Тяжелый кузнечный молот раз за разом опускался на раскаленное добела основание меча, вышибая целый сноп искр. Но даже невооруженным глазом было видно, что постепенно сила и скорость ударов снижались, что само по себе было неудивительно, ведь молодому человеку, обливающемуся потом всего в двух шагах от печи, едва ли можно было дать больше восемнадцати зим. Не по годам развитые мышцы и высокий рост могли ввести в заблуждение случайного свидетеля его работы, но некоторые детские черты его лица ещё не до конца огрубели, да и в маленьком поселке, где общее количество домов не превышало нескольких сотен, все знали друг друга не только в лицо. К тому же, случайных людей вряд ли бы пустили в кузницу.
Устало выдохнув, мальчик в очередной раз смахнул пот со лба, недовольно покосившись на брошенную в угол за ненадобностью повязку. Несколько закатов тому назад, покупая "эту прекрасную вещь" у заезжего торговца, он и вправду верил, что налобная повязка, якобы прошедшая через руки самого Архимага Аргейского, способна не только бесконечно впитывать влагу, но и сохранять силы даже после трех лун непрерывной работы. Теперь же молодой человек думал о том, что либо торговец оказался обычным шарлатаном, либо его светлость Архимаг нечаянно схалтурил, во что, по правде говоря, верилось с большим трудом. Потому что даже первое из чудесных свойств себя никак не проявляло. Пот не только не впитывался, а даже помогал повязке с завидной регулярностью сползать прямо на глаза. Любому терпению, само собой, однажды приходит конец (а уж юношескому - тем более), поэтому, как ни жаль было понапрасну потраченных двух градов, никчемная повязка отправилась ровно туда, где ей самое место. Под тихие обещания засунуть её купцу в ...
Снова обругав ловкого торгаша, а заодно и свою доверчивость, Рид позволил себе несколько минут отдыха. Незаслуженного, как он себе уже в который раз твердил, ведь последний заказ с трудом потянул на четверть града. Да и то, коневод-скряга изначально предлагал, по его словам, "просто огромную сумму в двадцать станов, и только из-за любви к почтенному отцу Рида", но спустя всего минуту торга уж больно легко согласился и на двадцать пять. Скрепя сердце, ударили по рукам. Теперь же, смотря на остывающий в кадке с водой клинок, Рид с сожалением понимал, что это явно его последний заказ. Татуировка на его левой руке начала меняться примерно с десяток закатов тому назад, когда цифра семь причудливо изогнулась, и день за днем число семнадцать всё больше напоминало число восемнадцать. Поговаривали, что сам Всевышний Борлог отметил этим знаком первого риэранца, и никто, кроме них, во всей Аргее не мог похвастаться ничем подобным. В том числе и мерзким зудом во время перемены цифр, как однажды едко заметил сам Рид на собрании мужей. К счастью, после сорока зим яркая отметка начинала тускнеть, и с каждой последующей зимой всё тяжелее было понять, что же на ней изображено. А после пятидесяти не оставалось и вовсе никаких следов.
Сами риэранцы не особо стремились вникать в дела государственные. Исправно платя налоги, они, похоже, старались остаться как можно дальше от всех интриг и козней. Селились общинами, редко превышающими пять-шесть десятков человек, и объединялись (если верить преданиям) только в периоды войны, которая, за последние пару сотен лет, хвала Борлогу, обходила Аргею стороной. Поэтому даже самые дряхлые старцы едва могли припомнить, когда им самим, их детям, внукам и правнукам приходилось держать оружие. Большинство приписывало это удачливости последней династии королей Аргеи, не встревающих во всевозможные конфликты с соседями. Более сообразительные (а точнее, более информированные) шептались, что к этому спокойствию приложил руку, во всех смыслах, сам Архимаг. Кого-то уговорил, часть запугал или купил. Некоторые, особо упорные, периодически исчезали в неизвестном направлении. Вместе со всей семьей. Дипломатическую гениальность теневого правителя Империи было достаточно легко объяснить: трехсотлетний жизненный опыт явно давал о себе знать.
К сожалению, Рид понимал, что столь долгий срок ему не грозит. Гораздо больше его занимало ближайшее будущее, когда его возраст достигнет восемнадцати. По заветам всё того же Борлога в день совершеннолетия сыны Риэрана должны были покинуть пределы общины и найти своё призвание во внешнем мире, каким бы оно ни было. И имели право вернуться домой по истечении семи зим со дня ухода. Но на памяти самого Рида никто так и не вернулся.
