Аннотация: Зло всегда где-то рядом. Теперь и третья глава. Всех с Новым годом! Буду очень благодарна за комментарии и оценки.
Вступление.
...- Леночка! Леночка! - губы слушались плохо, а звуки, которые издавало надорванное горло, были похожи на еле слышный хрип.
Света понимала, что Леночка уже два дня, как мертва. Землистого цвета щеки и ввалившийся от ударов тяжелым ботинком нос, кровавые разводы на лице и растрепанные волосы, - вот и все, что осталось от ее маленькой восьмилетней подруги, лежащей рядом на земляном полу... Однако яма, раскопанная тем человеком, была большая, и Света точно знала для кого это место.
Руки затекли и почти не ощущались, связанные за спиной жесткой прочной веревкой. Дышать было все труднее и труднее, каждый вдох отдавался тупой болью в каждом уголке измученного тела. Ее старая бабушка Нюша, которая умерла в прошлом году, иногда говорила ей, что нельзя плакать по пустякам, ведь когда захочется поплакать по-настоящему, то слез не будет. Свете это казалось смешным и каким-то неправдоподобным. Ну как это слезы кончаться? Оказалось, что так бывает. Слез не было. Глаза были воспаленными и сухими, как будто соседский Васька, как прошлым летом, сыпанул в них целую пригоршню песка. Тогда она основательно поколотила своего обидчика.
С самого раннего детства Света Ковальчук привыкла все делать сама, не надеясь ни на кого. Отца своего она помнила плохо. В памяти остался большой мужчина, напоминающий неуклюжего косолапого медведя, который приходил домой, сажал маленькую Светку на колени и протягивал ей горсть конфет. Света рассовывала липкие карамельки по кармашкам своего платьица и целовала его в колючую , поросшую щетиной щеку. Но уже совсем скоро отца взяли за вооруженный грабеж, и он получил весьма внушительный срок. Мать плакала не долго, и уже через год сошлась с соседским Толиком, плюгавеньким мужичком, который прикладывался к бутылке по поводу и без повода. До Светы никому из них дела не было. Старая баба Нюша была к тому времени уже очень слаба и почти прикована к постели. Мать работала уборщицей, мыла подъезды и получала совсем мизерные деньги, которых едва хватало на водку и скудную еду. Толик иногда подряжался грузчиком в ближайший магазин, но все полученные деньги тут же пропивал. В свои девять лет Света уже подрабатывала: расклеивала рекламные листовки, помогала почтальонше тете Дусе разносить письма. В последние два года ей помогала Леночка Монина. Мать Леночки, Маринка Монина, была очень красивой девицей. Все бы ничего, но Маринка имела диагноз - олигофрения в стадии дебильности. Мужики сменялись у нее, как на конвейере. Каждый год Маринка рожала очередного дауненка. Вот только Ленка, старшая в семье, как ни странно, оказалась нормальной. Некоторые малыши не доживали и до года. Кроме Лены в семье теперь были четырехлетний Мишка и трехлетняя Соня. Последних двоих детей Маринка оставила в роддоме, и теперь опять ходила с пузом. У Лены была родная тетя, которая жила где-то в Подмосковье. Тетя Маша иногда приезжала и даже обещала в скором времени оформить опеку над Ленкой.
- Я тебя обязательно возьму с собой, Светка! Мы будем жить в деревне. Тетя Маша рассказывала, что у нее есть корова, а еще собака Муха, а еще кошка и кролики, - захлебываясь от счастья, пела Ленка, прижимаясь к худенькому плечу подруги и сидя на заплеванных ступеньках грязного подъезда.
- Маленькая ты еще, Ленка! - грустно усмехаясь, отвечала ей Света. - У твоей тетки кроме тебя еще и своих спиногрызов трое! Ей только меня не хватает.
- Свет, я без тебя никуда не поеду! - испуганно бормотала Ленка.
- Еще как поедешь! - серьезно и строго говорила Света. - Хоть кому-то из нас должно повезти. А я , даст Бог, вырулю как-нибудь. Вот только в школу надо бы пойти. Я слыхала сейчас без образования никак... Не хочу я как мать полы драить да водку жрать.
- Угу, - тихо соглашалась Ленка.
...В тот день они, как всегда, получили свои деньги за расклейку объявлений и, как обычно, пошли в ближайший магазин, чтобы купить нехитрый набор продуктов: буханка хлеба, два яблока, небольшой лоточек самой дешевой нарезанной колбасы и пачку сока. В этот раз денег было чуть больше, чем обычно, потому что почтальонша тетя Дуся, тяжело вздохнув, добавила от себя целых пятьдесят рублей. Девочки решили устроить пир и потратили драгоценную "премию" на шоколадку. На дворе стоял безмятежный май, окутавший московские тополя изумрудной дымкой. Было душно, должно быть к вечеру собиралась гроза, хотя пока на высоком небе не было заметно ни облачка. Рядом с продуктовым магазином примостилась палатка, в которой торговали газетами. В ларьке, кроме прессы, каждый день выставлялось множество, так называемых, сопутствующих товаров, от дешевой китайской косметики с надписью по-русски "Шанель", до детских погремушек. Вот уже второй день Ленка не могла спокойно пройти мимо, так как главное место на витрине занял чудесный журнал, к которому прилагалась очаровательная кукла в старинной одежде. У нее были ярко-каштановые волосы, голубые, как майское небо, большие глаза, и великолепное платье.
- Эй, мелкая, чего опять прилепилась? - сердито окликнула подругу Света. Ленка елозила по пыльному стеклу сопливым носом и все никак не могла оторваться.
- Свет, а, Свет, ну погляди, какая она красивая! Как принцесса! Вот бы мне такую! Как думаешь, ее скоро купят?
- Не знаю, - равнодушно пожала плечами Света. - Стоит эта твоя принцесса дороже героина!
- Светка, а что такое героин?
- Не знаю и знать не хочу. Просто так отчим говорит. Наверное, какая-нибудь дрянь, типа водки.
- Слушай, а мы когда-нибудь заработаем столько денег, чтобы ее купить?
- Конечно, - насмешливо отвечала та, - Когда рак на горе свистнет. Ленка, давай уже, пошли! Жрать хочется, сил никаких нет! - и она потянула Лену за собой.
- Свет, а хорошо бы много-много денег заработать! Я бы тогда и Мишке с Сонькой игрушек накупила! - рассуждала Ленка, семеня сзади.
- Им бы тоже пожрать для начала надо бы, а то твой Мишка почти прозрачный, а Сонька, - та вообще еле на ногах стоит.
- Свет, а мы оставим им что-нибудь?
- Посмотрим, - мрачно пообещала Света.
Во дворе на детской площадке стоял покосившийся деревянный домик с занозистыми стенами. По ночам там непременно собирались пьяные компании местных алкоголиков, но сейчас он пустовал, и именно туда хотели направиться девочки. Уже совсем рядом с двором их окликнули. Света, обернувшись, увидела мужчину. Хорошо одетый, аккуратно подстриженный, он толкал перед собой детскую коляску, широко улыбался и махал им рукой. Девочки остановились.
- Здравствуйте, простите меня, пожалуйста! - вежливо обратился к ним незнакомец.
- Здрасти, дяденька, - пискнула Ленка, пряча за спину богатство, сложенное в дешевый полиэтиленовый пакетик.
- Да вы не бойтесь, я не кусаюсь! Просто мне показалось, что вы не откажетесь мне помочь, у вас у обоих такие добрые и открытые лица!
- А что случилось-то? Заблудились что ли? - настороженно спросила Света. Этот человек совсем не был похож на обитателей из двора.
- Нет, я не заблудился. Просто дело в том, что моя жена уехала в командировку, и я остался с сыном один. Мы вышли погулять, а мне только что позвонили и сказали, что срочно вызывают на работу. Вот теперь не знаю, с кем оставить малыша, - он беспомощно пожал плечами и обезоруживающе улыбнулся.
Ленка не преминула заглянуть в коляску. Там в кружевных оборках виднелась мордочка сопящего младенца месяцев двух отроду. Он сладко причмокивал пустышкой и смешно морщил носик.
- Мы что вам няньки, что ли? - грубо спросила Ленка и, взяв за руку подругу, уже хотела уйти, но мужчина поспешно продолжал:
- А может, вам деньги нужны? Так я заплачу. Деньги у меня есть, не сомневайтесь, - с этими словами он достал пухлый кожаный бумажник и вытащил оттуда пятитысячную купюру. У Ленки моментально округлились глаза, а мордочка вытянулась, как у любопытного лисенка.
- Это что все нам? - спросила она недоверчивым, чуть охрипшим голосом.
- Ну, конечно! Но только если вы согласитесь мне помочь.
Ленка умоляюще взглянула на подругу. Та стояла хмурая и настороженная.
- Девочки, вы не торопитесь, можете посоветоваться, но вы меня действительно очень выручите!
Ленка потянула подругу за руку и, отойдя на пару метров, жарко зашептала ей в ухо:
- Не нравится он мне, этот мужик. Слащавый он какой-то, мерзкий. Не верю я ему, вот хоть ты меня режь, - с сомнением произнесла Света.
- Ну, миленькая, дорогая моя, любимая! Это ведь не на долго! А я знаешь, как умею с малышами! Когда Мишка с Сонькой такими были, я и переодевала их, и гуляла с ними, и даже попы им под краном мыла. Я все-все умею. Сама все сделаю, а деньги пополам.
