Мика, Натаниэль и я удалились в нашу спальную. По общему согласию кровать у нас теперь была Калифорнийская, она была длиннее, для тех из моих любовников, кто был выше шести футов. Для нас троих ее длина роли не играла; ни один из нас до шести футов не дорос. Эта комната была не только для нас троих, но сегодня мне компании не хотелось. Возможно, дело было в гигантской усталости, которая нахлынула на меня после завтрака. Я просто хотела завернуться в этих двоих и иметь их настолько близко, насколько это только возможно. Может быть, то, что я видела столько смертей, заставляло меня праздновать свою жизнь или искать утешения в спиртном, но я-то не пью.
Я бросила свои сумки в дальней части спальной рядом со стулом, на котором сидела часть моей коллекции пингвинов. Был шанс, что меня снова вызовут, если им станет известно новое дневное лежбище вампиров-убийц, тогда мне придется подхватить сумки и ехать. Так что я не стала распихивать оружие по сейфам. Браунинг занял свое место в кобуре на спинке кровати, чтобы я могла его легко выхватить, к тому же в спальной было еще пара подобных заначек, но сегодня я не собиралась раскладывать весь свой арсенал. Хватит и двух переполненных оружием сумок на другом конце комнаты.
У меня был вариант потоптаться по нескольким пингвинам, что сидели на полу или же пройтись по сумке с оружием. Я наступила на пингвинов, но я вообще не люблю так делать. Наконец, я направилась к постели своим обычным маршрутом и решила немного попрыгать по полу, чтобы больше не наступать на пингвинов. Я знаю, что это глупо, что они всего лишь мягкие игрушки, что они не почувствуют, если я на них наступлю, но... Пингвины были единственной моей радостью долгие годы, и я испытывала к ним некоторую привязанность. Я спрятала многие из них в чулан, потому что для всех не хватило места, когда мы купили большую кровать, иначе нам пришлось бы пробираться через игрушечных пингвинов или идти прямо по ним, что меня очень расстраивало или же... В общем, я оставила лишь часть особенных пингвинов ради кровати и моих мужчин. Об этой сделке я никогда не пожалею.
Зигмунд, мой любимый пингвин, что спал со мной долгие годы, теперь занял почетное место на стуле, но в кровати больше не оказывался. У меня было достаточно живых и дышащих игрушек; теперь мне больше не нужен был плюшевый зверек, у меня были живые.
И эти живые игрушки уже были в кровати, один был скромно прикрыт простыней до талии, а второй удобно расположился поверх нее. Когда-то я заставляла Натаниэля прикрываться простыней, но он меня победил, или же мне просто нравился вид его обнаженного, такого красивого поверх простыней в нашей с Микой кроватью, и с ним самим, лежавшим рядом со всеми своими заманчивыми прелестями, прикрытыми простыней. Это было так уютно.
Встала в ногах кровати, глядя на них, и даже после трех лет, я продолжала говорить про себя: "Невероятно, это все мое?". Бывали дни, когда я считала себя абсолютно счастливой, а бывали такие, когда просто думала, что мне дико повезло.
Мика снял з0авязку с волос, чтобы распустить их, эту волну тугих завитков по своим плечам и вокруг лица. Его волосы были темно-коричневыми, как бывает, когда человек рождается блондином, а потом темнеет с возрастом. Он подтвердил, что будучи маленьким, обладал копной светлых кудряшек, но теперь они вились не так сильно и были богатого темно-каштанового оттенка. Его обнаженный торс был мускулистым, и это была его заслуга, потому что было очень сложно нарастить мускулатуру на его костях, почти таких же изящных, как мои собственные. Мышцы сходились на спине, как у пловца, фокусировались на груди, руках, спускались к стройной талии, спускаясь к той светлой линии, до которой его загар был более темным, а после которой становился светлее. Мика был загорелым, когда мы начали встречаться, а потом только поддерживал этот оттенок. Будто его кожа сама распределяла загар по всему телу, даже под рубашку. Он загорал в солярии, но предпочитал настоящее солнце, даже в холодное время года, говоря, что раз на улице холодно, то и тепловой удар заработать невозможно.