Увлеченный размышлениями и работой, Рид не сразу заметил, что в кузнице он уже не один. Отец некоторое время молча, видимо, о чем-то задумавшись, стоял у двери, оперевшись об угол.
- Рид. Необычно будет привыкать к твоему новому имени. Надеюсь, что не только завтра оно будет у всех на устах.
Мальчик обернулся, едва не уронив от неожиданности молот на ногу.
- Уже завтра? Но, отец, я ведь не успел толком ничему научиться!
- Да, уже завтра. А по поводу учебы... Никто не знает, какие умения и навыки тебе пригодятся там, в большом мире. Ты можешь стать тем, кем тебе захочется. Или умереть от голода и жажды в первой же канаве. Или во второй. Помнишь? "Каждый сам выбирает свой путь к гибели. Для кого-то это очень короткая дорога, иные же..."
- "... ищут смерть многие зимы и лета". Да, я помню Книгу Борлога. И всё же. Ты ведь вернулся к семье, однако никогда не рассказывал о своём путешествии. Да и остальные в нашей общине тоже молчат.
Седоватый мужчина устало опустился на крышку бочки, заставив ту протестующе скрипнуть.
- Если честно, сынок, я не уверен, что уже пришло время тебе знать всю правду о внешнем мире. Он... не такой, как ты себе представляешь.
- Конечно не такой. Потому что я его себе вообще не представляю никак. Для меня весь мир - это вы. И та неизвестность за забором. Завтра у меня отнимут половину этого мира.
- Зато ты получишь вторую, которая гораздо ярче и насыщеннее. Не думаешь, что это вполне справедливая жертва? Всем нам иногда приходится расставаться с частью своей жизни ради обретения чего-то большего. И чаще всего, это происходит не по нашей воле. Большинство рождается и умирает, прожив пустую и скучную жизнь, обрекая самих себя на жалкое существование только потому, что отворачивается от возможности что-то поменять в себе. Тебе же было предначертано с самого рождения, хвала Борлогу, увидеть нечто большее, чем тем несчастным. Не стоит отказываться от этого подарка.
- Но отец...
- И не стоит обсуждать то, что не в силах изменить.
- Да, отец, - Рид покорно склонил голову, понимая, что и так зашел слишком далеко в споре с отцом. Этот разговор не остудил любопытства мальчика, но набраться смелости на новые вопросы Рид уже не мог.
Рефенмор разглядывал сына, пытаясь уловить хотя бы какие-то намеки на попытки спорить, но мальчик просто вернулся к прерванной работе. Да, долго он привыкал называть его сыном.
Аргея действительно уже сотни лет слыла самой мирной страной. Однако с одной немаловажной оговоркой. Дело было в том, что соседи не знали о многочисленных конфликтах внутри самого королевства. Король сор из избы не выносил, спуская небольшим землевладельцам некоторые вольности. Правда, только в том случае, если на них не было жалоб. А это условие могло выполняться только в одном случае - если не оставалось свидетелей.
Рефенмору было чуть более двадцати зим в ту пору, когда главе его общины пришла в голову заманчивая мысль, что у соседей и трава зеленее, и урожай уродился получше. Казалось бы, не самый убедительный повод для кровопролития, но в тот момент почему-то все мужи общины как один согласились с мнением главы. Сейчас, в который раз вспоминая события тех времен, Рефенмор сам искренне поражался, как он согласился участвовать в этом, по сути, убийстве. Не считать же, в самом деле, серьезным противником тех, у кого против мечей и луков были в руках всего-навсего серпы и палки. Отвращение усиливалось ещё и тем, что он сам лично видел, как добивали раненых, среди коих были и женщины, и дети, и старики. Опьяненные кровью, его товарищи устраивали стычки даже между собой, грабя очередной дом. Он отошел в сторону, пытаясь придти в себя, и оперся о стену какого-то старого амбара. Видимо, им уже перестали пользоваться несколько зим назад. В стыках бревен пророс мох, само здание явно просело и перекосилось без должного ухода. Да и рядом уже высилось почти достроенное новое хранилище.
Из-за стука в висках Рефенмор не сразу обратил внимание на приглушенный всхлип, с трудом пробивающийся через ор десятков мужских глоток. И, по ощущениям, источнику звука старательно зажимали рот. Оказалось, что голосил маленький ребенок, едва ли больше одной зимы от роду. Испуганная мать пыталась, как могла, заставить его замолчать, но ей это удавалось плохо. Некоторое время женщина и парень молча разглядывали друг друга, а затем Рефенмор заметил, что она смотрит уже не на него, а куда-то ему за спину.
