Амурский Д. В. : другие произведения.

Тайна придворного великана (вариант 1)

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Кем был загадочный великан Bartlmä Bon? Вариант фэнтези. Рассказ опубликован в альманахе "Порог-АК" (N30, 2019).


- От автора -

   Этой осенью мы с женой совершили путешествие по долинам Мозеля и Рейна. Местность там - живописнейшая, располагает к романтическому образу мысли. Реки изгибаются, подобно гигантским змеям, открывая за каждым новым поворотом красивые маленькие городки, замки или руины на вершинах холмов и колоритные виноградники по их склонам.
   В одной из твердынь, воздвигнутой над окрестными поселениями суровым и беспощадным практиком более тысячи лет назад и восстановленной капиталистом-романтиком во второй половине XIX столетия, мы увидели оружейную комнату, просторный зал с большим камином и великолепной деревянной лестницей с резными перилами. В этой комнате хранились рыцарские доспехи, с полдюжины полных комплектов, и маленькая пушка на лафете с круглыми металлическими колесами.
   Латами нас удивить трудно, особенно после посещения музея армии в Париже и королевской армерии в Мадриде. А все доспехи в этом замке являлись лишь копиями XIX века. Но, тем не менее, нашлась и здесь диковинка, взбудоражившая мой разум. В углу оружейной, в длинной оконной нише, высился полный комплект лат для исполинского воина. По словам гида, эта броня предназначалась человеку ростом от 235 до 240 сантиметров.

  Замок Кохэм, оружейная комната с гигантскими доспехами, копией XIX века

  Замок Амбрас, оригинальные латы XVI века

  

   Когда вечером я добрался до компьютера, то сразу же бросился наводить справки. Информации нашлось немного, но, оказалось, что и в самом деле в XVI веке жил человек, для которого изготовили гигантские латы, копию которых мы и видели в замке. Но сведений отыскалось до обидного мало...

- Пролог -

   Дозорный, дежуривший на башне Порта д'Арко, заметил его издалека. Долговязая фигура путника в светлом дорожном плаще отчётливо вырисовывалась на тёмно-зелёном фоне гребня горы Бренто. Когда странник с посохом в правой руке, идущий со стороны Тренто, обогнал повозку, запряжённую парой серых осликов, сразу стало видно, как высок этот путник. Дозорный позвал напарника:
   - Энцо! Гляди, какой жердяй к нам направляется. Ставлю крейцер против пфеннига, что он не поместится в арке для пеших!
   Второй караульный долго глядел на приближающегося путника, а потом ответил:
   - Я и спорить с тобой не буду! Это так же верно, как и то, что меня зовут Лоренцо.
   Когда великан достиг ворот и, действительно, был вынужден наклониться, чтобы пройти через открытую правую арку, внутри его уже поджидали Лоренцо с напарником. Скрестив алебарды, они преградили страннику путь:
   - Кто таков? Откуда? Зачем пришёл в Рива-дель-Гарда?
   Высоченный человек в светлом плаще вытащил из-за пазухи свиток, перевязанный лентой с печатями, оттиснутыми на испанском воске, и показал стражникам:
   - Слуга наместника Тироля, Австрии и Штирии, его высочества принца Фердинанда, с дозволения князя-епископа.
   Ни Лоренцо, ни его напарник не умели читать, но тирольского орла на одной из печатей разглядели, поэтому с постными лицами уступили дорогу. А великан направился к церкви за площадью. Когда он проходил мимо лавки башмачника Антония, на него уставилась женщина средних лет, а потом обратилась с робостью в голосе:
   - Прошу прощения, господин, а вы, часом, не тот бедолага, которого выхаживал падре Христофор?

- I -

   У верзилы Бартельмё Бона была отличная память. За год, проведённый в замке Пюрглиц, он научился в совершенстве говорить и читать по-немецки, а также освоил латынь и то наречие, на котором общались между собой крестьяне из деревень, окружающих замок. Наместник всех этих земель, принц Фердинанд, иногда по рассеянности обращался к Бартельмё по-кастильски, но великан всегда верно понимал, чего желает его господин.
   При всём при том Бартельмё ничего не помнил о своём детстве и юности. Он даже не знал, где родился. Самыми ранними воспоминаниями великана были сине-зелёные воды озера, яркий свет, пронзающий их, и голос, звучащий откуда-то сверху. Затем к ним добавлялись образы маленького городка на живописном берегу, окружённом высокими горами, и церкви, настоятель которой выхаживал выловленного из озера. Что с ним происходило до того, Бартельмё вспомнить не мог, как ни старался. И от этого ему всегда становилось грустно. Госпожа Филиппина поначалу пыталась вернуть его память отварами целебных трав, которые она выращивала в замковом огороде, но не преуспела в этом...
   От размышлений великана отвлекли громкий смех свиты принца и гнусавый голос карлика Томеля, становившийся ещё противнее, отразившись от дубовых балок потолка трапезного зала:
   - А вы знаете, зачем его высочество принял Бартельмё на службу?
   - Зачем? - откликнулся кто-то из придворных.
   - Чтобы рядом с ним всегда был ходячий флагшток!
   Шутка получилась так себе, почти никто не засмеялся. Бартельмё вздохнул: карлик невзлюбил его с первого взгляда и постоянно избирал мишенью для своих глупых острот.
   - А если на охоте нам преграждает дорогу ручей, то мы перебрасываем через него господина Бона и идём по нему, как по мосту.
   Тут уж великан не стерпел и ответил:
   - А господином Томелем мы измеряем глубину этого ручья.

  Замок Амбрас, Кунсткамера, картина неизвестного художника XVI века

   В трапезной раздался новый взрыв смеха, а карлик окинул Бартельмё злобным взглядом и полез за пазуху. Через мгновение великан ощутил, как что-то мокрое ударило его по щеке. Это Томель плевался варёным горохом через тростинку, вызвав ещё большее оживление у челяди принца. Такого Бартельмё уже не мог простить. Он встал, выпрямившись во весь свой исполинский рост, едва не задевая головой за потемневшие дубовые балки. Люди в трапезной притихли: семь с половиной венских футов - это вам не шуточки!
   Великан склонился над столом, вытянул свою огромную лапищу, схватил за шиворот убегавшего карлика, поднял его к самому потолку, к вящему удовольствию собравшихся, и чуть встряхнул. Ручки и ножки Томеля затряслись от страха, а лицо маленького остряка приняло самое жалобное выражение. Казалось, что карлик сейчас разрыдается. Под гогот придворных Бартельмё зацепил ворот тёмного шаубе своего недруга за прибитые к стене рога оленя, убитого кем-то из предыдущих владельцев замка, и оставил Томеля висеть. Челядь принца заходилась от смеха, кто-то даже падал под стол, держась за живот. А карлик заверещал, как перепуганная свинья и, наконец, расплакался, что вызвало ещё более оживлённую реакцию придворных.

