Ал Сонуф : другие произведения.

Нет Рая в небесах

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Мой народ верит, что каждый человек рождается для какого-то дела...
   Тьма на площадку всегда приходит быстро.
   Тусклая звезда Альпики, скрытая застрявшими средь небоскребов тучами, скатывается за горизонты, заполняя небеса клубящейся тьмой, рассекаемой лишь трассерами служебного освещения и шелестом дождя. Мегалиты логистических терминалов, опоясывающие колодец площадки, сгущают тьму почти до осязаемости за час до заката, а наступающая затем семнадцатичасовая ночь лишь концентрирует мир у рукотворных огней.
   Сейчас, когда из-за карантина привычная суета грузовой площадки сошла на нет, тьма особенно черна - нет ни служебного транспорта, ни роботизированных погрузчиков, ни работающих кранов и стрел. Мигает лишь габаритное освещение, да пялится в ночь огнями приткнувшееся к логистическому терминалу здание конторы.
   Потому и одинокое авто, расчертившее светом фар тьму площадки, видно сразу. Шеф безопасности Бастиан Ребель внимательно следит за приближением огней. Серые глаза сужаются, ловя в отработке парковочных алгоритмов тайный смысл. Машину никто не встречает - официально, контора закрыта и здесь никого нет. Впрочем, это и не нужно.
   Вечерний гость покидает салон авто. Необычайно высокий человек в длинном, ниже колен, однобортном тренче. В движениях незнакомца сквозит какая-то неестественная, змеиная грация, но в то же время - несуетливая, деловитая быстрота. Полдюжины шагов - и он скрывается под непрозрачным навесом главного входа.
   - Он здесь, - констатирует шеф Ребель, отходя от окна.
   - Кто ему сообщил? - поправляя респиратор, спрашивает с отдышкой толстяк Паризо.
   Ребель только передергивает плечами.
   - У таких, как он, свои источники.
   - Это станет проблемой, - замечает Савар, расчесывая узловатыми пальцами свою густую пепельную шевелюру.
   - Наверняка, - соглашается Ребель.
   Проводит рукой по лысине, расправляет атлантические плечи, жестом увеличивает расстояние с личным омниботом и пересекает переговорный зал, опускаясь в глубокое кожаное кресло чуть поодаль, прямо напротив входа. Кресло этому породистому мастиффу тесновато, но отсюда, сквозь неосвещенный коридор, видны лифты, на одном из которых - наверняка, грузовом, - поднимается гость. Ребель сцепляет пальцы в клеть и смотрит поверх на металлические двери. Пара секунд - они раздвигаются, и вечерний посетитель покидает освещенную мягким светом кабину лифта, шагая во мрак. Его высокая фигура отчетливо выделяется во тьме на фоне освещенного портала. Гость идет вперед, по пути касаясь, точно невзначай, стены коридора и снова убирая руку в карман. Еще пара секунд - и он выступает из мрака на свет переговорного зала.
   Он и правда гигант - семь полных футов, на голову выше Ребеля. Чужерод. Вроде, почти не отличается от людей, но то - лишь на первый взгляд. Лицо - точно сплошь состоящее из прямых линий, разбегающихся от узкого подбородка, еще более заостренного подчелюстной арматурой. Высокий лоб, выделяющиеся скулы, остроконечные уши совершенно без мочки. Зачесанные и собранные на затылке в тугой пучок темные волосы. И - непроницаемо-черные, чуть раскосые глаза, отливающие синевой лишь при ярком свете.
   На нем застегнутый на все пуговицы длинный однобортный тренч из темного серо-зеленого сукна с замысловато украшенной кожаной оторочкой, высоким стоячим воротником и лиловой подкладкой. Шею и грудь в разрезе бортов прикрывает завязанный на хитрый узел черный жаккардовый платок. В целом, этот стильный до китчевости наряд еще сильнее удлиняет и без того высокую фигуру незнакомца и прекрасно справляется с главной задачей: скрывает и отвлекает внимание от мощной мускулатуры и армированного гирокостюма военного образца.
   Шеф Ребель встает и приветствует гостя учтивым кивком. Незнакомец отвечает тем же и окидывает взглядом остальных.
   - Коллеги, - Ребель оборачивается к гостям, - Глевеан Терион, официально - представитель гуманитарного ведомства эдиктора Колдо.
   - Официально, - вклинивается Паризо, - а неофициально?
   - Я - звездный маршал.
   Чужерод говорит негромко, очень четко артикулируя слова - точно автосуфлёр. В его спокойном, ровном голосе, как и во внешности самого иноземца, есть что-то неуловимо отталкивающее.
   Паризо морщится под респиратором: толстяку не хватает воздуха, зато хватает плохих новостей.
   - Комиссар Паризо, - пользуясь тем, что новых вопросов не задают, шеф Ребель продолжает представлять гостей друг другу, - начальник главного Управления полиции колонии.
   Толстяк небрежно машет рукой, имитируя приветственный жест, расстегивает последнюю пуговку на пиджаке и старается поудобнее устроиться в кресле.
   - Феликс Савар, глава ГУОБ на Альпике.
   Сухопарый контрразведчик в до безликости строгом деловом костюме делает легкий поклон, не вставая из кресла. Бросается в глаза, что Паризо приехал сам, а главный "гэбэшник" - в сопровождении пары агентов в омнисьютах и пулестойких плащах со скрытыми пистолетами-пулеметами на стабилизирующих подвесах. Парочка колоритная: один широколицый и широкоплечий, скуластый, стриженный "под ноль", судя по выправке - бывший солдафон, второй - худой, как мумия, с нездоровым цветом кожи, мутным взглядом, зализанными редкими волосами и маленькой сережкой в оттопыренном ухе.
   Все присутствующие носят одноразовые перчатки и респираторы третьего класса, иноземец ношение респиратора игнорирует, на что немедленно обращает внимание Савар:
   - Как я понимаю, тер Терион, ваша бляха дает иммунитет не только к местным законам, но и к местной пандемии?
   - Я не могу ни заразиться вирусной инфекцией, - гость со звезд игнорирует тон контрразведчика, - ни быть ее переносчиком.
   - У вас иммунитет? - подхватывается Паризо, - Нашим врачам было бы интересно...
   - Нет, - сухо обрывает его маршал, - я просто невосприимчив к воздействию вирусов. Любых.
   И, еще раз окинув взглядом собеседников, поворачивается к Ребелю.
   - Кто отвечает за логистику?
   - Директор Ламбер, - отвечает Паризо, снова поправляя респиратор, - все документы идут через него.
   - Почему он не здесь? - черные глаза маршала заглядывают в душу Паризо, точно два пистолетных ствола.
   - Потому что шесть часов назад он умер в карантинном боксе второй инфекционной больницы. От полиорганной недостаточности, - Паризо пожимает плечами, - лихорадка, будь она неладна...
   - Кто его замещает?
   - Пока - никто, - отвечает Ребель, - зам Ламбера сидит в отпуске и не владеет информацией, раньше, чем утром, доставить его в город не сможем. Да и вряд ли это поможет: планета на карантине, вся логистика в заморозке. Грузы из срочных списков пустили на самотек, через автоматику. Проблем не было...
   - Где секретарь Толедо? - обрывает шефа чужерод.
   - Тер маршал, - с трудом сдерживая раздражение, встревает Паризо, - может быть, вам подарить часы? Рабочий день давно закончился...
   - Это не существенно, - Глевеан даже не удостаивает комиссара взгляда, - вызовите ее.
   - Но у человека могут быть...
   - Вызывайте. Сейчас же.
   Ребель бросает косой взгляд на раскрасневшегося Паризо и ухмыляется, отправляя запрос в общую сеть. Его омнибот вылетает в центр комнаты, линкуя сеть дополненной реальности помещения. Контакт устанавливается несколько минут - наконец, когда уже кажется, что вызов проигнорируют, раздается звук подтверждения соединения и в дополненную реальность переговорной комнаты, вваливается кусочек сада секретаря Толедо.
   Сама секретарь - немолодая, аристократического вида женщина в садовом комбинезоне, бросает на собравшихся неодобрительный взгляд, спускается с невысокой стремянки и, отложив в сторону складную садовую пилу, скрещивает руки на груди.
   - Надеюсь, у вас что-то важное, потому что...
   - Груз пропал, - без лишних вступлений, заявляет маршал.
   - Какой груз? - Толедо переводит удивленный взгляд с чужерода на Паризо и Савара, - Из спецрейса? Но... но всего семь часов назад...
   - Семь часов назад, - маршал не мигая смотрит на секретаря, - груз прошел таможню и был выгружен на лифт для доставки в этот логистический центр. Но на распределительные пункты санитарной зоны он не попал.
   Толедо молчит полминуты, обдумывая сказанное.
   - Тер Терион, - она вздыхает, - думаю, нет никаких оснований...
   - Позвольте не согласиться: есть все основания. Согласно накладной документации, груз направлен на погрузку, но подтверждения от транспортного Управления не получено. Больше того: я только что был в пункте отгрузки, указанном в документах - груза там нет.
   - Тер Терион! - бледные губы секретаря сжимаются в возмущенной гримасе, - Это звучит, как обвинение! Мы не то государство, где возможны подобные... инциденты. Уверена, это просто техническая накладка, утром все прояснится и груз отправят по назначению...
   - Двадцать пять тысяч, - ни к кому не обращаясь, произносит маршал.
   - Простите, что? - не понимает Толедо.
   - Двадцать пять тысяч смертей в сутки, - черные глаза чужерода заглядывают в душу секретаря, заставляя холодок пробежать между лопаток, - шестьсот семьдесят пять смертей в час. За семнадцать часов до рассвета, умрет примерно одиннадцать с половиной тысяч человек.
   Чужерод обводит собравшихся взглядом.
   - В этих контейнерах то, что должно спасти больных людей: диагностические аппараты, средства защиты, но главное - "Кантарекс", иммунозамещающий препарат, снижающий летальность инфекции, в среднем, на девяноста два процента. Каждую минуту, от лихорадки умирает одиннадцать человек. Десять из них остались бы живы, если бы груз попал по назначению вовремя.
   Присутствующие молчат. Маршал снова обводит их взглядом.
   - Если груз похищен, его может уже не быть в терминале, - задумчиво произносит Ребель.
   - Нельзя вынести в кармане двести сорокатонных контейнеров, - возражает Паризо, - это громадная колонна грузовиков, такое наша система не пропустит.
   - Устройте облаву, - Ребель вздыхает, - отправьте людей и роботов обследовать склады.
   - Вы масштаб работы представляете? - Паризо разводит руками, - У нас каждая единица на счету, весь департамент задействован на карантинных мероприятиях. Мне некого послать на такой рейд, да и какой смысл? Здесь две тысячи складов только на данной площадке, а груз мог попасть и на другие. Даже если я брошу на это всех людей, на проверку уйдут месяцы!
   - Не сможем найти груз по документам - придется проверять вручную, - Ребель смотрит на Паризо без всякого снисхождения, тот в ответ лишь недовольно морщится, - я пришлю вам своих людей в помощь, найду волонтеров из гражданских: если скажу им, что ищем лекарство, отбоя от желающих не будет...
   - Но-но, - Паризо осаждает шефа жестом рук, - полегче. Попробуем без героизма разобраться. Я пришлю следственную группу и созову внеочередное совещание координационного штаба... - толстяк прикидывает в уме, - где-то в течение часа. Нужно, чтобы вы все были там.
   Ребель и Савар кивают, маршал бросает:
   - Держите меня в курсе.
   И, не прощаясь, идет прочь. Ребель провожает его внимательным взглядом. Чужерод почти доходит до лифтов, но на мгновение задерживается в темном коридоре. Какая-то неуловимая тень проскальзывает под полу его тренча, и маршал тут же не спеша продолжает свой путь. Ребель смотрит, как за чужеродом закрываются двери грузового лифта и едва заметно ухмыляется.
   - Какой же он... суетной, - раздраженно бросает Толедо.
   У нее на языке явно крутится другой эпитет.
   - Но он прав, - Ребель оборачивается к секретарю, - мы теряем время и людей.
   - Это не ваша проблема, - уже не сдерживая раздражения, бросает Толедо, - вы с вашим начальником должны обеспечивать нормы выработки и следить, чтобы рабочие не бунтовали. Эта ситуация - вообще на ваше дело. Не понимаю, зачем он вас позвал...
   - А я думаю, вы как раз все понимаете...
   - Вы в чем-то обвиняете секретаря, Ребель? - встревает в разговор Савар.
   В его вопросе сквозит профессиональная настойчивость, граничащая с приказом.
   - Разумеется, нет, - Ребель отвечает той улыбкой, что перечеркивает любые слова.
   - Вот и отлично, - Толедо буквально выплёвывает фразы, - возвращайтесь в Кортасар и сделайте свою работу: выполните План.
   - Секретарь, при всем уважении, - Ребель чуть наклоняет голову, заглядывая в глаза собеседницы, - это невозможно. Мы оборудовали временные госпитали в соляных шахтах, но места заканчиваются и там. У нас миллион больных, если срочно не ввести жесткий карантин и не остановить выработку, Кортасар обезлюдет.
   - Изолируйте больных, - Толедо бросает на Ребеля уничижительный взгляд, - тестируйте дважды в день. Задействуйте резервы. Не знаю... студентов отправьте, они всё равно сидят без дела. Пообещайте им экзамены автоматом, пусть отрабатывают.
   - Секретарь, в шахтах бродит лихорадка. Отправить туда еще людей, означает увеличить число зараженных...
   - Все не заразятся! Об остановке шахт не может быть и речи, - Толедо разрубает рукой воздух, точно отметая тем любые возражения, - Альпика живёт, пока копает. Если мы не выполним План по добыче, это поставит вопрос о финансировании на следующий квартал и повлечёт изменение норм снабжения. И головы полетят - в том числе моя и ваша. Так что идите и делайте свою работу: добыча должна продолжаться в прежних объемах. И мне плевать, как вы это сделаете.
   Не удостоив собеседников более ни одним словом, Толедо отключается.
   ...Глевеан выходит на улицу. Останавливается на полпути к машине и поднимает голову, подставляя лицо каплям дождя. Тьма небес в колодце грузовой площадки отвечает ему редкими вспышками молний.
   - Они лгут.
   - Все лгут, Кейсара, - вслух отвечает маршал, - что с данными объективного контроля? - добавляет он через защищенный канал.
   - Все удалено или отредактировано. Проверила данные самих терминалов и прилегающих территорий.
   - Стоило этого ожидать.
   - С чего ты вообще взял, что в этом будет толк?
   - Ключи шифрования для документации, - поясняет маршал, - нельзя заменить документы так, чтобы это не пошло в логи, без личного визита на терминал. Такие вещи всегда делают "в ручном режиме".
   - Значит, без шансов. Где ищем груз?
   Глевеан пристально смотрит во тьму небес.
   - Груз никуда не делся, - вслух говорит он, - всё на одном из складов.
   - Могу отыскать...
   - Не сомневаюсь, Кейсара, - маршал вздыхает, - но это ничего не даст: к утру груз начнут уводить с терминала по фальшивым документам, а дело замнут. Слишком многое поставлено на карту, чтобы они оставили попытки протащить это под радарами контроля.
   - Нельзя просто так украсть двести контейнеров гуманитарной помощи.
   - Еще как можно, - спокойно возражает Глевеан, - "наверху" будут недовольны, но, если дело выгорит, причастные быстро уйдут в отставку и дело завязнет, а там эпидемия затухнет и всем станет уже не до того. Это обычная схема, они всегда так делают.
   - И что предпринять?
   - Ищи. Им нужно прикрытие - ищи все, что так или иначе связано с поставками медикаментов. И еще: они могли где-то проколоться - слишком сложная операция, слишком много людей задействовано, чтобы все прошло идеально. Кто-то видел, кто-то слышал, кто-то проговорился, кто-то не замел следы. Чтобы прижать местных, мне понадобятся доказательства, иначе не стоит и начинать.
   - Несчастный случай подойдет?
   Глевеан опускает голову, точно прислушиваясь к шепоту Кейсары в защищенных каналах.
   - Подробнее.
   - Два часа назад. Молодая женщина, попала под погрузчик. Международный терминал номер девять, как раз у режимной проходной.
   - Сотрудница?
   - Нет. Посторонняя.
   - В карантин? - вслух произносит Глевеан, - Давай, посмотрим...
  
   * * *
   ...Дежурный патологоанатом устало жует черствый бутерброд с сыром, почти без интереса наблюдая, как высоченный чужерод осматривает тело. По-хорошему, надо бы гнать его прочь: городской морг завален трупами, аутопсия, анализы, оформление умерших от эпидемии и отправка тел в крематорий идут потоком и сейчас просто нет времени играть с пришельцами в детективов, но "красный" допуск и подтвержденные ГУОБ полномочия все же выигрывают этому верзиле драгоценные минуты. И ведь не оставишь на самотек: по протоколу при таких осмотрах присутствие представителя морга обязательно.
   Да и не понятно, на что здесь смотреть: даже симпатичная при жизни девушка мертвой, да еще и без головы, выглядит совершенно неинтересно, а каких-то необычных подробностей, несвойственных подобным случаям, первичный осмотр не выявил.
   - Мозг полностью разрушен? - спрашивает чужерод.
   Патологоанатом, погрузившийся в собственные тягостные мысли, вздрагивает.
   - Ясное дело, - сквозь непрожеванный бутерброд отвечает он, - на нее наехал двадцатитонный погрузчик: там только смыть и забыть.
   - Значит, нейропсия невозможна...
   Врач в ответ лишь издает невнятный звук.
   - Вижу, аутопсию не делали.
   - Не до нее, - патологоанатом пожимает плечами и с раздражением выбрасывает недоеденный бутерброд, - да и не срочно: ребята из полиции следов насилия не нашли, там, вроде, все понятно. Утром вскроем ее, посмотрим на алкоголь и наркотики, но причина смерти вряд ли поменяется.
   Чужерод осматривает вены на руках и щиколотках ног, жестом разворачивает стол с трупом, на мгновение останавливается на небольшом, с некрупную монету, родимом пятне под правой ключицей, переворачивает труп, проверяет основание шеи, спускается вдоль позвоночника, пока не упирается в шесть маленьких пятнышек гексаграммой под лопаткой, вроде небольших ожогов миллиметров пять в диаметре.
   - А это что?
   Патологоанатом пожимает плечами.
   - Точно не знаю, планировал проверить утром при вскрытии. Предварительно... возможно, какая-нибудь метка или клеймо. У нас бодимод и татуировки считаются буржуазным пережитком и не одобряются, так что молодежь идет на всякие ухищрения, чтобы выделиться.
   Чужерод на это только слегка кивает.
   - Ее омнибот?
   - Раздавлен - до последнего пытался залинковаться с хозяйкой.
   - Личность установили?
   - Да. Ее звали Аделин - Аделин Трюффо. В общем файле есть.
   - Опознание?
   - По ее глобал.
   Чужерод открывает файл описи изъятых предметов, быстро пролистывает до скопированного из глобал цифрового паспорта, всматривается в лицо на псевдотрехмерном изображении. Симпатичная сероглазая девушка с пышной копной русых волос, придающих ей какую-то милую растрепанность и почти полностью скрывающих левую половину лица.
   - Красивая... была, - без тени чувств в голосе констатирует патологоанатом.
   - Да, - столь же безразлично соглашается чужеземец, жестом копируя все файлы, - благодарю, это все.
   Сеанс телеприсутствия обрывается и Глевеан откидывается в кресле авто.
   - Что-то нашел? - щекочет нейроны сигнал от Кейсары.
   - След от транквилизатора TSP, - вслух отвечает маршал, - ее убили. Где она жила?
   - Коммунальное общежитие ткацкой фабрики на Лемаршаля, второй корпус.
   Глевеан перехватывает управление у автоматики и сворачивает на боковую дорогу.
  