- Гляди-ка, ещё одна девка. Правда, кто-то успел её уже до нас оприходовать, - здоровый детина из его общины громко рассмеялся, явно довольный собственной шуткой, - но ничего. Ты ещё юн слишком для неё, так что посмотри и поучись, пока я ей займусь. Небось, давно настоящего мужика не пробовала. Какие-то все тут хлипкие оказались.
Кармин (Рефенмор с трудом вспомнил это имя, хотя сам охотник нередко поколачивал его, возвращаясь очередной раз без добычи и стремясь отыграться на беззащитном мальчике), не переставая лыбиться, распустил пояс просторных штанов и успел сделать пару шагов навстречу замершей в углу девушке, как кто-то схватил его сзади за плечо. Удивленно обернувшись, охотник с недовольством посмотрел на руку парня.
- Малец, не лезь вперед старших.
- Она ведь не сопротивляется. Зачем так?
- Всё равно ей не жить. Так что можно и развлечься. Уйди, говорю.
Кармин оттолкнул паренька рукой и сделал ещё один шаг к жертве, но тут же снова почувствовал, как его хватают за руки.
- Ну, я тебя предупреждал...
Рефенмор не успел даже поднять руки, как мощный удар кулаком в лицо откинул его в угол амбара. В глазах потемнело, и он потерял сознание. Последнее, что он успел увидеть, - это испуганный взгляд женщины, крепко прижимающей к себе ребенка.
Открыть глаза оказалось сложнее, чем он ожидал. Болело всё лицо, от кончика носа и, казалось, до кончиков волос. Дышать тоже было тяжело. Рефенмор попытался потрогать лицо, но каждое касание отзывалось чудовищной болью в голове.
- Тебе пока не стоит двигаться. Похоже, сломан нос и челюсть. Так что говорить тоже пока не пытайся.
Парень ценой огромных усилий повернул голову и встретился взглядом с той самой девушкой, которая буквально пару минут назад прижимала к себе ребенка. Сейчас малыш мирно спал в уголке, посасывая палец, а его мать меняла повязку на лбу самому Рефенмору.
- Я....
Лицо прошила резкая боль, так что пришлось отказаться пока от вопросов. Он молча осмотрелся, затем вопросительно посмотрел на девушку.
- Если ты про своего товарища, то он уже далеко. Там, откуда не возвращаются. Надеюсь, Борлог вдоволь поглумится над его черной душой. И сделает с его телом то, что он хотел сотворить с моим. Мне кажется, это будет справедливо.
Наверное, удивление в глазах парня было настолько явно выражено, что девушка продолжила.
- Я всегда ношу с собой нож. Три луны тому он впервые пригодился.
Три луны!?
- Так... долго...
- Да, ты был без сознания. Тело я оттащила в угол, а когда все ушли - на улицу. Мерзко смотреть на него даже после смерти. Кстати, я тебя не поблагодарила. Удивительно, что ты пришел с ними.
- Зовут... Реф...
- Салена. Отдыхай пока.
Когда он чуть поправился, они стали решать, что делать дальше. Само собой, не было никакого смысла оставаться в разрушенном поселке среди множества трупов, которые, к тому же, уже начали понемногу разлагаться под палящим солнцем Аргеи. Возвращаться к родичам Рефенмора также не стоило. Если его отсутствие все эти дни ещё можно было как-то объяснить, то молодая женщина с ребенком вызвали бы серьезные подозрения и лишние вопросы.
Именно поэтому он так никогда и не узнал, что возвращаться ему, собственно, было уже некуда. Один из жителей общины Салены успел в суматохе сбежать и доложить стражникам самого Архимага о том, что произошло. И спустя всего пять лун, ночью, когда весь поселок Рефенмора крепко спал, начальник стражи со своими людьми взяли их в кольцо и начали постепенно сжимать. Не было произнесено ни одного слова. С рассветом в поселке не было никого живого. Архимаг оставался верен себе и своим принципам.
Что интересно, с гонцом, принесшим весть о нападении на поселок, в тот же вечер случился странный несчастный случай. Стражники буквально на десяток минут отлучились по нужде, и в это время бандиты напали на гонца. У всех на глазах, в одном из самых оживленных мест города, что ещё удивительнее. С тела ничего не было взято, даже деньги остались на месте.
