Я умею говорить без надрыва, 
Я умею не тиранить аккорды. 
Пусть рыдают над тобой херувимы, 
Надо мной настилают доски, - 
Я ещё поживу, над обрывом 
Прохриплю ещё своё последнее слово. 
 
Дорогой, ты мне дорого стоишь, 
Ты мне стоишь и веры, и Родины, 
Ты мне стоишь и чести, и почестей, 
Кладбищ, капищ, хранилищ и россыпей 
Золота... Что от тебя мне останется, 
Если я раскроЮ тебя ножичком? 
Алый мрак, перекаты гортанные, 
Твои муки, ещё теплокровные... 
Я возьму твои руки в чеканные 
Золотые оковы заковывать, 
Я глаза твои, гибельно странные 
Из лица стану вымуровывать. 
 
Я отрежу по одному твои пальчики, 
Разукрашу твои губы, сотку твои волосы 
В лёгкий шёлк белокрылого савана, 
Твои брови взлетят, словно два воробышка... 
Кто-то скажет: "Зачем же уродовать?" 
Я отвечу: "Отнюдь, я всего лишь художница 
И рисую такой натюрморт"... 
 
В пьяной ярости исковеркана 
Жизнь-пощада, и голыми нервами 
Мне червивое сердце гладил... 
"Отпусти меня!" Детка. Деточка, 
Мне никак с моим сердцем не сладить. 
 
Коммуналками серых стен
Дни вели на расстрел наших вер 
Имена, и места, и даты; 
Наших верных измен солдаты 
Ружья вскинули наперевес 
И палили по ним, отказав наотрез 
Выслушать речь адвоката. 
Имена умирали красиво, 
Полу-судорожно, полу-лениво, 
Места исчезали в окошке, 
Побродив в нас ещё немножко, 
Даты звали взмыть в облака, 
Обыграть меня в дурака, 
Даты помнили счастье, и ложь, 
И грибной подслеповатый дождь. 
 
Я умею говорить без надрыва, 
Я умею не тиранить аккорды, 
Вырастать над твоею могилой 
Камнем, радугой, небом, и морем. 
Я взобью облака, как перину, 
Постелю тебе, мой птенчик, постельку, 
Я тебя так некстати любила, 
Приметала грубой ниткой живое, 
И дыханье как губу закусила, 
Истоптала надежду, как стельку. 
 
Ранний свет тускло щурится в окна, 
Ночь линяет, и звёзды в тоске. 
Переломаны рёбра и стёкла, 
Возвращаюсь домой налегке. 
Как достать мне тебя - не об этом, 
Мне об этом и думать нельзя, 
Перекопаны все рассветы, 
Все рассветы со мной на ножах, 
Потому что завёрнуто где-то 
Тело гибкое в войлок и страх. 
 
За спиной слышу вопли сирены, 
Этот острый и жалобный вой. 
Я как чую: они приедут 
И с лопатой придут за тобой. 
Сдвинут камень и в душу залезут, 
И затянут: "Господь, упокой!"... 
 
Мне метаться, царапая стены, 
Грызть наручники, часто дыша. 
Ты, крылатый и вдохновенный, 
Надо мной в золотых облаках.