   * * *
   ...Рассеченная лишь сиянием карантинных ограничителей, ночь темна и контрастна. На улице Лемаршаля, сплошь застроенной безликими приземистыми зданиями коммунальных общежитий, и без того скудная иллюминация выключена ради экономии - жителям запрещено покидать дома, так что городские власти сочли уличное освещение излишеством. Окруженный сплошной промзоной, район Лемаршаля считается рабочим, но заселен, в основном, теми, кто не имеет к заводам, фабрикам и окрестному железнодорожному узлу ни малейшего отношения. Официальная риторика, разумеется, старательно сглаживает углы, но в просторечие эти кварталы давно именуют "гетто".
   Глевеан оставляет машину в паре кварталов, на огороженной стоянке у шоссе - двухместная контактная капсула была бы слишком лакомым куском для вандалов и воров даже несмотря на дипломатическую маркировку. Узкие голографические ленты разграничения предупреждают о карантине и услужливо проводят маршала по заваленным неубранным мусором улочкам к проходной нужного дома. Несмотря на жесткие ограничения, то тут, то там, во дворах домов дрожит пламя костров, слышатся удручающе примитивная музыка и людские голоса. Пару раз, тьма мерцает огоньками сигаретных затяжек и шелестит невнятными голосами, но никто не решается приблизиться к неспешно идущему по улице великану.
   В нескольких шагах от закрытой голографической лентой и пропускными сканерами проходной, Глевеан останавливается, окидывая глазами сенсорную рамку и просит через нейролинк:
   - Кейсара, взломай пропускник - не хочу "светить" свои документы.
   Пара секунд - и дело сделано: голографическая лента меняет свой цвет с оранжевого на зеленый. Глевеан пересекает линию карантина, поднимается по растрескавшимся бетонным ступеням и входит в проходную через выставленную дверь и сломанный турникет. Ноги проводят его через плохо освещенное помещение, мимо разгромленной будки консьержа к полутемной, смердящей человеческими испражнениями кабине лифта. Лифт работает - настоящее чудо! - но стоит маршалу войти - мигает сигналом о перегрузке.
   - Какой этаж?
   - Шестой. Квартира шестьсот три.
   Глевеан, не вынимая рук из карманов, неспешно идет к лестнице и поднимается наверх. Каждая лестничная площадка встречает его открытыми настежь или выставленными окнами, сидящей на перилах, полу и ступеньках молодежью, смесью запахов анаши, курительных смесей и человеческого пота. Завидев маршала, стайки молодых людей растекаются в стороны, жмутся к стенам, провожают высоченного чужерода тихими взглядами.
   Шестьсот третья квартира встречает Глевеана приоткрытой дверью, старомодной музыкой, голосами множества людей, влажным воздухом, запахами нечищеной канализации, прогорклого масла, в котором жарится что-то съестное, волглого белья, пыли и плесени. В полутемном, освещенном одинокой лампочкой, заставленном старой мебелью и заваленном каким-то хламом коридоре, между развешенным по веревкам застиранным бельём и приоткрытыми местами дверьми, едва могут разминуться два человека, а низкие потолки точно давят на плечи.
   Глевеан останавливается на входе - никто не видит, как из-под его тренча соскальзывает на пол и растворяется в полумраке нематериальная тень. Потом он, пригнувшись, чтобы не цепляться за потолки, не спеша идет вперед, движениями руки освобождая путь от развешанных по веревкам влажных тряпок. Какая-то галдящая грузная клуша выскакивает из комнаты и почти натыкается на него. Затихает и, сглотнув шумно, отступает обратно в комнату. Взгляд дюжины пар глаз через узкие щелки в приоткрытых дверях, провожает маршала в спину, но он демонстративно игнорирует испуганный интерес жильцов.
   - Четвертая дверь справа.
   Глевеан проходит коридор насквозь, мимо рядов дверей, хлама и пары мужчин, играющих в нарды, останавливаясь у нужной двери. Кейсара уже успела открыть простенький цифровой замок, так что маршалу остается лишь приподнять кончиком пальца ручку и толкнуть дверь.
   Крошечная комната шесть с половиной на шесть с половиной футов без окон. Пара кроватей в два яруса углом, письменный столик, настенный шкаф, маленькая приставная тумбочка и крошечный гардероб - вот и весь интерьер.
   - Она жила не одна, - констатирует очевидное Кейсара.
   Глевеан встает в центре комнаты, оглядывается по сторонам. Осматривает аккуратно пристроенную на вешалку у стены форменную одежду, перебирает предметы на столе. Открывает ящик под столешницей - в основном косметика и канцелярские принадлежности. В глубине, под коробочкой с мелкими безделушками обнаруживается деактивированный омнибот. Глевеан берет маленького робота на ладонь, осматривает заклиненный импеллер, потом касается поверхности мэйнфрейма и, даже не прибегая к помощи Кейсары, в две команды ломает простенькую защиту. Тусклый свет мигает, точно от перепада напряжения.
   Маршал с нечеловеческой скоростью просматривает чужую жизнь - собранные в одном месте кусочки воспоминаний.
   - Что ищешь? - щекочет нервы голос Кейсары.
   - Уже нашёл, - глухо отзывается Глевеан, выбрасывая нужный файл в пространство дополненной реальности.
   Ничего особенного - просто статическое псевдотрехмерное изображение: две русоволосые симпатичные девушки, по-дружески обнимающиеся на аккуратно подстриженной лужайке. На них легкие сарафаны, их ноги босы, они дурачатся и просто счастливы. Одна из них - Аделин, почти такая же, как на фото с документов.
   - На что нужно смотреть? - спрашивает Кейсара, подключая свой аналитический модуль к каналам Глевеана.
   - Родимое пятно, - палец Глевеана касается изображения у ключицы второй девушки, - узнаешь? - маршал усмехается, - В морге лежит труп не Аделин Трюффо, а... - он быстро осматривает файлы в плейнскрине стола, находя локальную копию фабричного пропуска, - Олеви Кампо, ее подруги и соседки по комнате.
   - Тогда где Аделин?
   - Хороший вопрос, - бросая последний взгляд на пустую комнату, отзывается Глевеан, - обратила внимание, во что была одета Олеви перед смертью? Это было в списке ее вещей...
   - Короткое черное платье - нестареющая классика.
   - Именно. У местных такая одежда считается крайне вульгарной и порицается.
   - Может быть, она собралась на свидание. С техником на площадке.
   - Да, в карантин. С чужим глобал и поддельной биометрией, - Глевеан осматривает тщательно разглаженную форменную одежду, - на режимный объект... Аделин подрабатывала на промоушене в терминале прибытия для иностранцев. И не только.
   - Ты обо всех людях думаешь плохо? - невозможно понять, укоряет ли Кейсара в шутку или всерьёз.
   - У этого народа есть такая забавная концепция - "бритва Оккама". Поинтересуйся.
   Глевеан кладет омнибота Аделин в карман, выходит и закрывает за собой дверь. Проходит вдоль коридора, останавливается у столика с нардами, смотрит на двух игроков - немолодой мужчина с рабочими аугментациями и следами порока на лице да татуированный темнокожий парень неопределенного возраста. Оба смотрят с недоверием и плохо скрываемым страхом.
   - Чего надо? - выдавливает из себя темнокожий наконец.
   Глевеан опускается на корточки, поднимает и катает между пальцами кости. Пауза затягивается - оба мужчины начинают заметно нервничать.
   - Девочки из комнаты номер шесть, - маршал продолжает рассматривать кости, - подрабатывали проституцией.
   - А мне какое дело? - слишком поспешно спрашивает темнокожий.
   Всего один взгляд черных глаз чужерода заставляет беднягу заткнуться.
   - Проституция в вашем маленьком мирке, - спокойно констатирует Глевеан, - особо тяжкое преступление, за которое предусмотрены принудительная стерилизация и корректирование личности. Однако ни ты, ни твои милые соседи не бежите в полицию впереди своего визга, а сама полиция - весьма неохотно берется за такие дела. Знаешь, когда так бывает?
   Кости гипнотически покачиваются в пальцах маршала.
   - Когда у проституток есть "крыша" - сутенер, достаточно влиятельный, чтобы крутить валюту от иностранцев и откупаться от полиции. И я хочу знать, где он.
   Незаметные нотки в голосе - ритм, тембр, мельчайшие колебания. В этом голосе есть что-то властное и гипнотическое, что-то, чему нельзя сопротивляться.
   Темнокожий отвечает, слегка заикаясь:
   - Я-я-то откуда знаю...
   - Знаешь, - спокойно утверждает Глевеан, - и скажешь.
   Скрытая в словах чужеродная мощь ломает хрупкое сопротивление человеческой воли. Чернокожий судорожно сглатывает, косится на едва-едва приоткрытые соседские двери и шепчет сипло:
   - Погоняло Калибр, сидит в Блоке-13 - это здоровенный жилой небоскреб на Ле Фонтен. Больше ничего не знаю!
   - Молодец, - спокойно констатирует Глевеан, бросая кости на доску.
   Две шестёрки.
   Маршал встает и, не оборачиваясь, идет прочь, уже у дверей касаясь стены рукой. Неосязаемая тень соскальзывает в рукав тренча, заставляя тех, кто заметил - бледнеть и икать от ужаса. А маршал выходит прочь, и обычно скрипучая дверь бесшумно закрывается за ним.
  
   * * *
   В помещениях Администрации Блока-13, арендованных "под бизнес" местным криминалитетом, царит непривычная эклектика: полное игнорирование топологических имитаторов - лишь дорогая мебель из благородных сортов древесины, винтажные настенные часы, мягкая софа зеленого сукна, парочка пузатых комодов и несколько пастельных картин в дорогих резных рамах, соседствуют с облезлыми стенами, растрескавшейся, затертой плиткой под ногами и желтыми пятнами от былых подтоплений на потолках.
   Сидящий через стол - темнокожий, неопределенного возраста, в подчеркнуто дорогом дефицитном костюме. Черно-белое клетчатое сукно, красный жаккардовый платок с крупной брошью на шее, алмазные запонки и россыпь безвкусных, но жутко дорогих перстней на холёных пальцах. Карие глаза пристально глядят на гостя сквозь визор, замаскированный под аристократические очки в тонкой оправе.
   Прямо сейчас он судорожно ищет любую доступную информацию о своем госте и то, что найти ее никак не удается, обескураживает. Это может помочь - а может создать дополнительные трудности. Впрочем, их вряд ли удастся избежать: трое матёрых костоломов с лицами заплечных дел мастеров и темнокожая красавица-амазонка с длинной копной африканских косичек и телом военного киборга, намекают, что Калибр привык подходить к беседам с нежданными гостями без лишнего пиетета.
   - Кто ты такой?
   Чтобы выглядеть увереннее и чем-то занять руки, Калибр достает из хьюмидора красного дерева сигару и с наслаждением вдыхает аромат.
   Вместо ответа, Глевеан вынимает из кармана и бросает на стол свой значок - круглую металлическую пластину в три дюйма диаметром. Калибр смотрит на тускло поблескивающий металл, приподняв бровь.
   - Что это?
   - Ответ на твой вопрос.
   Калибр берет значок, трет пальцами - пластичный металл растекается по никелевому основанию, формируя изображение десятилучевой звезды - символа Всемирной Коллегии Хазангар, - и надписи на местном наречии, исчерпывающе отвечающей на все вопросы.
   - Звездный маршал? - Калибр кладет значок на стол и одним движением отталкивает, возвращая хозяину, - И чем же я могу быть полезен представителю мирового Правительства?
   Он пытается казаться хозяином положения, говоря чуть снисходительно, но мельчайшие изменения топологии выдают его страх. Впрочем, он подготовился: эмпатические блокираторы, имплантированные в мозг, делают воздействие на его психику чрезвычайно трудозатратным.
   Придется по старинке.
   - Мне нужна Аделин Трюффо.
   - Не знаю, кто это...
   - Стоп! - Глевеан поднимает руку, - Это плохое начало. Ты думаешь, что я пришел сюда заключить сделку и сейчас будешь пытаться набить себе цену. Не нужно. Я - звездный маршал, ты - мелкий сутенер, и нет ни одной причины, почему я должен тебя уважать.
   Глевеан откидывается на спинку кресла - металл устало скрипит от огромного веса. Калибр открывает рот, но маршал обрывает его реплику в зародыше.
   - У тебя свой бизнес, который мне не интересен. Но одна из твоих девочек сегодня вечером видела то, чего не должна была видеть. То, что стоило жизни ее подруге. Она пришла к тебе в надежде, что ты ее защитишь - впрочем, зря: ты ведь уже сообщил о ней своим дружкам из силовых ведомств. Ирония момента: если бы не ты, они могли даже не узнать, что девушки прошли по одному пропуску вдвоем. А теперь у них проблема.
   Калибр отсекает кончики сигары позолоченной гильотинкой, и прикуривает от винтажной бензиновой зажигалки, выпуская в лицо маршалу клубы сизого дыма.
   - Ты хоть понимаешь...
   - Стоп! - и снова тоже движение руки, - Опять неправильно. Я пришел забрать девушку. Семьдесят девять этажей, пятьсот двадцать пять комнат на этаж - даже с моими ресурсами, на поиски уйдет от одного до полутора часов, а у меня, по моим расчетам - есть от пятнадцати до тридцати минут. Поэтому ты мне поможешь.
   Калибр затягивается с показным безразличием. Его правая рука незаметно - как ему самому кажется, - скользит под стол.
   - Ты мне что, угрожаешь?
   - Я никогда никому не угрожаю, - спокойно отзывается Глевеан, - я констатирую факт. Так что давай пропустим этот этап. Номер комнаты?
   Раздается характерный звук взводимого курка.
   - А теперь, давай начнем сначала, - ухмыляется Калибр.
   Лампы мерцают, точно от близкого короткого замыкания.
   - Хорошо, - пожимает плечами Глевеан.
   Упирается рукой в край столешницы и одним молниеносным движением вбивает сутенера столом в стену. Мир щелкает, точно спусковой крючок: трое телохранителей срываются с места, но почти мгновенно падают с переломами лицевых костей. Амазонка оказывается расторопнее - успевает ударить, но аугментированная рука с выпущенным телескопическим клинком пронзает лишь воздух. Пальцы Глевеана перехватывают и сминают композиты и металл запястья. Первым тычком маршал ломает локтевой сустав, вторым, одними пальцами - пробивает бронированный корпус под грудной клеткой сбоку и разрывает силовую трансмиссию главного энергетического фрейма. Завершив серию вырыванием аугментированных позвонков между лопаток, Глевеан отбрасывает бьющееся в конвульсиях тело киборга и шагает к Калибру. Без усилий откинув в сторону неподъемный рабочий стол, маршал коротким жестом выбивает из дрожащих пальцев сутенера пистолет, хватает сжавшегося в ужасе человека за горло, поднимает, точно тряпичную куклу, и вдавливает в стену. Хватка - как у промышленного захвата, сдавливает одежду и мышцы груди так, словно вот-вот оторвет плоть от костей. Калибр хрипит сквозь сломанную грудную клетку, беспомощно царапает пальцами рукав Глевеана, маршал смотрит на него с безразличием.
   - Ты скажешь номер комнаты мне, - пальцы маршала поворачивают голову Калибра вбок - радом, всего в паре дюймов, кипит, протягивая к беспомощному человеку свои протуберанцы, первобытная Тьма, - или ей. Во втором случае, остаток жизни проведешь в вегетативном состоянии.
   Пальцы маршала поворачивают голову сутенера так, чтобы они смотрели в глаза друг другу.
   - С-сорок два... - хрипит Калибр, - двести семнадцать!
   - Кейсара, проверь.
   Материальная тень проскальзывает по стенам и потолкам вон из комнаты. Проходит пять, десять, пятнадцать секунд.
   - Подтверждаю.
   Стальная хватка маршала разжимается и Калибр грузно падает на пол. Глевеан, не говоря ни слова, идет прочь, перешагивая через бьющуюся в конвульсиях и рычащую от бессильной злобы киборга. Лампы снова светят ровным, спокойным светом.
   Маршал проходит по завешанному бельевыми сушилками, опоясывающему атриум балкону и сворачивает в коридор, к лифтам. Поднимается на сорок второй этаж и так же не спеша идет через другой балкон и лабиринт заваленных бытовым мусором узеньких коридоров. Редкие жители спешат убраться прочь, узкие двери комнат-каморок захлопываются за добрую дюжину шагов до маршала. Наконец, Глевеан останавливается у двести семнадцатой комнаты. Ждет полминуты - слышит движение за дверью. Коротким, но сильным ударом выбивает замок и шагает внутрь.
   Впрочем, комнатой это можно назвать с натяжкой - узкое помещение с тусклой лампой вместо окна, напоминает могилу. Брошенный на пол односпальный матрац, чайник-скороварка и одна универсальная беспроводная зарядка - вот и весь интерьер, в сравнении с этим даже комната в общежитии на Лемаршаля кажется хоромами.
   Она здесь. Отскакивает от двери, цепляется каблуком за матрац и падает. Отползает в ужасе, причитая, точно заведенная:
   - Только не убивайте! Пожалуйста, не убивайте, только не убивайте...
   И пытается нелепо защититься дрожащими руками.
   Она почти такая же, как на фото - невысокая, худощавая, с пышной копной русых волос, скрывающих левую половину лица. Разве что сейчас она, растрепанная и заплаканная, с трясущимися от ужаса губами, вряд ли годилась на официальное фото.
   Глевеан окидывает взглядом ее наряд - порванные чулки на теснённых подвязках, едва прикрывающая их юбчонка, ботильоны на невысокой платформе, чёрный облегающий топик и коротенькая курточка-болеро из кожзама. Вынув из кармана свой значок, маршал небрежно бросает его на матрац к ногам девушки.
   - Дотронься.
   Она дрожит и с недоверием смотрит на тускло поблескивающий кусочек металла.
   - Не бойся, это не опасно, - успокаивает Глевеан, вплетая в речь невербальную голосовую команду.
   Она не может сопротивляться. Поджимает колени, подается вперед и касается металла кончиками дрожащих пальцев, тут же отдёргивая руку. Отвечая на ее прикосновение, значок формирует изображение, информируя дотронувшуюся до него особу об имени и звании своего хозяина. Аделин поднимает глаза - в ее взгляде читается нескрываемая смесь ужаса и благоговения.
   Глевеан приближается на шаг, заставляя девушку снова сжаться в трясущийся от ужаса комочек. Наклоняется, поднимает и прячет в кармане значок. Затем равнодушно смотрит на Аделин и спрашивает:
   - Жить хочешь?
   Она часто-часто кивает сквозь дрожь.
   - Тогда идем со мной.
   И подает ей руку.
   Удивительно, но ему даже не приходится прибегать к манипулированию голосом - она почти не медлит. Ее тонкие хрупкие пальцы проскальзывают в ладонь Глевеана, он быстрым, но удивительно плавным движением помогает ей подняться, прижимает к себе, точно закрывая телом от остального мира и выводит из комнаты в коридор.
   - Кейсара, путь отхода.
   - С этим проблемы... вооруженные люди на первом этаже.
   - Савар? - предполагает Глевеан, выводя Аделин на балкон.
   - Недостаточно данных. Они едут на лифте, остальные направления блокированы. Рекомендую воспользоваться лестницей.
   - У меня идея получше...
   Глевеан останавливается и бросает взгляд на девушку.
   - Высоты боишься?
   Она испуганно кивает.
   - Тогда закрой глаза и не открывай, пока я не разрешу.
   Она подчиняется и зажмуривается. В ту же секунду Глевеан подхватывает ее на руки, пинком сбивает ограждение балкона и спрыгивает в атриум.
   - Идиот, - констатирует Кейсара через нейролинк.
   Они пролетают этажей двадцать и Аделин, так и не открыв глаз, даже успевает взвизгнуть от испуга, прежде чем срабатывает система пространственного маневрирования гирокостюма и масс-компенсаторы в четыре толчка гасят ускорение, плавно опуская их на истертую тысячами ног керамическую плитку полов атриума. Глевеан опускает ничего не понимающую девушку на пол, берет ее за плечо, и увлекает за собой на парковку. В спину их догоняют невнятные крики.
   Автоматика подает машину к выходу из здания. В темных, неосвещенных парковочных залах, заставленных полуразобранными авто, мелькает свет фар - им явно пытаются помешать, но Кейсара опускает все шлагбаумы, открывая лишь один проезд по встречному направлению. Всего полминуты - и их капсула выскальзывает из мокрой тьмы подземного паркинга сначала в узкий переулок, а затем, через пару перекрестков - в лабиринт подземных тоннелей.
  
