Аннотация: Может быть, для части читателей знакомых с моей ћМятеж-войнойЋ, предложенная статья покажется странной.
Но не торопитесь с суждениями...
Сергей Анчуков
О "человеческих отношениях"
Памяти единственного и верного Друга.
Известна способность людей "очеловечивать" наших братьев меньших. Здесь, пожалуй, речь идет не о том, что под этим понимается. Наш семейный опыт пятнадцатилетнего содержания собаки в городских условиях в русской семье дает основания для оценки этой стороны человеческого бытия и, если хотите, своеобразной культуры повседневного, ответственного и взаимообусловленного общения человека и (не поворачивается язык сказать) животного. Для тех, кто содержит собаку, не равнодушен к творчеству Антакольского, rnj видел фильм по его повести, вполне понятно, о чем я говорю.
В программе "Времечко" показали репортаж с места так сказать события, убийства собаки. Двое садистов москвичей, мать с сыном Димой, в течение часа убивали свою собаку на глазах у равнодушной публики. По неумении. Или от лени так и не смогли добить собаку. Ее со сломанным хребтом отнесли в лечебницу соседи. Но управы на садистов так и не нашли...Эти двуногие твари даже не понимают, что творят...
Мы требуем законов и не выполняем требований человеческой совести. Не только в отношении "братьев меньших", но и себе подобных. Пусть даже они иногда хуже зверей и заслуживают самого сурового отношения.
Впрочем, все по порядку.
Появление двухмесячного щенка миттельшнауцера было в принципе ожидаемым и одновременно неожиданным. Мы кое-что знали, но не могли предполагать всей меры ответственности, как и весьма новых, даже несколько странных отношений, которые с первого дня сложатся между нами и новым жителем нашей квартиры.
В силу обстоятельств мое желание иметь собаку не могло быть реализовано до 1987 года. Возвращение с Дальнего Востока в Москву, после трех лет отсутствия, и твердое намерение покончить с кочевничеством было одним, но не самым главным условием нашего похода на "Птичий рынок".
Голубые глаза бусинки с бровями и явные признаки бороды на мордочке вместе с видом его мамаши меня и мою четырехлетнюю дочь не могли оставить равнодушными. Последним аргументом оказался рассказ хозяек этой парочки - Елены Кузнецовой и Загребельной. Без особых колебаний маленький пес - Жерар (так в соответствии с правилами он был назван) перекочевал в наши руки и немедленно пустил на меня струю. Состоялось первое и как оказалось - счастливое знакомство на долгую жизнь.
Встреченный дома прочими домочадцами не без опасения, щенок быстро освоился и стал предметом особой заботы. Для нас прибавилось хлопот с прививками, кормежкой, подтиранием луж, а в последующем и с регулярным выгулом быстро подраставшей собаки.
По экстерьеру наша собака принадлежала к "чешской линии". В то время шнауцеров в Москве было не так уж и много - не более двух сотен. Это сегодня только в нашем дворе их трое, да еще один черный цвергшнауцер (пожалуй, для меня сегодня самая симпатичная собачка). Один из соседских шнауцеров-трехлеток, как две капли воды похож на нашего Жорика. По всей видимости чешская линия сохраняется. Несомненно, в родословных можно было бы найти общих предков или многочисленных родственников. Например, знаменитых в конце 80-х Элске, Берта и Дору. Как, впрочем, и мать Жерара, выдающуюся на мой взгляд собаку по кличке Весталка (Тагри Вуд).
Об отце Жерара - Ринальдо Вильфор ничего сказать не могу. Говорили, что погиб от укуса клеща в Крыму в год рождения потомства.
***
Быстро прошла осень и первая зима. Наступила весна и, наконец - лето.
Жерару было около 10 месяцев и началось обучение по общему курсу дрессировки. В группе таких же подростков он был не последний, отличался старательностью и пониманием. Но в силу особых качеств, в том числе умеренная злобность, самостоятельность и опасливость (при отсутствии в целом трусости) не позволили ему преодолеть "высокую планку профтребований" СК подготовки.
Жерар был послушным псом и мог удивить экспертов на ринге тем, что в принципе невозможно было требовать от многих. К двум годам от роду он стал прекрасной по экстерьеру собакой, неизменно получал "золотые медали" и, как правило, оказывался, если не в начале, то в середине ринга из 20-25 собак. Порода, экстерьер, исключительная легкость и точность движений, послушание и "всесторонняя подготовка" давали себя знать.
К тому времени у меня появилась неплохая "собачья библиотека", средств не жалел. Сам занялся переводом с немецкого оригинальных статей. Я изучил ветиринарию, генетику, стал "дипломированным экспертом" и в известной мере специалистом, вооруженным многими знаниями и практикой содержания "четвероного друга".
***
Как это ни странно, собака помогла разобраться в людях.
Вполне четко Жорик опраделял людей "по личным качествам" и отношению к нам. Различал людей хороших и плохих, равнодушных и агрессивно-трусливых.
