Лебедев Andrew : другие произведения.

Скотство и чуть чуть о плохих грузинах

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    О шоу бизнесе (к Бернарду Шоу отношения не имеет)

  
  
  
   Andrew ЛебедевЪ
  
  
   скоТоВоды
   (скотсТВо)
  
   Роман из серии гламур-ТВ
  
  
  
   "Героям нашим турмалаи
   отдали джинсов 10 пар
   А мы теперь - уходим в бар
   Где, может быть, и вы торчали"
   Борис Гребенщиков
   "В объятиях джинсни"
  
  
   ПРОЛОГ
  
   ***
   Еще никогда Тушников не бывал так унижен.
   Случалось, что он унижал.
   Да.
   Но чтобы его!
   Драные помоешные кошки скребли теперь на душе. И уныние, порожденное очевидным бессилием что-либо изменить, усугублялось нынче уже еще и бездонной тоской предчувствия, что подобные унижения будут теперь случаться с ним все чаще, потому как он уже не огражден, как прежде, бронёй этаких распальцованных понтов, что давали ему статус телезвезды... Всё, проехали... Не телезвезда он уже.
   Короче, набили ему морду в поезде.
   Причем, по сути дела, такие же ребята, каким он сам был еще каких-нибудь пару месяцев тому назад. А от этого Тушникову стало еще обиднее и ещё тошнее.
  
   Максим ездил в Москву - ездил не разгонять тоску, а для того, чтобы побегать там, потусоваться в кабинетах останкинского начальства, подразузнать, нельзя ли запродаться куда-нибудь на какой-нибудь телеканал со своим некогда гениальным, как считал сам Тушников, проектом ночного телешоу.
   Съездил Максим неудачно.
   Когда Тушников заходил в кабинеты и начинал рассказывать о своём эфире, московские ребята презрительно поджимали верхнюю губу и кривились в своём этаком патентованном московском высокомерии - от того же, наверное, патентного бюро, что некогда, еще при царе Горохе выдало им лицензию равно как и на московское хлебосольство, и на хамство столичное, от которого, как мыслил Тушников, спортивные обозреватели с радио Эхо Москвы никогда не упоминали в своих обзорах о победах питерского Зенита.
  
   Вобщем, москвичи, делая stiff upper lip, назвали его проект откровенно тухлым и дали Максиму от ворот поворот.
   И поехал Максим восвояси.
   В Питер.
   И вот как раз в поезде, в знаменитой и до некоторой поры столь любимой Тушниковым Красной Стреле - поезде N2 - дали ему по хлебальничку...
   Да и так обидно дали, что и вспоминать стыдно.
  
   ***
  
   На Ленинградский вокзал Тушников приехал на этот раз не как положено деловому человеку, которого провожают представители принимающей фирмы, когда шофер черного "майбаха" нагло ставит машину аж в третьем ряду, перегородив все движение по площади трех вокзалов, в самом узком месте ее трафика - но зато прямо на траверсе вокзального крыльца, и когда холуи несут провожаемому товарищу его портфельчик аж до самого вагона и до самой разряженной в форменное красное пальто красавицы-проводницы.... Да, в таких случаях, ездок-пассажир Красной Стрелы мог позволить себе прибыть и за пять минут до отправления...Но Тушникова на сей раз никто так не провожал, и вообще он приехал на вокзал, стыдно сказать - на метро!
   В Питере то он себе такого не позволял - узнавали и сразу начинали либо нагло пялиться с улыбочками толкая плечиком своих спутников, мол, подывыся, батьку, живой Тушников едет в метро, либо норовили пугливо на всякий случай поздороваться, мучительно припоминая, кто это и не начальник ли он этот хрен с горы, чья рожа так до чертиков знакома ? Но здесь, на этой высокомерно-надменной Маскве - их питерский телеканал не показывали. И никто в метро Тушникова не признавал.
   Вобщем, прикатил Максимушка за час до отправления и как позорно-обычный и самый демократически-ординарный пассажиришка, Тушников еще минут пятнадцать ошивался по залу ожидания, по этому блатному базар-вокзалу, пространство которого приличные люди, проходят очень быстро, по рассекаемой охраной и провожающими дорожке... А Тушников ко стыду своему еще и ждал, покуда подадут к перрону поезд, и в этом постыдном, не приличествующем его былому статусу ожидании, Максим даже потыкался скучающим рылом своим в витрины и прилавки вокзальных магазинчиков, будто он не питерская телезвезда, хоть и бывшая, а какой-нибудь там тверской или рязанский идиот...
  
   Короче, как подали Стрелу к перрону, поплелся Тушников к своему одиннадцатому вагону ЭС-ВЭ, подал одиноко торчавшей возле дверей проводнице свой билет с паспортом, думая, - ну, вот хоть эта сейчас узнает, а если и не узнает, то прочтёт фамилию в паспорте и заулыбается, а то и автограф попросит... Но дура-проводница даже не удосужилась раскрыть Максимову ксиву и со скукою дежурно отправила Тушникова в его купе. Наверное с начальником поезда или со старшим проводником трахается, шлюха, - с ревнивой злостью подумал Тушников, протискиваясь по длинному и пустому коридору к своему купе. За последние пять лет, что он непрерывно сидел верхом на ночном эфире питерского канала "ТВ-восемь", Максим привык к тому, что все красивые барышни улыбаются только ему одному и мечтают только об одном, как бы отдаться ему - звезде ночного эфира Максимушке Тушникову....
   Вошел в купе, засунул портфель под свою полку, снял пиджак, повесил его на плечики, прилег и принялся ждать, покуда придет сосед-попутчик... Авось, этот хоть узнает, и придется тогда дежурно нести почетное бремя славы, с усталым высокомерием отвечая на подобострастные вопросы, - мол, а как там у вас на телевидении ?
   И вот сосед пришел.
   Тушников уж было задремал, погрузившись в свои мысли о бренности бытия, но был разбужен шумом, производимым какой-то явно пьяной компанией. Дверь соседнего купе открылась с таким характерным грохотом, какой возникает тогда, когда её бедную пихают, прилагая гораздо больше усилия, чем требуется. А такое как раз бывает с пьяными пассажирами. И точно, из коридора и из соседнего купе послышались нарочито развязные смех и громкие голоса, которыми их обладатели обильно сыпали мат вперемежку с модными тусовочными словечками.
   - Неужели братва гуляет ? - недовольно поморщился Тушников, - хотя времена уже вроде как не те, братва уже так по наглому давно себя не ведет...
   Но то была не братва, в чем Тушникову предстояло вскоре убедиться, то явление было гораздо худшего свойства. В соседнем купе, так уж Максимке не повезло, ехал до Питера известный ЭМ-ТИ-ВИШНЫЙ поп-звездец и выпускник Фабрики - Митя Красивый со своими телохранителями.
  
   Вобщем, постигшее Тушникова разочарование, приобрело в скором времени воистину фиолетовый окрас. В нем не только не признали достойную уважения ВИП персону, но более того, в нем не признали даже персоны, достойной просто ехать вместе в одном купе не то чтобы с самим Митей Красивым, но даже с его - Мити Красивого телохранителем.
   Уже потом, час спустя, с фингалом под глазом и с больно разбитыми носом и губой, когда Тушников двигался в сторону Питера, занимая полочку в купе проводника соседнего вагона, Максим располагал новыми знаниями о новой действительности своего печального статус-кво. И знание это - далось Максиму ценою не только попранного самолюбия, но и ценою красоты собственного лица, попранного кулаками телохранителей Мити Красивого.
   Уже после того, как скандал был в основном улажен, и Максиму отвели отдельное купе, предназначавшееся до этого старшему начальнику поезда, после того, как побитое телевизионное лицо умыли в туалете и обработали перекисью водорода, Максиму объяснили, что нынешние звезды отечественной попсы передвигаются по железке с куда как большей помпой понтов, чем некогда передвигались по Октябрьской магистрали - члены политбюро ЦК КПСС и уж с неменьшим количеством охраны, чем черные инкассаторы бандитского общака, что в лихие девяностые возили из Питера на Маскву мешки зеленой валюты.
   - Этот Митя Красивый, он у нас уже который раз ездит, и все со скандалами, - утешала побитого Тушникова красивая проводница, - Митю в среднее купе сажают, а телохранители егонные обязательно слева и справа в соседних и непременно чтобы никого в этих купе тоже кроме своих не было.
   - Так пускай бы тогда все места покупали, если без соседей хотят, - обиженно бурчал Тушников, осторожно притрагиваясь пальцами к затекшему глазу, - а то входит, понимаешь, и орет, убирайся мол, тебя тут не должно быть, а ведь я не фафик какой-нибудь там...
   - Да ну его, - махнула рукой проводница, - мы от него и ему подобных такого бывает натерпимся, это как молния или наводнение, а на природу обижаться нельзя, тем более они на утро чаевые хорошие оставляют...
   Милиционер, прикомандированный к их поезду тоже не советовал Максиму жаловаться.
   - Они в суд свидетелей приведут, что это ты первый начал, - переходя на оскорбительно- интимную форму обращения, сказал милиционер, - так что возьми вот триста баксов, что тебе за ущерб велели передать и забудь...
   Максим совсем загрустил...
   И сглотнув горькую слюну обиды, и пряча мятые столькники, Максим припомнил куплет из непристойной детской песенки:
   - за эти три копейки, вся жопа в малафейке, и фетровая шляпа вся в говне...
  
   ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
   ПИТЕР-КУЛЬТУРНЫЙ
  
  
   ПЕРВАЯ ГЛАВА
  
   ***
  
   Максим Тушников сидел в приемной Григория Золотникова.
   Битый в поезде глаз все еще болел. Вот уже сорок минут, как Максим сидел в приемной мецената и в приступе почти истерической тоски за эти сорок минут он до тупой злобы возненавидел все эти дежурно разложенные на столике - глянцевые гламурные журнальчики, что должны были не сколько развлекать ожидающих аудиенции, сколько создавать общую атмосферу благополучия злотниковского офиса.
   И вышколенная секретарша ненатурально демонстрируя ложную доброжелательность уже дважды предлагала Максиму чаю или кофе. А ведь бывали времена, когда меценат ни на минуту не задерживал Максима в своей приемной, и стоило Тушникову только появиться и пройти мимо всегда улыбчивого охранника, как секретарша взмывала со своего места , как пружиной подброшенная и тотчас заглядывала к шефу с докладом, мол сам Тушников изволил заявиться... И Гриша Злотников сам выходил уже тогда из кабинета раскрыв объятия для традиционных бандитских поцелуев.
   А теперь вот не выходит.
   Значит, упали акции Тушникова, значит, не котируется он здесь теперь.
   Максим с гримасой усталого неудовольствия поглядел на часы.
   Если Гриша еще пол-часа его промурыжит, то у Тушникова может сорваться намеченное на ланч-тайм рандеву с очередной Мариночкой из Интернета.
   Теперь, оставшись без своего ночного эфира, он был вынужден выуживать дамочек из этого позорного сайта знакомств. Хорошо, что его еще помнили, позабыть не успели, и дамочкам льстило внимание хоть и бывшей, но звезды.
   А ведь еще год назад, он и подумать не мог, что опустится до такой низости, как цеплять девчонок из Интернета ! Тушников был настолько тогда упакован в шоколаде собственной славы, что процесс охмурения и укладывания девчонок в его вечно холостяцкую постель, был просто частью шоу, частью рабочего ТИ-ВИ процесса.
   Эти дуры сами прибегали, сами звонили на эфир, только возьми !
   Тушников с грустной улыбкой припомнил виденный в детстве мультик, снятый по какой-то украинской народной сказке, там Иван-дурак, или кто там у хохлов аналогом русского героя? Петро-дурило? Так там этот Иван-Петро, когда ему его дурацкое счастье привалило в виде традиционных трех желаний от волшебной щуки из колодца, так вот, этот Иван Петров заказал себе такой комфорт абитьюда, чтобы на печи лежать, и чтобы галушки сами сперва в сметану прыгали, а потом Ивану в рот...
   Вот примерно такой же ленивый секс на охмурение был тогда в его звездно-эфирные времена и у Тушникова. Бабы сами прибегали к нему знакомиться и сами прыгали к нему в кровать, как те галушки из мультика.
   А теперь вот, приходится пользоваться Интернетом, чтобы девчонок кадрить. Правда, Тушников и здесь еще по инерции пользовался былой славой, поместив на сайте свой пока еще не забытый телезрительницами портрет фэйса-лица, он сопроводил его таким резюме, что только неживая могла устоять, да не прыгнуть на манер пресловутой галушки. Максим этим дурам-соискательницам и съемки в телешоу, и поездки заграницу понаобещал...
   Мечты Тушникова прервал вальяжно продефилировавший мимо зашедшегося в подобострастии охранника мужчина. Даже не удостоив Тушникова взглядом, мужчина с показной веселой развязностью по-европейски щечками расцеловался с секретаршей, и едва ли не ногой открыв двери в кабинет к меценату, скрылся в кулуарах.
   На какой-то момент, когда двери раскрылись, из кабинета донесся характерно нервический смех Григория Золотникова.
   - Анекдоты там травят, а я тут сижу уже битый час, - тяжело вздохнув, подумал Тушников, - а теперь этот бандит-брателово еще к нему впёрся на все полтора часа, эх ! Пропала личная жизнь, не выйдет свидание с очередной Мариночкой.
  
  
   ***
   Через полтора часа его наконец-то впустили. Тот мужчина, что открывал дверь ногой, все еще не ушел и сидел в кабинете за круглым столом для совещаний. На столе стояла бутылка "эксошного" хеннеси и в пепельницах лежали две наполовину выкуренные сигары.
   По установленному в офисе Золотникова правилу, обнялись и расцеловались... Как бандидос-гангстеридос...
   У Золотникова эта его братковая манерность происходила от некоторого что-ли комплекса ущербности, что постоянно по сути и содержанию своего бизнеса, ему приходилось общаться с бесконечной вереницей блатных и приблатненных, а сам вот - не сидел...
   Перехватив удивленно-настороженный взгляд Тушникова, брошенный на незнакомого мужчину, Золотников широким жестом раскрытой ладони дал понять, что это свой, от которого у него секретов нет.
   - Познакомьтесь, это Максим Тушников, а это Сева.
   - Сева, - коротко улыбнулся мужчина, едва приподнимая из кресла свой обтянутый модными брюками зад.
   - Ну что? Как дела, рассказывай, - спросил меценат, а Тушников то по коньячно-блестевшим глазам Золотникова видел, что того мало интересуют Максимовы дела, что самого более занимают беспрерывно-непрестанная травля анекдотов под коньячок, да пенкоснимательские афёры, до которых Григорий был большой мастак и удачник.
  
   - Как дела ! - разведя руками, повторил Тушников, все еще недоверчиво косясь на мужчину по имени Сева, - без работы я остался, эфир мой гавкнулся, да накрылся тазиком.
  
   - Слыхал - слыхал, - кивнул Золотников нервно закуривая.
  
   Золотников вообще постоянно был на нерве. Все бегал постоянно по своему кабинету, нервически хохотал над анекдотами, постоянно травимыми невыходившими из его офиса приживалами, ежеминутно заказывал секретарше крепчайший кофе и между анекдотами еще все куда-то звонил и устраивал и улаживал, связывал и завязывал, уговаривал, обещал и блефовал - одним словом, деловарил, мэйкая свой бизнес.
  
   - У них там теперь новая сетка вещания, новая форматная набивка и ведущая новая, - пояснил Тушников.
   - Знаю, - отхлебывая кофе, ответил Золотников, - это грузинам за их уход с казиношного рынка кость бросили.
   Григорий всегда поражал Максима своей осведомленностью. Причем, не поверхностного, а самого первопричинного и корневого свойства.
  
   - Точно, везде эти черножопые влезают, никакого житья нормальному человеку, - сокрушенно вздохнув и в ожидании заслуженного сочувствия, сказал Тушников, - они вместо меня свою Алиску Хованскую на ночной эфир впарили.
   Максим произнес эту тираду, а сам тут же испугался, скосясь на мужчину по имени Сева, - уж не черножопый ли он ?
  
   - Ну да, ну да, - кивнул Золотников, а глаза его бегали как огоньки у того самого компьютера, только и выдавая, насколько быстро тумкает там у него внутри шустрый двухядерный процессор.
  
   - Коньяку хочешь ? Сигару ? - запоздало предложил хозяин кабинета, - а мы вообще тут все как бы кстати собрались, - продолжил Золотников, изобразив на лице выражение значимой интриги, - вот Сева пришел ко мне с проектом нового клуба, а арт-директора с креативными мозгами у него нет.
   Золотников многозначительно поглядел на Тушникова, - может, возьмешься?
  
   Сперва Максим с каким-то внутренним протестным раздражением отверг это предложение. Не за тем он пришел к меценату, чтобы идти в какой-то клуб-ресторан вечерним конферансье - объявлять жующей публике выход девочек-стриптизерш и второразрядных певцов-певичек типа Алены- Фламинго или того, что вечно про свой маленький плот грустную песенку поет. Не за этим он сюда пришел. Ему бы обратно на телевидение, на свой эфир.
   Но потом Золотников его убедил.
   - Понимаешь, Максимка, все ведь развивается по спирали, ты ведь на своем ночном канале там застыл в развитии, и правильно сделали, что тебя убрали с твоей программой, это был тупик и застой, ты там не развивался, а через ночной клуб Севки, - Золотников мотнул головой в сторону своего второго гостя, - а через Севкин клуб, если вам удастся создать нечто значительное, ты не просто вернешься в телеэфир, но ты вернешься с триумфом и на новом, более высоком витке спирали.
  
   Неприятно было соглашаться с тем, что его ночной эфир был полным дерьмом.
  
   - Ну что там у тебя, ейбо хорошего и остроумного было ? - не унимался Золотников, - сидел там у тебя этот надутый импотент, изображавший из себя Зигмунда Фрейда в молодости, и звонили вам на эфир всякие сумасшедшие.
  
   - Ты не прав, Гриша, - пытался было возразить Максим.
  
   - Да что я не прав ? - обернувшись к мужчине по имени Сева и как бы ища у него поддержки, переспросил Золотников, - ты там в своем эфире за четыре года не только остановился в развитии, ты там просто закоснел в каком то чванливом самолюбовании.
  
   Максиму эти слова неприятно резанули по самому больному.
   Наверное, оттого и так неприятно было слышать Максиму эти слова, что не смотря на внутренний протест, головой Тушников понимал, что Гриша в самую точку говорит. Но зная Золотникова, Максим также еще и давал себе отчет в том, что у Гриши в кабинете ничего не происходит за просто так.
   - Они меня развести и купить хотят, - окончательно понял для себя Максим, - им с Севой в их клуб арт-директор нужен, вот они меня и обрабатывают.
  
   - Я ведь смотрел отчеты Медиа-метри и Гэллап-медиа групп, рейтинги у твоего эфира были не ах, - неодобрительно покачав головой, сказал Золотников, - так что послушай, что мы тебе с Севкой предлагаем и крепко подумай, по-моему, это для тебя теперь очень подходящий шанс перестроиться перед новым броском на телевидение.
  
   Тушников поглядел сперва на Золотникова, а потом на мужчину по имени Сева.
   Выходило теперь так, что этот Сева мог на какое-то время стать боссом Максима, а он при нем неодобрительно прошелся по черножопым. А вдруг он этим высказыванием чем-то обидел этого Севу ?
  
   - Мы тут подумали, а не назвать ли нам наш новый клуб твоим именем, - уже примирительным тоном сказал Золотников, - например, - "У неприличного Максима", на манер парижского ресторана Максим, но только с оттенком питерской клубной свободы.
   Мужчина по имени Сева молча грыз ноготь и только в знак одобрения слегка кивнул головой.
  
   - Максим деголяс, - вырвалось вдруг у Тушникова, - и причем, написать на световой рекламе на французском...
  
   - А что это значит ? - переспросил Золотников.
  
   - По французски это означает грязный и непристойный Максим, - с улыбкой ответил Тушников.
   Он немного говорил по французски и любил показаться в этом перед девочками.
  
   ***
   На свиданку с Мариной он опоздал.
   - Excusez moi, s'il vous plait, mademoiselle, - говорил Максим, целуя даме руки, - Je suis en retarde.
   Дама рдела от счастья.
  -- Quand j'etais petit, - самовдохновенно продолжал Тушников, - mon papa etait content de moi et ne me grondait pas parce que je n 'ai pas bois de vodka, ne pas fumais, ne dormait pas avec prostitutes - mais maintenant quand je devenu grand il n'es pas content de moi parce que Je suis degoulaisse.
  
  -- Ах, это так здоровски звучит, но я ничегошеньки не понимаю, - призналась смущенная мадмуазелька.
  
   Они встретились в кафе на Каменноостровском. Вернее на площади Льва Толстого. Там было такое недорогое кафе, в котором не особо тратя денег на угощение, можно было приглядеться к объекту предстоящей сексуальной интрижки.
   На этот раз эта очередная Маринка Тушникову понравилась.
  
   Грудь её соответствовала тому представлению, что сложилось по не шибко качественной фотографии, размещенной на сайте, да и в остальном, стройная, улыбчивая, миленькая.
  
   - Последний раз по переписке знакомлюсь, -думал про себя Тушников, - вот только начну работать в ночном клубе, от баб снова отбоя не будет, воздам себе за временный простой.
  
   - А что вы так хорошо владеете французским, это вы где так язык выучили ?
  
   - Это я во Франции работал, по своим телевизионным делам, - стараясь одновременно сохранять галантность, и быть в то же время развязным, отвечал Максим, - ты серию программ из форта Байард смотрела ?
  
   - Ах, форт Байард, конечно смотрела, - всплеснув руками, с восторгом первозданной невинности, которая случается только у дремучих провинциалок и первоклассниц, отвечала Маринка, - я так всегда мечтала съездить в это форт Байярд и вообще на море, во Францию.
   Глаза Маринки затуманились и стали дымчато-серыми.
  
   - Ну, с этой проблем не будет, - подумал Максим, плотоядно глядя на грудь девушки, - не придется даже тратиться на ужин в Васабико.
  
   - Я тебя во Францию отвезу, даже и не сомневайся, нет проблем, - сказал Максим, придвигаясь поближе к Маринке, - а то давай, поедем ко мне, я тебе как раз фотографии и видео французские покажу, а ? Поехали ?
  
   ***
   Клуб, который делали Сева с Золотниковым находился не на Невском и даже не на Лиговском.
   И вообще это была бывшая стекляшка-столовая на Сызранской. На первом этаже магазин и домовая кухня, а на втором этаже столовка-вечерний ресторан.
   Сева. А точнее Всеволод Карпов, так звали нового босса-начальника, вместе с товарищами, среди которых был и Гриша Золотников, купил это увядшее заведение общепита с намерением сделать из него самый модный в Питере клуб и ресторан.
   Кроме намерений у Севы и его друзей были деньги. А с деньгами при разумном их употреблении, чего разве не сделаешь?
   Вот уже и Максима Тушникова арт-директором назначили, и бюджет ему на программу стрип-варьете определили.
   В самом помещении бывшей стекляшки вовсю кипела работа.
   Туда-сюда сновали таджикские рабочие в оранжевой спецовке. Тянули свои провода электрики в синем, а меж ними пробегали стройные девчонки в белых блузках - этим девчонкам после открытия предстояло работать на кухне, в баре и в зале, а пока они намывали стойку и расставляли мебель.
  
   - Тут архитекторы да дизайнеры уже начали сцену оформлять, но ты теперь хозяин по этой сценической части, так что вникай и вмешивайся в процесс, - напутствовал Сева.
   И Максим вникал.
   Размах замысла ему импонировал.
   Снаружи стекляшка уже не выглядела стекляшкой советского горбачевского периода. Заполучив новые стекло- панели тонированного бутылочно-коричневого оттенка, бывшая столовка теперь походила на какой-нибудь банк из района лондонского Сити, если, конечно, прибавить двухэтажке еще этажей десять-двенадцать... Но тем не менее.
   Территорию вокруг заведения замостили плиткой трех цветов - белой, красной и темно-коричневой. Теперь рядом с таким сооружением было не стыдно и новый "майбах", а не то что там простой Мерседес запарковать. Ведь сюда будут приезжать солидные люди ! На его Максима Тушникова шоу в клуб, носящий его Максима имя.
   Кстати, дизайнеры уже сделали все необходимые чертежи и электрики теперь возились на крыше, устанавливая световую рекламу.
   Клуб - Maxim Degoulaisse.
   Непристойный Максим.
   А это значило, что Тушникову теперь предстояло стать непристойным неприличным человеком.
  
   ***
   Утром ни свет ни заря, а вернее в двенадцать позвонил доктор Щеблов.
   Раньше, когда они еженощно с этим доктором с часу до пяти утра сидели на прямом эфире, болтая о всякой всячине, надувая щеки, да отвечая на звонки разных безумцев, тех кто не спит по ночам, между ними было заведено, чтобы до трех дня друг дружке не звонить.
   А тут на тебе !
   Однако, как и к хорошему быстро привыкаешь, так и ко плохому.
   Хотя, впрочем, Максим теперь уже не тяготился необходимостью подтягиваться в стекляшку к двенадцати.
   В двенадцать у них обычно там была планерка, и приходили все подрядчики - дизайнеры, электрики, сантехники и прочая шелупень.
   Нынче утром вот Максимушка уже опаздывал, а Маринка как назло ванную заняла. И теперь еще и сексуально озабоченный псевдо-доктор позвонил.
  
   - Привет, старина, как живешь ?
   - Живу не помер, а как ты ?
   - Да вот смотрел до трех часов эфир этой Хованской, такая мура !
   - И не говори.
   - У нас с тобой лучше и интереснее получалось.
   - Это точно !
   - Слушай, я чего звоню, ты к Грише ходил ?
   - Ходил.
   - Ну, он ничего тебе с эфиром не обещал ?
   - Я теперь в другую тему вписался, а что ?
   - Да так, ничего...
  
   - Вот козел ! - вслух сказал Тушников, когда доктор на той стороне города повесил трубку, - он наверняка ходил к Хованской, а она ему от ворот поворот задала, она же молодёжку в эфир гонит, а доктор он кто для нее? Старый хрен, вот он кто! Теперь вот и звонит, на работу хочет.
   Доктор-секс....
   Импотент латентный...
  
   Маринка вышла из ванной в его халате.
   - Прогоню, - подумал Тушников грозно поглядев на Маринку, - у меня скоро в моём клубе мильён таких Маринок будет.
   Марина скинула халатик и осталась в чем мать родила.
   - Прогоню, но попозже, - внутренним голосом сказал себе Максим, расстегивая штаны.
  
   ***
   Алиса Хованская приехала на питерское ТВ из провинции.
   В общем из Финляндии, что сиречь такая провинция, что аж даже и не Ленобласть !
   Ее мать Лена Кругловская и отец Василий Александров уехали из России в так называемую экономическую эмиграцию, когда с джинсами ливайс в магазинах Питера-Ленинграда была напряженка.
   А джинсов ливайс, особенно тогда - по студенческой молодости им обоим очень хотелось, не меньше чем секса и прочих жизненных удовольствий.
   Двумя парами джинсов молодые супруги Вася и Лена обзавелись еще до отъезда зарубеж. Вася сменял на них бабушкину икону Спасителя. Сменял глупому лупоглазому турмалаю Пеке Пекканену возле финского автобуса, что остановился возле Исаакиевского собора...
   Ну, это Вася думал про Пеку Пекканена, что тот глупый дурак - да простят меня читатели за такой философский тавтологизм, а вот Пека Пекканен в свою очередь про Васю думал, что как раз тот - является глупым русским дураком...
   Но, собственно, так ли это важно ? Важно, что когда через год крайне аккуратной носки, джинсы на Васе и на Лене стали рассыпаться, оба молодых супруга с грустью призадумались :
   - Что же мы будем носить на следующее лето ?
   Стали по-хозяйски прикидывать, что еще можно продать ?
   Провели, так сказать, небольшую ревизию хозяйства в результате которой обнаружили, что у Лены имеется роскошный бюст пятого размера, а у Васи имеется большой длинный двадцатипятисантиметровый болт....
   После такого открытия, позанимавшись сексом, молодожены решили, что не все еще в жизни потеряно, тем более, что Лена работала переводчицей в Интуристе и даже мозгами природной блондинки понимала, что ее бюст всегда и везде будет востребован.
   Вскоре на ее большущие груди нашелся и покупатель.
   Финский турист - пенсионер социальной программы страны тысячи озер, где делают сыр Виола и где танцуют танец Летка-Енька.
   Но для выезда потребовалось развестись.
   Вот ведь, все думали всегда, что существуют только фиктивные браки ? Ан нет ! И фиктивные разводы бывают.
   Лена вскоре уехала в город Хельсинки, а Вася до поры остался в Ленинграде.
   - Не грусти и не горюй, - сказала Лена на прощанье, - я тебя тут одного надолго не оставлю.
   И вышла такая штука, что Лена Васю не обманула. Менее чем через год старичок финский пенсионер помер прям на Леночкиных грудях - от сердечной, видать, перегрузки.
   Лена получила за старичка пенсию и осталась жить в его хельсинкской квартире. Можно было бы теперь объединяться с Васей, но не тут то было !
   Глупый народ эти финны, и законы у них глупые. Оказывается, если Лена с Васей снова бы поженились, глупое финское правительство тут же перестало бы платить Лене пенсию за умершего на ее сиськах старичка.
   А на что же тогда существовать ?
   Исть -то надо !
   - Не горюй, Вася ! - ободрила Лена своего дружка, - сварганим то, в чем мы с тобой уже поднаторели.
   Нашла Лена в городе Стокгольме ихнюю шведскую алкоголичку-бомжиху, которые, оказывается, в изобилии водятся не только на Руси, и за десяток поллитровок договорилась с той, что алкоголичка распишется с ее Васей и даст ему тем самым право на шведскую прописку...
   Ну ? И что дальше ?
   А дальше - восемнадцать лет прожили потом Вася с Леной в квартире помершего на Лене старичка, причем оба не работали, а жили на пенсию, что Лена получала за своего безвременно скончавшегося финского пенсионера.
   И родилась у них дочка.
   Алиска.
  
   ***
   А Алиска как попала в Питер ?
   А так она попала в Питер, что в России просто стало веселее и интереснее жить, чем в провинциальном Хельсинки.
   Кстати говоря, Алиска потом со смехом вспоминала, как во время путешествий по Европе, которые семья регулярно совершала живя на пенсию, получаемую Леной за того старичка, Лена и Вася (то биш - мама и папа) не велели маленькой Алиске болтать, что она русская.
   - Говори всем что мы - финны, - советовала мать, - в Европе русских не любят, а тебе еще замуж выходить...
  
   Любят - не любят, а жизнь берет свое.
   И если рыба ищет где глубже, а человек ищет, где лучше, то молодежь ищет, где веселее и интересней, то есть - где ПРИКОЛЬНЕЙ.
   - Так не в глупом же Хельсинки с родаками тосковать, когда рядом такой клёвый город, как Питер ! - решила про себя Алиска, смываясь из родительского дома.
  
   ***
  
   Костя Мамакацишвили был вором в законе, и очень любил все американское.
   Говорят, что даже на зоне у него были комбинезон и телогрейка индивидуального пошива от Леви-страус из фирменного коттона цвета нежно-голубого индиго.
   Раем на земле Костя почитал американский город Лас-Вегас, и заполучив на Сухумской сходке воров контроль над питерским игорным бизнесом, Костя поставил перед своей братвой задачу, сделать из города Питера не просто культурный город, но город образцовой интеллигентной культурности. А для этого, по замыслу Кости, каждый большой кинотеатр здесь следовало превратить в казино с рулеткой, блэк-джэком и стриптизершами, в каждом микрорайоне необходимо было открыть залы игровых автоматов, а центральные концертные залы, капеллы и филармонии следовало превратить в модные ночные клубы, где бы культурно исполнялись песни про зону и про нары.
   Какое-то время все развивалось по плану. Город окультуривался, и когда сюда приезжали Костины сухумские кореша Гиви Большой, Гиви Маленький и Гоги Мисрадзе, друзьям было куда сходить культурно отдохнуть - поиграть по маленькой и послушать задушевную классику - про Мурку, про то, как во Владимирском централе ветер северный, про то, как по тундре, вдоль железной дороги мы бежали с тобою....
   Однако, в какой-то момент, планы по дальнейшему еще большему окультуриванию культурной столицы наткнулись на какое-то недопонимание значимости этого важного процесса. Где-то на самых верхах, вблизи Кремля, люди решили, что Питер уже достаточно окультурился, и что Костин казиношный бизнес надо сворачивать.
   У Кости и его сухумских корешей были длинные руки, но не настолько длинные, чтобы объяснить ребятам из Кремля и со Старой площади, как они заблуждаются насчет светоча культурной революции, что нёс питерцам в своей программе Костя Мамакацишвили.
   Ребят со Старой площади сухумским переубедить было слабо.
   Но ведь если по-хорошему, если без войны, то за уход одного вида бизнеса всегда полагается какая-то пусть не совсем равноценная, но замена.
   И за уход из бизнеса игровых автоматов, Косте предложили вложиться в развитие питерского ТВ.
   А почему нет ?
   Ведь американские ребята, что всегда служили Косте недостижимым образцом для подражания, они ведь, на заработанные в Лас-Вегасе деньги потом открывали в Голливуде студии и продюссировали всё - от киношек про Звездные войны, до бродвейских мюзиклов про Кошек и про Вестсайдскую Историю....
   В общем, случилось так, что Костины сухумские друзья Гиви Большой, Гиви Маленький и Гоги Мисрадзе как-то летели из Тбилиси, а было такое время, что самолеты из Грузии тогда ни в Москву, ни в Питер прямо не летали... Это было как раз в то самое время, когда ребята со Старой площади запретили продавать в России Боржом и Мукузани... Так вот, Гиви Большой, Гиви Маленький и Гоги Мисрадзе летели в Питер к своему другу Косте Мамакацишвили через Хельсинки.
   Ну....
   Там в аэропорту и познакомились с Алиской.
   И уже через два месяца, она стала модной питерской телеведущей ночного эфира.
   А почему Алиса Хованская, а не Куркуляйнен по матери и не Александрова по отцу ? А потому что Гиви Большой так придумал.
  
   ***
   - Ну, артдиректор, чем удивлять будешь ? - спрашивал Сева, панибратски кулаком ткая Тушникова в живот, - чем народ в клуб думаешь заманивать ? В чем наша неповторимая фишка будет ?
  
   Таджики в оранжевых комбинезонах уже закончили строительство сцены с обязательным шестом для стриптизерш, а электрики тоже почти всё подсоединили и теперь тянули провода к диск-жокейскому насесту, где через какую-нибудь уже неделю должен был зажигать своими кислотными миксами, приглашенный чуть ли ни из самого Гамбурга, модный ди-джей.
  
   - Думаю, надо покреативить, - както не совсем уверенно ответил Тушников,- есть идеи, может доктора сексолога пригласить в качестве со-ведущего...
  
   - Щеблова, что ли ? - поморщившись переспросил Сева, - Щеблов это отстой, Щеблов это позапрошлый день.
  
   Тушникову не понравилось, что Сева забраковал его идею, все-таки, надо как-то с доверием относиться к замыслам арт-директора, все-таки Максим не фафик какой-нибудь, а звезда ночного телеэфира, хоть и бывшая.
  
   - Ну, есть идея устраивать конкурсы стриптизерш-доброволок из числа гостей клуба, - с надутой обидой в голосе Тушников продолжил перечисление своих замыслов, - пригласим огневого зажигательного конферансье, чтобы мог любых самых закомплексованных зрителей раскрутить.
   - Чего ? - Сева скорчил рожу, словно это была не его рожа, а сушеный урюк, - какого еще зажигательного конферансье пригласим ? Мы тебе три штукаря зеленых за то платим, чтобы ты в кабинете сидел, стриптизерок щупал и коктейли из бара потягивал ? Сам голяком на сцене плясать будешь...
  
   Сева сильно рассердился, причем так рассердился, что Тушникова даже оторопь взяла.
   - За три недели работы у нас ты только тем и занимался, что кандидаток в стриптизерки отсматривал, да кофе в баре нахаляву хлебал.
  
   - Да нет же, я сценарий написал, договоры с танцовщиками заключил, с ди-джеем договорился, потом по дизайну оформления сколько с художниками возился, - оправдывался Тушников. Оправдывался и ловил себя на мысли о том, что ему противно оправдываться и противно бояться того, что его могут отсюда выгнать.
   - Вобщем, поехали к Грише Золотникову, там вместе креативить будем, - подвел итог Сева, - нам фишка нужна, а голыми сиськами у шеста, да диск-жокеями теперь никого не удивишь. У нас по Питеру сто клубов, конкуренция... И зачем люди поедут сюда в глушь на Сызранскую, ради чего, если у нас будет всего-лишь тоже самое, что и у всех ? Поэтому нам фишка нужна. Такая, чтобы только у нас.
   Сева пожевал губами, и подняв палец, назидательно добавил, -
   - И не забывай, здесь не Весьегонск или Урюпинск какой-нибудь, это Питер, культурная столица, и народ здесь культурный, так что, побольше выдумки и этой, как его... - Сева запнулся.
   - Культурности побольше ? - подсказал Тушников.
   - Вот-вот, этой самой культурности побольше надо, - кивнул Сева.
   И они поехали на Севиной "ауди" в офис к Грише Золотникову.
   Креативить.
   Потому как Гриша Золотников помимо иных своих бесчисленных лихих талантов, слыл среди товарищей еще и очень хорошим креативщиком...
  
   ***
   - Ты Алису Хованскую сегодня ночью не смотрел ? - спросил Гриша после своих традиционных бандитских объятий с поцелуями, - она сегодня такое устроила, такое учудила !
  
   - Я телевизор не смотрю, ты же знаешь, - вальяжно потягиваясь, сказал Сева.
  
   - А зря, - с укором покачав головой, заметил Гриша, - мы с тобой в медиа-бизнесе, и надо знать, чем живет потребитель.
  
   - Чернь ? - хмыкнул Сева.
  
   - Ты только им вслух это не говори, - улыбнулся Гриша, - называй их лучше электоратом, как политики их называют.
  
   Максим покуда сидел и помалкивал.
   Он ненавидел Хованскую и презирал электорат, но разговора о них не поддерживал, потому как теперь, после всех унижений сбрасывания его с Олимпа, после того, как его изгнали с Чапыгина, Максим стал вести себя скромнее и во избежание одергиваний и насмешек, не стремился, как прежде, первым открывать рот. И был прав, потому как Гриша, специально ли, желая в очередной раз потрепать максимово самолюбие, или не специально, а со свойским братковым простодушием, но снова унизил, ткнул Максима носом.
  
   - Вот вы Хованскую значит не смотрели, а я смотрел, и понял, что она девка незаурядных способностей, и понял, почему Максимушку правильно с эфира убрали.
  
   Тушников при этих словах босса внутренне напрягся и болезненно ощутил, как нервная язва раздраженного неудовольства разъедает его изнутри.
  
   - Алиска эта электорат к себе приближает, и тем самым потрафляет черни, а Тушников, когда ведущим был, он чванился в надменности и чернь отталкивал, рейтинг потому и упал ...
  
   - И ничего я не чванился, - буркнул Максим.
  
   - Чванился-чванился, - Гриша жестом остановил максимовы возражения, - этаким всегда самонадутым надменным барчуком на эфире сидел, и ладно бы умным то был, как Капица какой-нибудь или Гордон, а то ведь обычный дурак-дураком и туда-же, чванится, а электорат этого не прощает, он-электорат ведь и без того модную тусовку, на которую у него денег нету не любит, а когда эти модные с Московской Рублёвки или из нашего Нижнего Выборгского глумиться над народом начинают, чернь оставляет за собой...
  
   - Не прощать, - подсказал Сева.
  
   - Правильно, - кивнул Гриша, - чернь оставляет за собой единственное доступное ей право на протест, выключить телик, и тем самым уронить рейтинг и программы в частности и телеканала в целом.
  
   Максим покраснел и надулся от обиды.
   В кабинете повисла тягостная для него пауза.
  
   - Гриш, так что Хованская то ? - прервав паузу, спросил Сева.
  
   - А Хованская, - вспомнив тему разговора, оживленно продолжил Гриша, - а Хованская не отталкивает чернь и тем самым не злит её, а наоборот, ведет себя на эфире, как своя простая в доску. Позиционирует себя таким образом, мол вот я хоть и богатая - гламурная штучка, но любой простолюдин может меня и матом обложить, я не обижусь, и оттрахать меня любой может из толпы, если очень сильно того захочет. Она приближает чернь и тем самым снимает внутреннее социальное напряжение, чем сейчас и должно телевидение заниматься.
   Гриша снова помолчал, и добавил, - телевидение должно это социальное напряжение в народе заземлять и снимать, чтобы чернь не пошла нас с тобой на вилы, да на колья сажать, да машины наши бы по ночам не поджигала, а вместо того, чтобы машины наши дорогие по ночам жечь, как во Франции, чернь должна сидеть у телевизоров, жевать чипсы свои с пивом и на Алискину задницу пялиться. Что толпа черни теперь с упоением и делает.
  
   Максим еще больше насупился.
   Он ли не старался на своем ночном эфире ? Гриша вот говорит, что эта сучка Хованская такая простая и доступная для толпы, а вот он Максим, на самом деле, скольких дамочек подцепил именно тогда, когда они звонили ему и доктору Щеблову, и скольких потом на самом деле отодрал ! Не фигурально выражаясь, как Гриша о Хованской, а в буквальном смысле. Вот и теперь еще по инерции катясь на замедляющейся теперь волне былой популярности, он все еще знакомится с дамочками. А откуда эти дамочки ? С Рублево-Успенского разве они ? Нет, они из слоев самых простых - из народных они слоев. И Маринку свою последнюю вот из черни подцепил, и еще сегодня после совещания на свиданье с очередной пойдет, тоже оттуда, из электората она, самая простая что ни на есть. Так что, не прав Гриша в отношении Максима, не прав.
  
   - Так что Хованская то учудила ? - желая узнать все до конца, не унимался Сева.
   - Хованская ? - спохватившись, что мысль упущена, Гриша положил ладонь себе на лоб, - Хованская ? Да, она сегодня трусы с себя на эфире сняла и сказала, что подарит тому телезрителю, который тридцать третьим позвонит на эфир.
   - Ну и что ? - осклабился Сева.
   - Шквал звонков! - с чувством ответил Золотников. И с укором поглядев на Максима, назидательно добавил, - вот так работать надо, вот какой класс надо держать!
  
   ***
   - Ну, понял, что от тебя требуется, что мы ждем от тебя ? - уже в машине, когда они ехали от Золотникова, спросил Сева.
   - Понял, чего не понять ! - ценою разъедаемой внутри его язвы, едва сдерживая себя от кипевшей в нем злобы, ответил Тушников, - работать на чернь, быть своим в доску.
   - Не очень-то ты понял, - с сожалением покачав головой, сказал Сева, - это с телеэкрана надо с чернью заигрывать, а у нас в ночном клубе какая-же чернь? Чернь, она на "лексусах", да на "инфинити" не ездит, а к нам именно таких гостей мы с Гришей ждем, тебе надо очень сильно подумать, какую маску, какой имидж на себя напялить, чтобы понравиться публике.
  
   Сева на минуту замолчал, он делал трудный левый поворот и нервно сигналил теперь какой-то наглой не уважающей неписанных правил "четверке" Жигулей, что не пускала его.
  
   - Мы ведь тебя не из жалости к твоему безработному положению взяли, мы взяли тебя потому что тебя все еще помнят, имя твое и морду твою пока еще не забыли. Вот через полгода уже забудут, а пока еще нет.
  