Он заморгал на меня своими шартрезовыми глазами. Большая часть кошачьих обладало глазами с четкой границей между оттенками в них, как было у Цинрика между его оттенками голубого и синего, но леопардовые глаза Мики были по-человечески ровного оттенка зеленого с золотым, который перемешивался, играл, менялся в зависимости от того, во что он был одет или в каком настроении был. Это скорее походило на то, как меняются ореховые глаза у людей, чем на то, какие бывают глаза у котов. Сейчас его глаза были зелеными, того богатого, оливково-зеленого оттенка с легким намеком на золотой, как бывает у свежей листвы на просвет.
Натаниэль сделал легкое движение, прижимаясь к кровати возле Мики, и внезапно я увидела, насколько он аппетитный. Его волосы были забраны в тугую длинную косу, ведь во время секса с его волосами могли бы быть проблемы, потому что они путались вокруг всего на свете, так что одному из нас приходилось их прятать под колено, убирать рукой, закидывать назад, будто заманивая в свои путы, так что в начале сексуальной игры им стоило оставаться заплетенными. Иногда нам нравилось играть с его волосами, когда он распускал их перед сном или после секса, но во время секса всем нам нравилось, чтобы это темно-рыжее сокровище было собрано в косу. Ему нравилось, когда его удерживали за волосы, и меня это озадачивало, потому что я этого не понимала, но с ним это срабатывало, но иногда в сексе важно не понимать, как любовник получает удовольствие, а просто принимать это, как должное.
Он лежал на животе, так что я могла созерцать длинную линию от его обнаженных плеч через мускулистую спину, тонкую талию; округлость его задницы, такая напряженная и пышная; его крепкие бедра и ноги, и его стопы, скрывающиеся под покрывалом на краю кровати. Он очень тщательно укладывался так, чтобы под покрывалом оказались только стопы, но ничего больше. Я спрашивала его, почему он так беспокоится об этом, и он сказал, что не знает, но ему так больше нравится. Полагаю, такого ответа вполне достаточно.
Он моргнул огромными глазами цвета лаванды и улыбнулся своей особенной улыбкой. Это была почти до боли счастливая и очень сексуальная улыбка. От этого взгляда у меня перехватило дыхание, и свело кое-что внизу, глубоко внутри моего тела, так что дыхание вырвалось с содроганием сквозь мои губы, когда я наконец-то вспомнила, что надо дышать.
Один вид этих двоих в моей постели, понимание, что я могу коснуться любой части любого из них, то, насколько я хочу их, и насколько они хотят меня, только заставило меня стать еще более счастливой, чем я вообще могла описать.
-Что это такое на твоем лице отразилось? - Спросил Мика, слегка улыбнувшись.
-Счастье, одно лишь счастье.
Улыбка стала шире, а потом он выдал мне тот почти застенчивый взгляд, чуть повернув голову, опуская глаза в сторону, но когда он снова их поднял, стало понятно, что он знает себе цену. Я не была никогда уверена, была ли эта застенчивость привычкой или же этот темный, почти хищный взгляд, был напрямую связан с его зверем. Этот взгляд появляется у многих в глазах и на лицах.
Натаниэль улыбнулся нам обоим с взглядом, полным притягательности и счастья. В нем не было ничего застенчивого, когда он знал, что скоро будет секс или же понимал, насколько он красив; проблема с ним, когда он появился в моей жизни, состояла в том, что он прекрасно понимал, кому и какие части его тела нравятся. Я была той, кто полюбил его, не занимаясь с ним сексом. Для него это было впервые, что Мика и я любим его за другое; факт, что он великолепен и лежит на огромной кровати, был лишь легкой пенкой, а не всем десертом. Хотя это была совершенно замечательная, аппетитная пенка, и если десерт на этом не кончается, что же будет дальше?