Света все еще сомневалась и упрямо качала головой.
- Ну не хочешь, так я одна пойду! - обиженно сказала Ленка и повернулась, чтобы уйти. Света резко схватила ее за худенькую ручку.
- Нет, одну я тебя не отпущу, вместе пойдем, - решилась, наконец, она.
Они подошли к мужчине, который присел на лавочке и покачивал коляску.
- Ладно, мы согласны, но только ненадолго, - коротко сказала Светка и взглянула на подругу, которая улыбалась, не скрывая восторга: пять тысяч! Теперь они точно купят красавицу-куклу!
- Ну вот и здорово, - обрадовался незнакомец, - Пойдемте скорее, я тут совсем неподалеку живу.
Всю дорогу Ленка была крайне оживлена и болтала без умолку, рассказывая мужчине подробности своей невеселой жизни и делясь с ним планами на скорую зарплату. Света тащилась сзади. Она никак не могла отделаться от мысли, что все вовсе не так радужно, как представлялось ее восьмилетней подружке. Если бы она была одна, то ни за что не согласилась на предложение этого неожиданного работодателя. Как-то мутно все это... Но не бросать же Ленку одну, она же совсем еще дурочка. В свои двенадцать лет Света чувствовала себя совсем взрослой и ответственной за свою маленькую подружку. "Ну ладно, в конце концов, темнеет сейчас поздно. Не до утра же он будет на этой своей работе. Да и деньги, конечно, не лишние. Впереди лето, а у них нет ни туфель, ни платьев. А на заработок можно будет все это купить. На барахолке, рядом с метро, можно приобрести вполне приличные шмотки. И все-таки..." - думала, плетясь вслед за коляской Света и загребая старыми полусапожками городскую пыль. Минут через десять они уже подошли к панельной девятиэтажке.
- Вот здесь, на первом этаже мы и живем. Заходите скорее, а то я уже опаздываю! - проговорил мужчина, открывая дверь, из-под обивки которой неопрятными языками свешивались куски поролона.
...С того момента Светина память давала сбой. Как они оказались в этом земляном погребе? Куда подевался ребенок? И, наконец, самый главный вопрос: когда все это закончиться?! То, что она умрет так же, как и Леночка, сомнений не возникало. Это только вопрос времени. Слава Богу, Леночкины мучения закончились. Там, наверху, она уже наверняка получила свою куклу принцессу, там ей хорошо и спокойно, там нет страха и боли... В смерти ее лицо стало совсем беспомощным, худенькие ручки-плеточки лежали на костистых, как у жеребенка коленях. Свернувшись в клубочек, она лежала в широкой яме прямо под ногами Светы, словно ожидая свою подругу.
... А может она действительно слишком много и часто плакала по зряшным поводам? Разве матерящийся пьяненький отчим это страшно? Разве мать, которая от водки кричит и дерется это ужасно? Сейчас это казалось сущим пустяком, из-за которого вовсе не стоило тратить драгоценные слезы. Только за последние дни Света Ковальчук, двенадцати лет отроду, узнала, что такое настоящий кошмар.
Она прислушалась. Было совсем тихо, и только откуда-то издалека, сверху, слышался равномерный, монотонный стук дождевых капель. "А дождь все-таки пошел", - подумала она, чувствуя, что ее сознание вновь проваливается в какую-то пропасть...
Страх, который стал таким привычным за последние дни, накатил заново, когда послышались тяжелые шаги снаружи, и вниз прямо на Леночку, с чавкающим звуком упал тяжелый топор.
- Это все. Жаль... Скорее бы! Леночка, не бойся, маленькая, я скоро приду!...- еле слышно , с трудом ворочая кровавыми губами, прошептала Света...
Четверг
- Ба! Ты только не волнуйся, я сегодня немножко задержусь, у нас в школе классный час!
- Ладно, только иди с Катей вместе, сейчас темнеет рано. Тебе что приготовить, егоза? Может яблочки запечь, бабушка Тая вчера посылку прислала.
- С антоновкой?! А почему вчера не сказали?
Бабушка Тая жила в Харькове. В саду на даче у нее росли пять старых яблонь. Каждую осень, Таисия Петровна, родная сестра Анны Петровны, заботливо упаковывала яблоки в коробку и непременно отсылала с оказией в Москву. Лиза обожала эти вкусные посылки. Каждый раз в пахучих ядреных яблоках она обнаруживала что-нибудь интересное - плюшевого медвежонка или коробку с фломастерами. Эти мелочи всегда были для нее сюрпризом.
- Тебе скажи - сразу все и умнешь, я тебя знаю! Ты учебник по литературе не забыла? Он у тебя с вечера под подушкой лежал.
Лиза подбежала к кровати, вытащила учебник и сунула в рюкзак.
- Не, не забыла, ба. А вы уже смотрели, что там в коробке? - и глаза ее загорелись от предвкушения очередной приятной находки.
- Нет, конечно! Это же твой подарок! Я думала, что мы вместе после школы посмотрим, - ласково улыбнулась бабушка.
- Ну, бабуль, ну давай сейчас, а? Ну хоть одним глазком, а?
- Хорошо, Лизочек. Вон ящик, рядом с балконной дверью, за занавеской.
Лиза подбежала и нетерпеливо открыла коробку. По комнате в тот же миг поплыл дурманящий запах наливных осенних яблок. Зеленые, с чуть пожелтевшими спелыми бочками они лежали ровными рядочками, казалось, что стоит только чуть-чуть надкусить шкурку, как оттуда брызнет кисловато-сладкий сок. Между яблоками Лиза заметила что-то серое, пушистое. Осторожно, двумя пальчиками она вытащила уютного пушистого зайчика, который таращился на нее своими черненькими глазками-бусинками. Лиза взвизгнула от восторга и, подлетев к бабушке, обняла ее.
- Бабуль, смотри, это заяц! Настоящий серый заяц! И теперь он будет жить с нами. Его будут звать Дима.
- А почему - Дима? Какое-то не очень заячье имя, тебе не кажется, а, Лизок? - смеясь спросила Анна Петровна, приглаживая Лизины непослушные волосенки.
- Почему это не заячье? - удивилась Лиза, разглядывая своего нового квартиранта, - Ты погляди на его морду! Он же вылитый Дима.
- Ну, Дима, так Дима, - пожала плечами бабушка, - Только ты уж его в школу-то не бери, а то потеряешь еще, - сама плакать будешь.
- Конечно не возьму, - возмущенно фыркнула Лиза, - Я ведь уже не маленькая, чтобы игрушки в школу таскать. Все-таки уже в пятом классе учусь!
Она взглянула в зеркало большого шкафа, скорчила серьезную мордочку и поправила складки на юбке.
- Он меня дома подождет. Правда, Дима? - обратилась она к зайцу, заботливо усаживая его на своей кровати, где разместился целый плюшевый зверинец.
Анна Петровна рассмеялась:
- Да какая ж ты не маленькая? Вон, сколько пылесборников у тебя на кровати!
- Ба, это никакие не пылесборники, а мои друзья. А друзей, даже старых, предавать нельзя, поэтому они все здесь и живут, - Лиза деловито окинула взглядом свой пополнившийся зоопарк, - а когда будешь звонить бабе Тае, передай, что я ее очень люблю и скажи спасибо за Диму!
- Хорошо, Лизочек, обязательно передам! - пообещала Анна Петровна.
- А дай мне хоть одно яблочко в школу, ну пжалуйста! Я честно, не буду есть на улице! - Лиза подбежала к бабушке и уткнулась в теплые колени. Анна Петровна поправила съехавший коричневый бантик и, оперевшись на палочку, встала с дивана.
- Лизок, а, может, попросим маму, чтобы подстригла тебя сегодня, а? На твоих волосенках ни один бантик не держится, что толку завязывать, когда он уже в раздевалке сваливается!
- Ни за что! Меня и так часто за мальчишку принимают, а с короткой стрижкой вообще караул, что будет! А бант дурацкий из-за шапки сваливается! - Лиза кое-как напялила вязанную шапочку, посмотрела в зеркало, растопырила свои необычного цвета фиолетовые глаза и сморщила нос. - Ба, ну ты скоро? Я ведь опоздаю!..
- Несу уже, на. - Анна Петровна протянула внучке вкусно пахнущее терпким осенним запахом яблоко. - Только не вздумай по дороге грызть, холодно.
- Ну, ба, я же обещала! Все, убежала, мы с Катькой на углу встречаемся. Пока, бабуль! - и Лиза затопала вниз по лестнице.
- Смотри, часы не потеряй!
Вчера внучка долго упрашивала бабушку, чтобы та разрешила ей на один день надеть в школу старые золотые часики, которые хранились в шкатулке у Анны Петровны. "Ну, ба, ну только на один денечек, на один единственный денечек, а?"
Анна Петровна украдкой перекрестила внучку, заперла входную дверь и потихоньку направилась в комнату. Она уже и забыла, когда последний раз выходила на улицу. В последнее время ноги слушались все хуже и хуже, да и руки тоже... Лизонька ушла, теперь можно и анальгин принять, а то внучка, если видит, что бабушка берется за таблетки, сразу нервничать и плакать начинает.