   * * *
   ...Свет-тьма, свет-тьма. Городское освещение на шоссе мелькает, набегая и уносясь прочь отсветами фонарей. Кейсара, как могла, запутала следы - пущенные по их следу беспилотники заплутают достаточно, чтобы дать им необходимое время. Системы объективного контроля так же не стали проблемой, поэтому единственное, что беспокоит Глевеана - многочисленные карантинные посты и патрули, повлиять на которые он не может. Формально, его машина неприкосновенна, однако Аделин - гражданин Содружества и дипломатический иммунитет на нее не распространяется.
   Глевеан бросает косой взгляд на девушку - она сняла ботильоны, подтянула ноги к груди и сжалась в комочек в кресле авто, обняв острые колени. Она заметно дрожит - маршал жестом поднимает температуру в салоне. Впрочем, по больше части это - нервное.
   - Знаешь, почему я пришел за тобой?
   Она кивает, не глядя ему в глаза.
   - Что ты видела в терминале?
   Аделин пару секунд медлит с ответом, точно вспоминая что-то.
   - Людей, - отвечает она наконец; у нее тихое контральто и легкий акцент, выдающий в ней коренную жительницу колонии, - три черных машины. Семь человек...
   - Опознать сможешь?
   Она кивает, все так же, не глядя в глаза. Глевеан выбрасывает в дополненную реальность фото Савара и шести его ближайших заместителей - Аделин смотрит на них и отрицательно качает головой.
   Пожалуй, это было бы слишком просто.
   - Как вы туда попадаете? - Глевеан решает сменить тему.
   Она едва заметно пожимает плечами.
   - Проходим по моему пропуску: одна заходит, потом передаёт глобал через бота санслужбы - он выезжает через служебный выход, делая остановки у КПП. Можно просто положить кольца среди груза. Оператор охраны на проходной отключает биометрию, сбрасывает визит - и можно заходить повторно.
   Снова движение плеч - она старается отвечать спокойно и даже непринужденно, но в этом движении чувствуется смущение.
   - Персонал терминала подкуплен Калибром?
   Она кивает.
   - Что было дальше?
   - Они заехали через служебный КПП - обычно там только роботы проезжают. Я спряталась - не знаю, почему-то они меня испугали. А Олеви...
   Она судорожно сглатывает.
   - Она вышла, чтобы вернуть глобал, и натолкнулась на них?
   - Да, - голос Аделин вдруг звучит сипло, - один из них набросился на нее, она попыталась убежать, и он ударил ее чем-то... в спину. Она упала... и... и...
   Аделин кусает губы.
   - С-с ней все в порядке?
   Кажется, она сама знает ответ.
   - Она мертва, - без всяких чувств отвечает Глевеан.
   Аделин зажимает руками рот. Слезы катятся из девичьих глаз, плечи дрожат от с трудом сдерживаемых рыданий. Она отворачивается и плачет бесшумно, еще больше закрываясь в себе. Маршал не мешает: большую часть информации он получил.
   - Мы создаем себе проблемы, - констатирует Кейсара через нейролинк, - теряем время и рискуем эскалацией конфликта с местными.
   - Что ты предлагаешь?
   - Я допрошу ее прямо здесь, затем высадим на обочине и дело с концом.
   - Думаешь, девочка это заслужила?
   - А тебе не всё равно? - Кейсара знает, что нет, не всё равно, но никогда не подаст вида.
   - Я не калечу тех, кто мне помогает, - возражает Глевеан, - свяжись с нашими, пусть доставят нейроскоп в мою резиденцию.
   - ГУОБ может наведаться в гости, - предупреждает Кейсара.
   - Вряд ли они пойдут на открытую конфронтацию - все-таки, у моего жилища дипломатический иммунитет. Но все равно: пусть не затягивают.
   Что-то происходит - двигатель начинает терять мощность. Глевеан смотрит на приборы - подсветка, выполненная в дополненной реальности, затухает, вслед за ней гаснет дежурная иллюминация. Через несколько секунд останавливается двигатель, и машина скользит по инерции.
   - Кейсара?
   - Это не я, - отзывается она через нейролинк, - и не местные силовики: с трассой и протоколами все нормально - работает подавляющее поле.
   Поле подавления? Здесь?
   - Я теряю энергию, - докладывает Кейсара.
   И соскальзывает с панели управления в рукав Глевеана - маршал лишь надеется, что испуганно оглядывающаяся Аделин не замечает этого.
   Дальнейшее движение не имеет смысла: Глевеан использует аварийный тормоз и плавно останавливает капсулу. Бросает Аделин:
   - Сиди в машине.
   И выходит под дождь.
   Ничего не происходит. Автоматическая система предупреждения о нахождении на скоростной магистрали, которая должна просто вопить о нарушении протоколов безопасности, молчит. Гаснут и близлежащие фонари, и подсветка шоссе - мир вокруг окутывает кромешная тьма, нарушаемая лишь шумом дождя да отдаленной подсветкой городских небоскребов и трасс Лифта. Работает поле подавления - крайне сложный, основанный на "запретных" нераспространяемых технологиях, комплексный пакет мер радиоэлектронной борьбы. Напоминает используемую самим маршалом систему "исключения", выключающую системы наблюдения и распознавания в эффективном радиусе, только бесконечно мощнее. Дорогая, сложная и мало кому доступная штука.
   Глевеан отходит на несколько шагов от капсулы, оглядывается по сторонам. Нечеловеческое зрение маршала различает движение дальше по дороге. Всего несколько секунд - и едва заметная во тьме точка превращается в огромный, идущий без огней лимузин, бесшумно проскальзывающий по дороге и останавливающийся в десятке шагов от Глевеана.
   Маршал молча смотрит на огромное черное авто. Пару секунд ничего не происходит, затем водительская дверь бесшумно открывается, из машины под дождь выскальзывает очень высокая девичья фигура и Глевиан удивленно приподнимает брови.
   Илнари, чистокровная дочь Салимкора - маршал так давно не видел других представителей своего народа, что невольно ухмыляется уголками губ. Высокая, с точеной фигурой живой полубогини, подчеркнутой строгим, но неформальным нарядом в черно-белой гамме. Сплетенные в тугую косу белоснежные волосы, напоминающие живое стекло. Нечеловечески прекрасное лицо. Редкая для илнари смуглая кожа с легким золотым отливом, чуть раскосые глаза цвета полированной бирюзы - ее красота столь пронзительна и столь вызывающе отличается от простой, даже примитивной миловидности Аделин, что сама по себе буквально излучает цивилизационное превосходство.
   Завораживает.
   - Что она такое? - если бы Кейсара могла, она бы тряслась от ужаса, - Эта аура тьмы...
   - Она - комбайн, - спокойно констатирует Глевеан, - садайхиб, "пустой воин". Вестник смерти, если угодно. Суперсолдат Салимкора.
   Красавица смотрит на маршала, улыбаясь незаметной человеческому глазу улыбкой. Затем изящным движением открывает пассажирский салон и делает приглашающий жест.
   Отказаться не получится. Глевеан подходит к своей капсуле, заглядывает в салон и приказывает Аделин выходить.
   - Нас приглашают на встречу, - поясняет он.
   - Кто? - дрожащим голосом спрашивает девушка, натягивая ботильоны.
   - Не знаю, - честно отвечает Глевеан, - но кто-то очень, очень могущественный.
  
   * * *
   ...Роскошный ресторан в многоуровневом пентхаусе с видом на ночную агломерацию. Камень, дерево и стекло, оплетенные живыми растениями и окутанные журчанием множества рукотворных водопадов. Водяные каскады по стеклу и натуральным камням, открытые террасы, деревянные истуканы и резная отделка, мощёные известняком дорожки, лесенки и деревянные мостки, плавно перетекающие друг в друга. Цветастые карпы кои и броские лялиусы, прячущиеся в декоративных зарослях, стоит лишь приблизиться. Тихая, на грани слышимости, этническая музыка, разбавляющая успокаивающее журчание воды.
   Аделин глядит во все глаза - ей эта роскошь явно в диковинку, Глевеан напротив - не проявляет никакого интереса. Белокурая валькирия проводит их от лифтов до главного зала, где жестом указывает Аделин на столик у балкона с видом на город. Девушка бросает на Глевеана неуверенный взгляд, но он кивает, и она послушно садится на мягкую софу с обивкой из натурального сукна. Самого маршала приглашают наверх, в приватную зону, огражденную от прочих апартаментов декоративными аквариумами и завесами плетущихся растений.
   Здесь, за столиком натурального дерева, в плетеном кресле с мягкими подушечками, сидит, небрежно развалившись, человек одновременно примечательной и невыразительной наружности. Полукровка-илнари - среднего роста, темноволосый и темноглазый, смуглый, жилистый, с сухими, отталкивающим чертами лица и пижонской эспаньолкой. Одет незнакомец в простецкую хлопчатобумажную рубашку с цветастым этническим орнаментом и просторные брюки из парусины. Сидит расслабленно, небрежно положив щиколотку одной ноги на бедро другой и покачивая босой четырехпалой стопой. Простые плетеные сандалии стоят по левую руку.
   В нем есть что-то небрежное, нарочито-неряшливое и неформальное - совершенно неофициальный наряд, расстёгнутая до середины рубашка, обнажающая загорелую жилистую грудь с едва заметными застарелыми рубцами, пребывающие в легком беспорядке волосы, маленькая серебряная сережка в ухе. И в то же время - его взгляд: очень пронзительный, внимательный, неподвижный... хищный.
   По правую руку от него, чуть за спиной, застыла без движений еще одна салимкорская красавица, как две капли похожая на ту, что пригласила маршала со спутницей в эту обитель неноменклатурной роскоши. Их почти не отличить - немного другая прическа и, пожалуй, все.
   Два комбайна-телохранителя - роскошь, доступная лишь избранным.
   Перед незнакомцем - небольшой чайный столик, поднос с глиняным чайником и парой пиал, пепельница с несколькими папиросными окурками и предназначенное для гостя плетеное кресло.
   - Глевеан Терион, - тонкие губы незнакомца растягиваются в ухмылке, - рад познакомиться. Присаживайся, - небрежный жест в сторону кресла напротив, - мы позаботились, чтобы тебе было удобно.
   Маршал подходит, садится - кресло оказывается укрепленным профилированным металлом: немного прогибается, но вполне держит его вес. Откинувшись на спинку, Глевеан смотрит на своего визави.
   - Знаешь, кто я?
   - Син Мордрейн, - Глевеану даже не нужно лезть в поисковик - это лицо есть в его памяти, - исполнительный директор корпорации "Саренокс" в кластере Сулану.
   - Отлично! - Мордрейн хлопает в ладоши, - Сэкономим время на знакомстве. Кстати, - он поднимает вверх палец, - одна формальность. Тейлин...
   Стоящая за его плечом комбайн с нечеловеческой скоростью ударяет по стене рядом, хватает что-то нематериальное и швыряет с силой в аквариум. Вода вскипает, наполняясь чернильной тьмой, внутри которой вспыхивают затухающие молнии.
   Глевеан инстинктивно пытается вскочить, но его останавливает жестом другая красавица. Совладав с собой, маршал опускается обратно в кресло.
   - Да не суетись ты! - морщится Мордрейн, - Ничего с ней не случится - будешь уходить, заберешь свою подружку. Просто не люблю, когда за мной подглядывают.
   - А они? - Глевеан кивает на стоящего рядом смертоносного ангела.
   - Клинок не может предать руку, что его держит, - Мордрейн улыбается самодовольно, - кстати, как они тебе?
   - Шикарно, - не кривя душой, отзывается Глевеан, - боюсь представить, во что тебе обошлись их услуги.
   - О, да! - усмехается Мордрейн, - Это же настоящие фиршитки из Элитной Стражи Алькона! Ты даже не представляешь, на какие ухищрения мне пришлось пойти, чтобы заполучить этих восхитительных созданий. На одни взятки ушло целое состояние. Но, если спросишь меня - оно того стоило. Пожалуй, они - одни из моих лучших инвестиций.
   - И зачем?
   - Ну, во-первых, потому что это красиво, - спорить с этим было трудно, - а во-вторых - всегда приятно иметь в собственном распоряжении богоподобных созданий, способных истреблять целые армии. Очень, знаешь ли, помогает в трудных переговорах.
   Мордрейн разводит руками.
   - А ты? Предпочитаешь молодых дикарок?
   - Она мой свидетель, - спокойно отзывается Глевеан.
   - Ясно, - судя по всему, подробности Мордрейна совершенно не интересуют; чуть наклонившись в кресле, он смотрит вниз, не сидящую за столиком Аделин, - какая-то она недокормленная, на мой взгляд. Эй, официант!
   Подле Мордрейна немедленно материализуется услужливый юноша нарочито азиатской внешности в респираторе с причудливым орнаментом, и с обшитым кожей и укрепленным деревянным окладом томом меню в руках. Мордрейн небрежно переворачивает листы хлопковой бумаги, называя блюда:
   - Так... грибной суп, ароматную свинину с чайными листьями, тарелочку жареных булочек "маньтоу", мандарины в карамели и порцию чая улун за столик вон той барышни. Попросит добавки - не отказывайте. За мой счет.
   Официант услужливо кивает и испаряется, убегая исполнять заказ. Мордрейн опять улыбается своей неестественной улыбкой.
   - Ты мне не доверяешь? - интересуется маршал.
   - Ты - геномод пятого поколения, - констатирует Мордрейн.
   - Ты тоже.
   - Во-первых - всего лишь третьего, - поправляет Мордрейн, - а во-вторых, было бы довольно глупо недооценивать твои опыт и возможности. А я дожил до своих лет только благодаря здоровой паранойе.
   - А тебя не смущает, что они не забрали у меня оружие? - спрашивает Глевеан, одними глазами указывая на свое левое предплечье.
   - Они читают твою топологию и убьют тебя раньше, чем мысль навредить мне в твоей голове обретет форму. Кстати, раз уж зашел разговор: почему фазовый бластер, а не стандартный импактор?
   - Применяется с одной руки, не требует предварительной зарядки.
   - Исчерпывающе, - кивает Мордрейн, - а как насчет перегрева, небольшой дальности и капризной природы заряда?
   - За всё нужно платить, - пожимает плечами Глевеан.
   - Разумное замечание. Чаю?
   - Да, пожалуйста.
   Мордрейн сам разливает чай и подталкивает к Глевеану его порцию кончиками пальцев. Маршал берет пиалу и пробует напиток, слегка смачивая губы.
   - Итак. Что капиталистическая акула, вроде тебя, делает в этом цветущем уголке развитого социализма?
   - Как что? - с наигранным удивлением спрашивает Мордрейн, - Как обычно: ловлю рыбку в мутной воде.
   - И твоё присутствие не вызывает у местных когнитивного диссонанса?
   - А разве должно? - спрашивает Мордрейн, поигрывая пиалой с чаем, - Между прочим, я - их лучший друг: в этих забавных мирках для меня открыты все двери. И вообще: я очень люблю левых! Всех этих коммунистов, социалистов, антифашистов и прочих радетелей за социальную справедливость... Можно сказать, я их главный бенефициар: даже их собственные мамы не любили их так, как люблю я. Ну, по крайней мере, ни одна не вкладывала в них столько твердой валюты.
   Мордрейн отпивает ароматный чай, морщится и вздыхает с разочарованием.
   - Редкостная дрянь. Даже жаль, что это лучшее, чем они могут нас удивить.
   Его взгляд точно сам собой обращается вниз, где двое официантов кружат вокруг Аделин, расставляя готовые блюда. Всё это внимание взывает у девушки смятение и легкую панику.
   - Хочешь знать, в чём фокус? - кажется, на самом деле Мордрейна мало интересуют желания Глевеана, - В том, что каждый год какая-нибудь очередная небольшая, но гордая космическая держава вливается в дружную семью мирового сообщества. И так получается, что единственное полезное, что они могут дать миру извне - некоторый перечень товаров, услуг и ресурсов. Достаточно ограниченный, но пользующийся неизменной популярностью на мировых рынках. И, что характерно, этот же список товаров и услуг является очень важной статьёй наших доходов. Нет, не то, чтобы они были нам конкурентами: в сравнении с нашими объемами, всё это слёзы. Но мы не были бы одной из крупнейших мировых корпораций, если бы пренебрегали даже такими объемами.
   Мордрейн снова ухмыляется каким-то своим мыслям.
   - На счастье всех этих молодых и независимых государств, эпоха становления мировой экономики, когда договора подписывались не в бархатных перчатках, а в латных рукавицах и, по преимуществу, кровью, давно минула. Сегодня, многие даже Эдикт-4042 считают проявлением "ксенофобии и нацизма", а я скучаю по старым-добрым временам, когда можно было бороться с конкурентами кавитационными торпедами. Иногда мне даже жаль, что нынче времена травоядные и такие методы уже не в ходу. Что, конечно, не значит, будто реликтам тех времён, вроде меня, пора на покой.
   Мордрейн отставляет пиалу и складывает пальцы пирамидкой.
   - Но мы отвлеклись. Так вот: как живут наши гордые и независимые? Да, в общем, так же, как и все остальные: кто-то трудится в реальном секторе, кто-то изображает бурную деятельность, кто-то всем этим управляет - ну, или считает, что управляет. Разумеется, есть те, кто тянет всё это на себе, не давая системе идти в разнос. А также те, кого всё это очень не устраивает. Такие, знаешь: профессиональные протестуны, с горячими сердцами и горящими глазами. Обычно они озабочены такой вещью, как "социальная справедливость" - только не смейся, они правда в это верят!
   Мордрейн вынимает из кармана брюк маленький портсигар, достает самокрутку, прикуривает от копеечной плазменной зажигалки и небрежно отбрасывает зажигалку и портсигар на стол, снова откидываясь в кресле.
   - Большинство этих борцов за всё хорошее, - затянувшись, продолжает он, - ничтожества, не умеющие даже разводить демагогию, но есть среди них и настоящие революционеры. Обычно это аддиктивные личности, наглухо индоктринированные собственной идеологией, истово верующие в постулаты своих кумиров. Их не смущает, что весь этот идеологический мусор противоречит теориям поведения, государственно-правовым механизмам, принципам организации социума и просто человеческой природе: как и любая деструктивная секта, они почитают свои расовые и классовые теории единственно верными и непогрешимыми.
   Мордрейн выпускает облачко сизого дыма и ухмыляется криво.
   - Разумеется, они остаются просто политическими маргиналами: сколь бы сладострастными ни были их речи, мало кто их слышит, а реальные политические силы в столь радикальных элементах обычно не заинтересованы - благо, всегда найдутся продажные "лидеры общественного мнения", протаскивающие нужную повестку за мелкий прайс. И тут появляюсь я, дабы облагодетельствовать сих гордых сынов. Я даю им то, чего им так не хватает: деньги, ресурсы, связи. Подкуп, шантаж, пропаганда - у них, обычно, головы сносит от открывшихся перспектив. Они набирают популярность и политический вес, начинают служить то тем, то этим, затем это агрессивное меньшинство начинает диктовать свою волю большинству, а обеспечиваемая мною безнаказанность еще более радикализирует и привлекает в их ряды всё больше маргиналов. Наконец, набрав нормальный кумулятивный вес и получив формальный повод - не важно, какой, - эти ребята выводят толпы на площади и сносят потерявшее способность сопротивляться государство.
   Мордрейн снова с наслаждением затягивается.
   - Разумеется, лишь только ощутив власть, они немедленно предают: ведь я - представитель того самого "мирового капитала", зло воплоти, как известно любому левому активисту! И... я раскланиваюсь, отхожу в сторону и оставляю наших друзей наедине с их мечтой о справедливом мире. Отпускаю ситуацию, даю ей... настояться. И вот тут, очень скоро, наших незамутнённых друзей ждет первое большое откровение: оказывается, их поддерживает отнюдь не большинство населения, их левые идеи наталкиваются на противодействие консерваторов, отстроивших всё то, что эти пламенные революционеры сейчас с упоением громят, а поскольку наши горящие сердца совершенно не умеют идти на компромисс - а иначе они не были бы политическими маргиналами и я бы их не финансировал, - мерзкая ухмылка проскальзывает по губам Мордрейна, - они отвечают террором и быстро скатывают страну в гражданскую войну.
   - А дальше, - после небольшой паузы, продолжает Мордрейн, - три-пять, иногда десять лет, все заняты увлекательной резнёй, быстро дополняемой новым аттракционом - наши друзья достают черепомерку и приступают к выяснению, кто из них больший революционер, и чья концепция справедливого мира наиболее справедливая. Наконец, после многих лет кровопролития и парочки контрреволюций, победители получают джек-пот, проигравшие идут кормить червей, наши бледные юноши с горящими взорами заканчивают с демонтажем старого несправедливого мира и приступают к построению нового, чрезвычайно справедливого. И здесь, наступает время для второго откровения: оказывается, государство - это сложный организм, и, если отрубить ему голову, то большая часть его жизненных функций просто прекращается. Внезапно выясняется, что в процессе "осчастливливания" населения, утрачены компетенции и производственные цепочки, материальные и производственные ресурсы, большая часть интеллектуальной элиты истреблена в ходе террора или бежала из страны, а те, за чьи права и свободы так радели наши революционеры - находятся на грани голодных бунтов. Естественно, признавать свои ошибки - не для истинных радетелей за "светлое завтра", так что они поступают привычным способом: с помощью террора, устанавливают военный коммунизм, тем самым снижая издержки и заставляя работать самый базовый уровень экономики, но в этом месте их поджидает третье, главное откровение.
   В этот раз ухмылка у Мордрейна получается особенно омерзительной.
   - Оказывается, государство - это живой организм. Население - его скелет, производственные мощности и ресурсы - его плоть, национальная экономика - кровь. А вот дыхание, заставляющее организм жить - это торговля. Но внутренний рынок разоренного революцией и войной государства - размером с мышиный глазик, а на внешних рынках не только конкуренция, но и "деловые партнеры", почему-то не желающие работать с теми, кто не только является прямым конкурентом, но и провозгласил своим жизненным кредо их, проклятых капиталистов, физическое истребление. Итог? Затоваривание складов, остановка с таким трудом запущенных производств, крах социальных и экономических программ... Пат. И вот здесь, когда отчаяние наших построителей "светлого завтра" достигает точки сборки и они уже готовы на всё, чтобы лишь спасти ситуацию, весь в белом и в ореоле света, точно языческий боженька, появляюсь я. И скупаю этот квохчущий курятник за четверть реальной стоимости, чтобы позже перепродать под собственной торговой маркой за полный прайс. Плюс почти бесплатный товар, минус логистика, минус взятки, налоги, и так, по мелочи... выходит где-то триста пятьдесят процентов чистой прибыли. Даже на наших объёмах - вполне неплохая прибавка к годовому отчёту.
   Мордрейн тушит окурок в пепельнице и снова откидывается в кресле.
   - Знаешь, - вздыхает Глевеан, - как-то это очень... прямолинейно. Даже для тебя.
   - Почему? - с наигранным удивлением спрашивает Мордрейн, - Во-первых, иногда лобовые решения - самые верные, а во-вторых, я делаю лишь, что завещали нам мудрецы: даю людям возможность самим стать архитекторами собственных судеб! Не моя вина, что эти люди - тупые мудаки, считающие, будто построение "справедливого мира" нужно начинать с уничтожения собственного государства. Я лишь предоставляю им возможности побороться за "светлое завтра". А их непонимание, что то, зачем они вышли помахать кулачками на площадь, и то, зачем я их туда вывел - это отнюдь не одно и то же... это ведь не моя проблема, правда?
   Мордрейн берет и раскуривает еще одну папиросу. Глевеан молчит, наблюдая за собеседником.
   - Знаешь, можешь со мной не соглашаться, - Мордрейн выпускает колечко дыма и лыбится самодовольно, - но я думаю, что человек, искренне желающий своему государству не побед, а поражений, не достоин ни побед, ни государства. Они говорят, что борются за "справедливость", но, в конечном счете, они страдают, умирают, предают и убивают за то, чтобы я получал сверхприбыли. Забавно, что это и есть финальная сумма всех их усилий, та самая "справедливость", за которую они так радели. К счастью или нет, но они слишком тупые и слишком мудаки, чтобы это понять.
   Мордрейн делает еще одну затяжку, вставляет папиросу в прорезь пепельницы и берет пиалу с чаем.
   - Давай выпьем, - приподнимая сосуд, предлагает он, - чтобы не оскудела Вселенная тупыми мудаками - они, как-никак, главный ресурс рыночных отношений.
   И залпом допивает чай, тут же морщась от отвращения.
   - Тогда почему не националисты?
   - Ну, временами, я прибегаю к их услугам, - пожимает плечами Мордрейн, - но, в целом, от них меньше пользы: националисты склонны ненавидеть внешних врагов, - пусть даже и вымышленных, - и заниматься милитаризацией вместо того, чтобы тратить деньги на наши кредиты и наши товары. Так что, если какой-то вождь аборигенов начинает слишком увлекаться - можно кликнуть этих жарких молодцев, и ты сам удивишься скорости, с которой этот неразумный окажется на ближайшем столбе. Для всего остального - борцы за социальную справедливость подходят намного лучше, так как если не давать им экспортировать их революцию, то они варятся в собственном соку и жрут исключительно друг друга.
   - А почему не простая оккупация? - Глевеан постукивает пальцами по подлокотнику кресла, - Люди - очень капризный и часто непредсказуемый материал, плохой актив. Довольно рискованно давать им свободу воли - они склонны увлекаться. У них плохая память и они редко могут сделать стратегически значимые выводы.
   Мордрейн отмахивается от слов собеседника.
   - Прекрати рассуждать такими категориями - тебе это не идет. Ты слишком человечен, чтобы рассматривать людей, как единицы статистики - это и твое достоинство, и твой недостаток. Это моя прерогатива, - и снова та же омерзительная ухмылка, - размазывать человечков по финансовым отчетам. А отвечая на твой вопрос: оккупация - это дорого. Нужна оккупационная администрация. Силы правопорядка. Нужно налаживать жизнь на оккупированных территориях, хотя бы на базовом уровне. То есть - вкладывать силы, время и деньги. Плюс, плохой пиар - всегда приятно быть не оккупантом, а благодетелем. Короче: дорого и хлопотно.
   Мордрейн стряхивает пепел и снова затягивается.
   - Тут видишь ли, какое дело: я не хочу решать проблемы дикарей, я хочу их трахать и в процессе анекдоты рассказывать. Они не должны тратить мое время и мои ресурсы, они должны генерировать мне прибыль, а с их проблемами пусть разбираются их же вожди. При этом пойми правильно: мне плевать, кто пасёт стадо, если я продуктивно стригу с него шерсть. Можно хоть целый день передвигать кровати в борделе - сама система работает так, чтобы от смены говорящей головы на трибуне поток кэша ни на секунду не прерывался. Иными словами, с определенного момента, от пламенных пролетариев, продавших мне свои задницы вместе с рычагами управления собственной страной, уже вообще ничего не зависит: любой пришедший к власти будет играть по моим правилам или очень быстро окажется четвертован собственным окружением. И заметь: совершенно без моего участия.
   Мордрейн тушит окурок и откидывается в кресле, складывая руки на груди.
   - Пасти дураков - отличный бизнес с минимальными издержками.
   Глевеан снова слегка смачивает губы чаем и ставит пиалу с напитком на стол.
   - Рискну предположить, что ты позвал меня все-таки не для того, чтобы побеседовать о твоих инвестициях, - Глевеан чуть наклоняет голову, пристально глядя на собеседника, - или теории и практике государственного переворота.
   - В точку, - щелкает пальцами Мордрейн.
   Он подается вперед, упирается локтями в колени и снова складывает пальцы пирамидкой.
   - Мне тут нашептали, что ты занимаешься одной проблемой... скажем так: логистической.
   - Хм... и кто нашептал?
   - Ветер, дождь... кто знает? - Мордрейн усмехается, - Важно не это. Видишь ли, по мне этого, конечно, не скажешь, но я - настоящий меценат! Да-да, не удивляйся: каждый год, "Саренокс" тратит миллиарды на разного рода гуманитарные программы. А Хазангар за это балует нас концессионными соглашениями, налоговыми льготами и очень-очень вкусными контрактами. Взаимовыгодное сотрудничество, скажу я тебе.
   - И причем здесь моё дело?
   - Притом, что "Кантарекс" на Альпику отправляло наше фармацевтическое подразделение - что неудивительно: у нас патент на этот препарат.
   Мордрейн впервые говорит совершенно спокойно и без всяких чувств: нотки игривого цинизма испаряются из его голоса, оставляя лишь бездонную пустоту.
   - Знаешь, что такое правильный бизнес? - цепкие, точно паучьи лапки, пальцы Мордрейна извлекают из портсигара еще одну папиросу, - Это когда я захожу в палаты высоких папочек и говорю: "я беру экспедиционный Корпус, пару ударных кораблей со всем дерьмом, а еще миллиард денег из государственного бюджета на все эти вытребеньки, и еще совсем чуть-чуть на подкуп местных чертей, а за это обеспечиваю вам тысячу процентов чистой прибыли в год", и все прекрасно понимают, что какая-то небольшая, относительно миллиарда, дельточка у меня и моей Компании останется. Сколько я заработаю, воткнув своих ребят возить Корпусу боеприпасы и свежие фрукты - тоже никого не волнует, главное, чтобы чистый финансовый итог был плюсовой как для бюджета, так и для истеблишмента. То есть натянутый Корпусом бантустан обязан тут же продать почки, но купить наши товары, наше оружие, наши услуги и всё прочее говно на потребление и переработку - потому что каждый сраный солит, потраченный мною на приведение их в лоно Цивилизации, должен окупиться тысячекратно. И он окупается - потому что, как я уже сказал, пасти стада имбецильных папуасов, состригая в процессе сверхприбыль - и есть моя работа.
   Мордрейн откидывается в кресле, катая между пальцев так и не зажжённую папиросу.
   - А знаешь, что такое неправильный бизнес? - едва заметная ухмылка и всё тот же бесчувственный взгляд, - Это когда у тебя дыры в бюджете, инфраструктура вся по м@нде, куча потомственных безработных растаскивает производство на металл, еб@тся без гондонов и упарывается в сопли дешевой наркотой, а ты, вместо наведения порядка и занесения бабла в бюджет, берешь оттуда десятую часть годового обеспечения, чтобы самым пошлым образом "помыть" всё это на краже гуманитарки. Это настолько незатейливая и наглая схема, что придумавший ее тупой мудак даже разумным существом называться недостоин.
   Мордрейн, наконец, закуривает. Выдержав паузу в полминуты, продолжает:
   - Мы стали теми, кем стали, потому что приучили всю Вселенную: никто не нападет на нас безнаказанно. Никто не оскорбит нас безнаказанно. И, разумеется, никто - ни один сраный поц! - не украдет у нас безнаказанно. На этом незамысловатом, понятном даже амёбам, кредо, держится наш авторитет. И, знаешь: есть нечто символичное в том, что тупой мудак, решивший украсть из собственного бюджета, не придумал ничего лучше, чем параллельно обворовать нас. Самоубийственная наглость, надо признать.
   - И всё же, причем здесь я?
   Мордрейн усмехается.
   - Как я уже говорил, ты излишне человечен. Тебе необходимо доставить груз нуждающимся, а политика тебя не волнует. Не мне учить тебя вести дела, но всё же - позволь дать один совет.
   Мордрейн стряхивает пепел.
   - Когда ты придешь к тем, кто это сделал - делай, что должен. А еще... постарайся объяснить им нашу позицию. Доходчиво. Так, чтобы после они начинали трястись и ходить под себя от одной мысли укусить руку дающую. Как и было всегда.
   Глевеан ухмыляется едва заметно.
   - Так почему ты просто не пошлешь своих девочек?
   - Сразу бросить хомячков под танк? - Мордрейн делает еще затяжку, - Мои умницы могут зачистить этот курятник "под ноль", но моя цель - зарабатывать на аборигенах, а не геноцидить их смеха ради. К тому же, официально всё это поставлял Хазангар, украли они у Хазангара и решать вопрос должны представители Хазангара. То есть ты.
   - И это всё?
   - В общем - да.
   - Я... посмотрю, что можно сделать.
   - Отлично! - Мордрейн хлопает в ладоши, - Тогда, если твоя... свидетельница закончила с трапезой, Арвен доставит вас в твою резиденцию - так будет безопаснее, я думаю.
   Мордрейн наклоняется и смотрит на Аделин, как раз приступившую к десерту. Глевеан следит за его взглядом и тоже осматривает девушку: по ее топологии можно прочесть смущение и сдерживаемую воспитанием жадность. Мордрейн прав: она явно недоедала в последнее время и ей стоит немалых усилий сохранить достоинство.
   - У-у-у-у... - губы Мордрейна опять перечеркивает знакомая мерзкая ухмылка, - да она, похоже, не наелась. Официант! Порцию утки по-пекински для нашей гости на вынос!
   - А вот это уже совсем лишнее...
   - Отчего же? Думаю, у тебя дома даже кухни нет, - Мордрейн пожимает плечами, - а твою... свидетельницу, стоит немного откормить. Желательно здоровой пищей, а не тем хрючевом, что называют едой в местных гетто.
   Глевеан встает и делает шаг прочь.
   - Мне пора.
   Его рука касается стенки аквариума, и всё еще оглушенная Кейсара, залинковавшись с его профилем, немедленно стекает в рукав тренча.
   - Не смею задерживать, - догоняет его в спину голос Мордрейна, - и был рад познакомиться... тер маршал.
   Глевеан уходит, ничего не говоря в ответ.
  
