Огурцов Анатолий : другие произведения.

Это наша с тобой биография. Глазами современника: Днепро-дзержинск

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 3.42*4  Ваша оценка:

ЭТО НАША С ТОБОЙ БИОГРАФИЯ

  
  

ПРЕДИСЛОВИЕ

   Всё во вселенной находится в такой связи, что настоящее скрывает всегда в своих недрах будущее, и всякое данное состояние может быть объяснено естественным образом лишь из непосредственно предшествовавшего ему состояния
  
   Г.В.Лейбниц
  
   Уважаемый читатель, перед тобой книга, в которой изложены взгляды и оценки событий нашей почти семидесятилетней истории глазами и умом человека моего поколения, жившего в том времени, бывшим одним из тех простых советских людей, которые составляли около 95 % населения нашей ещё недавно единой и могучей державы.
   Хочу подчеркнуть, и считаю это принципиально важным, что оценка событий из личной жизни и жизни страны сделана с позиций, а возможно и идеалов, того времени. И хотя эта книга пишется тогда, когда автору стало многое известно о скрытых и тайных рычагах многих событий, но мнение его практически не изменилось в оценке, сделанной во время их свершения (после своего совершеннолетия). Судить о событиях нужно по нормам того времени, когда они совершаются!
   Например, служба в армии -- уклонение от призыва в 1941 году (да и в 1953 году) и в настоящее время.
   Сейчас основная масса молодёжи старается "закосить" от призыва и это считается почти нормальным, обсуждается в прессе и в телепередачах. И даже старшее (моё) поколение считает: "раз у нас такая армия и там такие порядки, то и "нехай" -- сумел уйти от службы -- молодец!"
   А в 1941--1945 годах? Мы-то знаем как поступали с дезертирами. А для молодёжи: поймали -- это штрафбат или расстрел. Но такова была не только оценка государства. Такой была и оценка людей: "что же ты, гад, делаешь?" Это и позор семье (жена, дети, родители). Последнее действовало не меньше, чем трибунал. И не случайно на призывные пункты шли все, шли даже те, кто по закону мог туда не идти. Заявления писали и те, у кого была "бронь".
   Не так давно (2001 год) у нас в университете в гостях был известный математик, академик АН СССР Н.Ф. Никольский (ему было 96 лет, но абсолютно ясный ум). Ранее (в 1929 году) он работал у нас в вузе преподавателем.
   Из его воспоминаний перед моими коллегами (я был тогда ректором) и студентами мне запомнилось: "Все мы (сотрудники АН СССР и даже те, кто имел "бронь") рвались на фронт, писали заявления с просьбой отправить нас на фронт. И когда это явление стало массовым и с нами, академиками, "мозгами страны", не мог справиться даже Л.П.Берия (!), сообщили, что вечером к нам приедет И.В.Сталин.
   Около 20.00, когда мы все сидели в зале, вошёл Сталин, поднялся на сцену за трибуну и сказал примерно такие слова: "Вы знаете, что сейчас я очень занятый человек, но я у вас. Предупреждаю, если ещё будут подобные заявления, вы будете работать в другом месте, но уже бесплатно. Лаврентий, проследи! До свидания".
   Больше заявлений не было. Но то, что они были до встречи, и это из АН СССР (!), не приходится сомневаться.
   Или, например, следует ли считать "воякiв УПА" (украинская повстанческая армия) участниками Великой Отечественной войны? И следует ли их наделить теми же льготами, что и ветеранов войны -- воинов Красной Армии?
   Во время войны и сразу после сама постановка такого вопроса была кощунственной. Всем было ясно, что все "вояки УПА" были гражданами СССР (не Польши, не Венгрии, не Чехословакии и т.д., хотя некоторые из граждан других стран и встречались), которые уклонились от своего священного долга -- защищать свою державу
   Эти молодые и тогда здоровые люди -- дезертиры, которые сбились в крупную стаю и защищали они свою шкуру. Но тогда, как и во всякой войне, были две воюющие стороны -- гитлеровская коалиция (Германия, Венгрия, Италия, Румыния, Испания и др.) и антигитлеровская коалиция (СССР, Англия, США, Франция) и с каждой стороны противостояло около 4 млн. солдат.
   Об этом говорит в своём трёхтомнике "Вторая мировая война" У. Черчилль -- человек, который видел эту войну с большой международной высоты, высоты птичьего полёта, высоты государственного деятеля, а не через бруствер своего окопа, не с командного пункта командира дивизии, и даже не со штаба командующего фронтом, -- он видел две воюющие стороны.
   Да и здравый рассудок говорит о том, что в драку гигантов вмешаться третья сторона (УПА), которая по разным данным представляла 0,5--1 % от состава действующих армий, без тяжёлой техники (авиации, танков, тяжёлой артиллерии и т.п.) не могла. Она могла лаять ("ай, Моська, знать она сильна, что лает на слона") и даже кусать, когда гигант занят дракой. На УПА не обращали особого внимания, и она воевала в основном с мирным безоружным и запуганным населением.
   Но если испанская "голубая дивизия", которая воевала на стороне гитлеровской Германии, и последняя признала это (да и как не признать!), что так и было, и её, ещё живые воины, получают пенсии и пособия от Германии, которая от них не отказалась, то наши соотечественники (УПА) хотят получать и пенсию и льготы от державы, против которой они воевали, которая является правопреемницей УССР (т.е. блока антигитлеровской коалиции), и никогда от этого не откажется: ни от членства в ООН, ни от территории (земли), её богатств и т.п.
   Думаю, что сразу после войны, а может и чуть позже, Германия не стала бы отрицать очевидное, что в составе вермахта была дивизия СС "Галичина" (всё руководство -- только немцы) и другие "украинские соединения", да и "вояки УПА" тоже действовали по их указке. Вот тогда -- вы, как участники Второй мировой, и получайте свои льготы от Германии (стран гитлеровской коалиции).
   Сейчас же в этом вопросе, совершенно ясном для людей моего поколения, как и ясном для всё ещё живых воинов Красной Армии, которые освобождали от фашистов эту часть Союза (Западную Украину), напущено столько тумана, беспардонного и наглого вранья, что для молодёжи нужно этому вопросу уделить особое внимание, что я и сделаю ниже. Это тем более необходимо, так как в 1947--1948 гг. (три года спустя после окончания войны) разгул "бандеровщины" ощутил на себе, когда я учился в Степанской средней школе (Ровенская область) и сам видел "деяния" этих "ночных рыцарей", которые с топором, удавкой и "красным петухом" воевали с безоружной инакомыслящей частью своего народа, которая устала от войны, от поборов этих так называемых борцов за "незалежнiсть України" и хотела просто работать, растить детей и жить, а какая будет власть -- им было всё равно. Но они также видели, как лютует затравленный и голодный зверь -- национализм (местный фашизм). Но этих "рыцарей удавки, ножа и топора" даже нельзя сравнить со зверем, тот убивает из физиологической необходимости, а эти нелюди -- ради удовольствия глумились над своими же соотечественниками -- украинцами, которые не хотели думать и действовать по запрограммированной фашистами для них инструкции.
   Таким образом я только на двух примерах показал, что события должны оцениваться по нормам того времени, когда они происходили, и по нормам и законам той державы, в которой мы жили, как жили и "вояки УПА", которые теперь с экрана телевизора часто делятся своими искажёнными под сегодняшних "любих друзiв" воспоминаниями о "героическом прошлом".
   Дезертиры страны Советов пытаются "просочиться", нагло лезут в среду ветеранов Красной Армии, которых, безусловно, так же как и раньше, они ненавидят лютой ненавистью. Но им нужен статус участников Великой Отечественной войны, и тогда они уже не дезертиры, а герои, "якi закладали пiдвалини нинiшньої держави". Об их "геройствах" можно прочесть в межгосударственном издании "Нюрнбергский процесс" во втором и седьмом томах.
   Но пока живы ещё ветераны ВОВ и мы, их дети, мы не дадим глумиться над памятью погибших и не устанем повторять правду об этих событиях своим детям и внукам.
   В этой книге будет показано восприятие войны детскими глазами и нашу зависть старшим братьям, которые уходили на фронт. Здесь сделана также попытка объяснить и синдром победителей, людей, выигравших войну, когда команда московского "Динамо", в составе которой были и фронтовики, едет на родину футбола в Англию, и в играх с профессионалами, слышавшими о войне только со сводок, -- побеждает.
   Когда на первой для нас (СССР) послевоенной Олимпиаде (Хельсинки, 1952 год) первую золотую медаль в соревнованиях по штанге приносит Иван Удодов, которого ещё совсем недавно воины Красной Армии на руках вынесли из освобождённого концлагеря, который весил 28 кг и не мог сам ходить. А позже наш земляк, родом из г. Никополя, тоже узник концлагеря, гимнаст Виктор Чукарин (весил 48 кг) выигрывает подряд две олимпиады! Он получил 2/3 всех медалей по спортивной гимнастике. И таких примеров ещё будет много.
   Можно было бы говорить и о трудовых подвигах, они были массовыми. Да, народ-победитель не хотел и не мог долго жить в разрухе. И мы видели, как на глазах "придавили" послевоенный бандитизм (1946 год). Кинофильм "Место встречи изменить нельзя" -- это о нём. Как на глазах восстанавливались разрушенные города и заводы, снижались цены. Люди жили, может быть и беднее, чем до войны, но были и дружнее, и чище душой, чем сейчас. И это, мои молодые читатели, не потому, что мы, теперь старшее поколение, были тогда и моложе и здоровее, но духовно мы почти все были едины, и для нас, впрочем, как и сейчас для немногих, "... и ночью, и днём горит изумрудным огнём вершина, которую ты так и не покорил" (В.Высоцкий).
   Да, перед нами ставили высокие цели ("вершины") и мы старались их достичь. Мы сами перед собой ставили более земные цели и их достигали, но впереди всегда "горела изумрудным огнём всё более и более высокая вершина".
   Теперь же "многовекторная политика" -- это что-то напоминающее действие одной героини из анекдота: "Куда же мне бежать, если я и умная, и красивая?" (А им в разные стороны).
   А ведь в математике, впрочем, как и в жизни, чёткая постановка задачи -- это уже половина её решения.
   Автор попытается на фоне биографии страны (отдельных её фрагментов) штрихами показать, нарисовать и свою биографию, почти типичную для детей войны. Но это делается не только для того, чтобы увековечить себя и свои деяния, хотя где-то и это не чуждо автору. А главным образом для того, чтобы показать, что автор жил в то время и знает его не по учебникам, хотя и читал он немало.
   Читатель увидит и послевоенное становление спортивной работы, и взаимоотношения молодёжи в спорте, и их понимание роли спорта глазами человека, который был там, но по разным причинам так и не взошёл на главную вершину.
   Кто такой был тогда молодой специалист-техник и его место на производстве (в металлургии) в начале своего пути?
   Армия. Причём, здесь будет показано интересное время, когда из тюрем по амнистии (1953 год) были выпущены "птенцы Берии" и "молодые" из них были призваны в ряды Советской Армии (1954 год). И служили они вместе с нами, вчерашними школьниками; их попытки верховодить (нечто вроде "дедовщины") и как эти попытки пресекались офицерами и самими солдатами (нами), у которых в основе воспитания было заложено: "если я не могу защитить себя, то как же я буду защищать свою семью, Родину?" Да, было непросто, иногда голодно, но армия формировала тогда настоящих мужчин, которые потом прямо шли, не сгибаясь, по жизни и не прятались за спины других.
   Здесь и рождение жажды знаний, которую автору и после семидесяти лет не удалось утолить до сих пор.
   Вновь металлургия и учёба в вечернем металлургическом институте. Трудовой коллектив и учёба. Утверждение права лидера на заводе и в институтской группе.
   Кое-что о времени Н.С.Хрущёва и восприятие его народом. Наш земляк Л.И.Брежнев и его время в начале пути (личные впечатления от встреч в родном вузе в начале и в конце его руководства страной).
   Из практической металлургии -- в металлургическую науку (утоление жажды знаний). Преимущества и недостатки наличия значительного (более 10 лет) опыта производственной работы в научной деятельности. Об особенностях научного и педагогического коллективов (на примере нашего вуза).
   Восхождение по научной и служебной лестнице. Что помогает, а что мешает вашему становлению как руководителя.
   Партия и её роль в обществе (размышления и действия).
   Время Брежнева Л.И., обострение "холодной войны". Наши (СССР) позиции по многим ключевым и "горячим" вопросам (1951 год -- события в Берлине, рассказы офицеров; 1956 год -- мы в Венгрии; 1968 год -- мы в Чехословакии, события в Польше) -- мнение очевидца и человека "из народа".
   "Холодная война" и элементы экономической блокады СССР -- книга "Виктория" американца.
   Газопровод в Европу и почему тормозили его ввод.
   Смерть Брежнева Л.И. и частая смена лидеров государства (Ю.В.Андропов, К.У.Черненко). Отсутствие чёткого курса у руководства (Черненко К.У.).
   Ну, наконец-то, есть лидер (Горбачёв М.С.) -- и молодой, и даже говорит не "по бумажке". Новые инициативы лидера -- борьба с пьянством и вырубка виноградников. "Охота на ведьм" (пьяниц)! "Лучший немец" и миротворческая "деятельность" Горбачёва М.С.
   Ослабление роли партии и "подготовка" к развалу СССР. Интеллигенция на идеологическом фронте. "Разгул так называемой демократии". Средства массовой информации (СМИ) и их роль в развале Союза ("если мы не руководим процессом, то это делают идеологи "из-за кордона"). Многие скоро убеждаются, что "король-то голый и пустой". Что Горбачёв М.С. только говорит, но ничего не делает; активизируются спецслужбы США (Р.Рейган, ЦРУ в Ватикане, ксендзы в Польше и т.п.). В толпе зреет призыв "Долой Горбачёва!", но кем его заменить и как заделать огромные дыры в корпусе корабля-Союза, сделанные Горбачёвым М.С.?
   Выборы в Верховный Совет СССР и поведение партийных органов на местах. Вновь на повестке дня вопрос "Что делать?" Активизация работы националистов по развалу Союза. Поиски Горбачёвым М.С. путей сохранения если не Союза, то хотя бы конфедерации.
   Всё пока, как в тайге -- "вверху шумит, а внизу тихо".
   События в Прибалтике, события в Тбилиси, события в Азербайджане (г. Сумгаит) и т.п. Роль Горбачёва М.С. и его действия в этих событиях. Развал Союза уже подготовлен и республики (их лидеры), видя бездействие Горбачёва М.С., пытаются сами найти путь спасения (всех и себя не забыть!). "Помощь" националистов в развале СССР. Беловежская пуща и роль Кравчука Л.М. ("Будемо жити як Францiя, як тiльки вiддiлимося") в развале Союза.
   "Рух". Референдум о выходе Украины из состава СССР и роль вопросов (формулировки), вынесенных на референдум ("а про енергоносiї нi слова").
   Уход (по закону) "старого" ректора Днепродзержинского технического университета (ему было 65 лет) и выборы нового (автора этой книги).
   "Ми незалежнi!" Ну и что? На этом фоне показан подъём "демократической" пены (голову подняли нахальные недоучки).
   Движение "Рух" в вузе и постепенное к нему охлаждение. Нам не платят зарплату месяцами (долг до семи месяцев), а мы продолжаем работать. Ощущения того времени.
   Новая стратегия и тактика рыночных реформ в вузе: новые специальности, платное образование, платные услуги в научной и образовательной сферах.
   Выборы первого президента (Кравчука Л.М.) и почему он победил? Надежды и ожидания. Изменение "ожидаемых" и "обещаемых" преобразований.
   Кучма Л.Д. -- новый президент -- "избранник" Центра, Севера и Востока (почему он победил?). Постепенная ориентация "на Запад". Разговоры и реалии. И вновь мы оставляем Л.Д. Кучму президентом (я -- доверенное лицо кандидата в президенты Л.Д. Кучмы). Особенности выборов. Кучма--Симоненко. Основные мотивы "за Кучму".
   Днепродзержинский технический университет на очередной вершине, ректор в "форме" (здоров, многое знает и умеет), но надо уходить. Новый "Закон о высшей школе". Действия по ходу принятия Закона, но кто-то "работает против". Тайное становится явным. Неожиданное решение нашего Министерства высшего образования и выборы нового ректора.
   Уход ректора в "почётные". Всё красиво, но ощущение (да и не только у "старого" ректора) такое, что "сняли с беговой дорожки за то, "что он лидировал в забеге с седой головой" и имел "не те убеждения".
   Жизнь продолжается. Отменён закон об ограничении пребывания в должности ректора по возрасту (до 65-ти лет), но поезд уже ушёл.
   Уважаемый читатель, в книге показано более чем полстолетия жизни страны, наиболее яркие и спорные события, которые и сейчас будоражат умы людей. Автор предлагает своё видение некоторых событий и их причины, коротко их анализирует и аргументирует.
   Здесь же показана жизнь отдельного научно-педаго-гического коллектива (вуза) и моменты жизни типичного представителя своего времени (от сталевара -- до ректора, от школьника -- до академика).
   Автор старался быть честным перед собой и временем, он не скрывает свою позицию, хотя понимал и понимает, что часто она отклоняется от принятой в официальных кругах.
   Чем дальше в глубь истории уходят события, участником которых был автор, тем больше он встречает оценок, которые выдаются ныне кем-то (кто платит деньги и заказывает "музыку") за действительное.
   И поскольку автор достаточно владеет пером (написал более 1000 печатных листов, более 600 научных статей, докладов, 60 монографий и учебников), приёмами анализа и способностью делать выводы (правда, всё это в металлургии и теплофизике, математике и энергетике, экологии и инженерном образовании), можно считать это попыткой, кроме естественных наук, внедриться ещё и в историю эпизодами и портретами, обобщив вышеизложенное в книге.
  
  
   Наиболее яркие выражения великих -- как руководство в жизни А.П. Огурцова и большинства его сверстников.
   1. Непосредственная польза наук состоит в том, что они обучают нас управлять будущими явлениями и регулировать их с помощью причин.
   Д. Ют
   2. ... без веры, что природа подчинена законам, не может быть никакой науки. Н. Винер
   3. Понять вещь -- это значит знать историю вещи...
   Г.В.Ф. Гегель
   4. Далее как естество железа было открыто...
   Мало-помалу затем одолели мечи из железа...
   Стали железом потом и земли обрабатывать почву
   Лукреций "О природе вещей". Кн. 5 (1 век до н.э.)
   5. Математический формализм оказывает совершенно удивительную услугу в деле описания сложных вещей... Математика, как часто случается, была умнее, чем интерпретаторская мысль.
   М. Борн
   6. Вследствие нет ничего такого, чего не было бы в основании.
   И. Кант
   7. ... без обобщений невозможны хорошие и оригинальные наблюдения.
   Ч. Дарвин
   8. Отдайте же человеку -- человеческое, а вычислительной машине -- машинное.
   Н. Винер
   9. Изобретения и открытия в их последовательной зависимости образуют непрерывный ряд по пути человеческого прогресса и характеризуют его последовательные ступени.
   Л.Г. Морган
   10. Старое не разрушается, но ... расплывается благодаря созданию нового, и часть этого нового оказывается сущею в старом, хотя она и не была видна в нём.
   В.И. Вернадский
   11. Формулировка проблемы часто более существенна, чем её разрешение.
   А. Эйнштейн
   Л. Инфельд
   12. Мышление -- великое достоинство, и мудрость состоит в том, чтобы, прислушиваясь к природе, поступать с ней сообразно.
   Гераклит (начало V1 в. до н.э.)
   13. Всё во вселенной находится в такой связи, что настоящее скрывает всегда в своих недрах будущее, и всякое данное состояние может быть объяснено естественным образом лишь из непосредственно предшествовавшего ему состояния.
   Г.В. Лейбниц
   14. Жизнь для меня -- не свеча, а горящий факел, данный мне на время. И я хочу жить так, чтобы он стал гореть намного ярче, прежде чем я передам его будущим поколениям.
   Дж. Бернард Шоу
   15. Добрые люди беспрестанно укрепляют себя.
   Конфуций
   16. Хорошо организованное время -- это верный признак хорошо организованного ума.
   Сэр Исаак Питмэн
   17. Жизнь требует движения.
   Аристотель
   18. Мудрость -- это самая точная из наук.
   Аристотель
   19. Радио отмечает минуту жизни, газеты -- её часы, книги -- дни и годы.
   Ж.Де Лакретель
   20. Если путь, прорубая отцовским мечом,
   Ты солёные слёзы на ус намотал,
   Если в жарком бою испытал что почём,
   Значит, нужные книги ты в детстве читал!
   В.С. Высоцкий
   21. Для глупца старость -- бремя, для невежды -- зима, а для человека науки -- золотая жатва.
   Вольтер
   22. Лишь добро одно бессмертно,
   Зло подолгу не живёт!
   Ш. Руставели
   23. Судить людей надо или по абсолютным нравственным нормам, или по нормам времени, в которое они живут. Но не по нормам времени. когда живём мы.
   Е.М. Богат
   24. Мы старимся, но это единственный способ долго жить.
   Д. Обер
   25. Жизнь только для того красна, кто постоянно стремится к достигаемой, но никогда не достижимой цели.
   И.П. Павлов
   26. Чем больше знаешь, тем интереснее жить...
   К.Г. Паустовский
   27. Лучше хвалить себя, чем ругать других.
   Восточная мудрость
   28. Представьте себе, какая была бы тишина, если бы люди говорили только то, что знают.
   К. Чапек
   29. Национализм -- детская болезнь, корь человечества.
   А. Эйнштейн
   30. Национализм ...самое тяжёлое из несчастий человеческого рода. Как и всякое зло, оно скрывается, живёт во тьме и только делает вид, что порождено любовью к своей стране. А порождено оно на самом деле злобой, ненавистью к другим народам и той части собственного народа, которая не разделяет националистических взглядов.
   Д.С. Лихачёв
   31. Самые глубокие реки текут с наименьшим шумом.
   К. Курций
   32. Талант и знанья -- яркий свет, без них из тьмы исхода нет.
   Рудаки
   33. Нынешняя молодёжь ужасна. Но самое ужасное, что мы к ней не относимся.
   П. Пискассо
  
   34. У победителей раны не болят.
   Публий Сир
   35. Кто желает мира, пусть готовится к войне.
   Вегеций
   36. Затравленный и прижатый к стене кот превращается в тигра.
   М.де Сервантес
   37. Единственный путь наслаждаться жизнью -- быть бесстрашным и не бояться поражений и бедствий.
   Дж. Неру
   38. Жизнь -- это школа, но спешить с её окончанием не следует. В школе жизни неуспевающих не оставляют на повторный курс.
   Эмиль Кроткий
   39. Цель жизни в том и заключается: жить так, чтобы и после смерти не умирать.
   Муса Джалиль
   40. Наблюдайте за вашим телом, если хотите, чтобы ваш ум работал правильно.
   Р. Декарт
   41. Здоровье -- мудрых гонорар.
   П. Беранже
   42. Бывали хуже времена, но не было подлей.
   Н.А. Некрасов
   43. Мой стих
   трудом
   громаду лет прорвёт
   и явится
   весомо,
   грубо,
   зримо,
   как в наши дни
   вошёл водопровод,
   сработанный ещё
   рабами Рима.
   В.В. Маяковский
  
   44. Описывай, не мудрствуя лукаво,
   Всё то, чему свидетель в жизни будешь.
   А.С. Пушкин
   45. Кто в учениках не бывал, тот учителем не будет.
   Боэций
   46. Обучать -- значит вдвойне учиться.
   Ж. Жубер
   47. Только тот учитель и будет действовать плодотворно на всю массу учеников, который сам силён в науке, ею обладает и её любит.
   Д.И. Менделеев
   48. Авторитет происходит от разума, а не разум от авторитета; всякий авторитет, не признанный разумом, -- бессилен.
   В. Скотт
   49. Можно уступить силе, но безропотно покоряться только разуму.
   Л.Бланки
   50. Учёный человек -- сосуд, мудрец -- источник.
   У. Олджер
   51. Разум пользуется своей творческой способностью лишь в том случае, если его понуждает к этому практика.
   А. Пуанкаре
   52. Ясность -- главное достоинство речи.
   Аристотель
   53. Плох тот ученик, который не превзошёл учителя.
   Леонардо до Винчи
   54. Изучение мудрости возвышает и делает нас сильными и великодушными.
   Я. Коменский
   55. Книги -- дети разума.
   Дж. Свифт
   56. Гений -- это зрение, схватывающее одним взглядом все пункты обширного горизонта.
   П. Гольбах
  
  
   57. Великие таланты навлекают на себя ненависть, -- так железо подвергается ржавчине; одна посредственность не имеет врагов.
   Ж. Даламбер
   58. Разум -- это зажигательное стекло, которое воспламеняя, само остаётся холодным.
   Я мыслю, следовательно, существую.
   Р. Декарт
   59. Все достоинства человека в его способности мыслить.
   Б. Паскаль
   60. Торжество разума в том и состоит, чтобы уживаться с людьми, не имеющими его.
   Вольтер
   61. Наука и опыт -- только средства, только способы собирания материалов для разума.
   М.В. Ломоносов
   62. Глубокие мысли -- это железные гвозди, вогнанные в ум так, что ничем не вырвать их.
   Д. Дидро
   63. На земле нет ничего более достойного уважения, чем ум.
   Ум подобен здоровью; тот, кто им обладает, его не замечает.
   К. Гельвеций
   64. Мудрец больше, чем Бог: он исправляет зло, которое Бог допускает на нашем нелепом земном шаре.
   П.С. Марешаль
   65. Об уме человека легче судить по его вопросам, чем по его ответам.
   Г.де Левис
   66. Разум должен отвергнуть всё, что лишено точных физических и математических обоснований.
   Наполеон 1
   67. Человек человеку -- волк.
   Плавт
   68. Так как они сеяли ветер, то пожнут бурю.
   Библия
  
   69. Множество выгод предательство нынче сулит.
   Подвигом сделалось преданность для человека
   Вишакхадатта
   70. Трусы становятся смелыми, если замечают, что их боятся.
   Ф.де Рохас
   71. Орлы летают одиноко, бараны пасутся стадами.
   Ф. Сидни
   72. Поджечь дом, чтобы поджарить себе яичницу, в характере эгоиста.
   Ф. Бекан
   73. Есть ли что-нибудь чудовищнее неблагодарного человека?
   У. Шекспир
   74. Благодарность -- самая малая из добродетелей, тогда как неблагодарность -- худший из пороков.
   Т. Фуллер
   75. Всякий глупец найдёт ещё большего глупца, который станет им восторгаться.
   Н. Буало
   76. Клевета наносит удары обыкновенно достойным людям, как черви предпочтительно набрасываются на лучшие фрукты.
   Дж. Свифт
   77. В реках и плохих правительствах наверху плавает самое легковесное.
   Б. Франклин
   78. Одно продажный голос указует --
   Куда сегодня ветер дует.
   П. Генри
   79. Уничтожьте записи о прошлом народа, оставьте его жить в невежестве относительно деяний предков -- и опустевшие сосуды душ легко будет заполнить новой историей, как это описано в "1984". Развенчайте народных героев -- и вы деморализуете целый народ.
   Патрик Дж. Бьюкенен "Смерть Запада"
   80. Истинная причина великих потрясений, которые предшествуют смене цивилизации -- например, падению Римской империи и возвышению арабов, -- есть кардинальное обновление образа мыслей...Все сколько-нибудь значительные исторические события -- видимые результаты невидимых сдвигов в человеческом мышлении... Настоящее время -- один из тех критических моментов, когда человеческая мысль претерпевает трансформацию.
   Гюстав Лебон "Психология толпы"
   81. Основное занятие учёного состоит в том, чтобы найти, как сделать вещь, а дело инженера -- создать её.
   Д.Бернал
   82. Опыт -- учитель, который дорого берёт за уроки, но зато никто не научит лучше него.
   Томас Карлейль
   83. Человек, владеющий знаниями, должен нести их людям -- это его общественный долг.
   Ким У. Джунг
   84. У опыта нет общей школы, своих учеников он учит отдельно.
   Английская пословица
   85. Наука, решающая одну проблему, ставит несколько новых.
   Б. Шоу
   86. Нет покровителей надёжнее, чем ваши собственные способности.
   Сознание своих сил увеличивает их.
   Де Вовенарг Люк де Клапье
   87. Очень трудно хвалить того, кто столь заслуживает похвалы.
   - Страх перед возможностью ошибки не должен отвращать нас от поисков истины.
   Гельвеций Клод Адриан (франц.)
   88. Чем внимательнее мы будем изучать религию, тем больше будем убеждаться, что её единственная цель -- благополучие духовенства.
   Гольбах Поль Анри (нем.)
   89. - Если начальник не делает нам зла, то это уже немалое благо.
   - Робким человеком помыкает любой проходимец.
   - Умный человек никогда не станет связываться с сильным.
   - Ум нельзя унизить -- так ему мстят тем, что гонят его.
   Бомарше Пьер Огюстен
   90. Как бы плохо мужчина не думал о женщинах, любая женщина думает о них ещё хуже.
   Шамфор Себастьян Рон Никола
   91. Настоящий мир -- лучший из миров.
   Лейбниц Готфрид Вильгельм
   92. - В каждой естественной науке заключено столько истины, сколько в ней есть математики.
   - Для мужчины нет ничего более обидного, чем обозвать его глупцом, для женщины -- сказать, что она безобразна.
   - Смерти меньше всего боятся те люди, чья жизнь имеет наибольшую ценность.
   Кант Иммануил
   93. Когда мы прекрасны, мы прекраснее всего без нарядов!
   - Ни один народ в мире не одарён какой либо способностью преимущественно перед другим.
   - Плохо, если царь
   Орёл средь падали, но ежель он
   Сам падаль средь орлов -- пиши пропало!
   Лессина Гоххольд Эфраим (нем.)
   94. - Книги -- это зеркало. Если в него смотрится обезьяна, то из него не может выглянуть лик апостола!
   - Мы, правда, уже не сжигаем ведьм, но зато сжигаем каждое письмо, в котором содержится полная правда.
   - Ничто не старит так скоро, как неотвязная мысль, что стареешь.
   - Человек любит общество, будь это общество одиноко горящей свечки.
   Лихтенберг Георг Кристоф
  
   95. - Если теряешь интерес ко всему, то теряешь и память.
   - Из двух ссорящихся виновен тот, кто умнее.
   - Когда человек стар, он должен больше делать, чем когда был молод.
   - Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день за них идёт на бой.
   - Теория, мой друг, суха, но зеленеет жизни древо.
   - У кого есть наука, тот не нуждается в религии.
   - Умные люди -- лучшая энциклопедия.
   Гёте Иоганн Вольфганг
   96. - Великие души переносят страдания молча.
   - Истина ничуть не страдает от того, что кто-либо её не признаёт.
   - Мерилом справедливости не может быть большинство голосов.
   - Человек отражается в его поступках.
   Шиллер Иоганн Кристоф Фридрих
   97. - В понятии человека заложено, что его последняя цель должна быть недостижимой, а путь к ней -- бесконечным.
   - Пусть учёный забудет, что он сделал, как только это уже сделано, и пусть думает постоянно о том, что он должен ещё сделать!
   Фихта Иоганн Готлиб
   98. Когда государь повинуется закону, тогда не дерзнёт никто противиться оному.
   Пётр 1 Великий
   99. Кто не обучался в юности, того старость бывает скучна.
   Екатерина П
   100. - Кто состоянием своим доволен -- тому жить весело.
   - Лучше оправдать десять виновных, нежели обвинить одного невиновного.
   - Возьми себе в образец героя древних времён, наблюдай его, иди за ним вслед, поравняйся, обгони -- слава тебе!
   - Сам погибай -- товарища выручай.
   Суворов А.В.
   101. - Осёл останется ослом, хоть ты осыпь его звездами.
   Где должно действовать умом, он только хлопает ушами.
   - Чрезмерная похвала -- насмешка.
   Державин Г.Р.
   102. Взятки запрещать невозможно. Как решать дело даром, за одно своё жалованье?
   Фонвизин Г.Р.
   103. Долго сам учись, если хочешь учить других. Во всех науках и художествах плодом есть правильная практика.
   Сковорода Г.С.
   104. - Время -- деньги.
   - Опытность -- это школа, в которой уроки стоят дорого, но это единственная школа, в которой можно научиться.
   Франклин Беджамин
   105. - Трус, знающий, что в случае дезертирства его ждёт смерть, пойдёт на риск в бою.
   - Я предпочитаю, чтобы меня помнили по тем делам, которые я совершил для других, а не по тем делам, что другие совершили ради меня.
   Вашингтон Джордж
   106. - А Васька слушает да ест.
   - Быть умным хорошо. Быть умным лучше вдвое.
   - Многие, хоть стыдно в том признаться,
   с умом людей боятся.
   И терпят при себе охотней дураков.
   Крылов И.А.
   107. Смерть Сократа и распятие Христа -- есть наихарактернейшие черты человечества.
   Артур Шопенгауэр
   108. Спорт учит честно выигрывать. Спорт учит с достоинством проигрывать. Итак, спорт учит всему, учит жизни.
   Эрнест Хемингуэй
   109. Спорт велик, потому что он показывает, какое могучее по духу существо -- человек.
   Игорь Тер-Ованесян
   110. Спорт учит трезво оценивать себя. А это очень важно в жизни.
   Арвидас Сабонис
   111. Ценю спорт за то, что из любого хлюпика он может сделать сильного и ловкого атлета, что он помощник в труде, друг в жизни.
   Василий Алексеев
   112. Вопрос о том, заниматься спортом или нет, не должен возникать. Физические упражнения -- это такая же ежедневная необходимость, потребность, как чистка зубов по утрам.
   Юрий Власов
   113. Как ошибается человек, вычёркивая из жизни спорт. Ведь чтобы творить, надо быть сильным. И не только разумом и душой, но и физически.
   Тамара Пресс
   114. Издревле есть у людей мудрые и прекрасные изречения, от них следует нам поучаться.
   Геродот
   115. Следовать за мыслями великого человека есть наука самая занимательная.
   А.С.Пушкин
   116. Человек мудрый должен всегда выбирать дороги, испытанные великими людьми, и подражать самым замечательным, так что если он и не достигнет их величия, то воспримет хоть некоторый его отблеск.
   Н.Макиавелли
  
  
  
  
  
  
  
  
  

ДОВОЕННОЕ ДЕТСТВО

  
  
   Если путь прорубая отцовским мечом
   Ты солёные слёзы на ус намотал,
   Если в жарком бою испытал, что почём,
   Значит нужные книги ты в детстве читал!
   В. Высоцкий
  
   Безусловно, взять на себя смелость нарисовать довоенную картину, когда сам ещё нетвердо стоял на ногах, автор не может и не будет этого делать, но приведёт лишь несколько штрихов, которые схвачены цепкой детской памятью.
   Когда националист Левко Лукьяненко (а он постарше автора этих строк) в автобиографической книге "Сповiдь в камерi смертникiв" пишет, что "впервые они наелись хлеба при немцах", я, как ни старался, не мог припомнить довоенного чувства голода, хотя это чувство мне хорошо знакомо и по военному и послевоенному времени. Это чувство нельзя ни забыть, ни с чем-то спутать.
   В это же время (1935--1937 гг.) отец и мать строились: "наша хата" на ул. Лесопильной попала под снос в связи с реконструкцией центра города, теперь там стоит здание горисполкома. Строиться было сложно во все времена, тем более, что отец в то время работал простым электриком на ТЭЦ, а мать не работала, воспитывала старшего брата Андрея (когда я родился -- 1934 г., он пошёл в первый класс) и меня.
   Из воспоминаний матери всё, что отец зарабатывал, тратилось на постройку и на еду. Правда, им кое в чём помогали родственники, но больше как рабочая сила, так как семья отца была многодетной. Дедушка Минай и бабушка Фёкла (родители отца) переехали сюда из Курской губернии. Кроме отца в семье было шестеро детей. Дедушка работал в литейном цехе Дзержинки.
   В семье матери было четверо детей -- три сестры и брат, уроженцы села Каменского (ныне г. Днепродзержинск). Дедушка Кузьма, к тому времени как я родился, умер от брюшного тифа, а бабушка Ганна всю жизнь работала на земле, тем и кормились. Так что ждать серьёзной помощи в постройке дома было неоткуда -- всё "своим горбом". И тем не менее на улице Куйбышева, 120 в 1937 году был построен дом (9в10 метров), литой из граншлака, стоит до сих пор, перекрыли лишь крышу шифером после войны.
   Но даже в этих условиях, после голода в 1933 году, люди рожали, строились, жили бедно, но, подчёркиваю, все тогда так жили (подавляющее большинство), а вот чувства голода не помню. О том, что строиться трудно и дорого, -- это я почувствовал, когда капитально реконструировал (почти строил) дом на Днепрострое. Правда, этот дом чуть побольше (10в15 м). К тому времени я уже 10 лет проработал проректором и 15 -- ректором, всех в городе знал, но и то, это и дорого, и сложно.
   Хотя помню, что когда мне на праздник давали пятачок, и уже в 5 лет я ходил в магазин и сам для себя покупал пряники (полосатые лошадки и слоники) -- это было самое вкусное, что я ел до войны.
   В 1938 году репрессировали дядю Васю (Губа В.К.), старшего брата матери. Он, по тем временам, был грамотным, до революции окончил гимназию, воевать начал у гайдамаков, а окончил у Примакова (красное казачество), затем окончил наш институт. Деталей его ареста и сейчас не знаю, хотя дома шептались, что он ходил защищать кого-то из ранее репрессированных.
   В 1955 году тётя Лёля (его жена) получила документ, что муж был расстрелян в 1940 году, посмертно реабилитирован. Тётя для нас с братом была кумиром, она прекрасно стреляла в тире, так как была у дяди в полку комиссаром.
   Но когда пришли немцы, она, та, кому, казалось бы, было за что ненавидеть Советскую власть, стала её активно защищать. В её доме (дяди) по улице Шевченковской, 40, где ныне находится парк культуры и отдыха, была явочная квартира городского подполья. Затем -- концлагерь Равенсбрюк. Но она выжила и после окончания войны вновь жила в этом же доме.
   И помню её рассказы -- она ничуть не жалела, что защищала Советскую власть.
   Дедушка Минай и его дочь Марфуша (моя тётя) сгорели в литейном цехе во время аварии -- опрокинулся ковш с расплавленным металлом.
   Я сделал небольшое описание жизни семьи только для того, чтобы показать обычную семью, которую не обошли основные события тех лет.
   Хотелось бы также отметить, что вопрос в какую школу идти (с русским языком преподавания или украинским) не стоял. В ближайшую! Среднюю школу N 19 (теперь это СШ N 31), там уже учился старший брат Андрей.
   В нашей семье мама разговаривала на украинском языке, правда, иногда переходила на русский только с теми, кто плохо понимал украинский. Мы с братом между собой и с мамой говорили по-украински, а с отцом -- по-русски. Поэтому учёба в школе N 19 с украинским языком обучения мне была ближе по духу (всё же я больше говорил на украинском, да и среда была соответствующей).
   В первый класс пошёл в украинской "вышиванке" и "чоботях", мама соблюдала украинские традиции. Правда, потом сапоги я одел лишь в армии.
   Начало учёбы практически совпало с началом Великой Отечественной войны. По радио передавали сводки, что под Киевом идут тяжёлые бои, а немцы уже были в Романково (северо-западный район г. Днепродзержинска). Позже мы узнали, что это была правда, -- Киев держался. Правда-то правда, да не вся.
  
