Ричард одним махом развернулся, больно ударившись локтем о ствол дерева. Сильно болело, но он уже взрослый, ему это нипочем. Разве Парс боялся орочью ватагу? Нет! Он их все ка-а-ак победил! Вот и Ричард победит.
Только сперва ребят нужно отыскать. Куда же могли побежать? Снова к Пеньку? Да, там все разом поместятся! Нет, за Пеньком прятались в позапрошлый раз. А где же в поза-поза...А как же сказать?
Ричард замахал головой, и мысли как ветром сдуло. Вот, так-то лучше! Надо пойти к Шиповнику! Нет! Они же там в прошлый раз!
Он застыл на месте. Куда же идти? Потряс головой. Прислушаться! Довольный, навострил уши. Тихо. Или?.. Там, впереди и слева, шуршали кусты. Ух куда убежали! Теперь спеши за ними! Продирайся!
Ричард улыбнулся торжествующе. Победа! Победа! Победа будет за ним!
- Раз. Вышел судия! - довольно воскликнул, но тут же остановился и замолчал.
Нет, пусть не слышат! Пусть думают, что он где-то далеко! Ричард прыснул в кулак, с превеликим трудом себя сдерживая. Ох как он насмеется! Или нахохочется? Все-таки хохотать он будет задорно...Или смеяться весело?.. Как-то там мама ему рассказывала? Правильно - смеяться. Нет! Точно! Хохотать!
Голова стала тяжелой. Надо снова помахать ею, чтобы ветер через уши пролетел и забрал все лишнее. Этому он уже сам научился, даже мама такого способа не знала. Волшебство!
Ричард прижал ладонь ко рту, чтобы не выдать себя. Он крался мимо кустов, обходя самые шумные. Лучше бы ребята в Яме спрятались! Там-то хоть лопухи одни, и прятаться легко, и искать нетрудно: колючки не впиваются в кожу, не дерут одежду. Мама обидится, если он снова распорет штаны. Но он и вправду не видел! Они, наверное, сами! Все сами! Не мог он их так порвать, не мог! Он был в этом совсем-совсем уверен.
Шорох еще громче. Ага, почти, почти поймал!
- Три - сердце замерло в груди, - Ричард все еще прикрывал рот ладошкой, но считалочка сама рвалась из груди...
Ага! Топот! Наверно, еще сами бегают, не знают, где бы спрятаться! Вот это они мчатся! Скоро весь Лес перетопчут!
- Пять - пришло время... - пальцы стали влажными от дыхания.
Ричард улыбнулся: нет, уж в этот раз Одри его не проведет! В этот раз!
Над кустами шиповника показалась черная громадина.
Он встал как вкопанный. Аж в груди больно стало, - дышать он не смел. Разбойники! Разбойники! Совсем рядом!
- Бегите!
Это кричал Одри, и кусты затрещали. Парень убегал в сторону, подальше от места, где ребята оставили Ричарда.
Ричард развернулся, да так, что упал. Через Ноги сами поднялись и понесли его прочь. Бежать! К родителям! К папе! Он защитит! Он знает, как! Рассказать о разбойниках! Быстрее!
Ричард не оглядывался, но слышал - сзади шумят. За ним гонятся! За ним гонятся!
Он понесся, прямо через кусты, разрывая любимую рубашку.
"Вот мама ругаться-то будет! Вот ругаться-то будет!"
Небо потемнело. Они догоняли! Разбойники догоняли! Вот-вот ударит! Вот-вот! И дышит так громко, так громко! Мама за рубашку убьет!
Ричард перепрыгнул через кочку. Яма! Может, там спрятаться? Нет, к папе! К маме! Защитят!
Разбойник схватил за ногу. В груди заколотило. Ричард глянул вниз, - не разбойник...
Разбухшая от вчерашнего дождя земля плыла. Огромный ком ухнул вниз - а вместе с ним и Ричард.
"Мама убьет! Ой, убьет!" - только и успел он подумать. Стало так больно, что совсем не чувствовалось. А еще - перед глазами так светло-светло! И ничего не видно...
Мокро. Противный дождь падал на макушку. Ричард ненавидел мелкую морось. И прятаться стыдно - от жалкого подобия дождя! И лицу неприятно. А уж если дождь еще!
Ричард махнул было головой, чтобы избавиться от лишних мыслей, - но где-то позади глаз затрещало. Стало больно, так больно, как никогда раньше. Даже когда оса нос ужалила, не так болело!
Темно. Ослеп? Он боялся, очень боялся ослепнуть. Как ему тогда с ребятами играть? Он же их не увидит! А еще...
Снова больно. Десять, десять раз по десять ос жалили в голову, каждое мгновение. Думать уже было невозможно. Иногда это можно - не думать. Даже нужно. Вот как сейчас.