Так уж сложилось, что они , как попугайчики-неразлучники все время вместе и знают друг друга лучше, чем кто бы то ни был. Анна Петровна ушла на пенсию сразу после рождения долгожданной внучки и с тех пор они никогда не расставались, разве что на две августовские недели, которые Лиза проводила на море с родителями. Раньше Анна Петровна неизменно увозила Лизу на дачу и жила с ней там все лето. Сборы занимали целую неделю. Для переезда нанимался небольшой грузовичок, в который едва умещались все короба и коробочки. Маленькая Лиза всегда скрупулезно следила, чтобы все ее любимые игрушки и книжки были упакованы и размещены в кузове грузовичка. Николай Евгеньевич, Лизин папа, ворчал себе под нос, что все эти сборы-разборы хуже керосину, и у него, в конце концов, лопнет терпение, и он выкинет как минимум половину из того, что с таким трудом влезло на борт. На что Анна Петровна с достоинством отвечала, что не родился еще тот мужчина, который сможет переспорить трех женщин, поэтому лучшее, что он может сделать в данной ситуации, это внимательно слушать, что ему говорят и не вступать в конфликты. Наталья Ивановна, наблюдая со стороны эти сцены, тихонько посмеивалась, потому что понимала, что ни о каких конфликтах и речи быть не может. Все эти словесные дуэли лишь часть ритуала под названием "Отъезд на дачу", на самом же деле ее мама и муж искренне привязаны друг к другу. Отношения между ними сложились как-то сразу. Наверное, бывает такое, что люди, встречаясь друг с другом, сразу чувствуют симпатию друг к другу, и им не нужно ничего доказывать, ничего изображать. Закончив упаковку, Лиза вместе с мамой бабушкой важно занимали места в новеньком "Опеле" и отправлялись впереди, указывая путь грузовичку, послушно следовавшему за ними...
В последние годы здоровье Анны Петровны сильно ухудшилось, врачи поставили ей страшный диагноз - полиартрит. С каждым днем суставы ломило все сильнее, руки и ноги слушались все хуже и хуже. Даже по их маленькой трехкомнатной квартирке в старой хрущовке, она могла передвигаться только с помощью палочки. От поездок на дачу пришлось отказаться...
Лиза безумно переживала за бабушку, волновалась, и самым страшным для нее было - расстроить обожаемую бабулю.
Приняв лекарство, Анна Петровна прошла в комнату и отыскала на полке томик Бунина. "Антоновские яблоки" - это то что сейчас нужно...
На улице с утра было морозно. Тонкий ноябрьский ледок вкусно похрустывал под ногами. Ужасно хочется снять шапку! Мало того, что из-за нее свалится бант, но она еще и весь лоб исколола! Но если вдруг узнает бабуля, мало не покажется. Кроме того Лиза очень не любила расстраивать Анну Петровну. Придется терпеть. Но Лиза не умела долго расстраиваться из-за чего бы то ни было, тем более, что в школе ее ждет только хорошее: домашнее задание она знает на отлично, не даром всю ночь проспала на учебнике. Она верила, что выученное стихотворение лучше всего положить на ночь под подушку, тогда точно все запомнишь. А потом еще и лучшая подружка Катька наверняка придумает что-нибудь веселое. Катька Долгова была оптимисткой по жизни. Бесшабашная и остроумная, с ней никогда не бывало скучно.
Катька, как всегда опоздала: когда Лиза позвонила в квартиру на третьем этаже, она в одном сапоге металась по комнате и искала тетрадку:
- Инна меня убьет, точно убьет! Сегодня же надо домашку сдавать, а я ее потеряла! Лизка, че делать, она меня точно прибьет! А ведь я с этим заданием вчера весь вечер ковырялась, чтобы все без помарочек, без ошибочек! Вот обида-то!
- Инна не прибьет, она добрая, - Лиза наклонилась, чтобы погладить старого толстого кота Тимофея. Тот сразу же вышел встречать гостью и разлегся на пороге, подставив Лизиной ладошке свое упитанное велюровое пузцо. Тиму было уже лет десять, и больше всего на свете он любил, когда ему оказывали должное уважение: гладили живот и чесали за ушком.
- Ага, добрая! В прошлый раз выгнала меня и пару за поведение влепила. Знаешь, как мне от мамы досталось! Зараза, ну куда же она подевалась-то? - Катька перегнулась через спинку дивана. Лиза сняла сапожки, переступила через недовольного тем , что ему уделили столь мало внимания Тимофея, и прошла в комнату.
- Пару тебе влепили потому, что мы ржали с тобой, как кони! Мне, кстати, тогда просто повезло, у меня дневника не было, а то бы и мне тоже... Кать, да вот же она лежит, на столе. Слушай, пойдем уже, опоздаем, ведь!
- Где? Клянусь, три минуты назад ее здесь не было! Лизка, признайся, это ты мне ее подбросила, да?! - Катька выхватила тетрадку и засунула ее в рюкзак, кривобоко пристроенный возле вешалки.
- Очень надо, вот делать мне больше нечего, как только твои тетрадки тырить! Одевайся быстрее, - Лиза сунула Катерине ее курточку. - Кать, ну шевелись ты уже, в самом деле!
- Башк! Мы ушли! - дверь маленькой комнаты приоткрылась, и послышался голос Людмилы Николаевны:
- Ну, что, погром окончен? Мне можно выходить? Не забудь ключи, коза-дереза, а то я в поликлинику собралась!
- Взяла, все взяла! - подхватив рюкзачки, девочки выскочили из двери и, спустившись вниз, выбежали в серое промозглое утро.
Ветер, основательно поработав ночью, все еще трепал озябшие верхушки кленов и тополей. Небо набрякло так низко, что, казалось, дотянувшись до него пальцем можно проделать в нем основательную дыру, сквозь которую непременно станет сочиться снежная морось. Осень все еще спорила с зимой, отыгрывая у нее недолгие часы солнца, но с каждым днем все больше сдавала позиции под натиском неотвратимо надвигающихся холодов. Лиза не любила зиму - нужно одеваться, утепляться. Ходишь, как капуста, а все равно руки-ноги мерзнут. А как тяжело по утрам вставать - холод, темень, а тебе нужно вылезать из-под теплого верблюжьего одеяла, идти умываться, выходить в школу!... Лета она начинала ждать сразу после первого сентября.
Серьезная, сердитая ворона, слетев откуда-то сверху, разогнала стайку растрепанных воробьев, клевавших размокшую хлебную корку возле подъезда. Лиза, покопавшись в кармашке куртки, выудила оттуда остатки печенья, и кинула их на озябшую землю. Серая стайка тут же приступила к пиршеству, оставив вороне отвоеванный ею хлеб.
На школьном крыльце как всегда собралась компания старшеклассников. Они смеялись, спорили, обсуждали свои "взрослые" дела. Одиннадцатиклассницы в узких миниюбках строили глазки прыщавым юнцам , прятавшим в кулаках дешевые сигареты. От сознания своей взрослости, они надувались, словно давешние воробьи, хохотали фальцетом и смотрели на мир свысока. Девочки, не обращая на них внимания, прыгая через ступеньку, вбежали вверх и остановились отдышаться.
- Лиз, ко мне в пятницу мама приедет, а потом на выходные я к ней. Может и ты со мной, а? Кстати, ты сменку не забыла?
- Не, Катьк, ты же знаешь, меня не отпустят. Сменку не забыла, а вот голову... - Лиза в попыхах стянула с себя шапку вместе с ненавистным бантом. Маленькая невидимка, отцепившись о челки, больно царапнула лоб.
- Вот досада, все-таки он свалился, так я и знала!...Ну, ладно, пошли, а то Инна и вправду разозлиться! - и, сунув бант и заколку в карман жилетки, она открыла тяжелую дверь.
Его снова не заметили. Да и кто будет обращать внимания на обычного, немолодого человека. Да и вообще, рядом со школой утром много таких папочек - кто встречает, кто провожает... Тем более, что прогуливался он не одиночестве, а с детской коляской, - несчастный заморенный бессонными ночами отец семейства, который вывез неугомонное дитятко на раннюю прогулку. Такого и пожалеть впору, не то, что подозревать в чем-то!
К этой школе он стал приходить уже с начала учебного года. Этих двоих он выделял, почему-то они нравились ему больше других. Было в них что-то очень чистое, незапятнанное и в то же время вызывающее гадливость и омерзение . Желание прикоснуться к ним, как снежный ком, нарастало с каждым днем. Да, честно говоря, и он и не пытался с этим бороться - себя нужно любить и жалеть, иначе и жить-то незачем. К этой простой формуле он пришел уже очень давно. Если сам не позаботишься о себе, не отгрызешь у жизни свой личный кусок, то никто об этом не позаботится.
В далеком детстве маленький Витя был очень счастлив. Семья его никогда ни в чем не нуждалась. Прабабка по линии отца была дворянкой и после семнадцатого года сумела припрятать добрую часть фамильных драгоценностей. В последующие годы и она, и ее муж сумели приспособиться к установившимся в стране порядкам. Авдотья Зотовна работала на фабрике, а дед всю свою жизнь честно вкалывал на заводе, пройдя от простого токаря, до начальника цеха. Богатство свое они не афишировали, но семья их никогда не бедствовала. Люди скромные, но очень неглупые, они смогли сохранить состояние и передать единственной дочери, - Варваре. Она же , в свою очередь, обещала сохранить фамилию и продолжить род Филипповых. Невестку свою, Антонину, Варвара Афанасьевна приняла тепло, и уж не было конца ее радости, когда родился долгожданный внук Витенька.