   * * *
   Машина бесшумно летит над контактным шоссе, пожирая километры. Ее ведет Арвен - суперсолдат-комбайн, приставленная к гостям Мордрейна скорее ради безопасности: автоматика вполне способна довести капсулу до места самостоятельно. Из формальной вежливости, илнарийская красавица изолировала пассажирский салон, хотя вполне очевидно, что никакие преграды не помешают ей следить за гостями. Глевеан держит это в уме, но в целом - ему плевать.
   Аделин сидит напротив, сжав бледными пальцами бумажный пакет с порцией утки по-пекински. Девушка кажется очень маленькой на огромном кожаном диване салона - показная роскошь точно давит на хрупкие плечи, заставляя Аделин еще сильнее замыкаться в себе.
   Глевеан отправляет контрольный запрос Кейсаре - та отвечает не сразу:
   - Да?
   - Ты в порядке?
   - Я восстановила основные функции, остальное вернется со временем. Не критично. Но спасибо, что спросил.
   Глевеан чувствует в ее словах легкие нотки обиды.
   - Я не хотел, чтобы так вышло. Прости.
   - Ты не виноват, - кажется, его извинения смущают Кейсару, - просто это было... неприятно.
   - Я понимаю.
   - Вряд ли. Ты не представляешь, каким образом я воспринимаю мир - так же, как мне не понятно, что такое "запах" или "цвет". Как фактическая категория - да, как эмпирическая - нет.
   - Было трудно?
   - Не знаю... - Кейсара медлит, точно подыскивая подходящие понятия, - представь, что все твои органы чувств отказали в один момент, но ты остаешься в сознании. Это скорее... панически страшно, чем физически дискомфортно. В любом случае, опыт неприятный.
   Глевеан едва заметно кивает, не сводя взгляда с Аделин.
   - Как ты оказалась в гетто?
   Девушка вздрагивает. Чуть поджимает губы и смотрит в окно - заметно, что эта тема неприятна ей.
   - Не поступила в Университет. Другое жильё нам с Олеви было не по карману...
   - На какой факультет?
   Едва заметная тень в уголках девичьих губ.
   - Специализация пятьдесят - двести сорок четыре - астрофизика и космическая навигация...
   Если бы Кейсара умела - то присвистнула бы от удивления. Глевеан не проявляет никаких эмоций.
   - Не набрала проходные баллы?
   - Вроде того, - кажется, Аделин хочет, как можно быстрее закончить разговор.
   - Сколько?
   - Какая разница?..
   - Сколько? - точно эхо повторяет Глевеан, вплетая в голос легкую команду.
   Аделин едва заметно передергивает плечами.
   - Девяносто девять и семьдесят восемь сотых. Двадцать две сотых потеряла на оформлении работы, - девушка не может скрыть досады.
   Бровь маршала едва заметно приподнимается.
   - И что, нашлось достаточно тех, кто превзошел твой результат?
   Аделин впервые смотрит ему в глаза, точно спрашивая взглядом: "а ты-то сам, как думаешь?", а потом снова отворачивается к окну.
   - Это лучший результат за всю историю факультета...
   - Значит, это не связано с твоими объективными знаниями и навыками?
   - Они сказали, что... "так надо".
   Снова эта тень внутренней боли в уголках губ - Аделин всеми силами пытается скрыть обиду и не выглядеть слабой, но пристальный взгляд маршала ей не обмануть. Он читает ее топологию, точно открытую книгу, видя врожденную гордость, тщетно борющуюся с отчаянием и беспомощностью перед несправедливостью окружающего мира.
   - Не прошла по квотам?
   В точку - Аделин едва заметно морщится, точно от боли.
   - Двенадцать мест получают по федеральным квотам, от профсоюзов и комитетов молодежи, еще шесть - по планетарным квотам для "социально незащищенных слоёв", оставшиеся шесть - для "независимых" абитуриентов. Но в этом году - аттестация планетарных властей и они удвоили соцквоты. На моей специальности удвоение "сожрало" все свободные места, так что экзамены были просто формальностью...
   - И они не предложили тебе никаких вариантов?
   - Предложили, - совершенно без эмоций отзывается Аделин, - курсы профподготовки на швею-мотористку.
   На минуту наступает тишина, нарушаемая лишь едва слышимым стуком дождевых капель.
   - Как вы оказались в гетто? - выдержав паузу, повторяет вопрос Глевеан.
   Аделин едва-едва пожимает плечами.
   - У наших семей не очень хорошо с деньгами... в последние годы. Из-за отмены премиальных на выработках, свободных средств всегда не хватает. На эту поездку деньги собирали больше двух лет, - девушка вздыхает, - если бы мы вернулись ни с чем, это разбило бы сердца нашим родителям и... расстроило бы общину. Так что мы нашли себе место - какое смогли. С нашими результатами, нас взяли младшими научными сотрудниками на удаленную работу в Университет - готовить методические материалы и решать тестовые задания. За это оформили на минимальную ставку в транспортное Управление: символические деньги, но есть комната и столовая. Так что мы решили переждать и попробовать еще раз - через год.
   - А как ты связалась с Калибром?
   Аделин обреченно вздыхает: Глевеан совершенно явно игнорировал ее попытки закончить беседу.
   - Началась эпидемия. За пару месяцев до этого, я смогла попасть на подработку в Коспоморт - в терминал прибытия для иностранных гостей. На промоушен. Помогли знания языков - я немного понимаю кади?ш... без переводчика.
   Если бы Аделин умела читать мельчайшую топологию, то Глевеану вряд ли удалось бы скрыть удивление за маской безразличной безэмоциональности.
   - Умная девочка, - констатирует Кейсара, - до опасного умная.
   - Нужно это учесть, - отзывается Глевеан.
   А Аделин продолжает рассказ, не замечая реакции маршала и вряд ли понимая, какую угрозу ее жизни несут эти откровения:
   - ...когда началось, мы думали, что это ненадолго, но карантин продолжался день за днём, неделю за неделей, - девушка сглатывает взволнованно, - а работы не было... никакой не было... Три недели назад, у нас закончились последние деньги - осталась лишь столовая при Управлении, но норму рациона сократили до двух федералис в день. Последнее время мы брали одну порцию супа на двоих и шесть пресных крекеров - как раз хватало четырех федералис...
   - Программа продуктовой помощи?
   Аделин отрицательно качает головой.
   - Только для тех, кто получает государственное пособие: не наш случай. Мы пытались... - она снова сглатывает от волнения и смущения, - выпросить что-нибудь на переработке пищевых отходов, пока она еще работала - едва не нарвались на арест...
   Аделин ежится, точно воспоминания пугают ее.
   - Тогда со мной связался один из моих знакомых, из Космопорта. Предложил... приватный промоушен - так он это назвал...
   - Сколько платили? - ни голос, ни лицо Глевеана не выражают никаких чувств.
   - Нисколько, - глухо отзывается Аделин, - у нас невозможны негосударственные финансовые транзакции, а службы, которые обычно переводят такие... "грязные" деньги, не работают из-за эпидемии. Нам платили продуктовыми карточками на предъявителя.
   - Ты спала с иностранцами за еду? - уточняет Глевеан.
   Аделин вздрагивает, точно эти слова ранят её. Девичьи пальцы зябко сжимают бумажный пакет с уткой по-пекински, губы дрожат, словно в тщетных попытках что-то сказать. На серую упаковочную бумагу одна за другой капают слёзы.
   Кажется, сформулированная таким образом, эта очевидная мысль шокирует Аделин. Глевеан, удовлетворивший большую часть своего интереса, едва заметно кивает каким-то своим наблюдениям. Пару минут маршал не мешает девушке упиваться уничижением и ненавистью к себе, затем подключает визуальный режим на голопроекторах и в полумраке салона вспыхивают блоки уравнений. Аделин вздрагивает, поднимает глаза и в глубине ее взгляда вдруг вспыхивает какая-то безумная искорка.
   - Можешь решить? - спокойно интересуется Глевеан.
   - Д-да... - взгляд девушки скользит по неровным строкам символов, - наверное... не знаю, нужно попробовать...
   Она переводит взгляд на Глевеана.
   - Можно?
   Он кивает:
   - Делай! Но никаких автофункций: только справочник и расчёты "с нуля". В уме.
   Аделин кивает и откладывает драгоценную утку по-пекински. Вытирает слезы рукавом, сползает с сидения на пол, скрещивает ноги, закусывает губу, жестом подзывает к себе первый блок уравнений, читает условия и начинает что-то считать. Глевеан молча наблюдает за ней.
   - Что за уравнения ты ей дал? - спрашивает Кейсара.
   - Базовый квалификационный задачник Окулаториума. Для вольнорожденных.
   - А не слишком... смело? - Кейсара, кажется, сомневается - но не понять, в чём: в решении Глевеана или способностях Аделин.
   - Если она способна решить эти уравнения - значит, она чего-то стоит, - отрезает маршал, - если нет - это станет очевидным раньше, чем мы доберемся до резиденции.
   - Хорошо, - понять до конца, к чему относится фраза Кейсары, невозможно, - у меня есть вопрос.
   - Спрашивай.
   - Я... кое-что не понимаю... в сложившейся ситуации, - признается Кейсара, - я проверила систему оценки знаний местных высших учебных заведений, и могу сказать, что ее результат соответствует примерно пять-зан-пять второй квалификационной категории в привычной нам системе рейтингов. Для человека без нейромодификаций такой результат - не просто близок к гениальности, а почти невозможен!
   - И что же тебе не понятно, Кейсара? Как гениальная девочка из провинции, показавшая лучшие квалификационные результаты в истории факультета оказалась на обочине жизни?
   - Проклятье, да! - странная для Кейсары экспрессия, - Мне... не удаётся понять логику.
   - Ты исходишь из неверных предпосылок, - спокойно отзывается Глевеан, - попробуй посмотреть на ситуацию с точки зрения этих людей. Они строят эгалитаристское общество и это определяет их поступки.
   Кейсара делает запросы в общественные банки данных, стремясь понять направление мысли Глевеана.
   - Я пытаюсь вычленить логику, но наталкиваюсь на слишком большое количество обобщенных суждений, - признается она, - например, неоднозначную трактовку абстрактного понятия "справедливость" в обосновании тех или иных объективных мер.
   Она снова делает паузу, точно перепроверяя свои выводы.
   - Это гипостазирование, - резюмирует Кейсара наконец, - невозможно, чтобы социальные конструкты строились на когнитивной ошибке.
   - Человеческий социум не всегда строится на законах математической логики, - спокойно замечает Глевеан, наблюдая за тем, как Аделин решает первое уравнение и переходит ко второму, - ты знакома с историей этого мира?
   - Да.
   - Тогда ты знаешь ответ, - спокойно заключает Глевеан, - восемь поколений "пионеров", представителей первой и второй волны колонизации, выращенные в условиях жесточайшего естественного отбора чуждого мира в отрыве не только от родной планеты, но и, до определенного момента, даже от людей на орбите. К моменту массового заселения планеты, на их стороне были сплочённость, определенное эффективное мировоззрение, плюс сильнейшие горизонтальные и вертикальные социальные связи. Всё это накладывалось на объективно лучший уровень образования и профессиональных качеств, так что дискриминация "переселенцев" - колонистов третьей волны, распределяемых на планету для обеспечения "положительной динамики роста населения", - была естественной и неизбежной.
   - Это известные и закономерные факты, - Кейсара проверяет слова Глевеана по базам данных, - но к чему ты клонишь?
   - Конфликт интересов, - незаметная тень улыбки в уголках губ - Аделин поразительно быстро разделывается со вторым уравнением, переходя к третьему, - по объективным причинам, "пионеры" были лучше в том, что касалось прикладных дисциплин, в то время, как "переселенцы" довольствовались в лучшем случае работой в сфере услуг, при этом будучи в квалифицированном большинстве. Конфликт обострился всего через пару поколений, во время мибарийского кризиса, и привёл к власти социалистов, обещавших не только закончить войну, - начатую, как утверждала их пропаганда, колониальным бизнесом, - но и построить "общество равных возможностей".
   Глевеан наблюдает за тем, как Кейсара перестраивает логические связи. Ее раздражало разнообразие человеческих социальных моделей, но в то же время - она находила их интересными для изучения. Пожалуй, лишь это удерживало ее рядом с маршалом: почти бесконечные возможности познания других существ.
   - Ты ведь понимаешь, - продолжал он, - что в элитаристском обществе, где одна - меньшая, - часть населения объективно превосходит остальной социум, построить "общество равных" можно лишь через позитивную дискриминацию. Которая закономерно выродилась в дискриминацию обратную и через это - в фактический апартеид. С учётом того, что это радикально ослабило консервативную часть колониального истеблишмента, социалисты сочли эксперимент удачным.
   - В этом есть логика, - задумчиво соглашается Кейсара, - но в среднесрочной перспективе...
   - Это не важно, - поясняет Глевеан, - люди не загадывают так далеко. Они живут намного дольше прошлых поколений, но их политика всё равно близорука. Одним из следствий обратной дискриминации является вымывание интеллектуальной элиты, падение качества человеческого материала. Вырождение. Именно это определяет текущий кризис - впрочем, это противоречит официальной идеологии, так что не имеет значения.
   Кейсара обдумывает объяснения маршала, достраивая социальную модель. Кажется, математический анализ ситуации разочаровывает ее.
   - Абсурдно, - резюмирует она, - наверное, просто нужно признать, что я ничего не понимаю в людях.
   - Я тоже.
   Обескураживающее признание - Кейсаре не удаётся скрыть досады.
   - Твой социум кажется мне более... правильным, - признаётся она.
   - Вряд ли эти люди с тобой согласятся, - с безразличием отзывается маршал, - в массе, они ничего не знают о Салимкоре, а узнав - сочтут его чудовищно несправедливым. Жесточайшая иерархия, вертикальная структура общества, полное отсутствие равенства и холодный расчет. Люди не занимают свой социальный статус, а рождаются для него. Да, "социальные лифты" работают в обе стороны - и на возвышение, и на отбраковку, но случается это пренебрежительно редко, потому что Оклират столь же редко ошибается. Вряд ли это сочтут справедливым здесь.
   - Должно быть, тебе это общество кажется... весьма неоптимальным, - предполагает Кейсара, тщательно прислушиваясь к его реакции.
   Увы, ей не удаётся уловить даже тени каких-либо эмоций.
   - Первое, чему мы учимся, отправляясь к звездам: каждый народ живёт так, как считает нужным, - поясняет Глевеан, - если это не противоречит нашим интересам, нас оно не касается.
   - Хочешь сказать, ты не сочувствуешь этой девушке? - уточняет Кейсара.
   - Я не способен на эмпатию, - Глевеан едва заметно пожимает плечами, - но сегодня этот мир потерял одного перспективного навигатора и едва не лишился второго. Если это - цена социальной стабильности, то кто-то определенно допускает ошибки в планировании.
   - Весьма... прямолинейно.
   - По существу, - констатирует Глевеан, - у меня нет ни желания, ни полномочий указывать этим людям, как им жить. Но я могу констатировать, что они неоптимально расходуют людские ресурсы. Думаю, это - именно тот ответ, которого ты ждала.
   - Ясно, - Кейсара перетекает с правого предплечья Глевеана на левое.
   - Ты связалась с нашими?
   - Да. Нейроскоп доставит "бегун", - Кейсара без спроса подключается к интерфейсам гирокостюма для подзарядки; впрочем, Глевеан не возражает, - у нас есть примерно час по местному времени.
   Машина соскальзывает с шоссе на боковую дорогу и минует светящийся ровным светом голографической иллюминации портал. Лимузин въезжает в элитный посёлок, застроенный коммерческими особняками, распластавшимися у покрытого густыми хвойными лесами горного кряжа. Помещения здесь арендовали, в основном, пришельцы со звезд: мало кому из местных была по карману хотя бы одна ночь в подобных хоромах, а те, кто мог себе это позволить - проживали на другой стороне города, у океана. Глевеан максимально, до зеркальности, затеняет окна салона - ему это не мешает, но затрудняет даже теоретический визуальный контакт извне. Аделин не замечает - продолжает что-то бесшумно шептать одними губами, расписывая уравнения, иногда зачеркивая и удаляя целые блоки и снова продолжая решать задачи. К моменту, когда лимузин сворачивает с контактной дороги на облицованную керамикой дорожку у одной из вилл, девушка успевает решить семь уравнений из тридцати двух: прекрасный результат.
   Машина останавливается. Взгляд Глевеана к этому моменту уже замечает высокую человеческую фигуру под одним из разлапистых фонарей. Черные глаза маршала едва заметно сужаются. Он отправляет линк Арвен - комбайн отвечает не сразу и через двунаправленный хаб, присылая ответный линк.
   - Доставьте девушку в гараж у гостевого крыла. Я выйду здесь.
   Арвен отвечает еще одним линком, не утруждаясь большим.
   - Мы на месте, - вслух говорит Глевеан.
   Аделин не сразу понимает слова маршала, пару секунд глядя на него мутным взглядом.
   - Это - наша резиденция на этой планете, - холодным голосом поясняет маршал, - тебе придётся побыть здесь гостью.
   Аделин, очнувшись наконец от транса, в который вогнали ее навигационные уравнения, смотрит в окно и на ее лице загорается выражение благоговейного трепета и восторга: строгая и аскетичная роскошь модернистского строения виллы, утопающей в зелени, полумраке и холодном свете люминесцентных фонарей, завораживает девушку.
   - Арвен доставит тебя в гостевое крыло, - инструктирует девушку маршал, - поднимешься в комнаты. Прими душ и избавься от этих тряпок, - легкий кивок с намёком на одежду Аделин, - моя подруга будет твоим гидом и покажет, где взять средства гигиены и новую одежду.
   В ту же секунду Кейсара соскальзывает с предплечья Глевеана, черной молнией прочерчивает по полу салона до девичьей лодыжки и дальше, вдоль ноги - под одежду. Аделин вскрикивает от неожиданности и испуга, инстинктивно пытается вскочить и отстраниться - Глевеан даёт команду голосом:
   - Спокойно!
   И девушка замирает, боясь вздохнуть.
   - Это не опасно, - успокаивает маршал, вплетая в голос седативные нотки, - она не причинит тебе вреда.
   И протягивает девушке маленький пластиковый бокс.
   Всё еще боясь вздохнуть, Аделин принимает коробочку из рук Глевеана и открывает. Чуть дрожащими пальцами, касается матово-чёрной поверхности двух колец трансмиттеров мощного военного глобал.
   - Надевай, - приказывает Глевеан.
   Аделин бросает на маршала недоверчивый взгляд и осторожно вынимает кольца. С трудом сдерживая дрожь, девушка привычными движениями надевает трансмиттеры на указательный и большой палец левой руки и кольца моментально подстраиваются под ее анатомию. Двумя быстрыми касаниями пальцев, Аделин включает компьютер и ровное сияние псевдотрёхмерной калибровочной голограммы чуть озаряет ее лицо. Пара настроек, инсталляция профиля - голограмма гаснет, передавая данные в дополненную реальность Аделин и Кейсара немедленно линкуется к девушке.
   - Мисс Трюффо, - она обращается к Аделин на местном наречье с максимальной тактичностью, - моё имя Кейсара и вам не нужно бояться меня.
   - Что ты такое? - едва слышно шепчет девушка.
   - Довольно трудно объяснить, не вдаваясь в подробности, - мягко уходит от ответа Кейсара, - так что ограничимся тем, что я не причиню вам вреда и буду сопровождать вас в нашей резиденции. Прошу, следуйте моим инструкциям, а я позабочусь, чтобы ваше пребывание здесь было комфортным.
   Аделин нервно сглатывает и, наконец, выдыхает. Глевеан лишь едва заметно кивает головой.
   - Всё, вам пора. Не покидайте гостевые комнаты, пока я не скажу.
   Не говоря больше ни слова, маршал покидает салон лимузина, шагая в мокрую прохладу ночи. Дверь авто бесшумно закрывается, и машина проскальзывает дальше по дорожке, точно призрак, тут же ныряя в разинутую пасть подземного гаража. Глевеан опускает руки в карманы и неспешно идёт по блестящим от дождевой влаги плитам к ожидающему его гостю.
   Человек у фонаря одет в старомодный мышиный тренч и не менее винтажную, того же цвета федору. Ёжится зябко, кутается, подняв воротник, прячет руки в карманы. При приближении Глевеана - оборачивается к маршалу и учтиво приподнимает шляпу. В бесцветном свете фонарей едва поблескивает сединой на висках густая пепельная шевелюра.
   - Тер маршал, - приветствует Глевеана полночный гость сквозь респиратор.
   - Савар. Чем обязан столь позднему визиту?
   Контрразведчик прикладывает руку с федорой к груди и едва заметно склоняет голову и плечи в приветственном поклоне.
   - Не пригласите меня в дом? - учтиво спрашивает он, постукивая узловатым пальцем по тулье, - Здесь довольно прохладно, а нам, возможно, предстоит небольшая беседа...
   - Разумеется, - спокойно отзывается маршал, делая приглашающий жест рукой.
   Савар снова учтиво кланяется и, надев федору, неспешным шагом идёт по дорожке к крыльцу, насвистывая что-то легкомысленное. За ним бесшумно, точно тень, следует маршал.
   Уличные фонари начинают мерцать.
  
