром на работу, я вспомнил, что Цейс мне когда-то рассказывал по поводу страха. О том, что он утратил способность бояться. Вспоминая этот рассказ, я в очередной раз подумал, что его отношение, его мировосприятие каким-то странным образом передаётся нам - людям, которые с ним плотно общаются. Мне, так уж точно. Потому что, идя на работу 11 апреля и зная, что мне предстоит, я совсем не испытывал страха. Даже волнения никакого не было. Просто спокойствие и уверенность.
   Как я потом узнал, механизм всей нашей операции был достаточно прост. Он заключался в том, что толикова маленькая программка изменяла значения цифр, вводимых пользователями компьютеров нашей компании, которые работали в программе биржевой торговли. Когда они продавали что-нибудь, программа понижала их ценовое предложение в 1,2345 раза. А когда покупали, наоборот повышала на тот же коэффициент. Соответственно, биржевые предложения нашей компании стали на какой-то период, мягко говоря, очень привлекательными. При этом важной особенностью было то, что на экранах всех наших пользователей отражались обычные цифры, без коэффициентов. Естественно, они не понимали, почему это к предлагаемым ими акциям, и только к ним, сегодня вдруг такой высокий спрос, а также их предложения купить что-нибудь, и только их предложения, вызывают такой огромный интерес.
   Сама программа-вирус была уже давно записана мной на один из сетевых дисков. Во время одного из ночных дежурств я искал и нашёл один из терминалов, который кто-то из сотрудников поленился выключить. Этот терминал, конечно, автоматически заблокировался. А автоматическую блокировку взламывать Толик меня научил ещё за две недели до того.
   Итак, 11-го апреля я пришёл на работу, переоделся в форму и занял своё место. Ещё два часа я стоял на своём посту, обходил территорию и наслаждался торжественностью момента. А потом я посмотрел на часы и понял, что пора.
   В 10.59 я подошёл к одному из кьюбиклов и обнаружил, что сегодня он пустует. (Какой сюрприз - ха-ха! Мы уже давно наблюдали за файлом с графиком отпусков и знали, что здесь сегодня будет пусто.) Кроме того, этот кьюбикл относился к числу почти половины, на которые не распространялось действие камер видеонаблюдения. (Правильно, экономия - прежде всего - ха-ха!). Естественно, сотрудники об этом не знали. А вот Толик - знал.
   Я вставил в один из разъёмов компьютера маленькое устройство, просчитал про себя до пяти, и, не обращая внимания на черноту экрана, ввёл на клавиатуре заранее заученную и оттренированную строчку: Tolik_is_the_best. Потом нажал клавишу Enter. Вытащил устройство из разъёма и положил его в карман брюк. После чего удалился.
   Программа начинала действовать через пять минут. Я занял свой пост, чудесно расположенный так, что почти все кьюбиклы, а также кабинеты начальства мне были видны как на ладони.
   Минут двадцать ничего не происходило. Я даже начал волноваться - а вдруг что-нибудь не так сделал?..
   Но вот вдруг в 11.27 один из больших боссов вышел из кабинета с очень взволнованным лицом. (Всё-таки, я должен согласиться: большими боссами людей назначают не случайно). Он очень быстро направился в кабинет самого большого босса.
   Как назло, того не было. Цейс мне потом рассказал, что это нам просто повезло, он этого не планировал, но благодаря этому факту, эффективность операции выросла почти вдвое.
   Большой босс выбежал из приёмной с телефоном у уха. Ему навстречу уже спешили другие. Забавно было видеть, что количество движений в этой ситуации прямо пропорционально статусу: руководители выбежали из кабинетов и какой-то неуклюжей трусцой устремились к руководству, а клерки просто встали во весь рост в своих кьюбиклах и недоуменно озирались.
   В 12.19 в офис с телефонной трубкой в руке стремительно влетел самый главный босс. Все остальные боссы тут же бросились в его кабинет. Началось совещание.
   Надо отдать им должное: большие боссы вылетели из кабинета, все с трубками у уха, ровно через 13 минут - это, должно быть, мировой рекорд по реагированию на кризисные ситуации.
   В течение всех этих 13 минут клерки в кьюбиклах время от времени вскакивали как китайские болванчики. Когда начальство выбежало с совещания, вскочили все.
   Блеск в глазах - вот что было общего в выражениях лиц. Мне было необычно и приятно понять вдруг, что я не просто смотрю, а вижу и различаю несколько типов этого блеска:
   Первый (подавляющее большинство выбежавших людей):
   "Всё пропало!.. Чёрт, опять работу искать... Нет, надо держаться!.. Я не виноват... Я же ни в чём не виноват!.. Чёрт! всё равно на меня всё спихнут!.. ... ... Стоп, спокойно, а может, я на кого спихну?.. Ага... Так... Очень хорошо... Вот на кого... Неприятно, но что делать..."
   Второй (где-то, четвёртая часть):
   "Всё понятно! Очередная "глобальная операция". Спокойно. Что делать? Ясно, что: действовать. Понятно, что-то мы теряем, а что-то находим... Так, первое. Вот эти свои активы срочно увожу в... Но не все, конечно. Эти придётся отдать. Ха, вот эти..., и эти... Они всё равно ничего не стоили. Теперь. Увольняю вот тех двоих (наконец-то, ааа!!!)... В целом, почти всё нормально. Дальше... "
   Третий: (Два-три человека):
   "Так, теперь вопрос: удержится он или нет? Скорее всего - нет. Второй вопрос: я или не я? А что нужно, чтобы был я?.."
   Знаете, никогда до этого мне не было так забавно наблюдать за людьми. Я, вообще, не считаю себя сверх-человеком. (Ммм... да... а может, уже и считаю?.. Блин, Цейс, что ты со мной сделал?!). Но, по крайней мере, тогда я ощутил, не мог не ощутить, что я - единственный зритель, перед которым разворачивается чудесное представление под названием "корпоративный апокалипсис".
  
  .........................
  
   В 12. 37 в моём наушнике прозвучал голос Саныча:
   - Внимание! Режим Че Эс! Чек!
   Я понял, что основная часть операции закончена, и наступил этап, который можно назвать "дымовая завеса". Смысл этого этапа заключался в том, что Цейсу и Толику нужно было время для того, чтобы "зафиксировать" полученную прибыль, потом, посредством нескольких переводов со счёта на счёт, "замести следы", и, наконец, сделать финальные перечисления со счетов маленьких оффшорных компаний на счета Тёзки, Марка и настасьиного друга. Нужны были хотя бы пара часов, во время которых никто бы даже подумать не мог о том, чтобы проанализировать транзакции и попытаться понять, кто же всё это затеял.
   Чтобы обеспечить "дымовую завесу", Толик не поленился разобраться в очень сложной и дорогостоящей системе защиты от террористов, которой располагал наш банк.
   Насколько я понял из толиковых рассказов, система заключалась в следующем:
   Существует некая совокупность признаков, которые с большой вероятностью являются свидетельствами террористической атаки. Часть этих признаков могут быть зарегистрированы электронными средствами, например, камерами наблюдения (резкие движения), датчиками электромагнитных полей (нетипичные колебания), и даже системой офисного климат-контроля (необоснованные очаги изменения температуры и влажности). Все эти признаки непрерывно фиксируются и обрабатываются специальной программой. Эта программа, в зависимости от количества и сочетания зафиксированных признаков, изменяет "цветовой код" террористической угрозы. Когда всё нормально, это называется зелёный уровень. Один-два случайных признака - жёлтый. Реальное подозрение - оранжевый. И потом красный. Если красный цвет держится больше трёх секунд, объявляется режим "ЧС" - чрезвычайная ситуация.
   Так вот, после того, как Толик разобрался в этой системе, организовать для нас террористическую атаку он мог одним простым кликом на иконке, изображающей лицо лысого человека с окладистой чёрной бородой и кустистыми тоже чёрными бровями.
   Судя по всему, сейчас он это и сделал.
  
  .........................
  