- Ты слишком одета, - проговорил он.
Я взглянула на безразмерную рубашку, в которой спала, и которая доставала мне до колена. На ней были рождественские пингвины, и на вид она не была самой лучше, но у меня не было тут халата, а в доме была Джина, Зик, Ченс, которые пользовались общей ванной вместе с нами, а моя красная кружевная пижамка не была достаточно скромной.
-Мне нужна одежда, которая не повредит детскую психику, - проговорила я, глядя на пингвинов, катающихся на коньках.
-Нам нужна новая ванная, - отозвался Мика.
-Мне нравится идея хозяйской изолированной ванной, - согласился Натаниэль.
-Мы это обсуждали; если мы ее отстроим, у нас не будет спальной во время ремонта, - ответила я.
-Мы можем остаться у Жан-Клода, а Джина и Зик останутся тут с Ченсом, чтобы он бывал на солнце, а они присмотрели за ремонтом, - возразил он.
Я нахмурилась на него.
-Ты это обдумывал.
-Точно, - улыбнулся он.
Не знаю, что бы я сказала, потому что Мика сказал:
-Ты все еще слишком одета.
Я посмотрела на него, все еще хмурясь, а потом улыбнулась.
-Эй, по крайней мере, мои ноги на виду; ты же под простыней.
-Вы оба прячетесь, - заметил Натаниэль. - Я тут единственный голый.
Чтобы эт о доказать, он сел на колени, и я смогла поглазеть на все то, что никогда не увидит ни один посетитель "Запретного плода". Он схватил простынь в горсть, сдергивая ее с Мики, подползая ко мне. он склонился над бортиком, перехватив меня за талию, поднимая меня и подхватывая под бедра другой рукой, пока делал это, так что он приподнял меня, перенося через бортик и наполовину швырнул, наполовину уложил на кровать, так чтобы я оказалась между ними. Мы все смеялись, пока рука Натаниэля стягивала с меня футболку. Он замер на внешней стороне моего бедра, когда я стала подниматься выше на кровати. Я уже не смеялась, когда его рука начала ласкать мою грудь, но я все еще улыбалась, как и он.
Мика перелег на ту же сторону, где был он, от меня, и его руки заскользили вдоль моего тела, зеркально движениям Натаниэля, пока каждый из них не взялся за одну мою грудь, и их улыбки стали куда решительнее и куда менее безобидные.
Именно Мика потянул меня за футболку и начал снимать с меня через голову. Теперь была очередь Натаниэля зеркально копировать его движения. Я подняла руки вверх, так что они смогли стащить футболку с моего торса, а потом через голову и руки прочь. Мика отбросил ее на пол и внимательно на меня посмотрел сверху до низу.
-Так-то лучше, - сказал он голосом, идущим откуда-то из глубины тела, не леопардовый рык, а просто мужской голос.
Внезапно я оказалась там голой, перед этими двумя. Они переглянулись, лавандовые глаза и зелено-золотые. В каждом из этих взглядов читалась нарастающая темнота. Это был тот взгляд, какой я видела в глазах всех мужчин, с которыми встречалась. Взгляд, в котором читалась уверенность в том, что ты не скажешь "нет", и что ты уже принадлежишь им. У женщин есть своя версия этого взгляда, но, поскольку я сама его перед зеркалом не репетирую на всякий случай, а мой опыт общения с женщинами небогатый, я в точности такого же взгляда у них не встречала. Я не говорю, что его не бывает, просто я его не видела.
Мика поцеловал меня, и на этот раз ему не пришлось беспокоиться о душевном равновесии окружающих, так что в поцелуе были губы, язык и даже зубы, и весь этот набор порхал над моим ртом, и низкое мурлыкающее рычание сочилось из его губ прямо в мои, так что я упивалась этим мурлыканьем, будто оно могло иметь вкус, упивалась его сутью. Каким же было на вкус мурлыканье Мики? Корица; на вкус он был жгучим и пряным. Я знала, что все дело в новом ополаскивателе для рта, но от него его губы напоминали леденец.