  Фердинанд II (после 1557 года), картина Francesco Terzi

   На шум вышел сам Фердинанд. Облачённый по испанской моде, он, однако, предпочитал светлые тона в одежде. Ни один мускул не дрогнул на аристократическом лице принца. Лишь румянец выступил на его бледных щеках. Дворяне из свиты повскакивали с мест, роняя скамейки, челядь встретила появление своего господина почтительными поклонами, после чего в трапезной наступила тишина. Даже Томель перестал рыдать, лишь нервно подёргивал конечностями, от чего стал похожим на огородное пугало, раскачиваемое ветром.
   Голубые глаза Фердинанда медленно обвели весь зал и остановились на Бартельмё:
   - Сними его! Потом зайди в библиотеку.
   Когда великан отцеплял карлика от оленьих рогов, Томель исхитрился укусить его за руку. Но Бартельмё лишь наградил своего недруга презрительным взглядом, осторожно поставил на пол, слизнул кровь с раненого запястья и зашагал к выходу из трапезной. Бон почти не сердился на этого нелепого маленького человечка. Он прекрасно понимал, что карлик, забавлявший Фердинанда и госпожу Филиппину, боялся оказаться ненужным после появления Бартельмё, потому и задирал великана. Ещё Бон догадывался, что Томель испытывает самые нежные чувства к своей госпоже, а грубые шуточки над другими слугами и придворными помогали карлику скрывать свои сердечные привязанности.

- II -

   Принц сидел за столом возле книжных стеллажей. Некоторые из томов на этих полках с дозволения господина успел прочитать и Бартельмё. В правой руке Фердинанд держал очиненное гусиное перо, временами касаясь его опахалом своей рыжеватой бородки. Из окна библиотеки открывался замечательный вид на пологие холмы, поросшие лесом. Осень уже разбросала по зелени листвы пятна жёлтого, красного и коричневого, где-то густо, а где-то ещё чуть заметно, и теперь под лучами утреннего солнца пуща вокруг замка казалась несметной армией в парадных мундирах под трепещущимися разноцветными знамёнами.
   - Ваше высочество, - великан согнулся в поклоне даже ниже, чем предписывал придворный этикет. Принц указал ему на коротконогую скамейку. Её сделали специально для того, чтобы сидящему Фердинанду не приходилось поднимать голову, глядя на своего громадного слугу. Бартельмё сел, при этом колени его оказались почти вровень с плечами.
   - Когда я брал тебя на службу, разве я не просил не обижать Томеля?
   - Просили, ваше высочество.
   - Так почему же ты ослушался меня?
   - Ваше высочество, он дразнил и задирал меня беспрестанно с самого Воздвижения Креста, и сегодня я уже не смог сдержаться.
   - Ладно, поделом ему. В следующий раз подумает, прежде чем снова начнёт приставать. Но я вызвал тебя не для этого. Наш августейший брат устраивают в честь нашего венценосного батюшки турнир в Вене будущим летом. Ты знаешь, как важно мне их доброе отношение. Мне и госпоже Филиппине. Поэтому мы решили, что ты поедешь вместе со мною летом в Вену и будешь во время турнира компаньоном принца Рудольфа, сына нашего августейшего брата. Ты когда-нибудь носил рыцарские латы?
   - Наверное, нет, ваше высочество.
   - Зайди к моему оружейнику, он снимет мерки, а потом обратись к капитану Конраду, чтобы научил тебя держать в руках меч и копьё. Настоящего рыцаря из тебя не сделать, но пусть хотя бы попытается!
   Выходя из библиотеки, Бартельмё почувствовал необыкновенное волнение. Той жизни, к которой он уже успел привыкнуть, пришёл конец. Впереди его ожидало что-то особенное и от этого перехватывало дыхание и чуть холодило в животе.
   За полгода мастер Антон, ученик самого Стефана Рормосера, собрал из стальных пластин исполинские латы, отполировал их до блеска и даже выгравировал узоры на кирасе. Всё это время начальник замковой стражи не давал Бартельмё спуска ни днём, ни ночью, обучая азам ратного искусства. Странное дело, занимаясь с капитаном Конрадом, великан постоянно чувствовал, что ему нравится держать оружие, и он прекрасно знает, как с ним обходиться. Как будто руки сами понимали, что делать. Даже строгий капитан признал, что никогда не видел, чтобы кто-либо так быстро овладел двуручным мечом.
   А ещё великан не мог отделаться от ощущения, что копья, алебарды и прочее оружие, которое имелось в замке, кажутся ему детскими игрушками. Из головы его не выходили странные мысли о чём-то более смертоносном, но, имея некий опыт общения с окружением принца, он никому не высказывал своих соображений.

- III -

   Однажды погожим зимним днём капитан решил вдруг показать, как рыцари бьются врукопашную. Он лихо раскидал, одного за другим, с полдюжины своих ратников, а потом предложил Бартельмё напасть. Тот долго отнекивался, но начальник замковой стражи настоял на своём, и верзиле пришлось вступить в схватку.
   Конрад уклонился от рук великана, потом как-то хитро зацепил его за ногу и уронил на утоптанный снег, запрыгнув сверху. Ратники радостно загалдели, но верзила, сам того не ожидая, вдруг проделал что-то невероятное: он надавил огромными пальцами на глазные яблоки капитана, откинул его голову назад, потом крутнулся ловким движением и оказался над своим противником. После этого Бартельмё переплёл ногами конечности Конрада так, что капитан взвыл от боли.
   Солдаты, услышав крик своего начальника, бросились на помощь, но великан, мгновенно поднявшись, провёл серию быстрых приёмов, после которой на снегу валялись уже семеро.
   - Хватит! Всем стоять на месте! - крикнул Конрад, увидев, что ему на помощь бегут новые ратники. Потом тяжело встал, подошёл к Бартельмё и негромко спросил:
   - В какой компании ты служил, парень? Кто был твоим кондотьером?
   А великан не знал, что ответить. Его тело во время боя двигалось автоматически, все движения были отработанными, заученными, как будто ими управлял кто-то другой. Неужели раньше он служил наёмником?
   После Пасхи Бартельмё впервые облачили в новенькие доспехи и заставили показать, как он двигается с оружием. Зрелище получилось устрашающим, исполинский воин в сияющих латах с громадным двуручным мечом походил не то на архангела Михаила, не то на наваррского короля Санчо Сильного, преследующего сарацин. Никто из замковой стражи не захотел по доброй воле скрестить с ним клинка, даже капитан Конрад. А принц, выйдя посмотреть на новоявленного Голиафа, остался доволен.
   - На Бонифация выступаем. Будем в Вене к началу турнира.
   И с просветлевшим лицом зашагал в покои госпожи Филиппины.