  
   Итак, в наушнике, казалось, в самой голове прозвучало: "Внимание! Режим Че Эс! Чек!"
   Я знал, что в ту секунду, когда Саныч произнёс "внимание", где-то в подземном бункере, находящемся в самом центре города, были подняты по тревоге бойцы специальной контр-террористической службы. Я очень живо представил себе, как они сейчас хватают автоматы, нахлобучивают кевларовые шлемы и впрыгивают один за другим в распахнутые задние дверцы бронированного фургона. Через несколько минут они будут здесь.
   Услышав санычев "чек", я, как и положено по инструкции, раздвинул ноги на ширину плеч, правой рукой дёрнул застёжку кобуры, откинул толстый кожаный язычок. Ощутил ладонью холодноватую ручку пистолета (он был заряжен, кроме шуток). Потом проверил глазами свои контрольные точки: дверь кабинета главного босса и входную дверь в "оупен спейс". Дальше оценил общий вид зала, пытаясь обнаружить любые подозрительные детали. Их не было. Слушая перекличку постов, я дождался своей очереди и, как уже не раз тренировались, доложил:
   - Пост пять. Чек.
   Саныч придумал слово "чек", чтобы быстро сказать "Подтверждаю" или "Всё в порядке".
   Я услышал в наушнике такие же "чек" до двенадцатого поста включительно.
   Физической атаки пока не было - все мы, охранники, это поняли. Но мы поняли также - даже не поняли, а почувствовали каким-то шестым профессиональным чувством - что что-то сейчас происходит. Что-то быстрое, стремительное, и, вместе с тем, важное. И очень для всех нас неприятное.
   Сейчас я был абсолютно готов к атаке: "Выдернуть пистолет из кобуры... Второй рукой передёрнуть затвор... Навести на атакующего человека... И!.. Спустить курок..."
   Так я и замер: ноги на ширине плеч, правая рука сжимает рукоятку пистолета, палец на курке...
   Тут я увидел, что все мои клерки в кьюбиклах (не знаю, как они узнали или почувствовали), не вставая, высунули головы и, все как один, смотрят на меня. Точнее, не просто смотрят - они были буквально загипнотизированы моим видом. Взгляды, были прикованы к моей руке на пистолете. К пальцу на курке.
   Заморозка. Стоп-кадр.
   Чудесное, согласитесь, мгновение...
   Потом, постепенно, их попустило. Клерки, один за другим, исчезли за перегородками кьюбиклов. Пригнулись и вжали головы в плечи. Чувствовалось, что они лихорадочно пытаются что-то понять, но не могут.
   Следующим интересным этапом было появление спецслужбы.
   Ребята возникли во всей своей красе. В камуфляжных костюмах и шлемах. В чёрных масках на лицах. Молниеносными движениями. Очень профессионально.
   Входную дверь в "оупен спейс" они вышибли, как мне показалось, специальным устройством. Во всяком случае, вылетела она очень эффектно. Не распахнулась, а именно вылетела. Вся полностью, строго параллельно стене. Вылетела и впечаталась в противоположную стену. Через несколько миллисекунд прозвучал звук взрыва.
   Тут же в проёме показались люди в камуфляжах.
   Я, абсолютно на инстинкте, выдернул руку с пистолетом из кобуры и буквально "схватил" позицию для стрельбы (одна нога упорная, вторая поддерживающая, пистолет в правой руке направлен на нападающих, его фиксирует левая рука).
   Вы думаете, наверное, это забавно. Даже, где-то, карикатурично.
   Знаете, нет.
   При виде появившихся в проёме двери людей мне, признаюсь, стало чрезвычайно страшно. Почему-то очень чётко представилось, что вот эти люди вот прямо сейчас могут меня убить. Я этому абсолютно поверил. Абсолютно ощутил все последствия. Кроме шуток.
   Меня спасло то, что первый ворвавшийся парень меня сразу идентифицировал. Он стремительным движением вбросил себя в комнату, припал на одно колено и, рывками задвигал прицелом автомата, переводя его с одной потенциальной цели на другую.
   В следующий момент потенциальной целью оказался я. Стоящий перед ним в полный рост с направленным на него пистолетом...
   Пользуясь случаем, разрешите выразить своё безграничное уважение нашим доблестным спецслужбам.
   Тот парень в чёрной маске НЕ нажал курок. В течение одной наносекунды перед тем, как это сделать, он задался вопросом: "Кто передо мной стоит?" В течение следующей наносекунды он "сосканировал" форму охранника, а может быть даже и выражение моего лица.
   И он не выстрелил.
   Понятно, конечно, что его тренировали. Множество раз, в деталях "проигрывали" с ним именно эту ситуацию. Но это, как говорится, теория. А тогда - в тот момент, когда прицел автомата замер на моём лбу... а потом соскользнул с него - я ощутил такую безграничную благодарность и восхищение этим парнем... Никакими словами этого не передашь.
   Прошло ещё несколько секунд, в течение которых ребята в камуфляжах продолжали свою работу. Мой пистолет в руке как-то поник. Ещё какое-то время спустя я заставил себя отвлечься от рефлексий и сконцентрироваться на разворачивающейся сцене "взятия под контроль" нашего офисного помещения.
   Парни двигались какими-то исчезающими в никуда рывками. Как тени. Замирали... дёргались... а потом исчезали. И появлялись где-то ещё... Рывок - и опять его нет... Кроме шуток - очень страшно.
   Когда ещё полминуты спустя я окончательно пришёл в себя, оказалось, что рядом со мной стоит человек в пятнистом камуфляже и в матерчатой чёрной маске под шлемом. Он направлял внушительного вида автомат на наш "оупен спейс". Я посмотрел на его профиль. Он не повернул голову ко мне. Он был максимально сосредоточен. Но я уверен, что он меня видел. Видел, не глядя на меня.
   "Как Цейс" - подумалось мне.
   В помещение вошли ещё какие-то люди. В их числе был Саныч. Так, теперь начиналась моя работа.
  
  ...............................
  
   Моё задание на этом этапе сводилось к тому, чтобы наблюдать за Санычем. По мнению Цейса, Саныч - это единственный человек, который с какой-то вероятностью мог всё понять, или, по крайней мере, быстро сориентироваться и выработать план, который с какой-то вероятностью мог нас разоблачить. "Прощёлкать" нас, как Цейс выразился. В чём такой план мог заключаться, лично я себе не представляю, но предпочитаю доверять цейсовому мнению. А по поводу того, что такой план может разработать только Саныч, Цейс сделал вывод на основе собственных наблюдений и моих докладов. Разумеется, и мои доклады и цейсовы наблюдения распространялись на почти всех ключевых сотрудников нашего банка, включая высший менеджмент. Но Цейс был неумолим: нас "вычислить" может только Саныч. Все эти корпоративные функционеры и альпинисты, независимо от уровня, на это не способны. Мозг по-другому работает. Отношение к жизни, широта горизонта восприятия и всё такое. "Акцентация мышления", как он выразился.
   Конечно, он был прав. Но дело не в этом. Просто мне очень приятно понимать, что я теперь понимаю, почему он прав, и очень неприятно, что я не могу словами это правильно описать. Не получается. И всё время вижу перед собой образ того гипотетического индейца, который говорит: "Или тетиву слабо натягиваешь, или целишься плохо".
   Итак, Саныч вошёл, осмотрел свои владения, убедился, что всё в порядке и проследовал в кабинет самого главного босса, где, по-видимому, начиналось экстренное совещание.
   Я посмотрел на часы. 13.07. С момента объявления чрезвычайной ситуации прошло ровно полчаса. А казалось - минимум, полгода.
   Я вдруг ощутил непреодолимый голод. Страшно, невыносимо захотелось есть. В голове начали очень ясно появляться образы невероятно аппетитных бутербродов, сендвичей, канапе и всё такое прочее... Причём, я не только видел их мысленным взглядом, я абсолютно чётко ощущал запахи. Слюна потекла так, что я еле успевал её глотать.
   В этот самый момент я увидел, что в дверном проёме показался один из камуфлированных ребят, и с ним очень бледный парень в тёмно-синей униформе, в кепке, на которой виднелся логотип моей любимой компании по доставке пиццы. В руках парень держал три белые плоские картонные коробки.
   Нужно вам рассказать, что для нас, охранников, в банке было предусмотрено питание, которое в обеденный перерыв доставляли в нашу коптёрку. Мы по очереди удалялись, получали свою порцию и обедали.
   Так вот, в наших кругах я славился гурманом. Выражалось это в том, что время от времени я заказывал три большие пиццы - как правило, с салями, с курицей и с морепродуктами, - угощался сам и угощал остальных охранников. Эта пицца создавала приятное разнообразие для нашего рациона и помогла мне заслужить очень серьёзное уважение со стороны коллег.
   И вот я увидел в дверях парня в униформе той компании, которая обычно доставляла мою пиццу. Он, сопровождаемый человеком в камуфляже, приблизился ко мне. Я ощутил запах из коробок...
   Вот когда становятся ясными и чёткими главные ценности жизни. Как, всё-таки, важно, подумал я, уметь ценить и уметь наслаждаться такими простыми, но самыми важными вещами, как, например, вкусная еда. Не изысканная, не какая-то экзотическая, а обыкновенная - простая, но очень вкусная и питательная еда. Хорошая еда. Что может быть проще и, вместе с тем, важнее?..
   - Вы заказывали пиццу? - вопросил парень в камуфляже. Может быть, это был тот самый, который меня не убил.
   "Нет, не заказывал", подумал я. А потом понял, что эти слова я произнести не могу. Не в состоянии. Запах пиццы не позволяет.
   Дальше я подумал, что если я не заказывал эту пиццу, но её принесли, причём в тот самый момент, когда мне больше всего её не хватало, то кто заказал эту пиццу?.. Понятно. Другому некому.
   - Да... - я постепенно вошёл в образ. - Я иногда заказываю на всех... Извините...
   - Да нет, ничего, - парень улыбался под маской, я это почувствовал. - Может, поделишься?
   - Не вопрос! - я вложил в эти слова весь свой энтузиазм.
   Парень явно колебался. Ему было очень тяжело произнести следующие слова, но он смог.
   - Ладно... Шучу... Нам не положено... Я осмотрю доставленный груз.
   Мы открыли коробки. Пицца была чудесная. Подрумяненные корочки по бокам, внутри - маслянистые разводы тёплого ещё сыра, сочащиеся соком кусочки мяса и морепродуктов, вперемешку с чуть-чуть подпеченными, почти свежими ломтиками перца и помидоров...
   Я посмотрел на парня в маске. Мне его было откровенно жалко.
   - Мы обычно там, в каптёрке едим, - стараясь звучать смущенным, произнёс я. И, как бы нерешительно, добавил: - Каптёрку, кстати, по-моему, ещё не проверили...
   Я ощутил на себе взгляд из разрезов маски - чрезвычайно дружественный.
   - Посыльный, следуйте за мной, - в голосе парня звучал весь авторитет силовых структур.
   Они вдвоём стремительно проследовали к двери каптёрки. Мой новый знакомый ударом ноги вышиб дверь и ворвался в помещение. Через какое-то время, видимо повинуясь его сигналу, туда вошёл посыльный. Почти сразу же вышел и, с видом нарастающего облегчения, последовал к выходу из здания.
   Ещё через пять минут в проёме выбитой двери показалась фигура в камуфляже. Вопреки всему контексту, фигура эта излучала удовлетворение и благодушие. Парень приблизился ко мне, занял позицию рядом - автомат наперевес, ноги расставлены, глаза прищурены - и металлическим голосом произнёс:
   - Необходим дополнительный осмотр караульного помещения. Приказываю произвести немедленно.
   Я исполнил приказ со всей возможной старательностью. В пиццевых коробках недоставало трёх кусков. "Что их там, голодом морят, что-ли?" - подумал я, впиваясь зубами в сочную ароматную пиццу.
   Решив не отставать от коллеги по силовому бизнесу, я уничтожил три куска пиццы, запивая их холодным апельсиновым соком прямо из пакета. Потом тщательно вытер губы и пальцы салфеткой и выглянул из каптёрки в зал. Судя по всему, за истекший период ничего заслуживающего внимания не произошло.
   Я занял свой пост рядом с аутсорсинговым коллегой.
   - Ну как? - произнёс парень, с трудом скрывая воздействие улыбки на интонацию голоса.
   - Очагов опасности не обнаружено, - доложил я и сопроводил свой доклад довольно громкой и продолжительной отрыжкой.
   Может быть, мне показалось, но я явственно услышал звук прорывающегося хохота.
   Теперь мне было совсем хорошо. Я стоял на своём посту, смотрел на суетливый и разорённый зал, по которому время от времени быстро проходили наши сотрудники и люди в униформе...
   В этот момент я впервые понял, почувствовал, что у нас всё получилось. Это чувство похоже на ощущение в желудке трёх кусков чудесной пиццы и пакета апельсинового сока. Замечательное ощущение!
   И где-то на краю сознания, не мешая основной сцене, всё время крутилась одна мысль: Как он мог знать, что мне захочется есть? Как он вообще вот это всё знал заранее?.. Например, то, как я отреагирую, поняв, что не заказывал пиццу, но видя её перед собой...
   И ведь он рисковал. Мало ли, как всё сложится. Может быть, не так, как запланировано. И что тогда? На одной чаше весов - какой-то голод какого-то Бори, а на другой - успех всей операции. Зачем рисковать?..
   Частично я уже отвечал себе на эти вопросы. Но всё равно, это было впечатляюще. Особенно в сочетании с воспоминаниями о вкуснейшей пицце.
  
