"Целые полчища солдат и офицеров забили все вагоны.
Очевидно, ехали на фронт. Но вид у всех был такой замученный,
прокопчённый, истерзанный, что вряд ли они долго отдыхали"
Н. А. Тэффи
В купе, рассчитанном на четырёх пассажиров, набилось девять человек. Восемь с грехом пополам, тесня друг друга, могли разместиться на лавках, но девятый был обречён ехать стоя. Поскольку последними зашли три молоденьких офицера, то стоять всю дорогу выпадало одному из них. Они долго совещались. Один был поручик, два других подпоручики. Как старшему по званию, первому уступали место. Но один из подпоручиков был ранен, так что сам поручик отказывался садиться. Раненый подпоручик говорил, что чувствует себя хорошо и не может сесть, если его товарищ вынужден будет стоять. Другой подпоручик был награждён Георгиевским крестом, поэтому ни вперёд него поручик не хотел садиться, ни тем более вперёд раненого. Так они и не смогли ничего решить. Хотели жребий бросать.
Никто из гражданских, наблюдавших за этой сценой, естественно, не подумал о том, чтобы уступить своё место военным, которым в скором будущем предстояло идти в бой, может быть, и на смерть. У пассажиров свои заботы были. Не касавшиеся, конечно, угрозы жизни, но тоже важные вещи.
Офицерята уже до того договорились, что решили все трое стоять. Этот вариант, кажется, удовлетворял всех трёх. Никто не был бы обижен. Подумав ещё, нашли выход в том, что менялись местами каждый час. Это было терпимо и никого не задевало. Хотя жребий всё равно пришлось бросить. Кому-то надо было быть первым. Даже при таких условиях каждый отказывался садиться вперёд других.
Все гражданские пассажиры единодушно сочли, что офицеры очень наивны и неумны. Вместо того, чтобы спокойно ехать, занимались какой-то ерундой. Спорили друг с другом абсолютно по пустому поводу. Нет, чтобы сесть и быть как все, предпочли за принципы свои бороться.
Офицеров вообще не любили. Тем более принципиальных.