   * * *
   В помещениях виллы царит полумрак и ощущается дыхание того особого, почти метафизического холода, что присущ лишь более нежилым помещениям, покинутым людям. Даже вспыхивающий по углам гостиной тусклый свет не приносит тепла: пустое и безликое помещение, наполненное лишь топологическими имитаторами, в этой неяркой иллюминации выглядит еще менее уютным. Единственное, что не даёт потенциально роскошному строению выглядеть полностью покинутым людьми - идеальная чистота, но и только.
   Савар останавливается на пороге гостиной, окидывает взглядом помещение, хмыкает многозначительно и неспешно занимает одно из кресел-имитаторов. Глевеан молча садится напротив.
   На минуту повисает пауза.
   - Воздух стерилен? - спрашивает Савар; получив утвердительный кивок Глевеана, он снимает респиратор и вдыхает полной грудью, - Я думаю, просить у вас кофе бессмысленно...
   - К сожалению, пищевые синтезаторы не расконсервированы, - с непроницаемым выражением лица отвечает Глевеан, - как вам, думаю, известно, я не нуждаюсь в производимом ими продовольствии.
   - Как и во всём остальном, я погляжу...
   Савар еще раз окидывает взглядом гостиную и резюмирует:
   - Тоталитарный утилитаризм... очень вам подходит. Скажите, тер Терион: вам не приходило в голову, что если не столь явно подчёркивать чуждость для вас всего, что наполняет смыслом жизнь людей, то это значительно упростит вашу работу?
   - Это моя резиденция, и моё право не держать в ней ничего лишнего.
   - А как же гости? - Савар постукивает полями федоры по колену, - Например... юная мадемуазель, которую вы прячете в гостевом крыле?
   На лице Глевеана невозможно прочесть ни тени эмоций.
   - О чём вы, мсье Савар?
   - Ох, полно вам, - контрразведчик пытается казаться непринуждённым, - мы оба знаем...
   - Стоп, - не терпящий возражений голос, подкреплённый характерным жестом, - мсье Савар, давайте сразу оговорим все детали: я - официальное лицо, у меня есть как полномочия, так и обязательства. Если вы хотите в чём-то обвинить меня, вам придётся соблюдать процедуру.
   -Нет-нет! - Савар спешит сгладить углы, - Разумеется, у меня даже в мыслях не было в чём-то вас обвинять. Напротив, я надеялся, что мы поможем друг другу...
   - Я не нуждаюсь в помощи, - Глевеан держится вызывающе прямолинейно, - по крайней мере, в той, что можете оказать вы.
   - Вы не доверяете мне?
   - Доверие - это легкомыслие в условиях недостаточной осведомлённости, - спокойно констатирует маршал, - я не уполномочен на такие вольности.
   Савар пару секунд смотрит на собеседника - в его топологии читается лёгкое разочарование.
   - Что ж, жаль. Признаю: было глупо надеяться, но мне, иногда, хочется верить в лучшее...
   Маршал не считает нужным отвечать. А Савар - делает еще одну попытку. Наклоняется вперёд, упирается локтем в колено, смотрит в глаза - сознательный риск: идёт ва-банк.
   - Глевеан... - главный контрразведчик Альпики вдруг кажется по-настоящему старым, - я знаю, что вас глупо о чём-то просить, но... я хочу поймать их не меньше вас. Я не знаю, кто и зачем устроил это - первый секретарь Толедо, или старый губернатор с Ребелем и их карманной армией - мне плевать. Итог их противостояния - десятки тысяч жизней граждан Содружества, и меня, признаться, тяготит невозможность положить этому конец. Раз и навсегда. Эта девушка может дать показания, может стать нашей козырной картой и помочь упрятать этих номенклатурных крыс в клетку. Мне просто нужны показания. Мы оба знаем, что я не лгу.
   Глевеан пару секунд смотрит на Савара, потом вздыхает едва заметно.
   - То, что вы не лжёте, говорит лишь о вашей искренней вере в собственные слова. Этого недостаточно для прояснения мотивов вашей организации.
   И, встав, делает приглашающий жест.
   - Вам пора.
   Савар несколько секунд смотрит в пустоту, точно обдумывая отказ, потом вздыхает и поднимается с кресла. Берет федору с подлокотника, крутит в руках, затем поднимает взгляд на Глевеана и произносит с каким-то отрешенным спокойствием.
   - Я оставлю охрану у вашего дома.
   - В этом нет необходимости, - отрезает Глевеан.
   - Отнюдь, - не поменявшись в лице, возражает Савар, - наш общий знакомый... работал не на нашу организацию. Когда мои люди добрались до Блока-13, черномазый с подельниками уже отдали Богу душу и, насколько я понимаю - это не ваших рук дело. Было бы наивно считать, что он не рассказал своим дружкам, кто забрал девушку, так что вам стоит ждать гостей.
   Савар поджимает губы, продолжая крутить в руках свою федору. Глевеан молчит, безразлично наблюдая за ним.
   - Вы - взрослый и самостоятельный человек, - Савар поднимает взгляд на маршала, - несколько я знаю - намного старше меня, и кое-что понимаете в искусстве войны. Но смерть маршала, да ещё и с вашими полномочиями - это casus belli, а у Альпики и без того полным-полно проблем. Так что мои люди - останутся.
   - Как вам будет угодно.
   Кажется, Савар не ожидал такого ответа - старик ухмыляется и идёт прочь. Метаметрическая матрица панорамного остекления раздвигается, выпуская двух людей в дождливую прохладу ночи. Уже шагнув на керамические плиты дорожки, Савар останавливается и, оглянувшись через плечо, спрашивает:
   - Кстати... разрешите поинтересоваться: кто такие календаарские Копьеносцы?
   - Понятия не имею, - пожав плечами, отзывается Глевеан.
   На фоне светлых порталов виллы, маршал выглядит лишь очень высоким темным силуэтом.
   - Странно, - задумчиво произносит Савар, - насколько мне известно, это cалимкорская военная организация...
   - Илнари - народ-воин, - глухо отзывается тьма голосом Глевеана, - мы - военизированное общество, своё боевое крыло есть практически у каждой организации, даже мусорщиков и почтовой службы. Я не обязан знать их все.
   Савар кивает задумчиво и, сделав прощальный жест и надев федору, молча идёт в ночь. Глевеан провожает его взглядом, затем заходит в дом и, закрыв виллу и включив протоколы безопасности, полностью экранирует все окна.
   - Кейсара.
   - В канале.
   Маршал выключает освещение и избавляется от верхней одежды, отбрасывая тренч и платок на топологический имитатор софы.
   - Докладывай.
   - Есть информация из системы размещения государственных заказов: поставка иммуномодулирующих препаратов по шести контрактам, от Департамента здравоохранения на Альпике. Во всех случаях - поставщик один.
   - Суммы совпадают?
   Кейсара открывает защищённый канал и передаёт Глевеану информацию. Маршал бегло просматривает всё, что удалось найти его помощнице.
   - То, что нужно? - спрашивает Кейсара.
   - Определенно, - Глевеан закрывает файлы контрактов, - они даже не сильно скрываются.
   - Ты знаешь, кто за этим стоит?
   Маршал начинает профилактическое тестирование систем гирокостюма. Силовая арматура едва слышно щелкает, когда адаптивный разум симбионта открывает абляционные ячейки и запускает самодиагностику.
   - Я знаю, кто это организовал. Но было бы глупо думать, что подобная операция возможна без ведома метрополии.
   - Значит, сможем их прижать?
   - Только этой информацией? - маршал вздыхает, - Нет, это лишь косвенные доказательства, нужно уличить их напрямую. Если сумеем получить верифицируемые показания от Аделин - выйдем на исполнителя и через него - на организатора. Это не поможет нам привлечь их кураторов с Новалона, но закроет вопрос на Альпике.
   Адаптивный разум гирокостюма присылает один отчёт за другим, констатируя исправность систем. Маршал фиксирует их краешком разума, отключая большую часть синапсов - ближайшие минуты он не намерен думать.
   - Наша гостья освоилась?
   - Она принимает душ, - неуверенно отзывается Кейсара, - кажется... она плачет.
   - Проследи, чтобы она возобновила работу над уравнениями, когда закончит, - Глевеан понижает пульс до минимально необходимых значений, - это поможет ей отвлечься. Так же, предоставь в ее распоряжение омникавер и доступ к коллекции покровов - пусть выберет, что пожелает. Оплатишь из резервного счёта, не через представительские расходы. И еще, Кейсара... подбери карту интерьера. Что-нибудь сдержанное, не раздражающее. С минимумом деталей, но, чтобы нашей гостье было комфортно.
   - Приняла.
   Глевеан отправляет Кейсаре контрольный линк и отключает все каналы. Один за другим, участки его мозга, кроме систем периферийного контроля, впадают в гибернацию, пульс снижается до двух ударов в минуту, дыхание и метаболизм замедляются. Атлантоподобная фигура застывает посреди тёмной гостиной, точно античный монумент: звездный маршал Глевеан Терион спит.
  