  ...............................
  
   Признаюсь, на какое-то время я забыл о своём задании. Наполнившие меня эмоции были столь захватывающими, что я вовсе не думал о том, что в угловом кабинете вот-вот должно закончиться собрание нашего высшего руководства. И о том, что наша дальнейшая жизнь зависит от того, какая точка зрения на этом собрании возобладает: Саныча или всех остальных. Цейс не раз участвовал в подобного рода собраниях - не в качестве одного из организаторов, а в качестве допущенного "в высшие сферы" простолюдина - чтобы сделать доклад, презентацию и тому подобное. Поэтому Цейс прекрасно знал атмосферу этих собраний и был уверен, что у Саныча нет никаких шансов.
   Так и оказалось.
   Дверь углового кабинета открылась.
   К тому моменту я уже "пришёл в себя" и смотрел на эту дверь, ожидая, когда она откроется. Что интересно, мои глаза были по-прежнему направлены в центр зала. На эту главную дверь я смотрел "боковым зрением", так, как до этого никогда ни на что не смотрел. Я видел эту дверь, не глядя на неё.
   Дверь открылась. Вышел Саныч. Он был похож на побитую собаку. Не глядя ни на кого, он проследовал в свой кабинет. За ним выходили наши директора. В их глазах было по-прежнему разное выражение, но на все лица, как мне показалось, легла невидимая тень - тень смущения. Они понимали, что проиграли. Проиграли все. Но не все сдались. Есть один человек - Саныч - который не сдался. Он был готов сражаться и, может быть, в конечном счёте, победить. А вот они были не готовы. Они находились в таком огромном, сложном и запутанном лабиринте интриг, что о сражениях не могло быть и речи. И именно поэтому им всем пришлось, не договариваясь заранее, но действуя удивительно слаженно, "утопить" Саныча.
   Прогноз Цейса оправдался полностью.
  
  .........................
  
   Дальше этот цирк продолжался до глубокой ночи. Никому не разришали уходить. В какой-то момент приехали некие высокопоставленные государственные чиновники - и всё совсем запуталось.
   Меня отпустили домой в числе последних. В 04.45.
   "Она умерла в последний час ночи". Это теперь в какой-то степени можно было сказать и о нашей финансовой корпорации.
   Я подумал это, выходя из почти уснувшего здания на холодную предутреннюю улицу. Кощунственно, конечно, проводить такие параллели... А, ладно...
   Я вдохнул воздух. Холодный, апрельский, предутренний. Весенний. Я почувствовал запах весны. Первый намёк, маленький штрих, но он был. Запах весны... Запах свободы...
   В момент, когда меня выпустили из здания, их шансы поймать нас испарились окончательно.
  
  .........................
  
   На следующий день, проспав полтора часа, я чувствовал себя неприлично бодро. Я понимал, что это противоестественно, поэтому всеми силами изображал невыспавшегося, измученного человека. Парадоксальным образом, это мне добавляло ещё больше энергии.
   Накануне, в 04.53 я позвонил Цейсу. Он ответил в ту же секунду. Я отчитался. На какое-то время повисла пауза. Потом прозвучал немного смущённый голос Цейса:
   - Борь, слушай... Самое главное: он не мог выстрелить. Этот человек - Валера его зовут - он всегда входит первым. Так вот, он лучший из них. У него способности - зашкаливают. Реакция, уравновешенность, всё такое... И он действительно уравновешенный. Стабильный. Девушка у него есть - Таня... Они поженятся в сентябре.
   - Собираются пожениться..., - механически произнёс я.
   - Да, собираются... И поженятся! - Последние два слова Цейс произнёс так, как будто он сидел за свадебным столом и поднимал рюмку "За родителей!".
   Мы ещё немного поговорили насчёт завтра, вернее уже сегодня. Потом Цейс иронически пожелал мне "спокойного утра". Я поставил будильник, зарылся в постель и... проснулся за три минуты до его сигнала.
  
  ......................
  
   Следующим пунктом плана было увольнение с работы. Цейс предложил несколько сценариев, оставив выбор за мной.
   Выбор этот сделать оказалось очень просто. 12 апреля я стоял на своём посту. Вокруг происходил совершенно великолепный бедлам. В 10.14 я увидел, что в офис вошли три человека в штатском. Они направились к кабинету Саныча. А ещё через 15 минут они вышли. Образуя круг. В центре круга находился Саныч. В наручниках.
   Вся эта процессия направилась к выходу. Их путь лежал практически рядом с моим постом. Я не мог не воспользоваться этой прекрасной ситуацией.
   Уже когда они вышли, я округлил глаза, вскрикнул "Ааа???!!!..." и "оцепенел". Саныч обернулся, поймал мой взгляд, оценил.
   Я издал звук, похожий на рычание загнанного тигра, заметался на месте, сорвал с себя форменную кепку и с душой бросил её об землю.
   - Чтооооо????!!!!! Вы что, сссуки, Саныча подозреваете???!!! Аааа!!!!........
   Потом была "неприятная" сцена (мне не привыкать). Она окончилась тем, что мои коллеги с соседних постов взяли меня под локти и провели в нашу каптёрку. При этом я ощущал на себе их сочувственные взгляды.
   Дальше воспоследовал вызов в наш отдел человеческих ресурсов. Там я получил предложение очень приличных денег в обмен на согласие подписать договор. Смысл договора выражался словами "По соглашению Сторон". Я для виду поколебался, потом подписал. На выходе из кабинета, меня уже ждал мой коллега с картонной коробкой в руках. В коробке лежали все мои личные вещи. Я понял, что моё согласие было спрогнозировано заранее.
   Покидая наше офисное здание, я вполне отдавал себе отчёт, что покидаю его окончательно и навсегда. Не знаю, с чем сравнить то, как я себя при этом почувствовал. Это даже не как выходишь из тюрьмы на свободу... Это как, стоя на берегу океана и глядя на заходящее солнце, плавно, спокойно поднимаешь в стороны руки, легко отталкиваешься... и, летишь...
  
  ......................
  