Ричард поднялся. Перед глазами плыло. Впереди прыгали пять камней. Но он ведь должен быть один?..
А еще - у Ричарда было десять рук. В свете луны...Так и лун пять штук!
Он глядел во все глаза. Но чем больше луна плясала, тем противнее становился кусок во рту. Комок гнилья застрял в горле. Не в силах сдержаться, Ричард наклонился, и комок вышел. Парень вытерся рукавом. Мама сильнее кричать не будет, нельзя еще сильнее, невозможно! - так что можно и рукавом.
Дождь усилился. Стало легче: холодная влага остужала пожар, горевший в голове. Можно было даже чуть-чуть думать. Но лучше не надо.
Стало еще больнее, и Ричард больше не думал - он пополз по краю Ямы. Склоны ее были очень ровными, это его просто земля подвела. А так ползти было легко. Разве что лопухи мешали. Вот он насобирает репьев-то дома! Нет, больно. Нельзя думать.
Он вылез из Ямы. Стало темнее: кусты и деревья нависали черными громадами. А вдруг Судья где-то там ходит? Нет, Ричард плохого не делал, разве что тот кусочек сахара...Больно. Не думать.
Поднялся с колен, и...снова ком. Еще противней прежнего. Да он столько целую неделю не ел, сколько выплюнул!
Хорошо, что дорога к дому была привычной. А то бы ему плутать да плутать!
Ветки хлестали по щекам, заставляя морщиться. В глаза то и дело лезли цветы да листья, но хуже были короткие побеги. Один ему даже глаз правый чуть не выколол!
А раз он даже споткнулся! За пенек (странно - вокруг же были только кусты!) нога зацепилась, и Ричард, взмахнув разок руками, повалился. Пенек был трухлявый, мягкий от старости и дождя, но торчавшие его корешки были очень крепкими, - этак Одри хватал за шиворот. Крепка у друга хватка, не выкрутишься!
Но все-таки пенек был не Одри, и Ричарду удалось выпутаться: он рванул запутавшуюся ногу, и уткнулся носом в землю. Выбрался. А вот и деревня!
К папе! К маме! Вон, даже огоньки горят кое-где! Ждут! Его ждут! Сейчас бы поесть!
Плохая мысль. Снов ком. Было немного стыдно: а вдруг кому испоганил огород?..
Отдышавшись, понесся (самом деле - едва волочил ноги) к мельнице. Вот только странно, - заборы не мешают. То есть они есть. Но потом - нет. Калитки, что ли, все открыли? Не может быть! Ричард с закрытыми глазами узнал бы это место. Вот здесь жил забияка Мерик. А уж у него-то забор - ого-го! Выше, чем у старосты! Втрое, а может, и впятеро! А где забор-то?
Ричард не понимал, почему в груди снова заколотило. Он ведь не бежал! А в груди-то стучит. Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук. С чего это?
Снова ком. На этот раз он кашлял и плевался долго, очень долго. Гадость в самый нос попала, так что пришлось еще и высморкаться. В рукав, куда ж еще? Нельзя просто так сморкаться, - мама говорила. Надо в тряпицу. Папа посмеивался, но ничего не говорил. Тряпицы не было, но рукав - чем не тряпичный? Хороший! Можно не стесняться.
Ричард наконец-то прочистил нос - и тут же в него ударил запах гари. Как он его не чувствовал прежде? Наверное, гадость еще с Ямы засела где-то позади ноздрей, глубоко, как при простуде. Что это? Неужто зажгли большой костер, чтобы он, Ричард, нашел по нему путь домой? Наверно, жгли, жгли, да кончились бревна...Да как же?..
Больно. Снова больно. Ричард снова поплелся. И заметил на тропинке груду тряпья. Это кто же потерял? Поднять и помочь надо! А то вдруг это его ждали, да позабыли здесь? Надо быть благодарным...Или может разбойников догоняли и оставили?.. Или - того хуже - от разбойников убегали?..
Ричард подошел поближе. Так это не тряпье! Это ж папа Мерика, дядя Уртик! Его обхватить - два Ричарда надо! Устал, спит. Разбудить надо, пусть к Мерику идет! Тот его ждет! Вечно дядя Уртик устанет и давай спать на дороге!
Ричард привычно затряс Уртика. От него скверно пахло, но не как обычно. Чем-то похоже на ту гадость, что во рту застряла. Ну прямо очень-очень.
Обычно помогало. Как мериковой мамы имя скажешь, так дядя Уртик подпрыгивает и домой! Только его и видели!
- Слышите? Тетя Аглая ждет! Ну дядя Уртик! - голова сильно болела, но как дядю Уртика оставишь? А то вдруг кто поутру зашибет!
