У окошка дома сидела старенькая женщина и любовалась своим садом. Ее когда-то ярко-голубые, а теперь поблекшие, но сохранившие живость и радость к жизни глаза рассматривали деревья в саду и разросшийся кустарник, поглядывали на серые тучи, закрывающие без просвета небо. На ветвях высоких сосен сидели намокшие от мелкого дождя птахи. Сырость. Своим чередом потекли мысли:
-Господи! Когда же придет тепло? Пора бы! Вон стоит стройная березка, грустит без солнышка. Ствол ее хрупок и нежен, дрожит от напора порывистого холодного ветра... Как молоденькая невинная девушка... Я тоже когда-то была под стать деревцу: тонка и пригожа.
Тонка и хрупка, так же, поди, дрожала от лиха войны, а выдюжила и до Варшавы дошла. Боженька ты мой! За что это нам? Лучшие годочки прошли в грязи и вшах, в фуфайке и сапогах; рядом со смертью и кровью. Не шутка, четыре годочка.
Вернулась домой уже под стать той березе, что стоит одиноко на пригорке. Так же сильна, статна и красива.
Хватило лиха опосля такой войны. Голод. Работа в лесу. Мужиков не хватало. И все те же фуфайка и сапоги. К празднику, правду сказать, платьице из ситчика себе справляла. Ничего был раньше ситчик, веселенький цветочек али горошек. Сама была мастерица шить. Тока не всегда был он, этот дешевенький ситчик.
Опосля замуж вышла, родила сына и дочку. Прибавилось забот, но вдвоем с мужиком детей растили. Стала на заводе работать, который из бревен доски пилил. Дом поставили свой. Пальто справила себе.
Ой, вроде развидняться стало. Он, вишь ты, солнышко проглянуло. Поди, наладится погода и придет тепло.
Прожила жизнь здесь. Вырастила деток, которые живут теперь в большом и сером городе. Не люблю город. Здесь лучше. Природа вокруг да простор. Нигде лучше края не видывала, хоть что мне толкуйте.
Так уж жизнь устроена, и родители должны видеть своих родных детей. В печали али радости рядом быть. Уехали и живут в далеком чужом городе. Приезжают в отпуск, раз в год, меня повидать и самим отдохнуть. Так уж заведено теперича: вырастают детки и ищут лучшей доли на чужбине.
Мои родители жили здесь, и родители родителей жили тут. Держали скот, выращивали овощи на своем огороде, мужики в лесу работали, а бабы на заводе. Сколь себя помню, стоял завод в поселке и доски пилил разные. Всем находилось что делать, и мало кто покидал свою сторонушку.
Были люди просты, малограмотны или не ведали грамоты вовсе. Пронесли на себе разрушительную и жестокую войну. Пережили послевоенную разруху, знали голод. Всю свою жизнь трудились, чтобы прокормить и одеть свою семью; трудились, потому что другого занятия не ведали.
Подвернется свободна минуточка - то бабоньки вязать из пряжи заладят: носки, рукавицы да свитера. Напрядут кудели, да ткут затейливы половики на пол. Мужчины наши тоже сложа руки не сидели: дрова кололи, заборы правили да на подворье что-нибудь делали.
Подошло времечко, и наши дети подросли, пошли в школу, закончили ее и захотели далее учиться. Уехали в большой город. А что же нового стало на родной земельке? Ничего! Все так же, как и в старину: только работа в лесу и на заводишке в селе. Вот и осели сильные, способные и молодые ребята на чужой земельке, и стала она им второй родиной. Теперича там оставляют свой след.
Я не осуждаю их и рада за них. Живут там в достатке и тепле, растят своих уже ребят и не ведают голода.
В поселке остались тока старые люди, которые своим чередом вымирают, а избы без присмотра хиреют и рушатся. Родная сторонушка сиротеет. Нет мочи на то глядеть.
Только природе ничего не делается - остается, как и была до меня, останется такая же опосля меня. Велика и вечна, лишь обновляется с приходом весны. Гулко и шустро разбегаются ручейки из талого снега, питают землю, ускоряют ток древесного сока. Распускаются липкие почки, выходят первые листья. Любо-дорого глядеть! Земля наполняется гамом новой жизни. Птахи пением ищут себе пару, строят собственные гнезда, откладывают там яйца и растят своих птенцов. Гомоном славят Всевышнего.
Встречаю ужо девятый десяток весну. Слава Богу! Не могу наглядеться. Люди живут наподобие мира вокруг нас. Если приметить со вниманием.
К сорока годам была все так же здорова и пряма, как то дерево по праву руку. Все было нипочем. Имела уже мудрость и старалась передать ее детям. Хорошие годы.
Что-то опять солнышко зашло. Дождь зачастил. Льет как из сита. Нейдет никак тепло.
Когда половина века исполнилась, появилась и первая хвороба - стали руки, ноги болеть, но бодрилась и была вынослива. На вроде той сосны у озера: высока, могуча, но с тут и там перебитыми али сухими ветками, с бороздами на жилистом стане... Вылитая я. Какая таперь походит на меня? Более всего, пожалуй, береза, что у края леса. Рядом уже подросли еще две березки, высоко вытянулись вверх. Своими кронами поддерживают и прикрывают от непогоды старую березу.
Так вот и я. Стою еще твердо на ногах, а не станут меня ноги держать, мои дети придут и поддержат меня.
Тока еще раньше дождусь я настоящей весны и тепла, погрею свои хворые кости. Если Бог даст дожить.