   Наслаждаясь этим новым ощущением, я двинулся вправо по улице. Было приятно понимать, что при всех своих восторгах, ситуацию я контролирую. Я незаметно, несколькими плавными, неподозрительными движениями оглянулся по сторонам. Каждый раз, когда я оглядывался, я "хватал" открывающуюся передо мной картинку и видел каждую из её деталей. Я видел силуэты объектов, текстуру поверхностей, выражения лиц людей... (Впрочем, может быть, мне просто так казалось.) В следующее мгновение возникала мысль: "Всё спокойно". И я шёл дальше.
   Никаких невыполненных инструкций от Цейса у меня уже не оставалось. Я был предоставлен сам себе.
   Вот ведь, согласитесь: выражение "мне пришла в голову мысль" не случайно оформлено именно таким образом. Мысли, те или иные, именно приходят. Ты не производишь их сам. Не знаю, кто генерирует эти мысли, не важно даже. Важно, что в разных состояниях человек способен "принимать" разные мысли. Разных уровней, что-ли. И именно от состояния человека зависит, какие именно мысли, какого уровня, он принимает: умные или глупые, яркие или скучные, ведущие к успеху или к падению. В этом отношении каждый человек похож на антенну, настроенную на определённый диапазон.
   Когда я, удаляясь от здания нашей поверженной корпорации, подошёл к перекрёстку и посмотрел на светофор, он тут же переключился с красного на зелёный. В этот момент мне "пришла в голову" одна мысль. "А почему бы не пригласить Саныча куда-нибудь выпить?"
  
  .......................
   Поздним вечером того же дня, 12 апреля, мы с Санычем сидели за столиком престижного ночного клуба "....... ...........", чокались уже далеко не первой рюмкой коньяка - на этот раз, "Ну!.. За освоение космоса!" - и "перемывали кости" нашим бывшим начальникам.
   В течение прошедших 11 часов я успел позвонить Цейсу, предложить свой план, зарегистрировать ощутимую паузу, и потом получить полное и восторженное одобрение моего предложения. Дальше созвониться с Санычем, назначить встречу и потратить оставшееся время на то, чтобы как следует выспаться.
   Именно последнее обстоятельство позволяло мне, вопреки выпитым рюмкам, фиксировать все санычевы разглагольствования, что называется, "вербатим". И не только фиксировать, но и анализировать, и делать соответствующие выводы.
   Общий смысл сводился к тому, что, по практически единодушному мнению нашего бывшего мудрого руководства, события вчерашнего дня были объяснены происками злобных конкурентов. Несмотря на неоднократные и решительные протесты Саныча, почти всё время экстренного собрания на высшем уровне было посвящено тому, чтобы определить, кто из конкурентов имел наглость атаковать нас (при этом каждый из кандидатов обсуждался с нескрываемым злобным удовольствием). Остаток времени был посвящён, в основном, действиям, относящимся к области связей с общественностью. Смысл этих действий сводился к тому, чтобы хоть как-то сохранить репутацию нашей корпорации - ведь именно от этого зависели котировки акций, и, самое главное, то, какое количество наших вкладчиков и кредиторов продолжит с нами работать, а не разбежится в панике, как крысы из горящего здания. Все решительные попытки Саныча призвать хоть к каким-то действиям по поиску причин и расследованию обстоятельств разбивались о ледяную стену скептических ухмылок и снисходительных похлопываний по плечу. В конечном счёте, Саныч вспылил и повздорил с высоким руководством. На этом совещание, как-то само собой, и завершилось.
   Выяснив всё это, я не мог больше сомневаться, что с этой стороны нашей безопасности уже ничего не угрожает. Разумеется, оставались ещё правоохранительные органы, но в этом отношении, учитывая предыдущую деятельность Толика, мало что изменилось.
   Я налил нам с Санычем ещё по рюмке.
   - Слушай, Саныч, так тебе теперь трудно будет работу найти, так же?
   Саныч усмехнулся весьма самодовольно.
   - Так я уже нашёл.
   Я, естественно, лишился дара речи. Учитывая количество выпитого, произведённый словами Саныча эффект не мог не отразиться на выражении моего лица. Саныч от души рассмеялся.
   - Да меня одна пивная компания давно уже "сватала". И денег больше, да и работа поспокойнее. Просто раньше согласиться как-то... повода не было. Не в моих это правилах... было.
   - Так ведь после всего этого бардака, который в банке случился, они могут засомневаться.
   Я понял, что сказанул лишнее и смущённо уткнулся в рюмку.
   - Не-а, - послышался довольный смешок Саныча. Там люди адекватные. Мои бывшие коллеги.
   Теперь для меня всё окончательно стало на свои места.
   Мне незачем было скрывать, насколько я доволен этими новостями. Я поднял рюмку.
   - Так ведь, это надо отметить! Ну, Саныч, за новую работу!
   Мы выпили. Саныч с удовольствием отправил в рот большой маринованный гриб и, жуя, посмотрел на меня сквозь прищуренные глаза.
   - Я-то ладно. А вот ты как, Борь? Куда податься собрался?
   - А!.. - я махнул рукой, глядя в сторону. Домой поеду. На родину. Я вообще-то с юга. Возле моря родился. Там у меня и квартирка есть. А тут снимать приходится.
   Я поймал себя на мысли, что врать у меня получалось очень легко. Я, пожалуй, не врал даже. Я просто "вжился" в другого человека - в охранника Борю. Молодого беззаботного человека, которого, да, сегодня уволили, но вообще-то, это для него не проблема. Терять ему нечего, да и вообще, как говорится, всё впереди.
   - А работать где будешь?
   Я ни секунды не сомневался.
   - В охранники пойду. А что? Мне понравилось. Работа не пыльная, и платят нормально.
   Мы, почему-то, рассмеялись.
   - Жалко... А то я тебя к себе хотел взять. Был бы у меня заместителем.
   Я искренне смутился.
   - Спасибо, Саныч. Я подумаю, конечно. Но, вообще-то... Нет. Я лучше домой поеду. Вообще не понимаю, чего это меня черти в столицу принесли.
   - Ну, как знаешь. В любом случае, если тебе рекомендации понадобятся или ещё что... Не забывай, как говорится.
   - Конечно, Саныч! Спасибо!
   Я протянул ему через стол руку. Его рукопожатие было крепким и уверенным, а взгляд, по-прежнему "острым" и внимательным. Казалось, спиртное на него не действовало вообще никак.
  
  ...........
  
   Не могу не упомянуть, что остаток того вечера и последовавшая ночь прошли чудо как хорошо. Я на опыте убедился, что Успех, случившийся с человеком, резко видоизменяет не только его самочувствие, но и отношение к нему окружающих людей (особенно противоположного пола), и происходящие с ним обстоятельства. Тезисы Цейса насчёт ауры подтверждались целиком и полностью.
   Проснувшись следующим утром (поздним), я обнаружил, что нахожусь в номере престижной (мягко говоря) гостиницы. Кровать в этом номере имела более чем внушительные размеры - на ней мог бы с комфортом расположиться на ночлег средних размеров цыганский табор. Вместо этого гипотетического табора на этой кровати расположился я, а также, в дальнем правом углу, неимоверно привлекательного вида особа, едва прикрытая шёлковой простынью. Всю эту панораму я обозревал как бы сверху, через посредство огромного зеркала, расположенного над кроватью.
   Я поднялся, походу вспоминая, что номер имеет две комнаты, захватил какие-ни-есть предметы одежды, и последовал в ванную.
   Выйдя, я обнаружил, что прекрасная незнакомка ещё почивает. (Впрочем, какая же незнакомка?.. Илона её зовут. Совершенно чудесная девушка.)
   Я проследовал в другую комнату, обнаружил там сервированный на антикварном столике почти нетронутый ужин и разбросанную по полу основную часть нашей одежды. Я оделся и, не спеша, прекрасно позавтракал (бутерброды с икрой, сёмгой и чудесной ветчиной, сырное ассорти, фрукты). Кофе я решил заменить обнаруженной в холодильнике неоткрытой бутылкой шампанского.
   Открывая шампанское, я допустил некоторую оплошность. Раздался довольно ощутимый хлопок. Я замер. Никаких звуков из спальни не воспоследовало. Стараясь больше не шуметь, я продолжил завтрак.
   Когда я уже расправился с четырьмя бутербродами и откинулся на спинку кресла, покачивая в руке запотевший бокал с шампанским, в двери появилась Илона.
   - Это ты всегда так шампанское открываешь - по-гусарски? - вопросила она, прислонившись к дверной раме. Из одежды на ней была только цепочка с кулоном на шее и несколько колец на пальцах.
   - Только по утрам, - ответил я, потом протянул руку к бутылке и налил шампанского во второй бокал, стоящий на столике.
   Она проследовала к столику, лёгким и небрежным движением подцепила бокал и присела на подлокотник моего кресла.
   - А знаешь, вчера было забавно. И Саныч твой - прикольный такой. Думаю, Наташке он понравится, - медленно проговорила она, как будто разговаривая с собой.
   Мы чокнулись. Она опрокинула свой бокал почти сразу и подставила его мне для "освежения". Я не мог не удовлетворить желание дамы.
   Какое-то время мы молча сидели и прихлёбывали прохладное ещё шампанское. Она облокотилась о край спинки кресла, запустила руку в мои волосы и принялась неспешно их перебирать.
   - Теперь, наверное, ты скажешь, что завтра уезжаешь. И поэтому мы больше не встретимся, - задумчиво произнесла она.
   Я чуть не поперхнулся шампанским. Именно это я и собирался сказать. Выбирал подходящее выражение.
   Прошло ещё какое-то время, прежде чем я смог заговорить.
   - Я действительно завтра уезжаю. Можешь не верить, но это на самом деле так. Завтра я лечу на другой континент. Но не навсегда, на пару дней. Прилечу обратно - позвоню тебе, если позволишь.
   - Я подумаю, - проговорила она. - Но это потом. А сейчас...
   Она поставила пустой бокал на столик.
  