Так и случилось, что семья Филипповых к рождению сына безбедно проживала в просторной трехкомнатной квартире в центре Москвы, а у маленького Вити всегда было все, что он хотел. Бабку и деда он своих не помнил, оба скончались один за другим, когда мальчику было всего два года, но ему было достаточно того, что рядом всегда и везде находились родители, которых Витя боготворил. Ему казалось, что ничто и никогда не сможет помешать его безбедной и счастливой жизни. Но он жестоко ошибался.
Ему было всего семь лет, когда в его сытую и беззаботную детскую жизнь вошло настоящее первое горе. Горе это называлось сестрой Машей, которую мать с отцом, как какой-нибудь бриллиант чистой воды дрожащими от волнения и счастья руками положили в новую красивую кроватку, над которой висел великолепный кружевной полог. Маленькому Вите очень хотелось полежать на этой кровати, посмотреть как там в этом уютном домике изнутри, но родители строго запретили даже дышать на младенца. Маша родилась с врожденным пороком сердца, она была слабенькой, плаксивой и болезненной девочкой. С этого дня Витя почувствовал, что он совершенно одинок в этом мире. Вместо привычных походов в зоопарк или в кино по выходным, родители ездили на какие-то процедуры, гуляли с Машей или просто смотрели на сопящее недоразумение влюбленными глазами. Витя просто перестал для них существовать. Отныне все внимание, вся нежность, забота и ласка доставались только сестре. У родителей совершенно не было времени не только на воскресные прогулки и походы в цирк, но даже просто поговорить с ним, обнять, поцеловать его они теперь забывали. Мать, раньше такая веселая и жизнерадостная, каждый день потихоньку плакала возле кроватки с Машей, а отец все чаще хватался за валидол. Иногда Витя подходил к коляске и смотрел на малышку, которая пускала пузыри и бездумно улыбалась ему. В такие моменты слепая ненависть затапливала его с головой, не давала нормально дышать, губы начинали предательски дрожать, а кулаки сжимались сами собой. Он приходил в бешенство от того, что ему приходилось теперь делить любовь родителей с этим недоразумением. По какому праву оно так вероломно вторглась в его жизнь и отнимает у него то, что принадлежит ему и только ему?!
- Мам, а может нам ее отдать обратно? Ведь от нее только одни неприятности! - не выдержал он как-то, когда родители вернулись после очередного визита к врачу.
Мать подняла на него свои измученные, полные слез глаза и молча, не говоря ни единого слова, ударила его по лицу. И именно эта пощечина, самая первая, самая обидная стала для маленького Вити символом его начавшейся взрослой жизни. Его предали самые близкие, самые любимые люди. А причина всего этого - больное, сопливое, недоразвитое существо, как-то нелепо ворвавшееся в их семью.
...Ему вспоминался летний погожий день, когда мать вошла к нему в комнату, где он собирал модель самолета, подаренную одноклассником на день рождения. Впереди были каникулы и много солнца, а лучший друг Костик обещал поговорить с родителями, чтобы Витя уехал вместе с ними в деревню к Костиной тетке под Тамбов. Каждую ночь он видел во сне дородную тетку с ласковой улыбкой, достающую из русской печи колоба и блины. Он как наяву представлял себе запотевшую крынку с молоком, которое так вкусно пить в знойный июльский день. Под яром неторопливо течет речка, а на другом берегу шумит березовая роща, где в изумрудной траве притаилась спелая алая земляника...
В том, что его отпустят из дома, Витя даже не сомневался - в последнее время он постоянно ощущал себя лишним и никому ненужным.
Мать подошла к нему сзади и поцеловав в голову. От неожиданности Витя выронил тюбик с клеем, он уже совсем отвык от внимания такого рода. С улыбкой она сообщила, что, наконец-то они получили долгожданный ответ из Мюнхенской клиники. И теперь они с Машей и отцом уедет в Германию, где Маше будут делать какую- то сложную операцию на сердце. Дело это очень дорогостоящее, поэтому они вынуждены продать их трехкомнатную квартиру в Москве, а Витя отправится жить к двоюродной бабушке в Рязань. Сначала Вите показалось, что он оглох... А, может быть, мать обращается не к нему? Он чувствовал, что руки и ноги как-то странно закололи тысячи острых иголок, в ушах стоял непрерывный гул. Разум отказывался верить в то, что происходило. А как же Тамбов?! А как же колоба и блины из печи, рыбалка и долгие спокойные вечера на берегу речки?!.. Некоторое время он неотрывно смотрел, как тоненькая прозрачная струйка клея медленно выливается на стол. Затем молча встал и вышел из комнаты. Мать, напевая какой-то незамысловатый мотивчик, возилась на кухне, - наверное, готовила очередную порцию каши для этого сгустка зла, которое мирно спало под кружевным пологом. Витя осторожно приподнял его и не давая себе возможности задуматься, просто положил свою горячую сухую ладонь на лицо семимесячной крохи. Девочка умерла очень тихо. Она просто перестала дышать, но Витя каким-то звериным чутьем почувствовал, что это конец. В ту секунду он почувствовал неописуемое чувство облегчения и счастья. Его кошмар закончился. Решение оказалось простым, и почему оно раньше не пришло ему в голову?! Теперь снова все в его жизни будет спокойно и привычно. Он улыбнулся, аккуратно поправил полог и ушел к себе доделывать самолет.
Смерть тяжелобольного ребенка ни у кого никаких подозрений не вызвала. Машу похоронили на третий день... Семья Филипповых осталась в Москве, в Рязань Вите переезжать не пришлось, но внимание родителей не вернулось.
После похорон отец протянул совсем недолго, - уже следующим летом пришлось покупать цветы на две могилки, расположенные за одной зеленой оградой. Мать же нырнула в горе, как в море, оставив сына за бортом. Дни на пролет она проводила в молчании. а глаза ее, раньше полные жизнерадостного тепла, превратились в равнодушные осколки стекла, в которых застыло отчаяние и безысходность. Утром она уезжала на кладбище, где до самого вечера разговаривала с ушедшими мужем и дочерью. Маленький Витя был теперь совсем один - маленькое зло под именем Маша оказалось вселенским и не ушло даже после того, как он его убил.
Мать свою Виктор так и не простил... Он просто вычеркнул ее из своей взрослой жизни, так же, как они с отцом когда- то вычеркнули его, семилетнего, из своей. Иногда он навещал ее в подмосковном Новогорске, где купил ей маленькую однокомнатную квартирку, когда женился. Он молча приносил продукты, расставлял их в старом текущем холодильнике на трехметровой кухоньке, холодно интересовался как дела, и иногда даже не дождавшись ответа, уходил в свою, сытую жизнь...
Однако в семь лет судьба преподнесла ему хороший урок: если сам ничего не сделаешь, никто, даже самые близкие люди не позаботятся о тебе. Никому нельзя доверять, никого в этой поганой жизни нельзя любить. Все равно, рано или поздно, тебя предадут, растопчут, вычеркнут и забудут.
Все люди, существующие в этом мире, просто средства, для удовлетворения его потребностей. Нужно только правильно воспользоваться ими в нужный момент. Это же так просто и нужно быть совершеннейшим идиотом, чтобы этого не понимать. А то, что большинство людей и есть те самые идиоты, он не сомневался. В обществе существуют правила, это факт. Переделать этот несовершенный мир невозможно, значит нужно сделать так, чтобы он стал максимально комфортным для пребывания в нем. Нужно учиться - будем учиться. За плечами школа с золотой медалью, институт по престижной специальности. На работе его ценят, репутация у него безупречная. Шеф регулярно повышает зарплату, и продвижение по служебной лестнице в ближайшие годы ему гарантировано. Чтобы считаться "правильным" нужно жениться? Женимся, не вопрос! Да и еще ребеночка забацаем! Все, как у людей! Родители жены, навещавшие молодую семью на прошлых праздниках, ставили его в пример своему младшему сыночку: " Вот, гляди-ка, Генка, как жить-то нужно! Шоб все, как на картинке - и жена, и дите, и мебеля кожанные," - тесть заливался довольным пьяным смехом и трепал зятя по щеке. Единственным желанием в тот момент было плюнуть ему в остекленевшие от выпитой водки счастливые глаза, выматерить надоевшую супругу и ее матушку, забыть нелюбимого отпрыска и убежать вон. Но правила есть правила: терпи, и тебе воздастся. Тем более он тогда уже твердо знал ради чего все это нужно. Цель обозначена, нужно только неотвратимо идти к ней, осторожно, не торопясь, заранее подстелив соломки и подготовив позиции для отступления. Тылом должна стать именно семья - ха-ха, какая насмешка! Именно на нее вся надежда, поэтому терпение и еще раз терпение. Он шел к этому всю свою жизнь, начиная с семи лет. С появлением его собственного ребенка планы не изменились, напротив, теперь в его руках было все, что нужно.
И с недавних пор жизнь изменилась, приобрела смысл, заиграла красками. Разве что-нибудь может сравниться с наслаждением, которое он испытывал, глядя в полные страха детские глаза? Что может быть прекраснее мгновений, когда чувствуешь себя повелителем этого ужаса? От воспоминаний по телу прошла приятная волна... Его никогда не поймают, ведь он умен, он все предусмотрел. По крайней мере до этого дня ему все сходило с рук... Это был гениальный план!
