- Вот, Фидель, посмотри, - сказала Юля, и протянула мне отпечатанные на машинке листы.
"Черти и рыцари" было написано от руки наверху. Вероятно она долго придумывала название, но так и не найдя того чего хотела, просто написала что-то, дабы хоть как-то озаглавить то, в чем несомненно сидела частица ее души.
***
Однажды один король, узнав, что Святые места захвачены иноверцами, решил взять на себя опять таки святую миссию их освобождения.
Так получилось, что дела в королевстве шли из рук вон плохо, так что кроме выполнения Святой миссии, он рассчитывал заодно поправить и свое положение. Или наоборот, просто поправить свое положение, а заодно и выполнить святую миссию. Как бы то ни было (а чужая душа, как известно, - потемки), собрал он армию, и двинулся в сторону, где по всеобщему мнению должны были лежать эти самые святые места, коих ни он сам, ни кто другой в его королевстве в глаза-то никогда не видел, но освободить считал своим долгом.
Долго ли коротко ли шли рыцари не встретив ничего похожего на то, что искали, пока не забрели в чужую страну, очень похожую на Рай. В ее прохладных реках струилась чистейшая вода, а в изумрудных зарослях щебетали райские птицы.
В этой стране жили черти. Они резвились на Солнце и радовались жизни, как дети. Они не знали, что они прокляты Богом.
И стали рыцари убивать чертей, не щадя ни женщин, ни детей. Но этого им было мало. Перед тем, как убить, они насиловали их жен, и придумывали самые изощренные пытки, от которых холодела кровь и вставала дыбом шерсть даже у диких зверей. Да и как иначе можно было поступить с этим проклятым Богом народом?
А черти плакали и умирали. Они так давно ни с кем не воевали, что просто не в силах были оказать никакого сопротивления, и подобно агнцам безропотно принимали свою судьбу.
- За что вы убиваете нас? - Спросил король чертей, когда его приволокли и поставили на колени перед королем людей.
- Потому что вы прокляты Богом, - ответил ему король людей, пнув короля чертей ногой.
- Но почему? - Казалось, хотя бы перед смертью король чертей хотел это понять, но никак не мог.
- Потому что мы всё делаем с именем Бога, - король людей начинал злиться и отвечал невпопад.
- Значит все, что вы делаете с именем Бога - правильно? - Не унимался король чертей, но это был его последний вопрос, так и оставшийся без ответа, ибо тяжелый меч короля людей снес королю чертей его маленькую рогатую голову.
Но что-то изменилось в этой благодатной стране. Птицы больше весело не встречали рассвет, и почти ручные звери, те что смогли уцелеть, вместе с уцелевшими чертями забились в самые непроходимые чащи и ущелья.
Страна чертей покрылась смердящими трупами, которые некому было хоронить, чистые воды ее рек наполнились кровью и помутнели, и больше она уже не была так похожа на Рай.
- Наша миссия здесь окончена, - сказал король людей, - когда некого стало больше грабить и насиловать, - пора возвращаться.
Но тяжела была дорога назад.
Молодые черти, те, что смогли выжить, сильно изменились. Они больше не резвились на Солнце как малые дети. Теперь они подкарауливали людей в засадах и убивали их. И это оказалось совсем нетрудно, ибо в их чудесной стране каждое дерево и каждый камень могли превратиться в укрытие. Дороги же, бывшие доселе такими прямыми, теперь кружились каруселью, снова и снова приводя людей к разграбленной и смердящей трупным зловонием столице. И никто из людей не вернулся назад.
Но случилось непоправимое. То, что было для рыцарей входом, стало теперь выходом. И не стало покоя людям в их собственном мире, ибо страшна была месть чертей.
***
- Ну как, - спросила Юля, когда мои глаза перестали бегать по строчкам ее листков и уставились в одну точку на стене.
- Здорово, - ответил я. - Не все тебя поймут и примут. Особенно те, на ком шапка горит, но здорово.
И, повинуясь сидящему во мне инстинкту правдолюбца, вытравить из себя который было выше моих сил, я добавил:
- Но, справедливости ради, замечу, что идея не нова. Читал я что-то подобное. Кажется, у одного японца.
- Ты имеешь в виду Акутагаву, - скорее проконстатировала, чем спросила она.
- Да, - кивнул я в ответ, - Акутагаву Рюноске. Там, правда, было немножко не так, но...
- Ты прав, - она очень мило улыбнулась, и я все больше чувствовал неловкость, ибо прекрасно осознавал, что для любого автора обвинение в плагиате является чуть ли не самым оскорбительным. - Ты прав, - повторила она еще раз. - Ничто не ново под Луной, как и не вечно. Акутагава был великим мастером. Он использовал эту идею, но боюсь, и он не был ее автором. Идеи носятся в воздухе, и никогда не надо бояться использовать их. Даже если это уже сделал кто-то другой полсотни лет назад. Конечно, если ты сможешь это сделать по иному. Кажется, мне это удалось.