Это заставило меня присмотреться к своему окружению, определить без предрассудков и предубеждения "кто есть кто". Кому можно доверять, а кого опасаться, кто друг, а кто "ни рыба не мясо". Так я заново открыл своих старых школьных друзей, с которыми у собаки сразу наладились нормальные отношения к желанным для хозяина гостям. Более того, к одному из них проявилось невиданное для шнауцера доверие. К Анатолию Баклагину Жорик подошел почти сразу и положил морду на колени. И в самом деле, в русской семье моего товарища вскоре появился щенок бриара, который пережил своего хозяина и ныне здравствует.
Однажды несколько дней у нас жил мой двоюродный брат, по натуре "агрессивный трус". С первой минуты его появления оставить их наедине с собакой было невозможно, хотя (видит бог!) я абсолютно никакого повода собаке не давал для такого рода поведения.
К прочим очень многим Жерар относился нейтрально с дежурным ворчанием. Собака любила большие компании в которых не было повода особенно различать гостей, позволяла даже несколько вольное обращение с собой. Пес любил застолья и не избегал присутствия на них рядом с хозяевами и тесной кампанией. Это было связано не только с тем, что происходило весьма громкое обсуждение и его собачьих проблем, но и в связи с тем, что была возможность побираться, изображая страшный голод. Попрошайничество по праздникам не поощрялось, но и не запрещалось.
У собаки было свое место, но днем ему не возбранялось находиться там, где было удобно для обозрения всех или обожаемой хозяйки, вплоть до лежания "в ногах". Было замечено, что его физиономия могла отражать множество чувств: досаду, неодобрение, искреннюю радость, полное понимание и недоумение. Изменение интонаций в лае и ворчании дополняли выражение чувств на морде и были понятны для нас.
Очевидно, что на определенном этапе произошло "очеловечивание" в хорошем смысле этого слова. Считаю это допустимым и даже неизбежным для среднего роста собаки постоянно проживающей в двухкомнатной городской квартире. Знаю по опыту, миттельшнауцер - не охотничья лайка. Природа ограничивалась для него относительно культурным парком в Никулино, где нам были известны все овраги, озера, тропинки и рощицы.
Пес прекрасно представлял кто главный в доме, но одинаково охотно служил всем, имел свой статус почти полноправного члена семьи с обычной поправкой на его собачью сущность и с учетом разумного "очеловечивания". Другого просто не могло быть. Собака выросла практически вместе с моими дочерями, постепенно переросла их и нас (в 2000 году ему было по-человечески "более 90 лет"). Это обязывало к уважению. И сама собака не позволяла усомниться в его "благородной старости", как и в "благоприобретенной за 10 лет мудрости".
Собака понимала многое и вполне ориентировалась в наших не всегда радужных отношениях. Огорчалась ссорам, молча осуждала и страдала, делила с нами радости своим приподнятым настроением. Никогда не бывала навязчивой и знала "что можно, и чего нельзя". На "нельзя" мы смотрели сквозь пальцы, но случаи когда случались "переборы" в поведении были крайне редкими и обычно были вызваны нашим провокационным поведением.
В юном возрасте Жерар позволял себе игнорировать всех, кроме меня.
Но в 1998 году произошла некоторая переориентация приоритетов собаки в части определения хозяина - жена на полтора года взяла на себя все заботы по кормежке, выгулу и лечению недугов. Она и стала для собаки не только хозяйкой, но и настоящим другом. После восстановления нормального быта в Москве, понимая "кто главный", Жерар все же принимал за своего "лучшего и верного друга" хозяйку нашего дома.
Со мной общался охотно, но как-бы по необходимости. Ходил за Евгенией Михайловной по пятам, обычно тихо занимая позицию в 3-4 шагах от нее, и при исчезновении, через некоторое время, перемещался вслед за хозяйкой по квартире или немедленно появлялся при упоминании своего имени. Ответом на такую преданность (здесь, пожалуй, не уместно определение "собачью") было сдержанное обожание, не переходящее в типичное для женщин сюсюканье.
Стоит заметить, что некоторое психическое и физическое перенапряжение в юном возрасте на занятиях по дрессировке тоже дали себя знать. В два года обычное дело пес переболел энтеритом и стараниями хозяйки был поставлен на ноги за неделю. В последующем это обязывало нас быть несколько разборчивыми в приготовлении пищи, но не более того. К десяти годам собака стала слепнуть и к двенадцати полностью потеряла зрение.
Это еще больше озаботило его опекунов и человеческих друзей.
***
Постепенно меня одолевала "усталость от жизни" и только собака заставляла шевелиться, предпринимать волевые и физические усилия при устроенном и располагающем к лени городском быте без дачных хлопот.
В восьмилетнем возрасте он вместе с хозяйкой на полтора года переехал в другой город. Я остался в Москве, так требовали обстоятельства моей службы, и появлялся на месте жительства жены, младшей дочери и собаки только в отпуск и по большим праздникам.
Видимо в силу "природной скромности и приобретенной мудрости" у нас сложились ровные без истеричности отношения взаимного уважения, ответственности, искренней преданности и взаимной любви.