А эти две девочки случайно попались ему на глаза еще в начале осени: они радостно шагали из школы домой, звонко хохоча и обсуждая свои детские глупые новости. Ему почему-то думалось, что если бы Маша выжила, то она непременно была бы похожа на одну из них, - такую же наивную, добрую и... мерзкую. На какую именно, он не знал. За обеими на протяжении почти двух месяцев он вел слежку и знал почти все об их жизни: когда выходят из дома в школу, когда возвращаются, где по дороге домой останавливаются поболтать. Ангелы светлые с душами дьявола... Теперь предстояло решить, которой же отдать свое предпочтение. Двое сразу - это слишком, шуму будет много, ни к чему ему это. Пожалуй, еще с недельку понаблюдать и к делу. Уже почти все готово, теперь только ждать. Но ждать не хотелось.
Утро не задалось - кофе залил всю плиту, под глазом растеклась тушь - Инна как обычно заехала себе кисточкой в глаз в самый последний момент, да еще и колготки дали стрелку. Наверное, вчера на них "удачно" отдохнула Дашка. Теперь же это пузатое недоразумение сидело рядом на кухне и таращило невинные глазищи на свою новоприобретенную хозяйку.
В прошлую субботу Инна возвращалась от родителей и случайно возле подъезда наткнулась на непонятного вида ком темного пуха, который при ближайшем рассмотрении оказался кошачьим детенышем, максимум полутора-двухмесячного возраста. Котенок даже не пищал, просто смирившись с неизбежным, сидел, уткнув мордочку под хвост. Не задумываясь, Инна схватила его и притащила домой. Уже потом, при свете ей удалось рассмотреть это чудище: оно обладало невероятно огромными желтыми глазами-плошками, глядящими на мир с немым укором, коротким треугольным хвостиком и косматой шубкой шоколадного окраса.
- Ну, и что мне теперь с тобой делать-то?! У меня в моей жизни даже попугая-то никогда не было, а тут здрасти! - Котенок дрожал всем телом и неподвижно сидел на коврике возле входной двери.
- Что трясешься-то, ребенок? Злые люди тебя обидели? Ничего, сейчас мы позвоним нашей бабушке, то есть моей маме, и она-то нам обязательно даст ЦУ по твоей эксплуатации! - Инна наклонилась и взяла малыша на руки. Придерживая его одной рукой, она сняла наконец сапоги и прошла на кухню.
- Сначала чай, потом звонок, только так, иначе твоя хозяйка околеет раньше тебя! Ну, ты подумай, только начало ноября, а холод, как зимой! - Инна включила газ, грохнула на плиту чайник, схватила телефон и набрала знакомый номер.
- Привет, ма! Я уже дома!
- Как ты доехала, дочь? На улице просто северный полюс! Папа только что прослушал прогноз, говорят, завтра еще больше похолодает. Не забудь надеть зимние сапоги, которые в прошлом году тетя Мила из Германии тебе прислала, а то снова заболеешь. Нечего их беречь, лучше здоровье побереги, слышишь? Помнишь, как ты дохала в прошлом году?
- Мам, не тарахти, пожалуйста. Лучше скажи, у тебя когда-нибудь были кошки? Что ты о них знаешь?
- Инна, не дури, какие еще кошки?! Я тебе про сапоги, а ты какую-то чушь спрашиваешь!
- Это не чушь, у меня теперь есть Дашка, и мне нужно знать, что мне с ней делать! - Инна подхватила детеныша и вытянув его на руке стала рассматривать. - Да, тощая, как килька!
- Что ты там бормочешь? Какая еще Дашка? Инна, перестань меня путать, объясни, наконец, что происходит?- возмутилась Нина Николаевна.
- Я и говорю. Я нашла Дашку, она котенок. Мам, она такая бедная сидела около подъезда, вот я и подумала...
- Ты, что подобрала кошку?! - Нина Николаевна немного оторопела от такой новости. Пару секунд в трубке было тихо.
- А с чего ты взяла, что это она, а не он? - спросила она удивленно, когда к ней вернулась способность формулировать свои мысли. - Ты же в этом ни бум- бум? И что она у тебя теперь будет жить? С тобой, в квартире?!
- Нет, мам, завтра же определю ее на постоянное место жительства на помойку. Кстати, какую из них ты мне посоветуешь? По-моему, та, что ближе к моему дому, самый оптимальный вариант. Там всегда есть живые крысы и мыши. Я надысь видала парочку: жирненькие такие, лощеные, вкусные, наверное. Да и навещать я ее смогу часто!
- Дочь, хватит идиотничать! Ты и вправду поселила у себя бездомную кошку?
- Ну, да, пришлось. И теперь она будет жить со мной. А то, что это Дашка я почему-то даже не сомневаюсь. Это девочка, потому что только девчонки могут быть настолько несчастными и жалкими. Ты бы ее видела!..
- Инна, я сейчас приеду к тебе, только возьму хозяйственного мыла, нужно же отмыть это безобразие, не хватало еще блох расплодить! - засуетилась Нина Николаевна.
- Ну, мам, может завтра, а? - Инна перехватила осмелевшую Дашку другой рукой - пух на ножках отогрелся и решил немного освоиться в квартире. - Я сегодня так устала, просто жуть!
- Никаких завтра! Зная тебя, я уверена. что ты ее еще с собой в постель положишь! - отрезала Нина Николаевна, - Я уже собралась. Витя,- крикнула она мимо трубки, - ты слышишь, мы срочно едем в Кузьминки к Инне. Она приволокла домой бездомного кота и собирается сегодня с ним спать!
- Мам, не кота, а кошку Дашку, - вяло сопротивлялась Инна, понимая, что спорить бесполезно, - если Нине Николаевне взбрело что-либо в голову, то сдвинуть ее с этого не сможет никакая сила, даже папа предпочитает вовремя сдаться, чтобы не попасть под артобстрел.
Нина Николаевна Королева всю свою жизнь проработала гидом-переводчиком. Имея в арсенале немецкий и венгерский языки, она и сейчас была нарасхват и с работы уходить не собиралась, хотя и намекала неоднократно, что с удовольствием сидела бы остаток жизни с внуками. Инна никогда не жаловалась на отсутствие воображения, но никак не могла представить свою маму в качестве бабушки. Нина Николаевна была полна энергии и сил. Всегда, даже дома, - аккуратная прическа, модно подобранная одежда и неизменные каблуки. Расслабиться себе она позволяла, разве что в деревне, где вместо узких туфлей, она надевала удобные, разношенные, "дизайнерские" калоши. Но в городе никогда. Так разве эта молодая красивая женщина может быть бабушкой? Коллеги ее ценили, начальство всячески продвигало, а туристы просто души в ней не чаяли. Виктор Петрович же был врачом от Бога и уже много лет подряд работал заведующим отделением в одном из московских роддомов. Инна родителей своих обожала. В последнее время они виделись не очень часто, но созванивались регулярно - в основном, по вечерам.
До приезда родителей Инна успела выпить чаю, съесть пару наспех приготовленных бутерброда с колбасой и подсохшим сыром, и убрать за Дашкой две лужицы понятного происхождения. Часа два подряд они занимались приведением "селедки под шубой" - как назвала Дашку мама, в божеский вид: мыли в ванной, сушили феном, пытались расчесать свалявшуюся "шубу". Дашка пыталась сопротивляться, но довольно вяло. Папа подремывал на диване в гостиной, когда обессилившую от переживаний и эмоций Дашку внесли ему на осмотр.
- Ну, гинеколог! Теперь твоя очередь. Давай, поведай нам страшную тайну, кого же притащила нам наша дочь - Дашу или Даню? Ты же специалист, должен отличить янь от иня.
- Вообще-то я на людях тренировался, а не на кошках, - Королев старший протянул руку, куда Инна вложила ему свою бедную измученную находку.
- Худая-то какая! - проворчал отец, надевая на нос очки
Виктор Петрович не без труда вынес свой вердикт - котенок был очень меховой, к тому же совсем мелкий.
- Дашка это, не Данька. Ну, мать, скоро будем роды принимать! - хохотнул он довольно.
- Еще не хватало! Ну да ладно, поздно уже пора домой собираться.
- Ма, а может, у меня останетесь, уже ночь на улице!
- Нет уж, завтра на работу, а я высыпаюсь только дома, ты же знаешь. К тому же утром прибывает очередная группа австрийцев, поэтому мне уже в девять часов надо быть в Шереметьево. А я тут с твоей Дашкой весь вечер валандаюсь! - жаловалась Нина Николаевна, обертывая вокруг шеи элегантный кашемировый шарфик.
- Ты покорми ее, только не давай сразу много, а то с непривычки у нее заворот кишок образуется. Все, Витя, поехали!
И вот уже неделю Инна с Дашкой привыкали друг к другу. Теперь хоть не так тоскливо стало возвращаться домой. Котенок каждый раз встречал хозяйку возле двери, спал на ее, Инниной, подушке успокаивающе бурча в ухо и щекоча кисточкой маленького хвостика. По вечерам они обсуждали разные наболевшие и не очень наболевшие вопросы, - Инна вела свой монолог, обращаясь к ушастому созданию, а та в меру своих способностей подмиукивала.
Одиночество давно стало привычным, с тех самых пор, когда самый главный мужчина жизни признался, что она не та. Совсем не та. Он нашел себе ту единственную и неповторимую, а Инна очень повторимая и, как оказалось, совсем не единственная. "С таким образованием только полная дура может прозябать в школе! Да ты на себя посмотри, как ты выглядишь, да ты же мышь серая, кому ты такая нужна!" То, что вот уже почти год они вдвоем жили только на ее, Иннину, зарплату, он почему-то вспоминать не хотел. Художник, он сутками напролет мог лежать на диване, обдумывая новую гениальную идею. Но все это время он не забывал три раза в день кушать, сбрасывать грязные вещи в корзину для белья и каждый день требовать чистую, выглаженную рубашку.