   Сева снова замолчал, пропуская двигающийся по встречной полосе кортеж милицейского начальства.
   И покуда три машины с мигалками медленно протискивались через нехотя пропускавшую их толпу машин, Максим с тоскою думал, что вот опять не поспевает на свидание ук очередной своей Маринке. И язва при этом все сильнее и сильнее грызла его бок изнутри.
  
   - И пока не забыла тебя толпа, - продолжил излагать Сева, - мы тебя запускаем в наш клуб в качестве конферансье, и мы поможем тебе раскрутиться, как новому Непристойному Максиму - деголясу. Ты раскручиваешься, клуб раскручивается, а потом, если захочешь, сможешь и на телевидение вернуться, у Гриши связей хватит, ты же его знаешь.
  
   Снова молчали потом почти до самого клуба.
  
   - Только надо тебе этакий ударный беспроигрышный имидж себе обрести, - уже сворачивая на Сызранскую, Сева подвел итог сегодняшней воспитательной беседы, - надо тебе нашей публике потрафить. Надо ее зацепить. И если будешь стараться с выдумкой, как мы на тебя с Золотниковым надеемся, то поможем. Поможем и на телевидение вернуться, а будешь лениться да чваниться, выгоним и морду набьем.
  
  
   ВТОРАЯ ГЛАВА
  
   ***
   К Маринке на свиданку он безнадежно опоздал.
   Такой-растакой фифой она оказалась, что пришлось еще и под нее подстраиваться, ехать почти через пол-города в пробке в удобный для нее район.
   Раньше он - Максимушка Тушников им - Маринкам таких вольностей не позволял, чтобы он тогда в те времена своей славы ехал бы через пол-города? Черта с два! Самих Маринок напрягал ехать туда, где удобнее ему смотрины устраивать. Говорил им, - "у меня очень плотный график, мне никак с Чапыгина не улизнуть даже на пол-часика, в одиннадцать планерка, потом запись в студии, потом монтаж, потом отсмотр-просмотр, понимаете ?"
   И Маринки проявляли недюжинную понятливость и послушно ехали на смотрины прямо к Тушникову на работу. Тут он им пропуск выписывал, как якобы для производственной нужды-необходимости, а там вел их в буфет и угощал копеешным кофе... Маринки сомлевали от одного только факта, что проходили на телевидение - бери их тепленькими ! Но он брал далеко не каждую. За день так составлял расписание смотрин, что успевал побалакать с тремя - а то и с четырьмя соискательницами места на его холостяцком ложе. И только самую хорошенькую приглашал в святая-святых, к себе в редакцию, где у него был кабинет. И уже там - кофеем, чаем, сигаретками, он доводил процесс охмурения до такого его восторженного пика, что отказов и сбоев уже не случалось.
   Кафе "Айвенго" на углу Большого проспекта и улицы Зеленина. Забегаловка !
   И машину поставить негде. Вся площадь с памятником забита, разве что запарковаться на манер московских девчонок с Рублевки, что ставят свои "лексусы" посреди улицы прямо во втором ряду, а то и на трамвайных путях, потом включают аварийку и идут себе спокойненько в маникюрный салон или по бутикам. Однако, у Тушникова хоть и Мерседес, но не тех понтов, старый уже, шестилетка. Его посреди дороги поставишь, так его потом сметут, помнут или дерьмом обольют, понимая, что на таких старых автомобилях крутые не ездят. Или вообще эвакуатором на штрафную стоянку свезут, набегаешься потом, выручая.
   Поставил Мерседеса в образовавшуюся дырку от уехавшей Пежо. Дырка была маловата, и пришлось ставить машину боком, притерев нос стоявшему позади форду.
   - Ничего, надо ему будет выехать, посигналит, я услышу, - сам себе сказал Тушников, закрывая машину. Только внутренний его голос не сказал ему с упреком, что вот "фокуса" то притер, а вот случись на месте фордика новая "бэха" или "майбах", хрен бы решился так ему носа притереть.
   Внутренний голос у Максима был в режиме самоцензуры.
  
   ***
   Цветов Маринке не покупал.
   И без цветов хороша будет !
   Знакомясь в Интернете, Тушников сперва долго-долго изучал фотографии. Знакомился, так сказать, "камерально", стараясь сэкономить время и деньги, оценивая достоинства ножек, мордашки и титечек по фотоматериалам, выставленным кандидатками для интернетного обозрения.
   Впрочем, на любом кастинге на теле-видео или на киносъемки, режиссеры тоже сперва отбирали героинь по альбомам и представленным ими портфолио.
   Но при личной встрече иногда случались и сюрпризы.
   То обнаруживалось, что у очередной Маринки грудь меньше, чем она выглядела на фотоизображениях, то мордашка у девушки выглядела не на заявленные в анкете "двадцать семь", а на все тридцать восемь с гаком.
   Всякое бывало. И от этой частоты всякого, Максим уже давно разучился волноваться, превратив процесс перманентного отсмотра в рутину своего ежедневного абитьюда.
   - Здрасьте, Марина, извините, задержался немного, пробки, пробки, да на службе была задержка...
   - Я не Марина, я Алла, - слегка поперхнувшись, по видимости от сильного волнения, и прижав руку к груди, сказало существо, которое по всем расчетам должно было быть Мариной.
   - Ничего, это бывает, - сказал Тушников присаживаясь, - вы тут уже заказали? Что пьём ?
   Девушка Алла пила кофе капуччино.
   Максим довольно улыбнулся, это было недорого.
  
   - Долго меня ждали ?
   - Да уж, ждала !
   - Ну, ничего, я же приехал.
   - Слава Богу.
  
  
   Махнул рукой официантке, чтобы подошла принять заказ, закурил без спросу.
  
   - Ну, как жизнь молодая ? Что вообще хорошего ?
   - Где ?
   - В ней.
   - В ком ?
   - В жизни
  
   Подошла официантка, Максим заказал бокал пива.
  
   - А ничего, что вы это , как бы за рулем ? - поинтересовалась Алла-Марина.
  
   - А я небыстро поеду, - отмахнулся Тушников, - да потом я стекло боковое опущу, оно и выветрится у меня.
  
   Алла-Марина была явный пролет. Зря через пол-города ехал.
   Хорошо еще она себе много не заказала.
   Пиво, да капуччино, это недорого.
  
   - Ничего, - думал про себя Тушников, подъезжая к Сызранской, - вот откроем клуб, Маринок будет выше крыши !
  
  
  
   ***
  
   Алина Хованская опоздала на два с половиной часа.
   Говорят, есть негласная шкала, по которой можно оценить общественный статус или те понты, на которые выставляет себя та или иная гламурная mademoiselle.
   И если у мужчины его позиция в табели о рангах соизмеряется со стоимостью его наручных часов, то у девушки - её понты тоже связаны с часами, но только не с наручными tissot, certina или rolex а с фактическими часами суток, на которые она может позволить себе опоздать на рандеву с известным продюсером или на съемки для обложки глянцевого журнала.
   В общем, её сегодняшние два с половиной часа опоздания по негласной шкале соответствовали какому-нибудь крутому нефтянику с часами A.Lange & Sohne за 93 тыс евро, в туфлях зеленой крокодиловой кожи и на автомобиле Bentley...
  
   Сегодня в питерском бюро Интер-пресс у Алны должны были брать интервью для каких-то московских изданий.
   Алина даже не стала извиняться, следуя за своим телохранителем Володей и за администратором Димой Розеном, вошла в зал, где уже устало скучать и откровенно дремало журналистское сословие, удерживаемое на местах только обещаниями пресс-атташе от устроителей, что госпожа Хованская ну буквально вот-вот должна появиться, что мы, де звонили и что ситуация под контролем...
   Алина вошла в зал, громко и звонко сняла с себя модный плащ, кинув его в руки своего администратора, резкая, высокая, прямая, как палка от швабры...
  
   - Господа журналисты, - обращаясь к собравшимся, сказал Алискин администратор, - у госпожи Хованской есть восемь минут, мы приносим извинения за задержку, так что, задавайте ваши вопросы.
  
  
   - Скажите, Алиса, вы своим имиджем на телевидении потакаете потребе зрителей ?
  -- Не думаю, зритель любит фигуристое катание, бокс и футбол, а я как некоторые не катаюсь на коньках и не боксирую.
  -- Осталось теперь, чтобы вы заиграли в футбол, на пару с Аршавиным ?
  -- С Аршавиным я готова, но не в футбол.
  -- Тогда чем объяснить ваш агрессивно-сексуальный имидж на телевидении, который чего скрывать, принес вам бешеную популярность?
  -- Помнишь, - "на ты" обращаясь к журналисту, задавшему этот вопрос, оживившись и сбросив с себя вуаль рутинного безразличия Алиса блеснула глазами, - помнишь, знаменитую фразу Кота Матроскина, телевизор мне природу заменил ? Так вот у них, - Алиса выразительно махнула рукой в сторону воображаемых телезрителей, - у них телевизор это заменитель жизни. Мы живем, а они смотрят, как мы живем.
  -- Означает ли эта ваша философская позиция, что если бы в блокадном Ленинграде зимой сорок второго года было бы телевидение, вы бы показывали зрителям, как вы сытно и обильно едите ?
  -- Если у подобной программы был бы хороший рейтинг и хороший бюджет, то непременно.
  
   Журналистская публика в зале возбужденно зашуршала.
  
   - Последний вопрос, господа, - объявил Дима Розен, - госпожа Хованская должна ехать на съемки, последний вопрос.
  
   Журналисты задвигались, словно муравьи, когда в их муравьиную кучу тыкают палкой.
  
   - Алиса, скажите, скажите, Алиса, а как вы относитесь к тем слухам, что Матвей Гольдман на благотворительном аукционе в московском Меркьюри центре выставлял на продажу презерватив, с которым он якобы переспал с вами?
   - А за сколько он его выставлял ?
   - Говорят, что за три тысячи евро...
   - Всё, господа, пресс-конференция закончена, - категорически скрестив над головою руки, объявил Дима Розен, - госпожа Хованская еще раз приносит вам свои извинения, всего доброго, господа...
  
   И снова, словно палка, словно шест, на котором церковные служки выносят на Крестный ход свои хоругви, она вышла из зала, громко шурша на ходу надеваемым модным плащом.
  
   ***
   - С блокадным Питером по-моему получился перебор, - подводя итоги пресс-конференции, уже в машине, сказал Дима.
   - Нет, в самый раз, - закуривая, ответила Алиса.
   - Могут в суд подать.
   - Навряд, блокадники, те кто еще остался, наш канал не смотрят, а если и подадут, я в Хельсинки к маме с папой уеду.
   Алина засмеялась своим обычным для нее ненатуральным смехом, какой бывает у нервных девушек и наркоманок.
   - Нас на открытие нового элитного клуба приглашают, - сказал Розен, откидываясь на сиденье лимузина.
   - Что за клуб ? - без особого интереса откликнулась Алиса.
   - Называется Максим Деголяс.
   - Это фамилия у него такая ? - усмехнувшись, спросила Алиса, - нерусский что ли ?
   - Нет, это по французски означает "непристойный Максим".
   - Ну и что ? Почему я должна им рекламу делать ? - фыркнула Алиса, - клуб не раскрученный, пускай денег дадут.
   - Так они и дали, - улыбнулся Дима.
   - С этого и надо было начинать, - назидательно заметила Алиса и отвернулась, глядя в тонированное окно.
   - Удивляюсь, как сегодня без разбитых журналистских морд обошлось и без разбитых фото и видеокамер, - вздохнул Дима, обращаясь скорее к телохранителю Володе, чем к Алисе.
   - А это плохо, - откликнулась Алиса, - я хочу, чтобы скандалы были каждый наш выход, это поддерживает имидж и популярность.
   - Ну, тогда обязательно сегодня ехать надо, - Дима развел руками, насколько позволяло ему пространство лимузина, - там и поскандалим.
   - В неприличном Максиме что ли ? - хмыкнула Алиса.
   - В нём, - хрюкнул Дима Розен.
  
   ***
   На презентацию клуба Сева с Золотниковым денег не пожалели.
   Всех вип-гостей, а иных, если не считать журналистов, и не приглашали, всех вип-гостей предупредили, что будет беспроигрышная лотерея с ценными выигрышами.
   Сева Карпов был на нерве.
   Да и Максим Тушников уже не мог припомнить такого дня и случая, чтобы он так волновался, как сегодня.
   Идя каждую ночь на свой прямой эфир, он привык уже к тому, что он всегда по-американски "cool", и что когда в студии загораются лампы софитов, и над камерой "бетакам" зажигается красная лампочка, говорящая о том, что эфир включен, когда скося глаз, он видел себя в экране контрольного монитора, ни грамма дополнительного адреналина не выбрасывалось в его привыкшую к популярности кровь. Но те времена уже прошли.
   И вот снова мандраж, как в первый раз, когда он сказал на камеру "здрасьте"...
   - Будет Митя Чубарский, будут Гиви Большой, Гиви Маленький, Гоги Мисрадзе, будут от Индекс-Банка либо сам управляющий, либо исполнительный директор, из департамента управления госимуществом человечек будет, - теребя лист со списком гостей, в который уже раз сам себе повторял Сева, - ты этим гостям, что за столиками от первого номера до четвертого, все самое свое внимание оказываешь, понял ?
   - Да понял я, - устало улыбался Тушников, - я только в толк никак не возьму, зачем Алису Хованскую пригласили ? Она же может запросто скандал устроить, с нее станется.
   - Во-первых, за нее грузины попросили, - исподлобья, как на недоумка, поглядев на своего арт-директора, сказал Сева, - а во-вторых, нам хороший скандал в первый день работы не помешает.
   - В первую ночь, - уточнил Тушников и улыбнулся своему шефу.
   - В первую ночь, - тихо согласился Сева.
   - Так если скандал нужен, так давай платную драку закажем, как на одесских свадьбах бывало заказывали, - ухмыльнулся Максим.
   - Так и давай, заказывай, - неожиданно нервно заорал Сева, - кто у нас тут арт-директор ? Я что, зазря тебе три штукаря грюнов плачу ? Если надо драку по сценарию, так давно бы и заказал, твою мать !
  
   ***
   Первые гости начали прибывать к десяти вечера, а в пол-одиннадцатого, просто повалили залпом и уже в без-четверти одиннадцать, и фуршетное пространство фойе, и бар, и большой зал, где была сцена и столики, были заполнены по- выпендрёжному нарядной публикой, источавшей запахи самодовольства и самолюбования.
   Модный художник-шарлотан в красном комбинезоне и от этого похожий на узбекского рабочего, раскрашивал по живому телу совершенно двух совершенно голых девиц.
   - Этот "стоун" у них бодиартом зовется, - на некрасовский манер пошутил славившийся остроумием Моня Левинштейн - друг Севы и Золотникова, большой балабол и известный проходимец на тему где можно "срубить" легких денег.
   Левинштейн и Сева с Золотниковым стояли у входа в фойе, встречали почетных гостей, принимали поздравления с открытием заведения, перекидывались остротами, обсуждая наряды некоторых дам и мадмуазелек.
  
   - Это на ней гофли
   - Не гофли, а гольфы, это модно
   - Дурак, это не для моды, а чтобы трусики снимать, не снимая туфель
   - Не понял.
   - Чего не понять, дурак, так бы надо было бы сперва колготки снимать...
   - Ну
   - Баранки-гну! А колготки снять, надо и туфли скидывать, а с гофлями, тьфу, с гольфами можно трусики не вылезая из туфель снять...
   - Слушай, а нахрена ей трусики снимать не вылезая из туфель ?
   - Ну, ты вообще дурак, а как же она без каблуков стоя трахаться с ним с таким с высоким будет ?
   - А-а-а, понял !
  
   За светской беседой Сева успевал еще и подавать незаметные для посетителей знаки своим подчиненным - администратору Лене Веселовской, чтобы та подгоняла официантов и следила бы за поддержанием относительного порядка на фуршетных столах, но главное, Сева корча выразительные рожи, мигал и подмигивал своему арт-директору Максиму, чтобы тот веселил и занимал гостей, не давал бы им скучать.
  
   - Дамы и господа, впереди у нас длинная ночь полная самых интересных приключений, - в бескордовый радио-микрофон вещал одетый в черный фрак Максим Тушников, - подкрепляйтесь шампанским, подкрепляйтесь икрою и готовьтесь к долгой ночи удовольствий.
  
   - От икры стояны хорошие, - беря уже шестое канапе, осклабился один из стоявших рядом с Максимом гостей, - от икры стоит потом как Карбышев на морозе.
  
   Музыканты - небольшого ждаз-оркестра с духовой секцией, потихохоньку занимали свои места и девочки из кардебалета нетерпеливо выглядывали из-за бархатного, украшенного блестками занавеса.
  
   - Дамы и господа, - не унимался Максим. Ему предстояла длинная и нервная ночь, и он поэтому уже глотнул немного коньяку, но не закусывая, натощак, чтобы голова варила пошустрее и чтобы при этом не хотелось спать.
   - Дамы и господа, сегодняшняя программа открытия нашего клуба Непристойный и неприличный Максим, будет отмечена не только беспроигрышной лотереей и беспрецедентным секс-аукционом, где будут выставлены лучшие секс-лоты Санкт-Петербурга, гвоздем нашей сегодняшней программы станет выдача и презентация супер-пупер приза, который обязательно будет вручен одному из счастливчиков или одной из счастливиц...
   Максим улыбчиво балаболил в свой микрофон, а глазами трезво рыскал по лицам гостей, ища среди них свою опасную врагиню, Алису Хованскую, которую боялся пуще огня.
   - Подсидела меня на телевидении, так она и здесь мне всю малину испортит.
   Но Алисы, слава Богу, пока не было видно.
   - Чтоб она в пробке застряла, чтоб она каблук сломала или с моста в Неву вместе со своим "майбахом" свалилась, - мысленно пришептывал Максим.
  
   Примерно в пол-двенадцатого, уже хорошо накаченную шампанским, водкой, текилой и всем тем, чем бесплатно угощал сегодня местный бар, публику, стали приглашать в зал.
   Раскрашенные художником-бодигардистом сисястые девочки, тряся вибрирующими молочными железками затрусили на своих высоких каблучках в туалет - смывать грим, а Максим, как сегодняшний конферансье и ведущий, не мог себе отказать в удовольствии, приглашая и ласково провожая гостей в главное зало - потной ладошкой, плашмя трогал дам и мадмуазелек за обнаженные спинки, благословляя Кардена и Нину Риччи за то, что те еще не разучились делать настоящие вечерние платья.
  
   - А что будет за супер сексуальный приз ? - поинтересовалась одна из облапанных Максимом блондинок, что шла, держась за плечо высокого и пузатого господина в классическом английском смокинге.
   - Потерпите, мадмуазель, эйе ву пасьянс* , - с улыбкой ответил Максим, - я непременно об этом расскажу, прежде чем начнется наше шоу.
  
   ***
   Хованская ввалилась незаметно.
   Где-то в пол-второго ночи, вместе со своим менеджером и антерпренером Димой Розаном и высоким бодигардом Володей, хоть и разоруженным при входе охраной, что по инструкции забрала и положила в сейф его служебный пистолет, но остававшимся при своих ста килограммах натренированного в спортивных залах тела.
   Многие журналисты, особенно из числа фотографов были близко знакомы с Володиными кулаками. Максим тоже испытывал трепет при виде этой ходячей рекламы человеческого мяса.
   Но шоу уже шло своим порядком.
   Кордебалет топлесс плясал на сцене кан-кан, вокруг шеста вились и крутились красивые голые девицы, Максим из зала вытаскивал на сцену поднабравшихся шампанского дам и их кавалеров и к радости присутствующих, разыгрывал с ними скетчи и сценки.
   Народ хохотал, весело встречая взрывами скабрезного смеха каждую сальность, отпущенную Максимом, каждую заголенную пьяными дамами грудь, каждый матерный анекдот, на которые ведущий буквально провоцировал, выходивших на сцену распоясавшихся джентльменов.
   Раскрепостить публику до такого состояния, чтобы та шла, чтобы та "велась" на любительский стриптиз или на оглашение нецензурщины, было делом особой техники. Двумя первыми парами, которые для затравки, как бы явили пример образцовой раскрепощенности были подставные артисты, изображавшие обычных гостей. Вытащив их на сцену, Максим по заранее отрепетированному сценарию заставил одну пару псевдо-супругов изобразить на сцене первый школьный поцелуй, осуществленный якобы в туалете во время выпускного бала старшеклассников. Публика просто ревела от восторга, зайдясь рыданиями похоти и одобрения, особенно когда артист, изображавший приличного джентльмена, принялся выполнять задание - любой ценой - снять с девушки лифчик. А уж вторая пара подставных, которой выпала юмористическая задачка, помочь мужу, попавшему в неловкое положение, если у того, как бы порвалась резинка и его трусы стали спускаться в штанах, причиняя неудобство при ходьбе. Здесь дама должна была изловчиться и незаметно для окружающих залезть своему спутнику в брюки где под хохот присутствующих и сальные комментарии конферансье, своей ловкой ручкой облегчить страдания мужа, который в это же время имел свое задание незаметно застегнуть жене расстегнувшуюся застежку в оном интимном месте ее туалета.
   А уж после этих подставных - пошло - и поехало.
   Призы щедро раздавались налево и направо.
   Пьяные жены солидных мужей охотливо являли окружающим свои груди, а некоторые джентльмены были не прочь показать не только задницу, но и гениталии разного калибра, какие у кого имелись в атласных штанах от Кардена и Гуччи.
  
  
   - Ну что ? Поскандалим ? - сказала Алиса своим спутникам, входя в зал, наполненный беснующейся публикой.
   Так как Максим был в это время на сцене, встречать почетную гостью вышел хозяин клуба Сева Карпов.
   - Целую ручки, сеньёра, - низко склоняясь к манерно протянутой руке, пропел Сева.
   - Буэнос ночес, амиго, - снисходительно хмыкнула Алиса, продолжая на своем финско-испанском, - уна баррача э дос респектатэ мучачос венида.
  
   Сева усадил девушку и ее кавалеров за мгновенно вытащенный официантами столик, который в мановение ока поставили в первом ряду ВИП-зоны.
  
   - Супер приз вручим Алисе, - шепнул Сева на ухо Максиму, когда усадив гостей, он улучил момент и подошел к своему арт-директору, - супер приз вручим ей, а там сориентируешься по обстановке.
  
   - А вдруг она фортель какой-нибудь опять выкинет ? - опасливо осведомился Максим.
   - Ничего, я тебе за то и зарплату плачу, - сухо ответил Сева и пошел назад к гостям, играть свою роль счастливого хозяина.
  
   СНОСКИ : эйе ву пасьянс - наберитесь терпения фр.
   Дос респектато мучачес э уна баррача венидо - два уважаемых мужчины и одна девушка прибыли исп.
  
  
   - Золотая монетка, настоящий царский николаевский червонец будет тем счастливым жетоном, который кто-то один из вас или одна из вас, обнаружит в разносимом официантами десерте, смотрите аккуратнее кушайте десерт, - увещевал публику Максим, - не сломайте зубик о золотую монетку, будьте осторожны милые дамы и уважаемые господа, потому как мне известно, что многие присутствующие имеют бриллианты, вставленные в зубки, поэтому, чтобы не сломать свою ювелирную красоту, ешьте аккуратней, и кто из вас обнаружит в своем кусочке торта золотой червонец, не только станет обладателем этой монетки, но и получит наш супер-пупер приз.
  
   Максим с опаской поверх очков следил за нехотя жующей Алисой.
   Официант всего минуту назад расставил на их столике три тарелочки с десертом.
   За другими столиками пьяные дамы уже лопали и уписывали за обе щеки не только свои, но и мужнины порции, а эта... А эта финско-грузинская шлюха отковыривала ложечкой по микрону от порции и томно отправляла в вытянутый бантиком роток. Когда она до этой монетки доберется ?
  
   - Приз, приз, приз, - пели три полу-голых девчонки из собственной своей клубной поп-группы "Максимки".
  
   - Приз уже за кулисами, он ждет своего счастливого обладателя, - крикнул Максим в свой потный микрофон.
  
   - Мой приз, - не вставая с места спокойно и с достоинством сказала Алиса, подняв вверх щепоть в которой блестела уже облизанная от шоколада золотая монетка.
  
   Максиму только оставалось изобразить крайнюю степень удивления.
  
   - Как ? Уже выиграли наш приз ? Так быстро ?
  
   Максим дал знак оркестру, и музыканты грянули туш.
  
   - Приз на сцену, - приняв пафосную позу, гаркнул Максим.
  
   Занавес распахнулся и шесть полу-голых девушек внесли нечто большой, и до поры завернутое, закутанное в блестящий целлофан.
  
   Девчонки поставили куль перед сценой возле самого столика, за которым восседали дос мучачос э уна амига.
  
   - По правилам нашей игры, теперь владелица приза должна публично и всенародно немедленно приступить к владению и совершить акт вступления в обладание призом, - завизжал Максим, - просим !
  
   Максим подал публике знак, чтобы та присоединилась и поддержала его в просьбе Алисе приступить к действию обладания.
  
   - Про-сим ! Про-сим! Про-сим! - послушно скандировала публика.
  
   Максим то с Севой знали, что находится в целлофановом куле, но того еще не знала Алиса, и поэтому Тушников и Карпов с замиранием сердца следили, как веревочка за веревочкой, листик за листиком, Алиса медленно распаковывала большой и высокий в рост взрослого человека куль.
  
   По мере распаковки, большинство присутствующих уже догадалось, что под упаковкой была скрыта фигура целиком шоколадного чернокожего мужчины. И когда последний листок целлофана упал на пол, все ахнули и засмеялись, у шоколадного негритенка был большой - сантиметров двадцать пять эрегированный, торчащий пенис.
  
   - Обладай, обладай ! - крикнули из зала.
   - Трахни, трахни его, - поддержали с другого конца.
   - Отсоси у него, - завизжала какая-то истеричка из брильянтовой знати.
  
   Алиса спокойно взяла из рук Максима микрофон и с достоинством профессиональной ведущей обратилась к залу, - я не против того, чтобы совершить акт обладания моим законно выигранным призом, но при одном условии, хорошо ?
  
   Дура-публика, к ужасу Максима закричала, - согласны, давай условие.
  
   - Мне нужен помощник, пусть им станет наш уважаемый Максим Деголяс, о-кей ?
  
   Максим похолодел.
   Он почувствовал, что хитрая Алиса сейчас их переиграет и повернет все по-своему, он поглядел в сторону, где стоял Сева, как бы ища в нем поддержки, но Сева сделал повелительный жест и кивнул головой, что означало, что Максим должен подчиниться воле Алисы Хованской.
  
   - Я хочу, чтобы мой помощник снял брюки и встал на четвереньки, - сказала Алиса.
  
   - Дава-давай, - увидев, что Максим смущенно замешкался, заорала толпа, - делай, как она говорит !
   Максим снова перехватил грозный взгляд своего начальника и решительно стал расстегивать брюки, - эх, была-не-была, ведь не убъет же она меня, - мелькнуло в голове.
   Оставшись в трусах, Тушников встал на четвереньки и принялся ждать развития событий.
  
   Публика вмиг замолкла.
   - Давай, отсоси у негра, - одиноко крикнула какая-то истеричка, но ее не поддержали.
  
   - Итак, я обладаю моим подарком, - громко сказала Алиса, - оркестр, музыку, телевидение, если оно тут есть, видеосъемку !
   Сердце в груди Максима ёкнуло.
   Он обернулся, скосив глаз на Алису.
   А та, а та красиво изогнувшись, сперва расстегнула пуговицы на блузке и сняв ее осталась в юбке и в черном лифчике, и полураздевшись, принялась танцевать эротический танец вокруг шоколадного негра и стоявшего на четвереньках Максима.
  
   Публика принялась аплодировать в такт музыке.
   - Давай, давай, трахни их обоих! - крикнул какой-то мужчина, - секс втроём !
  
   Краем глаза Максим видел, как красиво изгибаясь, Алиса то губами, то попкой, то грудью в своем танце касается эрегированного шоколадного члена.
  
   - Трахни, трахни его !
   - Отсоси !
   - Обоих, обоих трахни !
  
   Вдруг, Алиса остановилась, и подала знак музыкантам, чтобы те прекратили играть.
   В зале мгновенно воцарилась мертвая тишина.
   Как на арене цирка, когда дрессировщик приготовился к последнему движению в своём смертельном номере.
  
   Алиска картинно встала перед негритенком на колени, раскрыла ротик и зажав часть торчащей шоколадки зубами, рукою отломала ее в основании, где шоколадный пыпыс-гениталий крепился к шоколадному низу шоколадного живота.
   У публики вырвался вздох, - откусила ! Вот сучка !
   Но тут произошло неожиданное.
   Быстрым движением, Алиса стянула со стоящего на четвереньках Максима его шелковые красивые трусы и еще быстрее размашистым ударом всунула ему шоколадку в то место задницы, где по идее должна была находиться дырка ануса.
  
   Толпа заревела от восторга.
   - Молодец ! Молодчина девка, молодец !
  
   Алиска сделала знак своим спутникам и быстро направилась к выходу.
   Телохранитель Володя устремился за ней, а администратор Дима Розен, только подхватил с пола Алискину блузку и тоже поспешил скрыться.
  
   Публика ревела аплодисментами.
   - Вот эт-то шоу, вот эт-то угодили ! Не зря вечер пропал, нет, не зря !
  
   ***
   Утро Алискино, утро седое.
   Почему седое?
   Ну, потому что романс такой есть на слова Ивана Тургенева.
  
   Между прочим, Гоги, он хоть и грузинский бандит, но очень образованный и местами даже очень воспитанный мужчина.
  
   Алиска проснулась и указательным пальчиком принялась водить по волосатой груди своего любовника.
   Волос был густой, жесткий, весь в завитушках и сплошь седой.
  
   Утро Алискино,
   Утро седое
   Груди грузинские
   Снегом покрытые...
   - Ты что про что там поешь? - проснувшись, спросил Гоги, - шени диди дзудзуэби минда макацо*
  
  
   сноска: "шени диди дзудзуэби минда макацо" - хочу твои сиськи целовать (груз.)
  
   Гоги простер руки.
   Алиска вывернулась, гибко, словно кошечка, изогнувшись спинкой, грациозно соскользнула с постели на пол.
   Подошла к роялю, открыла крышку, взяла на пробу пальцев пару аккордов, еще больше выпрямила и без того балетную спинку и запела низким меццо-сопрано, взяв гораздо ниже своих возможностей, почти под мужской трагический баритон,
   Утро туманное,
Утро седое,
Нивы печальные,
Снегом покрытые.
Нехотя вспомнишь
И время былое,
Вспомнишь и лица
Давно позабытые,
   Алиска почувствовала как сильные и ласковые ладони Гоги прокравшись сзади и проползя у нее под мышками, крепко взяли ее груди.
   Вспомнишь обильные
Страстные речи,
Взгляды, так жадно
И нежно ловимые,
   Продолжала петь Алиса, закрыв глаза и откинув голову мягким затылком в твердый живот любовника.
  
Первая встреча,
Последняя встреча,
Тихого голоса
Звуки любимые,
   Теперь уже мощным дуэтом пропели они с Гоги вместе.
   Вспомнишь разлуку
С улыбкою странной,
Многое вспомнишь
Родное далёкое,
Слушая говор
Колёс непрестанный,
Глядя задумчиво
В небо широкое,

   С последним аккордом Алиска захлопнула крышку рояля, повернулась лицом к своему любовнику и начав жарко облизывать его тренированный рельефный боксерский живот, стала опускаться все ниже и ниже...
   - У нас на телевидении скоро большие перемены грядут, - сказала Алиска, когда они отдышавшись выкурили одну сигаретку на двоих.
   - Что такое ? Какие перемены ? - изобразив озабоченность, спросил Гоги.
   - Каналу федеральный статус придают, все поменяется, и сетка и формат.
   - И что ?
   - А могут и мой проект закрыть, вот что.
   Гоги нахмурился. Ему менее всего хотелось теперь показаться неспособным влиять на события. Это было бы как-то не по грузински и не по мужски.
   - Может им снова денег дать ? - с сомнением спросил он.
   - Э-э, там на Останкино такие деньги сейчас, что с твоими там делать нечего, - сказала Алиса. Сказала и пожалела, потому как Гоги буквально взвился, как будто увидал гремучую змею в их скомканных простынях.
   - Ты что говоришь, дура, ты не понимаешь, что говоришь, я если надо, всех их куплю, потом продам и снова куплю.
   Алиса поняла, что наступила на больное грузинское самолюбие. Она ведь в Финляндии росла с ребятами определенного заторможенного темперамента, обусловленного и климатом, и потомственной склонностью народа к алкогольной зависимости, поэтому, опыта общения с настоящими горячими парнями не имела. И часто нарывалась, как нарвалась и в этот раз.
   - Ну, прости, дура я, не понимаю в жизни ничего, - надув губки и держась за мгновенно покрасневшую после полученной оплеухи щеку, - сказала Алиса.
   - Правильно, не понимаешь, шени дэда,* - фырчал Гоги. В гневе он был похож на перегретый кипящий самовар, когда тот уже закипел, а дрова в его топке еще не прогорели. Он фыркал, плескал изо всех щелей кипяток и вообще, начинал плохо-плохо говорить по русски
   (сноска) шени дэда - твою мать (груз)
  
   В знак замирения еще раз занялись любовью и еще раз выкурили одну сигаретку на двоих.
  
   ***
   - Она меня публично в жопу трахнула, она меня опустила, - в полу-истерике орал Максим.
   - Ничего, вот твой месячный гонорар и премия за хороший старт, - сказал Сева, протягивая Максиму конверт, - пять штук баксов премия тебе, неплохо ведь ?
   Сева и Золотников были довольны.
   Газеты писали, что открывшийся на Сызранской новый ночной клуб Максим Деголяс - станет по всей видимости самым модным из пикантных заведений своего рода, что туда уже ходят такие знаменитости, как Алиса Хованская, что программу там ведет недавно ушедшая с телевидения звезда ночного эфира Максим Тушников и что там есть куда поставить дорогостоящий автомобиль.
   Чего еще желать владельцам клуба ?
  
   После того, как Максимка успокоился, поехали к Золотникову креативить.
   На этот раз в предбаннике ни минуты не ждали, Сева открыл дверь ногой , а секретарша улыбалась им как лучшему из своих любовников в предвкушении 25 см.
   Золотников был радостно возбужден.
   - Один раз - не пидарас и рифмуется с деголяс, - похохатывал он, дружелюбно похлопывая Максима по спине.
  
   Шеф бегал по кабинету в нервном возбуждении и потирал руки
   - О-кей, подчинимся инерции движения, как в борьбе айкидо, используем движение сделанное противником в нашу пользу, - сказал он остановившись посреди кабинета в задумчивости и изобразив на лице радость откровенного озарения, - Хованская сказала, что деголяс - пидарас, так мы и не будем отнекиваться, а даже усилим эту позицию, поменяем имидж Максима, повесим ему на шею шоколадный член....
  
   - Что ? - нервно сглотнув слюну, переспросил Максим, - что повешу ?
   - Член повесишь себе на шею и будешь с ним по клубу ходить, - Гриша снова хохотнул, - вот тогда будет настоящий деголяс.
  
   - Полный шиздипец ! - утвердительно кивнул Сева, - так и сделаем.
  
   ***
   В клубе началась рутина ежедневной работы.
  
   ***
  
   ТРЕТЬЯ ГЛАВА
  
   ***
  
   Лагутину не нравилась эта новая заведенная Кремлём мода, устраивать брифинги и совещания не на Старой площади или в Белом доме, а в городе Сочи, где черные ночи. И если при прежнем начальстве за накачками и нагоняями нужно было ездить недалеко от Останкино, самое дальнее - в ЦКБ или в Барвиху, то теперь за тем же цэ-у или пистоном в попу надо было три часа лететь из Внукова на самолете.
   Любой непосвященный дурачина сказал бы на это, мол ха-ха, что за проблемы? Отчего бы и не слетать на курорт лишний раз, а хоть бы и за цэ-у или за очередным выговором! А там заодно погреться на солнышке, да искупаться в море... Однако, не все было так просто с этой нынешней модой. Раньше бывало, не примет тебя высшее лицо, ну, просидишь ты в предбаннике в Цэ-Ка-Бэ пару часов, выйдет к тебе лорд-горшочник с ястребиной фамилией и скажет, - свободны ребята, поезжайте к себе домой в Жуковку, шеф не в настроении. И уезжаешь себе спокойно, тем более, что от Барвихи до Жуковки - рукой подать. А из Сочи, где черные ночи, если тебя сегодня не приняли и если президентский график встреч поменялся, так просто не улетишь, приходится оставаться еще на день... А потом - запросто и на два, потому что высочайшая повестка дня снова поменялась, а дела в Москве стоят... Покуда ты паришься там в этом Сочи, где ясные ночи...
   В общем, Лагутину не нравилась эта новая мода.
   Летели они с Брэмом обычным рейсом Внуковских авиалиний. Вызвавший их Вездеславинский улетел днем раньше, судя по всему, там затевалось что-то эпохально значительное и Лагутин на всякий случай по последней тоже моде, сходил у себя в Жуковке в местную церквушку, поставил свечку. Всякое может быть. Туда летишь генеральным директором. А обратно, не то чтобы можешь и не прилететь, слава Богу, сейчас не те времена, но возможен вариант, что вернешься с совещания не генеральным, а каким-нибудь бомжом без работы и должности.
   В салоне бизнес-класса Лагутин раскланялся с одним знакомым губернатором, тот тоже летел на аудиенцию, но судя по всему, по иному вопросу. Лагутин подсел к губернатору, такое знакомство надо поддерживать, оно никогда не помешает. Сегодня дяденька губернатор дальней области, а завтра запросто премьер правительства или вице-премьер. У нас такое случается.
   Потравили нейтральных, далеких от политики анекдотов про блондинок и про гаишников. А после набора высоты выпили по бокалу хорошего "бордо".
   - А слыхал еще такой, заходит блондинка в мужской туалет, смотрит на писсуар и спрашивает,...
   Лагутин терпеть не мог эти анекдоты, но от светского ритуала не уклонялся, потому как связи были куда как важнее собственных нервов.
   Он в очередной раз с деланной веселостью рассмеялся, чтобы не обидеть рассказчика и чтобы вообще, казаться простым доступным парнем, с которым приятно иметь дело. Рассмеялся, а потом тоже рассказал алаверды какую-то скабрезность.
   Губернатор, как показалось Лагутину, смеялся искренне.
   - o, sancta cimplicitas!, - беззвучно прошептал Лагутин, и сославшись на то, что ему надо еще поболтать о деле с коллегой, попрощался с губернатором и перешел на диван, где с глянцевым журналом в руках дремал Володя Брэм.
   - Что там у нас? - спросил Лагутин, через плечо коллеги, глядя на лежащую под крылом вату облаков, - очередное эпохальное идеологическое построение ?
   - Потерпи, сегодня после обеда узнаем, - ответил Брэм и снова прикрыл усталые глаза.
  
   ***
   В аэропорту их встречал знакомый порученец из администрации. Порученца, как и Брэма звали Володей. По заведенной на телевидении дем-традиции, Брэм дважды или трижды пытался обозвать Порученца тёзкой, но тот, хотя и не поправлял своего виз-а-ви, но сам в свою очередь упорно называл Брэма Владимиром Викторовичем. В конце концов и Брэм сдался и трижды на всякий случай подглядев на визитную карточку, принялся кликать того по имени - отчеству Владимир Санычем.
   Вообще, Владимир Александрович не казался таким уж аппаратным сухарем, как большинство людей в серых костюмах из команды второго вице. То, что Владимир Саныч генетически происходил из недр ФСБ не вызывало никаких сомнений, но по некоторым черточкам и ухваткам в поведении, чувствовалось, что прежняя до-аппаратная служба Саныча протекала не в самых скучных местах.
   - На концерт педераста хотите пойти ? - как бы примирительно и как бы извиняясь за протокол, поинтересовался Порученец, - шеф вообще-то больше битлу-сэру-Полу импонирует, но тот такой чванливый, такой задирай-носа-высокомерный, что ну никак не захотел приезжать, а этот, педик, он покладистый, как старая баба.
   - А он и есть старая баба, - хмыкнул Лагутин, - на поминках Леди-Ди вон как рыдал.
   - Ну, так как ? Пойдете ? - еще раз спросил Порученец, - концерт завтра поздно вечером, только для супер-випов, приглашенных будет меньше чем на концерте в Екатерининском дворце, но я вас в список уже внес.
   - Спасибо, Саныч, ты настоящий друг, - неопределенно, ни да-ни нет, ответил Брэм, чуть повыше локтя пожав порученцево плечо.
  
   ***
   Разместили Лагутина и Брэма в гостинице "Лазоревая".
   - Наших видел? - спросил Брэм, через пол-часа, уже побрившись и приняв душ, зайдя в номер к Лагутину, - внизу в рисепшн стояли.
   - Видел, - кивнул Лазуткин, - Милку видел и операторов, они на нашем же самолете прилетели, только в экономе.
   - Снимать первую пятиминутку для девятичасовых новостей будут, - сказал Брэм.
   - Может, Милку на кофе пригласить? - сам себя спросил Лагутин.
   - Пригласи, тыж ей босс, - ответил Брэм, подсаживаясь к холодильнику мини-бара.
   Но тут зазвонил телефон. Не мобильный, а обычный, кордовый, что стоял на тумбочке.
   Лагутин без пиджака и без галстука, в костюмных брюках и белой сорочке с ничего не выражающим лицом взял трубку.
   - Да.....да, Михал Борисович.....хорошо, Михал Борисович.... Будем, Михал Борисович....
   С таким же ничего не выражающим лицом, Лагутин положил трубку на рычажки.
   - Вездеславенский ? - поинтересовался Брэм.
   - Он, - коротко и с каким-то смаком, ответил Лагутин.
   - Вызывает ? - еще раз спросил Брэм.
   - Через пол-часа в конференц-зале на втором этаже, - уточнил Лагутин.
  