Маленькое поселение, которое Реф и Салена изначально рассматривали только в качестве временного пристанища, довольно скоро стало им домом. Тут не спрашивали, кто они и откуда, людей всегда не хватало и две пары рабочих рук стали достойной платой за нежелание отвечать на неудобные вопросы. Молодая семья обживалась, ребенок рос и, судя по осторожным вопросам матери, ничего не помнил о своем раннем детстве.
Сейчас Рефенмор размышлял, не стоит ли рассказать сыну всю правду, но пришел к выводу, что это не имеет смысла. Завтра у него начнется другая жизнь - так зачем ему забивать себе голову лишними вопросами?
Рид помялся некоторое время, не решаясь задать вопрос, который мучил его уже несколько дней.
- Отец, расскажи, куда мне следует направиться в первую очередь? Я ведь знаю о жизни за пределами нашего поселка только из рассказов торговцев и книг. И почему-то мне кажется, что ни тем, ни другим не стоит верить. Болтают многое, а пойди распознай, что из этого правда.
Рефенмор и сам успел за эти дни обдумать, где сыну будет лучше, но тут требовалось не только его согласие, но и желание самого мальчика.
- Купцы рассказывали, - при упоминании этого сословия мужчина невольно поморщился, - что в столице Аргеи - Радматане нынче спрос на кузнецов. Конечно, ты ещё слишком юн, но в подмастерье вполне сгодишься. У нас в поселке никто не жаловался, насколько я знаю. А через пару зим, смотришь, и до кузнеца дорастешь. У хорошего работника и клиент всегда будет, и золота в достатке. К тому же, как раз сегодня прибыл караван заезжий, направляется прямиком в Радматан. Думаю, было бы правильным договориться с торговцами о поездке взамен на несколько добротных мечей и копий. Хоть время сейчас и мирное, думаю, они не откажутся. Если самим ненадобно будет - так и на продажу сойдет.
- Хорошо, отец. Ты прав, это дело по мне, заодно и подучусь ремеслу. Но в дорогу мне и самому нужно оружие, ведь...
- Нет! - Рефенмор с силой ударил кулаком по наковальне, - Нет, сынок. Оружие в Аргее носят либо стражники, либо наемники. Ну и ещё некоторые, но по ним виселица плачет уж давно. Поверь, оружие - это не только защита, но и вызов. Обращаться с ним учатся многие годы, если не десятилетия. И когда в обычной драке достают мечи - значит, перед тобой или убогий, который и не знает, с какой стороны толком его брать, или же воин, и в этом случае все простые люди мигом расходятся по своим делам. Как по мне, так лучше мирная профессия кузнеца, чем рискованный хлеб наемника или стражника. Да и нерегулярный хлеб, если по правде. Жаль, что ты не так часто выходил за ворота, чтобы увидеть их: безруких, безногих, просящих кусок черствого хлеба, а получающих, как правило, порцию плевков и насмешек. Запомни, Рид, у всего есть обратная сторона. Та, которую стараются не показывать. Да, они богато одеты, их любят женщины, они занимают высокое положение... до тех пор, пока не встретят равного себе. А затем - нищета, всеобщее презрение и жизнь на улице среди помоев и бездомных. Я не могу тебе указывать, но считай это отцовским советом и просьбой.
Рефенмор осмотрелся, видимо, что-то ища, а затем остановил свой взгляд на недавно выкованном клинке.
- Ты ещё не относил его, Рид? Коневод заказывал срочную работу.
- Заказывал. Вот только "до заката" вчерашнего дня - это было уж больно срочно, если учесть, что он прибежал, когда солнце уже начало клониться за горизонт. Я не волшебник. Так что отнесу только сегодня. Надеюсь, хотя бы на этот раз он оплатит работу. Хотя ума не приложу, зачем человеку, разводящему лошадей, меч.
- Мы с тобой только что об этом разговаривали. Не сердись на убогого, - Рефенмор расхохотался и похлопал сына по плечу, - зато деньги тебе в дорогу будут. Немного, но на еду должно хватить на первое время. Да и мы с матерью тут тоже кое-что подсобрали. Вечером будешь собираться, мы и вручим тогда.
Мужчина обернулся на пороге кузницы.
- Рид, у меня для тебя будет один подарок, только ты никому никогда не должен о нем говорить. Это очень дорогая вещь, наверное, даже бесценная. Я поклялся в своё время, что не расскажу о том, как она у меня оказалась. И я сдержу слово. Не могу и объяснить, в чем его сила. Но хочу, чтобы ты принял его от меня. Как дар отца сыну.