Она опять очень мило улыбнулась.
Я кивнул.
- Но, справедливости ради, - передразнила она меня, - если я когда-нибудь буду публиковать свое творчество, то припишу в начале: "Памяти Акутагавы".
- Рюноске, - дополнил я его фамилию.
- Тебе никогда не говорили, что ты - нудный? - ответила она, моей же собственной подколкой.
- Нет, - ответил я. - И знаешь почему? Потому что я таковым не являюсь.
- От скромности тебе умереть не грозит, - заключила она, и я быстро закивал в ответ.
- А вот если бы я был занудой, я бы обязательно сказал бы, что твоя повесть верна политически, но не верна исторически. Враг рода человеческого появился примерно на 7000 лет раньше воинов Креста.
- А я где-нибудь конкретизировала, что речь идет о крестоносцах? - Юля удивленно подняла брови.
Ответ был хороший, так как хотя все говорило об этом, но никакой конкретизации в новелле действительно не было. И видя мое замешательство, она не медля добила меня крылатой фразой Ильфа и Петрова:
- Так вы, Отец Федор, может еще и партийный?
Как все таки она умела попасть в самую точку. Действительно, что это я вдруг? Всегда был, если не атеистом, то уж точно еретиком, а тут ее Библии учить начал. Но кроме того фраза сия (и Юле это было известно) задевала хотя и давно затянувшуюся, но все же рану во мне самом. Дело в том, что в детстве все сверстники обычно старались называть меня Федей. Но так как дома меня всегда называли только полным именем, то, естественно, это меня раздражало. Видя же раздражение, не называть меня так было просто выше человеческих сил. Поэтому и полное имя Федор по отношению ко мне было тем же, чем для Юли ее паспортное имя.
- Ну вот что, донна Хулия, - не мог не съязвить я в ответ. - Если уж мы окончательно перешли на официальные титулы, то называйте меня Падре Фидель.
- Так ты еще и католик? Или может быть свидетель Иеговы?
- Не-а. Свидетелем быть не приходилось... Да, знаешь, что это мне еще напомнило? - продолжил я, дабы уйти в сторону от темы, которая мне самому все больше переставала нравиться. - Завоевание Америки. Тебе видимо это ближе.
Она кивнула.
- Только без happy-end'а с реваншем.
Конечно, трудно было назвать конец этой новеллы happy-end'ом даже в первом приближении, но Юле, как автору было виднее.
- Причем скорее на Северную, - продолжал я.
- Да. Какими бы зверьми не представляли англичане испанцев в своих романах, а посмотри на Америку Латинскую и Америку английскую, и становится все ясно. Далеко ходить не надо, кровь индейцев видна во мне невооруженным глазом.
Она продемонстрировала свой орлиный профиль. Честно говоря, хотя во мне индейской крови не было ни капли, мой носик имел почти такую же форму, однако, как бы то ни было, сказать, что крови индейцев в Юле видно не было, было бы прегрешением против истины. А посему спорить на этот счет я посчитал излишним.
- Испанцы поступали, как классические завоеватели, - подхватил вместо этого я ее мысль. - Мужчин - убивали, женщин - ассимилировали, а англичане...
- Сначала ассимилировали, а потом убивали, если это теперь так называется.
Мы посмотрели друг другу в глаза и оба рассмеялись.
- Нет, это так не называется. Я имел в виду именно ассимиляцию, то есть включение в свое общество. В принципе, дети от совместных браком стали почти испанцами.
- Именно, почти...
- По крайней мере, носителями испанского языка и в большой степени испанской культуры, то есть их именно ассимилировали в чистом виде. Кстати по поводу слов и их употребления, ты не читала "Историю, обработанную на Сатириконе"?
Юля отрицательно покачала головой.
- Там было забавное обыгрывание слова "секуляризация". Когда курфюрсты стали отбирать монастырскую собственность, монахи в недоумении спрашивали: "Зачем же вы отнимаете у нас наше добро?" "Мы не отнимаем, - оправдывались курфюрсты, - а секуляризуем." "А, тогда другое дело, - говорили успокоенные монахи и, убегая в горы, предавали курфюрстов и самого Лютера навеки нерушимому проклятию."
- Кажется у меня родилась идея для новой новеллы, - медленно произнесла Юля, как тут раздался звонок в дверь.
На пороге стояли Артур и Лаврик. А сие значило, что хватит было дурака валять, а вместо этого пора бы и делом заняться, то есть, вместе решать, как довести до ума ту песню, которой мы собирались поразить всех зрителей (да и участников) грядущего фестиваля.
В общем, дальше все шло как всегда, но что-то поселилось во мне с этой Юлиной новеллой. Я не мог до конца осознать что именно, но всеми шестыми, седьмыми и восьмыми чувствами ощущал, что Юля хотела сказать этой новеллой много больше, чем это могло бы показаться на первый взгляд.
В свете того, что я уже о ней знал, не зря она показала мне эту новеллу, ох не зря...