   ***
   Вездеславинский был весь насквозь какой-то холеный и лощеный.
   Все в нем, в его облике струилось и сочилось лоском высокой породистости.
   От ноготочка на мизинчике и до завиточка за ушком, хоть медали за экстерьер давай ! И повадка, и стойка, и походка, и голос. Во всем чувствовалась работа по селективной выбраковке, что на протяжении последних десятилетий проводилась кадровиками из министерств и из самого Цэ-Ка по выведению новой отечественной породы красивого руководителя.
   По нынешней кремлевской моде Вездеславинский не употреблял обращений "товарищи" или "господа", но подделываясь и подстраиваясь под общую волну нынешней конторской корпоративности, употреблял дежурно-пресное, но ёмкое по значимости обращение "коллеги"...
   - Коллеги, я рад, что вы нормально добрались, и теперь предлагаю немедленно включиться в работу.
   На столе, перед каждым из собравшихся, лежало по одинаковой толстой книге документов отпечатанных на лучшей мелованной бумаге, запакованных в полиэтиленовую обложку и по корешку сшитых пластмассовой спиралью.
   Лагутин и Брэм терпеливо ждали, покуда их непосредственный куратор от правительства сам расскажет, что за работа им предстоит, и что за документы предложены их квалифицированному, и почти что ученому вниманию.
   - Сегодня в четырнадцать часов в резиденции Богучаров Родник шеф озвучит некоторые из основных тезисов новой президентской программы в том, что касается нашего ведомства и ваших подразделений.
   Лагутин внутренне обрадовался, у него даже в виске кольнуло от счастья, но он ничем не выдал своего ликования, продолжая все так же, не мигая, следить за небольшой амплитудой колебания начальства.
   Брэм тоже виду не подал - молодчина.
   Получается, вызвали для того, чтобы стать свидетелями эпохального события в части телекоммуникационных реформ, о необходимости которой говорили низы... И покуда верхи еще могут, администрация решила что-то поменять в консерватории.
   А это значит, что покуда их с Брэмом еще не выкидывают на улицу, как некоторых шесть лет тому...
   - Вы, наверное, хотели бы узнать, в чем суть? - вскинул головку Вездеславинский, предугадывая вопросы, от задавания которых подчиненные его удерживались лишь своим аппаратным воспитанием.
   Он поднялся со своего места, подошел к окну с видом на море и подкрутил ручку, регулирующую угол вертикальных полосочек жалюзи.
   - Суть в том, коллеги, что народу, как и во времена Рима нужно хлеба и зрелищ. Насчет хлеба позаботятся другие ведомства нашего правительства, а уж зрелища, их качество и эффект от них, это наша задача, коллеги.
   - Народу надо дать жвачку, - подал голос Лагутин.
   - Таки ми её и даём, - с деланным одесским выговором вставил Брэм.
   - А надо еще лучше давать, - сказал Вездеславинский, - руководство возлагает на нас большую ответственность за стабильность масс.
   - Ага, - не то серьезным, не то не серьезным тоном сказал Лагутин, - если с хлебом в стране напряг, всегда зовут на помощь солдата идеологического фронта.
   - Если хлеба нет, то дай народу изображение этого хлеба, - тоже с самым серьезным видом вставил Брэм.
   Лагутин-то знал цену деланной серьезности Вовы Брэма, это же был циник из циников. Собственно, а кто здесь не циник? На телевидении поработать, это ведь как патологоанатому десять лет в мертвецкой отпахать, поневоле душою закоснеешь, когда насмотришься на то, из чего делают духовную колбасу для народа...
   - Кстати, Михал Борисыч, слыхали, как Алиса Хованская сказала про это самое ? - спросил шефа Лагутин.
   - Это какая Хованская ? - скинул свои красивые брови Вездеславинский.
   - С питерского канала, модная сейчас, - пояснил Лагутин.
   - Нет не слыхал, а что ?
   - Она сказала, что если бы в блокадном Питере работало бы телевидение, то самой рейтинговой программой была бы кухонная передача, типа Смака или "готовь вместе со звездой".
   - Дура она, - вздохнул Вездеславинский, - это не профессионально открывать идеологические запретные для народа файлы нашей profession de foi.
   - Это точно, - вздохнул Брэм, - однако она недалека от истины, мы показываем то, что они хотят смотреть.
   - И скоро уже вычерпаем все до дна, - добавил Лагутин, - уже все их любимые жанры поскрещивали, и голубой огонёк с фигуристым катанием, и концерт на день милиции с цирком и с боксом, и Штирлица с Жегловым на коньках, и Иронию судьбы с Брыльской и Мягковым на кухне с Макаревичем, скоро ничего не останется.
   - Да, и это причем все из прежнего золотого фонда, заметьте, на старом золоте сидим паразитируем, - вздохнул Вездеславинский, - компиляцией занимаемся, понимаешь, нового ничего не накреативили, а руководство страны требует от нас с вами гарантий стабильности, а мы что-то новое в фундамент этих гарантий, в залог грядущей нашей стабильности кладем ? Нам государство доверяет самое - самое, и средств на это не жалеет, а потому с нас с вами и спросит.
   - Не волнуйтесь, Михал Борисыч, - успокоил шефа Лагутин, - у нас с Володей тьма новых проектов.
   - Вот будем скоро пенсионерам по телевизору деньги показывать, - не удержавшись, хмыкнул Володя, - если нам Минфин в студию коробку из под ксерокса с наличными подбросит... , - сказал, но тут же застыл, поймав на себе неодобрительный взгляд Вездеславенского.
   - Глупая шутка, коллега, - покачал головою шеф, - смотрите, не брякните подобного при Президенте.
  
   ***
   Как Лагутин и думал, всю программу вдруг поменяли. Вместо совещания в расширенном составе, Президент ограничился встречей с министрами, которую и показали в новостях.
   - Ты-то хоть, не зря прилетала, - сказал Лазутин Миле Мылиной, когда встретил ее в холле нового крнференц-зала.
   - Ой, и не говорите, - она была с ним "на вы", все-таки он для нее и шеф, да и потом разница в возрасте.
   - Ну, хоть материал нормально отсняли ?
   Лагутину нравилась Мила, но он, в отличие от некоторых, старался никогда не подавать вида.
   - Пять минут, как всегда, - улыбнулась Мила, - а потом все журналисты на выход, ну мы сразу в Москву материал по спутнику перегнали, теперь я вроде как свободна.
   Эту её концовку, насчет того, что она свободна, иной бы мог расценить, как скрытое приглашение воспользоваться ее liberatios и пригласить ее куда-нибудь, но только не Лагутин. Он жестко придерживался правил не заводить шашней в своем профессиональном кругу, тем более с нижестоящими по табели о рангах коллегами.
   - Ну, тебе повезло, пойдешь купаться, позагораешь, тело столичное зевакам покажешь, а вечером на гомосека английского сходишь.
   - А вы, разве не пойдете ? - с робкой надеждой поинтересовалась Мила.
   - Нет, у меня иной набор культурных предпочтений, - улыбнулся Лагутин и сказав дежурные, - bon journee и adieus , поспешил удалиться по своим начальственным делам, оставив Милу в романтической задумчивости, - каким же набором культурных предпочтений располагает ее высокое начальство, такое милое, но такое недоступное.
   Впрочем, - подумала Мила, - если на концерт педика не идет, значит, наверное сам не педик?
  
   ***
   Вместо участия в расширенном совещании самого, Брэм и Лагутин попали на совещание со вторым вице, ответственным за некие проекты, которые отныне включали и идеологический.
  
   В большом зале, где они с утра уже встречались с Вездеславинским, теперь было полно народа. За тем же самым столом вкруг сидели почти все руководители столичных телеканалов и крупнейших издательских домов. Перед каждым лежала уже знакомая Лагутину книжица в полиэтилене. Но теперь, кроме книжицы, перед каждым из собравшихся стояло еще и по раскрытому ноутбуку.
   - Чтобы в квейк в сети порезаться, - сострил Брэм.
   Лагутин даже не улыбнулся. Теперь, к исходу пятого своего десятка, он знал, что только те ребята, кто с десятого класса школы перестал хохотать на уроках над глупыми шутками одноклассников - имеют шансы сделать карьеру.
   Второй вице вышел к пиплу как Ленин из коробочки - неожиданно, быстрым шагом и никому не давая опомниться.
   - Здравствуйте, коллеги, прошу присаживаться и сразу, прошу включаться в работу, - сказал второй вице не подарив собранию и полу-улыбки, настолько по всей видимости, она была дорогой.
   Совещания это рутинная обязанность и повинность чиновника за те радости руководства, что дает чиновнику его положение. Так думал Лагутин, коротая каждое из томивших его грудь и сознание присутствий, научившись думать на собраниях о своём, например о строительстве нового дома на Рижском взморье, причем думать, не отключая внешнего контроля, и если начальство вдруг обращалось к нему с вопросом, он не выглядел только-что разбуженным дурачком, а по деловому докладывал, излагая цифры и параграфы документов, как будто и не мечтал всё заседание о своих любимых делах-делишках.
   Сперва речь держал второй вице, он передал извинения и приветы от Президента и доверительно поведал собравшимся о том, что грядут большие дела, а большие дела не могут быть без больших успехов в той сфере, которая ответственна за стабильность.
   - Дайте денег, - с места сказал Вездеславенский.
   - Деньги будут, - ответил второй вице, - однако от менеджмента, от управляющих государственной составляющей российского телевидения, мы ожидаем эффективного привлечения частных капиталов.
   - Этож опять палка о двух концах, - шепнул Лагутину Володя Брэм, - частный инвестор ведь за свои вложения потребует определенного влияния на идеологию вещания, а иначе, зачем ему вкладываться ?
   - Мы это уже проходили, - тихо ответил Лагутин, пользуясь тем, что второй вице смотрел теперь не в их сторону, - где теперь те ребята?
   Вообще, им - Лагутину и Брэму - как представителям именно московского ТВ на этом всероссийском совещании было невыносимо скучно.
   Свои текущие вопросы они могли решать и в Москве, ежедневно находясь на короткой связи и со Старой площадью, и с Белым домом, и с министерствами, поэтому все подобные совещания обычно представляли собой бесконечное канючение, выслушиваемое от провинциалов, от всех этих Челябинцев, Хабаровцев и Сахалинцев, которые и приезжали именно для решения своей совершенно неинтересной москвичам текучки.
   Вот и сейчас у Лагутина челюсть от зевоты сводило, когда он битый уже час выслушивал вопросы с мест. Гендиректор из Екатеринбурга просит у второго вице денег сверх бюджета, гендиректор из Ростова тоже просит денег. И все остальные тоже, канючат, канючат, канючат...
  
   ***
   - Ну что? Ты остаешься ? Поедем в Красную Опушку на горных лыжах покатаемся ? - Брэм толкнул Лагутина в бок, - Президент с большой группой губернаторов там, на склоне, так что вся тусовка сейчас туда, Владимир Саныч нам машину дает, поехали ?
   - Не, я наверное в Москву полечу, у меня там встреча назавтра утром, - ответил Лагутин.
   - Знаю я, какая там у тебя встреча, - понятливо хохотнул Брэм, - с прорабом у тебя встреча, третий дом уже строишь, куда тебе ?
   - У меня семья большая, - машинально оглядевшись вокруг, сухо ответил Лагутин.
   - И на пидараса смотреть не пойдешь ? - не ожидая положительного ответа, спросил Брэм, - ну тогда, adieus amigos, Москве привет!
   - А ты остаешься? - спросил Лагутин.
   - Да, на пару деньков, покатаюсь, позагораю, посексуюсь тут...
   ***
   В самолете Лагутин опять оказался вместе с тем губернатором, с которым летели сюда. Губернатор был здорово под мухой и он решительно добавлял, не выпуская стакана из рук.
   - Ну что ? Решили свои вопросы ? - вежливо спросил Лагутин.
   - А хренли нам, сибирякам ? - кобенясь, ответил губернатор, - что бы вы, москвичи делали бы без нас без сибиряков зимою сорок первого, только с нашей помощью Москву то и отстояли.
   Пришлось выпить с губернатором, а нетто тот бы обиделся.
   - Ну а ты ? Решил свои телевизионные делишки ? - спросил губернатор.
   - Решил, - вздохнул Лагутин.
   -А Цэ-У получил ?
   - Получил, - Лагутин снова вздохнул.
   - И какие Цэ-У, если не секрет ? - хитро поинтересовался губернатор.
   - Крепить стабильность в обществе, снимать напряжение в маргинальных массах телезрителей.
   - И как это делать ? - не унимался губернатор.
   - Ну, про жизнь хорошую народу показывать, - по-простому с максимальной доходчивостью ответил Лагутин.
   - А-а-а, - понимающе промычал губернатор, - типа, мы типа с тобой хорошо живем, а им про это показывать!
   И губернатор зашелся долгим почти истерическим пьяным смехом, от которого Лагутину почему-то стало и жутко и противно.
  
   ***
   А вот Вове Брэму было вовсе не противно, когда он вдруг оказался в одном кресле с очаровательной петербурженкой, вернее даже не с петербурженкой, а с финкой, Алиской Хованской-Перкюляйнен.
   Кресло, в котором они оказались together, стояло перед жарким камином в альпийском домике гостиницы "Сломанная лыжа" , что буквально в полу-версте от президентского горнолыжного курорта расположилась на живописном склоне горы Апхон. И между бренными телами Вовы Брэма и Алисы Хованской были не пол-версты, а какие-нибудь пол-миллиметра.
   - А эти грузины, что тут с тобой были, они откуда взялись ? - спросил Брэм.
   - Они, вообще-то местные, типа отсюда, - ответила Алиса, - а Гоги он по жизни мой бойфрэнд.
   - Они в что ? Они у вас там в Питере, как сицилийцы в Нью-Йорке ? - хмыкнул Брэм, проникая ладошками под свитер подруги.
   - Типа того, - закатывая глаза, улыбнулась Алиса
   - А если ты со мной на Москву переберешься, они возражать не будут ? - спросил Брэм, покуда его ладони проникли уже совсем далеко-далеко.
   - Ну, они ведь бизнесмены, - выразительно повращав карими глазками, ответила Алиса, - если у них выгода прорежется, они и сами тебе денег дадут.
   - Мне деньги не нужны, - сказал Брэм, - я сам за хорошую ведущую денег любому заплачу. Нам сегодня на совещании второй вице с Вездеславинским новые деньги пообещали под новые проекты.
   - А я твой новый проект ? - игриво спросила Алиса.
   - Очень может быть, отчего бы и нет ? - ответил Брэм и вконец распустил шаловливые ручонки.
  
   ***
   ***
   В клубе вовсю пёрла приятная рутина.
   И пипл пёр, как бешеный.
   На выдачу клубных ВИП карт Севе пришлось даже установить месячную очередь. А на парковке возле клуба появились теперь именные парковочные места, и на некоторых даже было написано по красной отмостке - "место постоянного ВИП члена клуба Максим-Деголяс".
   Сева взял в лизинг два лимузина, у которых по лаковому черному борту красивой вязью были выведены буквы М и Д . Эти машины развозили особо подгулявших гостей или наоборот, по приказу администратора и по желанию члена клуба, ехали среди ночи за кем-нибудь из друзей-приятелей выполнять пьяную блажь очередного пьяного ВИПа, везли под утро чьей-либо жене или подружке корзину роз в качестве извинения, что вот мол, загулял я в Деголясе, и к тебе даже не приехал, прости !
  
   Максим появлялся в клубе к десяти.
   Ужинал в отдельном кабинете, потом переодевался, гримировался и перед выходом к посетителям, как наказал ему Гриша Золотников, надевал на грудь цепь с позолоченным стилизованным пыпысом. Прям, ни дать ни взять - главный жрец храма разврата, истинный Максим Деголяс.
   Но у главного жреца были и помощницы - жрицы. Нет, не стриптизерши и не танцовщицы из кан-кан группы, а две девушки с университетскими дипломами магистров психологии. И называли этих девушек по ученому - "маршалами", как распорядителей на гонках Формулы-1. Это Сева так придумал. Он прошлой весной был во Франции и в Германии. Специально, перед тем, как открывать свой клуб, купил себе большой обзорный тур, чтобы познакомиться с ночной жизнью европейских увеселительных заведений. Был в Париже, в Каннах, в Монте-Карло, в Довилле, а потом в Баден-Бадене и в Гамбурге. Так вот, поездка не прошла для Севы мимо ушей и мимо мозжечка. В Париже в клубе Мэд, что в новом модном районе Берси Виляж, ему очень понравилась внутренняя служба организации салона знакомств, и так понравилась, что Сева непременно захотел внедрить такую-же у себя в Питере. В принципе, ничего нового в работе клубных маршалов не было. Не обязательно было и в Париж ехать, чтобы понять их назначение и пользу, достаточно было бы перечитать роман Льва Николаевича Толстого в том месте, где он описывал салон Анны Шерер. Но Сева книжек не читал, ему было легче смотаться в Париж, чем осилить четыре тома классика.
   Но если без лирики, то назначение клубных маршалов было архи-полезным, и главное перспективным с точки зрения модной фишки делом.
   В большинстве, если не сказать больше - абсолютно во всех питерских и московских клубах администрации было совершенно пофигу, знакомятся ли в их заведении посетители друг с дружкой или нет. Собственно, вся работа клубов сводилась к одному - ресторанная жрачка, нажиралово в баре, стриптиз на подиуме возле шеста и как фишка - выступление какой-либо звезды в концертной программе - под фонограмму, разумеется.
   Все клубы Москвы и Питера таким образом по сути своей мало чем отличались от больших ресторанов советского периода, например от Тройки или от Садко, только те в свое время скромно назывались ресторанами, и администратор варьете в них скромно назывался "конферансье", а не арт-директором... Вобщем, публика, как в ресторанах советского периода, так и в нынешних так называемых клубах, была предоставлена сама себе. Пришел ты в компании из шести или из четырех человек - вот и веселитесь за своим столиком, если вам весело. Пейте в баре, танцуйте на данс-пуле, травите анекдоты в своей компашке, зырьте на стриптиз... Но это ведь не клуб. Клуб, это где... Это где знакомятся и общаются, как в салоне Анны Шерер.
   Сева это вмиг понял и по достоинству оценил в Мэд в Берси Виляж.
   Там уже при входе, когда он уплатил сорок евро входного, милая девушка с баджиком, на котором было написано ее милое имечко, сразу взяла его в оборот.
   - Вы говорите по-французски ? Вы говорите по-английски ? Вы хотели бы пообщаться в интересной для вас компании ? Тогда скажите, в чем ваши интересы ? Кто вы по профессии ? Любите ли вы спорт, кино, животных, классическую музыку, мистику, фантастику или что-нибудь еще ?
   Быстренько опросив слегка ошалевшего Севу, девушка ласково взяла русского визитера под рученьки и повела в кулуары.
   - Желаете посидеть в компании приятных собеседников своего возраста ? Или предпочитаете друзей помоложе ? У вас нет расистских предубеждений?
   Задав все эти вопросы, маршал Анна-Луиза подвела Севу к окруженному изогнутым диваном столу, вкруг которого уже сидели три дамы и один мужчина. Причем, мужчина был негром.
   - Позвольте вам представить мосье Всеволода, он только что приехал из Москвы, - сказала Анна-Луиза, обращаясь к компании, причем сказала она это, естественно, не по русски, а в оригинале это звучало примерно так, - Permettez moi de vous presenter mr. Vsevolod, ill et vien des venue de Moscou.
  
   - Мосье Всеволод бизнесмен из России, он говорит по английски и интересуется автомобилями, американским кино и светской жизнью голливудских кинозвезд.
   Сказав все это, она ласково улыбнулась всей честной компании и исчезла, пообещав наведаться еще разок и проверить, насколько дамам и господам интересно вместе.
   Дамы, Патриция - оказавшаяся инженером химиком из Пенсильвании, Ольга, чистая немка и домохозяйка из Ганновера, Морин - специалистка по компьютерной графике из Рейкьявика (Сева к своему позору, не знал в какой это стране) были до прихода в Мэд совершенно не знакомы, и спасибо маршалам, что им тут не дали скучать и избавили от позорной стыдной неловкой необходимости самим заводить разговор с незнакомцами в баре, как это делают проститутки.
   Кстати, Бернар, как звали негра, был единственным французом во всей компании. Но он тоже был в Париже проездом. Типа что-то вроде как по делам фирмы.
   Благодаря тому, что Анна-Луиза хорошо представила Севу, сказав про его интересы, сразу завязался разговор. Выдумывать ничего не стали, а принялись говорить о том, что знает и чем пользуется каждый - об автомобилях. Все с интересом (не каждый день встречаешь живого русского), принялись расспрашивать Севу, на чем ездят россияне ? Какие авто они предпочитают ? Что могут позволить себе простые рабочие ? И на чем разъезжают по Москве новые хозяева жизни ?
   Для такой темы, как автомобили, Севе вполне хватило его скромных институтских познаний английского.
   - Ай хэв биг джип тойота-лэндкрузер, - рассказывал он улыбчивым дамам, и жестами рук помогая себе , как это делают, когда рассказывают что-либо маленьким детям, Сева показывал руками, как он крутит руль и как переключает механическую коробку передач.
   Дамы и негр пили "кир", то есть по-французски - "киряли". Сева уже знал этот чисто французский напиток, представляющий из себя безобидную смесь кассиса с красным вином. Себе он заказал бокал пива хенникен, предложив всем на всякий случай по рюмке русской водки.
   Дамы со смехом отказались, изобразив глазками благоговейный восторг, какой любая европеянка испытывает от русской брутальности.
   Беседа текла, время шло.
   Анна-Луиза не соврала, она и правда пришла через пол-часа и поинтересовалась, не скучно ли дамам и господам ?
   Им не было скучно. Они уже поговорили о машинах и стали говорить о том, какие дома строят себе богатые русские... Причем, Сева опять руками показывал, какие высокие у них потолки и какие широкие пространства между стенами.
   Потом Сева понял, что было бы, если бы Анна-Луиза выяснила, что компания не склеилась.
   Она бы непременно перетусовала бы людей, уведя кого-нибудь в другой кружок общения, где веселье сложилось и состоялось, и приведя взамен кого-нибудь с менее кислой рожей.
   Но кстати, Сева оказался таким востребованным, что маршал Анна-Луиза все же извинившись перед Морин, Ольгой, Патрицией и Бернаром всеже забрала и увела Севу от них, потому что еще одна компания молодых женщин из Австралии очень хотела пообщаться с англоязычным русским.
   Так Севу и перебрасывали всю ночь от стола к столу, от компании к компании. Он здорово "накирялся", перезнакомился с хреновой тучей народу и совершенно не устал от общения.
   - Обязательно введу у себя в клубе эту систему знакомств! - сам себе пообещал Сева.
   И обещание выполнил.
   В результате настоящего кастинга из десяти дипломированных психологов отобрал двух девушек приятной наружности, манерами и знанием языков.
   Девушек звали Надя и Настя.
   Они должны были знакомить одиноких посетителей, сбивая из них компании.
   - Не самим с ними знакомиться, чтобы потом оказывать им сексуальные услуги, - пояснял Сева Наде и Насте, - а знакомить людей, подсаживать друг к дружке, тусовать, образовывать компании...
   Однако, девчонкам по началу было трудно.
   Не привыкла наша публика к такой форме обслуживания, чтобы кто-то организовывал их одиночество.
   И в девяти случаев из дести, вопрос маршала-психолога, - не хотите ли подсесть в компанию новых друзей и познакомиться с кем-нибудь ? - посетители истолковывали как предложение сводницы - познакомить их с проституткой...
   Поэтому случались и казусы.
   Но Сева велел девчонкам продолжать свою работу, мол время свое возьмет, люди привыкнут, люди и не к такому привыкали.
  
   ***
   - Ты знаешь, кто приедет ? - спросил Сева Максима, когда тот уже переоделся и нацепил на грудь свой позолоченный гениталий.
   - Кто ?
   - Володя Брэм с Алисой, вот кто ! - не скрывая желания ошарашить своего арт-директора, ответил Сева, - мне сейчас звонил Гриша, его просили показать Брэму типа самого модного у нас в Питере клуба, так вот он с Алиской сюда к нам наведается, так что, ты уж не подведи.
   - А что я ? У меня все всегда деголяс, - ответил Максим, - не в первый раз крутизну московскую принимаем, и не такие бывали.
   - Ну-ну, - придержал Сева, - я понимаю, у тебя с Алиской свои счеты, но Брэм это московское телевидение, ты же мечтал об этом, не так ли ?
  
   ***
   - Я мечтаю о том, чтобы сделать вообще эпохальное знаковое явление культуры, - сказал Брэм, - как Лиознова сделала "Семнадцать мгновений весны", как Говорухин сделал "Место встречи изменить нельзя", как Рязанов - "Иронию судьбы и с легким паром", как Гайдай "Ивана Васильевича" и "Бриллиантовую руку", чтобы даже когда я умру и через двадцать лет, мою программу или моё шоу, или мой фильм показывали народу в праздники, и чтобы мое имя было запечатлено в русской культуре двадцать первого века, как отпечатки ног, рук и всего иного на аллее кинозвезд в Голливуде.
   - Но ты же не кинорежиссер, - возразила Алиса.
   - Да, но телевидение теперь это больше чем половина всей культуры со всеми остальными жанрами, потому как телевидение это вообще всеобъемлющее всё!
   - Ну, и что ты хотел бы сделать ?
   - Шоу, придумать шоу, которого еще никто не придумал, - сказал Брэм, - вот есть уже такие шоу, без которых невозможно представить себе нынешнего телевидения, например КВН или Поле чудес, правда ведь ? И все будут всегда помнить, что КВН это Саша Масляков, а Поле чудес, это Влад Листьев... Так и я, хочу придумать эпохально знаковое шоу.
  
   Брэм говорил и сам себе нравился.
   У Брэма вообще была такая манера, такая фишка, такой конек, такой прием нравиться женщинам - это попросту рассказывать о своих режиссерских задумках.
   Он сам себе как бы со стороны представлялся в такой момент романтическим, увлеченным своим делом талантливым творческим человеком, истинным творцом, которого осеняет и озаряет что-то такое... Что-то такое, чего нет у простых делателей денег, которых на Москве сейчас пруд пруди. А девушкам нравится, когда не просто богатый и успешный, а еще и творческий, а еще и интеллигентный...
   Именно таким он себе и представлялся, - увлеченным своими творческими идеями творцом, который просто обязан производить впечатление на девушек...
  
   И порою он так входил в роль, входил в такой креативный раж, что некая муза, ответственная на Олимпе за телевидение, сходила к нему и венчала его материальное чело виртуальным лавровым венцом.
  
   Вот и теперь, вдруг-невдруг, но мысль пришла, да и какая мысль ! На сто миллионов мысль ! Под такую мыслищу рекламные агентства должны озолотить и телевизионный канал, на котором она прорастет в реальное шоу, и самого креативщика, что придумал... Ведь надо же такое придумать !
  
   - Ты будешь ведущей супер-шоу "Фабрика золотых невест", - придав лицу выражение соответствующее значимости исторического момента, сказал Брэм, - мы дадим народу истинно новое вожделенное зрелище, а не компиляцию из старых, не мозаику из вечно любимого фигурного катания, бокса, цирка и концерта попсы, мы придумали новое, чего еще не было.
  
   - И что ты придумал ? Светлая голова ? - встяхнув волосами и обняв Брэма за шею, спросила Алиса.
   - Я придумал эпохальное, - сказал Брэм, задумчиво глядя в вечность, где ждала его слава, сравнимая со славой великих Феллини и Висконти, - я придумал истинно народное телевидение.
  
   Так или иначе, но идея Володи Брэма действительно не была дурна, и даже более того, она была совсем не дурна и очень хороша.
   Шутка ли ? Потрафить самой заветной мечте каждой провинциальной золушки - выйти замуж за богатого и красивого !
  
   - Пугачева сделала школу поп-звезд под названием Фабрика, а мы сделаем фабрику невест для богатых и красивых женихов, причем будем показывать эти свадьбы, и свадьбы эти будут совершенно реальными.
  
   - А я ? - спросила Алиса.
   - А ты будешь ведущей этого шоу, - улыбнулся Брэм, - ты будешь ведущей, а я буду продюсером.
  
   ***
   Этот разговор случился у них с Алисой в машине, в лимузине с буквами М и Д, который по приказу Севы вез знаменитостей из гостиницы Европа, где остановился Володя Брэм на Сызранскую улицу в клуб Максим Деголяс.
  
  
   Глава четвертая
  
   ***
   - Там к тебе какая то дама пришла, говорит, ты ее знаешь, - сказал Петя.
   - Какая еще дама ? - жуя бутерброд спросил Максим.
   - Говорит, что Марина, говорит, ты ее знаешь, - ответил Петя.
   Петя был старшим службы безопасности.
   Это теперь их так называли, - старший службы безопасности, а раньше их называли швейцарами или вышибалами. А еще в бандитские времена про таких говорили, - стоит на воротах. Но не вратарь...
   - Так что ? Пускать ее или как ? - Петя не уходил.
   - Да гони ее в шею, - прожевав бутерброд и облизав пальцы, ответил Максим, - много тут таких Марин нынче ходит.
   Петя хихикнул.
   В их мужском общении поощрялось высокомерно-пренебрежительное отношение к женскому полу.
   Тушников и к самому-то Пете относился с высокомерием, но Петя был человеком очень нужным и Максим поэтому старался не слишком усердствовать выражая своё над ним превосходство, потому что случись чего, кого на помощь звать ? Петю !
   Вот вчера, например, такие люди в клуб приперлись, не пустить - нельзя, формального повода нет не пускать, да и на дорогих машинах приехали и по всему видать, серьёзные. Они Максиму сразу не понравились. Уселись за ближний к сцене столик и нет, чтобы пить, курить, да друг с дружкой разговаривать о своих делах, а эти уставились на сцену, будто в театр пришли и ну - громко комментировать, да вступать в разговоры с девушками.
   Сева, кстати, был весь вечер в клубе, и Максим подошел, пожаловался, мол, посмотри, что за люди такие, не попросить ли Петю и его вышибал вмешаться, а то к стриптизершам с репликами сальными, в певицу Настю, которая в этот вечер в качестве дежурной звёздочки была, самолетики сделанные из долларовых ассигнаций запускали, а ему самому, когда Максимушка вышел на сцену с номером своих анекдотов, непристойные жесты показывали, языком оттягивали щеку и пальцем показывали на рот...
   Но Сева Максима отослал назад в зал и даже отругал, - мол, это его Максима работа, как арт-директора и как конферансье, а публика имеет право самовыражаться в своем настроении, на то это и клуб, а к службе безопасности, к Петиной помощи можно прибегать только в случае, если гости настолько распоясались, что их поведение мешает отдыхать другим или.... Или представляет физическую опасность для артисток. Так, например, Петя смертельно на уровне рефлекса был проинструктирован, что если посетители, даже из ВИПов, распускают руки и хватают танцовщиц или стриптизерок, то Петя должен вмешиваться даже не спросясь у Севы. Руку за спину и волочь на улицу. А если так... А если словами, да самолетиками из американских денег, то это ерунда! И жесты непристойные в адрес конферансье - это тоже ерунда.
   - Отвечай им словесной рудой, - посоветовал Сева, - на то ты и артист разговорного жанра.
   Ох, и нелегкая это работа, изображать непристойного бегемота ! Если по Корнею Чуковскому...
   Поплелся Максим в зал и на сцену, Побрел.
   А эти там за своим столиком уже полную сексуальную экибану устроили.
   Из подсвешника и из подставки для фондю соорудили некое подобие дерева, на которое вместо листьев налепили стодолларовых и стоевровых бумажек.
   Приманили к себе со сцены, отлепившихся от шеста стриптизерок Лену и Олю и заставили их танцевать приват-стриптиз возле их столика.
   На это по правилам заведения они имели полное право - если договаривались с девчонками за наличные и при условии, что только смотреть и не лапать руками.
   Ну, Максим вернулся к сцене, а эти его подзывают, иди мол, сюда.
   Подошел.
   - Тебя как, чудо зовут? - спросил самый наглый и самый гадко-улыбчатый.
   - Максим, - ответил Максим.
   - Ты здесь типа анекдоты травишь ? - спросил гадкий.
   - Ну, типа того, - ответил Максим.
   - А расскажи нам пару приват-анекдотов, - сказал гадкий, снимая с чугунного подсвешника три стодолларовых бумажки и протягивая их Максиму, - покуда эти сучки нам приват-танец пляшут, ты нам приват-анекдоты трави.
   - Это как это приват-анекдоты? - поджав в недоумении губы, спросил Максим.
   - А так, чтобы только нам, а не всей этой шобле, - ответил гадкий, обводя зал рукой, - только нам с корешами, понял, чудо ты в перьях?
  
   Максим на всякий случай оглядел зал, не смотрит ли на него Сева, и здесь ли на всякий случай Петя, если что... А потом взял из рук гадкого три сотни.
   - Ну, рассказывать ?
   - Да ты присядь с нами, выпей нашего, - сказал гадкай, сделав знак своему приятелю, чтобы тот налил Максиму.
   - Я не пью на работе.
   - Да не стесняйся, выпей.
   Максим поглядел в острые и как два северных полюса бесконечно холодные глаза гадкого, и понял, что лучше будет, если он подчинится.
   Выпил пол-стакана виски, потом еще четверть стакана.
   Рассказал пару-тройку самых новых анекдотов про блондинок.
   Гадкий три раза громко смеялся. Его дружки тоже поощрительно ржали.
   - Ну, а усы то ты зачем отрастил, чудо ты в перьях? - положив свою тяжеленную руку на плечо Максиму, спросил гадкий, - чтобы не узнали отрастил что ли ?
   - Да так, да были они у меня всегда, - в растерянности промямлил Максим.
   - Сбрей, - не идут они тебе, - сбрей сейчас, - сказал гадкий. И таким голосом и так тихо сказал, что Максиму тут же захотелось куда-нибудь убежать и спрятаться.
   - Давай, вот, я тебе и ножичек вот острый дам, у него тут и ножнички есть, и отверточка и штопор...
   Гадкий достал из кармана красный перочинный ножик со швейцарским белым крестом "swiss army knife", - давай я сам тебе один ус отстригу !
  
   И тут Максима осенило.
   - Тыща баксов , - сказал он.
   - Годится, - ответил гадкий.
   Гадкий общипал чугунное деревцо, сказал брысь Лене и Оле у которых глазки заблестели при виде денег и протянул десять бумажек Максиму.
   - Иди и на сцене отстриги себе усы, - сказал он, - это будет лучшим номером сегодняшней программы.
   - Прямо на сцене ? - для верности переспросил Тушников.
   - Прямо на сцене, - кивнул гадкий.
  
   Que fair?
   Пошел и сделал.
   На ходу придумал репризу, и жестом собрав к себе танцовщиц, чтобы как бы поддержали его в его порыве и попросив живых музыкантов, чтобы сбацали что-то вроде туша, сказал, обращаясь к публике , -
   - Сальто мортале с моей комплекцией делать сложно, но вот что-то этакое, типа как в Интернете теперь говорят, "в фотожабе веселого Гитлера замутить", это я могу...
   И взял, да и отрезал себе сперва левый, а потом и правый ус...
  
   ***
   Уже потом, дома, глядя на себя безусого в зеркало, Тушников думал, что...
   - во-первых, маловато взял за усы. Надо было подороже заряжать.
   А во-вторых, если так дело пойдет, то можно только на это и жить. Две недели усы отпускаешь, потом их за пару косарей отрезаешь... А потом снова...
   Такая вот жизнь артиста.
   И пошел, разыскал на подставке диск с вальсами Штрауса.
  
   ***
  
  
   Идея Брэма насчет Фабрики невест настолько понравилась Вездеславинскому, что у Лагутина от зависти едва удар не случился.
   А Лагутин узнал про новый проект от Славы Погребалко - директора Глоб-Интермедиа, главного оператора на рынке телевизионной рекламы.
   Вообще, Лагутин со Славой жили в Жуковке неподалеку друг от друга, но виделись там крайне редко, домами, как говорится - не дружили, а встретились они в Думе. Слава Погребалко приехал в комитет насчет нового законопроекта, ограничивающего рекламу пива, а Лагутин притащился в другой комитет, по делам своего бизнеса. Была у Лагутина задумка, подстраховаться на случай предстоящего в будущем году Совета директоров-учредителей. Срок, на который Лагутин был избран
   Генеральным директором телеканала - подходил к концу, а уверенности, что его переизберут еще на следующие пять лет, не было никакой. Даже наоборот, было сильное предчувствие, что не переизберут. Поэтому, пользуясь имевшейся покуда еще пробивной вхожестью в кабинеты, Лагутин прилагал теперь массу стараний втайне подготовить себе мягкое место на старость, что-то вроде частного развлекательного телеканала. Но дело это было архи-хлопотным, и требовалось уладить и сладить целую тьму разных вещей и нюансов. Причем, действовать и политиканствовать приходилось зачастую не прямыми путями, а через кого-то, бартером устраивая чужие интересы, затем, чтобы уже потом ублаженный Лагутиным клиент, в другом месте решил бы вопрос самого Лагутина, так сказать - алаверды. Вот и теперь, Лагутин приехал в Думу по просьбе одного грузина в совершенно непрофильный вроде бы для Лагутина комитет по делам Сельского хозяйства. Но решив вопрос, передав кое-что от этого грузина людям в комитете по сельскому хозяйству, Лагутин потом рассчитывал на реальную помощь этого грузина в другом комитете, который ведал распределением радиочастот, необходимых для открытия Лагутину своего телеканала.
  
   - Привет, давно тебя не видел, ты что? К Сидоровичу? Или к самому Грызлову? - столкнувшись с Погребалко в широком, устланном двумя рядами ковровых дорожек коридоре, спросил Лагутин.
   - Ну, типа того, - устало улыбнувшись соседу по даче, ответил Погребалко, - слыхал, что эти в комитете по рекламе готовят ? Если рекламу пива запретят, я разорюсь и по миру пойду, у меня вся вечерняя реклама - пиво.
   - Пейте пиво пенное, будет морда здоровенная, - улыбнулся Лагутин.
   - Ага, - иронично закивал Погребалко, - у меня, если рекламу пива запретят, будет морда не здоровенная, а похуденная, потому что я как минимум двадцать процентов доходов от рекламы в вечернее и ночное время потеряю , а то и похуже неприятностей огребу.
   - Ну, переключишься на другие сегменты рынка, другими проектами компенсируешь, впервой что ли ? - похлопав соседа по плечу, сказал Лагутин, - вона, тоже когда рекламу водки запретили, все вы рекламщики рыдали, мол разорили нас, мол по миру пустили...
   - Ну да, - кивнул Погребалко, - может и переключимся на другие сегменты рекламодателей, если нас прежде пивные магнаты в землю не уроют за то, что мы плохо законы лоббировали.
   - Не уроют, - успокоил соседа Лагутин, - водочные не урыли, и эти не уроют.
   - Как знать, - с сомнением покачал головой Погребалко, - как знать, все под Богом ходим, деньги то ведь охренительные у пивняков на рекламу, а откаты, сам знаешь какие.
   - Ну, найдете противовес, как при Ёлкине-Палкине, система сдерживающих и поддерживающих штаны, - хохотнул Лагутин, снова по-дружески беря Погребалко за локоток, - не верю я, что ты не подстраховался.
   - Да, брат, не без этого, - кивнул Погребалко, - страхуемся, ищем новых крупных рекламодателей, а под это ваш брат, телевизионщик должен новые проекты создавать, ты же сам это лучше меня знаешь. Вон, сделали эти новые шоу с боксом и на льду, как сразу поперла реклама спортивного инвентаря и спортивной одежды ? Вон, то-то я и говорю.
  
   Погребалко явно вошел в раж и увлекшись, проговорился.
  
   - Вон твой конкурент, Вова Брэм сейчас мне такой классный проект приволок, Фабрика невест, так я под него кучу рекламодателей сразу организовал... Ведущая нового шоу у Брэма из Питера, сейчас же все модное только из Питера, ты ведь сам знаешь...И бабы, и министры, и президент, все только из Питера... Вобщем, он там девку полу-финку, полу-русскую надыбал, Алиса Хованская, такая сексуалочка, я тебе доложу, и идея шоу замечательная, искать реальных провинциалочек и делать из них невест для состоявшихся джентльменов, этакая русская бабская мечта из доярки в генеральши ! Рейтинг ожидаем на уровне Поля чудес и КВНа вместе взятых. И знаешь, кто генеральным спонсором ? Косметика Мадам Лоранц ! А вокруг генерального, еще десяток таких крупных пакетов продал, что закачаешься, тут и автомобили престижных классов, и платья для невест, и бельё, и даже... представь, лекарства для поднятия мужской потенции.
   - Для престарелых генералов, что на молоденьких доярках женятся ? - хохотнул Лагутин.
   - Точно, - кивнул Погребалко.
   Пожали друг другу руки, пожелали "гуд лаков" и разбежались.
  
   А осадок в душе у Лагутина остался.
   Вот даёт Вова Брэм, новое шоу придумал.
   Надо, наверное, и нам на канале подсуетиться, скоро ведь Совет директоров-учредителей.
  
   ***
   ***
   Алиска переезжала на Москву.
   Сбылась мечта идиотки.
   Конечно же, на Москве всё круче чем в Питере, и телебашня там выше, и видно с нее дальше, и денег там в Останкино во сто крат больше, чем на Чапыгина. Поэтому, когда Володя предложил Алиске уехать с ним в столицу, сомнений у нее почти не было. Единственным ее сомнением был Гоги, но Володе удалось развеять и его. Разговор с Гоги против ее ожидания получился очень легким и простым.
   - Хочешь уезжать, уезжай, - сопровождая эту фразу характерным для южан жестом, что выражал у них и досаду, и непонимание, и безразличие одновременно, сказал Гоги, - только если плохо там тебе станет, назад не приходи.
   Алиска радовалась, что объяснение с ее грузинскими хозяевами прошло так легко и просто. И сама еще себе не веря, что ее вот так вот отпустили, причем не набив ей даже морду для порядка, Алиска принялась поспешно собирать чемоданы, дабы поскорее съезжать с квартиры, что Гоги целый год снимал для нее на престижной Петроградской стороне. Алиска радовалась, но не знала, что так просто без бития и без громкой крикливой ругани ее отпустили только потому, что Володя Брэм нашел для нее новых хозяев, возможно ничуть не лучших чем Гоги и его братья, и что эти новые ее хозяева, которые покупали ее вместе с новым шоу и прилагавшимся к нему большим дивидендом от всего пакета спонсорской рекламы, они накануне имели беседу с грузинами. И те сделали для себя правильный вывод, что лучше по-мирному и по хорошему Алиску отдать.
   Но она покудова всех подробностей и всех тонкостей не знала.
   В счастливом неведении она переезжала на Москву, где как она полагала, ее ждали вселенские деньги и слава, уступающие может быть только голливудским деньгам и славе.
   ***
   Зураб Ахметович не очень хорошо понимал всех этих нематериальных вложений денег, вроде как в продюсерство поп и теле звезд или в покупку телевизионных шоу. Положив начало своему капиталу на ввозе в Московию водки, изготовленной и разлитой в предгорьях соплеменного Кавказа, Зураб Ахметович верил только в материальные воплощения серединной составляющей знаменитой марксовой формулы: "деньги-товар-деньги". Он не понимал, как товаром может быть такая непонятная вещь, как скажем, репертуар модного певца Мити Красивого, или сценарий к будущему, еще не отснятому фильму пусть и известного, но еще не вышедшего из очередного запоя кинорежиссера.
   Однако, племянники Зураба Ахметовича - Магомед, Тимур, Аслан и Аджинджал, делом доказали, что единыжды взяв у дяди два чемодана денег и купив на Москве какого-то режиссера, продюсера и нескольких администраторов с телевидения, через год не только вернули Зурабу Ахметовичу три чемодана денег, но и принялись его убеждать, что времена водки, разливаемой в долине реки Курмакчи близ родового тейпового села Армат, давно прошли, и что вкладываться надо в безопасные и нетрудоемкие технологии. Дядя согласился с племянниками и дал им еще четыре чемодана денег кредита.
   - Когда на эту вашу чудо-ведущую можно будет поглядеть ? - перебирая четки, спросил Зураб Ахметович.
   - В понедельник утром приезжает, дядя, - вежливо с подчеркнутым почтением опустив взгляд, ответил Магомед.
   - Хорошо, - продолжая перебирать четки, кивнул дядя, - как привезете ее, как устроите на квартире, привезите ее в мой офис, я на нее посмотрю.
  
   ***
   Алиска разминулась с Лагутиным где-то на траверсе Бологого.
   Пулковскими авиалиниями или Трансаэро Алиска не полетела из-за того, что с нею было много чемоданов лифчиков, стрингов и прочих очень нужных ей на Москве вещей. Раньше, в прежние грузинские времена такими событиями, как переезд, занимались Гоги и его братья. Однако ее опасения, что после расставания с Гоги, отъезд из Питера будет для нее хлопотным мероприятием, развеялись в один миг, когда назвавшись Володиными администраторами, на оставляемую ею квартиру за ней приехали молодые темноволосые ребята. Они отнесли вниз ее чемоданы, погрузили их в два джипа и посадив саму хозяйку в большой черный лимузин, сказали, чтобы она ничего не боялась, потому что отныне, она под охраной очень серьезных и уважаемых на Москве людей.
   - Людей Володи Брэма ? - поинтересовалась Алиса.
   - Володя Брэм тоже наш человек, - как-то неопределенно ответили ее новые телохранители.
   А вот Лагутин почему не полетел в Питер, а поехал поездом ? А потому что вдруг что-то забоялся он летать, да и врачи ему в эту неделю пить не рекомендовали, а полет "на сухую", очень нервный полет, поэтому - лучше уж поездом.
   Так что, разминулись Алиса с Лагутиным. Разминулись где-то на траверсе Бологого.
  