  Филиппина Вельзер, 1557 год, картина неизвестного художника

   В ту ночь Бартельмё приснилось, что он несётся по облакам верхом на буйном чёрном жеребце. Резкий ветер холодил лицо, лохматил волосы и вздыбливал плащ, но от этого лишь сильнее хотелось петь и трубить в боевой рог. Рядом мчались дюжие неистовые воины на таких же вороных скакунах с бешеными тёмно-коричневыми глазами. Каждый из верховых пытался вырваться вперёд, туда, где бежали, рыча и скалясь, огромные чёрные псы. Потом откуда-то сбоку раздался громовой хохот предводителя, исполинского одноглазого всадника на восьминогом коне.
   Вскоре над облаками показалось что-то громоздкое, массивное, темнее самой ночи. Гора, пронзившая верхушкой небо? Но почему же шевелился её ближний край? Бартельмё вгляделся в аспидно-чёрные сумерки и увидел, что на отроге кряжа сгрудились полчища уродцев, похожих на поросшие мхом каменные валуны.
   Одноглазый предводитель оглушительно засвистел и поднял длинное ясеневое копьё, выглядевшее обманчиво простоватым, но перед которым не мог устоять ни один щит, ни один панцирь. Это копьё пробивало камень, как мягкую глину. Бартельмё затрубил в рог, потом выхватил из ножен меч и понесся на врагов. Чёрный жеребец яростно захрипел и замотал головой, пытаясь языком вытолкнуть трензель...

- IV -

   Наутро Бартельмё проснулся сам не свой. Он долго не мог понять, кто он и где он. За завтраком великан рассеянно смотрел то на пиво в оловянной кружке, то на кусок хлеба с разогретым вчерашним мясом, пока не удостоился нескольких обидных острот от Томеля. Лишь после этого верзила хоть немного пришёл в себя.
   Покинув трапезный зал, Бартельмё бесцельно ходил по замку, пока случайно не забрёл в часовню. Яркий утренний свет лился через высокие окна, золотил статуи апостолов на стенах и небольшой алтарь-складень с резными фигурами сверху и внутри. И показалось великану, что именно здесь, под этими ажурными сводами он найдёт ответы на все вопросы, что мучают его.

  Замок Кршивоклат (Пюрглиц), часовня коронации Девы Марии

   - В твоих глазах я вижу смятение. О чём взыскуешь, сын мой?
   В часовне возник монах в тёмно-коричневой шерстяной рясе, подпоясанной верёвкой. Солнечные лучи проказливо отражались в его гладко выбритой тонзуре, пуская зайчиков на серые каменные стены. Большие уши, подслеповатые карие глаза и ямочки на щеках - внешность отца Антония, духовника госпожи Филиппины, располагала к откровенности. Казалось, что пастырь с таким кротким лицом не может быть строгим.
   Бартельмё решил излить душу монаху и рассказал о своём сне. Францисканец внимательно слушал, кивал, а потом, когда великан замолчал, веско произнёс:
   - Это гордыня, сын мой. Твой рост, милости его высочества, прекрасные блестящие доспехи... Дьявол ищет двери в наши души, прелести его вводят нас в соблазн и отвлекают от служения Господу. Тебе он рисует в голове картины богохульные, чтоб ты возомнил себя равным ангелам господним, - монах глянул на фигуры ангелов над алтарём, выдержал паузу, затем продолжил:
   - Но всё это тщетно и не имеет в себе ничего блистательного и славного. А те, кто пользуются этой прелестью дьявольской, на самом же деле не наслаждаются, потому что это вовсе и не слава. Так писал ещё Иоганн Златоуст, и ничто не изменилось в нашем грешном мире после его смерти. А посему, могу лишь посоветовать смирить свою гордыню, отринуть козни Нечистого и с рвением, достойным истинного христианина, посещать все церковные службы. И не забудь читать "Отче наш" дюжину раз на каждой заутрене и вечерне!..
   Регулярное многократное повторение молитвы привело к неожиданным результатам. Бартельмё вдруг вспомнил, как впадать в состояние полного расслабления и наоборот, полной концентрации. Откуда он это знал? Кто его этому научил?

- V -

  Хофбург в XVI веке, гравюра 1880 года

   На турнир в Вену прибыли более шестидесяти славных рыцарей со всей империи. Когда они по очереди проезжали через красно-чёрные Швейцарские ворота Хофбурга, а герольды выкрикивали их имена и звучные титулы, Бартельмё казалось, что он попал в одну из легенд, что читал в книгах из библиотеки принца. Вскоре от блестящих доспехов самой тонкой и искусной работы, пышных плюмажей и разноцветных знамён, собравшихся в тесном Швейцарском дворе, рябило в глазах.
   Принц Фердинанд в парадных латах миланской работы и позолоченном шлеме бургиньоте с эффектной мордой льва на козырьке был похож на античного героя. Но все обязательно заглядывались на исполинского воина в его свите. Пеший, он был почти наравне с конными. Многие рыцари в некотором смятении размышляли, как справиться с таким грозным противником. Один очень рослый и храбрый баварец даже подошёл к Фердинанду и вежливо осведомился, не будет ли великан участвовать в турнире. Но принц не менее вежливо ответил, что Бартельмё - не ровня баварцу, и тому следует подыскать себе противника из более знатных и именитых воинов.
   Собравшимся сообщили, что турнир сей есть аллегория борьбы между Добром и Злом. Сразу после этого в Швейцарский двор вошла небольшая процессия ряженых, где Добро олицетворяла девушка, одетая богиней любви Венерой, а Зло - мускулистый мавр, изображавший бога войны Марса и облачённый, как турецкий султан, в большой белый тюрбан и зелёный кафтан с меховой оторочкой. Затем под звуки труб на высоком крыльце замка появились император Фердинанд, его сын и наследник Максимилиан и герцог Баварии Альбрехт. Фердинанд уже смирился со своим возрастом и носил чёрное шаубе, подбитое горностаем, даже летом. А вот Максимилиан и Альбрехт предстали во всём блеске парадных лат, сделанных по последней миланской моде и покрытых изящной чеканкой с позолотой. Поприветствовав участников турнира, император и его наследник потребовали от своих лучших рыцарей доблести, отваги и честной борьбы.
   Когда церемония открытия закончилась, принц Фердинанд взял с собой Бартельмё и направился в Штальбург. Этот корпус, соединённый с остальным Хофбургом крытым переходом, недавно построили для Максимилиана. Пройдя через сводчатый портал, великан оказался в прямоугольном внутреннем дворе. Со всех сторон его окружали аркады в три этажа. Здесь принц и оставил Бартельмё.
   Некоторое время спустя во двор степенно вышел мальчик в светлом шерстяном дублете, поверх которого был надет тёмный кожаный колет с золотыми пуговицами. Лицо ребёнка, в целом миловидное, чуть портил слишком длинный и выдвинутый вперёд подбородок. Подойдя к великану, мальчик окинул его взыскательным взглядом и важно произнёс:
   - Дядя Ферди сказал, что ты будешь моим вассалом до самого конца турнира. Почему ты не присел на одно колено и не поцеловал мне руку?
   Бартельмё сначала опешил, потом исполнил требуемое, а мальчик невозмутимо произнёс:
   - Пойдём, я покажу тебе своего коня!

