Здоровье цесаревича Георгия, второго из сыновей Александра Третьего, младшего брата Ники и старшего брата Михаила, было настолько плохим, что врачи даже запретили ему ехать в Петербург на похороны отца. Туберкулез прочно приковал его к кавказской Абастумани, в которой его единственной радостью была астрономия. Да еще редкие приезды матери. Попытка сопровождать Марию Федоровну в очередном визите к датским родственникам стоила цесаревичу очередного приступа и долгих недель в кровати.
Джоржи, как по-семейному называли великого князя, жаловался Ники, навещающему его на одре, на адскую скуку и ощущение полнейшей своей ненужности. А Ники, естественно, рассказывал ей - о том, какой молодец у него был брат в юности, до болезни, и как ужасно видеть его теперь. Аликс, видя, как драгоценному Ники тяжелы эти визиты, пару раз сопровождала его, несмотря на явную неприязнь свекрови. Хотя Гневная ее и не выносила, но не могла же она совсем не навещать? Это было бы совсем не комильфо. До этого императрица пересекалась с наследником престола только один раз, в Ливадии, и тогда ей было совершенно не до того, чтобы выяснять подробности личности человека, который все равно будет сидеть у себя в горах до самой смерти...
Оказалось, цесаревич Георгий был довольно-таки интересной фигурой. Несостоявшаяся из-за проклятой болезни флотская карьера посвятила его морю, а зверская скука захолустного Аббас-Тумана, заштатного не городишки даже, поселочка Ахалцихского уезду Тифлисской губернии, буквально силой расширила круг его интересов. А что делать, если делать нечего? Если только боль в груди, кашель, за окнами только снег, только лес и горы?
У Джоржи интересные мысли были по флоту и по развитию Кавказа, Ёлка с ним даже пару раз на эти темы поспорила. Не о Кавказе, естественно - о флоте. О необходимой толщине брони и достаточных запасах угля на броненосных крейсерах, о спорных воззрениях генерал-адмирала на главный калибр бронепалубников типа "Паллада"...
Идея озарила Елку уже после отъезда цесаревича.
*****
Вызвать Джоржи с Кавказа получилось только после долгих разговоров Ники с Гневной: Александру Федоровну свекровь не переваривала, и сделала бы все вопреки. Поэтому Ёлка при встречах с ней обязательно роняла пару слов о том, что Георгию лучше остаться там, где он есть. В конце концов, лечить туберкулез не умеют нигде в мире, а умирать приятнее на родине...
Однако же бывали примеры обратного? Тот же наследник Австро-Венгерский, эрцгерцог Франц-Фердинанд... Заболел в 91-м, во время кругосветного путешествия, лечится сейчас в Швейцарии... По слухам, почти уже вылечился!
Только уже после родов Гневная согласилась, наконец, попробовать.
Цесаревича ждал Давос.
И не одного цесаревича.
*****
Иркутский пехотный полк являлся "подшефным" для великого князя Георгия Михайловича с самого рождения: с 27-го апреля 1871 года он именовался 93-м пехотным Иркутским Его Императорского Высочества Великого Князя Георгия Александровича полком. Со второго же ноября 1894-го он получил, в соответствии с изменением статуса Георгия, наименование 93-й пехотный Иркутский Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича Георгия Александровича полк. С того же дня он стал шефом Лейб-гвардии Атаманского и Финляндского полков, 51-го Литовского пехотного и 4-я батареи гвардейской конной артиллерии. Также Георгий Александрович являлся - как цесаревич - атаманом всех казачьих войск. А начинал службу он моряком.
Найти в каждом из полков хотя бы одного офицера, пригодного не только для того, чтобы командовать взводом, ротой или батальоном, было не так уж сложно. Куда более трудной задачей оказалось убедить цесаревича в том, что ему там, в Швейцарии, нужен свой маленький двор.
Пришлось в какой-то степени открыть карты.
*****
-- Понимаешь, Джоржи, - Ёлка нервно постукивала ногтями по золоченому ободку стакана с клюквенным морсом. -- У России вообще нет разведывательной сети сейчас. Есть военные агенты при посольствах, но их мало и их сил не хватает даже на выполнение оффициальных, вмененных им по должности обязанностей. Нет людей, нет средств... Ничего практически нет. Они собирают только ту военную информацию, что могут найти в открытых источниках.