В тот раз он долго и очень доходчиво убеждал ее в том, что Инна глупая идиотка, поломавшая ему жизнь, хотя она совсем не пыталась возражать. Известие о том, что он от нее уходит, обрушилось совершенно неожиданно, оно раздавило ее подобно тому, как давит ботинок прохожего дождевого червяка - внезапно и безнадежно... Его пламенная речь, наверное, была очень выразительной, но сейчас Инна помнила лишь отдельные фразы, все остальное слилось в монотонный гул... Сначала он пытался выкручиваться, когда она спросила о той блондинке, с которой она его случайно повстречала у метро. Но вопрос, который она задала потом "А целовались вы тоже только из дружеских побуждений?" вызвал бурю эмоций, извержение вулкана, цунами и землетрясение. Человек искусства не может замыкаться в пошлом союзе с одной единственной женщиной. Ему, как воздух, необходимы новые эмоции, свежие впечатления и страстные чувства! И если она не в силах понять его и принять таким, какой он есть, то значит все, что было между ними, - ошибка! Значит, она черствая, примитивная эгоистка, которой не место рядом с ним!..
Пережидала она это стихийное бедствие, свернувшись клубочком в углу дивана. Казалось, что это никогда не кончиться. Побушевав и собрав вещи, он ушел, на прощанье, саданув дверью о косяк. Только потом Инна обнаружила пропажу двух бабушкиных колец и броши...
А ведь когда-то она пыталась себя убедить в том, что он и есть та самая большая любовь, которая бывает в жизни раз и навсегда. Красивый, смотрящий на мир с тонкой иронией и немного снисходительно, будто только он один разгадал уже все тайны бытия и мироздания, а все остальные совершают лишь тщетные потуги, чтобы приблизиться к его совершенству. Он наизусть цитировал Блока и Цветаеву, играл не на пошлой гитаре, а на фортепиано и пел не Цоя и Макаревича, а старинные русские романсы. Ему пророчили блестящую карьеру художника, впрочем, справедливости ради нужно заметить, что среди пророков больше всех старалась пророчить его мама. Инну же не покидало чувство собственной неполноценности, так как при взгляде на его полотна она совершенно ничего не понимала и не чувствовала. Нет, она не была человеком искусства, но у нее было четкое убеждение в том, что хорошая картина должна будить эмоции. Неважно, положительными ли они будут, но они непременно должны присутствовать. Например, она часами могла смотреть на Поленовский "Бабушкин сад". Она как бы сливалась с картиной воедино, ей казалось, что она и вправду ощущает запахи старой усадьбы, сладкий , нежный аромат Иван-Чая и мягкое тепло июльского дня... А вот полотна Босха вызывали у Инны чувство какой-то гадливости, неизбежности и тоски. Но все же это были впечатления, пусть и негативные, но они были! Глядя же на полотна своего единственного, она чувствовала только пустоту. Все эти мрачные закорючки, точки и крючочки будили в ней какую-то вселенскую апатию и скуку. Пару раз она ловила себя на мысли, что неплохо бы вот к этой точке пририсовать пару ножек и ушек, и тогда она станет напоминать больного рахитом и псориазом зайчика. И этот зайчик, хоть и больной, смог бы вызвать в ней хотя бы жалость... И почему все его картины назывались как-то непонятно? "Апокалипсис приходит с муравьями" , "Асфиксия любви" и тому подобная чушь. Какое отношение запятая и клякса могут иметь к апокалипсису и уж тем более к любви?! Конечно, поначалу она очень старалась, но понимание так и не приходило. Тогда Инна была уверена, что ошибка именно в ней, тем более, что он всячески подчеркивал ее неосведомленность в вопросах современного искусства.
На первое свидание он подарил Инне букет орхидей и повел в какую-то новомодную картинную галерею, где два часа подряд рассказывал о творчестве современных художников. Все это было романтично до зубовного скрежета, но почему то Инне этот поход запомнился по другой, более прозаичной причине. Была зима, по полуподвальному помещению гулял страшный сквозняк и молодые люди с длинными давно немытыми волосами кутались в куцые куртчонки и длинные вязаные шарфы. А Инна жестоко мерзла в своей коротенькой шубке и изящных кожаных сапожках. Кроме того, перед выходом из дома она выдула две большие чашки горячего кофе и почти сорок минут проторчала на автобусной остановке. То ли перемерзла, то ли все-таки "догнал" ее в дороге этот проклятый кофе, но в туалет ей хотелось невыносимо. А признаться в этом она никак не могла - отлучка в отхожее место в середине страстного монолога могла поставить жирную точку в только что завязавшемся красивом романе... Как ее не разорвало в тот раз на сотню маленьких Инн, для нее осталось загадкой до сих пор...
- Ну, что, наглый зверь, в чем мне теперь на работу-то идти, а? Что делать? А у меня сегодня все по полной программе: сначала уроки, а потом классный час и педсовет, - дыра на колготках оказалась значительной, причем на том месте, что не прикрыть, не спрятать. Конечно, в запасе есть еще две пары, но их так жалко! Повздыхав, Инна отправилась к шкафу, выудила с верхней полки вкусно пахнущий пакетик и осторожно вскрыла упаковку.
- Ладно, Дашка, остаешься дома на хозяйстве, я сегодня поздно, - Инна запахнула пальто и выскочила из квартиры.
- Да ладно тебе, Лизка, что ты так распереживалась, ну, подумаешь, тройку поставили! - Катька подтолкнула подругу к двери класса, - пойдем-ка лучше в буфет спустимся, кажется, сегодня туда ромбабу привезли. Ну надо же такое название "ромбаба"! А интересно, есть "кофебаба" или "чайбаба"? А может быть "ромдядька"? Как думаешь? - она всячески старалась развеселить и приободрить свою приунывшую подругу.
- Никак я не думаю. Кать, ну как ты не понимаешь, ведь тройка это ужасно, что я бабушке скажу?! А самое обидное, что я ведь учила, я все правильно ответила! Я сегодня даже на учебнике спала. Всю ночь! - Лиза в очередной раз всхлипнула, но Катька уже тянула ее к лестнице.
- Здрасте, Ин Викторовна! - в один голос проговорили девочки, столкнувшись на лестнице с учительницей.
- Господи, - Инна едва удержалась на ступеньке, - Куда так торопимся-то?! Вы же меня чуть с ног не сбили! Что происходит?
- Да ничего, мы в буфет хотим пойти. Инн Викторовна, а почему вас не было? У нас на первом уроке какая-то мымра вас замещала, Лизке вон трояк по литре залепила! Мы потом расскажем, ладно, а то всех "ромбабов" раскупят! - и Катька потащила подругу за собой.
Инна тяжело вздохнула. Теперь-то уж ей точно влетит по первое число: на первый урок опоздала, не предупредила, и наверняка пришлось начальству срочно искать ей замену. "Мымрой" могла оказаться только Олеся Витольдовна, которая даже если была свободна от уроков, предпочитала находится в центре общественной жизни, дабы не упустить чего-нибудь важного, судьбоносного. В душе Инна была на все сто процентов солидарна с Катькой Долговой, хотя в воспитательных целях все же нужно было сделать замечание. Про себя Олесю Инна называла "жердь в очках" - та была высока и настолько худа, что Инне все время хотелось ее подкормить. Желчи в ней было хоть отбавляй, хотя сама она искренне считала себя педагогом старой школы и не забывала при каждом удобном случае напомнить Инне, что "сейчас учителя уже не те, не те..." "Да, ладно, что уж теперь-то... Ну отчитают, подумаешь! Мне уже не привыкать!" - подумала она про себя. Быстро скинув пальто и оставив сумку в своем кабинете, Инна, не ожидая ничего хорошего, отправилась на казнь в учительскую. А то что казнь состоится, можно было даже не сомневаться.
Собираясь утром, впопыхах Инна забыла свой мобильник в коридоре на полке. Целый час она безрезультатно простояла на автобусной остановке в многочисленной компании таких же бедолаг, выбивая чечетку ногами в новых зимних сапогах. Тетки, замотанные в шарфы с неприкрытой завистью косились на ее обновку. Сапожки и впрямь были чудо, как хороши, но согревали не так что б уж очень... Интересно, а что будет зимой? Наверное, придется наступить себе на горло и привести из деревни любимые валенки с галошами, старый дедов зипун и шапку ушанку, - не Германия, конечно, но зато тепло и удобно! Представив себя в таком виде, Инна тихонько захихикала, а тетки в шарфах "из ангорки" в который раз смерили ее с ног до головы взглядами, полными презрения. На улице скопилась огромная неподвижная пробка. Машины пыхали, водители беззвучно матерились за окнами. Краем уха Инна слышала, что говорили о какой-то серьезной аварии, из-за которой и возник затор. Мимо пролетело две "скорых" и сине-белая машина гаишников, заполошно мигая синим светом и оглашая окрестности тревожными сиренами.
В автобус удалось влезть с первой попытки, за что Инна себя похвалила, и немного погордилась своей ловкостью, но теперь от пальто была с "мясом" оторвана нижняя пуговица. Еще хорошо, что она вовремя успела ее подобрать и засунуть в карман.
