Мир казался кроваво-красным, по которому плавали багровые пятна. Я не видел ничего кроме яркой пелены, которая заволакивала больной разум. Постепенно взор прояснялся, пелена рассеивалась и тускнела. Но как только пытался повернуть голову, то она вновь заволакивала рассудок, отзываясь тупой ноющей болью в висках, отбивая желание шевелиться.
Наконец разум успокоился, боль уходила в глубины подсознания. Снова открыл глаза. Яркий свет полуденного солнца заставил тут же пожалеть, но отступать я не собирался, поэтому прищурившись, глянул наверх.
Надо мной по-утреннему яркое голубое небо, по нему спокойно плыли, гонимые теплым ветром, пористые серовато-грязные облака, похожие на невиданных животных, которые сбились в кучку и неслись куда-то. Далеко на горизонте почти чёрное небо. Оно сплошь затянуто тёмными грозовыми тучами, готовыми в любой момент обрушить потоки холодной воды на сухую, от нестерпимого зноя, землю.
Лежать надоело, поэтому решено было подниматься, да и голова, что ранее гудела, отзываясь острой болью при каждом движении, сейчас успокоилась. Я медленно встал, поднявшись сначала на колени, отдышался, затем в полный рост. Начал отряхиваться от сена. От сена?!
С изумлением осмотрел себя, весь в сухой скошенной траве, на мне чужая грязная одежда - мешковатые, опоясанные простой верёвкой штаны из грубой жёсткой ткани, рубаха с прорехами, явно с чужого плеча. Ощущение, что я что-то упускаю, а скользкая мысль ускользает от моего, ещё затуманенного сознания. Кто же меня так вырядил, неужели друзья вчера по-пьяни?
Покрутил головой, внимательно изучая, что меня окружало. Цепким осмысленным, насколько это было возможно в моём состоянии, взглядом хватал каждую деталь окружающей среды. За спиной стог сена, у которого пришёл в себя. Широкое Поле. Вокруг полно других стогов, что выстроились ровными шеренгами. Почему я в поле, ведь мы же вчера с парнями в клубе потусили? Чья злая шутка?
Под ногами рыхлая, сырая земля. Трава пожухлая, недавно скошенная. Её сочный терпкий запах витал в воздухе. Поморщился, не привык горожанин к такому изобилию чуждых запахов городу.
Вдалеке поселение. Скорее всего, деревня, либо село. Путь к нему проходил через, извивающуюся как уж, речку, чьё узкое русло проходило почти посередине, между полем и крайними домами. Прикинул навскидку расстояние, за четверть часа дойду.
До речки пробежался. Через пару-тройку минут остановился у самого берега, вспотевший и бодрый от бега. Быстро скинул одежду и сиганул в речку, чувствуя, как, разгорячённое после пробежки, тело приникает в прохладную толщу воды, словно нож сквозь масло. Вдоволь накупавшись, вылез на берег.
Перед этим я последний раз погрузился с головой, нырнул до самого дна, где зачерпнул горсть земли. Когда вынырнул, хватая ртом раскаленный воздух, то подивился чистоте ила. Никакого мусора и в помине не было, в воде не оказалось ни бутылок, ни рваных покрышек, ни целлофановых пакетов.
Снова ощущение, что во мне что-то поменялось, стало совершенно другим, даже чуждым мне, и выпитый вчера алкоголь к этому никакого отношения не имел. Мысль буравила сознание, терзая и без того болезненный разум. Чувствовал, что я на пороге открытия, понимания того, что же со мной не так. Интуиция не подвела.
Что-то дёрнуло вернуться к речке и присмотреться к своему отражению. После того, как натянул одежду, присел на корточки у воды. Тут же от шока неуклюже вскочил и брякнулся задницей на сырой глиняный берег. В отражении не увидел себя - на меня с удивленным выражением лица поглядывал мальчуган лет десяти. Только сейчас полной мере осознал, что не давало мне покоя всё это время - моё тело... как и одежда и лицо, оно было не моим, не моим!
Секундой позже вспомнил и мальчика в зеркале, и остальное, что произошло вчера. А вчера ли? Увиденное в отражении повергло в ужас. Этого просто не может быть, это сон, это больная фантазия, наконец. Но, ни как не реальность.