-- Чем же я-то могу здесь помочь? - болезненно-худой цесаревич, прозванный за то юной тогда и очень злоязыкой под настроение Аликс Weeping Willow, то есть Плакучей Ивой, был одет в английский костюм с полковым значком атаманцев на лацкане и с галстуком цветов иркутского полка.
-- Приехав в Швейцарию, скажем, в Давос... Да, Давос. Маленький городок, широко известен как раз своими клиниками, от Цюриха близко, от Женевы не слишком далеко... Там строится дворец. Потому что не может же цесаревич жить не во дворце? И без пусть самого маленького, но все же собственного двора, естественно, блистательного, он тоже обойтись не может.
-- Как будто кто-то не знает, как я живу в Аббас-Тумане! - махнул рукой Джоржи. -- Да...
-- Откуда какой-нибудь швейцарский жандарм может знать, как Его Императорское Высочество Наследник Цесаревич Георгий Александрович жил в этом самом Аббас-Тумане? Особенно если не светится особо... В смысле - внимания особенного не привлекать к себе, - пояснила Ёлка в ответ на недоуменный взгляд.
-- Ты хочешь создать гнездо шпионства под видом моего двора?
-- А ты против?
Цесаревич немного подумал.
-- Да нет, мне даже нравится эта мысль. Хоть какую-то пользу принесу... Только почему Швейцария? Там же агентам делать-то нечего, мы с ними воевать не собираемся!
-- Потому что от Германии, Франции и Италии Швейцарию отделяет только совершенно прозрачная граница. То есть кто-нибудь из ваших придворных или находящихся на излечении офицеров... Да-да, вы займетесь благотворительностью в виде лечения для офицеров армии и флота! Так вот, для такого человека открыта практически вся Европа. Паспортами только мы, проклятые азиаты, балуемся, в демократических Европах то не в заводе... И потом - в Швейцарии действительно очень хорошие клиники. Легенда железная. Внимания в Швейцарии вы привлечете поменьше...
-- То есть интересы лежат не в Швейцарии, а в странах, её окружающих?
-- Именно! - императрица поискала было портсигар, но потом вспомнила, что курить ей нельзя. Точно так же, как и пить... Эххх, жисть! Яростно выматерившись про себя, Ёлка глотнула морса. -- Таким образом, вас и ваших людей швейцарские власти и обвинить-то ни в чем не смогут!
Конец августа 1895 года, Санкт-Петербург.
Адмирал Макаров выглядел как-то непривычно. Слегка смущенным, пожалуй.
И долго мялся, прежде чем перейти к делу.
-- У меня есть приятель, еще со времен русско-турецкой войны знакомы. Потомственный морской офицер, окончил Корпус в десятке...
-- Степан Осипович! - у Её Величества было очень мало времени и очень много дел. Всегда.
-- У его единственной дочери чахотка. На лечение денег нет. Совсем нет.
-- А семья как же? - поинтересовалась милосердная сегодня с утра Аликс.
-- Он с ними поссорился. Там все очень твердые протестанты, а он...
-- Православный?
-- Хуже.
-- Католик?
-- Нет. Он на войне встретил девушку, спас её. И ради неё принял ислам. Через это и по службе неприятности поимел, вышел в отставку лейтенантом...
-- Ясно. Что ж, пригласите его назавтра. Только замаскируйте как-нибудь, ну, вы в курсе...
+++++
Потомок древнего гордого рода воинственных шотландских эмигрантов ныне носил удивительно неподходящее к его внешности имя Асад абд-аль-Гафур Абу-л-Хинд. Впрочем, ради дочери, единственной памяти о безумно любимой жене, он был готов сменить не только имя, но и вообще все, что угодно.
Через три недели с трапа трансатлантического лайнера компании "Кунард Лайн" спустился высокий человек в очень ярком клетчатом костюме, черном котелке и желтых тупоносых башмаках. Предъявив таможеннику паспорт на имя Джорджа Микаэля Клуни Младшего и ввозимый во Францию багаж в виде небольшого саквояжа с двумя громоздкими американскими револьверами в ганфайтерской парной поясной кобуре, сменой белья, бритвой, тремя ножами и тощей пачкой денег, он пешком добрался до отеля, в котором и переночевал. Утром он взял билет на поезд до Парижа... И исчез где-то на пол-дороги между гостиницей и вокзалом. В поезд же сел хотя и довольно похожий, но все же другой человек. Однако кто будет обращать внимания на лица, если костюм так клетчат, башмаки так желты и тупоносы, а котелок так надвинут на глаза?
