Анашкин Дмитрий Владимирович : другие произведения.

Неоновая лампа

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Перемещение между мирами и изменение реальности - вещи разные; в первом случае миры остаются существовать одновременно, во втором же - измененный мир перестает существовать... Так изобретатель Прибора Дмитрий оказывается заложником своего друга детства Игорька, коварного Кота Осла и Неизвестного Предмета. Любой ценой вырваться назад - в привычный мир, в который теперь так трудно, почти невозможно вернуться...
  
  НЕОНОВАЯ ЛАМПА
  
  Дмитрий сделал его вчера. То есть, конечно, нельзя сказать, что за вчерашний день он начал и закончил всю работу. Сам процесс конструирования занял много лет, а уж идея, заложенная в основу Прибора, тщательно обдумывалась им чуть ли не с самого детства.
  Действительно, будучи еще мальчишкой, едва научившимся отличать буквы и складывать слоги, он открыл за собой довольно странную особенность: что бы ему не читали, будь то сказка или рассказ про природу, или какая-нибудь другая история, он отождествлял себя с главным героем. "Так что ж? - спросите вы недоуменно, - все так делают..." Но в том то и дело, что пока речь идет о какой-либо истории, где есть этот самый "главный герой", например, сказка в которой было бы, пожалуй, и странно для мальчика не вообразить себя Ильей Муромцем или кем-нибудь в этом роде - всепобеждающим и непременно положительным... Однако, этим не ограничивалось: он воображал себя то "волком, блуждающим по ночному лесу в поисках добычи" из детской энциклопедии в той её части, где подробно рассказывалось о волках; то становился "Марианской впадиной 20-километровой глубины из журнала "Юный натуралист", который бабушка читала ему на ночь.
  Что же касается момента, кода Дмитрий научился читать сам, и ему подарили на день рождения ту самую "Большую энциклопедию для дошкольника" о которой он уже неоднократно слышал и которую очень хотел, то с того момента его жизнь переменилась совершенно: она превратилась в череду необычных и непредсказуемых превращений. Едва открыв книгу, он превратился в "Солнце, окруженное облаком газов, которое называют короной и которое астрономы наблюдают во время затмения..." Затем, несколько утомившись "испускать лучи", он стал "Пищей и сельским хозяйством" со всеми проистекающими объяснениями, что же это такое... Далее, побыв некоторое время понятием "Назад и вперед" и, быстро устав совершать маятникоподобные движения, стал "силой тяготения, направленной перпендикулярно земной поверхности". Окончательно запутавшись в детях, качающихся на качелях, тянущих собаку за поводок, крутящих педали велосипеда, пинающих мяч, катающихся на коньках, плывущих на байдарке и качающих ручным насосом воду из дачной скважины, он превратился в "Полезные растения, которыми люди пользуются издревле и культивируют тысячи лет..." При этом он не знал значения слова "издревле" и на некоторое время сам стал этим словом, так и не успев понять, что же оно означает... Апофеозом превращений (совершающихся мысленно, но переживаемых ничуть не менее достоверно, чем события окружающего мира) стало его воплощение в "закон сохранения энергии". Он как бы стал "электрическими кабелями, которые сжимаются зимой, и "поэтому ток по ним начинает двигаться медленней"; затем "трубой, по которой течет горячая вода, меняющая от нагрева сечение"; "закрывающимся окном, предотвращающим потерю энергии, когда включено отопление"... Закон, в его оригинальной трактовке сформулированный Ньютоном, он тогда еще не знал, что было, впрочем, и хорошо: иначе череде превращений не было бы конца - настолько он был многообразен.
  
  После школы Дмитрий поступил на физический факультет университета. Цель, поставленная им перед собой, была не столько благородна, сколь прозаична: "понять, как устроен мир". Изучая вопрос в течении шести лет он, впрочем, ничуть не продвинулся и пришел к выводу, что ответа на него пока, к сожалению, нет. Известно лишь то, что человек думает об этом вопросе. То есть, как определил для себя Дмитрий, в конце концов, человек живет в том мире, в такой реальности, которую он придумал себе сам. Не в силах понять ничего из окружающего, он строит теории, взаимосвязи, физические последствия, ему видимые, но им не до конца понимаемые. Человек живет (если живет - здесь он старался не углубляться, потому что, сделав допущение, что человек не живет, сбился бы совершенно) в том мире, который он для себя вообразил. Сначала этим миром был мамонт, падающий в яму, потому что человек вовремя совершил жертвоприношение вырезанному из дерева идолу; затем человек жил на плоской Земле, которую держали на спинах три исполинских кита.
  Далее - впрочем, не так скоро и довольно мучительно для тех из прогрессивных мыслителей, которых нежелающие знать больше о мире подожгли на костре - ученые открыли в мире силу тяготения и изобрели электрический ток; Земля превратилась в сферу. В космос отправилась первая ракета... Мир менялся сообразно представлениям о нем. И все еще не было до конца понятно, что же в процессе первично - без представлений о мире, возможно, он не был бы таким, как его себе люди теперь представляли...
  С другой же стороны, если бы мир не существовал, то негде было бы и представлять о том, каким он может быть...
  Далее мысль не шла, буксуя как трактор, угодивший в болото, безнадежно булькая и все глубже погружаясь в воду домыслов и предположений.
  И вот тогда, в тот мучительный период метаний и сомнений, все более и более отдаляясь от заданного самому себе вопроса, он впервые задумался о Приборе. Он задумал создать то, что может не в воображении, а в реальности переместить человека в другой мир. То, что сможет сделать сначала его, а потом и других "последователей" - как скромно называл про себя воображаемых учеников Дмитрий - героем выдуманной кем-то и изложенной на бумаге истории. В том, что это возможно, он не сомневался ничуть: если мы живем в мире, который придумали сами, то и другие миры, придуманные кем-то, обязаны были быть не менее достоверными. Вопрос был лишь в том, как переходить из одного в другой. Это же, в его понимании, было делом техники.
  
  ***
  
  Дмитрий тряхнул головой, словно освобождаясь от нахлынувших воспоминаний, и еще раз осмотрел Прибор. Нравилось все. И выпуклые формы кожуха, напоминающие дизайн семидесятых годов, и труба охлаждения, заимствованная у пылесоса, и сам главный генератор, закрытый плексигласовой крышкой. Предстоявшее испытание приятно щекотало нервы. Дмитрий был совершенно уверен в успехе предприятия, но не совсем понимал, что от него ждать. Целью эксперимента, в широком смысле слова, являлось изменение реальности. В узком же смысле, или изъясняясь, как любил говорить Дмитрий, "практически", был перенос объекта опыта в мир, описываемый в книге. Это было то, что он умел и сам, с той только разницей, что происходило это в его воображении. Прибор же делал другую, кем-то выдуманную реальность, физически существующей. А того, кто в данный момент находился в установке существующим в ней.
  Наибольшие трудности на стадии разработки Дмитрий испытал с "проблемой предопределенности". Дело было в следующем: с одной стороны главный герой подменялся тем, кто находился в Приборе. И этот человек, ставший на время главным героем книги и помня о том, что он прибыл из другого мира, и, более того, зная наперед содержание книги, героем которой он стал, теоретически имел возможность поступать не так, как было описано автором. С другой же стороны, это не было возможно, так как содержание полностью предопределено и не подлежит изменению.
  "В противном случае, перемена содержания книги привела бы к тому, что был бы изменен и наш, настоящий мир, в котором она была написана и из которой герой попал в книгу... в итоге, - как, несколько уже волнуясь от развивающейся все дальше и дальше неприятной мысли, думал Дмитрий, - изменения, вызванные переменой содержания книги, могли зайти так далеко, что книга могла бы оказаться и вовсе не написанной! И тогда, куда же попадет наш герой, если книга, главным героем которой он стал, перестанет существовать?" Получалось, что эксперимент приведет к полному исчезновению путешественника...
  Вот и сейчас, перед самым экспериментом, эта мысль снова мелькнула в голове Дмитрия.
  Он, однако, прогнав ее, решил, что все покажет опыт. "Чему быть - того не миновать". - Махнул он рукой и пошел на кухню. Поставил чайник на плиту, и пока тот уютно шипел и булькал - электрических нагревателей Дмитрий не переносил, считая что "человек должен быть ближе к природе" сделал пару бутербродов с сыром. Он сел за стол и задумался. Момент, которому он двигался столько лет, настал. Казалось, надо радоваться.
  Радоваться не получалось. Напротив, Дмитрия не отпускало какая-то смутная тревога. Он никак не мог ее определить и от того нервничал все больше. Казалось: тревожиться совершенно не о чем: эксперимент был хорошо продуман; книга, героем которой собирался стать Дмитрий, была знакома с самого детства. Это был роман Жуля Верна "Дети капитана гранта".
  Почему была выбрана именно эта книга, объяснить Дмитрий, пожалуй бы, и не смог. Решение было принято спонтанно, без видимых на то логических причин. Симбиоз детских воспоминаний, к которым примешивалось привычное уважение к известному писателю - казалось, то, что книга написана классиком, давало какие-то новые, дополнительные гарантии успеха и внушало доверие. Что представляет из себя эксперимент было ясно не до конца и от того хотелось подстраховаться.
  Дмитрий налил кипятку в чашку, бросил туда пакет чая. Нервно прошелся из угла в угол. Сел. Взгляд остановился на лежащей газете. "А что, если... - мелькнуло в голове, и Дмитрий зябко поежился от неожиданности мысли; - а если стать героем газеты, например? Получается ведь, я кем-то стану, кто уже существует. Аллой Пугачевой, например. А куда ж на это время, пока я ею буду, она сама денется?" Он укусил бутерброд. Есть не хотелось. Отложил его. Подумал еще. "Тьфу ты, в конце концов, - сплюнул он. - Все, хватит париться. Эксперимент, он для того и эксперимент, что бы все прояснить". Доел бутерброд, встал и прошел в комнату. Более не колеблясь в принятом решении, он воткнул в штепсель розетку. Прибор уютно загудел. Дмитрий взял в руки книгу и, с некоторым трудом перевалившись через бортик, залез в капсулу. Задвинул плексигласовую крышку. Двигаясь с трудом - в капсуле было тесно - он приладил на голову шлем. Посмотрел на часы. Было восемнадцать часов тридцать две минуты одинадцать секунд.
   Затем взял лежавшую в изголовье книгу. Открыл наугад и начал читать.
  
  ------------------------------------------------------------
  
  Я вылез из кожуха Прибора совершенно разочарованный.
  "Опять не вышло, - мысль была нестерпимой еще и от того, что сопровождалась сильной головной болью. Ощупал лоб - обнаружилась внушительных размеров шишка.
  "Откуда это? - удивился я, но, тут же, сбился с мысли. Распечатал анальгин. Выпил. Боль начала утихать. Я начал размышлять о неудавшемся эксперименте:
  "Во всем этом не хватает какого-то компонента; я что-то упускаю в своих размышлениях. А может - ну его? Другим время пришло заняться? - Я прошагал по коридору и начал медленно одеваться - хотелось подышать свежим воздухом. В коридоре у дверей лежал хлам, приготовленный мною на помойку. Я взял мусорный пакет и какую-то старую дрянную лампу, всю покрытую вопросительными знаками. "Перед экзаменами писал, в университете, - вспомнилось безо всякой, впрочем, ностальгии. - Когда не знал, сдам ли назавтра экзамен... кошмар какой-то: один экзамен - один вопрос. - Я невольно поежился. - Здесь их с сотню наберется! Нужно выбросить. - Неожиданно решил я. - Отрицательная Карма. Зачем мне эта неуверенность? Сдам не сдам... Сдам! - Я поднял лампу с пола, вышел на площадку и, было, собрался выбросить рухлядь в мусоропровод.
  Но тут новая, неожиданная мысль, словно снопом искр осветила мое подсознание. Карма? Карма... - так может быть это и есть то самое, недостающее звено? Недостающий компонент?! Применив который, я заставлю реальность меняться. Я осторожно, теперь уже с уважением, посмотрел на лампу.
  Конечно! - ведь как можно путешествовать во времени и пространстве, тем более попадать в реальность вымышленную, не существующую, не учитывая изменений в мире, из которого я туда попал?! Взять с собой лампу! - Осенило меня. - Как архетип переживаний того мира, который я хочу изменить и в который, с помощью этой лампы, я всегда смогу вернуться!
  Мысль была не понятна мне самому до конца. Но тем притягательнее она казалась; чем больше я думал, тем более ее хотелось применить.
  
  Я быстро вернулся в комнату; расположил лампу прямо у кожуха Прибора. Щелкнул рукояткой выключателя. Лампа, судорожно замигав, успокоилась синевато холодным светом. Включил Прибор. Взял в руки книгу, залез в кожух и начал читать.
  
  -------------------------------------------------------
  
  ...Неоновая лампа светила мне прямо в лицо.
  Она располагалась на книжной полке секретера из разряда, так называемой, "щитовой мебели" - сделанной из ДСП и покрытой тонким слоем бумаги, имитирующей ценные породы дерева. Получалось "богато". В середине семидесятых такая мебель была популярна - люди охотно выбрасывали все старое, заменяя его новомодным и, по счастливому совпадению, дешевым приобретением. В те времена интеллигенты из "несовременных" легко обнаруживали на помойке антикварные шкафы, столы и диваны из настоящего, но не так шикарно выглядящего красного дерева. Эти глупцы зачем-то тащили старую мебель к себе домой под недоумевающими взглядами прогрессивного большинства...
  Мои родители ничего не выбрасывали, да и секретер из "модных" был, кажется, куплен не новым.
  Он, однако, казался мне очень удобным: столешница выдвигалась как по волшебству; перед ней имелась полка для книг. Вот на эту-то полку и был гордо водружен неоновой лампой вверх длинный светильник из тех, что крепятся обычно к потолку.
  На самом деле, я даже не помнил, кому пришло в голову поместить лампу так странно. Она светила прямо в глаза. Это меня, однако, это не смущало - неон давал ярко белый, жизнерадостный свет, а это веселило.
  
  Я осторожно оглянулся вокруг уже, кажется, начиная понимать, куда меня занесло: это было мое детство. Класс седьмой. В общем-то, время неплохое, но тревожное. Этим летом за хорошую успеваемость - я, наконец, исправлю все тройки - мне купят мопед. Я буду на нем гонять пару месяцев беззаботно, но к концу лета от скуки и ввиду дождливости погоды мы с приятелями задумаем страшную аферу - похищение ящика вина в соседнем магазине. Друзья должны будут отвлекать продавщицу, я же - совершить само противоправное действие. В уголовном кодексе строго именуемое "кражей..." Судьба продавщицы нас не волновала: она была известной на всю округу спекулянткой - скупала у браконьеров рыбу.
  Пойдем мы на дело вечером. Займем исходную позицию за стеклянной стеной универмага. Будем ждать. Продавщицу вызовут из магазина, и она, насторожено озираясь по сторонам, скроется в коридоре. Мы ломанёмся внутрь, на ходу разворачивая припасенную тару. И, уже выходя с раздувшимися баулами наперевес, столкнёмся с мужиком, который всё видел, всё понимает, но отпустить нас на все четыре стороны никак не согласится, а наоборот - вызовет милицию...
  "Как же мне теперь жить? - мелькнула в голове отчаянная мысль. - Если я теперь все наперед знаю? И что тот дядька в шляпе заорет как резанный... Мы на мопед - заводить, а у него цепь слетела... Шандец, короче: бутылки бросили, мопед тоже. Потом, чтобы его вернуть, пришлось самому идти в милицию сдаваться.
  "А, хотя... - возразил мне уже другой голос, - ведь если все плохое наперед знать, так получается что этого избежать можно? Позвольте-ка, ну-ка, ну-ка... - голос в моей голове зазвучал интонациями провинциального интеллигента, мечтающего о несбыточном. - Так ведь можно далеко зайти... Так и номера билетов припомнить можно, которые на вступительных экзаменах вытащу! Так ведь..." - здесь мыслительный процесс застопорился. Что еще и что "ведь", на ум не приходило. Номеров выигрышных лотерейных билетов я не помнил, на ипподроме не ставил, акциями не увлекался. А оттого, что я знаю, как Роман Абрамович через десяток лет пол России украдет и на эти деньги себе английский клуб купит и нового президента назначит, так мне это знание ничего не прибавляло, а даже наоборот. Соблазн появлялся самому украсть. А таланта на это у меня, как я уже знал, нет... Кончиться могло неприятно.
  Выглянул в окно. На деревьях распускались почки, весеннее солнце грело ненавязчиво, но уже по-настоящему. Чирикали воробьи. Мне стало тоскливо. Учиться не хотелось. Исправлять тройки тоже. Ну, зачем мне мопед, если от него столько неприятностей будет?.. Я прошел на кухню. Дома никого не было. Достал из заначки сигарету. Сделал пару затяжек в окно. "А может, это даже и плохо, если со мной теперь ничего плохого не случится? - Новая мысль, взбудораженная парами никотина пугала. - Ведь жизнь моя удалась. Я ведь счастливый человек, вроде: всю жизнь любимым делом занимался, да еще гениальную вещь изобрел - Прибор... А теперь исправлю я пару своих неприятностей, и моя жизнь так повернется, что проживу ее всю, от начала до конца несчастливо и косо...
  "А может ... - я даже подпрыгнул на стуле от новой догадки. - Может, и не проживу вообще! Может случится так, что из-за изменений в реальности, уже из-за того, что я знаю свое будущее, мне суждено погибнуть прямо сейчас..." - паника усугубилась. Я опасливо оглянулся по сторонам, особенно задержав взгляд на потолке: мало ли что - бывает и кирпич с крыши падает, а тут целая плита бетонная над головой... В этот момент раздался телефонный звонок. Я вздрогнул и снял трубку.
  - Алло? - осторожно ответил я.
  - Ну, ты чего, обурел вконец? Я тут уже стоять запарился - полчаса, наверное, а может час! - прогундосил голос несколько нелогично. Это был мой закадычный приятель Игорек. Наверное, мы куда-то собирались или собрались уже, да я забыл.
  - Ну, ты чё короче? Лыжи уже сейчас начнутся, а я все на остановке маринуюсь, тебя жду! - Я вдруг вспомнил. Уже несколько лет мы ходили с ним в лыжную секцию, но, позвольте...
  - Игорек, какая секция? Какие лыжи? На дворе весна, снега в помине...
  - Ты чего, блин? Сбрендил ваще в атаке? - в голосе послышался неприкрытый сарказм. - На роликах поедем!
  - А, на роликах... - после пережитого мысли приходили в порядок с трудом; - ты знаешь, Игорек, я не пойду. Наверное, температура у меня, это... нога болит - споткнулся вчера с расстройства, что ролики сломались... Это, колесо у них...
  - Какое колесо? - в трубке преобладали шипяще-свистящие интонации. - Ну, блин, ваще! Ну, блин, я сам пошел! - зазвучали гудки отбоя.
  Снова сел перед лампой.
  Только сейчас я обратил внимание на лежащую передо мной книгу. Так и есть: "Дети капитана Гранта"... - мне стало ясно, что со мной случилось: вместо того, чтобы переместиться в мир, описанный в книге, я попал в тот момент своей жизни, где читал эту книгу. "Ну что ж, логично, - невесело решил я. - И, что же мне теперь делать?"
  На самом деле все мои предыдущие размышления представлялись теперь, после разговора с человеком из моего прошлого, абсурдными и надуманными. Я сам, видимо, инстинктивно ДУМАЛ НЕ О ТОМ, избегая в размышлениях главного для себя вопроса. А именно: как мне теперь вернуться назад. Вернуться назад представлялось непреложной необходимостью. Никакие размышления о том, "как я теперь буду жить", не годились; как не годилась, впрочем, и сама мысль о том, что я мог бы жить по второму разу. Нужно было что-то немедленно предпринять. Нужно было найти выход вернуться назад.
  Я встал, оделся и вышел на улицу.
  