Натаниэль пах ванилью, для меня так было всегда, и когда он прижался ко мне настолько, что этот аромат смешался с запахом корицы, когда слились вместе аромат губ Мики и кожи Натаниэля, было ощущение аромата рождественского печенья, ванильного с коричной глазурью поверх, алой и тающей во рту теплом и пряностями.
Натанижль лизнул поперек моего соска, чуть прищелкнув языком, а потом начал сосать, все сильнее, пока сосок не затвердел настолько, что я вскрикнула. Мика поцеловал меня снова, пока Натаниэль извлекал из меня тихие стоны, посасывая одну мою грудь и играя со второй. Будто Мика поглощал мои стоны прямо из моего рта, а Натаниэль заставлял меня стонать все сильнее и сильнее, его руки сжимали соски, перебирая из между пальцами, натягивая, будто он стал частью моей груди. Я вскрикнула, и поцелуй Мики сработал, как кляп, поглотив этот звук. Натаниэль распахнул рот пошире и втянул столько моей груди, сколько мог, втягивая; его рука держала мою грудь, пальцы зарывались в нее так же, как его зубы впивались во вторую грудь. Когда я начала издавать тихие нетерпеливые стоны, он сжал зубы сильнее. Ощущение от его зубов, так плотно впивающихся в мою плоть, заставило мою спину выгнуться; от сжимавших меня его пальцев я начала вырываться из поцелуя Мики, а потом рука Мики скользнула по моему бедру между моими ногами.
Его пальцы перебирали меня, и я раздвинула ноги шире, чтобы он мог добраться до всей меня. Он заигрывал пальцами с моей плотью, но лишь вокруг того самого места, исследуя меня пальцами так же, как его губы исследовали мои.
Натаниэль вцепился зубами в одну мою грудь, а пальцами в другую почти до боли. Я почти была готова сказать стоп-слово, но глубокий поцелуй Мики не давал мне произнести ни слова, к тому же его пальцы направились к тому самому местечку и начали заигрывать с ним. Возрастающее наслаждение между моими ногами заглушило боль от грубого обращения с грудью, поместив меня на эту удивительную грань между болью и удовольствием. Каждый раз, как я начинала слишком сильно протестовать или собиралась что-то сказать, Мика погружал язык мне в рот, лаская все глубже, сильнее покусывая мои губы, а потом переводил все это в более нежный поцелуй, так что я знала, что он не даст мне сказать стоп-слово. Его поцелуй полностью "завязал" мне рот, и мысль о том, что я не смогу ничего сказать, о том, что Натаниэль все усиливает игру с моей грудью, заставляя ощущения плясать на грани между чертовски больно и невероятно приятно, заставляли меня относиться ко всему этому совершенно иначе, по-другому, пока Мика блуждал между моими ногами, уже не теряя ритма, поскольку осознал, что лишил меня возможности сопротивляться и сказать "нет". Если бы мы никогда не делали ничего подобного раньше, то это могло бы быть и слишком; он с Натаниэлем изучили мое тело настолько, что знали любую мою реакцию без слов, так что могли играть честно, на грани того, что я могла бы принять и насладиться этим.
Натаниэль трепал мою грудь зубами, как терьер кость, его пальцы почти вдавились в плоть второй груди. Я могла бы заставить его остановиться, но рука Мики плясала по мне, подводя к краю оргазма, так что заигрывания с грудью не ощущались болью. Оргазм начал нарастать у меня между ногами, проливаясь по моему телу теплом, волной наслаждения. Натаниэль сжал сильнее и пальцы, и зубы, так что боль перепуталась с оргазмом, сплетаясь с ним, делая его чем-то, намного большим. Я заорала прямо в рот Мики, мое тело свело, и только Натаниэль, держа меня за грудь, и Мика между моими ногами, не давали ему выгнуться. Когда мои глаза закатились, тело излилось влагой и беспомощным удовольствием, Натаниэль разжал зубы и убрал руку. Мика перестал меня целовать и передвинул руку между моими ногами. Я почувствовала движение на кровати, но не смогла сфокусировать взгляд или даже достаточно приоткрыть глаза, чтобы посмотреть, что они делают.