Начало октября 1895 года, Царское Село.
Полыхающая всеми красками осени листва Баболовского парка шелестела под ногами двоих покинувших открытую прогулочную карету женщин и сопровождающего их мужчину в чиновничьей шинельке. Атаманцы, десяток которых сопровождал карету, начали спешиваться.
-- Вот она, собственно, баболовская купальня знаменитая, - чиновник Дворцового ведомства, прихваченный как живая замена навигатору и справочнику, чувствовал себя как-то неуютно. Его всегда нервировали женщины, беременные - особенно. Беременная императрица, не желающая расставаться с "Маузером" - вон его лакированная коробка из-под накидки торчит предательски - и способная незаметному чиновнику испортить жизнь десятком самых разных способов, нервировала его безмерно! Чиновник достал из кармана и без того мокрый платок и вытер вспотевший лоб.
-- А где ванна знаменитая? Ну, та, гранитная, масонская?
-- Где ж ей быть, внутри, естественно, - императрица пожала плечами, осматривая небольшой особняк из коричневого камня с готично-стрельчатыми оконными проемами и зубчатыми стенками над карнизами. -- А снаружи все перестраивать придется...
-- Зачем?
-- Этот садовый домик не слишком-то похож на Вевельсбург... Недостаточно готично, - она расстроено махнула рукой и прошла в открытые чиновником и услужливо придержанные атаманцем двери.
*****
Внутри тоже декорации были совершенно неподходящими.
"Блин, вот как здесь можно мистерии устраивать, а? Это ж не декорации для Тайного Храма, а черт знает что!"
"Дорогая, не делай из маленькой проблемы большую драму. Закажи новые декорации. Тем же Баксту с Бенуа"
Знаменитая ванна, взятая сама по себе, не впечатляла. Ну, ванна, ну здоровая. Два метра в высоту, полтора в глубину, пять с половиной в диаметре. Если не знать, что сделана она из сташестидесятитонной целиковой гранитной глыбины! Вырезана. Причем не какой-нибудь там электропилой - все целиком ручная работа. Вот после постижения этого факта и наступает правильное понимание.
"Лесенка эта чугунная не годится никуда! Какой мистицизм может быть в чугунной отливке, скажите на милость?"
"Не брюзжи, я уже поняла, что тебе здесь ничего не нравится..."
"Это я привлекаю твое внимание. Может, какие идеи возникнут"
"Не-а. Не возникнут"
"Бука!"
"Бяка!"
"Эх, стукнуть бы тебя подушкой..." - мечтательно вздохнула Ёлка, взвешивая в руке упомянутый снаряд.
"Это еще кто кого стукнет!" - воинственно отозвалась Аликс, извлекая из воздуха сразу две подушки.
"Что-то мы с тобой как-то развеселились?"
"Это все ... гормоны!"
Декабрь 1895 года.
Катя Семенович шла по гулким пустым в этот поздний уже час коридорам училища и перебирала в памяти свои прегрешения, достойные вызова к САМОЙ. Вроде ничего такого особенного за ней не числилось, чай, не первая хулиганка училища Фло, и до её верной санчо-пансы Ниночки Червоняк Кате тоже было куда как далеко... Да она только-только месяц "давильного чана" закончила!
В приемной начальницы училища сидели ещё две девочки из группы Кати. И её собственная старшая сестра Сашка. При попытке заговорить сидящая у обитой кожей двери в святая святых секретарша в темно-сером кителе ведомства императрицы Марии и с эмблемой училища на посеребренном зажиме узкого черного галстука, резко контрастирующего с белизной блузки и ослепительной рыжестью волос, попросила соблюдать тишину и спокойствие.
На столе, представлявшем из себя настоящий бруствер из тяжелого темного дерева, коротко мигнула крохотная зеленая лампочка. После этого секретарша-дракон попросила пройти курсанта Александру Семенович. Катя осталась в приемной грызть ногти от нетерпения и неясности. Фигурально, разумеется. Дочь генерала Семеновича не могла себе позволить иметь столь вульгарные привычки...
Лампочка мигнула трижды - пригласили пройти всех троих младшекурсниц.