Рефенмор закатал рукава рубашки до локтей, обнажив кисти рук. Раньше Рид никогда не обращал внимания на эти браслеты на руках отца. Теперь с удивлением отметил блики, пробегающие по кромке обоих изделий.
- Их нельзя снять насильно, - в подтверждение своих слов мужчина положил руку на наковальню и, прежде чем Рид успел что-то сделать, опустил выкованный меч на кисть руки. Сноп искр на мгновение ослепил обоих, но мальчик с удивлением понял, что отец не только не отрубил себе руку, но и довольно улыбается, наблюдая за его реакцией.
Рид подошел ближе, внимательно рассматривая браслет. Ни одной вмятины, даже царапин нет. Мальчик приоткрыл рот от удивления, поворачиваясь к отцу, но не успел задать вопрос.
- Как говорят, такие вещи раньше ковали оммориты - ныне забытый народ, гораздо более сведущий в обработке металлов, чем нынешние люди. Справедливости ради, их и людьми то можно было назвать с большой натяжкой. Скорее, это были полукровки, результат союза людей и ашшаров - полубогов. Всё это известно на уровне легенд и преданий, но в каждой байке есть кусочек правды, не так ли? Однако, удивительная прочность - не главное достоинство этих браслетов. Большего тебе не могу сказать, к сожалению. И потому, что обещал, но ещё и по той причине, что сам так и не смог узнать, правда ли то, что мне про них рассказывали. К счастью, не смог. Надеюсь, и тебе этого не доведется узнать.
Коневода Рид нашел недалеко от самой конюшни. Тот покуривал еле тлевшую трубку, изредка подкидывая овса лошадям и лениво сплевывая на песок. Риду он никогда не нравился, но в поселке не особенно много было потенциальных покупателей, поэтому выбирать не приходилось. Мальчик рассчитывал просто отдать меч в обмен на плату, но, заметив бегающий взгляд вредного мужика, понял, что что-то тут не так.
- Малыш Рид, тут такое дело...
- Я уже не малыш, Инлер.
- Ну, оставь старику хотя бы день удовольствия так тебя величать. Завтра ты уже совсем взрослым станешь, верно? Тогда я первый пожму тебе руку и пожелаю счастливого пути.
- Что первым пожелаешь - не сомневаюсь. Ты ведь ещё не расплатился за прошлый заказ. Кстати, не откроешь тайну, зачем коневоду оружие? Или лошади стали так опасны, что от них надо защищаться?
Инлер замялся и собирался ответить, но проходящий мимо купец неожиданно положил ему руку на плечо и по-дружески потрепал.
- Спасибо, мастер Инлер, за новую партию мечей. Мы думали заказать на днях, но это заняло бы время, а завтра нам уже надобно отправляться в путь. Так что твоя помощь как нельзя кстати оказалась. И ничего, что стоило чуть дороже - зато нет задержек по времени. Уж сколько зим с тобой сотрудничаем - и никаких нареканий. Счастливых тебе дней и ночей, друг.
Рид непроизвольно сжал кулаки, но вовремя сообразил, что не имеет никакого права возмущаться. Просто им воспользовались, чтобы заработать.
- Прости, малыш Рид. Хочешь спать в тепле - умей зарабатывать везде. Ты хороший мальчик, но ещё так многого не знаешь. Кстати, последний заказ мне ни к чему уже, - Инлер извиняющее заулыбался, хотя со стороны это больше походило на издевательскую ухмылку, - да и платить мне нечем. Обещаю, что верну деньги твоему отцу в ближайшее время. Или лучше возьми с собой оружие. Мало ли что может в дороге случиться. Ну, мне пора. До завтра, малыш Рид. Береги себя.
Рид догнал купца, когда тот уже откидывал полог палатки. По какой-то причине здешние торговцы предпочитали на время стоянок селиться не в черте города или поселения, а чуть в стороне, разбивая собственный лагерь. Поэтому охрана хоть и пропустила бегущего юношу, но сейчас подозрительно косилась в его сторону, пока купец не дал отмашку опустить оружие. Разговор вышел недолгим. К сожалению, оплатить поездку товаром у Рида уже не было возможности, но удалось договориться за небольшую сумму денег. Небольшую по купеческим меркам, а вот для Рида и его семьи это были практически все деньги, которыми они располагали. К тому жео, мальчик помнил разговор с отцом, поэтому попросил купца оставить меч в лагере. Вообще, этот торговец, которого, кстати, звали Менеск, произвел на Рида приятное впечатление. Он не задавал лишних вопросов, поинтересовался только видом татуировки, даже пару раз дотронулся, но этим и ограничился. Уточнил только время, когда завтра Риду надлежит придти, чтобы не опоздать. Хотя, по его словам, тяжело пропустить отъезд купеческого каравана, если ты не слеп и глух одновременно.