  
  
  
  
  
  
  

Голод 33-го как оружие националистов в

идеологической борьбе с Россией и коммунистами

Бывали хуже времена, но не было подлей.

Н.А.Некрасов

   Представьте себе, какая была бы тишина, если бы люди говорили только то, что знают.
   К.Чапек
  
   В последнее время, особенно с приходом к власти "помаранчевых" из "анналов истории" извлечена тема голода 33-го года. Причём, метод и место подачи материала самые иезуитские. Пишут откровенное враньё на "чистом листе детской памяти", хотя и прикрываются лозунгом президента Ющенко: "Честнее изложить, что это была за трагедия". А раз есть призыв -- найдутся исполнители, а если им ещё хорошо приплатить, то ребята будут "рыть" "тщательнее и тщательнее", и вот что уже просматривается. Ребёнок приходит со школы (с урока истории) и спешит поделиться новыми знаниями, которые его поразили и ему удалось их запомнить. "Мамо, а ти знаєш, у 33-му роцi кацапи вивезли все зерно з України i 10 мiльйонiв українцiв померло". И если сейчас же, сегодня, дедушка, который сам пережил этот голод и многое читал о нём, спокойно не расскажет ребёнку правду об этих событиях, то у него навсегда в памяти останется образ "кацапов" (москалей) России, которые обрекли на голодную смерть 10 миллионов украинцев.
   Но учитывая то, что с каждым годом всё меньше и меньше остаётся людей, знающих причину этих событий, и цену, которую население многих районов Союза за них заплатило, то родитель либо промолчит, либо скажет: "Это не совсем так". Но "светлый образ учителя", который мы справедливо формируем у своих детей, безусловно, выйдет на первый план и ваши слова забудутся, а те зёрна чертополоха, которые "учитель" бросил в благодатный грунт, -- прорастут. И вырвать этот чертополох будет очень трудно, нужны хорошие учителя и большой объём знаний. В противном случае вырастет националист -- фундамент его убеждений уже заложен.
   Хочется кричать: "Люди, вы что творите? Вы же сеете зло!" Но я убеждён -- они знают, что творят, -- они выполняют чей-то заказ, который неплохо оплачивается.
   Как человек, который был зачат в 1933 году (а таких оказалось очень много, рождаемость здоровых детей в те годы была выше, чем сейчас), позже общавшийся с людьми, пережившими этот голод, и, прежде всего, с родителями, я хочу высказать своё мнение.
   Да, был голод и голод такой, что в отдельных сёлах умерло около одной трети населения -- это моя Родина: Днепропетровская и Полтавская области, которые я прекрасно знаю. Уже многое зная о событиях 33-го года (примерно в 1990 году), я отдыхал возле села Китайгород Царичанского района Днепропетровской области и водил детей (и не своих тоже) на экскурсию на гору Калитву. У подножья горы есть старое кладбище, но там ещё и сейчас хоронят. Так вот, там есть с десяток могил, в которых похоронены семьи от трёх до пяти человек в одной могиле, причём время смерти весна 1933 года (пик голода). И выходя с кладбища, мы встретили старушку (лет 85--90), которая сидела на лавочке перед двором за 30--50 метров от кладбища. И я, находясь под впечатлением, "что умирали целые семьи", спросил у неё: "А не скажете, бабуся, Вы тут давно живёте?"--"З 1920 року"--"А ось Ви пам'ятаєте 33 рiк? Чи комусь давали якусь пайку, ну, наприклад, комунiстам чи москалям?" Она посмотрела на меня грустными глазами и сказала: "Чи ти дурний, чи як? Так наче сива людина (я уже тогда был седой). Вони й померли першими, тому що дома весь час казали -- треба вiддати все, потiм нам допоможуть, але так i не дочекались допомоги. Хто щось зарив i потихеньку їв, той i залишився живий. Ось як наша сiм'я".
   Я поблагодарил её и уже собирался идти (дети тянули домой), а она сказала: "Ви, я бачу, освiчена людина, але що Ви читаєте? То брехня i чортополох. А була тодi засуха, був страшенний неврожай i був голод, i Ви бачили його наслiдки -- десь до чвертi села померло".
   Её слова для меня -- первоисточник. Позже в этом же селе, беседуя с другими людьми, пережившими голод, я услышал примерно то же. Поэтому своим детям, внукам и всем, когда речь заходит о 33-м годе, я рассказываю правду из первоисточников.
   Теперь же о голоде в наших местах активно пишут американцы, жители Западной Украины (это тогда была Польша), где голода в 33-м году не было и они не могли общаться с живыми людьми, которые пережили голод. Для них первоисточниками стали американцы Роберт Конквест, Джеймс Мейс, Фред Бил и другие, а последние свои "произведения" написали в большинстве своём основываясь на рассказах "воякiв УПА", "бандерiвцiв", которые, спасаясь от справедливой кары Советской власти, в США и Канаде организовали свою диаспору. И на деньги, отмытые от крови наших сограждан, трактуют "окремi епiзоди нашої нової та новiтньої iсторiї".
   Хочется сказать несколько слов о фальсификаторах нашей истории. Прежде всего, Фред Бил, работавший в 1931-- 1933 гг. на Харьковском тракторном заводе. После возвращения в США он был посажен в тюрьму, но после выхода в издательстве Херста его книги о голоде тюремный срок ему был аннулирован -- видно кому-то, а, вероятнее всего заказчику, книга очень понравилась.
   Научную недобросовестность, фальсификации в книге Конквеста и в фильме "Жатва отчаяния" вскрыл канадский журналист Дуглас Тоттл в книге "Фальшивка, голод и фашизм -- миф об украинском геноциде от Гитлера до Гарварда", опубликованную в Торонто в 1987 году, где автор доказал, что фото голодных детей сделаны во время гражданской войны (1921 год).
   Характерный пример разоблаченных подтасовок -- использование в качестве "свидетельств" о голоде на Украине материалов Томаса Уолкера. Они широко публиковались в пронацистской херстовской прессе в 1935 году. Однако возник большой скандал, когда выяснилось, что журналист Томас Уолкер -- это уголовник Роберт Грант, осуждённый на 8 лет и странным образом исчезнувший из тюрьмы в Колорадо. Он решил подзаработать на фальшивках об СССР (спрос был большой). И когда стало известно, кто он на самом деле, Грант был снова арестован и на суде он признался, что в Украину "его нога никогда не ступала". А через пятьдесят лет эти "першоджерела" снова оказались востребованными в Америке.
   Недавно Ющенко наградил Роберта Конквеста орденом Ярослава Мудрого 5-й степени "За привернення уваги мiжнародної спiльноти до визнання голодомору 1932--1933 рокiв актом геноциду українського народу".
   Несколько слов о личности Роберта Конквеста. За книгу "Жатва скорби" он получил гонорар 80 тыс.долларов от организации украинских националистов (ОУН). Казалось бы, а они тут причём? А, возможно, это и есть заказчики?!
   Роберт Конквест -- бывший агент отдела дезинформации британской разведки (IRD). Задачей этого отдела была борьба с коммунистическим влиянием путём изготовления и распространения соответствующей информации, т.е. он делал свою чёрную работу по заказу, а мы, украинцы, его "Ярославом" отметили (помните, Н.С.Хрущёв -- Насеру присвоил Героя Советского Союза?). Значит, это кому-то надо. "Врёт -- не врёт (а знаем, что врёт!), но излагает "брехню" в нужном нам направлении".
   Другая его книга "Великий террор" написана для секретных спецслужб по заказу ЦРУ.
   Ещё немного информации о Джеймсе Мейсе, который первым среди "западных историков" охарактеризовал голод 1932--1933 г.г. в Украине как акт геноцида, целью которого было "уничтожение украинской нации, как политического фактора и общественного организма (голодомор)". Мы то сами не могли понять, что у нас было в 1933 г., так спасибо британские агенты разъяснили. Но мы-то знаем, что несмотря на различные отклонения от "линии партии", в основе межнациональных отношений лежала идеология интернационализма (это признают даже наши враги), которая в принципе не допускала подобного.
   Но был голод и в России, и в Казахстане, и на Украине -- главных житницах Союза, голодало большинство советских людей.
   ВесСм вклад Мейса в создание книги "Жатва скорби", он же разработал "теорию украинского постгеноцидного общества", которая, по словам "продвинутых" социологов, даёт ответ на вопрос о причинах незавершенности оранжевой революции.
   По итогам "научной" деятельности Мейса поработала комиссия американских учёных. После оглашения итогов её работы перед Мейсом закрылись двери академических институтов Америки. Вот как нормальные ученые в Америке отнеслись к изысканиям Мейса, но для нас это не указ.
   "Мы" продолжаем рядиться в тогу "обиженных москалями" и требуем -- обратите внимание! -- требуем в ООН признать это (фактом голодомора, геноцидом) и с этим документом (возможно, когда-нибудь, чтобы мы отстали, и дадут) будем требовать с России материальную компенсацию. Благо пример есть -- прибалты уже требуют с России -- за советскую оккупацию. Безусловно, это делается для того, чтобы отдалить нас от России и толкнуть нас в НАТО, а скорее всего только первое, потому что в НАТО нищая, разорённая и разворованная Украина не нужна, нужна лишь её территория, поближе к "Москве."
   Сейчас активизировался президент В.А. Ющенко, который "мотается" по зарубежью, собирая подписи правительств, подтверждающие, что у нас на Украине был не просто большой голод (голодомор), а геноцид против нашего народа. И всех, не согласных с этим, пугает "будущей уголовной ответственностью" -- как за отрицание факта Холокоста. Пока такого закона нет, но проект уже есть и есть надежда, что "демократична бiльшiсть" примет его "в пакете" или "без". И так новая "помаранчо-революционная" власть "прозоро" делает своё дело.
   Хочется закончить это рассуждение о голодоморе словами Юлиуса Фучика "Люди, будьте бдительны!"
  
  
  
  
  
  
  
  

Война и оккупация города

  
   Цель жизни в том и заключается: жить так,
   чтобы и после смерти не умирать!
  
   Помнится короткая оборона города. Поскольку мы в то время жили на Новом посёлке (теперь район железнодорожного вокзала), то как и все тогдашние мальчишки, которых в доме удержать было невозможно, видели, что последними защищали город небольшая часть красноармейцев и городские милиционеры в районе вокзала, а со стороны, где находился колхоз (ныне посёлок переселенцев с Западной Украины), наступала итальянская часть. У наших нехватало патронов, но тем не менее бой был жаркий и там был убит, а потом и похоронен итальянский генерал (теперь там частный сектор).
   Большинство защитников было убито. Оставшихся в живых взяли в плен, но ближе к вечеру со стороны ныне 35-й школы в посёлок вошли немцы, которые и расстреляли пленных в колхозной балке, там же была расстреляна и часть мужского населения посёлка. На следующий день родственники забрали трупы и похоронили (многие прямо во дворах частного сектора).
   Лишь несколько (3--4) домов были сожжены, а жильцы расстреляны. Говорили, что что-то немцам (они были достаточно пьяные) не понравилось в поведении хозяев, или кто-то чего-то не дал, или кто-то выстрелил. На следующее утро мы видели трупы во дворах.
   Начались будни оккупации. Отец, который был оставлен в городе для подпольной работы (как я потом узнал), устроился на работу электриком на ТЭЦ (ДДГРЭС). Там они интенсивно и долго работали (отец приходил домой поздно) под контролем немецких специалистов, но почему-то у них часто случались аварии. Как потом выяснилось, когда отца забрали в гестапо, они сами их и готовили. Их кто-то выдал, но конкретных документов не осталось, поэтому я не хочу называть фамилий, хотя отец был убеждён, что он их знает.
   Те, у кого было найдено оружие, были расстреляны, а тех, у кого ничего не нашли, как у отца, и кто был способен работать после допросов с пристрастием в гестапо, были отправлены на станцию Игрень, тогда там находился концлагерь.
   Из рассказов отца я знаю, что подполье в городе было относительно малочисленным (около 50 человек), и им мало что удалось сделать: несколько аварий на электростанции, листовки со сводками Совинформбюро. Сейчас кажется: ну, листовки, ну и что? Но тогда это было как глоток воды в пустыне, и люди жизнью рисковали, чтобы донести правду о положении на фронтах до жителей города. И у людей вновь загоралась надежда, и мы вновь видели в "изумрудном огне вершину". Тогда этой "вершиной" была довоенная жизнь. И ради этой жизни большинство людей были готовы на подвиг.
   После ареста отца наступили голодные времена. Брату было ещё четырнадцать, и на работу, даже в колхоз, который ещё "теплился", не брали. Можно было только на поденную работу. Мать тоже периодически работала (1941--1942 гг.) в колхозе (весна-осень), а зарплату тогда все получали продуктами питания (картошка, кукуруза, зерно). Кроме того, мы с братом перекапывали уже убранные поля -- чаще картофельные, и за день (6--7 часов) такой работы мы набирали около ведра картошки, порезанной лопатой при копке, а иногда -- это была удача -- и несколько целых клубней. Кроме того, в середине лета мы набирали в посадке и приносили несколько вёдер абрикос, вялили их на солнце (сушили) на металлических листах, обычно на плоской крыше пристройки к дому. Сушёные абрикосы зимой были заметной добавкой к нашему скудному рациону. Обычно на завтрак в школу мне давали жменю, а иногда и две, сушёных абрикос. Пока не было морозов ели боярышник (глёд), "маслину". Охотились, сначала в тайне от матери, на птиц, чаще голубей, которых много развелось в аэродромных ангарах, где перед войной, да и в 1941--1942 гг., колхоз хранил зерно.
   Конечно, голуби были серьёзной "добычей", а спустя месяц мы их уже приносили домой. И какой же вкусный был тогда суп.
   У каждого из нас, пацанов посёлка, была рогатка. Мы даже проводили соревнования на меткость стрельбой из рогатки. Чемпионом был наш сосед -- Горбатенко Жора, -- утонул в Днепре в 1944 году, он был на два года старше меня.
   Практически весь период учёбы в первом классе нас "гоняли" по школам и жилым домам, так как школы чаще всего немцы занимали под госпитали, по-видимому, в это время школы были наиболее ухожены. За этот год мой класс учился в пяти зданиях.
   Первый класс окончил с похвальной грамотой. На грамоте, которая долго хранилась, был портрет Т.Г. Шевченко, которого немцы, как нам казалось, почитали. По-видимому, старались поднять у нас национальные и националистические чувства. Школы с русским языком обучения потихоньку закрывались.
   Дирекция школы "сквозь пальцы" смотрела на то, как детей били учителя. После вступления Красной Армии в город некоторых учителей и директоров школ судили за это показательным судом и "давали" до 10 лет -- почти как сейчас за убийство. Время было жестокое, но большинство жителей одобряли такие решения.
   Закончил и второй класс, отца уже забрало гестапо. В конце лета стала слышна канонада, приближался фронт. И хотя было голодно, но лица людей становились светлее -- "наши идут!" И хотя старшие понимали, что многие из нас, пусть даже случайно, но могут погибнуть, но страха у "детей войны" не было -- никто о возможности погибнуть не думал.
   В начале сентября 1943 года начался изгон жителей города, по-видимому, для того, чтобы освободители оказались на безлюдной земле. Полицаи под присмотром немцев гнали тысячи людей, которые на тачках везли свой убогий скарб, малышей, а некоторые и немощных старух.
   Среди этой массы людей можно было видеть лишь десяток мужчин. Это были или инвалиды, или те, кто "косил" под инвалидов. Но немцам нужна была рабочая сила для рытья окопов и других работ, и они стали выбирать из толпы мужиков, "стоящих на ногах". Некоторые из них пытались сопротивляться. Один из мужчин, оттолкнув полицая, повернулся к своим и взялся за тачку. Шедший недалеко немец увидел это, быстро подошёл и выстрелил в затылок мужику. Ничего не сказав, после выстрела даже не повернулся, немец пошёл дальше.
   Пару секунд все остановились и замерли, но затем те из мужиков, кто был ближе к посадке (это конец посёлка), помчались в посадку, а те, кто был подальше, послушно пошли туда, куда указывали полицаи. Последние окружили мужиков, взяли в руки оружие, которое до этого у них было на плечах, и погнали всех дальше. Бабушка, мама и я были в 10 метрах от этого места, всё ясно видели, а я ещё долго оглядывался, смотрел, как жена и дочь убитого не знали, что дальше делать, молча стояли на дороге. Их обходили люди и, гонимые полицейскими, шли дальше. Нас гнали в сторону Верхнеднепровска, но ночью, когда все расположились на ночлег, мы по инициативе мамы ушли в Кринички, где жили родственники по линии отца (семья его брата Алексея, вернее, семья его жены -- её родители). Там мы надеялись "зацепиться", чтобы нас не погнали дальше.
   Но нас там никто не ждал, хотя мой старший брат Андрей там уже месяц работал у них на земле. Но после разговора матери с тётей Галей мать пошла по селу проситься нас приютить и только в конце села (возле карьера) старушка согласилась нас пустить, за что мать вынуждена была почти всё, что было у нас (барахло) отдать и работать по хозяйству, благо, что она, как крестьянская дочь, всё умела делать. Старшего брата прятали на чердаке (в соломе), чтобы немцы не забрали (ему уже было 15 лет) в Германию.
   Тут мы прожили почти месяц. В конце октября вечером был короткий бой, и наши освободили село.
   На следующий день рано утром мы уже шли домой. Кое-где работали солдаты похоронной команды -- хоронили погибших. Трупы немцев, в большинстве уже раздетые (ночью "поработали" мародёры), пока лежали без движения -- позже их сбросят в окопы и засыпят землёй.
  
  
  
  
  

Возвращение домой и восстановление

  
   Описывай, не мудрствуя лукаво,
   Всё то, чему свидетель в жизни будешь.
   А.С. Пушкин
  
   К полудню мы уже были дома.
   Какова же была наша радость, когда мы увидели, что дом цел и даже стёкла не выбиты, в доме осталась неплохая мебель. Но бабушка сказала: "То не наше, давайте виставимо його на вулицю", что и было сделано. Правда, две кровати и диван были наши, их оставили. Андрей стал ставить замок, который остался в сарае, поставил крючки на двери. В сарае было немного дров и угля. Натопили плиту и уже дома (в своём доме) легли спать. Казалось, всё худшее позади, а впереди только ясное небо и вкусная пища, её-то как раз и не было. И уже на следующий день мы с братом пошли на поле бывшего колхоза, нашли много неубранных кабаков, затем уже на тележке перевезли их в сарай.
   В тот год я так наелся тыквы, что до сих пор её не ем. В то время от голода нас спасало то, что за железнодорожным полотном (500 -- 700 м от дома) были поля и огороды и, учитывая нашу "аккуратность" при уборке урожая, там всегда можно было найти кое-что съедобное: картофель, свеклу, морковь. Да, это были крохи, но это давало возможность нам жить.
   Я пошёл в школу (3-й класс), брат Андрей, не окончив 7-й класс, поступил в техникум -- на доменщика. Это тогда было весьма престижно.
   В тот период мы учились в школе N 22, теперь это Центр занятости (работа с безработными).
   Почему-то мне запомнилась работа по математике, вернее, число, когда мы её писали, -- 4.04.1944 года. В этот же день мне брат Андрей показал здание и техникума, и института (теперь это первый корпус ДГТУ). Эти здания произвели на меня впечатление -- я побывал в храме знаний и науки.
   Посещение церкви Святого Николая (тогда музея революции) и костёла (находился пункт призыва в Красную Армию), где мы играли "в войну" ещё до 1941 года, осваивая эти помещения, на меня, "вожака стаи мальчишек", не произвело впечатления храма. Вероятно, сказывалось советское воспитание: тут работают "попи неситi", а это (институт) действительно храм знаний и науки. И это несмотря на то, что мама в детстве пела в церковном хоре, и бабушка Ганна, не говоря уже о дедушке Кузьме, были глубоко верующими людьми.
   По линии отца -- все пролетарии -- не то, чтобы атеисты, но были людьми, мало верующими в Бога.
   В этот период активно шло восстановление разрушенных предприятий и жилищно-коммунального хозяйства города. Практически через месяц после освобождения города была выдана первая плавка стали (мартеновский цех N 1), появилась электроэнергия и отопление в домах. Быстро разбирались завалы, ремонтировались дороги. Темпы работ были по нормам военного времени.
   О темпах строительства хорошо сказал на очередном юбилее один из освободителей города Киева, полковник запаса, сапёр. Мост через р. Днепр под огнём противника они построили за трое суток, причём это был мост, по которому пошли танки и боевая техника. Учитывая то, что после войны он окончил строительный институт и построил с десяток мостов -- больших и малых, -- корреспондент у него спросил: "Вы -- мостостроитель. Сколько бы Вам сейчас понадобилось времени, чтобы построить такой мост, если бы у Вас были материалы, техника, люди?" Он на секунду задумался и ответил: "Примерно полтора года! Да, да, и не меньше!" Такими же темпами, как строили мост через р. Днепр (1943 г.), восстанавливали город.
   Или ещё один пример. Моим студентам показывали киножурнал довоенный и сразу же послевоенный: один -- строительство, другой -- восстановление Днепрогэса (хотя он и не был сильно разрушен). Видя то, как люди движутся с тачками с бетоном, студенты спрашивали меня: "Это что, ускоренный показ работы?" -- "Нет! -- ответил я. -- Они в таком темпе работали". И хотя никто ничего не сказал, но я видел в их глазах укор -- "профессор, негоже так врать!"
   Мне хотелось крикнуть: "Ведь это же было!" Но учитывая то, что сейчас, особенно в нашей истории, выдано "на горА" столько вранья, -- я промолчал. Им трудно, а порой и невозможно понять этих людей, которые за малую зарплату (но тогда все имели такую), движимые вначале чувством "мы наш, мы новый мир построим!" (это до войны) и потом "покажем этим гадам, которые разрушили наш дом, что мы умеем так же работать, как и воевать", -- это было чувство победителей. Люди моего поколения это помнят.
   Ближе к концу 1944 года мы получили письмо от отца. Мать сразу узнала его почерк -- прямой (без наклона) и все буквы округлые. Мы узнали, что отец совершил побег из концлагеря Ланцендорф и партизанит в лесах Чехословакии. Им самолётом забрасывали оружие, рацию и дали командира (советского офицера -- капитана). И пока лётчик, который летел в г. Киев (тогда уже освобождённый от немцев), возился у самолёта отец черкнул несколько слов и отдал лётчику, а тот почтой отправил нам это письмо.
   Поскольку секретарь горкома Ляудис Ф.К. хорошо знал отца (они вместе работали в подполье 1941--1942 гг., но Ляудис сумел избежать ареста) и письмо носило патриотический характер, оно было опубликовано в газете "Дзержинец". И хотя отец там мог в каждую минуту погибнуть, мы твёрдо были уверены, что после Победы он будет дома. Безусловно, я гордился отцом -- вроде это не он, а я бежал из концлагеря, и не он, а я партизаню в Чехословакии. Да и кто бы из тех пацанов не гордился, но в драках меня пару раз опустили на землю: то он, а ты-то чего ст?ишь? И я вынужден был доказывать в драках, что и я чего-нибудь ст?ю. Далеко не всегда это получалось, но я старался быть "как он" и в учёбе, и в драке.
   Больше до того времени, как отец вернулся домой, от него известий не было.
   Вести с фронтов были радостные, но немцы ещё упорно и ожесточенно дрались на своей земле. Всё так же с фронтов приходили похоронки и последняя на нашем квартале нового посёлка (дом против нашего на ул. Куйбышева) пришла 11 мая -- отец Толи Носаченко (почти моего ровесника -- 1937 года рождения) погиб в Праге 9 мая. Все отказывались верить, но это была правда, жестокая правда.

Победа

  
   Здесь я немного забежал вперёд. Шла весна 1945 года, вместе с запахами весны, талой земли, первых листьев в воздухе стоял запах Победы (конца войны). Люди больше улыбались и, насколько я помню, все были в ожидании чего-то светлого, большого; по-видимому, состояние ожидания праздника, прекрасней чем сам праздник!
   И вот она пришла -- Победа. Мы пришли на занятия и тут нам объявили -- всё, конец войне. Больше не будут гибнуть наши родственники, отцы и старшие братья, они скоро вернутся домой и настанет жизнь -- "помирать не надо!" Портфели и сумки были брошены в классах, мы построились во дворе школы и вместе с учителями пошли на демонстрацию.
   Проходя по улицам "Вторая дачная" (ныне Москворецкая), Сыровца, Пушкинской и другим, мы видели как жители выносили на улицу столы, накрывали их съестным (выпивка, закуска, всё, что было). С высоты нынешнего времени всё это, конечно, демонстрировало нашу бедность, но только материальную. А за столами сидели (или чаще стояли) одетые в праздничную одежду гордые, сильные духом и богатые душой люди. Мужчин, а их было крайне мало, больше старики и дети, буквально затягивали за столы и наливали выпивку.
   Демонстрация, как всегда в то время, состоялась на площади Ленина (теперь площадь Гагарина), находящейся между театром и бывшим горкомом партии (небольшим трёхэтажным зданием -- ныне статуправление). На крыльце театра стояло городское правительство и военные. Всё больше звучал лозунг: "Скоро настанет совсем другая жизнь, но создавать (строить) придётся нам!"
   Наиболее ярко отражены чувства, переполнявшие тогда всех советских людей и солдат и тружеников тыла, в стихах, напечатанных в газете "Правда" 9 мая 1945 года.
  
  
  
  
   Степан Щипачёв
  
   С О Л Д А Т
  
  
   Он там, на Эльбе, далеко от дома,
   Дойдя до края самого войны,
   Ещё пропахший дымом весь, в пыли,
   Так, значит, вот каков он, день победы,
   Он в стольких битвах не оглох от грома,
   А вот сейчас оглох от тишины.
  
   Вот он стоит на смолкшем поле боя,
   Поднявшись в полный рост, глядит
   кругом
   На чёрный лес, на небо голубое
   И пот со лба стирает рукавом.
  
   Не раз и смерть глаза его видали,
   Но он сумел и смерть столкнуть с пути.
   Суровые солдатские медали
   Блестят от солнца на его груди.
   Он, улыбаясь, жмурится от света,
   Так вот когда мы до неё дошли!
  
   Ведь это он из Эльбы черпал воду,
   Своим помятым котелком звеня
   И вспомнил он товарищей по взводу,
   Что не дошли до праздничного дня,
   И вспомнил он о Родине далёкой.
   Но к ней ли уплывают облака?
   Хоть ни в какие не видна бинокли,
   Сейчас, как никогда, она близка.
   А там сейчас, как о любимом сыне,
   Народ и Сталин думают о нём,
   О нём, кто на плечах могучих вынес
   Всю тяжесть битв не дрогнув под
   огнём.
  
  
  
   Демьян Бедный

Праздник победы

  
  
   Вождю, бойцам, стране родной,
   Народу, ставшему за Родину стеной,
   Поём восторженно мы славу!
   Победа куплена великою ценой.
   Враг не осилил нас преступною войной.
   И отстояли мы Советскую Державу!
  
   Враг сломлен: сокрушён его
   военный пресс,
   Посрамлена его военная кичливость.
   Победу празднуют гуманность
   и прогресс,
   И мировая справедливость!
  
   Как радостно звенят сегодня голоса!
   Как солнце щедро шлёт в столице,
   в сёлах, всюду,
   Весенний яркий свет
   восторженному люду!
   Победный алый стяг взметнувши
   в небеса,
   Ликует Родина. Живой воды роса
   Упала на её поля, луга, леса.
   Победной гордостью полны --
   её обличье,
   Её могучая краса,
   Её суровое величье!
   Как многоцветен, как богат её убор!
   В победно-радостный, единый,
   братский хор
   Слилось народностей её многоязычье!
  
   Былинным нашим кузнецам,
   Ковавшим мощную броню родным
   бойцам,
   Волшебную броню по ковке
   и по сплаву, --
   Душевной красоте советских матерей,
   Вскормивших сыновей --
   бойцов-богатырей,
   Чьей бранной доблестью
   гордимся мы по праву,--
   Народным подвигам в работе и войне,
   Вождю народному и всей родной стране
   Мы возглашаем гордо с л а в у !
  
   Мы понимали, что нам нужно хорошо учиться, чтобы скорее стать рядом со взрослыми и строить эту жизнь. А взрослые понимали, что надо выиграть ещё одну войну -- с разрухой. Эта война хоть была менее кровавая, но отнюдь не менее тяжёлая. И практически за 5 лет мы по большинству отраслей производства достигли довоенного уровня.
   Теперь мы уже понимаем, почему нам тогда было так трудно. А потому, что "раскрученная" в период войны оборонная промышленность требовала всё больше и больше денег, которые можно было бы "бросить" и на восстановление сельского хозяйства и других отраслей, и на улучшение уровня жизни людей. Денег-то на это и не хватало.
   Но если бы в то время спросили людей, семьи, по жизни которых война прошла "железным катком" и "косой", правильно ли делает правительство, вкладывая огромные деньги в оборону, я уверен, что тогда более 90 % опрошенных ответили: "Пусть! Лишь бы не было войны!" Сейчас мы все "грамотные" и понимаем, что многого можно было бы и не делать. И у нас сейчас возникла проблема, созданная в то и более позднее время, когда взрываются склады с вооружением, как утилизировать это в большинстве устаревшее вооружение? Но это сейчас, а тогда? Нужно жить в то время, чтобы иметь право осуждать своих предшественников.
   Но, уважаемый читатель, мы ушли далеко вперёд и давайте вернёмся к началу послевоенного времени.
  
  

Отец дома и снова его нет

  
   Лучше оправдать десять виновных,
   нежели обвинить одного невиновного
   А.В.Суворов
  
   Где-то в августе сорок пятого, после расформирования партизанских соединений, домой вернулся отец. Прежде всего мне запомнилась его пилотка с косой красной ленточкой у звёздочки -- отличительная черта партизан. Вскоре, отец не возражал, я "приватизировал" эту пилотку и, помню, что я и спал в ней.
   После встречи с секретарём горкома партии Ляудисом К.Ф. отец был назначен директором Горэлектросети (по образованию и по опыту работы он был электриком, до войны окончил Харьковский заочный электромеханический техникум). В то время восстанавливалось электроснабжение окраин города, Романково и т.п. Столбы здесь были спилены и спалены. Мы видели, что отец поздно возвращался (все тогда так работали), причём часто крепко навеселе. Мать сначала молча воспринимала это, но нам с братом объясняла, что "ребята, отец прошёл через такое, что можно немного и "отвязаться". Но дальше мы все -- мать, брат и я - встали "единым фронтом" против выпивок отца, и это помогло. Отец утихомирился. Вскоре он поехал в г. Киев для участия в судебном процессе над фашистскими преступниками -- комендантами городов и крупных районов оккупированной Украины. Среди них был комендант г. Днепродзержинска Гелерфорд. Большинство из них за преступления и зверства против нашего народа по приговору суда на следующий день были повешены.
   Спустя несколько дней после приезда из Киева отца вызвали к Ляудису К.Ф. Они достаточно хорошо знали друг друга. Как потом отец рассказывал матери, Ляудис К.Ф. сказал: "Павлик, то, что ты спасся при побеге из концлагеря, -- это не случайность. Есть сведения, что тебя заслали немцы".
   Отец рассказал Ляудису К.Ф. как 21 человек совершили побег из концлагеря, как переплывали в сумерках р. Дунай, как немцы с берега "косили" их из автоматов, и как только трое -- остальные 18 были убиты или утонули -- вышли на противоположном берегу, и как, пройдя несколько километров, вышли к деревне у леса. И лишь под вечер следующего дня, когда хозяин одного из домов зашёл в лес, они смогли с ним "поговорить". Врать было бесполезно, на них была арестантская роба. Хозяин, чех, оказался патриотом. Спустя пару часов принёс им еду и одежду, а позже провёл их в горы. К ним присоединились ещё пятеро местных парней, у двоих было оружие.
   Вот так и было создано ядро партизанского отряда. Отец, как старший по возрасту (ему было 37 лет), стал командиром отряда. Отряд рос и начал действовать. Когда же у них появилась рация, к ним с "большой земли" самолётом прислали профессионального военного капитана -- командиром отряда. Вот тогда-то отец и отправил нам письмо.
   Отец спросил: "Казимир, ты не заболел?"--"Нет, Павлик, по-видимому, скоро тебя вызовут в КГБ". Отца на протяжении месяца пару раз вызвали в КГБ, он что-то писал.
   Вскоре в Горэлектросети была тотальная проверка, затем суд. Двоим из его организации дали по 5 лет за то, что они взяли себе деньги с людей, которым незаконно протянули линию (столбы и провода), включили свет. А отцу, как руководителю, за халатное отношение на должностном посту дали три года. Это, как потом рассказывал отец, было то, что мог сделать в то время для него Ляудис К.Ф. Позже тот же Ляудис К.Ф. смог сделать куда большее для отца. Правда, помог случай, но он его не упустил.
   В тот период, когда отец уже почти три года отсидел в тюрьме, К.Ф. Ляудис в составе делегации УССР попадает в ГДР.
   Попал он в состав делегации, вероятно, потому, что (видно, как латыш) отлично знал немецкий язык. И вот там случайно, на одном из застолий, разговорился с одним из немцев, который, как оказалось, служил в охране Ланцендорфа. Ляудис К.Ф. вспомнил рассказ отца о его побеге из лагеря. Оказалось, что немец помнит этот случай побега и сказал, что все были убиты или утонули в реке Дунай. И на вопрос Ляудиса: "А Вы уверены, что все погибли?" ответил: "Нет, не уверен, но шансов спастись было мало. Это должны были бы быть хорошие пловцы. Но в лагерном журнале было записано -- все погибли, чтобы прекратить поиски"
   Ляудис К.Ф. попросил немца написать всё это и подписать. Заверил эту бумагу на высоком уровне в ГДР. И вот через несколько дней она уже была у С.А.Ковпака -- тогда Председателя Верховного Суда УССР. И вскоре после этого, отсидев три года, отец вышел из тюрьмы и оказался дома.
   Ляудис К.Ф. попросил отца больше не ворошить это дело, отец обещал и, видно, поэтому и не любил говорить об этом периоде в его жизни.
   Да, когда не было отца, нам с братом было плохо: то мы были дети погибшего героя (обычно оттуда, где был отец, не возвращались), пока не получили от него письмо, потом мы стали детьми героя, вернувшегося с фронта, хотя тогда большинство было таких же, а теперь мы стали детьми человека, который сидит в тюрьме.
   Да, нам было плохо, но брат сказал: "Толя, выше нос. Отец как был, так и остаётся для нас примером, и, вот увидишь, скоро его реабилитируют. Нам плохо, а каково матери? А каково самому отцу? Ведь ему хуже всех. Так что будем каждый делать своё дело так, чтобы когда вернётся отец, ему не было стыдно за нас -- мы не должны сломаться!" Хотелось ему верить, и мы старались.
  