  .........................
  
   По поводу другого континента я ничуть не соврал. В конце вчерашнего разговора с Цейсом он, как бы невзначай, напомнил мне, что послезавтра я же, как и собирался, лечу к Марку, правда?
   - Ну, естессно... - небрежно проронил я, хотя понимание этого факта пришло ко мне только в тот момент.
   - Отлично. Тогда... у тебя карандаш есть?.. Запиши номера своих рейсов.
   Ища глазами, чем записать, я вспомнил, что если Цейс когда-нибудь что-нибудь писал, то делал это никогда не ручкой, не фломастером. Он писал всегда карандашом. Простым карандашом. С резинкой на обратной стороне. Привычка такая, наверное.
   Я добросовестно записал всё, что он мне продиктовал, подивившись качеству работы какого-то неизвестного мне цейсового секретаря.
   Потом я узнал, что секретарь был мне известен.
   Настасья, как оказалось, принимала самое активное участие в основном этапе операции. Она, вместе с Цейсом и Толиком, сидела за одним из терминалов, сооружённых в толиковой квартире (в гостиной-спальне, диван пришлось временно вынести в ванну) в дополнение к его, Толика терминалу, и лихорадочно покупала всё, что предлагал наш банк, а также лихорадочно всё ему продавала. А потом уподобилась очаровательной администраторше и принялась резервировать нам всем билеты, бронировать гостиницы, заказывать машины напрокат и так далее. В общем, умница. Не случайно тогда, во сне ко мне пришла именно она (ха, ха, ха).
  
  ...........
  
  
   Я опять летел над океаном. Самого океана, когда летишь на высоте много тысяч метров, не видно. Так, дымка какая-то, и облака в ней иногда. Основное внимание пассажиров обычно обращено внутрь салона.
   Я сидел у окна огромного лайнера (по два кресла в ряду у каждого борта и ещё четыре в середине). Моим соседом оказался вертолётчик. Парень, которого учили единственно тому, как правильно и качественно летать на вертолётах. Мы познакомились не сразу, где-то на третий час полёта, когда стюардесса уже в который раз предложила нам напитки. Мы, не сговариваясь, выбрали одно и то же - это нас и познакомило.
   Мы обсудили перспективы гражданской авиации в разных странах мира. Немного поспорили на тему о том, когда же изобретут более или менее адекватный летающий автомобиль, потом воспользовались чудесным сервисом "Покупка в воздухе" и оставшееся время провели совсем уже хорошо.
   Когда я стоял в очереди на паспортный контроль, я послал смску Илоне: "Привет с другого континента". В ответ получил изображение отпечатка губ.
   Остальные полёты и пересадки прошли как-то дежурно - и вот я уже пожимаю руку улыбающемуся Марку.
   Мы сели в маркову машину, и через какое-то время уже входили в офис одной из его "площадок" по продаже подержанных машин. Пока мы ехали, я, как бы между прочим, спросил его, не понадобится ли мне чемодан (с собой у меня не было никакого багажа). Он ответил, что да, понадобится. Я уточнил размер. Оказалось, чемоданов таких размеров не выпускают. Затруднение разрешило то, что я предложил купить два самых больших чемодана на колёсах и довольно внушительный рюкзак. Марк, подумав, согласился, что этого должно хватить. Мы остановились у большого торгового центра, нашли соответствующий магазин и купили всё, что нам требовалось.
   Итак, мы вошли в офис - я с пустыми чемоданами, Марк - налегке.
   Медленно, плавным движением он открыл дверцу огромного сейфа. Почти под потолок сейф был наполнен пачками денег.
   Конечно, картина не могла не завораживать. Некоторое время я любовался этим великолепием, но очень быстро взял себя в руки.
   Я заметил, что где-то десятую часть денежного "стога" снизу отделяла белая картонка.
   - Пересчитывать будем? - спросил Марк.
   Я повернул к нему лицо, лучащееся восторженной и удивлённой улыбкой.
   - Нет, конечно.
   На этот счёт у меня была чёткая инструкция от Цейса. Никаких пересчётов, никакого недоверия. Впрочем, этой инструкции могло бы и не быть. Я прекрасно понимал, что делать стоит, а чего нет.
   Марк помог мне складывать пачки денег в чемоданы и в рюкзак. Когда, выкладывая деньги, мы достигли белой картонки, я улыбнулся Марку и закрыл сейф. Марк повернул ключ, вынул его и улыбнулся мне в ответ.
   - Это надо отпраздновать, - произнёс он.
   - Куда пойдём?
   - Ну уж, не в Мадонну, - Марк засмеялся.
   Я не сразу понял смысл этой шутки. Уже когда мы ехали в марковом лимузине, я проанализировал её и осознал, что слово "Мадонна" - это азиатское произнесение названия одной из самых популярных в этой стране фастфудных сетей.
  
  ...........
  
   Мы не сразу поехали отмечать. Я попросил Марка отвезти меня в мою гостиницу. Гостиница была приличная, но номер невзрачный - на пятом этаже. Единственное, чем отличался этот номер от других, так это тем, что в данном случае его постоялец (я) снял все номера на пятом этаже. Портье я, на всякий случай, объяснил: "У нас сейлз-конференция, вы понимаете?.. Должен быть командный дух!.. Наши дилеры приедут, чтобы понять преимущество нашего продукта!.."
   Когда дилеры не приехали, портье даже не удивился. Просто когда я выписывался, он смотрел на меня очень снисходительно.
   Однако цель была достигнута. У меня был полный обзор. На 360 градусов.
   Я обошёл все номера три раза, присматриваясь ко всем деталям вокруг здания. По-моему, ничего подозрительного не было.
   Тогда я вызвал такси, взял свои чемоданы и рюкзак, и поехал в один из местных банков.
   Надо вам сказать, что банк выбирал не я, а Цейс (или Толик - не знаю). Мне просто сказали адрес: Главная улица, 47. Даже название банка не сказали. Когда я подъехал, оказалось, что это был один из лидирующих местных банков. Не интернациональный, но солидный. То, что нужно.
   Я приехал, вышел из такси, неся свой груз, и вошёл в просторный зал приёма посетителей.
   В этот момент нужно отвлечься и вспомнить сцену, которая произошла в нашем родном аэропорту. А вернее, в V.I.P. зале этого аэропорта.
  
  ......
  