Ущипнул себя за руку, да так сильно, что от жгучей боли ругнулся вслух. Сделал вывод, что всё это происходит со мной в действительности, а не снится. Даже голос изменился. Он снова стал тем самым звонким голоском, что был у меня лет пятнадцать назад. Вот только слова... я, конечно же, понимал что выкрикнул, но это было не на родном русском. Это был совершенно другой язык, чёрт возьми!
Что происходит? Почему я снова стал ребенком? Почему не знаю где я, и что здесь делаю? Что вообще происходит? Одни вопросы, на которых нет ответов, кроме тех фантастических домыслов о Проводнике и его волшебном зеркале. Но эту мысль сразу отбросил в сторону, это не может быть правдой - умалишенный старик приснился в пьяном бреду.
Строить догадки по поводу случившегося со мной бесполезно. Нужны ответы, стоит их поискать в том поселении, что находилось за речкой. Даже если там не найду ответов (об этом даже не стоит думать), то могу рассчитывать хотя бы на помощь.
Переправился через речку по ветхому деревянному мостику, который раскинулся неподалёку. Ступал по нему с осторожностью, так как гнилые, сырые доски не внушали доверия. Они пару раз противно трещали и скрипели, но выдержали мой вес.
***
И вот, стою на краю села, разглядывая домики, жителей, которые шныряли туда-сюда, не обращая на меня никакого внимания. В селении ни одной машины, ни одного комбайна, нет и тракторов, хотя как раз они и должны быть даже в деревнях, находящейся в глубокой глуши.
- Утро доброе, а вы не подскажите, где тут телефон есть, мне позвонить нужно? - поинтересовался у местного жителя, что проходил мимо.
- Паренёк, и тебе доброго! Ты, небось, из соседней деревни, сорванец. - Человек прищурившись, глянул вдаль, за мою спину. - А то я тебя впервые вижу, не местный, значить ты. Нет, звонаря по имени Телефон не знаю, может он на ярмарке - всё-таки не каждый день на базар к нам приезжает, значить, торговый караван хоббитов! Бабьё да мужи, значить, собираются, торговать надобно. Да и нет звонарей у нас, да и зачем он нужен, значить, если церкви в нашем селе то нет? Печаль Созидателя.
Мужичёк обратил свой взор в небо, задрав голову, затем прижал правую руку к груди - к сердцу, и склонил низко голову.
- Кого караван? Хоббитов? Но этого не может быть. Они ведь вымысел! - Опешил я.
- Ты мальчик многого не видел, значить, за свой пока ещё короткий век, - усмехнулся селянин, погрозив мне кривым морщинистым пальцем, - если хочешь посмотреть на карликов, то бегом к центру деревни, - там и разместился их базар. Хоть кого-то увидишь, значить, за свою никчёмную, деревенскую жизнь. Не часто, ох не часто в сёла наши, хоббиты захаживают. Ну ладно, что лясы точить, сынок, я пойду, значить, не хочу опоздать на ярмарку, себе в убыток, семье невзгоды.
Селянин быстрым, широким шагом направился к центру деревни. Я последовал за ним на расстоянии, переваривая разговор. Рассмотрел получше и само село.
Обычное, на мой взгляд, село. Те же дома, правда, бревенчатые с соломенной крышей, те же огороды, да и домашний скот всё тот же, что и в моём мире. Мысленно усмехнулся, сам не заметил, как стал делить миры на родной и этот. А ведь я с мужчиной общался на одном языке, вспомнил я, и мы прекрасно понимали друг друга.
Вскоре взору открылся центр поселения. Сравнил бы его с муравейником. Ровная полянка, что и являлась центром, кишмя кишело разношерстным народом. Все куда-то спешили, толкались, перекрикивались, один я стоял как истукан и смотрел на это широко открытыми глазами.
Вот бедно одетые в драных лохмотьях старухи, что с печальными лицами бродили вдоль лавок, наполняя свои плетеные корзинки продуктами. Мимо старух, мелькали слащаво одетые, в дорогие наряды мальчики. Как раз один из таких проходил мимо меня, сгибаясь от тяжести охапки яркой цветной ткани в рулонах. Я его окликнул, он резво повернулся ко мне и чуть лукаво, улыбаясь, осмотрел меня с вопросом в маленьких кошачьих, как у Проводника глазах. Пока раздумывал, о чём же его спросить, мельком осмотрел мальчика.