Поутру! Родители же его ждут! Мама плачет! Папа за охапку осоки хватается! Домой! Скорее домой!
Хорошо хоть собаки молчали. А то бы голова раскололась надвое! Нет, натрое!
Перед глазами зарябило. Было сперва два родных дома, потом - пять, потом они соединились в один. Но самой-самой темной ночи не остановить его! Уж родной дом он завсегда узнает!
Ричард остановился у распахнутой калитки. На ступенях сидели три папы. То есть один папа! Это просто голова болит! Папа ждет! Папа очень ждет! Вот, Ричард пришел!
- Папа! Папа! Ты только не кричи! Я - от разбойников! Как Одри закричал, я сразу побежал! Только не осокой! Только не осокой! Я к вам бежал, предупредить! - затараторил, а сам побежал к папе, обнять. Все теперь хорошо.
- Папка! - радостно обнял. Папа не злится, вот, даже не кричит.
Совсем ничего не говорит.
Совсем?
А почему не дышит? Совсем!
Ричард посмотрел на папу. Он все так же сидел на ступеньках. И смотрел вверх. Ладони намокли - не иначе, со страху. Ричард отстранился. Папа сердится? Когда папа молчит - быть беде...Даже мама выбегает из дому к речке, переждеть.
А вдруг сейчас за ухо дернет?
Но папа не дергает за ухо. Все смотрит.
- Папка, ну я правда...Я торопился...Просто - упал...
Голова заболела. Слезы потекли из глаз. Как же так? Почему он так сердится? Почему молчит? Почему в груди как будто Одри пальцами нутро самое сжимает?
- Ну отругай меня! Только не молчи! Ну пап!
Ричард попятился - и споткнулся. Земля ударилась о голову так же неожиданно, как пропадала из-под ног мгновенье назад. Мальчик пошарил руками - и наткнулся на еще одного пьяного...Нет...пьяную...Но эти ладони...Эти руки...Мама!!!
Ричард подскочил, да так, что в голове вновь заболело. Ему было до колик в животе стыдно перед мамой и папкой, но сейчас комок был самым горьким. И самым маленьким.
В лунном свете он увидел маму. Она тоже смотрела куда-то вверх. И сжимала руками...У нее из живота торчала...Торчал...
- Мама! - Ричард упал, обхватив голову мамы руками.
Мертвой мамы. Обломок стрелы торчал у нее из груди. Она умерла. Умерла. Голова раскалывалась. А может, еще жива? Может, это она просто так играется? Ну правда, играется, ведь мама играется!
- Мама!!! - Ричард теребил волосы, плечи...
Без толку. Мама умерла.
Теперь Ричард понял, что и папка - тоже. И дядя Уртик.
И это не запах большого-большого костра... Это все разбойники!..
- Эй! - Ричард засопел, перепугавшись насмерть.
Он так кричал, так у него болела голова, что те подкрались незаметно.
Их было много, очень много! Разбойники! Это все они!
- За маму! За папку! - Ричард закричал изо всех сил и понесся на них. Но только голова заболела, и он упал.
А сейчас и его - за мамой. И за папой. И он ничего не боится. Совсем-совсем ничего.
В голове, чуть пониже глаз, стучало: "Пять - пришло время...".
- За маму! За папку! - Ричард молотил кулаками воздух! Пусть убивают, но он не сдастся! Не сдастся!
- Да прекрати же ты! - гаркнул один из разбойников.
Теперь они были со всех сторон. Один даже к маме хотел подобраться, но Ричард перекатился и закрыл ее. Голова болела, очень, но нужно было защитить маму - очень-очень.
- Парень! Мы свои! Что случилось? Что здесь произошло? Парень! Да не тронем мы!..
Разбойник осекся. Ричард ждал. Но все оставалось по-прежнему. Он даже открыл глаза - сам не заметил, как закрыл их.
Они стояли над ним. Двое тянули руки к нему, маму отнять.
- Не дам! - выбросил руку вперед и вверх. Промазал!
- Парень! Мы свои, свои! Вот, видишь! - тот, по которому промазал, вытянул руку.
Ричард настороженно пригляделся. С кулака (кулачище - три ричардовых!), разбойника свисала игрушка. Нет, не игрушка, - амулет. Прямо как у старосты. Такой...ну...как дом, только меньше. Мама говорила, что это кв...кв...как его там?.. Мама...Папка...
- Из Лефера мы! - тут же добавил разбойник. Только сейчас Ричард заметил, что разбойник (или почти разбойник) улыбается, отчего его усы топорщатся в разные стороны. - Свои!
- Из... города? - недоверчиво переспросил Ричард. А вдруг и вправду оттуда? Значит, свои?