  Принц Рудольф, 1567 год, картина Алонсо Санчеса Коэльо

   Осмотрев конюшню, они перешли в оружейную, где мальчик-принц продемонстрировал великану свои роскошные латы, меч и копьё и заявил, что скоро они вместе с Бартельмё отправятся воевать против турецкого султана Сулеймана. Потом Рудольф похвалился коллекцией минералов, состоящей из небольших золотых и серебряных самородков, а также различных красивых кристаллов. И среди этих замечательных камней Бартельмё вдруг заметил невзрачный серебристо-белый чешуйчатый продолговатый обломок с розоватым отливом. Непостижимым образом великан ощутил, что этот странный кусок породы очень важен для него. И, набравшись смелости, он спросил у мальчика-принца:
   - Ваше высочество! Могу ли я просить вас о великой милости?
   Рудольф выпрямился, надулся и важно произнёс:
   - Говори!
   - Я готов сослужить вам любую службу, не противоречащую имперским или божественным законам, если вы отдадите мне этот камушек! -- и указал на чешуйчатый обломок.
   Рудольф окинул великана подозрительным взглядом, потом взял в руки странный камень.
   - Это не золото и не серебро. Зачем он тебе?
   - Я впервые в Вене, и вдруг сразу увидел императора, Хофбург, вашего батюшку и вас. Возможно, это самое яркое впечатление моей жизни. А этот камушек будет мне напоминать о сем великом дне, когда я вернусь в своё захолустье.
   - Откуда ты?
   - Из Трентино.
   - Владения князя-епископа Мадруццо, нашего верного союзника. Я подумаю над твоей просьбой. На сегодня ты свободен, но завтра ты должен быть в приёмной к моему пробуждению...
   На следующий день мальчик-принц сообщил, какой службы потребует от своего огромного компаньона. Бартельмё был ошарашен, но, вспомнив, что говорил принц Фердинанд на этот счёт, подчинился беспрекословно.

- VI -

   Однажды в июне перед началом утренних поединков герольды объявили, что в последний четверг перед днём Святого Антония Падуанского на площади возле императорского замка состоится зрелище доселе невиданное. Всех желающих приглашали приходить к полудню.
   В указанный день благородные гости собрались на трибуне ристалища, а простолюдины толпились у забора. Самые нетерпеливые поглядывали в небо, ожидая, когда солнце окажется в зените. Когда тени от шатровых башен Хофбурга укоротились до предела, загремели начищенные до блеска трубы, а народ повскакивал, срывая головные уборы. На почётные места прошли император, принцы и герцог Баварский. Когда они удобно расположились в креслах, император кивнул. Трубачи снова вскинули свои инструменты. После призывного громового аккорда началось действо.
   Заиграли лютни, и на ристалище появилась невысокая девушка в старинном платье принцессы и высоком головном уборе эннене с длинной, но лёгкой полупрозрачной завесой. Девушка дошла, пританцовывая под музыку, до середины площади, а потом все зрители разом вскрикнули: за спиной "принцессы" появился кто-то ужасный. Высоченный, в полтора человеческих роста волосатый мужчина потрясал жезлом, в роли которого выступало вырванное с корнем дерево. Из одежды на великане присутствовали лишь венок из зелёных листьев на голове и юбочка из тех же самых листьев вокруг чресел. Густая тёмная растительность на теле этого варвара привела женщин в лёгкое смущение. Сей дикарь громко кричал на непонятном языке и угрожающе размахивал своим жутким жезлом.
   Обернувшись, принцесса заметила своего грозного преследователя и вскрикнула от страха. Но тут трубачи снова взялись за свои блестящие инструменты, и на ристалище вбежал маленький рыцарь в сияющих доспехах с плюмажем на шлеме и факелом в правой руке. Без размышлений этот юный воин бросился на великана и вынудил того отойти от девушки. При виде пламени дикарь кричал, ругался, но отступал шаг за шагом, пока не очутился у самого забора. Там он прижался спиной к жердям и выбросил жезл-дерево.
   Маленький рыцарь не удовлетворился содеянным. Он передал факел слуге в ливрее, выхватил у другого турнирное копьё, сделанное как раз по его росту, и начал тыкать корончатым наконечником в ногу великана. Гигант при этом смешно вскрикивал и пытался уползти от своего грозного противника. Наконец, понуждаемый уколами копья, дикарь остановился на коленях в центре ристалища, повернувшись лицом в сторону собора Святого Штефана, и перекрестился.
   Снова загремели трубы, после чего маленький рыцарь с копьём на плече, дикарь и принцесса совершили круг почёта по всему полю под рукоплескания зрителей. А потом они поднялись на имперскую трибуну, и там воин снял свой шлем. Все увидели, что это принц Рудольф, внук императора. Его дед и отец добродушно хохотали...