Лицо тёмное, я бы сказал загорелое. Нос маленький, красивый и ровный. Густые брови, как и волосы пепельно-серые. Длинная шевелюра, стянутая ремешком на затылке в виде хвостика. Губы тонкие, уголки чуть в полуулыбке, приоткрыты, можно заметить ряд белых ровных зубов.
Убранству его одежды позавидовали бы модники моего мира. На нем красочный ярко синий кафтан, на воротнике имелось отложное ожерелье, украшенное неизвестными мне камнями, которые переливались, как только на них попадали солнечные лучи. Рукава короткие на подоле имелось два разреза. Под кафтаном блистала рубаха. Воротничок ее, так же, как и кафтан обшит золотым орнаментом. Разрез рубахи был широк, была видна часть груди. К моему удивлению, она имела густую растительность. На ногах были тёмные, почти чёрные шаровары, которые впрочем, почти полностью закрывались ботфортами из жесткой, цвета земли, кожи, верхний край был подвёрнут, что придавало им классический стиль.
Опомнившись, и коря себя за бестактность, поинтересовался:
- Здравствуй, мальчик, а как называется это село, и когда началась ярмарка?
Тот ещё сильнее заулыбался, глаза сощурил, искоса поглядывая на меня.
- Сам ты мальчик! - Изумился он. - Мне уже тридцать лет, или не признал во мне гостей здешних, хоббитов? Хотя за комплимент спасибо, значит, молодо-зелено выгляжу, а то назвал бы таким отродьем, как гоблин, например. - кошачеглазый задорно рассмеялся, рукой поправляя волосы. - Ах, да, чуть не забыл, стыдно не звать название своего села, или ты нездешний? Приречным село зовут, сам догадаешься, почему, али как? Сегодня вот, первый день ярмарки.
Хоббит решив, что разговор окончен, пошёл куда направлялся, насвистывая незатейливую мелодию себе под нос. Я же всё стоял на том месте столбом, переваривая сказанное этим... хоббитом?
Пока разговаривал с карликом, всё отчётливее слышал детские крики и смех. Ватага детишек окружила и сопровождала какого-то старикана в сером поношенном плаще. Направлялся он, как и остальные в сторону ярмарки, и как мне поначалу показалось, отмахивался от надоедливой шумной детворы. Но чем ближе он подходил, тем больше я убеждался, что это вовсе не так.
Каждое движение его ладоней сопровождалось новым взрывом задорного писка и весёлых возгласов детей и взрослых, что проходили мимо. Стало интересно, что же там такое, поэтому стараясь не привлекать внимания к себе, медленно приблизился к толпе, смешавшись среди чумазых девчушек и мальчишек.
- Деда, ну деда волшебник, ну покажи! Покажи ещё фокус, - шепеляво выкрикнула из толпы рыженькая конопатая девочка, покрасневшая тут же от своей отваги.
Она застенчиво стала мять подол обветшалого платьишка, огляделась по сторонам в поисках поддержки у ребят. Те не заставили себя долго ждать, и загомонили уже многоголосым хором:
- Да, покажите нам фокус, господин волшебник, ну пожалуйста!
- Фокусы, фокусы хотим.
- Ну, хоть в последний раз.
Старик лишь довольно вздохнул, крякнул и вновь взмахнул левой рукой. Из старческой ладони, о чудо, выпорхнули красно-жёлтые искры, переплетаясь друг с другом в неких красивых узорах. Затем искорки ярко вспыхнули, сие действие сопровождалось охами и возгласами ребятишек, даже взрослых, что останавливались поглазеть на чудо фокусника.
После нескольких ярких вспышек то тут, то там, искры неожиданно слились воедино перед стариком, появился крылатый ящер, круживший вокруг руки и торса старика, изредка испуская крохотные языки пламени перед собой.
Видимо ему надоело (если так можно сказать об иллюзии) это занятие и, шумно взмахнув пару раз крыльями, направился в гущу толпы, щёлкая крохотной челюстью. Люди тут же попятились, дети с шумом и гамом брызнули в стороны. Только я остался недвижим, с интересом разглядывая красочный мираж.
Крылатый ящер и не думал сворачивать, он помчался прямиком на меня, я лишь успел зажмуриться и непроизвольно выставить перед собой руки ладонями вперед, защищаясь. Сквозь прикрытые веки различил яркую и короткую вспышку. Когда открыл глаза, дракончик уже исчез, напротив лишь старик, что с удивлением воззрился на меня, но спохватившись, сделал отсутствующее выражение лица, как будто, ничего не было, что его могло удивить.