Последний вечер прошел мрачно. Мать всё время плакала и порывалась обнять сына, по третьему разу перекладывая вещи в мешках, а сам Рид просто сидел на кровати и пытался держать себя в руках, но с приходом отца не смог сдержать слез, когда тот коротко кивнул сыну и наорал на жену, напомнив, что она не ребенка собирает, а уже вполне взрослого мужчину. В итоге, от всех мешков осталась всего пара с самым необходимым. Уже глубокой ночью Рефенмор вывел сына из дома, и они молча просидели на пороге почти до рассвета, глядя, как цифра восемнадцать на руке обретает контур и темнеет.
- Как я и говорил, их нельзя снять силой, - Рефенмор снова подергал за браслеты, - но стоит только произнести "Мгар"... - браслеты щелкнули и упали на песок, - как видишь, всё просто. Одеваются точно так же. Держи, теперь они твои. Никогда не снимай их, даже во сне они должны быть надеты.
Рид коротко кивнул.
Поспать им удалось всего лишь пару часов до рассвета.
Утро выдалось непростым для Рида. Непривычно стало откликаться на своё новое имя, но к этому, как уверил сам себя Ридмон, он привыкнет. Вот к отсутствию родных и друзей придется привыкать дольше. По старому вековому обычаю на площади собрались все жители их поселка. Сначала высказывались односельчане, но суть их пожеланий сводилась к одному: счастливой дороги, осторожных шагов и светлых времен. И всё прочее в том же роде. Последним взял слово староста.
- Он сегодня становится действительно свободным человеком. Весь мир открыт перед ним. Ридмон становится хозяином своей судьбы. Он волен жить и умирать так, как велит ему его сердце. Мы же будем ждать его все эти зимы, благословляя его путь, каким бы он ни был.
На фоне прощания с Ридмоном отправление каравана прошло тише, чем обычно. Как правило, этих людей и встречали, и провожали очень доброжелательно, ведь от них зависело, будут ли в домах новые стулья, яркие рубашки и удивительные безделушки с далеких берегов. Два десятка телег, груженных настолько, что лошади недовольно всхрапывали, лениво переступая ногами, неторопливо тронулись в путь. Вся процессия растянулась так, что первая телега успела скрыться за горизонтом, когда последняя едва выехала за ворота. На ней и устроился Ридмон, поглаживая под натянутым тентом из парусины свой меч. По какой-то неведомой ему причине эти прикосновения успокаивали его, хотя глаза были влажными. Родители махали ему ещё долго, пока холм не скрыл от них и саму повозку, и их сына.
Салена уткнулась лицом в плечо Рефенмора и уже не сдерживалась. Муж даже не пытался успокоить её, сам ощущая, как сдавило сердце в груди. Подошедший староста осторожно кашлянул, привлекая к себе внимание.
- Уважаемый Рефенмор, думаю, ты знаешь законы. К завтрашнему закату мы должны уйти. Так повелел нам Борлог с сотворения времен, так и должно быть. Если твой сын передумает и решит ослушаться - он найдет только ветер и пыль на месте дома.
- Он не сделает этого, но ты прав. Мы начнем сборы в самое ближайшее время. Остальные уже оповещены?
- Да, безусловно. Мы сумели выкупить несколько телег у купцов для наших вещей. Думаю, стоит податься на юг, там и теплее, и земля более плодородно. Можно будет собирать по два урожая за сезон. А что ещё нам надо, обычным земледельцам?
- Твоя правда, Руфтен, - Рефенмор согласно кивнул, крепче прижимая к себе жену, - позволь нам побыть пока вдвоем.
- Конечно. Мы все через это проходили уже. Такова наша судьба.
Утром следующего дня только следы кострищ и остовы брошенных домов напоминали о том, что когда-то тут жили люди. Им предстояло искать новое место, ибо боги повелевали так: каждый сын Борлога возвращается домой. Ведь домом для настоящего риэранца всегда будет его народ. А уж решит он искать свою семью или нет - решать только ему самому.