  Гравюра современника, изображающая турнир 1560 года в Вене

   Вернувшись в свои покои в Штальбурге, мальчик-принц подозвал к себе Бартельмё.
   - Ты хорошо потрудился. Думаю, что в этом городе надолго запомнят дикаря, которого ты изображал. Держи! - и Рудольф протянул великану два мешочка. В одном позвякивали монеты, в другом находилось что-то неровное продолговатое.
   Бартельмё присел на одно колено и склонился в поклоне:
   - Благодарю вас, ваше высочество! Я рад был вам услужить!
   - Может, останешься моим придворным великаном? Мы вместе поедем на войну, и ты поможешь мне пленить самого турецкого султана.
   - Спасибо, ваше высочество, но я уже присягнул вашему дяде.
   - Хорошо. Ты свободен.
   Перед вечерней, дожидаясь своего господина, Бартельмё услышал, как принц Фердинанд диктовал письмо:
   - Наши августейший брат и венценосный батюшка остались довольны представлением. Максимилиан рассказал, что отец, скорее всего, согласится одобрить наш брак на условиях секретности в будущем году. Он предложит дать нашему сыну фамилию Австрийский, герб, имение и содержание из имперской казны...
   Закончив диктовать, Фердинанд одарил великана ещё одним мешочком с серебряными талерами. Бартельмё успел заметить, как скривилось при этом лицо карлика Томеля...

- VII -

  Вена на карте XVI века

   А вечером гигант отправился гулять по Вене. От Хофбурга он свернул на улицу, которую все называли "Угольным рынком", но на которой рябило в глазах от ярко раскрашенных вывесок ювелиров и торговцев шёлком. Публика тут фланировала важная и красиво одетая. Не успел Бартельмё как следует на них насмотреться, как улица закончилась широкой и длинной площадью. Над дальним её концом высился громадный остроконечный шпиль собора, украшенный позолоченными солнцем и луной. Он поднимался над красными черепичными крышами домов, как вящее напоминание о всемогуществе Господа.
   Великан на всякий случай перекрестился, а потом его внимание привлёк узкий невзрачный переулочек к северу от площади. Там и люди ходили попроще, и пахло выгребной ямой, но было в нём что-то таинственное и притягательное. Бартельмё прошёл по переулку и услышал перестук кузнечного молота, доносящийся из-за ближайшей стены. Подняв голову, он увидел потемневшую металлическую вывеску с парой воронов, глядящих в разные стороны. Великану стало интересно, и он толкнул рукой невысокую дверь.
   Лавка располагалась в подвале. В большой зал со сводчатым потолком слабый вечерний свет проникал через зарешеченные оконца наверху. Под одним из окошек сидел на лавке мальчишка подмастерье и полировал пластину доспеха. На неоштукатуренной каменной стене висело несколько деревянных щитов, обтянутых кожей, с полдюжины мечей и десяток кинжалов. На другой стене располагалась всяческая кухонная и хозяйственная утварь. В углу, между лавкой и большим сундуком стоял собранный от шлема до сабатонов полный доспех рыцаря.
   Подмастерье, занятый работой, не обратил на посетителя никакого внимания, поэтому Бартельмё прошёл в кузницу. Тут было жарко: из большого каменного горна лился багровый свет от раскалённых углей. Даже земляной пол не остужал помещение. За наковальней работал невысокий, но очень широкоплечий мужчина в кожаных штанах и длинном фартуке. Оранжевые искры так и разлетались в разные стороны при каждом ударе. Когда кузнец закончил оббивать молотом заготовку, он подхватил её клещами и опустил в чан с водой. Металл зашипел.
   Потом мужчина поднял голову. Широкое смуглое лицо кузнеца обрамляла густая и длинная, но аккуратно подстриженная и расчёсанная борода. Тёмные глаза смотрели на редкость строго и проницательно. Осмотрев незваного гостя, мужчина кивнул:
   - Приветствую доблестного эйнхери! Давно ты из верхнего мира?
   Бартельмё с недоумением ответил:
   - Простите, вы, наверное, приняли меня за другого.
   А кузнец, как будто не услышав великана, продолжал расспросы:
   - Как там поживает Хозяин?
   - Я не знаю, о ком вы говорите! Меня зовут Бартельмё Бон, я служу принцу Фердинанду, наместнику Австрии, Тироля и Штирии.
   Кузнец нахмурился, глаза его погрустнели.
   - И пресветлый чертог с крышей из позолоченных щитов тоже не помнишь?
   - Нет. О чём вы?
   - И пиры Хозяина?
   Бартельмё покачал головой, после чего кузнец тяжело вздохнул. Затем он глянул на своего гостя внимательнее и принюхался.
   - Я чую запах чародейства. Ты не мог всё это забыть сам. Тебя околдовали!
   Обойдя вокруг великана, кузнец вырвал у того волос, намотал на палец, что-то неразборчиво пробормотал, потом бросил волосок в горн. Закончив этот непонятный ритуал, широкоплечий снова обратился к Бартельмё:
   - Отдай мне то, что ты получил сегодня, но только не серебро и не золото, и я помогу тебе вернуться в верхний мир.
   Заглянув в тёмные глаза кузнеца, великан почувствовал себя так, будто его затягивало в водоворот. Казалось, что земляной пол под ногами покачнулся, а кузница начала медленно вращаться вокруг этого строгого бородатого лица. Чтобы не упасть, Бартельмё быстро отвёл взгляд и трижды прочитал мысленно "Отче наш". Наваждение пропало, и к великану вернулась способность трезво мыслить.
   Что он сегодня получил? Конечно же, самородок. Он не знал, почему попросил у мальчика-принца этот странный предмет. Серебристо-белый чешуйчатый продолговатый обломок с розоватым отливом вызвал какой-то отклик в его душе. Наверное, это имело отношение к его прошлой жизни, о которой он утратил память. А теперь кузнец, который что-то знает о Бартельмё, просит отдать этот кусок металла. Возможно, это позволит вернуть потерянные воспоминания. А может быть, и нет. Кузнец не похож на обманщика, но обманщики слишком часто похожи на честных людей. А ведь ещё этот широкоплечий невысоклик может принимать Бартельмё за другого.
   Прикинув так и этак, великан решил рискнуть и полез за пазуху. Нащупав мешочек с самородком, он протянул его кузнецу. Тот быстро достал обломок, чуть подбросил его на широкой ладони, потом глянул на свет.
   - Глаура или серое олово. Она же демогоргон. Неспроста ты получил этот самородок, ох, неспроста! Клянусь пресветлыми альвами!
   Обернувшись к Бартельмё, кузнец скороговоркой произнёс что-то певучее на непонятном языке, потом отошёл к столу у самой тёмной стены и достал какие-то предметы. Раскрыв пергаментный свиток, невысоклик показал своему гостю изображение змеи, кусающей себя за хвост, и чётко проговорил:
   - Где началось, там и кончится! Ты должен завершить круг в этом мире.
   Великан ещё разглядывал странный рисунок, когда кузнец протянул ему бронзовый ключ размером с ладонь:
   - Возьми! Это поможет тебе пройти через портал. А теперь - прощай! И если когда встретишь цверга, то не чини ему зла и передавай привет от родича нифлунга...