   ***
   В Питер Лагутин поехал по наколке, данной ему Володей Брэмом.
   - Колись, ты шоу обалденное втихаря задумал, - повстречав конкурента в баре гостиницы Балчуг, Лагутин насел на Брэма, едва буквально не навалившись на того пузом, - признавайся, несчастный конкурент, что задумал ? Мне все известно, мне Погребалко в Думе все про тебя и про своего генерального спонсора от Мадам Лоранц рассказал.
   - Ну, так если все рассказал, так что ты тогда на меня тогда пузом наваливаешься? - отмахивался Володя, - вот тоже, трепло этот Погребалко, ведь это же корпоративный технологический секрет фирмы, надо на него штраф...
   - Ты не про него и про его штраф думай, - сердито выговаривал коллеге Лагутин, - ты думай, как мне должок отдать за прошлогодний твой прокол, который я тебе помог замять, забыл ?
   Нет, Брэм не забыл.
   И правда, случился в прошлом году прокол в Володиной команде, потеряли его ребята отснятый материал, причем потеряли как-то очень глупо, не успев перегнать его по спутнику в Останкино. А материал был сверх-важный литерного значения, о зарубежном вояже первых лиц государства.
   Что это было ? Диверсия врагов государства? Небрежность Володиных ребят ? Или козни конкурентов ? Тогда разбираться было некогда, а потом как-то это дело замяли, потому как в Володиной команде, та бригада журналистов, что материал потеряла - тоже не из простых была, а из очень блатных, кого тоже наказывать и на кого сильно давить не след.
   Но, вобщем, действительно, выручил тогда Брэма Лагутин, дал ему копии материалов, отснятых его бригадой журналистов, спас телеканал от позора и от разборок со Старой площадью. И вот как раз тогда, Володя и поклялся Лагутину, что про долг свой будет помнить всегда.
   - Ну так что ? Помнишь про должок ? - отступая на пол-шага назад, ехидно спросил Лагутин, - расскажешь мне все по честноку ?
  
   Вобщем, Брэм не только все Лагутину рассказал, но и наколку дал, - пошли, мол в Питер своих продюсеров, пускай поглядят там одного чудика в клубе "Непристойный Максим", мы его хотели сами себе взять, но упрячь коня вместе с трепетной ланью нам никак не можно.
   - Насколько я понял, - сказал Лагутин, - трепетная лань, это ваша финская ведущая, а мне вы втюхиваете коня в пальто?
   - Это хороший, это стоящий конь, - успокоил сердитого коллегу Володя, - он матом ругается, он анекдоты рассказывает, он прекрасный ведущий интеллигентной Питерско-Ленинградской школы.
   - Ну, гляди у меня, если обманешь ! - пригрозил Лагутин Брэму и сам поехал в Питер глядеть на ругающегося матом коня в пальто.
  
   ***
  
  
  
  
   Глава пятая
  
   ***
   Если театр начинается с вешалки, то клуб начинается с фэйс-контроля.
   Фэйс-контроль клуба "Максим", это начальник службы безопасности Петя Огурцов и два его бойца - чемпион 1995 года по боям без правил Валид Бароев и ветеран спецназа внешней разведки Северной Кореи - Ким Дон Ким, или как его еще тут кликали, - "Ким два раза". Кликали его так не только потому что имя Ким повторялось у него еще и фамилией Ким, а потому что Ким Дон Ким, когда наставала пора бесплатного обеда и бесплатного позднего ужина, положенного работникам клуба, всегда ел две порции... Потому и два раза Ким.
   Сева Карпов не поскупился на охрану. Сева по опыту своей первой жены знал, что стоит сэкономить на безопасности, как можешь запросто понести убытки, сравнимые с пожаром. Первая жена Севы - Алла в веселые девяностые годы владела злачным заведением на Ваське (то есть, на Васильевском острове), и от нее Сева слыхал, как случались порою в кабаках той поры настоящие битвы заезжей подгулявшей братвы, причинявшими интерьеру заведений, равно как и экстерьеру и здоровью их работников, ущербы, сравнимые с кишиневскими и одесскими погромами начала прошлого века.
   А теперь, когда в ремонт и отделку клуба вложены миллионы, когда одних только аудио и светотехники от модного германецкого ди-джея было выставлено на двести тысяч евро, любая потасовка, или не дай Бог перестрелка, могла обернуться огромными убытками. Так что, на привратников Сева денег жалеть не стал, и отныне, каждый входящий в "Максим Деголяс" сперва являлся под колкие остренькие очи стоявшего подле магнитной рамки металлоискателя Валида Бароева, чьи мастодонтного размера мышцы плеч невозможно было скрыть даже под стройнящим его черным костюмом.
   Вообще, клуб начинался с парковки .
   Напротив главного входа в клуб усилиями долгих хлопот Севы в местном муниципалитете и благодаря немереным взяткам, данным в районной управе, раскинулась обширная, обозреваемая недреманным оптическим оком видеокамер - стоянка, на которой вип-члены клуба завсегда могли запарковать свои Мерседесы и майбахи. Здесь же стоял взятый Севой в лизинг длинный лимузин с буквами "М и Д", а также парковались "бэхи" Пети Огурцова и его цепных бультерьеров.
   Вообще, для того, чтобы избежать унизительной процедуры "дресс-код-фэйс-контроля", нормальные люди покупали членскую клубную карточку, потому как по пятницам и по субботам, когда в "Максиме" помимо супер-гипер модных ди-джеев вживую и под полу-фанеру пели и приплясывали самые популярные звезды обеих столиц, типа Мити Красивого и Маши Краснопуповой, у входа в клуб, случалось что и скапливался народ.
   Не поскупился Сева и на бармена.
   Как-то побывав в Гамбурге, в баре "Моргенштерн" Сева увидал настоящее шоу с подкидыванием бокалов и бутылок, с наливанием и взбалтыванием коктейлей из-за спины, с вращением бутылок, которые с такой скоростью вертелись в неумолимо быстрых пальцах бармена, что эти бутылки джони вокера и текилы голден-мексикана превращались в два пропеллерных круга, какие бывают разве что у двухмоторного бомбардировщика.
   Сева поспрашивал, покумекал, сколько такое шоу стоит, и нашел подобного человека у себя на родине, взяв нынешнего своего бармена из московского циркового училища.
   - Легче жонглёра научить стаканы протирать, чем буфетчика выдрессировать бутылками жонглировать, - назидательно потом и с хвастовством говорил Сева.
   Бывшему студенту циркового училища дали псевдоним "герр Бисмарк", навесили ему на белоснежную рубашку соответствующий бадж и научили его нескольким немецким фразам, вроде, - "айн момент, фройляйн, дайне фляш битте, гутен шнапс тринкен, майне херрен".
   Так или иначе, Вася Гуткин по прозвищу Герр Бисмарк, устраивал теперь за стойкой настоящие бар-экшн-шоу, не хуже, чем на международных конкурсах стоечных бар-тендеров где-нибудь там в Майами или в Лас-Вегасе, а обошелся он Севе Карпову вдесятеро раз дешевле, чем если бы Сева перекупил бы этого чудо-бармэна из Гамбурга или из Варшавы.
   Кстати, именно из Варшавы был повар, командовавший на клубной кухне. Про то, как пан Ковалек попал на кухню в Максим Деголяс надо было бы отдельный роман писать, но мы пишем книжку про Максима Тушникова и Алису Хованскую, так что, о судьбе повара Ковалека скажем быстро и телеграфным стилем. Пан Анджей был хорошим специалистом и работал в ресторане, принадлежавшем его жене пани Терезе. Но Тереза Ковалек была одержима гэмблерской страстью, то есть, любила играть в картишки и все прибыли, получаемые от ресторана, проигрывала в казино.
   И однажды, она проиграла и банковские закладные на сам принадлежавший ей варшавский ресторан. А выиграл эти закладные один, оказавшийся за тем заграничным покерным столом, русский бизнесмен. Это был Гриша Золотников. Туда-сюда, так или иначе, а за эти закладные, муж Терезы - пан Ковалек корячился и отрабатывал теперь на кухне у Севы Карпова. И прекрасно отрабатывал. Обильные мясные закуски а-ля Герцог Ольбрыхский и жаркое из Замка Мальбрук - были фишкой и коронным номером от клубной кухни.
   Хорош был и ди-джей, который гремел своими кислотными миксами после часу ночи, когда Максим Тушников и приглашенные им на вечер звезды попсы, вроде Ханы Лиске и Мити Красивого уходили со сцены в свои гримерки. Ди-джей был натуральным немцем из Гамбурга (по иным данным - бывшим студентом института культуры имени Крупской по имени Гена Брюхин, отчисленным с первого курса за полную неуспеваемость) но Сева разыскал Гену-Гюнтера в Гамбургской пивной, и сговорился с ним за "тридцатку". Гюнтер-Гена отрабатывал свои деньги с лихвой, потому как в те ночи, когда он работал, платежеспособной молодежи было невпротык. И если кухня в такие смены отдыхала, то бармен Герр Бисмарк в ночь, когда работал ди-джей Гюнтер, выполнял недельный план продажи текилы.
  
   ***
   Маринок тут теперь была целая тьма.
   Даже когда дела были как сажа бела, Тушников прозорливо видел наперед, что с Маринками затыка не будет. И правильно сделал, что не смалодушничал тогда, когда дела катили плохо и когда его выгнали с телевидения, не смалодушничал и разогнал всех Маринок того периода времени. Голубого своего периода.
   Максим полагал, что у него, как у творческого работника, также как и у Пикассо, были и будут свои розовые, свои черные, голубые и серо-буро-малиновые паузы.
   А вообще, в каждом из периодов, независимо от его цвета, жизнь, словно игра паззл, состоит из мильёна бытовых и рабочих ситуаций.
   Вот, скажем по жилью. Когда Максим работал на ночном телеканале, его вполне устраивала съемная трешка на Кораблестроителей. Жить с престарелыми родителями при таком интенсивном темпе его коммуницирования с бесконечными Маринками - было делом не шибко удобным. А свою легко заработанную на взлёте веселых девяностых двухкомнатную, Максим также легко оставил своей первой жене - Марине Степановне Тушниковой-Муравьёвой. Easy come - easy go.
   По некоей инерционности мышления, оставляя первой жене квартиру, Максим с определенной долей наивности полагал, что и другая квартира так же легко заработается и придет, как и первая. Что и все к нему всегда будет легко приходить. Но за розовыми наступили черные и голубые периоды, и пришлось вообще не только жить скромно, но даже и наступить на горло своим предваряющим сон мечтам об огромных в целый этаж - двенадцатикомнатных квартирах на Фурштатской или на Потемкинской, где господам, то есть ему - Тушникову, под гостиную, столовую, кабинет и курительную отводятся комнаты, выходящие окнами на улицу, а те комнаты, что окнами выходят на двор - те гостевые и для прислуги. Тушникову очень мечталось о жизни на две столицы, чтобы на Москве у него была квартира в тихом центре, где-нибудь в Дегтярном или в Столешниковом переулке, или на Малой Бронной, или на Старом Арбате. И чтобы квартира непременно была о восьми комнатах, чтобы прислуга жила постоянно, не приходящая, а постоянно проживающая, как у настоящих господ. Хозяйственная повариха, красотка-горничная и шофер-охранник. И такая же квартирка в Питере, где-нибудь на Потемкинской или на Таврической и тоже с красоткой-горничной, с поварихой-экономкой и шофером-охранником.
   Мечталось Тушникову, что вот проведет он какой-то свой очередной блистательный эфир на Питерском телевидении, выйдет на крыльцо телецентра на Чапыгина, спокойно и с холодным ледяным взглядом и не дрогнущим ни одной жилкой или мускулом лицом, пройдет по коридору, образованному его охранниками в толпе Маринок, почитательниц красоты и талантов Максима, сядет в лимузин и шофер отвезет его в квартиру на Потемкинской, а там красотка-горничная подаст ему в столовой ужин, поможет собраться в дорогу, а потом тот же шофер отвезет Максима на Московский Николаевский вокзал, посадит в отдельное купе, а там на Москве его уже встретит другой шофер, который тоже в лимузине отвезет Тушникова на Малую Бронную, где уже другая красотка горничная станет подавать ему завтрак... Непременно яичко всмятку, стоящее в серебряной рюмочке и кофе на сервизе тончайшего мейсонского фарфора.
   Но все то были мечты.
   А покуда, жил Максим на съемной квартире на Васильевском острове и Маринок из клуба возил под утро сюда, на улицу Кораблестроителей.
  
   ***
   Утром, когда очередная - потерянного им счета и числа Маринка, наскоро напудрив и накрасив мордаху и выпросив у него тысячу рублей на такси, укатила на свою скорее всего какую-то нудную секретарскую работу, Максим нехотя пошел в душ, и.... и вдруг ощутил какой-то беспокоящий его зуд в пикантно-срамном месте.
   - Ничего себе! - присвистнул Максим, согнувшись и приблизив зрение к обнаженному предмету своей мужской гордости, - кажется, мы приплыли...
   Максим занервничал, прошлепал босиком к письменному столу, где у него, кажется, лежало где-то там большое увеличительное стекло, зажег настольную лампу, направив свет себе пониже пупка и с пытливостью Отто Левенгука, изучавшего инфузорию-туфельку, принялся рассматривать нижнюю часть своего собственного организма.
   Удостоверившись, что он не ошибся в своих худших подозрениях, Максим несколько раз громко и смачно произнес слово "убью", потом пошлепал босыми ногами на кухню, где продолжая изрыгать проклятия всем бесам, что его хорошего попутали с этими нечистыми Маринками, принялся искать чистую баночку из под варенья, и не находя ничего подобного, раздраженно гремел посудой, икал и ругался.
   Взяв, наконец вместо баночки граненый стакан для виски, Максим снова спустил трусы и кряхтя, помочился в посуду для благородного напитка, потом, сморщив рожу, поднес свой анализ к свету и принялся долго рассматривать белые хлопья, что так медленно и так противно кружились в мутной среде его еще теплых выделений.
   - Вот, жопа, убью, - выдохнул Максим, идя в туалет и выплескивая содержимое стакана в унитаз.
   Первым порывом Тушникова было позвонить доктору Щеблову, все-таки, какой-никакой, а доктор. Однако, уже взяв было в руки телефон, Максим не стал набирать знакомый номер, а задумался.
   - Я же ему засранцу так резко отказал давеча, когда он меня попросил посодействовать с возвращением на телевидение, наверняка он в обиде, и теперь может тоже взять, да отослать меня к чорту, иди, мол, в районный КВД...
   Максим встал посреди комнаты в задумчивости потирая подбородок.
   - А что ? Может, и правда в районный КВД, там же есть сейчас эти, как их ? Ну, платные анонимные кабинеты!
   Максим собрался было уже взять в руки справочник Желтые Страницы, как снова застыл в задумчивости.
   - Идти в общий со всеми КВД при этой моей-то известности ? Ну-нет!
   Максим закурил, чего никогда раньше не делал утром натощак и еще три раза произнеся словосочетание "убью, жопа", принялся вспоминать, как раньше, когда у них со Щебловым была дружба-не разлей вода, все такие недоразумения с анализами, таблетками и уколами разрешались в два счета. Доктор с тонкою своею улыбочкой брал все Максимовы проблемы на себя. Сам отводил его с черного хода к каким-то очень вежливым и предупредительным докторам, которые быстро и не больно брали мазочек на посев скрытой флоры и так-же вежливо принимали от Максима пару сотенных в грюнах, которых бывало совсем не жалко, потому как все было без сидения в стыдных очередях и абсолютно конфиденциально.
   Ну, глотал Максимушка пару раз по курсу юнидокса с вильпрофеном, за которыми ему даже не приходилось ходить в аптеку, потому как Щеблов самолично Максимушке таблетки приносил... По двести долларов за пачку, между прочим.
   - Может, пойти в аптеку, да купить антибиотиков ? - он сам себе задал вопрос и тут же отмел эту глупую мысль, - откуда мне знать, может эти вильпрофен и юнидокс не на те бактерии действуют, которые во мне теперь сидят ?
   Тушников снова выругался, потом пошел-таки, побрился, надел джинсы, свитер... И поглядев на себя в зеркало, заметил, что сегодня его не очень и не слишком беспокоило, как он там будет выглядеть в этом элитно-ВИПовском Ка-Ве-Де что на углу Маяковского и Кирочной...
   - Или поехать в тот, что на углу Фурштатской, напротив Таврического сада? - стал размышлять Тушников, беря со стола бумажник и машинально пересчитывая имеющуюся в нем наличность, - вот бля, зараза! Жениться что-ли, когда вылечусь?
   И с этой мыслью, Тушников убыл в элитный кожно-венерологический диспансер.
   ***
   А доктор его, по видимости, узнал, хотя Тушников и назвался медсестре самым плебейским из того, что ему пришло на ум, Ковалевым Владимиром Николаевичем... Узнал, но по профессиональной своей этике и по вышколенности дорогой клиники для ВИП-персон, не подал виду.
  
   - Десять дней принимайте ципрофлоксицин и одновременно хиллак-форте для поддержания флоры в кишечнике, а когда курс ципрофлоксицина пройдете, начнете принимать вот эти таблеточки, и снова десять дней вместе с карсилом и поливитаминами.
   Доктор сам достал из холодильника все медикаменты и аккуратно положив их в фирменный пакетик с логотипом клиники, напутственно сказал, - ничего страшного, Владимир Николаевич, через двадцать дней вы будете совершенно здоровы, но полечиться надо, а то если запустить болезнь, то в старости могут возникнуть проблемы с простатой, а там могут появиться ненужные нам боли, потом потеря потенции, сами понимаете...
  
   Тушников понимал.
   Простатита с аденомой и потери потенции он себе не желал.
   - Ну, сука, найти бы, от кого заразился ! - рыча от злости, Максим слишком сильно хлопнул дверцей и нервно принялся пихать непослушный ключ в замок зажигания.
  
   ***
  
   Алиска обожала в разговорах употреблять слово "непрофессионализм".
   В отличие от людей образованных, которые действительно учились какому-либо достойному ремеслу - заканчивали курс университета, зубрили органическую химию с гистологией, постигали методы расчетов прочности пространственных конструкций, изучали древние и живые языки, становились специалистами, способными самостоятельно лечить людей, строить дома и мосты, читать и переводить древние манускрипты, в отличие от этих людей, у которых понятие профессионализм и непрофессионализм объяснялись очень просто, даже проще простого: умеешь вылечить человеку грыжу позвоночника - ты профессионал, умеешь сконструировать и построить мост через Волгу - профи, сможешь перевести раннего Шекспира, писавшего на староанглийском на русский - тоже молодец, а не можешь, значит не владеешь ты профессией, значит не учился, значит не умеешь, значит не профессионал... Но в отличие от нормальных людей, у которых понятие профессионализма мерится уровнем полезных знаний и навыков, Алиса Хованская была той женщиной, чья профессия состоит в нахальстве, хамстве и наглой распущенности. В глубине души грыз её червячок комплекса неполноценности, что никакая она не профессионалка, а всего лишь нахалка, но дабы заглушить подлое сомнение от внутреннего червячка, Алиска везде и всегда любила порассуждать о "непрофессионализме".
   Сегодня объектом и поводом для ее длинного монолога о непрофессионализме, монолога, произнесенного на искушенную и подготовленную публику, собравшуюся в студии номер один первого АСК - стала девушка ассистентка режиссера Феди Гонолеева, девушка-бедолага по имени Оля.
   Суть конфликта собственно была в том, что Алиске вовремя не подали в гримерку кофе. И если даже выразиться точнее, то не угадали того времени, когда звезда эфира Алиса Хованская пожелает, чтобы ей подали кофе.
   - Я не знаю, откуда взялась здесь эта девушка, я не знаю, кто ее нанимал на работу и кто ее привел на телевидение, - входя в раж, сравнимый с состоянием токующих тетеревов, заливалась Алиса, - такого вопиющего непрофессионализма я не встречала даже на питерском телевидении, а здесь Останкино, здесь собрались талантливые люди, чтобы творить, чтобы выдумывать, чтобы креативить, наконец, а какая-то непрофессионалка может в один момент нарушить весь процесс.
   Целей у Алиски было несколько.
   Этим монологом разгневанной принцессы она во-первых желала показать этим москвичам, что она знает себе цену и готова заставить всех уважать себя, во-вторых, она создавала этим действием миф о себе, как о некоей тонкой артистической натуре с задатками истинного режиссера, о чем втайне мечтала, когда спорила с внутренним червячком сомнений... Червячок ей говорил - ты всего лишь наглая нахальная шлюха, а Алиса ему всегда возражала, нет, я шоу-гёрл... И оба соглашались, что профессионализм шоу-герлицы в общем и состоит из этих самых качеств.
   Алиса строила ассистенток, устраивая им публичную порку, дабы запугать всех остальных. Это навроде того, как вновьприбывший в камеру урка доказывает свою крутизну в им же спровоцированной драке избив слабого и больного заключенного, чтобы остальным не повадно было.
   - Выгоните эту девушку, чтобы я ее здесь больше не видела, - Алиска категорически выкатила свой ультиматум режиссеру Феде, - иначе, если не убрать все слабые звенья в коллективе, то не будет необходимой для творчества креативной ауры из которой рождается искусство.
  
   - Во как ! - делясь новостями с подругой, сидя в кафешке цокольного этажа первого АСК, говорила только что изгнанная из редакции непрофессиональная девушка Оля, - а по ейному профессионализм, это матом на камеру ругаться и трусы на камеру по нахалке выставлять, когда перед объективом специально садится не сведя коленки, это что ли профессионализм ?
   - Не расстраивайся, Олька, - отвечала подружка, - подумаешь, тоже фифа из Питера приехала. Много их сейчас тут у нас на Москве питерских, такая мода, такое, Оленька нашествие. Мой папа говорит пережили мы татаров, когда хан Токтамыш Москву пожог, пережили поляков, когда поляки в Кремле сидели, Наполеона пережили, переживем и питерских.
  
   А Алиска тем временем, входила в роль модной штучки.
   Ее шоу "Фабрика невест" как-то сходу резким спуршем набрало такую популярность, что даже опытные спецы по телевизионной рекламе и по пи-ару диву давались.
   Вот эт-то да ! Универсальное шоу получилось. И стар и млад глядит. Из сегмента провинциальных пенсионеров, для которых Поле чудес всегда было эталоном вечернего зрелища, Алиска увела добрую треть, да и из той ниши, где засели окраинные любители столичных клубных тусовок, из зрителей чисто молодежного шоу "Зараза-3" Алиске тоже каким-то чудесным образом удалось отнять если не четверть, то двадцать процентов аудитории.
   По замерам Гэллапа и Медиа-метри, Алиска уступала только трем известным шоу первого канала.
   - Это только начало, дядя, - говорили братья Магомет, Тимур, Аслан и Аджинджал, - дальше будет сафысэм харашо !
   И Зураб Аметович выдал племяшам еще два чемодана денег на представительские, подраскрутить Алиску, чтобы конкурентам мало не показалось.
   И белыми, надутыми ветрами парусами, затрепетали по над всей Москвой растяжки с Алискиной мордочкой, Алискина улыбка рядом с пластиковой картой Мастер-кард Абекс-банка, Алискина ухмылка на фоне норковых шубок от бутиков "Доху-на-Меху", Алискин оскал на фоне капота автомобилей "мазаратти" с телефоном их официального дилера в Москве...
  
   - Ну, давай скреативим что-нибудь, - сказала Алиска Феде Гонолееву, когда они уселись за столик тихого мексиканского ресторанчика "Эль Мундо Баррача".
   - Ты что будешь ? - спросил Федя, раскрывая красочное меню.
   - Я типа не голодна, - прижав ладошку к горлышку, ответила Алиса, - можно креветочку одну жареную или какую-нибудь мандавошечку морскую.
   - А типа от акулы жареный пупок под соусом "фалада мексикана"? - спросил Федя, лукаво поверх меню поглядев на Алису.
   - Мне все равно, - индифферентно поджав губки ответила телезвезда и положила свое меню на край стола.
  
   На аперитив заказали текилу для Феди и абсент для Алисы. Ей очень нравилось глядеть на процесс, как горит в ложечке наспиртованный сахар, как потом поджигают и переворачивают бокал с абсентом, да и дурманящий запах этого зеленого пойла ее тоже слегка будоражил. А это очень ценится теми пресыщенными жизнью актерами и актрисами, когда их вообще мало что волнует в этой жизни.
  
   - Ну, так будем креативить ? - проявив настойчивость, повторила Алиса свой вопрос.
   - А хренли мы можем чего скреативить? - Федор недовольно сморщил нос, - за нас, родная, уже все придумали и накреативили, нам только и остается, что по чужим скриптам междометия расставлять.
   - А я то думала, - разочарованно хлопая ресницами, протянула Алиса, - я то думала мы тут нафантазируем, как на питерском тэ-вэ бывало.
   - Зря надеялась, - одним махом выпивая свою текилу и слизывая насыпанную на тыльную сторону ладони соль, буркнул Гонолеев, - здесь на Москве креативят и придумывают те, кто деньги дает, а деньги дают рекламодатели через наше специализированное агентство ТВ Интер-медиа, ну и генеральные спонсоры, которые вобщем теже самые рекламодатели, только очень генеральные.
   - Поня-я-ятно, - хмыкнула Алиса, - наше дело только ножкой дрыгать и рот открывать.
   - Вобщем, да, - кивнул Гонолеев, - кто деньги платит, тот и картинку в кадре заказывает, и мизансцену выстраивает, и самые остроумные репризы выдумывает.
   - Так а на хера тогда нужен ты, типа режиссер ? - с вызовом спросила Алиска.
   - Ну, чтобы они там не слишком увлекались, - ответил Федя, - у нас ведь не такие возможности, как у Камерона, когда он настоящий Титаник для съемок построил и потом утопил.
   Два официанта тем временем церемонно поднесли блюда с какими-то морскими таракашками и принялись расставлять и раскладывать перед Алиской и Федей соусницы, тарелки, тарелочки, мисочки с теплой розовой водой для рук и прочую дребедень.
   - А кто из них больше всех креативит? - спросила Алиса, когда официанты, сделав свое дело, тихо удалились.
   - Есть такой генеральный спонсор, жуя своего таракана, ответил Федор, - есть такой Зураб Ахметович, он сильно на весь креативный процесс влияет, ну и еще спонсоры по теме.
   - Какие ? - спросила Алиса, тоже, глядя как это делает Федор, запихивая таракашку себе в ротик.
   - Модельные дома Haut Couture , лидеры продаж парфюма, колготки, шмотки, то, да сё...
   - Ясно, - сказала Алиса, облизывая пальчики, - а познакомь меня с этим, с Зурабом Ахметовичем.
   - А ты разве с ним не знакома? - изумленно подняв брови, спросил Федя, - я думал, раз тебя от их дома непреложным императивом на роль ведущей рекомендовали, то ты с ним с Зурабом как бы это...
   Федор не договорил.
   - Не-а, - покачала головой Алиса, - я с ним не это, но ты меня с ним познакомь.
  
   ***
   - А познакомь-ка ты меня братец с этим модным вашим непристойником, который, поговаривают тут у вас очень пикантные штуки в своем неприличном клубе выделывает, - попросил Лагутин Золотникова.
   Гриша аж подпрыгнул от радости, - это же мой клуб, и артист это мой, его Максимом зовут, сегодня же вечером вам его и покажу.
   Гришу Золотникова хлебом не корми, но дай ему влезть в новое знакомство с влиятельным человеком, будь то прыщ земли русской, или холуй прыща, или просто богатый чел с влиянием. Поэтому, когда через одного знакомого депутата городского собрания Гриша узнал, что в Питер приехал руководитель крупнейшего столичного телеканала, Золотников принялся всеми чертями подземелья заклинать своего депутата устроить ему обед с этим важным москвичом.
   И вот они сидят на углу Невского и Владимирского в Палкине и кушают рыбку - стерлядку с белыми грибами по-монастырски и попивают белое французское "Puit" урожая солнечного 1984 года.
   - Твой, говоришь, ресторанчик ? - переспросил Лагутин.
   - Не ресторан, а клуб, и называется "Максим Деголяс", - уточнил Гриша.
   - Француз, что ли ? - хмыкнул Лагутин, аккуратно вытирая губы батистовой салфеткой.
   - Ну, название Максим, это мы с партнерами на манер знаменитого французского ресторана, что в Париже на Авеню Руаяль придумали, а Деголяс по французски, это означает...
   - Неприличный и непристойный, - перебил его Лагутин, - это я знаю, я, кстати говоря, заканчивал МГИМО, а там с обязательным для дипломатов французским дело обстояло у нас очень хорошо.
   Гриша Золотников молча громко втянул ноздрями воздух, и это его сопение было не демонстрацией скрытого протеста against московской выпендрежности, но скорее автоматической реакцией организма на всплеск тоски, что была от сознания собственной неполноценности, ведь Гриша в отличие от лощеного москвича ничего, кроме десятилетки, да и то в союзной республике - не заканчивал, и с языками у него дело было - швах, ну разве что если только с матерным и братково-понятийным...
   - Значит, нынче вечером поедем глядеть на твоего Максимку ? - приветливо поглядев на Гришу, спросил Лагутин.
   - Обязательно, - обрадовался Гриша.
   Гриша был рад случаю быть чем-то полезным этому несомненно влиятельному мужчине, да и в клубе, что частично принадлежал ему, Золотников мог бы чувствовать себя поувереннее, все-таки есть чем похвастать, не все только у них - у москвичей хорошее, есть места и у питерских, где за родину не стыдно.
   На Сызранскую ехали в клубном лимузине.
   - Севка, мы сейчас к тебе едем, Тушников на месте? Смотри, чтобы все тип-топ было, - пропел Золотников в трубочку мобильного.
  
   А на другой стороне эфира, Сева Карпов, выпростав из кармана брюк свой якорями татуированный во время его службы на северном флоте боцманский кулак, поднес его к носу Максима Тушникова и покрутив этим органом психического воздействия, молвил, - Ну, Максимка, старайся, высокая комиссия едет на тебя смотреть.
  
   ***
   По случаю прибытия в клуб Гриши с Лагутиным, шоу на этот раз начать решили на два часа раньше, не в пол-одиннадцатого, а в пол-девятого, чтобы высокий московский гость смог бы поспеть на свою Красную Стрелу.
   - Так стриптизерок Олю с Наташей предупредить не успели, - нервничал арт-директор.
   - Так пошлем за ними машину, - предложил Сева.
   - По вечерним пятничным пробкам ? - хмыкнул Максим, - как раз к отбытию этого Лагутина и приедут.
   - Тогда без стриптиза начинай, - решительно рубанул Карпов, - делай шоу без Ольги и без Натахи.
   - Никак не получится, - возразил Максим, - у меня вся программа на стриптизерок завязана, и мой номер с анекдотами про блондинок, и самый коронный наш номер с вытаскиванием гостя на сцену и его раздеванием, да и вообще, третья наша коронка, когда мы разводим посетительниц на любительский стриптиз тоже без зачина профессионалок не покатит.
   - Мда, - зачесал репу Карпов, - чё делать то будем? Гришка с нас скальпы без наркоза поснимает, он сто лет такого случая дожидался, чтобы нашим клубом перед москвичами похвастать.
   - Да я и сам понимаю, - мямлил Тушников, - мне и самому такой шанс засветиться перед главным продюсером центрального телеканала не всякий раз в жизни даётся, я что ? Тупой что ли ? Разве я не понимаю ?
   Сева с Тушниковым приуныли.
   - И ведь посетительниц то мало в девять то вечера, как их подогреть да раззадорить, чтобы на любительский стриптиз, на нашу коронку расшевелить ?
   Но решение пришло мгновенно.
   Недаром Сева Карпов мичманом на Северном флоте служил!
   - Надька, три секунды - поди сюда! - крикнул Сева дежурной администраторше-метрдотелю клуба Надежде Соколовой.
   Надя - девушка высокая, стройная, в свое время семь классов в Вагановском отучилась, но бросила и поступила на юридический. В клуб она попала по чьей-то протекции, работала хорошо, с посетителями не флиртовала и вообще имела репутацию девушки строгих правил.
   - Надька, ты у нас в балетном училась, так ведь ? - взяв своего администратора за локоток и глядя ей прямо в глаза, спросил Сева.
   - Ну, было дело, - ответила Надя.
   - Тогда бери еще Иру официантку, идите в гримерку, переодевайтесь, будете стриптиз танцевать сегодня.
   - Я? - задохнувшись и поперхнувшись от неожиданности, переспросила до полусмерти изумленная Надя, - я стриптиз танцевать.
   - Надя, у нас форсмажор, я тебе всего объяснить не могу, но тысячу баксов наличными за сегодняшний вечер я тебе плачу, и триста бакинских Ирке.
   - Надя, это только до прихода Ольги с Наташкой, а там уже всю ночь они работать будут, выручай! - взмолился Тушников.
   - За три тысячи, пойду к шесту, а так, пусть Ира официантка и Лена повариха из холодного цеха голыми пляшут, - твердо сказала Надя, - мне потом еще здесь администратором работать, как я постоянным клиентам потом покажусь ?
   - Надя, у нас зарез, три не могу, полторы, - взмолился Сева.
   - Ладно, Надя, я еще пятьсот от себя докидываю, иди, переодевайся ради всех святых, - сделав плаксивое выражение лица, заныл Тушников, - спасай нас, ты же в команде, ты же с нами в одной лодке плывешь.
   Окончательно сойдясь на цене в две пятьсот, Надю наконец-таки отправили в гримерку. А Иринку-официантку хитрая Надя, даром что юридический кончала, вообще за бесплатно танцевать стриптиз уговорила, оказывается, та давно сама хотела этому научиться, но не решалась спросить. А тут - такой случай.
   - Надо еще как минимум одну подставную стриптизерку-любительницу, как бы из посетительниц в зал усадить, - сказал Тушников.
   - Возьмем Ленку-повариху из холодного цеха, - предложил Сева.
   - Ну! - выдохнул Максим, - с её-то бюстом ! Это же взрыв на аттоле бикини, только она ведь не согласится.
   - Это я на себя беру , - крякнул Сева, - зовите ее ко мне в кабинет и бутылку коньяка мне из бара, Хеннеси Экс-Оу...
  
   ***
   Шоу прошло как во сне. Еще и лучше чем с профессионалками Олей и Наташей.
   Все-таки Вагановское, оно и в Африке остаётся Вагановским.
   Мастерства балетных ножек ни каким юрфаком потом не вытравить !
   Надя такой стрип-балет сымпровизировала, что ей бы и Ла-Скала и парижская Гранд-опера рукоплескали бы, это как пить дать !
   Надя притаранила из своей машинки си-дишник с классической музыкой, который всегда возила с собой и слушала в дороге, дала его нашему ди-джею и тот поставил сперва адажио из Лебединого, а потом начало первого акта из Жизели Адана. Уже потом, когда после отъезда Лагутина на вокзал, все пили и отмечали успех, Надя рассказала всей компании, что эти отрывки она учила на экзамене по классическому танцу.
   - А балетные туфли, а пуанты то ты где достала? Откуда ? - изумлялся Сева.
   - А случайно в багажнике в сумке у меня оказались и вот пригодились, надо же ! - счастливая смеялась Надя, - а ведь какой успех, за все столики на приват-стриптиз меня звали, сколько еще денег я могла бы сегодня заработать !
   - Это точно, - добродушно посмеивался Сева, он был рад, что уезжая провожать москвича, Гриша Золотников его похвалил и поблагодарил за работу, - это точно, и Олька с Натахой потом жаловались, что никто из посетителей после Надиного триумфа их за столик на приват-стриптиз не звал, все только орали, давай, мол, балерину, балерину давай !
   А особенное впечатление на пятничную публику, да на самих Золотникова с Лагутиным, произвел любительский стриптиз, показанный поваришкой Леночкой из холодного цеха.
   Сева - даром что ли моряк-подводник, Ленку накачал коньяком, потом усадил в зале с охранником Петей, как будто они пара посетителей, и отдал ее на растерзание Максиму Тушникову, когда тот начал свой коронный номер с вытаскиванием из зала стриптизерки-любительницы.
   Зал ахнул, когда в сиянии рампы перед взорами подгулявшей публики затряслись в торжестве природной зрелости юные груди пятого, если не шестого номера-размера. И кабы все не увидали потом, что спутником этой красоты является сильный высокий мужчина, быть бы потасовке за право обладания этой прелестью!
   - Главное, что Лагутин и Гриша в восторге, - подытожил Сева.
   - Ну, вроде все срослось, - вздохнул Тушников, - будем теперь ждать результатов, авось и нас в Москву позовут.
  
   ***
   В отдельном купе Николаевского экспресса, до которого его проводил приятнейший парень Гриша Золотников, подвыпившему Лагутину снился большой бюст поварихи Лены. Она танцевала на пуантах и груди ее вздрагивая, прелестно вибрировали при каждом всяком движеньи ее прекрасных стройных балетных ножек. А Лагутин все бегал за ней по сцене, а она все убегала, все убегала...
   - Надо пригласить в Москву этого парня их арт-директора к нам в Останкино, - думал Лагутин, жарко переваливаясь с боку на бок, - пускай он у нас сделает подобное шоу, типа Деголяс на льду, или анекдоты Максима на ринге и женский кэтч...
  
   ***
   ГЛАВА ШЕСТАЯ
  
   - Денег на супершоу дашь ? - спросил Лагутин.
   Они сидели у Зураба Ахметовича на открытой веранде его большого только что отстроенного коттеджа , настолько нового, что как бы прораб и рабочие ни пытались скрыть следы отделочных работ, но тонкие лагутинские нюх и глаз то тут, то там безошибочно подмечали свежесть еще не подсохших лаков и олиф.
   Поэтому и на открытой веранде они сидели в этот не такой уж и жаркий сентябрьский день, потому что в доме уж слишком пахло и свежей отделкой и новой мебелью. Это Лагутин подметил потому как сам уже третий год был в непрерывном процессе, как он его называл - перманентного строительства коммунизма. Лагутин замахнулся на одновременное строительство сразу двух домиков. По Калужскому на Десне для подраставшей и учившейся в МГИМО доченьки Любы и для себя по Рублевке в Усово. Так что, запахи свежих лаков и красок были Лагутину теперь также близки, как и запахи писчебумажного магазина для прилежного первоклашки.
  
   - Денег на новое шоу дашь ?
   Вопрос повис в воздухе.
   Зураб Ахметович медленно перебирал четки и глядел вдаль, мимо лагутинского плеча.
   А воздух, если отринуть эти запахи строительства, был здесь волнующе свеж и прохладен, как бывает грустно прохладен и свеж первый предвестник скорых октябрьских холодов.
   Лагутин тоже поглядел вдаль.
   Да, неплохих архитекторов нанял Зураб Ахметович, это как в петровские и екатерининские времена старой России, когда для обустройства петербургских версалей выписывались лучшие мастера ландшафтной архитектуры, чтобы не просто выстроить дворец, но безошибочно вписать его в изгибы местного пейзажа.
   Вот и у Зураба Ахметовича этот его новый Штакеншнейдер или Шнейдерштукер - кто ему строил этот его коттедж, оказался отнюдь не дилетантом и поставил домик на крутом бережку речки таким образом, что с веранды открывался щемящий душу прекрасный вид на заливной луг и на такую вот чисто русскую излучину неширокой реки, когда сужаясь перед изгибом, речка стоит недвижима глубоким омутом, покрытая листьями белых водяных лилий, а за поворотом, разливается вдвое и втрое, и уже бежит себе весело желтым песчаным мелководьем.
   Наверное, дети местные, да и дачники, что из Москвы на лето приезжали, любили здесь купаться, - подумал Лагутин, - а теперь Зураб Ахметович отгородил десять гектаров, да пустил вдоль забора охранников с собаками, не покупаться, не порезвиться местной теперь детворе. Зато самому Зурабу хорошо. Никто думать не мешает.
   - Так, даёшь денег на новое шоу ? - спросил Лагутин впавшего в нирвану Зураба Ахметовича.
   - Уж больно дорого твое это шоу стоит, - как бы очнувшись, и сфокусировав рассеянный дотоле взгляд, ответил Зураб Ахметович, - это ваше телевидение, оно ни пощупать, его ни потрогать его, не сосчитать, а денег очень больших требует. Вот, я к примеру водочные заводы у себя на Кавказе имею, так водка, ее когда отгружаешь фурами на Москву, все фуры сосчитать можно, сколько машин выехало, сколько в каждой машине сотен ящиков, сколько до Москвы доехало, сколько на склады поступило, а это ваше телевидение, я не умею его сосчитать.
   - Но тем не менее, это бизнес выгодный, - улыбнулся Лагутин.
   - Был бы он не выгодный, я бы с тобой не разговаривал, дорогой уважаемый, - подняв кисть правой руки, подавая знак нукерам, чтобы приблизились, сказал Зураб Ахметович, - чаю свежей заварки давай выпьем и дальше поговорим, мне этот твой проект пока не совсем понятен, дорогой уважаемый.
   Алкоголя в доме не подавали, говорили, что Зураб Ахметович готовится совершить хадж в Мекку на следующий год.
   Два нукера восточной наружности тихо и быстро сервировали стол для чаепития, и покуда они возились с чайниками и пиалами, Зураб Ахметович молчал и глядя в даль перебирал свои четки.
  
   - Денег дам, но для страховки, найди мне еще одного гаранта-соинвестора, опытного в этих ваших медиа-делах, - сделав два неторопливых глотка, сказал Зураб Ахметович, - если найдешь мне подельника в пополам, в пятьдесят на пятьдесят, и такого, чтобы я его знал, и такого, чтобы в твоем этом шайтан-телевидении понимал, тогда я готов открыть финансирование.
  
   - Это разумно, - кивнул Лагутин, - только если я найду тебе компаньона что хорошо разбирается в медиа-бизнесе, и с именем известным в моих телевизионных кругах, тогда может не обязательно пятьдесят на пятьдесят ?
  
   - Поговорим, обсудим, - кивнул Зураб Ахметович, - но еще бы я хотел тогда, чтобы и ты вложил своих, хотя бы пять процентов, причем наличными, тогда я согласен и увеличить свою долю инвестиций.
  
   - Хитрюга этот водочник, - подумал Лагутин, прикидывая, кому он может предложить стать гарантом и соучастником. Нового шоу, - надо их с этим питерским что-ли с Гришей Золотниковым свести?
  
   ***
   А Гриша Золотников в это время тоже был на даче и гонял там шары на русском бильярде.
   Ехать на дачу в дождливую погоду - это было в чистом виде выполнением жениной прихоти. В абитьюде жены Гриши Золотникова Насти наблюдалась строгая приверженность некогда заведенным правилам, регламентам и ритуалам. Вот положено в еще не завершенный сентябрем летний период выезжать в конце недели на дачу, значит умри, но поезжай! И ни дождь в пятницу, ни прогнозы заморозков на субботу-воскресение, не давали Грише освобождения от ритуального выезда, как легкий насморк не давал его сыну второклашке вожделенного освобождения от ненавистной физкультуры.
  
   Дождь барабанил по жестяным подоконникам.
   - Это надо же, какие тебе звонкие подоконники строители сделали, - пустив свояка в дальнюю лузу, и натирая кий мелом для нового удара, сказал Сева.
  
