Очередь медленно продвигалась к таможенной стойке аэропорта "Пулково".
Сорокалетний высокий мужчина передвигал вещи по мере приближения к ней. Углубившись в свои мысли, Михаил, казалось, не замечал людей вокруг себя, не слышал их гомона. Рядом стояли жена и дочь, которые тоже покидали с ним навсегда родину.
На стеклянную стенку, отделявшую уезжавшую семью от толпы провожающих родственников и друзей, ему смотреть не хотелось. Потому что чувствовал, что может сорваться и никуда не поехать.
Но мужчина понимал, что все решено правильно и возврата не должно быть. Впереди ждали неизвестность и трудности новой жизни.
- Предъявите ваши вещи к досмотру, - негромкий голос таможенного служащего не дошел сразу до сознания Михаила и не вывел из задумчивости.
Дочь Ира, однажды заболевшая бронхитом, с тех пор тяжело болела весной и осенью. Врачи предсказали, что их любимый ребенок к шестнадцати годам жизни будет инвалидом-астматиком, а к двадцати годам уйдет их жизни.
- Чтобы спасти ребенка, попробуйте поменять место жительства, потому что ленинградский сырой климат пагубно влияет на ее здоровье, - однажды сказал участковый терапевт.
Чем только ни лечили девочку, ничто не помогло. По совету докторов, проводили даже закаливание ледяной водой. Это мероприятие доводило его и жену Галину до шокового состояния. Только начинали ребенка раздевать, а он уже закатывался в отчаянном и жалостливом крике:
- Мамочка, не надо меня обливать, я не хочу.
Девочка хватается в страхе за ведро с водой, не дает его опрокинуть на себя и кричит до исступления. Только сознание, что это, возможно, поможет ей, заставляло их доводить жестокою ледяную процедуру до завершения. После обливания быстрое обтирание сухим полотенцем и бег по квартире, чтобы быстрее поднять температуру тела ребенка. Затем наступал перерыв до завтра, временный покой для родителей и ребенка.
Думай-не думай, а нужно переезжать. А куда? Здесь они имели хорошую двухкомнатную квартиру. Михаил работал начальником участка крупного завода. Правда, Галина почти не работала в связи с постоянными болезнями дочери, но на жизнь хватало, и они жили не хуже других.
Матери Михаила уже не было в живых, а отец жил в селе в трехстах километрах от Ленинграда. Проводил там с ранней весны до поздней осени, а к первому снегу переезжал к Михаилу. Но только повеет теплом и неотразимым духом весны, сразу отправляется на родную землю. Она была милее удобств городской жизни.
Но там климат ненамного суше, чем здесь. Вот и получилось, что нужно ехать к родственникам жены. Они к этому времени из Киргизии переехали в Германию, как этнические немцы. Они давно звали их к себе.
Михаил с Галиной решились отправить документы в Германию с просьбой предоставить вид на жительство. Хотя мужчина не представлял, что делать с отцом и как позже ему сказать об этом трудном решении.
Когда в 1993 году они получили приглашение на переселение в Германию и Михаил размышлял, как безболезненно сказать это отцу, то тот, как бы давая им 'добро' на переезд, тихо ушел из жизни у себя дома. Как он и мечтал, был похоронен на земле, где родился и жил.
Стоит ли рассказывать об оформлении бумаг на выезд в безумные девяностые годы?
Разгул демократии, бандитизма, взяточничество, непонятные новые и действующие старые законы превратили это простое действие в архисложное мероприятие, требующее напряжения сил, разума и выдержки. Или бег по кругу с препятствиями, из которого они успешно и с "немалой кровью" наконец-то вырвались, отпраздновали отъезд с родственниками, сослуживцами, друзьями.
И вот они здесь, в аэропорту "Пулково-2", ждут отъезда, пугающего его очень.
- Предъявите ваши вещи к досмотру, - повторил служащий таможенного контроля. Его недоброжелательный голос на этот раз вывел Михаила окончательно из оцепенения.
- Да-да, пожалуйста, - ответил Михаил и открыл первую сумку с тщательно уложенными дома вещами. У них было с собой три места - примерно по двадцать килограммов каждое. Это все, что разрешалось брать с собой в самолет. И по тысяче немецких марок на каждого взрослого человека, не больше. По закону такую сумму можно было взять с собой на новое место жительства. В трех сумках уложена одежда, пара комплектов постельного белья, столовый набор и т.д. Очень хотелось много взять, а пришлось запаковать только самое необходимое, чтобы не превышало положенного веса.
И теперь это нужно было все выложить на стол и показать таможенникам, чтобы эмигранты не увезли с собой что-нибудь лишнего, заработанного за свою жизнь в СССР.
Из всех пассажиров рейса на Мюнхен только семья Михаила покидала страну навсегда, поэтому их решил досмотреть сам начальник таможенной смены. Он вышел, не спеша, из какого-то помещения в форменной одежде и без фуражки.
- Предателей родины досмотреть так, чтобы прочувствовали! - громко пояснил он своим подчиненным, чтобы расслышали не только они.
И начался явный шмон.
- Что записано на ауди-кассетах? - спросил один из служащих, разрывая вещи, лежащие бесформенной горкой на столе.
- Немецкий язык. Курс для изучения, - ответил Михаил.
- Нужно было отдать нам на прослушивание! Откуда нам знать, что записано на них, - с удовольствием придрался старший по смене.