   Чтобы попасть туда, нужно купить билет в бизнес- или первый класс. Тогда вы, если хотите, попадаете туда бесплатно. Но ещё можно заплатить определённую сумму на входе - и можно войти всем желающим.
   Привилегии следующие: удобные белые кожаные диваны и кресла, небольшое количество людей, бесплатная выпивка и закуска - из определённого ассортимента, - ну, и, как говорится, наше радушие.
   Цейс назначил нам встречу перед отлётом именно в этом месте. Это означало, что мы все куда-то улетаем, в разное время, конечно, но время отправления совпадало с точностью до трёх часов.
   Когда я зашёл в этот зал, пройдя паспортный и таможенный контроль, все уже были в сборе. Так мне повезло, как говорится.
   В дальнем углу зала на белых кожаных диванах сидели Цейс, Настасья и Толик. На столике перед ними стояли бокалы с белым вином, бутылка этого вина и множество закусок. Чувствовалось, что в содержимое столика входили не только бесплатно причитающиеся для пассажиров высших классов "бонусы".
   Я сел на диван напротив Настасьи. Тут же появился официант, выяснил, что я хочу тоже белое вино, налил мой бокал и удалился.
   Цейс протянулся из удобного кресла и взял в руку бокал. Мы последовали его примеру.
   - Итак, друзья, что называется, "получилось", - произнёс Цейс каким-то будничным тоном. - За это пить не будем. А выпить предлагаю за то, чтобы точно также "получились" и все ваши предстоящие поездки. От них, в конечном счёте, зависит наша дальнейшая жизнь, а вернее, её комфорт. Итак, за удачу!
   - Мы пригубили белое вино. Никто не потянулся за закусками, хотя они были роскошны.
   Цейс продолжал:
   - Итак, задача всех - получить наши деньги, разделить их и разместить в безопасном месте.
   В этот момент, впервые за всё время, когда я присутствовал, Толик перебил Цейса. Вернее, почти перебил.
   - Слушай, Цейс, - произнёс Толик, - А как мы будем делить деньги?
   В его голосе звучало неподдельное беспокойство. Я очень, весьма и искренне удивился. Неужели Толик хочет больше, чем наделил ему Цейс?..
   Судя по виду, Цейс был настолько же обескуражен, как и я.
   - Как это "как"? - произнёс Цейс как-то глуховато. - Поровну, конечно.
   - Я не согласен, - тут же провозгласил Толик. - Категорически возражаю.
   Мы все напряглись. Толик продолжал.
   - Цейс, ты всё придумал. Без тебя не было бы ничего. Ты - организатор. Мы - исполнители. Что за абсурд?! Какое "поровну"?!
   Все заметно расслабились. Я, так точно.
   Цейс выглядел чрезвычайно озадаченным.
   - Теоретически, ты прав... - начал он. Впервые за всё время он звучал неубедительно. - А что же делать?
   - Я надеюсь на Борю. Он разрулит, - абсолютно уверенно произнёс Толик.
   В меня впились три взгляда, один из которых стоил как минимум трёх миллионов других.
   Я поворочался в кожаном кресле. Отпил из бокала. Прокашлялся.
   Смотрел я при этом только себе под ноги. Чтобы не отвлекаться.
   - Цейс, можно вопрос? - хрипловато и неубедительно промямлил я.
   - Всё, что угодно!
   - Как ты собираешься использовать свои деньги?
   Цейс рассмеялся, откинувшись на спинку кресла.
   - Так. Докладываю. Первое: отдам всю причитающуюся сумму за яхту. А то я сейчас заплатил только депозит - десять процентов. Нужны были оборотные средства. Потом получу от наших друзей наличные. А потом... Буду на них жить. Ходить на яхте. Ловить рыбу за кормой... И так далее...
   - Цейс, извини, конечно, но ты немножко кривишь душой, - произнёс я, глядя в пол и чувствуя себя как креветка на сковородке под их взглядами. - Ты ведь будешь инвестировать, правда?
   Цейс ещё раз рассмеялся.
   - Боря, ты меня видишь насквозь.
   Я не дал ему продолжить. Выпалил, всё, что думал, а там будь что будет.
   - Цейс, а можно мне оставить деньги тебе, чтобы ты и мои инвестировал? Я готов половину прибыли тебе отдавать. Или, если хочешь - больше.
   - Да! - как-то неприлично громко выкрикнул Толик. Потом он взял себя в руки и уже приличным тоном добавил: - И мои тоже, пожалуйста, Цейс.
   - И мои! - скромно, но очень решительно произнесла Настасья.
   Цейс глядел в пол. Действительно, впервые за всё время, что я его знал, он выглядел озадаченно.
   Я не позволил ему или ещё кому-то другому перехватить инициативу.
   - Цейс, давай призовём на помощь здравый смысл.
   Он усмехнулся. Я не отреагировал на его усмешку.
   - Да, здравый смысл. И реальность. Обратимся к реальности, такой, какая она есть. Когда ты нас всех, скажем так, привлёк, мы были люди небедные. Мы ни в чём не нуждались. И в будущем тоже не собирались ни в чём нуждаться.
   Я действительно физически ощущал на себе благодарности, лучащиеся во взглядах Толика и Настасьи. Цейс намеренно смотрел в пол почти закрытыми глазами. Поддержка Толика и Настасьи позволила мне продолжать.
   - Нам, на самом деле, ничего не было нужно - в финансовом плане. С другой стороны, конечно, это никогда не бывает лишним.
   Я одним глотком допил свой бокал белого холодного вина. На секунду мои мысли сбились, в силу ассоциаций. Я героическими усилиями вернул мысли обратно.
   - Короче, Цейс. Можно предложить тебе оставить деньги, которые я, типа, должен получить в результате этой операции, себе. Что-нибудь с ними сделать полезное... Ну и, если там какой-никакой процент перепадёт - можешь мне подбросить. Не помешает, как говорится.
   Раздались аплодисменты. Аплодировали двое - Толик и Настасья. Я скромно потупился. Потом взглянул на Цейса и увидел, что он сосредоточенно смотрит в пол.
   Когда аплодисменты стихли, повисла пауза. Во время этой паузы к нам приблизился официант, уже с новой бутылкой, наполнил наши бокалы и удалился. Я мысленно отметил себе оставить ему щедрые чаевые.
   Пауза длилась ещё какое-то время. Потом Цейс, не глядя, взял свой бокал, осушил его до дна, и произнёс:
   - Я - пасс. У меня нет решения. Боря, на тебя вся надежда. Помоги!
   Как говорится, немая сцена...
   Я, не спеша, взял свой бокал, пригубил его, и произнёс:
   - Пираты.
   Опять на какое- то мгновение повисло молчание. Потом Толик вопросил:
   - Что "пираты"?
   Их взгляды сверлили меня. Мне было очень неуютно. Но я уже понимал, что всё "разрулю".
   - Пираты. У них было много способов дележа. Один из них: "Половина - моя, половина - наша". Это когда добыча появлялась в основном благодаря капитану.
   - Я согласен! - выкрикнул Толик.
   - И я! - уверенно провозгласила Настасья.
   Короче, мы порешили, что какую-то часть, которую можно легально инвестировать, мы отдадим Цейсу на его усмотрение, а остаток разделим поровну, в наличных деньгах - на жизнь, так сказать.
  
  ..........
  
   Так вот, когда я вошёл в зал "работы с индивидуальными клиентами" того банка, в руках у меня был один из чемоданов, купленных накануне и наполненных деньгами, а за плечами рюкзак.
   Другой чемодан находился в камере хранения местного вокзала.
   Меня встретила в окошке чудесная, немолодая уже, но очень симпатичная женщина. Судя по карточке на груди, её зовут Анна. Забегая вперёд, скажу, что я в церкви поставил много свечек за её здоровье.
   Я вступил с ней в длительный разговор. Словами и выражениями, которые мы использовали в этом разговоре, были: "текущий счёт", "депозитный счёт", "инвестиционный счёт", "идентификаторы владельца", "безопасность вклада", "доступ к деньгам", и так далее, и тому подобное. В какой-то момент наш разговор зашёл в тупик, так как, по-видимому, у нас с Анной на тот момент были разные представления о сумме, которую я хотел бы депонировать.
   - О какой сумме идёт речь? - спросила меня Анна.
   - Несколько миллионов.
   Повисла пауза. Анна внимательно смотрела на меня. Наверное, в этот момент она причисляла меня к категориям: "сумасшедший", "грабитель" и т. д. Ни на какую категорию я не походил.
   - Простите?.. - после затянувшейся паузы произнесла она.
   - Да, несколько миллионов. Я вам расскажу. Видите ли, у моего папы был дом. Большой дом и вокруг него большой участок. Лес, в основном, ну и луга возле речки. Речка у нас небольшая. Не ручей, конечно, но... Речка, короче. Очень красивая, кстати...
   Так вот, папа умер. Завещание написал, всё такое. Он завещал всё своё имущество своим детям. Мама умерла давно уже, отец её пережил. Поэтому он всё завещал детям. Детям, а не сыну. Сын у него - я. Один, вроде бы. А оказалось, нет. У меня, оказывается, есть ещё два брата и сестра. Молодец мой папа, оказывается, Царство ему Небесное...
   Анна меня слушала очень внимательно. Я понимал, что слушают меня через микрофоны и сотрудники безопасности этого банка. Но меня это вовсе не смущало.
   - Так вот, - продолжал я. - Папа умер и завещал нам, детям, то есть, дом и участок. Как это всё разделить? Не пилить же?..
   Я рассмеялся своей чудесной шутке. Анна вежливо рассмеялась вместе со мной. Отсмеявшись, я продолжил.
   - Пилить, понятное дело, я не стал. Продал просто всё это и всё. Дал объявление в нашу газету. Приехал покупатель и купил наш дом. С участком. Вернее, покупателей двое было. Главный - он, наверное, с Юга откуда-то - смуглый такой. А может, вообще из другой страны. Неприятный тип. Злой какой-то. Он мне не понравился. И с ним второй, нормальный такой парень - это его юрист был. Вот этот юрист мне всё объяснил. Они хотят купить наш дом и нашу землю и заплатят наличными. От меня требуется только подписать бумагу. Я спросил, сколько они заплатят. Он ответил. Вроде бы, нормально. Короче, я всё подписал, бумаги их. Отдал им эти бумаги, а он мне отдал деньги. Вот, чемодан и рюкзак. Я хочу их теперь вложить в банк, но только не на меня, а на нас четверых. Вы мне не поможете, пожалуйста?
   Я улыбнулся чрезвычайно обаятельно.
   Какое-то время Анна сидела, не шевелясь. Потом задала вопрос.
   - Скажите, а налог на доход вы заплатили?
   - Налог?.. А, да, надо, наверное, заплатить. Я плачу налоги. А как это сделать?
   Тогда, в аэропорту Цейс предупредил нас, что если мы хотим легализовать деньги, то со значительной их частью, в виде налогов, придётся расстаться. Мы дружно согласились.
   Анна ёще немножко посидела - приходила в себя, наверное. А потом приступила к делу. Вместе с ней мы: заполнили кучу бумажек, пересчитали деньги на специальной машине, поделили сумму на четыре части и выписали четыре пластиковые карточки: мне, Настасье, Толику и Цейсу. А вернее, их транслитерированным клонам.
   В конце я поблагодарил Анну, искренне пожелал ей всяческих успехов, здоровья и долголетия и вышел на улицу.
   Теперь мне предстояло "избавиться" от второй части денег. Я взял такси и вернулся на вокзал. Там я забрал второй чемодан, а потом поехал в другой банк. На этот раз, международный и чрезвычайно солидный. Там я по стандартной процедуре арендовал четыре сейфа, в которые выгрузил содержимое чемодана, разделив его на четыре равные части.
   Всё. Денег у меня на руках больше не было. Не считая небольшой пачки в бумажнике "на текущие расходы". Вместо наших денег у меня были четыре карточки и четыре ключа. Задание выполнено.
  