В кабинете, кроме САМОЙ, по обыкновению одетой в белое, присутствовала известная всему училищу персона, которую в личном общении было велено именовать просто "госпожой Николаевой", со своей верной спутницей госпожой "Дыбенко". Последнее, впрочем, могло быть и правдой - слухи об этой "femme fatale", дочери генерала Домонтовича, ходили еще до того, как из-за неё застрелился сын генерала Драгомирова... Выйти замуж только для того, чтобы тут же развестись и выйти за другого - было бы вполне в её духе! Овеянный слухами и легендами кабинет выглядел почти так, как все описывали. Зеленоватое подводное царство с ослепительно-прекрасной русалкой в белом, с распущенными до пояса рыжими волосами, небрежно поигрывающей лорнетом на ало-черном шелковом шнурке.
Вошедших девочек встретила улыбка директрисы и холодный прищур "госпожи Николаевой". Ну, и упрямая спина Сашки, стоящей навытяжку посреди кабинета.
-- Здравствуйте, Зинаида Николаевна!
-- Добрый вечер, девочки, - небрежно лорнировав учениц, поэтесса и критикесса, едва-едва согласившаяся занять официальную должность, и то только потому, что нашла "интересной" идею предоставления ей полного карт-бланша на преподавание литературы и эстетики, убедилась в их соответствии наивысшим требованиям и, кажется, потеряла к ним интерес, плавным жестом переведя внимание на "госпожу Николаеву". -- С Александрой Федоровной Николаевой, думаю, вас знакомить не надо?
-- Здравствуйте, девочки, - госпоже Николаевой не помешало бы выспаться, и как следует. Даже сквозь отличную косметику, наложенную настоящим мастером, видны были следы переутомления. Аура чудовищной целеустремленности, обыкновенно распространявшаяся от нее и чувствовавшаяся всем телом -- Катя, дочь вдового артиллериста, проведшая все детство по полигонам, могла сравнить прошедшую стремительной своей походкой по коридору "госпожу Николаеву" только с пролетевшим над самой головой тяжелым снарядом -- казалась притихшей, словно посыпанной пеплом...
-- Как вы знаете, руководство училища изначально планировало непрерывный учебный процесс. Никаких каникул и отпусков, - Сильфида вертела в руках лорнет, и казалось, что она разговаривает именно с ним. -- Однако в некоторых случаях мы... - пояснять, кто, кроме начальницы училища, входит в это самое "мы", было не обязательно. Учитывая обстоятельства. -- ...решили сделать исключение.
Январь 1896 года, Давос.
Солнце, царящее в пронзительно-синих небесах, отражается в снежной белизне сиянием столь яростным, что снимать затемненные очки можно только в помещении горнолыжной станции. Отсюда, с высоты альпийских склонов, не видны были однообразные дома-коробки Давоса, составляющие разительный контраст с ожидавшимися типично-швейцарскими милыми домиками-шале, словно сошедшими с рождественских открыток. Увы - великолепнейший горный воздух долины, целебный сам по себе, способствовал скоплению в городке клиник и лечебниц, построенных по законам не архитектурно-художественным, но медицинским...
Русская колония в Давосе, образовавшаяся вокруг Цесаревича и привезенных им с собой офицеров и приближенных, жила по распорядку совершенно не больничному - если не считать собственно великого князя, очень ответственно относившегося к предписаниям врачей и своему клятвенному обещанию матери. Ежедневные развлечения: катания на тройках и верховые прогулки, горные лыжи, коньки и новомодная царскосельская забава "хоккей" на льду лежащего в центре долины озера. По вечерам фейерверки и разного толка сборища, от вполне скромных литературных салонов, устраиваемых княгиней Эристовой, до разнузданнейших "афинских ночей", оргий, куда допускались только лица, официально докторами признанные неизлечимыми - вот что составляло стержень жизни собранных в Давосе молодых фаталистов, склонных в полной мере следовать мудрости древних. "Memento mori!" и "Carpe diem!" служили паролем и отзывом здесь...
"Желающий повидать дорогих кузин" сотник казачьей конной артиллерии Андрей Бекмурзин, сын сестры генерала Семеновича, оказался небольшого роста чрезвычайно бледным молодым человеком в черкеске с газырями, прекрасно проводящим время на устраиваемых "светской свитой" балах и маскарадах. Правда, целоваться с дамами он отказывался... Но здесь все относились к этому с пониманием.