  

Тяжёлое время здесь и в Западной Украине

  
   Шёл 1946 год -- голодный год, была засуха и неурожай. Того, что мы получали по хлебным карточкам, хватало только на то, чтобы поддерживать в нас силы, вернее, не дать умереть. В этот период я в полной мере узнал чувство голода. Многие, чтобы заглушить это чувство, пили много воды и опухали от голода. Мне же брат сказал, чтобы я старался не пить много воды, и я терпел.
   Андрей, взяв несколько уроков у дяди Коли Черемиса, нашего соседа, начал сапожничать, в основном шить "балетки" -- кожаные тапочки либо на прорезиновой, либо на "лосевой" (типа кожи) подошве. Мама продавала эти тапочки, и это была серьёзная подкормка.
   Помню весной 1947 года мама принесла с базара полбуханки хлеба, два пучка редиски и грамм двести тюльки и сказала: "Хлеб давайте съедим весь". И когда мы закончили трапезу, мне показалось, что раньше я ничего более вкусного и в таком достатке не ел.
   Мать наскребла несколько картофелин, вырезала из них "глазки" (ростки) и мы посадили пол-огорода картошки (глазками). Остатки картофелин сварили и съели. Стали ждать урожая черешни, редиски, а уж затем и картофеля.
   После того мы пережили голодную зиму и весну 1947 года (с 1946 на 1947 гг.). Отец уже сидел в тюрьме, а брат Андрей учился в техникуме. На семейном совете было решено отправить меня на подкормку в Западную Украину, там с продуктами тогда было легче, в местечко (районный центр) Степань Ровенской области, где мой дядя Трофим Ильич Бурхан работал вторым секретарём райкома. После войны он, как начальник политотдела дивизии, подполковник, был направлен туда "устанавливать и укреплять Советскую власть", становление которой в этих районах началось в конце 39--40 гг., но до начала войны она так и не укоренилась (были лишь первые всходы).
   После войны, благодаря "серьёзной" работе и немцев и националистов, эти редкие всходы были вытоптаны "кованым сапогом" практически полностью. Поэтому туда направляли и военных, и учителей, и врачей с восточных регионов Украины, которые неплохо знали украинский язык.
   Тётя Галя (сестра матери), жена Трофима Ильича, согласилась меня приютить и немного откормить, тем более, что она знала, что я учусь хорошо и, при необходимости, мог бы помочь Мане, её дочери (моей двоюродной сестре) в учёбе. Я тогда перешёл в шестой класс, а она -- в третий. Моя поездка в "Западную" для нашей семьи была нужна как воздух потому, что дома оставалась моя хлебная карточка и Андрей с мамой, которые "светились" после голодной зимы, могли немного подкормиться. Ну а в той семье, судя по рассказам Шурика (мой старший двоюродный брат -- сын Трофима Ильича), который проездом из военного училища домой (в м. Степань) остановился у нас, было намного легче с продуктами.
   После того, как согласие тёти Гали было получено, меня особенно не спрашивали, да мы, "дети войны", были понятливые, "если надо, значит надо". Мы с Шуриком (это был июль месяц) киевским поездом отбыли на новое место жительства.
   Запомнился киевский вокзал, вернее, клопы на скамейках вокзала, где я пытался заснуть. После нападения, как мне показалось, полчищ этих гадов я выбежал из здания, разделся, вытрусил одежду, помылся холодной водой и уже до утра (до отхода поезда) гулял возле вокзала.
   От Киева ехали мы в "теплушках" и утром приехали до ст. Малынск. Здесь я впервые ощутил, что война ещё не закончилась.
   Шурик и я прогуливались возле станции и метров за 50 от платформы, в лесу, я заметил деревянный туалет и решительным шагом направился туда. Но тут меня остановил окрик "Толя, стой! Назад!" Я остановился и сказал, что мне надо "по делу". -- "Вернись! На вокзале есть туалет" Я, недоумевая, всё же вернулся, поскольку окрики были сделаны тоном, не допускающим возражений. Шурик сказал: "Толя, даже здесь могут быть бандеровцы". На вокзале действительно был туалет.
   Через пару часов к вокзалу подъехала военная машина, в кузове (на лавках) сидели четверо автоматчиков, в кабине находился ещё один, сержант, (я уже тогда разбирался в воинских званиях). В машину после разговора с сержантом сели ещё пять человек крестьян, я с Шуриком и вот так, под охраной, мы по лесной дороге (~ 15 км) доехали до Степани. Здесь я тоже впервые в жизни (не на картинке) увидел человека в лаптях ("постолах").
   После того, как мы приехали, Шурик провёл меня по селу, показывая куда и когда можно ходить, а куда нельзя. Здесь были райком, школа, библиотека, магазин и три церкви.
   В районе (селе) находился небольшой военный гарнизон около 80 человек (около роты), транспорт (3 машины) и соответствующее вооружение. Ночью "квадрат" райкома, милиции и около 20 домов, где жили райкомовцы, и т.п., патрулировался солдатами.
   Я познакомился с одним парнем -- Юрой Письменным -- сыном начальника НКВД и, как оказалось, моим одноклассником. Он до начала занятий посвятил меня во все тонкости местной жизни.
   Поскольку тётя Галя представила меня всем как отличника, я каждый день августа занимался, чтобы оправдать выданный мне аванс. Так как и до того я учился в школе с украинским языком обучения, то здесь я легко влился в коллектив. Кроме того, я старательно учился и легко откликался на первую просьбу дать списать задачи или другие предметы, то это укрепляло мой авторитет в классе.
   Вспоминаю, как ещё в г. Днепродзержинске в школе N 19 наш учитель географии Кузьма Степанович приучал нас отвечать, стоя спиной к доске, к карте, показывать указкой "реки, горы и долины", не поворачиваясь к карте. Ты становишься посредине карты (середина спины -- хребет по оси карты), и после тренировки с партнёром или дома, используя сбоку большое зеркало, учишься "спиной чувствовать" где и что у тебя за спиной на карте. Безусловно, для того чтобы так действовать нужно хорошо знать карту -- видеть её с закрытыми глазами. И ещё замечание -- указку никогда не прикладывать к карте (велика вероятность ошибки), а держать её на некотором расстоянии от карты, указывая больше направление расположения, чем конкретную точку или линию.
   Так вот, когда меня вызвали отвечать, я посмотрев на карту, стал к ней спиной и, рассказывая урок, уверенно показывал где что расположено. Я находился на некотором расстоянии от карты и учительнице было видно, что я "указую" правильно.
   Когда прозвучал звонок, учительница говорит: "Огурцов, залишся в класi". Я остался, а она спрашивает: "Як ти це робиш?"-- "Що?" -- "Ну, спиною до карти?" Я рассказал. Она попыталась это сделать, но неудачно, а к концу года она тоже уверенно действовала на своих занятиях.
   С учёбой было всё нормально. Сначала, памятуя наставления мамы, я старался есть поменьше, дабы не показывать свою изголодалость (думаю, что это мне плохо удавалось). За пару месяцев меня немного откормили и, главное, случай помог мне почувствовать себя человеком, который не напрасно ест хлеб. Было это так. Я гулял после школы возле двора, а мимо проходила пожилая огорченная женщина, в руках у неё были какие-то бумаги и она вслух говорила: "Якби хто знав як його написать, то може б i допомогло". А я считал себя достаточно грамотным, тем более, что дома мама была председателем уличного комитета и я часто помогал людям заполнять различные формы, писать заявления и т.п. И я обратился к ней, предложив помощь. Она посмотрела на меня и говорит: "Ну подивись". Я посмотрел на её бумаги и понял что надо, сел во дворе и написал обоснованное заявление. И сказал: "А тепер йдiть знову i надайте цю заяву. Скажiть, що писав фахiвець".
   Вечером, но ещё было светло, пришла эта женщина с корзиной за спиною, где находился гусак. Вышла тётя Галя на стук и на вопрос: "А де ваш бiлявий малий?"-- окликнула меня. -- "Толя, йди сюди". Женщина стала меня благодарить, мол, ей помогло моё заявление и, протягивая гусака, сказала, что это за работу. Я стал отказываться, но тётя сказала строго: "Бери, Толя, це теж робота". И когда женщина обрадовалась тому, что у неё взяли гусака, я понял, что я могу делать полезную работу. Авторитет мой в селе возрос. Не скажу, что ко мне стояла очередь, но многим я помогал и они благодарили меня подобным образом.
   Однажды, ближе к зиме, я увидел зарево от горящей хаты и услышал автоматную стрельбу. На следующий день мы хоронили двух солдат и семью местного жителя, который согласился содействовать в организации колхоза. За райкомом под скирдой соломы положили трупы четырёх убитых бандеровцев. Все они были одеты в немецкую форму, у одного из них была неизвестная мне награда. Вечером, как говорили сельчане, родственники забрали трупы, чтобы похоронить (по-видимому, было на это согласие властей).
   Перед одной из церквей на центральной площади было кладбище, где хоронили военных, работников партийных и советских органов. Помню, на кладбище тогда было до пятидесяти могил. Всех остальных хоронили на кладбище за селом.
   Ближе к весне и весной началась активная кампания по коллективизации. И первыми жертвами были первые колхозники. То, что под покровом ночи, тихо, с ними делали бандеровцы, не хочется и описывать (рубили на куски и взрослых, и детей). Как говорили потом мои одноклассники -- "з кожним те буде, хто вступить до колгоспу".
   Уже тогда я пытался понять почему так зверствуют националисты против своих же односельчан, которые имели другое мнение. Я читал всё, что было под рукой, кое-что мне давал прочесть дядя Трофим. Уже тогда я слышал слова "не залякувати, а знищувати!" или "не бiйтесь, що нас проклянуть нащадки за жорстокiсть, хай iз сорока мiльйонiв нас залишиться двадцять, але то буде наша держава", или "наша влада повинна бути страшною".
   Под впечатлением увиденного и прочитанного у меня сформировалось твёрдое убеждение, которое не изменилось до сих пор. И когда Украина обрела "незалежнiсть" после развала Союза стараниями наших "поводырей", националисты (бандеровцы, вояки УПА) стали поднимать голову. Под впечатлением одной из статей львовской газеты (кажется, "Замок") я сел и написал своё видение этого явления, которое привожу в неизменном виде (статья долго, более десяти лет, лежала в столе).
  
  

Что и почему отстаивали бандеровцы

  
   Национализм... самое тяжёлое из несчастий человеческого рода. Как и всякое зло, оно скрывается, живёт во тьме и только делает вид, что порождено любовью к своей стране. А порождено оно на самом деле злобой, ненавистью к другим народам и той части собственного народа, которая не разделяет националистических взглядов
   Акад. Д.С.Лихачёв
  
   После того, как в 1939--1940 гг. к СССР (УССР) были присоединены ряд областей прикарпатской и закарпатской Украины (была введена Красная Армия и установлена советская власть) почти всеобщая эйфория от воссоединения всех украинских земель в единую державу (УССР) -- давнишней мечты всех украинцев, -- многие жители этих западных областей, особенно состоятельная её часть ("кулаки" и "середняки") увидели, что не всё, или точнее, многое устроено здесь не так, как они ожидали.
   Суровые законы диктатуры пролетариата, необходимость "делиться" с бедняками тем, что потом и кровью сколачивалось десятками лет, отказывая себе во многом. Жёсткие, а порой и жестокие методы по наведению нового порядка -- "укреплению советской власти" -- вызвали некоторое охлаждение (отрезвление) значительной части населения (исключая бедноту) и скрытую враждебность людей, которым было что терять, вернее, у них многое отобрали.
   Так продолжалось недолго, около 1 года, и вдруг началась Великая Отечественная война (1941--1945 г.г.). Ввиду своего географического положения (близость границы) эти области, включая и г. Львов, были захвачены немцами буквально за несколько дней
   Быстрое отступление Красной Армии, а попросту говоря бегство её и органов Советской власти на местах, включая и военные комиссариаты, не позволило даже нормально провести мобилизацию всего военнообязанного мужского населения.
   Но это с одной стороны, а с другой стороны -- агитация нарождающегося национализма. Но и это было не главное. Главное -- чувство самосохранения и нежелание идти на фронт защищать советскую власть, где, как выяснилось потом, нормальным было погибнуть, а исключением было выжить, - заставило значительную (если не основную) часть мужского населения укрыться в лесах (благо было где), а попросту говоря дезертировать.
   Правильность этого утверждения не трудно проверить, если сравнить количество лиц призывного возраста в этих областях (1941 год) и количество лиц, которые воевали в Красной Армии с 1941 года. Это в несколько раз меньше, чем из остальных областей Украины. Можно проверить в архивах военкоматов или в центральных архивах Советской Армии. Я это видел, проживая в 1947--1948 гг. в местечке Степань Ровенской области, где удельное количество взрослых мужчин было значительно больше, чем у нас в центральной и, безусловно, в других областях Украины. Это же следовало из бесед с мужчинами-бедняками, которые рассказывали мне как они дезертировали (например, помню рассказ нашего соседа Ивана Рокуля). Он не стеснялся меня, четырнадцатилетнего пацана, и рассказывал это подробно и захватывающе.
   Немцы заняли эту часть Украины и, когда пришли передовые части, увидели много мужчин, способных воевать. Это дезертиры Красной Армии вернулись из леса. Безусловно, они решили их использовать. Тех, кто люто ненавидел советскую власть (кулаки и матёрые националисты) направили служить в отборные части СС и дивизию СС "Галичина" и батальоны "Нахтигаль" и "Роланд" -- для пополнения. Часть менее матёрых пошла служить в полицию, которая активно взялась искоренять зёрна советской власти в этих областях, чтобы они и в дальнейшем не могли прорасти. А значительная часть дезертиров, не мудрствуя лукаво, "знову гайнули до лiсу".
   Понятно, что немцам и даже полицаям это не очень понравилось. Как это так? Есть рабочая сила и она не работает на "великую Германию". Их пытались вернуть назад, но это было не просто сделать.
   Вначале, да и потом, они просто прятались, хорошо зная свои леса, но затем у них начинает появляться оружие, чтобы, если будет необходимо, защищать "свою шкуру". Это и были поодинокие "боевые действия против немцев", благодаря которым многие "лесовики" хотят получить статус участника Великой Отечественной войны ("Другої Свiтової").
   Шло время, этих людей становилось всё больше и немцы решили их использовать. Сначала для борьбы с партизанами, а затем, когда дезертирам было деваться некуда, и для борьбы с Красной Армией и советской властью. В среду этих лесовиков были заброшены вышколенные в Германии "птенцы" Шухевича ("Чупринки"), Степана Бандеры, Мельника и других "батькiв атаманiв".
   Под флаг, кстати, наш нынешний государственный, был поднят национализм и идея "єдиної та незалежної" Украины, поскольку просто так, без идеи, объединить людей, спасающих свою шкуру, дезертиров, было трудно.
   Так создаются военные формирования в лесу (бандеровцы, мельниковцы, позже УПА и т.п.). Немцы были спокойны: их ставленники возглавляют "лесное воинство". Мало того, немцы поставляют им обмундирование и оружие. Они уже понимают, что "блиц-криг" не удался и нужно будет скоро убираться с нашей земли. Но можно будет хорошенько "насолить" Советам, оставив в лесах значительное количество банд--формирований. Немцы прекрасно понимают, что эти дезертиры просто так не пойдут сдаваться в плен Красной Армии, они затаятся, а затем вынуждены будут действовать через своих людей и по их указке.
   Необходимо отметить, что многие действительно поверили в то, что они борются за "самостiйну Україну", а почему бы и не поверить, если очень хочется, а заодно и оправдать свои действия. Но если даже представить невозможное, хотя все они реально оценивали свои силы, силы СССР и силы Германии, и была бы создана такая республика Украина, -- она не могла бы быть другой, как профашистской. "Поводирi" понимали, но даже наедине боялись в этом себе признаться, что они для своего народа готовят фашизм.
   И чем ближе подходила Красная Армия, тем больше сплачивались ряды создаваемой УПА, немцы требовали этого и борьбы с партизанами, которые в тот период активизировались.
   Конечно, попытка даже такой "вiдбiрної" и матёрой дивизии как СС "Галичина", имеющей опыт карательных операций над мирными жителями не только украинцами и поляками, противостоять частям Красной Армии окончилась их полным разгромом.
   Остальные "вояки" либо бежали за кордон, либо затаились и начали творить свои кровавые дела над мирным населением уже после Великой Победы в составе УПА. Безусловно, вести боевые действия против регулярных войск Красной Армии "лесовики" не могли, а действовали скрытно под покровом ночи, часто переодеваясь в форму солдат Красной Армии.
   Можно было бы ещё много рассказывать об их "геройских" делах, но я думаю, что это лучше меня сделают жители этих областей и архивные материалы.
   Понятно, что теперь все, оставшиеся в живых бандеровцы и другие, отбывшие теперь наказание в лагерях или попавшие под амнистию, тоже хотят быть причастными к Великой Победе ("розбудовi пiдвалин незалежної України"). Казалось бы и возраст позволяет (могли бы и быть) и флаг, который висит над Верховною Радою Украины тот же, нужно только убрать из архивов "свои дела" и навязать обществу ту националистическую идеологию, за которую они якобы и боролись. И тогда они уже не дезертиры и преступники, получившие помилование, а герои. Что они успешно сейчас и делают, активно используя помощь "братьев лесных" из диаспоры и наше непротивление злу и насилию.
   Люди, они не спят, они упорно лезут в герои -- будьте бдительны!
   А то, что идеи "незалежностi та боротьби з Московiєю" навеяны "лесовикам" фашистами, докажу высказываниями Альфреда Розенберга. То, что сделал со страной (Союзом) "лучший немец года" М.С.Горбачёв, вполне совпадает с тем, за что боролись бандеровцы, и тем, что планировал другой немец, фашист Альфред Розенберг (речь 20 июня 1941 года). Вот некоторые выдержки из его высказываний. "Задачи нашей политики... продолжают идти в том направлении, чтобы ... органически выкроить из огромной территории Советского Союза государственные образования и восстановить их против Москвы". Это одно из замечаний по генеральному плану "Ост" рейхсфюрера войск СС.
   "Чтобы разгромить русских как народ (читай, советский народ), нужно, прежде всего, предусмотреть разделение территории, населяемой русскими на различные политические районы с собственными органами управления, чтобы обеспечить в каждом из них собственное национальное (читай, националистическое) развитие".
   То, что не смогли сделать фашисты и бандеровцы, успешно реализовали их замыслы коммутанты Горбачёв М.С., Яковлев А.Н., Шеварнадзе Э.А.. Только за что такая ненависть к своему народу и партии, которые подняли их на вершину власти? Понять трудно, а вразумительно ответить -- невозможно.
  
  

Новая волна героизации ОУН-УПА

на Украине (2005 год)

  
   Iсторiя -- це ряд вигаданих Чем дальше от войны-- тем
   подiй з приводу тих, що больше подробностей!
   насправдi здiйснювалися
   Ш. Монтеск'є
  
   "Незаангажованi вченi" уточнюють (переписують в угоду замовникам) iсторiю окремих епiзодiв вiйни.
   В последнее время, особенно после выборов, с приходом Президента В.А. Ющенко, активизировались партии, блоки и просто группы людей, которые в основу своей программы положили "нацiональне вiдродження". Причём они (большинство -- Запад), уверенно направляемые и подкармливаемые умелой рукой диаспоры и теми, кому это выгодно, очень быстро скатились на националистические позиции.
   И вновь покатилась волна героизации ОУН--УПА, но теперь уже к этому подключены не просто "спогади воякiв УПА" с экрана телевизора, но и такая государственная институция как Национальная Академия Наук и Министерство "освiти i науки". Уже переписаны учебники истории для пятого класса, где Коновалец, С. Бандера и Р. Шухевич вырисованы как национальные герои. Да, безусловно, на чистом листе детской памяти легко разгуляться нынешним "поводирям нацiї", но пока живы мы, "дети войны", которые своими глазами видели "геройства" этих "героев", мы не устанем повторять: "Люди, будьте бдительны!" Когда не просто фашистов, а их прислужников возводят на пьедестал. Поэтому многие из моих ровесников в беседах с молодёжью рассказывают, что так называемые "учёные" на самом деле, как и их "герои", тоже являются прислужниками националистов.
   С ними всё труднее и труднее становится бороться, когда власть (а она, к сожалению, у нас сейчас такая) и средства массовой информации (подавляющее их большинство, и они теперь--могучее оружие) получили доступ к архивам. А из последних (архивов) можно, если сильно хочется, за деньги, а иногда и за большие деньги, кое-что "смыкнуть".
   Честно говоря, я об этом лет десять назад уже высказал своё мнение и думал, что писать больше не буду. Но недавно, в декабре 2005 года, мне в руки попало письмо Министерства "освiти i науки" за подписью зам. министра М.Ф.Степка, где всем государственным вузам настоятельно рекомендуется "викласти i вивчити" "фаховий висновок робочої групи iсторикiв при урядовiй комiсiї з вивчення дiяльностi ОУН--УПА". И на это позволяется министерством взять часы учебного процесса -- часы, отведен-ные на подготовку специалиста. Меня возмутило не так последнее, мы и ранее изучали и доклады Н.С. Хрущёва, и Л.И.Брежнева, и решения съездов, а содержание этого "фахового висновку iсторикiв" (Київ: Наукова думка, 2005), поэтому я решил ещё раз высказаться по этому поводу.
   Вновь я перечитал доступную мне литературу, а мне доступно сейчас многое, если не всё: от Донцова до "фахового висновку" (2005 год).
   Хотелось бы привести несколько фактов и цитат о том, что и как готовили немецкие фашисты для "неньки України". Поскольку мы хотим показать, что "интегральный национализм"--это тот же наш местный украинский фашизм, и формировался он, в основном, в эмигрантской среде на территориях таких стран, как Германия, Италия, Венгрия, Австрия, Литва, Испания, Польша, то, безусловно, идеологии правящих партий и режимов этих стран, которые не просто оказали влияние на создание новой идеологии украинского национализма, но и сформировали его.
   Я думаю, что уже в 1925--1935 гг. (время, когда формировался и крепнул в этих странах фашизм), видя, что у них в руках оказалось много петлюровцев и просто так называемых ими же "патрiотiв України", которые и делать-то ничего не умели, а хотели жить хорошо, и ради этого были согласны на любую работу. И рядом с ними оказались и "так званi поводирi нацiї" (їх колишнi командири), которые и по внутренним убеждениям были близки к обиженным итогами первой мировой войны -- немцам-фашистам. Они спали и видели реванш. И ради этого они, да ещё и за хорошие деньги, готовы были продать душу дьяволу и даже красиво аргументировать это.
   Из этого материала (этих людей) особенно активно, когда фашизм в Германии пришёл к власти, немцы стали готовить "пятую колонну", которую они планировали использовать в период войны будь-то с Польшей или Советским Союзом. Учитывая наш менталитет (что Мазепа, что Петлюра) и, как этим "патриотам" казалось, общую цель -- разгромить "московский режим" и на "теренах соборної України" построить "омрiяну" вiльну державу. Другими словами, "использовать" немцев как разрушителей, а там, дома, "вони дадуть ладу" самi. Но немцы думали иначе.
   Руководство ОУН подготовило весьма показательный "расклад" участия в войне: "Главная роль в первой фазе борьбы с Москвой падёт на немецкую армию; пока немцы будут бить Москву, мы должны сделать раздел и перестройку мира". Не более, не менее! Как говорится "нашому б телятi та вовка з'їсти".
   С целью подготовки к будущей организационной борьбе за "незалежнiсть України" Євгену Коновальцю, который уже к тому времени (28.01.--3.02.1929 г. на первом конгрессе украинских националистов в Вене) был избран "головою проводу" ОУН (предводитель), было разрешено (читай поручено) сформировать вначале военный штаб, а затем укомплектовать школы по подготовке старшинских (сержантских) кадров для будущей войны. Такие школы действовали в Германии (це для боротьби з нiмцями?), Австрии, Польше, Чехословакии.
   Идеи украинского национализма, благодаря активной работе Е. Коновальца, находят отклик и у некоторой части молодёжи Западной Украины (тогда территория Польши), лишь изредка проникая в её центральную часть.
   И.В. Сталин, встревоженный таким ходом событий, даёт задание убрать Е. Коновальца, что и было вскоре (23.05.1938 г.) сделано в Роттердаме (Голландия). Он погиб, вскрывая присланный ему пакет.
   После смерти Коновальца "головою проводу ОУН" 11.10.1938 г. становится Андрей Мельник, который после раскола ОУН (1940 г.) возглавил одно из крыльев ОУН-М. Вся работа по подготовке кадров для военных формирований из украинцев в эмиграции легла теперь на него.
   Практически в это же время (1934--1939 гг.) набирает "авторитет" другой националист -- террорист Бандера (совершил или организовал несколько покушений и убийств). После освобождения из тюрьмы (в 1939 г.), где он пребывал за убийство польского министра Перацкого (пожизненное заключение), Бандера разрабатывает план "розбудови" сети ОУН "на теренах всiєї України". А затем 10.02.1940 г. в Кракове он создаёт "революцiйний провiд ОУН" i сам стає на чолi нього. С. Бандера у той час був в опозицiї до А. Мельника вiдносно методiв i тактики боротьби.
   При активном участии С. Бандеры ещё до войны были созданы три походные группы ОУН (общая численность -- 6 тыс. человек). Сюда же следует включить также войсковые соединения "Нахтигаль" и "Роланд" (i це для боротьби з нiмцями?)
   Параллельно с С. Бандерою (в предвоенное время) работает над созданием военных формирований из украинцев и Р. Шухевич (военный эмигрант, создатель и командир "Нахтигаля", потом "Роланда", а позже, с 1943 года, -- командир УПА). Это ему сейчас ставят памятники на Западной Украине. За что? Это за призыв "Хай iз 40 мiльйонiв українського населення залишиться половина -- нiчого страшного в цьому немає!"
   Но он не только призывал, но и, командуя "повстанцами" УПА, делал всё, чтобы реализовать свой призыв. Так что же, "любi друзi", увековечим в бронзе и граните этого осатанелого маньяка, который готов был уложить в могилу половину не согласного с ним (его идеологией) населения "неньки України"?
   Подумайте, дорогие читатели, как на территории, оккупированной Германией, вдруг без её согласия кто-то создаёт военные формирования и как-то вооружает их, одевает в военную форму и т.п.? Возможно ли это? А ответ простой -- только по заданию фашистского руководства и на их средства создаются военные формирования из украинских эмигрантов. Нужно ли вам пояснять против кого они будут воевать? Нет! Тогда пойдём дальше.
   Мы рассмотрели, что планировали и делали "за кордоном" "справжнi українцi-нацiоналiсти".
   А теперь поговорим, о чём думали фашисты до и в начале войны.
   Прежде всего, хотелось бы привести слова Адольфа Гитлера. Да, именно его летом 1942 года иерархи УГКЦ во главе с митрополитом Андреем Шептицким занесли "навечно в состав украинской национальной элиты под N 1 в качестве Главного атамана всей казачьей Украины". Навечно -- значит, и по сей день. Так вот: "Наша политика по отношению к народам, которые проживают ныне на широких просторах России (читай СССР), должна заключаться в том, чтобы поддерживать какие-либо формы вражды и раскола между ними". Но это были стратегические направления. Их конкретизировал (в августе 1942 года) генерал-губернатор Польши Г.Франк: "В интересах немецкой политики следует поддерживать напряженные отношения между поляками и украинцами. Эти четыре с половиной или пять миллионов украинцев, которые проживают здесь, очень нужны для противостояния полякам. Вот почему я всегда стремился поддерживать любым способом политическую нестабильность в отношениях между ними, чтобы не допустить их объединения с поляками".
   Ещё более чётко высказался по этому вопросу рейхскомиссар оккупированной Украины Э.Кох: "Мы хотим, чтобы поляк при встрече убивал украинца и наоборот, чтобы украинец убивал поляка. Если они по дороге застрелят еврея, то это будет то, что нам надо"!!!
   Что "поводирi" нации С. Бандера, А. Мельник или Р. Шухе-вич не знали этого? Что ждёт и украинцев, и поляков, не говоря уже о евреях?
   И уже с первых дней войны (июнь--июль 1941 г.) украинская вспомогательная полиция и пришедшая в обозе вермахта и уже "створена на теренах совєцької України" армия начала карательные операции под лозунгом "Ляхов, жидов, коммунистов уничтожай без милосердия!" И делалось это "по форме" с молчаливого согласия немцев (фашистов). Хотя на самом деле эти националисты, заряженные фашистской идеологией, рады были дорваться до этой кровавой работы.
   Дорогой читатель, почитай книгу В. Полiщука "Гiрка правда. Злочиннiсть ОУН--УПА".--Торонто--Варшава--Київ, 1995. -- С. 256--259.
   Особенно активно бросилась выполнять указания вождей рейха только что созданная "незалежна вiд нiмцiв" УПА. ОУНовцам не терпелось опробовать в "боях" созданную ими УПА. Это произошло только после того, как в результате контрнаступления Красной Армии под Сталинградом была разгромлена крупная группировка немцев. Теперь и националисты поняли, что "блицкриг" закончился, а дальше и немцев, и их союзников будут "давить" войска антигитлеровской коалиции. В связи с созданием последней украинские националисты поняли (да они об этом и раньше знали), "что они теперь в гитлеровской коалиции" и никакого места (строки) "проти всiх" в войне нет и быть не может. И люди, которые одновременно воюют против всех (и антигитлеровской, и гитлеровской коалиции)--это либо психически больные люди, либо "вони брешуть", а воюють "проти однiєї сили", або "ховаються вiд обох". Надежда "використати" немецкую победу для построения "незалежної соборної нацiоналiстичної (читай фашистської) України", "хоч i в окремо взятому лiсi" рухнула и теперь им нужно было срочно объединяться в "крупную стаю" -- УПА, чтобы подольше сохранить своё существование.
   В это время в ходу стали модными такие "перлы" националистов: "насправдi в цей час повстанський рух, хоч i набув яскравої антинiмецької спрямованостi, проте в активних формах не виявлявся". Это на нормальном человеческом языке нужно читать: "у схронах пошепки йшли окремi розмови про можливу боротьбу з нiмцями". Мотивом такого поведения "воякiв" (бандеровцев) был тезис "Коли на Сходi ще стоять мiльйоннi бiльшовицькi армiї, всяка наша збройна акцiя проти нiмцiв була б помiччю Сталiну". Эта "спрямованiсть" зафиксирована у "висновках" в таком виде: "Националисты в бой с немцами вступают только тогда, когда немцы нападают на них"!
   Здесь хочется отметить, что теперь "в висновках" "незаангажованi вченi" отделяют ОУН--УПА и от дивизии СС "Галичина", и от карательных батальонов "Нахтiгаль" и "Роланд", чтобы иметь основание признать очевидное --"так це були калаборацiонiсти", але УПА "не такi, це дiйсно повстанцi, якi i боролись з нiмцями".
   Согласившись на формирование эсэсовской дивизии, эмигрантская националистическая интеллигенция затем оправдывалась, что "мол эта дивизия послужит украинскому делу". Даже некоторые "агитаторы" утверждали, "что это не немецкое СС, а "сiчове стрiлецтво".
   Но, прижатые к стенке фактами, "вченi" вынуждены были признать в "висновках"--"ця дивiзiя була типовим колаборацiонiстським формуванням". "Безумовно, ця дивiзiя, як i батальйони "Нахтiгаль" i "Роланд", вкрай негативно вплинули на "українську справу".
   Об этом же говорит и бандеровский "Бюллетень": "Несчислимi шкоди може принести нам в подальшому ця так звана галицька дивiзiя на мiжнародному форумi. По наших батьках ми одержали у спадщину марку германофiлiв. I треба було покласти багато трудiв i жертв, зокрема протягом двох останнiх рокiв, щоб здобути для українства опiнiю суверенного полiтичного чинника. Це нам частково вдалося". Це теж "Висновки".
   Уже тогда хорошо вооружённые и организованные советские партизанские отряды были им не по зубам. Другое дело невооружённое мирное польское население. Тут "справжнi повстанцi" УПА показали себя. Уничтожение польского населения осуществлялось целенаправленно ("очищувальна акцiя") и скоординированно.
   И когда всё ещё живые "вояки УПА" пытаются доказать, что "то була вiдплатна акцiя", но уничтожать и сжигать целые сёла, детей, женщин, стариков и не просто уничтожать, а при этом устрашая и своих--"наша влада повинна бути страшною" и кое-где оставшихся в живых (их были единицы) поляков. В тех польских сёлах, где проходили вояки УПА, "казалось: земля плачет кровью". Сейчас США запретили вспоминать об этом и Польше, и Украине.
   Украинские националисты ("вояки УПА") были в руках гитлеровцев орудием осуществления их безнадёжных попыток подорвать дружбу народов СССР, а она таки была, посеять межнациональную рознь, спровоцировать братоубийственную войну. Они (УПА) были палачами и поляков и несогласных с ними украинцев.
   А то, что УПА было этим оружием, не приходится сомневаться, читая секретные указания и донесения и Клима Савура (Дмитрия Клячковского), и Юрия Стельмащука Роману Шухевичу (Рубану). И хотя лозунг, в котором "вояки УПА" выступают "как против Москвы, так и против Берлина", мы, "дети войны", которые жили на этих территориях, знаем, что если он и был, то где-то в глубине сейфов, от которых кто-то потерял ключи. Как говорят у нас на Украине, "це -- окозамилювання i не бiльше".
   Но пока шла война и на фронте с каждой стороны противостояло почти по пять миллионов человек, а в лесах гуляли около 50 тыс.человек (УПА) -- они чувствовали себя вольготно,--их лишь изредка трепали партизаны. Но и они тоже, хорошо зная свои леса, нападали на отдельные партизанские соединения совместно с немецкими частями, как например, в районе с.Яремча (Ивано-Франковская обл.), "хорошо потрепали" соединение С.А.Ковпака (здесь погиб, прикрывая отход партизан, его комиссар Руднев).
   Теперь, когда поляки на украинской территории были уничтожены, а немцы и без того к воякам УПА благосклонно настроены ("своё дитя"), передали им большое количество мобильного вооружения: миномётов, пулемётов, гранат, патронов; "вояки" приготовились "зустрiчати Червону Армiю".
   По имеющимся материалам фашистское командование передало главарям УПА более 700 миномётов, более 10 тысяч станковых и ручных пулемётов, более 100 тысяч ручных гранат, 30 тысяч мин и снарядов, более 12 млн патронов. Кроме оружия в распоряжение главного штаба УПА было предоставлено 300 полевых радиостанций, около 100 портативных типографий и другого снаряжения, выделены немецкие инструкторы и военные специалисты (це теж для боротьби з нiмцями?!).
   Как вы думаете, уважаемые читатели, если бы УПА активно боролась с фашистами, стали бы практичные немцы кому-то "за просто так" отдавать оружие и обмундирование для борьбы против себя? Конечно, нет. И мы в этом уверены. Всё это было уже оплачено пролитой кровью и поляков, и коммунистов, и им сочувствующих украинцев. Но и те, и другие понимали (по крайней мере вояки УПА), что этот аванс (вооружение) и его придётся "отрабатывать". Немцы, уходя, оставляли на родной для УПА территории, но в тылу своего врага -- наступающей Красной Армии -- "пятую колонну".
   Карательно-полицейское вооружённое формирование, получившее из "уст националистов" название Украинской повстанческой армии (УПА), было создано по плану и при содействии германских спецслужб по фашистскому образцу.
   По архивным данным около 16 % боевиков УПА служили ранее в германской армии, украинской и немецкой полиции и жандармерии, это и дезертиры, СС "Галичина" и других подразделений вермахта. Они, а также бывшие офицеры вермахта и агенты германских спецслужб, составили костяк УПА и принесли в её структуры "дух (идеологию) фашизма". Это и Шухевич, и Клячкивский (командиры УПА), и Маевский (начальник штаба УПА), Лебедь (начальник спецорганов, один из организаторов УПА и расправы над польским населением).
   Основным методом формирования (вербовка в УПА) была насильственная мобилизация украинского населения. Это было и в начале и потом. Приходили ночью в дом: "О, Микола вже пiдрiс. Пiде з нами". И на причитания родителей : "Та вiн же ще малий (тiльки 16 рокiв)" был ответ: "Микола, або йдеш, або матiр вб'ємо". И там, где кто-то хоть чуть-чуть "тянул время", убивали родителей. И уже в следующей хате, как говорят теперь мои студенты, "базара не было". И так было до 1955--1959 гг..
   Документы также говорят о том, что после изгнания Красной Армией фашистов с Украины остатки УПА развернули бандитскую борьбу против органов Советской власти и не сотрудничающих с ними местных жителей. Главным методом борьбы ОУН--УПА был террор.
   Командир УПА Шухевич поставил перед своими бандформированиями задачу: "Добиться того, чтобы ни одно село не признало Советскую власть. ОУН должна действовать так, чтобы все, кто признал Советскую власть, были уничтожены! Не пугать, а физически уничтожать! Не нужно бояться, что люди проклянут нас за жестокость. Пусть из 40 миллионов украинцев останется меньше половины -- ничего страшного в этом нет".
   И этот приказ (задача) активно выполнялся УПА. И этому маньяку многое удалось сделать в плане "фiзично знищувати", а теперь, ныне ещё живые "бандеровцы" пытаются сделать из него национального героя. Да, он действительно был награждён двумя (!) железными крестами за "заслуги" перед вермахтом (как его офицер) и параллельно (по совместительству) как "поводирь української нацiї" за карательные операции против польского мирного населения и борьбу с Советской властью на Западной Украине, а также с её представителями (будь-то "схiдняки" чи кореннi "западенцi") в медицине, образовании и других сферах человеческой деятельности. Так за это ему памятники? Можно, но только как кровожадному служаке фашизма.
   Хорошо характеризует его "геройство" конец его "боротьби за незалежну й соборну Україну", когда его нашли не с отрядом в лесу, а в "схронi" пiд селянською хатою! Он, безусловно, понимал бесполезность борьбы "в окремому лiсi чи селi" за "всю державу". Поэтому можно предположить, что он "начал косить под больного" и "переховуватися в бiльш-менш комфортних умовах -- з жiнкою пiд боком". А когда за ним пришли -- он понимал, что это конец, отстреливался и был убит.
   Хотелось бы ещё отметить, что когда батальон "Нахтигаль" под командованием Р.Шухевича, одетого в форму офицера вермахта (и ним он был по сути), в 1941 году вступил во Львов, и когда 30 июня 1941 г. (сделав только "три шага" по Украине) "было восстановлено Украинское государство" и по этому случаю отмечалось, что "обновлённое Украинское государство будет тесно сотрудничать с национал-социалистской великой Германией, что под руководством Адольфа Гитлера создаёт новый строй в Европе и мире...", а "Украинская армия (читай УПА) будет бороться дальше совместно с союзной немецкой армией", намерения ОУН были очерчены чётко и недвусмысленно.
   ЧтС, он, Шухевич, прожив в Германии почти с 1925 года, не знал, что будет с Украиной и какой она будет? Знал, но врал и людям, и себе -- "соборна", "незалежна" и т.п. Но как офицер вермахта он и не мог быть другим!
   Если, зная всё это, вы, "пани нацiоналiсти", делаете из него героя, я хотел бы словами учёного гуманиста Д.С.Лихачёва сказать: "Национализм -- самое тяжёлое из несчастий человеческого рода. Как всякое зло, оно скрывается, живёт во тьме и только делает вид, что порождено любовью к своей стране. А порождено оно на самом деле злобой, ненавистью к другим народам и той части собственного народа, которая не разделяет националистических взглядов".
   Уважаемый читатель, для человека, способного мыслить, совершенно ясно, что УПА--это подразделение вермахта, замаскированное под украинство:
   а) дитя, которое создано по плану немецких спецслужб и было их филиалом до последнего своего часа;
   б) руководили им офицеры вермахта (за зарплату), а поэтому воевать против фашистской Германии они не могли (и не воевали) в принципе.
   Поэтому никакой реабилитации "воякам ОУН--УПА"! Они отбыли своё наказание по законам той страны, в которой они жили -- УССР, сейчас их никто не трогает, и пусть тихо сидят. Не сыпьте соль на раны красноармейцам и их детям.
   Подобно тому как у нас на Украине "отмывают" УПА, в России появилось нечто подобное, -- отмывают Власова и ему подобных. Как ответ этим "толкователям истории войны", хотелось бы привести пронзительные строки стихотворения поэтессы-фронтовички Юлии Друниной "Нет Поклонной горы"
  
  
   "Нет Поклонной горы, её срыли.
   Ночами
   в котловане,
   Где бульдозеры спят,
   Собираются мёртвые
   однополчане --
   Миллионы убитых солдат.
   Миллионы на марше,
   за ротою рота,
   Голоса в шуме ветра слышны:
   Почему- отчего
   так безжалостен кто-то
   К ветеранам
   великой войны?
   Дайте, люди,
   погибшим за Родину слово,
   Чутко вслушайтесь
   в гневную речь.
   Почему, отчего
   убивают нас снова?
   Беспощаден бездарности меч...
   Громче бейте в набат,
   наши дети и внуки.
   Заступитесь, родные, за нас!
   Оттолкните от мрамора
   жадные руки!
   Иль ушло благородство
   в запас?
   Собираются мёртвые
   однополчане
   В котлован,
   где бульдозеры спят.
   Нет Поклонной горы,
   но взывают ночами
   К нам мильоны
   убитых солдат"
  
  
   Всем сердцем воспринимая их, призываю наших детей и внуков: "Вдумайтесь в эти строки и будьте достойны своих отцов и дедов!"
   Это обращение к нам!
  -- Защитите погибших за Родину!
  -- Не забудьте военным преступникам (типа УПА, власовцам и т.п.) их деяний!
  -- Защищайте правду о войне, не дайте её переделать!
  