  ***
  
  Я спустился по лестнице и, уже оказавшись на первом этаже, только приоткрыл дверь, как в щель с улицы быстро проскочила трехцветная кошка. Все было бы ничего, я даже любил таких, трехцветных - говорят, они счастье приносят - но в какой-то момент кошка посмотрела мне в глаза. Я остолбенел. Это был требовательный, пронизывающий взгляд, который редко встретишь даже у человека. Казалось, существо сразу узнало обо мне все и я, словно голый, стоял перед ним совершенно беззащитный и нелепо надеющийся на что-то... а в его власти было решить мою судьбу раз и навсегда, даже не задумываясь и тут же меня забыв ....
  Кошка скрылась в полуоткрытой двери подвала. Я же, очнувшись от оцепенения, двинулся во двор. Было сыро и слякотно.
  Выйдя на улицу, я столкнулся с каким-то парнем, радостно замахавшим при виде меня рукой.
  - Здорово! А я к тебе! Ну ты ваще, что, сказать не мог? - Я узнал в парне Игорька. Того самого приятеля, с которым я совсем недавно говорил по телефону.
  - Что сказать? - я не очень понимал, как он здесь оказался. После нашего разговора не прошло и десяти минут.
  - Ну не смешно уже, блин, что за разводка? Лыжи на завтра перенесли, нет сегодня занятий, зря в школу пилил... - он, кажется, решил, что я, зная об отмене занятий, над ним пошутил.
  - Да... - начал было я, но вдруг осекся. Через плечо у него висели роликовые коньки. Однако на этих коньках вместо роликов были приделаны какие-то волосатые... я присмотрелся еще и чуть не отпрянул: это были серые волосатые лапы! Их было шесть штук. По три с каждой стороны. В довершение всего они медленно шевелились, как будто сам ботинок был телом, которое они старались двигать, однако не получалось из-за того, что он был на весу. Я с трудом оторвал взгляд от чарующе-жуткой картины.
  - А у Семеновой сегодня опять тусняк, - не замечая моего замешательства, продолжал Игорек. - День рождения. - Я молчал. - Вот повезло чувихе, третий раз за месяц! Считай, по тридцать раз в году рождается... - он посмотрел на меня, видимо, ожидая реакции.
  - Ууу... - выдавил я.
  - А у меня, максимум, раза четыре в квартал день рождения. Считай, двенадцать раз в году... - закончил он с некоторым разочарованием.
  В этот момент открылась дверь парадного и из нее степенно вышла кошка вроде той, что я уже видел только другого цвета. С таким же жестким и самоутверждающим взглядом, Неопределенно серая. Пристально оглядев нас с ног до головы, она прошла мимо. Остановилась у дверей трансформаторной подстанции и выжидательно замерла. Дальше произошло уж и совсем неожиданное: кошка схватила лапой с дороги камешек и, зажав его когтями, начала требовательно стучать в железную дверь. Та приоткрылась. Затем, выбросив камень и отряхнув от земли лапу, зашла внутрь.
  - Ни фига... - удивился я. - Это что еще такое?
  - Как что? - удивился в свою очередь Игорек. - Инопланетяне. - Как само собой разумеющееся сказал он.
  - А что они тут делают? - обеспокоено спросил я. Из воспоминаний детства присутствие инопланетян в виде кошек не припоминалось.
  - Как - что делают? - непонимающе взглянул на меня Игорь. - В каком смысле? - и через некоторую паузу добавил: - Ты что имеешь ввиду?
  Я, видимо, спросил что-то для него странное и теперь не понимал, как выкрутиться. То, что мир, в который я попал, отличается от мира моего детства, я уже понял. Однако, в чем состоит эта разница, ещё не определил.
  - Ну, я в смысле... - что "в смысле я" не придумывалось. Судя по реакции Игорька, я должен был бы быть хорошо осведомлен о повадках инопланетян. К тому же я не понимал, как такое произошло. То, что я попал вместо книги в другое время, в тот момент, когда я читал эту книгу, было объяснимо. Произошел корреляционно-поглощающий сдвиг: то есть я вместо того, чтобы стать героем книги, стал человеком, который читает эту книгу. С таким же успехом можно сказать, что любой человек, что-либо читающий, на время чтения становится собой, читающим это что-либо. Здесь для меня ничего фантастического не было. Эффект понятен. С той только разницей, что параллельно произошел сдвиг по времени. Но это уже были в принципе мелочи, особого объяснения даже не требующие. Однако почему случилась деформация реальности? Что в нее изменилось? По какой причине?
  - Ты что молчишь? - Игорь продолжал смотреть на меня озабоченным взглядом. - С тобой все в порядке? Ты зачем про инопланетян-то спросил?
  - Проверка! - Неожиданно для себя заявил я, толком не понимая, что имею в виду. Безапелляционность интонации подействовала: Игорек широко улыбнулся, словно все для него сразу же разъяснилось.
  - А... так бы сразу и сказал, - и добавил неожиданное: - проверка на лояльность? Тогда понятно. Он поправил на плече свои странные коньки и объяснил:
  - Ну, кошки - это роботы андроиды третьего порядка. На Земле возникли самопроизвольно, в результате материализации мысли.
  - Какой мысли? - не удержался я, однако на этот раз мой вопрос не удивил. Игорь только понимающе улыбнулся, как бы давая понять, что подловить его будет не просто.
  - Философской! - Пояснил он. Я молчал, хотя ответ не прояснил ничего. Он, чуть помолчав, продолжил. - Когда-то, великим адептом Гурджиевым была высказана, а впоследствии его библиографом Успенским популяризована мысль о том, что человек - это машина. А поскольку мысль материальна, - тут он снова сделал паузу, - то люди сразу же стали машинами. Им просто ничего не оставалось. - Закончил он. Расстегнул пиджак, рубашку и, повернув что-то, открыл у себя на груди дверцу. В полном шоке от происходящего я увидел, что в груди Игорька крутятся замысловатые шестеренки серо-стального цвета. Не в силах отвести глаз от ужасающего зрелища я почувствовал, что мне становится дурно. Игорь, однако, не замечая моего смятения закрыв дверцу (грудь?!!) и продолжал:
  - Несколько позже, через двадцать лет после сегодняшнего момента, - он выразительно посмотрел на меня, как бы подчеркивая хорошее знание предмета, - другой философ, последователь Гурджиева писатель-фантаст Дмитрий Анашкин высказал другую, не менее фундаментальную догадку. Он предположил, что кошки так же являются человекоподобными машинами. - Игорек снова поправил свои коньки. Те, видимо, реагируя на движение, начали вяло перебирать лапами. - Однако Анашкин пошел в своем прозрении дальше учителя! Он постулировал, что кошки-машины одновременно являются инопланетянами. Андроидами третьего порядка! - победно закончил он. Я в растерянности стоял, не понимая, причем тут инопланетяни и что спрашивать дальше.
  - А... - наконец выдавил я. - А посмотреть можно? - я кивнул в сторону трансформаторной будки. - Что они там делают?
  - Можно. - Безапеляционно махнул рукой Игорек. - Мы им до фени. Они нас считают существами низшего порядка. Мы в их мифологии существуем, что бы их кормить и давать кров. На большее мы не способны, а им, впрочем, ничего от нас более и не нужно; А там, - он кивнул на подстанцию, - они подзаряжаются.
  Я подошел к будке. Посмотрел на Игорька. Тот, видимо, приняв мои сомнения за очередную проверку, не торопясь, взялся за ручку и распахнул дверь подстанции. Я заглянул внутрь и обомлел: там, выстроившись аккуратными рядами, зажав в зубах обрывки проводов, тянущихся к трансформатору, стояли кошки. На нас они не обратили никакого внимания. Однако одна, стоявшая у самой двери, бегло взглянула на меня и отвернулась. Сверкнула молния, в глазах потемнело, и я потерял сознание.
  
  ***
  
  Я открыл глаза. Вокруг было темно. Прямо перед моим лицом слабо светился зелёный циферблат. Было восемнадцать часов тридцать две минуты одиннадцать секунд.
  Мне стало понятно, что было бы с Аллой Пугачевой, ели бы я превратился сейчас в нее: ничего. Потому что назад в свое тело я вернулся ровно в тот момент, в который из него выбыл.
  Я медленно вылез из кожуха, растирая затекшие ноги. "Лежать неудобно, надо бы усовершенствовать. А то всего полдня пробыл тут, а уже..." - подумал я безо всякого энтузиазма. Сам Прибор и его ценность для человечества утеряли для меня всякий смысл. То, о чем я узнал, побывав в своем прошлом, ошеломило меня.
  Известие о том, что и я сам, и остальные на Земле - машины - не было само по себе оригинально. Эту мысль выдвигало множество людей, начиная с Платона, во времена которого и машин то еще не было. Потрясло меня другое: вся моя жизнь буквально меняла свой смысл или, вернее, она совершенно теряла последние его остатки не от того, что кто-то предположил это... а от того, что это оказалось правдой!
  Автоматически, со страхом ожидая и, в то же время, боясь обнаружить в своей груди открывающуюся дверцу, я расстегнул рубашку и обомлел: во всю грудь у меня была сделана цветная татуировка в виде звезды, внизу у которой развевался стяг. "Компания Прянишникова" - было написано на нем размашистыми буквами. Внутри звезды были четко, со всеми возможными подробностями прорисованы две пышные женские груди. Я быстро запахнул рубашку. Затем пиджак. "Да что же это?! - пронеслось в голове, - я не любил татуировок. - Нарисовали, пока в кожухе лежал, - безнадежно закончилась мысль. - Наверное, дверцы им мало показалось, решили из меня вот такую машину сделать..."
  Я потерянно прошел на кухню и взял оставшийся бутерброд. С момента моего отбытия не прошло еще и минуты, так что чай оставался горячим. Я сделал глоток и поперхнулся: вспомнились кошки-андроиды. Эту жуть я упустил из вида - видимо, сказывался пережитый шок. А ведь именно факт их появления был основополагающим. Как я помнил из разговора с Игорьком: они были даже главнее нас; а, значит, начинать следовало с них.
  Я встал, и, на ходу дожевывая бутерброд, прошел в коридор. Перед тем как выйти, собрался с духом, снова расстегнул пиджак и рубашку и, словно кидаясь в омут головой, повернулся к зеркалу. Татуировка исчезла.
  Я взял ключи и быстро вышел из дома. Нужно было все проверить.
  
  ***
  
  На скамейке сидел Игорек. Я в замешательстве остановился, не зная как реагировать. Я знал от его родителей, все еще живущих здесь, что он тоже не перехал. Женился. Работает продавцом. Правда, где, я толком не помнил. Они говорили, да я забыл.
  Осторожно приблизившись к нему, я остановился: он меня не узнал.
  - Привет, - я все же немного сомневался; он сильно изменился. - Игорь?
  Он посмотрел на меня непонимающе. Теперь я носил очки и, вообще, тоже, наверное, мало походил на себя самого двадцать лет спустя...
  - Чё блин, ролики, не узнаешь, что ли? - я теперь был почти уверен, что это он.
  - Димыч? - неуверенно, но все же жизнерадостно ответил он. - Ты, что ли? - из этого я заключил, что это он. И что он меня узнал.
  - Точно, - я постарался поддержать дружелюбный тон.
  - Какими судьбами? К родителям?
  - Да нет, - на встречу с ним я не рассчитывал, поэтому к разговору был не готов. Рассказывать ли мне о своих страшных открытиях? Он ли был там, в прошлом, и то ли это было прошлое, в котором он был? Человек часто не осознает, что делает. А еще чаще делает то, чего не осознает. Результатом этого внутреннего дуализма является то, что он быстро забывает о содеянном; оно стирается из его памяти; получается, что он как бы и вовсе не совершал тех поступков, которые совершил и не делал того, что он сделал...
  Я все же решил рискнуть и рассказать все как есть. При желании он мог бы мне помочь. Однако, сперва надо было навести мосты: мы не виделись почти двадцать лет и, как я уже говорил, он сильно изменился внешне; следовало ожидать, что и характер у него тоже другой. Причем, не зная совсем о его жизни, я не мог и предполагать, каких сторон его личности коснулась возможная трансформация.
  - Слушай, ты чем занимаешься? - мне было действительно интересно. Склонностей у Игорька в детстве и юношестве особых не наблюдалось, и узнать, куда же занесли его жизненные коллизии, было любопытно.
  - Продавец-консультант! - Не без гордости и с расстановкой ответил он. - Эксперт по продажам.
  - Круто! - Удивился я, - хотя и слышал уже об этом. - Что продаешь?
  - Видео- аудио аппаратуру! Высшего класса. - Я кивнул.
  - А где? В каком магазине?
  - На Владимирском. "Панасоник", - ответил он небрежно. Магазин был из навороченных. Однажды в поисках акустических колонок я забрел в него. Даже не для того, что бы купить а, скорее, посмотреть "как оно бывает". Вышел почти сразу: даже смотреть на такие дорогие вещи показалось не по карману.
  - Круто! Я туда заходил один раз, только что-то дорогое там у вас все какое-то...
  - Не "дорогое", - Игорек значительно поднял палец. - А хорошее.
  Мы еще немного поговорили о всяком, и я начал потихоньку подступать к интересующему меня вопросу.
  - А помнишь, мы с тобой на лыжах ходили заниматься? Ты как, еще катаешься зимой-то? Или совсем похерил?
  - Похерил, - безапелляционно ответил он. Я и тогда-то их ненавидел. Родители заставляли. Для здоровья...
  - А на роликах? - я настороженно посмотрел на Игорька.
  - На каких роликах? - удивился тот. - У меня сын пытался, да, нос расквасил... так в углу и валяются... Тебе, кстати, не надо? Дешево отдам, за пол цены. Хорошие ролики! - он с надеждой посмотрел на меня. Наверное, ролики мешали ходить, а выбросить было жалко.
  - Понятно. - Что мне "понятно" я не понимал и сам... Видимо, то, что никаких воспоминаний о происшедшем у него не сохранилось. - А что это за будка стоит? - Я попытался сменить тему, не удаляясь от интересующего объекта разговора. Игорек посмотрел на меня непонимающим взглядом.
  - Какая?
  - Да вон, это. - Я показал на серое сооружение, в котором заряжались кошки-андроиды.
  - Подстанция. Трансформаторная. - Он посмотрел на меня непонимающе. - А что?
  - Да так, любопытно; всю жизнь на нее смотрел и даже не знаю... а зачем она тут?
  - Ток преобразует, - с видом знатока ответил Игорек. - Что бы меньше потери были при передаче по проводам.
  - Здорово, - удивился я скорее тому, что Игорек смог объяснить столь замысловатое; сам-то я изучал электротехнику в университете; он же, как я понимал, закончил курсы для продавцов.
  - Слушай, а давай посмотрим. Что, интересно, у этой станции внутри. Я встал и двинулся в сторону сооружения, ожидая, что Игорек последует за мной.
  - Убьет. - Уверенно констатировал он, даже не думая двигаться с места. - Там, даже написано. - Он ткнул пальцем в сторону будки. - "Опасно для жизни".
  Я озадаченно остановился, однако сразу же пошел дальше. То, что влезать в трансформаторную будку опасно я знал и без него. Мне же внутрь было не нужно: просто открыть дверь и посмотреть. Там ли они.
  И тут меня осенило; Я обернулся, подошел к Игорьку, сел на скамейку и начал рассказывать.
  
  ***
  
  - Вот, собственно, и все, - я нерешительно посмотрел на Игорька. - Тот ответил мне взглядом, полным изумления.
  - Что всё??? Всего-то? Кошки-андроиды? Люди-машины с дверками в груди? Что, больше ничего? - было непонятно, издевается Игорь или говорит серьезно. - То есть у тебя бред строго лимитированный. Без потока сознания. Как при шизофрении. И без маниакального психоза. - Он посмотрел на меня с опаской, видимо, не зная толком, что же это такое за психоз, и не ожидая от его возможного наличия ничего хорошего.
  - Что скажешь-то? Ну не придумал же я все это... Прибор опять же. Опыт повторить можно! - я попытался изобразить энтузиазм. - Вот вернусь щас домой назад и... - тут я осекся.
  - Что "и"? - как-то недоброжелательно перебил Игорь. - У тебя с головой-то как? Твой Прибор вообще кто-нибудь кроме тебя видел? А может, приснился он тебе?
  - Неее... - я был готов сомневаться в чем угодно, только не в наличии Прибора, который делал десять лет. - Ну, на счет видел - не видел... я же в секрете от всех, это же открытие! Мировое! Тут Нобелевкой не обойтись... я уж даже не знаю, чем наградят-то! Правда, работает пока нестабильно - пока лампой неоновой не подсветил, никак запускаться не хотел, не пойму, в чем тут штука? Света ему, что ли, больше надо? - я задумался, вспоминая свои последние мучения: Прибор действительно не хотел запускаться. Всё было, кажется, готово и решено: он был обязан работать. Ан нет, пока не осветил кожух этой старой неоновой лампой, которая и осталась-то у меня по чистому недоразумению, не работало. Да ладно, - я постарался прогнать неприятные мысли, - разберёмся.
  Мы распрощались с Игорьком, пообещав созвониться, но так и не обменявшись телефонами. Я заторопился домой.
  
  
  ***
  
  Я открыл дверь и зашел в свою квартиру. Что-то неуловимо изменилось в атмосфере дома. Как будто здесь побывал чужой.
  Я осторожно и даже как-то нервически, словно ожидая из-за каждого угла скелет, обошел дом. Смутное сомнение не оставляло меня. Но все было на месте: и проигрыватель, и телевизор. И, даже, - О чудо! - компьютер. Все вещи, представляющие из себя мало-мальскую ценность - новые, те, которые можно было продать, выручив за них хоть что-то были на месте. Я начал было успокаиваться. И здесь страшная догадка потрясла меня, я бросился к Прибору... - Все было кажется в порядке, но нет... я в ужасе схватился за голову и закрыл глаза, на темном фоне замелькали фрагменты всей моей жизни, я кажется, умирал, шепча про себя название только недавно существующего рядом со мной и столь для меня теперь необходимого предмета который теперь безнадежно пропал.... а как без него жить, для меня не было возможным даже представить...
  
  Как я уже говорил, пожалуй, единственная вещь, которая была у меня в квартире и осталась неизменной с самого детства, была белая неоновая лампа, стоящая на секретере...
  На ней накануне каждого экзамена в университете я писал знак вопроса: вопрос обозначал для меня неизвестность. Поскольку все свое время я посвящал Прибору, я не был уверен в своих знаниях ни по одному из предметов, за исключением, пожалуй, тех, которые помогали мне продвигаться в изобретательстве. Но таких было мало. Поэтому вопросов было много. Они были крошечного размера - каждый с копейку - и к концу моего обучения заполнили собой весь корпус лампы. Я решил оставить ее как реликвию, несмотря на то, что как осветительный прибор она безнадежно устарела. Я поставил ее рядом с аквариумом и иногда посматривал на ее белый свет, словно в каком-то гипнозе не в силах оторваться от этой чарующей последовательности вопросов, из которых существовала моя прежняя жизнь... затем решил ее выбросить... Пока однажды мне не пришло в голову осветить ею Прибор.
  И вот теперь её не было...
  
  ***
  
  Игорек, осторожно проследив за свом старым приятелем, еще некоторое время постоял на остановке, как бы проверяя на всякий случай, что он уехал. Что автобус не поломался, не остановился и не открыл дверей, из которых мог выйти Дмитрий, захотевший вдруг снова навестить места своего детства...
  Но нет, автобус ушел. Игорек повернулся и энергично, как человек, который и так потерял уже время на пустяки, и имея на тот же момент очень важные дела, пошел назад. Он быстро достиг места: скамейки, на которой ранее сидел. Заняв позицию, он успокоился. Он теперь уверился, что успел и что все в порядке. Он сидел так некоторое время, улыбаясь чему-то своему и иногда посматривая на часы. Когда же стрелки сравнялись, он стал серьёзен. Хлопнула дверь парадного. Игорь торжественно улыбнулся.
  Сначала оттуда вышло одно существо, за ним другое, затем третье - их становилось все больше. Первые, дойдя до дверей трансформаторной будки, скрылись за ними. Новые существа все выходили и выходили из парадной. У каждого во рту было что-то зажато: обрывок провода или антенна. Сами они напоминали кошек, однако, не в прямом, а скорее в переносном смысле: так, как может напоминать обезьяну человек, переодевшийся в карнавальный костюм и скопировавший все ужимки животного. Существа следовали величаво и уверенно, не обращая ни малейшего внимания на Игорька, но, и как бы давая понять, что знают его...
  В конце концов, шествие закончилась. Последняя кошка, однако, в будку не пошла, а приблизившись к Игорьку что-то зашептала ему на ухо, иногда окидывая взглядом снизу вверх как-то даже неприязненно. Тот, выслушав, ответил с готовностью, не скрываясь и не стараясь шептать:
   - Конечно, конечно! Что ж вы... вы не сомневайтесь! Я все сделаю, пройдет как по нотам! Идемте! - Он было встал со скамейки и двинулся, но был остановлен существом.
  - Не гони лошадей, деляга! - голос у кошки оказался неожиданно визгливым. - Сейчас прибудет Предмет. Пока мы тут трепались, он на дело пошел, лампу твою тащить, надеюсь, не запалится.
  - Предмет? Запалится? - Не вполне понимая, о чем речь, медленно переспросил Игорек, но ответа услышать не успел.
  Их беседу перебило появившееся НЕЧТО. Хотя и трудно применить слово "появиться" к чему-то, что, если можно так выразиться, не вполне существует. Вернее, оно "существовало" в том только смысле, что оно "было": что-то определенно появилось и приближалось к ним все ближе и ближе, оставляя за собой струи раскаленного воздуха и смутные, не вполне внятной формы следы на асфальте. Форма Предмета (а это был он - догадался Игорек) непрестанно менялась. То он выглядел как перевернутая консервная банка гиганских размеров - с отогнутой почти до предела крышкой, успевшей поржаветь и зазубриться от трения об асфальт; через мгновение Предмет становился конусом с усеченными краями и оперением на конце (противотанковая ракета ФАУ-4 - опознал Игорек). Но стоило на секунду отвести взгляд, а потом снова вернуться к предмету созерцания Игорек видел уже "снопы искр, рассыпаемые сварочным аппаратом при сварке тяжелых металлоконструкций". Временами Предмет пропадал, появляясь уже в другом месте, не всегда более близком к наблюдающему за ним Игорьку. От этого казалось, что он непрестанно скачет, то приближаясь, то удаляясь, то ли дразня зрителя, то ли увлекая его за собой, или же развлекая своими замысловатыми Па.
  Наконец Предмет все же приблизился. Теперь он напоминал пластиковую бочку, которую ставят у себя на огороде садоводы для сбора дождевой воды. Вместо рук у него болталось несколько пар обрубков полиэтиленовых труб опять же из арсенала садоводов: такие выгибают дугой и натягивают на них полиэтилен. Получается парник.
  В руках у Предмета был сверток. Он был запакован небрежно, как-то "мято" - с развевающимися на ветру обрывками картона и оберточной бумаги, однако, содержимое не угадывалось.
  - Неизвестный Предмет, - то ли представилось, то ли констатировало НЕЧТО. Существо, сидевшее у ног Игорька, протянуло лапку и жеманно представилось:
  - Кот Андроид Осел.
  - Игорек, - добавил растерянно Игорек. - Пошли ко мне что ли? - пригласил, он и троица заторопилась, держа путь к парадному.
  Быстро поднялись по лестнице. Игорек отпер дверь своим кличем, и они, ни слова более не говоря, скрылись в темной глубине квартиры номер 13 дома номер пять по проспекту Большевиков Невского района города Санкт-Петербурга.
  
  ***
  
  То, что я не вернулся в своей прежний мир, становилось очевидным постепенно.
  Первой странностью, поразившей меня, было поведение милиции.
  Да, да, конечно, не обнаружив в своей квартире Неоновой Лампы и сделав справедливый вывод, что дом мой обокрали, я немедленно позвонил ноль два.
  И тут же случилось странное. Трубку снял дежурный.
  - Четырнадцатое отделение милиции слушает; дежурный по части сержант... - Донеслось скрипучее из динамика.
  - У меня кража, - зачастил я возбужденно. - У меня украли... - закончить я не успел. На том конце повесили трубку. Запиликали короткие гудки. Я обалдело смотрел на телефон, не понимая, зачем, если со мной не хотят разговаривать, было вообще отвечать. Они что, ожидали, что я им анекдот расскажу? Все разъяснилось тут же.
  В коридоре лязгнул открывающийся замок. Дверь в мою квартиру распахнулась, и в прихожую, возбужденно галдя, ввалилось несколько человек.
  Первым зашел мужчина щуплой наружности, но с цепким пронзительным взглядом. В руках у него посверкивал лакированный внушительного размера кейс.
  Вторым появился крупных габаритов высокий молодцеватый блондин с несколько придурковатым выражением лица. Он жизнерадостно улыбался.
  Замыкал троицу худощавый мужчина неопределенной наружности и возраста, выделяясь, впрочем, пышными "кавалергардскими" усами.
  - Ты, Витька, еще мал о таком рассказывать! - продолжая начатый, видимо, еще на лестнице разговор говорил, словно ввинчивал шурупы, "с кейсом". - Тогда времена были другие и люди не те! Вернее, не было тогда еще людей - были существа, да и только!
  - Да ты, Борисыч, так-то не загибай! - Вмешался усатый. - Кроме существ тогда уже и люди частично существовали... - Его тут же оборвали.
  - Ну да, "частично", - возразил лысый с плохо скрываемым сарказмом. - Это когда руки еще человеческие, а тело от "существа"! Частично! - он еще раз едко хмыкнул при этом, однако, уже повернувшись ко мне и, как бы с выражением приятного удивления воскликнув: "Ба! Какие люди без скафандра! Какими судьбами?!"
  Если в моем тогдашнем состоянии можно было бы стать еще более удивленным, чем я уже был на тот момент, я бы удивился пренеприменно. Мало того, что эти трое зашли в мою квартиру, словно к себе домой, так они еще и изображали нешуточную радость, увидев меня.
  Какое-то неопределенно тревожное чувство шевельнулось в моей груди, но я тут же отогнал его, в ответ улыбнувшись тоже. Улыбка вышла странной.
  - А что, не ждали? - задал я вопрос, сам удивившись своей находчивости.
  - Да уж никак! - дружелюбного вида блондин, кажется, рубанул "правду - матку". Первый - с чемоданчиком - которого уважительно назвали Борисычем, поморщился как от кислого.
  - Ты, Витька, того, - что "того", Витька вроде бы понял без разъяснений и сам. Замолчав, он с отрешенным выражением принялся чистить перочинным ножиком ногти.
  - Позвольте представиться! - строго и сдержанно-торжествующе произнес Борисыч, щелкнув каблуками на офицерский манер. - Виктор Борисович Борисоглебский! Криминалист четвертого разряда. - Он посмотрел значительно, более ничего не добавляя. Видимо, сказанное проясняло все.
  - Это, - он незначительно повел рукой в сторону молодого. - Старший инспектор уголовного розыска Виктор Страхосельский. - Назначен следователем по вашему делу.
  - Глеб Григорьевич Гаккель. - Приглушенно, но внятно присовокупил последний, усатый господин, впрочем, на меня почти не глядя. Зыркая беспокойным взглядом по комнате он остановился вдруг перед упаковкой из-под мобильного телефона. - ОБЭП. - Резюмировал он значительно и снова перевел глаза на коробку из-под телефона.
  - На балансе какой организации стояла Неоновая Лампа? - Все еще не в силах окончательно отвести взгляд от пустой упаковки, словно в ней таился ответ на заданный мне вопрос, спросил он.
  - Какой организации? - Не понял я.
  - Вот именно. - Поднял он вверх указательный палец. - Кто с Лампы налоги на имущество платил? Какова балансовая принадлежность? Амортизация? - он, кажется, хотел задавать вопросы еще и еще, но в этот момент Борисович раскрыл чемодан и, достав оттуда пакет с подозрительно черной субстанцией и растяпанную кисточку, начал посыпать из пакета черным порошком все попадавшиеся под руку предметы.
  - Отпечатки снимает, - пояснил Витька, доставая в свою очередь бумаги. - Протокол будем писать.
  Я, уже совершенно ничего не понимая, встал. Оставаться здесь было невыносимо.
  - Я пойду? - вопрос был скорее риторическим, я, кажется, более никого не интересовал. Каждый был занят своим делом.
  - Идите, - обронил, не переставая шуровать черной кисточкой, Борисыч.
  - Когда закончите? - я обвел присутствующих глазами, не понимая от кого ждать ответа.
  - А никогда. - Мотнув головой, ответил Борисыч.
  - В смысле? - действительно не понял я. - Когда мне вернуться-то можно? Домой? - Попробовал уточнить и так ясное.
  - Возвращайтесь когда хотите. Это ваше дело, конечно. - Вступил Глеб Григорьевич, переписывающий номера всех попадавшихся ему на глаза коробок и предметов; - Но вам тесно, боюсь, будет. Комнат всего две - а нас трое. Если раскладушку принесете, то можете с кем-то из нас в одной комнате ночевать... в тесноте, как говориться, да не в обиде!
  - Как не в обиде? - уже совершенно сбиваясь с мысли и надеясь все еще, что это какой-то глупый, неведомый мне розыгрыш начал я...
  - В смысле, жить мы теперь здесь будем! - Лаконично подытожил Витька, показывая тем самым, что разговор закончен.
  Я, в полном недоумении оглянулся вокруг, уже почти не узнавая свою собственную ("бывшую" - как подумалось вдруг) квартиру: черная пыль от дикталоскопического набора была всюду: полки, пол и даже подоконники были усеяны отпечатками пальцев. Вся аппаратура, включая кухонные чайники, была перевернута - Один Витька ходил со своими бумагами, впрочем, тоже изрядно перепачканными, невозмутимо.
  - Нам тут век куковать, пока дело раскроем, сложно все получается, днями и ночами, ночами работать придется, - бормотал он. - Потому и жить здесь остаемся. Сколько лет нам еще понадобиться, что бы все раскрыть - сами не знаем!
  Я, не спрашивая более ничего и, понимая уже, что понятного мне хоть сколько нибудь ответа не получить, тихо вышел и, затворив за собою дверь, двинулся восвояси... в смысле, куда мне теперь идти я не понимал даже приблизительно. На дворе был вечер. Впереди - ночь. Ночь, которую мне даже было негде провести...
  
  ***
  
  Выйдя на улицу, я посмотрел на небо. Подозрения мои оправдались, кажется, на все сто...
  Луна не светила как обычно в сферическом своем виде организуя в небе полукруг, круг или какое-нибудь из его производных. На неба красовался необычного вида красный четырехугольник. Края у него были резко очерченными; в центре было пятно, постоянно меняющее форму и цвет.
  "Куда же теперь? - происходящее напоминало галлюцинацию. Я тряхнул головой, стараясь прогнать неприятные мысли.
  Передо мной стоял теперь вопрос чрезвычайной важности: существовала ли в этом, измененном мире, Неоновая Лампа вообще? Или, быть может, мир, изменившись, стал таким, в котором и Лампы никогда не было? А я, решив, что ее украли, пустил себя по ложному следу, разыскивая то, чего никогда не было и нет...
  Такое допущение несомненно облегчало объяснение реальности; в этом случае не требовалось объяснять ничего.
  Но что-то все таки мне подсказывало, что Лампа есть... и это допущение рождало целый рой неразрешимых вопросов. Кто ее украл? Зачем!? Как мне ее теперь искать и что предпринять, если Лампа будет, наконец, найдена?..
  Я терялся в догадках надеясь, однако, все же на то, что Лампа была - это давало мне надежду. Прибор без нее не работал, а значит, в ее существовании крылось что-то ключевое, основополагающее, дающее мне возможность на спасение.
  И тут я вспомнил: - Понедельник! Сегодня же понедельник! - Теперь я знал, куда мне идти. По крайней мере, сейчас.
  
  ***
  
  - Нет!!! - Павел решительно рубанул воздух рукой. - Ничего нет! - Закончил, как отрезал он.
  Паша был одним из моих приятелей. С ним мы ходили по понедельникам в баню. Мылись, впрочем, мало - больше пили пиво, заедая пересоленной воблой.
  Паша работал таможенником и умел рассказать интересное. Вот и теперь: разговор зашел о фальсифицированных товарах, завозимых в нашу страну через Балтийскую таможню. Продукция всех стран мира, начиная с американских гамбургеров и заканчивая бразильским кофе, с его слов, производилась исключительно в Китае. Оттуда же и доставлялась, в таможенных декларациях гордо именуясь: "товары, бывшие в употреблении". Для снижения таможенных сборов. Настоящим содержимым контейнеров никто не интересовался - по словам Паши все, начиная с начальника таможенного терминала и заканчивая сторожем склада временного хранения, были "в доле".
  Я слушал с неподдельным интересом. Информация хоть и была бесполезной с точки зрения практической, но представляла окружающий меня мир в совершенно неожиданном, сюрреалистическом свете. Я было на минуту задумался, так ли все обстоит с таможенным делом в том мире, из которого я сюда прибыл, однако, тут же погнал мысль прочь, решив, что такого быть не может; что это очередная ненормальность и "выверт" только этой реальности и с "моей" все обстоит в совершеннейшем порядке - с таможенным делом в том числе.
  Вопрос же мой, ответ на который прозвучал в Пашиных устах так категорично, был прост и по дилетантски незатейлив: "А есть ли у нас в стране хоть что-нибудь настоящее? Не фальсифицированное?"
  - Ты пойми, - пояснил уже более благожелательно Паша потягивая "Хенекен". - Какой дурак повезет через полсвета стеклянные бутылки с мексиканской "Текилой"? А главное зачем?
  - Ну, что бы люди ее пили... - попытался догадаться я. - Опьянели там, типа... И, вкусно бывает с солью и лимончиком хорошего напитка...
  - С лимончиком! - Павел страдальчески закатил глаза. По поводу наших лимонов у него, кажется, тоже соображения. - А про текиллу, я тебе так скажу: - он сделал значительную паузу. - Нет идиотов, такую тяжесть в контейнерах таскать. Да еще побьется половина... Вместо нее ароматизаторы возят! - Он значительно посмотрел на меня, словно последнее замечание проясняло картину окончательно.
  - Ароматизаторы? - Нерешительно повторил я впервые услышанное слово. - А что это? - Павел снисходительно покачал головой, как бы выражая этим свое смирение с моей полной, решительной неосведомленностью об устройстве мира.
  - Это, - чуть помолчав, все же снизошел он, - это все! - Я выжидательно молчал; - Короче: - продолжил он. - Добавляешь в спирт ароматизатор бренди - будет тебе бренди; хочешь текилу - пожалуйста. Коньяки там всякие, мартини... - Он взял со стола воблу и с хрустом оторвал ей голову. - И не надо со стеклянной тарой заморачиваться. Ароматизатор - чисто порошок. Паковать удобно и весит ничего. Так что, вместо всего, только порошек и возят. А у нас бодяжат и продают. С водой смешивают, о которой отдельный разговор... - лицо его потемнело. Видимо о нашей воде мнение было хуже чем об ароматизаторах. - Так что нет никаких продуктов: ни пельменей, ни колбасы, ни мяса. Все - бодяга, в которую соответствующий порошок добавлен. А мы это жрем... - он безнадежно махнул рукой и, откусив воблы, закончил: - Харе пиз-еть, пошли в парилку!
  Я задумчиво поднялся и двинулся за ним.
  У меня, в самом деле, была сегодня своя цель: я хотел выспросить Пашу о вещи, меня чрезвычайно интересующей, о которой он вполне возможно знал. Но, нужно было выждать. Нужно было побольше выпить - разговорчивость Паши была с этим процессом связана напрямую, а дело было тонким. К тому же, его рассказ меня весьма заинтриговал...
  
  - У меня дизграфия! - Вещал Паша, сидя в джакузи. Вода вокруг него бурлила воздушными пузырями. - Кретинизм побочных ассоциаций. Энцефалопатия второй степени, другими словами! - Он глотнул пиво и продолжил. - Я не помню и половины того, что было со мной вчера и вообще не читаю!
  - Это... как? - удивился я. - А как же ты работаешь? На таможне ведь постоянно документы подписывать надо?
  - Мне секретарша читает. Каждый день по несколько часов. То, что я слышу, я навсегда запоминаю. Идеальная слуховая память. А ответы ей тут же диктую...
  - Ну хорошо. - Я решил вернуться к теме. - А что-то хоть настоящее есть? Ну, что ни будь? Игрушки, может, детские - там же столько требований медицинских, что бы вредно не было и вообще...
  - Есть. - Неожиданно резюмировал Павел, вылез из ванны и встал под душ. - Мясо бразильское. Только оно никому на хрен не нужно. Потому что дорого. Проще на помойке найти, перемолоть, араматизаторов туда, а потом спрессовать. Свежезамороженное типа. - Он вышел из душа, и мы вернулись за стол. Разлили водки. Я задумчиво молчал, а Паша тем временем продолжил:
  - Это как, представь, шаверму из настоящей курицы готовить. На ферме ее закупать, забивать, потрошить, ощипывать... И это, когда собак бездомных вокруг тыщи бегают! Бесплатных, и без перьев. А ароматизатора куриного добавить - вкусней настоящей курицы раза в три, пальчики оближешь! - Он налил еще по сто и закончил, - а про игрушки я тебе так скажу - они просто опасны для жизни! Их из такой химоты делают, что хватит пальцем потрогать, чтобы пять поколений вперед - "никак не понять, чего болеют, чего болеют, сглаз наверное какой-то..."
  Я ошарашено молчал. Нужно было, однако, переходить к делу. Степень опьянения достигла кульминационного градуса и дальше могла развиться непредсказуемо и необратимо. По крайней мере, однажды мне пришлось тащить Павла до такси на плечах.
  - Послушай Паша, - я начал издалека. - Ты ведь всех и все знаешь... Не мог бы ты мне про одну вещь подсказать, ее вроде за границу недавно переправили; может, слышал что?
  - Если переправили, то слышал. - Уверенно констатировал Паша. - Только надеюсь не про оружие или наркоту; а то я тебе расскажу. Мне по барабану. Только ты сам смотри, оно тебе надо или лучше еще пожить?
  - Да нет, - успокоил я. - Какая наркота... Так, вещица одна. Цены малой, да сердцу дорога. Лампа такая... - я замялся, не зная как описать. - Неоновая, старая совсем. Вся вопросами покрыта... нарисованными - я поднял взгляд на Павла и поразился происшедшей в нем перемене. В глазах его застыл ужас; лицо перекосила гримаса отвращения. Казалось, он услышал какое-то страшное известие, переменившее его жизнь бесповоротно и навсегда лишившее радости и покоя.
  Учитывая, что он только что обещал поделиться, в случае надобности, секретами контрабанды наркотиков и оружия - реакция была необъяснимой. Он молча поднялся и, так же ничего не говоря, начал одеваться.
  - Ну, все, слушай, меня Танька сегодня раньше просила, пойду, потом договорим. - Он продолжал торопливо собираться.
  - Ты что Паш? - Я действительно удивился, не зная, что и подумать. - У нас же пива еще пять бутылок, да и водки треть...
  - Да не могу я, братан, дела, ты тут сам добей, а мне надо... - он от волнения никак не мог натянуть брюки.
  - Паш, ты из-за Лампы что ли так? - Я решил идти Ва-банк понимая, что через минуту он скроется за дверью и спрашивать уже будет некого. - Ну, не говори, если не хочешь, хрен с ней... Хоть и дорога сердцу, но насильно мил не будешь. - Добавил я, сам не понимая зачем.
  Уже в дверях Паша на минуту остановился. Посмотрел на меня с какой-то горечью, словно зная обо мне что-то такое, отчего становилось ему меня нестерпимо жаль. Затем достал из кармана лист бумаги. Написал на нем пару строк. Молча протянул, не давая мне, однако, в руки, но так что бы я мог прочитать.
  "Подполковник Щелгунов Юрий Васильевич. Пятый терминал. Балтийская таможня." - Прочитал я и вопросительно посмотрел на Пашу.
  - До денег сам не свой, предложи пару тонн зелени, может и пойдет на такое... Обо мне ни слова. Да и расскажешь, не поверит никто... - С этими словами он достал из кармана зажигалку, щелкнул и, поднеся к бумаге, бросил вспыхнувший огонек в пепельницу. Дождался, пока догорит и, со словами - Все же друзья мы с тобой... были. - Не попрощавшись, скрылся за дверью. Я налил себе водки. Выпил. На душе было муторно.
  
  ***
  
  Юрий Васильевич Шелгунов торговал всем. Занимался он предпринимательством с раннего детства, быстро усвоив, что улыбающемуся Юсику, как его нежно называли родственники, гораздо чаще дарят конфеты. Усвоив же, начал "торговать лицом". Позже, используя неминуемую последовательность полученной по алгебре пятерки и двадцати копеек "на мороженое" он стал торговать своей "успеваемостью в школе".
  Это пригодилось при поступлении в институт таможенного права, который он закончил с отличием получая все пять лет повышенную стипендию. Во время учебы, будучи человеком практическим, вошел в близкие отношения с деканом, тоже, впрочем, не безвозмездно - декан отплатил ему сполна. Юрку распределили на один из престижнейших постов Балтийской таможни.
  Так он и жил бы безбедно и припеваючи, не доведись на его жизненном пути попасться этому странному типу - несостоявшемуся изобретателю, соблазнившему его совершить то, что совершать ему было никак нельзя; заставившего его рассказать о том, о чем никак нельзя было рассказывать даже ценой своей собственной жизни...
  
  ***
  
  - Сто тонн. Зеленью. - Голос Юрия Васильевича предательски дрогнул. Сумма хотя и не была соизмерима с взятым на себя риском, но была для него существенна. Кроме того, у таможенного офицера был свой, далеко идущий план.
  - Согласен. - Я ни секунды не колебался над принятым решением. У меня не было не то что бы ста тысяч долларов - не было даже пяти. Да и пятьсот-то, вряд ли бы набралось - до зарплаты было далеко. Тем не менее, решимость произвести прорыв в этом деле, возможность сдвинуть его с мертвой точки хотя бы ценой таких усилий была для меня важнее житейского благополучия. Другими словами, я решил продать свою квартиру. Тем более, что теперь в ней жила эта непонятная мне троица - милиционеры, расследовавшие дело о похищении Неоновой Лампы.
  То, что они ничего не предпринимают в своем расследовании, и что дело в ближайшее время не сдвинется ни на шаг, я был совершенно уверен. Документы же на квартиру были оформлены на меня, а значит, и заключить сделку купли-продажи еще было возможно. Чем я и не преминул воспользоваться.
  Несколько следующих дней прошли в хлопотах. Назначенная за квартиру цена была мала, и покупатели нашлись сразу. Я даже подозреваю, что агентство недвижимости выкупило ее для себя с целью позже перепродать. Это было, впрочем, для меня не существенно.
  
  В назначенный срок я сидел в той же бане, где состоялся мой разговор с Пашей. Рядом с моей ногой, прикованный цепочкой к запястью, стоял кейс. В нем было сто тысяч американских долларов вырученных от продажи квартиры.
  - Некоторое время подполковник, подозрительно щуря глаза по сторонам - жучки, что ли высматривал - так они для того и жучки, что бы их от глаз прятать - повествовал мне о том, как он, однажды досматривая контейнер, увидел ту самую Неоновую Лампу, завернутую в виды видавшую газету и засунутую в самый угол. То, что это и есть предмет, оплаченный к контрабанде дороже оружия массового поражения, он поведал мне уже сдавленным голосом, от страха даже перестав коситься по сторонам.
  - Она в Брюсселе. - Коротко и емко написал Юрий Васильевич на листке бумаги, который тотчас же съел. Зачем он это сделал, почему не сжег, как мой "бывший" друг Паша - осталось загадкой.
  Подполковник тот час же встал и, не пересчитывая содержимого чемоданчика, а только взвесив его привычно в руке, удалился. Я понял, что выхода нет - мне предстояло ехать в далекий и чужой мне город Брюссель...
  
  ***
  
  Пройдя паспортный контроль, я чуть задержался у стойки бара - выпить перед полетом было для меня традицией. Самолетов я боялся. Выпив, впрочем, уже нет.
  Коньяк подействовал почти сразу - жить стало хорошо. Поднимаясь на посадку, я заметил девушку, слонявшуюся среди роскошных витрин "дьюти-фри". Светловолосая, с идеально уложенной прической, одетая не броско, но как-то необычайно "со вкусом" и, что удивило - не на одной из вещей не было никаких надписей: ни "Гучи", ни "Лагерфельд", ни даже "Прадо". "Красивая, - подумал я отстраненно и с сожалением констатировал, что "мое тут рядом не стояло": одет я был в старый кожаный пиджак и потертые джинсы. Что ни говори, а встречают обычно "по одежке". То есть "встречать" меня, в планы этой девушки не могло не входило.
  Для храбрости хлебнув "Абсент", я прошел на посадку. Место рядом со мной оказалось уже занятым.
  В нем сидела та самая девушка, на которую я обратил внимание еще в аэропорту.
  
  ***
  
  - Нет, ты главное в голову не бери! - успокаивал я Маню убежденно. Убежденность в моем голосе была неподдельной - после "Абсента" и был уверен во всем, в чем только можно было быть уверенным и, даже в том, в чем нельзя...
   "Маня" - так она мне представилась, почему-то отказавшись разъяснять происхождение имени. Обычно, это сокращенный вариант, я же, поинтересовавшись полным, ответа не получил. Она оказалась девушкой общительной и совершенно не закомплексованной - в смысле моей кожаной куртки и потертых штанов. Как только я сел, сразу улыбнулась приветливо. Я же, будучи в себе совершенно уверен ("Абсент" - хорошая штука), тут же пожелал хорошей дороги, на что тут же было отвечено, что и вам того же, а то "я летать с детства боюсь, тогда уши закладывало, а теперь душа в пятки уходит".
  Я ответил, что вообще не боюсь, только выпить надо. Что и было совершено нами совместно к моему удивлению - Маня "Абсент" выпила не поморщившись.
  Оказалось, она летит в Лондон на учебу. Через Брюссель - потому что "с подругой повидаться, а то и так скучно жить, хоть поболтать с часик с нормальным человеком. Выяснилось что у нее папа олигарх, денег выше крыше, отчего у Мани непреходящая депрессия с самого, кажется, дня рождения.
  - Ну, ты врубись, - рассказывала она, пока самолет набирал высоту. - В магазин заходишь самый дорогой. И ничего не хочется купить. Потому что все можешь. Хоть шубу норковую. Хоть авиолайнер. А куда на этом лайнере лететь? А главное зачем?.. Ведь везде уже была, куда кому-то хочеться... а мне и не хотелось, а была.
  Такие "телеги" в обычном состоянии были бы восприняты мною как понты, вызывающие смущение и одновременно некоторый речевой паралич. Но теперь, имея ввиду квадратную Луну и поселившуюся у меня дома следственную бригаду, я воспринимал это по другому. "Другой мир, другие проблемы. Мне бы только выбраться поскорее из него, Неоновую Лампу найти... - я кивал сочувственно, что у Мани, похоже, вызывало уважение.
  - Манька, не парься. Кроме материальных, есть ценности духовные! Тебе надо мир не деньгами измерять, а пониманием тобой этого самого мира, который не деньгами измеряется! - загибал я пальцы, сам уже не понимая, к чему веду. - Если ты везде была, если ты все купить можешь, но ничего этого не хочешь, так, может, тебе никуда и не ехать? Ничего не покупать?
  - Это как? - она покосилась на мои потертые джинсы. - Как Абрамович, что ли? В часах пластиковых ходить? Дак для таких понтов мой папаша еще не дорос... миллиардер, конечно, но все же не мультик...
  Выяснилось по ходу, что девчонка она и вправду несчастная. В смысле, что мысли она всякие думает, да все не те, что у тусовщиков в почете. То ли это от того, что все у нее есть, ну а, скорее, нет... другие ее подруги вполне жизнью довольны: обсуждать "какая я несчастная" и что "мне муж жемчуг мелкий на Рождество подарил", кажется, тема для них не только прикольная, но и в бесконечная: жемчуга ведь может и не быть! А может быть мелкий жемчуг.... А может быть крупный, да не к тому наряду или к тому, и крупный, но у Ангелины, подруги, цвет у жемчуга поинтересней...
  У Мани же проблема была посерьезней - не из тех, какой жемчуг кто подарил, а, что ей его даром не нужно, а нужно, что бы мамаша ее хоть раз в году вечер дома провела; и что б отец сутками напролет по телефону не орал, пока он дома. Да и дома-то его почти никогда нет - работа.
  Абсент мы, в конце концов допили и вырубились спать - самолет все гудел и гудел, и снилось мне что-то мне уж совсем странное: как гулял я под квадратной Луной по полю с зелеными лепестками, которые со мной разговаривали. О чем - не запомнил. Может оно и к лучшему.
  "Пристегнуть ремни, самолет идет на посадку" - разбудил меня строгий голос бортовых динамиков: мы приближались к Брюсселю.
  Маня тоже открыла глаза и посмотрела на меня ошарашено, словно удивляясь своему соседству и не понимая, зачем и о чем она со мной разговаривала.
  Я одернул свою поношенную куртку. Уверенность моя улетучилась вместе с "Абсентом". Теперь я чувствовал себя неловко и несколько по соседству с ней неуместно. Наш откровенный разговор показался странным и каким-то, что ли, ненужным.
  - Слушай, мне приснился сейчас странный сон... - Произнесла она вдруг сонно-заторможенно, но с какой-то внутренней решимостью. - Про нас с тобой.
  Я впал в ступор он неожиданности. Причем, удивился я не столько неожиданной откровенности, сколько самому голосу, его интонациям...
  - Какой-то странный; необычайно реалистический сон. - Продолжала она. - Словно были у меня любимые родители, и была я очень счастлива. И однажды сидела я на скамейке в своем старом дворе, а ты вышел из дома и сел рядом. И мы познакомились. - Она помолчала. - А потом поженились. - Я озадачено посмотрел на нее. Она продолжала: - Ты был изобретатель, опыты проводил, да потом все забросил, ученым стал, книги начал писать. Жили мы интересно и счастливо и родили детей - девочку и мальчика. И все любили друг друга. И было нам просто здорово! - Она перевела взгляд на иллюминатор, в котором приближалась земля. Я несколько опешил ее откровенности, но мне было интересно, в чем же фокус - ее голос разительно не вязался с содержанием. Она говорила грустно, с едва уловимыми нотками сожаления.
  - Так что же дальше? - В конце концов, спросил я, что бы рассеять неловкость. Пауза затянулась.
  - А дальше все погибли. Прилетела комета и врезалась в Землю. И все, живущее на Земле исчезло навсегда. Нам повезло: мы умерли быстро. Смотрели только, стоя, обнявшись на крыше нашего дома, как жуткая волна приближается... застилает сперва весь горизонт а потом и небо; а потом и неба не стало, а потом и нас... Хорошая была жизнь... - она вздохнула.
  В этот момент объявили посадку. "Пристегнуть ремни, самолет идет на снижение", - тревожно повторил громкоговоритель. - Через десять минут он совершит посадку в аэропорту города Брюссель, столицы..." - чего там столицы, я слушать почти перестал. Манины слова не шли из головы, они затронули что-то глубинное. К тому же, она мне очень понравилась. Но что теперь с этим делать я в толк взять не мог. Просить телефон или адрес было бессмысленно - ведь целью моего путешествия было уничтожение этого мира, вместе с ней, Маней, к сожалению, как составной его частью. Возможно, у нее это ассоциировалось с неведомым метеоритом, кто знает...
  В случае же неудачи предприятия, я в живых остаться не рассчитывал ... ни при каком раскладе. Я молча вздохнул и, ничего не говоря, отвернулся. Самолет шел на посадку.
  Через некоторое время мы распрощались в аэропорту и, ничего более друг другу не говоря, разошлись.
  У каждого была своя дорога.
  
  
  ***
  
  Человек бежал по эскалатору, стараясь перепрыгивать через ступень. Не всегда успешно... Иногда он цеплялся носком за край и чуть не падал, но в последний момент, балансируя, спасался-таки от неминуемого падения. При этом ему удавалось удерживать в одной руке объемистую в зеленую клеточку, сумку, а в другой недоеденный гамбургер. В кармане его тряслась бутылка пива, наполовину оттуда свесившись и норовя предательски выпасть. Ее он придерживал локтем. Лицо выражало отчаяние, но одновременно и решимость. Решимость, впрочем, была ему, кажется, самому непонятна: в смысле, на что же он такое решился и что теперь с этим всем произойдет... Надежда, однако, сквозила в его взгляде все больше и больше по мере приближения к выходу. Вот человек выскочил, наконец, наружу и, гуттаперчиво перебирая ногами, вскочил в отходящий от платформы поезд...
  Этим человеком был я.
  
  ***
  
  Как уже говорилось, поиски Неоновой Лампы завели меня в далекий Брюссель.
  Я оказался на конференции, посвященной "социальным проектам, реализуемым некоммерческими организациями". Название мне запомнилось - хотя ни один из терминов, его составлявших, был мне до этого не знаком.
  
  Как повествовалось уже ранее, подполковник Юрий Щелгунов недвусмысленно сообщил мне, что лично присутствовал при таможенном досмотре, где наряду с обыкновенным антиквариатом, наркотиками и оружием в страны третьего мира (если считать миры от России вверх, получалась Европа) был переправлен интересующий меня предмет: старая Неоновая Лампа. Сразу же после бани, стоившей мне сто тысяч долларов, я взял такси и, прибыв в аэропорт, присоединился к делегации, направляющейся в Брюссель. Целью ее было: "участие в международном симпозиуме гуманитарных проектов".
  Участники слетелись из разных городов. Никто из них друг друга не знал и я, не долго размышляя, использовал это обстоятельство незамедлительно.
  Затесался в самую гущу, представившись "руководителем социального проекта". Проект же мой, как я тут же выдумал, заключался в "поисках предметов, крайне любимых людьми, но ими в силу не зависящих от них обстоятельств утерянных... о чем они всю свою жизнь сожалеют и часто, не находя уже утешения ни в чем, спиваются, бросают работу, семью и становятся изгоями общества... Работая с таким типом людей, и, организуя им помощь я выяснял, что корень их бед совсем не в том". - На этом месте я многозначительно поднимал палец вверх, намекая, что коллеги прекрасно осведомлены, что я имел в виду под словом "то" и, одновременно, как бы давая понять, что именно потому и не разъясняю. Пассаж вызывал уважение неизменно.
  Затем я доносил до слушателя, что настоящая причина полной психологической и, как следствие, моральной дестабилизации индивидуума кроется как раз в УТРАТЕ того самого, любимого предмета. Пусть не имеющего для других никакой ценности, но для них представляющего единственный, неповторимый смысл - смысл жизни.
  Для примера я рассказывал о человеке, любившем с детства простую неоновую лампу и однажды утерявшем ее в жизненных перипетиях. О том, как человек, сначала даже не осознав утери, не обратил на ее отсутствие никакого внимания. Однако затем, по прошествии десятилетий вспомнив о ней сперва один, а потом другой раз, понял, что жизнь окончена; закончилась в тот момент, когда лампа была выброшена как никому не нужный хлам и, возможно, предана забвению в земле...
  Здесь я обычно делал паузу и, многозначительно оглядывая слушателей, пояснял, что в ряде случаев, установив место выброса "Важных" (как я их называл) предметов или, проведя определенные оперативно-розыскные работы, Предметы удавалось находить...
  Собственно, так я и декларировал миссию своего проекта: "Поиск Жизненно Важных Предметов" - строго и со смыслом.
  Легенда была придумана с двумя целями: во-первых, это позволяло мне спрашивать на каждом шагу о Неоновой Лампе, объясняя свой интерес столь замысловато; во-вторых, объяснение это для тех, кто собрался на конгресс, замысловатым не выглядело совершенно. Наслушавшись историй о том, кто и чем среди публики занимается, я просто офигел.
  Их объяснения в расходовании ООНовских денежек были порой посложней. Я даже подумал сначала, не сбрендил ли; вспомнив, однако, что мир этот чужой и неизвестно еще кем выдуманный успокоился.
  Так, например, одна из женщин, с глубоким декольте и в розовых, размером в пол лица очках, по ее словам "спасала всех". Ее организация так и называлась: "Спасение". На мой же практический вопрос: - "Кого спасаем?" - она решительно и твердо ответила - "Всех!". После чего я попытался закруглить разговор сразу, но удалось только через час.
  Другой сетовал за восстановление справедливости. Когда я в пылу дискуссии и для поддержания имиджа приврал, что сделал ремонт целого отделения больницы, он едко парировал: "Одного?!! А что, на других отделениях не люди лежат?! И как они теперь себя в тех развалинах чувствовать будут, когда соседи в роскоши купаются?" После чего я стал с выдумками осторожней, пообещав руководителю борьбы за справедливость сломать построенное. Поскольку на другие отделения денег нет, а "справедливость превыше всего".
  Так что с их прибабахами выглядел я даже завидно - придуманное мной смахивало на инновацию и привлекало спонсоров.
  
  Лампа, впрочем, нигде не находилась. В шикарных рекреациях и залах, где проходили совещания, ее и быть не могло; везде висели хрустальные люстры и современнейшие светильники, которые я, впрочем, осматривал с подозрением: в каком-нибудь современном корпусе вполне можно было спрятать и не такой предмет. Однако, как подойти к более подробным изысканиям не понимал и начал уже унывать.
  Все разрешилось неожиданно. Я ходил от нечего делать по барахолкам и комиссионным магазинам, надеясь хоть там что-нибудь разыскать. Среди старых, выброшенных хозяевами предметов вероятность обнаружить Неоновую Лампу была, больше, чем в зале конгрессов ООН. К тому же я почти утратив надежду, начал понимать, что таможенник меня обманул.
  Обратный самолет летел только через два дня, и вот однажды, зайдя в какой-то антикварный магазин (там продавались предметы подороже, но все барахолки я уже обошел) я увидел интересный предмет.
  Это было старое, очень старое кресло. Такие, наверное, стояли в замках королей. Простое на вид, но украшенное замысловатой резьбой, с огромной спинкой и большими истертыми подлокотниками. Дерево было изъедено временем и натерто до блеска руками хозяев. Почти черное от времени, как будто окаменевшее, и словно приготовившееся существовать еще тысячу лет...
  Магазин был дорогим и хорошо обставленным. Я с опаской спросил, сколько же стоит такой предмет и нельзя ли попробовать в него сесть.
  Продавец, видимо, по акценту догадавшись что я русский, заулыбался. Его настороженность, явственно проявившаяся при виде потертых джинсов и стоптанных кроссовок, мгновенно исчезла. В Брюсселе, как и в Лондоне, давно усвоили, что русский с недельной щетиной на лице и растянутом свитере покупает на миллион. И то только в случае, если при нем еще более небритый русский не купил на два - тогда покупалось на три.
  - Плизззз! - улыбка продавца медленно превращалась из невероятно радушной в непереносимо счастливую. - Это кресло принадлежало графу из предместья Шарль-Фортрез еше триста лет назад! Он сидел на нем каждое утра когда пил чай со своей женой на террасе своего замка! До этого на нем пил чай его отец, а еще раньше дед и скажу по секрету: говорят, - он заговорщицки снизил тембр до шепота, - оно было куплено дедом деда графа у графа... - затем последовала пауза еще более продолжительная и продавец выпучил глаза готовясь поведать тайну но не решаясь... наконец решился: - Он купил его у графа Дракулы... - последние слова прошипели словно электрочайник уже готовый выключиться, но для профилактики еще кипятящий воду сам не зная зачем...
  - Дракулы? - переспросил я, не понимая как реагировать. С одной стороны, сообщение не радовало - имя истязателя младенцев вызывало отвращение; с другой - кресло тянуло меня к себе. Мне необычайно, непереносимо хотелось в него сесть.
  - Сесть могу? - в конце концов, односложно спросил я, не в силах противиться. При этом, сколько оно стоит, я так и не узнал, подозревая что как раз миллион и что именно поэтому мне разрешат в него сесть...
  - Плиззззззззз! Ит из плежеежее! - протянул хозяин на столько внятно, насколько позволяли ему растянутые по краям лица бесконечно улыбающиеся губы. Он деликатно отошел и как бы потеряв ко мне всякий интерес... Он был уверен, что я его куплю.
  Я, осторожно двигаясь среди немыслимой красоты ламп и хрустальных люстр, приблизился к креслу. Дракула... - задумчиво прошептал я и осторожно присел в него, положив на подлокотники руки.
  
  Тотчас же мир переменился: вдалеке шелестели березы. Передо мной был луг; трава, переливаясь оттенками зеленого, казалось, радовалась, что она растет под ласковым солнцем, качаясь из стороны в сторону. Мои ноги щекотали стебельки ромашки и полыни; Я оглянулся вокруг, не веря своим глазам и не понимая, что произошло - к неожиданностям я привык, но не настолько.
  - Как же, как же... - услышал я вдруг сварливый голос, доносящийся, кажется, из-под моего зада. - Дракула! Ну, блин, херр Майер, артист. Ему в Шапито выступать, а не мебель продавать! - голос неожиданно приобрел саркастические интонации. - А одному немцу он тут недавно втирал, что на мне сам Гитлер сидел, когда план нападения на Россию подписывал!
  Я вздрогнул, переведя взгляд вниз. Да, я сидел на зеленом лугу как раз в том самом кресле, что стояло в антикварном магазине. Оно смотрелось в такой обстановке нелепо, но шарма своего не утеряло: сидеть было удобно.
  - Вы только не вставайте, а то не поговорим! - Уже примирительно и несколько торопливо добавило оно. - Я понял, что голос доносится из сидения.
  - Что? - Желание встать из чудного говорящего предмета, становилось непреодолимым. Сдерживало только предупреждение: привыкнув уже к необъяснимым метаморфозам, я ожидал чего угодно. Например, остаться здесь навсегда. К тому же миру, в котором я в кресло сел, уже немного привык - где оказался теперь - не представлял даже приблизительно.
  - Что, что... да ничего! - Неожиданно доброжелательно, хотя еще с некоторым оттенком сварливости парировало кресло. - Понравился ты мне. Свой, русский... - фраза прозвучала ностальгически.
  - Свой? - Я опешил. - В каком это смысле свой, если на тебе Дракула сидел? - Осторожно, стараясь не обидеть, ответил я.
  - Какая Дракула?! Ну какая, блин, Дракула?! Свой я, русский! - Кресло захлебнулось от возмущения. - Меня из березы сделали, как раз отсюда, из Псковской губернии, с этого леса... Даниил, антикварщик из Питера сваял! Потом старил чуть не год... вон натерпелось я, пока меня тряпками с ацетоном обматывали и морилкой гнобили. А уж этих - "червячков" - тут кресло, похоже не на шутку рассердилось. - Бормашиной меня месяц сверлил!
  - Бормашинкой? - Удивился я, на мгновение утратив ощущение парадоксальности ситуации. - Это которой зубы лечат? - Я, припомнив ощущение зубной боли, перекривился.
  - Точно. - Кресло даже задрожало подо мной от непереносимости воспоминаний и закончило неожиданно патетично: - только тебе зубы час сверлят, а меня месяц. Каждый день.
  Мы помолчали. Я, не понимая еще до конца, но уже догадываясь спросил:
  - Так ты что? Поддельное?
  - Воооо!!! Настрадался, а теперь еще и "поддельным" вышел! Кругом виновато... - Оно, казалось, задумалось о чем-то своем, не волнуясь особо обо мне и вспоминая, как оно было здесь березой.
  Помолчали. Вокруг чирикали воробьи, словно торопясь куда-то, щебеча и передвигаясь, говоря на своем птичьем языке...
  - Ты мне сразу понравился. - В голосе кресла больше не было ни сарказма, ни патетических интонаций. - Спасибо что сел.
  - ?
  - Просто, понимаешь, - продолжало оно. - Пообщаться хотелось. Ведь Мир того, кто в кресле сидит, моим Миром становиться... так хотелось, что бы наш, русский...
  - Так как же ты теперь с этим гером Майером, который тебя, то из-под Гитлера, то в Дракулы? Обидно же? - мне стало действительно жалко это, сделанное у нас в России и потом состаренное и перепроданное за границу кресло. - Что же, выхода нет?
  - Выход-то есть... только ты меня не купишь. Герр за меня сто тысяч евро ломит. Так что забудь, спасибо что посидел... - мне стало грустно. Но кресло продолжало: - А ты сам-то что? Зачем здесь? По честному только, - добавило оно, очевидно угадав мое спонтанное намерение наврать с три короба. Из соображений конспирации и так, на всякий случай.
  - Лампу Неоновую ищу. - Скорее для поддержания разговора, чем на что-то надеясь, ответил я. - Нужна она мне, что бы в свой мир вернуться. Вот так вот... - последнее вышло безнадежно.
  - Лампа-то? - ответило кресло раздумчиво. - У Игорька твоя лампа. - В его голосе появились уверенные интонации, хотя, кажется, оно еще не перестало любоваться пейзажем. - Они с Котом Ослом и Неизвестным Предметом ее узурпировали, а тебя по ложному следу отправили; таможенника твоего не зря грохнули... - Кресло, казалось, вздохнуло в последний раз. - Езжай-ка ты в Петербург и Лампу у них забери! - Сиденье подо мной завибрировало, в плечо что-то ударило.
  - Что?!!! Каким козлом - предметом? - от неожиданности я вскочил. Передо мной стоял хозяин лавки. Он трепал меня за плечо и все еще улыбался, но уже теперь как-то натянуто.
  - Мистер слиппп? Мистер спать? Так вы покупаете этот стуллл? - в глазах хозяина все еще светилась надежда. - Всего семимсодт тысяч евро, задаром? - от названой суммы он, похоже, вошел в раж.
  - Нет. - Сказал, как отрезал я. - Если бы миллион, тогда конечно. А так подумать надо. С женой посоветоваться, а то она не поймет. Стул - и всего семьсот. А куда остальные триста девать? Солить, что ли, в кадке прикажете?
  Покинув не до конца понявшего меня, но, зауважавшего, судя по очередному выражению лица, хозяина, я решительно направился в отель. Завтра был вылет. У меня появилась надежда.
  
  ***
  
  "...Вчера было совершено дерзкое убийство офицера Балтийской таможни. Он был расстрелян в собственном автомобиле на тридцать пятом километре Призерского шоссе. Труп был обнаружен грибниками: он находился на водительском месте автомобиля, припаркованного на одной из проселочных дорог. Примечательное обстоятельство: выстрел из пистолета Макаров, сделанный прямо в сердце прошел через таможенную декларацию, которую он прижимал к груди. Учитывая последнее обстоятельство, напрашивается вывод, что убийство носило показательный характер: по всей вероятности, Юрий Щелгунов, - так звали потерпевшего, - вступив в преступный сговор, нарушил конфиденциальность и допустил утечку информации.
  Что находилось в контейнере 117, документы на который были обнаружена рядом с убитым, до сих пор установить не удалось. На месте происшествия проводятся следственные мероприятия..."
  
   Я выключил телевизор. Русские новости передавались, видимо, через спутник. Сел на кровать и попытался перевести дух. Ощущения, что мои неприятности закончились, не было. Чертово кресло было право - таможенника действительно грохнули. Выходило, что оно не соврало и в остальном. Нужно было срочно в Петербург...
  
  ***
  
  - Ты бы не пил с утра пива... - Сергей Белокуров вышагивал рядом со мной с целеустремленностью любителя пеших походов. Сходство дополнял рюкзак на спине.
  Сергей был из компании моих коллег-гуманитарщиков; он тоже спасал - наркоманов. Спасал он их от их гибельной страсти к наркотикам и попутно от курения и бытового алкоголизма. До кучи и чтобы побольше денег на проекты просить, спасал их от самих себя. После того, как они пить-курить перестанут.
  Это меня вполне устраивало. Такая деятельность моим представлениям о жизни не противоречила. Хотя и входила в некоторую конфронтацию с образом жизни, который я вел.
  Мы решили скооперироваться, купив билеты на один рейс, и теперь двигались в аэропорт. Я сам совершенно не ориентировался во всех этих электричках и поездах, так что компания строгого борца с наркотиками приходилась мне как нельзя более кстати.
  То, что эта компания никак не спасет меня в моих последующих жизненных перипетиях, я еще не догадывался...
  
  ***
  
  Первым признаком надвигавшихся неприятностей, на который я, к сожалению, не обратил должного внимания, оказалось крушение американского Шатла.
  Видимо, из-за того, что событие это происходило с завидной периодичностью, я и не усмотрел в нем ничего особенного. Корабль взорвался при посадке, войдя в плотные слои атмосферы Земли. Погибло восемь человек.
  Далее все начало развиваться словно по написанному кем-то сценарию: жутко и неотвратимо накатывая на меня и не давая расслабиться не на секунду, словно догоняя меня на каждом шагу, что бы я ни делал, чего бы не предпринимал в попытках изменить ход событий...
  Сразу же после слов Сергея о том, что "... не пил бы ты пиво утром...", я решил таки его выпить и, открыв бутылку, тут же облился с ног до головы - оно оказалось теплым. На нервах и в ожидании электрички я закурил. Выкинул сигарету в урну. Урна запылала ярким костром. Из-за раннего времени и, в следствии расстройства "про пропавшее пиво и мокрый пиджак", я перепутал урны - сунул окурок в ту, что предназначена для бумажных отходов.
  Урна разгоралась прямо на глазах. Пламя хлестало из нее чуть не до потолка, дым черными хлопьями валил в разные стороны. Весь в саже, мокрый и сильно пахнущий пивом, я суетился вокруг горящего бака, проклиная все на свете. Сергей стоял несколько в отдалении со строгой трагичностью на лице, обозначавшей по всей вероятности "я же говорил, не пей с утра пиво". Вскоре к нему присоединились две пожилые немки, а затем и целая группа школьников, направлявшихся с учительницей в музей. Я в панике метался от урны к ларьку - там я покупал Колу и Спрайт, чтобы заливать пожар. Воды у них (случайно?) не оказалось. Толпа галдела с неодобрением; помогать никто не собирался. Видимо, боялись, что, засветившись как действующие лица, вполне могли затем попасть в разряд "виноватых в пожаре". Типично западный менталитет.
  В конце концов, огонь удалось потушить, но теперь из урны, которая оказалась негерметичной, вытекала гигантская лужа Кока-Колы. Учитывая, что дело происходило в фешенебельном бельгийском метро, где все сверкало кафелем и никелем, возможности сделать вид, что "так оно и было" и "я тут ни при чем", не представлялось совершенно. Особенно, учитывая, что толпа расходиться не собиралась, а даже наоборот, самые прозорливые уже переводили вопросительный взгляд с меня на лужу, как бы не понимая, что же я теперь предприму для возвращения запачканному кафелю первозданной белизны.
  Мокрый, липкий, пахнущий теперь, кроме пива, Кока-Колой и гарью, бросился я к ларьку: там продавали газеты. Продавщица, единственная из зрителей, взирала на мои манипуляции благосклонно - я сделал ей "план по напиткам" весь день. Она угадала мою следующую мысль: в руках у нее уже была пачка газет. Я раскидывал их вокруг и, по мере намокания, собирал и засовывал в урну, уже периодически победоносно оглядывая окружающих. Мне было чем гордиться - производство получилось безотходным. При этом я даже не нарушал правил: урна была для бумаги. Может ли быть бумага пропитана Колой, нигде не уточнялось. То есть я победил. То есть - так я подумал в тот момент...
  Народ начал рассасываться, и вскоре мы сели в прибывшую электричку и отправились в аэропорт. Летели из Берлина. Бельгия мала, а Брюссель находится рядом с немецкой границей.
  Я было успокоился, и по пути мы даже начали философствовать.
  Сергей атеист. И потому спорить с ним о смысле жизни было одно удовольствие. Ответ на вопрос "зачем мы живем" находился мгновенно. Он объяснял, что Бога нет, а человек - это биоробот. Не знает же он, для чего живет, потому, что, хоть и создан инопланетянами по своему образу и подобию, но лишен экстрасенсорных способностей и возможности общаться с энергией мира напрямую.
  Я, заметивший было в его интерпретациях схожесть с известной мне ветвью буддизма, нарвался на неожиданное.
  - Ты себе представь, что сосед вдруг дачу купил. А потом машину. Тебе же тоже захочется? - Серега посмотрел на меня вопросительно, впрочем, ответа от меня не ожидая. Он сам его знал, и тот час же озвучил: - Захочешь! И купишь еще больше... А вот теперь главное. - Он посмотрел на меня торжествующе.
  - Так что с того? - я не понимал, куда он ведет. - Ну, куплю я себе участок, и дом построю допустим. - Я не был до конца уверен в мотивации, но спорить не хотелось.
  - Вот! - Заключил он жизнерадостно. - А сосед еще больше построит!
  - А я еще... -
  - А он еще больше!! И так далее... Короче, - Сергей, чувствовалось, был готов победно завершить дисскуссию. - И так далее и тому подобное. Короче строили они себе все больше и больше, а потом, оттого что строения больше Земли стали, разбросало их центробежной силой по всей Солнечной системе...
  Я, готовясь возразить, прикусил язык. Объявили высадку. Немецкая граница. Мы быстро собрали сумки и быстрее - поезд отправлялся дальше - выскочили на перрон. Я, все еще думая о разговоре, однако, успевая на ходу извлекать из себя только не членораздельное "Да..." вскочил во встречный поезд. После того как мы расположились, у меня появился аргумент. Тут попросили предъявить билеты, и я отвлекся. Роясь в карманах и, все еще ведя с Сергеем мысленно дискуссию, старался нащупать в кармане паспорт. Паспорта не было. Чувствуя медленно подступающую тревогу, я тщательно изучил содержимое карманов. Перешел к сумке. Затем снова к пиджаку. Паспорта не было!
  - Серега, - у меня похолодело внутри. - Где мой паспорт?
  И еще не закончив вопроса, я вспомнил вдруг, как небрежно бросал свой пиджак в предыдущем поезде на верхнюю полку при посадке и в панике его оттуда сдернул в последний момент перед выходом. С ужасом смотрел я на карман, в котором, как совершено отчетливо теперь припоминал, лежал мой паспорт. Карман был открыт и абсолютно, девственно пуст.
  - Серега... - Беспомощно выдохнул я, и в этот момент поезд тронулся. Одновременно пошла и электричка, на которой мы прибыли. Вагоны мелькали все быстрей; мысль в моей голове была простой и лаконичной. "Это пиз-ец", - пронеслось со скоростью расходящихся в разные стороны поездов. Я сел на скамейку. Что теперь делать было совершенно непонятно.
  
  ***
  
  - Нет! Нет и нет!!! - Вы что с ума сошли? Как мы вас без паспорта отправим? Да может, вы террорист! Арабский. - Добавил Юра скорее для значимости, так как моя славянская внешность не оставляла бы мне никаких шансов, очутись я вдруг в странах арабского мира.
  Юра был служащим Аэрофлота, работающим в Германии и, будучи ее же гражданином. "По случаю" - как он выразился, непонятно что имея в виду.
  
  .......................................................
  
  - Да ни за что! - закричали на том конце провода так громко, что было слышно даже мне.
  - Иван Абрамович, да ему в Пулково гражданский паспорт жена подвезет, там свидетели удостоверят, - пояснял Юра своему начальнику. Он кардинально пересмотрел отношение к моей проблеме сразу после обещания "пожертвовать на дела Аэрофлота, ну, скажем сто евро..." Теперь он был полностью на моей стороне. Однако его непоколебимую уверенность в том, что меня не только можно, но просто-таки НЕОБХОДИМО отправить на родину не разделял непосредственный начальник - глава представительства Аэрофлота; а без него обойтись не удавалось.
  .........................................................
  
  - Пулково? У нас тут пассажир паспорт потерял, можем мы его отправить, ему в аэропорт справку подвезут, свидетели подъедут? - общался Юрин начальник, Иван Абрамович, лично прибывший на место чтобы "восторжествовала справедливость", и "Вас вернули на историческую родину несмотря ни на что!" - Так выразился он сразу после того, как узнал, что двести евро, полученные от меня в качестве "скромного вознаграждения" в случае успеха никоим образом не могут быть приравнены к взятке, так как они будут мной из благодарности и без свидетелей оставлены в книге жалоб и предложений представительства.
  Выслушав ответ, он заметно приуныл. Лицо его перестало излучать непобедимый оптимизм и превратилось в лицо оптимиста, которому только что не удалось заработать двести евро. Он повесил трубку.
  - Никаких шансов, - резюмировал Иван Абрамович, мысленно прощаясь с деньгами. - У них циркуляр. По борьбе с терроризмом. - Уяснив мою ситуацию до конца и избавившись от иллюзии заработать, он готов был помочь, но не мог... ничем.
  
  Мой самолет улетел. Кроме того, купить новый билет я мог лишь по предъявлении паспорта. Которого у меня не было.
  - Теперь тебе в Бонн, - сочувственно сообщил Юра. - Там Российское посольство. Нужно заявить, что паспорт утерян. Они тебя там проверят и справку дадут. По ней билет купишь и вылетишь.
  - Бонн? А где это? - Я все еще не мог оправиться от шока.
  - Да фигня! Четыре часа на поезде, Германия страна маленькая, - добавил он ободряюще. - Давай туда-сюда, у нас как раз завтра вечером рейс. Потом неделю не летают, - добавил он раздумчиво, словно оценивая мои спринтерские способности. - Сумку на хранение сдавай и вперед.
  
  ***
  
  Я очень плохо ориентировался в расписаниях поездов, местоположении германских городов и не совсем понимал значение слова "Российское посольство".
  Тем не менее, научившись разбираться во всем вышеперечисленном, сменив две электрички, четыре автобуса и один поезд, я оказался в холмистых окрестностях Бонна.
  То, что посольство оказалось "за тридевять земель" совершенно не в центре города а, как бы это лучше сказать, в совершеннейшей жопе, до которой от станции пришлось добираться на такси еще час - меня удивило. Я шел по холмистой местности, усеянной особняками и гостиницами класса люкс. Идея, приведшая меня сюда, казалось далекой и нереальной. "Неоновая лампа? - спрашивал я себя и усмехался внутренне, не понимая уже, кажется, даже что значат эти слова... Все происшедшее казалось непонятным и нелепым. Хотелось выбраться, наконец, домой, хотя и само понятие "дом" теперь уже утратило обычный смысл - вспоминалась следственная бригада, которую я по своей дурости вызвал и которая теперь живет в моей квартире... Удивительно, но с тех пор, как я улетел из Санкт-Петербурга, со мной не происходило никаких "странностей" - мир словно вернулся на место. Происшествие с креслом я в расчет не брал - такое могло и привидеться.
  Впереди показалось массивное бетонное здание темно-серого цвета. Суда по номеру дома, это и было посольство.
  Я с некоторым недоумением оглядел дом - он был окружен высоким забором, из-за которого виднелась только верхушка второго этажа. У единственного, очень узкого прохода был выстроен железный турникет. Рядом стояла доска, на которой с немецкой педантичностью были аккуратно прикреплены объявления. Их было много.
  "Так... Это еще зачем? - Настороженно екнуло сердце. - Здесь что-то не так.... - подумал я, но тут же прогнал эту мысль. Как выяснилось позже, зря.
  Побродив еще с полчаса по окрестностям в поисках отеля - "Недорого, но чтобы завтра далеко не идти - вставать рано". Сегодня было воскресение - завтра у посольства рабочий день. До вылета самолета оставалось двадцать четыре часа.
  
  ***
  
  Встав в шесть, - прием в посольстве начинался в семь, - я, торопливо съев бутерброд и с сожалением осмотрев недопитую вчера бутылку пива, двинулся в путь. По мере приближения к месту мною снова овладела тревога. Не понимая ее источника, я, вроде успокоился. Оставался один поворот. Оптимистически насвистывая мелодию и с любопытством разглядывая окрестности, я повернул за угол и остановился - увиденное не укладывалось в голове. На мгновение я, было, решил, что снова произошла трансформация реальности.
  Вокруг здания посольства роился народ. Роился - единственно подходящая формулировка не исчерпывала, однако, своим значением происходящего целиком; я вспомнил коммунистические времена и то, как я, заезжая с черного хода в универсам, покупал-таки себе булку...
  Топы народа буквально осаждали здание - русские немцы, русские, желающие получить вид на жительство; старики пенсионеры из иммигрантов, непонятно зачем, но желающие таки получить жизненно необходимую им СПРАВКУ, толпились словно косяки рыб, собравшиеся на нерест.
  Это напоминало демонстрацию. Только вместо плакатов и праздничных транспарантов в руках люди несли на своих плечах тревожные, настороженные лица; лица людей не совсем понимающих, что они здесь и зачем; словно роботы из которых вытащили жизненно важный чип и теперь программа работает вхолостую, не в силах бессмысленные тела... Движение было нацелено только на одно: Получить! Получить справку!
  Делать было нечего, и я сунулся внутрь толпы, почти не раздумывая. Я уже понял свою ошибку: мне не нужно было уходить вчера от посольства, по сути, останься я тогда, теперь был бы в этой очереди первым...
  
  - Товарищи! Кто в окошко по паспортам? - Перемещаясь в толпе, я выкрикивал первое пришедшее в голову; чутье подсказывало, что нужно действовать максимально напористо. - Товарищи, кто по паспортам?
  - По паспортам в девятое окошко, - сварливо ответил мне голос с одесским акцентом. Тут я заметил, что толпа в большинстве своем пребывает на улице. - Внутрь еще не пускают.
  - Товарищи! Кто в девятое окошко? - заорал я еще громче, не меняя интонации. Нужно было развить успех.
  - В девятое там записывают, - махнула мне рукой полная тетка с блестящей брошкой на груди и, видимо, "от дождя", велюровой шляпке.
   Я, пробравшись в указанною мне сторону, быстро различил группу людей, толпившихся особняком. У одного из них была в руках бумага. "Список, - мелькнуло в голове. - С ночи запись, судя по толпе человек в пятьдесят".
  Я протиснулся к эпицентру. В нем оказался тщедушного вида человечек, судя по носу "русский еврей - теперь немец". Несмотря на холодное утро на нем был серый праздничный костюм в полосочку и легкие ботинки. "В посольство приехал, - с некоторым состраданием подумал я. На улице было холодно. - На всякий случай с вечера заглянул и, в отличие от меня, все понял. Теперь первый в очереди".
  - Товарищ, вы записываете? - напористо и самоуверенно подкатил я, подозревая, что запись на сегодня уже закончена, и приготовившись к неминуемой перепалке.
  - Записываете.... - человечек неожиданно жалко шмыгнул носом. - Язя вам что, писатель? Четыре часа: того запиши, этого ... Может, вы сами записывать хотите? - язвительно закончил он, и по опасливому выражению лица окружающих я понял, что предложение это повторяется минимум часа два без малейшей, впрочем, надежды на успех. Желающих шуровать на холоде ручкой, притулив на коленке размокшую папку для бумаг, почему-то не находилось.
  - Хочу! - неожиданно твердо ответил я и, не дожидаясь нового приглашения, забрал из трясущихся пальцев Язи ручку и, присовокупив к ним листки, не делая паузы и не торопясь записаться сам, строго и, как мне показалось, командно спросил. - Кто за паспортами? Это за паспортами? - Записаться не в ту очередь не хотелось.
  Через пару часов, наговорившись вдоволь, выяснив, что очередь та и что очередь не только для тех, кто потерял, но и для тех, кто хочет получить паспорт, я, улучив момент, когда все отвлеклись на шевеление охранников у проходного пункта и было ломанулись с криками "пускают!", записал свою фамилию первой в списке. Помедлив секунду, я присвоил ей номер "0". Вскоре начали запускать.
  
  ***
  
  Я бежал, держа в левой руке сумку с документами, а в правой прихваченный из гостиницы зонтик. До моей электрички оставалось семь минут. Платформа была в зоне видимости, но не так чтоб близко...
  После выхода из посольства я бросился к дороге, и если бы не этот, так и не успевший ничего толком понять, водитель... Он, видимо, только взглянув на мое выражение лица, решил что в посольстве теракт и что я единственный уцелевший агент секретной службы мчусь сообщить о случившемся...
  Сев в автомобиль, я объяснил, что потерял паспорт и теперь, чтобы его восстановить мне нужно в тот город, где у меня его украли. Что бы получить справку из полиции. Затем в департамент иммиграции, расположенный неподалеку - два часа отсюда и еще час туда, сделав по дороге две цветные фотографии, взяв с собой двоих свидетелей, имеющих российский паспорт и немецкий вид на жительство, заполнив вместе с ними три экземпляра двух разных заявлений, смогу, наконец, сдав все это в девятое окно , надеяться, что мое дело рассмотрят...
  Рассмотрели. Я все это время ходил по коридорам посольства не переставая разговаривать по мобильному телефону и, постоянно употребляя выражения "Брюссель", "ООН", "международная конференция" и, для пущей убедительности - "Ребята в посольстве делают все возможное!"
  Коридоры просматривались и, могу с уверенностью сказать, что прослушивались вдоль и поперек. Незнакомец в кашемировом пальто, непрерывно говорящий по радиотелефону с заграницей (пару раз я говорил на английском, имитируя, что сообщаю о своем бедственном положении в Америку, Англию и Израиль. Почему мне в голову вдруг взбрел Израиль, я не знаю, но, кажется, именно это и подействовало. Сразу после моего разговора с "Израилем" мое имя объявили по громкоговорящей связи, вызывая "без очереди явиться за получением в окно номер семнадцать. Я, не выпуская из рук радиотелефона и продолжая кричать в него теперь уже по немецки, что " es seht so aus, dass etwas passieren ist (кажется, что-то начало происходить).
  Мне выдали СПРАВКУ. Теперь я мог купить билет и вылететь назад, в Россию.
  
  ***
  
  - Еще можно! - орал в трубку служащий Аэрофлота Юра, проникнувшийся моей бедой во второй раз после об упоминании об упущенной им возможности заработать сто евро и туманном замечании "что это можно поправить, и очень даже просто; мне было бы даже спасительно для души, но, если я успею на самолет".
  - Осталось десять минут до конца! Ты еще проходишь! - Слушал я голос в трубке, мчась по подземному переходу метро.
  - Регистрация заканчивается, но я могу еще тебя засунуть - еще не все прошли паспортный контроль - Орал Юра в моем ухе, пока я вскакивал в автобус, идущий уже по территории аэропорта.
  - Все прошли! Но еще есть три минуты до выхода, могу попробовать провести тебя прямо к трапу, но это стоит уже не стошку! - фраза закончилась одновременно с хлопком двери автобуса. Я побежал в камеру хранения, выхватывая по дороге чек, схватил сумку и ринулся на эскалатор. Выплывая из него в радужное сияние неба над стеклянным куполом последнего этажа, я увидел далеко внизу безмолвно и величественно двигающийся по взлетной полосе самолет. Вот он наконец оторвался от земли и быстро набирая скорость устремился далеко в небо...
  - Все! Опоздал. - Устало просипел в моем ухе голос Юры. - Пошел на взлет...
  
  ***
  
  Вернулся в аэропорт - рейсов нет. Ближайший из Мюнхена. Через четыре часа я должен был быть в другом городе...
  На первый поезд успел простой трусцой. Правда, перебежать пришлось через весь город.
  Второй увидел приближающимся к станции издалека - припустив на полную, удалось вскочить в закрывающуюся дверь.
  Перед тем как купить билет на третий, идущий непосредственно в аэропорт, обнаружилось, что денег у меня больше нет...
  Пытаться ехать зайцем в Германии - дело гиблое. Тут же словят, с поезда ссадят и в компьютер занесут. Я на такие приключения времени терять не мог - мне нужно было в аэропорт самое позднее через час.
  Я выхватил из кармана телефон - мне вспомнилось, что один из моих друзей жил в этом районе Германии.
  - Йорген! Алее, выручай! - Я вкратце обрисовал ситуацию.
  - Перезвони через минуту! - Быстро скомандовал он. Ровно через минуту я стал набирать номер. Телефон жалобно пискнул и замолчал. Кончился заряд батареи.
  Проклиная все на свете, я устремился в магазин электроники и, обманным путем завладев зарядным ("нужно попробовать, к моей модели не всякое подойдет), дозвонился.
  Йорген, вручая мне необходимые пятьдесят евро, смотрел жалостливо. После краткого повествования о том, что происходит, все его надежды на мое скорое отбытие в Россию сменились ожиданием меня к нему в гости. Надолго и без денег.
  В этот момент подошла моя очередь в кассу, и уже через минуту я знал, что билеты на единственно необходимый мне поезд закончились...
  Еще две электрички, обыск и ожидание в полиции аэропорта (вчера у меня истекла виза); перебегающие при малейшей тряске в хвостовой отсек стюардессы и пожарная в аэропорту прибытия (на самолете случилась авария, и из экипажа, похоже, мало кто верил, что долетим); попытка ограбления на вокзале в Москве а затем еще одна по прибытии в Санкт- Петербург...
  
  ***
  
  Черная полоса у меня в жизни неминуемо заканчивается поломкой ноутбука. Так и теперь: едва войдя в свою "бывшую" квартиру - заваленную теперь чужими вещами - я бросился к компьютеру.
  К счастью, никого из "постояльцев" не было дома. Несмотря на данное мне обещание: "Все рабочее время не выходить из квартиры и только расследовать, расследовать обстоятельства хищения лампы - пока не поймем!"...
  Видимо, в сегодняшний понедельник у них выдался выходной.
  Зацепившись ногой за детскую коляску, едва не упал. Кто-то из следственной бригады переехал ко мне со всей семьей. "Что бы зря от розысков не отвлекаться" - догадался я.
  
  Забежал на кухню - прихватил пива. Затем прошел в кабинет и включил портативный компьютер. Меня не оставляла надежда найти в Интернете какие-нибудь известия, которые "все объяснят и чем-нибудь помогут". Не глядя, лихо щелкнул открывашкой - пиво запенилось и забурлило, радостно устремившись из бутылки. Клокоча и шипя словно джин, вырвавшийся на свободу, оно лилось и лилось веселым искрящимся водопадом... прямо на стоящий передо мной компьютер. Из динамиков послышались тревожные "пипы" зуммера - вышла из строя клавиатура. Затем погас и экран - жидкость проникла внутрь и вывела из строя материнскую плату...
  Я облегченно вздохнул - неприятности закончились.
  
  Понимая, что оставаться в квартире далее смысла нет - дожидаться "поселенцев" в планы не входило - я оделся потеплее, взял зонт и вышел из дома. На улице крапал дождь.
  Из головы не шли слова Кресла об Игорьке; о его преступной связи с Котом и каким-то неведомым Предметом. Последнее, хоть и не вызывало никаких ассоциаций, но внушало малопонятный, но отчетливый страх. Я решил отправиться к Игорьку.
  
  ***
  
  Уже подъезжая к нужной мне остановке, я с некоторым опасением вспомнил виденную там однажды процессию кошек-андроидов.
  "Кошка... и Кресло так же упоминало кошку, - лениво развернулась в моей голове смутная догадка, но я тут же был сбит с мысли. С нами происходило что-то неладное. Троллейбус, в котором я находился, кажется, перестал идти.
  Пассажиры, занимавшие в нем места, читая или просто беззаботно рассматривая пейзаж, ничего не замечали; некоторые из них улыбались. Кто-то, уткнувшись в газету, хмурился - там описывались подробности крушения американского Шатла. Но, в общем, настроение выглядело обыденно - никакой настороженности не чувствовалось.
  - Ой, смотрите... - вскрикнула вдруг девушка, сидящая у окна. Все повернулись на ее голос и замерли.
  Стена дома, рядом с которой двигался троллейбус, начала медленно вспухать: там вылупился, переливаясь всеми цветами радуги, исполинский пузырь - такой большой, что на нем оказалось с десяток окон - и, наконец, повиснув над нами словно воздушный шар и, истончаясь с каждой секундой, лопнул...
  Все заворожено смотрели на летящие солнечные осколки - по крыше застучало словно шрапнелью. В доме зияла огромная дыра, в его глубине были видны остатки квартир внутри которых в панике бегали люди, с ужасом пытаясь спастись, но не успевали - падали вместе со стенами своих жилищ все дальше и дальше превращающимися в желеобразную массу и оплывавшую под действием силы тяжести вниз...
  Сквозь стены троллейбуса были слышны крики и стоны погибающих. Воздух был пропитан запахом гари; пахло отвратительно затхлым и сырым.
  Троллейбус, казалось, остался единственно незыблемым островком в постоянно меняющемся мире; он уже никуда не ехал, а словно висел, вращая колесами бессмысленно и безнадежно и уже более никуда не двигаясь...
  Я в ужасе приблизился к окну и выглянул вниз - под нами летели облака, проплывали снежные вершины гор.
  - Что это? - кто из пассажиров очнулся. - В этот момент я заметил, что и мы сами стали меняться. Теперь наши тела мало напоминали собой человеческие. Так мой сосед слева был бы похож на лошадь, но при наличии четырех ног с копытами у него оказалась птичья голова. Соседка слева тоже была с клювом, но при этом у нее не было ног. Я, было, решил что у нее тело змеи, но, присмотревшись, разглядел рыбий хвост. "Эльфа, - дух Долин" решил я хотя и не представлял даже примерно что бы это значило.
  Другие тоже мало напоминали людей. Да я и сам более таковым не являлся. Зеркала в троллейбусе не было но, судя по чешуйчатым рукам с перепонками на пальцах я напоминал какую-то из разновидностей амфибии.
  Я решил не поддаваться панике; тревожило, однако, то, что я совершенно забыл кто я на самом деле. Я не понимал, зачем здесь оказался, и, главное, с какой целью.
  
  В это время все пассажиры оказались сидящими в бистро "Барракуда" на проспекте Чернышевского, дом номер 33. У его дверей остановился черный джип. Из него вышел престарелый ловелас с бородой и кожаным портфелем в руке. Он открыл дверь машины - оттуда выпорхнула девушка лет двадцати. Зашли внутрь. Пожилой нежно придерживал за локоток и шептал на ушко. Все посмотрели на пару неодобрительно.
  "Да, что бы на вас внимания не обращали, нужно было ресторан подороже выбрать - там все такие сидят... - шевельнулась саркастическая мысль но в этот момент над входом кафе завис вертолет - оттуда, сильно шмякнув по асфальту, вывалилась лестница и по ней, быстро перебирая ногами, спустился человек.
  Едва он ступил на землю, как рядом с ним приземлился парашютист. С трудом удержавшись на ногах - вертолет еще не отлетел, и ветер раздувал парашют, не давая отстегнуться. Человек поднялся и щелкнул карабином. Парашют мгновенно унесло. Улетел и вертолет.
  Я вышел из Барракуды как бы имея намерение заговорить с вновь прибывшими, но, не совсем понимая, о чем мог бы быть разговор, остановился на полпути.
  В этот момент подъехал грузовик с прицепом. Прибывшие, не обращая на меня никакого внимания, начали сноровисто распаковывать коробки. В них оказались металлические детали. Скоро каждый из них, ловко орудуя гаечными ключами, соорудил по странному агрегату, напоминающему электрокар, что используется на стройках для перевоза грузов.
  Люди расселись каждый за свой аппарат, и они начали хаотично нарезать круги прямо перед крыльцом Барракуды. При этом сердце мое замирало всякий раз, когда они выезжали на встречную полосу - столкновения с другими машинами, казалось, не избежать. Загадочные же кары успевали увернуться. Они то сгибались под непостижимым углом, то вдруг сплющивались. Один из каров, гутапперчиво сузившись и, извиваясь, словно змея, проскользнул между двумя автобусами, стоявшими почти впритирку.
  В какой-то момент эта бешеная пляска прекратилась и незнакомцы, видимо, очень довольные испытаниями, сошли со своих каров и начали значительно разгуливать невдалеке.
  Один из них, стоявший ближе ко мне и одетый на мой вкус, странно - в красные кожаные штаны в облипку, черный, кургузый, напоминающий куртку пиджак с аляповатым, бросающимся в глаза шейным платком - достал что-то из-за пазухи и произведя непонятные для меня пассы, снова засунул предмет назад.
  
  Здесь произошло неожиданное. Еще один из посетителей Барракуды - ранее ехавший со мной в троллейбусе господин - со значением хлопнув дверью, оказался на улице.
  На его лице была написана железная решимость. Глаза, спрятанные отчасти очками, сверкали, однако, даже сквозь линзы воинственно и неподкупно. Ни слова не говоря решительный господин подошел к стоящему рядом со своим немыслимым каром парашютистом и о чем-то спросил. Я, пододвинувшись ближе увидел, как парашютист, сперва недоуменно взглянув на подошедшего затем, видимо, выполняя указание господина, откинул полу своего пиджака. С изумлением увидел я сидящую там плотно и привычно поллитровую бутылку водки. Она была наполовину пуста.
  Господин, заметивший сидящий за пазухой объект, словно в ужасе отпрянут от него; он даже закрыл глаза руками. Испуг был настолько велик, что он, казалось, боялся даже того, что сможет увидеть так поразившее его сквозь сжатые веки... В панике отступил он... Как будто спасаясь от неминуемой смерти, господин бросился прочь не оглядываясь и ничего более не произнося. "Госнаркоконтроль" - прочитал я надпись на его удаляющейся спине...
  
  Парашютист же теперь смотрел на меня испытующе - в его поведении что-то неуловимо изменилось.
  Я подошел к нему, чувствуя витавшую в атмосфере опасность, но, еще не понимая ее природы и того, как мне с ней поступить, проявись она.
  - Вы должны заплатить нам денег. - Четко и безапеляционно сообщил мне парашютист, как только я приблизился. - Миллион долларов.
  - Позвольте... откуда? - Меня напугал его тон. Миллион я бы набрал дней за пять - нужно было бы продать многое из имущества, но не все.
  - Мы - рэкет! - человек смотрел на меня жестко и непоколебимо. - Иначе мы убьем всех! - Закончил он серьезно, и я понял, что это не шутка.
  - Я знаю про Йохана! Я знаю, что завтра к тебе приезжает немецкий журналист! - Продолжил он испытующе глядя на меня. Я отшатнулся. Какого журналиста? Какого Йохана имел он в виду? Мне не понятно... но и без того стало ясно: выхода нет. Он знает обо мне все... даже то, чего я и сам о себе не знаю...
  
  Пытаясь спастись, в надежде на чудо я бросился назад к двери, рассчитывая укрыться в Барракуде. Я схватился за ручку и в этот момент все переменилось.
  
  Я стоял перед дверью квартиры номер 13, дома номер пять по проспекту Большевиков Невского района города Санкт-Петербурга. Это была квартира, в которой жил Игорек.
  Не понимая толком того что произошло и не раздумывая ни секунды, я нажал на звонок. Дверь открылась, и меня впустили. Как только я переступил порог, страшной силы удар обрушился на мою голову и я, теряя от боли сознание, обрушился в сверкающую темноту...
  
  ***
  
  Очнувшись, я первым делом потянулся потереть гудящую от боли голову но это не удалось. Что-то крепко держало меня за руки.
  Медленно оглядевшись, я не поверил своим глазам: я сидел на полу в каменной расщелине. Она была настолько мала, что если бы я даже захотел, то не смог бы подняться - потолок нависал в полуметре над головой. Руки мои были скованы кандалами. Цепь, ведущая от них, оканчивалась на металлическом крюке, вделанном в стену. Я выглянул из своего каменного мешка наружу. Увиденное поразило меня: расщелина, в которой я находился, располагалась в огромной пещере. С потолка свисали сталактиты, на стенах через равные промежутки были закреплены исполинские факелы. Некоторые из них горели, освещая пещеру нервно колеблющимся неравномерным светом. Сразу у моего входа, присев у стены дремал человек. На нем были одеты доспехи на манер рыцарских. В руках у него было огромное с зазубренным наконечником копье. Забрало его было открыто. Блик от факела упал на его лицо, и я вздрогнул. Это был Игорек.
  
  ***
  
  - А что тебе не понять-то? - Нехотя прореагировал, наконец, Игорь.
  Я, уже не чаял дождаться ответа и подскочил от неожиданности, пребольно ударившись головой о свод пещеры. Она была очень низкой, и я помещался в ней только в полусидячем положении.
  Я пытался вызвать Игорька на разговор уже наверное с час. Узнав его я не смог сдержать крик изумления, отчего он проснулся, и, первое что сделал - опустил на лицо забрало.
  С того момента что бы я не спросил - в ответ мне было только молчание. Я было уже решил что он там, под забралом опять заснул, но вот теперь (о счастье!) наконец я услышал его голос.
  - Чего тебе не понять? - повторил он. Голос из шлема звучал глухо. Однако качество голоса меня не волновало. Достаточно было уже того, что он пошел на контакт.
  - Мне не понять что происходит. И зачем? Я не понимаю, кому мешаю и для чего у меня украли Неоновую лампу... - Кому все это нужно? И для чего?
  Игорек со скрежетом двинул рукой - его доспехи, по всей, видимости, были нешуточного веса, - и поднял забрало. В черном проеме шлема блеснули глаза.
  - Эк, у тебя вопросов громадье... - произнес он задумчиво... - Ну, отвечать я тебе на них не буду. Кроме первого, - неожиданно добавил он в конце.
  Я молча смотрел на него, не веря даже тому, что он вообще соглашается мне что-то объяснять. Это было несомненным достижением.
  - Происходит с тобой простое: сперва тебя в пространстве морочили, но с закрепленной реальностью. А потом стали реальность изменять, поскольку замонались уже с твоей изворотливостью препятствия чинить... - добавил он с некоторой обидой в голосе. Видимо, чем-то я их успел достать.
  - Это как? В пространстве... морочили? - я избегал вопросов с новой смысловой нагрузкой типа "кто?" зачем?" - поминая его обещание ответить только на один вопрос. Все спрошенное должно было укладываться в рамки уточнений о том, что он уже начал мне разъяснять.
  - Да очень просто, - Игорек шумно вздохнул. В пещере было и так жарко а под кольчугой и того наверное... - ты ведь понял уже, что в том варианте мира в который ты теперь попал душа не только в физическое тело человека вселиться может; а и в животных и, даже, - тут он понизил голос до таинственного, - в неживые Предметы. Отсюда, к примеру, Кошка - Андроид, по кличке Осел, ты с ней еще познакомишься. Или вот этот: Неизвестный Предмет... - Игорек презрительно сплюнул и тут же замысловато выругался: он промахнулся мимо проема забрала; плевок зацепился за его край и повис, замысловато растягиваясь и переливаясь в свете факела прямо напротив его глаз. - Твою мать, послышалось глухое бормотание, Игорек тряхнул головой, однако слюна вместо того, что бы вывалиться наружу качнулась и прилипла к носу Игорька. Тот попробовал дотянуться до нее рукой однако угла поворота шарнира доспехов не хватало и он, по инерции совершив полуразворот чуть не напоролся на собственное копье, опасно торчащее как раз напротив области не защищенной доспехами.
  - Эй ты, тише там, - участливо прокомментировал я. Лишиться только что разговорившегося Игорька было бы верхом глупости. Я почувствовал, что подобрался к разгадке тайны - названые Игорьком Кошка и Предмет упоминались Креслом, а значит все сходилось к одному... "И он говорил, что мне нужно их опасаться... - мысль была прервана вновь заговорившим Игорьком.
  - Короче. - Он все еще обиженно сопел, отчего в интонациях появились нотки брезгливости. - То же самое и с пространством: оно может меняться, продолжая содержать в себе неизменное сознание. Так было в троллейбусе... - он замолчал, видимо довольный туманом наукообразности объяснения.
  - Это что, как в буддизме? - спросил я наугад. - Камень, имеющий сознание? Сознание, существующее в камне...
  - Ну, вроде того. - Неожиданно легко согласился Игорек. Видимо, тема была ему незнакома. - Так что сперва мы тебе сперва препятствия чинили - поезда, электрички... непруха в общем началась. А потом, когда устали с тобой заморачиваться, попробовали сознание у твоей реальности изменить. Да только не вышло ничего... изворотливый попался! - Досада в его голосе была смешана с некоторым уважением. Видимо, достал я их сильно.
  - А кому это нужно-то? - спросил я, уже понимая, что это следующий вопрос, но, решив, что "на шару пройдет".
  - Все! - Игорек ответил кратко и лаконично. Мои опасения оправдались. Он замолчал.
  Я говорил и говорил почти всю ночь, стараясь вызвать хоть нотки сочувствия - но все казалось напрасным.
  - Помнишь, Игорек, как мы на лыжах катались? - в ответ была тишина. - Да не тогда, с этими твоими кошками; а в настоящем мире, в том, где мы с тобой раньше жили. Помнишь мороженое за двадцать две копейки? А сигару кубинскую, на которую мы с тобой неделю копили? В школе не завтракали. А я еще хлеб из дома тайком брал, а ты яблоки, что бы от голода не сбрендить? Как сейчас помню - "Гавана Клуб", сигара называлась... Толстая такая! В дюралеминевом чехле - крышка отворачивалась! А как по помойкам шарились, помнишь? Клад искали, который старуха случайно вместе с матрацем выбросила... только не нашли. Клада тоже - зато железная рама от детской коляски в подвале обнаружилась, в которой мы по очереди сидели. Воображали, что это гоночная машина! Сколько ж нам было тогда.... - я задумался.
  - Все ты перепутал. - Вдруг глухо донеслось из доспехов. Он зашелестел металлом, меняя позу. - Сначала ты коляску нашел, сам сидел и воображал. А меня мотором назначил - я рычать должен был, и завывать при переключении передач... я у тебя ее потом из подвала спер, где ты ее спрятал и сам сидел. А сигара, это уже потом, в пятом классе было...
  Я с изумлением уставился на Игорька, происшедшая метаморфоза не укладывалась в голове - "Вспомнил! - заорал я сам не свой.
  - Неа... - голос Игорька стал снова неопределенно безразличным...
  В этот момент раздались шаги. Вернее цоканье - словно лошадиное. "Но в таком стиснутом пространстве это невозможно - подумал я. - Проход в пещеру слишком узок. Даже для человека".
  Шаги, однако, приближались. Вскоре в свете факелов в проеме лестницы показалась голова кота. При каждом его шаге раздавался стук подкованного жеребца.
  - Чей-то вы тут? Разговариваете? - Кот, подозрительно щуря глаза и нервно поигрывая хвостом, вглядывался то в меня, то в Игорька. Последнее, впрочем, было бесполезно - выражение его лица скрывало забрало.
  - Это Кот Осел. - Послышалось гулко из-под шлема. Я даже не понял сначала, что это Игорек представил прибывшего.
  - Кот? Так кот или осел? - Не нашел ничего лучшего спросить я.
  - Кот, кот... - Существо действительно было крайне похоже на кота, только вот размером оно, пожалуй, было как раз с Осла. И опять же это идиотское цоканье копыт... - А Осел это имя мое такое. - Он важно процокал мимо сперва в одну, а потом в другую сторону.
  - Пошли на суд. В контейнер, - закончит Кот Осел уж и совсем непонятно. Игорек встал и, отперев замок на моей цепи, первым скрылся в проеме каменной лестницы ведущей наверх. Я пошел следом. Замыкал процессию Кот.
  