   * * *
   ...Глевеан просыпается за полсекунды до того, как линк от Кейсары скребет по нейронам. Маршал открывает глаза. Абляционные ячейки арматуры гирокостюма закрываются с каскадом глухих щелчков и Глевеан делает несколько глубоких вдохов, возвращая организму базовый функционал. Что-то включится в работу лишь через пару минут, но, в целом, маршал отдохнул и готов к работе.
   Маршал запрашивает планетарное время и синхронизирует с внутренними часами. Он спал двадцать семь минут и тридцать две секунды - достаточно на ближайшие несколько суток. Окидывает взглядом гостиную - Кейсара загрузила карту интерьера: минималистичная меблировка в духе конструктивизма, имитация живого пламени в кубическом камине под каменной трубой в центре зала, неяркое освещение, подчеркивающее неразрывность и прямоту линий. Кейсара хорошо потрудилась: интерьер заставлял помещение ощущаться жилым, при этом не раздражая обилием ненужных деталей.
   Кейсара снова присылает линк и маршал, понимая, что невежливо и далее игнорировать ее обращения, открывает канал.
   - У нас гости.
   - "Бегун"? - Глевеан делает несколько плавных движений руками и плечевым поясом, проверяя координацию.
   - Так точно.
   Кейсара, кажется, пребывает в до странности приподнятом расположении духа - если определения человеческих эмоций в принципе применимы к таким, как она.
   - Я разблокирую доступ с балкона, пусть заходит. Что с Аделин?
   - Наша гостья закончила приводить себя в порядок и снова занялась уравнениями, - Глевеан улавливает след эмоций Кейсары - можно сказать, что его подруга улыбается, - она довольно... милая.
   - Что натолкнуло тебя на эту мысль?
   - Она следует поведенческим шаблонам, свойственным хорошему воспитанию, вежлива, мало говорит и строго выполняет мои указания.
   - Я запомню, что именно ты вкладываешь в понятие "милого".
   - Не придирайся, - укоряет Кейсара и отключается.
   Маршал отправляет команду на сервер виллы и скрещивает руки на груди, ожидая гостя. Тот появляется быстро - спускается по лестнице с галереи второго этажа.
   Глевеан хорошо знает его. Эдди Картейн по прозвищу "Билко" - невысокий и худощавый юноша с коротко стриженными светло-русыми волосами, длинной косой чёлкой и живым взглядом светло-серых глаз. Одет он в обычную для "бегунов" спортивную одежду и мягкие, точно тапочки, кеды, с небольшим герметичным рюкзаком на косом ремне со стяжкой. Парень замечает маршала, приветственно машет рукой.
   - Тер Глевеан!
   Маршал бросает взгляд на зеленые индикаторы на респираторе гостя и молча указывает на очерчиваемую у подножия лестницы световую линию. Эдди кивает, останавливается у нее и контур безопасности виллы формирует возле юноши пару сегментированных колонн в человеческий рост. Быстро продезинфицировав одежду гостя, эти колонны снова сливаются с полом виллы, а "бегун" снимает респиратор и улыбается.
   - Здравствуй, Эдди, - приветствует его Глевеан и жестом указывает на стол.
   Юноша одним движением размыкает замки-стяжки на ремне, скидывает рюкзак, срывает пломбу и, расстегнув герметичный клапан, вытаскивает и кладёт на стол плоский контейнер два на полтора фута. Отходит на пару шагов, оглядывается на софу, спрашивает:
   - Можно?
   И, получив утвердительный кивок Глевеана, садится, запрокидывая голову и выдыхая расслабленно. Маршал подходит к столу и проводит пальцем по гладкой матовой поверхности контейнера, вычерчивая какой-то замысловатый рисунок. Контейнер отзывается на прикосновение: его поверхность раскрывается десятками гексагональных чешуек, точно огромный причудливый цветок. Внутренняя подсветка выхватывает зажатое в тисках масс-полей оборудование - нейроскоп, калибратор и дешифратор. Глевеан подключается к оборудованию, проводит диагностику и проверяет сертификаты и лицензию - без их полного соответствия Элювианским протоколам, полученные на оборудование данные не получится использовать в суде. Эдди с интересом наблюдает за действиями маршала.
   - Кейсара, позови нашу гостью, - просит Глевеан, вынимая калибратор и укладывая на него "лепестки"-трансмиттеры нейроскопа.
   - Что это за штука? - спрашивает Эдди.
   - Нейроскоп, - маршал отвечает, хоть и не обязан этого делать, - устройство для считывания и дешифровки данных головного мозга человека. В том числе воспоминаний.
   - Вроде псикайфа? - предполагает "бегун".
   Глевеан кивает, синхронизируя калибратор с "лепестками" нейроскопа.
   - Я могу войти?
   Тихий голос Аделин звучит так внезапно, что Эдди от неожиданности подпрыгивает на софе. "Бегун" резко оборачивается, его взгляд намертво прилипает к фигуре девушки, и юноша поспешно соскакивает, разглаживает одежду и, улыбнувшись растерянно и слегка кивнув, произносит:
   - Здрасте...
   Глевеан бросает на девушку быстрый взгляд. Аделин выбрала покров в виде строгого платья в пол из болотного сукна с черными вставками с растительной жаккардовой текстурой и золотыми кончо в форме листьев у ворота и манжет. Классический илнарийский крой с характерными узкими "приставными" рукавами, вертикальными и диагональными линиями, "разбивающими" силуэт, подчёркивающими и удлиняющими фигуру: строго и изящно одновременно. Аделин застыла в обычной для воспитанной илнарийской барышни позе - с прямой спиной, чуть приподнятым подбородком, одна ножка отведена назад на полстопы. Руки, сжимающие пакет с уткой по-пекински - похоже, главным сокровищем Аделин в текущий момент, - опущены к низу живота так, чтобы расширяющиеся манжеты максимально скрывали тонкие девичьи пальцы. Что же, надо признать, выглядит и держится она достойно: девушке привили и правильный вкус, и интуитивное понимание стиля, и хорошие манеры, которые она сумела не растерять в гетто.
   Отметив это, Глевеан снова оборачивается к оборудованию и заканчивает подготовку к калибровке. А вот Эдди продолжает стоять, пялиться на Аделин и нелепо улыбаться, чем, наконец, вгоняет девушку в краску.
   - Эдди, - спохватившись, "бегун" протягивает девушке руку.
   Аделин улыбается смущенно и медлит мгновение. Только хочет ответить, как не рождённую реплику срезает спокойный, отталкивающе-безэмоциональный голос Глевеана:
   - Это Аделин, наша гостья. И она не может подать тебе руку, Эдди.
   Маршал запускает первый этап калибровки и оборачивается. Взгляд его черных глаз проникает в душу молодого "бегуна", заставляя явственно поёжиться. Парень опускает руку и неловко переминается с ноги на ногу.
   - У нас не принято демонстрировать обнаженное тело, - поясняет Глевеан, - в особенности - женщинам, в особенности - неприкрытые кисти рук. Алдарийская аристократия может пренебречь этим правилом: например, такие вольности позволяют себе д'алаан великих Домов и их приближенные лица, но лишь на своей территории или, когда выступают как сандаал, но тогда - обязательно при оружии, лично или через оруженосцев. И всё равно, они предпочитают не снимать гирокостюм или перчатки. А для каладай даже частично обнаженное тело - нонсенс, обменяться рукопожатием с мужчиной - вопиющая вульгарность. Аделин старается следовать общему для илнари протокольному этикету, вести себя так, как подобает воспитанной юной особе - и, признаться, я это ценю. Так что не принимай на свой счёт.
   Эдди кажется немного разочарованным. Опустив руку, трёт ладонь о бедро и неуверенно переминается с ноги на ногу.
   - Присядь, - приказывает Глевеан Аделин, кажется, совершенно игнорируя "бегуна".
   Девушка подчиняется, по-прежнему не выпуская из рук пакет с уткой. Глевеан забирает трансмиттеры с калибратора, подходит и опускается на колено перед девушкой. Ловит, но игнорирует слишком откровенный взгляд на его не скрытое верхней одеждой тело, который позволяет себе Аделин, и приподнимает ее голову за подбородок. Осторожно закрепляет два трансмиттер у основания черепа и два у виска.
   - Будет... больно?
   Он ловит в ее топологии легкое беспокойство и напряжение.
   - Нет, - отвечает он, вплетая в голос седативные команды, - ты ничего не почувствуешь.
   Затем бросает взгляд на Эдди и кивает.
   - Можешь присесть.
   Парень выдыхает напряжение и быстро садится на софу, всё же соблюдая небольшую дистанцию с Аделин. Глевеан отмечает, какой взгляд "бегун" то и дело бросает на девушку, когда думает, что его не видят.
   - Расслабься, - спокойным, ровным голосом приказывает маршал Аделин, - нужно откалибровать оборудование, так что подумай о чем-нибудь... приятном.
   И отворачивается.
   - Любовный треугольник, - щекочет нейроны линк от Кейсары.
   Судя по всему, ей весело.
   - Ты же понимаешь, что я не могу оценить эту шутку, - отзывается маршал, запуская второй этап калибровки.
   - Она запросила у меня информацию об илнарийской моде, - умей Кейсара - захихикала бы, - каталог покровов и расспросила о твоих вкусах. Кажется, ей очень хотелось произвести на тебя впечатление.
   - Она выглядит... прилично. Как и должна выглядеть женщина, чтобы не доставлять неудобств мужчине рядом - меньшего я не ожидал. А впечатление она произведет, если выполнит порученное ей задание.
   - Знаешь, в чём-то этот гэбэшник прав: порой твоё безразличие граничит с пренебрежением, - невозможно понять, шутит Кейсара или её действительно расстроила реакция Глевеана, - мог хотя бы притвориться, что тебе...
   Мгновенная команда маршала обрывает Кейсару. Свет ламп начинает мерцать, точно где-то на линиях коротит. Глевеан поворачивает голову и всё это время смотревшая на него Аделин готова поклясться: его остроконечные уши чуть шевелятся, словно у прислушивающегося хищного зверя. Черный инопланетный гигант замирает без движений на долю секунды, а затем с какой-то нечеловеческой хищной грацией приближается к двум молодым людям. Они замирают, глядя на него исполненными какого-то благоговейного трепета взглядами - сейчас он кажется им титанически огромным, античным атлантом, держащим бездонную тьму небес на своих плечах.
   А затем они вдруг оказываются на полу.
   Аделин успевает лишь тихо взвизгнуть, прижатая к теплым керамическим плитам нечеловечески сильной хваткой маршала. Свет гаснет, что-то щелкает и трещит, и погрузившаяся во тьму вилла вздрагивает от нескольких глухих ударов. Шелест оседающей пыли, хруст медленно восстанавливающийся метаметрической матрицы окна да шум дождя за стеной.
   Маршал оглядывается. Его нечеловеческое восприятие выхватывает звуки, вибрации, запахи. Тепловые следы прошивших пространство вольфрамовых стрел, оптические трассы лазерных дальномеров, тяжелые металлические шаги приближающейся угрозы. Термооптическая завеса, поставленная системой безопасности виллы, выиграла им минуту - не больше.
   - Не вставать, - приказывает он через защищенный канал, подключаясь непосредственно к цифровым профилям молодых людей.
   Фильтры могут скрыть стук сердца, но не человеческую речь. Один громкий звук, даже просто возглас - и тонкие акустические сенсоры наведут на них оружие.
   Со звериной грацией Глевеан перемещается к центру комнаты, вычерчивает пальцем по полу замысловатую диаграмму и каменные плиты прорезает полоса света, тут же разверзающаяся узким длинным люком со ступенями, уходящими в тускло освещенный коридор. Маршал жестом подзывает молодых людей и те скользят по полу к нему. Помогает спуститься Аделин, затем Эдди и на мгновение задерживает их, давая инструкции.
   - Шестьсот футов по коридору - выйдите к бронированным дверям. Двери не открывать, ждите возле - я приду.
   - А если... - сомневается Эдди, а Аделин лишь смотрит на Глевеана испуганным взглядом.
   - Я приду, - отрезает маршал, разрывает связь и запечатывает люк.
   Теперь всё будет проще - не связанный безопасностью двух гражданских, Глевеан может позволить себе поприветствовать незваных гостей со всем илнарийским радушием. Выпрямившись во весь рост посреди комнаты, он отправляет в канал:
   - Кейсара - готовься к бою.
   И, получив линк подтверждения от компаньонки, поднимает гермокапюшон и включает термооптический камуфляж.
   ...Они приходят через двадцать одну секунду.
   Глухую стену со стороны задворка рассекает крестообразная трещина, тут же взрывающаяся фонтаном битого камня. Внутрь летят газовые гранаты и почти сразу - в помещение врываются двойками шесть чудовищных угловатых фигур семи футов роста. Лучи лазерных дальномеров чертят задымляемое пространство, тяжелые клацающие шаги и едва уловимое поскрипывание мощной искусственной мускулатуры заставляют воздух дрожать в напряжении. Стеклянные глаза широкополосных оптических сканеров обшаривают помещение, спаренные стволы мощных военных пулемётов Гаста угрожают клубящейся мгле - штурмовые андроботы, искусственные бронированные солдаты, ищут цели.
   ...Их атакуют в момент, когда боевые машины проникают в помещение, но еще не успевают рассыпаться. Кейсара бросается в бой, мгновенно проскальзывает по ноге одного из андроботов и ударяет прямо в главный силовой фрейм, разрушая оба позитронных мозга машины. Девятьсот фунтов искусственных мышц и баллистической брони еще не успевают ничком упасть на пол, а Глевеан, ударом отбросив стволы пулемёта от линии прицеливания, одним резким, точным движением ломает крепления головного модуля еще одной машины, тут же пальцами вырывая из-под защитного кожуха силовую трассу и отталкивает поврежденного андробота прочь. Успевает пинком отбросить к камину другого робота, уйти с линии огня снайперов и сломать локтевой сустав еще одной машины.
   Сложно. У андроботов очень мало уязвимых мест, все критические узлы бронированы и дублированы. Маршал не даёт роботам рассыпаться по помещению и разорвать дистанцию, работая по опорным конечностям и рукам-манипуляторам. Термооптический камуфляж и физическое превосходство дают определенное преимущество, но ломать бронекорпуса голыми руками - непросто даже для илнари. Впрочем, Кейсара уже набрасывается на другого андробота - прочерчивает тёмной молнией по полу, игнорируя шквальный огонь пулемета, проскальзывает под броню, разрывая цепи питания и ломая сложную военную машину.
   Должно получиться...
   - Тер Терион! Тер Терион!
   Только не это.
   ...Лучи сканеров служебных омниботов, трассы лазерных целеуказателей, серые пулестойкие плащи - люди Савара спешат на помощь тому, кого призваны защитить.
   Спешат к своей смерти.
   ...клинок успевает пробить броню и разрубить машину, когда короткая очередь уже уходит в окно. Дизассемблировав оружие, маршал дважды бьёт локтем назад, снова материализуя тусклую нематерию запретных технологий - и оба позитронных мозга робота гаснут навсегда. Короткий толчок ладонью в нагрудную бронепластину, короткий удар и рывок в сторону. Изящный взмах отсечным слева направо диагональю, пара коротких уколов в конечности, еще пара - в силовые узлы. Дизассемблирование клинка, уклонение от звенящих в воздухе вольфрамовых стрел, выброс руки на траекторию и, на одних рефлексах, почти не целясь - выстрел.
   Голубоватый штрих фазового болида сквозь завесу дождя, белая вспышка взрыва, сносящая угол здания вместе с засевшими на крыше снайперами. Глевеан выпрямляется, сбрасывает камуфляж и опускает руку. С каскадом глухих щелчков, гирокостюм прячет под чешуйками своей арматуры разгонную трассу фазового бластера. Следом, дизассемблируется плоскостной клинок - широкая, двух дюймов, и почти три фута длины, полоса потустороннего металла исчезает в тусклом белом сиянии, пожравшем запредельную нематерию.
   - Что ты творишь?!
   Кейсара в бешенстве, но Глевеан игнорирует ее возмущение. Еще раз проверяет, что все шесть боевых машин полностью разрушены, перешагивает через рассеченного надвое андробота и быстро подходит к агентам.
   Он знает их - те самые, что сопровождали Савара на встрече у терминала. Только тот, что покрепче, сейчас лежит на мокрых керамических плитах и хрипит, истекая кровью, а его тощий напарник суетится рядом, пытаясь совладать с оперативной аптечкой.
   Глевеан опускается на колени, осматривает ранения - бронебойные военные пули без труда пробили служебную защиту агента. Два попадания в живот - опасные раны.
   - Кейсара, вызови "неотложку", - приказывает Глевеан, забирая у тощего аптечку.
   Ловко сорвав пломбу, вынимает препараты, колет противошоковое, вкладывает капельницы кровозамещающих в порты штатного инъектора и включает помпу. Затем хватает дрожащие руки тощего и зажимает ими рану.
   - Зажми и не отпускай. Помощь будет через четыре минуты...
   - Мы должны охранять вас, - сглатывая судорожно, отзывается тощий.
   - Я разберусь, - отрезает маршал, - ему нужна помощь. Будь с ним, понял?
   Глевеан вплетает в голос команду - тощий кивает и склоняется над товарищем.
   Маршал выпрямляется и окидывает взглядом улицу. Его нечеловеческие чувства выхватывает каждую мельчайшую деталь. Движение. Глевеан срывается с места. С немыслимой скоростью пересекает улицу, краем глаза замечая разворачивающийся грузовик. Не останавливаясь, проламывается сквозь виллу напротив, до визга пугая любопытных соседей, перепрыгивает через бассейн, ломает изгородь и перехватывает грузовик на параллельной улице. Удар в борт массой тысячи четырёхсот фунтов швыряет машину вбок, Глевеан одним рывком оказывается рядом, вырывает дверь и, выбив из рук пистолет, хватает водителя. Швыряет на асфальт, хватает за грудки, но тело человека бьётся в конвульсиях, а из-под герметичного шлема выплёскивается на комбинезон кипящая кровь.
   Маршал отталкивает безжизненное тело и выпрямляется. Смотрит на труп - от этого мертвеца уже ничего не узнать. Легкая досада рассеивается со вздохом. С двойным щелчком, гирокостюм выбрасывает докрасна разогретые термоинтерфейсы и те, упав, шипят в дождевой воде, поднимая над асфальтом клубы пара. В отдалении гудят сирены аварийных служб, со стороны города, приближается к посёлку четыре габаритных огня - челнок спасателей.
   - Ты нарушил дюжину протоколов! - залинковавшаяся Кейсара рвёт и мечет, - Никогда не применяй специальное вооружение при свидетелях!
   - Мне нужно было дать им погибнуть?
   - Эдиктор Колдо будет в ярости...
   - Это мои проблемы, не твои.
   Глевеан деактивирует боевые протоколы и поднимает голову, подставляя лицо каплям дождя. Его нечеловеческое диоптрическое зрение выхватывает из тьмы небес скользящую в вышине стальную птицу - разведывательный беспилотник. Черные глаза сужаются в недобром прищуре, но даже Кейсара не знает, какие мысли роятся в голове маршала.
   Подняв защитный гермокапюшон, Глевеан включает термооптический камуфляж.
  