Или, может, эти разбойники так специально говорят? Ждут, когда он потеряет бдительность, и тогда - бах! И нету его!
- Из города, из города! - добавил тот разбойник, что был по левую руку от носителя амулета. - Свои. Парень, не бойся. Дай нам помочь твоей маме. Это ведь твоя мама?
- Мама! - кивнул Ричард.
Он должен быть храбрым. Плакать нельзя. Пальцы ослабли. В глазах совсем-совсем потемнело.
- Мама...Папка... - и захлюпал носом. Это у него от дождя.
- А ну-ка, парни, взялись! - разбойники (или не совсем разбойники) помогли Ричарду подняться, но отняли его от мамы.
Ее они тоже приподняли.
Чирк. Чирк. В глазах зарябило: кто-то воспользовался огнивом. Занялся сверток. Стало светло, ну, не как днем, и не как от костра, но что-то было видно.
- Жалко тебя, парень...А это...
- Папка, - только и произнес Ричард. Он снова обнялся маму. Не разбойники молчали. Ему никто не мешал.
- Глянь-ка, - этот, с амулетом, показал не разбойнику с огнивом.
Снова чиркнуло, и света хватило на то, чтобы дважды моргнуть Ричарду.
- Плохо. Почти сразу. На том поклянусь, - отозвался не разбойник с огнивом.
- Так, - с амулетом присел на корточки, но все равно был повыше Ричарда, сидевшего с поджатыми ногами. - Рассказывай, парень, что здесь произошло...
- А вы точно не разбойники? - он еще не поверил до конца. - Точно-точно?
- Стал бы он с тобою разговоры разговаривать! Чирк - и к родителям! - раздался голос от одного из не разбойников.
Опять насморк, проклятый насморк.
- Неус! - окрикнул его тот, что с амулетом.
- А что? Это ж правда! Парень за сегодня повзрослел, пусть в глаза правде смотрит!
- Правде... - тот, что с амулетом, обернулся к Ричарду.
- Правде... - Ричард подавился собственными словами. - Правде... Мы играли...
И он рассказал все-все. И про то, как прижимал лопух к голове (чтобы, значит, прошла!), когда возвращался домой. И про то, почему голова болела. И что дождь был. И что он вернулся. И пьяный...мертвый...дядя Уртик...И как папка...И мама...
- За налогом приходили. Судьей поклянусь, за налогом! - встрял тот, что говорил о правде.
- Судьей? А не боишься? Призываешь его - что, грешков за душой нет никаких, а? Вдруг явится, и что нам делать? - резко переспросил тот, что с амулетом.
- К маме с папкой не явился, - только и выдавил из себя Ричард. Позади носа заболело.
- Э, а ну-ка, посвети. На мальчугана гляну...
Чиркнуло. Ричард закрыл глаза: до того близкий свет ослеплял.
- Э, да у тебя половина башки в крови! Как я не заметил раньше! Досталось тебе. Когда упал, на камень напоролся? - голос не разбойника с амулетом был почти добрый.
- Не помню, - пожал плечами Ричард. - Мне к папке с мамой надо было...А теперь не надо...Я здесь останусь.
- Один, что ли? - любитель правды встрял. - Да сожрет его зверье! Может, вообще никто из местных не выжил, поди узнай!
- А может, и выжил? Поди узнай. Не с собой же его взять? - а это уже был голос того, с огнивом. Противный такой голос: по гальке когти царапают. Большие такие, острые.
- С собой? А что...- усатый не разбойник теперь смотрел только на Ричарда. - Парень, есть в Лефере родня?
- В городе? - проклятый насморк.
Тетя Сю...Да! Точно! Тетя Сю! Надо о папке с мамой рассказать! Очень надо!
- Есть...- насморк стал еще сильнее.
- Ну значит, поедешь с нами, - кивнул совсем не разбойник.
Ричард еще сильнее прижался к маме.
- С родителями проститься надо.
- Время!.. - встрял тот, что с огнивом, но его неожиданно перебил тот, что с гадким голосом.
- Мои предки говорили: боги создали времени достаточно. Достаточно, чтобы схоронить двух человек. Пошли...
- Я копать не нанимался...
- Ты на что только не нанимался! - огрызнулся тот, что с гадким голосом.
Ричард от волнения прижал руки к ступням. Нащупал нитку...нет, ленточку, прицепившуюся к брюкам. Ага, ее удерживал репей. Дернул и поднес к самым глазам, чтобы хоть как-то разглядеть.
Резанула по небу молния, сообщая о близящемся дожде. Ленточка была синей - это у парень успел разглядеть.
И тут Ричард заплакал, так, как никогда прежде и никогда после.