   Сева Карпов с женой Анечкой, тоже приехали на эти выходные погостить. И только разве что приезд гостей и развеял на немного грустное дождливое обязательство Гриши сидеть весь уикенд здесь на берегу озера в Кирилловском и слушать, как дождь стучит по жестяным подоконникам.
  
   - Слыхал про Алиску Хованскую, что она с Митей Красивым в аварию попала? - спросил Гриша, прицеливая от борта трудного чужого в среднюю лузу.
   - Слыхал, мне Максимка наш Тушников вчера рассказал, - кивнул Сева, доставая из бара очередную бутылочку холодного Туборга.
   - Завидует Максимка Алиске, завидует, - хмыкнул Гриша, - надо это здоровое чувство зависти поставить на службу общему делу.
   - Ну, он у нас и так на все сто застимулирован, - с веселым пшиканием открыв бутылку и делая добрый глоток их горлышка, сказал Сева, - в клубе ломовая посещаемость, у меня к нему как к арт-директору претензий нет.
   - Не только одним нашим клубом ограничивается шоу-бизнес, дружище Биттнер, - назидательно заметил Гриша и ловким щелчком кия метко заслал трудного шара в дальнюю лузу.
   - Хочешь расширяться ? - поинтересовался Сева, - есть мысли ?
   - Это нормальный ход мышления для делового человека, - развел руками Гриша и улыбнулся, - если у тебя одна точка работает очень хорошо и дает тебе хорошую прибыль, то отчего не открыть вторую точку ?
   - Второй клуб ? - спросил Сева, - и тоже с Максимом, как с арт-директором ?
   - Ну что ты все "клуб, да клуб"? Узко мыслишь, Сева, шоу-бизнес это не только клубы, но и кино, и телевидение, и продажа музыкальных дисков, и концертный чес...
   - Заслать Максимку по провинциям с чесом по городам, как раньше группа Мираж и Ласковый Май с Веркой-Сердючкой чесали ? - с сомнением покачал головой Сева.
   - Надо будет - и зашлем, - с безжалостной твердостью вивисектора - резателя лягушек, сказал Гриша, - Максим мой раб, Максим это мой станок для зарабатывания денег, я его купил, я его и выжму до остатка, до полной выработки моторесурса, понятно ?
   - Понятно, - кивнул Сева и подумал про себя, - а его самого, а Севу, он выжмет до полного износа ? Или как ?
  
   - Мальчики-и-и ! Мальчики, обедать ! - послышалось снизу.
   - Настя зовет, пошли, она не любит, когда к столу опаздывают, - сказал Гриша, вытирая белый от мела руки, - там они нам такой обед насочиняли, как Чайковский с Мусоргским, симфония, а не обед.
  
   ***
   Настя любила принимать по-простому, без прислуги. Ей очень нравились передачи по телевизору про то, как жена одного известного кинорежиссера ловко управляется на кухне, и поэтому тоже все что касалось питания семьи, брала на себя.
   Нынче была суббота, и поэтому обедали в отсутствии младшего Золотникова, который в этот момент был еще на занятиях в гимназии. После уроков его встречал и привозил на дачу Гришин шофер.
  
   - На закуски у нас салат из своих парниковых овощей, холодный отварной язык с хреном, холодец и грузди соленые, - во всем стараясь подражать той самой жене известного кинорежиссера, сказала Настя. Подбоченясь, в красивом кухонном передничке, она была и в самом деле хороша. Образцовая жена образцового бизнесмена.
   - Под такую закусочку можно и по пятьдесят грамм русской очищенной, - хлопнув в ладоши и протягиваясь к запотелому графинчику, сказал Гриша, - давайте, девочки, вино в сторону, русские люди в конце-концов.
  
   Мужчины смачно выпили.
   Женщины пригубили и поставили назад недопив и половины.
  
   - Слушайте, со мной тут такая смешная история в среду была, - сказала жена Севы Аня Карпова, - я на неделе собралась в Финляндию к школьной подруге, на один денек туда и обратно.
   - О! Точно, это такая история, обхохочитесь, - подтвердил Сева, показывая Грише, чтобы наливал еще по одной.
   - Собралась я к подруге, она в Хельсинки давно уже замужем за финном...
   - Ну ясное дело, не за якутом, - хмыкнул Гриша.
   - Не перебивай, - Настя шлепнула мужа по руке, - давай, Анечка, рассказывай.
   - В общем, собралась я в Финляндию, а Севка мне машину не дает, моя в ремонте, а его машина ему самому нужна, и вышло так, поехала я впервые как все трудящиеся на автобусе. Маленькие такие автобусы, вроде маршруток, отправляются от гостиницы на площади Восстания. Наберется как на маршрутку народу, и автобус отправляется. Очень удобно, знаете ли.
   Ну, подъехала я на такси к гостинице, автобусов стоит штук пять. В них даже зазывают, - "кому до Хельсинки? Кому до Хельсинки?" . Ну, я выбрала, какой на вид поновее и покрасивее, по-моему форд-транзит на двенадцать пассажиров, ну и сажусь в него самая первая. А шофер, мужчина молодой лет тридцати, поглядел на меня, вылез из своей шоферской дверцы, и залезает тоже в салон. Я уж испугалась, ну, думаю, ко мне сейчас клеиться надумал, приставать будет. Но нет, сидит спокойненько и молчит. Я тоже сижу. А народ потихоньку набирается. Залезают, спрашивают, - на Хельсинки? А шофер им отвечает, - да, до Хельсинки, а сам вроде как ни при чем. Набрался уже полный автобус, все места заняты, а этот шофер все сидит в салоне, как пассажир. Народ волноваться начал, - где этот водитель ? Где его черти носят ? Когда он придет, наконец ? Когда же мы поедем ?
   Ну, я молчу, ведь только я одна знаю, что он за рулем сидел, но уже и я заволновалась, а шофер ли этот дядька ?
   Вдруг, после очередного гневного возгласа, - сколько же можно ждать ? Этот мужчина громко, чтобы все слышали, говорит, - а у меня права есть, я рулить умею, давайте поедем... Сказал он это, вылез из салона, обежал вокруг автобуса, уселся на шоферское место и завел мотор.
   Все в автобусе мигом напряглись и притихли.
   Кто-то ему даже говорит, - постой, мужик, может не надо ? Может шофера подождем ?
   А этот своё , - я дорогу знаю, мигом до Хельсинки довезу, и сам уже на площадь выруливает.
   Кто-то из тёток вдруг как заверещит, - остановите, остановите, я слезу сейчас...
   А мужиченка этот мне через плечо подмигивает и говорит, - разыграл я вас, собирайте пока деньги за проезд, следующая остановка город Выборг. Такой вот стебок нам попался, веселый шофер.
  
   Все засмеялись.
   - Да, забавный шофер попался, прямо как наш Максимка в нашем клубе, - сказал Гриша.
   На первое горячее у Насти был грибной суп на мясном говяжьем бульоне из белых сушеных грибов с перловкой и солеными огурцами.
   - Сама грибочки в это лето собирала, - похвасталась Настя.
   - Под такой супчик грех не выпить, - уважительно отозвался Сева.
   Выпили.
   Поговорили о природе, погоде, грибах, рыбалке.
   Выпили еще по одной.
   А потом Настя вынесла жаркое.
   - Натуральный тушеный кролик, кролик тушеный по-андалузски, в вине и с настоящими испанскими специями.
   - А откуда специи? - поинтересовался Сева.
   - А мы же с Гришкой весной в Испанию ездили, я там по всем кулинарным кухням все облазила.
   - А кролик не тот, что мяу-мяу ? - гогоча пошутил Сева.
   - Дурак ты, дурак, - обиделась Настя
   - Да ей этот кролик вообще, как родной, - пояснил Гриша, - Настя тут от безделья так вся в хозяйство ушла, что кролей решила завести.
   - А на следующий год и козу и курочек, - похвасталась Настя.
   - А зимой ? А зимой кто за ними ходить будет? - удивилась наивная Аня.
   - А тот же, кто и летом, - хохотнул Гриша, - наш сторож и садовник Динар за ними ходить будет, он круглый год тут живет.- пояснил Гриша.
  
   После десерта, представленного мороженым и фруктовыми салатами, компания вновь разделилась.
   Мужчины поднялись наверх в Гришин кабинет, а Настя с Аней пошли в сад - так как дождь, вроде бы перестал и девочкам захотелось подвигаться, чтобы не очень растолстеть.
  
   - Слушай, так что, у тебя какие-то реальные планы по нашему расширению? - спросил Сева, когда в специальной гильотине была проделана вся церемония по подрезке сигарного кончика, - ты нас с Максимкой расширить хочешь ?
   - Нет, не вас, а покуда только одного Максима, - попыхивая своей сигарой, ответил Гриша, - так что, подыскивай покуда Максимке замену, ищи нового арт-директора и ведущего в наш клуб, а Максимку я буду задорого продавать в Москву.
   Помолчали.
   Гриша молчал удовлетворенно, а Сева молчал изумленно.
   - Как хорошего хоккеиста или футболиста продают в другой футбольный клуб, - пояснил Гриша.
   - Ясно, - хлопнув себя по коленке, отозвался Сева, - а меня тоже потом куда-нибудь продашь?
   - Если на тебя как на хорошего игрока спрос будет, продам, - ласково ответил Гриша, - только нету на тебя пока спросу, не шибко ты играешь хорошо, а вот Максимку заметили, его просят...
  
   ***
   Максима попросили расстегнуть и приспустить брюки.
   При хорошеньких молодых медсестричках он всегда испытывал неловкость.
   - Не напрягайтесь, расслабьтесь, это не больно, - приговаривала процедурная сестра.
   Максим подтянул брюки, застегнул поясной ремень и для верности спросил, - завтра последний укольчик ?
   - Да, завтра у вас последний, - подтвердила процедурная.
   Если бы болезнь была не венерической, а какой-нибудь нестыдной, вроде воспаления легких, он бы наверняка закадрил бы эту медсестричку, пригласил бы ее поужинать, или прямо к себе в клуб, а оттуда домой. У медсестрички были ладные ножки и красивые зеленые глаза.
   - Убью эту Маринку, - спускаясь по лестнице в вестибюль и выходя к своему авто, думал Максим, - завтра последний укол, потом контрольный мазок, потом, если инфекции больше нет, найду и накажу.
  
   Действительно, у Максима был повод разозлиться.
   Ладно бы две недели жрать-глотать эти антибиотики, вильпрофен с юнидоксом от которых был постоянный понос и которые так нагрузили печень, что едва не довели ее до цирроза и эти пол-месяца Тушников ходил на работу в самом угнетенно-подавленном настроении. Да еще и от алкоголя пришлось на две недели наотрез отказаться, какие лишения, однако! А тут, поехал на Кирочную сдавать контрольный анализ, а там, бац! В графе "генитальная микроуреаплазма" стоит минус, но зато в графе "трихомониаз" откуда ни возьмись появился громадный плюсище...
   - Как же так ? - растерянно спросил Максим.
   - А на то она и скрытая инфекция, что до поры скрывается, а там прыг, и проявляется, - ответил ласковый доктор.
   Теперь, ввиду того, что таблетками эту гадость убить не удалось, ласковый доктор назначил укольчики.
   - А женщину, супругу, девушку свою полечиться к нам не желаете привести? - спросил ласковый доктор.
   - Не желаю, - ответил Максим, - пусть как-нибудь сама.
  
  
   ***
   Маринку решил наказать. С начальником службы безопасности клуба, с Петей Огурцовым у Тушникова отношения не сложились. Огурцов - этот бывший гэбист с нескрываемым высокомерием относился к артистам, огульно и вслух зачисляя всех их, как он смачно выражался, - "в пидарасы". С Петей они только здоровались, и не более того. А вот с обоими бойцами фэйсконтроля, с чемпионом 1995 года по боям без правил Валидом Бароевым и ветераном спецназа внешней разведки Северной Кореи - Ким Дон Кимом, или как его тут в клубе кликали, - "Кимом два раза", за то, что на кухне всегда ел две порции, с этими у Максима дружба получилась на славу. Не раз выпивали вместе, не раз Максим проявлял дальновидность и одалживал им обоим денег.
   - Слыш, Кимка, тут у меня проблемка одна маленькая возникла, не поможешь по дружбе ? - спросил Максим дежурившего в эту смену охранника.
   Максим специально выбрал момент, когда кореец покончив с двумя порциями котлет и жареной картошки, пребывал в самом прекрасном расположении духа.
   - Какая проблемка? - приветливо откликнулся Ким, - поможем, если сможем.
   - Сможем, - уверенно ответил Максим, - всего и делов-то, бабе одной по голове настучать за дела нехорошие.
   - Настучим, если тебе надо, - ответил Ким.
   - Надо, - заверил друга Максим, - да я тебе и бабок дам, три сотни баксов.
  
   ***
   У Максима полной уверенности не было, что микроплазму и трихомониаз он поймал именно на этой Маринке, но по всем подсчетам и вычислением все больше сходилось именно на ней.
   Маринка, которая вообще то была Кирой Мориц, работала в туристическом агентстве, и жила в Купчино на Бэла-Куна.
   - У нее собачка есть болонка пекинская, она с ней выходит утром и вечером.
   - Лучше утром, потому как вечером мы работаем, - сказал Ким.
   - Утром ей к десяти в ее турфирму, так что она с собакой выходит погулять в пол-девятого плюс или минус пять минут, мне еще, когда она у меня оставалась ночевать, из-за этой пекинской дряни приходилось ни свет ни заря эту Маринку к ней на Бэла-Куна отвозить, чтобы собаку выгулять.
   - Ну и хорошо, - сказал Ким, - утром в восемь двадцать займем позицию...
  
   Во вторник оба остались ночевать в клубе, и с утреца на машине Максима поехали в Купчино. В семь тридцать город пустой, за пол-часа с Черной Речки до Бэлы - Куна доехали.
   Встали припарковались неподалеку, так чтобы через лобовое наблюдать за парадным. Ждали минут двадцать. Курили, болтали о всякой чепухе.
   - Вот она, - Тушников толкнул приятеля в бок.
   Стройная худенькая девушка в спортивной куртке вышла из подъезда, держа под мышкой коричневого волосатого песика, и подойдя к газону, опустила животное на жухлую осеннюю траву.
   - Народу здесь утром много ходит, - сказал Ким, - да и светло уже в пол-девятого.
   - Ты что? Отказываешься ? - нервно спросил Максим.
   - Да нет, не отказываюсь, - ответил Ким, - просто денег триста это маловато, накинуть бы.
   Потом Ким вышел из машины и зашел в Маринкино парадное.
   Потом вернулся обратно, сел рядом.
   - Можно в лифте, - сказал Ким, - когда наверх назад поедет, можно там.
   - Ты мастер, тебе виднее, - сказал Максим.
   - Ты еще вот что, - сказал Ким, - как ее бить, очень сильно, чтобы травму нанести, или просто так, напугать?
   - Чтобы травму, - сказал Максим.
  
   ***
   Через неделю Тушников решил ей позвонить, проверить, не думает ли она чего лишнего?
   - Кира? Это я Максим, помнишь меня ? Чего давно не звонила ? Куда пропала? Может пересечемся ?
   На том конце трубки послышались только невнятные тихие бормотания.
   - Я не могу, - лепетала Маринка, у меня такое несчастье, на меня в лифте напали, мне челюсть сломали, я даже говорить не могу...
   - Ну, а ты в милицию-то заявляла ? - поинтересовался Максим.
   - А что милиция ? - ответила Маринка...
  
   ***
  
   А Зураб Ахметович снова принимал гостей.
   На этот раз к нему на дачу Лагутин привез с собою двоих питерских. Бизнесмена Гришу Золотникова и шоумэна Максима Тушникова.
   Максим так готовился к поездке, так готовился !
   Тушников вообще всегда, с самого детства буквально понимал старинную народную поговорку про то, что встречают по одежке, а провожают по уму. Поэтому для того, чтобы произвести на новых московских патронов самое-самое благоприятное впечатление, он выклянчил на прокат у борца Валида Бароева его часы - "tissot" и перед поездкой целый день провел в обувных бутиках на Владимирском, где за восемнадцать тысяч рублей купил себе более-менее сносные туфли, которые выглядели не как у освободившихся с зоны модников, что едва попадя на волю, тут же хотели бы одеться-обуться так, чтобы девочки им сразу начали давать, ну и в соответствии со своими тюремными представлениями о высокой моде, и покупали - черные остроносые на каблуке под черную замшу или вообще - лаковые. А вот Максимка, тот не промах - высмотрел для себя темно-зеленые с рельефной фактурой, чуть ли не змеиной или крокодильей кожи. Про такие не скажешь, что фуфло! Вобщем, самое главное - часы и обувь, а остальное можно было не так замысловато выдумывать. Джинсики фирменный ливайс пакистанского производства (потому как в самой Америке уже не шьют, и в Техасе и в Алабаме носят пошитое в Мексике), рубашку непременно белую, поверх черной футболки, и черный свободный пиджачок.
   - Вы бы сняли пиджачок, гражданин начальничОк....
  
   ***
   В общем, Максим потом все же понял, как глупо он бы выглядел в глазах Зураба Ахметовича, узнай тот про взятые напрокат - на пронос часы.
   Это как если оказавшись в обществе миллионеров, хвастливо заявить, что у тебя иномарка, подразумевая под оной свой десятилетний "фольксваген", тогда как твои виз-а-ви приехали на вечеринку в "пульманах" Мерседес, в майбахах и на Феррари...
   Ладно...
   Увидав, какие часы у Зураба Ахметовича, Максим поспешил поглубже спрятать кисть правой руки в рукаве своего черного сиротского пиджачка и даже для верности подтянул манжету рубашки, чтобы не позориться.
   Отношение всей группы лиц к Максиму было подчеркнуто равнодушное. Он здесь вроде бы был как бы выше ранга слуги, но был явно ниже всех остальных участников встречи. И даже Гриша Золотников с которым то уж в Питере они были "на ты" и водку сколько раз пили вместе, а вот тут, при Зурабе Ахметовиче и при Лагутине Гришу как подменили, с теми он был подчеркнуто расслаблен, как свой среди своих, а с Максимом держался как бы от городясь от него заборчиком высокомерного отчуждения.
   И Максима хоть и не послали на кухню, чтоб его там накормили и чтобы ждал, когда позовут, ему хоть и позволили перемещаться по дому вместе с Лагутиным и Гришей, но в разговор его не вовлекали, вопросов ему не задавали и вообще всем своим видом каждый давал Тушникову понять, что его мнение тут мало кого волнует.
  
   Максим сперва переживал такое свое статус-кво, а потом вдруг расслабился и стал просто с любопытством разглядывать убранство дома.
   А тут было на что поглядеть.
   Холл, в который их сперва провели имел высоту во все три этажа дворца-коттеджа и венчался прозрачной крышей, сложенной шалашиком. По светлым стенам холла, имитировавшим розовый армянский туф, на высоте примерно второго этажа, расположился ряд оригинальных светильников, представленных в виде высовывающихся из стен голых мускулистых, отлитых из бронзы рук, держащих бронзовые факелы, над которыми трепетали натуральные языки пламени. Максим долго глядел на эти светильники, все гадая, настоящий в них огонь, или это плазменная голограмма? Однако в огромном камине, сложенном мрамором и габбро, пламя горело совершенно натуральное. От него даже в огромном пространстве холла чувствовалось, как веет и тянет теплым инфра-красным...
   Над камином висели какие-то восточные кривые сабли, ятаганы и страшно-древние алебарды, какие Тушников видал в детстве в рыцарском зале Эрмитажа.
   Когда их из холла, где у камина, в виде, вероятно, величайшего исключения, хозяин на европейский манер угощал гостей выпивкой, всех потом провели в кабинет (который, как потом оказалось, был не единственным в доме, а был этаким парадным кабинетом для переговоров), в общем, когда Зураб Ахметович вел их из холла в кабинет, Максим подивился и внутреннему ботаническому саду с декоративным бассейном, в котором, как он успел заметить, среди цветущих плавающих лилий плавала и живая рыбка. Да не одна, а много, и все в очень красивых золотых чешуйчатых блестках.
   А меж ветками диковинных тропических деревьев и лиан, порхали натуральные вольные в своих полетах попугайчики и канарейки, оглашая пространство сада истинно райским щебетом.
   В кабинете им подали кофе.
   И Максиму тоже подали, хотя его и усадили немного поодаль от остальных господ.
  
   Максимка расслабился, сознание его отвлеклось от болтовни Зураба Ахметовича с его гостями, Тушников вдруг рассеянно отвлекся от слежения за ходом беседы, и он вдруг задумался о смысле своей жизни. Вернее не о смысле и не о цели, с этим у Максима была полная ясность - чего мудрить и выдумывать, как какие-нибудь там Кант или Достоевский, что десятилетиями выискивали какой-то свой огромный смысл, явно не умещавшийся в элементарно малом объеме человеческой жизни... Тушников твердо для себя знал, что истинный смысл бытия - это много денег и в следствии - много всего того, что эти деньги дают, то есть - машин, домов, квартир, плазменных телевизоров и домашних кинотеатров, автомобилей, девушек, девушек, девушек...
   Поэтому Максим особенно не парился и не думал о смысле жизни, скорее он думал о средствах достижения своей цели - как сделать карьеру и как заработать пять миллионов ?
   Сейчас, в этот самый момент его жизни, сумма в пять миллионов долларов представлялась Максиму самой значительной и самой универсальной, что могла бы его сделать счастливым. Как того самого Шуру Балаганова сумма в сто сорок четыре рубля сорок восемь копеек, когда Остап Бендер спросил его, сколько ему надо для счастья?
   Итак, Максимка задумался о средствах достижения.
   В детстве Тушникова всегда восхищало умение шпионов выкручиваться - выворачиваться из любой ситуации. Максим обожал кино про войну и любимым его фильмом в детстве было кино про советского разведчика Йогана Вайса, которого играл Станислав Любшин.
   Максимка уже тогда, уже в свои неполные шестнадцать, глядя на экран, понимал, что идеальный шпион - это артист, так превосходно играющий свою ложь, что к нему не придерется ни один Станиславский и с криком -"не верю!" не выгонит, не прогонит со сцены. Ведь если Мюллер не поверит  Штирлицу, то он его арестует и расстреляет, и если штандартенфюрер Вили Шварцкопф не поверит Йогану Вайсу, он тоже арестует русского шпиона и расстреляет его... а посему - играть ложь, играть свою роль разведчику надо натурально правдиво, и при этом в голове нужно еще иметь такой компьютер, чтобы не запутаться в своей лжи, вроде того, - где я был, где я не был, что я делал, чего не делал, что я говорил, чего не говорил... Будучи непрофессиональным лгуном, Максимка знал, как легко попасться на враках, когда вдруг мама поймает на противоречиях - а ведь ты говорил, что в прошлую пятницу в гостях у Сережи был, а теперь говоришь, что в школе был вечер поэзии?
   Мама бывало разоблачала Максимовы враки получше любого Мюллера.
  
   Да, идеалом лгуна-приспособленца, по советскому кино своей молодости Максим представлял именно Йогана Вайса - Сашу Белова из фильма Щит и меч . Тушникова восхищало, как тот ластился ко всем, всем лгал, говорил всем только приятные вещи, только то, что те хотели слышать - всем своим начальникам и всем тем, от кого что-то зависело, и шефу разведшколы лгал, что восхищен его умом, и девушке Ангелике Бюхер лгал, что считает ее красивой.... и вот этот лгун и льстец Вайс так стремительно из простого солдатика, из простого шофера за четыре года стал офицером гестапо и чуть ли не заместителем самого Шелленберга.... 
   Эх, как Максим восхищался умением Йогана Вайса приластиться к любому начальнику, умением пролезть в любую душу, и этим самым умением карабкаться и карабкаться наверх к своей цели. Только у Йогана Вайса цель была выведать немецкие военные секреты и передать их на Родину, а вот кабы Максимка так научился, как Вайс, он бы поставил это искусство на служение иной цели. Ведь кто по сути этот Йоган Вайс ? Он лгун и приспособленец, но только его ложь оправдана тем, что он лгал врагам и извлекал из этой лжи пользу для своих товарищей разведчиков.  Но тем не менее - умение ластиться к нужным людям и начальству, завоёвывать любовь и авторитет окружающих - это ли не то самое искусство жить, которому так хотят научиться все те, кто теперь читает американские книжки Карнеги?
   Так думал Максим, рассеянно глядя на то, как Гриша Золотников ненатурально улыбается Зурабу Ахметовичу, ненатурально подхохатывая его явно несмешным шуточкам.
   Максимке так и хотелось крикнуть по Станиславски, по Немирович-Данчески : "не верю, долой со сцены".
   И когда вдруг вспомнив про Максима, Зураб Ахметович обратился к нему и спросил, что он - Максим думает по поводу обсуждаемого вопроса, Тушников, хотя и не был в теме, потому как замечтался и прослушал о чем говорили, но тем не менее сказал, как по нотам, как по написанному спичрайтером, - я вообще восхищаюсь вашим умом, Зураб Ахметович, - без запинки, с пафосом исполненным искреннего достоинства, сказал Максим, - восхищаюсь и вашим удивительно тонким вкусом с каким вы обставили этот дом. Я достаточно много интересовался архитектурой питерских дворцов и их внутренним убранством, даже немного изучал искусство дворцового интерьера, и поэтому я теперь могу с уверенностью сказать, что ваш дом не уступает по изяществу и красоте убранства лучшим памятникам дворцовой архитектуры, таким как восстановленный теперь Строгановский дворец, или дворец Юсуповых на Мойке, или дворец Белосельских-Белозерских.
  
   ***
   - Я дам денег на это новое шоу, - сказал Зураб Ахметович, подводя итоги его вчерашней встречи с Лагутиным и Золотниковым.
   Племянники Магомет, Тимур, Аслан и Аджинджал с подобающим почтением внимали дяде.
   - Вы приглядите за этим, за новым моим компаньоном, за Гришей Золотниковым, пусть Аджинджал с Магометом поедут в Питер и там присмотрятся к его бизнесу, нам надо знать, чем располагает этот человек.
   Дядя перебирал четки и глядел поверх племянников в окно, где в сером осеннем небе летала серо-черная ворона.
   - А Аслан с Тимуром помогите этой нашей новой телезвезде, этому Максиму Тушникову устроиться здесь на Москве, квартиру ему снимите, мебель там, машина-дрезина, шашлык-машлык, сами понимаете.
   Племянники молча кивали.
   - Он мне понравился этот Максим, из него толк будет, хороший парень, - подытожил Зураб Ахметович. Он хорошо в архитектуре и в людях разбирается.
   Ворона за окном сделала еще один круг в сером небе и скрылась из виду.
  
  
  
   ***
   Кира Моритс три недели ходила с загипсованной челюстью. Жизнь её на эти три недели превратилась в пытку. Ни покушать, ни попить. Говорить получалось тоже с огромным трудом, а особенно невозможно было смеяться. А не смеяться по жизни Кира вообще не могла. Жизнь без смеха, без улыбки у нее просто не вытанцовывалась.
   Потому что Кира была хорошей девушкой.
   На отделение лицевой хирургии Кира попала по скорой.
   Просто ужас, и страшно и смешно было вспоминать. Избитая едва стоя на ногах, доползла до квартиры, три раза ключи на пол роняла, никак не могла двери открыть. Бедненький, больше хозяйки своей напуганный пес Мультик без конца лаял и терся, суетился под ногами, мешая подбирать все выпадавшие и выпадавшие из Кириных рук ключи.
   Ввалилась в квартиру, добралась до телефона, стала набирать "ноль один", а сказать то в трубку ничего и не может, только мычит...
   Это уже потом, когда переломы стали срастаться, Кира смеялась, рассказывая, а тогда? А тогда страх и ужас чего натерпелась.
   Вышла снова на лестницу, принялась в соседние по площадке квартиры звонить, тут не открывают, и тут не открывают... Наконец, открыли в шестьдесят четвертой, открывает старушка, увидала лицо Кирочки все в синяках, да в ссадинах, да перекошенное начинающимся отёком, и тут же захлопнула дверь, испугавшись, что это бомжиха какая-то....
   Кира на другую площадку, звонит в квартиры, там из-за двери спрашивают, чего мол надо, да кто такая, а Кира только мычит в ответ сказать не может ничего, ей и не открывают...
   Кира и не помнила уже, сколько времени прошло, пока спускавшийся по лестнице мужчина - сосед не узнал ее, да быстро поняв, что с ней произошло, не дошел с нею до квартиры и не вызвал скорую.
   Скорая отвезла Киру в больницу на Авангардной в отделение лицевой хирургии. Вот тут-то насмотрелась Кира на все те стороны жизни, которые до этого, покуда миловал Бог, были скрыты от ее глаз и сознания.
   Бомжи, уличные драчуны-хулиганы и несчастные жены-жертвы изуверов-супругов, вот контингент отделения, на которое угодила домашняя интеллигентная девочка. Ну, разве что разбавляли эту веселую компанию еще и аварийщицы, водительши и пассажирки, попавшие в ДТП, которые тоже поломали себе носы и челюсти от ударов об рули или о жестко надувшиеся подушки безопасности.
   Кстати, добрая сердцем дежурившая в тот день старшая медсестра не стала определять бедную Киру в палату к бомжихам и к избитым их сутенерами проституткам, а разобравшись в том, что Кира - девушка порядочная, положила ее в палату к аварийщицам. Но и тут, лежала у них одна деваха совсем не из благополучных. Палата была шестиместной, и кроме Киры, тут лежала молодая предпринимательница, которая разбила свое красивое лицо об руль своей тойоты, домохозяйка, упавшая со стремянки и ударившаяся подбородком прямо о край плиты, девушка-спортсменка- гребчиха, которой на тренировке так въехали по зубам вальком весла, что челюсть ее раскололась на шесть мелких частей и ее пришлось буквально собирать на титановых штырях.
   Тем для обсуждений и для ночных бдений, что корнями были как бы из давно забытого школьного пионерлагерного, было более чем достаточно. Кругом и вокруг, в коридоре отделения и в курилке - везде клубки страстей и судеб с цветными иллюстрациями на фэйсах лиц, с преобладанием фиолетового и темно-синего, переходящего в черный.
   В тот же день, что и Киру, привезли на отделение двух женщин - бомжиху пьяницу Катю тоже с переломанной челюстью и с заплывшими от побоев обоими глазами. Может, даже и красивыми некогда глазами, про которые иной одноклассник и стихи мучился ночами сочинял, типа, - ах, эти глаза напротив.... А теперь у Кати ни левого, ни правого органа зрения разлепить было невозможно - сплошной кровавый синяк.
   Вот тема... Такое Кира только разве что в телевизоре видала, когда криминальную хронику показывали.
   И еще одну девчонку привезли, эта со скейт-борда упала. Или врала, что со скейт-борда... Хотя, доверчивая Кира всегда априори готова была верить всем и всему что ей скажут, но скептически настроенные соседки по палате были склонны сомневаться в правдивости тех безобидных версий того или иного бито-разбитого женского лица.
   - Ольке из седьмой палаты ? - хмыкала соседка, - ей муж отоварил, чтобы за мужиками не бегала. А Таньке, той, что мелированная и в синем халате ходит, ей сутенер надавал битой для бейсбола...
   К Кире приходил милиционер, брал у нее показания, как на нее напали, что отняли, а может, мстили за что или пугали, вымогая долг?
   Кира мычала в ответ, что ничего не знает.
   Ее только волновала судьба песика Мультика, которого на время, покуда Кира лежала в больнице, взял к себе тот сосед сверху, что вызвал ей скорую.
  
   ***
   Того соседа, что жил сверху, звали Сережа.
   А полностью, как Королёва - Сергеем Павловичем.
   Только фамилия была у него не королевская, и не царская, а очень простая - Фролов.
   Сережа дал Кире номер своего мобильного, и Кира теперь звонила ему по два раза на дню, беспокоилась, интересовалась, как там живет ее Мультик, накормлен ли ? Не скучает ли ? Хорошо ли себя ведет ? Не писает ли в прихожей ? Не грызет ли мебель ? Не лает ли по ночам ?
   Фролов заверял Киру, что все хорошо, что Мультик ему не обременителен, что он даже рад поводу два раза в день лишний раз выходить на двор подышать.
   На самом то деле, Кира понимала, что Сереже не очень нужен этот ее песик, Сережа жил в такой же, как у Киры квартире-однушке, прямо над нею, на шестом этаже. Только у Киры квартира была своей, от бабушки в наследство досталась, а Сережа свою снимал у каких-то хозяев, что здесь не жили, а вообще обитали где-то в Финляндии.
   Засыпая и наболтавшись с соседками по палате о том, что все мужики - козлы, Кира думала... Думала о Максиме Тушникове, которым, как ей показалось, она была так сильно увлечена, а потом думала о Сереже Фролове. О том, какой он хороший.
   - Каждому человеку, каждая его болезнь дается ему за его грехи, - назидательно сказала на прощанье Ира - аварийщица. Она выписывалась и за ней приехал ее не то муж, не то сожитель.
   - Выздоравливайте, девочки, и подумайте, чтобы такого с вами больше никогда не происходило, подумайте и проанализируйте, за что у вас с вами это произошло.
   - А сама то анализировала ? - насколько ей позволило перекошенное загипсованное лицо, иронично фыркнула бомжиха Нина.
   - Да, представь себе, анализировала, - ответила Ира, выгребая последние свои шмотки из освобождаемой ею тумбочки.
   - И за что тебе Бог твою аварию послал ? - проныла Нина.
   - А это мое дело за что, не скажу, каждому надо знать свои грехи, а не чужие.
  
   Ира ушла, подарив девчонкам остатки конфет, фруктов и шоколадок, что всю неделю носил ей не то муж, не то любовник. Ушла, а Кира, задумавшись над словами Ирины, стала размышлять, - за что ей такое ? Неужто она прогневила небеса тем, что переспала с Максимом Тушниковым ? Неужели это не понравилось там ?
  
  
  
   ***
  
  
  
   ВТОРАЯ ЧАСТЬ
  
   МОСКВА МАТЕРНАЯ
  
   Глава первая
  
   ***
   - Больше тусуйся, вливайся в жизнь, братан ! - напутствовал Максима Гриша Золотников, - в тебя такие деньги вложены, мы с Зурабом Ахметовичем ожидаем, что ты оправдаешь наши надежды, так что, готовь печень к напрягу.
   И Максим, напрягая печень, начал вовсю тусоваться.
   - Если журналюги-папарацци не проплачены твоими продюсерами или спонсорами, они могут всю ночь напролет тебя фоткать во всех видах и позах, но никогда ты не увидишь своего фэйса-лица на странице глянца, - поучал Максима приставленный к нему племянник по имени Тимур, - видишь, вон, сидит Лёва из "Хомо", а с ним вертлявая такая в шелковых брюках, это Тина Демарская, она королева всех скандальных светских репортажей, сейчас я с ней поговорю, потом она с тобой поговорит, и на следующей неделе ты будешь материалом первой полосы всех таблоидов.
   Максим не был таким уж и новичком, но то, что он узнал здесь, в первую неделю своего московского проживания, стоило года или даже двух лет опыта работы в тихом провинциальном Питере.
  
   - Все скандалы обговариваются заранее и разыгрываются по сценариям, - сказала Тина, когда они с Максимом перешли из нижнего бара в верхний и уселись там напротив огромного акульего аквариума, где в красиво подсвеченной голубой морской воде плавали полутораметровые белые хищницы, с характерными полумесяцами спинных плавников и жуткими оскалами своих беспощадно- омерзительных пастей.
  
   Максим заказал текилу, а Тина попросила бармена сочинить ей огненный коктейль типа "Фиеста Капо-Кобана" .
   - В прошлом месяце помнишь Митя Красивый с Костей из Фабрики подрались? Так это я тот хэппенинг спродюссировала, - как бы демонстрируя Максиму максимум доверия, призналась Тина, - они там якобы Алиску Хованскую не поделили, а на самом деле это гениальный пи-ар ход, прикинь, да?
   Тина вынула из бокала соломинки, небрежно бросила их прямо на пол и залпом опрокинула в себя адское сине-оранжевое содержимое.
  
   - Прикинь, Митя, Костя и Алиска проходят по одному материалу, одним репортажем, и экономя нам места на полосах глянца, получают каждый по сто пудов раскрутки на две недели, чтобы быть намбер уан, сечёшь?
   - Секу, - кивнул Максим, - лихо придумано.
   - А то! - сделав губками и глазками, ответила Тина.
   Максим знал, что Тимур уже переговорил с Тиной и был уверенно спокоен.
   - Я вижу, тут уровень денег повыше, чем кое где, - в задумчивости произнес он, подразумевая свой Питер, но в тоже самое время не желая выглядеть провинциалом.
   - Ты в Тюмени был ? - спросила Тина.
   - Нет
   - А я была этим летом, - тряхнув прической, сказала Тина, - это раньше говорили, мол, Тюмень столица деревень, а теперь люди в Новом Уренгое и Нижневартовске себе такие рублевки, такие жуковки отбабахали, что Эр-Рийяд скоро деревней рядом с ними покажется.
   -Ну, так и надо понимать, времена теперь другие, время комсомольских строек кануло...
   - Да я совсем не про это, - недовольно сморщилась Тина. Она была из тех быстро думающих овнов, что раздражаются, когда их не догоняют, - Москва то все равно всегда останется главной тусовкой, где бы все деньги не лежали, в Тюмени ли, в Воркуте или на Магадане, все равно, рано или поздно, заработав свой двадцать пятый или сорок первый миллиард, всякий, я повторяю, всякий нефтяной или угольный или алюминиевый магнат, хочет начать бизнес гигиенически чистенький и культурненько красивенький. Один, заработав денег, покупает футбольные клубы, другой покупает Голливуд и киностудии, третий покупает телевидение и тусовку, понял?
   - Чего не понять ? - кивал Максим, на самом деле не понимая, куда клонит эта ушлая девица?
  
   Тина щелчком пальцев заказала еще один коктейль и одним махом, как будто это была рюмка водки, выпила все содержимое.
  
   - Там в Тюмени теперь ночных клубов, как на Новом Арбате и на Тверской, и качеством ничуть не хуже, это потому что те, кто там сейчас зарабатывает бабло, хочет жить нормально, но тем не менее, все они сюда на Москву рано или поздно приедут, там никто не останется, гляди, сколько пустых элитных домов на Москве стоит, сибирские люди себе жилья напокупали, да такого жилья, что коренным москвичам и не снилось.
  
   Тем временем в океанариуме началось какое-то шоу.
   Две девицы при фигурках а-ля журнал Вог, надели маски для ныряния и сняв верхи своих бикини, нырнули в воду - к акулам.
  
   Тина заказала еще одну огненную "Капо-Кабану" и так же лихо, как и первую и вторую, без соломинок, отправила ее вовнутрь.
  
   Заиграла музыка из модного сериала, заискрились огоньки всполохов светового сопровождения.
  
   - Вот сколько по-твоему эти девчонки получают за это шоу ? - сощурив красивый карий глаз, спросила Тина. Максим все никак не мог понять, можно с ней заигрывать, или это не имеет смысла?
  
   - Ну, по тонне баков за нырок, наверное, - сказал Максим.
   - А если кому из них ногу акула откусит ? - спросила Тина, прищурив теперь второй красивый глаз.
   - Лучше сиську, - сказал Максим, - публике это больше понравится.
   - Правильно мыслишь, наш человек, - похвалила Тина и пьяно расхохоталась.
   - Так я все-таки сам арт-директор ночного клуба, лучшего в Питере, между прочим.
   - Все считается, милый мой, - совсем уже пьяно махнула рукой Тина, - если на откушенной акулой титьке этой пловчихи можно срубить три лимона бабла, то можно потратиться и на страховку, и гонорары, важно только, чтобы по нарастающей, по нарастающей, ты меня понял ?
  
   - Я обязательно сам пойду вверх по нарастающей, - уверенно и с каким-то подсмотренным в ранних фильмах Герасимова пафосом, - я обязательно пойду вверх, и обязательно по нарастающей, ты поняла? Я за этим сюда и приехал.
   - Да ну тебя в жопу, - икнув, сказала Тина и тихо сползла под стол.
   - Опять Тинка нанюхалась и нажралась, как свинья, - посетовал парень из службы безопасности клуба, подхватив бесчувственную Тину под мышки, и вытаскивая ее, - ей два коктейля норма, больше ей нельзя, у нее аллергия начинается.
  
   Максим подошел к стойке бара, положил руку на плечо какой-то девушке, что сидела совсем одна и сказал, - слыш, Маринка, я по нарастающей, я пойду по нарастающей.
   - Я вообще-то Валентина, но если по нарастающей, то можно поехать ко мне, - ответила девица.
  
   А в аквариуме, девушки-ныряльщицы совсем близко-близко подплывали к акульим жабрам, буквально прикасаясь своими титечками к кровожадно-глупым носам морских убийц.
  
   ***
  
   Сценарий непристойного Максима писала группа Сёмы Израйловича. Сёма брал по пятерке за сценарий. За пятнадцать машинописных страничек формата А-4 пять тысяч долларов, то есть, по триста долларов за страницу.
   - Чтоб я так жил, - сказал на это Максим, припомнив, как когда-то за такую сумму он сбривал себе усы.
   - Знаешь, Максимка, - едва успев познакомиться с Тушниковым, но уже вовсю разыгрывая с ним братско-панибратские московские отношения и как бы от этого ласково обнимая его за талию, говорил Сёма, - один мой учитель, старый еврей, говорил мне когда на дворе еще были советские времена, - Сёма, делай все что угодно, чтобы только не работать физически, потому как физический труд угнетает. А его сын Боря, с которым я учился в школе, говорил мне, что если бы он мог кончать червонцами, то мастурбировал бы с утра до вечера.
   В группу Сёмы входили его родственники, дочка, племянница родная и племянница двоюродная. Все они были филологи-русисты, все закончили МГУ и умели шустро пальчиками по клавиатуре. Используя заковыристую лексику компьютерных клубов и наркотических притонов, три эти девочки за ночь писали все диалоги, перекладывая и адаптируя под эту лексику все те одесские остроты и весь тот одесский юморок, коим располагал их папа и дядя Семен Михайлович Израйлович.
   Но главным теневым идеологом шоу - была Тина.
   Именно она договаривалась со звездами, которых перед телекамерами потом раздевал непристойный Максим, и именно от того, с кем на следующую неделю договорилась или еще только договорится Тина, зависело все. От декораций и костюмов, до набора одесских острот и музыкального сопровождения.
  
   Тимур с Исмаилом ведали наличкой. Как только у Тины возникала какая-то проблема, она шла к Тимуру, тот посылал Исмаила на дачу к Зурабу Ахметовичу, потом они оба куда-то исчезали, и к вечеру появлялись со спортивной сумкой полной денег.
   - Водочное бабло, - бурчал режиссер Коля Малохонин, пересчитывая перепавшие ему наличные - известное дело, у них ликеро-водочные заводы в Ингушетии, а здесь на Москве вся сеть магазинов "Семёрочки".
   - Ты меньше бубни, - одергивала Колю Тина, - лучше покажи, чего за ночь ваша гениальная компьютерная графика нарисовала.
   Пошли в монтажку смотреть заставки, флэшки и отбивки, заказанные Тиной для новой программы Максима.
   - Это хорошая, - кивала Тина, просмотрев десятисекундную заставку, - а эта говно, и эта тоже говно, - с небрежным равнодушием жуя фильтр незажженной сигареты, сказала Тина, - вам бабла немеренно отсыпают, а вы тут сопли жуете и ничего нормально креативного не можете родить.
   - А Алиске Хованской понравилось, - обиженно возразил Коля Малохонин.
   - А на хрена вы этот материал Алиске показывали ? - возмутилась Тина, - у нее своя поляна, а здесь поляна не ее. Я Тимуру скажу, он вам сделает холокост.
   - Так, а я думал, что если хозяин один, то и команда одна, - виновато пожимая плечами, неуверенно промямлил Коля, - вас тут хрен поймешь.
  