- VIII -

   Возвратившись к началу осени в замок Пюрглиц вместе с принцем Фердинандом и его свитой, великан затосковал. Случившееся в Вене вспоминалось как сказка, и после неё обычная жизнь казалась слишком пресной и скучной.
   Госпожа Филиппина готовилась снова стать матерью и на глаза придворных и челяди почти не показывалась. Ей то и дело нездоровилось, поэтому принц часто пребывал в скверном расположении духа. Его высочество не веселили проделки Томеля, старавшегося изо всех сил, и даже не развлекала охота в Пюрглицком лесу. Фердинанд ходил мрачный и ещё более бледный, чем обычно. Лишь посылка от брата, передавшего ему луковицы чудесных цветов из Блистательной Порты, которые подарил имперскому послу султан Сулейман, ненадолго вернула принцу хорошее настроение. Он повелел садовнику продумать, где высаживать луковицы по весне, чтобы госпожа Филиппина могла любоваться этими диковинами, не выходя из своих покоев.
   Перед днём святой Цецилии в замке царила суматоха. Из Праги для госпожи Филиппины привезли лучшую повитуху, и эта почтенная матрона вместе с господином Маттиоли, личным врачом принца, загоняли всю прислугу и всю свиту своими распоряжениями. Даже Бартельмё был вынужден отправиться в деревню у подножия замкового холма за сушёным прострелом и белым ясенцом с берегов Раковницкого ручья. По пути он видел карлика Томеля, несущегося в противоположном направлении.
   На исходе ночи покои госпожи Филиппины огласил громкий крик новорожденного. Младенца обмыли, укутали в пелёнки и положили в люльку, после чего старшая служанка тихонько вынесла колыбель за стены и оставила перед воротами замка.
   Далее в дело вступил капитан Конрад. Получив доклад от дежурного ратника, он принёс люльку с "подкидышем" отцу Антонию, а затем вместе с почтенным францисканцем показал младенца принцу и умолял своего господина принять участие в судьбе несчастного ребёнка. Фердинанд в присутствии доверенных придворных выслушал доклад капитана, узнал мнение служителя церкви, а затем заявил, что согласен взять на воспитание приёмного сына.
   Все в замке знали, кто настоящие родители "подкидыша", но, уважая своих владетелей, вели себя так, будто верили всей этой истории об усыновлении...
   Когда наступила зима и в Пюрглице воцарились холод и скука, Бартельмё всё чаще заглядывал в библиотеку принца. Вскоре великан взялся за "Деяния данов", изданные почтенным каноником Педерсеном. Цветистые сказания о могучих и бесстрашных конунгах помогали скоротать унылые дни, но, в то же самое время, усугубляли тоску. После Рождества, дойдя до третьей книги, Бартельмё решил по весне уйти из замка и последовать совету странного кузнеца-нифлунга: вернуться туда, где начинались его самые ранние воспоминания. Но как туда добраться?
   В библиотеке принца нашлась карта Европы, склеенная из пятнадцати листов и скатанная в рулон. На этом портулане, напечатанном господином Меркатором из Дуйсбурга, можно было разглядеть, что путь предстоял неблизкий. Сначала нужно добраться до Нюрнберга, оттуда - до Аугсбурга. А дальше следовало двигаться по западному берегу Леха до Фюссена и потом через горы по древней Клавдиевой дороге. Бартельмё постарался запомнить карту во всех подробностях.
   В соседней деревне великан заказал себе сапоги с тройной подошвой, подбитой гвоздями. Когда вскрылся ото льда Раковницкий ручей, Бартельмё прикупил у мясника несколько полосок вяленого мяса, у пекаря - холщовый мешочек с сухарями.
   День святого Иосифа выпал на воскресенье, поэтому праздновали его в следующий понедельник. Отец Антоний отслужил мессу, потом освятил сушёные бобы, которые принесли ему женщины. Выйдя из замковой часовни, Бартельмё поднял голову. Стояла отличная погода. С безоблачного голубого неба светило яркое солнце. Неподалёку разговаривали два ратника из местных. Они обсуждали народные приметы. Согласно им получалось, что год должен быть тёплым и хлебным. А ещё хорошая погода на святого Иосифа означала, что зима больше не вернётся.
   "Значит, сегодня и уйду", - подумал великан и улыбнулся солнцу...