- Я могу их выбросить, чтобы не тратить времени на прослушивание, - предложил Михаил.
- Ладно, оставь! А в следующий раз всегда отдавай на прослушивание записи в нашем отделе, - разрешил он.
'Как-будто каждый год буду переезжать', - раздраженно подумал мужчина, но промолчал. Попробуй, скажи - будет себе дороже. Люди в форменной одежде явно искали повод прицепиться к ним, чтобы, если не остановить выезд за границу, то хотя бы испортить им настроение надолго.
Полчаса продолжался тщательный досмотр. То находили лишнее золотое украшение, и его нужно оставить здесь, то столовый набор выглядит, как из золота, нужно отдать на экспертизу для определения содержания в нем драгоценного металла, и тому подобное.
Когда служба таможенного контроля 'насытилась' и ничего криминального не нашла, то предложила проследовать через ворота-индикатор.
Михаил дрожащими руками от волнения и бессильной ярости растолкал кое-как по местам вещи. Они никак не хотели влезать, и он с трудом застегнул сумки. Нервно пакуя вещи, мужчина успел заметить, как проскочила через ворота дочь, а при проходе жены загорелась красная лампочка и раздался предупреждающий зуммер.
Выругавшись про себя, Михаил прошел без проблемы через индикатор, собрал в одно место все вещи, взяв за плечи дочь Иру, замер в ожидании дальнейших событий. Ни с второй, ни с третьей попыток Галина не могла пройти ворота, и ей предложили проследовать для личного осмотра в одно из помещений. У мужчины тревожно забилось сердце. Он догадался о причине сигнала, издаваемого индикатором.
Вчера Галина положила по 6 тысяч долларов под стельки обоих сапог - деньги, запрещенные законом к вывозу за границу. Причем, в одном сапоге доллары с разрешения Михаила были обернуты алюминиевой фольгой - по его разумению алюминиевая фольга не создавала магнитное поле. Теперь он понимал свою чудовищную ошибку. Она будет им стоить выезда в Германию, потери денег за продажу квартиры, а, самое главное, своей надежды с изменением климата и лечения за рубежом на выздоровление дочери Иры.
В животе у Михаила стало холодно, в глазах темно и на душе очень нехорошо. С одной стороны - может, и к лучшему, что останутся на родине, с другой - нет, нужно ехать ради ребенка. Да и жилья своего больше не было. Может, деньги отберут и отпустят за границу. Проходили томительные минуты, закончилась регистрация, и посадка в самолет задерживалась из-за них. Рядом стояла уже напуганная Ира и каждую минуту хотела знать:
- Куда маму увели? Когда она придет?
Михаил не мог ничего ответить, не знал, как объяснить ей. Так прошло еще четверть часа, дорого стоившая мужчине.
Когда Галина вышла из досмотровой комнаты, то по ее выражению лица было ничего нельзя понять, и он с волнением стал ждать, когда она подойдет вплотную.
- Разрешили вылет в Германию, - тихо сказала она. Михаил облегченно вздохнул и пожал локоть жены.
Он понимал, что расспрашивать здесь небезопасно. Семья поспешила оформлять посадку, сдала багаж и наконец оказалась в самолете. Они уселись на свои места и стали ждать взлета. Ира давно успокоилась - мама была рядом, и с нетерпением ждала первого в жизни полета на большом самолете.
Михаил откинулся в кресле и прикидывал, как они смогут начать жить на чужбине с двумя тысячами немецких марок.
Через полчаса взлетели, самолет выровнял курс и направился по своему маршруту.
- Привели меня на досмотр и оставили вдвоем с женщиной в форме в какой-то комнате, - начала рассказывать Галина. - Она провела вдоль тела ручным детектором и сказала:
- У вас что-то в левом сапоге. Покажите, пожалуйста!
Я сняла сапог, достала пачку денег в фольге и отдала ей. Затем с испуга добавила:
- У меня в другом сапоге тоже деньги. Заберите их. Только отпустите нас в Германию!
Михаил изумленно уставился на нее:
- И что она?
- Женщина взяла деньги, выбросила фольгу, сложила вместе обе пачки и сказала:
- Возьмите, летите дальше и благодарите Бога, что этого человека нет здесь.
Она показала мне на стол, где лежала форменная фуражка таможенного служащего.
- Ты догадалась ей дать денег за это?
- Нет! Я была в каком-то тумане.
Ошеломленный услышанным рассказом, Михаил закрыл глаза и подумал, что женщину обязательно разыщет и отблагодарит лично.
Только через три года ему удалось выбраться в Санкт-Петербург. Женщину, которая бескорыстно вернула деньги, Михаил уже не нашел. Ее образ остался в его памяти навсегда. Несколько таможенных служащих аэропорта в конце девяностых уличили в связи с бандитами. Они наводили криминал на въезжавших в страну граждан с крупной суммой денег. Михаил уверен, что старший смены, обозвавший его предателем, несомненно участвовал в преступных сменах и понес заслуженное наказание.
Дочь Ира заболела сразу в первую неделю после прибытия на новое место проживания. Врачи лечили ее без положенных для этого документов. Они поверили на слово, что семья предоставит соответственный медицинский полис после оформления всех бумаг. Девочка с тех пор уже никогда не болела. Ей уже исполнилось тридцать лет. Значит, климат и медицина Германии помогли ребенку, она выздоровела. Переезд помог ей.