Тишина стояла гробовая, дети попрятались за спинами взрослых, трусовато выглядывая оттуда. Самые впечатлительные пятились. Я не знал, куда деться, оказаться в центре внимания полутора десятка людей не входило в мои планы. Неожиданно ситуацию спас выкрик старика:
- Вот это сверкнуло! Вот, ай да я! Куда же вы попрятались, ребятишки? Больше не хотите смотреть фокусы?
Резкими замысловатыми движениями своих ладоней он вновь привлёк внимание людей к себе, из его престарелых рук (не понимаю, как он это делает) выпорхнули, подобны красочным цветам, бабочки, что стали носиться меж людей. Те, в свою очередь, стали пытаться поймать их. Дети прыгали, взрослые громко хлопали в ладоши, но изловить не удавалось - бабочки ускользали.
Ко мне потеряли интерес, я прошмыгнул между нестройными рядами селян и хоббитов от греха подальше. Пока не скрылся за торговыми лавками ярмарки, чувствовал на себя задумчиво-изучающий взгляд странного старика.
***
По моим ощущениям прошло несколько часов, всё это время бездумно прогуливался по ярмарке, изучая жителей села, карликов, и товары, что без конца переходил из рук в руки, от продавца к покупателю.
Товара было много, но многообразием не отличался. Шумные хоббиты в основном торговали льняными тканями, сельскохозяйственным инструментом, воском и мёдом, всевозможными пряностями, резкие запахи которых можно было почуять за версту.
Сельские жители торговали тем, что нажито было их непосильным трудом. Вот шумноё бабьё продавало сыры, яйца и зелень. Прошёл мимо лавки мясника, что оделся в измазанный высохшей кровью фартук, прямо на голое жирное тело, что лоснилось от жары. Толстяк развешивал колбасы, раскладывал сало, сырое мясо и птицу на стол. Следующая лавка оказалось охотничьей, на столешнице в ряд расположили тушки зайцев, лис и белок, за спиной охотника висела пушнина и шкуры диких животных. Торговали так же овчиной, мукой и зерном. Сильно пахло рыбой. Первый день торговли проходил бойко.
Как некстати, живот урчанием известил, что пора бы покушать. Дурманящие запахи напомнили, что я давно не ел. Вот только одно смущало меня. Чувство голода было не моим - оно принадлежало парню, в теле которого и находился мой разум. Но это нисколько не отбило желание перекусить, чем-нибудь, да поскорее, проверять, вернусь ли я в своё из умершего от голода этого тела, не прельщало.
В голову лезли глупые мысли, придумать что-нибудь путное, как достать еду, не представлялось возможным. Вернулся к мясным лакам, ожидая подходящего момента украсть одну из аппетитно выглядевших колбас. Такой момент представился довольно таки скоро.
Мясник отвернулся и стал копошиться у себя в ящиках. Я воровато огляделся по сторонам, жадным взглядом прошёлся по колбасам, выбрал ту, которая выглядела больше остальных, и дёрнул на себя. Но не ту тут-то было.
Мясник оказался осторожным - он крепко привязал колбасы. Но отступать, по-моему, стало уже глупо, дёрнул сильнее. Что-то заскрежетало, верёвка лопнула, добыча в моих руках. На скрёжет резво обернулся мясник, что казалось невозможным с его-то комплекцией:
- Ах ты сучий потрох, а ну верни колбасу, выродок мелкий.
На миг его грозная ругань затмила весь базарный шум. Окружающий люд стал оборачиваться на крики. Я же помчался оттуда, подальше от безумно орущего мясника. Оскорблённый такой наглостью толстяк в вдогонку бросил большую сочную кость. Она не долетела до меня буквально метр, и стала тут же добычей бродячих псов, которые слонялись между лавками в поисках пропитания, жалобно заглядывая людям в глаза.
Мужик разочарованно взревел, на что ему ответил дружный хохот всех, кто оказался поблизости. Я улепётывал со всех ног, крепко держа добычу в руках. Пока летел сломя голову сквозь толпу, снова почувствовал на себе взгляд фокусника. На бегу обернулся, но тот сделал вид, что рассматривает ткани, привезённые карликами.