   Тина вынула изо рта уже несладкую жвачку, прилепила ее под краем монтажного стола и ничего не сказав, вышла из монтажки.
  
   - Вот коза! - воскликнул спец по компьютерной графике Леня Исаков, когда за Тиной затворилась дверь.
   - Ясное дело, сука, - грустно кивнул Коля Малохонин, - но все равно переделывать придется, добавил он, сочувственно положив руку Ленечке на плечо.
  
   А сука и коза Тина Демарская тем временем уже портила настроение другой паре мужчин.
   - Вы мне обещали "Таджикскую девочку"? Где она ? - явно получая удовольствие от того, что все более заводится в собственном гневе, кричала в трубку Тина, - а то что вы мне предлагаете, это полная лажа и отстой, нахрен мне ваша группа "Грузинский студент-антифашист"?
   Максиму не было слышно, что на другом конце эфира отвечали заведено-разгневанной Тине, но он мог представить это себе, что говоривший с нею администратор тоже не в себе.
   - Вы мне "Таджикскую девочку" давайте на завтра, а на послезавтра Анну Лиске, как обещали, а вашего "Грузинского антифашиста" себе в жопу засуньте.
  
   "Таджикская девочка" выступала как-то у Максима в клубе на Сызранской, и это была его идея пригласить трио сексапильных девчонок, хит которых "Ты-ты-ты меня-меня-меня" крутился теперь на всех радиостанциях.
   Раздеть на камеру этих томно-отвязных сексапильных девчушек было неплохой идеей, что стала бы фишкой пятничного шоу Неприличного Максима "Раздень звезду".
   Кстати, когда обсуждали название шоу, Тина предложила не "Раздень звезду", а "Покажи звезду". А режиссер Коля Малохонин даже заставочки компьютерной графики придумал красивые и броские, с двусмысленным слоганом - "Раздень звезду, покажи звезду". Но Тимуру и Исмаилу не понравилось и они звонили Зурабу Ахметовичу. Так что, названием шоу оставили скромную первую половину от задуманного Колей.
  
   - Максим, не спи, - Тина толкнула Тушникова в бок, - я пошла на вторую проходную встречать Анну Лиске.
   - А что, надо именно самой ходить? Сгоняй Олю, пусть она встретит
   -Не, тут по протоколу, надо самой
   -Ой, боже ты мой, - хмыкнул Максим, - стриптизерок по протоколу на уровне первой персоны, может еще и роту почетного караула?
   - А ты, мля выслужись в стриптизерках до статуса короля или королевы, тогда, мля и тебя будут по протоколу, - уже исчезая, ответила коза и сука в одном лице.
   Всего месяц проработав на московском телевидении, Максим уже знал, что хождение встречать займет не менее часа, так что можно было наведаться в кафетерий.
  
   - Кофе с молоком ? - спросил бармен
   - Лучше кофе с молоком, чем кофе с мудаком, - ответил Максим.
   - И то верно, - криво улыбнулся бармен.
  
   Максим примостился на высоком табурете возле стойки, как петушок на насесте. И как петушок с насеста принялся разглядывать курочек, что пришли-прискакали сюда покурить под чашечку эспрессо-американа, отдохнуть от хамства своего придурка-шефа и поболтать о несчастной доли секретарши, поболтать с такой же несчастной курочкой, как и сама, только из другой куриной редакции, с другого куриного телеканала, из другого курятника.
   - Вон, Маринка хорошая сидит, - приметил Максим.
   Приметил и развеселившись, даже заерзал на стуле, едва не захлопав крыльями и не закукарекав.
   Однако, мысль, о недолеченном букете болячек, несколько огорчила его и мнительный Максим даже почувствовал какую-то дискомфортную тяжесть в промежности и в паху.
   - Интересно, а если я эту сучку позавчерашнюю заразил? - мелькнуло в голове у Максима, - а она такая сука крутая, заразит своего Ивана Ивановича, а тот разбираться начнет, не замочат меня потом в подвалах сигуранцы?
   Однако свет жизни взял верх над мраком страхов, и Максим хиляющей походкой направился-таки к столику, за которым сидела и пила свой эспрессо милая-премилая Мариночка.
  
   - Vous permettez? - как можно любезнее спросил Максим.
   - Валяй, садись, - ответила Мариночка.
   - Comment vous appellez vous? - склонив голову на бочок, поинтересовался Максим.
   - Галиной меня звать, - ответила Марина и томно потупила взгляд.
   - Permettez moi de vous presenter quelle ques poem de moi mem, mademoiselle?- жонтийно прижав ладонь к груди, спросил Максим.
   - Валяй, читай свои стихи, - благосклонно позволила Мариночка.
   Максим расправил плечи, выпрямил спину и с чувственным пафосом юного Пастернака прочитал прошлогоднюю домашнюю заготовку, -
  
   Еще не соткана та ткань стихов,
   Достойных стройной стати,
   И дивных блеска глаз - сонету десять строф
   На то - едва ли хватит.
   Сказать, как океана синь - легла ничком невинно
   В глазах и имени изысканно морском, Марина...
  
   Девушка выпустила тонкими ноздрями мальборный дымок и хмыкнув, подернула плечиком.
   - А почему Марина? Я же Галина...
   - Какая разница ? - в свою очередь хмыкнул Максим.
  
   В это время в его кармане веселой мелодией из гайдаевских самогонщиков заиграл мобильный телефон.
   Это была Тина.
   - Что ? Лиске уже готова раздеваться ? - крикнул в трубку Максим, - бегу-бегу- бегу.
   (сноски : "вы позволите ?" "как вас зовут ?" "можно прочитать вам мои стихи?")
   Он спрятал телефончик в карман и извиняясь перед девушкой, сказал смущенно, - M'excusez, mademuaselle, там Анна Лиске уже разделась, мне бежать надо, а с вами в другой раз, Jusqu'аu demain, adieu !
  
  
   (сноски : извините, мадемуазель,...................до завтра, до свиданья (фр))
  
   ***
  
   C той, с предыдущей Маринкой у Максима получился полный флеш-рояль.
   Когда клубная стража утащила упавшую под стол Тину Демарскую кочумать, Максим тоже будучи не слишком трезвым, пошел путешествовать по бару, рассказывая всем встреченным им Маринкам, как вскорости он - Максим Тушников начнет делать свое поступательное восхождение к высотам гламура, запланированное им еще в его питерскую бытность и прописанное ему свыше самим проведением.
   В третьей или в четвертой по счету Маринке он обнаружил взаимность чувств и очнулся уже в ее автомобиле.
   - Что за таратайка-то не пойму, - тупо глядя на руль и на Торпедо, вопрошал Максим.
   - Хаммер, еп твою мать, - ласково крутя рулем, отвечала Маринка.
   Машина тем временем неслась по внутренней стороне МКАДа.
   - А куда мы направляем нашу дистанацию? - икнув поинтересовался Максим.
   - Chez moi, - коротко ответила Маринка и еще покрутив рулем, добавила , - не к тебе же, еп твою мать, так что расслабься и тихо сиди.
  
   До самого конца поездки Максим спал, хрюкал, пукал и пускал пузыри.
   Второе пришествие в себя застало его уже в розовой спальне.
   Помнил, что самое большое впечатление на него произвела Маринкина татуировка. По внутренним сторонам бедер, в промежности, цветной тушью у нее были наколоты две сотенные банкноты в натуральную величину, да причем так ловко и мастерски наколоты, что всякий раз поглаживая благообретенную подругу в интимных ее местах, он ловил себя на рефлекторном желании содрать пару сотенных и спрятать их под матрац.
   - Что ? Нравится, сокол мой ясный ? - спросила Маринка и властным движением сильной руки нагнула его голову к себе таким образом, что обе татуированные купюры американского казначейства оказались как раз на уровне Максимкиных ушей.
  
   По утру Максимка обнаружил себя плашмя распластавшимся поверх черных шелковых простыней.
   - Только черепа с костями на такой простынке не хватает, - подумал Максим, - хороший бы флажок для пиратского кораблика бы получился.
   Простыни имели свойство сильного скольжения, и спьяну Максимке стоило большого труда, чтобы перевернуться с брюха на спину.
   Он был в постели не один.
   Рядом простерлось длинное спящее тело девушки баскетбольного размера.
   Сноска : ("ко мне" (фр))
  
   - Ничего себе! - присвистнул Максим, - куда же я вчера в баре смотрел, когда знакомился ? Или она на стуле сидела, когда я ей презентовался ?
   - Ты помнишь, я тебя пидора до машины из бара на себе тащила, как Ленин бревно на красном субботнике! - приоткрыв один глаз, надтреснутым голоском пропела высокая барышня.
   - Не, не помню, - отозвался Максим и тут же поинтересовался, покуда не забыл, - а у тебя тут из удобств пиво в холодильнике имеется ?
   - Dans bas, ou dessue, - ответила девица и захлопнула красивый карий глаз, прикрыв его волоком ресниц.
   Пришлось вставать и искать трусы.
   Максиму было как-то неловко расхаживать по дому дезабилье.
   Трусы нашлись только девчачьи.
   Максимка долго думал, но надевать розовые стринги не стал, и пошел в чем есть.
   Но так как попал он в это спальное помещение в состоянии полного беспамятства, оттранспортированный из автомобиля таким же образом в виде ленинского бревна, то путешествие в задверное пространство имело теперь для Максима такое же познавательное значение, как путешествие Марко Поло в Китай или поход Васко да Гама в Вест-Индию.
   Тера Инкогнито предстала сознанию Максима Тушникова сперва в виде широкого светлого коридора с красным по полу ковром, что заканчивался лестницей с белыми, отделанными бронзой гладкими перилами - хоть садись верхом, как в школьном детстве, да съезжай с ветерком.
   Памятуя наставление баскетболистки, Максим начал осторожный спуск. От похмелья кружилась голова. Не надо было мешать текилу с шампанским, ой не надо.
   Лестница привела Максимку в громадный холл с пустым холодным, отделанным белым генуэзским мрамором и уральским малахитом камином.
   Максим зябко поежился, огляделся, но холодильника с обещанным пивом не увидал. Тушников с минуту помежевался, идти, продолжать свои географические исследования, или положить экспедиции конец и возвращаться с неутоленной жаждой в постель к красавице-баскетболистке. Но жажда взяла верх над иными сексуальными сомнениями, и утопая по щиколотку в мягком ворсе ковров, Максимка двинулся дальше.
   Так, шаг за шагом, Тушников проследовал через большой зал инкрустированного паркета и с расписным плафоном, что из-за зеркал по стенам и из-за белого рояля в углу напомнил Макимке балетный класс, потом босыми своими ногами Максим прошлепал через пару гостиных с шелковыми обоями, уставленных новенькой мебелью, fabricue под матёрый антиквариат Х1Х века, но нигде... Нигде он не заметил и намека на холодильник.
   Хотелось сделать пи. И Тушников уже было, грешным делом, начал примеряться к какой-то вероятно чрезвычайно древней вазе, как вдруг, страшная мысль пронзила его пораженный винными испарениями мозг. Он заблудился. Он не найдет дороги назад.
   - Вот, дурак, надо было как в кино про индейцев, крестики и стрелки мелом на стенках рисовать, - пробормотал Максим, пуская теплую струю сильного утреннего напора в жерло этрусской вазы...
   - Господину что-нибудь нужно ? - послышалось из-за спины.
   Максим вздрогнул, и часть анализа тут же пролилась на пол мимо вазы.
   - А? Что ? - Тушников обернулся через плечо и увидал горничную в классическом строгом платье и белом переднике.
   - Господину что-нибудь нужно ? - повторила свой вопрос горничная.
   Она стояла, склонившись в полу-книксене и скромно потупив глаза.
   - Где тут у вас насчет пивка ? - от волнения надтреснутым голосом спросил Максим.
   Присядьте, барин, сейчас принесу, - ответила горничная и зашуршав юбками проворно скрылась за боковой дверью.
   Максим машинально принялся растирать босою ногой ту лужицу, что он сделал на паркете.
   - Вот, незадача,- подумал он и также машинально обеими руками прикрыл срамное место, - и куда это я попал ?
   - Извольте, ваше пиво, барин, - услыхал он грудной и удивительно приятный голосок юной горничной.
   Она стояла в белом чепчике и с подносом в руках, как та знаменитая шоколадница кисти Жан-Этьен Лиотара, только вместо чашки горячего какао на подносе стоял запотелый бокал со светлым пенным лагером.
   Максим отнял одну из рук от срамного места и не отрываясь, глядя в личико горничной, взял с подноса холодное пиво и с каким-то животным зубовным стоном, в три глотка высосал бокал до дна.
   - Слушай, а где это я ? - спросил Максим, ставя бокал обратно на поднос.
   - Это дом господина.........
   И тут с уст юной горничной слетело такое громко - известное на Москве имя, что Максим вздрогнул, и снова захотел сделать пи.
   - Слушай, а эта....
   Максим запнувшись, неуверенно показал пальцем на потолок, подразумевая то место, туда где спальня в которой лежала по его расчетам его вчерашняя баскетболистка, - а эта ? Кто она ему ?
   - Зинаида Сергевна? - переспросила горничная, и скромно улыбнувшись, пояснила, - она нашего барина Ивана Ивановича Полугаева гражданская жена.
   - Типа жена ? - нервно переспросил Максим, - а где сам ?
   - Иван Иванович сейчас в Австралии и в Китае на переговоры улетели, завтра обещались быть.
   Максим слегка повеселел.
   - Завтра, говоришь ? - спросил он, беря горничную за подбородок, - а тебя это самое, можно ?
   - Меня ? - лукаво стрельнув снизу вверх глазками, в свою очередь переспросила горничная, - меня можно, но чтобы только барыня не увидала...
  
   ***
   Теперь, вспоминая давешные приключения, Максим начал сильно бояться.
   - А если я ее заразил ?
   А в том, что он трахался с этой министерской женой безо-всяких контрацептивов, у него не было никакого сомнения, - а если я ее, да еще и эту их горничную заразил недолеченной своею микроуреаплазмой с трихомониазом ? Убъют меня нукеры министерские ?
   И охваченный смятением чувств, Максим поехал к Исмаилу и Аджинджалу за деньгами.
  
   ***
  
   Глава вторая
  
   ***
  
   Хованская строго соблюдала правила поведения, предписанные Эм-Ти-Вишным кодексом "модус вивендис".
   Собственно это были не совсем буквальные правила этикета, но это был некий свод неписанных установок, что устно вкратце и на пальцах пересказала Алиске ее продюсерша Тина Демарская.
   Правила были необременительными.
   Каждый день, не раньше двух пополудни, потусоваться в самых дорогих бутиках на Рублевке и обязательно купить каких-нибудь тряпочек, непременно роняя и рассыпая возле кассы (чтобы видели папарацци) ворох из золотых и платиновых карточек ВИЗА и МАСТЕР всех известных и малоизвестных банков страны и зарубежья.
   Потом - попить кофе или даже пообедать, где-нибудь в таком месте, где бывает столичный beaux monde. Ночью же, посетить два-три столичных клуба, если только на дворе не август и не декабрь-январь, когда оставаться на Москве просто неприлично, и когда весь свет выезжает либо на пляжи Кот-д-Азур, либо на горные склоны Анесси и Куршавеля.
   И обязательно ! И непременно один-два скандала в месяц, и чтобы на первую полосу Московского Комсомольца, чтобы не забыли.
  
   Алина быстро освоилась со своими новыми обязанностями гламурной звезды.
   Это было не так то и трудно.
   На людях надо было через слово ругаться матом, особенно общаясь с продавщицами, маникюршами и визажистками, парковать машину или на середине улицы в третьем ряду, на автобусной остановке, или еще лучше, на трамвайных путях, если они там есть, и поставив "лексуса" таким образом, на час - полтора, милостиво включив мигающую аварийку, чтобы иные шоферы из черни знали, что надо объезжать, заходить потом к визажистке или массажистке, плюя на то, что людям ни въехать - ни выехать. Деньги ? Мерить и считать деньги котлетами и рулетами, когда котлета - это пачка тысячерублевок, а рулет, это такая-же пачка, но уже стодолларовых банкнот скатанная в рулон.
   Итак...
   Утром, то есть в два пополудни, Алиса села в свой лексус и выехала в свет.
   В этот день Тина Демарская договорилась со своими людьми о скандале. Месяц уже подходил к концу, как в прессе и в Интернете июльским громом прогромыхал предыдущий скандал (тоже от начала и до конца придуманный и отрежессированный Тиной Демарской). Теперь, чтобы поддержать статус звезды, чтобы жующая свои чипсы возле телевизоров чернь не забыла про нее, про светскую львицу Алину, надо было вкинуть в пипл очередной букет понтов. Тина туго знала своё дело. Каждый скандал, который она выдумывала, был своего рода шедевром.
   Взять, позапрошлый, июльский скандал, когда по сценарию Тины, Алиса слетала на пару дней в Баден-Баден, где щедро оплаченные из денег Исмаила и Аджинджала мастера киношных автотрюков (а заодно и угонов дорогих машин), устроили Алиске и ее водителю красивую аварию, в которой никто не пострадал, если не считать развалившейся на части гоночного "порше". Сам факт такой гламурно-престижной аварии (как же ! Порше, да еще и в Баден-Бадене) Но основная суть скандала была не в том, что порше стоил почти миллион зеленых, и не в том, что Баден-Баден, это не Москва, а в том,
   что за рулем порша сидел известный и при том женатый кинорежиссер, которому тоже была нужна пи-арщина Тины Демарской. Жена кинорежиссера, известная киноактриса, и та нуждалась в пи-аре, и поэтому была рада попасть на страницы глянцев и дешевых таблоидов, даже в качестве обманутой супруги. Тем более, что муженек, улетая в Баден-Баден, все женушке рассказал, - не волнуйся, милая, вернусь с драгоценным скандалом на все первые полосы газет, мы с тобою три раза прославимся, после аварии, потом, когда якобы подадим на развод, и потом еще раз, через месяц, когда якобы помиримся.
   Ох, и светлая же голова у этой Тины Демарской!
   После той аварии с режиссером, Интернет аж вибрировал от радостных подробностей, - Алиса Хованская сидела в надутых подушках разбитого "порше" без лифчика и трусиков, а среди битого автомобильного стекла и прочих частей дорогого искалеченного болида, подоспевшая полиция нашла презервативы и две недопитые бутылки виски.
   Тина и с "Чивас Ригала", надо думать, свои комиссионные сняла...
   А каков был чудесно-придуманный скандал с ограблением Алискиной квартиры?
   Тина через знакомых ментов (а у Тины по всей Москве менты, не ниже подполковников были на подсосе) устроила так, что квартиру, в которую Алиса, только что приехавшая тогда из Питера, только-только въехала и еще даже вещей толком распаковать не успела, так вот, эту квартиру вроде бы как обнесли.
   Ну, естественно, ломали замки и вскрывали сейфы сами же нукеры Тимура и Аджинджала, но они устроили показное ограбление квартиры как надо, как доктор прописал. Потому что самым главным в этой истории было то, на сколько по сценарию Тины Алиса объявила корреспондентам и всем этим папарацци - ущерб, якобы причиненный ей этим якобы ограблением.
   Надо было сразу убить публику суммой, заявленной в списке похищенного, чтобы гордая, высокомерная Москва сразу бы зауважала приезжую питерскую штучку, как же ! На десять миллионов одних только бруликов, мол, у нее унесли.
   Гениальная она все-таки, эта Тина Демарская.
   Вот и сегодня должна она была сделать новый скандал.
   Какой скандал, - Алиса еще не знала.
   - Приедешь, там на месте объясню, - сказала Тина по телефону.
   Вот, Алиса и ехала теперь.
   Ехала в третьем ряду по внутренней стороне МКАД двигаясь от Рублево-Успенского в сторону Ленинградки...
   Ехала, мечтала о чем-то высоком и духовно-эротическом, типа как бы о любви, ехала себе, как вдруг...
  
   ***
   Ну, Алиса сама нагло ездит, но чтобы так, что бы ее престижный-перепрестижный "лексус" так подрезали!
  
   Как то раз на какой-то вечеринке, один сильно подвыпивший полковник ФСБ, клеясь к ней и сальным взглядом уже снимая с нее карденов и гуччи с валентино, рассказывал, вешал ей на уши, нагоняя понтов, как он на дороге в любой ситуации, если ему мешают, подрезают или просто даже мигают фарами, он достает из бардачка своего "стечкина" и присовокупив к нему красные полковничьи корочки просто показывает этот набор из двух красноречивых аргументов, суя это в лобовое или боковое стекло, чтобы обидчику было видать, с кем дело имеет.
   А ей, а Алиске что в таких случаях высовывать ?
   Может, сиськи высовывать ?
   Додумать эту гениальную догадку Алиса не успела, потому как подрезавший, и вставший перед ее капотом "опель", стал бить по тормозам, а обойти его слева тоже никак не получалось, слева от нее, синхронно снижая скорость близко прижался видавший виды зеленый "гранд-черроке".
   Не помня себя Алиса встала по тормозам прямо во втором ряду. Вправо, в крайний ряд ее не пускали шедшие непрерывным потоком грузовые фуры.
   - Что за идиотизм? - невольно вырвалось у Алисы, когда она увидала, как из впереди стоявшего "опеля" выскочил амбал и рванулся к ее водительской двери.
   Алиска едва успела защелкнуться на внутренних замках.
   - Ой, что это?
   Амбал сильно тряхнул машину, дернул за ручку, едва не оторвав, а потом локтем сразмаху саданул по боковому стеклу и оно тут же с характерным хрустом раскололось, крошкой мелких кубической формы кристалликов обдав всю Алиску от шеи и до щиколоток.
   Амбал просунул руку, рывком открыл дверцу, выдернул Алиску из машины и с силой швырнул ее на асфальт.
   Алиса и "ОЙ" сказать не успела, как амбал, усевшись на водительское сиденье, дал по газам.
   С проворотом колес по сухому асфальту, с визгом, все три машины сдернули с места и Алиска вдруг обнаружила себя лежащей посреди дороги.
   Лежащей не там, где ей всегда было уютно лежать, то есть не в кровати с очередным любовником, а на сером асфальтобетоне кольцевой автодороги, причем не на обочине, а аж в третьем ряду, когда и слева и справа от ее распростертого на проезжей части красивого тела со вжиканьем проносились авто, обдавая Алиску холодящим октябрьским ветерком... Холодящим в контраст к теплому, установленному на плюс семнадцать климат-контролю ее лексуса, который теперь все дальше и дальше удалялся от своей хозяйки.
   - Ты дура, чего разлеглась ? Вставай ! - крикнул ей какой-то шофер, высунувшийся из КАМАЗа, - задавят тебя дуру!
   Машины и слева и справа проносились, только гудели. Гудели и проносились не останавливаясь и даже не притормаживая.
   Сама себя не помня, Алиска вдруг разревелась.
   Неужели это Тина не предупредив, устроила свой скандал?
   Но тогда, где ГАИшники ? Где фоторепортеры-папарацци? Где сама Тинка, наконец ?
   Никого не было. Были только кольцевая автодорога и бесконечный безучастный трафик.
   Алиска едва не задавленная, еле-еле перебежала уворачиваясь от машин на обочину. Но здесь на МКАДЕ разве есть обочина ? Бордюр и забор из сетки, мышь не проскочит! Вроде, вон они - дома стоят, видно вдалеке, а пройти к ним - никак.
   А до следующего пешеходного мостика или еще до какой лазейки - километра три шагать на каблуке. На непривычных к хождению ножках.
   И мобильного телефона нет, он в сумочке, а сумочка в Лексусе уехала.
   Хоть стой и плач горючими слезами.
   Стала руками проезжающим машинам махать.
   Все едут мимо, никому до нее до Алиски дела нет.
   Один на КАМАЗе притормозил, высунулся из окна и кричит, смеясь, - дывысь, Данило, яка смешна проститутка стоит! На Алису Хованскую похожа, эй, проститутка, здесь ты никого не поймаешь, здесь остановка запрещена....
   И хохлы в своем КАМАЗе уехали...
   И Алиска совсем загоревала-забедовала.
   - Где эта сучка Тина, если это вообще ее рук дело?
   Стоять на ветру было холодно.
   Не июль на дворе, а октябрь. А надето на Алиске - платьице, да плащик тоненький-претоненький.
   - А жене скажи, что в степи замерз, - пришли ей вдруг на ум строчки из народной песни, что позавчера на вечеринке глумливо пел Митя Красивый.
   - Сон в руку оказался, - горько усмехнувшись, подумала Алиса.
   - Вам куда? Садитесь, подвезу, здесь стоять нельзя, - услышала она сзади.
   Обернулась. Возле нее стоит старенькая вся в разводьях рыжей ржавчины, буграми выпирающей из под некогда белой краски, машина Жигули.
   - Садитесь, я вам говорю, - настаивал дядька, перегнувшись со своего водительского сиденья и открывая ей дверцу.
   Села, а куда денешься ? Не замерзать же здесь насмерть, как тот ямщик из песни?
   - Вам куда? - спросил мужик.
   Алиска его и рассматривать не стала. На таких как он - обсосов ей глядеть - западло. Это пипл, это трудящиеся, а она... А она звезда, она светская дама.
   - Слыш, мужчина, у тебя мобильник есть? - молвила наконец, Алиса, - я позвоню, ты меня до какого-нибудь приличного места довези, тебе хорошо заплатят.
   - Ладно, довезу, а что случилось то? - спросил мужик, доставая и протягивая Алиске какую-то стыдно-допотопную трубку мобилы.
   Алиска не ответила, молча набрала номер и принялась ждать гудка, со злым отчаянием глядя на набегающий под капот асфальт.
   - Тина, блядь, это ты? - буквально крикнула Алиса, когда соединение произошло, причем так крикнула, что шофер аж вздрогнул, слегка вильнув рулем так, что жигуль рыскнул носом по полосе.
   - Тина, меня грабанули на МКАДе, что? Как грабанули ? У меня лексус прямо из под меня угнали, А это не ты, сука устроила? Что ?
   Алиса зло шмыгнула носом и принялась набирать следующий номер.
   - Тимурчик? Тимурчик, это ты ? У меня машину угнали, Тимурчик, приедь за мной, ладненько? Куда? Я не знаю куда, - Алиска беспомощно поглядела на своего шофера.
   - Сейчас мимо Ашана будем поезжать, я вас могу возле Ашана высадить, там и кафе есть, где посидеть, пусть ваш муж за вами к Ашану подъезжает, что на Юго-Западе у МКАДА, - подсказал мужик.
   Алиска даже спасибо ему не сказала.
   Даже спасибо.
   Потому что была уверена в том, что сама возможность посидеть с нею рядом в машине - это само по себе огромное для этого мужика счастье.
  
   ***
   Скандал, естественно, попал в колонки светской хроники.
   Уж Тина со своими цепными папарацци расстаралась.
   А "лексус" так и не нашли.
   - Это дагестанцы угнали, - сказал Тимур, - у этих дело так поставлено, что машина эта уже в контейнере на Махачкалу едет, мы ее уже не увидим никогда.
   На следующий день Аджинджал подогнал к дому Алиски новенький Мерседес-купе. Двухдверный с четырьмя глазами спереди, красивенький, темно-фиолетового цвета, как чернила в детстве.
  
   ***
  
   - Раньше свет петербургского общества был представлен родовыми аристократами. А теперь свет - это актеришки родом из провинции и прочие, что рифмуются со словом "аристократы", - утешала Кира своего Сережу.
   - Она мне даже спасибо, даже досвиданья не сказала, - сокрушался Сергей.
   Они сидели на диване в Кириной квартирке и смотрели по светскую хронику
   по МТV. Там как раз сказали, что Хованскую прямо из машины выбросили, и интервью с ней потом показывали, и новую ее машинку тоже показали.
   - Представляешь, я еду по МКАДу, как раз на Ленинградку собираюсь выезжать, чтобы домой на Питер, а тут эта знаменитая фря на обочине стоит скучает, - грустно рассказывал Сережа, - а она мне даже потом ни спасибо, ни досвиданья.
   - Наплюй на нее, - обнимая Сережу, сказала Кира, - все они из этой тусовки сволочи и дегенераты.
   Вот уже месяц, как выписавшись из больницы и сняв гипс с лица, Кира жила теперь с Сережей. Это он тогда, спускаясь по лестнице и найдя избитую Киру, обрел в ней свою Судьбу. Так что, как только Кира выписалась, она пригласила соседа сверху - попить чайку, отпраздновать ее выздоровление. К тому-же ее собачка Мультик была у Сережи, ах, получается, он ее дважды выручил!
   Сережа оказался очень хорошим. Квартиру над нею он снимал, потому как сам был родом из Вологды. Здесь в Питере у Сережи была долька в каком-то маленьком фармацевтическом дельце. Настолько маленькая долька в настолько маленьком дельце, что в свои пусть нечастые, но случавшиеся командировки в Москву за товаром - ездил Сережа на очень старенькой машине.
   - Купи машинку, - сказала Кира Сереже, памятуя, как пару раз, когда за нею ухаживал еще Максим Тушников, ее катали на дорогой иномарке.
   - Во-первых, я еще не заработал, - строго ответил Сережа, - во-вторых эта, если угонят, ее не так жалко, а мне в командировках порою приходится ее оставлять хрен знает где, а в третьих, сперва на квартиру заработать надо.
   Кире импонировала рассудительность Сережи. И втайне, она уже даже просчитывала в голове, что если у них с Сережей сладится, то они могли бы пока жить в ее - Киры квартире, а если бы еще у них бы родились и дети, то уж тогда, совместно, они могли бы подумать, как продав эту с прибавкой денег, можно было бы купить двушку, или даже трешку. И советуясь порою с подружками, Кира даже находила поддержку в этих своих мечтах, так как ее продвинутая в законах товарка Лёля Кузнецова объясняла Кире на пальцах, - если даже вы будете вступать с ним (под этим "с ним" Лёля подразумевала Кириного Сережу) если с ним вы будете вступать в совместное обладание новой квартирой, то твоя доля будет оговариваться при приобретении, а также будет оговариваться и доля вашего ребенка, и если даже случится развод, (здесь Лёля плевала через плечо) то ничего страшного, ты не только получишь свою долю в виде проданной этой однушки, но и с Сережи своего оттянешь часть вложенных им, потому как ребеночку тоже причитается.
   Вобщем, покуда деток у них не было, они жили в Кириной квартире и каждый из них вечерами мечтал о своем.
   - О чем мечтаешь ? - спрашивала Кира, когда после приступа объятий, они отлеплялись друг от дружки и погасив телевизор, тихо посапывали, каждый на своей подушке ее широкого в пол-комнаты раскладывающегося дивана.
   - Мечтаю о том, чтобы бизнес расширить, квартиру купить, потом машину, - говорил Сережа в тихий мрак едва белевшего над ними ночного потолка.
   - Ну, пока можно жить у меня, - отвечала Кира, и доверчиво клала свои руки на грудь любимому, щекой прижимаясь к его мощному плечу.
   - Хорошо, спи, потом обсудим, - отвечал Сережа, и они засыпали.
   А наутро, проснувшись, они начинали быстро передвигаться по маленькой квартирке. Сережа выбегал с Мультиком на улицу, Кира бежала в душ, потом в душ залезал Сережа, а Кира на кухне варила два яйца вкрутую и кофе в большой турке.
   А потом на ржавой "девятке" Сережа отвозил Киру в ее туристическое агентство, и помахав ей на прощанье, сам газовал на Лиговку, где находилась его фармацевтическая фирмочка.
   Все у них было хорошо.
   Сережа был счастлив, что встретил Киру.
   - Она такая интеллигентная, такая умная, - говорил он приятелю, с которым служил в армии, - она знаешь, что сказала ? Она сказала, что Россия деградировала в том, что если прежде светским обществом было общество родовых аристократов, то теперь светским обществом у нас стала тусовка артистов, которых те аристократы к себе бы и на порог не пустили...
   - Да, умная у тебя баба, - соглашался армейский друг, - и где ты такую нашел?
  
   ***
  
   Чтобы, вероятно, не вызывать разнотолков в тонком деле инициации законотворчества, хозяева забили стрелку не у себя на Старой площади, а в Охотном ряду, в комитете Думы по телевидению и печати.
   - Я по этому случаю вспоминаю, как старый разведчик фон Зейдлиц сетовал своей секретарше Ангелине Бюхер на то, что эсэсовские выскочки устроили явку в его родовом замке, - шепнул Лагутин Вездеславинскому, - это, если не помнишь, из Щита и Меча с Любшиным и молодым Янковским.
   - Помню, - бесстрастно ответил Вездеславинский, - но аналогии не вижу, и ты вообще лучше воздержался бы от таких сравнений, по твоему Медвединский это Гимлер что ли ?
   - Ну, не Гимлер, разумеется, далеко ему до Гимлера, - согласился Лагутин и уже пожалел, что неудачно сострил.
   Лагутин, Брэм, Погребайло, и Вездеславинский были вызваны в Комитет, и туда же со своим пакетом предложений должен был еще приехать и Медвединский.
   - Деньги в казне завелись, казна хочет, чтобы народу жилось веселее, - предугадывая, с чем приедет Медвединский, сказал Погребайло, - ясное дело, в стране мы должны обеспечить стабильность мыслей, это нам еще в августе в Сочи говорили.
   - В Сочи нам говорили, что мы ответственны не за стабильность мышления у населения, а за полное отсутствие какого-то ни было мышления, пусть трудящиеся и тунеядцы смотрят на бокс и на фигурное катание, пусть жрут свою дешевую колбасу с сардельками, в то время как...
   - В то время как что ? - прервал Брэма Вездеславинский.
   - Ничего, - смущенно ответил Брэм.
   - Вот то-то, что ничего, - повысив голос заметил Вездеславинский, - покуда ты хорошо живешь, не зли толпу, и ты за это в ответе, понял?
   Брэм не успел ответить, потому как всех пригласили в зал совещаний.
   Медвединский извинился за свое опоздание и быстро, но внимательно оглядев присутствующих, начал свой спич.
   Собственно, в спиче ничего нового не было. Было повторение уже говоренного в Сочи на специальном совещании в Богучаровском Роднике.
  
   - Обеспечение стабильности, предупреждение экстремизма.
   Но сильнее прозвучала музыкально-ритмическая доля обещания денег.
   - Государство призывает руководителей телеканалов активнее привлекать частных инвесторов в развитие отечественного телевидения, однако, государство не собирается при этом устраняться от вложений государственных средств в наиболее перспективные и успешные проекты.
  
   - А как конкретно будет решаться вопрос, в какие проекты будут осуществляться вливания государственных средств ? - с места поинтересовался Брэм.
   Медвединский внимательно поглядел на него и ответил с тонкой улыбкой, - а вы создайте у себя на канале такой же общенародный рейтинговый проект, как у вашего коллеги господина Лагутина, а мы в свою очередь это заметим и не задержим с тем, чтобы отметить.
  
   - Все ясно, - выходя из здания Думы и глазами ища своего шофера, сказал Погребайло, - в стране требуется стабильность, быдлу, чтобы не рыпалось, надо дать таких зрелищ, чтобы оно даже о хлебе позабыло.
  
   Сердитый Вездеславинский этого замечания не слыхал, а то бы он Погребайлу одернул.
   Старая партийная привычка, но очень теперь уместная.
  
   ***
  
   Глава третья
  
   ***
  
   - Надо добраться до этих денег, - подытожил Гриша свой спич, - надо получить государственные инвестиции.
   - Ты обещал хороший проект, - сказал Зураб Ахметович, - я на тебя понадеялся.
   - Проект хороший, - возразил Гриша, - нам просто денег еще на раскрутку надо.
   - Я денег много давал, - выразительно расширив глаза, сказал Зураб Ахметович, - все ингушские водочные заводы уже год как на твое телевидение работают.
   - Скоро и телевидение заработает, - сделав успокаивающий жест, сказал Гриша.
   - Ты мне сперва что говорил ? Через пол-года отдача пойдет, а теперь говоришь, еще денег давай!
   Зураб Ахметович нервничал.
   Они сидели на его подмосковной даче в кабинете на втором этаже.
   Окна кабинета были не занавешены, и Гриша мог любоваться открывавшимся отсюда видом на реку и дальним лугом.
   - Наверное со временем Зураб или его наследники здесь еще и оленей разведут и будут на них охотиться, - подумал Гриша, стряхивая сигарный пепел в тяжелую антикварную бронзу.
   - Ты этого, как его ? - Зураб Ахметович запнулся, вспоминая забытое слово, - ты это, креатива давай, я денег дам, а ты креатива, и этого своего Максима надрочи, чтобы был как надроченный, понял ?
  
   ***
  
   Выезжая от Зураба Ахметовича, Гриша даже слегка приуныл, впав в некоторую меланхолию.
   - Осень что ли ? Погода что ли виновата ? - размышлял Золотников, глядя из окна на грустный убранные поля и на активно скидывающий листву лес, - надо на Максимке отыграться, - решил Золотников, - не все же мне в мальчиках для бития ходить, надо на него молнии перевести, да разрядиться.
   Золотников достал мобильный и набрал номер Тушникова.
   - Макс, я сейчас еду от Зураба в гостиницу, подтягивайся через часок на Балчуг, знаешь гостиницу Кемпински? Я в баре буду на первом этаже, разговор есть.
  
   Максим не был расположен куда-то тащиться на ночь глядя, его поносило от антибиотиков, да и печень покалывала, но Золотникову он отказать не мог.
   Надел белую по-модному искусственно мятую сорочку из тех, что не надо гладить, под нее надел черную ти-шортку, чтобы в расстегнутом вороте была видна футболка, натянул классические ливайсы пятьсот первой модели, надел черный пиджак, чтобы стопудово пройти дресс-код проходки в Кемпински, любимые крокодиловые туфли и повертевшись-покрутившись перед зеркалом, да вырвав пару длинных волосинок, торчавших из левой ноздри, счел себя на все сто процентов парнем товарного вида а-ля бизнес-класс.
   На своей решил не ехать, вызвал такси.
   - За счет Золотникова, - садясь в желтую машину, сам с собою пошутил Максим.
   В баре первого этажа посетителей было немного. Не тот час. Две дорогих проститутки, наверняка отстегивающие бармену и старшему портье, сидели за ближним к стойке столиком и пили свой бесконечный кофе.
   - Привет, Гриша!
   - Привет, Максим!
   Слегка касаясь щеками, мужчины по бандитски обнялись.
   Проститутки за ближним столиком было уже оживились, но тут же снова впали в меланхолию, увидав, что друзья-приятели уселись за дальний столик, явно увлеченные сами собой.
   - Ну, креативить будем или нет ? - с показной сердитостью спросил Золотников.
   - Будем, - покорно, но вместе с тем решительно ответил Тушников.
   Гриша заказал виски.
   - А я не пью, - сказал Максим.
   - Что ? Триппер лечишь ? - хмыкнул Гриша.
   - Ну, вроде того, - смутившись, ответил Максим.
   Тушникову заказали воду и кофе.
   - Есть тема, как заработать, - не мигая глядя в лицо Тушникову, сказал Золотников.
   - И что от меня требуется ? - спросил Максим.
   - Скандал, большущий скандал на том шоу, которое мы тебе делаем, - ответил Гриша.
   - Ну, так мое шоу и так рейтингово-скандальное, - поджав губы в сомнении промямлил Максим.
   - А надо, чтобы был такой скандал, чтобы все ох.....ели, - сказал Золотников.
   Гриша отхлебнул виски, поморщился и разразился спичем, -
   - Ты пойми, - глядя Максиму прямо в глаза, начал он, - ты пойми, таких как ты шоумэнов на Москве раком до Воронежа не переставишь, ты думаешь ты один такой кто умеет перед камерой лыбиться ? Так что, надо думать, чем Москву удивить, тем более, что её - вконец развращенную суку-Москву удивить крайне сложно, разве что уже если не трахнуть в прямом эфире козу или не раздеть какую-нибудь депутатшу или министра?
   Максим хмыкнул и промолчал.
   - Но все дело в том, Макс, дружище, - Золотников доверительно положил руку на плечо своему визави, - дело в том, что если ты не удивишь Москву в течение ближайшего месяца, и если ты не придумаешь чего-то такого, что поднимет рейтинг до уровня пяти полей чудес вместе взятых, то тогда Зураб уволит меня, а я отдам тебя на корм его поросятам за мои перед ним долги.
   - Мусульмане свинину не едят, - сказал Максим.
   - А тебя поросенка - схавают, - заверил друга Гриша и еще раз похлопал его по плечу.
   - Бля буду, - сказал Максим, - я Алиску Хованскую по рейтингу к концу месяца переплюну.
   - Дело за тобой, - сказал Гриша, - либо грудь в крестах, либо голова в кустах, третьего не дано.
  
   ***
   Алиса Сделала Тине выволочку.
   - Наш креатив, наши скрипты, наши темы ни "пер вагина, ни пер армада росса", меня уже тошнит от пошлых скриптов этого старого наглого пидора Сёмы Израйловича, ему что? Пятьсот баксов за страницу платят ? Охренеть можно!
   Тина молчала. Она и сама была не довольна работой Израйловича, но где взять лучше ? Он ведь всем пишет, и Малахову, и Тушникову, и Лолите.
  
   - И вообще, - продолжала бушевать Алиса, - и вообще, надо срочно делать шоу народным, а на молодежь ставить уже бесперспективно, молодежь телевизор не смотрит, надо уходить в ту аудиторную нишу, где сорокалетние и пятидесятилетние, поняла?
   - Это не мой вопрос, - ответила Тина, это уже вопрос генерального спонсора и Интер-Медиа-Группы, они рекламодателей подтягивают, они и вопросом формата и ориентации по зрительским аудиториям рассматривают.
  
   - Но это же элементарно, - всплеснув руками и закатив глаза, заголосила Алиса, - сделать эротическое шоу типа "моя последняя надежда", или "бабе сорок пять, баба ягодка опять", вот где зрительская аудитория, вот где рейтинг!
   - А в этом что-то есть, - вдруг согласилась Тина, - я не уверена, что это проканает с Лагутиным, но я могу к Брэму или к Погребайло с этой идеей обратиться, авось и выгорит, сейчас такие бабосы в телевидение могут придти, я слыхала в Думе совещание состоялось, можно и попробовать.
  
   ***
  
   Чудо произошло.
   Хотя, чудес, как многие уверенно полагают, не случается уже две тысячи лет.
   Но тем не менее.
   Брэму понравилось название.
   А удачное название, как известно - это половина успеха.
   Итак, шоу решили назвать "Бабе сорок пять, баба ягодка опять", и решили запустить его в ежедневную сетку в самое рейтинговое пиковое время в пять пополудни.
   С Лагутинского канала тем временем Алиса не уходила, у нее был в этом смысле свободный контракт и она могла одновременно сотрудничать с любым другим медиа-предприятием.
   - Да если шоу у Брэма пойдет хорошо, то и "Фабрика невест" рейтинга прибавит, - сказала Тина Демарская, встретив Лагутина в вестибюле.
   Но Лагутин особенно и не сердился, даже наоборот смотрел на происходящее с нескрываемым интересом.
   - Только отныне, скрипты я буду писать сама, - ультимативно заявила Алиса.
   - И диалоги ? - удивилась Тина, - затрахаешься, да и не получится у тебя.
   - Ну все равно, Сёму я больше видеть не хочу, - отрезала Алиса.
   - Ладно, я другого сценариста надыбаю, - успокоила ее Тина, - Москва большая.
  