В учительской кроме завуча присутствовала та самая "мымра" Олеся Витольдовна. Она восседала за столом, "держа осанку", а жиденький пучок из тонких волосенков, подрагивал от возмущения. Педагог "старой школы" даже не взглянула на вошедшую Инну. Ее взгляд, полный страдания, был гордо устремлен в сторону противоположной стены, на которой висели портреты выдающихся деятелей народного образования.
- Доброе утро, Инна Викторовна! - ледяной голос начальницы не предвещал ничего хорошего.
- И что вы себе позволяете? Опаздываете, не предупреждаете, да еще и дисциплина в вашем классе, мягко говоря, оставляет желать лучшего! Ну, что вы, Олесечка Витольдовночка, не расстраивайтесь! Вот, возьмите, - Раиса Андреевна протянула оскорбленной Олесе салфетку. Та немедленно начала тихо и интеллигентно в нее сморкаться и промокать сухие глаза.
- Простите, пожалуйста! Я действительно виновата, я всех подвела, а мобильный телефон я дома забыла. Автобуса не было целый час, там какая-то авария произошла. - Инна умоляюще глядела на коллег.- А что произошло?
- Ваши дети довели до нервного приступа нашего лучшего учителя, гордость нашей школы! Лепков весь урок стрелял корками от апельсина, а Горина и Долгова весь урок вели себя самым неподобающим образом: хихикали, как непристойные девицы! Мы возмущены до глубины души!..
"Отрубить ей голову!" - мысленно продолжила Инна недосказанную фразу педагогини, а вслух снова начала бормотать:
- Я с ними обязательно сегодня поговорю, у нас как раз сегодня классный час запланирован, они извинятся, я обещаю!
- Я никому, слышите, никому не позволю оскорблять чувство моего достоинства! - произнесла жердь, продолжая поедать взглядом Ушинского. Засунув скомканную салфетку в карман, она встала и удалилась из кабинета. Ее юбка, ровесница самого Ушинского, была смята, а на блузке со строгим воротничком расплылось какое-то грязно-коричневое пятно неизвестного происхождения. По мнению Инны это гораздо больше ущемляло достоинство ее коллеги, чем застрявшая в пучке апельсиновая корка. Но сказать об этом вслух было просто немыслимо, поэтому она продолжала виновато смотреть на Раису Андреевну Велешеву. В школе все знали, что именно она, а не старенькая директрисса Мария Семеновна, является главной. Мария Семеновна досиживала в своем кресле последний год. Велешева же пришла только в начале сентября по рекомендации сверху и, не откладывая дела в долгий ящик, начала собирать вокруг себя "своих" людей, как она выражалась - "свою команду". В отличие от большинства своих коллег, Инна всегда имела свое мнение и вот беда: оно очень часто не совпадало с мнением патронессы. Именно поэтому в отношении нее уже несколько месяцев велась политика выживания.
- Ладно, идите на уроки. Кстати, педсовет сегодня не состоится,- у меня совещание в Моссовете. Не смею вас больше задерживать, - завуч царственно указала Инне на дверь.
" Вот и ладно, вот и хорошо, сейчас наподдаю своим охламонам, а после уроков сразу домой, к Дашке под бочок" - и Инна помчалась в класс.
Вечер накрыл город внезапно. Только что светило солнце. Оно сияло странным, очень ярким, похожим на электрический, светом. А уже через минуту все вокруг окуталось каким-то мрачным, дымным облаком. Это был какой-то неизвестный ему город, где он, Никита, был совсем один. Он знал, что в кармане пальто лежит бумажка с адресом. Но к кому и зачем он должен прийти, он не помнил. Никита шел по пустынной, совершенно безлюдной улице, по обеим сторонам которой поднимались высокие серые здания. Стены были сплошные, без окон, без балконов и дверей... Неожиданно небо осветилось вспышкой молнии, и вдалеке он различил блестящий шпиль башни, с которой ему махала рукой какая-то длинноногая красотка с развевающимися на ветру золотистыми волосами. И Никита побежал. Он спотыкался, падал, разбивал в кровь ладони, снова вставал и бежал, бежал, бежал... Улица становилась все уже и уже, стены странных домов-гигантов почти сходились. Как айсберги в океане они теперь терли друг другу шершавые серые бока, стараясь уничтожить Никиту. Очередная вспышка молнии и Никита увидел, как подломился шпиль, с которого сорвалась в пропасть золотоволосая красавица. Она падала и кричала так громко, что Никита зажал уши...
- Н-е-е-т!!!
Никита вскочил на постели, отирая со лба соленые капли мерзкого липкого пота. Тяжело дыша, он нагнулся и, пошарив под кроватью, вытянул оттуда бутылку воды. Сделав несколько судорожных глотков он поднял наконец трубку телефона, орущего голосом погибшей девушки из кошмара.
- Эй, Никитос! - услышал он голос Мишки Черкасова.- Ты чо, такой чахлый?
Никита взглянул на часы на прикроватной тумбочке. Стрелки близились к четырем. Через неплотно задвинутые шторы в комнату проливался скупой свет угасающего ноябрьского дня.
- Я вообще-то еще сплю, - недовольно проговорил он сиплым, от невероятного количества выкуренных вчера сигарет, голосом.
- Ну, да, вчера славно погудели! Хотя по-моему последняя бутылка виски не пошла тебе на пользу. Кстати, ты один? - продолжал юродствовать собеседник, видимо не собираясь заканчивать разговор.
Никита обернулся. На соседней подушке он заметил чью-то взлохмаченную рыжеволосую голову.
- Нет, не один, - прокряхтел он и в который раз жадно припал к бутылке с минералкой. Пузырьки лопались в горле и на языке, а казалось, что взрывается мозг.
- Чо,значит, Юлька все же увязалась с тобой! Ну ты мачо, Никитос! - заржал невидимый Черкасов.
- Слышь, Мишель, ты вообще чего звонишь-то? - недовольно спросил Никита. Больше всего на свете сейчас ему хотелось упасть на подушку и вновь забыться тяжелым мутным сном. Тем более, что бесконечное "чоканье" собеседника раздражало его до нервной трясучки.
- Есть одна тема! Дело у меня к тебе, на миллион. Кстати, ты в нем заинтересован гораздо больше меня. Ну чо, говорить, или ты совсем не в адеквате?
- Давай свою тему, ты ведь все равно не отстанешь.
- Ну ты помнишь, я тебе вчера в клубе рассказывал, что тут на горизонте нарисовался один перец. Немец, по- русски ни бум-бум. Пивняк, но ходят упорные слухи, что фриц интересуется современным искусством. И даже в прошлом году устраивал в Нюрнберге какую-то супервыставку молодых и талантливых русских художников. Ты чо, правда, не помнишь ни хрена?- искренне удивился собеседник.
Никита в самом деле ничего не помнил. В последнее время он частенько пропадал в одном модном московском клубе. Там собиралась непризнанная богема, которая на протяжении вечера рассуждала о живописи и поэзии. Несостоявшиеся гении зачитывали вслух свои стишата и отрывки из бессмертных произведений, и наперебой ругали идиотов издателей и хозяев галерей, которые ни в какую не хотели признавать их гениальность. Разговоры эти обычно сопровождались принятием изрядного количества спиртного, а иногда и травки. После таких "творческих" попоек он обычно просыпался не один и на следующее утро информацию о проведенном вечере собирал по крупицам от более трезвых приятелей, поскольку сам напивался до состояния грогги.
- Нет, ничего не помню, Мишель, но ты давай, продолжай.
- А чего там продолжать? Я надыбал тебе адресок ресторана, где наш меценат имеет обыкновение сиживать с кружечкой пивка и свиной ножкой. Но есть одна проблема. Разговаривать с ним надо вежливо и желательно на его родном языке. Русского он не знает, а от английского его корежит. Не любит наш фриц англичан! Ферштейн?
- Ну да, конечно, спасибо тебе дружище!
- "Спасибо" в карман не положишь! Потом сочтемся, ты меня знаешь, - я своего не упущу!
- Не сомневаюсь.
- Ладно, Никитос, врубайся и поскорее, потому что на будущей неделе купец опять отбывает в далекий Мюнхен и когда снова нарисуется непонятно. Ну все, адресок скину тебе на "мыло". Ауф видерзейн, майн шац! Фройляйн привет передавай! - хихикнул Черкасов и отсоединился.
Никита нехотя встал и поплелся на кухню. Там, бросив в стакан две таблетки шипучего аспирина, поставил чайник и пошел в душ. Голова гудела немилосердно, каждый шаг отдавался тупой болью в затылке. Попеременно включая то горячую, то холодную воду, он направлял душ на голову и лицо. Когда через полчаса он относительно проснувшийся вышел на кухню, то приняв аспирин и запив его чашкой крепкого сладкого чая, понял, что теперь может соображать. Это был его реальный шанс пробиться. Сам он, как и его мама, был совершенно искренне убежден в собственной гениальности. Просто в этом жестоком мире (про себя он так и говорил - "жестокий мир"!) одаренному человеку пробиться безумно сложно. Его не понимают, притесняют, недооценивают. Взять хотя бы старика Гогена. Помер, бедняга в нищете от сердечного приступа, который, кстати, случился очень вовремя и спас его от тюрьмы. А что уж говорить о Модильяни? Алкоголь, наркотики, разврат... Все, как у него, у Никиты. А полотна были признаны только после того, как итальяшка отбросил коньки , благодаря своим богемным злоупотреблениям. Подумать только, что "Мальчик в голубом пиджаке" ушел с аукциона за одиннадцать миллионов долларов! А между прочим он, Никита, пишет ничуть не хуже, а может даже и лучше! Но Никиту не очень увлекала перспектива ожидания собственной кончины от передоза, чтобы стать знаменитым. Ему хотелось богатства здесь и сейчас. До одури хотелось пощупать эти самые миллионы и ощутить сладкий, пьянящий вкус славы. Размышления о будущем были неожиданно прерваны. В дверном проеме кухни нарисовалась рыжая девица, облаченная в его, Никитину, рубашку.