Все это позволило нам сосуществовать без потрясений для собачьей психики полтора десятка лет.
За год до смерти собака перенесла инфаркт, и частично восстановилась опять таки усилиями хозяйки.
Через два месяца после смерти собаки жена призналась мне, что испытала необычайное чувство растерянности. Смерть собаки была для нее страшным ударом. Долго не могла смириться с тем, что потеряла "единственного и самого верного друга". Меня одолевали подобные чувства. Но в силу мужского характера, проявлять эмоции в полной мере было невозможно и в глазах жены выглядело как "жестокость и бесчувствие".
На мой взгляд, это проявление нашей вечной рефлексии, как бы не показаться смешным даже в неподдельном горе.
Я не могу забыть того, что в последний вечер перед смертью наш "единственный верный друг" с трудом пришел к дверям в ожидании моего прихода и не сошел с места до появления "его несомненно самого лучшего друга".
Прошло уже полгода как нет Жерара, но нам кажется, что он только на время исчез из поля зрения по своей "природной скромности".
***
Было бы неверно давать советы на все случаи жизни - это безответственно и в корне не верно. Обязательно - чувство ответственности и меры. Ровные отношения и единодушие в подходах к собаке, как и к детям, со стороны родителей и хозяев необходимое условие формирования своей культуры.
Лично мой опыт говорит о том, что решение взять собаку должно быть обдуманным и ответственным, с полным пониманием последствий, возможного изменения стиля жизни и некоторых неудобств. Если вы созрели и готовы нести "свой крест до конца", обзаводитесь собакой без сомнения. Но при этом нужно быть готовым к формированию своеобразной культуры, которая, как и стиль жизни должна вырабатываться практикой наблюдениями за жинью. Ее особенности для каждой семьи индивидуальны и неповторимы.
Но есть и нечто общее.
Неудобства преодолимы, прошедшее со временем и под воздействием тягот желание ничем исправить нельзя.
Нужно понимать собаку, воспитанием заниматься со щенячьего возраста. Битиё должно быть исключено полностью. Хотя нужно отдавать себе отчет в том, что, как и у людей, воспитание базируется на рефлексах. В том числе это связанно с подавлением вредных привычек наказанием. Это потом можно ничего не запрещать. Взрослый воспитанный пес сам знает, "что можно и чего нельзя".
Обязательно нужно пройти курс общей дрессировки, особенно для больших и средних собак под руководством специалистов или предпринять обучение (даже для болонок) самостоятельно. Имеется в виду - элементарная дрессировка и специальный (если есть желание) курс.
Никакой погони за рекордами быть не должно, все в свое время.
Нужна строгость, но не жестокость. Чем больше собака, тем осторожнее нужно подходить к применению наказаний. Из маленькой собаки строгостью можно вырастить запуганную мышку, а из большой - постоянно готового к драке с хозяином зверя.
Излишняя опека, вседозволенность и сюсюканье также вредны - из собаки может получиться домашний деспот. Чрезмерное выражение переходящей всякие границы любви часто приводит к формированию психопата или истерика. Необходимо знать темперамент собаки - это примерно то же что у людей.
***
Я не случайно упомянул о "русской семье".
По-видимому, каждая русская семья, которая ответственно держит собаку, поймет меня и почувствует некую мистику общения, повторяя нашу историю.
Возможно ли что-либо подобное в меркантильных от природы семьях, выродившихся жителей мегаполисов?
Можно ли ожидать от них сопереживания и понимания, когда в годы реформ на улицах появилось много породистых бродяг, когда появилась "новая культура содержания и передержки четвероногих друзей" и налицо попытка поставить в рамки закона отношения Человека с "братьями меньшими"?
Пожалуй, мой рассказ "в память о верном, преданном без всяких условий и единственном друге" - глубоко личное, и было бы правильно оставить наши переживания в себе. Но здесь действительно присутствует некая мистика отношений, казалось бы по разному социально организованных, и в тоже время очень близких живых существ.
Смысл этой мистики в "ответственном очеловечивании" отношений не только между собакой и человеком, но и между людьми.
Могут последовать возражения, мол так "ставить вопрос это слишком..."
Но дело в том, что отношения людей характеризуют отношения к "братьям меньшим, а проблема бездомных "бывших друзей", ярчайшее проявление "человеческих отношений".
Дело не в том сколько мой "Жорик съел колбасы", а в том , что мы делили с ним свой скудный достаток добрый десяток лет и не считали это большой потерей. Дело в естественном для русских (подчеркну, русских) семей чувстве сопереживания и единства с природой, особенного восприятия собаки как спутника и бесценного друга по дорогам тысячелетней истории.
Логика голого прагматизма и поиска выгоды - это безмыслие и вопиющая тысячелетнее жестокость к себе подобным.
В этом и состоит связь "собачьей статьи" с темой "мятеж-войны"
Но можно ли ожидать чего-либо путевого от больного общества пораженного прагматизмом, предательством и глупостью?
Очевидно, что никакие законы не помогут, если в обществе нет главного - СОВЕСТИ и простых человеческих отношений между людьми.