   * * *
   "Человека не может расстроить то, о чём он не знает" - крылатая фраза, превратившаяся в кредо множества служб и людей, присягнувших бессмертному Хазангару. Всемирная Коллегия, официально функционировавшая с максимальной прозрачностью, неофициально поддерживала принципы скрытности и закрытости, иногда до параноидальности ограничивая доступ к информации на всех уровнях. Никто и никогда официально не запрещал привозить в свободные миры оружие и технологии, не входящие в приложения к "Эдикту 4042", регламентировавшему разрешенные и свободно обращаемые технологии военного и двойного назначения, оставляя простор местному законодательству. Неофициально же существовало правило: аборигены не должны знать о встраиваемых системах вооружения. Официальные лица, посещавшие миры ассоциированных членов, де-юре оружия при себе не имели, полагаясь лишь на свой дипломатический статус. Де-факто же, многие привозили с собой целый арсенал встраиваемого вооружения, способного уничтожить небольшую армию, пользуясь лазейками в законодательстве и неспособностью таможенного контроля обнаружить и правильно интерпретировать слишком высокие для местной науки технологии.
   Звездные маршалы, официальные наёмники Хазангара, не стремились выполнять местные законы иначе, чем в минимально необходимых объёмах, и потому не ограничивали свою фантазию, часто привозя в свободные и ассоциированные миры умопомрачительные арсеналы, вплоть до оружия массового уничтожения. С другой стороны, существовало негласное правило, подспудно зашитое в каждый циркуляр и протокол: применять специальное оружие и технологии предписывалось в минимально возможном объеме и, по возможности, не оставляя свидетелей - аборигенам совершенно не требовалось знать, что разгуливавшие по их мирам чужаки - и без того вызывавшие обычно некоторое беспокойство, - вооружены до зубов и плюют на местные законы.
   Потому Глевеан не мешает Кейсаре - являвшейся, по сути, "нелегалом", и проникшей в этот мир без какого-либо юридического оформления, - дуться и пересчитывать нарушенные им негласные запреты. Он осознает, что создал огромному числу коллег массу потенциальных проблем, однако не считает, что жизнь двух случайных людей - адекватная цена за сохранение секретности.
   Ноги несут его по узкому аварийному тоннелю прочь от разгромленной виллы. К моменту, когда люди Савара обнаружат и вскроют скрытый ход, они с Кейсарой уже будут далеко. Оборудованный по человеческим стандартам, тоннель слишком низок для илнари, так что Глевеану приходится идти, наклонив голову, и то и дело склоняться еще ниже, дабы не цеплять потолочные фонари.
   Линк от Кейсары приходит раньше, чем он предполагал - признаться, Глевеан думал, что его помощница будет дуться намного дольше.
   - Ты знаешь, кто это был?
   - Кто угодно, - откровенно отвечает Глевеан.
   - Но ведь кого-то можно исключить... Савара, например: вряд ли он бы отправил своих людей на смерть...
   - Почему? Для убедительности - вполне. Маловероятно, конечно, но полностью такой вариант мы отмести не можем, - Глевеан фыркает едва заметно, что вполне может сойти за усмешку, - увы, Кейсара: никого исключать нельзя.
   Маршал снова пригибается, проходя под фонарём.
   - Мы - третья сила в сложном узле местных противоречий, - Глевеан едва заметно пожимает плечами, - внешний фактор, оказывающий влияние на стабильность системы, но не включённый в нее. Каждая из сторон будет пытаться, уменьшить наше влияние на процессы и одновременно - использовать в своих интересах для атаки на оппонентов.
   Глевеан вздыхает едва заметно и пригибается, пропуская очередной фонарь.
   - Пытаясь разобраться в произошедшем, исходи из мотивов. А они могут быть очень различны - от очевидных, вроде убийства свидетеля, до скрытых, вроде провокации. Давай подумаем. Мог ли это быть Савар? Вполне. Он не лгал, говоря со мной, но это значит лишь то, что он сам верил в свои слова, а вовсе не то, что они были истиной. Его задачей могла быть как ликвидация свидетеля с отводом глаз через жертву агентами, так и попытка "насолить" одной из сторон. Это могли быть люди Ребеля - старому губернатору выгодна кровавая провокация, в любом случае играющая против его врагов в нынешней администрации. Полиция или наёмники Секретаря Толедо - с равной вероятностью, как и местный криминал - достаточно влиятельный, чтобы держать за горло планетарную администрацию. Даже Новалон - напрямую, не через точки влияния на местах. В конечном счёте, не забывай о Мордрейне.
   Кажется, последняя фраза выводит Кейсару из душевного равновесия.
   - А ему-то какой смысл тебя убивать? Он же мог сделать это прямо на шоссе или просто послать своих комбайнов. Да и какой у него мотив?
   Пожалуй, Глевеану стоило бы усмехнуться, но он лишь объясняет спокойно:
   - Ты мыслишь стереотипно, Кейсара. Напавшие андроботы - стандартные "Таммермод" модели тридцать восемь, "гражданская" версия легендарной военной "сороковой" модели, судя по всему - с кастомными прошивками. Эту модель производят по лицензии в миллионах миров, но держателем патента выступает концерн "Армарекс", входящий в группу компаний "Саренокс". Не так просто достать полдюжины полицейских андроботов с военной прошивкой - но только если ты не крупнейший поставщик вооружений, вхожий в любые кабинеты и с контрактами по всему сектору.
   - Но всё-таки, зачем ему тебя убивать? - Кейсара явно сомневается в словах Глевеана, - Как-то это... притянуто. В отличие от местных, он не мог не понимать, что шесть андроботов вряд ли смогут эффективно противостоять илнарийскому геномоду с твоим военным опытом...
   - Как я уже сказал, ты мыслишь стереотипно, - небольшая складочка в уголке губ Глевеана может сойти за усмешку, - ты права, в отличие от местных, он хорошо понимает, кто я и на что способен. Но посмотри с другой стороны: Мордрейн - мастер провокаций, человек, чьё искусство непрямого воздействия заставляет других людей играть по его правилам. Он - специалист по созданию ситуаций, вынуждающих других игроков совершать определенные прогнозируемые поступки. Разгром нашей резиденции лишает нас главного убежища, сокращает доступную материально-техническую базу и вынуждает действовать агрессивнее. Одной провокацией он моментально поднял ставки, накалив обстановку. Теперь все стороны еще менее доверяют друг другу и еще менее склонны к компромиссу, плюс, Ребель или Савар, скорее всего, использовали бы нейросети, а не оператора-человека - быстрая ликвидация которого, к слову, вполне в духе Мордрейна. Итог? Мне придётся очень сильно ускориться и действовать агрессивнее - и, возможно, именно этого и добивался Мордрейн.
   - То есть ты склонен возлагать ответственность на него?
   - Нет, - спокойно возражает Глевеан, пригибаясь под очередной лампой, - я могу выстроить такую логическую цепочку для любой из сторон. Как я уже сказал, возложить ответственность на кого-то конкретного сейчас не получится. Так что будем действовать по обстоятельствам.
   - Знаешь, - говорит Кейсара со странной экспрессией, - я рада, что это всё - не моя работа...
   Глевеан лишь едва заметно пожимает плечами.
   ...Он настолько быстро и бесшумно появляется из коридора, что заставляет Аделин и Эдди вздрогнуть от неожиданности. Небольшая сквозная комната-тамбур перед оборудованным бронированной дверью порталом, пуста, так что "бегун" просто положил рюкзак у стены и сел сверху, а девушка расположилась у него на коленях. Увидев маршала, она поспешно вскакивает, инстинктивно разглаживает несуществующие складки на покрове и застывает в уже знакомой слегка напряженной позе. Следом медленно поднимается Эдди и переминается с ноги на ногу, разгоняя кровь по затёкшим конечностям.
   Глевеан окидывает их взглядом, спрашивает: "всё нормально?" и, не дожидаясь ответа, подходит к двери. Касается многослойной брони и отпускает Кейсару - та просачивается сквозь кристаллическую решетку металла, быстро обследует пространство за дверью и докладывает, что угрозы нет. Маршал кивает едва заметно, подаёт команду на скрытый беспроводной интерфейс и мощные электромоторы разблокируют и отпирают тяжелую бронированную дверь, открывая Глевеану со спутниками проход в какой-то подземный тоннель. В нос ударяет характерный технический запах, а тело обнимает сквозняк мощной вентиляции - ни у кого не возникает сомнения, что ход ведет в тоннели метрополитена. Точно подтверждая эту мысль, где-то в отдалении раздаётся сигнал состава.
   - Где это мы? - спустившись по небольшой лестнице и выглянув в тоннель, спрашивает Эдди.
   - Служебные тоннели, используемые курьерской службой, - поясняет Глевеан, помогая девушке спуститься по высоким крутым ступеням, - в стороне от пассажирских линий.
   - Даже не знал про эту ветку, - признаётся "бегун", - слышал, что курьерские составы гоняют по собственным линиям, но не знал, где они проложены...
   - Иди на восток, - Глевеан кивком показывает направление, - выйдешь на Третью линию. Дальше разберешься.
   - Конечно.
   Бегун кивает, забрасывает рюкзак за спину и улыбается Аделин.
   - Пока, красавица!
   И, посмотрев на маршала, просит со всё той же улыбкой:
   - Позаботьтесь о ней, тер маршал.
   - Иди, - без тени эмоций кивает Глевеан.
   Эдди делает шаг прочь, но Аделин вдруг окликает его, а когда "бегун" оборачивается - делает шаг вперёд и протягивает пакет с уткой по-пекински. Эдди улыбается во все тридцать два, принимает подарок и, козырнув девушке, бесшумно растворяется во тьме. Глевеан провожает его взглядом, потом смотрит на Аделин и кивает коротко вглубь тоннеля.
   - Нам в другую сторону.
   Она опускает взгляд и послушно следует за маршалом.
   Несколько минут они просто идут по служебному пандусу вдоль стен тоннеля, освещённого редкими тусклыми светильниками. По правую руку, извивается контактный рельс в захвате мощных амортизирующих шпал. Где-то в отдалении снова пробегает состав - несмотря на то, что метро закрыто из-за карантина, автоматическая система продолжает маневровые работы на пассажирских линиях. По потолку, между двух служебных кабельных трасс, бесшумно скользит Кейсара.
   - Это всё из-за меня? - спрашивает Аделин, не поднимая глаз.
   Трудно сказать: хочет ли она получить ответ или на неё просто давит молчание - Глевеан не видит смысла уточнять.
   - Нет. Причина в совокупности факторов.
   За поворотом тоннеля появляется свет - рассеянное служебное освещение. Еще пара минут, и ноги приводят их к невысокой лестнице, за которой начинается грузовая платформа. Длинные ряды грузовых паллетов, груженных сотнями пластиковых контейнеров с посылками, застыли на рельсовых направляющих в ожидании поезда. Информационное табло в конце платформы указывает коды направлений, номера паллетов и время до прибытия состава - чуть более сорока секунд.
   Глевеан жестом останавливает спутницу у самого края платформы. Свет мерцает пару секунд, затем маршал снова одним лишь жестом приглашает девушку, и они выходят к погрузочным линиям, уже не боясь систем объективного контроля. В глубине тоннеля раздаётся протяжный гудок и совсем скоро вдоль платформы проскальзывает грузовой монорельс.
   Система начинает погрузку, Глевеан делает жест рукой, и они с Аделин просачиваются между грузовых паллетов в последний вагон. Там, в самом конце, расположен небольшой закуток, где обычно передвигаются по линиям курьеры и другой персонал метрополитена. Полдюжины простых кресел по стенам, панорамная голограмма с тропическими пейзажами, приглушённое освещение - достаточно удобно для полностью утилитарного помещения.
   Глевеан жестом приказывает Аделин, и она послушно садится. Маршал опускается в кресло напротив.
   Система завершает погрузку и поезд трогается, набирая скорость. С полминуты Аделин безразлично смотрит на меняющиеся изображения тропических островов, а потом спрашивает:
   - Сколько нам ехать?
   - Двенадцать минут, - глухо отзывается маршал.
   Девушка кивает и на имплантах ее сетчатки вспыхивает отражение проекции дополненной реальности. Глевеан не спрашивая подключается к ее профилю, а она словно не замечает - снова решает уравнения. Хорошо. Пару минут маршал следит за ходом ее мыслей, порядком и методологией решения задач, делая какие-то свои, одному ему понятные выводы.
   Вызов в защищённом канале заставляет девушку вздрогнуть. Глевеан ограничивает ее присутствие, но не отключается, выводя сообщение прямо в общую экосистему дополненной реальности. Паризо. Толстяк дышит тяжело и промокает пот одноразовыми салфетками.
   - Тер Терион, - комиссар шумно сглатывает, - с вами всё в порядке?
   - Как видите, - спокойно отзывается Глевеан; установленные им звуко-визуальные фильтры не дают Паризо никакой информации, а сложная система промежуточных адресов и "плавающих" серверов - скрывает расположение маршала в сети.
   - Вы заставили меня... напрячься, - толстяк снова вытирает пот, - мои люди не нашли тел в вашей резиденции, но я не мог выйти с вами на связь...
   - Сейчас всё в порядке, - спокойно констатирует Глевеан.
   - Где вы?
   - Это не важно.
   - Я пришлю вам охрану...
   - В этом нет...
   И лишь в сейчас маршал случайно перехватывает полный ужаса взгляд Аделин. Ее губы шепчут беззвучно: "это он" и Глевеан мгновенно разрывает связь.
   Вот как. Маршал откидывается на спинку кресла и закрывает глаза. Легкое чувство досады: слишком сосредоточился на Саваре - достаточно было показать Аделин фото Паризо, и всё встало бы на свои места на пару часов раньше. Привычка к типовым решениям, зачастую оказывающимся неоптимальными - дилетантская когнитивная ошибка. Нужно учесть и исправиться.
   Линк от Кейсары.
   - Наши действия? - спрашивает она.
   - Что делает Савар?
   - Зафиксированы трое оперативников в главном Управлении полиции. Но Паризо там нет.
   Ясно - ГУОБ либо уже знает, либо имеет основания подозревать комиссара. Арестовав Паризо, Савар получит все козыри и останется хозяином положения.
   - Каков шанс, что комиссар пойдёт на прямую конфронтацию с ГУОБ?
   - Только, если за кражей груза и нападением на нас стоит лично он, - Глевеан не размыкает век, - но это маловероятно. Во всех остальных случаях - ему стоит бояться не нас и не Савара.
   Кейсара плавно перетекает на правое предплечье маршала и подключается к энергетическому контуру гирокостюма.
   - И что будем делать? - с сомнением спрашивает она.
   - Нужно перехватить Паризо, - отвечает Глевеан, - если Савар доберется до него первым, то ГУОБ сможет диктовать условия всем сторонам. Нельзя давать им такой рычаг. Кроме того, они могут помочь виновным избежать ответственности - это в их, но не в наших интересах.
   - То есть, ты поддерживаешь Мордрейна? - в эмоциях Кейсары - смесь удивления и сомнения.
   - Можно как угодно относиться к Мордрейну, но в одном он прав: безнаказанность порождает вседозволенность. Местные могут плести любые интриги - мы над этим и преследуем собственные цели. И нам определенно не стоит спускать это на тормозах.
   - Значит, ты уже принял решение?
   - Да. У Ребеля есть закрытые каналы связи, - отзывается Глевеан, - добудь для меня их ID. Не сможем действовать сами - найдём союзников, которые согласятся на наши условия.
   Кейсара присылает линк подтверждения и отключается. Маршал открывает глаза и смотрит на Аделин - девушка сидит, обняв себя за плечи и стараясь унять дрожь. Она, кажется, не замечает стекающих по щекам слёз, ее взгляд направлен куда-то за пределы времени, в её топологии - боль и холодная ненависть.
   - Аделин, - она вздрагивает и поднимает изумлённый взгляд - он впервые назвал ее по имени, - они заплатят за то, что сделали. Обещаю.
  
   * * *
   Сквозь открытые на террасу оконные порталы, дышит холодом дождливая ночь. Приглушенное освещение бессильно разогнать полночный сумрак и лишь очерчивает во мраке предметы, отделяя грани тьмы друг от друга. Пахнет мокрой землёй и сиренью - несмотря на все беды, на обитаемых землях Альпики ощущается дыхание весны.
   Секретарь Толедо поплотнее запахивает теплый халат и спускается в кабинет. Что за чёрт? Слабый ветер покачивает во тьме декоративные гардины - по щиколоткам тянет не по-весеннему холодно.
   Цинсис недоступна. Секретарь посылает запросы на все порты, но сеть молчит, точно отрезало. Быстрое движение рукой у сенсора освещения - никакой реакции. Видимо, авария - нужно связаться с диспетчерской и уточнить, непонятно лишь, почему не сработало аварийное подключение.
   Секретарь подходит к окну - к счастью, батареи матриц еще не разрядились. Быстрое движение пальцев по панели - окно отзывается на ее команду и восстанавливает герметичность матрицы, отрезая комнату от ночного холода мокрого сада. То, что хоть что-то в доме продолжает работать, вселяет чувство уверенности.
   - Секретарь Толедо.
   Этот голос звучит внезапно и словно отовсюду. Секретарь вскрикивает и вжимается в гардину, испуганно вглядываясь в темноту. Даже если бы она не узнала этот странный, неуловимо-нечеловеческий голос, то огромную фигуру, застывшую у не горящего камина, не смогла бы спутать ни с кем.
   - Тер Терион? - Толедо судорожно сглатывает, - Что вы здесь делаете? Ч-что вам нужно? Вы знаете, который час?!
   - Боюсь, Секретарь, наше дело не потерпит до утра. Сядьте.
   Маршал указывает на рабочее кресло. Толедо нервно облизывает губы и подчиняется.
   - Я... слушаю вас, тер маршал, - она складывает руки на столе в замок, стараясь таким образом унять дрожь, - зачем вы вторглись в мой дом посреди ночи?
   Вместо ответа, Глевеан небрежным движением бросает что-то на пол - в тусклом свете ночников едва различимы куски позитронных "мозгов" и длинные шлейфы армированных кабелей.
   - Не нужно пытаться вызвать охрану, - спокойным, ровным голосом говорит маршал, - о ваших "телохранителях", как видите, я уже позаботился. О каналах правительственной связи - тоже. Савар, конечно, был бы не против быть сейчас на моём месте, но та обманка, которую подкинул ему Ребель, выигрывает мне час-полтора. Так что... нам никто не помешает.
   - Что вам нужно? - непроницаемым голосом цедит Толедо.
   - Думаю, вам это прекрасно известно.
   Скудный свет ночников мерцает, точно от замыкания, и над столом Секретаря вспыхивает проекция дополненной реальности. Табличные данные, транспортные накладные, выписки из сопроводительных контрактных документов. Толедо равнодушно смотрит на этот массив информации - она хорошо держится, но мельчайшие изменения топологии выдают её истинные чувства. Последней вспыхивает проекция записи допроса - знакомая фигура Паризо, как-то карикатурно искривлённая и трясущаяся, смотрит прямо в камеру. По лицу комиссара градом катится пот, но скованные руки не дают пленнику смахнуть капли, и он то и дело трясёт головой, точно буйвол, отгоняющий слепня. В топологии Толедо проскальзывает тень омерзения, и она движением руки сворачивает проекцию.
   - Четыре миллиарда сто тридцать семь миллионов двести двадцать одна тысяча сто сорок два федералис, - спокойно констатирует Глевеан, - именно такую сумму выделили из колониального бюджета на приобретение иммуномодулирующих препаратов широкого действия для борьбы с эпидемией через систему государственных закупок. Разумеется, лишь по стечению обстоятельств во всех случаях поставку будет осуществлять унитарное госпредприятие, директором которого является ваш зять, и которое ранее занималось лишь производством витаминсодержащих протеиновых коктейлей: трудовой подвиг, мы всё понимаем. Естественно, полной случайностью является тот факт, что сумма поставок соответствует оценочной стоимости гуманитарного груза, коды накладных совпадают до знака, а приходные документы закрыты до фактического поступления груза на склад. Даже появление Паризо в терминале прибытия с вашими цифровыми печатями - всего лишь совпадение, а убийство случайной свидетельницы... даже затрудняюсь сказать: наверное, мелкое недоразумение.
   - Хватит юродствовать, - сквозь скривлённые губы цедит Толедо, - вы никогда ничего не докажете. Всё это - ваш вымысел, провокации бывшего губернатора и показания человека, данные под пытками. Суд не примет это - как и слова какой-то... шлюхи.
   - Ваш суд, - спокойно отзывается Глевеан, - увы вам: мне совершенно необязательно действовать в вашей юрисдикции.
   Маршал поворачивается и начинает рассматривать позолоченные бюсты на нефритовой полке над камином.
   - Элювианские эдикторы не отличаются лояльностью к тем, кто пытается их обокрасть. Собранной мною информации достаточно для инициирования внутреннего расследования, которое очень быстро трансформируется в санкционный вердикт. Мы прекрасно понимаем, что всё это - не ваш уровень; как и Паризо, вы - всего лишь исполнитель, поэтому удар будет нанесён по Новалону. Думаю, ограничения на перелёты, прекращение поставок загрузок для масс-реакторов и приостановка сотрудничества по линии прямых инвестиций в планетарные мегаструктуры, окажется достаточной мотивацией для проведения Новалоном быстрого всеобъемлющего расследования и наказания виновных. Кстати, мне кажется, или ваша Партия не так давно протащила через Ассамблею ужесточение наказания за коррупцию? Что там сейчас грозит за расхищение народных средств? Стирание личности или всё-таки смертная казнь?
   - Вы мне угрожаете?
   Глевеан оборачивается через плечо.
   - Я никогда и никому не угрожаю: я констатирую факт. Не нужно быть провидцем, чтобы понимать, кого назначат виновным и кто понесёт наказание, когда "пена" выйдет наружу.
   Полминуты Толедо не моргая смотрит на маршала и не нужно уметь читать мельчайшую топологию, чтобы понимать, какие именно мысли роятся в ее голове. Наконец, едва заметно поморщившись, она спрашивает:
   - Чего вы хотите?
   Что ж, Толедо хорошо соображала и быстро поняла безвыходность ситуации.
   - Первое, - в дополненной реальности открывается защищённый канал к системам федерального документооборота, - приказ на оприходование груза по настоящим накладным, лекарство должно поступить в госпиталя не позднее, чем через два часа.
   Толедо подключается к системе и через полминуты сообщает:
   - Готово.
   Глевеан кивает.
   - Второе. Распоряжение о выделении четырех миллиардов ста тридцати семи миллионов двухсот двадцати одной тысячи ста сорока двух федералис из колониального бюджета на борьбу с эпидемией - организацией карантина в шахтных посёлках, компенсации рабочим за простой, а также повышения содержания категориям лиц, лишенным работы, но не имеющим права претендовать на социальную помощь.
   - Но я... я... я не могу этого сделать! - Толедо впервые теряет над собой контроль, - В бюджете не заложены средства, и я не могу принять такое решение без Комиссии...
   - Вы это сделаете, - спокойно возражает Глевеан, - прямо сейчас. А Новалон - поддержит ваше решение: ведь именно так должны поступать представители самого социально справедливого правительства, искренне заботящегося о своём народе? Потому что, если вы не проявите должной заботы, издержки окажутся в сто крат больше.
   Толедо опускает глаза - на ее лице впервые появляется выражение загнанности и осознания тех рисков и потерь, что придётся брать на себя. Глевеан не торопит ее - всего через пару минут, Секретарь связывается с сервером канцелярии и визирует необходимые документы, отправляя копии маршалу.
   - Вы довольны? - Секретарь буквально сплёвывает слова.
   - Вполне, - спокойно отзывается Глевеан, игнорируя ее тон.
   - А теперь - убирайтесь...
   - А кто сказал вам, что мы закончили, Секретарь? - спокойным, ровным голосом спрашивает маршал.
   Толедо вскидывает взор и не может скрыть испуга: что-то есть в голосе чужерода, какая-то скрытая угроза, нечто неизмеримо более жуткое, чем привычное бесчеловечное равнодушие.
   - Ч-что... еще? - внезапно осипшим голосом спрашивает Секретарь.
   - Деньги. Ресурсы, - Глевеан не спеша подходит к столу Толедо, - всё это пыль. Инструмент. Есть вещи, намного более ценные - например, репутация. Украсть у Элювианских Эдикторов - значит украсть у Хазангара, а это, прежде всего - оскорбление.
   Маршал останавливается у стола напротив Толедо, высится гигантским темным силуэтом, одним своим присутствием давя на плечи, точно тяжесть целой Вселенной.
   - В былые времена, подобное считалось casus belli и искупалось лишь плотью и кровью: виновных или всей цивилизации. Хазангар никогда ничего не забывает и никому ничего не прощает. Мы требовали головы тех, кто оскорбил нас, а имена тех, кто отказал нашим требованиям - уже стёрты из истории. К сожалению, как сказал один наш общий знакомый - "времена нынче травоядные", и сжигать планеты в назидание неразумным - больше не модно. Но это не значит, что стоит полностью отказаться от самых действенных методов воспитания.
   - Чего вы хотите? - голос Толедо предательски дрожит.
   - Вашу правую руку, - спокойно отвечает Глевеан, - ту самую, которой вы подписывали приказы - нас вполне удовлетворит подобная жертва.
   - В-вы... шутите?
   - Я похож на шутника?
   Глевеан небрежно бросает что-то на стол перед Толедо - в тусклом свете ночников едва различимы очертания складной садовой пилы.
   - Вы... не можете... - голос Секретаря невозможно узнать.
   - Мы можем и не такое, - спокойно объясняет Глевеан, - если это потребуется. Такова цена: откажитесь - и сделки не будет. Новалон пойдёт на любые жертвы, чтобы сохранить вашу цивилизацию, они принесут в жертву и вас, и вашего зятя, и вашу дочь, и внуков. Всех. Потому что иначе ценой будет ликвидация Содружества, как космического государства. Так что выбирайте, Секретарь - только быстро: время - очень ценный ресурс. Даже для тех, у кого в распоряжении вечность.
   - Вы... не можете так поступить... - самообладание покидает Толедо и по щекам женщины текут слёзы, - это... варварство!
   - Транквилизаторы TSP лишают только подвижности, - глухо отзывается маршал, - девятнадцатилетняя девушка, которую по вашему приказу положили под автоматический погрузчик, была в сознании до самого конца. До самой последней секунды. Представьте бездну ее отчаяния - никто не оставил ей выбора. У вас - выбор есть. Так что приступайте.
   Маршал отступает на пару шагов и складывает руки на груди, безразлично наблюдая, как враз растерявшая холёную спесь, превратившаяся в дрожащую, плачущую тварь Толедо поднимает трясущейся рукой пилу.
   - Рекомендую наложить жгут, - даёт Глевеан последний совет, - иначе есть шанс умереть от кровопотери до приезда спасателей, а я - не имею ни времени, ни желания оказывать вам медицинскую помощь.
  