  

Возвращение и техникум. "Петровка"

  
   После окончания учебного года я вернулся в Днепродзержинск. Мой и без того нормальный украинский теперь изобиловал польскими словами, и как только я пришёл в школу кто-то из одноклассников, который меня не знал (а у нас свели два шестых класса в один седьмой), бросил: "бандеровец". Он имел ввиду "житель Западной Украины", тогда в среде школьников это случалось. Но я-то знал кто такой бандеровец. И я, не дожидаясь, когда мы зайдём в школу, начал драться во дворе. Помню, растягивали нас человек десять. Ему серьёзно досталось. И когда я рассказал в классе что я видел и кто такие бандеровцы, он извинился, а я принял извинения; меня избрали старостой класса.
   Учился я как всегда нормально, но после нескольких бесед с братом решил, что после седьмого класса буду поступать в техникум.
   Когда мы поступали в металлургический техникум (1949 год), конкурс был 7 человек на одно место. Основные причины такого положения -- у города был один техникум, в этом техникуме была относительно высокая стипендия (по сравнению с другими), все мы надеялись получать высокую зарплату как сталевары, да и куда ещё можно было идти "крепким" ребятам, каковыми мы себя считали, в городе металлургов?
   Выдержав такой серьёзный конкурс, -- мы в техникуме.
   Запомнились преподаватели:
   Гаудешис Станислава Станиславовна -- физика
   Колесник Илларион Макарович -- химия
   Коломенский Григорий Фёдорович -- математика
   Кунда Полина Моисеевна -- физхимия
   Руденко Екатерина Терентьевна -- химтехконтроль
   Лазаренко Сергей Иванович -- курсы металлургии стали
   Паржецкий Валентин Валерьянович -- военная подготовка
   Худенко Григорий Антонович -- физвоспитание, но и отличный художник
   Гаврилов Сергей Ильич -- черчение
   Мне особо запомнился Гаврилов -- его лекции и практические занятия; то, что он нам дал за два месяца (он внезапно умер), помогло мне легко освоить начертательную геометрию и техническое черчение в вузе.
   Тот материал, который он давал, большая часть студентов осваивала довольно легко, кроме ребят с сельской местности. Но если на первом курсе им было очень трудно, то как люди, приученные к труду, пусть и крестьянскому, они, постоянно работая, быстро догоняли городских, а уже на 3--4 курсах часто были отличниками!
   Большинство городских ребят, особенно после первой практики, стали понимать, что наша физическая подготовка желает быть намного лучше. Поэтому многие стали заниматься спортом. Я же, чувствуя, что довольно быстро прогрессирую, стал фанатом спорта и даже втайне стал готовить себя к спортивной карьере -- спортсмена, а затем тренера. Видно поэтому к учёбе относился достаточно легко, хотя и хорошо учился. Последние курсы (3--4-й), как отличник, получал повышенную стипендию.
   Но попал я в спортивную секцию легкой атлетики можно сказать случайно. Я уже пару лет регулярно делал утреннюю зарядку и упражнялся с гантелями, которые мне подарил брат, и "неплохо выглядел" среди ребят нашей группы.
   Но когда нужно было защищать спортивную честь группы и наш физорг Володя Колесников собирал команду и приглашал меня, в конкретных видах спорта (футбол, волейбол, не говоря уже о гимнастике) я чувствовал себя "неуютно", хотя уже упражнялся во дворе техникума с двухпудовой гирей, чего большинство ребят сделать не могли.
   И вот однажды меня пригласил в секцию Колесников и не у нас в техникуме, а во Дворец культуры металлургов. Я только спросил: "А смогу ли я?" -- Он уверенно ответил: "Сможешь! Да и потом, там есть разные по уровню подготовки". Безусловно, среди "разных" я видеть себя не хотел, но ничего не сказал.
   Так я познакомился с Петром Петровичем Коршуном -- тренером и фанатом лёгкой атлетики.
   Вскоре я обрёл ещё одну "семью". Мы и перестраивали спортивный зал, и строили душевую с тёплой водой, и прокладывали скрытую под полом беговую дорожку, и яму для прыжков (тройной, в длину), и сетки для метателей. Всё свободное от занятий в техникуме время я проводил либо в спортзале, либо на стадионе.
   Здесь я познакомился со старшими ребятами, которые в большинстве своём учились в нашем техникуме на курс-два впереди меня. Это и Саша Чехун, Николай Полторак, Борис Несин, Владимир Филонов, Вадим Лысенко (школа N 16), братья Лыжники и девчата: Валентина Демская, Людмила Пентякова, Лида Завгородняя, Лена Шеметько и другие.
   Безусловно, по результатам они были существенно выше меня, но практически все относились как к равному (не смотрели свысока). Я был усерден в тренировках и уже через 7 месяцев тренировок выиграл первенство города в своей возрастной группе (16 лет) в прыжках в длину с места -- 2 м 58 см. Неплохо толкал ядро и удовлетворительно бежал 100 метров -- 13,0 сек. Правда, за 13,3 сек пробежала и В. Демская. Здесь я чувствовал себя ущербным. Особенно слабо прыгал в длину с разбега (4 м 50 см--4 м 70 см). Я настойчиво тренировался и уже начал выступать на соревнованиях (г. Кривой Рог), но, поскольку у меня ещё не было паспорта, я выступал "подставником" за Лёню Сахарова. Помню, пробежал 200 м за 25,8 секунд.
   Затем команда легкоатлетов техникума поехала в г. Москву, где на стадионе Метростроя мы выиграли второе место в Союзе среди техникумов. Я чувствовал себя причастным к этой победе, хотя в душе понимал, что вклад мой почти никакой.
   И вновь тренировки и на стадионе, и в зале. Вскоре я становлюсь чемпионом города среди юношей в беге на 30 метров (зал) и толкании ядра. Выйдя на стадион, я оказался в призёрах в беге на 100, 200, 300, 400 метров, в толкании ядра и в прыжках в высоту. Из меня должен был выйти неплохой многоборец. Я стал прыгать с шестом (хотя результат до 3-х метров сейчас кажется смешным). Шест и барьеры -- это моё "слабое звено". Но тем не менее, когда старшие ребята поступили в Киевский институт физкультуры, я уже устойчиво стоял среди лидеров (Колесников В. и я).
   Устанавливаю рекорд Украины в пятиборье, рекорды города в беге на 100 и 400 метров (11,5 сек; 54,0 сек). Я интенсивно готовился всю зиму -- выиграл в городе почти все соревнования в зале и был готов к летнему сезону.
   Но уже в начале сезона в соревнованиях с молодыми и крепкими ребятами Юрой Бондаревым и Юрой Царинным я "рву связки" на задней поверхности бедра (типичная травма бегунов на короткие дистанции). Здесь я впервые "сошёл с дорожки" и, как оказалось, навсегда. Нет, я лечил ногу, занимался с отягощениями, как и прежде ходил на стадион, но чаще всего тренироваться не мог.
   И вот я, рекордсмен Украины, города в пяти видах лёгкой атлетики, капитан сборной города, сидел на трибуне или хромал по стадиону, но бежать не мог. Все были заняты тренировкой, но по глазам я видел, что меня жалеют. И чтобы не "травить душу" на стадионе, начал тренироваться (лечить ногу) в посадке за железнодорожным полотном. Ощущение было такое, что тебе 19 лет, а ты уже инвалид, и в спорте ты уже не нужен. Я научился бегать не напрягаясь, и даже неплохо для других, но не для меня.
   Это был 1953 год, год окончания техникума.
   Хочу сказать, что "команда молодости нашей" собирается и сейчас, обычно на днях рождения П.П. Коршуна (скоро ему будет 90 лет). Практически все сохранили дружеские отношения и, когда нужно, помогают друг другу.
   После окончания техникума и получения дипломов нескольких лучших спортсменов группы пытались оставить в городе (Коршун П.П.) и на заводе, но ничего не получилось, и нас направили в Днепропетровск на "Петровку". Колесников В.Г., Крав- цов К.П. и я оказались в бессемеровском цехе, В.К. Плаксюк -- в цехе "мартен 1--4". Здесь наиболее прилежными в работе оказались Кравцов и Плаксюк. Колесников и я (как мог) продолжали тренироваться и выступать за "Петровку".
   Несколько слов о бессемере "Петровки". Принял нас, молодых, начальник цеха Костенецкий Олег Николаевич -- большой специалист сталеплавильщик, позже, уйдя на пенсию, работал доцентом (раньше защитил кандидатскую диссертацию) на кафедре металлургии стали в Днепропетровском металлургическом институте. После месяца "болтания" в должности помощника мастера мы стали мастерами: Ким Кравцов -- на конвертерах, я и Колесников ("Волоха") -- в подменной бригаде на разливке и подготовке составов.
   Первые уроки по управлению трудовым коллективом пришлось брать на практике, нас этому в техникуме не учили. Что же касается технологии производства стали, разливки, подготовки составов, то нас неплохо подготовили.
   Здесь я познал сложности работы с женским коллективом (языкатые "диёвские бабы") на "канаве". Лучше 100 мужиков, чем 15 женщин. Может сказывались мои 19 лет? Но спортивные навыки "капитана команды", да и в группе я мог выступить лидером, когда нужно (срыв субботника на Баглейском коксохимическом заводе и др.), помогли мне за пару месяцев освоиться, и к концу года я уже свободно вписывался и руководил бригадой (участком) в любой смене.
   И уже кадровые специалисты не смотрели на нас как на молодых "спортсменов-шалопаев", а смотрели как на молодых, но специалистов.
   Но в октябре 1953 г. пришлось "впрягаться" и "тянуть лямку" до поступления в институт физкультуры, как мы тогда считали, но никто нас не думал отпускать, хотя мы туда и поступили на заочное отделение. А тут я ещё раз я порвал связки на задней поверхности бедра, что практически поставило крест на моей дальнейшей спортивной карьере.
   И хотя я продолжал тренироваться (лечил и нагружал ногу различными упражнениями и отягощениями), но вскоре понял, что с такой травмой можно жить и даже бегать, но не на короткие дистанции, можно даже "работать" со штангой. Но при скорости бега, которая приближалась к 11.0 сек, связки вновь лопались, причём с кровоизлиянием.
   После двух таких попыток я "завязал со спортом высоких результатов", хотя ещё и бегал, но по нормам второго разряда. И в армии выступал со штангой в весе до 67,5 кг и довольно неплохо (120 кг -- толчок и по 85 кг жим и рывок).
   Но спорт научил меня "честно выигрывать и достойно проигрывать". Когда сегодня нужно что-то сделать "через не могу", -- я могу! -- и это от спорта. И до 50 лет я легко управлялся с трёхпудовой гирей (жим, рывок, хотя мои многие студенты и друзья и сейчас не знают, что такая есть!). А до 70 лет -- с двухпудовой, теперь же чаще с пудовыми. Даже теперь, когда я будучи в санатории, принимал грязи, одна из медсестёр сказала: "Ты посмотри на этого пожилого мужчину (возраст -- в карточке), у которого молодое тело (мышцы) и абсолютно седая голова". И мне, откровенно признаюсь, было приятно это слышать.
  
  

Армия

  

Кто желает мира, пусть готовится к войне

Вегеций

  
   И тут "нагрянула" повестка -- служить в армии.
   Я тогда был в отпуске, догулял отпуск и пошёл в военкомат. А буквально через три дня (в начале ноября 1954 г.) я, постриженный, от областного военкомата (он был, как и теперь, на ул. Шмидта, г. Днепропетровск) уже шагал в строю на вокзал для посадки в "теплушки". Не скажу, чтобы всё это мне очень нравилось, но куда деваться -- нужно было научиться защищать Родину.
   Безусловно, здесь мне спортивные навыки многоборца и крепкого парня (даже с травмой ноги) очень пригодились. Особенно, когда пришлось выяснять отношения с блатными "птенцами Берии", которые попали под амнистию (1953 год) в связи со смертью Сталина и были призваны в армию, где и служили в нашем призыве 1954 года.
   Вначале они пытались устроить нечто вроде "дедовщины на свой манер". Но и мы, дети войны, были воспитаны в духе "драться надо -- так дерись!" И если мы себя не защитим, то как же мы будем защищать Родину?
   Нужно отдать должное офицерам-фронтовикам, которые чётко блюли кодекс чести -- драка без холодного оружия, и тут вскоре выяснилось, что мы, многие спортсмены, стали лидерами "молодых". И уже мы защищали и узбеков, и казахов и других, над которыми пытались "скабловать" блатные.
   Некоторых из последних вскоре "посадили", но теперь уже в дисциплинарный батальон, а другие -- "стали в строй", и им, если они хотели быть "авторитетом", доказывать это нужно было знаниями (а этого у них не было), умением и силой. Но мы были относительно образованными (некоторые окончили техникумы, тогда это, как сейчас институт и выше), спортсмены, крепкие ребята, и кое-что умеют: и кроссы бежать, и терпеть удар, и, когда нужно, наносить удар и т.п. Поэтому многие с нами хотели подружиться.
   Раньше, чем одеть "сержантские лычки", мы уже командовали людьми. Будучи курсантом школы сержантского состава, я упорно тренировался (штанга, многоборье) и быстро освоил стрельбу, то, чего я не умел делать на "гражданке". Учитывая мои успехи в спорте (штанга и лёгкая атлетика), боевой и политической подготовке, знании материальной части, я был оставлен в школе -- готовить сержантов.
   В части была весьма приличная библиотека. В этот период (учёба и служба в сержантской школе -- 2,5 года) я прочитал художественной литературы столько, сколько потом не прочитал за всю дальнейшую жизнь; позже -- всё больше техническая литература.
   Вначале читал хаотично (без разбора), а затем уже подбирал книги и читал сериями -- по определенной сфере человеческой деятельности (области знаний). И когда я демобилизовался, то библиотекари "скорбели", что потеряли такого читателя.
   Необходимо отметить, что толчок моему системному чтению и самообразованию дал один случай.
   К нам в школу сержантского состава, а мы были артиллеристами (зенитная артиллерия), прислали одного пехотного офицера -- старшего лейтенанта (пусть будет Иванова). Однажды наша батарея -- три отделения "пушкарей" и моё отделение ПУАЗО (приборы управления артиллерийско-зенитным огнём) -- находилась в ангаре и работали с техникой, приводили её в порядок, и, где было нужно, на зиму меняли смазку. Один из командиров отделения "пушкарей" старший сержант Громов залез под пушку, расстелил брезент и решил отдохнуть, а может и вздремнуть. И в это время в ангар вошёл ст. лейтенант Иванов. Я, как старший по званию, доложил кто и чем занимается в ангаре. Офицер спросил: "А где сержант Громов?" Я громко ответил: "Работает под пушкой". Он снова спросил: "Что Вы там делаете, сержант Громов?" Громов после моего доклада, как потом выяснилось, проснулся и уже бодро ответил: "Клиренс смазываю, товарищ старший лейтенант!" Мы все остолбенели от такой "шутки", но офицер, ничего не сказав, пошёл на территорию части. Громов, которому мы сообщили что "пронесло", так и не вылез из-под пушки. Но каково же было наше удивление, когда офицер минут через 20 вернулся, но заметили мы его уже в ангаре. И вновь спросил: "Закончил Громов работу?"-- Громов ответил: "Через пару минут закончу". Офицер ушёл, оставив нас в недоумении: понял он шутку сержанта или нет?
   Громов стал готовиться к получению взыскания, но ничего не последовало. Прошло несколько дней и мы потихоньку стали забывать этот случай.
   Но тут вдруг у нас проводится партийное собрание с повесткой дня "О боеготовности батареи". Я уже тогда был кандидатом в члены КПСС. Всё шло как обычно и вдруг слово берёт новый у нас человек, старший лейтенант Иванов. Все насторожились -- что он может сказать? А он сказал: "О какой боеготовности мы говорим, когда сержант Громов смазывает клиренс более 30 минут?" Комбат майор Торкунов (грамотный офицер) переспросил: "Что смазывает?" Вероятно, он подумал, что ему послышалось. Иванов громко повторил: "Клиренс смазывает". Все присутствующие "грохнули" взрывом смеха, комбат смеялся так, что у него даже слёзы выступили. А Иванов сказал: "Это не смешно, товарищи!" И новый взрыв смеха. Когда же комбат на плакате пушки, который висел на стене в классе, где проходило собрание, показал что такое клиренс, офицер Иванов вышел из класса.
   Сержанта Громова, конечно, списали из школы сержантского состава в полк, но старший лейтенант Иванов стал образцом некомпетентности. И это же послужило толчком к моей тяге к знаниям. Я себе сказал, что буду учиться так, чтобы никогда не попадать в подобную ситуацию, что я и реализовываю уже более пятидесяти лет, но пока не смог утолить свою жажду знаний.
   Хотелось бы сказать несколько слов об атмосфере в армии во время венгерского конфликта (1956 год). Ночью нас (батарею) подняли по тревоге, причём мы впервые услышали сигнал "тревога боевая" (всегда, и до и после этого, она была учебной).
   В казарму вошли офицеры, одетые в полной боеготовности. Комбат сообщил: "В Венгрии произошёл правительственный переворот. Часть коммунистов убиты, часть брошены в тюрьмы. Мы должны оказать помощь венгерскому народу. Поедут только добровольцы. Желающие участвовать в этих событиях, шаг вперёд! Шагом марш!" И все курсанты, сержанты и офицеры (64 человека) сделали шаг вперёд. Комбат сказал: "Спасибо. Все готовы. А теперь, офицеры, командуйте (действуйте) по расписанию военного времени. Получите боеприпасы. Прикомандированные -- в свои подразделения".
   И через два часа из места дислокации (п. Богуния, г. Житомир, Житомирская обл.) начала двигаться колонна в направлении на г. Львов. Офицеры рассказывали, что подобные события были в Берлине в 1951 году. Там демонстрационную вспышку со стрельбой погасили за несколько часов, но погибли около полусотни людей. Оно и понятно, там действовали не мы, "дети войны", а вчерашние фронтовики Берлинского гарнизона, которые умели применять оружие в борьбе с врагом, а перед ними был "враг", хотя и, в основном, безоружный, но который пытался "качать свои права".
   Нас готовили к боевым действиям, в Венгрии же нам должны были противостоять вооруженные люди (пусть их не так много и у них пока нет боевой техники, и среди них много старших школьников и т.п.). Для нас это был ещё не враг, а вооружённые люди (приказа "стрелять!" у нас ещё не было).
   Это теперь, изучив когда-то "закрытые" материалы, я знаю, что события в Венгрии по заданию спецслужб США готовили несколько лет, и противостояли нам не просто вооруженные люди (был "открыт" Будапештский арсенал!), но в большинстве своём это были амнистированные из наших советских лагерей военнопленные (венгры, воевавшие на стороне Гитлера). Эти прошедшие "школу войны" люди, прикупленные спецслужбами, под прикрытием школьников и демонстрантов спокойно убивали наших ребят и неугодных венгров. Иначе, почему такие потери наших солдат? Более семисот убитых. А венгров -- "мирных и безоружных", -- как теперь кричат так называемые "демократы", -- около 2500 человек?
   Нам противостояли вооруженные, обученные и готовившиеся к этому люди, имеющие опыт боевых действий в условиях города. А демонстранты, студенты и старшие школьники лишь создавали фон этим событиям, "полотно", на котором "умело рисовали" наш образ ("кровожадных захватчиков") средства массовой информации Америки и Запада. Но мы навели порядок! И правильно сделали! По крайней мере таково моё мнение.
   Позже, когда мы поняли, что в нас стреляют "без команды" и увидели трупы товарищей, и даже офицеров-парламентёров, народ армейский при виде "своих" убитых начал потихоньку "звереть". И мне вспомнилось стихотворение "Бородино", в нас росло настроение "... не смеют что ли командиры чужие изорвать мундиры о русские штыки". Этот дух висел в воздухе. И вскоре многие десантники, штурмовавшие тюрьму, где находились венгерские коммунисты, были убиты охраной, а вооружены наши солдаты были лишь ножами. И как только сгорело несколько танков с экипажами, пришёл приказ -- "При необходимости применять оружие!"
   И здесь, когда мы рвались в бой, выяснилось, что в г. Житомире в нашей части некому принимать пополнение. Но поскольку "добровольцев" на это дело "с фронта", как мы тогда считали, не нашлось, то была дана команда "Коммунисты -- вперёд! Принимать пополнение!" Вот здесь я впервые пожалел, что я хороший сержант и коммунист. Но приказ есть приказ. И уже через день мы были в Житомире.
   И снова потекла служба, но ещё долго у меня было ощущение, что меня, лучшего солдата (сержанта), который лучше других бегал, стрелял, метал гранату, был чемпионом гарнизона по "штурмовой полосе препятствий", незаконно отлучили от того, к чему и я, и меня готовили почти два года.
   Но время лечит и постепенно это забылось. После ПУАЗО-3 мы стали работать на ПУАЗО-5, позже на СОН (станции орудийной наводки), готовили сержантов и делали из них нормальных специалистов и здоровых людей.
  
  
  
  
  

Вновь металлургия и учёба

  
   Непосредственная правда наук состоит в том, что они обучают нас управлять будущими деяниями и регулировать их с помощью причин

Д.Юм

   Когда пришло время демобилизации (октябрь 1957 г.), нас задержали аж до конца декабря, я был дома только 28 декабря. Но Новый (1958) год я уже встретил на "гражданке".
   За 10 дней обошёл всех друзей (поселковцев): Олега Семёнова (он работал в ЦРМП), Виктора Кильдина (работал в цехе КИПиА), Володю Панадченко (работал в мартеновском цехе N 3 подручным сталевара), сходил в спортзал стадиона "Металлург". Многие из моих однолеток, которые по каким-либо причинам не попали в армию, продолжали тренироваться и выступать, но уже на более высоком уровне. Это и В. Нетрусов, и В. Колесников (теперь уже на "Победе", стадионе Приднепровского химзавода), и В. Кильдин, хорошо выглядел и Адик Фейгин; Николай Полторак и Борис Несин работали тренерами. Остался кое-кто из девчат: Люда Пентякова, Лора Крамаренко и другие, но в основном это была новая молодая "волна".
   Проведя с ребятами пару тренировок, я увидел, что моя специальная подготовка существенно уступает ихней (а тренировался я, как и раньше, с сильнейшими). И хотя моя общая физическая подготовка (силовая, выносливость) ничуть не уступала ихней, но скорость уже была далеко не та, что раньше, -- раньше старт я выигрывал у всех и всегда, да и в прыжках не было лёгкости. А когда после второй тренировки я вновь почувствовал, что "трещат" связки на задней поверхности бедра, я больше на тренировку не пошёл.
   Раньше мама говорила: "Хай камiння з неба падають, а вiн на тренування пiде". Никто меня (ни тренер, да и ребята тоже) не искал и даже не поинтересовался, почему я не пришёл на следующую тренировку, хотя раньше это было бы событием. Все увидели, что я уже не тот. Понял это и я! Было до слёз обидно -- я, крепкий парень, дома, но не могу и, вероятнее всего, не смогу выступать как раньше и улучшать результаты. Возможно, если бы тренер поговорил со мной, я бы ещё долго "насиловал себя", но толку всё равно не было бы. Уверен, что Пётр Петрович видел это и предоставил меня самому себе. И я после дня размышлений решил -- буду хорошим физкультурником, если спортсменом быть не могу. Ежедневно делал усиленную зарядку (30--40 минут), обливался холодной водой, упражнялся с гирями 2--3 раза в неделю и каждый день бегал трусцой до 5 км, и так до 60 лет. На стадионе старался не бывать, не "травить душу", хотя ещё долго (лет десять) ой как тянуло.
   Попросил Николая Огурцова (меньшего брата отца) помочь устроиться на работу на Днепровский металлургический завод. Он тогда работал в ЦРМП мастером и хорошо знал завод и, как бывший футболист "Стали", знал многих металлургов, в том числе и руководителей. Мы пошли по основным цехам завода. В то время (1958 г.), как и сейчас, приёма на комбинат и, прежде всего, в основные цеха не было. Но, походив по заводу день, я был принят в бессемеровский цех подручным разливщика, большую роль сыграло моё спортивное прошлое. И через три дня (через 2 недели после демобилизации) я работал в цехе.
   Казалось бы, работу я знал по "Петровке", здоров и ничто не могло омрачить моей работы, но в первый же день у нас случилась авария: уход металла из-под центровой, мы налили "козла" ("козёл" -- это бесформенно затвердевший металл) весом приблизительно 10 тонн. Нужно было убрать его "по-горячему" с залитого пути. Этим мой "старший" Саша Пилипчук и я занимались в перерывах между плавками. К концу смены мы всё сделали.
   В процессе работы Саша отсылал меня отдохнуть (посидеть минут десять), но я то знал, что с каждой минутой "козла" убирать всё труднее ("козёл" остывал). И поэтому, когда мы шли в баню, я качался от усталости. Помывшись, я с минуту постоял под холодным душем (а был январь) и уже был готов работать снова. Саша Пилипчук сказал: "В такой ситуации 80 % парней "ломаются", а ты нет -- далеко пойдёшь!"
   Через пару недель я записался (и оплатил деньгами) на подготовительные курсы для поступления в вечерний металлургический институт им. М.И. Арсеничева. Несмотря на то, что мы работали посменно (с 7.00, с 15.00 и с 23.00) занятий на курсах я почти не пропускал. Запомнился мне учитель физики Виталий Иванович Захарченко -- педагог от Бога и тоже житель нового посёлка. Позже мы долго с ним работали в институте.
   Здесь (в институте) я встретил своих техникумовских однокашников: Сашу Сургучёва и Юру Шиша. Поскольку они не служили в армии, то оказались "впереди меня". Юра уже учился на пятом курсе, Саша -- на третьем. Было немного обидно, что я столько времени потерял "впустую" (в армии), но впоследствии я понял, что это не совсем так. В армии я тоже приобрел много полезного: общаться с людьми, а когда нужно -- управлять, постоять и за себя и за других, и ещё кое-что.
   И нужно отдать должное тренеру, он "зажёг" во мне факел здорового самолюбия, и я вспомнил слова первого маршала К.Е. Ворошилова: "Возьми себе в пример героя, догони его, поравняйся с ним, обгони его". И я начал гонку за лидерами -- своими однокашниками, которые ушли далеко вперёд.
   В этом же году (1958) я поступил в институт на специальность "Металлургия стали". Начало учёбы шло гладко: я не пропускал занятий, а занятия были утром -- с 8.00 и вечером с 18.00, причём, вечером давали тот же материал, что и утром, поэтому, кто хотел, мог попасть на занятия. Я выполнял практически все задания и ещё "ухитрялся" читать не только основную, но и дополнительную литературу.
   Уже на первом курсе я вновь встретил учителя с большой буквы Подсадного Фёдора Трофимовича -- зав. кафедрой графики. Он читал у нас начертательную геометрию. Это были не лекции, а песня! Всё мне было ясно, все задания я выполнял и сдавал в срок и досрочно. Мне кажется, что во мне что-то осталось от Гаврилова, а Подсадный Ф.Т. умело его развивал.
   Запомнился мне такой случай. После октябрьских праздников я в чертёжном зале выполнял очередное задание и ко мне подошёл студент-заочник, который готовился сдавать Ф.Т. Подсад-ному задание. Я посмотрел его работу в двух задачах, нашёл ошибки и исправил их. Студент не возражал. Мы увлеклись и не заметили, что у нас за спиной стоит Подсадный. Он спросил у меня: "Ты студент какого курса?"-- "Первого", -- ответил я.-- "А откуда эти знания?" Студент-заочник сдавал экзамен за 1 курс (хвост). Подсадный Ф.Т. задал мне несколько вопросов, я ответил. На один из них сказал: "Думаю, что это так, но объяснить почему не могу". Он ещё спросил (на ряде рисунков): "Где линия будет видимой, а где невидимой?" Я безошибочно ответил. Он спросил: "А как ты определяешь?" Я ответил: "Так это же видно!" Он с удивлением на меня посмотрел и сказал: "У тебя пространственное видение -- это редкий дар! Давай зачётку" Она оказалась в кармане. Он поставил "отлично" и сказал: "После института приходи к нам на кафедру". Интересно, что это он не забыл и после окончания института вновь повторил предложение.
   Я же уже готовился к аспирантуре по стали и сказал ему об этом. Он ответил: "Жаль, но если передумаешь, я тебя всегда возьму". Была у них вакансия, он взял Валерия Ященко, моего однокурсника-механика, который позже стал кандидатом технических наук и заведовал кафедрой графики.
   Первую сессию я сдал всю на "отлично", но затем ещё несколько дней "огинался" в институте, помогая другим сдавать экзамены. И ещё, когда у меня появилось свободное время, я взял альбом и перерешал все задачи из задачника по начертательной геометрии. И потом ещё несколько лет (лет пять) этот альбом студенты передавали из рук в руки, а затем следы его затерялись.
   Учитывая тягу моих однокашников к знаниям, вернее, необходимость сдать те или иные предметы, мы (больше они) решили готовиться группой в институте к экзаменам. Метод подготовки был такой: кто-то (чаще всего, а потом и всегда -- у доски был я) отвечал на вопросы билетов, решал задачи и рассказывал другим что, как и почему. Приходилось отвечать на сотни вопросов, ведь уровень подготовки был разный, да и готовились (учились) по-разному. И так до шестого курса. Поэтому, идя на экзамен, у меня практически не было неясных вопросов. Видно и поэтому я отлично учился. Мой портрет постоянно был на доске почёта возле института. И видно поэтому и потому, что я помогал каждому, кто ко мне подходил и в группе и среди металлургов других групп, я пользовался высоким авторитетом. Наверное, это же после окончания института помогло мне легко адаптироваться на преподавательской работе.
   Неплохо шли дела и на заводе. Через год я уже работал старшим разливщиком, ещё через два стал мастером разливочного пролёта, и ещё через два я уже работал начальником смены. И несмотря на то, что я учился на вечернем отделении, я старался многое постигнуть, а постигнув, проверял на практике и усваивал на всю жизнь.
   Частенько, особенно в ночную смену, когда шла спокойная работа, ко мне приходили ребята и я решал им задачи, так как многие учились в вечерней школе или институте. Старался никому не отказывать. Задача решалась либо в тетради, которую ребята приносили, либо мелом на листе жести, которая в цехе шла для изготовления "манжетов", благо пачка листов (0,5в0,7 м) толщиной 0,5 мм была на "канаве" (отделении подготовки составов под разливку жидкого металла) всегда.
   В свободные минуты мы, молодые, упражнялись со стальными "пробками" для изложниц весом около 50 кг. И когда Коля Плетинец, мой однокашник по техникуму, контролёр ОТК на разливке, притянул из шихты мартена N 2 сначала двухпудовую, а затем трёхпудовую гирю, то у нас стало с чем поупражняться. Не из хвастовства, а справедливости ради, должен сказать, что здесь я постоянно был первым. Меня частенько "журил" за это начальник цеха Трусеев Алексей Иванович, в прошлом тоже неплохой футболист, но я не бросил свою забаву.
   Авторитет в цехе у меня был очень высоким: практически всё (для моих металлургов) знал, всё умел и готов был помочь каждому.
   Пожалуй о таком авторитете мечтал каждый, но имели его единицы, потому что в рабочем коллективе люди чище и открытые, не носят камень "за пазухой" и ждут удобного случая, чтобы ударить из-за угла, что частенько присуще отдельным членам научно-педагогического коллектива, а я то его сейчас хорошо знаю.
   Я отлично учился, достаточно много читал и, при первой возможности, старался не пропустить экскурсии на другие металлургические заводы, так что к дипломированию на шестом курсе я был готов как никто другой в группе.
   И тут произошёл случай, который оказал заметное влияние на последующие двадцать лет моей работы в вузе. В это время Саша Сургучёв ненавязчиво приглашал меня на работу в институт, хотя сам в то время был аспирантом, первым и любимым аспирантом Михаила Иосифовича Бейлинова. И когда встал вопрос "выбирать" руководителя дипломного проекта, а к Юре Шишу никто идти не хотел, по-видимому, зная итоги дипломирования прошлого года, я без колебания пошёл к нему! Правда, моя самоуверенность стоила мне, как оказалось, многих хлопот. Поговорив с Ю. Шишом, как с техникумовским однокашником и коллегой (я был начальником смены, он тоже раньше работал мастером в мартеновском цехе N 3), и мы решили, что я еду на преддипломную практику в г. Нижний Тагил -- там только пустили новый конвертерный цех с конвертерами по 130 тонн (первый в Союзе). После поездки я с необходимым материалом побеседовал с руководителем и мы договорились, что я буду "делать" диплом, а что неясно,-- согласовывать с Ю. Шишом. Мне было всё ясно, а "мелочи" я знал где найти, и уже к празднику Победы диплом был готов и чертежи тоже. По ходу дипломирования мы встречались, здоровались и на вопрос "ну, как?" ответ "нормально". Я был уверен, что у него и без меня забот достаточно, я проектирую конвертерный цех, где я (а не он) работаю начальником смены, и он должен радоваться, что я не морочу ему голову.
   Но когда мы начали обсуждать готовую работу, то оказалось, что многое, включая и чертежи, здесь не так. По большинству вопросов я "отбил" замечания, а несколько вопросов я переделывать не стал, а засел за книги, ходил в цех, проектный отдел, беседовал со специалистами. И уже через месяц я, убеждённый в своей правоте, пришёл к Ю. Шишу и попытался ему доказать, что он не прав. Но Шиш не стал меня слушать -- он был убеждён, что он прав, и "потянул" меня к заведующему кафедрой Логинову В.И., чтобы тот указал мне на необходимость "слушаться руководителя". Но Логинов В.И., зная, что я отличник все годы, спросил: "Ты кем работаешь?"-- "Начальником смены", -- ответил я.-- "Ну и чего ты лезешь в пузырь?" Я же, "заведенный" тем, что мой однокашник пытается меня "тереть мордой по забору", ответил: "Владимир Иванович, я свой цех знаю не хуже Юрия Ивановича и смогу защитить всё, что есть в проекте" Не знаю почему, но Логинов сказал: "Юра, поставь его первым на защиту, а там мы и разберёмся. Всё. Идите".
   Я понимал, что влез в неприятность, но не хотел отступать. Ю.И. Шиш, понимая, что поставить тройку мне он не может (я тоже это понимал), но "хорошо" может и сделает ряд замечаний, что он и зафиксировал в отзыве. Рецензия была "отлично" и давал мне её мой начальник Трусеев А.И., который уже готовил меня в заместители.
   И вот защита. Я -- первый. Доклад сделал хорошо -- это было видно по лицам членов ГЭКа, и уже в докладе я обратил внимание на возможные варианты решения (где были замечания) и почему я выбрал именно эти. Председателем ГЭКа был главный инженер завода им. Дзержинского Рудков А.К. Когда я закончил отвечать на вопросы, он сказал Логинову В.И.: "Это мой будущий начальник цеха". Когда отзыв стал читать Ю.И.Шиш, Рудков А.К. заволновался. И когда я попросил слова, чтобы ответить на замечания, он с радостью сказал: "Ну, давай". Все мои ответы были выверены со специалистами и я, поняв ситуацию, даже пытался "защитить" Шиша, но настаивал на своём -- я прав. Рудков А.К. готов был аплодировать, но строго сказал Логинову: "Таким студентам, нет, инженерам, нужны и подготовленные руководители. А ты как считаешь, Володя?" Шиш пытался взять слово, но Рудков А.К. ему не дал, а сказал: "Я ставлю отлично".
   Председатель ГЭКа играл в моей команде. Всё закончилось как я считал -- отлично. На банкете Юра сказал мне тихо: "Ну ты и гад, Толя". -- "Мы стоим друг друга, Юра", -- ответил я. Среди студентов-выпускников я был героем.
  
  

Старт в науку

   В каждой естественной науке заключено
   столько истины, сколько в ней есть математики
   Кант И.
  
   Но всё бы было ничего, если бы я уже не решил положительно ответить на предложение М.И. Бейлинова и В.И. Логинова перейти работать в институт на кафедру "Металлургия черных металлов", где уже три года работал Ю.И. Шиш.
   Безусловно, мне жаль было сходить с прямой и ясной дороги металлурга (да и зарплата здесь была куда выше), но разбуженная однажды жажда знаний переборола. И вот я в институте -- старший инженер-исследователь и начинаю готовиться к аспирантуре. Здесь Саша Сургучёв -- мой первый "поводырь" в науку, а по вопросам исследовательской работы, на некоторое время "шефом" становится Толя Проскурня -- вчерашний выпускник Днепропетровского металлургического института.
   Как со спорта на металлургию, так и здесь я понял -- нужно менять приоритеты и начинать работать, по возможности используя свой производственный опыт. Почти полгода я чувствовал себя "пацаном" и, по-видимому, это было написано у меня на лице. Поэтому, встретив меня на заводе и поговорив со мной пару минут, мой, теперь уже бывший начальник цеха А.И. Трусеев, сказал: "Толя, всякое бывает, но я тебя всегда возьму в цех -- не сомневайся!" Это, с одной стороны, успокоило, а с другой подзадорило -- я должен и здесь суметь.
   Вскоре появилась научно-исследовательская работа по качеству трубного металла, в которой я надеялся определиться с темой диссертации, как впрочем и Саша Сургучёв, аспирантура которого подходила к концу, но чёткой темы не было. Он закончил аспирантуру, а я поступил. И мы, объединившись, начали интенсивно определяться с темами диссертаций.
   Необходимо отметить, что наш научный руководитель М.И. Бейлинов не спешил нам помогать. Здесь, по-видимому, положительную роль сыграл наш опыт -- нужно было увидеть "что такое диссертация". Мы стали "давить" на Михаила Иосифовича, чтобы он показал нам свою, но он не спешил её показывать. Мы едем в Москву, благо тогда проблем с командировками не было, в Московский институт стали и сплавов и библиотеку им. В.И. Ленина. Используя рекомендации Бейлинова М.И. к Явойскому В.И., тогда заведующему кафедрой металлургии стали и ректору МИСиСа. Мы получили доступ в библиотеку, где несколько дней по 10 часов работали с диссертациями. Теперь мы знали, что такое диссертация и как она выглядит, но того, что мы искали, ближе к заводу им.Дзержинского и к трубной стали, безусловно, не было, как не было и в библиотеке им. В.И. Ленина.
   Но за 10 дней работы в библиотеках Москвы я понял, что моя математическая подготовка, особенно по математической статистике, математическому планированию эксперимента, требует целенаправленной работы. После Москвы мы посмотрели на нашу общую научно-исследовательскую работу другими глазами.
   На основании априорной информации и её математической обработки мы определились с направлениями работ и темами диссертаций. Поскольку Саша Сургучёв уже закончил аспирантуру, а я был на первом году обучения, то право выбора из "того, что было" было предоставлено ему. Он выбрал раскисление и его влияние на качество трубного металла, я -- технологию плавки и продувки ванны кислородом (тогда эта технология только зарождалась) и её связь с качеством проката.
   Я усиленно занимаюсь прикладной математикой (математическая статистика, математическое планирование эксперимента, наукометрия, математическая физика) и читаю литературу теперь уже по теме диссертации и смежным вопросам физико-химии. Появляются первые научные работы. Первые--с ребятами с ДметИ Яковом Павловичем Янкелевичем, Юрой Леусовым, Сашей Петриченко и их руководителями -- В.И. Баптизманским, К.С. Просвириным и др.
   Начинал писать и сам, хотя сам ещё публиковать не решаюсь (всё больше в "толпе", как правило, с Сашей Сургучёвым и другими). Много из читаемого конспектирую и прорабатываю и начинают появляться новые мысли: как усовершенствовать планирование эксперимента (выбор оптимального состава шлака), конструкции лабораторных установок, новые элементы технологии процесса и т.п. В периоды интенсивной работы многие мысли приходят во сне: просыпаюсь и записываю. Многие сны помню и по сей день, но теперь всё меньше снится. Лишь изредка политика, выборы, "бандеровщина", спортивные эпизоды, армия.
   Интенсивная работа даёт свои плоды и положительные, и отрицательные. За годы учёбы в вечернем институте, а теперь и аспирантуре, нерегулярное питание привело к гастриту. Но нужно сказать, что в это время я впервые поехал отдыхать в спортивно-оздоровительный лагерь института, где мне "подошла" минеральная вода и до сих пор я хоть и не забыл о своём гастрите, но скоро 40 лет я постоянно отдыхаю в Царичанке и пью ту же минеральную воду.
   После перехода в институт из меня постоянно пытались сделать "общественника", по-видимому, желание постоять и "за того парня" вырывалось из меня. Поэтому уже первый год я -- группарторг кафедры, а начиная с аспирантуры, я -- член парткома института и это продолжалось пока партию не запретили. Правда, когда я был уже деканом (1974 г.), из меня пытались сделать секретаря парткома (освобожденного), но я впервые пошёл против желания ректора В.И.Логинова и, используя личные связи с первым секретарём горкома партии, а тогда им был Игорь Леонидович Фурс (мы вместе работали в бессемеровском цехе: он -- начальником смены, а я -- мастером), "отбился" от этой должности и не ушёл от активной работы в науке, хотя и работа декана (тогда по совместительству) не способствовала научной работе.
   Но это было потом. А пока я активно ставил промышленные эксперименты по оптимальным, математически обоснованным планам, писал и оформлял работу (диссертацию). Саша Сургучёв тоже "дышал мне в затылок", и на третьем году аспирантуры я уже имел оформленную диссертацию, более десятка публикаций по теме у меня было уже тогда.
   Заканчивая оформление работ и "давя" Михаила Иосифовича Бейлинова, чтобы он прочёл и поправил работу или хотя бы прочёл её, мы с Сашей начали искать место защиты. По совету М.И. Бейлинова мы должны были защищать работу в разных советах, поскольку обе наши работы выходили на качество трубного металла. Теперь-то я понимаю, что работы были разные и могли "защищаться" в одном совете. Саша выбрал совет ИЧМ (Института черной металлургии), я -- ДМетИ (Днепропетровский металлургический институт) и начали работать: на кафедре и с документами в совете. Семинар на кафедре прошёл довольно легко и, хотя было сделано ряд замечаний (вёл семинар новый зав. кафедрой В.И. Баптизманский), профессор Семён Лазаревич Левин, присутствующий на семинаре, после семинара отозвал меня и сказал: "Толя, ничего не переделывайте, всё нормально. Просто сделайте пару пояснений".
   Михаил Иосифович Бейлинов сказал: "Ну, с Мотей мы всё решим быстро". Мотя -- это Матвей Матвеевич Сафьян, учёный секретарь совета, который когда-то был соседом и якобы другом Михаила Иосифовича.
   Но вскоре я понял, что лучше бы он не знакомил меня с Матвей Матвеевичем (М.М.). Технический секретарь совета Людмила Романовна, которая присутствовала при нашем знакомстве с М.М., то ли с его подачи, то ли по личной инициативе "поработала" со мной так, что уборка "козла" в бессемере показалась мне детской забавой.
   Пока я не приносил ей одну "бумагу", она не давала мне другую. И когда члены совета говорили мне "ты собери все бумаги и мы тебе подпишем, а то ты бегаешь как "цуцык". Я был упорный, но неопытный. Но когда я посоветовал Людмиле Романовне сделать папку или дать мне посмотреть "готовое к защите дело", вообще житья не стало. А я был "Ваня коммунист", который шёл прямо, хотя видел, что ему искусственно создают препятствия. Теперь-то я понимаю многое и знаю как нужно действовать, но это сейчас, а тогда я бегал и терпел. Она-то не знала, что я бывший спортсмен и "с дистанции не сойду". И когда все документы были готовы, от меня потребовали предварительный отзыв первого оппонента В.Г. Грузина.
   Я побывал у него в Москве (ВНИИМетмаш) и попросил предварительный отзыв, он ответил: "Это глупость чиновников", позвонил в совет ДМетИ М.М. Сафьяну. После длительной беседы он сказал: "Чтобы они не издевались над тобой, я дам тебе окончательный отзыв. Но, чтобы совсем было всё по букве закона, ты отправишь его через канцелярию нашего института". Он написал и подписал, я отправил как он велел. Второй отзыв, прочитав первый за неделю, дал Евгений Ильич Исаев. Всё готово, но о защите речь не шла (очередь).
   Я тогда уже работал ассистентом, к нам в вуз приехал, как председатель какой-то комиссии, ректор ДМетИ Исаенко Николай Фомич и, обходя с В.И. Логиновым вуз, зашёл ко мне в аудиторию, где я читал лекцию. Поговорив минуту со мной и со студентами, он строго спросил В.И. Логинова: "Владимир Иванович, а чего у тебя ассистенты читают лекции?" Логинов ответил: "Так его диссертация давно лежит у Вас в совете". Исаенко спросил меня: "Все документы готовы?"-- "Да".-- "Тогда завтра в 9.00 у меня в кабинете жду тебя. Сможешь?"-- "Смогу".
   На следующий день в 8.30 я был в приёмной, объяснил секретарю кто я и зачем здесь. В 8.45 Исаенко Н.Ф. был в кабинете, сказав секретарю: "Гудыновича ко мне и вместе с ним в кабинет". Через 5 минут Гудынович -- декан металлургического факультета и председатель совета -- был в приёмной. Увидев меня, он спросил: "Жалуешься?"-- "Нет".-- "Ну, пошли".
   Разговор был короткий: "Когда у нас ближайший Совет?" Гудынович ответил.-- "А на следующий Совет -- он". Гудынович что-то пытался возразить, но Исаенко спросил: "Ты меня плохо слышишь?"-- "Нормально"--"Ну вот и действуй". И когда мы уже выходили, Николай Фомич спросил: "А ты успеешь дать объявление в газету?"-- "Успею!" И теперь уже меня "гнали к защите".
   В феврале я успешно защитил диссертацию. Саша -- в июне этого же года. Я почему-то вспомнил, да наверное я этого и не забывал с самого начала, что я "достал" и чуть обошёл Сашу ("съел гандикап в два года" -- спортивное выражение), и мы вместе обошли Юру Шиша (гандикап -- 4 года). В пору было выпить шампанского и немного расслабиться. Но я решил "держать темп" и начал работать над докторской диссертацией.
  
  
  
  
  

Кафедра

  
   Здесь я позволю себе небольшое отступление и расскажу о преподавателях кафедры и коллективе.
   После моего прихода в вуз (без всякой связи с этим событием) произошло разделение кафедры "Металлургия черных металлов" на кафедру "Металлургия чугуна" (заведующий кафедрой В.И. Логинов) и кафедру "Металлургия стали" (заведующий кафедрой М.И. Бейлинов).
   У нас на кафедре остались: к.т.н, доц. Бейлинов М.И., к.т.н, доц. Ревенко В.В. (тогда декан металлургического факультета), к.т.н., доц. Решетняк И.С. (тогда проректор по научной работе), доцент Куценко А.Д. -- на 0,5 ставки (тогда начальник ЦЗЛ ДМК им. Дзержинского), старший преподаватель Шиш Ю.И., ассистент Сургучёв А.Н., а кроме того сотрудники: Пронской Л.И., Огурцов А.П., Геймур Г., Карпец А.Б., Проскурня А.Я., Талат В.А., Гаврилюк П.А. и другие.
   На заседание кафедры мы обычно собирались все вместе, правда, редко бывал И.С. Решетняк -- всё-таки он проректор, почти регулярно бывал Василий Васильевич Ревенко и иногда бывал Аркадий Давыдович Куценко.
   Кафедра в работе была как бы поделена на ряд групп. С Бейлиновым М.И. тесно сотрудничали Гаврилюк П.А. -- научно-исследовательские работы, Талат В.А. -- учебная работа, Сургучёв А.Н., Огурцов А.П., Пронской Л.И. и как заведующий лабораторией и как инженер НИСа.
   С Ревенко В.В. тесно сотрудничал Ю.И. Шиш (научные исследования); с И.С. Решетняком все научные исследования Проскурня А.Я.
   Частенько к нам в лабораторию, где осталась часть оборудования доменщиков, заходили и Чернов Н.Н., и Нахман Залманович ("Наум Замыч") Плоткин, и В.М.Долгов и другие. Помню крылатые фразы Плотника: "Ни один уважающий себя учёный не будет серьёзно заниматься учебным процессом" и "В вузе было бы хорошо работать, если бы не было студентов".
   И это-то нас, вечерников! Он постоянно был на заводе, в командировках и лишь изредка читал лекции, хотя свой предмет -- агломерацию -- знал отлично и особо знал и постоянно реконструировал агломашины.
   Ещё запомнились его бесконечные анекдоты. У него всегда были два приличных человека -- это он, Наум, и тот, с кем он разговаривал. Все остальные--дураки и сволочи. Но о начальстве высказывался весьма мягко. Был известен также тем, что не подготовил ни одного кандидата наук (все--слабаки).
   Среди лекторов, с которыми мне довелось встречаться, безусловно, лучшим был Ф.Т. Подсадный, за ним можно поставить Н.Н. Чернова.
   Атмосфера на кафедре была дружески творческая. Например, на семинаре и Сургучёв, и я, когда увидели, что в результате сложных преобразований В.В. Ревенко получил выражение скорости, где размерность последней была в метрах (а не в метрах в секунду, как обычно), мы выступили и сказали, что здесь где-то ошибка, потому что так быть не может (нас мягко поддержал Решетняк И.С.). После того, как мы почти целую неделю потратили на поиск ошибки, через Решетняка И.С. убедили В.В. в необходимости уточнить расчёты. Позже он опубликовал эту свою работу в "Инженерно-физическом журнале", но уже уточнённый вариант. И хотя ссылки на нас не было, но мы были горды тем, что здесь есть и частица нашего труда.
   Работа и учёба мне нравились, как физкультура и спорт, но теперь последним я уделял не больше одного часа в день, остальное -- наука. Правда, были и минусы, и это, прежде всего, зарплата. Моя стипендия и доплата за научно-исследовательскую работу в сумме были в 1,4--2 раза меньше, чем в бессемеровском цехе. Я-то понимал, что ничего не потеряв, нельзя ничего приобрести. Но это я, а жена, к сожалению, не хотела этого понимать, и наша совместная жизнь дала трещину. Затем попытки "склеить" половинки (почти два года) ни к чему не привели, и после защиты мы развелись.
   По-видимому, здесь (развод) была значительная часть моей вины, как когда-то на стадионе, так и теперь я пропадал в институте всё свободное и рабочее время, а кому же это, кроме меня, могло понравиться? Я всё ещё чувствовал себя "на дорожке" и, соревнуясь со временем, диссертацию сделал досрочно, но "что-то находилось, а что-то терялось".
   После защиты я достаточно легко стал преподавателем: ассистент, старший преподаватель, доцент. Эти три ступеньки я прошёл за два года. Хотя многие мои коллеги, да и учителя, говорили о значительных сложностях на этом пути. Причём, ни я, как я видел, ни мои студенты, не испытывали дискомфорта в период моего становления. Раньше я над этим вопросом не задумывался, проблем и без того хватало. Но вот теперь, после почти пятидесятилетней работы, я думаю, что это произошло не случайно. Это прежде всего мой путь: техникум и закрепление знаний на длительных практиках (один--два месяца каждый год учёбы), работа на производстве в бессемеровском цехе металлургического предприятия, причём не просто рабочим, но и руководителем первого звена -- мастером. Здесь, на базе имеющихся и приобретаемых знаний, принятие технологических и управленческих решений.
   Затем армия, после года учёбы в школе сержантского состава я уже сам (более двух лет) обучал сержантов: закрепляя знания и формируя умение общаться с людьми. Здесь нужно было и знать и уметь, то есть и рассказать и показать как нужно правильно выполнить.
   С этим багажом я пришёл в вечерний институт. Днём я работал (сам выполнял определенные металлургические операции в цепи металлургического процесса, позже -- руководил металлургами), а вечером изучал теорию и смежные дисциплины. И затем, как я уже упоминал, в период подготовки к экзаменам я постоянно стоял у доски, отвечая по несколько часов на вопросы билетов и своих более слабых (в этом вопросе) товарищей, и так шесть лет (одиннадцать сессий). И это тоже в свой актив, то есть я уже студентом читал лекции. Выступать "слабаком" перед товарищами по группе я не мог себе позволить и поэтому тоже серьёзно готовился. Теперь-то я знаю: хочешь хорошо знать какой-либо предмет -- начинай читать лекции. Что я и делал.
   Аспирантура и научно-исследовательская работа тоже не прошли даром.
   Теперь-то я понимаю, что у многих преподавателей этого пути нет. Он чаще -- студент (пусть даже хороший), аспирант, ассистент, кандидат технических наук, доцент в этот период преподаватель учится (и ему трудно), а студенты страдают. И кроме того, теперь чаще все преподаватели не работали инженерами на производстве, т.е. они "учат плавать", теоретически зная как это делается, но не умея практически. Вот здесь и причины снижения качества подготовки специалистов -- а их учителя кто?
   Здесь я позволил себе анализ причин одного из звеньев снижения качества подготовки специалистов. Это прежде всего их учителя. Причем они (учителя) не чувствуют себя ущербными, но это на фоне студентов, а со старшим поколением профессоров они себя не сравнивают, а без этого они чувствуют себя комфортно.
  
  

Ваша позиция и общественная работа

  
   Уже в первый год работы я был избран (с подачи В.И. Логинова) группарторгом. Я понимал, что даже эта общественная работа требует некоторого времени, а его было мало и жалко терять. Поэтому я как обычно решил действовать личным примером, считая, что если у меня в науке порядок, в учебной работе порядок, то я имею моральное право быть их лидером и спросить: "Почему ты действуешь не так?" Безусловно, я был убеждён, что делать из общественной работы щит, за которым можно спрятаться, когда у тебя плохо в науке и учебной работе недостойно просто человека, не то, что коммуниста. Свою позицию я не скрывал и, видимо, поэтому вскоре я был избран членом парткома института и был им до запрета партии.
   Раньше было сложно отстоять свою позицию, но если ты отстоял (вскрыл недостатки и это признали) -- всё срочно исправлялось.
   Теперь же: говори, что хочешь, больше того, пиши, что хочешь, но в плане действий ответственных за дело лиц всё остаётся по-старому -- "а Васька слушает да ест".
   С каждым годом всё меньше становится подготовленных людей, способных сочетать профессиональную и общественную работу. Всё больше тех, кто прежде чем делать работу потребуют и гарантии, и цену. Вроде это правильно, но мне противно. Ты научись делать дело квалифицированно -- вот тогда и торгуйся. Сейчас же торгуются, приступая учиться делать дело. Тут они должны доплачивать за то, что им дают возможность учиться и становиться профессионалами.
   Теперь плохо работает институт резерва на вышестоящие должности. Что же касается конкурсного отбора, то он пока у нас не прижился, нет разумных тестов, мало людей, способных честно сделать квалифицированный отбор.
   Кроме того, слишком мало квалифицированных людей, из которых можно выбирать. Может быть сказывается периферия (г. Днепродзержинск)? Но и в других местах так же.
   Необходимо также отметить, что "общественная", как тогда говорили, работа в парторганизации во многом помогала становлению руководителя: мы готовили жизненные вопросы коллектива, обсуждали их, отстаивали свою позицию. Сейчас принято считать, что в то время (Хрущёва, Брежнева, Горбачёва) всё было только "одобрям-с". Я уверен, что если у тебя было что сказать и была позиция, её можно было отстоять.
   Приведу такой пример. За период моей работы в вузе (и в парткоме) у нас исключили из партии семь человек. Вот они и за что: 1. Гольдин М.Л., профессор, -- уходя из вуза, отказался сдать квартиру;
   2. Ларионов В., аспирант, -- когда он был в командировке, родители покрестили его дочь;
   3. Федоренко Г.И., проректор, -- скрыл от партии то, что его отец, в период оккупации немцами их села, работал в школе;
   4. Вишняков, ст. преподаватель, -- развод и раздел имущества;
   5. Михайлусь А.С., доцент, -- дорожно-транспортное происшествие;
   6. Платонов Г.М., доцент, -- развод и раздел имущества;
   7. Коваленко В.В., доцент, секретарь парткома, -- развод и неправдивая информация.
   В этот период я работал и деканом, и проректором, и ректором (был и членом райкома, горкома и обкома, и более 25 лет избирался депутатом горсовета, включая и годы перестройки) и из семи человек я шесть раз голосовал против исключения их из партии, пять раз я был один.
   Но хочу подчеркнуть, что насколько я мог всем помогал --восстановиться в партии, все шестеро были восстановлены. И лишь один раз (Коваленко В.В.) я воздержался при голосовании, но в этот период уже запретили партию, он не успел восстановиться.
   Хочу отметить, что все знали меня как "правдолюбца", за что "журили" в партийных органах, но я всё же продолжал продвигаться по службе.
   На своём примере я показал, что многое можно было решить и помочь людям, если у тебя была позиция и ты хотел быть честным перед собой.
  
  

Служебная лестница и научная работа

  
   Как уже раньше отмечено, я быстро стал доцентом и активно работал в науке. И вот, спустя 5 лет после защиты кандидатской диссертации, меня вызвал ректор В.И.Логинов и сказал: "Огурцов, пиши заявление и будешь деканом металлургического факультета". Я спросил: "А как партком?" Я имел все основания спрашивать -- у меня были натянутые отношения с Жерначуком В.Д., тогда секретарём парткома, да и совсем недавно я развёлся с женой. Логинов ответил: "Пиши, а там решим, только ты в этот период никуда не влезь". И на следующий день я уже принимал дела у Вадима Николаевича Милютина, тоже сталеплавильщика, мы знали друг друга ещё с завода, человека, безусловно, профессионального, но ещё более "горячего", чем я, но беспартийного и явно неравнодушного к женщинам. Последнее сыграло основную роль в его карьере. И даже сейчас, когда мы продолжаем работать в университете (он -- профессором на кафедре сварки, ему 80 лет, я -- зав. кафедрой металлургии стали), я не могу назвать более профессионального металлурга, чем В.Н. Милютин, хотя и я себя вторым не считаю!
   Несмотря на достаточную загруженность учебной и деканской работой, я продолжаю руководить 2--3 хоздоговорными работами, постепенно отходя от процессов, протекающих в агрегате, сосредотачиваюсь на технологии внепечной обработки металла, разливке и качестве слитка, идущего на производство труб. Это и раньше мне было ближе и по производственной работе, и по моим знаниям, но ранее мы договорились с Сашей Сургучёвым и ему было выбирать. Теперь же я был "вольный казак" и занялся тем, с чего начал производственную деятельность в 1953 году.
   Имея достаточно широкий круг общения с преподавателями других дисциплин и получая от них необходимые мне консультации по новому научному направлению, мы постепенно формируем группу "математическое моделирование тепломассообменных процессов в металлургии" и, активно работая и руководя этой группой, я смог чётко сформулировать круг задач по диссертации.
   Мало того, в этот период я интенсивно публикую материалы диссертации, делаю заявки на изобретения, внедряю результаты своих разработок и авторских свидетельств в практику.
   В этот период нам предлагают работу по моему направлению с Азербайджанским трубопрокатным заводом им. В.И. Лени-на (г. Сумгаит). Несмотря на отдаленность, меня в работе прельстило то, что результаты, которые и мы, и они ожидали, будут обязательно внедрены в практику. Если даже вначале что-то будет не так, мы доведём исследования до работающей технологии и качество металла можно будет проверить от слитка до готовых труб, а также проверить надёжность последних во время их эксплуатации в скважинах.
   Здесь мы начали работу с нуля и через три года её внедрили, выводя завод по качеству трубного металла с одиннадцатого на третье место в отрасли (среди трубных заводов СССР). Суть этой работы состояла в том, что на базе местного сырья (морских отложений -- глины) была создана дешёвая шлакообразующая смесь для сифонной разливки трубного металла и отработана технология разливки стали под ней.
   Новая технология позволила: 1) оздоровить условия труда во дворе подготовки изложниц -- отпала необходимость покраски внутренней их поверхности смолой и, как следствие, дышать парами смолы;
   2) повысить выход годного металла ~ на 1 %;
   3) снизить брак слитков на 0,5 %;
   4) увеличить выход труб 1-го сорта на 4--5 %;
   5) вдвое уменьшить число рекламаций с буровых на низкое качество труб (брак).
   И как результат -- получить экономический эффект около 1 млн. рублей в год (в 1976 году 1 рубль - 1 доллару).
   К этому времени научного материала у меня накопилось много и я решил уйти в докторантуру (тогда это был перевод в старшие научные сотрудники), чтобы чётко изложить и оформить эти результаты в виде докторской диссертации.
   Доложив на семинаре у нас в вузе как я вижу свою работу и что сделано, я получил добро и был переведен на должность старшего научного сотрудника. В это же время у меня появилась возможность побывать за границей -- в Чехословакии, Острава, "Высока школа банська". Поездка была весьма плодотворной и полезной. За полтора месяца я побывал на металлургических заводах Остравы г. Пльзень, г. Тржинец, в научно-исследовательских институтах и учебных вузах Праги. Увидев всё, что смог, я понял, что технология на многих заводах, особенно в вопросах качества--чехи были существенно впереди нас (СССР).
   Особенно много дали мне беседы с чешскими учёными: Теодор Мисливец, Скала, Гутла, Вроцлавский, которые объездили весь мир и рассказывали об особенностях технологии тех стран, где они бывали. Безусловно, они оценивали отличия своими глазами (зная металлургию чехов), но теперь и я представлял состояние и суть металлургии чехов, так что за полтора месяца познал не только состояние практической металлургии мира, но и новые лабораторные исследования чехов и уровень установок и оборудования в лабораториях.
   Безусловно, это была великолепная школа металлурга. Кроме того, я неплохо освоил чешский язык, по крайней мере, я мог почти свободно читать специальную литературу.
   Приехав с этим багажом домой, я сел и переосмыслил наработанное и составил неплохой план окончания работ и изложения материала, над которым и начал работать. Но прошло чуть больше года конкретной работы над диссертацией и я начал общаться с учёными ДМетИ, хотя я и не прерывал сотрудничества с 1964 года. Но то был другой уровень общения: на меня смотрели как на хорошего исполнителя (имеющего значительный опыт работы) и их, включая и В.И. Баптизманского, это устраивало. Теперь же я решил стать их коллегой и поэтому все мои попытки поговорить о сути диссертации мягко прерывались либо шуткой, либо "поки що не час". После трёх таких попыток (как в спорте) я их оставил, но решил оформить работу (сделать "кирпич") и тогда уже разговаривать более конкретно.
   В работе быстро шло время, но когда до конца докторантуры оставался год, меня вызвал ректор Логинов В.И. и спросил: "Как ты смотришь на то, чтобы стать и поработать проректором по учебной работе?" Я знал, что эта работа требует всё время, но учитывая, что экспериментальный материал почти готов и мои стеснённые жилищные условия, я спросил: "Квартиру четырёхкомнатную дадите?" Он посмотрел на меня, помолчал и сказал: "Дам".-- "В течение года после вступления в должность",- сказал я.--"Добре", - ответил он. При этом разговоре присутствовали В.Д. Жерначук -- тогда секретарь парткома, и И.С. Решетняк -- проректор по науке.
   И вот, в 1978 году в июле месяце, я был утверждён коллегией Минвуза УССР в должности проректора. Поговорив со мной минут пятнадцать, В.И. Логинов сообщил, что уходит на два месяца в отпуск (приказ министром уже подписан) и я остаюсь за него. Зная характер В.И. Логинова, я сказал: "Хорошо", хотя был убеждён, что нужно было оставить ректором И.С. Решетняка.
   Но работа оказалась ещё хуже (напряженнее), чем я ожидал. Безусловно, в первое время большинство работ я мог и должен был делегировать другим, но пока делал сам. Потом я понял, что при таком подходе есть и свои преимущества: практически все виды работ я не только знал, но и мог выполнить сам. Но в таком режиме долго работать нельзя. И я стал перестраиваться. Нет, свою работу я делал сам, но я уже мог выкроить время для работы над материалами диссертации и сходить в парную. С учебным отделом были проблемы -- всё как-то не было толкового начальника учебного отдела, но затем им стал Биличенко Александр Иванович (бывший старший преподаватель кафедры высшей математики). Что же касается деканов, то здесь было полное понимание и с Н.К. Сигарёвым (который сменил меня), и с Михайлусем А.С., и с Неходой (Письменной) Т.П., и с Долговым В.М. (вечерний факультет).
   Прошёл год. И когда я поставил перед В.И. Логиновым вопрос о квартире (напомнил его обещание), ответ был такой: "Я тебе ничего не обещал!" Я тут же сел и написал заявление об уходе с поста проректора с мотивировкой "я не хочу работать с человеком, который не держит своё слово". Это было написано в эмоциональном порыве, но я был оскорблён в своих лучших чувствах к Логинову. Фронтовик, штрафбатовец, комбат -- для меня, как и для всех мальчишек войны, это были почти святые люди, и вдруг он отказывается от своих слов. Для меня это была пощёчина, но и Логинов, прочитав моё заявление, "вскипел" и порвал его. Он тут же вызвал Жерначука и Решетняка к себе и спросил: "Я обещал дать Огурцову квартиру или нет?" Жерначук ответил: "Я что-то не помню", а Решетняк сказал: "Обещали"-- "Игорь, ты что-то путаешь".-- "Нет, Вы обещали, я это хорошо помню, четырёхкомнатную и в течение года",-- ответил Решетняк.-- "Ладно, идите все, я разберусь". Я ещё пытался что-то сказать, но Решетняк потянул меня за рукав из кабинета.
   Прийдя к себе, я всё же переписал заявление и положил в стол -- до лучших времён.
   Месяца через три я снова коснулся вопроса квартиры, мы поругались с Логиновым, но уже через неделю ко мне зашёл А.Ф. Кабаченко (наш председатель профкома) и сообщил, что решением профкома мне выделена четырёхкомнатная квартира. Это был 1979 год.
   Я снова много работал, но уже значительную часть рабочего времени и всё свободное время уделял докторской диссертации. Кроме того, я решил: каждый год летом, в один из двух положенных мне месяцев отпуска, работать, но заниматься только диссертацией. И так я работал ещё пять лет.
  
  
  

"Докторская" и её прохождение

  
   Наука и опыт -- только средства, только
   способы собирания материалов для разума
   М.В. Ломоносов
  
   В начале 1982 года докторская (на мой взгляд) была готова, я поехал к Баптизманскому В.И. и попросил его назначить срок семинара одной или нескольких кафедр (стали, теории металлургических процессов, электрометаллургии, теплотехники и др.). Получив на нём замечания, хотел доработать диссертацию. Но Баптизманский ответил: "Толя, у нас это не так делается. Пусть работу почитает Виктор Семёнович Коновалов, так как Ваше научное направление и его работа совпадают или близки с его научной работой. Потом посмотрю я и лишь затем -- семинар". Я понимал, что это надолго, но что настолько, как оказалось, я и предполагать не мог.
   Я нашёл Виктора Семёновича и передал разговор с Баптизманским, он грустно посмотрел на меня и сказал: "Толя, оставляйте работу. Мне самому будет интересно её читать, но прошу Вас меня не торопить -- я сейчас серьёзно болен". Я пообещал обратиться к нему через полгода и он согласился: "Это по-божески".
   Я снова погрузился в работу и лишь в свободные дни и праздники перечитывал диссертацию, кое-что уточнял, кое-что выбрасывал. Бывая в Днепропетровске, заходил на кафедру стали, бывал на всех защитах диссертаций: докторских и кандидатских. Зная, что Виктор Семёнович болеет и не приставал к нему с вопросами.
   Так прошло почти два года. Однажды через Юру Леусова Виктор Семёнович передал мне свои замечания и заключение: работу несколько доработать, так он считает, и рекомендовать к защите. Замечания были небольшие, но "по делу". "Изголодавшись" по такой работе, я набросился на работу и уже через месяц я готов был к беседе с Виктором Семёновичем, да и с В.И. Баптизманским. Но умирает Виктор Семёнович, который последние дни своей жизни "возился" с моей работой и многое сделал. Думаю, что большинство из нас, даже учёных ныне старшего поколения, вряд ли смогли бы в таком состоянии работать и столько делать. Пусть земля будет ему пухом!
   Я выдержал неделю, но жизнь продолжается, а работа лежит, и я -- у В.И. Баптизманского. После обмена приветствиями я положил перед В.И. отзыв Коновалова и уточненную работу. "Бап" так сказал: "Толя, ссылаться на семинаре на отсутствующего "оппонента от кафедры" негоже, поэтому дайте прочитать работу ещё Юрию Николаевичу Яковлеву". Видя на моём лице недоумение, он спокойно сказал: "Не сомневайтесь, Юрий Николаевич специалист в этих вопросах". Я не сомневался в квалификации Ю.Н. Яковлева, но хотелось кричать -- "зачем?" Но предложение было сделано тоном, не терпящим возражений, и я сказал: "Хорошо, пусть читает".
   Я нашёл Ю.Н. Яковлева и передал ему и работу, и замечания, и отзыв В.С. Коновалова. Он уже знал о необходимости читать мою работу и сказал: "Толя, не расстраивайтесь, "Бап" -- есть "Бап", я постараюсь проработать диссертацию максимально быстро, но полгода мне нужно". -- "Я буду заходить, Юрий Николаевич, чтобы возможно по ходу снять некоторые вопросы", -- ответил я. -- "Да, это было бы хорошо, но вряд ли это серьёзно ускорит дело". Мы достаточно активно работали с Ю.Н. Яковлевым.
   Но вот однажды меня пригласил "Бап" на разговор. "Толя, я сейчас читаю докторскую диссертацию Евгения Ильича Исаева и некоторые Ваши вопросы переплетаются, поэтому Вам трудно будет защищать свой приоритет (авторство). Что Вы на это скажите?"
   Я ответил так: "Я знаю работы Евгения Ильича -- его работы вышли из печати последние пять лет, мои -- более десяти лет, и у меня есть более двадцати авторских свидетельств на большинство технологий и конструкций, чего нет у Исаева. И кроме того, если я поработаю с его готовой работой, как он с моей (она на кафедре около трёх лет), то я уверен, что легко докажу и кафедре и Совету своё авторство".--"Я думаю, что этого не надо делать", -- сказал "Бап", -- но будьте готовы к такому вопросу.-- "Буду".
   Я нашёл Е.И. Исаева, он в то время был секретарём парткома ДМетИ, и сказал: "Женя, у тебя моя работа (копия). Сделай так, чтобы "Бап" мне подобных вопросов не задавал". Суть разговора я передал. Действительно, больше подобного мне никто не говорил. Все и так хорошо знали мой трудовой и научный путь, т.е. кто есть кто, и постеснялись бы задавать подобный вопрос.
   Это хорошо знал и Е.И. Исаев. Вскоре он действительно защитил докторскую диссертацию, а после моей защиты мы написали несколько книг вместе и выполнили ряд других научных работ. До самой его смерти мы поддерживали дружеские отношения.
   Мы с Юрием Николаевичем заканчивали работу над диссертацией и в это время он становится (избирается) зав. кафедрой теории металлургических процессов. Он написал положительный отзыв уже как мой будущий оппонент (чтобы ещё кому-то от ДМетИ не читать диссертацию) и с ним (отзывом) вскоре был у "Бапа". "Бап" посмотрел отзыв и сказал: "Толя, Вы же понимаете, что Яковлев Ю.Н. теперь не сотрудник нашей кафедры.--"Но ведь сотрудником ДМетИ и специалистом в области разливки стали он остался", -- ответил я. -- "Нет, Толя, оппонентом на семинаре должен быть сотрудник кафедры. Нужно либо дать почитать Вашу работу Леониду Сергеевичу Рудому, либо переделать Вашу работу "под кафедру Ю.Н. Яковлева". Я молча посмотрел на него, он же на меня не смотрел, взял отзывы, диссертацию и ушёл искать Л.С. Рудого.
   В преподавательской были все преподаватели: и В.Б. Охотский, и И.В. Лысенко, и Е.И. Исаев, и Ю. Паниотов, и Л.С. Рудой и другие. Я поздоровался со всеми за руку (я здесь был почти своим), остановился у стола Л.С. Рудого и сказал: "Поскольку Ю.Н. Яковлев теперь не сотрудник вашей кафедры, то нужно, чтобы мою работу прочитали Вы, Леонид Сергеевич". Все замолчали и посмотрели на меня. Илья Лысенко сказал: "Толя, а ты не заболел?" Примерно такой же, но немой вопрос был в глазах Л.С. Рудого. Но я сказал: "Зайдите к "Бапу" -- это он так распорядился". Рудой ушёл к "Бапу" и через минуту вернулся. Молча взял мою диссертацию, отзывы предшественников и сказал: "Пошли, поговорим". Мы зашли в свободную аудиторию. Леонид Сергеевич Рудой хоть и был доктором технических наук, профессором кафедры металлургии стали, но по институтскому образованию был прокатчиком, правда, занимался непрерывной разливкой, но вопросы, изложенные в моей диссертации, были для него новы. Это знал он, знал я, знали все профессора кафедры (а их было шесть) и скрыть это было невозможно. Поэтому Рудой сказал: "Анатолий Павлович, большинство вопросов Вашей диссертации для меня новы и в них нужно разбираться, и потом -- такая работа не входила в мои планы и поэтому я буду читать долго, возможно, год. И ещё. Я здесь человек относительно новый, но раз "Бап" сказал -- будем работать".
   Приехав домой, я нашёл телефон заведующего кафедрой металлургии стали Донецкого политехнического института доктора технических наук, профессора И.И. Борнацкого (мы были знакомы по Москве), позвонил ему и рассказал о своих мытарствах. Я знал, что он -- председатель докторского Совета по металлургии черных металлов.
   Он посочувствовал и сказал: "Безусловно, твою работу мы возьмём, но я лично не советовал бы тебе это делать по ряду причин:
   1. Все мои члены Совета знают, что ты работаешь с ДМетИ, поэтому переход в наш Совет вызовет естественный вопрос -- почему? Всё рассказывать ты не должен -- ты ведь не дурак. Каждый будет сомневаться. Раз ушёл из ДМетИ, где постоянный Совет, значит что-то "нечисто".
   2. Я сам (Борнацкий И.И) защищал докторскую в ДМетИ и знаю их методы работы -- они таковы!
   3. Если же ты будешь "непочтительно вести себя", "достать" тебя они смогут где угодно.
   Так что смирись и работай!"
   Я был зол, но одел спортивный костюм и кроссовки и пошёл, вернее, побежал в лес. Так я снимал стресс. Пробежав около 15 км примерно за 1 час, я вернулся домой, принял душ и решил (и был готов!) -- бороться дальше.
   Мы изредка, месяца через 2--3, встречались с Л.С. Рудым, беседовали, но прочтение продвигалось "черепашьим шагом". Безусловно, Леонид Сергеевич видел, что работа нормальная и что я владею материалом: не только теорией, но и практикой, а просто была такая рекомендация -- "сам внимательно разберись и можешь не спешить".
   Прошёл год, и в один из моих приездов Е.И. Исаев подошёл ко мне и сказал: "Толя, надо поговорить". Мы нашли пустую аудиторию, сели и Исаев мне сказал: "Толя, время идёт, а почему бы нам не написать книгу? Материала у нас много. "Бап" в этих делах дока" -- будет "ракетой- носителем", а Поживанов А.М. от производства материально поддержит издание и, главное, я думаю, что это поможет тебе в продвижении работы (читай, диссертации)".
   И уже, "не трогая" Рудого Л.С., мы сотворили план написания книги "Повышение эффективности производства стальных слитков". Ещё через день Исаев согласовал его с "Бапом", передал мне и мы начали работать. Уже через полгода мы обменивались информацией и видны были "очертания" книги.
   Тут меня пригласил "Бап" и спросил: "Толя, я вижу, что диссертация почти готова, нужно подумать об оппонентах. Что Вы по этому поводу скажите?" Я ответил: "Ю.Н. Яковлев, А.В. Казачков и, возможно, В.А. Ефимов. Первые два давно дали согласие, а в отношении Ефимова мои коллеги (В. Притула, Вихляев) обещали переговорить, когда я дам "добро". "Бап" минуту подумал и сказал: "Я думаю сделаем немного не так: вместо Яковлева Ю.Н. будет М.И. Гасик, а вместо В.А.Ефимова нужен кто-то из москвичей -- либо В.И. Явойский, либо В.А.Кудрин, как представители экспертного Совета ВАК (В.И. Явойский -- председатель, В.А. Кудрин -- его заместитель)". Я промолчал, поскольку обоих я знал, пусть не так близко, но я знал, что это приличные люди и с ними можно разговаривать.-- "Ну вот и славно. Толя, работайте". В тот же день я уехал в Москву.
   Я позвонил своему знакомому по бессемеру ДМК Диме Бородину (профессору МИСиСа), чтобы он помог мне поговорить о В.И. Явойском, и он мне ответил: "Толя, Явойский В.И.--после инсульта (примерно месяц) и с трудом передвигается по комнате. Но ты не волнуйся, в Москве много докторов и найти оппонента не проблема. Согласуй это с "Бапом" и звони". От него я позвонил "Бапу", волнуясь сообщил услышанное, а он спокойно ответил: "Я знаю".-- Я был поражён.--"Ну, тогда остаётся В.А.Кудрин, но нужно, чтобы В.И. Явойский посмотрел работу и дал "добро" на защиту. Это обязательно!" и положил трубку. Бородин Д. был рядом, всё слышал и только сказал: "Да, Толя, ты попал".
   Но пока я был в Москве, то решил: всё, что можно сделать здесь -- нужно сделать по максимуму. Я позвонил В.И. Явойскому домой. Безусловно, я понимал, что это нахальство, но деваться мне было некуда. Трубку взяла жена В.И. Явойского. Хорошо, что так случилось. Она, Л.С. Матюха (девичья фамилия) -- уроженка г. Днепродзержинска, поэтому, когда я рассказал откуда я и почему мне нужна пятиминутная аудиенция у Владимира Ивановича, после нескольких минут паузы -- она разговаривала с В.И. -- я услышал ответ: "Завтра в 11.00 он будет у себя в кабинете перед Советом", где, как я понял, крайне нужен его голос.-- "Пять минут и не больше!"
   Я поблагодарил жену и стал готовиться к встрече, подумав, раз он бывает в институте -- всё не так плохо.
   Я пришёл на 20 минут раньше с работой, и его секретарь сказала: "Вы--Огурцов А.П?" -- "Я".--"Владимир Иванович ждёт Вас". -- "Давно?" -- "Нет, две минуты". Я разделся и вошёл.
   Состояние, в котором я увидел Владимира Ивановича, человека всегда подвижного и спортивного склада, было тяжёлым (лицо, рука и т.п., он сидел за столом). Я почувствовал себя ничтожеством, которое лезет к человеку даже тогда, когда этого делать нельзя. Но решительно шагнул к столу, поздоровался, коротко изложил суть "пожеланий "Бапа" и положил перед ним диссертацию.
   Он посмотрел на неё, как я сейчас смотрю на свою трёхпудовую гирю, полистал и сказал: "Пусть Баптизманский сам решает, но в целом работа неплохая. Если захочет -- пусть мне позвонит". Я забрал работу, поблагодарил В.И. и вышел. Думаю, что вид у меня был никакой. Секретарь спросила, как я себя чувствую. "Нормально", -- ответил я и удалился.
   Погуляв немного по Ленинскому проспекту, я решил прямо поехать к В.А. Кудрину. Он как раз был на месте и быстро принял меня, но сказал:
   -- Ты знаешь, что я -- зам. председателя экспертного Совета ВАК?
   -- Знаю, -- ответил я.
   -- А что нам, руководству ВАК, не рекомендуется оппонировать работы?
   -- Не знаю.
   -- Так вот -- работа нормальная.
   Он полистал диссертацию и приложение.
   -- Я буду оппонентом, но мне должен это сказать Ефименко С.П. (учёный из Донецка). Ныне он председатель экспертного Совета ВАК вместо Явойского В.И., который болен. Работу оставляй, в случае чего, мы тебе оппонента найдём.
   Я оставил работу и, выходя, встретил Еланского Г. -- проректора этого же института, с которым мы неоднократно встречались на конференциях (ныне ректор МВМИ).
   Я зашёл к нему, мы поговорили и он сказал: "Я буду курировать твою работу, а ты решай технические вопросы". Я взял его визитку и мы расстались.
   Дома я всё доложил "Бапу". Ему очень не понравились итоги разговора с Явойским, вернее, отсутствие каких-либо бумаг. Но раз Кудрин В.А. согласился -- всё будет нормально. Я рассказал о требованиях Кудрина, на что "Бап" сказал: "Толя, это Ваши вопросы -- решайте".
   Я более полугода искал подход к Ефименко С.П. и через своего брата Андрея, который в техникуме учился с Долженковым -- директором ДонНИИчермета, и через Ю.Н. Тарана -- ректора ДМетИ, но в конце концов на одной из конференций в Донецке я увидел вместе Ефименко С.П., Кудрина В.А. и Ю.Н. Тарана, подошёл к Тарану Ю.Н. и попросил его либо только представить меня, либо и сказать о моей просьбе. Таран Ю.Н. обратился к Ефименко С.П. по сути. Последний спросил Кудрина В.А: "Ты его знаешь?" -- "Да".-- "А работу?"-- "Да. И согласен, но Вы же знаете наши порядки". -- "Знаю, но действуй, если нужно". Таран Ю.Н. сказал, что сам сообщит "Бапу" о нашем разговоре.
   Семинар и дальнейшая работа по прохождению диссертации пошли как и могли бы идти пять лет назад.
   Через три месяца после этого разговора я защитил диссертацию, ещё через три месяца меня утвердили.
   Хотелось бы несколько слов сказать о защите диссертации и некоторых впечатлениях и о процедурах на завершающем этапе её подготовки.
   Когда В.А. Кудрин дал согласие быть оппонентом, "Бап" решил, что материалы работы должны быть ещё доложены в ДонНИИчермете, как головной организации Минчермета по вопросу качества трубного металла, и заводе им. Петровского, как ведущем предприятии по диссертации и, естественно, получены положительные отзывы (последнее требование было нормальным).
   Я вёл хоздоговорные научно-исследовательские работы с ДонНИИчерметом, неплохо знал людей и был спокоен. Но, как оказалось, отзывы -- это одно, а доклад по докторской диссертации в НИИ -- это совсем другое. Собралось несколько отделов и после моего достаточно полного доклада пошли вопросы по практике (обычно тут слабы работники вузов), но после примерно двадцати вопросов все поняли, что здесь я "дока" и "нечего мне поднимать авторитет". И пошли вопросы по теории. Я отвечал довольно уверенно, но когда один из молодых кандидатов никак не хотел соглашаться, что вывод уравнения для скорости разливки стали под шлаком сделан корректно и имеет право на жизнь и кроме того был уверен, что это можно сделать "проще и изящней", мне пришлось пойти на такой шаг.
   "Ну хорошо, коллега, -- сказал я, хотя видел, что передо мной "пацан", -- возможно Вы и правы (на лице его появилась довольная улыбка), -- но давайте поступим так (я разделил мелом большую доску пополам): на одной половине доски я приведу своё решение, а на другой половине -- Вы своё. И, если Ваше решение будет проще и эффектнее -- судьями будут Ваши коллеги, -- я выбрасываю из работы этот раздел".
   Да, я рисковал, учитывая настрой аудитории, но я твёрдо знал, что для решения этой задачи нужно быть высоким специалистом, сочетающим в себе знание теории тепло- и массообмена и гидродинамики применительно к разливке стали. А таких специалистов, если бы они были, я не мог не знать. "Прошу!"
   И я начал уверенно излагать математическую постановку задачи и её решение, но никто не собирался выходить к доске. Мало того, "коллега" встал и вышел из зала. Крупман Л., который вёл семинар, видя такой поворот дела, задал мне пару вопросов по изложенному на доске, спросил: "Ещё есть вопросы? Нет? Тогда я подытожу наш семинар. Работа нужная, интересная и Анатолий Павлович показал здесь, что хорошо владеет материалом, по всему видно -- будем рекомендовать её к защите. Согласны?" -- "Да". -- "Есть ли желающие выступить против?" -- "Нет? Спасибо, Анатолий Павлович".
   Через неделю я был на заводе им. Петровского (г. Днепропетровск). Главным инженером тогда был Георгий Фёдорович Кулагин (Жора), который годом раньше меня закончил наш техникум и мы вместе работали с 1953 (он -- с 1952 года) в бессемеровском цехе. Поэтому я спокойно приехал к Жоре с "рыбой" отзыва, но Кулагин Г.Ф., как осторожный человек, сказал: "Толя, все уже знают, что ты будешь докладывать работу и поэтому назови день, когда сможешь доложить в ЦЗЛ. Остальное -- я дам команду".
   Начальником ЦЗЛ Петровки был Николай Иванович Беда (прокатчик), неплохой специалист (к.т.н.), а его замом был Евстафьев Е.И. -- сталеплавильщик (к.т.н.), и Юра Бембинек, сталеплавильщик (к.т.н.), друг Юры Леусова (моего друга). У Н.И. Беды обычно (как и у Н.З. Плоткина) было два толковых человека -- он и тот, с кем он сейчас разговаривает.
   Аудиторию мне подготовили великолепную. В зале было около 15 кандидатов наук (сталеплавильщики, прокатчики, металловеды) производственников. Видно было, что народ пришёл не только послушать, но и "себя показать". Чувствуя апперцепцию аудитории (кое-что мне до доклада рассказал Ю. Бембинек), я немного перестроил свой доклад.
   "Дорогие товарищи, мне очень приятно видеть в зале и своих однокашников, с которыми я делал здесь первые шаги в металлургии, и своих учителей. Поэтому хочу в начале доклада поблагодарить за науку металлургов "Петровки", а то в конце возможно забудешь и это". Смотрю, глаза у многих "потеплели".--"А теперь о деле".
   Я сделал хороший доклад, такой, который нужен был аудитории, об этом мне потом сказал Е.И. Евстафьев.
   Сам доклад снял большинство вопросов. Но было ещё много желающих "макнуть носом" кандидата в доктора. После первых вопросов и моих ответов публика успокоилась. Но одна пожилая дама (как я потом узнал -- металловед Михайлец), её муж, Михайлец, работал в ИЧМ (сталеплавильщик) и мы с ним нормально сотрудничали. Ей не понравились два моих решения по разливке с выходом на качество металла. Видя, что она не унимается, я вновь прибег к такому же приёму, как в Донецке.
   Я сказал: "Мы здесь все инженеры и уверен, что неплохие инженеры, поэтому лучше мы поймём друг друга, если Вы изложите свои мысли в виде зависимостей. Мы подставим числа и посчитаем. А уважаемая аудитория рассудит нас".
   Безусловно, я знал, что металловеды обычно не так знают хорошо математику, чтобы поставить и решить по-новому новую задачу. Она покраснела, но ответила: "Экспромтом я этого сделать не могу, но мне кажется, что здесь что-то не так" Последние слова она произнесла уже мягче. Я же благородно предложил "ничью", но пообещал вернуться к этим решениям и их подаче. -- "Если они вызывают сомнения, значит я был где-то неубедительным". Некоторые зааплодировали.
   Ю. Бембинек, а именно он вёл семинар, предложил мне заканчивать выступать, а за минуту до этого в зал вошёл Г.Ф. Кулагин -- главный инженер. Все притихли. Выступил Ю. Бембинек -- нормально. Выступил и Г.Ф. Кулагин: "Я не хотел присутствовать на семинаре, чтобы не "давить" на аудиторию, поскольку Анатолий Павлович мой земляк и однокашник. Но я читал его работу и рад, что такие наши воспитанники ныне готовят нам смену. Думаю, что и на Совете он будет также убедителен. А мы дадим ему своё "добро". Он пожал мне руку и вышел.
   Теперь о самой защите. Вёл её В.И. Баптизманский (Ю.Н. Таран был в командировке), а "Бап" был заместителем председателя Совета.
   Я сделал неплохой доклад. Достаточно уверенно отвечал на вопросы. Но вот слово для вопросов взял академик Присняков В. (я знал, что он ректор нашего университета, ракетчик и жёсткий человек). "А что Вы видите нового в определении напряжения в корке слитка? Это оболочка? Я правильно понимаю? Ведь здесь "слоны" походили!"
   Я ответил: "Да, всё так, как Вы говорите, но пока нет решения, в период, когда оболочка образуется из расплава как затвердевшая, т.е. одна граница -- твёрдое тело, другая -- граница затвердевания (межфазного перехода). Здесь переменные: и толщина, и теплофизические, и механические свойства".
   Присняков В.: "Спасибо, всё понял, свои претензии снимаю". Я вздохнул с облегчением, но, главное, остались удовлетворены члены Совета -- металлурги.
   Остальные выступления были хороши. Прекрасно выступил "Бап". Очень хорошо выступил В.А.Кудрин: очень ярко выпятил то положительное, чего я так не смог сделать ни в автореферате, ни в докладе. "А как член ВАКа я хочу сказать, что кроме того работа, и особенно приложения (акты, справки и т.п.), оформлены великолепно, что можете брать их за образец. Видно Анатолий Павлович долго и скрупулёзно работал".
   Очень хорошо выступил Ю.Н. Яковлев (он и сейчас, спустя 20 лет, чтобы "достать" некоторых "зарвавшихся", хранит у себя на рабочей полке мою работу как образец!).
   После поздравлений мы стали расходиться. Но во мне боролись два начала: первое -- всех пригласить на банкет. Но мы жили в то время, когда за это снимали с работы (борьба с пьянством -- инициатива и глупость М.С. Горбачёва). Но ни я, да и никто не хотел неприятностей, поэтому во мне победило второе начало -- тихонько были приглашены только мои близкие друзья и оппоненты. Последние остановились (мы их туда поселили) в гостинице "Рассвет". Там же, в специально оборудованном подвале (не для широкого круга), мы отметили итоги защиты (наш покой охраняли пятеро моих друзей). Всё закончилось благополучно.
   Безусловно, что эта пятилетняя борьба не за получение новых научных результатов, не за их интерпретацию, а за то, чтобы я бежал "стипель-чез" не три километра, как обычно, а примерно 300 км. И чтобы на этом примере показать, как может выглядеть дорога к защите для простого смертного, который достаточно много познав и совершив, пытается войти в научную элиту. Когда на старте спортсмен в хорошей спортивной форме и это видно всем, но большинство судей и тренеров участников может "загнать" и "угробить" его на дистанции, -- нужно только постараться, но некоторые всё же всё это выдерживают и побеждают.
   Радости от покорённой вершины не было. Но позже я пойму, что без покорения этой вершины я многого не смог бы совершить -- меня бы просто не пустили туда по формальным признакам.
  
  

Вуз с В.И. Логиновым (при Л.И. Брежневе и без него)

   Пока я учился в институте (тогда) директором был Павел Ефимович Косенко -- тогда должности ректора ещё не было. Но вот на последнем курсе моей учёбы, после серьёзной проверки финансовой дисциплины в институте Павел Ефимович был освобождён от должности и ректором (уже ректором) назначен бывший в то время проректором по учебной и научной работе доцент Логинов Владимир Иванович (тогда ему было 40 лет). Из разговоров с друзьями, которые уже работали в вузе, я знал, что это назначение большинство восприняло положительно -- молодой, фронтовик, металлург, доцент. Несмотря на то, что тогда было достаточно много фронтовиков, но для успешного продвижения по службе тогда важно было быть ещё членом партии и фронтовиком, ну а в вузе и, как минимум, доцентом.
   Вуз тогда был небольшой: около 800 студентов и несколько более пятидесяти преподавателей. Достаточно ухоженное помещение и неплохо, по тому времени, оснащённые лаборатории. Положительным для вуза было то, что основной его производственной и лабораторной базой был металлургический завод им. Дзержинского и около 80 % студентов были рабочими и техниками этого же предприятия.
   В этот же период происходило становление в вузе научной работы. Устанавливается должность "чистого" проректора по научной работе -- им был назначен Решетняк Игорь Сильвестрович, спортивного склада человек: в общении достаточно мягкий, интеллигентный, грамотный и требовательный. Вскоре был создан научно-исследовательский сектор. Первым сотрудником (машинистка и деловод) НИСа была Галина Ивановна Салтыкова, женщина требовательная, а иногда и жёсткая (можно сказать грубая, с учётом того контингента, с которым ей приходилось работать)! С НИСом работали учёные и инженеры, которые в большинстве своём считали, что главное дело -- научно-исследовательская работа и экономэффект, а бумаги -- это второстепенное дело. Но Галина Ивановна старалась нам показать, что без бумажки ты - "букашка". Я был как все, но когда стал подниматься по служебной лестнице, то понял, что во многом она была права. Но это сейчас, с высоты своих лет и опыта, а тогда мы, молодые, аж "шкварчали" на эти требования и "огрызались".
   Вскоре в НИС пришла Людмила Михайловна Кузнецова и стала начальником этого сектора.
   Мы знали её отца -- Михаила Петровича Кузнецова -- начальника центральной заводской лаборатории, известного металлурга -- друга академика Самарина, профессора Г.Н. Ойкса и других известных тогда металлургов. Правда, спустя несколько лет его сменил Аркадий Давыдович Куценко, которому ныне 97 лет (2006 год), он жив и имеет твёрдую память. Известен прежде всего тем, что был однокашником (по институту) Леонида Ильича Брежнева и прошёл с ним всю войну. Возможно в смещении с поста начальника ЦЗЛ М.П. Кузнецова и передаче его (поста) Аркадию Давыдовичу сыграл свою роль и этот штрих его биографии. Куценко А.Д. долго работал потом доцентом нашей кафедры (по совместительству) и мы видели, что он классный специалист (нашего) дела и мягкий, приличный человек.
   Мать Людмилы Михайловны -- Чернецкая Е.М. -- была тогда и ещё долго начальником металлографической лаборатории ЦЗЛ. Так что Людмиле, выросшей в такой семье, казалось бы путь в науку предначертан. Но не так сложилась её судьба. Она активно работала в НИСе и вскоре всю основную и рутинную работу Игорь Сильвестрович переложил на неё. Кроме чисто технической работы она умело подбирала кадры, некоторые из которых успешно работают и сейчас.
   Научным сектором института тогда было много сделано для разумного планирования и контроля научной работы кафедр института. Заработала аспирантура, причём с выпуском в срок кандидатов технических наук. В этот период выполнил цикл научных работ и защитил диссертацию и я, среди почти десятка наших сотрудников (практически все -- дети войны).
   Да, нам было трудно, мы "пробивались" в различные советы по защите. Днепропетровцы (ДМетИ и другие) вначале на нас смотрели свысока, "це хлопцi з Кам'янського" так снисходительно говорили они. Но мы были упорны и не только в исследованиях, а и преодолении "полосы бумажных препятствий", которые для нас были куда более сложны, чем исследования.
   Необходимо отметить, что вскоре после 1966 года, когда Генеральным Секретарём ЦК КПСС стал Л.И. Брежнев, отношение к нам, преподавателям и сотрудникам, со стороны руководства партийных и советских органов постепенно "смягчилось", хотя раньше оно было в большинстве "зверхнiм". Многим и, прежде всего руководству вуза, решать многие вопросы стало легче. И это происходило по ряду причин.
   Во-первых, вместе с Л.И. Брежневым в высшие эшелоны власти пришло много наших выпускников:
   1. Новиков Игнатий Трофимович (выпускник 1934 года) -- зам. председателя Совета Министров, председатель Госстроя СССР.
   2. Цуканов Г.Э. -- ответственный работник аппарата ЦК КПСС.
   3. Павлов Г.С. -- ответственный работник аппарата ЦК КПСС.
   4. Сидорин А.Е. -- министр правительства УССР.
   5. Терентьев В.О. -- министр правительства УССР.
   6. Фоменко Н.Н. -- зам. министра черной металлургии УССР.
   7. Нестеров Е.М. -- нач. управления черной металлургии УССР.
   8. Щепанский В.М. -- нач. управления черной металлургии УССР и многие другие.
   Безусловно, решая насущные вопросы жизни вуза, к ним всегда можно было обратиться и получить если не положительное решение вопроса, то "протеже" к необходимому человеку -- почти всегда.
   Кроме того, у нас в университете (тогда институте) работала заведующей лабораторией химии Вера Ильинична Брежнева, родная сестра Леонида Ильича, которая иногда на недельку уезжала в Москву и после этого в лабораториях института появлялись и реактивы и оборудование, которое до того, при его дефиците, оставалось мечтой! Вера Ильинична могла позвонить "куда надо" и поинтересоваться -- как решаются вопросы вуза Ильича? И многое, если не всё, решалось. Вера Ильинична была простым и добрым человеком, такой её помнят и студенты и сотрудники, который незаметно сумел очень много сделать для нашего вуза.
   У некоторых наших сотрудников были дружеские связи с Яковом Ильичём Брежневым (братом Генсека), который работал начальником железопрокатного цеха ДМК им. Дзержинского, и который тоже мог на кое-что повлиять, и с пониманием относился к вузовским проблемам.
   В городе почти до смерти жила и мать Леонида Ильича (жила на проспекте Пелина, 40, а наш институт расположен на пр. Пелина, 16). И Леонид Ильич, бывая у матери, иногда "заскакивал" в "альма-матер" на полчаса, но и этого было достаточно, чтобы все (городское и областное начальство) стояли "на ушах" и многие вопросы решались и вроде бы "без прямых указаний Ильича".
   Чего греха таить -- в этот период многое делалось и для города и для института. Правда, сейчас многие люди моего поколения и старше как-то забывают об этом, и когда мы встречаемся вместе, уже выходит, что это они были "титанами" и смогли "пробить" многое, но "атмосфера" всё же была другая -- "для нас чуть ярче светило солнце".
   И то, что у нас в городе (на Днепрострое) есть комплекс зданий (основная часть университета) -- это тоже благодаря нашему выпускнику Игнатию Трофимовичу Новикову (председателю Госстроя СССР), правда я думаю и уверен, что с молчаливого согласия Леонида Ильича.
   Хочу привести свои впечатления от личных встреч с Леонидом Ильичём Брежневым.
   Первая встреча состоялась в то время, когда он работал ещё Председателем Президиума Верховного Совета СССР (я только пришёл работать на кафедру). Его "затянул" на кафедру Аркадий Давыдович Куценко -- наш доцент и его однокашник. Тут быстро было организовано всё, что надо. Была очень короткая встреча, говорили в основном Леонид Ильич и Аркадий Давыдович.
   Это был красивый, но уже полнеющий мужчина, остроумный и много знающий. Мы остались очарованы ним. Я и теперь уверен, что основное время своей работы он и был таким.
   Второй раз я общался (больше со стороны) с Л.И. Брежневым в период его последнего визита в город и в институт. Я уже был проректором, а ректор был в отпуске, и я был за него. Но когда у нас побывал секретарь нашего обкома Качаловский, он сказал: "Логинова привезти (из Крыма), а ты (обращаясь ко мне) всё подготовь "к встрече". Видя в моих глазах растерянность, добавил: "А Вы, Алексей Фёдорович (Гордиенко, первый секретарь нашего горкома), помогите ему чем нужно. А ты не стесняйся, требуй по максимуму. Да, и ещё, в книгу почётных гостей напишите что нужно, чтобы Ильич мог это подписать".
   Я собрал своих "марксистов": В.Е. Малюка, Р.И. Ветрова и ещё кого-то (кажется, Сетова А.А.) и попросил написать текст на одну тетрадную страничку по указанному поводу. Назавтра каждый принёс по 5 страниц текста. Что с ним было делать -- я не знал. Но тут приехал зав. отделом науки и учебных заведений обкома А.А.Казаков, просмотрел написанное и сказал: "У тебя есть полтора часа, иди и пиши". Я сел и написал. Приехал Качаловский, прочитал и одобрил текст, художник вписал в книгу почётных гостей.
   За 10 минут до приезда Брежнева привезли В.И. Логинова. И вот из правительственной машины "вынули" Леонида Ильича и подняли (под руки) на крыльцо нашего старого корпуса (корпус N 1) -- здесь он когда-то учился. Мы приготовили его рабочий кабинет, где он когда-то работал директором рабфака (это было на втором этаже). Но он, пошептавшись с В.В. Щербицким, сказал: "Будем на первом этаже". Мы включили запасной вариант в рекреации у "портретной галереи наших знатных выпускников".
   Во-первых, он, как мне показалось, не узнал своих однокашников А.Д. Куценко и А.К. Рудкова, хотя со Щербицким В.В. разговаривал довольно уверенно. Ему предложили кресло у журнального столика и тут Щербицкий подал ему книгу почётных гостей и попросил его подписать то, что там было написано. Он посмотрел на Щербицкого и сказал: "Володя, я же им подарил свой портрет, а это зачем?" -- "Это нужно, Леонид Ильич". - "Да? Ну ладно". Он достал очки, прочитал текст. А там были слова: "посетил родной институт и на меня нахлынули воспоминания..." Минуту помолчал, затем поднял руку и Щербицкий вложил ему в руку перо. Он подписал текст в книге и сказал: "Да, здесь всё правильно".
   Перед нами сидел пожилой, больной человек -- ничего похожего на прежнего Леонида Ильича, которого сейчас куда-то вели люди, которым это было выгодно. И я подумал: "с высокого поста нужно уходить во время -- когда ты ещё твёрдо стоишь на ногах и при ясной памяти". Но люди слабы и им всё кажется, что они ещё многое могут. Нужно почувствовать эту черту - хотя у одного она в пятьдесят, а у другого -- в восемьдесят (обычно нам видеть эту черту не дано, а хотелось бы).
   Эта встреча у меня оставила тяжёлое впечатление: по всему было видно, что он уже не только не боец, но и не жилец. Через два года он умер.
   Безусловно, если бы Владимир Иванович Логинов не подобрал квалифицированных людей, способных работать на общее дело (это и Игорь Сильвестрович Решетняк, и Павел Акимович Гаврилюк, из которого учёного не вышло -- слишком слаба была его сельская школьная подготовка, но хозяйственник он был отличный -- крестьянская жилка, это и Леонид Михайлович Мамаев -- проректор по перспективе, а тогда это было строительство и "добыча денег для вуза"), то вряд ли наши возможности стали бы реалиями.
   Что же касается меня, то я, безусловно, был в руководящей обойме, но В.И. Логинов считал, что кто-то же должен заниматься в вузе и учебной работой. К тому же он был уверен, что науку я не брошу ("не сойду с этой дистанции"). Кроме того, он полагал, что хозяйственные вопросы -- "моё слабое звено". Я же не пытался его переубедить в обратном.
   Хочу привести ещё один пример (кроме строительства) помощи наших выпускников и прежде всего Игнатия Трофимовича Новикова. Шёл 1980 год, год Олимпиады, Новиков был председателем оргкомитета Олимпиады. И вот заходит ко мне Решетняк И.С. и говорит: "Толя, есть возможность из олимпийского резерва получить спортивное оборудование, форму (в разумных пределах), снаряды (спортивные). Толя, ты, как бывший спортсмен, лучше всего это сделаешь". Я сел, написал список:
   - лодки академические (от одиночки до восьмёрки);
   - лодки байдарки (от одиночки до четвёрки);
   - лодки каноэ (от одиночки до четвёрки);
   - столы для настольного тенниса -- 10 штук;
   - мячи -- баскетбольные, волейбольные, футбольные;
   - форма для трёх команд;
   - костюмы спортивные -- 20 штук (сборников);
   - кроссовки -- 20 пар и ещё примерно столько же.
   И каково же было моё удивление, когда, послав в Москву Юрия Демьяновича Яковлева, мы получили сразу всё, что можно было увезти, а остальное пришло багажом через месяц.
   И ещё, шёл 1981 год, я уже был проректором по учебной работе. Будучи в Минвузе УССР (министром был Г.Г. Ефименко) мне нужно было получить подпись министра (все визы я уже собрал), но идти обычным путём -- это день-два, и я пошёл в приёмную к секретарю и объяснил в чём суть вопроса. Она странно на меня посмотрела и сказала: "Вы же знаете порядок". Я кивнул. Но рядом с её столом оказался В.Я. Ямковой, мы уже успели с ним познакомиться. И он сказал: "Маша (не уверен в имени), не связывайся. Это вуз Брежнева и лучше помоги им". И она сказала: "Оставляйте и зайдите после перерыва". Через полтора часа я получил подпись министра.
   К нам, периферийному вузу, относились с уважением и мы, при случае, пользовались этим как отмычкой. Особенно умело это делал Павел Акимович Гаврилюк, он доставал и стройматериалы, и лимиты, и оборудование, и мебель. Ведь тогда были деньги, но всё или практически всё было дефицитом. Да, это было благодатное время. И на местном уровне к нам стали относиться уважительно, хотя было видно их трудно скрываемое желание послать всех нас подальше.
   И вот сегодня, 19 декабря 2006 года, у нас в вузе состоялась конференция, посвященная 100-летию со дня рождения Л.И. Брежнева. Послушав выступающих (я и сам выступил), считаю необходимым сделать следующие выводы.
   Как говорил Штирлиц (герой кинофильма "Семнадцать мгновений весны"), "запоминается последнее". И такие люди как М.С. Горбачёв и его соратники, чувствуя свою профессиональную немощь в управлении всё ещё могучим государством, стали валить на "предшественника", изображая его физически немощным (что частично было в последние год-два жизни Л.И. Брежнева) и умственно неполноценным (придумано нашими перестройщиками, а скорее всего -- они свои недостатки списали на него). И этот, сотворенный его подлыми последователями, образ Л.И. Брежнева, чтобы самим лучше выглядеть, пошёл гулять по стране и, кроме того, средства массовой информации постоянно "вдалбливали" его в сознание людей нового поколения. И теперь "маємо те, що маємо". Хотя это был умный и добрый человек, хороший политик. Да и как мог быть у власти (во главе такой державы!) 18 лет человек, образ которого и теперь ещё культивируют у нас в стране (это относится и к Украине, и к России)?
   Посмотрите внимательно документы и послушайте людей, тех, кто с ним работал, посмотрите музеи у нас в городе или университете и вы поймёте, где правда, а где ложь.
   Это вскоре после смерти Л.И. Брежнева мы и почувствовали в полной мере.
   А тогда строились здания, "росли" люди и атмосфера в вузе была достаточно демократичной. В подтверждение этого хочу привести такой пример.
   Шёл 1974 год, я уже работал деканом металлургического факультета, когда Михаилу Иосифовичу Бейлинову, нашему заведующему кафедрой, исполнилось 70 лет и в этот период появилось постановление, что кандидат наук не может занимать пост заведующего кафедрой более одного срока (5 лет). А у него намечались перевыборы и было ясно, что он должен будет оставить пост. Тогда на кафедре "Металлургия стали" было всего два кандидата наук -- Михаил Иосифович и я. Уже отделилась от нас кафедра "Промтеплоэнергетика": Ревенко В.В., Решетняк И.С., Проскурня А.Я. и другие, а также кафедра "Литейное производство": А.Н. Сургучёв, Л.И. Пронской, Л.И. Шевчук, П.А. Опачич, О.А. Могилевцев и другие. Был объявлен конкурс.
   В это время уже защитил диссертацию Юра Шиш, но ещё не был утверждён и не мог участвовать в конкурсе. Если бы я не подавал на конкурс, то должен был прийти человек "со стороны", а дополнительной свободной должности на кафедре не было и, следовательно, Михаил Иосифович должен был уйти на пенсию (а он хотел поработать ещё 5 лет).
   Проанализировав эту ситуацию, я поговорил с Шишом Ю.И. на предмет подачи ним документов на заведование кафедрой. Он ответил так: "Независимо от того получу ли я утверждение от ВАК или нет, я на конкурс подавать не буду". После этого кафедра меня рекомендовала и я подал документы. Здесь все были за меня ещё и потому, что я вёл две хоздоговорные работы и приплачивал (за работу) по 0,5 ставки всем сотрудникам кафедры (кроме Шиша Ю.И. и М.И. Бейлинова -- у последних были свои работы). Это было так непросто потому, что я такой благородный и "всё отдавал людям", а просто я не мог, по тогдашним законам, получать за науку зарплату (или как декан, или зарплата за науку). А эти научно-исследовательские работы я вёл, выполняя научные исследования по плану докторской диссертации, и ещё для того, чтобы на кафедре были деньги и для учебного процесса.
   Но за два дня до Совета Ю.И. Шиш получил открытку из ВАКа -- его утвердили! И в этот же день, как оказалось, он пошёл к Николаю Ивановичу Реутову (секретарю райкома, выпускнику Ю.И. Шиша -- он помогал ему дипломировать и был его руководителем проекта). С ним они пошли в горком к первому секретарю горкома, а тот позвонил В.И. Логинову -- нужно проводить Шиша Ю.И. Но как потом мне рассказывал Ю.И.Шиш, "его вызвали в горком и заставили написать заявление". Я промолчал. В конце дня меня вызвал В.И. Логинов и сказал: "Огурцов, ректорат будет рекомендовать на заведующего Шиша. Ты лучше сними свою кандидатуру и забери своё заявление". -- "Нет, -- сказал я. -- Пусть идёт как идёт, но я "крутить" не буду, я обещал кафедре участвовать в конкурсе". -- "Ладно, иди. Пусть будет, как будет".
   После этого меня пригласил секретарь парткома Жерначук В.Д. (мы когда-то вместе работали в бессемеровском цехе: я -- разливщиком, он -- контролёром ОТК, и с тех пор имели "натянутые" отношения).
   -- Огурцов, ты должен забрать заявление, -- сказал он.
   -- Я никому ничего не должен. И кто это так считает?
   -- Я и партком!
   -- Я -- член парткома и этот вопрос на парткоме не рассматривался. Заявление я не заберу.
   И я ушёл.
   Через день был Совет. Я, как декан, был членом Совета и всё происходило на моих глазах.
   Когда В.И. Логинов объявил, что на должность заведующего кафедрой "МеталлургиЯ стали" подано два заявления, все насторожились. "Это А.П. Огурцов и Ю.И. Шиш". Ни до, ни после этого я не помню случая, чтобы на вакантную должность шли два человека, кроме должности ректора -- там нужна альтернатива.
   Смоляк В.А., тогда член Совета, спросил: "Огурцов, а что случилось?" Я поднялся, но В.И. Логинов сказал: "Я Вам слова не давал". Но стали звучать голоса: "Он же здесь и пусть коротко расскажет". Логинов В.И., видимо, чтобы не делать "базара" на Совете, стал искать проект решения. А я, пользуясь тем, что он отвлёкся, коротко изложил суть (то, что приведено выше). Все молчали.
   Тут Логинов сказал: "Но ректорат рекомендует к избранию Ю.И. Шиша". -- "Но почему?" И тут слово взял В.Д. Жерначук. Его за высокомерность в институте не любили (вроде он "пуп земли") и сказал: "Мы, партком, решили, что Ю.И. Шиш более принципиальный коммунист". Но тут влез я: "Парткома не было". -- А все знали, что я член парткома, да и многие и сами были членами парткома. -- "Ну, тогда это моё личное мнение". -- "Я тоже о Вас весьма невысокого мнения", -- сказал я. Логинов понял, что надо спасать положение. Он встал и сказал: "Тут Жерначук не прав. Мы недавно избрали Огурцова деканом факультета, он хорошо работает и успешно трудится над докторской диссертацией. От его принципиальности и нам (ректорату) от вышестоящих партийных органов достаётся. Да, он лучшая кандидатура на это место. Но поймите меня. Сейчас нужно достроить лабораторию кафедры металлургии стали, здесь Юрий Иванович Шиш будет более полезен (у него больше связей). Но и нельзя же грузить всё на Огурцова, нам он нужен как будущий доктор наук. Я вас прошу -- поддержите ректорат".
   Услышав эти слова от Логинова, я сам был готов голосовать за Ю.И. Шиша. Логинов В.И. -- человек, прошедший штрафбат, комбат, но и "на гражданке" командовал, а здесь "я вас прошу". Итог, как и предполагался, был такой: Шиш Ю.И. -- 19 голосов, Огурцов А.П. -- 16.
   После Совета Логинов сказал: "Огурцов, зайди ко мне". Я зашёл. Владимир Иванович, не глядя на меня, сказал: "Огурцов, так надо. Но в дальнейшем без причины "не лезь в пузырь", веди себя прилично. Обещаешь?" -- "Обещаю, но, если он будет провоцировать меня, -- отвечу". -- "Всё, иди. С Шишом я поговорю отдельно". Он протянул руку, я пожал её и вышел.
   Были и "промашки" в то время. Например, когда институту, благодаря И.Т. Новикову, были выделены деньги на строительство жилья для преподавателей и сотрудников. Но вместо того, чтобы на Днепрострое (посёлок ГЭС) построить дом (примерно там, где ныне стоит моя хата), а чешский проект мы (проректоры) уже привязали к местности, но В.И. Логинов перевёл деньги в городскую казну и купил квартиры на левом берегу.
   И сейчас, когда транспортные проблемы обостряются, я всегда вспоминаю это упущение. Мы бы этот дом, безусловно, построили бы и профессорско-преподавательский состав жил бы рядом с основными корпусами (со своей работой) и общежитиями. Все мы (проректоры) горели, искали дефицит: и паркет, и пластик, и устройство гаражей и т.п., и на наш вопрос "почему?" Владимир Иванович ответил: "Будут проблемы с распределением".
   В этот период мы построили спортивно-оздоровительный лагерь в с. Китайгород Царичанского района.
   Сумели отобрать у города и защитить городок десятого корпуса, тогда военной кафедры, и четвёртого общежития. Всё это было при Брежневе. Городу же нужен был комплекс помещений (здание) для организации учреждения по принудительному лечению алкоголиков. Гордиенко А.Ф.(первый секретарь горкома) решил отобрать у нас (института) этот городок. Но на праздновании 1500-летия г. Киева В.В. Щербицкий сказал А.Ф. Гордиенко: "Алексей Фёдорович, ты понимаешь у кого ты отбираешь помещения? Это же вуз Леонида Ильича!" По приезду Гордиенко А.Ф. мне мягко досталось "на орехи" (я в то время подменял Логинова), но корпуса были закреплены за институтом. Позже мы их закрепили через министерство (это было надёжно).
   После смерти Л.И. Брежнева обстановка почти везде сменилась от "что изволите?" до "да нас не любят -- это минус, но и пока не гонят -- это плюс".
   А ещё позже, не зная истории нашего вуза, работники родного министерства стали предпринимать усилия, направленные на то, чтобы нас либо закрыть, либо сделать филиалом ДМетИ. Это было примерно через год после смерти Л.И. Брежнева. Все промашки государственной политики и экономики пытались свалить на Леонида Ильича. А раз он такой, то нужно закрыть и созданный им вуз (хоть он кончал наш институт, а не создавал). Нам пришлось выдержать огромное давление, чтобы отстоять самостоятельность института.
  

Чехарда власти. Новый лидер

М.С.Горбачёв и его падение

  
   Умер Л.И. Брежнев. Председателем комиссии по организации похорон Брежнева Л.И. был Ю.В. Андропов, и все решили, что значит он и будет его преемником. Как руководитель такого ведомства как КГБ, он видел, что в стране нужно было укреплять дисциплину во всех звеньях государства, потому что большинство людей забыли, как всё выглядело при Сталине (образец). Дисциплина труда, технологическая и т.п. снижались и уже нельзя было скрыть невыполнение планов производства (святая святых при Сталине). Поэтому начались так называемые "облавы". Люди без формы, но с соответствующими удостоверениями заходили, например, в кинотеатр и просили предъявить удостоверение личности (где живёшь, работаешь, в какую смену, выходной или в командировке -- тогда почему не работаешь в командировке (по заданию)? Все собранные данные анализировали, сообщали на производство. А на производстве -- смотрели за списочным составом: кого нет -- почему? Проверяли рабочие места. Если на нём два раза нет работника -- сокращали. Кто был в кино, магазине, парикмахерской в рабочее время -- первый раз ставили прогул, а повторно -- сокращали. Администрация тоже поняла, что это не временная игра, и тоже "закрутили гайки". Плановые показатели почти везде были перевыполнены. Буквально за три месяца был сделан "рывок" в промышленности и сельском хозяйстве. Можно было увидеть бегущих на работу людей! На производстве стало приятно работать -- задания беспрекословно выполнялись. Промышленность стала работать как часовой механизм. Все понимали: за ними смотрит серьёзное ведомство -- КГБ. Жаль только, что Юрий Владимирович уже тогда был серьёзно болен (почки) и вскоре умер, проработав (проболев) около года на посту Генсека (1982--1984 гг.).
   У руля государства стал Константин Устинович Черненко, пожилой (около 74 лет) и очень больной человек. Практически весь период своего правления (генерального секретаря) он провёл в больнице, но видно его очередь подошла быть Генсеком и его избрали. Даже, когда он появлялся на экране телевизора, было видно, что он лишь на несколько минут сменил больничный халат на строгий черный костюм. Он тоже проработал (проболел) около года (1984--1985 гг.) и умер.
   Народ потихоньку шептался "чем они думают?", "что, нет нормальных здоровых людей?" Видно, заволновалось и Политбюро ЦК КПСС и после альтернативных выборов (М.С. Горбачёв -- 1931 г. р., Г.В. Романов -- 1923 г. р.) был избран Генсеком Михаил Сергеевич Горбачёв.
   В народе, да и у нас в вузе, звучало всеобщее одобрение: говорит не по бумажке, у него лет пятнадцать впереди -- этот будет не дорабатывать, а работать. Грамотный, окончил Московский университет и сельскохозяйственный вуз -- это важно, так как сельское хозяйство было "в загоне" (мы тогда ещё не знали, что значит "быть в загоне", теперь-то знаем). И Горбачёв активно начал мотаться по стране и миру, взялся за реформы. Это его лозунги "Ускорение и перестройка", "Давите на партноменклатуру снизу, а мы сверху придавим". Это мы сейчас знаем, что стояло за этими лозунгами, а тогда?
   Я хоть достаточно спокойный и рассудительный (так мне кажется, да и другие так говорят) человек, но сначала, подчёркиваю -- сначала, я был горячим сторонником Горбачёва. Когда он начал борьбу с пьянством, я одним из первых вступил в Общество трезвости (билет N 2 в городе, первый номер был у Н.Н. Чернова -- профессора нашего университета). В то время я работал проректором и часто заменял ректора, а тогда было принято: приём комиссий, обмен опытом, приём делегаций вузов и предприятий -- всё заканчивалось обедом с хорошей пьянкой. Как человек, нужно сказать тогда непьющий (до сорока лет я вообще не пил спиртного, кроме Нового Года -- фужер шампанского), я страдал от этого и сильно. Мои "недостатки" спортивного прошлого и попытка удержать спортивную форму. Но должность и "ритуал" обязывали, я -- хозяин, и если не пью, то никто не пьёт. Вот так я мучился, но пил. И когда М.С. Горбачёв объявил войну пьянству, я зауважал его ещё больше. Но это длилось недолго (моя эйфория). Вскоре я заметил, что людей, которые на четверых выпили бутылку коньяка, сняли с должностей, а некоторых исключили из партии, я понял, что это очередной перегиб. А когда я побывал на безалкогольной свадьбе, где на столе не было даже шампанского, а под столом разливали водку, -- это уже был маразм. Вскоре я выступил по этому поводу на партийном собрании, но меня никто не поддержал. Были слышны голоса: "А ты-то, Огурцов, чего? Ты же не пьёшь!" В знак протеста я вышел из Общества трезвости. Но ловля "ведьм" продолжалась; милиции был дан приказ: поймали начальника за выпивкой (может быть он только пригубил рюмку) -- звезда на погоны, и чем больше начальник (особо высоких, конечно, не брали) -- тем больше звезда. Люди (даже друзья) стали опасаться друг друга. Атмосфера была мерзопакостная, даже при Сталине не было такой (в 1953 году я начал работать).
   Безусловно, постепенно у всех стало возникать раздражение при виде Раисы Максимовны, повсюду его сопровождавшей, хотя вначале это воспринималось нормально: симпатичная женщина, хорошо одевалась, образованная, умела себя вести на приёмах, но когда она стала вмешиваться в политику и "руководить" Михаилом Сергеевичем у всех сложилось твёрдое убеждение, что она им руководила всю жизнь.
   Это сказано лишь для того, чтобы показать, что наш лидер (М.С. Горбачёв) был не способен к самостоятельным решениям -- кого вели всю жизнь, легко вести и дальше, даже если умело подменить ему проводыря. И по-видимому, Раиса Максимовна передала его "загранице", а для того, чтобы он "смело шёл и не дёргался" "позолотили ручку" -- он и лучший немец года, и лауреат Нобелевской премии. Подобным образом поощряли и Александра Исаевича Солнженицына, и Иосифа Александровича Бродского, да и, пожалуй, Бориса Леонидовича Пастернака -- "певцов" негатива нашего общества, а не просто талантливых писателей и поэтов.
   В то время был в ходу такой анекдот. Заходит Михаил Сергеевич в общую баню (где моются с шайками) -- все мужики схватили тазики и прикрыли срамное место. Горбачёв, видя это, сказал "Мужики, вы чего?" -- "Да мы-то ничего, но сейчас же зайдёт Раиса Максимовна".
   Михаил Сергеевич, кажется, ничего не делая, натворил массу негативных дел (политика непротивления злу и насилию):
   1. Он подорвал веру народа, да и самих рядовых коммунистов, в партию -- руководящую и направляющую силу общества (а она таковой была!).
   Прежде всего, он позволил "отвязаться" прессе, которую, видя, что они работают на развал партии (лидер молчит -- значит согласен), стали активно подкармливать "из-за бугра". Пресса действительно стала четвёртой властью, "подмяв под себя" остальные три (законодательную, исполнительную и даже судебную). Интеллигенция, которая в большинстве своём была беспартийной, вследствие дурного принципа формирования рядов партии: рабочий -- проходи; учёный, инженер -- подожди, и вследствие этого чувствовавшая себя ущербной (её не так продвигали, как партийных) тоже "отвязалась", а противостоять ей было почти некому -- даже среди ученых, убеждённых партийцев, часто выходцев из рабочего класса, стало признаком плохого тона противостоять этим очернителям прошлого.
   И это при негласном покровительстве сверху (партию возглавил человек, который решил её угробить). Ну, а члены партии из рабочего класса, это -- передовики производства и сельского хозяйства не могли на равных вести дискуссию с беспартийными интеллигентами (учёными, писателями, художниками). Заграница, вернее, её институты, которые со времён начала "холодной войны" отслеживали нашу "атмосферу", тоже почувствовали что есть возможность "развалить" систему, а затем и могучую страну, разорвав главное звено цепи, которое всё это держала -- партию. Я бы сказал, партия была скелетом организма страны, но у этого организма заболела голова (М.С.Горбачёв), а новейшие таблетки, изготовленные за рубежом, стали ему давать для размягчения мозгов, костей и связок. А голова, не думаю, что по недомыслию, приняла решение и резко подняла зарплату партработникам (освобожденным), клеркам (у работников высшего звена -- Политбюро ЦК и т.п. зарплата была всегда высокой).
   Это было последней каплей, которая переполнила "чашу терпения" не понимающих что делается людей. И из Конституции убрали статью "Партия руководящая и направляющая сила общества". Казалось бы и ничего, но была и сняли, значит "можно гнать и дальше".
   Безусловно, в этом ему помогли "прорабы перестройки" и "серый кардинал" А.Н. Яковлев (обиженный когда-то партией и отправленный послом в Канаду), и Эдуард Амвросиевич Шеварнадзе (министр иностранных дел) и другие.
   2. Он разрушил "берлинскую стену" и вновь объединил всех немцев в единой державе.
   Хотя и до сих пор большинство восточных немцев его проклинают, когда значительная часть населения (более 20 %) стали безработными, а члены их когда-то правящей партии и теперь изгои в родном отечестве. Это он отдал под суд онкологического больного пожилого (около 80 лет) Эриха Хоннекера -- большого друга Советского Союза, который комсомольцем в тридцатые годы строил Магнитку. Вы скажете, "а причём тут Горбачёв?"
   Я напомню, Э. Хоннекер лечился в Москве (в то время), но руководство объединенной Германии (читай, люди Западной Германии) хотели его крови -- публичного суда над Хоннекером -- руководителем тогда другой державы, чтобы показать какие они борцы за демократию и какой Эрих "негодяй". Что, Горбачёв не знал, что Хоннекер онкологический больной? Знал! И, руководствуясь пусть не чувством солидарности (этого у него не было и нет), а хотя бы чувством сострадания -- нормальным, человеческим чувством (и этого у него не было и нет), он мог "не выдать" Хоннекера и не дать ему умереть в той же камере, в которой он уже сидел ранее при Гитлере, как борец с фашизмом. Да, немцы мастера по части психологического унижения людей, но и наш "лучший немец" тоже похож на них, да и изощренней их.
   3. В этот же период началось и вскоре завершилось разрушение военного блока стран Варшавского договора.
   Разрушение велось в таком темпе и войска выводились так, как будто "нас гнали немцы в 1941 году".
   Войска выводились из тёплых благоустроенных городков и казарм, ангаров для боевой техники и т.п., причём выводились в Союз, в места, где их никто не ждал, иногда (и это тогда) зимой в поле ставили палатки и начинали обустраивать городки. Ну, ладно, солдаты срочной службы, им ещё одно жестокое испытание "в мирное время как на войне", а офицеры и, главное, их семьи, кто о них думал? Многие городки, спецсооружения, построенные нашими солдатами после войны, да и боевая техника, оставлялись, причём в рабочем и боевом состоянии.
   Если бы в тот период М.С. Горбачёв, перед выводом войск, поставил условия для всех стран Варшавского договора -- компенсировать наши потери (а это по нашим подсчётам сотни миллиардов долларов), уверен, что никто и не вздумал бы торговаться -- торговаться с нами, всё ещё победителями, освободившими Европу от коричневой чумы -- такая кощунственная мысль никому не пришла бы в горячую голову, а если бы и пришла, её легко было охладить, было и чем и кому.
   Но когда люди (военные), повинуясь приказу, тогда ещё в нашей армии это было свято, "бежали" из стран Варшавского договора, руководство этих стран, с подачи "мирового лидера "демократии" -- США", стали "подсчитывать" свои убытки от нашего пребывания там: экология, аренда земли! Сюда же вписывали и свои потери во время войны. Получались огромные суммы: десятки миллиардов долларов каждой стране. А то, что все это оплачено кровью и жизнью миллионов наших солдат -- никому не пришло в голову. И то, что они живут, живут в суверенных государствах, -- откуда это взялось?
   Здесь Горбачев М.С. не только унизил наше (солдатское -- отцов и дедов) достоинство, но и сделал нас должниками. Хотя они (новые хозяева) ещё вчера эксплуатировали нашу боевую технику, даже уже будучи в НАТО.
   4. А борьба с пьянством, начатая с благородных побуждений: без чётких целей, разумных методов реализации, превратилась в вакханалию с вырубкой элитных сортов винограда. В этот период некоторые люди, посвятившие всю свою жизнь улучшению сортов винограда, виноделию, стрелялись.
   В конце концов с "питием водки" всё вернулось на круги своя, а вырубленные виноградники будем восстанавливать сотню лет. Здесь уместны слова В.С. Черномырдина "думали, как лучше, а получилось как всегда".
   5. И ещё одна черта характера М.С. Горбачёва -- практически во всех значимых событиях с негативом в конце -- он в стороне.
   А. Могучее землетрясение в Спитаке (Армения). Туда бросают Николая Ивановича Рыжкова, тогда Председателя Совета Министров СССР. Последний лично руководит спасательно-восстановительными работами. Работа тяжелая и неблагодарная. Главное -- ты за всё и за всех в ответе. Горбачёва нет
   Б. Армяно-азербайджанский конфликт в Сумгаите -- новое явление для советской действительности -- кто-то работает против нашего общества. Я в этом городе бывал и подолгу десятки раз и там разные нации всегда мирно жили. Погибли люди, но правильных выводов из этого неординарного по тем временам явления сделано не было. Горбачёв молчит.
   В. Нагорный Карабах -- вновь зона армяно-азербайджанского, но теперь уже вооруженного конфликта. Идёт настоящая война, но Горбачёв М.С. никаких активных действий не предпринимает. Он спокойно позволяет советским людям убивать друг друга. В Союзе всё ещё могучая армия, которая бы за неделю могла навести порядок -- ведь у противников ещё серьёзных вооружений нет. Но М.С. Горбачёв в "белом фраке" -- он над этими событиями.
   Г. События в Тбилиси. Да, здесь действительно нужно было силой наводить порядок. Но если бы здесь действовали только солдаты, то они не выбирали бы кого бить (как говорят, сапёрными лопатками), а погибли только женщины -- в чём причина? Комиссия из таких людей как Собчак "установила", что виноваты исключительно военные. Но я разговаривал со студентами грузинами -- тогда их у нас в вузе были десятки, и некоторые из них были или участниками этих событий, или их родственники, которые были там и видели, что это было не совсем так, а местами и совсем не так. Были переодетые в форму солдат провокаторы (за "участие" в демонстрации хорошо платили) и эти люди били только женщин -- наверняка не будет ответа, но в отчёте комиссии Собчака об этом ни слова.
   Никогда не поверю, чтобы генерал Родионов самолично, не согласовав с Москвой, дал команду действовать подобным образом. А раз знала Москва -- знал и Горбачёв. Поскольку мы жили в том времени, служили в армии, знали и чувствовали его дух и можем утверждать -- он всё знал! Но поступил так, что вновь подставили армию, офицеров и дали обильную пищу прессе: "пролилась кровь мирных демонстрантов". В армии впервые как после революции вспомнили слова старого устава (периода революции) "выполнять приказы командиров, кроме явно преступных". Раз нам дают такие "преступные" приказы, то можно их и не выполнять -- это были первые ростки разложения армии. Горбачёв вновь оказался "в белом фраке".
   Д. События в Вильнюсе (захват радиостанции). Вновь погибли люди, но теперь уже и воины Советской Армии и так называемые "мирные люди". Кому-то вновь нужна была кровь, хотя и офицеры, и солдаты действовали по приказу. И вновь в обществе были убеждены, как убеждён и я, что командир дивизии (полка), не согласовав с "верхами", не мог дать приказ "применить оружие". Это я помню по 1956 году -- события в Венгрии. Я в то время служил в Советской Армии. Горбачёв вновь в командировке и "его не могли найти". Не верю и не поверю во веки веков. Пока в армии ещё случаев прямого неповиновения не было, но "процесс уже пошёл" (любимое выражение М.С.Горбачёва).
   Эти события "смаковала" и наша, и зарубежная пресса. Появились настоящие "страшилки" -- никто не мешал публикациям всякого вранья. Ну, а мысли о том, что можно судиться с прессой, мы просто тогда не допускали (в советское время такого не было).
   Можно было бы привести ещё десятки случаев и крупных аварий (гибель почти 800 пассажиров на теплоходе "Нахимов", и это на рейде порта, когда теплоход шёл весь в огнях, его прошил сухогруз), но больше не буду, и изложенного хватит.
   А чего стоила его (Горбачёва М.С.) поездка по Прибалтике, когда ему прямо стали говорить (Прускене и др.), что нужно готовиться к подписанию договора с правительством СССР о выходе трёх республик из состава Союза. И Горбачёв ничего толкового произнести не мог, ну хотя бы "ребята, верните деньги, которые Союз вложил в ваше восстановление и развитие", и назвать хотя бы ориентировочные цифры -- десятки миллиардов долларов. Давайте всё посчитаем, а тогда установим срок выплаты долга и "скатертью" дорога. Человек -- "Горби", которого взахлёб хвалит заграница -- явно активно участвует в подготовке развала Союза.
   Подняли голову во всех республиках националисты, да и попросту фашисты (особенно в Прибалтике). И чем дальше уходят "вглубь веков" эти события, тем больше мы убеждаемся в том, что да это были фашисты, которые ныне в этих странах уважаемые люди. Да и у нас на Украине пытаются это сделать.
   Уже тогда было видно, что ЦРУ США не спит и активно работает на развал Союза. Наши (союзные) очернители прошлого, да и настоящего, становятся желанными гостями США. Их там прикармливают и домой они возвращаются главами различных фондов, которые оплачивают людей, выполняющих черную и грязную работу в этом процессе.
   США и через Европу и лично (но вначале скрытно) блокируют строительство нефте- и газоперекачивающих систем, через срыв сроков поставки специальных насосов (которых у нас таких пока нет) и другого оборудования.
   Не думаю, что этого не знает М.С. Горбачёв -- наша разведка всё ещё сильна и работает нормально, но мы молчим и ничего не делаем в ответ. Все видят, что Горбачёва нужно убирать, но как -- никто не знает. Попробовали сделать это на Пленуме ЦК, его там "били и даже ногами", но по итогам голосования он всё же остался. С некоторыми членами ЦК мне удалось поговорить, а перед поездкой на Пленум, на пленуме обкома, мы давали наказ -- голосовать за снятие Горбачева с поста Генсека, но они этого не сделали -- стало жалко, да и молодой ещё -- исправится. Тогда ещё можно было остановить развал Союза, но этого не сделали.
   Почувствовал опасность и Горбачёв, и он становится Президентом СССР, начинает вести работу за сохранение Союза, хотя бы в виде конфедерации, но время упущено, ему уже не верят республиканские элиты и ведут свою игру, хотя скрытно, опасаясь ответственности.
   Горбачёв отдыхает в Крыму (Форос). И это в такое время! И тут власть берёт ГКЧП. Ельцин Б.Н. "спасает Горбачёва из заточения, которого не было". Он герой и делает всё, что хочет. Горбачёв подавлен -- он всё ещё "хорохорится", но сделать уже ничего не может. ГКЧПисты в тюрьме. До сих пор чётко не ответили на вопрос, кто организовал ГКЧП, но то, что это было выгодно, по тому времени, Горбачёву -- несомненно, а воспользовался "плодами" этой акции прежде всего Ельцин и другие республиканские лидеры.
   Дальше была Беловежская пуща, где официально был развален Союз. И когда тогда, да и сейчас я слышу слова "Союз развалился", я всегда утверждаю: "не развалился", а его развалили и сделано по сценарию, давно разработанному за рубежом, и своим бездействием, а подчас глупостью мы способствовали развалу ещё недавно единой и могучей страны. А теперь наш опыт создания и функционирования Союза ССР взяли на вооружение создатели Евросоюза. Они создают Союз, а его мы развалили, причём создавали наш Союз в неимоверно трудных условиях: через диктатуру, а иногда и кровь. Но теперь-то мы видим, что только благодаря Союзу мы (советские люди) стали второй державой в мире, победили во Второй мировой войне, средний уровень жизни простых людей был достигнут такой, до которого нам ещё очень долго идти.
   И вот сейчас, когда все вдоволь "наелись демократии", мы начинаем понимать, что Горбачёв и послужил "ракетоносите-лем" развала Союза, создав в стране соответствующую среду.
   Но здесь я несколько забежал вперед в хронологии, а теперь хочу рассказать о событиях в высшей школе вообще и вузе в частности.
  
  
  
  
  

Демократизация высшей школы. Выборы ректора

  
   С приходом власти Горбачёва высшая школа работала по инерции и это было нормально, высшая школа и должна быть консервативной. Но вот, как только у Горбачёва появилось свободное время (многое в стране было уже развалено), он взялся за нас.
   Прежде всего был издан указ: ректору -- не больше 65 лет и, кроме того, чётко прописана процедура создания Совета: до 20 % студентов должно быть в Совете (это был своеобразный перегиб, но позже его справили), основная часть администрации и преподаватели (около 65 %) и остальные -- представители различных служб и отделов (~ 15 %).
   Но поскольку нашему ректору В.И.Логинову на момент выхода указа уже исполнилось 65 лет, он должен был быть заменен и уже по новому положению должен был избран новый ректор. Как все люди, которые работали по назначению, сразу же "мотнулись" в Минвуз, сделал это и Владимир Иванович, затем он побывал у Щербицкого В.В., но оказалось, что никаких исключений не будет -- нужно уходить. Мы получили приказ: исполняющим обязанности ректора назначить проректора по научной работе И.С. Решетняка (как не участвующего в выборах) и вменить ему в обязанность организацию и проведение выборов.
   Пришлось писать программу, готовить обещания коллективу, а когда я узнал, что один из претендентов (Бойко В.И.) уже ведёт активную избирательную кампанию, -- включился в неё и я. Положение у меня на старте было предпочтительное: я десять лет работал проректором, который постоянно подменял отсутствующего ректора (~ 2 года был исполняющим обязанности ректора), у меня был хороший контакт с деканами и большинством заведующих кафедрами, как спортсмен я был авторитетом у студентов, но вузовский коллектив -- это особый коллектив, а здесь можно ожидать всего. Но здесь, я полагаю, молодая демократия сыграла свою роль.
   Итоги голосования: Огурцов А.П. -- 72 % голосов
   Бойко В.И. -- 18 % голосов
   Тихонцов А.М. -- 6 % голосов
   Леепа И.И. -- 4 % голосов.
   В процессе обсуждения кандидатур меня особенно не хвалили, чувствовалось, что я и так сильнейший. Но вот слово взял В.И. Логинов. Он рассказал о состоянии дел в институте и о сложностях в работе ректора, и в конце выступления он поругал меня за грубость, хотя моя "грубость" была не больше 5 % от его. Ну, а некоторые замечания по работе были справедливы, почти ничего не сказал о других претендентах (видно было по его настроению -- "куда вы лезете, слабаки?"). Он уже собрался уходить с трибуны, как И.С. Решетняк его спросил: "Вы за кого, Владимир Иванович?" -- "А тут кроме Огурцова никого нет". Он всегда был резок и однозначен. С учётом всего этого я победил "ввиду явного преимущества". Это было 5 ноября 1988 года.
   Но кроме выборов остались и действовали (и ещё как действовали!) элементы старой системы. Нужно было получить согласие в райкоме, горкоме, обкоме, ЦК КПУ и это не просто получить визу, а пройти собеседование с людьми, которые уже не могли тебя остановить, но наговорить гадости и унизить -- ещё как могли! Но здесь, по-видимому, меня спасала моя биография (армия, сталевар и все ступени лестницы, вплоть до ректора). Один из работников ЦК, посмотрев моё личное дело, сказал: "С такой биографией хоть в генсеки иди". Я промолчал. Затем были профессиональные беседы в Минвузе Украины и Госкомитете СССР по науке и образованию, в последних фирмах было легче -- мы говорили о деле.
   И когда всё было готово к коллегии в Москве (я был там), меня пригласили в кадры и дали прочесть телеграмму: "Просим А.П. Огурцова не утверждать, так как он продал институтский автомобиль "Волга" и деньги присвоил. Идёт следствие". В.И.Малышев. Работница кадров спросила меня: "У Вас есть В.И.Малышев?"-- "Есть". -- "А он мог бы написать такое письмо (телеграмму)?"-- "В принципе -- мог. Но в содержании -- всё враньё".-- "Тогда может отложим Ваше дело?"--"Нет".--"Тогда прошу к зам.председателя Госкомитета Перегудову Ф.И".
   В процессе разговора я предложил Феликсу Ивановичу связаться по "вертушке" с секретарём обкома, он -- с горкомом и институтом, и мы получим ответ в течение получаса.
   -- А что -- секретарь обкома знает Вас? (Н.К. Задоя)
   -- Да, мы с ним учились в институте.
   -- А секретарь горкома?
   -- Это мой бывший студент (Приймак А.И.).
   Через полчаса мы узнали, что Малышев В.И. никакой телеграммы не давал, да и в вузе никто единственную "Волгу" не продавал.
   Перегудов пожал мне руку и сказал: "Чувствуется рука ректора (у меня осталась дурная привычка от спорта -- крепко жать руку -- вроде бы все тебе ровня), и в тех условиях, в которых оказались Вы, большая половина не знает, что делать. А Вы быстро нашли решение проблемы. В добрый путь".
   Решение коллегии было положительным. И вот я -- ректор.
   Работу я знал и никаких страхов она не вызывала. Правда, как оказалось потом, резко стали меняться условия и по-старому уже действовать было нельзя. Нас, первых избранников, "столкнули на лёд" и заставили принимать решения в новых экономических условиях, и это стало главным -- всё остальное, что мы хорошо знали, отошло на второй план.
   Но это то, что касается работы. А теперь второстепенное.
   Одного из моих соперников, Тихонцова Александра Михайловича, я назначил на своё бывшее место. В выборе сыграло то, что он доктор технических наук, профессор, хотя я понимал, что он не работал деканом факультета, да и на кафедре он недавно (и в городе он пришелец), учебную работу не знает, так что основную часть его работы придётся взять на себя. Учебный отдел со мной раньше сработался и им было легче решать вопросы со мной, чем с Тихонцовым. Последний чувствовал себя достаточно комфортно: есть права и мало обязанностей. И так он работал до конца, частично по моей вине.
   Безусловно, для работы вуза было бы лучше, если бы я назначил на это место Бойко В.И., который набрал 18 % голосов и своей последующей работой на кафедре и в науке показал, что так нужно было и поступить. Но, с другой стороны, у Бойко, по его словам, была готова докторская диссертация. Но то, что я знал, ему нужно было минимум три года и это в том случае, если он не будет проректором. Мой личный опыт показал, что проректор по учебной работе -- это не то место, где можно легко планировать и доводить "докторскую", особенно в то время. Ну и кроме того, чего греха таить, я не чувствовал его членом своей команды (хотя и Тихонцов А.М. тоже был нейтральным). Бойко В.И. действительно защитил диссертацию через три года после выборов, а в случае назначения его проректором -- это семь-десять лет. Я и сейчас считаю, что тогда поступил правильно -- вуз получил полноценного доктора наук, хотя Бойко В.И., по-видимому, так не считает.
   Всех остальных сотрудников я оставил на своих местах, хотя в процессе работы через 3--5 лет поменял некоторых, тех, кто шёл "не в ногу". Становление меня как ректора началось с того, что появились письма в Минвузе Украины. Первое -- от декана механического факультета (бывшего секретаря парткома) Жерначука В.Д.. Здесь было всё: и зажим демократии, и превышение служебных полномочий, и даже отсутствие патриотизма. Это тот, кто ещё вчера нёс красное знамя и призывал иногда идти туда, куда не следовало бы идти (по нашему мнению), -- теперь быстро пробился к жёлто-синему флагу и снова стал читать нам "измы", тот, кто не хотел, "задрав штаны, бежать за комсомолом" (то бишь "за Рухом" и откровенными националистами).
   Это письмо мне отдал наш тогдашний министр Пархоменко В.Д., с которым мы долгое время работали вместе ещё тогда, когда были проректорами, и когда он работал ректором Днепропетровского химико-технологического института (тогда им. Ф.Э. Дзержинского).
   Он сказал: "Огурцов, сейчас поднимается пена общества и часто те, кто учил нас коммунизму, теперь будут пытаться учить национализму. Но я знаю, ты в этих вопросах подкован как никто и свободно владеешь украинским языком, знаешь литературу и всё же постарайся оградить себя от подобного". Мы пожали руки и я уехал.
   По приезду я внимательно пересмотрел Устав вуза и, прежде всего, внёс туда пункт "Ректор на период его работы не должен быть членом ни одной из партий". Это существенно развязало мне руки в работе с членами различных партий, пытавшихся "влиять" на работу ректората и меня лично.
   Некоторые на правах друзей, а мы раньше действительно были близки по спорту: Володя Губа хорошо играл в баскетбол, когда я неплохо бегал (мы были одногодки и "на ты"). Так вот он перед началом работы приёмной комиссии пришёл ко мне с предложением: "Давайте всiх, хто добре володiє державною мовою, будемо приймати поза конкурсом. Зараз Мiнвуз це схвалить! Та й тобi не грiх розмовляти виключно державною мовою".
   Я посмотрел на него, немного помолчал и сказал: "Вова, ты какую школу закончил?"-- "Шестнадцатую, ты же знаешь".--"Да, знаю".--"А я -- девятнадцатую".--"Ну и что?"--"А то, что шестнадцатая была русскоязычной, а девятнадцатая -- украинской. Моя дочь тоже окончила украинскую школу и пишет стихи на украинском языке, а ты свою освободил от изучения украинского языка. Это тебе ни о чём не говорит? И последнее: ты меня агитируешь сейчас делать то, что я сделал по велению души, а не потому, что это было мне выгодно тогда. И ещё. Кто к нам придёт? Ведь у нас технический вуз и регион почти русскоязычный -- откуда будут абитуриенты?" Он ушёл и больше не приходил, хотя мы были соседями (вернее, жили в одном доме).
   Новое письмо в Минвуз написал только что защитивший докторскую диссертацию Женя Кривко. Он упирал на то, что я -- человек старой формации (коммунист по убеждению), а он молодой (ему было 38, мне -- 53 года), не отягощённый "измами" (знаниями тоже -- я знал его и как студента, и как аспиранта, да и по жизни), что он готов послужить "незалежнiй Українi" на более высоком посту. Я дал почитать это письмо кое-кому из своих друзей, но с Женей не стал говорить.
   Когда нам в институте стало совсем трудно -- месяцами не платили зарплату, Женя Кривко ушёл в коммерцию, да так там и остался. Я же и теперь делаю вид, что тогда ничего не случилось.
   В этот же период, прикрываясь "плащом демократии" многие сотрудники попытались вести себя как они считали нужным.
   Доцент Марышкин А.К. не поехал на сельхозработы со студентами, прикрывшись "липовой" справкой о состоянии здо-ровья. И это Марышкин, который в то время играл за сборную института по волейболу. Справка действительно оказалась "ли-повой" (ответ на мой запрос), и я по закону уволил А.К. Марыш-кина. Потом более трёх лет он судился со мной, но в конце кон-цов он проиграл. Я и теперь уверен, что поступил правильно, именно тогда его и нужно было уволить (он судился, не работая в вузе, -- это было важно), прежде всего, чтобы показать другим, что даже в это время так вести себя нельзя.
   Начальник планово-финансового отдела В.П. Кононенко, сотрудница, для которой я сделал очень много (вернее, для её сына, который получил травму в армии), Вера Павловна, контролёр по духу, не делая качественно своей основной работы, всё пыталась "вскрыть" нарушения. Вначале я списывал всё на женский характер, но когда это вышло за пределы вуза и она стала порочить не только меня, но и вуз, я, проводя реорганизацию (знал как!), сократил эту должность, а заодно и Веру Павловну.
   Был "шум", даже общее собрание, но меня поддержали. По этому поводу приведу материалы нашей институтской газеты "Огонь Прометея".
   13 февраля на стенде, выставленном на площади Ленина, появился плакат "демократического движения за перестройку в ДИИ", направленный против ректора индустриального института А.П. Огурцова. В институте решили встретиться с авторами плаката и переговорить по существу выдвинутых обвинений. На встречу пришли преподаватели, студенты, сотрудники института, но представителей "демократического движения" в зале не оказалось. Никто не взял на себя ответственность за изложенное на плакате.
   В резолюции, принятой на собрании коллектива вуза, осуждены клеветнические вымыслы относительно ректора ДИИ, профессора А.П. Огурцова.
   На происходящие события в период предвыборной борьбы заведующий кафедрой ОТРП В.Л. Завацкий ответил так:
  

Лжедемократическому движению

(публикуется по решению собрания)

  
  
   Наклеп не страшен тем, кто прав.
   Он отражает только нрав
   Людей бесчестных и блудливых.
   На первый взгляд довольно
   милых,
   Готовых грязью всех
   облить,
   Кто хочет их разоблачить.
   Себя борцом изображают,
   Народ, как будто, защищают.
   На самом деле -- это миф,
   Остерегайтесь, люди, их.
   Пора ответить крикунам
   Всех критикуешь ты, а сам?
   Что людям можешь предложить?
   Коль сам не хочешь честно жить.
   Чем лучше вы, всех тех лжецов,
   Что покрывают хитрецов?
   Ведь вам соврать -- не привыкать.
   Всех неугодных -- оболгать.
   Программа ваша -- даёшь власть!
   А там уж погуляем всласть!
   Страну по-своему кроить,
   Кто был не с вами -- обвинить!
   Сейчас на митингах своих
   Вы слушаете всё одних,
   Другим же -- слово не давать!
   А, демократия?! Плевать!
   Но если это плюрализм?
   То, что такое анархизм?
   Так чем же лучше вы всех тех,
   Которых гнать совсем не грех".
  
  

Лесная быль (басня)

  
  
   В лесу поднялся птичий гам,
   Зашумели там и сям.
   Слух прошёл, -- медвежий клан
   Упразднил лесной финплан.
   Возмутилась крячка-утка:
   -- Это что ещё за шутка?
   Я такого не прошу,
   Ревизоров напущу.
   Полетел в главлес донос:
   -- Срочно дать медведю в нос!
   Прохрипел в ручье бобёр:
   -- Мишку надо на ковёр!
   Понеслась молва в лесфин,
   Будто мишка пил бензин,
   Прокрутил немало шин,
   Лес оставил без машин,
   А вдобавок ко всему
   "Волгу" продал не тому.
   И поехало, пошло, утку
   прямо понесло.
   Донос проверил леснадзор,
   Прибыл важный ревизор,
   Всё старательно проверил,
   Всё, как надо перемерил,
   Все деревья просчитал,
   Дельные советы дал.
   В протокол свой записали,
   Что медведя оболгали.
   Утка с тем не согласилась,
   Ещё пуще рассердилась:
   --Что на стройке натворил?
   Расхитителей покрыл.
   Как додумался там он
   Растранжирить миллион?
   С виду маленькая крячка
   В лесу стала как болячка.
   Одних она тайком щипнёт
   Или кляузу пошлёт,
   Другим там где-то, что-то
   крякнет,
   На кого-то грязью капнет,
   А вот счётчикам лесным
   Поднесла большой "калым".
   И под самое крыльцо
   Подложила им яйцо.
   Всё прослышал старый лось,
   Молвил фразу на авось.
   -- Утка наша демократка,
   Будто даже депутатка,
   У самой не всё так гладко
   А ведёт себя так гадко!
   Где, когда всё это было,
   Моя память уж забыла,
   Но хочу заверить вас
   Было это не у нас.
   В.Завацкий
  
   В то же время начал "качать свои права" доцент кафедры металлургии сварки Юрий Израилович Рейдерман, человек, который жил в Днепропетровске, опаздывал или пропускал занятия, но "демократия его распирала" -- пытался и выступал на митингах перед студентами с враньем на меня, был уличен во лжи, но уволен по конкурсу (при переизбрании на должность). "Активисты" подключили в борьбе со мной и профсоюз, а вернее, одну из членов профкома, Удовик, работницу НИСа (инженера) кафедры МОМЗ, которая после окончания темы ушла из вуза.
   Я понял, что в период разгула "охлократии" силы "Руха" пробуют меня на прочность.
   В тот период по решению Минвуза Украины начались массовые увольнения, но ушли в основном те, кто и должен был уйти, те, кто мало что мог, но много хотел "урвать" в этот период. Таких было около 20 человек.
   По вузу пошли слухи: "Огурцов на вид добрый, но палец в рот не клади -- откусит!" Несколько очистившись, коллектив сплотился и это стало заметно по работе: оставшаяся "пена" осела и влилась в коллектив.
   В этот период было много дискуссий: о флаге, о гербе, о новых "открытиях в истории", роль вояков ОУН УПА и я, насколько мог, старался присутствовать там и не скрывал свою позицию.
   Учитывая не просто широкий, но и широчайший спектр партий и их идеологий, я принимаю решение и реализую его через Совет -- ректор должен быть беспартийным (КПСС в тот период уже была запрещена). Такое положение мы вносим в Устав вуза. Но как уже сформировавшийся человек, который всегда имел свою позицию и взгляды -- при них или практически при них я и остался. Поэтому иногда депутаты горсовета шутили: "Беспартийный коммунист" Огурцов, Вы в какой фракции?" -- "Ни в какой!" Положение беспартийного позволяло мне высказывать свою точку зрения и националистам, и коммунистам. А когда меня начинали "давить сверху", чтобы я вступил в партию НДП и возглавил её городскую парторганизацию, я прикрывался Уставом вуза -- не положено!
  
  

Мы (Украина) "незалежнi"

   Как я уже говорил ранее, вопрос о единстве СССР висел в воздухе и национальные элиты, поддерживаемые националистами во всех республиках, делали всё для того, чтобы разрушить единство (а оно таки было) народов Союза. Цель лидеров республик -- быть независимыми "от Москвы" -- свой самолёт, не нужно ни перед кем отчитываться и т.п. А что будет с экономикой? С уровнем жизни людей? Над этим серьёзно не задумывался никто.
   У нас (в Украине) "Рух" "вытянул" из отчётов Союза республиканское производство и потребление, и утверждал "будемо жити як Францiя" и сравнивали выгодные им показатели. И получалось вроде бы неплохо. Но это было в Союзе, а в отдельном "шалаше" как? Я, возражая националистам, писал статьи в газету "Дзержинец" о необходимости сохранения Союза, приводил такой пример. Мы построили многоквартирный дом (как строили -- неважно, -- он есть), живём в нём и, как теперь оказалось, неплохо. А как вы думаете -- в коттедже жить лучше? Что за вопрос? Конечно! Так вот, давайте жить в коттедже под названием "Украина"!
   Взяли пилу, распилили дом, раздвинули квартиры, поставили заборы и вдруг заметили, что газа практически нет, нефти -- "два ведра", да и воды-то нехватает! Теперь-то мы знаем, что и газ дорогой, и нефти мало, и трубы наши россияне могут не покупать, и многое другое, а тогда "незалежнiсть" была вроде "ёжика в тумане". Но одни (Западная Украина) "рвались" к ней, а другие -- "вяло возражали". Провели референдум о выходе из Союза, но сформулировали вопрос: "Вы согласны жить в свободном, демократическом государстве?" и это нужно было читать: "Вы за выход из состава Союза?" Но многие понимали совсем не так, но голосовали так, как тогда нужно было Кравчуку Л.М. И вот, по итогам референдума, "ми незалежнi".
   В тот период стало модным быть националистом или хотя бы исповедовать подобные взгляды. Стали проводиться форумы "нацiонально свiдомої молодi, митцiв, вчених, але нас туди вже не запрошували". К руководству "державою" пришли люди, многие из которых при Советской власти сидели в тюрьмах: Левко Лукьяненко, В. Чорновил, С. Хмара и другие, которые, безусловно, люто ненавидели всё советское и активно работали на разрушение даже того полезного, что оставалось от старой системы.
   Даже Л.М.Кравчук - бывший секретарь ЦК КПУ -- начал рассказывать, что "вiн носив борщ i сало в лiс бандерiвцям". А ещё вчера он исключал из партии тех, кто крестил в церкви детей или внуков (чаще по просьбе престарелых дедушек, а больше бабушек). А теперь он активно стал помогать возрождению религии. И особенно активно поддерживал Филарета, раскольника УПЦ Московского патриархата, поскольку Филарет, пользуясь "незалежнiстю" державы, стал "под себя" и в поддержку Кравчука создавать УПЦ Киевского патриархата.
   В этот период к нам приходит (ставят) новый министр образования Таланчук Пётр Михайлович -- бывший ректор Киевского политехнического института, как потом оказалось, очень неглупый человек. Но во многих действиях его "заносило". Например, всё образование от садика до университета было включено в новое министерство "Мiносвiти" (пiзнiше "освiти i науки"). И теперь многие совещания и съезды стали проводить вместе -- директоры школ, техникумов (последних тоже включили в высшую школу!) и ректоры университетов.
   На фоне тех вопросов, которые поднимали сельские школы -- далеко от школы туалет, отопление помещений школ, отсутствие тетрадей и т.п. -- мы, ректоры, стеснялись ставить вопросы обеспечения высокой компьютерной техникой, а для нас это было ой как необходимо. Но постепенно совещания стали проводить, учитывая ранг образовательного учреждения.
   В министерстве, несмотря на то, что осталось большинство технических сотрудников, повеяло духом демократии -- уважительного отношения к ректорам. И когда мы появлялись в министерстве, нас в тот же час принимали заместители министра (да и сам министр) и многие технические вопросы решались быстро и без обычной волокиты. С большинством из тогдашних сотрудников мы, ректоры, сохранили хорошие отношения до сих пор, несмотря на то, что и они, и мы работаем в других местах и на других должностях. Это и Гондюл В.П., и Погребняк В.П., и Андрющенко В.П., и Ямковой В.Я., и Коваленко Ж.В., и Степко В.Ф. и другие.
   У нас, ректоров, появилась возможность побывать за рубежом, посмотреть "что там и как?" Я смог побывать несколько раз в Польше, Чехословакии, Китае, Англии, США. Было установлено, что "за морем житьё не худо", но в методике преподавания, уровне знаний школьников и студентов мы ничуть не уступали загранице. В уровне практической подготовки специалистов мы были, безусловно, выше -- правда, сейчас это с каждым годом теряется, но тогда это было так!
   Мы уступали в оснащении лабораторий научным оборудованием, компьютерной техникой, оплате труда квалифицированного научно-педагогического работника, получении так необходимой нам научной информации, интересе к людям, способным много и плодотворно работать. Там хорошо реализовывался принцип "каждому по труду". Поэтому многие наши научные сотрудники, попав в США, получив возможность работать на новом и новейшем оборудовании, быстро пошли вверх и вскоре возглавили и кафедры вузов, и престижные лаборатории (соответственно была повышена и их зарплата). Погружённые в иную языковую среду, они быстро овладели языком.
   В этот период многие страны существенно обогатились за счёт бесплатного получения наших специалистов и, прежде всего, инженеров и учёных.
   Тогда же, несмотря на отсутствие денег в вузе и пока неспособность их заработать, я строил планы реорганизации вуза: уходе от однопрофильного металлургического (хоть и назывался он тогда индустриальным) до многопрофильного, типа политехнического или технического университета. Возникли вопросы -- кадры -- и это было главное, и база, но тогда, в период развала Союза и разворовывания предприятий, многое можно было решать. Кадры бежали с Прибалтики от национализма, многие возвращались на Родину (Украину).
   В министерстве чувствовалось "послабление" к вопросу открытия новых специальностей даже для периферийных вузов (как наш), "сквозь пальцы" смотрели на материальную базу новых специальностей, да и на первых порах -- на кадры.
   Мне уже тогда чётко было ясно, что и как нужно делать, и мы постепенно начали реализовывать программу, но наступила и буквально "на горло" другая и жестокая проблема "полное отсутствие денег" -- нам перестали платить зарплату. Я думаю, что это наше отечественное изобретение (на постсоветском пространстве) -- люди работают, а им не платят заработную плату. Долг по заработной плате доходил до семи месяцев.
   Это было самое тяжёлое время из всей моей биографии. Когда ко мне шли люди на приём и просили свою зарплату или хотя бы часть её -- хоть на еду, а денег в институте нет, и я, как последняя инстанция, вынужден был отказывать. Мне было стыдно смотреть в глаза людям, они шли ко мне с надеждой, а я убивал её. Я пил корвалол, но это не помогало. И я видел как в людях что-то ломалось. Это новое государство, новая власть ломали в людях те морально-этические нормы и устои, которые в нас формировали всю жизнь. "А раз вы к нам так, то и мы будем вести себя так!" Именно тогда преподаватели, особенно молодые, у которых эти устои ещё только формировались, начали их ломать, -- их меньше мучила совесть. Они начали брать со студентов, их родителей деньги за то, за что нам их должно было платить государство. Преподаватели вуза -- профессора и доценты, полковники военной кафедры, когда-то элита советского общества, видя как жируют неучи и ворьё (мы-то всем им знали цену), оправдав в душе свои действия, начали брать деньги за курсовые проекты, за не выполненные лабораторные работы, за экзамены и зачёты, за дипломные проекты, за кандидатские и докторские диссертации, и дальше "процесс пошёл". Это стало почти нормой практически во всех вузах на постсоветском пространстве. Поверьте, мы, ректоры, негласно эту проблему обсуждали, но сделать реально ничего не могли. Люди просто хотели есть!
   И теперь, когда прошло с тех пор более десяти лет, мы безуспешно боремся с этим злом не только в высшей школе, но и в средней, да и в медицине тоже.
   Беседуя со многими, в том числе и с теми, кто берёт нагло, и правдами и неправдами увольняя их с работы, я заметил, что особенно молодые преподаватели, которые, видимо, сами "давали", не осуждают свои действия. Хотя и ныне с высоких трибун звучит: борьба с коррупцией, создаются отделы и службы для этой борьбы, работают суды и т.п. Но и совершенствуются механизмы дачи и получения взяток (оплат), часто называя этот процесс рыночными отношениями в образовании.
   Ещё в советское время, будучи проректором по учебной работе, видя, что студенты во время учёбы без причины не выполняют лабораторные работы (в которых задействованы мощные энергетические установки, печи и т.п., всё, что стоит вузу достаточно дорого), я создал положение об оплате учебных услуг за внеплановое выполнение таких работ. Причём записал, что полученные вузом (через кассу) деньги должны расходоваться только на студентов: покупка спортивного инвентаря, предметов быта для общежития (тумбочки, столы, малые холодильники и т.п.).
   Всё было проведено через решение Совета трудового коллектива, что и спасло меня от более жёстких санкций. Студенты пожаловались. И в газете "Україна молода" появилась статья "Хабарi i могоричi в Д??". Это стало предметом разбирательства на коллегии Минвуза, где мне вынесли выговор за попытку внедрить экономические рычаги в управление учебным процессом. И потом ещё долго действующий тогда министр образования Г.Г. Ефименко приводил меня в пример "до чего можно дойти в искажении использования экономических рычагов социализма".
   Тогда же я предлагал платить стипендию в пределах выделенного нам фонда, но в зависимости от количества баллов, набранных на экзаменах этой сессии. Предложение было отвергнуто, но потом при министре Таланчуке П.М. это предложение было введено приказом по вузам, и хотя ссылки на меня там не было, но министр всё же признал, что это было моё предложение.
   Когда же нам (вузу) разрешили зарабатывать деньги за учебные и научные услуги, я всегда старался всё обставить такими положениями и документами, чтобы никакое КРУ не нашло никаких нарушений. И до конца работы ректором я практически никогда не имел финансовых замечаний.
  
  

Реорганизация и аттестация вуза

  
   Анализируя тогда то, что мы имеем и что можем зарабатывать, я понял, что без экономических специальностей нам не обойтись (не выжить). И хотя с кадрами здесь было трудно, я все силы бросил на эти специальности, благо здесь особой материальной базы и не нужно было создавать.
   Думаю, что подробности здесь не нужны, кто, как и где протежировал и проводил эту работу, но для себя я считал эту работу первостепенной. И вскоре я подписал приказ о создании из вновь открытых специальностей экономического факультета. И сразу же, после закрытия военной кафедры, перевёл последний в отдельный (десятый) корпус нашего университета! Тогда же силами вуза и при участии экономических кафедр был сделан ремонт этого корпуса. Вуз стал зарабатывать больше и мы смогли чуть-чуть "дышать". Что же касается кадров экономистов, то мы их стали готовить у себя, а многих отправили в целевую аспирантуру.
   Просто было открыть для нашего города и вуза экологическую специальность, у нас было всё: и радиация, и выброс пыли по 1 т в год на каждого жителя, и стоки химических производств, и подтопление города, благо были и кадры. Но куда сложнее было открыть в нашем техническом вузе специальность "переклад". Здесь много сделали и Л.Г. Каира, и Л.О. Добрик, и Л.М. Дехтярёва -- без их активности мы (вуз) вряд ли дошли бы до коллегии Министерства образования и науки, где уже мне самому пришлось "выдержать бой". И когда мне удалось убедить министра Згуровского в необходимости такого шага, многие члены коллегии всё ещё были против.
   И тогда министр Згуровский М.З. сказал: "Я особисто буду "за", а тепер я побачу з ким я працюю". Итоги голосования: "за" -- 12, "против"-- 4, "воздержались"-- 3. Нам открыли "Переклад". Но я понимал, что сейчас можно и нужно блефовать, но вскоре придётся и ответ держать. Прежде всего нужны были кадры -- под каждую специальность хотя бы 2--3 специалиста-энтузиаста. Жаль, что в этой важной работе слабо участвовал И.С. Решетняк и почти совсем не работал в этом направлении А.М. Тихонцов -- правда, он выпустил несколько своих аспирантов (кандидатов наук)
   В этот период мы "забросили" в другие вузы около 20 человек аспирантов-целевиков по нужным для нас (вуза) специальностям. Мне удалось открыть специализированный Совет по защите диссертаций по специальности "Металлургия черных металлов", причем как кандидатских, так и докторских диссертаций, а это было ой как непросто сделать. Это было сделано и для поднятия авторитета нашего вуза в научном мире и для подготовки (выпуска) своих научных кадров. И многое нам удалось сделать.
   Открывая новые специальности, я понимал, что если наши выпускники не будут в призёрах на республиканских студенческих олимпиадах "за фахом", на нас будут смотреть как "на немощь" и вскоре закроют, и я "твёрдой рукой" направил новые кафедры на эту работу. Вскоре мы стали победителями и призёрами студенческих олимпиад по экономике (в г. Тернополе) к великому удивлению заместителя нашего министра (М.Ф. Степко), стали победителями по экологии, где мы постоянно в призёрах до сих пор. Но когда мы победили в олимпиаде по "перекладу" -- удивлению министерства (да и моему тоже) не было предела. Это нам было крайне необходимо. С нами стали считаться в министерстве и многие вопросы стало легче решать. И если раньше Юрий Николаевич Таран (тогда ректор ДМетИ), представляя меня бывшему зам.министра черной металлургии УССР проф. Плискановскому С.Т., не без ехидства говорил: "Это тот Огурцов, который утром открывает одну специальность, а вечером другую",-- то теперь тоже, не без ехидства, стали говорить: "Это тот Огурцов, который, как бывший спортсмен, коллекционирует победы над сильнейшими вузами в студенческих олимпиадах". Мы постепенно стали входить в десятку лучших вузов министерства по этому, безусловно, объективному показателю, а это одна из главных составляющих рейтинга вуза.
   Открыв специальности "Программное обеспечение компьютерных технологий" и "Прикладная математика", мы существенно подняли общую математическую подготовку на инженерных кафедрах. Таким образом шаг за шагом мы формировали новое лицо вуза с новым уровнем подготовки специалистов.
   И вскоре, хотя мы этого не ожидали, нам пришлось доказывать "на что годимся мы".
   Пришла аттестация вуза. Вначале это была самоаттестация, и когда мы быстро подготовили дело по самоаттестации и повезли его в министерство, там немало удивились "нашей прыти" (мы были первыми) и наше дело было взято как образец для других "более солидных вузов" (не хочу приводить их название), и "процесс пошёл". Уже прошли аттестацию ряд крупных вузов, а мы "с помытой шеей" сидели и ждали проверяющего. И вот он приехал. Это был Зверев А.Л., к.т.н., доцент из фирмы "МРАК"*), нахальный мужик, у которого было задание "опустить" нас как можно ниже, чтобы мы не лезли "поперед батька в пекло". Мы (я и он) поругались сразу уже в первый день его приезда (на Совете). Я позвонил в министерство, чтобы его немного охладили, привёл свои аргументы и они согласились.
   Постепенно наши люди, работающие со Зверевым, нашли с ним контакт и работа пошла нормально. В справку, вернее в выводы, было включено несколько мало значимых замечаний и мы её подписали. А в Киеве Зверев переделал выводы и мне пришлось на коллегии МРАКа "выдержать бой" и отстоять ранее согласованное решение. И получить аттестацию, которая явилась основанием для дальнейшей аккредитации вуза.
   Работая по аттестации вуза и неоднократно бывая в министерстве, я понял, что у них ещё нет всех полных данных о вузе: качестве учебного процесса, научной деятельности, кадрах, материальной базе -- но нас уже готовят аккредитовать по третьему уровню. По-видимому, в основу такого мнения было положено -- периферия, бывший "вуз Брежнева", и желание его унизить (это же проскальзывало и в высказываниях даже руководства области: "а, это Каменское"), небольшой вуз и т.п.
   Понял я и другое, что у нас есть шанс -- пусть и небольшой -- побороться за четвертый уровень. И я, объяснив своим единомышленникам -- проректорам, деканам, учебному отделу, -- начал активную борьбу за это. Нашёл и поговорил с нужными
   ______________________
  
   *)Межрегиональная аттестационная комиссия
   людьми, коллегами, нарисовав им картину вуза (многие вуз хорошо знали), я попросил их поддержать нас на коллегиях МРАКа и министерства. Это были: ректор Харьковского политехнического института, ректор Коммунарского горно-металлургического института, тогда депутат Верховной Рады и зам. председателя депутатской комиссии по науке и образованию Дорофеева В., председателя совета ректоров Днепропетровщины, ректора транспортного института Каблукова В.А., зав. отделом руководящих кадров министерства (на правах зам. министра) Погребняка В.П., все они согласились и слово сдержали. И несмотря на то, что наши основные показатели были ничуть не хуже других, но в проекте решения у нас стоял третий уровень!
   Наш проректор по научной работе Решетняк И.С., как старший товарищ, говорил мне: "Толя, смирись. Плетью обуха не перешибёшь!" Но я пошёл на приём к министру П.М. Таланчуку. Беседа продолжалась около часа и в конце Пётр Михайлович сказал: "Да, пожалуй, ты прав, Огурцов, но всё будет зависеть от твоего доклада (это уже кое-что) и хода коллегии (а зачем я работал с коллегами?). Если всё будет нормально, я поддержу четвёртый уровень".
   Этот разговор состоялся в 8.30 утра в день коллегии. В 11.00 началась коллегия. Всё шло нормально -- коллегию вёл министр. И когда уже следующим должен был выступать я, министра срочно вызывают в Кабинет Министров. Он глянул на меня, развёл руками, но уходя всё же что-то шепнул Гондюлу В.П. (первому зам. министра), которому передал ведение коллегии.
   Перед моим выступлением был объявлен перерыв на обед. Гондюл пригласил и меня. Во время обеда мы перекинулись парой слов и я понял, что шанс есть.
   После перерыва я выступил нормально, ответил на все вопросы, но когда выступил руководитель МРАКа Борис Иванович и, похвалив нас, предложил аккредитовать по третьему уровню, у меня стала "уходить из-под ног земля", и я сел.
   Гондюл спокойно пригласил к выступлению желающих и все, с кем я говорил ранее, выступили, на мой взгляд, великолепно, аргументировано и спокойно. Все просили аккредитовать наш вуз по четвёртому уровню.
   Гондюл помолчал минуту и сказал: "Я думаю, что вуз достоин четвёртого уровня аккредитации, давайте голосовать. Все -- "за", один -- "против" (Борис Иванович). Поздравляю Вас, Анатолий Павлович, надеюсь, что небольшой аванс, который мы Вам дали, Вы (вуз) отработаете".
   И даже сейчас, когда прошло с тех пор уже более десяти лет, я уверен, что это было и есть для вуза важнейшее событие! Мы -- среди вузовской элиты. Но я-то понимал, что многое ещё нужно сделать, чтобы в этом обществе не только присутствовать, но и чувствовать себя комфортно (иметь для этого все основания).
   Большинство коллег чувствовали себя спокойно и шутили "зарплата- то остаётся та же", а Решетняк И.С. сказал: "Толя, Вы втолкнули вуз туда, где нужно работать на другом уровне, но я уверен, что Вы не дадите нам и коллективу надолго расслабиться и опуститься в другую группу. Когда-то потомки оценят этот шаг". Я-то понимал, что было совершено, и был горд, но перевёл всё в шутку.
   Хотелось бы поименно назвать тех, кто в это трудное время активно помогал упрочнить положение вуза. Это Мамаев Леонид Михайлович, Решетняк Игорь Сильвестрович, Гуляев Виталий Михайлович, Добрик Людмила Олеговна, Дехтяревская Людмила Фёдоровна, Каира Людмила Григорьевна, Коваленко Алла Леонидовна, Дегтярёва Лидия Михайловна, Сигарев Николай Ксенофонтьевич, Грановский Семён Соломонович, Максименко Олег Павлович, Лейко Евгений Борисович, Бойко Борис Михайлович и другие. Здесь я не называю должностей -- они работали как одна команда и, где было нужно, прикрывали меня.
   Вскоре после этих событий мы стали техническим университетом.
  
  
  

Наука и кадры

  
   Кадры решают всё.
   И.В.Сталин
  
   Здесь я позволю себе несколько вернуться назад. Прошёл год как я стал ректором. В этот период я активно вникал в работу бухгалтерии, которую я почти не знал, работая проректором, разбирался и в тонкостях хозяйственной деятельности, хотя здесь достаточно уверенно руководил работой Павел Акимович Гаврилюк -- выходец нашей кафедры, у которого "не сложилось с диссертацией" -- слишком слаба была его школьная база, но хозяйский мужик.
   И до поры я не вникал в тонкости организации научной работы, справедливо полагая, что здесь работает опытный (более 20 лет работы проректором) Решетняк И.С. -- мой учитель, наставник и старший товарищ. В то время на повестку дня выходит лозунг "Что не запрещено -- то разрешено", и потихоньку (вначале без каких-либо законов) начинается капитализация страны.
   Люди, особенно образованные, у которых есть свободное время и они находятся вблизи от "потоков государственных денег", начали действовать. Наступил период "хищнического накопления капитала", а попросту говоря, пошёл процесс обогащения одних за счёт государства. И хотя у всех нас было одно и то же воспитание "раньше думай о Родине, а потом о себе", но некоторые, не так свято верящие в идеалы социализма, стали активно из общего государственного потока денег "отрывать" в свой огород "арыки". И когда я с главным бухгалтером Жосан Тамарой Тимоновной, на которую постоянно жаловались и Решетняк И.С., и Бехтер Е.И. (она многое запрещала делать -- как советский человек и верный служака в хорошем смысле этого слова), стали анализировать деятельность научно-исследовательского сектора (объём хоздоговорных работ был 3--4 млн. советский рублей -- читай долларов), то заметили, что многие работы почему-то оказались в кооперативе Бехтера--Решетняка, и вуз от них почти ничего не получал.
   Поскольку создание этого кооператива одобрил уже я (по просьбе и заверениям в чистоте этого дела Решетняка И.С.), то я потребовал от Бехтера отчёта о деятельности кооператива.
   А создавали мы его с благородной целью -- облегчить внедрение работ, которые были уже на стадии внедрения их в практику, здесь легче можно было заинтересовать (материально) производственников в необходимости такого внедрения. Первое, что я заметил, что внедрений нет, а кооператив растёт (объёмы проходящих через него средств). Но Бехтер, а затем и Решетняк, сказали мне, что я (ректор) не имею права вмешиваться в дела кооператива. Этой-то организации, которая работает в нашем вузе?
   Почитав законы и положения о кооперативе, я понял, что меня провели (и это сделал И.С. Решетняк, которому я свято верил), как и понял, что этот кооператив нужно закрыть. Но поскольку это было дело не одного дня, я стал искать другой путь и вскоре его нашёл.
   У Бехтера Е.И., как начальника НИСа, подошёл срок переизбрания. Я пригласил Бехтера и сказал ему, что не буду его рекомендовать на следующий срок, если он (а он был руководитель) не закроет кооператив. Он помолчал и ушёл. Но Решетняк, который меня хорошо знал, понял, что я "на тропе войны и томагавк не зарою до победы". Поэтому он переговорил с большинством членов Ученого Совета (это я узнал потом), чтобы они поддержали голосованием кандидатуру Бехтера Е.И.
   И вот Совет. Бехтер Е.И. сделал хороший доклад, его мягко похвалил Решетняк И.С. и, казалось бы, дело сделано. Но здесь выступил я. По глазам членов Совета я видел, что зажечь их будет трудно, но нужно. Я сказал, что был инициатором создания этого кооператива, но создавался он для того, чтобы внедрять эти работы -- чего нет; деньги, которые заработали исполнители работ, попали в карман руководства кооператива, а это суммы 50--100 тысяч рублей (долларов). Я знал на чём играть! Все проснулись и слегка зашумели.
   "Да, у многих сейчас нет необходимого, а здесь хапают такие деньги!" Бехтер выкрикнул: "Ректор занимается рэкетом!" Лучше бы он молчал. Я тоже воспользовался моментом: "Вот видите? Так я могу этому человеку верить?! Нет! Прошу меня поддержать". Я был "заведен", но понимал, что действую на совсем не подготовленный Совет. И всё же мне поверили.
   Бехтера Е.И. провалили ("за" -- 15, "против" -- 19). Я поблагодарил членов Совета за поддержку и закрыл Совет. Но пока я шёл в кабинет, мне уже позвонил из Министерства Погребняк В.П. и попросил перезвонить ему. Я понял, что ему звонил Решетняк И.С., но виду не подал. Погребняк В.П. сказал, что в процессе рассмотрения вопроса Бехтера Е.И. были процедурные нарушения (раздача бюллетеней, подсчёт голосов и др.) и лучше было бы отменить итоги голосования. Я сказал, "что уже отменил, и новый Совет будет завтра"-- "Ну и хорошо -- будьте внимательны".
   Я перенёс голосование Совета на следующий день, обеспечив явку всех членов Совета и поговорил с некоторыми.
   На Совете я сообщил, что поступила жалоба в Министерство не по сути, а по процедуре голосования и "нам не верят". Поступило предложение проголосовать без рассмотрения, но Бехтер попросил слова и я, дабы не нарушать регламент, дал ему возможность выступить. Лучше бы он этого не делал! Он не оправдывался, он поносил меня, а я молчал. В конце я сказал: "Вы всё слышали, коллеги, и делайте выбор, я свой сделал вчера!"
   Глядя в зал, и я, и Решетняк И.С. поняли, что Бехтера Е.И. провалят, но теперь уже с треском! 9 -- "за" и 27 -- "против"--таков итог голосования. Я победил, но радости не было.
   Я пригласил Бехтера и сказал: "Женя (а мы почти вместе учились в институте -- он на год позже), иди на кафедру чугуна и работай доцентом. Моё предложение остаётся в силе, пока я здесь". Он ничего не сказал и ушёл. Вскоре он уволился и в вузе не работал. И хотя ушёл Бехтер Е.И., но виноват в этом И.С. Решетняк, который, когда дело прямо не касалось его, вольно трактовал некоторые положения. И я тактично сказал об этом Игорю Сильвестровичу.
   После этого я внимательно пересмотрел все личные дела молодых преподавателей и всех окончивших аспирантуру, чтобы кого-то направить в нужную целевую аспирантуру (по той специальности, по которой у нас не было преподавателей с научной степенью), а выпускников аспирантуры: "прижать кого нужно, а кому нужно -- помочь". Кто перестал заниматься наукой и стал "заробiтчанином" -- просто уволить при первом же конкурсе, что вскоре и было сделано.
   Спустя некоторое время вместо 15 докторов наук у нас стало 25 -- здесь пришлось работать лично и индивидуально и, главным образом, в "проталкивании" уже готовых работ. Это и Довгалюк Б.П. (ДМетИ), и Кузнецов Александр Александрович (ДХТИ), и в нашем Совете защищают диссертации Николай Иванович Яловой (ранее проваленную ВАКом в Москве) и мои "подопечные" -- Самохвалов Сергей Евгеньевич (МЧМ и теплофизика) и Павлюченков Игорь Александрович (Металлургия черных металлов). Две последние работы были собственно по математическому моделированию, которое у нас в вузе, благодаря заботам и И.С. Решетняка, и моим, стало интенсивно развиваться. В ДМетИ защищают докторские и Олег Павлович Максименко, и Александр Дмитриевич Горбунов. Появляются и "пришельцы" -- Волошин Николай Дмитриевич, Приходченко Анатолий Андреевич, хотя претензии последнего (врача, попавшего в технический вуз) были неоправданно велики и, безусловно, не реализованы, и вскоре он ушёл работать в горисполком города, затем в Горный университет (г. Днепропетровск), но снова вернулся в наш вуз.
   Просматривая личные дела преподавателей, я заметил, что многие из них (в том числе и кандидаты наук) работают не по профилю своей основной специальности, а новые специальности в них нуждаются. Поэтому они были переведены работать по профилю: О.В. Рязанцев, Е.А. Брылев, Ю. Ревенко, В.И. Чёрный, А.И. Трикило, А.В. Никулин и другие. А некоторые, в том числе и доктора наук, возглавили кафедры либо близкие им по духу (опыт работы, научная деятельность), либо во исполнение долга перед университетом. Это и А.И. Коробочка, и И.В. Бельмас, и А.М. Сьянов, и С.Е. Самохвалов, и А.Г. Чернятевич, и И.А. Павлюченков, и П.А. Стеблянко и другие.
   Проведя такую расстановку кадров, я заметил, что работа кафедр заметно улучшилась.
   Понимая, что мы теперь университет, пусть и технический, но без серьёзной компьютеризации нам не прожить, этого требовали и время, и научная деятельность, и учебный процесс, мы начали действовать. Сначала попытались показать те преимущества, которые даёт компьютер при владении им даже на уровне пользователя, и всех преподавателей "пропустили" (приказом) через семинары и учёбу. В университете вскоре удалось сформировать несколько групп энтузиастов применения компьютерной техники в учебном процессе: И.К. Каримов, И. Миленький, Л.В. Дранишников, В.И. Авраменко, В.В. Дорофеев и другие, и в научной деятельности Самохвалов С.Е., Павлюченков И.А., Крамаренко В.В., Решетняк И.С., Жульковский О.А., Гресс А.В., Горбунов А.Д., Лыгун А.А., Шумейко А.А., Павленко А.М. и другие.
   Под моим мягким давлением научные руководители стали в эту нужную деятельность включать своих аспирантов и докторантов, и процесс повышения компьютерной грамотности пошёл, вначале среди преподавателей, а затем среди сотрудников и студентов.
   Вскоре стали появляться студенты, которые в использовании возможностей компьютеров "давали фору" доцентам и профессорам. Теперь нашей задачей (научных руководителей) стало чётко формулировать физическую и математическую суть задачи, решение её -- дело студентов, аспирантов и докторантов. Я же насколько мог, старался действовать здесь личным примером.
   После пяти лет активной работы в области математического моделирования (особенно в сфере металлургических процессов) наш вуз стал известен на Украине и в ближнем зарубежье. Это, по инициативе С.Е. Самохвалова и при моей активной поддержке, дало нам основание проводить республиканские и даже международные конференции и основать ВАКовский журнал "Математическое моделирование", где я долго был главным редактором, и теперь по этому направлению вуз очень неплохо выглядит -- были бы современные компьютеры, а люди есть, активно работают и публикуют свои результаты.
   Зная в каких условиях мы, днепродзержинцы, живём и открыв подготовку специалистов в области экологии, мы решили вывести это направление работы в число приоритетных.
   Я, Н.Д. Волошин, С.Х. Авраменко, М. Трофименко, позже В.М. Гуляев, В.Ю. Коровин, Ю.Ф. Коровин, частично А.А. При-ходченко и другие, проанализировав экологические проблемы города и всё, что было сделано в этом направлении в советское время (а сделано было немало!), наличные материалы (сведения) по состоянию здоровья населения города, попытались всё систематизировать, найти связь между состоянием среды и здоровьем человека.
   После трёх лет работы нам удалось многое понять и наметить пути снижения техногенной нагрузки на жителей нашего города. Всё это мы опубликовали в нескольких книгах по экологии промышленного региона. Они были достаточно популярны и на Украине, и в России, что, по-видимому, дало основание россиянам избрать меня академиком Международной Академии экологии и безопасности жизнедеятельности (г. Санкт-Петербург), но это не главное, а главное, что наши работы были актуальны и замечены научной общественностью.
   Аспиранты Н.Д.Волошина стали выполнять диссертации по экологической тематике, студенты постоянно были и есть среди призёров студенческих олимпиад по экологии. Министерство в качестве признания нашей роли и уровня работ в области экологии поручило нам проведение (каждые два года) Международных конференций по инженерной экологии.
   Вскоре, по этой же причине, вузу поручают проведение студенческих республиканских олимпиад по экологии, где наши студенты постоянно демонстрируют достаточно глубокие знания по своей специальности, причём по всем аспектам экологии: и радиологии, и очистке стоков химических и металлургических предприятий, и качестве питьевой воды, и снижению выбросов пыли и вредных веществ с газами, и подтоплению отдельных территорий города, и утилизации твёрдых бытовых отходов -- все эти проблемы у нас в городе есть и мы вынуждены их решать (с ними бороться).
   Поэтому все работы были выполнены на местном материале и востребованы руководствами предприятий и горисполкома.
   Для того, чтобы обеспечить в этой сфере постоянную связь с руководством города и его экологическими проблемами, я (по моей инициативе) возглавил постоянную депутатскую комиссию по экологии в городском совете, оставив для этого руководство комиссией по образованию, науке и культуре, которую я возглавлял до этого 8 лет). Это позволяло постоянно "держать руку на пульсе" городских проблем, доводить их до кафедры экологии, и что немаловажно, помогать финансировать эти работы из экологического фонда города и внедрять наши разработки на предприятиях города и городском хозяйстве.
   Многие наши аспиранты защитили диссертации по экологии, другие работают в этом же направлении.
   Открыв специальность, мы быстро смогли построить так учебную и научную работу в сфере экологии, что вошли в число признанных лидеров государства (вузов и НИИ) в этих вопросах.
   Как металлурги и доменщики, и сталеплавильщики, и прокатчики мы всегда продолжали прочно удерживать позиции, заложенные нашими предшественниками. Одной из наиболее сильных черт наших металлургов было и пока ещё есть -- это практическая подготовка инженеров. Причиной этому было и есть то, что мы выросли из кадров металлургического комбината и долго были как бы "одним из его цехов".
   Преподавательский состав прежде всего (почти все) имел несколько лет (или десятков лет) производственной (инженерной) деятельности -- они знали и сами делали то, чему учат студентов. В прошлом наш вуз был заводом-втузом, где практика в общей подготовке инженера составляла половину учебного времени, поэтому мы больше других сохранили лучшие традиции в выработке практических навыков у будущего инженера.
   Поскольку наши выпускники металлурги были и остаются одними из лучших в отрасли -- студенты всех специальностей (и специализаций) металлургического факультета -- последние 10 лет постоянно находятся в числе призеров и победителей всех студенческих олимпиад, Министерство образования и науки Украины поручило нашему вузу проводить студенческие олимпиады по металлургии чугуна, металлургии стали, литейному производству черных и цветных металлов, а недавно и обработке металлов давлением.
   Только по металлургии черных металлов в вузе работают более десяти докторов наук, которые активно трудятся в науке. Здесь есть и аспирантура, и докторантура, и спецсовет по защите диссертаций.
   Кроме того, открыв в университете специальность "Переклад" с английского и французского языков, мы заметно улучшили языковую среду. Теперь, проходя по университету, кроме русского и украинского языков можно слышать и английскую речь. Это упражняются переводчики. Остальные, наиболее способные в "языках" студенты-технари, тоже тянутся к ним, создавая англоязычную языковую среду.
   Формированию лица университета и университетской атмосферы активно способствовали и недавно открытые у нас такие специальности как "Прикладная математика", "Физика твёрдого тела". В сугубо техническую атмосферу вуза вливаются свежие струи чисто университетских специальностей, включая социологию и экономические специальности. И уже пять лет после того, как мы стали техническим университетом -- по приказу, мы уже соответствовали этому статусу -- по сути.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   4

Огурцов А.П.

  
   155
   Это наша с тобой биография
  
  
  
Оценка: 3.42*4  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"