Я ощутила Натаниэля между моими ногами, но воспользовался он не пальцами. Я ощущала его головку ровно в том месте, где только что со мной заигрывал Мика, и он заставил меня снова закричать, а мое тело подбросило над кроватью, будто марионетку, которую резко потянули за веревочки, которые тут же и обрезали, и я лежала там бесформенная, наполовину ослепшая от эха оргазма. И тут Натаниэль начал вдвигаться внутрь меня, насколько только мог, его тело было твердым и тугим.
Я старалась сосредоточиться на нем, когда он приподнялся надо мной, опираясь на руки, так что его торс выгнулся надо мной. Я пристально посмотрела вдоль линии наших тел, и тут он начал вынимать себя из меня, а потом резко направился внутрь, еще не завершив первого движения.
-О Боже! - Прошептала я.
Он поймал ритм, входя и выходя медленно, глубокими движениями, но не настолько глубоко, пока я снова не ощутила, как по телу расходится тепло, и тут он снова довел меня до оргазма, и я корчилась под ним, хватаясь за его руки своими руками, готовая разукрасить его царапинами собственного удовольствия, но Мика перехватил мои руки и передвинул их на свои, что мои ногти впивались в него, к тому же он их придержал, так что я не могла повредить и ему, лишь слегка оцарапать.
Тут Натаниэль начал двигаться быстрее, выскальзывая и вновь входя. Я внимательно следила за нашими телами, наблюдая, как гладко он работает надо мной, и тут он снова заставил меня закричать. Я снова впилась в руки Мики, а Натаниэль вдвинулся так глубоко, так что в конце каждого удара он касался того самого места глубоко внутри меня, и теперь это был уже другой оргазм, мгновение назад это были лишь движения, и вдруг следующий из них довел меня до грани, и на этот раз брыканий было намного больше, так что Мика прижал меня к постели, чтобы я не расцарапала Натаниэля. Ему нравились ногти и зубы, но ему этой ночью выходить на сцену, и следы моих ногтей были ни к чему. Ему следует оставаться непомеченным, а мне нравилось, когда меня немного сдерживали, как делал Мика, к тому же его руки были все в крови со следами от моих ногтей.
Голова Мики была чуть повернута на бок, так что я видела лицо Натаниэля сквозь пелену кудрей Мики. Я видела концентрацию на лице Натаниэля, его глаза были прикрыты, пока он боролся со своим телом, продлевая ощущение, чтобы удовольствия было как можно больше, прежде чем его собственный оргазм накроет его. Тут его глаза широко распахнулись, а бедра начали двигаться намного быстрее внутрь и наружу, и теперь каждый удар был чем-то средним между замахом и броском. Он долго не продержится, когда начинает так себя вести, но это было просто великолепно и довело меня до оргазма. Оргазм накрыл меня с новым ударом, прямо по середине движения, и я начала орать, вцепившись в спинку кровати, его тело в последний раз дернулось глубоко внутри меня, входя на максимум, и первый оргазм сменился вторым, и я вцепилась в руки Мики, будто мои ногти в его плоти стали эхом тела Натаниэля, пригвоздившего меня к постели.
Натаниэль вынул себя из меня, от чего я вздрогнула, но я была настолько ошеломлена, что больше ни на что не была способна. Я снова была слепа. Он рухнул возле меня, тяжело выдохнув и рассмеявшись.
-Это... было... удивительно.
Я смогла только кивнуть.
Я ощутила губы Мики на своем лице и подумала, что он собирается меня поцеловать в щеку, но он этого не сделал; вместо этого он выдохнул своим глубоким рычащим голосом: