Мне нужно было куда-то ехать, но я совершенно забыл - куда. К тому же, я не успел прочесть номер автобуса - вскочил в него, не раздумывая. Внутри оказалось почти пусто. Никто не разговаривал, казалось, сейчас раннее утро, и люди, еще не вполне проснувшись, покачиваются в такт движению бессмысленно и обреченно, даже не пытаясь понять, куда и зачем они едут...
"А для чего я сел в автобус? - испугался я - И как я потом выберусь назад? Неизвестно еще, будет ли обратный транспорт..."
Паника усиливалась, я тревожно выглянул в окно: окрестности показались знакомыми. Оказалось, что я сел в автобус там, где мне нужно было бы выйти! И я только удаляюсь от нужного места! Мы проехали мимо школы, в которой я когда-то учился, и вдруг автобус остановился. Я радостно выскочил - уехали недалеко.
Насвистывая и качая из стороны в сторону сумкой, я шел вдоль дороги назад. Светило солнце. Только не оставляла смутная тревога...
Я сунул руку в карман и обмер: ключа от квартиры там не оказалось.
Снова подступила паника. Второй ключ был у моей жены, но теперь ее наверняка не окажется дома! Я побежал. Беспокойство все больше овладевало мной; было страшно подумать, что может случиться, если я не успею...
Все ускоряя бег, обгоняя велосипеды, а вскоре и редкие автомобили, я подбежал к своей парадной и остановился.
Подъезд осаждала толпа. В большинстве это были студенты Суворовского училища. Каждый держал вещмешок, правда некоторые курсанты оказались одеты не по форме. Я осторожно пробрался сквозь толпу, открыл дверь и заглянул внутрь...
В парадной стояла моя жена Маруся и, улыбаясь направо и налево, рассказывала что-то курсантам.
Она была очень маленькой, меньше чем любой карлик: сантиметров тридцать ростом. Я узнал ее только по головному убору - это была большая пышная шапка, закрывавшая Марусю почти полностью. Она все время сдвигала ее назад и задирала лицо: чтобы было слышно.
В самой парадной народу оказалось немного. На входе стоял розовощекий курсант с красной повязкой на рукаве и с расстегнутым воротником. Несмотря на запыхавшийся вид и некоторую суетливость движений, было понятно, что он за главного. Время от времени он показывал кому-то из зрителей на часы, что означало, видимо - время истекло - и тот, понуро потупив взгляд, выходил на улицу. На освободившееся место с улицы заходил новый слушатель. Толпа смотрела на него с неприкрытой завистью - его время пребывания в парадной только начиналось.
"Муж, - емко и лаконично бросил я главному, щелкая по военному каблуками и делая резкий до хруста в шее полупоклон; курсант, ни слова не говоря, пропустил меня внутрь.
Я взял у Маруси ключ и прошел немного вверх по лестнице.
Теперь меня мучил другой вопрос, ответа на который я, как ни старался, найти не мог: зачем вообще возвращаться в квартиру? Мы давно уже здесь не жили, квартира была оставлена родителям. И сегодня я, собственно, шел прямо от них.
- А однажды, - донесся снизу голос моей жены, - он пришел домой не сам! - последовала внушительная пауза.
- Как "не сам"? - не выдержал кто-то из слушающих. На него тут же зашикали.
- Сама не понимаю... - задумчиво ответила Маруся, - заходит, весь такой загадочный... В руках цветы, улыбается. 'Здравствуй - говорит, - дорогая! С днем рождения тебя!' А сам - точно не он! И все вроде у него на месте - и пивом от него пахнет, и сигарета в руке. И пританцовывает, как эквилибрист на канате, чтобы не упасть. А только с НИМ настоящим нет никакого сравнения... - она снова взяла паузу. - Хотя, в общем, там и сравнивать-то некому было. Я в это время на дачу уехала, даже собаку забрала. Такие вот дела...
Толпа восхищенно загалдела. Кажется, жена рассказывала обо мне. Стало интересно, я свесился в лестничный проем. Курсанты, не сводя завороженных взглядов с Маруси, ожидали продолжения.
- Ну, тогда я его и спросила: 'А в каком году была Куликовская битва?' - она снова закинула голову и, чтобы шапка не сползала, поддержала ее руками за края. - В общем, решила логику применить, - пояснила она. - Димыч ведь ни сном не духом про эту битву не знает. Значит, если правильно ответит - точно не он...
- Так как же вышло? Вас ведь дома не было? - донесся все тот же нетерпеливый голос.
- А никак! - с некоторой досадой отреагировала Маруся. - Меня хоть и не было дома, но я его все-таки спросила! А он мне на это сказал, что ему 'битва по барабану, что он даже когда Мау дзе Дун на Луну полетел не знает, а уж с этим...'
- И что же это значит? - голос из зала уже даже не пытались угомонить, настолько все были потрясены услышанным.
- Ничего не значит. - В Марусином голосе окрепла уверенность. - То есть, значит, что все равно не он. Только еще более хитрый, притворился, что не знает. Чтобы не расшифровали.
Из публики донесся вздох облегчения.
Я достал из сумки губную гармошку. Немного подумав, снял куртку и надел ее обратной стороной наружу. Вытащил из сумки пену для бритья и обильно нанес ее на лицо: теперь я был готов к выходу.
Сделав пару вдохов, чтобы унять волнение, я с размаху ударил ногой о батарею. Эффект получился двойной: с одной стороны я привлек внимание аудитории - все подняли головы вверх; с другой - боль от удара придала мне решимости.
С гиканьем, стараясь топать как можно громче, я бросился по лестнице вниз. Достигнув нижней площадки, я принялся танцевать чечетку, опасаясь ненароком наступить на Марусю - она все ещё была маленькой. Маруся поняла меня с полуслова и тоже пустилась в пляс, из-за её роста казалось, что шляпа сама двигается кругами и приплясывает. Маруся больше не поддерживала ее руками и уже практически была не видна. Я, в безумном восторге отбивая чечетку, подпрыгнул вверх, уцепился за перила лестничного пролета вверху и стал подтягиваться. Курсанты оправились от шока и бешено зааплодировали, некоторые из них тоже попрыгали вверх и начали упражняться вместе со мной. Неожиданно для всех Маруся начала расти...
Под бурные аплодисменты, приплясывая и распевая, мы вышли на улицу. Нас приветствовала восторженная толпа. Все давно стояли в очереди, почти не надеясь на удачу, и вот теперь... такое нежданное счастье! Мы шли сквозь толпу, я держал перед собой перевернутую ушанку, деньги лились в нее нескончаемой рекой... В основном, это были бумажки и, когда шапка наполнялась, я ссыпал её содержимое в приготовленные еще утром полиэтиленовые сумки, с трудом успевая утрамбовывать содержимое. Некоторые поклонники бросали доллары и другую валюту - иногда даже целые пачки! - чувствовалось, что выступления ждали и готовились к нему давно, откладывая деньги. Толпа ревела! Отряд самых преданных курсантов окружил нас, охраняя от натиска. Народ ликовал, требуя на бис...
Мы сели в ожидавший нас лимузин. На ясном небе желтела приветливая Луна. Я придвинул к себе поближе приятно потяжелевшие сумки. Еще только сегодня утром мы с Марусей грустно обсуждали, что деньги кончились, а до зарплаты далеко; что мы не можем теперь даже в кино сходить, не говоря уж о ресторане...
Со сдержанным достоинством я повернулся к водителю: 'В аэропорт! Летим отдыхать на Таити!'.