   ***
   Сценариста по диалогам нашли среди студентов московского литературного института.
   Вернее, он сам нашел Алису.
   И у них... И между ними...
   Возникла любовь....
  
   ***
  
  
   Иван Иванович Полугаев имел с Зинаидой определенный вид отношений, держа эту как он ее ласково называл - "оглоблю", он держал ее в своем хозяйстве как некоторые чудаки-коллекционеры из желания быть оригинальными, заводят экзотических животных - змей, игуан и прочих редких тварей.
   Ивана Иваныча тошнило от всех. Ему были противны и глупые алчные сослуживцы, и завистливые родственники, и так называемые друзья, которые всегда были готовы подставить подножку и всадить в спину нож, и кабы не тошнотворное отвращение к житейской банальности, а суицид Иван Иваныч считал именно пошлой банальностью, то может, и покончил бы он с собой, повесившись на подтяжках из-за того, что ему была отвратительна вся эта московская жизнь...
   Ему были до кровавой тошноты отвратительны все эти восемнадцатилетние юные жонки олигархов, с которыми по долгу службы Ивану Ивановичу приходилось общаться в обязаловке ночных тусовок, составлявших непреложную и не отменяемую часть его деловой жизни, и может, именно поэтому, богач из богачей и олигарх из олигархов - Иван Иванович женился не на семнадцатилетней блондинке с бюстом "намбер сикс" и с гибкостью Алины Кабаевой, но выбрал себе спутницу с весьма выразительной антивнешностью. И когда его секретарь, отвечавший помимо всего прочего и за имидж своего шефа, сказал, - "баста, барин, далее одному без супруги вести светскую жизнь нам просто неможно", барин выбрал в качестве спутницы самую неблондинку и при этом, самую не ласкающую привередливый глаз.
   Зинаиду Иван Иванович увидал в Георгиевском зале Кремля, где ему - Ивану Ивановичу Полугаеву Президент вручал тогда Орден за заслуги перед Отечеством Второй степени. А Зинке вместе с еще десятком спортсменов, давали тогда Орден Знак Почета, причем ей, как капитану сборной по баскетболу, выигравшей в том году кубок Европы.
   Иван Иваныч как ее Зинку увидал, так и порешил - вот эта и будет меня сопровождать, когда по-протоколу надо будет являться с супругой...
   К Зинке тут же подослали секретаря-порученца с приглашением на ужин во дворец.
   Там после ужина она и осталась жить. И вот жила здесь уже почти три года.
  
   Конечно же, Ивану Ивановичу докладывали отвечающие за безопасность дворца, что Зинаида, мягко говоря, не отличается нравом монашки и позволяет себе порою приводить во дворец иных мужчин...
   Докладывали, но Ивану Ивановичу настолько в жизни было на все плевать, что он плевал и на химеры супружеской верности, и на верноподданнические доклады своих охранников.
  
   Однако, когда на пятый день после своего возвращения из Китая, где Иван Иваныч подписывал соглашения с Китайским нефтяным консорциумом, он почувствовав недомогание, обратился к своему врачу и тот поставил патрону юношеско-мальчишеский непристойный диагноз, тогда Иван Иванович не на шутку на Зинку разозлился.
  
   - Que vous vous se-permettez, Madame? - нахмурив брови, сердито говорил Иван Иванович, - Vous lancez chez vous-memes quelle-que visiteurs de nuit
   et ensuite vous recevez la maladie de qui je suis meme se-infecte. C'est inadmissible, Madame.
  
   - Это может вы не от меня, а от горничной, от Аньки триппер получили, почему именно от меня ? - обиженно фыркнула Зинаида, - вы сперва разберитесь в ваших половых отношениях, мужчина, а потом наезжайте.
  
   - Moi et mademoiselle Anna, nous avais seulement le sexe orales, - с сухой иронией возразил жене Иван Иванович, - et la medecine ne connait pas les cas de gonoreya orales, chere Madame.
  
  -- Не знаю я, где вы своей гонореей заразились, может и в Китае китайскую гонорею подцепили, откуда мне знать, а теперь вот наезжаете, - обиделась Зина и повернувшись на каблуках, ушла на свою половину дворца.
  
   - Коля, отвези нашу горничную Анну в хороший частный ка-ве-де, - Иван Иваныч отдавал распоряжения своему секретарю-порученцу, - а еще узнай, кто был у Зинки в последний раз и пробей пацана по своим данным, кто, откуда, зачем и под кем ходит, сам знаешь...
  
   (сноски : "что вы себе позволяете, мадам ? вы пускаете к себе ночных гостей, а потом я заболеваю от вас неприличной болезнью"
   "я и мадмуазель Анна занимались оральным сексом, а медицине не известны случаи оральной гонореи, мадам!")
  
   ***
   Во второй половине дня у Ивана Ивановича была важная встреча с Медвединским. Забились переговорить о делах в Третьяковке. Был как раз понедельник, в Государственной Третьяковской Галерее для всех выходной, а для больших государственных мужей - день эксклюзивных экскурсий.
  
   Иван Иванович любил, чтобы ему поставили кресло напротив Левитановского "Вечернего звона" или напротив его любимой картины "Христос в пустыне" Крамского, и чтобы затворили все двери и не мешали, покуда он сам не решит, что насмотрелся вдоволь.
   На этот раз по просьбе Ивана Ивановича администрация распорядилась, чтобы поставили два кресла в зале Шишкина напротив "Утра в сосновом лесу". Одно кресло для Ивана Ивановича и одно для Медвединского.
  
   - Пора мне на твоем телевидении порядок наводить, - сказал Иван Иванович.
   - Чего это так ты на телевидение осерчал? - удивился Медвединский.
   - Эти твои все Лагутин, Погребайло, Брэм, они доиграются, а ты же должен брать дрын и дрыном, и дрыном их рихтовать, ты же бугор, - сердился Иван Иванович.
   - Ну, бугром над ними Вездеславинский, - пожав плечами, фыркнул Медвединский.
   - И этот тоже доиграется, - пообещал Иван Иванович, - плохо работают.
   - Исправим, - заверил патрона Медвединский, - все наладим, дай срок.
   - И слушай, кто этот Тушников там у вас? - спросил Иван Иванович.
   - Не знаю такого, - ответил Медвединский.
   - А ты узнай, - настоятельным тоном сказал Иван Иванович, - узнай и разберись.
   - Хорошо, - ответил Медвединский и оба принялись смотреть на картину.
  
   ***
   Кира и Сережа любили коротать вечера вдвоем - пить чай и смотреть телевизор. Особенно по пятницам и по субботам. Впрочем, и по воскресеньям - тоже.
   Сереже очень нравился бокс со звездами, а Кира была сама не своя от фигурного катания, можешь лишить Киру сладкого, но только дай ей посмотреть фигурное катание, где певец Митя Красивый делает поддержку фигуристке и чемпионке Олимпийских игр Вике Малаевой.
   Как только Сережа переехал к Кире жить, он тут же купил ей (а впрочем - им двоим) большой плазменный телевизор на сорок два дюйма и к нему еще домашний кинотеатр звука "сэрраунд стерео" с пятью колонками и собуффером.
   Теперь вечера для Киры стали все сплошь счастливыми "до немогу"...
   - Что будем сегодня смотреть ? - звонила Кира своему Сереже, когда рабочий день начинал уже клониться к своему концу, - может, возьмем в Пятерочке креветок, ты же любишь с пивом, и как раз сегодня твой бокс показывать будут...
   Кира загораживала рукой рот с прижатым телефоном, чтобы сослуживицы не заметили ее счастливой улыбки и ее счастливых глаз, когда она разговаривала со своим Сережей.
   - Заедешь за мной в семь? Ладно ?
   И Сережа заезжал.
   Свою облезлую белую "девятку" всю в коричневых разводах бугрившийся под краской ржавчины ставил подле "вольво" старшей менеджерши, и Кира была все равно счастлива, потому что на сиденье, на котором ей предстояло ехать домой, всегда лежала красная розочка. И прежде чем сесть, Кира брала растение в руки и спросив кокетливо, - это мне ? - звонко целовала своего шофера в щеку.
   А вечером они включали свой большой телевизор, Кира накрывала на журнальном столике, придвинутом к дивану, и они, прижавшись друг к дружке, глядели шоу Алины Хованской "Фабрика невест". Глядели и лопали креветок запивая их пивом.
   И Кира нежно прижималась к своему Сереже.
  
   - Слушай, а я ведь эту девку на МКАДе подобрал, честное слово! - Сережа тыкал пальцем в экран, - и потом ее до АШАНа довез, а она мне даже ста рублей не дала.
   - Наплюй на нее, - утешала любимого Кира, - все они такие эти там на телевидении.
   Но когда они переключали канал, и когда на другом канале во весь сорокадюймовый экран лыбился Максим Тушников, Кира ничего не говорила своему Сереже, что знакома с этим товарищем.
  
   ***
   Глава четвертая
  
   Сценариста по диалогам нашли среди студентов московского литературного института.
   Вернее, он сам нашел Алису.
   И у них... И между ними...
   Возникла любовь....
   Но любви предшествовала работа.
  
   - Ты как добрался до Останкино? - поинтересовалась Алиса.
   - Пешкарос, - ответил Вася.
   - Я скажу Тине, пусть Аджинджал с Тимуром тебе денег на машину дадут...
  
   Она стала интересоваться всем, что связано с жизнью Васи Баженова, потому что Вася Баженов ее пленил. Ну ведь сама природа требует того, чтобы девушка в свои двадцать три кем бы то ни было пленилась, пускай даже такая круто-навороченная и телевидением замороченная, как Алиска Хованская.
   А Васей трудно было не плениться.
   Как же!
   Собою хорош и пригож, да на язык остер, даром что ли студент литературного института!
  
   Но сперва Вася пленил ее своими диалогами, что исправно писал для нового шоу.
   - Это же в тысячу раз лучше того, что Сёма Израйлович писал, - говорила Алиса Тине.
   -Ну, - с достоинством отвечала Тина, - а кто его нашел ?
  
   Тина правда умалчивала при этом, что во-первых, Вася сам нашел эту работу, просто придя в офис Интер-Медиа - группы с предложением писать тексты для рекламных роликов. А Тина просто оказалась там в этот самый момент и среагировала на красивый славянский экстерьер породистого Васи.
  
   Через час, после собеседования, проходившего в баре "16 тонн", что на улице 1905 года, Вася уже сидел возле компьютера и сочинял первые диалоги к шоу "Бабе 45 баба ягодка опять".
   Умолчала Тина и то обстоятельство, что Вася получал не пятьсот с листа, как Сема Израйлович, а всего лишь сотню, а остальное аккуратно поступало Тине в карман на организационные и представительские расходы.
  
   Впервые идея переспать с Васей пришла Алиске в голову, когда они снимали третью серию первого сезона.
  
   - Достоевский придумал для русского языка два новых слова, "штрюцкий" и "стушеваться", - рассказывал ей Вася о своей учебе в литинституте, - а я уже тоже придумал слово для русского языка.
  
   - Какое ? - спросила Алиса.
  
   - Пешкарос, - гордо глядя на Алису, ответил Вася, - и слово уже пошло в народ, его схавали, оно вошло в язык.
  
   - Я бы тебя слушала и слушала, - восхищенно глядя на своего сценариста, сказала Алиса, - может, поедем ко мне ? Там посидим на кухне, попьем чаю с мартини, поработаем над сценарием...
  
   - Поезжайте-поезжайте, - сально улыбаясь, хихикнула Тина, - мертвым могила, дуракам работа, а молодым - совет да любовь...
  
   - Ну, мы тогда поедем, - крикнула Алиска дежурному администратору, - а вы тут подумайте, какую супер-фишку придумать, чтобы заодно и Максу-Деголясу нос натянуть, очень уж он с рейтингом вылез...
  
   ***
  
   Вообще, покуда Хованская с Васей благополучно предавались в Алискиной спальне радостям узнавания друг друга, Тина вдруг придумала интересный ход.
   - Слушайте, робяты! - сама поразившись глубине креативной мыслишки, что пришла ей в ее кудрявую голову, на всю студию закричала Тина, - мы вытащим на шоу Максимову мамашу.
   - Чего ? - переспросил Тимур.
   - Я тут поглядела в досье Тушникова, которое сперла у Лагутина, так там указано, что его мамаше в этом году как раз ровно сорок пять исполняется, поняли к чему я клоню?
   - Пригласить мать Тушникова на наше шоу? - начиная понимать тонкий замысел Тины, восторженно воскликнул Тимур.
   - И не только пригласить, но и раздеть ее на этом шоу, - заключила Тина, - а когда она разденется на камеру, пригласить в студию ничего не подозревающего Макса Деголяса.
   - Ну, ты просто Макиавелли! - прищелкнув языком и повращав зрачками, сказал Тимур, - ты крутая.
   - А то, - ответила Тина, - денег давайте, много денег понадобится.
  
   ***
   Денег много никогда не бывает.
   Beoucoup d'argent - jamais plus rien.
   You never may say its too much money.
   Но тем не менее, Иван Иванович уже давно достиг того состояния, когда деньги его совершенно перестали интересовать. И вообще ему давно все обрыдло, кроме, пожалуй власти, но которая тоже, кстати говоря, в последнее время стала что-то слишком обременять господина Полугаева.
   - Зинаида, в театр! - распорядился Иван Иванович.
   Ему нравилось выходить с Зинаидой, нравилось, когда те, кто их не знал, всегда оборачивались на них, настолько экстраординарной парой были они с Зинаидой.
   Сам Полугаев был далеко не маленького росточка, не хрен какой-нибудь там, а нормальный мужчина, статный, хорошо сложенный, но рядом с Зинаидой, особенно когда она делала прическу, да вставала на пятнадцать сантиметров патентованного итальянского каблука, Иван Иванович выглядел
   Пигмеем. Настолько хороша собою была Зинаида во всех двух метрах ее красивого тела.
   Ей удивительно шли вечерние платья с открытой спиной. У спортсменки Зины спинка была пряменькая, стройненькая, рельефная. И гордо несла она на длинной шее высокие накруты-навороты в стиле кремлевских парикмахерских восьмидесятых годов а-ля депутатка ХХV-го съезда.
   Это Никасик со Славиком так Зине насоветовали, что глупо, когда женщина прячет свое достоинство и желает показаться ниже, чем она есть на самом деле.
   - Это сродни тому, как некие лысые мужики зачесывают прядку и трижды зализывают - укладывают ее взад, вперед и по диагонали всей плеши своей, - говорил Зине Никас-Никасик, - а ты наоборот, не сутулься, как это делают высокие женщины и не становись на плоскую подошву, но наоборот, надевай семнадцать сантиметров снизу и накручивай у своей coifuress башню из волос, чтобы тебя отовсюду было видно...
   Вобщем, Полугаеву нравилось, что на них с Зиной оборачиваются и даже пялятся, хоть это и... в некотором роде not polite и даже rude to stare. Так на одном очень важном рауте в МИДе на них оглянулся сам Британский премьер-министр, шепнув своему другу Владимиру, - I'm exited.
   Но особенно любил Полугаев выходить с Зиной в Большой театр на закрытые для простой публики спектакли, когда Президент приглашал своих германских или английских друзей-партнеров поглядеть Лебединое озеро, и когда ложи и партер занимали люди сплошь из столичной элиты. Тогда Иван Иваныч любил садиться с Зиной не в ложе, что по табели о рангах соответствовала его статусу, но в относительно демократический партер, причем во втором или в третьем ряду. И умиляясь от адажио из первого акта, Иван Иванович не в меньшей степени умилялся тому факту, что сидевшие позади их с Зинаидой людишки, вынуждены были ерзать задницей и вертеть шеей, чтобы разглядеть что-нибудь из-за Зининой прически.
  
   - Зинаида, сегодня в театр! - крикнул Иван Иванович.
  
   Он и хаммер то ей купил не потому, что мода такая, но потому что это был единственно voiture conviendables - единственно подходивший Зинке экипаж.
  
   - А что дают ? - поинтересовалась Зинаида.
  
   - Жизнь за царя, - ответил Иван Иваныч, и подумав, добавил, уточняя, - опера русского композитора Глинки.
  
   - А кто будет ? - спросила любопытная жена.
  
   - Говорят, Кондолиза Райт с Лавровым обещались ко второму акту подтянуться.
  
   - Мне одеть нечего, - капризно пожаловалась Зина.
  
   - Не одеть, а надеть, - привычно поправил Иван Иванович, - надень бриллиантовое колье и серьги с большими брильянтами, те, что я из Израиля тебе прошлый Новый год привез.
  
   - Под них надо черное, - задумчиво пропела Зина, - с открытой грудью, с большим декольте.
  
   - У тебя сто платьев, - махнул рукой Иван Иванович и пошел к себе на свою половину.
   ***
   - Мы пробили по базам этого Максима Тушникова, Иван Иванович, - доложил помощник, согнувшись в почтительном полу-поклоне.
   - Ну? - не поворачивая головы к вошедшему помощнику, буркнул Полугаев, - и что там у вас по нему?
   Кабинетов во дворце было два. Этот, большой, в котором происходила беседа, находился в правом крыле здания на втором его этаже и примыкал к малой ореховой гостиной, что в свою очередь соединялась высокими дверьми с турецкой курительной и с библиотекой.
   Большой дворцовый кабинет по трем стенам был оформлен как портретная галерея, где портреты предков Иван Иваныча были составлены шпалерой в стенах орехового дерева, конструкцией и формой панелей своих, повторявших стиль соседней ореховой гостиной, составляя с нею и с примыкающей библиотекой целостный ансамбль дворцового интерьера. Портреты предков и картины баталий, в коих они участвовали, были выполнены художниками во многом по семейным фотографиям, а в некоторых случаях, когда фотографий совершенно дальних предков Полугаева найти не удавалось, выполнялись в форме неких аллегорий. Так пра-прадед Ивана Ивановича Григорий Полугаев, что по рассказам умершей бабушки, был большим драчуном и пьяницей, был изображен в виде празднующего фавна, а другой пра-прадед Ивана Ивановича, что по семейным преданиям воевал в Крымскую и был лично знаком с юным поручиком артиллерии Львом Толстым, был изображен на редуте, с шашкой в руке, увлекающим защитников Севастополя в яростную контратаку.
   С предками более позднего, партийно-хозяйственного периода, было проще, и тут Саша Шилов и Никасик Сафронов расстарались, по паспортным фотографиям изображая дедушек, отца и дядьёв Полугаева во всем блеске их военных и статских доблестей. Особенно удались портреты художнику Шилову. Он написал отца Ивана Ивановича и двух его дядек - Ивана Сергеевича, Петра Сергеевича и Сергея Сергеевича так живо и хорошо, что хоть прикуривай от тех нарисованных сигареток, что они держали в своих нарисованных руках.
  
   - Ну, что там у тебя? - спросил Иван Иванович, доставая из ящика стола коробку с особо ценными сигарами марки "Вегас Робайна", что была создана для особо требовательных поклонников, к которым и принадлежал сам хозяин орехового кабинета
   - Максим Тушников, родился в восьмидесятом году в Ленинграде, окончил факультет журналистики СпбГУ, работал на Санкт-Петербургском телевидении ведущим собственной программы, потом работал арт-директором ночного клуба "Максим Деголяс", пол-года назад переехал в Москву и работает сейчас на канале у Лагутина. Не женат, имеет мать Веронику Антоновну Тушникову, сорока пяти лет, проживающую в городе Тосно Ленинградской области...
  
   ***
   Вероника Антоновна, когда ее спрашивали соседи, - а что это сыночек ваш
   Максимка редко к вам заезжает? - обычно отвечала, что де, занят сыночек и своих телевизионных дел у него слишком много, чтобы в такие дыры, вроде этого Тосно заезжать.
   Жила Вероника Антоновна одна, без мужа в крохотной однокомнатной квартирке, жила на зарплату бухгалтера-продавца маленького писчебумажного магазина. И до пенсии Веронике Антоновне было еще пять долгих лет.
   Поэтому, когда к ней сюда в это Богом забытое Тосно приехали администраторы с Московского телевидения, Тина Демарская и Исмаил Гороев и стали предлагать ей сняться в телешоу "Бабе 45 баба ягодка опять", да еще и не бесплатно, а за гонорар, составляющий почти полугодовую зарплату бухгалтера-продавца, Вероника Антоновна очень разволновалась, и решила, что это какое-то тайное проявление о ней заботы ее удачливого сынка Максимки. Просто Максимка сам не счел нужным самолично заехать за ней и предложить эту заманчивую поездку в Москву на телевидение в шоу самой Алисы Хованской.
  
   - Ой, да брось ты, Антоновна, поезжай! - уговаривали ее товарки - такие же бобылки-разводки как и она сама, - бросай все и поезжай в Москву, повидаешься там с Максимкой, денег заработаешь, прославишься на всю Россию, а эта работа наша, не бойся, мы тебя тут прикроем, поработаем за тебя.
  
   Последние сомнения, ехать или не ехать, развеяла обаятельная девушка-администратор Тина, что вручила Веронике Антоновне аванс в сумме пятнадцати тысяч рублей, деньги, которых так недоставало Веронике Антоновне, чтобы после поездки этим летом в Турцию вылезти из долгов и выйти на положительное сальдо в балансе одинокой женщины, живущей без спонсора и без любовника.
  
   Вероника Антоновна хоть и потратилась, хоть и залезла в обременительные для себя долги, но не жалела, что съездила в Турцию, а то как же! Море, благоустроенный отель две звезды, приличная интеллигентная соседка - продавщица из Моршанска, уютный благоустроенный номер с умывальником, пляж всего в двадцати минутах ходьбы от отеля, культурная программа из украинской дискотеки и автобусной экскурсии в старинные пещеры Тенгиза Великого... Ну, и конечно же, романтическое увлечение - украинский красавец - нестарый еще, пятидесятишестилетний Тарас Степанович из города Днепропетровска.
   Вобщем, предложение Тины Демарской и ее деньги - оказались весьма кстати.
   Решено.
   Едем сниматься в программе "Бабе 45 - баба ягодка опять".
   Ну и еще один соблазн, а вдруг Тарас Степанович увидит ее в этом шоу и напишет. Или позвонит ?
  
  
   ГЛАВА ПЯТАЯ
  
   Максим позвонил Зинаиде.
  
   - Ну как ? Хочешь, еще раз встретимся ?
  
   - Нет, не хочу, ты в этрусскую вазу нассал, Иван Иванович очень ругался...
   ***
   - Здесь и здесь подписывайте, а еще здесь и вот здесь.
   Голова у Вероники Антоновны шла кругом, подписывала какие-то бумажки не читая, а Тина все подсовывала и подсовывала, - вот здесь и здесь еще внизу распишитесь, и на этом договорчике тоже...
   Бумаги Тина потом все похватала, посовала в прозрачные конвертики и отдала своей ассистентке Ольке.
   Ольку тут в студии все так и кликали - просто Олькой. А уж Олька эти бумажки, все эти договоры, акты и контракты уволокла куда-то, только их Вероника Антоновна и видела.
   - А меня не посадят, за то что я подписала? - глупо улыбаясь, вопрошала Вероника Антоновна.
   - Нет, не бойтесь, не посадят, - успокаивала ее Тина, - это чисто формальные договоры о том, что вы не против, чтобы сниматься в нашем шоу.
   - Я не против, - развела руками Вероника Антоновна.
   - Ну, и очень хорошо, - радостно улыбнулась Тина, - доверьтесь нам и расслабьтесь, больше от вас ничего не требуется.
  
   Давненько Вероника Антоновна так не расслаблялась. Какое там в Турции ? В Турции разве такой роскоши, и таких угощений, и такого комфорта ей разве предлагали ? Конечно же нет! И кофе здесь подносят, и шоколадки дают, и знаменитости всякие, которых только разве что по телевизору когда увидишь, ходят запросто...
   Жалко только что сыночка Максимушки в Москве в это время не оказалось, но Тина Демарская, эта замечательная, эта такая предупредительная девушка, она успокоила, она сказала, что Максим в курсе всех съемок. Что он одобрил и съемку в сауне, и одобрил съемку с написанными диалогами, и даже на съемку топлесс тоже он дал добро. И что когда он приедет из командировки, он сам посмотрит все материалы и если что не так, то вырежет и отредактирует.
   - Выписать из Днепропетровска этого вашего бойфрэнда Тараса Степановича ? - вскинула тонко-подведенные брови Тина Демарская, - никаких проблем! Если сниметесь с ним в сауне... Не слабо будет ?
   - Ой, а я и не знаю, - лепетала Вероника Антоновна, - а хорошо ли это?
   - Нормально, все снимаются, - успокаивала её Тина, - это же супершоу Бабе 45, баба ягодка опять, тут же все красиво и пикантно.
   - А Максимушка в курсе? - снова сомневалась Вероника Антоновна.
   - В курсе, в курсе, поехали в студию, отснимем, а потом Максиму покажем, когда он приедет, - успокаивала Тина, - все будет тип-топ, не боись, Вероника!
  
   ***
   Алиса с Васей Баженовым сидели в американском торговом центре, что на Красной Пресне. Сидели в баре и пили пиво.
   - Хочешь, поедем к моей подруге на Рублевку, там сегодня вечеринка, - заглядывая в грустные Васины глаза, заискивающе выглядывая там ответной заинтересованности, спросила Алиса.
   - А скучно не будет ? - спросил Вася.
   Вася привык к тому, что он гений и что девушки влюбляются в него.
   И ему от этого было скучно.
   Скучно ему стало и с Алиской.
   - А кто будет ? - спросил Вася.
   - Футболисты и девчонки, - ответила Алиска.
   - Поедем, заводи бибику, - милостиво согласился Вася.
   Своей бибики у него пока еще не было.
   Да и не нужна она ему была. Зачем самому себя утруждать, если влюбленных девчонок с бибиками - миллион.
  
   Футболистов и девчонок было ну просто ОЧЕНЬ много.
   Португальская и испанская речь звучали на этом деми-суарэ-деми-барбекю в каждом уголке и в каждом закутке. Порою, Алиске казалось, что все гости - все эти красивые негры-футболисты и их белые подружки, что все это вообще происходит не в России, не в Московской области, а где-то в Перу или в Бразилии, в которых она, впрочем, покуда ни разу еще не бывала.
  
   Тина Демарская, вся мелированная, в блестках карнавального макияжа и в рискованном, но оправданно рискованном для юной особы с хорошей фигуркой платье, встречала гостей, таких показно distangue и подчас, как показалось Алиске - раскованных выпендрёжно decotractee с почерпнутыми из некой журнально-глямурной жизни манерами - целоваться, лобызаться - будто все тут являются друг дружке какими-то латентно-кровными братьями и сестрами.
   Были два или три футболиста из клубов премьер - лиги - два чернокожих бразильца и один аргентинец. Были американские журналисты из известных телекомпаний и печатных еженедельников - но какие-то ненастоящие американцы, поддельные, потому как один был китаец по имени Ли, а двое других - поляк и чех - Лех и Иван. Французов - к которым хозяйка вечеринки питала нескрываемое пристрастие, было немеренно.
   Алиска даже запуталась.
   Жан-Марк, Жан-Поль, Оливье, Маню, Жильбер, Николя...
   Трое из них были богатыми туристами.
   Двое работали в посольстве, а один - Кристоф - вообще был с интересной биографией - он был отказник от службы во французской армии и пошел на так называемую альтернативную службу - и можно себе представить - правительство пятой республики послало его в Россию, как в слаборазвитую страну - работать в одном из совместных франко-российских предприятий. А таким венчурным предприятием в Москве оказалась для него одна из музыкальных радиостанций, где Кристоф работал теперь агентом по связям с общественностью. Вместо службы в армии - пи-ар-мэном.
   Васю Алиска куда-то сразу потеряла.
   - Васю Баженова не видели? - спрашивала Алиска.
   - non, mademoiselle, ne voi pas, - слышала она в ответ.
   И вместо Васиных поцелуев и объятий, Алиске везде на каждом шагу подсовывали бокалы с шампанским или стаканы с виски.
   Футболист-легионер из премьер-лиги по имени Жан-Кристоф прилип к Алиске и явно пытался ее напоить.
   Из-за нее даже произошло некое соперничество, напоить Алиску хотел еще и Алехандро Гонзалез - аргентинец, торговавший в Москве мороженым мясом и автомобилями марки Фольксваген-жук бразильской сборки.
  
   - У тебя в твоей Финляндии есть парень, который тоже занимается мясным или автомобильным бизнесом? - переспросил Алехандро Гонзалезо, когда на своем адаптированном французском Алиса попыталась рассказать иностранцу о своей жизни в Хельсинки.
   - Да, у меня есть парень, его зовут Вася Баженов, он писатель, но я его где-то потеряла, - пьяно лопотала Алиска, покуда то Алехандро Гонзалез, то Жан-Кристов поочередно пытались залезть к ней под платье.
  
   Танцевали везде.
   И на краю бассейна - и в оранжерее, и на террасе.
   Музыка была так называемая - "живая" - хороший ресторанный оркестр, который умел играть всё - любую музыку от Вагнера и Чайковского - до ламбады, самбы, мамбы и рок-н-ролла.
   Когда заиграли знаменитую тему "Отель Калифорния", Кристоф опередил замешкавшегося Алехандро и пригласил Алиску на танец.
   Алиске не нравилась его манера подпевать - причем подпевать в самое ухо.
  
   - Ин э дарк дезерт хайвэй - кул винд ин май хэйр...
   Алиска положила свои ладошки на грудь партнера таким образом чтобы контролировать дистанцию.
   - Велкам ту зэ хоутэл Калифорния, сач э ловли плэйс...
   Пел Жан-Кристоф, стараясь таким образом очаровать свою партнершу.
   Но она не очаровывалась, а упиралась в грудь Кристофа ладошками, когда он приближал свои губы к ее губам.
   - Такая длинная песня, - посетовала Алиса, ища глазами своего Васю.
  
   А Алехандро Гонзалез тем временем заинтересовался хозяйкой вечеринки - Тиной Демарской и пытался увлечь ее в кулуары. Но Тина была здесь со своим женихом - с Борисом. И должна была себя блюсти.
   Про Бориса все острили, обыгрывая тему из рекламы кошачьего корма - де Борис - это тот самый кот, что поев рекламируемой кошачьей смеси - выделывает любые кульбиты и ученые трюки, достойные самых умных домашних животных. Борис не обижался. А чего обижаться - физические факты Борисовой экзистенции сами за себя говорили - Мерседес с четырьмя глазами, отдых с Тиной в Мексике, где они с аквалангом ныряли, свой жеребец по кличке Арабеск в Лобнинских конюшнях, четырехместный самолет "Цессна" на частном аэродроме в Тушино, квартира на Филях, коттедж в Кратово - и еще черта в ступе. За такого кота не стыдно и замуж.
   Вобщем, Тина быстро дала Алехандро понять, что ему не светит.
   По крайней мере - сегодня не светит.
  
  
   Чернокожие футболисты сверкали своей рекламно-жемчужной дентальностью и прихватывали белокурых девчонок за их податливые гибкие талии.
   Заполночь, когда официанты сбившись с ног уже начали потихоньку манкировать обязанностями и неубранные тарелки с объедками барбекю и обильно-многочисленных салатов уже валялись и тут и там - и нельзя было присесть на диван, не рискуя вляпаться в тарелку с майонезными останками острой мексиканской жратвы или не раздавить задницей бокал с недопитым кем-то вином, публика откровенно начала расползаться по интересам.
   Знакомить кого-либо и поддерживать беседы в кружках а-ля клуб Мэд или салон Анны Шерер - необходимости уже не было. Гормоны и сексапил вели вечеринку к закономерно завершающей фазе - со страстными поцелуями на темной лестнице, с поисками укромного уголка, с нетерпеливыми расстегиваниями и срываниями лишней одежды - с поведенческим копированием подсмотренного в западном кино, с нечаянными очарованиями и нередкими разочарованиями - пьяной импотенцией или быстрой стрельбой в холостую, называемой у американцев - Хэнк файер.
  
   Алехандро Гонзалез тоже тащил не сильно упиравшуюся Алиску куда-то в чуланчик. Целовал в шею, расстегивал, просовывал руки, рвал, стискивал.
   - Занято, друг, - по-русски сказал кто-то знакомым голосом, когда Алехандро попытался повалить Алиску в мягкую темноту чуланчика на едва видимый в свете фонарика диван, - занято здесь, не видишь, что ли?
   Алиска внутренне сразу протрезвела.
   Это был Васин голос.
   Это был ее Вася.
   И она вдруг сказала твердое НЕТ своему наметившемуся партнеру, такое же твердое нет, какое твердое ДА уже наметилось в его штанах.
   Алехандро сначала остановился, но подстегиваемый страстью, снова полез, потому как у них у аргентинцев не принято останавливаться на полпути, когда лифчик уже снят и когда трусики уже на полпути вниз к коленкам, а платье, а платье со сдвинутыми бретельками уже закатано на поясе, как полотенце после душа.
   Но облом неожиданного вторжения и включенный на минутку свет, вдруг резко изменил восприятие реальности.
   Свет зажегся.
   На диване обнявшись лежали голые Вася с Тиной Демарской.
   - Алиска ? - делано удивился Вася.
   - Алиска ? - так же делано удивилась Тина.
   - Ныряйте с Алехандро к нам, - зазывающим жестом, пригласил Вася.
   - Lets all strip down and fuck all together, - крикнула Тина.
  
   - НЕТ, - сказала Алиска и принялась одеваться.
   Расправила платье, поддернула трусики, нашла на полу лифчик.
  
   - Тю э фу, тю нэ па куль, - сказал Алехандро Гонзалез.
   - Пошел к черту, - сказала Алиска.
  
   Расстроенная и сердитая на самоё ЖИЗНЬ, Алиска вышла к людям в большую - этак на двести квадратных метров, диванную комнату, украшенную китайскими карликовыми соснами, в которые пьяная публика уже везде натыкала хабариков и недоеденных канапе.
  
   - Ну что? Здесь собрались только педики, да неразобранные невостребованные коряги, вроде Тинкиной Ольки? - с вызовом спросила обиженная ЖИЗНЬЮ Алиса, входя в собрание.
   - Присоединяйся, - сказал кто-то очень сильно пьяный и сильно знакомый, - тут Макс Тушников свои "деголясы" показывает и приват-плезир анекдоты травит, обоссысься!
  
   - Что? Здесь Макс Тушников? Как он сюда попал?
  
   А Макс и правда сидел тут посреди кольцом окружившей его группы праздных и пресыщенных гостей. Среди тех, кто в силу своей не той ориентации или половой немощи, не расползся еще по чуланам и спаленкам уютной виллы.
  
   - А вот деголяс номер три, - Макс говорил привычно громко, так, как будто бы выступал на сцене, - видите вот эту маленькую треуголочку ? Я купил ее в Париже в модном секс-шопе...
  
   Алиса встала позади, и немного сбоку, так чтобы Макс не встретился с нею взглядом.
  
   - Видите эту треуголочку ? Это необычная треуголочка для маленького Наполеончика...
  
   Алиса видела, как Макс показывает всем окружившим его лыбящимся зевакам маленькую сантиметров десять треуголку - такого размера, что если разве что только на куклу Барби.
  
   - А почему такая маленькая ? И почему в секс-шопе ? - спросил кто-то.
  
   - А вот почему, - самодовольно ухмыляясь, ответил Макс и немного привстав, стал расстегивать штаны, - вот мы достаем нашего наполеончика, и вот мы на его лысую головку напяливаем эту треуголочку, и вот, глядите, разве не Наполеон?
   - Скорее на Сан Саныча похож, - крикнула какая-то девица.
   Все заржали.
   Особенно пьяная девушка, что сидела спиною к Алиске.
  
   - На программе в Комедии-Клаб это надо показать!
   - Браво, Макс, настоящий деголяс!
   - Макс, вон Алиске Хованской покажи, может она тебя чем-нибудь круче алаверды перебьет...
  
   Макс обернулся в сторону, где стояла Алиса.
  
   - А-а-а! Ка-а-акие люди к нам сюда и без охраны! Алиска, видала моего деголяса?
   Макс вальяжно развалился на диване и из расстегнутых его черных вельветовых брюк торчало нечто увенчанное игрушечной кукольной шляпкой.
   - Алиска, не хочешь поцеловать Наполеона ? - все так-же улыбаясь, спросил Макс.
   - По твоему Наполеону гильотина плачет, - фыркнула Алиса.
   - Не гильотина, а Тина, которая Демарская, - прыснул Макс, - но я слышал, она с твоим парнем сейчас...
   - Да заткнись ты, дурак! - не выдержала обиженная ЖИЗНЬЮ Алиска.
   Вся публика замолчала и напряглась, предчувствуя, что намечается скандал.
   - Я может, и дурак, - хмыкнул Максим, - но тебя звездочку нашу по рейтингу обойду и сделаю.
   - Ты лучше смотри послезавтра моё шоу "Бабе 45", там такой сюрприз для себя увидишь, мало не покажется!
   Алиса чуть было не проговорилась, ее так и подмывало сказать, что доверчивую дуру-мамашу, эту Тосненскую простушку уже сняли для программы во всех смешных дурацких видах, и что она - эта ничего не подозревающая простушка не глядя расписалась во всех юридических бумажках, что она разрешает, и что она дает право демонстрировать...
   Чуть было не сказала, сдержалась.
   - Может, забьёмся на десять котлет, что я тебя к Новому Году по рейтингу обойду ? - с самодовольной ухмылочкой спросил Макс.
   - Я тебе сказала, послезавтра шоу моё не забудь посмотреть, - громко сказала Алиса, выходя их гостиной.
  
  
   Домой она ехала с дежурным шофером футбольной команды Спартак-Москва.
   По ночной Рублевке.
   В уютном микроавтобусе Форд-транзит, под убаюкивающие мурлыканья ночного эфира любимой радиостанции.
  
   ***
  
   ГЛАВА ШЕСТАЯ
  
   Макс негодовал.
   - Ты знал ? - орал он на Золотникова, - скажи, ты знал ? Вы специально это затеяли ?
   - Успокойся и не шуми, - выставив обе ладони в виде символического блока против бурно изливающихся эмоций, морщась, сказал Золотников, ты не настоящий шоумэн, если обижаешься, она тебе в своей программе бесплатную рекламу сделала, ты ей спасибо сказать должен.
   Они сидели в Питерском офисе Золотникова и пили принесенный Севой Карповым коньяк.
   - Гриша, он за мать журится, - сказал Сева, разливая уже по третьей.
   - На мать мне насрать, мне обидно, что они меня выставили полным кретином, - продолжал размахивать руками и брызгать слюной обиженный Максим.
   - Был бы ты шоумэном, Макс, ты бы так не пылил, а думал бы о том, как развить и еще более раздуть скандал, чтобы поддерживать внимание трудящихся к своей персоне, внимание, кстати говоря, бесплатно привлеченное к тебе засранцу, без наших денег, - назидательно втолковывал Максу Золотников, - подай на Алиску в суд за оскорбление достоинства твоего и твоей маман.
   - Суд мы проиграем, - безнадежно махнул рукой Максим, - Тинка сука таких бумаг матери всучила, а мамаша гребаная дура подписала неглядя, что маман теперь по этим бумагам на все согласная и все что в передаче делалось и говорилось подтверждает, как свои собственные добровольные волеизъявления, включая и те слова, что касались меня.
   - А ты все равно подай в суд, - настаивал Золотников, - проиграешь суд, но выиграешь в прессе и в пи-ар.
   - Это Тинка сучка, это ее манера одним каким-то действием сразу целой плеяде своих клиентов рекламу сделать, - восхищенно произнес Сева, - она одним выстрелом всегда двух фазанов заваливает.
   - Кто бы ее саму завалил, - вздохнул Максим, - я бы тому денег дал и свечку бы за того в церкви поставил.
   - А давайте мы Тинкину мамашу или Алиски Хованской мать на шоу к Максимке вытащим и тоже что-нибудь такое с ними сотворим! - отхлебнув коньяка, предложил Сева.
   - А что ? Мысль! - хлопнув себя по ляжке, воскликнул Золотников.
   - Я ведь с Алиской на десять котлет забился, что к Новому Году ее по рейтингам опережу, - сказал Максим, - не хотите нас с ней разбить?
   - На миллион рублей? - переспросил Золотников и призадумался...
  
   ***
   А призадумался он потому, что сам забился с Зурабом Ахметовичем... На тоже самое. Но только не на десять котлет, а на сто.
  
   ***
   Вероника Антоновна теперь стала в Тосно женщиною знаменитой. Да что там в Тосно ? Бери выше, в Кисловодске, куда Вероника Антоновна поехала со своим Степаном Тарасовичем, ее тоже узнавали и везде поздравляли.
  
   - Это же вы в программе "Бабе 45 баба ягодка опять" выступали ? Это же вас с вашим любовником показывали? - спрашивали все и повсюду, от администраторши в рисепшн и до медсестры в грязелечебнице, все ее видели и все ее запомнили.
   - Нам так нравятся передачи вашего сына, - хватая счастливую Веронику Антоновну за руки, говорили все знакомые и незнакомые отдыхающие санатория.
   Даже ее отношения со Степенном Тарасовичем изменились теперь в лучшую сторону и сильно окрепли. Степану Трасовичу было приятно, что у него такая знаменитая баба, которую везде узнают и которой везде улыбаются. Значит и он - мужик что надо, если такую бабенку сумел отхватить себе.
   И мужики, с которыми он пил теперь пиво, покуда его Вероника лежала в грязелечебнице или на столе у массажиста, подобострастно заглядывая ему в рот, задавали свои глупые вопросы, вроде, - а как она вообще, как баба? Ну а как у телезвезд с этим, в смысле секса? Делает ли она ему - Степану какие-нибудь необычные штучки?
   И Степан Тарасович с высокомерной и снисходительной улыбкой, смахивая пивную пену со своих украинских усов, отвечал, что мол, не обо всем можно болтать, намекая своим корешам на то, что само собой разумеется, бабенка у него не такая как у всех, и что он получает удовольствий гораздо более того, что имеет обычный мужик - пивное брюхо.
   С положением телезвезд и Вероника Антоновна и Степан Тарасович очень быстро свыклись, и теперь даже не удивлялись, когда какая-нибудь женщина из Сургута или старичок из Тюмени просили у них автограф. И когда телевизионной программки с изображением Максимки Тушникова у просящих не было, за неимением, Вероника Антоновна расписывалась даже и на журнале с фоткой Дженифер Лопез, а Степан Тарасович подмахивал шариковой ручкой на глянце с портретом Джорджа Клуни.
  
   - Хорошо мы с тобой, Степа, отдохнули, - в конце второй недели подвела итог пребыванию в санатории Вероника Антоновна, - лучше чем в Турции.
   - Ясное дело, лучше чем в Турции, - согласился Степан Тарасович, помятуя, сколько пива нахаляву ему выставили его пивные дружки только за честь посидеть с ним, с таким великим человеком, у которого бабу по телевизору показывают...
   - Да, турки все-таки хуже наших русских людей, - подытожил Степан Тарасович.
   Он помнил, что за неделю его отдыха в Анталии ни один турок ни разу не предложил ему пива нахаляву.
   - Турки однозначно хуже, - еще раз сказал Степан Тарасович.
   А Вероника Антоновна подумала, что вот за эти две недели ее Степан ни разу не ударил ее. А вот в той же Анталии он каждый денек ее побивал.
   Вот как телевидение людей меняет!
  