  ....................
  
   После этого, как уже упоминалось, мы с Марком поехали "отмечать". Не в Мадонну, конечно.
   Марк повёз меня в заведение, которое я, забегая вперёд, скажу, запомнил на всю жизнь. Никогда и нигде больше я не испытывал такого сильного и такого, так сказать, обширного удовольствия от еды.
   Заведение называлось "Восточный буфет" или что-то в этом роде. Марк рассказал, что по стране расположена довольно обширная сеть этих заведений.
   Принцип обслуживания в этом "буфете" был: "всё, что вы сможете съесть". Он означал, что, внося на входе определённую сумму, внутри вы могли есть всё. Главное - не выносить с собой.
   А "всего" этого было столько...
   Ассортимент блюд, располагавшихся на стойках в середине огромного зала, был велик. Я насчитал 60 или 70, сбился и перестал считать. В зависимости от времени, количество блюд менялось, но незначительно. До 3-х дня был "завтрак" (вход в это время стоил немного дешевле), а потом, до закрытия - обед (полная стоимость).
   Ладно количество. Реальной проблемой было то, что перепробовать все блюда было нереально. Нагрузив первую тарелку выбранными из первого, допустим, десятка блюд, вы неизбежно находите такое...
   Например, как помнится, - маленькие тефтельки в каком-то соусе, за который я бы с удовольствием присвоил Нобелевскую премию. Мидии в раковинах, залитые соком, содержащим соевый соус, и ещё бог знает что. И в середине каждой мидии лежала какая-то маленькая чёрная штучка, буквально взрывающая все ваши вкусовые чувства.
   И так далее, и тому подобное...
   В общем, остальных десятков блюд вам уже не надо. А они есть. И тогда вы отправляетесь ко второй "секции", а там блюд, от которых нельзя оторваться - ещё больше. Ого! - а места в животе уже совсем нет. Хотя...
   Когда вы отправляетесь к стойке десертов, походка у вас уже ощутимо шатающаяся.
   Теперь вы понимаете, почему, когда мы с Марком выходили из этого заведения, мне было весьма трудно изобразить на своём лице вежливую благодарность. Тем не менее, мне это, вероятно, удалось.
   В такси (Марк не пожалел заказать мне очень реальный лимузин) я почти сразу уснул.
   Очень хорошо помню, какой сон мне тогда приснился. Это был очередной сон из тех, которые мне время от времени снятся. Снится мне, что я могу летать. Это очень просто и очень естественно. Чтобы взлететь, надо просто расслабиться. Как бы это сказать... сильно расслабиться, до конца. Вы видите, в этом есть противоречие: "сильно расслабиться". И, тем не менее, это совершенно определённый процесс, который я могу проделать. Сесть или лечь и... Очень расслабиться, до конца, чтобы стало... как-то щекотно... И вот, нужно достичь того, чтобы эта "щекотка" распространилась на всё тело. А это почти никогда не получается. Особенно трудно "накрыть" расслаблением голову, мозг.
   Но если получалось, а в этом сне всегда получалось, то ты отрываешься от земли и летишь... И дальше высота полёта была пропорциональной степени расслабления. А направление - вообще без проблем. Куда хочешь, туда и летишь.
   Но стоит только начать терять способность "активно расслабляться", как ты тут же начинаешь снижаться. В этом и весь трюк - не терять расслабления.
   Такие сны случаются со мной время от времени. Причём внутри них я помню все предыдущие. И главное, я помню основную мысль: Ведь это так просто! Почему люди этого не понимают!? Я вот могу летать, и они тоже могли бы... Нужно только...
   Обычно, в момент, когда я начинал думать о том, как бы объяснить это всем, я просыпался. А в тот раз, когда я заснул в лимузине, я сделал следующий шаг. Ещё во сне я понял, что я сплю, и это сон. Я осознал это. И проснулся при мысли: "Ммм-да, жалко, что реальность - это не сон. "
   Я открыл глаза и увидел приближающиеся огни аэропорта. Ещё через какое-то время лимузин остановился. Я поблагодарил водителя и вышел.
  
  ..........
  
  
   Первое, что я увидел - это дерущихся людей. Чернокожий и белокожий парень дрались в промежутке между двумя раздвигающимися дверями на входе в терминал. Буквально через несколько секунд после того, как я начал за ними наблюдать, один ударил другого так сильно, что тот упал, и, падая, вышиб пластиковую раздвигающуюся дверь. Завидя это, оба дерущихся тут же бросились наутёк.
   Когда я проходил через повреждённый вход в здание, тут уже появился полицейский и ещё какие-то люди из персонала аэропорта. Я услышал фразы "Таксисты дерутся"... "Сферы влияния", и всё такое.
   Но я думал не об этом. Мне с невероятной отчётливостью вспомнилось ощущение, которое чувствуешь за мгновение до того, как тебя бьют бутылкой по голове. Не запах и не боль, а нечто среднее. Я вдруг понял, что от этого ощущения, от того, что оно когда-нибудь возникнет, меня не уберегут никакие деньги и никакой успех.
   Странно, конечно, но восторг успеха я ощущать уже устал. Буднично как-то всё стало. Радовало только то, что я исполнил свои обязательства перед Цейсом, Толиком и Настасьей.
   Стараясь думать только об этом, я прошёл все положенные аэропортные процедуры. Потом сел в кресло самолёта, уставился в иллюминатор и постарался вообще ни о чём не думать.
  
  ..........
  
   Через два дня в другом уже аэропорту нас встречал Цейс. Мы договорились, что выйдем, пройдём все контроли и позвоним ему.
   Самолёт пристыковали в "рукав", так что мы с Толиком вышли сразу в здание. Толик накануне смотрел прогноз погоды и сказал мне, что будет холодно - у нас, дескать, весна, а тут - север, Скандинавия. Я не поверил, и тёплых вещей почти не взял. Одеться я постарался по-скандинавски: фиолетовые джинсы, неофициальный пиджак из какой-то особо мягкой и тонкой вельветовой ткани бежевого цвета, синяя рубашка и жёлтая жилетка-пуловер. На ногах - мягкие и тонкие туфли-тапки, оранжево-коричневого цвета, не помню, как называются. Всё - из модных бутиков, очень брендовое. Я это к тому рассказываю, что было мне очень комфортно. Не только из-за брендовых шмоток (хотя чего уж греха таить, и из-за них тоже), а вообще.
   Толик, надо сказать, тоже выглядел соответствующе. Не знаю, как это у него получилось, но смотрелся он гораздо более местно, по-скандинавски, чем я. На нём были какого-то кирпичного цвета узкие штаны, ярко-синяя тонкая хлопковая куртка с капюшоном, под которой виднелась белая облегающая футболка. Довершали картину ослепительно-красные кроссовки.
   Мы даже не договаривались, но оба не взяли никакого багажа. При мне были только бумажник и паспорт. У Толика, как говорится, и того не было. Бумажники он не признавал. Пачку денег он носил скрепленной плоским золотым, очень изящным зажимом (подарок одного из благодарных клиентов), а карточки лежали просто в заднем кармане.
   Я отдался потоку пассажиров. Этот поток вынес меня по коридору-рукаву к паспортному контролю. Я выстоял очередь, благополучно прошёл контроль (пограничник, увидев мой паспорт, посмотрел на меня уважительно и улыбнулся), и перешёл границу. Поискал глазами Толика. Нашёл. Как бы невзначай присоединился к нему, и мы направились к выходу. Я достал телефон и позвонил Цейсу.
   - Выходите к переходу, я вас подберу, - лаконично ответил он.
   Мы вышли. Какое-то время мимо нас проезжали машины. А потом одна из них остановилась. Длиннющий чёрный лимузин с очень тонированными (зеркальный эффект) стёклами. Задняя дверь гостеприимно открылась. Мы заглянули внутрь. На белом кожаном диване, подсвеченная, казалось, со всех сторон розовым светом, сидела Настасья. Она сделала нам пальцем карикатурно-призывающее движение. Мы залезли внутрь. Плюхнулись на диваны.
   - Шампанского? - шаловливо предложила Настасья. Мы степенно кивнули и отвернулись к окнам.
   Настасья выдернула из встроенной в борт ванночки со льдом бутылку шампанского и налила из неё в стоящую в специальной нише подсвеченную розовым шеренгу бокалов. Раз, два, три,... На шестом бокале бутылка кончилась.
   - Дальше - селф-сервис, - произнесла Настасья тоном очень скандинавской Снежной Королевы и опустила пустую бутылку в урну.
   Мы взяли по бокалу, опрокинули их, поставили пустые бокалы на место, взяли другие и, со всем степенством, откинулись на спинки. До сих пор не понимаю, откуда у нас взялась такая синхронность.
   - А где Цейс? - рискнул я задать интересующий нас вопрос.
   К этому моменту мы уже выехали за шлагбаумы аэропорта и теперь неслись на приличной скорости по опрятным, но довольно невзрачным полям Скандинавии.
   Вместо ответа Настасья протянула руку к переднему стеклу салона и трижды стукнула. Стекло беззвучно опустилось, и в нём появилась улыбающаяся физиономия Цейса в форменной водительской фуражке. Цейс салютовал нам двумя пальцами, после чего окошко закрылось. Остаток пути мы проделали почти в молчании. "Почти" потому что у нас кончилось шампанское, и мы должны были как-то объяснить Настасье, что надо бы ещё. Она невозмутимо, не отрывая взгляда от окна, за которым теперь появилось море и в этом море много ветряных мельниц-генераторов, протянула руку к какому-то незаметному ящичку, крышка его тут же открылась, и явилась на свет ещё одна запотевшая бутылка.
  