- Привет! А ты почему так неожиданно сбежал от своей девочки? - хриплым голосом, в котором слышались игривые нотки, спросила она, выгибая спину. Под правым глазом "нимфы" расползся отвратительный синяк от вчерашней туши. Никита поморщился. Он даже не помнил ее имени. Правда, Черкасов вроде бы сказал, что ее зовут Юля... Но где он ее подцепил и что говорил, оставалось неизвестным. Юля (а Юля ли?) медленно подплыла к нему, обняла и попыталась поцеловать, обдавая лицо ароматом вчерашнего перегара. Тошнота снова подкатила к горлу, и Никита с омерзением оттолкнул ее от себя. Девица, нисколько не смутившись, плюхнулась на стул и потянула к себе его чашку.
- У-у!... Да ты все уже выпил без меня. Сделай мне тоже чайку или кофейку, Никитушка! - она закинула ногу на ногу и взяла сигареты, собираясь закурить.
- Слушай, а может, для начала ты хотя бы умоешься? - с отвращением спросил Никита, забирая у нее пачку и чашку.
- А разве мы не будем больше спать? И не только спать! - протянув свою ногу, она попыталась ею погладить Никиту по спине.
- Нет! Мы не будем больше не только спать, но и встречаться с тобой мы больше не будем! Иди умывайся и проваливай отсюда.
- Я не поняла. Это что значит?! - капризно выгнувшиеся губы не предвещали ничего хорошего; в воздухе так ощутимо запахло скандалом, что Никита почувствовал мурашки, бегущие по его измученному телу. В другое время он и сам был не прочь поскандалить. Делать это он умел виртуозно, со смаком, с искринкой. Он любил и умел выяснять отношения. К тому же он так наловчился в этом, что из любого конфликта выходил непобежденным. Неважно, прав он был или нет, но выворачивать ситуацию себе на пользу он умел как никто другой. Но сейчас на это не было ни времени, ни сил, поэтому он подхватил Юлю (или не Юлю?) под руку, сунул ей ее вещи и попросту выставил ее на лестничную площадку. Девица сопротивлялась, вырывалась и даже умудрилась укусить его за палец. Барабанная дробь в дверь продолжалась недолго. Выглянув в окно, Никита увидел, как она побежала по направлению к метро, в распахнутом пальто и развевающимся на ветру шарфе. Ну и ладненько, баба с возу! Зато теперь можно вернуться к главному.
Что же делать? Выставка в Германии, - это то, что нужно. Главное - раскрутка, и это именно то, что можно стрясти с этого толстого немца. А что? Его работы ничуть не хуже многих. Фантазия уже заботливо подкидывала картинки из возможной будущей жизни: собственная галерея, толпы восторженных поклонниц, вилла на берегу моря и мировое признание... Вобщем, не жизнь, а джаз! Нет! Упустить этого мецената он не имеет права! Осталось придумать, как. Все его друзья более-менее сносно говорили на английском, кое-кто знал французский, но немецкого не знал никто, по крайней мере, в той степени, которая была нужна. Никита приоткрыл форточку и закурил. К горлу опять подступила муть. Он затушил сигарету. И тут он вспомнил. Ну, конечно же! Королева, Иннка! Вот, кто точно сможет помочь. Она с отличием окончила университет, и у нее даже имеется диплом переводчика. К тому же она ведь любила его, Никиту, страдала, когда он уходил. Да наверняка и сейчас тоже любит. Ведь его невозможно не любить!
Правда, справедливости ради, надо бы вспомнить, что тогда он унес какие-то побрякушки, которые принадлежали ее покойной бабке. Кстати, тогда они потянули на очень неплохую сумму, которую Никита вложил в очередную выставку. Он совершенно не считал себя вором. Зачем эти цацки ей? Ведь она их даже ни разу не носила. А ему они были очень нужны! Точно, надо бы найти ее телефон. Наверное, придется с ней переспать, но ради дела он готов и не на такое. Хотя если уж совсем честно, то спать с ней было гораздо приятнее, чем с этой ржавой проволокой, которую он выставил сегодня из дома. Решено. Сегодня же он позвонит Инне, а завтра, когда окончательно придет в себя, может быть даже встретиться с ней.
- Все-таки наша Иннушка просто класс, скажи, Лизка? Даже ругается необидно как-то. Я же тебе сразу говорила, что эту тройку тебе просто из вредности влепили!
- Ну, да. А Димке все-таки крепко досталось за корки. Но на самом деле было ужасно смешно, когда он залепил мымре в волосы. А та даже не заметила, так и ходила до конца дня с цедрой на башке! - Лиза с Катей громко захохотали. Они уже целый час стояли на перекрестке между школой и Катиным домом. К вечеру распогодилось и даже проглянуло тусклое солнце. Ромбабы так им сегодня и не досталось, поэтому в животе у Лизы тоскливо булькало только яблоко, съеденное напополам с Катькой на большой перемене. Зато остались сто рублей, которые, при случае, можно будет израсходовать на дополнительную порцию мороженного в кафе Баскин Робинс. Девочки почти каждую субботу посещали это место, чтобы полакомиться замечательно вкусным пломбиром в вазочке: три шарика политых шоколадным сиропом и обсыпанных дроблеными орешками. Всю неделю они старательно копили деньги, которые родители выделяли им на завтраки, чтобы отведать это лакомство. Всю Москву обойди, а такого уж точно нигде больше не найдешь. Однако в эти выходные к Кате приедет мама и увезет ее к себе. Жаль...Лиза никогда не понимала, почему Тамара Евгеньевна живет отдельно, а спрашивать было почему-то неудобно, а вдруг Катька расстроится...
- Слушай, Горина, а сколько сейчас времени?
Лиза взглянула на свое запястье, на котором красовались золотые прабабушкины часики.
- Ого, уже почти четыре часа!
- Ну, ладно я пошла, на завтра еще домашку делать, а времени уже полно. С этими классными часами никогда нет времени погулять. А хочешь, приходи сегодня ко мне, а Лизк? Телек посмотрим вместе, с Тимкой поиграем, а?
- Не знаю, Кать, как себя бабушка чувствовать будет. Я тебе позвоню, если что. Скорее всего не приду, уже скоро мама должна вернуться, а мне еще нужно картошку к ужину почистить. Кстати, папа сегодня опять укатил в командировку. Приедет только через неделю. Куда-то на Дальний восток улетел. Может нам повезет, и он опять привезет краба? Помнишь, как в прошлый раз?
Николай Евгеньевич по службе часто отбывал в командировки. В семье уже все давно привыкли к таким отлучкам и смирились с ними. Что же касается Лизы, то она конечно скучала по папе, но ей даже нравились эти поездки, потому что не было ни одного случая, когда папа приезжал бы с пустыми руками. Однажды он привез огромного краба, который не влезал ни в одну кастрюлю, и его пришлось варить в тазу. Тогда Лиза и Катька во все глаза смотрели на этого монстра, свесившего свои ужасающие клешни из тазика.
- Ну, пока, до завтра! - и девочки побрели в разные стороны.
Лиза отошла недалеко, когда услышала окрик.
- Девочка! Постой, пожалуйста! - незнакомый симпатичный молодой мужчина в серой куртке и джинсах, катящий перед собой голубую прогулочную коляску поднял руку и приветливо махал ей.
"Может быть он не мне?" - подумала Лиза и оглянулась. На улице кроме нее никого не было, только в стороне на детской площадке резвились какие-то малыши и вели оживленный разговор молодые мамочки.
- Что-то случилось? - спросила Лиза, подходя к нему и разглядывая круглую мордашку карапуза месяцев девяти, выглядывающую из коляски: тот бессмысленно таращил на нее свои наивные глазенки, улыбался и пускал слюни.
- Да, нет, милая. ничего не случилось, просто я попал в трудную ситуацию. Видишь ли, моя жена вынуждена была уехать к своей маме, а меня срочно вызвали на работу. Вот теперь не знаю, что мне делать. Ведь малыша одного оставить нельзя! Мне почему-то показалось, что ты любишь детей и не откажешься помочь человеку в трудную минуту? - он улыбнулся доброй и открытой улыбкой.
- А что я-то могу сделать? - растерялась Лиза.
- Ты же не откажешься посидеть с моим сыном, пока я быстро сбегаю на работу? Это не займет много времени, а живу я здесь, в этом доме на первом этаже! - мужчина указал на девятиэтажный дом находившийся по соседству с Лизиной пятиэтажкой.
- Я даже и не знаю, меня дома бабушка ждет, я обещала не задерживаться... - замялась девочка.
- Но ведь у меня есть телефон, ты вполне можешь позвонить и предупредить, что выполняешь важное поручение! Уверен, что твоя бабушка не будет против, если ты поможешь мне.