   ***
  
   А Сережа с Кирой тоже были счастливы.
   - Слушай, а я ведь хотел тогда ту тысячу баксов на новую машину потратить, - признался Сережа Кире, - я то хотел "девятку" продать, мне за нее полторы тысячи давали однозначно, потом тысячу добавить и купить Фольксвагена-гольфа не старого, лет десять которому.
   Они лежали на софе в Кириной однокомнатной квартире и на большом экране плазмы смотрели фигурное катание со звездами, эту любимую программу Киры.
   - И правильно я сделал, что телевизор купил, - подытожил Сережа, - а то что эта машина? Какая разница, на чем ездить? А так, мы с тобой такие счастливые, правда?
   - Правда, любимый, - отвечала Кира, целуя своего избранника, - я с тобой такая счастливая.
   И после того, как откатался ее любимый фигурист Авербух в паре с Сережиной любимой актрисой Валей Малаевой, Кира решилась и сделала признание, - а ведь у нас с тобой будет ребеночек, - сказала Кира.
   - Правда? - восторженно воскликнул Сережа.
   -Да, ребеночек, а может и сразу два...
  
   ***
   Родителей Алиски - Лену Кругловскую с Василием Александровым снимать поехали в Хельсинки. В Финляндию.
   - Вообще, Финляндия это что-то вроде филиала Ленинградской области,- объяснял Максиму Сева Карпов, которому Золотников поручил быть старшим в их телевизионной экспедиции, - я раньше, при советах занимался бизнесом, водка-сигареты-шампанское... Продавал финнам, что ездили в Ленинград...
   - Проезжая теперь по Выборгскому шоссе, где оно льнет к береговой линии и вьется бесконечной чередою плавных перегибов, ты не обращал раньше внимания, что от Солнечного и до Зеленогорска почти что в каждом повороте на дереве или столбе висели кладбищенские венки? - Сева задумчиво спрашивал дремавшего Максима, - это же все в основном бывшие друганы и братаны мои по бизнесу, фарца зеленогорская, мафия выборгская, эх! Сколько их тут полегло, - вздыхал Сева, глядя в окно микроавтобуса, - а ведь именно здесь и зарождался наш питерский капитализм!
   - Как же плохо еще умеют рулить наши люди, - сказал вдруг очнувшийся от дремы Макс, - ну что ни поворот, то венок и траур! Надо что ли шоссе спрямить, или людей подучить...
   - Э-э-э, нет, братан, это жизнь такая, это так сказать зеленогорский менталитет фарцовский в этом весь тут такой у нас, - вздохнул Сева и принялся рассказывать.
   Сам я выборгский. И Были у меня кореша Геша Турмалай и Петя Чухонец. К письму и счету, равно как и к ботанике с географией все мы испытывали жгучую ненависть. Зато с восьми лет полюбили, мы разглядывая порнографические картинки, "чистить морковку", а с девяти уже пристрастились к пиву и сигареткам, сам понимаешь, ну, а едва справили мы свои первые по жизни юбилеи, типа исполнилось нам по десяти, все дни стали мы проводить на Выборгском рынке возле продавцов матрешек и командирских часов. Здесь по нашему с корешами моими мнению и протекала самая настоящая жизнь. А за пределами же рынка, за исключением, разумеется ресторанов и казино, по нашему разумению жизни никакой не было, а было какое то скучнейшее прозябание.
   Максим слушал приоткрыв один глаз, а Сева рассказывал.
   - Именно на рынке по нашему с Гешей Турмалаем и Петькой Чухонцем убеждению, толкались носители истинных знаний, это продавцы армейских шапок - ушанок, понимавшие два десятка слов по фински, именно здесь играли накаченными плечиками "бычары" из бригады Семена-Бомбилы, что пасли здешние торговые ряды и проституток, именно здесь расхаживали фирмачи - финны и шведы, остановившиеся на пару часов в первом большом российском городе перед последним авто-броском на Ленинград.
   Впрочем, к финнам у нас было двоякое отношение. С одной стороны это были господа в дорогих одеждах, располагавшие деньгами в иностранной валюте, одним словом люди приличные и достойные уважения, а с другой стороны это была "чухна белоглазая", в спину которым продавцы, понимавшие пару десятков слов по иностранному - а для нас с пацанами - просто академики, всегда хохотали и выкрикивали по- русски разные обидные слова... Я никогда не мог для себя взять в голову, почему такие от природы глупые финны - ну не мог же я не верить умным ребятам - продавцам, живут так богато и более того, дают жить и тем же самым продавцам, и "бычарам" и проституткам... Однако мы в пацанами по нашим тогдашним свойствам наших мозгов не могли надолго загружать голову какими бы то ни было размышлениями и поэтому приняли существующее положение вещей как данность. С десяти лет в наших головах устоялась такая космогоническая система мира где глупые финны покупали у умных выборжан шапки - ушанки и матрешек, а сильные и красивые "бычары" Семена - Бомбилы отнимали потом у продавцов часть наторгованного и ехали вечером в казино, где до утра пили с проститутками алкогольные напитки иностранного производства, и нам - пацанам, предстояло в этом мире найти себе место, достойное наших желаний и образования.
   Гешу Турмалая заметил "сам" Сеня-Бомбила. Ему нужен был менеджер - администратор для нового вида предпринимательской деятельности. И Сеня сделал Геше предложение. Суть бизнеса была проста. На все значимые, снабженные светофорами перекрестки и бензоколонки необходимо было расставить безногих алкашей. Алкашей таких было навалом, каждую зиму все большее и большее количество пьющих мужчин валяясь по пьяне на снегу, отмораживало себе нижние конечности, которые им бесплатно ампутировали потом в городской больнице. Так что кадровый вопрос в новом бизнесе решался весьма просто. Но этих алкашей было необходимо одеть и обуть в военную камуфляжную одежду, усадить их всех на инвалидные кресла - каталки и самое главное следить, что бы алкаш сидел на своем перекрестке все шестнадцать часов рабочего дня, и выполнял план... Триста финских марок в день с одного перекрестка.
   Геша вписался в бизнес безоговорочно. Причем не только успешно выполняя план, предписанный Сеней-Бомбилой, но и перевыполняя высокое задание.
   Во-первых Геша сэкономил на креслах - каталках, заставив инвалидов где стоять на костылях, а где просто сидеть на принесенном из дому табурете. Для того что бы инвалиды не падали к концу смены, а могли бы передвигаться с протянутой кепочкой вдоль стоящих под красный свет машин, он поставил на каждый перекресток не по одному инвалиду, а по два, что бы они менялись каждые пол--часа, давая отдых натруженным культям. Геша был со своими подчиненными строг. Если он приезжая с обязательным ежедневным обходом не заставал инвалида на рабочем месте, он безжалостно увольнял работника без выходного пособия. Не сдавшего обязательный дневной план, он заставлял работать ночью. И горе было тем инвалидам, которых он заставал на работе в нетрезвом виде.
   Геша проявил и другие организаторские способности, так он договорился о присмотре местными ГАИшниками за безопасностью его подчиненных в обмен на необременительную ренту.
   Он облагородился, стал одеваться в костюмы и даже научился повязывать галстук. Своим родственникам и знакомым девушкам Геша начал представляться предпринимателем, имеющим несколько цехов и торговых точек. Под цехами и точками подразумевая перекрестки и бензоколонки, где стояли его "ветераны" чеченской, афганской и Великой Отечественной - тут все возрасты годились!
   Однако, в один печальный день, когда Геша только что поменял свою драную ржавую "девятку" на пятилетнюю "БМВ", с ним случилось то, что и должно по теории случиться с молодым и красивым бизнесменом. Выпив в шашлычной Гасана Акаева триста коньячку, он нажал на газ, забыв перед одним из поворотов шоссе нажать на тормоза... Гаишники так и нашли его под утро, уткнувшегося носом в торпедо ... Вместе с ним уткнувшись носом в окровавленное торпедо спала вечным сном его несовершеннолетняя подруга Анжелка, которая как и мой корифан Геша тоже ненавидела письмо и счет, и свято верила в то что настоящая жизнь вертится в трех измерениях - ресторан, казино и боулинг-бар...
   Ну, братва, скинувшаяся по двадцать марок на похороны, повесила на повороте красно-зеленый жестяной венок , выпила в шашлычной у Гасана по триста коньячку и оседлав свои "ауди" и "БМВ", разъехалась по делам...
   ...А на жестяном веночке, что висит теперь на одном из поворотов Выборгского шоссе, кто то написал:
   Здесь сломал себе шею нормальный пацан. Он в своей жизни сделал много хороших дел - выкурил сто тысяч сигарет, выпил десять тысяч бутылок и банок пива, пятнадцать тысяч раз "дрочил морковку", трахнул сто баб... В общем нормальный был пацан...Жалко что рано помер. Сколько еще таких полезных дел он мог бы совершить!
   Сева вздохнул.
   - Горестная история, - сказал Макс.
   - Но я и второго своего кореша также потерял, - сказал Сева, - ведь Петька Чухонец, который встал потом на Гешино место администратором инвалидной команды, он тоже в своем Мерседесе так-же разбился между Репиным и Комарово...
   - Ну а ты как же живым остался ? - спросил Макс.
   - А тут, брат, свела меня судьба с Гришей Золотниковым и стали мы заниматься рекламой, переехал я в Питер и Бог миловал меня и от этого рокового шоссе и от пьяных турмалаев.
  
   ***
   Лена Кругловская и Василий Александров сперва встретили их настороженно.
   - Кто? Зачем? Для какой передачи? Для какого телеканала интервью?
   Но заготовленный еще в Москве пакет из трех котлет русского нала - сделал свое дело, родители Алиски разговорились -таки на камеру, а когда Сева достал еще две котлеты, из тех, что дал ему Гриша, и Лена и Саша запели просто соловьями.
   Сыграли роль и две литровых бутылки русской водки, что привезли с собою предусмотрительные телевизионщики.
   - Значит, Алиса дочка настоящих политических эмигрантов? - Макс спросил на включенную камеру.
   - Не, мы уехали из России в так называемую экономическую эмиграцию,- пояснял подвыпивший папаша, - когда с джинсами ливайс в магазинах Ленинграда была напряженка, мы тогда уехали, а теперь? Теперь бы мы никогда бы и не уехали, правда, Лена?
   - А джинсов ливайс, особенно тогда - по студенческой молодости им обоим очень хотелось, - уже в студии, уже в монтажке, подписал свой авторский текст телеведущий Максим Тушников, - не меньше чем секса и прочих жизненных удовольствий этим людям хотелось американских джинсов.
  
   - Первыми двумя парами ливайсов мы обзавелись еще до отъезда зарубеж, - говорил подвыпивший Вася, - я сменял на них бабушкину икону. Сменял глупому лупоглазому турмалаю возле финского автобуса, что остановился возле Исаакиевского собора...
   - Ну, это Вася думал про Пеку Пекканена, что тот глупый дурак - уже из студии, авторским текстом, пояснял потом Макс, - а вот Пека Пекканен в свою очередь про Васю думал, что как раз тот - является глупым русским дураком... Но, собственно, так ли это важно ? Важно, что когда через год крайне аккуратной носки, джинсы на Васе и на Лене стали рассыпаться, оба молодых супруга с грустью призадумались, - Что же мы будем носить на следующее лето ? Лена и Вася Стали по-хозяйски прикидывать, что еще можно продать ? Провели, так сказать, небольшую ревизию хозяйства в результате которой обнаружили, что у Лены имеется роскошный бюст пятого размера, а у Васи имеется большой длинный двадцатипятисантиметровый болт.... И после такого открытия, позанимавшись сексом, молодожены решили, что не все еще в жизни потеряно, тем более, что Лена работала переводчицей в Интуристе и даже мозгами природной блондинки понимала, что ее бюст всегда и везде будет востребован. Вскоре на ее большущие груди нашелся и покупатель.
   - Моим мужем стал финский пенсионер, - сказала Лена, - сперва мы с Васей развелись, потом мы быстро расписались с моим фиником, и я поменяла гражданство.
  
   - Ну, а вы остались в Ленинграде? - обращаясь к подвыпившему Васе, спросил Макс.
  
   - Лена вскоре уехала в город Хельсинки, а я до поры остался в Ленинграде, - подтвердил Вася, - но Лена мне звонила и писала, чтобы я не горевал, так как Лена там мне нашла шведскую алкоголичку, на которой я вскоре за полторы тысячи шведских крон тоже женился и тоже получил гражданство.
   - Я ему все время звонила и поддерживала его, - подтвердила Лена.
   - И вышла такая штука, что Лена Васю не обманула, - авторским резонерским текстом, вставил потом в студии Макс, - менее чем через год старичок финский пенсионер помер прям на Леночкиных грудях - от сердечной, видать, перегрузки. Лена получила за старичка пенсию и осталась жить в его хельсинкской квартире. Можно было бы теперь объединяться с Васей, но не тут то было ! Глупый народ эти финны, и законы у них глупые. Оказывается, если Лена с Васей снова бы поженились, глупое финское правительство тут же перестало бы платить Лене пенсию за умершего на ее сиськах старичка. А на что же тогда существовать ?
   Нашла Лена в городе Стокгольме ихнюю шведскую алкоголичку-бомжиху, которые, оказывается, в изобилии водятся не только на Руси, и за десяток поллитровок договорилась с той, что алкоголичка распишется с ее Васей и даст ему тем самым право на шведскую прописку...
   Ну ? И что дальше ?
   А дальше - восемнадцать лет прожили потом Вася с Леной в квартире помершего на Лене старичка, причем оба не работали, а жили на пенсию, что Лена получала за своего безвременно скончавшегося финского пенсионера.
   И родилась у них дочка.
   Алиска...
  
   ***
  
   - Все это пошло бы в эфир, родной мой, если бы в этом был скандал, - с некоторым ленивым сомнением в голосе сказал Гриша Золотников, - понимаешь, - задумчиво протянул он, обращаясь к напряженно ждавшему Гришиного мнения Максиму, - понимаешь, подробностями некрасивого и неэтичного с точки зрения советского периода поведения этих стариков, сейчас рейтинга не соберешь, это не скандал. Этим можно было у того, у Комисарова в его программе десять лет назад кого-то удивить, но только не теперь.
   Сева Карпов с бесстрастным лицом сидел и выжидал оценки шефа, чтобы сразу подхватить и начать развивать эту оценку, одновременно восхищаясь умом Гриши, с какой бы стороны она ни оказалась по отношению к работе Максимки, с хвалебной или наоборот с критической.
   - Ну, не вытягивают эти турмалайские родичи Алиски на скандал, не вытягивают, - укоризненно скорчив рожицу, сказал Гриша.- Верно, материал полное говно, - кивнул Сева, - в корзину твой материал.
   Максим поморщился. Он ничего не сказал, но про себя подумал, до чего же подлец Сева, как будто он не ездил на съемки и как будто не кричал и не размахивал руками, - какая суперская идея! Какой классный сюжет! Хамелеон и только!
   - Ну, не совсем уж и такое полное говно, - придержал Гриша своего верного Севу, - было бы полное говно, мы бы из Максимкиных гонораров удержали бы за командировку, так ведь?
   Гриша и Сева оба довольно заржали.
   Максим натужно улыбнулся, подумав, - с них бы сталось, они бы удержали.
   - А какой скандал ты бы хотел ? - спросил Максим, сам испугавшись своего вопроса, как бы Гриша не счел это вызовом, этаким полезанием в бутылку и как бы не обрезал его грубым окриком, типа, - за это мы тебе зарплату платим, чтобы ты скандалы выдумывал.
   Но нет, не обрезал и не оборвал, а наоборот, очень добродушно принялся излагать свою теорию рейтинга.
   - Понимаешь, Максимка, технология скандала такова, что ты показываешь сюжет, как обосрался некий дядя или обосралась некая тётя. Но если ты покажешь простого обосравшегося дядю, то это не будет скандалом, для этого не надо было и телевизор дорогой плазменный покупать, а просто иди на площадь трех вокзалов да гляди на обосранных бомжей задаром.
   Сева восторженно кивал и поучительно поглядывал на Максима, дескать, записывай, учись студент.
   - Скандал, это когда ты показываешь не просто обосравшегося дядю, а когда ты показываешь знаменитого дядю, дядю известного всей стране, звезду эстрады или политика, показываешь его со всем его говном и во всей его неприглядности, вот тогда ты будешь иметь скандал, - сказал Гриша, и довольный сказанным, откинулся на спинку кресла.
   - Но мы же не просто бомжей отсняли, - начал оправдываться Максим, - мы же отца и мать Алиски Хованской отсняли, они же знаменитость, вернее Алиска у нас супер-знаменитость.
   - Мало говна надыбали, - подытожил за шефа Сева, - надо какую-то более скандальную историю про них придумать.
   - Покуда они нас не опередили, - хмыкнул Гриша.
   - А этот материал что? В корзину? - на всякий случай поинтересовался Сева.
   - Так уж сразу и в корзину, - укоризненно покачал головою Гриша, - думайте, ребята, как использовать, может вы этих ее предков сюда в Москву или в Питер за каким-нибудь делом выпишите?
   - За скандальным делом, - уточнил Сева.
   - За смертельно-убийственно-скандально делом, - подытожил Гриша, - давайте, ребята, думайте, за это нам денег дают... - здесь Золотников сделал паузу и повращав глазами, добавил, - пока дают.
  
   ***
   Было решено, что родителей Алиски вытащат поближе в Питер. И снимут с ними материал прямо в клубе Максим Деголяс.
   - Как изолировать их от Алиски? - задумчиво глядя на статую шоколадного негра с некогда откусанным гениталием, что стоял теперь при входе в клуб в качестве исторического экспоната, спросил Максим.
   - Что, вспоминаешь, как Алиска этот шоколад тебе в зад засунула? - хохотнул Сева.
   - Я тебя по делу спрашиваю, - раздраженно дернув плечом, ответил Максим, - мы их сюда выпишем, а они Алиске отзвонятся, она нас сразу раскусит.
   - Не отзвонятся, - успокоил Сева, - Алиска сейчас со свитой Полугаева в Страсбург на неделю улетела.
   - Того самого Полугаева? - вздрогнул Максим, - Ивана Ивановича что ли?
   - Его, - кивнул Сева, - а что?
   - А ты откуда знаешь? - нервически отворачиваясь, чтобы скрыть волнение, переспросил Максим.
   - В Шереметьево с ними в ВИП-зоне давеча пересекался, они в Европу улетали, а я Лагутина провожал, надо было ему от Гриши кое-чего передать, - сказал Сева, не преминув при этом намекнуть на свои высокие связи.
   - Кое-что, это коробка с котлетами евриков? - хмыкнул Максим, и спохватившись, что лезет не в свое дело, еще раз уточнил, - а что, Алиска с самим Иван Иванычем на коротке?
   - Да нет, куда ей, - отмахнулся Сева, - она с этой, с дылдой Полугаевской закорешилась, с Зинкой, она теперь при этой Зинке навроде наперсницы и пресс-секретаря.
   - Эвон! - задумчиво пригорюнился Максим, - и давно ли?
   - А чего тебе? - фыркнул Сева, - завидуешь что ли? Или запал на эту оглоблю трехметровую?
   - Да нет, - неопределенно покачал головою Максим, - я не ревную, просто от Алиски можно всего ожидать.
  
   ***
   В принципе, Максим был прав, Алиска не даром прокатилась в этот Стасбург.
   - У моего шофера приятель, тоже шофер, работает у одного мудака типа секретаря для щепетильных поручений, - лениво куря длинную сигаретку, начала Зинка, -   сегодня заехал к нам в офис , я так поняла, что что-то секретное привез от своего шефа Иван Иванычу моему, ну и потом зашел за моим водилой, они всегда потом идут в кафетерий, курят, говорят обычно о машинах. Шоферишке этому слабо купить как у своего хозяина - АУДИ цельноалюминиевый с двигателем v-8 за полмиллиона грюников, но мечтает о новой тойоте - камри  и все с моим водилой об этом разговаривает.
   - А ты чё, с ними тусуешься, Зина? - удивилась Алиса, - кофе с рабами и прислугой пьёшь? С народом смешиваешься? Думаешь, когда революция грянет, тебя пощадят за это?
   - Ну, смейся-смейся, устало улыбнулась Зинаида, - я иногда тоже поболтать с простыми люблю, не все же с Иваном про судьбы отечества!
   - Ну ладно, гутарь дальше, - примирительно махнула ладошкой Алиса.
  
  
   - Ну, вобщем пошла я с ними до кафетерия за компанию...
  
   - За компанию одна повесилась, - хмыкнула Алиска.
  
   - Да ну тебя, - закашлялась дымом Зинаида, - вобщем, пошла я только сегодня разговор у моих водил пошел странный. Один мне говорит, "вот сейчас есть бабы, которые вынашивают беременные чужую яйцеклетку, вынашивают до состояния ребенка, а потом рожают, получают бабло и по новой - беременей и рожай - ни хрена делать не надо" Я ему на это, - дескать тебе чего, завидно чтоли ?  А он мне дальше тему грузит: - "а есть бабы и своих детей продают"... А я ему, ну и дальше то чего ?  А он говорит, - "жалко мне, что мне продать некого, детей нет, родителей если вот только, но они старые, они даже на органы не пойдут". Я сему посочувствовал. И правда, вот жаль то какая ! Старики товар не ходовой, хрен их продашь!
  
   - Да, моих точно не продашь, - вздохнула Алиска.
   - Чего? Совсем старые? - сочувственно спросила Зинаида.
   - НЕ то чтобы старые, но сильно мудаковатые, - поджав губы, ответила Алиска.
   ***
   Сговорились выманить финских предков Алисы большим призом. Денег на это дополнительный расход Гриша дал. Поскрипел креслом-качалкой, поморщился, но дал.
   - Расскажу анекдот, - едва войдя к Грише Золотникову в кабинет, затравки ради, начал Максим, - вопрос: как сманить молдаванина чтобы он слез с дерева?
   - Ну, - нетерпеливо моргнул Золотников.
   - Надо просто помахать молдаванину рукой, - прыснул Максим, - разве не смешно?
   - Смешно, - согласился Золотников, - только твои финские родичи не такие простаки, они так просто с Финляндии не слезут, им рукой маши -не маши, будут упорно в своем Хельсинки сидеть.
   - Тогда надо помахать им не рукой, а пачкой денег, - вставил Сева.
   - Правильно мыслишь, - кивнул Золотников, - денег я дам, только и вы с Максимом, дайте мне сценарий, для отчетности, я его Зурабу Ахметовичу к расходному ордеру прикреплю.
  
   Гриша долго вертел в руках сценарий, мычал, тужился что-то сказать, открывал рот, как рыба вытащенная из воды, и наконец родил:
   - За триста тысяч рублей они снимут трусы ?
   - В том, что снимут, ни на минуту не сомневаюсь, - ответил Максим не мигая, - вопрос в том, за сколько они согласятся это сделать.
   - Ну, и почему ты решил, что они согласятся снимать на камере трусы за триста тысяч? - неожиданно нервически зевнув, - спросил Гриша.
   - Потому что я снял бы трусы за пятьсот, но я это я, а они не такие знаменитые, снимут и за триста, - простодушно признался Максим.
   - Хорошо, денег достану, вызывай, - подвел итог Гриша. И подумав, добавил, - забавно должно получиться, покажут голые задницы, хм, смешно!
   - И трусы раскрашенные под цвет национальных флагов России и Финляндии хорошая придумка, - заметил Сева, - это ведь я предложил.
   - Молодец, возьми с полки пирожок, - сказал Гриша и дружески похлопал Севу по плечу.
  
   ***
   То что Зина была с Максимом, Алиску привело в состояние бешено-иступленного восторга.
   - Давай о нем мою следующую программу снимем, - повизгивая от еле сдерживаемых счастливых рыданий, крикнула она, когда Зина рассказала, как будучи у нее в гостях, Максим имел секс с горничной и мочился в этрусскую вазу из Эрмитажа.
   - Давай мы твою горничную ко мне на передачу привезем в студию и она...
   - Она вообще-то беременная сейчас, - покашляв в кулачок, заметила Зинаида.
   - Как беременная? От него ? - вздрогнула Алиса.
   - Да нет, вроде как от моего Ивана Ивановича Полугаева, но он вообще-то признавать ребенка не собирается.
   - Так это и замечательно, что не собирается, - всплеснула руками Алиска, - мы привезем ее в студию с животом, соберем массовку, она расскажет, как трахалась с Максимкой и как он клялся ей в любви, обещая увезти в свой Питер-Ленинград, и как потом бросил несчастную девушку...
   - Да к тому же заразил непристойной венерической болезнью, - вставила Зинаида, раскуривая очередную свою длинную сигаретку, - у меня и справки от венеролога имеются.
   - Это то что надо, - едва не рыдая, воскликнула Алиса, - это высший класс, ни один сценарист такого не придумает.
  
   Сёма Израйлович за ночь сбацал сценарий.
  
   Поглядев бумажки, Тина Демарская куда-то позвонила и ухватив Алиску за штрипку дорогих джинсиков сказала, - тут спонсор нарисовался, если тему программы слегка изменить, и пригласить не одну беременную и заболевшую от Максима, а три и больше, то Интер- медиа - группа подтянет Лайф Стайл и других производителей презервативов, а это миллиона три только на одну передачу.
   - Трех беременных и трех заболевших? - задумавшись переспросила Алиска, - говно вопрос, наберем и больше, надо только свистнуть.
  
  
   Горничная Полугаевых Анна была на шестом месяце.
   В гримерке над ней поколдовали, сделали сиротское личико обиженной судьбою молодой Кати Масловой из толстовского Воскресения.
   - Ты плачь, ты больше плачь, - напутствовала Аню Тина Демарская, - ты когда начнешь про Максима рассказывать, ты срывайся на рыдания, платочек к глазам и хлюпай носом, а массовка в это время должна издавать возмущенный ропот и гневные крики, - уже обращаясь к ассистенту Коле, сказала Тина, - пусть Сема напишет несколько выкриков, типа "позор Максиму" или "как долго можно измываться над нашими женщинами", и порепитируем.
  
   Алиску к этой передаче одели в эффектно черное с серебром. Длинное узкое платье, открытое вверху и закрытое снизу. Плечи, шею и лицо сильно напудрили, чтобы контрастировали с черным платьем, чтобы Алиска выглядела как воплощенная разгневанная женская совесть, которая должна призвать к ответу бессовестных мужчин вроде Максима.
   Волосы Алиске гладко зачесали назад и теперь она стала похожа на последнюю кинозвезду черно-белого американского кино.
  
   - Вы только что слышали трогательное признание Анны, этой бедной и несчастной горничной господ Полугаевых, - сказала Алиса, картинно откинув руку в сторону, где сидела и прикладывала к носику платок понурая new Катя Маслова, - мы все тронуты искренностью Анны, и все удивлены, какой безнравственною и мелкотою бесчувственной души надо обладать, чтобы пользуясь высотой своего общественного статуса, обманывать бедных девушек, таких как наша Аня, приехавших в Москву их провинции, чтобы заработать на пропитание, а теперь, вместо этого пропитания, вынужденных тратиться на лечение и ждать ребенка, судьба которого еще неизвестно как сложится.
  
   - Позор, позор соблазнителям, - послышалось с трибун, где сидела массовка.
  
   - А сейчас мы вам покажем кадры, заснятые камерами внутреннего наблюдения, которые нам любезно предоставило охранное предприятие "Гард Мезон", с которым у господ Полугаевых был подписан договор об охране их жилища, на этих уникальных кадрах вы увидите, как наш в ковычках герой в пьяном безобразии гулял по помещениям и домогался девушки Ани, посягнув на самое дорогое, чем она тогда располагала, на ее честь.
  
   Камеры взяли ракурс на экран, где в режиме раскадровки началась демонстрация кассеты снятой с камер наружного и внутреннего наблюдения.
  
   - Вы видите, как наш герой...
   - Ой, - крикнула какая-то женщина из второго ряда, - дывытися, тож Максимка голый, як ув бани!
   - Это не баня, милая дама, - отреагировала на реплику ведущая, - это внутренние покои господ Полугаевых, куда Максима Тушникова, как человека пригласила в гости мадам Зинаида, она у нас в гостях и она сейчас расскажет нам и прокомментирует.
  
   - Вы знаете, - начала Зинаида, - вы знаете, Максим сперва показался мне очень интересным человеком, когда я рассказала ему, что у нас с Иваном Ивановичем сейчас случайно оказались несколько этрусских ваз из Эрмитажа, Максим выразил желание познакомиться с коллекцией, и я как истинная интеллигентка не могла отказать настоящему ценителю в общении с прекрасным.
   Зинаида на этот раз была одета не так, как разряжал ее в театры ее супруг Иван Иванович, но на ней были демократические джинсы черного вельвета, туфли без каблука и красная курточка из мягкой синтетики, выгодно оттенявшая ее разметанные по плечам волосы цвета пляжного песка в Ницце.
  
   - Да! - воскликнула Алиса, - а теперь посмотрите на эти кадры, посмотрите, как этот с позволения сказать ценитель, мочится в вазу, стоимостью сто пятьдесят тысяч долларов.
   - Нет, не этот кадр, этот кадр не показывайте, его надо вырезать, - крикнула Алиса... На экране, вместо писающего в вазу голого Максима пошли кадры того, как Зинаида вытаскивает Максима из своего хаммера.
   - Это промотайте и отсюда снимаем заново, - скомандовала Тина Демарская с укоризной посмотрев на ассистента Колю, - гнать тебя надо в три шеи за такие проколы.
  
   - Мы сегодня собрали у нас в студии несколько так сказать жертв любвеобильности нашего секс-символа современности, каким себя наверное не без оснований, мнит сам Максим Тушников, - сказала Алиса, - просим в студию Марину Иванову и Марину Сидорову, просим!
   Под аплодисменты зала в студию проследовали две девицы с девятимесячными животами, что тем не менее не мешало им шагать на семнадцатисантиметровых каблуках...
  
   - Марина Сидорова, простая московская школьница, скажите, где вы познакомились с Максимом Тушниковым ?
  
   - Я познакомилась с Максимом в библиотеке, в доме Пашкова куда я пришла писать реферат по литературе по теме женского общественного сознания в романах Тургенева.
   - Скажите, а что там делал Максим Тушников ? - поинтересовалась Алиса.
   - Он сидел за соседним столом и листал какие-то порнографические журналы, а потом он предложил мне сниматься в кино в роли Аси из Дворянского гнезда.
   - И вы поверили этому человеку? - патетически воскликнула Алиса, - и вы поехали с ним?
   - Да, и я поехала с ним на этот, как он сказал, на кастинг, - всхлипывая и оглаживая свой арбузообразный живот, сказала Марина номер один.
   - А вы где и как познакомились с отцом вашего будущего ребенка? - обратилась Алиска к Марине номер два.
   - А я гуляла в парке и собирала гербарий для урока ботаники, - сказала Марина номер два, - а Максим в это время распивая спиртные напитки подошел ко мне, взял меня вот тут и вот тут, - Марина показала руками, как Максим взял ее за грудь, - и когда он меня взял вот тут и вот тут, он предложил мне поехать на кастинг, где якобы снималась программа посвященная вопросам садоводства и собирания гербариев...
   Марина номер два заплакала, принявшись энергично мять и оглаживать свой выдающийся живот.
  
   - Вот негодяй! - выкрикнул кто-то из массовки.
   - Да, вот таких людей нам приходится терпеть на нашем телевидении, - резонерски заключила Алиска...
  
   ***
   А программу с Алискиными родичами снимали в клубе Максим Деголяс.
   Вести программу на этот раз пригласили известного питерского историка Льва Бурэ.
   - Наша тема, это собрать здесь в этом клубе несколько поколений питерцев из так называемой экономической эмиграции, из тех, кто так или иначе в разные времена покинул нашу родину, дабы поселиться в тех краях, где лучше, - улыбчиво сказал интеллигентный Бурэ, - Сегодня у нас в гостях несколько наших бывших земляков ставших экономическими эмигрантами, которые в совершенно разные времена и периоды экономического развития нашей страны, решили, что если рыба ищет где поглубже, то человек ищет где получше и посытнее.
  
   Кроме Лены с Васей в просторном холле клуба Максим Деголяс собралось несколько парочек совершенно разнообразного вида и возраста, причем Лена и Василий очевидно представляли здесь самое старшее поколение эмигрантов.
   За одним столиком рядом с ними посадили парочку, приехавшую на съемки из Франции. Их звали Ира и Володя. Ира была явно главной в этой парочке, - Володя программист, а я работала в интуристе переводчицей, - сказала Ира.
   - И чем занимаетесь теперь там ? - скорее из вежливости, чем из истинного любопытства поинтересовалась Лена. Ее давно уже не волновали судьбы бывших соотечественников, и находясь там, за кордоном, они с Василием всячески старались позабыть, что они по своему онтогенезу не европейцы.
   И кабы не обещанные по договору триста тысяч рублей, хрена с два поехали бы они сюда.
   - Мы имеем свой бизнес, - горделиво подернув прической сказала Ира, - Володя по вызовам чинит сантехнику, а я сижу с чужими детьми, десять евро в час.
   - Очень мило, - бесстрастно сказала Лена.
   - А сколько вам пообещали за съемки? - поинтересовалась Ира, - нам вот оплатили дорогу в оба конца и пообещали по пять тысяч рублей, а вам сколько?
   - Примерно столько же, - еще бесстрастнее ответила Лена.
  
   Тем временем на середине сцены, оформленной в традиционном для подобных случаев стиле с неким архитектурным салатом из местных Петропавловской крепости с Адмиралтейством, что должны были обозначать родину и Эйфелевой башней с Лондонским Биг Беном, что должны были означать чужбину, на фоне этого задника, приплясывал полу-голый кордебалет, а впереди кордебалета стояли Лев Бурэ и Максим Тушников.
  
  
   - Здравствуйте дорогие гости, здравствуйте, дорогие телезрители, - накатанным и отработанным басом рокотал Максим, - сегодня в нашем клубе мы рады приветствовать экономических эмигрантов что в разные времена и по разным причинам покинули наш город-памятник, променяв его на другие города и веси стран Европы, Азии и Америки.
  
   - Когда нас раздевать то будут ? - наклонившись к жене, спросил Василий.
   - Наверное самыми последними, - ответила Лена.
   Но она ошиблась.
   - Мы начнем сегодняшний праздник с пары самых старших экономических эмигрантов, которые уехали из тогдашнего еще не Питера, а из Ленинграда и уехали в соседнюю Финляндию, которая тогда казалась нам экономическим раем, а теперь кажется нам чем-то хуже Ленобласти, мы приветствуем Лену и Василия! - истошно крикнул Максим и захлопал, подавая массовке сигнал, чтобы хлопала тоже.
  
   - По правилам нашего стрип-бара и нашего стрип-клуба, - обняв поднявшихся на сцену Лену и Василия, сказал Максим, - по правилам нашего клуба, самые почетные гости у нас всегда исполняют добровольный стрип-танец, но...
   Тут Максим прервал свою речь и повернулся к своему визави историку Льву Бурэ.
   - Но мы сегодня устроим не просто обычный стриптиз, это было бы просто недостойно наших сегодняшних гостей, - с хитрой улыбкой сказал Лев Бурэ, - мы попросим наших милых гостей не просто раздеться, а сыграть с нами в сценку, советская таможня, или как мы, то есть вы тогда в те времена уезжали из СССР и вывозили на себе то, на что собирались там на чужбине, или наоборот, на земле обетованной, пожить и пожить неплохо.
   Вот вам задание, вы должны спрятать на себе вот эту пачку долларов, они кстати настоящие, - Бурэ для убедительности потряс над головою пачкой зеленых купюр, - вот эту икону в ризе, вот эту картину Шишкина или Айвазовского, и наконец, вот эту стопочку золотых николаевских червонцев, и я обещаю, что если наш таможенный досмотр клуба Максим Деголяс не найдет этих ценностей, то ценности останутся при вас.
   - Итак! - Максим хлопнул в ладоши, - итак, начинаем!
   Заиграла энергичная музыка, в зале погас свет и в сплохах стробоскопа, как в покадровой демонстрации кино, стало видно, как Лена и Вася, раздевшись до белья, принялись оборачивать друг дружку живописными холстами и засовывать лежавшие на столике свертки в разные места своего гардероба.
   Через три минуты музыка внезапно стихла и в зале зажегся яркий свет.
   У стриптизерского шеста, задекорированного теперь под пограничный столб с надписью СССР стоял Максим Деголяс в фуражке российского таможенника а рядом с ним стояли две голые девицы с бутафорскими автоматами Калашникова и в касках с красными звездами вместо привычных кокошников.
   - Покажите ваш багаж, - распорядился Максим, обращаясь к Лене с Василием, - везете ли с собой оружие, наркотики, золото-валюту-драгоценности?
   - Нет, ничего такого не везем, - за себя и за жену весело ответил Василий.
   - А вот мы сейчас посмотрим, - тоже весело крикнул Максим и дал музыкантам знак, чтобы играли.
   Оркестр грянул "семь-сорок".
   Сперва Лена сняла с себя кофту и осталась в джинсах и огромном бюстгальтере на который пошло около пяти квадратных метров кружев и дорогостоящего батиста.
   - В сиськах, в сиськах у нее поищи! - кричали из массовки.
   Максим Деголяс не торопясь, по хозяйски обходил глыбу Лены и расстегивал то тут то там, то пуговичку, то крючечек.
   - Сиськи, сиськи кажи! - не унималась массовка.
   - Да, в таком бюстгальтере можно всю Третьяковку с Эрмитажем вывезти, - пошутил Максим.
   Массовка благодарно рассмеялась.
   Когда Лена осталась в одних шелковых трусиках, узенькими ладошками пытаясь прикрыть свои глобусообразные молочные железы, Максим занялся Василием.
   - В жопе, в жопе у него червонцы спрятаны, - кричала массовка.
   - А Айвазовского он на член намотал, - кричали уже сильно подвыпившие на дармовщинку гости.
   - Мы везде посмотрим, от нашей таможни ничего не скроется, все тайное рано или поздно становится явным, - приговаривал Максим, раздевая теперь мужа Лены, покуда она привыкнув уже к роли порно-звезды, начала игриво покачивать бедрами и в такт музыке поигрывать своими голыми грудями.
   - Вот это прибор! - восхищенно крикнула какая-то дамочка из глубины зала, дайте свет, хочу поглядеть.
   - А я хочу потрогать! - крикнула другая подвыпившая дамочка.
   - Наших стриптизеров можно приглашать на приват-танец к столику, - объявил Максим, - за индивидуальную плату, господа, за индивидуальную плату....
  
   ***
  
   Программы Алисы и Максима вышли с разницей в один день.
   Ее шоу "Шокирующий визит" было показана в субботу. В первой его части была программа "Раздень бабу 45", где звездой была мать Максима. А во второй части заочной звездой был сам Максим, где пять беременных Маринок вспоминали, где и когда он познакомился с ними...
  
   А программа Максима Деголяса и Льва Бурэ прошла в эфире в воскресенье.
   Все были очень довольны.
   Но самое главное, довольны были спонсоры и учредители.
  
  
  
  
   На Новый Год, подводя итоги рейтингов и подсчитывая зрительские аудитории по результатам исследований Гэллап-Группы и Медиа-Метрии-Групы, Зураб Ахметович был вынужден выплатить Золотникову 100 причитающихся ему котлет.
   - Ай, хорошего парня ты мне дал, ай-молодца!
  
   ***
  
   Эпилог
  
   Макс Тушников ехал в Москву из Питера, где навещал своего патрона Гришу Золотникова. В Москву он ехал поездом. Своей любимой "Красной стрелой". Отправление в 23 часа 55 минут. Секретарь Максима теперь всегда заказывал для новоявленной телезвезды сразу три купе в вагоне СВ. Места с первого по шестое. В среднем купе -сам Макс, а слева и справа его телохранители - два его бойца - чемпион 1995 года по боям без правил Валид Бароев и ветеран спецназа внешней разведки Северной Кореи - Ким Дон Ким, или как его все кликали, - "Ким два раза". Кликали его так не только потому что имя Ким повторялось у него еще и фамилией Ким, а потому что Ким Дон Ким, когда наставала пора обеда или позднего ужина, всегда ел две порции... Потому и два раза Ким.
   Как всегда приехали на вокзал за пятнадцать минут до отправления. Мерседес с Севиным водителем Петей подъехал прямо к главному входу, сперва из машины вылез Валид Бороев, он открыл заднюю дверцу и ждал, покуда Макс вылезет на мокрый питерский асфальт и расправит полы своего модного плаща. Ким дон Ким тем временем достал из багажника портфель Максима и сумку, где лежали его ноутбук, кинокамера и еще кое-какие вещи.
   Через центральный зал вокзала и по перрону шли не торопясь, время еще было. Валид шел впереди и одним стальным своим указательным пальцем разводил зазевавшихся прохожих, тихим рычанием и грозным взглядом освобождая дорогу для своего босса. Ким дон Ким с сумками шел позади, охраняя драгоценную спину телезвезды.
   Вагон номер два был почти в конце перрона, у самого локомотива.
   У двери стояла красивая проводница в красном форменном пальто.
   Билеты были у Кима.
   - У нас три купе, - сказал Ким проводнице.
   - Но у вас только пять билетов, там в третьем купе у вас уже есть попутчик, - ответила проводница.
   - А нам, пох, - сказал Валид, - нам нужно чистых три купе, поняла?
   - Ладно, я пошел в свое купе, - сказал Макс, - а вы ребята разберитесь, откуда там в ваших купе какие-то попутчики взялись...
   Макс ступил в тамбур, прошел по коридору, устланному красной ковровой дорожкой, вошел в свое второе двухместное купе и не снимая плаща повалился на уже застланную, на уже застеленную полку.
   На столике лежали два комплекта быстрого питания. Макс протянул руку, наощупь взял бутылку с минеральной водой, свинтил пробку и принялся жадно пить. Сегодня они обильно обедали с Севой и с Золотниковым. У Палкина на Невском, угол Владимирского проспекта. Выпили почти литр на троих под икру с устрицами.
   - Кимка, закажи проводнице две маленьких водки! - капризно крикнул Максим, - водки хочу, и пусть икры принесут.
   Но Кимка не шел.
   А вместо этого в соседнем купе послышался какой-то шум.
   - Я не желаю никуда уходить из своего купе, - визгливо кричал какой-то мужчина, - у меня билет, вы не имеете права.
   - Засунь себе свой билет в жопу, - услышал Максим знакомый голос Валида Бароева, - я тебе сказал, что ты здесь не поедешь, значит ты здесь не поедешь.
   Мужчина снова принялся что-то бубнить, потом послышалась какая-то возня, сдавленный крик, потом тихий приглушенный визг, потом глухой стук двух или трех ударов...
   - Так ему, так ему, - сладко улыбаясь, закрыв глаза и лежа на спине приговаривал Максим.
   Ему нравилось, что его телохранители дали кизды какому-то лоху.
   Конечно же, секретарь виноват в том, что взял не шесть билетов, а только пять, но и этот лох тоже виноват, что угодил с ними в один вагон.
   - Просто ему - этому лоху не повезло, - засыпая со счастливой улыбкой на лице, подумал Максим, - а вот мне, Максиму повезло, что я звезда. Звезда этой скотобазы по имени телевидение.
  
  
   ***
   У Киры и у Сережи родилась двойня.
   Мальчик и девочка.
   Их назвали Максимкой и Алиской.
   Огромную кроватку, которую им подарило правительство Санкт-Петербурга, поставили возле большого плазменного телевизора.
   - Агу! - пуская сопливый пузырик, кричала Алиска, показывая пальчиком на экран.
   - Гу! - вторил сестрице братик, пуская два сопливых пузырика, и тоже пяля свои небесной голубизны глазки в экран плазмы.
   - У-тю-тю-тю-тю, - сделав козу из двух пальцев, весело подмигивал своим киндерам Сережа.
   - Какие мы счастливые, - говорила Кира, - переключай, Сергунчик, сейчас будет фигурное катание со звездами...
  
   ***
   Эпитафия:
  
   Народ безмолвствует
   Народ херачит пиво и смотрит ТВ.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   135
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"