- IX -

   Когда стемнело, Бартельмё натянул новые сапоги, кинул в котомку припасы, проверил кошель на поясе. Остатков серебряных талеров, полученных летом в Вене, ещё должно было хватить на дорогу. Потом великан закутался в плащ и тихонько вышел в нижний двор. Замковые ратники уже сидели в тёплой казарме, поэтому до калитки удалось добраться без лишнего шума. Но стоило гиганту коснуться засова, как сзади раздался знакомый гнусавый голос:
   - И куда это ты собрался, верзила?
   Бартельмё оглянулся. В трёх шагах от него стоял Томель. В руках карлик держал свёрток и очень длинную палку, отчего сам казался совсем крошечным. Лицо давнего недруга приняло хитрое выражение.
   - Нашу оглоблю потянуло на прогулки под луной? А, может, ты, наконец, завёл себе красотку в деревне? Хотя, сомневаюсь, что девки перестали тебя бояться.
   Бартельмё нахмурился. Он хотел уйти тихо и незаметно, а карлик, судя по всему, решил устроить из этого очередное представление. Увидев перемену в его лице, Томель продолжил:
   - Ладно, не хмурься так, а то станешь похожим на бутцемана-переростка. Ты думал, что в замке все слепые, глухие и недалёкие, и не заметят твоих соборов? Ты думаешь, принц не видел, как ты рассматриваешь карту? Да если хочешь знать, капитан Конрад побился об заклад с господином Пьетро Маттиоли, что ты уйдёшь как раз на святого Иосифа. Теперь наш бравый капитан раздумывает, когда ему лучше прокутить эти десять талеров, самый лёгкий заработок в его жизни. А мы с отцом Антонием всё надеялись, что ты догадаешься перед уходом попрощаться с госпожой. Но ты не оправдал наших надежд, дубина стоеросовая...
   Карлик фыркнул от возмущения и почесал запястьем нос.
   - Что молчишь? Думал, что самый хитрый? Ну-ну! Ладно, хватит об этом. Вот тебе от его высочества, - и Томель протянул великану свиток, перевязанный лентой.
   - Что это? - удивился Бартельмё.
   - Дозволение его высочества на твоё передвижение в пределах Империи. А это рекомендательное письмо к князю-епископу Мадруццо, - карлик достал второй свиток.
   У великана перехватило дух от волнения. Он ожидал какой-то каверзы в обычном духе Томеля, а оказалось, что тот явился к нему с самыми добрыми намерениями. Между тем карлик продолжал чуть более нежным голосом:
   - Это тебе от госпожи, бальзам из целебных трав и медальон. Повесь образок на шею, чтобы святой Николай оберегал тебя в пути, - вручив всё это Бартельмё, Томель добавил: - Ещё госпожа просила передать, что если ты решишь вернуться, она всегда будет рада принять тебя под своё покровительство.
   Бартельмё наклонился и осторожно прижал карлика к своей груди. Томель буркнул подозрительно срывающимся голосом:
   - Отпусти, верзила! Раздавишь! - потом заморгал и потянулся ладонью к глазам. Отстранившись от великана, он шмыгнул носом, потом проговорил уже своим обычным гнусавым голосом:
   - Вот тебе последний подарок, от капитана Конрада, мастера Антона и меня. Этот посох поможет тебе в дороге, если ты понимаешь, о чём я говорю.
   Деревянный шест был прихвачен сверху и снизу железными набалдашниками. Карлик подмигнул:
   - Если встретишь разбойников, вспомни, чему тебя учил капитан! Удачи тебе, орясина!
   - Спасибо вам всем!
   Бартельмё вытер пальцами внезапно увлажнившиеся уголки глаз, снова прижал к себе Томеля, потом взял посох левой рукой, а правой открыл калитку. Доброту и щедрость обитателей замка Пюрглиц он не забудет никогда...

- X -

   - Да вы лучше оставайтесь у нас на ночлег! - хозяйка постоялого двора в Брайтенванге приветливо заулыбалась великану, после того, как он расплатился за обед серебром. - В Хайтерванг до темноты вы можете не успеть. Да и дорога через лес идёт... Мало ли что случится.
   - Вы же говорили, что тут чуть больше мили.
   - Да, но это же в гору. К тому же там всякое бывает возле Фалькенберга...
   - Что именно?
   Трактирщица огляделась, потом заговорщицким шёпотом произнесла:
   - Говорят, что там ландскнехты бродят, которые на войну в Швецию собирались, да от своих отбились по дороге. На днях купца из Инсбрука ограбили, который шёл без охраны. Хорошо, что не убили.
   Великан улыбнулся:
   - Я не купец, с меня брать нечего.
   День стоял тёплый, почти летний. Луга вокруг деревни уже радовали глаз свежей сочной зеленью, но листья на деревьях ещё не распустились. Солнце золотым шаром висело над вершинами окрестных гор, иногда пропадая за пушистыми белыми облаками. Бартельмё бодро шагал по пыльной дороге. Сначала идти было легко, но когда деревня скрылась из виду, путь пошёл вверх, петляя между зелёными соснами и чёрными дубами, буками, липами и каштанами. Великан немного замедлился, чаще опираясь на посох.
   После очередного изгиба дороги показались две горы. На правой виднелись серые башни замка, возвышающиеся над верхушками деревьев. Подойдя ближе к седловине между горами, Бартельмё заметил, что когда-то её перегораживал частокол, ныне сожжённый дотла. Следы недавней войны.
   Великан шёл уже больше часа, но не встретил ни единой души, хотя на утрамбованной земле виднелась свежая колея от колёс. А потом вдруг услышал свист. Перехватив посох поудобнее, Бартельмё огляделся. Вокруг никого не было, но издалека доносились голоса.
   Когда дорога обогнула склон соседней горы, перед глазами великана предстала повозка, с которой дюжие мужики в пышных одеяниях с буфами и разрезами стаскивали мешки. Рядом стоял дородный щёголь в голубом берете, украшенном страусиными перьями, кирасе, надетой поверх ярко-жёлтой атласной камизы и узорчатых серых плундрах, расшитых лимонными лентами. Перед разряженным верзилой валялся в дорожной пыли возница. Щёголь отпихивал того носком сапога и приговаривал, держась за перевязь с мечом:
   - Принесёшь деньги - получишь мешки обратно. Не будет денег - останешься без зерна и без осликов.
   Тут обладатель голубого берета повернулся и увидел Бартельмё. На лице щёголя мелькнуло что-то, отдалённо напоминающее улыбку.
   - Ба! Какой удачный час! Ещё один добрый человек решил пополнить казну жёлтой банды! Подходи, жердяй! Не бойся! Мы спасём тебя от лишнего серебра, и тебе не на что будет грешить!
   Остальные мужики заулыбались, отвлеклись от мешков и начали подходить к великану. Бартельмё окинул их взглядом, оценил расстояния, потом ввёл себя в состояние полной концентрации и действовал, не задумываясь ни на мгновение. Схватившись левой рукой за верхушку посоха, он быстрым движением махнул своим оружием, разбив череп ближайшему бандиту. Затем, описав круг этим окованным шестом в воздухе над собой, он срубил второго, перехватил посох двумя руками и ударил окованным концом в пах третьему.
   Следующий мужик успел обнажить свой слегка искривлённый клинок, схватил его рукоять обеими ладонями и атаковал великана. Бартельмё легко уклонился и без замаха долбанул своего противника по затылку, сбив широкополую шляпу с жёлтыми лентами. Одновременно он ударил ему ребром подошвы по боковой стороне колена. Бандит завопил и рухнул на дорогу.
   Оставались ещё трое. Пока щёголь доставал из-за пояса пистолеты и целился, остальные мужики с мечами нападали на великана с разных сторон. Уклонившись от одного, Бартельмё закрылся им от выстрела. Щёголь ругнулся, а бандит упал с простреленным плечом. Не мешкая, великан ударил посохом, как двуручным мечом, пробил защиту второго бандита, сломав ему руку и выбив кацбальгер. Засадив ему ногой в пах, Бартельмё бросился на щёголя.
   Грохнул выстрел. Великан почувствовал, как что-то ударило его в грудь и обожгло кожу, но не остановился, пока со всей силы не ткнул противнику посохом в живот, чуть ниже края кирасы, потом противоположным концом в подбородок. Щёголь свалился без чувств. Оглядевшись, Бартельмё заметил под деревьями ещё одного бандита, дрожащими руками нацеливающего пистолет. Великан метнул посох, попав точно в голову. Раздался хруст, какой бывает, когда колют орехи.
   Отдышавшись, Бартельмё поднял из пыли возницу. Того колотило от страха. Заплетающимися губами крестьянин пробормотал:
   - У в-в-вас на г-г-груди, - и показал дрожащим пальцем.
   Великан наклонил голову, потрогал грудь и обнаружил, что плащ и камиза прорваны и чуть обуглены, а кожа под ними болела и кое-где кровоточила. От более неприятных последствий его спас медальон со святым Николаем, чью бронзовую поверхность изуродовала вмятина от пули. Бартельмё поднял глаза в предзакатные небеса и истово помолился за здоровье госпожи Филиппины. Потом на него накатила эйфория от этой схватки и он вспомнил, что часто испытывал подобное чувство ранее...