   * * *
   ...Дверь капсулы закрывается почти бесшумно, но Аделин, свернувшаяся клубочком на пассажирском сидении, всё равно просыпается. Потягивается, оглядывается, пытаясь понять, не проспала ли она что-то важное - нет, резервная машина, ожидавшая их в закрытом гараже недалеко от перегрузочной станции монорельса, всё так же стоит в тени раскидистого каштана в квартале правительственных особняков.
   Просто вернулся Глевеан - бросив небрежно на парприз плотный непрозрачный свёрток, маршал откидывается в кресле и смотрит на девушку. Ей немного некомфортно под этим взглядом - есть в нем что-то, кроме привычного безразличия, какое-то холодное суждение, оценка.
   - Всё закончилось? - тихо спрашивает она, глядя в мокрую ночь, расчерченную лишь редким огнём винтажных кованных фонарей.
   - Да, - спокойно отвечает Глевеан.
   - Значит, я больше не нужна...
   Не вопрос - констатация факта. Аделин поворачивается и впервые смотрит ему прямо в глаза.
   - Что теперь со мной будет?
   - Тебя арестуют и допросят. Скорее всего, сотрут память, но могут посчитать нежелательной. В таком случае - только стирание личности или несчастный случай.
   - Как с Омели?
   - Да.
   - Ясно.
   Она откидывается в кресле и закрывает глаза.
   - Что ж, позвольте последнее желание: отвезите меня домой. В нашу маленькую комнату в общежитии на Лемаршаль... пожалуйста.
   Он чувствует, что ей тяжело даётся эта просьба.
   - Ты закончила с уравнениями, что я тебе дал? - вместо ответа, спрашивает Глевеан.
   - Да, - она кивает.
   Маршал делает запрос и начинает с нечеловеческой скоростью просматривать предложенные Аделин варианты решения задач. Она не ошиблась ни в одном из уравнений, но меткий взгляд Глевеана подчеркивает то, что, как он понимает теперь, стоило девушке сотых балла на вступительных экзаменах - какую-то легкую небрежность, невнимательность к оформлению и подаче работы, точно ее интересовал лишь результат и совершенно не интересовала форма его достижения. Какая-то легкомысленность в формальностях, увлечённость главной идеей - эта особенность могла сослужить девушке как хорошую, так и дурную службу в будущем.
   Маршал отмечает это для себя.
   - Что ты думаешь об этих задачах? - спрашивает он.
   - Интересные, - Аделин на секунду точно выныривает из омута мрачных мыслей - на ее губах появляется лёгкая улыбка, - необычные. Очень хитрое построение многих заданий - приходилось импровизировать.
   - У меня есть к тебе предложение, - Глевеан решает больше не тратить времени и перейти к делу.
   Аделин молча смотрит на него.
   - У меня есть корабль - мой, личный. Но нет астронавигатора - и это несколько ограничивает мои возможности. Я знаю, что ты хотела обучиться космической навигации, и могу предложить сделку: я заберу тебя отсюда и оплачу обучение и подготовку в Окулаториуме по частной программе. На астронавигатора-автонома.
   - Стать астропсихом? - во взгляде девушки вспыхивает какая-то странная искорка, - А цена? Это очень... щедрое предложение. Вы что-то должны получить взамен?
   - Лояльность, - спокойно констатирует Глевеан, - я потребую абсолютной лояльности - не моему народу или Хазангару. Лично мне.
   - Стать каладай?
   Кое-кто мог счесть её знания об илнари излишними. Впрочем, это уже не имело значения.
   - Да.
   Она как-то странно усмехается этим словам.
   - Пока смерть не разлучит меня с моим хозяином?
   - Тебе не придётся беспокоиться об этом. Подготовка астронавигатора - долгий и крайне затратный процесс, и потому, если ты согласишься - тебе нужно быть готовой служить мне вечно. Я позабочусь, чтобы старость и болезни не беспокоили тебя: это войдёт в сделку.
   - Что-то еще?
   - Ты не сможешь вернуться сюда - по крайней мере, в обозримом будущем. Никаких контактов с родственниками, друзьями или представителями твоего народа. Становясь каладай, ты присягаешь на верность мне - а значит, отправишься за мной в любой поход, сколь бы опасным он ни казался.
   Она молчит, глядя в ночь.
   - Работа мечты и физическое бессмертие в обмен на семью, дом и собственное прошлое, которых я всё равно могу лишиться в ближайшие дни? - она закусывает губу, - У меня ведь нет выбора, правда?
   - Есть, - спокойно отзывается Глевеан, - и я приму его, каким бы он ни был.
   - Я смогу попрощаться с родными?
   - Да. Запиши для них сообщение - я передам его по своим каналам, когда мы покинем планету. Я не стану торопить тебя, просто помни, что мы должны покинуть транзитную зону до рассвета.
   Разблокировав остатки функций глобал Аделин, маршал покидает капсулу. Закрыв дверь, он отходит на несколько шагов и останавливается у винтажного фонтана, тихо шуршащего водяными каскадами. В отдалении, ревёт двигателями челнок спасателей - кажется, Толедо всё-таки дождалась помощи. Не стоит задерживаться, но Глевеан не считает возможным мешать Аделин.
   В конечном счёте, она их надолго не задержит.
   Линк от Кейсары.
   - Как мне оформить ее? Ты же понимаешь, что нам не удастся вывезти гражданина Содружества без визы, санитарного контроля и против воли властей?
   - Используй пункт седьмой четвертой главы хартии о дипотношениях - там есть лазейка.
   Кейсара обращается к нормативной базе и замечает, точно для самой себя:
   - Надеюсь, она не узнает...
   - Это не важно, - отзывается Глевеан, вглядываясь в подсвеченные мягким светом водяные каскады, - когда мы покинем планету, всё это уже не будет иметь значения...
  
   * * *
   ...Они приезжают к транзитному терминалу за четыре часа до рассвета. Покидают более ненужную машину, проходят вдоль разграничительных линий до раскрывшегося лепестками, точно хрустальный цветок, главного здания, и преодолевают зону автоматического контроля. Пройдя под бионическими сводами центрального зала, сворачивают в сторону секции регистрации дипломатических лиц, где их встречает первое живое существо - девушка-серв, облачённая в строгую униформу. Дежурная улыбка, легкий кивок, проверка цифрового паспорта маршала и прилагающихся документов - Аделин удостаивается лишь мимолётного, точно насквозь, взгляда, и их приглашают жестом в транзитную зону.
   Здесь, среди каскадов зелени, металлических декоративных стоек, напоминающих скрученные молекулы ДНК, и сгруппированных небольшими пятачками зон отдыха, Глевеан останавливается и указывает Аделин на мягкие кресла у окна.
   - Подожди меня здесь. Можешь заказать что-нибудь - подъем на Лифте и поездка к причалу займут десять часов и по пути перекусить не удастся.
   Девушка кивает и покорно занимает одно из кресел. Глевеан поворачивается и пересекает зал, направляясь к зоне для курящих, у входа в которую можно заметить знакомую, необычайно высокую девичью фигуру в деловом костюме с жаккардовым теснением.
   Арвен кивает маршалу, он едва заметно кивает в ответ и проходит под воздушной завесой в скрытую полумраком курилку. Здесь, развалившись на кожаном диване, уже ждёт, посасывая папиросу, Мордрейн.
   - Тер маршал! - приветствует он Глевеана, точно старого приятеля.
   Мордрейн почти не изменился с последней встречи, разве что набросил на плечи хлопковый пиджак с коротким стоячим воротничком. Всё те же не по погоде сандалии, всё тот же растрёпанный прикид городского жиголо, всё те же вонючие папиросы. И, естественно, мерзкая ухмылка на тонких губах.
   Глевеан молча вынимает из-под полы тренча тугой свёрток и бросает на столик перед Мордрейном. Тот с фальшивым удивлением вскидывает брови, закусывает папиросу уголком рта, подтягивает свёрток к себе и начинает разворачивать с энтузиазмом ребёнка, вскрывающего рождественский гостинец.
   - Вау! - с нескрываемым сарказмом произносит он, докопавшись до содержимого, - Знакомая длань - эти безвкусные цацки я ни с чем не перепутаю.
   Мордрейн поднимает с залитой засохшей кровью полиэтиленовой подкладки воскового цвета женскую кисть с предплечьем и машет ей, имитируя приветствие. В рассеянном свете курилки тускло поблескивают кольца и перстни, украшающие мёртвую конечность.
   - Как я понимаю, Секретарь Толедо запомнит вашу встречу, - отбросив небрежно отпиленную руку, Мордрейн откидывается на спинку дивана и затягивается, - и сможет в красках донести своим работодателям все прелести нашей милой сатисфакции. Жаль, тебя утром объявят персоной нон-грата, но дело сделано, так что тебе нет нужды и дальше гнить в этом клоповнике.
   - Ты доволен?
   - Вполне. Твой счёт блокирован на входящие транзакции - дай мне доступ, и я с радостью переведу тебе твоё вознаграждение.
   - В этом нет необходимости, - спокойно отвечает Глевеан.
   - Ну, почему же? - возражает Мордрейн, - Любое хорошее дело должно быть вознаграждено. Да и что греха таить: просто приятно, когда на тебя работает календаарский Копьеносец...
   Странная, едва заметная ухмылка в уголках губ маршала.
   - Ты что-то спутал, Мордрейн. Аристократия не служит черни, а календаарцы - каладай.
   Это сказано настолько безразличным тоном, что само по себе кажется оскорбительным - но Глевеан не заканчивает на этом:
   - Не льсти себе, Мордрейн, - с холодным, бесчеловечным равнодушием говорит он, - Высокие не снисходят до черни, им нет дела до смертных: ни до гнева, ни до почитания. Они не выкажут презрения, потому что не испытывают его. Они вообще ничего не испытывают - на то они и Высокие. Совсем другое дело - смерд, едва выбившийся в кметы.
   Маршал равнодушно смотрит на Мордрейна, тот лишь едва ухмыляется в ответ.
   - Ты - не Высокий, не сверхсущество из хрустальных башен, ты - просто решала на службе мирового капитала. Тебя отправляют в эти миры, потому что ты - плоть от плоти их, а нет лучшего погонщика для рабов, чем бывший раб.
   И, сказав это, маршал поворачивается и идёт прочь.
   - Слушай, а что за пункт седьмой четвертой главы хартии о дипотношениях? - догоняет его в спину вопрос Мордрейна, - Какой-то вид дипломатической почты?
   Глевеан останавливается и оборачивается через плечо. Несколько секунд смотрит на Мордрейна - кажется, того совершенно не тронули слова маршала, - а затем отвечает:
   - Экзотические домашние животные.
   Мордрейн откидывается на спинку дивана, запрокидывает голову и заливается громогласным пошлым хохотом.
   - Отлично! - он хлопает в ладоши и тычет пальцем в Глевеана, - Мне нравится этот парень! Ты, главное, не забудь ей глистов протравить и от блох пролечить! А то знаешь, говорят, местные мандавошки - просто пираньи!
   Ничего не говоря, Глевеан идёт прочь, оставляя Мордрейна в компании его телохранительниц и наедине с его весельем.
   ...Её нет в зале - Глевеан запрашивает Кейсару.
   - Она спустилась вниз, на балкон.
   Маршал кивает едва каким-то своим мыслям и не спеша спускается вниз, к балкону под навесом из металлических и хрустальных лепестков с панорамным видом на город. Она здесь - маленькая и хрупкая на фоне окружающих мегалитов, стоит, опираясь на перила и глядя на установленную слева от площади стелу из чёрного мрамора. Монументальное сооружение сорока футов в высоту и не менее полутора сотен в длину, подсвеченное рассеянным светом и окружённое декоративной растительностью. На чёрном мраморе горят позолоченные звёзды, набирает высоту ракета и улыбаются люди в скафандрах.
   Глевеан подходит бесшумно и встаёт рядом, чем слегка пугает девушку.
   - Я просил тебя подождать в зале, - без укора констатирует он.
   - Прошу прощения, - поспешно извиняется Аделин, - такое больше не повторится.
   - Не важно.
   Маршал не желает, чтобы она воспринимала его замечание слишком близко к сердцу: достаточно простого понимания, что она ослушалась приказа. Кажется, она понимает - снова оборачивается и смотрит на стелу.
   - Я... хотела проститься.
   Аделин улыбается какой-то странной, осторожной улыбкой.
   - "Per aspera ad astra", - ее тонкий изящный палец скользит в пустоте вдоль невидимой линии на стеле, - вся наша история. Юрий Гагарин - первый космонавт, Алексей Леонов - первый человек в открытом космосе, Нил Армстронг - первый человек на Луне. Николя Дюжарден - командир первой межзвездной экспедиции, Антон Бронски - основатель первой планетарной колонии и, наконец - Жан Батист Лебо, основатель и первый губернатор Альпики. Вся космическая экспансия.
   Девушка опускает руку и снова улыбается своим мыслям.
   - Я помню, как устанавливали этот монумент. Ощущение праздника и чего-то... большого. Неописуемого большого - точно сам Космос смотрел на меня. Это было такое... всепоглощающее чувство. Наверное, вам трудно это понять...
   Она смотрит ему в глаза. Он едва заметно пожимает плечами:
   - Почему же? Имперское величие - воплощенная в камне гордость народа за своё прошлое и свои достижения. Мне это... близко и понятно.
   Кажется, его слова немного смущают ее.
   - Иногда я думаю... об этих людях, - признаётся Аделин, снова глядя на стелу, - Первопроходцах, идущих в неизвестность. Ведь не может быть, чтобы их вела лишь профессиональная необходимость?
   - И что же, по-твоему, было их мотивом? - спрашивает маршал, - Тщеславие? Любопытство? Природный авантюризм?
   - Надежда, - и снова глаза в глаза, и какая-то искорка во взгляде, - да-да, надежда - на то, что там, за облаками, они откроют дверь на Небеса и закончат всю эту мелкую возню. Вознесут людей в новую эпоху, новую эру, более... справедливую, человечную, без всей этой... грязи. Что там, на звездных путях, всё будет иначе и люди - будут другими.
   Грустная улыбка собственным мыслям.
   - Наверное... они бы очень огорчились, увидев нас сейчас.
   - Звезды не меняют людей, - сухо констатирует Глевеан, - меняются лишь расстояния.
   И поясняет, глядя в глаза своей визави:
   - Первопроходцам свойственны наивность и авантюризм. Так, отправлявшиеся в Новый Свет, разочаровавшиеся в порядках старого мира, верили в то, что обретут землю обетованную, построят свой, справедливый мир. Но люди остаются людьми - на дальних землях и даже других планетах.
   Маршал отворачивается и смотрит в пустую мокрую ночь.
   - Космос не даёт ответов, - в его голосе нет ни намёка на эмоции - сухая констатация фактов, - испокон веков, люди алчут всё того же: равенства, свободы и справедливости, но эти идеи - химеры. Ты не отыщешь их среди звёзд.
   - Значит, мне нет смысла идти с вами? - с какой-то непостижимой тоской спрашивает Аделин, - То, что я не нашла здесь, мне не найти и в Небесах...
   Он снова смотрит ей глаза в глаза.
   - Мой народ верит, что каждый человек рождается для какого-то дела. Достигнуть профессиональных высот и посвятить себя тому, для чего был рождён - хороший способ прожить жизнь. Я не предлагаю тебе ложных смыслов или утопических идей, я предлагаю лишь реализовать твой потенциал. К собственной выгоде и для моей пользы. Просто честная сделка.
   Она кивает.
   - Спасибо. За то, что делаете для меня, и за вашу... честность.
   - Не нужно слов благодарности: как я сказал, это взаимовыгодная сделка.
   И, сказав это, он берёт ее ладонь и кладёт на нее маленький личный омнибот - тот самый, с неисправным импеллером, что забрал в комнате на Лемаршаля. На щеках девушки вспыхивает румянец, она нежно гладит спящего робота, хранящего воспоминая о ее жизни, и поднимает на маршала взгляд, полный искренней восторженной благодарности.
   Глевеан слегка кивает в сторону посадочного терминала.
   - Нам пора.
   Она усмехается, прижимает омнибота к груди, качает головой и замечает с легкой примесью грусти:
   - Что ж. Злые или несправедливые, но... звёзды ждут?
   Он кивает и предлагает ей руку. Она принимает приглашение, и они вместе поднимаются к Лифту.
  
   * * *
   ...Эдди Картейн по прозвищу "Билко" добирается домой за пару часов до рассвета: долгая рабочая ночь подошла к концу и, несмотря на усталость, "бегун" пребывает в приподнятом расположении духа. Как обычно, проникает в свою маленькую каморку на втором этаже типового жилого модуля, перестроенного из двух двенадцатифутовых контейнеров, через окно, чтобы не разбудить маму. Включает ночник, сбрасывает пустой рюкзак, респиратор и обувь, сдвигает с маленького приставного столика недокрашенные коллекционные фигурки и ставит по центру, точно сокровище, пакет с уткой по-пекински. Улыбается каким-то своим мыслям, проводит по сенсору автоподогрева и стягивает куртку. Всего полминуты - и блюдо готово: пакет раскрывается, обнажая ароматное содержимое, и Эдди, подтянув заменяющий стул масляный фильтр от грузовика и взгромоздившись сверху, с наслаждением втягивает дурманящий запах настоящего мяса. Потирает руки, поднимает и с хрустом разъединяет палочки, осторожно мешает блюдо...
   - Приятного аппетита, молодой человек.
   Этот тихий голос звучит настолько внезапно, что Эдди от испуга едва не падает на пол. Быстрый взгляд - на кровати, в тени вещевого шкафа и надкроватных полок, сидит, растворяясь во тьме, человек.
   - Кто вы? - внезапно осипшим голосом спрашивает "бегун".
   Незнакомец неспешно подаётся вперёд и в тусклом свете ночника поблескивает проседью пышная пепельная шевелюра.
   - Моя фамилия Савар. Думаю, вы знаете, кто я.
   Эдди шумно сглатывает.
   - Я... вам ничего не скажу!
   - Полно вам, юноша, - главный контрразведчик Альпики небрежно отмахивается от этих слов, - я здесь не для того, чтобы вас допрашивать или арестовывать. И, разумеется, не стану отбирать маленькую посылку, переданную вам маршалом: я же не бесчувственная мразь, чтобы лишать семью и общину юной мадемуазель Трюффо весточки от их любимой дочери?
   - Тогда зачем?
   Савар пожимает плечами.
   - Просто поговорить - в моей профессии это редко случается.
   Несколько секунд Эдди смотрит на ночного гостя, а потом отрезает, стараясь придать голосу максимальную уверенность:
   - Я не хочу с вами говорить.
   - Почему? - с легкой усмешкой спрашивает Савар, - Потому что я цепной пёс правительства?
   - А даже если и так? - с вымученным вызовом бросает Эдди.
   Савар усмехается этим словам.
   - Бросьте, юноша. Мне понятна ваша нелюбовь к старым перечницам, вроде меня: подобные мне - вечные оковы на рвущихся ввысь душах таких, как вы. Но разве это повод отказывать себе в удовольствии обыкновенной беседы?
   - Беседы? - Эдди морщится, - Вы нацепили ошейники на людей, лишили нас свободы выбора, свободы воли, свободы суждений. Такие, как вы, задушили народ, загнав его в гетто, а теперь собираетесь... что? Извиняться? Проповедовать? Чего вы хотите от меня?
   Савар слегка качает головой, точно обдумывая слова.
   - Хм, мы нацепили... - по тонким старческим губам проскальзывает тень усмешки, - мне неудобно напоминать вам об этом, но именно такие, как вы, юноша, снесли Правительство Народного Единства и привели к власти социалистов. Конечно, глупо обвинять в этом вас: вы тогда еще не родились, а тем, кто в те весенние дни требовал свободы и перемен на Площади Единения - сегодня уже далеко за сорок. Говорят, что у тех, кто не был революционером в молодости - нет сердца, а у тех, кто не стал консерватором в зрелости - нет ума.
   Старик усмехается каким-то своим мыслям и крутит в руках свою верную федору.
   - Впрочем, я действительно виноват, - вдруг соглашается он, - я ведь был тогда на Новалоне. В отличие от охмелённой сладостными речами демагогов толпы, мы видели, к чему всё идёт. Знали, что за спинами Сандерс и Партии маячит уродливый Молох бессмертного Хазангара. Мне, наверное, действительно стоит извиниться перед вами - за то, что тогда мы не взяли всё в свои руки и не утопили площадь в крови. Это стоило бы нам сотен, возможно - тысяч жизней, но спасло бы человечество от многих ошибок.
   - Вы так и не поняли, - с каким-то странным чувством отзывается Эдди, - люди не выходили на площадь ради Сандерс! Они вышли против колониального бизнеса, против войны, против несправедливости...
   - Юноша, - с легкой усмешкой обрывает его Савар, - прошло больше двадцати лет - посмотрите вокруг и ответьте, только честно: то, что вы видите - похоже на "справедливость"?
   Эдди насуплено молчит, а Савар всё так же грустно ухмыляется, крутя в руках свою федору.
   - Когда я был немного помладше вас, - голос контрразведчика странно меняется, - отец подарил мне канарейку. Маленькую желтую певчую птицу - настоящую экзотику. В те времена птиц на Альпике еще не водилось и увидеть подобное чудо можно было лишь на иллюстрациях в энциклопедии... Помню, как впервые взял ее в руки: она была такая хрупкая - сожми ладонь, и погибнет...
   - Что стало с этой птицей? - вновь каким-то сиплым голосом спрашивает Эдди.
   - Я посадил ее в клетку, и она довольно долго радовала меня своим пением.
   Савар выпрямляется и забрасывает ногу на ногу.
   - Подскажите, молодой человек: это угощение - подарок юной мадемуазель Трюффо?
   - А вам какое дело?
   - Значит, я угадал, - Савар кивает своим мыслям, - знаете... у вас ведь могло бы получиться. Вы - неплохой юноша: ответственный, работящий. Заботитесь о матери, сторонитесь плохих компаний. А она - почти не испорченная девочка из консервативной семьи, умная, красивая и добрая. Вы были бы неплохой парой - у вас могла быть семья. Настоящая, как в книгах - союз двух любящих людей, преданных друг другу... Жаль, что он забрал ее.
   Эдди неуловимо меняется в лице - и это невозможно скрыть от Савара.
   - Да, юноша: наш общий друг забрал вашу мимолётную мечту. Не вините себя: здесь ничего не поделаешь - женщины обладают низкой цивилизационной лояльностью, они склонны к предательству. Такова биология. Это мы, мужчины, вечно цепляемся за какие-то непреходящие ценности, а женщине нужно оставить потомство, и потому она идёт за самым сильным. А в обозримом космосе нет никого, равного ему: он силён, уверен в себе, влиятелен и богат. Ему есть, что предложить. Вам никогда не сравниться с ним.
   И снова грустная усмешка.
   - Увы: но всё это иллюзия. Она никогда не сможет рассчитывать на хоть какое-то подобие взаимности, для него она всегда будет значит не больше, чем для вас - ваш прекрасный рабочий рюкзак: отличный инструмент для достижения прикладных целей. Такие, как мы с вами - лишь пыль на обочине звездных троп, которыми путешествуют такие, как он. Иногда, они - бессмертные и недостижимые, останавливаются, чтобы поднять из пыли маленький бриллиант для своей коллекции, но никогда - никогда! - не видят в этом ничего более.
   Савар встаёт, смотрит на Эдди сверху вниз, всё так же крутя в руках серую шляпу.
   - Как профессионал, я рад подобному повороту событий: останься девочка здесь - и сохранить ей жизнь и воспоминания было бы ох, как непросто, а так - она покинула планету, полностью решив все потенциальные проблемы. К тому же, я обязан нашему другу жизнью своих людей, но знаете... как простому человеку - мне обидно.
   - За что? - глухим, неестественным голосом отзывается Эдди.
   - За вас, юноша. И за человечество.
   И, надев федору, старик идёт прочь, бросив на прощание:
   - Приятного аппетита, молодой человек.
   Эдди остаётся один. Трет лицо, смотрит куда-то в пустоту невидящим взором, что-то шепчет одними губами. Перед ним - остывает порция утки по-пекински.
   Но есть больше не хочется.
  
  

апрель 2020 -

апрель 2021

  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"