  ***
  
  Мы долго пробирались наверх по сырым темным пролетам.
  Наконец, Игорек, возглавлявший процессию, приостановился. Я ткнулся в его спину и чертыхнулся.
  - Подсоби-ка! - он, словно пытался сквозь что-то пробиться, но безуспешно. Я протянул руку и тоже надавил. Стена поддалась. Через образовавшуюся щель нам в лицо пахнуло свежестью - это оказалась дверь на улицу. Открыв ее до конца, мы вышли. С изумлением оглянувшись вокруг, я узнал окрестности дома, в который недавно зашел - дома номер тринадцать по проспекту Большевиков!
  Получалось, что мы вышли из той самой трансформаторной будки, в которой когда-то, в моем первом путешествии в этот мир, питались энергией кошки-андроиды.
  - Иди, давай, хватит пялиться тут! - меня сильно толкнули в плечо; обернувшись, я обнаружил, что это Кот. Вставший теперь на задние лапы, на манер человека, он оказался даже выше меня.
  - Подожди, - хмуро оборвал его Игорек. - Предмет должен подойти; вместе спокойней.
  В этот момент что-то неуловимо переменилось в атмосфере. Воздух, казалось, сгустился и тут - я заметил приближающееся к нам "нечто".
  Я определил его таким образом потому, что увиденный мною предмет не являлся чем-то определенным.
  Сначала он оказался велосипедным колесом, одновременно вращающимся во всех плоскостях; затем превратился в несколько утюгов разных годов производства: самый старый был еще дореволюционный и грелся посредством углей. Несколько утюгов были электрическими - самый современный из них, фирмы "Филипс" - сверкая никелированными поверхностями и беспрерывно прыская во все стороны водой, важно вышагивал впереди; компания утюгов то приближалась к нам, то чуть отступала - от чего казалось, что она заигрывает, пытаясь завлечь нас в какую-то ей одной ведомую игру. Тут, не успел я разглядеть утюги поподробнее, Предмет переменился: он стал искрами, сыплющимися из-под машинки для резки металла; на секунду я перепугался - не случился бы пожар - так фонтанировало приближающееся "нечто".
  Но Игорек с Котом Ослом были спокойны и я решил, что опасности нет; однако перемены продолжались: приближающийся объект сперва стал исполинских размеров консервной банкой ("из под шпротов" - машинально отметил я) - перевернутой и довольно ржавой внутри; затем каской сталевара, надетой на совершенно голый манекен. И, уже подойдя почти вплотную, Предмет оказался сногсшибательной красоты девушкой в огромном кружевном бюстгальтере и резиновых сапогах. Больше на ней не было ничего...
  - Здорова Димыч, - пританцовывая, выдала девица; я потупил глаза. - Меня зовут Неизвестный Предмет. - По мере произнесения фразы голос Предмета менял окраску и тембр. Если начал он мягким грудным контральто, то закончилась речь тонким, по-детски ломающимся тенорком.
  Я удивленно поднял глаза и не увидел ничего. Опустив взгляд ниже, я обнаружил крайне маленького роста карлика с большим горбом и круглыми, чуть навыкате, голубыми глазами.
  - Пошли уже, - приглашающе махнул карлик рукой и двинулся к входу в дом, продолжая по пути меняться и трансформироваться. В дверь он зашел воздушным шариком, который нес на веревочке Кот Осел.
  Мы зашли в подъезд и, двигаясь гуськом, снова подошли к квартире номер тринадцать. Игорек открыл дверь своим ключом и первым скрылся внутри.
  
  ***
  
  За дверями оказалось незнакомое помещение без окон; единственный проход вел куда-то внутрь.
  - Ты не удивляйся! - продолжал руководить Кот. Эта база у нас контейнером называется. Там кухня, махнул он рукой, проследив мой взгляд. - Он усадил меня на стул, стоящий посреди помещения, затем деловито приковал меня к его спинке. Я не сопротивлялся. Как ни крути, сила была на их стороне, а я даже не понимал толком, что стал бы делать, окажись вдруг на свободе. Мне нужна была Неоновая Лампа. И только они знали, где она.
  - Ну и что мы теперь делать с ним будем? - с некоторой тоской спросил Игорек. - Убивать нам его нельзя. Пытать незачем. А удерживать бесконечно - тоже мало реально... А вдруг он голодовку объявит, да с голоду помрет? - Их как-то подозрительно беспокоило мое здоровье, и я решился.
  - Объявлю. - Безаппеляционно заявил я. - Пренепременно объявлю, если вы мне, наконец, не объясните, что происходит. Имею я право знать?! - под конец я даже несколько взвизгнул для убедительности.
  Стражи переглянулись.
  
  ***
  
  - Лампа не перемещает из реальности в реальность; - Кот с менторским видом выхаживал из угла в угол. - Она изменяет ее! Различие существенно: в первом случае при перемещении объекта из одного мира в другой оба продолжают существовать параллельно. Во втором же - мир преобразуется. То есть перестает существовать в своем прежнем виде! - Кот победно взглянул на меня и продолжил: - Да это и не могло бы быть по-другому: мир, из которого изымают какой либо элемент исчезает автоматически. Его больше нет в прежнем своем виде. Дугой же мир, тот, в который изъятый элемент привнесен, напротив - появляется из небытия. Так родился наш мир. Мир, который не существовал до того, как в него попала Неоновая Лампа. А теперь ты хочешь забрать ее! - В его голосе проявилась плохо скрываемая истерия. - Ты хочешь, что бы наш мир исчез!? Что бы его снова не стало!!? Что бы не стало НАС!? - Кот Осел уставился на меня немигающими прорезями желтых зрачков.
  "До чего неприятная личность, - подумалось не к месту. - Зачем он мне объясняет все это?"
  Игорек, забившийся в угол ангара, не подавал вида. Казалось - происходящее его совершенно не касается. У него началась своя, только ему одному понятная и приятная "ночная жизнь". Он достал невесть откуда появившийся полотняный мешок с сушками, разложил перед собой банку сгущенки и, умело проткнув в ней вилкой дырку начал сосать.
  Я поискал взглядом Неизвестный Предмет. Того видно не было. "Исчез, - устало подумал я. - Стал невидимым. - Перевел взгляд на Кота Осла.
  - Так вот! - Тот, словно ожив под моим взглядом, с готовностью продолжил пояснения. - Дело, в общем-то, даже не в самой Неоновой Лампе! - Я удивленно моргнул. Ход его мыслей удивлял непредсказуемой парадоксальностью.
  - Дело голубчик в вас! - Тут он уже совершенно на манер человека прошелся из угла в угол. Остановился и странно, заговорщицки подмигнул. - И даже не только в вас!
  - Так в чем же!? - не нашел ничего умнее спросить я. Мысли путались; картина не складывалась. Где-то справа, кажется, появился Неизвестный Предмет, но сразу исчез, стоило мне повернуть голову.
  - В При-бо-ре! - торжествующе прононсируя по слогам выговорил Кот Осел. - Он вас соединил. Тебя. Себя. И Неоновую Лампу!
  Я уже было собрался спросить о том "зачем он нас..." - не находя, однако, в своем вопросе ничего проясняющего и понимая, что очередной ответ затуманит ситуацию еще больше - но в этот момент из угла донесся грохот.
  Игорек, видимо, дососавший сгущенку до конца вставал со своего места. По ходу он задел мешок с сушками и те весело высыпались на пол; Игорек же от неожиданности наступив на несущийся сушечный поток, замешкался и плашмя рухнул на табуретку. Та, жалобно хрустнув, подломилась, и Игорек попал головой прямо в стоявший рядом медный таз которым на тот момент оказался Неизвестный Предмет. Тот, снова став невидимым, снова исчез. Грохот получился нешуточный.
  - Достал ты меня Осел! - Игорек отряхнулся и раздосадовано посмотрел на Кота. - Объясни человеку нормально, что ты как паралитик прыгаешь да по-идиотски интригуешь?
  - А как нормально? А, Игорек? - Во мне проснулась слабая надежда хоть чего-нибудь понять.
  - А "нормально" вот так: - Он подошел ко мне и, молча поковыряв в замке, отпер мои наручнике. Это не понравилось Коту и тот, подозрительно сузив глаза, придвинулся. Игорек продолжал: - Все дело действительно не в тебе. А в вас троих вместе взятых. - Что бы вернутся в старый мир, ты должен лечь в Прибор. В этот момент должна гореть Неоновая Лампа. Все. Как только ты сформулируешь задачу, она будет выполнена.
  - А почему вы мне мешаете? - Задал я вопрос, надеясь, что если уж разговор пошел, так может, ответят.
  - Да потому что, - Игорек словно решился на что-то важное. Осел между тем не спускал с него глаз. - Потому что если ты из этого мира уйдкшь, то его не станет. И этих Козлов тоже - он с ненавистью посмотрел на Кота. - У того на загривке встала дыбом шерсть. - Я же... Твой рассказ не забыл... Как я в том мире, где мы с тобой раньше жили, с людьми общаться смогу... а не с этими, блин, "Предметами"... Не на роликах с кошачьими лапами а, - он значительно поднял палец, - На лыжах кататься!
  - Предательство! Нас предали! - Истерически заорал Кот Осел не давая Игорьку закончить. Обеспокоенный криками начал проявляться Неизвестный Предмет. Он вышел из невидимости и теперь сыпался на плечи присутствующих в виде цветного конфетти; я с опаской стряхивал разноцветные бумажки с плеч - чем могло обернуться подобное появление, было не понятно.
  Игорек же, схватив подвернувшуюся кувалду, размахивал ею перед самым носом Кота Осла; тот гутаперчиво уворачивался, с каждым ударом рискуя навернуться на рассыпанных по полу сушках.
  - Быстро в Прибор!!! - Заорал Игорек что было сил. - Лампа под диваном! Я на кухню! Берегись Предмета он после невидимости ослаб, но быстро наберет!!!
  Кот в это время отпрыгнул в проем двери и скрылся из вида. Игорек бросился за ним с воплем достойным вождя племени Апачей; я сунул руку под диван и - О чудо! - нащупал там Лампу. Рывком вытащив я попытался было воткнуть штепсель в розетку - не тут то было. Конфитюром забило отверстия, и штепсель не вставлялся. Из кухни донесся чудовищной силы взрыв. Потянуло запахом пороха, пахнуло горячим.
  "Тяжелая артиллерия в ход пошла, - отстраненно подумал я и, не раздумывая более, ударил по розетке ногой. Та надломлено хрустнула и развалилась на части. Я сунул штепсель в открывшиеся контакты и щелкнул по тумблеру Лампы. Несколько раз мигнув, она загорелась.
  Неизвестный Предмет, видимо, только сейчас осознав степень опасности, стал дождем.
  Из потолка однокомнатной квартиры полил сначала нерешительно, но усиливаясь с каждой секундой дождь. Контакты розетки заискрили. Я, закрывая Лампу своим телом, поднес ее к Прибору и застыл в нерешительности. Для запуска Прибора так же было необходимо электричество. Ливень хлестал уже не переставая; в нем капли воды перемежались с кусками града, дробно стуча по кожуху Прибора. "Сейчас или никогда! - я кинул Лампу под стол и бросился вперед.
  - Быстрей, наши отступают! - из кухни теперь доносились крики многотысячной толпы; звучала неутихающая канонада орудий, ржание лошадей и гудки паровозов. Гремели гусеницы танков. Пулеметные очереди перемежались воем пикирующих бомбардировщиков. Град становился все крупней. Уже залезая в кожух Прибора, я получил пребольно по голове. "Нужно сформулировать требования к реальности! - вспомнились слова Игорька.
  - Я хочу вернуться в свой мир ... И, что бы, не было в нем никакой Неоновой Лампы, все было как раньше и... не падал на него никакой метеорит! - Неожиданно для самого себя закончил я.
  В проеме двери сверкнуло синим - "Ядерная война началась", - отрешенно подумал я и все исчезло..
  
  ***
  
  Дмитрий вылез из кожуха Прибора совершенно опустошенный.
  "Опять не вышло, - мысль была нестерпимой еще и оттого, что сопровождалась сильной головной болью. Ощупал лоб - обнаружилась внушительных размеров шишка.
  "Откуда это? - удивился он, но, тут же, сбился с мысли. Распечатал анальгин. Выпил. Боль начала утихать. Дмитрий думал о неудавшемся эксперименте:
  "Во всем этом не хватает какого-то компонента; я что-то упускаю в своих расчетах. Но что? И зачем я делаю этот Прибор?.. А может - ну его? Другим время пришло заняться? - Он прошагал по коридору и начал медленно одеваться - хотелось подышать свежим воздухом. В коридоре у дверей лежал хлам, приготовленный на помойку. Он взял мусорный пакет и какую-то старую дрянную лампу, всю покрытую вопросительными знаками.
  "Перед экзаменами писал, в Университете. - Вспомнилось Дмитрию безо всякой, впрочем, ностальгии. - Когда не знал, сдам ли назавтра экзамен... кошмар какой-то - один экзамен - один вопрос. - Невольно поежился. - Здесь их с сотню наберется. Нужно выбросить. - Неожиданно решил Дмитрий. - Отрицательная Карма. Зачем мне эта неуверенность? Сдам - не сдам... Сдам! - Он поднял лампу с пола, вышел на площадку и сбросил рухлядь в мусоропровод. Та прогремела по этажам и затихла где-то внизу. Вызвал лифт.
  Вышел на улицу и, хотел уже, было, сесть на "свою" скамейку - она стояла у дверей парадного с незапамятных времен. Бывало, Он проводил здесь дни на пролет, обдумывая конструкцию Прибора.
  Сейчас скамейка была занята; на ней сидела девушка миловидной наружности и с интересом смотрела на него. Светловолосая, с идеально уложенной прической; одетая не броско, но как-то необычайно "со вкусом" и, что удивило - не на одной из вещей не было никаких надписей - ни "Гучи" ни "Лагерфельд" ни, даже, "Прадо".
  "Красивая, - подумал Дмитрий отстраненно и с сожалением констатировал, что "мое тут рядом не сидело": одет он был в старый кожаный пиджак и вытертые джинсы. Что не говори, а встречают обычно "по одежке". То есть, встречать его, в планах этой девушки не должно было значиться никак.
  - Привет. - Сказала она и, неожиданно улыбнулось. Дмитрий опешил - заговорить самому не пришло бы голову, настолько она была красива. Он кивнул.
  - У меня родители здесь живут. Странно, что не встречались.
  - Странно, - ответил Дмитрий; не оставляло ощущение что они знакомы. - Меня Федер зовут.
  - А меня Маня, - она протянула руку и пододвинулась.
  
  Он сел рядом.
  
  23.05.2009
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"