- Эпилог -

   Падре Христофор за эти годы поседел и чуть осунулся. Но он был явно рад увидеть Бартельмё. Тот поведал о своей службе принцу, а потом, как бы невзначай, попросил рассказать, кто из рыбаков вытащил его из озера. Оказалось, что один из них, Джанни Чесани, умер минувшим летом. Оставался его товарищ, Бруно Лунелли. Он жил на главной площади рядом с башней Аппонале. Поблагодарив священника, Бартельмё зашагал к башне.
   Сначала он вышел к воде. В замке, расположенном на прямоугольном острове, кипела работа. Каменщики пробивали окна в мощных венецианских стенах, а там, где они уже это сделали, штукатуры трудились над фасадом. Над главной башней трепетал на ветру флаг князя-епископа, из чего великан сделал вывод, что его преосвященство Мадруццо, находясь под защитой империи, более не опасался Венеции и решил сделать из крепости летний дворец.
   Берег озера был уставлен рыбацкими лодками, длинными плоскодонными биссами, топами и топеттами с косыми люгерными парусами. На пустыре за каналом, окружающим замок, сушили на жердях и верёвках сети. Выйдя на главную площадь, Бартельмё засмотрелся на громаду горы Роккетты, нависающей над городком. Она закрывала собой четверть неба с западной стороны.
   К счастью великана, Бруно Лунелли оказался дома. Он уже продал весь утренний улов и теперь коротал время до ужина за кувшинчиком красного. Рыбак встретил Бартельмё настороженно, но, получив серебряный талер, повеселел. А после второй монеты Бруно даже признал в своём незваном госте того утопленника, которого он с товарищем когда-то вытаскивал из воды.
   Расчувствовавшийся рыбак по просьбе великана расказал, где находилось то место: примерно посередине между небольшой долиной, там, где ручей Понале впадает в озеро, на западном берегу, горой Брионе - на севере, и устьем речушки Сарка чуть восточнее. Бруно возвратился мысленно в тот далёкий день и припомнил, как низко висели тяжёлые тучи, жалобно вопили чайки над Гардой, надсадно кашлял старый Джанни Чесани и как внезапно открылся в небе просвет, через который яркий солнечный луч осветил лазурную воду на добрых две дюжины футов. И тогда заметили они с товарищем странный округлый бугор на дне и человеческую фигуру без признаков движения. Вытащить такого здоровяка оказалось непростым делом, но они справились. А вернувшись в Риву, первым делом позвали падре Христофора, чтобы тот решил, куда определить верзилу, на кладбище или в лазарет...
   К рассвету Бартельмё отплыл от Ривы так далеко, что даже башня Аппонале почти сливалась с береговой линией. Но гора Брионе, гигантская плита, неведомым образом вбитая в приозёрную долину под небольшим углом, служила прекрасным ориентиром. Не рассчитывая на своё искусство пловца, великан раздобыл в городе сухую деревяшку, которую использовал в качестве поплавка.
   Когда ночная дымка совсем развеялась, Бартельмё смог вычислить место, о котором ему поведал рыбак. Оставалось ещё с пару дюжин футов, но ноги уже перехватывала судорога от холодной воды. И вдруг великан ощутил странное: кто-то невидимый будто призывал его к себе, его тянуло туда со страшной силой. Последние гребки давались с трудом, но Бартельмё поневоле ускорился. Оставалось отдышаться, цепляясь за деревяшку, а потом нырнуть.
   Открыв в воде глаза, великан увидел ту самую округлую глыбу, о которой рассказывал Бруно Лунелли. Именно к ней тянуло Бартельмё. Протянув руку и коснувшись заилившейся поверхности, он почувствовал биение. Вскоре на глыбе нарисовался серебристым светом контур двери с полукруглым верхом. Вставив ключ и повернув его в замке, Бартельмё заметил, как пропала глыба, а всё вокруг залил золотистый свет. Сделав несколько шагов, великан вдруг понял, что идёт по радуге. Перед ним открылись башни замков невиданной красоты под изумительным аквамариновым небом. И тут гигант вспомнил всё...

- От автора -

   Император Фердинанд I в 1561 году всё-таки одобрил брак своего сына и Филиппины Вельсер, дочери богатейшего купца из Аугсбурга, на условиях полной секретности. Их дети были исключены из числа наследников престола, но пользовались покровительством императора и сделали отличную карьеру.
   Мальчик-принц Рудольф стал императором в 1576 году, сразу после смерти своего отца, но на войну с Османской империей так и не отправился. У него хватало других забот.
   В Вене надолго запомнили то зрелище, которое жители города увидели в четверг перед днём Святого Антония Падуанского. До сих пор на WДhringer Straße 85 существует ресторан "Zum Wilden Mann", чей фасад украшает изваяние великана в набедренной повязке с дубинкой в правой руке.
   Про карлика Томеля рассказывали разное, но известно, что в 1568 году он изрядно развлёк публику, собравшуюся в Мюнхене на свадьбу Вильгельма, будущего герцога Баварии и принцессы Ренаты Лотарингской, когда выпрыгнул из пирога, облачённый в тёмные рыцарские латы.
   Примерно в это же время в Европе снова начали преследовать тех, кто отличался от обычных людей. За век с небольшим по подозрению в колдовстве были казнены десятки тысяч несчастных, преимущественно женщин. С тех пор в нашем мире больше не встретить ни цвергов, ни нифлунгов, ни альвов.
   Что же касается Бартельмё Бона, то любые свидетельства о его жизни после венского турнира в 1560 году исчезают из письменных источников. Так что можно полагать, что он вернулся туда, откуда явился в наш мир.
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"