  .........................
  
   Вечером мы сидели в чудесном прибрежном ресторанчике и "обмывали" новую яхту. Она стояла перед нами, чуть покачиваясь, за окном, и делала завершённым суровый скандинавский пейзаж. Ресторан находился на набережной, от которой через неравные промежутки и в разных направлениях уходили в море каменно-бетонные молы. В образованных ими бухточках ютились яхты, лодки, шконки, шаланды и прочие средства мореплавания. Яхта Цейса со всеми зажжёнными огнями монополизировала маленькую и уютную бухту перед нашим рестораном.
   Яхта была длиной метров десять-двенадцать. Парусная, белого цвета с ярко-синими и ярко-красными, а также стальными, удивительно "дизайнерскими" элементами. Обтекаемой, "заточенной" спереди формы, очень футуристичного дизайна. Короче - мечта.
   Как мы уже прознали, яхта была не только красивой, но и очень умной. Управление парусами было вверено абсолютно компьютеризированной системе. Капитану этой красотки, чтобы куда-нибудь поплыть (пойти, то есть - так моряки говорят) оставалось только выбрать на огромном сенсорном экране любую точку земного шара (можно было приближать и удалять соединённую со спутником карту) и прикоснуться к кнопке "Курс". Тут же на экране возникал курс яхты, построенный компьютером, исходя из данных о прогнозе ветров и течений, а также предложении о постановке парусов. Курс в некоторых местах был зигзагообразным - когда яхта должна была идти против ветра, галсами. Паруса поднимались, опускались и передвигались тем же компьютером. Мотор у яхты был, но только для случаев полного штиля, а также чтобы пробираться к причалу и от него выходить.
  
  ......................
  
   - Решил вот я покинуть сушу, - разглагольствовал Цейс. - Буду жить здесь, - он кивнул на яхту. - Перемещаться с юга на север и обратно - так, чтобы было зимой не холодно, а летом не жарко. В порты заходить... - Он задумался, и, казалось, сам сомневается в реалистичности своей затеи.
   Я решил возразить.
   - Да ну, Цейс, неуютно как-то.
   Он на меня посмотрел неожиданно серьёзно.
   - Ты знаешь, Боря, к сожалению, я больше не понимаю, что это значит - уютно.
   Он отвернулся к стеклянной, всей в каплях дождя, стене, за которой было холодное море, серое небо с чёрными тучами над ним, яркая, светящаяся огнями яхта... Я посмотрел на это всё, и почему-то очень Цейсу посочувствовал.
   Кстати, совершенно напрасно. О своей затее с яхтой Цейс потом ни разу не пожалел. Как, впрочем, и обо всём другом.
  
  .........................
  
   В общем, вся эти история завершилась полным хэппи эндом. Цейс ходит сейчас где-то по морям на своей яхте. Время от времени мы перебрасываемся с ним сообщениями. Судя по всему, он такой жизнью очень доволен. Настасья вышла замуж за своего ритейлерского друга. Тоже, вроде бы, ни на что не жалуется. Толикова жизнь, как я понял, вообще практически не изменилась.
   А я... Моя жизнь, конечно, изменилась. Я создал чудесную сеть магазинчиков "Хорошая еда" - знаете, наверное. Просто скучно было, и я вспомнил тот момент, когда я увидел пиццу, принесённую посыльным. Тогда, 11-го апреля. Вспомнил свои мысли о хорошей еде. Так всё и получилось.
   С Илоной мы какое-то время встречались, а потом у неё возник какой-то особенно настойчивый поклонник - и мы расстались. Друзьями.
   Что я могу сказать? У меня всё есть. Всё хорошо. Скучновато только... Вот, решил рассказать вам про нас и про Цейса. Может быть, в этом и есть главная задача моей жизни?.. Хочется верить, что нет, не в этом. Хочется верить, что всё ещё не кончилось. Что когда-нибудь Цейс позовёт нас всех. Ну, банк какой-нибудь бомбануть или ещё что... Я, клянусь, брошу всё и ни на секунду не задумаюсь.
   Цейс, ты как?..
  
  .........................
  
  
   P. S.
   Цейс мне рассказал такую историю:
   - Я сидел вот там, в том кресле, в каюте. Подумалось о моих тайниках. Я тебе не рассказывал? - я лично договорился с тем человеком, который владеет верфью, чтобы мне сделали хорошие тайники на этой яхте. Внутри мачты, например, я храню все свои наличные деньги. А ещё есть другой тайник. И там я храню, знаешь что? Ту сумку. Ну ту, помнишь, из ювелирного магазина. Как и почему я её сохранил - отдельная история.
   И вот в тот день я её опять открыл. Почему-то, Боря, мне пришла в голову мысль подержать в руках эти камешки. Я сидел в кресле там, в капитанской каюте и держал в руке большой хрустальный стакан, на одну треть наполненный двадцатипятилетним шотландским виски. Было очень приятно смотреть сквозь хрустальные грани на искры, метающееся в янтарной глубине благородного напитка.
   Потом я встал, открыл тайник и достал сумку. Подошёл к вот этому столику и высыпал на него всё оставшееся содержимое. Камни и кольца покатились по столику, некоторые из них упали на пол, а браслеты, бусы и ожерелья образовали живописную горку в середине. Я положил сумку на пол, вернулся в кресло, в одну руку взял уже почти опустевший стакан, а в другую - первый попавшийся камень. Им оказался достаточно крупный бриллиант. Я поднёс его к глазам, и посмотрел сквозь него на иллюминатор, в котором как раз заходило солнце.
   Пожалуй, это произошло не сразу, не мгновенно, как в тот раз, когда я открыл глаза в больнице. Но ощущение было такое же. Ослепительный, бесшумный взрыв кристальной энергии - он медленно родился внутри камня, пульсирующей волной накрыл и увлёк внутрь сверкающего мира, целой вселенной, находящейся внутри этого безупречного кристалла. Эта вселенная вдруг впустила меня, позволила лететь в ней, оглядываться вокруг, и видеть - открыть простые и гениальные законы её устройства.
   Эта мысль пришла сама, без всяких усилий или желания задуматься над этим. Мне показалось, что пришла она довольно быстро, но вообще-то я не уверен - как и тогда в больнице, ощущение времени очень изменилось. Но я помню, что понимание пришло вместе со словом "алхимия". Из этого слова потом очень плавно вытекли слова "философский камень", потом посыпались многочисленные факты, почерпнутые мной из той горы книг, которые я за это время перечитал. И всё стало на свои места.
   Истина была озвучена алхимиками интуитивно. "Философский камень", именно камень - это буквальное, а не фигуральное описание конечного результата всех алхимических реакций, а "золото из свинца" - это всего лишь образное выражение, применяемое только для иллюстрации идеи. Золото и свинец - разные субстанции, графит и алмаз - одно и то же. Стоило только понять, что изменять природу не нужно, нужно только изменить структуру. "Закон сохранения энергии и закон сохранения вещества есть лишь два частных проявления общего закона - Закона Сохранения Структуры". Конечно же, настоящие алхимики должны были заниматься не превращением свинца в золото, а превращением графита в алмаз. И вот почему те из них, кто добился успеха, а теперь я понял, что добились многие, смогли так искусно замаскировать этот успех.
   Всё дело в том, что алмаз, как и любой другой камень, содержит энергию. Но энергия эта направлена не во все стороны, беспорядочно, размывая и нейтрализуя себя, как это происходит в случае других камней. В алмазе эта энергия замкнута, направлена в самое себя, и таким образом она бесконечно усиливается, заставляя свет, преломляющийся в этом камне, взрываться миллионами искр.
   Так вот, замкнуть, упорядочить энергию камня очень трудно, если использовать грубое физическое воздействие, как это стараются сделать многочисленные люди, пытающиеся производить искусственные алмазы. А на самом деле нужно просто научиться делать так, чтобы она, эта энергия, "захотела" замкнуться, уйти в себя.
   И вот, видя, как устроен бесконечный космос маленького сверкающего камня, я вдруг понял, что я понимаю, как это сделать. Я смогу создать такую же вселенную, внутренний мир не искусственного, а самого настоящего алмаза.
  
  .........................
  
   Видите ли, устройство, превращающее графит в алмаз - это сравнительно простое устройство. Главное - это форма...
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"